«Путешествие иеромонаха Аникиты по святым местам Востока в 1834–1836 годах»

Путешествие иеромонаха Аникиты по святым местам Востока в 1834–1836 годах (fb2) - Путешествие иеромонаха Аникиты по святым местам Востока в 1834–1836 годах (Русский Афон - 4) 8290K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Г. А. Шпэт

Путешествие иеромонаха Аникиты по святым местам Востока в 1834–1836 годах

К читателю

Есть люди, которые обладают удивительным даром направлять историю в нужное русло. Кажется, ничего важного не сделал человек, только оказался в нужное время и в нужном месте, а последствия от этого удачного совпадения огромные.

Что сделал русский инок иеромонах Аникита Ширинский – Шихматов для Афона? Просто посетил его по дороге в Святую Землю, обошел монастыри, и греки, на которых произвел впечатление его титул («князь!»), отнеслись к нему с большим почтением. Пантелеимонов монастырь, или Руссик, как его тогда называли, в это время находился в критическом состоянии. Протат Святой Горы даже обращался к Константинопольскому Патриарху с просьбой, дабы навсегда вычеркнуть эту историческую русскую обитель из списка афонских монастырей и землю его разделить между другими греческими монастырями. При этом афонские власти позабыли об узаконенной еще в 1626 году неизменности количества монастырей, которое должно равняться двадцати, и ни при каких обстоятельствах число это не может быть нарушено. Видимо, дела русского монастыря были настолько плохи, что для этого случая считалось возможным сделать такое исключение. И вот, греческие монахи Пантелеимонова монастыря, доведенные до крайности долгами и нищетой, обращаются к князю, возможно преувеличивая его роль в делах государства Российского, с просьбой войти с русским братством в монастырь и способствовать его возрождению. Тогда иеромонах Аникита призвал братию, составившуюся в основном из малороссов Ильинского скита, привел их в монастырь, дал деньги на строительство храма во имя новопрославленного святителя Митрофана Воронежского, сам отбыл во Святую Землю. По возращении на Афон он нашел начатое им дело в совершенно расстроенном состоянии: русские не смогли ужиться с греками, и, помолившись, отслужив литургию, крестным ходом смиренный князь-инок вывел русских из монастыря обратно в Ильинский скит. Отслужив там сорокоуст, отправился он в Афины к месту своего назначения – в посольскую церковь – и более при жизни не видел Афона; только его останки, согласно воле усопшего, привезли в Ильинский скит и захоронили там. Вот и все. Но вскоре русские пришли в Пантелеимонов монастырь снова, чтобы остаться там навсегда. И эта маленькая история стала прологом к возрождению русского монашества на Афоне, и ни один историк, пишущий о русском афонском монашестве, не может не упомянуть об иеромонахе Аниките и его роли в возвращении русских монахов в Пантелеимонов монастырь.

Сам же иеромонах Аникита прошел удивительный жизненный путь: служил на флоте и при этом был действительным членом Императорской академии наук, состоял членом общества «Беседы любителей русского слова». По характеру своих религиозных убеждений он был близок к А.С. Шишкову, сильное влияние оказал на него архимандрит Юрьевского монастыря Фотий (Спасский). Князь Сергий писал исторические произведения и духовные стихи, изложил несколько псалмов в стихотворной форме, пытался очистить русский язык от иностранных слов и обогатить его путем заимствований из церковно-славянского языка. Это было время, когда светская культура стала отдаляться от православия, и о. Аникита своим творчеством пытался вернуть ее в лоно православной традиции, поставить православие во главу угла формирующегося национального сознания. Закономерен был его монашеский постриг и его горячее стремление в Святую Землю и на Афон. Стать в те годы прекрасно образованному человеку, аристократу простым иеромонахом означало бросить вызов светскому обществу, считавшему, что монашество – удел простого мужика, который идет в чернецы чаще всего, чтобы избавится от крепостной зависимости. Писать книги о православии – это одно, но стать монахом в расцвете сил и карьеры! В глазах аристократии это было больше чем чудачество – почти безумие. Но о. Аникиту не беспокоило мнение современного ему высшего общества.

Может показаться, что его монашеская жизнь была не очень успешна. В 1830 году он принимает постриг, а уже в 1837-м умирает по пути на Афон. Святая Гора – это то место, куда так стремилась его душа. Но только его останки достигают Афона. В 1874 году посетивший скит Ильинский генерал Н.В. Елагин засвидетельствовал, что в С.-Петербурге бывшего князя почитают как подвижника и предложил открыть его захоронение. Когда останки были извлечены, очевидцы ощутили благоухание. Останки о. Аникиты были положены в храме открыто. Так о. Аникита стал неканонизированным святым. Короток путь его в монашестве, а уж по Афону – особенно, но можно сказать, что он стал первым из тех, кто в XIX веке возродил не только Пантелеимонов монастырь, но и все русское иночество на Афоне.

П. Троицкий

Введение

Предлагаемые вниманию читателей путевые записки о. иеромонаха Аникиты по времени своего написания относятся к середине тридцатых годов текущего столетия – годов, особенно известных обилием путешествий на Восток русских просвещенных и благочестивых людей. Одновременно с о. Аникитой в 1834–1835 годах, хотя и совершенно отдельно от него, совершал свое путешествие по Востоку и Египту известный ученый и благочестивый министр народного просвещения А. Норов. Описание своего путешествия по Востоку Норов обнародовал в печати в пяти частях. В обширном описании Норова играет видную роль исторический и научный интерес. Здесь можно читать целые подробные эпизоды из истории виденных путешественником городов, лиц, событий. Описание А. Норова содержит в себе научный материал, почерпнутый из Священного Писания Ветхого и Нового Завета, из «Истории» Иосифа Флафия, из древних церковных и гражданских историков, писателей Западной и Восточной Церквей и пр.

Другой русский путешественник, заявивший себя двумя путешествиями на Восток, которые также попадают на тридцатые годы (в 1830 и 1839 годах), был А.Н. Муравьев. Свои путешествия Муравьев описал в двух книгах и издал их под названием «Письма с Востока». «Письма с Востока» написаны довольно живым увлекательным языком, по местам дышат религиозным воодушевлением; в них мало можно встретить сырого научного материала, иногда только обременяющего читателя. Описания, делаемые автором, виденных им мест, городов отличаются картинностью и рельефностью своего изображения: причем описания эти касаются более подробностей современного положения Востока и сравнительно меньше углубляются в область седой древности. Такой характер «Писем с Востока» делает их доступными для всякого читателя, и эти письма отличаются популярностью.

Совершенно иной характер имеют путевые записки о. Аникиты. Благочестивый князь Сергий Александрович Ширинский-Шихматов, еще состоя на службе в Морском корпусе (в 1804–1827), мечтал о путешествии по святым местам. Получивши в 1820 году продолжительный отпуск для поправления своего крайне расстроенного здоровья, князь Сергий предпринял среди глубокой зимы путешествие по святым местам русским и посетил новгородские и московские монастыри и святыни. Краткое описание этого путешествия князя Сергия сохранилось между его бумагами.

Принявши в 1830 году монашество в Юрьевом монастыре с именем Аникиты, князь Сергий Александрович еще весной 1832 года предполагал отправиться на Восток, но осуществлению этого предположения помешали тогдашние политические осложнения. Вместо Востока в 1832–1833 годах о. Аникита предпринял путешествие по святым местам русским. Он посетил Соловецкий, Свирский, Валаамский и почти все монастыри Новгородской епархии. Только в апреле 1834 года о. Аникита собрался в путь по направлению к Востоку. Краткое описание этого продолжавшегося в течение двух лет путешествия по России, Афону и Иерусалиму и составляет предмет путевых записок о. Аникиты. Описание путешествия о. Аникиты имеет совершенно особый характер. Он вел свои записи во время своего путешествия и вносил в них только то, что отвечало настроению его глубоко верующей души. Большая часть описания состоит в самом кратком перечислении городов, монастырей, храмов, святынь, виденных благочестивым путешественником, с редкими и самыми краткими указаниями их исторического прошлого, но и эти указания делаются как бы вскользь, между прочим. Все внимание путешественника сосредоточено на одном – на удовлетворении религиозного чувства, которому он отдался всей душой. Будучи человеком широкого образования вообще и в частности обладая большими богословскими познаниями, о. Аникита как бы совершенно отказался от них во время путешествия и ко всем святыням и древностям Востока относится с младенческим доверием и простотой. Он ни на минуту не останавливался на критической проверке сообщаемых ему на месте сведений о происхождении тех или других святынь. Он был проникнут такой силой религиозного настроения, что у него последнее не оставляло места для научного изучения предмета. Поэтому предлагаемые записки о. Аникиты по святым местам стоят особняком от других современных путешествий. Они имеют значение, главным образом, как материал для характеристики их автора. Они служат живой иллюстрацией того глубокого благочестия, того поразительного подвижничества и вполне святого, аскетического настроения, которым запечатлевается вся жизнь о. Аникиты и особенно последний ее период – монашеский.

Предлагаемые записки о. Аникиты издаются с подлинной рукописи[1], представляющей из себя две переписанные в восьмую долю листа тетрадки, которые, без сомнения, и находились с писателем во время его путешествия. От некоторых лиц нам приходилось слышать, что один список с путевых записок о. Аникиты находится в Москве между рукописями Румянцевского музея.

По самому характеру своего содержания записки о. Аникиты не предназначались для печати. Так смотрели на это дело и братья о. Аникиты, например составитель его биографии, министр народного просвещения князь Платон Ширинский-Шихматов. Однако первая мысль о необходимости напечатания записок о. Аникиты высказана была уже давно – в год смерти их составителя. Великий московский святитель Филарет, читавший путевые записки о. Аникиты, в письме к его братьям от 27 сентября 1837 года писал, между прочим, следующее: «Вам, как наследникам его (т. е. Аникиты), предложил бы я еще одно утешение и попечение: собрать, буде можно, и обратить в общее употребление и пользу записки его путешествия и обозрения мест, на которые и издалеча, и очами других взирать сладостно и назидательно»[2].

Таким образом, печатанием путевых записок о. Аникиты осуществляется желание святителя Филарета, высказанное им еще пятьдесят три года тому назад.

Священник Василий Жмакин

Путешествие иеромонаха Аникиты по святым местам Востока в 1834–1836 годах

И будет покой Его честь

(Ис 11, 10)

Когда почил Господь от дел искупления, по претерпении за грехи наши поноснейшей и болезнейшей смерти, во гробе сном смертным, яко человек, но во едину ипостась соединенный с Божеством, которое и во гробе с Мертвым и Живоносным Телом Его пребыло неразлучно, тогда наступило исполнение свышеписанного пророчества: И будет покой Его честь. Воскресший из гроба Первенец Мертвых сотворил Гроб Свой источником всеобщего всех верующих в Него воскресения. От того самого времени, егда прославился Иисус, воскреснув тридневно, победив смерть и ад и даровав нам жизнь вечную и вечное блаженство, – от самого того времени верующие, которым только было сие возможно, яко елень, жаждущий на источники водные, стремились отовсюду, стремились с жаждой воздать честь боголепную покою смертному Бессмертного нашего Господа, Искупителя, Бога и место покоя Его чтили благоговением самым глубочайшим, поклоняясь духом и телом на место, идеже возлежало, яко жертва, за грехи всего мира закланная, Живомертвенное Тело Агнца Божия. Цари оставляли свои престолы, пастыри словесные от паств своих отлучались, пустынники святые из глубокого безмолвия своего исходили, монахи и миряне и всякого чина и возраста поклонники Божии текли к малому и убогому оному вертепу, где Царь Славы, Пастыреначальник и Всеобщий Всех Избавитель, Господь Субботы субботствовал во гробе, нам вечное субботство в вечном и непостижимом покое Божием участие стяжавый пролиянной за нас Всей Своей Кровью. Каждый ревностный поклонник Гроба Господня почерпал из сего неоскудного источника благодати новые силы к богоугодному прохождению своего звания. Цари с новой мудростью к правлению народами, святители с новым благопоспешением свыше к освящению пасомых ими словесных овец, безмолвники пустынные с новой кротостью на одоление снов и страстей и все верующие с новым усердием жить по вере возвращались восвояси, прославляя Всещедрого Живодавца, приявшего погребение тридневное и воскресшего со славой Своей, славой, яко Единородного от Отца, за приятые от Него дары благодатные.

Сим всякого подражания достойным примером рвения христиан во все времена к воздаянию чести Гробу Господню и прочим святым местам, стопами ног Божественного нашего Спасителя освященным, Божественной Его Кровью и Потами окропленным и к прозябанию нам плодов жизни вечной оплодотворенным, подвигнулась и моя окаянная душа возжелать блага сладчайшего изливаться в молениях теплых к Господу на месте святе тридневного смертного Его покоя, иже есть и будет вовеки честь.

Зная, что всякое даяние благо свыше есть, обратился я, мрачный грехами, но озаренный упованием на Исполняющего во благих желание верных, к Отцу Светов недостойным, но усердным моим молением, не преставал от оного, несмотря ни на какие препятствия, и не за достоинство мое, не за богатство мое даде ми Господь, елико от него требовах ревностной молитвой, снабдив меня неожиданно оттуда достаточным напутствием и Сам послав немощи моей слугу и попечителя раба Божия Никиту[3], купеческого сына из города Осташкова, молодого, здорового, расторопного, сердцем возжелавшего посетить Святой Град Иерусалим.

1834 года, мая 5-го дня, в субботу пополудни в пятом часу, повергшись к стопам отца настоятеля[4], и облобызав оные и священную его десницу, и простясь целованием любви со всей святой во Христе возлюбленной братией, от которой во все течение шестилетнего моего в обители пребывания одну токмо видел я к себе любовь и дружбу, ни единого ни от кого не почувствовал прискорбия, сподобясь того же дня раннюю отслужить обедню в церкви Святой Неопалимой Купины, а ввечеру пред отправлением – молебен святителю Феоктисту[5] и святому великомученику Георгию в святом его храме, уже поздно, т. е. часов в десять вечера, провождаемый любовной братией выехал я из святой обители в город, где и остановился ночевать у почтеннейшего моего прежнего и всегдашнего радушного гостеприимца И.Д. Федорова, которым, равно как и супругой его был принят дружелюбно и успокоен со всяким попечением.

Настоятель обители Св. Георгия Победоносца новгородского первокласного Юрьева общежительного монастыря священно-архимандрит Фотий. Литография. 30-е годы XIX века

На другой день молился я Премудрости Божией[6], воплощенной в храме ее святом, издревле знаменитом в отечественном нашем бытописании, и всем святым новгородским угодникам, их же молитвами древле славился величием и ныне процветает благочестием Великий Новгород, а потом у поздней обедни отправил молебное пение великому святителю Николаю в соборной, также древностью знаменитой церкви его[7], на месте, называемом Ярославово городище[8].

7-го числа, в день явления в Иерусалим Креста Господня на Небеси, удостоился и я, недостойно носящий на себе имя Креста Господня, совершить божественную литургию с прошением благословения путешествующим во храме Царицы Небесной, идеже прославляется чудотворная ее икона, так называемая Знамения Богородицы[9], отправив Госпоже всяческих пред литургией молебное пение.

Испросив помощи угодников Божиих и заступление Одигитрии, Матери Божией, и призрение свыше от Господа, того же 7 мая выехали из города и ночевали в яме Зайцево, положив начало великому и трудному предлежащему мне пути сушей и морем и уповая, что непременно совершу оный силой Божией, в немощи моей совершающейся.

Продолжая благополучно путь мой, 8-го числа поспел ко всенощному бдению в город Крестцы и по благословению протоиерея соборной и единственной в городе церкви, созданной во имя святой великомученицы Екатерины, сподобился, молитвами великого чудотворца святителя Николая, в день пренесения святых его мощей отслужить раннюю обедню в приделе новгородского чудотворца, святителя Никиты, и, отправив для себя и для предстоящих молебное пение празднуемому святому, под его покровительством продолжили свое путешествие.

Того же 9-го числа ввечеру благополучно достиг города Валдая и в Яме-Зимогорье остановился у прежнего почтенного моего странноприимца, ямщика старца Н.Д. Чернова, который принял меня радостно и упокоил великим попечением.

Святая София в Новгороде Великом. Литография 1839 года

На другой день (10-го числа) почувствовал сильный припадок геморроя, всегдашней моей болезни, и принужден был весь день пролежать дома безвыходно, облегчая, чем мог, мое страдание. Имея сильное желание посетить обитель великого угодника Божия Нила Преподобного Столобенского[10], облобызать святые нетленные его мощи и помолиться ему о напутствовании меня, грешного, его благословением (хотя я и прошедшего года сподобился сей благодати в день обрезания святых мощей), нанимал я извозчика вести меня из Валдая в Осташков, но непомерно высокая цена, которой он требовал, не уступая нисколько, заставила меня оставить мое намерение и взять подорожную до Торжка, откуда потом своротить к Вязьме на родину.

Для сего 11-го числа рано поутру пошел я в город Валдай к городничему, но встречен был добрым и отчасти (по посещении его святой нашей обители) знакомым валдайским купцом Василием Ивановичем Кубышкиным, который, узнав мою нужду, предложил свои услуги поискать в городе коней и надежного извозчика для отвоза меня к преподобному Нилу и оттуда на родину. Он отвел меня к казначею Василию Петровичу Мостовскому, который также взялся хлопотать о исполнении желания моего со всем усердием и оказал мне истинное христианское усердное гостеприимство. Но и его старания и труды В.И. Кубышкина, который избегал весь город, не увенчались желаемым успехом по той причине, что занимающиеся извозом – иные разъехались, иные засевали свои поля, а один только свободный просил также цену несходно великую. Почему и взял я подорожную до Торжка, но первее поспешил в Иверский[11] монастырь и, отслужив Царице Небесной молебное с акафистом пение, возвратился в Зимогорье, откуда 12-го в шесть часов утра отправился в путь и благополучно прибыл в Вышний Волочок ко всенощному пению (суббота), которое и отслушал в соборе.

Там же на другой день (13-го числа) отслушал раннюю обедню и выехал в Торжок. На станции Выдропуцке, остановясь обедать, должен был несколько промедлить за исправлением небольших неисправностей в коляске, опасаясь худых дальнейших последствий, ежели бы сего не сделал.

В Торжок приехал в одиннадцатом часу вечера, остановился ночевать в гостинице купца Пожарского и получил для сего хорошую комнату, что для меня паче всего оказалось необходимым. Ибо, к прискорбию моему, посетил меня за невоздержание мое сильный геморроический припадок, от которого я прострадал всю ночь и все утро, так что собиравшись с вечера к заутрени 14-го числа едва поспел к половине поздней обедни в Борисово-Глебский монастырь[12], в коем почивают мощи преподобного Ефрема на вскрытии и ученика его Аркадия, учредителя обители иноческой в Вязьме, под спудом. По отслушании литургии и отпении молебна угоднику Божию благословился у настоятеля о. архимандрита Арсения, который, узнав меня по частому посещению моему в Петербурге Тверского подворья, где он долгое время находился сперва иеродиаконом, а потом иеромонахом, принял меня крайне ласково и угостил умеренной гостеприимной своей трапезой. Посещением угодника Божия, приискав извозчика за не самую дорогую цену, вскоре пополудни отправился я в Старицу, куда на другой день (15-го числа) и приехал к обедне благополучно и отслушал божественную литургию в тамошнем Успенском монастыре[13] (достопамятном тем, что первый наш Патриарх Иов[14] – постриженец и послушник сего монастыря, в котором и скончался изгнанный с престола расстригой), благословился у о. архимандрита Александра и после обеда поехал к Зубцову, в который город и прибыл в девятом часу.

16-го числа, отправившись рано поутру из Зубцова, приехал благополучно к обеду в Сычевку – последний город на пути к моей родине.

За поздним выездом из Сычевки не успев доехать до родимого Дернова[15], в шестнадцати верстах от оного нашел на упокоение нощное гостеприимный кров у госпожи Новицкой близ села Липиц.

17-го в девятом часу, отблагодарив свою странноприимицу, направил путь свой к Дернову и уже приближался к оному, как последовало со мной свыше предустроенное от сего места любезного к иному священнейшему уклонение. Стремление мое на родину исходило во мне не столько от желания свидеться с родными (хотя и сие утешительно душе моей), сколько от усердия помолиться на гробе родителей с приношением умилостивительной о грехах всего мира страшной бескровной жертвы за упокой душ в Боге почивающих виновников жизни моей временной. Господь по милосердию Своему сие намерение мое приял со благоволением и в знамение Своей милости привел меня на гробы их прежде, нежели я чаял.

По незнанию сельских дорог извозчик мой, когда мы уже находились в самой близости Дернова, своротил не в ту сторону и по некоей открывшейся в лесу дороге привез меня на самое близкое расстояние к храму, в паперти коего почивает священный прах моих родителей[16]. Видя в сем случае действие Промысла Божия, поспешил я во храм Господень и, призвав священника, отслужил по усопшим панихиду, поклонился их праху и, так сказать, получив их благословение, от них уже приехал в Дерново к возлюбленному брату, которого хотя, к прискорбию, и не нашел дома, ибо он по обязанности депутатского своего звания отлучился в Смоленск, но супругой его почтеннейшей и всякого благочестия и честности исполненной принят был с искреннейшей о господе любовью и упокоен всевозможным образом.

Предположив при помощи Божией целую седмицу совершать божественную литургию о упокоении в Бозе представльшихся родителей моих, на другой же день, 18-го числа, вступил я в сие священнейшее служение и сподобился, по желанию, совершить страшное бескровное жертвоприношение, проливая при том теплейшие ко Господу молитвы о спасении усопших и воздавая Ему от всего сердца пламенное благодарение за исполнение сего во благих желания, невзирая на многие препятствия.

Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже!

Совершися (24-го числа) седмидневное мое, грешного, священнодействие бескровной жертвы о упокоении душ усопших о Господе благочестивых моих родителей. Милость Божия неизреченная! Радость сердцу божественная! Веселие душе о Господе несказанное!

21-го числа брат приехал из Смоленска (и сестра с ним из Вязьмы, мать Августа, игумения Вяземского девичьего Аркадиевского монастыря), и во все остальные дни службы моей славословили Господа со мной в храме Господнем при совершении литургии и отправлении панихид.

В последний из семи дней божественная служба совершена была мной, недостойным, соборне с двумя иереями и с двумя диаконами.

Время остальное в доме протекало в душеполезных беседах о предметах духовных и нравственных, а нощию всегда возносил я, окаянный, грешные мои молитвы, приуготовленные к священнодействию, и по благодати Господней не лишался сердечного при сем умиления.

24-го пополудни часу в четвертом оставил я свою родину и поспешил в сопровождении брата, и супруги его, и сестры, матери игумении, на гроб отца моего крестного и брата самостарейшего, раба Божия Михаила в село Бунаково (проночевав поблизости оного под гостеприимным кровом Е.Я. Потуловой, родной сестры почтеннейшей нашей невестки О.Я.), где и сподобился 25-го, в день третьего обретения главы святого Иоанна Крестителя, совершив божественную литургию о упокоении души усопшего и о спасении его, помолиться Господу над самым прахом возлюбленного отца и брата.

25-го после обеда отправились все мы в сельцо Азарово к матушке почтеннейшей нашей невестки и там слушали совершаемую приходским священником всю службу, потребну для священнодействия на другой день божественной литургии, т. е. вечерню, повечерие, полунощницу и утреню.

26-го сподобился я паки, многогрешный, приступить к престолу благодати и принести Господу бескровную жертву о упокоении души раба Божия Иакова, родителя почтеннейшей нашей невестки, и о сродниках его и наших. Того же дня после обеда поехали мы в Вязьму, в девичий Аркадиевский монастырь[17], куда и прибыли благополучно, совершающуся уже в обители всенощному бдению ради воскресного наступающего дня и дня обретения святых мощей великого угодника Божия Нила Селигерского, которого части мощей и икона обретаются в святой обители. За всенощным бдением удостоился я, недостойный, величать в служении посреди церкви имя великого моего заступника, преподобного Нила, к которого святым мощам стремился я припасть при выезде из своей святой обители, но возбранен был дороговизной цены, требуемой на достижение к его многоцелебной раке. Однако же не презрел угодник Божий моего усердия и иным путем привел меня к себе же и в самый день обретения мощей его святых сподобил меня отслужить (в обители Аркадиевской) божественную литургию и потом отправить ему молебное пение.

До литургии отслужил я панихиду по усопшей сестре и матери Агафоклии[18], предназначенной в игумении нововозникающей Аркадиевой обители, и поминовение ей сотворил на самом ее прахе, погребенном внутри монастыря, прямо против алтаря.

Обитель Аркадиевская, из бывшей богадельни составленная, несмотря на краткое время своего обновления, уже начинает процветать благочестием и благочинием трудами неусыпными матери игумении, споспешенствующими ей пожертвованиями своими набожными гражданами города Вязьмы. Сестер всех более шестидесяти, и все приходят в познание истины Слова Божия и высокого монашеского чина, слыша наставления душеспасительные от матери игумении и образ живый благочестия видя в ней беспрестанно.

28-го числа, взяв подорожную до Москвы, пополудни в седьмом часу отправился я в путь и ночевал в Теплухе.

29-го в полночь приехал я благополучно через Гжатск в Можайск и остановился ночевать на квартире брата кн. Павла Александровича[19], судьи можайского, который на другой день сам приехал в город для присутствования в своем суде и нашел у себя неожиданного гостя. Душевно обрадовался он моему прибытию, как воистину истинный брат о Господе и по крови. С ним отстоял обедню в соборе и, отслужив молебен святому угоднику Божию святителю Николаю пред знаменитой издревле чудотворной его иконой, отправились мы вкупе в Архангельское[20]. Хозяин оного, почтеннейший брат кн. Алексей Александрович, с равной же искреннейшей о Господе любовью меня встретил и радостью возрадовался моему безмолвного их жилища посещению.

31-го, в день воскресенья Господня, сподобился я, окаяннейший, во храме села Архангельского (во имя святого Архистратига от родителя моего созданном) принести Господу святое возношение страшной бескровной жертвы по благословению священника, почтеннейшего отца Матвея, отца моего духовного, у которого перед литургией я исповедовался.

По сем многократно сподоблялся я, окаяннейший, вкушать от трапезы живота, моим недостоинством в богослужении устрояемой, а именно 2-го числа июня (в субботу, служа за упокой своих предков, в Архангельском погребенных), 3-го в воскресенье, 5-го (во вторник, приуготовляя к великому делу призвания на путь спасения устранившегося от оного и заблуждавшего в распутии жития по плоти ближнего и искреннего и некогда доброго приятеля), 10-го в неделю Пятьдесятницы и 11-го в понедельник Духа Святого – в последний раз.

Слава Тебе, Пастырю добрый, взыскавшему заблудшее Твое овча! Слава Тебе!

Во все время двунедельного пребывания моего в Архангельском пользовался я с удовольствием сердечным душеполезной духовной с возлюбленными о господе братьями беседою, и видел беспрестанно знаки несомненной искренней братской их ко мне любви, и утешался их благочестием в слове и духе.

11-го числа ввечеру с сердцем, сокрушенным от горестной для него разлуки, простился я с братом кн. Павлом (который наутрие рано поспешал ехать в суд свой), а 12-го числа утром в девятом часу – с братом кн. Алексеем, с пролитием обоюдно теплых братской любви слез; расстался я с мирным Архангельским, отслужив первее в церкви молебен святому Архистратигу и отобедав в Верее у доброго, бывшего в Иерусалиме старца, купца Ильи Алексеевича Залегина, ночевал в селе Деднове у иерея отца Виноградова.

13-го после обедни прибыл к преподобному Савве Звенигородскому[21] и, отслушав вечерню, а на другой день (14-го числа) заутреню и раннюю обедню, и отслужив угоднику Божию молебен, отправился в Новый Иерусалим, куда того же дня к пополудни прибыл благополучно. До вечерни поспешил принять благословение у настоятеля о. архимандрита Аполлоса[22] (уже тридцать пять лет звание сие на себе носящего) и получил от него вождя, после вечерни обходил все святые места, в которых заключается подобие сей святой обители со Святым Градом. На другой день (15-го числа) после заутрени, паки повторив обхождение святых мест и отслушав всенощную службу Воскресению Господню и раннюю и позднюю обедню, после обеда, коим учредил меня почтеннейший настоятель, отправился далее. Того же дня ввечеру прибыл благополучно в село Хорошево, расстоянием семи верст отстоящее от Москвы, и ночевал в гостеприимном дому села оного священника отца Петра (брата отца моего духовного, архангельского священника отца Матвея), и упокоенный им со всею лаской на другой день (16-го числа), отслушав в церкви совершенную им утреню и раннюю обедню, поехал к престольному граду, которого и достиг благополучно, и прият был по предварительному соглашению христолюбцем странноприимным, почтеннейшим Егором Григорьевичем Стариковым, и в собственном его доме помещен в покойный и чистый и уединенный угол на все время прожития моего в великом граде. Господи! Благослови дом сей миром и изобилием!

17-го числа в воскресенье, отслушав раннюю обедню в приходской Троицкой церкви (у Сергия в Пушкарях), в которой хранится часть мощей святого преподобного Сергия, к поздней поспешил на митрополичье подворье и слушал литургию, совершаемую самим владыкою (митрополитом Филаретом). Когда я испрашивал его святого благословения, он меня сначала вовсе не узнал, но потом, узнав, всякое оказал дружелюбие, пригласил в свои покои после обедни, где я по милости Промысла Господня между прочими посетителями преосвященнейшего нашел и почтеннейшего своего милостивца М.П. Штера[23], которого отыскивать намеревался непременно по глубокому моему к добродетелям его уважению и благодарности за оказанное мне во время нужды призрение. Преосвященнейший по просьбе моей охотно благословил меня литургисать в великом его граде, где и когда мне изволится, и первее всего пригласил меня на другой день (18 июня) служить в Петровском монастыре[24], в котором совершалось в день сей празднество Царице Небесной в честь иконы Ее, называемой Боголюбской, составляющей главный храмовый праздник обители.

18-го числа сподобился я, окаяннейший, приступить к трапезе бессмертия в служении с священнейшим митрополитом в помянутом монастыре и того же дня удостоился по приглашению владыки разделить с ним трапезу его телесную и пользоваться душеполезной его беседой. Обедал же я в сей день у почтеннейшего М.П. Штера, растворяя с ним вкусную трапезу душеполезной беседой.

19-го числа сподобился я, окаяннейший, вкусить от хлеба небесного и от чаши жизни, сам совершив божественную литургию в церкви Св. пророка Илии – на Новгородском нашем подворье, по благословению начальствующего в оном о. иеромонаха Лота, который принял меня яко брата, истинно братски, во все время пребывания моего в Москве всякую о Господе оказывал мне любовь, и дружбу, и помощь.

20-го числа жаждущая Господа душа моя окаянная паки соединилась с Ним в священнодействовании мною, недостойнейшим, божественной литургии в церкви Святителя Николая, что в Хамовниках, при которой на самом церковном дворе, в священническом доме жительствовала почтеннейшая Мария Гавриловна с боголюбезною дщерию своей, моей племянницей (и сестрой духовной, ибо родитель ее был моим крестным отцом). У них побывал я в самый день моего приезда, и в сей день учрежден я был от них с искренним родственным дружеством обильной и вкусной трапезой и потом до вечера пробеседовал с ними приятнейше и о вещах духовных.

Митрополит Московский Филарет (Дроздов). Литография 1826 года

Высокопетровский монастырь в Москве. Литография. 30-е годы XIX века

21-го по предварительному соглашению посетил я паки своего искреннего о Господе М.П. Штера и паки учрежден был приятной духовной с ним и с двумя приглашенными им священниками богопросвещенными беседы.

22-го, предполагая в сей день выехать из Москвы, служил я, окаяннейший, божественную службу паки на Новгородском подворье, с присовокуплением эктении и молитвы о благополучном путешествии, и по окончании литургии, пробыв с отцом Лотом и с кровными своими, возвратился домой в непременном намерении того же дня отправиться в дальний свой путь. Но непременное намерение надлежало переменить. Попущением Господним последовала мне немалая неприятность, остановившая мою поездку. Приехав на извозчике, забыл я расплатиться с ним и взять с дрожек узел с мантией и с некоторой немалой цены покупкой. Извозчик, забывчивостью моей воспользовавшись, уехал поспешно и увез с собой мои вещи, и уже не мог его найти после. Без мантии ехать далее нельзя было, и потому остался я сшить себе новую мантию, которая через день и поспела.

24-го числа в воскресенье сподобился я в последний раз совершить божественную службу на своем подворье и вторично простился с отцом Лотом, от всего сердца поблагодарив его за его искреннюю любовь.

Того же дня имел я сердечное великое удовольствие, посетив знакомого мне христолюбца Ф.Ф. Набилкина, видеть сияющую на нем благодать Божию. Он, приняв меня с любовью и учредив с усердием, утешил несказанно, поведя меня в устроенные им богадельни на триста человек престарелых и увечных, из коих двести, большей частью старушки изнеможенные, были уже собраны и пользовались его благодеянием, получая всякое в немощи и нищете своей довольство и вспоможение.

При сих богадельнях построен и уже внутри отделывался пространный и благолепный храм и создателю своему божественную исходатайствует силу воспрославления за любовь его к славе Божией.

По осмотре богаделен показывал он мне им же созданный и всеми удобствами щедро снабженный дом воспитания для шестидесяти самых бедных сирот, всякого призрения лишенных. Возрадовалась душа моя сладчайшим зрением любви христианской, на опытах несомненнейших являемой. Благо тебе, муж боголюбивый, предпосылающий богатство свое в Небеса, идеже уготовится тебе обитель светлая в дому Отца Небесного!

25-го, отслушав литургию в приходской церкви и напутствованный обильной пищей от почтеннейших моих хозяев, которых гостеприимством истинно христианским пользовался я в течение десяти дней, принес я им усерднейшее благодарение за их любовь, поставив себе непременной обязанностью всегда до конца дней моих молиться, а паче на Гробе Господнем, буде допущен туда буду, о ниспослании им свыше щедрот и великой милости благословением душевным и телесным со всяким изобилием и миром. С сердцем, преисполненным благодарности, простился я с ними и в десятом часу утра отправился в дальний свой путь и в три часа пополудни прибыл благополучно в город Подольск, на первую станцию; на сей станции за разгоном почтовых лошадей принужден был замедлить до вечера в ожидании почтовых лошадей и слушал всенощное бдение Царице Небесной.

26-го утром рано к ранней обедне приехал в Серпухов, слушал оную в церкви Рождества Пресвятой Богородицы и молебное пение Царице Небесной пред иконой Ее, нарицаемой Тихвинской, в день сей празднуемой, отправился благополучно в двенадцатом часу вечера в Тулу и принят был гостеприимно в дом известного странноприимца Ивана Дементьевича Малинова, известного по своему христолюбивому нраву, и благочестию, и усердию в приятии странных.

27-го, отслушав раннюю литургию в церкви Святителя Николая, поспешил я принять благословение архипастырское преосвященнейшего Дамаскина[25], епископа Бельского и Тульского, из давнего времени мне знакомого и благорасположенного, жившего тогда в загородном своем доме. Почтеннейший архипастырь принял меня с отеческой лаской, и, удостоив продолжительной душеполезной своей беседы, пригласил к умеренной своей трапезе, и, благословив меня служить божественную службу в своей епархии и благословив на путь, отпустил с миром и любовью из своего тихого и приятного жилища.

Того же дня ввечеру после некратковременной духовной беседы с хозяином дома и некоторыми членами семейства его посещен я был уже тогда ввечеру почтеннейшим И.Ф. Афремовым, инспектором Тульского кадетского корпуса[26], бывшим некогда воспитанником моим по Морскому корпусу, и занялся с ним охотно продолжительной духовной беседой.

28-го утром, отслушав в той же церкви утреню и раннюю обедню, посетил я совоспитанника своего по Морскому корпусу, чиновника 5-го класса Николая Дмитриевича Захова, служащего издавна при заводе Тульском в звании механика. А потом, возвратясь домой, посещен был от усердия и любви директором Тульского корпуса Андреем Андреевичем Колзаковым, также воспитанником по Морскому корпусу, и еще с ним вместе г. Афремовым. Проведя с ними с час времени в духовной и нравственной беседе, порадовался я много, узнав из слов директора, что в корпусе его хранят все постные дни и посты по уставу Церкви. Благословение Божие по сему единому обстоятельству особенное почивает на сем училище, и блаженны птенцы, вскармливаемые благочестием в сем гнезде благонравного воспитания.

Вид г. Тулы. Гравюра начала XIX века

В одиннадцать часов отпустил гостей и, простясь с добрыми хозяевами, по принесении им искренней благодарности отправился далее по тракту к Богородску, куда и приехал того же дня около полуночи.

Совершив сам у себя в покое все последование всенощного бдения, сподобился я наутрие в день святых первоапостолов Петра и Павла по ходатайству их многомощному у Господа о мне, многогрешнейшем, служить раннюю литургию и потом, пообедав с благодарением Господу, отправился далее. Отъехав стадию, задержан был по неимению почтовых лошадей и уже поздно едва мог уговориться с вольными ямщиками и отправиться далее.

30-го числа утром приехал в Ефремов, слушал раннюю обедню и не медля поехал далее. Того же числа около полуночи прибыл в Елец (на воскресенье).

1 июля слушал раннюю обедню в ближайшей церкви, а позднюю в соборе и, пообедав, дождался вечерни, которую отслужив, уже поздно, за неимением почтовых, отправился на вольных к Задонску, куда 2-го числа, в день положения ризы Пресвятой Богородицы и в день чествования святой ее иконы Ахтырской, и прибыл благополучно за час еще до обедни.

Поспешив в монастырь, где почивает угодник Божий великий святитель Тихон[27] по многолетних подвигах иноческого и пастырского и благодетельного нищим жития. На гробе его совершалась тогда панихида, при которой и я, грешнейший, молил о душе в Бозе почивающего великого святителя и по вере несомненной, яко имать он дерзновение у Господа, призывал помощь святых его молитв во спасение души моей, во здравие телесное и в благополучное совершение предлежащего мне трудного путешествия.

После сего я вился к настоятелю святой обители, почтеннейшему и мне незнакомому отцу архимандриту Илларию[28], новопереведенному в Задонский из Рязанской епархии, который принял меня с искреннейшей о Христе любовью и поспешил утешить мою душу, открыв сокрывающееся под спудом затвора произвольного (уже шестнадцать лет) словесное святой обители сокровище – затворника раба Божия Георгия (Алексеевича). Муж сей благочестивый, безмолвия строгого любитель, сперва проходивший послушание в монастыре, а потом по благословению затворившийся на безмолвие, родом из дворян, преисполнен глубочайшего смирения, а потому и сподоблен свыше высокой благодати. Он удостоил меня, недостойного, дружелюбного принятия своего и душеполезной своей беседы, около часу продолжавшейся. Видя благодать Божию и в образе его и в словах его, открыл я ему все сердце свое и от уст его получил утешение, и утверждение, и успокоение. Прощаясь со мною со всякой любовью, напутствовал он меня книгой – I томом сочинений просвятителя Тихона, для доставления оной святителю иерусалимскому.

По выходе с радостным сердцем от истинного раба Божия и отслушав литургию и помолясь еще при пении панихиды на гробе угодника Божия святителя Тихона, возвратился я в келию к настоятелю, и с любовью искреннейшей о Господе был учрежден от него вкусной и сытной трапезой, и отпущен от него, в личном его сопровождении, с миром к великому новопрославленному угоднику Божию святителю Митрофану[29].

Открытие мощей святителя Митрофана Воронежского. 1833 год. Литография В. Логинова (частное собрание)

3-го числа сподобился я, грешнейший, улучить исполнение пламеннейшего моего желания припасть к нетленным, целебоносным, чудоточным мощам святителя великого, угодника Божия, прославленного Митрофана, приехав до обедни за час и прямо поспешив в собор, в котором почивает сокровище святыни, от тысящей поклонников, со всей России стекающихся, достойно почитаемой молением всеусердным. Повергся я, окаяннейший, пред святыми мощами и в глубине души моей и от всего сердца моего при пении угоднику молебного пения принес ему живейшее благодарение, что не презрел он грешной моей молитвы и чудесным образом поставил меня пред многоугодной его ракой на поклонение святому нетленному, Духом Святым хранимому и освящаемому его телу. При сем от всей крепости молил его, да яко же он трапезой богатой чудесных исцелений и дарований учреждает всех без числа притекающих к нему молитвенников, не лишил бы и меня, грешного, хотя единой крупицы всяких своих щедрот во исцеление болезненного долговременного моего недуга, и покровительством своим напутствовал бы меня ко Граду Святому и иным святым местам, и с миром возвратил бы паки в отечество, в нем же кости мои желают возлечь до оживления их паки по видению пророческому.

Верую несомненно скорую, и известную, и чудную, и преизобильную получить помощь от друга Божия святителя Митрофана, уповаю на его твердо, и упование сие не посрамит.

По отслушании литургии я принял благословение архипастыря Воронежского Христова словесного стада и сподобился милостивого от него приятия и приглашения на другой день разделить с ним его трапезу и перебраться в дом его на все время проживания моего в Воронеже.

Святолепен и святонравен старец святитель Антоний[30], простота сердца его кроткого и смиренного изобразуется на лице его и выражается в беседе его солью мудрости духовной растворенной. Всеобщая любовь и уважение как собственной его паствы, так и всех приходящих в несчетном множестве богомольцев превозносят его достойно и праведно нельстивыми похвалами, славя Бога о сем светильнике Его, горящем и светящем на престоле святительства.

Расставшись с преосвященным, посещен я был вскоре и потом еще ввечеру старым своим приятелем А.А. Павловым[31], проживающим здесь уже три года по расстроенным своим домашним обстоятельствам и служившим на пользу Церкви в устроении разных новых заведений общеполезных и душеспасительных. По случаю явления святых мощей угодника Божия много он рассказал мне нового и приятного относительно вящего прославления великого угодника Божия со стороны правительства светского и духовного.

Высокопреосвященный Антоний, архиепископ Воронежский и Задонский, при котором обретены мощи святителя Митрофана в 1832 году. Литография 1846 года

После вечерни сподобился я молиться великому и теплому о нас молитвеннику Воронежскому и всея России чудотворцу при совершаемом у святых мощей его всенощном ему бдении.

Поспешая совершить предлежащий мне путь во Святой Град, предполагал я пробыть в Воронеже не более пяти дней, но угодник Божий расположил иначе; и слава ему и благодарение от меня, грешного, буди по веки. Вскоре по приезде моем добрый пастырь воронежской церкви просил меня взять послушание на себя богоугоднейшее, а именно – написать вновь житие святого угодника Митрофана с написанного уже неким истинным рабом Божиим, учителем гимназии Николаем Михайловичем Севастьяновым, собравшим и все нужные к тому бумаги, и внесшим в житие святого, и потрудившимся трудом немалым в честь и славу угодника Божия. Зная свою немощь, устрашился я предложения архипастырского; но твердую имея на чудотворца веру, и в лице святителя Антония видя его самого, призывающего меня к благодати неизреченной слабым моим словом коснуться великой славы угодника Божия, и уповая на молитвы архиерея Божия, изъявил я ему готовность к исполнению воли его, прося его святых молитв в помощь.

Перенесение мощей святителя Митрофана Воронежского 25 июня 1833 года. Гравюра XIX века

Святитель Митрофан Воронежский. Около 1836 года. Титульные листы из книги «Хвалебное приношение веры новопрославленному святителю Митрофану, епископу Воронежскому» (М., 1836)

5-го числа по благословению владыки служил я, недостойнейший, литургию в Благовещенском соборе[32], в котором почивают святые нетленные многоцелебные мощи; а 8-го числа служил, многогрешнейший, паки в Архангельском теплом соборе, куда перенесены были святые мощи на время перестройки Благовещенского собора и приведения его в то сияющее и величественное благолепие, в каком он ныне видится.

Владыка святой, отечески меня, недостойнейшего, милуя, ежедневно приглашал к своей трапезе и учреждал меня обильно пищей, а паче любовью своей, беседуя со мной со всей откровенностью сердца о вещах духовных и церковных, и 8-го числа возил меня с собой в загородный свой дом в Троицкое после литургии на целый день.

Помня сделанное мне от святителя святое поручение, испросив свыше на труд священнейший помощь от угодника Божия, к которого раке приметался я со всем усердием веры, и надежды, и любви, приступил я к самому делу 6-го числа и начал трудится ревностно, посвящая труду все свободное от общественных во храме молитв время. Чудное явил мне милосердие святой угодник, помогая мне, так сказать, видимым образом, посылая мне, бессмысленному, мысли, бессловесному – слово к изложению святых его исправлений.

10-го числа по приглашению владыки в день его тезоименитства ездил я к нему в Никольское, другое загородное его жилище в двенадцати верстах от города, и учрежден был со многими другими обильной трапезой.

Продолжая труд свой, 12-го числа при чудной, непонятной помощи угодника привел я оный к концу, а к 15-му рукопись моя была уже переписана.

14-го и 15-го числа (в субботу и в воскресенье) сподобился я, грешный, служить литургию в Крестовой архиерейской церкви, во имя Рождества Христова сооруженной.

15-го числа читал я труд свой святителю Божию и удостоился его одобрения и искреннейшей благодарности[33]. Слава великому угоднику Божию, призвавшему меня, мерзостнейшего, на толь святое дело и укрепившему чудесной, можно сказать, своей помощью к совершению во славу Божию и во славу его дела, священнейшего для меня, которое приемлю я, грешнейший, яко вернейший залог покровительства и заступления святого угодника мне, грешнейшему, как на все мое странствование ко святым местам, так и на все мое в мире сем странствование к вышнему

Иерусалиму, в него же буди мне, окаяннейшему, внити молитвами угодника Божия.

16-го ввечеру по отслужении всенощного бдения святителю угоднику Божию в Крестовой церкви посетил я почтенного благочестием господина губернатора Дмитрия Никитича Бегичева с почтенным его семейством, и там получив от А.А. Павлова, по родству жившего в их доме, художником его снятый весьма живо и точно список с иконы угодника Божия, писанной по явлению, и с собой отвез, и положил на ночь в раку угодника Божия для освящения и укрепления на знамения[34].

17-го утром после заутрени сподобился я вынуть из раки святителя оную икону и освятил, и отнес оную в Крестовую церковь и повесил на горнем месте. Сам же, окаяннейший, по благословению владыки удостоился служить литургию божественную, а после литургии отпел соборную панихиду о упокоении души государя императора Петра I.

После литургии благословился у владыки и потом по приглашению его отобедал у него и, приуготовившись к отъезду, в седьмом часу вечера служил Царице Небесной и угоднику Божию молебен. Потом поспешил принять последнее напутственное благословение у владыки (в восемь часов) и, получив оное, сопровожденный всякой любовью в священном от него даре: образе, составляющем панагию, святого святителя Митрофана, Патриарха Цареградского (Ангела угодника Божия), и на другой стороне Авраамия Затворника (Ангела святителя Господня, по мирскому его имени), и прекрасных четках, и в иных малых иконах угодников Божиих, от сердца и души поклоняясь ему до земли, благодарил за все его отеческие милости и тако с ним расстался, преисполненный благоговения к сему поистине доброму пастырю, ему же подаждь, Господи, велию Твою милость во славу Твою и угодника Твоего и спасения пастыря и паствы.

Александр Александрович Павлов и Николай Михайлович Севастьянов (муж благочестивейший, израильтянин, в нем же лести нет, писатель жития святого угодника, к коему я писал уже по моему разумению) сопроводили меня в путь мой с желанием от сердца благополучного оному совершения.

Память праведного святителя Антония пребудет вечно с похвалами в душе моей за любовь его ко мне, недостойному, паче отеческой, и за назидание меня своей душеспасительной беседой. (Странноприимец мой в Воронеже, соборный ключарь отец Михаил, две недели покоил меня в дому своем с любовью и отпустил с подарком в знак памяти – книгой бесед митрополита Михаила.)

Вид г. Харькова с западной стороны. Литография. 30-е годы XIX века

Продолжая странствие свое, 18-го числа остановился я обедать в Нижнедевицке, а 19-го ночевал в Старом Осколе, при помощи угодника все благополучно проезжая далее.

Отъехав станцию, принужден был остановиться за повреждением, оказавшимся в одном из задних колес, и простоял сутки в деревне Свитьсковой для исправления починкой за немалую цену оказавшегося повреждения. 20-го, в день празднственный пророка Илии, исправившись, отправляюсь далее. Святый пророче Божий и святый святителю, к Вам прибегаю, будите мне покровители. 21-го в пятом часу пополудни прибыл благополучно в Белград и остановился в Николаевском монастыре[35], принят будучи любезно от настоятеля, архимандрита отца Игнатия, и ввечеру (на воскресенье) слушал всенощное бдение, а 22-го (в воскресенье) сподобился отслушать две в монастыре литургии, раннюю и позднюю, которую сам совершал настоятель соборно.

Между литургиями поспешил я в Троицкий монастырь (при коем и семинария находится) воздать благоговейное мое почтение угоднику Божию Иосафу[36] Святителю, хотя еще и не провозглашенному во святых, однако же в совершенном нетлении почивающему и чудеса многие верующим от святых мощей своих источающему, и, при совершении молебного пения святителю Николаю Чудотворцу помолившись, отслужил панихиду по прославляемом свыше святителе Божием, молясь и ему, яко имущему дерзновение у Господа воспоминать меня, грешнейшего, в предстательствах своих пред Небесным Его Престолом.

23-го около полудня достиг Харькова благополучно и остановился у отца протоиерея соборного Стефана, мужа благочестного (странноприимца моего в 1828 году, в проезде мой в Киев), и принят был и упокоен им с любовью.

Того же числа пополудни в четыре часа отправился я далее и 25-го утром, в девятом часу достиг Полтавы, но в город не поехал, а заехал к литургии в монастырь Крестовоздвиженский[37], с версту от города отстоящий. Почтеннейший оного настоятель о. архимандрит Гавриил принял меня со всей о Христе братской любовью и после литургии, учредив меня постнической своей трапезой, доставил мне всякое успокоение и помощь к успешнейшему продолжению моего пути и воспользовал меня много своей душеполезной беседой. Проночевав в монастыре, 26-го после заутрени отправился я в путь, и 27-го часов в девять утра приехал я в Кременчуг и пристал к соборному протоиерею о. Алексею, имея к нему записку о странноприятии меня, грешного, от отца архимандрита Гавриила, содружество с ним имеющего. От сего достойнейшего пастыря, мужа мудрого, и благочестивого, и добродетельного, принят я был отлично, дружелюбно; он успокоил и по желанию моему благословил наутрие приступить к служению в соборной церкви во имя Успения Пресвятой Богородицы.

27-го сподобился я, грешнейший, совершить божественную литургию, и потом, пообедав у почтеннейшего моего странноприимца и поблагодарив его от души за его любовь, отправился в путь мой далее, и вечером, в восемь часов, достигнув города Александрии, остановился ночевать у протоиерея о. Алексия.

Вид г. Полтавы из Преображенского монастыря. Литография. 30-е годы XIX века

28-го в воскресенье по отслушании литургии, угощен быв, следом отправился я в путь свой и уже поздно вечером прибыл в Елизаветград и нашел себе покойный ночлег у почтенного протоиерея городского отца Василия.

29-го, отслушав литургию в cоборе и пообедав у своего хозяина, поехал далее; на первой станции Петриловке встретился с почт-инспектором окружным действительным статским советником Крупенниковым, получил от него открытый лист для облегчения моего пути.

1-го числа августа в четвертом часу пополудни достиг благополучно города Николаева и остановился у почтенного моего родственника Н.Н. Языкова, который принял с истинной родственной любовью и во всем старался угодить мне, недостойному, равно и почтенная его супруга Надежда Петровна (из фамилии Богдановичевых).

5-го числа в воскресенье удостоился я, окаяннейший, совершить божественную службу в греческой во имя святителя Николая Чудотворца церкви, и молитвы читал, и возгласы произносил по-гречески и по-русски попеременно.

7-го числа в третьем часу пополудни, отблагодарив гостеприимного своего родственника и супругу его за их самое родственное о всяком упокоении моем попечение, отправился я в путь мой далее и 8-го числа в третьем часу пополудни благополучно прибыл в Одессу – предел моего пути по суше, а уже дальнейшее путешествие все предлежит по морям. Остановился я у почтеннейшего моего по Морскому корпусу прежде воспитаннику, а потом сослуживца Н.И. Синицына[38], директора Ришельевского лицея в Одессе, и принят был и упокоен со всяким, можно сказать, сыновним усердием и попечением.

9-го числа поутру присутствовал по приглашению при экзамене воспитанников из богословия, познакомился с попечителем лицея действительным статским советником Никифором Феодоровичем Покровским[39], мужем мудрым и благочестным и трудолюбивым по делу своего звания.

10-го числа посетил я за городом попечителя, а потом с ним вместе почтеннейшего моего приятеля А.С. Стурдзу[40], живущего здесь зимой в городе, а летом на хуторе, и много усладился его умной и назидательной душевной беседой.

11-го числа сподобился я, грешнейший, совершить божественную литургию в церкви лицейской во имя святого Александра Невского. Того же числа представился я константинопольскому посланнику действительному статскому советнику Аполлинарию Петровичу Бутеневу, и был им принят чрезвычайно ласково, и получил от него милостивое обещание всякого со стороны его содействия к благополучному моему дальнейшему путешествию[41].

12-го числа, в день святого мученика Фотия и Аникиты (в день воскресенья), паки, окаяннейший, я сподобился совершить божественную литургию, при которой присутствовал посланник и многие разные чиновники и все питомцы лицея.

Стурдза Александр Скарлатович, дипломат, религиозный мыслитель и публицист. Литография. 30-е годы XIX века

5-го, в день великий Успения Царицы Небесной, сподобился я паки, окаяннейший, совершить в лицейской церкви божественную литургию и потом ездил в Успенский загородный монастырь, которого настоятель о. архимандрит Порфирий[42], законоучитель лицея, принявший меня с первого свидания в свое дружелюбие. Погостив у него и побеседовав духовно, поздно уже отправился обратно в город и, подъезжая к заставе, по грехам моим невоздержания, и многословия, и тщеславия, и иным многим посещен был гневом Божиим. Коляска опрокинулась, и я выпал из нее и ушибся боком весьма больно, так что на другой день ставил себе пиявки к боку, и после еще, хотя повреждения важного не было, долго чувствовал в ребрах большую боль.

16-го, по приглашению и благословению греческого митрополита Адрианопольского (у которого дня за два я сидел вечером, пользуясь духовной мудрой его беседой), с ним и с греческим духовенством, между коим представлено мне было первенство, сподобился я, грешнейший, служить литургию в греческой во имя Святой Троицы церкви.

19-го, в день воскресный, 22-го, в день коронации, и 26-го, в день воскресный, паки, окаяннейший, сподобился я приступить к страшному престолу в лицейской церкви, а 25-го служил божественную службу в греческой церкви на греческом языке.

Кроме особенного внимания, и благословения, и усердия ко мне, недостойному, от моего почтеннейшего хозяина И.И. Синицына, много имел я усердия и пособия от почтенного Анастасия Спиридоновича Сундия, капитана-лейтенанта, комиссионера от Николаевского порта, который сам и с семейством своим много о упокоении и удовольствовании моем заботился. Великую любовь оказывали мне родители И.И. Синицына, Иван Пахомович и Марья Прохоровна, и – бывшая за Собакеевым замужем – раба Божия Пульхерия Яковлевна, и матерь ее (Варвара), и дщерь (Надежда) – обе вдовицы.

Взяв себе и товарищу своему новые заграничные паспорты, хотя и готовился уже в путь ко Святому Граду, но Господь не соизволил, ибо в Царе-граде моровая язва открылась в сильной степени, так что не только все улицы города заразила, но и проникла и в Перу, предместье европейцев, и беспрестанно в свирепстве своем усиливалась. Сие неблагоприятное обстоятельство заставило меня остановится в Одессе, дабы не сделаться добровольной жертвой заразы, единым прикосновением лишающей жизни; но, избегая шума городского и ища монашеского безмолвия, вознамерился я на время зимнее, в которое обыкновенно зараза прекращается, поселиться в здешний загородный Успенский, в двенадцати верстах от города стоящий монастырь, просто называемый Фонтальский – от бывшего при оном, ныне уже не существующего фонтана, из которого пользовались лучшей водой даже и городские жители. На сие намерение получил я благословение с разрешением служения от посетившего город Одессу, яко свою паству, преосвященного Димитрия[43], архиепископа Кишиневского и Хотинского, и соизволение от настоятеля обители. Почему, возвратив полиции заграничные паспорты, испросил себе и товарищу билеты на свободное проживание в городе, и за городом, и в монастыре.

Вид Преображенской площади г. Одессы. Литография. 30-е годы XIX века

29-го в лицейской церкви, 30-го в церкви Покрова Божией Матери и сентября 2-го паки в лицейской церкви сподобился я, окаяннейший, принести жертву бескровную Господу Богу моему и молить Его благость о помиловании меня, грешного, и о поспешении мне в начинаниях моих во славу Его и во спасении души моей многогрешнейшей.

4 сентября, отобедав у почтенных родителей моего странноприимца и принесши им и ему искреннюю мою благодарность за усерднейшую их ко мне любовь, упокоявшую, учреждавшую, ублагающую меня, недостойнейшего, по благословению отца архимандрита в четвертом часу пополудни отправился я из города на озимение в монастырь и сопровождаем был сыном почтеннейших моих милостивцев Андреем Ивановичем до заставы, на которой по осмотре таможенными чиновниками всего моего экипажа мы с ним расстались, и я поехал в монастырь. По захождении солнца прибыл я благополучно в святую обитель и встречен был с любовью отцом архимандритом Палладием[44], бывшим настоятелем обители, но назначенным в сие же звание в Пинске, в первоклассный монастырь, и отцом иеромонахом Макарием, казначеем обители, и поместился покойно в настоятельских покоях.

Из шума городского, и пыли, и многолюдства преселившемуся в уединенное монастырское безмолвие, при свежем воздухе и приятнейшем местоположении, показалось мне, что я вошел в рай Божий. Братии всей в обители до двадцати, в числе коих четыре иеромонаха и три диакона бельцов. Церквей две: одна, главная, – во имя Успения Божией Матери с приделом на хорах святителя Николая, а вторая, новостроенная купцом Харламовым (Владимиром Мокеевичем) и супругой его (Дарией Петровной), – во имя Божией Матери Живоносного Источника. Служба в них совершается понедельно, исправно, с пением по киевскому распеву и с весьма ясным чтением. Монастырь сей, внове заведенный, еще не совсем обзавелся нужными строениями, но в продовольствии не нуждается, имея собственный с пашни своей хлеб в изобилии и получая немалый доход от посетителей, приходящих с окрестных селений и из города. По просьбе городского протоиерея начальника собора, которому принадлежат все около монастыря селения, для облегчения поселян в монастыре совершаются и требы мирские, т. е. крещение и погребение, а для совершения брака брачащиеся ходят в город.

8 сентября и 9-го сподобился я в обеих церквах служить божественную литургию.

Судьбы Господни – бездна многа. Прожив в монастыре[45] до 25 апреля 1835 года в тишине и безмолвии, видя в том явный Промысл Божий (ибо сподобился прославлять великого угодника Божия), наконец, отслужив последний раз божественную литургию в день святого великомученика Георгия, предложив братии святое посильное учреждение и простясь со всеми, благодарность им от сердца принесши и настоятелю за общую их ко мне любовь, расстался со святой обителью в 25-й день апреля и переехал в город. Взяв паспорт себе и доброму моему Никите и другому новому своему товарищу, купеческому же сыну Илье Ерофееву, сыну Маслову, нанял себе место на пароходе «Неве», приуготовлявшемся уже к отправлению в Константинополь, за 100 рублей в каюте, а Никите на палубе за 25 рублей, с заплатою, сверх того, за вес десяти пудов вещей своих.

Наконец, после принесения Господу Богу и Пречистой Его Матери теплейших молитв при совершении мною самим божественной литургии в церкви Покрова Божией Матери 27-го числа, а в лицейской церкви (последнюю) 30-го числа, и испросив заступление и помощь святых угодников Божиих и, во-первых, святителя Митрофана, 2-го числа мая, сопровождаемый добрыми моими знакомыми гостеприимцами, приехал на пароход из карантина и того числа в полдень начал на нем свое плавание благополучно при ветре юго-западном некрепком и при ясной теплой погоде.

Благослови Господи путь наш, яко же Церковь, ее же молитва много у Тебя может, молилася Тебе о моих спутниках.

Долг искреннейшей благодарности обязывает меня с сердечной живейшей признательностью в отраду мне душевную воспомянуть имена лиц благочестивых, оказывавших в Одессе усердие и с любовью и смирением принимавших из уст моих недостойных Слово Божие.

Анастасий Спиридонович Сундий, и супруга его Христина Ильинична, из фамилии купцов Деспотовых, и матерь ее, и бабка, и братья, и невестка отлично о мне пеклись и яко родного меня в доме своем всегда имели.

Родители почтенного моего странноприимца, и сам он, и братья его, Андрей и Дмитрий, и сестра Варвара, и супруг ее лелеяли меня, предупреждая все мои нужды своим пособием, особенно же благочестивейшая мать всего семейства. Бывшая за генералом от инфантерии Собакеевым замужем Пульхерия Яковлевна чрезвычайное ко мне благорасположение со вниманием слову моему оказывала и многое послужение мне явила по разным надобностям.

Купец Иван Петрович Чурилов, особенно же супруга его Евдокия и мать ее Анна много ко мне усердствовали, и брат его Иоанн, и супруга Анастасия, и все семейство.

В портном ремесле труждающийся раб Божий Иоанн (Михайлович) трудами своими безмездно много мне послужил, а паче удивил меня смирения исполненным своим ко мне усердием.

Раб Божий Алексий (Тихонович) одолжал меня часто безмездно перевозом из монастыря в город и обратно.

Паче же всех стяжал ко мне братскую любовь Афанасий, нашего русского Ильинского монастыря схимонах, почтеннейший отец Феодор[46], и премного послужил мне всякой помощью, и советами, и молитвами. С ним вместе думал я отправиться в путь за море в Царь-град и на Афон, но так как он не получил еще ожидаемых им и уже в пути находившихся вещей церковных из Москвы, то и остался дожидаться оных и потом на пароходе отправится в Константинополь для соединения со мной и совокупного плавания ко Святой Горе.

Попечитель лицея Никифор Федорович Покровский, старый знакомый и приятель А.С. Стурдзы, прокурор Алексей Васильевич Коноплин, строитель новой в Успенском монастыре во имя Живоносного Источника Богородицы церкви, Дарья Петровна и супруг ее Владимир Мокеевич Харламовы приязнью своей и услужливостью, и многие другие лица из соотечественников и из единоверных православных греков, милостиво на меня обращали внимание. Воздай им, Господи, милостию Твоей великой и богатой всем за все их о успокоении моем старания ревностные.

По двухсуточном плавании при противном южном ветре 4-го числа пополудни в четвертом часу вошли мы в пролив, представлявший по обеим сторонам приятнейшие по местоположению виды и по населению оных многообразному. Того же числа пришли мы в шесть часов в константинопольский рейд и положили близ берега якорь. Вид столицы Древней Эллады и нынешней Турции с морской стороны красотой своей единственен по гористым местам, на коих возвышаются один над другими ряды домов бесчисленных, а над всеми превозносятся мечети зодчества великолепного. Красоту местоположения Царьградского описать я не могу, а скажу, что она восхищает зрение, поражая оное крайним удивлением[47].

Константинополь. Вид города и залива Золотой Рог. Гравюра. 30-е годы XIX века

Того же дня через услужливого первого посетителя нашего парохода, г. Новикова (которого дед – голова купеческого общества в Одессе), почтеннейший наш посланник при Порте действительный статский советник Аполлинарий Петрович Бутенев извещен был о моем прибытии и на другой день прислал ко мне на судно чиновника почтового, при миссии служащего, 8-го класса, Игнатия Александровича Македонцева с милостивым от него приветствием и предложением покойного у него помещения. С благодарностью принял я сие предложение и с присланным чиновником немедленно поспешил явиться его превосходительству, от которого принят был отлично милостиво и получил помещение со спутником своим в казенном при миссии доме, в соседстве почтеннейшего Игнатия Александровича, который принял меня на свое попечение и с радушным гостеприимством странника меня поил и кормил на своей трапезе. Господин посланник, успокоив меня по желанию моему в городе на несколько дней для обозрения оного в главных его достопамятностях, предложил мне после сего удалиться в приятнейшее его летнее местопребывание в Бутдере[48] – предместье, расположенном вдоль пролива.

6-го числа посетил я некоторые в предместье своем церкви греческие, а именно: Введения во храм Пресвятой Богородицы, другую, в честь же Царицы Небесной сооруженную, и церковь Николая Чудотворца. За сим, переехав через пролив, удостоился я представиться двум Патриархам: Святейшему Патриарху Константию[49] (сменившему Патриарха Константия же, жившего долгое время у нас в Киеве архимандритом в греческом монастыре), и Блаженнейшему Иерусалимскому Афанасию[50], которыми обоими был принят милостиво и получил их благословение. Первому поднес три образка святого Митрофана на финифти, а последнему икону сего же святого на доске, посланную ему от преосвященнейшего Антония Воронежского.

В церкви Патриарха Вселенского[51] прикладывался я к древнейшим иконам Пресвятой Девы и святого Иоанна Крестителя, к ракам мощей святой Евфимии[52], святой Соломонии, матери Маккавеев, и святой Феофании и к столпу святого столпа[53], к коему Спаситель был привязан и терпел бичевание. Видел там же место святительское святого Иоанна Златоустого[54]. Как в сей церкви, так и в патриаршеской Иерусалимского Патриарха видел, равно и в градских церквах, бедность, отъемлющую благолепие.

Мая 9-го, испросив от посланника для охранения одного каваса, воина из гвардии великого визиря, каковых при посланнике для почести находится пять или шесть, и проводника, знающего греческий язык, ходил я в сопутствии соотечественников в самый Константинополь посмотреть город и древности оного. Осмотрев извне славную Софийскую церковь (ныне мечеть), не имея возможности войти внутрь, только взорами, в преддверие сквозь отверстые двери и потом некоторые знаменитейшие мечети из церквей христианских, водопровод 1001 столпа[55], столпы Константинов[56], Аркадиев, Маркианов[57], стены со вратами[58] и пространнейший гостиный двор, остатки некоторых древних зданий, сим ограничил мое любопытство.

Мая 11-го ходил в сообществе тех же своих соотечественников за город в Балаклию[59] (от Перы верст более десяти отстоящую), на живоносный источник Пресвятой Богородицы, уже 1400 лет источающий чудеса исцелений благодатию Царицы Небесной, Которой и древняя чудотворная икона там чествуется. Пред сим знаменитым образом служили мы молебен первообразно, и потом сподобился я, нечистый, не токмо испить от чистейшей воды живоносного источника, но и омыл оной все свое грешное тело, сподобился еще и великой от богоблагодатной благодати погрузить в прозрачные струи преславного чудесами источника Ее и икону Ее (Живоносного Источника), привезенную мной из Новгорода и написанную там с несомненной верой, что она приведет меня к струям многоцелебным, при коих толико веков прославляется знаменьми и силами великое имя Приснодевы Богородицы.

Внутренний вид Святой Софии. Гравюра. 30-е годы XIX века

На возвратном пути посетил я Влахернский источник[60] Царицы Небесной, находящийся на месте древней церкви его имени, от которой ныне малые токмо остались развалины, посвятился вкушением воды святой и чудотворной. Слава Тебе, Слава Тебе, Слава Тебе, Владычице мира, в милостях ко всему роду христианскому неистощимая! Того же дня ввечеру, испросив от посланника записку к смотрителю загородного его дворца в деревне Бут-дере о принятии меня и помещении в доме, отправился я туда и уже ночью прибыл благополучно, и принят был, и помещен был по желанию.

19 мая (в воскресенье) по благословению отца иеромонаха Амвросия, при миссии находящегося (которым был принят с любовью братской), сподобился я, окаяннейший, совершить божественную литургию (с иеромонахом Григорием, при миссии находящимся), отслужив накануне службу всенощного бдения в церкви домовой во имя святых равноапостольных царей Константина и Елены.

19-го числа в воскресенье и 27-го числа в понедельник Святого Духа сподобился паки, окаянный, приступить к престолу благодати и совершить божественную литургию, отправив на утрени полиелей великому угоднику Божию Нилу Столобенскому чудотворцу.

30-го числа, получив от почтеннейшего посланника Аполлинария Петровича Бутенева четыре письма к консулам салоникскому, дарданелльскому, ефесскому и кипрскому и поблагодарив его превосходительство за все милости, отправился из Бутдера в предместие Перу, где уже товарищами моими прислано было судно для отвезения нас во Святую Гору за умеренную цену. В Бутдере пребывание весьма было для меня приятно и полезно по безмолвному уединению и чистому, целебному воздуху в прекрасном и пространном саду при посланническом доме.

В Перу принял меня под кров свой наш русский купец Мануил Петрович Карнулов со всем радушием русского гостеприимства.

31-го числа ездил я на остров Антигону, один из Принцевских, на котором в безмолвном уединении в собственном домике живет бывший пред сим Вселенский Патриарх Константий[61], остающийся теперь, как был прежде патриаршества, архиепископом Синайской горы. Святолепен лицом, красноречив словом, остроумен, имеющий по разным частям, а паче по части исторических священных древностей, глубокие сведения, по-русски говорящий прекрасно и пишущий, муж по всему премудрый и благочестивый, принял он меня с великой любовью, будучи предварен о моем посещении, и доставил мне величайшее удовольствие попользоваться более четырех часов мудрой его беседой. Проночевав в гостеприимном его доме, поутру приняв его благословение с искренним желанием доброго мне странствования, отправился я обратно и приехал благополучно.

Июня 3-го дня поутру в шесть часов отправился я из Царьграда во Святую Гору, на судне малом и тесном по числу пассажиров (называемом «Посидон»), под турецким флагом, но принадлежавшем грекам и самим хозяином управляемом (Димитрий Дионади). При тихом, попутном ветре продолжали мы плавание свое медленно, а 5-е число все штилевали у острова Мармары (так называемом потому что весь он состоит из высоких мармарных гор). 6-го числа при возвеявшем попутном ветре в один час пополудни прибыли благополучно в Дарданеллы. Имея письмо от посланника нашего к дарданелльскому вице-консулу Тимони, я для свидания с ним съехал на берег. При первом шаге с судна на берег весьма я был потревожен известием, что в городе открылась чума, которая легко бы могла быть занесена на судно съехавшими с оного пассажирами, не наблюдавшими никакой предосторожности против заразы по неведению о ее существовании. Увидевшись с г. Тимони, который принял весьма дружелюбно с оказанием всех от него зависящих услуг, я относительно чумы успокоился, ибо узнал от него, что хотя подозрение о сей болезни и было в городе, однако же оно оказалось несправедливым.

Того же числа четыре часа пополудни вышли мы из Дарданелльского пролива в Белое море и держали путь свой между островами Ибра, Самоораки, Тассо с правой стороны и Лемноса с левой, поплыли ко Святой Горе, которая вершиной своей вскоре нам открылась и по мере нашего к ней приближения вырастала исполинской своей вышиной. Ветер вскоре переменился и задул с северо-запада противный, так что 9-го числа утром, когда мы подошли к Горе Святой, то уже никак не могли по желанию своему пристать к северо-восточной оной стороне, а должны были, обогнув ее, пристать к юго-западной, к пристани монастыря Ксиропотамского[62], в котором и поспешил я найти себе убежище.

Святая Гора Афонская. Гравюра 1843 года. Издание русского Пантелеимонова монастыря иждивением игумена Герасима

Монастырь сей – один из самых древнейших на Горе Святой, создан (во имя Сорока мучеников) императором Романом, который, первоначальнику оного, преподобному Павлу, сыну царя Михаила, особенно благоприятствуя, обогатил обитель его неоцененным сокровищем – частию, весьма великой (какой нет больше ниже в Иерусалиме), Животворящего Древа Креста Господня, на которой находится одна из скважин, гвоздями пробитых, с самой близ оной Кровию Господа нашего. Потом много ущедрил милостию своей монастырь сей император Андроник, а по пленении Греции султан Селим, второй по Магомете, великие оказал милости монастырю в возблагодарение сорока мучеников, которые благоволили явиться ему в сновидении, обещали ему помощь на покорение Египта и, поборая по воинству его, действительно обещание свое исполнили. Грамоты обоих императоров и султана и теперь хранятся в монастыре, и я оные видел. Почтенный старец игумен монастыря Стефан принял меня весьма ласково, сводил на благословение к архиепископу Герасиму, присланному от Патриарха для обозрения монастырей во Святой Горе и заведения во всех общежитиях (на которое братия Ксиропотамского монастыря согласились, а другие обители, особенно же Лавры, оное отвергли), и, побеседовав со мной в своих кельях, отвел мне особенную покойную и чистую келью. На 9-е число, в которое по всему Афону празднуют память преподобных отцов, во Святой Горе просиявших, совершалось в монастыре в присутствии архиерея бдение, начавшееся в девятом часу вечера и кончившееся в шестом часу утра. 9-го же числа сам святитель совершил божественную литургию, за которой многие возгласы произносили на славянском языке. Он семнадцать лет архиерействовал в Сербии, муж благочестив и разумен, и неоднократно удостаивал меня своей беседы, а в праздник и трапезы своей. Кроме упомянутого креста из Животворящего Древа, много есть в монастыре и другой святыни, а именно мощи святых угодников Божиих, как-то: Георгия великомученика (палец), Дмитрия великомученика (кровь), Иоанна Предтечи (ногть), Василия Великого, Христины мученицы (рука), Анксентия Нового и иных… Приложась ко всей великой святыне, верхом на муле отправился я с добрым спутником моим, отцом схимонахом Феодором, в его или в наш русский скит Св. пророка Илии[63], куда и прибыли благополучно в пять часов пополудни. Старец настоятель иеромонах Парфений[64], уже близ сорока лет иночествующий в скиту сем и по бывшем во время восстания греческого от турок разорении афонским монастырям паки оный обновивший, принял нас как искренних братий и даже уступил мне на жительство свою келью, знаменитую тем, что строитель скита игумен Паисий (молдавский, известный святостью своего жития) жил в ней и занимался переводом с греческого на славянский язык книги «Добротолюбия» Исаака Сирина.

11-го числа по благословению отца строителя, исповедавшись у него, сподобился я, многогрешнейший, приступить к престолу Божию и совершить первую литургию на Горе Царицы Небесной, прочитав Ей акафист и отслужив молебен великим моим заступникам, святителям Николаю и Митрофану.

12-го числа паки сподобился я, окаяннейший, приступить к престолу Божию и совершить бескровное священнодействие.

13-го числа в сопровождении отца строителя и о. Феодора ездил я в монастырь Пандократоров[65] (на земле коего устроен наш скит) и, не нашед игумена, отлучившегося из монастыря по нуждам хозяйственным, принят был с любовью от старейших братьев. Монастырь сей, заключавший в себе прежде нашествия турок по случаю восстания греков до ста пятидесяти братий, ныне имеет только до двадцати пяти. Турки оставили по себе следы своего нечестия, обезобразив святые образы, выколов на лицах иконных очи. Святыня в нем состоит из многих частей мощей святых угодников, как-то: святого апостола Андрея (рука и ноги), святой мученицы Фотинии Самаряныни, святого Иоанна Крестителя, святого Харлампия, святого Пантелеимона, святого Василия, святого Иоанна Златоустого, святого Евстафия Плакиды и иных. Ко всем сим мощам и к части Животворящего Древа сподобился я, грешнейший, приложиться.

Скит Св. пророка Илии на Афонской Горе. Литография 1876 года

Из Пандократорова монастыря проехали мы в Ставроникитский[66] (так называемый по имени двух братьев, строителей оного, Ставро и Никиты) Николаевский, в котором и встречены были игуменом оного Макарием, и в соборной церкви (есть и другие малые церкви между кельями) приложились к находящейся в нем святыне мощей угодников Божиих, как-то: святого апостола Андрея Первозванного, святого Иоанна Крестителя и иных, и к Животворящему Древу, и к чудотворным иконам Пресвятой Богородицы и святителя Николая. Последняя, во время иконоборчества порубленная на челе изображения, кинута была в море и по триста лет Промыслом Божиим извлечена была из моря рыболовом с приросшей к оной на порубленном месте жемчужиной раковиной (хранящейся ныне в монастыре с прочей святыней) и с того времени и поныне чудодействует[67].

В обоих посещенных мною монастырях записал я для поминовения имена свое и родных и ближних, живых и усопших.

15-го числа в субботу отправился я на ночь в Иверскую Лавру[68] и, прибыв благополучно, принят был дружелюбно от архимандрита Гриентия, у которого и испросил благословения отслужить наутрие литургию в церкви, построенной на берегу моря, на том самом месте, где Царица Небесная вышла из корабля на землю, когда посетила и освятила Себе Святую Афонскую Гору[69].

По прибытии в Лавру поспешил я со спутником поклониться чудотворной иконе Царицы Небесной, называемой Иверской[70] или Вратарица, из которой, прободенной копием в лице, истекла истинная кровь (видная и поныне запекшеюся на древе) и которая по водам морским прямо стоящая из Никеи пришла в святую обитель. Изнесенная святым мужем из пучины на землю, ознаменовала сие место, где первее поставлена была, чудом искипения тамо источника сладкой воды, и доныне существующего неподалеку от церкви вышеупомянутой и чудодействующего в пользу пиющим с верой от струй его прозрачнейших.

16-го числа в воскресенье, отслушав в Лавре утреню, по испрошенному накануне благословению поспешил я в помянутую набрежную церковь (во имя Предтечи Господня) и там, к неизреченному радованию сердца моего, сподобился (на русском языке) совершить божественную службу при немалом числе собравшихся молитвенников, как греков из монастыря (между коими и сам находился архимандрит), так и русских по кельям живущих безмолвников. По совершении литургии отправил молебное пение Царице Небесной в той же церкви и акафистово моление в Лавре пред самой чудотворной иконой. Что воздам Госпоже моей, Госпоже всего мира, толико удивляющей милости свои на грешном рабе своем? Владычице, Приснодево, Богомати! Буди препрославленна, буди вечно Тебе от всея души моея благодарение, и слава, и хвала, и пение. Пробави щедроты грешному твоему рабу, и поклоннику, и чтителю вседушному, всю надежду на Тя возлагающему своего странствования к дальнему и горнему Иерусалиму. После акафиста прикладывались мы к святыне мощей многих святых угодников, как-то: Никиты великомученика, Иосифа, из отцов самой обители, крови Петра апостола и иных. Между частями мощей хранятся и частицы ризы Господней, губы и трости, употребленных воинами для напоения Его оцтем, егде рече: «Жажду».

Тропарь пред чудотворной иконой поется у греков Успения Божией Матери, во имя коего построена главная соборная в обители церковь. Пред чудотворной иконой горят неугасимо более десяти лампад от усердия разных лиц благочестивых.

18-го числа отправился рано поутру в русский Пантелеимоновский[71] монастырь, из коего накануне прислан был за мной иеромонах Никифор с мулами, и к полдню прибыл в оный монастырь. Русский называется он токмо по имени (ибо некогда действительно жили в нем русские, но были все вдруг перерезаны греками: и с того времени, лет сто пятьдесят назад, живут в нем одни греки, принимающие в собратство свое и русских), но принадлежит грекам и есть один из лучших общежительных монастырей афонских по строгости жития монашеского. Игумен оного старец Герасим, и дидаскал старец – благочестивейший, и духовные воистину люди приняли меня, многогрешного, с великой любовью.

19-го числа по приглашению и прошению их служил я, грешнейший, литургию по-гречески и того же числа после обеда посетил соседственные монастыри: Ксенофонтов[72] – общежительный – и Дохиарский[73], и поклонились святым в них угодникам, и приложились к ракам мощей святых, и к вечеру возвратились в русский монастырь.

20-го числа, отслушав раннюю литургию, на русском языке (живущим в обители русским иеромонахом Прокопием с несколькими русскими братиями) совершенную, отправились на монастырской ладии при благожелании игумена и братии на посещение прибрежных монастырей: Григориевского[74], Симопетрского[75], Святопавловского[76], где всюду были принимаемы любовно и прикладывались к святым мощам угодников (которых за многое число запомнить не мог), и уже поздно ввечеру или, лучше, ночью пристали к пристани Лавры Св. Афанасия[77]. Проночевав на берегу, утром 21-го числа прибыл в Лавру и сподобился повергнуться пред ракою великого угодника Божия и помолиться ему, прочитав всю службу на греческом языке, потом приложился к чудотворной иконе Пречистой Богородицы и посетил за монастырем малую обыденную церковь, построенную угодником Божиим, и приложился святым мощам. Проведя в последнем монастыре ночь и отслушав утреню, отправился 22-го числа к Котломусский[78] монастырь, где также помолясь и приложась к святыне, поехал в Корейский скит[79] к живущему там на покое архиерею Панкратию. Уже тридцать пять лет безмолвствует святитель сей на Святой Горе в посте, и молитве, и богомыслии и есть воистину муж преподобный. Принял он меня, многогрешного, с великой любовью и отпустил с благословением, обещавшись и сам посетить меня в Ильинском нашем скиту и удостоить меня сослужением с ним пред престолом Божиим. Корейский скит, ныне яко общее торжище святогорских отшельников, где они каждую субботу собираются для продажи своих рукоделий и покупки жизненных потреб, имеет вид маленького городка. В соборной церкви есть чудотворная икона Божией Матери (к которой я, грешный, сподобился приложиться), весьма почитаемая всеми святогорцами и в Пасху обносимая по Святой Горе для благословения. Теперь, 22-го числа пополудни, возвратился я благополучно в скит. 24-го числа, в праздник рождества Предтечи, 25-го, в праздник перенесения мощей святителя Митрофана, и 26-го, в праздник явления иконы чудотворной Богородичной Тихвинской, сподобился отправлять всю церковную службу и совершать страшную бескровную жертву.

2 июля по отслушании ранней литургии на присланных мулах отправился в русский монастырь, в котором угодник Божий святитель Митрофан благоволил быть престолу во имя его святое, и после полудня прибыл туда благополучно, и принят был отцами с искренней любовью. Немедленно вручил я из данной мне на сей конец милостыни посильную помощь денежную на довершение готовой вчерне церкви, из числа так называемых параклисей и освященной во имя святителя великого воронежского Митрофана, которому уже в монастыре в день перенесения мощей его святых 25 июня отправлено было торжественное бдение, причем образ его святой вся братия с подобающим поклонением благоговейно лобызала. Согласившись с отцами о том, как что расположить в предназначенной церкви во имя угодника Божия, и пробыв у них следующий день, пользуясь назидательным примером их благочестия, 4-го числа поутру по отслушании литургии отправился я далее на посещение остальных монастырей Святой Горы.

Утром еще посетив Костамонитскую[80] обитель общежительную и с поклонением приложась к частям разных святых мощей, продолжил путь свой и к вечерни прибыл в Изографский Георгиевский[81] монастырь, в котором от начала прославляется чудесами икона святого великомученика.

5-го числа в святой обители великого во святых святого великомученика Георгия, в которой, яко сербскими иконами обитаемой, вся служба отправлялась на словенском языке, сподобился я предстательством великого моего по собственной обители заступника, того же страстотерпца святого Георгия, совершить божественную литургию и потом отслужить молебен пред чудотворным святым его образом. Вскоре после сего продолжал я путь свой и вечерню слушал в Хилендарской[82] Лавре, в которой по приложении к частям разных святых мощей после вечерни читал акафист Богородице, пред чудотворной Ее иконой, называемой Троеручицею, той самой, пред которой святой Иоанн Дамаскин, моляся, получил от Царицы Небесной чудную помощь приращения ко плечу и оживления мертвой и отсеченной руки его и в которой в память сего великого благодарения принаписал еще третью руку.

Того же 5-го числа ввечеру приехал в общежительную обитель Эсфигменскую[83], тем для русских поклонников особенно знаменитую, что в ней пострижен и подвизался преподобный отец наш Антоний Печерский. Поныне видна еще вне монастыря его келья с малой во имя святого Николая церковью, в которой преподобный облекся в ангельский образ и близ которой должна находиться и пещера его, теперь уже лесом заросшая.

Вид русского Пантелеимонова монастыря. Гравюра середины XIX века

6-го числа, отслушав литургию и приложась к частям разных святых мощей и учрежден быв от отцов любезно доброй трапезой, пополудни поехал далее по отслушании вечерни и к вечеру прибыл в Ватопедскую[84] Лавру, где также нашел дружелюбное гостеприимство.

7-го числа (воскресенье) поутру по отслушании утрени и литургии прикладывался к частям разных святых мощей и к другой святыне, как-то: к четырем чудотворным иконам Божией Матери, ко святому Ее поясу, к чаше (из камня агата) святейшей.

Того же числа, отправясь из Лавры, к полудню прибыл благополучно в скит свой.

8-го числа, в день особенно для меня приснопамятный – явление святой иконы Богородичной Казанской – сподобился совершить божественную литургию.

10-го числа, в день преподобного Антония Печерского, тезоименитства преосвященнейшего Антония Воронежского, сподобился паки, окаяннейший, совершить божественную литургию о здравии святого владыки, моего благодетеля.

11-го, в день блаженной Ольги, паки по неизреченной милости Божией служил божественную литургию о упокоении души рабы Божией Ольги, в Бозе почивающей моей родительницы.

13-го паки, грешнейший, служил литургию с преосвященным Панкратием, посетившим скит по приглашению настоятеля и братии, а 14-го, в день воскресный, в присутствии святого владыки еще сподобился я, грешнейший, священнодействовать Божественные Тайны.

14-го (в воскресенье) паки сподобился священнодействовать и потом многократно. 25-го в скиту Богородицком русском (в котором живут теперь болгары, отправляющие службу на славянском языке) служил литургию в церкви Успения Царицы Небесной.

27-го, в память Пантелеимона великомученика, и 28-го, в день празднования иконы Богородичной, называемой Смоленской, уже в последний раз сподобился в своем скиту совершить божественную службу.

29-го после ранней литургии, помолясь святому пророку во храме его святом, поблагодарив отца строителя иеромонаха Парфения, духовного моего отца, и всю братию за гостеприимное их дружество, отправился я из скита со всем моим скарбом на присланных из русского монастыря лошадках в сей монастырь с о. Феодором, и с Никитой, и с другими спутниками, дабы оттоле на нанятом уже эллинском судне пуститься морем в Салонику.

По благополучном прибытии в монастырь, где встречен был любовно старцами святыми, на другой день, 30-го числа, отслушав раннюю в монастыре литургию, простясь со старцами, сопровождавшими меня с любовью до брега и на бреге пробывшими до самого нашего вступления под паруса, отправился с сопутниками, с соотечественниками, в Салонику, куда по двудневном плавании 1-го числа августа прибыли благополучно, хотя на Святой Горе пронесся слух, якобы появились на море разбойники.

В Салонике консул г. Ангел Иванович Мустакчиди, к которому имел я письмо из Царьграда от посланника, принял меня со всякой любовью и уважением и предложил мне для помещения свой собственный дом в городе и даже в монастыре Святого Преображения[85], где он жил как бы за городом с семейством на горе, прохлады ради воздуха, который в городе от жары нездоров. Но как я пожелал быть поближе к своим спутникам, то и помещен был на квартире господина драгомана Августа Ивановича Жабы, который сам на сию гостеприимную услугу вызвался и уступил мне лучшие свои комнаты, всякое оказал мне попечение о моем упокоении.

3 августа ездил я в сопровождении своего хозяина в монастырь к консулу и потом с ними вместе посетил с игуменом монастыря святую обитель, в которой церковь Преображения, древняя, строения греческих императоров, вмещает в себя святыню великую, чашу серебряную, в которой совершал Господь тайную вечерю Сам со учениками Своими[86]. В сем же монастыре устроено еще древними царями водоприятелище, приемлющее в себя текущую во все улицы и дома городские воду.

Из монастыря ходил в мечеть[87] (бывшую церковь Св. великомученика Дмитрия), и сподобился на гробе святого великомученика Дмитрия отслужить ему молебен по-русски и по-гречески, и освятился водой из источника Св. Дмитрия, там воду свою источающего. Потом посетил церковь Св. Богородицы, в которой славится чудесами святая Ее икона и еще чаша каменная, неистощимая, полная воды чудотворной и, сколько бы из ней не черпали, всегда полной остающаяся. В чуде сем сами турки, запечатавшие чашу своей печатью, уверились и отложили намерение свое превратить церковь сию в мечеть, оставив ее по-прежнему церковью христианской. К вечерни ходил в церковь Св. Феодоры (древле бывшей игумении девического в Фессалонике монастыря), которой мощи, по частям разобранные, почивают в той церкви и которой в тот день совершалась память, и сподобился приложиться к нетленным ее останкам.

4-го в воскресенье утреню и обедню, которую совершал Водинатский митрополит Иоаким (о упокоении души усопшей матери жены консула), слушал в церкви Св. Афанасия и потом приглашен был консулом в дом, куда собрались сам служивший владыка и старейшие и знаменитейшие из христианских граждан. После ходил к митрополиту города Салоники и всей епархии оного, почтеннейшему старцу Мелетию (в сопутствии консула) и, побеседовав с ним, сподобился его благословения вообще и особенно на служение божественной литургии на русском языке, когда и в какой церкви угодно.

От митрополита консул провел меня с сопутниками в мечеть Софии (из христианской прекраснейшей церкви), в которой в куполе и на горнем месте остались иконы мозаичные Царицы Небесной и иных святых (и из одного драгоценного мрамора зеленого цвета сделанная кафедра, на которой, по преданию, святой апостол Павел проповедовал Слово Божие). Потом ходили в соборную митрополитанскую церковь Св. великомученика Дмитрия[88], в которой почивают (по частям) нетленные мощи чудотворные святого Григория Паламы, архиепископа Фесалонитского, и сподобился приложиться к сей святыне. Посетили также древнюю, над древним же источником чудотворной целебной воды устроенную малую церковь Богородицы и освятились вкушением воды.

Пополудни посетил я мечеть, называемую ротонда, которая сначала была идольским храмом до проповедания христианской веры, с того же времени до пленения турецкого – христианской церковью. Здание сие высокое, круглое, огромное, вмещает в толстейших стенах своих пространные четырехугольные пустоши, в коих, вероятно, стояли идолы. Алтарь же христианский кажется приделанным по освящении капища в церковь.

5-го числа заключил я и спутники мои контракт с корабельщиком Константином Ларою (подданным элладским) о перевозе нашем от Салоник прямо в Яффу (через десять дней по заключении контракта вступить должен корабль под паруса), согласясь с ним в цене: с меня за каюту 300 левов, а с товарищей моих – с каждого по 180 лев.

6-го числа по приглашению господина консула обедали мы все у него в монастыре, праздновавшем свой храмовый праздник, и приняли благословение от митрополита, совершавшего в нем и бдение, и божественную литургию.

8-го числа, в праздник перенесения мощей святых угодников Соловецких, по благословении митрополита сподобился я, грешнейший, в церкви Св. великомученика Мины, в присутствии самого владыки со всем его церковным причтом и при стечении многочисленного народа (греков, и русских, и иных), совершить божественную литургию на русском языке со своими спутниками, оправив с ними прежде в той же церкви вечерню, и утреню, и молебен святому святителю Митрофану Воронежскому пред святой его иконой, к которой и за утреней, и обедней со всяким благоговением народ прикладывался.

12-го числа, в день святых мучеников Фотия и Аникиты, сподобился я, окаянный, паки отслужить святую литургию в церкви Св. великомученика Мины и потом сопутствующую мне братию учредил хлебом-солью.

15-го числа Царица Небесная великую явила милость недостойному рабу своему, призвав его служить утреню и литургию в храме Ее святого Успения по-гречески, при многочисленном народе православном, на божественную службу стекшемся. А обедом в сей день угощал меня и моих спутников господин консул, пригласив к тому и преосвященнейшего митрополита.

18-го числа (в воскресенье) приготовляемся перебраться на корабль, промедлив два дня за г. Жабой, новым нашим сопутником.

Того же числа в шесть часов взял лично благословение на путь у преосвященного митрополита Мелетия, и, поблагодарив от души господина консула за его дружеское о упокоении моем попечение, сопровожденный им и многими другими чиновниками до пристани, простившись со всеми, отправился на корабль, и около полуночи оставил Салонику и пустился в путь к Яффе.

19-го числа ввечеру поздно пришли мы в принадлежащий новой Элладе остров Скиатос с городком того же имени, где надлежало переменить просроченный свой паспорт на новый, и по исполнении сей надобности 20-го числа пополудни в шестом часу подняли якорь и при благополучном ветре свежем пошли в путь дальнейший.

23-го числа за крепостью ветра зашли в пятом часу вечера в Родос[89], имеющий хорошую гавань, огражденную высокими стенами – делом рук мальтийских кавалеров во время обладания их сим островом и городом, обнесенным многими высокими стенами крепостными.

24-го съехал я на берег в греческую церковь, которая только одна во всем острове и лишена совершенно подобающего благолепия, во имя святого Архангела Михаила. Возле оной ныне, однако же, строится новая благолепная. Обедни в тот день, хотя и субботний, не было. Пользуясь досужным временем, в сопровождении конорского агента прошли мы по улице, в которой прежде жили кавалеры (и в коей на многих домах остаются еще в целости мальтийские гербы) и собирались на молитву в построенной ими церкви Св. Иоанна Предтечи, где вблизи находится и бывший дворец великого их магистра.

Того же дня по утишении ветра, часу в двенадцатом утра, вступили мы под паруса, и по причине штилей при тихих попутных ветерках не прежде достигнули Кипра, как 28-го числа около полудни, и, подошед к пристани Липаель, свезли в оную бывшего с нами кипрского купца с сыном его и товаром в карантин, не сообщаясь отнюдь ни с кем из жителей, ибо на острове еще по местам продолжалась чума.

Того же числа от Кипра пустились к Яффе, и так как шкипер не бывал еще в сем порте, то и ошибся в своем расчете и тридцать миль прошел мимо оного к Дамиату, но, узнав от встретившегося арабского корабля свою ошибку, взял надлежащий путь, и 1 сентября в воскресный день прибыли мы на яффскую рейду (со всех сторон, кроме восточной, совершенно открытую и потому для стоянки якорной весьма опасную) и положили якорь. В Яффе нет карантина (хотя и строится лазарет для карантина судам на будущее), а карантин выдерживают все корабли с товаром и поклонники в Бейруте. Но старанием господина консула и просьбой его к паше, который тогда объезжал все пять пашалыков своих до Акры и находился в Яффе, нам позволено было остаться в Яффе и простоять на рейде с карантинным стражем пять дней, хотя и собственные их военные суда выдерживали карантин семидневный. По истечении сего срока 6-го числа утром перебрались мы с корабля на берег, и господин вице-консул Егор Иванович Мострас[90], к которому я при печали отправил письмо цареградского посланника обо мне, принял меня весьма дружелюбно, и все его семейство, и как мне, так и сопутникам моим отвел покойные жилища в монастыре Георгиевском, в котором он и сам живет, и всячески приложил попечение о доставлении нам по трудах плавания, а паче пребеспокойного стояния на якоре всякого успокоения.

Яффа. Общий вид

7-го числа ходил я на поклонение за город, на то место, где святой апостол Петр воскресил Тавифу[91], на коем видны следы бывшей церкви, и на развалины церкви Св. великомученика Георгия.

8-го числа посетил меня, грешного, епископ Севастийский Кирилл, живущий в Иерусалиме при наместнике патриаршем и приехавший в Яффу по делу строения в сем городе карантинного дома для поклонников.

9-го. Вещи наши отправлены; нам всем лошаки и ослы готовы, путь во Святой Град уже открывается. Господи благослови! Консулу и г. Жабе, будущем у его зятю, искренейше приношу благодарение за их гостеприимное ко мне, недостойному, внимание. Во втором часу пополудни отправились мы в последний, вожделеннейший путь, приняв благословение от архиепископа Кирилла и от души поблагодарив консула, и, вскоре миновав село Леазур[92] (от имени Елеазара, старца-учителя Маккавеев, с ними пострадавшего), знаменитое гробом Маккавеев, мучеников Христовых прежде пришествия Христа Господа, в шестом часу вначале приехали по желанию нашему в Лидду на гроб святого великомученика Георгия[93], над которым еще императрицей Еленой построен был великолепный храм, которого колонны и целые арки и своды остаются еще неразрушенными и в котором тогда арабские священнослужители совершали вечерню. С благословения их отслужил я со спутниками своими молебное пение святому великомученику Георгию на его гробе, отправился со всеми в Ремлю, древний Аримафей, где в монастыре Св. Георгия[94] и ночевали, получив всякое успокоение от почтенного старца, игумена святой обители.

10-го числа с восходом солнца отправились мы в дальнейший путь и с великой трудностью от зноя солнечного достигли в час пополудни села арабского (Гари), столицы Абугоша, древнего Эммауса[95], в котором стоит еще в целости, хотя не совершенно, древняя христианская церковь, в коей святой престол устроен был на самом месте преломления хлеба, в нем же познася Господь ученикам Луке и Клеопе; церковь сия ныне обращена неверными в конное стоялище. Там отдохнув час, продолжали мы с трудностью остаток пути своего до Святого Града, который в пятом часу открылся нашим взорам. Пали мы пред ним со слезами на землю и благодарили Господа, яко блаженными сотворил очи и сердца наши видеть град Великого Царя и благоговеть пред святыней Его, к поклонению коей стремились души наши, яко на источники воды живые стремится жаждущий елень. Тогда же сошли мы со скотов своих и пеши пошли ко вратам Святого Града, в которые в шестом часу вступили во исповедание великих Божьих к нам, недостойным, и вскоре достигли патриаршего монастыря[96]. Там, получив благословение его митрополита (наместника патриаршего) святого Петра, успокоились от своего дальнего и трудного путешествия. Особенно я, окаяннейший, при крайней своей слабости от многих немощей, а паче единой, от которой я тогда находился в страдании жестоком, от радости сам себе поверить не мог, что я действительно нахожусь во Граде Святом и исполнившу Господу Всеблагому во благих желание мое сие, о исполнении коего более трех лет толковал я, грешный, от усердной молитвы в двери Его милосердия. В церкви патриаршей получили мы благословение обители и поклонившись Святому Гробу, на который взирали с благоговением из окна церковного, сквозь которое по той причине, что к стене храма примыкает церковь патриаршая, видна вся его внутренность.

Того же числа после вечерни отверзен был для нас храм Святого Воскресения, и мы, грешные, сведены были в оный и по приклонении к камню Помазания[97] ароматами на погребение Тела Господня, впущены были в часовню[98] и в самый вертеп Гроба Господня. Повергся я ниц пред сим престолом милосердия Творца к преступной твари, за которую Он Сам, воплотясь, пострадал и умер, и погребен был, и воскрес со славой, яко Бог, совоскресив с собой всех нас человеков, во имя Его верующих. Воистину, страшно и свято место сие! В восторге благодарности ко Господу, сподобившему мое окаянтсво, дивным образом укрепляя немощь мою, припасти к Живоносному Его Гробу, и Пресвятому, и Преславному, да оживлюся благодатию, и освящуся, и не лишуся части в славе Царствия Его Небесного. Онемев я и умолчав от благ безмерных ко мне милости Господней, и умилился, и утешился, и усладился неизреченно. Изшед из Гроба Господня с новой, можно сказать, жизнью, поклялся я со страхом и радостью святой Голгофе[99] – алтарю всемирной исключительной жертвы Агнца Божьего – и прочим святейшим местам во храме, которым, ежели успею, сделаю особенное описание, возвратился, и возвращался ко Гробу Господню, и изливал пред Господом на месте сем благодатном в молитвах усерднейших грешную мою душу, и ощущал в душе моей радость и мир божественный, и целую ночь, преходя святыню небесную к месту, умножил, окаяннейший, моление мое ко Господу и ко Пречистой Его Матери, и в веселии духовном бдел духом, недремлющий телом. Единственная в жизни моей нощь сия спасительная, и светозарная, и всепразднственная для всех дней моих остальных будет источником виданного утешения и радования о Боге Спасе моем. Буди вовеки благословенна нощь сия, в которую я, темный грехами, осветился дивной благодатью от Гроба Господа моего и Бога моего!

Вид Иерусалима. Гравюра Д. Лебедева по рисунку Н. и Г. Чернецовых. 1840-е годы

13-го числа паки на нощь заключился я в церкви Воскресения Господня, пришед в оную к вечерни, торжественно совершаемой, причем один из архиереев священнодействовал в соборе многочисленном священных лиц, а прочие владыки в алтаре присутствовали.

Паки посетил меня Господь нощию в молитвах моих недостойных на святом и славном Гробе Своем и на святой и страшной Голгофе и в церкви Божьей Матери благодатию неизреченной внутреннего радования.

14-го. Утреня совершалась в присутствии архиерея, который сам в оной участвовал, в великом соборе, он же при рассвете начал служить там же божественную литургию, после которой началось торжественное хождение с Животворящим Крестом, который и воздвизаем был руками архиерейскими на Гробе Господнем, на Голгофе и на месте обретения оного в подземной церкви.

15-го, по прошению моему, митрополит Михаил, второй на местник, служил на Голгофе святой божественную литургию с поминовением на большом выходе по запискам моим живых и мертвых моих ближних и кровных, а панихиду после литургии отправляли три архиерея с собором освященным.

16-го и 17-го числа ходил к литургии в Гефсиманию[100] и поклонился гробу Царицы Небесной, и родителей Ее святых, и обручника Ее святого, и всем святым местам от града до Гефсимании пути крестного страшного, где Господь наш и Бог и Спаситель спасения нашего ради по неизреченном страдании душевном предал себя врагам своим и веден был до Голгофы по многих и бесчисленных муках и ругательствах на пропятие.

17-го числа исповедовался я, многогрешный, у святого Петра, и открылись очи мои помраченные, да вижу студ и срамоту мою. Боже! Милостив <буди> мне, грешному! Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем (Лк 23, 42).

18-го паки ходил к литургии в Гефсиманию и покланялся святым местам и там, где Спаситель Господь, преклонив колена, трикратно молил Отца Своего Небесного о мимонесении от Него чаши страданий, и я, окаяннейший, преклонив колена, со слезами повергаясь челом на землю, молил Господа, пострадавшего по мне, да мимо идет и от мене горькая чаша скорби душевной, обаче не моя, но Его да будет святая воля со мною грешником.

Храм Воскресения Христова в Иерусалиме. Гравюра начала XIX века

19-го числа сподобился я, окаянный (заключившись с вечера во храме), приступить к трапезе бессмертия с прочей братией вкупе и вкусить хлеба небесного и чашу жизни из рук архиерея Божия, совершавшего божественную службу, по моему прошению, о спасении живых и умерших ближних моих и потом отправлявшего по последнему панихиду со освященным собором. День радости велия и день смирения во благо грешнику. Благо мне воистину, яко смирил мя еси, Господи, да научуся оправданием Твоим.

20-го числа, отслушав литургию в своем монастыре, рано отправился я с прочими пешком во святой Вифлеем, и на пути зашли в Ильинский монастырь[101], близ коего показывается древо и место, где пророк Божий отдыхал на пути ко Святому Граду; к вечерни же пришли в Вифлеем[102]. Со страхом и радостью поклонился я на месте, над коим устроен престол православный в огромной Иустиниановой древней церкви с алтарем, от святой Елены устроенным, где родился во плоти человеческой Сын, прежде век Бог наш, и с любовью облобызал сие святейшее место. То же поклонение воздал я Ему, Господу моему Богу, и на месте яслей, в коих повит был пеленами повивающий землю мглой. Также поклонялся и на местах, где укрывалась Царица Небесная с Божественным Младенцем и получил святой Иосиф повеление свыше бежать в Египет, и еще (за полчаса от Вифлеема) где Ангел воспел «Слава в вышних Богу…». Также посетил я для поклонения и место, где хранятся кости избиенных Иродом младенцев (из которых одна ручка нетленно хранится у латинян в церкви), и пещеру, где в уединении подвизался в постничестве святой Иероним и где погребены святые жены: Павла и Евстахия, его ученицы, и другую пещеру, где праведный Иосиф молился, и, наконец, место умовения Царицы Небесной.

Вид храма Воскресения и пещеры Гроба Господня (Кувуклии) в Иерусалиме. Хромолитография 1888 года

21-го, отслушав литургию в Вифлееме, ездил для поклонения в Георгиевский монастырь (расстоянием на один час) и на возвратном пути осмотрел Соломоновы пруды[103], из которых в одном я купался, не без опасности, и паки возвратился в Вифлеем.

22-го (в воскресенье), отслушав литургию, совершенную арабским священником над самим местом рождения Господня, утром рано пеш возвратился в Иерусалим.

23-го отправился с товарищами в Горний[104] и сподобился поклониться и облобызать святые места: 1) в пещере пустынной, где укрылась святая Елисавета с Предтечею-младенцем и потом скончалась[105], 2) в монастыре латинском, в церкви их, прекрасно отделанной, где родился в рожденных женами болий, и 3) в развалинах древнего монастыря (за часа расстоянием)[106], где целовались обе матери, Дева и неплодная, и где последняя, взыгравшуся во чреве ее младенцу Предтече, приветствовала ю устами, Духа Святого полными, яко матерь Господа своего. И всех сих милостей Господних сподобил нас великий Предтеча в день его зачатия. Слава Тебе, Боже! Благодарим тя, великий и славный Иоанне!

24-го, в праздник первомученицы Феклы, во имя которой устроен престол в храме Патриархии, сподобился я в оном слушать божественную службу и потом с прочими участвовал в утреннем учреждении от святого Петра.

Гефсимания. Вход в гробницу Божьей Матери. Гравюра начала XIX века

25-го числа помянул меня, многогрешнейшего, преподобный заступник мой от купели крещения святой Сергий и в день памяти своей испросил мне от Господа некое ослабление, хотя корень скорби моей сердечной остался в сердце моем, неболезненное оного при всяком воспоминании лишения моего сокрушения. Слава Тебе, Господи! Благодарю тя, угодниче Господень!

26-го посетил Господь тяжкие грехи мои тяжелым, но спасительным посещением, возобновлением болезни моей геморроической самым болезненнейшим припадком, от которого днем и ночью стонал я непрестанно даже 30-го числа.

Октября 1-го, почувствовав некое малое в болезни облегчение, хотя еще крайне изнеможен, будучи в силах, поспешил я осветиться во святой день Покрова великой моей покровительницы Царицы Небесной и, отслужив ей с вечера всенощное бдение, поутру за обедней приобщился, недостойнейший, от трапезы бессмертия, вкупе с совершавшим литургию иереем Божиим.

Октября 3-го, оправясь мало в силах, собрался я наутрие отправиться в святую обитель Преподобного Саввы (куда уже мои товарищи сходить успели без меня) поклониться святому угоднику Божию, но паки посещен был за грехи мои наказанием свыше, и того же вечера упал я с лестницы каменной, пересчитав несколько ступеней в падении, и крайне разнемогся, повредив особенно плечо, и паки всю ночь простонал от новой жестокой боли в плече и принужден был отложить путь свой к преподобному Савве.

6 октября сходил к литургии в Гефсиманию и, сподобясь отслужить службу божественную на гробе Госпожи Царицы Богородицы, пошел я в Вифанию[107] и сподобился поклониться Господу на гробе воскресенного Им друга Его Лазаря, облобызав первее то место, где встречен был Господь Марфой и Марией. На обратном пути поклонился Господу, идеже изгна седмь бесов из Марии Магдалины. Господи, якоже хощеши, якоже веси, помилуй мя Господи, помози ми!

7 октября утром в шесть часов, по отслушании литургии в своем монастыре отправился в обитель Св. Саввы[108] в сопровождении игумена оной, куда через четыре часа и прибыл благополучно. Дикая пустыня, окружающая обитель, которая и сама выстроена в утесистом диком овраге (в коем вокруг видны многие пещеры – жилища некогда святых отшельников), свидетельствует, что воистину преподобный и ученики его, простиравшиеся числом до четырнадцати тысяч, возлюбили Господа от всего сердца и Его ради любви отреклись от мира отречением евангельским. Ныне, по укрощении наглости арабов от египетского паши Али, уже более года обитель сия не страждет, как прежде, от ненасытной их хищности, и почему число братии поприумножилось до тридцати, между коими более десяти есть русских, и управляются (за отсутствием игумена, живущего во Святом Граде) иеромонахом Иосифом, мужем благочестивым, имея общую скудную трапезу, постную, без масла, пять дней и единократную, кроме субботних дней и воскресных. Многие лета молился я угоднику Божию Савве Преподобному, да приведет меня во святую свою палестинскую обитель видеть неизгладимые веками следы благодати Божьей на месте пустынного его водворения, и, сподобясь получить просимое, повергся я с благоговейным жаром и излил душу мою в молении ко святому о призрении меня, грешнейшего, в дни печали моей о грехах моей юности. Успокоясь в гостеприимной келье своей, и напитавшись, и отдохнув, после вечерни посетил я все святейшие места святой обители, как-то: первоначальную пещеру преподобного, усыпальницу преподобных отцов, избитых персами, церковь Св. Иоанна Дамаскина, бывшую его кельей, в которой сокровенно от видения человеческого хранятся и святые его мощи, столп с церковью во имя Симеона Столпника, и, посмотрев с удивлением и благоговением на пещеры святого Ксенофонта, Иоанна, и Аркадия, и святителя Иоанна Молчальника, и все достопамятные здания монастырские, решился я остаться в обители еще на сутки, не столько для успокоения, как для того чтобы насладиться глубочайшим оной ангельским безмолвием.

Храм Рождества Христова в Вифлееме. Греческая церковь над пещерой Рождества. Гравюра начала XIX века

8-го числа (как накануне преподобному Савве) прочитал я все последование святому Иоанну Дамаскину и много молился ему о заступлении, о вразумлении и покровении меня, грешнейшего и за грехи тяжко страждущего, и благодарил его за помощь от него словесную.

9-го числа в шесть часов утра по отслушании в обители утрени и литургии опять в сопровождении отца игумена (любезно простясь с братией, а паче с отечественной) отправился обратно во Святой Град, куда через четыре часа и прибыл благополучно.

10-го числа по предварительному прошению моему совершал святитель Божий божественную службу на святой Голгофе с поминанием живых и мертвых по моим запискам. И я, грешнейший, с вечера пошел в церковь и всю ночь препровел в оной. Спасительная нощь! Спаси мя, Господи! Погибающего, спаси мя!

11-го числа после обеда в сопровождении одного доброго человека посетил я некоторые достопамятные святые в городе места, а именно: стену древнего храма Соломонова[109], за которой была святая святых, к которой приходят всякую пятницу и начинают субботу свою жиды тем, что по купленному им дорогой ценой праву у турок собираются все и молятся с плачем о пленении Святого Града; место темницы, в которой святой апостол Петр от Ирода был заключен, и близ оного – место железных врат, сквозь которые проведен он был Ангелом невидимо[110]; место дворца Давидова[111], от которого уцелел столп высокий: в нем писал он псалтири и с оного увидел Вирсавию, жену Урину; место храма Соломонова[112], где ныне Омарова мечеть, невходная для христиан. Довольно близко подошли мы ко вратам и рассматривали святые места древнего храма. Наконец смотрели мы древние медные четыре огромнейшие котла, от времени царицы Елены, в которых во времена посещения ею Святого Града приуготовлялась для народа пища. Тогда же посетил я сириянскую церковь, древнейшую всех – бывший дом святого апостола Марка[113].

13 числа по предварительному письменному сношению моему с консулом, который прислал для провождения нашего каваса своего с письмом к Муселиму, получив от сего еще двух кавасов (за плату 84 левов каждому с пищей им и коням их) для нашего охранения, пустился я с десятью соотечественными товарищами в вожделеннейший путь ко Иордану. Того же числа по весьма труд ной по гора м дороге прибыли мы в Риху (древний Иерихон)[114] – селение, бывшее городом, построенным от Адриана поблизости древнего разоренного им Иерихона, которого развалины еще и теперь видны, и там расположились на ночлег. На пути проехали мы колодец отдохновения Спасителя и место приключения с самарянином, впадшим в разбойники[115].

14-го вскоре пополудни в сопровождении присоединившихся к нашим кавасам еще шестнадцати конников вооруженных отправились мы к Иордану, на брег коего прибыли еще до зари. Толь значащее охранение военное необходимо было нужно по причине разбойничествующих арабов, которых многие тысячи, не покоряясь египетскому правительству, укрылись за Иордан и там за непреступными горами, в ущельях обитая, живут по своей воле, занимаясь разбоем, для чего и переплывают Иордан и нападают на странников-путешественников, и грабят их, и нередко убивают. Пролив на брегу Иордана теплейшую молитву ко Пресвятой Троице, впервые над Иорданом и во Иордан явившей себе человеком, и потом пропев тропарь и кондак Богоявления и иные ирмосы сего праздника, погрузился я в богоосвященные струи святого Иордана седмижды, яко же Нееман, духовно прокаженный, и изшел из реки богоблагодатной радостен, мирен, благодарящ Господа сердцем и устами, яко сподобил меня сей величайшей благодати, да в тех же водах, в которых Он Сам Пречистой Своей Плотью поргузился, да освятит водное естество к омытию с телами и душ человеческих от всякого греха, и я, окаяннейший, омыл многими нечистотами греховными оскверненное тело мое и верую, что благодать Иорданова исцелила во мне проказу растления греховного в душе и в теле. Буди, буди, Господи, спаси и помилуй!

Вид ущелья в иудейской пустыне и лавры Св. Саввы Освященного. Гравюра XIX века

От Иордана прямо проехали мы в сопровождении тех же конников на берега Мертвого моря и посмотрели со страхом и трепетом на сию влажную пространнейшую могилу беззаконных, преблудившихся несказанно и ходивших вслед плоти иной. Воды пучины сей мертвой едва движутся и от крепкого ветра и вкус имеют горько-соленый, несравненно паче морских вод. От Мертвого моря возвратились мы опять в Риху, а оттоле вечером пустились в путь к Иерусалиму, посмотрели издали на гору Искушения[116], продолжая всю ночь путь свой, и прибыли ко Святому Граду благополучно еще до зари.

20-го числа приуготовлялся я со всеми сотоварищами в путь к Назарету, но неисправность турка в доставлении для меня, по условию, двух лошадей с его личным провожанием заставила нас отложить сию поездку; и сие было дело Промысла Божьего, ибо того же вечера начал и двое суток продолжался идти сильный дождь, от которого в трудном по горам пути много бы надлежало перенести неприятностей, и при немощах моих должен бы я был изнемочь и занемочь весьма опасной здешней простудой.

26-го числа (отправив накануне с вечера всенощное бдение святому великомученику Дмитрию), отслушав обедню в монастыре Св. Дмитрия[117], архиереем Божиим совершаемую, ходил я к святому Петру принять от него благословение на заключение себя в храм Воскресения на сорок дней, да плачу в молитвах и в посте пред Господом и Пречистой Его Матерью о грехах юности моей скверных, за них же тяжко посетил меня, многогрешнейшего, Праведный Судия, да умилосердится и помилует меня, и ослабит мне праведное Свое прощение, и отверженного паки призовет пред лице свое, и по скорби, ею же до смерти бывает прискорбна душа моя, паки всесовершенным прощением возвеселит меня радостью божественной неотъемлемой. Получив просимое от святителя благословение, после вечерни поспешил я переселиться в храм единственный во вселенной и святыней своей не земный, а небесный, и водворился в отведенную мне над святой горой Голгофской уединенную малую, но светлую и уютную келью. Господи! Благослови начинание мое, и не посрами меня от чаяния моего, и помози моей немощи, да совершу течение поста покаянного и нетощь отыду от храма Твоего святого, но с даром вожделеннейшим просимой мной благодати освящения нового. Царица Небесная! Не остави мене, раба Твоего, но ускори на молитву за меня, грешного, и потщися на умоление Сына и Бога Твоего о мне, преоскверненном, да окропит меня иссопом Своего милосердия, и очищуся, и да омыет мя водою благодати Своей божественной, немощных врачующей и оскудевающих восполняющей, и паче снега убелюся.

Святая Голгофа. В храме Воскресения Христова. Гравюра. 30-е годы XIX века

23-го сподобился я, многогрешный, приступить ко трапезе в праздник памяти великого угодника Божия Митрофана (коему с вечера сподобился отправить бдение) и получил великое в скорби моей утешение.

Слава те, Господи, Боже мой! Ты воистину мертвиши и живиши, поражаеши и исцеляеши, убожиши и богачиши! Слава Тебе, яко услышал еси глас долговременного плача моего и приял еси молитву мою протяженную, а паче на святем Гробе Твоем и на святей горе Твоей Голгофе, Тебе нощию и днию от сердца кающегося возносимую (в течение спасительнейшего и утешительнейшего четыредесятидневного безмолвия во святейшем Твоем Воскресения Твоего храме). Окропил еси мене иссопом Крови Боготочной и облил еси мене Водой Божественной, из ребр Твоих истекшими, и не посрамил еси мене от чаяния моего великие Твоея милости, и отпустил еси мене восвояси с миром вожделенным 5 декемврия.

6-го числа, в день тезоименитства великого нашего государя, благочестивейшего Николая, по желанию консула совершена была от двух святителей о здравии императора и всех его кровных божественная литургия на Гробе Господнем, в которой и я, грешнейший, сподобился участвовать в числе сослужащих пресвитеров.

Накануне сего тезоименитственного дня сподобился я, недостойный, отправить бдение великому угоднику Божию святителю Николаю и в самый день после литургии – торжественное молебствие Царице Небесной (окаянного раба своего дивно помиловавшей) с провозглашением многолетства царю боговенчанному и всем его кровным.

Имже образом желает елень на источники водные, сице возжада душа моя и потекла по приятии свыше неизреченного милосердия на хлеб небесный, на чашу жизни, недостойнейшими своими руками уготовляемую бессмертия трапезу, потекла в Гефсиманию, на живоприемный гроб Матери Живота, и там 10 декабря (на другой день праздника Ее зачатия), совершив бдение торжественное Ее пречистому успению, вскоре сподобился совершить на гробе Ее, яко на престоле, и божественную литургию, и возрадовался радостью неизреченной, и молю Господа моего и Пречистую Его Матерь, да никто же возьмет от мене радость сию единственную, еже предстояти мне престолу благодати и совершать страшную и святую бескровную жертву, и вкушать, и животворитися в жизнь вечную. Верую Господи, яко молитвами Матери Твоей, в рождестве девство сохранившей и во успении мира не оставившей, сохраниши меня во благодати священнодействия и не оставиши меня паче посетити оною пред самым смертным моим успением.

12-го числа в четверток, в день памяти великого угодника Божия Спиридона Тримифийского, сподобился я, паче всех человек грешнейший, радостью паче всякой радости, сподобился на самом гробе Господа моего, на самом месте, идеже лежа Господь мертв, за грехи наши умерый, совершить божественную службу воспоминания сей страшной жертвы и самую сию страшную жертву принести таинственно бескровную, отслужил русскую обедню.

13-го числа в пяток, в день, в онже Церковь Святая постом вспоминает смерть Господню, смерть крестную на горе Голгофе, за спасение наше Им подъятую, сподобился я, окаяннейший, на святой сей горе молитвами Царицы Небесной и угодников всех, а паче преподобных Зосимы и Савватия Соловецких, в воспоминание страшных страстей, и распятия, и умертвия Господа нашего совершить божественную литургию и, как накануне, так и тогда, мнил себя весь день быть на Небеси, а не на земли, с Богом сердца моего и частью моей <с> Богом моим вовек.

14-го числа паки сподобился в приделе Божьей Матери[118] в ознаменование вечной моей благодарности за Ее материнское о мне, многогрешнейшем, попечение, имже из бездны скорби извлечен быв, совершить русскую божественную службу. Возрадуйся о Господе и о Госпоже, душа моя, и не забывай всех воздаяний их, и благословляй выну в век века имена Их святые.

Того же дня вышел я из храма, почувствовал себе нездоровым и вскоре попущением Божьим, понеже его же милует Господь наказует, последовал со мной самый жестокий припадок геморроя, и начались страдания лютейшие, которых за неимением врачей и врачевств отвратить было нечем, кроме собственных, какие мне известны средства. Сие бедствие лишило меня вожделеннейшей радости посетить святой Вифлеем на день Рождества Спасителя и там встретить сей великий праздник на самом месте события. Однако же Господь утешил мою о сем лишении скорбь тем великим утешением, что послал мне облегчение, сподобил меня, многогрешнейшего, восстать со смертного одра, совершить во храме обители в приделе Св. Иоанна Златоустого божественную литургию, после которой паки принужден был повергнуться на одре своей болезни.

31-го числа, в день отдания праздника Рождества (по просьбе титулярного советника Константина Васильевича Попова, помощника генерал-консула александрийского Дюгамеля, приехавшего на самое краткое время в Иерусалим поклониться святым местам), служить сподобился паче всякого чаяния на святой Голгофе божественную службу.

1836 год

1 января, совершив с вечера бдение в своей Св. Архангела обители праздникам Обрезанию Господню и памяти Великого Василия, встретил новое лето[119], по желанию совершал божественную литургию в девичьей обители Св. великомученицы Екатерины, которой после обедни отправил молебен с акафистом.

3-го числа почувствовал себе покрепче от немощи своей, поспешил с некоторой братией посетить святой Вифлеем и того же числа прибыл благополучно, с вечера отправил рожденному в нем Богу-человеку торжественное бдение, на другой день рано утром сподобился, всеокаяннейший, на трапезе святой, над самым местом рождества Господня устроенной, совершить божественную литургию, после которой отправиться не замедлил обратно. На сем возвратном пути завистью вражьей упал чудным образом с коня и повредил себе правый бок, и верховой ездой отягчалась и прежняя моя боль, так что с трудом достиг я своей кельи и принужден был паки повергнуться на одре болезни.

8-го числа некоторые из моих соотечественников отправились в путь на божественную гору Синайскую (путь и для меня вожделеннейший, в который и я непременно в начале путешествия моего полагал отправиться, но от которого за крайней оного трудностью и крайней моей немощью принужден был напоследок совершенно отказаться), причем одному из них сделал я поручение о привезении мне благословения от неопалимой одушевленной купины и от святой великомученицы Екатерины, нетленными своими мощами на Божьей горе почивающей.

10-го числа, в день тезоименитства возлюбленного старейшины нашего семейства, отправил с вечера бдение святому Павлу Комельскому, сподобился в монастырском во имя Святого Архангела Михаила соборе совершить божественную литургию и помолиться о архангельских присных и кровных друзьях.

11-го числа благодаря Господу, восстановившему меня от смертного одра, поспешил я паки запереться во святейший храм Воскресения Господня и нашел там готовый приют в келье архиерейской, бывшей праздной. Господи, освяти меня на месте святе, и освящение Твое неотъемлемо от мене сотвори!

14-го числа, в день отдания праздника Богоявления, отслужив с вечера бдение в честь крестившегося плотью Бога во Иордане, сподобился рано утром на святой горе Божьей Голгофе совершить божественную литургию.

16-го числа, также по отслужении с вечера бдения святому первоверховному апостолу Петру (его же веригам Святая Церковь в тот день поклоняется), сподобился я, окаяннейший, паки принести бескровную жертву на святом алтаре придела Св. Иоанна Предтечи[120].

Продолжая обитать во святейшем храме до 5 февраля (в которое число намереваюсь, ежели Бог благословит, отправиться в обитель Св. Саввы на остальные пять дней сырной недели и всю первую седмицу Великой Четыредесятницы), сподобился еще я, окаяннейший, служить божественные литургии по отправлении с вечера бдений: 30 января на Святом Гробе Господнем, 1 февраля (в родительскую субботу) на святой Голгофе, 2 февраля в соборной церкви Воскресения Господня и 3 февраля в приделе венчания Царя Славы венцом из терния.

5 февраля благополучно достигнув Лавры Св. Саввы, того же дня ввечеру отправил угоднику Божьему всенощное бдение и на другой день (четверток сырной недели) служил божественную литургию в церкви Св. Николая Чудотворца.

8-го числа, в субботу сырную, и в день великомученика Феодора Стратилата, и в память всех преподобных отцов, отслужив с вечера всенощное бдение (во храме Св. Иоанна Предтечи) преподобному отцу Иоанну Дамаскину, которого святые мощи в сем храме сокровенно сохраняются, сподобился отслужить божественную литургию.

9-го числа (в неделю сыропустную, отправив с вечера бдение святому великомученику Харлампию) сподобился служить божественную литургию во храме Святых мучеников.

10 числа, и 11-го, и 12-го, и 13-го, и 14-го, и 15-го седмицы первой четыредесятницы провел в служении, совершил две литургии преждеосвященные и в последнее число – святого Иоанна Златоустого в церкви Св. Николая и удостоился приобщить более двадцати соотечественников, братии и поклонников.

16-го числа (в неделю Православия, отслужив с вечера всенощное бдение Царицы Небесной, в честь чудотворной Ее иконы Тихвинской) сподобился служить божественную литургию святого Василия Великого во храме Св. великомученика Георгия, отправив ему молебен.

На первой неделе поста сильно я простудился, а потом на правом плече открылся жестокий веред, лютейшую боль причинявший, которым я прострадал всю вторую седмицу поста, и едва через силу собрался служить, и сподобился совершить божественную литургию в неделю 23-го числа, вторую – в церкви Преподобных Отец в Святой Лавре, от сарацин избиенных, отправив им с вечера молебное пение.

25-го числа по получении некоторого боли своей облегчения пополудни во втором часу отправился из обители Св. Саввы обратно во Святой Град, воздав теплое благодарение угоднику Господню за его милости и поблагодарив настоятеля и братию за их любовь и особенно за усердие, с которыми они немощного старца водили трудными по крутизнам выходами и сходами в пещеру святого Аркадия.

Возвратясь благополучно в Святой Град, на другой день, 26-го числа, поспешил я опять на несколько дней во святой храм Святого Гроба и по Промыслу Божию сошелся там с нашим консулом, который со всем семейством своим приехал накануне поклониться святым местам и встретить праздников праздник. Лаской его и усердием в исполнении всякой моей просьбы я всегда оставался довольным, равно как и при сем свидании. По его просьбе дал я ему слово и благодатью Божьей сподобился я, грешнейший, служить в пятницу (28-го числа) на Голгофе святой преждеосвященную литургию, а в субботу (29-го) – литургию святого Златоустого в Гефсимании на гробе Царицы Небесной, отправив с вечера всенощное бдение святым Ее родителям на самих святых гробах их. Возвращаясь из Гефсимании во Святой Град, по предварительному сношению консула с Муселимом впущен был (в чем прежде стража возбраняла) на двор Муселимова дома, бывшего Пилатовым жилищем[121], я видел место страдания Господа нашего и Бога, от воинов Пилатовых ему нанесенного, и бичевания по повелению игемона, и место темницы, ныне уже срытой, в которой заключен был Господь, Свет Мира, и преторию, в коей Пилат судил беззаконно Праведного Судию живых и мертвых. После того возведен я был там же на кровлю здания, с которого мог ясно рассмотреть место (ныне не только не входное, но даже неприступное христианам) храма Соломонова, застроенное мечетью, и то уцелевшее здание древнего храма, в котором обитала воспитывавшаяся в нем Царица Небесная, Храм одушевленный воплощенного Бога.

1 марта, в неделю Крестопоклонную я, многогрешнейший, имя Святого Креста недостойно на себе носящий, сподобился в пареклисии Царицы Небесной отслужить божественную литургию святого Василия Великого, предварительно с вечера отправив по уставу бдения с поклонением Честному Кресту Господню.

Марта 3-го числа вышел я из храма Святого Воскресения и поспешил к святому владыке Мисаилу, отцу моему духовному, и удостоился принять архиерейское отеческое его благословение на путь во святой град Назарет, куда наутрие, Господу поспешествующ у, намереваюсь отправиться.

4 марта, в среду Крестопоклонной седмицы, пополудни отправился с некоторыми спутниками конными и пешими, числом до пятнадцати, в путь ко святому граду Назарету и ночевал в селении христианском арабском Рамала, часа четыре расстоянием отделенном от Святого Града.

5-го числа, продолжая путешествие, достиг ночевать в Наблусе, правильнее Неаполис[122] (новый град на месте древней Самарии).

6-го числа привел Господь грешника на святое место древней Севастии[123], где совершалось усекновение главы святого Иоанна Предтечи, на коем теперь остались развалины дворца Иродова и развалины храма Св. Предтечи, по остаткам судя, великолепного. На самом месте усекновения ныне находится турецкая мечеть, в которую с трудом за деньги были мы допущены, и сподобился поклониться святому крестителю Спасову на месте собственного его кровавого крещения, по предварительном прочитании мною, грешным, службы на день усекновения. Там же сподобился я облобызать и поклонением и гроб святого пророка Елисея, которого священные кости, воскресившие мертвеца, на сем месте ожидают собственного своего воскресения. Ночлег наш был на пути к пещере по причине отдаленности селения.

7-го, в субботу, пополудни в третьем часу достигли мы святого града Назарета[124], и по письмам от святого владыки Мисаила к пребывающему там из-за болезни архимандриту Иоилю и ко старосте церковному был я принят (и все спутники мои) и упокоен в доме сего последнего, отслушав в православной церкви арабской[125], в которой находится источник (и ныне воду изобильно источающий), из коего Царица Небесная приходила почерпать воду. Греки и арабы почитают сей ключ местом благовещения, хотя и есть важная причина полагать сие место в монастыре латинском, бывшем доме праведного Иосифа. Начав в полунощи, сподобился я, грешнейший, во святом храме сем отправить всенощное бдение Царице Небесной, святому Ее благовещению, совершив величание и прочитав акафист на упомянутом источнике, особенным притвором при церкви огражденном с престолом, затем вскоре и святую божественную литургию сподобился я, окаяннейший, отслужить по усерднейшему моему желанию.

Того же 8-го числа пополудни ходил я с архимандритом Иоилем на поклонение святым местам во святом граде Назарете, а именно: в латинском монастыре[126] сподобился облобызать место самого благовещения, потом и пребывания Святой Приснодевы Богородицы в принадлежащей латинам же церкви, из бывшей мастерской праведного Иосифа устроенной[127], поклонился Строителю и Творцу Вселенной, древодельством в поте лица хлеб насущный приобретавшему. В одной из двух маронитских (ересь их есть остаток манихейской?) церквей, бывшей синагогой, в которой Спаситель в книге пророка Исайи прочел слово о Себе: «Дух Господен на Мне» и пр., поклонился Господу, пророками прореченному, а в другой церкви приложился к камню, на коем, по преданию, Спаситель с апостолами обедывал, странствуя по Галилее[128].

Слава и благодарение Господу моему и пречистой Его Матери, приведшим грешника окаянного на самосвятейшее по Святом Граде Иерусалиме место святого града Назарета, идеже совершися велия тайна начальная нашего спасения, идеже сила Вышнего осени чистейшую Ангелов Приснодеву, а Дух Святой нашед на ню и во чреве Ее девственном Слово, еже Бог бе, плоть бысть, неотступль своего Божества, идеже двадцать пять лет Бог Воплощенный провел в безвестности, в трудах и в смирении непостижимом. Толикая благодать излиялась в душу мою на святом месте сем, что радость неизреченная была мне небесная, неземная. Слава Тебе, Господи мой! Слава Тебе, Госпоже моя, Владычице Богородице!

9-го числа, получив напутственное благословение, хлеб благословенный от сорока мучеников, отправился в путь к Галилейскому морю, к граду Тивериаде[129]. Ввечеру поздно достигли мы Тивериады-града и ночевали на берегу моря Галилейского в теплицах[130], в которые с горы стекает целебная горная вода. Не доезжая сего ночлега, поклонились Господу на месте святом, идеже Он пятью хлебами насытил пять тысяч мужей, разве жен и детей.

10-го числа рано утром пустились в путь на святую гору Фавор[131], до которой и достигли благополучно, и в пятом часу пополудни сподобился на вершине ее поклониться на месте преображения, с прочитанием службы на сей праздник Самому преобразившемуся Господу, со усерднейшим молением, да преобразит Он тело смирения моего, воеже сообразну ему быти телу славы Его, и с пламенным благодарением, яко сподобил грешнейшего паче всех человеков стати на горе святой, на ней же явил Господь славу Божества Своего, под человеческой плотью сокровенную, ее же причастниками сотворит всех верующих в Него, на нюже во облаце светле сниде Дух Святый, над нею же гласом Своим возгреме Безначальный Отец, свидетельствующ возлюбленному Сыну. Слава Тебе, Господи! Слава Тебе!

Спустясь с горы святой уже по захождении солнца, достигли находящего под горой селения Деворы, в котором и имели ночлег.

11-го, продолжая обратный путь свой, ночевали в городе Дженине[132].

11-го, проехав мимо по самому брегу Севастийского озера, ночевали в одном селении арабов неверных.

12-го достигли ночевать в Наблусе.

13-го, по выезде из Наблуса, сподобился я поклониться гробу святого праведного Иосифа Прекрасного, находящемуся за городом неподалеку, в стороне, в мечети, бывшей церкви христианской.

Продолжая обратный путь, сподобился я поклониться Господу на студенце Иаковли[133], и ныне еще существующем (но из коего, по причине глубины великой и оскудения воды, вода не черпается), на коем прямо против горы Гаризима в виду с левой стороны города Cихема, достопамятной по бывшему на нем Самарянскому храму, где беседовал Господь с самаряныней. Пал я пред Господом и, благодаря, яко сподобил достигнуть сего святейшего места, молил Его благость, да даст мне воду Свою, отъемлющую от человека всякую жажду земных суетных наслаждений.

14-го весьма уже поздно ввечеру достигли селения христианского арабского Рамалы и, в доме одного из трех священников проночевав, на другой день, 15-го числа, в субботу, акафист прослушав в церкви Божьей Матери, утреню и литургию, на арабском языке совершаемые, вскоре отправился во Святой Град, в который я прибыл благополучно около полудни, после десятидневного священного путешествия.

Из сих десяти дней средние пять лил почти беспрестанно дождь и холод продолжался почти зимний. И при всей такой трудности пути по горам, крутизнам и при разных искушениях, от врага Господу избавляющу, мог я вынести при крайне слабом здоровье тягость путешествия и возвратиться мирно и безболезненно, к великому собственному своему удивлению до невероятия, так что яко исполнися на мне, грешном, слово Господа моего: «Сила Моя в немощи совершается».

16-го, отслушав литургию в Гефсимании, на обратном пути к Святому Граду ходил на овчую купель Вифезду[134] и на место, где показывают в пещере место семидесятилетнего сна праведного Авимелеха, усыпленного Господом по молитвам святого пророка Иеремии, да не видит падения Иерусалима.

18-го числа, проведя предшествующую ночь в молитвенном во храме Воскресения Господня заключении, ходил в армянский монастырь[135], пространнейший, с прекраснейшей церковью и приделами (построенным грузинскими царями), и сподобился поклониться святому апостолу Иакову Заведееву на месте, на коем совершилось усечение (от Ирода) главы его, и Господу моему, Судии живых и мертвых, на месте суда Его от Анны архиерея[136], которого дом обращен в женский армянский монастырь.

С 18-го на 19-е число провел ночь во храме Гроба Господня и не лишился чаемой благодати. С 21-го числа (Лазаревой субботы) вступил, по благодати Господней, в служение на всю Страстную неделю, и не отринут был от лица Божьего, и удостоен был совершить божественную службу 21-го (Лазарева суббота) в Гефсимании на гробах святых богоотец Иоакима и Анны.

22-го, проночевав во храме Гроба Господня и там отслужив всенощное бдение и потом отслушав русскую литургию на святой Голгофе, сподобился я сам совершить бескровную жертву в своем монастыре, в приделе Св. Иоанна Златоустого.

23-го и 24-го числа там же сподобился служить литургию преждеосвященных даров.

25-го, в день Главизны Спасения нашего, в день Славы Царицы Небесной, паки в Гефсимании отправив всенощное бдение, служил в приделе Богоотец божественную литургию.

26-го (Великий Четверг) служил в монастыре, в приделе Св. Иоанна Златоустого, и потом был зрителем священнейшего зрелища – омовения ног двенадцати священников архиереем Божиим на открытом месте пред многочисленным собравшимся народом, совершаемого на лестнице у стены храма Святого Воскресения, ведущей в церковь, некогда православную, ныне же латинскую[137], где царица Елена находилась при совершившемся чуде воскресения мертвого человека на Животворящем Кресте Господнем, по которому он был и познан.

27-го служил положенную службу с прочтением Евангелия страданий Бесстрастного Страдальца о гресех наших.

28-го, в день Великой Субботы, во храме Святого Воскресения Господня сподобился видеть чудо благодатного огня[138] (и освятиться его благодатью), сошедшего свыше на Гроб Господень и возжегшего на нем светильник в знамение, ежегодно возобновляемое милосердным Господом, благоволения Его к православной нашей вере. Слава Тебе Господи! Огню подаяй! Яко огнем небесным свидетельствуеши всей земле о правоте нашей в Тебе веры и о заблуждениях всех прочих исповеданий, да утверждаяся в ней сердцами, воспламеняемся тем огнем невещественным, огнем любви божественной, ею же Ты сошед еси повергнути и на земле.

29-го, в благознаменитейший день праздников праздника, служил божественную литургию в монастыре в главной церкви Св. Архистратига Михаила и вижу в том особенное ко мне, окаяннейшему, благоволение Воеводы Сил Небесных.

30-го сподобился я, многогрешнейший, на Гробе Господнем, на самом месте святейшем святейшего непостижимого Его Воскресения, Воскресшему Победителю Смерти воспевать воскресные победные песни, при совершении на престоле Его существенном, на нем же Он, Царь Славы, покоился Телом Своим Богочеловечным, мною, недостойнейшим, божественной литургии. Что воздам Господу моему за щедроты Его ко мне несчетные! Поклоняюся Тебе, Боже мой, славлю, величаю, благодарю Тебя! Аминь, аминь, аминь!

31-го, благодатию Пресвятого и Живоприемного Гроба укрепляемый, ходил во святую Вифлеемскую весь и обратно, и там, на месте рождения воскресшего Господа, по отправлении утрени сподобился совершить божественную литургию.

На 1-е число апреля, на ночь, провел во храме Гроба Господня, на коем совершаемую сподобился слушать божественную литургию, а потом другую слушал в приделе (вне храма к нему пристроенному) празднуемой в сей день преподобной великой угодницы Божьей Марии Египетской.

Пропустив 2-е число за немощью без службы, 3-го (с вечера накануне заключившись в храме) сподобился принести Богу Вышнему жертву бескровную на том месте, где та же жертва, но кровавая, принесена была о грехах наших Богу Судии и Карателю Грешников, где Христос Господь, Пасха наша, за нас пожрен бысть на святой горе Голгофе.

Между тем, в сию ночь последовало во Святом Граде неприятнейшее происшествие. Сто пятьдесят солдат турок, присланных недавно в число стражи граду, взбунтовались и через стену убежали из града, и покушались потом разбить ворота городские, дабы вторгнуться и произвести возмущение в жителях против начальства, но пушками были отбиты от ворот и скрылись.

А как настоит уже время нам отправиться в Яффу, дабы плыть во Святую Гору, то предлежащей ради опасности быть ограбленным, ежели не убитым от бунтующих солдат-разбойников, написал я письмо в Яффу к господину консулу, в котором испрашивал от него в затруднительном нашем положении совета и помощи.

4-го числа сподобился я, многогрешнейший, отслужить божественную службу в Гефсимании на самом гробе Царицы Небесной. По совершении литургии восходил на Елеонскую гору[139] и, поклоняясь святым апостолам на северной вершине оной, называемой Малой Галилеей (отколе взирали апостолы горе возносящуся Господу на Небо), облобызал с достолетним поклонением на средней вершине следы вознесшегося Господа и совознесшего с собой наше естество на Небо во славу Божества.

С Елеона прошел я на Сион святой[140], облобызав с поклонением на пути следы явные на камне, где Господь, Свет мира, помазал очи брением слепому и послал его умыться на купель Силоамлю[141].

Умылся и я, слепотствующий душевно, водой священной сей купели и возшел на Сион в то здание (которое ныне обращено в мечеть), в которой горнице велией постланной совершил Господь тайную вечерю, умовение ног, и где явился ученикам по воскресении, вшед сквозь затворенные двери, и где сошел Дух Святый на божественных апостолов. Там же за стеной находятся и гробы царей Давида и Соломона, но видеть их христианам возбранено, а только снаружи указывают на стене, где они быть должны за стеной. Там же на Сионе показывают и бывший дом Заведеев[142], в котором Царица Небесная у возлюбленного Господу ученика, Ей усыновленного, обитала до преселения Своего к Сыну Своему и Богу. Там же, в армянском монастыре, который был прежде дом Каиафы, поклонился я, многогрешнейший, Господу, на месте, где Разоритель Ада заключен был в темницу, и где Судия Живых и Мертвых судим был неправедно лжелюбным первосвященником, и где Петр-апостол отрекся трижды своего Господа и Учителя. Там же указывается и место дворца Давидова, и ложе того пруда, в котором измывалась Вирсавия, жена Урина. При переходе от Елеона на Сион сподобился я шествовать по пути, по коему апостолы по успении Царицы Небесной несли богоприятное Ее Тело на погребение в Гефсиманию, и поклонился Ее величию там, где Она неверного Афония наказала, а обратившегося к вере помиловала чудесно.

5-го числа, в неделю антипасхи, заключась с вечера в храм Святого Воскресения, сподобился отслужить нощию на святой Голгофе божественную литургию, последнюю, ибо, ежели Бог благословит, уже готовлюсь в обратный водный путь ко Святой Горе Афонской. Царица Небесная! Сподоби достигнуть в мире священного Твоего жребия.

6-го. Уготовляясь в путь, служил божественную литургию, последнюю в своем монастыре, в церкви Св. Архистратига Михаила, и после обедни – молебен Первостоятелю Небесных Сил.

7-го, отслушав заутреню и обедню в своем монастыре, поспешил на Гроб Господень, и там, на Голгофе святой, излиял душу мою в слезной молитве пред Господом и, поклоняясь последним поклонением и облобызав последним лобзанием Пресвятой и Живо-приемный Гроб Господень, от него паче солнца воссияла на меня, омраченного грехами, благодать Господня неизреченная, поверг моления мои пред Сердцеведцем, отторгнут был от сего святейшего места, иже есть Дом Божий и Врата Небесные, извещением, что уже все мои спутники готовы в путь, поспешил из храма единственного во вселенной и вскоре пополудни отправился в Яффу.

Вид Елеонской горы. Гравюра из книги А.С. Норова «Путешествие по Святой Земле в 1835 году»

8-го числа, после ночлега на поле, на открытом месте, пополудни во втором часу достиг знаменательного чудотворением Петра-апостола города Яффы.

Судьбы Твоя, Господи, бездна многа! Прости мне мое безумное прегрешение воли Твоей! Покоряюся воле Твоей святей всем сердцем моим. Онемех, и не отверзох уст моих, яко ты сотворил еси (Пс 38, 10).

Только что сошел я с коня, встречен был почтенным консулом, и первое слово его ко мне было поздравление меня с назначением к миссии в церкви русской в Афинах, о чем и письмо от посланника цареградского тамо доставил[143].

Плоть противится, но дух покоряется. Царица Небесная, прими меня в жребий Твой и благослови на новое дело и отпусти с миром, да буду мирен с ненавидящими мир.

Почтенный консул приискал мне и сопутникам моим корабль греческий за цену на мою долю за каюту и с помощью недостаточествующим 500 пиастров, пересылая вещи свои на корабль.

Сегодня, 9-го числа, отслужив всенощное бдение святому великомученику Георгию, в его же имя храм и монастырь сооружены, сподобился во храме сем отслужить божественную литургию, а потом молебен напутственный Царице Небесной и святителю Николаю.

10-го числа утром, простясь с консулом, поблагодарив его от искреннего сердца за его усердие, переехал на корабль, на котором греков, и болгар, и русских собралось до пятидесяти человек в тесном помещении, и того же часа при попутном ветре вступили под паруса.

11-го числа при отшедшем несколько к западу ветре продолжали свое плавание по настоящему курсу. С 11-го на 12-е вечером ветр весьма скрепчал и развил великое волнение. Продержась сутки под парусами, по невозможности продолжать плавание свое безопасно, спустились к острову Кипру и в пятом часу вечера положили якорь на рейд порта Ларнако.

13-го, по прошествии двадцатичетырехчасового карантина, консул г. Саити, получив от меня письмо посланника цареградского, прислал ко мне своего драгомана с другим чиновником с предложением своих услуг и приглашением к нему в город.

14-го утром на присланной от консула шлюпке отправился на берег и, встреченный и сопровождаемый им, поспешил во храм святого праведного друга Христова Лазаря[144], третьего епископа Кипрского, на поклонение части святых мощей и святому его гробу, под святой трапезой находящемуся; не зная местоположения, устремился я, грешный, вошед в алтарь, на поклонение и облобызание святой трапезы; и, как место сие было не освещено, а паче всего по попущению Божию, с расходу упал в преддверие, входящее в самый гроб лестницей вниз о многих ступенях. Страшно ушибся я грудью и спиной и голову рассек до крови, и вынесен был наверх, едва помнящий себя от болезни. Наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя[145]. Стараниями консула, почтеннейшего Марка Антония Саити, тотчас сыскан был врач и дан для упокоения моего, и всякая всевозможная оказана мне помощь, так что пробыл 14-е, 15-е и 16-е числа, доколе в груди и спине боль унялась довольно и рана на голове стянулась, 17-го сподобился я паки прийти в церковь и поклониться святителю другу Христову и отслушать божественную литургию; и, паки поклоняясь и облобызав гроб праведника, оправился к консулу из морской части в Ларнако и там пообедал, напутствован будучи им щедро всем нужным с излишеством, возвратился на корабль, в силах будучи уже продолжать плавание. Не забывай, душа моя, милосердия Господа твоего, поразившего тебя и помиловавшего дивно, так что и врач и все удивились до чрезмерности, что ты не сделался калекой или совсем не разбился до смерти. Помни добрейшего сердцем франка-консула и православных врача Валсама и родственников его, и другого врача Ангелади, и драгомана Хадди, и всех сродников его. Слава Тебе Господи, благодарение вам, апостоли Варнава и Павле, первые святители кипрские! Святой апостол Варнава[146] в Лидии, отстоящей на шесть часов от Ларнако, святительствовал и погребен, и обретены святые мощи его нетленные.

Вид русского на Святой Горе Афонской Св. великомученика Пантелеимона монастыря с юго-восточной стороны. Литография 1866 года

Успенский и Свято-Митрофаниевский храмы Пантелеимонова монастыря. Фотография 1996 года

18 апреля отплыв от Кипра при самом благоприятном ветре, дошед до оконечности оного северной, за крепостью противного ветра стали на якорь и потом, на другой день снявшись за штилями или противными ветрами, долго промедлили у сего острова. 24-го, получив свежий благополучный ветр, пустились мы к Родосу, но, неверно направив курс свой, не доходя оного, приблизились к берегу Анатолии и за усилившимся крепким ветром укрылись в заливе местечка Финикас, отстоящего еще на пять часов от Миры Ликийской, святительного престола иже во святого отца нашего Николая. Отселе вышед опять, не имея попутного ветра, с трудом достигли безопаснейшей пристани или, лучше, самородной из многих островов составленной гавани, где и укрывались более суток от жестокого северного ветра. Отсюда, апреля 28-го, при благоприятном ветре поплыли к Родосу, но опять ошиблись в направлении пути своего, зашли ночью в залив Анатолийского берега (принятого за Родос), и едва вышед из оного при том же ветре, и спешили плыть к знаменитейшему для Церкви Христовой острову Патмосу, которого и достигли апреля 30-го числа ночью, потерпев немало при самом входе в залив оного, до города приближающийся, от встретившего нас с подветренной стороны внезапного сильного шквала с сильной грозой. Сын Грома возгремел для возбуждения нашего в страх Господень.

Мая 1-го, купив за требованную плату освобождение от трехдневного карантина, пополудни съехали мы все на берег и, посетив находящийся на высокой горе монастырь[147] и воздав поклонение с благоговейным святым лобызанием главы Христодула, первого обители сей во дни императора Алексея Комнина основателя, спустились вниз в древний же монастырь, стоящий на крутизне горы на расстоянии половинного пути до моря. Здесь-то святой и всехвальный апостол и друг Христа Господа, возлюбленный Иоанн Богослов, в пещере написал Евангелие, написав первее там же Апокалипсис. Пещера сия, обращенная от древних времен в церковь, и ныне существующую, сохранила весь свой первобытный вид, со сводом при входе, троечастно разсевшимся от ударившего в оный Сына Грома, за коим возгремел Божественный глас сими словами: «В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово» – в слух подвизавшегося в пещере в трехдневном посте с молитвой о вразумлении его к написанию Евангелия. Свято место дивной сей пещеры, в которой Сый и Иже Бе и Грядущий, альфа и омега, начаток и конец, явился рабу своему верному и ученику возлюбленному, и научил его судьбам Царства Своего Небесного на земле, Церкви Святой, и открыл ему тайны всех веков до скончания века.

В сем месте святейшем сподобился я, окаяннейший, совершить нощию бдение святому благовестнику, наперсному ученику Единственного Учителя (имев намерение служить и божественную литургию, но отложив оное за неимением доброй просфоры), при ощущении робости духовной несказанной. Ненавистник добра при сем, как и всегда, не оставил без смущения единомысленной единодушно молящейся братии, да обратится болезнь его на главу его. Нас же Господь да измет из сети, ею же змий запят нам распрею небратолюбно. Утром 2-го числа возвратились мы на корабль свой с миром. Апостоле, Христу Богу возлюбленне, друже, благовестиче, пророче, девственниче, сыне Божьей Матери Приснодевы! Прими мое от сердца и души приносимое тебе благодарение за милости твои богатые, яже удивил еси на мне, нищенствующем, во всякой правде; и сопутствуй мне помощью твоей во спасение мое в многотрудном пути жития сего страннического, и молитвами твоими на скрижалях сердца моего напиши Слово, о нем же возгремел еси в начале твоего благовествования[148].

3-го (в воскресенье) утром рано оставили мы Патмос и устремились в дальнейшее плавание[149]. Продолжая оное большей частью при неблагоприятных ветрах, 5-го числа к вечеру укрылись от крепкого противного ветра, зашед на остров Хио, на рейду пространного города того же имени.

6-го числа, в день отдания праздника праздников, утром поспешил я в город Сакис[150] в храм к Божьей службе и, к великой радости духовной, отслушал часть утрени и потом божественную литургию в церкви довольно благолепной, во имя святого великомученика Георгия, одной уцелевшей от сокрушительной руки турецкой, отягтевшей над сим городом тяжко весьма, так что пали под ней и стали развалинами до трехсот церквей (по словам нашего кораблеплавателя) со многими иными зданиями и до тридцати тысяч погибли в сем разрушении. После литургии сподобился я принять благословение от архиерея Божия Григория в дому его и благословение еще на совершение наутрие литургии в другой самой малой церкви во имя святого апостола Иакова Богобрата. Но благодати сей я не сподобился, ибо того же дня, хотя и не при попутном ветре, к вечеру вступили мы под паруса.

7-го числа, в день воскресенья, по отслужении мною утрени и вечери открылась нам Святая Афонская Гора – пристанище нашего хотения. Господи, приведи нас вскоре ко пристанищу сему небудному! Мати Божья, прими нас под кров Твой ненаветный монашеского безмолвия!

С 8-го на 9-е, по отправлении вечерни с акафистом святому Николаю Чудотворцу, получили мы желаемое от угодника Божьего, ибо все дни до сего безветрие продолжалось и ежели и завевал ветер, то всегда противный. Надежда же сущих в море православных – святитель Божий, приняв нашу усердную молитву, вдруг послал попутный свежий, но не крепкий ветер, так что корабль наш под всеми парусами побежал быстро ко Святой Горе, и на утро 9-го числа, в самый праздник угодника Божьего, достигли мы Горы Святой. Намеревались пристать в Ксиропотамской пристани, но Промыслом Божьим положили якорь пред русским монастырем, куда я не замедлил отправиться с корабля, но не впущен был тотчас во святую обитель по ложному слуху о свирепствующей аки бы в Иерусалиме чуме (и сие для того, чтобы мне принесть Царице Небесной акафистное моление вне обители, на самой земле святого Ее наследия). Вскоре, однако же, врата отверзлись, и принят я был внутрь старцами с любовью.

10-го числа сподобился в первый раз служить на горе божественную службу в церкви Св. Николая Чудотворца.

12-го ездил на Корею для получения присланных мне из России писем и оттуда проехал в скит пророка Илии. Воздал благодарение пророку и целовал настоятеля, отца моего духовного и всю братию; на другой день, 13-го числа, ездил в Иверскую Лавру и помолился Царице Небесной пред чудотворной Ее иконой, благодаря милосердие Ее от всего сердца. Из Лавры приехал на келлию, в которой в церкви хранятся мощи святых новых мучеников – трех отроков Евфимия, Игнатия и Акакия, омывших добровольно кровью своей скверну магометанства, которые осквернены были в младенчестве не по своей воле.

14-го числа в скиту Св. пророка Илии, во храме его святом, сподобился я, многогрешнейший, совершить божественную службу и на другой день, т. е. 15-го числа, паки возвратился в русский монастырь.

Положив у Святого и Живоприемного Гроба твердое намерение за полученную мной по четыредесятодневном моем в заключенном храме Гроба Господня молении животворящую, священную благодать принести Господу на Горе Святой, в новом во имя святителя Митрофана храме, благодарение четыредесятодневным служением божественной литургии, поспешил я исполнить ревностнейшее желание моего сердца. Но как, по неисповедимым судьбам Божьим, нашел я храм святой неконченым, или, лучше, оставленным без окончания до моего возвращения, – а медлить мне было невозможно по причине надлежащего последовать вскоре моего отправления в Афины, – то в ожидании окончания святого храма угодника Божьего Митрофана с разрешения духовного отца начал я с 17-го мая, со дня великой пятидесятницы, служение мое сорокадневное во храме святителя Николая. Господи благослови и сподоби до конца прейти благоугодно пред Тобою сие спасительное поприще во славу имени Твоего Святого и в возблагодарение Твоей благости за благое деяние мне новой жизни у Живоприемного Твоего Гроба.

Церковь Св. Митрофана Воронежского в Ильинском скиту. Современный вид. Фото М. Талалая

18-го числа, в праздник Святого Духа, по приглашению игумена и старцев сподобился отслужить божественную литургию в соборной Св. великомученика и целебника Пантелеимона церкви на греческом языке.

Продолжая божественное служение в несомненном чаянии окончить оное в оконченном новом храме великого угодника Божьего, к прискорбию моему увидел я чаяние мое неисполнившимся. Попущением Божьим свыше Сатана возбранил делу благому, возмутив старцев монастырских страшиться там, иде же не бе страх, так что, несмотря на обещание свое, отреклись они совершенно от своих слов и отказались вовсе от устроения в монастыре своем престола во имя великого святителя Митрофана[151]. Почему, продолжив ежедневное литургисание в монастыре до 8-го числа июня, в сие число отслужив угоднику молебен, и икону его святую изнесли из монастыря в русский Ильинский скит, для окончания там сорокадневного служения божественной литургии и пребывания безмолвного в нем до отъезда к новому своему месту[152].

Того же числа, проезжая мимо древний наш русский монастырь, в котором братия наша, до тридцати человек, от греческих своих собратий, в том же монастыре иночествовавших, побиени быша, остановился в развалинах сей опустевшей обители, и, с сопутниками своими поставив икону святого Митрофана в параклисе Божьей Матери, довольно еще уцелевшем, отслужил по усопшим панихиду, и потом продолжил свой путь в скит Св. Илии, куда вскоре и прибыл благополучно, и принят был любезно старцами и братией, и наутрие вступил в служение священнодействия Божественных Тайн для окончания сорокадневного восприятого на себя священнейшего подвига.

25 июня, в день перенесения святых мощей святителя Митрофана, совершил я сороковую божественную литургию. Слава Тебе, Господи, яко не презрел еси моления моего грешного и утешил мя еси утешением божественным!

Слава Тебе, Царица Небесная, яко удивила еси щедроты Твои на мне, многогрешнейшем, исполнив пламенное к Тебе возсланное прошение сердца моего, и дивно укрепила мою немощь, и явно посетила меня милостью Своей богатой, о ней же дивлюся дивом великим, с благодарением из глубины сердца к Тебе возносимым!

Интерьер церкви Св. Митрофана Воронежского в Ильинском скиту. Современный вид. Фото М. Талалая

Сего же приснопамятного числа, в которое правили мы всенощное бдение угоднику Божьему святителю Митрофану, сподобил нас Господь великого Своего помилования, сподобил нас при священнослужении святителя Божьего архиепископа Панкратия руками его святыми заложить храм во имя святителя Митрофана. Призри, Господи, с Небеси и, благословив, соверши дело рук наших во славу Пресвятого Твоего имени и в честь угодника Твоего, нашего великого заступника, ходатайством и покровительством Пречистой Твоей Матери, прославляющей святого раба Твоего на святейшем месте Царского Ее Жребия.

26-го, в день славы и празднования святой Богородицкой иконы Тихвинской, запечатлеть я сподобился сорокадневный подвиг, милостью Царицы Небесной, отслужением и в сей благознаменитый день праздника нашего божественной литургии.

По совершении при чудесной помощи свыше (укрепившей дивно мою немощь) сорокадневного божественного с литургисанием служения остался я в ските пророка святого Илии, продолжая почти беспрерывное же служение Господу Богу с божественной литургией. 20 июля, в день пророка Божьего, по выслушании всенощного бдения и по отслужении ранней обедни (в бытность еще и константинопольского посольства о. Амвросия, посетившего Святую Гору для поклонения Царице Небесной во святых Ее обителях, у нас в скиту) получил я из Салоники указ от консула, пересланный к нему от посланника синодский указ о назначении моем к церкви при посольстве в Афинах с приложением достаточной суммы на проезд; воздал я благодарение святому пророку Божьему и, положась на его помощь, стал готовиться к пути, не оставляя служения. Вскоре Господь послал мне и корабль для отплытия, и, сторговавшись за 300 левов наема, 28-го числа, в день праздника Смоленской иконы Святой Богородицы, совершив всю службу, сподобился я в последний раз принести (по исповеди) страшную бескровную жертву, готовясь по условию с корабельщиками на другой день переехать на корабль и ятися плавание.

Чудотворный храмовый образ Богородицы Млекопитательницы, находящийся в Ильинском скиту. Фото М. Талалая

Византийский храм в Афинах, восстановленный на средства России и принадлежащий российскому посольству. Литография 1856 года

С о. Авросием получил я из Одессы от сбора пожертвований на новую, Святителя Митрофана церковь 4000 левов, которые и вручил соучастнику в строении отцу Феодору, присовокупив к тому и 3000 левов, возвращенные мне отцами Русского монастыря, оставленные им мною на сооружение по первому соглашению параклиса угоднику в их монастыре.

Боже, милостив буди мне, грешному, и управи путь мой во спасение души моей многогрешной! Царица Небесная, имей мене, окаянного, аки присного обителя Горы Твоей Святой и благодатью Твоей приосени меня и на новом там месте, и всюду, аможе вселюся, даже до моего гроба!

Июля 12-го сподобился я великого от Царицы Небесной желанного благословения, получив писанную священником и святителем освященную икону Ее Троеручицу от чудотворной таковой Ее иконы Хиландарской – той самой, пред которой святой Иоанн Дамаскин, моляся, получил приживление отсеченной руки своей. Госпоже, Мати Вышнего! Ты и мою отсеченную судом Божьим духовне десную руку – паки оживила, молитвой Твоей умилостив

Судию Человеколюбца, Ты сподоби меня действовать ею во священнодействии Божественных Тайн, Господу во славу, а мне во спасение. Ей, Владычице, Ты буди мне помощница!

Августа 1-го дня, обманутый одним корабельщиком, сторговался я с другим скитником Николаем Нофо, за 440 левов довезти меня до Афин на беспалубном каюке его и, отслужив литургию божественную в последний раз в скиту Св. пророка Илии, под его покровительством и заступлением Царицы Небесной и сопутствием благодатным великого моего попечителя святого святителя Митрофана пускаюсь в путь моря на утлом малом древе, единственно уповая на помощь свыше. Господи! Не посрами упования моего!

Августа 2-го сподобился я, грешнейший, отслужить литургию в церкви Св. Cаввы Преподобного на Корее на подворье Хиландарского монастыря, построенного святым Савой Сербским с завещанием хранить в оном преданный им особый устав, строгий постничества ради и беспрестанного моления.

3-го числа по захождении солнца отправился в путь и переночевал у монастыря Св. Павла; отселе утром и направили мы плавание свое к Афинам. 6-го числа при крепком попутном ветре пришли в остров Ектато, отколе, взяв стража карантинного, на другой день продолжали свое плавание. Плавание, самое беспокойное и трудное, продолжалось еще за противными ветрами или за безветрием еще шесть дней, и, проночевав одну ночь в Кегропонте, не прежде достигли афинского берега и вышли на оный, как 12-го числа, и то явной помощью святых мучеников, ибо после противного ветра с вечера праздника их, т. е. мучеников, задул попутный свежий и пригнал нас к желанной пристани. Благое знамение милосердия ко мне, грешному, Господа моего и Пречистой Его Матери приемлю то, что в день монашеского моего тезоименитства ступил на берег назначенного мне нового моего водворения.

Того же 12-го дня, сошед на берег, оставался на нем в карантине, в самом вонючем месте и в беспокойной, отовсюду насквозь продуваемой дощаной хижине, до 16-го числа. В течение сих дней посетили меня некоторые из нашей миссии чиновники и из греческого духовенства священные лица.

16-го числа, вышед из карантина, первее всего устремился к церкви Божьей и сподобился слушать божественную литургию, после чего и отправился с одним нашим чиновником в столицу греческую, куда чрез час и прибыли благополучно и поместились в доме, от миссии для церковных жителей нанимаемом[153]. Господи Боже мой, Его же судьбы бездна суть многа, приведый мене нечаянно и неожиданно на новое поприще благоугождения Тебе, Сам, молитвами Пречистой Твоей Матери и всех святых моих заступников, укрепи и наставь меня благоугождать Тебе, Богу моему, верой истинной и делами праведными. Ты же, Царица Небесная, афинские плетения растерзающая, благодатью от святой Твоей иконы Троеручицы подкрепи руку мою грешную, юже отсеченную исцелила еси, к делу небесному священнодействия и отражению ударов вражьих, православию наносимых, и явно, и тайно, врагами твоими, Царица Мати Божья!

Приложения

Письмо иеромонаха Аникиты о положении Церкви Греческого королевства (в 1837 году)

Предлагаемое письмо имеет немалый исторический интерес. Оно изображает положение Церкви Греческого королевства в самый смутный, самый хаотический период ее существования, когда она отделялась от Константинопольского Патриарха и не получила окончательного внутреннего устройства, равно как и не получила санкции и от других Православных Церквей. Интерес письма о. Аникиты еще более возвышается оттого, что оно принадлежит такому лицу, которое по самому своему официальному положению, как начальник Русской духовной миссии в Афинах, имел полную возможность изучить затронутый предмет в самом центре его развития и путем непосредственных личных наблюдений.

Князь Сергий Александрович Ширинский-Шихматов, несмотря на свое военное звание, которое он носил долгое время, принадлежит к числу известных деятелей Русской Церкви первой половины текущего столетия. Он известен и как духовный писатель, в частности как духовный поэт. Ему, например, принадлежат следующие обширные стихотворения: «Песнь Сотворшему вся» (С.-Петербург, 1817), «Иисус в Ветхом и Новом Завете, или Ночи у Креста» (1824). Но еще более князь Сергий Александрович прославился своим редким благочестием, которое в конце концов привело его к монашеству.

Князь Сергий Шихматов по окончании своего образования в 1804 году назначен был воспитателем в Морской корпус, где он и находился до самого увольнения от службы в 1828 году.

Ранней весной 1821 года вспыхнуло, как известно, греческое восстание. Как русский патриот и, еще более, как глубоко религиозный человек, князь Сергий Шихматов не мог не сочувствовать нашим единоверцам – грекам. Он с замиранием сердца следил за военными успехами восставших и за всеми политическими комбинациями того времени, так или иначе соприкасавшимися с восстанием на юге Балканского полуострова. И всеми своими новостями он делился со своими старшими братьями, жившими безвыездно в своем имении в селе Архангельском Можайского уезда Московской губернии. Там жили два старшие брата князя Сергия – князь Павел и князь Алексей Александровичи, оба холостяки и такие глубоко религиозные люди, как и сам он. Они всецело посвятили себя на служение благу своих крестьян: завели в своем доме школу для крестьянских детей и даже для взрослых и сами неутомимо занимались их обучением. И в таких трудах провели всю свою жизнь. Князь Павел Александрович умер в 1844 году[154], а князь Алексей Александрович – в 1849 году. Князь Сергий нередко в своих письмах называет своих братьев «архангельскими безмолвниками».

Первое сообщение князя Сергия о греческом восстании мы находим в письме его к братьям от 29 марта 1821 года. «Осмеливаюсь сообщить вам, – пишет он в этом письме к своим братьям, – важное известие, официальное, хотя еще и необнародованное, по не получению на то разрешения от государя. Мать наша по вере, уже века целые угнетаемая тяжким игом варваров, наконец собралася с силами отмстить свои страдания расторжением на себе постыдных уз своих. Греция взыщет свободы оружием. В самое воскресенье первой недели поста, по отпетии молебна, вдруг во всей Греции поднялись знамена свободы, и все от малого до великого по возможности ополчилось и устремилось на утеснителей. Множество из них пало под ударами раздраженной любви к отечеству, а другие, смирившиеся, пощажены взятием в плен. Дано уже рассеяны были между греками искры, от которых возгорелось сие пламя, распространившееся вдруг с удивительной быстротой, так что турки, никак того не ожидавшие, не успели, так сказать, и опомниться. Следствием сего начала было освобождение Эпира, Пелопонесса, Кандии и всех островов Архипелага. Оставалась только под властью турок соседственная Царю-граду Ромелия. Но и в самой столице, полагать должно, нанесен смертельный удар, ибо три тысячи судов, в котором на каждом по двенадцати пушек с приличным числом воинов, приготовлены были в Одессе для вторжения в Дарданеллы и далее. Войска вдруг собралось до пятнадцати тысяч под предводительством Ипсиланти, который и издал от себя прокламацию; число сие беспрестанно увеличивается добровольным стечением сынов отечества, из коих каждый решился или умереть или воскресить возлюбленную Элладу. Все сие хранилось под глубочайшей тайной и не прежде открылось, как с самым делом. После сего первого известия дальнейших известий еще нет. Нельзя не пожелать братьям нашим успеха».

Военные успехи греков приводили в восторг князя Сергия Шихматова, который уже мечтал о восстановлении Греческой империи и предуказывал в последнем великое торжество для православия. «Что касается до политических известий, – писал он своим братьям в письме от 19 августа того же 1821 года, – то, кажется, война у нас с турками неизбежна и войска наши двинулись уже против сих врагов христианства, а сегодня слышал я, что уже начались и военные действия. Греки на море весьма успешны и, по слухам, уже истребили флот турецкий. При сем препровождаю к вам достойное вашего прочтения провозглашение их к европейцам, которое А.С. Шишков перевел с немецкого из газет и которое в наших ведомостях едва ли будет помещено. Легко статься может, что во дни наши свершится великое дело восстановления Греческой империи и торжество нашего православия, которого сиянием может быть озарятся скитавшиеся во мраке заблуждения души и обратятся к нам, в лоно общей всех матери, Восточной Единой Соборной и Апостольской Церкви».

В сентябре 1821 года князь Сергий послал своим братьям в село Архангельское надгробное слово над убиенным турками Константинопольским Патриархом Григорием V.

Ожидания князя С. Шихматова и многих других русских патриотов о том, что Россия вступится за греков и объявит войну Турции, не оправдывались до времени. Так прошел весь 1821 год и следующий 1822 год. Россия находилась тогда под влиянием Меттерниха и не думала протягивать руку помощи своим несчастным единоверцам. Между тем тогдашнее общественное мнение России настойчиво заявляло свои симпатии грекам и в каждом политическом событии того времени готово было видеть осуществление своих политических планов. В точно таком же настроении находился и князь Сергий, который под влиянием его в письме от 13 декабря 1822 года сообщал между прочим своим братьям, что «государя в будущем месяце ожидают сюда обратно; что положено на конгрессе точно неизвестно, однако же идет слух, что царь наш православный, показав все возможное долготерпение, наконец вступается за православных наших единоверцев, гонимых и мучимых свирепством варваров». Только император Николай I принял деятельное участие в судьбе греков, последствием чего было основание особого самостоятельного Греческого королевства.

Оставив службу в Морском корпусе, князь Сергий Шихматов в начале 1828 года переселился в новгородский Юрьев монастырь, где он в 1830 году был пострижен в монашество с именем Аникиты и рукоположен в иеромонахи. В 1834 году о. Аникита предпринял продолжительное путешествие в Иерусалим на поклонение Святому Гробу Господню и на Афонскую Гору. На возвратном пути из Иерусалима в отечество в апреле 1836 года в Яффе о. Аникита совершенно неожиданно для себя получил указ Святейшего Синода о назначении его в Афины к церкви тамошнего русского посольства. Не с радостью, но и с полной покорностью Промыслу принял о. Аникита известие о своем новом назначении и поселился в Афинах. Непродолжительна была его деятельность в столице Греции. Он чувствовал упадок своих физических сил и просил у Святого Синода увольнения от занимаемой им должности. Для того чтобы поскорее получить увольнение от должности, он обратился с письмом (ниже помещаемым) к своему младшему брату Платону Александровичу Ширинскому-Шихматову, который в то время занимал в Петербурге видную должность директора департамента Министерства народного просвещения и имел большие связи и в светском и в духовном мире[155]. В апреле 1837 года состоялось определение Святого Синода об увольнении иеромонаха Аникиты от должности настоятеля посольской церкви в Афинах. Но о. Аникита хотя дождался синодального указа, но не мог уже воспользоваться им и умер в Афинах 7 июня 1837 года[156].

Вот самое письмо о. Аникиты, адресованное им к брату, князю Платону Александровичу Ширинскому-Шихматову.

Афины. 1837 года, апреля 26-го дня

Христос воскресе!

Возлюбленнейший о Господе брат и друг!

Воскресый из мертвых Господь и Бог наш и давый мир ученикам своим да даст мир и тебе в сердце твоем, мир и семейству твоему благословенному, мир и всему дому твоему безмолвному, да вси твои с тобою единогласно и единодушно величают Воскресшего Живодавца оным гласом живой истинной веры: Господь мой и Бог мой!

Из прилагаемого при сем к любезнейшим архангельским безмолвникам письма моего, которое прошу прочитать прежде отправления, откроется тебе все настоящее мое положение; и ты по ревностной твоей братской ко мне, недостойному, любви не оставь приложить возможное с твоей стороны старание при помощи, во-первых, свыше, а во-вторых, и от священных мужей устроить яже к миру и спасению моему и не замедли уведомить о последствиях старания твоего усердного о немощном брате твоем, ныне уже старце расслабленном. Письма твоего, о котором ты в последних строках твоих упоминаешь, я не получал и справлялся здесь в канцелярии, и оказалось, что не было оное прислано из департамента, где, конечно, оставлено по забвению: и потому здешние добрые наши чиновники советовали мне просить тебя, для избежания впредь таковых неприятностей, доставлять письма твои для отправления сюда в собственные руки самого г. Родофиникина, и тогда они затериваться отнюдь не будут. Между тем, желая по возможности удовлетворить любомудрому любопытству о состоянии здешней Церкви и народного просвещения, спешу тебе сообщить, что знаю достоверного и от верных слухов и от собственного с верой наблюдения происходящих и происшедших здесь вещей. Свободная ныне Греция жалостное представляет в себе зрелище. Нынешнее поколение возросло всё в кровопролитии за свободу, не имея времени заняться хотя бы внутренним сердца освобождением, чрез доброе в страхе Божьем воспитание, от зол, от которых сердце человека прилежит от юности. И потому купно с невежеством во нравах открывается зверство (смертоубийствами обличаемое) и нарушение честности при всяком возможном случае, а особливо по причине корысти. Лежавшее на них доселе общее тяжкое иго самой подавляющей тягостью своей сближало их между собой, и усердно они простирали руку помощи во всякой нужде. А ныне, по снятии с них общего ига, они друг от друга поудалились сердцами, и помощи трудно им ныне сыскать один у другого по умалению взаимного доверия, так что полагавшиеся на одно слово, ныне и записями судебными не довольствуются, за неисполнение которых друг друга сажают в тюрьмы, и все остаются в лишении. Самая простота христианская обычаев их народных с принятием европейских, ниже тению христианства ознаменованных обыкновений и с переменой греческого платья на немецкое приметно исчезает, и чрез то открывается широкий путь губительнице царств – роскоши. Народное просвещение, о котором правительство кажется и заботится, не токмо не имея в основание свое положенного камня непоколебимого веры, но единственно на песке суемудрия или паче лжемудрия созидаемое, не может не подвергнуться разрушению велию ко всеобщему всего царства потрясению. Впрочем, в Греции ныне, сверх военного учебного заведения, блаженным еще правителем основанного[157], наподобие наших кадетских корпусов, заведены и существуют на разных местах тридцать народных училищ и четыре гимназии, в которых все учащиеся собираются для слушания уроков и живут каждый в своем углу. Ныне в Афинах заводится и университет по подобию европейских, но еще не получил своего основания и существования. Что же принадлежит до описания состояния здешней Церкви, то воистину при самом начале оного надлежит воззвать ко святым пророкам: кто даст главе моей воду и очесем моим источник слез, да плачу бедственное запустение свободно-греческого Сиона? Долготерпевый о многих согрешениях всего народа Господь, дивную помощь им свыше ниспославый во избавление их от работы египетской и беспрестанно от них раздражаемый взаимными их изменами и непокорствами благословенной от него поставленной власти блаженного правителя, наконец собственно над ним совершившимся убийством, прогневанный до зела, предал народ неблагодарный и поработил власти иноверной, духом вражды к православию дышащей, каковой дух, несмотря на льстивые обещания, вскоре открылся и беспрестанно открывается во всех ее действиях относительно Церкви Православной. Горе пишущим лукавство, пишущии бо лукавство пишут. Сие слово Божье оправдывается в каждой строке нового новой неправославной власти о Церкви здешней уложения.

Для порабощения себе свободной невесты Христовой коварная светская власть[158] первее всего усильно попеклась отторгнуть дщерь от материнского лона, отсечь всякую зависимость частной Греческой Церкви от великой всеобщей Греческой же Церкви, от которой частная заимствует свое существование, и которой в лице своих пастырей произносила обет неразрывной и непоколебимой верности, и от которой всякое, даже самомалейшее уклонение есть нарушение догмата единства Всеобщей Церкви Православной. К достижению своего законопреступного намерения власть неправоверная через еретических своих служителей принудила прещениями и угрозами всех пастырей верховных новоосвобожденного Греческого царства, призывая их по единому каждого в столицу, подписать аки бы общее и свободное от лица всех к правительству прошение о даровании новой их Церкви самоглавой, независимой ни от какой иной духовной власти свободы устроением для управления церковными делами собственного полновластного в действиях своих Синода. По поводу сего беззаконно вынужденного, беззаконного (вероломным отступничеством здешне греческих архиереев от законного их начальника Патриарха Цареградского) обращения православных пастырей к еретическому правительству еретическое правительство смелой рукой отвергло ветвь от древа, от которого та заимствовала всю свою жизненность, дерзновенным гласом нечестия провозгласило Церковь Новогреческого царства свободной, независимой, самоглавной, не признающей над собой никакой власти, кроме царской, и то токмо относительно временного ее положения. Сия последняя оговорка есть токмо сеть уловляющая. Составлен Синод из пяти архиереев и прокурора под председательством одного из числа пяти, и все сии члены Синода обязуются особою при вступлении в звание свое присягой хранить всеми силами с верностью царю помянутую мятежническую противу Царя Царей независимую свободу Церкви, обязуются еще не иметь отнюдь ни частного, ни общего от себя сношения ни с какой посторонней властью, светской и духовной, с соблюдением православного учения, которое уже нарушено и потоптано самым незаконным незаконного Синода установлением в главном догмате единства неразделимого Церкви Христовой. Предписаны статьи обязанностей Синода, коварно и даже поругательно провозглашаемого полновластным во всех своих действиях, а паче относительно догматической части; ибо вслед за сими провозглашениями помещаются оговорки лукавого правительства и исключения в пользу свою, так что никакое, наконец, постановление Синода, ни по части благочиния, ниже догматов, не обнародывается без предварительного утверждения светской верховной властью еретической. Новоучрежденный отступнический Синод порабощен совершенно сей враждебной власти и попирается ее ногами с посрамлением; ибо не токмо без соизволения царского ни одна его бумага света не видит, но и самого царского прокурора так велико над Синодом полномочие, что в случае отсутствия его, какое бы Синод всеобщим согласием ни составил определение, остается оно недействительным. Наконец, полновластный в действиях в действиях своих по провозглашению царского объявления Синод не имеет ниже доступа к царю прямо, а подчинен министру просвещения, и ему, яко начальственному лицу, должен представлять все свои решения, и от него зависит, утвердить их или пренебречь, и сие последнее обстоятельство, к прискорбию, оказывается нередко. Таким образом, Синод ниже тени власти над Церковью не имеет, а власть сия находится в руках правительства светского неправоверного, и что от того для Церкви может породиться, кроме бесчестия и поношения и, наконец, изменения и оскудения самого православия? Опыты доказали истину сего опасения. Монастырей две трети уничтожено с присвоением имуществ их казне, так что самые священные церковные утвари продаваемы были с общественного торга. В монашество вступать никому вновь не позволяется, и не сказано даже, до какого времени запрещение сие будет продолжаться. Духовенство, находящееся в крайнем невежестве, остается в оном без всякого со стороны правительства попечения; ибо не токмо ни одно духовное училище в пользу Церкви не заведено на иждивение отнятых от Церкви имуществ, в котором бы преподавалось православие во всей его неприкосновенности от всякого еретического лжемудрия, но, напротив – самое правительство, не внимая даже воплю лиц духовных, явно покровительствует обильному посеву плевел протестантизма на ниве Церкви Православной. И здесь, в столице, и по многим другим городам американские миссионеры, не жалея золота своего, которого имеют богатство великое, завели для детей обоего пола многие училища взаимного обучения и, пользуясь невежеством и бедностью родителей, набирают во множестве мальчиков и девиц для воспитания на собственное иждивение, которым и внушают и преподают явно хульные свои толки противу почитания святых икон, святых мощей, святых угодников Божьих, и Самой Святейшей Святых Приснодевы Богородицы, и вообще противу всего православного, общественного богослужения, изрыгая хулы свои и на самую божественную бескровную жертву. Развращая невинный возраст детский в самом его цвете для произращения от сих духом хуления их напоенных отраслей горьких для царства плодов отступления от православия к протестантству, не оставляют они без повреждения и простых сердец невежествующего народа, печатая для него на простонародном языке во множестве и безденежно раздавая разные книжицы, ядом лжеверия их исполненные. Тако казнь следует за преступлением. Праведен еси, Господи, и прави суды Твои! Церкви, расторгшей на себе узы единства с матерью своей, отвергшей от себя иго спасительное покорения детского священнейшей власти материнской, от которой получила и рождение свое и освящение, Отец Небесный посмевается, предав в плен крепость ее и доброту ее в руки врагов, и поползнувшуюся ко мнимой свободе поверг в оковы рабства постыдного и тяжкого. При всем том, однако ж, долготерпение Господне еще ожидает обращения отступницы. Ибо хотя ветвь и совершенно отсечена от древа, однако же есть еще надежда приживления, ибо хотя и одной токмо корой, но придерживается еще дерева; а когда и кора сия оторвется, тогда уже совершенное отпадение и по времени истление ветви последует необходимо; кора, придерживающая еще ветвь ко древу, – разумеется, молчание (в чаянии покаяния) Матери Церкви и непроизнесение суда отвержения над дщерью отступницей. Когда сей суд общей нашей матери произнесется, тогда доселе еще продолжающиеся быть братьями нашими по вере соделаются для нас чуждыми, и священство их для нас не священно и святыня их для нас не свята, и расторгнется до конца весь союз нашего с ними духовного общения; к учреждению сего угрожающего преступнице дщери суда надлежит ей немедленно обратиться с покаянием и слезами к матери и, испросив прощение дерзновеннейшему своему начинанию, мнимую свою свободу торжественно потоптать ногами пред лицем всей Вселенной Православной Церкви и паки с покорностью преклонить выю свою под ярем законной материнской власти, дабы паки с нею и чрез нее и со всею Святою Единою Апостольскою Церковью единствовать неразрывно к освящению неотъемлемому.

К сему вожделенному воссоединению, которое чем дольше отлагается, тем труднейшим становится, не видно ниже малейшего здесь приступа. Впрочем, Богу вся возможна; буди воля Его святая! Остаюсь весь твой,

грешный монах Аникит.

Еще нечто о Церкви

Основанный на вероломстве Синод не имеет, как тому и быть следует, в действиях своих благословение свыше. Видит деющееся в очах его многое и великое зло и покушается иногда возопить гласом прещения, но вопли его подавляются в Министерстве просвещения и остаются для Церкви неслышными. В частности, добросовестные члены чувствуют на себе тягость гнета Божьего в совести своей, но поелику надлежит готову быть к исповедничеству для покушения к приведению вещей к должному единства началу, то немощь человеческая остается в бездействии, выжидая случая и времени, дабы и послужить Церкви, и не раздражить власти, и себя не подвергнуть страданиям. По сие время все еще молчит мертвым молчанием. Иные простейшие утешают себя тем, что догматы православия все остаются неизменными и что в учреждении Синода они суть токмо подражатели нас – русских. Но утешение сие ложно и ничтожно. Догмат единства со всей Церковью, клятвой запечатленный, испровержен, а за сим вслед не преминут возникнуть и разные иные плевелы, ибо трудно матери, явно родительницы священную над собой власть потоптавшей, удержать чад своих в детском послушании, которых собственный ее пример, всякого слова ее сильнейший, поучает непокорению. На нас сослаться им не можно. Ибо наш Синод учрежден вместо Патриарха, которого престол сооружен был в России по общему согласному благословению от всех святых патриарших во всей Православной Церкви престолов. Наш Синод есть токмо местоблюститель патриарший, и, однако же, существование оного утверждено материнским благословением Великой Греческой Церкви. Честь и слава нынешнему Патриарху Вселенскому Григорию. По имени его тако и дела его. Бодрствуя бодростью неусыпной на божественной страже, он сильно поражает волков, в стадо его вторгшихся, и блюдет овцы своя от их поглощения; рукой крепкой исторгает корень злоупотреблений в клире и мудрейшие приемлет меры ко введению и утверждению истинного в пастве своей благочестия. Уставил места и поставил лица достойные, содействующие к истреблению симонии, к проповеданию чисте Слова Божия, к научению юношества беспримесному православию по преданиям соборным и отеческим. Обличил плевосеятелей, раскрыв пред Церковью своей лжемудрие их пагубное, начав от Лютера и его последователей, и нынешних, тем же духом лжи напоенных лжеапостолов американских. Отнял у них возможность вредить стаду избранному чрез заведение своих училищ и печатание своих книжиц. Запретил верным под страхом отлучения вверять детей своих под благовидным предлогом просвещенного воспитания иноверцам на растление в юных сердцах православной веры. Одним словом, бдит недремленно стражу нощную о стаде своем словесном, яко добрый и бодрый пастырь. Он, конечно, не оставляет обращать взор отеческого своего попечения и на отторгшуюся от лона его дщерь свою, здешнюю Церковь. Но медлит, еще долготерпя и ожидая ее очувствования и обращения; конечно, и наша цареградская миссия преклоняет его к таковому общеполезному долготерпению. Но здесь так медлят воспользоваться оным, что даже отъемлется почти надежда, воспользуются ли оным когда, несмотря на советы и внушения спасительные нашего посольства, не могущего явно вмешиваться в дела здешней Церкви, дабы от врагов и завистников не быть оклеветану в политических замыслах под видом ревности к вере и не побудив явной к себе вражды правительства. Какие будут от всего сего дальнейшие следствия, ведомо единому Всевидцу. Между тем, народ, беды своей не знающий, продолжает именовать себя православным, хотя уже от всех прежних собратий своих, чад Великой Церкви, провозглашается еретичествующим и общения их чуждым. Бедственное и страшное положение! Спаси, Боже, люди твоя и благослови достояние твое!

* * *

Вышеприведенному письму о. Аникиты придавалось немаловажное значение, когда оно, в копии, сообщено было московскому митрополиту Филарету, который в октябре 1837 года писал по поводу его: «Описание бедственного положения Церкви Греческого королевства (если может она в настоящем положении называться Церковью) есть второе для меня свидетельство о сем от членов православной иерархии. Предшественник о. Аникиты при афинской миссии[159] описывал оное согласно с ним. Я видел печатную книжицу, изданную в Греции американскими методистами на греческом языке, в которой нагло возражают против преданий и установлений Православной Церкви и явно вызывают греков преобразовать, то есть разрушить ее в Греции. Смешение неожиданное! Правительство по нации немецкое, по вере латинское в земле греческой благоприятствует американцам, методистам»[160].

Священник В. Жмакин

Подробности о смерти иеромонаха Аникиты со слов диакона Парфения, находившегося при Русской миссии в Афинах и присутствовавшего при его кончине

Во время путешествия своего по Сирии иеромонах Аникита получил в Яффе предписание Святого Синода о назначении его к Русской миссии в Афинах и 11 августа 1836 года прибыл в афинский порт Пирей, где выдержал карантин. Жизнь отца Аникиты в Афинах была не только продолжением прежней жизни его, но гораздо строже и совершенно труженическая, хотя он пользовался беспредельным уважением жителей и мог иметь на них большое влияние, которое, конечно, было весьма полезно для политических видов нашего посланника, но по кротости нрава и отвращению к делам житейским никогда не вмешивался в дела партий, раздирающих Грецию. В пище своей, как и в других условиях жизни, он являл пример необыкновенной воздержанности; занимался изучением нового разговорного греческого языка и служил обедню во всякий полиелейный праздник, не только в воскресные дни; при таких правилах пребывание его в Афинах не могло ознаменоваться чем-либо примечательным; впрочем, желание брата его есть только узнать подробности кончины, потому я и приступлю к описанию ее. Первые признаки болезни обнаружились после сретенской обедни в 1837 году. Причина ее была следующая: преподобный Аникита имел обыкновение брать два раза в день ванную холодной воды; отслужив обедню 2 февраля и вспотевши во время совершения обрядов, он сел в ванну, застудив геморрой, которым страдал несколько лет (в этом есть разница с «Киевскими воскресными ведомостями», где смерь его описана подробно и где болезнь его из приличия показана иною); при нем не было тогда никого, кто бы мог предостеречь его. За масляницей последовала третья неделя поста; жар, терзавший его внутренность, еще более увеличился постом, который он соблюдал с чистого понедельника до четверга; все это время он не хотел принимать даже пития. Когда болезнь развилась, посланник и прочие знакомые, принимавшие в нем большое участие, советовали призвать доктора, но доблестный муж отверг их советы и, всегда готовый к смерти, отвечал: «Доктор мой – Бог»; несмотря на слабость, он продолжал служить обедни, но не всякий день, а только по воскресным дням. Чрез месяц по случаю недуга отец Аникита согласился на личные просьбы друзей и призвал к себе доктора; медик объявил невозможность лечить его, но взялся поддержать существование больного до отъезда в Россию, о чем иеромонах подал просьбу предшествовавшего месяца вследствие неприятностей, которые делали ему подчиненные его певчие. Бежал из корпуса, говорил он, чтобы избавиться от беспокойств, и теперь встречаю те же самые. В Светлое Христово Воскресенье он служил в последний раз, но так был немощен, что его водили двое под руки; совершив молебствие в радостный для христиан день Воскресения Христова, преподобный Аникита слег на одре смерти; до самых последних минут он сохранял удивительное спокойствие духа, рассудок; дар слова оставил его за пять часов пред кончиной. 3 июня собрался консилиум, на котором присутствовал королевский доктор; так как покойный отец Аникита знал много языков, то медики удалились рассуждать в другую комнату и оставили с ним диакона. «Верно, они пишут приговор», – сказал иеромонах и требовал, чтобы ему откровенно высказали решение земных судей жизни; диакон, знавший твердость и готовность к переходу в высший мир, отвечал, что России ему уже более не видать; тогда удрученный горестью старец промолвил: «Скоро предстану пред Судию моего», – и заплакал; чрез несколько времени он спросил о сроке, определенном медиками, и, узнавши его (он мог продолжиться не более трех дней) сказал: «Господи, изведи из темницы душу мою». На другой день заказали обедню; отходящий к Творцу пламеннейший почитатель Его принял святое причащение и соборовался; по совершении этих важных христианских обрядов иеромонах совершенно успокоился и беспрерывно читал молитву: «Господи Иисусе Христе, помилуй грешного». В тот же день он получил увольнение от миссии и позволение возвратиться в Россию. «Слава Богу, я теперь свободен», – сказал он, узнавши приятную для него новость; но, вспомнивши приговор медиков, переменил намерение свое о возвращении в родной край и просил, чтобы его с постелью тотчас перенесли на судно и отправили на Афонскую Гору, где затем схоронить кости свои. Диакон немедленно донес о том посланнику, который, не надеясь, чтобы больной мог перенести поездку до порта, приказал ему успокоить его и сказать, что будет хлопотать о найме удобного судна. Диакон передал ему слова посланника и спросил последнюю его волю, а также что он прикажет написать к своим братьям; монах отвечал: «Умирающий не имеет ни братьев, ни сестер, и все, что по смерти останется, пошлите на Афонскую Гору». В Иерусалим пред болезнью своей он посылал келейников с 2000 рублями денег и священническим увещанием. 5 июня диакон с певчими пришли проститься с ним; он всех их благословил образами и крестами и давал наставления, приличные возрасту и поведению. В тот же день приходило к нему множество греков, почитавших за счастье получить благословение от уважаемого ими священнослужителя; пред тем как у него отнялся язык, он сделал распоряжение о похоронах своих и велел положить его в гроб в следующем платье, нарочно им для этого случая заготовленном: власянице, парамоне, освященными на Гробе Господнем в Иерусалиме, и шапочке черного бархата, которую он надевал на святого Митрофана в Воронеже. В ночь с 5-го на 6-е[161] число в третьем часу утра прославившийся христианской добродетелью и рвением к вере Христовой преподобный Аникита испустил дух; глаза его во время болезни были мутные, пред смертью прояснились; несомненно, святой отец увидел отверстое для него Небо. За два дня перед кончиной он изъявил желание быть похороненным на Афонской Горе. Тело его начало портиться сутки после спустя смерти и было положено в монастыре Св. Михаила Архангела, на три часа к востоку от Афин. На погребении присутствовали Синод, священники и почти все народонаселение Афин; непритворный плач и соболезнование были даны праведнику. От оставленной им паствы через три года кости его перенесутся на Афонскую Гору; время его выходит в нынешнем 1840 году летом[162].

Священник В. Жмакин

О жизни и трудах иеромонаха Аникиты, в мире князя Сергия Александровича Шихматова

Угодна бе Господеви душа его: сего ради потщася от среды лукавствия

(Прем 4, 14).

Императорская Российская академия, выслушав с особенным удовольствием помещенную прошедшего года в «Одесском вестнике» красноречивую статью под заглавием «Краткое известие о жизни и смерти иеромонаха Аникиты»[163], пожелала видеть жизнеописание сего во многих отношениям замечательного члена своего более полное и возложила на меня составление оного. Представляя этот труд во внимание почтеннейших сочленов моих, считаю нужным предварить, что, невзирая на родство и дружбу, соединявшие меня с покойным, я старался в повествовании своем сохранить совершенное беспристрастие. Следуя неуклонно за истиной, я не мог, однако, не отдавать похвальным подвигам заслуженной ими признательности, будучи побуждаем к тому не столько уважением к памяти утраченного нами члена, сколько самым свойством добродетели, которой красоту и сладость невозможно описывать без умиления. Так, прикоснувшись к ароматам, нельзя не распространить благоухания в воздухе или, открыв покров храмины, воспятить проникнуть в нее свету солнечному. При всем том я надеюсь, что вы, милостивые государи, как строгие и вместе справедливые судьи, признаете и в сем случае, что я не свыкся с лестию, да и кстати ли употреблять ненадежные прикрасы вымысла, воздавая дань благодарности человеку, который во всю жизнь свою чуждался лжи и ненавидел ее? Приступая затем к делу, я буду говорить, во-первых, о князе Шихматове, во-вторых, о иеромонахе Аниките.

Князь Сергий Александрович Шихматов родился 1783 года[164] в Смоленской губернии Вяземского уезда, в сельце Дернове. Отец его оставил военное поприще еще в молодости и женился на дочери соседа, девице Иевлевой; оба они, служа живым примером благочестия и супружеского согласия, внушали сыну смирение и страх Божий с раннего детства. Наученный грамоте, следуя обычаю наших предков, по Часослову и Псалтири, отрок Сергий от самых юных ногтей употребляем был к чтению псалмов и молитв на всенощных бдениях, которые пред всяким праздничным днем постоянно совершались в дому родительском, и таким образом, с одной стороны, навыкал в славословии Всевышнему, а с другой – неприметно знакомился с неподражаемыми красотами наших священных и церковных книг, выраженными сильным и благозвучным языком славянским. Между тем он с особенной легкостью обучался началам языков французского и немецкого, также общим приготовительным наукам, обнаруживая необыкновенные способности. Его острые слова и ответы не по летам часто приводили в изумление и учителя, и родителей. При столь благоприятных надеждах, едва князь Сергий достиг десятилетнего возраста, как имел несчастие утратить нежного отца, и притом таким случаем, который оставил в нем неизгладимое впечатление. 25 сентября, на память преподобного чудотворца Сергия Радонежского, которого имя носил на себе юный князь Шихматов, родитель его отправился вместе с ним к обедне расстоянием около пяти верст. Осматривая там новую, едва только отстроенную им каменную церковь и возвращаясь домой в ненастную погоду, он занемог горячкой и чрез неделю скончался к неизъяснимой горести своего семейства. Отрок Сергий, присутствовавший при его назидательной кончине, не только любил рассказывать о том впоследствии со всеми подробностями, но и передал ее потомству в следующих пламенных стихах:

Единого из сих в болезненной кончине Я видел торжество и зрю еще поныне: Жилище тихое, где тихим он лицом Встречает смерть свою, ниспосланну Творцом, Святыней полнится, творится к небу смежно. Быв в смертном подвиге, он молится прилежно, И в нем, умаленном, величится Господь. Болезни едкие его терзают плоть: Пронзительный огонь, стремясь из жилы в жилу, Состава целого испепеляет силу; Но твердый дух его не зыблется от мук. Кадила фимиам, священных песней звук, Молитвы пастырей, таинственны обряды, Стенания прервав, дают ему отрады; Очистясь от грехов в Божественной крови, Устами хладными, но с пламенем любви Лобзает страждущий, распятия любитель, Знак славы Твоея, о Боже Искупитель! И сим оружием сражает Тартар в прах; Отринув от себя присущий смерти страх, Вселяет тишину в душе своей глубоко. Как горний башни верх, чело горы высоко На высотах своих удерживают день, Меж тем как с облаков сходяща долу тень И облаком пары, с лица земли летящи, Тьмой, влагой потопив долины прилежащи, На низменны поля унылу стелят нощь: Так в плоти немощной являя духа мощь, Он небом просвещал мерцающие вежды. В лице его блестит луч радости, надежды, Что вскоре узрит он бедам и мукам край, И гибель смертная его венчает в Рай Чудесным паче слов и несообщным светом; Все мира прелести презренным чтя уметом И в оном грешное окаяв житие, Зря в Слове, бывшем плоть, спасение свое, Языком трепетным, прерывным, слабым гласом, Спасителю хвалу воспел пред смертным часом, И Ангелы с небес приникли ей внимать. Усилился еще, воспел и Деву-Мать, Чистейшу чистоты, святейшую святыни, Которой семенем низверглась власть гордыни, И змия древнего сотерлася глава. Воспел – и Благодать, вняв искренни слова, Лиется на него, как дождь на жаждну сушу. Он смерти отдает, не уступает душу; В рушении велик, длань смерти ощутив, Возмог еще изречь: умру и буду жив… В отчизну возвращусь: мне Бог благотворитель! Он бренную сию души моей обитель, Лишенну твердости, лишенную красы, Из праха воссоздаст навеки нерушиму И даст ей красоту, уму непостижиму. Тебе, Отец утех! Тебе, Отец щедрот! Себя я предаю, вдовицу и сирот, Ты дух мой приими в Свои святые руки… Но се в его устах уже немеют звуки, Во взорах меркнет свет, мертвеет бледный зрак, Вселенна для него скрывается во мрак. Уже не слышит он стенящей дружбы нежной, Ни детския любви, во плаче безутешной; Безжизнен – но еще на мертвенном челе Я зрю, как блеск луны, мелькающий во мгле, Величие души и искренность сердечну; Почил от всех трудов и будет в память вечну[165].

После покойного князя Александра Прохоровича Шихматова осталось девять сыновей, из коих Сергий считался шестым, и три дочери. Большая часть этих сирот требовала еще неослабного попечения, и печальная вдова посвятила дни свои молитве, воспитанию детей и сельскому хозяйству. Князь Сергий на тринадцатом году отправлен в Санкт-Петербург для определения в Морской кадетский корпус вместе с двумя другими братьями, но при поступлении последних в сие заведение должен был как младший, к крайнему своему прискорбию, возвратиться на родину, за излишеством. Это, по-видимому, неблагоприятное обстоятельство послужило к существенной пользе князя Шихматова, ибо доставило ему случай провесть целый год в кругу соседственного семейства просвещенной благодетельницы дома его Дарьи Ивановны Уваровой, которая пеклась о нем с материнской нежностью и предлагала ему все средства к образованию наравне с собственными детьми своими. После такого приготовления он принят в Морской корпус, через год произведен в гардемарины и, пробыв там еще два года, кончил полный курс наук. Так велико было прилежание его и столь быстрые оказывал он успехи! Но как сему отличному питомцу не совершилось тогда семнадцати лет – необходимое условие для выпуска в офицеры, то и надлежало ему, опередившему возраст познаниями, оставаться в корпусе еще около года до пожалования в мичманы, которое последовало не ранее октября 1800 года. Князь Шихматов тогда же назначен сотрудником в Ученый комитет, существовавший при Адмиралтействе Коллегии, и потому оставлен в Санкт-Петербурге. Летом, однако, он был посылаем на кораблях в плавание по морям Балтийскому и Северному и разновременно посещал Стокгольм, Карлскрону, Данциг, Росток, Любек и Копенгаген. В сию-то эпоху он имел счастие заслужить внимание нашего почтеннейшего президента и стяжать постоянное покровительство этого любомудрого мужа. Из других лиц, благоприятствовавших проявлявшемуся в молодом морском офицере таланту, нельзя не назвать здесь с искренней признательностью адмирала графа Николая Семеновича Мордвинова и генерал-лейтенанта Логина Ивановича Голенищева-Кутузова. В 1804 году князь Сергий Александрович перемещен из флота в Морской кадетский корпус, где и находился до самого увольнения от службы, участвуя от времени до времени в разных морских походах; 1808-го произведен в лейтенанты, а 1813 года – в капитан-лейтенанты. В 1811 году, при учреждении Императорского Царскосельского лицея, князь Шихматов был приглашаем занять место инспектора сего для цвета дворянского юношества предназначенного заведения, но он не рассудил за благо воспользоваться этим приглашением и остался в прежнем звании. Во все время юности он усердно занимался русской словесностью, продолжал просвещать ум науками и кроме языков французского и немецкого, в которых приобрел основательные сведения в корпусе, обучался языкам английскому, латинскому и греческому. Многие справедливо удивлялись редкому терпению, с каким он старался усовершенствовать себя в последних даже до тридцатилетнего возраста. Такое постоянство вознаграждено, однако, вожделенными последствиями, и он наконец достиг до того, что владел свободно пятью иностранными языками. В глубоком знании славянского языка, которого он постиг все тонкости, могли с ним сравниться разве только немногие из отличных филологов наших. Замечательно, что вместе с тем как образ мыслей князя Шихматова начал принимать духовное направление, в нем родилось желание подробнее ознакомиться с анатомией, так что он по целым часам провождал в изучении сей науки, присутствуя при рассечении трупов.

Князь Шихматов очень рано почувствовал склонность к поэзии и предался ее сладостному влечению. Прежде всего он начал писать басни, но советы некоторых известных писателей, не одобривших эти опыты, заставили его скоро отказаться от них. Он беспрекословно повиновался приговору строгих судей своих, и ни одна из его басен не увидела света. Затем он обратился к другим родам стихотворений, и важнейшие поэтические произведения его появлялись в следующем порядке: 1) «Опыт о Критике», соч. Попе, перевод с английского, 1806 года; 2) «Пожарский, Минин, Гермоген, или Спасенная Россия», 1807; 3) «Песнь Российскому слову», 1809; 4) «Петр Великий», лирическое песнопение, 1810; 5) «Ночь на гробах», подражание Юнгу, и 6) «Песнь Россу», 1812; 7) «Ночь на размышления», 1814; 8) «Песнь Сотворившему вся», 1817; и 9) «Иисус в Ветхом и Новом заветах, или Ночи у Креста», 1824.

Здесь кстати упомянуть о двух еще не напечатанных стихотворениях, которые надлежит отнести к последующему времени: а) «Зерцало царских должностей» и б) «Псалтирь десятострунный», содержащий в себе преложение десяти псалмов, отличнейших по заключающемуся в них пророчественному и иносказательному смыслу.

Стихи князя Шихматова удостаиваемы были лестного внимания блаженной памяти государя императора Александра I, ознаменовавшего, между прочим, благоволение свое к молодому поэту всемилостивейшим пожалованием ему в 1812 году пенсии по 1500 рублей в год. В данном по этому случаю высочайшем указе сказано, что он «трудами и прилежанием к наукам усовершенствовав природные дарования к стихотворству, обратил оные в сочинениях своих на пользу словесности и благонравия»[166]. Незадолго пред тем при определении лейтенанта князя Шихматова по высочайшему повелению в гвардейский экипаж с оставлением и при Морском корпусе объявлено ему исправлявшим тогда должность министра морских сил, что «честь, которой он удостоен, есть новое свидетельство монаршего благоволения к полезным его в словесности упражнениям и всемилостивейше дарована, дабы поощрить его к продолжению оных». Российская академия избрала князя Шихматова действительным членом 1809 года, когда ему едва минуло двадцать шесть лет, а 1811-м, при самом учреждении «Беседы любителей русского слова», он поступил и в это ученое общество с тем же званием. В 1817 году Академия в вознаграждение литературных трудов его присудила ему большую золотую медаль с надписью «Отличную пользу российскому слову принесшему».

Усердие к службе нашего сочлена также не осталось без достойного возмездия: он всемилостивейше награжден орденами Св. Владимира и Св. Георгия 4-й степени[167]. В 1824 году, по ходатайству бывшего тогда министра народного просвещения адмирала Александра Семеновича Шишкова, капитан-лейтенант князь Шихматов удостоен беспримерной в его чине милости – высочайшего назначения в члены Главного правления училищ с оставлением и при прежних должностях. 1827 года, ноября 9-го, при увольнении по прошению вовсе от службы он пожалован в капитаны 2-го ранга и за свышетридцатилетнее беспорочное прохождение оной получил в пенсию половинное жалованье сверх дарованной прежде пенсии.

Изобразив в кратких словах служебное и литературное поприще князя Сергия Александровича, признаю не излишним войти в некоторые подробности частной его жизни и сказать нечто о его умственных способностях и характере. Он имел ум светлый, счастливую память, живое воображение, от природы был кроткого, но вспыльчивого нрава, и этот недостаток, не без великих, впрочем, усилий, преодолел, наконец, совершенно. Первые лета по окончании образования он провел в суетности и рассеянии: вскоре, однако, милосердие Божие воззвало его от распутий мира, и это непродолжительное заблуждение юности оплакивал он горько в продолжение всей остальной своей жизни. Обладая нежным, способным ко всякому доброму впечатлению сердцем, он верил твердо христианскому учению, и силой убеждения, которым сам был проникнут, приводил других к сей спасительной вере. Как ревностный сын Церкви, он не скрывал в угождение миру своей к ней привязанности, обнаруживал при всяком случае строгое Православие, почитал и любил лиц духовного и в особенности монашеского сана, памятуя слова Псалмопевца: Мне же зело честни быша друзи твои, Боже, и сохранил до самой смерти искреннее и даже дружеское от многих из них к себе расположение. Точный в исполнении должностей, он являл подчиненным образец древнехристианских добродетелей, нередко доходивших в нем до самоотвержения. Невозможно представить себе, с каким неослабным вниманием, с какой всеобъемлющей попечительностью занимался он вверенными его руководству воспитанниками Морского корпуса. Нет! Об этом лучше меня расскажут вам сами сии воспитанники, проходящие ныне с честью разные военные и гражданские звания: они видели в нем чадолюбивого отца; расскажут вам лучше меня родители их: они утешались мыслью, что трудные их в отношении к детям обязанности выполняются с такою неусыпностью человеком, вовсе чуждым для них по плоти, но не чуждым по духу любви евангельской. Сами вы, милостивые государи, бывшие сотрудниками покойного и присутствовавшие с ним на сем месте заседаний, можете засвидетельствовать, с каким добродушием, с какой всегда готовностью он разделял с вами академические занятия, к которым ничто не обязывало его, кроме признательности за честь принятия его в наше ученое сообщество и любви к русскому слову[168].

Может быть, не неприлично будет обличить здесь несправедливое нарекание мира, будто люди, преданные благочестию, поучающиеся в Законе Божием день и ночь, менее других способны к прохождению общественных званий, как существа, которых житие на небесах есть. Напротив, если когда-либо с успехом одолеваются враги отечества, если когда-либо заключаются прочные и выгодные с иностранными державами союзы, если когда-либо созревают мудрые меры, предпринимаемые правительством для блага народного, то это, без сомнения, наипаче бывает в то время, когда употребляются на дело чистые орудия Небесного Промысла, когда в среду сложных, потемненных человеческими пристрастиями обстоятельств вносится светильник совести; наконец, когда для достижения предположенной цели ни во что вменяются труды, опасности, болезни и самая смерть. И кто же, я спрашиваю, более способен к совершению сих подвигов, как не пламенный христианин? Да заградятся же уста, отверзающиеся на избранных Божиих.

Для князя Шихматова, вкусившего от сладости манны сокровенной и видевшего, яко благ Господь, при пособии свыше на все доставало времени. Исполнив ежедневно долг службы с особенным рачением и добросовестностью, он учащал в храмы Божии, навещал болящих, посещал заключенных в темницах. Присутствие его облегчало скорбь и нищету, возвращало спокойствие, воскрешало надежду. Занятие нескольких должностей и пенсия доставляли ему более семи тысяч рублей в год, которые, имея готовое помещение и довольствуясь самым скромным содержанием, употреблял он преимущественно на дела благотворительности. Главное утешение его после молитвы состояло в призрении убогих. С этой целью, не ограничиваясь милостыней, он в нарочитые праздники приготовлял угощение для нищей братии, собирая всякий раз до сорока и более человек и наделяя каждого из них по окончании трапезы денежным подаянием. Восходя от совершенства к совершенству, он усиливал и подвиги духовные. Воздержание его было необыкновенное: он употреблял пищу однажды в день, откинув еще в светской жизни мясные яства; всегдашнее питие его была вода; спал от пяти до шести часов в сутки. Пощение, в определенное Святой Церковью время, было наблюдаемо им с непогрешительной точностью: он довольствовался нередко одними кореньями, а иногда и сухоядением. Во все посты после внимательного приготовления и строгой исповеди он приступал к Причащению, с благоговением, но не без страха. Любовь его к ближним выражалась более всего попечением о спасении их: для сего, кроме изустных советов и наставлений, он часто убеждал к тому знаемых своих письмами и в таких случаях не стеснял себя приличиями. Все эти благодетельные действия совершались втайне, прикрытые непроницаемой завесой смирения, которую только для приближенных к нему людей приподнимали по временам непредвидимые встречи и обстоятельства.

Но распространяясь таким образом в справедливых похвалах сочлену нашему, я забываю, что самая лучшая похвала всякому есть собственные, им самим выраженные, высокие чувствования его, если только они искренни. Никто, конечно, не усомнится в последнем по отношению к князю Сергию Александровичу Шихматову, а потому я беру смелость возобновить в памяти вашей некоторые мысли, кои в минуты восторга вылетели в стройных звуках прямо из его сердца. Начнем с благочестия. Но чтоб показать все достоинство назидательных размышлений его о вечности, все парение ума к небесам, все стремление души его к Божеству, надлежало бы переписать целые книги. Он мог бы по справедливости сказать с Давидом: о Тебе пение мое выну; пою Богу моему дондеже есмь. Приводить ли доказательства преданности его к престолу и любви к отечеству? Но свидетельством тому служит едва ли не половина его сочинений. В пример последней не могу, однако, удержаться, чтоб не указать на следующие прекрасные стихи:

Под хладной северной звездою Рожденные на белый свет, Зимою строгою, седою, Лелеянны от юных лет, Мы презрим роскошь иностранну И, даже более себя Свое Отечество любя, Зря в нем страну обетованну, Млеко точащую и мед, На все природы южной неги Не променяем наши снеги И наш отечественный лед[169].

Хотите ли видеть глубокую признательность князя Шихматова, внемлите словам, обращенным к тому, кого не называл он иначе как отцом и благодетелем:

Любитель мудрости и славимый вития, Кому согласная с царем ее Россия Богатство вверила словесности своей, Чтоб тем обогатить умы ее детей, Чтоб, славясь, их язык умножил блеск их славы, Чтоб в русских русские возобновились нравы, Чтоб вера с торжеством входила в их сердца Явлением словес Небесного Отца И песней дольнего духовного Сиона, Наставник, Меценат, предстатель мой у трона! К таланту скудному внимание склоня, Ты первый ободрил страшливого меня Дерзнуть на поприще словесного искусства; Ты в грудь мою вдыхал свои сердечны чувства; Ты в разум мой вливал свет мудрости твоей, Ты был для юности неопытной моей Защитой и вождем, примером и покровом. И если что-либо воспел я русским словом, Что можно с пользою, с приятностью прочесть, То плод твоих семян, тебе хвала и честь. Чту правила твои, украшенны венцами, Изящными твоих писаний образцами; Носящий с верою в сердечной глубине Пылающу любовь к отеческой стране, Достоин ты вещать в услышанье вселенной Величие и мощь России обновленной, Греметь о Промысле, который от небес Гордыню низложил и кротость превознес: На гром твой – Север весь отвещевает плеском, И зависть под твоим изнемогает блеском[170].

Привязанность князя Шихматова к родным всегда была свежа, не ослабевая от времени и не изменяясь от обстоятельств. Вот с каким сердечным жаром описывает он свидание с братом после пятилетней разлуки:

Огнь жизни пробежал по жилам, И слезы сыплются из глаз, Лишь горним сведомая силам, Любовь горит во мне сей раз. Глашу, напав ему на выю: Кто, кто тебя мне возвратил? Не друг ли смертных Рафаил, Как древле сохранил Товию, Тебя поставил в сих местах? Друг друга чувствуем всю радость, Друг друга лобызаем в сладость, И души наши на устах[171].

Я бы не кончил, если б стал продолжать выписку всех тех мест из сочинений князя Шихматова, в которых проявляются отблески возвышенной души его, и потому, оставляя это поле невозделанным, упомяну вкратце о замечательнейших свойствах сих сочинений. Станем ли рассматривать их в отношении к языку, мы увидим, что князь Шихматов не только никогда не употреблял чужеземных оборотов и выражений, которые, как вставки из ветхого рубища на блестящей багрянице, унижают величие, искажают красоту и стесняют обилие нашего слова, но и возвышал нередко слог свой важностию славянских речений, обогащая отечественный язык сокровищами наследственного ему достояния. Посмотрим ли на нравственную цель и на средства к достижению ее, мы убедимся, что и та, и другие, удовлетворяя самой взыскательной разборчивости, могут, не страшась отвержения, сопутствовать сочинителю за двери гроба. Присовокупите к тому выбор предметов, почти всегда великих и весьма часто священных, и вы составите непогрешительное заключение о содержании и духе стихотворений князя Шихматова. От начала до конца поэтического поприща он ни разу не осмелился навесть малейшей тени на чистоту христианского исповедания своего повторением нелепых преданий языческого лжеверия или призыванием мечтательных богов Древнего Рима и Греции. Посвящая ниспосланный ему от истинного Бога дар песнопений Вере, Отечеству и Добродетели, он убегал, как от жала ехидны, от всего ложного в богопочтении и ненарушимым молчанием о божествах баснословных провозглашал приговор, произнесенный над ними пророком: бози, иже небесе и земли не сотвориша, да погибнут.

При самом приступе ко второй отличительной эпохе земного странствования князя Шихматова, к жизни иноческой, может быть, многие спросят меня, что заставило его идти в монахи, когда и без того находился он на пути спасения? Отвечаю – желание совершенства христианского. Таково свойство благодатного возрождения в жизнь вечную, что удостоившийся подвергнуться сей вожделенной перемене не только хочет вкусить, но жаждет упиться от тука дому Божия, не только желает приблизиться к Богу, но алчет напитаться лицезрением Его, вопия беспрестанно в воздыханиях: когда прииду и явлюся лицу Божию, насыщуся внегда явитимися славе Твоей. Не говорю, чтоб другие второстепенные побуждения, даже неблагоприятные обстоятельства и косвенным путем, к тому не содействовали, ибо любящим Бога вся споспешествуют во благое. Кто знает, не была ли и вся предшествовавшая жизнь князя Шихматова в неисповедимых судьбах Всевышнего одним только приготовлением к этому решительному шагу, который долженствовал разделить его с миром и включить еще на земле в чин ангельский? Тот, кто владычествует державою морскою и укрощает волны его, как бы нарочно предопределил нашему сочлену от самой юности служение во флоте, чтоб он видел дела Господня и чудеса Его во глубине. И сей Бог, Его же в мори путие и Чьи стези в водах многих, благоволил поставить его на одну из этих спасительных стезей, незаметных плотскому оку. Нельзя не сознаться, что в благодатном состоянии человека ничто так не располагает к богомыслию, ничто столько не возносит ум и сердце его в восторгах удивления к своему Создателю, как морские плавания. Самая неограниченность пространства, непрерывно представляющаяся взорам, устремленным на небо, невольно соединяется с мыслью о вечности и как бы видимо живописует образ ее. На седом, угрюмом, но величественном челе гневного океана приражением палящих молний начертываются слова венценосного пророка: дивны высоты морския, дивен в высоких Господь. С другой стороны, сильно возжигают и питают пламень молитвы многоразличные опасности сих плаваний, при которых жизнь отделяется от смерти одной только утлой доской, способной всякую минуту соделаться гробовой. В таких случаях, когда неукротимые волны, как несметные ряды враждебного воинства, устремляются дружно на приступ, налегают грудью на колеблющийся ломкий оплот устрашенных плавателей, сокрушают его усиленными, неотразимыми, тысячекратно повторяемыми ударами и, наконец, шумной толпой врываются в последнее убежище жизни – в таких несчастных случаях самый хладнокровный, самый равнодушный к вечному жребию своему смертный, истощив все человеческие средства, может ли не обратиться к Верховному Правителю сил природы, Который ветром повелевает и воде, и послушают Его. Князь Шихматов не чужд был подобных опасностей: видел в хлябях морских зиявшие на него челюсти смерти и терпел неоднократные бедствия на кораблях, которые от жестокой бури теряли мачты или принуждены были сами рубить их, чтоб воспрепятствовать извержению на берег и совершенному потоплению[172]. Неудачное окончание похода против англичан и шведов флота нашего под начальством адмирала Ханыкова, при коем он исполнял лестную тогда для него должность флаг-офицера, показало ему обманчивость человеческих расчетов и непрочность земных надежд[173]. Самое звание поэта, стяжанное усильными трудами, и соединенная с тем почетная известность были, как и все дольнее, не без примеси горестей, которых чаша, может быть с намерением, переполнялась для него, чтоб предохранить его от тщеславия. Мы почти всегда смотрим только на благоприятную сторону поэта, но часто, весьма часто никто менее его не насла ж дается поэзией жизни. Что такое поэт и вообще писатель? Человек, поставивший себя с книгой в руках на позорище света, как мету, в которую и посредственность, и недоброжелательство, и зависть могут бросать стрелы, и бросать их ненаказанно там, где еще не утвердилось самостоятельное общественное мнение. Припомните, что я говорю о событиях за двадцать пять лет и более. При таких обстоятельствах как нетрудно воспрепятствовать успеху и уронить славу всякого, и даже отличного творения, особливо если оно не подстрекает щекотливого любопытства пресыщенной праздности и не дает пищи растленному воображению! Все это более или менее сбылось в отношении к сочинениям князя Шихматова, и вот почему стихотворения его, в числе коих многие, и в особенности духовного содержания, заслуживают справедливую похвалу и признательность, неоцененные доселе здравой и беспристрастной критикой, или остаются малоизвестными, или не пользуются вниманием, соответственным существенному их достоинству. Сия несправедливость, конечно, не укрылась от поэта нашего; и если он не позволял своему самолюбию оскорбляться ей, то мог ли быть нечувствителен к тому, что его произведения, не довольно распространяясь в обществе, не довольно приносят пользы, тогда как целью трудов его была именно польза, а не ветр молвы и не вес корысти? Наконец, почему знать: может быть, даже необыкновенный род жизни его, в коем некоторым образом являлось иночество посреди мира и отшельничество посреди столицы; может быть, даже строгость правил и ревность его по Православию; может быть, даже неуклонное в духе христианском исполнение обязанностей его звания – восставляли ему тайных и явных порицателей; скажу более: может быть, он – последствие почти неизбежное обнаруженной набожности – нередко переносил самые обидные нарекания, ибо не напрасно же слово апостола Павла: вси хотящии благочестно жити о Христе Иисусе, гоними будут.

Впрочем, повторяю: все сии и другие подобные им причины могли быть только второстепенными, которые большей частью отрицательно действовали в пользу рождавшейся в князе Шихматове решительности, отталкивая его от земли; существовала другая, положительная сила, привлекавшая его к небу, и эта сила заключалась в призывном гласе Господа нашего Иисуса Христа: возьми крест и иди вслед Мене – в сем гласе, который подобно грому проник в слух сердца, потряс духовный и телесный состав, объял всю внутренность и вселился неисходно в глубине души его.

Чтоб исполнить это намерение, надлежало в залог искренности монашеского обета отказаться от всех прав и преимуществ, стяжанных и своими, и предков своих заслугами, от всех громких званий и титулов, от наследственного и благоприобретенного достояния, от всякой собственности, от свободы располагать своими действиями, даже от своего имени; словом, поставить себя ниже последних, безвестных в мире граждан и в замену всех сих лишений принять крест, облобызать нищету, сочетаться невозвратно с смирением, поработить себя безусловному послушанию, и все это не на какое-нибудь срочное время, не на десять, не на двадцать лет, но на целое продолжение жизни, до самого гроба. Жертва поистине великая и необъятная. Князь Шихматов видел ясно все утраты, коим он должен был подвергнуться, все скорби, которым следовало ему, так сказать, отдать себя на руки, всю тяготу ожидавшей его жизни крестной – и не поколебался решиться на всё за превосходящее разумение Христа Иисуса Господа своего.

Испросив именно с этою целью увольнение от службы, простившись с родными и знаемыми и приняв благословение от преосвященного Серафима, митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского, коего милостивым к себе расположением пользовался издавна, князь Шихматов в ноябре 1827 года оставил навсегда столицу. Имея в памяти слово Евангельское: никтоже возлож руку свою на рало, и зря вспять, управлен есть в царствии Божии, он по окончательном устроении здесь дел своих отправился в Московскую губернию к двум старшим братьям, с которыми связан был особенной дружбой и единомыслием и в безотчетном владении коих оставлял доставшуюся ему часть родового имения. Условившись об обращении крестьян общей усадьбы их в свободные хлебопашцы и приняв нужные для того предварительные меры, они спешили к изнуренной летами и болезнями родительнице. Князь Сергий Александрович, употреблявший все зависевшие от него средства к упокоению ее старости и не щадивший для того ни усилий, ни пожертвований, утешался наперед мыслию, что он еще раз заключится в ее объятиях, что он еще раз услышит биение материнского сердца на груди своей, что он еще раз испросит ее благословение и, затем бросив прощальный взгляд на родину, с новою горячностию обратится к совершению начатого им великого дела. Тщетное упование! Он застал родительницу, принявшую уже напутствие в жизнь вечную, безгласной, в борении с смертию и чрез несколько часов был свидетелем мирной кончины ее. Это неожиданное зрелище растерзало душу его и исторгло обильные потоки слез на хладные останки матери. Скорбь о конце дней ее, сама по себе тяжкая, увеличивалась еще безотрадной мыслью, что он не открыл ей сердца своего и не получал благословения на созревшее уже в намерениях его начинание… Насытившись рыданиями, он повергся наедине, в тиши ночной пред образом Божией Матери и в пламенном молении излил пред Нею печаль свою. Усталость от пути и изнеможение от плача и молитвенного бдения склонили его наконец ко сну. Но лишь только он сомкнул вежды, как видит приближающуюся родительницу, светлую лицом, чуждую всякого изменения, причиненного ей болезнью и смертью. Первым действием восхищенного от радости сына было броситься к ногам ее и умолять о благословении на иноческое подвижничество. После краткого молчания он услышал внятно из уст ее произнесенные следующие замечательные слова: «Благословить много, а дозволить можно». Оживленный сим необыкновенным сновидением, в котором усматривал особенное о себе свыше промышление, князь Шихматов с большим спокойствием отдал последний долг усопшей матери и в начале 1828 года переселился в Юрьевский монастырь. Здесь начинается иноческое поприще нашего сочлена: ибо, хотя он и не произнес еще обета, но уже подчинил себя всем правилам и всей строгости монастырского заключения.

Юрьевский первоклассный общежительный монастырь, расстоянием от Новгорода в четырех верстах, расположенный по левому берегу Волхова, на возвышенности, которая во время весеннего разлива вод представляется островом, основан в XI веке новгородским князем Ярославом, нареченным во святом крещении Георгием, или Юрием. При такой древности он знаменит разными историческими событиями и, между прочим, погребением в нем в 1233 году брата святого Александра Невского князя Феодора Ярославича, которого святые мощи перенесены оттуда в начале XVII столетия в Новгородский Софийский собор, для предохранения их от нашествия шведов. С 1786 года почивают здесь под спудом нетленные останки святого Феоктиста, архиепископа Новгородского, скончавшегося в 1310 году и погребенного сначала в монастыре Благовещенском. Юрьевский монастырь, именовавшийся некогда Лаврою и пользующийся поныне некоторыми особыми преимуществами, находился в последнее время в состоянии упадка, от которого восстановлен, возобновлен и украшен тщанием архимандрита Фотия и иждивением графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской. Отличное благоустройство сей обители и строгая, подвижническая по примеру древних пустынных отцев жизнь тогдашнего настоятеля ее, Фотия, с которым князь Шихматов имел случай сблизиться более нежели за десять лет, решили выбор его, и должно согласиться, что нельзя было избрать лучшего руководителя.

В 1829 году 23 апреля князь Шихматов определен в число братства Юрьевского монастыря, 25 марта 1830-го, в день Благовещения, пострижен в монашество с переименованием Аникитою, 30-го того же месяца, в неделю Ваий, рукоположен преосвященным Тимофеем, епископом Старорусским, в иеродиакона, а в Великий Четверток, 3 апреля того же года, в иеромонаха.

Через четыре с небольшим месяца я посетил отца Аникиту в его уединении. Это было 12 августа, на память святых мучеников Фотия и Аникиты, в день именин его и настоятеля юрьевского. Приехав в монастырь рано утром, я вошел, по указанию привратника, в келью и был дружелюбно встречен знакомым мне старым служителем, которого, однако, не вдруг мог узнать в одежде послушника. От него известился я, что отец Аникита был во внутренней келье своей, в которой всегда заключался на ночь. Соблюдая возможную тишину, чтоб не нарушить отдохновения старца Божия после недавно окончившегося всенощного бдения, я остался в преддверии этой кельи и на свободе стал рассматривать жилище его. Оно состояло из трех маленьких комнат, из коих в одной жил его прислушник, другая составляла собственный его приют, а третья, где я находился, была род гостиной или приемной. Кроме образов, я не заметил в ней никаких украшений. Кожаная софа, несколько стульев, один или два стола и шкаф с книгами составляли всю домашнюю утварь. Любопытство мое простерлось далее; я начал прочитывать заглавие книг, и убедился в строгом их выборе: меж ними не было ни одной, которая бы относилась к светской любознательности, к философии, к преданиям человеческим, к стихиям мира; все они имели исключительной целью познание Бога Отца и Христа, в нем же суть вся сокровища премудрости и разума сокровенна. Между тем растворилась дверь – самые искренние лобзания и приветствия посыпались с обеих сторон, и мы долго не могли наглядеться друг на друга и вдоволь набеседоваться. Отец Аникита приметно похудел, на челе показались морщины, на полуобнаженной главе и в окладистой бороде прокрадывались уже седины, но в глазах его сияла тихая радость, во всех чертах лица выражалось небесное спокойствие. Увлеченный возрастающим во мне любопытством, я заглянул в его внутреннюю келью и увидел с удивлением, что в ней ничего не было, кроме святых икон. Впоследствии я узнал, что утружденный молитвой, он повергался для самого краткого отдыха на голые доски. Две или три монашеские рясы совмещали в себе все потребности его одеяния, предохраняя вместе и от суровости непогод.

В этот день святую литургию совершал архимандрит соборне. Благоговейная торжественность богослужения, богатство церковных украшений, блеск священнослужительских одежд, значительное число участвовавших в священнодействии лиц, умилительность столпового большим хором пения – все это воспрепятствовало мне обратить особенное внимание на отца Аникиту, которого я еще в первый раз видел в иерейском облачении. Но как он приходил в монастырь только по воскресеньям и праздникам, постоянное же его пребывание было в скиту, которым он, в виде послушания, начальствовал, то на другой или на третий день я последовал за ним и в это убежище.

В двух верстах от монастыря, при истоке Волхова из Ильменя возвышается в живописном положении холм, на котором воздвигнуто было в древности капище Перуну и вместо коего еще в первые времена христианства построен монастырь. От него после нескольких веков уцелели одни стены каменной церкви, которая недавно достроена в прежнем древнем вкусе и освящена во имя Рождества Божией Матери. Вокруг храма поставлены деревянные кельи и обнесены оградой, которая ни для кого не отверзается без благословения юрьевского настоятеля; женскому полу дозволен вход в скит только однажды в год, именно в день храмового праздника. Сюда, с разрешения монастырского начальства, приходят на определенное время братия, а иногда и сам архимандрит, для уединенного богомыслия. При мне было их двенадцать человек. В церкви установлено очередное, днем и ночью, чтение псалмов, прерываемое только совершением ежедневного общего правила и Божественной литургии, которая бывает три раза в неделю. В пище, предлагаемой всем совокупно, сохраняется строжайшая умеренность, так что и употребление елея допускается в одни праздники. Здесь иеромонах Аникита был полным хозяином. С вечера я присутствовал с ним на общем правиле, а рано на другой день слушал заутреню и обедню. Он священнодействовал один, без диакона. Звонкий и приятный голос его раздавался громко между вековыми сводами храма; произнося молитвы с умилением, он давал вес всякому слову. При освящении даров отец Аникита являлся чуждым всему земному и как бы проникнутым присутствием Божества (что и отражалось на просветленном лице его); казалось, что та неизреченная Любовь, которая искупила род человеческий на жертвеннике крестном, воскрыляет его и наполняет собою всю его душу. Несколько раз замечал я блиставшие на его ресницах слезы.

Не могу дать отчета в чувствованиях, которые тогда попеременно брали власть надо мною. Я представлял себе, как на этом месте приносились прежде нечистые и кровавые жертвы бездушному истукану, как он впоследствии, оцепленный, влеком был с холма и свержен в Волхов; переносясь потом к настоящему, я видел, как на этом самом месте, освященном в жилище Духу Святому и порученном покровительству Святой Приснодевы, приносится чистейшая, бескровная жертва живому Богу. И кто же служитель сей великой, умилостивительной о нас жертвы? Поздний потомок нечестивых, ненавистных нам некогда ордынских князей, удостоившийся быть священником Бога Вышнего! Подлинно судьбы Господни бездна многа.

Вскоре начальство Новгородской епархии предложило иеромонаху Аниките степень архимандрита и настоятельство над одним из монастырей своего ведомства. Он употребил все средства для отклонения этого предложения, признавая себя и недостойным, и неспособным руководить других к совершенству иноческой жизни. Усердные просьбы его о том были столь убедительны и столь искренни, что снисходительное начальство не признало за благо настаивать в своем намерении.

Совсем другая мысль возобладала тогда отцом Аникитой и обратилась наконец в непреодолимое желание, которое Вы узнаете из следующих строк его:

«И будет покой Его честь. Воскресший из гроба Первенец мертвых сотворил Гроб Свой источником всеобщего всем верующим в Него воскресения. От самого того времени, когда прославился Иисус, воскреснув тридневно, победив смерть и ад и даровав нам жизнь вечную, от самого того времени верующие, как елень, жаждущий на источники водные, стремились отовсюду воздать боголепную честь смертному покою бессмертного нашего Искупителя и поклониться месту, где возлежало, как жертва, за грехи всего мира закланная, живомертвенное Тело Агнца Божия. Цари оставляли престолы, пастыри духовные покидали на время свое стадо, пустынники исходили из глубокого безмолвия, монахи и миряне всякого чина и возраста текли к малому и убогому вертепу, где Царь славы, Господь Субботы субботствовал во гробе и пролиянной за нас боготочной Своей кровию стяжал нам участие в вечном и непостижимом покое Божием. Каждый ревностный поклонник Гроба Господня почерпал из этого неоскудного источника благодати новые силы к богоугодному прохождению своего звания. Все они возвращались оттуда, прославляя всещедрого Живодавца, приявшего погребение и воскресшего со славой. Сими всякого подражания достойными примерами подвигнулась и моя грешная душа возжелать блага сладчайшего – изливаться в теплых молениях ко Господу на святом месте Его тридневного смертного покоя, который есть и будет вовеки честь».

В апреле 1832 года иеромонах Аникита имел у же дозволение отправиться в Иерусалим, но некоторые встреченные в этом предприятии затруднения замедлили отъезд его еще на два года, в течение коих он совершил богомольное странствование в Соловецкий и многие другие монастыри наши, с великим для себя утешением и пользою. Чтоб не отвлекаться от главной цели, которая состояла в собственном от посещения святых мест назидании, отец Аникита не описывал подробно путешествия в Палестину, но для воспоминания совершившегося над ним в разных случаях милосердия Божия вел краткие записки, или дневник, из которого заимствована мной вышеприведенная статья, и из коего я помещаю здесь один только беглый очерк.

«5 мая 1834 года, – говорит иеромонах Аникита, – сподобясь отслужить раннюю обедню в церкви Святой Неопалимой Купины, а вечером молебен святителю Феоктисту и великомученику Георгию в святом его храме, повергся я к стопам честного отца настоятеля и облобызал освященную его десницу; затем, простясь со всей святой возлюбленной о Христе братией, от которой в течение шестилетнего моего в монастыре пребывания не только не почувствовал малейшего прискорбия, но видел, напротив, постоянную к себе любовь и дружбу, выехал я из святой обители».

Путешествие отца Аникиты было неспешное: он заезжал во всякий монастырь, лежавший на пути его и вблизи от оного, притом желал еще помолиться на гробе родителей, с принесением таинственной жертвы за упокой душ их, в том самом храме, где покоятся бренные их останки, что и исполнил семидневным отправлением литургии и панихид. 3 июля отец Аникита прибыл в Воронеж и поспешил прямо на поклонение мощам святителя Митрофана. «Я предполагал, – говорит наш благочестивый странник, – пробыть здесь не более пяти дней, но угодник Божий расположил иначе. Слава ему и благодарение! Архиепископ Воронежский просил меня взять на себя послушание богоугодное – написать вновь житие святого Митрофана с составленного уже некоторым усердным чтителем его. Зная свою немощь, устрашился я предложения архипастырского, но имея твердое на чудотворца упование и в лице святителя Антония видя его самого, призывающего меня к благодати коснуться слабым моим словом великой славы угодника Божия, я изъявил преосвященному готовность исполнить волю его и просил содействия его святых молитв». Окончив этот труд, к удовольствию архипастыря, иеромонах Аникита, удостоившийся, между тем, служить неоднократно литургию и в Благовещенском соборе, где почивают святые мощи, и в других церквах, отправился из Воронежа 17 июля, провождаемый благословением преосвященного Антония. 8 августа он прибыл в Одессу. В это время в Константинополе открылась моровая язва, заразила все улицы и проникла в предместье Перу. Столь неблагоприятное обстоятельство заставило отца Аникиту остановиться в Одессе. Ища безмолвия, он скоро переселился в Успенский, в двенадцати верстах на берегу Черного моря лежащий монастырь, где и находился около восьми месяцев. «Здесь, – говорит достойный всякого вероятия очевидец, – в обители и в городе весьма часто совершал он богослужение по вызову ревностных христиан, желавших молиться с ним, согреть сердце горячностью его веры и, назидаясь его примером, увериться в утешительной истине, что и в наше время не оскуде преподобный»[174]. Мне остается присовокупить, что отец Аникита с искреннейшей признательностью исчисляет всех радушных странноприимцев своих от Санкт-Петербурга до Одессы и в особенности приносит живейшую благодарность многим благодетельным лицам, оказавшим ему усердное гостеприимство в этом городе. Я не называю никого, чтоб не оскорбить их скромности: имена их известны Тому, Кто обещал, что и чаша студеной воды, поданная во имя ученика Его, не останется без возмездия.

25 апреля 1835 года иеромонах Аникита оставил монастырь, а 2 мая – самый город, посеяв втайне, по свидетельству того же очевидца, много благих семян[175], и по двухсуточном плавании на пароходе прибыл в Константинополь. Обозрев священные достопамятности древней столицы христианства, он посетил двух пребывающих там Патриархов: Вселенского Константина и Иерусалимского Афанасия, и ездил нарочно на Антигону, один из Принцовских островов, для свидания с бывшим Патриархом Вселенским, занимающим ныне место архиепископа Синайской горы, Константием, и при благосклонном приеме получил их благословение. 3 июня отец Аникита пустился в дальнейший путь на небольшом парусном судне и через три дня прибыл в Дарданеллы, а 7-го числа того же месяца приблизился к Афонской Горе, но по причине переменившегося ветра не мог пристать к северо-восточной оконечности ее, а должен был остановиться у монастыря Сиропотамского, одного из древнейших на Святой Горе, обладающего неоцененным сокровищем – великой частью животворящего древа Креста Господня. Из этого монастыря переехал он верхом на муле в Русский скит Св. пророка Илии, где настоятель уступил ему для жительства свою келью, знаменитую тем, что строитель скита, известный святостью жития, игумен Паисий (Молдавский), жил в ней и занимался переводом с греческого на славянский язык книг: Добротолюбия и Исаака Сирина. В сей обители, отслужив первую на Афонской Горе литургию, основал он временное свое пребывание и отсюда объезжал постепенно все святогорские монастыри, питая дух святыней и назидая себя примером богоугодной жизни отшельников. При неоднократном посещении так называемого Русского монастыря, в котором жили, впрочем, греки, отец Аникита согласил игумена и братию устроить и освятить церковь во имя новоявленного воронежского чудотворца, для чего и вручил им денежную помощь из порученной ему на сей конец милостыни. 30 июля он отправился на корабле в Салоники, а 13 августа оттуда в Яффу, куда и приплыл 1 сентября. Переезжая таким образом из одного места в другое, он везде принимаем был с любовью и при всяком удобном случае не упускал совершать литургию, по большой части на греческом языке.

Наконец по многих трудах и опасностях иеромонах Аникита достиг цели своего странствования: 10 сентября в пятом часу по полудни Иерусалим открылся его изумленным взорам. «Мы пали, – говорит он, – со слезами на землю и благодарили Господа. Тогда же, оставив скотов своих, пошли пешие ко вратам Святого града, в которые вступили во исповедании великих Божиих к нам недостойным милостей, и вскоре достигли Патриаршего монастыря. Здесь, получив от митрополита Мисаила, наместника Патриарха Иерусалимского, благословение, мы упокоились. На другой день после заутрени и обедни совершили над нами, при священном песнопении, древний обряд умовения ног и потом учредили нас, как гостей. После вечерни отверзли нам храм Воскресения. Приложившись к камню Помазания ароматами на погребение тела Господня, мы вошли в притвор Ангела и в самый вертеп Гроба».

«Что реку и что возглаголю? – так начинает отец Аникита одно из писем к близким к нему по плоти и по духу. – Что воздам Господеви о всех яже воздаде ми? Повергаюсь во прах пред великим моим Благодателем, и славу, и благодарение принося Ему сердцем и устами, уничтожаюсь пред Его неизреченной явившейся на мне благостью. Чудным отеческим Божиим промыслом, я, недостойный, сподобился восхищен быть на небо и дышать святыней небесной, очистительной, оживительной, освятительной. Гроб Господень не небо ли есть воистину? Не там ли существенно обитал, аще и мертв плотию, ею же грехи наша понесе в вышних Живый, жизни Податель, Творец всяческих? Не там ли Победитель ада, исхитивый нас из челюстей его, победил и мучительницу нашу смерть, восстав от мертвых, никем не возбужденный, Сам силой Своей Божественной, яко область имый душу Свою положити за прегрешения наша и паки прияти за оправдание наше? Но никакое слово, не токмо человеческое, ниже Ангельское, не довлеет к прославлению чертога славы Бога воплощенного. Да молчит всяка плоть человеча и во Гробе Господнем да стоит со страхом и трепетом – не ужаса, но благоговения, и да верует с Иаковом Патриархом, яко гроб сей малый есть дом Божий и для земнородных врата небесная. О! Коликую благодать излиял Господь на меня, окаянного, из сего источника уготованных верующим благ, их же око не виде и ухо не слыша и на сердце человеку не взыдоша!»

Но до этого утешительного состояния надлежало дойти путем крестным, как увидите из продолжения того же письма. «Скорбь, яко стрела правды Божией, праведно карающая грешника, пронзила мое сердце. Более трех месяцев утро и вечер, днем и нощию плакал я пред Господом, и воистину исходища водная изведосте очи мои, понеже не сохраних закона Его. Посетив главные святые места вне града, с наступлением поздней осени заключился я в храм Воскресения. Здесь, питаясь хлебом и водою, провел я четыреде-сять дней, и дни сии были для меня дни неба. Сокрушение сердца, умиление духа, слезные токи, чаяние помилования, теплейшее моление, особенно в часы нощные в безмолвии великого святилища, омерзение ко всем прелестям мира, вседушное желание примириться с Богом и жить Ему единому прочее живота своего время, чтение слова Божия, с дивным просвещением от гор Его вечных, учащение на молитвы богослужебные, а паче всего предстояние, аки на небеси, при литургиях, совершаемых на Гробе Господнем и на святой Голгофе, соделали кающегося грешника блаженнейшим свыше слова. Матерь милосердия, Царица Небесная, не отринула раба Своего, приметавшегося к Ней с дерзновением непосрамленного упования и повергавшего пред Нею недостойные молитвы на том месте, где, по предречению праведного Богоприимца, и святую душу Ее пронзил меч печали; и ходатайством Ее, и предстательством усердно призываемых угодников Божиих приклонил Господь ухо Свое ко мне и удивил на мне милости Свои, так что действительно на мне исполнилось слово: идеже умножися грех, преизбыточествова благодать. Отверженный паки призван предстоять лицу Господа своего, которое дивным благоволением просветилось к нему, и не токмо не тощ изшел из храма, но обременен дарами утешения и радования духовного. Трикратни удостоился я совершить святую литургию на том самом гробовом камне, на коем возлежал Господь, и последний раз во второй день Пасхи, и видел очами веры Пасху, пожренную за нас, Господа Иисуса, восстающего с победой над смертью и адом. Небесным восторгом горела душа моя, когда нечистыми устами воспевал я: „Христос воскреси из мертвых“, при священнодействии Божественных Таин там, во святилище гроба Живодавца, где Он воистину воскресе и нас совоскреси с Собой. Слава, слава, слава Воскресению Твоему, Господи! На святой горе Голгофе, усыренной кровию Сына Божия, сподобился я, грешный, литургисать многажды, не раз и во святом Вифлееме, где родился во плоти человеческой сый прежде век Бог наш, многократно в Гефсимании, на гробе Царицы Небесной, воскрешенной по трех днех смерти воскресшим Сыном Ее Богом, во исполнение слов пророчественных: воскресни Господи в покой Твой, Ты и кивот (одушевленный) святыни Твоея, а наконец и во святом граде Назарете, где совершилась вся начальная тайна нашего спасения, где сила Вышняго осени чистейшую Ангелов Приснодеву и Дух Святый найде на ню, и во чреве Ее девственном Слово плоть бысть, неотступль Своего Божества».

После такого красноречивого о себе повествования, в котором от избытка признательности обнажилась душа отца Аникиты и открылось нам его сердце, я не буду уже следовать за ним по святым местам Палестины; не могу, однако, прейти молчанием случившегося с ним в Иерусалиме происшествия, показывающего всю глубину его смирения. В самый Новый Год, желая принять благословение митрополита Мисаила, он при входе в кельи его был встречен с грубостью нетрезвым привратником, который осмелился даже нанести ему удар. Вспомнив пророчество Исаии: плещи мои вдах на раны и ланити на заушения, с такою точностью исполнившееся над Спасителем нашим в виду того самого места, где нанесено служителю Божию оскорбление, он последовал примеру Божественного Учителя своего и отвечал с незлобием: «Что мя биеши?» И когда справедливо разгневанный архипастырь велел наказать дерзкого слугу, отец Аникита усердным ходатайством своим испросил ему помилование.

Пробыв в пределах святой земли около семи месяцев в непрестанных подвигах, перенесши с удивительным терпением труды путные, верхом, на пространстве более пятисот верст, и разные приключившиеся ему в это время напасти и болезни, иеромонах Аникита отправился обратно 7 апреля 1836 года. «Отслушав, – говорит он, – заутреню и обедню в монастыре Св. Архистратига Михаила (где имел пребывание), поспешил я в храм Воскресения, и там, на Голгофе, излияв душу мою в слезной молитве, поклонился последним поклонением, облобызал последним лобзанием Пресвятый и Живоприемный Гроб Господень, от коего паче солнца воссияла на меня, омраченного грехами, неизреченная благодать Божия. От сего священнейшего места, где струились еще моления мои пред Сердцеведцем, я отторгнут был извещением, что все мои спутники готовы к отъезду…

Я думал, – продолжает отец Аникита, – прежде возвращения в отечество, по крайней мере, один год побезмолвствовать на Афонской Горе, но не так судил Господь, ведущий лучше нас, что нам на пользу. Лишь только я въехал в Яффу, как встречен был от консула уведомлением о назначении меня Святейшим Синодом к церкви нашей при посольстве в Афинах. Невзирая на всю невыгоду этого назначения в отношении к моему намерению, ибо вместо иноческого богомысленного уединения должен был вступить в шумный город, поелику я видел в сем деле перст Божий, онемех и не отверзох уст моих, яко Ты сотворил еси».

10 апреля иеромонах Аникита отправился из Яффы на корабле, который через два дня спустился от крепкого ветра к острову Кипру. Здесь, в храме святого праведного друга Христова Лазаря, он поклонился части мощей и святому гробу его. Отплыв от Кипра 18-го того же месяца, достиг знаменитого в истории Церкви Христианской острова Патмоса не прежде 30-го ночью, причем корабль потерпел, входя в залив, от сильной бури с грозою. «Сын Грома, – замечает богомудрый путешественник, – возгремел для возбуждения нашего в страх Господень». В честь сего великого святого, его же любяще Иисус, сподобился отец Аникита отправить всенощное бдение в той пещере, обращенной ныне в церковь, где апостол Христов, девственник, пророк, богослов и нареченный сын Божией Матери, писал Евангелие, которого первые слова услышал свыше при страшном звуке грома, потрясшем всю пещеру и тричастно расколовшем свод ее, что и теперь видно. Плавание от Патмоса до Афонской Горы продолжалось за противными ветрами и за маловетрием от 3 до 9 мая. В этот день отец Аникита сошел на берег в Русский монастырь, где по посещении некоторых других обителей он начал, а довершил в русском скиту Св. пророка Илии, куда скоро переехал, сорокадневное служение литургии, по обету, данному у Гроба Господня, в возблагодарение за оказанные ему там Всевышним милости. Как условленное устроение в Русском монастыре храма во имя святого Митрофана по некоторым препятствиям не состоялось, отец Аникита заложил сей храм в скиту, с подобающим священнодействием, которое совершал греческий архиепископ Панкратий. Передав одному из братий, изъявившему готовность оказывать в этом деле ближайшее содействие, возвращенный из Русского монастыря вклад и присовокупив новое, доставленное ему из России от благочестивых лиц даяние, иеромонах Аникита 3 августа отправился, а 12-го прибыл в Афины.

Обратимся теперь к этому месту его служения и скажем несколько слов о его туда определении. Правительство наше в неослабном попечении о благосостоянии Православной Восточной Церкви никогда не преставало принимать участие в судьбе народов, нам единоверных, и потому не могло не соболезновать о бедственном положении, до коего вследствие несчастных событий доведены были в Греции и Церковь и духовенство, лишенные притом и призрения Константинопольского Патриаршего престола. В начале 1833 года, когда обстоятельства подавали уже надежду, что вскоре восстановлены будут мир и законный порядок, признано за благо приступить к возобновлению наших духовных сношений с сим краем и для того иметь при тамошней нашей миссии доверенное из русского духовенства лицо, с возложением на него же распределения между беднейшими греческими церквами и людьми духовного чина предназначенного для них пособия. В это звание с высочайшего соизволения назначен тогда же первоклассного Толгского монастыря архимандрит Иринарх на три года. По истечении сих срочных лет он вызван обратно, а на его место надлежало послать другое духовное лицо с требуемыми для того качествами и способностями, и выбор Святейшего Синода пал на иеромонаха Аникиту.

Исполняя обязанности нового звания и укрепляясь при частом богослужении хлебом небесным и чашей жизни, отец Аникита нередко в благоговейном восторге переносился мыслями во Святый Град и взывал от полноты сердца: аще забуду тебе, Иерусалиме, забвенна буди десница моя, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего. С другой стороны, он не переставал воздыхать о монашеском безмолвии, и душа его алкала вселения на Святую Гору для спасительного упокоения, после коего намеревался возвратиться в отечество и провесть остаток дней в Юрьевской обители, которую называл матерью святой, породившей его в чин Ангельский.

Во Афинах же раздражашеся дух его в нем. Возрожденная Греция представляла ему мало утешительного. Епархии, издревле подчиненные Константинопольскому Патриаршему престолу, отделялись от него политически и прервали непосредственное к нему отношение. Для образования духовенства не было еще принято никаких удовлетворительных мер. Новое поколение народа возросло в кровопролитии за свободу, не имея времени заняться внутренним усовершенствованием себя посредством воспитания в страхе Божием; с прекращением же войны начальное образование перешло не малой частью в руки людей, чуждых нам по вере, которые на свой счет завели там училища, дабы, пользуясь непросвещением и бедностью жителей, привлекать к себе детей их, внушать им свои заблуждения и посевать плевелы на ниве Церкви Православной.

По прошествии пяти месяцев по прибытии в Афины здоровье иеромонаха Аникиты начало увядать от возвратившихся к нему сильных припадков[176], от коих он страдал уже в течение многих лет и неоднократно приводим был в опасное положение. К сему присовокупилась нечаянная скорбь о бедствии, постигшем Русский Святогорский скит. Один из единоземцев наших, поклонник Святого Гроба, возвратившись туда из Константинополя, привез с собой чуму и сам прежде всех пал ее жертвой; вслед за ним более двадцати братий и посетителей, а в числе первых и сам настоятель, переселились в вечность. При этом же несчастном случае сделался добычей заразы и схимонах Феодор, принявший на свое попечение строение церкви во имя святителя Митрофана. Немногие уцелевшие от свирепства моровой язвы иноки, почитая иеромонаха Аникиту за отца и покровителя по уважению, которым он пользовался и между греческим духовенством, и от наших посланников и консулов, убедительно призывали его к себе, как для устройства их обители, так и для возведения заложенного храма. Сии причины побудили его безотлагательно просить увольнения от должности, и Святейший Синод в конце апреля 1837 года распорядился о приискании в Афины другого священнослужителя.

Между тем хроническая болезнь иеромонаха Аникиты, сопровождаемая обильными кровотечениями, возрастала с разрушительной силой и наконец довела его до совершенного истощения. Невзирая, однако, на крайнее расслабление, он заставлял водить себя в церковь посольства, и там, оживляемый благодатью Божией, продолжал священнодействовать. Так протекли великие дни Четыредесятницы и Святая Пасха. Свирепство недуга по-видимому укротилось, но светильник жизни уже потухал от его губительного действия. Поздние старания медиков, в числе коих находился и старший королевский врач, оказались безуспешными. Изнеможенный труженик, давно умерший для мира, смотрел без страха на приближавшуюся к нему тихими шагами смерть, к принятию коей готовился так долго. «Свидетели мучительных припадков и последней с нею борьбы отца Аникиты не слыхали из уст его ни одной жалобы, не заметили в нем ни малейшего нетерпеливого движения, не могли уловить ни одного вздоха. Народ, внимавший ему дотоле у алтаря Господня, лишь только сведал о болезни человека Божия, толпами бросился в его келью. С утра до вечера старцы, взрослые, женщины и дети окружали одр страдальца, стоя на коленях. Начальство миссии увидело себя принужденным запретить приходящим вход, чтоб уменьшить стечение многолюдства ко вреду больного»[177]. На вопрос, не хочет ли сделать завещания, он отвечал: «Я монах. Отдайте все, что останется, в скит пророка Илии». Приняв с пламенной верой елеосвящение и удостоившись 6 июня, накануне праздника Сошествия Святого Духа, причаститься Святых Таин в полной памяти и ненарушимом спокойствии, священноинок Аникита рано на другой день при повторении: «Пора, пора в Иерусалим!» – скончался с миром.

Погребение его, по обрядам нашей Церкви, совершено торжественно 10 числа афинским епископом со всем его причтом, при многочисленном стечении народа. По произнесении преосвященным надгробного слова все присутствовавшие не могли удержаться от слез: они плакали о чужеземце, едва только девять месяцев находившемся меж ними. Так сильно действует на сердца истинное благочестие! Тело преставившегося, несмотря на существующее в Греции постановление, коим воспрещается хоронить в церквах, положено в находящемся близ города Архангельском монастыре, во уважение общего благоговения, внушенного добродетелями и строгой жизнью сего достойного священнослужителя[178]. Найденное после него имущество доставлено в скит; оно состояло в иконах, ризнице и книгах. Другого рода обильное и притом нетленное богатство оставил он в посеянном им Евангельском учении, которое утверждал примером собственной богобоязненной жизни, деятельной веры и христианского смирения. Отец Аникита умер на пятьдесят четвертом году от рождения, но богоугодная старость не в числе лет исчисляется; небесная мудрость, которой он посвятил себя, давно уже убелила его сединами разума, и он созрел для вечности.

По исполнении, таким образом, возложенной на меня в отношении к утраченному нами сочлену обязанности, позвольте мне, милостивые государи, обратиться к нему как к брату, другу, благодетелю и дать свободу чувствованиям, коими преисполнена душа моя и которым излиться препятствовали доселе приличия академического чтения. Приими, победный воин Христов, сей труд, совершенный не столько в память твою, сколько во славу Бога, умудрившего тебя во спасение; приими сей посильный труд как слабое проявление моей беспредельной признательности. Ты не оставил сетующим об отшествии твоем и самой отрады видеть прах твой, который навсегда сокрыла от нас земля чуждая; пусть же, по крайней мере, это скромное начертание твоей жизни, на котором лежит печать истины, послужит им утешением. Может быть, величие твоих доблестей, даже и тускло отражающееся в сем безыскусственном зерцале, подвигнет чье-либо сердце к подражанию тебе; и если ты возрадуешься о спасении хотя одного из ближних, цель труда моего достигнута. Приветствую останки тебя самого твоими собственными словами:

А ты, священный прах, до пакибытия, Покойся в тишине глубокой, безнаветной. Тогда изникнешь ты из тьмы и сени смертной; Как огненнозлатый, стрелы быстрейший луч, Сверкающий струей из толщи черных туч, Из гроба возблестишь во славе боголепной, И с плеском воспаришь, и с песнию хвалебной, И сам себе дивясь в восторге торжества, Поклонишься лицу благого Божества[179]. П.А. Ширинский-Шихматов

Примечания

1

Принадлежащей княгине Екатерине Павловне Ширинской-Шихматовой.

(обратно)

2

Подлинное письмо принадлежит княгине Е.П. Ширинской-Шихматовой.

(обратно)

3

Спутник Никита по совершении о. Аникитой путешествия по Востоку воротился в Россию.

(обратно)

4

Настоятель о. Аникиты архимандрит Фотий хотя дал свое благословение своему постриженнику на путешествие во Святую Землю, но дал неохотно. Фотий в одном из своих писем к Иннокентию, архиепископу Херсонскому, говорит даже следующее: о. Аникита «вопреки мне усилился быть в Иерусалиме и на Афоне» (Христианское чтение. 1887. Ноябрь – декабрь. С. 761).

(обратно)

5

Святой Феоктист, архиепископ Новгородский (1300–1308), скончался на покое в новгородском Благовещенском монастыре 23 декабря 1310 года; в 1764 году мощи святого Феоктиста перенесены были в Юрьев монастырь, в котором они и покоятся под спудом (Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1888. Изд. 6-е. Ч. I. С. 343–344).

(обратно)

6

Здесь разумеется Софийский собор в Новгороде, построенный сыном великого князя Ярослава, новгородским князем Владимиром Ярославичем, в 1045–1051 годах. В нем почивают открыто святые мощи: святого Никиты, архиепископа Новгородского († 1108), святого Илии, в схиме Иоанна, архиепископа Новгородского († 1186), святого архиепископа Новгородского Григория († 1193), святого благоверного князя Владимира Ярославича, строителя Софийского Собора, святой благоверной княгини Анны (матери строителя собора) и святого благоверного князя Феодора, брата святого благоверного князя Александра Невского (Описание Новгородского Софийского собора, составленное протоиереем Петром Соловьевым, ключарем Новгородского кафедрального Софийского собора. СПб., 1858; Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1888. Ч. I. С. 380–404).

(обратно)

7

Никольский собор в Новгороде, первенствующий и по древности, и по красоте здания, построил сын Мономаха Мстислав Великий в 1113 году. Собор строен был греческими зодчими и в строго-византийском стиле. Собор много раз подвергался пожарам: до десяти раз упоминается в летописях о его опустошении, начиная с 1152 года и до 1709 года. Главная святыня храма – чудотворная икона святого Николая (Там же. С. 417).

(обратно)

8

Ярославово городище, или двор Ярослава, – это древний центр политической жизни Новгорода; здесь прежде собиралось вече новгородское. От древнего Ярославова городища уцелели до настоящего времени остатки древнего каменного здания, обращенного в кладовые и лавки, сохранились ворота и одна башня, до сих пор носящая название Вечевой. Но нет никаких следов древнего дворца Ярослава. По летописям известно, что дворец существовал до пожаров 1403 и 1406 года. Иоанн Грозный на месте старого княжеского дворца выстроил себе новый дворец. Очень может быть, что часть уцелевшая доселе каменного здания и есть постройка Грозного. На месте Ярославова городища сохранились восемь церквей и две часовни, но между ними пять стоят одна подле другой и служат красноречивым доказательством усердия древних князей к церкви Божией (Там же. С. 417, 421–422).

(обратно)

9

Знаменский собор в Новгороде после Софийского привлекает общее внимание своей чудотворной иконой. Чудотворная икона Знамения Пресвятой Богородицы соединяет в себе воспоминание о чудесном спасении новгородцев от нападения суздальского князя в 1170 году. До половины XIV века чудотворная икона находилась в церкви Преображения Господня, а в 1335 году рядом с ней построен был для чудотворной иконы собор. В XVI веке Знаменский собор был перестроен по причине ветхости архиепископом Новгородским Макарием. Митрополит Корнилий обновил Знаменский собор в 1688 году, и в таком виде он существует и до настоящего времени и служит одной из лучших и обширных церквей в Новгороде (Там же. С. 427–428).

(обратно)

10

Нилов Столобенский монастырь Тверской епархии, от Осташкова в семи верстах, основан преподобным Нилом († 7 декабря 1554 года и причтенным к лику святых в 1667 году) (Строев П.М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской Церкви. СПб., 1877. С. 463).

(обратно)

11

Здесь разумеется Иверский Богородичный на острове озера Валдайского, основанный Патриархом Никоном в 1653 году. Ныне первоклассный монастырь (Там же. С. 52).

(обратно)

12

Борисоглебский второклассный монастырь в Торжке основан святым Ефремом в отдаленной древности. Арсений управлял Борисоглебским монастырем с 1831 по 1836 год (Там же. С. 455).

(обратно)

13

Успенский третьеклассный монастырь в городе Старице; монастырь основан в начале XVI века. Архимандрит Александр управлял монастырем до 1855 года (Там же. С. 462).

(обратно)

14

Иов 14 декабря 1568 года хиротонисан был в митрополита Московского; удален в начале июня 1605 года в Старицкий монастырь, где и умер 19 июня 1607 года. Тело Патриарха перенесено в Успенский собор в Москве (Там же. С. 6).

(обратно)

15

Сельцо Дерново Смоленской губ. Вяземского уезда, родина князя Сергия. В Дернове в рассматриваемое время жил самый младший брат Сергия Прохор Александрович Ширинский-Шихматов, здесь скончавшийся в 1863 году.

(обратно)

16

Приходский храм князей Шихматовых находился в пяти верстах от Дернова в с. Саловицах. Этот храм построен был отцом князя Сергия, князем Александром Прохоровичем Шихматовым, умершим в 1793 году и погребенном в созданном им самим храме. Тут же впоследствии погребена была и супруга строителя храма, княгиня Ольга Шихматова, умершая в 1820 году.

(обратно)

17

Аркадиевский Вяземский женский монастырь, переименованный из богадельни в монастырь в тридцатых годах настоящего столетия. Первой игуменией этого монастыря была Августа, в мире княжна Анна Александровна Ширинская-Шихматова, родная сестра князя Сергия Шихматова. Августа привела монастырь в цветущее состояние и умерла в 1859 году (Христианское чтение. 1891. № 1–2).

(обратно)

18

Агафоклия, родная сестра князя Сергия, в мире княжна Александра Александровна Шихматова, постригшаяся вместе с другой своей сестрой в Смоленском женском монастыре и переехавшая вместе с ней в Вяземский монастырь, где она и скончалась от чахотки в 1833 году.

(обратно)

19

Князь Павел Алекандрович Ширинский-Шихматов с 1798 года по 1818 год занимал должность воспитателя в Морском корпусе, в конце 1818 года вышел в отставку и поселился в своем имении в селе Архангельском вместе с другим братом, князем Алексеем Александровичем; некоторое время занимал должность уездного судьи в г. Можайске, где и скончался 25 апреля 1844 года (Биография князя Павла Александровича Ширинского-Шихматова, почетного директора богоугодных заведений, уездного судьи и члена тюремного комитета в городе Можайске. М., 1848).

(обратно)

20

Село Архангельское Московской губернии Можайского уезда, недалеко от Можайска. Князь Алексей Александрович, другой брат князя Сергия, по окончании воспитания в Морском корпусе навсегда поселился в своем имении, с. Архангельском, и всецело предался служению благу своих собственных крестьян. Он умер в селе Архангельском 2 августа 1849 года.

(обратно)

21

Саввин Сторожевский первоклассный монастырь близ г. Звенигорода, основан около 1380 года святым Саввой. С 1800 года монастырем управляют викарии московские, епископы Можайские (Строев П.М. Списки иерархов… С. 169).

(обратно)

22

Архимандрит ставропигиального Воскресенского, Новый Иерусалим именуемого монастыря, основанного Патриархом Никоном в 1656 году. Аполлос (Алексеевский) управлял монастырем с 1821 по 1837 год, а отсюда переведен был в Новоспасский монастырь; в 1851 году он был уволен на покой в ростовский Яковлевский монастырь, где и умер в 1859 году (Там же. С. 168, 146).

(обратно)

23

М.П. Штер – сослуживец князя Сергия по Морскому корпусу, человек очень благочестивый и близкий по воззрениям к князю Сергию Александровичу.

(обратно)

24

Высокопетровский Петропавловский второклассный монастырь в Москве, в Белом городе. Основание его относится ко временам Димитрия Донского (Там же. С. 1972).

(обратно)

25

Епископ Тульский Дамаскин (Россов), из викариев новгородских, был назначен в Тулу 6 ноября 1821 года, а 19 декабря 1850 года был переведен со званием архиепископа в Петрозаводск, 7 февраля 1851 года уволен на покой, умер в июле 1856 года (Там же. С. 789, 991).

(обратно)

26

Тульский корпус давно закрыт, на месте его открыт был корпус в Орле.

(обратно)

27

Святой Тихон (Соколов) в 1761 году был хиротонисан в викария Новгородского, а в 1763 году был перемещен на Воронежскую кафедру, где и пробыл до 1768 года; умер на покое в Задонецком монастыре 13 августа 1783 года. Память святителя чтили со времени его блаженной кончины. В 1845 году при разборке в Задонском монастыре старого собора, в котором был похоронен святой Тихон, тело его найдено нетленным. 20 июня 1861 года после троекратного освидетельствования нетления тела Святой Синод причислил святого Тихона к лику святых (Дебольский Г.С. Дни богослужения Православной Кафолической Восточной Церкви. Ч. I. С. 533–534).

(обратно)

28

Иларий был архимандритом Задонского монастыря с 1834 года до марта 1836 года, отсюда переведен в архимандриты Соловецкого монастыря, а из Соловецкого монастыря в 1842 году обратно был переведен в Задонский монастырь, которым и управлял до 1845 года (Строев П.М. Списки иерархов… С. 874). Иларий ранее был архимандритом Солотчинского монастыря, находящегося в пятнадцати верстах от Рязани.

(обратно)

29

Святой Митрофан, первый епископ Воронежский, управлял епархией с 1682 года до 1703 года. Мощи святителя двукратно переносимы были из одной церкви в другую и оказались нетленными. В 1831 году по случаю исправления ветхостей воронежского собора открыли пол и увидели непокрытый гроб и весь сгнивший, кроме исподней доски, на которой лежало тело святителя Митрофана. Святой Синод предписал освидетельствовать нетление мощей и истину чудесных событий. В 1832 году святой Митрофан был причислен к лику святых (Дебольский Г.С. Дни богослужения… Ч. I. С. 539).

(обратно)

30

Антоний (Смирницкий) 31 января 1826 года был хиротонисан во епископа Воронежского из наместников Киево-Печерской Лавры, с 31 января 1832 года – архиепископ, умер 20 декабря 1846 года, отличался строгой благочестивой жизнью (Строев П.М. Списки иерархов… С. 839). Об Антонии, архиепископе Воронежском, есть две монографии: одна принадлежит Севастьянову, другая, напечатанная в настоящем году, – протоиерею М. Некрасову.

(обратно)

31

А.А. Павлов – хороший знакомый князя Сергия по Петербургу, где он служил в Синоде, занимая должность чиновника при обер-прокуроре. По своим воззрениям Павлов примыкал к защитникам интересов Церкви и был сторонником архимандрита Фотия. Павлов умер в 1865 году и погребен в Александро-Невской Лавре (Русский архив. 1332–1333. 1868).

(обратно)

32

В 1836 году Благовещенский собор, в котором обретены были нетленными мощи святого Митрофана, обращен в монастырь, называемый теперь Митрофановым Благовещенским кафедральным монастырем, потому что в нем в настоящее время имеют свое местопребывание Воронежские архиепископы.

(обратно)

33

Отсюда мы видим, что «Сказание о житии, обретении и открытии честных мощей святого Митрофана, в схимонасех Макария, первого епископа Воронежского», напечатанное по определению Святого Синода в Москве в 1838 году, принадлежит перу о. Аникиты. Акафист святому Митрофану написан также, по поручению преосвященного Антония Воронежского, другим братом о. Аникиты, князем Платоном Александровичем Ширинским-Шихматовым (см.: Елагин Н.В. Очерк жизни князя Платона Ширинского-Шихматова. СПб., 1855).

(обратно)

34

Эта икона святого Митрофана отдана впоследствии о. Аникитой в Ильинский скит на Афоне, где она находится и по настоящее время (Русский общежительный скит Святого пророка Илии на Святой Афонской Горе. Одесса, 1883. С. 36).

(обратно)

35

Николаевский белгородский монастырь основан в 1599 году; по штатам 1764 года причислен к третьему классу, а в 1833 году – перечислен во второй класс. По Строеву, в 1834–1835 годах архимандритом Николаевского монастыря был Игнатий (Строев П.М. Списки иерархов… С. 644–645).

(обратно)

36

Иосаф (Горленко), епископ Белгородский, хиротонисан был 2 июня 1748 года из наместников Троице-Сергиевой Лавры, скончался 10 декабря 1754 года. Спустя два года после погребения святителя Иосафа тело его оказалось нетленным, таким оно остается и доныне; неповрежденными сохраняются и священные одежды и самый гроб святителя Иосафа (Житие Иосафа Горленко // Странник. 1865 г. Август).

(обратно)

37

Второклассный Крестовоздвиженский монастырь в Полтаве основан около 1650 года; архимандрит Гавриил управлял монастырем с 1825 по 1840 года (Строев П.М. Списки иерархов… С. 930–931).

(обратно)

38

Директор лицея Н.И. Синицын раньше состоял преподавателем в Морском корпусе, и в 1833 году назначен был, по влиянию министра народного просвещения А.С. Шишкова, директором Ришельевского лицея с переименованием из капитан-лейтенантов в надворные советники. Синицын заявил себя в Одессе добрым и благородным человеком (Записки Мурзакевича // Русская старина. 1887 г. Март).

(обратно)

39

Н.Ф. Покровский раньше служил директором гимназии и училищ в Тверской губернии, попечителем лицея назначен был в 1831 году. Во время своей попечительской службы Н.Ф. Покровский привел в образцовый порядок лицей, который до него был довольно распущен (Там же. 1887 г. Февраль – март).

(обратно)

40

Александр Скарлатович Стурдза, родом из молдавской богатой и благородной фамилии, в 1809 году поступил на службу в Министерство иностранных дел и здесь проходил в разное время разные должности, был на Венском конгрессе, в 1822 году вышел за болезнью в отставку и поселился близ Одессы в имении сестры своей под названием Манзирион. В Одессе у него был собственный дом. Стурдза умер в 1854 году. Он известен как писатель, по преимуществу церковный. Биография А. Стурдзы, составленная иеромонахом Анфимом, напечатанная в «Страннике», вышла и отдельной брошюрой.

(обратно)

41

В Одессе о. Аникита познакомился с одним послушником Глинской пустыни купеческим сыном Алексеем Митрофановым, который также предполагал предпринять путешествие по святым местам Востока. О. Аникита по случаю моровой язвы в Константинополе отложил поездку до следующей весны (1835 года) и решился перезимовать в Одессе, а Митрофанов возвратился назад в Глинскую пустынь Курской епархии и прибыл опять в Одессу следующей весной, недели три спустя после отъезда отсюда о. Аникиты. О. Митрофанов оставил описание своего хождения по святым местам, часть которого напечатана в «Душеполезном чтении» за 1884 год (июль. С. 291–314). В 1838 году Митрофанов принял монашество с именем Арсения, в 1844 году сделан был игуменом Святогорской Успенской пустыни, в 1850 году возведен в сан архимандрита и скончался здесь в звании настоятеля в 1859 года (Душеполезное чтение. М., 1884. Июль).

(обратно)

42

Архимандит Порфирий (Успенский), бывший после первым ректором Одесской семинарии, 14 февраля 1865 года хиротонисан во епископа Чигиринского, викария Киевской митрополии, в начале восьмидесятых годов уволен на покой со званием настоятеля Новоспасского ставропигиального монастыря в Москве, в котором вскоре и умер. Преосвященный Порфирий известен своими путешествиями по Египту, Сирии, Палестине и по Афону. Описание своих продолжительных путешествий преосвященный Порфирий издал в печати, которые составляют большой вклад в науку. Известно его обширное сочинение: «Восток христианский. Путешествие по Афону», 9 томов, 1877–1881 гг.

(обратно)

43

Димитрий (Сулима), хиротонисанный 16 июля 1811 года во епископа Бендерского, викария Кишиневского, 18 июня 1821 года назначен был епископом Кишиневским; умер архиепископом Кишиневским 4 августа 1844 года (Строев П.М. Списки иерархов… С. 553).

(обратно)

44

Ни в Пинском Богоявленском, ни в Пинском Успенском монастыре Палладий не значится настоятелем (Историко-статистическое описание Минской епархии. СПб., 1864).

(обратно)

45

Живя в Успенском одесском монастыре, о. Аникита не оставался праздным. В письме к братьям от 16 февраля 1835 года он пишет: «Простите мне, что я не вдруг по получении последнего вашего письма ответствую вам: дело, с помощью Божией и святого Его угодника совершив немало трудное, находился я в переписке с преосвященным Антонием Воронежским, и дело сие и есть и будет присной радостью сердца моего, о котором вам, искренним делителям со мною чувствований моих сердечных, объявить поспешаю, прося не оглашать до времени. Христолюбивый, упомянутый мною архипастырь, достойный по пасторскому достоинству первого, духовной паствы своей новопрославленного пастыря, преемник его же, слово, со властью по исполнении моего первого возложенного на меня послушания – написать житие святого угодника – возложил на меня и другое послушание – написать великому чудотворцу нашему новому святителю Митрофану полную службу с акафистом. Сие второе послушание я, недостойнеший, не своими силами, но единственно помощью ощутительной святого угодника успел исполнить, написав и службу, и акафист стихами без рифм (руководствуясь примером бессмертного песнопевца церкви Св. Иоанна Дамаскина, многие каноны стихами сочинившего), но на чисто славянском наречии, к великому удовольствию повелевшего мне священное дело сие святого архипастыря, который в письме своем, к несказанному моему радованию, изъявляет мне чувствительную благодарность от лица угодника Божия». Источниками для написания о. Аникитой службы и акафиста святому Митрофану послужили материалы, собранные учителем воронежской гимназии Н.М. Севастьяновым. Это был человек редкого благочестия и строгий аскет. Благотворительность его не знала границ: он отдавал бедным все, что было под руками, а потому часто возвращался домой без шапки, шарфа, платка и всегда без копейки денег. Он отказывался от употребления мяса и принял на себя такой строгий пост, что окружающие его удивлялись тому, как и чем поддерживал свои силы этот подвижник. Н.М. Севастьянов умер в Воронеже в пятидесятых годах.

(обратно)

46

Схимонах Феодор, постоянный спутник о. Аникиты во время странствования его по Востоку, в 1836 году умер от чумы в Ильинском Афонском скиту.

(обратно)

47

«Тот, кто не видал дивной столицы Востока (Царьграда), тщетно будет представлять ее своему воображению: никакая кисть, никакое перо не в силах изобразить столь роскошной картины», – так отзывается о красоте Константинополя другой русский путешественник, А.Н. Муравьев (Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1888. Ч. I. С. 25).

(обратно)

48

Это Буюк-дере – летнее местопребывание русского посольства в Константинополе на Босфоре, приобретенное русским правительством еще в прошлом столетии. Недалеко от Буюк-дере находятся остатки (несколько арок) знаменитой когда-то обители во имя Сорока мучеников, основанной святым Патриархом Тарасием, который и сам был здесь погребен (Путеводитель по Константинополю: Описание замечательных и святых мест / Изд. иером. Антония. Одесса, 1884. С. 243).

(обратно)

49

Патриархом Константинопольским в то время был Константий II, низложенный в 1835 году, патриаршествовал только пятнадцать месяцев. Предшественником Константия II был Константий I, патриаршествовавший четыре года, с 1830 по 1834 год, и умерший на покое на острове Антигоне в 1859 году (Там же. С. 243).

(обратно)

50

Патриархи Иерусалимские часто и подолгу живут в Константинополе и еще в половине XVII века приобрели себе особое подворье близ Вселенской Патриархии. Иерусалимское подворье в Константино поле – это бывший некогда дворец молдавских господарей Контакузенов (Там же. С. 86; Душеполезное чтение. М., 1884. Июль).

(обратно)

51

По взятии Константинополя и по отнятии у греков Святой Софии Магомет II предоставил Патриарху Геннадию храм Святых апостолов, которым греки владели только два года, а затем кафедра Патриарха перенесена была в храм Пресвятой Богородицы Всеблаженнейшей, а отсюда в XVII веке – на окраину города, в Фонар, где находилась женская обитель с храмом Св. Георгия. Тесная церковь бывшей женской обители расширена и приспособлена к нуждам Патриархии. Кафедральный храм Вселенского Патриарха не отличается богатством, как и само здание Патриархии (Путеводитель по Константинополю… С. 84).

(обратно)

52

Мощи святой Евфимии находились сначала на Халкидоне, в храме Св. Евфимии, где когда-то происходил IV Вселенский собор, а по разрушении Халкидонского храма они были перенесены в патриаршую церковь Константинополя (Там же. С. 114). Правая рука святой Евфимии находится в московском Успенском соборе.

(обратно)

53

Здесь разумеется колонна в патриаршем храме, в которую вделана часть столба, к коему был привязан Господь Иисус Христос во время бичевания в претории (Там же. С. 84; Душеполезное чтение. М., 1881. Июль).

(обратно)

54

Кафедра святого Златоуста представляет из себя большое кресло с высокой спинкой, сделанное из черного дерева с пестрой резьбой из слоновой кости. Это кресло сначала было в храме Св. Ирины, а потом – в храме Св. Софии (Путеводитель по Константинополю… С. 84; Из дневника по службе на Востоке и Западе преосвященного Софонии, епископа Туркестанского и Ташкентского, в бытность его архимандритом при заграничных русских посольствах. СПб., 1874. С. 24).

(обратно)

55

Близ Святой Софии находится царская цистерна, сооруженная Константином Великим и некогда украшенная 336 гранитными столбами. Турки на своем языке называют эту цистерну «водопроводом 1001 колонны», хотя на самом деле в цисцерне всего 206 колонн (Путеводитель по Константинополю… С. 163).

(обратно)

56

Сохранился до настоящего времени на месте древнего форума столб Константина Великого, известный теперь под именем «обгоревшей колонны». Перевезенный из Рима этот столб составлен был из восьми кусков порфира, скрепленных медными обручами, но удар грома низвергнул статую Константина с вершины и отбил два мраморных куска от самой вершины. Император Мануил Комнен поправил столб Константина Великого (Там же. С. 164–165).

(обратно)

57

Вероятнее всего, к упоминаемым здесь столпам относятся три следующие сохранившиеся до настоящего времени столпа: 1) Египетский обелиск, четырехугольный и состоит из одного фивского гранита и пьедестала. Он перевезен Константином Великим из Илиополя, где он служил одним из украшений храма солнца. Этот же самый обелиск известен под именем Феодосиева, потому что Феодосий Великий восстановил его после падения во время землетрясения. Вышина обелиска 60 футов. 2) К западу от египетского обелиска находится бронзовая змейчатая колонна, состоящая из трех исполинских змей, узлами сплетшихся между собой. Третий древний памятник имеет вид огромной колонны, складенной из кирпича. Он был воздвигнут Константином Багрянородным. Он некогда был окован медью, но последняя была ободрана крестоносцами, и поэтому памятник не может рассчитывать на продолжительное существование (Там же. С. 161–163). Что же касается собственно до Аркадиева столпа, то от него сохранился один только пьедестал, а сам столп, будучи поврежден пожаром в 1635 году, разрушен был турками для избежания опасного падения. Стол императора Маркиана, как находящийся за стенами султанского дворца, недоступен для путешественников (Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1888. Ч. I. С. 35–36).

(обратно)

58

Стены древней Византии не поддерживаются и представляют из себя ряд развалин, покрытых по местам зеленью и мхом. И теперь сохранились только шесть ворот, какие когда-то существовали в крепостных стенах Константинополя. Главные ворота, когда-то называвшиеся Золотыми, в настоящее время называются Семибашенными. На самой середине стен возвышались некогда две огромные башни Св. Романа – главные твердыни древней греческой столицы. На остатках этих башен положены стенобитные ядра, которыми громил Константинополь Магомет II. В стенах Византии турки заложили тот самый тайник, которым они ворвались в город при завоевании Константинополя. Турки в суеверном страхе ожидают, что через этот же самый тайник ворвутся в их столицу русские и выгонят их из Азии (Там же. С. 47–55).

(обратно)

59

Иначе называется Болуклы, или живоносный источник. Над этим источником еще в V веке была построена церковь, а император Юстиниан устроил здесь новый храм и при нем мужской монастырь. При взятии Константинополя турками храм Живоносного Источника и монастырь были разрушены до основания. В 1830 году Патриарх Константинопольский Константий I восстановил из развалин древнюю церковь, только в меньших, сравнительно с прежней, размерах (Путеводитель по Константинополю… С. 90).

(обратно)

60

Церковь Влахернской Божией Матери построена была императрицей Пульхерией в 435 году, в начале царствования императора Маркиана.

Император Юстиниан украсил и расширил этот храм. В 1434 году, за девятнадцать лет до падения Константинополя, Влахернская церковь сгорела и уже более не была восстановлена. От древнего великолепного здания уцелела до настоящего времени одна лишь арка с колоннадой; здесь находится и источник. Несколько лет тому назад влахернский источник откуплен был у турок христианским обществом скорняков, которые и построили там небольшую часовню. Эти благочестивые христиане собирают капитал для построения на месте прежнего знаменитого храма хотя бы небольшой церкви (Там же. С. 92–94).

(обратно)

61

Патриарх Константий I после отречения своего от Константинопольского патриаршего престола избрал себе в жилище остров Антигону, один из Принцевых островов. Он оставил по себе память как ученый церковный писатель и как строитель мраморной церкви Живоносного Источника, которую он восстановил из четырехсотлетних ее развалин. Константий умер в 1859 году (Там же. С. 149). О Патриархе Константии см.: Странник. 1860. Июнь.

(обратно)

62

Ксиропотамский монастырь – один из древних монастырей на Афоне. Он основан по преданию в V веке дочерью императора Аркадия Пульхерией, впоследствии женой императора Маркиана; потом в разные времена был возобновляем византийскими императорами. Вблизи Ксиропотамского монастыря находится главная афонская пристань под названием Дафна (Путеводитель по Святой Афонской Горе и указатель ее святынь и прочих достопамятностей. СПб., 1875. Изд. 2-е. С. 82–83).

(обратно)

63

Ильинский скит основан в 1757 году подвижником Паисием Величковским, известным своей высокой духовной жизнью и своими переводами святоотеческих писаний с греческого на славянский язык. Старец Паисий в 1763 году оставил Ильинский скит и умер в 1794 году в Валахии в звании архимандрита Нямецкого монастыря. Ильинский скит находится в зависимости от монастыря под названием Пантократора (Русский общежительный скит Святого пророка Илии на Святой Афонской Горе. С. 16–27).

(обратно)

64

Старец Парфений, управляющий Ильинским скитом с 1820 года, во время восстания греков с главными святынями скита удалился в Россию и здесь пребывал в Лебяжевском Николаевском монастыре в Черноморье. В 1830 году, по заключении мира России с Турцией, Парфений оставил Россию и в сопровождении нескольких монахов прибыл назад на Афон и восстановил из развалин Ильинский скит. О. Парфений умер в скиту в 1837 году от моровой язвы (Там же. С. 30–32).

(обратно)

65

Монастырь Пантократор основан в XVI веке одним из византийских императоров. В этом монастыре, включая главный собор Преображения Господня, имеется еще до семи церквей (Путеводитель по Святой Афонской Горе… С. 47–48).

(обратно)

66

Название Ставроникитского усвоено монастырю от имени одного подвижника Никиты, трудившегося в делании крестов и уединившегося на прибрежном холме, где находится теперь монастырь. Первоначально здесь был небольшой монастырь во имя святого Иоанна Предтечи. Впоследствии по случаю обретения в море иконы святого Николая Патриарх Константинопольский Иеремия II в 1553 году воздвиг настоящий монастырь и вместо Предтечи посвятил соборный храм святому святителю Николаю (Там же. С. 49–50).

(обратно)

67

Из одной половины раковины Патриарх Иеремея II сделал панагию, которой впоследствии и благословил первого русского Патриарха Иова. Эта панагия и доныне хранится в московской патриаршей ризнице (Там же. С. 50). Рассказ о. Аникиты об обретении иконы святому Николая повторяется и в письмах святогорца (Биография Святогорца, письма его к друзьям своим о Святой Горе Афонской, доныне не изданные, и келейные записки. М., 1883. Ч. II. С. 131).

(обратно)

68

Иверский монастырь на Афоне, основанный в конце Х века, расположен на низменном побережье северо-восточного склона Святой Горы и считается одним из первых афонских монастырей, как по своей исторической известности, так и по богатству средств, получаемых им из России, особенно из Москвы (Там же. Ч. I. С. 155).

(обратно)

69

Вблизи Иверской обители полагают пристань Климентову, где по преданию Пресвятая Богородица по прибытии к Святой Горе вступила с корабля на афонский берег. На этом месте устроена церковь (Путеводитель по Святой Афонской Горе… С. 59).

(обратно)

70

Это самая главная и знаменитая святыня Иверского монастыря. Изображение Иверской иконы Божией Матери отличается строгостью вида и имеет еще ту особенность, что на правой щеке Богоматери и теперь заметна рана, которую нанес ей иконоборец (в царствование Феофила), впоследствии сделавшийся изумительным подвижником Иверского монастыря. Эта же самая икона Богоматери называется Вратарницею – по месту своего пребывания, в храме, устроенном под вратами монастыря. Рассказ о. Аникиты о путешествии святой иконы по морю заимствован из древних афонских преданий об этой иконе (Дебольский Г.С. Дни богослужения… Т. I. С. 184–186; Биография Святогорца… Ч. I. С. 157).

(обратно)

71

Русский монастырь Св. великомученика Пантелеимона основан на Афоне в начале просвещения России христианством; основание его относят ко временам святого Владимира и Ярослава. Монастырь этот находился сначала в другом месте, там, где теперь болгарский скит Пресвятой Богородицы. Во второй половине XII века наши пустынные предки не вмещались в своем монастыре, и святогорские монахи уступили им монастырь Св. Пантелеимона. В XVIII столетии монастырем завладели греки, хотя он и до сих пор продолжает называться русским монастырем. В настоящее время Пантелеимонов монастырь служит пристанищем для русских богомольцев, при монастыре устроена пристань для судов, прибывающих с богомольцами из России; при монастыре имеется также приют для успокоения богомольцев. Пантелеимоновский монастырь содержится главным образом на пожертвования, получаемые из России (Путеводитель по Святой Афонской Горе… С. 17–23, 43).

(обратно)

72

Ксенофонтов монастырь основан неизвестно каким-то Ксенофонтом и был сначала болгарским монастырем. Путешественник Барский слышал в этом монастыре богослужение на славянском языке. Теперь в монастыре господствуют греки (Там же. С. 25–26).

(обратно)

73

Дохиарский монастырь основан Евфимием, бывшим келарем или дохиаром в Лавре Св. Афанасия, в память чего и обитель получила название Дохиарской (Там же. С. 29).

(обратно)

74

Григориевский монастырь основан святым Григорием в XIV веке (Там же. С. 80).

(обратно)

75

Симонопетрский монастырь основан в XIII веке святым Симоном, спасавшимся уединенно на камне (отсюда произошло название монастыря) в пещере, которая и теперь сохраняется в ее первоначальном виде (Там же. С. 81).

(обратно)

76

Святопавловский монастырь основан святым Павлом, происходившим из царского рода. Монастырь был некогда славянским (Там же. С. 76).

(обратно)

77

Лавра Св. Афанасия основана в Х веке иждивением императоров византийских Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия. Мощи святого Афанасия покоятся в соборном храме, посвященном его имени. Кроме соборного храма в Лавре находится восемнадцать малых церквей и приделов. Недалеко от Лавры находится так называемая обыденная церковь, созданная святым Афанасием в честь святых бессеребренников Козьмы и Дамиана (Там же. С. 64–66).

(обратно)

78

Котломушский монастырь основан греческим императором Алексеем Комненом в XII веке (Там же. С. 54).

(обратно)

79

Корея (Карея) – это центральное место всего Афона, где находится Протат, заведующий управлением всех афонских монастырей, тут же имеет свое место пребывания турецкий ага, представитель гражданской власти Афона. Главная святыня корейского скита – это общеизвестная чудотворная икона Божией Матери под названием «Достойно есть» (Там же. С. 53).

(обратно)

80

Основание Костамонитского монастыря приписывают Константину Великому или сыну его Константию. Название Костамона производят от каштановых рощ, среди который уединенно возникала обитель (Там же. С. 31).

(обратно)

81

Зографский монастырь один из древнейших монастырей на Афоне. Монастырь посвящен святому великомученику Георгию Победоносцу. В монастыре имеется чудотворная икона святого Георгия, по преданию сама собой изобразившаяся на доске, отчего и сам монастырь получил название Зографа (Зограф значит живописец). Особенное торжество в Зографе – это 10 октября. 1276 года 10 октября зографские монахи отказались повиноваться требованию Михаила Палеолога о переходе в унию и в числе двадцати двух затворились в одной из монастырских башень, которая и была зажжена со всех сторон. Все затворившиеся в башне монахи погибли в огне (Там же. С. 32–33).

(обратно)

82

Хиландарский монастырь основан святым Саввой, архиепископом Сербским, и долгое время оставался исключительным приютом для сербов. Соборный храм посвящен в честь Введения во храм Божией Матери. Здесь в соборе над игуменским местом находится икона Божией Матери Троеручицы – та самая, которая принадлежала когда-то святому Иоанну Дамаскину. Теперь эта икона носит название «Настоятельница обители» (Там же. С. 36–37).

(обратно)

83

Эсфигменский монастырь основан в V веке греческим императором Феодосием младшим и сестрой его Пульхерией. Эсфигменский важен для России тем, что здесь первоначально подвизался преподобный Антоний Печерский, основатель Киево-Печерской Лавры. Пещера преподобного Антония, высеченная в скале, – недалеко от монастыря и до сих пор сохранилась в ее первоначальном виде (Там же. С. 38–39; Биография Святогорца… Ч. II. С. 171–172).

(обратно)

84

Первоначальное название Ватопедского монастыря приписывают Константину Великому. Монастырь был разрушен Юлианом Отступником и возобновлен Феодосием Великим в 390 году в благодарность Богу за спасение от потопления сына его, царевича Аркадия (Путеводитель по Святой Афонской Горе… С. 40–41; Биография Святогорца… Ч. II. С. 153–165).

(обратно)

85

Монастырь Преображения Господня, так называемый Чауш, лежит на самом возвышенном живописном пункте города, близ западной его крепости. Монастырь Чауш занимает первое место в Солуни по своей красоте и живописным видам необозримой дали. Сохраняется предание, что монастырь Преображения пощажен турками за то, что обитатели иноки в предотвращение кровопролития убедили греков сдаться султану Баязету. Название монастыря Чауш усвоено ему от имени главного вождя баязетовых полчищ, оградившего неприкосновенность святой обители (Там же. Ч. III. С. 39).

(обратно)

86

То же самое говорится о чаше в письмах Святогорца, который, впрочем, прибавляет при том: «… действительность этого памятника вечери не подтверждена никакими историческими актами; остается только по местному преданию верить в простоте детского сердца истекающим от нее целительным силам» (Там же. С. 39).

(обратно)

87

Солунский храм Св. великомученика Дмитрия Мироточивого отличался в свое время редким великолепием, которое он не утратил и по обращении его в мечеть, хотя турки постарались сгладить в нем все символы христианского зодчества и даже заложили главный вход в храм, сделав вместо него узкий и темный вход. Мощей святого Дмитрия нет в мечети, сохраняется одна только могила его, находящаяся в северо-западном оконечнике храма, в темной и нестройной комнате; могила святого Дмитрия доступна для христиан, над ней даже турки сами поддерживают неугасимую лампаду (Там же. С. 35–36).

(обратно)

88

Кафедральный собор Солунского митрополита, судя по страдальческому положению Востока, отличается обширностью и сравнительным благолепием. Главной святыней храма служат мощи святого Георгия Паламы, архиепископа Солунского. Сама гробница, в которой покоятся святые мощи, отличается бедностью: она представляет из себя не более как простой сбитый из досок ящик (Там же. С. 37–38).

(обратно)

89

Родос в древности представлял редкую крепость, устроенную иоаннитами, или мальтийскими рыцарями, которые прославили себя удивительной защитой против турецких полчищ Османа в 1523 году. И в настоящее время все в Родосе напоминает владычество рыцарей. Главная улица в городе – это улица Рыцарей. Дома в ней построены из гранита с узорчатыми готическими украшениями и гербами, обозначавшими казармы различных национальностей, принадлежавших к Ордену иоаннитов, живших отдельно. В конце улицы Рыцарей, на вершине холма находится груда камней с огромной воронкой посередине, которая обозначает собой место церкви Св. Иоанна Крестителя, патрона ордена, взлетевшей на воздух в 1857 году от удара молнией в колокольню, под которой турки сделали пороховой погреб. Уцелевший рядом с церковью дворец Гроссмейстера ордена обращен турками в тюрьму (Скалон Д.А. Путешествие по Востоку и Святой земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году. СПб., 1881. С. 96–97).

(обратно)

90

Мострас, русский консул в Сирии. Дом, занимавшийся консулом, – один из лучших домов в Яффе. Весь ряд его комнат выходит на крытую террасу, которая господствует над всей гаванью и заливом; рядом с домом консула, ниже его, находится греческий монастырь Св. Георгия. Церковь этого монастыря сохраняет в себе несколько древних колонн; там также показывают обломок мраморной колонны, ознаменованной чудом святого Георгия. Консул Мострас, его жена и одна из дочерей сделались в 1837 году жертвой чумы, свирепствовавшей в Яффе (Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. СПб., 1854. Изд. 3-е. Ч. II. С. 121–134).

(обратно)

91

Место воскресения Тавифы находится в открытом поле, где виден в каменистом холме погребальный вертеп. В древности город имел, значит, большее протяжение, чем в настоящее время (Там же. С. 131).

(обратно)

92

Селение Леазур, или Язер, находится на расстоянии часа езды от Яффы; по местным преданиям называется отчизной Маккавеев. Леазур – это древний город Мозин. Так представляет, по крайней мере, Норов. Остатки памятника Маккавеев существовали еще при блаженном Иерониме (Там же. С. 125–126).

(обратно)

93

Святой Георгий пострадал при Диоклитиане в г. Лидде, где находится и церковь, посвященная имени этого святого, построенная, по сообщению Норова, при Диоклитиане (Там же. С. 121–122).

(обратно)

94

Греческий монастырь в Рамле отличается от всех прочих построек прочностью и красотой принадлежащих ему зданий (Там же. Ч. I. С. 81–83; ч. II. С. 121).

(обратно)

95

О. Аникита ошибочно отождествляет арабское селение Кариет-эль-Энаб (иначе называемое Анатот или Иеремия, а в простонародье Абугош, по принадлежности этого места абугошам) с древним Эммаусом. По исследованиям многих путешественников и писателей о Святой Земле на месте древнего Эммауса находится селение Калания, находящееся в десяти верстах (что равняется шестидесяти стадиям) от Иерусалима, что вполне соответствует евангельскому рассказу. Что же касается до селения, указываемого о. Аникитой и служившего родиной и владением Абугоша, то его можно ближе всего приурочивать к древнему Кариафиариму. В селении абугошей находятся развалины древней христианской церкви. Внутренность бывшей церкви довольно обширна, шесть массивных колонн поддерживают своды. Но, к сожалению, церковь теперь обращена в конюшню Абугоша (Там же. Ч. II. С. 111–119). Абугош – имя Муселима, или начальника иерусалимского, родина которого было селение Кариат-Энеб (Там же. Ч. I. С. 95).

(обратно)

96

Патриарший монастырь в Иерусалиме – местопребывание Греческого Патриарха Иерусалимского. Греческий патриарший монастырь очень бедный по материальному своему содержанию и по внешнему своему виду. При монастыре имеется гостиница для богомольцев. Патриарший монастырь, или, проще, Патриархия, примыкает к башне или колокольне храма Святого Гроба Господня. При монастыре было братии не более сорока, и при них – пять архиереев. Монастырем и Патриархией управлял в то время наместник патриарший митрополит Петры Аравийской осмидесятилетний старец Мисаил, известный на всем Востоке святостью своей жизни. О. Аникита ошибочно называет его святым Петром, смешивая таким образом титул его кафедры с самим именем. Впрочем, в других местах описания своего путешествия он наместника называет настоящим его именем. Кафедру Патриарха Иерусалимского в то время занимал дряхлый и больной старец Афанасий, живший все время в Константинополе по делам своей паствы (Там же. Ч. I. С. 226–228; Муравьев А.Н. Путешествие по святым места м русским. СПб., 1888. Ч. I. С. 201).

(обратно)

97

Этот камень священного миропомазания, на котором Иосиф чистой плащаницей обвил снятое с креста Святое Тело Христово, находится недалеко от входа в храм Святого Гроба; он положен на помосте, одет желтым мрамором и окружен большими свечами. Над ним всегда горят восемь лампад, по сторонам стоят двенадцать подсвечников, принадлежащих грекам, латинам и армянам (Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. Ч. I. С. 91; Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1888. Ч. II. С. 53).

(обратно)

98

Часовня Святого Гроба, украшенная легким куполом, стоит в виде малой церкви внутри храма. Верх купола храма не сведен, и свет дневной, проникая сверху, падает длинными лучами на воздвигнутый посреди помоста легкий мраморный храм, облекающий гроб Сына Божьего. Наружная часть часовни Гроба Господня представляется в виде часовни из желтого мрамора. Внутри часовни находится каменный вертеп – место погребения Господа. Вертеп в настоящее время обложен снаружи и внутри мрамором, но природный камень не совсем заложен и виден еще в потолке. Площадь пещеры составляет квадратную сажень. Каменное ложе, на котором покоилось Пресвятое Тело Иисусово, обложено белым мрамором (Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. Ч.I. С. 192–193; Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1888. Ч. II. С. 55–58).

(обратно)

99

Церковь Святой Голгофы довольно сумрачна и очень низка, по причине возвышения скалы, вмещенной в храм и подходящей почти к его потолку. Греческий престол – без иконостаса, поставлен на том самом месте, где был водружен Крест Спасителя. Престол с боков открыт, и под ним видно круглое отверстие, где стоял Крест Господня. Направо от престола видна расселина скалы, распавшейся при смерти Иисуса Христа на Кресте (Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. Ч. I. С. 182; Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1848. Изд. 3-е. Ч. II. С. 5, 70).

(обратно)

100

Погребальный вертеп Божьей Матери находится в Гефсимании у подошвы скалы. Ко гробу Божьей Матери ведет крутой спуск более нежели в пятьдесят мраморных ступеней. Гробница Божьей Матери, одетая белым мрамором, углубляется в стену, над ней горят более двадцати драгоценных лампад. Погребальный вертеп Божьей Матери принадлежит грекам и армянам. В галерее, ведущей к погребальному вертепу Пресвятой Богородицы, сойдя ступеней на пятнадцать, показывают в правой стороне в углублении две гробницы: это гробницы родителей Божьей Матери, святых Иоакима и Анны. С противоположной стороны в таком же углублении показывают гробницу святого Иосифа Обручника (Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. Ч.I. С. 296–298).

(обратно)

101

Монастырь Св. пророка Илии стоит на половине пути между Иерусалимом и Вифлеемом. Здания его отличаются древностью, он походит на укрепленный замок, около него находится масличный сад и колодец, где, по преданию, отдыхал святой пророк Илия (Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1848. Ч. II. С. 164; Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. Ч. II. С. 387).

(обратно)

102

Храм Вифлеемский, воздвигнутый на месте рождества Спасителя, по мнению некоторых принадлежит времени Юстиниана, хотя церковный историк Евсевий приписывает построение его святым Константину и Елене. Собор посвящен Пресвятой Богородице. Главный алтарь храма принадлежит грекам. С каждой стороны главного алтаря пятнадцатью ступенями поклонники спускаются во мрачный грот, находящийся под самым престолом. Место рождения Спасителя обозначено мраморном на помосте кругом. В другом углублении пещеры высечено в камне место яслей, принадлежащее католикам, устроившим здесь два мраморных престола. Из грота Рождества Христова проложена длинная и узкая галерея, идущая разными изгибами. Эта галерея проходит мимо пещеры, в которой, по преданию, были собраны кости избиенных Иродом младенцев; в этой пещере находится католический алтарь. Та же самая подземная галерея ведет к пещере блаженного Иеронима, знаменитого западного богослова и подвижника, которая служит и местом погребального покоя как его самого, так и двух учениц его: Павлы и Евстахии, знатных римлянок (матери и дочери), удалившихся от мира и построивших в Вифлееме два монастыря. К погребальной пещере блаженного Иеронима примыкает и его келья, которая обращена в церковь. Недалеко от собора Вифлеемского есть еще другая пещера, в которой скрылось, по преданию, святое семейство до избиения младенцев и откуда Ангел повелел Иосифу бежать из Египта. Пещера обращена в католическую церковь (Там же. С. 372–387; Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1848. Ч. II. С. 168–171). В письме к братьям о. Аникита сообщает следующую подробность: «… в поездку в Вифлеем упал с лошади на камни острые и ушибся, но неопасно».

(обратно)

103

Пруды, или водохранилища, Соломоновы находятся в часовом расстоянии от Вифлеема. Пруды находятся в лощине между двумя хребтами гор и состоят из трех четверосторонних бассейнов, следующих один за другим, понижающихся и суживающихся по объему гор; они разделяются плотинами, но соединены водопроводами. Нижний бассейн оканчивается вертикальной каменной стеной. Самый большой – нижний бассейн, имеющий 225 шагов в длину и 52 в узком боку. Глубина бассейна внизу, в последней оконечности, равняется вышине пяти человек, а в начале – в рост человека. По бокам бассейна высечены уступы и крыльцо для купающихся. Пруды всегда наполнены водой и содержатся хорошо (Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. Ч. II. С. 73–77). В одном из своих писем на родину к братьям о. Аникита сообщает, что в свою поездку в Вифлеем он тонул в Соломоновых прудах (письмо с Афона от 22 мая 1836 года).

(обратно)

104

Евангельский горний град Иудин (в древности известен был под названием Иута) отстоит от Иерусалима на час с четвертью езды. Здесь находится католический монастырь Ордена францисканцев с богатым храмом в честь святого Иоанна Крестителя, вмещающим в своих стенах место рождения этого великого пророка. Церковь разделена на три придела; между прочим, левый придел устроен над местом рождения святого Иоанна Крестителя. Место рождения святого Иоанна имеет вид вертепа, куда ведет мраморная лестница о семи или восьми ступенях. Там, на помосте виден мраморный круг, указывающий самое место рождения святого Иоанна Крестителя (Там же. Ч. I. С. 391–392).

(обратно)

105

Место пустынного уединения святого Иоанна Крестителя находится в часовом расстоянии от горнего града. Оно находится на самом обрыве горного хребта; там теперь видны развалины небольшой церкви, а под нею – в скале пещера, та самая, где, по преданию, жил святой Иоанн с семи– до семнадцатилетнего возраста (Там же. Ч. II. С. 396). Что касается до места кончины и погребения святой Елисаветы, то его древние писатели указывают в Самарии (Там же. С. 166–167).

(обратно)

106

Дом святых Захарии и Елисаветы находился на скате горы; от него сохранились только развалины, имеющие вид каменной платформы со сводами. Нижняя часть здания (под сводами) принадлежала, по преданию, дому Захарии, где теперь устроен католический престол. Предание указывает, что возле этого свода и каменного крыльца, ведущего к верхнему зданию, происходила трогательная встреча Елисаветы с Пресвятой Богородицей. Верхнее здание принадлежало монастырю, основанному, по преданию, святой Еленой (Там же. С. 394).

(обратно)

107

Вифания, находящаяся в получасовом расстоянии от Иерусалима, состоит теперь из нескольких хижин, устроенных на древних развалинах. Эта деревенька называется в настоящее время «Лазарие». В ней показывают остатки дома Лазарева, на котором был построен святой Еленой большой монастырь, часть которого в настоящее время разрушена, а другая часть обращена в мечеть. В XII веке в Вифании основан был женский Бенедиктинский монастырь во имя святой Марии Магдалины на том месте, где, по преданию, находился дом ее. Главный предмет поклонения благочестивых поклонников в Вифании – это погребальная пещера Лазаря; она находится позади дома Лазарева. В пещеру ведет крутой спуск в двадцать четыре ступени; в глубине пещеры находилась прежде церковь, от которой остался только каменный престол. Из большой пещеры ведет другой спуск в пять или шесть ступеней в малую пещеру, служившую местом погребения Лазаря. Недалеко от Вифании показывают то место, где Мария, сестра умершего Лазаря, встретила Господа. Это место обозначено кремнистым камнем (Там же. С. 20–24; Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1848. Ч. II. С. 185–187). При посещении Вифании о. Аникита подвергся маленькой неприятности: «… в хождение в Вифанию подвергся метанию камней от арабских неверных мальчишек» (письмо к братьям на родину).

(обратно)

108

Монастырь Св. Саввы в десяти верстах от Иерусалима основан в конце V или в начале VI века. Император Юстиниан обнес монастырь стенами и башнями. Монастырь находится среди безжизненных горных ущелий. В скале, на которой расположен монастырь, показывают пещеру, в которую уединялся для молитвы святой Савва. В одной из монастырских церквей за железной решеткой показывают груду костей и черепов убитых сарацинами пустынножителей. Так же в одной из скал, прилегающих к монастырю, находятся пещеры, в которых некогда были сожжены или задушены дымом многие монастырские отшельники, скрывшиеся туда при нападении на монастырь мусульман. Около монастыря на отвесной скале возвышается полуразвалившаяся башня, в которой устроена церковь Св. Симеона Столпника. В скалах, на которых расположен монастырь и прилегающих к нему, видны несколько пещер, в которых подвизались многие отшельники монастыря Св. Саввы, каковы: преподобный Ксенофонт и его дети, Иоанн, Аркадий и Иоанн Молчальник. В главной монастырской башне, Юстиниановой, показывают тесную келью святого Иоанна Дамаскина, а над ней – малый придел во имя Предтечи, устроенный самим Дамаскином. В этом приделе находится и его могила, ныне упраздненная (Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. Ч. II. С. 55–62; Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1848. Ч. II. С. 31).

(обратно)

109

От храма Соломонова осталась часть стены, прилегавшая к южной стороне храма. Сохранившаяся часть стены сложена из камней огромной величины и тщательно отесанных (Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. Ч. I. С. 261).

(обратно)

110

Недалеко от храма Святого Гроба находятся развалины темницы, в которую был заключен от Ирода святой апостол Петр; поблизости развалин видны остатки железных ворот, которые сами растворились перед апостолом Петром, когда Ангел вел его из темницы (Там же. С. 262).

(обратно)

111

Дворцом, или замком, Давидовым называют находящееся на Сионе укрепление, выстроенное четвероугольником, с твердыми стенами, связанными шестью башнями, и защищенное бастионом; в смежности с укреплением был дом, или дворец, Давидов. Сад и дом Урии примыкал к замку Давидову. Здесь теперь незастроенное место, на котором виден бассейн, принимаемый некоторыми за водоем Вирсавия (Там же. С. 236–237).

(обратно)

112

На месте древнего храма Соломонова находятся две мечети: мечеть Омара и мечеть эль-Акса, которая обращена в мечеть из древней церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы. Хотя доступ в мечеть Омара христианам воспрещен под страхом смертной казни, однако вследствие упадка Турции некоторым из путешественников удалось проникнуть вовнутрь святилища мусульманского. Русский путешественник А. Норов вместе с тремя другими соотечественниками получил доступ в Омарову мечеть, переодевшись в мусульманское платье. Он в своем сочинении и сделал описание Омаровой мечети. Все пространство прежнего храма Соломонова обнесено стеной. При входе в ворота глазам открывается обширный помост, имеющий до тысячи футов в длину и пятисот в ширину и весь устланный плитами белого мрамора. Вообще ограда Омаровой мечети составляет шестую часть всей площади, занимаемой Иерусалимом. На середине этой мраморной площади возвышается на двадцать четыре ступени новая четырехсторонняя платформа из белого мрамора, посреди которой выделяется новая платформа о семи или осьми ступенях, и на ней уже возвышается осьмиугольный храм – это и есть мечеть Омара (Там же. С. 268–292).

(обратно)

113

В этой церкви сириян сохраняется очень древняя купель (Там же. С. 262).

(обратно)

114

От древнего Иерихона сохранились одни довольно живописные развалины, и между ними возвышается одна полуразрушенная башня, окруженная несколькими арабскими хижинами селения Риха (Там же. Ч. II. С. 29–30).

(обратно)

115

Притча о милосердном самарянине не есть исторический факт. Однако это не мешает жителям Востока указывать доверчивым путешественникам место развалин той гостиницы, где, по преданию, происходила сцена благого самарянина. Норов в описании своего путешествия также указывает на место развалин гостиницы милосердного самарянина (Там же. Ч. I. С. 95, 106; Ч. II. С. 35–39).

(обратно)

116

Гора Искушения называется еще Сорокадневной горой, на вершине которой видны развалины церкви. Как ни мрачны дебри Аравийские, говорит один из путешественников, но они ничто в сравнении с грозным видом горы Сорокадневной (Там же. Ч. II. С. 31–32).

(обратно)

117

Монастырь Св. Дмитрия – один из двенадцати греческих монастырей в Иерусалиме, в которых имеют временный приют богомольцы (Там же. Ч. I. С. 228).

(обратно)

118

В храме Воскресения, в одном из его притворов, есть тесная подземная церковь во имя Божьей Матери. Рассказывают, что здесь находилась пещера, где Матерь Божья проливала слезы пред самым распятием Спасителя (Там же. С. 190; Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1848. Ч. I. С. 65).

(обратно)

119

В день Нового года с о. Аникитой случилась небольшая неприятность: он, по его собственным словам, «в Новый год поздравлен был от одного хмельного привратника кулаком в шею» (письмо к братьям 22 мая 1836 года). Другой путешественник, инок Парфений, дополняет письмо о. Аникиты следующим любопытным рассказом. В Иерусалиме случилось с о. Аникитой такое происшествие: в самый Новый год пошел он поздравить митрополитов с Новым годом и прошел к патриаршему монастырю ко вратам. А в Иерусалиме обычай такой, что в Новый год в Патриархию никому не позволено входить и врата не отворяют. Князь этого не знал и пошел во врата. Страж-араб его не пускает, а языка друг у друга не понимают, и страж ударил старца в ланиту, так что он упал. Вставши же, сказал: «Брат, что ты меня бьешь?» Потом подставил и вторую ланиту. Архиереи, увидевши сие, испугались, выбежали все к вратам, упали пред князем и просили прощения. А князь просил со слезами архиереев, чтобы простили стража, и дал ему денег. Все удивились такой кротости и смирению (Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженника Святой Горы Афонской инока Парфения. 1856. Изд. 2-е. Ч. V. С. 242–246).

(обратно)

120

Эта церковь находится под крыльцами, ведущими на Голгофу, у самой подошвы Голгофской скалы. Там можно видеть сквозь железную решетку за престолом Св. Иоанна Предтечи природную скалу Голгофы и распавшиеся при смерти Искупителя камни. Главная расселина скалы имеет с лишком четыре сажени в глубину (Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. Ч. I. С. 183).

(обратно)

121

Часть развалин дворца, в котором жил Пилат, еще существует; также сохранился до сих пор остаток от входа во дворец Пилатов с улицы от входа в преторию. Он был составлен из больших плит красного и желтого мрамора. Осталась также последняя ступень от круглого крыльца, выходившего на улицу. Остальные же ступени перевезены в Рим. Дворец Пилата хотя и возобновлялся, но правители Иерусалима избегают жить в нем. Он стоит пустым, и крыльца его обрушились. С высоты террас Пилатова дворца виден весь притвор мечети Омара и большая часть Иерусалима (Там же. С. 167–168).

(обратно)

122

Многие ученые, писавшие о Палестине, отождествляют древний город Сихем с теперешним Наблусом, или Неаполисом (Там же. Ч. II. С. 147; Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1848. Ч. II. С. 200). А потому о. Аникита впадает в ошибку, отождествляя Наблус с Самарией.

(обратно)

123

Самария, древняя столица Израильского царства, долгое время лежавшая в развалинах, возобновлена Иродом Великим и названа им, из благодарности римскому императору Августу, Севастией (греческое имя Августа). В Севастии сохранились развалины дворца Ирода. Эти развалины представляют из себя сонм обезглавленных колонн; многие колонны повреждены, более ста из них держатся на своих основаниях и даже в своем запустении представляют любопытную картину. Эта колоннада занимает пространство 8 сажень в ширину и 428 в длину. В Севастии видны развалины великолепного христианского храма в честь святого Иоанна Крестителя; от храма сохранилась башня до верхнего карниза, сохранился алтарь, остальные стены до половины разрушены, но еще служат для мечети. Вблизи развалин храма Св. Иоанна Крестителя находится погребальная пещера, в которую спускаются лестницей в двадцать ступеней. Пещера имеет 15 шагов в длину и около 70 в ширину. В пещере видны три гробовые свода или ниши; по местным преданиям, там покоится прах Авдия, Елисея и Иоанна Крестителя. Возле этих гробниц есть особенная ниша, которую и отождествляют с местом усекновения главы святого Иоанна Крестителя (Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. Ч. II. С. 163–169).

(обратно)

124

Путешествие в Назарет было для о. Аникиты не вполне благополучно: «Приехав в Назарет, – сообщает он братьям, – опять упал с лестницы. Путь сей крайне был тяжел по причине беспрестанных дождей в течение пяти дней» (письмо на родину от 22 мая 1836 года).

(обратно)

125

Эта арабская православная церковь построена на развалинах храма, когда-то здесь воздвигнутого святой Еленой, и отличается своим скромным видом. Она находится на самом конце города. Внутри самой церкви находится глубокий колодец, называемый источником Святого Семейства (Там же. С. 200).

(обратно)

126

Католический монастырь в Назарете построен на месте Благовещения. Монастырь обстроен прочно, но не отличается особенным зодчеством. Церковь монастырская обращает на себя внимание своим богатством. Под той церковью находится жилище Пресвятой Богородицы. Оно прилегало к уступу скалы, в которой выделан вертеп, составляющий три небольшие комнаты. В самом вертепе устроен католический престол. При входе в священный вертеп, в правой стороне, устроен престол в память святой Анны, матери Пресвятой Девы; на левой стороне вертепа обращают на себя внимание две колонны, поставленные святой Еленой: одна на том месте, где предстал Архангел Гавриил Святой Деве Марии, а другая – где находилась тогда в молитве Матерь Божья (Там же. С. 186–188).

(обратно)

127

Близ католического монастыря, поднимаясь вверх города, указывают остатки плотничьего дома святого Иосифа, на месте которого устроен католический престол. Остаток назаретской синагоги находится невдалеке от развалин дома святого Иосифа Обручника (Там же. С. 192).

(обратно)

128

На самом высоком месте Назарета находится небольшая католическая церковь, в которой сохраняется большой камень неправильного вида, вышиной как стол. По укоренившемуся на всем Востоке преданию этот камень называется Трапезой Христовой; на нем держал Господь трапезу со своими учениками (Там же. С. 192–193).

(обратно)

129

Тивериада (ныне Табария) построена была Иродом Антипою, убийцей святого Иоанна Крестителя, в честь императора Тиверия. При Константине Великом в Тивериаде построена была первая христианская церковь в честь святого апостола Петра, на том месте, где, предполагают, был его дом. В VI веке Юстиниан возобновил стены города. Теперешние стены принадлежат зодчеству крестоносцев. Около Тивериады указывают гору, господствующую над берегом Тивериадским, на которой Господь насытил пятью хлебами пять тысяч человек (Там же. С. 250–258).

(обратно)

130

Теплые, или горячие, источники находятся от Тивериады в получасовом расстоянии. В древности они назывались Аммаус и славились. Теперь термы возобновлены и содержатся довольно хорошо, по образцу восточных бань (Там же. С. 256).

(обратно)

131

Гора Фавор представляется огромным конусом, прекрасно округленным от подошвы до вершины (Там же. С. 205). Путешествие на гору для о. Аникиты было не вполне благополучно: «Поехал на святую гору Фавор, – пишет он братьям в село Архангельское, – и опять новая беда: по скользкой от долгих дождей и крутой стезе подвезен был лошадью под низковетвенное древо и, нагнувшись, сколько мог, дабы проехать безопасно, заворочен головой навзничь, продрался между ветми и спиной конской, и не упал с идущего коня (отчего бы неминуемо разбиться должен бы был до смерти), и не выдрал себе глаза, а только разорвал платье» (письмо к братьям от 22 мая 1836 года).

(обратно)

132

Дженин отождествляют некоторые с древним библейским городом Дафаимом (Там же. С. 177).

(обратно)

133

Колодец Иакова отстоит на полчаса езды от Наблуса. Над ним еще в VII веке существовала церковь, построенная святой Еленой в виде креста, колодец занимал середину церкви. Теперь от этого храма остались одни нестройные развалины. Глубина колодца доходит до 80 футов (Там же. С. 146).

(обратно)

134

Вифезда в настоящее время представляет из себя глубокий четверосторонний бассейн, поросший на дне кустарником и деревьями; все бока его сложены из камня. От пяти крытых ходов сохранились только две арки. Водохранилище имеет 150 футов в длину и 40 футов в ширину (Там же. С. 266–267).

(обратно)

135

Армянский монастырь, построенный на месте мученической кончины святого апостола Иакова Заведеева, отличается редкой роскошью и обширностью. Церковь армянского монастыря – одна из самых первых во всей Палестине по своему зодчеству, богатству и разнообразному украшению. В небольшом приделе храма показывают само место мученичества святого апостола Иакова. В армянском монастыре семьсот келий открыты для поклонников (Там же. С. 231–232).

(обратно)

136

Дом первосвященника Анны находился близ Сионских ворот. Теперь на этом месте находится небольшая, но довольно красивая армянская церковь, посвященная Святым Ангелам, и при ней – женский монастырь (Там же. С. 239–240, 235).

(обратно)

137

Эта церковь, в которую спускаются по сорока девяти ступеням вниз, устроена о двух приделах: первый придел носит имя святой Елены, а второй посвящен благоразумному разбойнику. Из придела Св. Елены ведет другой спуск по тринадцати ступеням в самое место обретения Креста Господня. При сходе туда показывают выделанное в камне место, где сидела святая Елена, и окно в скале, чрез которое она смотрела на работы по отрыванию Святого Креста. На самом месте обретения Креста стоит греческий алтарь, а возле, против лестницы, – придел католиков, о котором и говорит о. Аникита (Там же. Ч. I. С. 188–189).

(обратно)

138

Обряд, при котором происходило возжжение священного огня на месте Гроба Господня, по описанию очевидца А. Норова, совершался в то время следующим образом: «Митрополит Греческий, разоблаченный, в одном белом подризнике, со связкой невозженных свечей в руках вошел в часовню Гроба Господня; никогда в другое время не угасающие лампады над Гробом Господним были на этот раз все потушены; митрополит вошел в вертеп Гроба Господня и повергся на колени пред Святым Гробом; не прошло и минуты, как мрак вертепа озарился и митрополит вышел с пылающим пучком свечей» (Там же. С. 213–215).

(обратно)

139

Гора Элеон – самая высокая из гор, окружающих Иерусалим. Она состоит из трех вершин. Средняя – самая высшая – есть гора Вознесения, вторая называется горой Соблазна, на которой Соломон построил ряд языческих капищ для своих наложниц, и третья вершина, обращенная к северу, называется горой Мужей Галилейских: здесь при вознесении Спасителя на Небо явились апостолам два Ангела, назвав их мужами галилейскими. На месте вознесения Спасителя находится довольно грубой архитектуры мечеть. Близ мечети находятся развалины древней великолепной церкви, построенной здесь святой Еленой. Среди развалин древнего обширного храма стоит восьмигранная часовня, внутри которой на помосте, образованном природной скалой, виден след левой человеческой стопы, которую местное предание называет последним следом Спасителя на земле (Там же. С. 113–118; Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1848. Ч. II. С. 126–127).

(обратно)

140

Место великих событий и таинств в Христианской Церкви, совершившихся на горе Сион, занято зданием бедной мечети; здесь также по близости находится небольшая христианская церковь, прежде бывшая греческой, а ныне армянская. А еще раньше здесь был довольно большой францисканский монастырь, разрушенный мусульманами в половине XVI века. Армянская церковь стоит там, где находился дом первосвященника Каиафы. Двор же пред церковью есть тот самый, где святой апостол Петр отрекся от своего Божественного Учителя. В мечети показывают обширную комнату как место тайной вечери, хотя постройка всей мечети относится к позднейшему времени. В этой же мечети на Сионе показывают (но неверно) гробницы Давида и Соломона. Гробницы показывают в небольшой комнате, в которой стоит большой саркофаг, одетый старой шелковой пеленой. Такой вид гробницы не согласуется с обычаями иудеев. Норов получил доступ к обозрению гробниц (Норов А.С. Путешествие по Святой земле в 1835 году. Ч. I. С. 241–248).

(обратно)

141

Купальня Силоамская находится в ущелье двух гор Мория и Сиона. Она была обнесена стенами и до сих пор сохранила еще некоторые остатки своего прежнего великолепия: на дне глубокого, квадратной формы бассейна видны плиты мраморного помоста и основания нескольких колонн – остатков церкви, построенной здесь святой Еленой во имя Христа Просветителя. Силоамский источник не иссяк и теперь (Там же. С. 312–316, 356).

(обратно)

142

Недалеко от храма Гроба Господня видны остатки церкви Св. Иоанна Предтечи времен святой Елены; они состоят из нескольких аркад. Это здание называется домом Заведея, отца апостолов Иакова и Иоанна (Там же. С. 263).

(обратно)

143

О. Аникита опечалился, когда узнал о своем назначении в Афины. «Мог бы я, кажется, – писал он своим братьям в село Архангельское от 22 мая 1836 года, – изложив Святейшему Синоду приключившиеся мне беды, отказаться хворостью от назначения своего, неприятного для моей лености, ибо вместо монашеского богомысленного уединения должен поступить в шумный мир и к вящему прискорбию водвориться в таком граде и царстве, хотя и православном, но в котором православие явно искореняется врагами православия с британских островов, тамо поселившимися и щедрой рукой заводящими многие училища в том единственно намерении, дабы монашество греческое растлить своею ересью, чему уже последовал и желаемый для них успех и от корене ядовитого уже произрастают смертные для душ человеческих плоды. Однако же, поелику явно вижу в сем назначении, о котором никогда и в голову мне не приходило, перст Божий, то онемех и не отверзох уст моих (Пс 38, 10), яко Ты, Всеблагий мой Покровителю, сотворил еси. Покоряюсь воле Божьей и готовлюсь по священнейшей монашеской обязанности оказать власти святой беспрекословное послушание».

Митрополит Московский Филарет по поводу назначения о. Аникиты в Афины писал его братьям, князьям Павлу и Алексею Александровичам: «При назначении о. Аникиты к миссии Святой Синод не думал оставить его при ней долго, но на короткое время удовлетворить надобности и должностным путем возвратить его в Россию. Думали, что и ему не будет сие неприятно, а доставит более удобства посетить некоторые достопамятные места и обратить внимание на их древности. Распоряжение Святого Синода, по-видимому, благославлялось: о. Аникита, отвлеченный сим распоряжением от Афона, избежал опасности моровой язвы, которая потом опустошила обитель, где он пребывал и занимался построением храма Святителя Митрофана. Спешил Святой Синод взять о. Аникиту и из Афин, но Власть Высшая более поспешила другим вызовом». Письмо Филарета печатается с подлинника.

(обратно)

144

Мощи святого Лазаря были по велению одного из византийских императоров перенесены с Кипра в Константинополь (Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. СПб., 1848. Ч. II. С. 235).

(обратно)

145

Об этом несчастии, постигшем о. Аникиту на о. Кипре, подробно рассказывается в воспоминаниях одного из его спутников, напечатанных в «Душеполезном чтении» (за 1869 г., июль).

(обратно)

146

Апостол Варнава был первым епископом в Кипре и умер мученической кончиной. В царствование императора Зенона были обретены мощи святого Варнавы с Евангелием от Матфея на груди (Норов А.С. Путешествие к семи церквам, упоминаемым в Апокалипсисе. 1847. Изд. 2-е. С. 7; Дебольский Г.С. Дни богослужения Православной Кафолической Восточной Церкви. Ч. I. Изд. 7-е. С. 382–383).

(обратно)

147

Монастырь Св. Иоанна Богослова на острове Патмос основан императором Алексеем Комненым в 1117 году. Он обнесен крепкими стенами и башнями. Монастырь имеет многочисленную братию. При нем есть гимназия, считающаяся лучшей на Востоке. В монастырской библиотеке имеется множество древних рукописей. В этом монастыре почивают мощи святого угодника Божьего Христодула. На половине пути от берега до вершины горы, где расположен монастырь Св. Иоанна, на отдельно выдавшейся скале находится скромная церковь о двух куполах, выстроенная на том месте, где святой Иоанн Богослов имел откровение. Церковь имеет не более 9 шагов в длину и 5 в ширину. Вправо от церкви открывается пещера, в которой, по преданию, святой Иоанн написал Апокалипсис. Глубокая расселина видна наверху пещеры. Большинство церковных писателей признают, что святой евангелист Иоанн написал свое Евангелие в Ефесе, а не на о. Патмос (Норов А.С. Путешествие к семи церквам, упоминаемым в Апокалипсисе. С. 275–276).

(обратно)

148

На острове Патмосе с о. Аникитой произошел по рассказу послушника его, старца Геронтия, следующий случай. О. Аникита прибыл, по сообщению Геронтия, к Патмосу около вечера. Желая вполне насладиться созерцанием таинственной судьбы Церкви, по откровению божественного Иоанна, и провести ночь там, где друг Христов томился в заточении, о. Аникита тотчас по прибытии к берегу оставил корабль и удалился в монастырь Патмосский. При выходе из корабля о. Аникита приказал своему послушнику Никите, оставшемуся ночевать на корабле, утром поранее принесть для него мазь (для лечения ушибов, полученных о. Аникитой на о. Кипре). Мирно протекла ночь. Наступило утро, приближался полдень, но Никиты-послушника не было. О. Аникита не понимал, что это значило, и не знал, чему приписать ослушание скромного своего и услужливого Никиты. Забыл ли он приказание или проспал, может быть, только послушник явился к нему очень поздно, и, когда он подавал своему отцу мазь, тот кротко заметил: «Как ты не боишься Бога, брат! Смотри-ка, я тебе говорил принести мне мазь, как рассвенет, а ты когда являешься». «Тебе никак не угодишь», – запальчиво крикнул послушник Никита и не успел договорить своих извинений, как о. Аникита пал ему в ноги и трогательно произнес: «Прости меня, ради Бога! Я оскорбил, брат, тебя». Смирение о. Аникиты поразило и тронуло его послушника: он взаимно бросился о. Аниките в ноги… (Биография Святогорца… Ч. I. С. 52–52).

На пути к Патмосу о. Аникита сильно пострадал от морской качки. «Во время свежего противного ветра, при сильной боковой качки судна я, – сообщал в письме на родину о. Аникита, – в каюте своей, державшись за бок, оторвался и всей спиной навзничь ударился на землю; однако же чудным Промыслом Божьим соблюден жив и даже невредим».

(обратно)

149

На островах, которые посещал о. Аникита, его встречали торжественно. О. Парфений пишет в описании своих странствований по Востоку, что о. Аникиту встречали не только торжественно, но все лобзали его десницу и почитали за великое счастье принять от него благословение. Удивительно было, говорит Парфений, что греки своих Патриархов не почитают так, как сего иеромонаха. Много проезжало Патриархов и других архиереев, но никому такой чести не воздавали. А он на всяком острове служил литургию, говорил проповеди по-гречески и приводил народ в слезы; со всякого острова провожали его со слезами и не хотели с ним разлучаться (Сказание о странствии и путешествии по России… инока Парфения. Ч. IV. С. 244).

(обратно)

150

Город Сакис на острове Хиосе, или Сакис, – кафедра Хиоского митрополита. Древний славившийся своим богатством Хиос разрушен был турками в 1821 году во время греческого восстания (Там же. С. 1).

(обратно)

151

О. Аникита вообще неохотно высказывался о причинах недоумений между греками и русскими иноками Пантелеимонова монастыря. В письме в Одессу к своему приятелю подполковнику А.С. Сундию, служившему комиссионером Черноморского флота, о. Аникита писал: «Великий наш чудотворец святитель Митрофан не благоизволил по первому моему предположению иметь церковь в так называемом Русском монастыре, греческими отцами населенном, но восхотел водвориться между кровными своими поклонниками в русском ските Св. пророка Илии. Таковая перемена есть изволение самого святого, хотя видимые причины произошли от человеков. Отцы почтеннейшие Русского монастыря – по наущению от врага и попущением свыше – охладели несколько от первой своей ревности к нашему святому, и на сие охлаждение святой от них удалился». Анастасий Спиридонович Сундий собирал в Одессе пожертвования на строящийся во имя святителя Митрофана храм на скиту Св. пророка Илии и отправлял их на Афон. Так, в июле 1836 года Сундий переслал о. Аниките четыре тысячи пиастров. Переписка между о. Аникитой и Сундием поддерживалась постоянно и продолжалась до самой кончины первого. Сундий был воспитанником о. Аникиты по Морскому корпусу.

(обратно)

152

Инок Парфений в своем «Путешествии по Востоку» сообщает следующие подробности относительно перехода о. Аникиты из Пантелеимонова монастыря в скит Св. пророка Илии: «В 1834 году приехал из России иеромонах Аникита, князь Шихматов, великий постник. И приехавши во Святую Афонскую Гору, пристал в ските Илии Пророка. Потом пошел поклониться во всей Святой Горе Афонской; и обшедши многие монастыри, пришел в монастырь русский Св. Пантелеимона. Греки его встретили с честью. Он же, поклонившись святыне и посмотревши на обитель, слезно сожалел, что в таком горьком положении находится русская обитель во Святой Горе Афонской, как без презрения сирота, оборвана и обнажена, и без всякого украшения, и не имеет ни от кого покровительств. Потом приняли его на гостиницу и всячески обласкали, и все старцы просили его погостить у них, и он обещался. Они начали ему со слезами говорить: „Отче святый, умилосердитесь над своей матерью, русской обителью. Помилуйте ее, от всех оставленную. Облеките ее обнаженную. Что вам по Святой Горе вне своей обители бедствовать? Придите, отче, к своей матери в объятия и живите с нами в общежитии, в любви и спокойствии: и ведите, сколько вам угодно, русской братии, и возьмите любую себе церковь и любой корпус келий, и живите, и помогайте своей матери“. Князь же сказал им: „Благое ваше расположение к русским. Ежели исполните намерение и устоите в своих словах, ежели примите русских в свою обитель, то сия обитель будет счастлива: как она теперь в уничижении, так после будет славна и богата, и вы будете упокоены. Ежели я взойду в вашу обитель, то дайте мне место выстроить особенную русскую церковь во имя новоявленного святителя Митрофана Воронежского чудотворца“. Греки с любовью согласились и показали ему место. Князь остался у них погостить, и жил целый месяц, и в тонкости рассмотрел их жизнь. Тогда сказал: „Это не человеки. Еще я не монах, но только Бог привел видеть монахов“. И столько их возлюбил, что не хотел с ними разлучиться.

Греки ему предложили, чтобы по обычаю монашескому положил начало и переходил совсем. Он с радостью согласился. И положивши начало, поехал в скит Илии Пророка и дал всем русским повестку, кто желает в русский монастырь жить, да приходит к нему в скит Илии Пророка. И собралось к нему желающих двадцать пять человек, больше из малороссиян, и духовник Прокопий, тоже из малороссиян. В этом случае князь много ошибся, потому что не посоветовался с духовником Арсением. Не узнавши, кто какого свойства и разума, набрал много неблагонадежных. Хотя после и жалел, но уже поздно. Набравши братии и облачившись в священническую одежду, сам снял, и двое монахов взяли икону святителя Митрофана, и пошли пешии, а братия за ними; и шли от самого скита до русского монастыря двадцать верст. И греки дали русским церковь Иоанна Предтечи. И стал он звать духовника с собой в Иерусалим, а духовник Арсений с учеником своим, схимонахом Николаем, согласились и отправились в Иерусалим. Князь русскую братию перепоручил духовнику Прокопию. До отъезда князя стало между братией расстройство: русские – разный сброд – под началом жить непривычны, да и духовник такой же. Русские греков уважать и слушаться не стали, но стали противоречить, еще к тому же и стращать, что монастырь наш, русский, а начальник у нас князь; мы вас выгоним. Отчего греки, вся братия, смутились, и начались повседневные скорби и искушения. И стала их высокая общежительная жизнь расстраиваться. И стали говорить игумену Герасиму и старцу Венедикту, что мы с русскими жить не можем и богатства их не хотим: лучше сухари с водою будем есть, да одни; русские расстроили всю нашу жизнь. Хотя игумен Герасим много их уговаривал, внушая: когда князь приедет из Иерусалима, мы все устроим, а строптивых вышлем. Но старец Венедикт стал колебаться. (Князь же в Иерусалиме получил указ Святейшего Синода ехать в Афины в посольство, в придворную церковь. И так пошло одно за другим расстройство. Однако князь прежде приехал в Афонскую Гору узнать, как живут братия.) По приезде его русские стали жаловаться на греков, а греки на русских. Потом пришли греки к нему на гостиницу. Старец Венедикт со старейшими пали пред ним на землю, и все заплакали, начали просить прощения, что не устояли в своем слове. Князь же спросил их: „Стало быть вы не хотите, чтобы русские у вас жили?“ Они сказали: „Прости нас, отче святый, не можем и не хотим; не хотим вашего богатства: расстроили мы всю свою жизнь с русскими“. Князь же, услышавши сие, горько заплакал и сказал: „Жалко мне этой святой обители, что много она претерпевает бедствия“. Потом встал и пошел в церковь; надел на себя ризы и испросил у всех прощения. Греки некоторые весьма плакали, а наипаче игумен Герасим: ибо он знал, что, лишаясь русских, обитель будет бедствовать. Князь же со всеми русскими пошел вон и ничего с собой не взял, кроме одной иконы святителя Митрофана; а прочее все оставил в русском монастыре, ризницу и иконы, и церковные сосуды, и русские книги. Хотя греки и предлагали все забрать, но он сказал: „Пусть все в святой русской обители останется для памяти. Когда паки русские взойдут, тогда пригодится им“. И потом пошли в скит и пришли к старому русскому монастырю; там остановился князь и отслужил над русскими костями панихиду. Пришедши в скит Илии Пророка, сказал всем русским: „Идите, братия, кто куда знает. Теперь я вам не начальник; не умели жить в монастыре: идите, странствуйте“. Потом икону святителя Митрофана и большую сумму денег препоручил скитскому духовнику, иеросхимонаху Павлу, и просил его возыметь попечение о сооружении храма святителю Митрофану. А сам простился с духовником Арсением и прочими отцами, взял двух учеников и отправился в Афины.

Греков русского монастыря более побудили на изгнание князя греки прочих монастырей, потому что стали полагать, что ежели русские вселятся в монастырь, то у всех монастырей свою землю отберут, а наипаче, ежели будет жить князь. Греки Руссика не могли понять сего; только один игумен Герасим это все понимал, но воля была не его. А когда выгнали князя с русскими, напало на оставшихся греков уныние и скорбь, и совершенно лишились тишины душевной и телесной». (Сказание о странствии и путешествии по России… инока Парфения. Ч. II. С. 218–222).

(обратно)

153

По приезде в Афины о. Аникита писал на родину к своим братьям и в письме своем от 15 сентября 1836 года кратко описывал свое положение на новом месте своего служения: «Братья, и други, и сподвижники, подвизайтеся о мне в молитвах ваших богоприятных, купно с отцем нашим общим духовным. Помолитеся и о том, да вскоре воистину устроюся к вам. Ибо здесь хотя и встречен я посланником Гаврилой Антоновичем Катакази и всеми прочими чиновниками честно, паче достоинства моего и дружелюбно, сердце мое, отвыкшее от шума мирского и жаждущее безмолвия, да остальные краткие дни мои наедине пребуду аз пред Богом, дондеже прииду к Нему на суд, страшный грешнику, – сердце мое чуждается сего знаменитого древностью места. Уповаю несомненно, что Господь праведный Сам изведет и не возведет мене в преполовение дней моих рассеянно и не готова к пути всея земли, от него же земнороднии не возвращаются, но устроит старости моей, похвала старости моея, мирное убежище от суетствий и с миром отпустит мене отселе туда, где присещает свет лица Его. Покоряюся с радостью судьбам Его благим и жду мания Его к возвращению на родину и к заключению во объятия свои, объятия искренней братской любви, родных своих друзей и братий не по плоти только, но и по духу. Здесь же я живу в стенах своих почти неисходно, исключая хождения в храм Божий на служение страшное и утешительное утешением Божественным. Храм сей есть одна из приходских церквей, которая, разоренная турками, как и все почти прочие, нашим посольством обновлена благолепно; имеет два престола, из коих главный принадлежит нам, а на другом совершают греки божественную литургию; причт составляют кроме диакона и псаломщиков еще и восемь человек певчих. Учащать по возможности Престолу Господню – вот вся моя радость, по милости свыше неотъемлемая».

(обратно)

154

Биография князя Павла Александровича Ширинского-Шихматова, почетного директора богоугодных заведений, уездного судьи и члена тюремного комитета в городе Можайске. М., 1848.

(обратно)

155

Елагин Н.В. Очерк жизни князя Платона Александровича Ширинского-Шихматова. СПб., 1855. Князь Платон Шихматов умер в мае 1853 года в звании министра народного просвещения.

(обратно)

156

О жизни и трудах иеромонаха Аникиты, в мире князя Сергия Александровича Шихматова. Изд. 2-е. СПб., 1853.

(обратно)

157

Граф Каподистрия, изменнически убитый в 1831 году.

(обратно)

158

В 1833 году прибыл в Грецию король Оттон I и была объявлена, без ведома и согласия Константинопольского Патриарха, независимость и самостоятельность Церкви Греческого королевства под управлением Священного Синода, который был поставлен в зависимость от гражданской власти.

(обратно)

159

Предшественником о. Аникиты по афинской миссии был с 1833 по 1836 год архимандрит Иринарх (Попов), из настоятелей Толгского монастыря Ярославской епархии; в 1836 году был хиротонисан во епископа Старицкого, викария Тверской епархии; в том же году сделан епископом Рижским, викарием Псковской епархии; в 1841 году назначен епископом Острогожским, викарием Воронежской епархии; с 1842 года – епископ Вологодский, с 1844 года – епископ Кишиневский, с 1845 года – архиепископ, с 1858 года – архиепископ Каменец-Подольский, с 1863 года – архиепископ Рязанский; в 1867 года уволен по прошению за болезнью на покой (Строев П.М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской Церкви. СПб., 1877. С. 345, 446, 382, 839, 733, 553, 417, 549).

(обратно)

160

Подлинник письма митрополита Филарета (письмо не было издано в печати) принадлежит княгине Ширинской-Шихматовой.

(обратно)

161

По фамильным, более верным записям, это было с 6 на 7 июня (Записки об усопших родственниках князей Ширинских-Шихматовых).

(обратно)

162

Инок Парфений, путешествовавший по Востоку, сообщает в описании своего странствования еще следующие подробности. «Услышавши о смерти о. Аникиты, – пишет о. Парфений, – афинские жители сошлись от мала до велика, желая прикоснуться к его постническому телу: ибо всего его почитали за великого угодника. И похоронили его внутри соборной церкви. Хотя у греков и нет обычая погребать внутри церквей даже самих Патриархов, но сего старца за великое благочестие сами пожелали положить внутри церкви. Чрез два года российское посольство, по завещанию старца, решилось откопать его кости и препроводить их во Святую Афонскую Гору. Узнавшие сие, греки не стали давать и поставили стражу. Русское посольство настаивало. Греки упорно противились. Но король греческий Оттон послал войско исполнить намерение российского посольства. Хотя греки много бунтовали и плакали, не желая отдать кости князя, даже сделали кровопролитие, однако при помощи воинства кости откопаны были. При сем осмотрели, что тело все предалось тлению, а кости целы и желты, яко воск. Приготовили ящик, положили в него кости, и архимандрит Анатолий и иеродиакон Парфений привезли их в Афонскую Гору. Кости положены в скиту Илии Пророка, в церкви святителя Митрофана. Я самовидец, что кости желты, яко воск, и некое испускают благоухание» (Сказание о странствии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженника Святой Горы Афонской инока Парфения. М., 1856. Изд. 2-е. Ч. I V. С. 242–246). Кости о. Аникиты положены были в храме во имя святителя Митрофана в нише правой стены и заложены мраморной доской с золотой надписью о дне кончины его, но с 1871 года останки о. Аникиты лежат открыто (Русский скит Святого пророка Илии. Одесса, 1883. С. 38–39).

(обратно)

163

«Одесский вестник». 1837. № 65.

(обратно)

164

Месяц и день рождения князя С.А. Шихматова неизвестны.

(обратно)

165

См. «Ночь на гробах». СПб., 1812. С. 46 и 47.

(обратно)

166

См. «Собрание Высочайших манифестов, грамот, рескриптов, приказов войскам и разных извещений, последовавших в течение 1812, 1813, 4814, 4815 и 1816 годов». СПб., 1816, с. 58.

(обратно)

167

Орденом Св. Владимира 4-й степени князь Шихматов награжден 1823 года 7 февраля, а орден Св. Победоносца Георгия за двадцатипятилетнюю беспорочную службу получил 1827 года 26 ноября.

(обратно)

168

Князь Шихматов был в течение многих лет членом учрежденных при Академии комитетов: Рассматривательного, для оценки поступающих от разных лиц сочинений и переводов, и Словарного, для составления русского словаря по азбучному порядку. См.: Известия Российской академии, Кн. 7, с. 141; кн. 9, с. 22.

(обратно)

169

Стихотворение под заглавием «Возвращение в Отечество любезного моего брата князя П. А. из пятилетнего морского похода». СПб., 1810.

(обратно)

170

См. «Ночь на размышления». СПб., 1814. С. 5–6

(обратно)

171

** См. «Возвращение в Отечество» и проч.

(обратно)

172

1799 года на корабле «Пантелеимоне», который от жестокой бури потерял у острова Даго грот-мачту, 1802 года на фрегате «Эммануиле», который принужден был срубить мачты для избежания опасности быть выброшенным на остров Биорку.

(обратно)

173

В 1808 году.

(обратно)

174

См. показанную выше статью «Одесского Вестника».

(обратно)

175

Статья «Одесского вестника».

(обратно)

176

Гемороидальных.

(обратно)

177

См. «Одесский вестник».

(обратно)

178

Так сказано в письме к сочинителю от посланника нашего в Афинах.

(обратно)

179

См. «Ночь на гробах». С. 47.

(обратно)

Оглавление

К читателю

Введение

Путешествие иеромонаха Аникиты по святым местам Востока в 1834–1836 годах

Приложения

  Письмо иеромонаха Аникиты о положении Церкви Греческого королевства (в 1837 году)

  Подробности о смерти иеромонаха Аникиты со слов диакона Парфения, находившегося при Русской миссии в Афинах и присутствовавшего при его кончине

  О жизни и трудах иеромонаха Аникиты, в мире князя Сергия Александровича Шихматова Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg