«100 великих монастырей»

100 великих монастырей (fb2) - 100 великих монастырей 14955K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Надежда Алексеевна Ионина

Надежда Алексеевна Ионина 100 великих монастырей

«Сто великих»® является зарегистрированным товарным знаком, владельцем которого выступает ЗАО «Издательство «Вече». Согласно действующему законодательству без согласования с издательством использование данного товарного знака третьими лицами категорически запрещается.

ВСТУПЛЕНИЕ

Людям светским трудно бывает понять, что побуждает человека уйти от мира и добровольно стать монахом. За монастырской стеной стихают звуки привычной жизни с ее радостями, волнениями и бурлящей суетой. Здесь главным и единственным смыслом бытия становится молитва – путеводная звезда монаха, ведь и само слово «монах» в переводе с греческого означает «одинокий».

Существенное делание монаха – молитва, которая соединяет человека с Богом, и если сказать, что «монахи в монастырях молятся», то о них было бы уже сказано самое главное. Все прочие делания являются или приготовительными, или способствующими средствами для молитвы или даются тем, кто по нравственной немощи или недостатку каких-либо способностей не может всецело заниматься молитвой. Преподобный Марк Подвижник говорил по этому поводу: «Не могущим претерпевать в молитве, хорошо находиться в служении (заниматься трудами и рукоделием в послушании), чтобы не лишиться того и другого. Но тем, которые могут, – лучше не радеть о лучшем». А святой Иоанн Лествичник называл молитву «матерью всех добродетелей».

Основной смысл бытия каждой обители заключается в ее бодрствующем стоянии перед Богом. В суете обыденной жизни многое пленяет ум и сердце грешного человека, отвлекая на себя все его внимание. В монастыре же мысль всегда обращена к Богу, и существует она как явление чистой, религиозно-духовной жизни.

Многие русские монастыри, будучи основаны по закону истины (слезами, постом и молитвами), составляют славу Русской Православной Церкви. В стенах и под стенами таких обителей совершилось много событий, которые имели важное значение для судеб России. Много их было на Святой Руси: больших и малых, мужских и женских, знаменитых и почти неизвестных, городских и сельских. Одни были открыты всякому паломнику, другие прятались от мирской суеты в лесах и пещерах. Для простого человека и знатных вельмож, крестьян и дворян открывались монастырские врата, войдя в которые, человек начинал новую и совсем другую жизнь. Все здесь помогало ему преобразить себя, избавиться от тяжести грехов, шаг за шагом взойти на небесную высоту уподобления Богу.

На Западе же монастыри выполняли еще и множество социальных функций, которые в Средние века никто, кроме монахов, не мог и взять на себя. Например, французский исследователь повседневной жизни средневекового монашества Лео Мулен совершенно ясно указывает, что монастыри играли определенную роль и в поддержании самой веры. По его словам, «это было время верований, суеверий и ханжества… подчас обязательных паломничеств, крестовых походов с сомнительными целями, социально-мистических кризисов и разного рода пророчеств». А Туссер добавляет, что «в сердцах людей присутствовала набожность, но, похоже, не привносила истинности в души… Религиозное усердие было эфемерным, спонтанным и поверхностным». Никого не смущали богохульство и самые грязные ругательства. Во время мессы переговаривались, смеялись, перешептывались… Даже паломничества были весьма далеки от того, чтобы способствовать спасению души. Нередко они совершались не ради исполнения обета или искупления грехов, а скорее ради удовлетворения «туристического» любопытства или даже ради любовных приключений. Поэтому деятельность средневековых аббатств, которые были центрами духовной жизни, воспитывала в людях самоконтроль и охраняла христианство, которому постоянно грозила беда. Монастыри были еще и тем щитом, благодаря которому города были защищены, а враги не раз отброшены. Монашество поддерживало жизнь веры, и благодаря ему вера выжила. Благодаря их усилиям (какими бы иногда ни казались монастыри) возвысилась народная вера, люди стали почитать местных святых и реликвии. Проповедь покаяния и личные примеры монахов подталкивали грешного человека обратиться с сокрушенной молитвой к Богу, раскаяться и исповедаться.

Единственная и подлинная цель монашеского делания – спасение души, но в обителях развивалась и «монастырская культура» – книжность, зодчество, иконопись, бытовой уклад. Несмотря, казалось бы, на оторванность от мира, монастыри основывали свои учебные заведения, которые отличались от кафедральных и сельских школ. В монастырских школах особое значение придавали обучению грамоте и другим гуманитарным наукам. В Средние века существовало много легенд о монахах-переписчиках, причисленных к лику святых. Например, в одном предании говорится, что шотландскому монаху Марнану вместо забытых свечей всегда светили три пальца левой руки. В другой легенде рассказывается об одном грешном монахе, которому каждая написанная им из священного текста буква засчитывалась вместо совершенного греха. А рука другого монаха, много переписавшего на своем веку, после смерти его долгое время сохранялась нетленной и почиталась в монастыре как реликвия.

Высокие глухие стены отделяют монастырь от мира. Там, за этими стенами, протекает жизнь – иная, не известная, не понятная непосвященным. Черные одежды монахов и монахинь скрывают от посторонних взглядов мысли и чаяния реальных людей, о которых мы мало знаем. Истинный повод основания обители нередко остается скрытым за дымкой красивой легенды. Но с момента устроения монастыря его жизнь становится неотделимой от жизни и истории той земли, на которой он стоит. При известной общности картины возникновения и развития монастырей каждый из них имеет свою собственную судьбу и свой внешний облик, складывавшийся тысячелетиями. Святой Игнатий Брянчанинов по этому поводу писал, что «жизнь монашествующих есть показатель того, что происходит в мире».

Каждое доброе дело для истинно верующего должно начинаться с благословения Божьего, только тогда оно может быть успешным: «Без Меня не можете творити ничего» (Ин. 15, 5). Пусть милосердие Господне не отринет стремления души нашей при составлении этой книги. Может быть, она заинтересует читателя и вызовет у него желание поближе познакомиться с взглядами и размышлениями тех, кто устраивал монастыри не внешней только мудростью, не одной лишь доброй волей, но молитвенными подвигами и многими скорбями, пройдя через долгую и упорную борьбу с «врагом рода человеческого» и через мучительные искушения – внешние и внутренние. Не случайно в обителях, ставших крепким и надежным прибежищем для спасающихся, каждая пядь земли, каждый камень стенной кладки и каждое посаженное дерево политы потом и слезами, освящены верой и молитвой.

В ОЛЕНЬЕМ ПАРКЕ САРНАТХА

Буддисты всего мира стремятся побывать в местах, связанных с Буддой, и одно из таких мест – Сарнатх, где Учитель обратился со своей первой проповедью. Сарнатх расположен в десяти километрах от древнего города Варанаси, который стоит на берегу Ганга.

В Олений парк Будда прибыл после своего озарения, случившегося в Бодхгайе. В Сарнатхе его встретили пять монахов, перед которыми он выступил со своей проповедью. Основные положения учения Будды отражены в источниках, относящихся к III–I вв. до н. э. и указывающих путь к спасению. Сильно упрощая, скажем, что всякое существование в видимом и ощутимом нами мире (согласно учению Будды) является иллюзорным и от рождения несет на себе печать страдания. Страдание не прекращается и после смерти человека, поскольку его ожидают новые перевоплощения, формы которого определяются делами и мыслями человека как в нынешней жизни, так и в предыдущей.

1. Человеческий мир полон страданий. Жизнь, старость, болезнь, смерть, встреча с неприятным человеком, разлука с любимым, недостижимость желаемого, всякая привязанность к чему-либо – все страдание.

2. Страдания вызываются мирскими страстями, которые своими корнями уходят в сильные желания, в жажду их.

3. Если уничтожить корни желаний и освободиться от привязанности, исчезнет и страдание.

4. Чтобы достичь свободы от страданий, нужно следовать по пути из восьми правил (т. е. сделать правильными свои взгляды, мышление, слова, дела, образ жизни, стремления, память и сосредоточение).

Состояния свободы от мирских страстей можно достичь только через просветление, а оно, в свою очередь, – через восемь правил правильного пути. Кто не постигнет четырех благородных истин, будет долго блуждать в потемках. Тот же, кто хочет следовать учению Будды, должен всеми своими силами стремиться к тому, чтобы правильно постичь эти благородные истины. Когда человек постигнет их, он впервые освободится от желания, перестанет спорить с людьми, грабить, убивать, воровать, прелюбодействовать, обманывать и т. д. Он всегда будет помнить о бренности существования, что не даст ему сбиться с правильного пути.

Тот, кто хочет следовать такому учению, должен избегать двух крайних образов жизни: 1) предаваться своим низменным желаниям и поддаваться им; 2) вести аскетическую жизнь, изнуряя свое тело и душу.

Буддийские хроники повествуют, что в своей первой проповеди Будда говорил о срединном пути к достижению нирваны, который открывает духовные глаза, развивает разум и ведет к просветлению. Отказавшись от крайностей, человек избавляет себя от страданий и открывает себе путь к царству мудрости и достижению нирваны. Закончив проповедь, Будда обратился к самому старшему из монахов, которого звали Каудинья: «Понял ли ты мои слова?» Пожилой монах ответил утвердительно, став, таким образом, первым учеником Будды. Его стали называть «Каудинья, который ведает обо всем». Позже и четверо других монахов поняли и приняли учение Будды, а вскоре после проповеди в Сарнатхе число его учеников быстро возрастало.

Через ухоженную лужайку паломники могут подойти к ступе Дхамекх, построенной, по утверждениям, в V в. Во время реставрационных работ было установлено, что фундаментом ей служила кирпичная кладка другой ступы, относящейся ко II в. до н. э. Далее дорожка ведет к фундаменту древнего буддийского монастыря. Перед центральным храмом стоят развалины колонны императора Ашоки, которая была выполнена в виде четырехглавого льва, ставшего государственным гербом современной Индии[1]. Нижняя часть колонны украшена изображениями льва, слона и лошади: лев олицетворяет храбрость, слон приснился Махамае (Майе – матери Будды) накануне его рождения; а на лошади, оставив свой дом, он уехал на поиски божественного озарения.

Как свидетельствуют буддийские хроники, Майя происходила из касты кшатриев (воинов) и была супругой короля Шуддходаны, правившего в Капилавасту. Однажды ей приснился чудесный сон: будто боги (стражи четырех стран света) перенесли ее на ложе в Гималайские горы и оставили здесь под тенистым деревом. Затем явились богини (супруги тех богов, которые омыли ее в священном озере Анаватапта и одели в небесные одежды. Когда она вновь возлегла, вдруг явился белый слон и вошел в ее правый бок.

На следующий день созвали брахманов, чтобы те попытались разгадать значение дивного сна. И мудрецы объявили, что Майя зачала и родит либо правителя всего мира (если он останется в мире), либо Будду (если он станет отшельником). Когда пришло время родить, Махамая отправилась в загородный дом. И здесь, стоя под деревом, она родила сына, который чудесным образом вышел из ее правого бока.

Слово «будда» с санскрита или с пали может быть переведено как «тот, кто был разбужен», а в религиозном контексте – «тот, на кого снизошло озарение». В III в. до н. э. на месте, где Будда прочитал первую свою проповедь, царь Ашоки построил ступы и другие культовые здания. В то время тут уже действовал крупный монастырь, в который позже стали приезжать из других стран для работы над переводами священных книг и занятий медитацией.

В V–VII вв. Сарнатх посетили китайские путешественники Фа Сянь и Сюань-цзан, которые в своих путевых заметках указали, что в монастыре тогда жило не менее 1500 монахов. Китайцев поразила и высота самой крупной ступы – 100 метров.

В XIII в., с приходом мусульман, буддизм в Индии утратил свои прежние позиции, и многие монастыри и университеты были разрушены. Не пощадили завоеватели и буддийские святыни в Сарнатхе. Могольский император Акбар в XVI в. возвел памятник своему отцу Хумаюну прямо на фундаменте разрушенной ступы.

Возрождение буддийских святынь в Сарнатхе началось лишь в XIX в. В 1836 г. английские археологи провели здесь первые раскопки, а строительными и реставрационными работами занялось общество индийских буддистов «Махабода». В начале ХХ в. был восстановлен Олений парк, в котором сейчас пасется несколько десятков оленей, как это было и во времена Будды.

Буддисты Мьянмы, Японии и Тибета построили в Сарнатхе свои монастыри, и теперь там везде можно увидеть оранжевые одежды тибетских лам, японских и мьямнских священнослужителей.

В ДОЛИНЕ КАТМАНДУ

Почти в самом центре королевства Непал расположилась небольшая межгорная котловина, которую называют «долиной Катманду» (или Большой долиной). Это историческое ядро государства, жизненный центр Непала. Долина Катманду была населена давно; сами непальцы говорят, что произошло это, когда святой Манджушри спустился однажды с северных рек и выпустил воду из огромного и глубокого озера, которое было на месте Долины.

«До этого в озере жили змеи-наги, и был у них свой раджа, которого звали Каркотак. Озеро было красивым, и прекрасны были зеленые горы, круто поднимавшиеся над ним со всех четырех сторон. В озере росли всякие растения, но не было среди них самого прекрасного – лотоса.

Однажды пришел к озеру будда Випасви, бросил в него корень лотоса и сказал: «Когда этот лотос зацветет, тогда появится здесь в виде пламени сам бог Свайямбху. Уйдет из озера вода, оно станет долиной, и поселятся в ней люди. И будут они благодарны Будде».

Прошло много-много лет. На озере уже плавали листья лотоса, но сам он не цвел. И вот однажды все вокруг озарилось разноцветным пламенем из пяти языков: это вместо лепестков обещанного лотоса заплясало живое пламя небесной красоты.

Узнал об этом Будда Сидхи и обрадовался: «Появился в озере бог Свайямбху». Позвал он своих многочисленных учеников, пошел с ними к озеру, и обошли они его три раза. Отдохнув на вершине одной из гор, будда Сидхи предсказал великое будущее долине, которая пока еще лежит под водой. А потом попрощался с учениками своими и покинул этот мир, погрузившись в озеро и слившись воедино с богом Свайямбху.

Интерьер храма Свайямбхунатх в долине Катманду

Прошло еще много лет, и пришел к озеру другой Будда – Висамбху, который тоже привел с собой много учеников и сказал им, что в нужное время придет из Гималаев бодхисаттва Манджушри и выпустит из озера воду. И когда наступило назначенное время, подошел Манджушри к самым низким горам, что окружали озеро, взял свой меч и одним ударом прорубил проход в горах. Хлынула в ущелье вода, обнажилось дно озера и образовалась Большая долина.

Ученики Манджушри поселились в Долине и построили на горе, где когда-то размышлял первый Будда, ступу в честь бога Свайямбху.

Три города – Катманду, Патан и Бхактапур – сгрудились в Большой долине и растут, постепенно приближаясь друг к другу. Храмымонастыри этих городов посвящены либо Будде, либо индуистским божествам, но есть среди них и смешанные обители, в которые с одинаковым правом могут прийти и буддисты, и индуисты. Одним из таких священных мест является ступа Свайямбхунатх, возведенная примерно за 100 лет до н. э.[2]

Буддийские монастыри (ват) представляют собой традиционный (даже стандартный) комплекс сооружений. В него включаются собственно храмовые постройки, а также библиотека, школа начальной ступени, жилища для монахов и паломников, хозяйственные постройки и кладбище. Обязательным в комплексе ват является хоконг («барабанная вышка») – невысокое строение с лесенкой, по которой поднимаются на площадку, с перилами и крышей. На этой площадке помещаются барабан и колокол, возвещающие о времени суток и часе богослужебный церемоний.

Ступа храма Свайямбхунатх с позолоченным куполом расположена наверху – на ровной площадке. К ней ведет лестница, у начала которой по обеим сторонам сидят огромные каменные Будды. Правая рука его (непропорционально большая) покоится на колене; левая согнута в локте, ладонь лодочкой кверху – под грудью.

В центре верхней площадки, тесной от сооружений невиданной формы, и разместилась ступа в честь бога Свайямбху[3], стоящая на высоком лесистом холме. Внешне она представляет собой белое куполообразное здание, увенчанное кубом и золоченым конусом. На четырех сторонах куба красной, черной и серыми красками нарисовано по два глаза с бровями-полумесяцами и нос в виде вопросительного знака.

Глаза – это всевидящее око Будды: правым глазом он испускает огонь, левым охватывает все на земле, а изображенная между бровями точка – это третий глаз Будды, знающий, чего хочет на земле каждый. Вопросительный знак – тайна для людей, населяющих этот мир.

Ступу окружают «часовенки», маленькие храмы, навесы и т. д., а на каменной стене у основания ее установлено особое приспособление, в которое вставлено множество медных молитвенных цилиндров. На их почерневших боках – выпуклые изречения на санскрите; внутри цилиндров находятся пачки листков с текстами молитв. Можно не уметь читать священные тексты – достаточно повернуть молитвенный барабан, и все заключенные в нем молитвы полетят к небу. Поэтому около барабанов-цилиндров размеренной поступью ходит монах и правой рукой поворачивает их.

На восточной стороне от ступы – кольцо домов, в которых живут монахи. Среди них выделяется нежилая постройка с просторным входом. Через распахнутые двери видна громадная фигура Будды, сидящего на возвышении. На ней, кроме каменной одежды, есть еще и одежда из материи. Полуприкрытые глаза Будды смотрят на приношения, которые паломники складывают у его скрещенных ног: в медных кувшинах стоят живые цветы, рядом лежит горка риса, в медных плошках горит масло…

На крышу самого храма ведет внутренняя кирпичная лестница; на крыше живут монахи (иногда один), давшие обет прожить здесь по несколько лет. Укрытием им служит легкий шалаш, питаются они на подаяния, зимними вечерами обогреваются возле небольшого костра. В день рождения Будды к Свайямбхунатху устремляются тысячи паломников, и тогда вся верхняя площадка ступы украшается флажками. На стенах домов вывешиваются ветхие (и потому особенно ценные) парчовые полотенца с ткаными изображениями сцен из жизни Будды – со дня его рождения и до момента просветления и достижения нирваны. На северной стороне площадки в дни праздников устанавливают в два ряда, лицом друг к другу, все знаменитые статуи Будд со всего Непала.

И хотя день рождения Будды отмечается очень торжественно, но это ни в какое сравнение не идет с пышностью праздника Саммек, отмечающегося один раз в 12 лет. Его празднуют с доисторических времен в разных уголках мира; много раз местом торжеств становился Непал – одна из священных стран, т. к. в ней находится Лумбини – место рождения Будды.

Главной идеей праздника Саммек являются братство и равенство всех людей независимо от цвета кожи и религии, о чем в одной из своих проповедей провозгласил Будда Гаутама.

Выше говорилось, что храм Свайямбхунатх почитается и буддистами, и индуистами. И действительно, для представителей каждой из этих религий (и даже для их ответвлений) здесь есть свой уголок. Например, при входе на каменную площадку храма буддист видит 5 каменных, покрытых медью скульптур Будд – прошедших, настоящих и будущих. Для тибетского ламы здесь стоят столбы с тибетскими надписями: «О, жемчужина в лотосе!» – священное заклинание, ведущее к очищению души. Здесь же, слева от лестницы, расположена золотая беседка Ваджра с барабаном, вокруг которого выбиты циклы тибетского календаря.

Справа от лестницы стоит колонна Мандапам, посвященная тантрам (священным заклинаниям). Около колонны – огромный каменный колокол, в котором спрятана тайна тантр.

ЛЕГЕНДАРНЫЙ ШАОЛИНЬ

В наши дни знаменитый монастырь Шаолинь не так-то просто отыскать среди множества магазинов, харчевен и спортивных школ, на несколько километров растянувшихся вдоль дороги. А начиналось все в почти незапамятные времена, когда китайское искусство «ушу» разделилось на две большие ветви: даосскую, которая положила начало школам так называемого «внутреннего» (или «легкого») направления, и буддийскую, которая сама вышла из всемирно знаменитого монастыря Шаолинь. В течение столетий эти школы, в свою очередь, дробились и умножались, мастера сменяли друг друга, усложнялась техника «ушу», но конечной его целью неизменно оставалось духовное совершенствование человека.

Шаолинь – обитель в заповедном лесу

Легендарный монастырь, и поныне существующий на севере Китая (в провинции Хэнань), по праву считается колыбелью академических воинских искусств «внешнего» стиля. Слава этой обители многие века гремела по всему Востоку, хотя подлинная история монастыря и населявших его монахов-воинов мало кому известна. Долгое время считалось, что эта обитель – единственная, но оказалось, что есть и другие «Шаолини». Неподалеку от города Гуанчжоу (в провинции Фуцзянь), в середине VIII в. – через 100 лет после возведения первого Шаолиня – был построен второй. Оба монастыря поддерживали между собой тесные связи[4], но, как выяснилось, был и третий «Шаолинь», тоже располагавшийся на севере Китая – на берегу озера Хунлун (построен в 1341 г.). У ученых есть предположения, что он являлся одним из филиалов главной обители. Но и это еще не все: два небольших «Шаолиня» существовали в провинциях Гуандун и Сычуань, ведь в Средние века слава о центральном монастыре вышла далеко за пределы Срединного царства, что привело к созданию подобных обителей в других странах. Но своей немеркнущей славой Шаолинь обязан первому – главному монастырю.

В Северном Китае, к западу от древней столицы Лоян, раскинулся горный массив Хаошань. В начале III в. здесь нашла убежище группа буддийских монахов, которые поселились на неприступной скале Сун и начали воздвигать монастырь-крепость, который бы защитил их от войск враждующих между собой феодалов и от свирепых разбойников, наводнивших всю округу. Построив при помощи местных крестьян храм, они обнесли его массивной каменной стеной, на вершине горы посадили молодые сосенки, которые со временем разрослись и стали надежной защитой от ветров, к тому же от них произошло и название монастыря: «шаолинь» – молодой лес.

Чтобы обеспечить безопасность монастыря и другими средствами, настоятель обители Чхоу Цзинь пригласил в Шаолинь двух мастеров воинского искусства – Гунь Сувэя и Хэн Гайчжана, которые должны были обучать охрану боевым приемам. И через некоторое время монастырская братия имела уже небольшой, но действенный воинский отряд. Однажды, когда большая шайка разбойников в надежде на легкую добычу напала на Шаолинь, монахи не только отразили их натиск, но и гнали нападавших до самого их логова, где захватили богатую добычу. После этого по всей Поднебесной поползли слухи о горной обители, осененной благодатью.

В V в. Шаолинь был уже главным буддистским центром государства Северная Вэй; старое здание его было перестроено, монахам созданы все условия для занятия боевыми искусствами. В 426 г. по указу императора, посетившего монастырь, были возведены новые фортификационные сооружения; кроме того, император распорядился оставить в обители гарнизон охраны. Отныне монахам уже не нужно было самим день и ночь нести караульную службу и изнурять себя изучением сложнейших приемов рукопашного боя. Погрузившись в изучение глубин буддизма, они надолго отошли от практики «ушу», и почти на 100 лет традиции монастырского рукопашного боя были преданы забвению.

Возрождение славы Шаолиня связано с именем сурового подвижника и неутомимого проповедника Бодхидхармы (Бодо, а по-китайски Дамо). Сын индийского раджи, он с небольшой группой единомышленников прибыл в Китай в 520 г., но не нашел общего языка с правителем государства Северная Вэй, которого хотел наставить на истинный путь. Тогда Дамо удалился в Шаолинь и долгие годы прожил в монастыре в добровольном затворничестве: 9 лет он неподвижно просидел под сводами пещеры-грота, созерцая в процессе самопознания каменную стену.

Во времена Дамо по дорогам стран Востока бродили толпы странствующих монахов, которые жили, в основном, подаяниями. И тем не менее на свои личные нужды или на нужды храмов они собирали немало средств, которые привлекали внимание разбойников, солдатских патрулей или просто хулиганов из близлежащих деревень. И если купеческие караваны в ту пору довольно хорошо охранялись, то монахам надеяться было не на кого. Но со временем положение изменилось: мобилизация скрытых возможностей человеческого организма дала шаолинским инокам невиданное прежде могущество. И многие охотники до чужого добра предпочитали скорее встретиться с отрядом себе подобных или с солдатским патрулем, чем с одним монахом из Шаолиня.

Во времена Дамо в монастыре появились профессиональные преподаватели воинских искусств, и толпы послушников устремились в святую обитель в надежде овладеть не только книжной премудростью, но и секретами рукопашного боя. Среди новообращенных оказался и бывший предводитель отряда наемников Мэн Чжан по прозвищу Рыжий Лис. Решив пересидеть смутные времена за крепкими стенами монастыря, он усердно изучал сутры и столь же усердно орудовал кулаками. Вскоре монастырская братия избрала Мэна настоятелем обители, что принесло Шаолиню немало выгод. Он сумел убедить иноков, что залог процветания монастыря в его богатстве, поэтому монахи стали взимать тяжкие налоги не только с крестьян. Они брали огромные пошлины с проезжавших купцов, а окрестных феодалов заставляли жертвовать огромные суммы на алтарь Будды. За 30 лет правления Рыжего Лиса сокровищница монастыря заметно пополнилась, а вот моральные устои его насельников сильно пошатнулись. Впрочем, Мэн ввел строгую систему приема послушников, т. к. не хотел допускать в общину чужаков.

Не желая ни в чем зависеть от светских властей, он со временем отказался от солдатского гарнизона, который защищал монастырь, и сформировал из монастырской братии ударный отряд. Приняв на себя обязанность защищать (за немалую мзду!) местных жителей от нападений разбойников, питомцы Шаолиня уничтожили все окрестные шайки и установили свои порядки. Однако внутри самого монастыря не все обстояло благополучно: братия раскололась на два враждующих лагеря, и в 612 г. одна группировка вынуждена была оставить обитель. Но подосланные ею лазутчики подожгли монастырскую сокровищницу; по преданию, в огне сгорело много дорогих тканей, свитков и рукописей. А вот все реликвии, относящиеся к Дамо, уцелели.

Первые настоятели Шаолиня разработали и монастырский устав, который на протяжении нескольких веков неукоснительно соблюдался и в других обителях. Монахи вставали в 5 часов утра и в любое время года и в любую погоду два часа медитировали на открытом воздухе. Несколько наставников ходили между рядами и ударами бамбуковых палок будили тех, кто начинал дремать. Вслед за медитацией шли разминка и выполнение комплекса гимнастических упражнений; большое внимание уделялось водным процедурам и массажу, которые проводились в специальных павильонах.

После легкого завтрака несколько часов отводилось для теоретических занятий: чтения сутр, религиозно-философских диспутов и т. д. Рукопашный бой рассматривался как продолжение религиозной практики, как своего рода активная медитация, ведущая к Прозрению. Обучение воинским искусствам основывалось в Шаолине на пяти принципах, составивших впоследствии фундамент всех школ «ушу»:

– постепенно наращивать нагрузки, не допуская срывов;

– заниматься усердно и непрерывно в течение всей жизни;

– соблюдать умеренность в пище и не есть мяса, воздерживаться от алкоголя и распутства;

– при любых обстоятельствах соблюдать спокойствие и невозмутимость, помня о единстве жизни и смерти;

– соблюдать ритуал и следовать установленным традициям.

Вечерние часы в монастыре обычно отводились медитации, философским беседам и диспутам, но молодые люди могли тренироваться до поздней ночи.

В ранних воинских искусствах преобладали жестокость и сила, но в Минскую эпоху взгляды на «ушу» изменились. Идею «силы, побеждающей силу», сменила более гибкая система, и мастера все охотнее стали прибегать к различным отвлекающим маневрам и хитростям.

Не бойся яростной схватки и помни: Малым можно победить великое…

Эти и другие заветы патриархов Шаолиня легли в основу бесчисленных школ и ответвлений «ушу», возникших и в самом Китае, и за его пределами. В уезде Дэнфэн существует около 70 монастырей, но всемирно известен, как говорилось выше, только Шаолинь, особенность которого определяется его связью с основателем чань-буддизма и с участием в событиях в борьбе за власть в Китае на протяжении более чем 1000 лет. В настоящее время в Шаолине около 70 монахов, из которых чуть больше половины – усэн, т. е. занимающиеся «ушу». Из числа усэн традиционно выбирается и настоятель монастыря.

В Шаолине много достопримечательностей, но главной является пещера-грот, о которой говорилось выше. Путь к ней неблизкий, ведь она расположена почти на самой вершине горы, но вся дорога туда вымощена камнем, а в особо трудных местах устроены ступеньки. За пещерой ухаживают монахини из монастыря «Могила одного патриарха». На вершине горы выстроена и традиционная беседка, а недавно установили огромную статую Дамо, выложенную из камня. С высоты открывается прекрасный вид на горную долину Суншань.

Еще одной реликвией Шаолиня является «плащаница Бодхихармы», которая находится в одном из павильонов монастыря и представляет собой каменную плиту с запечатленным на ней профилем святого.

НА ЕЛЕОНСКОЙ ГОРЕ

Масличная (Елеонская) гора, получившая свое название от оливковых садов, которые растут здесь и по сей день, расположена в восточной части Кедронской долины. Еще царь Давид ходил по этой горе босой, оплакивая первенца своего Авессалома. И пророк Иезекииль видел над Елеонской горой херувимов с крыльями, и колеса, и славу Божью. А пророк Захария так вещал о горе Елеонской: «Тогда выступит Господь и ополчится против этих народов, как ополчился в день брани. И станут ноги Его в тот день на горе Елеонской, которая перед лицом Иерусалима к востоку; и раздвоится гора Елеонская от востока к западу весьма большою долиною, и половина горы отойдет к северу, а половина ее – к югу» (Зах. 14, 3–4).

Елеонская гора часто упоминается в Священном Писании в связи с последними днями жизни и земного служения Иисуса Христа. Спаситель проходил ее, когда шел к Иерусалиму: «И когда приблизился к Виффагии и Вифании, к горе, называемой Елеонскою, послал двух учеников Своих» (Лк. 19, 29). Иисус Христос часто посещал гору Елеонскую и любил там уединяться в ночное время для молитв. На этой горе Он дал людям образец молитвы – «Отче наш», с этой горы Он вознесся на небо…

Вознесение Господне. Икона

Блаженный Иероним, писатель IV в., упоминает в своих сочинениях, что в древние времена гора была заселена отшельниками, которые обитали в ее пещерах и расщелинах. И в настоящее время на склонах Елеонской горы расположилось несколько монастырей и обителей. Так, через дорогу от часовни Вознесения находится монастырь преподобной Пелагии, устроенный в V в. во имя бывшей антиохийской актрисы, принявшей христианство под воздействием проповедей святого епископа Нона и ушедшей на покаяние под именем монаха Пелагия в одну из еврейских гробниц на Елеоне. Ныне ее гробница находится во владении мусульман. Евреи считают, что в этой пещере в VII в. жила пророчица Хульда, мусульмане почитают эту пещеру как место жительства святой Рабийи аль-Адавийи (VIII–IX вв.). Пещера преподобной Пелагии примыкает к ограде часовни Вознесения, сам же монастырь, как указывалось выше, расположен через дорогу.

В начале 1990-х гг. греки построили при монастыре двухэтажный храм, но верхний этаж его был варварски разрушен израильтянами. В этом храме находятся святыни: чудотворный образ Спаса-Вседержителя, Который явил Свое заступничество при разгроме храма. В нем много также мощевиков и святой крест, по преданию, принадлежавший равноапостольной царице Елене.

Малая Галилея – православный монастырь. Это место на Елеоне дважды упомянуто в Новом Завете (Мф. 26, 16; Деян. 1, 11) как «Галилея», поскольку считается, что оно является местом проживания галилеян, приезжавших на праздники в Иерусалим. Здесь Иисус Христос после Своего Воскресения явился ученикам Своим (Лк. 24, 36; Мк. 16, 14; Ин. 20, 19; Деян. 13, 31). Здесь же Пресвятой Богородице, по преданию, явился архангел Гавриил и возвестил о Ее Успении.

«Малая Галилея» является летней резиденцией Иерусалимского патриарха. В 1230 г. в монастыре под открытым небом был возведен храм, посвященный явлению Христа апостолам. Вокруг алтаря храма построена загородка, над алтарем – крыша. Храм стоит на месте древней византийской церкви, остатки которого видны вокруг алтаря. В храме три придела: Панагии, святителя Николая и святой Марии Магдалины.

На территории монастыря расположен еще один небольшой храм – в память явления Пресвятой Богородице ангела Гавриила перед Ее Успением. Рядом с храмом находится могила архимандрита Серафима, который привез в Иерусалим мощи Великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары.

Русский Спасо-Вознесенский женский монастырь на горе Елеон был устроен в честь Вознесения Иисуса Христа – на самой высокой точке горы на участке, купленном в 1870 г. архимандритом Антонином (Капустиным) – главой Русской духовной миссии в Иерусалиме. Сначала участок обнесли каменной стеной, засадили оливковыми деревьями и смоковницами, а затем приступили к сооружению храма. Однако быстрому окончанию этого доброго дела мешал недостаток средств, но настойчивость и терпение архимандрита Антонина и здесь сделали свое дело.

В 1885 г. на Елеон был доставлен большой колокол, и тогда же архимандрит Антонин бросил клич русским людям о построении при храме колокольни, которая стала называться «Русская свеча». Звонница, высота которой равняется 64 метрам, была спроектирована итальянским зодчим А. Ламбрадорно. «С высоты ее, – писал отец Антонин, – наблюдатель видит, как на ладони, Мертвое море и Заиорданье, а при помощи бинокля, в ясную погоду, – даже синеву Средиземного моря. Мощный звон ее колоколов оглашает всю гору и даже Иерусалим, громко свидетельствуя иноверцам об успехах русского дела в Палестине, а истинно русским людям доставляя несравненное духовное наслаждение».

При жизни архимандрита Антонина на Елеонской горе появились также двухэтажный дом с музеем, обширные приюты для паломников и множество других сооружений с тенистыми сводами и цветниками. А после его кончины был устроен женский монастырь (1906 г.). В настоящее время он принадлежит Русской православной зарубежной церкви. В состав монастыря входят: собор Вознесения Господня, колокольня «Русская свеча», часовня обретения главы Иоанна Предтечи, а также храм (трапезная) Святого Филарета Милостивого.

Собор Вознесения Господня был построен в 1886 г. архитектором Ж.Б. Бизелли по проекту самого архимандрита Антонина. Его гробница находится в левом приделе собора. В храме хранятся почитаемые святыни – чудотворный образ Богоматери Елеонской Скоропослушницы (Черниговской-Гефсиманской), полученный как пожертвование от русских паломников, и икона «Взыскание погибших».

Часовня обретения главы святого Иоанна Предтечи расположена позади храма Вознесения. Освящена в его честь на месте первого и второго обретения его главы. Часовня на этом месте существовала еще в IV в., но от первоначальной постройки сохранился лишь искусно сделанный мозаичный пол работы армянских мастеров. Главная ее достопримечательность – углубление в полу, в котором, по преданию, и была обнаружена голова Иоанна Предтечи, спрятанная служанкой. Чтимые иконы: Ростовские святые, Благоверный князь Всеволод и мученик Александр.

На восточном склоне горы Елеон, по дороге на Иерихон, расположилась деревня Вифания, в которой жили праведные Марфа, Мария и брат их Лазарь Четверодневный, которого воскресил Иисус Христос. Здесь же находился дом Симона прокаженного, где Спаситель трапезовал вместе с Лазарем и его сестрами после воскрешения Лазаря. Здесь Мария в знак благодарности помазала ноги Спасителя драгоценным миром (Мф. 26, 6—12; Мк. 14, 3–8; Ин. 11, 2; 12, 3–8).

На территории Вифании находятся гробница Лазаря, католический храм Воскресения Лазаря, греческий православный монастырь Марфы и Марии, русская Вифанская школа для арабских девочек. Школа, основанная в 1930-е гг. двумя сестрами-шотландками, принявшими православие, расположена на участке русского владения.

Монастырь посвящен встрече Марфы с Иисусом Христом (Лк. 10, 38) перед воскрешением ее брата Лазаря. Главная святыня обители – камень, на котором сидел Спаситель, когда Его встретила Марфа.

У подножия Елеонской горы, в Гефсиманском саду, расположился Гефсиманский монастырь с храмом во имя святой Марии Магдалины, находящийся ныне в ведении Русской православной зарубежной церкви. В нем устроен изящный пятиглавый храм во имя святой Марии Магдалины, возведенный по проекту архитектора Д. И. Грима в древнерусских традициях. Храм, освященный в 1888 г. – в год 900-летия Крещения Руси, был построен на средства русского императора Александра III в память о его матери – императрице Марии Александровне.

Церковь эта очень изящная, иконостас ее сделан из белого мрамора и бронзы, иконы написаны русским художником В. В. Верещагиным; в храме также хранится чудотворный образ Богоматери Одигитрии XVI в., привезенный из Ливана. Живописец Сергей Иванов написал для храма сцены из жизни святой Марии Магдалины: самый большой холст (над иконостасом) представляет Марию, протягивающую пасхальное яйцо римскому императору Тиберию.

Внутри церкви в ковчеге хранятся мощи святого Василия Великого, святителей Григория Богослова и Иоанна Златоуста, святой равноапостольной Марии Магдалины, мучеников Маманта, Харалампия и Кесария.

Но самая главная святыня этого храма почивает здесь с 1920 г., когда в этой церкви были похоронены преподобномученицы великая княгиня Елизавета Федоровна и ее верная келейница инокиня Варвара, замученные в июле 1918 г. в Алапаевске, под Екатеринбургом. Мощи их, перенесенные в Иерусалим в 1920 г., очень почитаются богомольцами. Летом 2004 г. часть этих святых мощей совершила путешествие по всей России, а также Украине, Литве и другим республикам бывшего Советского Союза.

Сам монастырь, основанный в 1930-е гг. двумя сестрами-шотландками, принявшими православие, как бы окружает церковь. На его территории сохранились ступени, по которым шел Иисус Христос во время входа в Иерусалим (проход к ним доступен не всем). Также есть камень, на который, по преданию, Богоматерь уронила Свой пояс, чтобы уверить апостола Фому в Своем вознесении на небо. На террасе чуть повыше установлена икона в честь этого события.

А на вершине Елеонской горы разместился кармелитский монастырь «Отче наш», основанный на месте, где Иисус Христос в пещере учил апостолов молитве «Отче наш» и где впоследствии была обнаружена каменная табличка с текстом молитвы. Храм здесь был построен равноапостольной царицей Еленой еще в IV в., но персы разрушили его в 614 г.; арабы в 1099 г. восстановили его, а крестоносцы в 1106 г. возвели на этом месте часовню. Монастырь «Отче наш» существует с 1886 г.; в монастырском храме и прилегающей галерее можно увидеть множество табличек с текстами молитвы на разных языках.

АББАТСТВО СЕН-ДЕНИ

К началу ХХ в. Сен-Дени, расположенный к северу от Парижа, был небольшим городком, заурядным и скучным. Но его собор был главным храмом монастыря, основанного еще в III в. святым Дионисием – просветителем Франции. Аббатство Сен-Дени располагалось в области Иль-де-Франс, являвшейся королевским доменом – наследным владением французских королей, а то время как другие области страны принадлежали различным феодалам. В первой трети XII в. король Людовик VI начал постепенно собирать французские земли; это продолжили его преемники, и к концу столетия образовалось централизованное государство.

Монастырь Сен-Дени, издавна служивший усыпальницей французских королей, сделался интеллектуальным и духовным центром, в котором вырабатывались идеи, освящавшие королевскую политику. Заслуга в этом принадлежала аббату монастыря Сугерию – другу и советнику короля Людовика VI, а затем и его сына – Людовика VII. Под руководством Сугерия в монастыре тщательно собирались (а порой и фабриковались!) доказательства преемственности власти французских королей от Карла Великого – первого императора Западной Европы. Создавался целый миф о королях Франции – наследниках Карла Великого.

Интерьер алтарной части церкви Сен-Дени

Этой же цели служил и культ святого мученика Дени (Дионисия) – небесного патрона Франции и личного покровителя короля. С IX в. в монастыре хранилось предание, что святой мученик Дени есть не кто иной, как Дионисий Ареопагит – ученик апостола Павла, считавшийся первым епископом Афин и автором мистических сочинений, относящихся к более позднему времени[5]. К мощам святого Дени стекались тысячи паломников, которых привлекали еще и знаменитые ярмарки аббатства. Так что значение монастыря быстро росло, что, в свою очередь, потребовало возведения нового, более обширного храма, который бы удивлял современников и заставлял их чувствовать величие королевской власти.

В 1132 г. при знаменитом аббате Сугерии в Сен-Дени начали перестраивать старую церковь, возведенную еще в эпоху Каролингов – в 775 г. Через 100 лет башня базилики и часть нефа были разрушены грозой, и к началу XII в. возникла необходимость перестроить ее. Новая церковь должна была стать идейным и политическим оплотом Капетингов, к тому же она явилась одним из первых готических сооружений Франции и, как пишет в своем исследовании искусствовед Е.П. Ювалова, даже отправным пунктом развития всей европейской готики. Хотя само мероприятие это на первый взгляд не было таким уж грандиозным. Корпус старинной церкви, которая представляла собой довольно большое сооружение, оставили нетронутым, а заменили лишь восточную и западную ее стороны. Однако композиция этих частей храма, принципы соотношения архитектуры и скульптуры и прочие задумки были настолько кардинальными, что впоследствии воссоздавались несколькими поколениями зодчих.

В то время в европейской архитектуре господствовал романский стиль, творческие возможности которого еще не до конца были исчерпаны.

Иль-де-Франс в отличие от других французских местностей не имела в этом отношении прочных традиций и в романскую эпоху не дала ни одного значительного архитектурного ансамбля. Но именно это обстоятельство и обусловило своеобразный синтез архитектуры и декора церкви Сен-Дени.

Для возведения нового сооружения были использованы традиции самых разных областей Франции. Например, на витражное оформление церкви оказали влияние мастера Лотарингии, славившиеся искусством эмалей. В результате целенаправленного собирания отдельных черт романской архитектуры создавался новый тип храма, воплощавший совершенно иные эстетические представления. Отличные от романского искусства, они сильнее воздействовали на разум и чувства верующих.

В целом отдельные части монастырского комплекса, соединенные вместе, представляли собой укрепленное сооружение – неприступное не только с виду, но и в действительности отражавшее вражеские набеги. К тому же Сугерий, вероятно, намеренно стремился повторить в новой постройке некоторые формы каролингской базилики, чтобы его не упрекнули в посягательстве на старое здание. Ведь прежняя церковь служила не только вместилищем реликвий, но и сама была своего рода реликвией, т. к., по преданию, ее построил Карл Великий, а освятил Иисус Христос.

Но создание такого монастыря-крепости, способного защитить от возможного нападения врагов, было оправданно в ту неспокойную эпоху, когда велись междоусобные войны и не утихала война короля с феодалами.

Строительство храма велось под непосредственным наблюдением и при самом деятельном участии аббата Сугерия. Он сам нанимал мастеров, изыскивал материалы для строительства, разрабатывал иконографию для убранства храма. Аббат был человеком не только энергичным и честолюбивым, но и эстетически одаренным: прекрасно чувствовал образную новизну возводимого храма и старался максимально достигнуть ее. Торжественное освящение храма состоялось 14 июля 1144 г. в присутствии короля Людовика VII, королевы Элеоноры Аквитанской, знатных вельмож, многочисленных французских и английских епископов и архиепископов и сопровождалось перенесением орудий Страстей Христовых и мощей святого Дени и других святых из крипты на многочисленные алтари, воздвигнутые в капеллах и посреди церкви.

Целых 7 лет трудились ювелиры и золотых дел мастера над изготовлением 7-метрового, богато украшенного Распятия. До нашего времени оно, к сожалению, не сохранилось, однако Сугерий со свойственной ему тщательностью подробно описал, как оно выглядело. Распятие представляло собой cложный комплекс со множеством изобразительных элементов. Сказалась в нем и любовь аббата к роскоши и тонкости обработки драгоценных материалов. Оно было воздвигнуто у входа на хоры – над тем местом, куда, по преданию, дошел святой Дени, держа в руках свою отрубленную голову. Основание креста украшали фигуры евангелистов и сцены из жизни Спасителя. Крест и фигура распятого Иисуса Христа были выполнены из золота, заднюю часть креста украшали многочисленные геммы и драгоценные камни. На Распятие было помещено ожерелье королевы Матильды – супруги короля Дагоберта, основателя церкви Сен-Дени.

Крест должен был напоминать паломникам о реликвиях Страстей Христовых, которые хранились в аббатстве со времен Карла Лысого, о древности королевской власти во Франции и т. д.

Новая церковь, возведенная святым Людовиком, в течение последующих веков не раз перестраивалась, однако король Луи Филипп возвратил зданию его первоначальный вид. Но на протяжении столетий облик церковного фасада постепенно искажался и обеднялся. В XVI в. его скульптуру повредили гугеноты, бросавшие в статуи камни.

В 1771 г. все статуи порталов и рельеф южного тимпана были вообще упразднены; тогда же исчезли и каменные балки со скульптурными фризами под тимпанами, а центральный портал лишился центрального столба, украшенного статуей святого Дени. Через 20 лет переплавили бронзовые двери порталов с эмалевыми пластинами, на которых были изображены сцены из Ветхого и Нового Заветов. Впоследствии архитектуре фасада нанесли урон и неквалифицированные реставрации. Так, в 1830–1840 гг. архитектор Депре восстановил верхние ярусы и шпиль северной башни, пострадавшей от молнии, из слишком тяжелого камня. Из опасения, что башня рухнет, ее пришлось вообще разобрать.

Следует учитывать и то, что за прошедшие века уровень почвы перед фасадом церкви поднялся более чем на два метра, из-за чего порталы оказались укороченными и потеряли свою прежнюю легкость. Из оконной живописи храма до настоящего времени сохранилась лишь большая розетка с библейскими сюжетами на фасаде XIII в.

НАЧАЛО МОНАШЕСТВА В ЕГИПТЕ

Сущность иноческой жизни составляют три обета – целомудрия, послушания и добровольной бедности. Напомним, что цель их – отрешение от мира с его удовольствиями, чтобы дать освобождение духу и телу и всецело посвятить себя служению Богу. Монашество, как удаление от мира для всецелого служения Богу, своим появлением обязано христианству, внесшему в жизнь народов начала самоотверженной любви, до той поры неведомой миру. Если и было у язычников и иудеев что-либо подобное аскетизму, то оно не носило характера истинного христианского любомудрия. Преподобный Нил Синайский говорил о нем так: «И далеки от него и иудеи, и эллины, отвергнувшие Премудрость, сошедшую с небес, и покусившиеся любомудрствовать без Христа, Который Один и делом, и словом указал истинное любомудрие».

Желавшим достигнуть высшей степени нравственности Сам Иисус Христос указал на девственную жизнь, на полную нестяжательность, удаление от мира и родных, на отречение от своей греховной воли и подчинение себя воле Божьей. В Евангелии от Матфея сказано об искании прежде всего «Царствия Божьего и правды его» (т. е. указано на все то, что отличает христианских подвижников и ставит их выше христиан, живущих в миру).

Трудно богатому войти в Царствие Божье; высок идеал, поставленный Спасителем, осуществляемый Им и Его учениками. Иисус Христос призывал к самоотречению и говорил, что не было «среди рожденных женщинами» человека выше Иоанна Крестителя, который был суровым аскетом, истязавшим свою плоть одеждой из верблюжьей шерсти и питавшимся акридами и диким медом. И Сам Иисус Христос удалился в пустыню и постился 40 дней, избрав себе плотские страдания.

В Древней Церкви «аскетами» называли тех христиан, которые особенно ревностно служили Богу, пребывали в непрестанной молитве и отличались подвигами поста и воздержания. Иногда аскеты удалялись в пустыню, но особенно часто это стало происходить только со второй половины III в., когда император Декия возвел на христиан жестокие гонения. Многие из них бежали в пустыни, чтобы по слабости своей человеческой природы не отречься от Христа. По словам Иеронима, апостол Иаков был «так свят, так праведен и постоянно девствен», что Иосиф Флавий считает разрушение Иерусалима войсками римского императора Тита следствием его умерщвления.

Аскеты в истории христианства появились рано. Уже в конце I в. в римской общине некоторые христиане добровольно воздерживались от брака или супружеских отношений. Игнатий Богоносец (ученик апостолов, умер ок. 107 г.) увещевал всех, кто может хранить в честь Тела Господня целомудрие и девство. И по свидетельству писателей того времени, много мужчин и женщин сохранили целомудрие до глубокой старости.

Икона Павла Фивейского

А в начале II в. среди христиан было уже много аскетов, которые принимали на себя обязательства особо строгой и благочестивой жизни, хотя и без постоянных обетов. Постепенно их аскетическая жизнь преобразовалась в целую систему, особенно когда в Церкви усилилось влияние платонизма, стремившегося удалиться от мирских забот, чтобы достигнуть подобия божественного покоя. Если простым верующим дозволялось заниматься обычными мирскими делами, то люди, возвышенные духом, должны были посвящать себя продолжительным молитвам и размышлениям, ограничивая свои естественные потребности.

Одинокие аскеты, стремившиеся к совершенству, останавливались на привычном для себя идеале аскезы, думая не о других, а о спасении своей души. Они искали в христианстве то, что уже жило в них самих.

Кое-где аскеты стали обособляться в отдельные группы: в аскетерии (общежития) или бродячие товарищества. Они уже удалялись от мира, хотя еще и находились в нем. Девственная и благочестивая жизнь первых христианских аскетов находила столь многих последователей, что апостолу Павлу приходилось даже разъяснять важность и святость христианского брака, а также рассеивать неправильное представление о нем. А в Апостольских правилах даже ограничивалось неумеренное подвижничество: мужи апостольские поощряли подвижническую жизнь христиан, только если те правильно понимали ее. Святой Игнатий Богоносец в своем послании к Поликарпу, епископу Смирнскому, писал: «Кто может в честь плоти Господней пребывать в чистоте, пусть пребывает без тщеславия. Если же станет тщеславиться, то погиб».

Монашество стремится обетом целомудрия победить плотские удовольствия, нестяжательство не дает увлечься сокровищами, послушание смиряет гордыню житейскую, чтобы победить искания суетной славы. Чтобы оторвать себя от земных связей и оградить от искушений, иноки избирали местом жительства пустыню, отчего их и стали называть «монахами» («уединенными»). Только в тишине уединения созревают высокие мысли и дух человека укрепляется для великих подвигов. Даже самые пристрастные к земным удовольствиям люди ищут отдыха в уединении, но в деле спасения душа только тогда начинает жить для Бога, когда мир для нее опустеет. Мысли в мире постоянно рассеиваются, а совесть и душа возмущаются.

Желая избежать земных соблазнов и гонений язычников (а то и просто по склонности к уединению), некоторые подвизались неподалеку от своих родных мест, где могли свободно предаваться созерцательной жизни и богомыслию. Так, епископ Иерусалимский Наркисс, на рубеже II–III вв. удалившийся в незнакомую пустыню, жил в ней так долго, что три епископа преемственно занимали его кафедру. Когда он возвратился на родину («как будто с того света»), по словам историка Евсевия Кесарийского, паства возлюбила его еще больше «за его отшельническую жизнь и любомудрие». В своей «Книге о палестинских мучениках» Евсевий Кесарийский упоминает о многих христианах, «которые, блуждая в пустынях и горах, погибли от голода и жажды, от холода и болезней, разбойников и зверей». Однако были пустынножители и невольные, опасавшиеся отречься от Иисуса Христа во время воздвигаемых гонений и жестоких истязаний.

Самые строгие отшельники совсем удалялись от людей и в самых необитаемых местах (а подчас и в совершенном затворе) проводили жизнь свою в беседах с одним только Богом. Были подвижники, которые в течение целых 30–40 (иногда и более) лет не видели ни одного человека. Другие жили по два-три человека неподалеку друг от друга и два раза в неделю (субботу и воскресенье) сходились для общего богослужения. По словам преподобного Кассиана, этот род монашеской жизни – очень древний, и существовал еще задолго до Павла Фивейского и Антония Великого. Третьи жили целыми обществами по определенному уставу, имея общими труд, трапезу и молитву. Но у всех было одно общее стремление – распять плоть свою с ее страстями и похотями, чтобы стать выше своей человеческой чувственности.

Спасавшиеся в пустынях при следующих гонениях удалялись в уже знакомые места, и некоторые оставались там уже навсегда. Некоторые христиане тоже чувствовали потребность в созерцательной и уединенной жизни, видя в ней лучшее средство для достижения нравственного совершенства. Такое стремление к уединению раньше всего начало проявляться в Египте, природа которого, тая в себе много загадок, располагала к созерцательной жизни.

Ко времени пришествия в мир Иисуса Христа в Египте сосредоточилась вся мудрость языческого мира. Центром, в котором сходились верования всех известных тогда народов, была Александрия. Верования эти соединились в общем умозрительном созерцании, в котором идеализм древних греков сочетался с мистицизмом египтян. А идеи неоплатонизма распространились здесь настолько, что были известны даже людям необразованным. Поэтому христианская философия и появляется впервые в Египте, чтобы объяснить человеческому разуму некоторые истины христианства и приблизить людей к пониманию тайн божественного Откровения.

Египет, ставший отечеством созерцательного богомыслия и созерцательной жизни, стал и колыбелью христианского монашества. Глубокое религиозное чувство христиан Египта, ревность их в исполнении заповедей Божьих, мистический взгляд их воззрений, нравственное убожество живших рядом язычников – все влекло их к уединению. И многие действительно оставляли мир, удаляясь в пещеры, которых в Египте было множество. Но не все из них назывались монахами, только самые благочестивые – те, кто заимствовал образ жизни от апостола и евангелиста Марка, первого епископа Александрии.

В уединении пустынножители вели жизнь столь благочестивую, что изумляли язычников. Они «с таким усердием занимались чтением Священного Писания, молитвой и рукоделием, что и алкание не прерывало воздержания; разве уж на второй или третий день принимали пищу, и то не столько по желанию наслаждения, сколько по требованию нужды», – писал преподобный Иоанн Кассиан (писатель и инок IV–V вв., проведший много времени среди египетских пустынножителей). Главной причиной, которая приводила к уединению, он называл утрату некоторыми христианами первоначальной, апостольской чистоты жизни. Стремление к иноческой жизни давно зрело в Египте, и нужен был только случай, чтобы эти желания обнаружились. Объяснение распространению монашества именно в Египте можно найти в особой силе слова Евангельского. Евсевий Кесарийский писал, что «нигде слова Евангельского учения, ни над кем не явили столько своей силы, как в Египте».

Однако первые монашествующие не могли основать отдельные общества вдали от городов, т. к. законы Римской империи не всегда терпели их и среди прочих-то жителей. Поэтому подвижникам первых веков христианства не нужно было удаляться от человеческого сообщества. Но они старались избегать общений с язычниками, не участвовали в их праздниках и увеселениях, на которых нередко проливалась кровь их братьев.

Но положение Церкви изменилось, когда по Миланскому эдикту 313 г. император Константин Великий прекратил гонения на христиан, которые получили свободу для отправления своих богослужений. Но они жили в Империи, законы которой, жизнь, обычай, нравы, увеселения – все было проникнуто языческим духом. Общественная жизнь вступала в противоречия с началами жизни христианской, и уверовавшие в Иисуса Христа постепенно сами стали терять первоначальную чистоту апостольской жизни. Было немало примеров, когда одни только земные выгоды заставляли людей принимать веру Христову и вступать в общество христиан.

Но для всех истинно верующих открылся путь к благочестивой жизни, обширное поприще для подвигов самоумерщвления. Это был новый вид добровольного мученичества, истребления своих страстей и нечистых помыслов, постоянное очищение ума и сердца, ежедневное приношение себя Богу в жертву – чистую и живую.

В трудные и решительные минуты жизни, во времена великих испытаний человек чаще выходит победителем, нежели в ежедневных искушениях. Поэтому Кассиан называл иноков «новыми мучениками». Святой Иоанн Златоуст, сам украшенный всеми христианскими добродетелями, с неизъяснимым удовольствием вспоминал время, которое провел в монашеских обителях: «Я желал бы, чтобы не было нужды убегать в пустыни. Но поелику здесь все извращено, и самые города, несмотря на судилища и законы, полны нечестия и пороков, и только пустыня приносит богатые плоды любомудрия. По всей справедливости следовало бы порицать… тех, которые каждый город сделали до того недоступным и неспособным для любомудрия, что желающие спасения должны удаляться в пустыню».

Иноческая жизнь, начавшаяся в IV в., явилась продолжением подвига мученического. Что в первые три века совершили мученики, то в IV в. продолжили иноки, которые для мира христианского стали живым свидетельством святости веры Христовой и образцом высочайшей нравственности. Монашество разлилось по всему Египту.

«Не столь светло небо, испещренное сонмом звезд, как пустыня Египетская, являющая повсюду иноческие кущи. Кто знает древний оный Египет богоборным, беснующимся – раба каких-нибудь животных, страшившегося и трепетавшего перед огородным луком, тот вполне уверится в силе Христовой. Египетская пустыня лучше рая; там видим в образе человеческом бесчисленные лики ангелов, сонмы мучеников, собрание дев. Увидим, что все тиранство дьявольское ниспровергнуто, а Царство Христово сияет. Увидим, что Египет – некогда матерь и стихотворцев, и мудрецов, и волхвов, изобретший все виды волхвования и передавший оные другим, теперь хвалится Крестом».

АНТОНИЙ ВЕЛИКИЙ – ОСНОВАТЕЛЬ МОНАШЕСТВА

Многие христианские аскеты хоть и удалялись от мира, но все же не прерывали связи с ним. Однако находились и более решительные люди, которые покидали свою семью и уходили в пустыню, считая, что союз человека с Богом священнее уз семейных и блага вечные дороже благ суетных. Временные привязанности и временные удовольствия являются препятствием на пути к вечному и небесному, приковывая ум и сердца человеческие к земному.

Первым христианским аскетом был преподобный Антоний Великий. Ко времени появления его в пустыне в христианском мире были как отдельные отшельники, так и целые киновии и общины монахов, удалившихся от мира. Но именно его называют «основателем монашества», «отцом монашества», «патриархом киновитов» и другими почетными именами. В «Письме к Евстохии о хранении девства» блаженный Иероним называл Антония Великого «учредителем» анахоретского образа жизни, т. к. именно от него такая форма монашества получила широкое распространение.

После смерти родителей 20-летний Антоний остался со своей малолетней сестрой, которую он должен был опекать. Но мысли об уединении и подвижничестве не покидали его, а смерть родителей только напомнила о кратковременности человеческой жизни и о необходимости уже на земле приобретать блага для жизни вечной. Антоний стал размышлять о святых апостолах, которые оставили все и последовали за Иисусом Христом; об уверовавших в Спасителя, которые продавали все свое имущество и вырученные деньги приносили апостолам на нужды христианской Церкви.

Антоний Великий

Вот с такими мыслями и пришел преподобный Антоний в храм, который всегда посещал, и вдруг услышал слова Господа, обращенные к богатому юноше: «Если хочешь стать совершенным, иди, продай все, чем обладаешь, и раздай полученное бедным… И приди, и следуй за Мной!.. Всякий, кто оставит ради имени Моего дом, братьев, сестер, отца, мать, жену или детей, или поля свои, получит за это сторицею и будет обладать жизнью вечной» (Мф. 19, 21). Эти слова глубоко потрясли душу молодого Антония, т. к. давали ясный и прямой ответ на волновавшие его вопросы. Обращение Спасителя к богатому юноше он принял за внушение свыше и отнес к самому себе.

Придя из храма, он подарил жителям своего селения все доставшиеся ему по наследству земли; все движимое имущество продал и деньги раздал нищим, оставив только немного для сестры. Но через несколько дней отдал беднякам и все остальное, сестру отвел в известную ему благочестивую обитель, а сам поселился недалеко от дома.

В то время монастырей в Египте было еще немного и иноки не знали Великой пустыни. Всякий, кто хотел подвизаться, уединялся недалеко от своего селения. «Если слышал он (Антоний Великий. – Н. И.) о каком-либо рачителе добродетели, то шел отыскивать его, как мудрая пчела, и не прежде возвращался в свое место, как увидевшись с ним. Когда же получал от него как бы напутствия какие для шествования стезею добродетели, то уходил назад».

Уже на первых порах своего подвижничества молодой отшельник обратил на себя всеобщее внимание и за свою строгую жизнь и личные качества пользовался уважением окружающих. Но оставаясь в пустыне один, без руководителя, Антоний стал подвергаться искушению дьявола, и эти искушения были для него очень тяжелыми. Он начал вспоминать о сестре, об оставленном имуществе, о родных и друзьях, об удовольствиях мира, и избранный путь стал казаться ему слишком жестоким и продолжительным. Все это причиняло ему нестерпимые нравственные страдания, но никакие искушения не отвлекли Антония от подвижничества. Причину же временной слабости он видел в недостаточной суровости своих подвигов и потому еще больше усилил их.

Но гораздо тяжелее были для Антония искушения невидимого врага, возбуждавшего суетные мысли и греховные желания. Стремясь победить это искушение, он стал искать более уединенного места, чтобы совсем удалить себя от мира с его соблазнами. В Египте в то время было множество фамильных гробниц – величественных и попроще, потому что египтяне разных сословий очень заботились о загробной жизни. Погребальные пещеры небогатых людей не поражали своей массивностью и великолепием, но все же и они были достаточно обширны, тщательно отделаны и часто украшены живописью.

В одну из таких гробниц и удалился Антоний, наглухо закрыв за собой дверь. Через определенные промежутки времени один человек, с которым Антоний договорился заранее, приносил ему хлеб. Но и уединенная гробница не освободила преподобного Антония от тяжелых и мучительных искушений. Напротив, в гробовой тишине полутемного склепа они стали еще сильнее, греховные образы мира и его чувственные соблазны представлялись ему ярче и заманчивее; изнемогавший в борьбе с плотью дух на каждом шагу видел козни дьявола, принимавшего облик женщин, животных, великанов или черного отрока, называвшегося духом блуда. Антонию казалось, что целые полчища врагов восстают на него, и тогда он взывал к Господу: «Господь мне помощник: буду смотреть на врагов моих» (Пс. 117, 7). В уединенной гробнице преподобный Антоний провел 15 лет. В борьбе с плотскими страстями и внутренней борьбе часто доходил он до искушения, но не возвратился в мир, хотя он и представлялся ему из темноты гробницы таким привлекательным.

К концу этого периода своей жизни Антоний Великий настолько окреп нравственно и так приучил свое тело довольствоваться малым, что решил отправиться в безлюдную пустыню, чтобы в ней устремиться к высшему совершенству. Он переправился на восточный берег Нила и, найдя там одно запустевшее укрепление, продолжил свои подвиги. Место, избранное преподобным Антонием, было пустынным и диким, что как нельзя лучше соответствовало его желаниям. Это была Фиваидская пустыня, которая отделяла Красное море от плодородных долин Нила. В этом укреплении преподобный Антоний заперся, запасшись хлебом на 6 месяцев, вода же находилась внутри ограды. Он никуда не выходил и ни с кем не общался, все время проводя в строгом подвижничестве; только два раза в год принимал через ограду хлеб.

И чего только не вытерпел он в течение долгих лет! «Поистине достойно удивления, что один человек, живя в дикой пустыне, не боялся ни ежедневных нападений дьявола, ни свирепости бесчисленных зверей, ни вреда от пресмыкающихся животных… Часто приходилось ему терпеть голод и жажду, холод и зной», – писал святой Афанасий Великий. И все же этот период был для святого Антония уже не столь тяжелым, как 15 лет, проведенных в гробнице. Искушения не так сильно смущали его, подвиги не утомляли, как раньше, а часто случавшиеся горние видения доставляли утешение и возбуждали на новые подвиги. Освободившись от внутренней борьбы с самим собой, преподобный Антоний стал с большей свободой предаваться созерцанию, думать о Боге и Его благом промысле, о мире с его соблазнами, о жизни земной и небесной, о назначении человека и его обязанностях по отношению к Богу. Так в дикой Фиваидской пустыне у святого отца рождались глубокие мысли, которые впоследствии стали неисчерпаемым источником нравственного назидания для его многочисленных последователей. Правда, уединенная жизнь не спасала совсем от искушений плоти, да и душу преподобного Антония иногда колебали соблазны и сомнения. Иногда он и тосковал, представляя множество скорбей и искушений, которым подвергается человек. Так, ему казалось несправедливым, что одни люди живут до глубокой старости, а другие умирают молодыми; одни богаты, а другие бедны; люди нечестивые благоденствуют на земле, а благочестивые бедствуют. Господь не оставил верного раба Своего, и однажды преподобный услышал голос: «Антоний, себе внимай. А то – суды Божии, и тебе нет пользы испытывать их». После усердной молитвы преподобный Антоний успокаивался и убеждался в том, что правда Божья неизмеримо выше правды человеческой и в тайны промысла Божья никто проникнуть не может.

В полном одиночестве Антоний Великий провел долгих 20 лет: заградив вход в свою пещеру, он только через небольшое отверстие беседовал с приходившими к нему. В его полуразрушенную крепость, окруженную на несколько десятков километров песками, приходили Александрийский епископ Афанасий и языческие философы (чтобы поспорить с человеком «некнижным» и даже не учившимся грамоте); ему писали письма император Константин Великий и его сыновья.

Но настало время, когда он должен был стать руководителем для других. Усиленные просьбы многочисленных ревнителей благочестия, желавших под его руководством подвизаться для Бога, заставили преподобного Антония выйти из затвора. Он открыл к себе доступ в то время, когда в Египте и странах Востока свирепствовали жестокие гонения, воздвигнутые на христиан императором Диоклетианом. Число учеников преподобного Антония быстро возрастало, и вскоре безлюдная пустынь стала похожа на город, в котором процветали правда и благочестие. Одни из пустынников объединились в общину, другие рассеялись по пустыне и жили отшельниками, но все они находились под руководством Антония Великого, который увещевал их своим примером.

Преподобный Антоний не давал внешних правил для жизни иноческой, заботясь главным образом о внушении своим ученикам живого благочестия. Когда братия стала просить у него устав для монашеской жизни, он предложил им простое и мудрое поучение:

«Для познаний всех правил жизни достаточно Священного Писания. Но великую пользу принесет и то, если братии будут утешаться взаимными поучениями. Посему вы мне, как отцу, говорите, что знаете; а я вам, как детям, поведаю многолетние опыты. Да будет первым и общим для всех правилом не ослабевать в предпринятых подвигах, но постоянно, как бы начиная, приумножать доброе стяжание, ибо настоящая жизнь очень кратковременна в сравнении с вечною. В здешней жизни обмен между людьми бывает равный. Но будущая жизнь обещается нам за дешевую цену. За 80, много 100 лет жизни обещается царство бесконечное, блаженство вечное. Итак, чада, не предавайтесь унынию или тщеславию, ибо сказано, «что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим. 8, 18).

Монахи шли к преподобному Антонию по влечению собственного сердца, чтобы подвизаться для спасения души и чтобы в подвигах своих следовать советам мудрого старца. Если и было здесь подчинение, то чисто нравственное, которое каждый из иноков налагал на себя добровольно. Таким образом, старчество (духовное руководство старцами молодых иноков) применялось в монастыре Святого Антония очень рано.

Принятие в монашество он не обставлял никакими обрядами: нужно было только, чтобы ищущий иночества искренне желал бы подвизаться и был бы к этому способен. В монастырях святого Антония было принято, чтобы в каждой келье жили не более двух монахов (а лучше один), т. к. келья должна была стать главным местом духовных подвигов инока и, как темница, отделять его от соблазнов мира.

Внешняя обстановка монашеской жизни под руководством преподобного Антония была очень проста и даже сурова. Уединенное жилище инока представляло собой пещеру – естественную или вырытую руками иноков. Пища монахов тоже была простой – в основном хлеб и вода, иногда еще зелень и овощи. Но и эта скудная еда принималась в малом количестве – только чтобы поддержать жизнь. О каких-либо излишествах или изысканности не могло быть и речи.

Одежду монахи носили тоже самую простую и бедную. В первое время по своей форме она не отличалась от обычной одежды тех времен, и только с течением времени составился полный список обязательных для монаха одежд. Сохранилось предание, что первым ввел в употребление монашескую одежду инок Патермуфий. На пришедшего к нему юношу он надел левитон, кукуль и милоть и перепоясал его. Но нужно еще раз напомнить, что сам преподобный Антоний не стеснял учеников своих внешними правилами и предписаниями и не требовал обязательного ношения монашеской одежды[6].

Все монахи находились в безусловном подчинении своему авве. Повиновение иноков духовным отцам-руководителям вменялось преподобным Антонием в непременную обязанность каждому иноку как необходимое условие для получения от Бога необходимой духовной силы. Большую часть времени иноки проводили в посте и молитвах: бдение над собой и молитва ставились преподобным Антонием главным основанием подвижничества. Он всегда призывал учеников своих бодрствовать над собой, не лениться и не предаваться унынию. Бодрствование монахов состояло в постоянных мыслях о смерти и Страшном Суде, сердечном сокрушении о грехах своих и непрестанной молитве Богу. Свободное от духовных подвигов время посвящалось труду, чтобы поддержать свое скромное существование. Сохранилось предание о том, как однажды Антоний увидел кого-то, сидящего за плетением веревки и прерывающего работу молитвами. Это был ангел Господень, посланный для наставления Антония. И ангел сказал ему: «И ты делай так, и спасешься». Антоний очень обрадовался и с того часа все свободное от молитв время посвящал труду.

Иноки возделывали землю, на которой выращивали пшеницу и овощи, из финиковых и пальмовых ветвей плели корзины и рогожи.

Отношения иноков между собой строились на взаимной любви и согласии. Не было там ни притеснителя, ни притесненного, а только духовная «радость, соревнование о преуспеянии и взаимное утешение друг друга верою». Всех объединяло общее стремление к добродетели, и потому нравственное совершенство каждого инока было предметом забот всей монашеской общины.

Хотя подвиги иноков были суровыми, преподобный Антоний никогда не требовал от подвижников невозможного и не напрягал чрезмерно сил братии. К согрешившим и кающимся относился с всепрощающей любовью[7]. Приведем несколько отрывков из «Наставлений о доброй нравственности и святой жизни» Антония Великого.

Человеком должно называть или того, кто умен, или того, кто принялся исправлять себя. Неисправного не должно называть человеком, потому что это (неисправимость. – Н. И.) есть дело не человеческое. От таковых должно бегать. Сживающиеся со злом никогда не будут в числе бессмертных (т. е. блаженным бессмертием).

Люди обычно именуются умными по неправильному употреблению этого слова. Не те умны, кто изучили изречения и писания древних мудрецов, но те, у которых душа умна; которые могут рассудить, что добро и что зло, и злого и душе вредного убегают, а о добром и душеполезном разумно радеют и делают то с великим к Богу благодарением. Эти одни поистине должны именоваться умными людьми.

Умным людям не нужно слушать всякого рода беседы, но только те, которые приносят пользу, которые ведут к познанию воли Божьей, ибо она есть путь, которым люди опять возвращаются к жизни и свету вечному.

Нет никакой пользы изучать науки, если душа не будет иметь доброй и богоугодной жизни. Причина же всех зол есть заблуждение, прелесть и неведение Бога.

Свободен тот, кто не рабствует сластям (чувственным удовольствиям), но господствует над телом посредством рассуждения и целомудрия, и с полной благодарностью довольствуется тем, что подает ему Бог, хотя бы того было очень умеренно.

Не то грех, что делается по закону естества, но то, когда по произволению делают, что худшее. Вкушать пищу не есть грех, но грех вкушать ее без благодарения, неблагоговейно и невоздержанно. Не грех просто смотреть, но грех смотреть завистливо, гордо и ненасытно. Не грех слушать мирно, но грех слушать с гневом; не грех заставлять язык благодарить и молиться, но грех позволять ему осуждать и клеветать. Не грех утруждать руки подаянием милостыни, но грех позволять хищение и убийство…

У человека нет ничего честнее слова. Слово столь важно, что словом и благодарением мы чтим Бога. Употребляя слова непотребные или бесчестные, обличаем непотребство души своей. Несмысленному человеку свойственно за грехи свои винить рождение свое или другое что, когда самопроизвольно употребляет он худое слово или делает что дурное.

Будем ревновать и доброй и благочестивой жизни не ради человеческой похвалы, но изберем добродетельную жизнь ради спасения души, ибо каждодневно видится смерть пред глазами нашим, – и все человеческое ненадежно.

Жизнь есть соединение и сочетание ума (духа), души и тела; а смерть есть не погибель этих частей, а расторжение их союза; все это Бог хранит и по расторжении.

Ум есть не душа, а дар Божий, спасающий душу. Богоугодный ум течет впереди души и советует ей презреть временное, вещественное и тленное, а возлюбить блага вечные, нетленные и невещественные, так чтобы человек, живя в теле, умом созерцал и представлял небесное и Божественное».

ТАВЕНСКИЕ ОБИТЕЛИ ПАХОМИЯ ВЕЛИКОГО

В предыдущей главе говорилось, как важно было пробудить ревность и усердие к иноческой жизни, но не менее важно было дать такие правила, которые могли бы укрепить стремление людей к богоугодной жизни, сделать ее постоянным навыком. Большая часть монашеских правил была дана Пахомием Великим, собственная жизнь которого явилась прекрасным образцом наставничества иноков. Преподобный Антоний Великий говорил Закхею (ученику Пахомия Великого):

Вначале, как я стал монахом, не было ни одной киновии для воспитания других. После того, как отец ваш устроил это благое дело при помощи Божьей, еще прежде его хотел учредить то же другой, по имени Аот, но поелику не от всего сердца старался о том, то и не получил желаемого. Великую услугу оказал он (Пахомий Великий. – Н. И.), собрав такое множество братий.

Бывший солдат, еще до принятия христианства Пахомий Великий стал аскетом. Испытав на собственном опыте, как опасно молодому подвижнику жить одному, он решил ввериться мудрому старцу и пошел к отшельнику Палемону, подвизавшемуся в Фиваидской пустыне. У дверей кельи Пахомий молил, чтобы тот допустил его жить рядом с собой, но Палемон отвечал: «Ты слишком молод и не сможешь жить со мной. Многие приходили ко мне, полные решимости вести жизнь подвижническую, но, изнуренные трудами, уходили назад. Я питаюсь только хлебом с солью, масла и вина у меня никогда не бывает; большую часть ночи, а иногда и всю ночь привык я проводить в молитве и богомыслии». Но Пахомий и дальше стал упрашивать старца, пока тот не принял его.

Пахомий Великий

Вместе они стали подвизаться в молитве, пении псалмов и посте, вместе вязали власяницы. Трудами своими добывали хлеб не только себе, но еще и беднякам помогали. Когда же усталость склоняла их ко сну, старец отправлялся с учеником своим на гору. Там они перетаскивали песок с одного места на другое, чтобы приучить себя бодрствовать и ночью, когда надо молиться. «Бодрствуй, Пахомий, – говорил Палемон, – чтобы враг рода человеческого не искусил тебя и не лишил плода трудов». Под строгим руководством воспитывался Пахомий: умерщвляя плоть свою постом, он более всего радел о смирении и чистоте душевной и телесной.

Подле горы, где жили Палемон и Пахомий, была пустыня, поросшая дикими травами и терновником. Пахомий часто ходил туда за дровами: острые иглы кололи его босые ноги, но он терпел, вспоминая о гвоздях, которыми был распят Иисус Христос. Иногда он останавливался и молился наедине, и сердце его разгоралось тогда такой любовью к Богу и ближним, что ему хотелось обнять весь мир и всех привести к Господу.

Однажды Пахомий далеко отошел от своего жилища и достиг Тавенны – места, лежащего на берегу Нила. Здесь он долго и усердно молился, и вдруг послышался ему голос: «Поселись здесь и выстрой монастырь; к тебе соберется много иноков». А потом Пахомию явился ангел с медной доской, на которой были начертаны правила иноческой жизни. Он рассказал о своем видении Палемону, и они вместе осмотрели место. Старец посоветовал повиноваться голосу, Пахомий расстался с Палемоном и поселился в Тавенне, но духовный союз между ними не распался. Они поочередно навещали друг друга, пока Палемон не скончался на руках Пахомия.

Первым в пустынь к Пахомию пришел брат его Иоанн. Они тоже кормились только трудом рук своих, еще и бедным уделяли избытки. Одежду их составлял левитон, который они переменяли только тогда, когда приходила пора мыть его. Под левитоном Пахомий носил еще власяницу. Спать он не ложился, а для сна садился в келье своей на камень, чтобы не прислоняться к стене. Иногда он вообще не смыкал глаз по несколько дней и даже просил Господа, чтобы Тот совсем освободил его ото сна.

Повинуясь голосу небесного вестника, Пахомий начал устраивать монастырь для будущей братии. Но Иоанн, любивший безмолвие, всячески препятствовал ему в трудах. Так, один возводил обитель, чтобы принять в ней многих; другой хотел, чтобы она была как можно теснее и безлюднее. Препятствия со стороны брата Пахомий переносил безмолвно, т. к. делал Божье дело, но внутри себя он не мог подавить чувство огорчения, которое сильно мучило его.

Только после смерти брата Пахомий мог свободнее приступить к устроению обители, но еще много искушений вынес он от духов злобы. Первыми учениками его были Псентезий, Сур и Псой; потом к ним присоединились другие, и среди них – 14-летний Федор, ставший впоследствии любимым учеником Пахомия.

Пока братий было мало, Пахомий на себя принимал все заботы о монастыре, чтобы ученики его, свободные от внешних обязанностей, усерднее бы совершенствовались во внутренней жизни. Даже для общей трапезы он все готовил сам, а также сам сеял и выращивал овощи. Пахомий старался быть слугой всем ученикам своим, чтобы они могли утешаться упражнениями духовными. Иноки не могли надивиться на его подвиги, на его любовь и смирение, умерщвление себя и смиренность духа, которые он сохранял среди непрерывных внешних дел и занятий. Так преподобный Пахомий учил собственным примером учеников своих, чтобы они со временем могли управлять другими, соединяя с созерцательной жизнью и работу.

Видя, что многие окрестные пастухи никогда не слышали Слова Божьего и не причащались Святых Тайн, он выстроил для них церковь, в которой они стали собираться по субботам и воскресеньям. Преподобный Пахомий учил их так просто и мудро, что даже самые неразумные быстро и живо воспринимали его слова. Многие из язычников после бесед с ним крестились, и молва о преподобном Пахомии разнеслась так далеко, что к нему пришло еще множество учеников.

Вместе они построили несколько домов, а в центре возвели церковь. Так возник первый монастырь Табенизи (до 328 г.). Когда он сделался тесным для умножившейся братии, преподобный Пахомий выстроил в пустыне Проу новый монастырь Бафуа, ставший главным[8]. А потом многие пустынники отдали свои монастыри под управление Пахомия Великого, и при жизни его общество Тавенское состояло уже из девяти монастырей. У каждого из них был свой начальник, называвшийся настоятелем (или игуменом), а иногда и экономом; вероятно, потому, что совмещались обе должности.

С умножением братии Пахомий Великий ввел в монастыре своем устав. По своему внешнему поведению настоятель должен был быть образцом строгости, осторожности, умеренности, точности и т. д. Он не должен был вступать в бесполезные разговоры и слушать их; не должен искать лучшей одежды, пищи и постели. В правилах Пахомия Великого было точно и определенно указано, чтобы настоятель не переступал границ своей власти, управлял бы без жестокости, не разговаривал бы высокомерно, остерегался пускать в душу свою гордыню и суетность, когда будет наставлять иноков. Смирение и любовь – вот две главные добродетели, которые Пахомий Великий требовал от настоятелей монастырей. Они должны были знать обо всех сомнениях и искушениях, которые будут возмущать душу иноков, утешать их в борьбе с ними; если же заметят на лице их печаль, должны выяснить причину ее. Если же не делают этого по недостатку любви или внимания, если сами причиняют скорбь брату своим неправильным поступком, то подвергаются наказанию и даже отрешаются от должности, пока не научатся большей любви.

О желающем вступить в монастырь извещают настоятеля, и тогда он поручает опытному старцу испытать искренность его желания. В течение 10 (и более) дней испытуемый вне монастыря должен повергаться на землю перед проходящими братиями и терпеть поношения, чтобы показать свое терпение и смирение. В эти же дни его учат молитвам и псалмам и тщательно испытывают: не от беды ли какой он пришел в обитель? Может ли отречься от родителей, отказаться от состояния?

Монахи в обители Пахомия Великого отказались от всякой личной собственности, носили одинаковую одежду. Жизнь их протекала в молитвах и труде – плетении, огородничестве и садоводстве; позднее иноки стали заниматься ремесленными работами. Развитие хозяйственной деятельности общежитий привело даже к некоторой дифференциации труда, и в одном из «Житий» Пахомия Великого называется целый ряд монахов, посвятивших себя определенному ремеслу: кузнецы, сапожники, земледельцы и др. Но труд в обители Пахомия Великого не являлся самоцелью; он рассматривался как служение Богу и должен был сопровождаться молитвой и молчанием.

Принятые в число братьев становились полноправными членами общежитий только после искуса и наставлений, даваемых опытными, «истинными» монахами. В каждой «лавре» монахи делились на декурии. Для каждых двадцати братий возводилось особое помещение, в котором они жили под надзором и руководством домоправителя, причем разделение монахов на декурии совпадало с разделением их по роду занятий. В общем доме у каждого была своя келья, двери которой всегда держали открытыми. Три-четыре дома составляли трибу, каждая из которых в течение недели выполняла общие монастырские работы, заведуя церковью, кухней и т. д. Утром и вечером все собирались на общую молитву, по субботам и воскресеньям – на литургию. Три раза в неделю «старшие» наставляли братьев в вере и монашеской жизни, разъясняли им их недоумения. «Старшие» же руководили и чтением братьев, указывая, какие им следует брать книги из монастырской библиотеки, а также отвечали на возникшие после чтения вопросы.

Таким образом, религиозная жизнь братии в обители Пахомия Великого определялась одинаковой для всех формой более, чем в лаврах и монастырях, живших по уставу Антония Великого. Этим был положен предел личной религиозной инициативе, и желающий спастись, вступая в монастырь преподобного Пахомия, признавал и установленный в нем образ жизни. Подчиняя свою волю монастырскому уставу, он мог проявлять свое религиозное рвение только в рамках, установленных традицией монастыря. Такая традиционная форма жизни, устраняя проявления возможного индивидуализма, сильнее влияла на среднюю массу вступающих, воспитывала их и не позволяла отступать назад.

Отдельные общежития не теряли связи друг с другом. Два раза в год все монахи должны были собираться в главном монастыре, настоятелю которого подчинялись «отцы» других монастырей. Узы эти были не только религиозными, т. к. все сработанное монахами доставлялось в Бафуа, где главный эконом распределял все между отдельными монастырями сообразно их нуждам. Излишки же отправляли в соседние города и даже в Александрию. Поэтому, несмотря на все старания преподобного Пахомия оградить монастырь от мира, связь эта постоянно крепла и развивалась.

Так, под неограниченной властью главного настоятеля жила крепкая и единая организация, к тому же монахи обеспечивали свое существование собственным трудом и торговыми отношениями с мирянами. В результате труд – нетвердый источник существования одиноких анахоретов и лавр – стал основой жизни в монастырях Пахомия Великого. Спасение души на собственный страх и риск заменилось спасением ее в определенных формах монастырской жизни, созданных сознательно и обдуманно. Жизни одинокого пустынника была противопоставлена общежительная жизнь монахов. И в то же время монахи, продавая свои товары, были связаны с мирянами.

Мудрость наставлений преподобного Пахомия привлекала к нему пустынников из соседних стран, даже если они и не находились под его управлением. Но в духовных своих поисках они искали его помощи, за которой настоятели и других монастырей в затруднительных случаях обращались к угоднику Божию как к человеку, получившему небесное просвещение. Не только из Египта, но с Запада и из Армении приходили к Пахомию Великому, а из его монастырей много иноков заняли епископские кафедры.

Казалось, что благочестие обителей, так хорошо и прочно устроенных, будет сохраняться долго. Но велика слабость человеческая! И будущая печальная участь их обителей не сокрылась от преподобного Пахомия. Однажды во время молитвы открылось ему, что одни из его братий окружены пламенем, из которого не могут выйти; другие так запутались в терниях, что они колют их со всех сторон; третьи стоят на краю пропасти и не могут отойти от нее. В другой раз, когда Пахомий молился о будущем обителей, перед его глазами предстал ров, наполненный иноками. Только начнут они подниматься, чтобы выбраться оттуда, как приходят другие и не выпускают их. Только немногих, которым с трудом удалось выбраться изо рва, осиял небесный свет. С рыданием упал преподобный на землю и стал громко взывать: «Господи! Если такова судьба иноков, то зачем Ты захотел, чтобы была киновия и монастыри? Помяни завет Твой, в котором Ты обещал до конца сохранить сослужащих Тебе! Ты знаешь, что с тех пор, как я принял на себя иноческий сан, я смирялся пред Тобою, не вкушал досыта хлеба и воды». И услышал в ответ слова: «Не хвались, слабый человек, но проси прощения. Все держится Моим милосердием».

Пахомий упал на землю и стал смиренно молить о прощении, и явился ему Господь и сказал: «Семя твое духовное не оскудеет до конца века. А из тех иноков, которые будут после тебя, многие выйдут из глубины мрачного рва и явятся высшими нынешних иноков, потому что без руководителей спасутся; иные спасутся через напасти и скорби, и явятся равными великим святым».

Пахомий Великий скончался от заразной язвы, которая распространилась в его монастырях. За довольно короткое время от нее умерли более 100 иноков, и сам Пахомий болел 40 дней, но всегда сохранял бодрое расположение духа. За два дня до смерти он созвал начальников и строителей всех монастырей своих и сказал им:

«Чувствую, что конец мой приближается. Будьте бодры в молитвах и рассудительны во всех действиях. Не имейте общения с последователями Мелетия, Ария, Оригена; сближайтесь только с теми, которые боятся Бога и могут принести вам пользу своей беседой, доставляя душам вашим истинное утешение. Изберите между вами человека, который бы правил вами по духу Божьему.

По желанию братии святой Пахомий назначил своим преемником Петрония, а любимому ученику своему Федору поручил попечение о ленивых иноках. А потом, оградив себя крестным знамением, со светлым лицом предал дух свой Богу. Скончался угодник Божий в мае 348 г., когда ему было 57 лет от роду; из них он 35 лет подвизался в монашестве.

После смерти преподобного Пахомия много бед претерпели его обители. И хотя в Египте, где основал он свои монастыри, сейчас почти нет и следа иноческой жизни, но правда его и наставления его живы до сих пор и в других странах руководят иноков к совершенству.

ПЕРВЫЕ ЖЕНСКИЕ ОБИТЕЛИ

В Египте, где началась и стала устраиваться по определенному уставу жизнь первых христианских отшельников, началось и правильное устроение иноческой женской жизни. В «Беседе четвертой на Евангелие от Матфея» святой Иоанн Златоуст писал:

«В стране Египетской можно увидеть Христово воинство, и чудное общество и образ жизни, свойственный горним силам. И это открыто можно видеть не только на мужчинах, но и на женщинах, ибо и они любомудрствуют не меньше мужей. Они не берут щитов и не садятся на коней, как повелевают славные греческие законодатели и философы, но вступают в иную, гораздо труднейшую брань. Ибо они, как и мужи, вступают в брань с дьяволом и властями тьмы; и в сей брани естественная слабость пола вовсе не служит им препятствием, ибо нужно судить о таких бранях не по естеству тел, но по произволению души. Посему и жены часто превосходили подвигами своими мужей и воздвигали славнейшие знамения победы».

Мария Египетская

Женщины-подвижницы были в Египте уже в то время, когда Антоний Великий начинал свою иноческую жизнь. Решив уйти в пустыню, он отдал сестру свою на попечение девственниц, и когда пришел навестить ее в первый раз, то увидел ее уже начальницей и попечительницей других дев. Руководством для первого женского иночества был, конечно же, пример и наставления самого Антония. Так, в его поучениях о девстве говорится:

«Девственница не должна в себе питать чувств, приличных женам. Она должна удаляться нечистых мыслей, гордости и всего, что приятно дьяволу. Должна любить всех людей, убегая славы мирской; быть преданной Богу, обуздывать язык и строго хранить пост. Если все сие она будет исполнять, сделается чистою и Богоугодною жертвою. Если же девственница будет заботиться о роскошной пище и тщеславиться девством, то вместо славы подвергнется стыду. Если не будет обуздывать своего языка, то тщетно будет ее девство».

Святые жены, подвизавшиеся в молчании кроткого и терпеливого духа, оставили о себе немного сведений. И все же известно, что многие из них были отшельницами. Так, в Александрии и окрестностях ее было много девственниц, из которых одни жили вместе, другие в отдельных кельях. Многие отцы Церкви писали наставления и поучения для подвижниц, но Пахомий Великий, учредивший общежительство для иноков, стал учредителем его и для женщин.

У преподобного Пахомия осталась в мире сестра. Желая увидеть брата и лично убедиться в чудесах, которые о нем рассказывают, она пришла в Тавенну. Пахомий Великий, отказавшийся от мира и связей родственных, всегда избегал общения с женщинами. И когда сестра пришла повидать его, он через привратника велел сказать, что с нее довольно знать, что он жив и чтобы она возвращалась домой и не искала больше встреч с ним. Но, не желая совсем лишать ее спасительного совета, предложил ей последовать его образу жизни. Бог по ее примеру может привлечь других к святой жизни, и если ей угодно, он поручит братии выстроить для нее монастырь. Огорченная сначала суровым приемом брата, она с радостью приняла его предложение.

Преподобный Пахомий обрадовался скорой готовности сестры своей и повелел построить для нее монастырь недалеко от Тавенского – на другой стороне Нила. Вскоре она собрала вокруг себя других женщин, которые вверились ее руководству. А она учила их делами и советами, чтобы они, забыв о земном, прилеплялись бы к небесному.

Волосы они покрывали клобуком, который прикрывал и плечи их. Ручным рукоделием их была выделка льна и шерсти, которые закупал (как и все остальное, нужное для них) главный эконом Тавенского монастыря.

Первым настоятелем женского монастыря был инок Петр – муж престарелый и высокой жизни, умертвивший в себе все страсти. Священник и дьякон, назначенные им для служения, приходили только по воскресеньям. После смерти Петра правителем женских монастырей Мин и Бехре был назначен Епоних – тоже человек престарелый и святых правил.

Когда нужно было что-то построить в женском монастыре или оказать какую другую мужскую помощь, братии откликались, но в женскую обитель их приводил почтенный старец. Они не могли ни пить, ни есть у инокинь и в назначенный для отдыха час возвращались в свою обитель.

Никто из монахов Пахомиевых обителей не мог без позволения пойти в женский монастырь. Даже старцы, доставлявшие подвижницам все необходимое, входили только в сени, а не в дома инокинь. Если у кого-то из иноков были там сестра или мать, только в сопровождении старца испытанной добродетели он мог навестить их. Придя, он сначала спрашивал настоятельницу, а та призывала инокиню в сопровождении старицы, в присутствии которой инок мог разговаривать чинно и скромно. Он не мог ни дарить что-нибудь сам, ни получать что-либо от сестры своей, потому что ни тот, ни другая не имели собственности, которую могли дать. Новости мира не имели в их разговоре места, и беседовали они только о благочестивых предметах.

В монастырях Мин и Бехре подвизались и девицы, и вдовы. Здесь постриглись сестры Петрония – одного из первых учеников преподобного Пахомия и его преемника в управлении Тавенскими обителями. Когда инокиня умирала, ее приготовляли к погребению и приносили на берег Нила. Иноки из мужского монастыря переправляли усопшую на свой берег, держа в руках пальмовые и оливковые ветви, и с пением псалмов хоронили в своих гробницах.

В житиях первых христианских подвижниц рассказывается об Исидоре, которая по редкому смирению и самоуничижению казалась юродивой и безумной; никогда не носила куколь, а покрывалась ветхой повязкой. Служа в поварне, она исполняла любое послушание для всех сестер; сама за трапезу никогда не садилась, не брала для себя и куска хлеба. Никто из сестер не видел, чтобы она ела; питалась же Исидора крошками, которые собирала со стола, и остатками в сосудах, которые мыла. Обуви никогда не носила.

Другие сестры иногда над ней смеялись, но она ни единым словом не показывала своего ропота, сама же никого не обижала. Святость этой отшельницы была открыта преподобному Питириму, которого однажды начали одолевать помыслы тщеславия. И представший перед ним ангел сказал: «Для чего превозносишься своими подвигами? Ступай в женский Тавенский монастырь и найдешь там женщину в повязке. Она лучше тебя, ибо подвизается среди многолюдства; служит всем и, хотя все ее осмеивают, сердцем никогда не отступает от Бога. А ты, сидя здесь и никогда не живши в мире, блуждаешь мыслями по городам».

Преподобный Питирим пошел в женский монастырь, но когда собрались все инокини, не увидел среди них той, которую искал. Ему отвечали, что привели всех, кроме одной безумной, которая сидит в поварне. И он повелел привести и ее. Исидору привели насильно, так как сама она не хотела идти. Увидев ее, Питирим пал ей в ноги и просил: «Благослови меня, мать»; она же упав в ноги, сама просила у него благословения. «Авва, не срами себя – она ведь безумная», – говорили инокини. «Вы – безумные, – отвечал старец. – А она лучше вас и меня. Она – мать ваша, и я молюсь, чтобы оказаться равным ей в день Страшного Суда».

Услышав такие слова, инокини с плачем повалились на землю и просили Исидору простить их за прежние насмешки и оскорбления. Но через несколько дней после ухода преподобного Питирима святая Исидора, не терпя славы и почестей, которые ей стали оказывать, тайно удалилась из монастыря. И никто не знал, куда она скрылась и где окончила жизнь свою…

Кроме монастырей Тавенских было воздвигнуто еще много обителей в верхней и нижней Фиваиде. В одном из таких монастырей жизнь была столь суровая, что инокини не употребляли масла и не ели никаких плодов, а питались только травами и бобами без всякой приправы. Менее строгие из них принимали такую пищу только раз в день – вечером, другие же ничего не ели по 2–3 дня. Постелью для них служила власяница – очень короткая и узкая, посланная на землю. Одеждой служила такая же власяница, только длинная. Из монастыря сестры не выходили, трудясь по мере сил своих. Если кто-то из них заболевал, то они не прибегали к лечению, предоставляя все воле Божьей.

Эту обитель часто посещала Евпраксия – вдова богатого сенатора Антигона, бывшего в родстве с императором Феодосием Великим. Она хотела поделиться с обителью своим богатством, но предпочитавшие бедность инокини не брали приношений, а только благовония для курений в церкви, свечи для освящения и масло для лампад.

Настоятельница не раз беседовала с 7-летней дочерью вдовы – тоже Евпраксией, которую та часто брала с собой. И через короткое время девочка была облачена в храме в иноческую одежду, которую приняла с радостью, как дар Небесного Жениха. Евпраксия старшая поселилась возле монастыря и проводила жизнь, подобно подвижницам: не употребляла ни масла, ни рыбы и только по вечерам вкушала немного овощей. Однажды ей было открыто в видении, что наступает время ее кончины. Юная Евпраксия очень горевала при мысли, что остается сиротой, но мать утешала ее, говоря, что ей нечего бояться, когда ее Отцом и Женихом является Иисус Христос. Последним наставлением матери было такое: «Старайся исполнить то, что ты обещала Богу. Бойся Бога и люби сестер. Не мысли себе, что ты – царского рода и они должны служить тебе, но сама служи всем со смирением. Будь бедной на земле, чтобы получить богатство на небе. Тебе принадлежит все мое имение, отдай его монастырю и молись за отца и за меня, чтобы мы удостоились милосердия у Бога».

Евпраксии было 12 лет, когда скончалась ее мать, но девочка старалась подвизаться подобно взрослым сестрам. Сначала она принимала пищу только раз в день, а потом один раз в 2–3 дня и наконец только раз в неделю. Со смирением и даже охотой она исправляла самые низкие работы в монастыре, никогда не жаловалась на тяжесть и непосильность работ, забыв о своих юных годах и своем происхождении. Желая испытать послушание Евпраксии, настоятельница велела ей перенести на другое место груду камней, которые с трудом могли переворачивать две сестры. Но девочка даже не подумала, что это выше ее сил, так она спешила исполнить приказание. И делала это впоследствии не единожды…

Любимая и уважаемая всеми сестрами, Евпраксия и сама любила всех – даже тех, кто доставлял ей неприятности. Когда в сонном видении настоятельнице было открыто, что через 10 дней Евпраксия скончается, та с трепетом приняла это известие. Зная только свои немощи, она с горькими слезами просила настоятельницу испросить для нее у Бога еще только один год жизни, чтобы можно было покаяться. Настоятельница стала призывать Евпраксию к твердости и преданности воле Божией, а между тем у той открылась горячка. Ее внесли в церковь, где весь день с нею попеременно сидели сестры. Скончалась Евпраксия на 30-м году жизни.

Так подвизались в Египте святые жены. Когда в Александрии было воздвигнуто гонение на христиан, злоба врагов Иисуса Христа пала и на девственниц. Их подвергали поруганию, истязаниям, убивали и даже не позволяли погребать погибших. Таким образом, «золотой век» египетского монашества продолжался недолго, а начавшаяся в VII в. арабская экспансия и вовсе прервала традиции преподобных Антония и Пахомия.

ВАСИЛИЙ ВЕЛИКИЙ – ПАТРИАРХ ВОСТОЧНЫХ МОНАХОВ

Василия Великого, епископа Кесарийского, Церковь считает истинно евангельским епископом. Народу он был отцом, бедным и бедствующим – другом, в вере – непреклонный, в благотворении – неистощимый. В богослужении в день его памяти (1 января) говорится, что святой Василий Великий собрал в себе добродетели всех святых: «кротость Моисея, ревность Илии, исповедание Петра, богословие Иоанна». «Великий из великих учителей» православия, «одна улыбка которого была похвалой, а молчание укоризной». Его милосердие простиралось на всех – на христиан, на иудеев, на язычников, и вся жизнь святого Василия Великого была выполнением апостольской заповеди – «радоваться с радующимися, плакать с плачущими».

Святой Василий никогда и ничего не делал наполовину, и когда он решился предать себя Богу, то отдался своему решению всецело и вполне сознательно. Монастыри тогда были еще неизвестны в Малой Азии, и он отправился в Египет, чтобы своими глазами посмотреть на монашеские общежития в пустыне. Изучив жизнь в египетских, сирийских и палестинских пустынях и на основании собственного подвижнического опыта, он составил идеал христианского подвижника. И захотел прийти на помощь каппадокийским и понтийским одиночкам, создав для них правила истинного монашеского жития.

Василий Великий

Из своих странствий Василий Великий вынес два плодотворных убеждения: что люди не должны жить в полном одиночестве и что им необходимы определенные правила, чтобы удержать самобичевание и умерщвление плоти в разумных границах. Он остановился на киновии как самой совершенной форме иночества.

Вернувшись из Египта, святой Василий Великий поселился в Аннези – живописном и уединенном месте на берегу Ириса. Оно было богато водой и лесом, и здесь, при небольшом усилии со стороны человека, произрастали всевозможные плоды. К тому же оно было очень спокойно, и Василий Великий даже захотел завершить здесь свой земной путь. Отрешившись от всех забот житейских, он проводил жизнь, подражая подвигам тех великих людей, которых видел в Египте и Сирии.

В Аннези святой Василий вел жизнь весьма суровую, из имущества оставил только одежду, которую носил на себе. Днем это были туника и плащ, а ночью – во вретище. Спал на голой земле, но часто бодрствовал и в ночное время; питался только хлебом с солью, запивая его водой. Занятиями его были труд и размышления.

Необходимы были крепкая вера и даже религиозный энтузиазм, чтобы переносить такие тяготы: «хижину, лишенную кровли и дверей; очаг, лишенный огня и дыма; стены, высушенные зноем; грязь, среди которой они (монахи. – Н. И.) жили и которая капала на них так, что они уподоблялись Танталу, жаждавшему воды». Но Василий Великий говорил о жизни в Аннези с большим воодушевлением, а цель монашеской жизни видел в спокойствии духа, чтобы устремлять свои взоры на то, что более всего нужно человеку, и не рассеиваться на мирские заботы, добывание средств к существованию, суетные споры и т. д. Василий Великий не вполне сочувствовал и пустынножителям, которых считал слишком себялюбивыми и углубленными только в себя, а потому лишенными братского примера и взаимного исправления и не имеющими возможности проявлять и упражнять высокие чувства сострадания. И он обратил внимание на живших неподалеку от него пустынников, которые подвизались в уединении, никак не связанные друг с другом. Он решил их собрать вокруг себя и объяснить, как невыгодна отшельническая жизнь и какую пользу может принести киновийное житье – как для них самих, так и для других.

Прежде всего, он объяснил им, что жизнь отшельническая хоть и имела своих знаменитых представителей, но это было исключением. Поэтому она не может быть правилом для всех вступающих на путь служения Богу. Как разные члены в организме человека не могут жить сами по себе, так и в одинокой жизни человек не может приобрести то, что не имеет: не может сделать благо другому и т. д. «Поэтому Создатель и определил, чтобы мы имели нужду друг в друге и через то вступали друг с другом в единение».

Разумные и убедительные поучения Василия Великого привели к тому, что он недолго оставался один и вскоре вокруг него собралось много отшельников. Времена были тяжелые, даже страшные: военная служба была трудной, в городах и деревнях царили нищета и бедность. Сирот и детей родственники сами приносили в святые обители и отдавали на воспитание монахам. Да и богатые люди отпускали своих рабов, чтобы те вели иноческую жизнь. Слава о высоком подвижничестве и мудрых советах Василия Великого разнеслась далеко по округе, и вскоре многие потянулись к нему для беседы духовной, а кто-то оставался у него навсегда.

Впрочем, следует отметить, что монашеству сочувствовали не везде, и языческие писатели (в частности, Зосим) говорили, что для блага бедных монахи низвели на степень нищенства большую часть человечеств. Даже христиане спрашивали, почему монахи не могут жить чистой и счастливой жизнью в мире, подобно многим священникам и епископам? На это Григорий Назианзин (друг святого Василия Великого) отвечал небольшой притчей:

– Ласточки смеялись над одинокой жизнью лебедей и над тем, что они так редко поют, тогда как они, ласточки, щебечут в городе над каждым домом.

– Легкомысленные создания! – возразили им лебеди. – Чтобы слышать наше пение, люди готовы идти даже в пустыню, ибо мы уносимся далеко при дыхании зефира. Мы поем немного и для немногих, но мы любим настоящую музыку и не смешиваем ее с болтовней и шумом.

Мало-помалу в Аннези вокруг Василия Великого собралось большое число подвижников и образовалась обитель. Руководство монастырем и всей собравшейся братией он взял на себя. Когда братии было немного, он руководил ими своим примером и частными наставлениями. Когда же число послушников стало умножаться, он говорил им и общие поучения, в которых подробно толковал о монастырской жизни. Из поучений Василия Великого до нас дошло четыре – и все под названием «Слово о подвижничестве».

Когда стали устраиваться монастыри (как мужские, так и женские) в городах и других обитаемых местах, советы и инструкции Василия Великого своим монахам сделались на всем христианском Востоке правилами монастырской общины. Желающим испытать себя в жизни иноческой он советует прежде всего приучить себя терпеть скорби духовные и телесные, чтобы, не обнаружив в себе сил противостоять испытаниям, не возвратиться со стыдом к тому, от чего бежал. Если же такие «беглецы» для успокоения своей совести говорят, что они и в миру могут угождать Богу добрыми делами, то Василий Великий это мнимое угождение Богу считает невозможным.

«Кто в жизни безгрешной, по ее неразвлеченности, не имел сил выдержать борьбу с врагом, тот в жизни многогрешной и им самим управляемой – без всякого руководства со стороны мудрого и опытного наставника – может ли преуспеть в какой-либо деятельности?»

К тому же некоторые, слишком высоко ценя свой ум и привыкнув к своеволию, не одобряют монашеский обет послушания, потому что он (по их мнению) унижает один из величайших даров Божьих – свободу воли. Убеждая тех, кто хочет посвятить себя иноческой жизни и отречься от собственной воли, Василий Великий советует:

Если по благости Божьей… найдешь учителя добрых дел, наблюдай за собой, чтобы не делать тебе чего вопреки воли учителя. Ибо все, что делается без него, есть некое хищение и святотатство, ведущие к смерти, а не к пользе, хотя бы дело твое казалось тебе добрым».

Во втором «Слове о подвижничестве» Василий Великий разъясняет, каким должен быть монах в келье и вне ее. Так как мы, говорил он, порабощенные страстями своими, утратили общение с Богом, то возвращение к блаженной жизни в Боге возможно только при достижении совершенного бесстрастия.

Употребим попечение свое на то, чтобы душа наша никогда не обладала бы никакой страстью, а напротив того, чтобы мысль наша при нападении искушений оставалась непоколебимой и чтобы через то соделались мы причастниками Божьего блаженства».

Более всего достижению бесстрастия отвечает девство, но Василий Великий говорит также, что девственная жизнь не в том только состоит, чтобы воздерживаться от плотских желаний. Весь образ жизни и нравы должны стать девственными.

Можно и словом сблудить, и оком прелюбодействовать, и слухом оскверняться, и в сердце принять нечистоту, и неумеренностью в пище и питье преступить законы целомудрия. Поэтому… будем внимать себе, чтобы, поступая в чем-нибудь недостойно обета, не подпасть одному суду с Ананией»[9].

Единственная цель религиозной жизни, согласно «Правилам» Василия Великого, – работать для собственного спасения. «Все, что может вести к этой цели, должно быть соблюдаемо со страхом, как заповедь Божья… Монах, который часто выходит и переходит из монастыря в монастырь, мало-помалу теряет сосредоточение своих мыслей и набожность и погибает в грехах. Между тем случается иногда, что выход, позволенный кстати (вовремя. – Н. И.), возбуждает новое усердие к новым подвигам».

По «Правилам» Василия Великого монашеству и работы приличны такие, которые не нарушают сосредоточения мысли и внутреннего спокойствия, не ведут к опасному и бесполезному хождению в монастырь женщин и других светских лиц. К тому же в производстве вещей следует ограничиться предметами простыми, недорогими и никогда не возбуждающими человеческих страстей. Если ткутся материи – пусть они будут самыми обыкновенными, а не такими, чтобы привлекать взоры молодых людей.

Зодчество, столярные и кузнечные работы – очень полезные и необходимые занятия. Но если они будут производить в монастыре смуту и расточительность, то не нужно их допускать. Более всего с требованиями монашеской жизни согласовывались полевые работы. Хлебопашество было необходимо монахам для их прокормления, зодчество – для строительства жилья, ткачество – для изготовления одежды. Но в монастырь допускалась и медицина, которая, по словам Василия Великого, много способствует соблюдению воздержания: «Она – враг пресыщения, разнообразия в пище, очень изысканных приправ, – всего, что разжигает страсти. Она смотрит на бедность, как на мать здоровья (если будет правильно применяться)».

«Правила монашеской жизни» святого Василия Великого заключали в себе и наказания за нарушение их. Человеческая натура такова, что человек не может всегда оставаться верным своим обязательствам. И монах, хоть и принимал постриг, не лишался своей человеческой природы, поэтому также был подвержен греху и падению. Но когда он падал, его не предоставляли самому себе. «Правила» святого Василия Великого (а потом и монашеские законы Юстиниана) считали в таком случае необходимым для провинившегося наказанием, которое должно не только исправить его, но еще в большей степени искупить оскорбление, нанесенное Богу. Истинный монах самые строгие наказания переносит с радостью и должен питать к наказывающему его благодарность, как больной к врачу, даже если тот и предлагает ему горькие лекарства или как сын к отцу, желающему ему добра.

Согласно «Правилам», первое наказание – это отделение от общины. Провинившийся не имел с ней ничего общего во все время наказания: он молился один, ел один, работал один. И даже плоды его труда не смешивались с трудами других монахов и не использовались в монастыре. Следующее наказание – отлучение на некоторое время от Святых Даров; затем – лишение епископского благословения, которое давалось монаху несколько раз в день. Лишались благословения те из иноков, кто приносил в монастырь какую-нибудь вещь для себя или других, кто работал без кукуля, кто говорил без разрешения, кто брал и прятал чужое, кто самовольно вмешивался в работы других, кто упрямо спорил о Священном Писании, кто занимался пустой болтовней, кто спал в саду, кто оставался в больнице без нужды и т. д.

Но киновийное житие святого Василия Великого не могло сразу упрочиться и вытеснить собой другие виды подвижничества. В киновии была «исключена собственность имущества, изгнана противоположность расположений, в которой с корнем истреблены всякие смятения, споры и ссоры; все общее – и души, и расположения, и телесные силы, и что нужно к питанию силы и на служению ему; в которой один общий Бог… общее спасение, общие подвиги, общие труды, общие венцы; в которой многие составляют одно, и один не единственен, но во многих».

Идея такой киновии слабо прививалась у восточных иноков, поэтому общежительство даже в самой Каппадокии долгое время существовало как исключение в ряду других форм подвижничества. После Василия Великого увеличили или смягчили строгость монашеских наказаний святые Иоанн Златоуст, Иоанн Постник, Николай Грамматик, Феодор Студит и др., однако и с установлением новых правил монашеского жития инструкции святого Василия Великого не утратили своего практического значения. Он хорошо знал слабости человеческой природы и проступки, которым были подвержены монахи всех времен. «Правила монашеской жизни» святого Василия Великого остались образцом для других; про них говорили, что это был «свет, осветивший весь свет».

КОПТСКИЙ МОНАСТЫРЬ СВЯТОГО МАКАРИЯ

Одним из учеников святого Антония Великого был преподобный Макарий (301–390), который, перегоняя однажды свой караван верблюдов, остановился на ночлег возле скита Антония. Встреча с отшельником полностью изменила его жизнь, и вскоре он присоединился к нему. А после его смерти отправился в пустыню в поисках подходящего места для поселения монахов. Такое место было найдено в Вади-Натрун (Нитрийской пустыне), которое входит в северо-восточную часть Сахары и представляет собой обширную впадину-равнину, лежащую ниже уровня моря – между Каиром и Александрией.

В те далекие времена, когда не было дорог и жизнь сосредотачивалась только по берегам Нила и его рукавов, Вади-Натрун была надежно изолирована. И десятки тысяч монахов и монахинь спокойно подвизались в местных монастырях. Сегодня здесь расположен центр коптского монашества – четыре больших мужских монастыря: Святого Макария, Святого Бишоя, Суриан и Барамос. В окрестностях сохраняются скиты, в которых живут отшельники.

Старейший из монастырей был основан преподобным Макарием в 360 г., и с тех пор никогда не пустовал. Но Александрийская церковь только первые 400 лет своего существования была едина со всей христианской Церковью, а после Халкидонского собора она разделилась на собственно коптскую и греческую (мелкитскую, т. е. «царскую»). Политическим поводом к разделению стало недовольство египтян притязаниями Византийской империи, а религиозным – спор о природе Иисуса Христа.

Колодец в коптском монастыре

В 451 г. в городе Халкидоне, при византийском императоре Маркиане, был созван четвертый Вселенский собор – против лжеучения архимандрита одного из константинопольских монастырей Евтихия. Отвергая человеческую природу в Господе нашем Иисусе Христе и защищая Его Божественное достоинство, он сам впал в крайность и учил, что в Спасителе человеческое естество было совершенно поглощено Божеством, поэтому в Нем и следует признавать только одно Божеское начало. Это лжеучение называется монофизитством, а его последователи – монофизитами.

На Соборе ересь Евтихия была осуждена и был провозглашен догмат «О соединении двух естеств Иисуса Христа в одной Божественной ипостаси». Но некоторые из присутствующих епископов (в том числе и египетские) заподозрили своих собратьев в несторианстве и отделились от них… Этот догмат они стали выражать словами святых Афанасия Великого и Кирилла Александрийского: «Исповедуем едино естество (в смысле ипостаси. – Н. И.) Слова воплощенного». Таким образом, их разделила буква, но не сущность этого догмата.

Деятельность византийского императора Юстиниана почти привела к исчезновению этой ереси, но у архимандрита Евтихия нашлись последователи. Черноризец Иаков Бародаи, ставший потом епископом города Эдесса, собрал разрозненных монофизитов Сирии и Месопотамии, воздвиг для них клир и епископские кафедры, после чего это вероучение снова возродилось к жизни. Последователей Иакова Бародаи стали называть яковитами, и название это перешло и на коптов[10].

Коптские епископы не подписались под решениями Собора и, возвратившись из Халкидона, избрали патриархом монофизита Тимофея Элура. А патриарха Протерия, присланного из Константинополя, после жестоких истязаний убили в 457 г. С тех пор Коптская монофизитская церковь совершенно обособилась от Вселенской, хотя у коптов тоже существует культ святых и блаженных, почитание святых икон и мощей.

Копты тоже соблюдают семь Таинств (Причастие, Крещение и др.), но христиане они особые; например, на левом запястье у них сделана татуировка в виде креста, но крестятся они слева направо указательным пальцем. Говорят копты по-арабски, но богослужение совершают на коптском языке, который является остатком древнеегипетского.

Коптская церковь относится к восточной (православной) ветви христианства, но в Египте и Эфиопии копты составляют особую Церковь и имеют своего патриарха. Различаясь в учении Святой веры, копты в исполнении многих своих обрядов согласны с православной церковью. Коптские праздники практически совпадают с православными, только живут копты по собственному календарю, в котором летосчисление ведется от 284 г. – от начала правления императора Диоклетиана. Таким образом, у коптов сейчас идет 1721 год.

Организационно монофизитство оформилось в Египте, когда был избран первый коптский патриарх, резиденция которого до наших дней находится в Александрии. Этот город еще в языческую эпоху процветал и славился во всем мире науками, своей знаменитой библиотекой, учеными мужами и т. д. В Александрии коптам принадлежит собор, возведенный во имя святого апостола и евангелиста Марка, которого копты считают основателем своей церкви. Он проповедовал в Александрии в царствование императора Нерона (сер. I в.), потом был схвачен язычниками и подвергнут мучительной казни. На том месте, где святой принял мученическую смерть и был потом погребен, и был воздвигнут собор, где в мраморной раке хранится честная глава святого Марка. А мощи его в 815 г. были перевезены в Венецию и несколько столетий хранились в соборе Святого Марка, но в 1968 г. Папа Римский вернул драгоценную святыню египтянам. И теперь они почивают в соборе тоже Святого Марка, но уже в Александрии.

Последние 40 лет коптское монашество переживает «вторую молодость». Реконструируются и расширяются старые монастыри, возводятся новые. В 1970 г., когда в монастыре святого Макария началась реконструкция, в нем жили всего 6 монахов, а к концу ХХ в. их было уже более 100 человек. Монахом может стать любой копт, завершивший образование и службу в армии. Для новичков установлен испытательный срок в 4 месяца, но и его выдерживают не все. Впрочем, монах может покинуть обитель в любое время, хотя подобный поступок считается ошибкой. Но желающих оставить мирскую жизнь в Египте так много, что во второй половине ХХ в. пришлось строить несколько новых монастырей (например, обитель Святого Менаса – к западу от Александрии).

Среди однообразия песков монастырь Святого Макария возвышается как крепостная стена округлых очертаний с высокой колокольнеймаяком. Вдоль стен, внутри которых расположены монашеские кельи для монахов и комнаты для паломников, в два яруса идут круглые, как на кораблях, окна-иллюминаторы – символика Ноева ковчега. Практическое же назначение окон – вентиляция помещений: внутренние окна выходят в сад, а внешние открывают вид на пустыню.

В настоящее время большинство монахов – это молодые люди с университетским образованием: врачи, учителя, агрономы, архитекторы, инженеры – все они находят применение своим знаниям и опыту в деятельности обители. У монастыря Святого Макария обширное хозяйство (одной земли 800 га), которое не облагается налогами. О результатах сельскохозяйственной деятельности иноков можно судить по тому, что на бесплодном ранее песке они выращивают финиковые пальмы и оливки, цитрусовые и миндаль, инжир и овощи. Здесь же содержится большое количество скота и птицы, но сами иноки не работают. За них это делают около 500 наемных рабочих, среди которых есть и мусульмане. Сами же монахи трудятся в типографии, оснащенной современными компьютерами.

Современное жилище монаха трудно назвать кельей. При возведении новых монастырских помещений были спланированы просторные, хорошо проветриваемые 2-комнатные кельи с балконом и кухней, водопроводом и ванной европейских размеров. Вместе монахи питаются лишь один раз в день, в трапезной берут себе еду на весь остаток дня. Вместо черных монашеских одежд носят теперь коричневые рубахи-галабеи.

Насельники монастыря Святого Макария изучают иностранные языки, в обители постоянно действуют курсы английского, французского и немецкого языков; впоследствии было начато изучение древнегреческого языка, чтобы иметь возможность знакомиться с подлинниками древних текстов.

Самой древней и просторной частью монастыря является церковь святого Макария, в которой покоятся его мощи. Основана она была в IV в., но от тех времен от нее ничего не осталось. Самая старая ее часть – круглый кирпичный купол, сооруженный над алтарем. Того же возраста и резные деревянные алтарные врата. Во время последней реконструкции церковь расширили, старую деревянную крышу заменили железобетонной. А когда монахи стали убирать с пола культурный слой толщиной в метр, то увидели кирпичный склеп с полукруглой крышей. В нем были найдены мощи четырнадцати человек, причем у одного не было головы. Из старинных манускриптов известно, что тело обезглавленного Иоанна Предтечи в свое время перенесли в Вади-Натрун. И коптские монахи уверены, что он – один из этих четырнадцати человек. Их извлекли из склепа и положили в красивую раку.

Напротив церкви Святого Макария расположилась другая старинная церковь, но меньших размеров. Она посвящена похороненным там 49 монахам, принявшим в V в. мученическую смерть от кочевников. Служба в ней проходит лишь один раз в году – 3 февраля (в день их памяти).

В самой поздней церкви интересны иконы, которых в монастыре вообще не очень много. Коптская иконопись сильно отличается от греческой или русской: в ней не прописываются детали, нарушаются пропорции, как будто рисовал ребенок. И тем не менее коптские иконы очень выразительны. Среди них особенно известна так называемая «Черная Мадонна»: Богоматерь с Младенцем изображена на ней на черном фоне. Причем икона выполнена не на доске, а на коже, что для Египта весьма необычно. Точный возраст иконы неизвестен, но ученые предполагают, что написана она в XII в. и, возможно, была привезена из Эфиопии.

Справа от входа расположено несколько икон уже совсем другого письма, привычного нам – русского или греческого. Как они попали в коптский монастырь, какого возраста – точно неизвестно, ясно только, что они старинные.

На монастырском дворе расположилось глухое каменное сооружение высотой около 20 метров. Это традиционная для коптских монастырей башня-хусн. Примерно до VI в. монастыри не обносили стенами, и в случае опасности монахи прятались в таких башнях. Вход в нее сделан на уровне второго этажа; от двери к соседнему павильону перекинут подвесной мостик. Во время набегов кочевников-бедуинов монахи запирались в башне и поднимали мостик. На первом этаже они хранили запасы и спали, и так они могли отсиживаться неделями. В углу – колодец 20-метровой глубины; сейчас им уже не пользуются. На втором этаже башни размещается церковь во имя Пресвятой Девы Марии, на третьем – три небольшие часовни. Сохранился и ворот, с помощью которого монахи поднимали мостик.

В монастыре Святого Макария есть музей, в котором выставлены архитектурные фрагменты, найденные во время реконструкции обители. Судя по ним, на месте монастыря располагались более древние сооружения, вероятно, римской эпохи. Рядом с музеем расположилось просторное здание библиотеки.

Преподобный Макарий Египетский был не только основателем монашеского жития в Вади-Натрун, но и блестящим проповедником, за что его и назвали Великим. Его духовное наследие – 50 бесед и множество кратких изречений – высоко ценится и в наши дни[11]. Рукописные списки высказываний преподобного Макария, относящиеся к Х в., – гордость монастырской библиотеки. В поучениях своих святой Макарий Египетский не касался частностей подвижничества. Те, к кому он обращал свои взоры, и так были усердными тружениками, поэтому великий подвижник заботился о том, чтобы дать должное направление их трудам и указать цель, к которой они должны были стремиться. А состояла эта цель в освящении души благодатью Духа Святого, без чего нет жизни и залога будущего спасения. «Кто действительно хочет быть последователем Христовым, тот должен приходить с целью, чтобы перемениться, показать себя новым и лучшим человеком».

Святой Макарий имел дело с падшей душой и наставлял ее, как выйти на свет из состояния тьмы. Он «добрым словом и худого человека делал добрым», поэтому наставления его важны для всех христиан, ибо в том вера и заключается, чтобы восстать от падения.

«Поэтому кто хочет истинно благоугождать Богу, приять от Него небесную благодать Духа, возрастать и усовершенствоваться в духе Святом, тот должен принуждать себя к исполнению всех заповедей Божиих и покорять сердце, даже против его воли, по сказанному: «Все повеления Твои – все признаю справедливым; всякий путь лжи ненавижу» (Пс. 118, 128).

Кто хочет истинно благоугождать Богу и поистине возненавидеть противную сторону злобы, тому должно нести брань в подвигах и борениях двоякого рода: в видимых делах мира этого удаляться от земных развлечений, от любви к мирским связям и от греховных навыков; а в делах сокровенных бороться с самими духами злобы, о которых сказано: «Потому что наша брань не против плоти и крови, но против… духов злобы поднебесных» (Еф. 6, 12).

В монастырской библиотеке хранятся и старинные коптские и арабские рукописи и книги. Архимандрит Порфирий Успенский (впоследствии – епископ), известный исследователь Ближнего Востока, во время первой своей поездки в 1843–1846 гг., сумел познакомиться с монастырской библиотекой.

«Из числа книг, хранящихся в шести сундуках, замечательны две огромные рукописи на коптском языке, содержащие пасхальную службу (они тщательно берегутся в пристойных футлярах деревянных), словарь Нового Завета коптско-арабский в лист, рукопись драгоценная, и летопись на арабском языке от создания мира до седьмого вселенского собора… На одном ее поле замечено: «доселе» (то есть до Халкидонского собора), составлена сия летопись святым Иоанном Златоустом». Стало быть, она переведена по-арабски с греческого языка. Прочие рукописи – суть евангелия, апостолы, псалтири, часословы, минеи, жития святых и т. д».

Впоследствии монастырская библиотека пополнилась многими новыми раритетами, а также современной научной и справочной литературой. Но чтобы попасть в библиотеку, нужно получить разрешение коптского патриарха.

МОНАСТЫРЬ АРХАНГЕЛОВ В КАППАДОКИИ

Этот монастырь, расположенный в горах Тавра в малоазийской области Каппадокия, был основан в IV в. По преданию, здесь в 325 г. останавливалась равноапостольная царица Елена, уже в преклонных годах совершившая путешествие в Иерусалим для обретения Честного древа Креста Господня. Однажды во время ночлега явился ей во сне вождь небесного воинства Михаил с вестью, что скрытый на Голгофе Святой Крест извлечется ею из земли. И, обрадованная этим известием, мать императора Константина обещала архистратигу воздвигнуть храм на месте его явления. «Не здесь, не здесь, – ответил ей посланник Божий, – а там, на месте, поросшем тернием, куда я сам тебя поведу, построишь обитель во имя архангелов и всех бесплотных сил, которые хранят человека и споспешествуют праведнику стоять в правоте».

Проснувшись, царица увидела над собой огненное тело в виде звезды, носящееся по воздуху. Эта звезда и направила ее путь через тернии, а потом остановилась над местом, где лежал один камень. Передала она ему часть своего небесного света и стала подниматься все выше и выше, пока совсем не скрылась из глаз. Престол архангелов в монастырском храме по преданию поставлен на месте, указанном царице; а камень подняли с земли и вделали в стену храма так, чтобы можно было видеть обе его стороны (противоположные), различающиеся между собой по цвету.

Пещерные храмы Каппадокии

Когда Каппадокию завоевали турки, тогда еще, вероятно, существовали и другие памятники, возведенные царицей Еленой, потому что не только сам монастырь, но и прилегающие к нему места получили турецкое название Агилин, по произношению напоминающее греческое Агиа-Елени (святая Елена).

Некогда обитель наслаждалась безмятежным покоем и благоденствием под державой благочестивых греческих императоров, из которых восемь носили имя Михаил. Не только Царьград – Константинополь делал в монастырь щедрые вклады, но и жители Кесарии – тогда еще многолюдной и состоящей из одних христиан. Множество паломников привлекал воздух, которым дышала равноапостольная царица Елена. Их манили места, где она шествовала под предводительством архангела Михаила. Под широкими листьями пальмы они любили собираться в праздничные дни, чтобы послушать рассказы старцев-иноков о прошлом края – от того самого времени, когда его посетила царица Елена. Кто не мог из-за немощи совершить путешествие в святой град Иерусалим, тот шел с посохом в руках к АгиаЕлени и благоговейно касался порога святого храма, который был открыт днем и ночью, потому что иноки монастыря ежечасно славили Триединого. Монастырская братия встречала инока, кто бы он ни был, у святилища со святой водой – в честь святой царицы Елены, положившей начало обители. Так продолжалось до нашествия турок.

Падение Византийской империи коснулось Каппадокии и ее жителей, вместе с которыми пострадали и иноки монастыря Архангелов. Некоторых из них убили, другие подверглись жестоким истязаниям, а сама святая обитель была разграблена. Ее не стерли с лица земли, не превратили и в караван-сарай, потому что турки с должным уважением относились ко всему, что носило имя и память святой царицы Елены. В 1821 г., когда восстали греки, возобновились гонения турок на христиан. По жестокости своей эти гонения напоминали времена императора Диоклетиана, но и тогда одно греческое семейство спаслось только потому, что обреченный на смерть ребенок позвал на помощь свою няню по имени Елена.

Иноки монастыря Архангелов претерпели много бед: от меча, голода, землетрясений и по другим причинам. Например, в 1827 г. во время сильного землетрясения в главном храме монастыря обрушился свод, были повреждены один придел и 70 братских келий. Придел этот был посвящен святым бессребреникам Косме и Дамиану, и сюда приходили даже больные турки ради чудесных исцелений, совершавшихся здесь в разное время.

Обитель в скалах

После землетрясения братия начала собирать камни и запасать материалы для восстановления обители. Но работа подвиглась медленно, т. к. монахи привыкли к иным иноческим подвигам. Рабочих рук недоставало, к тому же для восстановления монастыря нужны были опытные мастера. И тогда отец Анфим, бывший тогда настоятелем, сделал заем у турка-ростовщика. С этого времени, несмотря на вклады благочестивых людей из Кесарии, монастырь впал в долги. К тому же неурожаи нескольких последующих лет лишили обитель средств, на которые она воспитывала детей семи окрестных селений. 60 мальчиков получали в монастыре Архангелов все содержание и одежду, но главное – в них взращивались семена христианских добродетелей и благочестия. И долго не было ни средств, ни даже надежд, чтобы увеличить число воспитанников и поощрить их к наукам.

В 1847 г. Каппадокию посетил известный русский путешественник П.А. Чихачев, который сообщил о бедственном положении иноверцев российскому посольству в Константинополе. А оно, в свою очередь, исходатайствовало у императора Николая I всемилостивейшее дозволение на прибытие в Россию для сбора средств тогдашнего настоятеля обители – архимандрита Порфирия. В Санкт-Петербурге ему была дана от Святейшего Синода книга, в которую вносились пожертвования от благочестивых людей.

Архимандрит Порфирий предполагал (в зависимости от собранной суммы) уплатить с процентами лежавший на монастыре долг, устроить училище во имя святого Василия Великого – иерарха Кесарии Каппадокийской и вселенского учителя, в память царицы Елены устроить от соименных им русских серебряную дарохранительницу. К тому же он хотел приобрести 12 икон (на каждый месяц года) с ликами святых греческих и российских, устроить церковную утварь и одежды для священнослужителей.

Благочестивая великая княгиня Елена Павловна, соименная с равноапостольной царицей Еленой, принесла в дар монастырю Архангелов ценную церковную утварь и высоким покровительством своим положила начало возрождению монастыря, посвященного бесплотным силам небесным.

МОНАСТЫРЬ СВЯТОГО КРЕСТА В ИЕРУСАЛИМЕ

Этот православный монастырь расположен в западной части нового Иерусалима – в красивой долине среди масличной рощи. Из старого города дорога к нему ведет через Вифлеемские ворота, потом она спускается к верхнему водоему Гигонскому, пересекает дорогу на Яффу, а далее следует мимо турецкого кладбища и Никифории. Название последней связано с именем бывшего владельца этой местности – греческого архимандрита Никифора.

Монастырь посвящен Святому Кресту Господню, но арабы называют это место «Лотово знамение». Согласно Священному Писанию, после разрушения грешных городов Содома и Гоморры «Лот и его дочери стали жить в пещере, и никого вокруг них не было. Дочери испугались, что на земле не осталось более мужчин и не от кого им будет родить детей, чтобы имя их не погибло. Чтобы продолжить род свой, они напоили отца вином, вошли к нему в шатер и спали с ним, а потом родили от него сыновей.

Бог разгневался на Лота за кровосмешение, пусть и невольное, и наказал его: Он воткнул в землю посох и повелел поливать сухую палку до тех пор, пока из нее не вырастет дерево. Лот усердно исполнял возложенный на него подвиг покаяния, принося воду из реки Иордан, находящихся на расстоянии 40 км. Часто на дороге ему встречался дьявол в разных обличьях, который мешал и чинил всякие препятствия, стараясь любым способом расплескать воду, так что бедному Лоту не раз приходилось возвращаться к Иордану.

Центр Иерусалима – «города трех религий»

Но он был настоящим праведником, и покаяние его преодолело все козни дьявола. Обильно поливаемый посох зазеленел, ознаменовав прощение Лоту. И выросло из посоха диковинное негниющее дерево: кипарис, певг (финиковая пальма) и кедр, сросшиеся вместе. Это дерево упоминаются в Книге пророка Исаии: «Слава Ливана придет к тебе, кипарис и певг и вместе кедр, чтобы украсить место святилища Моего, – и Я прославлю подножие ног Моих» (60, 13).

При возведении Соломонова храма это дерево срубили, но в строительстве не использовали, т. к. оно чудесным образом постоянно меняло свой размер. Решив, что Бог отвергает дар из-за греха Лота, дерево положили в Силоамскую купель[12], где оно пролежало около 700 лет. Из этого единого, но трисоставного дерева и был сделан крест, на котором распяли Иисуса Христа, поскольку фарисеи решили использовать для казни Спасителя мира греховное дерево».

Так рассказывает греческое предание, согласно которому, храм на месте произрастания Животворящего древа Святого Креста Господня и монастырь при нем были основаны уже в первые века христианства византийским императором Константином Великим. Еще по одному преданию византийский император подарил храм и монастырь грузинскому царю Мириану, обращенному в христианство святой Ниной – просветительницей Грузии. Издали обитель кажется небольшой крепостью, которой не раз приходилось выдерживать нападения многочисленных завоевателей: со всех сторон она окружена высокими стенами, в которых только наверху виднеются узенькие оконца.

В конце V в., в царствование воинственного царя Вахтанга, грузины завоевали всю Палестину и Иерусалим и построили здесь много монастырей и церквей. По новым преданиям греческий император Ираклий, отняв в 628 г. у персов Животворящее древо Креста Господня, провел с ним ночь накануне торжественного внесения его в Иерусалим как раз на том месте, где сейчас стоит монастырь.

Обитель разделила со Святой Землей всю ее бурную историю, и, по грузинским летописям, монастырь Святого Креста после многократных разорений был в XI в. восстановлен боголюбивым грузинским царем Багратом III, которого и считают его главным ктитором.

Архитектурные формы монастырских стен и строений отражают несколько этапов строительства – в основном с XII по XIV вв. Почти до конца XVI в. монастырь Святого Креста принадлежал грузинам, и это не раз спасало его от бед, потому что обители покровительствовали мамлюки – воины султанской гвардии, которых растили из плененных на Кавказе мальчиков. Конечно, их обратили в ислам, но они помнили своих предков и потому помогали монастырю.

Но с утратой Грузией политического значения многие грузинские монастыри в Палестине обеднели, а некоторые вообще были закрыты. И в 1685 г. монастырь Святого Креста за долги перешел Греческой православной церкви (и до сих пор ей принадлежит). Заботами Иерусалимского патриарха Досифея обитель после длительного запустения была восстановлена, в ней возвели новые здания, в которых потом разместилась патриаршая богословская школа для 40 юношей.

Довольно обширный храм монастыря замечателен прежде всего своей древностью. На стенах храма сохранились изображения, иллюстрирующие историю Древа Креста Господня: Лот поливает дерево и т. д. На одной из колонн храма – фреска с изображением коленопреклоненного Шота Руставели*.

Пол храма выложен мозаикой из мелких камешков, стены украшены живописными фресками, изображающими святых Грузинской церкви и грузинских царей, щедротами которых в течение многих веков поддерживалось благосостояние обители. На одной из мозаик церковного пола верующим показывают кровавые полосы, которые по преданию являются следами крови грузинских иноков, пострадавших за веру Христову и убитых здесь сарацинами. В монастыре ежегодно совершаются богослужения в память об этих святых мучениках.

В полу, под престолом соборного храма, находится основная святыня – обложенное серебром отверстие, к которому паломники благоговейно прикладываются. По преданию это и есть место, из которого произрастало древо Святого Креста Господня. Под алтарем располагается сама пещера, в которую паломники спускаются с зажженными свечами.

В 1915 г., когда Иерусалим находился еще под властью Османской империи, монастырь Святого Креста открыл свои ворота для армян, которые нашли здесь спасение от резни, устроенной турками.

По преданию, в этом монастыре жил и расписывал его принявший монашество великий грузинский поэт Шота Руставели. Здесь он умер и был похоронен. Многочисленные паломники из Грузии при посещении обители всегда стараются отыскать его могилу, а также могилу знаменитой царицы Тамар – по одной из многочисленных версий, ее могила тоже находится здесь. В архивах Ватикана хранится документ, в котором говорится, что грузинский царь Георгий Лаша (сын царицы Тамар), выполняя прижизненное желание матери, перенес ее останки в Иерусалим…

* Повреждена неизвестными в июле 2004 г.

СВЯТАЯ ГОРА АФОН

Гора Афон расположена на гористом полуострове Халкидики, с трех сторон омываемом водами Эгейского моря, и только с северо-запада он соединяется с Македонией небольшим перешейком. Но если говорить совсем точно, то даже и такого соединения нет, так как еще в древности персидский царь Ксеркс, готовясь к войне с греками, для удобного плавания своих кораблей отделил Афон от материка каналом.

Полуостров – это, собственно, две горы: Афон и Дифон. Первая дала имя всему полуострову, а вторую гору русские называли Афоненок. Афонская гора с прилегающими к ней окрестностями тянется в длину на 80 километров, в ширину – на 20, высота же главной горы равняется трем километрам.

У подножия горы растут виноград, кипарисы, кедры, дубы, лавры, платаны и другие деревья, на самой же вершине Афона не растет ничего. И только в скалистых трещинах на ее нижних уступах расцветает необыкновенной красоты цветок, который называют неувядаемым цветком Божьей Матери.

У берегов Афона

Афонская гора была знаменита с глубокой древности. Еще задолго до Рождества Христова Афон был наполнен множеством идолов, стекались сюда язычники совершать свои торжества, и курились здесь жертвоприношения перед алтарем Аполлона. Главный же кумир (статуя бога) располагался на самой вершине, часто скрываемой облаками. В кумире «поселялся» дух Аполлона, который прорицал идолопоклонникам волю и предсказания бога. Предметом особого почитания язычников была и красота Афона, и один из древнегреческих скульпторов даже предлагал Александру Македонскому высечь из этой горы во славу себе исполинскую статую.

Но прошли времена языческие, исчезли с лица земли гордые и грозные завоеватели, и над Афонской горой обильно пролился свет Божественной славы. Священное предание рассказывает, что по Вознесении Иисуса Христа святые апостолы с Пресвятой Богородицей, пребывавшие в Иерусалиме, решили бросить между собой жребий, кому в какую сторону идти для проповеди Евангелия. Матерь Божья по смирению Своему тоже участвовала в этом, и досталась Ей по жребию страна Иверская, то есть Грузия. Пресвятая Богородица очень была довольна выпавшим ей жребием и уже готовилась отправиться в Иверию. Но Господь явил, что не равняет Ее со Своими учениками, и послал Ей ангела, который возвестил: «Владычица мира, не отлучайся из Иерусалима. Страна, доставшаяся тебе по жребию, просветится впоследствии, и там утвердится Твое владычество. А Тебе предстоит попечение о другой земле, в которую Сам Бог приведет Тебя».

Повинуясь небесной вести, Пресвятая Богородица осталась в Иерусалиме – в доме апостола Иоанна Богослова. А между тем Лазарь Четверодневный, поставленный епископом на остров Кипр, очень хотел видеть пресветлый лик Богоматери. Но Царица Небесная написала ему утешительное послание, в котором, изъявляя волю Свою, писала, чтобы он прислал за Ней корабль, но сам бы не отлучался в Иерусалим, так как иудеи только и искали случая, чтобы погубить его. Лазарь с радостью исполнил волю Пресвятой Богородицы, и на присланном им корабле Она отправилась к острову Кипр вместе с апостолом Иоанном и другими, благоговейно за Нею последовавшими. Но во время плавания вдруг подул сильный встречный ветер, который вместо Кипра отнес корабль к Афонской горе – месту, о котором возвестил Ей ангел и которое требовало Ее попечения.

Как только корабль приблизился к берегу, главный кумир Аполлона не вынес Божественного присутствия Приснодевы: он с грохотом свалился вниз и утонул в морской пучине. А бесы, обитавшие в остальных идолах, против воли своей стали громко кричать: «Люди, обольщенные Аполлоном! Спешите на берег, к пристани Климентовой, и примите Марию – Матерь великого бога Иисуса!»

Люди в удивлении и ужасе поспешили на берег и там увидели корабль и Деву Марию со спутниками. Они с почтением приветствовали Ее, на руках вознесли на вершину горы и по дороге спрашивали, как Она родила Бога и какое имя Ему. И Пресвятая Богородица проповедовала им о Своем Сыне, и огонь проповеди Ее рассеял тот глубокий мрак, который до тех пор покрывал их души. Сердца даже самых ожесточенных и закоснелых идолопоклонников смягчились той благодатью, которая дышала в словах Божьей Матери. Со слезами припали они к пречистым стопам Владычицы Небесной и, лобызая их, молили Ее о спасении своем. Исполнившись небесной радости, Она благословила народ, сказав: «Се жребий Мой, данный Мне Сыном и Богом Моим, как о том предрек Мне Его Божественный служитель. Вот то достояние, в которое Сам Бог привел Меня». Потом Пресвятая Богородица исцелила многих больных, а епископом над крестившимся народом был поставлен один из мужей апостольских, сопровождавших Ее.

Идолы бога Аполлона были низвергнуты, капища их разрушены, и, оставляя Афонскую гору, Богоматерь сказала новообращенным: «Не печальтесь, паче же радуйтесь, ибо благодать Божья не престанет пребывать на месте сем и над всеми, кто будет жить здесь с верой и благоговением. Все, нужное для земной жизни, будет в изобилии у сохраняющих заповеди Сына и Бога Моего с самым незначительным трудом; им уготовится жизнь небесная, и милость Сына Моего не оскудеет к ним до скончания века, потому что Я Сама буду заступницей месту сему». После этих слов Пречистая Дева Мария села на корабль и отправилась на остров Кипр к Лазарю Четверодневному.

В глубокой древности делались попытки организовать на Афоне города и села, но ничего из этого не получилось: земледельческие селения скоро пустели. Таким образом, по красоте своей, уединению и безмолвию, располагающими к глубокому благочестию и созерцанию природы, гора Афон самим промыслом Божьим предназначена для духовной жизни.

По прошествии трех веков после просвещения Афона император Константин Великий повелел именовать его Святой горой, прежний город Аполлонов – Святым городом, а Климентову пристань – Богородицкой. На Афоне было воздвигнуто три храма: один – в память Успения Пресвятой Богородицы (на том месте, где язычники встретили корабль Ее), другой – на вершине горы, ознаменованной Ее проповедью, и третий – на морском берегу, откуда Божья Матерь отправилась на Кипр. С 676 г. по указу императора Константина IV (Погоната) Афон был передан монахам, и в VII–VIII вв. здесь возникло несколько монастырей, скитов, пустыней. С тех пор число монастырей на Святой горе стало множиться. Было здесь и немало сподвижников и угодников Божьих: например, святой Афанасий, основавший Лавру, так прославился благочестием и даром чудотворения, что к нему спешили не только простые иноки.

Пресвятая Богородица однажды удостоила Своим явлением пустынножителя святого Петра Афонского, снова назвала Афон Своим жребием и утешила обещанием, что удаляющиеся от мирской суеты и по силе своей подвизающиеся в святости, с верой и любовью призывающие Ее, временное свое житие будут проводить на святой горе Афон и за богоугодные дела получат жизнь вечную. Многие вельможи, покидая мирское величие свое и знатность свою, стекались на афонскую гору искать душевный покой и отраду. На Афон приходили и царственные лица, которые в скромном иноческом образе служили в тишине Богу. Оставив на время земное царство, они стремились наследовать царство вечное. Случалось также, что патриархи и епископы, слагая с себя священническое достоинство и бремя власти, отправлялись на Афон, где предавались всей строгости иноческих подвигов так, чтобы только один Бог видел труды их. Например, патриарх Григорий два раза оставлял свой святительский престол и уединялся на Святой горе как смиренный инок.

Во время владычества турок христианское богослужение было стеснено, многие обители и церкви обрушивались, а малейший ремонт вменялся инокам в вину, если только они не купят разрешение. Не грамоты султанов, не их благоразумная политика, а корыстолюбие Порты и областных правителей спасли многие святые места Палестины и монастыри на Афоне. А в конце 1821 г. свирепый Абдулуд-паша обманом захватил Афонскую гору, собрал с монастырей огромный выкуп, а потом и еще ограбил их. Он расставил везде свои войска и увел в заложники многих священников, некоторых из них потом лишил жизни. Но несмотря на все политические бури и четырехвековое владычество мусульман Святой Афон остается неколебимым хранилищем православной веры и, по священному преданию, будет пребывать таким до скончания мира. По числу монастырей Афон разделен на 20 неравных участков. Кроме того, на ней есть множество келий и скитов, каждый из которых зависит от обители, на чьей земле он построен. По образу жизни монастыри есть общежительные и самоуставные; в последних монахи подчинены общему правилу и едят за общей трапезой. В кельях же начальники и всякий, кто имеет достаток, делают, что хотят.

В своей внутренней жизни афонские монастыри не зависят друг от друга, но для общественного управления они разделены на 5 разрядов, от которых ежегодно посылаются депутаты на Собор в Карею – столицу Святого Афона. Карея – это небольшой монашеский городок, отстроенный на восточный манер – с кривыми и узкими улочками с домами, которые лепятся друг к другу так тесно, что, кажется, будто они стоят один на другом. По улицам с обеих сторон устроены лавки, в которых заезжие купцы издавна продавали различные товары, необходимые для монашеской жизни. Здесь же и сами монахи сбывали произведения своего ремесла, приобретая взамен материю, свечи, сахар…

Карея является центром гражданского и духовного управления Афона. Во времена турецкого владычества здесь жил каймакам – особый чиновник, имевший только полицейскую власть. Да и то применял он ее в основном по требованию Протата – местного Синода, состоявшего из антипросопов (представителей от 20 афонских монастырей). Эти уполномоченные управляли только местными делами: вели переписку с Константинополем и Салониками, решали частные споры между монастырями, а в особо трудных случаях собирали на совет старцев, выбиравшихся от разных разрядов. В церковном же отношении Афон зависел от патриарха Константинопольского.

Есть на Святой горе и отшельники, посвятившие остаток дней своих молитве и покаянию. Они живут уединенно на неприступных утесах, в обители приходят только за хлебом или для причастия; они строго хранят обет молчания, и даже вид других людей порой бывает для них несносен.

Общежительные монастыри на Афоне (их семь) близки к образцам иноческой жизни; в них больше благочестия и порядка, нет частной собственности, нет различий, монахи кормятся трудом рук своих и прилежнее к земледелию, чем иноки других обителей. Общежительная братия довольствуется небольшими доходами, но с благодарностью принимает подаяние от паломников. Сами же никуда не ходят собирать его.

На Святую гору Афон никогда не ступала нога женщины. Даже животное женского пола не может ступить в этот целомудренный рай. Святые отцы не позволили иметь гарем начальнику султанской стражи. Был, правда, такой случай, когда один ага, любивший простоквашу, хотел завести корову. Но его сумели отучить от этого лакомства: когда он не послушался, по предсказанию старцев корова сдохла на самой пристани.

Жизнь на Святом Афоне не подвластна обычному течению времени: монастырский уклад размерен веками, и отсчет времени здесь ведется по солнцу: когда стемнеет, часы Афона показывают 12 часов ночи. Русские монахи трудятся на Афоне в поздние дневные часы, ночь отдана молитве, слова «Слава Тебе, показавшему нам свет» читаются с первыми лучами солнца на литургии. После службы – трапеза, несколько часов отдыха, а потом монахи отправляются на послушание – без напоминания и принуждения.

Один из одесских иерархов, архиепископ Никанор (Бровкович), сказал об Афоне так: «Святой Афон учит весь мир православной своей живой верой, своими подвигами, своей непрестанной молитвой – славословия, прошения и благодарения Богу. Всякий монастырь на Афоне – это свеча, горящая перед Богом чистейшим пламенем молитвы, подвижничества и духовной чистоты. А вся гора Афон, с сонмом святых храмов и обителей, являет в себе отражение на земле небесного свода с его мириадами светил; являет в себе один слитный, немеркнущий в продолжение веков и тысячелетий для всего христианского мира светоч».

ГРЕЧЕСКИЕ МОНАСТЫРИ НА СВЯТОМ АФОНЕ

На высоком крутом берегу моря, в полутора часах ходьбы от Кареи, расположился греческий монастырь Ставроникита («Крест Никиты»). Раньше здесь подвизался инок Никита, поставивший крест, т. к. на Святой горе издавна существовал обычай ставить кресты на перекрестках. Согласно второй версии, название монастыря произошло от крестореза Никиты, который подвизался тут в пещере.

На месте нынешнего монастыря в давние времена стояла небольшая обитель во имя Иоанна Предтечи. Разграбленная и опустошенная, она долгое времени находилась в запустении. Обновителем этой обители и основателем настоящего монастыря был патриарх Иеремия I (1653 г.).

В монастырском соборе хранится много частиц святых мощей (святых Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Богослова и других угодников Божьих) и старинные иконы. Предание гласит, что перед смертью отец Илиодор (настоятель обители) кое-что из церковной утвари завещал Ильинскому скиту. В числе завещанного указывалась и икона с образом Божией Матери, но ее никак не могли снять, и после многих попыток решили оставить на месте.

Дохиар

Главной святыней монастыря является чудотворный образ Николая Чудотворца, выполненный из мозаики. Этот образ при патриархе Иеремии I рыбаки извлекли из моря, куда он был брошен иконоборцами, предположительно, в царствование императора Феофила. Рыбаки, извлекшие из воды реликвию, увидели, что к образу приросла большая раковина. Когда стали отдирать ее, то увидели, что на лике святителя показалась кровь. Впоследствии из одной части раковины сделали блюдце для Богородичной просфоры, а из другой – панагию, которой патриарх Константинопольский благословил русского патриарха Иова. Сам чудотворный образ был перенесен в соборный храм, который был посвящен памяти святителя Николая Мирликийского. Сейчас образ обложен серебряной ризой.

Монастырь Ставроникита небольшой, меньше других афонских обителей, и братии в нем немного.

В монастырской библиотеке хранится замечательная греческая Псалтирь, принадлежавшая Иоанну Златоусту, написанная золотом. Изображения заглавных букв и заставки к ней разрисованы цветными красками.

Монастырь Пантократор, основанный в конце XIII в., расположился в очень живописной местности – на высоком холме, вдающемся в море. В соборном храме во имя Преображения Господня, возведенном в XIV в. из белого мрамора, хранится очень много прекрасных икон, например, Успение Пресвятой Богородицы над западными вратами. А на левом столпе храма установлена икона с образом Божией Матери Геронтиссы (Старицы), обложенная новой серебряной ризой. Богоматерь, изображенная во весь рост, написана в преклонном возрасте – без Своего Божественного Сына. По преданию во время нападения на Святой Афон сарацины ободрали с иконы золотые украшения, а потом бросили ее в колодец. Но наказание Божие настигло их, и они ослепли. Когда монастырь снова населили иноки, они вытащили чудотворный образ из колодца.

Было от этого образа и другое чудо. Согласно преданию, один схимник, предчувствуя близкий конец свой, пришел в монастырь и стал просить священника, чтобы тот скорее отслужил обедню. Тот не соглашался, но глас от иконы повелел исполнить просьбу, и старец успел перед смертью причаститься.

К Пантократору относится русский скит, церковь которого украшена просто, но со вкусом. Иконостас ее написан в России на средства Войска Донского. Вокруг скита – следы неутомимого прилежания иноков, которые превратили каменистый холм в тучные поля, посадили деревья, привили дикие маслины.

Дионисиат

Монастырь Котломуш расположился неподалеку столицы Афона, и издали даже кажется, что обитель сливается с постройками Кареи. С севера и запада он окружен горами и густым лесом, с восточной и южной – прекрасными долинами с виноградниками, садами и уединенными кельями. Нынешнее название обители не переводится ни на один язык, что дает повод к всевозможным толкованиям и предположениям. Однако раньше монастырь назывался турецким словом «Куртурмуш», что значит «освободился, освобожденный». Сами иноки так объясняют название своей обители.

«Когда враги захватили Святую гору и разорили почти все монастыри, подошли они и к обители Преображения Господня (таково ее первоначальное название). И вдруг заступничеством Пресвятой Богородицы вокруг обители распространился густой мрак, так что враги даже стен монастырских не могли найти, после чего вынуждены были отступить. В память этого события иноки, спасенные столь чудесным образом, переименовали монастырь в Куртурмуш, а со временем название это трансформировалось в Котломуш».

Нынешний монастырь был основан в XII в. греческим императором Алексеем Комненом. За время своего существования обитель много претерпела, однажды даже была разорена до основания, но впоследствии возобновлена усердием господаря и воевод Валахии – Неаугула, Радула и Ведиласа, которые считаются ее вторыми ктиторами.

Монастырь представляет собой правильный четырехугольник, со всех сторон обнесенный каменной стеной, над которой с южной стороны возвышается пирг (башня). Вдоль монастырских стен идут 2– 3-этажные каменные кельи. На третьем этаже западной стены находится обширная трапезная, украшенная священными изображениями.

В соборном храме, возведенном во имя Преображения Господня, сохранилась довольно древняя стенная живопись, о чем свидетельствует надпись над главной дверью, ведущей из притвора в храм. В храме хранится много святых мощей, и среди них – часть ноги святой праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы.

Рядом с храмом из белого мрамора построен фиал (колодец) для водосвятия, поддерживаемый десятью легкими колоннами. В монастыре имеется три параклиса (малые церкви), а за стенами обители расположилось еще 18 церквей. Во владении Котломуша находится келья святого Георгия, в которой подвизался отшельник Киприан, отправившийся потом со Святой горы в Солунь и Константинополь проповедовать веру Христову. К монастырским владениям относится и скит святого великомученика Пантелеимона, основанный в конце XIХ в. одним из афонских иноков. На колокольне обозначен 1874 год, который и считается началом скита. Скит состоит из отдельных келий, в которых живут по 2–5 монахов. Главным является храм во имя святого Пантелеимона, в котором службу проводят поочередно иеромонахи из каждой кельи.

Недавно в монастыре Котломуш нашли древний камень с греческим пророчеством о наказании, которое обрушится на гонителей славян. В надписи еще сказано, что настанут времена, когда на Святом Афоне греческого монаха будет найти также трудно, как сейчас – русского.

На западной стороне Афонской горы, на низенькой прибрежной скале, среди красивых садов и рощ расположился монастырь Дохиар («Келарь»). Название это связано с тем, что первый игумен и ктитор обители сначала был келарем в лавре Святого Афанасия. Другая версия отсылает нас к греческому слову, означающему «прием, вместилище, хранилище, гостиница» и т. д. Действительно, Дохиар очень обширен, и в нем может разместиться более сотни иноков.

Монастырь был основан во второй половине ХI в., в царствование императора Никифора III Вотанита (1078–1081). Но после устроения обители не было средств, чтобы привести ее в надлежащий вид, о чем игумен Неофит очень тужил. И в это время одному из послушников Божья Матерь открыла во сне, что на монастырском участке хранится клад. Проснувшись, инок рассказал обо всем игумену, и тот послал его и еще двоих монахов отыскать сокровище. Но когда оно было открыто, два инока соблазнились богатством, решили разделить его и убежать с Афона. А чтобы третий товарищ не помешал им, они привязали ему на шею камень и бросили в воду. Когда несчастный стал тонуть, пред ним предстали ангел-хранитель и святой архистратиг Михаил, которые и перенесли его в алтарь Дохиарского собора. В честь этого чуда обитель была посвящена бесплотным силам – архангелам и ангелам. Спасенный юноша принял постриг и впоследствии стал игуменом монастыря, а преступных иноков изобличили и заставили возвратить сокровище.

Монастырская библиотека хранит более 3000 томов, в числе которых много бесценных рукописей. По уверениям некоторых паломников, она содержит произведения Софокла, много сочинений отцов Церкви и другие творения.

В Дохиарской обители до настоящего времени уцелела древняя церковь во имя Николая Чудотворца, возведенная одновременно с основанием обители. На иконе с образом святителя Николая сохранились славянские надписи, указывающие на пребывание в этой обители славянской братии. Святитель Николай изображен сидящим на престоле; правой рукой он благословляет, в левой держит Евангелие от Иоанна, раскрытое на 10-й главе (11–12): «Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец и разгоняет их».

Справа и слева от Николая Чудотворца, в длинной рамке, помещены изображения двенадцати святителей – по шесть с каждой стороны. Несмотря на миниатюрность изображения, каждый святитель отличается своим особым, выразительным обликом. Среди них находятся и первоучители славян – братья Кирилл и Мефодий.

На территории Дохиарской обители сохранился и колодец, который называют «священным», т. к. вода в нем не иссякает с начала его сооружения – с 1229 г. Но главной святыней монастыря является икона Божией Матери, называемая «Скоропослушница». Она написана на стене над дверью, через которую иноки ходили в трапезную. Однажды ночью трапезарь Нил, проходя по обыкновению мимо иконы с зажженной лучиной, услышал от нее слова: «На будущее время не приближайся ко Мне с зажженной лучиной и не копти Моего образа». Нил, сочтя эти слова шуткой кого-либо из братии, оставил их без внимания и по-прежнему ходил мимо иконы с зажженной лучиной или свечой. Но вскоре он опять услышал голос от иконы: «Монах, недостойный этого имени! Долго ли тебе так беспечно и так бесстыдно коптить Мой образ?» – и после этих слов монах ослеп.

Дни и ночи молился Нил и плакал перед чудотворным образом Пресвятой Богородицы, и однажды снова услышал голос: «Нил, услышана твоя молитва. Ты прощен, и зрение опять дается тебе. Когда получишь эту милость от Меня, возвести братии, что Я – их покров, промышление и защита их обители. Пусть и все православные христиане обращаются ко мне, и Я не оставлю никого. Всем, с благоговением ко Мне прибегающим, Я буду предстательство, и молитвы всех будут исполнены Сыном и Богом Моим ради Моего ходатайства перед Ним, так что с этой поры икона Моя будет именоваться Скоропослушница, потому что скорую буду являть милость и исполнение прошений всем, прибегающим к ней».

Слух об этом чудесном событии быстро распространился по Святому Афону. После этого монахи Дохиарской обители, благоговейно помолившись, огородили место, где находилась чудотворная икона, и с правой стороны устроили храм во имя Пресвятой Богородицы Скоропослушницы.

Это случилось в 1664 г., но об иконе с таким названием было известно в Афинах еще в VIII в. Там императрица Ирина Афинянка воздвигла ей храм, во имя Пресвятой Богородицы Скоропослушницы устраивались и другие храмы и монастыри во многих местах греческой империи. С афонского образа Богоматери Скоропослушницы было сделано много списков, и один из них хранился в Москве – в часовне священномученика Пантелеимона на Никольской улице. От иконы происходили многие чудеса, например, в 1899 г. крестьянская девица Марфа Степановна Палкина исцелилась от падучей болезни.

Монастырь Есфигмен стоит на берегу моря, с трех сторон окруженный горами, поэтому название его означает «утесненный». По преданию он был основан в V в. греческим императором Феодосием Младшим и благочестивой сестрой его Пульхерией. Первоначально обитель располагалась несколько дальше от нынешнего своего места – между скалами. Но после обвала скалы монастырь был перенесен на свое теперешнее место.

Во время набегов на Афон сарацин обитель эта, как и многие другие, сильно пострадала, после чего довольно долгое время пребывала в запустении. Но впоследствии была восстановлена усердием царей сербских; благодетелем монастыря был и святой Григорий Палама (архиепископ Солунский), до того несколько лет бывший игуменом этой обители. В конце XVIII в. обитель вновь пришла в совершенный упадок, и восстанавливал ее преосвященный Даниил, удалившийся из Солуни на Афонскую гору.

Монастырь Есфигмен представляет собой обычный приморский замок, который окружают четырехугольные стены, увенчанные высокими башнями. В стенах в четыре этажа устроены кельи монахов. С северной и южной стороны монастырь омывается потоком, на котором устроена крещальня.

В центре монастыря сооружен совершенно новый (в греческом стиле) соборный храм во имя Вознесения Господня, но уцелела и древняя церковь, которая была возведена тоже в честь Вознесения[13]. К святыням собора относятся левая стопа святой Марии Магдалины без трех малых пальцев, а также частицы мощей святого Харалампия. Несколько богатейших икон было подарено собору русскими людьми во время сбора пожертвований в России.

В разное время в этой обители подвизалось много старцев и мучеников, которых Вселенская церковь впоследствии причислила к лику святых. В Есфигмене хранится предание, будто преподобный Антоний Великий, пришедший на Святую гору в 973 г., подвизался именно в этой обители. Здесь его принял игумен Феоктист, взявший Антипу (имя преподобного Антония до пострига) под свое отеческое руководство и научивший его совершенному иночеству. После пострига новый русский инок с благословения игумена поселился в дикой тесной пещере, высеченной неподалеку от монастыря – в отвесной скале над морской бездной.

Когда преподобный Антоний возмужал в иноческих подвигах, игумену Феоктисту было послано свыше – отпустить преподобного на родину. Два раза ходил святой Антоний в Русскую землю, и когда игумен Феоктист отпускал его во второй раз, то казал ему: «Господь укрепил тебя в святых подвигах, тебе нужно и других руководить ко святой жизни. Возвратись же опять в свою землю, и да будет там благословение Святой Афонской горы». Преподобный Антоний принял благословение от игумена, как из уст Божьих, и пошел в землю Русскую, унося с собой дух, чин, правила и уставы Афона.

Пещера преподобного Антония – двойная; она высечена в скале неподалеку от морского берега, а перед ней находится гладкая площадка, обнесенная оградой. Главная пещера настолько тесна, что один человек с трудом может в ней поместиться. Рядом с ней расположена другая пещера – с небольшим отверстием для окна; в XVIII в. ее обновил русский паломник Савва, проживший в пещере преподобного Антония 15 лет. Над этой двойной пещерой, на самом обрыве Самарской горы, воздвигнута небольшая церковь во имя святого Антония Печерского.

В чудном горном уголке Святого Афона уютно расположился и древнейший греческий монастырь Ксиропотам. Название этой обители произошло от глубокого оврага и потока, рядом с которыми он находится. Поток назывался «ксиропотам», что значит «сухоречный», потому что летом он почти совсем пересыхал.

Монастырь был основан греческой царевной Пульхерией в честь Сорока мучеников Севастийских, которые явились ей в ночном сновидении. За долгие века своего существования обитель не раз подвергалась нападениям и разорениям, поэтому долгое время она находилась в запустении – почти до Х в., т. е. до времени святого Афанасия Афонского. В это время на сухом потоке подвизался святой царевич Павел, основавший и устроивший обитель на южной оконечности Святой горы, известную под его именем. Но, скорбя о запустении обители святой Пульхерии, он обратился к императору Роману Старшему с просьбой о возобновлении ее, и благочестивый царь дал большие средства на восстановление монастыря.

Однако меньше чем через три века Ксиропотам был уничтожен землетрясением; гнев Божий настиг эту обитель за то, что она по примеру лавры Святого Афанасия признала и приняла унию. Но император Андроник вновь соорудил на том же месте обитель и тоже в честь Сорока мучеников Севастийских.

Впоследствии монастырь пострадал от пожара, и в третий раз был восстановлен в XVI в. турецким султаном Селимом на его собственные средства. При этом султан даровал обители много земли и особые привилегии. К этому побудил его явившийся ему во сне начальник Сорока мучеников Севастийских, повелевший восстановить обитель в благодарность за помощь, оказанную султану в завоевании Египта.

Соборный храм монастыря был великолепно украшен, к тому же богат христианскими святынями и священными реликвиями. Так, в нем хранится самая большая часть Животворящего древа Креста Господня, какая только есть на Святом Афоне. Это крест, сделанный из подножия Животворящего древа, на котором был распят Иисус Христос, – то есть из той части, к которой были пригвождены Его пречистые ноги. Сохранилось одно из отверстий, пробитых гвоздями. Крест этот был пожертвован монастырю императором Романом, который в своей грамоте, данной в IX в. на имя святого Павла Ксиропотамского, писал:

«С некоторыми из вельмож моих, войдя в царскую мою сокровищницу, я, между частицами Древа Животворящего Креста, нашел более других значительную, достойную удивления – особенно тем, что на ней и доныне виден незабвенный памятник Владычной страсти – дыра, где была пригвождена Божественная плоть Господа моего, в очищение грехов наших, и где струилась пресвятая кровь Его. Длина и поперечник этой частицы в локоть с лишком, а ширина – в меру двух сложенных перстов, толщина же – в один перст; весу в ней сто драхм. Царя, долженствующего явиться на небе перед пришествием Сына Человеческого на суд живых и мертвых, это Божественное орудие спасения нашего я с любовью пожертвовал преподобному Павлу Ксиропотамскому, в неотъемлемую собственность обители, на мое царское иждивение возобновляющейся. Пожертвовал до того времени, когда придет Господь. Требую, чтобы этот дар отпущен был с церковными и военными почестями; а положат его пусть в святом алтаре, в освящение и утверждение царской нашей обители».

Память о благочестивой царице Пульхерии сохраняет крест в драгоценном окладе и с драгоценной чашей. Он тоже сделан из частицы Животворящего древа Креста Господня и обложен частицами мощей Сорока мучеников Севастийских. Чаша выполнена из неизвестного камня, похожего на яшму; на ней изваяны лики святых ангелов, держащих орудия страстей Господних и утварь для Божественной литургии.

Во внешнем притворе собора находится замечательная икона с образом святого великомученика Димитрия, которая раньше украшала храм Святой Софии в Константинополе, а на Святую гору была принесена уже во времена владычества турок. Заплатив много золота, христианам удалось забрать икону из храма Святой Софии, превращенной в мечеть. Эта святыня искусно высечена на зеленом мраморе, а внизу сделана надпись: «В благолепие верных царей (Романа и Андроника) великим иждивением икону сию принес от храма Святой Софии, увещевав ее служителей, вселенского патриарха сингел Григорий». Надпись вверху гласит: «Великие Роман и Андроник во Христе верные цари и самодержцы».

В числе святых реликвий монастыря – часть кости святого апостола Варфоломея, часть руки святого Игнатия Богоносца, часть от колена святого Василия Великого и др.

ЭЧМИАДЗИН

Первую христианскую проповедь в Армении связывают с апостолом Варфоломеем, но христианство как государственная религия утвердилось здесь на рубеже III–IV вв. По свидетельству историков войска царя Трдата III, утверждая новую веру огнем и мечом, беспощадно уничтожали языческие храмы и мраморные статуи богов, а также сжигали бесценные рукописи.

Основателем армянской христианской церкви считается Григор Партев, много сделавший для распространения христианства в Армении, за что его назвали Лусаворич (Просветитель). В самом начале IV в. он заложил в городе Вагаршапате кафедральную церковь Катуке («Вселенская», «Мать церквей»), которая впоследствии стала называться Шогакат («Истечение света»), а позже (в 303 г.) Эчмиадзинский кафедральный собор – на месте языческого культового центра.

Согласно легенде, Григор Лусаворич увидел во сне Иисуса Христа – сына бога Миацина (Единородного), Который с огненным молотом сошел с неба и указал место для строительства храма. Отсюда и произошло название храма: Эчмиадзин означает «Здесь сошел Единородный Сын».

Внутри собора под центральным куполом был устроен алтарь, который называется «ичман сехан» (место сошествия). Одновременно с храмом Эчмиадзин в центре Вагаршапата воздвигаются часовни Рипсимэ (в честь дев-мучениц), Гаянэ и др. В III–IV вв. в Армении начинает формироваться феодальный строй, что повлекло за собой развитие культуры. Большим событием в истории народа стало изобретение в конце IV в. Месропом Маштоцем армянского алфавита, ставшего основой для развития литературы и историографии.

Эчмиадзин является духовным центром Армяно-григорианской церкви, во главе которой стоит патриарх-католикос[14]. Но многострадальному армянскому народу постоянно приходилось бороться с иноземными захватчиками, посягавшими на его независимость. Каждое нашествие их сопровождалось разрушением городов, и в V в. патриарший престол после опустошительного набега персидского царя Шапура II (364–369) был даже перенесен в новую столицу – Двин.

В V в. при князе Вагане Мамиконяне начались работы по перестройке храма, но тогда они не были завершены, и в VII в. Эчмиадзин подвергся коренной реконструкции. На месте прежних небольших часовен сооружаются выдающиеся памятники армянской архитектуры – храмы Рипсимэ, Гаянэ, Шогакат и др. Но в середине столетия Армению завоевывают арабы, и с этого времени Вагаршапат утрачивает свое былое значение. Только в 1441 г. Эчмиадзинский монастырь начинает постепенно возрождаться, т. к. сюда вновь был перенесен престол католикоса (из г. Сиса). Начали проводиться большие работы по восстановлению церквей в Эчмиадзине, растет число монахов, укрепляется экономическое положение монастыря. В XVII в., когда монастырь вновь стал процветать, возобновились фундаментальные работы по восстановлению соборного храма и возведению новых монастырских построек. В этот же период обитель обносится крепостными стенами.

В первой половине XVII в., в годы строительной деятельности католикоса Мовсеса, были возведены триумфальные «Трдатовы ворота», которые вели к западному (главному) входу в собор. Теперь под его аркой в дни церковных праздников проходит торжественное шествие из нового здания католикосата в храм и обратно.

За долгое время своего существование соборный храм Эчмиадзина много раз разрушался и вновь восстанавливался, поэтому его архитектурное единство до наших дней не сохранилось. Дошедший до нас храм Эчмиадзин представляет собой однокупольное церковное здание, но какими были его первоначальные формы – на это счет среди ученых нет единого мнения. На северной и западной сторонах храма можно увидеть старинные стены с характерными для IV–V вв. деталями (например, две плиты с барельефами, из которых одна изображает святых Павла и Феклу, а другая – птицу и надпись на греческом языке).

Последняя значительная реставрация производилась в 1956–1965 гг. при католикосе Вазгене I. Во время этих работ железобетоном были укреплены основания пилонов, несущих купол, да и сами пилоны, к тому времени уже опасно потрескавшиеся, тоже были основательно укреплены.

Соборный храм находится в центре монастырского комплекса, в который входят еще несколько зданий и сооружений. Так, в некотором отдалении от монастырского сада расположилась церковь Гаянэ – одна из достопримечательностей Эчмиадзина. Построена она была в 630 г. при католикосе Езре на месте существовавшей до нее часовни, которая в свою очередьбыла возведена на месте погребения тела мученицы Гаянэ, убитой вместе со своими подругами за распространение веры Христовой. В 1652 г. при католикосе Филиппосе церковь основательно отремонтировали: восстановили разрушенные стены, каменную кровлю и барабан с куполом. В 1683 г. (уже при католикосе Егиазаре) с западной стороны к церкви пристроили сводчатую галерею, ставшую местом погребения служителей монастыря.

На восточной стороне Эчмиадзина расположена церковь Шогакат, неподалеку от которой сохранились заросшие развалины небольшой часовни. По предположениям ученых, часовня эта была сооружена в начале IV в. на месте погребения подруги девы Рипсимэ, убитой в садах Вагаршапата. Сама же церковь Рипсимэ, стройная и величественная, высится на восточной окраине города. Легенда об этом храме связана с принятием в Армении христианства.

Римский император Диоклетиан, желая избрать себе супругу, послал во все концы своей империи художников, чтобы те написали портреты всех красивых девушек. Гонцы прибыли в один римский город, в котором находился женский монастырь. Игуменью обители звали Гаянэ, и была в монастыре прекрасная воспитанница Рипсимэ (из царского рода).

Когда император увидел ее портрет, красота девушки ослепила его, и он решил немедленно жениться на ней. Послы Диоклетиана подняли на ноги всю империю, чтобы все участвовали в свадебных торжествах. Когда же весть эта достигла монастыря, Гаянэ решила удалиться с девушками из империи, и все пустились в бегство. После долгих скитаний они прибыли в город Вагаршапат и укрылись в виноградной давильне в одном из садов. Пищу добывали продажей своих одежд и стеклянных бус, которые изготовляла одна из них.

Побег монахинь вызвал великое смятение в стране греческой. Во все концы империи были посланы гонцы на их поиски, и одно из посольств прибыло к армянскому царю Трдату с грамотой от императора Диоклетиана: «Если эти христиане нашли убежище в твоей стране, то позаботься отыскать их. Убей тех, кто с Рипсимэ, а ее отправь ко мне. Если же красота ее тебя прельстит, то возьми ее себе, ибо подобной красавицы не рождалось еще в стране греческой».

Гонцы Трдата нашли беглянок в садах Вагаршапата, и три дня воины держали их в окружении. На третий день молва о красоте Рипсимэ разнеслась по городу, и все горожане – мужчины и женщины, знать и простолюдины – собрались на площади, чтобы увидеть красавицу. Царь приказал привести ее невестой к нему во дворец, а остальных девушек оставить в давильне.

Когда придворные рано утром понесли Рипсимэ драгоценные наряды и золотой трон, чтобы достойно ввести ее во дворец, Гаянэ начала увещевать, чтобы та не давала ослепить себя дарами царя-язычника, а оставалась верной Христу.

Рипсимэ не захотела идти во дворец, и подданные силой отвели ее в царские покои. Не желая принадлежать царю, она в поединке победила его силой небесной, хотя царь был богатырем, о храбрости которого ходили легенды не только в Армении. В разорванной одежде Рипсимэ выскользнула из дворца, пробралась через толпу и направилась к восточным воротам города. Проходя мимо давильни, она позвала своих подруг, и все отправились дальше. В ночной тьме добрались они до песчаного холма и стали молиться. Тут их и настигли гонцы царя Трдата. Схватив Рипсимэ, они привязали ее за руки и за ноги к кольям и сожгли на костре. Подруги Рипсимэ стали выпрашивать ее прах, но палачи поубивали их всех.

Трдат исполнился гневом на христиан, вера которых привела к гибели стольких людей. И по его повелению были умерщвлены и Гаянэ с двумя подругами. Шесть дней оплакивал царь потерю Рипсимэ, а на седьмой день отправился на охоту, во время которой превратился в кабана. В зверей превратились и все население города, и придворные.

После этого приснился Хосровидухт (сестре царя) сон, что исцелить всех может только Григорий, ввергнутый Трдатом за преданность вере христианской в яму. Извлекли его из ямы, и он исцелил их, а потом всех армян обратил в веру христианскую. А на могиле святых мучениц воздвиг часовни.

Церковь Рипсимэ была возведена в 618 г. при католикосе Комитасе. В 1776 г. ее территория была огорожена сырцовыми стенами с башенками, но теперь они сохранились только с северной и частично с западной сторон. С присоединением Армении к России в 1828 г. в обители началось новое строительство, и в конце XIX в. были возведены каменная стена, ограждающая церковь с южной и восточной сторон, а также жилой дом во дворе церкви.

Звартноц (Храм бдящих сил небесных) еще в конце ХIХ в. был покрыт толстым слоем земли, и только в результате раскопок 1901–1907 гг. были обнаружены остатки этого великолепного сооружения, возведенного при католикосе Нерсесе III, которого за его выдающуюся деятельность назвали Строителем. Архитектура храма Звартноц – местная[15]. По свидетельству армянского историка Каланкатуваци, византийский император Константин III, прибывший в Армению в 652 г. с важной политической миссией, участвовал в освящении храма. И был настолько поражен его красотой, что повелел строителю следовать в Константинополь, чтобы возвести и там столь же великолепный храм. Но строитель (имя которого историк не называет) скончался в пути.

К сожалению, и жизнь храма Звартноц оказалась недолговечной. Уже в Х в. он разрушился, и теперь лежит в развалинах, но и по ним можно представить его былое величие. С 1937 г. при развалинах храма действует небольшой музей, в котором выставлены найденные во время раскопок предметы древности.

ВАТОПЕДСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Ватопедская обитель расположилась на северо-восточном склоне Святой горы. С трех сторон монастырь окружен горами, покрытыми густым лесом, а с северо-востока перед ним простирается безбрежное море. Ватопед считается на Афоне одним из богатейших монастырей, и иногда его даже называют «Ватопедской лаврой».

Основателем монастыря считают византийского императора Константина Великого, который воздвиг здесь первый храм в память благодатного пришествия на Святую гору Пресвятой Богородицы. Так что Ватопед – это очень древняя обитель. Но Юлиан Отступник в IV в. разрушил ее, однако в конце того же столетия монастырь был восстановлен, и связано было это со следующим случаем.

Один из храмов монастыря

«Царевич Аркадий (сын императора Феодосия I), возвращаясь из Рима в Константинополь, попал на море в страшную бурю. Корабль его поравнялся с островом Имвро, располагавшимся по соседству с Афонской горой. Аркадий ходил по кораблю взад и вперед и молился Пресвятой Богородице. Когда он находился неподалеку от борта, от налетевшего ветра корабль покачнулся, и царский сын упал в воду. Спутники его были в отчаянии, боясь императорского гнева, и стали слезно молиться Пресвятой Богородице. И молитва их была услышана: когда они пристали к Ватопедской обители, то, к своему изумлению, нашли царевича спящим в тени колючих кустарников. Этот случай и дал монастырю название – Ватопед (дитя в кустарнике, или колючие кустарники)».

В благодарность Богу за спасение сына император Феодосий I в 390 г. восстановил прежний Благовещенский храм, устроил великолепную обитель, сделал в нее богатые вклады и подарил ей богатые дачи в Македонии и вблизи Солуня. На том месте, где был найден царевич, теперь устроен алтарь величественной соборной церкви.

В соборе хранится величайшая святыня христианского мира – пояс Божией Матери, ранее находившийся во Влахернском храме в Константинополе. Ватопедской обители пояс был подарен святым Саввой Сербским. К святыням собора относятся также большая часть Животворящего древа Креста Господня; крест императора Константина Великого, с которым он ходил в военные походы; часть трости, которой бичевали Иисуса Христа. Монастырь очень дорожит этими святынями и не всем их показывает.

Много в Благовещенском храме мощей сподвижников Иисуса Христа и мощей угодников Божьих: все они хранятся в серебряных ковчегах в алтаре храма.

Купол собора поддерживают четыре прекрасные порфирные колонны – дар императора Гонория. На горнем месте в храме – чудотворная икона Божией Матери, называемая Ктиторскою. Когда в IX в. сирийцы расхищали обители Святой горы, добрались они и до Ватопеда. Экклесиарх взял образ Божией Матери и крест, спрятал их в колодце и зажег перед святынями свечу, а потом вровень с полом все искусно замаскировал мраморной плитой. Монастырь был разрушен, но святыню так и не нашли.

Несколько десятилетий экклесиарх томился в плену, но наконец он получил свободу. Ватопедская обитель между тем стала оправляться после разбойничьих набегов, но никто не знал о скрытой иконе, пока экклесиарх не объявил, где он скрыл святыню. Когда подняли плиту, то, к великому удивлению, все увидели теплящуюся перед святынями свечу. Сейчас эта огромной величины севча обложена оловом и серебром; она горит и не сгорает, потому что сверху на нее всегда кладется воск. Восьмиконечный крест, который называют Константиновским, стоит за престолом. Однако высказываются сомнения как в том, что он мог принадлежать императору Константину, так и в том, что император был ктитором монастыря. Тем более что надпись на кресте – славянская.

В алтаре соборного храма хранятся два небольших складня, которые называются игрушками царицы Феодоры – супруги императора Феофила, который хотел уничтожить иконопочитание. Но царица Феодора, выдавая иконы за игрушки, скрытно поклонялась им.

Во внешнем притворе храма обращают на себя внимание мозаичные изображения – единственные на Святой горе. В полукруге над входными дверями изображен Иисус Христос с молящимися по сторонам от Него Пресвятой Богородицей и Иоанном Крестителем. На обеих сторонах дверей тоже есть мозаичные изображения, вместе составляющие образ Благовещения. В соборном приделе во имя Дмитрия Солунского находятся два поясных изображения Божьей Матери, которые признаются чудотворными. Одно из них называется «Закланная», и предание повествует о нем следующее.

«Один здешний экклезиарх иногда приходил в трапезу в не положенное время, а после всех. Однажды недовольный трапезарь в сердцах сказал, что надо приходить вместе со всеми, а не как вздумается. Дьякон оскорбился и еще настойчивее стал требовать обед, на что трапезарь сказал, что у него нет даже куска хлеба.

Злой и голодный экклезиарх вышел из трапезы и пошел в церковь, но мрачные мысли его не только не утихли, а еще больше разгорелись. В совершенном исступлении он подошел к иконе Богоматери и стал укорять Пресвятую Богородицу: «До какого времени я буду служить тебе, Богородица? Трудись, трудись, а за все не только нет ничего у меня, но даже и куска хлеба в подкрепление усталых сил моих не дают». С этими словами он схватил нож, которым перед тем очищал воск от лампады, замахнулся и сильно ударил в щеку Пресвятой Богородицы. Кровь хлынула из раны, и лик Богородицы побледнел, как лицо умирающего от смертельной раны. Тут экклезиарх затрепетал от ужаса, упал перед иконой и сделался, как помешанный.

Скоро в монастыре узнали о случившемся. Когда игумен и братия пришли в церковь, то с изумлением увидели, что кровь на щеке Пресвятой Богородицы еще не засохла. А убийца ослеп и стал совершенно безумный.

Братия усердно молилась за него, но целых три года он, оставаясь в помешательстве ума, не сходя с места, оплакивал свое преступление. Перед смертью Божия Матерь явилась ему во сне и объявила о Своем прощении. Однако рука у него отсохла. Теперь она представляет собой почерневшую кость, которая до Страшного Суда хранится в особом ящике. На лике Божией Матери, названной Закланной, виден небольшой бугорок, как будто здесь запеклась кровь».

Один священник, прибывший на Афонскую гору для поклонения ее святыням, нечаянно (или из любопытства!) коснулся раны Закланной Богородицы. От этого прикосновения запекшаяся кровь осыпалась на самого священника. Но едва он вышел за порог церкви, как рука Владычицы Небесной покарала его, и он тут же скончался.

С наружной стороны этого придела, в нише, находится икона Божией Матери «Живоприятная», от которой совершилось следующее чудо:

Плакида, супруга императора Константина (дочь Феодосия Великого), в 382 г. захотела побывать в Константинополе, чтобы повидаться с братом своим Аркадием. Она попросила у мужа разрешения посетить и святую гору Афон, и когда царица прибыла в Ватопед, ее торжественно встретили и повели в монастырь. По смирению своему она ступила в Благовещенский собор не через главный вход, а через боковые двери и уже хотела пройти из притвора в сам храм. Но вдруг с высоты раздался грозный голос: «Остановись, ни шагу далее, если хочешь себе добра!». Испуганная Плакида бросилась на помост и стала молить о прощении. А потом в память об этом событии воздвигла здесь придельный храм во имя святого Димитрия Солунского. А на том месте, где послышался таинственный голос, царица повелела изобразить лик Пресвятой Богородицы и заповедала теплить перед ним неугасимую лампаду. С тех пор святогорские старцы законоположили не пускать женщин на Святую гору, что до сих пор строго соблюдается».

Другая икона с образом Пресвятой Богородицы возвестила молящемуся иноку о приближении разбойников. Предвечный Младенец, желая наказать иноков, поднял уже руку, но не успел заградить возгласа из уст Своей Матери, и это спасло монахов. В 1280 г., когда под давлением императора Михаила Палеолога, некоторые монастыри Афона приняли унию, ватопедские монахи остались верны православию. Тогда игумена Евфимия связали, увезли на стоящую среди моря скалу и сбросили в воду. Впоследствии благочестивый император Андроник (сын императора Михаила) возобновил обитель и сам скончался здесь.

В Ватопеде, неподалеку от соборного храма, богатыми греками было устроено училище, чтобы сохранить православие от «наскакивания» католических миссионеров и противодействовать мусульманам. Училище было вверено Евгению Булгарису – замечательному человеку, который был известен и в России, и в Греции. Он хотел сделать училище центром богословия, высшей греческой академией, но оно просуществовало всего лишь 5 лет (1753–1758). Монахи обвинили Е. Булгариса в неисполнении церковных постановлений, и святое дело было загублено. А от здания училища остались только развалившиеся стены, заросшие колючим кустарником.

Библиотека Ватопедской обители всегда была богаче, чем в других монастырях. В ней хранилось много древних рукописей, например, Толкование митрополита Эфесского Марка на Евангелие от Матфея, некоторые сочинения против латинян, произведения Исаака Сирина, текст Священного Писания, собранный пресвитером Лукианом около 1600 лет назад, и др.

МОНАСТЫРЬ ЖИВОНОСНОГО ИСТОЧНИКА В БАЛУКЛИИ

В окрестностях Константинополя, на расстоянии семи километров от центра города, находилась небольшая, но прекрасная роща, в которой росли кипарисы и платаны. С древних времен чудесное место это, называемое Балуклией, посвящалось Пресвятой Богородице. Посреди него находился источник, от которого благодатью Божьей совершалось много чудес. Место это располагалось за пределами древней городской стены, которую не раз разрушали, причем русский князь Олег даже повесил на ней свой щит. Но долгое время место это оставалось неухоженным, отчего источник засорился, а потом и само место заглохло от множества кустарников и накопившейся тины, которая препятствовала течению воды.

Однажды проходивший здесь воин Лев Макелл, воевода императора Маркиана, увидел слепого человека, блуждавшего по непроходимым местам и не знавшего куда идти. Он подал слепцу руку и повел его по тропинке, но тот от сильного утомления и дневного зноя очень хотел пить. Так они приблизились к густому лесу, но слепец от жажды так ослаб, что не мог даже стоять. Поэтому Лев посадил его в тень, а сам отправился на поиски воды. Однако он долго не мог найти хоть какого-нибудь источника и, опечаленный, уже решил вернуться к слепому. Но тут в вышине раздался голос: «Лев, не печалься! Вода, которую ты ищешь, близко – обернись назад и отыщешь ее». Лев вернулся, но как будто и сам сделался слепым: долго осматривался кругом, но воды не находил. И тут он вновь услышал тихий и приятный голос, не только называющий его по имени, но и предсказывающий царское достоинство: «Император Лев! Войди в эту густую и тенистую рощу и найдешь воду; почерпни этой воды и утоли жажду слепого. А потом помажь илом его глаза. Кто Я, здесь живущая, ты скоро узнаешь. Устрой Мне на этом месте храм, в нем Я буду внимать молитвам и подавать желаемое всем, с усердием и верой сюда притекающим. Ничто не сильно будет противиться Моей власти: болезнь ли неисцелимая, демонское ли наваждение или что другое – только бы просили Меня благоговейно».

Икона Божией Матери «Живоносный Источник»

Лев с верой исполнил повеление: он быстро отыскал воду, напоил слепого, илом помазал ему глаза, и тот, слепой от рождения, тотчас прозрел. Случилось это в 450 г., в царствование императора Маркиана, но по пророчеству Пресвятой Богородицы через короткое время после него в царское достоинство был возведен Лев Макелл. Он сразу же повелел очистить чудотворный источник, после чего воздвиг над ним великолепный храм во имя Божьей Матери, назвав его храмом Живоносного источника. Вскоре его окружила небольшая обитель.

Храм, сооруженный вдоль родника, имел вид продолговатого четырехугольника. Восточный и западный портики его высоко поднимались, а два других примыкали к соседним стенам. Над зданием возвышался купол – «прекрасный, как небо, и блиставший, подобно огню».

Внешнему изяществу строения соответствовало и его внутреннее убранство: «свод храма был украшен золотом, а стены выложены мозаикой, так что свет, входя окнами и отражаемый сводами и стенами, освещал весь храм, подобно молнии». Внутри купола были изображены чудеса Иисуса Христа и Его Пречистой Матери, а на самой середине – Живоносный источник и Пресвятая Дева Мария с Предвечным Младенцем на руках, так что вода истекала как бы из лона их и казалось, будто сверху проливается тихий и бесшумный дождь. Лик Царицы Небесной, обращенный к воде, отражался в источнике как в зеркале. И Богоматерь взирала на воду – дело Свое, придавая ей целительную силу.

Сам Живоносный источник находился почти в центре храма. К нему вели 25 ступеней, а мраморная решетка, служившая украшением, еще и охраняла от падения людей, сходивших вниз по скользкому пути. В верхней части источника в мраморе было сделано круглое углубление, в которое и втекала вода, вливавшаяся потом в мраморный бассейн. Посреди храма стояла круглая каменная чаша, а у алтаря находилось другое вместилище, узкое и продолговатое, откуда люди и черпали животворящую воду. В храме паломники могли поклониться замечательной иконе Пресвятой Богородицы, скопированной с иконы, писанной святым апостолом и евангелистом Лукой.

Храм Живоносного источника хранит много преданий о чудесных мсцелениях. Например, царица Зоя, много лет не имевшая детей, по обету ходила к Живоносному источнику и усердно молилась Царице Небесной, а возвратившись, скоро зачала и родила сына – будущего императора Константина Багрянородного. Несколько лет был болен водянкой император Юстиниан, но лишь только с верою помолился он у святого источника, как тотчас исцелился. Позже он восстановил храм Живоносного источника, разрушенный землетрясением, и великолепно украсил его, а после следующего землетрясения храм был восстановлен императором Василием Македонянином и сыном его Львом Мудрым.

Число совершавшихся здесь чудодействий было так великого, что еще в древние времена православная церковь установила в пятницу Светлой седмицы совершать празднование в честь Божьей Матери в воспоминание великих и чудесных исцелений у Ее источника. Чудотворная сила источника не только исцеляла больных, но и мертвых воскрешала. Так, например, однажды из Фессалии ехал к святому источнику по морю один паломник. Но в пути он умер, однако перед смертью успел попросить корабельщиков перенести его в храм Живоносного источника и там вылить на него три ушата целебной воды. Как только это было исполнено, мертвый ожил.

А однажды во время очередного землетрясения людям, находившимся в храме, грозила смерть. И тогда Пречистая Дева явилась на воздухе и поддерживала храм до тех пор, пока все не вышли из него.

Храм Живоносного источника, неоднократно обновлявшийся и украшавшийся греческими царями и царицами, стоял много веков, но за измену благочестивой жизни Константинополь лишился заступничества и покровительства Пресвятой Богородицы и в 1453 г. был завоеван турками. В Живоносном источнике плавают рыбки, о которых предание рассказывает следующее:

«В середине XV в., когда после долгой борьбы и осады Константинополь был уже взят турками, об этом сообщили одному старцу, подвизавшемуся в монастыре близ Балуклийского источника. «Тогда поверю, – ответил он, – что Константинополь пал, когда вот эти рыбки, уже поджаренные на сковороде моей, снова оживут и вновь опустятся в Живоносный источник». И действительно, невидимой силой рыбки ожили и унеслись в живительный ключ. Они и поныне плавают в нем, не вырастая: один бок у них поджаренный, а другой – настоящий, чистый».

Как и Влахернская церковь, храм Живоносного источника был разрушен до основания, а цветущая местность вокруг него со временем превратилась в мусульманское кладбище. Монастырь долго не возобновлялся, и святое место это оставалось в запустении: источник животворящей воды почти заглох под грудой камней, но чудесные исцеления от него продолжали совершаться.

Впоследствии, при особенном покровительстве России, слава Живоносного источника была восстановлена. В 1830 г. патриарх Иерусалимский с разрешения султана Махмуда II восстановил из развалин каменную церковь во имя Живоносного источника Пресвятой Богородицы, и хоть она была небольшой, но сделали ее с благолепием, приличествующим этому святому месту. И вновь заструились чудотворные воды источника, чудодейственная сила которого, дарованная свыше, привлекает в эти места не одних только христиан.

Турецкий султан сам не раз приходил в церковь Живоносного источника и даже присутствовал на патриаршей службе, которая ему очень нравилась. Он и еще хотел побывать на ней, но между его подданными стал раздаваться ропот, что их повелитель изменил вере мусульманской. Однако в монастырской церкви Живоносного источника сохранился памятник посещения ее султаном – это икона с образом праведного Захарии. Как-то обозревая храм, на восстановление которого он выделил значительные средства, султан увидел икону с образом Иоанна Крестителя. «Где же отец его? – спросил повелитель. – Если сына так почитают, то отец должен быть участником славы его». По повелению султана тогда же, вне иконостаса, была поставлена икона с образом святого Захарии.

СЕН-ГАЛЛЕНСКАЯ ОБИТЕЛЬ

До возникновения монастыря местность эта была суровой и дикой. Здесь тянулся глухой первобытный лес, звуки человеческой речи не раздавались в альпийских долинах, и никто не забрасывал невода в шумные воды Штеймаха. Первыми в этот пустынный уголок Альп пришли образованные ирландские миссионеры, стремившиеся повсюду распространить христианство. Они покидали свой остров и через Францию расходились по разным уголкам тогда еще варварской Западной Европы. К числу таких мирных миссионеров относился и святой Галлен.

Монастырский храм Сен-Галлена

Он прибыл сюда со своим товарищем, освятил это место, поставил в землю крест, сделанный и веток деревьев, и повесил на него ящичек с реликвиями, который принес с собой. В дикую пустынную местность пришли скромные, но энергичные и преданные своему делу люди. Закипела работа, и вскоре все вокруг преобразилось. Те же горы, та же долина и те же стремительные потоки, но все это озарилось светом веры Христовой. Вскоре молва о жизни и подвигах поселившихся здесь миссионеров привлекла к ним людей, и местность эта начала быстро заселяться. Центром колонии стала новая церковь.

Но развиваться обитель стала только спустя 100 лет после смерти святого Галлена, когда в ней ввели устав святого Бенедикта Нурсийского. Благочестивому устроению монастыря способствовали и другие благочестивые влияния. Так, все аббаты Сен-Галлена стремились привлекать в монастырь свежие силы из Британии, Германии, Италии. Аббат Отмар, например, после введения Устава святого Бенедикта учредил в обители школу.

Сначала Сен-Галленский монастырь находился в зависимости от Констанцского епископа, в епархии которого он находился. Но монастырь энергично боролся за свою самостоятельность, и в правлении аббата Гримальди она была получена. При этом же аббате была значительно увеличена монастырская библиотека, что повлекло за собой дальнейшее развитие монастырской школы. Высшей же степени своего развития монастырская наука достигла при аббате Соломоне, правление которого продолжалось 30 лет (890–920).

Школ в Сен-Галлене, как и в большинстве средневековых монастырей, было две: внутренняя и внешняя. Первая предназначалась исключительно для тех лиц, которые впоследствии становились монахами. Здание ее одной стороной примыкало к монастырской церкви, школьные помещения располагались вокруг широкого двора, но между ними и двором протянулась по всем сторонам крытая галерея. Церковь эта предназначалась для учеников внутренней школы. В некотором отдалении от школьных построек располагались кухня и баня с четырьмя котлами, очагом и двумя скамьями. По другую сторону школьной церкви находилась монастырская больница.

Внешняя школа размещалась в другой стороне – между покоями аббата и гостиницей для знатных посетителей. Ее окружал забор, на котором была сделана любопытная надпись: «Эта ограда стесняет желания учащейся молодежи», т. е. должна была способствовать усилению внимания и углублению в изучаемый предмет.

Основой средневекового преподавания были семь так называемых свободных искусств, но прежде школяры должны были пройти элементарный курс. Учить начинали с 7-летнего возраста, перед началом занятий читалась молитва: «Дай рабу сему пригодный к учению ум, чтобы он преуспевал и во внешних науках (светских. – Н.И.), и удостоился бы приобрести способность к пониманию вечной науки (богословия)».

В элементарный курс входили: псалтирь (латинская), письмо, церковное пение, церковное счисление и курс грамматики. Чтобы научить школяров читать, пользовались маленькими дощечками или листочками, на которых в алфавитном порядке были расположены буквы. Когда ученики осваивали азбуку, переходили к изучению псалтири, написанной крупными буквами. При этом стремились добиться, чтобы ученики читали без малейших ошибок; если же ошибки при чтении случались, учеников наказывали.

При освоении письма сначала учились писать на покрытых воском дощечках; после них переходили к пергаменту, на котором писали пером и чернилами. За дурное письмо, как и за дурное чтение и за ошибки в церковном пении, провинившегося наказывали телесно. В одном из средневековых стихотворений говорилось:

Если ты не хочешь писать хорошо, Я испишу твою спину плетьми, Чтобы ты пропел мне плачевную песню: «Ой-ой!».

Телесное наказание считалось необходимым при учении, и даже «правило монашеской жизни» святого Бенедикта признавало эту необходимость. Били учеников обычно по рукам или по спине, и в некоторых монастырях был даже обычай сечь учеников на Рождество, видимо, в воспоминание об избиении царем Иродом младенцев. В Сен-Галленском монастыре в первой половине Х в. произошел даже трагический случай.

Решили наказать нескольких учеников, и одного из них послали на чердак за розгами. Но тот, вместо того чтобы исполнить приказание, вытащил по пути из топившейся печи полено и положил его под самую кровлю здания. Когда загорелись балки, он сбежал вниз и стал кричать о пожаре. Потушить огонь не смогли, и монастырь почти весь сгорел.

Научив учеников читать и писать по-латыни, приступали к изучению элементарного курса грамматики, т. е. учили школяров различать части речи, склонять и спрягать. При этом старались, чтобы и бытовые разговоры ученики вели на латинском языке. Для этого учителя составляли небольшие словари и разговорники. В соответствии с текстами разговорников разыгрывались сценки, где попеременно участвуют монах, крестьянин, охотник, рыбак, повар и т. д. Каждый из них отвечал на вопросы, касающиеся его занятий, и называл предметы своего обихода.

Когда ученики приобретали некоторые навыки в латинском языке, их заставляли заучивать псалмы. Только после этого следовало обучение семи свободным искусствам, которые средневековыми монастырскими школами были унаследованы от императорского Рима: это грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, астрономия и музыка. Один из средневековых авторов сравнивал семь свободных искусств с семью ступенями, по которым человеческий дух поднимается к мудрости. Если в монастырских школах было достаточное число преподавателей, эти науки изучались одновременно; если же учителей не хватало – изучались лишь некоторые из перечисленных предметов.

Главнейшей из всех светских наук была грамматика, которая в то время имела гораздо большее значение, чем в последующие века. Кроме того, что она изучает в настоящее время, в нее входило чтение и обстоятельное толкование произведений различных авторов, а также стилистика, метрика и отчасти риторика. В Сен-Галлене, как и в некоторых других культурных центрах, ученики знакомились с сочинениями Цицерона и Квинтилиана, а касаясь судебного красноречия, изучали памятники римского права.

Средневековая геометрия скорее соответствовала географии, т. к. в ней сообщались описание Земли и сведения о ней. Любимейшим чтением учеников были так называемые «физиологи», в которых рассказывалось о животных, существующих в действительности, и о фантастических, а также о редких камнях и деревьях. «Физиологи», в которых было много религиозно-мистического и символического, переводились на все языки и иногда излагались стихами. Изучение астрономии в монастырских школах основывалось на положении Птолемея о движении Солнца вокруг Земли. Ночью, когда небо сияло звездами, ученики с учителем наблюдали движение светил в разных частях небесного свода. Следует отметить, что вообще преподавание астрономии преследовало чисто практическую цель – разъяснение церковного календаря, определение времени празднования Пасхи и т. д.

Рим оставил средневековым школам в наследство и подходящие руководства. Особой известностью пользовалось сочинение Марка Теренция Варрона, в котором (кроме семи свободных искусств) указывались также медицина и архитектура. По образцу римских руководств в монастырских школах составлялись и собственные руководства.

В отдельном флигеле, который примыкал к соборной церкви монастыря, размещались библиотека и скрипторий – комната для переписывания рукописей. На стене скриптория была сделана надпись: «Здесь пусть сидит только тот, кто пишет реченья Святого Закона или Святых Отцов, одаренных разумом и благочестием. Да остерегается всякий говорить здесь что-либо легкомысленное; из-за легкомысленной беседы ошибается рука. Прилежно собирайте сочинения, в которые не вкралось никакой лжи, чтобы рука пишущего двигалась по безопасному пути. Чудесное занятие – писать священные книги, и пишущего ждет верная награда!»

Ученики внутренних школ считались полной собственностью монастыря; они подчинялись всем правилам, которым подчинялись монахи, и с самых малых лет привыкали к монашеской жизни. Следует отметить, что дисциплина в школах была замечательная. В 911 г. Сен-Галлен посетил германский король Конрад I, которого встретили с подобающей пышностью. Желая побаловать учеников (а может быть, и испытать!), он вынул золотую монету и подал ее одному из них. Но ученик стал отказываться, т. к. воспитанникам запрещалось принимать что-либо от посетителей. Тогда король положил ему монету в рот, но ученик выплюнул ее и громко закричал. Через некоторое время Конрад I стал бросать в учеников яблоки, но те не обращали на них внимания. Прожив в Сен-Галлене три дня, король остался довольным воспитанниками и приказал, чтобы эти три дня стали ежегодными днями отдыха.

ЛАВРА САВВЫ ОСВЯЩЕННОГО В ПАЛЕСТИНЕ

Эта обитель еще издали заметна двумя массивными башнями; соединенные высокой стеной, они кажутся висящими над бездной. Проехав по крутому контрфорсу, странник достигал небольшой железной дверцы, устроенной за угловой башней в западной стене монастыря. Только через эту дверь и можно проникнуть в лавру Саввы Освященного.

Лавра Саввы Освященного

Монастырь расположен на обрывах правого берега нижнего русла Кедронского потока, в 10 верстах отсюда впадающего в Мертвое море. Дикое, иссохшее ложе его, глубоко провалившееся в вулканической трещине между беспорядочно нагроможденными голыми скалами, страшит своей безжизненностью. Палящие лучи палестинского солнца прокалили горы и иссушили почву, так что здесь царят только утесы и могильное безмолвие. Поэтому у паломников и отцов церкви это место получило название «огненная река» и «юдоль плача». Это даже не уединенный уголок, а место, пригодное лишь для полного отречения от внешнего мира. В свою очередь монастырь – это каменная крепость, огражденная даже от скал и утесов мрачными стенами и башнями с редкими и неприступными отверстиями вместо окон.

На пути к монастырю находится небольшая долина, которую называют «монашеским базаром». В прежние времени отшельники приносили и продавали здесь свои изделия, покупая на вырученные деньги хлеб и другие нужные товары. Примерно за полчаса до подхода к Лавре дорога поднимается на дикие утесы и дальше идет по самому их краю. О приближении к монастырю паломников извещал колокольный звон с монастырской башни. И вскоре взору богомольцев представала наполовину высеченная в скалах, наполовину устроенная в пещерах обитель Саввы Освященного. Кроме скудного монастырского огородика и диких трав, растущих у струящегося в ложбине ущелья ручейка, нигде больше не встретишь даже признака растительности. Повсюду скалы и камни – излюбленное место ящериц и скорпионов.

Первыми избрали эту пустыню местом отшельнических подвигов святой Евфимий (V в.) и ученик его Савва, который родился в Каппадокии около 439 г. Он рано проникся христианским благочестием и уже 8-летним отроком посвятил себя иноческой жизни. Впоследствии святость жизни привлекли к великому подвижнику множество отшельников, которые приняли от него строгий иноческий устав святого Василия. В 484 г. они избрали его аввою (архимандритом) палестинских пустынников (или «пещерножителей»), к тому же святой Савва взял на себя еще и подвиг борьбы с ересью монофизитов, создав в лице иноков Святой Земли православное воинство. Собственно, Савве и принадлежит сооружение этой Лавры пустынножительской (502 г.), получившей от его имени и название свое.

Первоначально обитель состояла всего из нескольких келий и пещерной церкви. Но по ходатайству святого Саввы, ездившего в Константинополь, император Юстиниан оградил монастырь стенами и башней и одарил его многими приношениями. Потом около него начали селиться другие отшельники, искавшие спасения. Но вскоре у них стало не хватать воды, и святой Савва начал усердно молиться Богу: «Господи Боже, если тебе угодно, чтобы место сие населилось во славу имени Твоего, то благоволи даровать нам небольшое количество воды». Когда он так молился в тесной своей келье, то внизу в долине послышался стук. Посмотрев вниз, преподобный Савва увидел при свете луны онагра, который копытом копал землю, и когда уже довольно выкопал, то опустил в яму свою голову и стал пить. Святой тотчас пришел на это место, тоже немного покопал, и вскоре ему открылся источник чистой воды, что было неисповедимым благодеянием в этой безводной местности. С тех пор вода доставляла великое утешение братии, и хотя все черпали помногу, меньше ее не становилось[16].

В другую ночь выше святой Савва из своей пещеры и, читая псалмы Давида, один пошел в долину. И вдруг над западным утесом, посреди соборной и пещерной церквей, увидел столп огненный, вершиной своей касающийся неба. Утром Савва пришел на это место и нашел большую и чудную пещеру, как будто самим промыслом Божьим уготованную для церкви. В восточной стороне ее находилось отделение со сводом, а в северной преподобный Савва нашел большую палату – наподобие той в которой хранятся церковные вещи; с южной стороны находился широкий вход. Святой, украсив пещеру, устроил в ней церковь во имя Благовещения и постановил собираться в ней в субботние и воскресные дни для богослужений.

Отовсюду стекавшиеся отшельники вскоре заселили не только монастырь, но и пещеры в соседних скалах. Когда число братии увеличилось до 150 человек и около долины были возведены всякие хозяйственные постройки, завели в обители рабочий скот. Преподобный Савва сам заботился, чтобы инокам не было нужды посещать мир, который они уже покинули. А так как слава о богоугодной жизни святого Саввы разнеслась повсюду, то многие приходили и приносили все нужное, и он большую часть употреблял на устройство монастыря. Во времена своего расцвета Лавра насчитывала до 5000 иноков.

Обитель эта была знаменита и прославлена святостью ее основателя и многих учеников его. Но некоторые иноки, завидуя преподобному Савве, привлекли однажды на свою сторону еще 40 человек. И тогда кроткий в обращении с людьми Савва удалился в Скифопольские страны, где и поселился в пустыне около реки Гадаринской. Сохранился и вертеп, в котором пребывал святой Савва до основания обители. А раньше в эту пещеру приходил на отдых лев.

«Увидев спящего человека, он взял его зубами за одежду и вытащил наружу. Проснувшись, Савва стал петь псалмы, а лев вышел из пещеры и сидел, пока Савва не кончил своего правила. А потом снова вошел в пещеру, и лев опять потащил его наружу. Тогда Савва смело сказал ему: «Пещера широка, она свободно может вместить нас обоих, ибо Творец у нас один. Если хочешь – оставайся здесь; если не хочешь – иди в другое место, ибо я создан рукой Божьей и почтен образом Божьим». И лев, словно устыдившись, удалился прочь, оставив свое жилище святому».

В короткое время преподобный Савва прославился и здесь, и начали к нему приходить люди. Но они беспокоили угодника Божия, и он тайно удалился из этих мест и устроил еще несколько киновий. А дерзкие монахи, воспользовавшись длительным его отсутствием, распространили слух, что в пустыне святого отшельника растерзали дикие звери. И пришли они в Иерусалим к патриарху, и стали просить себе игумена, но святой патриарх Илия не поверил им. А когда наступил праздник обновления храма Воскресения, то пришел в Иерусалим и Савва. И патриарх очень обрадовался, увидев его, и стал уговаривать его вернуться в Лавру. А монахам написал такое письмо:

«Извещаю вас, возлюбленные братья, что отец ваш не съеден львами, а жив, ибо он пришел ко мне на праздник. Удержавши его у себя, я убедил его не оставлять своей лавры, которую он по промыслу Божьему основал своими трудами. Итак, примите его с должной честью и повинуйтесь ему совершенно, ибо не вы его избрали, а он избрал вас, почему вам и должно покоряться ему. Если же есть из вас некоторые упрямые, высокомерные, непослушные и не хотящие быть смиренными, то таковые не должны оставаться в лавре, ибо неприлично Савве оставлять свое место».

Когда это письмо прочитали в церкви, то дерзкие монахи в ослеплении злобы своей ополчились на своего настоятеля. Взяв шесты, багры, мотыги и секиры, они пришли к башне преподобного Саввы и в великом бешенстве разрушили ее до основания. А потом собрали свои вещи и ушли из Лавры. Остановившись у Фекуйского потока, они устроили себе здесь кельи и назвали свою обитель Новой лаврой.

Лавра же Саввы Освященного была замечательна не только своей историей, но и строгостью иноческого устава. Например, женщины не имели права входить в нее; даже для своей матери святой Савва не сделал исключения, и она подвизалась в отдельной келье – вне монастыря. Как орлиное гнездо, виднеется на высокой скале келья преподобной Софии – матери великого подвижника.

Устав в лавре Саввы Освященного исполнялся строго: скудость пустынной жизни и связанные с ней неизбежные лишения служили назидательным примером для всех посетителей. По свидетельству самих отшельников, самым трудным для них подвигом было переносить жару, когда температура в летние месяцы достигала + 40 °C и более.

Скончался преподобный Савва Освященный в 532 г. – на 94-м году жизни. Когда слух о кончине святого старца разнесся по окрестностям, то в Лавре собралось много иноков и мирян. Прибыл и святой патриарх Петр с епископами и со знатными мужами Иерусалима. Честные мощи святого угодника Божьего были положены в Великой лавре – на том месте, где он видел огненный столп.

После смерти Саввы Освященного обитель претерпела много бед. Дорога в Лавру через горную пустыню была очень опасна, и монастырь немало терпел от разбойничьих набегов. В 614 г. на монастырь напали войска персидского царя-огнепоклонника Хозроя, которые в надежде найти сокровища, долго мучили и избивали пещерножителей. Ограбив церкви, они убили 44 иноков: по очереди отсекли им головы на одном из камней. Святые главы их в настоящее время почивают в пещерной церкви святителя Николая.

После персидского нашествия рассеявшиеся иноки постепенно стали возвращаться в обитель, но и в последующие века Лавра не раз подвергалась нападениям арабов и бедуинов. Пострадала обитель Саввы Освященного и от крестоносцев, которые поступили в отношении ее особенно святотатственно. Хитростью или силой – неизвестно, но они увезли с собой в Венецию мощи великого угодника Божьего. Русский паломник игумен Даниил был едва ли не последним, кто поклонился мощам преподобного Саввы Освященного. Ныне кроме черепов иноков, убитых персами и сарацинами, в Лавре покоятся только главы святого Ксенофонта и его сыновей – Аркадия и Иоанна.

После изгнания крестоносцев из Палестины арабы снова разгромили лавру Саввы Освященного, и почти 300 лет о монастыре не было никаких известий. Но постепенно иноки вновь населили обитель, а в начале XVII в. хозяевами Лавры стали сербы; они обновили монастырь, но вскоре им пришлось покинуть его из-за неоплатных долгов. Претендентами на обитель стали богатые армяне, правда, они чуть было не уступили ее латинянам. Только патриарху Феофану удалось личным и решительным ходатайством у молдавского господаря Василия получить деньги и выкупить Лавру для православных.

В 1667 г. патриарх Нектарий восстанавливает Лавру после долгих лет ее упадка и разорения. Были построены внешняя стена (от Юстиниановой башни вниз до ворот) и странноприимный дом. Примерно через 20 лет патриарх Досифей завершает восстановление обители. При нем были подняты упавшие стены монастыря; он собрал две библиотеки древних рукописей, возобновил соборный храм и обновил малые придельные храмы (святого Николая, Сорока мучеников, священномученика Георгия, святого Иоанна Крестителя, святого Иоанна Златоуста). Внутри монастыря находится прекрасная башня Иоанна Дамаскина, в которой устроены его домовая церковь и гробница над бывшей кельей, где когда-то слагались боговдохновенные гимны и песнопения.

Русские паломники очень любили обитель Саввы Освященного, в ней и сейчас подвизаются несколько русских иноков. А было время, когда большинство отшельников монастыря состояло из русских! Даже к началу ХХ в. в монастыре много напоминало о России, например, вся живопись соборного храма была выполнена русскими художниками. Собор монастыря отличается благолепием, иконостас его выполнен очень искусно, храмовая икона «Успение преподобного Саввы» украшена богатой ризой. Перед иконой горит неугасимая лампада; на Царских вратах вместо евангелистов изображены четыре великих отшельника, проводившие равноапостольскую жизнь – преподобные Харитон, Евфимий, Савва и Иоанн-Молчальник. На площадке перед соборной церковью устроена небольшая кувуклия, в которой находится гроб основателя обители – преподобного Саввы.

Обитель Саввы Освященного не могла принять большое число паломников, но радушие и гостеприимство иноков этого монастыря известны всем. Внутри монастыря было поставлено несколько цистерн для сбора дождевой воды. На территории обители до сих пор растет вековое финиковое дерево, посаженное святым Саввой. Плодами с него иноки благословляют паломников.

На расстоянии двух часов ходьбы от Лавры находится Костеллийская гора, которая (как гласит предание) была неприступна и непроходима из-за множества бесов, соблазнявших разными мечтаниями всех проходивших мимо. Но святой Савва, укрепляемый благодатью Божьей, окропил место это елеем от Честного Креста Господня и оставался здесь в течение всего Великого поста, непрерывно славя Бога. И когда место это очистилось от злых бесов, он основал на горе, стоящей отдельно от других скал, обитель. На склоне ее располагалось братское кладбище, на котором открыто покоятся мощи преподобных подвижников, но никто не дерзает брать их, потому что наказание Божие настигает всех нечестивых расхитителей святынь, и этому было много примеров.

На обратном пути из лавры Саввы Освященного паломники посещают развалины монастыря преподобного Феодосия. На этом месте когда-то ночевали волхвы, возвращавшиеся на родину после поклонения Богомладенцу Иисусу Христу. Пещера, в которой они ночевали, находится под развалинами монастыря.

СИНАЙСКИЙ МОНАСТЫРЬ СВЯТОЙ ЕКАТЕРИНЫ

Этот православный мужской монастырь расположен на юге Синайского полуострова – в оазисе Фанар, который называют «изумрудом Синая». Такое сравнение вызвано красотой цветущего края, оттененной суровым величием скалистых гор, обрамляющих его своими остроконечными вершинами. В нескольких десятках километрах от Фанара, между тремя отдельно стоящими горами – Хорив, Моисеевой и Святой Епистимии – и разместилась святая обитель. На территории монастыря находится Неопалимая Купина, в которой Господь явился Моисею: «И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. Моисей сказал: пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает. Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды куста, и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот я! (Господи!)» (Исх. 3, 4).

Стремясь быть поближе к Богу и спасаясь от преследования римских язычников, монахи начали селиться на Синайском полуострове уже с III в. А в первой половине IV в. монахи обратились к равноапостольной царице Елене, матери императора Константина, ища ее поддержки. И в 330 г. по ее повелению возле Неопалимой Купины были возведены небольшая церковь в честь Божией Матери – на том самом месте, где рос «пылающий терновник», где Бог разговаривал с Моисеем и поведал ему 10 заповедей; и башня – убежище для монахов на случай набегов кочевников. Сам же монастырь был основан в царствование императора Юстиниана, который повелел соорудить вокруг церкви и башни мощные стены. Главный вход в монастырь был сделан с западной стороны, а над ним устроена бойница, через которую на нападавших можно было лить кипяток или кипящее масло. Сейчас этот вход закрыт, но слева от него есть другой, поменьше – им и пользуются в настоящее время.

Здесь растет Неопалимая Купина

Возводил монастырские стены архитектор Стефанос, который в северной части обители построил новую церковь, тоже посвященную Божией Матери. Часовня Неопалимой Купины, возведенная равноапостольной царицей Еленой, стало частью новой церкви, сооруженной из гранита в форме базилики. Над деревянными входными дверями сделана надпись: «Вот врата Господа; праведные войдут в них» (Пс. 117, 20).

Вдоль церкви было установлено 12 колонн – по числу месяцев, и над каждой колонной установлена икона с изображениями святых, память которых празднуется в данный месяц. Алтарь часовни Неопалимой Купины устроен не над мощами святых мучеников (как это обычно делается), а над корнями «несгораемого терновника». Для этого даже пришлось пересадить куст, и сейчас он растет в нескольких метрах от часовни[17].

Через несколько десятилетий после возведения церкви, тоже посвященной Пресвятой Богородице, была создана удивительная мозаика – Преображение Господне. Создателями ее были, видимо, сами монахи, и церковь стала называться «Преображение Христа Спасителя». А монастырь свое название получил в честь святой Екатерины, которая родилась в Александрии в княжеской семье.

«Она отличалась необыкновенной красотой и мудростью, овладела многими науками и знала несколько иностранных языков. Многие знатные юноши сватались к ней, но она пожелала избрать равного себе красотой и ученостью. А когда познакомилась с учением Иисуса Христа, то решила стать христианкой. Император Максимиан, плененный красотой и умом святой Екатерины, предлагал ей выйти за него замуж. Но девушка ответила отказом, потому что она – невеста Христова. Для состязания с ней император созвал всех ученых, но она одержала верх над ними и обратила в христианство 50 самых ученых язычников. Все они были сожжены, а святую Екатерину по повелению императора подвергли истязаниям: сначала ее били воловьими жилами, а потом привязали к колесу. Но случилось чудо – колесо распалось.

И посрамленный мудрыми советами и непоколебимой твердостью святой Екатерины, нечестивый мучитель после самых изощренных пыток повелел отсечь ей голову. Пред смертью святая Екатерина молилась, чтобы тело ее не досталось мучителям, и тогда по преданию ангелы перенесли его на гору Синай, где оно почивало более 200 лет, а потом монахи нашли мощи и перенесли их в обитель».

Монастырь, обнесенный высокими и крепкими стенами, представляет собой неправильный 4-угольник и больше похож на крепость, чем на иноческую обитель. Ворота ее в прежние времена всегда были заперты, т. к. монастырь не раз подвергался нападениям со стороны кочующих бедуинов. Нападали они и на паломников, направлявшихся в монастырь, но впоследствии энергичными действиями египетских властей это зло было прекращено.

Согласно преданию, в 625 г. монахи монастыря Святой Екатерины направили в Медину делегацию, чтобы заручиться покровительством пророка Мухаммеда. Копия охранной грамоты, выставленной в галерее икон, гласит, что мусульмане берутся защищать монахов. Монастырь был освобожден и от уплаты налогов, а легенда гласит, что в одну из своих поездок в качестве купца эту святую обитель посетил пророк Мухаммед, и это вполне вероятно. Так что, когда в 641 г. Синайский полуостров завоевали арабы, монастырь жил привычной жизнью.

В XI в. в нем была выстроена мечеть – чтобы расположить к себе менее веротерпимых правителей. При крестоносцах монастырь пережил период возрождения, а когда Египет подпал под власть Османской империи, у святой обители появился новый покровитель. Турецкие власти не посягали на права монахов и даже предоставили настоятелю монастыря особый статус. Покровительствовал обители Святой великомученицы Екатерины и Наполеон Бонапарт, о чем сказано в выставленной в галерее икон Декларации. Император французов дал средства на восстановление северного крыла монастыря, поврежденного в 1798 г. сильной бурей.

На территории монастыря разбит тенистый сад, который возделывается на почвах, привозимых на верблюдах с берегов Нила.

Соборный храм расположился в центре монастыря; своды его поддерживаются 16 мраморными колоннами, в каждую из которых вложены мощи святых угодников Божиих. Мраморный пол собора выложен мозаикой, и все внутреннее убранство церкви устроено с большим великолепием. Иконостас храма, изготовленный в XVII в. на Кипре, и придельные храмы украшены в соответствии со святостью данных мест.

Всего в храме Преображения Господня устроено пять приделов; главный из них – придел Неопалимой купины – устроен позади центрального алтаря на том самом месте, где Моисею явился ангел Господень в пламени огненном. Святое место явления Неопалимой купины покрыто серебряной иконой с чеканным изображением горящего куста и чудес Божиих, здесь совершенных. Икона, освещаемая множеством драгоценных неугасимых лампад, расположена на мраморном полу; над ней на четырех мраморных столбиках установлен престол, находящийся в полусферическом углублении в восточной стороне храма.

Богослужения в приделе Неопалимой купины священники из уважения к святыне всегда служат без обуви. И все верующие, приближаясь к этому месту, тоже благоговейно снимают обувь.

В алтаре соборной церкви, в белой мраморной раке, под балдахином покоятся мощи святых угодников Божиих и преславной великомученицы Екатерины. Честная глава ее украшена золотым венком, а на святой руке ее – обручальный залог (золотое кольцо); эти святыни хранятся в серебряной шкатулке, украшенной драгоценными камнями.

В приделе во имя Успения Пресвятой Богородицы, в пещере под спудом, покоятся мощи Исаака Сирина, Ефрема Сирина и многих других, убитых сарацинами на Синае и в Раифе. Здесь же находится и гробница святого Иоанна Лествичника, но вход в эту пещеру закрыт. Когда-то, согласно преданию, епископ Синайский захотел осмотреть пещеру и приказал открыть дверь в нее. Но дверь не поддавалась, а когда начали ломать ее, из пещеры исторглось пламя и обожгло лицо епископа. С тех пор больше никто не дерзал войти в пещеру, а устрашенный епископ, в память о свершившемся, приказал повесить над входом икону преподобных.

В другом приделе паломникам показывают место, где во время молитвы святых отцов потекло деревянное масло. Но как только один из служителей дерзнул продать частицу его посетителям, оно исчезло.

В 1871 г. монах Григориус построил звонницу; в ней было 9 различных колоколов – дар российских царей, а также деревянный колокол (талантон), который использовался до появления металлических.

Братия Синайского монастыря состояла из греков, болгар, молдаван и русских. Со временем число иноков стало сокращаться, и в конце XIX в. их было не более 50 человек. Игумен почти постоянно жил в Каире и в обители бывал редко; всеми делами монастыря управлял его наместник.

Синайский монастырь – общежительный. Все средства на свое содержание монахи получают из Каира; рыбу и финики им в изобилии поставляют из Раифы с собственного подворья, а маслины и фрукты – из монастырских садов.

На территории монастыря находится колодец с пресной водой – тот самый, у которого Моисей отдыхал после своего исхода из Египта. Здесь он отогнал пастухов, которые оскорбляли дочерей Иофора; напоил их овец, а потом женился на одной из дочерей Иофора – Сепфоре – и сделался его зятем.

В монастырском саду устроена братская усыпальница. В ней находятся мощи бывшего привратника обители – преподобного Стефана (в сидячем положении), а также частицы мощей двух братьев-царевичей, подвизавшихся в монастыре Святой Екатерины.

На скалистой горе Хорив, к юго-западу от Синая, стоит небольшая церковь во имя Приснодевы Экономиссы. Пресвятая Богородица однажды явилась эконому монастыря и укрепила его в терпении, так как все монастырская братия уже в течение нескольких дней терпела голод. Не получая продовольствия из Каира, монахи уже решились было оставить обитель. Но вскоре после явления Божией Матери в монастырь прибыл караван с продовольствием. В память об этом чуде и была устроена церковь – на том самом месте, где Пресвятая Богородица явилась опечаленному эконому, вышедшему за пределы обители проститься с ее окрестностями.

Одной из достопримечательностей обители стала ее библиотека, в которой собрано около 3500 древних текстов на греческом, латинском, арабском и других языках. Специалисты считают, что по своей ценности (бесценности!) это собрание уступает только библиотеке Ватикана. Самый древний манускрипт библиотеки – «Синайский кодекс» V в. (с копией VII или VIII вв.). Прежде же в монастырской библиотеке находился еще более ценный «Синайский кодекс» – греческий манускрипт IV в. Но в 1865 г. немецкий ученый Тишендорф взял его от имени русского царя на время для изучения. «Синайский кодекс» доставили в Санкт-Петербург, и в монастырь он больше не вернулся[18].

Другим сокровищем Синайского монастыря является коллекция икон (2000), имеющих духовную, историческую и художественную ценность. Двенадцать древнейших из них написаны восковыми красками в период основания самой обители; а множество украшающих храмы лампад – дары монархов разных стран.

Ежедневно монастырь посещают многочисленные паломники и туристы. Многие из них поднимаются на священную гору, чтобы встретить там рассвет. Тропа в 2000 ступеней ведет на вершину, где рядом с молельней Моисея расположилась и мусульманская мечеть. Утром у стен монастыря начинают собираться паломники, приехавшие со всех концов света. Когда стихает разноязычный гомон, монах отворяет небольшую дверь, окованную железом, и все проходят в узкий монастырский дворик, ведущий к церкви.

Жизнь иноков этой обители мало зависит от внешнего мира и протекает словно в далеком прошлом. Каждое утро в 3 часа 45 мин. монахов будят удары монастырского колокола, который звонит 33 раза – по одному удару на каждый год земной жизни Иисуса Христа.

Синайский монастырь Святой великомученицы Екатерины принадлежит Греческой православной церкви и является автономной архиепископией. Архиепископа рукополагает Иерусалимский патриарх.

ДАВИД-ГАРЕДЖИЙСКАЯ ЛАВРА

В отрогах скалистого Гареджийского кряжа царит величавая и многозначительная тишина, которую нарушают лишь цикады, да еще прошуршат по тропе ящерица или змея. Над вершинами скал неизменно парят орлы, которые гнездятся в каменистых расселинах. Здесь нет ни деревьев, ни горных потоков – только зной, камни и сухие травы. Но именно здесь, на Гареджийских хребтах и отрогах, сохранились остатки целого комплекса грузинских пещерных монастырей, известных под общим названием Гареджийская пустынь. В нее входят Давидова лавра (собственно Давид-Гареджа), Нартлис-Мцхевели (монастырь Иоанна Крестителя), пустынь Удабно, монастыри Бертубани и Додос-Рка.

Эти крупные обители, расположенные к юго-востоку от Тбилиси примерно в 60–70 км, высечены в отрогах голых скал, которые разделяют бассейны рек Кура и Иора.

Твердыня Гареджийских гор

Возникновение Давидовой лавры, старейшего из гареджийский монастырей, связано с миссионерской деятельностью основателя грузинского монашества Давида – самого известного из тринадцати «сирийских отцов», пришедших в Грузию. Некоторые грузинские ученые считают, что «сирийские отцы» были грузинского происхождения, принявшие монашество в Сирии и считавшиеся учениками Симеона Столпника Дивногорца (умер в 596 г.). В начале VI в. они вернулись на родину проповедовать слово Божие. И было их, по мнению грузинского академика К. Кекелидзе, не 13, а больше – по крайней мере, 17 человек; и пришли они в Грузию не одновременно, и вовсе не являлись учениками Симеона Столпника, а бежали на родину от преследований за свое монофизитство.

Вернувшись в Грузию, святой Давид поселился сначала на горе Мтацминда (святая гора), однако близость шумного и людного города показалась ему несовместимой с подвижнической жизнью монаха. И этот суровый человек исполинского роста и железной воли удалился в выжженные солнцем Гареджийские горы, взяв с собой ученика Лукиана. Здесь они нашли пещеру, которая служила логовом дракону, но по молитве святого Давида чудовище было низринуто в бездну и сгорело в клубах дыма и языках пламени, им самим изрыгаемого.

Давид и Лукиан стали жить в пустынной местности, где во всем ощущался недостаток. Питались отшельники корнями горных трав, росших среди каменистых осыпей, пили дождевую воду. Дикие оленухи с телятами со временем перестали бояться их и позволяли доить себя, и этим отшельники спаслись от голодной смерти.

Брат Лукиан, возьми блюдо и подои этих оленей».

Эпизод с оленями стал одним из ярких иконографических сюжетов, которые изображали монастырские живописцы. Этот сюжет имеется и в церковных росписях трапезной в Бертубани (начало XIII в.), и в росписи большой церкви в Удабно[19], и в самой Лавре, и на сохранившейся в ней позднейшей иконе.

При жизни святого Давида была вырублена церковь Преображения Господня, в которой потом похоронили его, а со временем и Лукиана. Согласно «Житию» Давида, церковь была устроена в нижнем дворе монастыря, а выше в расселине, с потолка одной из пещер, однажды потекла родниковая влага – прозрачная, как «слезы Давида», которыми он сопровождал свои молитвы о воде. Этот источник в пещере, впоследствии расширенной и превращенной в часовню, до сих пор утоляет жажду посетителей Давидовой лавры.

Монастырь Давида еще при жизни святого начал быстро расти, т. к. как к нему проходило много людей, которые хотели поселиться рядом. Давид велел им приносить с собой только инструменты, чтобы они могли вырубить себе жилища, потому что естественных пещер было мало. И «поселились мужчины во множестве, услаждавшие себя пустыннической жизнью, ибо изо дня в день прибавлялось к их числу множество великое».

Скоро места вокруг лавры Давида не стало хватать, и поручил он одному из учеников своих – Додо – основать самостоятельную обитель: «Иди, брат, на отрог этой скалы, который расположен прямо напротив нас и возьми также с собой других братьев». Так был основан монастырь Додос-Рка (обитель Додо), вырубленный в склоне горного хребта и ставший впоследствии самым длинным. В состав его входят комплексы самых разных эпох, а главная церковь была посвящена Пресвятой Богородице.

В Давид-Гареджийской лавре были как общежительно организованные группы иноков, так и отшельники, подвизавшиеся совершенно обособленно. Последние, по предположениям ученых, иночествовали скорее всего в Нартлис-Мцемели, основанном на рубеже VI–VII вв.

Справа за перевалом Гареджийского кряжа, на фоне неба, вырисовывается одинокая и сильно разрушенная сторожевая башня Чичхитури. По преданию между ней и лаврой некогда существовал подземный ход. По откосам глубокой расселины, которая как бы прорезает Гареджийский кряж, теснятся пещеры, подземные храмы, кельи, трапезные, часовни… Над главными воротами значится дата – 1695 г. Примерно к этому же времени относятся башни и стены монастыря Нартлис-Мцемели. Но сейчас от него осталась только нижняя часть 4-гранного каменного столба, на более широкой стороне которого изображен святой Евстафий на охоте с представшим перед ним видением. На другой, более узкой стороне, сохранился только орнамент.

Храмы, скрытые в скалах

В эпоху основания Гареджийских монастырей Грузия состояла из отдельных княжеств, во главе каждого из которых стоял собственный правитель. Со времен арабского владычества стали возвышаться провинции Грузии, и одно из первых мест среди них занимала Кахетия. Даже когда Багратиды создали большое и сильное государство, Кахетия еще долго сохраняла свою самостоятельность. Но к началу XII в. и ее независимость была сокрушена. Поэтому наибольшего расцвета монастыри достигли в XI–XIII вв., когда они встали в непосредственное отношение к царской власти.

Незадолго перед этим Грузия подверглась опустошительному набегу сельджуков, разграбивших многие монастыри. Но жизнь в них не прекратилась, а только немного затихла и упростилась по сравнению с предыдущими временами. Но и в этот период Гареджийские обители занимали исключительное место в духовной жизни Грузии. Каждая обитель представляла собой единый устроенный организм; в них сооружаются соборные храмы[20], общие трапезы, просторные кельи, а в некоторых обителях создаются небольшие коммуны. В каждом монастыре сооружается система скальных лесенок и ходов, для всего монастыря были вырублены наружные цистерны с канавками для притока в них дождевой воды. Кроме того, такие «водопроводы» были специально проведены в общие трапезные. В пещерах устраивались амбары в форме больших кувшинов, которые только сверху имели небольшое отверстие. А в лавре Давида была устроена специальная пещера с коновязью и яслями для корма. В ней и еще в монастыре Нартлис-Мцхевели ученые обнаружили и остатки плодовых садов.

Монастырь Бертубани был основан в самом конце XII в. Вместе с кельями и церквами в скалах сразу была высечена большая трапезная, которая представляла собой зал с плоским потолком и входом в один широкий пролет.

Нашествие татаро-монголов нанесло большой урон Гареджийским монастырям. Некоторые из них были разграблены, а Бертубани угас совершенно. Другие обители, если и не опустели окончательно, то значительно сократились по числу монахов. К тому же по прошествии некоторого времени на Грузию двинулись армии «железного хромца» Тимура, которые довершили монгольское опустошение.

Начиная с XV в., Гареджийские монастыри существовали настолько скудно, что не могли управлять даже собственными земельными угодьями. Опустели все обители, кроме Додос-Рка и самой Лавры. Но царь Александр (1412–1442), который стремился восстановить Грузию, для чего не жалел никаких усилий, не оставил без своего внимания и Гареджийскую пустынь. Но до середины XVI в. все сводилось к тому, чтобы сохранить в оставшихся монастырях хотя бы монашество.

Последующие грузинские цари, а также кахетинские магнаты стали жертвовать в обители богатые вклады. На их пожертвования (например, Я. Чавчавадзе и др.) во второй половине XVI в. началось возведение церквей и сторожевых башен, и среди них – башня Чичхитури, ставшая форпостом Лавры и до настоящего времени сохранившаяся лучше других. Хотя часть верхних ее этажей обвалилась, но исследователи установили, что была она трехэтажной. В нижний этаж вела дверь, а на каждый следующий этаж поднимались по приставной лестнице в отверстие, находившееся в своде. Подобные башни были в Додос-Рка.

В нижнем дворе Лавры до сих пор сохранились пещеры святых Давида и Лукиана, которые, по предположениям исследователей, были естественного происхождения, а уж потом их приспособили под жилье. Остальные пещерные кельи и церкви вырублены в скалах. Грузинские реставраторы обновили древние стены, исправили во дворе обе башни, одна из которых (более монументальная) называется «башня царя Александра». Она названа в память о ее строителе – кахетинском царе, затворившемся в Лавре и погребенном в пещерной церкви святителя Николая в самом начале XVII в. В этой башне сохранились следы фресковой живописи XVII–XVIII вв.

Если подняться на вершину Гареджийского кряжа, то сверху можно увидеть на севере башню соседнего монастыря Додос-Рка, а чуть восточнее – упоминавшуюся выше башню Чичхитури. В ясный день, когда прозрачны бесконечные горные дали, на фоне снежных вершин Кавказа виден весь Тбилиси с горой Мтацминда и крепостью Нарикала.

Двигаясь от лавры Давид-Гареджи вдоль кряжа на восток, можно добраться до развалин монастыря Бертубани, который сыграл особую роль в развитии гареджийской фресковой живописи. На стенах монастырской пещерной трапезной и церкви были созданы образцы духовной живописи великим мастером, имя которого до нас, к сожалению, не дошло. Но даже копии этих удивительных фресок, сделанные в 1920-е гг. для организации в Берлине выставки грузинского искусства, произвели огромное впечатление на западных искусствоведов. Они были потрясены оригинальностью грузинского мастера, который своим творчеством предвосхитил многие черты раннего итальянского Возрождения.

Академик Г. Н. Чубинашвили, искусствовед и археолог, предположил, что автором фресок монастыря Бертубани был не простой монах, а светский художник. Может быть, даже из числа приближенных к царице Тамар, потому что он создал на монастырских стенах фресковые портреты царицы и ее сына Георгия с такими подробностями, какие не мог знать человек, далекий от придворной жизни.

Здания храма и трапезной в Бертубани давно уже лежат в развалинах, да и судьба древнего мастера сложилась, видимо, трагически. Скорее всего он погиб во время нашествия татаро-монголов, разрушивших в XIII в. Гареджийские монастыри. Но художественные памятники Давид-Гареджи, с самого начала своего возникновения занявшей значительное место в жизни и культуре грузинского народа, частично сохранились на самом горном кряже, а частично в художественных музеях Тбилиси. В них запечатлена история грузинского народа и его культуры – история, полная трагической борьбы с многочисленными завоевателями и высоких взлетов в искусстве.

В ОБИТЕЛИ БЕНЕДИКТА НУРСИЙСКОГО

Святой Бенедикт родился в 480 г. в итальянской области Нурсия, отчего его и стали называть Нурсийским. В тот период блистательная прежде Италия изнемогала от междоусобной борьбы, теряла былую власть и силу, и провинции ее одна за другой отторгались врагами. Торжествующие варвары вторгались в Рим, безнаказанно грабя и опустошая его. Поэтому Бенедикта Нурсийского ничего не привлекало в «вечном городе», куда его отправили учиться родители, желавшие дать сыну хорошее образование. Он изучал грамматику, риторику и право, однако довольно скоро почувствовал отвращение ко всему, что видел и слышал в школе. В то время как его товарищи искали утешение в пирах, 14-летний Бенедикт тайком покинул дом, в котором он жил, и ушел из Рима, а потом и совсем решил порвать с миром. Он углубился в дикие ущелья с отвесными скалами – туда, где река Арно впадает в Тибр. Здесь Бенедикт выбрал для себя пещеру, почти недоступную для людей. Хлеб ему доставляли монахи близлежащего монастыря, спуская его на веревке с привязанным к ней колокольчиком, чтобы звоном его извещать святого о своем прибытии.

Бенедикт Нурсийский. Храмовая скульптура

Но и в полном уединении, вдали от людской жизни святой Бенедикт испытывал тяжкие душевные муки. Его терзали воспоминания о прежней жизни, которые порой были такими сильными и яркими, что перед ним как наяву вставали человеческие образы. Ему казалось, что в пещере его толпятся люди, и среди них был образ дивной красоты, который манил его в Рим – к жизни, к людям. Святой отшельник пытался отогнать прекрасные видения, умертвить свои плотские чувства, даже бросался на терновник, чтобы причинить себе боль. Когда проходили часы и дни тяжелой нравственной борьбы, святой Бенедикт с еще большим рвением отдавался молитвам, размышлениям и созерцанию дивной красоты, окружавшей его.

Но не только видения терзали святого Бенедикта Нурсийского. Некоторые из священников, завидуя славе, распространившейся о нем по округе, пытались отравить его, но злые и преступные намерения их не сбылись. И однажды святой Бенедикт решил навсегда уйти из своего убежища. В сопровождении самых верных учеников своих он отправился к морю, а сопровождали его, как гласит легенда, три прирученных им ворона.

В дороге в образе прекрасных юношей явились ему два ангела и указали направление, по которому они шли несколько дней. А потом остановились у подножия горы Монте-Кассино, где в то время еще лежали руины города, который некогда имел свой сенат, сановников и жрецов, но в середине V в. был разорен и разрушен племенами германцев. Несмотря на 500 лет существования христианства, местные жители еще крепко держались языческой веры, и на вершине горы, господствовавшей над когда-то цветущим городом, возвышался храм Аполлона, утопающий в таинственных лесах богини Венеры.

Вот это место и выбрал святой Бенедикт для своего пребывания, хотя может показаться странным, что он поселился именно – среди язычников. Но святой Бенедикт даже рад был устроиться тут, т. к. перед ним разворачивалось обширное поле деятельности для обращения идолопоклонников в истинную веру. Вместе с учениками своими он сначала стал просвещать местное население, потом разбил их идола, разрушил его алтарь, а самый храм превратил в капеллу. Однако на этом святой Бенедикт не остановился, а приступил к сооружению просторного жилища для монахов.

Дело это для иноков было непривычным и тяжелым, и поначалу не все у них ладилось. Все неудачи в строительстве предание приписывает действию сатаны, который никак не хотел смириться с торжеством веры Христовой в тех местах, где так долго жило языческое заблуждение. Он наводил на иноков лень, осушал источники с водой, разрушал ночью то, что было построено за день. Иногда он садился невидимый для всех на камни, и они становились такими тяжелыми, что никакими усилиями их нельзя было сдвинуть с места. И тогда святой Бенедикт осенял их крестным знамением, дьявол стремительно уносился прочь, и братия могла приступить к работе.

Несмотря на многие препятствия, вскоре на развалинах старого замка Монте-Кассино был основан монастырь и создан новый монашеский орден, который со временем стал главной опорой папского Рима. После этого святой Бенедикт принялся за составление своего «Правила монашеской жизни», задумав провести реформу, т. к. хорошо знал об упадке нравов в среде современного ему монашества. У древних аскетов – греческих, египетских и ливийских пустынножителей – он взял главное: понимание того, что монашество – это не бегство от житейских бурь, не просто уход из мира, но одновременно и вызов миру, и вечное пребывание на духовном посту – на Христовой страже. Составленный впоследствии Бенедиктом Нурсийским устав так и назывался: «Закон, повинуясь которому, ты намереваешься воинствовать».

Более удобной формой жизни, доступной большинству монахов и менее опасной для спасающихся, Бенедикт Нурсийский считал не отшельничество и затворничество, а монашеское общежительство. Инокам основанного монастыря он заповедал в первую очередь не лишение и умерщвление плоти, а порядок и умеренность; при этом необходимым условиям такого общежительства святой Бенедикт считал труд.

Благодаря его неустанным заботам, пустынная окрестность со временем превратилась в цветущий край, т. к. монахи с усердием занимались земледелием и садоводством. Гора заселялась с поразительной быстротой, потому что отовсюду приходили люди, прослышав о благочестивой жизни святого Бенедикта и желая поселиться в основанном им монастыре.

В новой обители все обязаны были трудиться, но святой Бенедикт был врагом всяких излишеств. Как-то ему сказали, что на одной из ближайших гор спасается пустынник, который, не довольствуясь строгим образом жизни и изнурением плоти, прикрепил себя цепью к горе. Святой Бенедикт просил передать ему: «Если ты – раб Божий, сдерживай себя не железной цепью, а Христовой» (т. е. строгим исполнением заповедей Божиих).

Благодаря трудолюбию иноков, а также многочисленным пожертвованиям монастырь Монте-Кассино стал постепенно богатеть: житницы его наполнились хлебами, и в неурожайные годы все нуждавшиеся получали зерно из монастыря. Такая забота вызывала горячие симпатии местного населения к аббату и к самой обители. К тому же, когда властвовавшие в Италии готы обижали кого-нибудь, святой Бенедикт заступался за обиженных.

Но не одни только тяжкие труды и суровые испытания посылала святому Бенедикту жизнь. Широкое распространение написанного им «Правила монашеской жизни» доставляло ему целительное утешение. До появления этого устава западные монахи следовали различным уставам, занесенным с Востока (например, Василия Великого), или же руководствовались обычаями, заимствованными у монахов Египта и Сирии. В то время в западноевропейских обителях существовала полная свобода избирать себе тот или иной образ жизни. Так, некоторые монахи жили общиной под управлением настоятеля, в другом месте встречались общины без настоятелей; иногда собирались в одно место 2–3 монаха, не подчинявшиеся ни настоятелю, ни правилам. Существовали и монахи-скитальцы, которые постоянно переходили с места на место, отличаясь крайне беспорядочной жизнью. Под влиянием Востока появились в Западной Европе и отшельники (или пустынники), доходившие до самоистязаний.

Объединить монашествующих, собрать их под сенью одного общеобязательного правила, внести в их среду общий для всех порядок – вот та цель, которую ставил перед собой святой Бенедикт Нурсийский, приступая к составлению своего «Закона»[21]. Главными положениями «Правила» святого Бенедикта, состоящего из введения и 73 глав, являются послушание и труд. Введение является своеобразным приглашением в монашескую жизнь, которая рассматривается как непрерывный путь от момента крещения. Это путь возвращения к Богу через послушание в воспитательном учреждении, каким является монастырь, и под руководством наставника-аббата. Такая жизнь готовит человека к встрече с Богом, но предваряется земным существованием, исполненным любви. Благодаря любви и соблюдению аскетических норм, монах учится даже в мучительных ситуациях добровольному и свободному послушанию воле Божьей.

Монах должен отказаться от собственной воли и повиноваться не только начальникам, но желаниям и просьбам своих товарищей. Необходимым спутником послушания является смирение: «Наша земная жизнь все равно, что лестница, которая, начинаясь в смиренном сердце человека, доходит до самого неба… Подняться к небу можно только по ступеням смирения и строгого порядка».

Если инок должен быть смиренным и послушным, то и аббат должен отдавать приказания в соответствии с Законом Божиим. Настоятель должен учитывать характер каждого из братий и ни в коем случае не делать различия между знатным и незнатным, свободными и рабами, бедными и богатыми. «Все мы составляем одно целое во Христе, все мы несем одну и ту же службу под главенством Бога».

Из самоотречения естественным образом вытекало и отречение от личной собственности, считавшейся пороком, который следовало вырвать с корнем. Всякий, кто хотел вступить в монашество, должен был публично отказаться от своего имущества в пользу родственников, бедных или монастыря. Монах не должен иметь ничего своего: «ни книг, ни табличек для письма, ни стилета» – все это он получает от аббата во временное пользование.

Положение об обязательном труде произвело в монашеской среде великий переворот. Святой Бенедикт обязал монахов заниматься физическим трудом – земледелием, в результате чего бенедиктинцы способствовали его развитию в Западной Европе. На физический труд в монастыре отводилось 7 часов, и если это время монах тратил попусту, ему делалось строгое взыскание: «Если по бедности монастыря монахам самим придется убирать жатву, пусть они не огорчаются; они только тогда и могут считаться настоящими монахами, если живут трудами своих рук, как жили наши отцы и апостолы». Но, говоря о необходимости работать, святой Бенедикт прибавлял, что и в труде следует соблюдать меру, т. к. есть люди со слабым здоровьем, и им следует задавать работу по силам.

Определенное время «Правила» святого Бенедикта отводили для чтения, и на уклонение от него смотрели так же, как и на уклонение от труда. С большими подробностями в «Правиле» устанавливались также религиозные обязанности братии. Продолжительность пения и богослужений зависела от времени года: весь Псалтирь прочитывался в течение недели, ночью монахи вставали для всенощной службы и, кроме того, 6 раз в день они должны были собираться на молитву. Присутствовать на богослужении обязаны были все, кроме тех, кто выполняет монастырское поручение где-нибудь в другом месте. Но и они в часы церковных служб мысленно должны были перенестись в свою обитель, преклонить колени и прочитать установленные молитвы.

Зная по собственному опыту всю трудность самоотречения, святой Бенедикт не хотел, чтобы монастыри пополнялись без разбора всеми приходящими. Поэтому кандидатами на монашескую жизнь были: дети, посвященные Богу самими родителями или взятые в монастырь из милосердия. Дети, попадавшие в обитель, получали соответствующее воспитание, жили в монастыре долгие годы, находясь под строгим надзором аббата и братии.

Брали и молодых, и зрелых людей, кто приходил к монастырским воротам и просил принять их. Но взрослых, приходивших со стороны, святой Бенедикт не очень поощрял, т. к. они могли поступить в монашество случайно – под впечатлением внезапно нахлынувшего чувства или случившегося несчастья. Таким давалось время, чтобы успокоиться: 4–5 дней им не открывали монастырские ворота, но если страждущий, почти не отходя от обители, все время стучался в нее – в любую погоду, только тогда перед ним открывались монастырские ворота.

На первое время такого человека поселяли на несколько дней в монастырской гостинице. Если и по прошествии их он оставался в своем намерении принять монашество, его переводили в отделение послушников, где он жил целый год. За ним постоянно наблюдал старший и опытный монах, которому поручалось внимательно изучить характер и склонности испытуемого, познакомить его с трудностями монашеской жизни, неизбежными на пути послушания. Если человек по-прежнему желал поступить в монастырь, ему в течение года три раза читали все «Правило», заканчивая его словами: «Вот закон, повинуясь которому, ты хочешь служить Богу. Если ты можешь соблюдать его – вступай в наше общество, а если не можешь – уходи; ты свободен». Если и после этого послушник сохранял стремление к иноческому подвигу, он уже лишался права уйти из монастыря.

В «Правиле» святого Бенедикта есть несколько положений, касающихся обязанностей аббата, который должен постоянно помнить, что он занимает место Иисуса Христа и должен будет дать Богу отчет за своих подопечных. Аббат должен учить иноков более собственным примером, чем словами, и всех любить одинаково. Главные заботы настоятель обязан направлять не на увеличение монастырских богатств, а на правильное руководство вверенными ему монахами. Святой Бенедикт, особенно в преклонном возрасте, избегал «демократического» руководства монашеским сообществом. Аббату предоставлялась по существу неограниченная власть, но он должен был спрашивать у братии их мнения и совещаться с ними: в серьезных случаях – со всеми, в маловажных делах – только со старцами. В обители устраивались собрания, и каждый мог внести свои предложения для улучшения общего блага. Монахи должны были высказывать свое мнение смиренно, не позволяя себе дерзко защищать то, что им кажется лучше и правильнее. Но решения принимает только аббат, руководствуясь основным положением «Правила монашеской жизни» святого Бенедикта Нурсийского – «Ora et labora!» (Молись и работай!).

СВЯТЫНИ МОНТСЕРРАТА

Символом Барселоны уже давно стал собор Саграда Фамилия, возведенный Антонио Гауди. Но для паломников не менее притягательны и окрестности Барселоны, и в первую очередь городок Монреса, неподалеку от которого находится монастырь Монтсеррат. Для испанских католиков эта обитель то же самое, что для русских Троице-Сергиева лавра или Оптина пустынь.

Гора Монтсеррат возвышается прямо посреди равнины, расположенной примерно в 40 км к северозападу от Барселоны. Гора имеет странной формы отсеченную вершину, и с каталонского название означает буквально «отпиленная гора» (или «зубчатая гора»). Древняя легенда повествует, что своей странной формой Монтсеррат обязана ангелам, которые с помощью пилы хотели превратить гору во дворец для Пресвятой Богородицы.

Деревянная скульптура Богоматери. XII век

В 1025 г. почти на отвесном утесе у одной из вершин хребта, в долине реки Льобрегат, на высоте 1135 м над уровнем моря, епископ Риполский Олиба основал здесь монашескую обитель, в которой поселились монахи-бенедиктинцы.

Архитектурный ансамбль Монтсеррата

Главной святыней монастыря является статуя Божией Матери Монтсерратской, которая согласно преданию была вырезана апостолом Лукой из черного дерева. А в Испанию эту святыню принес апостол Павел. Небольшой поначалу монастырь в скором времени стали посещать богомольцы и паломники, которые, возвратившись в родные края, рассказывали о чудесах, творимых Пресвятой Богородицей. Слухи об исцелении и получении благодати привлекли сюда еще больше богомольцев и увеличили пожертвования и вклады в обитель. В 718 г., во время очередного набега мавров, епископ и правитель Барселоны скрыли статую Девы Марии в одной из множества пещер, которые вырыты в горах Монтсеррата. В 880 г. святыня была обретена, и в честь этого события здесь была возведена первая часовня.

Со всех концов Испании сюда потянулись паломники, которых привлекали чудотворные исцеления Девы Марии, а также красота этих мест. С тех пор слава Монтсеррата начала быстро расти. Графы Барселоны, короли Арагона, Наварры и Кастилии тоже не раз приезжали сюда на поклонение и делали в обитель щедрые вклады. Чудотворную статую не обходили своим вниманием кардиналы и римские папы. Вскоре старая часовня оказалась слишком маленькой, и в XII в. в романском стиле была построена новая часовня, от которой до настоящего времени сохранился портал в одной из боковых стен паперти.

С XIII в. Монтсеррат становится самой почитаемой и самой посещаемой обителью Каталонии и одной из самых известных в христианском мире. Затем поклонение Богоматери Монтсерратской распространяется на восток и в Центральную Европу. Со времени завоевания и с самого начала христианизации Америки деятельность миссионеров была связана с со святыней Монтсеррата, т. к. во второй экспедиции Христофора Колумба представителем Папы Римского был Бернард Боил – бывший насельник монастыря. Когда 11 ноября 1493 г. мореплаватели открыли один из Малых Антильских островов, его назвали в честь обители – остров Монтсеррат.

Политические междоусобицы, разгоревшиеся в Испании в XV в., нанесли большой урон обители и усложнили быт монашеской жизни. Это привело к тому, что в 1493 г. из-за принудительного присоединения монастыря королем Фердинандом II (прозванным Католиком) к другой конгрегации в Монтсеррат прибыли монахи из Кастилии, не знавшие языка и обычаев Каталонии. Но несмотря на многие трудности, обитель переживает в этот период обновление. Аббат Гарсиас де Сиснерос, глубоко религиозный человек и хороший организатор, написал «Упражнения духовной жизни», которые оказали сильное влияние на сочинения Игнатия Лойолы – основателя «Общества Иисуса» (Ордена иезуитов).

Заботясь о культурном и духовном воспитании монахов, аббат Гарсиас в 1499 г. пригласил немецкого мастера Й. Лушнера, который ввел в монастыре новое искусство книгопечатания. В это же время продолжало процветать и отшельничество: жизнь отшельников, наполненная трудами и молитвами, протекала в разбросанных на горе скитах, а управлялась настоятелем монастыря согласно уставу и книгам с уставными обычаями.

Убогая романская церквушка к этому времени тоже стала мала для Монтсерратской святыни, и в 1560 г. началось возведение современной церкви. В небольшом дворике, расположенном на площади Святой Марии, перед паломниками предстает богато украшенный портал той средневековой базилики, которая была освящена в 1592 г. Войдя внутрь церкви, паломники видят статую коленопреклоненного Игнатия Лойолы: помещенная рядом табличка сообщает, что именно на этом месте будущий основатель Ордена иезуитов провел ночь в покаянных молитвах и наутро оставил здесь свой меч. А потом отправился отсюда сначала в Барселону, а дальше – в Святую Землю.

Чудотворная статуя Пресвятой Девы Марии помещена в алтарной части базилики – высоко над престолом. Чтобы приложиться к святыне, паломникам приходится подниматься сзади алтаря по высокой лестнице, куда пропускают по одному человеку. В какой-то момент перед ними открывается сверху весь интерьер церкви, а потом предстает Дева Мария с Богомладенцем, сидящим у Нее на руках.

Но в истории монастыря были и печальные страницы. Так, в 1808 г. армия Наполеона, вторгшаяся в Испанию, разрушила монастырь, оставив от него одни развалины, так что в 1812 г. Монтсеррат представлял собой груду почерневших камней и несколько полуразрушенных зданий. Богатые сокровища, накопленные в результате многочисленных пожертвований, монахи продали, чтобы на вырученные деньги организовать сопротивление завоевателям. К счастью, монахи успели спрятать Смуглянку (так еще называют чудотворную статую Пресвятой Богородицы), и святыня Монтсеррата не пострадала.

Несмотря на потрясения, монастырь понемногу стал восстанавливаться и обновляться, однако закон о роспуске религиозных орденов заставил братство покинуть монастырь. В обитель монахи вернулись в 1844 г. и сразу же столкнулись с множеством затруднений и проблем, но примерно в это же время монастырь получил независимость. Возрождение обители началось в 1874 г. и совпало с периодом так называемого Второго Ренессанса – политическим, культурным и литературным возрождением Каталонии, что послужило поводом для празднования в 1880 г. тысячелетия основания монастыря. А через год папа Лев XIII разрешил объявить Богоматерь Монтсерратскую покровительницей Каталонии, и в 1881 г. в Монтсеррате был совершен чин коронации Пресвятой Девы Марии.

Гражданская война 1936 г. в Испании хоть и не нанесла монастырю большого материального убытка, но унесла жизнь 28 монахов. После Второй мировой войны, в 1947 г., согласно католической традиции, было совершено торжественное возведение Пресвятой Богородицы на новый престол, возведенный на народные пожертвования. В последние годы делаются попытки восстановить отшельническую жизнь на святой горе.

Монтсеррат является действующим монастырем, поэтому посетителей пускают только в прекрасный готический клуатр, базилику и музей, в котором собрана одна из лучших в Испании коллекции работ П. Пикассо, С. Дали, К. Моне, К. Писсарро и других художников.

ВЕСТМИНСТЕРСКОЕ АББАТСТВО

Христианизация англосаксов продолжалась почти целое столетие – с 597 г., когда присланные римским папой миссионеры убедили короля Кента креститься, и до конца VIII в. Но общинники долго сопротивлялись чуждой им вере, т. к. языческие обряды были привлекательней для них не только своей привычностью, но и тем, что с ними ассоциировались взгляды и порядки общинного строя. Со временем христианство победило, потому что пользовалось мощной поддержкой короля и знати. А потом оно наложило свой отпечаток на быт, нравы и культуру англосаксонского общества. Монастыри, построенные в разных районах Англии и возникшие при них школы стали важными центрами культуры и образованности. Здесь развилась латинская письменность, которая в те времена носила международный характер и способствовала связям Англии со странами континента.

Первым аббатством Англии стало Вестминстерское, получившее свое название от бывшего здесь в старину монастыря, который именовался Западным (Вестминстер) в отличие от другого монастыря, располагавшегося в противоположной части Лондона и называвшегося Восточным. Основание Вестминстерского аббатства, посвященного апостолу Петру, относится к началу VII в. На месте аббатства в древности стоял языческий храм, хотя не всеми исследованиями этот факт подтверждается. В 616 г. саксонский король Зеберт построил при располагавшемся здесь бенедиктинском монастыре церковь Святого апостола Павла, но со временем она пришла в совершеннейшее запустение от беспрерывных междоусобных воин и беспорядков. В XI в. церковь в очередной раз была разрушена, и на ее месте король Эдуард Исповедник возвел новую – в виде креста.

Покровительство королевской власти сыграло большую роль в дальнейшем развитии монастыря. Само аббатство могло опираться лишь на местных ремесленников, король же приглашал лучших мастеров не только своей земли, но и из других стран. В это же время аббатство получило огромные доходы, недвижимые владения, светскую судебную власть и другие привилегии. К настоящему времени от аббатства того времени осталось немногое, т. к. король Генрих III заново перестроил его и придал ему тот вид, который почти без изменений сохранился доныне.

Начиная с 1065 г., Вестминстер стал не только местом коронации английских монархов, но и усыпальницей членов английской королевской династии. Королевская усыпальница располагается в часовне короля Эдуарда Исповедника: в ней за решеткой видны два узких королевских кресла. Слева – самый древний трон, в котором заключен знаменитый камень Зсопе: на нем, по преданию, почивала в Вефиле голова патриарха Иакова, и на троне этом во время коронации восседали короли Шотландии. Камень этот в знак окончательного покорения Шотландии в 1247 г. привез в Лондон король Эдуард I, и на троне с этим камнем восседали во время коронации уже английские короли. Сам камень представляет собой кусок красного песчаника, прикрепленный к трону желтыми крючками.

После Эдуарда Исповедника его наследники со временем расширили церковь, а в 1245 г. Генри Рейне начал постройку собора. Он создал систему капелл, радиусами расходящихся от гробницы короля Эдуарда Исповедника. Капелла этого короля, в которой хранится рака с его мощами, находится в восточной части собора, прямо за алтарем. Рака богато украшена по заказу уже другого английского короля – Генриха III.

В 1502–1512 гг. на месте одной из капелл XIII в. к собору была пристроена великолепная капелла Генриха VII – настоящий шедевр поздней английской готики, удивляющий и восхищающий всех и до настоящего времени. Особенность ее – ажурные веерные своды с резными каменными подвесками, подобными искусственным сталактитам. Своды восьмигранного зала несут каменные нервюры, собирающиеся в один пучок на центральном столбе. Капелла с самого начала предназначалась для усыпальницы, и придел с гробницей Генриха VII находится напротив самого входа. Возле нее, но в отдельном приделе, – гробница герцога Бэкингемского и гробница герцога Ричмонда. В северной пристройке капеллы расположились гробницы королевы Елизаветы, убитых принцев Эдуарда и Ричарда, а также Софии и Марии – малолетних дочерей короля Якова I и других коронованных монархов Англии.

Самой примечательной в капелле является гробница самого короля Генриха VII и его супруги Елизаветы – последней представительницы дома Йорков. Через несколько лет после их брака в Англии разразилась война между двумя династиями, известная как война Белой и Алой роз. Саркофаги короля Генриха VII и его супруги достойны удивления. Корона в пучке травы с цветами отсылает к сражению у Босворта, которое король Генрих VII выиграл у Ричарда III. Как рассказывают хроники, корона была найдена в пучке травы близ поля сражения брошенная или самим Ричардом III, или его придворными. И Генрих VII короновался ею прямо на поле сражения…

Однако после Генриха VII и до короля Вильгельма III для аббатства ничего не было сделано. Потом начались гражданские войны, которые привели церковь в такое состояние, что едва можно было узнать ее прежний блеск и величие. Но наступило время, когда архитектору Кристоферу Рену предложили восстановить церковь в ее прежнем готическом стиле. Он присоединил к ней две колонны у главного входа с западной стороны и придал ей ее первоначальную форму. Особенно примечательным получился портал с северной стороны – самая древняя из сохранившихся частей храма, которую называют «Соломоновыми воротами». Внутренняя часть собора разделена на три части 48-ю колоннами из серого мрамора. Они держат высокие остроугольные своды и отделяют крестную часть собора от его остальной длины. Готические хоры – это сооружение уже новых времен, а алтарь, принадлежавший ранее другой капелле, Вестминстерскому аббатству подарила королева Анна. В южной стороне от хоров стоят памятники королю Зеберту, основателю самой первой церкви в Вестминстере, и Анне Сlevens.

Внутреннее убранство Вестминстерского собора просто великолепно, особенно поражает он своим изяществом и изумительной готической архитектурой. Ипполит Тэн о церкви Вестминстерского аббатства писал:

«Она является великолепной готической архитектурой, которая одна подходит к климату; необходим весь этот беспорядок форм, все эти тонкие переплетающиеся линии; все это бесчисленное количество нежных изваяний, чтобы наполнить туманный воздух и заселить мрачную пустоту».

Некоторые исследователи, правда, считают, что в соборе слишком много украшений и рядом с чудесными памятниками старины (часовнями королей Эдуарда Исповедника и Генриха VII) нагромождено много новейших памятников – холодных и педантичных, а порой и просто безобразных. Тем более, что при установлении их строители не щадили даже стен самого собора.

В церкви Вестминстерского аббатства хоронили не только английских королей, но и всех достойных сынов Англии, каким бы родом деятельности они ни прославили свое отечество. Это поистине национальный Пантеон Англии, ее храм славы, потому что упокоиться под сводами собора – величайшая честь, которую только может оказать нация своим великим и гениальным гражданам. Правда, в прошлые времена этой чести удостаивались и те, кто не заслуживал ее, поэтому в соборе можно увидеть целый ряд памятников, на которых значатся имена совсем неизвестные, но принадлежавшие богатым и знатным особам обоего пола. Однако в Вестминстере покоится столько великих людей, что их славные тени вполне затмевают всех этих неведомых лордов, леди, рыцарей и т. д.

Чаще всего иностранцы спешат в «Уголок поэтов», где находятся гробницы Дж. Чосера, Г. Спенсера, Ч. Диккенса, У.М. Теккерея и других сочинителей Англии; здесь же поставлены памятники, монументы, бюсты и статуи в честь В. Шекспира, Дж. Мильтона, О. Голдсмита, Б. Джонсона… В Вестминстере покоятся знаменитый актер Гарик, композитор Г.Ф. Гендель, историк Грот и другие.

От входа в собор вплоть до хоров тянется длинный зал со стрельчатыми сводами, по обеим сторонам которого расположены боковые галереи. В центральной части похоронен ученый И. Ньютон, на его надгробной плите выгравирована краткая, но красноречивая надпись: «Здесь покоится то, что было смертного в Исааке Ньютоне». Недалеко от его могилы нашел вечное упокоение прах Ч. Дарвина, в этой же части собора похоронены астроном У. Гершель и геолог Лайель.

Аббатство многое видало и испытало за свою долгую историю; это первое здание в Англии по соединенным с ним историческим воспоминаниям. Так, во время бурных XIV–XV вв. стены аббатства свидетелями рукопашных схваток между представителями враждующих партий. В 1659 г. в Вестминстер был торжественно перевезен прах Оливера Кромвеля, но вскоре после реставрации Стюартов прах его выкопали и бросили в Тибурн. Место, где была могила О. Кромвеля, сейчас обозначено только простым камнем…

В 1859 г. с западной стороны аббатства была возведена гранитная колонна (высотой 19 м) – в память воспитанников Вестминстерской школы, погибших в Крыму и в Индии. У подножия колонны расположились четыре льва, над ними – основатели аббатства (короли Эдуард Исповедник и Генрих III); после них – основательница школы – королева Елизавета, и соорудительница монумента – королева Виктория. Наверху колонны установлена статуя святого Георгия Победоносца.

ПЕРВЫЙ БУДДИЙСКИЙ МОНАСТЫРЬ ТИБЕТА

Одной из первых знаменитых обителей Тибета стал монастырь Самье, основанный во время правления цэнпо (короля) Трисонг Децэна (755–797), решившего объявить буддизм государственной религией.

Этому воспротивились представители древней тибетской религии «бон» («бонпо»), обладавшие непререкаемым авторитетом в тибетском обществе. Неизвестно, чем бы закончилась борьба между цэнпо и жрецами, но у Трисонг Децэна появился могущественный сторонник – знаменитый маг и проповедник Падмасамбхава.

Все в этом человеке было необычно: чудесное рождение, воспитание, сила магического искусства… Падмасамбхаве приписывается основание школы «ньинмапа», создание цама, введение различных мистических ритуалов, связанных с учением ваджраяны (тантризма). Из всех буддийских стран учение это особенно широко распространилось сначала в Тибете, а потом в Монголии.

«В буддизме сутр, как говорилось в первой главе, состояния нирваны можно достичь в ходе бесчисленных перерождений, лишь постепенно очищаясь от скверны и накапливая добродетели. В тантризме предполагается достичь этого за одну жизнь – путем совершения мистических обрядов. Поэтому в нем так развиты йога и магические ритуалы (в том числе сексуальные)».

Оказавшись в Тибете, Падмасамбхава проявил уважение и терпимость к местным традициям и верованиям. Он нашел единственно верный путь, объявив бонские божества достойными почитания наряду с буддистскими, и тем самым погасил пламя вражды: буддисты признали боннские божества и наоборот. Примирение прежде враждовавших сторон было отмечено в 775 г. закладкой монастыря Самье. Сам цэнпо, его пять жен и приближенные пожертвовали на возведение будущей обители большие средства. За образец возводимого монастыря цэнпо предложил взять храм Одантапури, располагавшийся в индийском городе Наланде. Он же выбрал и место для обители – в Ярлунгской долине (примерно в 100 км от Лхасы), на берегу реки Цанпо, недалеко от Брахмапутры.

Вскоре там поднялся комплекс зданий, возведенных по образцу индийского монастыря-университета Одантапури, разрушенного мусульманами. В монастыре Самье была основана не только монашеская община, но и было открыто отделение переводов с санскрита, ставшее первым переводческим центром Тибета, финансировавшимся государством.

Обитель была окружена белой каменной стеной со 108 башенками-чортенами, а в стене было устроено четверо ворот, ориентированных по сторонам света. Весь ансамбль в плане воспроизводил мандалу – схематическое изображение мира, космоса и Вселенной. Центром его стал 5-этажный соборный храм – цогчен-дуган, обнесенный наружной стеной, уходящей под крышу. Между стенами образовывался узкий проход, по которому почти в полной темноте ламы и паломники обходят храм. Он окружен четырьмя ступами – черной, белой, зеленой и красной (по цветам, символизирующим стороны света). Первые два этажа были оформлены в тибетском стиле – с гладкими мощными стенами, чуть наклоненными к центру здания, и с небольшими узкими оконцами, прорезанными вверху.

Каждый этаж храма предназначался для поклонения определенному божеству. На первом этаже находилась статуя Будды Шакьямуни, на втором располагались покои далай-ламы – живого воплощения бодхисатвы Авалокитешвары, третий этаж был отведен бодхисатве Амитаюсу – божеству долголетия. На четвертом этаже, выстроенном в традициях индийского зодчества, помещалась статуя Майтреи – Будды грядущего, а на пятом был установлен деревянный столб, окрашенный в красный цвет. Согласно одной из легенд, маг Падмасамбхава покинул окружающий мир, войдя в этот столб.

Устройству этого монастыря придавалось огромное значение. При его освящении сам цэнпо с сыновьями исполнили песни-благопожелания, приличествующие торжественному случаю. Скульптурные и живописные образы монастыря, предметы декоративно-прикладного искусства надолго стали источником восхищения и вдохновения для потомков. Монастырь Самье долгое время служил резиденцией могущественных лам, но с основанием учения «гелукпа» и господствующим положением ее членов («желтошапочников») как представителей официального духовенства значение обители постепенно снизилось, а потом она и вообще была почти заброшена. Теперь по ее огромной территории бродят всего несколько десятков монахов, многие их прежние жилища заселены мирянами-арендаторами и превратились в фермы.

К тому же Самье в настоящее время наполовину поглощен пустыней и будто погружен в воспоминания о своем былом величии. А может быть, он погружен в состояние отрешенности и невозмутимо взирает, как вздымаются вокруг песчаные волны, готовые захлестнуть его. Из затопившего песка пробиваются унылые верхушки деревьев, оставшиеся от былой аллеи. По склону, на одинаковом расстоянии друг от друга, когда-то лепились тысячи миниатюрных чортенов. Выше них щетинились шпили других чортенов – белых или зеленых, а среди них блестели золоченые кровли нескольких храмов. При закате солнца все выглядело восхитительным, странным и призрачным… Теперь от великолепных прежде построек остались одни развалины да кучи щебня, но среди этого запустения некоторые храмы до сих пор содержатся в полном порядке.

Упадок некогда знаменитого монастыря был вызван, вероятно, и другими причинами, но многие склонны объяснить разорение обители действием оккультных сил. Что же касается призраков, то (если судить по народным поверьям и легендам) Тибет – это страна духов и демонов, численность которых намного превышает население страны.

Демоны эти принимают различные обличья и живут везде – на деревьях, в скалах, источниках, долинах и т. д. Они охотятся за людьми и животными и похищают у них «дыхание жизни», чтобы самим насытиться им. Некоторые из злых духов ведут кочевой образ жизни, поэтому запоздавший путник всегда рискует столкнуться с ними лицом к лицу. Неудивительно, что тибетцам волей-неволей приходится вступать с ними в какие-то отношения. Официальный ламаизм предписывает подчинять духов, перевоспитывать их в покорных слуг, а в случае неповиновения – обезвреживать или уничтожать.

Но есть и оседлые духи, обитающие в постоянной местности. Они довольствуются последними вздохами умирающих, которых им доставляют по заказу. Одно такое содружество «похитителей дыхания» и поселилось в монастыре Самье. Здесь, на юге Лхасы, раскинулась «Сахара в миниатюре»: белые дюны непрерывно наступают, отвоевывая все новые и новые территории. К и без того унылому монастырскому пейзажу примешиваются смутная тревога и ужас.

Обитель до самых отдаленных своих закоулков дышит таинственностью, и когда начинает вечереть, даже животные, мирно возвращающиеся с пастбищ, кажутся оборотнями. Монастырь Самье и на самом деле служит приютом ламе Тше-Кионгу – одному из величайших оккультистов и официальных оракулов Тибета, который жил в храме Угс-Кханг – Жилище Животворного Духа. Так называлось помещение, куда, по уверениям тибетцев, и доставлялось «последнее дыхание» умирающих. Переносят «последние вздохи» от места упокоения покинутого тела до монастыря определенные лица, которые в состоянии транса действуют бессознательно. Материальное тело такого человека в этом, естественно, не участвует и даже не покидает своего жилища. В состоянии бодрствования он ничего о своих странствованиях не помнит.

Почему «дыхание жизни» переносят именно в монастырь Самье, тибетцы объясняют тем, что его избрали своей резиденцией демоны-самки Сингдангмо (львиная маска). Они занимают покои в храме – обители ламы-прорицателя и туземного бога Пекара. Покои эти всегда заперты. В одной совершенно пустой комнате стоит колода мясника; на ней лежит ритуальный нож с кривым лезвием, которым Сингдангмо и рубят «дыхание жизни». Колода и нож остаются в жилище демонов в течение года, затем их заменяют новыми. Во время замены можно увидеть, что лезвие ножа сильно зазубрено, а колода иссечена и выщерблена от постоянного употребления.

Угс-Кханг тоже породил много страшных рассказов, в которых описываются терзания и борьба «последних дыханий». И даже случаи побега, когда «последние вздохи жизни», не помня себя от ужаса, мчались по всей стране, преследуемые голодными Сингдангмо. Поселившиеся в монастыре жители уверяют, что по вечерам из «Жилища Животворного Духа» доносятся крики, стоны, хохот и стук ножа о колоду. Само «Жилище» расписано изображениями мертвецов и скелетов, а перед входом в него лежат кожаные мешки, увешанные ритуальными шарфами (хадаками) и облепленные маслом и монетами. Хадаки символизируют упаковку, в которой доставлялись «последние вздохи», а сами тибетцы говорят, что в них «влетают души умерших».

Когда-то Тше-Кионгу полагалось брать себе монаха в провожатые. Однажды он, заменив ритуальные принадлежности, собирался уже покинуть логово Сингдангмо. Но сопровождавший его монах вдруг почувствовал, что кто-то схватил его сзади за одежду и тянет обратно в комнату. «Кушог! Кушог! – закричал в ужасе монах, обращаясь к ламе. – Кто-то держит меня!». Оба обернулись, но в комнате никого не было. Лама снова направился к двери и уже переступил порог, и монах-провожатый собирался последовать его примеру, но вдруг упал мертвым. С тех пор лама Тше-Кионг остался один, но тибетцы считают, что от опасностей его ограждала высокая степень посвящения в магические заклинания, тайной которых он владел.

ПАНТЕЛЕИМОНОВ МОНАСТЫРЬ НА СВЯТОМ АФОНЕ

Русского человека всегда связывало с Афоном самое сокровенное и святое. Сначала русские иноки подвизались в разных обителях Святой горы, а потом по просьбам и ходатайствам наших великих князей (начиная с Владимира), которые были в родстве с греческими императорами, им был дарован в 1080 г. греческий скит Пресвятой Богородицы Ксилургу (Древоделия) с церковью во имя Ее пречистого Успения. Скит, ставший очагом русского монашества на Святой горе, к XII в. сделался не только местом уединения и аскетических подвигов, но и русским духовным центром, откуда на Русь поступало множество церковных рукописей.

Ко второй половине XII в. число насельников скита увеличилось настолько, что игумен Лаврентий из-за тесноты места должен был искать другое место на Афонской горе, чтобы разместить возросшую русскую общину. В 1168 г. он обратился к Синоду Афонской горы с соответствующей просьбой, и через год Собор афонских игуменов безвозмездно отдал русской братии некогда процветавший, но к тому времени запущенный и полуразрушенный монастырь «Фессалоника», устроенный во имя Пантелеимона Солунского. Сохранился акт о передаче русским этой захудалой обители, находившейся в чаще леса на вершине горы.

На новом месте началась оживленная монашеская жизнь: очень быстро восстановились старые здания, начали возводиться новые, еще больше увеличилась иноческая община, и к концу XII в. русские на Афоне занимают уже третье место – после греков и иверов. Но, к сожалению, с того времени и до начала XIV в. сведений о русской обители почти не сохранилось, т. к. многочисленные пожары уничтожили монастырские летописи и документы. Лишь в 1312 г. византийский император Андроник II Палеолог новой грамотой возобновил все прежние владения и права русского Пантелеимонова монастыря.

Монголо-татарское иго надолго прервало оживленные связи Руси со Святой горой, и русских монахов в это время становилось все меньше. Монастырские строения приходят в упадок, да и вообще экономическое положение обители было тогда крайне бедственное. С 1345 г. монастырь переходит во владение сербских монархов, и король Стефан Душан своими щедрыми пожертвованиями способствовал новому расцвету русской обители.

Почти целое столетие монастырь находился под покровительством сербских правителей, которое излилось на него после пострижения еще в ските Ксилургу с именем Саввы сербского царевича Растка. Когда монголо-татарское иго на Руси было свергнуто, то восстановились и прерванные отношения со Святой горой. С конца XV в. на Святую гору прибывают многочисленные русские, начинают поступать в Пантелеимонов монастырь и пожертвования от московских князей. Первым прославил свое имя на святой горе царь Иван Грозный, сделавший в Пантелеимонов монастырь (а также в Хиландар и Пантократор) щедрые вклады. Преемники Ивана Грозного тоже покровительствовали обители Святого Пантелеимона, но после периода некоторого расцвета монастырь вновь приходит в упадок. К 1582 г. его положение настолько ухудшилось, что временно обитель была даже закрыта. В дальнейшем трудности сменились более благоприятными временами, но с царствования Петра I монастырь вновь стал клониться к упадку. Посетивший обитель в 1725 г. русский паломник В.Г. Барский нашел в ней только четырех монахов – двух русских и двух болгар. А позже в монастыре Святого Пантелеимона вообще не осталось ни одного русского.

За освобождение единоверцев от турецкого ига Россия вела с Турцией в XVIII в. три войны, а в XIX – четыре. В этот период русские не могли попасть на Афон, и количество наших монахов на Святой горе сильно сократилось. После поражения в войне с турками (1768–1774) Россия вынуждена была отозвать своих граждан, находившихся на турецкой территории, и тогда монастырь перешел в руки греков. Но святой угодник Божий явился во сне одному из старцев и сказал: «Если в моем монастыре не будет русских, монастырь придет в упадок». И вскоре он действительно пришел в такую нужду, что оставшиеся насельники вынуждены были оставить его. Они спустились к морю и, поселившись вокруг кельи епископа Христофора, основали нынешний Пантелеимонов монастырь – оплот всего русского на Святом Афоне.

Русских начали принимать в монастырь только с 1839 г., но с предварительным условием, что они никогда не будут претендовать на избрание настоятеля из своих соотечественников. Однако уже меньше чем через четыре десятилетия русская община в монастыре настолько увеличилась, что в 1875 г. игуменом обители вновь был избран русский. Негодование греков по этому поводу было настолько велико, что большинство из них покинули Пантелеимонов монастырь[22]. Русское правительство разрешило монастырю содержать в России часовни и подворья для паломников, которые тоже приносили прибыль. В Москве полномочным представителем монастыря считалась известная в свое время Пантелеимонова часовня.

На рубеже XIX–XX вв. обитель переживает бурный расцвет, в ней возводятся новые грандиозные храмы и часовни; к 1903 г. в монастыре было уже полторы тысячи братий. Пантелеинов монастырь – общежительный, братия его живет как единое целое: ни у кого нет ни собственности, ни личных средств, ни хозяйства… Управляет обителью пожизненно избранный игумен, без разрешения которого ни один инок не может выйти за монастырские ворота.

Соборный храм монастыря, сооруженный во имя великомученика Пантелеимона по образцу прочих храмов Святой горы, был освящен в 1821 г. По размерам он невелик: его окружает светлая галерея, а главной святыней собора является находящаяся в алтаре глава великомученика и целителя Пантелеимона[23].

«Пантелеимон происходил из Никомидии. Мать воспитывала его в христианской вере. По ее просьбе врач Евфросин учил Пантелеимона врачеванию, а священник Ермолай наставлял в вере. После смерти отца Пантелеимон раздал имущество бедным и стал исцелять больных не только врачеванием, но и словом Божьим. Наделенный даром исцеления, он врачевал людей безвозмездно. О нем донесли императору, подвергли мучениям и бросили в море с тяжелым камнем на шее, но Пантелеимон остался живым и невредимым. Потом на него выпустили диких зверей, но они мирно легли у его ног. Тогда царь приказал сначала обезглавить, а потом сжечь Пантелеимона. Но тело его осталось невредимым, и христиане с благоговением похоронили его. Мощи его были перенесены в Константинополь»[24].

В 1852 г. в монастыре был возведен великолепный храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы, который занимает верхние этажи огромного братского корпуса. В обители есть еще 35 храмов и часовен, а монастырская колокольня славится самыми большими и мелодичными колоколами на всем Афоне.

После падения Османской империи греческие монахи благодарили монахов Пантелеимонова монастыря за вклад России в победу над иноверцами. И одновременно мечтали присоединить Святой Афон к Греции! Сначала у них ничего не получилось: на европейской конференции в Лондоне решено было создать на Афоне нейтральную территорию под покровительством России. Управлять ею должны были делегаты от России, Болгарии, Румынии, Сербии, Черногории и Греции. Первая мировая война помешала осуществлению этих планов, хотя на последующих конференциях был подтвержден международный статус Святого Афона. После Октябрьской революции связь русских со Святой горой оборвалась. В 1926 г. Греция в одностороннем порядке объявила полуостров своей территорией, а святогорцев – своими подданными. Вплоть до 1955 г. на Святую гору не был допущен ни один монах-иностранец. Русские монастыри на Афоне захирели, число насельников в них сократилось, всего несколько русских монахов остались доживать здесь свой век. Непоправимый ущерб нанес монастырю пожар 1969 г., когда выгорело более половины обители. Лишь чудом уцелели Покровский храм и библиотека, в которой хранится более 1000 бесценных рукописей и около 25 000 книг на русском, греческом и других языках.

Последующие пожары и стихийные бедствия тоже наносили большой вред Пантелеимонову монастырю, но самое большое бедствие для него – это катастрофическая нехватка насельников. Сейчас в обители монастыре живут около 100 монахов преклонного возраста, хотя разместить он может тысячи. Величественные строения, вмещавшие в начале ХХ в. более 40 000 человек (вместе с рабочими) постоянно разрушаются. Но с Божьей помощью наступят для обители и лучшие времена; русские монахи стараются не порывать с Родиной, однако всей жизнью своей показывают, что Афон – их последний удел.

В ЯПОНСКОМ МОНАСТЫРЕ ЯМАДЕРА

Монастыри и храмы Японии – это удивительный мир, в котором воедино сплелись суровая простота природы и высокая эстетика, величие истории страны и будничная суета сегодняшних дней. А вот в монастыре Ямадера жизнь всегда течет спокойно, потому что здесь свой отсчет времени: 1000 лет горит вечный огонь, один раз в 50 лет открываются створки алтаря главного храма… Кажется, что волны бурной истории пронеслись мимо монастырских стен, не коснувшись обители, чему способствовала и удаленность ее от центральных магистралей.

Монастырь Ямадера расположен на склоне горы, отсюда и его название: «яма» – гора, «дера» – монастырь. Однако так его называют только в народе, в истории же японского буддизма он известен как Риссякудзи и считается вторым по значению в секте «тэндай»[25].

Последователи этого учения считают, что каждый человек – будь он добродетелен или порочен – несет в себе изначальную природу Будды, поэтому в учении «тэндай» большое внимание обращается на совершенствование личности. От человека самого зависит, какой путь он изберет – к совершенствованию или падению. Путь к совершенствованию лежит через практику созерцания, а она в свою очередь требует уединения. Поэтому монастыри секты «тэндай», как правило, строились в горах. Окрестности Ямагата как нельзя более подходили для этого.

Пройдя под аркой красиво орнаментированных трехстворчатых ворот, характерных для буддистских строений в Японии, паломники оказываются перед громадной курильницей. Здесь они очищаются священным дымом и только после этого приближаются к ступеням Кампонтюдо – главного храма Ямадеры. Оставив обувь на земле, как требует японская традиция, они входят в полутьму молитвенного зала.

Главная святыня храма Кампонтюдо – огонь, который зажгли в нем 1000 лет назад. Когда-то он горел только в монастыре Энрякудзи, но Дайкоку-дайси (основатель монастыря Ямадера) добился ряда существенных привилегий для горной обители, которую основал в 860 г. Монастырю были пожертвованы земли, открыта школа для изучения основ психофизиологического тренинга, а также права быть хранителями вечного огня.

За время своего многовекового существования сам монастырь Ямадера несколько раз горел и перестраивался[26], но вечный огонь в нем не угасал ни на минуту. Он горит в двух светильниках, стоящих по обе стороны алтаря. Две небольшие чашки с сурепным маслом, два коротких фитиля, два язычка пламени и один служитель, который следит за расходом масла и регулярно подливает его в чаши… И так каждый день 1000 лет подряд.

Створки алтаря, перед которым горит вечный огонь, открываются, как указывалось выше, всего один раз в 50 лет. За ними скрыт лик эзотерического божества Якуси-нерая (Бхайшаджья-гуру) – одного из многочисленных «Будд», особо почитаемого в Японии как врачевателя. Видеть его могут только духовные лица, достигшие высоких степеней посвящения. Традиция нарушалась только при посещении монастыря императором – потомком самой богини солнца Аматэрасу, и тогда алтарь монастырского храма открывался дополнительно. Но императоры посещают монастырь нечасто. Очередная церемония открытия створок алтаря ожидается в 2013 г., и, конечно же, на нее соберется множество народа. Приезжают бонзы из всех монастырей секты «тэндай», паломники, ученые и просто любопытные. В обычные же дни в Ямадера живет всего 8 человек, но один раз в 4 года бонзы секты «тэндай» прибывают в монастырь на двухдневную сессию по изучению буддийской философии. Монастырь может принять и разместить одновременно не более 80 человек. Их сменяет новая группа, и так до тех пор, пока все, кому следует, не пройдут своего рода «курсы повышения квалификации».

Выходя из храма Кампонтюдо, паломники видят небольшую (высотой не более 50 см) фигурку буддийского божества, сидящего на лотосовом троне. Статуя находится у подножия лестницы, ведущей к храму, и каждый старается, проходя мимо, коснуться ее рукой. Монахи расскажут, что это Биндзуру-сондзя – один из любимых учеников Будды; прикосновение к его плечу излечивает от ревматических болей в спине. Можно увидеть, что у матово-бронзовой фигуры ярко блестят плечи, ведь Биндзуру-сондзя сидит на этом месте уже 400 лет.

Остальные храмы и кумирни монастыря Ямадера как бы взбегают по склонам горы на ее вершину. От одного к другому ведет вырубленная в скале каменная лестница, и паломникам рекомендуется при подъеме считать ее ступени. По дороге им встречается миниатюрная, почти игрушечная синтоистская кумирня. Перед входом в нее висят симэнава (пучок рисовой соломы) и гохэй (особым способом вырезанная из белой бумаги гирлянда) – это верные признаки того, что кумирня действует.

«Наличие синтоистских кумирен в буддийских монастырях и статуй буддийских богов в синтоистских храмах – обычное явление в Японии. На заре буддизма духи синто, не без воли императора, оказывали покровительство богам новой религии. И когда буддизм окреп и стал мощной политической и экономической силой, он все равно чтил местных духов, позволяя сооружать на территории своих монастырей кумирни и храмы в их честь».

Далее перед поднимающимися на вершину горы паломниками предстает площадка, занятая сотнями деревянных посохов высотой примерно в один метр. Каждый из них – это память о ком-либо из умерших. На посохах написаны фамилия, посмертное имя человека[27] и строка из буддийской молитвы. Нижний заостренный конец каждого посоха воткнут в землю, а верхний вставлен в колесо, на котором тоже написана молитва о перерождении души умершего. Если паломник повернет это колесо по часовой стрелке, то тем самым он почтит покойного, и доброе дело это зачтется ему самому.

Память об умершем в Ямадера чтут и еще одним, весьма своеобразным способом. Родственники покойного несут в монастырь один его зуб, упакованный в маленькую коробочку, сделанную в виде миниатюрной буддистской ступы. Сначала эти зубы складывают в одном из храмовых помещений, а затем (по мере его заполнения) закапывают в недрах горы, освобождая место для новых поступлений.

На одной площадке перед паломниками предстает невиданное скопление детских игрушек – кукол, колясок, машинок, зверушек и пр. Значит, где-то рядом должен быть Дзидзо-босацу (Кшитигарбха) – покровитель путников и маленьких детей. Вскоре появляется и он сам, как всегда, в окружении ребятишек; а гора игрушек – это память о преждевременно умерших детях.

Сувениры, которые продают при каждом храме, обычно похожи друг на друга, но везде есть своя специфика. Префектура Ямагата, где расположен монастырь Ямадера, является ведущим в Японии центром по производству деревянной куклы кокэси. Среди множества однотипных кукол в монастыре можно увидеть фигурку благообразного старца в высоком черном цилиндре со свитком и кистью в руках. Поэт XII в. Басё Мацуо, проведя некоторое время в монастыре Ямадера, написал здесь свое знаменитое хокку, вошедшее во все антологии японской поэзии:

Тишина кругом. Проникает в сердце скал Легкий звон цикад.

В глубине самого верхнего храма паломники видят несколько кукол совершенно иного типа, не похожего на кокэси. Юные японки в великолепном наряде – белом кимоно специального покроя; прическа каждой – это шедевр средневекового парикмахерского искусства, хорошо известного по традиционной японской гравюре. Такие куклы дарили храму семьи невесты, не дожившей до свадьбы.

СТУДИЙСКАЯ ОБИТЕЛЬ

В середине III в., когда на берегах Нила родился первый и самый знаменитый распространитель пустыннической жизни Антоний Великий, в древней Византии на крутом холме Петрион уже воздвигался монастырь. Около 240 г. его основал епископ Костин, посвятивший обитель святой Евфимии – «великой и знаменитой мученице» Халкидона, которую почитали все византийцы.

Феодор Студит

Но в III в. Константинополь еще не был городом того религиозного значения, каким он стал во времена царствования императора Константина Великого, когда монашеская жизнь в нем получила широкое развитие. Но золотым временем для основания обителей было царствование императора Юстиниана (527–563). Он был неутомимым строителем и не переставал во все годы своего царствования воздвигать города, храмы и другие сооружения. Пожалуй, все императоры вместе не возвели столько зданий, сколько он. Юстиниан не только воздвигал церкви и монастыри во всех концах своей империи, но и дал правила для их устройства. И подданных своих поощрял к возведению культовых сооружений. Тех из них, кто не был богат, но хотел оставить после себя имя, император приглашал восстановить или украсить религиозные памятники, уже существовавшие. И говорил, что те, кто способствовал их восстановлению и возобновлению, могут называться основателями их.

Среди обителей были такие, которые находились в непосредственной зависимости и под прямым покровительством императоров, если они были возведены в императорских владениях или были одарены кем-нибудь из царей, даже если средства на их устроение были собраны обществом. Это были императорские монастыри; свободные от ведения Константинопольского патриарха, они не облагались никакими налогами и имели в неотъемлемой собственности все дарованные им владения. К числу таких монастырей относилась и знаменитая Студийская обитель.

Основателем ее был богатый римский патриций Студий, который около V в. переселился из Рима в Константинополь. Поступив на службу при императорском дворе, он уже в 454 г. (при императоре Маркиане) был консулом на Востоке, а в Византии приобрел известность своей благотворительностью. Студий построил странноприимный дом и богадельню и дал на содержание их весьма значительные средства. Предстательством архистратига Михаила он исцелился от сухотки у источника Гермия и воздвиг здесь храм, а при нем тоже устроил странноприимный дом и богадельню. Но более всего Студий прославил свое имя возведением в Константинополе, недалеко от моря – почти на полпути между древними Золотыми воротами и новыми – великолепный храм во имя Иоанна Предтечи и основал при нем в 462 (или 463) г. обитель[28].

После Василия Великого смягчение наказаний за проступки монахов в значительной степени способствовало ослаблению строгости монашеской жизни в Константинополе. Так, в конце VI в. Константинопольский патриарх Иоанн Постник составил правила, отличавшиеся необыкновенной снисходительностью к согрешившим. Поэтому уже в начале IX в. патриарх Онисифор, а потом и патриарх Николай Грамматик со стыдом признавали факты о множестве падших монахов. Святой Онисифор старался противодействовать общему ослаблению монашеской жизни и в этом добродетельном деле нашел себе помощника в лице Феодора Студита – самого знаменитого из константинопольских игуменов. Многие другие отцы Церкви ставили в великую заслугу Феодору Студиту восстановление им древних отеческих уставов и вообще очищение всех трех видов монашеского жития – анахоретского, скитского и киновийного – от всяких примесей мирской жизни. Поэтому устав монашеской жизни, введенный Феодором Студитом, был более развит и распространен, чем другие – и не только в Константинополе, но и на всем христианском Востоке.

Состояние византийского монашества в конце VIII в. было крайне неудовлетворительным. Императоры-иконоборцы, особенно Константин V, с особым фанатизмом преследовали монахов, как главных зачинщиков почитания святых икон, и не останавливались ни перед какими репрессиями. Без всякого сожаления они разрушали монастыри, конфисковывали их имущество, уничтожали библиотеки и памятники искусства. Некоторые монастыри были превращены в казармы для солдат, другие стояли пустыми, т. к. иноки бежали из Византии в другие страны. Только с восшествием на престол благочестивой императрицы Ирины началось восстановление святых обителей. Уцелевшие быстро наполнялись монахами, с не меньшим усердием строились и новые обители.

Однако гораздо труднее было устранить те ненормальности, которые вкрались во внутреннюю жизнь монастырей во времена иконоборства. О неприглядных сторонах монашеской жизни того времени есть свидетельства VII Вселенского собора, который в своих постановлениях, в частности, отмечал: «Гнусность сребролюбия такую возымела силу над настоятелями церквей, что некоторые даже из так называемых благоговейных мужей и жен, забыв заповеди Господни, впали в заблуждение и посвящающих себя священному званию и монашеской жизни принимают за золото». Да и сами иноки в конце VIII в. были много заняты изысканием средств для своего обогащения в ущерб идеалу внутренней монашеской жизни. Феодор указывал на случаи, как многие состоятельные люди его времени, желая удовлетворить свои религиозные чувства и вместе с тем сохранить материальные блага и богатства, устраивали монастыри в своих владениях и приглашали туда руководителя. «Такие не знают, – писал Феодор Студит, – что трудятся тщетно и напрасно… Такое отречение несогласно с заповедью Господа».

Не только иноки, но и многие игумены нисколько не заботились о соблюдении древних уставов и устраивали жизнь по собственному усмотрению. «Иноки обращали взоры туда и сюда, каков этот монастырь, каков другой монастырь», поэтому часто переходили из одной обители в другую, и игумены принимали их в свой монастырь за деньги и позволяли заниматься житейскими делами и даже заводить собственное хозяйство.

Эти и другие обстоятельства свидетельствуют, что идея киновийной жизни в ее чистом виде была забыта современниками Феодора Студита, и они представляли ее как общину с целями более хозяйственными, чем религиозно-нравственными. Устранить все недостатки внутренней жизни иноков и преобразовать монастыри в настоящие киновии он и поставил своей задачей в Студийской обители.

«Мы избрали для себя не воинское звание, не гражданский чин, не военачальническое достоинство и даже не столь завидное для ромеев царское владычество. Мы избрали гораздо большее и беспредельно высшее всего этого – служение небесное и, выражаясь точнее, истинное и непреходящее, заключающееся не в словах, а в самом деле… Не допустим себя уклониться от цели нашей, но слыша Господа, говорящего: “Царствие Божие внутри вас есть”, – всеусердно всякий день будем домогаться стяжать его, не злато и серебро сокровиществуя, но веру правую и жизнь непорочную».

Но если религиозно-нравственные задачи у иноков и у христианских мирян одинаковые – спасение души и преуспевание в добродетелях, то средства для достижения их различны, поэтому иночество и выделяется в особый церковный институт. «Мы представляем нечто отличное от мирских людей; мы облечены иной одеждой и ведем иной образ жизни». Постриг монашеский Феодор Студит признавал церковным таинством, в котором постригаемый получает особую благодать Божию, которая возрождает его к новой, равноевангельской жизни, как благодать Крещения возрождает верующих к Христовой жизни. Поэтому снятие монашеской схимы Феодор Студит считал очень тяжелым грехом. Своему падшему ученику Евпрегиану он писал:

«В одном месте божественный Василий говорит (падшему): “Ты и сенаторство потерял, и монахом не стал”. И это он говорит потому, что тот ненадлежащую жизнь вел и держал при себе нечто из своего имущества. Ты же, прости, монаха не потерял, но отверг. Каким именем назвать нам тебя? Монахом?.. Лучше было бы тебе быть в общении с ересью и затем принести покаяние, чем сбросивши святую одежду, пребывать без покаяния: ибо отвергши схиму, ты Сына Божьего попрал ногами, Кровь Завета осквернил, благодать Духа оскорбил. Слагать монашество – то же, что слагать Крещение, поэтому ты недостоин участвовать в богослужении».

Феодор Студит считал, что для выполнения трудных обетов монашества (особенно обета послушания) киновия представляла лучшие условия, так как «сам Христос показывает это чрез совместную жизнь двенадцати учеников Его, затем и самовидцы и учители Слова – через такое же житие четырех тысяч и пяти тысяч, не говоря уже о последующих (отцах и учителях)… Киновия – это единственное тело, сгармонированное и направленное к единодейстствованию и единослужению, так что оно, будучи многодушно, многосердечно и многоумно, пребывает единомышленным и единосердечным не для чего-либо худого, а для совместного богоугождения и работания во славу Пресвятой Троицы при постоянной взаимной поддержке в подвигах аскетических».

Преподобный Феодор перешел в Студийскую обитель со своими иноками из Саккудийского монастыря в тот период, когда она после запустения при императорах-иконоборцах еще не успела восстановить свою прежнюю деятельность. Новому игумену сразу же пришлось вводить в монастыре свои порядки и свой устав, надеясь сделать обитель не только образцом для своего времени, но и для будущих поколений. К тому времени у преподобного Феодора Студита было уже около 1000 учеников, поэтому (как пишет один из первых биографов) «ему трудно знать каждого в лицо и руководить, а также следить за разговорами и образом мысли каждого. Поэтому он избрал из братьев самых видных и известных своей жизнью, поставил их надзирателями над остальными, чтобы они доводили до сведения общего наставника обо всем, что бы ни происходило, чтобы ничто не могло укрыться от их глаз и наблюдательности. Он назвал их особыми именами: епистимонархами, таксиархами, надзирателями и будильщиками. Затем, которые более успевали и вели высший образ жизни, тех он удостаивал высшей должности: помощника настоятеля, эконома, подъэконома. Каждый имел свое особое имя по смыслу служения».

Дальше биограф сравнивает Феодора Студита с Моисеем, который для управления иудейским народом тоже установил различные должности. Но тут же автор указывает, что Моисей это сделал по совету других, а Федор Студит в устроении монастырской жизни действовал самостоятельно. И хотя его устав в основе своей и был заимствован из аскетических наставлений Василия Великого, но был приспособлен к нуждам обители настолько, что может считаться его собственным творением.

Свои правила Феодор Студит вводил постепенно, в соответствии с естественным течением монастырской жизни, и в поучениях всегда разъяснял инокам смысл и значение этих правил. Первым лицом в киновии был игумен, избираемый братией по жребию из своей же среды. Игумен руководил всей монастырской жизнью – внутренней, релиозно-нравственной, хозяйственной и пр. Он, как пастырь, должен был охранять иноков от волков и других хищных зверей, от воров и разбойников. Он должен был подавать братии высокий пример для подражания, и сам быть самым строгим исполнителем устава, ни в чем не преступать законов и установленных правил.

Устав Феодора Студита предусматривал особенно строгие наказания тем, кто занимал в монастыре какую-нибудь должность (библиотекаря, каллиграфа, садовника, привратника, казначея и др.). Это были те, кто составлял иерархию монастыря и должен был каждый способствовать сохранению порядка и правильности монашеской жизни. Так, пост и отлучение от общины (редкие у святого Василия Великого) в Студийском монастыре употреблялись очень часто. Игумен монастыря осуждал на пост не только монаха, небрежного в молитве или отсутствовавшего в трапезной, но и того, кто пропускает службы или мешает их ходу; кто не слушает наставлений игумена, кто ведет светские разговоры и т. д. – т. е. тот, кто грешит против послушания. За мелкие нарушения полагалось отлучение от общины до пятнадцати дней, причем порой к такому наказанию добавлялись пост и молитвенные поклоны. Например, если инок владел чем-либо личным, он отлучался от общины на 15 дней, осуждался на хлеб и воду и еще на 50 поклонов; кто выходил из монастыря без разрешения игумена – на 8 дней и каждый день должен был класть по 40 поклонов. Наиболее продолжительное отлучение от общины (по уставу Феодора Студита) полагалось за неумеренность и невоздержание – до 12 лет.

Наказание поклонами употреблялось в Студийском монастыре чаще, чем у Василия Великого: за выход со службы более одного раза, за сидение на литургии, за неявку на службу после троекратного призыва, за разговоры после вечерни, за громкий крик и т. д.

Выше говорилось, что поклоны часто прибавлялись к другим наказаниям, например: кто ел вне трапезной, должен был 3 дня сидеть на хлебе и воде и класть по 200 поклонов; грешивший против целомудрия осуждался на хлеб и воду и каждый день и каждую ночь должен был класть по 300 поклонов, пока не проходило искушение. Самая главная разница между двумя уставами заключалась в следующем: в «Правилах монашеской жизни» святого Василия Великого игумену давался широкий простор для определения наказания, а устав Феодора Студита точно определял наказание каждому греху – заранее установленное и всем известное. По уставу Феодора Студита наказывает не игумен, а правило, повиноваться которому монах обещался до конца дней своих.

Но при всей строгости наказаний устав Феодора Студита заботился и о человеческом достоинстве монаха. Отлучение от общины, считавшее виновного недостойным даже находиться вместе с другими и производившее особенно гнетущее впечатление на души чувствительные, во времена Феодора Студита сделалось очень редким. Чаще стали употребляться такие наказания, как пост и молитвенные поклоны, которые совершенно соответствуют монашеским обетам воздержания и беспрестанной молитвы. Недаром устав Феодора Студита впоследствии был принят иноками Святой горы Афон, которые смотрели на него как на одного из своих отцов.

В СВЯТО-УСПЕНСКОЙ ПОЧАЕВСКОЙ ЛАВРЕ

Сейчас уже трудно с точностью определить, кто и когда положил первоначальное основание Почаевской лавре, но по некоторым предположениям, эта исконно православная святыня была основана в кон. IX в. учениками равноапостольного святителя Мефодия – пришедшего со Святого Афона греческого монаха, поселившимися на пустынной Почаевской горе. Поросшая густым лесом, со множеством пещер, эта гора стала местом их тайных аскетических подвигов, поэтому с уверенностью можно предположить, что обитель эта существовала едва ли не прежде всех монастырей на Волыни. Но точные сроки, когда на Почаевской горе началась монашеская жизнь, назвать трудно, т. к. в то время в ее пещерах и лесах подвизалось небольшое число монахов, так что монашеской братией в полном смысле слова их назвать нельзя.

После Крещения Руси святой равноапостольный князь Владимир привел на Волынь греческое и болгарское духовенство и принялся за крещение здешних сел и городов.

Видя благочестие князя, здесь могли появиться христианские подвижники, готовые и желавшие скрыть свою святую жизнь в горах и лесах. А после разорения Киева войсками хана Батыя в 1240 г. в пустынные леса, раскинувшиеся вокруг города Кременец, пришли уцелевшие иноки Киево-Печерской лавры. Здесь они находились в безопасности, т. к. татары хоть и несколько раз подступали к городу, но всегда терпели неудачу и потому вынуждены были отступать. Монахи принесли с собой строгий аскетический дух преподобных Антония и Феодосия, благословивших из Киева все русское монашество. Почаев принял их благословение вместе с укладом и устройством монашеской жизни[29].

Тогда же по преданию произошло и явление Пресвятой Богородицы. Предание гласит, что с началом монголо-татарского нашествия иноки Почаевских пещер, как и вся Русь, молились Божьей Матери, прося Ее заступничества. Однажды ночью один из монахов-подвижников взошел на самую вершину для совершения обычной молитвы. Внезапно он увидел в огненном столпе Пресвятую Богородицу, стоящую на камне. Старец известил о дивном видении другого монаха, и оба с благоговейным трепетом стали взирать на божественное явление.

Это чудо увидели пастух и мальчики, которые пасли под горой стадо. Поспешив наверх, они встретили там монахов, прославлявших явившуюся им Пречистую Деву Марию за благодеяние, которое Она оставила людям на месте Своего явления. Камень, на котором стояла Пресвятая Богородица, растаял, как мягкий воск, и источил живую воду. На камне остался след Ее правой стопы, который с тех пор и по сегодняшний день наполняется прозрачной целебной водой. В этой стопе вода никогда не убавляется, хотя множество паломников для исцеления своих недугов наполняют из нее свои сосуды.

До XVI в. монастырь был небольшой пустынной обителью, в конце же столетия он начал быстро расти за счет тех, кто искал в нем защиты от унии, угроза которой возрастала по мере того как Речь Посполитая (Польско-Литовское государство) усиливала свои стремления подчинить политически и экономически большую часть Украины и обратить православных украинцев и белорусов в католичество. В Почаевском монастыре в то время произошли два события, укрепившие его положение: в 1597 г. он получил в дар чудотворную икону и во главе его встал умный и энергичный настоятель Иов. Таким образом как общежительный монастырь, Свято-Успенская Почаевская лавра начинает свое существование с кон. XVI в., и связано это с именем Анны Гойской – вдовы земского судьи, православной владелицы Почаева и соседних с ним имений. В 1559 г. в ее имении остановился греческий митрополит Неофит, приезжавший на Волынь из-за сильно осложнившихся церковных дел в связи с готовящейся Брестской унией. В знак благодарности за оказанное гостеприимство митрополит подарил Анне Гойской древний образ Пресвятой Богородицы с Предвечным Младенцем, привезенный им из Константинополя.

Эта икона (канон «Умиление») была написана темперой на липовой доске. Первоначально икону покрывал, наподобие ризы, тонкий слой серебра. Со временем эту «ризу» заменили новой – жемчужной, а после пожара 1868 г. – золотой, украшенной драгоценными камнями. Надписи на Почаевской иконе Божьей Матери все славянские. Их на ней десять, так как, кроме лика Пресвятой Богородицы с Предвечным Младенцем на руках, на иконе есть еще 7 миниатюрных изображений святых: по сторонам – святого пророка Илии, мученика Мины, первомученика Стефана и преподобного Авраамия, а внизу – три святых женских лика: великомученицы Екатерины, преподобной Параскевы и святой Ирины.

Икона простояла в домашней молельне Анны Гойской 30 лет, а потом стали замечать, что она излучает необыкновенный свет. Сама же хозяйка, даже увидев образ «в великом свете», почему-то придала этому мало значения, но вскоре благодатная сила Пресвятой Богородицы известила о себе первыми чудесами. Слепой от рождения Филипп Козинский, родной брат Анны Гойской, с усердной молитвой повергся перед святым образом Божьей Матери и во время молитвы получил прозрение. Испытав такое необыкновенное чудо на своем брате, Анна Гойская посчитала и себя, и дом свой недостойными обладать столь великой святыней и решила передать ее в Почаевскую обитель. В 1597 г. она пригласила епископа, созвала священников и иноков, которые с крестным ходом и в сопровождении множества народа перенесли икону на Почаевскую гору и поставили ее в небольшой каменной церкви Успения Божьей Матери. С тех пор чудотворный образ Пресвятой Богородицы является святыней лавры, и чудодейственная сила Царицы Небесной низводит благодать Божью на всех молящихся, кто с верой притекает к Ее образу.

Анна Гойская щедро наделила монастырь всем, что было нужно в то время для его процветания, а предвидя будущее, подчеркнула нерушимость своей «фундушной записи» (завещания): «На содержание их (монахов. – Н. И.) в том монастыре, я наддала на вечные времена так, что это никогда не должно быть нарушено… потомками моими, которые после меня будут владеть тем моим имением Почаевым». Однако уже ее внук и наследник Андрей Фирлей стал судиться с монастырем, которому бабка его даровала ряд своих имений, земельных угодий и доходов. Будучи лютеранином, он после смерти Анны Гойской стал всячески нарушать завещание: чтобы удалить иноков с горы и чтобы вернуть земельные угодья, по его приказанию уничтожали пограничные межевые знаки, сжигали кельи, били монахов, не разрешали им пользоваться водой в имении, запрещали народу приходить на Почаевскую гору на поклонение чудотворной иконе. А в июне 1623 г. Андрей Фирлей послал в обитель вооруженных слуг, которые разграбили монастырское имущество и похитили чудотворную икону с серебряными привесками, на которых были изображены чудеса, сотворенные от нее. Жена Андрея Фирлея, по приказанию мужа одевшись в церковное облачение, явилась на пир с чашей в руках и стала хулить православную веру и чудотворный образ Пресвятой Богородицы. Но едва началось это срамное действо, как на нее мгновенно «напал бес лют, которым она удручаема была долгое время». И только когда испуганный Фирлей возвратил чудотворный образ монахам, прошло у нее «стрясение бесом»[30].

С возвращением чудотворного образа Пресвятой Богородицы из родового замка Козинских православный народ для поклонения Ей и для получения благодати из цельбоносного источника стопы Божьей Матери стал приходить в монастырь отовсюду, так что Успенская церковь уже не могла вместить всех желающих. Пресвятая Богородица всегда оставалась заступницей древней православной обители. Среди множества чудес, сотворенных Почаевской иконой Божьей Матери, особенно замечательно избавление обители от турок в 1675 г.

Окружив монастырь, враги трое суток осаждали его, грозя полным разорением. Уже были сожжены окрестные монастырские сооружения, убиты двое священников, а в ночь на 23 июля враги решили направить на монастырь «множайшую силу», чтобы предать его огню и мечу. Для защиты своей иноки имели тогда лишь деревянную ограду, и им ничего не оставалось делать, как только уповать на помощь Божью. Рано утром братия и крестьяне, укрывшиеся в монастыре, встали на молитву перед чудотворной иконой Божьей Матери, сама Царица Небесная явилась над Свято-Троицкой церковью вместе с преподобным Иовом и многочисленным сонмом ангелов. Сначала враги приняли их за привидения и начали пускать в них стрелы, но стрелы возвращались назад и ранили их самих. И тогда неприятель побежал, бросив свой богатый лагерь. Многие из турок и татар, бывшие свидетелями этого чудного явления, были захвачены в плен; потом они приняли христианскую веру и остались в обители.

Следующей после Успенского собора по обширности своей и святыне, в ней находящейся, является пещерная церковь преподобного Иова – первого игумена Почаевской лавры.

С ранних лет в нем обнаружилась склонность к духовной жизни, и на 10-м году от рождения он ушел от родителей своих в Угарницкий монастырь Преображения Господня. Ревностное усердие юного подвижника было так велико, что на двенадцатом году жизни он уже был пострижен в монахи с именем Иов.

Слава о его редких добродетелях быстро распространилась по Волыни и Галиции, и на него обратил внимание князь Константин Острожский, по усиленной просьбе которого Иов был переведен в Дубенский Крестный монастырь для устройства братии. Это было около 1582 г., и вскоре дубенские иноки поставили Иова во игумена. В этом сане он подвизался около 20 лет, ревностно охраняя православную церковь от католической пропаганды. Пользуясь поддержкой князя Константина Острожского, он заботился о распространении православия и среди народа и для этой цели держал в монастыре искусных переводчиков и писцов. По свидетельству инока Досифея, игумен Иов и сам «писанием таковых книг упражняшеся».

После кончины князя Иов вынужден был удалиться из Дубенской обители, и около 1604 г. он тайно ушел на Почаевскую гору, где навсегда скрылся в ее пещерах от мирской суеты и треволнений. Здесь он продолжал ревностно бороться с врагами православия, но немало борьбы пришлось ему вынести и с прямыми врагами Почаевской обители. Так, в 1607 г. к монастырю подступили татары, которые немало зла причинили инокам и даже убили одного из них.

Церковь расположена на окраине Почаевской горы – на том месте, где прежде находилось старинное кладбище: по преданию именно здесь сначала и были погребены блаженные останки Иова Почаевского. Прежде чем попасть в эту церковь, надо пройти целую анфиладу лестниц, расположенных в особой галерее, устроенной вдоль горы с западной стороны. Галерея эта усердием лаврских живописцев расписана изображениями «всех русских святых угодников», начиная от святой равноапостольной княгини Ольги до святителя Тихона Задонского. Все святые как бы вместе с вами спускаются в пещерную церковь навстречу Господу нашему Иисусу Христу, написанному с распростертыми объятиями над входными дверями церкви. Вокруг Спасителя летают ангелы, своими ласковыми ликами навевающие тишину и радость в души молящихся.

Природная пещера, в которой преподобный Иов подвизался при жизни, соединена с церковью особой галерей и арками, опирающимися на уступы скалистого грота. В углублении скалы, под нависшими сводами, и почивают святые мощи преподобного Иова Почаевского. Открыты они были в 1659 г., и тогда же их положили в крепкую раку из букового дерева. Сначала святые мощи почивали в Свято-Троицкой церкви, а когда эта церковь была сломана графом Николаем Потоцким[31], их в 1780 г. перенесли в пещерный храм.

С именем униата Н. Потоцкого, перешедшего в «восточный обряд», связано новое прославление Почаевской обители. Всю свою энергию, до того времени расточаемую попусту, и все свои средства он употребил на ее украшение и благоустройство. На месте древних церквей, лепившихся друг к другу, он построил грандиозный Успенский собор в стиле позднего барокко, ставший центром всего архитектурного ансамбля монастыря. А в живописи собора отразились все события, связанные с историей и прославлением святынь обители.

В октябре 1831 г. решением Русского правительства монастырь был возвращен православным, а через два года Святейший Синод присвоил Почаевскому монастырю наименование Лавры. В этом же году в пещерной церкви мощи преподобного Иова были приняты православными от униатов, а в 1842 г. усердием графини Анны Орловой-Чесменской, известной благотворительницы русских обителей, для них была устроена серебряная рака. На верхней доске ее вычеканено изображение преподобного Иова усопшего – в мантии и схиме. По сторонам от него изображены Пресвятая Богородица в облаках, а перед Ней – преподобный Иов, молящийся на воздухе; вид прежней Свято-Троицкой церкви, над которой последовало это явление, и явление Божьей Матери в столпе огненном двум инокам. Перед мощами преподобного Иова горит неугасимая лампада, пожертвованная графиней.

В 1875 г. над святыми мощами был устроен золоченый деревянный балдахин, возвышавшийся до самой скалы. Но существовала эта рака недолго: к 1888 г. она уже обветшала, поэтому решено было возвести над мощами преподобного Иова новую сень из белого мрамора. Устройство ее поручили итальянскому мастеру Л. Менционе, и уже осенью 1889 г. ее привезли на пароходе из Италии в Одессу, а оттуда по железной дороге доставили в Лавру и в октябре установили над ракой.

С 1831 г. в жизни монастыря начался новый период. Лавра стала пополняться новыми насельниками, и вновь с ранней весны и до поздней осени на Почаевскую гору потянулись богомольцы. В обители продолжилось строительство: с восточной стороны были поставлены святые врата, а в построенном униатами доме устроили архиерейский дом и крестовую церковь во имя апостолов Петра и Павла[32]. В ней печатали духовную литературу, открыли церковно-учительскую школу, было основано «Археологическое общество», собиравшее древние рукописи, архивы, летописи, старинные иконы и т. д.

Трудами последующих настоятелей и наместников в Лавре поддерживалось строгое благочиние и возводились новые сооружения: церковь во имя преподобного Иова, гостиницы, колокольня, аптека, мастерские, свечной завод… В 1906–1911 гг. в память прежнего храма, построенного в 1649 г., в монастыре по проекту знаменитого зодчего А. В. Щусева был построен большой собор в древнерусском стиле – во имя Живоначальной Троицы.

После Октябрьской революции, когда была создана Польская республика, часть Волыни месте с Почаевым оказалась на польской территории. И католические епископы стали требовать возвращения многих православных храмов, строений и земель. В суд только на одну Почаевскую лавру было подано 724 заявления, но православным тогда удалось отстоять монастырь. Однако с началом перестройки и последующим распадом Советского Союза Свято-Успенская Почаевская лавра вновь сделалась объектом самых различных притязаний.

СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ НА ОСТРОВЕ ВАЛААМ

В северной части необъятной Ладоги разбросаны большие и маленькие, высокие и пологие, скалистые и поросшие лесом острова. Их более 50, и все вместе они образуют Валаамский архипелаг, на котором в течение нескольких веков располагался православный мужской монастырь.

Пожалуй, ни один из русских островов не отличается так сильно от материка, как Валаам. Россыпи валунов и скалы и на иных островах похожи друг на друга, валаамские же скалы совсем другие. Да и сами острова Валаамского архипелага – голые граниты, только коегде в их трещинах приютится одинокий кустарник. Другие сплошь покрыты лесом, и только внизу у самой воды виднеются голые камни чудного вида.

С какого времени возник на Валааме монастырь – точно неизвестно: по одной версии – еще во времена равноапостольной княгини Ольги, по другой – во времена равноапостольного князя Владимира. Основателем монастыря считается преподобный Сергий, о котором в церковной песне поется, что пришел он сюда от стран восточных в сане священника. Устраивая иночество, преподобный Сергий одновременно распространял и веру христианскую среди язычников; спасался он здесь и окончил жизнь свою в пещере.

После него устройство монашеской жизни на Валааме продолжил преподобный Герман, который тоже пришел от стран восточных. Оба они были великими подвижниками и еще при жизни имели особые дары Святого Духа. Так, они предсказали запустение обители, сбывшееся во время разорения монастыря шведами[33].

Первое разорение монастыря случилось в XII в. Ожидая нового нападения, монахи перенесли мощи святых Сергия и Германа в Новгород, но уже в 1180 г. вернули их в обитель и скрыли их в глубокой могиле, которую высекли в камне.

До XII в. монастырь назывался обителью Пресвятой Троицы, а уж потом Свято-Преображенским. Произошло это потому, что прежнюю церковь шведы сожгли до основания, и сама обитель долго пребывала в запустении. Когда же монастырь был возобновлен, в нем возвели храм в честь Преображения Господня.

Ваалам на рисунке XIX века

Спасо-Преображенский монастырь со всеми его скитами, рассеянными по Валаамскому архипелагу, омывают бурные воды сурового Ладожского озера.

«В 1371 г. во время сильной бури на Ладоге валаамские иноки спасли человека, который носился по волнам на корабельной доске. Им оказался шведский король Магнус II, который долго и упорно воевал с Россией и хотел обратить русских в католическую веру. Старцы в несчастии короля увидели особый промысел Божий: мирные кущи иноков, убеждения старцев, горькие воспоминания о прошедшей жизни сильно взволновали сердце шведского короля. В своей судьбе он тоже усмотрел промысел Божий и решил присоединиться к монахам, чтобы остаток дней провести с истинной Православной Церковью. Король составил духовное завещание и принял схиму с именем Григорий. Через 3 дня после пострига король-инок скончался, и монахи похоронили его под развесистыми кленами. Это монастырское предание подтверждают и сама могила короля – инока Григория, и его духовное завещание, внесенное в несколько русских летописей. Сами же шведы считаю своего короля утонувшим».

В обители уже в XIV в. были все виды монашества: общежительство, скитское и отшельническое иночество. В разное время здесь подвизались и приняли постриг многие благочестивые иноки, впоследствии основавшие свои монастыри, например, святой Арсений Коневский и святой Александр Свирский. Еще прежде святого Александра Свирского в Валаамском монастыре жил преподобный Савватий – постриженик Кирилло-Белозерского монастыря. Из Валаамской обители он удалился на Соловецкий остров Белого моря – крайний предел русских монастырей на севере. Здесь вместе со старцем Германом, тоже валаамским иноком, он положил начало монашескому житию.

В 1578 г. шведы вновь напали на Валаамский монастырь, и больше 30 благочестивых старцев и послушников погибли тогда мученической смертью. Оставшиеся в живых разбежались по горным лесам и ущельям; монастырь был разграблен, а часть зданий его сожжена. В мае 1595 г. по мирному договору со Швецией обитель была возвращена России, и великий князь Федор Иоаннович (сын Ивана Грозного) повелел возобновить ее на средства царской казны: устроить в ней церковь, трапезу, кельи – и все эти сооружения вновь обнести оградой, а монастырь наделить прежними вотчинами, угодьями и рыбными ловлями. Царь Борис Годунов подтвердил эти жалованные грамоты и сделал в монастырь новые пожертвования. Благодаря щедрым вкладам обитель быстро обустроилась и благополучно просуществовала до 1611 г.

В Смутное время шведы взяли Кексгольм (Корелу), разорили многие места и высадились на Валааме, где все предали огню и мечу. Игумен Макарий и братии, не захотевшие оставить места своих духовных подвигов, погибли мученической смертью. На месте разоренного до основания монастыря шведы поставили свои жилища, думая остаться здесь навсегда. Оставшиеся в живых монахи покинули обитель, но и на чужбине продолжали называть себя так: «Иноки Преображения Спасова и преподобных отцов Сергия и Германа, Валаамских чудотворцев, монастыря».

Целое столетие Валаам находился в руках иноверцев, пребывая в совершенном запустении. Но как только Петр I вернул северные земли России, архимандрит Кирилло-Белозерского монастыря Иринарх в начале 1715 г. подал доклад о восстановлении Валаамской обители. И уже в марте из Кирилло-Белозерского монастыря было прислано на 11 подводах церковная утварь, серебряные позолоченные кресты, ризы, а также хлебные припасы и разные хозяйственные орудия. В 1717 г. на развалины и пепелище Валаама пришли иноки из Кирилло-Белозерской обители и приступили к возрождению древнего русского монастыря. Они восстановили храмы Божьи и монашеские кельи, но через несколько лет (в царствование Елизаветы Петровны) все деревянные строения погибли от пожара, а последующее восстановление их происходило очень медленно.

Все цари русские много жертвовали и делали в обитель богатые вклады, но при императрице Екатерине II у всех монастырей были отобраны крестьяне, и Валаамская обитель вновь стала приходить в упадок. Долгие годы монастырь был малонаселен, и только в 1785 г. митрополит Санкт-Петербургский Гавриил вызвал из Саровской пустыни старца Назария, славившегося духовной опытностью, и поручил ему наставничество над Валаамским монастырем.

Благодаря государственной поддержке Валаамская обитель стала расширяться, в ней увеличилось число братии. Игумен Назарий имел в монастыре отшельническую келью, в которую удалялся иногда на целые недели, чтобы внимательно углубиться в себя, а потом из собственного опыта и созерцаний черпать наставления для иноков, руководить их к исправлению и совершенствованию себя, как о том говорится в Евангелиях.

В Валаамской обители старец Назарий начал возводить каменные здания, какими они были в его родной Саровской пустыни. Тогда же была упорядочена и внутренняя жизнь монастырской общины, к тому же настоятель принял меры для юридического оформления прав обители на землевладение. При нем же был заложен генеральный план возведения монастырского комплекса.

Но своего наивысшего расцвета монастырь достиг в середине XIX в., когда хозяйство в нем было поставлено на широкую ногу. После смерти отца Назария восстановление Валаамского монастыря продолжил отец Дамаскин, назначенный настоятелем его в 1839 г. Он пригласил на Валаам академика архитектуры А. М. Горностаева и поручил ему проектирование и строительство скитов Всех Святых (Николькского, Предтеченского и др.), а также здания гостиницы и Водопроводного дома. Уже а 1853 г. на месте разобранной часовни была построена каменная церковь во имя Николая Чудотворца – покровителя мореплавателей. Рядом с ней в 1858 г. был возведен двухэтажный келейный корпус и разбит огород.

При отце Дамаскине было налажено монастырское хозяйство, проложены хорошие дороги, построены деревянные часовни, амбары; установлены деревянные и каменные кресты. Заработали кожевенный, смолокуренный, гончарный и кирпичный заводы; кузнечная, солярная, иконописная мастерские; на других островах были открыты каменоломни, добываемый из которых камень шел на строительство зданий, скитов, колодцев, пристаней. На островах Валаамского архипелага монахи добывали уголь, ежегодно выгоняли до 600 пудов смолы; в монастыре были устроены фотографическая и иконописная мастерские, больница, аптека, богатая библиотека… Занимались братии и цветоводством, украшая цветами сады, газоны и жилье.

«Аромат цветов чувствовался в воздухе по весенним вечерам. Садовой ромашкой, переплетенной стеблями вьюнков, облагораживали даже берега внутренних водоемов… Прекрасный сад представляло собой «Новое, или Игуменское кладбище» монастыря, где розы, лилии и сирень росли как в джунглях».

Чтобы увеличить запасы рыбы в местных водоемах, монахи построили каналы, соединившие 10 внутренних озер между собой и с Ладогой. Монастырский образ жизни и отлаженное хозяйство обители вызывали восхищение всех, кто бывал на Валааме. Известный писатель И. Шмелев в своих путевых очерках писал: «Валаам – точно маленький промышленный городок, убежавший от мира и разбросавший свои постройки на скалах среди лесов и проливов, на неспокойных водах неприютной Ладоги».

В 1887–1892 гг. архитектором Н. Д. Прокофьевым был возведен грандиозный Спасо-Преображенский собор с колокольней, высота которой равняется почти 70 метрам. Ее было прекрасно видно отовсюду, по какой бы дороге вы ни подходили к монастырю.

Распоряжениями игумена Дамаскина расцвет монастыря везде был отмечен клеймами и знаками, поставленными на крестах и оградах, а то и просто на скале. Например, на колонне кованой решетки, которая идет вокруг апсидной части собора, видны буквы: «Труды братии Валаам монастыря 1892». А вот знак на одной из скал: «Сия дорога сделана 1863»; неподалеку от нее находилось жилище игумена Дамаскина, в котором он уединялся…

В прошлом туристы и паломники не наносили ущерба Валламу. На острове запрещалось рубить деревья, охотиться, нарушать птичьи гнезда. И хотя туристы имели большую свободу, чем богомольцы, но и для них существовали определенные правила. Им запрещалось свободное передвижение по острову и посещение скитов, но с разрешения игумена они могли получить лошадей с коляской, лодки с веслами и сопровождающего монаха, который давал им путевую информацию и одновременно зорко следил, чтобы туристы не нарушали порядок.

Еще в 1812 г. Выборгскую губернию, в том числе и Валаамский монастырь, император Александр I присоединил к Финляндскому княжеству Российской империи. А после провозглашения независимости Финляндии 31 декабря 1917 г. острова Валаамского архипелага отошли к Финляндии, в границах которой оказалась и Валаамская обитель.

В 1939 г. разразилась советско-финская война, и 5 декабря над островом появился первый самолет. Игумен Нестор (Яков Кисленков) в своей книге «В иных пределах» пишет:

«Мы, монахи, прожившие здесь по 40 лет, а иные и более, очень редко бывали в больших городах да и газеты мало кто читал; а если и читали, то вряд ли толком понимали происходящее, поэтому у нас создавалось весьма смутное понятие о самолетах… Первый самолет сбросил бомбу на конюшню, которая тогда была пустой, так как лошади находились на работе. Но все же одну лошадь ранило, а другую убило.

Вскоре самолеты стали показываться над монастырем все чаще, да и финские военные оборудовали на колокольне наблюдательную вышку. Это еще более стало раздражать советских летчиков, и они начали сбрасывать зажигательные бомбы, и братии не успевали тушить их.

4 января в 12 часов дня над монастырем появилось 15 самолетов, которые начали немилосердно громить собор и братские корпуса. Это было так неожиданно, что на некоторых повлияло психически. Более слабодушные разбежались, а пожары возникали то тут, то там. Собор богохранимый остался цел и невредим – только одна бомба попала в купол, но большого вреда не принесла…»

Монастырское начальство, уезжавшее в город, вернулось в этот день только в 10 часов вечера. Оставшаяся братия по распоряжению финского военного командования должна была покинуть святую обитель. «И было печально смотреть, – пишет игумен Нестор, – как полубольные суетились со своими узелками. Некоторые не могли вскарабкаться и беспомощно ждали, кто бы им помог влезть в кузов» (грузовика. – Н. И.)[34].

В 1944 г. в монастырских кельях поселили людей; были устроены почта, больница, детский сад, а на монастырской ферме завели коров.

После 1945 г. на острове начал действовать Дом инвалидов Великой Отечественной войны.

Реставрационные работы начались на Валааме в 1980-е гг. Но, как это часто бывает, многое оказалось непродуманным, что вызвало резкий протест местных жителей. Больше всего люди противились строительству дизельной электростанции мощностью 15 000 квт, требующей 10 000 тонн мазутного топлива в год. И это на острове с уникальной природой, на котором произрастает почти половина всех растений Карелии! Лес, преимущественно сосновый, ни в какие времена не подвергался сплошной вырубке, потому что он бережет Валаам, его людей, животных и растительность от шквальных ветров Ладоги.

К тому же на Валааме есть сосны, которые с полным основанием можно назвать историческими. До сих пор стоит на берегу тихого лесного озера Сисиярви сосна, которую читатели наверняка помнят по картине И. Шишкина «На севере диком». Растет она на полянке у обочины дороги, ведущей к Белому скиту; растет совершенно одна, и потому могучая и гордая красота ее видна еще издали…

Летом 1987 г. без предварительной экспертизы были начаты работы по возведению грузового причала. А потом выяснилось, что до дна Монастырской бухты не докопаться, т. к. вместо ожидаемого твердого основания оно покрыто многовековым слоем илистых отложений…

Интерьер самого грандиозного сооружения на Валааме – СпасоПреображенского собора – почти не сохранился, но еще в 1970-е гг. можно было видеть стены, столбы и своды храма, расписанные библейскими сюжетами. Реставрация началась с остекления окон, но отопительные и вентиляционные системы при этом не были восстановлены. В результате в соборе нарушился температурно-влажностный режим, и по стенам потекли ручьи, разрушившие живописные картины.

Но есть на Валааме и завершенные объекты: три часовни, Успенская церковь Гефсиманского скита, переоборудованный под жилье бывший смоляной завод.

Ставропигиальный Спасо-Преображенский Валаамский монастырь был возрожден 29 сентября 1989 г. – в день памяти святого апостола Андрея Первозванного, который, согласно преданию, в свое время посетил остров Валаам.

«Однажды, после купания в Волхове, заболел сын новгородского князя, и все тело мальчика покрылось струпьями. Ему предсказали, что он излечится кровью чужеземца, поэтому каждого десятого, проезжавшего по Волхову, убивали. Задержали и шедшего на ладье апостола Андрея Первозванного, но он исцелил несчастного крещением и причастием – Кровью и Телом Христовыми».

Потом апостол прибыл на Валаам, где уже в I в. утвердил на скалах Крест Христов…

В МОНАСТЫРЯХ ЭФИОПИИ

Библия, летописи и египетские Книги говорят о существовании Эфиопии за 1500 лет до Рождества Христова. Когда христианство пришло на эту землю, здесь было богатое и сильное государство. Первыми проповедниками веры Христовой были апостолы Фома и Филипп и евангелист Марк, но сначала христианство много страдало от язычников.

Уникальный монастырь, целиком вырубленный в скалах

В IV в. жители Тира предприняли в экспедиции Меропия путешествие в Эфиопию. Сначала плавание проходило благополучно, но в Красном море внезапно разразилась сильная буря, выбросившая путешественников на берег. Местные жители убили всех, кроме двух юношей – Фрументия и Эдессия, которых продали Аксумскому царю. Сначала их заподозрили в недобрых намерениях, но вскоре убедились в их невиновности и отпустили. Оба они много потрудились для распространения в Эфиопии света веры Христовой, а Фрументий впоследствии был поставлен епископом Эфиопской церкви. Благодаря его неустанным трудам христианство из Аксума распространилось по всей Эфиопии.

В IV в. аксумский царь Эзана ввел христианство в качестве государственной религии, и уже в начале VI в., как пишет в своем исследовании С. Б. Чернецов, в стране появились монастыри. Основателями их считаются египетские и сирийские монахи, бежавшие на рубеже V–VI вв. из Византийской империи, когда там начали преследовать монофизитов. В Аксумском царстве они нашли и убежище, и широкий простор для деятельности, а роль самих монастырей в деле христианизации Эфиопии, начиная с аксумских времен, была поистине огромной.

Монастырский устав был очень строгим, но некоторые эфиопские монахи все равно считали жизнь в монастыре роскошной и потому уходили в отшельники. Они жили просто, чтобы ничто не отвлекало их от служения Господу, и верили, что служить Богу можно и созерцая природу, потому что она – книга, написанная Им Самим. Поэтому эфиопские иноки никогда не нанесут вреда ни растению, ни даже камню…

В VII–VIII в. Аксумское царство, отрезанное от Красного моря, а следовательно, и от торговли, пало. Не стало городов, в которых сосредотачивались власть, ремесла, торговля, религиозный культ, образование и культура. Центром политической власти вместо прежней столицы стал походный лагерь царя, что было вполне обычным явлением и в раннефеодальной Европе. «Управлять государством, сидя во дворце, было невозможно. Чтобы держать страну в руках, приходилось беспрестанно разъезжать по ней во всех направлениях».

Торговля в Эфиопии перешла в руки странствующих мусульманских купцов, ремесло пришло в упадок и стало обслуживать только нехитрые потребности земледельцев. В этих условиях эфиопским монастырям пришлось взять на себя функции, которых они не знали во времена Аксумского царства. Во-первых, надо было христианизировать языческие земли юга страны, т. к. Эфиопия этого времени была страной «блуждающих столиц». И монахи бесстрашно двинулись в глубь языческих территорий, где начали возводить обители и просвещать местное население верой Христовой. Белое духовенство было им тогда плохим помощником, потому занималось совершением богослужений в уже возведенных храмах и обслуживало религиозные нужды уже своей христианской паствы.

Во-вторых, на монастыри легла обязанность по организации высшего богословского образования школяров. При местных церквах малолетние ученики, которых называли «псалтырными чадами», выучивались читать Псалтырь, иногда еще и писать. При некоторых монастырях существовали еще и «школы литургии», в которых молодых людей готовили к принятию сана и исполнению обязанностей иерея и диакона. Таким образом, это было образование, которое молодой эфиоп получал, не покидая родного края.

Однако Церкви нужны были и квалифицированные мастера хорового пения, которым в Эфиопии сопровождались все ритуальные действия и танцы. Нуждалась Церковь и в знатоках церковного календаря, канонического права, патристики и т. д. Предоставить все это могли только монастыри и богатые соборы, которые располагали большими библиотеками и могли содержать штат ученых преподавателей. Однако подобных соборов было мало, к тому же благосостояние их зачастую оказывалось переменчивым, поэтому задачи организации высшего богословского образования в Эфиопии и выпали на долю монастырей, располагавших для этого большими возможностями. Царь и знать из-за кочевой жизни не могли иметь значительные книжные собрания, и если они заказывали переписать книгу, то не для себя лично, а чтобы подарить ее храму или монастырю. И заказывали они чаще всего такие книги, в которых те действительно нуждались: для новых церквей и монастырей – напрестольные Евангелия, для старых – требники и служебники, жития святых и др. Книги Ветхого и Нового Заветов, писания Святых Отцов Церкви и монашеские правила попадали в монастыри, где имелись отделения высшей богословской школы. В последних не только переписывали и сохраняли произведения официальной историографии, но и создавали собственную историографическую традицию.

Образование в обителях было бесплатным, но ученикам приходилось уходить из отчего дома, причем иногда навсегда. Нередко родители были «против», не отпускали сыновей, потому что многие из студентов высшей богословской школы постригались потом в монахи и домой, естественно, уже не возвращались. Следует отметить и тот факт, что многих молодых людей манило не только желание продолжить учебу, но и романтика странствующей жизни.

С вступлением школяра в монастырь одеждой его становилась накидка из овечьей или козьей шкуры, пищей – собранные в дороге, а потом поджаренные зерна. На ремне через плечо у них висела сумка для подаяний, сплетенная из пальмовых листьев. Жизнь странствующего школяра была нелегкой: во время сбора подаяний их часто кусали собаки, они страдали и от голода, и от ночного холода; многие болели чесоткой и «куриной слепотой», которую даже называли «болезнью школяров». Многие из них, и ослепнув, продолжали учебу, поэтому слепой ученый с феноменальной памятью – нередкое явление среди богословов Эфиопии. Иногда именно такие незрячие получали титул «четырехглазого» – высшую степень богословской учености.

На получение полного образования требовалось 30 лет, но в одном монастыре получить его было невозможно, и школяры переходили из одной обители в другую, обходя порой чуть ли не всю страну. Так они избавлялись от областной привязанности, столь характерной для феодальных отношений, и учились мыслить уже в масштабах христианского царства. Кроме того, «назраци» – грамотные монахи в праздничные дни, по окончании литургии, часто выступали в церковной ограде с длинными поучениями. Поэтому праздники у эфиопов проходят большей частью в молитвах, а дома – в чтении Священного Писания, оттого народ эфиопский – богомольный, миролюбивый и милосердный.

В высших монастырских школах изучались богословие, древнеэфиопский язык «геэз», письменность и другие науки. Грамматика языка очень сложная: азбука его состоит из 34 букв, но каждая буква имеет до 7 и более переходов в соответствующий звук к известному слогу. Так, от буквы «б» к «в» насчитывается около 20 переходов. Есть в нем много звуков, которые нам вообще трудно уловить, а всего существует 260 звуков с различными оттенками.

Первым из всех монастырей с высшей богословской школой являлся Гандар, в котором были школы всех направлений: «дуга, мацгаф, макаон, кидасси» и др. Последняя являлась литургической, и в ней изучали объемистую книгу, содержащую 14 литургий, которые совершаются в эфиопских храмах. Школа «кидасси» была и местом приуготовления священников, поэтому она часто называлась Эфиопской семинарией.

Получивший полное богословское образование обладал большим авторитетом и мог занять высокий пост в церковной иерархии – стать настоятелем большого собора или даже монастыря.

Другой системы образования в Эфиопии тогда не было, поэтому «монастырские университеты» готовили кадры не только церковные, но и для светской администрации. Людей, получивших такое образование, нередко приглашали и на государственную службу – учителями царских детей, официальными историографами, духовниками, личными секретарями и разного рода чиновниками, включая и членов Верховного суда.

СРЕДНЕВЕКОВОЕ АББАТСТВО КЛЮНИ

Время наибольшего могущества Франкской империи приходится на правление Карла Великого (768–814), ставшего героем многих легенд и сказаний. Современников поражали его кипучая и неутомимая энергия, способность вникать во все детали управления государством – в дела административные, военные[35], хозяйственные, дипломатические и т. д. По описаниям современников, Карл Великий был огромного роста, крепкого телосложения и для своего времени человеком образованным: он интересовался многими вопросами науки, знал латинский и греческий языки, хотя писать и не научился.

В результате многих завоевательных походов владения Франкского государства значительно расширились. На юго-западе они доходили до Барселоны и среднего течения реки Эбро, на востоке – до Эльбы, Богемских гор и Венского Леса, на юге включали значительную часть Италии. Однако за внешним благополучием империи скрывалась ее внутренняя слабость и непрочность. В состав Франкского государства входили различные племена и народности, стоявшие на разных уровнях социально-экономического и культурного развития (саксы, фризы, баварцы, алеманы, баски, кельты и др.).

У входа в аббатство Клюни

По существу все войны Карла Великого велись за распространение христианства, и само Франкское государство строилось на основе христианских ценностей. Это ясно было выражено и в его законодательстве, в котором были оговорены нормы не только права, но и морали. Но каждая из территорий, населенных определенными племенными группами и народностями, жила своей внутренней жизнью и без постоянного военного или административного вмешательства не хотела подчиняться власти завоевателя. С течением времени удерживать завоеванные территории становилось все труднее, поэтому неудивительно, что через 30 лет после смерти Карла Великого его империя распалась.

Середина IX в. отмечена еще и упадком западного духовенства, когда после распада империи Карла Великого наступила пора феодальных междоусобиц, которая привела к глубокой деградации светских кадров Церкви. Даже папство зачастую было игрушкой в руках местной аристократии. Престол Святого Петра порой занимали отпрыски знатных родов, которые видели в нем лишь средство, чтобы жить в роскоши и разврате.

Почти везде местные сеньоры назначали епископов и аббатов, выбирая их из членов семьи, если только те не находили для себя более выгодного поста. Поэтому епископы, которых называли «светскими аббатами», если и были вполне компетентны в вопросах религии, то слишком часто основной их заботой становилось вовсе не духовное развитие паствы. Не думая о своем пастырском долге, они вели себя так же, как их братья, оставшиеся в миру. Оделон, второй аббат Клюни, говорил об этом прямо: «Руководители Церкви одержимы плотскими желаниями; их распирает гордыня, снедает жадность, расслабляет похоть, мучает злоба, обуревает гнев, раздирает несогласие, извращает зависть, убивает роскошь».

Возрождаться западные монастыри начали с Х в., и началось это движение в Клюни, где Гийом Благочестивый – граф Овернский и герцог Аквитанский – владел доменом. Будучи «благочестивым», он решил обновить монастырь и сделать его образцовым, для чего призвал аббата Бернона, которому и доверил Клюни. В документе говорилось, что монастырь освобождается от всякой светской и духовной юрисдикции и будет подчиняться только Святому престолу. Другие монастыри в той или иной степени зависели от сеньора или короля, контролировавших их доходы и назначавших по своему усмотрению монахов, которые должны были управлять обителями. Новое же аббатство должно было быть защищено от коррупции, и аббат Бернон и его последователи постарались из этой счастливой независимости извлечь максимум преимуществ. Это им вполне удалось, так как монахи Клюни довольно скоро прославились суровостью жизни, а также пышностью и великолепием своих богослужений.

По примеру Клюни начали реформироваться и другие монастыри, принимавшие зависимость от клюнийского аббата, который, таким образом, превратился в «главу ордена». В конце XI в. в Европе уже насчитывалось 1450 аббатств и приоратов, подчиненных Клюни; в них жило около 10 000 монахов.

Жизнь аббатов в то время не ограничивалась стенами монастыря, которым они руководили. Значительную часть времени занимали путешествия и поездки, т. к. настоятели навещали властителей, жаждавших их совета. Аббаты Клюни (в частности, аббат Майель) общались со всеми правителями своей эпохи: с королем Бургундии, Оттоннами и др. Аббат Майель был другом Гуго Капета, который отказался от титула «светского аббата» Мормутье и просил Майеля восстановить эту обитель. Одилон, ставший аббатом Клюни в 1000 г., не уставал мерять шагами Францию, Бургундию, Аквитанию, Италию…

Аббаты крупных монастырей относились к числу наиболее известных и наиболее влиятельных людей своего времени, и это стало возможным в результате их основной деятельности – проведения монастырской реформы. Целью ее было утверждение в монастырях (в несколько измененном виде) устава, выработанного святым Бенедиктом Нурсийским и дополненного святым Бенедиктом Ангианским.

Святой Бенедикт Ангианский основал в своем имении в Лангедоке монастырь, который прославился строгостью и полнотой исполнения устава Бенедикта Нурсийского. В 817 г. на Ахенском соборе был принят составленный им статут для монахов (из 80 пунктов), и один из этих пунктов гласил: «Утешать бедных, одевать нагих, помогать несчастным, поддерживать сокрушенных сердцем». И принцип этот, соответствовавший духу Евангелий, в полной мере воплощался в благотвори тельной деятельности монахов аббатства Клюни.

Особенно тесно с благотворительностью был связан монах, раздававший милостыню. Он должен был принимать бедных путешественников и паломников, странствующих священников и монахов и особенно бедняков, просивших пищи и приюта на несколько дней. Для этих целей предназначался специальный странноприимный дом, возведенный вне стен монастыря. Каждый, кто останавливался в обители, получал из монастырской пекарни хлеб, а когда странник уходил, ему давали хлеба и в дорогу. При приходе и уходе его угощали вином в том же количестве, какое полагалось монаху. С разрешения аббата раздатчик милостыни (елемозинарий) должен был приводить в трапезную бедных священников, путешествующих пешком, если встречал их на дороге. Для них в особой миске сберегалось то, что оставалось от ужина монахов, а также выделялось некоторое количество вина. Им также приносили крепкий посох из самшита.

Раздатчик милостыни должен был знать о всех нуждающихся в округе, для чего один раз в неделю ходил в деревню и расспрашивал людей. Во всех клюнийских монастырях, располагавших достаточными средствами, он каждый день раздавал еду беднякам. В самом Клюни каждый день готовили 12 «пирогов» (ржаных хлебов), каждый из которых весил 3 ливра, для раздачи детям, убогим и старым людям. В дни, когда монахи получали «генеральную» (дополнительную) пищу, для бедняков жарили мясо. Если кто-то из монахов умирал, его доля пищи в течение 30 дней раздавалась как милостыня.

Одежду, которую монахи носили в течение года, потом тоже раздавали бедным. Но этим уже заведовал монастырский эконом, полномочия которого были шире, чем у раздатчика милостыни. Он же выдавал монахам по 2 денье, которые каждый должен был в Святую субботу отдать какому-нибудь бедняку, предварительно омыв ему ноги.

Между собой монахи аббатства Клюни должны были соблюдать заповедь молчания, зато в обществе тех, кому давали приют, они становились словоохотливыми. И то, о чем они говорили, потом разносилось их гостями по разным краям. Так что можно сказать, что монахи во многом формировали общественное мнение того времени на всех уровнях социального общества, но в основном все-таки в низших его слоях.

Большое место в таких разговорах занимали рассказы о чудотворной силе покровителей монастырей, о совершенных ими исцелениях, воздаяниях за благочестивую жизнь и наказаниях для грешников. Святые были неотделимы от Бога, от имени Которого они совершали чудеса. Таким образом, мысль о том, что чудеса совершаются Иисусом Христом, а святые – Его посредники, постоянно высказывалась клюнийскими монахами. И идея вечного Бога – единственного и всемогущего, Который прощает грешников и поощряет благочестивых – постоянно распространялась среди населения.

Во всех средневековых обителях Западной Европы наблюдалась склонность монахов к безмолвию и желание соблюдать его повсюду. Но так как совместная жизнь предполагает общение, то, чтобы не нарушать безмолвия обители, монахи использовали либо деревянную дощечку, покрытую воском[36], либо язык жестов. Так, в аббатстве Клюни (по словам Л. Мулена) насчитывалось 35 жестов для описания еды, 37 – для людей, 22 – для одежды, 22 – для богослужений и т. д. Чтобы «обозначить», например, молоко, монах клал мизинец в рот, как делают дети. Для «обозначения» хлеба большим пальцем руки рисовали круг, прижав к этому пальцу два других.

Язык жестов не был одинаковым для всех монашеских орденов, и потому язык жестов аббатства Клюни не был понятен в других обителях. В Клюни «говорили», например, «горчица», прижимая первую фалангу мизинца к большому пальцу; монахи же других монастырей для обозначения «горчицы» помешивали пальцами одной руки в другой руке, собранной в горсть, что обозначало соус, приготовляемый поваром…

Переписывание рукописей в массовом сознании до сих пор предстает как наиболее типичная повседневная работа монахов, и действительно, до XIII в. книги переписывались исключительно монахами. Переписывать Евангелие, Псалтирь или Молитвослов поручалось наиболее благочестивым монахам, и хотя в день они переписывали не более 5–6 страниц, в монастырях со временем составились богатые библиотеки. В XII в. говорили: «Монастырь без книг, что гарнизон без продовольствия». А так как книги были очень дорогими, то в аббатстве Клюни (а также и в других) их приковывали цепями. И если аббатству грозила опасность, то именно книги нужно было спасать в первую очередь…

ВЕЛИКАЯ ЛАВРА АФАНАСИЯ АФОНСКОГО

Лавра святого Афанасия Афонского расположена на южной оконечности Афонской горы и занимает пустынное, но прекрасное место. Освящено оно было еще подвигом греческого полководца Петра, который в начале IX в. попал в плен к персам и был заключен ими в темницу в городе Самаре. Освобожденный из неволи чудесным заступничеством святого Николая Угодника, он принял в Риме иноческий сан и ршил найти уединенное место, чтобы провести остаток дней своих в посте и молитве. В дивном видении Пресвятая Богородица указала Петру на Афонскую гору, где он и поселился в тесной пещере. Много претерпел он скорбей и горя, и после 53 лет пустынножительства отошел к Господу. В 956 г., через несколько лет после смерти Петра, сюда пришел святой Афанасий.

Афанасий Афонский

«Он родился в малоазийском городе Трапезунде в семье благородных и благочестивых родителей. Но уже через несколько дней после рождения остался сиротой, и его взяла на воспитание одна благочестивая вдова, которая и научила мальчика (когда он немного подрос) посту и молитвам. Случившийся в Трапезунде царский чиновник взял его с собой в Константинополь, где мальчик получил прекрасное образование, а потом и сам стал наставником в училищах. И так он преуспел в этой должности, что сделался известным самому императору. Но избегая мирских почестей и будучи склонен к иночеству, он удалился сначала в Кименскую обитель к преподобному Михаилу Малеину, от которого и принял постриг. Затем тайно ушел на Святой Афон под именем неграмотного Варнавы, однако и здесь его вскоре узнали».

Любя уединения, святой Афанасий ушел в пустыню, далеко от жилищ других отшельников, построил себе на лесистом холме келью и стал подвизаться в безмолвии. Но слава о нем распространялась быстро, и вскоре о нем узнал бывший его друг, а теперь император Никифор Фока. Он прислал святому Афанасию много сокровищ и умолял его устроить на Афоне кельи для совместного их жительства. Долго не соглашался отшельник покинуть свое уединение, но со временем уступил просьбам именитого друга и построил для него сначала монашескую келью с небольшим храмом во имя Иоанна Предтечи. Потом стал строить у подножия Горы большую церковь в честь Благовещения Пресвятой Богородицы с тремя мраморными столбами и прекрасным помостом. Но окон в храме мало, поэтому он несколько темноват от множества притворов. Одновременно с церковью святой Афанасий устроил множество келий для собиравшейся вокруг него братии, трапезу, больницу, странноприимный дом – все, что нужно для монашеской жизни.

Когда строительство было закончено, святой Афанасий по подобию древних палестинских общежитий учредил общежительный монастырь, а устав иноческого житья взял из лавры Саввы Освященного. Так появился на Святом Афоне первый иноческий общежительный монастырь.

Вторым благодетелем Лавры, после императора Никифора Фоки, был его преемник Иоанн Цимисхий. Он тоже дал много средств, укрепил обитель высокими стенами и крепкими башнями. А между тем изза нововведений на Святой горе другие старцы вознегодовали на святого Афанасия, увидев в нем разорителя древних уставов пустынного и безмолвного жития. Недовольные старцы послали в Константинополь просить императора Иоанна Цимисхия удалить с Горы святого Афанасия и разрушить все здания его обители. Для решения спора император вызвал к себе святого Афанасия и после многих бесед убедился в личных его достоинствах. Он послал на Святую гору игумена Студийского монастыря, чтобы тот примирил всех, что и произошло на чрезвычайном собрании настоятелей всех афонских монастырей. С согласия успокоившихся старцев и по просьбе императора, был написан новый устав для будущего руководства всего Афона, его киновий и отдельно живущих отшельников.

С тех пор, с 972 г., лавра святого Афанасия стала процветать. А сам он так прославился благочестием и даром чудотворения, что к нему спешили не только простые иноки. Многие вельможи, покидая мирское величие свое и знатность свою, стекались на Афонскую гору искать душевный покой и отраду. Даже настоятели монастырей оставляли свои обители и поступали под руководство святого Афанасия.

Во время крестовых походов Великая лавра сильно пострадала от рыцарей, которые грабили побережье Средиземного и Архипелажского морей. В царствование императора Михаила Палеолога обитель Афанасия Афонского приняла унию, и гром небесный поразил ее. Монастырь был разрушен, и хоть не совсем запустел, но пришел в бедственное состояние, особенно после падения Константинополя в 1453 г. Такое положение сохранялось в Великой лавре почти до XVII в., а потом щедротами господарей Валахии она опять пришла в прежнее цветущее состояние.

Великая лавра представляет собой как бы небольшой городок с улицами, тротуарами, фонтанами и прекрасными кипарисами. Особенно красуются среди монастырского двора два кипариса-великана, которые по преданию посажены самим святым Афанасием, так что теперь им более 1100 лет. Великая Лавра была богаче других афонских обителей: она владела обширными земельными участками, а также многими метохами внутри полуострова. Она считается главной обителью Святого Афона и превосходит остальные в церковном устройстве и управлении. Кроме больницы и дома для престарелых, в ней были еще и архондарики (комнаты для гостей), в которых паломники всех званий и состояний жили 3 дня за счет монастыря.

Вне Лавры во все стороны простираются ее владения: множество пустыннических келий с малыми церквами при них и уединенных келий. На монастырской земле стоят два скиты – святой Анны и Кавсакалива, во владениях этого монастыря находится и сама Святая гора Афон.

Относится к Великой лавре и замечательное место Каруля – самая безмолвнейшая пустынь на Святой горе. Она расположена на отвесной прибрежной скале (на высоте около 300 м над уровнем моря) на южной стороне Афонской горы. На скале устроена церковь в честь великомученика Георгия Победоносца, при которой есть несколько келий. Путь к этой пустыне не только труден, но и опасен; чтобы добраться до этого места, в некоторых местах надо уцепиться за камень и даже повисеть над бездной. Около 80 метров приходится спускаться по веревке, цепляясь ногами за обрывистую каменистую стену. Здесь подвизаются самые строгие отшельники, достигшие последней степени самоотвержения. Продовольствие они получали из монастырей, но в основном его поставляли проходившие мимо Святой горы христианские корабли и рыбацкие лодки, для чего каждый иноки день спускали со скалы корзину.

Соборный храм, посвященный вначале Благовещению Пресвятой Богородицы (а ныне в честь основателя обители), возведен из дикого камня и увенчан тремя главами. В храм ведет внешний притвор, украшенный мраморными колоннами; прежде на хорах притвора находились келейная церковь святого Афанасия, его библиотека и сама келья, в которой можно увидеть на мраморе глубокие следы от его коленопреклонений. Потом следует внутренний притвор между двумя приделами, тоже украшенными мраморными колоннами. В одном из приделов, около стены, находится мраморная гробница святого Афанасия, мученически погибшего под развалинами при возведении нового храма. На гробнице лежит покров с вышитым ликом его, рядом стоят два железных посоха – пастырский и тот, который он брал в путешествия.

В Великой лавре хранится много святынь и реликвий, и одна из них – икона Божией Матери, именуемая Кукузелиса. Названа она по имени Иоанна Кукузела, которого любили при дворе императора Алексея Комнена за красоту и замечательный голос. Сам же он тяготился мирской жизнью и поэтому решил уйти в монастырь. И сделал это после того, как его пленил рассказами о Святой горе приехавший в Константинополь игумен Великой лавры. Тайно от императора Иоанн Кукузел ушел на Афон в Лавру, но в изодранных лохмотьях он не был узнан игуменом, который видел его при дворе в роскошных одеждах.

Иоанну назначили послушание быть пастухом, которое он принял с покорностью. Вознося в уединении хвалы Богу, он был уверен, что его никто из людей не слышит. Но живший неподалеку анахорет был поражен его чудным голосом и поспешил рассказать об этом игумену Великой лавры.

Когда Кукузела призвали в Лавру, радости настоятеля не было предела. Он хотел дать Иоанну другое послушание, но тот слезно упросил оставить ему прежнее. Вскоре он выстроил себе келью неподалеку от Лавры и церковь во имя Святых Архангелов, а в праздничные дни и в воскресенье приходил в обитель и услаждал иноков своим ангельским пением. Однажды Иоанну Кукузелу явилась во сне Божия Матерь и сказала: «Радуйся, Иоанн, чадо Мое! Пой Мне и не оставлю тебя», – и положила в руку червонец, с которым он и проснулся.

Другой святыней Лавры является икона Божией Матери Экономиссы.

«Как-то в обители случился голод, и братия разошлась в разные стороны. Поколебавшись духом, решил уйти и святой Афанасий, чтобы найти другое место для своих подвигов. Опираясь на свой железный посох, вышел он утром из обители и отправился в путь, а через два часа путешествия решил отдохнуть. Только он захотел присесть, как встретилась ему женщина под голубым воздушным покрывалом и стала упрекать за неверие в промысел Божий. А потом приказала вернуться в обитель, пообещала помочь в их горе и впредь заботиться о Лавре.

Святой Афанасий спросил незнакомую женщину, кто она, и услышал в ответ, что Она – Матерь Божия. Тогда он стал просить знамения в подтверждение Ее слов. «Видишь этот камень, – сказала Пресвятая Богородица. – Ударь в него твоим жезлом, и тогда узнаешь, Кто с тобой говорит. Только знай, что с этой поры Я навсегда остаюсь домоправительницей (Экономиссой) твоей Лавры».

Как только святой Афанасий ударил в камень, из трещины тотчас забил источник и понесся по склону к самому морю. Святой Афанасий обернулся, чтобы пасть к ногам Приснодевы Марии, но Она уже стала невидимой. А тот ключ с чистой водой до сих пор струится…»

БОЛГАРСКИЙ МОНАСТЫРЬ ЗОГРАФ

Монастырь Зограф расположился в ложбине на западной стороне Афонской горы. Место это очень красивое и живописное: кругом горы с богатой растительностью, зеленеющие долины и сады, поляны и шумящие потоки. Основание обители восходит ко временам еще более ранним, чем даже устроение лавры святого Афанасия. Основали монастырь три родных брата – Моисей, Аарон и Иоанн, происходившие из царского рода императора Юстиниана. Прибыв в 919 г. на Святую гору из Болгарии, они сначала поселились в глубоком уединении в кельях на отдельных столпах, неподалеку друг от друга. Затем братья построили небольшую церковь, но не могли прийти к согласию, какому же святому ее посвятить. Поэтому они стали усердно молиться, чтобы Бог указал, кому посвятить храм. Придя утром в церковь, они увидели, что на приготовленной доске написан образ святого Георгия. Обрадованные столь явным благоволением Господа, братья устроили монастырь в честь святого Георгия и назвали его Зограф (Живописец). По этому поводу сохранилось предание, рассказанное игуменом Фануиловой обители, находившейся в Лидде Палестинской – на родине Георгия Победоносца.

Зограф – это тоже Афон

«Однажды напавшие на Палестину варвары подошли близко к обители, чтобы разграбить ее. Но икона с образом святого Георгия на глазах у изумленной братии поднялась с места и скрылась в неизвестном направлении. Огорченные монахи пали ниц и стали усердно молиться Богу, чтобы Он открыл, куда скрылась икона. И святой Георгий явился во сне игумену: «Не печальтесь обо мне: я нашел себе храм в жребии Божией Матери – на Афоне. Если угодно вам, то поспешите туда, ибо гнев Божией готов разразиться над Палестиной». Иноки вместе с игуменом немедленно собрались и отправились на Святую гору, где поселились в Зографе и нашли там оставивший их образ святого Георгия уже на новой доске».

Когда весть о новой чудотворной иконе достигла Константинополя и соседних стран, благочестивый император Лев Премудрый и болгарский царь Иоанн пришли поклониться святыне. Царскими грамотами они утвердили основное владение нового монастыря и пожертвовали в него богатые вклады и приношения.

На лике святого великомученика Георгия виден небольшой бугорок: рассказывают, что это – часть пальца одного греческого епископа, усомнившегося в самонаписании иконы. Эта икона находится при колонне правого клироса монастырского храма, и при такой же колонне, но уже с левой стороны, стоит другая икона – тоже с образом святого великомученика Георгия. По преданию, вторая икона приплыла по морю из Аравии и остановилась у пристани Ватопедского монастыря. Обе обители хотели обладать этой святыней, и, чтобы узнать волю самого мученика, монахи положили образ на дикого молодого мула, не знающего пути на Святом Афоне. И решили: где мул остановится, тому монастырю и будет принадлежать икона. Мул остановился на холме против Зографа, и сам тотчас издох. И тогда решили икону оставить в Зографе, а на холме устроить небольшую келью во имя святого великомученика Георгия.

В монастырском храме есть еще третья чудотворная икона с образом святого Георгия, принадлежавшая Стефану Душану – воеводе Валахии и Молдавии, прозванному Сильным. Он часто воевал с турками, но сначала войско его было невелико, и Стефан со слезами молился Богу, чтобы Господь даровал ему победу. Часто падал он на колени и перед образом святого Георгия, тоже прося его помощи против врагов.

После очередной молитвы он погрузился в легкий сон, и явился ему в видении святой Георгий Победоносец в образе прекрасного юноши в богатырских доспехах. Дивный свет сиял в глазах его, и райская слава окружала его.

– Укрепи меня на врагов веры и Креста Христова, – стал молиться воевода Стефан. – Ты знаешь, как бесчинствуют турки, они не щадят храмов Божьих и упиваются кровью христианской. Я не могу без страданий смотреть на это, но у меня нет сил противостоять им.

– Если у тебя нет силы, – ответил святой Георгий, – то ее много у Бога. Он вооружает тебя на врагов; рази, бей и рассыпай их несметные полчища. Я буду с тобой и за тебя. Чтобы вооружить тебя и твои малочисленные дружины моим видимым присутствием, возьми мою икону у твоей матери. Эта икона будет залогом твоих побед над врагами. А по окончании своих ратных подвигов отнеси ее навсегда в Зографский монастырь, где я имею постоянное пребывание и обнови мой храм.

Ободренный небесным видением, Стефан много лет громил вражеские полчища, сам оставаясь непобедимым. После окончательной победы, исполняя волю святого Георгия, он отправил чудотворный образ в обитель, которую обновил и почти заново отстроил.

Все три иконы обрамлены серебряными ризами, украшены крестами и орденами и унизаны драгоценными камнями. Все украшения присланы из России. На этих иконах святой Георгий изображен не на коне, а просто в воинской броне и с копьем в руке.

В небольшой монастырской церкви, возведенной во имя Пресвятой Богородицы, находится чудотворная икона Божией Матери, называемая «Акафистная».

«В апреле 1204 г. рыцари-крестоносцы захватили Константинополь и разграбили его. Свою власть они распространили почти на все европейские провинции Византийской империи, в том числе и на Святой Афон. Крестоносцы всячески старались утвердить здесь свое влияние и склонить монахов к унии. Причем делали это не столько силой евангельского слова, сколько мечом и жестокостями. Особенно тяжелым было для Афона время при Константинопольском патриархе Иоанне Веке, который на втором соборе в Лионе согласился на подчинение восточной церкви папскому престолу. Для миссионерских целей в это время отправились на Афон латиняне.

Некоторые афонские монастыри принимали западных гостей, другие же твердо решили не открывать перед ними ворота, а в случае нападения – защищаться. К числу последних относился и болгарский монастырь Зограф. В это время неподалеку от обители подвизался один старец, который каждый день читал Акафист Пресвятой Богородице перед Ее иконой. Однажды на привет старца «Радуйся, благодатная Дева Мария!» от иконы тоже отозвался привет: «Радуйся и ты, старец Божий!». Отшельник был вне себя от восторга и испуга, но Богоматерь торопила его пойти в монастырь и предупредить иноков о грозящей им опасности: «Враги Мои идут на вас!»

Старец заторопился, но едва вступил в монастырь, как увидел ту самую икону, перед которой только что молился. Он рассказал обо всем инокам, и те сразу же стали готовиться к отпору. Слабые духом ушли, 26 монахов во главе с игуменом заперлись в башне вместе с этой иконой. Подошедшие латиняне убеждали их принять главенство папы, но иноки не соглашались, за что и были заживо сожжены.

Икону Божией Матери потом нашли на пепелище неповрежденной, но пламя оставило на ней следы, и она потемнела. А на месте сожженной башни в память мученической смерти оставшихся твердыми в вере монахов в 1873 г. был воздвигнут прекрасный памятник».

В 1641 г. царь Михаил Федорович дал зографским монахам грамоту на право раз в пять лет приезжать в Москву за сбором подаяний.

Монастырь Зограф считается богатым, братство в нем большое – около 200 монахов; богослужения совершаются на славянском языке. Обители принадлежит скит «Черный Вир», который по преданию в 1747 г. начал возводиться русскими с помощью императрицы Елизаветы Петровны и окончательно был устроен при зографском архимандрите Акакии в 1764 г. В нем есть храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы с двумя приделами: один – в честь Печерских святых, другой – во имя святого Иоанна Рильского.

ДЗОНГИ «СТРАНЫ ДРАКОНОВ ГРОМА»

Небольшое королевство Бутан, затерявшееся между Китаем и Индией – на южных склонах величественных Гималайских гор, часто называют «гималайским отшельником». На протяжении многих столетий его правители наглухо захлопывали двери перед европейцами, так что Бутан был полностью изолирован от мира. Два португальских священника-миссионера впервые побывали в этой стране в 1627 г., и с тех пор вплоть до ХХ в. Бутан посетили всего 13 европейцев, которые оставили отрывочные, часто противоречивые описания этой заоблачной земли.

«Страна утраченных горизонтов», «государство спрятанных сокровищ»! Загадочность этих образов тоже долгое время определялась отсутствием каких-либо данных о государстве, да и сегодня история королевства Бутан полностью еще не рассказана. Лишь с середины ХХ в. Бутан начал понемногу отказываться от традиционной политики самоизоляции, однако достижения современной цивилизации не распространяются за пределы его столицы – Тхимпху и еще нескольких городов. Остальные бутанцы и сейчас живут, как в средневековье, сохраняя в неприкосновенности древние традиции.

Так выглядят монастыри Бутана

Похоже, что жители страны и сами не торопятся раскрывать миру свои сокровенные тайны. В сокровищницах их главных монастырей хранятся тысячи книг, в которых записаны хроники великих князей и лам – властителей крепостей-монастырей Тонгса и Пунакха, Джакара и Лхунци. Счастливцем окажется тот, кто получит доступ к ним, но за толстенные стены громадных цитаделей запрещен вход иностранцам и женщинам. Здесь действует только «кашаг» – пропуск с королевской печатью, на которой изображены два дракона.

Древнейший этап бутанской истории зафиксирован лишь в народных сказаниях и легендах, однако сказания эти грустны, а легенды печальны, т. к. долгое время страна находилась под властью индийских правителей. Но на основе даже таких зыбких фактов ученые установили, что господство индийских раджей закончилось около VII в. Упадок внешней власти привел к тому, что Бутан распался на несколько княжеств, которые тут же подверглись буйным набегам тибетцев.

А через два столетия отряды тибетского правителя Трилалчана, отправленные за богатой добычей, вдруг не вернулись: «страна на границах Тибета» так им понравилась, что они решили остаться здесь. Злоба и гнев их короля вылились в придуманное для дезертиров прозвище «милог» – «те, кто не вернулись». Но вскоре этим обидным прозвищем пришлось назвать еще нескольких тысяч человек – монахов-ламаистов, которых поразила девственная красота Бутана. К тому же страна оказалась для них поистине землей обетованной: их влияние расширилось здесь настолько, что к XVII в. «друкла» (название их религиозной организации) стала определять название страны. Сами бутанцы предпочитают называть свое государство более звучным именем: «ДрукЮл» – Страна драконов грома.

Последующие столетия в истории Бутана были не слишком спокойными, но и не особенно буйными. Князья продолжали воевать друг с другом, а в перерывах между сражениями возводили монастыри, которые, разрастаясь, превращались в величественные крепостные сооружения – дзонги. В них постепенно сосредотачивалась не только духовная, но и административная власть страны.

Практически все население Бутана исповедует буддизм ламаистского толка, и центрами религиозной жизни служат монастыри. Их в королевстве, численность населения которого едва достигает 1 000 000 человек, около двухсот – от огромного Ташичходзонга, в котором обитает более 10000 лам, до скромных деревенских, где их всего несколько человек. А еще в каждом жилище, у каждой семьи есть свой домашний алтарь, перед которым бутанцы ежедневно молятся, размышляют о бренности земного существования и стремятся достичь буддистского идеала нирваны – состояния отрешенности от всего земного.

Дзонг – это не просто монастырь и не просто крепость[37]; это замкнутые автономные миры в открытом море, только вместо воды вокруг них теснятся горы. Дзонг – это центр цивилизации, где сотни, а иногда и тысячи людей живут за общей массивной дверью, пробитой в стене. Тут и ремесленники, и мясники, и монахи, и повара рядом с целым сонмом господ, слуг, солдат…

Дзонги строят в неприступных местах – на откосе или на вершине горы, что обитателей не застали врасплох. Через реки и горные пропасти перекинуты сплетенные из бамбука мосты. Бамбук – не только гибкий и прочный строительный материал, но и надежная система обороны. При опасности такие мосты сворачивают, как ковровую дорожку, и тем самым надежно изолируют себя от непрошенных гостей.

Ламаистский монастырь в Гималаях – это не только обитель монахов. Это может быть и одинокий замок, где в одной-единственной келье живет отшельник, или даже целый город с населением, доходящим до 6000 человек. В Гималаях, где расстояние измеряется в днях, а то и в неделях пути, в монастырях находят приют и одинокие путники, и целые караваны.

В дзонги приходят жить монахи из более мелких монастырей, на заседания административных советов сюда являются главы всех деревень округи; крестьяне приходят сдать продукты, воины – получить оружие. Заведует дзонгом тримпон (властитель закона), который вершит правосудие в своем округе.

До 1964 г. главным дзонгом страны была Пунакха, похожая на какой-то фантастический корабль – своего рода каменный ковчег. Пунакха выстроена на холмистом мысе, а маленький рукав реки Мачу огибает ее с тыла, так что стены дзонга защищены со всех сторон. Твердыня поднимается над рекой на высоту 10-этажного дома, а в длину вытягивается на 300 метров. Стены, слегка отклоняющиеся назад, делают этот дзонг продолжением холма.

В Пунакху ведут два марша крутых ступенек; по обе стороны огромных ворот, усеянных стальными заклепками, располагаются маленькие тоннели, пробитые в толстой стене. Выше виднеются узкие бойницы, через которые ведется наблюдение за окрестностями. Укрытая в знойной долине, отрезанная со всех сторон зимними снегами и летними разливами, Пунакха выглядит совершенно неприступной. Такой она является и в действительности, т. к. за всю историю существования этого дзонга им никто не мог овладеть.

Знаменит и монастырь Тактсанг («Логово тигра»), возведенный безвестными монахами в конце XVIII в.: он замечателен уже тем, что не всякий может попасть в него. Обитель одной стеной упирается в скалу, а другой нависает над пропастью. К монашеским кельям не ведут горные тропы, т. к. они неожиданно обрываются, а дальше путь вверх идет только по деревянным лестницам, скрипящим от любого порыва ветра. Монументальные постройки Тактсанга хоть и пришли за прошедшие века в запустение, но до сих пор поражают человеческое воображение. Купола их покрыты чистым золотом, «Зал 1000 будд» погружен в таинственный полумрак, а в соседнем помещении, вырубленным прямо в скале, находится знаменитая статуя гигантского тигра, впившегося в голову двух зазевавшихся созерцателей…

По преданию в расщелинах этой скалы когда-то обитали тигры и злые духи. Монахи-отшельники вызвались разделаться со злыми духами, которые доставляли им и жителям городка Паро немало хлопот. Борьба была упорной, затягивалась не на один год, и монахам пришлось построить кельи, в которых они могли бы укрываться от ночного холода.

Злых духов они все же изгнали, а чтобы увековечить столь славную победу, монахи-отшельники и возвели монастырь «Логово тигра».

Этот монастырь, выдержав множество испытаний, стал не только крупнейшим центром паломничества, но и символом великого мастерства зодчих «Страны драконов грома»: он был выстроен без единого гвоздя.

Летней столицей Бутана является Тхимпху… Высоко вверх возносятся белокаменные стены крепости-монастыря Тонгса, в котором живут и несут нелегкую службу тысячи монахов. Здесь же располагается и летняя резиденция верховного ламы, власть которого равняется власти короля. Даже королева не имеет права заходить в Тонгса, потому что вход туда разрешен только мужчинам.

Со всех сторон вымощенного плитами двора Тонгса поднимаются 5—6-этажные дома, опоясанные галереями. Справа обрывается головокружительно крутой склон, так что этот дзонг занимает такое стратегическое положение, что может контролировать торговые пути всей округи. Цитадель, примыкающая к склону горы, заканчивается полукруглой башней, которая выдвинута вперед – на самый гребень. Эта башня называется тандзонг (форпост) и вместе с центральной башней и четырьмя бастионами поменьше составляет в плане римскую цифру V, причем угол цифры направлен на гору.

Анфиладой идут громадные залы и коридоры, а по мощеному полу мечется ледяной ветер. Без привычки ночлег в Тонгса может показаться не то что неуютным, а просто невозможным, но монахов такой ночлег устраивает. А холод? Ну что ж, холод в здешних местах царит 8 месяцев в году, так стоит ли обращать на него внимание!

Монахи просыпаются рано – в 5 часов утра, когда на низкой крыше каменной пристройки раздадутся звуки длинных (3-метровых) труб. По сигналу послушники должны немедленно вскочить и свернуть свой спальный коврик, а для лежебок дополнительным стимулом становятся щелкающие плетки в руках монахов-надзирателей. Одевание тоже не составляет проблемы, т. к. послушники, как и монахи, спят в одежде. Ее составляет тога из красной верблюжьей шерсти и жилет из красного шелка.

Монастырская кухня размещается в глубине цитадели. Вдоль стен сложены глиняные очаги с решетками, на которых молодые монахи готовят себе чай. Этот напиток не имеет ничего общего с нашим чаем: в него наливают молоко яков и кладут масло, соль, сырое яйцо и совсем немного плиточного чая. Все это перемешивается, затем в чай-суп добавляют вареный рис или ячменную муку.

Омовение послушники Тонгса совершают обычно один раз в неделю. Целой процессией они спускаются к реке, где стирают свою одежду, окунаются в воду с головой и при этом резвятся так, словно они на загородной прогулке.

Для младшего отпрыска многодетной семьи идти в послушники – единственный выход. В Бутане мало пригодной для обработки земли, поэтому по вековой традиции крестьяне не делят ее, а целиком передают старшему сыну. За это он должен содержать младшего брата, отданного на ученье в монастырь. Бедные ученики ищут монастырь побогаче или работают на состоятельных монахов.

Послушников порой называют бездельниками, но это ошибочно и несправедливо. Во-первых, каждый член братии должен платить за науку – деньгами или работой. Послушники сами делают бумагу, сами изготовляют чернила (из сажи и жира), возделывают монастырское поле, ремонтируют стены и крышу своей обители. Кроме того они готовят на продажу посуду и ткани, выделывают шкуры, шьют меховые одежды. Чтобы перейти в следующий класс монастырской школы, монах-послушник должен выдержать экзамен, который обычно устраивается в монастырском дворе. Ученик садится на «скамью ответов», а перед ним на низеньких стульчиках восседают экзаменаторы. Если послушник ошибется в ответе, он тут же получит щелчок по лбу и уступит свое место следующему. Сдать экзамен непросто, ведь в каждом монастыре может быть строго определенное число монахов среднего и высшего ранга. Только без запинки ответив на все коварные вопросы, ученик получает свое первое звание.

Местом уединенного размышления в цитадели Тонгса является гунь-кхань – молельня, расположенная над часовней. Кроме того, это еще и своеобразный арсенал, где собрана внушительная коллекция сабель, кольчуг, серебряных шлемов, щитов из шкур носорогов и дубин, инкрустированных золотом. А еще здесь выставлены длинные кожаные цилиндры, опоясанные металлическими кольцами. Это пушки XIX в., сделанные из многих слоев ячьих шкур, скрепленных вместе и прошитых проволокой. Стволы их получались крепкими и в то же время намного легче металлических. В свое время англичане были потрясены, увидев их в действии. Подумать только, сшить пушки из кож и поднять их в самые недоступные места! Действительно, когда солдаты английской короны отважились вступить в Гималаи, на них вдруг обрушился огонь с таких уступов, куда, казалось бы, совершенно невозможно было затащить артиллерию.

У бутанцев много религиозных праздников, которые иногда продолжаются по несколько дней и завершаются красочными карнавальными шествиями и танцами масок. Главный из них – праздник в честь святого гуру Римпоче, который, как рассказывается в старинной легенде, распространил в Бутане учение Будды.

«В давние времена один местный правитель как-то разгневал демона зла, и тот в отместку наслал на него тяжелую болезнь. Не помогали никакие лекарства, и тогда жители призвали на помощь Римпоче, который умел творить всевозможные чудеса. И тот устроил праздник ритуальных танцев: как только демон принял облик змеи – Римпоче обернулся священной птицей Гарудой. Схватил он когтями демона-змею и держал до тех пор, пока тот не снял порчу с правителя. Благодарные жители приняли учение Римпоче и с тех пор стали каждый год устраивать в его честь праздник».

Искусство священного танца является важнейшей частью религиозного культа в дзонгах. В день праздника на центральную площадь Тхипху уже с утра приходят люди, одетые в национальные костюмы. И вдруг из шатра танцоров, словно молния, вырывается какое-то белое бесформенное существо, за ним – еще трое. Так появляется смерть – нелепая, отвратительная и вместе с тем грозно величественная. Барабан замедляет ритм, словно успокоившись, что породил этих чудищ в масках.

Костюмы играют существенную роль в этих мистериях: у каждого персонажа танца строги определенные маски и тоги. Например, в «Пляске смерти» участвуют только «статисты» – потомки тех, кто был захвачен в плен во время войн, часто случавшихся в те времена, когда князья воевали друг с другом. Рабы-статисты танцуют «Пляску смерти» каждый день, и горе тому, кто не воспринимает ее всерьез: он тут же получит по ногам удар кнутом.

В «Пляске смерти» белые широкие балахоны четырех мужчин заканчиваются рукавами с громадными перчатками. Необычайно больших размеров маски изображают черепа с провалами глазниц и оскаленными зубами. Но актеры смотрят не через прорези глазниц, а через широко разверстые рты… Медленно кружась, актеры олицетворяют ужас, которым охвачено каждое живое существо перед лицом смерти. Этот страх преследует души до момента перевоплощения, когда дух достигнет совершенства, ибо только так можно разорвать адское вращение человеческой жизни на колесе бытия, приводимом в движение богом смерти.

Второй танец в этой ритуальной церемонии немного повеселей. Через какое-то время под ритмичные удары барабанов, звуки труб и огромных раковин появляется процессия масок. Мелькают изображения домашних животных, диких зверей, птиц, мифических драконов. 35 мужчин облачены в туники, сшитые из оранжевых, красных, синих и зеленых шарфов и перехваченные широким поясом; грудь их закрывает парчовый передник. С ускорением ритма музыки все приходит в движение, раздаются мистические заклинания, и несколько часов подряд «маски» выделывают сложные движения под звуки пронзительной музыки, сражаясь деревянными мечами с демонами. Шуршат шелковые туники, ярко переливаясь красками, задубевшие пятки (все танцы исполняются босиком) вырывают пучки травы с поверхности лужайки. Так вошедшие в транс танцоры своими движениями и прыжками «покоряют» злых духов и демонов…

РИЛЬСКИЙ МОНАСТЫРЬ

В лесных дебрях Рильских гор, на высоте почти 1150 метров над уровнем моря, расположился монастырь, основанный в X в. святым пустынником Иваном Рильским. В юности презревший богатство, славу и все утехи мира, после смерти своих благочестивых родителей он на время поселился в тихой обители, где принял иноческий постриг. Но здесь он пробыл недолго, т. к. желал всецелого отречения от мира, чтобы ничто не отвлекало его от общения с Богом. Инок Иван решил удалиться в такое место, где бы можно было вдали от людей совершенно предаться иноческим подвигам, и просил Господа указать ему такое место. Во сне ему были указаны близлежащие горы, и, оставив обитель, не взяв с собой ничего, кроме кожаной одежды, взошел инок Иван на высокую и необитаемую гору. Здесь он поселился в темной пещере, где и пробыл ровно 12 лет, проводя дни и ночи в молитве, трудах и подвигах.

Оставил он это место поневоле. Однажды ночью на него напали разбойники, избили до полусмерти и, утащив далеко от пещеры, запретили возвращаться в нее. И отправился Иван Рильский искать новое место, где бы он мог спокойно продолжить свои монашеские подвиги. Долго ходил он и наконец дошел до безлюдной пустыни, на окраине которой, между реками Рило и Ильинка, нашел пустой дуб и поселился в нем. День и ночь он славил Бога в своих песнопениях и молитвах, ничто не возмущало его покоя, лишь дикие звери воем своим оглашали по ночам пустыню да воды потоков шумели, быстро катясь по стремнинам диких ущелий и скал. Не видя ни одного человеческого лица, прожил он здесь целых 60 лет, спокойно созерцая Бога и беседуя с Ним.

Но совсем укрыться от людей Ивану Рильскому не удалось, и первыми место его пребывания обнаружили пастухи. Возвратившись домой, они рассказали родным и знакомым о подвигах пустынника, и весть эта быстро разнеслась по окрестностям.

Все спешили посмотреть на великого подвижника и принять от него благословение, а некоторые захотели и остаться с ним, чтобы тоже предаться подвижничеству, но старец отклонил их намерение.

Чтобы избежать славы человеческой, удалился он в глубь пустыни, где в одном из ущелий нашел очень высокий камень, взошел на него и с еще большим усердием предался молитвам. Терпя ночной холод и дневную жару, прожил Иван Рильский здесь 7 лет и 4 месяца. Слава о его подвигах достигла болгарского царя Петра, который повелел своим слугам во что бы то ни стало разыскать великого отшельника и не разыскавши – домой не возвращаться. Долго ходили они по Рильским горам, обошли там все пустынные места, но преподобного не отыскали и не знали, что делать им. Домой возвращаться не смели, а продолжать поиски от слабости уже не могли. Последний раз решили они попытать счастья и в скором времени нашли Ивана Рильского, поклонились ему и попросили у него благословения.

Предание рассказывает, что Иван Рильский не пожелал встретиться с царем, не принял от него драгоценности и золотые предметы, заявив, что для жизни среди природы они ему не нужны. Слава о преподобном и на этот раз разнеслась по всем окрестностям, и народ стал отовсюду стекаться к нему. Одни просили пустынника помолиться за них, другие ждали исцеления от недугов, немало нашлось и таких, кто захотел остаться с ним. Они и стали его первыми учениками-последователями, положившими начало монастырю.

Место, где жил Иван Рильский, было таким скалистым и неудобным, что лишь небольшое число иноков могло поселиться с ним. Но когда число их увеличилось, они нашли новое место для поселения, и через некоторое время дикая пустынная местность со своими высокими горами и неприступными ущельями и скалами превратилась в «место обительное» с благочестивой братией, во главе которой встал избранный ею игумен. Время от времени Иван Рильский приходил к ним, давал наставления, а потом вновь возвращался в свою пещеру. Монахи соорудили в ней храм, названный именем преподобного, в котором хранится и гроб его. Согласно устным преданиям, первоначально монастырь был построен в трех километрах от нынешнего его месторасположения. Первые насельники старались во всем подражать своему учителю, всячески соблюдая его иноческие законоположения, что благотворно сказывалось и на внешнем устройстве монастыря, хотя сначала он был невелик и все его здания были деревянными. Достоверные данные о Рильском монастыре встречаются только с 1335 г., когда он находился во владении полунезависимого феодала Хреля. В этот год в целях обороны была возведена крепкая и мощная башня, которая должна была внушать страх врагам и покорность закрепощенному населению и в то же время украшать монастырь. Кроме защиты от неприятеля, башня должна была служить и удобным жилым помещением для феодала и его семьи. В первой половине XIV в. в монастыре была возведена новая каменная церковь, а также обновлены и укреплены все здания.

Во второй половине XIV в. на Балканский полуостров из Малой Азии двинулись турки, подвергая все на своем пути разграблению и опустошению. Благодаря тому, что монастырь стоял в стороне от дорог, по которым могли передвигаться турецкие войска, его положение было относительно безопасным. Но взятие турками в 1382 г. Софии и битва на Коссовом поле осложнили положение монастыря, так как его связь с Тырновским царством была прервана. Монастырь вошел во владения кюстендилского феодала Константина, сделавшегося вассалом турецкого султана, что сильно встревожило братию. Через три года тогдашний игумен Дометиан приказал зарыть все монастырские ценности и древние рукописи в окрестностях. Тогда же был переписан и «Завет» Ивана Рильского, оригинал которого, спрятанный в неизвестном месте, не найден до сих пор.

Около 1395 (или 1396) г. турки почти до основания разрушили и разорили монастырь: целыми остались только каменная церковь и Хрельова башня. Несколько десятилетий монастырь находился в запустении и скорее всего в нем никто не жил, так как на развалинах выросли деревья, из-за которых виднелись только церковь и башня.

Когда вся Болгария оказалась под властью Османской империи, монастыри оставались почти единственными очагами болгарского национального духа и культурных традиций народа. Однако общий упадок порабощенной страны отразился и на положении Рильского монастыря. Уменьшился поток паломников, несмотря на фирманы турецких султанов, монастырь лишился части своих земель. Во второй половине XV в. при султане Мураде II монастырь вновь был разорен, и монахи вынуждены были уйти из него. О бедственном положении говорит, например, летописец Владислав Грамматик: «Много стран и селений вместе с честными монастырями и Божьими храмами были разрушены огнем и по причине этого обречены на полное запустение. Тогда же разрушена была и опустела… пресвятая обитель боголюбивого отца в Рильском монастыре».

Вновь Рильский монастырь восстановили, немало потрудившись, три брата-иеромонаха – Иоасафан, Давид и Феофан. Наряду с обновлением монастыря, возродился и культ мощей Ивана Рильского, ставших символом могущества христианской церкви и роста самосознания болгарского народа. В мрачные годы ига Османов, когда болгарскому народу грозила ассимиляция, восставший из руин Рильский монастырь возглавил борьбу против духовного порабощения народа. Для возрождения былой славы монастыря монахи решили вернуть мощи святого Ивана Рильского, находившиеся в Тырново. Немалых усилий стоило получить разрешение турецких властей, однако в 1469 г. состоялось торжественное перенесение мощей святого в Рильский монастырь, которое превратилось во всенародный праздник. В восстановленный монастырь шли на поклонение со всех концов страны, ведь здесь сберегались и другие реликвии прошлого, а церковная служба велась на родном языке. Здесь болгарский народ чувствовал свою общую сплоченность, здесь жил болгарский дух.

За счет щедрых дарений монастырь стал быстро богатеть, а благодаря умелому руководству в нем развернулась огромная литературная работа. Именно в те годы в обители работали известные литераторы Владислав Грамматик, Димитр Кантакузин и Гавриил Мардарий.

На рубеже XVI–XVII вв. в Рильских горах свирепствовали разбойники, но монастырь пострадал не от них, а от турецких солдат, которых послали преследовать разбойников. И многое из восстановленного было снова разрушено. Но несмотря на все перипетии судьбы, Рильский монастырь оставался религиозным и культурным центром Болгарии. В нем работали многие книжники, и, в частности, были написаны «Апостол» и «Евангелие» Спиридона Афанасия, сборник житий и другие сочинения. Кроме того, монастырь приобретал рукописи, которые создавались и в других литературных центрах. В 1577 г. крупницкий митрополит Иоасаф подарил Рильскому монастырю «Четвероевангелие» в позолоченном окладе, выполненном с большим художественным мастерством. На его лицевой стороне изображены болгарские святые Иван Рильский, Прохор Пшинский и Иоаким Сарандапорский, а по краю выгравирована надпись: «Поминайте в своих молитвах брата Матея, золотых дел мастера из Софии, который потрудился над окладом сего Евангелия».

В 1833 г. в Рильском монастыре случился большой пожар, после чего его пришлось восстанавливать заново. Но не так-то просто было получить на это разрешение турецких властителей, которые рьяно следили за тем, чтобы монастырь не расширялся. В фирмане Мехмедхана II дается разрешение на обновление сгоревших помещений, но «на старых основах согласно старому положению». С внешней стороны восстановленный Рильский монастырь своими мощными каменными стенами с несколькими оборонительными башнями, которые в случае нападения должны были выполнять свое прямое назначение, напоминает крепость. Узкие бойницы в стенах башен использовались осажденными, чтобы лить на головы нападавших кипяток и горячую смолу.

В 1876 г. в монастыре скрывался участник антитурецкого восстания поп Стоян Разловский, но потом его схватили и заключили в Хрельову башню уже как пленника. Когда вооруженная турецкая стража вывела его из башни, чтобы переправить в город Дупницу, он покончил с собой, но не выдал своего отряда.

Насколько строг и суров монастырь внешне, настолько внутри него все исполнено изящества и гармонии. Четырехэтажные монастырские строения опоясаны галереями, своды и колонны которых покрыты росписью. Это подлинный дворец эпохи Возрождения: например, монастырский двор строился так, чтобы в первую очередь гарантировать надежную безопасность насельникам. Однако когда впервые попадаешь сюда, любого охватывает восхищение от красоты ажурных фасадов монументальных монастырских построек, от легкости и изящества деревянных лестниц и галерей…

Хрельову башню, высота которой 23 метра, поддерживают 12 пилястров (по три с каждой стороны): наверху они объединены арками, украшенными карнизом из красного кирпича. Симфония красок – желтых, красных, зеленых, черных и белых – еще больше усиливает ваше восторженное чувство. Очень живописна и дорога, которая ведет к монастырю: кругом горы, поросшие вековыми соснами и буками, зубчатые скалы и белые полотна водопадов…

СКАЛЬНЫЕ МОНАСТЫРИ МЕТЕОРЫ

В горном массиве, расположенном недалеко от городка Калабака на берегу Средиземного моря, на одной из скальных вершин, от эпохи турецкого владычества остался остов древней крепости. А рядом с замком есть место, вызывающее трепет и у христиан, и у любопытных туристов. Узкий проход в скале заканчивается кристально чистым источником, символизирующим непорочность девы Параскевы, положившей здесь жизнь свою за Иисуса Христа. В этой же скале высечен храм во имя этой святой мученицы. Сейчас здесь проложена извилистая асфальтовая дорога к тем, кто когда-то так тщательно хотел скрыться от мира, кто оставил все (вплоть до царской власти) ради блаженной радости пребывания с Богом.

По преданию первые отшельники поднимались сюда еще задолго до X в. Они жили в пещерах и в углублениях скал, так и появились первые маленькие поселения с небольшой молельней, в которую бежавшие от мира собирались для молитв и чтения Священного Писания. Однако христианская молитва и литургий с причащением, а для этого нужен был священник. И подвижники начали собираться в древней церкви селения Калабака, позднее построили церковь во имя Пресвятой Богородицы. Так, около XI в. образовался скит «Дупиан» – первое организованное монашеское поселение Метеоры. Впоследствии из него вырос монастырь «Дупиан Протат», устроенный в соответствии с монастырской жизнью Святого Афона.

Монастырь под скалой

В царствование византийского императора Андроника Старшего морские разбойники (каталанцы) часто нападали на Афон и грабили тамошние монастыри и скиты, которые были плохо укреплены или вообще не имели ограждения. Их частые нашествия вынудили старца Григория искать более спокойное место, и, взяв с собой ученика своего Афанасия, он отправился было в Македонию – в скит, располагавшийся неподалеку с города Веррия. А потом услышал о дивных и удобных для спасения души Метеорских утесах и решил поселиться там в Стагонском скиту. Придя туда в 1320 г. (или 1324), он осели на утесе Стилос («Столб капель»), однако Григорий оставался тут недолго. Не привыкнув к трудному и угрюмому месту, он отправился в Константинополь, а святой Афанасий остался жить в пещерах Стагонских. После многолетних подвигов с испросил у Стагонского епископа и у скитского протата благословения взойти на широкий утес Метеоры, возвышавшийся на 616 метров над уровнем моря. Получив благословение, он в 1334 г. с двумя другими братиями поселился на этом утесе. Святой Афанасий построил здесь небольшую церковь во имя Пресвятой Богородицы, а сам остался в тесной пещере на северном склоне утеса.

Около 1350 г. на один из метеорских утесов взобрался иеромонах Варлаам и соорудил на нем келью и маленькую церковь во имя Трех Святителей. Он подвизался по соседству с преподобным Афанасием, и когда тому угрожали разбойники, поражал их из своей пращи камнями.

Обширность и неприступность Метеорских утесов, здоровый воздух, а более всего благочестие святого Афанасия привлекли к нему несколько учеников. Он хотел создать по типу афонских обителей хорошо организованный монастырь, для чего собрал из окрестных земель 14 монахов. На «Широкой скале» во имя Преображения Господня был заложен монастырь «Великая Метеора» и создан новый устав. Но следовало позаботиться о пропитании и поддержании обители, и преподобный Афанасий нанял плодородный, но запущенный участок земли под виноградник, сад и пашню.

В последние годы жизни святого Афанасия утесе вместе с ним подвизался на Метеорском утесе царственный инок Иоасаф – сын сербского царя Симеона Уроша. На пожертвования сестры своей Ангелины он увеличил храм во имя Пресвятой Богородицы и пожертвовал в него много утвари, которую она дала из другого монастыря и из имущества своего супруга Фомы – правителя Этолии.

Монастырь «Великая Метеора» расположился на вершине обрывистой скалы – самой высокой в округе. При входе в монастырь в скалах высечена маленькая пещерка, служившая преподобному Афанасию убежищем. Старинная церковь обители была возведена святыми Афанасием и Иоасафом в 1388 г. Как и все храмы Метеоры, в плане она – крестовидная, с 24-гранным куполом; нее его поддерживают 4 колонны, на которых изображены покровители монастыря.

Соборный храм Преображенского монастыря был возведен в 1545 г., точнее, он был пристроен к старинной церкви, которая теперь превращена в его алтарь. К длинной стороне храма пристроена паперть с оконцами, а его южная сторона настолько близка к вершине утеса, что проход между ними остался очень узкий. По подобию афонских соборов этот храм тоже разделен на три части: алтарь с куполом, церковь и литийный притвор. Колонн в храме нет, окна узкие и низкие, пол вымощен плитками.

В юго-западном углу притвора, в большой мраморной раке, покоятся мощи основателя обители, которые по греческой традиции пеленой покрыты не полностью. Однажды по приказу свирепого Али-паши эту раку открывали албанцы, так как их кто-то уверил, что там спрятаны несметные сокровища. Но устрашенные появившимся из раки пламенем, они отступили…

Стенная живопись была выполнена в алтаре в 1484 г., но кем – неизвестно. Однако по манере иконописи исследователи отмечают, что художник был не местный. Возле жертвенника на стене изображен святой Климент, архиепископ Ахридский – ученик славянских просветителей Кирилла и брата его Мефодия. У Царских врат, внутри алтаря, на стене во весь рост изображен святой Иоасаф – второй отец Метеорских обителей. Лицо его – благообразно, волосы – светло-русые, в руках он держит хартию со словами: «Старайся, сколько можешь, любить всякого человека. А если еще не можешь, то, по крайней мере, не питай к нему ненависти».

В алтаре, по левую сторону святой трапезы, к стене приставлена икона с образом Пресвятой. Богородицы. Монахи почитают ее чудотворной: некогда этот образ Божьей Матери явился одному пастуху, которому Царица Небесная повелела объявить метеорским столпникам, чтобы они взяли Ее образ и поставили в алтаре. Пастух нашел икону в лесистом участке близ олимпийского монастыря Каналон, поэтому этот образ Пресвятой Богородицы называется Каналиотисса.

Другим древним строением обители является небольшая часовня во имя Иоанна Предтечи с резным иконостасом и приделом в честь святых равноапостольных Константина и Елены. Все пространство часовни занимает огромная печь, в которую помещались большие чаны. Рядом с ней – довольно большая трапезная, в которой устроен высеченный из монолитного камня стол; за ним сидел, игумен. Два других продолговатых столы были устроены для братии. Сейчас трапезная превращена в музей, котором выставлены уникальные реликвии: икона Пресвятой Богородицы – дар сестры ктитора монастыря преподобного Иоасафа, часть вышитого золотом покрова с автографом Андроника Палеолога, большой серебряный крест, покрытый эмалью, икона с образом святого Иоанна Богослова и др.

В 1490 г. турки, захватившие всю Фессалию, решили ограбить монастырь. Но как войти неприступную обитель? Притворившись христианами, они на мулах прислали сюда 5 больших ящиков – якобы с имуществом. Начальника обоза впустили в монастырь, и он убедил игумена и братию укрыть имущество, дал им большой вклад деньгами на помин души таких-то христиан. Игумен разрешил втащить ящики в монастырь, а ночью повторилась история, как с Троянским конем. Спрятавшиеся в ящиках бандиты вышли и обшарили все монастырские уголки – церкви, трапезу, кельи… Не найдя сокровищ, они подступили к игумену и стали требовать, чтобы он открыл им место, где они спрятаны. Но игумен молчал, и тогда они убили его и многих других старцев.

Позади трапезы в 1572 г. была выстроена больница, от которой до настоящего времен сохранился лишь первый этаж. Некогда была богатой и библиотека монастыря, в которой хранились древние рукописи. Лучшие из них в 1669 г. скупил за бесценок грек Афанасий Киприянин, а потом выгодно сбыл их в Риме и в Венеции. Среди бесценных сочинений сохранилось «Врачевание душ» царя Льва. Оно глубокомысленно назидательно, но изложено было так загадочно и замысловато, что без толкований монахов было бы трудно понять его. Приводим несколько отрывков из него, которые показались нам интересными:

«Жизнь прерывается скоро. Высота добродетели достигается с трудом. Человек склонен к падениям, поэтому его суждение о пороке бывает неверно.

Дружба с миром (то есть с чувственностью) доводит человека до того, что он ни во что не ставит свою любовь к Богу.

Если грешник позовет добродетельного и благочестивого, пусть тот идет к нему с радостью и в надежде, что принесет помощь звавшему. А если он не исправится, ходить к нему более не надо.

Многословие зазорно и неприступно. Говоруны быстро наскучивают всем, кто прежде желал сблизиться и жить с ними.

Постыдные речи губят душу. Ибо враг рода человеческого, заметив их, овладевает душой твоей».

В период расцвета Метеора представляла собой большой город, состоявший из множества монастырей. Но постепенно это теократическое государство стало увядать, и сейчас в Метеоре насчитывается всего 6 действующих монастырей.

ИВЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ НА СВЯТОМ АФОНЕ

Этот монастырь расположился на северо-восточном склоне Святой горы, а с запада обитель окружают горы, покрытые лесом и ущельями. Когда молва о святой жизни афонских отшельников достигла Иверии (Грузии), сюда во множестве стали стекаться любители уединения. Впервые иверы появились на Афоне в 787 г. – в царствование императора Константина VI и императрицы Ирины. Вместе они построили небольшой храм во имя Иоанна Предтечи[38], вокруг которого вскоре образовалась малая обитель.

Иверской обители более 1000 лет

В 965 г. на Афон прибыли и приняли иночество два знаменитых грузина из царского рода Багратионов – Иоанн и Евфимий. Они вели строгую жизнь и удивляли всех высокими духовными подвигами, но стремились к еще большему совершенству и безмолвного уединения. С благословения святого Афанасия они вышли из его Лавры и поселились в шести часах ходьбы от нее – на берегу моря неподалеку от небольшой церкви, основанной в давние времена подвижником Климентом.

В числе подвижников в новую обитель пришел и знаменитый полководец Георгий Торникий (родственник ктиторов Иоанна и Евфимия), прославившийся многими военными победами. И однажды царица Феофания, вдова императора Романа Младшего, вызвала его из монашеского уединения, чтобы он усмирил угрожавших нападением сарацин. Успешно выполнив возложенное на него дело, Торникий возвратился в обитель с большими богатствами, которыми его наградила благодарная царица Феофания. На эти деньги иноки расширили монастырь до его настоящего вида, укрепили стенами и башнями и соорудили великолепный храм во имя Успения Пресвятой Богородицы. С тех пор монастырь стал именоваться Иверским, хотя еще долгое время его называли и Климентовой обителью.

По преданию в один из вечеров иноки Иверского монастыря увидели в море огненный столп высотой до неба. Объятые изумлением и ужасом, они только могли повторять: «Господи, помилуй! Владычица Небесная, спаси нас!». Видение повторялось несколько дней и ночей подряд, и в Иверскую обитель стеклись пустынножители изо всех окрестных монастырей. Наконец все увидели, что огненный столп поднимается от находящейся в море иконы. Но когда иноки подходили к морю, чудотворная икона удалялась от них. Тогда монахи Иверской обители собрались в храме и стали слезно молить Бога, чтобы даровал Он их обители это неоценимое сокровище. Принять чудотворную икону в свои руки сподобился старец Гавриил, отличавшийся строгостью жизни и простотой нрава. Осенив себя крестным знамением, он твердо вступил в море и прошел по воде, как по суше. А приняв икону, с веселым и радостным лицом пошел обратно к берегу. Ожидавшие его иноки устроили на берегу молитвенное помещение, в котором три дня и три ночи совершали молебствования перед чудотворной иконой, потом внесли ее в соборную церковь и поставили в алтаре. Однако на следующий день, перед утреней, новоявленной иконы в храме не оказалось, а нашли ее иноки над монастырскими воротами. Они отнесли образ Пресвятой Богородицы на прежнее место, но и на другой день икона была найдена над воротами. И тогда иноки поняли, что Царица Небесная именно это место избрала для образа Своего: «Доколе будете видеть икону Мою в обители сей, дотоле благодать и милость Сына Моего не оскудеет к вам!» Поэтому икона эта называется Вратарницею, а по имени монастыря – Иверской.

Спустя некоторое время после явления чудотворного образа персы на пятнадцати кораблях пристали к Афонской горе и угрожали разрушить Иверский монастырь. Монахи взяли из храма святую икону и священные сосуды и укрылись в крепкой башне, а враги ворвались в монастырь, опустошили его, опутали канатами столбы соборной церкви и хотели обрушить их, а вместе с ними и храм. С великой скорбью видели все это монахи: слезно стали молиться они Пресвятой Богородице, и всесильная Царица Небесная услышала их молитвы. По Ее велению началась на море великая буря, от которой корабли персов с находившимися на них воинами потонули в морской пучине. В живых остался только полководец Амира, который в то время находился в монастыре. Увидев гибель своих судов и войска, он раскаялся в своей дерзости и просил иноков умолить Царицу Небесную и Истинного Бога об избавлении его от погибели. А потом вручил монахам много золота и серебра на возведение новых стен вокруг их обители…

Когда император Михаил Палеолог стал принуждать всех православных признать римского папу главой Церкви Христовой, братия Иверского монастыря отказалась, что сказалось на его дальнейшей судьбе. Но временем рассеянные иноки вновь стали собираться в своей обители, однако нашествие турок и падение Константинополя привели монастырь к окончательному запустению, которое продолжалось до 1500 г. В этом году Иверская обитель была возрождена грузинским царем Георгием и его сыном Каем-Хозроем.

Только обитель начала приходить в цветущее состояние, как в конце XVI в. из-за сильных притеснений турецких правителей монастырь впал в долги. Заплатил их кахетинский царь Александр; с помощью его и венгерского воеводы Радула обитель была восстановлена.

В Иверской обители создана поразительная симметрия в расположении зданий, отчего монастырь представляет собой крепость: в середине его расположились храмы, к которым лицом обращены все грандиозные жилые здания. Монастырь представляет собой крепкий 4-угольный замок с бойницами, обнесенный высокими стенами, а со стороны моря охраняемый высоким пирсом. Главный храм монастыря – Успенский – был построен по образцу крестообразного собора Великой Лавры. Арки сводов Успенской церкви поддерживаются четырьмя мраморными столбами, помост в храме тоже мраморный, даже стены снизу доверху одеты в белый мрамор, а сверху покрыты еще узорчатыми изразцами. На потолке хоровод играющих юношей и девушек, олицетворяет Псалтирь царя Давида. Здесь же изображены деяния Вселенских соборов и картины Апокалипсиса. На стенах внешнего притвора изображены царственные ктиторы, византийский император Роман, его супруга Феофания, полководец Торникий и грузинские цари. При вратах, ведущих в этот притвор, во весь рост изображен Деисус (Иисус Христос с Богоматерью и Иоанном Крестителем). Русский паломник В.Г. Барский в своих записках о посещении Святой горы рассказывает, что в монастыре с давних пор сохраняется поэтическое предание. Согласно ему, одному благочестивому художнику очень хотелось видеть лик Иисуса Христа, каким Он обладал во плоти. И было художнику откровение идти на Афонскую гору в Иверский монастырь и созерцать образ Спасителя, изображенный на стене. Этот священный лик во всем подобен живому Спасителю.

Прекрасная колокольня возведена еще во времена основателя монастыря – при святом Евфимии. В ее придельной церкви хранится замечательная икона, на которой ангел передает Божественному Младенцу орудия Его будущих страданий. Видна рана и на чудотворной Иверской иконе Божией Матери, оставленная рукой неверного по имени Варвар, который потом раскаялся и умер святым отшельником. Он представлен на стене открытой галереи вместе с Фукидидом, Платоном, Аристотелем и другими древнегреческими философами, которые (судя по надписям) пророчествовали о воплощении Спасителя мира. Каждый из них держит в руках хартию, на которой написано его пророчество. Например, у Платона: «От Матери невесты непорочной имат всеятися Божий Сын», у Плутарха – «Безначальный, неприступный, един Бог – Слово, Его же небеса трепещут, Человецы и Ангелы».

Последний грузинский монах Иверского монастыря умер в 1955 г., и в обители уже давно живут греки.

ЮРЬЕВ МОНАСТЫРЬ В НОВГОРОДЕ

Князь Ярослав правил долго и счастливо. Крепко держал он бразды правления, цвела при нем Русская земля, и прозвали его на Руси и в других государствах Мудрым. Столицу свою – город Киев – принарядил он не хуже Царьграда-Константинополя, и новые храмы поставил князь в Киеве. Одним из них был Георгиевский, возведенный Ярославом Мудрым в честь своего небесного покровителя Георгия Победоносца, потому что христианское имя князя было Георгий.

А в 1030 г. после победы над чудью Ярослав Мудрый основал в Новгороде, возможно, первый в Русской земле Георгиевский (Юрьев) монастырь. Обитель поднялась недалеко от Рюрикова Городища, хоть и стоявшего на новгородской земле, но территорией Господина Великого Новгорода не являвшегося. Потому что жили здесь князья, которых вольнолюбивые новгородцы часто меняли, а изгоняя, кричали: «Ступай к себе на Городище».

В 1119 г. на месте старой деревянной церкви начали возводить колоссальный по тем временам каменный храм во имя святого Георгия. Шестистолпный, трехглавый, с лестничной башней для наблюдения собор вознесся над округой, подобно воину, которому и был посвящен. Храм окружали мощные стены.

Для содержания его, согласно грамоте, относящейся к временам правления князя Владимира Мономаха (1128–1132) и скрепленной серебряной печатью, монастырю передавалась волость. Кара Божия, Пресвятой Богородицы и святого Георгия грозила тем, кто осмелился бы отнять у обители подаренное ей владение. Естественно, никто не осмеливался.

Георгиевский собор был расписан, но древние росписи сохранились только в лестничной башне и на откосах оконных проемов.

Юрьев монастырь почитался главным в новгородских землях, и игумены его носили титул архимандритов. После архиепископов Великого Новгорода не было на севере Руси духовных владык выше, чем настоятели Юрьева монастыря. Они осмеливались перечить даже московским митрополитам, как это произошло в случае с князем Дмитрием Шемякой – одним из внуков Дмитрия Донского.

Во времена владычества шведов Юрьев монастырь, как и многие другие северный обители и храмы, был разграблен и пришел в упадок. Восстановление его связано с именами архимандрита Фотия и известной благотворительницы А. А. Орловой-Чесменской[39].

Когда Фотий стал архимандритом первоклассного Юрьева монастыря, первоклассной обитель считалась скорее на бумаге, чем на деле. Прибыв к месту назначения в праздник иконы Божией Матери «Неопалимая Купина», Фотий застал картину поистине удручающую. После случившегося в январе 1823 г. пожара «всюду были крыши гнилые, стены падающие, то входы, то проломы»… Московский митрополит Филарет, недоброжелатель Фотия, заподозрил, что тот «с намерением сам сделал пожар, дабы иметь через то случай весь монастырь снова обновить». Много лет спустя монах Евводий, старец Перынского скита, вспоминал: «Говорили, что Фотий сам поджег храм, чтобы построить новый. Действительно, огонь разом охватил все стены, точно оне были намазаны каким-нибудь горючим веществом. Но мог ли он решиться на такой великий грех?».

Графиня А. А. Орлова-Чесменская внесла большие вклады на восстановление обители. Одну лишь новую серебряную раку для мощей преподобного Феоктиста, архиепископа Новгородского, оценивали в полмиллиона рублей. В Георгиевском соборе на иконостасе установили многопудовые золотые и серебряные ризы, усеянные изумрудами и рубинами. В рукоять меча на окладе иконы святого Георгия вставили жемчужину размером с голубиное яйцо – это был трофей, вывезенный графом Алексеем Орловым из Турции после Чесменской победы. Монастырская ризница по своему богатству уступала только патриаршей и ризнице Троице-Сергиевой и Почаевской лавр.

В 1841 г. по проекту знаменитого Карло Росси в Юрьевом монастыре началось сооружение 3-ярусной колокольни с 32 колоколами. Одно за другим строились здания: больничный корпус с церковью во имя иконы Божией Матери «Неопалимая Купина», церковь князей Феодора и Александра Невского, братская трапезная, новые корпуса келий, каменная ограда; разбиты два фруктовых сада, построена новая дорога в Юрьево с тремя мостами, возобновлен Перынский скит.

Архимандрит Фотий жаждал через архитектуру, иконы и стенную роспись возродить в обители дух старины. Он стремился восстановить древнюю архитектурную и живописную традицию, пытался создать при монастыре живописную школу, для росписи храмов пригласил не художников из Академии, грешивших «итальянщиной», а крепостных крестьян-иконописцев – братьев Сапожниковых. Писатель-путешественник А.Н. Муравьев, посетивший Юрьев монастырь в середине XIX в., восхищался: «Все, что ни обновляла рука его, принимало на себя характер древности: не только зодчество и внутреннее устройство, но и сам чин богослужения и церковные напевы отзывались давно минувшим». Правда, академик живописи М.П. Боткин, под руководством которого в обители в конце XIX века писали новые фрески, отмечал, что прежний стиль росписей Юрьева монастыря был весьма невысокий, а некоторые фигуры просто карикатурны. Но заслуга архимандрита Фотия в другом: он верно угадал требование времени, и с 1840-х гг. в России стало заниматься серьезной подготовкой иконописцев.

Кончив перестройку монастыря, архимандрит Фотий обратил внимание на внутренний быт обители. Так, он захотел, чтобы монахи в свободное время занимались разными рукоделиями, для чего устроил мастерскую. Выписал знающих мастеров, и те стали обучать иноков слесарному, токарному и столярному делу. Устроил он еще и школу живописи, куда тоже призвал одного художника.

«Занятия монахов по мастерству и живописи не оставались без поощрения. Бывало, какой-нибудь монах принесет Фотию показать дело рук своих, например, солонку, чашку и тому подобное. Фотий, сурово хмурясь, возьмет вещь, пойдет в кабинет, а оттуда выносит монашеское рукоделие, уже не порожнее, а с червонцами до верха. И также принимая суровый тон, будто сердясь, отдает монаху его изделие, приговаривая: «На, вынь оттуда мусор-то».

Архимандрит Фотий разработал и подробный монастырский устав, в котором точно определялось времяпрепровождение монахов: была увеличена служба, введены поклоны, сделаны ограничения и по трапезе. Свои реформы архимандрит Фотий начал с того, что побросал в Волхов несколько цибиков чая, заготовленного графиней на братию. Чай попал под запрещение «как идоложертвенное китайское зелье», а вот кофе архимандрит помиловал…

Кроме объемистого устава, Фотий написал множество молитв и других религиозных сочинений, но духовная цензура не одобрила их для всеобщего употребления. Тем не менее архимандрит приказывал читать свои апокрифы на трапезе…

Монахам не по душе пришлись нововведения архимандрита Фотия. Привыкнув к прежней вольготной жизни, они не остались в долгу. Как только представился случай, они настрочили донос, что настоятель сошел с ума. Графиня А. А. Орлова-Чесменская немедленно взялась его выручать: использовав все свои связи, она добилась того, что донос оставили без последствий.

В 1919 г. часть сокровищ монастыря вывезли в Москву, объявив их достоянием республики. В начале 1920 г. обитель закрыли, оставшиеся сокровища реквизировали для оказания помощи голодающим Поволжья. В 30-е годы, когда все храмы Юрьевского монастыря были закрыты, некоторые из этих художественных ценностей осели в Оружейной палате Московского Кремля, другие – в Новгородском музее, но отсюда их перед войной вывезли в неизвестном направлении. Большинство мощей из вскрытых гробниц оказались в Новгороде, где они погибли во время оккупации.

В послевоенные годы на территории монастыря размещались различные учреждения, например, в некоторых его зданиях был устроен Дом инвалидов. В Георгиевском соборе открыли музей.

В 1991 г. Юрьев монастырь был возвращен Русской Православной Церкви. Сейчас на территории монастыря ведутся большие восстановительные работы.

В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЕ

В 1075 г. в Киево-Печерскую обитель пришли четыре грека, вручили преподобным Антонию и Феодосию икону с образом Пресвятой Богородицы и спросили: «Где надо строить церковь?». Преподобные отцы стали спрашивать, по какому случаю греки хотят строить церковь и как они попали в Киев. Те удивились недоумению преподобных и рассказали им: «Мы – строители. Однажды утром в Царьграде, при восходе солнца, пришли к нам благообразные юноши и повелели скорее идти во Влахернский храм: там Царица Небесная ждет вас. Мы пошли и увидели в церкви дивную Царицу, окруженную множеством воинов. И она сказала им: Хочу воздвигнуть Себе церковь в Киеве. А нам обещала в награду за труды, которые мы приложим при возведении церкви, даровать такое, о чем ухо не слышало и глаз не видывал. Сказав это, Пречистая Богоматерь обещала также, что Сама будет пребывать в сей обители, и вручила нам образ Успения Своего, чтобы он стал местным. А еще вручила частицы мощей святых мучеников (Артемия, Леонтия, Полиевкта, Акакия и др.) и повелела положить их в основание церкви при ее закладке». Когда каменщики вышли из Константинополя, им был показан на воздухе образ той церкви, которую они должны будут построить в Киеве.

Святая Лавра на «горах Киевских». Рис. XIX века

Преподобные отцы Антоний и Феодосий возблагодарили Царицу Небесную за милость Ее к их обители, однако не знали, где же начать строить храм. Но однажды ночью киевляне, жившие вблизи Печерской обители, услышали в полночь пение множества голосов. Все тотчас вышли из своих домов и с удивлением увидели над старым Печерским монастырем великий свет и в этом свете целый сонм иноков, выходивших из старой церкви. Одни из них несли икону Пресвятой Богородицы, другие шли позади иконы со светильниками и священным пением, а впереди всех шел преподобный Феодосий. Дойдя до избранного места, иноки остановились, помолились и возвратились в старую церковь. По этому дивному видению ясно открылось благоволение Пресвятой Богородицы к указанному месту.

В 1075 г. преподобные Антоний и Феодосий заложили большую церковь, и князь Святослав, преемник князя Изяслава на киевском престоле, своими руками начал копать ров для нее, а также дал много золота на ее устройство. В возведении церкви принимали участие многие лица, в их числе был и варяжский князь Шимон.

«У одного варяжского князя было два сына – Фрианд и Шимон. После смерти отца молодые князья были изгнаны из отечества своего, враги отняли у них и наследство предков. У Шимона после отца остался только большой крест с Распятием, украшенный золотым поясом, а на голове Спасителя был золотой венец.

Оставляя родину, Шимон захватил эти реликвии с собой и однажды услышал голос, говоривший ему: «Человече, не возлагай венца этого на голову свою, но снеси его на предназначенное ему место». Вскоре после этого Шимон сел на корабль и по Балтийскому морю отправился на Русь. Во время плавания поднялась страшная буря, и Шимон подумал, что она послана в наказание за то, что он взял украшения от Христова образа. Он стал горько раскаиваться, но тут увидел на облаках изображение церкви и услышал глас небесный: «Вот церковь, которая имеет быть создана Преподобным во имя Божьей Матери, и ты будешь положен в ней. Отдай Преподобному в руки венец, и пусть повесит его над жертвенником. Поясом же размерь величину церкви: 20 локтей в вышину, 30 – в длину и 30 – в ширину».

Буря утихла, и Шимон благополучно прибыл в землю Киевскую. Однако он не выполнил данного ему повеления и оставил венец и пояс у себя. Он стал служить у князя Всеволода, брата великого князя Изяслава. В это время на Русскую землю напали половцы, и тогда братьякнязья – Изяслав, Святослав и Всеволод – объединили свои дружины, чтобы идти на врагов. Перед выступлением в поход, они поехали в Печерскую обитель испросить себе благословение великого старца Антония. Тот благословил князей, но предсказал им неудачу и великую потерю на поле брани.

За князьями подошел к старцу и Шимон, поклонился ему в ноги и стал молить, чтобы миновали его в предстоящем походе беды и несчастья. И тогда прозорливый Антоний сказал ему: «Сын мой, многие падут от острия меча, многие будут поражены и изранены, ты же останешься жив. Тебе суждено лежать в Печерской церкви, которая здесь воздвигнется».

Князья, как и предсказывал старец, понесли сильное поражение на реке Альте, много воевод было убито и ранено. Шимон тоже был сильно ранен, лежал в поле среди мертвых и умирающих, но возмолился к Богу и был исцелен от ран.

Вернувшись в Киев, он поспешил в Печерскую обитель к преподобному Феодосию и отдал ему венец и пояс. Старец принял дары и сказал: «Отныне, сын мой, ты не будешь больше зваться Шимон, а назовешься Симон».

Вчерне церковь Киево-Печерской лавры была окончена за три года при святом игумене Стефане, которому большую помощь оказывал князь Владимир Мономах, в юности исцеленный от недуга тем, что его опоясали поясом варяга Симона. А еще через 7 лет в Константинополе наняли мастеров-иконописцев писать для Успенской церкви иконостас. Они поплыли из Царьграда к Киеву, но близ города увидели во сне Киево-Печерскую церковь и так испугались ее громадности, что хотели вернуться назад. Но ночью их ладья проплыла против течения столько, сколько и за несколько дней трудно проехать.

В следующую ночь они увидели во сне чудотворную Киево-Печерскую икону, от которой раздался голос: «Что всуе мятетесь и не покоряетесь воле сына Моего и воле Моей? Если не послушаете Меня и задумаете бежать, то я возьму вас с ладьею и поставлю у Моей церкви». Однако иконописцы и после этого дивного видения хотели вернуться в Царьград, но, сколько они ни плыли вниз по Днепру, ладья их всегда оказывалась у монастыря. Наконец покорились они воле Пресвятой Богородицы и принялись за украшение иконостаса в Ее церкви, а невидимая сила помогала им.

Когда иконописцы начали покрывать мозаичными изображениями стены церковного алтаря, образ Пресвятой Богородицы сам собою изобразился в алтаре. Все иконописцы, в том числе и преподобный Алипий, видели это чудо и с удивлением взирали на Богом данный образ, который вдруг засиял так ярко, что они не могли более смотреть на него и пали ниц. А когда встали, то увидели новое благодатное явление: белый, как снег, голубь вылетел из уст Богородицы, вознесся вверх к образу Спасителя и там скрылся. Потом он прилетал и к другим иконам, после чего из новоявленного образа Божьей Матери в алтаре опять влетел в уста образа Спасителя и снова сделался невидимым. Так все бывшие в церкви сподобились видеть явление Святого Духа[40].

Когда настало время освящения храма, то не оказалось каменной доски для престола. А киевский митрополит не хотел, чтобы в такой великой церкви на престоле была деревянная доска, поэтому освящение было отложено на несколько дней. 13 августа иноки пришли по обыкновению в церковь петь вечерю и увидели около алтарной преграды каменную доску и каменные же столбцы для престола. Об этом сообщили митрополиту, и для освящения церкви был назначен день 14 августа.

Но наутро митрополит вновь очень опечалился, что не пригласил к этому дню для служения с собою ни одного епископа. И вдруг, по Божьему промыслу и к радостному изумлению митрополита, предстали пред ним епископы – Иоанн Черниговский, Исаия Ростовский, Антоний Юрьевский и Лука Белгородский. И они рассказали, что были призваны посланными от митрополита юношами. А епископ Юрьевский поведал, что был болен, когда ночью к нему пришел какой-то черноризец и сказал: «Завтра будет освящение Печерской церкви, и ты должен быть там». И епископ Антоний тотчас выздоровел…

Все собравшиеся ужаснулись, видя такие чудеса, а они между тем продолжились. Когда архиерей и священнослужители обошли церковь Успения три раза и митрополит возгласил перед дверями: «Возьмите врата князи ваша», – из церкви вдруг раздался голос, подобный ангельскому, и продолжил стих псалма: «Кто есть сей Царь славы?». И все вновь ужаснулись, потому что в это время в церкви не было ни единого человека.

Икону Успения Пресвятой Богородицы, которую привезли из Константинополя, впоследствии поместили в золоченую раму, украшенную драгоценностями, повесили над Царскими вратами и временами спускали до середины их. Вскоре икона прославилась чудесами. Однажды боярин Климент Тецевич, отправляясь в военный поход, дал обет Пресвятой Богородице пожертвовать на Ее образ две гривны золота и золотой венец, если Бог сохранит его здоровым и невредимым. Но вернувшись домой, он позабыл об этом, и однажды во сне услышал он голос необыкновенный, который строго позвал его по имени. Боярин проснулся и с ужасом увидел перед собой тот самый образ Богоматери, который находился в Печерской церкви, и услышал от него: «Почему же ты, Климент, до сих пор не исполнил данного обета?». После этого икона сделалась невидимой, и Климент немедленно отправился к преподобному Федосию и отдал ему две гривны золота и золотой венец на образ Царицы Небесной.

До нас до не дошло ни плана, ни фасада первоначальной Печерской церкви, однако она была так прекрасна, что современники зачастую не находили слов для описания ее красоты. В киевском «Синопсисе», например, сказано, что «внутри она была украшена превосходной живописью и мозаикой, помост был устлан разноцветными мраморами, иконы горели драгоценными камнями, а наверху возвышался крест, выкованный из чистого золота».

Киево-Печерскому монастырю благоволили все киевские князья, делавшие в него богатые вклады, но все эти украшения были разграблены татарами в 1240 г., и «небеси подобная» церковь оставалась в запустении более 200 лет. В 1470 г. усердием князя Симеона Олельковича она была восстановлена и украшена, но через 12 лет – после нашествия хана Менгли-Гирея – снова запустела, и начала восстанавливаться только во второй половине XVI в.

Важной святыней Великой церкви были святые мощи угодников Божьих, почивавшие в разных местах ее. Например, в правой стороне, перед алтарем святого архистратига Михаила, в кипарисовой раке покоился череп великого равноапостольного князя Владимира, просветившего Русь верой Христовой. Глава князя была обретена митрополитом Петром Могилою между развалинами Десятинной церкви, основанной самим князем Владимиром.

Эта церковь, возводившаяся во имя Рождества Пресвятой Богородицы, строилась на десятую часть доходов, выделенных князем Владимиром от своего имения, поэтому ее часто называли Десятинной. После смерти он был погребен в ней в великолепной каменной гробнице: кисть руки святого князя находится в Софийском соборе, а нижняя челюсть – в Успенском соборе Московского Кремля.

Десятинная церковь существовала до 1240 г., а потом татары под предводительством хана Батыя разорили ее. От храма не уцелело ни одной стены, и почти 400 лет он лежал в развалинах. В 1635 г. митрополит Петр Могила захотел восстановить храм Святого равноапостольного князя Владимира и в новопостроенной церкви поставил образ Святителя Николая, отчего в народе она стала называться «Церковью Николая Десятинного».

Митрополит Петр Могила, по обыкновению своему посещавший святые храмы каждую субботу, однажды пошел в церковь Святителя Николая. После молитвы он вышел из храма и, обозревая окрестности, случайно увидел недалеко от церкви небольшую ямку. Когда по повелению митрополита ее раскопали, то нашли два каменных гроба, в которых (как потом установила синодальная комиссия) лежали останки князя Владимира и супруги его – греческой царевны Анны. Голову князя сначала положили в церкви Преображения Господня, а потом перенесли в Великую церковь Киево-Печерской лавры.

В левой части церкви, у южной стороны придела святого архидиакона Стефана, в серебряной раке открыто почивали нетленные мощи святителя Михаила – первого митрополита Киевского, который был сподвижником князя и в 988 г. крестил 12 его сыновей и весь русский народ. В этом же приделе, возле южной стены, под золотой с нью находился серебряный ковчег с изображением святого первомученика Стефана, побитого камнями еще в первые века христианства за проповедь среди евреев веры Христовой. В раке хранилась часть мощей (в частности, указательный палец) святого первомученика Стефана: мощи эти в 1717 г. были принесены из молдавского Нямецкого монастыря архиепископом романским Пахомием, который 8 лет жил в Лавре и скончался в 1724 г.

В приделе Иоанна Богослова, под золотой с нью, находится кенотафия с частицами мощей святых, пророков, апостолов, святителей и мучеников. Здесь же хранятся часть древа трапезы Христовой, часть ризы Господней, капля крови Иоанна Крестителя, часть мира великомученика Дмитрия Солунского.

В 1718 г. пожар уничтожил многие надгробия, находившиеся в Великой церкви. Сохранились только величественная гробница князя Острожского да смиренное надгробие архимандрита Иннокентия Гизеля – уроженца Пруссии, в 1684 г. перешедшего из лютеранства в православие и ставшего благодетелем и покровителем киевских школ. На дворе церкви Успения лежал камень, под которым почивали останки двух страдальцев, обезглавленных не на поле брани. Здесь покоился прах генерального судьи Василия Кочубея и полковника Ивана Искры, безвинно казненных в 1708 г. злой волей украинского гетмана Мазепы… Рядом с ними – выдающегося государственного деятеля П. А. Столыпина, убитого в Киеве в 1911 г.

После Октябрьской революции на территории Лавры была создана сельскохозяйственная и ремесленная трудовая артель, а церковные ценности советская власть изъяла. В 1923 г. в Лавре открыли Музей культов и быта, а еще через три года было создан Киево-Печерский историко-культурный музей-заповедник. Все монастырские ценности перешли в ведение Всеукраинского комитета по охране памятников. Во время голода в Поволжье часть драгоценных реликвий была продана, чтобы купить хлеб голодающим.

С 1929 г. Киево-Печерская лавра вообще перестала существовать как общежительный монастырь. Большинство монахов из Лавры выселили; часть оставшихся примкнула к так называемому обновленческому движению, пытаясь приспособить свою деятельность к новой действительности. Заявив о «демократизации церкви», они даже добились разрешения проводить богослужения в Успенском соборе.

В первый месяц немецкой оккупации Киево-Печерский заповедник был открыт для населения, но уже в середине октября захватчики выселили с территории Верхней лавры всех гражданских лиц. Здесь расположилась немецкая полиция, и эта часть Лавры стала закрытой зоной, которую охраняли часовые. Из штатских людей туда допускали только работников Музея.

А 3 ноября 1941 г. прогремел мощный взрыв[41], в результате которого от величайшей православной святыни остались лишь груды щебня. Сохранились только часть восточной стены, часть крещальни, придел Иоанна Богослова и два столпа. На следующий день в передачах местного радио и в газетах, издававшихся оккупационными властями, ответственность за это варварское злодеяние была возложена на советских подпольщиков. Что же случилось на самом деле – на этот счет существует много предположений и версий, еще больше слухов и домыслов…

В 1946 г. эта драматичная история фигурировала в обвинительном акте советской стороны на Нюрнбергском процессе, однако разрушение Успенского собора не было включено в перечень доказанных преступлений и не попало в заключительный акт обвинения. А советские представители в Нюрнберге почему-то не опротестовали решение Международного военного трибунала.

Сейчас уже не является секретом тот факт, что перед оставлением Киева советские войска заминировали многие административные здания, после чего они были взорваны специальной группой, оставленной в городе. Но в Советском Союзе этот факт официально никогда не признавался.

Есть, однако, еще одна версия: Успенский собор взлетел на воздух потому, что немецкие саперы не смогли обезвредить советские мины. Таким образом, вопрос о том, кто же взорвал Успенский собор КиевоПечерской лавры, до сих пор остается открытым, и подлинные обстоятельства этого чудовищного злодеяния до сих пор одна из неразгаданных тайн Великой Отечественной войны.

В первые дни оккупации Н. Черногубов, главный хранитель фондов Музея, возможно, предчувствуя надвигавшуюся беду, перевез чудотворную икону Успения Пресвятой Богородицы из Лавры в Киевский музей западного и восточного искусства[42].

Через два года после окончания войны ученые начали разбирать руины Успенской церкви, сотрудники Географического факультета Киевского университета составили проект восстановления Великой церкви, которую предполагалось отстроить к 1988 г. – к 1000-летию Крещения Руси. Деньги государство выделило в полном объеме, но начавшиеся работы вскоре были свернуты, а проект восстановления церкви послали на вторичное рассмотрение. А потом Советский Союз распался…

В начале 1990-х гг. Церкви стали постепенно возвращать ее владения. Киево-Печерский заповедник передал вновь образованному мужскому монастырю сначала Дальние пещеры и наземные сооружения Лавры, а через два года и Ближние пещеры. Киево-Печерская лавра по решению ЮНЕСКО внесена в Список памятников всемирного наследия. Руководство Украины решило воссоздать Успенский собор в его первоначальном виде, но у государства нет денег. По некоторым данным этот проект на определенных условиях собирается финансировать Федеративная Республика Германия.

МОНАСТЫРЬ ИОАННА БОГОСЛОВА НА ОСТРОВЕ ПАТМОС

Остров Патмос состоит из двух возвышенностей, в окружности равняющихся примерно 30 километрам. В конце XIX в. эти возвышенности, соединенные между собой перешейком, были заселены исключительно православными греками – главным образом, пастухами. Но скалистый, безлесый и малозастроенный остров, расположенный в Эгейском море, вынуждал жителей промышлять и мореходством. Центром острова является городок Патмо, который находится неподалеку от пещеры святого евангелиста Иоанна Богослова – любимого ученика Иисуса Христа. И он был достоин любви Спасителя, отвечая на Божью любовь Его любовью чистой, возвышенной и ничем неколебимой. Во время крестных страстей Господних только Иоанн Богослов остался верен Спасителю: он один устоял перед искушениями и испытаниями и единственный из апостолов был на Голгофе.

В своем исследовании о жизни Иоанна Богослова иеромонах Евдоким писал, что жизнь этого апостола небогата внешними событиями и он не испытал многих скорбей и страданий, как другие апостолы. Зато жизнь Иоанна Богослова богата другой деятельностью: у него была своя собственная стихия – горний мир, царство бесконечной Истины и Любви, в котором он постоянно пребывал. И взор его всегда был устремлен туда, где стоит престол этой Истины. Всю свою жизнь он стремился проникнуть за завесу, которая отделяла землю от неба, и видеть там жизнь не только небожителей, но и Самого Бога. Внешняя блестящая и шумная деятельность никогда не соблазняла Иоанна Богослова, никогда и никаких соблазнов «мира сего» для него не существовало, даже самые тяжелые гонения не могли отвлечь его от «горнего мира». Правда, временами взор апостола падал и на грешную землю, но только для того, чтобы находить здесь отражения жизни небесной.

Иоанн Богослов. Икона

Во вторую половину своей жизни апостол Иоанн подвизался в Малой Азии. Тяжелые годы наступили тогда для христианской церкви: смолкли два первоверховных апостола – Петр и Павел, скончались и почти все другие апостолы, замученные за проповедование веры Христовой. А между тем среди народа началось такое сильное брожение умов, что даже само христианство многими отождествлялось с язычеством: некоторые христианские истины искажались, другие – причем самые главные и существенные – и вовсе отвергались. Поэтому христианам нужно было дать верное направление, чтобы они сами, уже без руководства апостолов, могли жить, не уклоняясь от христианских истин. Вот эту трудную и сложную задачу и выполнил апостол Иоанн, хотя он и подвергался вместе с христианами Малой Азии различным гонениям и бедствиям.

Особенно тяжело стало христианам после вступления на престол в 81 г. императора Домициана. Гонение возникло отчасти из-за слухов о том, что из Иерусалима (из потомства Давидова, из родства Христова) должен явиться великий царь, которого христиане давно ожидают и которому хотят передать верховную власть. Поэтому они отказывались называть Домициана богом, чего он требовал по своей неумной гордыне. И тогда император без всякого суда «умертвил немало римских дворян и мужей знаменитых, бесчисленное же множество других замечательных людей, без причины, осудил на изгнание из пределов империи и на лишение имущества».

Из Рима гонения распространились на Малую Азию, где они были даже жестче, чем в самом Риме. Кто-то из граждан Эфеса донес на апостола Иоанна самому императору, и тот послал проконсулу Малой Азии такое письмо: «Мы узнали, что у вас есть какой-то Иоанн, сын Зеведея, по свидетельству многих христиан, и что он ученик того Назарянина, который за свои злодеяния был распят иудеями; пусть он оставит свое заблуждение и живет, или же погибнет». Но напрасно проконсул увещевал Иоанна покориться воле императора, на все уговоры апостол отвечал: «Должно повиноваться более Богу, чем людям. Я не отрекусь от Христа Бога моего и Наставника, Который возлюбил меня, и не оставлю проповеди Евангелия, пока не окончу служения, которое я принял». И тогда проконсул повелел заточить апостола в темницу, а потом по приказу императора закованного в цепи привел его в Рим. Здесь на суде Домициан стал порицать Иоанна за то, что своим учением он обольстил весь народ эфесский, проповедуя какого-то неведомого им Бога. После этого он приказал одному магу приготовить смертельный яд, действующий мгновенно. Но яд не причинил Иоанну никакого вреда, и тогда апостола стали жестоко истязать, но он оставался целым и невредимым[43]. По повелению императора после всех мучений апостола снова отправили в Эфес, а позднее заковали в цепи и вместе с учеником его Прохором привезли на пустынный остров Патмос.

Покрытый терновником и другими сорными травами, остров напоминал тюрьму. Корабли редко причаливали к его неприступным скалистым берегам, поэтому бежать отсюда было невозможно. В знойные месяцы солнце выжигало последнюю травинку и чахлые посевы, но и здесь жили люди – всего около 5000 человек.

Ссылка на остров Патмос считалась у римлян тяжелым наказанием, равносильным смертной казни. Но однажды ночью в сонном видении узнику явился Сам Господь Бог и, утешив его, сказал: «Этот остров весьма в тебе нуждается». И действительно, за довольно короткое время Иоанн Богослов обратил в христианскую веру все население Патмоса; по его молитвам слепые прозревали, мертвые воскресали, прокаженные очищались, бесы из людей изгонялись…

После смерти Домициана на римский престол вступил император Нерва – государь гуманный и не преследовавший за религиозные верования. При нем несправедливо осужденные и сосланные при императоре Домициане были возвращены на родину, им вернули их имущество. Император Нерва написал властям острова Патмос, чтобы они освободили всех христианских мучеников, и апостол Иоанн получил разрешение вернуться в Эфес. Но жители острова толпами стали приходить к нему и просить, чтобы он остался с ними. Апостол отвечал им, что Иисус Христос, «Который теперь уже между вами… повелевает мне возвратиться в Эфес по причине многих болезней, посетивших там братьев наших». И тогда жители стали просить у Иоанна «письменное повествование обо всех знамениях, бывших от Сына Божьего, и о словах, слышанных тобою из Святых уст Его, дабы нам не впасть в заблуждение и не уклониться от Него, и от светлого твоего учения, но пребывать в нем твердо и непоколебимо».

И тогда апостол Иоанн и ученик его Прохор уединились в местечке, которое называлось Покой, взошли на небольшую гору, где апостол провел три дня без пищи – в молитве, прося у Бога благословения, чтобы сообщить христианам Патмоса благую весть. А потом он отправил Прохора в город за хартией и чернилами, и когда ученик возвратился, то снова нашел Иоанна молящимся. «Возьми чернила и хартию и стань по правую руку мою», – сказал апостол ученику своему, и только Прохор исполнил это, как засверкали молнии и так сильно загремел гром, что задрожала земля. А апостол Иоанн, помолившись, сказал: «Сын мой! Будь внимателен; все, что услышишь из уст моих, запиши на хартии». Так было составлено Евангелие от Иоанна.

По свидетельству мужей апостольских, отцов и учителей церкви, на Патмосе апостол Иоанн написал и свое «Откровение» (Апокалипсис). Однажды апостол Иоанн со своим учеником Прохором уединился в пустынной пещере, где они провели 10 дней. Потом апостол пробыл еще 10 дней в пещере один – ничего не ел и не пил, только молился Богу. И позвал его голос свыше: «Иоанн! Иоанн!». – Тот ответил: «Что повелеваешь, Господи?». – И голос свыше ответил: «Истерпи еще десять дней, и будет тебе Откровение великое».

Апостол Иоанн еще 10 дней провел в пещере без пищи, после чего совершилось диво дивное: сошедшие ангелы Божьи возвестили ему много неизреченного, и он два дня говорил ученику своему о бывших ему откровениях, а Прохор все записывал. Так на острове Патмос, который теперь является одной из святынь православного мира, была написана самая загадочная и таинственная книга Нового Завета. Дионисий Александрийский писал об «Апокалипсисе»: «Темнота (таинственность. – Н. И.) сей книги не препятствует удивляться ей. И если я не все в ней понимаю, то лишь по моей неспособности. Я не могу быть судией истин, в ней заключающихся, и измерить их скудностью моего ума; руководствуясь более верою, чем разумом, нахожу их только превосходящими мое понимание».

Столицей острова Патмос является небольшой городок Скала, от которого до пещеры Иоанна Богослова чуть более двух километров, но идти нужно в гору. В пещеру ведет крутая лестница с высокими ступенями, потом перед взором паломников предстают широкие, открытые настежь двери, над которыми сделана надпись: «Это место, производящее неизгладимое впечатление, не что иное как дом Бога; это – дверь на Небеса».

Пещера превращена в небольшой храм с двумя иконостасами; кругом мерцание свечей, старинные иконы, молящиеся паломники… Левый придел церкви – просторный, с высокими сводами и окном, выходящим на горный склон; а правый – это и есть пещера Иоанна Богослова, представляющая собой низкий скалистый свод. По мере того, как входишь в нее, скала становится выше и круче; почти ровный, но с небольшими трещинами «пол» – такой же, каким было девятнадцать веков назад. А вот и место, где стоял Иоанн Богослов в тот великий и славный день, когда «слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил:

«Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний; то, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии: в Ефес, и в Смирну, и в Пергам, и в Фиатиру, и в Сардис, и в Филадельфию, и в Лаодикию. Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и обратившись, увидел семь золотых светильников и, посреди семи светильников, подобного Сыну Человеческому, облеченного в подир[44] и по персям опоясанного золотым поясом: глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный; и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос Его, как шум вод многих. Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лице Его, как солнце, сияющее в силе своей. И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И Он положил на меня десницу свою и сказал мне: Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти. Итак, напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего…»

А потом монолитная скала над головой Иоанна Богослова с грохотом раскололась на три части, которые можно увидеть и даже потрогать и сегодня. Они возникли, чтобы прославить Господа Вседержителя – Отца, и Сына, и Святого Духа, – и похожи на три пальца, которые мы складываем для крестного знамения. Потрясенный и просветленный Иоанн Богослов встал на ноги, чтобы слушать Господа и потом написать книгу, призывающую к покаянию и заставляющую трепетать и помнить свой последний земной рубеж: «Тайна семи звезд, которые ты видел в деснице Моей, и семи золотых светильников есть сия: семь звезд суть семь Ангелов семи церквей; а семь светильников, которые ты видел, суть семь церквей». А вот место, где стоял Прохор, когда записывал все то, что ему говорил Иоанн Златоуст. Он стоял за аналоем нынешней церкви, и писать ему было очень удобно, таким пологим оказалось углубление в скале. Есть в пещере и другое углубление; положив в него голову, здесь спал Иоанн Богослов. А на совсем маленькое углубление он клал ладонь, поднимаясь со своего ложа, т. к. был тогда уже в весьма преклонном возрасте.

В ясную погоду с моря виден большой монастырь, возведенный во имя святого Иоанна Богослова. Обитель расположилась на вершине горы Хора и видна почти отовсюду. В ширину обители расти некуда, и она растет ввысь, становясь похожей на неприступный средневековый замок. Монастырь святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова был основан в XI в. святым Хосиосом Христодулосом, который говорил: «Мое горячее желание было поселиться на этом безлюдном островке на краю земли, где царит спокойствие и куда не пристают корабли». Нетленные мощи основателя монастыря покоятся в часовне, посвященной его имени. Кроме них, к драгоценным святыням обители относятся честные и цельбоносные главы апостолов Фомы и Филиппа и Пергамского епископа Антипы. Особым почитанием пользуются у паломников наручники Иоанна Богослова.

При монастыре была устроена школа, которую охотно посещали все окрестные жители. Сейчас в обители насчитывается около 40 монахов: они каждый день служат в храме (с 3 до 6 часов утра), поддерживают порядок в монастыре, принимают паломников, работают в саду… Слева на маленьком монастырском дворике расположен храм во имя Иоанна Богослова. Небольшой островок Патмос и небольшой храм во имя Иоанна Богослова невелики только по своим размерам, но велики своим духовным значением, поэтому паломники приезжают сюда в любое время года и в любую погоду…

В 1647 г. в Москву приехали монахи из Патмосского монастыря Святого Иоанна и поднесли в дар русскому царю «дивный и чудный камень с изображением Богородицы, выпавший из рук ангела в то время, когда евангелист Иоанн писал свое Евангелие». Сейчас эта святыня, как и часть мощей Лазаря Четверодневного, хранится в Благовещенском соборе Кремля.

КИККСКИЙ МОНАСТЫРЬ НА ОСТРОВЕ КИПР

Главная обитель Кипра – Киккский мужской монастырь – была основана в XI в. при византийском императоре Алексее Комнене. Монастырь расположен в горной части острова рядом с вершиной, которая называется Олимп. Путь к монастырю представляет собой крутую серпантинную дорогу: с одной стороны ее нависают древние скалы, с другой – бездонные пропасти, которые начинаются, как кажется, прямо под колесами автобуса.

Склоны гор покрыты кедровыми деревьями, живописными пиниями (итальянскими соснами) и елями, которых на Кипре немного: их здесь берегут, поэтому на Рождество наряжают «кипарисовую елку». По дороге к Киккской обители растут еще деревья «харупи», которые называют «хлебом святого Иоанна». В глубине их длинных коричневых стручков скрываются капли душистого меда, которым питался в пустыне Иоанн Креститель. Паломникам показывают и так называемые «Иудины деревья», которые всегда цветут в день Пасхи.

В горах Тродос произрастает особый сорт очень сладкого черного винограда, который идет на изготовление уникального кипрского вина «Коммандария». Рассказывают, что древние иудеи задолго до Рождества Христова имели на острове собственные плантации и вино это употреблялось еще в ветхозаветном храме царя Соломона. Во времена своего господства на Кипре крестоносцы очень полюбили этого вино и наладили массовое производство его, а теперь вино «Коммандария» используется в кипрских церквах для Святого причастия.

Монастырь в горах Тродос

Монастырь Киккос (он имеет еще и такое название) спрятался высоко в горох, но он не кажется суровым; наоборот, стены его украшены яркими мозаиками, которые сияют на солнце. Монастырь называется еще и Царским – в связи с личным вкладом в него византийского императора Алексея Комнена. Из трех икон, написанных апостолом и евангелистом Лукой и удостоившихся благословения Пресвятой Богородицы, одна называется Одигитрия (Путеводительница): на ней Пречистая Дева Мария изображена с Предвечным Младенцем на левой руке. Две другие иконы называются Милостивыми, потому что изображенная на них Богоматерь умоляет Сына Своего спасти род человеческий. На первой иконе Она изображена одна – без Своего Божественного Сына; на другой Пресвятая Богородица держит Сына Своего с правой стороны. Вторая икона в отличие от первой называется Милостивая Киккская – от горы Киккос, находящейся в северо-западной части Кипра. По этой причине, вероятно, на серебряной ризе, устроенной для иконы в 1576 г., и сделана надпись: Киккиотянка.

Эта икона тоже была послана апостолом Лукой в Египет к назореям, которые научились иноческой жизни у апостола Марка. В Египте икона с образом Божьей Матери Милостивая находилась долгое время, но из-за начавшихся здесь в 980 г. междоусобиц ее перенесли в Константинополь и поставили в царском дворце, где она и оставалась до времени правления императора Алексея Комнена (1081–1118).

В его царствование правителем Кипра был Мануил Вутомит, в жаркое время года уезжавший со своими придворными из столицы и охотившийся в ее окрестностях. Однажды около Мирианфусы, где неподалеку в пещере жил благочестивый монах Исайя, правитель во время охоты встретил старца и спросил: «Кто ты?». Но Исайя, не желая раскрывать своего уединения, побежал от него. Мануил счел это непочтением, догнал монаха и не только бранил его, но и бил немилосердно. А потом повалил на землю и стал топтать ногами. Преподобный старец все терпел, а затем кротко сказал: «Ужели тебе мало счастья и веселья на острове, в городах и селениях? А ты еще мучишь безвинно нас – пустынников. Отойди от меня. Бог накажет тебя за это, ибо я – грешный раб Его».

Правитель не обратил на слова монаха никакого внимания, но через некоторое время тяжело заболел. Только теперь вспомнил он о своей жестокости по отношению к старцу и стал со слезами молить Бога об исцелении, желая сам идти к пустыннику и просить о прощении. Между тем Исайе было откровение, чтобы икона Божией Матери из царского дворца была возвращена на Кипр. И чтобы старец требовал от правителя, когда тот придет к нему, помощи в возвращении иконы. А без этого грех ему не отпустится.

Но когда пришедший Мануил услышал об этом, то с испугом сказал: «Как я дерзну сказать императору что-либо подобное. Это дело выше моих сил, требуй от меня другое удовлетворение». Но Исайя настаивал, что именно такое было ему откровение, и тогда правитель согласился сделать все, что будет в его силах, но просил старца вместе с ним ехать в Византию.

Когда они прибыли в Константинополь, Исайя удалился в пустынное место, а Мануил пошел во дворец – доложить императору о своем правлении на Кипре. Но и в этот раз, и в другие случаи он не осмеливался заговорить о святой иконе, а старцу говорил, что боится докучать императору своими просьбами. Исайе наскучило напрасное ожидание, и он решил возвратиться на Кипр. Правитель очень опечалился, но не мог удержать старца. Однако по повелению Мануила лучшие живописцы написали две иконы: на одной был изображен Господь, сидящий на престоле; на другой – Святая Троица, а внизу Пресвятая Богородица. Подле ног Ее, с правой стороны – монах Исайя, а с левой – Мануил Вутомит. Правитель просил старца молиться и отдал ему эти иконы, а также достаточные средства на возведение храма.

Возвратившись в свое уединенное жилище, старец Исайя сильно скорбел о безуспешном путешествии и вдруг однажды во сне услышал голос: «Не скорби, старец! Источающая благодать чудотворная икона Богородицы скоро придет к тебе, как знает Господь и как угодно Пресвятой Богородице». Утешенный этими словами, Исайя начал возводить храм во имя Пресвятой Троицы, по окончании же строительства поставил в нем принесенные из Византии иконы и постоянно молился о возвращении святыни.

А в Константинополе в это время тяжело заболела дочь императора Алексея Комнена, и врачи уже не надеялись на ее выздоровление. Однажды Мануил, увидев слезы на глазах страдающего императора, сам заплакал, а потом сказал: «Государь! Я страдал такою же болезнью на острове Кипр и, если бы не помог мне Господь ради молитвы монаха Исайи, то давно бы умер. Если ты исполнишь, что я скажу, то дочь твоя скоро выздоровеет». И рассказал, что нужно отпустить икону Божией Матери на Кипр. Император обещал не только пожертвовать средства на возведение монастыря, но и отдать редчайшую икону с образом Пресвятой Богородицы.

Денег император действительно не пожалел, а вот с иконой ему расставаться не хотелось, и он приказал сделать с нее искуснейший список, думая отправить его на Кипр. Но Пресвятая Богородица явилась ему во сне и грозно сказала: «Оставь свою икону здесь, а Мою скоро пошли на остров старцу Исайе, ибо так Мне угодно»[45].

По преданию, раздосадованный император в знак своей скорби и печали повелел запаять всю икону, даже лик Пресвятой Богородицы, золотым окладом и закрыть богатым покрывалом. И чтобы покрывало это оставалось на иконе всегда: «Если уж я больше не увижу образа Богоматери, – говорил император, – то пусть его никто не увидит». Согласно его воле Киккская икона Пресвятой Богородицы остается закрытой вот уже более девяти веков!

На Кипре святая икона прославилась многими чудесами, и в ее благодатную силу верят не только христиане, но и иноверцы, поэтому со своими скорбями и болезнями люди прибегают к ней отовсюду. В 1365 г. храм, в котором была поставлена чудотворная икона, сгорел вместе с церковной утварью, но образ Пресвятой Богородицы остался цел и невредим. В 1570 г. Кипром завладели турки, при них Киккская обитель была восстановлена, и чудотворный образ был поставлен на прежнее место. Многие чудеса, совершаемые силой чудотворного образа Пресвятой Богородицы, записаны в монастырских летописях. Благодатной силой иконы во время засухи проливался дождь, бесплодные женщины исцелялись, немые начинали говорить, слепые видеть…

Киккская икона Царицы Небесной закрыта драгоценным покрывалом от левого верхнего угла до правого нижнего, так что лика Пресвятой Богородицы и лика Божественного Младенца никто не может видеть. По покрывалу вышита небольшая пропись образа. В свое время не посмели открыть пелену ни патриарх Антиохийский Сильвестр, ни патриарх Александрийский Косма, ни архиепископ Кипрский Филофей. А за дерзновенное поднятие этого покрывала многие подвергались тяжкому наказанию.

К чудотворной иконе привешена медная рука – дар одного мавра, который однажды поднял руку на святой образ, но тут же был наказан: рука у него отсохла. Мавр искренне покаялся перед Пресвятой Богородицей за свой дерзновенный поступок, и Матерь Божия исцелила его. В благодарность он и оставил перед образом медную руку.

В иконостасе монастырского храма есть еще одна икона с образом Царицы Небесной. Эта русского происхождения икона попала в обитель в XV в., а в 1997 г. в течение недели она источала благоуханное миро.

МОНАСТЫРЬ «СЕСТРЫ СИОНА» В ИЕРУСАЛИМЕ

Католический монастырь «Сестры Сиона» расположен на территории бывшей крепости, которую в 36 г. до н. э. построил Ирод Великий в честь своего друга – римского полководца Марка Антония. Сначала крепость служила дворцом для самого Ирода, затем там расположилась Претория римских прокураторов Иудеи. В 70 г. уже нашей эры крепость разрушил римский император Тит, но потом крестоносцы построили на этом месте церковь. Землетрясение 1927 г. разрушило ее, и она больше не восстанавливалась. До наших дней от крепости Антония сохранились лишь остатки фундамента.

Обитель на Крестном пути Иисуса Христа

Места, на которых расположены основные постройки монастыря «Сестры Сиона», традиционно связываются с событиями, происходившими во время осуждения Иисуса Христа на Крестную смерть: бичевание, которому Спасителя мира подвергли римские солдаты; вынесение приговора, а также момент, когда Иисус Христос был выведен Понтием Пилатом народу. На Виа Долороза (Скорбном пути) церковными правилами канонизировано 14 остановок (станций), каждая из которых обозначен какой-либо благочестивой постройкой или памятным знаком: церковью, часовней, колонной или мемориальной надписью.

Первая станция Крестного пути Иисуса Христа – место, где римский прокуратор судил Спасителя мира. «Пилат… вывел вон Иисуса и сел на судилище, на месте, называемое Лифостротон, а по-еврейски Гаввафа» (Ин. 19, 13). Лифостротон – буквально «Каменный помост», «Место, устланное камнем»; наряду с порогом Судных ворот, расположенным в русском подворье Святого Александра Невского, Лифостротон считается наиболее достоверным участком Крестного пути. Он представляет собой помост со стоками для дождевой воды и насечками, препятствовавшими скольжению лошадей на мостовой. Н нем остались пометы, оставленные римскими легионерами во время игры в кости. В IV в. святая равноапостольная царица Елена возвела здесь церковь, но теперь на этом месте как раз и расположился женский католический монастырь «Сестры Сиона». В нем бережно хранятся помост и те самые камни, на которых стоял Иисус Христос: это гранитные и известняковые плиты, потрескавшиеся и выщербленные временем, со следами колес от колесниц и от столбов, около которых несли вахту римские воины. В настоящее время над Лифостротоном находится часовня, построенная архитектором А. Барлуцци.

В монастырском дворе стоят две часовни византийского периода: слева разместилась «часовня Осуждения», связанная с осуждением Иисуса Христа и возложением креста на Него, чтобы Он сам нес орудие Своей казни. «И взяли Иисуса и повели. И, неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа» (Ин. 19, 16—1). Плиты пола и четыре колонны «часовни Осуждения» относятся к римскому времени, сама же часовня изначально была византийская. Внутренние стены ее покрыты сценами осуждения Иисуса Христа и Его встречи на Крестном пути с Пресвятой Богородицей.

На Виа Долороза «часовня Осуждения» в нововизантийском стиле была восстановлена в 1904 г. Г. В. фон Манзелем. На стенах ее сохранилась роспись с изображением осуждения Иисуса Христа и Его встречи со Своей Матерью. Кроме того, в часовне сохранились остатки михраба мечети времен мусульманского господства и фрагменты мозаичного византийского пола.

«Часовня Бичевания» (Вторая станция), тоже находящаяся на территории монастырского двора, отмечает место, о котором в Священном Писании говорится следующее: «Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу; и, становясь перед Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский и плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове» (Мер. 27, 27–30). В Евангелии от Иоанна об этом сказано так: «Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его. И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову, и одели Его в багряницу, и говорили: радуйся, Царь Иудейский! и били Его по ланитам» (19, 1–3).

«Часовня Бичевания» была возведена итальянским зодчим А. Барлуцци в 1929 г. на месте францисканской капеллы ХII – ХIII вв. В настоящее время в часовне обращает на себя внимание искусно выполненный витраж, расположенный за алтарем, и мозаика в куполе с изображением Тернового венца.

На территории монастыря «Сестры Сиона» находятся еще храм и арка «Се Человек». Название их связано со словами Понтия Пилата, обращенными к народу: «Пилат опять вышел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины. Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се, Человек!» (Ин. 19, 4–5). Одновременно слова эти служили и призывом к милосерд «С этого времени Пилат искал отпустить Его» (Ин. 19, 12).

Храм был воздвигнут в 1868 г. Арка «Се Человек», которую традиционно считают местом, откуда были произнесены эти слова, относится в более поздней эпохе (вероятно, ко времени императора Адриана). В глубине церкви, в нише над алтарем, установлена статуя Спасителя, выполненная из белого мрамора: Иисус Христос в терновом венце и со связанными руками. Внизу сделана надпись: «Ecce Hомо» (Се Человек).

На этом месте благочестивые паломники вспоминают, как Понтий Пилат, публично допросив Божественного узника внутри Претории, вывел Его к народу во внешний двор, чтобы ради праздника Пасхи отпустить Его, и сказал: «Вот Царь ваш!». По преданию солдаты преторианской гвардии, присутствовавшие при этом, грубо издевались над Спасителем, называя Сына Божьего «лжепророком». В это время Клавдия Прокулла, жена римского прокуратора, прислала сказать, чтобы он не осуждал Его, так как во сне она много пострадала за Него[46]. Понтий Пилат ждал милосердия, но никто не заступился за Иисуса Христа, и, уступая требованиям народа, «он предал Его им на распятие» (Ин. 19, 16).

К монастырю «Сестры Сиона» примыкает здание греческой православной церкви, над входом в которую высечена надпись: «Заточение Христа». Церковь построена на месте преторианской тюрьмы, в которой содержался разбойник Варавва и недолгое время пробыл Иисус Христос. Темница эта представляет собой углубление в скале, в которой находилась каменная скамья: ноги заключенного, продевавшиеся в отверстия в скамье, внизу сковывались цепью. В настоящее время темница превращена в «Часовню в узах», в которой постоянно теплится лампада[47]. Справа от того места, где был заключен Спаситель мира, находится ниша с иконой Пресвятой Богородицы. Лик иконы темный, но, пристально вглядевшись, можно рассмотреть глаза Божьей Матери. Иногда случается заметить, что они открываются и из них текут слезы, но видеть это удостаиваются немногие.

АНТОНИЕВ МОНАСТЫРЬ В НОВГОРОДЕ

На северной окраине Новгорода, на правом берегу Волхова, при князе Мстиславе Владимировиче преподобный Антоний основал в 1106 г. монастырь.

Сам преподобный родился в 1067 г. в Риме и жил в печальное время отделения западной церкви от восточной. Сын богатых и благочестивых родителей, по вере своей людей православных, он с юных лет решил посвятить себя Богу и после смерти родителей раздал бедным людям все доставшееся ему имущество, кроме нескольких священных сосудов и других драгоценностей. Их преподобный Антоний по необъяснимому влечению сердца положил в бочку и, плотно закрыв, бросил в море, а сам в 1086 г. удалился из Рима в иноческую обитель. На 19-м году жизни он постригся в монахи, а потом в полном уединении 20 лет провел в строгом посте и молитвах, подвизаясь в самых тяжелых испытаниях.

Гонения, воздвигнутые на православных христиан тогдашним римским папой, достигли и пустыни, в которой подвизался преподобный Антоний. Латиняне разгромили обитель, и монахи рассеялись в разные стороны. Преподобный Антоний некоторое время скрывался в горах, а потом нашел себе безопасное место на морском берегу. Здесь он поселился, как древний столпник, на камне, со всех сторон омываемом водой. Под открытым небом, без защиты от непогоды он прожил год и три месяца, и все это время в его сердце был начертан образ Божий. И как отражение этого дивного образа преподобному Антонию всегда виделась на облаках икона Божией Матери с Предвечным Младенцем на руках, осеняющая его от житейских бурь и стихий.

В таком духовном созерцании, посте и молитвах время проходило для преподобного Антония незаметно, и вот однажды (5 сентября) во время страшной бури волна оторвала от берега камень, на котором стоял угодник Божий, и он понесся в открытое море, как на легком корабле. Во время этого чудного плавания святой, углубленный в молитву, ничего вокруг не слышал и не замечал. Ветер и волны понесли камень сначала в Балтийское море, затем – в Ладожское озеро, а потом вверх по Волхову – против течения. Камень остановился под самым Новгородом, и случилось это 7 сентября.

От своего молитвенного созерцания преподобный Антоний очнулся только услышав благовест к заутрене и, подумав, что он у враждебного Рима, очень испугался. Скоро пришли на берег незнакомые люди, языка которых он не понимал. И те с удивлением смотрели на чудного пришельца, опасавшегося сойти со своего камня. Три дня святой Антоний молился Богу, чтобы тот открыл о земле, куда он прибыл таким чудесным образом, о населяющем ее народе и его языке. И вот на третий день Господь посылает греческого купца, который знал итальянский язык. И от него преподобный узнал, что город, куда он попал – это Великий Новгород, владеет им великий князь Мстислав – сын Владимира Мономаха, новгородские жители – люди православные, епископом у них – святитель Никита. Сказал купец еще, что Рим отстоит от Новгорода в полугоде пути, и очень удивился преподобный Антоний могуществу Господа, Который помог ему такой дальний путь преодолеть в несколько дней.

А потом пошел преподобный в храм Святой Софии помолиться, и при виде благолепия и торжественной службы великой радостью преисполнилась душа его. Не зная русского языка и поэтому не смея явиться к епископу, преподобный Антоний снова пошел на свой камень и усердно молил Господа, чтобы Он помог ему выучить новый язык. И Господь, услышав усердную молитву раба Своего, послал ему способность говорить на чужом языке. И тогда преподобный Антоний пошел к святителю и рассказал ему о своем дивном путешествии, а потом епископ отправился на место, где лежал удивительный камень.

В скором времени здесь построили келью для преподобного Антония и церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы, т. к. накануне этого дня он приплыл к Новгороду. Церковь и келью обнесли оградой, а много позже здесь появилось еще несколько келий, в которые стала собираться братия. Но и после устроения обители преподобный Антоний становился на молитву на своем камне.

А однажды рыбаки неподалеку от камня вытащили бочку, окованную железный обручами. Преподобный Антоний сразу ее – это была та самая бочка, которую он когда-то бросил в море. Но рыбаки не хотели отдавать ее и говорили, что это их бочка, которую они бросили в море для сохранения. Когда дело дошло до суда, то рыбаки не смогли ответить, что находится в «их» бочке. А преподобный Антоний подробно рассказал, что в ней лежит, и когда бочку открыли, то нашли в ней все то, что он перечислил: много золотой и серебряной церковной утвари с римскими надписями.

Получив свои сокровища, преподобный Антоний купил новое место и в 1117 г. стал строить каменный храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Через 10 лет были устроены каменная трапеза, а при ней – храм во имя Сретения Господня. Была сооружена и колокольня, которую преподобный Антоний возвел во имя своего соименника – Антония Великого. После 1130 г. над западными воротами была сооружена еще одна церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы – с двумя приделами: один – во имя Николая Чудотворца, другой – во имя Иоанна Лествичника.

В сане игумена устроенной обители преподобный Антоний пробыл 16 лет. Предчувствуя приближение смерти, он собрал вокруг себя плачущих иноков, утешил их словами Священного Писания и поставил игуменомом инока Андрея, которому и рассказал свою чудесную историю, завещав передать ее – во славу Божию! – будущим поколениям.

Погребли преподобного Антония в устроенной им церкви – светлой, высокой и украшенной прекрасной живописью. Камень, на котором он прибыл, и паникадило, принесенное с родины, долгое время хранились в монастыре. Камень, на котором было сделано изображение преподобного Антония, был вделан в стену соборного храма.

Почти полвека после смерти преподобного Антония в монастыре продолжался прежний порядок дел, но потом для обители наступили тяжелые времена. Нашествия неприятеля, частые пожары и другие бедствия, опустошавшие Новгород, не обходили стороной и обитель. Так, в 1221 г. было сильное наводнение, затопившее большую часть города и 19 монастырей, в том числе и Антониев, который стоял на довольно низком месте. В начале XIII в. монастырь начал было возвышаться, но благоприятные времена скоро прошли. Новгородцы почти со всеми великими князьями были не в очень дружественных отношениях, и те посылали свои рати на усмирение их вольницы, поэтому не раз сам город и его обители подвергались разорению. Но монастырскую казну уносили сами новгородцы, чтобы ничего не досталось неприятелю. Так, в 1386 г. при походе на Новгород князя Дмитрия Донского новгородцы, готовясь к защите, истребили 24 монастыря, сами сожгли и «обитель Онтоньевскую». Уцелели в ней лишь каменные Рождественская и Сретенская церкви, сам же монастырь пришел в совершенное запустение.

Только начала обитель восстанавливаться в XVI в., как пошел на Новгород царь Иван Грозный. Под мечом его опричников пали игумен Геласий и еще 20 братий, монастырская казна была разграблена, из ризницы взято все самое ценное. После новгородских смут и казней при Иване Грозном основанный преподобным Антонием монастырь «вельми запустел», так что не было в нем даже богослужения. Обновителем запустевшей обители стал игумен Кирилл, отличавшийся теплой любовью к преподобному Антонию и созданной им обители. Настоятель восстановил в монастыре не только внешний порядок, но и деятельно содействовал обновлению духовной жизни братии.

Но, тяготясь строгим управлением игумена Кирилла, некоторые из братий решили отравить своего настоятеля и во время трапезы положили ему в пищу «злое смертное зелье». Мучимый страшной болью, игумен уже готовился к смерти и обратился с благочестивой молитвой к Пресвятой Богородице и преподобному Антонию. И вскоре, к удивлению всей братии, получил исцеление во время самой молитвы. Поднявшись, он пришел в церковь и с благодарственной молитвой припал к образу Пресвятой Богородицы и к гробнице преподобного Антония, над которой вскоре была устроена часовня.

Честное тело святого угодника Божьего покоилось в земле 450 лет (1147–1597), и над гробом преподобного Антония не раз совершались чудеса и исцеления. Однажды старцу Анании приснился сон, что тело преподобного почивает в раке – поверх земли; а «в возглавии» его была другая рака и в ней покоился святитель Никита, уже прославившийся нетлением своих мощей. Над святыми был устроен престол, а на нем – Господь, окруженный ангелами. В церкви сиял необыкновенный свет, а в обитель слеталось бесчисленное множество птиц. Проснувшись, он рассказал о видении своему духовному отцу и братиям, опытным в духовной жизни. И с тех пор его не покидала мысль, как бы сделать доброе дело – важное для духовной пользы обители, угодное Богу и преподобному Антонию.

Торжественное открытие мощей преподобного Антония совершилось 1 июля 1597 г., и с тех пор был учрежден крестный ход из Софийского собора кругом монастыря – в первую пятницу после Петрова поста. При открытии мощей святого Антония, как только была снята гробница, разлилось чудное благоухание. Нетленное тело его лежало на камне, как некогда совершил он свое чудесное путешествие из Рима. Мощи преподобного вместе с камнем были перенесены в раку, у которой совершались чудесные исцеления: слепые прозревали, немые начинали говорить, глухие слышать. Причем исцелялись не только у самого гроба, но даже когда мысленно молились, призывая имя преподобного Антония.

На стене алтаря Рождественской церкви, у раки преподобного Антония, висят 6 древних мозаичных икон: три из них изображают распятого Иисуса Христа, а три – сидящего на престоле с евангелистами. В храме находится и молитвенная келья святого Антония, а над ней была устроена небольшая церковь во имя подвижников Онуфрия и Петра Афонских. Чтобы пройти в нее, надо было подняться по довольно крутой лестнице в столпе, пристроенном к собору. Там спасался и ежедневно совершал Божественную литургию преподобный Антоний. Привыкнув к тесноте своего камня, он боялся простора возведенной церкви и добровольно заточил себя в каменном столпе.

Последним бедствием для монастыря было разорение от шведского воеводы Якова Делагарди, а с воцарением Михаила Федоровича Романова Новгород уже не подвергался никаким нападениям. Со спокойствием города началось и благосостояние святой обители. А царь Алексей Михайлович, с патриаршего благословения, в 1651 г. даже установил в монастыре настоятельство архимандритское.

Каменное строительство началось в монастыре в самом конце XVII в. К 1720 г. был построен корпус, в котором разместилась братская больница с церковью Александра Невского. Возведение этого корпуса осуществлялось большей частью на средства новгородского воеводы П. М. Апраксина и на другие добровольные пожертвования. Но и от зданий этого времени сохранилось очень немного, т. к. на рубеже XVIII–XIX вв. монастырь начал устраиваться заново. Но еще в середине XVIII в. в обители была учреждена семинария, основателем которой стал архиепископ Новгородский Амвросий Юшкевич – преемник Феофана Прокоповича. Он же исходатайствовал для нее и штат: 200 учеников и 12 учителей.

Учреждение семинарии сначала было даже неудобно для Антониева монастыря, т. к. игумену и братии пришлось на время перейти в соседнюю Деревяницкую обитель. Но уже в 1741 г. было увеличено число монастырских келий и выстроено для семинарии два отдельных корпуса. А через 20 лет возведено прекрасное здание для библиотеки.

В ризнице монастыря сохранилось очень мало древней утвари, т. к. обитель, о чем говорилось выше, часто подвергалась разорениям и пожарам. Особенно ценными в ней были вещи самого преподобного Антония, в частности, сосуды, обретенные в чудесно приплывшей бочке. Их было два: один – из цельного оникса, другой – из яшмы; оба оправлены в золото и украшены драгоценными камнями. На Соборе 1682 г. (против старообрядцев) патриарх Иоаким представил их в доказательство 4-частного на них креста[48].

Антониев монастырь всегда пользовался уважением в лице своих настоятелей, которые среди других занимали весьма высокое положение. Не менее почетное место обитель преподобного Антония занимала и по отношению к светской власти. Многие из настоятелей, вместе с боярами и почетными духовными лицами, заседали во Владычном приказе, а также имели значительное влияние на дела судебные. Великие князья и цари много жертвовали в обитель преподобного Антония; например, еще Александр Невский подарил монастырю Бронницкий перевоз на реке Мсте при следующих условиях: пошлину с проезжающих и купцов монастырь мог брать в свою пользу, а лиц, состоявших на государственной службе, должен был перевозить бесплатно. Это же подтвердил в конце XIV в. и князь Дмитрий Донской.

Даже Иван Грозный после разорения Новгорода будто бы полюбил монастырь и в знак своего благоволения дал ему несколько грамот: о границах монастырских и земле, о владении которой обитель вела тяжбу с пятью концами Новгорода, и др. Впоследствии Антониев монастырь не раз удостаивали своим посещением монаршие особы. Так, в 1728 г. здесь был юный Петр II по пути в Москву для коронации; в 1742 г. – императрица Елизавета Петровна вместе с наследником престола Петром III.

После Октябрьской революции монастырь был закрыт и разорен; до настоящего времени деятельность свою не возобновил.

СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В ПОЛОЦКЕ

Основание этой обители связано с именем преподобной Евфросинии Полоцкой. До пострига ее звали Предславой, и была она праправнучкой святого равноапостольного князя Владимира. В детстве она овладела грамотой и читала Псалтирь, Священное Писание и другие духовные книги, а также усердно молилась. Мудрости ее дивился не только отец – Полоцкий князь Георгий Всеславич, слава о ней разошлась далеко за пределы родной земли. К тому же Предслава была очень красива, но на все предложения о замужестве она отвечала отказом.

Когда Предславе исполнилось 12 лет, многие князья просили ее отца выдать девочку замуж за их сыновей, но она никак не соглашалась взять себе в супружество земного мужа т. к. готовила себя для Жениха Небесного – Иисуса Христа. Однако князь Георгий решил выдать дочь замуж даже против ее воли, и тогда Предслава тайно ушла из дома в женский монастырь к игуменье Романе и стала просить постричь ее в монахини. Юный возраст и красота Предславы казались матушке-игуменье несовместимыми с монашеством, однако глубокий разум молодой княгини, ее молитвенный настрой и твердое желание стать монахиней вскоре переубедили настоятельницу. Несмотря на возможный гнев отца ее, она постригла девочку с именем Евфросиния.

Некоторое время новопостриженная была на послушании в обители, но даже строгая монастырская жизнь казалось ей недостаточной для духовного подвига. По благословению Полоцкого епископа Илии она удалилась в затвор, поселившись в особой келье Софийского собора в Полоцке. Здесь она проводила время в молитвах, бдении и переписывании духовных книг, которые потом дарила тем, кто жажда духовного просвещения, или продавала, а вырученные деньги отдавала нищим.

Современный вид соборного храма обители

Когда духовные силы княгини окрепли, она получила откровение оставить затвор. Однажды ночью ей явился ангел, который взял ее за руку и повел за город – к месту, которое называлось Сельцом. Здесь находились Софийский дворец и небольшая церковь, возведенная в честь Спаса. И ангел сказал преподобной Евфросинии: «Подобает тебе здесь пребывать, потому что Бог через тебя на этом месте многих приведет к спасению». Видение повторилось еще два раза, а затем ангел явился во сне епископу и сказал: «Веди рабу Божью Евфросинию к церкви Спасителевой и посели ее при той церкви, дабы там был монастырь из посвященных Богу девиц, которых Бог хочет спасти через сию блаженную Евфросинию».

Оставив келью в Софийском соборе, преподобная Евфросиния в 1128 г. поселилась при церкви Преображения для основания женского монастыря. Обитель, разместившаяся Сельце – на правом берегу реки Полаты при впадении в нее ручья, служила еще оборонительным форпостом на севере Полоцка.

Когда число насельниц в монастыре увеличилось, преподобная Евфросиния начала 1152 г. строить каменную Спасо-Преображенскую церковь, которая возводилась на месте более древней, служившей для погребения полоцких епископов. Возведение храма приближалось уже к концу, и вдруг оказалось, что для завершен постройки не хватает нескольких кирпичей. Тогда преподобная Евфросиния стала горячо молиться: «Всесильный Боже! Ты, даровавший нам большее, дай нам меньшее, дабы могли мы до конца довести дело построения храма, созидаемого во славу пресвятого имени Твоего».

На следующее утро строители нашли печь, наполненную обожженными кирпичами, уже остывшими и весьма крепкими. Все очень обрадовались и, вознеся благодарственную молитву Богу, быстро закончили строительство. Освященный в 1161 г. храм впоследствии стал всемирно известным, т. к. в этой жемчужине древнерусского зодчества проявились своеобразные черты полоцкой архитектуры.

В обители преподобная Евфросиния создала женскую школу (одну из первых на Руси) и «с радостью и прилежанием» обучала сестер грамоте. Древний жизнеописатель так передает слова преподобной Евфросинии, призывающие насельниц к подвижничеству:

«Вот я собрала вас ради имени Господа, подобно тому, как птица собирает птенцов под крылья свои; я собрала вас как овец Божиих на луг божественный. Паситесь же на заповедях Господних, возрастайте в добродетелях от силы в силу, чтобы я радостью, а не с печалью заботилась о спасении вашем и чтобы я возвеселилась духом, видя духовные плоды трудов ваших. Вот вы видите сами, со сколь великим трудом стараюсь я сеять в сердцах ваших слова Божии; но сердечные нивы ваши иногда остаются как бы не созревающими, не преуспевающими в добродетели; время же жатвы приближается. Вот уже лопата на гумне, она отделит плевелы от пшеницы. Старайтесь же, молю вас, сохранить себя от греховных плевел, чтобы вы могли избежать огня геенского. Приготовьте из себя чистую пшеницу Христову, измельчитесь в жерновах смирения, трудами постническими, чистотою, любовью и молитвой, и тогда вы приготовите из себя хлеб, приятный Богу».

В своей обители преподобная Евфросиния пожелала иметь икону Божьей Матери, именуемую «Одигитрия» – одну из тех, что была написана апостолом и евангелистом Лукой. Усердно помолившись Богу и прося Его даровать желаемое, она отправила со многими дарами одного из слуг своей обители в Константинополь – к благочестивому царю Мануилу и святейшему патриарху Луке – и просила прислать им икону образом Пресвятой Богородицы. Царь и патриарх, видя усердие преподобие Евфросинии в служении Богу и Его Пречистой Матери, решили послать ей одну из икон, писанных евангелистом Лукой. Когда преподобная Евфросиния получила бесценную реликвию, она поставила ее в Спасо-Преображенском храме и украсила золотом и драгоценными камнями.

За долгие годы своего существования монастырь пережил немало трудностей, а когда войска польского короля Стефана Батория заняли город, обитель была отдана иезуитам. Полоцкая епархия – одна из древнейших на Руси – перестала существовать. Но Господь не допустил тогда уничтожения православия на древней русской земле. Менее чем через 100 лет русские войска вернулись в Полоцк (1658), и в присутствии царя Алексея Михайловича совершилось освящение Спасо-Преображенского собора. Однако русской церковь оставалась очень недолго – только до 1667 г., после чего по Андрусовскому миру Полоцк был возвращен Речи Посполитой. К западному фасаду храма пристроили 4-колонный портик на высоком цоколе; на месте прежних монашеских корпусов построили двухэтажный каменный дом, предназначавшийся для летней резиденции генерала Ордена иезуитов.

В 1676 г. польские власти решили окончательно истребить православную веру в Западной Руси и начали преследовать православных. Из истории читатель знает о трех разделах Польши, и уже в конце XVIII в. все православные области (кроме Галиции) вновь были присоединены к России. А в 1833 г. была восстановлена Православная Полоцкая епархия, и Спасо-Преображенский храм вновь был возвращен Православной церкви.

Под руководством архитектора А. Порта были проведены его реставрация и частично реконструкция: заменена крыша, состоявшая частью из соломы, частью из черепицы; обветшавший к тому времени купол сложен заново, но «по старому образцу» и т. д. Освятили храм в 1833 г., а через два года архиепископу Смарагду были переданы все строения иезуитов и принадлежавшие им угодья.

Великой радостью явилось для верующих и возвращение шестиконечного креста, сделанного полоцким мастером Лазарем Богшей по заказу преподобной Евфросинии и принесенного ею в дар монастырю. Этот кипарисовый крест являлся редчайшим произведением прикладного искусства XII в.: к лицевой и оборотной сторонам его было прикреплено по 11 золотых пластин с многочисленными эмалями, восемь – с драгоценными камнями и жемчужной обнизью. С боковых сторон прикреплялись серебряные позолоченные пластины с выбитой пространной надписью. Но самым главным сокровищем были хранившиеся в кресте святые мощи: в верхнем перекрестии – кровь Христова, в нижнем – часть Животворящего древа Крест Господня. В верхнем перекрестии на обратной стороне креста хранилась частица от гроба Пресвятой Богородицы, в нижнем – частица от Гроба Господня; а также кровь святого Димитрия, частицы мощей святого первомученика Стефана и святого целителя Пантелеимона.

Достать эти реликвии на Руси было трудно, и можно предположить, что преподобная Евфросиния снаряжала за ними в Византию специальное посольство, ведь связи полоцких князей с византийскими императорами были самые прямые. Однако сооружение креста была настолько грандиозным предприятием, в него было вложено столько труда, что по распоряжению преподобной Евфросинии на боковых пластинах креста была выбита своего рода вкладная грамота. В ней сообщалось: когда и чьим иждивением сооружен этот уникальный крест, для какой церкви, сколько он стоил, и все это было «уравновешено» страшным заклятием о неотчуждении. А мастер Лазарь Богша решил проставить и несколько слов о себе.

Но в Полоцке крест преподобной Евфросинии находился недолго. В XIII в. город захватил смоленский князь, и реликвия, видимо, была перевезена в Смоленск. Здесь она пролежала в одном из монастырей до XVI в., и с нее даже сделали копию. Но потом сам Смоленск подпал под власть Польши, а когда город снова стал русским, великий князь Василий III повелел немедленно вывезти оттуда святую реликвию. Причем крест попал не в митрополичью казну, а в царскую и употреблялся в богослужениях только по большим праздникам.

Иван Грозный признавал за полоцким крестом (как и за многими другими реликвиями) большую «крестную силу». Вера эта была у него так крепка, а страшно заклятие о неотчуждении действовало так сильно, что набожный царь в 1563 г. взял реликвию в поход на Полоцк. И, очевидно, поклялся вернуть ее, если она поможет ему взять город. И невзирая на исключительную ценность креста, Иван Грозный, взяв город, исполнил обет.

Очень широко поклонялись кресту преподобной Евфросинии в 1910 г., когда в Полоцк из Киева были перенесены ее мощи. Но в конце 1920 г., в разгар борьбы советской властью с религией, крест у церкви был отнят. Сначала он хранился в Минском музее, а потом попал в особую кладовую Могилевского музея. В 1941 г. крест преподобной Евфросинии Полоцкой был похищен фашистами, и в настоящее время местонахождение его неизвестно.

МОНАСТЫРЬ БАЛАМАНД В ЛИВАНЕ

В 1157 г., когда на Восток двигались рыцари Второго крестового похода, на византийских руинах в Северном Ливане монахи Ордена цистерцианцев основали монастырь. Цистерцианское происхождение обители отразилось и на ее архитектурном облике, о чем свидетельствуют две галереи, сохранившиеся от второй половины XII – начала XIII вв.

Монастырь расположился на плоскогорье над Средиземным морем – в 5 км к юго-западу от Триполи и в 80 км к северу от Бейрута. Сохранилось документальное свидетельство о возведении в монастыре 11 мая 1157 г. храма во имя Успения Пресвятой Богородицы.

Имена монахов и настоятелей этого монастыря не часто упоминаются в документах крестовых походов, но сама обитель часто фигурирует в них как деятельный центр христианской жизни на мусульманском Востоке. Так, в булле римского папы Иннокентия IV (1250) отмечалось, что монастырь подпадал под юрисдикцию бейрутского епископата.

После ухода крестоносцев монастырь почти на 300 лет стал прибежищем православных греков. А вот вопрос о том, когда же монастырь перестал быть цистерцианским и с какого времени сделался православным, до сих пор остается открытым. К XVIII в. обитель уже владела весьма обширными землями в районе Кура и Триполи.

Относительно названия монастыря существует несколько версий, которые профессор Сауд Слим разбирает в своей монографии. Так, в «Хронике Святой Земли» под 1169 г. монастырь упоминается под именем Valmont. Легенда (правда, не совсем достоверная) связывает название обители с именем рыцаря-крестоносца Бальмонта. После раскола Унии монастырь в начале XVII в. был восстановлен как православный, и тогда появилась арабизованная форма названия – Falamand. По другой версии греческое название монастыря восходит к выражению Palia mandra (Древняя обитель). Существует и народная этимология, связанная со словосочетанием Phare de la montagne (Горный маяк).

В монастыре действует Богословский институт, созданный в 1971 г. и посвященный Иоанну Дамаскину. А с 1995 г. Баламанд считается центром так называемого христианско-мусульманского диалога. Но здесь нужно вспомнить о конфессиональной ситуации в Ливане, где существуют мелькиты (православные), несториане (так называемые старые сирийцы), яковиты (монофизиты), сирийские католики, католикиармяне и протестанты. Наиболее значительными мусульманскими общинами являются сунниты, шииты и друзы.

В такой сложной и пестрой обстановке в 1988 г. по инициативе и по благословении. Патриарха Антиохийского и всего Востока Игнатия IV Хазима на основе Богословского института был создан университет, а в нем – специальный Центр для проведения научных конференций, лекций, семинаров и издания научной литературы.

Монастырь Баламанд богат своими древностями, к которым в первую очередь относятся сами постройки его и убранство храмов. Например, в храме Святого Георгия есть прекрасный иконостас, «процветший» крест с изображением у его подножия двух драконов, а также сирийские и даже русские иконы. Черный деревянный фигурный иконостас храма во имя Успения Пресвятой Богородицы датируется концом XVII в. Кроме этих реликвий, во всех путеводителях по Северному Ливану обязательно упоминается монастырская башня-колокольня высотой 6,5 м – единственная из сохранившихся каменных монастырских башен на всем Востоке. С нее открывается замечательный вид на побережье Средиземного моря.

В Успенском храме хранится также прекрасная икона «Богоматерь Одигитрия» (Путеводительница) 1318 г., большинство остальных икон относится к более позднему периоду – XVII–XVIII вв. Создателями их являются в основном иконописцы из Дамаска и Алеппо, а имеющиеся в монастыре иконы XIX в. в большинстве своем созданы мастерами иерусалимских иконописных школ. Многие из икон – это вклады верующих, многие пожертвованы русскими консулами. Например российский консул князь А.А. Гагарин, помогавший жившему в Бейруте будущему арабисту А.Е. Крымскому, собирать ценные рукописи для Лазаревского института восточных языков в Москве.

Многие столетия монастырь Баламанд славился своей книгописной мастерской: более ранние книги написаны по-арабски (XII–XIV), на полях их сделаны пометки (а иногда и более пространные записи) на сирийском языке.

Греческих рукописей в монастыре немного, и это кажется удивительным, ведь после распада Унии в 1725 г. греческому языку в богослужениях отдавалось предпочтение. А во время войны 1976 г. из обители было украдено Евангелие XVII в. Оно до сих пор не обнаружено, хотя некоторые другие похищенные рукописи удалось возвратить.

МОНАСТЫРЬ ЦИСТЕРЦИАНЦЕВ В СОРЁ

Бенедиктинские монастыри быстро распространялись по Европе. Но вот в небольшом датском городке Сорё, который расположен на острове Зеландия и в истории страны упоминается с 1140 г., такой монастырь не прижился. И тогда Абсалон (сын знатного зеландца Ассера, которому принадлежал город), ставший в 1158 г. епископом в городе Роскилле, пригласил в 1161 г. из города Эсрум монахов Ордена цистерцианцев – одного из ответвлений Ордена бенедиктинцев. Они и создали в Сорё монастырь, просуществовавший 400 лет.

Название Ордена происходит от Cistercium – латинизированного названия села Сито близ Дижона, а основателями его считаются аббат Роберт и приор Альберих, вместе с братией покинувшие в 1098 г. монастырь Молезм, а также продолживший их начинание английский монах Стефан Гардинг. Он создал для цистерцианских монастырей модель свода законов «Charta cаritatis», которая развивала положения Устава Бенедикта Нурсийского.

Монастыри цистерцианцев, как правило, устраивались в укромных лесных долинах, воплощавших идеал бегства от мирской суеты, и монастырь в Сорё тоже расположился в красивом месте на берегу озера. Эти обители строились прочно и функционально – без башенок, украшений и ярких цветов; исключалось все, что могло отвлечь от служения Богу. Каждое аббатство было самостоятельным и одновременно строго подчинялось общему орденскому союзу.

Жизнь монахов-цистерцианцев жестко регламентировалась. День разделялся на две равные части, предназначенные для молитвы, работы и отдыха. Начиная с двух часов ночи (и еще 6 раз в день) монахи собирались для совместной молитвы в церкви; вершиной литургической жизни монастыря являлась ежегодная месса.

В трапезной два раза в день монахи принимали горячую пищу (зимой один раз), один раз в день имели право погреться в единственном отапливаемом помещении – калефактории. Вечерней молитве предшествовало чтение священных книг. Монастырский устав предписывал ежедневно заниматься от 5 до 8 часов физической работой, т. к. она тоже вела к познанию Бога.

В XII–XIII вв. монастыри цистерцианцев были многочисленными и влиятельными, к тому же Абсалон и его потомки – представители одного из наиболее заметных родов в Дании – покупали земли, передавали их в собственность монастыря, отчего тот становился все богаче.

Около 1180 г. в монастыре Сорё начали возводить церковь, которая стала одной из первых кирпичных церквей в стране. Кирпич, как строительный материл, был в XII в. в Дании новинкой, завезенной из Северной Италии. Первоначально церковь была соединена с жилым корпусом обители, который до настоящего времени не сохранился. Но аналогичные постройки средневековых монастырей Франции позволяют представить, как выглядел монастырь цистерцианцев в Сорё. Монастырская церковь до сих пор производит прекрасное впечатление на всех, кто видел ее интерьер. Ее прекрасный орган начала XVII в. высоко оценивается специалистами, и используется он не только во время богослужений, но и на концертах (например, во время ежегодного музыкального фестиваля).

В монастырской церкви похоронено много известных датчан. Так, рядом с алтарем храма погребли умершего в 1201 г. епископа Абсалона. За 800 лет могила его три раза вскрывалась, и некоторые из найденных предметов сейчас выставлены в витринах крохотного музея, разместившегося в одном из помещений церкви. На территорию монастыря входили через двухэтажные каменные ворота, возведенные одновременно с церковью и существующие до настоящего времени. Они известны еще и как старейший в Дании жилой дом, потому что второй этаж их использовался именно в этих целях.

В 1536 г. в Дании прошла Реформация, одним из последствий которой стало повсеместное закрытие монастырей. Монастырские постройки Сорё перешли в собственность датской короны, но монахам король разрешил пребывать здесь на прежних условиях всю оставшуюся жизнь. Когда в 1580 г. умер последний из них, встал вопрос об использовании монастырской территории. В 1586 г. король Фредерик II решил, что монастырь «со всеми владениями и окрестностями, рыбной ловлей, лесами и другими великолепиями» должен отойти школе, в которой будут получать образование 30 юношей благородного происхождения и еще 30 неблагородного.

Устав новой школы определял, что молодые люди, получив здесь образование, будут служить впоследствии в двух направлениях: церковном (т. к. церковь после Реформации находилась под властью короля) или в королевской администрации.

В начале XII в. школа получила название «Академия в Сорё», хотя не во все годы своего существования она имела характер, соответствующий названию. В 1737 г. она вообще закрылась, т. к. начинались большие работы по перестройке и приспособлению к учебным целям обветшавших монастырских помещений. Процесс этот затянулся на долгие годы, но когда все было закончено, оказалось, что нет концепции нового учебного заведения, которое должно было называться «Благородная Академия Сорё». Денег для развития ее деятельности тоже не было… С Академией тесно связано имя скандинавского писателя, драматурга, философа, просветителя и педагога Людвига Хольберга, которого в 1746 г. попросили написать проект устава и программы нового учебного заведения. В разработанном им уставе говорилось, что целью новой школы будет подготовка будущих дипломатов и министров. Рассчитана она была на юношей благородного происхождения, которые должны будут проучиться три года, а затем отправятся для усовершенствования образования за границу.

Через год Л. Хольбер завещал Академии все свое огромное состояние и все свои земельные угодья, за что король пожаловал ему титул барона. После смерти писателя (1754) Академия полностью существовала на завещанные им средства, и только два века спустя государство взяло на себя расходы на учебные цели. Владельцем же всех сооружений сейчас, как и раньше, выступает «Фонд Академии Сорё».

Пожар, случившийся в 1813 г., уничтожил старый монастырский корпус, и тогда по проекту архитектора Маллинга было построено новое главное здание. Потом постепенно появились и другие сооружения, а в 1985 г. был возведен спортивный зал. Сейчас «Школа Академии Сорё» является гимназией с тремя классами, в которой обучаются юноши и девушки 17–19 лет. Часть из них – жители самого Сорё, другие приезжают и живут в интернате, как это было всегда. Одно из интернатских зданий носит имя Людвига Хольберга. Способные, но неимущие учащиеся, живут и учатся бесплатно.

СЕРБСКИЙ ХИЛАНДАРСКИЙ МОНАСТЫРЬ

В 1180 г. несколько русских иноков пришли со Святой горы к сербскому королю Стефану I Немани с просьбой, чтобы он разрешил собирать пожертвования для монастыря Святого Пантелеимона. Своими рассказами о тихой, безмятежной и богоугодной жизни афонских монахов они так пленили младшего сына короля – царевича Растка, что тот, от природы склонный к монашеской жизни, решил тайно от родителей удалиться на Святой Афон. Но те догадались, куда он ушел, и послали за ним верных людей. Не желая покидать Святую гору, Растка упросил игумена постричь его, и во время всенощного бдения, когда после обильного угощения послы уснули, в небольшом храме русского монастыря Ксилургу, располагавшемся на высокой горе, царевич принял иночество с именем Савва. На другой день он сбросил проснувшимся послам свои княжеские одежды и просил отвезти их к родителям вместе с письмом, в котором просил не скорбеть о нем, а лучше молить Бога, чтобы Он помог ему благоуспешно идти по избранному пути. Разгневанный король Стефан сам отправился в монастырь с жестокими намерениями, но Господь смягчил его сердце, и он тоже принял монашество с именем Симеон.

В XII в. на северной стороне Афонской горы святой Симеон и его сын святой Савва основали Хиландарский монастырь, относительно названия которого существуют две версии. Согласно первой, оно произошло от греческого слова, означающего «тысячная тьма», потому что всякий раз, когда варвары подступали к обители, по Божьему промыслу их внезапно покрывала мгла. Согласно второй версии, монастырская долина с обрамляющими ее высотами похожа на раскрытую пасть льва.

Позже святой Савва вернулся в Сербию[49], а отец его святой Симеон остался на Афоне и умер в Хиландарском монастыре, пожалованном в вечный дар сербам византийским императором. В этой обители хранится одна из величайших святынь православного мира – икона Божией Матери «Троеручица».

В 730 г. греческий император Лев Исавр издал эдикт, запрещавший иконопочитание. Те, кто оставался верен христианству, подвергались мучениям и казням. В это тяжелое время на защиту веры в Спасителя мира встал святой Иоанн Дамаскин, прекрасно раскрывший на основе Священного Писания церковный догмат иконопочитания: «В древности Бог, бестелесный и не имеющий вида, никогда не изображался; теперь же, когда Бог явился во плоти и жил среди людей, изображаем видимое Бога… Икона есть напоминание… Мы мысленно соединяемся с ней. И через то освящаем свои чувства: мы видим образ нашего Владыки и освящаемся через Него».

Перед ясностью слов Иоанна Дамаскина сами собой рассыпались все возражения иконоборцев, но вместо того чтобы вразумиться, они ожесточились и стали преследовать его, а под конец пустили в ход клевету… Император Лев Исавр послал «дружеское» письмо халифу Дамаска, в котором под видом «искреннего участия» указывал на святого Иоанна как на опасного и вероломного преступника. Разгневанный халиф повелел отрубить Иоанну Дамаскину руку и повесить ее на городской площади в назидание другим.

Наступила ночь, святой Иоанн закрылся в своей комнате, упал перед образом Пресвятой Богородицы и, приложив отсеченную руку к суставу, стал со слезами молиться об исцелении. После долгой молитвы он задремал и во сне увидел Божию Матерь, Которая смотрела на него светло и милостиво.

– Вот твоя рука теперь здорова, – сказала Она, – не скорби более и исполни то, что обещал Мне в молитве твоей.

Проснувшись, Иоанн увидел руку свою здоровой, только как свидетельство бывшего усечения на ней остался след в виде кровавой нити. В благодарность за чудотворное исцеление он сделал из серебра кисть руки и приложил ее к иконе своей Заступницы, отчего впоследствии икону стали называть Троеручица.

Чудесное исцеление руки Иоанна Богослова поразило всех в Дамаске, и халиф, убедившись в его невиновности, возвратил ему свою прежнюю дружбу. Но Иоанн желал исполнить обет, данный Пресвятой Богородице, и решил всего себя посвятить служению православной церкви. Издавна помышлявший о монашеской жизни, он отрекся от мира и, несмотря на просьбы халифа, оставил двор его и свою родину. Раздав имение церквам, родственникам и бедным и отпустив рабов на волю, Иоанн отправился с учеником своим и другом Космой сначала в Иерусалим для поклонения святым местам, а потом в лавру Саввы Освященного.

Образ Богоматери «Троеручица» был постоянно при нем, а после его смерти (ок. 780 г.) перешел в собственность лавры, где и находился до 1222 г. В этот год в Иерусалим прибыл святой Савва (сербский царевич Ростка) для своего посвящения в сан архиепископа Сербского от патриарха Гермогена. На обратном пути из Иерусалима братия по особому благоволению Богоматери поднесла святому Савве икону Троеручицы, которую тот и перенес в Сербию.

В конце XVI в. Сербия подверглась нападению турок, и благочестивые жители, желая сохранить святую икону от уничтожения, поручили ее благочестивому заступничеству самой Царицы Небесной. По преданию они положили чудотворную икону на осла и пустили его идти на произвол, а сами наблюдали за ним только издали. Животное направилось к Афонской горе, пришло к Хиландарскому монастырю и остановилось перед его вратами. Хиландарские монахи с великой радостью приняли святую икону и поставили ее в алтаре соборного храма. Там она находилась до смерти последнего игумена обители…

Приступив к избранию нового настоятеля, братии никак не могли прийти к общему выбору, и между ними начались ссоры и смуты. Однажды собрались они, как обычно, к утреннему богослужению и увидели, что икона Троеручицы стоит не в алтаре, а на игуменском месте. Иноки перенесли ее на прежнее место, но чудотворный образ каждый раз возвращался на игуменское место, несмотря на то, что двери церкви запечатывали. И однажды во сне Пресвятая Богородица объявила Свою волю одному затворнику, известному святостью жизни: Она Сама хочет занять это место Своим образом и Сама будет управлять монастырем. С той поры святая икона Божией Матери Троеручицы всегда пребывает на игуменском месте в знак того, что настоятельницей монастыря является Пресвятая Богородица. И с той поры не бывает в Хиландарском монастыре игумена, а только наместник, ведающий монастырскими делами.

Божия Матерь хранила Хиландарскую обитель от турок, которые часто совершали набеги на афонские монастыри. Нападавшие не раз видели таинственную Жену, Которая дозором обходила вокруг стен обители, охраняя монахов.

Русские люди издавна были тесно связаны с этой обителью. Так, царь Иван Грозный пожаловал монастырю на «вечный поминок» подворье в новом Китай-городе, что позднее было подтверждено Борисом Годуновым. Из Хиландарского монастыря верный список с иконы Троеручицы в июне 1661 г. был принесен в Москву патриарху Никону, который поставил его в Воскресенском монастыре в Новом Иерусалиме. И уже в 1668 г. монастырь получил от царя Алексея Михайловича вторую грамоту о пропуске в Москву один раз в семь лет старцев, приезжавших за сбором пожертвований.

В 1770 г. в Сербии началось восстание против турок, и до 1820 г. на Святой Афон почти никто не приходил. Потом в монастырь нахлынули болгары, так что ко второй половине XIX в. сербов в Хиландаре оставалось немного.

За долгую историю своего существования монастырь часто подвергался всяческим опасностям и разрушениям, поэтому в нем почти все устроено заново, за исключением соборного храма, построенного во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы, и братской трапезы. В соборе, по правую сторону клироса, стоит мраморная гробница святого Симеона Милостивого, на которой наклонно положен портрет бывшего короля Сербии (в рост), написанный в 1780 г. одним из афонских художников. Тела святого Симеона в гробнице нет, оно увезено на родину – в сербский Студеницкий монастырь, но из-под стены собора сама выросла виноградная лоза. Ей уже 700 лет, и она считается чудотворной: виноград от нее вылечивает женщин от бесплодия. Часто лозу посещают юноши и мужчины, благодарные ей за свое появление на свет. Монастырь посылает виноград от лозы Неманичей во все концы света – тем, кто верит в ее целебную силу.

СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ ВАРЛААМО-ХУТЫНСКИЙ ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ

История этой обители началась в XII в., когда в Новгородских землях особенно широко распространяется иночество. Основной источник сведений о Хутынском монастыре и его основателе – «Житие преподобного Варлаама», одного из наиболее почитаемых святых Русского Севера. Преподобный Варлаам не был ни первым монастырским строителем в Новгороде, ни первым новгородским святым, но после смерти его очень почитали в городе.

«Сын богатых новгородцев Михаила и Анны, названный при крещении Алексеем, он рано приобщился к книжной премудрости и слову Божию, усердно молился и строго соблюдал посты. Родители, заботясь о его здоровье, всячески старались удерживать его религиозное рвение, но Алексей кротко отвечал им: «Любезные мои родители! Много читал я книг священных, но нигде не находил, чтобы сами родители недоброе советовали своим детям. Что нам дороже, что важнее Царства Небесного? Вот его и надо искать нам. Истинное богатство – душевное, а не телесное. Заботящийся о временном гоняется за суетною тенью и, как худой врач, слепыми делает здоровье и глаза. Так и богатство своей прелестью может ослепить взоры душевные».

После смерти родителей он не воспользовался их состоянием, а раздал доставшееся ему наследство бедным, принял постриг с монашеским именем Варлаам и поселился в Лисицком монастыре, располагавшемся в семи километрах от города вниз по течению Волхова. В монастыре он поступил под руководство благочестивого иеромонаха Порфирия, однако жизнь в большой обители не давала настоящего уединения, какого жаждал сей подвижник.

Любя совершенное уединение и безмолвие, святой Варлаам часто ходил по окрестностям Новгорода, ища места для полного уединения. Однажды во время своего очередного странствия он забрел в живописную, но пользовавшуюся дурной славой местность Хутынь[50], располагавшуюся в трех километрах ниже по течению Волхова. По народным преданиям, здесь с незапамятных времен свила себе гнездо нечистая сила, которая тревожила всех попадавших сюда людей. Но Варлаам удостоился необычного видения: однажды в чаще леса он был поражен лучом света, блиставшем ярче солнца. Он принял это за небесное знамение – за указание места для основания будущей обители.

На возвышенном холме святой Варлаам построил себе уединенную келью и начал самую суровую жизнь: днем работал, а ночью молился. Враг рода человеческого не раз старался смутить дух святого Варлаама, изгнать подвижника из пустыни, искушая его плотскими видениями, а то и нападая на него в образе зверя или гадов. Но преподобный Варлаам крестной силой и молитвами отгонял от себя козни и напасти лукавого врага. Вскоре по округе разнеслась молва о его высокой жизни, и к пустынному жилищу святого Варлаама стали приходить за советами и наставлениями и простолюдины, и знатные вельможи из Новгорода и его окрестностей, а также и из иных земель.

Со временем в память чудесного знамения устроили в той чаще церковь во имя Преображения Господня. Архиепископ Григорий освятил храм и поставил Варлаама игуменом учрежденного там монастыря, который известен как Хутынский Преображенский».

Мир и любовь царили в обители преподобного Варлаама. Еще при жизни Господь удостоил его дара прозорливости и чудотворения. Живя в пустыни, управляя братией и ведя строгую подвижническую жизнь, святой угодник Божий нередко посещал Новгородского архиепископа Антония. Путь к его двору, стоявшему рядом с Софийским собором, проходил по мосту через Волхов, в то время служивший и местом казни преступников, которых сбрасывали с него в воду. Проходя однажды по мосту, Варлаам увидел приготовления к казни; сжалился преподобный над несчастным, остановился и, благословив народ, стал просить, чтобы осужденного отдали в монастырь на служение братии. «Он исправится там», – говорил святой Варлаам. И действительно, преступник впоследствии постригся в монахи и стал вести жизнь самую строгую и благочестивую.

А однажды, прощаясь с Новгородским архиепископом, преподобный Варлаам пообещал ему снова приехать в пятницу, на первой неделе Петрова поста (т. е. в июне) – на санях! И пророчество это осуществилось самым неожиданным образом: в ночь на означенную пятницу выпало столько снега, что преподобный действительно приехал в город по санному пути. Он застал владыку в глубокой скорби о погибших хлебах, которые к этому времени уже обычно начинали колоситься. Старец же успокоил его, объяснив, что без мороза настал бы голод, ибо все хлебные корни были поражены червями, которые теперь погибли от холода. На следующий день наступила жара, растаявший снег напоил землю, и урожай в тот год собрали небывало богатый. В память этого события владыка Новгородский установил на все времена совершать в первую пятницу Петрова поста торжественный крестный ход из Софийского собора в Хутынский монастырь.

Достигнув глубокой старости, преподобный Варлаам хотел поставить каменный храм во имя Преображения Господня вместо старого деревянного, и уже приступил к его возведению. Но завершенным он новый храм не увидел; чувствуя близкую кончину, собрал он учеников своих и сказал: «Дети мои, я уже отхожу от сей жизни. Да будет начальником после меня друг мой Антоний; и его, и вас предаю покровительству Божию. Он сохранит и вразумит вас во спасение. Я же, если стяжу дерзновение перед Богом, не оставлю вас, но буду с вами духом. Знамением сего будет, что обитель и по смерти моей не оскудеет, а будет процветать. Храните между собой любовь». Затем, осенив себя крестным знамением, преподобный мирно скончался 6 ноября 1193 г.

С именем преподобного Варлаама Хутынского связано множество легенд, а в монастыре до настоящего времени хранятся памятники святых подвигов его: железные вериги весом 4 кг и власяница весом около 9 кг. В обители у гроба святого угодника Божьего совершалось много чудес: исцеление новгородского князя Константина – сына Дмитрия Донского, воскрешение Григория – постельничего князя Василия Темного и др. В 1472 году великий князь Московский Иоанн III, взяв Новгород, прибыл в Хутынский монастырь поклониться святому Варлааму и был очень удивлен, почему мощи святого не открыты. Игумен Нафанаил отозвался неведением, и тогда князь приказал отодвинуть каменную плиту, бывшую над могилой, и копать землю. Но едва приступили к этой работе, как из могилы повалил густой дым, а вслед за ним сверкнуло пламя, опалившее стены храма. Иоанн бежал из собора, бросив свой посох, который сохранялся в обители, как свидетельство того знамения.

С самого начала своего существования Хутынский монастырь пользовался особой почестью «великия обители». Права, которые он имел, были значительнее прав почти всех других новгородских монастырей. Владея с незапамятных времен разными землями и крестьянами, он получал много и других преимуществ. Согласно высочайшей воле князей (начиная от правления великого князя Василия III и до Петра I), монахи и крестьяне обители освобождались от светского суда, а угодья – от пошлин.

В 1685 г. к монастырю была присоединена Ксенофонтовская пустынь, основанная одним из учеников преподобного Варлаама. Это дало обители новые угодья и доходы, однако жизнь братии не отличалась излишествами. Писатель А. Г. Слезкинский, посетивший монастырь уже в начале ХХ в., был удивлен скромностью монастырской трапезы: в будни на обед подавались ботвинья, щи, суп или уха, гречневая или пшенная каша, а на ужин – щи и «разваришка» (жидкая гречневая каша). Лишь в праздники трапеза «украшалась» булками и осетриной, которую крошили прямо в щи.

Спасо-Преображенский собор 1192 г., с которого началось монастырское строительство, через 300 лет пришел в ветхость. В 1515 г. на месте разобранного храма вырос новый. Летопись отмечает, что его строительство велось за счет монастырской казны, но «повелением великого Государя и великого князя Василия Ивановича всея Руси». Огромное сооружение, увенчанное пятью главами, в общих чертах повторило облик знаменитого Успенского собора Московского Кремля, но в деталях сильно отличалось от него.

В 1552 г. к северу от собора построили новую церковь во имя Варлаама Хутынского – двухэтажную, с монашеской трапезной. В последующие века достраивались храмы и колокольни, братские корпуса, монастырская больница…

Обитель преподобного Варлаама была самой процветающей в Новгородской епархии. В дни памяти преподобного Варлаама на поклонение ему стекались сотни паломников из разных земель.

В 1646 г. к нему были пристроены приделы: с южной стороны – во имя Покрова Пресвятой Богородицы, с северной – во имя Иоанна Богослова. Последний был потом переосвящен во имя архангела Гавриила – после погребения в нем в 1816 г. поэта Г.Р. Державина, скончавшегося в своем новгородском имении Званка, находившемся от Хутыни в 60 верстах вниз по Волхову.

В 1919 г. Хутынский монастырь был закрыт. На его территории разместилась психиатрическая больница, а монастырские земли были переданным ее подсобному хозяйству. Во время Великой Отечественный войны вражеские снаряды превратили обитель в руины. Почти вся верхняя часть Спасо-Преображенского собора обрушилась. В мощных стенах, ограждавших обитель, образовались проломы. Церковь преподобного Варлаама пострадала еще больше. От архиерейского дома остались лишь стены. Но к гробнице Варлаама, где под спудом лежали его мощи, продолжали приходить люди. Разгребали снег и зажигали свечи, приносили цветы и молились преподобному.

В 1976 г. под руководством архитектора Г. М. Штендера начались работы по восстановлению ансамбля Хутынского монастыря. Но только через 20 лет закончилась реставрация собора и братского корпуса. А 19 ноября, в день памяти преподобного Варлаама, Спасо-Преображенский храм был освящен. Монастырь возродился как обитель женская.

МОНАСТЫРЬ БЕТАНИЯ В ГРУЗИИ

Монастырь Бетания расположился примерно в 20 км к юго-западу от Тбилиси. Эта небольшая древняя обитель, устроенная во имя Рождества Пресвятой Богородицы разместилась на уступе огромной горы, на вершине которой стоит большой деревянный крест. Когда паломники добираются до него, перед ними внизу открывается темно-изумрудная чаша крутых гор, покрытых девственным лесом. А на дне ее и приютился монастырь – древний храм и жилища монахов. Название Бетания происходит от имени палестинской деревушки Вифания, в которой, согласно Евангелиям, часто останавливался Иисус Христос, когда навещал преданное Ему семейство Лазаря и сестер его – Марфы и Марии.

О Бетании почти не упоминают историки, молчат о ней и летописи, однако о ее прошлом говорят древние фрески храма, орнаменты и надписи, высеченные в камне. А о том, почему храм построен у подножия горы, а не на ее вершине, существует следующее старинное предание.

«Первоначально ктиторы собирались строить храм по другую сторону пещеры Самадло – на плоской вершине высокой горы, с которой открывался прекрасный вид на окрестности. И храм, если бы его там поострили, царствовал бы над всей округой. Строители уже начали свозить на вершину горы камни, но промысел Божий судил иначе! Однажды утром, обнаружив, что строительные материалы исчезли, они стали искать и, к своему изумлению, обнаружили их глубоко внизу. Там, на дне ущелья, они были сложены на небольшой поляне – на уступе горы. Иноки поняли, что такова воля Божья, и начали строить монастырь на новом, чудесным образом указанном им месте».

Дальнейшая история монастыря окутана тайной; неизвестны даже имена отцов, подвизавшихся в нем в течение нескольких веков. Однако много святых подвижников видели этот древний храм и эта земля, горы и ущелья. А сколько слышалось здесь потаенных молитв, вздохов, прошений и славословий! Сколько покаянных слез вобрали в себя эти ручьи!

Монастырский храм в Бетании

Бетания – это монастырский комплекс, расположившийся в отрогах хребта, возвышающегося справа по ущелью реки Верэ. Рассказывают, что когда-то здесь была лавра: еще и теперь на склонах горы, среди леса, нередко можно увидеть небольшие ямы с грудой камней внутри. Это все, что осталось от монашеских келий… На краю поляны ученые обнаружили огромный кувшин для вина, внизу у реки Верэ – остатки мельницы, дороги в лесу зарастают и превращаются в едва заметные тропы…

В XI в. обитель уже существовала как специально построенная усыпальница представителей крупного феодального семейства Орбели, владевшего обширными территориями в Квемо Картли – южно-восточной провинции средневековой Грузии. Члены этого рода занимали тогда в государстве наиболее почетные должности: амирспасалара (военного министра и главнокомандующего), мандатуртухуцеси (министра внутренних дел) и атабана (воспитателя наследника).

На обширной территории монастыря, некогда окруженного оградой, сохранилась большая крестово-купольная церковь, посвященная Пресвятой Богородице и украшенная росписью. С запада к ней примыкает маленькая зальная церковь, возведенная в 1196 г. во имя святого великомученика Георгия Победоносца. Еще сохранился широкий арочный проезд в нижнем этаже башни, которая одновременно являлась и колокольней.

Храм в Бетании, предположительно, был построен на рубеже XII–XIII вв. (во время царствования Тамар) – на месте более древнего храма, относящегося к XI или даже Х в. Потом эту раннюю церковь включили в новую постройку, и по предположениям исследователей (в частности, Е. Приваловой) древней церкви принадлежали вся современная алтарная часть[51] и сложенный из кирпичей западный притвор, под которым находился склеп.

На северной стороне храма сохранились изображения (весьма значительных размеров) царственных особ: великого Георга III – «Царя царей», его дочери Тамар – «Царицы цариц» и юного царевича Георгия Лаши (сына царицы Тамар) при венце и с саблей. Эту древнюю фреску в более позднее время несколько раз переписывали, но с помощью достижений современной техники И. Н. Гильгендорфу удалось воспроизвести на фотографии лик царицы таким, каким он был изображен на первоначальной фреске. На фотоснимке просматриваются вполне конкретные черты лица: большие миндалевидные глаза, «стрелообразные» брови, прямой нос, мягкий овал подбородка.

На южной стене храма есть портрет (тоже внушительных размеров) ктитора в монашеской одежде и с моделью храма в руках. Надпись над портретом гласит: Великий «Сумбат, мандатуртухуцеси и амирспасалар». После долгих исследований ученые установили, что ктитором обители был Сумбат I Великий, упоминавшийся в исторических документах с 1120-х гг. По времени его изображение более раннее, чем изображение царицы Тамар, ее отца и сына.

Рядом с Сумбатом Великим видна другая фигура – с молитвенно воздетыми руками. Это один из главных вазиров царя – Сумбат Орбели, однако любопытно, что надпись над портретом перечисляет светские титулы и обязанности феодала, а изображен он в монашеской рясе. Видимо, вначале Сумбат был изображен в светской одежде, но потом одежды были переписаны.

После участия в заговоре против царя Георга III он был смещен с занимаемых должностей и пострижен (с именем Симеон) в Бетании, где и окончил дни свои. По некоторым сведениям, бывший вельможа, а теперь смиренный монах Симеон ушел в затвор в склепе усыпальницы. В каменном полу находились могилы его предков, а под полом – очень темный, тесный, низкий и сырой подвал с кирпичными сводами. Здесь в глубоком покаянии и молитвах окончил жизнь свою вазир «Царя царей».

Впоследствии было установлено, что от древней церкви сохранилась не только западная часть, но и вся восточная, которая тоже оказалась древней: она была «забрана» в постройку XII в. и «одета» в новую «рубашку». На основании этого и других установленных фактов Е. Привалова выдвинула гипотезу, что первоначальный (древний) храм был посвящен не Богоматери, т. к. в то время это было нехарактерно. Схема росписи фресок в Бетании довольно необычна для грузинских храмов XII–XIII вв., т. к. в эпоху царицы Тамар в конхе алтаря Богородичных храмов чаще всего изображали «Величие Пресвятой Богородицы», а в Бетании сохранился «Спас на престоле». Ниже Спасителя изображен ряд пророков, что тоже было необычно для того времени. Кроме того, на другое посвящение указывает монументальное изображение Иисуса Христа в конхе, а возможно, и текст развернутого свитка царя Соломона, изображенного в ряду пророков: «Премудрость построила Себе дом».

По предположению исследователей, роспись апсиды более древняя, чем другие фрески храма, и, возможно, принадлежит ранней церкви, которую при царице Тамар перестроили, оставив нетронутой алтарную часть и западный притвор. А если вспомнить о названии монастыря – Бетания (Вифания) – место, где произошло Вознесение Господне, можно предположить, что сначала ранний храм посвящался Вознесению Господню и назывался Амаглеба. Но это лишь догадки историков…

Росписи же северного и южного рукавов церкви, принадлежавшие уже совсем другому времени, отвечали новому посвящению храма. И хотя верхние части росписи (в куполе, сводах и т. д.) погибли, оставшиеся сцены говорят о том, что здесь были представлены двунадесятые празднества, Страстной и Богородичный циклы.

Много еще могут рассказать о славных и драматических временах обители сильно поврежденные, но все еще живые фрески, резные камни, стройная архитектура храма. Когда-то обитель процветала, потом не раз оказывалась на грани полного забвения и даже уничтожения. Долгое время она вообще была заброшена, так что почти все своды и купол ее провалились, территория заросла кустарником (деревья росли даже на крыше храма), роспись была сильно повреждена.

О забытой святыне грузинского народа стало известно только с середины XIX в., когда художник Г. Гагарин нашел храм, расчистил каменный завал и обнаружил портрет царицы Тамар. До конца столетия Бетания представляла собой лишь развалины, заросшие кустарником. Первым восстановителем обители стал иеромонах Спиридон (Кетиладзе), который пришел сюда один и почти все время своего пребывания в святой обители оставался без помощников. Поддерживали его лишь немногие верующие, приходившие потрудиться во славу Божию. Средств был мало, но иеромонах Спиридон нанимал рабочих для ремонта храма, а к 1896 г. обустроил обитель настолько, что она сделалась пригодной для жизни небольшого иноческого братства.

Монахи пришли сюда в самом конце XIX в. и продолжили восстанавливать разрушенное. Средств по-прежнему не хватало, и иноки поставили на дороге ящик с надписью: «Помогите монастырю». А потом постепенно все отстроили: покрыли и покрасили крыши, снабдили обитель всем необходимым, и она начала возрождаться.

Когда иноки строили для себя жилье, недалеко от ворот они обнаружили большое захоронение: множество костей и черепов лежали вместе с одной яме. Кому принадлежали они? Братиям, убитым при нашествии варваров? Или святым мученикам, пострадавшим за веру Христову? Установить это сейчас уже трудно, однако ясно, что не житейская случайность собрала эти останки в общую могилу во дворе древней обители. Теперь эти мощи почивают в склепе, где подвизался в затворе бывший вельможа Сумбат. Над мощами устроен престол во имя царицы Тамар.

И Бетанию так полюбили верующие тбилисцы, что на большие праздники стали приходить сюда целыми семьями. Не боясь уже никаких преследований, от всей души возносили хвалу Богу, устраивали крестные ходы, служили Всенощную. Ходили окунуться в благодатный источник, который зовется «Иордан». Спали люди на улице возле храма – кто на лежанках, кто на досках…

После смерти старцев Бетания опустела: покрылись пылью иконостас, подсвечники и аналои; стала зарастать кустарниками земля, расчищенная под сады и огороды; ржавели крыши, и по древним фрескам побежали струйки дождевой воды. Сторожил монастырские здания престарелый крестьянин, живший в двух километрах от обители. Он снес книги и иконы в одно помещение, там же сложил церковную утварь и запер все на замок. Сюда по-прежнему приходили туристы, но теперь уже посмотреть всего лишь на «любопытный памятник архитектуры».

Затем в Бетанию пришли реставраторы и искусствоведы, затеявшие изучение древних фресок. Они сделали небольшую реставрацию каменной обшивки стен, перестроили каменную крышу храма; подремонтировали дом, в котором когда-то жили монахи, а теперь поселились они сами. Но во время «реставрации» престол храма был сдвинут в сторону и завален разным хламом, внутри все было застроено лесами из необструганных сосновых бревен. Интерьер храма стал напоминать темную и сырую пещеру, что пришлось по вкусу лесным зверям и птицам. В храме поселились летучие мыши и филины; вход в древнюю святыню зиял пугающим черным провалом, из которого веяло могильным холодом и давящей скорбью.

Так продолжалось целых 15 лет… А в 1978 г. святейшему патриарху Илии II буквально чудом удалось отправить в Бетанию двух монахов, и после долгого запустения постепенно начал устраиваться мужской монастырь. До конца 1980-х гг., когда в Грузии наметились перемены в государственном строе и обществе, Бетания оставалась единственным прибежищем для многих верующих.

ТВЕРСКОЙ ОТРОЧ МОНАСТЫРЬ

Отроч монастырь был одним из древнейших и наиболее чтимых в Тверской земле. Точных сведений о его основании не сохранилось. В летописях (в частности, Воскресенской) о нем впервые упоминается под 1205 г. как о монастыре уже благоустроенном, которым управлял игумен Михаил – известный и уважаемый всеми за добрые качества души. Располагался монастырь на том водном пути, который через реку Тверцу соединял и верховья, и низовья Волги с Великим Новгородом. Это место было важно еще и тем, что на нем был устроен детинец, в котором жили отроки княжеские, наблюдавшие за новгородскими пределами, чтобы отразить великокняжеские владения от нападения. Под защитой отроков монастырю было безопасно и устраиваться, и заниматься благотворительностью, поэтому обитель и получила название Отроч монастырь. Около детинца и монастыря располагался небольшой тогда город Тверь…

Монастырь на реке Тверце

В науке существует предположение и о том, что Отроч монастырь основали иноки Киево-Печерской лавры, которые с полным самоотвержением, с беззаветной любовью к ближним своим, с непобедимым терпением и кротостью возвещали слово Божье.

В 1238 г., когда было страшное нашествие татаро-монголов на Русь, не избежала общей участи и Тверь, а вместе с ней и Отроч монастырь. Город был разорен и опустошен, обитель уничтожена, братия погибла. Можно было опасаться, что монастырь полностью исчезнет с лица земли, но когда Русь мало-помалу стала подниматься великий князь Ярослав Всеволодович во второй половине XIII в. разделил княжество Владимирское между своими сыновьями – Ярославом и Александром, и первому выделил самостоятельное Тверское княжение, столицей которого должна была бы стать Тверь. Но и до татаро-монгольского разорения город не имел ничего такого, что могло бы сделать его столицей: не было в нем ни дворца княжеского, ни палат боярских, ни общественных зданий, ни безопасной крепости, ни соборного храма, ни в собственного епископа. Общей святыней был только Отроч монастырь с храмом Успения Пресвятой Богородицы. После же нашествия татар Тверь представлялась еще ничтожнее: детинец был разрушен, на месте монастыря рос лес…

Новому князю Тверскому – Ярославу Ярославичу, человеку энергичному и с твердой волей (хотя порой и своенравному), предстояло много трудов и хлопот. Из соображений безопасности он перенес столицу своего княжества на правый берег Волги – на то место, которое образует довольно обширное пространство между устьем реки Тьмаки и Волгой. В городе началось довольно обширное строительство: в 1252 г. стали возводить княжеский дворец, чтобы туда могли переселиться супруга его и дети, которые все еще жили в Переяславле у брата князя. Но в 1253 г. на город напали татары, убили многих его жителей, в том числе и супругу князя Ярослава, а двух сыновей его и дочь взяли плен. Ярославу Ярославичу следовало бы тотчас отправиться в Орду и представиться хану в качестве нового князя Тверского, но он не хотел подлаживаться под татар и Орду и в первый раз отправился только в 1258 г. Приняли его ласково и отпустили с великой честью.

Хлопоты по устройству столицы отвлекали Ярослава Ярославича от избрания себе второй супруги. Но после возвращения детей из плена и доброго отношения к нему хана князь решил взять себе жену, которая стала бы матерью его осиротевшим детям. И такую жену он нашел в лице Ксении – дочери сельского пономаря. Одно из повествований о браке между князем Ярославом и Ксенией заимствовано из сказаний о возобновлении монастыря отроком Григорием. Этот отрок всегда находился при князе и был так верен ему, что Ярослав Ярославич часто посылал его по своим селам собирать подати. Здесь и начинается романтическая легенда, с которой часто отсчитывается история Отроч монастыря, хотя из вышеизложенного видно, что начало ему было положено гораздо раньше.

«Раз случилось отроку Григорию быть в селе Едимонове, где он остановился церковного пономаря Афанасия. Увидев его прекрасную дочь Ксению, стал думать, как бы ему жениться на ней. Однако Григорий боялся, чтобы князь не рассердился на него за это. И стал отрок после этого очень печальным, никому из друзей не открывал он причину своей тоски, а только все думал о том, как бы ему жениться на красавице Ксении.

И однажды Григорий стал просить пономаря Афанасия, чтобы тот выдал за него свою дочь, и обещал быть ему во всем помощником. Но пономарь до того удивился, что даже не знал, что и ответить, и пошел спросить жену свою и дочь. Ксения же была не только хороша собой, но девицей кроткой и благочестивой, разум имела великий и исполняла все заповеди Божьи. Поэтому она сказала отцу своему: «Батюшка! Сделай ему все это, и в чем он обещался тебе – положись в том на волю его. Если Богу так угодно, то пусть так и будет».

Григорий еще больше полюбил девушку за такие разумные речи. И уговорил он отца ее, чтобы и брак устроили в этом селе, и венчали бы их в церкви святого великомученика Димитрия Солунского. И жить отрок решил остаться в селе, пока князь не потребует его к себе.

Исполнив все княжеские поручения, Григорий вернулся в Тверь, но никому ни о чем не рассказал. А Ксения после его отъезда сказала своим родителям: «Не дивитесь тому, что обещал вам этот отрок. Он так порешил, но Бог иначе устроит! Не он будет моим супругом, а тот, кого мне Бог пошлет». И родители были очень смущены такими словами дочери.

А Григорий, выбрав удобное время, пал к ногам князя и стал слезно просить его разрешить ему жениться, начал расписывать красоту невесты и свою любовь к ней Выслушав отрока, князь сказал: «Если уж ты задумал жениться, то бери себе жену богатых у вельмож, а не у простых и бедных людей. Не у каких-нибудь худородных и бездомных, чтобы не сделаться тебе позором и поношением для родителей своих, для бояр и друзей своих, и не быть у всех в презрении, И наконец, чтобы не быть удаленным от меня стыда ради моего». Долго еще умолял Григорий князя, чтоб тот разрешил ему жениться именно на Ксении и жить с ней в Едимонове.

И Ярослав Ярославич дал свое разрешение на брак, а потом распорядился, чтобы все было исполнено, как просит Григорий. А потом приказал снарядить большое судно, поставить в него всего, что только душа пожелает. А также послал на торжество бояр своих, чтобы все выглядело прилично, а также и слуг, пригодных для обручения венчания. И на этом судне отпустил Григория по Волге, потому что село Едимоново стояло на берегу реки. А лошадей в качестве свадебного подарка князь обещал прислать по берегу. С радостью поклонился Григорий князю и отправился на судне в Едимоново.

Утром князь приказал готовить лошадей и соколов, чтобы поохотиться на птиц. Потому что ночью ему приснилось, что он охотился со своим любимым соколом, и тот принес ему голубку неописуемой красоты, которая сияла ярче золота. Проснувшись, князь долго размышлял, что бы значил этот сон, но никому не рассказе о нем. Он приказал взять на охоту всех своих птиц и отправился в ту же сторону, что и Григорий. Но князь не знал о селе Едимонове и хотел побывать там на другое утро, чтобы увидеть отрока своего уже женившимся. Он заночевал другом селе, и вновь увидел прежний сон. Утром князь снова стал размышлять о нем, а потом по обыкновению своему отправился на охоту.

Григорий же, не дождавшись обещанных лошадей, стал думать: «Вдруг государь мой передумает и пошлет за мной, и велит мне возвратиться назад. И я ничего не получу, что желал». Он тотчас пошел в дом Ксении, где уже все было приготовлено к свадьбе. По обычаю они сели рядом, как положено жениху и невесте, так как вскоре должно было состояться их венчание. Григорий приказал все делать быстрее, но Ксения сказала ему: «Не вели торопиться. У меня будет еще один гость – незваный, но лучше всех званных гостей».

А князь уже был неподалеку от села и, увидев стаю лебедей на Волге, велел спустить всех своих ловчих птиц. Много поймал он тогда лебедей, а его любимый сокол вдруг взвился и полетел в Едимоново. Преследуя его, князь подъехал к церкви, куда уже собирался народ на свадьбу. Сокол устроился на церковном кресте, и сколько князь не манил его, никак не хотел слетать.

Ярослав Ярославич вошел во двор, где находился отрок его Григорий, но так как князь был в дорожном платье, то люди не узнали его и не оказали ему достойной встречи Тогда Ксения встала и сказала всем: «Встаньте все и выйдите навстречу своему великому князю, а моему жениху». Все только дивились ее речам, а князь между те уже входил в комнату. Когда все встали и поклонились князю, прося прощения, что не узнали его, Ярослав Ярославич приказал всем сесть, чтобы он мог лучше рассмотреть жениха и невесту. И Ксения сказала Григорию: «Отойди от меня и дай место князю своему. Он более тебя – и жених мой, а ты был только сватом его».

Князь увидел, что девица собой прекрасна, а от лица ее словно лучи исходят, и сказал Григорию: «Уйди отсюда и поищи себе другую невесту. А это невеста моя, она мне нравится». Взял он Ксению за руку и повел ее в церковь, где совершилось их обручение и венчание. И когда выходили они из церкви, сокол «начал трепетатися, яко бы веселяся и позирая на князя», а затем по зову его спустился к нему на руку.

На Григория, пораженного всем происходящим, напала такая «великая кручина», что он «и не яде, и не пия». Он ушел от людей, долго молился Богу и Пресвятой Богородице, чтобы наставили Они его на путь, который Им будет угоден. Помолившись, он снял с себя богатые одежды, надел крестьянское платье, тайно от всех ушел из села и пошел лесом, сам не зная куда.

А князь утром вспомнил о своем отроке и приказал позвать его. Бояре долго искали Григория, а когда увидели платье его, рассказали обо всем князю. Тот очень опечалился и повелел везде искать своего любимого отрока, даже в колодцах, т. к. боялся, чтобы тот не предал себя насильственной смерти. Когда Григория нигде не нашли, князь повелел искать его по лесным дебрям, но и здесь его не сыскали, и долгое время о нем ничего не было слышно.

А Григорию однажды явилась во сне Пресвятая Богородица и повелела построить монастырь и остаться в нем жить. По Божьему промыслу пришел он на реку Тверцу – на место боровое, поставил себе хижину и часовню и водрузил крест на том месте, где потом была поставлена церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы».

Со временем первоначальные обстоятельства устроения Отроч монастыря забылись, осталась только эта красивая легенда. В начале XIV в. обитель уже приобрела известность, может быть, и княжеское покровительство. Ученые считают, что игумен монастыря Александр написал «Повесть о Михаиле Ярославиче Тверском», так как был духовником князя, ездил с ним в Орду и был свидетелем его мученической смерти. В пору самостоятельности Тверского княжества монастырь развивался и богател, в него стекались многочисленные пожертвования «на вечное поминовение»: земли, деньги, церковная утварь, священнические облачения и книги. Причем жертвователями были не только знатные и зажиточные люди, но также посадские жители и даже крестьяне. Отроч монастырь не утратил своего значения и после присоединения Твери Московскому княжеству. Более того, он приобрел покровительство великого князя Василия Ивановича, который в 1518 г. пожаловал монастырю часть Заволжского посада, после чего образовалась значительная слобода с проживающим в ней торговым и ремесленным людом.

Народ этот был зажиточным, оброк монахам платил исправно, к тому же монастырь получал немалые доходы от окрестных сел и деревень. А еще обители принадлежало более 2300 десятин пахотных земель.

Большие доходы позволили монастырю начать каменное строительство, и к середине XVI в. нем было уже несколько каменных сооружений – Успенский собор, теплая церковь, колокольня и палаты для торжественных приемов.

Отроч монастырь не раз использовался и как место ссылки для неугодных политических и религиозных деятелей. В разное время здесь находились в заточении Максим Грек, митрополит Московский Филипп и др.

Когда по приказу Ивана Грозлого опричники разгромили монастырь, слободка запустела, а в 1584 г. у обители ее и вовсе отобрали. Часть земли отдали крестьянам, которых привезли из новоторжских дворцовых сел. Рядом с ними поселили уцелевших местных жителей, а также собранных со всей Твери каменщиков и кирпичников. Все они стали посадскими людьми.

Большой урон понес монастырь в Смутное время. В 1608 г. по указу царя Василия Шуйского монастырские ценности были перевезены в Москву, но когда «первопрестольную» захватили поляки, ценности эти затерялись, да и архимандрит Отроч монастыря Филарет «с Москвы сошел безвестно».

Обитель не раз подвергался грабежу со стороны «литовских людей» и в 1618 г., после чего пришел в полное расстройство: обезлюдели села и деревни Тверского уезда, оброк платить было некому, и монастырь обеднел. Но уже в 20-х гг. началось возрождение обители. Сначала архимандрит Евфимий добился частичной уплаты оброка посадскими людьми за земли бывшей монастырской слободки, потом возобновились пожертвования «на вечное поминовение». Многие жители Твери, постригаясь в конце жизни в монастырь, завещали ему часть своих состояний.

К 1680-м гг. положение Отроч монастыря настолько упрочилось, что был капитально отремонтирован и расписан «стенным письмом» старинный Успенский собор. На старых погребах заново отстроили церковь во имя Петра Митрополита, с трех сторон монастырь обнесли каменной оградой, к которой пристроили каменные хозяйственнье «пристенки». В ризнице вновь собрались богатые церковные облачения, драгоценная церковная утварь и сосуды.

В петровское время доходы монастырей были ограничены, а управление их имениями передано в ведение Монастырского приказа. Монахам же выдавали на жизнь на каждого по 10 рублей и по 10 четвертей хлеба, потом и этот «паек» был уменьшен вдвое. Так что возведенный в 1722 г. Успенский собор был выстроен уже не на монастырские средства, а «иждивением вкладчика Иван Корыхалова с братьями».

ФРАНЦИСКАНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В КРАКОВЕ

Орден францисканцев был утвержден папой Иннокентием III в XIII в., а основателем его был Джованни Бернардоне из Ассизи (1182–1226), известный под именем Франциска. Благодаря покровительству пястовских князей Силезских, в Польше францисканцы появились уже в 1230-х гг. и вскоре стали играть активную роль в жизни страны. При поддержке высоких покровителей были созданы законные основания для материального существования Ордена, и уже в 1237 г. Генрих Благочестивый учредил в Кракове монастырь для прибывших из Праги францисканских монахов.

В Кракове наиболее ярко проявилась и архитектура монастырей францисканцев. Первоначальный комплекс монастырских построек складывался в городе в 1237—1270-е гг. В 1269 г. при монастыре закончилось возведение костела, который за счет пристроенных впоследствии капелл имел форму греческого креста. Костел представлял собой типичную княжескую часовню-мавзолей: например, здесь покоится прах Болеслава Стыдливого и его сестры Саломеи.

В XIV в. к костелу пристроили сакристию и удлинили главный неф, в последующие столетия были возведены боковые часовни и внутренняя галерея. Лавки костела были украшены прекрасной резьбой и выложены перламутром. Но пожары, часто случавшиеся в Кракове, не пощадили эту обитель. Особенно опустошительным оказался пожар 1850 г., когда в огне погибло все средневековое внутреннее убранство костела и вдобавок рухнула башня. Но, к счастью, на стенах внутренней галереи сохранились фрагменты фресок XV в., на стиль которых оказал сильное влияние итальянский художник Джотто ди Бондоне. А изысканная по манере исполнения фреска «Благовещение» заставляет вспомнить школу другого итальянского живописца – Симоне Мартини.

Выше указывалось, что костел францисканского монастыря являлся мавзолеем, однако в нем, кроме надгробий и плит с эпитафиями, представлена и галерея портретов краковских епископов. Один из портретов, созданный в 1530 г. и изображающий краковского владыку Петра Томницкого, отличается богатством красок и психологизмом образа. По предположению искусствоведов его написал Станислав Самостшельник – ведущий польский живописец эпохи Возрождения.

В одной из часовен костела хранится картина «Богоматерь Скорбящая», считающаяся одним из лучших образцов польской готической живописи.

Интерьер костела, существующий сегодня, был выполнен во второй половине XIX в. в неоготическом стиле. Над хорами находится грандиозный витраж, изображающий Бога-Отца; в пресвитерии – два витража с изображениями святого Франциска и Саломеи.

С краковским монастырем и костелом францисканцев связано немало исторических событий и легенд. В 1289 г., переодевшись монахом, отсюда спасается бегством Владислав Локетка, когда город захватил его враг – вроцлавский князь Генрих II. В 1386 г. здесь крестился великий князь литовский Владислав Ягелла перед своим венчанием с Ядвигой – внучкой Казимира Великого, что открыло ему путь к коронации как короля Польши.

С именем королевы Ядвиги связано и еще одно предание. Ради династического брака с Ягеллой она под давлением сторонников объединенного королевства вынуждена была отказать своему первому жениху – герцогу Вильгельму. Это было невыгодно тем придворным, которые свою будущую карьеру связывали с Австрией. В имении одного из них – надворного советника Гневоша – во время свадьбы Ягелла и Ядвиги скрывался герцог Вильгельм, до последней минуты надеявшийся на иной поворот судьбы. Но когда венчание состоялось, Гневош оклеветал молодую королеву перед мужем, сказав, что Ядвига будто бы тайно встречалась с бывшим женихом в монастырской трапезной. Королева потребовала наказать клеветника, суд доказал невиновность Ядвиги и вынес приговор: клеветнику Гневошу влезть под лавку, признать свою вину и произнести сакраментальную формулу: «Соврал, как пес. Гав, Гав!». Такие случаи в то время были нередки, и «этим суровым приговором, – рассказывает летописец, – была сохранена слава и невиновность королевы Ядвиги, даны мир и спокойствие супружеской чете, а на всех клеветников и заушников наведен ужас».

За долгие века своего существования монастырь повидал немало драматических историй. Так, в 1461 г. ворвавшиеся в сакристию костела краковские мещане убили скрывавшегося здесь войницкого каштеляна Анджея Тенчинского за то, что на Главном рынке он оскорбил словом и делом оружейника Клемента, потребовавшего от вельможи слишком высокую плату за починку доспехов.

ГЛОЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В БОЛГАРИИ

На правом берегу быстрой реки Вит, вьющейся по широкой холмистой Дунайской низменности, примерно в 70 км к юго-западу от исторической Плевны, раскинулось большое промышленное село Гложене. А к западу от него, на другом берегу реки, выделяется значительная возвышенность Камен-Лисец, расположившаяся среди поросших лесом холмов. Отвесно обрываясь к востоку, будто срезанная ножом, она образует что-то вроде огромной полукруглой каменной завесы. Немного ниже ее к северо-востоку, на совершенно недосягаемой, на первой взгляд, скале высится Гложенский монастырь – замок Божьего рыцаря Георгия-Победоносца, защитника слабых и угнетенных.

Согласно древнему преданию, как само село, так и Гложенский монастырь основаны неким именитым киевским боярином (или даже самим князем) Георгием (Гложем, или Гложенским). Спасаясь от татарского нашествия, он вместе со своим домом, дружиной и людьми покинул родной край, взяв с собой только особо чтимый им образ святого великомученика Георгия.

Дойдя до приглянувшейся ему живописной, плодородной и малонаселенной местности, знатный пришелец решил здесь обосноваться. Получив разрешение от тогдашнего болгарского владетеля Авана-Асеня II, новый вассал решил прежде всего заложить для своих соратников и спутников село, а неподалеку от него – монастырь во имя Преображения Господня. В церкви этой обители был поставлен образ святого Георгия Победоносца, принесенный из Киева. Однако образ этот из храма исчез, а через некоторое время вдруг появился на самой вершине той неприступной скалы. Набожный князь увидел в этом знамение: святой желает, чтобы образ его был водружен на этой высокой скале, и князь решил возвести здесь монастырь и храм во имя великомученика Георгия.

Огромного труда стоило доставить на верх скалы необходимые строительные материалы, отсечь ее острую вершину, расчистить тесную каменную площадку и укрепить ее чуть обтесанными плоскими камнями, пригнанными друг к другу без всякого раствора. Только окончив эти работы, можно было приступать к возведению самого монастыря, однако все препятствия были благополучно преодолены. Причем так успешно, что фундамент монастыря, созданный только руками и при помощи несовершенных технических средств, стоит до сих пор, несмотря на случавшиеся здесь землетрясения и другие стихии природы. В результате этого неимоверно исполинского строительства на головокружительной высоте вознесся небольшой Свято-Георгиевский монастырь, а в центре его – храм, напоминающий людям о величии Творца и о Его святом угоднике. В благодарность князь наградил своих людей земельными наделами в долине, лежащей за горой Лисец, и там выросло село, которое ныне называется Старо село[52].

Болгарские владетели и благочестивые люди, разного рода и состояния, благоволили монастырю и делали в него значительные вклады. Но после завоевания Болгарии турками-османами обитель, разделив общую участь всего болгарского народа, лишилась своих доходов и владений, а потом и вовсе оскудела. В совершенной нищете она пребывала более 200 лет, и только с XVII в., благодаря щедрым вкладам ревностных богомольцев, стала понемногу восстанавливаться. Со временем монастырь вновь обзавелся земельными угодьями и начал получать доходы, позволившие ему не только внутренне окрепнуть, но и развить большую культурно-просветительскую деятельность. Как в самой обители, так и в городе Ловече, где находилось ее подворье, были открыты «келейные» школы, готовившие будущих священнослужителей и народных учителей. Монастырская библиотека стала пополняться ценными церковными книгами и документами, но до нашего времени они, к сожалению, не сохранились. И эта великая утеря лишает возможности пролить свет на многие стороны не только жизни монастыря, но и вообще церковной и общественной жизни Болгарии в период, предшествовавший освобождению страны.

Когда в Болгарии началась борьба за освобождение от османского ига, монастырь Святого Георгия стал надежным пристанищем, за оградой которого укрывались и борцы за свободу, и жители соседних сел. Например, одна из келий монастыря служила убежищем для Васила Левского – национального героя Болгарии, повсюду разыскиваемого турецкими властями. В иночестве иеродиакон Игнатий, он всю жизнь свою отдал борьбе за национальное освобождение страны. В этой келье есть люк, ведущий в тайник, расположенный в глубокой расселине скалы; через него можно было в случае опасности выйти из монастыря. В обители Васил Левский находил приют и отдохновение в обществе архимандрита Хаджи Евфимия – своего соратника и друга.

В другой келье за обличение антинародной политики правительства князя Фердинанда несколько месяцев томился в заключении по приказанию министра Стамболова митрополит Тырновский Климент – сторонник сближения с Россией[53].

Теперь же монастырь, самим расположением своим удаленный от кипучей общественной деятельности, ведет размеренную иноческую жизнь. Следует особо отметить, что за все время существования обители службы в ней всегда совершались только на болгарском или церковнославянском языках. К тому же за весь период турецкого владычества в монастырь никогда не ступала нога мусульманина, может быть, из-за суеверного страха перед святыней, хранящейся в нем.

К тому же и восхождение на скалу представляет немалые трудности, ведь обитель Святого Георгия была ограждена со всех сторон и представляла собой настоящую средневековую крепость. Сходство с крепостью усиливалось еще и тем, что некогда в монастырском дворе высилась сторожевая башня с бойницей. Благодаря такому своему устройству, а также глухой и труднодоступной местности, монастырь и мог выстоять за столько веков лихолетья. Дорога, идущая теперь с его западной стороны, была с большим трудом проложена только в 1932 г.

Несколько высоких ступеней в северной части ведут к большим, тяжелым воротам, обитым гвоздями. Через широкий и глубокий сводчатый переход паломник попадает в верхний монастырский двор, посреди которого строит храм. С трех сторон от него, под открытой галереей, тянутся кельи и хозяйственные помещения, крытые неровными каменными плитами. Из окон келий и с незастроенной части двора открывается чудесный вид на окружающие горы и долины, а в ясную погоду даже виден Дунай. Но если смотреть вниз, то кажется, что это произведение строительного искусства висит в воздухе, т. к. из-за крутизны скалы надо далеко высунуться из окна, чтобы увидеть основание монастыря.

В XIX в. часть монастырских строений была уничтожена пожарами, а из-за землетрясений 1904 и 1913 гг. пострадал древний храм. Вовремя он укреплен не был, поэтому рухнул, и в 1929 г. его разобрали. При этом погибла бесценная роспись стен, схожая с фресками знаменитой Бояновской церкви, находящейся неподалеку от Софии. При разборе церкви в основании ее северной стены была обнаружена высеченная в скале гробница и в ней – полусгнивший дубовый гроб со скелетом мужчины высокого роста в истлевшем от времени кафтане с серебряными золочеными пуговицами. Кто был усопший – неизвестно, но по преданию это был сам основатель монастыря – легендарный киевский князь. Впоследствии останки его были перенесены в усыпальницу, устроенную рядом с входом в монастырь.

Нынешняя монастырская церковь была построена в 1930–1931 гг. Снаружи она напоминает протестантскую кирху, но внутри имеет вполне православный вид – светла и по-особенному приветлива. У северной ее стороны находится чудотворный образ святого Георгия Победоносца в серебряном окладе XVIII в. Образ обрамлен клеймами более поздней работы из жития великомученика. Это традиционное изображение святого Георгия на коне, поражающего копьем дракона. Справа от святого изображена небольшая фигурка царской дочери, а в глубине видны чертоги.

Особого внимания заслуживают две круглые монастырские печати. На одной из них, бронзовой (диаметром в 4,5 см), изображен святой Георгий на коне, а по кругу идет надпись: «Сiе печать от монастир Киева храмъ святаго Георгиа на гора Лисецъ в л то Христа 1776». Другая, деревянная (диаметром в 4,9 см) с изображением Георгия на троне, по кругу имеет надпись: «Печать монастыря Киевского Извора храм святаго В. М. Ге, 1821». Где были изготовлены печати – неизвестно, и по прошествии стольких веков, конечно, очень трудно установить степень достоверности передаваемых в легендах событий. Но примечательно, что на обеих печатях Гложенский монастырь назван «киевским», таким образом, все вышесказанное свидетельствует о вековой духовной близости болгарского и русского народов.

МОНАСТЫРЬ ИОАННА ПРЕДТЕЧИ В МАКЕДОНИИ

У подножия горы Керкины, неподалеку от ее оконечности Меникион, располагался бывший некогда богатым и славным монастырь, устроенный во имя Иоанна Предтечи. Год основания его – точно не установлен, но достоверно можно сказать, что первый камень его положен не раньше 1280 г. Устроителем монастыря был блаженный Иоаким – митрополит Зихнский, прекрасно образованный светски и духовно и отличавшийся известными добродетелями. Всеми своими добрыми качествами и разносторонним образованием он обязан монастырскому воспитанию.

Лишившегося родителей еще в младенчестве мальчика, когда ему было всего два года, взял к себе на воспитание его дядя со стороны отца, бывший настоятелем монастыря Святых бессребреников Козмы и Дамиана. В обители на горе Керкине дядя Иоанникий воспитал племянника в благочестивом послушании Богу.

Икона Иоанна Предтечи

Пробыв несколько лет настоятелем монастыря, дядя пожелал уединения и безмятежного служения одному только Богу. Он удалился из обители и поселился довольно далеко от нее – в пещере. Здесь он провел с племянником своим два года, но нездоровый климат болотистой местности заставил его искать другое место для своих подвигов в отдаленнейшей, непроходимой и пустынной части горы.

Начало новой обители положила находившаяся здесь, но уже обветшалая церковь – Старый Предтеча. Поправив храм, добродетельный старец поселился возле него, а потом решил устроить монастырь. Много усердия приложил он для исполнения задуманного и племяннику своему старался внушить к создаваемой обители то рвение, каким кипело его собственное сердце. Слава о добродетелях и высоких достоинствах Иоакима далеко разносилась уже в те времена, когда он жил вместе с дядей своим. Поэтому, когда умер митрополит Зихнский, народ единогласно назвал его своим пастырем. Но дядя-аскет боялся, что заботы о пастве будут отвлекать внимание племянника от обители и старался всеми силами отклонить его избрание в митрополиты. И согласился только тогда, когда получил от племянника письменное обязательство, что тот и при жизни его, и после смерти будет заботиться о благе монастыря.

В продолжении всего нескольких лет вокруг небольшого первоначального храма поднялась целая обитель, доходов которой с избытком хватало на скромные нужды монахов. Деятельный митрополит Иоаким повсюду находил споспешников своему делу, а в те смутные времена этого мог достичь только человек, уважаемый за свои высокие нравственные достоинства. Он помогал всем без всяких расчетов, всеми силами приносил пользу не только чадам духовным, но и жителям Серры. Да и владетельные и начальственные особы старались выказать свое усердие монастырю…

Обитель длинной, узкой лентой спускалась по западному склону горы. Против него грозно поднималась суровая вершина Меникион; внизу, на единственной площадке, стоял древний восстановленный храм, разделенный на три части. В 1839 г. на пожертвования благочестивых христиан к храму пристроили каменный притвор с колокольней. Против настоятельских покоев в том же году был сооружен величественный павильон с куполом – для торжества водоосвящения, совершаемого в праздник Богоявления.

Обитель была огорожена каменной стеной, в которой были устроены небольшие и довольно тесные кельи для монахов. В верхней части монастыря сохранилась старинная башня с небольшой церковью внутри.

Кроме этой обители, митрополит Иоаким основал в городе Серры и другой монастырь, меньший по размерам. Место для него со старой церковью было подарено митрополиту Константином Холивар – владетелем города. Обитель Иоанна Предтечи, в силу дарованных ей привилегий, превратила этот монастырь в свое подворье. Митрополит хотел сделать из второго монастыря своего рода приготовительное место, где могли бы учиться желающие предаться более строгому и высшему иноческому подвигу. Но с течением времени в связи с общим расстройством дел монастырская братия рассеялась. Храм, оставленный без должного присмотра, повредился в куполе; в нем образовались трещины, и в конце концов он обрушился, а большая часть келий превратилась в развалины.

За семь лет до своей кончины блаженный основатель обители, заботясь о процветании ее, торжественно назвал блюстителем и неограниченным господином ее Иоанна Палеолога Кантакузина, который занимал это место долгое время после смерти митрополита Иоакима и даже после завоевания страны сербами. Доведя обитель до цветущего состояния, блаженный Иоаким на закате своих дней принял схиму с новым именем Иоанн, сменив величественную одежду святителя Христова на скромную мантию схимника. Когда он скончался, тело его погребли в храме, где оно покоится и до сих пор как залог невидимого общения обители со своим основателем.

Много испытаний довелось пережить обители Иоанна Предтечи, особенно в периоды междоусобных войн. Но все несчастья и потери при наступлении лучших времен впоследствии вознаграждались. Так, великие дары поступили от короля сербского Стефана, и супруга его всегда была могущественной покровительницей этого святого места. Со времени утверждения сербского владычества положение обители вообще изменилось к лучшему, но даже ее прежние испытания и невзгоды померкли в сравнении с теми бедствиями, которые принесло владычество турок. История ее с этого времени – это целый ряд обид и лишений, история упадка и борьбы за свое существование.

Постепенно обитель Иоанна Предтечи потеряла все свои имения, и было даже время, когда она поддерживала свое существование только милостынями христиан. Временами она впадала в неоплатные долги, а если и выпутывалась из них, то ненадолго. Правда, первый султан Мурат сначала оставил за обителью ее свободу и привилегии, которыми она пользовалась при византийских императорах. Но потом все благие повеления в отношении обители этого и последующих султанов оставались без всяких последствий из-за неограниченной власти местных чиновников. Земли обители разорялись или отходили в собственность новых властей.

Устрашенные монахи и слова не могли возразить против нарушения своих прав, некоторые из них даже уходили в другие приюты и там подвизались в подвигах благочестия. В начале XVII в. обитель Иоанна Предтечи испытала крайнюю нужду и бедность, и общежительный монастырь жил гораздо скромнее даже того, как заповедовал основатель обители – сам строгий аскет. Несмотря на сокращение всех лишних расходов и старание братии поддержать существование обители, она неудержимо катилась к упадку. Правда, в 1608 г. архиерей Драмас Афанасий подарил обители 8000 тогдашних серебряных монет, и на эти деньги были устроены келья для настоятеля и несколько келий для братии. Через 6 лет митрополит Зихнский пожертвовал такую же сумму, а митрополит Неврокопский Анфим в 1609 г. подарил 15 000 серебряных монет. В 1644 г. Афанасий из Серр поднял на свои средства находившуюся вне монастыря часовню во имя Успения Пресвятой Богородицы, украсил ее стенной живописью и присоединил к ней виноградник площадью 2 кв. км. В это же время на средства князя Димитрия (впоследствии иеромонаха Давида) в обители была выстроена больница.

Казалось, что для обители Иоанна Предтечи постепенно возвращаются лучшие времена. Однако в 1727 г. из-за вновь возникшего большого долга и других неблагоприятных обстоятельств монастырская братия рассеялась кто куда. Ворота обители закрылись, и она целых три года оставалась пустынной и необитаемой. Но когда Константинопольская церковь потребовала, чтобы все монахи (а особенно два инока – Иоасаф и Григорий) возвратились, богобоязненные мужи нисколько не медлили. Явившись в обитель, они стали восстанавливать ее и, не щадя себя, собирали милостыню от народа, который всегда благоговел перед этим монастырем. При большой экономии и прекрасном управлении обитель в 1735–1767 гг. не только сократила свой долг, но и приобрела имения, с которых получала доходы.

В 1757 г. монастырь Иоанна Предтечи обогатился бесценной святыней – частицей крови, истекшей из головы Иоанна Предтечи. Ее принес из Фессалоник в дар монах Герасим; по его же совету в обители была заведена библиотека. Но с конца XVIII и до середины XIX в. обитель вновь находилась в упадке, на этот раз по внутренним причинам. При игумене Дамаскине были даже проданы все священные сосуды, но обитель сумели вовремя поддержать два старца – Филофей и Макарий – и пять братий, которые с большим усердием старались поднять и восстановить монастырь не только материально, но и нравственно.

После греческого восстания 1821 г. христиан в турецких владениях стали так притеснять всякого рода налогами, что они не могли оказывать обители помощь. Поэтому для своего поддержания она вновь вынуждена была продать всю драгоценную утварь, однако и после этого за ней оставался большой долг. Но шло время, и из руин поднимались разрушенные кельи. На месте тех, которые совсем развалились, возвели несколько новых монастырских зданий. В таком виде монастырь после многих превратностей судьбы вновь был присоединен к обители Иоанна Предтечи как ее подворье. Заботы тогдашнего настоятеля, просвещенного и опытного игумена, сосредоточились не столько на материальном благополучии монахов, сколько на их нравственном состоянии. Введя в основанных монастырях киновию, он дал им особенный устав и стал ходатайствовать у тогдашнего Константинопольского патриарха Исайи о подтвердительной грамоте, в которой угрожалось отлучением от церкви всякого, кто святотатственно вздумает уничтожить или изменить дарованный обители устав.

В пятнадцати главах устава даются душеспасительные советы монахам, в остальных излагаются сами правила – обязательные для всех монахов, живущих в обители.

ПЕРВЫЙ МОНАСТЫРЬ НА МОСКВЕ

Время основания этого монастыря в научной литературе определяется по-разному. В конце XVIII в. считали, что московский князь Даниил основал монастырь «около 13 столетия»; назывались и вторая половина XIII в., а также начало XIV в. В летописях XIV–XV вв. приводится рассказ, содержащий сведения об основании монастыря. И в одной из них говорится, что 10 мая 1330 г. близ своего двора в Московском Кремле князь заложил каменную церковь Спаса Преображения, а потом учредил здесь и монастырь и «приведе ту первого архимандрита Иоанна» (из Данилова монастыря. – Н. И.).

Сам же Данилов монастырь, как об этом сказано в старинных летописях, был первой обителью Москвы и по праву считается древнейшей. До его основания существовали и другие монастыри, о чем тоже упоминается в летописях. Но в домонгольский период большинство русских монастырей были необщежительными и с небольшим число братии (порой всего 2–3 человека). Более или менее крупные обители располагались в столицах удельных княжеств и зачастую служили резиденциями епископов. Данилов мужской монастырь основал московский князь Даниил – младший сын Александра Невского, заложивший в 1272 г. небольшой деревянный храм во имя Даниила Столпника. По преданиям церковь была заложена на том месте, где в уединенной хижине жил пустынник Вукол. По другим источникам, основание монастыря произошло в 1282 г., и эту дату Московская патриархия считает правильной. Обитель созидалась в «первый, тягчайший период монгольского ига, когда даже сами князья русские, враждовавшие между собой, неоднократно призывали татарские полчища для опустошения пределов Отечества. К изумлению, однако же, оказывается, что и в этот период некоторые монастыри в Восточной России восставали из своих развалин, а другие созидались вновь»[54].

Данилов монастырь был заложен на берегу Москвы-реки, за Серпуховскими воротами, и основанием этой обители князь Даниил придал своей столице большую значимость, переведя ее в разряд первостепенных русских городов.

Монастырь возник к юго-востоку от Кремля, на сравнительно небольшом расстоянии от него – «в пяти верстах». Местоположение обители было достаточно удобным – в долине Москвы-реки, среди заливных лугов у устья речки, которую впоследствии назовут Даниловкой. Устраивался монастырь в хорошо обжитом и на будущее перспективном районе, таким образом, хотя он и был несколько удален от Кремля, но сообщение между ними было достаточно удобным. Правда, в 1293 г., как гласят летописи, обитель разорили и сожгли татары во время нашествия ратей Дюдени. Поэтому еще одной датой основания монастыря считаются 1297–1300 гг. – период, когда на время прекратились междоусобицы и стала ясной необходимость защищать Москву от вторжения с юга. Перед смертью князь Даниил принял в монастыре схиму и завещал похоронить себя в обители как простого монаха – вне стен храма.

Монастырь был устроен, когда в других обителях господствовал устав Феодора Студита, поэтому братии в Данилове было довольно, чтобы можно было организовать обитель на началах общежития. К тому же он был удален от центра, где у стен деревянного еще Кремля кипел торг и бушевало «житейское море», так что иноки могли вполне спокойно вести подвижническую жизнь.

Центром обители, как говорилось выше, был храм, возведенный во имя Даниила Столпника. Вокруг него размещались домики-кельи, хозяйственные постройки и, может быть (как предполагают ученые), жилище самого князя. Все это хозяйство было окружено «тыном» – частоколом из мощеных бревен, вбитых в основание земляного вала.

Студийский устав большое внимание уделял книжному просвещению и предписывал инокам свободное от богослужений и послушаний время посвящать чтению душеполезных книг. Поэтому Данилов монастырь стал одним из первых центров духовного просвещения Московской Руси.

Дальнейшая история Данилова монастыря связана с именем князя Ивана Даниловича Калиты, который в 1330 году «по особой приверженности своей к иночествующим, с которыми собеседование, в свободное от должностей государственных время, почитал единственным долгом и удовольствием, – для удобнейшего достижения целей своих перевел оттуда (из Данилова монастыря), не упраздняя, однако ж, прежнего, в Кремль, соорудив близ княжеских чертогов своих церковь во имя Преображения Господня, для монашествующих кельи и прочие для обители потребные заведения».

По предположениям исследователей, князь хотел иметь великокняжескую обитель поближе – на самом Боровицком холме. Возможно, сыграли свою роль и соображения безопасности, а также и то обстоятельство, что новый монастырь вписывался в систему кремлевских строений, среди которых были и первые в Москве каменные храмы. Монастырский храм новой обители тоже связывался с именем князя Даниила Московского. Существовало мнение, что каменная Спасская церковь была возведена на месте прежней деревянной, возведенной еще князем Даниилом. Иван Калита назвал новый монастырь Спасским, а прежний Данилов подчинил Спасо-Преображенскому.

Спасская обитель просуществовала на Боровицком холме до XV в. Во времена правления Ивана III обитель была перенесена на новое место – на Крутицы, а монастырский храм был обращен в придворный собор[55]. Для монастыря удаление это, состоявшееся в 1462 г., было спасительным и полезным. Иван III посчитал прежнее место неудобным для соблюдения монастырского уединения и потому решил перевести обитель от городского шума, устроить для монахов кельи и церковь на левом берегу Москвы-реки – на месте возвышенном и красивом. Монастырь в дни своего первоначального основания и потом находился в пяти верстах от Кремля – в местности пустынной; хоть и проезжей, но беззащитной. Будучи немногочислен и не очень силен, он подвергался нападения опасности со стороны вольных людей и татар. Когда обитель вышла из Кремля, то уже не нуждалась в защите от врагов, т. к. наступили времена относительно безопасные и для самой Москвы. Однако из самого города монастырь не исходил, ибо окрестности его все еще подвергались нападениям многочисленных врагов.

Когда же наступили времена безопасные для всего государства русского, то началось новое возрождение обители – на первоначальном месте, которое 230 лет было в запустении. Но его невидимо охранял святой князь Даниил, почивавший в нем.

Ко времени Ивана Грозного на южной окраине Москвы оставалось «небрегамо» лишь место Даниловское, на котором и возводятся на средства царя новый каменный собор, деревянные кельи для братии и другие необходимые постройки. Храм был освящен в честь Отцов Семи Вселенских соборов. Иван Грозный повелел поставить каменную церковь, и она была поставлена – не только каменная, но и двухэтажная. Верхняя – во имя Семи Вселенских соборов, нижняя – во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Л. А. Беляев, исследователь истории русских монастырей, выдвинул гипотезу, что Данилов монастырь по замыслу царя и митрополита должен был стать своего рода духовно-административным центром Москвы XVI в.

«Поскольку неизвестен другой храм, имеющий подобный престол, можно с большой долей вероятности предположить, что именно храм в возобновляемом Даниловом монастыре мыслился как символический общемосковский собор, призванный увенчать систему, уподобляющую Москву семихолмному Риму… Для ревностного блюстителя славы и величия царского рода Иоанна IV логичным было попытаться вернуть былое символическое значение духовного центра прародительскому монастырю, но вернуть уже на новом уровне – общерусского, общеправославного «собора всех соборов».

Оставил свой след Данилов монастырь и в русской истории. В начале 1591 г. крымский хан Кызы-Гирей со 100-тысячным войском вторгся в пределы Русской земли. Основные военные силы русских находились в селении Котлы, в Москве же войск было мало. В ожидании врага по стенам Белого города спешно расставляли пушки; укрепляли Замоскворечье, Симонов, Новоспасский, Новодевичий и Данилов монастыри.

Рано утром 3 июля в русский стан пришло тревожное известие, что татары перешли реку Пахру и приближаются к Москве. Русские войска оставили селение Котлы и сосредоточились у стен Данилова монастыря. Неприятель наступал со стороны Котлов и Воробьевых гор, куда хан ездил полюбоваться христианской столицей. Навстречу врагу выступили передовые русские полки, завязались ожесточенные стычки, продолжавшиеся до позднего вечера. Утром 5 июля Кызы-Гирей ушел от Москвы; русские войска преследовали врагов и у Оки наголову разбили их. Бросая обозы и награбленную добычу, они бежали в степи, и сам хан примчался в Крым, на простой телеге.

Стены Данилова монастыря помнят и многие события Смутного времени. Сама обитель не подвергалась разрушениям и разграблениям, хотя на полях возле нее постоянно толкались вольные люди-разбойники, казаки и даже стояли полки. Так, 1 декабря 1606 г. князь М. В. СкопинШуйский собрал свои войска возле Данилова монастыря и выступил в сторону села Коломенское, где находился укрепленный лагерь И. Болотникова. Мятежники выступили навстречу, и у села Котлы произошло сражение, закончившееся поражением последних. В 1610 г. последний самозванец, стоявший с войском своим под стенами монастыря, увидев обман и предательство со стороны поляков, при отступлении поджег обитель. И хотя пожар оказался для монастыря чувствительным, не уничтожил его.

После Смутного времени обитель постепенно восстанавливается, и ко второй половине XVII в. приходит в цветущее состояние. В 1652 г. в жизни монастыря произошло важное событие – были обретены мощи святого благоверного князя Даниила, которые находились под спудом ровно 350 лет. В XVII в. Данилов монастырь пользовался покровительством и благодениями царей, которые выделяли большие средства на строительство. Возле обители был устроен кирпичный завод, производивший кирпичи по западному образцу. Даже в первой половине XVIII в., в нелегкие для православные обителей России времена, в Даниловом монастыре достаточно активно велось каменное строительство, возводились новые храмы, освящались новые престолы. Именно в это время сложился облик святой обители, которая на протяжении всей своей истории разделяла все беды и радости государства.

В 1805 г. на северной стороне храма Семи Вселенских Соборов на пожертвования благочестивых людей и особенно на завещанные статским советником Г. А. Владыкиным[56] был устроен престол во имя святого князя Даниила Московского. В южной стороне этого храма, в особой неширокой пристройке, устроены престолы во имя святых мучеников-князей Бориса и Глеба – тоже на средства Г. А. Владыкина, который оставил еще 4000 руб. на сооружение богадельни для шести престарелых женщин. Оставшиеся после устройства богадельни деньги предполагалось положить в банк, чтобы на проценты от них содержать этих старушек. Но архимандрит Георгий не стал строить новый дом, а использовал для устройства богадельни первый этаж каменного монастырского флигеля. И этим сберег много средств, на которые в богадельне содержались не шесть, а 12 старушек.

В 1812 г. строения Данилова монастыря остались неповрежденными. Занявшие обитель французы почти не тронули монастырские сооружения, но осквернили храмы и разграбили имущество обители, в которой устроили бойню для скота.

Но после Октябрьской революции, в соответствии с Декретом об отделении Церкви от государства, монастырь в 1919 г. юридически перестал существовать, однако никакие ереси и веяния того времени не проникали за стены Даниловой обители, остававшейся незыблемой твердыней православия. В начале 1923 г. был ликвидирован надвратный храм преподобного Симеона Столпника (впоследствии жилищный кооператив не один раз пытался занять это здание под жилье). В июле 1925 г. милиция ограничила до нескольких минут время колокольного звона, которым Данилов монастырь славился на всю Москву. В 1928 г. помещение надвратного храма было отдано под детскую площадку, в 1930 г. на территории монастыря разместился приемник-распределитель для беспризорных детей и несовершеннолетних правонарушителей. Все храмы и другие сооружения обители были приспособлены под нужды этого учреждения. А в 1936 г. в храме Святых Отцов Семи Вселенских соборов находилась тюрьма. После Великой Отечественной войны детприемник заполнился детьми-сиротами.

Поэтому неудивительно, что к 1980 гг. монастырские здания, не ремонтировавшиеся несколько десятилетий, пришли в ветхость. И только в преддверии празднования 1000-летия Крещения Руси в монастыре начались реставрационные работы. Однако в 1984 г. распространились слухи, что обитель вновь закроют. Уже была готова к освящению церковь Покрова Пресвятой Богородицы (на первом этаже храма Святых Отцов Семи Вселенских соборов), и братия очень хотела, чтобы освящение состоялось 23 декабря – накануне дня памяти Даниила Столпника. Но в Совете по делам религий этот вопрос тогда согласовать не удалось, и освящение престола было отложено на неопределенное время.

Этот нелегкий период в жизни монастыря стал для иноков испытанием их христианского терпения и смирения. Но подготовка к великой дате велась в монастыре постоянно и по разным направлениям: в монастырских мастерских реставрировались иконы, в многопридельном храме Святых Отцов устраивались иконостасы; особое внимание уделялось благоустройству монастырской территории, восстанавливались старые сооружения и возводились новые. В мае 1987 г. по благословению архимандрита Тихона был создан Церковно-исторический музей Свято-Данилова монастыря, в котором к 1000-летию Крещения Руси была устроена первая музейная экспозиция, посвященная истории обители.

Данилов монастырь находится в самом центре Москвы, поэтому не может оставаться равнодушным к нуждам города. Сюда приходит множество людей со своими скорбями, тревогами и надеждами. Но не только миряне приходят в святую обитель, монастырь и сам ведет широкую просветительскую и благотворительную деятельность. В обители устроена воскресная школа, в которой изучают Катехизис, историю Ветхого и Нового Заветов, историю Русской православной церкви и т. д. Из воскресной школы вырос отдел церковного образования, где люди научаются основам православной веры. С конца 1980-х гг. монастырь окормляет Дом ребенка № 17 (Чертановская ул.), где содержатся дети, от которых по тем или иным причинам отказались матери. Иноки Данилова монастыря духовно окормляют и сотрудников этого учреждения, которые самоотверженно стараются заменить детям родителей. А совсем недавно на Даниловской площади, на скрещении шумных и многолюдных улиц, был установлен памятник, а впоследствии и часовня во имя святого князя Московского Даниила.

ИПАТЬЕВСКИЙ МОНАСТЫРЬ В КОСТРОМЕ

Ипатьевская обитель расположена в живописном месте – на стрелке между реками Волгой и Костромой, стоявшем к тому же на важной торговой дороге, идущей в сторону Ярославля. С самого момента своего основания Ипатьевский монастырь был укрепленным пунктом на подступах к Костроме, когда город стал центром удельного княжества. С этим временем местные предания связывают целый ряд событий, оставивших след в истории Костромы. Так, во времена княжения Василия Ярославича (брата Александра Невского) на левом берегу реки Костромы был возведен Спас-Запрудненский монастырь. Обе обители создавали мощный заслон богатым галичским землям.

В летописях первое упоминание о монастыре относится к 1432 г. – ко времени борьбы за великокняжеский престол, которую подняли князья Юрий Звенигородский и его сыновья – Василий Косой и Дмитрий Шемяка – против Василия Васильевича – племянника Юрия Дмитриевича (второго сына князя Дмитрия Донского). Однако основана обитель была значительно раньше – около 1330 г. Предание, записанное в XVI в., относит время ее возникновения ко второй четверти XIV в. Согласно ему, монастырь был основан знатным татарским мурзой Четом (предком Годуновых) – выходцем из Золотой Орды, как будто бы добровольно перешедшим на службу к великому князю Ивану Даниловичу Калите.

Однажды, когда Чет плыл по Волге, он тяжело заболел и остановился на месте, где теперь стоит монастырь. Во сне ему явилась Пресвятая Богородица с апостолом Филиппом и священномучеником Ипатием Гангрским. Божия Матерь обещала исцелить Чета, если он примет христианство. Выздоровев, мурза прибыл в Москву и принял христианскую веру, получив при крещении имя Захария. В честь своего чудесного исцеления он возвел каменный храм во имя Святой Живоначальной Троицы с приделами во имя апостола Филиппа и священномученика Ипатия и основал монастырь во имя святого Ипатия[57].

Чет-Захария стал и родоначальником костромских вотчинников Зерновых, Шеиных, Вельяминовых-Зерновых, Сабуровых и Годуновых – знатных боярских фамилий, покровительствовавших монастырю. Однако есть и другие списки легенды, по-иному излагающие обстоятельства возникновения монастыря. Академик С. Б. Веселовский, рассматривая взаимоотношения крупных боярских родов с Ипатьевским монастырем (в частности, генеалогию бояр Сабуровых-Годуновых), подвергает критике легенду об основании монастыря Четом-Захарией. Более того, ученый называет вымыслом предание «о чудесном во сне видении и не менее чудесном превращении поклонника Аллаха в русского патриота и основателя монастыря».

Сопоставляя легенду с родословными записями Годуновых и сообщениями летописей, ученые действительно нашли несколько противоречий. Например, Захария не мог приехать на службу к Ивану Калите, т. к. время его жизни (согласно родословной) отодвигается на 50 лет назад. А если все же именно он основал обитель, то время ее устроения приходится на вторую половину XIII в. С. Б. Веселовский считает, что Захария был истинным костромским вотчинником, а версия о происхождении рода Годуновых от мурзы Чета создана при составлении родословной в XVI в.

Междоусобная княжеская борьба длилась 30 лет, и заключительный этап ее был связан с Ипатьевским монастырем. В 1435 г. Василий Косой, как сообщают летописи, после поражения на реке Которосли укрепился в Костроме и стал собирать войско против московского князя. Василий Темный, выступив против него, расположился на Ипатьевском мысу. Не приняв сражения, Василий Косой согласился на мир, который и был заключен в монастыре. Вскоре после этого (в 1442 г.) монастырь получил по одной из великокняжеских грамот право перевоза через реку Кострому, а также богатые вклады от костромских вотчинников Шеиных, Сабуровых, Годуновых и др.

В XV в. монастырь становится и обладателем первых земельных вкладов, а в середине столетия получает поблизости два села (Костенево и Кошево) с деревнями. Но особый рост Ипатьевской обители начался с возвышением во второй половине XV в. рода Годуновых, ведущих свою родословную от легендарного мурзы Чета, и особенно после женитьбы царя Федора Иоанновича на Ирине (сестре Бориса Годунова). Доказывая древность и родовитость своего происхождения, чтобы оградить себя от политических притязаний Шуйских, Романовых и Захарьиных, Б. Ф. Годунов и его дядя Д. И. Годунов делали в монастырь богатейшие вклады, в результате чего обитель сделалась крупнейшим очагом культуры. Так, при поддержке Годуновых, в монастыре была устроена живописная мастерская.

В течение 30 лет в монастырь непрерывным потоком поступают от Годуновых вклады землей, деньгами и ценными вещами. Монастырская ризница обогатилась облачениями, церковной утварью, иконами в золотых и серебряных окладах, ценными рукописями. На средства бояр Годуновых обитель была полностью переустроена. Руководил работами специально назначенный «строитель» Гурий Ступищий, который до того времени успешно потрудился над возведением ИосифоВолоколамского монастыря. В 1585–1590 гг. деревянная монастырская ограда была заменена каменной стеной, длина которой составляла более 500 м, а высота – более 6 м. Толстые и прочные стены были возведены из огромных кирпичей на известковом растворе, для изготовления которых неподалеку от Ипатьевского монастыря построили печи[58]. Пространство между внешней и внутренней кладкой, заполненное кирпичным боем щебнем и булыжником, тоже было залито известковым раствором.

Многие монастырские сооружения годуновского времени дошли до нас, но в перестроенном виде. Первая каменная постройка обители – это Троицкий соборный храм, возведенный в 1586 г. Первоначально собор был пятиглавым, с трех сторон его окружали открытые галереи, а с южной стороны была выстроена трапезная палата. Троицкий собор был летним храмом, предназначавшимся для торжественных богослужений. В 1581 г. в монастыре случился пожар, но восстановление обители началось сразу же.

За десятилетие были возведены каменные стены с башнями и въездными воротами. Святые (парадные) врата первоначально выходили к реке Костроме, под ними была выстроена церковь во имя воина Федора Стратилата и святой Ирины – в честь соименных царя Федора Иоанновича и царицы Ирины. В это же время строятся каменные кельи, погреба и настоятельские покои; в 1604 г. была сооружена каменная звонница, завершившая архитектурный ансамбль монастыря.

От первоначального убранства Троицкого собора сохранились три металлические двухстворчатые двери – дар Д. И. Годунова. В 1649 г. Троицкий храм обрушился от взрыва пороха, хранившегося в его подвалах. Взрывом двери были «совсем переломаны», но и их впоследствии восстановили, хотя расположение пластин было перепутано. Эти двери обиты медными листами, на которых изображены библейские пророчества и евангельские сюжеты; отдельные композиции обрамлены орнаментными валиками. Среди пророков и волхвов представлены языческий бог Аполлон, античные драматург Менандр и философ Платон, которых церковь причислила к провозвестникам христианской веры.

Зимней церковью, в которой совершались также и ежедневные службы, являлся храм Пресвятой Богородицы, до настоящего времени, к сожалению, не сохранившийся.

Главное боевое значение имели монастырские башни, в которых размещались бойницы с установленными в них крупными орудиями со снаряжением и полным «осадным нарядом». Для хранения пороха предназначалась специальная Пороховая башня (северо-восточная). Круглая форма угловых башен позволяла вести огонь в радиальном направлении, взаимодействуя с соседними и одновременно являясь удобным наблюдательным пунктом. В Водяной башне был устроен потайной вход к реке Костроме, который обеспечивал снабжение монастыря водой во время осады.

Одновременно с возведением стен и башен в монастыре строились жилые и хозяйственные каменные здания. Например, вдоль северной стены разместился Братский корпус, окна которого выходили на юг. Кельи у западной стены (справа от западных ворот) назывались Келарскими. С 1598 г., когда настоятелю Ипатьевского монастыря было присвоено звание архимандрита, корпус стал называться Наместническим.

В годы польско-шведской интервенции XVII в. Ипатьевский монастырь стал свидетелем одной из ярчайших страниц борьбы русского народа за независимость. Осенью 1608 г. западные районы и большая часть северных областей России были захвачены врагами, однако уже в ноябре выступили посадские люди Галича, к которым присоединились жители Вологды, Костромы и других городов. И в мае следующего года поляки и их сторонники во главе с воеводой Вельяминовым были изгнаны из города, но им удалось завладеть Ипатьевским монастырем. Слабо вооруженному войску ополченцев изгнать их было нелегко: монастырь-крепость мог противопоставить им 37 пушек, к тому же пороха и продовольствия у захватчиков было достаточно.

По приказу прибывшего в Кострому опытного воеводы Давида Жеребцова вокруг монастыря выкопали глубокий ров, за которым засели ополченцы, отрезав засевших в обители от всякого сообщения с внешним миром. Все попытки Вельяминова прорваться успехом не увенчались, т. к. ополченцы бились с иноземцами «день и ночь». Но чтобы взять крепость, нужно было взорвать ее стены, что и было сделано в ночь с 24 на 25 сентября 1609 г. Засевшие в монастыре поляки и их сторонники были уничтожены, а оставшиеся в живых нашли свою смерть на дне Святого озера (ныне Некрасовское). По преданию около 350 лет до этих событий оно стало могилой и для монголо-татарских завоевателей.

В Ипатьевском монастыре при Борисе Годунове жили в ссылке бояре Романовы, а в годы Смутного времени они получили монастырь в свое вотчинное владение как вознаграждение за опалу. Когда на Земском соборе 1614 г. юного Михаила Романова избрали царем, в монастырь явилось посольство от духовенства и бояр. Отрок Михаил Романов с матерью своей – инокиней Марфой – жил тогда в Наместническом корпусе, поэтому здание еще именовалось «палатами бояр Романовых». Посланные просили инокиню Марфу отпустить на царство юного сына, но старица, ссылаясь на его молодость, долго отказывала. Тогда архиепископ Рязанский взял в руки Феодоровско-Костромскую икону Божьей Матери и сказал старице Марфе и Михаилу: «Для чего же иконы Божьей Матери шествовали с нами в далекий путь? Если нас не слушаетесь, то ради Богоматери склонитесь на милость и не прогневайте Господа Бога». Против таких слов старица Марфа ничего не могла возразить и, упав на колени перед чудотворным образом, сказала: «Да будет воля Твоя, Владычица Небесная! В Твои руки предаю сына моего. Наставь его на путь истинный, на благо Себе и Отечеству».

В Троицком храме был отслужен первый благодарственный молебен за спасение России в Смутное время и за благоденствие нового царствующего дома. После этого стало укрепляться значение и благоденствие Ипатьевской обители. Монастырь состоит из Старого города (возведенного в 1586–1690 гг. на средства бояр Годуновых) и Нового (пристроенного в 1642–1643 гг. царем Михаилом Федоровичем Романовым).

В знак особого расположения царь Михаил Федорович передал в дар монастырю часть «ризы Господней», полученной от персидского шаха Аббаса, а также так называемое «царское место», изготовленное московскими резчиками по дереву. Основание его установлено на лежащих львах», «охраняющих» того, кто на нем восседает. Верх «царского места» венчает шатер, украшенный причудливой резьбой. В Троицком соборе оно находилось у южного столпа, а сейчас хранится в музее «Коломенское» – бывшем царском подмосковном селе.

Воцарение Петра I было разрушительным для Ипатьевской обители. В монастыре сняли часть колоколов, которые вместе с медными котлами отправили на переплавку в Москву. Последующие годы правления Петра Великого тоже не благоприятствовали обители, и в 1721 г. вновь назначенный архимандрит Гавриил писал в Святейший Синод: «нашел в Ипатьевском все ветхое… врата распалися и столпами деревянными подперты, всего же разорения в обители вкратце и описать невозможно».

В 1744 г. Ипатьевский монастырь стал резиденцией архиерея Костромской епархии, и поэтому с середины XVIII в. обитель стала расширяться и перестраиваться; возводились в ней и новые здания. Через три года в монастыре разместилась открывшаяся в Костромской епархии Духовная семинария – одна из старейших в России. В 1764 г. заканчивается строительство нового теплого храма в честь Рождества Пресвятой Богородицы, а в Троицком соборе был устроен новый иконостас, сохранившийся до нашего времени.

В 1767 г. Ипатьевский монастырь посетила императрица Екатерина II, участвовавшая 15 мая в Троицком соборе в Божественной литургии, восседая на царском месте – даре царя Михаила Федоровича. В начале 1834 г. костромское духовенство и почетные граждане города встречали у стен обители императора Николая I, который внимательно осмотрел монастырскую ризницу и кельи, в которых проживал юный Михаил Романов с матерью, и повелел восстановить эту «знаменитую по свершимся в ней событиям обитель и обновить все здания сего монастыря».

Во время празднования 300-летия дома Романовых Кострома была одним из главных мест по проведению торжеств. Ничего подобного майским торжествам 1913 г. в обители не было с 1613 г. На празднование прибыли император Николай II с семейством, министры и придворные. Император приложился к иконе Феодоровской Божией Матери, которой предок его был благословлен на царство. Но в то же время торжества эти стали как бы прощанием со старой царской Россией.

В начале 1919 г. новая власть закрыла монастырь, монахи и епископ Филарет (Никольский) были изгнаны, все имущество обители национализировано. Часть монастырский помещений передали губернскому музею, в остальных разместился Советский поселок, в котором поселились жители фабричных окраин. До 1922 г. еще продолжалась служба в монастырских соборах, но уже в марте этого года губернская комиссия конфисковала церковную утварь (священные сосуды, лампады, подсвечники и т. д.) общим весом более 14 кг золотом и около 200 кг серебром.

Возрождение монастыря началось в феврале 1980-е гг., и уже в ноябре 1989 г. после долгих десятилетий «мерзости и запустения» в нем была совершена первая служба. В настоящее время в обители подвизается небольшое число послушников и монашествующих. Кроме послушания, они занимаются реставрацией храма во имя Иоанна Богослова, который был взорван в 1687 г. К 850-летию Костромы городские власти передали монастырю Новый город – часть монастырской стены, башни и корпус, в котором раньше размещался Отдел природы Историко-архитектурного музея[59].

В июле 2002 г. в Ипатьевском монастыре уже во второй раз память о расстрелянной царской семье была отмечена церковной молитвой. В этот знаменательный день в дар Ипатьевской обители от Екатеринбургской епархии был поднесен камень от стен разрушенного Ипатьевского дома, в котором была расстреляна семья последнего российского царя.

ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВА ЛАВРА

«Как медведица шерстью, густо заросла Русь лесами. Они стояли сырые, дремучие по всей русской земле – из края в край… В темной их глухомани таилось много всякой дичи и всякого зверья – вепри и лоси, олени и рыси, медведи и волки, белки и лисы, барсуки и бобры, куницы и зайцы… Казалось, что лишь диковинные неодолимые звери и лихая нечисть таятся в лесных дебрях. И беглый человек в лесу ютился, и озорные шайки в лес уходили».

Десятки верст исходили по таким лесным дебрям вокруг небольшого подмосковного городка Радонеж братья Варфоломей и Стефан в поисках подходящего места для поселения. Это было около 1345 г., и наконец братья нашли то, что искали: большой, поросший лесом холм, у подножия которого протекал ручей. Ни на самом холме, ни в окрестностях не было никакого жилья. Именно здесь, на плавно возносящемся холме Маковец, братья, засучив рукава, стали рубить лес, очищать бревна и складывать сруб приземистой избушки-кельи. Рядом с ней вскоре выросла небольшая часовенка, предназначавшаяся для чтения «часов» – псалмов и молитв, приуроченных к определенным часам дня.

Троицкий собор – главная святыня Лавры

Вскоре Стефан ушел на Москву, и Варфоломей остался один. Жил он скромно и достойно: бортничал, ловил рыбу, собирал коренья и орехи… И растеклась по окрестностям молва об отшельнике, начали к нему приходить люди, просили пристанища, но привыкший к одиночеству Варфоломей поначалу отклонял их просьбы. «Знайте прежде всего – говорил он им, – что место это трудно, голодно и бедно; готовьтесь не к пище сытной, не к питью, не к покою и не к веселью, но к трудам, посту, печалям, напастям, ибо многими скорбями должно войти в Царствие Божие. Узок и скорбен путь, вводящий в жизнь вечную». Однако Сергий (монашеское имя Варфоломея) соглашался на совместное с другими жительство, и селились рядом с ним приходившие. Сначала собралось 12 человек; взяв с каждого обет целомудрия и братства, он повелел им срубить себе кельи… Сообща поставили они небольшую церквушку во имя Пресвятой Троицы, и вскоре вокруг нее образовался небольшой монастырь. Основывая обитель, Сергий Радонежский, как сказано в одном из его «Житий», «поставил храм Троицы… дабы взиранием на Святую Троицу побеждался страх перед ненавистной раздельностью мира».

В первое время обитель была очень бедна, даже воска для свечей не было, и вместо них в церкви горела лучина. Книги, нужные для богослужений, писались на берестяной коре, но братия со смирением переносила нищету, видя перед собой пример Сергия: он всем был слугою, сам рубил дрова, носил воду, молол муку, делал обувь, шил одежду, а по ночам молился…

Постепенно территория монастыря увеличилась, его огородили тыном, в центре возвели церковь и общественные здания, а вокруг них – кельи. Между кельями и тыном расположились огороды, житницы и различные хозяйственные постройки. Иноки просили святого Сергия принять на себя игуменство, но он по смирению своему отказывался, говоря им: «Желаю лучше учиться, чем учить; лучше повиноваться, чем начальствовать, а вы хотите взвалить на меня бремя выше моих сил». Чтобы окончательно отклонить от себя сан игуменский, Сергий отправился к преосвященному Афанасию, который тогда управлял митрополией всей Руси. Тот радушно принял святого подвижника, но объявил, что никто, кроме него, не должен быть игуменом обители. Когда же Сергий вновь стал отказываться, митрополит сказал ему: «Возлюбленный! Ты все стяжал, а послушания иноческого не имеешь», – и смиренному Сергию оставалось только согласиться. В 1357 г. митрополит Афанасий рукоположил его в игумены монастыря.

Возвратившись в обитель, преподобный Сергий не изменил прежнего образа жизни: по-прежнему служил братии, подвизался в непрерывной деятельности, посте и молитве. Никогда не видели его праздным: в церковь на богослужение он являлся первым, уходил последним; в свободное от работы время наставлял духовными беседами иноков. Число их со временем увеличилось, а между тем в обители все сильнее стал ощущаться недостаток в самом необходимом. Хлеба на всех недоставало, братии порой приходилось голодать, ходить же в соседние села за подаянием игумен строго запрещал.

Между тем росла слава о преподобном Сергии не только как о подвижнике, но и как о чудотворце. Согласно преданию, как-то один верующий привез к нему неизлечимо больного сына и стал со слезами умолять о помощи. Но когда преподобный подошел к привезенному отроку, то увидел, что тот уже мертв. Горько зарыдал отец, и тогда Сергий, тронутый его горем, стал горячо молиться Богу, а через некоторое время, к всеобщей радости, мальчик ожил.

И богатые вельможи, и бедные простолюдины шли к убогой келье преподобного Сергия в надежде найти здесь совет, утешение и благословение. Тогдашний князь Московский Иван Иванович сильно возлюбил смиренного старца, часто посещал его в обители и видел ее бедность. И вспомнилось тогда князю, что у государей земли Русской искони было заведено заботиться о благосостоянии храмов и монастырей, наделять их землями и всяким добром. И подарил он обители окрестные земли, щедро наделил ее деньгами и хлебом и повелел сделать церковную утварь из золота и серебра. После этого посыпались в монастырь щедрые вклады и от других усердных христиан…

Дальнейшее развитие этой обители связано с активной деятельностью энергичного игумена Никона – преемника преподобного Сергия. Окрестности обители стали заселяться, леса вырубали и на их месте строили новые деревни и села, проводили большие дороги. При Никоне монастырь получил другие земельные пожалования и вклады, и сам игумен прикупами постоянно увеличивал монастырские владения. Обитель имела уже несколько сотен деревень, многочисленные стада, рыбные промыслы, соляные варницы, бобровые гоны. Игумен вел торговлю с Великим Новгородом, торговые пути монастыря тянулись к Волге и Белому морю. Монастырские крестьяне создавали своим трудом богатства, почти равные доходам царя.

Но в августе 1408 г. полчища татарской конницы под водительством хана Едигея подошли к Москве и окружили город, рассчитывая сломить его долгой блокадой. Месяц стояли вражеские войска под Москвой, грабя окрестные села. Был разграблен и Троицкий монастырь, однако в самой Орде в это время обострились раздоры, и хан Едигей, взяв с москвичей «откуп» в 3000 рублей, поспешил назад.

Когда троицкие монахи возвратились в свою обитель, они увидели на ее месте только пепел от пожарища. Но скоро с помощью великого московского князя пепелище стало застраиваться, и игумен Никон отстроил монастырь, во всем следуя его прежней планировке. На месте старой церкви, где был похоронен скончавшийся в 1392 г. преподобный Сергий, возводится новая – тоже деревянная, но больших размеров. В 1422 г. преподобный Сергий был причислен к лику святых, его официально объявляют покровителем и заступником земли Русской, и в связи с этим над гробом его начинается возведение белокаменного Троицкого собора.

Летописи сообщают, что на закладку собора прибыли выдающиеся церковные деятели и князья, с помощью которых игумен Никон «собирает отовсюду зодчиа и камнесечцы», и очень скоро «церковь прекрасну воздвиже». Но игумен очень сокрушался, что белокаменный Троицкий собор не был украшен живописью. Предчувствуя скорую кончину свою и желая завершить внутреннее убранство собора при жизни, он призвал прославленных иконописцев Андрея Рублева и Даниила Черного, «изрядных вельми, всех превосходящих и в добродетели совершенных».

Работа заключалась не только в том, чтобы расписать храм фресками; надо было еще написать большое количество икон для высокого многоярусного иконостаса. Приступать к росписи собора можно было только через год после его возведения, когда фрескам уже не будет угрожать осадка здания. Теперь же первой заботой было создание главной иконы – «Троицы», которая должна была стоять по правую руку от Царских врат.

Поставленный «в похвалу» выдающихся заслуг Сергия Радонежского перед Отечеством и Церковью, Троицкий собор всегда играл видную роль в политической жизни государства. Здесь, у гроба преподобного Сергия, торжественным «крестоцелованием» скреплялись договоры и союзы, совершались молебны перед военными походами и по окончании их; у раки с мощами преподобного Сергия крестили наследников престола и отмечали другие события. Например, в 1442 г. под сводами Троицкого собора состоялось клятвенное примирение великого князя Василия II с двоюродным братом Дмитрием Шемякой[60]. В 1552 г. царь Иван Грозный, перед походом на Казань, приходил в Лавру и пред гробом преподобного Сергия получил невидимо благословение от святого заступника небесного. Оно осенило царя, и пали перед ним твердыни Казанского ханства.

За стенами Троицкого монастыря дважды получал убежище юный Петр I – во время знаменитой «хованщины» и при попытке царевны Софьи завладеть престолом.

Значение Троице-Сергиевой лавры было велико и в истории культуры и искусства России. В ней собирались древние рукописи, замечательные произведения прикладного искусства, созданные самими монахами и пожертвованные великими князьями и боярами. Монастырские доходы давали возможность приглашать для строительных работ лучших зодчих и украшать храмы иконами, написанными лучшими иконописцами Древней Руси.

Первым каменным зданием, появившимся на территории ТроицеСергиевой обители, стал Троицкий собор. Его построили в 1422–1423 гг. на месте старого одноименного храма, сгоревшего в 1408 г. Белокаменный Троицкий собор представляет собой небольшой кубический храм с тремя высокими апсидами с восточной стороны. Единственным украшением фасадов служит резной белокаменный пояс из трех лент искусно высеченного орнамента. Такой же орнамент украшает верхние стены апсид и барабан главы. Могучий, приземистый и в то же время динамичный собор как бы вырастает из самой земли. Современники видели в его архитектурном облике выражение силы и величия нарождающегося Русского государства.

Для росписи стен собора и писания икон игумен Никон пригласил артель иконописцев, которыми руководили преподобный Андрей Рублев и его знаменитый товарищ Даниил Черный. К сожалению, стены Троицкого собора утратили роспись XV в.: она была сбита по ветхости и в 1635 г. заменена новой. Но в Троицком соборе сохранился великолепный иконостас XV в. с редчайшим собранием древнерусской живописи. Именно для этого храма была создана самая прекрасная и совершенная икона Андрея Рублева – всемирно известная «Троица».

В течение почти полувека Троицкий собор оставался единственным каменным зданием монастыря, а в 1469 г. была построена каменная трапезная, которая, к сожалению, тоже не сохранилась. Но именно она, по предположениям некоторых исследователей, послужила прообразом Грановитой палаты Московского Кремля, возведенной спустя 20 лет.

Напротив Троицкого собора стоит церковь во имя Сошествия Духа Святого (Духовская), возведенная в 1477 г. псковскими мастерами. Стены храма украшены узорчатым поясом, выложенным из терракоты и окаймленным двумя рядами изразцов. В древности Духовская церковь служила и дозорной башней: с нее наблюдали за окрестностями, а при приближении врага извещали колокольным звоном. При этой церкви, в особой палатке, покоится прах невинного страдальца, инока Максима Грека – мужа незабвенного в российской церковной истории.

В 1548 г. с южной стороны Троицкого собора возвели Никоновский придел – небольшой и очень уютный храм, выросший над захоронением игумена Никона. Центральную же часть Троице-Сергиевой лавры занимает Успенский собор, своими формами повторяющий Успенский собор Кремля, а размерами даже несколько превосходящий его. Строительство его была начато в 1559 г. по инициативе Ивана Грозного, но средств не хватало, и работы продвигались медленно. Только в 1581 г. после трагической гибели царевича Ивана, сраженного посохом в припадке отцовского гнева, монастырь получил от царя крупную сумму «на помин души» покойного. На эти средства и было завершено строительство, а освящение Успенского собора состоялось в 1585 г. – уже после смерти «грозного царя». Но еще целых 100 лет собор стоял нерасписанным.

Росписи выполнили в 1684 г. местные мастера и славившиеся по всей России стенописцы из Ярославля. В надписи на западной стороне Успенского собора перечислены имена всех 35 художников «дружины» во главе с Д. Г. Плехановым; в ней же сообщается, что роспись была завершена всего за один сезон – с 20 мая по 30 августа.

В западной части Успенского собора находилась большая паперть, где в 1606 г. были погребены бренные останки царя Бориса Годунова, его кроткой супруги Марии, невинного сына – царя Федора и дочери Ксении (в иночестве Ольги)[61].

В 1608 г. к монастырю подступило 30-тысячное польское войско под командованием Сапеги. Тогда в монастыре находились царские воеводы – князь Г. Б. Долгорукий и дворянин А. Голохвастов с небольшим отрядом, а остальные – иноки да окрестные жители, укрывшиеся в обители. Поляки хотели ограбить Лавру и перебить иноков, среди всеобщей смуты оставшихся верными отечеству. Мало было защитников, но сильны они были духом, а обитель была тверда верой и защитой «великого старца и чудотворца, заступника и скорого молитвенника». Все целовали над гробом преподобного Сергия крест и клялись сидеть в осаде без измены.

Зерна в монастыре было достаточно, но мельницы находились за пределами обители, и молоть рожь было затруднительно; дрова и сено осажденные должны были добывать с боем. Но день и ночь не умолкало в обители Божественное пение, два раза шел неприятель на приступ, но вынужден был отступать с большими потерями. Ожесточенные неудачей поляки решили взорвать монастырь, но осажденные узнали, что под стены обители ведется подкоп, однако места его разузнать никто не мог.

Несмотря на многочисленные лишения, монастырь стойко держался в течение 16 месяцев, ибо каждый его инок был воином, и ни один не запятнал изменой славы своей обители. А в сентябре 1610 г. воевода М. В. Скопин-Шуйский разгромил вражеское войско. Как только поляки ушли под Дмитров, монастырская братия поспешила послать в Москву старца Макария с радостной вестью. Известие произвело огромное нравственное воздействие на все государство и вселило надежду на скорое окончательное освобождение. В летописях об этом сказано так: «Сам царь Василий, услышав об отбежании Литвы от Троицкого монастыря, зело возвеселися сердцем, благодаря Бога». Торжественно праздновала обитель, а вместе с ней и вся Россия свое освобождение от неприятеля. В память такого благодеяния и милости Божией Лавра на вечные времена учредила крестный ход вокруг монастырских стен – 12 января.

Но когда царь Василий Иванович Шуйский был свергнут с престола, Россия вновь погрузилась в бездну смуты. Бояре предложили русский престол польскому королевичу Владиславу, и поляки изменой были впущены в Москву – будто бы для усмирения мятежного народа. Враги торжествовали: Смоленская и некоторые другие области были в их руках, Новгород захвачен шведами, патриарх Гермоген томится в темнице. Повсюду было брожение умов, и казалось, что государство не сможет выдержать страшную борьбу. И тогда на общественное служение вновь выступила Троице-Сергиева обитель. Да и откуда, как не из обители преподобного Сергия, должно было раздаться слово, чтобы поднять народ на защиту отечества!

При общем отчаянии и смятении на защиту государства поспешили архимандрит Дионисий и келарь Авраамий. Во время осады Авраамия не было в монастыре, но он всей душой болел за него и делал все, что мог, для его пользы в столице. Они стали рассылать во все стороны грамоты, увещевая народ, уже потерявший надежду на будущее. И русская душа не осталась безучастной к кличу за спасение родины: первыми поднялись нижегородцы, за ними – остальные. Нижегородцев поднял Кузьма Минин-Сухорук, которому три раза во сне являлась Пресвятая Богородица и приказывала собрать людей ратных и идти избавлять Москву от врагов.

Когда князь Д. М. Пожарский и воевода Д. М. Трубецкой уже стояли под Москвой, но из-за взаимных распрей бездействовали, келарь Авраамий переходил из стана в стан и мирил несогласных. Все монастырские средства архимандрит Дионисий и келарь Авраамий употребили на помощь Отечеству. Так, казакам, которые требовали денег и не хотели идти сражаться, они предлагали взамен драгоценную утварь и сокровища монастыря. И умоляли, чтобы они не расходились до окончания дела. Увидев это, казаки устыдились и не взяли ничего, а потом «успокоились и пришли в послушание своим начальникам». А когда в Москве вздорожал хлеб, келарь Авраамий открыл все житницы монастырские и продавал хлеб по дешевой цене. Увечные, раненые, оставшиеся без жилья – все находили пищу, кров и заботливый уход в больницах и странноприимных домах.

Где еще можно найти подобного Дионисия, подобного Авраамия и подобную братию! Сам Патриарх Иерусалимский Феофан, посланный вселенскими патриархами для поддержания на Руси православия, приходил в эту обитель подивиться на них…

Во время польской осады стены и башни монастыря сильно пострадали, и когда наступило мирное время, началось их восстановление и дальнейшее укрепление. Стены надстроили по образцу укреплений московского Китай-города – три яруса с бойницами. Время возведения новых башен совпало с периодом, когда в русской архитектуре широко распространился стиль «узорочья», для которого характера пышная декоративность. Поэтому башни Троице-Сергиева монастыря (при своих высоких военно-оборонительных качествах) имели еще и великолепное декоративное убранство.

В художественном отношении наиболее интересна Уточья (или Утичья) башня, защищавшая северо-восточный угол стены. По преданию свое название она получила из-за обилия уток, водившихся на соседнем пруду. Рассказывают, что по этим уткам стрелял Петр I. А первоначальное название – Житничья – башне было дано по находившемуся вблизи житному двору, в котором хранились хлебные запасы. Башня увенчана ажурной четырехъярусной башенкой со шлемом. Исследователи установили, что прототипом такого оригинального решения послужило завершение ратуши в голландском городе Маастрихте, что легко объясняется оживленными культурными связями между Россией и Голландией.

В 1744 г. Троице-Сергиев монастырь приобрел статус лавры (от греч. laura). Так назывались лишь некоторые крупнейшие православные мужские монастыри. В России они подчинялись непосредственно патриарху, с 1721 г. – Святейшему Синоду.

Шли в обитель преподобного Сергия со всех концов земли Русской, и кого только не было в этой толпе: старики и старухи, согнувшиеся под тяжестью лет, – с немощными телами, но с радостными и светлыми лицами. Шли калеки, женщины с грудными младенцами, барышни, студенты, офицеры, целые семьи… Многие располагались на ночлег прямо под открытым небом и отдыхали при свете костров. Ученый англичанин Стэнли о значении Троице-Сергиевой обители в жизни русского народа отзывался так: «Это самое сердце национальной и религиозной независимости в период общего порабощения! Подобно Кремлю, она содержит в себе самые разнообразные учреждения: монастырь, Академию, дворец, церкви, стоящие внутри стен, которые своей толщиной и высотой указывают на иное, кроме религиозного, предназначение этой обители. Сюда со всех сторон империи стекаются бесчисленные богомольцы. Каждая деревня по дороге от Москвы отмечена каким-либо историческим воспоминанием. Император не бывает в Москве, не посетив Лавры, не заплатив дани благочестия ее святыне. Грозный Иван построил по крайней мере половину ее зданий. Петр дважды находил убежище в ее стенах. Елизавета Петровна и Екатерина II пешком ходили сюда из Москвы со всем двором своим, не затрудняясь переходом более пяти миль в день с сосудом невской воды для освящения. Многие из знаменитых людей настоящего времени также пешком отправляются на поклонение Лаврской святыне. Лаврская просфора служит лучшим подарком для семейства от богомольцев, возвратившихся от святыни».

Троице-Сергиева лавра всегда участвовала в гражданской и государственной судьбе нашего Отечества и самого начала своего существования содействовала его политическому росту. А в некоторые трудные для государства годы являлась и спасительницей его! Во время Отечественной войны 1812 г., во время Крымской и Балканской войн обитель неоднократно помогала средствами, а также посылала некоторых своих братий ухаживать за ранеными.

Много содействовала Лавра и распространению просвещения в России. Преподобный Сергий сам отличался особой любовью к книгам и хотя по недостатку средств не мог приобретать для обители много книг, но «явился яко река, обильно всю землю напояя словом учения». И если в начале своего существования монастырь крайне нуждался в церковно-богослужебных книгах, то их стали переписывать в самой обители. В деле книжном преподобному Сергию следовали преемники его, все ученики и иноки монастыря, некоторые из которых вышли потом в настоятели других обителей.

Любовь преподобного Сергия к ученым занятиям унаследовал и преемник его на игуменском месте Никон, ревностно заботившийся об обогащении обители книгами. Доброе дело, положенное первыми игуменами, широко разрослось позднее и в других монастырях. Да и сама Лавра рассылала книги нуждавшимся: так, например, в больницу Соловецкого монастыря был передан сборник XVI в., содержавший жития святых. А Евангелие учительное XV в., написанное в самой Лавре, было отправлено в Успенский Стромынский монастырь.

В первой половине XVII в. монастырь окружало более 30 сел, в каждом из которых был собственный штат священнослужителей. Для их подготовки по указу Анны Иоанновны на территории Лавры была открыта семинария. Ученики в нее первоначально набирались из детей священников вотчин Лавры, позднее – из детей лаврских слуг и крестьян.

Семинария занимала несколько строений в северо-восточной части Лавры, имела учебные классы, помещения для администрации и подсобное хозяйство, а также занимала две комнаты под Царским дворцом. Потом в это здание перевели Московскую духовную академию, для чего Царский дворец пришлось несколько перестроить.

В Академии собрались учащиеся со всей России. Их учеба и быт проходили по специальному уставу, режим был жестким и очень строгим, почти монашеским. В Академии изучался широкий круг предметов: библейская история, богословие, Священное Писание, библейская археология и другие богословские предметы, а также светские – философия, словесность, гражданская история, математика и языки (греческий, еврейский, немецкий и французский).

До Октябрьской революции вся страна знала «Троицкие листки» – четыре странички духовно-назидательного текста. В них освещались вопросы вероучения и христианской нравственности, объяснялся смысл церковных обрядов, печаталась история «святой Руси».

К началу ХХ в. богатейшая библиотека Духовной академии насчитывала более 500 000 единиц хранения, в их числе были ценнейшие старопечатные книги (греческий «Апостол» XI в., «Пятикнижие» Моисея 1142 г. на еврейском языке, «Временник» Георгия Амартола с миниатюрами XIII в., «Огласительные слова» Феодора Студита XIV в. и др.). Но через год после Октябрьской революции Троице-Сергиева лавра была «национализирована»: Сергиево-Посадский Совет рабочих и крестьянских депутатов отобрал у Лавры скотный двор со всем живым и мертвым инвентарем, столярные и слесарные мастерские, каретный сарай на конном дворе и несколько экипажей и т. д. Библиотека, книжная лавка, а также редакция «Троицких листков» были запечатаны. Все ее здания и имущество поступили в ведение Особой комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры. Возглавляли Комиссию партийные комиссары, а в состав ее входили искусствоведы и художники. Первым ученым секретарем Комиссии был известный философ и священник отец Павел Флоренский, жизнь которого была тесно связана с Сергиевым Посадом и Троице-Сергиевой лаврой.

В ноябре 1919 г. монастырь был закрыт и на его территории разместился Музей[62], но большую часть строений Лавры заняли различные научные, административные, учебные и культурные учреждения, а некоторые здания отдали под жилье. Многие из них были обезображены позднейшими наслоениями или испорчены безграмотными поправками, а ведь это были редчайшие памятники русского зодчества!

Библиотеку Лавры разместили на чердаке Трапезной, и она оказалась недоступной для работы. Многих монахов репрессировали, и на четверть века в Лавре воцарилась «мерзость запустения». 28 ноября 1930 г. с колокольни сбросили часть колоколов, в т. ч. «Царь-колокол». Писатель М. М. Пришвин, будучи свидетелем этих варварских действий, с болью и горечью записывал в своем дневнике: «В Лавре снимают колокола, и тот в 4000 пудов, единственный в мире, тоже пойдет в переплавку. Чистое злодейство, и заступиться нельзя никому, и как то неприлично: слишком много жизней губят ежедневно, чтобы можно было отстаивать колокол».

В годы Великой Отечественной войны на территории Лавры размещался госпиталь, но в сентябре 1943 г. Советское правительство по ряду причин переменило свою политику по отношению к церкви. Стали открываться храмы, воссоздаваться епархии, из ссылок возвращались священники. Летом 1945 г. наместником закрытой еще Лавры был назначен архимандрит Гурий, возвращенный из ссылки в Среднюю Азию. А потом в Лавру потянулись подвижники, подъявшие на себе тяжелый труд восстановления монашеской жизни. Претерпевая голод и холод, притеснения и поношения и от населявших Лавру жителей, и от антирелигиозно настроенных работников Музея, и от местных властей и милиции, они приступили к возрождению обители преподобного Сергия. И уже в Великую субботу 1946 г. в Успенском соборе Лавры состоялось первое богослужение.

Но сами монахи первоначально жили вне Лавры – на частных квартирах. Даже Святейший Патриарх Алексий в свои первые приезды в Лавру останавливался в доме И. В. Сарафанова – старосты Ильинского храма. Но постепенно, в течение 10 лет и с большим трудом, удалось освободить все здания Лавры от размещавшихся в них учреждений, хотя жилые помещения на территории монастыря оставались еще и в 1960-е гг.

В 1993 г. Лавре были возвращены хранившиеся в музее келейные иконы преподобного Сергия Радонежского, его богослужебные облачения и другие святыни.

На открытом пространстве Троице-Сергиевой лавры, между Троицким собором и колокольней, стоит обелиск высотой около 10 метров, сооруженный из дикого камня. Наверху обелиска, украшенного мрамором, – позолоченный шар, на поверхности которого устроены солнечные часы. На четырех сторонах постамента вделаны белые мраморные доски. На них вырезаны краткие описания заслуг Отечеству, в разное время прославивших обитель, о которой отец Павел Флоренский в статье «Троице-Сергиева лавра и Россия» писал так: «Чтобы понять Россию, надо понять Лавру… Лавра воплотила в себе священнейшие воздыхания наших собственных глубин, но с таким совершенством и полнотою, с каким мы сами никогда не сумели бы воплотить. Лавра – это мы, более чем мы сами; это мы – в наиболее родных и наиболее сокровенных недрах нашего собственного бытия».

МОНГОЛЬСКИЙ МОНАСТЫРЬ ИХ-ХУРЭ

Ламаизм распространился в Монголии в XVI–XVII вв., в результате чего страна в это время покрылась густой сетью дацанов, которым монгольские ханы и князья давали скот и своих крепостных. В старинных книгах, относящихся в 1645 г., говорится о монастыре Их-Хурэ, который стоял при впадении речки Сельбы в Толу. (Хурэ – это ставка, стан, жилые здания в котором располагаются кругом.) А так как кельи лам должны располагаться вокруг кумирни, то монголы давали название «хурэ» только тем монастырям, в которых постоянно живут ламы. Со временем все это утратило свое значение, и в степях Монголии можно было увидеть одинокую кумирню, при которой уже давно не жил ни один монах, а название «хурэ» тем не менее сохранялось.

Монастырь Их-Хурэ основал Дзанабадзар, родившийся в 1635 г. в семье могущественного правителя Халхи (Северной Монголии). Он жил в трудное время, когда от прежней силы и величия монгольского государства сохранились лишь воспоминания. В 14 лет Дзанабадзар отправился в Тибет, где принял посвящение от панчен-ламы и был провозглашен перерожденцем Даранаты – знаменитого тибетского историка и религиозного деятеля.

«Согласно учению, ламы остаются бессмертными – они не умирают, а перерождаются. После смерти великого ламы душа его «переселяется» в хубилгана – младенца, которого специально подыскивали для этой цели. Младенец «рос» святым и наследовал вместе с душой покойного его имя и все его богатство».

Через 5 лет он вернулся на родину, где его стали называть Ундэргэгэн Дзанабадзар или духовным титулом «ханатухта» («перерожденец»). Но через год ему вновь пришлось отправиться в Тибет, чтобы навестить заболевшего наставника. Каждый раз Дзанабадзар привозил с собой священные буддийские книги, а также скульптурные и живописные изображения персонажей буддийского пантеона.

Как свидетельствует официальная биография Дзанабадзара, еще до первого своего отъезда в Тибет он при поддержке отца и старшего брата начал возводить храмы и монастыри. И хотя сам он в Их-Хурэ не жил, но много сделал для его роста и лично руководил возведением первых храмов. Легенды приписывают ему и создание самого типа национальных соборных храмов, но в период междоусобных распрей Ундэргэгэн обратился за помощью к маньчжурскому императору Канси, после чего правление маньчжурско-китайской династии Цин длилось в Монголии 220 лет. В течение этого времени иноземные императоры всячески поощряли распространение в стране ламаизма.

Лама (священник) был призван помочь скотоводу-кочевнику праведно жить на земле, и лама был не просто духовным наставником, а настоящим распорядителем жизни монгола – от рождения до смерти. Высшие ламы приравнивались к божествам – бурханам, наделенным божественной силой. Этих «живых богов» монголы должны были почитать наравне с Буддой.

Древние монголы-кочевники, подъезжая к монастырю, за полверсты слезали с коня и далее следовали пешком. Они останавливались против главных монастырских ворот и три раза кланялись до земли, затем три раза по солнцу обходили вокруг монастырской ограды и при этом старались повернуть каждое хурдэ. Только совершив все эти обряды, они могли войти в монастырскую ограду. На монастырской земле нельзя было убивать животных, сюда нельзя было вносить вино и приводить женщин. Лама, нарушивший эти запреты, должен был положить 1000 поклонов в кумирне.

Распространение ламаизма в Монголии впоследствии во многом определило пути развития национальной культуры страны, ее искусства и зодчества. Еще в начале XVIII в. император Канси обнародовал свод законов, в которых утверждались типы архитектурных сооружений, нормировались высота зданий, количество их в ансамбле, цвет черепицы на крыше и т. д. Но сложные и фигурные формы, бывшие классическими в Китае, для Монголии с ее совершенно другим природным ландшафтом, образом жизни и обычаями оказались чуждыми. Монгольское зодчество не захотело расставаться с юртой – привычной и дорогой сердцу каждого кочевника. Юрта – основа национального зодчества монголов; своей формой она словно повторяет шатер неба, распахнутого над головой кочевника.

С середины XVI в. украшением монгольской столицы была знаменитая юрта Абатай-хана, легендарного основателя самого первого ламаистского монастыря в Халхе, вмещавшая более 300 человек. А потом его внук, упоминавшийся выше Ундэр-гэгэн, сделал ее храмом, и она повсюду кочевала с монастырем Их-Хурэ.

Сооруженные из местной лиственницы юртообразные (позднее квадратные) храмы Их-Хурэ имели фахверховые стены, а кровля их завершалась тоно, как в традиционном жилище кочевников. Тоно венчало здание и самого первого соборного храма столицы – цогчина, по легенде сооруженного Ундэр-гэгэном Дзанабадзаром. Это была огромная постройка, напоминающая шатер со 108 колоннами. В нем одновременно помещались почти 2500 лам.

Постепенно монастырь Их-Хурэ разрастался, увеличивалось в столице число аймаков (приходов), возводились все новые и новые здания. Монгольские зодчие переосмыслили архитектурные формы буддийского зодчества с учетом своих возможностей и потребностей и сообразуясь с целесообразностью. Наряду со скромными храмами в долине Толы поднялись поистине уникальные сооружения, а самой красивой постройкой монастыря считался Дэчинкалбынсум – Храм Великого Спокойствия Калбы[63]. Этот храм, являвшийся личной кумирней богдо-гэгэна, был выстроен рядом с его дворцом и обнесен общей с ним желтой оградой. Он расположился в самом центре, на главной площади города, сверкая позолотой двухъярусной крыши. А вокруг него стояли звенящие на ветру металлические колокольчики.

Самым большим и величественным храмом был Майдари-сум, который завершался крышей с ярко выраженным, подчеркнуто монгольским куполом, расцвеченным орнаментом «халзан», как у степных юрт. Стены храма, сложенные из деревянных брусьев, имитировали кладку тибетских монастырей.

Фигуру бурхана Майдари (высотой в 40 локтей) отливали в Долоноре (Северная Монголия). Считалось, что именно туда в свое время перенес мастерскую Ундэр-гэгэн, талант которого проявлялся разносторонне – в литературе, живописи, архитектуре, скульптуре. Когда бурхана Майдари привезли из Долонора и установили в приготовленном для него деревянном храме, здание стало разрушаться. Тогда ламы высказали догадку, а Банчен-богдо в Тибете подтвердил ее монгольской депутации: «Майдари не желает жить в кумирне китайской архитектуры, для него нужно построить новую кумирню тибетской архитектуры, причем он будто бы сам начертал план и фасад здания»[64]. Но монголы, вернувшись из Тибета, по проекту ургинского настоятеля Хайдава-хамбо украсили храм оригинальной юртообразной крышей, хоть и покрыта она была окрашенной листовой медью.

Внутри этого высокого храма, над четырьмя ярусами галерей, не было потолка, а в крышу купола почти упиралась голова бурхана Майдари (монгольское название Майтреи – Будды грядущего).

«По буддийским верованиям, тысячи Будд, имеющих особую кармическую связь с нашим миром, решили поочередно воплощаться на земле, чтобы нести всем живым существам Свет Учения. Человечество существует миллионы лет и будет существовать еще миллионы. Каждый раз, когда Свет Учения будет гаснуть, а люди погружаться во тьму неведения, в мир будет являться новый Будда, чтобы вновь осветить им путь. Будда Шакьямуни был четвертым в этой цепи, а пятым будет Майтрея, имя которого означает «Связанный с любовью». Появление Майтреи принесет всем истинно верующим буддистам долгие, счастливые годы жизни, не омраченные страданием и печалью».

Каждую весну в честь явления Будды Майтреи вокруг города совершалось грандиозное шествие. Специально только для этого праздника сооружалась дорога, по которой ламы проносили колесницу, запряженную зелеными плюшевыми конями, с позолоченным бурханом в ней. Праздник, называвшийся «Круговращение Майдари», символизировал явление Будды всем людям на земле. В торжествах участвовал весь город; по опоясывающей его дороге двигались ламы в желтых одеяниях с красными накидками через плечо и в высоких шапках, напоминающих единорогов. Ламы несли множество хоругвей с изображениями различных бурханов, а также священные белые зонты, фигуры белых коней и другие буддийские символы. За монахами шли толпы горожан и тех, кто специально приехал на праздник с далеких кочевий.

В 1911 г. монголы изгнали ненавистных чужеземных наместников, и восьмой богдо-гэгэн Монголии короновался уже как хан самостоятельного государства. А Их-Хурэ, разросшийся в целый город, стал называться Нийснэл-Хурэ – Столица; вокруг него впоследствии вырос город Урга – будущий Улан-Батор.

НЯМЕЦКАЯ ЛАВРА

XVII в. – первая половина XVIII в. были периодом ослабления иноческой жизни, а старчество было забыто не только на Руси, но и на Святом Афоне. И возродилось оно только в небольших скитских общинах, существовавших в Молдавии. Для возрождения его нужен был деятель, который бы примером личного аскетизма, своим словом, энергией и влиянием ввел старчество в общежительную жизнь русских монастырей. Таким деятелем явился преподобный Паисий Величковский (в миру Петр Иванович Величковский), прошедший жизненный путь от полтавского подростка до игумена Нямецкой лавры. В течение своей более чем 70-лет ней жизни, преодолевая внутренние колебания на пути исканий, он подвизался в различных местах.

Паисий Величковский

Нямецкая икона Божией Матери

Некоторое время он подвизался в молдавском монастыре Святого Николая, располагавшемся посреди острова на реке Тясьмин. Здесь он выполнял различные работы с таким усердием, что через некоторое время игумен монастыря постриг 19-летнего юношу в рясофор с именем Платон. Но вскоре православие стало подвергаться гонениям со стороны униатов: церкви закрывались, братию изгоняли из монастырей, и тогда Платон вернулся в Киев. Приют он нашел в типографии Киево-Печерской лавры, где овладел искусством чеканки икон на меди.

Много потом пришлось странствовать ему по России, югу Украины, Молдавии; долго жил на Святой горе Афон, где постигал тайны исихазма[65]. На Святом Афоне ему разрешили поселиться в маленькой келье, вокруг него в нищете жили монахи, погруженные в безмолвие. Он посещал их всех, но не нашел среди них опытных старцев, и больше научался от книг, которые брал у болгарских монахов. Видимо, Богу неугодно было, чтобы преподобный здесь обрел желаемое, и тогда рясофорный монах Платон отдал себя в руки Провидения и остался один.

В отшельнических трудах и молчании он провел три года, а потом его постригли в мантию с именем Паисий. Из-за огромного недостатка на Афоне в священниках и исповедниках и после неоднократных просьб со стороны других монахов преподобного Паисия посвятили в иеромонаха. Он поселился в старой пустой келье, посвященной пророку Илии, построил церковь, трапезную и 16 келий, но скоро и их не стало хватать.

Оказавшись наставником этой братии, преподобный Паисий встал перед необходимостью «поучать» ее, но поучать следовало не собственному разумению (уже одна претензия на это считалась ересью), а от «богодухновенных писаний» и от «святых отцов». Поэтому преподобный Паисий и его ученики стали активно собирать и переписывать славянские книги.

Монахи жили в тесноте, и тогда отец Паисий стал подумывать о возвращении во Влахию, чтобы там устроить новый монастырь. Когда изза притеснений хозяйничавших на Святой горе турок братии пришлось уехать, у них уже было собрано много интересовавших их книг. Вместе с 60 иноками он добрался до Влахии, но не нашел подходящего места и пошел в Яссы. Здесь он получил от молдавского митрополита дальний монастырь, в котором и поселился со своими единомышленниками, а в 1763 г. перебрался в дальний молдавский монастырь Драгомирна (во имя Сошествия Духа Святого). Здесь началась серьезная переводческая деятельность «родимца полтавского», принесшая отцу Паисию репутацию восстановителя древних монашеских традиций и титул «великого старца»[66]. Плодом трудов преподобного Паисия явились переводы творений 24 «отцов-аскетов», составивших первое русское «Добротолюбие».

Когда был заключен мир между Австрией и Россией, часть Молдавии и Буковины отошли к Австрии. Монастырь Драгомирна перешел в латинскую область, сразу же начались гонения униатов. Тогда игумен пограничной области Секула пригласил отца Паисия перейти к нему с братией и занять почти опустевший монастырь Иоанна Предтечи.

Ревностный старец Паисий привел с собой до 300 братий и перенес в новую обитель строгий устав Драгомирны. Инокам было тесно их новое жительство, и тогда отец Паисий стал писать новому господарю Константину Мурузи, чтобы даровали им другую обитель. Им была предложена Нямецкая лавра, которая оказалась очень открытой, что не способствовало безмолвной жизни. К тому же населявшие ее иноки громко роптали на преподобного Паисия, будто бы силой вторгшегося к ним. Смиренный старец не захотел такого общежительства, и во второй раз написал господарю, что не хочет приобретать обитель протии воли ее иноков. Но ответ получил очень короткий: «Сотвори послушание и иди в Нямец, ничто же рассуждая».

И тогда отец Паисий, хоть и был душевно удручен, отправился в Нямецкую лавру со своим братством. Они пришли в обитель в праздник Успения, преподобный Паисий приложился к чудотворной иконе Божией Матери, а ночью ему приснился сон, после которого он получил внезапное облегчение от терзавших его тревог. На другое утро он сам совершил торжественную литургию, а потом призвал к себе старцев обители, успокоил и утешил их, так что они перестали роптать и добровольно предали себя его руководству.

Так, с 1779 г. и до самой своей смерти, исполнял преподобный отец Паисий обязанности игумена Нямецкой лавры, где также установил чин Драгомирской обители. Собравшиеся вокруг него 400 братий, желавшие проходить послушание в соответствии с традициями древнего православного монашества, заполнили обитель и все окрестные скиты.

Для молдавского края этот монастырь имел такое же значение, как Киево-Печерская и Троице-Сергиева лавры для России. На протяжении пяти столетий Нямецкая обитель была источником религиознонравственного просвещения православных молдаван, из ее стен вышло много молдавских епископов и митрополитов.

Нямецкая лавра в Запрутье, которая ведет свою историю с 1367 г., всегда пользовалась покровительством молдавских господарей. Известно, что устроителем соборного храма лавры был господарь Стефан Великий.

В Нямецком монастыре преподобный Паисий создал своеобразную духовную школу, ученики которой сыграли большую роль в возрождении православного монашества. Целью иноческих подвигов он поставил духовное возрастание во Христе, а средством к достижению этой цели и стал «путь старчества». По заведенному преподобным Паисием порядку братия каждый день открывала свои помыслы духовным отцам. Если между иноками возникало какое-нибудь неудовольствие, оно должно было в тот же день закончиться примирением. Если же кто-то не хотел мириться, того преподобный Паисий подвергал отлучению, чтобы он и на порог церковный не смел ступать, и молитву «Отче наш» не читал, пока не примирится. Келья самого преподобного Паисия не закрывалась до позднего вечера, и каждый инок мог прийти к нему со своими душевными и телесными недугами. В своих наставлениях старец не упрекал их, а старался утешить и направить на путь истинный.

Среди монахов, собравшихся вокруг преподобного Паисия, были люди самых разных национальностей: молдаване и русские, украинцы и болгары, сербы… Поэтому преподобный Паисий установил параллельное богослужение на молдавском и церковнославянском языках, а также составил монашеский «Устав и чин общежительной жизни». Широко известна была и просветительская жизнь преподобного Паисия, написавшего много богословских сочинений[67].

Как религиозный центр края, Нямецкая лавра обладала большими богатствами и имела угодья, скот, имения и другое добро как в Молдавии, так и в Бессарабии. И очень многих манило это богатство! Над знаменитым монастырем, как и над всей православной церковью Молдавии, разразилась гроза. В 1859 г. княжества Валахия и Молдавия объединились в единое государство во главе с Александром Кузой. Правительство нового государства решило подчинить себе Молдавскую православную церковь и приняло соответствующий документ, согласно которому не только сами министры, но и их подчиненные могли свободно распоряжаться епископскими кафедрами и настоятельскими местами, не спрашивая на то разрешение митрополита. Вполне естественно, согласно опять тому же документу, решено было провести конфискацию церковных и монастырских имений в пользу государства. И чтобы претворить свои планы в жизнь, власти создали особую комиссию из пяти светских и двух духовных лиц, в обязанности которой входило заведывание монастырскими делами в княжестве.

В середине июня 1859 г. комиссия, которую иеросхимонах Андроник (свидетель тех событий) назвал «разбойничьей», без предупреждения нагрянула в Нямецкую лавру в сопровождении жандармов и объявила настоятелю монастыря архимандриту Герасиму, что они явились отобрать монастырские имения. На это благородный старец ответил: «По доброй воле я не отдам монастырских имений. Правительство их может отобрать только силой, так как братия не имеет оружия, чтобы противиться». Возмущенные столь «дерзким ответом», члены комиссии приказали братии собраться в трапезной, где и зачитали им указ об изъятии монастырских земель. Пока пораженные иноки пребывали в недоумении, комиссия уже опечатывала двери монастырского архива и канцелярии, где хранились документы и дарственные грамоты, дававшие обители право владеть землями и имениями.

Была опечатана также и библиотека Нямецкой лавры, в которой хранились ценные книги и рукописи на разных языках. А затем комиссия посягнула на вековые правила монашеской жизни. Как указывалось выше, по «Уставу» богослужение в лавре велось на молдавском и славянском языках. А комиссия взяла и закрыла все книги на славянском языке, запретив отправлять службу на церковно-славянском языке и поминать русских святых. Протесты монашествующей братии не дали никакого результата, а последующие гонения на иноков привели к тому, что они стали тайно покидать лавру и уходить в другие монастыри (в основном на Святой Афон).

Многие, ища покровительства православного императора России, подались в Бессарабию, которая еще в 1812 г. вошла в состав Российской империи.

В Бессарабии у Нямецкой обители было много имений (Копенка, Кицканы, Котово, Немцены и др.), которыми управлял особый уполномоченный Лавры. В тот период им был иеромонах Феофан Кристя. Узнав об ограблении Нямецкой лавры, он немедленно подал прошение архиепископу Кишиневскому и Хутынскому Антонию с ходатайством найти способ защитить Лавру. А если выход из сложившейся ситуации не будет найден, то просить Святейший Синод Российской империи о разрешении построить в Бессарабии новую обитель, которая стала бы продолжательницей традиций Нямецкой лавры. С подобным прошением отец Феофан обратился и к митрополиту Софронию Миклеску – защитницу православной церкви в Молдавии. Митрополит Софроний наделил отца Феофана особыми полномочиями на право ходатайствовать перед российским правительством о защите православных монастырей Молдавии.

Наделенный такими полномочиями, отец Феофан в 1860 г. отправился в Санкт-Петербург. Он поставил перед собой задачу (одну из многих) – хлопотать о возвращении имений Кицканы и Копанка во владения Нямецкой лавры. В ноябре этого же года соответствующие решения были приняты, но свои имения Лавра не получила. Румынское правительство и, в частности, министр по церковным делам решили лишить отца Феофана всех полномочий, возвратить его на родину и арестовать здесь. Для выполнения своей цели они даже пытались склонить братию Нямецкой лавры подписать документ, в котором говорилось, что они лишают отца Феофана полномочий и сами требуют его возвращения в монастырь. Но иноки отказались его подписать.

В апреле 1861 г. иеромонах Феофан ходатайствует перед епископом Кишиневским и Хотинским о разрешении устроить в уже возвращенных имениях Кицканы и Копанка нового мужского монастыря для размещения в нем монахов, прибывших из Молдавии.

СПАСО-ЕВФИМЬЕВСКИЙ МОНАСТЫРЬ В СУЗДАЛЕ

Расположившийся на высоком левом берегу речки Каменки, суздальский Спасо-Евфимьевский монастырь окружен мощными стенами и башнями XVII в. Только его соборный храм виден издалека, да и то не весь, а лишь верхняя часть его. За въездной башней открывается внутренний дворик, который замыкается Благовещенской церковью (XVI в.). В нижнем ярусе ее находятся ворота, ведущие в монастырь, и, таким образом, Благовещенская церковь выполняет функцию Святых врат.

Этот монастырь был основан суздальским и нижегородским князем Константином Васильевичем. К возведению обители приступили в 1352 г., и собралось «же на место то множество народа, князья всей земли той, боляре да вельможи, и весь причет церковный, и монашествующие, и всяк возраст мужей и жен. Епископ же Иоанн благослови и освяти место сие, и по молитве водрузи крест, идеже престолу быть».

В 1357 году церковь во имя Преображения Господня была закончена и освящена, и преподобный Евфимий (ученик Сергия Радонежского) был произведен в дьяконы, потом в иеромонахи и наконец в архимандриты новоустроенной обители. Впоследствии князь Борис Константинович повелел ему возводить и другие здания для монастыря, и были устроены еще два храма: зимний – во имя Иоанна Лествичника (с братской трапезой), и летний – во имя Николая Чудотворца (для больных), а также братские кельи и другие сооружения.

Храм Спаса сооружался как мемориальный памятник над местом погребения первого игумена монастыря Евфимия, скончавшегося в 1405 г.

В 1445 г. великий князь Василий II (Темный) выступил против татар, которые под руководством казанского хана Улуг-Мехмета заняли Нижний Новгород. Но войско у князя было малочисленным, и он спешил сразиться с врагами. Противники встретились близ Спасо-Евфимьевского монастыря, и под стенами святой обители произошло кровопролитное сражение. Многочисленность татар одолела мужество и самоотверженность русских воинов, и те потерпели поражение. Сам князь, тяжело раненный, и многие знатные бояре попали в плен. Татары два дня жили в монастыре и, сняв с пленного князя золотые кресты, отослали их в Москву к матери его и супруге в знак своей победы над ним.

Во время пожара 1501 г. монастырь весь выгорел, но вскоре старанием архимандрита Константина был отчасти возобновлен. Восстановление обители продолжалось и при преемнике его – архимандрите Кирилле. При нем в начале 1509 г. начали разбирать церковь, построенную преподобным Евфимием, и при разборке северной стены (более других повредившейся от пожара) обрели его нетленные мощи – на том же самом месте, где он был погребен, и в том же каменном гробу, который он сам для себя устроил[68]. И тогда архимандрит Кирилл, посоветовавшись с братией, решил возвести большой храм во имя Преображения Господня. В 1511 г. Спасо-Преображенский собор, который возводили по образцу Успенского собора Кремля, был закончен и освящен. Прежний отремонтировали и поставили в нем престол во имя преподобного Евфимия; с этого времени монастырь стал называться Спасо-Евфимьевским.

Развернувшаяся на рубеже XV–XVI вв. борьба нестяжателей и иосифлян не обошла стороной и Спасо-Евфимьевский монастырь. Стяжательство вызывало большое озлобление крестьян, которые при всем своем благочестивом уважении к обителям постоянно спорили и судились с ними. Нередко крестьяне поджигали принадлежавшие им угодья, даже прогоняли монахов (особенно вновь появлявшихся отшельников) и не дожидались, чтобы вокруг них собирались такие же страстные любители смиренной жизни. Так, в 1503 г. монастырь возбудил судебное дело против Михалка Жука Насонова, который два год жил в принадлежавшей монастырю деревне Ильинской. За год до суда он вышел вон, и монастырский старец взял с него две полтины денег да поле его паровое засеял рожью. В ответ Михалко сжег всю деревню – с житом и прочим имуществом. Когда его привлекали к суду, он чистосердечно во всем сознался, и суд постановил «монастырскую гибель доправить» (возместить причиненные убытки). Но у Михалка не оказалось ни денег, ни поручителей, и его выдали монастырю с головой до «искупа вины».

К XVI в. монастырь сделался одним из самых крупных не только в Суздале, но входил в число пяти самых богатых монастырей России. Он владел целой «армией» крепостных крестьян (10 тыс. человек), а также прекрасными пастбищами, земельными и водными угодьями. Благодаря экономической мощи монастырь в XVI–XVII вв. развернул на своей территории интенсивное каменное строительство по образцу Московского Кремля.

В Смутное время в монастыре стоял лагерь польского пана Лисовского.

Особое расположение к этой обители имели князья Пожарские, которые кроме сел и монастырей жаловали обители разные вклады. Из них особое внимание заслуживает местный образ Преображения Господня с золотым венцом, украшенный жемчугом и драгоценными камнями; образ этот находится в иконостасе – перед ракой преподобного Евфимия. В 1642 г. в родовой усыпальнице князей Пожарских и Хованских был погребен национальный герой русского народа – князь Д. М. Пожарский.

В 1689 г. соборный храм внутри был расписан дружиной костромских иконописцев, которую возглавлял знаменитый мастер Гурий Никитин. Фрески, покрывающие все стены и свод собора, похожи на громадный ковер. Главным является цикл росписей, изображающий страсти Христовы и апофеоз Иисуса Христа по Вознесении.

Как тюрьма монастырь стал известен со второй половины XVIII в. Здесь содержали душевнобольных колодников, которых размещали в больничных кельях при Николаевской церкви. Сидели здесь и за «непристойное поведение», и за разные уголовные преступления, и за другие провинности. Среди религиозных «преступников» большинство сидело за скопчество, например, Селиванов, которому в 1829 г. было 109 лет. А умер он в монастырском остроге 114 лет от роду.

Узники за религиозные убеждения составляли самую большую группу заключенных Спасо-Ефимьевский монастыря. В их числе были отступники от православия и последователи самых различных религиозных учений. Некоторые из них содержались такое время, которое превышало сроки наказания, установленные уголовным законом за самые тяжкие преступления. Так, священник Золотницкий содержался в арестантском отделении почти 35 лет; униатский священник Ленчевский – 24 года, дьякон Добролюбов провел в монастырской тюрьме 27 лет. Столь длительные сроки заключения превращали узников в мучеников: одни из них страдали за верность своей секте, другие – за расхождение по некоторым вопросам с православной церковью, третьи – за «неблагопристойность»… А иеромонах Кирик и вовсе 12 лет просидел в арестантском отделении «не за какие-нибудь безнравственные преступления, а за свою болезненную раздражительность». В 1900 г. Синод направил в тюрьму Спасо-Ефимьевского монастыря крестьянина Федосеева за то, что тот «жил в пещере и своей лицемерной праведностью привлекал к себе массы простого народа».

Конец монастырской тюрьме Спасо-Евфимьевского монастыря положила приближавшаяся революция 1905 г. Указом 1904 г. последние узники арестантского отделения были освобождены…

После Октябрьской революции монастырь закрыли, и до 1932 г. в нем размещалась Суздальская тюрьма особого назначения (СТОН), которая оставила после себя до неузнаваемости перестроенные здания (особенно изнутри). Во время борьбы с «религиозным дурманом» в монастыре были сожжены «разные книги агитационно-церковного характера весом около тонны». В 1939 г. монастырь был передан областной тракторной школе.

С 1940 г. в обители находились интернированные чехи, и среди них Людвик Свобода – будущий президент Чехословакии. После разгрома немцев под Сталинградом в святой обители разместили пленный штаб немецкой армии во главе с Ф. Паулюсом. После войны монастырь превратился в детскую колонию, которую вывели отсюда только в 1960-е гг.

Восстановление обители началось в 1968 г. и продолжалось до 1985 г. За это время были подняты один за другим Спасо-Преображенский храм, Никольская и Успенская церкви, надвратная церковь Благовещения и др.

СПАСО-АНДРОНИКОВ МОНАСТЫРЬ В МОСКВЕ

Монастыри в «первопрестольной», как правило, воздвигались в память о каком-нибудь событии и строились они как мощные крепости на подступах к Москве, т. к. еще и в XVI в. существовала опасность татарских набегов. Особенно нуждались в укреплении южные и южно-восточные окраины, открытые в сторону Золотой Орды. Не случайно в XIV–XV вв. здесь строятся монастыри-«сторожи», своего рода форпосты. Потом на южных границах Москвы в течение нескольких столетий будут возведены Новодевичий, Донской, Симонов и другие монастыри, но первыми были Спасо-Андроников и Даниловский. В XIII в. монастыри строились из дерева, и монголо-татары во время своих набегов разоряли и сжигали их, но в XIV в. их стали возводить из белого камня. Поначалу Спасо-Андроников монастырь весь тоже был деревянный.

Расположившийся на берегу Яузы, он был основан около 1360 г. Тогда Русь, теснимая Золотой Ордой и страдавшая от междоусобиц князей, не знала другой отрады, кроме надежды на молитвы и труды своих святых. Обитель была устроена иждивением митрополита Московского Алексия, который, придя однажды к преподобному Сергию Радонежскому на обычную беседу, открыл ему тайну своей души.

Возвращаясь в 1356 г. из Царьграда от патриарха Каллиста, митрополит Алексий был застигнут в Черном море бурей. Среди всеобщего смятения он молился Господу нашему Иисусу Христу о спасении и дал обет возвести храм во имя того святого, которого будет праздновать церковь в тот день, когда утихнет разбушевавшаяся стихия. И вот наступил день, когда буря утихла и ужас мореплавателей сменился общей радостью. Вот уже показался берег, и вскоре святитель вступил на твердую землю. Случилось это 16 августа, когда Церковь празднует образ Спаса Нерукотворного, и было то чудное и знаменательное стечение обстоятельств. Ведь святитель вез из Царьграда самый Нерукотворный образ Спасителя, каким патриарх Каллист благословил его на русскую митрополию.

Обрадованный этим знамением, митрополит Алексий решил устроить в Москве обитель во имя Всемилостивого Спаса, и преподобный Сергий благословил его желание. А для устроения монастыря дал ему любимого ученика своего – Андроника, который впоследствии стал первым игуменом возводившейся обители.

Для монастыря святитель Алексий выбрал высокое место на востоке от Москвы, в четырех километрах от Кремля, где располагалось одно из сел боярина Кучки. В те времена оно было окружено лесами и перелесками, среди которых катили свои светлые воды Яуза и Золотой Рожок. К тому же выбранное для обители место было замечательно историческими событиями: во-первых, здесь скрещивались пути, ведущие в края, доставлявшие немало хлопот московским князьям и самому митрополиту. Один путь вел от Таганки на юг – в Коломну, Рязань и далее в улусы татарские. Назывался он Болвановской дорогой, или просто Болванкой[69]. Другой путь шел на восток – в сторону Владимира и Нижнего Новгорода… На этом месте хана Батыя встретил князь Всеволод Юрьевич, по этому пути выступил против полчищ Тамерлана князь Василий Дмитриевич…

Указав Андронику выбранное место – у крутого поворота Яузы перед впадением ее в Москву-реку, святитель дал ему средства для устроения обители и возведения церкви. Когда же церковь была возведена и достойно устроена, митрополит Алексей сам освятил ее и поставил в ней Нерукотворный образ Спасителя, который он украсил золотом и бисером. Приходил и преподобный Сергий посмотреть на дело рук ученика своего, благословил занимаемое монастырем место и воскликнул: «Господи! Призри с небеси и виждь и посети место сие, его же благоволи создатися во славу Святого Твоего имени». После этих слов преподобный Сергий дал благие советы настоятелю и братии и удалился в свой монастырь.

Существует предание, что преподобный Сергий при прощании долго беседовал с игуменом и братией под открытым небом. Впоследствии на этом месте (в полверсты от монастыря) была поставлена часовня, какие издавна сооружались на месте расставания, разлуки и прощания, потому и назывались прощею. Монастырская часовня была четырехугольной, сложили ее из продолговатого кирпича. Над деревянным потолком возвышалась шатровая деревянная крыша, на верху которой была шейка, а над ней – глава с крестом.

На всем пространстве необъятной Руси стояло в то время множество таких часовен. Они встречались в городах и селах, в деревнях, на проселочных дорогах и на поклонных горах. В жизни народа русского они имели весьма важное значение: это были места молитв и обетов, памятники веры и благочестия, нередко ознаменованные церковными преданиями или историческими воспоминаниями. Часовен было так много, что в марте 1722 г. Святейший Синод не разрешил более возводить их, т. к. в городах и селах и без них имелось достаточно церквей и храмов, в которых православный люд может молиться Богу. Поэтому прежде построенные часовни велено было разобрать, а каменные обратить на другие нужды. Была упразднена и часовня Спасо-Андроникова монастыря. Но ненадолго! В царствование императрицы Екатерины I разрешено было открыть неразобранные часовни, а также сооружать новые – на месте разобранных.

Через 20 лет после основания монастыря митрополит Московский Киприан благословил великого князя Дмитрия Донского, победителем возвращавшегося с Куликовской битвы. Князь молился в Спасском соборе перед чудотворным образом Спасителя, благодаря Его за дарованную победу.

В новом монастыре действовал устав, согласно которому утверждались общий труд, общая молитва и общая трапеза, чтобы постоянно поддерживалось единение братии.

Слава о нем вскоре разнеслась до самых отдаленных пределов земли

Русской, многие приходили в обитель и принимали здесь иночество. Видя пребывающую здесь благодать Божию, сам Андроник все больше и больше укреплял свои подвиги в посте и молитве, потому что помнил наставления преподобного Сергия – никогда не оставаться в праздности.

В тяжкие для земли Русской годы Спасо-Андроников монастырь подвергался великим опасностям. Дважды подступал к Москве хитрый и жестокий князь литовский Ольгерд, но не мог взять Кремль, огражденный уже каменными стенами с башнями. С тем большей яростью свирепствовал он в окрестностях, грабя население, церкви и обители русские. Не раз Спасо-Андроникова обитель подвергалась опустошению, но неутомима была и восстановительная деятельность игумена Андроника и братии. В непрестанных сердечных сокрушениях, слезах и тяжелых испытаниях он много лет мудро управлял монастырем. Остаток дней своих провел в совершенном безмолвии, подобно своему учителю, и скончался 13 июля 1404 г.

В игуменство святого Саввы (второго настоятеля монастыря) обитель прославилась своей просветительской деятельностью. Многие иноки Спасо-Андроникова монастыря были взяты на игуменство, а некоторые даже и на епископство.

Сердцем монастыря является Спасский собор, возведенный в 1410–1427 гг. при игумене Александре – ученике святого Саввы и самого святого Андроника. «Церковь камена зело красна» была вся сложена из белого камня. Точных данных об имени строителя собора нет, но изучение «Жития Сергия Радонежского» позволило ученым предположить, что преподобный Андрей Рублев не только расписывал, но и участвовал в его возведении. Белокаменный собор приподнят на высоком цоколе, отчего небольшое здание кажется более внушительным. В Спасском соборе не было княжеских хоров – он для всех был устроен одинаково «демократично».

Вскоре после возведения собор был расписан преподобными Андреем Рублевым и Даниилом Черным, которые поступили в обитель еще при преподобном Андронике и отличились такой ревностью к иноческой жизни, что удостоились божественной благодати. Они никогда не занимались земным, но всегда возносили мысли свои и ум свой к миру горнему и свету божественному. Роспись этого собора были последней работой преподобного Андрея Рублева, но, к сожалению, от нее сохранились только небольшие фрагменты на косяках алтарных окон. Отдавая дань памяти гению преподобного Андрея Рублева, в северном углу собора (на месте его предполагаемого захоронения) установлена стела, изображающая великого иконописца за работой.

Во второй половине XV в. Спасо-Андроников монастырь был пожалован архимандриею – вместо игуменства[70]. При великом князе Иване III (на рубеже XV–XVI вв.), когда всячески поощрялось каменное строительство и все чаще стали применяться приемы «народного строительства», в Спасо-Андрониковом монастыре возводится светское сооружение – Трапезная палата из кирпича. В первом ее ярусе размещались различные хозяйственные нужды, второй ярус весь был отдан трапезной «зале».

В середине XVI в. были построены каменные Святые ворота, до сих пор являющиеся главным входом монастыря. Они представляют собой довольно простую, но не лишенную художественной выразительности композицию с прекрасными пропорциями для ворот и входа. Святые ворота украшены деревянными резными решетками с элегантно углубленными рельефными квадратами.

Стихийные бедствия не особенно затрагивали обитель. Так, от случившегося в 1547 г. ужасного пожара монастырь почти не пострадал, хотя чуть ли не вся Москва тогда была обращена в пепел и развалины. Обитель спасли река Яуза и сады, преградившие путь огню. Но зато, как говорилось выше, монастырь (как и другие московские предместья) часто страдал от вражеских разорений. В мае 1571 г. подступивший к Москве крымский хан Девлет-Гирей зажег ее окрестности и предал огню и сам город, уже отстраивавшийся после пожара.

Отразилось на монастыре и Смутное время начала XVII в. Но наступили благополучные времена царствования русских царей, благоприятные и для монастырей. Государи сами часто посещали эту обитель, особенно в дни Сырной и Светлой недели.

Во второй половине XVII в. деревянные стены Спасо-Андроникова монастыря были заменены каменными, окружавшими обитель по всему периметру. В изломе стен расположились небольшие цилиндрические башенки, увенчанные шатрами. Сами стены монастыря были выдержаны в строительных традициях XVI в.: изнутри они имели боевую площадку, отверстия для ведения подошвенного боя, машикули (навесные амбразуры) и зубцы в виде «ласточкиного хвоста».

В 1690 г. в Спасо-Андрониковом монастыре возвели Настоятельские покои – двухэтажное здание, расположившееся слева от входа и с запада примыкающее к Святым воротам. Архитектура покоев напоминала строгий образ Трапезной палаты, несомненно, служившей образцом для строителей. При возведении покоев особое внимание мастера обращали на их северный фасад, выходящий на главную площадь.

Почти одновременно с Настоятельскими покоями в монастыре в 1691 г., по настоянию Евдокии Лопухиной (первой жены Петра I), начали строить большой храм во имя архангела Михаила и святого Алексея. В этой обители была похоронена мать Евдокии Лопухиной; митрополит Алексий, основатель обители, считался небесным покровителем царевича Алексея, родившегося в 1609 г.; флотские увлечения самого Петра I, были тесно связаны с Яузой. Таким образом, возводившийся храм должен был выполнять несколько функций: стать усыпальницей рода Лопухиных, славить архангела Михаила – покровителя русских князей, апостола Петра и митрополита Алексея – ради мужа и сына Евдокии Лопухиной.

В ансамбле монастыря этот храм выделяется своими архитектурными формами («восьмерик на четверике»). В первом его ярусе была устроена усыпальница семьи Лопухиных, во втором – церковь во имя архангела Михаила, в третьем – Алексеевская церковь, придел во имя апостолов Петра и Павла примыкал к северной стене Трапезной. Несмотря на то, что храм был построен по канонам «московского барокко», зодчие постарались вписать его в монастырский ансамбль так, чтобы новая архитектура гармонично согласовывалась со старой. Например, очень своеобразно устроен цоколь храма: нижний этаж расчленен мощными пилястрами, на которых стоят массивные колонны второго этажа.

Но от пожара 1748 г. пострадал и Спасо-Андроников монастырь: в Алексеевской церкви выгорело все, большим повреждениям подвергся Архангельский храм – сгорели монастырские, церковные, крепостные и ризничьи книги. Но в XVIII в. надстроили старые монастырские башни, а также возвели новые. Графический декор и вытянутые купола башен зрительно «подтянули» горизонтальные стены обители к высокому центру. К тому же увеличилось количество вертикалей, что очень оживило весь ансамбль монастыря. В начале этого же столетия к западу от Спасского собора началось возведение Братского корпуса, который своей длинной стороной выходил к Яузе.

Среди благотворителей Спасо-Андроникова монастыря были многие выдающиеся люди, например, преосвященный Пахомий Симанский, устроивший на свои средства в 1779 г. колокол и оставивший обители по завещанию 5000 руб. Возведение новой колокольни по проекту известного архитектора М. Казакова взял на себя купец С. П. Васильев. По замыслу она должна была быть выше «Ивана Великого», но император Павел I не дозволил этого, и тем не менее новая колокольня Спасо-Андроникова монастыря стала одним из лучших архитектурных украшений Москвы.

В 1811–1814 гг. были возведены здания Духовного училища, выдержанные в строгом стиле раннего ампира, что не нарушило общего архитектурного облика обители. И вообще следует отметить, что разновременные постройки, возводившиеся в Спасо-Андрониковом монастыре на протяжении более четырех веков, очень гармонично сочетаются друг с другом.

Во время пожара 1812 г. часовня Спасо-Андроникова монастыря пострадала, но не сгорела, т. к. была сложена из старинного кирпича; сгорел только верх ее деревянной пристройки. Но к концу века она все равно уже обветшала, и купец В. А. Александров в благочестивом усердии своем решил возвести новую, каменную – на том же месте, но более удобную. И была сооружена одна из лучших в Москве часовен – высокая, просторная и светлая; зимой она отапливалась каменным углем. Воскресным днем – 21 октября 1890 г. – она была освящена с крестным ходом из Спасо-Андроникова монастыря. При пожаре 1812 г. обрушился верх и Спасского собора, но уже в следующем году под руководством архитектора Жукова началось его восстановление.

В 1959 г., в связи с включением в программу ЮНЕСКО празднования 600-летия со дня рождения преподобного Андрея Рублева, были отпущены большие средства на широкомасштабные восстановительные работы в монастыре. Они предусматривали по возможности полную реставрацию Спасского собора, которая была проведена с большим объемом восстановления утраченного, так что изменился привычный облик памятника, почти что «восставшего из небытия».

СВЯТО-ПОКРОВСКИЙ МОНАСТЫРЬ В СУЗДАЛЕ

Суздальский Свято-Покровский монастырь был основан в 1364 г. нижегородским князем Андреем Константиновичем по обету, данному им Богу. Во время сильной бури на Волге князь «начах всесильного Бога молити, яко да избавит надлежащия скорби, и обет свой дах Богу: поставити церковь во имя Пресвятой Богородицы честного и славного Ее Покрова и монастырь соградити инокиням, и от того часа преста река от волнения своего и в велику тишину преложися».

Расположился монастырь на правом, низком берегу огибающей его реки Каменки – возле одной из крупных дорог, которая вела в Москву. Устраивалась обитель с благословения преподобного Евфимия – напротив возводившегося на левом берегу реки Спасо-Преображенского монастыря и почти одновременно с ним. Епископ Иоанн назначил первой игуменьей монастыря племянницу преподобного Евфимия Суздальского.

Местные князья и бояре щедро жертвовали в монастырь, но и московские великие князья старались через церковь укрепить свой авторитет в Суздальской земле.

В начале XVI в. Суздаль была небольшим, но многозвонным городом – хотя давно уже не княжеским центром, но центром епархии. Более 20 церквей было на посаде и в кремле, да еще 10 монастырей со своими храмами. Монастыри строятся, обрастают владениями; из дерева в камень «переодевается» и суздальский Покровский монастырь.

У врат Покровской обители

Здесь, на северной окраине города, по приказу и на пожертвования великого князя Василия III трудились и местные мастера, и столичные, и пришедшие из далеких краев. Поэтому в новых постройках предстают то суздальские древности, то московская старина, то орнаменты Западной Руси. В 1510–1518 гг. были возведены часовня в честь праздника Происхождения Честного древа Креста Господня, величественный Покровский собор, Святые врата и другие сооружения. Вероятно, тогда же была построена и ограда монастыря, но до настоящего времени она не сохранилась и была вновь выстроена в XVII в. Тогда же в святую обитель были сделаны и богатые дары: иконы «Братья Маккавеи, учитель их Елеазар и мать их Соломония» и «Происхождение Честного древа Животворящего Креста»[71].

В 1526 г. в Покровскую обитель прибывает Соломония – совсем еще недавно супруга великого князя Василия III, а теперь инокиня София. Не для нее ли строилось все это? Крепостные ограждения в два ряда, в массивных соборах – бойницы, а над Святыми вратами – затейливый Благовещенский храм. С какой стороны на него ни посмотришь – все он разный: каждый придел его – словно маленькая церковка со своим куполом и главкой, для богослужения индивидуального предназначенный.

Все здания грандиозного архитектурного ансамбля обители группировались у южной стены главного – Покровского собора. Он представлял собой большой 4-столпный храм с тремя мощными высокими апсидами; храм окружен красивой крытой галереей на арках. При всей своей монументальности и строгости собор не выглядит аскетичным: так, например, классическая гладь его стен и цоколя перебивается несколькими «живописными» поясами. Первый пояс – это сквозная аркада галереи, которая прекрасно вырисовывается на фоне затененных проемов. Второй пояс – это аркатурный фриз, а вот внутри Покровский собор действительно аскетичен: в нем нет и не было (!) росписи. Пол его выложен черными плитками, в стенах сделаны ниши-печуры, в которые монахини складывали свои молитвенные принадлежности. Но если в соборе и не было росписи, то его, несомненно, украшало богатое художественное шитье, выполнявшееся послушницами. Об этом можно судить по изысканному покрову с изображением Евфросинии Суздальской, шитому Соломонией – инокиней Софией.

Цокольный этаж собора прорезан небольшими окнами и амбразурами, поэтому он выглядит таинственно. И это не случайно, т. к. в нем, уходя в подземелье, находилась усыпальница знатных монахинь.

С юго-западной стороны Покровского собора расположилась 3-ярусная шатровая колокольня, на которой сохранился древний колокол (1589 г.). В XVIII в. от собора к колокольне был устроен каменный переход.

Святые ворота были устроены в южной стене монастыря, а после 1551 г. к северу от Покровского собора был сооружен двухэтажный храм-трапезная во имя Зачатия святой Анны (матери Пресвятой Богородицы). Трапезная представляла собой прямоугольное здание; по периметру ее стен располагались дома-кельи, поставленные уже в наше время, но по плану XVII в. и по образцам монастырских домов, какими владели монахи, происходившие из семей зажиточных.

Нередко, в силу придворных интриг, в Покровский монастырь попадали особы из княжеских и даже царской семей. Насельницей монастыря была Анна Колтовская – одна из жен Ивана Грозного. В обитель попадали вдовы казненных бояр, которые стали почитать покойную Софию-Соломонию как святую. На проживание знатных особ обители жаловались села, деревни, луга и пашни, поэтому она была сказочно богата.

В Смутное время Свято-Покровский монастырь был разорен, но вскоре восстановлен, т. к. Москва не скупилась на богатые вклады. Среди насельниц монастыря были княжны и царевны, добровольно избравшие монашеский удел. Всем другим монастырям они предпочитали суздальский Покровский, в котором собирались на общую молитву в соборе, но каждая подходила к своей нише в стене, где хранились ее молитвенные принадлежности.

В юго-западной части монастырской усыпальницы находилась гробница преподобной Софии-Соломонии Суздальской. Почитание ее узаконили в царствование Алексея Михайловича, который хоть и сам бывал крут, но заботился о замаливании грехов прежний государей.

В сентябре 1698 года была решена участь Евдокии Федоровны Лопухиной – первой супруги Петра I. В самой простой карете, запряженной парой лошадей, без свиты, в сопровождении только карлицы ее отвезли в Суздаль – в Покровский девичий монастырь.

В горе и нищете жила царица в монастыре, так как Петр забыл о ней совершенно и не назначил никакого денежного содержания. Царевна Марья Алексеевна и царица Прасковья Федоровна изредка вспоминали несчастную своими подарками и приветом через приближенных своих, а иногда через нищих или юродивых. Евдокии Федоровне было тогда всего 26 лет, и долгие годы мрачные стены уединенной кельи служили склепом для молодой женщины, полной страстных желаний[72].

Далеко за пределами Суздальской земли славился монастырь своим благоустройством и благочестивой жизнью подвизавшихся в нем инокинь. Когда-то монастырь был общежительным: в нем жили, но в обитель не постригались швеи-селицы. Для девочек-подростков в монастыре было открыто специальное училище, дававшее образование и учившее ремеслу. Белошвейки шили постельное и столовое белье и приданое для горожанок.

Но после Октябрьской революции Свято-Покровский монастырь в Суздале был ликвидирован, и на его территории размещались воинская часть, ремонтные мастерские, инвалидный дом, жилье. Размещалась в монастырских зданиях и биохимическая лаборатория, в которой разрабатывалась вакцина от туляремии.

С 1954 г. в монастыре начались реставрационные работы, во время которых многим монастырским сооружениям был возвращен их первоначальный облик. В 1960 г. монастырь приобрел статус памятника архитектуры республиканского значения. С 1975 г. в зданиях обители, согласно постановлению Совета министров СССР от 12 декабря 1967 г. «Об организации гостинично-туристического комплекса в г. Суздале», появились рестораны, бани и т. д. Лишь Приказная изба XVII в. использовалась под музейную экспозицию по истории монастыря.

Возрождение Свято-Покровской обители началось в 1992 г. На праздник Святой Пасхи, впервые после 70-летнего запустения, в усыпальнице Покровского собора было совершено богослужение. А через год стала возможной служба и в самом соборе Покрова Пресвятой Богородицы. В нем был сделан сложный ремонт, проведено отопление; стараниями сестер написаны иконы и устроен 4-ярусный иконостас. В монастыре собрана библиотека, в которую вошли сочинения отцов Церкви, жития святых, душеполезные поучения и другая литература.

Со временем Церкви были переданы и остальные монастырские здания: надвратный храм, корпус богадельни и т. д. Но и до наших дней зимний храм во имя преподобных Иоакима и Анны используется под ресторан гостиницы «Покровская».

В августе 1995 г. были обретены мощи преподобной Софии Суздальской, которая 17 лет подвизалась в обители, укрепляясь монашескими трудами и подвигами. По преданию, в Смутное время она явилась пану Лисовскому во сне, в иноческом одеянии, с горящей свечой и стала его жечь. И, проснувшись, польский воевода с ужасом отступил от монастыря.

ЧУДОВ МОНАСТЫРЬ

Чудов монастырь был основан в 1365 г. митрополитом Московским Алексеем. Святитель Алексей родился в 1293 г. в семье черниговских бояр Федора и Марии. При крещении он назван был Елевферием, в детстве ловил птиц и однажды, заснув во время ловли, услышал голос: «Алексей! Что всуе трудишься, отныне будешь человеки ловящ». Проснувшись, мальчик никого вокруг себя не увидел, но с этого времени жил в недоумении, от своих родителей услышанное.

В 15-летнем возрасте мальчик решил стать иноком и пришел в монастырь Святого Богоявления. С благословения настоятеля принял образ иноческий с именем Алексея и начал вести строгую добродетельную жизнь, упражняясь в посте, молитве и чтении духовных книг.

После смерти митрополита Феогноста великий князь Симеон Иванович и Собор русских святителей решили поставить на его место Алексея, бывшего тогда на кафедре во Владимире. Его послали в Константинополь, где он получил святительский сан от патриарха Филофея.

Возвращаясь в Россию по морю, святитель Алексей попал в сильную бурю, и корабль, на котором он плыл, начал тонуть. Тогда святитель обратился с пламенной молитвой к Богу и дал обет: если Господь спасет его от гибели, то он в благодарность воздвигнет храм.

По прибытии в Москву святитель Алексей был вызван в Орду для излечения Тайдулы – супруги татарского хана Чанибека, страдавшей болезнью глаз.

«В Орде святителя встретили с великими почестями: сам хан Чанибек с сыном своим Бердибеком и другими сыновьями и сановниками выехал ему навстречу. Когда святителя Алексея привели к больной царице, он сразу стал совершать молебен вместе с прибывшими с ним, а потом зажег свечу, сделанную из воска от свечи, чудесно загоревшейся у гробя святителя Петра. По вере святителя Алексея, благословившего царицу и окропившего ее святой водой, она получила прозрение. Все видевшие это чудо удивились и ужаснулись, а хан щедро одарил святителя Алексея»[73].

Среди даров, полученных от хана Чанибека, было место в самом Московском Кремле, где прежде располагался двор для приезжавших ханских послов. Эти дары подтвердил и воцарившийся впоследствии в Орде и хан Бердибек.

В благодарность за благодеяния Божьи решил святитель Алексей устроить на подаренном участке земли мужской монастырь с церковью во имя «Чуда архистратига Михаила в Хонех». Но прежде чем приступить к исполнению обета, данного Богу, святитель Алексей отправился к преподобному Сергию Радонежскому. Получив от него согласие и в помощь одного из иноков (Андроника), митрополит Алексей начал строить близ Яузы монастырь, в котором поставил образ Спаса Нерукотворного, принесенный из Константинополя. Спустя некоторое время он устроил и другие монастыри (Владычный – в Серпухове, Алексеевский – в Москве, Благовещенский – в Нижнем Новгороде и т. д.), а за несколько лет до смерти воздвиг монастырь во имя «Чуда архистратига Михаила» с приделом во имя Благовещения Пресвятой Богородицы.

В монастыре, ставшем митрополичьим, первая устроенная церковь была деревянной, такими же были и кельи для монахов, которых святитель Алексей перевел сюда из других обителей. Он учредил здесь самое строгое общежительство, и многие приходили к инокам – молодые и старые – для духовного назидания и получения душевного успокоения.

Церковь, хоть и деревянную, святитель Алексей украсил святыми иконами, снабдил драгоценной церковной утварью и всем необходимым; даровал обители много сел, домов, озер и завещал после смерти похоронить себя в ней – за алтарем. Но по совету епископов и великого князя святителя Алексея после смерти погребли в Благовещенском приделе – с правой стороны Архангельской церкви, посчитав неприличным похоронить митрополита вне церкви, хотя он по смирению своему и завещал другое.

Чуда архистратига Михаила в Хонех. Икона

Через 60 лет после его смерти верх церкви обрушился, и великий князь Василий Васильевич повелел соорудить новый каменный храм, и когда рабочие начали копать рвы для его основания, то нашли святителя Алексея нетленными – даже ризы, в которых он был погребен, оказались целыми. Святые мощей перенесли в выстроенную вскоре 3-этажную каменную церковь, которая была чуть меньше прежней, но тоже с приделом во имя Благовещения Пресвятой Богородицы.

В новой церкви мощи этого святого угодника Божьего пребывали почти 60 лет, пока не была устроена церковь во имя самого святителя Алексея. Устроить такой храм решил архимандрит Геннадий (по прозванию Гонзов), бывший тогда настоятелем монастыря. Он заложил каменную церковь с трапезой при ней, а также 2-этажный корпус с братскими кельями. Во время возведения этой церкви отец Геннадий был поставлен архиепископом Великого Новгорода, но, отправляясь туда, он поручил продолжить строительство двум вельможам – родным братьям Дмитрию и Геронтию (по другим сведениям – Сергию), прибывшим из Греции с царевной Софьей и прозывавшимся Траханиотами. Однако и сам святитель Геннадий, будучи уже в Великом Новгороде, продолжал заботиться об окончании строительства церкви и присылал немало средств.

Когда строительство церкви во имя святителя Алексея было завершено, в нее перенесли раку с его святыми мощами и поставили ее у стены с правой стороны. Эта церковь просуществовала около 200 лет, а в 1680 г. усердием настоятеля Чудова монастыря архимандрита Адриана (впоследствии патриарха всея Руси) вместо нее были заложены две новые церкви – под одной кровлей, но на другом месте. Одна церковь сооружалась во имя святителя Алексея, другая – во имя Благовещения Пресвятой Богородицы вместо придела, бывшего при Архангельской церкви. Новое здание почти все было вынесено за монастырь и только своей северной стороной примыкало к нему. Когда строительство обеих церквей было окончено, в них перенесли многоцелебные мощи святителя Алексея и поместили их в середине под аркой – в стене, разделяющей обе церкви[74].

В 1501 г. каменная Архангельская церковь была разобрана и устроена заново, причем и весь монастырь тогда стал перестраиваться. Впоследствии храм этот еще несколько раз был возобновляем, но при этом всегда сохранялся древний наружный вид его. Внутри стены храма были расписаны изображениями чудес архистратига Михаила и некоторыми событиями из Священной истории. Пятиярусный иконостас его напоминал иконостас кремлевского Успенского собора, для которого он в свое время и послужил образцом.

Чудов монастырь отличался от других обителей особыми обычаями, которые потом утвердил патриарх Адриан. Чтобы иноки обители упражнялись в подвиге безмолвия, он распорядился закрывать монастырские ворота в понедельник, среду и пятницу. А чтобы иноки заботились о своем спасении и богомыслии (в особенности во время богослужений), устроил особые входы в церковь: для мужчин – в Алексеевскую, для женщин – в Благовещенскую.

В 1744 г. по указу императрицы Елизаветы Петровны в Чудовом монастыре была учреждена кафедра Московского архиерея, и с тех пор он стал называться кафедральным. После 1812 г. в монастыре долгое время размещалась Духовная консистория; потом здесь расположились Епархиальное попечительство и Духовный цензурный комитет. Со временем все эти учреждения получили свои помещения, а освободившиеся места позволили увеличить число братских келий.

Все русские князья и цари, начиная с Дмитрия Донского, чтили и посещали эту обитель, чтобы поклониться святому угоднику Алексию, и делали в него богатые вклады и пожертвования. Так что до утверждения штатов в 1764 г. Чудов монастырь был очень богат, имел много земельных угодий и около 18 000 крепостных крестьян. Число монастырской братии доходило до 300 человек; для прокормления насельников и паломников обитель имела со своих угодий большие запасы. Для хранения их нужны были большие погреба, «капустная и истопничья палаты», а также помещения для устройства кузницы, слесарной мастерской и других хозяйственных построек. Для всего этого были отведены нижние палаты монастыря, размещавшиеся под храмом святого чудотворца Алексия, митрополита Всероссийского. Храм этот свой окончательный вид обрел только в 1680–1686 гг., хотя возведение его началось еще при царе Федоре Иоанновиче.

С перенесением российской столицы в Санкт-Петербург и последовавшим при императрице Екатерины II отнятием у монастырей имений и крестьян хозяйство Чудовой обители стало приходить в упадок, число братий уменьшаться, кладовые опустели и нижние службы остались без употребления. Долгое время они пустовали, и лишь иногда в них складывали дрова и всякую монастырскую рухлядь. Чудов монастырь сделался беднейшим в Москве, хотя по значению своему всегда стоял высоко. Русские императоры, посещая «первопрестольную», после поклонения святыням Успенского собора, всегда шли в Чудов монастырь к святителю Алексею, а потом проходили в малый Николаевский дворец, до 1817 г. являвшийся местопребыванием его настоятелей. В 1818 г. здесь останавливался будущий император Николай I со своей молодой супругой. Здесь она родила сына – будущего императора Александра II, после чего дом был причислен к Дворцовому ведомству. Крестили новорожденного в Алексеевской церкви, причем прямо из купели положили на раку святителя Алексея.

Из братий Чудова монастыря немало было угодивших Богу святостью своей жизни, но между ними случались и «плевелы». По некоторым сведениям, в монастыре в 1600–1605 гг. проживал чернец Григорий Отрепьев – впоследствии самозванец Лжедмитрий. Отсюда он будто бы бежал с двумя сообщниками – иноками Варлаамом и Мисаилом – и потом объявился в Польше.

Находясь в центре Москвы, Чудов монастырь нередко был местом заключения лиц, известных в русской истории. В нем до самой смерти (до 1392 г.) томился Тверской епископ Евфимий (Вислен), обвиненный в беззакониях. В 1441 г. в монастырь заключили митрополита Исидора, участвовавшего во Флорентийском соборе и подписавшего унию[75]. В 1504 г. святитель Геннадий (о котором говорилось выше) был оклеветан перед великим князем Василием; из Новгорода его вызвали в Москву, и он отказался от управления епархией. Местом своего уединения бывший настоятель избрал свой Чудов монастырь, где и скончался в 1515 г. В начале XVII в обители был силой подстрижен в иночество царь В. И. Шуйский, а позже боярин Кирилл Нарышкин – дед Петра I.

Во время владычества в Москве поляков в обители в жестоком заключении томился патриарх Гермоген, скончавшийся голодной смертью… Под сводами монастырских храмов лишили сана мятежного протопопа Аввакума, а позднее и его главного противника – могущественного патриарха Никона. Перед отправкой в Боровск в Чудовом монастыре пытались вернуть в лоно православной церкви неистовую боярыню Прасковью Морозову…

Вошедшие в 1812 г. в Кремль французы разместили в покоях Чудова монастыря штаб Наполеона и командование Старой гвардии, а в алтаре Архангельского храма маршал Даву устроил себе спальню.

Чудов монастырь, как митрополичий, был усыпальницей русских святителей и знатных бояр. А в начале ХХ в. в нем упокоился великий князь Сергей Александрович, с 1881 г. бывший генерал-губернатором Москвы. Он погиб 4 февраля 1905 г. от взрыва бомбы, брошенной эсером И. П. Каляевым.

Великая княгиня Елизавета Федоровна тотчас прибыла на место гибели и распорядилась положить останки буквально разорванного на куски мужа на носилки и перенести их в Алексеевский храм, где их положили близ раки святителя Алексея. Затем останки положили в гроб и перенесли в Андреевский храм монастыря, где они и находились до сооружения усыпальницы.

Проект усыпальницы великого князя Сергея Александровича разрабатывали академик В. П. Загорский и архитектор П. В. Жуковский (сын поэта). Она была сооружена в нижнем покое Чудова монастыря, и когда начали возводить храм-усыпальницу, эти палаты имели вид сараев с земляными насыпными полами, избитыми кирпичными стенами и сомкнутыми сводами.

Для дневного освещения усыпальницы был сделан оконный пролет на Царскую площадь; для входа в храм из Николаевского дворца пробили дверной проем. По окончании работ, 4 июля 1906 г., храм-усыпальница был освящен во имя преподобного Сергия Радонежского, и в тот же день гроб с останками великого князя Сергея Александровича торжественно перенесли в него и поставили в склеп, который потом закрыли и отверстие в полу заделали.

Но великолепная усыпальница, ставшая неотъемлемой частью Чудова монастыря, была уничтожена вместе с самой обителью. В октябре 1917 г. стены Малого Николаевского дворца были пробиты снарядами тяжелых артиллерийских орудий, которые красноармейцы установили на Воробьевых горах. Когда в Кремль переехало Советское правительство, Чудов монастырь закрыли, а монахов вывезли из Москвы. В 1929 г. монастырь взорвали, причем уничтожали его так поспешно, что реставраторы даже не успели сделать полные замеры обители и сфотографировать монастырские фрески и росписи. На руинах древнейшего Архангельского храма им удалось собрать только два десятка мелких осколков со следами росписи XVII в.

На месте монастыря в 1930-е гг. по проекту архитектора И. И. Рерберга было построено здание Кремлевской комендатуры, а затем (когда разрушили еще и Вознесенскую девичью обитель) – здание Школы красных командиров им. ВЦИК.

СИМОНОВ МОНАСТЫРЬ В МОСКВЕ

Первоначально эта обитель была возведена на юге Москвы, в десяти километрах от Кремля на левом берегу Москвы-реки – в сосновом бору, среди урочища, которое называлось «Медвежье озерко» (или «Лисьин пруд»). Основателем монастыря был преподобный Федор – родной племянник Сергия Радонежского, младший сын его брата Стефана. Федор, обученный грамоте, захотел жить под надзором своего дяди. Когда Иоанну (так звали мальчика) исполнилось 12 лет отец привел его в пустыню Сергия и в храме передал на попечение игумена. Преподобный в тот же день (12 апреля – день памяти Феодора Трихины) постриг его в монашество, и Иоанн был наречен Федором.

Под надзором дяди юный отрок возрастал в чистоте и святости, ничего не таил от своего наставника, открывал ему все свои помыслы. Он постоянно пребывал в молитве, в церкви стоял со страхом и благоговением, с усердием и прилежанием читал божественные книги; был тихим и кротким, молчаливо и с любовью проходил монашеское послушание. Вскоре юный Федор так прославился духовными подвигами, что современники дивились его равноангельскому житию.

Сохранившаяся башня Симонова монастыря

Со временем Феодор был возведен в сан священника, и однажды, когда он ночью молился Богу, ему было возвещено свыше: «Феодор, иди в пустыню, имаше бо обитель составити и умножити чада». Он открылся преподобному Сергию и потом не раз напоминал ему об этом. Преподобный Сергий хотел видеть его своими преемником в Лавре, но, убедившись в твердых помыслах Федора, благословил его избрать место для обители. Федор и еще несколько иноков, которых преподобный Сергий отпустил с ним, после продолжительных странствий остановились на возвышенном берегу Москвы-реки, поставили в густом лесу хижины и стали подвизаться.

Прежде чем приступить к возведению церкви, Федор испросил на то благословения митрополита Алексия и московского князя Дмитрия. Узнав о местопребывании иноков, пришел благословить их преподобный Сергий Радонежский, найдя место удобным для иноческого жития. В 1370 г. была построена церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы, которая и положила начало монастырю. А через 7 лет боярин Григорий Ховрин (родоначальник рода Головиных), владелец обширной и живописной местности, известной под названием Симоново, отдал ее монастырю, чтобы обитель была выстроена от первоначального места менее чем на четверть версты. И пожертвовал боярин Ховрин (в иночестве Симон) значительные средства на ее возведение.

Вскоре Федор собрал братию и учредил общежительство по примеру других иноческих обителей. С самого начала существования монастыря слава о духовных подвигах Федора привлекала к нему многих; по словам летописца, он сиял «добродетелями, премудростию и рассудительным смыслом», а также высоким ростом и привлекательной наружностью. Известность Федора росла так быстро, что преподобный Сергий скорбел по этому поводу и молился, чтобы тот непреткновенно совершал служение свое. Скорбел и сам Федор, что обитель оказалась близ большой дороги на Москву, а это доставляло шум и тревогу от посетителей.

Уклоняясь от молвы людской, он оставил обитель и поселился в сокровенном месте в лесу, поставил здесь незаметную келью и стал совершать свои неослабные подвиги: совершенное безмолвие, изучение Священного Писания и церковных канонов, продолжительный пост и всенощной прославление Бога. Но ученики его не могли жить в разлуке с наставником, и все пришли к нему. Увидев, что не суждено ему жить в уединении, преподобный Федор решил заложить в 1379 г. на указанном боярином Г. Ховриным месте каменный храм во имя Успения Пресвятой Богородицы, чтобы вокруг нее возвести потом кельи для братии[76]. Пятиглавая соборная церковь возводилась в основном усердием Григория Ховрина: строилась она 26 лет и была освящена 1 октября 1405 г. По своей архитектуре и великолепному убранству храм был лучшим зданием того времени, и даже Успенский собор Кремля уступал ему.

«Внутри и снаружи храм был расписан изображениями святых угодников Божьих и сюжетами из Священного Писания. Пятиярусный резной иконостас церкви был вызолочен червонным золотом. В первом ярусе располагались 8 икон византийского письма: шесть из них были в серебряных позолоченных ризах, образ Успения Пресвятой Богородицы был украшен еще и драгоценными камнями.

В паперти, возле западных дверей, на стене церкви был изображен Христос Спаситель на суде первосвященников и старейшин иудейских. К этому образу, обложенному серебряной позолоченной ризой, благочестивые богомольцы с давнего времени имели особое почтение.

В 1476 г. от удара грома церковная глава упала, и верх церкви заново был сделан при великом князе Иване III учеником итальянского зодчего Аристотеля Фиораванти.

В 1834 г. по правую сторону алтаря на средства кашинского купца Василия Терликова был устроен придел во имя Казанской иконы Божией Матери, а с левой стороны – двухэтажная ризница».

Преподобный Сергий хотел, чтобы Федор пребывал в безмолвной молитве и уединении, но уступил желаниям великого князя и митрополита Алексия, который назначил Федора игуменом монастыря, а великий князь назначил его своим духовником и доверенным лицом в важных церковных делах. Так, в 1382 г. великий князь Дмитрий Донской посылал Федора в Киев к оскорбленному митрополиту Киприану для примирения и приглашения его на московскую кафедру.

С архиепископом Суздальским Дионисием преподобный Федор был в Константинополе, и когда он прибыл к вселенскому патриарху Нилу, тот возлюбил его за благонравие и кротость и посвятил в сан архимандрита. Радостным было возвращение отца Феодора для братии: все вышли встречать его и радовались благополучному возвращению в обитель.

А потом благочестивый и добродетельный Феодор был поставлен епископом Ростова, но прежде чем принять святительский сан, он избрал себе преемника: им стал Кирилл – один из его учеников.

В Симоновой обители погребены многие замечательные люди: так, в Старом Симонове нашли упокоение два инока Троице-Сергиевой лавры – Пересвет и Ослябя, погибшие в Куликовской битве.

Монастырь славился не только благочестием своих подвижников; он был воспитателем великих иерархов Русской православной церкви, а также не раз служил надежным щитом Москвы против ее врагов. Со стен монастыря громили вражеские орды, как это было, например, во время нашествия крымского хана Казы-Гирея. И был тот день надежды и страха, «когда сильно трепетало сердце и в столетних старцах» и со стен и башен монастыря гремели пушки. В память об отражении вражеских полчищ над западными вратами монастыря в 1591 г. была возведена церковь Всемилостивого Спаса

В 1606 г., в царствование В. И. Шуйского, Иван Болотников, крепостной князя Телятевского, поднял восстание и от имени царевича Димитрия (как уполномоченный его воевода) разорял многие города и селения. С многочисленной ратью подступил он к Симонову монастырю, чтобы расположиться в нем станом, но был отражен и, потеряв многих своих людей, вынужден был возвратиться в Коломенское.

Смутное время, стрельцов и другие трагические события русской истории – все пережил Симонов монастырь. А с 1764 г., когда у обители отобрали земельные угодья и крестьян и все было заменено денежным штатным окладом, она стала приходить в упадок. В 1771 г., когда в Москве и окрестностях свирепствовала моровая язва, начальство распорядилось вывести настоятеля и братию в Новоспасский монастырь, а в Симонове устроить карантин.

Еще в 1768 г. при снижении ценности денег с появлением ассигнаций Симонов монастырь стал ходатайствовать, чтобы обители отвели располагавшиеся вокруг нее земли для усадьбы и покоса. В 1785 г. их нарезали до 20 десятин, но уже через три года по представлению гражданских властей монастырь решено было упразднить. В его зданиях предполагалось устроить госпиталь, а церковную утварь и штатный оклад передать в монастырь, какой будет назначен для жительства настоятеля.

Тяжким было это известие для москвичей, любивших святую Симонову обитель. Через 7 лет А. И. Долгов, глава Общества купцов, от лица многих стал ходатайствовать в Санкт-Петербурге о восстановлении обители, и вскоре именным указом императрицы Екатерины II повелевалось «обратить монастырь в его прежнее состояние и положение».

Восстановление Симонова монастыря начал архимандрит Игнатий, настоятель Тихвинского Новгородского монастыря, при материальном содействии многих благочестивых лиц. Так, купец А. И. Долгов дал на восстановление обители 200 000 ассигнациями.

Только монастырь стал подниматься, как началось нашествие армий Наполеона… В 1812 г. в обитель ворвались французы; с обнаженными саблями они появились в соборном храме и стали требовать у настоятеля золото и серебро. Архимандрит уверял их, что монастырское имущество вывезено и в обители осталось лишь немного вещей и денег ассигнациями, которые хранятся в келье у заболевшего наместника. К нему французы и повели архимандрита и получили там 600 рублей. А потом стали грабить святую обитель: сдирали с икон драгоценные оклады, взламывали полы, прорубали иконостасы в церквах. Паперть соборной церкви и башни были заняты под конюшни, а в монашеских кельях поселились разные воинские чины.

Наместника отца Иосифа французы не раз принимались истязать, но Господь сохранил его от погибели. После жестоких испытаний отец Иосиф и еще 12 братий в начале сентября ушли в сторону Серпухова, а потом в Коломну. Перед постыдным бегством из Москвы французы сделали подкопы под монастырские башни, но взорвать монастырь не успели. Однако обитель и без того была разграблена, монастырская библиотека лишилась многих бесценных рукописей и книг, а всего монастырь понес убытку на 100 000 рублей ассигнациями. К тому же после ухода французов в Симонов набегали раскольники за книгами и иконами… Так и жил монастырь, отдыхая тогда только, когда отдыхало Отечество.

Но после Октябрьской революции монастырь, в котором было 6 храмов с одиннадцатью престолами, закрыли (1923 г.). В ноябре 1928 г. Московское коммунальное хозяйство уничтожило монастырское кладбище, оставив только несколько памятников особо видных общественных деятелей. Лишь усилиями нескольких людей были перенесены останки поэта Д. В. Веневитинова и писателя С. Т. Аксакова. На месте кладбища появился скверик, но москвичи по нему не прогуливались.

В ночь на 21 января 1930 г. «восемь оглушительных взрывов, от которых в ближайших домах Ленинской слободы вылетели стекла, навсегда смели с лица земли знаменитый Симонов монастырь». От святой обители остались только 3 башни и один полуразрушенный храм; церковь Рождества Богородицы была превращена в компрессорную завода «Динамо». А еще через несколько лет москвичи узнали: «На месте древней крепости мракобесия – Симонова монастыря – будет построен Дворец культуры. Вся Симоновка, а также делегации с заводов Петропавловского района выходят на грандиозный субботник по разборке стен и подготовки площадки».

Еще в XIX в. на средства купца Цурикова над могилами Пересвета и Осляби была воздвигнута надгробная сень каслинского литья, которая раньше упоминалась во всех справочниках по русскому прикладному искусству. На средства Клавдии Усачевой (почетной гражданки Москвы) и Петра Талалуева (церковного старосты села Кожухово) был обновлен иконостас, а стены храма расписали палехские мастера. Когда от времени стала разрушаться часовенка, возведенная на месте кельи Кирилла Белозерского, трудами прихожан там был воздвигнут памятник.

И все это было осквернено, разрушено, растащено. Над могилами Пересвета и Осляби грохотал компрессор[77], на месте кельи преподобного Кирилла Белозерского устроили… туалет, а сама церковь Рождества затерялась среди заводских построек. Место великолепного Успенского собора сейчас занимает безликая коробка Дворца культуры автозавода им. И. А. Лихачева, возведенного в 1932–1937 гг.

К счастью, в Рождественской церкви, где еще 10 лет назад высились строительные леса, сейчас уже совершаются богослужения. На могилах иноков сооружено строгое и прекрасное надгробие – дар скульптора В. Клыкова. На стенах храма сохранились росписи палехских мастеров, сбереженные в безбожные годы. Перед тем, как храм отдали на поругание, кто-то в несколько слоев покрыл росписи олифой, а сверху – краской.

Все выдержали церковные стены, и в сентябре 1989 г. восстановленный храм был освящен. Все, что есть в нем: иконы, подсвечники, бачок для воды, кружечка – все принесли прихожане. Русские, проживающие в Австралии, подарили храму резной образ Николая Чудотворца собственной работы. Копии икон Сергия Радонежского, Христа Спасителя, работы Андрея Рублева – дары московских художников.

В настоящее время ведется реставрация храма, возведенного во имя Тихвинской иконы Божией Матери, и монастырских строений, уцелевших до наших дней.

СВЯТО-УСПЕНСКИЙ ПСКОВО-ПЕЧЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Достоверная история Псково-Печерского монастыря прослеживается только с 1472 г., но по преданию первый отшельнический скит появился здесь еще в XIV в. Легенда рассказывает, как «плыли однажды охотники по реке Каменец[78], и добрались они до места, где лесистые берега словно бы вздыбились стеной розового песчаника. Снизу стена – гладкая, водой отшлифованная; а наверху, как морщинами, иссечена узкими вертикальными пещерами. И из глубины тех пещер несется пение… Испугались охотники, назад повернули. И только потом они уж рассудили, что был то знак Божий, а не козни бесовские».

Летопись «о начале пещерного монастыря» повествует о некоем Иване Шестнике (в иночестве Ионе), который бежал от преследований немцев из Ливонии, где служил в православной церкви. После избиения русских в Дерпте он нашел пристанище в «Богом зданной пещере» – в ложбине реки Каменец. Его и называют основателем Свято-Успенского монастыря в Печорах, хотя ученые считают, что монахи обосновались в здешних пещерах намного раньше.

После захвата Прибалтики немецкими рыцарями число братий в монастыре еще больше увеличилось, и в 1473 г. в обители была освящена церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, «ископанная в земле». Храм положил начало обители, которая с самого начала своего существования стала опорой православия на границе Псковской земли и владений Ливонского ордена.

После кончины Ионы инок Мисаил в конце XV в. построил под горой новую обитель с церковью во имя преподобных Антония и Феодосия Печерских. Первоначально скромная обитель служила только убежищем и никаких оборонительных функций не выполняла. Монастырь долгое время был бедным и малолюдным, хотя и располагался на торговом пути в Прибалтику. Но Ливонский орден никогда не давал обители спокойной жизни, раз от разу увеличивая поборы. В XV в. монастырь был упразднен, но уже в XVI в., после присоединения Пскова к Москве, возобновлен.

В 1519 г. в Псковские земли прибыл великокняжеский дьяк М. Мунехин – человек толковый и дальновидный. Оценив выгодное в стратегическом отношении расположение монастыря, он, по словам летописца, начал «надзирати убогое место» и к лету 1523 г. вместе с подъячим Ортюшей Псковитяниным развернул в монастыре на «свою казну» каменное строительство. И святые пещеры сохранил, и саму обитель «в подол меж гор» опустил, приблизив ее к воде, что придало монастырю особую живописность.

При игумене Корнилии (1529–1570) обитель превратилась в могучую крепость, крупного феодала и очаг миссионерской деятельности среди этнически разнородного населения. Вместе с игуменом Корнилием трудился на благо Псково-Печерского монастыря архитектор Павел Заболотный; их двоих и следует считать создателями этого шедевра оборонного и церковного зодчества. Укрепления, возведенные в 1558–1565 гг., состояли из мощной каменной стены с 9 башнями. И к началу Ливонской войны, в 20 км от немецкой крепости Нейгаузен, прочно встала на русской земле крепость православного монастыря, которая защищали уже не только обитель и окрестное население, но и прикрывала дальние подступы к Пскову.

Князь Андрей Курбский в своей «Истории о великом князе Московском» писал об игумене Корнилии: «Человек святой, великий и прославленный своей добродетельностью. Смолоду просиял он монашескими подвигами».

Таким его видели и жители земли Псковской, потому и выбрали всем миром встречать царя Ивана Грозного и уговорить его не разорять Пскова, как то случилось с Новгородом.

Но, как не раз бывало на Руси, старания игумена Корнилия и других были отмечены «особо»: архитектора П. Заболотного царь Иван Грозный повелел казнить без пыток, а игумену Корнилию собственноручно отсек голову – будто бы за то, что строили монастырские стены и башни по собственному почину. Тогда же казнили и еще одного монаха – Вассиана, который состоял в переписке с беглым князем А. Курбским, что в глазах Ивана Грозного было равносильно измене. Искоренять ее надо было безжалостно и без снисхождения, поэтому и казнили всех троих.

С той поры дорожка, которая ведет от Никольской башни на нижнюю территорию монастыря, называется «Кровавый путь». Якобы Иван Грозный, как прошел у него приступ ярости, раскаялся в содеянном и на своих руках отнес обезглавленное тело игумена Корнилия к святым пещерам[79] – для почетного захоронения.

В военных действиях монастырь впервые принял участие в середине 1581 г., когда на псковские земли вступила 100-тысячная армия польского короля Стефана Батория, захватившего Ливонские земли и многие западные русские города. Но путь в глубь России ему преградили Псков и Печоры. Защищалась обитель отчаянно: устояла перед приступом, а затем и перед штурмом знаменитого венгерского кондотьера Борнемиссы. А потом еще два месяца выдерживала глухую осаду, после чего с позором выпроводила едва ли не лучшую тогда в Европе армию. Да еще и пленных своих освободила, и обоз захватила!

За 450 лет (от Александра Невского до Петра I) земля Псковская отразила почти 40 крупных нашествий, находясь в условиях войны 130 лет. За это время только один раз Псково-Печерский монастырь оказался в руках врагов, когда в 1592 г. шведы внезапно напали на обитель в день окончания перемирия. Других случаев не было, хотя монастырь не раз штурмовали польские, литовские и шведские войска.

А после Октябрьской революции, по Тартускому мирному договору 1920 г., установившему границы между Эстонией и Советской Россией, монастырь против воли его братии был отторгнут от Всероссийского патриархата. В Эстонии по закону об отделении Церкви от государства духовенство было объявлено ликвидированным, и, чтобы сохранить обитель, иноки образовали «Успенскую трудовую общину», устав которой был утвержден на съезде мировых судей в Тарту.

Община содержала себя на доходы от свечного завода и предприятия по производству церковного вина из ягод. Кроме того, ей были переданы в аренду отобранные у монастыря земли. Некоторые из иноков занимались ремеслом, и в кельях стояли швейные машинки и портняжные столы. Пытались монахи заняться и другого рода деятельностью, но широкого развития она не получила.

Чтобы преодолеть экономические трудности, руководство обители обращалось за помощью (которая скорее напоминала милостыню) к другим православным монастырям и церквам Эстонии и стран Западной Европы. Но получало лишь мелкие пожертвования, которых не хватало ни на капитальные реставрационные работы, ни тем более на новое строительство. Проводился лишь небольшой ремонт отдельных зданий, без которого никак нельзя было обойтись.

В это трудное время во главе монастыря стоял епископ Печерский Иоанн, деятельность которого сохранила обитель и как центр Русского православия, и как памятник русской культуры. При нем богослужения шли по недельному расписанию, которое включало в себя росписи, кто и когда служит раннюю и позднюю литургии, бдения и т. д. Сам он тоже регулярно выступал с проповедями, в которых говорил, что все возрастающее в мире зло исходит от России, где отклонение от «христианского евангельского учения» привело «к печальным опытам плачевной революции, когда можно было бы обойтись без лишних жертв и страданий… А теперь в России разрушено, искажено и истреблено все хорошее, все нравственное». В своих поучениях епископ Иоанн призывал «уклоняться от слушания разных краснобаев-агитаторов и научаться страху Божьему… дабы никакие иноверие и злое еретическое учение не внесли бы в нашу церковную жизнь раздоров и смуты».

В течение тех 20 лет, когда Псково-Печерский монастырь находился на территории Эстонии, значительно изменился и состав братии: старые монахи умерли, другие разъехались, приняли постриг и послушание люди нового поколения. Среди насельников появилась целая группа лиц с военным прошлым; были среди них и участники Белого движения, для которых Свято-Успенская обитель стала своеобразным центром притяжения. Монастырь поддерживал связи с русской и церковной эмиграцией; обитель поддерживала тесные контакты с членами царского дома Романовых, обменивалась с ними рождественскими и пасхальными поздравлениями и подарками.

Но положение самого монастыря в Эстонии с каждым годом все более осложнялось. Власти стали административным путем вмешиваться в деятельность монастыря, предписывая инокам обязательное участие в различных государственных кампаниях. А в феврале 1928 г. на заседании Синода Эстонской православной церкви решался вопрос о монастырской недвижимости, и Синод принял решение закрепить ее за Церковью, т. е. за ним самим. Епископу Иоанну пришлось согласиться, но он выговорил условие, что получит доверенность на управление этим имуществом. Однако уже через два года Синод образовал инвентаризационную комиссию под председательством своего уполномоченного комиссара П. Пятса, который вскоре сделался фактическим экономом-хозяином и в официальных документах стал называть обитель «бывшим монастырем».

Начались репрессии и по отношению к братии. В административном порядке был выселен из обители и выслан из Печор архидиакон Вениамин, решительно противившийся самоуправству П. Пятса. А вскоре и епископ Иоанн стал нежелательной фигурой для Синода. Чтобы удалить его из обители, использовали освободившуюся вакансию архиепископа в Нарвской епархии. Никакие протесты церковной общественности и газеты «Печорский край» не помогли, и вскоре епископа Иоанна исключили из числа монастырской братии. А в начале ноября 1932 г. в обитель явился судебный пристав с уполномоченными Синода и полицейскими, которые принародно выдворили отца Иоанна из монастыря.

Отстранение епископа Иоанна вызвало волнения в монастыре, которые были жестоко пресечены Синодом. С большим трудом церковные власти уговорили протоиерея Николая (Лейсмана) взять на себя руководство Псково-Печерским монастырем, и в конце 1932 г. он был назначен настоятелем Спасо-Успенской обители. При нем страсти вокруг монастыря немного улеглись; в Печорах даже была открыта духовная семинария, которая сделала три выпуска.

Сама же обитель все больше приходила в упадок: разрушались старинные храмы, уменьшалось число братии, все труднее становилось совершать положенные богослужения. Многие ценные рукописи и книги из монастырской библиотеки были вывезены в Тартуский университет…

Годы Великой Отечественной войны тоже вписали немало трагических страниц в историю древней обители. В июле 1942 г. – по случаю годовщины немецкой оккупации – в Печерском монастыре по распоряжению митрополита Сергия было заказано торжественное богослужение в честь гитлеровского оружия. И служителя монастыря не жалели тогда слов, восхваляя Адольфа Гитлера и называя немецкое вторжение «великим шагом и благом для русского народа». Во всех церквах Псково-Печорской обители братии провозглашали здравицы в честь гитлеровской армии и призывали верующих активно помогать захватчикам.

Двери монастыря всегда гостеприимно распахивались перед немецкими офицерами. А в августе 1942 г. митрополит Сергий написал благодарственное письмо фюреру за «освобождение от коммунистического ига»:

«Прежде всего мы благодарим великого фюрера, спасающего Европу от красных захватчиков… Мы молили всевышнего, чтобы он и впредь ниспослал Адольфу Гитлеру силу и крепость для окончательной победы над большевиками».

При приближении победы иноки Псково-Печерского монастыря упаковывали монастырские ценности, чтобы вывезти их в Германию. Среди них были золотые и серебряные кресты, дарохранительницы, чаши, митры, золотая цепь – вклад царя Ивана Грозного, именной перстень и серьги из лазоревых яхонтов – дар одной из его жен, вышитая золотом и серебром шелковая плащаница – дар царя Бориса Годунова… Что ж, читатель, была и такая правда!

СРЕТЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В МОСКВЕ

Место, где теперь располагается Сретенский монастырь, в первоначальную эпоху существования Москвы было полем и принадлежало Степану Ивановичу Кучке, потому оно и называлось Кучковым. Отведено оно было для казни преступников, но по мере развития Кремля стали развиваться и заселяться и прилегающие к нему территории, в том числе и Кучково поле. К тому же располагалось оно на возвышенности, тогда как ближайшие к Кремлю места были непроходимыми болотами, наполнявшимися из многочисленных протоков между московскими холмами.

Первым храмом на Кучковом поле стала деревянная церковь во имя преподобной Марии Египетской, возведенная в 1385 г. Кем она была построена и по какому случаю – сведений об этом в летописях нет, но существует такое предположение. Среди преступников, казненных на Кучковом поле, были и знатные люди, к тому же слывшие в народе пострадавшими за правду. К числу таких страдальцев московский люд мог отнести тысяцкого И. В. Вельяминова и его товарища – купца Некомата, казненных при князе Дмитрии Ивановиче за сопротивление князю. Чтя их страдания, ближайшие родственники и могли построить на месте их кончины церковь.

В 1395 г. к северу от церкви Марии Египетской был возведен более обширный храм в честь Владимирской иконы Божией Матери. Богослужения совершались в обоих церквах, но предпочтение отдавалось второй, т. к. ее возведение связано с торжественной встречей Владимирской иконы Божией Матери.

«В 1395 г. в пределы земли Русской вступила армия Тамерлана, создавшего огромную империю, простиравшуюся от Каспия до Маньчжурии. Там, где проходила его армия, оставались лишь развалины, пепелища и горы черепов. Полки Тимура разорили верховья Дона, захватили город Елец и двинулись на Москву.

И повелел великий князь Василий Дмитриевич принести святую икону из Владимира в Москву. Десять дней продолжался путь: все это время по сторонам дорог стоял народ и, протягивая руки к образу Пречистой Девы Марии, молил «Матерь Божия, спаси землю Русскую!». В Москве икону ждала торжественная встреча: крестный ходом все духовенство, великий князь и члены его семьи, бояре и простой народ вышли за город на Кучково поле и, встретив чудотворную икону, провожали ее до Успенского собора Кремля.

А потом великий князь с наскоро собранным войском вышел навстречу врагу. Всю страну охватило тревожное ожидание: воины готовились к схватке, монахи возносили молитвы Господу… Уповая больше на помощь Божью, чем на свои силы, князь усердно молился вместе со своим воинством и всем народом Господу и Его Пречистой Матери. И решающая битва не состоялась. В тот самый день и час, когда из Москвы доставили Владимирскую икону Божьей Матери, Тамерлан, отдыхавший в своем шатре, увидел во сне большую гору. С ее вершины шло к нему множество святителей с золотыми жезлами, а над ними, в лучезарном сиянии – Дева, окруженная множеством ангелов с пламенными мечами. Тамерлан в ужасе проснулся и, созвав мудрецов и предсказателей, потребовал от них объяснить это видение. И они отвечали, что виденная им Дева – есть Матерь Бога христианского, защитница земли Русской. «Тогда мы не одолеем их», – сказал грозный повелитель и повелел своим войскам поворачивать обратно в степи».

Через два года при церкви во имя Владимирской иконы Божией Матери был устроен мужской монастырь, и она стала считаться главным храмом обители[80]. Великие князья никогда не оставляли своими щедротами эту обитель, заботились об ее украшении и благолепии.

В 1482 г. великий князь Иван III повелел сломать деревянную церковь во имя Марии Египетской и на ее месте построить каменный храм, который до 1930 г. был одним из древнейших памятников Москвы. В серебряном позолоченном ковчеге, запертом на замок, хранились мощи преподобной Марии Египетской (нижняя часть правой ноги). На замке была восковая печать; снаружи на всех четырех сторонах ковчега – вырезанная надпись, но прочесть ее трудно было уже в XVIII в.

Сретенский монастырь не принадлежал (во всяком случае в ранний период своего существования) к числу больших общежительных обителей. Основан он был как ктиторский и оставался таким, вероятно, до середины XVI в.

В 1679 г. по повелению царя Федора Алексеевича был возведен собор Сретения Владимирской иконы Божией Матери, который построили в московско-ярославском стиле; он существует и поныне. Собор имеет квадратную форму, а сверху украшен пятью куполами-луковицами. Алтарная часть храма была сделана в виде трех полукружий; с западной стороны находились паперть и два крыльца, а другие два крыльца (с южной и северной сторон) тоже были квадратной формы. Верхняя часть стен храма (от карниза) до крыши была украшена арками – по три с каждой стороны; простенки арок украшали большие написанные иконы[81].

В 1688 г. в монастыре возвели теплую Никольскую церковь, которая стояла не на монастырской территории, а выходила на линию Сретенки. Она представляла собой небольшой одноглавый храм с трапезной, несколько расширенной за счет отступа ее северной стены. Под узким (квадратным в плане) алтарем находился белокаменный сводчатый подвал.

В 1706 г. были выстроили новые приделы: у Сретенского собора – во имя Рождества Иоанна Предтечи, у Никольской церкви – во имя Сретения Господня.

В 1855 г. при архимандрите Серафиме (Богоявленском) в соборном храме устроили калориферное отопление, а до этого времени он был холодным. Однако отапливался храм всего одну зиму: с переводом отца Серафима в другое место соборный храм Сретенского монастыря перестали отапливать, и только в 1911 г. печать заново переложили, и собор вновь стал отапливаться.

В 1892 г., в царствование императора Александра III, стенная роспись была промыта, очищена от наносных наслоений и восстановлена в возможно точном первоначальном виде. Тогда же был исправлен и иконостас храма: восстановлена его резьба, утраченная от времени, и ее вновь вызолотили червонным золотом; пол в алтаре, храме и приделах устлали метлахскими плитками.

В 1922 г. Сретенским монастырем завладели раскольники-обновленцы, но усилиями священномученика архимандрита Илариона вновь возвратился к общению с Церковью. Во второй половине 1920-х гг. обитель была закрыта, а через 8 лет храмы Марии Египетской и Николая Чудотворца с трапезной, Святые врата и колокольня, а также настоятельский корпус разрушены…

В 1928 г. при обследовании предназначенной к разборке теплой Никольской церкви архитектор Н. А. Пустоханов обнаружил, что нижние части здания сложены не из большемерного кирпича (как основная часть здания), а из более мелкого. Причем, как выяснилось, нижняя часть здания – это остатки более ранней церкви, которую ученые датировали XV–XVI вв. Тогда же было выдвинуто предположение, что найденный храм – это древняя церковь Сретения на Поле, упоминавшаяся еще в летописных источниках[82].

В 1482 г. – в память нового избавления Москвы, теперь уже от войск хана Ахмета – великий князь Иван III заложил вместо деревянной каменную церковь Сретения на Поле, которая через 3 года была расписана. Сколько времени простояла эта церковь – неизвестно, да и сам монастырь (по предположению М. М. Сухмана) сначала располагался в конце Никольской улицы. На свое же нынешнее место – в район Сретенки – он был перенесен в 1530е гг. в связи со строительством стен Китай-города, что полностью исключило бы возможность сохранения в монастыре каких-либо остатков церкви Сретения XV в.[83]

В 1930 г. в монастыре разместилось общежитие НКВД, а с 1960-х гг. – реставрационные мастерские.

Возрожден был Сретенский монастырь в 1995 г.; при нем действует высшее православное училище.

В прошлых выпусках серии «100 великих» мы писали о Святой плащанице Христовой, которая хранится в соборе Святого Иоанна в Турине. Здесь же только отметим, что российские ученые вплоть до последнего десятилетия не участвовали в исследовании этой великой святыни. Сначала из-за того, что государство наше было атеистическим, потом из-за разногласий между Римско-католической и Русской Православной Церковью. Благоприятные политические обстоятельства наступили лишь несколько лет назад, и католики подарили России точную фотокопию Святой плащаницы Христовой. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II освятил ее как икону, и теперь верующие могут увидеть святыню и приложиться к ней во время богослужений в Сретенском монастыре.

УСПЕНСКИЙ КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Преподобный Кирилл (в миру Козма) родился в Москве в благородной семье и получил хорошее образование. Рано оставшись без родителей, он жил у родственника своего – боярина Т.В. Вельяминова, состоявшего окольничим при дворе великого князя Дмитрия Донского. Видя кроткий и незлобивый характер Козмы, боярин получил ему надзор за своими слугами. Однако юношу не привлекала светская жизнь, т. к. он давно уже хотел служить одному только Богу.

Однажды к боярину пришел преподобный Стефан Махрищский, и Козма открыл ему свою душу. Стефан стал уговаривать боярина, чтобы тот отпустил юношу, и уже вскоре Козма прибыл в Симонов монастырь к архимандриту Феодору. Уступив настоятельной просьбе Стефана, архимандрит постриг Козму в иночество с именем Кирилл и поручил его подвижнику Михаилу. Ночью старец читал Псалтирь, а юный монах клал по его указанию поклоны, но по первому удару колокола всегда шел к заутрени. А потом попросил у наставника дозволения вкушать пищу один раз в три дня, но старец нашел это неудобным и сказал, чтобы Кирилл разделял трапезу вместе со всеми братиями, только никогда бы не ел досыта. И инок так мало стал вкушать пищи, что уже еле ходил. Тогда настоятель назначил ему новое послушание в хлебне, и Кирилл усердно носил воду, рубил дрова, раздавал хлеб.

Иногда в Симоновскую обитель приходил преподобный Сергий, часто беседовавший с Кириллом о спасении души. Инок 9 лет трудился в хлебне, стяжав за это время большое уважение всей братии. Однако, опасаясь соблазнов славы человеческой, он стал временами юродствовать, за что настоятель наказал его 40-дневным постом, посадив на хлеб и воду, но Кирилл радостно принял это наказание. И как ни закрывал он себя, против своего желания он был посвящен в сан иеромонаха.

Однажды по своему обыкновению Кирилл молился Пресвятой Богородице, чтобы Она указала ему место спасения. И во время молитвы услышал голос: «Иди на Белоозеро – там тебе место», а потом среди ночи заблистал свет. Из окна Кирилл увидел озаренную к северу живописную местность и вскоре Кирилл с другом своим Ферапонтом отправился на Белоозеро, взяв с собой икону, перед которой молился.

Когда добрались они до места, то долго ходили по этим краям, а потом взошли на самую высокую гору Мауру, подошву которой омывают воды Сиверского озера. И Кирилл увидел здесь место, которое в видении было назначено ему для спасения. Сойдя с горы на площадку, окруженную лесом, он поставил крест, неподалеку от которого пустынники вырыли землянку. Ферапонт вскоре удалился в другое место, а Кирилл в своей подземной келье долго подвизался один. Лишь изредка посещали его окрестные крестьяне.

Когда в Симоновой обители узнали, куда удалился Кирилл, то к нему на Белоозеро пришли иноки Зеведей и Дионисий. Вслед за ними – еще несколько монахов, а также окрестные жители, которые просили удостоить их иночества. И Кирилл увидел, что время его безмолвия кончилось. В 1397 г. он поставил храм в честь Успения Пресвятой Богородицы и завел строгое общежитие, подавая всем пример своей жизнью.

Кирилло-Белозерский монастырь был общежительным не на словах, а на деле. Так, в кельях иноки ничего своего не держали, кроме икон и книг, даже пить воду ходили в трапезную. И следуя примеру афонских монахов, никогда не запирали свои кельи. В церкви совершалось строгое, тихое пение: каждый инок благоговейно стоял на месте, указанном ему игуменом. На трапезе все сидели тихо и безмолвно и, вкушая пищу, внимательно слушали божественное чтение. Пища и питье для всех были одинаковыми, в кельях пищу никто не вкушал, разве что только по немощи и старости инок не мог прийти в трапезную.

Общежительное правило запрещало монахам просить у мирян подаяние. Когда случился неурожай, и иноки просили у Кирилла разрешение послать за хлебом, он отвечал: «Бог и Пречистая Богоматерь не забудут нас, а иначе зачем и жить нам на земле?». Нестяжательство отца Кирилла отразилось и в монастырском уставе: он запрещал обители приобретать села. Таким образом, на рубеже XV–XVI вв. монастырь поддерживал нестяжателей, которые проповедовали аскетизм и отказ церкви от земельной собственности. К середине же XVI в. обитель присоединилась к иосифлянам, идеологом которых был Иосиф Волоцкий. В борьбе с нестяжателями они отстаивали незыблемость церковного учения и защищали церковно-монастырское землевладение.

Русские цари и князья всегда рассматривали Кирилло-Белозерский монастырь как один из важных стратегических пунктов на севере России, в том числе и в политической борьбе с Великим Новгородом. Иван Грозный три раза посещал эту обитель, много жертвовал в нее, имел здесь собственную келью и даже желал принять монашеский постриг.

Во времена опричнины Кирилло-Белозерский монастырь привлекал своей отдаленностью и устойчивым положением многих лиц, попавших в опалу. Князья и бояре, попадавшие в немилость к Ивану Грозному, стремились обеспечить свое будущее в случае пострижения, поэтому жертвовали в обитель как земельные владения, так и ценные вещи (в том числе и книги). Но в это же время монастырь являлся и местом заключения и ссылок, например, здесь томились Вассиан Патрикеев, князь М. Воротынский, боярин Иван Шуйский и др. Пять лет здесь находился лишенный патриаршества Никон, переведенный сюда из Ферапонтова монастыря под более строгий надзор.

Архитектурный ансамбль Кирилло-Белозерского монастыря сложился в XV–XVII вв. Особенно широкое строительство велось в XVI в., когда в монастыре были сооружены храмы во имя архангела Гавриила, святого Иоанна Предтечи, надвратный храм преподобного Иоанна Лествичника, трапезный храм во имя преподобного Сергия Радонежского и др. В 1667 г. по указу царя Алексея Михайловича были построены 3-этажные каменные стены, впоследствии замененные более высокими и мощными стенами с башнями. Из старых башен самой красивой является так называемая Свиточная, потому что здесь находилась прачечная, где стирали свитки (одежду). Из новых обращает на себя внимание богато декорированная Вологодская башня с дозорной вышкой, увенчанной шпилем.

Древнейшим из монастырских храмов является каменный Успенский собор, возведенный в 1797 г. на месте старой деревянной церкви. Иконостас собора состоит из пяти ярусов – местного, деисусного, праздничного, пророческого и святоотеческого. Особо почитаемые иконы в нем – «Вход Господень в Иерусалим», «Крещение» и икона Божией Матери «Знамение». Царские врата в серебряном окладе были пожалованы в 1645 г. царем Алексеем Михайловичем.

Кирилло-Белозерский монастырь являлся и важным культурным центром. Его библиотека, начавшая складываться еще при основании обители, стала богатейшей из всех, известных в России. По описи XVII в. в ней хранилось более 2000 рукописей, семнадцать из которых принадлежало самому основателю монастыря, за свое благочестие удостоившегося от Бога дара прозорливости и исцеления. Он писал свои сочинения, чтобы рассеять предрассудки и объяснить людям разные явления природы (гром, молнию и т. д.). О падающих звездах он, например, писал так: «Одни говорят, что это падают звезды, а другие – что это злые мытарства. Но это и не звезды, и не мытарства, а отделения небесного огня; на столько нисходят они вниз, расплавляются и опять сливаются в воздухе. Поэтому никто не видал их на земле, но всегда рассыпаются они в воздухе. Они спадут в пришествие Христово».

Кроме того, в монастырской библиотеке хранились списки летописей, переводы византийских хроник и такие ценнейшие произведения, как старейшие списки «Задонщины», «Хождения игумена Даниила», «История Иудейской войны» Иосифа Флавия.

После Октябрьской революции большинство монастырских рукописей и книг было передано в Ленинград – в Библиотеку им. М.И. Салтыкова-Щедрина и в Русский музей. Сам монастырь был закрыт в 1924 г., а потом объявлен историко-архитектурным и художественным музеем-заповедником. С середины 1950-х гг. в нем велись большие реставрационные работы, и уже в начале октября 1998 г. обитель была возобновлена.

БОГОРОДИЦЕ-РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ФЕРАПОНТОВ МОНАСТЫРЬ

Белозерье нередко называют «Северной Фиваидой». На протяжении XIV–XVI вв. в эти края светлых озер, лесистых холмов и медлительных речек приходили сотни и тысячи иноков, стремившихся к многотрудному духовному подвигу, чтобы послужить и прославить Бога на далекой окраине земли Русской. Многие из них сгинули безвестными, о других знают лишь историки, но имена некоторых подвижников навек запечатлены в названиях созданных ими обителей.

Здесь сохранились фрески Дионисия

Одним из них был инок Ферапонт (в миру Федор Поскочин) – монах московского Симонова монастыря. В 1398 г. пришел он в пустынную тогда землю, безмолвие которой нарушалось лишь шумом дремучих лесов. Пришли они на Сиверское озеро вдвоем с преподобным Кириллом, но вместе оставались недолго. Душа Ферапонта жаждала новых подвигов, полного уединения и безмолвия, и через некоторое время он отделился от своего «сопостника». В 19 верстах от Кириллова монастыря, в глубине чащи на холме, отражавшемся в прозрачных водах Бородавского озера, устроил он себе земляную келью, оградив ее от страстей мира и «лукавых человек» обыкновенной засекой из сосновых лап. А потом основал обитель, потому что было «весьма красно место то и угодно на жительство паче иных мест».

Монастырь располагался на небольшой возвышенности между Бородавским и Пасским озерами, между которыми пробегает небольшая каменистая речка Паска.

Небольшой этот монастырь, к тому же и оторванный от внешнего мира, сыграл важную роль в истории и культуре Древней Руси. То была пора, когда московские князья расширяли свои владения, стремясь объединить удельную Русь. Выходцы из московских земель заселяли вологодские и костромские края, основывали поселения и монастыри. Форпостом московской культуры на севере как раз и стал Ферапонтов монастырь. Но в отличие от соседнего Кирилло-Белозерского монастыря, Ферапонтов монастырь не считался крепостью и потому не был сколько-нибудь сильно укреплен. Вместо мощных каменных стен он был огорожен лишь деревянной оградой с невысокими башнями по углам.

Во времена Ферапонта образ жизни братий отличался простотой, упорным трудом и искренним благочестием. Инок Ферапонт смиренно почитал себя «самым черным и самым грешным», и когда немногие пришедшие насельники предложили ему стать игуменом, он отказался. Ферапонт выполнял самые тяжелые послушания: на всю братию колол дрова и носил воду, вспоминая труды учителя своего – Сергия Радонежского.

Руками первых иноков, собравшихся вокруг Ферапонта, в 1409 г. были выстроены сначала небольшая деревянная церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы, а затем трапезная и кельи. Через 10 лет преподобного Ферапонта вызвал к себе в Москву князь Андрей Дмитриевич. С его отъездом рост обители почти прекращается; всей братии насчитывалось около 20 человек, и они вели весьма скромное существование.

Вторым игуменом монастыря был преподобный Мартиниан в миру Михаил Стомонахов). Он прошел суровую школу иночества, хорошо знал распорядки церковных служб, все претензии и желания братии.

Страстный любитель рукописных книг, он особое внимание уделял переписыванию их и созданию библиотеки. Кроме обычных церковных служб все иноки должны были исполнять и особые послушания, в том числе переписывать и переплетать книги. В короткое время монастырь превратился в крупный общественно-культурный центр. Одно время Ферапонтов монастырь даже называли «Мартемьяновской обителью». «Весьма обученный грамотной хитрости», молодой и энергичный иеромонах заложил и основы собственно «студийского общежития», которое просуществовало вплоть до упразднения обители в 1798 г.

Постепенно монастырь рос и богател: первоначальную церковь, которую построил инок Ферапонт, сменила новая, но в конце XV в. пожар уничтожил и ее. Начало каменного строительства в обители связано с именем ростовского архиепископа Иоасафа (из рода князей Оболенских). Он принял постриг в этой обители, но и, поднявшись на высоту Ростовской кафедры, не забывал о Ферапонтовом монастыре. И когда удалился на покой в 1488 г., то вернулся в эту святую обитель. Возвращение его почти совпало с сильным пожаром, случившимся в обители. Многие строения сгорели дотла, только чудом уцелело некое «сокровище», хранившееся в келье архиепископа и предназначавшееся для монастырских нужд. Спас его юродивый Галактион, который, оградив себя крестным знамением, неустрашимо бросился в бушующее пламя. И скоро вышел оттуда, держа «сокровище» в руках. Все дивились смелому поступку юродивого, а пламя между тем подбиралось к деревянной звоннице. Чтобы спасти колокола, люди начали было рубить звонницу, но Галактион прогнал их, сказав: «Сему не гореть». И действительно, по слову блаженного колокольня осталась целой, хотя стоявшая рядом новая трапезная сгорела. Вероятно, на спасенное «сокровище» в 1490 г. и возвели на пепелище стройную каменную церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы.

Росписи Рождественского собора образуют цельный ансамбль, посвященный прославлению Пресвятой Богородицы. Для русского человека в Ее образе воплощается идеал человечности, терпеливой стойкости в испытаниях, мягкой женственности и кроткой материнской любви. В основу росписей лег «Акафист» – хвалебно-благодарственный гимн в честь Божией Матери, состоящий из 25 отдельных песнопений; в соборных фресках им соответствуют 25 композиций. От Рождества Богородицы до прославления Ее на небесах рассказывают фрески Дионисия, и везде Приснодева Мария прекрасна: маленьким ребенком, юной девой, счастливой матерью, матерью, страдающей за Свое дитя, и, наконец, матерью – заступницей всего мира.

В алтаре, в куполе средней апсиды, изображен характерный лик Богоматери с недетски серьезным Богомладенцем и припадающими ангелами. Наряду с Божией Матерью в композиционную роспись собора введены и те, кому оказывается покровительство. Так, в правой апсиде изображен Николай Чудотворец: уста его суровы к еретикам, но глаза милостивы к истинно верующим. В левой апсиде изображен изможденный аскет Иоанн Креститель, мученик долга и закона, пылающим взором провидящий пришествие царства Любви. Во многих сценах, по сторонам Девы Марии или изображающей Ее иконы помещаются фигуры, воспевающие добродетели Пресвятой Богородицы и воздающие Ей хвалу. В результате такие сцены воспринимаются как «торжественное предстояние»[84].

В науке много писали о загадке красок гениального иконописца. Согласно легенде, Дионисий будто бы собирал разноцветные камешки на берегу озера, затем растирал их и так готовил свои немеркнущие краски. Их мягкие, едва уловимые тона надолго завораживают душу человека, так велика сила неподражаемого мастера. Современники говорили о Дионисии: «Изящный и хитрый в русской земле иконописец, паче же рещи живописец».

Храм Рождества Богородицы был холодным, и службы совершались в нем только в теплое время года. Полной противоположностью ему являлся храм Благовещения, возведенный на месте бывшей трапезной, от которой в нем остались тяжелые резные скамьи. Росписи сделаны около 1500 г., что явствует из надписи над северной дверью храма.

С южной стороны к Рождественскому собору примыкает церковь, сооруженная во имя преподобного Мартиниана. Крестьянский сын, постриженник и преемник Ферапонта, он привел обитель к процветанию. Мощи его были обретены, когда копали могилу для жившего здесь на покое и скончавшегося в октябре 1512 г. ростовского архиепископа Иоасафа. Игумен Сильвестр и братии решили похоронить его на почетном месте – рядом с преподобным Мартинианом. Сотворив молитву, они начали копать землю над гробом преподобного и, когда открыли гроб, с удивлением увидели, что не только тело, но и одежда, в которой он был похоронен, остались нетленными.

Со времени открытия мощей преподобного Мартиниана начали совершаться чудеса при его гробе. Так, старец Сильвестр, страдавший тяжким расслаблением, ночью приполз из своей кельи к гробу и слезно с усердием молился угоднику Божьему. К утру болезнь его пропала совсем, и он сделался совершенно здоров.

Над Святыми воротами расположились две церкви (одна – во имя преподобного Ферапонта, другая – во имя Богоявления), связанные с бурными событиями «бунташного» XVII в. – расколом. Эти церкви, каждая со своим алтарем, были освящены в 1649 г. и с тех пор издали показывали путникам вход в обитель. Богоявленская являлась домовой церковью ссыльного патриарха Никона[85].

Польско-шведская интервенция мало отразилась на жизни монастыря. Захваченный неприятелем в 1614 г., он подвергся сравнительно небольшому разорению. Монахи давно были готовы к вражескому нападению и успели спрятать ценные вещи в надежное место. Однако грабителям удалось унести черный бархатный покров с гробницы преподобного Мартиниана; церкви они подвергли поруганию, в монашеских кельях ставили лошадей, сожгли монастырские ворота и до смерти замучили многих окрестных жителей.

Общий экономический упадок края, вызванный вражеским нашествием, задержал развитие обители почти на 30 лет, но не остановил ее роста. Уже в 1640-е гг. со стороны царского дома последовал целый ряд льгот, что оживило хозяйственную деятельность и каменное строительство в обители. Церковь, полностью закрывающая с этой стороны фасад собора, была сооружена в 1640–1641 гг. над гробницей игумена Мартиниана, канонизированного еще в XVI в. Внутри церкви, над местом погребения угодника Божьего, стоит деревянная рака, украшенная ажурной золоченой резьбой. На сторонах раки вязью вырезаны отрывки из «Жития преподобного Мартиниана».

Однако оживление в Ферапонтовом монастыре длилось недолго. Впоследствии обитель постепенно начала приходить в запустение и к концу XVII в. окончательно пришла в упадок. Обветшавшие к этому времени здания требовали ремонта, на что нужны были средства. В 1787 г. монастырь из Вологодской епархии был переведен в Новгородскую, и митрополит Новгородский и Петербургский Гавриил написал в Святейший Синод о нуждах святой обители. После этого в монастыре началось некоторое строительство: «сломаны были крыльца и переходы, по которым ходить было опасно, и начаты строить новые». На весь ремонт издержано было 1500 рублей, оставалось поправить церковь святого Мартиниана, о чем игумен Феофилакт просил в своем донесении на имя митрополита Гавриила. По всей вероятности, просьба настоятеля Ферапонтова монастыря была бы уважена, но тут возникло новое обстоятельство.

Неподалеку от Пензы существовал Спасо-Преображенский монастырь, основанный в 1667–1689 гг., и он тоже находился в таком состоянии, что нужно было или перестраивать его или закрывать. По желанию жителей Пензы монастырь был перенесен на новое место – на бывшее Вознесенское кладбище. И Святейший Синод решил, что на восстановление в Ферапонтове ветхих зданий нужно очень много средств, поэтому «признал приличным штат сего Ферапонтова монастыря перевести на оный Спасо-Преображенский Пензенский монастырь». Братия Ферапонтовой обители во главе с игуменом не ожидали такого поворота событий, тем более что перед этим они хлопотали о разрешении для сбора пожертвований. Но в конце июля 1798 г. обитель была упразднена, ее церкви сделаны приходскими, а братии размещены в другие обители.

В 1819 г. древние здания монастыря подверглись варварским переделкам, а некоторые из них вообще были уничтожены. Но уже в 1857 г. обветшавшую деревянную ограду заменили каменной, которая частично сохранилась до нашего времени.

Возрождением своим в 1904 г. монастырь обязан игуменье Таисии (М. В. Солоповой, которая была близким другом праведного Иоанна Кронштадтского) и историку И. И. Бриллиантову – знаменитому белозерскому краеведу. У матушки Таисии были связи в самых высокопоставленных кругах Санкт-Петербурга (даже при царском дворе), поэтому она добилась значительных средств со стороны государства, Церкви и частных лиц. Наиболее щедрые пожертвования поступали от князей Оболенских…

Благодаря активной деятельности игуменьи Таисии вместо прежней мужской в Ферапонтове была основана женская обитель. В первый год сестры находились в крайне стесненных условиях: келий не было, и им приходилось ютиться в холодной сторожке, не имея подчас самого необходимого. Но постепенно хозяйство наладилось, и к 1905 г. в обители было уже 66 насельниц. А в январе 1906 г. состоялся первый постриг.

Но обитель, устроенная трудами матушки Таисии, процветала недолго. Через четверть века ее постигла общая участь – закрытие и запустение. В 30—50-е гг. ХХ в., официально существуя как музей, монастырь подвергался всем превратностям того времени. В присоборных галереях власти несколько раз пытались устроить зернохранилище, а в самом соборе намеревались хранить картошку. В двухэтажном деревянном доме около Святых врат размещалась местная школа; крыши монастырских сооружений протекали. многие окна были выбиты. В соборный храм с фресками Дионисия заносило снег и дождь, на подоконниках гнездились голуби. Монастырская ограда была разрушена, охрана отсутствовала. Но и в те тяжелые времена нашлись люди, которые поддержали святую обитель. В 1948 г. для почти беспризорного монастыря удалось найти сторожа – В. И. Вьюшина из соседней деревни Леушкино. Инвалид войны, контуженный и безногий, он за нищенскую плату четверть века верой и правдой служил святой обители.

Трудно поверить, но место, выбранное иноком Ферапонтом для устроения обители, до сих пор сохранило свою первозданную красоту. Чуть в стороне стоят деревенские избы, на краю села через небольшую речку Паску переброшен мостик. За ним на крутом берегу, на холме, белеют остатки каменной монастырской ограды. Но село Ферапонтово мало что значит без Богородице-Рождественского монастыря. Давно закрытый, он, однако, сохранил все древние постройки: собор 1490 г., Благовещенскую церковь и Трапезную палату 1534 г, Казенную палату XVI в. и др. Эти разновременные, но живописно расположенные памятники образуют редкостный историко-архитектурный ансамбль.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ ДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ В КРЕМЛЕ

Вознесенский девичий монастырь в Кремле был основан великой княгиней Евдокией Дмитриевной – супругой князя Дмитрия Донского. На 17 лет пережила она своего мужа и все эти годы старалась упрочить память о победе над ханом Мамаем возведением храмов в честь Рождества Пресвятой Богородицы, т. к. в этот день были сокрушены орды татарские. Годы не стерли красоты с лица Евдокии, но после смерти мужа она посвятила себя Богу и стала вести истинно христианскую жизнь: творила милостыню, соблюдала строгий пост и воздержание. Чтобы соблюдать еще более строгую жизнь, она носила вериги, хотя по своему княжескому достоинству могла носить богатые одежды.

Через несколько лет после смерти мужа построила великая княгиня на своем дворе у Фроловских (Спасских) ворот, где не так давно встречала она мужа своего, возвращавшегося с победой после Куликовской битвы, небольшую церковь Вознесения в память об умершем супруге. А потом решила основать при ней женскую обитель, в которой и сама смогла бы провести в молитвах и смирении последние годы жизни.

Монастырский собор

Княгиня Евдокия не хотела окончить жизнь свою среди княжеских почестей, не вняла уговорам детей своих и в середине мая 1407 г. приняла в обители, не выходя из Кремля, постриг с именем Евфросиния. А потом заложила каменную церковь – тоже во имя Вознесения Господня.

Преподобная Евфросиния скончалась 7 июля 1407 г. Оплаканная сыновьями своими, боярами и всем народом, она была погребена на месте, заранее приготовленном ею самой – внутри строившегося храма Вознесения, возведение которого завершилось только через 60 лет. Причинами тому стали скорая кончина великой княгини, набеги ордынцев, засухи, голод и другие беды. Но преподобная Евфросиния и после кончины своей удостоилась прославления: много раз видели, что у ее гроба сама собой возгоралась незажженная свеча, что являлось доказательством святости погребенной. С тех пор все великие княгини России, которых до того времени хоронили в древней церкви Спаса на Бору, а потом и царевны и царицы искали себе место вечного упокоения возле святых останков великой княгини[86].

Вознесенский монастырь, в котором нашли приют смиренные отшельницы, прошедшие поприще житейское, располагался возле Спасских ворот – под навесом зубчатых твердынь, отразивших столько вражеских приступов. Снаружи, из-за стен седого Кремля, монголы, крымцы и литовцы метали стрелы и камни в обитель молящихся дев и вдовиц. А внутри, в тишине келий, брань насельниц (т. е. битва. – Н. И.) была уже «не с плотью и кровью, но со тьмою века сего, с духами злобы».

Первый храм на территории монастыря стали строить, как говорилось выше, в мае 1407 г., но при жизни преподобной Евфросинии успели сделать немного, и дело продолжила ее невестка – великая княгиня Софья Витовтовна. В главной церкви монастыря было устроено два придела: один – в честь Успения Пресвятой Богородицы, другой – в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость».

Пожар 1415 г. уничтожил стены и своды возводимого храма, и через 50 лет великая княгиня Мария Ярославна, супруга великого князя Василия Темного, хотела разобрать и заново построить храм в честь Вознесения Господня. Однако «некто Василий Ермолин придумал с мастерами-каменщиками обгорелые стены обложить новыми кирпичом, свода храма, сломавши, возвести новые. И когда это было сделано, современники очень дивились сему, не видя ничего подобного в строительном деле»[87]. Спустя 15 лет великий Дионисий подарил храму написанную им икону Богоматери Одигитрии.

Но к 1515 г. храм Вознесения уже обветшал, и его разобрали, а на освободившемся месте в 1529—1530-е гг., при царе Василии III, итальянский зодчий Алевиз Новый возвел новый 5-главый собор в честь Вознесения Господня. В третий раз этот храм обновили в конце того же столетия, после чего он с небольшими переделками простоял до начала ХХ в.

В Вознесенской девичьей обители были и другие церкви: так, к самой кремлевской стене примыкала церковь во имя преподобного Михаила Малеина с приделом во имя святого Феодора. Сооружена она была усердием первого царя из рода Романовых и его матери – инокини Марфы, которая последние годы жизни провела в Вознесенской обители. Но прах свой завещала перенести в Новоспасскую церковь, где искони погребались представители рода Романовых.

В Вознесенский монастырь была перенесена и церковь во имя Афанасия и Кирилла – патриархов Александрийских. Перенесли ее после уничтожения стоявшего по соседству с ней Белозерского подворья, где проживали восточные патриархи, приезжавшие в Москву. В 1626 г. в обители была устроена церковь во имя святой великомученицы Екатерины, которую через 60 лет разобрали, а на ее месте возвели новую – с трапезной.

В кельях Вознесенского монастыря находили приют в основном инокини из княжеских и боярских семей. Благодаря их щедрым вкладам и особому попечению великих княгинь и цариц в монастырской ризнице хранилось много дорогой утвари и уникальных икон, украшенных жемчугом, драгоценными камнями и серебряными ризами. Вознесенский монастырь был одним из богатейших в Московии и к 1764 г. владел обширными земельными угодьями и почти 16 000 крепостных крестьян.

Как и многие постройки Кремля, Вознесенская обитель не раз подвергалась разрушениям и пожарам, последствия которых были очень трагическими. Так, в 1547 г. в ней случился пожар, во время которого погибли 10 стариц. Из церкви Вознесения Господня успели вынести только образ Богоматери Одигитрии. В 1571 г., когда при нашествии крымского хана Девлет-Гирея пожар бушевал по всей Москве, в Вознесенском монастыре сгорели игуменья и несколько сестер. Однако после всех разорений и опустошений Вознесенский монастырь усердием великих князей и княгинь всегда восстанавливался.

Вознесенский монастырь был и местом пребывания царских невест – до вступления их в брак. Из стен обители они переходили на престол уже русскими царицами. Но в этом же монастыре невольный постриг приняли и некоторые великие княгини и царицы, например, великая княгиня Марфа – мать великого князя Ивана, а также царица Мария – супруга царя В. И. Шуйского.

Через два месяца после смерти Бориса Годунова под торжественный звон колоколов и ликование народа в Москву вошел «царский поезд» Лжедмитрия (Григория Отрепьева). А вскоре, преодолев 600-километровый путь, прибыла инокиня Белозерского монастыря Марфа (Мария Нагая) – мать убиенного в Угличе царевича Дмитрия. Ее доставили в село Тайницкое, где вынудили встретить и признать в самозванце «своего сына». А потом ее поместили в светлых палатах Вознесенской обители, и через 3 дня она «по-матерински» благословила Лжедмитрия на царство.

В стенах Вознесенской обители побывала и Мария Мнишек (дочь польского воеводы), свадьба которой с Лжедмитрием состоялась за несколько дней до его убийства. Некоторое время в обители находилась и царевна Ксения – дочь Бориса Годунова.

В 1812 г. французы, не пощадившие кремлевских дворцов и соборов, многое растащили и из Вознесенского монастыря. Правда, некоторые реликвии и вещи из утвари храма и ризницы уцелели стараниями игуменьи Трифены, которая перевезла их в Вологду, куда вывозились церковные сокровища и из других соборов Московского Кремля.

В 1822 г. стараниями игуменьи Афанасии и на добровольные пожертвования над мощами преподобной Евфросинии была устроена бронзовая высеребренная чеканная рака с сенью. На протяжении целого столетия рака и сень над нею украшались почитателями преподобной Евфросинии; так, на верхней доске был написан ее образ, обложенный серебряной ризой. Особенно пышно Вознесенская обитель отметила 500-летие со дня кончины преподобной Евфросинии: тогда на раку был возложен бархатный покров XVII в. с серебряными дробницами – вклад царя Михаила Федоровича Романова.

В историю Вознесенской обители вписано много царственных имен, но сохранилось и предание о чудном явлении, которого сподобилась безымянная схимница, видевшая то, что недоступно смертному взору.

«Это случилось во время правления великого князя Василия, сына великого князя Иоанна, в страшные годы испытания, когда крымский хан Мехмет-Гирей обступил со своим войском Москву. И трепетала столица, ожидая неминуемой гибели.

Тогда в Вознесенской обители проживала некая добродетельная слепая инокиня. В дни вражеского нашествия, когда все прибегали к молитве, об избавлении от супостата молилась и эта инокиня. И вот слышатся ей как будто шум великий, вихрь страшный и звон колоколов. И будто бы очутилась она за оградой монастырской, и открылись глаза ее, и видит она, как наяву, видение великое и дивное. Идет из города во Фроловские[88] ворота бесчисленный световидный собор святых мужей в священнических одеждах – многие митрополиты и епископы. И между ними можно распознать великих чудотворцев – Петра, Алексея и Иону, ростовского епископа Леонтия и других, и многие несли чудотворные иконы. И несли они образ Владимирской Божией Матери, а также честные кресты и евангелия, кадила и свечи, рипиды и хоругви – все по чину, как подобает при крестном ходе. А за ними шествовало много народа разного возраста и пола.

И вот от великого торга Ильинского навстречу им устремился великий Сергий-чудотворец, а с другой стороны – Варлаам Хутынский. Припали они к ногам великих святителей и со слезами просили: «О, святые пастыри словесного стада Христовых овец! Для чего исходите из града сего и куда уклоняетесь? И кому оставляете паству вашу в настоящее время варварского нашествия?»

И световидные святители тоже со слезами отвечали: «Много молили мы Всемилостивого Бога и Пресвятую Богородицу об избавлении от сей скорби. Бог же не только повелел нам выйти из града сего, но и вынести с собой чудотворный образ Пречистой своей Матери, ибо люди сии презрели страх Божий и о заповедях Его не радели. И посему попустил Бог прийти варварскому народу доселе, да накажутся ныне и чрез покаяние возвратятся к Богу».

Но преподобные Сергий и Варлаам еще усерднее стали молить их, чтоб услышали они молитву сетующих людей и не оставляли бы паствы, вверенной им Богом. И тогда все вместе подвиглись они на молитву, сотворили литию, пели молебные каноны и со слезами взывали: «Господи, помилуй!» И молились Пресвятой Богородице перед Ее образом, и осеняли крестом народ на все стороны».

Преподобная инокиня, которая потом вновь очутилась в своей келье, прожила еще 2 года, видя свет Божий исцеленными глазами. А над Спасскими воротами Кремля с тех пор представлены преподобные Сергий и Варлаам в молитвенном предстоянии перед Богом. Это чудесное предание и положило начало обычаю проходить в Спасские ворота без шапки – как бы вслед за собором древних святителей, которые возвратились в святой град Москву по молитве преподобных.

А в сентябре 1917 г. инокини Вознесенского монастыря были вынуждены покинуть свои тихие и уютные кельи. Во время артиллерийского обстрела с Воробьевых гор один снаряд пробил стену святой обители, и взрывом разметало всю церковную утварь. В 1929 г. соборный храм разобрали, но благодаря стараниям комиссии, созданной архитекторами В. К. Клейном и Н. Н. Померанцевым, саркофаги великих княгинь, царевен и цариц не были уничтожены; их перенесли в подвалы Архангельского собора.

В 1930-е гг. Вознесенский монастырь снесли, а на его месте построили здание Школы красных курсантов им. ВЦИК, в котором потом разместился Президиум Верховного Совета СССР. В настоящее время это здание принадлежит Правительству России.

НА СОЛОВЕЦКИХ ОСТРОВАХ

Соловки состоят из шести сгруппированных островов, лежащих у юго-западных берегов Белого моря. Суровость местного климата долго отдаляла их от человека, каменистая почва не производила ничего, кроме хвойного леса, который занимал большие пространства, но рос медленно. А порой и вообще погибал, не достигнув зрелости. И тогда образовывались в его чаще глухие, непроходимые болота. К их испарениям, заражавшим воздух, добавлялась сырость многочисленных озер. А Белое море целых полгода воздвигало вокруг Соловков непроходимые льды. Но воистину чудны дела Господни! И в такую глушь забрался человек, не испугавшись зверей лютых. Первым на Большой Соловецкий остров ступил в 1428 г. преподобный инок Герман, но первоначальным основателем обители на Соловецких островах считается преподобный Савватий.

«Сначала инок Савватий подвизался в Кирилло-Белозерском монастыре, и суровым подвигам инока дивились не только богомольцы, но и сама монашеская братия. Далеко окрест шла молва о Савватии, но не хотел он этой молвы и, покинув монастырь, пошел спасаться в глухую Валаамскую обитель. Но молва людская не отставала от инока и в новой обители разнесла славу о его подвигах. Затосковала душа Савватия, захотелось ему найти такое место, где бы он смог «уединиться от человек». Манили его дебри непролазные, леса непроходимые, болота непролазные. Прослышал он, что на Студеном море-океане есть неприступный остров, покрытый болотами и дремучими лесами. Ни один человек не дерзнул поставить здесь жилье, и только рыбаки иногда подъезжают к этому острову.

Вот по такому безмолвию и томилась душа Савватия. Никому не сказавшись, скрылся он из Валаамской обители и направился к желанному острову. По пути, на берегу реки Выг, встретил он другого подвижника – инока Германа, и вдвоем на утлом челне приплыли они к Большому Соловецкому острову».

На необитаемой земле Савватий водрузил деревянный крест, однако вскоре он остался на острове один, так как Герман покинул негостеприимные места. Но вскоре на острове стали раздаваться удары топора, чему очень дивились рыбаки, изредка приплывавшие к острову.

Шесть лет прожил в срубленной келье, в безмолвной пустыне, преподобный Савватий, питаясь только ягодами и дикими травами. А почувствовав приближение смерти, он на ладье, тоже самим сколоченной, отправился на реку Выг, но Германа там уже не застал. Зато нашел на берегу реки часовню, в которой тогда жил иеромонах Нафанаил. Подвижник причастился у него Святых тайн и 27 сентября 1435 г. скончался.

Со смертью Савватия смолкли удары топора на пустынных Соловецких островах, но ненадолго. В 1436 г. к островам причалил такой же искатель пустынного безмолвия – преподобный старец Зосима. Он нашел келью, сколоченную Савватием, поселился в ней и зажил «во многих трудах и подвигах, лес посекая и землю очищая». Но одинокое пустынножительство старца Зосимы продолжалось недолго: к нему стали стекаться люди, тоже бежавшие от мирской суеты и соблазнов. Остров стал заселяться другими искателями пустынной жизни, и постепенно одна за другой здесь стали появляться кельи. Так на далеких Соловецких островах возникла обитель, первым игуменом которой стал преподобный старец Зосима. Прослышав о новой обители, со всех концов Московского государства потянулись сюда богомольцы, и хоть путь был долгим и трудным, число желающих посетить эту землю с каждым годом увеличивалось.

«На студеном море-океане стоит Соловецкая обитель. Дни и ночи идти туда нужно, и сколько их пройдет, пока достигнешь ее, – сосчитать невозможно. Выйдешь из Москвы летом красным, а туда придешь в стужу морозную. Глушь непроходимая на том острову, лес да болота! Ни проходу, ни проезду… Чуть только видна тропочка, что богомольцы протоптали. А келейки у иноков махонькие. Церковка деревянная, колоколов нет; к обедне аль к вечерне в била бьют – доски такие! Трудятся иноки целые дни: кормиться надо, а хлеба не родит земля. Соль варят да продают ее купцам, и те им хлеба дают. Тем и кормятся…»

Так еще долго рассказывали странники Божии о монастыре, располагавшемся на островах Соловецких. Убогая деревянная церковь с билами вместо колоколен, кельи иноков, небольшая трапезная и кое-какие хозяйственные постройки, действительно, занимали немного места, вырубленного и вычищенного еще в раннюю пору существования обители. Все остальное пространство Соловецких островов было покрыто дремучим лесом, непролазными топями, болотами и озерами.

Но обитель, основанная преподобным Савватием среди непроходимых лесов и болот, продолжала привлекать к себе людей, желавших уйти от грехов мира. Вокруг первоначальной деревянной церкви прорубалась лесная чаща, строились новые кельи. А вскоре иноки сообща построили церкви во имя Преображения Господня и во имя Николая Чудотворца.

От новгородского архиепископа Феофила и боярыни Марфы Борецкой (знаменитой Марфы-посадницы) монастырь получил грамоту на вечное пользование этими землями, и грамота эта потом неоднократно подтверждалась великим князьями и царями московскими. Да и богатые новгородские купцы, владевшие землями по северному Поморью, делали в обитель большие земельные вклады «на помин души». Но пустынны были эти земли, доходы с имений были скудными, а сами острова обеспечивали братию только дровами и рыбой. Русские поселенцы, заселяя эти земли, выбирали места возле приморских рек и озер, богатых рыбой, а также на берегу моря, доставлявшего им соль и морского зверя. Но даже и такие поселки были малолюдны: пугала русских поселенцев суровая северная природа, не привлекало их и соседство с коренными обитателями края – языческими племенами «чудь, корела» и др. К тому же удаленные друг от друга на большие расстояния поселки русских не имели между собой связи…

До возникновения Соловецкой обители здесь не было ни одного храма, только в наиболее людных местах ставили часовни, куда изредка заходили странствующие иноки. Монастырь со всеми своими владениями ждал энергичного деятеля, который вдохнул бы жизнь в этот нетронутый край. Таким деятелем стал новый настоятель монастыря игумен Филипп (Колычев). Суровость и дикость окружающей природы, глушь и необозримость пространств заставили бы опустить руки не одного человека. К тому же за 10 лет до прибытия сюда Филиппа монастырь выгорел до основания, отстраивался потом медленно, тогда как число иноков постоянно увеличивалось.

Уже сама трудность предстоящей работы только усиливала энергию игумена Филиппа. Он немедленно отправил царю челобитную, в которой подробно изложил бедственное положение монастыря. Царь милостиво даровал обители новые льготы на беспошлинную продажу соли, но новый настоятель заботился уже не о временных доходах обители, а об упрочении ее благосостояния. «Пусть соловецкие иноки своим трудолюбием, своей упорной борьбой с суровой природой послужат примером для окрестного населения», – решил игумен Филипп и призвал братию к упорному труду. Иноки ринулись в лесную чащу, куда до них не ступала еще нога человека. В вековом безмолвии лесной глуши запели пилы, под ударами топоров падали деревья-великаны; братия стала осушать болота, рыть каналы, устраивать плотины, прокладывать дороги, копать пруды, изменять течение ручьев, сравнивать горы, удобрять каменистую почву… Лишь в часы отдыха и молитв прекращалась кипучая деятельность братии, а во все остальное время под надзором бодрого игумена Филиппа работали сотни рук, которые посадили на холмах березовые рощи и стройные мачтовые деревья. И вскоре по лесным тропинкам стали гулять лапландские олени, на тучных лугах пастись многочисленные стада, под напором волн шумно заходили громадные колеса «Филипповой мельницы», воду в которую провели из 52 дальних озер. Но этим не ограничилась кипучая деятельность игумена Филиппа: он увеличил число соляных варниц и огородов, а потом приступил к разработке железной руды.

Широко развернулось в обители и строительство: через несколько лет убогие монастырские постройки уступили место обширным 2-этажным помещениям. Быстро возводились прочные здания для братии, а для отшельников в лесной чаще были устроены скиты. Для монастырских построек нужен был кирпич, и иноки построили кирпичный завод, а потом и для выделки оленьих кож; устроили гавань, а морской берег оковали каменной пристанью, для безопасности судов залив усеяли насыпями, а вместо маяков поставили высокие кресты. Все кипело в руках игумена, но он и берег рабочие силы братии и старался облегчить их труд с помощью всяких приспособлений. Раньше огромные мешки с рожью, которую в монастырь привозили в обмен на соль, иноки таскали на себе. А «Филипп игумен нарядил телегу: сама насыпается, да и привезетца, да сама и высыплет рожь на сушило, – писал соловецкий летописец. – Сделали и решето, само сеет и насыпает, и отрубу и муки разводит разно».

Преподобный Филипп входил в малейшие подробности повседневной жизни монахов: требуя от них соблюдения установленных церковью постов, он вместе с тем заботился, чтобы живущие в постоянном труде монахе подкрепляли бы свои силы здоровой и сытной пищей. Строгие меры предпринимал он против пьянства как в самом монастыре, так и в монастырских вотчинах. Дивились стекавшиеся богомольцы на неутомимую деятельность игумена и братии, и совсем не узнавали обитель те, кто посещал ее раньше. Только самому Филиппу некогда было радоваться на свою работу, все казалось ему, что еще мало сделано.

Игумена Филиппа хватало на все: заботясь о крестьянах, приписанных к монастырю, он ограждал их от злоупотреблений правителей и смотрел, чтобы приказчики не чинили им насилий. Кроме того, он ввел у поселенцев выборное управление, назначил им добросовестных начальников, свободно допускал к себе челобитчиков и всех недовольных.

Все процветало в руководимой игуменом Филиппом обители и ее волостях. А когда он получил от родителей богатое наследство, то тоже употребил его на давно задуманные преобразования. С особой заботливостью игумен восстановил заброшенную церковь, история которой неразрывно связана с преданиями обители. Соловецкий летописец повествует, что скончавшегося Савватия похоронили у церкви Святой Троицы, а потом старец Зосима перенес его останки в основанный им монастырь. Убогая же Троицкая церковь, к которой не были приписаны ни земли, ни приход, осталась в запустении, и целых 40 лет в ней не звучали молитвы. Даже тропинки к этой церкви заросли.

Игумен Филипп возобновил ее, отыскал Псалтирь и служебные ризы старца Зосимы, а также все «богатства», которыми обладал старец Савватий в своей пустыни. Игумен Филипп сам починил ризы старца Зосимы и любил потом надевать их во время праздничных богослужений.

Восемнадцать лет Филипп был игуменом Соловецкой обители, и все это время здесь не прекращались работы: завершив одно дело, иноки сразу же приступали к другому. И «красну воздвиже церковь» – каменный храм во имя Успения Пресвятой Богородицы, над которым 5 лет работали выписанные из Новгорода зодчие. Одновременно с Успенским собором была возведена Трапезная палата, и вместе они составили единый архитектурный комплекс. К тому же все внутренние помещения Успенского собора и Трапезной палаты соединены между собой. Братия любовалась их великолепием, а неутомимый игумен Филипп мечтал уже о закладке другого собора – во имя Преображения Господня.

Пятиглавый Преображенский собор воздвигли в 1558–1566 гг. Его массивные (толщиной до 4 м) гладкие стены и высокие угловые башни придают храму вид крепости. Да, собственно, таким он и являлся: окна собора расположены высоко над землей и имеют ярко выраженную форму бойниц. Оба собора были соединены между собой подземным ходом, имели хитроумное тайное водоснабжение из Святого озера, хранили большие запасы продовольствия, оружия и пороха на случай длительной осады… Царь Иван Грозный присылал в обитель колокола, богатую утварь, драгоценные ткани, золотые кресты…

Соловецкий монастырь когда-то был крупной пограничной крепостью России. Его стены были возведены под руководством соловецкого мастера Трифона в 1584–1594 (или 1596) годы из огромных каменных валунов – каждый весом до 7 тонн и более. Постоянный гарнизон монастыря состоял из 1000 стрельцов. Кроме того, за свой счет монастырь выстроил и содержал на берегу два острога – Кемский и Сумский, а в Кремле имел свою воинскую команду. И не раз Соловецкая обитель и ее остроги отражали нападения внешних врагов.

В 1814 г. Соловецкая крепость была упразднена и все 60 пушек, которые стояли на башнях, из нее вывезли. Однако в ходе Крымской войны (1853–1856) Соловки снова приняли на себя удар (англичан) и снова отстояли неприкосновенность северных границ России[89].

СВЯТО-ВВЕДЕНСКАЯ ОПТИНА ПУСТЫНЬ

Оптина пустынь была основана в XV в. на правом берегу реки Жиздры, у опушки векового бора – на месте крепости в Козельской засечной черте, какие устраивались на Руси от разбойников. Начало иноческой жизни на месте, которое занимает Оптина пустынь, относится к XV в., и считается, что название свое обитель получила от имени разбойника Опты, который после своего раскаяния и основал ее. Обратясь на путь истины, он из главаря разбойничьей шайки превратился по промыслу Божьему в наставника душ, искавших спасения, и благословение Господне не оскудевало над основанной им обителью.

Еще в 1629 г. в пустыни был храм во имя Введения, но обитель стала называться Введенской только с начала XIX в., а до этого времени именовалась Оптиной Макарьевой. Почему – точно неизвестно, но ученые выдвигали разные версии на этот счет: может быть, потому, что до начала XVII в. в ней существовал храм во имя преподобного Макария? А может быть, разбойник Опта при пострижении в монахи был наречен Макарием?

Скит, где подвизались оптинские старцы

В течение почти 200 лет после основания обители данных об ее истории не сохранилось, т. к. во времена литовского нашествия монастырский архив был полностью разорен. По Писцовым книгам города Козельска пустынь становится известной только с царствования Бориса Годунова, когда монастырю было дано на поминовение умершего в 1598 г. царя Федора Иоанновича «на свечи и на ладан, под городом Козельским, на речке на Другусне, место мельничное».

Первые сведения об Оптиной пустыне после литовского разорения относятся к 1629 г., когда в обители начальствовал старец Исидор. К его настоятельству относится первая тяжба пустыни с жителями Козельска за старинную монастырскую мельницу, построенную братьями Желябужскими на месте, пожалованном монастырю.

«Некто Мишка Кострикин построил без царского указа, единственно по согласию с козельскими драгунами и стрельцами, на речке Другусне мельницу, стоявшую выше по течению, «остановил и без остатку разорил», чем пресек главный источник содержания бедной пустыни. Смиренный старец Исидор и братия вынуждены были подать в 1645 г. челобитную царю Алексею Михайловичу, в которой доказывали свои права на мельницу и просили, чтобы «досмотреть подтоп их монастырской мельницы, а мельницу Мишки Кострикина отписать, до подлинного розыска, на имя государево».

Рассмотрев челобитную, царь предписал козельскому старосте Ивану Головкову исполнить просьбу иноков Оптиной пустыни, однако дальнейших распоряжений о возмещении монастырю убытков, понесенных от разорения их старинной мельницы, не последовало. И старец Исидор пишет царю новую челобитную, в которой описывал положение вверенной ему обители: «За Оптиным монастырем крестьянских и бобыльских дворов нет и денежной руги им нейдет; кормятся миром и своей работой». Поэтому они просят государя «велеть тоё Мишкину мельницу Кострикина отдать им в монастырь на свечи, на ладан и на вино церковное и им, строителю с братией, на пропитание, чтобы им голодом не помереть».

Челобитная эта осталась неудовлетворенной, т. к. в конце января 1676 г. царь Алексей Михайлович скончался. Между тем разоренная мельница не давала пустыни никакого дохода, тогда как Мишка Кострикин с дружками из мести к инокам били челом к новому царю – Федору Алексеевичу, чтобы он позволил им достроить свою мельницу, а монастырскую мельницу затопить и запретить им рыбную ловлю.

Старец Исидор решил искать правосудия у молодого государя, и, рассмотрев дело, царь Федор Алексеевич в августе 1676 г. прислал козельскому воеводе В. И. Кошелеву грамоту, которой повелевал: «Мельницу Мишки Кострикина снесть, и впредь ниже монастырской мельницы других не ставить». А в 1680 г. благочестивый царь на веки вечные отдал монастырю под огород семь посадских мест, которые находились в городе Козельске».

В последующие века судьба обители была тесно связана с историей города Козельска, и многое пришлось пережить Оптиной пустыни за свою многовековую историю, когда забвение и оскудение сменялось процветанием[90]. В результате реформаторской деятельности Петра I, отношение к православной вере и внешним формам ее проявления стало прохладным. «Образованное» общество стыдилось прежней простодушной религиозности: на первых порах оно успешно скрывало, а потом и вовсе стало изживать ее. Но православие ответило на это явлением преподобных Паисия Величковского и Серафима Саровского, святителей Тихона Задонского, Игнатия Брянчанинова и Феофана Затворника. Именно ученики учеников преподобного Паисия Величковского привнесли в Оптину пустынь то, что сделало знаменитым дотоле мало кому известный монастырь под уездным городом Козельском.

Во второй половине XIX в. старцы появились в нескольких российских монастырях, но ни одна обитель не прославилась своими старцами так, как Оптина пустынь. В ней по великому промыслу Божьему старчество в течение нескольких десятилетий передавалось от учителя к лучшему ученику. Оптина пустынь всему христианскому миру явила целую плеяду богомудрых старцев, которые почти целое столетие духовно окормляли тысячи и тысячи христиан.

С богословской точки зрения, старец – это инок, опытный в духовно-аскетической жизни, обладающий «даром рассуждения». Это духовный отец для всей монашествующий братии, а также для многих мирян, прибегающих к старцу как к последней надежде. И совсем необязательно, что старец должен быть стар годами. Преподобному Амвросию Оптинскому, прототипу отца Зосимы в романе «Братья Карамазовы», было всего 49 лет. Все зависело от дара прозорливости, врачевания душ и исцеления тела. Наблюдательный К. Леонтьев тонко подметил: «Из людей, долго зажившихся в миру, как бы искренны и добросовестны они ни были, очень редко выходят замечательные духовники и старцы-руководители. Большинство знаменитых старцев очень скоро оставляли мир и посвящало себя иноческой жизни».

Сами старцы сравнивали семейную мирскую жизнь с виноградной лозой, а свою монастырскую жизнь – с сухой палкой, на которой держится вся лоза. «Одно без другого не бывает и трудно представить себе старца без ученика, добровольно предавшегося в руки духовного руководителя и беспрекословно повинующегося его воле».

Подлинная история Оптиной пустыни начинается только с 1821 г., когда в 300 метрах от обители был построен скит во имя Иоанна Предтечи – первого пустынножителя. Скит был засажен фруктовыми деревьями, ягодными кустарниками и цветами. Первым оптинским старцем был отец Леонид (Наголкин), начавший свой монашеский путь в Оптиной пустыни. Затем он последовал за своим учителем, схимонахом Феодором, жил сначала в уединении, а потом в нескольких северных монастырях. В 1829 г. отец Леонид вернулся в свою обитель и очень быстро изменил духовный строй монашеской жизни. В довольно короткое время каждый из братий мог убедиться, как откровенное исповедание духовных помыслов в корне пресекает грех, а следование мудрым наставлениям старца способствует духовному возрастанию.

Чудную картину представляла в то время форма единения старца с доверявшими ему свою душу обительскими иноками. Все иноки стояли в его келье во время беседы на коленях вокруг него, а он, как добрый пастырь среди своих учеников, выслушивал их откровенную исповедь, умудрял их своим жизненным и духовным подвигом[91].

За духовным руководством к старцу Леониду шли многие монашествующие из других обителей, а также миряне. И каждый, кто хоть раз побывал в Оптиной пустыни, чувствовал дыхание бесконечной жизни и горнего мира. Обитель, как говорилось выше, ничем особенным знаменита не была: в ней не почивали мощи святых угодников Божьих, не было чудотворных икон, не числились за ней исторические подвиги. Но к скиту святого Иоанна Предтечи стекались все страждущие душевно и телесно: больные, убогие, заблудшие, некрепкие верой. И старцы никому не отказывали в совете, помогая в самом себе услышать ответ и наставляя на путь истинный. Отец Павел Флоренский образно назвал Оптину пустынь «санаторией израненных душ».

Возрождающее влияние Оптиной пустыни испытал на себе растерянный и слабеющий Н. В. Гоголь, побывавший в обители несколько раз и, по свидетельству его первых биографов, любивший ее больше других монастырей. В лице старца Макария он нашел мудрого наставника и до конца жизни состоял с ним и с другими иноками в переписке.

В 1870-е г. в Оптиной пустыни был и несколько дней жил в скиту «кающийся» (по словам старца Амвросия) Ф. М. Достоевский. Одновременно с писателем в обители был религиозный философ В. С. Соловьев. Несколько лет жил при старце Амвросии и по его благословению незадолго до смерти принял монашество К. Н. Леонтьев. В 1905 г. Оптину пустынь посетил отец Павел Флоренский – известный религиозный мыслитель и богослов. Несколько раз побывал в обители «гордый» граф Л. Н. Толстой. Братья Киреевские, воспитанники и помощники старца Макария, были похоронены у стен Введенского собора. Бывали в Оптиной пустыни А. К. Толстой, А. М. Жемчужников, М. П. Погодин, А. А. Ахматова и многие другие выдающиеся деятели русской культуры…

Монастырские постройки, дошедшие до нашего времени, были возведены в XIX в., только Введенский собор был построен в середине XVIII в. Монастырский ансамбль, отличающийся композиционной четкостью и симметричностью, в плане повторяет православный крест, и этой композиции впоследствии были подчинены все последующие сооружения.

После Октябрьской революции Оптину пустынь уничтожали не сразу: сначала у нее отобрали все земли, и когда положение обители стало критическим, иноки решили организоваться в сельскохозяйственную артель, которая просуществовала до 1923 г. Потом обитель закрыли, она перешла в ведение «Главнауки» и была превращена в музей «Оптина пустынь», который просуществовал до 1927 г. Через год на территории монастыря был устроен дом отдыха РККА им. А. М. Горького, а потом это место превратили в концлагерь.

Во время Великой Отечественной войны Козельск два года был оккупирован немцами, а после войны в пустыне последовательно размещались госпиталь, колония, военные части, интернат для детей-сирот, СПТУ-28… В 1957 г. был возрожден музей.

Ущерб, нанесенный Оптиной пустыни за годы безбожной власти, очень огромен. Были разобраны на кирпичи, а то и просто разрушены большинство культовых зданий и хозяйственных построек. Сохранилось меньше половины монастырских стен; все кельи были заняты жителями Козельска. Внутри обители были навалены кучи битого кирпича и щебня, монастырский некрополь разрушили… Сильно пострадала заповедная роща: в 1920-е гг. здесь действовала лесопилка, и вековые деревья, за которыми бережно ухаживали монахи, были пущены на доски.

Но судьба знаменитой Оптиной пустыни не оставляла равнодушными краеведов, историков, реставраторов, и восстановительные работы предпринимались в ней еще в 1970-е гг. Но средств не хватало, и в то время поднять монастырь из руин не представлялось возможным. Весной 1987 г. (к 1000-летию Крещения Руси) развалины обители передали Русской православной церкви, и в этом же году в Оптину пустынь приехали первые насельники – иноки Свято-Данилова монастыря. Первая служба у первого освященного престола – в честь Владимирской иконы Божьей Матери – состоялась 3 июня 1988 г. в башне Святых врат, приспособленной под храм. А 16 октября 1988 г. были открыты святые мощи преподобного Амвросия – необыкновенного старца, который души людские читал, как книги.

После передачи пустыни Русской православной церкви в ней сразу же начались невиданные по масштабам реставрационные работы, и за 3 года были восстановлены все стены монастыря и многие строения. До возобновления Оптиной и Шамординской обителей дожила лишь одна схимонахиня Серафима, которой было в то время 105 лет. Она помнила, как в детстве ее подводили под благословение преподобного Амвросия и как в 1920-е гг. гнали вместе с другими сестрами из обители…

К настоящему времени Церкви передали уже скитские храмы: старейший – во имя Иоанна Предтечи и самый последний – во имя преподобного Льва Катанского и святителя Амвросия Медиоланского, возведенный до революции. Отданы Церкви и «хибарки» оптинских старцев, у порога которых когда-то перебывала почти половина России.

НИЛОВСКАЯ ПУСТЫНЬ

Нил Сорский возглавлял нестяжателей, выступавших за секуляризацию монастырских земель и отказ монахов от владения ими и людьми. О нем самом мы знаем очень немного, так как «Житие» его небогато биографическими сведениями. Восторжествовавшие в результате жестокой борьбы монахи-стяжатели постарались, чтобы из всех монастырских библиотек было изъято все, что напоминало бы о знаменитом Ниле Сорском. В «Настольной книге священнослужителя» говорится лишь о том, что родился он в 1433 г. в окрестностях Москвы, происходил из рода бояр Майковых.

Аскетическая жизнь Нила Сорского началась в девственных лесах, в Кирилло-Белозерском монастыре, где он принял иночество. В монастыре была богатая библиотека, и, кроме молитвенного подвига, преподобный Нил занимался переписыванием и изучением священных книг. Он делил свое время между постом, молитвой и тяжелыми монастырскими работами, но мистически настроенная душа звала молодого инока дальше. В сопровождении ученика своего и сподвижника Иннокентия (Охлебинина) он отправляется на Восток, изучал монашескую жизнь в Палестине и на Святом Афоне.

На Святой горе Нил посетил многие монастыри, был в кельях и пещерах старцев, под их руководством получил необходимые разъяснения о сущности аскетической жизни, о духовной молитве, о хранении сердца и трезвении ума. Он изучил множество аскетических преданий, «перелетая, подобно пчеле, в цветущем саду с одного цветка на другой для того, чтобы оживить свою зачерствевшую душу и приготовить ее к спасению». За образец преподобный Нил выбрал скитскую жизнь (от 2 до 12 иноков) – средний («царский») путь жития «братии вкупе», то есть более удобный для спасения.

Переполненный глубокими впечатлениями, Нил возвратился на родную землю, но уже не мог удовлетвориться общежительным устройством монастыря. Вместе с преподобным Иннокентием он решил внедрить афонское «умное делание» в жизнь русского монашества и стал искать, как начать новое житие в удалении от мира. В глухих лесах неподалеку от Кирилло-Белозерского монастыря, на маленькой речке Соре они поставили келью и небольшую часовню, устроив, таким образом, подобие афонского скита. Жили они в полном уединении, но со временем вокруг них собрались другие подвижники, которые тоже хотели удалиться от мирской суеты с ее страстями и заботами. Тогда Иннокентий удалился в вологодские леса, а Нил принял руководство над своей все увеличивающейся обителью.

Около своих келий братии построили храм Сретения Господня, где по воскресным и праздничным дням совершали богослужения. В обители был введен заимствованный на Афоне скитский устав, согласно которому «иноки должны были питаться трудом своих рук, милостыню принимать только в крайней нужде, избегать вещелюбия и роскоши даже в церкви; женщины в скит не допускались, монахам не разрешалось выходить из скита ни под каким предлогом, владение вотчинами отрицалось». Насельники занимались в скиту в основном «умным деланием» и лишь в малой степени попечением о необходимых потребностях.

Таким образом, преподобный Нил Сорский положил на Руси основание скитскому житию, возвысил его и дал ему правильное направление. Он советовал избирать путь, в котором бы безмолвие сочеталось с прославлением Бога, молитва с трудом, наблюдение за внутренним состоянием своей души с непрестанным богомыслием. Аскетические правила преподобный Нил Сорский установил для каждого: братии жили поодиночке или вдвоем в маленьких кельях, рассеянных друг от друга на расстоянии брошенного камня. Здесь они переводили сочинения святых отцов Церкви, переписывали богослужебную литературу, вместе собирались только в храм на службу. Это была первая попытка проводить в северных лесах житие подобно египетским отшельникам.

В своем монастыре Нил Сорский, как говорилось выше, пытался на практике воплотить те идеи нестяжательства, которые он проповедовал. Он и его ученики сразу же вернули монастырское имущество государству, поэтому их и назвали нестяжателями. В своих сочинениях Нил Сорский писал: «Монахам неприлично владеть имениями: монахи дают обет нестяжательности и отрекаются от мира, чтобы помышлять только о спасении своей души, а имения опять влекут их в мир, заставляют сноситься с мирскими людьми, вести с ними тяжбы и вообще обременяют иноков широкими попечениями; монахам следует жить по пустыням и питаться не от имений, а от своих трудов, своим рукоделием».

Если бы деятельность Нила Сорского и его сторонников имела успех, в церковной жизни России могли бы произойти большие изменения. Советский историк И. Будовиц называл его «человеком, умеющим наблюдать, мыслить и чувствовать. Наблюдая окружавшее его общество, одержимое страстью сребролюбия, гордости и тщеславия, Нил Сорский осудил это общество и пришел к выводу, что с ним не следует общаться, что его надо избегать. Многие предрассудки… вроде того, что люди кичатся знатностью своего рода или высоким общественным положением, представляются Нилу Сорскому прямым «безумием»… Но при всем том он не только не ставил своей целью переделать современное ему общество, но не решался даже резко его осуждать, рассматривая обличение чужих пороков как своего рода «гордость», «тщеславие» и «страсти». Бушующим в мире страстям он противопоставляет уединенное созерцательное жительство в ските, полное напряженной умственной и духовной деятельности в сочетании с физическим трудом. Он не борется с общественным злом, а смиренно обходит его, следуя евангельской заповеди: «Отойди от зла и сотвори благо».

Когда планы нестяжателей не удались, Нил Сорский вернулся в скит, где ограничил свою деятельность тем, чтобы заботиться о спасении души своих учеников. Он считал, что большинство людских пороков и заблуждений происходит от незнания слова Божьего, от небрежения и лености. Священное Писание и труды отцов Церкви он завещал изучать не рассудочно, а испытывать их собственной жизнью, и сам придерживался этого правила. Главным подвигом иноков была «борьба со своими помыслами и страстями, в результате чего в душе рождается мир, в уме – ясность, в сердце – сокрушение и любовь». В своих писаниях Нил Сорский указывал и ступени достижения этой цели. Первая из них – отрешение от мира и всех мирских развлечений, вторая – «умное делание», то есть непрестанная молитва, совершаемая умом и сердцем без ее внешнего проявления в словах: «Кто одними устами молится, а об уме небрежет, тот молится на воздух, ибо Бог уму внемлет». Преподобный Нил Сорский был сторонником созерцательного богомыслия и учил, как вести борьбу с проявлениями всех видов греховных помыслов. Учение об «умном делании» изложено в его труде «Предание ученикам о жительстве скитском», являющемся Уставом о православном аскетизме и служащем руководством для каждого христианина. «Умную молитву», без словесного ее выражения, преподобный Нил Сорский ставил выше внешней; последняя должна быть подготовкой к внутренней. Только через внутреннее очищение ума и сердца приобретается спасение.

Великий пастырь-подвижник, он умер для всего земного, и помыслы его были устремлен только к созерцанию горнего мира. Будучи уже на смертном одре, Нил Сорский приказал ученикам своим бросить его тело в какие-нибудь дебри на растерзание зверям и хищным птицам. Потому что, как говорил он, много у него грехов перед Богом и недостоин он погребения. Умер великий нестяжатель в мае 1508 г., а через 50 лет царь Иван Грозный, высоко ценивший Нила Сорского за организацию монашеской жизни, повелел построить над его могилой каменную часовню. Но вскоре буря разрушила часовню до основания, как будто силы небесные постарались исполнить желание святого.

В XVII в. Ниловская пустынь, как и большинство других северных монастырей, пришла в совершеннейшее запустение. Новую жизнь она обрела лишь в 30—40-х гг. XIX в., когда на берег Соры пришел инок Никон (в схиме Нил). К этому времени пустынь была почти полностью разрушена: покосившиеся кельи, полуразобранная на дрова ограда, заросшее и заброшенное кладбище… Находились в ней всего восемь монахов, да и те были сосланы сюда из Кириллова монастыря за «своеволие» и «винопитие». Монастырская утварь состояла лишь из самовара, кастрюли и котла для бани. Церковь во имя святого Ефрема Сирина, трапезная и келарня были разрушены до основания, а храмы Сретения и во имя Иоанна Предтечи покосились так, что могли рухнуть в любую минуту, т. к. бревенчатые венцы, положенные в их основание еще при святом подвижнике, полностью сгнили и рассыпались. Таким образом, Никону приходилось начинать все сначала.

Но уже к началу 1850-х гг. пустынь была почти полностью восстановлена. На месте деревянных храмов поднялся каменный трехпрестольный собор во имя Тихвинской иконы Божьей Матери[92]; деревянную церковь во имя Иоанна Предтечи перенесли в скит – к келье преподобного Нила Сорского.15 ноября 1852 г. скит был вторично освящен, и этот день считается основанием «новой» Нило-Сорской обители.

Но после Октябрьской революции, летом 1922 г., пустынь была разграблена, а рака с мощами преподобного Нила осквернена. Тогда же, согласно официальному предписанию новой власти, со всех монастырских звонниц были сняты колокола, и колокол Нило-Сорской пустыни был пленен, а потом безвозвратно утрачен. Не осталось следов и от монастырского некрополя; собор во имя Тихвинской иконы Божией Матери был превращен одновременно в склад, прачечную и столовую.

ЯБЛОЧИНСКИЙ МОНАСТЫРЬ СВЯТОГО ОНУФРИЯ

По легенде основание монастырю положила приплывшая по воде икона с образом святого Онуфрия, которая остановилась в этом месте, а потом долгое время хранилась на правой стороне монастырской церкви.

Когда и кем была основана обитель – неизвестно, но в 1754 г. на нее напали базилиане-униаты, которые вместе с монастырским имуществом забрали и церковные документы. Впрочем, по косвенным следам известно, что монастырь существовал еще в XV в., о чем свидетельствует грамота польского короля Сигизмунда I. А в древнем напрестольном Евангелии, хранившемся в ризнице Яблочинского монастыря, есть запись, сделанная в конце 1624 г. Согласно ей, монастырь основали для иноков Восточной православной церкви вельможи Богуши.

Обитель в селе Яблочина

Древний род Богушей особым влиянием и известностью пользовался в XV–XVI вв., но кто конкретно из них был устроителем обители – тоже неизвестно. Кроме них впоследствии и другие благочестивые вельможи наделяли эту обитель фундушами и земельными угодьями, т. к. Яблочинское имение переходило из рук в руки и его владельцами были разные люди.

В начале своего существования монастырь был в порядке и довольстве, потому что в селе Яблочина тогда еще не было приходской церкви и обитель выполняла ее функции. У монастыря было много прихожан, которые своим трудом поддерживали его благосостояние. Но в середине XVII в., когда в этих краях усилилась уния, Яблочинская обитель стала приходить в упадок, а потом была доведена до такого состояния, что в ней оставались лишь покосившаяся церковь и несколько келий при ней.

В это время Владислав Лещинский (вотчинник села Яблочина), будучи знаком с архимандритом православного Мелецкого монастыря, просил его прислать монастырского иеромонаха из братии, который был бы способен восстановить Яблочинскую обитель и достойно управлять ею. Вв обитель был послан иеромонах Макарий Корнилович, который с большим усердием взялся за возобновление монастыря. Он устроил церкви, колокольню, кельи, трапезную и другие сооружения, а также собрал общежительную братию, которая должна была жить по уставу Василия Великого.

После смерти отца Макария граф Андрей Лещинский (уже другой вотчинник села Яблочина) заметил, что настоятель Мелецкой обители уклонился в унию. Своей грамотой он пресек всякое сообщение Яблочинской обители с отступником и предписал ей навсегда состоять под властью православного епископа Луцкого – князя Гедеона Четвертинского и его преемников. Охраняемая этими архипастырями, обитель до 1712 г. смело отражала все притязании унии, но потом православие оскудело и в Луцке и православные пастыри вынуждены были уступить свое место униатам, и Яблочинский монастырь перешел в ведение Киевских митрополитов.

К этому времени относится ряд притеснений и обид, нанесенных Яблочинской обители со стороны католиков, от которых монастырь не раз спасало русское правительство. Так, в 1724 г. униаты не раз врывались в монастырь и перевенчивали благочестивых христиан, чтобы показать народу, что благословление брака православными священниками не имеет никакого значения. Когда уния восторжествовала над православием, Константин Мазановский (приходской священник из соседнего местечка Славатич) даже расставлял по дорогам своих людей, чтобы те не пропускали верующих в Яблочинский монастырь; отбирал у них свечи, которые те несли в храм Божий. Через дорогу, как раз напротив монастыря, он выстроил часовню и совершал в ней литургию 12 июня – в день храмового монастырского праздника, а порой останавливал идущих в Яблочинский монастырь людей и с проклятиями загонял их в свою часовню. При этом богохульно кричал, что чудотворная икона с образом святого Онуфрия из-за худой веры монастырской братии перешла в эту часовню и нечего православным людям ходить на богослужения в монастырь. В во время богослужений в своей Славатичской церкви он сам проклинал монастырь и прихожан призывал делать то же самое. К тому же воинственная шляхта самовольно отбирала и переменяла монастырские земли, запрещала крестьянам ходить в обитель на богослужения. А чтобы совсем отвлечь их от православия, построила для них в селе Яблочина приходскую церковь, определила в нее священника-униата и многих прихожан увлекла в унию.

В 1753 г. на монастырь напали униаты из соседнего города Бялы, в результате чего, как говорилось выше, было похищено много церковных и монастырских документов. Когда же игумен стал просить, чтобы возвратили похищенное, они стали ругать и даже избили его, при этом хулили православие самыми дерзкими словами: «Какое у вас священство и какие таинства совершаются? Вы – схизматики, горше жидов, турков и всякого рода поганов. Патриархи ваши – не патриархи, также и митрополит ваш Киевский – неправильный митрополит, но псевдомитрополит, понеже не у святейшего папы чин получил».

От конечного разорения и уничтожения Яблочинский монастырь спасло русское правительство, которое со времен Петра I имело мильное влияние на дела Польши. Российским дипломатам в Польше постоянно напоминали, чтобы те защищали православных, а в случае нарушения их прав и вольностей требовали у польского правительства удовлетворения за обиды. Так, Екатерина II в сентябре 1763 г. послала рескрипт Гроссу, своему посланнику в Польше, в котором говорилось: «Касательно Брестского и Яблочинского монастырей рачительнейше употребите старания исходатайствовать в приключенных в тех обителях игуменам наглостях удовлетворение. И чтобы впредь оным монастырям притеснений отнюдь не было». К тому же и русские войска, стоявшие в Варшаве для охраны короля Станислава-Августа Понятовского, были одновременно грозой и для тех, кто преследовал христиан.

После третьего раздела Польши в 1795 г. Яблочинский монастырь вместе с Люблинским воеводством, в пределах которого он находился, отошел к Австрии и по распоряжению австрийского правительства был подчинен Буковинскому епископу, но с условием, что миро он будет получать от Минского православного епископа.

После восстановления Польши императором Александром I в 1835 г. на вновь открывшуюся Варшавскую кафедру был назначен епископ Антоний, который сразу же стал ходатайствовать о возвращении Яблочинской обители несправедливо отнятых у нее имений. В своем донесении Святейшему Синоду он писал, что возвращение угодий дало бы возможность устроить «училище для греко-униатского юношества, которое с явным уклонений от преданий и уставов восточной церкви и несогласно с духом истинной веротерпимости, а следовательно, и вопреки благотворным целям русского правительства, воспитывается доселе в светских польских училищах и слушает уроки по Закону Божию у римско-католического духовенства».

В 1838 г. император Николай I повелел не только возвратить монастырю угодья, но и оставить 8000 польских злотых аренды, назначенной ему в прежние годы взамен угодий, чтобы при монастыре немедленно было бы учреждено училище. Но к этому времени монастырские здания состояли уже только из ветхих деревянных строений, да и те частью уже были разобраны, т. к. на их месте предполагалось построить новые каменные.

Но Святейший Синод предписал «немедленно учредить училище для такого числа учеников, сколько то возможно по настоящему положению монастырских строений, и положить начальственное попечение, чтобы благое начало сего заведения привлекло к себе желающих и во всем способствовало бы предназначаемой благой цели оного».

В ноябре того же года епископ Антоний нашел в обители маломальски подходящую комнату и приказал поместить «четырех мальчиков, детей соседских поселян-униатов, которые… изъявили охоту обучаться в монастыре чтению, письму и арифметике». Училище было открыто 6 декабря, при открытии в нем было три ученика.

В июне 1838 г. Святейший Синод утвердил программу Яблочинского училища: в первом классе положено было обучать молитвам, чтению русскому и славянскому и письму; во втором – Закону Божию, Священной истории, четырем арифметическим действиям, чистописанию и нотному пению. В следующем году для училища был построен отдельный дом, и в том же году в него поступило еще несколько учеников. Впоследствии училище выпустило несколько воспитанников, и хотя в скромном размере, но верно служило сохранению в народе преданности восточному богослужению и русскому Отечеству.

Сам же монастырь оставался в бедственном положении и нуждался в крепкой материальной поддержке. На вклады благочестивых богомольцев рассчитывать не приходилось, т. к. русских помещиков здесь не было, а местные крестьяне только в лице будущих поколений могли бы прильнуть к этой православной святыне. Когда окрестный люд тесно сольется с монастырем своей религиозной жизнью, тогда сами собой возникнут условия для самостоятельного развития и процветания обители.

ИОСИФО-ВОЛОКОЛАМСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Этот монастырь был основан около 1479 г. преподобным Иосифом Волоцким к северу от Волоколамска. Расположен он на живописной низменной равнине, на юго-западной стороне которой вскоре разросся еловый лес. За ним были далеко видны золотые, увенчанные крестами купола грандиозных каменных храмов и каменная колокольня, по высоте своей и стилю напоминающая «Ивана Великого».

По преданию в старину эта равнина была сплошь покрыта дремучим хвойным лесом. В его непроходимых дебрях водилось множество пушных зверей, а в тростниковых болотах в изобилии гнездились стаи диких птиц. Поэтому сюда нередко приезжали на охоту великие князья московские и вельможи, о чем в «Царственной книге», например, говорится так: «В сентябре 1533 года великий князь Василий Васильевич III, побывав у Троицы (в Сергиевой лавре), поехал со своей семьей в свою отчину – Волок Ламский, чтобы там тешиться осенней охотой». Потом от дремучих прежде лесов сохранились только незначительные островки, по окраинам долин зеленели лишь бледные осины да сверкали своей белизной молодые березки под мрачным ельником.

Иосиф Волоцкий, в семь лет отданный на обучение грамоте в Волоколамский Крестовоздвиженский монастырь, уже тогда искал опытного наставника, который умудрил бы его наукой спасения души. С этой целью он стал подвизаться сначала в Тверском Саввином монастыре, потом в Боровском. Здесь в феврале 1460 г. он был пострижен в монашество с именем Иосиф, а со временем стал и игуменом Боровской обители (после смерти настоятеля Пафнутия). Преподобный Иосиф Волоцкий хотел устроить общежительный монастырь, как это было в Троице-Сергиевой лавре, однако не все братии с ним соглашались. Тогда он занялся изучением монашеской жизни в других обителях.

Скрыв свой сан, он под видом простого инока обошел в нищенской одежде многие обители. Более всего преподобному Иосифу Волоцкому понравился благолепием и уставными службами Кирилло-Белозерский монастырь с его строгим общежительным уставом. Но за время отсутствия преподобного Иосифа братия испросила себе другого настоятеля, и тогда преподобный решил основать новую обитель. В 1479 г. он представился со своими сподвижниками удельному князю Борису Васильевичу Волоцкому, смиренно прося у него разрешения устроить в его пределах монастырь. Князь с радостью принял уважаемого старца отшельника и учеников его, т. к. давно уже знал о добродетельной жизни преподобного Иосифа. Поэтому он не только не отказал ему, но даже обещал сам участвовать в устроении в своем уделе дома Пречистой Богоматери. И послал своего опытного ловчего найти удобное место для будущего монастыря.

Ловчий немедленно отправился в княжеский лес – в хорошо знакомую ему местность. Но вдруг небо потемнело, подул северный ветер, вскоре превратившийся в сокрушительный ураган. От его порывов зашумел сыр-бор, затрещали, вырываясь из земли, вековые сосны. В воздухе послышался страшный непонятный гул, и за короткое время в лесу образовалась «долина печали», покрывшая вырванными деревьями и их обломками большое пространство. А к востоку от него открылась зеркальная поверхность огромного озера, сильно волновавшегося в своей огромной котловине. В изумлении смотрел на разрушительную силу природы княжеский слуга, стоя под ветвистым деревом и в благоговейном страхе осеняя себя крестным знамением.

Но постепенно в природе все стихло, воздух очистился от пыли, в небе засияло солнце, а в лесу запели птицы. Возблагодарив Бога за свое спасение, ловчий поспешно отправился к князю и рассказал ему о случившемся, добавив, что лучшего во всей округе места для иноков, чем расчищенное бурей, и не найти. Преподобный Иосиф в сопровождении ловчего и учеников сам отправился взглянуть на чудную поляну. Едва вступил он на открывшееся в лесной чаще место, где в беспорядке валялись груды деревьев, как вдруг в чистом безоблачном небе блеснула ослепительно молния и искра огненным зигзагом ушла в землю. Вдали послышался легкий гром, и вскоре все стихло. Пораженный величием столь дивной картины, преподобный Иосиф благоговейно пал на землю и стал тихо молиться Творцу Вселенной. Предание рассказывает, что многие, кому приходилось проезжать или проходить по этой дикой местности, слышали и другое знамение: таинственный звон колоколов, который раздавался еще до основания обители иногда под вечер, а иногда утром.

Место, обследованное преподобным Иосифом для возведения обители, было выгодно и с духовной, и с материальной стороны. Кругом шумел вековой сосновый бор, в тени которого по небольшому извилистому песчаному руслу протекала небольшая речка Струга, впадавшая в реку Сестру. В воздухе разливался аромат смолы и молодого ельника, в больших озерах в изобилии водилась рыба… Могло ли не понравиться это тихое благодатное место преподобному Иосифу – истинному любителю монашеского безмолвия? Сердце давно уже подсказывало ему, что только вдали от соблазнов мира и житейских бурь можно всецело созидать свое спасение, т. к. знал, что только «пустынным непрестанное Божественное желание бывает». И он бесповоротно решил остаться на этом месте и тогда же водрузил здесь святой крест и поставил образ Пресвятой Богородицы Одигитрии, данный ему великим старцем Пафнутием – основателем Боровского монастыря.

Вслед за этим преподобный Иосиф вместе с учениками своими начал рубить лес для возведения келий и церквей. 6 июня была заложена первая деревянная церковь; князь Борис и преподобный Иосиф вместе положили бревно в ее основание, и уже 15 августа храм был освящен в честь Успения Пресвятой Богородицы. Со временем здесь возникли и хозяйственные постройки (трапезная, поварня, хлебня, житные сараи и т. д.). и во всех работах преподобный Иосиф трудился наравне с братией, а иногда и больше других. Монах Досифей Топорков, первый описатель его жития, сообщал, что преподобный Иосиф никогда не давал себе покоя – «ни сна очам своим, ниже веждам дремания», т. к. знал из Священного Писания, что «похоти ленивого убивают».

Преподобный Иосиф Волоцкий ввел в монастыре общежительный устав, который был для монахов строг до крайности. Братии сидели на воде и хлебе, а работали от зари до зари. Под страхом изгнания из монастыря им запрещалось вносить в кельи меды и пиво или ходить за чем-либо в деревню. Оставшуюся после трапезы пищу раздавали странникам и неимущим. Правда, в Господни и Богородичные праздники пища монахов была несколько обильнее. Так, в Рождество Пресвятой Богородицы в расписании значилось: «В трапезе скатерти-настилки белые, хлеб кладут осминки, да калачи целые по солонкам, а шти белые, да рыба двоя добрая – со зваром, и с хреном или горчицею, да каша молочная, а квас медвян». Ослушников отлучали от общей трапезы, а то и от Церкви. Женщинам вход в обитель был запрещен, и, чтобы не делать никаких исключений, преподобный Иосиф Волоцкий не виделся даже с своей матерью.

Некоторые из иноков не выдерживали всей строгости устава и уходили, зато оставшиеся составили единую духовную семью, пребывая в которой, становились сильнее духом. Многие иноки по благословению преподобного Иосифа добровольно предавались усиленным подвигам умерщвления плоти: некоторые носили на теле железные кольчуги, другие надевали тяжелые вериги, третьи клали по 2000, а то и по 3000 поклонов. Иные никогда не ложились и спали сидя; некоторые спали на голой земле.

Вскоре скромные отшельники отстроили монастырь, все здания которого были деревянными. Располагались они симметрично, правильными 8-угольниками вокруг деревянной церкви, купол которой возвышался над всеми другими строениями. Чтобы обезопасить себя от диких зверей, монахи обнесли обитель тыном.

Поначалу в монастыре было все просто и бедно. Но со временем, благодаря милости Божией и вкладам удельных князей и бояр, обитель все возрастала, обогащалась и благоукрашалась – и не только своим внешним видом, но более всего процветала внутренним общежительным чинопочитанием. Монастырская казна складывалась главным образом из вкладов на «помин души», чтобы «душа вовеки беспамятна не была». Многие окрестные жители с наступлением старости принимали постриг и отдавали в монастырь все, что имели. Родовитые же князья и бояре, заботясь о спасении, жаловали в обитель деревни с крестьянами или доходные угодья.

Иноки никогда не отказывали обращавшимся к ним за помощью, в то же время и сами пребывали во взаимной любви, единодушии и воздержании, непрерывных трудах и молитвах. Каждый заботился о спасении своей души, и с уст их никогда не сходила молитва. Трудились они в молчании, только тихо молясь, среди них никогда не было празднословия, и самый вид их показывал покаяние и сердечное сокрушение. Был ли из них кто из бояр или князей – все ходили в лаптях и в заплатанных одеждах. Точно так же жил и преподобный Иосиф.

В первое время в обители не было теплой церкви, и иноки в лаптях и в дырявых одеждах выстаивали долгое богослужение, добровольно перенося зимние холода. А чего стоили кропотливые письменные работы? Некоторые из иноков в свободное от общественной молитвы время охотно переписывали в своих кельях богослужебные книги на весь год, украшая их киноварью и рисунками пером. Свои сборники они составляли из Священно-церковной истории: летописей Российского государства, нравственно-поучительных сказаний, патериков греческих и русских святых подвижников. Упражняясь в этих занятиях, они приобретали духовную мудрость и расширяли свой кругозор всевозможными познаниями. В Московской епархиальной библиотеке до сих пор хранится много рукописей и рукописных книг, тщательно писанных уставным почерком рукой преподобного Иосифа и его сподвижников.

Зная по опыту, насколько трудна духовно-созерцательная жизнь истинных отшельников, преподобный Иосиф настоятельно заботился о братии своего монастыря и молился, чтобы они были избавлены от вражеских наветов и получили желаемое спасение души.

Слух о благочестивых подвигах преподобного Иосифа разнесся далеко по окрестностям, поэтому в его обитель приходило много богомольцев и знатных посетителей. Сюда шли из отдаленных мест России люди всякого рода и звания: князья, бояре, воеводы, воины и простой народ, чтобы исповедать ему свои грехи, рассказать о своей жизни, послушать его доброе слово… И преподобный Иосиф часто уговаривал начальников и знатных господ, чтобы они милостиво и кротко поступали с со своими подчиненными и крестьянами, не обременяли их сверх меры тяжелыми работами и пошлинами. Многие из приходивших даже не возвращались в мир, а упрашивали игумена, чтобы он принял их в свою обитель.

Князь Борис Васильевич сделал много щедрых вкладов в монастырь, в частности, сначала он дал обители село Отчищево со всеми принадлежавшими ему деревнями и угодьями. Княгиня Иулиания (супруга князя) тоже много жертвовала монастырю, например, село Успенское, потом еще 20 деревень и дала много денег на строительство храма. На эти и другие пожертвования в 1484 г. преподобный Иосиф начал возводить каменный храм во имя Успения Пресвятой Богородицы, и уже через 2 года он был построен. Вскоре после его освящения была сооружена четырехъярусная звонница с шатровым куполом, увенчанным крестом (1490). В верхнем ярусе звонницы тогда же были установлены часы с курантами. В 1495 г. преподобный Иосиф устроил в третьем ярусе звонницы третий по счету малый храм во имя Пресвятой Богородицы Одигитрии и поставил в иконостасе его икону, которую получил в благословение от святого старца Пафнутия Боровского.

В 1504 г. в монастыре была заложена теплая двухэтажная каменная трапезная церковь во имя Богоявления Господня. Строилась она на средства князя С. И. Бельского и его друга – вельможи Б. Кутузова (в иночестве Авраамия). Впоследствии храм был расписан сюжетами из Священного Писания и украшен орнаментами; иконы в нем украшены серебряными вызолоченными ризами.

В своей пастырской деятельности преподобный Иосиф Волоцкий был неутомим: твердость характера и пламенность веры отражены во всех его трудах. Но у этого пастыря-аскета был еще и практический склад ума, он имел талант как строителя духовной жизни, так и администратора. После себя преподобный Иосиф Волоцкий оставил один из самых благоустроенных тогда монастырей, в котором господствовали порядок и благолепие. Помнил Волоцкий игумен и свой долг перед миром, потому и кормилось в обители немало нищих, убогих и странников. В неурожайные годы в монастырской трапезной вместе с братией сидело еще 600–700 человек. И голодный детей своих оставляли матери под стенами обители, и никогда не пустовали ни монастырский странноприимный дом, ни больница.

После смерти преподобного Иосифа производилось дальнейшее устройство обители. Так, в 1552 г. вокруг монастыря была выстроена высокая каменная ограда с бойницами и с семью огромными угловыми башнями. В южной стороне ограды устроили Святые ворота с двумя пролетами, над которыми возвели каменную церковь старинной архитектуры с фронтонами и пятью вызолоченными главами, увенчанными золотыми крестами. Первоначально храм был освящен во имя сретения Владимирской иконы Божией Матери, а потом был переименован во имя святых первоверховных апостолов Петра и Павла (1589).

В Смутное время, в первых числах марта 1610 г., гетман польского войска Рожинский пришел к монастырю из Тушина и укрепился в нем. Но провидение Божье жестоко наказало его: он оступился на ступенях величественного храма, упал на простреленный под Москвой бок и 4 апреля умер. А в мае поляки были изгнаны из монастыря; уходя из обители, они бросили в ней раненых русских, которых вывели с собой из Тушина. В их числе был Ростовский митрополит Филарет, ставший впоследствии патриархом Русской православной церкви. От поляков в монастыре осталось несколько больших орудий и малых пушек, симметрично сложенных у Святых ворот.

Величественный внешний вид монастыря напоминал стиль древних иноческих обителей и привлекал к себе многих православных паломников. Но к концу XVII в. каменный храм, выстроенный Иосифом Волоцким, дал значительные трещины, и вместо него на новом месте был возведен величественный пятиглавый собор в византийском стиле – тоже во имя Успения Пресвятой Богородицы. Собор с четырех сторон огибает крытая каменная галерея.

После Октябрьской революции монастырь был закрыт, и на его территории разместился Историко-бытовой и краеведческий музей. Рукописную библиотеку монастыря передали Библиотеке им. В.И. Ленина и Государственному историческому музею, а архив – Архиву древних актов. В годы Великой Отечественной войны монастырь был разрушен фашистами, но после войны в нем стали проводиться восстановительные и реставрационные работы. В мае 1989 г. Иосифо-Волоцкий монастырь был возрожден.

МОНАСТЫРЬ В ЦЕТИНЬЕ (ЧЕРНОГОРИЯ)

В XV в. духовным и государственным центром Черногории, оторванной от внешнего мира, был монастырь в Цетинье – центре Катунской нахии. Северный конец улицы, проходившей через все Цетинье упирался в большое здание, сложенное из горного камня. Его одинаково можно было принять и за монастырь, и за княжескую резиденцию, и за крепость. За свою многовековую историю здание это последовательно и выполняло все эти три функции: как крепость оно не раз противостояло туркам, тысячами осаждавшими его, чтобы покорить свободолюбивую страну.

Первоначально монастырь располагался в долине – неподалеку от фасада старого дворца. Обитель возвел в 1485 г. Иво Черноевич, который после трагического Косовского побоища увел остатки сербского войска в скалистые Черные горы и тем положил начало свободной стране «ускоков» – убежищу для всех угнетенных турками. Сюда же был перенесен и архипастырский престол, который до этого находился в крепости Жабляк – на северо-восточной стороне озера Скутари.

Мавзолей Петра Негоша

Монастырь был резиденцией и его сына Георга Черноевича, женившегося на благородной венецианке из рода Монцениго. Но так как детей у них не было, то в 1516 г. Георг Черноевич передал престол (с согласия народа) митрополиту Герману, а сам уехал с женой в Венецию. С того времени в Черногории установилась теократическая система правления. Православная церковь взяла на себя роль связующего центра, «святые владыки» избирались на совете племенных старейшин, а затем их утверждала всенародная скупщина. Им приходилось заботиться не только о душе своей паствы, но также вершить суд и поддерживать связи с другими государствами. А частенько вместо креста и посоха они вынуждены были брать в руки меч и вести свой народ в сражение.

Петр Цетиньский

В 1632 г. монастырь был разрушен пашой Солиманом, который с сильным войском вступил на плато Цетинье, но вскоре был отброшен в Албанию. Разрушенную обитель восстановил выбранный в конце XVII в. владыка Данило Петрович, но уже в 1714 г. великий визирь Думан-паша Киуприли вторгся со 120-тысячным войском в Черногорию и снова разрушил святую обитель. После ухода турок бежавшие из Цетинье жители возвратились на разоренное плато и перенесли развалины монастыря на обрыв, где он находится и в настоящее время.

Теперь обитель возвышается над равниной – на уступе скалы, которая за его спиной вертикально поднимается вверх. Напротив него, тоже на выдающемся уступе, возвышается древняя «кула» (сторожевая башня) с амбразурами, с которой караульные наблюдали за движением турецких войск. Бруствер ее рыцари Четвертого крестового похода некогда увенчали своими военными «трофеями» – головами турок. Французский писатель Киприян Роберт так описывал это жуткое зрелище:

«На скале, над самым монастырем, возвышается круглая башня с неблиндированными амбразурами, вокруг бруствера которой, на кольях, торчало голов двадцать; а внизу, на скале, валялись осколки черепов, развалившихся от времени. Понятно… что в этих головах, остающихся тут по несколько лет, трудно даже признать турецкий тип, и тем не менее лицо одного молодого человека произвело на меня глубокое впечатление: сокращение верхней губы придавало физиономии выражение ужаса, ясно свидетельствующее, что несчастного терзали в минуту смерти страх или горе».

Только спустя много лет с зубцов «кулы» головы турок были сняты. Вступивший на престол князь Николай строжайше запретил этот варварский обычай, и на поле брани черногорцы перестали отсекать головы пленным. По-прежнему сражались они за свободу и независимость своей страны, но уже возвращались с поля битвы без кровавых трофеев. И на вершине «кулы» с той поры висит большой колокол, благовест которого собирает православных на молитву в монастырскую церковь.

Эта церковь с остроконечной башенкой на свинцовой крыше расположилась в правой стороне монастырского двора. Внутри церковь разделена на две части; своды ее высокие, над входными дверями устроены хоры для певчих. По сторонам храма стоят две гробницы: обе покрыты черным покрывалом с вытканным посередине (во всю их длину) светлым крестом. На покрове левой гробницы лежит прекрасная сабля с клинком из дамасской стали и роскошной рукояткой, оправленной в золото и драгоценные камни. В этой гробнице покоятся останки великого воеводы и полководца Мирки Петровича Негоша, скончавшегося от холеры в 1866 г. В правой гробнице упокоился князь Данила – реформатор и победитель турок.

Но наиболее почитаемыми в этой церкви являются мощи владыки Петра I Негоша – четвертого духовного и светского владыки из династии Маккавеев Петровичей, давшей стране много героев, реформаторов и государственных деятелей. Владыка Петр I избрал монастырь Цетинье своей резиденцией, жил и умер в нем на 80-м году жизни – в 53-й год своего правления. Его нетленные останки покоятся перед иконостасом – по правую сторону Царских врат; похоронен владыка был в белом архипастырском одеянии и положен в дубовый гроб, обитый пунцовым бархатом. Все верующие и паломники выходят из церкви лишь после того, как коленопреклоненно приложатся к его раке.

Деревянная лестница ведет с монастырского двора в левый флигель, в котором раньше располагалась резиденция владык Черногории, а теперь – митрополита. Фронтон монастыря составляет двухэтажный ряд колонн; внутри – большой зал и много вместительных комнат; все эти помещения занимала учительская академия. Этажи соединяются множеством ходов и лестниц.

Длинный коридор в верхнем этаже ведет в небольшую уединенную келью: всю переднюю стену ее занимает окно, из которого видна вся высокая равнина Цетинье – до самых скалистых вершин границы. Из мебели в келье были только круглый стол, несколько деревянных стульев и один соломенный. В этой простенькой келье 18 октября 1830 г. и умер «великий владыка» Петр I Негош; умер тихо, без мук, точно уснул. До последней минуты находился в полном сознании и ясной памяти. В одном французском сочинении о нем говорилось: «После кончины вождя этой геройской нации стеклись сюда все горные племена в последний раз приложиться к его руке. Согласно его воле, изложенной в духовном завещании, смерть его почтили шестимесячным миром как с внутренним, так и с внешним врагом. Воинственные горцы только молились и воздыхали, взывая к тому, кто целую жизнь был хорошим священником и отличным воином».

Под предводительством владыки Петра I черногорцы (числом 6000 человек) одержали блестящую победу против 30-тысячной армии паши Кара-Махмуда. Все турецкие войска тогда были уничтожены: сам паша, 26 турецких полководцев и 30000 солдат утонули в Морате, тысячи попали в плен; победителю достались 15 знамен и множество дорогого оружия. И много лет спустя скромные старцы из монастыря Цетинье вспоминали это событие, сравнивая его с библейской победой Гедеона над мадианитянами: «Побитые Гедеоном, не подымали они более выи, и целых 40 лет народ израильский наслаждался миром, пока не умер его освободитель».

Перед именем «черного монаха» (так турки называли владыку Петра I) в ужасе трепетали мусульмане Боснии, Герцеговины и Албании. И еще один раз пришлось ему выступить за свободу и независимость своей страны, когда визирь Боснии с сильной армией перешел Морач и направился внутрь Черногории. И хотя владыке в то время было уже 70 лет, но враги и на этот раз потерпели поражение. Он сражался и с французами в 1813–1814 гг. и, поддержанный русским флотом под командованием адмирала Д.Н. Сенявина, освободил Черногорское приморье. Французский генерал Мормон отзывался о своем противнике самым лестным образом, а сам владыка, когда однажды в беседе генерал неодобрительно отозвался о русских, тут же перебил его: «Прошу, генерал, не трогать моей святыни и знаменитой славы величайшего народа, которого и я тоже – верный сын. Русские – не враги наши, но единоверные и единоплеменные нам братья».

В его доме в Цетинье вырубленные в скале комнаты были похожи на монашеские кельи, на стенах – пистолеты, сабли и ятаганы с выложенными серебром рукоятками. Тут же, сверкая, свисает крест священнослужителя, который, вероятно, напоминал Петру Негошу о том дне, когда его торжественно принимали в Венеции и служитель собора протянул для целования не сам крест, а цепь от него. Наклонился было владыка, но тут же отпрянул, вскинув гневный взгляд: «Черногорцы цепей не целуют!»

Под стеклом рабочего стола хранится письмо в «Общество русской истории и древностей российских», избравшее Петра Негоша своим почетным членом:

«Благодарю Москву за внимание и за то, что она вспомнила о своем искреннем поклоннике, обитающем на краю славянского мира; за то, что не забыла атома, но атома, который ей принадлежит по всему, – атома, который ураганом времени занесен на страдания, в среду чужих! О, сколь Москва восхищает меня!.. Как усладительно внимание Москвы для души, пылающей пламенем величия и гордости славянской! Я – ее преданный сын, я – ее поклонник…»

Черногорские митрополиты, не имея прямого потомства, еще при жизни готовили себе преемников (обычно племянников), которых народ в свое время должен был облечь властью. Перед такой необходимостью встал и владыка Петр I, но выбрать преемника ему удалось лишь с третьей попытки. Его младший (12-летний) племянник Радивоя был неграмотным мальчиком и пас овец на склонах Ловчена, но в 1825 г. владыка призвал его в Цетинский монастырь, где тот провел полгода, быстро научился читать и писать, и успехи его в учении радовали владыку Петра[93].

Петр II Негош скончался в октябре 1851 г. – в тот самый день, в какой 21 год назад взял на свои плечи судьбу родины и народа. После него 1 января 1852 г. на престол вступил 20-летний Данило Петрович, бывший монахом в Цетинье. Он принял светский титул «князя свободной Черногории и Брды» и отделил светскую власть от духовной, поставив во главе последней архиепископа Иллариона, которого провозгласил митрополитом. В этом сане митрополит Илларион поддерживал князя во всех его начинаниях и реформах: так, с согласия князя все монастырские доходы он стал употреблять на распространение образования и развитие школ.

В учительской академии, о которой говорилось выше, готовили учителей для городских и сельских школ и духовенство – не только научное, но и военное. Занятия в академии распределялись следующим образом: до обеда – лекции по логике, истории, религии, естественным наукам, математике, языковедению и другим предметам. Послеобеденное время посвящалось самостоятельным занятиям, письменным работам, физическим упражнениям и отдыху. По воскресеньям занимались стрельбой и военными упражнениями. Все издержки по содержанию академии взяло на себя государство, которое заботилось о нуждах воспитанников со дня их поступления в учебное заведение: оно одевало их, кормило и щедро снабжало всем нужным для занятий.

В 1869 г., через несколько лет после учреждения учительской академии, в Цетинье было открыто высшее женское учебное заведение – тоже на государственные средства. Официально школа называлась «Черногорский институт для молодых девушек», который был устроен на 30 воспитанниц, и 20 казенных пансионерок и 10 своекоштных[94].

Курс обучения был рассчитан на 6 лет; домой воспитанниц отпускали только на Рождество и на летние каникулы; все остальное время (кроме исключительных случаев – болезни родителей и др.) они должны были находиться в школе. «Черногорский институт для молодых девушек» устраивался для того, чтобы через образование возвысить женщину, поднять ее нравственное самосознание и подготовить будущих учительниц для женских учебных заведений.

СУПРАСЛЬСКИЙ БЛАГОВЕЩЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ

На левом берегу реки Супрасль, в 14 километрах от уездного тогда города Белостока, располагался замечательный православный монастырь, процветавший в этих краях до появления печально знаменитой унии. Величественная церковь его свидетельствовала о благочестии древних литовско-русских бояр, которые в сооружении иноческих обителей не уступали князьям и боярам восточной Руси. На содержание таких обителей они завещали огромные суммы, которых хватило было на вечные времена.

Основание Супрасльскому монастырю положил в 1498 г. маршал (предводитель) Литовского княжества – Александр Иванович Ходкевич. Он устроил эту обитель в своем имении – в местности под названием «Городок», располагавшейся в 28 километрах от того места, где монастырь расположился впоследствии. Для устроения обители маршал вызвал монахов из Киево-Печерской лавры (по другой версии – из монастырей Афона). Вызванные иноки жили об образцу восточных скитов – в рассеянных по лесу кельях, располагавшихся вдали друг от друга. Только на молитву собирались они вместе в храме, возведенном А.И. Ходкевичем во имя Иоанна Богослова. Одновременно маршал начал строить замок для защиты монастыря и собственных владений от случайностей войны, которую он вел с великим князем московским Иваном III.

C возведением замка численность населения в этих краях увеличилось, что было очень тревожно для монастыря, поэтому по просьбе игумена Пафнутия и братии маршал согласился предоставить им другое место. Чтобы его выбрать из Городка по реке Супрасль пустили, по древнему благочестивому обычаю, деревянный крест. За ним по берегу реки шли иноки, следившие, в каком месте он пристанет к берегу. Крест остановился в местности, которая называлась «Сухий Грудъ» (Сухой Бугор) – при впадении в Супрасль в Блудовской пуще речек Березовка и Грабовка. Здесь и стал устраиваться монастырь, который от названия реки получил наименование Супрасльский.

Чтобы упрочить положение вновь создаваемой обители, А. И. Ходкевич и епископ Смоленский Иосиф Солтан записали в ее пользу земельные угодья в различных местах Гродненской губернии, дававшие монастырю ежегодно 30 000 рублей дохода. По уставу, данному Супрасльскому монастырю его основателями, обитель эта находилась в зависимости от Киевских митрополитов, которые, впрочем, без сношения с ктиторами Ходкевичами не могли вмешиваться в ее внутренние дела. Архимандрит избирался из числа братии и посвящался в сан митрополитом с ведома и согласия Ходкевичей.

На протяжении XVI в. число братии в монастыре колебалось от 70 до 100 человек. Многие из них прославились высокими иноческими подвигами; было среди них и несколько отшельников, которые жили в особом скиту. Подвизались в обители и ученые иноки, которые собирали книжные редкости, в результате чего в монастыре составилась обширная библиотека – главным образом, из святоотеческих писаний на разных языках (славянском, греческом, латинском и польском). Некоторые из ученых иноков оставили и собственные сочинения, написанные в XVI–XVII вв. и направленные на обличение заблуждений латинян и иудеев.

Значение Супрасльского монастыря было очень велико, и его стены видели не только простых богомольцев, но и многих бояр, князей и даже некоторых коронованных особ. Так, в 1543 г. обитель посетил король Польский и великий князь Литовский Сигизмунд Казимирович, который приезжал (как сказано в монастырской летописи), «чтобы видеть церковь и местность и слышать молебное пение. Он был на богослужении, которое выслушал от начала до конца, входил в алтарь, осматривал кресты и евангелия. По обозрении церкви ходил по монастырю, был в трапезе; затем, по раздаче милостыни убогим, отбыл из монастыря в умилении».

При введении в Западной русской церкви унии настоятель Супрасльского монастыря архимандрит Илларион, присутствовавший в числе других православных владык на Брестском соборе 1596 г., написал осуждение на принявших унию. А в 1601 г. вместе с братией он провозгласил в церкви анафему на Киевского митрополита Ипатия Потея, принявшего унию, за что был осужден королевским указом на изгнание. Через 2 года иеромонах Герасим Великонтий, избранный в настоятели Супрасльского монастыря, дал обязательство быть в единстве с римской церковью. Но нравственные силы обители были так велики, а дух православного иночества настолько живуч, что, внешне состоя в унии, монастырь еще почти целое столетие сохранял все признаки веры истинной и славной. Униатский митрополит Киприан Жоховский в конце XVII в. приказал было своему наместнику стричь братии волосы и брить бороды, но иноки восстали против этого и пожаловались римскому папе за принуждение «совершать обряды по двум вероисповеданиям».

После введения унии и совращения ктиторов Ходкевичей в католичество монастырь (к тому времени уже имевший статус лавры), несмотря на свои большие средства, стал быстро приходить в упадок. Благочестие среди иноков убывало, число братии уменьшалось, и Киевский митрополит Петр Могила в письме к ректору Киевской духовной академии Кассиану Сасовичу (отступнику от веры православной) писал о монастыре:

«А ныне до чего он доведен? Где прежде, под управлением православных, было до ста или, по крайней мере, до семидесяти человек братии, там ныне живет едва несколько монахов. И что еще хуже – мирской господин обладает церковным богатством и селами и через своих рабов выделяет инокам жалованье, как захочет. Спроси только в том монастыре кого-нибудь, где те древние иконы, которые украшены были серебряными и позлащенными ризами? И узнаешь, что они обращены униатами на свои надобности; вместо же серебряных икон поставлены в церковь полотняные итальянские. Хорошо меняются с Богом: Ему – полотно писанное, а себе – серебро вызолоченое!».

Когда архимандритом Супрасльского монастыря стал Полоцкий архиепископ Гавриил Коленда, тот избрал монастырь своей резиденцией и часто устраивал в нем пиры для гостей. И обитель пришла в такую бедность, что часто не хватало вина для богослужений, а монахи не имели даже ряс и ходили в одних плащах, проделав в них дыры для рук. Когда же братия вынуждена была доложить обо всем архимандриту, тот пришел в такой гнев, что, уезжая в Полоцк, так «благословил» обитель: «Погодите, дождусь я того, что на этом месте будут жить и петь только воробьи».

Долго еще продолжались бедствия монастыря, но были у него и счастливые времена. Так, в конце XVII в. в обители открыли типографию, в которой печатались богослужебные книги на славянском языке. При типографии была и своя бумажная фабрика.

Супрасльские иноки даже в униатский период оставили по себе добрую память, переходящую из века в век. Многие при вступлении в монастырь вносили значительные пожертвования: так, алтарь соборного храма был расписан и украшен лепниной на вклад одного монаха. А расписывал его иеромонах Антонин Грушецкий – бывший живописцем при королевском дворе.

В 1807 г. Белостокский край был присоединен к Российской империи, но правительство Пруссии, под властью которой он находился долгое время, успело отобрать у монастыря все его имения. У обители оставалось только то, что находилось в ее ограде. Взамен имений монастырю было назначено пособие в размере 2220 талеров в год и 75 сажен дров. Монастырь пытался вернуть себе хотя бы часть отобранных имений, но безуспешно. Через несколько десятилетий из государственной казны монастырю выделили 92 десятины земли и 23 десятины сенокосов по реке Супрасль. Через 20 лет было отведено еще 150 десятин лесу вместо дров, до того отпускавшихся натурой.

В 1839 г. Супрасльский монастырь воссоединился с Православной церковью, в 1865 г. в его стенах расположилось духовное училище, которое находилось на содержании монастыря (кроме жалованья учителю). С сокращением монастырских средств сократился и состав братии, поэтому большая часть монастырских зданий была занята под госпиталь. Военное ведомство зданий не ремонтировало, и они постепенно приходили почти в полную негодность. Из-за этого монастырь вынужден был отдать много своих зданий в аренду под суконную фабрику немцу Захерту. Одновременно тот взял в аренду и монастырский фольварк с условием владения на все время, пока будет платить за аренду 450 рублей в год. А в отданных зданиях располагались монастырская библиотека, трапеза, кухня с кладовыми, помещение бывшей типографии, переплетная мастерская! Но так как условия контракта были невыгодными, в 1883 г. все отданные в аренду здания были проданы за более высокую цену – тому же Захерту…

Все каменные здания монастыря построены в XVIII в., но пожар 1895 г. уничтожил крыши на братских корпусах. После этой катастрофы над средним одноэтажным корпусом был надстроен второй этаж, потом построили новую трапезу с кухней, баню, прачечную и каменную ограду.

К концу XIX в. в монастыре существовала каменная однопрестольная церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы. Первоначально в ней были устроены два придела: один – в честь святых мучеников Бориса и Глеба, другой – в честь преподобных отцов Печерских Антония и Феодосия. С введением унии приделы эти были уничтожены; вместо них устроили по образцу римских алтари, поставленные при двух колоннах, поддерживающих средний купол храма. Алтарная живопись еще в конце XVIII в. была изменена в итальянском стиле, а нижняя часть стен внутри церкви по окна была заделана досками. Верхнюю часть и все остальное пространство из-за обветшавшей живописи забелили известью. Когда в 1887 г. известь сняли и изображения промыли водой, церковная живопись отчасти вернула себе первоначальный вид.

НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ

Основание Новодевичьего монастыря связано со Смоленской иконой Божьей Матери (Одигитрии), которая по преданию была написана апостолом и евангелистом Лукой. Сначала икона находилась в Иерусалиме, затем в Константинополе, а потом ее принесли на Русь. Но сведения о времени появления образа Одигитрии в земле Русской самые различные. Одни исследователи считают, что этим образом греческий император Константин Багрянородный благословил дочь свою на брак с черниговским князем Всеволодом Ярославичем. Но как мог он, живя в Х в. и будучи современником святой равноапостольной княгини Ольги, благословить праправнука ее? По другой версии чудотворную икону привезла на Русь греческая царевна Анна – супруга великого равноапостольного князя Владимира. Впоследствии икона по наследству досталась удельному князю Смоленскому Владимиру Мономаху, который будто бы перенес ее в Смоленск и поставил в Успенском соборе, устроенном в 1103 г. (это версия в наукой тоже не подтверждается). Но с того времени чудотворный образ стал называться Смоленской иконой Божьей Матери.

В 1237 г. хан Батый, разоряя Русь, подступил к Смоленску, но жители ничего не знали о внезапном нападении врага и не были готовы к защите города. И тогда сама Одигитрия стала необоримым воеводой беззащитного Смоленска.

«Однажды ночью в соборном храме церковный сторож услышал от Пресвятой Богородицы повеление объявить смоленскому воину Меркурию: «Меркурий, выходи в броне воинской, ибо тебя зовет Владычица Небесная».

Меркурий пришел в храм, пал перед Смоленской иконой Божьей Матери на колени и услышал от Нее: «Угодник Мой Меркурий! Посылаю тебя оградить дом Мой. Властитель ордынский втайне хочет в нынешнюю ночь напасть на город Мой со всею своею ратью и с богатырем своим, на силу которого возлагают свои надежды, чтобы опустошить город. Но Я умолила Сына и Бога Моего о доме Моем, да не предаст его в работу вражескую. Иди навстречу врагу втайне от народа, святителя и князя, не знающих о нападении татар, и силою Христа Бога победишь богатыря. Сама Я буду с тобою, помогая рабу Своему; но вместе с победой ожидает тебя венец мученичества, который прими от Христа».

Меркурий со слезами поклонился святой иконе до земли и вышел из храма, а потом и из города. Призвав на помощь Пресвятую Богородицу, он пробрался во вражеское войско и убил их богатыря, а потом еще множество врагов. Но, утомившись, он лег отдохнуть, и татары спящему отрубили ему голову. Меркурия погребли в соборной церкви Смоленска, а православная церковь причислила его к лику святых».

В конце XIV в. в южные пределы Русского государства вторглись армии Тамерлана. В 1398 г. великая княгиня Софья Витовтовна (супруга великого князя Московского Василия Дмитриевича) находилась с детьми своими в Смоленске, чтобы увидеться с отцом – великим князем Литовским. При расставании родители благословили ее «иконами, обложенными златом и серебром, чудными зело». Об этом говорится в русских летописях (Троицкой, Архивской и Никоновской), но позднейшие писатели утверждают, что Софья Витовтовна привезла в Москву чудотворную Смоленскую икону Божией Матери. В Москве икону поставили сначала в Благовещенском соборе Кремля – в иконостасе, на левой стороне возле Царских врат. Здесь она стояла до времени правления великого князя Василия Темного.

Существует и еще одна версия, согласно которой, последний смоленский князь – Юрий Святославич, изгнанный Витовтом и искавший спасения у московского государя, привез и свою отечественную святыню. Но смоляне считали эту икону своей драгоценностью и просили великого князя Василия Темного вернуть ее им. В 1456 г. в свите польского короля Казимира в Москву прибыли смоленский епископ Мисаил и многие именитые горожане. И они просили отпустить их святыню назад в Смоленск. Великий князь после долгих совещаний с митрополитом Московским Ионой, духовенством и боярами решил, что нельзя Царицу Небесную держать в плену, и приказал снять с чудотворной иконы список и поставить его в Благовещенском соборе, а сам святой образ отпустить в Смоленск[95].

Сцена расставания москвичей со Смоленской иконой Божией Матери, прославившейся многими чудесами, была очень трогательной. В церкви Благовещения собралась вся великокняжеская семья, даже маленького княжича Андрея принесли на руках. Сам великий князь «многие слезы пролил». С иконы было сделано множество списков, которые впоследствии тоже прославились как чудотворные. Великий князь проводил Смоленскую икону Божьей Матери до монастыря Саввы Освященного, а по другим сведениям – «до церкви Благовещения на Дорогомилове, два поприща за град».

В 1514 г. великий князь Василий III выступил в поход на литовцев, 110 лет удерживавших Смоленск под своей властью. 1 августа смоляне открыли городские ворота и «с повинной головой» встречали великого князя. В тот же день он молился перед чудотворным образом Пресвятой Богородицы и тогда же дал обет соорудить обитель в честь Ее Смоленского образа. Но текущие государственные дела отвлекали князя от исполнения обета, что сильно тяготило и беспокоило его.

Накануне Казанского похода, боясь наказания Божия за неисполнение обета и понимая, что жизнь его может окончиться в этом опасном предприятии, великий князь составил завещание: «Да коли есми, за Божиею волею достал своей отчизны города Смоленска и земли Смоленские, и яз тогда, обещал поставить на Москве на посаде Девичий монастырь, а в нем храмы во имя Пречистые, да Происхождения Честнаго Креста и иные храмы». И обещал великий князь дать денег на монастырь, «из своих сел дворцовых село или два… да на строение три тысячи рублев денег»[96].

Вернувшись из Казанского похода, князь Василий III приступил к строительству монастыря. В 1525 г. Новодевичий монастырь воздвигли на месте грустного расставания москвичей со святой Смоленской иконой Божьей Матери, т. к. в старину путь на Смоленск проходил по Девичьему полю.

«По преданию название этого места произошло во времена владычества над землей русской монголо-татар, когда будто бы «москвичи приводили туда девиц в дар варварам, а при отдаче их подносили на головах своих монголо-татарским послам молоко и мед в серебряных вызолоченных чашах». Но Девичье поле было не в одной только Москве; в летописях XVIII в. место под таким названием упоминается под Коломной, такое же было в Херсонской губернии и других местах. Поэтому рассказ о постыдной дани весьма сомнителен; скорее всего, название Девичьего поля произошло от народных игрищ, проводившихся в полях. По сказаниям летописца Нестора, «сходились юноши и девицы на игрища, и там умыкаху жену себе». А согласно древнему местному преданию, на это поле девицы издавна гоняли коров».

Монастырь был заложен на невысоком взгорке среди окружающей его болотистой низменности, о чем до сих пор напоминают названия близлежащих улиц: Большие и Малые Кочки, Лужнецкие набережная и проезд…

Первой игуменьей Новодевичьей обители была Елена Девочкина, которую старинные письменные святцы причисляли к московским святым. После смерти ее похоронили у апсиды северного придела Смоленского собора, на закладной доске видна надпись: «В лето 1524 г. Князь великий Василий Иванович воздвиже сию пречистую обитель, в ней же храм Пречистой Богородицы Смолоенские и собра инокинь девического чину множество, им же бысть начальница благоверная и благочинная сия схимонахиня Елена Семеновна дочь, зовомая Девочкина и в сей обители преставися с миром в лето 1548…» Рядом с ней впоследствии были погребены ее преемница схимонахиня Домникея и послушница Феофания. Перед их гробницей – каменная плита, вделанная в алтарную стену[97].

Великий князь Василий Темный и его сын Иван Грозный дали новой обители льготные грамоты и пожертвовали несколько дворцовых сел и деревень. Главным строителем храмов при великом князе Василии Ивановиче называют итальянского мастера Алевиза Нового, который в начале XVI в. построил в Москве еще многие каменные церкви. Ему (по преданию) принадлежит и изящная архитектура соборного храма Новодевичьего монастыря. Смоленский собор был построен из кирпича, а архитектурные детали его (капители, оконные наличники и т. д.) – белокаменные. Из белого камня были выполнены и три резных перспективных портала, из которых западные и северный сохранились до наших дней в своем первоначальном виде. С трех сторон собор был окружен галереей, на которой находились боковые приделы. В XVII в. на их месте были устроены низкие одноглавые декоративные надстройки.

28 июля 1525 г. торжественно, с крестным ходом из кремлевского Благовещенского собора был перевезен список чудотворной Смоленской иконы Божией Матери. Делали пожертвования в монастырь и многие бояре. В августе 1547 г., по случаю рождения царевны Анны, царь Иван Грозный заложил в обители деревянную церковь во имя святых Иоакима и Анны, которую на другой же день и освятили. В ней Иван Грозный крестил, а через 3 года похоронил дочь свою. Впоследствии на месте деревянной церкви стали строить каменную, но на каком-то этапе работы приостановились, церковь долго стояла недостроенной, под конец обветшала и была разобрана.

При царе Федоре Иоанновиче Горнее место в соборном храме монастыря было украшено плащаницей. Много сделал для украшения и обогащения обители Борис Годунов, пожертвовав в нее богатые вклады. Даже Лжедмитрий I оставил о себе память, взяв из монастыря «4000 рублев».

В Смутное время мирные стены Новодевичьей обители, переходившей из рук в руки, служили станом то для защитников Отечества, то для его врагов. Во время осады Москвы в монастыре находилась царевна Ксения Годунова с бывшей ливонской королевой Марией (в инокинях Марфой). После изгнания поляков Новодевичий монастырь, разоренный и сожженный ими, в годы царствования Михаила Федоровича Романова был восстановлен и укреплен. Возвратились в свою обитель насельницы, в Смутное время выведенные во Владимирские монастыри.

Благочестивые русские цари, а также богатые и знатные бояре много содействовали укреплению и украшению обители. Так, накануне праздника Смоленской иконы Божией Матери русские государи останавливались перед монастырем шатрами, слушали в нем обедню, потом обедали с ближайшими боярами, а в обители обильно угощали монашествующих.

Несмотря на понесенные в Смутное время утраты, Новодевичий монастырь быстро обрел прежнюю красоту и достаток. В 1656 г. святую обитель посетил и молился в ней Антиохийский Патриарх Макарий, которого потрясло ее богатство. К этому времени в Новодевичьем монастыре уже было около 3000 икон, множество ценной церковной утвари и богослужебных предметов. Патриарх Макарий отмечал, что нет в миру другого монастыря, который мог бы сравниться с Новодевичьим по богатству.

Много жертвовала для украшения монастыря и царевна Софья, которая в годы своего правления превратила обитель в свою резиденцию и отпускала немало средств на ее строительство. За 8 лет ее царствования в Новодевичьем монастыре были возведены огромная Трапезная палата с Успенской церковью, надвратные церкви, два больших корпуса келий, больница, колокольня и т. д. Известный зодчий XVIII в. В. И. Баженов так отзывался о ней: «Колокольня Ивана Великого достойна зрения, но колокольня Девичья монастыря больше обольстит очи человека, вкус имущего». При царевне Софье были отремонтированы монастырские стены и надстроены башни, в Новодевичьем монастыре хранилось и знамя ее, представлявшее собой, собственно, портрет царевны – с короной на голове, с державой и скипетром в руках. Поясной портрет царевны изображался на груди двуглавого орла, держащего в лапах своих (вместо скипетра и державы) меч и пальмовую ветвь. Над головами орла помещались три короны из двух дуг, образовывавших крест. Такая же корона – и на самой царевне, облаченной в царский сан[98].

В Отечественную войну 1812 г. в праздник иконы Неопалимая Купина (4 сентября) в монастырь вступили солдаты корпуса маршала Даву (численностью 2000 человек). Маршал занял кельи игуменьи, но не допустил ни насилия, ни грабежа, и даже позволил оставшемуся в монастыре протоиерею совершать богослужения, для чего доставлял вино и муку. В конце сентября в Новодевичий монастырь прибыл Наполеон и, осмотрев его, повелел устроить в нем продовольственную базу для своей армии. Для охраны ее были пробиты дополнительные бойницы для артиллерийских орудий, перед северными воротами устроили бастионы, а южные ворота засыпали землей. Для входа оставить только боковые ворота на северо-восточной стороне и против них построить батарею. По его приказу были взорваны стены церкви Иоанна Предтечи, под соборной и трапезной церквами (как и под другими монастырскими сооружениями) были поставлены ящики и бочонки с порохом, к которым подвели фитили. Перед своим уходом из святой обители французы запалили эти фитили, и все грозило гибелью и монастырю и медлившим уходить монахиням. Но мужественная казначея Сара и еще несколько сестер стали гасить водой фитили и пол, загоревшийся в нескольких кельях. В иконописной мастерской Новодевичьего монастыря впоследствии была написана картина, изображающая это событие, а имена насельниц внесены в памятную книгу героев – участников Отечественной войны 1812 г.

После Октябрьской революции Новодевичий монастырь закрыли (в 1922 г.), а монахинь его разогнали. В устном предании сохранился рассказ, что незадолго до закрытия последняя настоятельница – игуменья Вера – предлагала всем сестрам покинуть обитель и устроиться у родных и знакомых. Некоторые из молодых насельниц вняли ее совету, но старицы остались и были расстреляны большевиками перед входом в Успенский храм. В самом храме в 1926 г. разместилось складское помещение Госхрана, главный иконостас собора и иконостасы приделов были разобраны.

Со временем Новодевичий монастырь был превращен в «Музей эпохи правления царевны Софьи», потом его переименовали в «Музей раскрепощения женщины», а в 1934 г. передали Государственному Историческому музею, и сегодня он является его филиалом. Многое на территории монастыря новая власть перестроила: в бывших монашеских кельях поселились многочисленные семьи, часовня над могилой первой настоятельницы была снесена, храмы закрыты. Обитель лишилась многих своих реликвий и святынь, большая часть которых была передана музею.

Архитектурный ансамбль Новодевичьего монастыря на протяжении 450 лет возводился многими поколениями зодчих, художников и мастеров. Но на своем веку он претерпел и много невежественных «поновлений», когда в монастырских зданиях закладывались старые окна и прорубались новые, кирпичной кладкой закрывались открытые гульбища, ремесленными записями покрывались древние настенные фрески, густой «самоварной» позолотой «глушилась» кружевная резьба по дереву.

Во время Великой Отечественной войны Новодевичий монастырь принял многих людей, потерявших кров. Вдоль стен были выстроены деревянные дома; башни, подвалы монастырских зданий и церквей – все было приспособлено для жилья. Но в военные же годы в монастыре возобновили свою работу Православный богословский институт и Богословско-пастырские курсы. В 1946 г. их перевели в Троице-Сергиеву лавру, и они стали называться Московской духовной академией и семинарией. В 1945 г. был вновь освящен Успенский собор, который почти полвека оставался единственным действующим храмом монастыря.

Еще в середине 1950-х гг. в монастырских башнях и палатах ютились «сторонние жильцы». Дым от труб многочисленных времянок и чугунок коптил древние стены обители, на дворе высились поленницы дров и горы мусора, на веревках сушилось белье. Неудивительно, что от всего этого монастырские строения стали разрушаться, поэтому необходимо было освободить все помещения, чтобы начать реставрацию. Она началась в 1955–1956 гг. в мастерских Всесоюзного производственного научно-реставрационного комбината; при реставрации были приняты самые радикальные меры, чтобы защитить крепостные стены от разрушительного действия атмосферных осадков. Теперь по всему периметру они застланы свинцовым листом, сверху прикрыты плитами мячковского известняка, а здание грандиозного Смоленского собора было заново перекрыто долгостойким медным листом.

В 1994 г. Новодевичий монастырь был возрожден, и в нем начались реставрационные работы. А 10 августа 1995 г. (в день празднования Смоленской иконы Божией Матери) – впервые после нескольких десятилетий – в монастыре Патриах Московский и Всея Руси Алексий II совершил богослужение в сослужении собора архиереев и духовенства Москвы и Московской епархии. Тот день стал поистине всероссийским днем духовного торжества православия.

Однако многие бытовые вопросы оставались тогда в обители нерешенными, например, не было келий, что нарушало нормальное течение монашеской жизни. В 1997 г. музей выделил монастырю «певческий корпус», но для приведения его в должное состояние нужны были большие средства, т. к. корпус не имел никаких коммуникаций и требовал перепланировки помещений. Но с Божьей помощью и благодаря пожертвованию добрых людей и меценатов к августу 1997 г. треть корпуса удалось отремонтировать, а также оборудовать кельи для 18 сестер. Дальнейшим восстановительным работам помешал ураган, обрушившийся на Москву летом 1998 г. Он был такой невиданной силы, что срывал с крыши Успенского собора тяжелые кровельные листы, и они носились по воздуху, как папиросная бумага. Старые деревья (липы, березы, тополя) вырывало из земли с корнями, асфальтом и камнями. Буря снесла массивные кресты со Смоленского собора и крест с колокольни.

На следующий день после катастрофы обитель посетил Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Разрушения в Новодевичьем монастыре вызвали отклик в сердцах многих тысяч благочестивых людей, и не только верующие, но даже люди малоцерковные и инославные вносили свою лепту.

Вскоре после открытия обители в нее стали поступать первые насельницы, которым пришлось восстанавливать обитель почти из руин. К тому же монастырь, славный традициями, должен был восстановить и свою духовную жизнь. Возрождающаяся обитель находится в центре Москвы – на территории Музея, ежедневно принимающего большие группы туристов. Все это создает трудности для уединенной монашеской жизни с ее собственным уставом. Но сестры в этом святом деле уповают на милость Божию, заступничество Пресвятой Богородицы и святых угодников Божиих.

ФЛОРОВСКИЙ ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В КИЕВЕ

Женские монастыри существовали в Киеве еще с XII в. По древнему обычаю почти при каждом мужском монастыре находился и женский; например, при древнем Софийском монастыре – женский монастырь Святой Ирины, при Михайловском мужском – женская Богоявленская обитель, при Киево-Печерской лавре – женский Воскресенский монастырь. Таким образом, престарелые супруги, посвящавшие остаток своих дней Богу, жили хотя и в отдельных кельях, но неподалеку друг от друга.

Письменные сведения о существовании монастыря на Подоле, при Флоровской церкви, встречаются в грамоте польского короля Сигизмунда Августа, которую он дал в мае 1566 г. князю Константину Константиновичу Острожскому – киевскому воеводе. Этой грамотой польский король, по просьбе киевского протопопа Иакова Гулькевича, утвердил за последним право распоряжаться монастырем, освященным во имя святых Флора и Лавра, и «службу Божию в нем исправлять». О существовании монастыря говорит и записка Печерского монаха Иоанна (Богуша Гулькевича – внука и наследника протопопа Иакова), в которой он отказывается от своих прав на монастырь и предоставляет их игумении Агафии Гуменицкой и «законницам теперешним и на потом будучим». Эту записку утвердила грамота короля Владислава IV от 27 декабря 1655 г.

В означенных грамотах говорилось, что монастырь существует «здавна», но о судьбе его известно только то, что он был возобновлен протопопом Иаковом Гулькевичем; что при игумении Ульской деревянная монастырская церковь обветшала, но была исправлена и украшена игуменией Агафьей. Последняя для устранения тесноты выпросила у набожных людей, а также купила за деньги несколько ближайших мест, построила кельи и оградила монастырь «оплотом» (тыном).

В 1710 г. по повелению Петра I женский Воскресенский монастырь, стоявший напротив Святых ворот Киево-Печерской лавры, был закрыт, т. к. занимаемое им место понадобилось для устройства арсенала Печерской крепости. Находившихся там монахинь разместили во Флоровском монастыре; ему передали и все недвижимые имения закрытой обители, которых она особенно много получила при игумении Марии Магдалине – матери украинского гетмана И. Мазепы. С этого времени Флоровская обитель стала значительно улучшаться: так, в скором времени была заложена вместо тесной деревянной церкви новая каменная. В 1723 г. митрополит Рафаил освятил ее во имя Вознесения Господня.

В 1786 г. монастырские вотчины вместе с крепостными крестьянами были отобраны в казну, а монастырю, к тому времени возведенному в первый класс, было определено на содержание около 3565 рублей ассигнациями. Оставили обители еще две мельницы (в Хамбикове и Ходосовке), рыбное озеро, сенокос и 14 штатных служителей.

До 1811 г. все монастырские строения (кроме каменной Вознесенской церкви) оставались деревянными. Поэтому в случившемся в том году на Подоле пожаре все они сгорели, даже каменная Вознесенская церковь была повреждена. На восстановление обители по высочайшему повелению императора Александра I в 1812 г. было отпущено из казны 133 013 рублей ассигнациями. На эти деньги воздвигли большую часть каменных зданий – для проживания игумении и сестер обители.

В 1840 г. в обители начали возводить теплую каменную церковь во имя Казанской иконы Божией Матери с приделами во имя мучеников Флора и Лавра и святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Пол в храме был мраморный, выписанный из-за границы и доставленный в обитель через Одессу.

В 1854–1857 гг. на монастырские деньги была возведена Троицкая церковь, при которой устроили кладбище. Впоследствии при ней были выстроены каменные церкви и исправлена дорога для въезда на крутую гору.

Монахини и послушницы от монастыря ничем не пользовались, кроме помещения, соответствующего их первоначальным вкладам в казну обители, и незначительной денежной помощи на дрова. Право же на жалованье, содержание и пособие из монастырских доходов предоставлялось только начальствующим в монастыре. Но высшее епархиальное начальство, сознавая неудобство такого положения, заботилось об учреждении для бедных монахинь и послушниц общей трапезы от обители. Этим можно было бы изжить многие неудобства, неизбежно возникавшие при отлучках монахинь на городские базары за продовольствием.

В XVIII–XIX вв. во Флоровской обители жили великие подвижницы. С 1758 г. здесь подвизалась княгиня Наталья Долгорукова – дочь Б. Шереметева (сподвижника Петра I) и жена попавшего в опалу князя И. А. Долгорукова[99]. Вернувшись из ссылки в Березов, княгиня очень скромно устроилась в Москве и целиком посвятила себя воспитанию сыновей. А когда дети выросли, она перебралась в Киев и во Флоровском монастыре приняла постриг с именем Нектария. По преданию, свое обручальное кольцо Н. Долгорукова бросила перед постригом в Днепр.

Но несчастья не оставляли инокиню-княгиню и в монастыре. Младший сын ее Дмитрий сошел с ума от несчастной юношеской любви. Наталья Борисовна перевезла сына в Киев в надежде, что уединенная иноческая жизнь исцелит его. Но чтобы постричь молодого князя из знаменитого рода, нужно было согласие императрицы: оно было получено только в царствование Екатерины II, но оказалось уже не нужным. Молодой Долгорукий скончался в 1769 году; мать пережила сына на два года и скончалась в 58-летнем возрасте.

Около 1760 г. в Свято-Вознесенском (Флоровском) монастыре Александра Мельгунова – основательница Серафимо-Дивеевской обители, о которой будет рассказано в отдельной главе.

В 1917 г. одноглавый храм во имя Казанской иконы Божией Матери был перестроен под фабрику, а в 1929 г. Свято-Вознесенский (Флоровский) монастырь закрыли. Но уже в 1941 г. обитель возродили.

Старейшим из сохранившихся зданий обители является храм во имя святителя Николая Чудотворца[100]. К западу от него расположился храм ротонда во имя Воскресения Христова, возведенный в 1824 г. в стиле классицизма.

К святыням монастыря относится келейно хранившаяся в нем в 1962–1992 гг. икона Божией Матери «Призри за смирение» – величайшая киевская святыня. От нее произошло исцеление глухонемой девочки, а в 1993 г. икона прославилась, тем, что ее негативный отпечаток проступил на стекле киота.

ДОНСКОЙ МОНАСТЫРЬ В МОСКВЕ

Почти в центре Москвы стоит Донской мужской монастырь, окруженный мощной каменной стеной, как бы олицетворяющей духовную крепость обители и противостояние ее мирской суете. Основан он был в 1591 г., в царствование Федора Иоанновича, когда на Русь напали сразу с двух сторон. К Новгороду шли шведы, а на Москву – многочисленное войско крымских татар под предводительством царевича Казы-Гирея. Шли они дорогами тайными, нигде не останавливались, крепости обходили и, вопреки обыкновению, во время похода не грабили, не убивали и пленных не захватывали. Главные силы русских были сосредоточены тогда в новгородских землях, следовательно, захватить и разорить Москву можно было легко.

Царь Федор Иоаннович, не надеясь своими силами отразить внезапное нашествие, обратился за помощью к Пресвятой Богородице и повелел совершить крестный ход вокруг города с Донской иконой Божией Матери[101] и другими святыми иконами. У старой Калужской дороги был разбит военный лагерь – «стан-обоз», а в нем установлена полотняная походная церковь во имя Сергия Радонежского, в которой и поставили чудотворный образ Божьей Матери. Всю ночь царь усердно молился и просил у Владычицы Небесной помощи на одоление врагов. И получил знамение, что силой Христа и заступничеством Его Матери одержит победу над врагами.

На рассвете татары с ожесточением устремились на русских и бились с ними целые сутки. А потом вдруг обратились в бегство: оказалось, хану сообщили, что на помощь русским пришли их главные силы из-под Новгорода, чего враги очень опасались. Устрашенные невидимой силой, они оставили на поле сражения убитых, раненых и весь свой стан.

В благодарность за дарованную победу в том же 1591 г. на месте главного воинского стана русских сначала была возведена каменная церковь, в которой на южной стороне от Царских врат поставили список с Донской иконы Божией Матери[102], украсив его драгоценными камнями. Построив храм и, украсив его «всякими изрядными лепотами, царь учредил при нем монастырь, общежительство инокам, названный в честь иконы Донской, что в обозе»[103]. На содержание обители царь Федор Иоаннович дал село Семеновское, которым монастырь владел на правах помещика. Впоследствии часть крестьян из этого села перевели на речку Раменку и образовали одноименную деревню, затем монастырю была отдана земля, простиравшаяся до Калужских ворот.

До 1680-х годов Донской был небольшим монастырем и не имел того благолепия, которым прославился впоследствии. Учредив монастырь, царь Федор Иоаннович предоставил его настоятелю права игумена, однако игуменство просуществовало недолго. После смерти царя и в Смутное время число братии было невелико, монастырь обеднел, и Донская обитель числилась среди последних, так что ее даже приписали к Андреевскому монастырю.

Но потом благодаря царским пожалованиям Донская обитель вышла в число крупнейших собственников. Со временем к нему было приписано 6 других монастырей (Железноборовский, Видогощский и пр.), да и сам Донской монастырь активно расширял свои владения за счет обмена земли, вкладов «за долговые деньги» (которые поступали за счет беглых монастырских крестьян) и т. д.

В 1678 г. царь Федор Алексеевич, в память заступничества Донской иконы Божией Матери в битвах с врагами и на 100-летие обители, повелел обновить на средства царской казны старый храм и пристроить с западной стороны длинную трапезу с каменной колокольней и два боковых придела: один – во имя преподобного Сергия Радонежского (в память бывшей здесь полковой церкви), другой – во имя воина Федора Стратилата (в честь своего ангела-хранителя). Вместо обветшавшего забора вокруг монастыря поставили новую деревянную ограду с двумя каменными воротами. Были увеличены число монашествующей братии и средства на ее содержание. Отстроив и украсив Донской монастырь, царь Федор Алексеевич отделил его от Алексеевского и опять поставил во главе его игумена.

Однако и обновленный храм все же не был соборным, и в 1684 г. усердием царевны Екатерины Алексеевны (по официальной версии) в Донском монастыре было заложено обширное и прекрасное здание нового соборного храма в честь Донской иконы Божией Матери. Однако много жертвовала Донскому монастырю и царевна Софья, при которой в обители началось большое строительство. Монастырь, видимо, поддерживал ее во всех делах и начинаниях, поэтому и подготовка к крымскому походу ее фаворита князя В.В. Голицына ознаменовалась возведением Большого собора. Позднее монастырские власти не хотели вспоминать, что поддерживали царевну Софью, так и возникла официальная версия, приписывающая возведение соборного храма царевне Екатерине Алексеевне – богомольной старшей сестре Петра I.

Через год после возведения соборного храма вокруг Донской обители начали возводить новую каменную ограду в виде крепостной стены с бойницами, как обычно ограждались в те времена монастыри. Но из-за нехватки денег возведение монументальных стен в Донской обители скоро пришлось приостановить, и только благодаря завещанию думного дьяка Якова Кириллова и обету его вдовы Ирины Симоновны, оставившей монастырю средства, строительство возобновилось. Башни увенчались декоративными ажурными коронами, но особенно украсила монастырь стройная 4-ярусная Тихвинская церковь, поднявшаяся над главными (северными) воротами в 1717 г. Возводилась она на пожертвования царицы Прасковьи Федоровны – супруги царя Ивана Алексеевича. Автор проекта этой церкви неизвестен, но ученые предполагают (основываясь на некотором сходстве ее с Меньшиковой башней), что строил ее И. Зарудный. Потом эту церковь обновила императрица Анна Иоанновна, много жертвовавшая этой обители.

Большой собор монастыря – уникальное сооружение в Москве, ибо такое расположение малых глав (по сторонам света вокруг большой главы) более нигде не сохранилось. Когда в самом центре обители поднялся новый соборный храм, первоначальная церковь стала называться малой (или Старой). Иконостас соборного храма состоял из восьми ярусов икон, на которых изображалась вся ветхозаветная и новозаветная Церковь. Святыней собора являлась Донская икона Божией Матери, которая усердием благочестивых царей российских была украшена золотом, серебром и драгоценными камнями[104].

При возведении собора под алтарем образовалось помещение, удобное для устройство усыпальницы. Когда игуменом монастыря стал Лаврентий, грузинский царь Арчил Вахтангович воспользовался этим помещением как усыпальницей для своих сыновей. Так, в 1711 г. он похоронил в особой палатке сына, привезенного из шведского плена, а потом перенес сюда с Новодевичьего кладбища прах двух других своих сыновей и устроил церковь во имя Сретения Господня, в которой и сам упокоился в 1713 г. Его семейство тоже много благодетельствовало обители: дочь царя Арчила – царевна Дарья – устроила потом в Сретенской церкви новый алтарь. В 1815 г. князья Меншиковы возобновили церковь, а княгиня А. И. Багратион украсила усыпальницу грузинских царей и особ из знатных грузинских семей иконостасом.

В 1715 г. на средства стольника И. И. Дурново были сооружены церковь во имя святого Евфимия – в память об умершем сыне майоре Ефиме Дурново. В одно время с церковью строилась и монастырская больница. В начале XIX в. князья Голицыны полностью перестроили ее и переосвятили во имя Архангела Михаила. Кроме церковных строений во второй половине XVIII в. в монастыре появились и каменные кельи.

Донской монастырь едва не сделался местом высшего церковного образования в России. В 1737 г. в Москве случился большой пожар, в котором сгорело здание Славяно-греко-латинской академии, помещавшееся в Заиконоспасской обители. Ее собирались разместить в Донском монастыре, но в нем не оказалось свободных помещений. Потом Академия была упразднена, а учрежденная вместо нее Московская духовная академия 1 октября 1814 г. была открыта в Троице-Сергиевой лавре. В мае 1835 г. по повелению императора Николая I в Донской обители было открыто Духовное училище – в здании, где прежде находился Цензурный комитет.

Формирование архитектурного ансамбля Донского монастыря завершилось к середине XVIII в., когда над западными проездными воротами была сооружена 3-ярусная колокольня. По проекту знаменитого петербургского зодчего Д. Трезини в 1730 г. ее начал строить московский архитектор И. Шедель. При возведении ее были сломаны старые монастырские ворота, но потом денег не хватило, и строилась колокольня (с перерывами) более 20 лет. Только в 1753 г. архитектор А. П. Евлашов закончил ее возведение, но капители колонн так и остались неотделанными.

В Донском монастыре мученически окончил жизнь свою архиепископ Московский Амвросий.

«В 1771 г. Москву постигла моровая язва – чума, занесенная из Турции, с которой Россия тогда воевала. Люди умирали сначала сотнями, потом тысячами, и распространился в народе слух, что одному юродивому открылось, будто бедствие великое постигло Москву за непочтение к Боголюбской иконе Божией Матери, поставленной при Варварских воротах. Никто перед этим образом 30 лет не пел молебнов, никто не ставил свеч… Под влиянием слухов народ стал собираться на Варварской площади, пришедшие священники зажгли свечи и начали петь молебны, народ начал собирать деньги на всеобщую свечу. Чтобы из-за тесноты народ не заразился друг от друга, архиепископ Амвросий повелел на время снять икону и убрать ее в церковь Кира и Иоанна на Солянке, а собранные деньги сдать в Московскую духовную консисторию.

Это распоряжение вызвало возмущение среди людей: разъяренная толпа стала кричать: «Богородицу грабят», а потом убила людей, посланных консисторией. С криками «Смерть грабителям!» люди бросились отыскивать архиепископа Амвросия в Чудовом монастыре. Не найдя его там и узнав, что он отправился в Донскую обитель, они двинулись туда и стали ломать ворота, требуя выдать жертву. В то время в монастырском храме совершалась Божественная литургия, во время которой молился и преосвященный Амвросий. Люди, вооруженные топорами, рогатинами и другими орудиями, стали ожидать конца службы. Тогда архиепископ Амвросий приблизился к престолу Божьему и со слезами стал молиться: «Господи, остави им, ибо не ведают, что творят; не введи их в напасть, но отврати стремление их, и как смертию Ионы укротилось волнение моря, так и смертию моей укротися ныне волнение сего свирепеющего народа». После молитвы он исповедался у служащего священника и, приобщившись Святых Тайн, скрылся на хорах. Когда разбушевавшиеся люди нашли его, то схватили и вывели за монастырские ворота. Ни сан архиепископский, ни добродетельная жизнь Амвросия не могли удержать народ от кровопролития. И били и терзали они его до тех пор, пока он не умер».

В монастыре был погребен и его близкий родственник – Н. Н. Бантыш-Каменский, управлявший Государственным архивом иностранных дел и трудолюбиво собиравший древние летописи, которые оказали неоценимую помощь Н. М. Карамзину при его работе над «Историей Государства Российского»[105].

Перед нашествием французов большинство монахов Донской обители разъехалось по дальним монастырям. Оставшиеся заготовили припасов на 3 месяца и, решив к себе никого не пускать и от себя никого не выпускать, закрыли монастырские ворота. Ценные вещи из монастырской ризницы заранее были вывезены в Вологду, а образ Донской Божией Матери был оставлен в обители.

Множество французов появились около монастыря в начале сентября 1812 г.; они требовали вина и хлеба и стали жечь калитку монастырских ворот. А потом вошли в обитель, взяли большие церковные свечи и при свете их разграбили имущество настоятельских и братских келий. А на следующий день стали грабить церкви, при этом били монахов, требуя у них денег и сокровищ. Когда же расположились в монастыре, то заставляли иноков выполнять для себя черную работу: носить воду, топить печи, копать картофель, приносить из города разные припасы.

Около 20 числа в монастырь на белом коне прибыл сам Наполеон Бонапарт. Чтобы встретить его, войско выстроилось перед монастырем, а генералы заняли места по дорожке от северных ворот к собору. Наполеон проехал до собора, посмотрел по сторонам и, ничего не сказав, уехал. Французы стали уверять иноков, что Россия будто бы уже вся завоевана, поэтому их скоро заберут в солдаты. Но вскоре опечаленных иноков ободрил пришедший к ним из Троице-Сергиевой лавры служитель, сообщив, что неприятель стоит по Троицкой дороге только на 7 верст, а в Малых Мытищах расположились казаки. И тогда монахи стали уходить к своим, так что к концу сентября в обители остались только ризничий и свечник.

Оставшиеся без монахов, французы стали бедствовать. От недостатка пищи они стреляли и варили воробьев и галок, отнимали у монахов прямо со стола хлеб и печеный картофель. 7 октября Наполеон вышел из Москвы через Калужскую калитку, тогда же был очищен и монастырь, но после неприятеля во втором ярусе колокольни осталась разрушенной церковь во имя святых Захарии и Елисаветы; был уничтожен держащий ангел, державший крест на главе колокольни; на монастырском кладбище у роскошной мраморной статуи была отбита рука, которая потом оказалась в одном из музеев Парижа. Возвратившиеся иноки восстановили и выломанные в кельях полы, которые французы использовали на отопление.

После Октября 1917 г. Донской монастырь стал духовным центром Русской Православной Церкви. С октября 1922 г. здесь под домашним арестом содержался Святейший Патриарх Тихон, отсюда он управлял Церковью в тяжелый период ее истории. Здесь же и был похоронен в Малом соборе, который потом был закрыт до 1947 г. Старый собор превратили в ночлежный дом, но многие наяву видели – причем не один раз, как святитель Тихон являлся ночью под видом старца и выгонял людей, ночевавших в алтаре.

Вскоре после смерти патриарха Тихона в монастыре разместились трудовая колония, а потом и филиал Музея архитектуры им. Щусева, в который, в частности, свозили горельефы Храма Христа Спасителя. Они украшали внутренние стены обители.

С 1946 г. в Малом соборе монастыря начались богослужения, что стало возможным после встречи иерархов Русской православной церкви с И. В. Сталиным, который заявил, что не будет препятствовать деятельности Церкви.

В 1991 г. в Малом соборе обители случился пожар, после которого надгробие над могилой патриарха Тихона было вскрыто. А 19 февраля 1992 г. состоялось обретение его мощей, которые потом перенесли в Большой собор монастыря. Мощи святителя благоухают и по сей день, и до сих пор от них происходят исцеления. Бережно сохраняются и покои патриарха Тихона, которые располагались возле Тихвинской надвратной церкви.

В мае 1991 г., когда Донской монастырь отмечал свое 400-летие, власти возвратили его Церкви. За годы, прошедшие с начала возрождения, у обители появились постоянные прихожане. Многие родители приводят сюда своих детей, которые, кроме изучения основ православной веры, занимаются рисованием, лепкой, вязанием и т. д. Некоторые из учеников поют на клиросе.

C ИМЕНЕМ ЦЗОНХАВЫ

Официальное проникновение буддизма в Тибет наука относит, как говорилось в предыдущей главе, ко времени правления Сронцзан-гампо – выдающегося царя, которому удалось объединить страну и создать в VII в. сильное государство. Он образовал несколько ведущих школ (сакьяпа, карджупа, кармана и др.), восходивших еще к индийским учителям и пророкам. В XIV в. знаменитый религиозный деятель Цзонхава решил положить конец «разброду и шатаниям» и изменил принципы монастырской жизни в сторону усиления аскезы. Реформировав учение «кадампа»[106], он основал новое направление, названное «гелукпа» («путь добродетели»).

Ритуальная скульптура учителя Цзонхавы

В махаяне считается, что миряне могут достичь нирваны, минуя монашество – обязательное условие освобождения от перевоплощений в хинаяне («малой колеснице»). Идеал хинаяны – архат, достигший собственного освобождения; высшая заслуга в махаяне – забота об освобождении других.

Школа кадомпа сформировалась в XI в. У ее истоков стоял Атиша, особо подчеркивавший важность таких положений махаяны, как следование правилам монашеской жизни и особый авторитет ламы, ведущего мирян по пути освобождения.

Эти положения стали главными в учении Цзонхавы, преобразовавшего систему монашеского обучения. На смену индийскому наставничеству пришли монастырские школы, более пышной и впечатляющей стала храмовая обрядность, был введен строго регламентированный ритуал почитания Будд и бодхисатв. Если школа «кадампа» стояла в стороне от политики, то «гелукпа» в XVII в. заняла ведущие позиции не только в религиозной, но и политической жизни Тибета. По цвету ритуальных головных уборов ее приверженцев называли «желтошапочниками».

Цзонхава родился в 1357 г. на месте, где теперь располагается монастырь Гумбун, полное название которого «Гумбун Чжамба-лин («Мир Майтреи со ста тысячами изображений»). Монастырь, основанный в XVI в., находится в провинции Амдо – на северо-востоке Тибета. Он стоит недалеко от озера Кукунор, на склонах глубокого оврага, по дну которого когда-то струились чистые воды небольшой речушки Цзонха, от названия которой и получил имя великий реформатор тибетского буддизма. Теперь дно бывшей реки поросло диким луком, и овраг этот так и зовут – «Падь дикого лука».

Вскоре после рождения младенца лама Дубтшен Карма Дорджи предсказал ему необыкновенную судьбу и рекомендовал содержать место его появления на свет в безупречной чистоте. Чуть позже там, где из перерезанной пуповины на землю упали капли крови Цзонхавы, стал расти чудесный цан-дан – ароматическое сандаловое дерево. Сначала на листьях и коре его не было видно никакого рисунка, но уже само чудесное произрастание дерева сделало его предметом всеобщего поклонения.

Согласно легенде, родители Цзонхавы на склоне лет сильно тосковали о сыне, посвятившем себя монашеству. Наконец мать его, которую звали Шиндза, не выдержала и написала сыну письмо с просьбой о встрече. Цзонхава был в это время в Центральном Тибете: в процессе мистической медитации ему было озарение, что ехать в Амдо не надо, и он ограничился письмом матери. Вместе с ним передал с посланцем две копии своего портрета (один – для матери, другой – для сестры), а также портрет Гиалва Сенге – покровителя наук, ученых и красноречия, и еще несколько изображений Демтшога – божества из тантрического пантеона. Когда гонец передавал подарки семье великого реформатора, тот, применив на расстоянии свою магическую силу, заставил божественные изображения появиться на листьях чудесного дерева. Отпечатки были настолько совершенны, что самый искусный художник не мог бы сделать лучше. Помимо этих изображений, на листьях и коре дерева проступили образы и других богов (Львиноголосого, Ямантаки, Махакалы и т. п.), а также «шесть писаний», т. е. шестисложная мистическая формула «Ом мани падме хум». Это чудо и дало название монастырю – «Сто тысяч образов».

В своем письме Цзонхава предложил матери построить над чудесным деревом чортен (ритуальное куполообразное сооружение) и поместить в него 100 000 изображений будды Майтреи. Шиндза так и сделала: выстроила чортен, от которого «была большая польза для всех живущих существ». По буддийским верованиям, тысячи Будд, имеющих особую кармическую связь с нашим миром, приняли решение поочередно воплощаться на Земле, чтобы нести всем живым существам Свет Учения. Человечество существует миллионы лет и будет существовать еще миллионы. Каждый раз, когда Свет Учения будет гаснуть, а люди погружаться во тьму неведения, в мир будет являться новый Будда, чтобы вновь осветить им путь. Будда Сакьямуни является четвертым в этой цепи, пятым будет Майтрея – Будда грядущего мирового периода, имя которого означает «Связанный с любовью». Появление Майтреи принесет всем истинно верующим буддистам долгие, счастливые годы жизни, не омраченные страданием и печалью. Таким образом будет развеяна и печаль матери.

Согласно летописному преданию, после чудесно проступивших изображений дерево закутали в шелковую материю. В хрониках также упоминается, что чудесное дерево оставалось неизменным зимой и летом, и количество листьев на нем было постоянным. Одно время внутри чортена стали раздаваться странные звуки; настоятель храма вошел туда, вычистил пространство вокруг дерева и, обнаружив возле него небольшое количество жидкости, собрал ее и выпил.

Со временем возле этого чортена поселились монахи, устроившие себе в окрестных скалах кельи-ритоды, число которых быстро увеличивалось – по мере распространения славы о чудесном дереве и воздвигнутом над ним чортене. Монастырь быстро возвышался еще и потому, что находился на путях проникновения тибетского буддизма на север, которое интенсивно началось именно в XVI–XVII вв. Постепенно он превратился в крупный религиозный центр обширного района, охватывающего Амдо, области Кукунора и Южной Монголии.

Впоследствии чортен облицевали плитами кованого серебра и возвели над ним обширное здание с позолоченной крышей. В нише чортена покоится золотое изображение Цзонхавы, под которым на мраморной ступеньке установлены маленькие чортены с прахом лам и постоянно горящие светильники.

У самого входа в храм растет высокое сандаловое дерево: рассказывают, что у него один корень с тем священным деревом, которое находится теперь внутри чортена. От семян священного цан-дана, занесенных на дно оврага, уже выросла целая роща. Листья с этих деревьев, растущих среди дикого лука, монахи собирают и тщательно высушивают. Они обладают целебными свойствами, поэтому их охотно покупают многочисленные паломники, заваривают их и пьют настой – верное средство от многих болезней (особенно незаменимы листья при трудных родах).

В монастыре Гумбун есть четыре дацана – богословский, медицинский и два мистических (дуйнхор и джюд). Здание мистического факультета джюд, основанного в 1649 году, расположилось у самого обрыва. Здесь хранится много чудесных реликвий, о которых паломники вслух не говорят, а только почтительно шепчутся.

«Монастырь Гумбун издавна был известен своими масляными фигурами. К Новому году (по лунному календарю) монахи создавали из небольших фигур, сделанных из яичного масла, смешанного с ячменной мукой и естественными красителями, огромные композиции на религиозно-мифологические сюжеты. Наиболее популярными были два сюжета: жизнь Будды и приезд в Тибет китайской принцессы Ван Чэн. Ночью фигуры выставляли на главный двор монастыря, и при свете огромных факелов паломники шли поклониться им. Долго сохранить такие фигуры было невозможно, поэтому каждый год их лепили заново. Теперь под них отведен специальный храм, в котором они хранятся в специальной камере с нужной температурой».

С именем Цзонхавы связан и монастырь Галдан («Обитель радости»), основанный им в 1409 г. неподалеку от Лхасы. Полное название монастыря – Брог-ри-галдан-намбарчжял-бий-лин («Уединенное горное, вполне радостное обиталище полного победоносца»). Монастырь был выстроен на южном склоне горы Брог-ри, и место для этой обители выбирал сам Цзонхава. Он убедился, что в этом месте присутствуют все благоприятные признаки как земли, так и неба, и основал обитель, в которой пребывает Майтрея – Будда грядущего. Соборный храм с престолом Цзонхавы находился как раз рядом с домом, где жил и скончался этот выдающийся буддийский деятель. Древнее предание повествует, что собравшиеся вокруг усопшего ученики горько плакали и в отчаянии восклицали: «Учитель, где ты?». И вдруг на стене комнаты появился образ Цзонхавы и раздался голос: «Я – здесь». Рассказывают, что многочисленные паломники видели эту святыню еще в конце XIX в.

Преданность и любовь учеников к своему учителю были столь велики, что они решили не сжигать его тело. В сидячем положении оно было заключено в ковчег из сандалового дерева и помещено в реликварий чортена, сделанного из серебра и украшенного различными драгоценными камнями. Позже реликварий облицевали листами кованого золота, а над ним воздвигли величественное здание.

Многих паломников привлекает в монастырь Галдан и еще одна реликвия, связанная с именем Цзонхавы. Это часть черепа его матери, оправленная в золото наподобие чаши-габалы. Подобные сосуды не были редкостью в средневековом Тибете, но данная чаша, по преданию, обладала чудесными свойствами. Зерна риса, находившиеся в ней, никогда не кончались, хотя их во множестве раздавали паломникам как средство, исцеляющее от многих болезней.

Со временем Галдан стал главным монастырем тибетского буддизма. Важнейшее сочинение Цзонхавы – «Ламрим ченпо» («Ступени великого пути»). Помимо правил созерцательной практики и теории шуньяты (всесодержащей пустотности бытия), в нем акцентируется важная для северного буддизма идея «великого страдания» ко всем живым существам, когда человек стремится не к личному достижению нирваны (как в хинаяне), а к помощи другим.

В праздник Зура-Хурал (8 декабря – в день рождения Цзонхавы) в монастырских храмах зажигают 1000 лампад – в знак того, что его учение будет процветать в течение 1000 лет. А обычное для буддистских празднеств чтение «Ганджура» (речений Будды) приобретает в этот день особый смысл, т. к. Цзонхава в школе «гелукпа» почитается так же высоко, как Будда Шакьямуни.

Монастырь Галдан был и крупнейшим центром по переписке и ксилографированию книг. В нем (как и в монастырях Сера, Дрепунг, Нэзга и др.) были типографии и мастерские по переписке книг, где паломники могли заказать любую рукопись из имеющихся в библиотеке, княжескую или царскую родословную, хронику смены настоятелей монастырей, сочинение по истории или философии, описание местности с находящимися там святынями, сборник преданий и легенд и т. д.

ПОТАЛА – «МОНАСТЫРЬ С ЗОЛОТЫМИ КРЫШАМИ»

В начале VII в. правитель Намри из династии Ярлунг объединил под своей властью огромные территории, но период расцвета и могущества Тибета (или страны Бод-юл, как называют свою родину сами тибетцы) наступает только при его сыне Сронцзан-Гампо и его преемниках. Официальное проникновение буддизма в Тибет ученые относят как раз ко времени правления Сронцзан-Гампо – первого крупного царя, которому удалось создать сильное государство. Сначала он царствовал в древней столице Тибета, а потом перебрался в местечко Раса, где и начал возводить новую столицу. Существует предание, что «до 640 г. вся Лхаса была озером, в котором обитал священный дракон. В этом году Сронцзан-Гампо, поддавшись уговорам своей непальской жены, решил построить буддистский храм. Вместе с ней он пошел к озеру и бросил в него кольцо, чтобы найти счастливое место для храма. Кольцо упало на середину озера, откуда тотчас выдвинулся священный чортен. После этого Сронцзан-Гампо и его народ наполнили озеро камнями, и на этом водном основании явилась Лхаса».

В память о священном драконе в главном храме Лхасы установлена часовенка, рядом с которой установлена большая каменная плита. Плита эта служит преградой, замыкающей ключи озера: во второй месяц каждого года камень поднимают с таинственными ритуалами, при этом слышится страшный вой ветра. Дракону бросают драгоценные приношения, чтобы он не рассердился и не поднял воды, которые могут поглотить священную Лхасу.

До конца VIII в. город назывался Раса (Огороженное место), а название Лхаса (в переводе с тибетского «Земля богов») он получил благодаря статуям Будды Сакъямуни, привезенным в Тибет двумя женами Сронцзан-Гампо – из Китая и Непала. Лхаса расположилась в широкой полукруглой долине, защищенной и от ветров, и от вражеских нападений.

В западной части Лхасы возвышается высокая продолговатая скала, на вершине которой через 1000 лет после правления Сронцзан-Гампо была возведена Потала – Дворец второго кормчего: в течение последних трех веков он служил резиденцией далай-ламы – теократического правителя Тибета. Этот величественный дворцово-монастырский ансамбль называют еще «Священной горой Будды».

Строилась Потала так, чтобы ее видно было с любого места Лхасы. И действительно она настолько выделяется на фоне остальных зданий города, что иногда даже создается впечатление, что ее перенесли сюда с другой планеты. Недаром Потала вызывает священный трепет у жителей горного Тибета и у всех паломников, которым удается после длинного и трудного пути добраться до этой цитадели ламаизма.

Характер местности, которую тибетцы выбирали для возведения своих монастырей (в том числе и Поталы), созвучен своеобразному толкованию буддийской доктрины в Тибете. Все монастыри этой «страны снегов» расположены на горных вершинах, открыты всем ветрам вселенной и имеют воинственный облик. Кажется, будто они бросают вызов врагам во все четыре стороны света. В то же время они производят мистическое впечатление о таинственных лабораториях, оккультизме и черной магии, и это в какой-то мере соответствует действительности.

Вход в Поталу представляет собой гигантскую каменную арку: верхняя часть ее закрыта грубым шерстяным занавесом, а по бокам спускаются две огромные кисти из тигровых шкур – символ монастырской власти. На одной из стен Поталы представлена карта Тибета, на которой изображено расположение всех монастырей, существовавших при V Далай-ламе.

Резиденцией теократических властителей Тибета Потала становится в середине XVII в., когда далай-ламой был знаменитый Лобсанджамцо. Народное предание утверждает, что, когда далай-лама скончался, дворец-монастырь еще не был достроен. И Санчжай-чжамцо, управляющий делами далай-ламы, целых 16 лет скрывал от людей смерть правителя, чтобы они не бросили работу.

Благодаря особенностям тибетской архитектуры, весь комплекс очертаниями своими напоминает усеченную пирамиду, т. к. стены его зданий слегка скошены. Потала буквально парит над Лхасой: она предстает как бы естественным продолжением одноименного холма, который в свою очередь называется так по имени той скалы, которая возвышается на крайней точке Индостана. Буддисты считают, что эта точка является концом мира и служит жилищем бодхисаттвы милосердия Авалокитешвары, воплощением которого и являлся Сронцзан-Гампо.

Под мрачные своды Поталы никогда не проникает дневной свет. Только трепетное пламя масляных светильников в руках монахов выхватывает из темноты ступени узкой лестницы и стены с изображенными на них воинами – охранителями Поталы. За толстыми стенами галереи «Красного дворца» скрыты усыпальницы далай-лам: только на сооружение гробницы Далай-ламы XIII пошло несколько тонн чистого золота. В зале, где покоится Далай-лама XIII, галереи расположены в три этажа, а соединены они почти вертикальными деревянными лестницами с перилами, до блеска отполированными от частых прикосновений. В центре полутемного зала вырисовываются контуры 20-метровой башни, сделанной из листового золота. Из него же выполнены стоящие кругом огромные лампады, которые больше похожи на купели: в каждую из них помещается 2–3 пуда ячьего масла.

Потала – это целый комплекс дворцовых и монастырских зданий, построенных из тесаного, а местами грубого, необработанного камня. Тринадцатиэтажное здание дворца-монастыря, имеющее вид неприступной крепости, состоит из двух частей. Строительство Белого дворца, стены которого опоясывают центральную часть – Красный дворец, было закончено в 1653 г., а сам Красный дворец был возведен только в 1690 г.

Красный дворец – это бывшие апартаменты далай-ламы, в частности, покои последнего Далай-ламы XIV. Они сохраняются в том виде, какой имели в 1959 г., когда теократический властитель Тибета вынужден был покинуть страну и эмигрировать в Индию. Личные покои далай-ламы находятся на верхних этажах, потому что он жил изолированно от остальных людей: небольшие и уютные комнаты как будто еще до сих пор хранят тепло своего хозяина.

Остальные части дворца служили помещениями для придворных и монахов. В главной части здания располагались правительственные учреждения, комнаты монастырской школы и обслуживающего персонала, состоявшего исключительно из монахов. Были здесь также комнаты для медитаций, библиотеки, оружейные палаты, зернохранилища, кладовые. В постройках, прилепившихся к подножию Поталы, размещались монетный двор, суд и тюрьма.

В комплекс дворца-монастыря входит более 1000 различных помещений, в которых укрыты 10 000 святынь и 20 000 статуй. Многочисленные святилища Поталы заполнены вышитыми по шелку картинами, сосудами для фимиама и другими ритуальными принадлежностями. А на плоской крыше Красного дворца возвышаются павильоны с позолоченными крышами, венчающими усыпальницы, расположенные внутри здания. Эти усыпальницы, украшенные золотом и драгоценными камнями, – главные святыни монастыря. Самая высокая из них принадлежит Далай-ламе XIII, скончавшемуся в 1933 г. Сделанная из кованого золота в форме ступы, она достигает высоты 3-этажного дома. Усыпальница богато украшена барельефами с изображениями деятелей ламаизма и инкрустацией из драгоценных камней. На ее ступенях стоят великолепные золотые и фарфоровые лампады XVI–XIX вв., усыпанные драгоценными камнями. Стены святилища украшены живописью на сюжеты легенд и преданий, а также событий из жизни далай-ламы (например, его поездка в Пекин и встреча с вдовствующей императрицей Цы Си и мальчиком-императором Пу И).

В тибетских монастырях нет ни храмов, ни часовен, привычных для русского человека. Монастырские «лхакланги» считаются просто частными жилищами богов или исторических героев, и всякий желающий может нанести «визит вежливости» скульптурным изображениям божественных особ. Богомольцы и паломники могут посещать Поталу два раза в неделю. Они зажигают перед ними светильники или сжигают в их честь благовония, с благоговением осматривают жилые помещения, отличающиеся простотой и отсутствием современных удобств. В бесчисленных помещениях монастыря-дворца, в лабиринте угрюмых полутемных переходов и низких комнат любуются скульптурными и живописными изображениями персонажей буддийского пантеона, которые были главными объектами почитания в средневековом Тибете. Здесь и сцены из земной жизни Будды Шакьямуни, и картины грядущего рая будды Майтреи, и портреты особенно почитаемых божеств.

Особенно много в Потале изображений 12-рукого Авалокитешвары (по-тибетски – Ченрези) и его божественной супруги Тары («Спасительницы»). Авалокитешвара-Ченрези является покровителем Тибета, посланным сюда самим Буддой, когда жители этой страны были заняты междоусобными раздорами. Не случайно далай-лама считается воплощением Авалокитешвары.

До нашего времени сохранились удивительные по своей красоте и совершенству творения тибетских мастеров. В большинстве случаев они золотили лицо и фигуру, волосы красили в черный или цвет, а одежду расписывали яркими красками. Большой славой пользовались среди жителей Тибета и за его пределами мастера декоративно-прикладного искусства. Древнейшие китайские хроники часто упоминают о подарках императору – изделий из золота, замечательных по своей красоте, превосходной работе и диковинности исполнения. Так, еще в 640 г. министр Сронцзан-Гампо, устраивая брак между своим господином и китайской принцессой Вэн, прислал для скрепления помолвки ее отцу золотые сосуды весом более 220 кг. Подарок произвел такое сильное впечатление на правителя Поднебесной, что у него исчезли все сомнения относительно необходимости заключения этого брака. Кроме того, придворному художнику Янь Лидэ было поручено написать картину, на которой он должен был запечатлеть момент прибытия тибетских послов и поднесение ими подарков.

Через год китайский император получил еще много замечательных подарков из Тибета. Среди них был золотой кувшин для вина в виде гуся более полутора метров высотой. А однажды из Тибета прислали еще более удивительное творение ювелиров и златокузнецов – макет города, где с величайшим искусством дома, люди и животные были выполнены из золота.

Отдав троекратный поклон божествам, паломник удаляется из Поталы. Перед изображением Будды вообще никогда ни о чем не просят, потому что он переселился за пределы мира желаний (вернее, за пределы всех миров). Но все же паломники дают обеты и выражают свои чаяния, например: «Если бы я мог вполне постигнуть учение Будды и жить по его законам и заповедям!».

СТРАСТНОЙ МОНАСТЫРЬ

«В селе Палицы, принадлежавшем нижегородской вотчине князя Б. М. Лыкова, была одна женщина, одержимая бесом. После семи лет тяжелых страданий обратилась она с молитвой к Божьей Матери и просила избавить ее от бесовского мучения. И дала обет: в случае выздоровления вступить в иноческую жизнь.

Таким был Страстной монастырь столетие назад

Вскоре после этого больная получила исцеление, но забыла о своем обете и стала жить по-прежнему. Однако через некоторое время она все же вспомнила о своем обещании и очень испугалась, что нарушила его. Снова с ней приключилась тяжелая болезнь, и однажды, будучи в изнеможении, женщина вдруг услышала, что кто-то подходит к дверям ее комнаты. Вошла в ней Пресвятая Богородица в багряных одеждах и сказала: «Почему ты не исполнила данного обета – в иноческом чине служить Сыну Моему и Богу?» Еще два раза после этого являлась больной Божья Матерь, и в третий раз Она сказала: «Иди немедленно в Нижний Новгород к иконописцу Григорию. У него находится написанный образ во имя Мое, именуемый Одигитрия. Возвести ему о Моем явлении и, собравшим именем Моим семь серебряных монет, отдай их иконописцу на украшение Моего образа. Когда помолишься перед ним с верою, то получишь исцеление».

Больная немедленно пошла исполнять повеление Пресвятой Богородицы, и когда все сделала, как повелела Царица Небесная, то немедленно получила исцеление. Вскоре от иконы стали совершаться чудеса, и тогда образ Божьей Матери перенесли в село Палицы и поставили в церкви святых бессребреников Космы и Дамиана».

А в 1641 г. по повелению царя Михаила Федоровича, родоначальника династии Романовых, чудотворную икону Божией Матери, названную «Страстной», перенесли в Москву. Название такое чудотворный образ получил потому, что около лика Пресвятой Богородицы изображены два ангела с орудиями Страстей Господних.

На месте встречи иконы, у Тверских ворот, сначала была построена церковь, а в 1654 г. – уже при царе Алексее Михайловиче – был возведен монастырь. На царские средства вокруг обители устроили каменную ограду с башнями, а над вратами под колокольней – церковь во имя Алексея человека Божьего. Церкви были благолепно украшены, к тому же они получили богатые царские вклады. Но в 1778 г. от неизвестной причины сгорели соборный храм и много келий, однако из пламени успели спасти чудотворную икону Божьей Матери «Страстная» и кое-что из церковной утвари. Остались невредимыми еще две иконы – образ Божьей Матери «Боголюбская» и образ святого воина Иоанна, писанные на стенах.

На восстановление обители императрица Екатерина II дала значительную сумму, и уже 1 июня 1779 г. верхний храм был торжественно освящен. Церковь во имя Алексея человека Божьего освятили позднее – 10 октября 1781 г.

Во время Отечественной войны 1812 г. чудотворные иконы и сокровища монастырской ризницы не успели вывезти, из-за нехватки лошадей. Мать-игуменья Тавифа оставалась в монастыре, и церковные сокровища наглухо заложили в ризнице, где они и остались целыми. Ворвавшиеся в обитель французы разграбили оставшееся, а также кельи, но уже через две недели один французский генерал прислал монастырскому священнику богатое облачение, красного вина и крупчатой муки для отправления богослужений. От пожара все монастырские здания уцелели, и после освобождения Москвы от неприятеля в благодарность Богу за спасение был отслужен молебен.

В 1817 г. монастырь посетила императрица Мария Федоровна, пожертвовавшая на украшение ризы чудотворного образа Божьей Матери драгоценную бирюзу, осыпанную бриллиантами, и крупную жемчужину.

В 1841 г. в Страстной монастырь были принесены мощи (честная глава) великомученицы Анастасии Узорешительницы. Глава покоится в серебряной вызолоченной гробнице – дар княжны Е.Д. Цицицановой, родственной по происхождению грузинскому царственному дому. Над гробницей находилась серебряная вызолоченная лампада с бахромой из слов: «Твоя от Твоих Тебе приносяще». Лампаду пожертвовал в обитель великий князь Михаил Николаевич.

Нижняя церковь, находившаяся под соборной, имела три престола: средний – во имя архистратига Михаила – занимал большую часть церкви, другие располагались по сторонам от него. В светлой галерее, по правой стороне, был устроен придел во имя святой великомученицы Анастасии Узорешительницы, слева – придел во имя Николая Чудотворца. В этом храме были погребены многие бояре из рода Плещеевых и Чаадаевых, князей Голицыных, Волконских, Леонтьевых и др. Здесь же хоронили многих известных лиц, а также подвижниц обители.

Церковь во имя Алексея человека Божьего была небольшая, но очень изящная. В ней были прекрасные местные иконы (работы художника В. Пукирева), а в алтаре на стекле был изображен образ Спасителя.

На рубеже XVIII–XIX вв. Страстной монастырь был заново перестроен, и по проекту архитектора М. Д. Быковского в нем возвели высокую колокольню, которая сразу же стала господствовать над Страстной площадью. Но еще долгое время эта женская обитель не имела звучного колокола-благовестника. И тогда московские купцы второй гильдии – М. Д. Орлов и В. В. Николаев, любившие церковные службы и часто посещавшие храм Страстного монастыря, решили, что отсутствие благозвучного колокола не соответствует благоустройству обители. Но отливка колокола – дело дорогостоящее, значительно превышавшее состояние купцов, и тогда они устроили сбор средств. Первым на него откликнулся С. П. Клюжин, тоже купец второй гильдии, потом присоединились и другие. Все вместе они собрали довольно внушительную сумму, и колокол весом 11 тонн 560 кг был отлит на заводе почетного гражданина А. Д. Самгина. Колокол украшали искусные орнаменты с изображениями Спасителя, икон с образами Божией Матери «Страстная», святителя Николая Чудотворца, великомученицы Анастасии, Алексея человека Божьего, Василия Блаженного, архангела Михаила и Саввы Стратилата.

В середине марта 1885 г. в присутствии несметного количества народа колокол доставили к Святым воротам обители, а 16 марта после литургии перед святыми иконами и хоругвями, его окропили святой водой и подняли на колокольню. И к вечерней службе монастырские окрестности огласились звоном новоустроенного колокола. Трем купцам, главным жертвователям, на память о событии были поднесены святые иконы, а также альбом с видом монастыря и колокола[107].

Но после Октябрьской революции труды и старания купцов, мастеровых и других людей вместе с самим колоколом были брошены в плавильную печь. В 1930 г. журнал «Красная нива» напечатал снимок, на котором изображалось снятие колокола с колокольни Страстного монастыря. Снимок сопровождался текстом:

«Центральный совет безбожников переделывает бывший Страстной монастырь в помещение для антирелигиозного клуба-музея. Бездействовавший в последние годы колокол монастыря был снят с колокольни и передан в фонд монетного двора. Колокол весит около 12 тонн и представляет собой немалую ценность».

О Страстном монастыре, некогда стоявшем в центре Москвы, теперь напоминает только название – Страстной бульвар. В середине 1931 г. Страстную площадь переименовали в Пушкинскую, а новыми хозяевами обители стали воинствующие безбожники, которые сразу же начали мечтать о расширении музея – в том числе и за счет сноса некоторых построек обители. В. Н. Семенов, главный архитектор Москвы того времени, еще в 1932 г призывал снести Страстной монастырь, а на его месте построит дом для литераторов и передвинуть к нему памятник А. С. Пушкину. Такая возможность представилась через 5 лет, и планы эти воплотил архитектор А. В. Щусев, руководивший реконструкцией улицы Горького. В мае рабочие треста «Мосразбор» приступили к кельям, с других зданий обители сняли крыши, но потом работа на некоторое время приостановилась, т. к. антирелигиозному музею нужно было время, чтобы перевезти свои фонды и библиотеку в церковь Николая Угодника, располагавшуюся на Каляевской улице. В июле 1937 г. рабочие начали крушить колокольню, а затем наступила очередь 5-главого собора Страстного монастыря… И упали на землю кованые узорчатые кресты XVII в. – упали как раз накануне 20-летия Октябрьской революции.

ВОСКРЕСЕНСКИЙ НОВО-ИЕРУСАЛИМСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Возведение Воскресенского монастыря, расположившегося у города Истра, что в 58 км к западу от Москвы, связано с именем патриарха Никона – одного из выдающихся деятелей русской истории. Царь Алексей Михайлович называл его в своих посланиях «избранным и крепкостоятельным пастырем и наставником душ». Избранный на патриаршество в 47 лет, Никон лелеял мысль о первенстве Церкви над государством, чуждую византийской традиции и всему христианскому миру. Но, будучи воспитанником русского монастыря, он и на патриаршество смотрел как на игуменство в большой обители. А монастырская жизнь – это прежде всего послушание, подвиг добровольного отречения от своей воли в пользу настоятеля, который печется о духовном спасении своих чад.

В 1453 г., за 200 лет до вступления Никона на патриарший престол, прекратила свое существование Византийская империя, и Россия единственной осталась верной православию и единственным православным государством, которое сохранило свою независимость. Именно в то время и был сформулирован знаменитый тезис: «Москва – Третий Рим, а четвертому не бывать». Поэтому патриарх Никон и решил возвести монастырь с храмом Воскресения Господня, который повторял бы святыни древнего Иерусалима, чем бы и привлекал на Русь тысячи богомольцев.

Место для обители было выбрано на большой Волоколамской дороге, у переправы через реку Истру, где располагалась деревушка Сафарово, принадлежавшая боярам Боборыкиным. В 1636 г. Р. Ф. Боборыкин построил в ней церковь Воскресения, от которой получило свое название сначала село, а позднее и город Воскресенск.

По пути из Иверского (Валдайского) монастыря патриарх Никон не раз останавливался здесь на ночлег. Село полюбилось ему своим живописным расположением на нагорном берегу Истры, поросшем густым лесом. В этом редком по красоте месте он и решил осуществить свой замысел, для чего приобрел село Воскресенское и близлежащие к нему деревни.

К выполнению задуманного плана патриарх Никон приступил в 1656 г. Высокий холм (к тому же частично подсыпанный) очистили от леса и устроили здесь площадку, затем возвели теплую деревянную церковь во имя Воскресения Господня с трапезной. Вокруг монастыря с трех сторон выкопали рвы и поставили по валу рубленые стены с 8 башнями. Через год в присутствии царя, царского двора и высшего духовенства состоялось освящение храма.

Окрестностям монастыря Никон дал палестинские названия. Так, гору, откуда царь любовался открывшейся панорамой, он назвал Елеонской, а реку Истру – Иорданом; возвышенность за Истрой, у подножия которой растилались поля и луга, – горой Фавор; рощу между рекой и обителью – Гефсиманским садом и т. д. Библейская тема нашла свое отражение и в названиях проездных ворот и башен возводившегося монастыря: Гефсиманская, Сионская, Дамасская башни и др.

Даже после своего отречения от патриаршества Никон по-прежнему обладал неограниченными экономическими возможностями и потому смог привлечь к устроению обители сотни талантливых мастеров со всей земли Московской и из соседних государств. Отсюда и новые художественно-эстетические принципы в архитектуре монастырского ансамбля. Так, ротонда собора завершалась грандиозным шатром, возведение которых Церковь не поощряла. Примечательно, что Никон, сам выступавший против шатрового завершения храмов как формы нецерковной, распорядился создать самый грандиозный каменный шатер в истории русского зодчества.

Неизгладимое впечатление производил Воскресенский собор и изнутри. Алтарь его имел 5 престолов – для пяти Вселенских патриархов. В глубине алтаря располагалось «горнее место», к которому амфитеатром поднимались ступени. В центре стоял патриарший трон, на котором должен был восседать в богатейшем облачении патриарх Никон, окруженный сонмом духовенства.

Недалеко от обители, за небольшим оврагом, располагался Никоновский скит. Через ворота Елизаветинской башни владыка по широкой каменной лестнице спускался в Гефсиманский сад, переходил Истру-Иордан и добирался до своей «пустыни», куда уединялся для молитвы и богомыслия – особенно в дни святых постов. Скит представлял собой постройку в 4 этажа – с выступами, башенками и плоской крышей, на которой стояла восьмигранная церковь во имя святых апостолов Петра и Павла, окруженная открытой террасой. К скиту относились маленькая звонница и келья патриарха – «палатка», куда выходила очень узкая винтовая лестница, соединявшая все этажи здания. В нижнем (полуподвальном) этаже размещались хозяйственные службы, на втором этаже – трапеза и две небольшие кельи, на третьем – домовая церковь во имя Богоявления Господня и три жилые комнаты, на четвертом – спальня с каменным ложем.

За 8 лет пребывания в Воскресенской обители патриарх Никон успел закончить почти весь храм, в котором освятил три церкви: Голгофскую (верхнюю) – свое любимое место служения; под ней – церковь во имя Иоанна Предтечи, в северной части храма – во имя Успения Пресвятой Богородицы.

В 1665 г. Воскресенский собор был украшен многоцветным изразцовым поясом «павлинье око», выполненным мастером Степаном Ивановым (по прозвищу Полубес). На монастырском холме, названном Сионом, кроме главной святыни – храма Воскресения Христова с Голгофой и Кувуклией, – патриарх Никон задумывал построить еще храм – наподобие того, что устроен в Вифлееме на месте Рождества Иисуса Христа. Однако из-за воздвигнутых гонений, суда и 14-летней ссылки он не успел всего этого осуществить, и это в конце XVII в. исполнили его ученики.

По низложении патриарха строительство «великой каменной церкви» остановилось на 13 лет, и все это время она была «в презрении». После посещения обители царем Федором Алексеевичем и во многом благодаря стараниям его тетки, царевны Татьяны Михайловны, в 1679 г. продолжилось строительство храма, и уже в 1685 г. он был освящен. В конце XVII в. деревянную ограду монастыря заменили каменной стеной с 8 многоярусными шатровыми башнями. Возводили стену под руководством талантливого зодчего Якова Бухвостова; и хотя стена не предназначалась для обороны, она имела переходы на арках и кровлю, что придавало ей неприступный вид.

Однако судьба Воскресенского храма оказалась трагичной: в 1723 г. рухнул кирпичный шатер, облицованный мраморными плитами, а три года спустя сильный пожар уничтожил внутреннее убранство собора. Только в 1749 г. по проекту знаменитого петербургского зодчего В. В. Растрелли началось восстановление шатра, которым руководил опытный московский архитектор К. Бланк. Каменный шатер заменили деревянным с 75 люкарнами (овальными слуховыми окнами), расположившимися в три яруса.

По проектам замечательных мастеров эпохи русского классицизма подверглись переделкам и некоторые из приделов собора. Особенно красивой получилась полуротонда в приделе святой Марии Магдалины, выполненная по проекту М. Казакова. Важно отметить, что при восстановлении внутреннего убранства собора строители XVIII в. бережно сохранили уцелевшие от пожара изразцовые отделки стен и несколько изразцовых иконостасов XVII в.

Восстановление главного собора монастыря после разрушения ротонды и случившегося пожара проходило в период управления обителью архимандрита Амвросия, которого называют «вторым устроителем обители». В 1744–1766 гг. он при помощи своего брата-художника и его учеников создал единственное в своем роде живописное убранство храма. В иконах и настенной росписи собора воплотилось православное учение о прообразовательном смысле Ветхого Завета по отношению к Новому. В то же время они служили пояснением к особенностям строения храма и чинопоследований, присущих ему как подобию иерусалимского храма Гроба Господня. От последнего он воспринял необычайно сложное строение, множество приделов (29 вместо 14), особенности Устава и богослужений, утвержденных еще патриархом Никоном.

В XIX в. у южных ворот в Воскресенский храм богомольцев встречала надпись:

«Всякая душа благочестивая, желающая пречудный храм Воскресения Христова, иже в Иерусалиме, видети и тамо в нем сущим святым местам поклонитися, но ради расстояния дальнего оного дойти не могущая, созерцая семо, вшедши и разумей внутр заключенных вещей душеполезную тайну, яже Спаситель твой тамо между неверными, здесь же среди благочестивых христиан в воспоминание Спасителевых страстей, смерти и тридневного Воскресения в сем храме Ново-Иерусалимском представляет».

И действительно, Воскресенский Ново-Иерусалимский храм стал местом паломничества всякой благочестивой души. Потому что ценность живописного убранства Воскресенского собора определялась не только художественными достоинствами икон и росписей, а еще их содержанием и связью, в которых излагалось поучение об истинах Веры и о Страстях Христовых. И сам Новый Иерусалим – это не топографическая копия, она подобна Святой Земле «не мерою», но «образом и добротою». Со времени своего основания и в течение 250 лет Воскресенский монастырь оставался таким, каким его задумывал патриарх Никон – духовным, богословским, культурным и паломническим центром. Он оставил обители богатейшее собрание рукописей и книг, собрал в ней немало ученых людей; заводил школы для детей, в которых они учились грамоте, иконописному, колокольному и другим ремеслам.

Бывший патриарх первым приходил на строительство и оставлял его последним. Он копал возле монастыря пруды, разводил в них рыбу, строил мельницы, разбивал огороды и фруктовые сады, трудясь наравне с работниками. Не забывал Никон и о делах милосердия: он повелел принимать всех странников и в течение трех дней держать их за счет монастыря. А когда в обитель приходили утомленные походом ратники, он сам угощал их и омывал им ноги, как того требует заповедь Евангельская.

Но в 1919 г. эта созданная многими поколениями иноков и намоленная тысячами богомольцев «Русская Палестина» по решению Звенигородского совета рабочих и крестьянских депутатов была закрыта. В стенах монастыря разместился краеведческий музей, что в некоторой степени спасло обитель от разрушения и разграбления.

С началом Великой Отечественной войны музей стал готовиться к эвакуации: удалось вывезти в Алма-Ату и тем спасти святыни монастырской ризницы, наиболее ценные иконы, богатейшее собрание тканей. Город Истра был захвачен немцами, которые при отступлении взорвали Воскресенский собор, надвратную церковь во имя Входа Господня в Иерусалим, все башни на стенах. Пожаром был уничтожен шатер над ротондой, кровли на трапезных, настоятельских и братских кельях…

В июле 1994 г. монастырь возвращен Русской православной церкви, и в нем возродилась монашеская жизнь. Еще 50 лет назад в обители начались восстановительные работы, но и сейчас они еще далеки от завершения. Хотя внутреннее убранство Воскресенского храма и погибло безвозвратно, но вопрос о его восстановлении должен быть поставлен. Тем более что сохранились документы монастырского архива, которые позволяют «прочесть» этот богословский текст, который когда-то возводил паломников Нового Иерусалима от образа к Первообразу.

СВЯТО-ЕКАТЕРИНИНСКАЯ ПУСТЫНЬ

В ноябре 1656 г. царь Алексей Михайлович охотился со своими приближенными на землях «Ермолинской рощи». Вечером царь решил не возвращаться в Москву, а остаться ночевать здесь, для чего были раскинуты теплые шатры. Только царь начал засыпать, как вдруг ему показалось, что «шатер его осветился необыкновенным сиянием, и пред ним предстала дева ангельской красоты, облеченная в белую, как снег, одежду». Царь узнал в ней святую великомученицу Екатерину, которая сказала ему: «Не ужасайся, царь. Я явилась сказать тебе, что Господь в эту ночь разрешил от бремени супругу твою и даровал тебе дочь на утешение».

Царь проснулся, объятый одновременно радостью и ужасом, и повелел будить всех бояр и холопов, которым и рассказал о чудном видении. Несмотря на глубокую ночь, приказано было охотничьему стану сниматься с места. У села Коломенское им встретился гонец, который летел, чтобы сообщить государю радостную весть. Царь Алексей Михайлович, обливаясь слезами умиления, снял шапку и, перекрестившись, воскликнул: «Чудны дела Твои, Господи!». И тогда же решил назвать новорожденную Екатериной, а на месте чудного видения повелел основать монастырь.

В 1663 г. новая церковь встала в Ермолинской роще, которую со временем переименовали в Екатерининскую. Территорию вокруг храма обнесли сплошной высокой оградой, у ворот поставили «белую избу с сенями» – для вратарника и сторожа. Вокруг нее с трех сторон были возведены деревянные кельи, хлебня и другие хозяйственные постройки.

Возрожденная обитель

Но уже через год царь Алексей Михайлович повелел деревянные строения продать или пустить на другие цели, а здесь возвести каменные сооружения: одно – для церковного причта, другое – для содержания престарелых царских слуг. Со всех сторон к пустыни подвозили необходимые материалы – кирпич, известь, сваи, бут, камень и т. д. Строительство государь поручил московскому приказчику А. Мерчукову и сам следил за устроением новой обители. К лету 1667 г. начались работы по внутреннему благоустройству палат. Деньги на строительство и содержание пустыни, на церковную утварь и облачения священнослужителей царь жаловал «из комнатных государевых денег». И в дар церкви государь принес славившуюся как чудотворная икону святой великомученицы Екатерины, украшенную драгоценной ризой.

С 1674 г. церковь с небольшим кладбищем при ней, деревянными и двумя каменными строениями называется уже пустынью «Екатерининские Рощи». К 1679 г. в ней была выстроена новая каменная церковь с двумя приделами: левый – во имя преподобного Сергия Радонежского; правый первоначально был посвящен святителю Николаю, а позже переосвящен в честь святителя Дмитрия Ростовского.

Пустынь не имела приписных сел и деревень, поэтому ругу (хлебное и денежное жалованье) насельники получали из Приказа Большого Дворца. Но иногда жалованье подолгу задерживалось, а то и вовсе не поступало в монастырь. Так, например, было в 1714–1716 гг., и тогда монахи голодали, побирались по селам вблизи монастыря, от «великой нужды» останавливалась даже церковная служба. В марте 1717 г. иеромонах Гавриил пишет на имя царя Петра I отчаянное послание: «Ныне мы, богомольцы твои, весьма оскудели и платьем обносились… И дров, и хлеба, и свеч купить не на что, а без одежды и без дров от морозов погибаем смертию».

Дело слушалось в Правительственном Сенате, и московскому губернатору от Петра I был послан указ: выдать монастырю не только положенное жалованье, но и «деньги на шубы, и на мантии, и на рясы, и на клобуки, и на камилавки». В середине 1760-х гг. пустынь имела уже почти 100 десятин земли – березовый лес, орешник, пашни и сенокосы. В алтаре храма было 12 старинных икон, украшенных серебряными окладами с золотыми венцами, жемчугом и драгоценными камнями. В ризнице, в вызолоченном ковчеге, хранились частицы мощей святой Екатерины и других мучеников. В монастыре была собрана неплохая библиотека; приезжие богомольцы могли разместиться в деревянной «светлице», а в ограде монастыря были разбит фруктовый сад и выкопан пруд.

Жители окрестных деревень часто брали из церкви чудотворный образ святой великомученицы Екатерины и с крестным ходом носили по деревням и по домам и благоговейно служили перед ней молебен.

Императрица Екатерина II тоже не оставляла без внимания обитель, посвященную ее небесной покровительнице. В последние годы ее правления в подмосковной пустыне развернулось бурное строительство. Своим возрождением обитель обязана также митрополиту московскому Платону (Левшину) и настоятелю храма отцу Мелхиседеку. При нем на щедрые пожертвования благочестивых верующих в пустыне был выстроен великолепный собор, к первоначальному храму сделаны обширные пристройки, обновлена надвратная церковь с колокольней. Было поставлено два корпуса келий, монастырь обнесли «не весьма высокой, но красивой» каменной оградой с четырьмя башнями по углам. Старинная церковь была переосвящена в честь первоверховных апостолов Петра и Павла, а новый собор освятили во имя великомученицы Екатерины.

Оба храма, старинный и новый, были соединены в одно здание. Но особенно удачной в архитектурном отношении представляется надвратная церковь во имя Святителя Николая. Сооружение выдержано в едином стиле, поэтому радует глаз особой легкостью, стройностью и изяществом.

Но отцу Мелхиседеку не пришлось насладиться плодами своих трудов: в 1802 г. он был назначен в серпуховский Высоцкий монастырь – с возведением в сан архимандрита. Со слезами покидал старец обитель, устроенную его трудами и руками, и из тихой рощи переселился в шумный торговый город. Он просил только об одном: чтобы ему разрешили, когда уже недостанет у него сил управлять большим Высоцким монастырем, окончить жизнь в любимой Екатерининской пустыни. Если же «по грехам его» ему и этого не будет дано, то пусть похоронят его в пустыни… Он и был погребен на месте, которое сам указал: в старом храме монастыря – в приделе во имя преподобного Сергия.

Война 1812 г. не причинила обители особого вреда. Ворвавшиеся в Екатерининскую пустынь «безбожники-французы» лишь немного постреляли по колоколам. Беда пришла позже… В начале XIX в. обитель посетил архимандрит Фотий – настоятель Ростовского Юрьевского монастыря, отличавшийся необыкновенной щедростью. Все драгоценные подарки графини А. А. Орловой-Чесменской (своей духовной дочери) – кресты, четки, посохи с золотыми набалдашниками, меха, бархат и т. д. – он рассылал по бедным монастырям и церквам. Желая помочь обновленной Екатерининской пустыни, владыка снял с себя наперсный крест, украшенный бриллиантами, и передал его настоятелю – «на поддержание монастыря и на нужды братии». Но дар владыки Фотия, оцененный в 9000 рублей ассигнациями, в дело не употребили, а почтительно хранили в монастырской ризнице. Примерно через 30 лет драгоценный крест вынули из ризницы и с благоговением водворили на чудотворный образ великомученицы Екатерины.

Слух о подарке архимандрита Фотия дошел до Москвы, и в 1835 г. под видом смиренных богомольцев в обитель пришли некие молодые люди. Они жили в монастыре, исправно выстаивали долгие церковные службы и, дождавшись грозовой ночи, под оглушительные раскаты грома взломали пудовые соборные замки. Но креста на месте не обнаружили. Настоятель, как бы почуяв беду, вечером снял крест с иконы и унес к себе в келью. Разочарованные святотатцы утащили золоченую серебряную чашу из-под Святых Даров, обложенное серебром напрестольное Евангелие, содрали с икон драгоценные ризы и оклады.

Екатерининская пустынь ничем особенным не была знаменита, разве что скромной непритязательностью свих насельников да красотой окрестных березовых рощ. Даже построенная в 1864–1869 гг. Южная железная дорога (Курское направление) хоть и упростила сообщение между Москвой и пустынью, но мало что изменила в судьбе обители. Даже число паломников увеличилось ненамного, потому что от «полустанции» Бутово надо было добираться еще 6 верст. Однако въезд в монастырь, перенесенный с северной стороны на южную, украсили чугунными решетчатыми воротами. Слева от ворот, вместо деревянной и уже обветшавшей часовенки, выстроили новую каменную, в которой открыли иконную лавку[108]. Товары в нее поступали от неизвестной благотворительницы из Москвы. Были возведены каменные кельи для братии и много других церковных и хозяйственных сооружений. Монастырский летописец в конце XIX в. писал: «Пустынь зданиями не бедна. Все каменное, крытое железом, даже скотный двор за монастырской оградой… Пустынь ведет хозяйство исправно, и покупает немногое, в основном, рыбу, которая, однако, за монастырской трапезой появляется только по праздникам».

Через 35 лет после открытия Курской железной дороги начались движение поездов на участке Москва – Кашира и одновременно строительство дачного поселка Расторгуево на землях купца П. А. Расторгуева. От железнодорожной станции до монастыря было теперь всего 2 километра по густому лесу.

Несмотря на отлично налаженное хозяйство, братия вела аскетический образ жизни. Паломников поражали братские кельи с их внешней непритязательностью и даже убогостью убранства. Большинство монахов были уже в преклонном возрасте, «давно свыклись с глубоким уединением пустыни и с ее строгими правилами» и вели жизнь в молитвенных трудах и наставлениях пасторских. Ни политические страсти, ни пожары и погромы революции 1905 г. не коснулись Свято-Екатерининской пустыни. В ноябре 1908 г. обители исполнялось 250 лет, и все готовились к этому торжеству. Но Бог судил иначе…

13 сентября 1908 г. в монастыре, после утреннего богослужения, тремя револьверными выстрелами в своей келье был убит настоятель пустыни – игумен Мартирий. Убийство, очевидно, было совершено с целью грабежа, потому что вскоре волна похожих ограблений прокатилась и по другим церквам и обителям Подмосковья. Вскоре были схвачены боевики-максималисты, к чьим услугам часто прибегали социал-революционеры для пополнения партийных касс. Обстоятельства этого дела впоследствии были забыты, и о трагическом событии напоминало лишь белокаменное, чудом сохранившееся надгробие.

После Октябрьской революции 1917 г. большинство российских монастырей постигла трагическая участь. Но то, что произошло с затерянной в подмосковных лесах Екатерининской пустынью превзошло все мыслимые пределы зла. Монастырь был закрыт в 1918 г. Монахи, в основном уже престарелые люди, разбрелись кто куда, а в опустевшие помещения новые власти предложили поселиться – на особых условиях – монахиням, прибывшим из Красностокского Богородице-Рождественского монастыря (г. Гродно). Монастырям, которые подлежали закрытию, предоставлялась возможность организоваться в трудовые артели: обитель была превращена в одно из таких хозяйств и стала называться сельскохозяйственной артелью «Екатерининская пустынь». В монастыре оставили только один действующий храм, который обрел статус обычной приходской церкви.

Из Богородице-Рождественского монастыря в Подмосковье прибыли 164 монахини, причем 14 из них были уже старые и немощные и находились на иждивении артели. Первые годы существования на новом месте насельницам приходилось терпеть голод и холод, но красностокские матушки не унывали. Они и лес пилили, и пни корчевали, и землю на себе пахали. На Бога не роптали, а смиренно трудились и молились, и через несколько лет у них было уже налаженное хозяйство: плантации огурцов, помидоров и других овощей поддерживались в образцовом порядке. По краям поля матушки ставили сторожевые шалаши, и монашки, положив на колени незаряженную берданку, бдительно следили за сохранностью урожая.

Зато и кормило их хозяйство всю округу, да еще как кормило! Осенью жители Расторгуева представляли в монастырь списки нужных на зиму продуктов, и монахини на подводах привозили им картошку, свеклу, морковь, яблоки и т. д. Продукты «монастырской коммуны» покупало все население Расторгуева, покупали и дачники в летнее время. К тому же расторгуевцы весь год покупали в монастыре дешевые молочные продукты и вкусный монастырский хлеб и квас. А так как монахини владели и медицинскими навыками, то выхаживали и заболевших жителей.

Кельи в Екатерининской пустыни они тщательно выбелили, и в них было очень чисто и уютно: полы покрыты половичками, в углу висели иконы, привезенные из прежней обители.

Но монастырь со своим неукоснительным стоянием перед Богом и бескорыстной помощью людям доживал уже последние дни. Новая власть снисходительно наблюдала, как монастырь кормит и лечит всю округу, и в то же время вела самую грубую антирелигиозную пропаганду. А летом 1931 г., когда полевые работы были в самом разгаре, из Москвы пришла бумага – в 24 часа освободить монастырские помещения. Бедные матушки были в отчаянии и не понимали, за что их гонят. Со своим наспех собранным скудным скарбом отправились они на станцию Расторгуево и там целый день сидели на платформе и плакали.

Весть о закрытии обители облетела весь поселок, и местные жители потихоньку от властей прибегали на станцию с пирожками и горячей картошкой. Некоторые монахини сняли комнаты в окрестных селах и деревнях, другие пристроились в больницы сиделками, некоторых «матушек-сирот» разбирали в свои семьи…

Монастырь закрыли, но еще 4 года действовала надвратная церковь, в которой совершались службы. Остальные же строения Екатерининской пустыни были отданы под колонию несовершеннолетних преступников, которая называлась ГУМЗ – Государственное училище для малолетних заключенных. Режим в тюрьме был нестрогий: ребята катались по окрестным перелескам и оврагам на лыжах, а на замерзшем монастырском пруду – на коньках. Заводили знакомства с местными мальчишками, ни хулиганства, ни воровства не наблюдалось.

В начале 1930-х гг. малолетних преступников вывезли, и ворота монастыря наглухо закрылись. Но местное население уже знало, что тут разместилась тюрьма для уголовников, имевших небольшие сроки заключения (до 2 лет) – за бродяжничество, попрошайничество и т. д. Однако среди них были и профессиональные воры и закоренелые бандиты. В Петропавловском соборе открыли клуб, в котором устраивались концерты самодеятельности, а по вечерам выступали приезжие артисты.

Надолго уголовники тут не задерживались, потому что «народный суд» с привлечением общественности, в присутствии всех заключенных, освобождал их «под честное слово» или брал «на поруки». «Прощали» заключенного с условием: если он совершит хотя бы малейшее противозаконное действие, будет досиживать не только положенный срок, но за новое преступление ему добавится еще несколько лет. Читателю, наверное, не надо говорить о том, что, выйдя на свободу, преступники обычно принимались за старое.

Уже в те времена над монастырскими стенами появилась колючая проволока, а по углам – вышки с часовыми. Потом такие вышки появились и вдоль стен, а у входа – проходная с лампочками сверху. В 1935 г.

по плану реконструкции Москвы и Московской области земли вокруг имения князей Волконских Суханова (включая и Екатерининскую пустынь) были объявлены заповедником. Однако вскоре на территории монастыря начались грандиозные работы по переустройству тюрьмы, в спешном порядке велись какие-то подземные работы. «Святые врата» обители наглухо замуровали, посередине восточной стены был устроен новый въезд, где установили контрольно-пропускной пункт с охраной. Здание бывшей монастырской гостиницы, располагавшееся у южных ворот, было переоборудовано под клуб для работников НКВД. И в начале 1938 г. политическая тюрьма приняла первых своих поселенцев.

Екатерининскую пустынь во всех путеводителях территориально обычно приписывают к Суханову, а не к Расторгуеву. Происходит это потому, что Суханово уже существовало, когда неподалеку от него закладывался монастырь. Расторгуево же возникло во второй половине XIX в., когда строилась железная дорога.

Шло время, и бывший к западу от монастыря так называемый Фельдмаршальский поселок и поселок вблизи станции Расторгуево так разрослись, что со временем слились в один. Поэтому политическую тюрьму особого режима, бывшую в Расторгуеве, обычно называют Сухановской, или просто Сухановкой.

Устроителем тюрьмы был нарком Н. И. Ежов, вложивший немало сил и изобретательности в создание печально знаменитой «Дачи пыток», как впоследствии стали называть тюрьму. Снаружи ее охраняла спецрота НКВД, и местные жители потом вспоминали, что охрана стояла даже в полях – далеко от самой тюрьмы.

Обитатели тюрьмы, прошедшие все круги ада, чаще всего заканчивали свой путь в расстрельном подвале. Все, что имело отношение к новой тюрьме, держалось в строжайшей тайне. Кому удавалось выйти, мало знали о страшной Сухановке, т. к. все заключенные были изолированы друг от друга. Имен у них не было, и не только заключенные, но и охранники существовали под номерами. Даже трупы умерших «от различных болезней», которые первое время привозили в тюремный морг Бутырок, значились под номерами. Тех же, кто знал все или почти все, потом самих убирали как нежелательных свидетелей. У А. И. Солженицына в «Архипелаге ГУЛАГе» читаем:

Сухановка – это самая страшная тюрьма, которая только есть у МГБ. Ею пугают нашего брата, ее имя выговаривают следователи со зловещим шипением. (А кто там был – потом не допросишься: или бессвязный бред несут или нет их в живых.)

«Сухановка… это два корпуса – срочный и следственный из 68 келий. Везут туда «воронками» два часа, и мало кто знает, что тюрьма эта – в нескольких километрах от Горок Ленинских и от бывшего имения Зинаиды Волконской. Там прелестная местность вокруг.

Принимаемого арестанта там оглушают стоячим карцером – опять же узким таким, что если стоять ты не в силах, остается висеть на упертых коленях, больше никак. В таком карцере держат и больше суток – чтобы дух твой смирился…

Камеры-кельи там устроены на двоих, но подследственных держат чаще по одному. Камеры там – полтора метра на два. В каменный пол вварены два круглых стулика, как пни, и на каждый пень, если надзиратель отопрет в стене английский замок, отпадает из стены на семь ночных часов (то есть на часы следствия, днем там его не ведут вообще) полка и сваливается соломенный матрасик размером на ребенка. Днем стулик освобождается, но сидеть на нем запрещено. Еще на четырех стоячих трубах лежит как доска гладильная – стол. Форточка всегда закрыта, лишь утром на десять минут надзиратель открывает ее штырем. Стекло маленького окна заарматурено. Прогулок не бывает никогда… На отсек в семь камер приходится два надзирателя, оттого глазок смотрит на тебя так часто, как надо надзирателю шагнуть мимо двух дверей к третьей. В том и цель беззвучной Сухановки: не оставить тебе ни минуты сна, ни минут, украденных для частной жизни, – ты всегда смотришься и всегда во власти».

В Сухановской тюрьме содержались лица, занимавшие прежде крупные государственные должности и посты: видные партийные работники, высокопоставленные чины, дипломаты, иностранцы. Попадали сюда и члены семей «врагов народа». Из воспоминаний писателя Е. А. Гнедина – выдающегося советского дипломата, арестованного в 1939 г.:

Сухановская тюрьма была не просто строгорежимной, а именно особорежимной. Заключенных можно было помещать в самые неожиданные условия – и крайне тяжкие, и относительно удобные. Они должны были понимать, что зависят от произвола следователей. Не случайно на стенах камеры отсутствовали правила внутреннего распорядка, как это имело место и во внутренней тюрьме на Лубянке, и в Лефортове, т. е. в тюрьмах вовсе не облегченного режима. В Сухановской же тюрьме не было никаких правил внутреннего распорядка и никаких определенных правил ведения следствия. Одним словом, особый режим для особо страшных государственных преступников…

Сухановская тюрьма имела двоякое назначение: застенок для пыток и расстрелов, расположенный в стороне за городом, и изолированное, засекреченное место заключения для «консервации» жертв. В Сухановской тюрьме имелись подвалы и камеры, где применялась всяческая «техника».

После ареста Н. И. Ежова новым хозяином Сухановки стал Л. П. Берия, кабинет которого располагался на втором этаже настоятельского корпуса. Пол кабинета был покрыт шестигранным шведским паркетом, а стены «задрапированы» отлакированной авиационной многослойной фанерой. Такой же фанерой была покрыта с внутренней стороны и дверь кабинета. Для Л. П. Берии был сооружен лифт, который вел со второго этажа на первый и дальше – в подвальные карцеры. Рассказывают, что в Екатерининском соборе был устроен крематорий; казни совершались по ночам, чтобы дым не был виден окрестным жителям.

Православная обитель последовательно принадлежала НКВД– КГБ – МВД, и только в 1991 г. была возвращена верующим. В апреле 1992 г. монастырь был возрожден, и на Пасху в Екатерининской церкви служили первую литургию. Местные жители долго не решались войти в храм, т. к. территорию монастыря еще и тогда занимало УВД Московской области.

В марте 1997 г. Свято-Екатерининский мужской монастырь посетили два архипастыря Русской православной церкви – митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий и архиепископ Виленский и Литовский Хризостом. Они преподнесли в дар монастырю иконы канонизированных на Архиерейском соборе, проходившем в Москве в феврале того же года, священномучеников и призвали неустанно взывать к их помощи и заступничеству в своих заупокойных молитвах за всех невинно пострадавших в стенах Свято-Екатерининской пустыни в годы репрессий.

АНИНСКИЙ ДАЦАН

Впервые тибетские и монгольские ламы появились к востоку от озера Байка в середине XVII в. – в тех местах, которые прилегают к монгольской границе. Позднее дацаны стали возникать и в других районах Бурятии, и в течение довольно короткого времени буддизм приняли большинство бурят.

Бурятский буддизм развивался в русле тибетской школы «гелукпа», в которой всегда уделялось исключительное внимание монастырскому образованию (особенно в области философии) и поддерживались высокие образовательные стандарты. Официально последние стали оформляться с начала XIX в. Так, в «Уложении 1823 г. одиннадцати хоринских родов» определялось, что ламы и хураваки «не должны обучаться учению Будды в улусах, а должны жить в дацане на свои средства; ламы со званием и комплектные должны обучать их под своим наблюдением без всякой мзды и не заставляя их работать на себя».

До Октябрьской революции центром буддизма в России был Анинский дацан под Улан-Удэ. Здесь изучали философское наследие Индии в его лучших образцах – как в учении махаяны, так и хинаяны; получали медицинские знания и учили древние сутры все ламы Бурятии. Согласно Уложению, возраст учеников колебался в пределах 10–25 лет; аттестовать их предписывалось «примерно после полного изучения ими книг, читающихся при дацанских богослужениях». Так, переписчиком книг и живописцем можно было стать по рекомендации лучших знатоков этого ремесла в дацане.

Кроме упоминавшихся наук, большое место уделялось изучению медицины и астрологии. Врачеванием разрешалось заниматься тем, кто изучил «Четыре Тантры» (основной трактат о врачебной науке) и практическое руководство «Лхантаб».

Бурятская астрология впитала в себя методы астрологических наук Индии, Китая, Монголии, а через них – Греции, Ирана и других стран. В результате была сформирована уникальная по богатству и многообразию используемых методов астрологическая система, и по сей день играющая огромную роль в жизни бурят.

Астрологам разрешалось заниматься практикой только после изучения основного пособия – «Вайдурья гарбо» («Белый берилл»), составленного Десрид Санжей Жамсо.

Астролог должен был рассчитывать благоприятные и неблагоприятные периоды для различного рода деятельности; выяснить, какие периоды благоприятны для выполнения ритуалов, посвященных божествам или духам и т. д. Он должен был определять основные особенности жизни человека и его характер в зависимости от даты рождения; устанавливать совместимость супругов, определять количество детей и время их рождения; предсказывать время и обстоятельства смерти; определить способ погребения и ритуалы, которые необходимо совершить; определить совместимость врача и пациента, время приема лекарств и т. д.

В конце XIX в. в окрестностях Анинского дацана поселилась странная женщина. Она купила дом в селе Алан, ближайшем к монастырю, и регулярно посещала обитель. Поговаривали, будто дама прибыла из Санкт-Петербурга, где нажила свое состояние нечестным путем и приехала сюда замаливать грехи. На деньги благотворительницы вокруг монастыря установили нарядные зеркала в позолоченных рамах, отстроили храм. А незадолго до Октябрьской революции она купила в Монголии – специально для Анинского дацана – 1000 небольших статуэток Будды, отлитых из бронзы и покрытых сусальным золотом.

В 1930-е гг., когда усилились гонения на буддистов и многих лам арестовали, в Анинском дацане собрался тайный совет, на котором решили спрятать монастырские сокровища. Укрывать святыни помогали сама дарительница (в то время уже старая женщина) и ее служанка. Каждую статуэтку сначала завертывали в разноцветные ленты и только после этого закапывали в землю. Рассказывают, что когда ламы прятали монастырские сокровища, некоторые шептали, что их никто и никогда не найдет. И лишь настоятель обронил: «Придет время, и наши святыни вернутся к людям».

Когда тайник был сооружен, монахи сотворили молитву, установив тем самым магическую защиту над ним. Она не позволит, как они полагали, непосвященным добраться до сокровищ. Через два дня после того, как из дацана увезли наиболее ценные сокровища и реликвии, настоятеля монастыря арестовали. Рассказывают, что в последнем слове он сказал своей пастве, что полностью выполнил свой долг.

Когда в последующие годы через территорию дацана пытались проложить автотрассу, строительству, действительно, постоянно что-то мешало: то проливные дожди начнутся, то крепкие морозы ударят. В результате дорогу проложили в нескольких километрах от дацана. Ламы и сегодня уверены, что святость 1000 будд спасла их обитель от разрушения.

Но тогда, во время гонений на буддистов, после настоятеля дацана наступила очередь и другим лам: все, кто прятал статуэтки Будды, были либо расстреляны, либо исчезли в тюрьмах ГУЛАГа. Таинственная женщина-дарительница умерла; монахи Анинского дацана слышали о спрятанном «священном сокровище», но считали, что клад навсегда потерян.

Из свидетелей захоронения сокровищ до нашего времени дожила только служанка, которая все эти годы хранила тайну Анинского дацана. Даже ее сын не слышал от матери ни одного слова; лишь перед смертью, в конце августа 2003 г. она открыла ему тайну… И можно себе представить изумление лам, когда пришедший к ним человек не только знал о кладе, но и мог указать, где он спрятан.

К раскопкам приступили немедленно, но перед этим провели хурал (молебен). После него монахи приступили к ритуальным обрядам: сначала освятили землю и сняли с нее магическую защиту. Потом провели особый обряд, чтобы уберечь от проклятия людей, участвовавших в раскопках. Впоследствии земляные работы тоже чередовались с молитвами и религиозными ритуалами.

Когда были сняты первые 20 см земли, искатели наткнулись на россыпь лазуритовой и коралловой крошки. Согласно буддийским верованиям, эти минералы оберегают от воздействия злых сил. Еще через несколько сантиметров наткнулись на ритуальный оберег в форме 4-конечной звезды, который защищал тайник от чуждого воздействия извне. Под следующим слоем открылась каменная плита, а под ней – углубление, где хранились статуэтки.

Вновь обретенные монастырские сокровища

Нетрудно представить себе восторг лам, когда они достали полуистлевшую мешковину, в которой были завернуты 200 позолоченных статуэток. А потом они наткнулись еще на один сверток, в котором лежали аккуратно упакованные еще 150 статуэток. Ламы никому не выдают местонахождение тайника, т. к. надеются отыскать оставшиеся 650 статуэток.

Статуэтки выставлены на алтаре Анинского дацана стройными рядами, и эти маленькие фигурки (высотой около 10 см) похожи на игрушечную армию. Внутри каждой из них встроен миниатюрный молитвенный барабанчик, а в нем спрятан лист лекарственного растения: барабанчик аккумулирует положительные силы, а растение отгоняет злых духов.

По форме все фигурки одинаковы (Будда сидит в позе лотоса), различаются они только положением его рук. На 350 фигурок приходится всего пять видов жестов, каждый из которых имеет свой сакральный смысл. Например, в жесте созерцания большие пальцы рук образуют треугольник, символизирующий три драгоценности буддизма: самого Будду, его учение и общину. Жест прикосновения к земле совершается правой рукой и ассоциируется с победой Будды над царем демонов. Поднятая вперед ладонь означает бесстрашие и т. д.

Чудесным образом обретенные фигурки произвели сильнейшие впечатление на местных жителей. Многие стали утверждать, что избавились от многие недугов, как только статуэтки подняли на поверхность…

Глава российских буддистов Пандидо Хамбо-лама XXIV считает, что возвращение святынь Анинского дацана лишний раз доказывает, что вера не зависит от времени и власти, и открытие 1000 статуэток Будды дарует дацану вторую жизнь.

ВЫГОВСКОЕ ПОМОРСКОЕ ОБЩЕЖИТЕЛЬСТВО

После церковной реформы, проведенной патриархом Никоном, старообрядцы стали укрываться от правительственных гонений на окраинах России. Старообрядчество уже в XVII в. разделились на два крупных течения – поповцев и беспоповцев. Но к концу XVII в. почти все первое поколение расколоучителей (протопоп Аввакум, диакон Федор, инок Епифаний и др.). были казнены, некоторые сами подвергли себя разного рода «самоубийственной смерти», другие умерли естественной смертью. В конце XVII в. раскол был беден материально и не успел еще выработать таких форм существования, при которых стремление к целомудренной жизни подвергалось бы наименьшей опасности[109]. По выражению Андрея Денисова раскол в тот период представлял из себя «стадо Христово аки в нощи бурней страдальчески без чина и паствы скитающееся».

Основатели Выгореции

Поэтому перед будущими устроителями раскольничьей жизни стояла трудная задача. Сознавая всю ее сложность, братья Денисовы тем не менее почти на полстолетия встали во главе чуть ли не всего беспоповского раскола. Им нужно было собрать в одно общежительство рассеянных по всему Поморью раскольников, устроить их жизнь согласно с древними русскими обычаями, обеспечить материальное положение и устроить спасение в те дни, когда (с их точки зрения) не стало ни священства, ни многих таинств. К тому же следовало поставить раскол в мирные отношения с государством и православной церковью и тем самым оградить себя от дальнейших притеснений.

В 1694 г. несколько строгих ревнителей старины и древнего благочестия основали в Олонецкой губернии Выговское общежительство, ставшее крупным центром поморского согласия (умеренного крыла беспоповцев). Местные жители, разбросанные небольшими группами в глухих местах, давно уже привыкли обходиться без священника и нередко сами справляли церковные службы в часовнях. Это и использовали раскольники-беспоповцы, не признававшие никакой церковной иерархии. Они создавали свои общины, воспроизводя модель, освященную вековой древнерусской традицией и авторитетом многочисленных русских святых и преподобных. И основанные ими пустыни охватили своим влиянием значительную часть населения Обонежья.

Старообрядческое общежительство сознательно строилось как древнерусский монастырь. Основатели его воспользовались уставами Кирилло-Белозерской, Троице-Сергиевой и Соловецкой обителей. К тому же некоторые монахи этих монастырей, после введения в них новых обрядов, переселились на Выг, от них непосредственно и были переняты некоторые традиции русской монашеской жизни. Особенно большую роль в организации Выговского общежительства сыграли выходцы с Соловецких островов – черный дьякон Игнатий и иноки Геннадий Качалов и Пафнутий. Последний много лет жил на Соловках и «весь чин церковный и монастырский добре ведый». Под его руководством выговцы «начаша общее житие и церковную службу уставлять по чину и уставу».

Вначале общежительство было небольшим – всего 40 человек, которые жили «нужным и скудным пустынным жильем, с лучиною в часовне службу отправляющее, и икон и книг в часовне скудно и мало вельми. А колокола тогда не было, в доску звониша; и дороги с волостей к ним в пустыню тогда не было, на лыжах с кережами хождаху», – так писал И. Филиппов в «Истории Выговской старообрядческой пустыни». Но постепенно жизнь стала устраиваться по монастырскому чину. Иноком Корнелием был заложен главный принцип общежительства – раздельное проживание мужчин и женщин. Сначала для богомолий служила столовая, разделявшая сестер и братий завесой во все помещение. Затем построили часовню с трапезой, которая тоже была разделена на две части. Поселение обнесли высокой деревянной оградой и стеной разделили на две половины – мужскую и женскую (последнюю впоследствии стали называть Коровий двор). Вскоре одного поселения не стало хватать, и в 1706 г., в 20 верстах от мужской Богоявленской обители, на реке Лексе была выстроена женская Крестовоздвиженская обитель. По периметру обоих общежительств располагались жилые кельи, больницы и многочисленные хозяйственные постройки; вокруг общежительств раскинулись многочисленные скиты, в которых разрешалось жить семьями.

Вынужденное отсутствие священства ставило перед наставниками много проблем, и одна из них – обеспечение полноты службы. Это привело к появлению многочисленных поучений и слов на церковные праздники, а также к созданию «Поморского Торжественника».

Уже к XVII в. Выг располагал хорошо налаженным хозяйством: были распаханы обширные площади, заведены огороды, разведено много скота, организована торговля, выговцы охотились на зверя, занимались различными ремеслами. К 1698 г. число выгоцев достигло 2000 человек. Приходили сюда в основном крестьяне из близлежащих волостей, а также из Москвы, Новгорода, с Поволжья и т. д. Чаще всего приходившие оставались бельцами; даже первые наставники общежительства (братья Денисовы, Даниил Викулин и Петр Прокопьев) монашеского пострига не принимали. Но неукоснительно соблюдался принцип раздельного проживания мужчин и женщин, обязательное присутствие на церковной службе, исполнение келейного правила, повиновение настоятелю и отказ от личного имущества; излишества в одежде, пище, украшении икон осуждались.

В середине 1710-х гг. выговцы, осознав Выг как свою духовную родину и отечество, приобрели «культурную оседлость», прямым следствие чего стал экономический и культурный подъем обителей. Тогда же были написаны уставы общежительства, возникли собственная литература и школы грамотности и пения, действовали меднолитейные и рукописные мастерские, была собрана богатя библиотека. Они создали свой стиль написания книг («поморское письмо») и икон («поморский пошиб»). По размаху культурных достижений поморская обитель старообрядцев была сравнима с самыми крупнейшими монастырями Древней Руси.

В отношении старообрядцев власти действовали осторожно, помня о массовых самоубийствах, которые совершились в Палеостровском монастыре в знак протеста против репрессивных мер. Существовала и опасность ухода старообрядцев в Сибирь, и как следствие – утраты трудовых ресурсов. А Карелия, с точки зрения государственных интересов, была жизненно важным регионом, располагавшим богатейшими ресурсами и находившемся в непосредственной близости от театра военный действий Северной войны.

Следуя через Олонецкий уезд и узнав о проживавших здесь раскольниках, Петр I разрешил им молиться по старым обычаям, но за то потребовал участия в работах на заводах, основанных год спустя «ради преумножения оружия».

«Золотым веком» Выговского общежительства были первые 40 лет XVIII в., когда киновиархами были братья Денисовы. За работу на государственных предприятиях выговцы в 1705 г. приобрели некоторую самостоятельность во внутреннем управлении общины, в основу которого было положено выборное начало. В 1711 г. Андрей Денисов и другие представители обратились к Петру I с жалобой на притеснения в торговле и «в вере вмешательство», и в ответ на их челобитную был издан указ: «Дабы никто впредь Андрею Денисову и посланным от них обид и в вере вмешательством отнюдь не чинил». Такое отношение к выговцам сохранялось во все время царствования Петра I. Даже в 1714 г., когда все раскольники были обложены двойным подушным налогом и было запрещено выбирать их в старосты, в Выговской пустыни прежний порядок самоуправления остался неизменным.

Став центром беспоповского раскола, Выговская пустынь укрепила свое внутренне хозяйство. Промысловые экспедиции выговцев освоили акватории Белого и Баренцева морей; Выговские рудознатцы и литейщики сыграли большую роль в открытии и разработке полезных ископаемых в Карелии, а также на Урале и в Сибири. Но следствием активной деятельности стало социальное расслоение выговцев и отказ от некоторых религиозных догматов. Это послужило в свою очередь причиной ухода из общины наиболее радикальных ее членов, которые основывали собственные скиты.

К тому же к 1730 гг. значение Карелии как важного экономического и стратегического края снизилось. С кончиной в 1740 г. Семена Денисова в общежительстве произошли большие изменения, во многом вызванные внешними обстоятельствами: так, целых 6 лет (1739–1740) велось следствие по доносу Ивана Круглого. Комиссия по его делу предъявила старообрядцам обвинения в «совращении в раскол», безнравственности и др. Перед приездом комиссии часть раскольников собиралась «за веру пострадати» через самосожжение, другие готовили вооруженный отпор и лишь руководители общины надеялись решить вопрос мирно. И действительно, следствие закончилось неудачей: на очной ставке Иван Круглый отказался от своих слов.

Последующие несколько десятилетий были периодом некоторого упадка, что отразилось на духовной и нравственной жизни выговцев. В это время у руководства пустыней находилось второе поколение наставников (Иван Филиппов, Мануил Петров, Даниил Матвеев, Никифор Семенов), отношение к которым основывалось на авторитете их учителей – первых Выговских отцов. Сами они были уже в преклонных годах и, одолеваемые старческими немощами, не могли по недостатку сил приумножить доставшееся им наследство. Наступившие трудные времена требовали осмысления, и выговские книжники нашли объяснение им в притче о блудном сыне. Этим евангельским рассказом грешникам внушалась надежда на прощение грехов и спасение: как отец принимает непокорного сына, так и Бог и простит кающихся с большой радостью.

В свое недолгое настоятельство (1740–1744) Иван Филиппов по мере сил поддерживал Выговские традиции, например, произнесение «воспоминательных» слов над могилами умерших наставников. Под его руководством была составлена новая редакция «Поморского Торжественника», в которой пастве ясно указывалось на ее отступление от принципов общежития: нарушение отеческих уставов, непослушание наставникам, леность в молитве, неблагочинное поведение.

Особой остроты все нестроения, против которых выступал Иван Филиппов, достигли при 74-летнем киновиархе Никифоре Семенове. Для объяснения падения нравов писатель Иван Данилов обращается к сочинению «Виноград Российский» Семена Денисова и к высказанным в нем идеям, в основу которых положена теория «Москва – третий Рим». «Лютый тмоглавый зверь» привел в «конечное отступление» западные страны, затем восточные, а с расколом Церкви – и Россию. Наконец добрался он и до Выговской пустыни, которая прежде «сияше… яко рай Божий». В одном из «воспоминательных» слов Василия Данилова подобраны цитаты из Священного Писания и сочинений отцов Церкви, обличающие «пьянство», «сластолюбие», «любовь неполезную» и т. д. Автор укоряет современников, что они расточают отеческое наследие (ведь именно так поступил и младший сын с имением отца), что грозит Выге запустением.

К первой половине XIX в. завершилось перерождение Выговского общежительства из религиозной общины в крупное хозяйственное объединение предпринимательского характера, лояльного к властям. Происходит отказ от аскетизма и «обмирщение» образа жизни и культуры Выга. А с воцарением императора Николая I начались правительственные гонения на старообрядцев, и на Выг стали приезжать с проверками представители духовных и светских властей. С 1835 г. гонения принимают форму репрессий: было запрещено приписывать к Выгу пришлых жителей, вновь обострился вопрос о «немолении за царя»[110]. В 1836–1838 гг. местные власти запрещают в пустынях колокольный звон, проверяют паспорта и высылают всех пришлых, после чего численность выговцев сократилась до 900 человек.

Последний удар по общежительству был нанесен в 1854–1856 гг., когда в Данилове и Лексе начали ломать часовни и другие постройки, впоследствии конфисковали все иконы, потом закрыли столовые-молельни, изъяли все книги и богослужебные предметы, сломали кладбище. Из всех действий властей больше всего выговцев возмутило разорение дорогих им могил, которые сровняли с землей и даже перепахали, а жителям категорически запретили ходить на кладбище.

Так была разгромлена Выгореция, но уцелевшие выговцы тайком продолжали молитвенные собрания: они восстановили могилы и тайно служили в часовне панихиды. Последний Выговский большак Н. Н. Лубанов умер в 1915 г.

СВЯТО-ТРОИЦКАЯ АЛЕКСАНДРО-НЕВСКАЯ ЛАВРА

Эта русская обитель была заложена вскоре после основания самого Санкт-Петербурга. Исстари сохранилось предание, что на месте, лежащем при впадении Черной речки в Неву, святой и благоверный князь Александр Невский 15 июля 1241 г. одержал победу над соединенными силами шведских, датских и лифляндских войск. Поэтому место это и было названо Виктори. Но в летописях сказано, что победа эта была одержана на реке Ижоре, следовательно, место (где сейчас находится Лавра) называлось Виктори по каким-то другим причинам. Впоследствии выяснилось, что древние предания связывают с ним историческое сражение 15 июля 1240 г., когда новгородцы разгромили войска ярла Биргера, вторгшиеся на Русь.

Весной 1704 г. Петр I посетил урочище Виктори, покрытое тогда лесом и болотами, и решил основать здесь монастырь во имя святого воина Александра Невского – защитника земли Русской. Однако военные события того времени не позволили приступить к выполнению задуманного, и только в 1710 г. настоятель Хутынского монастыря Феодосий, назначенный архимандритом будущего монастыря, в присутствии государя и царского двора водрузил здесь два креста. Таким образом, основание Александро-Невской обители, положенное в разгар Северной войны на отвоеванных землях отцов и дедов, подчеркивало незыблемость вновь обретенных российских границ. На кресте, поставленном на южном берегу Черной речки, была сделана надпись: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа, повелением Его Царского Пресветлого Величества, на сем месте… создатися монастырь и поставлена на том месте часовня». Надпись на кресте на северном берегу Черной речки гласила:

Что сей крест образует, Обонпольный то сказует…

Вскоре над вторым крестом была поставлена деревянная церковь, и несколько метров вокруг нее огородили палисадом. Через год в монастыре заложили деревянную церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы, которую освятили в конце марта 1713 г. С этого времени малопомалу стали стекаться сюда первые богомольцы – люди среднего сословия, удрученные старостью или недугами и искавшие себе приюта в стенах уединенной обители. Братство новой обители собиралось со всей России, число иноков с каждым годом увеличивалось.

Вызывались в новый монастырь и монахи из других обитель, и многочисленный вызов этот оправдывался не одной только потребностей высших назначений, к тому же не могло ежегодно открываться такое большое количество начальственных должностей. Объяснялось это потребностью в иеромонахах, вызванной созданием русского военного флота. Еще в апреле 1717 г. Петр I повелел «в Российском флоте содержать на кораблях и других военных судах 39 священников». Но в 1718 г. их оказалось только четыре, и архимандрит Феодосий начал спешно собирать безместных священников в Санкт-Петербург, к тому же вызывал по 10 священников из Новгородской, Тверской и Псковской епархий. Потом решено было комплектовать флотское духовенство из иеромонахов Александро-Невской лавры.

В 1718 г. Петр I установил относительно состава братства особое положение. На докладе митрополита Стефана о необходимости поставления архиереев на свободные кафедры государь повелел подать список кандидатов, на котором приписал: «…впредь для таких избраний надлежит заранее добрых монахов сюда, в монастырь Невский, привезть, дабы здесь жили».

Но не все монашествующие охотно отправлялись из своих обителей в Александро-Невский монастырь. Был случай, когда один иеродиакон Ростовского архиерейского дома, получив назначение в СанктПетербург, бежал еще до отправления в северную столицу. В 1718 г. году в Александро-Невскую обитель прибыло всего 7 монахов, потом их специально вызывали из других российских монастырей. Среди них были люди весьма колоритные, однако следует отметить, что не все и являлись по вызову. Так, в бумагах Петра I сохранилась записка архимандрита Феодосия (от 3 апреля 1719 г.) с именами не явившихся в монастырь 12 монахов (из числа 40) для отправления на корабли. Записка заканчивалась такими словами: «А чего ради оные в Невский монастырь не прибыли, о том известия не получено; а за неприбытие оных во отправление на корабли будет недостаток».

Через год архимандрит Феодосий пишет «Царскому Пресветлому Величеству объявление», что и на этот раз было затребовано в Невский монастырь для флота 40 иеромонахов и иеродиаконов, прибыло же – 32… А кроме того, из прибывших «некоторые отправлены по указу в настоятели по другим монастырям и для обращения иноверцев и раскольников и к архиереям; и за болезнями негодные отпущены. А на убылые места изволите повелеть прошлого года не высланных выслать и взять вновь».

Но со временем дело устроилось, и стала быстро распространяться добрая слава о монашествующих, выходящих из этой обители. Уже в 1724 г. крестьяне Воскресенского Истринского монастыря просили назначить в помощь настоятелю для управления вотчинными землями кого-нибудь из иеромонахов Александро-Невского монастыря.

Состав монастырской братии комплектовался из самых разнородных людей. Так, например, просил пострижения петербургский приходской священник, «понеже вдов». Постригались в иночество отставные солдаты, потерявшие способность к службе», или монастырские крестьяне, «ставшие быть уже при древности». В числе монахов Александро-Невского монастыря были придворный певчий, принявший постриг после кончины августейшей патронессы, состарившийся дьячок, монастырский конюх и столяр, а иногда просил пострижения провинившийся вельможа.

В декабре 1719 г. по государеву указу был прислан в монастырь раскольник Львов, потом еще двое раскольников, пожелавших раскаяться и присоединиться к Православной церкви. В 1720 г. в монастырь был прислан пленный шведский солдат Эколоней, пожелавший принять православие. Он был крещен и остался работать при монастыре на мельнице. В декабре 1724 г. Святейший Синод прислал в обитель изъявившего желание креститься индейца Неротама Лаладжетуча.

В Александро-Невском монастыре, как и в других обителях, рядом с основной жизнью, состоявшей в молитвенном делании, развивалась и просветительская деятельность. Она выражалась в наставлении в православной вере инакомыслящих в организации духовно-школьного образования, распространении духовных и церковных книг, для чего в 1720 г. в монастыре была организована типография. По высочайшему указу в обитель из Санкт-Петербургской типографии был передан стан церковной печати с семью мастеровыми (наборщиками и др.). Вместе со станом в монастырь отправили и запас шрифтов – «гартовых литер» (азбуки Воскресенская и Библейная), а также некоторые другие типографские принадлежности, узел заставица, две кассы и т. д.).

Печатные работы начались в обители в марте 1720 г., и вскоре из монастырской типографии вышло издание «Четыре поучения» (300 экз.). Это было поучение на день святого Александра Невского, слово благодарственное о Полтавской победе, слово о победе у Гангута и о взятии шведских судов в 1719 г., а также слово в день святого апостола Андрея Первозванного, заканчивавшееся похвальным словом Петру I. Вторым изданием, вышедшим из монастырской типографии, стал «Букварь» с толкованием блаженств; за ним последовали «Раскольническая книга малая»[111] и др. Толкование блаженств евангельских было сочинено по указу Петра I. Он сам редактировал его и в послании Святейшему Синоду из Астрахани в июле 1722 г. писал: «Книгу о блаженствах все чел (прочел. – Н. И.), которая зело изрядная и прямой путь христианской, только надлежит предисловие сделать, в которым разные наши толкования неправыя ханжевские все выяснить, дабы читающий перво свой порок узнал, и потом пользу и прямую истину; также в конце силу всей книги зело короткою выпискою без толку, понеже оной уже выше писан, положить, дабы мог на память оное иметь, понеже всей книги на память невозможно иметь».

Император предполагал воспитывать в столичном монастыре ученое монашеское братство – кандидатов в архиереи. Ученые монахи (не моложе 30 лет), прошедшие курс семинарии, должны были читать и переводить богословские труды, писать собственные сочинения и произносить проповеди. Они подчинялись особому «монаху-директору» – второму лицу после архимандрита, им полагалось большее, по сравнению с остальной братией, обеспечение. По окончании курса наук им предстояло стать настоятелями крупных монастырей. Но задуманный Петром I проект в таком виде не был осуществлен из-за малого числа образованных людей[112], однако Александро-Невская лавра стала «школой» высшего духовенства. Кандидаты на высокие церковные должности вызывались и для повышения образования, и для испытания их взглядов, а многие насельники монастыря занимали архиерейские кафедры.

В конце октября 1721 г. по распоряжению архиепископа Феодосия при Александро-Невском монастыре была учреждена Славянская школа для обучения детей письму и чтению. В нее принимали детей в возрасте от 5 до 13 лет, родители которых состояли в разных сословиях. Главным учебным пособием в этой школе был «Букварь, или Начальное учение отрокам» Феофана Прокоповича.

В 1725 г. в обители было уже 23 иеромонаха, еще 8 находились при флоте. Монастырь имел три подворья в столице[113], несколько подворий в Москве, а с 1734 г. еще и в Новгороде. В 1726 г. на основе Славянской школы была создана Александро-Невская греко-латинская семинария, для которой через 14 лет был выстроен новый корпус. Она давала будущим служителям церкви основательное по тем временам общее и богословское образование: здесь изучались греческий и латинский языки, музыка, арифметика, геометрия. Со временем добавились древнееврейский язык, философия и «оратория». В 1788 г. семинария была преобразована в Главную семинарию, а в 1797 г. – в Александро-Невскую академию.

Церковь Благовещения существовала до 1756 г., потом ее разобрали и выстроили новую – тоже деревянную, с пятью главами. Через 30 лет разобрали и эту церковь, и на ее месте к Лазаревской церкви была пристроена трапезная. Лазаревская церковь была возведена в 1717 г. над могилой царевны Натальи Алексеевны, устроительницы первого в Санкт-Петербурге общедоступного театра. Совершив последний долг над прахом любимой сестры своей, Петр I и воздвиг над могилой лучший ей памятник – каменную церковь во имя святого Лазаря. Вокруг нее со временем образовалось кладбище, на котором хоронили лишь знатных особ по повелению царя; Петр I и сам часто присутствовал на погребениях.

Таким образом, почти с самого начала существования Александро-Невского монастыря начинается история его некрополя, продолжавшаяся вплоть до ХХ в. В Благовещенской церкви – со времен Петра I – находили вечное упокоение члены царской фамилии. У северной стены в пол вмурована мраморная плита со знаменитой лаконичной надписью: «Здесь лежит Суворов». В годы Великой Отечественной войны, когда в зданиях Лавры размещался госпиталь, солдаты, уходившие на фронт, клялись у суворовского надгробия в верности Отечеству.

САРОВСКАЯ ПУСТЫНЬ

Местность нынешнего Сарова издавна была населена мордвой, платившей дань русским князьям – Рязанским и Владимирским. На горе, где впоследствии устроилась Саровская пустынь, сначала, вероятно, располагалась русская крепость. В 1298 г. татары под предводительством ширинского хана Бахмета покорили эти земли и на месте крепости построили укрепленный город Сараклыч («царственный город»). Он разделялся на три части (или городка), со всех сторон окруженные глубокими рвами, высокими земляным валом и речками Сатис и Саровкой. Нередко татарам приходилось биться здесь с местным населением, и потом первые монахи часто находили в земле стрелы, сабли, копья и много человеческих костей.

Серафим Саровский

Столицей ордынских князей Сараклыч был всего 90 лет, а потом местное население стало теснить их – особенно после Куликовской битвы. По преданию в 1389 г. последний правитель – хан Бехан – покинул город, и татары убрались сначала за речку Мокшу, а потом разошлись в разные стороны, основав множество своих селений. Стольный град Сараклыч, некогда грозный и могущественный, начал приходить в запустение, зарос лесом, и в нем завелись дикие звери. Позднее его назвали Старым городищем, но достоверных источников о существовании Сараклыча до сих пор не найдено, так что был ли город в действительности – остается неясным.

Впоследствии место это с окрестными деревнями было передано князьям Кугушевым, но нисколько не оживилось и еще 300 лет оставалось заброшенным. К тому же оно пользовалось недоброй славой, так как за эти три века рядом с ним прошла Большая посольская дорога, соединившая юг России с Москвой. До сих пор в народе передаются легенды о разбойниках-темьянах, промышлявших на Большой дороге и зарывших в Старом городище несметные сокровища.

Но гора у слияния двух рек и бьющие из-под нее ключи привлекли в это живописное место монахов. Первым избрал Саровскую гору для отшельнической жизни пензенский монах Феодосий, пришедший на Старое городище в 1664 г. и построивший себе келью на берегу речки Сатис – на валу бывшего городища. О подвизавшемся в уединении отшельнике узнали крестьяне близлежащего села Кременок, которые стали приходить к нему за благословением и советом. От него они и узнали о чудесах, происходивших на Саровской горе. Много раз он видел необыкновенный свет над горой и даже огненные лучи, освещавшие ее сверху. Иногда Феодосий слышал гул и звон, раздававшиеся изпод земли, и, наблюдая эти явления, он пришел к выводу, что месту этому предназначено великое будущее.

После шести лет отшельничества Феодосий вернулся в свою прежнюю обитель, а через 10 лет после него на Старом городище поселился монах Герасим, пришедший из Краснослободского монастыря. Около своей кельи он устроил огород, чтобы питаться овощами с него, и все время проводил в трудах, молитвенном подвиге и богомыслии. Герасим тоже был свидетелем многих чудес, а однажды, стоя на молитве в праздник Благовещения, он услышал такой сильный звон, что ему показалось, будто гора заколебалась. С тех пор звон слышался ему часто, крестьяне же из окрестных сел и деревень нашли им свое объяснение. Долго жили среди них предания и легенды о богатом и многолюдном городе Сараклыч: спешно покидая свою родину, татары не успели взять с собой сокровища и дорогие вещи, и пришлось им все зарыть в Саровской горе. Вот от этих сокровищ и разливался по ночам необыкновенный свет. И, конечно, многие крестьяне рыли гору, надеясь найти клады, но вместо них обнаружили 6 каменных крестов и один медный – складной и с углублениями для святых мощей[114].

Но место на Большой посольской дороге, как говорилось выше, оказалось разбойничьим, и в келью отца Герасима нередко после грабежей приходили незваные гости, чтобы разделить добычу. Из-за непрошенных посещений монах-отшельник вынужден был удалиться из этих мест. После него на Саровской горе жили еще два инока из соседнего Санаксарского монастыря, которые даже хотели основать здесь обитель, но не выдержали испытаний отшельнической жизни и вернулись в свою обитель.

После монаха Герасима Саровская гора 10 лет оставалась необитаемой, а потом здесь появился инок Иларион, выкопавший на склоне пещеру, которая послужила началом пещер Саровских, известных под названием «Иларионовых».

Рассказы о необыкновенной Саровской горе услыхал молодой инок из арзамасского Введенского монастыря Исаакий (в схиме Иоанн). Непроходимая глушь, суровая дикость и совершенное безлюдье произвели глубокое впечатление на молодого, восторженного инока, и он решил поселиться на Старом городище и устроить здесь монастырь. Сначала он водрузил здесь крест, а через некоторое время пришел сюда окончательно.

Исаак был человеком дальновидным, начитанным и красноречивым, однако и для него пустынническая жизнь оказалась тяжелой и полной искушений. Ночные видения, невыносимая тоска, уныния духа и телесные болезни часто посещали его, но вера в Спасителя преодолевала все дьявольские козни. Иногда к Исаакию присоединялись товарищи, но, не вынеся тягот отшельничества, уходили, и он опять оставался один. Однако со временем у Исаакия появились помощники. Из разных мест сходились сюда люди, рубили лес, строили себе кельи и постепенно в лесной глуши начала устраиваться обитель.

Первые монахи, самостоятельно поселившиеся на Саровской горе, не имели никакого статуса, поэтому уже вскоре у них возникла необходимость официально оформить свою монашескую жизнь. Чтобы урегулировать свои отношения с государством и церковными властями, они решили построить церковь, т. к. (согласно царскому указу) все монахи, жившие без церкви, считались раскольниками.

Еще в 1700 г. князья Кугушевы уступили монастырю землю под церковь, а в 1705 г. отцу Иоанну были выданы патриаршая грамота и антиминс на сооружение и освящение церкви, а также царский указ о монастырской земле. В феврале 1706 г. монахи начали валить лес, в мае на Старом городище уже высился сруб, а 16 июня был торжественно освящен первый храм Саровской пустыни, возведенный во имя Пресвятой Богородицы. Эта дата и считается днем основания Саровской обители, в которой в то время вместе с настоятелем было всего пять человек.

Вместе с церковью возникло и монашеское общежительное братство. Отец Иоанн с единодушного согласия братии приступил к составлению устава Саровской обители, который и написал за месяц по строгим древним образцам[115]; служба совершалась по уставу Афонской горы. Суров был устав Саровского монастыря, суров был и быт монахов. Все нужное для жизни они добывали собственным трудом: одежду носили самую простую, жили в деревянных кельях, территорию монастыря обнесли оградой… Со временем возвели еще два храма, трапезу и кельи для посетителей. К 1711 г. был уже готов пещерный город с подземной церковью, сооруженной во имя Антония и Феодосия Печерских.

Но жизнь самого отца Иоанна закончилась не Саровской обители, как он мечтал, а в Тайной канцелярии. Первоначальника Саровского монастыря обвинили в участии в государственном заговоре, арестовали прямо в устроенной им обители и отправили в Санкт-Петербург. При обыске у него нашли документы, которые Феофан Прокопович назвал «факелом к зажжению смуты, мятежа и бунта». Ученые предполагают, что отец Иоанн был сторонником патриаршества и противником новых форм церковного правления – Святейшего Синода, введенного Петром I. Его заточили в неволю, и после трех лет заключения он скончался.

В годы своего царствования императрица Екатерина II повелела быть штату Саровской пустыни в 30 человек. При втором настоятеле – игумене Дорофее – архитектурный ансамбль Саровской обители приобрел законченный вид. Все монахи имели свои кельи, в монастыре были построены различные хозяйственные постройки (хлебня и поварня; столярная, просфорная и прочие мастерские), две кузницы, конюшни и т. д. Впоследствии (уже при императоре Павле I) монастырь получил рыбные ловли и две мельницы, располагавшиеся на речке Ужовке. Монахи сами выполняли все работы, необходимые для поддержания монастырского хозяйства: возделывали землю, косили, собирали грибы и ягоды, ловили рыбу, плели лапти, изготавливали свечи и т. д.

Слава обители росла, у нее появились влиятельные вкладчики, и монастырь стал богатеть. В нем начало развиваться лесное хозяйство, появились лесопильни и деревообрабатывающие мастерские, в которых изготовляли деревянную посуду весьма тонкой работы.

На паломников, приезжавших издалека, сильное впечатление производила монастырская колокольня – величественный белый столп, уходящий ввысь и символизировавший тот духовный путь, который каждый христианин должен пройти в своей жизни. Первая колокольня, разместившаяся в центре монастыря, строилась вместе с храмом Живоносного источника. Когда обитель стала расширяться, монахи снесли вал и засыпали ров, остававшийся от Старого городища, а потом решили совместить колокольню со Святыми вратами[116].

Колокольня строилась 10 лет на пожертвования вкладчиков, одним из которых был отставной майор Николай Афанасьевич Радищев – отец писателя А. Н. Радищева, автора «Путешествия из Петербурга в Москву». По первоначальному проекту колокольня должна была быть пятиярусной, но, видимо, не хватило средств, и ее возвели в четыре яруса. С верхнего этажа колокольни (высота ее составляла более 80 м) открывался прекрасный вид на окрестности. Под колокольней находятся Святые врата – для крестных ходов и торжественных встреч; справа и слева – малые каменные калитки для повседневного входа в монастырь.

Главной святыней и украшением Саровской пустыни является Успенский собор, своим внешним видом схожий с Успенским собором Киево-Печерской лавры. Это было первое каменное здание монастыря, и сначала оно представляло собой небольшую однокупольную церковь, которая строилась на деньги московского купца Демидова, за что и называлась Демидовской.

В 1770 г. по инициативе настоятеля монастыря – отца Ефрема – начали возводить большой новый собор, т. к. в монастырь шло много паломников, и маленькие храмы не вмещали всех желающих. В Саровскую пустынь приходили не только из ближних губерний (Тамбовской, Владимирской и др.), но и дальние богомольцы – с Кавказа и из Сибири. Особенно много их было осенью – на праздник Успения; в это время мест в гостиницах не хватало, и паломники располагались на ночлег прямо на земле в монастырском дворе.

Успенский собор возводился талантливым саровским монахом (в миру Иваном Федоровым), по замыслу которого Демидовскую церковь не стали разрушать, а превратили в алтарь и ризницу нового храма. Внутри Успенский собор богато украшен стенными росписями на темы Ветхого и Нового Заветов. Великолепный резной пятиярусный иконостас, весь покрытый позолотой, был уставлен иконами византийского письма. Над широкими Святыми вратами алтаря находилась чудотворная икона – точный список иконы Успения Пресвятой Богородицы из Киево-Печерской лавры. До сих пор сохраняется предание, что рисунок этого великолепного иконостаса сделал знаменитый архитектор В. Растрелли. На правой стороне собора находилось огромное изображение Спасителя, исцеляющего расслабленного.

В 1779 г. в Саровской пустыни появился Серафим, жаждавший духовных подвигов. После перенесенной в обители тяжелой болезни религиозное рвение его усилилось, и в 1797 г. он уединился в отшельническую жизнь в своей пустыньке, которая располагалась в лесах на берегу реки Саровки. А в монастырском храме, возведенном в честь иконы Божией Матери «Живоносный источник» преподобный Серафим в сане иеродиакона в Великий четверг удостоился видеть Господа нашего Иисуса Христа, шествующего во славе с силами небесными.

С именем батюшки Серафима связана и церковь во имя Зосимы и Савватия, Соловецких чудотворцев. Построена она была на месте старой больницы, в которой преподобный Серафим (в то время еще послушник Прохор) три года лежал больной и где он удостоился чудесного явления Пресвятой Богородицы с апостолами Иоанном Богословом и Петром, исцелившими его от тяжкого недуга. Деньги на сооружение этого храма преподобный Серафим после исцеления собирал сам. К тому же, будучи искусным столяром, он своими руками устроил для храма престол из кипарисового дерева. В этом храме до конца дней своих он причащался Святых Тайн.

Саровская пустынь к началу ХХ в. стала одной из самых крупных и благоустроенных обителей России. Монастырская ризница была очень богатой: в ней хранились массивные драгоценные священные сосуды, святые кресты, Евангелия и т. д. Хранились в ризнице и дорогие облачения, которые из-за тяжести на них золотого и серебряного литья при богослужении никогда употреблялись. Ризы эти являлись памятниками старины и благочестивого усердия благотворителей Сарова.

В 1853 г. в император Александр II и императрица Мария Федоровна прислали в Саров святое Евангелие. На верхней вызолоченной крышке переплета серебром были вышиты изображения четырех евангелистов, а в середине – образ Спасителя, сидящего на престоле.

Но участь Саровской пустыни, как и многих других монастырей, оказалась печальной. В 1927 г. его закрыли, а Успенский храм в 1951 г.

взорвали, т. к. он «мешал» проведению проспекта им. И. В. Сталина. Но даже в те годы нашлись в городе люди, противившиеся уничтожению храмов, однако силы были неравными. Тогда никто и предположить не мог, что пройдет время – и монастырские здания будут возвращаться Церкви, и Саров поднимется из небытия. В 1991 г. на месте Успенского храма члены исторического объединения «Саровская пустынь» вместе с городскими строителями установили памятный камень.

МОНАСТЫРЬ БЛАГОРОДНЫХ ДЕВИЦ БАРТ

В декабре 1720 г. король Фридрих I, удовлетворяя просьбу своей супруги – королевы Ульрики Элеоноры, решил основать в шведской Западной Померании монастырь. Обещания построить такую обитель были даны рыцарям Западной Померании еще в XVII в., однако лишь после Северной войны, когда эта область окончательно отошла к Швеции, строительство могло начаться. Рыцари получили пришедший в негодность герцогский замок со всеми полагающимися ему прибылями и доходами королевских землевладений. Постоянный доход обеспечивался монастырю от платы за подушную регистрацию и вступительных взносов.

Основной вклад в возведение нового здания обители внесли дворяне-землевладельцы Францбурга, Гриммена и Грайфсвальда. Они добровольно взяли на себя налог на строительство и поставляли строительный лес, так что возведение главного здания монастыря обошлось всего чуть больше 30 000 талеров. Торжественное освящение его состоялось в начале августа 1733 г., и с этого времени начинается история «Монастыря благородных девиц Барт».

Королева Ульрика Элеонора – основательница монастыря

Здание монастыря представляет собой двухэтажное строение, охваченное аркадами и увенчанное небольшой звонницей. На первом этаже его располагались большой зал и комната настоятельницы, которую в Барте называли приориной; на втором этаже находилась часовня для богослужений. Во флигелях размещалось десять комнат для монахинь, каждая с отдельным входом со стороны площадки, ведущей в небольшой сад.

В центре аркады находился входной портал, увенчанный королевским гербом Швеции и двумя надписями, гласящими: со стороны входа – «Фридрих I и Ульрика Элеонора, король и королева Швеции», со стороны выхода – «Королевский род не будет бездетным, так как из смиренной боязни ото благочестивое пожертвование 1741 года».

В монастыре жили одиннадцать женщин, из которых и избиралась настоятельница. Кроме них, в монастыре еще проживали претендентки, но только некоторые из них получали монастырское жалованье. Верховный надзор за обителью осуществлял владетельный князь, а попечительский совет, состоявший из представителя правительства и двух дворян (монастырских вассал), ежегодно проводил несколько проверок.

Монастырская жизнь была подчинена уставу. По старинному обычаю в торжественных случаях дамы должны были носить крест как знак их принадлежности к монастырю. Впервые кресты были надеты перед утренним богослужением 14 мая 1749 г., а потом носились и в присутствии попечительского совета.

Со временем монастырь расширился, и в 1893 г. об этой обители сообщалось: «Монастырь имеет в настоящее время настоятельницу, десять конвентуалин (монашек с правом решающего голоса), пять экспектантин (монашек без права решать монастырские дела) с половинным денежным жалованьем и 67 экспектантин без жалованья. Они обязаны в дни торжества надевать черное платье и носить врученный им 30 января 1749 года в Стокгольме орден монастыря. Для настоятельницы он состоял из подвешенного к золотой королевской короне обрамленного золотом и покрытого белой эмалью восьмиконечного анкерского креста, верхнее плечо которого украшает Полярная звезда. Между анкерными конечностями остальных трех плечей креста, содержащего в четырех своих углах по короне, выступает изображение золотого пламени.

На передней стороне темно-синего круглого медальона, между тремя небольшими коронами, изображен переплетающийся вензель королевы Ульрики Элеоноры. На обратной стороне – латинский текст золотом: Bart. Conwentus institutus d. 3 Aug. 1733.

Первоначально крест носили на светло-голубой муаровой ленте, опоясывающей шею. Ныне лента выполняется из черного муара.

Крест для конвентуалин был меньших размеров и без Полярной звезды. Его носят на ленте черного муара, проходящей от правого плеча до левого бедра.

Крест для экспектантин был еще меньше размером. Сначала его носили на узкой светло-голубой муаровой ленте, а теперь – на черной муаровой ленте на левой груди».

«Монастырь благородный девиц Барт» просуществовал до 1945 года. Потом он потерял свое значение, так как дворянство Западной Померании было переселено, а владения его экспроприированы. Монастырское здание стало пристанищем для оставшихся в этой местности монахинь и для городских жителей. Некоторые время в нем даже располагались служащие Советской армии.

В 1948 году монастырские постройки получила евангелическая церковь, которая в 1972 г. передала их городским властям. После кончины последней обитательницы монастыря – Анн Лиз фон Штумпфель – обитель угасла. Свидетелями ее истории остались только монастырские постройки, печатные архивные источники да устные предания.

ВОСКРЕСЕНСКИЙ НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА (СМОЛЬНЫЙ)

Три века назад на месте нынешнего Смольного находились шведские укрепления, основу которых в 1698 г. составлял форт Сабина. Петр I разрушил их и на освободившемся месте устроил Смоляной двор – обширную площадь, огороженную палисадником и окопанную канавой. В ней «лежала смола, приготовляемая про весь корабельный флот, а кругом крепкие караулы приставлены были для охранения от огня». Возле Смоляного двора Петр I выстроил небольшой загородный дом, служивший для него «натуральным кабинетом» и называвшийся «смоляной дом».

Позже на месте «натурального кабинета» был выстроен небольшой увеселительный загородный дом для Екатерины I – c садом, прудами и рыбными садками[117]. От нее дворец по наследству перешел к дочери Петра I – цесаревне Елизавете Петровне, прожившей в нем безвыездно почти все царствование Анны Иоанновны, которая видела в ней соперницу и претендентку на престол.

За Елизаветой Петровной был учрежден тайный надзор, все близкие к ней люди подвергались преследованиям. Смоляной двор, в окружении флота и верфей, простоял на этом месте до 1733 г., а потом там возникло поселение Конной гвардии, учрежденной в 1723 г. Ученые предполагают, что это было сделано, может быть, для усиления надзора за дочерью Петра Великого. Став императрицей, Елизавета Петровна пожелала устроить в этой местности иноческую женскую обитель, назвав ее «Воскресенским Новодевичьим монастырем».

По предположениями историков и исследователей, Елизавета Петровна затеяла строительство Смольного монастыря, чтобы в конце жизни передать бразды правления Петру III и удалиться в обитель, где и провести остаток дней своих[118]. Управляющим строительства был назначен бригадир Мордвинов, в ведение которого поступили и пожалованные будущему монастырю земли с деревнями, угодьями и 199 крепостными крестьянами. Разработку проекта монастыря, а так же наблюдение за его возведением Елизавета Петровна поручила своему любимому архитектору – Франческо Бартоломео Растрелли.

Собор Смольного монастыря

Знаменитый зодчий в то время активно участвовал в возведении новой столицы, одновременно проектировал и руководил постройкой нескольких архитектурный сооружений. И 30 октября 1748 г. под грохот пушек и колокольный звон был торжественно заложен будущий Смольный монастырь; чуть позже 150 ярославских каменщиков уже копали рвы под фундамент, а солдаты пехотных полков забивали сваи[119]. Гранит и алебастр, изразцы для печей и «чюгунные кровельные дощечки» – все шло беспрерывным потоком и в огромном количестве на строительство монастыря. Одновременного готовились проекты и для его внутреннего убранства, заказывались колокола – «вседневные» и «праздничные». Все делалось с большим размахом, пышностью и великолепием, чтобы Елизавета Петровна выглядела достойной наследницей и преемницей великих дел отца: Петр I основал Александро-Невскую лавру – она строит женскую обитель. И снаружи, и внутри монастырские постройки поражают в настоящее время своим великолепием, масштабами, отделкой и изяществом, отвечающими самым изысканным вкусам и привычкам.

Но в то время строительство подвигалось медленно, к тому же императрица не только интересовалась его ходом, но считала нужным вмешиваться в творческий замысел Б. Ф. Растрелли, диктовала свои пожелания и давала указания. Так, летом 1749 г. Елизавета Петровна распорядилась о полной переработке проекта, а 11 июля потребовала, чтобы «для сохранения православного благочиния» монастырский собор был построен по образцу московского Успенского собора в Кремле, а не по «римскому маниру», как он был задуман автором. В конце императрица приказала: «в новозачатом при Санкт-Петербургском на Смольном дворе Воскресенском девичьем монастыре построить колокольню, такую как здесь Ивановская большая колокольня». Для образца чертеж фасада «Ивановской колокольни» был выслан проектировщикам из Москвы.

Генерал-лейтенант В. Фермер, ведавший всеми дворцовыми строениями, предписывал «в новостроящемся здесь Воскресенском девичьем монастыре колокольне против упоминаемой Ивановской быть». Однако 140-метровая колокольня Смольного так и осталась в проекте, да и сам собор в XVIII в. возведен не был. При жизни Елизаветы Петровны построили лишь жилые монастырские корпуса, здание же собора было еще далеко от завершения: (в нем были возведены кирпичные стены и своды и выполнены все кровельные работы, включая покрытие куполов)[120]. Из-за начавшейся Семилетней войны казна совсем перестала отпускать деньги, и строительство собора вскоре вообще прекратилось. В недостроенном виде, с неразобранными внутри лесами он простоял почти 80 лет, разрушаясь от дождей и снегов. Но в жилых корпусах разместились инокини из двух Вознесенских монастырей (Смоленского и Московского) и из прославленного Новодевичьего монастыря.

Однако и в незаконченном виде Смольный собор вызывал восхищение ценителей прекрасного. Например, Дж. Кваренги, яркий выразитель классицизма, начавший работать в России с 1779 г., проходя мимо него, всегда снимал шляпу.

Вступившую на престол Екатерину II явно раздражало затянувшееся строительство, как и сам старый зодчий Ф. Б. Растрелли – «певец барокко», не изменивший этому архитектурному стилю до конца дней своих, хотя в Европе уже давно наметился перелом в сторону классицизма. В октябре 1763 г. царским указом архитектор был уволен – «в рассуждении старости и слабого здоровья».

Монастырь с недостроенным собором нельзя было использовать по назначению, и в 1764 г. Екатерина II задумала учредить в южном корпусе Смольного «Воспитательное общество благородных девиц» (Смольный институт). В него принимались только «девицы природного (потомственного) дворянства и дочери чиновников, имеющих чины по военной службе не ниже полковников, а по статской – не ниже статского советника». В Уставе Общества был пункт, запрещавший родителям требовать дочь обратно до окончания полного (12-летнего) курса, рассчитанного на изучение обширной и разнообразной программы. Вот некоторые положения этого Устава:

«Кроме госпожи Начальницы надлежит быть четырем знатным особам из господ сенаторов, или других именных чинов, от ее императорского величества назначенных, которые должность свою отправляют попеременно из одной чести и любви к ближнему, заседая в собрании как для совета и свидетельства дворянства молодых девиц, так и для экономии.

Число девиц первого приема состоять будет из 5-ти, не свыше 5-ти и 6-ти лет. По приятии же оных в первый год, в следующие потом два года, хотя и будут убылые места случаться, ни единую более принимать не дозволяется, но оный прием возобновлять по прошествии трех лет.

По утверждении и признании дворянства, девицы представляются госпоже начальнице, которая получает все потребные свидетельства о дворянстве, имени и прозвании принимаемой девицы; что она не старше 6-ти лет, и была ли на ней оспа, потом запечатывают их печатью сего дома…

Принятая выше описанным порядком девица тотчас препоручается в ведомство учительницы назначенного ей класса, и получает всю одежду сего дома. С того самого времени… вступит она во все упражнения, возрасту ее приличные и по предписанию назначенные».

Принятые в Смольный институт воспитанницы делились на четыре возраста. В первый класс принимали девочек 6–9 лет; в этом возрасте их учили исполнять Закон Божий и катехизис, воспитывали в благонравии, обучали российскому и иностранным языкам, арифметике, рисованию, танцам, музыке и пению, а также шитью и всякого рода вязанию.

Девочки в возрасте 9—12 лет продолжали изучать прежние предметы, к которым добавлялись еще география, история и некоторая часть экономии (или домостроительства). В следующих классах последовательно добавлялось изучение новых предметов, но, как говорилось в Уставе, «Главным попечение надлежит иметь о вере, дабы заблаговременно посеять и вкоренить в сердце благоговение, т. е. безмолвное почитание христианского благочестия; церковная служба и проповеди Божьего слова будут верными в сем пути предводителями».

Светские же добродетели суть: повиновение начальствующим, взаимная учтивость, кротость, воздержание, равенственное в благонамерении поведение; чистое, к добру склоненное и простодушное сердце. А напоследок благородным особам прилична скромность и великодушие, и одним словом – удаление от всего того, что гордостью и самолюбием называться может.

Императрица принимала деятельное участие в устройстве института, часто навещала его, проверяла успехи воспитанниц, присутствовала на торжественных актах и спектаклях, приглашала «смолянок», на торжественные празднества и балы во дворец. В одном из писем Екатерина II писала Вольтеру: «Вы знаете, что 500 девиц воспитываются здесь в монастыре, назначенном прежде для пребывания 300 невест Христовых. Эти девицы, я в том должна вам признаться, превзошли наши ожидания: они успевают удивительным образом, и все согласны в том, что они становятся столько же любезны, сколько обогащаются полезными для общества знаниями. А с этим они соединяют самую безукоризненную нравственность, однако же без мелочной строгости монахинь. В продолжении вот уже двух зим начали заставлять их играть трагедии и комедии; они играют лучше настоящих здешних актрис». «Смолянки», воспитываемые «для украшения семейства и общества», служили потом в придворном штате в качестве статс-дам и фрейлин.

В северном корпусе монастыря через несколько месяцев было устроено Мещанское училище «для малолетних девушек недворянского происхождения»[121]. В него принимали дочерей лакеев, конюхов и прочей дворцовой челяди; этих девушек готовили «к употреблению ко всяким женским рукоделиям и работам, т. е. шить, ткать, вязать, мыть, чистить». Девушки из третьего сословия после обучения в Смольном получали прекрасную привилегию: выходя замуж, они приносили свободу своему мужу, если он был крепостным. Освобождались от крепостной зависимости и дети, рожденные в этом браке.

Но поскольку вовсе упразднить монастырь, тем самым нарушив волю императрицы Елизаветы Петровны, было неудобно, то решили собрать по другим обителям десятка два стариц «доброго поведения и пристойного житья» и поселить их в качестве прислуги для девиц-дворянок.

Очень скоро обнаружилось, что кельи несостоявшегося монастыря неудобны для воспитанниц, и в 1765 г. приступили к сооружению специального здания, которое примыкало к северной стене монастыря. Возводил его архитектор Юрий Фельтен, который устроил настолько удобную внутреннюю планировку, что ее и поныне используют по назначению: здесь расположились два корпуса Ленинградского университета.

Оба учебных заведения – Смольный институт и Мещанское училище – находились под покровительством «высоких особ», которые весьма пристрастно просматривали список будущих воспитанниц[122]. После смерти Екатерины II заботу о Смольном институте взяла на себя императрица Мария Федоровна – супруга императора Павла I.

«Институт благородных девиц» находился в монастырских корпусах до 1808 г., а потом был переведен в новое величественное здание, построенное рядом с монастырем по проекту архитектора Дж. Кваренги. В монастыре же расположился так называемый «Вдовий дом» – общежитие для престарелых и обедневших вдов придворных и военных чинов, «заслуживших монаршую милость».

К 1827 г. монастырь закрылся, собор его оставался недостроенным, но даже еще в 1830 г. архитектор Огюст Монферран писал, что «соразмерность огромных частей и удивительный вкус в их расположении поставляют в сем отношении оное здание наряду с храмами св. Петра в Риме, св. Павла в Лондоне и Инвалидного дома в Париже».

Территория монастыря была отрезана от города – от раскинувшейся перед ним большой, но тогда еще не оформленной площади – одним из корпусов, прорезанным скромной аркой. Только в 1832 г. вспомнили о недостроенном соборе, и император Николай I распорядился учредить «комиссию доканчивания собора» под руководством графа Е.Ф. Канкрина – министра финансов. Был объявлен конкурс на проект достройки Смольного собора, для участия в котором пригласили лучших петербургских зодчих (В. П. Стасова, К. И. Росси, О. Монферрана и И. И. Шарлеманя), однако участники конкурса единодушно решили поручить столь ответственное дело В. П. Стасову, немало сделавшему, чтобы поднять отечественную архитектуру «на превеликий градус совершенства».

Архитектор представил проект, основанный на мысли: «чтобы докончить внутренность собора в возможной простоте, свойственной его форме и огромности, не изменяя нисколько величавых отверстий, гордых и щеголеватых массивов или опор; напротив, открыть в них сколько возможно более основную мысль строителя».

Смольный собор, считающийся жемчужиной архитектурного наследия Ф. Б. Растрелли, освятили 22 июня 1835 г. Император Николай I, в память о матери – императрице Марии Федоровне, которая опекала 17 воспитательных домов и благотворительных учреждений, назвал храм «собором всех учебных заведений столицы». Одна из икон, украшавших собор, была написана замечательным русским живописцем того времени А. Г. Венециановым. Он изобразил Пресвятую Богородицу в окружении воспитанниц Смольного института, одетых в форменные платья разного цвета – в соответствии с их возрастом и классом. Все фигуры были расположены на холме, под которым художник изобразил Смольный собор…[123]

В 1920-е гг. здания обители приспособили под разные учреждения, а в 1930-е гг. часовни, колокольня, кладбищенские церкви и монастырские стены вообще разобрали. Собор и церкви в боковых корпусах лишились своих завершений и внутренней отделки; значительная часть монастырской территории отошла городу и тоже была застроена. Бывшие дома священников объединили и надстроили до пятых этажей; южную часть монастыря заняли автозаправочная станция, комплекс лечебных зданий больницы им. Коняшина и жилые 7-этажные дома. Черниговскую улицу тоже расширили за счет монастырской территории. С 1920-х гг. церковь во имя Казанской иконы Божьей Матери использовалась как мастерская. При таком отношении до настоящего времени монастырский комплекс, конечно же, сохранился со значительными разрушениями, поэтому он остро нуждается в реставрации.

МОНАСТЫРЬ ЧЕТУПОН В ТАИЛАНДЕ

Официально столица Таиланда называется: Крунгтеп Ратана Косин Махинтара Айтхайя Махадилокпон Нопаратана Ратчани Буриром Удомратчани Махасан Амокпиман Аватансатит Сакатуттия Висанукам. В переводе это означает: «Город ангелов, великий город, резиденция Изумрудного Будды, неприступный город; великая столица мира, одаренная девятью драгоценными камнями, изобилующая огромными королевскими дворцами, напоминающими райские жилища, из которых правит олицетворение бога; город, поднесенный Буддой и построенный Висанукамом».

Иностранцы называют столицу Таиланда – Бангкок, а сами местные жители – Крунгтеп (Город ангелов). По Бангкоку нельзя пройти и сотни шагов, чтобы не встретить хотя бы двух монахов в шафрановых одеяниях. Каждый юноша должен некоторое время пробыть в монастыре, где он очищает свои мысли от житейской скверны, учится самодисциплине и самоотречению.

Наиболее популярным у туристов и почитаемым местными жителями является храм Изумрудного Будды, но самый древний монастырь Бангкока – это Четупон (Ват По), основанный королем Рамой I около 200 лет назад. Он занимает самую обширную территорию, и по сравнению с другими буддистскими храмами в нем больше всего пагод и других культовых сооружений.

У таиландских монастырей особый облик

Ват По знаменит находящейся в нем гигантской статуей Лежащего Будды (длина ее 46, а высота – 15 метров). Будда покоится со спокойной улыбкой на лице – в позе перехода в благостное состояние нирваны, которое произошло, согласно летописям, в 543 г. до нашей эры. Гигантская статуя умещается в тесном павильоне, который по-тайски называется «вихан». Чтобы увидеть голову Будды, посетителям нужно запрокинуть свою, и только тогда можно оценить грандиозный замысел скульпторов.

Статуя, блистающая позолотой, занимает почти все пространство «вихана», оставляя посетителям только узкий проход вокруг нее. К Будде близко подойти нельзя: во-первых, потому, что статуя находится на высоком постаменте, а во-вторых – ложе Лежащего Будды обнесено деревянной решеткой, вдоль которой тянутся торговые ларьки с богатым выбором буддийских сувениров. Продажа их – один из источников дохода, т. к. на реставрацию гигантской статуи требуется несколько миллионов бат.

Существует и еще один вид пожертвований. Паломники и многочисленные туристы покупают при входе в храм небольшие, тончайшие листочки золотой фольги и наклеивают их на фигурку Будды, стоящего у подножия огромной статуи. Только очутившись «в ногах» у Лежащего Будды, можно оценить тот размах, с каким выполнена эта громадная скульптура.

Следуя по периметру решетки, окружающей Лежащего Будду, можно увидеть множество курящихся ароматических палочек. Вокруг гигантской статуи всегда толпятся туристы, желающие сфотографироваться на таком впечатляющем фоне. А вот в королевском храме с Изумрудным Буддой фотографировать строго запрещено, на специальных стендах даже выставлены изъятые у туристов и засвеченные фотопленки.

В храме Лежащего Будды можно услышать и звуки своего рода «металлической капели». Это тоже пожертвования, но в весьма своеобразной форме. Паломники разменивают баты (бумажные купюры) на сатанги (мелочь), а вернее, просто покупают плошку, доверху наполненную мелкими желтыми монетками. Затем они проходят вдоль стены и бросают по одной монетке в металлические чашки, а таких чашек здесь установлено несколько десятков. Вот от этих падающих монеток и раздается звук «металлического дождя». Проходят человек 10–15 жертвователей, и служители храма опорожняют чашки: монетки потоком сыплются в ведерки, а оттуда опять в плошки – для продажи.

Прежде чем войти в храм, обувь следует оставить за порогом, довольно высоко выступающим над каменным полом, и ни в коем случае не ступать на него: это может быть воспринято как оскорбление святыни. Другое дело – благоговейно перешагнуть порог, который на всякий случай укрыт панцирем из прозрачного пластика.

Статуя Лежащего Будды изготовлена из кирпича и цемента, и только сверху покрыта золотыми пластинками. Великий Учитель лежит на правом боку, подложив под голову согнутую в локте руку. С противоположной стороны – в другом конце «вехана» – ступни статуи слиты в единой плоскости, инкрустированной перламутром, все пальцы Будды одинаковой длины. Ученые находят у статуи еще 107 признаков, по которым можно определить «настоящего» Будду.

Но не столько размеры, сколько мастерство исполнения и точность в отделке деталей Лежащего Будды приводят в восхищение каждого посетителя. Мельчайшими пластинками ракушек по черному лаку сложены 108 изображений физических воплощений Будды.

Проход во второй вехан ведет через маленький дворик, украшенный миниатюрными китайскими пагодами. Вход в него охраняют два каменных дракона, но они совсем не страшные. К тому же монахи заботятся о них и, чтобы драконы не перегрелись на солнце, их укрывают большими пальмовыми листьями. На шее у каждого стража повязаны кокетливые бантики, что говорит о заботливом уходе и влиянии «инь» (женского начала). А мужское начало «янь» проявляется в реставрациях многочисленных статуй Будды. В процессе их мастера обновляют позолоту, устанавливают вокруг статуй прозрачные ограждения, чтобы спасти святыни от воздействий внешней среды. А где ограждений пока нет, статуи закрывают обычным полиэтиленом.

В Ват По вообще любят все закутывать, обертывать, обматывать. Например, священное дерево, выросшее из черенка дерева Бо, под которым Гаутама достиг просветления, обвязано оранжевой материей. И ствол дерева похож на буддийского монаха, неподвижно застывшего в медитации. Вообще шафрановый цвет присутствует в монастыре повсюду: в саду летают оранжевые бабочки, даже коты здесь ярко оранжевые, а не просто рыжие.

Под сводами второго вихана восседает позолоченный Будда. По сравнению с Лежащим Буддой эта статуя кажется небольшой, но и она производит необычайное впечатление, т. к. вознесена на необыкновенную высоту. По обеим сторона от трона Будды стоят напольные часы, сделанные в XVIII в. в Париже. Рядом – вентиляторы, микрофоны и другие приметы ХХ в.

Когда схлынет поток туристов, в монастыре начинается жизнь, какую невозможно представить в русской обители. Здесь можно увидеть инока-подростка, который проносится по монастырскому двору на мопеде, а привратник дремлет на ступеньках храма и не обращает на него никакого внимания. У одной из стен храма, подальше от посторонних глаз, устроена детская площадка: качели, горка, деревянный паровозик с деревянными вагончиками… Стесняться некого – кругом свои, и между послушниками идет шутливая борьба за место на качелях.

Впрочем, и миряне могут устроить на монастырском дворе развлечения для себя. Здесь есть волейбольная и баскетбольная площадки, на которых вовсю кипят спортивные страсти. Неподалеку группа подростков занимается аэробикой, а на одной из площадок монастыря вообще происходит что-то невообразимое: эстрадное возвышение уставлено барабанами, гонгами и ксилофонами, которые сделаны в виде прекрасных речных галер. Через мощные динамики льются мелодии народных тайских песен в современной аранжировке.

Все это существует рядом потому, что тайский монастырь традиционно состоит из двух частей – храмовой и жилой. Ват По – не исключение, наоборот, устройство его – самое типичное. Перейдя через узенькую улочку, посетители оказываются в жилой части обители, где ровными рядами тянутся двухэтажные домики. На перилах сушатся монашеские облачения – чивены (куски оранжевой материи, которые обматываются вокруг туловища наподобие тоги).

У монаха не может быть собственности, и даже его нехитрое одеяние принадлежит монастырю. В автобусах они ездят бесплатно, а в поездах платят половинную стоимость билета. Причем кто-нибудь должен проводить монаха до станции и купить ему билет, т. к. считается, что и на половинную стоимость у него нет денег.

Каждое утро в Бангкоке можно видеть, как наставники монахов собирают милостыню на их пропитание. Они ходят от дома к дому, предоставляя людям возможность проявить милосердие и наполнить монашеские корзины рисом, рыбой, вареными яйцами и т. д. Монахи ничего не просят и ни за что не благодарят: они вообще не должны произносить ни слова. Это вы должны благодарить их, что они постучались в двери именно вашего дома… Ват По расположен очень удачно: через дорогу тянутся базарные ряды, и каждый торговец охотно даст монаху немного еды.

Монастырь славится и своей ученостью, потому что эта обитель первой открыла свои врата для образования. И сегодня здесь процветают литература, искусство, музыка, медицина, археология, так что порой Ват По называют первым тайским университетом.

СЕРАФИМО-ДИВЕЕВСКАЯ ЖЕНСКАЯ ОБИТЕЛЬ

Женская община в селе Дивееве, расположенном в 12 километрах от бывшей Саровской пустыни, была основана нижегородской дворянкой Агафьей Семеновной Мельгуновой. Оставшись после смерти мужа с трехлетней дочерью, она приняла в киевском Флоровском монастыре тайный постриг с монашеским именем Александра. Но ее подвижническая жизнь в Киеве продолжалась недолго.

Собор в Дивееве

Однажды после полуночного бдения ей явилась Пресвятая Богородица и сказала: «Это Я, Госпожа и Владычица твоя, Которой ты всегда молишься. Я пришла возвестить тебе волю Мою: не здесь я хочу, чтобы ты окончила жизнь свою… Иди на север России и обходи все великорусские места святых обителей Моих, и будет место, где Я укажу тебе окончить богоугодную жизнь твою, и прославлю имя Мое там, ибо в месте жительства Твоего Я осную такую великую обитель Мою, на которую низведу все благословения Божии и Мои, со всех трех жребиев Моих на земле: с Иверии, Афона и Киева».

Получив благословение старцев Саровской пустыни и скрыв свое пострижение, Агафья Семеновна отправилась в дорогу. Как-то шла она из Мурома в Саровскую пустынь и остановилась отдохнуть в селе Дивееве. У стены скромной деревянной церкви во имя святителя Николая Чудотворца она, задремав, снова увидела Пречистую Деву Марию и услышала от Нее: «Вот здесь предел, который Божественным промыслом положен тебе: живи и угождай здесь Господу Богу до конца дней твоих… Это четвертый жребий Мой во Вселенной. И как звезды небесные, и как песок морской, умножу Я тут служащих Господу Богу и Меня, Приснодеву, Матерь Света, и Сына Моего Иисуса Христа величающих».

Но Дивеево по многолюдности своей не подходило для монахини, ищущей молитвенного уединения. И по совету Саровских старцев матушка Александра поселилась в деревне Осиновке, располагавшейся неподалеку от Дивеева. На дворе местного священника она устроила на его дворе себе келью и проживала здесь 20 лет. Забыв свое происхождение и воспитание, она жала хлеб в поле, помогала бедным крестьянам деньгами, детям их давала белье и одежду, бедным невестам справляла приданое.

В этой деревне заболела и скончалась ее 9-летняя дочь, после чего разрушились последние связи, соединявшие матушку Александру с миром. В 1760 г. она окончательно простилась с мирской жизнью: продав свои поместья, значительную часть вырученных денег она положила вкладами в монастыри на помин души родителей, мужа и дочери. А труды свои по устройству иноческой общины матушка Александра начала с возведения каменной приходской церкви, которую в 1772 г. освятили в честь Казанской иконы Божией Матери. И строила матушка Александра эту церковь не только на свои средства, но и своими руками, стараясь по возможности участвовать во всех строительных работах. Левый придел церкви устроили в честь святителя Николая Чудотворца, а правый посвятили первомученику Стефану.

Не гнушаясь черной работы, выкопала матушка Александра колодец, который оказался целебным, а незадолго до своей кончины основала женскую общину. На пожертвованной около Казанской церкви земле она возвела 3 кельи с надвратными постройками и огородила их деревянным забором. Община, в которой кроме самой матушки Александры было еще 4 послушницы, жила по уставу Саровского монастыря, во всем руководствуясь советами его игумена – отца Пахомия.

Суров был устав общины матушки Александры: одноразовое питание, зато ежечасное молитвенное бдение и тяжелая крестьянская работа. Но обитель не имела юридического статуса – до 1842 г. она была всего лишь благочестивой общиной. Сестры молились и прислуживали в приходской церкви, построенной еще первоначальницей обители. Трудились они и для монахов Саровской пустыни, которые сначала оказывали им духовную, материальную и административную поддержку, т. к. первые насельницы были в основном неграмотными крестьянками. Но в 1806 г. новый игумен Нифонт прекратил всякую поддержку сестрам со стороны Сарова, и тогда молодой иеродиакон Серафим, избранный в духовные отцы сестрам, пожелал облегчить жизнь насельницам. Женская иноческая община в лице преподобного Серафима нашла неусыпного попечителя и мудрого наставника, но к заботам о ней он приступил только в 1825 г. – после окончания затвора. Тогда в общине жило уже около 50 сестер под началом строгой старицы Ксении, которую отец Серафим называл «огненным столбом от земли до неба» и «бичом духовным».

25 ноября преподобный Серафим, выйдя в лес к своей Дальней пустыньке, на берегу реки Саровки у Богословского колодца удостоился явления Божией Матери, как это случалось не раз и до этого. Ударила Богоматерь в землю жезлом, и «искипел источник фонтаном светлой воды». И сказала старцу Царица Небесная: «Зачем ты хочешь оставить заповедь рабы моей Агафьи – монахини Александры? Ксению с сестрами оставь, а заповедь сей рабы Моей не только не оставляй, но потщись вполне исполнить ее. А Я укажу тебе другое место – тоже в Дивееве, и на нем устрой эту обетованную обитель Мою и возьми из общины Ксении восемь сестер».

По именам назвала сестер-девственниц Владычица Небесная, указала место для обители (на востоке против алтаря Казанской церкви) и повелела «обвести это место Канавкой и валом, поставить там двухпоставную мельницу и кельи, а со временем соорудить в честь Рождества Ее и Сына двухпрестольную церковь для сей обители, приложив ее к паперти Казанской церкви, на месте явления Своего матушке Александре. И Сама дала отцу Серафиму для этой обители Устав новый – «нигде, никогда и ни в какой обители не существовавший». Если в общину матушки Александры принимали и незамужних, и вдов, то в новую обитель – только дев. Отец Серафим говаривал: «Как я и сам – девственник, то Царица Небесная благословила, чтобы в обители моей были только одни девушки». Как писал Н. А. Мотовилов, «батюшка отец Серафим основал обитель не по простой своей человеческой мысли и по примеру, где-либо до него существовавшему, но решительно лишь по одному особенно нарочито на счет этой обители ему личному явлению Самой Божией Матери»[124].

С декабря 1825 г. преподобный Серафим стал запасать материалы для строительства и столбы для мельницы, и только подвигами святого Старца обитель впоследствии разрослась и укрепилась. Он заботился о Дивееве и много жертвовал монастырю: колокола, иконы, свечи и все необходимое в монастырском обиходе приобреталось неусыпными заботами его. А вскоре на средства госпожи Постниковой был приобретен участок земли, на котором батюшка Серафим построил мельницу из леса, купленного на свои средства. И 7 июля, в канун праздника Казанской иконы Божией Матери, мельница замолола. Старец Серафим называл ее «питательницей сирот». По обеим сторонам от мельницы вскоре расположились кельи, куда он перевел из Дивеевской общины семь сестер, дал им особый иноческий устав и поручил их духовному руководству дивеевского священника отца Василия (Садовского). А в начальницы новой обители старец Серафим поставил Елену Мантурову.

Призвал он ученика своего М. В. Мантурова и попросил его возвести для новой обители отдельную церковь. В нижнем этаже церкви, возведенной во имя Рождества Христова, вскоре была устроена вторая – во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Чтобы строение не обрушилось, своды этого храма пришлось подпереть четырьмя крепкими столбами. Преподобный старец Серафим увидел в этом вещий знак: «Четыре столба – четверо мощей. Это ведь значит, что у вас здесь четверо мощей открыто почивать будут».

Отведенные Мельничной обители три десятины земли отец Серафим решил обрыть канавкой, вырытую землю насыпать в виде вала, а чтобы она не осыпалась – посадить на ней крыжовник. За два с половиной года работа была выполнена, и батюшка Серафим утверждал: «Канавка эта до небес высока. Эту Канавку Сама Царица Небесная Своим пояском измерила, так что Канавка эта – стопочки Божией Матери. Кто Канавку с молитвой пройдет, да полтораста «Богородиц» прочтет, тому все тут: и Афон, и Иерусалим, и Киев».

Преподобный Серафим заповедал, чтобы в церкви Рождества Христова, у местночтимой иконы Спасителя, постоянно горела неугасимая лампада. А у храмовой иконы в церкви Рождества Пресвятой Богородицы постоянно бы читали Псалтирь за всех благотворителей обители. И сказал еще: «Она, Матерь Божия, вечно будет питать вас! И если эту заповедь мою исполните, то все у вас хорошо будет, и Царица Небесная никогда не оставит вас. Если же не исполните, то без беды беду наживете».

Осеняемая молитвами и поддерживаемая отеческим попечительством старца Серафима, Мельничная обитель возрастала и ко дню его кончины в ней было уже 19 келий, в которых жило 125 девиц. Из Саровской пустыни им доставляли все для церкви и многое для трапезы; сестры во всех делах советовались со «своим батюшкой», делились с ними и радостями, и печалями.

Много говорил преподобный Серафим о будущей славе Дивеевской обители, которая станет первой в России женской лаврой, но немало предрек он ей скорбей и испытаний. И действительно, после кончины преподобного Серафима началось в Дивееве смутное время. С 1833 г. обитель целых 28 лет беспрерывно страдала от вмешательства в судьбу ее постороннего человека – рясофорного послушника Саровского монастыря Ивана Толстошеева (впоследствии отца Иоасафа), стараниями которого в 1842 г. обе общины были насильно объединены в одну – Серафимо-Дивеевскую. При нем были закрыты оба Рождественских храма, в которых по завету батюшки Серафима должна была читаться Неусыпающая псалтирь и вечно гореть свеча и лампада перед храмовыми иконами. «Мельницу-питательницу» перенесли в поле, уход за Святой Канавкой совершенно прекратился: она стала быстро заплывать грунтом и засыпаться мусором. В 1850-е гг. по образовавшемуся валу уже ездили на лошадях и в экипажах.

К величайшему огорчению сирот, он под разными предлогами начал по-своему переделывать устроенное и заповеданное старцем Серафимом. Но Саровский чудотворец, как говорилось выше, еще при жизни своей предвидел трудные времена и все надежды свои возлагал на новую начальницу. Даже имя ее предсказал, и было оно, как у Пресвятой Богородицы – Мария…

Московский митрополит Филарет, глубоко чтивший батюшку Серафима, положил конец усердию отца Иоасафа. Начальство его в обители было признано «вредным в отношении к ее миру, благочинию, хозяйству и к духовному устроению сестер». И ему было запрещено вмешиваться в любые дела Дивеевской обители, а настоятельницей монастыря была утверждена любимая и уважаемая всеми сестрами Елизавета Алексеевна Ушакова.

Она поступила в Дивеевскую обитель в 1845 г. в возрасте 26 лет. В 1862 г. приняла постриг с именем Мария и стала первой (с точки зрения церковных формальностей) игуменьей, т. к. за год до того благодаря ее усилиям община стала монастырем. Казалось бы, невелико достижение – монастырь третьего класса! Но как будто небесная благодать осенила Дивеево: на участке, купленном еще Еленой Мантуровой, был построен великолепный собор во имя Святой Троицы, какого не видел и Саров. А когда на главном куполе устанавливали крест, над ним взвились три голубя, а чуть ниже стали кружиться три журавля, улетевшие потом в сторону восхода солнца. Усердием игуменьи Марии начали очищать Святую Канавку, хотя она уже и не имела первоначальной глубины и ширины.

В восстановленной обители сестры снова начали жить по Мельничному уставу преподобного батюшки Серафима, а в честь главного храма и великого подвижника земли Русской монастырь стал называться Свято-Троицким Серафимо-Дивеевским. Троицкий собор был летним, и в 1905 г. при матушке-игуменье Александре (Траковской) начали строить зимний собор с системой отопления. К 1916 г. его достроили, но освятить из-за случившейся Октябрьской революции не успели.

В ноябре 1917 г. все монастырские хутора были разграблены, новая власть объявила монахинь тунеядками и организовала их в артели. Некоторых насельниц ежемесячно угоняли на тяжелые принудительные работы, оставшихся расселили по округе, но они тайно собирались на службу и молитвенного правила не оставляли.

Первыми новомученицами Дивеевскими стали блаженные Евдокия, Мария и две Дарьи. Они жили в ближнем селе, а потом к ним явились чекисты и потребовали выдать дезертира, которого сестры будто бы приютили. Представители новой власти выволокли из дома блаженную Дуню и стали топтать ее ногами и хлестать бичами. Избивали они и других сестер, но те все переносили с христианским смирением. И Божия Матерь не оставила их, дав им милость не чувствовать боли. На места ударов садились голуби, но палачи продолжали бить по птицам небесным. А когда подвижниц повели на смерть, многие явственно видели, как с небес сошли блистательные венцы и почили на окровавленных головах сестер.

Новомучениц расстреляли 18 августа – накануне праздника Преображения Господня. И хотя могилу охраняли, чтобы священник не пришел отпеть их, от нее 40 дней исходило благоухание. В настоящее время на могиле установлено Распятие с рисованным на нем образом Иисуса Христа.

Перед окончательным закрытием Серафимо-Дивеевской обители в ней, как вспоминала матушка Серафима Булгакова, летними ночами 1927 г. ухали совы, чего раньше никогда не бывало. Монастырь разогнали за неделю: последняя всенощная в нем была отслужена на праздник Воздвижения Креста Господня в больничной церкви на Канавке. Здесь же сестры прощались, кланяясь друг другу в ноги и плача. На улицу их не выкинули, но условия поставили такие, что сама уйдешь: монашескую одежду не носить, в артельных мастерских иконы снять, вместо них повесить портреты В. И. Ленина.

В тот год в Дивееве жили в ссылке два владыки: епископ Серафим Звездинский и архиепископ Зиновий Тамбовский. И они сказали сестрам: «Монашество с вас не снимаем: хоть и в миру, а монашество свое берегите. Теперь каждой из вас поднесена чаша, и кто как примет ее: кто только к губам поднесет, кто лишь отхлебнет, а кто и до дна выпьет».

Через некоторое время обоих пастырей, мать-игуменью и старших сестер арестовали и выслали, остальные сестры расселились по округе. Иконы из монастырских храмов были собраны и свалены в церкви Рождества Христова. Одно Распятие, когда-то написанное для горнего места Троицкого собора, оказалось для него малым и стояло в правом приделе. От него совершались исцеления, и Святой Крест прослыл чудотворным. Но в дверь небольшой Рождественской церкви он не проходил, и десница Спасителя была святотатственно отпилена. Однажды в пятницу на Страстной неделе несколько комиссаров пришли за Распятием, чтобы справлять «красную пасху». Вошли они в церковь Рождества Христова и обомлели: безрукий крест стоит на паперти, на отпиленном месте кровь запеклась, а на полу бурые подтеки. Весть об этом сразу же облетела все Дивеево: люди толпились под окнами церкви, влезали друг другу на плечи, чтобы заглянуть в окно…

К концу 1940-х гг. сроки заключения у многих ссыльных монахинь закончились, и они снова слетелись в Дивеево. Устраивались, как могли: в колхозах или конторах, шли на поденную работу. Старые матушки умирали, их сменяли новые, келейно одетые уже при советской власти. Пострижению сирот Серафимовых содействовал Святейший патриарх Пимен.

После кончины старца Серафима долгое время сохранялся в Дивееве рассказ о том, как на праздник Рождества Пресвятой Богородицы он сказал: «Придет время, и мои сиротки в Рождественские ворота, как горох посыплются». Такое время пришло в 1991 г., когда Серафимо-Дивеевский монастырь был частично возвращен Нижегородской епархии. Канавки Пресвятой Богородицы как таковой тогда не было. После закрытия монастыря в 1927 г. ее во многих местах засыпали, а вал сровняли. В послевоенные годы ее перерезали различные коммуникации, а внутрь южной части Канавки была врыта канализационная труба. Поэтому после передачи монастыря Церкви тропинку, где прошла Царица Небесная, определяли по вековым деревьям, в которые превратились саженцы, благословленные батюшкой Серафимом. 23 августа после торжественного молебна были начаты работы по возрождению Святой Канавки.

В дни празднования и прославления преподобного Серафима в Дивееве и в наши дни происходят чудеса. Первое случилось, когда ко дню рождения Преподобного восстанавливали Казанскую церковь. Едва строители приступили к очистке стен от плесени, как вдруг увидели, что на левой стене сами собой проявляются фрески! И восстановились нижние фрагменты росписи, на которой были изображены апостолы Петр и Иоанн.

Другое чудо произошло по дороге в Дивеево, в селе Ореховец – последней остановке паломников, которые шли в монастырь крестным ходом из Нижнего Новгорода. В сельском храме служили литургию: паломники помолились, вышли на улицу, и вдруг кто-то воскликнул: «Смотрите, на небе – крест!». Все подняли глаза к небу и увидели сквозь облака знамение. Крест имел четкие очертания и был виден в течение 15–20 минут.

СВЯТО-ВОЗНЕСЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В КИЦКАНАХ

В народе этот монастырь обычно называют Кицканским, т. к. построен он был в селе Кицканы Бендерского уезда – на земле монастырской вотчины Кицканской. Основатели обители назвали ее Ново-Нямецкой, чтобы отличать от древней Нямецкой лавры, оставшейся в Карпатских горах Румынского королевства – неподалеку от австрийской провинции Буковины. Монастырь был действующим менее 100 лет, однако с его историей связаны многие события Бессарабии второй половины XIX в.

Кроме отца Феофана, у истоков создания Ново-Нямецкой обители стоял и духовник Лавры иеросхимонах Андроник. Светское румынское правительство всячески препятствовало устроениию нового монастыря, в частности, даже оклеветало отцов Феофана и Андроника в том, что они якобы хотят продать имения Кицканы и Копанка, а деньги взять себе. Но после долгих мытарств 13 января 1864 г. все же последовало «Высочайшее утверждение проекта об основании в лаврских вотчинах Кицканы и Копанка Свято-Ново-Нямецкого Вознесенского обжещительного монастыря». Таким образом, на землях, подаренных Лавре господарем Александром Добрым еще в 1429 г., в имении Кицканы, переданном ей в 1527 г. господарем Петром Рарешем, началось устроение нового мужского монастыря.

В Кицканы тогда переехало 32 инока, которые (пока не был возведен новый собор) начали совершать богослужения в приходской СвятоНиколаевской церкви. Дела по устроению монастыря поначалу легли на отца Феофана: он заказал проект обители, а известному художнику Верховцеву поручил написать копию с иконы Божией Матери «Нямецкой» со списка, снятого иеросхимонахом Андроником. Оригинал же самой иконы был подарен в 1401 г. греческим императором Иоанном Палеологом митрополиту Молдавии Иосифу, который в свою очередь подарил ее Нямецкой обители. Художник Верховцев так тщательно и великолепно выполнил работу, что сам был немало удивлен красоте иконы.

В мае 1864 г. в новой обители началось возведение первого корпуса келий (из 19 комнат), в 1865 г. была отремонтирована Свято-Николаевская церковь, а в сентябре 1867 г. заложили и освятили фундамент соборной церкви в память Воздвижения Животворящего древа Креста Господня. Строительство храма закончилось в 1878 г.

Игуменом новой обители был поставлен отец Феофан, но в 1883 г. он скончался в возрасте 71-го года, оставив все труды по устройству обители иеросхимонаху Андронику. В 1885 г. тот стал игуменом обители, а в 1890 г. его возвели в сан архимандрита; при нем и состоялось новое освящение храма – в честь Вознесения Господня.

В 1880-х гг. в монастыре появляются трапезная, библиотека и больница, в устройстве которых большая заслуга принадлежит отцу Андронику. Монастырская же библиотека была просто уникальной, так как в ней хранились бесценные книги и рукописи XIV в. И среди них рукописи Гавриила – одни из древнейших датированных книг, появившихся в Молдавии в начале XV в. В 1884 году архимандрит Андроник составил «Каталог книг Ново-Нямецкого монастыря», в котором насчитывалось 146 славянских и молдавских рукописей и 2272 печатные книги на церковнославянском, молдавском, русском, греческом и других языках.

В августе 1893 г. после тяжелой болезни архимандрит Андроник скончался. В завещании он пожелал, чтобы собранные им лично книги тоже остались в монастырской библиотеке. После его смерти настоятелем монастыря утвердили иеромонаха Германа, который в Русскотурецкую войну 1877–1878 гг. был братом милосердия. За проявленную храбрость при выполнении своего долга он был удостоен благодарности и награжден медалью митрополита Кишиневского и Хотинского. Благодаря стараниям отца Германа в начале ХХ в. в Кицканской обители были построены церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, два корпуса келий и мельница, а в 1908 г. он устроил каменный корпус для мастерских. Кроме того, при отце Германе монастырская ризница обогатилась многими церковными облачениями.

Те, кто приезжает к станции Бендеры из Кишинева или Одессы по железной дороге, издалека видят величественный, поднимающийся к небу купол соборного храма, возведенного во имя Вознесения Господня. А знаменитая колокольня монастыря, состоящая из пяти ярусов, поднимается на высоту 69 метров; это самая высокая колокольня Молдавии, и она тоже видна за многие километры от монастыря. Ее часто сравнивают с колокольней Троице-Сергиевой лавры.

В 1962 г. монастырь в Кицканах был закрыт советскими властями. Книги и документы из монастырской библиотеки были отправлены в центральный архив Молдавии, а помещения обители использовались в самых разных целях. В храмах были устроены склады, в колокольне расположился военно-исторический музей, на территории монастыря устроили больницу для больных туберкулезом.

Монастырь был закрыт целых 28 лет, и, конечно, за это время многое в нем было расхищено и утеряно. Возрождение Кицканской обители началось в 1990-е гг. Сначала для прихожан открыли Успенская церковь, потом были отремонтированы другие храмы и монастырские помещения, построены часовня и церковь во имя Паисия Величковского.

В ноябре 1994 г. монастырь отметил 200-летие со дня преставления преподобного старца Паисия, который стал небесным покровителем монастыря. А еще через месяц (в декабре 1994 г.) в Кицканской обители состоялся праздник, посвященный 130-летию со дня основания монастыря.

СИМОНО-КАНАИТСКИЙ НОВО-АФОНСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Во второй половине XIX в. русские иноки на Святой горе Афон терпели сильное экономическое и юридическое притеснение. Речь шла даже о возможном уходе со Святой горы, и тогда в 1871 г. русское правительство вызвало представителей Пантелеимонова монастыря в Санкт-Петербург и предложило им выбрать на Кавказе место для возведения новой обители, которая и была устроена во имя Симона Канаита – одного из учеников Иисуса Христа.

«На третий день был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. Был зван также Иисус и ученики Его на брак. И как недоставало вина, то Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них. Иисус говорит Ей: что Мне и Тебе, жено? Еще не пришел Мой час. Мать Его сказала служителям: что скажет Он вам, то сделайте. Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших по обычаю очищения Иудейского, вмещавших по две или по три меры. Иисус говорит им: наполните сосуды водою. И наполнили их до верха. И говорит им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли. Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, – а он не знал, откуда это вино, знали только служители, черпавшие воду – тогда распорядитель зовет жениха и говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе. Так положил Иисус начало чудесам в Канне Галилейской и явил славу Свою» (Ин.2, 1—11).

Презрев все мирское, Симон Канаит пошел за Иисусом Христом, а по Вознесении Его, приняв Духа Святого, стал проповедовать веру христианскую в Иудее, Эдессе, Сванетии и в Абхазии.

Как долго проповедовал он в Абхазии – летописи не рассказывают, известно только, что святой апостол Симон Канаит прославлял Спасителя многими чудесами, за что подвергался гонениям и оскорблениям. А в период жестоких гонений на христиан, воздвигнутых во времена грузинского царя Адеркия, принял мученическую смерть и был погребен неподалеку от своей пещеры – на берегу реки Псыртсхи, в 20 верстах от Сухуми.

В IV в. на месте погребения Симона Канаита была построена церковь в его имя, а в VI в. учение Христово уже широко распространилось по Абхазии. К XI в. весь абхазский берег Черного моря был покрыт цветущими храмами и монастырями. Но когда страну завоевали турки, абхазы приняли ислам, и многие христианские храмы были разрушены. Однако могилу святого Симона Канаита местные жители всегда почитали.

Мысль о создании православного монастыря на берегу Черного моря возникла в правительстве России еще в начале XIX в. – тотчас после вступления Абхазии в подданство России. Но тогда заботы русских властей были всецело поглощены тревожным состоянием края, постоянными враждебными вспышками горцев и нападением их на мирных жителей. Только после успешного прекращения военных действий царское правительство смогло заняться мирным освоением края и распространением среди абхазцев веры Христовой, тем более что и сами они еще живо помнили себя христианами. Прибывшие со Святой горы делегаты были снабжены весьма обстоятельной инструкцией, согласно которой они и должны были выбрать место для будущей обители.

1. Место должно быть просторное и красивое.

2. Чтобы оно имело самый здоровый климат, о чем следует узнать у местных жителей, но особенно в статистическом комитете, потому что жители и привыкнуть успели, с детства живя в том климате и не подвергаясь злокачественной кавказской лихорадке.

3. Должно быть обилие воды во всякое время года, и воды хорошей, на которой можно было бы устроить мельницу.

4. Земля чтоб была плодородная и для хлебопашества, и для садоводства.

5. Лес строевой и дровяной.

6. Камень для зданий или вместо него глина для кирпича.

7. Так как реки на Кавказе обилуют рыбой, то иметь это в виду, как предмет необходимый для монастыря… и не 60 человек, а чтобы достаточно и на 600 человек, если Матери Божьей угодно будет умножить монашество…

После осмотра многих мест (в Бедия, Драндах, долине реки Псху и др.) монахи остановили внимание на развалинах Анакопии – у древнего храма святого апостола Симона Канаита, располагавшегося на берегу реки Псыртсхи. И 27 ноября 1875 г. последовало распоряжение императора Александра III об отведении 327 десятин земли, передаче вновь устраиваемому монастырю развалин храма и башни, оставшейся от генуэзцев, о предоставлении будущей братии права ловли рыбы в реке Псыртсхи и т. д.

Местность, предназначенная для устроения монастыря, была дикой и пустынной. Монахам понадобилось много труда и времени, чтобы расчистить непроходимые заросли, срыть каменистые холмы, засыпать пропасти, освоить обширные земельные владения для разведения полезных растений и выращивания новых для Абхазии культур. Ранней весной 1876 г. братии заложили сразу 4 каменных здания с храмом и школой для абхазских мальчиков. Благодаря неусыпным трудам иноков и искусству отца Иерона к 1 октября 1876 г. монастырские здания и храм были построены.

Первый храм иноки посвятили Покрову Пресвятой Богородицы и собирались торжественно освятить его 17 октября 1876 г. Ожидалось, что в празднике будет участвовать много народа, поэтому братии сделали большие запасы продуктов для трапезы. Но не было у них свежей рыбы, и достать было неоткуда. И вот 14 октября совершилось чудо: около монастыря волны выбросили на берег столько рыбы, что монахи набрали ее более 14 пудов и восприняли это чудо за особое попечение Божьей Матери об их обители.

Однако еще во время возведения первого храма и зданий Ново-Афонской обители началась война турок против балканских народов, а осенью 1876 г. среди горцев-мусульман вспыхнули враждебные против России настроения. В случае объявления войны Турции можно было ожидать высадки турецких войск в Абхазии, поэтому решено было удалить братию в кутаисскую губернию – в Гелатский монастырь, а также вывезти из обители всю церковную утварь и движимое имущество.

С тяжелым сердцем расставались иноки со своей новой обителью, которую успели полюбить всей душой и на устроение которой положили много труда и материальных средств. Монастырская школа для абхазских мальчиков. была закрыта; учеников распустили по домам, снабдив одеждой, бельем и другими необходимыми вещами. Присматривать за обителью оставили четырех человек, которые продолжали совершать церковные службы до самого дня объявления войны с Турцией – 7 апреля 1877 г. А на другой день и им было приказано оставить обитель, передав ключи от нее и заготовленный строительный материал местным жителям, чтобы они хранили их во все время войны.

В конце апреля турецкие корабли подошли к берегам Абхазии; со шлюпок на берег высадились 400 человек, и 28 апреля здания новопостроенного Симоно-Канаитского монастыря были разрушены и сожжены. Через несколько дней турки сначала обстреляли Сухуми, а потом зажгли город в нескольких местах. 13 мая русские вынуждены были сжечь Цебельдинское укрепление, в котором погибло и все монастырское имущество.

Когда после окончания войны иноки вернулись в родную обитель, то с болью в сердце увидели, что не только все довоенные строения, но и заготовленные строительные материалы были сожжены, а вокруг уныло торчали только обгорелые каменные стены. Но иноки недолго унывали: вскоре закипела работа, и новый храм был выстроен всего за 4 месяца. Уже в феврале 1879 г. в нем начались богослужения…

Строительство монастыря продолжалось, и вскоре на развалинах стали подниматься новые постройки. С особым усердием иноки трудились над восстановлением и приведением в подобающее благолепие древнего храма Симона Канаита. Восстановление его было окончено в начале 1882 г.; быстро вырастали и другие монастырские постройки: среди них – 2-этажная каменная мельница, а рядом с ней – корпус для рабочих, которых в обители всегда было много.

Мельница служила и водокачкой, поднимавшей воду в верхний монастырь. От плотины иноки провели каналы, по которым вода шла в прачечную, на кирпичный завод, в доступные для орошения сады и т. д. Но хозяйственная деятельность монастыря, хоть и разносторонняя, была направлена на удовлетворение только самых насущных потребностей иноков. Труд для новоафонской братии служил не к обогащению, а только средством к нравственному восхождению. Заботы о внешнем благоустройстве и процветании обители не только не отвлекали монахов от совершенствования в добродетелях, а наоборот, усиливали стремление к ним, т. к. иноки ясно сознавали, что только благословение Божие и помощь Его сделают их труд успешным.

Но в 1917 г. для Симоно-Канаитской обители началось новое лихолетье.

«Солдатские депутаты приезжали из Сухума в Новый Афон и произвели обыск в обители. Предосудительного не нашли, кроме портретов бывших Царя и Царицы в старых календарях. Эти портреты депутаты разорвали в клочки».

Когда через год к власти в Абхазии пришли большевики, монастырь потерял часть своих покосов и рыбный промысел; инокам постоянно угрожали реквизировать и продать монастырский скот и хозяйственный инвентарь, отобрать землю, вырубить сады, запрещали собирать виноград и яблоки…

В течение нескольких лет братии пытались сохранить свою обитель от окончательного разорения, но в 1921 г. часть монастырских земель была передана созданному совхозу, а из иноков организовали «трудовую общину». Многие из братии, подвергнувшиеся жестоким гонениям, вынуждены были покинуть обитель и бежать в горы. В монастыре остались только больные, немощные и престарелые.

А в 1924 г. Симоно-Канаитскую обитель окончательно закрыли «как очаг контрреволюционной пропаганды». Все ее земли были переданы совхозу, храмы разорены и поруганы, ризница разграблена… В 1930-е гг. братские кельи переоборудовали под гостиницы; в здании Нагорного монастыря открыли санаторий, соборный храм во имя Успения Пресвятой Богородицы превратили в клуб, с южной стороны храма Святого Симона Канаита устроили танцплощадку.

Большой храмовый образ святого великомученика и целителя Пантелеимона, который в 1876 г. иноки принесли со Святой горы Афон, многие годы хранился у семьи Анкваб. Когда Ново-Афонский монастырь стал возрождаться и в его соборном храме вновь начались богослужения, семья Анкваб вернула образ целителя в обитель. Произошло это в 1995 г. – в Прощеное воскресенье.

«ЗМЕИНЫЙ ХРАМ» И МОНАСТЫРЬ КЕКЛОКСЫ В МАЛАЙЗИИ

В первые века нашей эры на территории полуострова Малакка существовало несколько княжеств (Ланкасука, Такола, Кедах и др.), которые образовались вокруг поселений в устьях рек. И уже тогда полуостров Малакка был известен грекам: так, Клавдий Птолемей в своей «Географии» описывает его под названием «Золотого полуострова» и перечисляет ряд существовавших там центров.

Население Малайзии очень неоднородно по своему религиозно-этническому составу, поэтому в государстве представлены все мировые религии: мусульманские мечети и буддийские пагоды соседствуют там с индуистскими храмами и католическими костелами.

Одним из центральных городов Малайзии является Пинанг, где туристы восхищаются многими святилищами. Но особый интерес вызывают у них «Змеиный храм» и огромный монастырский комплекс Кеклоксы. Находятся они за чертой города, но добраться туда нетрудно. В Пинанге еще в 1841 г. побывал русский морской офицер А. Бутаков, но и сейчас в городе можно увидеть то, что он описывал в своих дневниках:

«Части города, обитаемые китайцами, представляют наибольшую деятельность. В маленьких деревянных сараях, открытых на улицу, производятся всевозможные мастерства… Над входом в домы и по стенам их, снаружи и внутри, красуются надписи на красной или синей бумаге, иногда даже золотыми буквами. Внутри видны недурно нарисованные изображения китайских богов или святых, перед которыми постоянно горят восковые свечи и курения».

В одном из таких уголков и расположился «Змеиный храм», но теперь он уже окружен небольшими заводами. К пагоде, устроившейся на склонах невысокого холма, ведет лестница. Перед входом «бодрствуют» два каменных льва-стража, рядом в тени можно увидеть разморенную зноем собаку. К храму прилепилось множество лавок, в которых продают и сувениры, и кокосы, а при желании в них можно и валюту обменять.

Во всех указателях сообщается, что храм был построен в 1870-е гг. А монахи еще расскажут, как в нем чудесным образом появились змеи, чтобы охранять божество, в честь которого храм и был воздвигнут.

В глубине пагоды, на алтарном возвышении, стоит статуэтка из черного дерева, облаченная в золотистую парчу. Надпись при входе в храм сообщает, что статуэтка называется Чор Су Конг и что привез ее из Китая один буддийский монах. Вскоре она прославилась чудесами, т. к. вокруг реликвии стали исцеляться больные и немощные люди. Тогда и решено было построить пагоду, чтобы поместить в ней Чор Су Конга на почетном месте.

В 1873 г. английский землевладелец[125] Дэвид Браун подарил местной общине участок земли, и вскоре на нем началось сооружение храма с поэтическим названием «Чистое облако». Но когда (как гласит местное предание) приползли змеи, чтобы охранять святыню, буддисты дали пагоде второе название – «Змеиный храм».

По сторонам от статуи стоят две большие вазы-подставки, в которых сделано причудливое сооружение – нечто вроде кустов. Если внимательно присмотреться к «зарослям», можно увидеть в них двух-трех змей, неподвижно повисших на ветках. Рядом висит объявление на трех языках: «Змеи живые. Трогать – на свой страх и риск».

Справа от алтаря за небольшой перегородкой расположен своего рода «запасник». Здесь стоит большая кадка с настоящим растением. По его ветвям, лениво перебирая кольцами, проползает удав. Вот его монахи разрешают трогать, и паломники гладят его по кончику хвоста: для них он – не чудовище, а «привратник» храма.

У некоторых буддистов сложились особые отношения с храмовыми змеями, о чем извещает объявление, висящее на стене храма – рядом с большим колоколом: «Медиумам запрещено впадать в транс в «Змеином храме» и на прилегающей территории, а также причинять беспокойство паломникам и гостям».

Впрочем, паломников не так-то легко отвлечь от дела. Они сидят перед возвышением со статуей Будды, сплошь уставленным светильниками разной величины – от стаканчика до кувшина. Светильники эти представляют собой своеобразное сочетание свечи лампады: стеклянные сосуды, украшенные иероглифами, залиты воском, а наверху колеблются язычки пламени.

К пагоде примыкает павильон-«змеюшник». Здесь на посетителей уставились змеи, висящие на ветках в ожидании клиентов. При полосатых рептилиях состоит фотограф с помощником, и каждый желающий может запечатлеть себя на снимке в обнимку со змеей. И это не какой-то аттракцион, а храмовый ритуал.

Во дворике разбит небольшой сад с карликовыми деревцами. Но входа в него нет – сад обнесен сплошным каменным забором. Судя по тому, что изнутри стены его выложены гладкой кафельной плиткой, – это серпентарий, куда храмовых змей переносят на ночь для отдыха. Высота ограды – на уровне груди, и по кафелю им на волю не выбраться.

В центре острова Пинанг, на фоне зеленых горных вершин, раскинулся буддийский монастырь Кеклоксы – самый большой и самый красивый в Юго-Восточной Азии. Особенно впечатляюще выглядит его 7-ярусная башня-пагода, возведенная усилиями трех буддийских общин: китайской, бирманской и тайской. Это заметным образом сказалось и на ее архитектуре: нижняя часть башни смотрится как китайская пагода, верхняя представляет собой бирманскую ступу, а средняя – таиландский вихан.

Башня видна издалека, но пеший путь к монастырю сложен: нужно пройти какими-то переулками, заколками, частными двориками, рядами лавок – только после этого попадешь на монастырский двор. Посреди него устроен бассейн, в котором живут священные черепахи. Бассейн небольшой, черепах в нем – сотни, поэтому расположились они в несколько ярусов. О пропитании им заботиться не надо: паломники покупают пучки зелени и сами кормят своих любимиц.

Храмовые здания монастыря Кеклоксы возводились с 1890 г. Строителям пришлось приспосабливаться к горному рельефу, поэтому тот, кто впервые попадает в монастырь, поначалу теряется при виде его многочисленных террас, пагод, двориков и крытых переходов. На одной из террас по периметру возвышаются десятки Будд в человеческий рост; на груди каждой статуи – свастика. В павильоне, примыкающем к храму «Десяти тысяч Будд», – сотни бумажных китайских фонариков; из динамиков тихо льются буддийские песнопения.

К главной пагоде паломники поднимаются по крытому переходу. Надпись у входа в галерею гласит, что «алюминиевая крыша пожертвована Британской алюминиевой компанией в 1958 г., во время визита в монастырь ее коммерческого директора». Пожертвования стекаются в обитель и сегодня, поэтому монахи располагают средствами для благоукрашения монастыря. Так, рядом с главной пагодой в 1990-е гг. начал возводиться новый монашеский корпус.

Туристы, посещающие монастырь Кеклоксы, тоже вносят свою лепту в строительство. Каждому хочется забраться на вершину башни, откуда весь монастырь виден как на ладони. При входе на винтовую лестницу сидит строгая китаянка и собирает плату… А для паломников, которые хотели увековечить память своих умерших родственников, есть особая услуга. На небольшой керамической вогнутой плитке храмовых монах быстро выведет тушью иероглифы – имена усопших. Внеся определенную плату, можно надеяться, что со временем мемориальную плитку вцементируют на территории обители в надлежащем месте.

МАРФО-МАРИИНСКАЯ ОБИТЕЛЬ МИЛОСЕРДИЯ

Основание этой обители связано с именем великой княгини Елизаветы Федоровны, которая после трагической гибели своего мужа, великого князя Сергея Александровича, отказалась от всех земных благ и решила посвятить себя делу милосердия. Все свое состояние она отдала на устроение обители, для чего в тихом районе Замоскворечья, на Большой Ордынке, приобрела целую усадьбу.

Верная принципу «начинать с себя», великая княгиня Елизавета Федоровна вела строгую подвижническую жизнь. Все дни она проводила в монастырской больнице, ухаживая за самыми тяжелыми больными; посещала лечебницы и ночлежки, спасала бездомных и бесприютных детей. Вместе с ней также самоотверженно трудились и остальные сестры обители, и невозможно перечислить все, что они совершили во имя добра и любви.

Марфо-Мариинская обитель начала свою деятельность 10 февраля 1909 г. В большом двухэтажном доме с мезонином были устроены: в нижнем этаже – столовая для сестер, кухня, кладовая и другие хозяйственные помещения; на втором – больница (из 4 палат), операционная, перевязочная, ванная и две палаты для оперированных. В мезонине помещались сестры. Зимний сад был приспособлен для домового храма, устроенного сначала как временный, но потом он был превращен в постоянный больничный.

Храм посвятили праведным Марфе и Марии (сестрам Лазаря Четверодневного), которые олицетворяли два пути служения Господу. Первый путь (Марфа) – это деятельное соучастие в вере, второй (Мария) – созерцательное погружение в недра Божественных тайн. Устраивая обитель, великая княгиня Елизавета Федоровна как бы соединила эти два пути, и в своей брошюре, посвященной памяти великой княгини, архиепископ Анастасий писал так: «Община предназначалась быть как бы домом Лазаря, в котором часто пребывал Спаситель. Сестры обители призваны были соединить и высокий жребий Марии, внемлющей вечным глаголам жизни, и служение Марфы, поскольку они услужали у себя Христу в лице Его меньших братьев».

При открытии в Марфо-Мариинской обители было всего 6 сестер, но за год число их возросло до 30 человек, поэтому в 1911 г. был выстроен 3-этажный дом. На верхних этажах разместилось общежитие для сестер, на первом – дортуар приюта, две комнаты для занятий рукоделием и бельевая.

Все дома обители (кроме дома священника) были соединены ходами, так что можно было обойти их, не выходя наружу. В 1909 г. великая княгиня Елизавета Федоровна купила еще участок земли, который прилегал к саду обители. И имеющийся там дом был приспособлен частью для призреваемых, а частью для приезжавших в обитель гостей.

В Марфо-Мариинскую обитель милосердия принимали вдов и девиц православного вероисповедания (не моложе 21 года и не старше 40 лет), которые желали посвятить свою жизнь служению Богу и ближним. Если желающей поступить в сестры было меньше 21 года, но она отвечала всем требованиям обители, ее могли принять как ученицу. У сестер должно было быть прочное духовное настроение и желание в смирении и терпении нести всякое послушание. Нужно было и физическое здоровье, необходимое при той работе, которую брали на себя сестры. Поэтому и не принимали женщин старше 40 лет, т. к. в эти годы трудно было уже рассчитывать на их долгую работоспособность и обители с самого начала своего существования пришлось бы думать об устройстве богадельни. Но в любом случае обитель становилась убежищем для своих престарелых сестер.

Марфо-Мариинская обитель оказывала всестороннюю помощь множеству страждущих москвичей. На ее территории размещались больница, амбулатория, аптека, приют для девочек, воскресная школа, библиотека, столовая для бедных, кружок «Детская лепта» и т. д. Все операции проводились в больнице бесплатно, а в амбулатории бесплатно выдавали больным лекарства, делали уколы, массаж и т. д. В ней было шесть кабинетов, в которых врачи работали безвозмездно.

Приют был организован для девочек – круглых сирот, которые в будущем готовились стать сестрами. Если же у них не было к этому призвания, они всегда могли найти работу, т. к имели основательную медицинскую подготовку.

Воскресная школа была устроена для безграмотных и полуграмотных женщин и девушек, работавших на фабриках. В воскресные дни они приходили в обитель в 1 час дня, учились до 3 часов, потом им давали чай с хлебом, после чего они занимались пением или чтением. Затем шли в храм, где во время акафиста участвовали в общем пении. Таким образом, эти девушки и женщины проводили свой выходной день в нравственных занятиях, а не в празднословии и пагубных увлечениях.

Столовая для бедных ежедневно отпускала на дом более 300 обедов, в основном, бедным женщинам, обремененным многочисленным семейством. Иногда благотворители заказывали поминальные обеды для бедных, и тогда в этот день усопших поминали и церкви обители.

«Детская лепта» устраивалась как кружок для детей, но в его работе могли участвовать и взрослые. Все собирались в воскресение работать для бедных детей, но по желанию работу (например, шитье) можно было брать и на дом. Ткани жертвовались добрыми и благочестивыми людьми, а детскую обувь тоже покупали на пожертвования.

Но главной обязанностью сестер было посещение больных и престарелых на дому. Закончив послушание в обители, они каждый день отправлялись к обездоленным, помогали и утешали их. Просьбы и прошения великая княгиня Елизавета Федоровна принимала без всяких различий, и ни один вопль о помощи не остался без ответа. Почти ежедневно сестры шли туда, где ютились болезни и нищета и где была нужна их помощь.

Работы было много и в самой обители, поскольку ее тоже обслуживали сами сестры. В больничном храме во имя преподобных Марфы и Марии сестры ежедневно (утром и вечером) читали молитвенное правило и Евангелие, духовник обители (протоиерей отец Митрофан Сребрянский) говорил назидательное слово на предстоящий день, потом сестры подходили поздороваться со своей августейшей настоятельницей. Каждую она обласкает, каждой скажет доброе слово, и только после этого сестры шли на послушание. Во все дни недели в домовой церкви совершались богослужения. А в субботу и воскресенье службы переносились в соборный храм, который был возведен по проекту академика архитектуры А.В. Щусева и посвящен Покрову Пресвятой Богородицы. Расписывал этот храм академик живописи М. В. Нестеров.

Правильное посещение больных началось только с 1913 г., а до этого времени сестры только готовились под руководством настоятельницы и духовника, слушали их беседы и наставления и проходили некоторый медицинский курс. Специальные медицинские сестры проходили более расширенный курс под руководством опытных врачей, а дополняли свои знания практикой в больнице и амбулатории обители.

Порой обитель оказывала и денежную помощь нуждающимся: плата за жилье, взнос за швейную машинку, уплата за обучение девушек, раздача детям и т. д. Но при всем этом главной заботой сестер оставалось нравственное и духовное воздействие на призреваемых. Люди обездоленные, проживавшие в так называемых «углах», более других нуждались в духовной помощи. Поэтому вовремя сказанное теплое и доброе слово ободряло их, давало силы и дальше безропотно продолжать трудовую жизнь в надежде на милость Божию.

С осени 1913 г. сестры Марфо-Мариинской обители распространили свою благотворительную деятельность и на известный в Москве «Хитров рынок». Они обходили ночлежные дома, делали по необходимости перевязки нуждающимся; извлекали из злачных мест детей и отправляли их в приюты, находили места тем безработным, кто еще не погряз в безнравственном омуте.

Во время Первой мировой войны работы сестрам прибавилось еще больше. В обители был открыт лазарет, в котором раненые получали лечение, покой и полный уход. Потом великая княгиня Елизавета Федоровна открыла мастерскую, где раненым, увечным и калекам делали прекрасные протезы. Жены ушедших на войну солдат могли получить дополнительный заработок, для чего в генерал-губернаторском доме была открыта швейная мастерская. А в деревнях великая княгиня открыла детские ясли, чтобы солдатки могли спокойно работать в поле, т. к. в яслях за детьми был хороший уход. Кроме всего прочего, великая княгиня Елизавета Федоровна занималась и организацией трудовых дружин из учащихся, чтобы они помогали тем, кто сам не мог управиться с полевыми работами

Марфо-Мариинская обитель жила по уставу, написанному самой великой княгиней Елизаветой Федоровной с благословения старцев Троице-Сергиевой лавры и Оптиной пустыни. Устав этот был основан на опыте многих монастырей, но в нем была одна особенность: для послушниц обители не был обязателен монашеский постриг, поэтому в ней могли трудиться и те, кто в будущем хотел создать свою семью. Сама Елизавета Федоровна строго исполняла все монашеские правила, но от сестер этого не требовала. Она была для послушниц примером самоотверженного служения людям и истинно христианской любви, и благодаря ее примеру бывшие сестры смогли исполнять свой христианский долг и после закрытия обители.

В 1918 г., в день празднования Иверской иконы Божией Матери, великая княгиня Елизавета Федоровна была арестована. Незадолго перед тем обитель посетил патриарх Тихон, который долго беседовал с настоятельницей, напутствуя ее перед крестным путем.

В советские годы многие послушницы были сосланы, но они не озлобились, не ожесточились; другие продолжали трудиться в медицинских учреждениях страны, и многие из них были потом награждены правительственными наградами.

Но стены обители приняли в себя новые силы. На место сестер милосердия пришли сотрудники Центральных государственных реставрационных мастерских (искусствоведы, художники, реставраторы), по-своему продолжившие дело Елизаветы Федоровны в условиях гонений на Церковь… Но ничто не могло стереть память о великомученице великой княгине Елизавете Федоровне. Оставался стоять Покровский собор, оставались фрески М.В. Нестерова, до времени записанные П. Д. Кориным.

Дух святой подвижницы Елизаветы Федоровны продолжает незримо присутствовать в возрождающейся обители: частицы ее нетленных мощей покоятся в храме. Жив и монастырский сад, в котором каждую весну распускаются фиалки – любимые цветы великой княгини Елизаветы Федоровны.

Опыт Марфо-Мариинской обители позволил в конце 1980-х гг. наладить благотворительную деятельность при Скорбященском храме на Большой Ордынке и создать Марфо-Мариинское благотворительное общество. Зарегистрировано оно как гражданская благотворительная организация, но в основу его работы положен принцип христианского милосердия.

КРЕСТОВОЗДВИЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В ШЕВЕТОНИ

Основатель этой обители – отец Ламбер Бодуэн – родился в 1873 г. в Варемме (провинция Льеж). В 1906 г. он решил посвятить себя монашеской жизни и поступил в монастырь Мон-Сезарн (в Лювене), а уже через три года основал Литургическое движение, получившее широкое признание.

В Первую мировую войну и годы оккупации отец Ламбер активно помогал группе «Сопротивления», из-за чего вынужден был бежать сначала в Англию, а потом в Ирландию. После войны он вернулся в Бельгию, а в 1921 г. его послали в Рим преподавать богословие в Международном бенедиктинском монашеском колледже Святого Ансельма. Здесь отец Ламбер узнал и полюбил восточное христианство.

Отец Ламбер Бодуэн – основатель обители

Литургическое движение, к которому до тех пор примыкал отец Ламбер, было одним из движений ХХ в., стремившихся возвратить западных христиан «обратно к истокам» их веры. В то время небывало возрос и интерес к истории раннего христианства, сочинениям Отцов Церкви, к сдержанному величию литургического славословия – ко всему тому, что выявляло истинные корни веры и освобождало от сентиментального народного благочестия, господствовавшего в католицизме. В восточном христианстве отец Ламбер открыл трепетную близость к библейскому и патристическому источнику; увидел, что богатая литургическая традиция – это одновременно источник и форма выражения христианского благочестия.

И отец Ламбер стал вынашивать идею о создании католического монастыря, в котором монахи формировались бы духовно путем постижения традиций восточных церквей. Тогда бы они могли поставить перед собой цель – помочь в создании необходимых условий для примирения христианских церквей между собой и организации их единства.

Призвание своих будущих монахов отец Ламбер видел в том, чтобы через молитву, через честный и искренний поиск взаимопонимания они могли способствовать преодолению тех недоразумений, которые усугубляют разделение церквей. Отец Ламбер осознал также, что для познания духовного опыта и миросозерцания православных христиан монахи его будущей обители должны будут возносить молитву Богу в согласии с традициями Православной церкви. Свой проект он представил на рассмотрение папе Пию XI, который принял его с большим интересом.

Уже в конце марта 1924 г. верховный понтифик обратился к Фиделиусу фон Штоцзингену, главе Ордена бенедиктинцев, с посланием, в котором предложил, чтобы группа монахов посвятила себя изучению дела единства христиан и молитве за него, причем особое бы внимание обратила на христиан России. В послании подчеркивалось, что именно бенедиктинские монахи предназначены для контактов с восточными христианами, ведь западное монашество начиналось с Ордена бенедиктинцев, деятельность которого поначалу действительно восходила к древним традициям христианского монашества Восточной церкви. Так было долгое время, пока Церкви не стали отдаляться друг от друга, но и после этого бенедиктинцы оставались верными идеалам раннего монашества.

Аббат фон Штотзинген поручил отцу Ламберу устроить монастырь, который бы в своей деятельности воплотил цели, высказанные в послании папы Пия XI. Из Рима отец Ламбер поехал в Бельгию через Западную Украину (в то время она была частью Польского государства), чтобы лично познакомиться с восточными церквами. Особенно сильное впечатление на него произвело посещение Свято-Успенской Почаевской лавры в праздник Благовещения.

Вернувшись в Бельгию, отец Ламбер написал комментарий к посланию римского папы, в котором определил цели и правила новой монашеской общины[126]. Согласно им, монахи «церковного единства» должны будут сочетать в себе глубокую преданность своей церкви и своей традиции с глубокой любовью к восточному христианству через изучение сочинений Отцов Церкви, истории Восточной церкви и ее литургий. Но самым главным для насельников будущей обители должно стать их монашеское призвание, их устремление к духу «универсальности, кафоличности, экуменизма – духу, чуждому националистической узости, преодолевающему этнические разделения».

Брошюра отца Ламбера вызвала большой интерес в католических кругах и получила широкое распространение, в результате чего была три раза переиздана. В течение 1925 г. к новой общине захотели присоединиться многие монахи из других монастырей. В обители кармелиток в Амэ-сюр-Мёз было найдено помещение, и в декабре 1925 г. новая община была устроена. А через 8 месяцев был открыт «Восточный храм» (или «Византийский»), тогда имевший вид часовни.

С самого начала община состояла из двух хоров – латинского обряда и византийского. К тому же монахи с самого начала всерьез заинтересовались не только Россией и восточным христианством, но и всеми районами, где стояла проблема единства. На своих страницах эту проблему отражал журнал «Irenikon», который начал выходить в 1926 г. Уже в первом его номере поднимались вопросы о взаимоотношениях англиканцев и православных, о движении «Высокая церковь» в германском протестантизме и т. д. Постепенное понятие «экуменизм» хоть и медленно, но находило почву среди представителей всех церквей[127].

Другим важным фактором для распространения идей единства церквей стал приток в Западную Европу русских православных беженцев, что тоже пробудило интерес к православию и глубокое уважение к внутреннему благочестию православных людей, любовь к их церковной музыке, культуре и искусству. Несмотря на многие благоприятные обстоятельства к единению церквей, большинство католиков римского обряда, а также представителей других конфессий не смогли еще подняться до радостного восприятия Божьей правды, выраженной и в других традициях, отличной от их собственной. Это обстоятельство привело к попыткам включить монастырь в Амэ-сюр-Мёз в проект, целью которого являлось «окатоличивание» России. Создателем этого проекта стал епископ Мишель’Эрбиньи, взгляды которого были диаметрально противоположны целям отца Ламбера. Он предложил идею «духовного завоевания» России, используя главную силу католичества – его «наднациональный» характер.

В начале 1920-х гг. епископ д’Эрбиньи опубликовал много статей, в которых описывал Россию как страну, «находящуюся в муках политического, социального, морального и религиозного распада». Распад Русской православной церкви, описанный в самых мрачных тонах и красках, он приписывал ее длительному отрыву от Рима, церковному национализму и внутреннему расколу, а также влиянию со стороны протестантов. Поэтому все и завершилось большевистскими преследованиями, которые нанесли Русскому православию последний удар.

По мнению епископа д’Эрбиньи, коммунистический режим и организованные им гонения были посланы свыше; благодаря им будет расчищена почва может и состояться возрождение России… с помощью католических миссионеров». Исходя из своих взглядов, он считал самым срочным делом подготовку таких миссионеров, которые «подбирали бы русские души, словно спелые плоды, падающие с деревьев». Роль католиков в России епископ д’Эрбиньи видел в виде конкуренции с православными, поэтому вполне естественно, что он был совершенно недоволен позицией отца Ламбера, которого постоянно пытался привлечь на свою сторону. Когда в 1928 г. монастырь в Амэ-сюр-Мёз получил статус независимого, Комиссия «Pro Russia», возглавляемая епископом д’Эрбиньи, подчеркивала, что монастырь должен посвятить свою деятельность исключительно тому, чтобы «вернуть Россию к единой церкви».

Чтобы «нормализовать» положение, в обитель был послан апостольский визитатор аббат Мор Эчеверри[128], целью которого было поддержать требования епископа д’Эрбиньи. В результате этой проверки отец Ламбер в том же 1928 г. попросил освободить его от должности настоятеля монастыря, и уже через несколько месяцев в обитель был назначен новый приор. В январе 1931 г. аббат Мор Эчеверри вновь приехал в монастырь Амэ-сюр-Мёз и привез с собой документ, согласно которому? обитель должна была отказаться от своей экуменистической идеи, т. к. «Святой римский престол не рассматривает деятельность Амэ как посвященную христианскому единству вообще. Он считает, что Амэ должен посвятить себя исключительно подготовке бенедиктинцев для создания монастырей в России». Отцу Ламберу запретили не только ногой ступать в основанную им обитель, но даже вообще пребывать в родной Бельгии.

Изгнание отца Ламбера длилось долгих 20 лет, что было и для него, и для основанной им общины большим страданием. Только в 1950 г. ему разрешили вернуться в монастырь, который уже находился в Шеветони, куда монахов перевели в 1939 г. В монастыре сосуществуют две общины – латинского и православного обряда. Часть монахов носит традиционные одежды бенедиктинцев, другая – греческие и русские иноческие облачения. Шеветонь и живет по двум календарям – юлианскому и григорианскому.

До сих пор в обители продолжается славословие по двум обрядам: причина сохранения восточного обряда основывается на искреннем желании понять восточную способность выражения христианской веры, сохраняя при этом свою принадлежность западному христианству. Службы римского обряда проходят в Шеветони в «Латинской церкви», построенной одновременно с «Восточной».

Шеветонь – монастырь небольшой. В нем всего два храма, соединенные переходами, братские корпуса, трапезная, иконная лавка. «Восточную церковь» насельники обители и паломники воспринимают как точку мистического сретения, где Восток встречает Запад в молитве и богослужении. При входе в храм, слева, – фреска, изображающая отца Ламбера, подносящего этот «Восточный» храм Господу нашему Иисусу Христу.

Остальные иконы и фрески в храме – старого греческого или древнерусского письма; на многих изображены святые, чтимые только Русской церковью. Внизу «Восточной церкви» устроена крипта: в верхнем храме совершаются торжественные богослужения, в нижнем ежедневно читается молитвенное монашеское правило.

МОНАСТЫРЬ СВЯТОЙ МАРИНЫ НА ОСТРОВЕ КРИТ

За свою величину и необыкновенную красоту Крит еще в древности называли царем островов Средиземного моря. К тому же Крит является родиной древнейшей в Европе цивилизации – минойской, и это обстоятельство привлекает на остров множество туристов. Но остров – еще и рай для паломников, т. к. святыни встречаются здесь буквально на каждом шагу. В горах, где сосновые или эвкалиптовые рощи сменяются пастбищами с сочной травой, на равнине или на берегу моря – везде можно встретить церковь, монастырь или часовню, потому что жители современного Крита – люди очень набожные.

В древности на этот остров вступила нога святого апостола Павла, который принес сюда Евангельское учение и поставил здесь первого епископа – своего верного ученика Тита. «Для того я оставил тебя в Крите, – напоминает ему апостол Павел в своем послании, – чтобы ты довершил недоконченное и поставил по всем городам пресвитеров, как я тебе приказывал» (Тит. 1, 5).

Святая Марина

В последующие века на Крите подвизались многие угодники Божьи, среди которых наиболее известен преподобный Андрей Критский – автор Великого покаянного канона[129]. Известен еще и другой Андрей Критский – преподобномученик, пострадавший в I в. от императора-иконоборца Копронима. На острове возведен монастырь во имя еще одной святой – великомученицы Марины, которая родилась в Антиохbи Писидийской в конце III в.

«Отец ее Эдесий был языческим жрецом. Других детей у него не было, т. к. мать Марины уже давно умерла и девочку воспитывала кормилица.

Это было время, когда император Диоклетиан воздвиг гонения на христиан. Но в 12 лет Марина услышала от одного из проповедников об Иисусе Христе и уверовала в Спасителя мира. А потом решила в подражание святым мученикам пролить свою кровь за Господа и таким образом принять Святое Крещение.

В один из праздников она вошла в языческое капище и увидела безобразных идолов, которые вызвали в ней глубокое отвращение. «Идолов надо разрушать, а вы поклоняетесь им», – обратилась она к народу. Разгневанный отец тут же отрекся от своей дочери-христианки, и тогда ее повели на допрос в город, где пытались заставить отречься от Иисуса Христа. Но девочка не испугалась никаких угроз и ответила своим мучителям: «Я с радостью приму смерть за своего Создателя».

Тогда святую отроковицу начали избивать гибкими прутьями, и видевший это народ плакал от жалости. А потом Марину прибили гвоздями к доске и начали рвать ее тело железными трезубцами. Истязание продолжалось до тех пор, пока на ее теле не обнажились кости.

После девочку бросили в глубокую и мрачную темницу, где она молилась, чтобы Господь исцелил ее истерзанное тело и послал ей утешение. Но враг рода человеческого, видя стойкость Марины, решил устрашить ее. В темнице вдруг появился громадный страшный змей, из пасти которого вырывалось пламя. Но девочка осенила себя крестным знамением, и в ту же секунду чудище распалось на части.

После этого дьявол превратился в человека с рогами и собачьим хвостом, но Марина не растерялась. Она схватила его за рог и сильно ударила по голове оказавшимся поблизости молотком. После этого земля разверзлась и поглотила искусителя, а в следующее мгновение кровля темницы исчезла и засиял небесный свет. Подняв голову, святая увидела сияющий крест, над которым вился белый голубь. И сладостный голос сказал: «Радуйся, Марина, верная раба Господня! Пришел час твоего торжества! Скоро ты войдешь в нетленный чертог твоего Небесного Жениха, где вкусишь несказанное блаженство!» И после этого благодать Божия исцелила раны девочки.

Наутро мучители увидели Марину невредимой и стали уговаривать, чтобы она принесла жертвы идолам за исцеление, но мученица снова отказалась. Тогда палачи стали опалять ее тело огнем, но во время пыток Марина продолжала молиться: «Господи! Ты сподобил меня за имя Твое пройти через огонь, сподобь меня пройти и через воду Святого Крещения».

Услышав о воде, епарх Олимврий приказал утопить девочку в чане. Но когда Марину стали погружать в воду, земля содрогнулась, оковы пали с рук мученицы, а над головой ее воссиял необыкновенный свет, в котором кружила белая голубка с золотым венцом в клюве. Затем все увидели восходящий к небу огненный столп, на котором сиял крест. Голубка вспорхнула крыльями и села на крест, после чего снова раздался сладостный голос: «Мир тебе, Невеста Христова, Марина! Тебе уготован неувядаемый венец славы!»

Увидев, что святая вышла из воды живой и невредимой, 15 000 человек уверовали в Иисуса Христа и открыто назвали себя христианами. Тогда епарх Олимврий приказал своим воинам казнить их всех. Затем дошла очередь и до святой Марины. Когда девушку вели на казнь, она молилась о тех людях, которые поклонялись бесчувственным идолам и еще не узнали Спасителя».

Белоснежные стены, высокая колокольня, которую видно издалека, купол византийского храма, служебные корпуса – это монастырь Святой Марины. Он прижался к склону горы, словно ища у нее защиты. Справа простирается необозримая равнина, на которой перемежаются виноградники, сады и оливковые рощи. Но в конце XIX в., когда на острове господствовали турки, на этом месте находилась только старая разрушенная церковь.

«Однажды крестьянин Иоанн Капарунакис, возвращаясь после долгого пути из Аркалохори, остановился в этом месте отдохнуть. С большим трудом он поднялся на склон, где в тени деревьев струился источник, названный в честь святой великомученицы Марины. Иоанн, страдавший тяжелым недугом, помолился и, выпив воды всего один глоток, сразу почувствовал себя совершенно здоровым. Он очень обрадовался и, встав на колени, стал горячо молиться и благодарить святую Марину за исцеление.

В деревне крестьянин узнал, что земля, на которой находилась церковь, принадлежит турку Бею. И стал просить, чтобы тот продал ему эту землю, т. к. хотел восстановить старую церковь. Но Бей грубо отказал ему и даже пригрозил: «Беги из этих мест, несчастный! Да поживее, пока я не убил тебя!» А потом приказал своим сыновьям вести скот на водопой прямо на святой источник.

Но овцы, козы, коровы и быки, как только напились, сразу же околели. Сыновья Бея от злости осквернили источник, набросав в него навоз. Однако и их сразу же настигло наказание: все они стали трястись, как в лихорадке.

Узнав обо всем, Бей пришел в неописуемую ярость и захотел убить крестьянина, горько жалея, что не сделал этого раньше. Он вскочил на коня и отправился в Трапсано, откуда был родом Иоанн. Путь был неблизкий, и по дороге гнев Бея стал утихать. «Что толку, если я убью его, – размышлял он. – Его Бог поразит за это не только меня, но и мою жену. Кончу-ка я это дело миром, и, может быть, дети мои тогда выздоровеют».

В Трапсано Бей отыскал Иоанна и объявил, что отдает ему эту землю. «Я уплачу за нее сполна, как и обещал», – обрадовался Иоанн. Но Бей денег не взял, а просто подарил эту землю, которую турки называли «Псири» («полная тли»). Они заметили, что в день памяти святой Марины (17 июля) появляется несметное количество тли, которая пожирает урожай.

За короткое время Иоанн и другие крестьяне восстановили разрушенную церковь, и в ней возобновились богослужения. А когда Иоанн скончался, его похоронили рядом с этой церковью».

В 1938 г. здесь был устроен женский монастырь во имя святой великомученицы Марины. Огромный двор обители выложен белыми плитами, а над древней церквушкой христиане построили большой храм во имя святой Марины. Во дворе растут высокие пальмы с ажурными изящными ветвями, похожими на струи фонтанов. Под ними стоит несколько беленьких пластмассовых столиков, рядом с которыми расположились такие же легкие и удобные стулья. Все это очень похоже на открытое уличное кафе…

В центре монастыря – такой же легкий, стройный храм с цветными витражами. Неподалеку от него выстроен большой 2-этажный корпус для монахинь, но сейчас в нем уже никто не живет. В начале 1998 г. единственной монахиней обители была 70-летняя матушка-игуменья Тимофея. Однако в день святой Марины в монастыре собираются жители всего Крита. Для этого и был построен монастырский корпус, но в этот день даже он не может вместить всех желающих.

Богослужения совершаются в основном в нижнем храме – маленьком, человек на 20, не более. В песочного цвета подсвечниках стоят высокие желтые свечи, утончающиеся к фитильку – точно такие, как в иерусалимском храме Гроба Господня. В монастырском соборе много икон, но все они, в основном, с образом святой великомученицы Марины. Иконы все разные, но на каждой присутствует одна характерная деталь: святая Марина, укрощая дьявола, держит его за один рог[130].

Справа от Царских врат выделяется икона с чудотворным образом святой Марины. В нижней части иконы на металлический стержень нанизан ряд легких жестяных пластинок, на которых изображены различные части человеческого тела (рука, нога, глаз и т. д.). Эти пластинки принесли сюда люди, исцелившиеся по молитве святой Марины, которая считается еще и покровительницей детей

Святые мощи великомученицы Марины покоились в Константинополе в монастыре Пантепонта (Всевидца Христа) до 1204 г. – до взятия города крестоносцами. По другим сведениям, они хранились в Антиохии, откуда в 908 г. были перенесены в Тоскану. Часть мощей святой Марины (ее рука) хранится в Ватопедском монастыре на Святой горе Афон.

ЭСКОРИАЛ – ДВОРЕЦ-МОНАСТЫРЬ

В XVI веке первые Габсбурги, в лице Карла V и Филиппа II, получили в наследство от королей католических сильную и могущественную Испанию. В это время испанская аристократия вместе с духовенством становится опорой испанского абсолютизма.

Государство завоевывало земли по всему миру – от Америки до Азии. Император Священной Римской империи, «повелитель полумира», испанский король Карл V любил похвалиться тем, что «в его владениях никогда не заходило солнце». И это было правдой, так как его огромная империя была разбросана на четырех континентах и простиралась на половине Европы, в трех Америках и бывших португальских колониях в Азии и Африке.

При Филиппе II, сыне Карла V, никогда больше в истории ни один человек не властвовал над столькими народами и государствами. Этого испанского короля называли «королем-пауком», который ткал в своем дворце Эскориал под Мадридом тончайшую паутину заговоров и интриг, опутывая ею весь мир. Еще его называли Филиппом Осторожным – защитником католической веры и искоренителем ереси.

Карл V, оставляя трон, имел две просьбы к сыну: чтобы тот продолжал бороться с ересью и построил величественную гробницу для королевской семьи Испании. Чтобы сохранить католический порядок в Испании, Филипп II использует власть римского папы и средства испанской инквизиции. Испания считала его святым, половина мира – исчадием ада.

В 1561 году Филипп II отправляется в гранитные горы Сьерра-де-Гвадарама, в небольшой шахтерский городок Эскориал, название которого означает просто «груда шлака». Не лишенный художественных способностей, король лично выбирал мастеров для постройки и украшения своих дворцов, сам следил за выполнением работ, просматривал и нередко исправлял архитектурные проекты заказанных им построек. По преданию, король нашел в горах укромное место (которое теперь называется «вышкой Филиппа»), чтобы оттуда следить, как строится фамильный склеп.

Но теперь перед взором короля представало нечто большее того, о чем просил его Карл V. Филипп II видел гигантский монастырь, базилику и дворец, соединенные в единое целое. Монастырь и светский дворец – обычно вещи трудно совместимые. И все же иногда случается, что светская власть поселяется под одной крышей с духовной, хотя бы на время: путешествующий монарх пользуется гостеприимством монастырского настоятеля или член королевской семьи, в заботе о спасении своей души, жертвует монастырям и монахам, чтобы те молились о его спасении. В Эскориале же Филипп II хотел видеть монастырь, который одновременно бы являлся и королевским дворцом.

Более миллиона тонн гранита ушло на возведение Эскориала – самого большого здания на свете, с 4000 комнат и сотнями километров коридоров. Через два года первыми обитателями Эскориала стали монахи, которым король дал здесь полную власть с двумя условиями: чтобы они каждый день молились за королевскую семью и чтобы охраняли мощи католических святых, которыми Филипп II дорожил больше всего на свете. Королевская коллекция мощей католических святых была самой большой, она насчитывала 7000 костей святых праведников. Рассказывают, что Филиппу II принадлежали останки Двенадцати апостолов и крест, на котором был распят Иисус Христос.

Монастырь был посвящен христианскому мученику Святому Лаврентию (Лоренцо), казненному римлянами. День Святого Лаврентия отмечается 10 августа, и именно в этот день в 1557 году испанцы одержали победу в битве при Сент-Квентине во Фландрии. Но в этот день в ходе битвы была разрушена церковь Святого Лаврентия, и испанский король возводит для святого вместо разрушенной новую церковь.

Разработку проекта Эскориала осуществил архитектор Хуан Батиста де Толедо, который, по некоторым сведениям, изучал и использовал опыт возведения собора Святого Петра в Риме. Утверждают, что своими очертаниями Эскориал напоминает решетку-жаровню, на которой Святой Лаврентий принял мученическую смерть. Филипп II верил, что дух святого будет помогать ему в борьбе с еретиками.

Называемый в Испании восьмым чудом света Эскориал скорее похож на крепость. Никому не придет в голову мысль, что этот дворец – место, где наслаждаются жизнью. Это действительно была крепость, духовная твердыня, в которой Филипп II черпал силы для борьбы с ересью.

Главный фасад собора Эскориала выходит на прямоугольный внутренний дворик, называемый «Двориком королей». В верхнем ярусе на постаментах помещены шесть колоссальных статуй ветхозаветных царей, которым дворик и обязан своим названием. В своей борьбе с ересью Филипп II верил, что следует примеру древних царей Израиля: здесь стоят царь Соломон – известный своей мудростью, и царь Саул – известный храбростью, а также другие цари Израиля.

Во внутренней архитектуре собора, торжественно холодной, применены главным образом элементы дорического ордера. Сменивший Хуна де Толедо архитектор Хуан де Эррера считал, что дорийский ордер «своей силой и благородством наилучшим образом выражает мощь». Облицовка соборных стен, пилястры, фриз – все сделано из сероватого мрамора, только главный алтарь выделяется ярким пятном. Он поднят на высоту четырех этажей в главном нефе собора, несколько вытянутом на восток. Разноцветный мрамор, яшма и драгоценные камни, украшающие алтарь, сверкают от света, падающего через фонарь в куполе. Своим сиянием алтарь символизирует центр Эскориала и цель земной миссии Филиппа II.

Огромный (300-футовый) купол базилики в Эскориале рабочие возвели только через 20 лет, он был сделан чуть меньше купола собора Святого Петра в Риме – в знак подчинения Ватикану. Несмотря на свои огромные размеры, церковь предназначалась только для королевского двора, остальные могли слушать мессу только из-за бронзовых ворот.

По боковым сторонам алтаря в нишах стоят скульптуры Карла V и Филиппа II с семьями (работа итальянца Л. Леони). Другая ниша представляет собой ложу для короля и его свиты, вход в которую вел прямо из спальни короля.

Выстроенный из серого гранита, Эскориал органически сливается с серовато-голубоватыми далями пустынного пейзажа. Он встает мрачной тяжелой громадой, как бы олицетворяя сдержанный и неприступный нрав Филиппа II, стремившегося подчинить себе весь мир. Попытки подсчитать точное число окон и дверей Эскориала никогда не дают одинаковых результатов, и в основном все сходятся на таких цифрах – около 1250 дверей и 2500 окон.

Когда Филипп II строил свою резиденцию в Эскориале, он говорил архитекторам: «Для Господа – дворец, для короля – хижину». Дом короля представляет собой скромное жилище, построенное как будто для монаха. Королевские покои – это комнаты для размышлений: у Филиппа II много забот в это беспокойное время. Укрепив себя праведным искусством, он укрепил и свой дух для борьбы. Единственной светской картиной в его кабинете был «Сад радостей земных» И. Босха.

Своей обширной империей Филипп II управлял из небольшого кабинета, а королевские покои были размещены в Эскориале таким образом, чтобы непосредственно из них король мог пройти в церковь. Когда Филипп II был уже стар и немощен, он все равно имел возможность видеть главный алтарь церкви прямо со своего ложа. Королевские покои, примыкающие к восточному приделу церкви, как бы «выпирают» из основной части ансамбля, поэтому их называют «рукоятью» решетки Святого Лаврентия.

На строительство Эскориала шел непрерывный поток золота из Америки, но в 1577 году в строительстве дворца наступил кризис. Молния ударила в юго-западную башню, из-за чего возник пожар, и реки расплавленного свинца потекли по стенам Эскориала.

Наследники Филиппа II предпочитали более пышные и просторные апартаменты и к тому же не горели желанием всегда видеть перед собою главный алтарь. Поэтому они расширили дворец, сделав пристройки к северной стороне церкви. К югу от нее находится двухъярусная галерея крестного хода, окаймляющая внутренний двор – так называемый «Дворик евангелистов», украшенный скульптурными изображениями четырех евангелистов.

Примечания

1

Капитель колонны сейчас находится в музее Сарнатха.

(обратно)

2

Считается также, что первоначально здесь было совсем другое здание.

(обратно)

3

Буддисты также считают, что посвящена она бодхисаттве Манджушри – хранителю долины Катманду, а индуисты – что посвящена она богине Сарасвати (супруге бога Вишну).

(обратно)

4

Второй «Шаолинь» был разрушен маньчжурами, и на его месте впоследствии была устроена новая обитель – Душан.

(обратно)

5

Исторически это предание ничем не подтверждается.

(обратно)

6

Впоследствии устав святого Пахомия Великого строго требовал ношения определенной одежды, благодаря чему иногда приписывают введение монашеской одежды именно Пахомием Великим.

(обратно)

7

Когда святой Антоний Великий скончался, его похоронили рядом с источником, к которому он спускался из своей пещеры, а над могилой поставили часовню. Первый христианский монастырь, основанный преподобным Антонием, носит его имя и существует до сих пор.

(обратно)

8

Чуть позже преподобный Пахомий Великий основал две женских обители.

(обратно)

9

Анания, пообещав свое имение Богу, не исполнил обет, за что и подвергся праведному суду Господа.

(обратно)

10

Здесь следует сказать, что название «копты» произошло от слова «Айгюптос» (греческое название Египта) и «копт» означает просто «египтянин»: одни – христиане, другие – мусульмане. Но со временем этот этноним перешел исключительно к тем, кто верует в Иисуса Христа. До XI в. христиане составляли большинство населения Египта, и с мусульманами они уживались довольно мирно. Отношения ухудшились в эпоху крестовых походов и с окончанием их уже оставались неприязненными.

(обратно)

11

Русская православная церковь ежегодно отмечает день памяти святого Макария – 19 января (по старому стилю).

(обратно)

12

По другой версии – в Овечью.

(обратно)

13

Кроме Вознесенского собора, в монастыре есть еще 20 храмов и параклисов.

(обратно)

14

До VI в. Армянская церковь была едина с православной Византийской церковью, а затем выделилась из нее. Основное расхождение с православием и католичеством заключается в защите Армянской церковью монофизитства. Католикос всех армян избирается Собором, в котором участвуют представители верующих армян всего мира. Из 26 епархий, на которые делится Армянская церковь, 20 находятся за рубежом – в Америке, Африке, Европе и на Ближном Востоке.

(обратно)

15

На территории Закавказья имеется всего 4–5 памятников указанного типа.

(обратно)

16

Источник этот не оскудевает до сих пор.

(обратно)

17

Это единственный куст такого рода на всем Синайском полуострове, и ни одна попытка отсадить его отросток в другом месте успеха не имела. Только в Горнем монастыре на Святой земле куст прижился.

(обратно)

18

В 1933 г. Британский музей в Лондоне приобрел манускрипт у Советского Союза за 100 000 фунтов стерлингов.

(обратно)

19

Изображение в церкви Удабно дано в двух картинах: приход оленей и доение их Лукианом.

(обратно)

20

Так, церковь в Нартлис-Мцхевели – это просторное помещение, освещенное через большие, неровной формы окна. С северо-востока к храму примыкало другое помещение, соединенное с главным пространством двумя арками из церкви и широким проходом из алтаря.

(обратно)

21

По образцу монастыря Монте-Кассино вскоре стали устраиваться все монастырские общины Западной Европы.

(обратно)

22

Каждому ушедшему была выплачена значительная денежная сумма.

(обратно)

23

В храме хранятся также такие святыни, как задняя часть главы святого мученика Ермолая, частицы мощей святого Иосифа Обручника и др.

(обратно)

24

Замечательна усыпальница Пантелеимоновой обители. Умерших и монахов, и пришедших на Святой Афон богомольцев погребают на кладбище, а через 3 года их тела вынимают из земли. За это время тело и одежда усопшего уже истлевают, и сохраняется только скелет. Его обмывают и сушат, а потом черепа складывают отдельно на полки и надписывают, кому принадлежат череп. Остальные кости помещают в ящик.

Вся история монастыря, все поколения его деятелей, давно отошедших в вечность, смотрят на вас из безмолвных черепов.

(обратно)

25

После монастыря Энрякудзи, расположенного в окрестностях города Киото.

(обратно)

26

Нынешнему его зданию, сооруженному из красного дуба, всего 600 лет.

(обратно)

27

Традиция давать усопшим после смерти новое имя с древности существует и в Японии, и в Китае.

(обратно)

28

Устроив монастырь, Студий не дал ему какого-либо особенного устава. Да и обитель эта, основанная ктитором из мирян, сначала не имела авторитета среди монашеской жизни. Поэтому она должна была примкнуть к тем учреждениям, которые получили известность на этом поприще и были испытаны на практике.

(обратно)

29

В народном сознании родство двух обителей отразилось в легенде, согласно которой между пещерами киевских и почаевских подвижников существовал прямой тайный ход.

(обратно)

30

Но сокровища монастырской ризницы и церковную утварь Андрей Фирлей оставил себе, против чего монастырь возбудил судебную тяжбу. Однако только в 1647 г. часть имущества по приговору суда была возвращена обители.

(обратно)

31

Граф Н. Потоцкий в молодости вел жизнь разгульную, предаваясь самым уродливым прихотям: убивал своих крестьян и особое удовольствие находил в преследовании евреев, которых стрелял, как дичь. Однажды в разгар своих неистовых утех он проезжал мимо Почаевской лавры, и вдруг на ровной дороге коляска опрокинулась. Граф впал в ярость, выхватил пистолет, чтобы на месте пристрелить кучера, но пистолет три раза давал осечку. Пораженный таким чудом, граф забыл свой гнев и устремился в монастырь, чтобы посмотреть на чудотворную икону. Войдя в собор и увидев образ Пресвятой Богородицы, надменный пан тут же пал ниц и излил перед иконой свою душу. С той поры он изменил свою жизнь, переселился в обитель и не оставлял ее до кончины своей.

(обратно)

32

По некоторым предположениям, церковь эта была освящена в память посещения монастыря Петром I в 1711 г., когда он отправлялся в Прутский поход вместе с архиепископом Новгородским Феофаном Прокоповичем – пострижеником этой обители.

(обратно)

33

Местное предание признает преподобных Сергия и Германа греческими иноками – современниками княгини Ольги. И это может быть вполне достоверным фактом, т. к. Валаам был удобен для иноческих подвигов. Таким образом, монастырь на Валааме является самым древним на Руси, но документальных подтверждений этому нет.

(обратно)

34

Эвакуировавшиеся в глубь Финляндии монахи основали там монастырь, который назвали Ново-Валаамский.

(обратно)

35

Из 50 военных походов он лично возглавил более тридцати.

(обратно)

36

Монахи носили ее на поясе.

(обратно)

37

Одновременно он еще и тюрьма.

(обратно)

38

Теперь это Предтеченский скит Иверского монастыря.

(обратно)

39

А. А. Орлова-Чесменская была единственной дочерью А. Орлова-Чесменского – прославленного вельможи эпохи Екатерины II.

(обратно)

40

Каменщики и иконописцы, окончив свои работы, приняли потом иноческий образ, много потрудились в обители Киево-Печерской и были похоронены в притворе церкви, где и доныне почивают их нетленные мощи.

(обратно)

41

По некоторым сведениям, серия взрывов.

(обратно)

42

Директором лаврского городка Н. Черногубова назначили сами немцы, но в октябре 1941 г. они забрали у него ключи от Успенского собора и начали вывозить из него ценности. Н. Черногубов обратился с жалобой к немецким властям, но был убит при невыясненных обстоятельствах. Труп его через год случайно нашли на склонах Днепра, и судьба величайшей православной святыни до сих пор неизвестна.

(обратно)

43

По другой версии император Домициан даже не захотел видеть апостола Иоанна, а повелел сразу подвергнуть его различным истязаниям.

(обратно)

44

Подир – длинная одежда иудейских первосвященников и царей.

(обратно)

45

По другому преданию, император все же послал старцу-отшельнику икону и список с нее, надеясь, что тот выберет список. Но Исайя, помолившись, увидел, что на одну из икон села пчела, и выбрал оригинал. Теперь эта пчелка красуется в гербе монастыря.

(обратно)

46

Клавдия Прокулла впоследствии крестилась и приняла мученическую смерть.

(обратно)

47

Тюрьма разбойника Вараввы располагалась ниже и представляла собой пещеру с каменными лавками и кольцами в стенах, к которым приковывали заключенных.

(обратно)

48

В настоящее время эти сосуды хранятся в ризнице Успенского собора в Кремле.

(обратно)

49

Из Хиландарской обители в сане архимандрита святой Савва был вызван в свое отечество – в Сербию, раздираемую междоусобными войнами. В 1237 г., после 15-летнего благотворного и памятного святительства, святой Савва скончался в Тырнове. Мощи его, почивавшие в Милешевской обители, в 1595 г., были взяты турками, сожжены под Белградом и развеяны по ветру.

(обратно)

50

Хутынь – иначе «Худынь», от слова «худой».

(обратно)

51

Возможно, и часть фресок алтаря.

(обратно)

52

Порой его называют по-старому – Киевски Извор (Киевский источник). В прошлые века его жители из-за постоянного набега турок обосновались в двух новых селах, которые находятся в дружеских (почти родственных) отношениях и придерживаются общих старых обычаев.

(обратно)

53

Он известен как писатель Васил Друмев.

(обратно)

54

Макарий (митрополит). История Русской Церкви.

(обратно)

55

С переносом обители было положено начало существованию Новоспасского монастыря – обители, своим происхождением связанной с именем святого князя Даниила Московского.

(обратно)

56

Г. А. Владыкин скончался в 1803 г. и погребен в Даниловом монастыре.

(обратно)

57

Существует и версия о том, что монастырь основал в 1275 г. князь Василий Квашня.

(обратно)

58

Эти печи для обжига кирпича положили основание кирпичному заводу, существующему и поныне.

(обратно)

59

Но документы тогда не были подписаны, и уникальная церковь Преображения, стоявшая на сваях, осталась за музеем.

(обратно)

60

Правда, это не помешало последнему через 4 года здесь же в соборе захватить князя и ослепить его.

(обратно)

61

В XVIII в. паперть разобрали, а над захоронением Годуновых установили каменную палатку-усыпальницу и пристроили крыльцо. С кон. XVII в. Успенский собор сделался усыпальницей московских митрополитов.

(обратно)

62

В 1940-е гг. он был преобразован в Музей-заповедник.

(обратно)

63

У ламаистов Калапа является столицей Шамбалы – «Державы света», которая возглавит всемирную очищающую войну против врагов религии.

(обратно)

64

Позднеев А.М. Монголия и монголы: Т. I.

(обратно)

65

Исихазм (от греч слова hesychia – покой, безмолвие, отрешенность) – мистическое течение в Византии. В широком смысле – этико-аскетическое учение о пути единения человека с Богом через самосредоточение сознания и «очищение сердца» слезами.

(обратно)

66

До него этим титулом был увенчан только Нил Сорский.

(обратно)

67

В 1988 году Русская православная церковь причислила старца Паисия к лику святых.

(обратно)

68

В 1823 г. преосвященный Парфений, епископ Владимирский, с великим торжеством переложил их в новую серебряную золоченую раку.

(обратно)

69

Считается, что название произошло от татарской басмы – ханского изображения (болвана), которому поклонялись в этом районе Москвы.

(обратно)

70

В Троице-Сергиевой лавре игуменство оставалось еще до 1561 г.

(обратно)

71

Сейчас их можно видеть в залах местного музея.

(обратно)

72

Подробнее о заточении Евдокии Лопухиной в Свято-Покровском монастыре можно прочитать в книге «100 великих узников».

(обратно)

73

Впоследствии святитель Алексей еще не раз бывал в Орде и неоднократно испрашивал у татарского хана милости для Церкви и государства.

(обратно)

74

Были в Чудовом монастыре и другие церкви, впоследствии в разное время упраздненные: во имя преподобномученицы Евдокии, святых мучеников Платона и Романа, святых апостолов Петра и Павла и др.

(обратно)

75

Ему удалось бежать и добраться до Рима, где он умер в 1463 г.

(обратно)

76

Первоначальный монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы надолго стал усыпальницей и продолжил свое существование с кельями для иноков под названием «Рождественский на Медвежьем озерке» (или просто Старосимоновский). К XVIII в. келий и ограды в нем не стало, а церковь сделалась приходской.

(обратно)

77

В 1980 г., в 600-летие празднования Куликовской битвы, благодарным потомкам и венки некуда было положить.

(обратно)

78

Сейчас от нее остался лишь небольшой ручеек, а 700 лет назад это была судоходная и промысловая река.

(обратно)

79

В святых пещерах прах человека нетленен, и есть в них такой песок, который излечивает от всех болезней. В них покоится и прах основателя монастыря – инока Ионы. Пытались однажды открыть гроб его, но только приподняли крышку, как вылетело огненное пламя и ослепило всех.

(обратно)

80

В том же 1397 г. был установлен на вечные времена крестный ход из Кремля в Сретенский монастырь.

(обратно)

81

В XVIII в. интерьер собора был украшен сплошной живописью, на средства стольника С. Ф. Грибоедова.

(обратно)

82

Справедливости ради, следует отметить, что эту точку зрения разделяют не все ученые.

(обратно)

83

Однако ученый Л. А. Беляев считает, что никаких серьезных оснований для такой версии нет.

(обратно)

84

Подробнее о фресках Дионисия в Ферапонтовом монастыре можно прочитать в книге «100 великих картин».

(обратно)

85

О пребывании патриарха Никона в Кирилло-Белозерском и Ферапонтовом монастырях можно подробнее прочитать в книге «100 великих узников».

(обратно)

86

Некрополем великих княгинь, цариц и царевен Вознесенский монастырь оставался до 1731 г. Подробнее об этом можно прочитать в книге «100 великих некрополей».

(обратно)

87

Вознесенский храм впоследствии еще несколько раз подвергался пожарам, но каждый раз восстанавливался: окончательно он был возобновлен в 1721 году.

(обратно)

88

Так первоначально назывались Спасские ворота Кремля.

(обратно)

89

О Соловецком лагере особого назначения (СЛОНе) отсылаем читателя к произведению А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ».

(обратно)

90

С конца XVIII в. монастырь благодаря щедрым пожертвованиям приобрел многочисленные угодья и мельницу; в начале XIX в. рядом с Введенским храмом (освящен в 1750 г.) вырастают новые храмы и 3-ярусная колокольня, кельи, братская больница и т. д.

(обратно)

91

Из книги В. П. Быкова «Тихие приюты». – 1913.

(обратно)

92

Вокруг собора во имя Тихвинской Божьей Матери образовался Тихвинский Нило-Сорский монастырь, постройки которого сохранились по сей день. Обитель окружена каменной стеной, по периметру ее располагались кельи, а над Святыми вратами был воздвигнут надвратный храм Сретения, как воспоминание о Сретенской церкви преподобного Нила Сорского, до наших дней не сохранившейся.

(обратно)

93

О Петре II Негоше подробнее можно прочитать в книге «100 великих некрополей».

(обратно)

94

Своекоштные воспитанницы должны были платить ежегодно 200 гульденов и иметь свою форму.

(обратно)

95

Впоследствии список Смоленской иконы Божией Матери был установлен в Новодевичьем монастыре, где ему посвящен центральный Смоленский собор.

(обратно)

96

Около двух пудов серебра.

(обратно)

97

О мемориальном кладбище Новодевичьего монастыря подробнее можно прочитать в книге «100 великих некрополей».

(обратно)

98

В последствии царевна Софья была заточена в Новодевичьем монастыре, о чем подробнее можно прочитать в книге «100 великих узников».

(обратно)

99

О ее трагической судьбе подробнее можно прочитать в книге «100 великих узников».

(обратно)

100

До 1857 г. – во имя святых Флора и Лавра.

(обратно)

101

Донскую икону Божией Матери принесли в Москву донские казаки, пришедшие в войско Московского князя Дмитрия Ивановича перед Куликовской битвой.

(обратно)

102

Настоящая икона Донской Божией матери хранится в Благовещенском соборе Кремля.

(обратно)

103

В конце XVII в. собор расписывали живописцы Оружейной палаты, однако от «лепоты» того времени ничего не сохранилось. Исчезло и «подобие» образа Бориса Годунова, о котором сообщал дьяк Иван Тимофеев – автор «Временника». Первым в 1593 г. стали строить каменный собор, который Борис Годунов возводил «по виду ради богоугодного дела, а по правде из-за своего чрезмерного тщеславия», так что не постеснялся выставить не стене храма свое изображение.

(обратно)

104

Все местночтимые иконы в 1818 г. были украшены серебряными ризами.

(обратно)

105

А А.Ф. Малиновский, преемник Н.Н. Бантыша-Каменского на посту управляющего, из тех же летописей делал выписки для составления собрания государственных грамот и договоров, изданного на средства графа Н. П. Румянцева.

(обратно)

106

Кадампа («слова наставлений») – одно из направлений буддизма махаяны («большая колесница» – широкий путь к спасению).

(обратно)

107

Тираж альбома был всего 35 экземпляров.

(обратно)

108

Народное предание утверждает, что именно на этот месте стоял охотничий шатер царя Алексея Михайловича.

(обратно)

109

Это стремление развилось среди беспоповцев под влиянием мысли о невозможности вступать в брак в антихристовы дни.

(обратно)

110

Выговцы отказались молиться за него в конце XVIII в.

(обратно)

111

Она еще называлась «Раскольнические вопросы и ответы».

(обратно)

112

Ученое братство появилось здесь только в 1797 году.

(обратно)

113

Одно из них, на 7-й линии Васильевского острова, сохранилось до настоящего времени.

(обратно)

114

Этот медный крест хранился в Саровских пещерах на почетном месте и впоследствии стал святыней Саровской обители.

(обратно)

115

Впоследствии этот устав послужил образцом для многих монастырей России.

(обратно)

116

Эта колокольня сохранилась до наших дней и является визитной карточкой города. Ее изображение помещено на его гербе.

(обратно)

117

Дворец этот также назывался Смоляным.

(обратно)

118

Нынче эта версия считается легендой.

(обратно)

119

В основание собора Смольного монастыря вручную было вбито почти 13 000 свай.

(обратно)

120

Кроме того, были оштукатурены фасады и установлены некоторые скульптурные детали.

(обратно)

121

Эти учебные заведения просуществовали до октября 1917 г., положив начало женскому образованию в России.

(обратно)

122

Из стен Смольного института вышло много замечательных женщин: Елизавета Рубановская, ставшая женой А. Н. Радищева после его ссылки в Сибирь; жены и сестры декабристов; мать генерала Скобелева – героя Плевны, сама служившая в Русско-турецкую войну в лазарете и убитая в Болгарии.

(обратно)

123

Смольный сыграл большую роль в Октябрьской революции, но это уже другая история.

(обратно)

124

На месте явления Божией Матери отцу Серафиму впоследствии был устроен колодец, вода которого приносила исцеления.

(обратно)

125

Малайзия тогда была колонией Великобритании.

(обратно)

126

Этот комментарий отец Ламбер опубликовал в виде брошюры под названием «О монашеской деятельности ради единства церквей».

(обратно)

127

В Католической церкви официальное признание оно получило лишь после Второго Ватиканского собора, работа которого проходила в 1962–1965 гг.

(обратно)

128

Апостольский визитатор – это церковный инспектор из Ватикана.

(обратно)

129

Читается в начале первой седмицы Великого поста.

(обратно)

130

На иконах в России эта подробность отсутствует.

(обратно)

Оглавление

ВСТУПЛЕНИЕ

В ОЛЕНЬЕМ ПАРКЕ САРНАТХА

В ДОЛИНЕ КАТМАНДУ

ЛЕГЕНДАРНЫЙ ШАОЛИНЬ

НА ЕЛЕОНСКОЙ ГОРЕ

АББАТСТВО СЕН-ДЕНИ

НАЧАЛО МОНАШЕСТВА В ЕГИПТЕ

АНТОНИЙ ВЕЛИКИЙ – ОСНОВАТЕЛЬ МОНАШЕСТВА

ТАВЕНСКИЕ ОБИТЕЛИ ПАХОМИЯ ВЕЛИКОГО

ПЕРВЫЕ ЖЕНСКИЕ ОБИТЕЛИ

ВАСИЛИЙ ВЕЛИКИЙ – ПАТРИАРХ ВОСТОЧНЫХ МОНАХОВ

КОПТСКИЙ МОНАСТЫРЬ СВЯТОГО МАКАРИЯ

МОНАСТЫРЬ АРХАНГЕЛОВ В КАППАДОКИИ

МОНАСТЫРЬ СВЯТОГО КРЕСТА В ИЕРУСАЛИМЕ

СВЯТАЯ ГОРА АФОН

ГРЕЧЕСКИЕ МОНАСТЫРИ НА СВЯТОМ АФОНЕ

ЭЧМИАДЗИН

ВАТОПЕДСКИЙ МОНАСТЫРЬ

МОНАСТЫРЬ ЖИВОНОСНОГО ИСТОЧНИКА В БАЛУКЛИИ

СЕН-ГАЛЛЕНСКАЯ ОБИТЕЛЬ

ЛАВРА САВВЫ ОСВЯЩЕННОГО В ПАЛЕСТИНЕ

СИНАЙСКИЙ МОНАСТЫРЬ СВЯТОЙ ЕКАТЕРИНЫ

ДАВИД-ГАРЕДЖИЙСКАЯ ЛАВРА

В ОБИТЕЛИ БЕНЕДИКТА НУРСИЙСКОГО

СВЯТЫНИ МОНТСЕРРАТА

ВЕСТМИНСТЕРСКОЕ АББАТСТВО

ПЕРВЫЙ БУДДИЙСКИЙ МОНАСТЫРЬ ТИБЕТА

ПАНТЕЛЕИМОНОВ МОНАСТЫРЬ НА СВЯТОМ АФОНЕ

В ЯПОНСКОМ МОНАСТЫРЕ ЯМАДЕРА

СТУДИЙСКАЯ ОБИТЕЛЬ

В СВЯТО-УСПЕНСКОЙ ПОЧАЕВСКОЙ ЛАВРЕ

СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ НА ОСТРОВЕ ВАЛААМ

В МОНАСТЫРЯХ ЭФИОПИИ

СРЕДНЕВЕКОВОЕ АББАТСТВО КЛЮНИ

ВЕЛИКАЯ ЛАВРА АФАНАСИЯ АФОНСКОГО

БОЛГАРСКИЙ МОНАСТЫРЬ ЗОГРАФ

ДЗОНГИ «СТРАНЫ ДРАКОНОВ ГРОМА»

РИЛЬСКИЙ МОНАСТЫРЬ

СКАЛЬНЫЕ МОНАСТЫРИ МЕТЕОРЫ

ИВЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ НА СВЯТОМ АФОНЕ

ЮРЬЕВ МОНАСТЫРЬ В НОВГОРОДЕ

В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЕ

МОНАСТЫРЬ ИОАННА БОГОСЛОВА НА ОСТРОВЕ ПАТМОС

КИККСКИЙ МОНАСТЫРЬ НА ОСТРОВЕ КИПР

МОНАСТЫРЬ «СЕСТРЫ СИОНА» В ИЕРУСАЛИМЕ

АНТОНИЕВ МОНАСТЫРЬ В НОВГОРОДЕ

СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В ПОЛОЦКЕ

МОНАСТЫРЬ БАЛАМАНД В ЛИВАНЕ

МОНАСТЫРЬ ЦИСТЕРЦИАНЦЕВ В СОРЁ

СЕРБСКИЙ ХИЛАНДАРСКИЙ МОНАСТЫРЬ

СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ ВАРЛААМО-ХУТЫНСКИЙ ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ

МОНАСТЫРЬ БЕТАНИЯ В ГРУЗИИ

ТВЕРСКОЙ ОТРОЧ МОНАСТЫРЬ

ФРАНЦИСКАНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В КРАКОВЕ

ГЛОЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В БОЛГАРИИ

МОНАСТЫРЬ ИОАННА ПРЕДТЕЧИ В МАКЕДОНИИ

ПЕРВЫЙ МОНАСТЫРЬ НА МОСКВЕ

ИПАТЬЕВСКИЙ МОНАСТЫРЬ В КОСТРОМЕ

ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВА ЛАВРА

МОНГОЛЬСКИЙ МОНАСТЫРЬ ИХ-ХУРЭ

НЯМЕЦКАЯ ЛАВРА

СПАСО-ЕВФИМЬЕВСКИЙ МОНАСТЫРЬ В СУЗДАЛЕ

СПАСО-АНДРОНИКОВ МОНАСТЫРЬ В МОСКВЕ

СВЯТО-ПОКРОВСКИЙ МОНАСТЫРЬ В СУЗДАЛЕ

ЧУДОВ МОНАСТЫРЬ

СИМОНОВ МОНАСТЫРЬ В МОСКВЕ

СВЯТО-УСПЕНСКИЙ ПСКОВО-ПЕЧЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ

СРЕТЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В МОСКВЕ

УСПЕНСКИЙ КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ

БОГОРОДИЦЕ-РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ФЕРАПОНТОВ МОНАСТЫРЬ

ВОЗНЕСЕНСКИЙ ДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ В КРЕМЛЕ

НА СОЛОВЕЦКИХ ОСТРОВАХ

СВЯТО-ВВЕДЕНСКАЯ ОПТИНА ПУСТЫНЬ

НИЛОВСКАЯ ПУСТЫНЬ

ЯБЛОЧИНСКИЙ МОНАСТЫРЬ СВЯТОГО ОНУФРИЯ

ИОСИФО-ВОЛОКОЛАМСКИЙ МОНАСТЫРЬ

МОНАСТЫРЬ В ЦЕТИНЬЕ (ЧЕРНОГОРИЯ)

СУПРАСЛЬСКИЙ БЛАГОВЕЩЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ

НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ

ФЛОРОВСКИЙ ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В КИЕВЕ

ДОНСКОЙ МОНАСТЫРЬ В МОСКВЕ

C ИМЕНЕМ ЦЗОНХАВЫ

ПОТАЛА – «МОНАСТЫРЬ С ЗОЛОТЫМИ КРЫШАМИ»

СТРАСТНОЙ МОНАСТЫРЬ

ВОСКРЕСЕНСКИЙ НОВО-ИЕРУСАЛИМСКИЙ МОНАСТЫРЬ

СВЯТО-ЕКАТЕРИНИНСКАЯ ПУСТЫНЬ

АНИНСКИЙ ДАЦАН

ВЫГОВСКОЕ ПОМОРСКОЕ ОБЩЕЖИТЕЛЬСТВО

СВЯТО-ТРОИЦКАЯ АЛЕКСАНДРО-НЕВСКАЯ ЛАВРА

САРОВСКАЯ ПУСТЫНЬ

МОНАСТЫРЬ БЛАГОРОДНЫХ ДЕВИЦ БАРТ

ВОСКРЕСЕНСКИЙ НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА (СМОЛЬНЫЙ)

МОНАСТЫРЬ ЧЕТУПОН В ТАИЛАНДЕ

СЕРАФИМО-ДИВЕЕВСКАЯ ЖЕНСКАЯ ОБИТЕЛЬ

СВЯТО-ВОЗНЕСЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В КИЦКАНАХ

СИМОНО-КАНАИТСКИЙ НОВО-АФОНСКИЙ МОНАСТЫРЬ

«ЗМЕИНЫЙ ХРАМ» И МОНАСТЫРЬ КЕКЛОКСЫ В МАЛАЙЗИИ

МАРФО-МАРИИНСКАЯ ОБИТЕЛЬ МИЛОСЕРДИЯ

КРЕСТОВОЗДВИЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ В ШЕВЕТОНИ

МОНАСТЫРЬ СВЯТОЙ МАРИНЫ НА ОСТРОВЕ КРИТ

ЭСКОРИАЛ – ДВОРЕЦ-МОНАСТЫРЬ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg