«Princeps Omnium»

Princeps Omnium (fb2) - Princeps Omnium 1230K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Геннадьевич Борцов (Варракс) - Olegern

Warrax & Olegern Princeps Omnium

Издание 2-е, незначительно исправленное и значительно дополненное

Посвящается всем идущим по Пути Левой Руки

вне зависимости от того, как они называют свое мировоззрение.

Январь-июнь XXXV A.S.

Март-июнь, октябрь-ноябрь XXXVII A.S.

текст:

© Olegern, olegern@mail.ru

© Warrax, warrax@warrax.net

иллюстрации:

© Shewolf, violet_keeper@mail.ru

Вступительное слово DoctoR'а

Терпеть не могу писать вступления… Объясняю — вступление всегда выступает в роли своеобразного анонса основного произведения.

Если во вступлении написать, что анонсируемое произведение — бред сивой кобылы с тяжелыми последствиями черепно-мозговой травмы, то такое вступление, скорее всего, не подойдет, и время, затраченное на его написание, будет являться единственным результатом подобной работы.

Если написать, что книга «вселяет», «вдохновляет», "нестандартно подходит" и т. д., то после каждого подобного эпитета элементарная скептическая честность заставит вставлять обороты «мне», "для меня", «по-моему» и пр.

Вступление, не являющееся "чистой рекламой", является «причесанным» частным мнением субъекта, который обязательно считает, что произведение достойно публикации (иначе он бы написал не вступление, а рецензию или фельетон). И, следовательно, все равно в той или иной мере оно рекламирует основное произведение.

Научные труды не нуждаются в рекламе — если кто-либо не заинтересован в получении конкретного знания, то дилетантская или поверхностная реклама (бoльшего просто не позволит объем вступления) будет не в состоянии пробудить стойкого интереса, достаточного для погружения в тему. А предварительно-ориентировочную функцию гораздо лучше, чем вступление, выполняет краткий авторский или редакционный дайджест книги (всего несколько строк) или ее реферат на 1–2 страницы.

Но в этот раз я все же занялся написание вступления — и это связано с общественными стереотипами. Так как книга посвящена исследованию сатанизма как мировоззрения. Пусть читатель сам прикинет, часто ли в качестве ассоциации к слову «сатанизм» человеку в голову приходит слово «мировоззрение»? Я не имею в виду обывателя, у которого с сатанизмом связаны слова «кладбище», «кошка» и «младенцы». Я не имею в виду также ортодоксального христианина, который, услышав что-либо, связанное с сатанизмом, автоматически рисует рукой крест, начиная с верхней точки своего тела. Нет, я говорю о думающем образованном человеке, уверенном, что он не подвержен общественным шаблонам (по крайней мере в области научных исследований), не верящим в привидения, знакомым с методологией научных исследований. Но…

По моим более чем 3-хлетним наблюдениям именно в этом вопросе у такого человека "методология не срабатывает". Шаблоны по поводу сатанизма сродни шаблонам по поводу СПИДа и Чернобыля. Они практически одинаковы для большинства — вне зависимости от образованности и степени развития интеллекта. Эти шаблоны могут быть по-разному выражены, высказаны в разных формах, но во всех в них отсутствует одно — тот самый научный методологический подход. Даже "философские рассуждения" по поводу сатанизма в конце концов сводятся или к христианской догматике (Бог-Дьявол) или к диалектическому материализму (единство и борьба противоположностей вида "хорошо-плохо"). Но религия и диамат — это не наука, это идеология на социальном поле. Даже ученый-естественник, как только речь заходит о сатанизме, забывает о том, что прекрасно известная ему методология научных исследований не имеет ограничений в применении. Тут имеют место два варианта:

Вариант первый — собственное мировоззрение субъекта настолько не продумано и догматично, что он не в состоянии методологически корректно оценить феномен сатанизма и принимает существующий общественный шаблон, не осознавая этого (часто хуже — не желая даже пытаться осознать).

Вариант второй — субъект считает, что метафизические (мировоззренческие) идеи не имеют эмпирического субстрата, поэтому они «непроверяемы». По поводу самих «идей» у меня, естественно, возражений нет. Я возражаю против вполне конкретных и совершенно необоснованных эмпирических выводов, которые делаются из этой посылки — "т. к. нельзя проверить, что есть на самом деле, мировоззрение формируется, исходя из воспитания и личных качеств субъекта". Хорошо воспитывали — «гуманист», плохо — "сатанист".

Почему такое заключение некорректно? А потому, что категории «хорошо» и «плохо» — сами изначально метафизичны, порождены разумом, а не природой. На уровне каждого конкретного разума они резко субъективны, на уровне "моря разумов" — социума — выполняют более сложные (регулирующие) функции, но тоже никак не становятся от этого "объективными категориями". Если из системы убрать «разум», из нее исчезнут и все метафизические категории, порожденные этим самым разумом.

Но любая метафизическая идея, реализованная в конкретных субъектах, имеет вполне эмпирические проявления, и, следовательно, эти проявления можно исследовать, применяя вполне научные методы. Вот именно эта банальная мысль просто не воспринимается большинством людей. И именно ради «озвучивания» этой мысли я сел писать это вступление. Авторы работали над темой сатанизма, исходя не из идеологических, а из исследовательских целей, их вел не прозелитизм или, тем паче, фанатизм, а научный подход. Насколько корректно этот подход реализован — судить читателю, но само по себе исследование сатанизма, а не его «порицание» или «прославление» — является достойным того, чтобы книга "Princeps Omnium" номинировалась и была рекомендуема именно как монография по исследованию сатанизма. Сатанизма как вполне объективного явления на уровне социума и полноценного мировоззрения на уровне субъекта.

DoctoR (doctor@skeptik.net), ноябрь 2002

DoctoR Home Site: http://dr-gng.dp.ua/

Послесловие к "Вступлению":

Если кто-либо, прочитав это вступление, решил, что «сатанист-DoctoR» рекламирует труд сатанистов Olegern'a и Warrax'a, то саму книгу он может и не начинать читать, ввиду достаточно серьезных собственных проблем в интеллектуальной области.

Предисловие ко второй редакции

Стоит появиться вопросам,

Как они набирают силу.

Чем больше ты знаешь,

Тем больше тебе нужно узнать.

Рам Цзы понимает.

Иметь все ответы -

Значит

Выйти за пределы вопросов.

Итак, перед Вами вторая редакция "Princeps Omnium".

Возможно, Вы уже читали первую версию этой нашей работы. Тогда Вы без труда обнаружите существенные изменения. Книга стала почти в два раза толще. Добавлены новые разделы — «Каббала», «Ислам», "Хаос и Сатана", "Иконография Дьявола". Практически все остальные разделы значительно расширены. Была исправлена пара неточностей, имевших место в первой версии. Также в ряде случаев применяется термин «чел-овечество», что сделано для создания единого семантического поля с "Гомогенезом".

Можно задаться вопросом, чем был обусловлен столь существенный update. Как мы писали, невозможно предоставить окончательный список черт, относящихся к архетипу Сатаны. Это значит, что никакая разработка в этой области не может являться окончательной.

При каждом просмотре нашей книги мы находим новые примеры, иллюстрирующие ее содержание, а нередко приходят и новые идеи. Это связано с тем, что и наш уровень и наша эрудиция перманентно растут, как и у всех сатанистов и других разумных существ. Вполне вероятно, что "Princeps Omnium" так и останется нашей главной работой, но при этом он будет меняться и расширяться до тех пор, пока мы будем в состоянии думать и стучать по клавиатуре.

Еще в нашей команде появился художник, и нашу книгу украсили замечательные рисунки.

В заключение хотелось бы отметить то, что книга является именно исследованием архетипа, а не чем-либо еще. Это не "учебник по сатанизму" или что-то подобное. Как бы мы не правили эту нашу работу или другие, совместные и раздельные, мы сразу можем заявить — литературы на тему "как надо" от нас не дождетесь.

И те, кто жаждет получить инструкции — могут даже не начинать читать то, на чем стоит наше авторство.

Мы пишем для себя в первую очередь и во вторую — для тех, кто мыслит самостоятельно и с кем последующее общение может оказаться целесообразным. Все остальные интереса не представляют.

Многие хотели бы отнять у меня время. Я избегаю их. Некоторые проводят со мной мое время. Они развлекают меня. Бесценная горстка людей прибавляет свое время к моему. Я обожаю их.

А.Ш. ЛаВей

Olegern, Warrax

Intro

Знание — это барьер, препятствующий обучению.

Кода Бене Джессерит

Часто задают вопрос: как узнать, кто является сатанистом, а кто нет? Дайте четкое определение!

Конечно, можно потребовать от спрашивающего для начала определить, например, что значит «соленый» или «сладкий», чтобы он убедился наглядно в том, что даже общепризнанные и конкретные термины вовсе не так легко формулируются в виде определений.[1] Можно дать ответ, против которого не возражал еще ни один сатанист: "имеющий инвольтацию к эгрегору Сатаны". Однако, если термины «эгрегор» и «инвольтация» определены более-менее однозначно, то конкретно с эгрегором Сатаны возникает проблема, полностью аналогичная предыдущей. Впрочем, объяснить восприятие архетипа Сатаны[2] несколько проще, хотя кратко, как обычно просят, не получится — хотя бы из-за стандартных искажений, которые общеприняты и заслоняют реальность.

Та ложь, которая инкриминируется Сатане христианами и им подобными, например, в прозвище "Отец Лжи[3]", по сути исходит не от Сатаны, а обращена на него его противниками.

Характерно, что, несмотря на приписываемое ему звание "Князя Лжи", нет даже христианских легенд, в которых он врет, самое большее, он недоговаривает и подлавливает на неосторожности. Соответственно — в архетипе такой черты, во-первых, точно нет, во-вторых, архетип иммунен к попыткам прицепить ему таковую черту. Дополнительная иллюстрация несоответствия: Ложь — намеренное искажение информации — человеческий фактор, во Вселенной ее нет, поскольку она безлична.

Однако это не значит, что с точки зрения сатанизма ложь — порок, а честность — достоинство. Любая информация адекватна реальности лишь в той или иной мере. И это связано не только с сознательной инверсией ее в каком-либо звене, но и с субъективным восприятием — выборкой фактов, акцентированием, а также с самообманом и проч. Никакая информация не обязана (и не может быть!) быть абсолютно достоверной, ни приходящая, ни исходящая. Если некто в процессе верификации допустил просчет, это не только "его обманули", но в первую очередь — он обманулся сам. Попытка возвести честность в абсолютную добродетель — это попытка упростить мир, подогнать его тяжесть под свои силенки.

5. Знай же, что нет никого, кто не солгал бы хоть раз. Как нет и того, кто хоть раз не сказал бы правду.

6. Многие же лгут, считая, что говорят правду. Многие же говорят правду, уверенные, что лгут.

7. А есть и те, которые не лгут лишь потому, что не знают правды.

8. И что правда для одного, то ложь для другого.

9. Постоянно лгущий строит непрочную башню. Одно неосторожное слово — и рухнет она, погребя его под своими обломками.

10. Правдивый же открыт для всех. И лишь ленивый не уязвит его.

11. Ищи же середину и не уподобляйся ни одному и ни другому. Не громозди ложь, но и не открывайся всякому.

12. Тогда будешь ты силен, и уязвить тебя будет трудно.

13. Тогда и научишься отличать ложь от не лжи и правду от неправды.

— Michael The Heretic, Книга Лжи, гл.1

Разобраться во всем этом незаинтересованному человеку сложно, и большинство тупо следует христианской пропаганде, поддерживаемой средствами массовой информации. Но, что интересно, архетип Сатаны[4] заимствовал из этих наветов то полезное, рациональное и целесообразное, что в них было… и развивался дальше. Сатанизм — это не конкретная историческая религия (и не религия вообще). Это следование определенному архетипу сквозь все религиозные и философские системы. Впитывая все, соответствующее развитию, и оставляя позади соответствующие очередной эпохе окаменелости, сатанизм всегда на гребне развития. Собственно говоря, непрерывное творческое развитие — это и есть один из главных аспектов данного архетипа.

Представьте себе христианина или приверженца иной монотеистической религии, говорящего: наш бог в непрерывном развитии, наш бог адогматичен.[5] Его распнут его же коллеги по вере, т. к. краеугольным камнем таких религий является статичность и неизменность бога.[6] Это вполне очевидно. Признание того, что бог находится в постоянном развитии, равносильно признанию несовершенства божества,[7] что в монотеизме не практикуется, поскольку в этом случае все воздвигнутое здание религии рушится с треском. Понятие "прогрессивное развитие" обозначает фактическое признание неполноты, несовершенства нынешнего состояния. А монотеистические догматы всегда говорят с одной стороны о непознаваемости бога, что исключает всякую оценку его "текущего состояния", а с другой стороны — о демиурге, творящем "изначальное совершенство", не требующее дальнейшего улучшения. Мы уж не будем говорить о субъективности такого понятия, как "совершенство".

В этой работе мы попытаемся рассмотреть наиболее приближенный к целостному пониманию Вселенной и ее законов архетип,[8] который на протяжении тысячелетий некорректно и неполно представляется многими конфессиями и учениями, который на протяжении тысячелетий трактуется преимущественно в культурно-прикладном смысле — конфессионном, оккультно-мистическом, идеологическом, литературно-художественном и пр., вследствие чего зачастую искажается весьма вульгарно, в т. ч. с использованием небылиц о падших ангелах, актах купли-продажи, подписанных кровью, жертвоприношениях, оргиях и тому подобном. И который вследствие социального заказа практически всегда связывается с преступлениями уже не против "высших сил", а против субъекта и общества, а это связано с совершенно иными архетипами и подключает совсем другие эгрегоры…

Итак, отбросьте в сторону все, что вы слышали до этого, и читайте это исследование "с нуля". После прочтения Вы можете восстановить свои знания в памяти, и, если Вы обладаете ценными сведениями, которые не отражены в этой работе — мы будем благодарны, если Вы нам об этом напишете.

Несложно догадаться, что о Сатане, каким бы именем его не называли, всегда существовало, по меньшей мере, хотя бы два мнения: наиболее популярное — тех, для кого он Ужас и Враг, и мнение того меньшинства, для которого он — Путеводная Звезда (причем не в смысле маяка, к которому надо плыть, а в смысле Несущего Свет — освещающего Путь).

Последнее мнение старательно вытравлялось представителями интересов толпы (себя они называют защитниками общечел-овеческих ценностей[9]) на протяжении тысяч лет. Собственно говоря, с того самого момента, как человек счел себя вправе вводить в мировоззрение в качестве якобы реальных искусственные понятия, созданные его фантазией, и начался этот процесс. Более того, характерная особенность чел-овечества не останавливаться на разумной середине привела к тому, что сейчас эти абстракции многими считаются более реальными, чем сама реальность.

Добро — это понятие, сотворенное и использованное богом ради его неправых целей

А. Камю

Поэтому свидетельства тех, для кого Сатана — Враг, гораздо обильнее.

Этими свидетельствами вполне допустимо пользоваться, делая скидку на источник.

Различие таковых отношений легко понять, если вспомнить, насколько люди консервативны по своей натуре и склонны к сверхобобщениям. То есть — все то, что они неспособны воспринять, они практически автоматом относят к «злу», и помимо этого распространяют любую ситуацию на себя: "если будут убивать всех дураков — то вдруг меня за дурака примут?".

У большинства людей любовь к справедливости — это просто боязнь подвергнуться несправедливости.

Ф. де Ларошфуко

Раскрытию понятия архетипа Сатаны и посвящена эта работа.[10]

Примечание первое: в тексте приводится множество фактов, но, за исключением тех случаев, когда непредставление ссылки выглядело бы явным плагиатом, мы умышленно не проставляли источники данных. В книге показывается общая картина, для которой совершенно не важно, кто первый обратил внимание на частность. Со всеми же ссылками текст походил бы на диссертацию, что неуместно в данном случае, поскольку научная работа — это всегда исследование снаружи, а не изнутри.[11] Теми же причинами вызваны встречающиеся в тексте вульгаризмы и отступления от общего научного стиля.

Использование в качестве иллюстраций к мыслям примеров из христианской религии связано с ее общеизвестностью и, соответственно, понятностью для большинства читателей.

Также приносим извинения за множество цитат: они приводились не для "придания веса" тексту (некоторые из них принадлежат вовсе не всемирно известным людям, а иногда даже попросту нашим знакомым). Перефразировать удачно сформированные мысли нет резона, а уж не указывать при этом авторства — плагиат. В общем, мы писали так, как считали нужным, а не для того, чтобы произвести впечатление.

"Серьезность — это способ сделать простые вещи сложными" ©

Примечание второе: Бесполезно рассуждать о том, существует ли Сатана как личность. Любое личное восприятие легко объясняется психологическими установками визионера (вспомните классический случай, когда Лютер кидался чернильницей в Дьявола, который пришел мешать ему писать). Мы утверждаем, что Сатана реален как архетип; но мы не утверждаем, что он — не более чем архетип (эгрегор).

Итак, приступим к рассмотрению развития архетипа Сатаны с самого начала…

Эпиграфы

Небо и Земля не обладают человеколюбием и предоставляют всем существам жить их собственной жизнью.

Дао Дэ Цзин

…чтение сей книги требует постоянного напряжения ума, вооруженного суровой логикой вкупе с трезвым сомнением… Не каждому такое доступно, лишь избранным дано вкусить сей горький плод и не погибнуть.

граф Лотреамон, Песни Мальдорора

Глупец прочтет сию книгу Закона и комментарии к ней, но не поймет ее.

Liber AL Vel Legis, III:63

Сатана старше годами всех могучих и страшных богов, память о которых осталась в истории человечества

А. Амфитеатров

Доисторическая эпоха

Все, что не убивает, делает сильней.

Ф.Ницше

Нередко приходится встречать мнение, что первобытный человек верил в добрых и злых духов. Это примитивное представление, основанное на моральном дуализме, появившемся гораздо позднее.

Даже в те времена, несмотря на то, что действие естественного отбора над человеческой породой не было еще нейтрализовано, представители человеческого рода стоили разного.

В любой культуре есть идеи, с которыми знаком и может ими оперировать далеко не каждый. Часто их суть скрывалась от обывателей, в противном случае они превратно и вульгарно ими понимались и толковались. Для ординарных представителей чел-овечества существовала персональная версия, как была особая версия для детей. Часто этнографы, набравшись в каком-нибудь племени сказок, которыми там забавляют подрастающее поколение (и взрослых, которые "более дети, чем сами дети"), считают, что достигли в этом вопросе дна. А немногочисленным проявлениям эзотерических идей просто не доверяют, подозревая, что «дикари» нахватались их при контактах с европейцами.

Между тем, отдельные представители «диких» проявляли мистические и философские взгляды на уровне Упанишад или почти научно-атеистический нигилизм в сочетании с твердой уверенностью в своих силах. Как отметил Мирча Элиаде, философы начнут появляться именно среди этих людей, страстно пытающихся разгадать тайны существования и по призванию склонных к экспериментальному познанию внутренней жизни.

В самом узком кругу жреческой элиты Новой Зеландии имелось в высшей степени абстрактное представления об Ио, высшем принципе, нематериальном, содержащем все сущее, источнике мысли, жизни и т. д., т. е. напоминающем Брахман или Абсолют и, вместе с тем, не нуждающемся в культе. Рядовые члены новозеландского общества об Ио вообще не ведали.

Другой пример: откровения, записанные этнографом В. Фольцем в начале XX века во внутренних районах Суматры. Европеец пытался выведать религиозные представления у представителя народа кубу, находящегося на очень низком уровне культурного развития. И он нарвался на ответы, достойные наиболее просвещенного жителя Европы. Собеседник Фольца давал самые рациональные объяснения «таинственных» явлений, в крайнем случае, признавался, что не в курсе, и был полностью свободен от суеверного страха. В своей книге, вышедшей в 1929 году, Фольц сделал вывод, что у кубу вообще нет религии, что стало сенсацией в этнографических кругах. На кубу набросились экспедиции, которые без труда обнаружили религиозные представления. Благодаря этому энтузиазму, религия кубу очень хорошо изучена и играет теперь в соответствующей отрасли ту же роль, что и муха дрозофила в генетике.

Совсем неплохую космогонию создали африканцы. Если собрать отдельные кусочки, рассеянные в мифах разных народов, можно лишь поразиться, как точно они стыкуются, образуя целостную мозаику мироздания. Вселенная вечна, полагают басуто, она никем никогда не создавалась и не будет уничтожена, многие другие африканские племена считают так же. Вселенная вечна, ибо родилась из вечного Хаоса. Бамбара, как и греки, представляют этот Хаос в виде Пустоты, пребывающей в постоянной вибрации. Хаос не был чем-то застывшим и неупорядоченным, добавляют бете и догоны, он обладал спиральным вращением, иногда возмущаемым мощными взрывами. Басаа и дуала уточняют, что эта космическая спираль была огненной, и именно из нее произошел мир.

Уровень развития оккультного знания[12] в культуре не зависит от технического уровня цивилизации. Потому что носители его — это редкие личности, оторвавшиеся от уровня окружающей их массовой культуры и воспринимающие Мир не через ее призму, а непосредственно. Впрочем, такая формулировка — не точна, хотя и распространена. Непосредственное восприятие — это "восприятие без компаратора", как, например, у амебы. Разумное существо всегда воспринимает мир опосредованно — именно это лежит в основе любых идей о невозможности объективного знания. Мы подразумеваем то, что в данном случае "собственная Вселенная" не содержит в своей основе социальных заморочек — поскольку она действительно собственная, уникальная для каждого воспринимающего, и включение в мироустройство "общественных призраков" — социальных, культурологических, этических — не имеет смысла, т. к. все это — признаки общества, а не Вселенной, которой глубоко плевать на внутривидовые амбиции Хомо.

…могущественная сила, пронизывающая и поддерживающая равновесие всей Вселенной, слишком обезличена, чтобы заботиться о счастье или беде существ из плоти и крови, живущих на шарике из грязи, что является нашим домом.

А.Ш. ЛаВей.

Но вернемся к вопросу о «добрых» и «злых» духах. Духи, то есть наделенные сознанием силы (кем наделенные — в данном контексте не важно, как и их реальное существование), олицетворяли явления действительности. Действительность была сурова. Духи были… злые? Да, для рядового члена племени. Для колдуна они были опасными, но он знал, как с ними обращаться. Он и сам был опасным духом.

Колдуны знали, что в Мире за все нужно платить. Они достигали своего могущества сверхъестественными с точки зрения среднего человека усилиями и расплачивались за это тем, что обычные люди считают неотъемлемой частью себя. Достаточно вспомнить шаманскую практику посвящения — не имеет значения, происходит ли это "на самом деле", но претендент умирает, и рождается шаман — иная сущность, нежели тот человек, который рискнул перестать быть просто человеком.

А если платить нечем или страшно? Тогда рождается мечта о бесплатных благах.[13]

Обычный человек устал от ужаса, который внушала ему Природа, и он придумал духов-покровителей, чтобы отгородиться от страшной реальности, выстроил себе нору из стереотипов и предрассудков. От непонимания взаимосвязи природных феноменов родилась идея коллективной ответственности и система табу, в конечном счете — условности морали.[14]

Чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели; на самом же деле мы не бессильны, а безвольны.

Франсуа де Ларошфуко

Прохристианские религиоведы иногда с сарказмом заявляют, что язычники торгуются со своими богами, имея в виду жертвоприношения. Не задаваясь здесь вопросом, насколько это справедливо по отношению к язычникам, заметим, что это всего лишь неудачная попытка осуществить принцип "за все нужно платить" на практике. Но насколько же нелепее идея, что можно получить все даром, благодаря тому, что "бог нас любит"! Нужно только не брыкаться, а позволить ему отлюбить вас: расслабиться, так сказать, и получать удовольствие… Помимо того, те же презирающие "язычников-идолопоклонников" христиане могут изучить собственный Ветхий Завет, в котором книга Левит расписывает, как и когда им нужно приносить жертвы. Почему христиане не исполняют заповеди своего же бога — это уже другой вопрос.[15] В любом случае, иудео-христианский бог требует от своих почитателей если не жареного мяса, так определенного поведения. С языческими же богами можно привести такое сравнение: когда вы обращаетесь к другу с просьбой и угощаете его пивом, то это как — вы приносите ему жертву, подкупаете его или же просто высказываете уважение?[16]

В любом случае вспомним, что первобытные представления не включали в себя понятия о «добрых» и «злых» богах — все духи были духами природы, а природа имморальна.

Здесь можно вспомнить миф о грехопадении во всей его красе. Жил-был человек, ничего не боялся и понимал природу, как самого себя. Потом вдруг что-то случилось, понимать природу он перестал и резко испугался. И увидел, что он наг, и познал, что такое добро и зло. Христианская позиция согласна с тем, что природа имморальна[17] и что добро и зло вошли в жизнь из-за неких изменений в самом человеке; более того — это положение практически они сами и выдвинули и держатся за него из последних сил. Однако при этом они не дают определений добра/зла, кроме как "добро — это то, что от бога", и суть приводимого нами тезиса не в том, что людям лучше бы не знать «добро» и «зло», а в том, что эти понятия не имеют денотата, то есть не соответствуют в реальности ни одному объекту, между тем преподносятся именно как некие реально существующие абсолюты, на которые надо равняться.

Духи разделялись человеком в зависимости от того, как ему казалось, получает ли он от них пользу или вред. Это зависело от характера и культуры народа, климата и исторических событий. Отношение к духу могло меняться на противоположное в достаточно короткий срок, а затем — обратно.

Однако благотворные духи не были врагами духов зловредных, и как первые не были всегда благодетельными, так вторые — всегда вредными.[18] Человек никогда не мог поручиться за настроение духов, под опекою которых он находился; боялся оскорбить друзей, боялся разозлить врагов, и, в равном усердии одинаковых средств, старался расположить к себе всех их, не вверяясь слишком — никому.

А.Амфитеатров

Можно, конечно, смеяться над дикарями, которые бьют своих идолов, если не обеспечили удачную охоту, а затем мажут их кровью и танцуют в их честь, когда охота удалась. Эти насмешки — результат некомпетентности и поверхностного понимания культуры. Многие элементы современной культуры или обрядности ничуть не продвинутее упомянутых. Но обратите внимание на такой аспект: «дикарям» не вменяется в обязанность бояться тех сил, которые идолы олицетворяют. Если кто-то и боится их так, что может умереть от страха, то другие толкуют с богами на равных. Это еще один из аспектов архетипа Сатаны: он не внушает страха (если кто его и боится, то исключительно по собственной неспособности к восприятию). Дьяволу неизвестен эквивалент "страха божьего". Причем, как прямой, так и, с учетом толкований особо изворотливых церковников, страх "расстроить божество"[19] (в психологической трактовке — войти во временное противодействие архетипу).

Собственно говоря, "страх божий" в описаниях большинства христианских толкователей — это классическая психиатрическая фобия — вполне определенное психологическое состояние, возникающее априорно, до осознания. Подробный разбор этого вопроса не относится к теме книги, важен лишь такой аспект: неосознанные реакции или инстинктивны (достались нам от предков), или стали таковыми в результате длительного научения, в результате которого закрепились как бессознательные реакции. Человек приходит в конкретную религию с уже сложившимся "страхом божьим", просто еще не оформленным в виде образа. Конкретный бог еще не назван по имени (это зависит от среды формирования человека). Такой страх не возникает с номинацией веры, он рождается и формируется вместе с субъектом — с его слабостями, неспособностью противостоять чему-либо, желанием списать эти слабости на "неподвластную [высшую] силу". Подобные особенности субъекта наследуются под влиянием средового фактора, фиксируются в детстве, углубляются в процессе жизни, априорная боязнь "неподвластной силы" совмещается с верой в наличие таковой, наполняется ритуально, сопрягается с не менее априорным ее обожествлением, но часто — еще не осознанным, на уровне "что-то там такое есть, потому как не может не быть, я же это чувствую!". По мере взросления субъекта начинает работать внутренняя психологическая самозащита — ну как же, ведь нужно фактически признать, что "великая и ужасная" неодолимая сила — всего лишь собственная волевая, социальная и интеллектуальная импотенция… Слабый разум будет всячески оберегать своего носителя от подобных потрясений, и, скорее всего, приведет его в ту или иную религию (либо квазирелигию, где божество заменено абстрактной идеей, но сохранены вера и поклонение — см. гуманизм, коммунизм и т. п.). С основным «оправдывающим» мотивом: "Ну как же — не я один такой! Вон нас сколько, а 1000000 леммингов не могут быть не правы!.."

Возвращаясь к колдунам и шаманам: обыватели относятся к превосходящим их со смесью почтения и страха. Толпе хотелось бы иметь таких же специалистов, но чтобы их не нужно было бояться — добрых служителей добрых богов. Кстати, еще раз обратите внимание, что природа имморальна — Понятия «добро» и «зло» введены человеком именно из-за возникшего страха у людей, потерявших понимание природы. Точнее говоря, подменивших поле для ее понимания на поле собственных нужд: "У меня стало больше (еды, коров, женщин, почитания и пр.)? — "хорошая сила [бог]". Появились дополнительные нужды (погибли посевы, украли коров, ушли женщины и перестали уважать в племени) — "плохая сила [бог]!" Можно сказать, что это зачатки мегаломании на уровне всего вида: даже не просто считать себя "венцом творения", но еще и полагать, что законы природы на человека уже не распространяются, а дальше формируется совсем уж идиотская идея "природа создана для человека".[20]

Чел-овечество оценивает действительность с точки зрения собственных потребностей и приписывает ей свои предпочтения, игнорируя то, что у бытия нет и не может быть каких-либо «плюсов» и «минусов». Любое ранжирование субъективно и возникает лишь в том случае, когда кому-либо что-то от бытия надобно. Природные же феномены просто есть, и любое их ранжирование — не более чем спекуляция. Люди более склонны диктовать природе свои условия, чем прислушиваться к ней, и даже когда делают последнее, они слышат лишь то, что сами уже успели продиктовать.

Больше всего доверяют ярлыкам те, кто их сам и навешивает. — Warrax

Так вот, эти желания "добрых богов" соответствовали чаяниям людей, но совершенно не соответствовали реальности; поэтому они были немощны, и вместо магии у них выступало чудо. Разница такова: магия[21] — это результат собственной деятельности, а религиозные чудеса творит посторонний дядя, которому это ничего не стоит — надо только попросить тем способом, который ему нравится (а нравится ему обычно, когда его во всеуслышанье называют «самым-самым», а себя перед ним — полным ничтожеством).

Итак, в результате народ получил «добрых» священнослужителей. Все прочие в их глазах стали «злыми», хотя сами «злые» и не употребляли таких понятий, так как понимали, что у Вселенной нет «верха» и «низа». Но это выше понимания толпы.

3. Но оглянись вокруг себя, человече. Где ты видишь зло?

4. Нет в этом мире ни добра, ни зла. Что же ты называешь этими словами? […]

6. А где ты видишь зло в Природе? Ты просто не приемлешь Ее законов. Ибо не для человека они.

7. Зло приходит в мир лишь тогда, когда появляются глаза, видящие зло, там, где зла нет по сути. Когда появляется сердце, чувствующее зло, там, где нет его.

8. В этом сердце и рождается зло. А больше его нет нигде. И приходит оно в этот мир, когда кто-то пытается творить добро.

9. Ибо нельзя совершить добра, не причинив кому-то зла. Как нельзя причинить зла, не сделав при этом добра.

10. И ни зло, ни добро не властвуют в этом мире, ибо нет их. Они выступают лишь как проявление двух величайших сил, имя которым Необходимость и Целесообразность.

Michael The Heretic, Книга Тьмы, гл.7

"Злых" боялись и ненавидели. Неистовая злоба примитивных людей к колдунам, очевидно, как всегда, была обусловлена двумя факторами: страхом и завистью.

Страх базировался на непостижимости для вульгарного ума того, с чем связывается интеллектуальная элита. Это та же самая фобия, которая и сейчас существует в отношении не только магии, но и науки. Сюда же примешивается и ощущение своей беззащитности, и неминуемого поражения в случае конфронтации. Отсюда желание заранее прижать к ногтю, поставить под контроль, запретить заниматься… А то вдруг, случись что, и не помогут боевые гориллы — единственная сила, доступная пониманию, и потому приемлемая.

О «злых» поползла молва, диктуемая страхом перед ними. Их обвиняли в каннибализме (там, где он не был распространен), в наведении порчи путем похищения у спящего надпочечного жира или крови из сердца, человеческих жертвоприношениях, сексуальных отношениях с Дьяволом, всемирном заговоре и т. п. Их начали преследовать, объясняя их «кознями» все свои напасти.

В те давние времена «происки» колдунов были дежурным объяснением всех чел-овеческих напастей. Только в более позднее время в сознании людей все гадости взял на себя оптом Дьявол, а колдуны стали рассматриваться как его прислужники. В доисторическую же эпоху колдуны сами мыслились и организаторами и претворятелями людских злоключений. Именно они, монстры в человеческом теле, часто являлись имперсонаторами того, что народ именовал "злом".

Стремление чел-овечества найти "козла отпущения" везде, где не хватает собственных сил для решения проблем, уже практически является инстинктом и, видимо, алгоритмы, облегчающие проявление и развитие подобных субъективных качеств уже зафиксированы генетически, как способствующие лучшей приспособленности к среде обитания Хомо.[22] Проистекает это из стремления сохранить целостность разума (того, что хуманы этим называют). Это сродни инстинкту самосохранения физического тела, и сформировалось, а затем генетически закрепилось на самых ранних этапах отделения «Я» от всего остального. Но подобные побуждения вполне контролируемы, это прямо зависит от воли и интеллекта. Интеллект в данном случае — это отстраненная, внешняя оценка ситуации и себя в ней, воля — способность принять эту оценку.

Зависть же по отношению к колдунам возбуждалась их уникальными способностями. Например, молва считала, что колдуны способны жить чуть ли не вечно, а ведь этого так хочется смертным людишкам. И поэтому хочется отомстить, убить… Причем зависть обычных людей — это одно. А зависть и соперничество со стороны их «белых» коллег — это уже другое, тут недолго и до организованной травли.

И еще одним раздражающим свойством колдунов часто была их своеобразная чужеродность. Они были "не такими, как все" — не разделяли многие интересы обычных сородичей, проходили иные обряды посвящения, часто не дорожили своим членством в обществе.

Где-то колдунов еще кое-как терпели, пока те не "пойманы с поличным", надеясь извлечь из них выгоду для себя. В других обществах колдунов изгоняли из общины, их стремились уничтожить, обычно каким-нибудь неприятным способом — закапывали живьем, сжигали и т. п. Это могло происходить либо сразу при выявлении, если уже само колдовство считалось страшным преступлением, либо когда колдун "переполнял чашу терпения".

В колдовстве подозревались люди с большими, чем у основной массы, способностями. Не умея поставить себе на службу эти способности, масса испытывала недоверие и опасение перед их обладателями. Групповая консолидация достигалась за счет выравнивания членов, отсечения и преследования всякой уникальности (кроме разве что дозволенного превосходства вождя). Такой путь ведет к стагнации общественной жизни во всех ее сферах и весьма подобен, пусть на менее развитом и потому явном уровне, современным демократическим и социалистическим общественным принципам, основанным на все том же пресловутом стремлении к "равноправию априори". Но любая более-менее сложная социальная структура иерархична, т. е. неравноправие заложено в ее основы. И это гораздо выгодней учитывать, просчитывать и использовать, а не в очередной раз убеждать себя (вслед за штатными идеологами) в том, что истинно равноправные всеобщие социальные отношения не только возможны, но и вот-вот наступят…

Преследование инакомыслящих и вообще «инаких» людей — симптом того, что общество намерено намертво остановиться на достигнутом состоянии. Что характерно, инакомыслящих преследовали (в лучшем случае — отторгали из общества) в той или иной форме всегда и во всех социумах. Вот яркий пример тому — происхождение слова «идиот». Исходно греческое слово idioV имело значения «свой», «собственный», «частный», «особый», «отличный», «иной»; отсюда idiwthV — частное лицо. Но греки были очень озабочены общественной жизнью и тот, кто ее сторонился, становился жертвой молвы. Так и слово это постепенно превратилось в плевок. И если у Геродота (484–424 до н. э.) idiwthV anhr — это "частный, стоящий в стороне от политики, от общественных дел", то у Плутарха (40-120 н. э.) термин уже используется как «несведущий», «непросвещенный» (idiwthV ocloV).

Упомянутый выше процесс не имеет конкретной исторической привязки. Это тенденция, реализация которой началась в доисторическую эпоху и растянулась вплоть до нашего времени, поэтому мы считаем целесообразным с самого начала пояснить характерную особенность чел-овеческой психики: те группы населения, которые не считают нужным (либо не имеют такой возможности) вести максимально открытую жизнь, обрастают самыми нелепыми слухами. Если же власть [над умами толпы] имущие видят в них потенциальную угрозу своей власти, то эти слухи формируются практически по одному стандарту: кровавые жертвоприношения, похищение/убийство детей, а также сексуальные действия, не принятые в социуме. В общем, все самое страшное/отвратительное с точки зрения обывателя. Все знают, сколько обвинений выдвинуто христианами в отношении сатанистов, а также и иудеев, от которых сами произошли (Действительно, на чем же еще мацу замешивать, как не на крови христианских младенцев? Особенно если учесть, что у иудеев вообще религиозный запрет на пищу с кровью). Также известны обвинения против катаров, тамплиеров и других, придерживающихся собственного мнения по поводу общепринятых религиозных представлений. Но — самое забавное — даже это христиане не придумали сами, а, как и остальное, слямзили у язычников. Причем, что не менее характерно, заимствовали не лучшее, а вовсе даже наоборот. Сравните сами:

"Говорят, что они [христиане], не знаю по какому нелепому убеждению, почитают голову самого низкого животного — голову осла: религия, достойная тех нравов, из которых она произошла… Другие говорят, что эти люди почитают половые органы самого предстоятеля и жреца и благоговеют перед ним… Не знаю — может быть, это все ложно, но подозрение очень оправдывается их тайными ночными богослужениями… То, что говорят об обряде приема новых членов в их общество, известно всем (курсив наш — O.&W.) и не менее ужасно. Говорят, что посвящаемому в их общество предлагается младенец, который, чтобы обмануть неосторожных, покрыт мукой, и тот, обманутый видом муки, получив предложение сделать невинные будто удары, наносит глубокие раны, которые умерщвляют младенца, и тогда — о нечестие! — присутствующие с жадностью пьют его кровь и разделяют между собой его члены… собираются для совместной трапезы со всеми детьми, сестрами, матерями, без различия пола и возраста. Когда после различных яств пир разгорится и вино воспламенит в них жар любострастия… в бесстыдной темноте они предаются без разбора отвратительной похоти".

М. Минуций Феликс, «Октавий» (цитируется речь М. Корнелия Фронтона, 143 г.)

Замените "голову осла" на "голову козла" — и вы получите образец для статей про деяния секты сатанистов, публикуемых в газетах с обобщенным названием "Желтая Утка".

Но самое забавное, что эти инсинуации стали стандартом настолько, что применялись даже при разборках церковников между собой, к примеру, следующие тезисы взяты из диспута между доминиканцами и францисканцами в 1507 году (Бернская хроника Calonius Gronnerius, 1585, цитируется по Г.Л. Штрак, "Кровь в верованиях и суевериях человечества"):

"Доминиканцы подали принятому в орден портному Iezer'у хлеб святых даров, окрашенный кровью Христа. Также ему предложили питье, приготовленное из Харизама, воды пасхальной купели, воска пасхальных свечей, освященной соли и из волос и крови ребенка".

Язычество

Учись возвышать себя над собой — возвысишься над другими. (c)

Как правило, в условиях язычества не было нужды концентрировать идею Сатаны до такой степени, чтобы она олицетворялась в едином персонаже. Практически каждый языческий бог имел аспекты, ассоциируемые с архетипом Сатаны, каким он видится сейчас.

Он еще не был страшен для масс, потому что язычники были отважны. Человек не боялся размаха природы, глубины мысли, высоты устремлений, даже смерти он смотрел в глаза далеко не с тем ужасом, который станет характерен для его христианизированного потомка. Конечно, так можно было сказать далеко не о каждом, но в то время еще именно такие люди были идеалом для народа.

Примечание: часто приводят как пример мужества поведение некоторых христиан, выражающееся в готовности идти даже на муки, а не просто на смерть. Однако при этом забывают, что вызвано подобное верой в счастливое послесмертие и страхом перед потусторонним наказанием, при этом характерно то, что христиане принимали смерть со смирением, практически не сражаясь за свою жизнь. Сравните это с подвигом Леонида и трехсот его воинов, оставшихся защищать Фермопильское ущелье против всей армии Ксеркса, не надеясь ни на воздаяние после смерти, ни на что-либо иное.

"Путник, пойди и поведай гражданам в Спарте, Что здесь, их заветы блюдя, мы костьми полегли" слова Симонида на постаменте статуи, воздвигнутой на братской могиле павших.

Среди религиозных идей можно привести в пример представления викингов. Да, их герои отправлялись после смерти в Вальгаллу, но ведь и это было их временное пристанище. Совершив подвиг в своей земной жизни, они отправлялись к Одину, чтобы повторить его в космических масштабах и умереть уже окончательно.

Пройдем сквозь воду и огонь, Сквозь круговерть. В конце ждет не Небесный Конь, Нас встретит Смерть. Е.Трубицына

Даже благосклонные языческие боги хотя и не кровожадны, но вовсе не так иррационально добры, как видится, например, Христос влюбленным в него поклонникам. Их прекрасные образы содержали в себе и смерть. Возьмем для примера Артемиду, следящую за здоровьем всех зверей и людей, при этом уничтожая слабых, больных, малоумных и некрасивых. Артемида защищала диких животных, и в то же время охотилась на них. Ее имя может происходить как от artemhV ("чистый", "невредимый"), так и от artamoV ("мясник").[23] Самая «чистая» и девственная из богинь соответствующего пантеона, она могла быть также многогрудой Артемидой Эфесской, богиней плодородия, культ которой был тесно связан с Кибелой и Великой Матерью богов. В своем темном аспекте Артемида отождествлялась с Гекатой, дочерью Ночи и Тартара, которая является Госпожой преисподней, хтонических ритуалов и черной магии.

Сама древнейшая Богиня-Земля содержала в себе парадокс: она даровала жизнь и в то же время и лишала ее, была местом рождения и местом погребения — лоном и могилой.[24] В английском языке существует на этот счет эффектная игра слов: "a womb" (чрево) — "a tomb" (могила).

Корни Земли-Геи и всего на ней обитающего спускаются в бездну хаотических вихрей, беснующихся под Тартаром в ужасном мраке Эреба. Подобно этому корни души тоже поднимаются из тьмы первобытных чувств, вихрями крутящихся в лоне Кибелы. Эти чувства, мрак и страхи нужно пережить, чтобы освободиться от их тайной власти.

И. Ефремов, "Таис Афинская".

Еще более парадоксален образ Гермеса. С одной стороны — жизнерадостное божество скотоводства, путников, торговли, одновременно воров и мошенников, вестник богов, изобретатель лиры. С другой стороны — один из богов подземного мира, отправляющий души в преисподнюю (одно из прозвищ — YucopompoV, проводник душ в загробный мир), бог сна и сновидений. И, наконец, бог мышления и красноречия, интеллекта. Гермес Трисмегист (TreismegisthV — трижды величайший) отождествлялся с египетским богом письма и мудрости Тотом. Кроме Гермеса — вестника олимпийских богов существует и Подземный Гермес, являющийся властителем жилища Аида. Так, Плутарх говорит, что Аристид после битвы при Платеях приносит "в жертву быка Гермесу Подземному" ("Аристид", 21).

Гадес, правитель подземного мира, властвовал над царством умерших душ и посылал гибель посевам, животным и людям. Но он же имеет второе имя — Плутон, в этом аспекте он является богом достатка и изобилия, так как подземный мир не только поглощает мертвых, но и выпускает и взращивает посевы весной, тем самым, возобновляя жизнь. Супруга же Гадеса-Плутона, Персефона, соответствует приходу весны, возрождения; но она же указывает путь Эриниям, духам воздаяния, когда те ищут объект мести.

Короче говоря, практически все божества пантеонов, не отравленных дуализмом, имеют двойственную сущность, благую для их адептов и уничтожающую их врагов. То же самое относится и к Сатане.

Представление о том, что «бог» и «дьявол» могут существовать в одном лице, стало чуждо западной и ближневосточной философско-религиозной мысли после воцарения там производных от иудаизма (христианства, ислама), обобщенно — монотеизма.[25]

В любой политеистичной религии имеются кумиры на любой вкус. Каждый может найти в ней поддержку.

Как пел Виктор Цой:

Каждой звезде — свой неба кусок, Каждому морю — дождя глоток, Каждому яблоку — место упасть, Каждому вору — возможность украсть, Каждой собаке — палку и кость, Каждому волку — зубы и злость.

Многое можно было сказать о человеке по тому, какие храмы он посещает. Скажите мне, кто ваш кумир, и я скажу, кто вы. У ублюдков и бог ублюдок.[26] А если такой бог остается один?.. Получится мир ублюдков.

Это ж бурханчик такой христианский: крест, а к нему мужик прибит. Вот только не помню, надо ли ему простоквашей рот мазать… Чему такой идол может научить, кроме как на кресте болтаться?

Сергей Тиунов

Если бы кошки имели своего бога, то они приписали бы ему ловлю мышей — Ксенофан, VI–V вв до н. э.

Но и язычники стоили разного, разными были и их боги. Разберем это на примере индуизма.

Творцом, подателем власти и свидетелем прошлого в индуизме выступает Брахма. Он символизирует материю. Другой бог, Вишну, считается хранителем того, что создал Брахма. Он символизирует пространство и настоящее. Наконец, третий бог, Шива, стал разрушителем настоящего. Он был провидцем будущего и символизировал время (одно из имен Шивы — Махакала — и означает "Великое Время").

Эти три важнейших божества составляли Тримурти. Может, это и покажется странным, но наименее культовым из этой троицы был Брахма. Его существование для большинства индуистов ничего не значило. Они резонно относились к нему в соответствии с принципом: "Мавр сделал свое дело — мавр может уходить". А двое других возглавляли как бы кланы богов, которых чтили разные группы поклонников. Вишну — толпа, так как это был бог всего приятного: счастья, богатства, мирной жизни, тихих наслаждений, стабильности, а кроме того — ритуалов и четких предписаний. Шиву же чтили те, кто считал себя иным, чем толпа, так как Шива — это бог всего грандиозного: он бог того, что мы называем Силой в широком смысле. Он и боги из его компании курируют впечатляющие явления природы, например, грозу, и саму дикую, необузданную природу, а также разум и знания, в частности медицину, также войну в узком и широком смысле, все страшные для человека, считающего себя a priori слабым и ничтожным, аспекты реальности, включая смерть.

Шива покровительствует как интенсивному (йога), так и экстенсивному (тантра) пути развития. Йога представляет собой усилие, направленное на кратчайшее достижение цели. Это беспощадная дисциплина и подчинение всех элементов психики воле, а также тела, в конечном счете — природы. Тантра — это следование своей природе,[27] преодоление желаний и интересов путем их насыщения. И то и другое представляет Шива.

Мистический аспект Шивы напоминает буддийскую нирвану. Индусы, «утомленные» бесконечной чередой перерождений мечтают успокоиться, окунуться в "пропасть, где нет ни дна, ни ночи, ни бытия, ни небытия, есть лишь Тьма и Шива".

Божественной силы, называемой шакти, нужно было добиваться путем подвижничества, требующего колоссальной воли. Мы часто видим Шиву за аккумулированием этой энергии, в связи с чем его грандиозные деяния выглядят заслуженными. Вспомним хотя бы, что этот бог сам добился своего статуса. Когда первопредок людей, Дакша, собирался произвести первое жертвоприношение на вершине горы Химават, он пригласил всех богов, кроме Рудры-Шивы, так как воспитанные боги пренебрегали этим дикарем, а сам Дакша точил на Шиву зуб после того, как тот увел у него дочку. Шива же ворвался непрошеным и испортил все мероприятие: он уничтожил жертву, досталось и самим богам — многие из них трагически погибли. Но Шива, продемонстрировав who is who, сам и реанимировал пострадавших.

Так можно проиллюстрировать следующий аспект архетипа Сатаны: каждый может стать богом самостоятельно (в метафизическом смысле, разумеется).

До каких я великих высот возношусь, И кого из владык я теперь устрашусь, Если все на земле, если все в небесах — Все, что создал аллах и не создал аллах, Для моих устремлений — ничтожней, бедней, Чем любой волосок на макушке моей. — Аль-Мутанабби. Ирак, X век.

Вишну, напротив, представляет собой образ беззаботной счастливой жизни, особенно его аватара (воплощение) Кришна, выдвинувшийся у популярной в наше время секты на первый план. Что описывают мифы о нем? Игры, танцы, флирт, музицирование на флейте…

Знатоки индийской мифологии могут обвинить нас в предвзятости. Ведь поклонники Вишну сочинили ему немало подвигов. Что ж, присмотримся к этим подвигам, взглянем на самого «героя», выезжающего на битву, напудрив носик, подкрасив глазки и губки, надев любимые побрякушки.[28] У них, не отказывающих себе в сладости побед, не хватило фантазии (или честности?) эти победы оплатить. Понятия «борьба», «усилие», «напряжение» — не для них. Вишну поражает врагов одним щелчком. Для него это что-то вроде «охоты» на домашних кур или аквариумных рыбок. Вишнуиты старательно убеждают себя, что их кумир всемогущ, ему ничего не грозит, что всех своих врагов он заранее приговорил и убил и ему остается только это изобразить.

Аналогичным образом пылил по палестинским дорогам и христианский «спаситель», а с небес к нему тянулся страховочный тросик для «вознесения». Мечтатели о халяве и бога представляют себе халявщиком.

Соответственно, те, кто считает стремление к дармовой кормежке неестественным, позорным, недостойным, даже — не побоимся этого слова — безнравственным[29] в истинном смысле, объявляются «злыми», «антиобщественными» и так далее по знакомому сценарию. Отсюда сформировался еще один аспект архетипа Сатаны — ставка на свои силы, а не на помощь «сверху» или от кого-то еще. Никакой помощи извне не будет. Человек должен стать лицом к лицу с реальностью.

Очевидна тенденция вишнуизма к монотеизму. И последний шаг к этому, в конце концов, был сделан. Все прочие боги были объявлены функциями Вишну: чтобы творить — он становился Брахмой, чтобы уничтожать — Шивой и т. д. В последнее время предпринимались даже попытки отождествить имена Вишну с Иешуа, а Кришны с Христом.

Рассмотрим в этой связи очень характерный и интересный момент: Кришна, согласно историям о нем, был чрезвычайно любвеобилен и любил заниматься сексом с тысячами женщин одновременно (не ясно, как это выглядит физиологически, но бог же все-таки). Кроме того, он вообще большой затейник: увидав однажды свое отражение в надраенном полу, он так в себя влюбился, что пожелал непременно поиметь себя самого, для чего обменялся телами со своей подружкой. Короче, с половой жизнью у него было все в порядке, и мы за него рады. Но как же это совместить с предписанием кришнаитов заниматься сексом исключительно ради зачатия детей?

А дело тут в том, что если в язычестве божества служит образцом для подражания, то в монотеизме подражать богу — табу, вплоть до того, что в исламе, например, запрещено изображать людей и животных, т. к. творчество — привилегия аллаха.

Характерны и требования, предъявляемые Шивой и Вишну к своим адептам. Чего стоило добиться расположения Шивы для Парвати, которая стала его шакти![30] Ей потребовалось наглядно доказать свое терпение и силу духа. А Шива при этом делал все, чтобы отворожить свою почитательницу. И многоголовый змей Шеша, служивший ложем для Вишну, по одному из мифов покинул своего лежебоку и много лет добивался допуска к танцу Шивы.

За покровительство Вишну цена такая же, как за покровительство Христа — не нужно обладать никакими достоинствами, но нужна собачья преданность: "Всегда думай обо Мне и стань Моим преданным слугой. Поклоняйся Мне и выражай Мне свое почтение", — требует он в Бхагавадгите.

Шива не вмешивается специально в людские дела, он не пастух, и он никому не навязывается. Те, кто достоин, приходят к нему сами, если хватает сил, да он еще сам чинит при этом препятствия. Это же можно сказать и о Сатане.

Вишну, напротив, очень озабочен судьбой и правильным поведением людей и активно вмешивается, когда те начинают слишком своевольничать, а именно: уделять ему мало внимания.

В индуизме не говорится о Шиве, как о боге «зла», хотя некоторые его ипостаси и некоторые божества из его клана содержат намек на это. Само имя Шива переводится как "благой, приносящий счастье" — правда, странное имя для «демона-разрушителя»? Дело в том, что Шива, разрушающий в своем танце Вселенную в конце кальпы,[31] освобождает путь для нового — и против этого возражают те, кто цепляется за старое. Фактически же он действует постоянно. "Все течет, все меняется", — так говорил Гераклит. Шива олицетворяет одновременно как силы разрушения, так и созидания — короче говоря, силы изменения, и это также относится к архетипу Дьявола. Обращаем на это особое внимание, поскольку часто ошибочно (точнее, по наводке оппонентов) Шиве (как и Дьяволу) приписывают только разрушение. Но, если задуматься, любое разрушение созидает — хотя бы свободное место для чего-то нового. Противостояние идет не по типу "разрушение vs созидание", а "изменение vs сохранение неизменным".

Инерция приносит на самом деле гораздо больше вреда, чем демонический принцип борьбы, который создает, в конечном счете, больше чем разрушает.

Шри Ауробиндо.

Посмотри на добрых и праведных! Кого ненавидят они больше всего? Того, кто разбивает их скрижали ценностей, разрушителя, преступника — но это и есть созидающий.

Посмотри на правоверных! Кого ненавидят они больше всего? Того, кто разбивает их скрижали ценностей, разрушителя, преступника — но это и есть созидающий.

Спутников ищет созидающий, а не трупов, а также не стад и не верующих. Созидающих так же, как он, ищет созидающий, тех, кто пишет новые ценности на новых скрижалях.

Спутников ищет созидающий и тех, кто собрал бы жатву вместе с ним; ибо все созрело у него для жатвы. Но ему недостает сотни серпов; поэтому он вырывает колосья и негодует.

Ф. Ницше, "Так говорил Заратустра"

Здесь необходимо пояснить еще один аспект: к архетипу Сатаны относится творчество, как понятие, непосредственно связанное с изменением. Стандартное возражение против этого звучит как "это же бог сотворил мир?!".[32] Однако мы рассматриваем не библеистику, а архетипичность образа. Но даже если предположить, что бог (здесь рассматривается, разумеется, монотеистический, подразумеваемый в вопросе, чаще всего — Яхве) создал мир, то он все время стремился сохранить его неизменным. Вспомните возмущение изменением изначального порядка, когда было объедено дерево познания добра и зла, постоянные наставления не делать чего-либо, в конце концов — потоп, поскольку богу-творцу не понравились изменения. Так что идеал его творения (творчеством мы это назвать не можем) — это статичный мир, в то время как Сатана все время вносит изменения, что и является творчеством с подлинном смысле этого слова. Если кто-либо сделал чистый блокнот, это можно рассматривать как акт творения, но творчеством будет написание на его страницах художественного рассказа, научной статьи либо эскизов художника.

Подробно расписав объект творчества, нельзя не упомянуть о его субъекте. Во всех монотеистических религиях правом творить наделен только «Создатель» (сама номинация говорит об этом). И часто у него все же есть право «перетворчества» — изменения сотворенных объектов (скажем, потом в христианстве и иудаизме). Причем право это абсолютно. Мало того, любая попытка иного субъекта выступить в роли Творца жестко пресекается религией. Причем пресекается не только в рассуждениях и богословской литературе, но и на практике — вспомните "категорические протесты" и прочие палки в колеса по поводу генной инженерии, евгеники, синтеза ДНК et cetera.

Вернемся непосредственно к образу Шивы. Посмотрите сами на несколько из сотен его имен: куда его отнести, к «добрым» или «злым»? Угра — «яростный»; Шамбху — «милостивый». Ведический прототип Шивы, Рудра-разрушитель, насылает смерть; но он же — лучший целитель. В точности так же дело обстоит практически у всех древних языческих богов — и это отражается в таком аспекте архетипа Сатаны, как неиспользуемость категорий добра и зла.

Далее, очень интересно такое имя, как Бхава — «сущее». Вам ничего это не напоминает? "Князь мира сего". Даже, в данной трактовке, — сам мир. На этом примере легко видеть, почему сатанисты считают происхождение Сатаны гораздо более древним, чем появление имен Сатана, Дьявол и т. п.; древнее, чем появление слов, от которых произошли эти имена; даже древнее самого человека.[33] Можно сказать, что весь мир — это олицетворение Сатаны. Разумеется, "древнее человека" здесь высказано в метафизическом плане. Архетип как феномен коллективного бессознательного не мог образоваться до того, как появились носители этого самого сознания. Шопенгауэр верно отметил, что без субъекта нет объекта. Однако Сатана как Сила олицетворяет изменение, которое свойственно любой материи (энергии), и хотя феноменологически архетип требует наличия кого-то, способного строить модели бытия, метафизически это не имеет никакого значения. В этом смысле архетип выступает в качестве одного из метасвойств материи, так или иначе проявляющегося на всех уровнях ее организации.

В соответствии с теоремой Геделя о неполноте замкнутых формальных систем при их достаточной сложности часть предложений этих систем, будучи истинными, не будут иметь доказательств в рамках и средствами этих систем. Но из теоремы о неполноте вытекает еще один интересный вывод — если экстраполировать геделевские истинные, но недоказуемые предложения на существующие философские категории, то подобные (недоказуемые) истины будут выступать в качестве метафизических. Т. е. их можно только принять (аксиоматизировать), разомкнув и расширив систему. Остальные (выводимые) истинные предложения будут эмпирическими — единожды сделанный вывод этих истин может быть повторен каждым и многократно. Таким образом, метафизика недоказуемости имеет место в любой системе, достигшей определенного уровня сложности. И эта метафизика, ввиду недоказуемости, может быть только отвергнута или принята — аксиоматизирована (положена в основы последующих теорем-выводов). Естественно, что в сатанизме подобной метафизической основой является Сатана (архетип, эгрегор, Сила[34] и т. д.).

Человек на определенном этапе начал (как мы упоминали об этом выше) усложнять собственные картины миропостроения, вводя в него различные антропогенные сущности, наделяя их статусом реально существующих процессов и феноменов. Такая же участь лишней сущности постигла концепт Сатаны — в качестве отдельного, а не всеобъемлющего понятия. Когда кто-то ввел понятие добра — появилось зло, которого раньше не было; с появлением «духовной» жизни начали отличать «приземленную»; с введением «альтруизма» появился термин "эгоизм"

Это очевидно для любого непредвзятого взгляда. Вот сравните:

Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное — это прекрасное, тогда и возникает безобразное. Когда все узнают, что добро — это добро, тогда и возникает зло. Дао Дэ Цзин

Впрочем, это не обозначает ситуации "вы ввели добро, а мы — зло". Чел-овеками вводятся именно оценочные шкалы. Которые всегда и сразу содержат весь ранговый спектр — "слева зло, справа — добро", "слева черный, справа — белый" и пр. Главное, что подобное ранжирование всегда субъективно — вводится человеком и на потребу человеку. Нет объективных природных явлений, требующих для их описания подобных оценочных шкал. Потребность в подобной оценке всегда порождена разумом, осознавшим, что он существует, взаимодействуя как с природой, так и с другими субъектами, и разделяющим это взаимодействие на две большие группы — "за меня" и "против меня".[35]

Как легко видеть, на долю Дьявола приходились естественные, природные понятия, соответствующие изначальному вселенскому мирозданию, когда для них не требовалось специальных названий. Это иллюстрирует такой немаловажный аспект, как соответствие реальности Вселенной. Те, кто воспринимает этот закон как слишком тяжелый и жестокий, акцентируют свое отношение к нему на том, что это закон пожирания сильными слабых и видят в этом демоническое начало или вмешательство. Что ж, dura lex sed lex. А бог хотел сделать так, что и кобры бы нападали не с укусами, а с поцелуями, до чего почти договорился Д.Андреев в "Розе мира".

Интересно, что «божественная» шкала тоже может быть всесторонней и неделимой — см. тот же пантеизм. Но если в мироописание вводится бог, и если в то же время он называется «хорошим», «истинным», «моим» — в тот же момент и в это самое миропонимание введено что-то, что будет «плохим», «ложным», «чужим», т. к. оценочная шкала, содержащая «Добро», с необходимостью на противоположном крае содержит и «Зло». Пусть оно еще не названо, но оно уже заложено в картину мира, содержащую вышепомянутого бога. И так уж получилось, что обывательская конвенция отдала все «небожественное» Дьяволу. Это — общее именование противоположной части ранговой шкалы, на другой стороне которой — бог, претендующий на единственноверность.

Многочисленность имен Шивы позволяет продемонстрировать также еще один интересный аспект: имя Ардханаршивара обозначает двуполое существо. Это не обозначает, что Шива физиологически был гермафродитом, а трактуется исключительно в оккультном смысле. Архетип двуполости четко прослеживается во все времена: адрогины древних греков, Адам Кадмон каббалистов, Бог ведьм Элифаса Леви, гермафродиты алхимиков et cetera. Чертами гермафродита наделяет средневековая иконография и Дьявола, украшая его женской грудью. В упрощенном толковании это трактуется как единство мужского и женского для развитого самосознания, единство сенсорики и интуиции, рационального и иррационального, взаимопроникновение друг в друга с образованием нового качественного уровня, объединяющего преимущества отдельных составляющих. Этот архетип, обозначающий целостность[36] во всех аспектах, условно говоря, является подмножеством архетипа Сатаны.

12. Зови Меня любым другим именем, ибо в каждом имени есть своя сила. Не разделяй мужские и женские имена, как не разделяй мою сущность. Ибо каждый постигает Меня по-своему.

13. И нет разницы, если ты скажешь: "Во имя Сатаны Светозарного" или "Во имя Сатаны Светозарной". Ибо это Мои имена.

Michael The Heretic, Книга Тьмы, гл. 5

И все то же многообразие имен Шивы позволяет наглядно продемонстрировать уже не аспект Сатаны, а его особенность — многогранность. И, обращаясь к одной грани, одному аспекту архетипа, обращается ко всему в целом; ничто не мешает в другой раз взять иной аспект, подобно тому, как язычники обращаются к разным богам в различных ситуациях.

Для окончательного завершения картины обратим внимание на свиту Шивы. Многие ипостаси его супруги, Дэви, такие, как Дурга и Кали, чье имя также означает «Время», выглядят "сущим дьяволом". Однако Кали — исполнительница закона, она воздает существам по их деяниям, никто не может избежать своей участи. Она убивает демонов и людей, запутавшихся в сетях Майи (иллюзии), осуществляя тем самым естественный процесс эволюции вселенной. Собственно говоря, мы здесь могли бы раскрыть образ Кали вместо Шивы ровно с тем же успехом. Но книга у нас все же не по индийской мифологии, и достаточно одного глобального примера.

В свите Шивы находятся всевозможные духи и оборотни, питающиеся человеческим мясом и так далее. Но главой этой свиты является Ганеша, бог мудрости. Правда, есть повод задуматься? Мудрость не чурается изменения.

Примечание: мы четко разделяем суть мудрости и интеллекта, см. далее на стр. 164 подробное освещение этого вопроса. Однако «мудрость» в разговорном языке употребляется и как полный синоним «интеллектуальности» и т. д. В книге, за исключением специально оговоренных в контексте случаев, термины употребялются именно как полные синонимы — это связано с тем, что архетипы "богов, имеющих отношение к разумности" формировались в те времена, когда мышление понималось без такого разделения.

И напоследок: помните историю на тему, когда индийские боги крутизной мерялись? Напомним: изначальное тело Шивы, или его "тонкая Сущность" — это Лингам (фаллос). Люди, духи и сами боги почитают его в этой не проявленной, наивысшей форме. Когда Брахма и Вишну спорили о том, кто из них "Наивысший Господь", перед ними явился огненный столб. "Он выглядел как огонь, пожирающий Вселенную во время ее уничтожения, Он сверкал, окруженный языками пламени, Он не имел ни начала, ни середины, ни конца" — Линга-Пурана.

Брахма и Вишну хотели измерить этот столб. Брахма обернулся лебедем и полетел вверх, чтобы найти его вершину; Вишну, став подводной черепахой, отправился вниз, в глубины океана, чтобы найти его основание. Однако великие боги не смогли найти ни его начала, ни конца. Тогда, поняв, что он бесконечен, и значит — Изначальный, Наивысший, склонились перед Ним в благоговении. Махэшвара (Шива) явился тогда из огненного столба, именуемого Махалингам (Великий Лингам), и предстал перед ними в своей обычной форме. То есть, услышав тему спора "кто из нас двоих круче", он им, грубо говоря, напомнил о себе и показал им всем… э-э… лингам. Согласитесь, с чувством юмора у Шивы все в порядке.

Впрочем, строго говоря, в данном случае, Лингам — это серьезно.[37] А вот в скандинавских Эддах есть эпизод, когда ворвавшаяся в Асгард великанша потребовала ее рассмешить. Это выполнил Локи, персонаж, также часто отождествляемый с Дьяволом,[38] — приспособив к своим половым органам козлиную бороду.

А теперь вспомните, как часто радостно смеялись или улыбались Яхве, Христос, Аллах? Ни одного такого случая не зафиксировано, за исключением злобного хихиканья, потирая руки.[39] Чувство юмора — неотъемлемая часть архетипа Сатаны.[40]

Наименее полезно прожит тот день, который мы прожили, ни разу не засмеявшись.

Н. Шамфор

Кроме Шивы и компании в индийской мифологии есть еще одна категория персонажей, причастных к архетипу Сатаны. Мы должны упомянуть асуров.

Асуры — это оппозиция клану богов. По силам они вполне соизмеримы с богами и, случается, подходят очень близко к смене господства.

Они очень напоминают скандинавских ётунов, которых часто называют просто великанами. Однако, называя так, их часто смешивают с другими великанами, троллями, тупыми уродинами, олицетворенным плебейством. В Индии на месте троллей находятся ракшасы.

Асуры несут в себе много признаков, характерных для архетипа Сатаны. Они сильны и мудры, пользуются «черной» магией, не брезгуют "нечестными методами", совершают жертвоприношения… но только себе. При этом мифы почти не содержат о них подробностей. Они представляют собой почти безликий образ врагов, с которыми сражаются боги, в том числе и Шива. Дело в том, что Шива и Вишну, несмотря на весь их антагонизм, выступают на одной стороне. В противном случае возросла бы острота религиозных столкновений. Но в этом случае должна быть сила, против которой направлены героические усилия богов. Этим внешним врагом и выступают асуры.

Очень похоже, что в асуров трансформировались персонажи доарийской религии Индостана. И то же самое специалисты относят к Шиве. А многие мифы о нем, в которых говорится о том, как он самоутверждался в качестве бога, символизируют прорыв этих древних элементов в круг благовидных арийских божеств.

Помимо того, борьба Шивы с асурами (а именно он с ними чаще всех и борется[41]) демонстрирует, что представители архетипа Сатаны вполне могут враждовать между собой. А можно рассматривать эту войну и как беспощадность к самому себе (принадлежат-то к одному архетипу), что также характерно для философии сатанизма.

Впрочем, здесь требуется пояснение. То, что инвольтированные к одному архетипу могут конфликтовать между собой, вытекает из вполне возможного и допустимого конфликта частных реализаций в пределах одного Пути. Но прямой перенос подобного конфликта на одну личность (т. е. «вражда» в пределах личности — конфликт мотивов, побуждений, стремлений) — не правомерен. Цельная личность — это именно личность, успешно разрешившая принципиальные "конфликты аспектов архетипа", переставшая рефлексировать. Целостность выражена именно в том, что у нее сложились взгляды на мир, взгляды настолько однозначные, что с одной стороны они могут служить базой для ее активности, а с другой стороны — способны стать критериями однозначной оценки и самооценки. И беспощадность к самому себе — следствие элементарной интеллектуальной честности. Ведь не существует никаких разумных оснований подходить к самооценке с иными критериями, чем к оценке всего остального. Т. е. отсутствуют льготные шкалы "для себя", когда поступок других, например, оценивается, как «глупость», а точно такой же собственный — "не повезло"… Грубо говоря: "я настолько уважаю себя, что не нахожу нужным подыскивать оправдания собственным слабостям".

Таким образом, беспощадность к самому себе относится к периоду nigredo становления сатаниста, когда индивидуум уже стоит на Пути, но еще формирует "скелет личности" — и это неизбежно связано с избавлением от "чел-овеческого, слишком чел-овеческого", порождающего когнитивный диссонанс. После того, как Личность сформирована в достаточной степени, становление переходит на стадию albedo, на которой отношение к себе (как и ко всему миру) спокойно-философское. Сам факт осознания того, что «самостроительство» и проистекающее из него «миростроительство», в общем, дало цельную и непротиворечивую картину — сопровождается вполне конкретными и явными психологическими и биологическими симптомами. Прежде всего, это резкое снижение тревожности, внутреннее спокойствие как проявление ощущения цельности базы мировосприятия.

Стандартное непонимание этого аспекта в том, что эгоизм, поэтически выражаясь, — это любовь к себе, а любовь люди обычно понимают как нечто всепрощающее, долготерпящее, то, что "все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит" (см. Павла 1-е Коринф., гл. 13); любя себя, они делают себе, любимому, поблажки (и это еще мягко говоря). Стандартное людское стремление к халяве: "Если ты меня любишь, то ты простишь что угодно".

Но любовь, соответствующая архетипу Сатаны, иная. Она требовательна и беспощадна, она требует постоянного развития объекта любви без каких-либо поблажек. Perdurabo!

Часто подобное называют "борьбой с собой", но такой взгляд, как только что пояснялось, имеет явные дефекты.[42]

Борьба с собой… А есть ли вообще что-нибудь под этими словами? Положим, возникает внутренний конфликт, желания вступают в противоречия… Но ведь и те и другие мотивы порождаются личностью.

Можно возразить, что витальные пристрастия имеют отношение не к личности, а к биологической сущности, но психика неотделима от тела, и эти два элемента всегда влияют друг на друга. Когда говорят "борьба с собой", обычно подразумевают силу воли как топливо этого процесса и направление — в пользу ментальных (или часто даже моральных) целей, преодолевая сопротивление «низменного». Но побеждает всегда то, что сильнее. Определяет это не некая "сила воли", а предпочтительность для индивидуума каких-то целей. Внутренний же конфликт, повторимся из-за важности вопроса, — это симптом не цельной Личности, а еще не сформировавшейся, у которой приоритеты и пристрастия находятся в беспорядке.

Обобщая: если внутренние противоречия принципиальны, и они осознаются и преодолеваются — это становление личности. Если они осознаются и принимаются — это шизоидная или истероидная психопатия; а если они не осознаются или подавляются (чаще всего путем самооправдания и подстройки всего "под себя"), это — типичный представитель чел-овечества.

В Индии уже в древности различали йогический и тантрический пути. Первый обычно понимается как "борьба с собой". Второй — "следование своей природе". Но это не два разных пути, а два взгляда на одно и то же. Причем один внешний, а другой — внутренний. Снаружи смотрят: "О, как он себя многого лишает! Как он себя насилует! Борется с собой! Какая сила воли!!!" А йог, если бы ему было до того дело, подумал бы: "Да я делаю то, что хочу. Есть мотивы, которые вы не видите, но для меня перед ними становятся несущественными все ваши жлобские удовольствия и развлечения". Люди не могут вообразить себе многое, что слишком контрастирует с их мирком. Например, им трудно представить, что кто-то может не боится смерти или запросто отодвигать на второй план половой инстинкт. Для них жизнь йога — одна борьба с собой и никаких послаблений, а для йога его жизнь и есть "следование своей природе". Точно также криво воспринимается другой взгляд, тантрический — в понимании обывателя это "жрать, пить, трахаться". Впрочем, и знаменитый Закон Кроули часто воспринимается той же категорией как "что хочу, то и ворочу"…

И напоследок приведем еще один значимый миф, характеризующий Шиву. Собрались как-то индийские боги взбить Океан, как яичный белок. В результате этого должна была появиться Амрита — напиток бессмертия (индийский аналог нектара или амброзии). Сил богов для этого не хватало, и решили подключить асуров. И тут Вишну предлагает кинуть асуров (а в лживости упрекают как раз их). Обделенные асуры решились повторить процесс самостоятельно. Но они не знали тонкостей технологии, и вместо Амриты получилась Калакута — ужасный яд, угрожающий сжечь всю Вселенную. Боги-мошенники во главе с Вишну дали деру от этой химической атаки. Положение спас Шива, выпив токсин. Правда, от него у Шивы посинела шея, а вокруг головы образовалось «радиоактивное» сияние — но именно он спас Вселенную. Этим он оказал и реальную услугу человечеству, при этом не заботясь о нем и вообще относясь безразлично, по сравнению с теми, кто лишь декларирует заботу о людях, а реально своим вмешательством порабощает их.

Рассмотрим теперь аналогичную тему на более близких нам примерах.

Персонификацией добра и зла у славян, в частности, у северных венедов, были сыновья Свентовита, верховного бога западных славян, — Белобог и Чернобог. Вместе со своим отцом они объединялись в образе Триглава — славянском варианте Тримурти: Свентовит играл в ней роль Брахмы, Белобог — Вишну, а Чернобог — Шивы.

Чернобог олицетворял собой "злое начало" высшего ранга. Похоже, что по типу Чернобога Пушкин создал своего Черномора, чье имя не имеет отношения к Черному морю, а означает "черная смерть".

При Чернобоге состояли боги низшего ранга, скорее даже демоны. У некоторых венедских племен наиболее популярным из этих демонов был Чарт или Чёрт, чье имя также означает "черный".

Пока еще очевидна субъективность зла, персонифицированного Чернобогом, — он олицетворяет неприятности, несчастья, злую долю. Тем не менее, Чернобог нисколько не обделен вниманием по сравнению со своим антиподом: в "Славянской хронике" Гельмольда, автора XII века, описан ритуал пиршества, на котором пускали вкруговую чашу и произносили заклинания от имени обоих богов — «доброго» и "злого".

Чернобог есть темный лик Всебожья Родова; от него происходит разрушение и погибель как великого, так и малого. Тот, кто поистине связан невежеством своим да маятой мирскою ослеплен — страшится всеразрушающей силы Чернобога, проклиная ее как воплощение черного зла; очи его зрят лишь сиюминутное и жизнь его побеждена смертью, которую он носит в себе, разум его вовлечен в бессмысленную суету, а сердце сковано страхом и унынием.

Мудрые и у смерти жить учатся, сквозь маяту переходящего Вечное прозревая; глупцам же, от Лада Всемирья отчужденным, порой и жизнь не впрок. Иные рекут: следование Чернобогу — суть стезя наискорейшего изменения, а также преодоления собственной слабости и глупости. Действительно, путь к новому всегда лежит через смерть отжившего, поэтому всякое преодоление себя прежнего есть, в той или иной степени, форма смерти [Предки наши называли «дваждырожденным» того, кто еще при жизни в Яви земной прошел через Смерть и Воскрешение (от «Крес» — "Огонь") Силою Огня для жизни в Пакибытии].

Велеслав, община "Родолюбие"

Но там, где эта идея развилась дальше, в зороастризме, эти категории абсолютизируются и дальше, в христианстве, теряют равноправие (оба вопроса будут рассмотрены далее).

Сварог, почитаемый большинством современных язычников (часто, к сожалению, не разбирающихся в собственной культуре) как "светлый бог" — небесный кузнец (коваль). Он населил Землю, создал первых людей, пролил на них каплю своей крови. Он принес людям огонь (как и Прометей), подарил первый плуг и кузнечные клещи, научил выплавлять медь и бронзу, обучил людей кузнечному ремеслу — ковать железо (плуги и мечи), дал людям законы.

Его имя происходит от древнего ведического «svargas» — «небо»; также в этом слове представлен и корень «var» — горение, жар. Сварог — это стихия огня. И Сварог, и Люцифер, и Прометей принесли людям Знание. В этом отношении Сварог тождествен одному из ликов Сатаны — Люциферу.[43]

Нельзя сказать, что архетип Сатаны противопоставлен архетипу "светлых богов", хотя бы по той причине, что деление на «светлых» и «темных» весьма условно (как показывалось выше на примере Шивы). Плюс к тому у Первобога-Рода — граней архетипа великое множество (как видите, многозначность и глубина архетипа является характерной особенностью всех языческих богов развитых цивилизаций). Ведь "бог умер", то есть, Первобог Род как бы "растворился множеством богов/ликов/ипостасей", он «умер», обретя новое рождение во всей Вселенной и всем, что в ней (и во всех богах/ликах/ипостасях/архетипах)… Вряд ли можно назвать сатанистом того, кто отвергает дар Люцифера (Сварога) — Знание — и никак не соответствует этим архетипам. Так что нельзя однозначно сказать, что "сатанисты отвергают светлых богов" — это, все же, условное деление, применимое только к монотеистическим богам ("светлым" по определению, причем их собственному), либо к совсем уж четко вырожденным, искусственно вымышленным богам, не основанным на природных архетипах.

Например, нельзя сказать, что Сварог — однозначно "светлый бог" (в смысле некое "абсолютное добро"), ибо сколько страданий и крови принесли эти знания: мечи, выкованные людьми, отнюдь не являются инструментами, несущими «добро» в мир.

То же касается и его супруги — Лады (богини любви). Не такая уж она и «пресветлая», эта Лада, как принято считать при поверхностном взгляде: сколько народу из-за так называемой "несчастной любви" окончило жизнь самоубийством, не считая неврозов, депрессий и т. д… Из-за ее, Ладиного, дара [любви] — произошла куча войн, моря крови проливались на протяжении всей истории, да и до сих пор "cherchez la femme" действенно…

Так что Ладу — по одному лишь этому следствию ее "божественного дара любви", с учетом того, что от любви часто теряют разум и т. д. — вообще можно записать в разряд «злых» богинь (хотя, как уже сказано, этика "добра и зла" чужда язычеству[44]). Как метко высказался о любви кто-то из древних греков: "Сильных она возвышает, слабых — унижает".

Точно так же нельзя сказать, что Чернобог (наиболее обширный архетип в славянском язычестве, относящийся ко Тьме) и одно из его продолжений — Велес — «злые» боги или "однозначно темные".

Чернобог, ну чем он вреден? Это вопрос, собственно говоря, относится к существу понимания язычества как такового.

Кощей (одно из проявлений Чернобога), например, это земледельческий бог или культурный герой, связанный с земледелием. Поближе к Нижнему миру, туда, где обретаются в Нави предки, где они готовятся к новому воплощению, Чернобог-Кощей-Вий-Велес в каждом из нас: он, вороша своими кочергами мертвую материю, подготавливает ее к новой жизни. Это как бы условно архетип Белиала по отношению к современному сатанизму, но еще, кроме этого, и Ярило (весеннее возрождение[45]). Кощей — управитель вероятности возрождения в новой жизни. Можно предположить, что Кощей является темной ипостасью навьего бога — Велеса, аналогично тому, как есть Гермес Подземный (Аид) и есть просто Гермес.

От того же корня, что и Мать Случая — Макошь, она же «пряха», которая, как и греческие Мойры, прядет нить судьбы на своем Веретене — одному она напрядет достойную судьбу, а другому жестокую судьбину. Так что Мать-Макошь тоже нельзя назвать "абсолютно доброй", а ведь ее на Руси очень и очень почитали.

Интересна параллель Макоши с Гекатой и соответствия пар Велес/Макошь и Гермес/Геката. Кратко поясним: Геката Трития — покровительница путей и перекрестков. Макошь (Яга) — покровительница путей и проводник из одного мира в другой. Гермес и Велес — покровители путешественников и Проводники в Иной мир. Геката — богиня магии и колдовства. "К Мокуши ходют гадать" даже в девятнадцатом веке. Яга — ведунья и колдунья. Гермес и Велес — боги магии и волшебства, а в простонародном понимании — боги скота. Геката — богиня случая, удачи, счастья, судьбы. Яга дает герою вещи, которые приносят ему удачу на охоте ли, в добывании чего бы то ни было, в походе. Она дает путеводный клубок, помогает герою в состязании и игре обыграть более сильного противника, того же Змея Горыныча. Макошь — богиня судьбы, мать случая (ма-кощ). Гермес — бог удачи, бог богатства, покровитель в бедах (Гомер, «Одиссея», XXIV:10). В его руках "состязание и жребий наград" (Пиндар, "Олимпийские песни", 6:4э.) Велес — бог богатства и покровитель купцов и путешественников, бог удачи. И Гермес, и Велес — покровители искусства, культуры (Искусство и культура происходят от фантазии человека, т. е. находятся изначально в мире придуманном, нематериальном, духовном, мире воображения, т. е. Нави).

А «врагом» и «злыднем» Кощея (Чернобога, Велеса, и т. п.) сделали христианские сказочники и их последователи[46] (не путать со славянскими кощунниками) да современные горе-интерпретаторы.

Тот же Велес — он и темный, и светлый (кому как).[47] Велес — "скотий бог", сын небесной Коровы,[48] у него есть сын Ярило (тоже "корович") — "коровий бог сшибает рога с зимы".

Он, Велес, открывает свою светлую ипостась крестьянам, жизнь которых зависит от скота и урожая хлеба (но Велес может и наказать за нерадивое ведение хозяйства, он любит деловитых и трудолюбивых).

Для крестьян Велес (в основном) стоит наравне со "светлыми богами". И не зря до сих пор (!) сохранился обычай оставлять часть пшеничного поля нескошенной, а на скошенной части оставлять один сноп — это дар Велесу. А после урожая (в Белоруссии, например) этот сноп даже в дом тащат, ставят его под иконами (забавно…) и обвязывают красной лентою. Считается, что если этого не сделать, то в амбаре могут мыши завестись или амбар может даже сгореть, или на следующий год урожай с гнильцой будет, или плохо уродится. Архетипы быстро не умирают, в отличие от памяти неблагодарного народа.

То есть, крестьянин или простой обыватель получает посвящение в Яви, его мир — явный. Но герой и волхв идет через Навь, сражается с Навью и получает посвящение в Нави. А если кто-то трусит перейти через Калинов Мост, если он пугается Тьмы, если ему горький мед не по вкусу — то это еще не значит, что другие не найдут мужества и разума пройти туда и получить Силу Предков. Для магов (волхвов), занимающихся волхованием, магией, и хранящим народные знания, Волос-Велес является богом мудрости, знаний, музыки и поэзии (те же Бояны, стихотворцы-былинники, умеющие играть на гуслях, вещие старцы, калики перехожие, и т. п. — это все жрецы и служители/почитатели Волоса/Велеса). Тут уже «богатство» другого рода — обладание не стадами скота и амбарами зерна, а Знанием и Навыками. Так что Велес в ипостаси Стража Нави и проводника душ мертвых, «темный» Велес — это навий бог, бог магии, безвременья, а не просто бог скота и богатства.

Законы Велеса — природные (логика, законы физики). Велес следит за законами природы, законами Сил, законами внутренними, которые не писаны на бумаге, но они есть и действуют. Велес — не бог-творец, он не создавал мира творением небес, светил, стихий… Велес — бог живого, первозданного, дикого мира (просматривается аналогия с Хаосом), который Сварог стал упорядочивать. То, что использует Велес — это неявное, это вдохновение, например, фантазия, память, секрет — т. е. именно навье в отличие от явьего — явного.

Если же, повторимся, экстраполировать архетип «темного» Велеса на индуизм, то его аналог — Рудра. А Рудра-разрушитель соотносится с Шивой так же, как Род с Велесом. Только в рудраизме-шиваизме Шива — это Род, а вот в Брахманизме — он уже Велес. Просто Рудра — это бог ведийской общности, а Шивой он стал именоваться за несколько столетий до нашей эры и стал во главе пантеона в начале первого тысячелетия нашей эры.

Роль: Создатель, Хранитель, Разрушитель

Индуизм: Брахма, Вишну, Шива

Славянское язычество: Род, Свентовит, Велес

Интересно, что для древнего европейского мировоззрения идея личностного демиурга, который продолжает курировать созданный им мир, не характерна. Творение происходит в результате взаимодействия хтонических сил (Земля, Хаос, Эрос и т. д.). И уничтожают Творение они же (или такие же силы) в час Рагнарок. Идея творца как личности появилась только на этапе гностицизма и герметизма на основе проплатоновских философских идей (а до этого говорилось о «едином» или о "первоэлементе") и под влиянием иудейского монотеизма.

Навь — это не только «разрушение» или некое «зло». В Велесовой Книге (нас интересует не ее подлинность, а отражающиеся в ней архетипы) упоминается, что "Навь — это то, что было до и будет после" (безвременье). Навь — это Тайные Силы, Память, Знания. А имя Велес само говорит за себя. Воля — это раз, но также и древнейший корень «vel» — смерть.

Велес в своей темной ипостаси — навий бог, как и Один-Вальфэдр (эддические слова с корнем Вел- или Vall- ясно об этом свидетельствуют — Вальгалла, валькирии, Вальгринд, Идавелль-поле…). Один это одновременно и Вальфэдр, Отец Павших и Навь-бог, он — бог смерти и владеет частью «душ» умерших. Один — Исторгатель и Морок, Губитель в битвах, злой гений, что похищает «души» посредством Валькирий и собирает небесное войско мертвецов в Вальгалле, куда путь им через ворота Вальгринд.

Велес — один из древнейших богов славянского пантеона. Имя его содержит индоевропейский корень wel/wal/f(w)il, столь же старый, сколь стары сами индоевропейцы. Под этим именем, несколько измененным в различных случаях, этот бог известен всем народам балто-славянской общности. Помимо основного имени Велес, славяне употребляют имена Волос, Велс, балты — Wels (лит. и лат.), Velnias, Velinas (лит.), Veins (лат.).

Основную смысловую нагрузку в имени Велес несет, конечно же, основа, связанная с переходами между мирами. Смерть — это один из возможных способов перехода. Узко «загробное» значение основы реконструируется на всем североевропейском материале. Можно сравнить: балтийское welli — "день мертвых" (в этот день молились Велесу о душах усопших, дабы он проводил их в Сваргу); литовское veles — "тени усопших", vele — «душа»; скандинавское valkyrja — «валькирия», Valhalla — Вальхалла, чертог, где собираются павшие в бою герои, Вальгринд — ворота Асгарда, города (мира) богов, Идавель-Поле — особое место (мир?), где боги играют в мяч и т. д.

Связью с загробным миром и путешествиями сквозь реальность значение основы wel/wal/f(w)il не исчерпывается. Велес — бог мудрости, волшебных ремесел и магического знания: русские слова волшебство, волшба, волшебник содержат все ту же древнюю основу. Поэзия, одно из древних магических искусств, также находится "в ведении" этого бога; отсюда — вёльва, а также волхвы и филиды — вещие певцы (и священнослужители) у славян и кельтов соответственно (здесь вспомним, что "Боян — Велесов внук").[49]

Во временном аспекте группа Род-Велес-Ярило образует естественный Триглав, именуемый в изустной народной традиции коленом Дед-Отец-Сын или старый-зрелый-молодой, или же прошлый-настоящий-грядущий. Каждый из трех названых богов воплощает энергию, но на разных уровнях и в разных формах. У Ярилы это самая низшая — животная форма, его призывают, чтобы оплодотворить женщину и землю. У Рода — самая высшая, древняя и первородная — он оплодотворил Вселенную. Поскольку Род (как и Брахма в позднем индуизме), выполнив главную свою функцию устроителя Мироздания, отошел от дел, часть его обязанностей перешла по наследству к Велесу. Который и воплощает Волю Рода, волю жить и возрождаться — он Страж и Властитель Перехода между Мирами, и никто не минует его, чтобы умереть в одном мире и появиться в другом. Род олицетворяет Правь (законы), Велес — Навь, Ярило — Явь, таким образом, образуется естественный триглав.

Еще одно сходство Велеса и Велиала[50] (одного из главнейших Ликов Сатаны): большинству язычников (кои "белосветники") к Велесу лучше вовсе не соваться. А то просто пришибет и раздавит. У него очень тяжелая энергия. Велес, в общем-то, ни в ком не нуждается, он напротив, выбрасывает и отталкивает поначалу, и к нему просто так не подойдешь, если уже не будешь внутренне готовым, надо обладать соответствием на ментальном плане, а также готовой к восприятию психикой. Так что у молодых неподготовленных дурней, которые думают, что Велес — это всего лишь "скотий бог", может просто проехать крыша, после того как Велес их огреет своей медвежьей лапищей (медведь — одно из воплощений Велеса). Велеса очень трудно «использовать» без последствий — Велес «хозяйственный» во всех отношениях, и ему надо заплатить, сослужить службу. Велес за бесплатно не работает.

Сравните это с Сатаной:[51] сходство очевидно. Даже требования вполне схожи: плата взимается не за отдельные действия, а оптом и авансом, за что выдается некий "кредит доверия", «подъемные» (причем далеко не любому, кто пожелает), и дальнейшее «отношение» зависит от того, как именно будет отработан «кредит». Платой же является чел-овеческая сущность. Именно отсюда пошли легенды о продаже души и т. д. Не будем говорить о вульгарном представлении, но психика изменяется достаточно значительно — в случае неудачного подключения вполне можно сойти с ума, в случае удачного — исчезают многие качества, считающиеся "истинно человеческими", связанных с чисто чел-овеческой неуверенностью, размытой эмоциональностью и самокопанием… Впрочем, это даже полезно, так как это "чел-овеческое, слишком чел-овеческое" существенно мешает путешествовать по дорогам Ада или просторам Нави, раз уж говорим языческими терминами.

Возвращаясь к вопросу архетипа: здесь еще раз демонстрируется антагонизм к самоуверенным невеждам, обязательность полной ответственности за свои поступки, а также необходимость платить за все, на основе взаимовыгодного сотрудничества, причем без поблажек "за красивые глаза".

Несмотря на очевидные общие архетипические черты языческих богов, местные различия выражаются во внешних проявлениях архетипов.

Различные представления, образы фантазии, события, в которых дуализм находит форму и выражение, отражают не только характер и культуру народа, дающего ему место в системе своих верований, но также и климат, природные условия, ход истории.

А. Амфитеатров

Обитатель жаркой страны видит действие злого духа в дыхании Сетха (несмотря на сложившееся написание имени как «Сет», такое написание более соответствует оригинальному наименованию[52]): ветре, дующем из пустыни, раскаляющем воздух и убивающем посевы.

Между тем, предания индоевропейских культур, чья колыбель находилась к северу от теплых морей и залитых солнцем равнин, хранят смутные воспоминания о ледниковом периоде. Они повествовали об изначальной Зиме, сковавшей холодом и мраком Мировую Душу; о вечной Ночи, укрывавшей Зло и Смерть; о Водах Смерти — Мировой Реке, впадавшей в кровавый Океан; о предвечном Хаосе, царившем в мире. Лучше всего эти образы сохранились в памяти тех племен, которые не переселились в более теплые земли, а остались на месте или даже проследовали на север за ледником, видимо потому, что зима для этих народов не прекращалась никогда, она лишь перестала быть вечной.

Но и эмигрировавшие на юг народы сохранили память о Великой Зиме. По одному из вариантов иранских мифов власть злого духа, Аримана, зародилась тогда, когда боги нашли себе убежище в подземном мире, а на Земле властвовали невыносимый холод, вечная зима и беспросветный мрак. Зло и смерть поселились за порогом уютной теплой пещеры, где пылал неугасимый огонь.

Очень яркий образ!

Не евший яблок с дерева в раю, Слепой щенок забился в щель свою. Омар Хайям

Здесь не только воспоминания о Великой Зиме, но и нарисована модель Вселенной: пещера символизирует мир, созданный и управляемый богами, она символизирует свет. И этот мир находится где-то среди тьмы и холода, куда лучше не соваться, потому как силенок маловато, да и страшно очень. Испугавшись оскала Тьмы, толпы дрожащих существ прячутся от нее под одеяло.

Соответственно, при этом лишаются возможности узнать, а вдруг за оскал они приняли приветственную улыбку? Так и дрожат, закрыв глаза и заткнув уши от ужаса, ничего не видя и не слыша вокруг…

В мифах спрессована память и мистический опыт культуры. Спрессованы настолько, что каждому элементу можно сопоставить целый ряд истоков. Идея о Великой Зиме, как воспоминании о ледниковом периоде, удачно вписывается в индоевропейские культуры. Но сходные представления совсем не к месту у африканцев. А ведь представления о том, что современному миру предшествовал и окружает его в настоящем более фундаментальный мир, существуют в человечестве повсеместно. Видимо, здесь можно говорить об инстинктивном понимании, мистическом опыте или об элементарном логическом выводе.

Скорее всего, именно последнее — истоки подобного заключения лежат в изначальной индуктивности любого опыта, не суть важно — опыт это людей или опыт поколений. А опыт говорит только одно — все, что имеет границы, чем-то окружено. Представления о безграничности/бесконечности никак не могут быть выведены из опыта, безграничность ненаблюдаема хотя бы потому, что у каждого способа восприятия есть свой порог/предел. Вполне естественно, что чисто индуктивно делаются два вывода — о конечности «ощущаемого» мира и о том, что он окружен чем-то более глобальным, стоящим «над» и «сверх», страшным и тревожным ввиду полной неопределенности.

Схоже и отношение к этому фундаментальному миру. Его определяют в таких словах, как Хаос, Мрак, Холод, Тьма… "До создания Земли уже был Нифльхейм (мир мрака)", — повествует Младшая Эдда. Вспомним греческую мифологию, повествующую о рождении Космоса из предвечного Хаоса. "Прежде всего во вселенной Хаос зародился", — пел Гесиод. Из Хаоса произошли "черная Ночь и угрюмый Эреб" (Мрак), породившие впоследствии Свет и День. И так далее, из культуры в культуру. В даосизме ключевым понятием выступает Великий Предел. В буддизме — Великая Пустота.

Но если не испугаться ее, если пройти насквозь, абсолютная пустота окажется абсолютной полнотой. Там, где нет ни одной готовой, сотворенной формы, течет источник творчества всех форм.

З. Миркина, Г. Померанц "Великие религии мира"

Из этого видно, что в действительности чел-овечество считает Всевышним, и само же в ужасе от этого понимания настолько, что боится признаться в этом себе. Если бы существовал герб чел-овечества, то на нем бы был изображен ребенок, забившийся в ужасе с головой под одеяло, на фоне Тьмы, и начертан девиз: Damnant quod non intelligunt.

Кроме того, помните рассуждения выше об изначальности Сатаны? Тьма и Хаос всегда ассоциировались с Сатаной, поэтому, согласно этим легендам, выходит, что Сатана древнее нашего мира. В самом деле, глупо привязывать такой глобальный архетип к чисто чел-овеческому пониманию локального жалкого мирка на окраине бесконечной и вечной Вселенной.

K'aemn'h kh'rn K'aemn'h kh'r K'aemn'h kh'rmnu![53]

Кроме природного источника «зла» выделяется и социально-политический.

Пока народ верует в себя, у него — свой бог. В своем боге народ чтит условия, благодаря которым он на высоте, в нем он чтит свои доблести… Когда народ гибнет, когда он чувствует, что его вера в будущее иссякает, надежда обрести свободу окончательно гаснет, когда покорность представляется ему полезным делом, а добродетель побежденного — первым условием сохранения жизни, тогда обязан перемениться и бог…

Ф. Ницше.

Свирепый Яхве был олицетворением злой судьбы еврейского народа, белый и пушистый Иисус — его надеждой. Более точно — надеждой той части еврейского народа, которая потеряла мужество и отказалась от борьбы за собственную судьбу. Яхве в подсознании верующего иудея неизбежно выступал как "союзник угнетателей", так как кто же, кроме бога, виноват во всех бедствиях, постигших еврейский народ? (При этом они все равно уповали на своего бога, надеясь на его милость: "внемлет нищим и не пренебрегает узников Своих" (Пс.68:34)) Но сознательно протестовать против бога иудеи, конечно же, не смели, поэтому у наиболее страдающих от психического разлада сознательного с подсознательным и возникла легенда о приходе Христа как мессии, чем они поставили человека рядом с богом — начальное христианство стояло куда ближе к позиции обожествления Христа как рожденного человека, и только через пару веков установилась церковная позиция снисхождения бога к людям, деградация его до человека, в связи с чем терапевтическая роль мифа практически исчезла. Осталось только подсознательное восприятие распятия, как мести богу-отцу в образе единокровного сына, т. е. — успокоение без какой-либо тенденции к развитию в случае восприятия образа человекобога.

Народ, побежденный неприятелем, подвергшийся нашествию и порабощению, не упустит случая перенести на злого духа, в которого он верит, наиболее ненавистные черты народа-угнетателя.

Например, шумерийский демон Асаг или ассирийский и вавилонский Асакку получили свои имена от прозвища кочевых варваров, нагнавших в свое время много страха на оседлых земледельцев междуречья.

Другой характерный пример — судьба культа Сетха в Египте. В эпоху Древнего Царства это божество было в величайшем почете. Причем настолько, что фараоны вставляли в свой титул прозвище "любимец Сетха" (даже в эпоху Нового Царства, когда против Сетха уже запустились репрессии, фараонам давали имена: Сети, Сетнахт), а на барельефах изображаются цари, получающие от Сетха символы силы, жизни и мудрости в том же самом порядке, как получали они такие же дары от Гора и других солнечных божеств; более того, иногда Гор делает это совместно с Сетхом,[54] иногда в то время их изображали как единое двухголовое божество. Сетх также изображался научающим фараонов стрельбе из лука. По всей вероятности, он в это время был главным солнечным богом южного Египта. Изменило это положение вторжение гиксосов, семитских кочевых племен, со стороны аравийского полуострова. Более чем на сотню лет Египет оказался под их пятой. И божество гиксосов отождествилось с Сетхом.

"Плохую услугу культу Сетха оказало его отождествление с Баалу (Ваалом) — богом гиксосов во второй переходный период. Постепенно начинают превалировать представления о нем, как о воплощении зла, появляются специальные тексты проклятий Сетху, и даже его имя в надписях заменяется пустым местом"

Пьер Монтэ, "Египет Рамзесов".

Отождествлению Сетха с кумиром интервентов способствовал тот факт, что Сетх для египтян был богом пустыни, которая мыслилась как "чужая земля", через которую (Ливийскую и Аравийскую) в Египет попадали «злобные» иноплеменники. А непосредственным логовом Сетха представлялась пустыня между Нилом и Красным морем, а также Синайский полуостров. После изгнания гиксосов Сетх представлял собой уже своего рода Дьявола, бога зноя, пустынь, песчаных бурь, убийцу Осириса и т. д.

Что особо интересно, так это то, что "переработанные в соответствии с требованиями времени" легенды о Сетхе где-то с 8-го века до н. э. упоминают его только в аспекте разрушения и даже отождествляют его со змеем Апопом. Характерно, что изначально, в ранних египетских легендах, Сетх спас самого Ра от Апопа. Как вам такое искажение роли? В дальнейшем мы увидим, что подобное встречается не так уж редко — демонизация ранее относительно «добрых» божеств — весьма давнее изобретение, имеющее своих верных последователей во все времена.[55]

Интересна еще одна параллель: согласно мифам, Сетх заманивает Осириса в сундук и топит в Ниле, где его находит Исида и воскрешает своего мужа (и брата). Осирис должен был умереть, чтобы затем ожить и своим воскрешением дать чел-овечеству надежду. То есть — убийство Осириса Сетхом было необходимым актом, но его поступок, как впоследствии и "предательство"[56] Иуды Искариота, не считается заслугой и даже осуждается.

Так и формировался постепенно архетип Сатаны, вбирая в себя могущество богов прошлого, включая и их изначальные сущности.

Аналогичная демонизация произошла с хаанитскими богами — Баал, отождествляемый также с Гададом, богом молнии и грома, после перехода аморитян к оседлому образу жизни стал земледельческим божеством; Дагон был богом растительности, в первую очередь — зерновых культур. Теперь же они известны как демоны.

Необходимо отметить, что именно языческая культура задала мощный импульс такому аспекту Сатаны, как Знание, которому последующая монотеистическая идеология раскрыла "тормозной парашют" (и он окончательно не отвалился до сих пор).

Восхититесь идеями античных мыслителей, например, атомами Демокрита:[57]

Начала Вселенной, — писал он в "Великом диакосмосе", — атомы и пустота, все же остальное существует лишь в мнении. Миров бесчисленное множество, и они имеют начало и конец во времени. И ничто не возникает из небытия, не разрешается в небытие. И атомы бесчисленны по множеству, носятся они во Вселенной, кружась в вихре, и таким образом рождается все сложное: огонь, вода, воздух, земля. Дело в том, что последние есть соединения некоторых атомов. Атомы же не поддаются никакому воздействию и неизменяемы вследствие твердости.

Аналогичные взгляды высказывал и Гераклит:

Этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерно загорающимся и мерно потухающим.

К самому понятию атомов еще раньше подошел Анаксагор. В дошедших до нас отрывках его труда "О природе" он утверждал, что нет ни возникновения, ни уничтожения — существует только соединение и разъединение различных веществ. Таким образом, он предвосхитил принцип сохранения материи и энергии и, кроме этого — космогоническую теорию Канта-Лапласа, считая небесные тела каменными массами, раскаленными или холодными.

Еще более шокируют «догадки» представителей Милетской школы. Например, заявления Анаксимандра (VI в. до н. э.!) о том, что где-то и когда-то из "первоначального огня" рождались светила и планеты; о том, что планеты — это остывшие, а некогда раскаленные, огненные тела; о том, что жизнь зародилась в воде; о происхождении первых людей "из животных другого вида".

Идею о суточном вращении Земли высказывали Гераклит Понтийский (IV в. до н. э.) и Аристарх Самосский (IV–III вв. до н. э.).

В Акраганте Эмпедокл выдвинул идею, что для прохождения из одной точки в другую свету требуется время. В Элее Парменид провозгласил, что Земля имеет шарообразную форму, разделил планету на пять поясов и заметил, что освещенная сторона Луны всегда обращена к Солнцу. В Фивах пифагореец Филолай сместил Землю из центра Вселенной и низвел ее до статуса одной из многих планет, обращающихся вокруг "срединного огня". Ученик Филолая Левкипп объяснил происхождение звезд воспламенением и концентрацией раскаленных частиц, "кружащихся в общем вихре". В Абдерах Демокрит, ученик Левкиппа и вавилонских мудрецов, описал Млечный Путь как скопление мелких звезд и резюмировал астрономическую историю как периодическое столкновение и разрушение бесчисленного множества миров. На Хиосе Энопид открыл наклонение эклиптики.

В. Дюрант. "Жизнь Греции"

То было время, когда homo еще не поработили sapiens'ов.[58] И кто знает, как далеко бы продвинулась наука, если бы после расцвета греко-римской культуры на смену не пришли христиане?

Говорить, что цивилизация держится на христианстве — то же самое, что утверждать, будто висельника удерживает веревка.

С. Романов

Отметим существование общепринятого мнения о том, что Эллада к тому времени сама себя изжила, а закат Рима начался еще до завоевания ойкумены христианством, которое пришло чуть ли не на пустое место — достойных конкурентов уже не было.

Такое впечатление старательно веками формировалось христианской пропагандой, обиженной как на конкретных императоров, так и стремящейся замести великолепие языческой культуры в целом, дабы самому христианскому миру не выглядеть на этом фоне жалким и вонючим.

На иллюзию упадка играли некоторые причины.

В Риме, да и уже в эпоху эллинизма, было несколько иное отношение к философии, искусству, открытиям. В Греции преуспевающие на этом поприще воспринимались как звезды первой величины. В Риме же все воспринималось достаточно обыденно. Однако и техника, и культура в эпоху Империи продвинулись далеко вперед.

Глядя на римские сооружения, в христианскую эру отказывались верить, что такое наворотили люди и приписывали некоторые постройки Дьяволу — многочисленные базилики, мосты, дороги, валы.

А в области философии не следует забывать, что наследие многих умов, которые были современниками христианства и занимались его критикой, такие как Цельс, Порфирий и Юлиан, в последующую христианскую эру постарались предать забвению (при этом практикуя физическое уничтожение текстов) и довольно успешно.

Достаточно часто встречается контраргумент вида "науки развились благодаря христианству". Процитируем А. Меня, "Истоки религии":

Едва ли двадцать пять веков назад люди были умственно слабее наших современников. Вспомним хотя бы всеобъемлющие исследования Аристотеля, математические теории Евклида или инженерный гений Архимеда. По каким же причинам прогресс науки и техники оказался настолько замедлен? Античный мир располагал для него всеми предпосылками, но остановился на полпути. По-видимому, важнейшим препятствием оказалось здесь языческое обожествление природы, которое преодолела лишь библейская вера. В ней были заключены те семена, которые дали восходы в новое время. Согласно Библии, человек создан по образу Божию, призван повелевать миром и созидать, а сам мир понимается в Библии как процесс, который должен подчинить мироздание духу. Все эти идеи стали основанием для развития естествознания XVI–XVII веков, из которого родилась современная наука.

Такая точка зрения является обычной ошибкой типа post hoc non propter hoc. Если во времена христианства и развилась наука, то это еще не значит, что это произошло вследствие христианского мировоззрения. Да, многие верующие ученые черпали вдохновение из стремления узнать "мир, созданный богом для человека" — но спрашивается, почему для этого пришлось ждать более 16-ти веков, и почему первые монотеисты — иудеи — не отличились на ниве науки в древности? Куда логичнее предположить то, что к упомянутому времени просто накопилась достаточная сумма знаний для образования науки как строгой дисциплины. Помните знаменитый ответ Лапласа на вопрос Бонапарта, почему он в своих трудах не упоминает бога: "Сир, я не нуждаюсь в этой гипотезе"?

Что же касается тезиса "единый бог подразумевает стремление познать бытие как единое связное целое, что способствовало развитию науки" — то извините, но о едином законе Вселенной говорил еще Анаксимандр, в Индии была философия материализма — локаята. Да и Гераклит ввел понятие Логоса задолго до монотеизма…

Следует отметить, что языческие мировоззрения отличались не только богами, но и способом их понимания.

…прежде всего, бросается в глаза контраст между греческой и римской религией: насколько та трансцендентна, настолько эта имманентна. Верующий грек нисколько бы не удивился, если бы ему где-нибудь на дороге встретилась его Деметра в виде высокой и полной женщины, с ласковой улыбкой на лице; римлянин никогда в такой женщине не признал бы своей Цецеры, — она объявляется ему исключительно в растущем хлебе. Затем, я нарочно сказал: в растущем хлебе: пока хлеб еще не взошел, а посеянный покоится в земле, им ведает не Цецера, а Сатурн; когда он уже вырос и цветет — Флора; когда он готов к жатве — Конс (Consus). Как видно отсюда, божество пребывает не в предмете, а в акте…

Ф.Ф. Зелинский, "Рим и его религии"

Можно сказать (эту мысль выдвигал и сам Зелинский), что римские божества были объективациями Мировой Воли (термин Шопенгауэра).

…развитие заключалось в том, что качество, за которое богу воздавалось почитание, мало-помалу было отделяемо от бога и обоготворяемое как таковое. Стоит вдуматься в психологию этого акта. Юпитеру, как покровителю верности договорам, был воздвигнут храм на Квиринале, как Dio Fidio; греки переводили имя бога по-своему через ZeuV PistioV — и были, вероятно, убеждены в том, что понимают его точно так же, как и его непосредственные почитатели. И все-таки они ошибались. Грек при мысли о ZeuV PistioV думал прежде всего о своем Зевсе, образ которого он представлял себе вполне точно, приписывая ему среди других качеств и то, о котором идет речь. Римлянин, напротив, говоря о Dius Fidius, думал не столько о Юпитере, сколько о самом акте соблюдения верности, в котором чувствовал божественную силу; в его уме не Юпитер, а сама верность была господствующим представлением, и ему было безразлично, воздавал ли он ей почитание как Dio Fidio или просто как Fidei. […] Конечно, со временем и эта последняя связь должна была исчезнуть, чему содействовало также и то, что одно и то же качество могло принадлежать различным богам. Была Venus Victrix, но была и Jupiter Victor; положим, победа Венеры — не то же, что победа Юпитера; но интеграция была возможна, и она дала Викторию просто, независимо от того или иного божества.

Ф.Ф. Зелинский, op.cit.

В Риме появились храмы Надежды (Spes), Согласия (Concordia), Благополучия (Salus) и т. д.

Богами да почитают также и те качества, которым человеку дается доступ в небеса, как Благоразумие, Доблесть, Благочестие, Верность; и этим добродетелям да воздвигаются храмы…

Цицерон, "О законах", II, 19

Таким образом, существовала вполне достоверная возможность перехода от политеизма к некоему философскому пониманию мира, никоим образом не мешающему материализму и развитию науки. Но эта возможность не реализовалась — черни, помимо хлеба и зрелищ, требовались вера и поклонение. И надежда на лучшую жизнь. Если не на Земле, то хотя бы в некоем «послесмертии». И этим устремлениям миропонимание, ничего не говорящее о жизни после смерти, каких-нибудь инкарнациях и прочем, не соответствует. В результате по миру распространило свою заразу совсем другое мировоззрение, основанное как раз на слепой вере и загробном воздаянии за свое убожество при жизни.

Отметим в этой главе еще один очень познавательный, но малоизвестный факт. Для начала вспомним, что тот самый знаменитый Логос (см. Иоанна 1:1) был позаимствован христианскими мистиками у язычников-греков. LogoV как понятие ввел в философию знаменитый Гераклит. Этот термин куда более многозначен, чем можно понять из евангелия. Он обозначает не только «слово» или «речь», но и «довод», «учение», «соотношение», «закон», "смысловую связь" и много чего еще. В понимании Гераклита LogoV существует вечно и все в мире происходит согласно ему. Это некий абстрактный закон, согласно которому функционирует Вселенная. В принципы Логоса входят принципы борьбы противоположностей, постоянной изменчивости и относительности, что показывает соответствие Логоса скорее архетипу Сатаны, чем отождествлению с Христом. Но все еще интереснее и нагляднее: вспомним, что Гермес даровал человеку речь, т. е. мифологически был отцом речи; он же был отцом Пана. Приведем свидетельство Платона в диалоге "Кратиль":

Сократ. — Также и в том, что Пан — двуобразный сын Гермеса есть доля разума, друг мой.

Гермоген. — Каким образом?

Сократ. — Ты знаешь ведь, что речь (LogoV) все (to pan) обозначает и все вращает и обращает всегда (polei aei), а также что она двуобразна — правдива и лжива?

Гермоген. — Конечно.

Сократ. — Далее, ее правдивое естество и гладко, и божественно, и обитает в вышних с богами, лживое же внизу, среди толпы, будучи косматы и козловидным (tragikon): там ведь пребывает большая часть мифов и вымыслов, в "трагической обстановке".

Гермоген. — Конечно.

Сократ. — Итак, по справедливости, речь (LogoV) все (to pan) обозначающая и всегда вращающаяся (aei polon), будет пастухом (ai-poloV) Паном, двуобразным сыном Гермеса, сверху гладким, снизу косматым и козловидным; а, стало быть, Пан, раз он сын Гермеса, будет либо Логосом, либо братом Логоса; а что брат похож на брата — в этом нет ничего удивительного.

Теперь вспоминаем самого козлоногого Пана непосредственно — бога дикой природы. Изначально Пан был персонажем аркадской мифологии, но затем распространился на всю природу, олицетворяя всю ее в совокупности, приобрел пантеистическое толкование и в герметизме он стал одной из первых фигур.

Таким образом, Пан-Природа одновременно является и Паном-Логосом, что вполне естественно: Природа живет по своим законам. И эти законы отнюдь не требуют какого-то "единого бога", пытающегося узурпировать LogoV для своих нужд.[59]

И тщетна надежда монотеистов, распространяющих легенду о том, что "Великий бог Пан умер", — Пан жив, пока существует Вселенная. Другое дело, что большинство людей не воспринимают (и не хотят воспринимать) идею Логоса, что отмечал еще Гераклит. Но как писал ЛаВей: "Действие Сатанинских Сил не требует людского одобрения. Оно не обязательно. О нем даже и не спрашивается."

Iw, Pan!

Именно из-за восприятия язычеством Вселенной как единого целого, частью которого являются сами язычники, ценностью в язычестве является то, что вошло в архетип Сатаны: полноценная жизнь здесь и сейчас:[60] virtus ad beate vivendum se ipsa contenta est. Причем важно, что этот принцип продвигается последовательно и независимо от наличия веры в загробную жизнь — скажем, Цицерон признавал послесмертие. Или викинги и т. д.

Пришедшее же на смену язычеству христианство заменило megaloyucia[61] языческого мира на смирение как основное миронастроение вкупе с заменой жизни на надежду на таковую после смерти.

В заключение этой главы необходимо отметить нюанс: некоторые любят возражать, приводя примеры, когда язычество вовсе не способствовало свободе мышления. При этом обычно упоминают осуждение Анаксагора и Протагора, казнь Сократа за "оскорбление богов и развращение молодежи". Однако то были чисто политические акции, прячущиеся под религиозным предлогом.[62] Первые двое пострадали как окружение Перикла. А "Большая Муха" (Сократа сравнивали с оводом) просто раздражала раздавленный войной народ своей возвышенной моралью. Причем ему предлагали уехать из города, но он, в соответствии со своими принципами, отказался и выпил яд.

А вместе с тем — Гераклит, резко критиковавший религию и суеверия, спокойно жил при храме Артемиды, открыто высказывались скептики, сеяли имморализм киники и киренаики, мифы же не были чем-то незыблемым, а творились драматургами.

Даже из бытового опыта несложно заметить, что обывательское понимание Сатаны прямо связано с чел-овеческим незнанием. Оно всплывает везде, где пасует интеллект. Классический пример: неграмотный аксакал называет поезд «Шайтан-арбой», но верующий в Аллаха машинист того же поезда совсем не видит в нем Шайтана — т. к. он прекрасно знает устройство локомотива. Но и у него есть свое поле для Шайтана, связанное с уже его собственным незнанием. Христианская фраза "от Лукавого" изначально применяется в качестве "универсального объяснения" ситуаций и явлений, для которых у объясняющего нет рассудочного объяснения. "Вот это я знаю, а все остальное — от Лукавого". Далее этот оборот становится более универсальным, распространяясь и на морально-этическую сферу — теперь «Лукавый» назначается ответственным за те ситуации и явления, которые идут вразрез с нормами и догмами говорящего. Но изначально с Сатаной все же связывается неведомое, непознанное — и подобная «сатанинская» (здесь — с т.з. х-ва) окраска позволяет говорящему избавить себя от действий по поводу изучения и понимания неведомого: ведь все, что связано с Сатаной — грешно!

Зороастризм

Нет ничего страшнее деятельного невежества

И.В. Гете

В среде сатанистов обычно уважительно относятся к Заратустре, так уж сложилось благодаря Фридриху Ницше. Но смешивать Заратустру, выведенного Ницше, и его исторического прототипа, отнюдь не стоит.

Понимать зло как субъективное отношение — слишком тяжелая задача для заурядных мозгов. Значительно легче развести добро и зло по разным лагерям, отнести к различным источникам, субстратам и психическим способностям, к разным породам людей, нежели выявлять их в характере противоборства сил, явлений, индивидуумов, общественных групп.

Зороастрийцы первыми возвели в абсолют относительные понятия, избыточные для мироздания. Сознание порвали надвое, и оно перестало адекватно воспринимать мир; после отторжения же одной из половин восприятие мира получилось полностью неадекватным, что и стало, так сказать, доброй традицией чел-овечества вплоть до настоящего времени. Как вам заявление по типу: "Ян обязательно победит этот мерзкий инь!"? Есть мнение, что иудеи переняли идею абсолютной полярности добра и зла во время вавилонского плена. Моральный дуализм именно из этой пробирки заразил все чел-овечество.

Здесь можно отметить, что отсутствует в архетипе Сатаны: в нем не было, нет и никогда не будет дуализма как противопоставления сражающихся иллюзорных сущностей.

Если первоначально маги[63] приносили дань уважения обоим началам, то все дальнейшее развитие морали (а также мировосприятия) было заложено однобоким. Поздний текст присяги приверженца зороастризма уже начинается с проклятия дэвов. А в персидском эпосе, прекрасно изложенном Фирдоуси в «Шахнаме», симпатии конкретно определены и содержится уверенность, что "Добро, несмотря ни на что, победит, поставит Зло на колени и зверски убьет". «Зло» изображено предельно отталкивающим. Например, Зоххак: царь-тиран, поклонник Аримана, от поцелуя которого на его плечах выросли две змеи. Чтобы змеи не тревожили царя, им ежедневно давали на обед мозги двух юношей (любой биолог, думается, подтвердит, что этот рацион обычен для змей). Образ явно создан внушать отвращение. Вообще, все поклонники Аримана в «Шахнаме» представлены из разряда жестоких тиранов и захватчиков.

В древнеиранской религии враждебные человеку сверхъестественные силы образуют целое царство. Возглавляет его Ариман (Ангро-Майнью, что означает "Злая Мысль") — злой бог разрушения, соединяющий в себе Айшму (Хищничество, Разбой), Друджу (Ложь) и олицетворения иных пороков. Проникнув в созданный добрым богом Ормуздом мир, Ариман испортил многое из того, что первоначально было совершенным. Огонь осквернен дымом, пресная вода — солью, цветущая земля — бесплодной пустыней, а неподвластные увяданию и гибели растения, животные и люди — смертью. В дальнейшем он со своим воинством либо разрушает то, что необходимо людям, либо создает то, что для них пагубно: например, злобных колдунов, гнет чужеземных правителей, "сверхшатание мыслей", грех педерастии, неурочные регулы, вредных животных и насекомых, холодную зиму и т. п. Бог Тьмы есть, таким образом, первоисточник всякого физического, социального и морального зла: и дурной погоды, и отклонений в нравах, и вообще он один во всем виноват.

Дух разрушения считался злобным по сущности, а не под давлением обстоятельств. Он совершает зло добровольно и вместе с тем в соответствии со своей природой, которая неизменна. Даже будучи побежденным, он не может служить благу людей. Поэтому зороастризм видел финал мировой драмы не в господстве добра над злом, а в окончательном отделении сил света от сил тьмы и полном уничтожении последних.

Дуалистическое мировоззрение отрицательно оценивает взаимопроникновение, смешение, диффузию сущностей. Чистота в такой системе ценностей приобретает исключительное значение.

Можно на примере Аримана показать характерную особенность добавления к архетипу Сатаны Темных Богов — поскольку характер таких сущностей всегда впоследствии искажен белосветниками, то происходит любопытный процесс: образно говоря, "по характеру" добавляется изначальное, не половинчато-обрубленное, а гармоничное с Природой толкование, а "по силе" добавляется "жуткий демон", который берет силу не только от почитания своих сторонников, но и от ужаса перед ним их противников, что весьма усиливает соответствующий эгрегор.

Всякая сила вызывает перед собой преклонение, а средневековый католицизм сделал из образа Сатаны такую силу, которой в конце концов стала страшиться даже сама создавшая его римская церковь.

Н. Сперанский, Ведьмы и ведовство.

Добро, согласно зороастризму, существовало отдельно от зла в первоначальном божественном творении Ормузда (Ахура-Мазды, "Владыки Всеведающего") и должно было снова обособиться на третьей стадии космической истории, после уничтожения зла. Вторая историческая фаза, когда добро сражается со злом,[64] — худшее и тяжелейшее время. На этой фазе линия фронта проходит через всю вселенную. Добрым язатам противостоят злые дайвы, миролюбивым арийцам — коварные чужеземцы, скоту и собакам — ядовитые мухи и змеи, злакам и плодовым деревьям — сорняки и колючки, ласковому солнцу — темная зимняя стужа. Вредоносны также люди, отмеченные физическими недостатками и болезнями: прокаженные, слепые, глухие, горбатые, карлики, слабоумные, страдающие горячкой и грыжей. Темные силы просачиваются и начинают концентрироваться в любой точке земли, там, где силы добра ослаблены болезнью, смертью или гниением.

Обратите внимание, что здесь еще сохранились крупицы языческого здравого смысла: физические болезни и слабоумие считаются дефектом, вредоносным фактором. В дальнейшем чел-овечество утратит и эту крупицу — в "цивилизованном обществе" (т. е. — с прохристианскими ценностями, как сложилось исторически) богоугодны блаженные и убогие. Юродивые станут считаются более близкими к познанию Мира, чем крупнейшие ученые и философы[65]… Отметим на этом примере очередной аспект архетипа Сатаны: стремление к развитию, в первую очередь — умственному.

В таком «военизированном» мире у человека не может быть нравственно нейтральных действий. Все, что он совершает, полезно либо Ормузду, либо Ариману. Зороастр впервые уподобил чел-овеческую душу укреплению, каждый уголок которого, незанятый своим богом, будет занят чужим. Субстанциализируя враждебность, это мировоззрение формировало фанатичное отношение к жизни. Перед лицом вездесущего врага человек не может позволить себе даже малейшей расслабленности и распущенности, непрерывно сосредотачиваясь на действиях и помыслах относительно внушенных ему иллюзий.

Архаичность зороастрийского дуализма обнаруживается в сближении физического и морального зла. В этом учении не только нечистота, но также тьма и холод выступают ипостасями зла. Подобная тенденция характерна для древнейших культур.

Еще у Гомера свет отождествляется с жизнью, счастьем, здоровьем. Приравнивание тьмы и холода к несчастьям, безобразию, болезням, нищете, неурожаям отмечено в древнеславянских верованиях. В большинстве культур зло ассоциируется с черным цветом.[66] Тьма воспринимается как физическое зло, потому что погруженный в нее человек беззащитен по отношению к опасности. Во тьме таится неведомое, а это — один из обликов зла для обывателя. Однако есть принципиальное нововведение: теперь от доброго духа исходят уже не только свет, здоровье, все, что поддерживает и умножает жизнь, но еще и святость, понимаемая как совокупность всех добродетелей; от злого духа приходят не только тьма, болезни и смерть, но еще и грех.

С подобной точки зрения нравственный порок сродни тьме и потому предпочитает ее свету. В Библии разъясняется, что "всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы" (Ин 3, 20). Сокрытая от людских глаз аморальность преуспевает, а при свете гибнет. Здесь отражаются людские чаяния бесплатного блага для всех, которые можно утрированно выразить так: "Будь на свету, и ничего плохого с тобой не произойдет". Однако, постоянно находясь "на свету", человек лишается возможности на личную жизнь — все находятся на всеобщем обозрении (вспомните прозрачные дома в известной антиутопии «Мы» Замятина). Чтобы скрыться от толпы, надо уйти во Тьму, где толпа боится появляться. Этим подтверждается такой аспект архетипа, как индивидуальность.[67]

Индивидуальность не может существовать как таковая сама по себе. Это значит, во-первых, что нечто (или некто) должно выявить свои индивидуальные качества в сравнении с чем-то другим, отличить себя от других, а во-вторых, что некий беспристрастный взгляд должен выделить это нечто из массы других нечто благодаря тому же сравнению. Вне сравнения и сопоставления с другими нет никакой индивидуальности. Об этом говорилось и в древней метафизике: Тьма есть праоснова вещей, в которой вещи неразличимы и не отделены друг от друга; и лишь возникновение светотени высвечивает все вещи как обособленные и отличные друг от друга индивидуальности. Но, как показано в данной работе, люди (в том числе и древние) боятся Тьмы, не различают оттенков черного цвета; для них во Тьме вещи неразличимы. Для обитателей же Тьмы обособление ее составляющих не представляет проблемы.

Ариману в его борьбе помогают семь главных демонов, помимо мелких. Перечислим: Ярость, Несправедливость, Отступничество (Ересь), Анархия (Безначалие), Разногласие, Самонадеянность, Голод и Жажда. Последние два пункта явно добавлены как физиологическая боязнь соответствующих состояний, а вот остальные представляют интерес для нашего исследования. Что является противоположностью ярости? Смирение. В каком смысле, как думаете, понималась несправедливость в те времена, когда человек не мог себя помыслить вне рода, семьи, общины? Ересь вообще не нуждается в комментариях, как и безначалие. Разногласие относится сюда же; иметь собственное мнение — грешно! Самонадеянность же тесно переплетается с гордостью, но поданной со стороны противников таковой (опять же смирение). Не правда ли, очень характерная картина?

Субстанциализация зла, финальное разделение мировых сил, отождествление порочности с тьмой и грязью сохранены с соответствующими модификациями в некоторых направлениях греческой философии, в учениях христианских отцов церкви, в гностицизме и манихействе. Но зороастризм обладал и специфическими чертами, которые либо отвергли, либо затемнили другие варианты дуалистического мировоззрения. Во-первых, полагая источник зла во враждебной и агрессивной духовной субстанции, Заратустра не осуждал материальности, телесности как таковой. Более того, он восхвалял тучность и жирность скота, пастбищ, вообще восхвалял многое из живого и материального.[68] Во-вторых, зороастризм очень высоко ценил созидательную деятельность человека, особенно земледелие и скотоводство. Борьба со злом — это не только истребление тех существ, которые называются «храфсра» (хищников, скорпионов, ос, змей, жаб), не только соблюдение правил ритуальной чистоты, но и забота о земле, выращивание полезных растений и скота, деторождение, приготовление пищи. Подобные действия считались ослабляющими могущество Аримана. Оптимистический взгляд на земное существование и ориентация на творчество значительно снижали фанатический потенциал идеи о мировой войне добра и зла. В дальнейшем чел-овечество, идя, так сказать, к "духовному совершенству", творчески разовьет это наследие и отметет все это как ненужное. Вдумчивый читатель, вероятно, уже понял, что при этом произойдет: все, относящееся к материальному, живому, развивающемуся, творческому — перейдет к архетипу Сатаны как отметенное белосветниками.

Следует отметить, что Зороастр по доброте душевной оставил в наследство еще несколько идеологических «подарков» специфического характера.

Зороастризм — это первая религия откровения. Если ранее религиозные верования развивались веками, отражая изменение окружающего мира, и принимали в этом участие сотни адептов и гораздо большее количество "рядовых верующих", то ко времени, когда жил Зороастр (около 1200 г. до н. э.), глупость чел-овеческая уже достаточно созрела, чтобы множество народу с ходу поверило в созданное одним человеком. Воистину, сумма разума на Земле — константа, а население все растет… Гносеологическая суть откровения — безусловное приятие некоей аксиоматики, ее универсальная, внефактическая истинность. А интеллектуальный, рассудочный подход требует выбора подходящих аксиом — т. е. активного осознания субъектом тех проблем и противоречий, которые будет призвана объяснить и разрешить принимаемая база, иными словами — понимания познавательной ситуации в целом. Откровение позволяет обходиться без подобного понимания — если безусловно принята база, то все, что из нее следует, будет принято так же безусловно, а все, что из нее не выводится — не менее безусловно отброшено или/и проклято. Итого: откровение переводит субъект из познающих в разряд пассивно принимающих, исключает его активную мыследеятельность по осознанию. Удобно. Для очень многих удобно… Да и психологическим костылем является очень надежным: "да, я не учил ваших наук, но я совсем не дебил, а избранный, удостоившийся откровения — ответа на все вопросы".

Ранее верили, что существуют три ахуры: Митра, Варуна и Ахура-Мазда. Зороастр же объявил, что, начиная с текущего момента, Ахура-Мазда является единственным владыкой Аша (порядок, праведность, справедливость); теперь из ахур только он признается (правда, вдвоем с Ариманом) несотворенным богом, существующим вечно, творцом всего благого, включая и всех других добрых и благих божеств. И как вы думаете, каким образом обосновал Зороастр такие кардинальные изменения в вере (и, соответственно, в представлениях о мироздании)? Очень просто: "Он [Ахура-Мазда] мне сам сказал!". Все.

Немало литературных произведений обязано своим успехом убожеству мыслей автора, ибо оно сродни убожеству мыслей публики.

Н. Шамфор

Думаете, этим дело ограничилось? Никоим образом. Великий реформатор продолжал дальше. На совести исторического Заратустры (чем больше изучаешь эту тему, тем менее становится понятно, почему Ницше назвал так своего героя) также числится введение понятий ада и рая (tertium non datur); он учил о Страшном Суде над каждым человеком; о воскрешении после смерти и вечной жизни после. Венцом изобретений стала вера в приход Саошианта (Спасителя). Заратустра учил, что после него придет "праведный человек благого происхождения" (Ясна 43:3), который и займется спасением чел-овечества. О, это извечное стремление к халяве! И почему люди не поклоняются богу с таким именем?[69]

Люди верят, что будет наставник ниспослан судьбой, Чья высокая речь зазвучит над безмолвной толпой. Не томись в ожиданье, надежду оставь, земножитель! Для тебя твой рассудок — единственный руководитель. Аль-Маарри, Сирия, X–XI вв.

Немаловажно отметить, что этим Зороастр не ограничился, его врожденная скромность привела к очередному откровению, а именно, что при его рождении Ангро-Манья обещал даровать ему власть на Земле, если он отречется от Ахура-Мазды, но он, конечно же, гордо отказался (Видевдат 19:6).

Лирическое отступление к читателям, выросшим в христианизированной культуре: вам все это, случаем, ничего не напоминает?

Собственно говоря, в плане развития архетипа Сатаны зороастризм дал крайне мало, а именно то, что Сатана (здесь, конечно же, Ариман) — противник людям. Однако повторимся, эзотерики того времени чтили оба начала.

Хотя, если задуматься… это уже стало штампом.

Сатана — противник людям. Неужели? За что такая немилость? А точнее — такое внимание? А как Сатана относится к сусликам?

Собственно говоря, Сатане начхать на людей, как и на любую частность. А Врагом его объявили сами люди, следуя принципу: "Кто не с нами, тот против нас". Таким образом, более точно будет сказать, что чертой архетипа является безразличие к людям. Нечеловечность.

Если взглянуть с такой стороны, то законы реальности — это и есть характер Сатаны (чему и посвящена, собственно, эта работа). В согласии с этими законами люди — самые преуспевающие на Земле животные.[70] Так получается, что пока Сатана благоприятствует человечеству. Пока не появится структура, более совершенная, чем человечество.

А вот с обратной стороны, пожалуй, можно сказать, что люди как раз — противники Сатаны, так как они в массе своей упираются, пытаются не допустить выдвижения из своей среды чего-то нового и иного. Это называется стремлением социума к стабильности, можно назвать это "общественным инстинктом самосохранения".

Из вышесказанного следует вывод — Путь Сатаны исключает этот инстинкт, его место занимает все та же синергетическая оптимальность или гармоничность желаемого состояния социума, из которой следует не только его нынешняя псевдостабильность, но и максимально возможное количество "путей перехода", а также полная готовность подтолкнуть этот переход, если это будет целесообразно.

Отметим также, что зороастрийцы стали основоположниками еще одной традиции религий, которая забавляла бы, если рассматривалась отдельно, без учета влияния на развитие умов. Имеется в виду зурванизм, одно из течений зороастризма, которое можно уже с полной обоснованностью классифицировать как квазимонотеизм. Исходя из священных текстов, а именно из следующего: "Действительно, есть два первичных духа, близнецы, известные тем, что они враждуют" (Ясна 30:3), а также из вполне логического соображения, что у близнецов должен быть отец, решили назначить на должность такового Зурвана ("время" — авест.).

Взаимоотношения богов, их взаимодействие с миром и т. д. всегда были запутанны во всех развитых религиях (достаточно припомнить египетскую либо индийскую мифологию), но до этих логомыслов все обычно понимали в мистическом, архитепическом плане. В самом деле, неужели викинги, находясь в море, думали, что они плывут по Мировому Ясеню? А здесь практически впервые возникла и закрепилась традиция буквального понимания эзотерической литературы. Причем, обратите внимание, заодно заложили начала всеразличным теологиям, которые не просто строят логические выводы на нелогичном базисе (точнее — на произвольных, совершенно субъективных посылках), но и полностью игнорируют при этом неудобные им факты.

Впрочем, дальнейшее развитие зороастризма внесло свою лепту в развитие архетипа Сатаны. Само изначальное появление морального дуализма, четко выраженное в зороастризме, вызвало обратную защитную реакцию посвященных. Эта реакция проявилась в секретном движении Yatukan, основанном персидским черным магом Aztya. Роль Зурвана как верховного божества была пересмотрена и дополнена. Результатом явилась магическая концепция Azrvan Akarana — сочетание пусть даже стоящего "по ту сторону добра и зла", но все же строго созидательного Бога Времени Зурвана с женственной, но чертовски разрушительной энергией Аз, в дальнейшем отображенной перенявшими легенду древними арамеями как Ru'ha, в антропоморфной форме отождествленной с Лилит.

Лилит[71] напоминает характером Люцифера. В более позднее время ее стали интерпретировать как первую жену Адама, созданную одновременно с ним. Отказавшись потакать амбициям первого человека, она послала его подальше… и стала демоницей.

Последователи Yatukan были de facto первыми организованными сатанистами этой планеты, теми, кто не просто следовал Пути Тьмы, но и противопоставил себя «белосветникам» с их лицемерием. У них даже существовала своя "Черная Месса", восславляющая Аримана (Ангро-Манью) и представлявшая из себя ритуал, противоположный по форме и содержанию зороастрийской церемонии посвящения Вар Nirang (вопрос Черных Месс будет подробно рассмотрен впоследствии). Именно от Ятукана ведут свои корни магические практики Йезидов, окончательно сформулированные в небезызвестных Черной Книге ("Mishaf Resh", Master Hasan Basri, 734 А.D.) и Книге Теней (или Книге Проявлений, "Kitab al Gilwah", Шейх Ady ibn Musafir el-Hakkari, 1075–1162 А.D.).

Иудаизм

О, если бы хоть один бог призвал: "Верьте мне!", а не "Веруйте в меня!"

Станислав Ежи Лец

Ветхозаветный бог сам по себе пугало, поэтому иудаизм не особо нуждался в специальных кошмариках. Яхве (יהוה) в изначальном иудаизме как в истинно монотеистической религии един[72] и объемлет собой без разделения все добро и зло. Он ревнив, свиреп, неумолим и часто несправедлив. Классический пример — Книга Иова, где праведник становится жертвой пари, причем бессмысленного — всезнающий бог должен был знать все наперед. Поведение Яхве и его защитников в Книге Иова настолько бросается в глаза, что еще в древности известный талмудический авторитет Иохаан огорченно заметил: "Если бы такое не стояло в Библии, не следовало бы это говорить, ибо бог представлен как человек, который дал себя провести другому" (Бава-Батра, 16а). Причем Иов последовательно и логично разбивает доводы всех оппонентов,[73] но тогда появляется Яхве в роли deus ex machina, произносит самовосхваляющую речь, и Иов говорит свое "отрекаюсь и раскаиваюсь". Обратите внимание на последние проблески разума в болоте слепой веры: иудеи еще осмеливаются роптать на бога "по мелочам", хотя и полностью подчиняются его велениям.

Кары Яхве редко пропорциональны размерам совершенных преступлений и почти всегда несут месть чудовищную, слепую, бестолковую, поражая без разбора виноватых и невинных, людей и животных, взрослых и детей. Законом кары божьей по Ветхому Завету является месть невинным за поступки их предков либо просто за то, что они оказались не в то время не в том месте. Этот бог опутал свой народ мелкой сетью таких подробных предписаний, что вся жизнь евреев обратилась в непрестанный страх оступиться в грех и погубить тем не только себя, но, по круговой поруке, и семью свою, и потомство, и род, а иногда — весь народ. Достаточно сказать, что иудейский закон состоит из 613 правил (248 предписывающих заповедей и 365 запрещающих).

Те, кто не желает жить в религии страха, ему ненавистны: они — язычники, с ними Израиль должен беспощадно воевать, истребляя мечом населения покоренных городов. А боги этих ненавистных израильтянам народов представляют собой еще прототипы (точнее, дополнения к уже дано существующему архетипу) позднеиудейского и христианского Сатаны.

Двойственный характер Яхве выражен устами Исайи: "Я Господь, и нет иного; нет Бога кроме Меня; […] Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия; Я, Господь, делаю все это." (Исайя, 45:5–7). Таким образом, какая-то часть представлений о Сатане была заключена в самом Яхве, как «злая» часть его характера, вредная сторона его власти. Те духи зла, которых знает Ветхий Завет — не более как его слуги, чиновники по особым поручениям, род небесных жандармов и палачей. Более того, иудейская религиозная концепция вообще не допускает никакой возможности бунта ангелов или чего-то подобного. Как было сказано: "Христиане не перевирают, а творчески переосмысливают в свете 1-го съезда Сове… апостолов христианской церкви" (c) Г. Кардиналов. Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Еврейская концепция понятия сатаны (здесь специально с маленькой буквы[74]) полностью отличается от христианской. В иудаизме отсутствует понятие абсолютного зла и нет Дьявола (Сатаны, Люцифера и т. п.) в смысле, понимаемом христианами. Евреи считают, что ни один из ангелов никогда не выступал, не выступает и не может выступить против воли Яхве, т. к. ангелы не наделены свободной волей и являются лишь посланцами (еврейское слово «мальак» (ангел, написание со всеми положенными значками см. на рисунке) — переводится как «вестник», греческое aggeloV[75] имеет аналогичный перевод) Всевышнего в общении с физическим миром. Соответственно, ни одного случая противления ангелов воли Яхве в иудейской религиозной литературе не зафиксировано. Это наглядно показывает, что, в отличие от человека, у ангелов в иудейской мифологии отсутствует свобода воли. Ангелы только исполняют задачи, поставленные перед ними Богом, и не могут действовать сами по себе.[76] Достаточно точной аналогией представляется создание дублей в "Понедельник начинается в субботу" Стругацких.

В уже упомянутой Книге Иова, к примеру, сатана является среди ангелов неба и отнюдь не представляется заклятым противником Бога и разрушителем его создания; Книга Иова, гл.1:[77]

6. И был день, когда пришли сыны божии[78] предстать перед Яхве; пришел также среди них и сатана.

7. И сказал Яхве сатане: "откуда ты пришел?" И отвечал сатана Яхве, и сказал: "Я ходил везде по земле и исходил ее".

8. И сказал Яхве сатане: "Обратил ли ты внимание твое на раба моего Иова? Ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный и справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла".

9. И отвечал сатана Яхве и сказал: "Разве даром богобоязнен Иов?

10. Не ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Дело рук его ты благословил, и стада его распространились по земле;

11. Но простри-ка руку твою и коснись всего, что у него, и он, наверно, проклянет[79] тебя в лицо твое".

12. И сказал Яхве сатане: "Вот, все, что у него, в руке твоей; только на него [самого] не простирай руки твоей". И отошел сатана от лица Яхве.

Согласитесь — вполне милый разговор между старыми знакомыми, находящимися пусть не в равных, но вполне в дружеских отношениях. Сатана здесь дух-скептик, близость которого к чел-овеческому сомнению и протесту против фатума прельстит впоследствии так много поэтов и философов. Власть его — по доверенности от бога. Ответственность за страдания праведника бог принимает на себя. Дьявол Книги Иова только порученец по такого рода делам, к которым Высшая Святость не может, так сказать, непосредственно прикоснуться, ибо это унизило бы идею ее совершенства. Заместитель бога по делам, могущим испортить имидж.[80] Но с другой стороны, как не заметить в Книге Иова то, что господь бог охотно прислушивается к мнению "эксперта по человеческим делам" — сатаны.

Еще выразительнее роль сатаны в иудейском понимании прослеживается в эпизоде Книги Царств о духе, принявшем от Бога поручение обманом своим погубить царя Ахава. Этот дух даже не носит еще клички злого, темного, дьявола и т. п. Он — ангел как все, как тот страшный ангел, который в одну ночь совершает необходимые бесчеловечные бойни: избиение первенцев египетских, истребление Сеннахеримовых полчищ и прочее.

Здесь уместно также обсудить само значение слова «satan», от которого и произошло применяемое в наше время имя "Сатана".

Еврейское слово «сатана» имеет значение "противник"[81] или «обвинитель». Вероятно, слово возникло как производное от корня (Sin-Tet-Nun), который означает «обвинять». В позднем же арамейском (времен Иисуса) слово вероятнее всего произносилось как "С'тана". «Сатана» — это уже греческая калька с этого слова, где "ш`ва" передали через "альфа".

Следует отметить, что в настоящем существует также ашкеназское произношение, характерное для идиша: "Сотона".[82] Однако исторически верным произношением является именно сефардское, т. к. в Септуагинте "камац гадоль" везде передавалась через «альфу», а не через "о мега" или "о микрон". Интересующихся темой адресуем к статье современного библеиста Р. Хазарзара "Сатана в Библии".[83]

Слово hassatan (существительное с артиклем) лучше всего передается английским the adversary или the accuser. Например, Захария 3:1–2 переведен на русский как "И показал он мне Иисуса, великого иерея, стоящего перед Ангелом Господним, и сатану, стоящего по правую руку его, чтобы противодействовать ему. И сказал Господь сатане: Господь да запретит тебе, сатана, да запретит тебе Господь, избравший Иерусалим! не головня ли он, исторгнутая из огня?" Однако еврейская традиция и исторический контекст показывают, что пророк не мог поименовать самаритян и лично высокопоставленного персидского чиновника, активно препятствующих восстановлению храма. Поэтому пророк назвал их просто — "противник".[84]

Позднее, под влиянием верований соседних народов, это место начало трактоваться в метафизическом смысле: сатана — специальный ангел, «прокурор» Яхве. Сатана книги Иова — это поэтический образ ангела-прокурора. Но еще раз повторим: этот ангел полностью подчинен Яхве и является его посланником.

Дополнительное пояснение: слово "l'satan" (см. рис.), встречающееся в Библии, вообще не является существительным. Это наречие — «супротив», «против» и т. п.

В герметических книгах есть интересный сюжет: В то время как Гермес заканчивал конструирование человека, к нему явился один из его предыдущих созданий по имени Мом и раскритиковал намерения творца: "Ты полагаешь, что будет хорошо, если будет свободен от хлопот этот будущий исследователь прекрасных таинств природы? Ты хочешь оставить его без проблем — того, чья мысль достигнет границ земли? Люди вырвут корни растений, изучат сущность природы, рассмотрят природу камней, вскроют не только диких тварей, но и сами себя, желая узнать, как они устроены. Они протянут свои смелые руки на море, и, срубая древесину девственных лесов, они переплывут с одного берега на другой, чтобы найти друг друга. Они проследят самые сокровенные тайны природы вплоть до небес и пожелают изучить движения неба. Но и это еще не все: им останется только узнать крайнюю точку земли — они захотят найти последний край ночи. Если они не встретят препятствий, если они будут жить без проблем, защищенные от всех хлопот и страхов, то даже небо не остановит их дерзость, и они захотят достигнуть власти над стихиями".

И после этого предупреждения Гермес решает обременить человека всяческими психическими барьерами (упоминаются надежды и разочарования, взаимная любовь и т. д.) или, как говорится в штудиях, законом Необходимости.

Очевидно сходство Мома и Сатаны из "Книги Иова". Во-первых, оба строят козни человеку. Во-вторых, очевидно и сходство методов — суггестия идей главному воротиле.

Однако в этом отрывке указаны препятствия, охраняющие сакральность призов, к которым стремится любой сатанист. Они же, эти препятствия — это черты, отличающие человека от сатаниста.

Кстати, возвращаясь к теме архетипа: ангел в должности сатаны занимался обвинением людей в их грехах и т. п.; современные же сатанисты занимаются, в частности, обличением чел-овечества в главном "грехе"[85] — глупости. Не то, чтобы мы ставили себе такую цель — просто получается само собой. Можно сказать, что работа, начатая в то время, успешно продолжается. Отсюда же следует, что Сатана — вовсе не противник бога (современный сатанизм в основном стоит на атеистических позициях[86]), а именно обвинитель, противник людей (вспомните первые проявления этого аспекта у Аримана).

Мимоходом целесообразно разобрать часто встречающиеся ошибки (а также намеренные искажения) библейских текстов по данному вопросу.

В Книге Бытия часто сваливают раздачу яблок на Сатану; однако, это дело именно змея как такового: "Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей женщине: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю " (Бытие 3:1). То есть никакой Сатана здесь не фигурирует, и все приписываемые ему совращения Евы — чистейшей воды инсинуации. Да и само «совращение» весьма показательно под углом понимания сути христианства: "вкусить от Древа Познания…" Вот истинно страшный грех христианства: послушание должно быть безусловным, вне- и надразумным.

Что интересно, христиане часто именно на основании этого эпизода именуют Сатану "Отцом Лжи". Мало того, что он тут ни при чем, как ясно из процитированного,[87] но, более того, даже имеющийся в наличии змей ни слова не солгал: "только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей женщине: нет, не умрете". Если сравнить это с 2:17: "а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь", то очевидно, что никто никого не обманывал — была сказана чистая правда. Адам после этого далеко не одну сотню лет прожил… но это мы несколько отвлеклись от темы. Тем не менее, интересно отметить наличие архетипа змея — в подавляющем большинстве культур змей олицетворяет [в частности] мудрость.

Кстати, интересно отметить один нюанс: а когда, собственно, Сатана начал своевольничать? В описанном выше случае с яблоками? Но тогда как быть с историей в Бытии 6:1–4? А если Сатана пал только тогда, когда по Земле кочевали трибы потомков Адама, то возникает вопрос — а почему, собственно говоря, наказали не его, и даже не конкретного, скажем, боа-конкистадора, раздающего казенные яблоки, а вообще всех змеев оптом?

Иногда в качестве доказательства существования падшего ангела цитируют Исаия 14:12 "Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы". Особенно внушительно это звучит, когда слово денница оставляют в его латинском звучании — Люцифер. (lucifer на латыни означает сияющий, денница, "несущий свет"):

Quomodo cecidisti de caelo lucifer qui mane oriebaris

Однако внимательное чтение всего контекста стиха и некоторое знание истории раскрывает, что под псевдонимом «денница» скрывается Вавилонская империя. Одним из главных божеств Вавилона была Иштар — богиня утренней звезды (аналог Венеры). Сияющий денница, сын рассвета, lucifer — переводится как "утренняя звезда". Пророк избегал упоминания имени псевдобожества, с его точки зрения, Иштар. Прочитав стих четвертый той же главы: "ты произнесешь победную песнь на царя Вавилонского и скажешь: как не стало мучителя, пресеклось грабительство", легко понять, что речь идет о царе Вавилона и его народе. Т. е. никакого Люцифера нет, но есть противник еврейского народа. Судя по всему, первым отождествил Сатану и Люцифера известный богослов Ориген, он же провел параллель с Левиафаном, и вообще стремился к объединению всех падших ангелов, чудовищ и просто нелестных эпитетов в один образ Дьявола (хотя он и сохранил концепцию "природных демонов" в отдельных местах). Это было связано с его позицией решительного отрицания каноничности Книг Еноха и борьбой как с гностиками, так и с критиками христианства. Стремление создать универсальную концепцию у Оригена из-за множества поставленных им перед собой задач привело к эклектичности его взглядов, так, например, пытаясь все свести к Дьяволу, он, тем не менее, писал: "Божественный логос, Который правит всем миром, поручает злым демонам некоторые дела" и совсем уж открыто: "Подобно палачам, они по Божественному определению получили власть вызывать эти несчастья либо ради обращения людей, либо ради [их] научения". Любопытно, что Ориген выдвинул концепцию,[88] согласно которой Христос приносит себя в жертву не Яхве, а Дьяволу;[89] Яхве же не требовал жертвы Христа, а лишь позволил ей свершиться, как средству для низвержения сил зла.

Напоследок упомянем еще один эпизод Ветхого Завета. Согласно традиции ангелы бесполы. Но далеко не все знают, что так было не всегда.

Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери, тогда сыны божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал. И сказал господь [бог]: не вечно духу моему быть пренебрегаемым человеками [сими], потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины,[90] особенно же с того времени, как сыны божий стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди.

Бытие, гл. 6:1-4

Интересно, что Септуагинте "сыны божии" — "б'нэй hа-Элоhим" (см. рис.) переведены как aggeloi (этому варианту перевода следует также Филон Александрийский), но затем перевод был подогнан к христианской трактовке, и ангелы божьи были заменены на сынов (uioi) божьих (см. также сноску на стр. 49).

Подробнее об этих событиях рассказывает Книга Еноха.[91] Предводителем спустившихся ангелов (а не падших, кстати) был некий Семиаза,[92] но нас более интересует то, что эти ангелы называются Бодрствующими.[93] Видимо, те ангелы, которые не отходили далеко от бога, были сонными (безынициативными). Бодрствующие же научили людей различным ремеслам и умениям, выполнив функцию, аналогичную Прометею[94] (и поплатились за самоуправство подобно ему же[95]). Что немаловажно, Яхве не смог справиться с нефилимами — несмотря на то, что он послал четырех архангелов (Уриила, Рафаила, Гавриила и Михаила) убить исполинов, и те это сделали, их призраки по-прежнему продолжают противодействовать воле Яхве (Ен. 15:11). Эта история олицетворяет мстительность монотеистического бога ко всем, кто нарушает его предписания, и одновременно — возможность продолжать свое дело даже после его кары.

О Бодрствующих также упоминает Книга Юбилеев[96] (4:15), в которой сказано, что они пришли на землю не для греха (что им инкриминируют ортодоксы), а чтобы "научить детей человеческих, чтобы вершить суд и установить справедливость на земле". Видимо, точка зрения на справедливость Яхве была несколько другой. Характерно и то, что после всех коллизий Яхве производит "децимацию наоборот" — разрешая десятой части ангелов остаться с Мастемой (отождествляемым с Сатаной[97]), а девять десятых обрекая на заточение в "месте проклятия". То есть он не только попустительствовал греху изначально, но впоследствии одновременно наказал большинство исполнителей и разрешил продолжить свои деяния меньшинству. Комментировать это, с нашей точки зрения, не требуется — и так все ясно.

Небезынтересно также то, что в "Дамасском документе" (Кумран) написано, что "Бодрствующие пали по гордыне сердец своих", а в "Книге Тайн Еноха"[98] также сообщается, что ангелы восстали вследствие свой гордости.

Из вышесказанного видно, что пол у ангелов, вопреки некоторым представлениям (сразу вспоминается фильм "Догма") был, и даже вполне определенный. Однако потом он куда-то делся, и сейчас ангелы считаются бесполыми. Если вспомнить христианскую легенду о бунте Люцифера и о том, что вместе с ним ушла треть ангелов, все становится на свои места — сбежали те, которые не согласились остаться в божьем раю ценой кастрации.[99]

Таким образом проявлен такой аспект архетипа, как сексуальность.

Сатана имеет отношение к сексуальности в контрасте с некрофиличными идеологиями, третирующими все, на чем держится жизнь. Строго говоря, под сексом подразумевается целых два аспекта: сакральный и гедонический. В сакральном смысле подземный мир всегда был связан с плодородием — естественно, что Дьявол ассоциировался также и с сексуальностью. Трудно найти что-либо, имеющее для бессознательного значение, соизмеримое с идеями оплодотворения и порождения; разве что смерть, но и она завязана с ними в единый узел.

С точки зрения гедонизма, секс является одной из его составляющих. Гедонизм в целом также является чертой архетипа Сатаны. Это следует понимать так, что в сатанизме нет осуждения витальных интересов, соответствующих животной форме тела-носителя разума, из моральных соображений. Причем речь идет не только о естественных и умеренных потребностях тела, но и о развитых, которые моралисты склонны называть извращениями. Диапазон приемлемости в сатанизме ограничиваться только соображениями разумности или целесообразности, т. е. осознанием и учетом всех последствий. И каждый только сам может установить цель и цену, которую он готов заплатить за удовольствия своими силами, временем, деньгами или чем-либо еще. Личным делом следует считать и саморазрушающие действия. "А вам откуда знать, хочу ли я уцелеть?" (c) «Пикник». Но зато сексуальность в рамках сатанизма свободна от побочных эффектов в виде ревности, моногамии, бесконтрольной рождаемости и т. д.

Другое дело, что гедонизм не является приоритетной гранью архетипа. О гиперпроявлениях гедонизма, например о сексомании, речи не идет. Это не порицается, просто особь, у которой сексуальная составляющая либидо[100] развивается за счет разума, не соответствует другой грани архетипа Сатаны, и в противоречие вступает не гиперсексуальность сама по себе, а именно отход от разумности.[101] Именно поэтому нет и не может быть какой-либо "сатанинской нормы" в сексе. Все очень индивидуально. Вполне реальна ситуация, когда сатанист не проявляет интереса к сексу, кухне (в смысле еды), комфорту, окружающей обстановке ввиду того, что полностью поглощен более важными для него занятиями, иными словами — он в состоянии адекватно определить собственные приоритеты. Обычно витальные ценности идут в уплату за могущество (в метафизическом смысле, не путать с пошлой чел-овеческой жаждой власти ради власти) в числе первых жертв. Но никогда в сатанизме они специально не избегаются и не осуждаются ни в форме, ни в количестве; значимо только отношение со стороны личности.

Да и вообще само понятие «норма» как какой-то общественный эталон — идеологично по определению, т. е. связано с конкретным общественным устройством и призвано держать членов общества в единых рамках. Но с субъективной (единственно значимой для субъекта, который именно что индивидуален, отделен от всего остального) точки зрения норма как оценочная категория просто не может иметь никакого смысла, кроме темпорального. Чтобы ранжировать (отнести к "норме") — нужно сравнить. Нет никакого субъективного смысла сравнивать с другими — "они не я", остается сравнивать только с самим собой. Сравнение должно быть уникальным, нетождественным, несимметричным — а для этого подходит единственная несимметричная шкала, не меняющая направления — шкала времени. Т. е. субъект может определить что-то «нормальным» для себя, сравнив себя нынешнего с собой прошлым. А вот социальные шкалы, основанные на моральности, этичности, популярности и пр. — не подходят в качестве ранговых шкал для определения «нормы» ввиду диффузности, слабой прогнозируемости и социальной коньюнктурности этих понятий. К примеру, полностью перечеркнуть прошлые общественные нормы может смена даже не общественного строя, но всего лишь общественного лидера.

Возвращаясь к теме — легко понять, что разумные сущности на другой основе могут не рассматривать сексуальность как атрибут Сатаны. Возможно, место секса в человеческом понимании у них будет занято иными процессами. В метафизическом же смысле секс — прообраз любого творчества (синтез, слияние или взаимопроникновение неких сущностей ради создания новых).

А всевышнему так понравился процесс кастрации по отношению к окружению, что он даже постановил следующее: "животного, у которого ятра раздавлены, разбиты, оторваны или вырезаны, не приносите Господу, и в земле вашей не делайте этого" (Левит 22:24) при этом он, видимо, все желает делать собственноручно: "У кого раздавлены ятра или отрезан детородный член, тот не может войти в общество Господне." (Второзак., 23:1) — то есть те, которым и при жизни не повезло, однозначно лишаются рая, поскольку господь бог не получит удовольствия от самоличного отрывания им яиц (а зачем они в раю, если он не мусульманский?). По логике, при его всемогуществе он бы мог их приделать обратно, а потом уже отрезать в свое удовольствие, или вообще выращивать гениталии как шампиньоны и косить их снова и снова, но до этого всезнающий, видимо, не додумался.[102]

Каббала

Тот, кто присягает на Библии, вовсе не обязательно знает ее содержание.

Л. Крайнев-Рытов

Глава об иудаизме была бы неполной без упоминания Каббалы.

Сразу скажем, что образ Сатаны в Каббале в явном виде не используется. Однако при этом каббалистическое понимание бога гораздо более глубоко и многогранно, чем религиозное. Как мы писали в начале главы, иудейский единый бог в ответе за все — и за «добро», и за «зло», так что проявления архетипа Сатаны следует искать в нем самом.

Для начала отметим, что буква, соответствующая Сатане, «син» (ש), как написано в одном из древнейших каббалистических трактатов, "Сефир Йецире", входит в тройку «букв-матерей», самых основных, наравне с «алеф» (א) и «мем» (מ). Каждой букве алфавита, согласно каббалистам, ставится в соответствие один из архетипов состояния сознания, при этом ש соответствует "дух бога" (не путать со "святым духом" в христианстве). В Каббале "дух бога" — это активное начало, производящее изменения.

Согласно учению Каббалы, бог имеет двойственную сущность, как мужское, так и женское начало, что соответствует андрогинности Сатаны. Кстати говоря, эта трактовка куда более логична, чем традиционная христианская, т. к. как мог Элохим создать мужчину и женщину по своему образу и подобию, не будучи сам и мужчиной, и женщиной (женский аспект бога называется в Каббале Шекиной[103])? Дальнейшее развитие эта концепция получает в виде Адама Кадмона.

Вселенная согласно Каббале вообще создана на принципах пола и секса (в метафизическом понимании), т. е. на основах гармоничного союза двух противоположностей — мужчины и женщины, соединяющихся с целью сотворения новой жизни,[104] включающей свойства их обоих, но отличной от них.

Но не думайте, что в Каббале все так прогрессивно. Скажем, материальный мир для каббалистов — «зло», так как, по их мнению, материя стремится только получать, а не отдавать (интересна психология стереотипа: "получать [от меня] — зло", "отдавать [мне] — добро". В основе — все то же стремление получить на шару…).

Вообще, ход мыслей каббалистов часто весьма странен. Рассмотрим Эц Хайим, Древо Жизни. Нас интересует в первую очередь левая колонна. Она носит также название «Наказание» в противопоставление правой ("Милосердие"), которая, как и средняя ("Умеренность"), к сатанизму явно не относятся, и олицетворяет с точки зрения Каббалы, как ни странно, пассивные женские качества (не видно связи).

Сефирот[105] третий, Бина — Понимание (развитие). Олицетворяет то, что вмещает Хокму (второй сефирот, мужское активное начало), а также то, из чего все происходит (рождается). Для нас интересным является то, что одним из символов Бины является Сатурн, который отождествляется со всепоглощающим Кроносом. В египетском пантеоне ассоциируется с Маат.

Сефирот пятый, Гебура — Наказание, Сила, Суровость.[106] Также и Правосудие и Страх. Ассоциируется с богом войны Марсом, в египетском пантеоне — с Сетхом. Этот сефирот — огонь, способный как разрушать, так и созидать. Интересно, что противостоит ему сефирот Хесед — Милосердие, и одной из важнейших функций Гебуры является ограничение милосердия Хесед.

Сефирот восьмой, Ход — Величие. Отождествляется с Меркурием (Гермесом, см. стр. 19), в египетском пантеоне — с Анубисом. Ход — вместилище интеллектуальных способностей человека. Противостоит же этому сефироту Нецах, который символизирует инстинкты и эмоции, групповое сознание; это исключительно иллюзорный уровень. Правда, показательно?

Человек имеет животные инстинкты, но держит их (в идеале) под контролем. Точно также следующая эволюционная ступень должна включать в себя человеческие инстинкты, но под контролем.

Warrax

Именно в Ход инстинкты Нецах перерабатываются и переходят в действие. Кроме того, в практической Каббале Ход — сфера магии.

Символично то, что Путь на Древе Жизни, символизирующийся XV-м Арканом, соединяет Ход и Тифарет и олицетворяет "разум возобновляющий". Ход описан выше — воображение, фантазия, интеллект. «Дурной» стороной Ход есть "сдерживающий аппарат, накладываемый воспитанием и обучением". Так вот, движение по Пути, символизируемым XV-м Арканом, приводит к центральному сефироту Тифарет — Красота, гармония и жизненная сила, Солнце, а в психологическом плане — разум, достигший наивысших своих способностей. Это максимум, который может быть достигнут в неизмененном состоянии сознания.

Как видите, «темный» левый столб Древа Жизни во многом соответствует архетипу Сатаны. Интересно отметить еще один малоизвестный факт: в Эц Хайим есть скрытый сефирот Даат — Знание.[107]

Согласно каббалистике, когда космическая энергия изливается из Кетер (первого сефирота), ее сила не полностью стабилизирована и из этого излишка энергии возникают враждебные сефироты, или клифот.[108] К'лифот (или к'липот, קלימוה) — множественное число от к'лифа (или к'липа, קלימה); а слово к'липа[109] — это что-то вроде антонима слова к'душa (קדושה) — святость.

Соответственно получается система сефиротов, противоположных Эц Хайим — несбалансированных[110] и хаотических. Но это согласно каббалистам. Трактовать же можно совершенно иначе: бог как сдерживающая Сила пытается упорядочить Изначальный Хаос, создавая этим Древо Жизни, а "древо инфернальных сфер" — это изначальная система, не отвергающая Хаос, которая неподвластна богу.

Интересно, что согласно Каббале первые две сферы, соответствующие Кетер и Хокма, "пусты и неупорядочены", а соответствующая Бина трактуется как "вместилище мрака". При этом Кетер соответствует Самаэль, "ангел смерти", напрямую ассоциирующийся с Сатаной. Таким образом, очевидно, что "пустота и мрак" в инфернальных сферах существует только для тех, кто смотрит со стороны Света, сами же inferni прекрасно себя в них чувствуют. Из Тьмы хорошо видно, что происходит на Свету, но из Света Тьма непроницаема; поэтому люди, принадлежащие Свету, всегда боятся Тьмы, но никогда — наоборот.

Ад малюют черными красками те, кто не надеется туда попасть.

Г.Л. Уилсон

И совсем уж недвусмысленно выглядит такая каббалистическая трактовка: инфернальное древо рассматривается как чудовище Левиафан, как змей, занесший свое жало над Малкут — сефиротом материального мира, мира людей. Здесь Древо — еще и "карта психики" человека, где клипот — бессознательное, сефирот — осознаваемое.

В завершение главы отметим забавное обстоятельство — использование ЛаВеем имени Шемхамфораш. Это "страшное сатанинское заклинание" обозначает не что иное, как "разделенное имя божие" в Каббале. Оно зашифровано в книге Исход[111] 14:19–21. На языке оригинала каждый из этих стихов состоит ровно из 72 букв. Если записать все три стиха один над другим, причем средний — в обратном порядке, то получится 72 столбца по три буквы в каждом. Каждая такая комбинация представляет собой трехбуквенное имя Б-га. Это и есть шемхамфораш, или разделенное имя бога, считающееся в Каббале весьма могущественным инструментом.

Представляем, как ухохатывался Антон Шандор, слушая повторения "сатанинского заклинания" всяческими "адептами сатанизма". А ведь он честно предупреждал во вступлении к "Сатанинской Библии": "Здесь вы увидите правду и фантазию". С нашей точки зрения, использование "шемхамфораша[112]" наглядно показывает, что ЛаВей ни в коем разе не писал СБ как "священную книгу" и даже встроил в нее противоядие против такой трактовки.

Гностицизм

Гениальное произведение и дурак поймет. Но ведь совершенно иначе!

Станислав Ежи Лец

Гностицизм (от греч. gnwsiV, знание) — чрезвычайно сложное и многоликое мировоззрение, развивавшиеся в I–III вв. н. э. одновременно с христианством, в борьбе и симбиозе с ним. По заключению многих исследователей гностики соединили зороастрийский дуализм добра и зла с платоническим дуализмом духовного и телесного, небесного и земного. Это соединение дало крайне пессимистическую картину мира. Космос есть царство мрака, скорби и страданий и не только из-за того, что он сотворен из материи, но и потому, что несет на себе печать моральной,[113] познавательной и творческой ущербности своего творца и устроителя. Творец мира оказался либо слишком слаб, либо слишком злобен, чтобы сделать его совершенным.

Происхождение испорченного чувственного мира — центральная проблема гнозиса — объяснялось, в основном, двояко: 1) грехопадением одной из божественных сущностей (Симон Маг, офиты, Керинф, Карпократ, Валентин и др.); 2) вмешательством чужого и злонамеренного бога (Василид, Мани и др.)

В первом варианте идея эманации соединена с идеей грехопадения и переосмыслена в антропоморфном ключе. Божественный дух или разум изначально пребывает в виде Плеромы — божественно-световой полноты, единства многообразного. Вследствие трещины в Плероме один из низших эонов (вечных сущностей) обособляется и отпадает от единства.[114] Это отпавшее существо гностики представляли по-разному. Чаще всего им была София, или Эннойя, — мудрость или божественная мысль, женское начало, отделившееся от мужского. Следует отметить, что первопричина зла мыслилась при этом не как злонамеренность, а как женская слабость. Симониане, например, считали Энноей Елену — жену своего учителя Симона, найденную им в одном из публичных домов Тира. В образе женщины-блудницы представляли гностики и чел-овеческую душу. У бога, отца своего, душа была чистой, блаженной девственницей. В мире ее втягивает водоворот демонических сил и плотских страстей, подобно тому, как женщиной, попавшей к разбойникам, овладевают по очереди, кто обманом, кто насилием, передавая из рук в руки. Она же отдается каждому из них, надеясь найти в нем верного мужа. Брошенная, в конце концов, на произвол судьбы, одна, с детьми разврата, слепыми, больными, слабоумными, страждет она, пока не будет спасена богом.

Падение Софии повлекло за собой цепь катастрофических событий вплоть до образования земного мира. Он создан детьми Софии — Ялдаваофом, протоархонтом, и другими архонтами — из материи по искаженному и замутненному образу божественной мудрости. Искры духа и света, оторвавшиеся от Плеромы, пребывают в этом мире на чужбине, в плену и неведении, как дети, забывшие своих родителей. Земное существование для них — это своего рода инобытие, отчуждение, утрата своей сущности.

Во втором, радикально-дуалистическом варианте гностицизма, отклоняющем миф о падении Софии, сотворение несовершенного земного мира было вменено в вину злому богу или демону, которого отождествляли то с ветхозаветным богом гнева Яхве, то с Сатаной. Близкий к гностикам Маркион сравнивал правящего миром ветхозаветного бога с античным деспотом, который жаждет превыше всего почестей и покорности своих подданных, стремится быть справедливым, но слишком глуп, мелочен и пристрастен для этого. К данному варианту примыкали учения мандеев и манихеев. Мандеи (гностическое учение, возникшее в Месопотамии в I в. н. э. Они почитали Иоанна Крестителя пророком, но не принимали учение Христа, а название происходит от арамейского «manda» — "знание") считали земной, планетный и звездный миры порождениями дьяволицы Рухи и ее сына Ура, пребывающих в "черной воде" и противоборствующих "белой воде" (эфиру) и ее главе Царю Света. Мани[115] восстановил зороастрийскую идею нападения царства тьмы на царство света. Темное царство мыслилось им одновременно как собрание демонов, возглавляемых Князем Тьмы (он же Ариман, Сатана, Главный Архонт и т. д.), и как материя, тождественная хаосу, беспокойству и даже похотливости. Тьма и ее порождения стремятся поглотить световые частицы и держать их у себя в плену. Земные вещи и люди суть сгустки тьмы с большими или меньшими световыми вкраплениями. Князь тьмы распространяет зло, разжигая в людях вожделение, дабы они, размножаясь, увеличивали количество тюрем для света. Но материальная тьма способна к самопожиранию, и задача манихея заключается в том, чтобы данной способности содействовать. В конце истории, после мирового пожара, материя во всех ее проявлениях и со всеми жертвами будет навечно свернута в шар и упрятана в гигантскую яму. (Как и в чем можно вырыть яму, если материя уже "в шаре", просьба не спрашивать, не мы это придумали).

К архетипу Сатаны относится то, что, несмотря на свои весьма странные фантазии, гностики высоко превозносили Знание. Знание — это важнейшая составляющая архетипа Сатаны. Что характерно, с этим согласны даже церковники. В качестве иллюстрации приведем мнение Жана Бадье, демонолога, написавшего свой труд "Daemonomanie des Sorciers" в 1580 году:

Нет сомнения, что дьяволы имеют во всем глубокие познания. Ни один богослов не истолкует священное писание лучше, чем они; ни один юрист не знает более детально, как составлять завещания, договоры и акты; ни один врач или философ не сможет лучше них разобраться в человеческом теле, в небесных силах, звездах, птицах и рыбах, деревьях и травах, металлах и камнях.

Олицетворением гнозиса, верховным главой небес и эонов, совмещающим в своем лице всю их полноту, символом высшего единства всех потенций человеческой души (а не отдельно «добрых» и "злых"), был Абраксас (AbraxaV). Как вы думаете, что в последствии стало с одним из олицетворений Знания? Правильно, он тоже был зачислен в демоны, соратники Сатаны.

В заключение главы приведем одну из гностических легенд, которая вполне подходит к теме сатанизма. По ней Землю создал не бог (Ялдаваоф), а Сатана (Сатанаил), а бог, придя позже, «отретушировал» творение по-своему и самозвано объявил себя создателем. Потому-то так и живется на Земле, что изначальная гармония нарушена. Сатана же ушел творить миры дальше. Эстетическим штрихом к легенде служит обоснование того, почему людям так нравится смотреть на безоблачное звездное небо: они видят звезды, которые сотворены совершенными и до которых не добрался "ретушер".

Концепции создания Земли злым богом также придерживался один из ведущих гностиков II-го века Марикон. Согласно его учению, Демиург, создатель материального мира, одновременно выступает как conditor malorum. Благой же Бог — добр и милосерд, однако до миссии Христа о нем вообще ничего не было известно, да и после картина не особо прояснилась — он остается «сокрытым». Неизвестно в точности, представлял Марикон Сатану как творение Злого Бога или им самим, так как не сохранилось его высказываний на эту тему. Первый вариант был бы излишним усложнением (что, впрочем, гностики любили делать), кроме того, Тертуллиан в сочинении "Против Марикона" пишет, что бог-творец у того именовался как auctor diadoli.

Нужно заметить, что, помимо Знания, необходимо для развития также и творчество, что тоже относится к архетипу. Так сказать, творческое переосмысление действительности в случае, когда она не устраивает — а где вы видели реальность, устраивающую полностью? В сатанизме существует уважение к любому творчеству, как бы оно ни было идеологически окрашено, ибо, даже если нет уважения к содержанию, может быть уважение к безупречной форме. Творец оценивается по мастерству, что позволяет исключить как ненужные, загромождающее общую картину, иные параметры, будь они связаны с происхождением мастера, его убеждениями, личностными и моральными качествами. Что касается последнего, упрек в аморальности справедлив, если можно так выразиться, поскольку моральные критерии попросту не вводятся.

Архетипу, которому посвящена эта книга, соответствует также переосмысление мифа о грехопадении. Поскольку Демиург не является истинным богом, то бунт Адама с Евой против Яхве имеет прямо противоположный христианскому смысл, а Змий рассматривается как благодетель человечества, который обучил людей гнозису, познанию добра и зла,[116] который бог-творец пытался от них скрыть. Гностические течения сефиан, наасенов и офитов непосредственно почитали Змия.

Следует отметить, что мы вовсе не превозносим гностицизм. Их стремление к знанию на практике не лучше многого незнания. Да и теософия — его, гностицизма, дитятя. Мистика — мистикой, но нельзя же с умным видом рассуждать обо всех этих эманациях и пр. Не Платоновы ли это идеи, оспоренные еще Аристотелем, и выраженные другими словами? И в придачу ко всему все это запутанно донельзя, приправлено неизвестно откуда взятыми измышлизмами и просто неверными представлениями.

К примеру, гностицизм (скажем осторожнее — основная его часть) отрицал Яхве как высшее божество. Казалось бы, отрицание Яхве можно записать в плюс, но при этом эти же гностики вводили некоего Пантократа, забывая (или не зная!), что в Септуагинте это слово — обычный перевод слова «Саваоф» ("Ц`баот"). Но ведь Сына Божия в лице Иисуса Христа гностицизм признавал (Христос — не сын иудейского Яхве, но Первоначала). Или, что еще запутаннее, «расщеплял» его на Иисуса, Христа, Сына, Логоса, Свет, Мудрость, Спасителя и т. д.

Таким образом, гностики наглядно иллюстрируют не только проявление отдельных черт архетипа Сатаны, но и извечное желание чел-овечества подогнать реальность под себя, а не изучать мир as is. Декларируя стремление к знанию, гностики подменяли знания "духовными мечтаниями"(c) А.Ш. ЛаВей, и, что характерно — при этом совершенно искренне считали, что именно к знанию они и стремятся.

Дьявол в христианстве

Разум есть величайший враг веры; он не является помощником в делах духовных и часто борется против божественного Слова, встречая все, что исходит от Господа, с презрением.

Мартин Лютер

В иудаизме назревала потребность обелить единого бога, очистить его от злого элемента, раз уж такое понятие окончательно сформировалось в умах толпы. Это привело его на ступень христианства,[117] в котором бог безусловно благ, а зло в мире является отрицательной силой, выделившейся из его компетенции. Ответственность за существование этой силы возлагается на Сатану, врага бога, который своими кознями подлил дегтя в богово творение, а также на человека, который поддался искушению Дьявола, ступив на путь греха (интересно, что на заре христианства Ориген считал, что в самом конце все раскаются и придут к богу, включая всех демонов и Сатану лично. Но эта точка зрения не распространилась, так как при этом пугать прихожан более затруднительно).

Эта «злая» Сила захватила власть над миром и испортила его настолько глубоко, что громадный период человеческой истории до явления «спасителя» проходит в христианских понятиях под властью Сатаны, от которой не могут избавить человека ни вера в бога, ни добродетельная жизнь: все ветхозаветные праведники очутились в аду и были выведены оттуда Христом. Для спасения чел-овечества становится необходимою жертва со стороны самого всемогущего бога:[118] сын божий должен предать себя в добычу смерти, которую хитрость Сатаны ввела в мир.[119] Соответственно, как мы и показывали ранее, одновременно с вводом людьми излишней сущности в мироздание появляется противоположная, отвечающая реальному в Природе.[120] Так одновременно с появлением Христа возник Антихрист.[121] С учетом того, что сейчас существует множество конфессий подобного плана (только христианских насчитывается около двух тысяч), то сатанизму присущ антимонотеизм.[122] В иудаизме, несмотря на наличие единого бога, антимонотеизм невозможен из-за того, что иудеи считают своего Яхве делающим как добро, так и зло людям (как атеизм или антитеизм, конечно же, вполне может быть, но архетипическое развитие невозможно).

Правильнее сказать, христианский бог решил устроить фарс: предвечная божественная сущность корчится, изображая смерть на кресте, прекрасно зная, что, сыграв эту комедию, она отправится «домой», к «папочке». Собственно говоря, учитывая то, что сам Христос знал о предстоящем воскрешении, то фраза "Иисус умер за нас" абсолютно эквивалентна "Христос принял снотворного и выспался за нас". И, как ни странно, верующим этого вполне достаточно для объявления его «Спасителем». Стоит ли удивляться, что «искупление» не принесло никакого практического эффекта?

Нам говорят: "Христос воскрес", И сонмы ангелов с небес, Святого полны умиленья, Поют о дне освобожденья… И больше тысячи уж лет, Как этой песне вторит свет… Но отчего ж со всех сторон Я слышу вопли, плач и стон?.. Петр Ткачев. 1862 г.

Если сам принцип Сатаны как противника бога христианство одолжило из персидского зороастризма, то его атрибуты и характеристики подхватило из языческой культуры Римской Империи. Образ Дьявола (Сатаны) был переработкой иранского Аримана. А в дьявольское воинство были разжалованы "чужие боги", т. е. боги тех народов, религия которых потерпела поражение в борьбе с иудаизмом.

Действительно, не творением ли Сатаны был пестрый политеизм, который очаровывал и соблазнял души? Юпитер, Меркурий, Венера, Марс и все боги Олимпа не были ли его воплощением, или, по крайней мере, служителями его воли, исполнителями его планов? Жизнерадостная, роскошная культура язычества, процветание искусств, отважная философия, власть богатства и честолюбия, идеалы героизма и гедонизма, беспредельная радость жизни — не его ли все это обманы, не способы ли и орудия его владычества? Римская империя — не царство ли Сатаны? О, конечно! Это Сатану обожают в храмах, это его славословят на публичных празднествах, это Антихрист сидит на троне цезарей. Именно благодаря Нерону, который первым из римских императоров начал гонения на христиан, как раз и возникло то самое засекреченное имя — 666.

Впрочем, неких смутьян (может, и христиан) гонял еще Клавдий. Но на Нероне настаивал тот же Тертуллиан, поэтому эта версия принята за «официальную». Р. Хазарзар, рассматривая эту проблему в своей книге "Сын Человеческий", писал: "До Нерона христианство не подвергалось крупным гонениям со стороны Рима, ибо в глазах столицы империи оно являлось всего лишь одним из течений культа Яхве. Тертуллиан пишет: "Нерон был первым, кто стал преследовать наше учение, когда, покорив весь Восток, стал особенно свирепствовать в Риме.[123] Мы хвалимся таким зачинателем гонения, ибо кто же, зная его, не подумает, что Нерон не осудил бы христианства, не будь оно величайшим благом" (Tert.Apol.V.3; Eus.HE.II.25:4)."

Следует отметить, что количество христианских мучеников неимоверно преувеличивалось официальной церковной историографией. См. по этому поводу К.Дешнер, "Криминальная история христианства", т.1: "Серьезные исследователи оценивают число христианских жертв по случаю, не бесспорно, в 3000, в 1500 человек — за все три столетия!..Ориген — чей собственный отец был мучеником и был подвергнут пыткам, — называет число христианских мучеников-подвижников "маленьким и легко исчислимым"." Такое беззастенчивое передергивание основывается на стандартной чел?овеческой черте, о которой писал Ницше:

Мнимые ступени истины. Одно из обычных ошибочных умозаключений состоит в следующем: так как кто-то правдив и искренен в отношении нас, то он говорит правду. Так, дитя верит в суждения своих родителей, христианин — в утверждения основателя церкви. Точно так же не хотят допустить, чтобы все, что люди защищали в прежние века, жертвуя своим счастьем и жизнью, было только заблуждением; вместо этого говорят, что это были ступени истины. Но, в сущности, полагают, что когда человек искренне верил во что-либо, боролся и умер за свою веру, было бы слишком несправедливо, если бы его одушевляло, собственно, только заблуждение. Такое явление представляется противоречащим вечной справедливости; поэтому сердце чувствующего человека всегда утверждает против его головы следующее положение: между моральными действиями и интеллектуальными познаниями всегда должна иметься необходимая связь. К сожалению, дело обстоит иначе: ибо вечной справедливости не существует.

Как известно, книга Апокалипсис по сути положила начало истории христианства. Когда же христианство окончательно отпочковалось от иудаизма в самостоятельную и враждебную иудаизму религию, то проиудаистская книга Апокалипсис Иоанна Богослова была чуть ли не еретическим произведением. После 4-го столетия Апокалипсис вместе с еще несколькими десятками книг не включается в чтение во время богослужения, не истолковывается церковными деятелями, не переписывается. В православной, католической, армяно-григорианской и иных исторически древних церквях Апокалипсис и сейчас по традиции не читается в храмах, исключен из богослужебного цикла. Однако в 692 году христианская церковь передумала и приняла решение включить Апокалипсис в число книг священного писания,[124] уж очень хорошо им было стращать верующих. Надо сказать, что это уже был не тот Апокалипсис, которого писал Иоанн на острове Патмос. Это был даже на тот Апокалипсис, что был известен христианам 3–4 столетия. Существовало мнение, что изначально в Апокалипсисе число зверя равнялось не 666, а 616. Выдающийся деятель раннего христианства Ириней Лионский (140–202 гг.) писал, что некоторые еретики ошибочно используют 616 (Ириней, Против ересей, V 30:1). В 542 году цитирует Апокалипсис с числом 616 известный богослов Цезарий из Арла.

Возвратимся к числу Апокалипсического зверя. Официальный титул Нерона был "Nero Caesar", Неро Кесарь (в классической латыни «С» произносится как «К», в средние века произношение изменилось на "Ц"). В еврейском алфавите нет гласных букв; при написании слов гласные буквы или пропускаются или обозначаются диакритическими знаками под или над согласными. Звук «О», например, означается буквой «В» (вав) с точкой над нею. Кто из евреев умел считать ("имел ум"), то, принимая буквы за цифры (соответствие букв числам характерен для той эпохи), мог подсчитать "число Зверя".

Титул и имя Hерона — кесарь Hерон (קסר נרון) — расшифровываются следующим образом: ק = 100, ס = 60, ר = 200, נ = 50, ר = 200, ו = 6, ן = 50; то есть: 100 + 60 + 200 + 50 + 200 + 6 + 50 = 666.

С другой стороны, латинское Nero уже в древности записывалось в еврейском и греческом как נרון и как Nerwn. То есть в латинском n произносилась, но в именительном падеже не записывалась (при склонении сразу же появлялась, ибо присутствовала в основе). А в еврейском и греческом не только произносилась, но и записывалась.

Таким образом, получаем 50+200+6+100+60+200 = 616. А в случае "Нерон Кесарь" добавлялась буква "נ" (нун = 50), почему в списках Апокалипсиса в подсчетах числа зверя и появляется число 666. Это число вошло в канонизованный в 692 году текст Апокалипсиса.

Хотя опять же — вероятно, как говорилось выше, что евреи очень даже писали нун в конце. Скорее уж латиняне, глядя на латинское письмо, считали по еврейским значениям и не досчитывали 50 (конечного n). Отсюда и появились еретики, о которых упоминает Ириней, так что все-таки 666 — более предпочтительно для оригинала, ибо он был не латинским, а греческим, написанным евреем. Но все это малосущественно в контексте нашей книги.

В качестве развлечения и демонстрации «ценности» такой игры цифрами, приведем следующие вычисления: в официальных документах папа римский называется "Наместником Сына Божьего", на латыни "Vicarius Filii Dei". Подсчитаем численное значение папского титула: V= 5; I= 1; C= 100; A= 0; R= 0; I= 1; U(V)= 5; S= 0; F= 0; I= 1; L= 50; I= 1; I= 1; D= 500; E= 0; I= 1; 112 + 53 + 501= 666. Со средневековых времен по настоящее протестантские церкви считают папу римского апокалипсическим зверем, число которого 666.

Что интересно, многие даже не догадываются, что это число — изначально солярный символ, имеющий непосредственное отношение к Каббале. 666 — сумма чисел магического квадрата, соответствующего демону[125] Солнца. Если учесть, что Солнце дает жизнь всему земному — то весьма показательно, что христианская религия, антижизненная по сути, борется против такой символики.

Впервые назвали Сатану Дьяволом (от греческого diaboloV — клеветник) 70 толковников Септуагинты, пытаясь сделать образ максимально непривлекательным. Это новое слово отдаленно напоминало латинское слово Deus — бог. И когда подразумевались языческие боги, можно было, исковеркав слово, назвать их не Deus'ом, а Diabolus'ом. При этом так и осталось непонятным, на что же Дьявол, собственно говоря, клевещет (стандартный пример про изгнание из рая разобран выше). Как легко видеть, концепция «сатаны-прокурора» в иудаизме и "Сатаны — пугала для верующих" в христианстве значительно отличаются. Однако, как мы замечали выше, такое отношение верующих лишь подпитывает соответствующий эгрегор.

Христианство было палимпсестом,[126] оно впитало фрагменты и мифы из многих других религий (Сравните с зороастризмом выше. Даже водное крещение практиковали ранее в митраизме). Кое-какие черты были перенесены на своих героев, большинство же элементов наклеили на Дьявола. Боги, потеряв свои храмы и алтари, не умерли, не исчезли, но влились в образ Дьявола. Трансформировав старый культ в объект страха и отвращения, христианство сплотило толпу против "общего врага".

Таким путем Сатана как единый образ унаследовал от сонма древних богов весь мир. Все, несовместимое с христианством как религией греха, страха и покорности, пресекающей жизнерадостность, прямой взгляд на вещи, свет, веселье и наслаждение; несовместимое с религией, враждебной природе и жизни… Обобщая: под властью Сатаны оказался весь мир — весь, кроме иллюзорных «духовных» мечтаний.

Но даже они частично оказались под эгидой Дьявола: с точки зрения ортодоксального христианства он помогает еретикам (помните знаменитые карикатуры типа "Дьявол диктует Лютеру"?).

На Дьявола было взвалено столько ответственности, что убрать из мира столь деятельную и творческую силу, и даже унизить ее, оказалось невозможно.

Под протекцией Сатаны оказались и природа, и социум.

Христианство в своей ненависти к природе, инстинкту и разуму прокляло жизнь и сатанизировало мир.

В любой антропоцентричной эзотерической системе сказано, что человек несчастен из-за эгоизма, ибо эгоизм при самонасыщении лишь разгорается (постулат, верный для носителей "чел-овеческого, слишком чел-овеческого"). А что такое эгоизм и гордыня? Согласно Шопенгауэру — прямые следствия "мировой воли", воли к жизни (природы — в язычестве). Потому-то шопенгауэровское убийство в себе воли к жизни в иудаизме и христианстве, например, называется отрешением от эгоизма. Ну а свято место пусто не бывает. На место воли к жизни придет святой дух (человек, по христианскому учению, — храм для Духа Святого).

Жизнь с ее ежечасными, ежедневными, еженедельными и ежегодными, маленькими, большими невзгодами, с ее обманутыми надеждами, с ее неудачами и разочарованиями — эта жизнь несет на себе такой явный отпечаток неминуемого страдания, что трудно понять, как можно этого не видеть, как можно поверить, будто человек существует для того, чтобы быть счастливым.

А. Шопенгауэр, "О ничтожестве и горестях жизни".

Вот такой пессимизм. Прогресс — суета, "нет ничего нового под солнцем", Иисус отрицал материальные блага. Можно ли «искупиться»? Можно. По Шопенгауэру — через убийство в себе воли к жизни;[127] по христианству — через веру, что обозначает то же самое: убийство в себе жизни ради посмертия.

Если бы свои последние слова я хотел пояснить примером и, следуя философской моде нашего времени, попытался претворить в основные понятия моей философии глубочайшее таинство церкви, то я мог бы, с допускаемой при подобных толкованиях вольностью, сделать это следующим образом. Святой Дух, это — безусловной отрицание воли к жизни.

А. Шопенгауэр, "Идея этики"

Сатанинский же подход к этой проблеме более оптимистичен

Глупец рыдает и рвет на себе волосы, когда его желания не исполняются. "Все зло от человеческих желаний", — говорит, глядя на него, аскет и уходит в пустыню. Но он ошибается: зло не от желаний, а от глупости, с которой человек полагает, что все его желания обязаны непременно исполняться.

Warrax, "Мысли вслух"

Ubique daemon! По Иерониму,[128] весь воздух полон демонами, дрожит от их крика и плача о смерти богов, в каждом цветке, в каждом дереве — демон, потому что он — радость и плодородие, богатство и красота (Sic!). Еще глубже это почувствовали в средние века. Аббат Рикальм заявляет:

Дьяволов в воздухе, — что пылинок в солнечном луче; более того, самый воздух есть род дьявольского раствора, в котором утоплен человек. В каждой складке жизни сидит демон. Дьявол ревет в ветре, пылает в пламени, чернеет во мраке, воет в волке, каркает в вороне, шипит в змее, прячется в плоде, в цветке, в песчинке.

Он — всюду, он — душа вещей. А где же, скажите, единый бог?

Упомянутый аббат Ментальской обители, Рикальм, возлагает на бесов и Дьявола ответственность за каждую бытовую мелочь, вплоть до каждого побуждения к почесыванию, чиху, зевоте. Вот уж, действительно, кто оказался вездесущим и без чьего ведома не упадет с головы ни единый волосок!

Подданными царства Сатаны оказалось практически все человечество. Он был патроном всего бесконечного разнообразия слов, дел, помышлений, обычаев, которые христианская совесть классифицирует под именем «греха». Каждая мысль, не направленная к богу — грех. Девица, бессознательно вызывающая влюбленные вздохи юношей, грешит и уже этим одним, по мнению святого Киприана, теряет девственность. Женщина, которая прекрасна, бессознательно грешит, ибо вследствие красоты своей она уподобилась серпу, которым Сатана жнет свою жатву. Супруг грешит, если делу деторождения уделяет больше интереса, чем любви к богу. Монахиня, моющаяся больше, чем два раза в месяц, грешит. Августин объявил любую исследовательскую и научную деятельность "грехом очей". Папа Григорий Великий даже запретил мирянам обучаться грамоте. Интеллектуальность, свойственная Дьяволу, заставляла церковь подозревать в сношениях с ним каждого ученого и по возможности уничтожать его как ученика Сатаны.[129]

Особо интересно отметить здесь разницу между устоявшимися со времен начала христианства терминами. Последователи Христа всегда называли себя рабами божьими[130] (К примеру, Рим.6:22 "Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец — жизнь вечная"), между тем, как верно заметил Климент Александрийский (150–210 гг.), Сатана не делатель (energoV) греха, но помощник (sunergoV) в грехе. Как сказал Д.Линкольн: "Дьявол — джентльмен; он никогда не входит без приглашения". Пытаясь обосновать свободу воли верующих в связи с проблемой теодицеи, богословы способствовали формированию черты архетипа, которую условно можно высказать как "Сатана не навязывает свои услуги, но помогает сумевшим к нему обратиться". Впрочем, это не является чем-то новым — см. главу про язычество, темные боги древности отличаются этой же особенностью, которая сохранилась в архетипе.

Итак, с т.з. христианства всюду грех, всюду вечное проклятие, всюду власть Сатаны. Если христианский бог только провозглашается всемогущим хозяином Мира, то христианский Дьявол является им фактически. Он даже не разделял с Богом власть над Миром, не просто получил свою вотчину — Ад, который по современной христианской мистике, определяется уже не как кухня с котлами и сковородками, а как место, где бога нет (Боится появляться? И что там насчет вездесущности?), — а захватил весь Мир целиком.

Сатана — действительно князь мира сего.

Что же осталось под властью бога «добра»? Ничего, кроме надежды на послесмертие в головах верующих в него, их страха и немощи! Ну, разве что еще некий «рай», о которым даже верующим ничего точно неизвестно, кроме того, что там опупеть, как хорошо.

Это один из аспектов представления о Сатане. И в этом аспекте его в наших глазах не в силах затмить ни жалкий лепет о всемогуществе бога, ни гротескный портрет Дьявола, разработанный для внушения страха и отвращения пастве.

Христианство пыталось обратить Сатану в своеобразную систему народного воспитания "от обратного". Проповеди почти исключительно вертелись вокруг Дьявола и адских казней, порожденных дикой фантазией священников. Сатана стал героем бесчисленных дидактических легенд и притч, отвечающих решительно на каждый случай, на каждую мысль житейского обихода. Пастве внушалось: если не с нами, то, значит, с Сатаною, а что такое Сатана — вот, любуйся. И христианство лепит портрет дьявола из понятно какого материала, причем выделяет этот материал оно же само.

ДЬЯВОЛ — главный министр небесного двора, рычаг, при помощи которого работает церковь. Бог одним словом мог бы повергнуть его во мрак небытия, но он остерегается это сделать: бог сильно нуждается в нем, так как на его счет он может относить все глупости, в которых могли бы обвинить его самого. Поэтому он оставляет дьявола в покое и терпеливо переносит все его выходки по отношению к своей супруге, к своим детям, к самому себе. Бог не может обойтись без дьявола, богобоязненность часто не что иное, как страх перед дьяволом. Не будь дьявола, многие набожные люди никогда не помышляли бы ни о боге, ни о его духовенстве.

"Карманное богословие", Аббат Бернье[131]

Именно из этого источника растут корни тезиса массовой культуры "сатанизм — это христианство наизнанку". Как всегда, популяризация приводит к максимальному упрощению концепции вплоть до полной потери главного содержания — как мы показали в работе, сатанизм de facto значительно древнее христианства.

Воспринимать сатанизм как перевернутое христианство равнозначно тому, что после анализа случая шизофрении говорить, что здоровый человек — это тот, у которого все наоборот по сравнению с шизофреником.

Milchar, перефраз И.П.Павлова[132]

Частью этой тощей фантазии является и стереотип дьяволопоклонника, язычника, еретика, не говоря уже о ведьмах и колдунах.[133] Их портрет делается максимально отталкивающим для обывателя, причем обращение идет к одним и тем же образам (мы уже раскрывали эту тему на стр.17). Правда, христианским художникам фантазии явно не хватает, и они применяют одни и те же сюжеты к римским императорам, к язычникам, к представителям конкурирующих церквей, к еретикам, к опальным тамплиерам, к ведьмам, к евреям, к масонам, наконец, к неоязычникам и современным сатанистам. Им инкриминируются половые оргии, заклание младенцев, целование дьявола в задницу, всемирный заговор, патологическое стремление делать гадости[134]… И нет никакого намека на действительную суть того или иного течения. Это и понятно, ведь христианская доктрина зачастую куда более убога, чем представления ее оппонентов, не укладывающиеся по сей причине в христианские понятия, а идеология не занимается «сутями», ее прерогатива — состояние и реакции социума и ничего больше.

Появились и те, кто к радости христиан взялся реализовывать их сценарий дьяволопоклонничества. Фантазии стало возможным подкреплять хоть каким-то фактическим материалом, размахивая им, дабы заслонить этим дутышем реальную суть Сатаны.

Что интересно, наиболее связываемый с таким поклонением ритуал — Черная Месса — изначально обозначал вовсе не то, что сейчас. В момент возникновения термина так называли все то, что делалось не по канону католической церкви, включая службы других христианских конфессий.[135]

Естественно, такая деятельность привела к тому, что популярное мнение о сатанистах стало весьма своеобразным. Что характерно, не по их вине. Поиск запретных (для обычных людей) знаний был заменен в общественном восприятии на имидж примитивных идиотов, практикующих жуткие обряды. Обратите внимание: если ранее эта тема была побочной (а еще они детей режут!), то теперь стала главным лейтмотивом.

Классический образчик такого рода деятельности: вторая половина XVII века, Катрин Деше (Ля Вуазэн).

В прошлом эта особа была парфюмершей, которая, погрязши в абортах и изготовлении самых действенных ядов для дам, желающих убрать неугодных мужей или любовников, нашла вошедшее в поговорку внезапное пристрастие в огненных обстоятельствах проведения "месс нуар".

Смело можно сказать, что 1666-ой год вошел в историю как год проведения первой «коммерческой» Черной Мессы. В районе к югу от Сен-Дени, который нынче называется Ля Гаренн, большой, обнесенный высокой стеной дом был куплен Ля Вуазэн и оснащен аптекой, камерами, лабораторией и часовней. Вскоре, не только для знати, но и для менее важных дилетантов стало de rigueur[136] присутствовать и принимать участие в проводимом там виде службы, упомянутом ранее в этой главе. Организованное там шарлатанство попало в историю под названием "настоящей Черной Мессы".

Когда Ля Вуазэн была, наконец, арестована 13-го марта 1679 года (по странному совпадению, — в церкви Пресвятой Богоматери Благовещения), клеймо уже было выковано. Упадочная деятельность Ля Вуазэн отдалила торжество сатанизма на многие годы.

А.Ш. ЛаВей, Сатанинская Библия

Однако даже из этого ушата дерьма, в котором радостно плескались отдельно взятые индивиды, к архетипу добавился интересный нюанс — ужас обывателя перед Сатаной. За все это сатанизм несет такую же ответственность, как Наполеон Бонапарт за выходки всех «наполеонов» — пациентов психиатрических клиник, но сказать, что это вообще никак не относится к архетипу — уже невозможно. Яркие образы часто привлекают психопатологических индивидов.

В XIX веке французский писатель Жюль Мишле, много писавший о ведьмах, увидел в черной мессе иной смысл: "Пренебрежение царством небесным, братство всех людей, поклонение божеству, олицетворявшему силы природы, принявшее неестественную и извращенную форму — вот истинный смысл черной мессы". Почти правильная мысль, разве что "братство всех людей" не имеет отношения к делу (а неестественность и извращенность рассматриваются с точки зрения христианства).

К сожалению, так называемый романтизм средневековья (возникающий в головах тех, кто реально не имеет познаний в истории, чтобы понять весь кошмар того времени), вкупе с непрерывной пропагандой христианами таких инсинуаций в течение нескольких веков, привел к забавному факту: отморозков, больных на всю голову, с которой не дружат, называют "истинными сатанистами", при этом напрочь забывая, что это мнение инспирировано как раз христианами. Картина полностью аналогична тому, что Россию обзывают "исконно православной", забывая про предков-язычников.

Обратите внимание, что по теме христианства ничего существенно нового к архетипу не добавилось, хотя повсеместно считается, что сатанизм в первую очередь является противостоянием именно христианству. Догадываетесь, почему? Правильно. Именно потому, что архетип уже давным-давно сложился, а вовсе не возник после распространения христианства, и добавлять к нему существенно уже нечего.

Единственное, в чем христианство сыграло значительную роль — это в фиксации в архетипе Сатаны гордости. Эта черта всегда была свойственна темным богам языческого пантеона, но именно в христианстве она зафиксировалась за архетипом. Богословы выдвигали разные теории причин, по которым Сатана отошел от бога, вплоть до зависти людям, но в конце концов пришли к верному (в рамках мифа) выводу, что в любом случае все сводится к гордости: Сатана пожелал не зависеть от бога, а быть источником собственной славы. Разумеется, христианская традиция, апологеты которой сводили роль всех к рабам бога, сочла этот грех главным.

Эта черта архетипа прочно связана со свободой воли — помните, в иудаизме ангелы не обладали свободой воли? Т. е. Сатане надо было перейти на новый уровень развития, обрести независимость. В язычестве свобода воли была естественной, христианство же пытается то скинуть ответственность за "плохие поступки" на Дьявола, то изобрести отмазку в виде "первородного греха", то вообще заявляет что-то наподобие Августина: "…свободная воля в управляемом дьяволом человеке только к греху достаточно сильна, к хорошей же и благочестивой жизни бессильна, если сама предварительно не призвана к настоящей свободе божьей благодатью". Как видите, здесь de facto признается, что свободное волеопределение ведет человека отнюдь не к богу. Причем оправдания с применением концепции первородного греха здесь не работают — это аргумент теологический, а не архетипический, и даже не метафизический. Более того, Августин просто подменил "свободу воли" некоей «свободной», но при этом довлеющей "божьей благодатью", предопределяющей волю и поступки человека: "…благодать дается человеку… все заслуги святых исходят от нее…венчая наши заслуги, Бог венчает только свои собственные дары". Сравните с Цицероном: "Своих добродетелей никто никогда не ставил в счет бессмертным богам".[137]

Благодаря христианству зафиксировалась и еще одна черта архетипа. Учение Христа последовательно стоит на позиции милосердия. Скажем, в трактате V века "Против сект" Эзника Христос и Сатана спорят в Аду, кому достанутся души, и Христос утверждает свое милосердие, попирая требования Дьявола о соблюдении воздаяния по справедливости (см. также легенды на стр. 165). Противоположностью же милосердия является не жестокость, которая не противоречит сатанизму, но не входит в архетип,[138] а именно безжалостность.[139]

Справедливость — это универсальный принцип, обладающий собственной ценностью. Он, может быть, не является единственной ценностью (есть и другие), но, по крайней мере, он "светит собственным светом". Милосердие же вовсе не является принципом и не обладает собственной ценностью; это, скорее, "определенный способ утверждения определенных ценностей" […] Милосердие — как луна, оно светит отраженным светом.

Это видно из простого примера. Можно вообразить полнейшее "торжество справедливости", fiat justitia, pereat mundi. Представим себе (например), что могучие маги закляли неких духов, которые наполнили собой все стихии и стали строго осуществлять законы немедленного воздаяния: за каждый удар по чужому лицу невидимая рука из воздуха выдавала бы увесистую оплеуху, каждое бранное слово начинало бы звенеть в ухе ругателя, и т. д. и т. п. Это был бы строгий и не очень веселый мир, но жить в нем было бы как-то можно.

Но невозможно представить себе торжество милосердия, "полнейшее всепрощение" как принцип жизни — и даже не потому, что первый попавшийся "нарушитель спокойствия" быстро поставил бы всех на уши. Просто в таком мире само понятие милосердия быстро потеряло бы всякий смысл. Если уж милосердствовать по любому поводу, то надо прощать и отступления от милосердия: прощать как зло, так и месть, так и ненависть к обидчику, так и желание справедливости и его осуществление. В обществе сплошного милосердия быстро появились бы не только преступники (это бы ладно), но и их судьи.

К. Крылов, "Справедливость и милосердие"

Следует отметить, что в архетип входит именно безжалостность (не-милосердие), а не некая абстрактная справедливость. «Справедливость» — это выкидыш из того же места, что и «добро», «правда», «истина», «свобода». Это одно из химерных понятий, утопия, которой развлекает себя чел?овечество. К нему прибегают все, кому не лень для оправдания своих притязаний, и она с легкостью натягивается на любую форму. Что служит мерой справедливости? Сразу вспоминается Протагор: "Человек — мера всех вещей". И сразу же — Станислав Ежи Лец: "Человек — мера всего, до чего же удобно! Раз меряют великаном, раз карликом". Справедливость по своей сути — фактическая или мифическая оценочная конвенция о том, как "должно", она всегда субъективна и временна, и далеко не всегда добровольна и разделяема. Реально подобные конвенции просто навязываются более сильной стороной.

Еще в древности делались попытки вывести релятивистскую формулу справедливости. Например, скептики, начиная с Пиррона, анализировали противоречия между представлениями о справедливости в различных культурах и делали вывод, что она состоит в следовании законам и обычаям своей страны. Но этим они практически привесили этот термин к другому понятию — благоразумию (которое в данном случае ничем не отличается от конформизма). А справедливость в частном смысле конкретного субъекта — это соответствие реальности интересам этого субъекта. Но тут вспоминается другой Крылов: "Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать…"

Кроме того, христианство способствовало окончательному объединению диссоциированных ранее черт архетипа в единое целое и, как следствие, получению архетипом конкретного наименования.[140] Христианству же сатанизм в первую очередь противостоит исключительно из-за того, что христианство антижизненно по своей сути и широко распространено; более того — является социально приемлемым.

Интересно, что христиане и сами иногда проговариваются о том, что полноценная жизнь — это Сатана:

Та религия античности, о которой идет речь, была, правда, побеждена христианством, но не уничтожена им; она всплывает наружу везде, где светоч христианства тускнеет, и если бы современной науке о мире, чиноначальником которой признается Дарвин, удалось выработаться в цельное интеллектуально-этическое миросозерцание, то им стала бы именно античная религия иммермановского сатаны. […]

Итак, живи вовсю, живая тварь, развивай зародыши всех сил, вложенных в тебя природой; в этом не только наслаждение, но и заслуга. Раз вне жизни нет ничего, то закон жизни остается единственным обязательным для нас законом, единственным мерилом, дающим нам познать ценность всего, что окружает нас; хорошо все, что способствует осуществлению жизни. Хороша деятельность, но деятельность полная, всесторонняя, затрагивающая и призывающая к жизни по возможности все части нашего существа; хорошо напряжение этой деятельности, делающее человека героем, когда жизнь бурной волной разливается по жилам, когда чувствуешь, что все полно тобою и ты полон всем, когда все прошлое, все настоящее сливается в один упоительный миг; хороши страсти, ведущие к этому торжеству, — и отвага, и гнев, и любовь… особенно любовь. Тут закон жизни действует с удвоенной силой; природа, озабоченная сохранением и развитием породы также и вне существования особи, окружила всеми чарами, которые были в ее власти, момент этой передачи, этого излучения жизни. Она хотела, чтобы все стремились к этому высшему наслаждению чувств, так как только при этом всеобщем стремлении возможно всеобщее совершенствование и победа совершеннейших, с нею — передача достоинства, а с этой — постепенное совершенствование породы, высшее осуществление закона жизни. Такова религия сатаны.[141]

Ф. Зелинский "Трагедия веры"

Стоит упомянуть об одном рецедиве в истории христианства, о повторении и развитии мотива, очень напоминающего иудейскую концепцию. Примат всемогущества бога перед идеей непричастности его ко злу еще раз блеснул во время реформации. И выдвинули его главные столпы реформации — Лютер и Кальвин. И тот и другой категорически отрицали, что свободная воля совместима со всемогуществом бога — если что-то существует в мире, то только потому, что бог этого пожелал, и наоборот: ничто не может существовать, если это существование богу не угодно. Он управляет каждой пылинкой во Вселенной и всеми созданиями, и Дьяволом.

Но зачем тогда нужен культ, наставления в вере, "борьба со злом", да и само пришествие Христа? И не следует ли из всего этого, что сам бог ответствен за «зло»? Лютер эти вопросы игнорирует. Раз зло существует, то на это есть воля божья. Но бог желает, чтобы добро боролось со злом.

Лютер различает два аспекта бога — ветхозаветного сурового и неумолимого судью и милосердного, любящего, благого, доступного только через Христа. Причем Лютер постоянно подчеркивает, что это только видимость: есть только один Бог, но ограниченным людишкам он кажется двойственным.

Дьявол — орудие бога, словно секатор в руках садовника. "Выполняя свои решения через посредство Сатаны как орудия его гнева, Господь направляет цели людей так, как Ему угодно, пробуждает их волю и укрепляет решимость", — говорит Кальвин.

Воля Бога может совпасть с желанием Дьявола, но цели у них разные: у бога цель всегда благая, у Дьявола — наоборот. Секатору нравится срезать сухие ветви, так как разрушение — его цель; но он никогда не сможет порезвится там, где садовник не пожелает. И несмотря на то, что садовник своим секатором "делает больно" бедным веточкам, его него благая цель — устроить прекрасный сад. Почему нужно разбивать этот садик таким примитивным образом, если ты всемогущий? Почему бы все сразу не вырастить, как нужно? А это тайна! Мотивы божьих деяний человеку часто недоступны. Его ограниченному пониманию одно кажется злом, другое — благом, но в конечном счете любое зло оборачивается благом, поскольку все, что творит бог, есть благо.

Человек не располагает никакой свободой воли. Он подчинен либо божьей воле, либо сатанинской. Душа, поэтизировал Лютер, подобна лошади: когда на ней едет бог, она бежит туда, куда ее направляет бог, когда же на ней скачет Дьявол, она мчится туда, куда хочется Дьяволу. Оба всадника спорят между собой, кому принадлежит лошадь, но сама лошадь не имеет выбора: она подчиняется тому, кто в седле.[142] Те, кого избирает бог, не могут ему противиться, остальные же никоим образом не могут спастись.

Отсюда остался один шажок для абсолютного фатализма: бог своей волей определил судьбу всякого существа еще предвечно. Одних назначил для вечной жизни, прочих — обрек на вечное проклятие. И даже Христос, умерев, принес искупление не всем, а лишь избранным.

Примечательно, что то, о чем в Европе рискнули заговорить лишь в XVI веке, в исламскую доктрину входило изначально, над чем так любил иронизировать Омар Хайям:

Если я напиваюсь и падаю с ног, — Это богу служение, а не порок. Не могу же нарушить я замысел божий, Если пьяницей быть предназначил мне бог.

Этот дуэт, Лютер и Кальвин, по ряду направлений добрался до логического предела. Правда, часто эти направления плохо согласовывались между собой. И все эти теологические изыски на практике не имели никаких последствий. Они ведь достаточно гибки, чтобы оправдать любую линию поведения. Например, можно задаться вопросом: "За что нужно было сжигать на костре Мигеля Сервета, если сам бог определил ему открыть функцию крови в организме и внушил не разделять взглядов Кальвина?" Ответ: "Но ведь и Кальвину сам бог предопределил требовать казни для Сервета."

Кальвин зашел дальше и был более последователен. Лютеру, видимо, мешали его личные отношения с Дьяволом, который спал с ним, по его собственному выражению, чаще, чем жена.

В заключение: можно даже условно сказать, что первые христиане по некоторым параметрам соответствовали сатанизму. Смотрите сами: они отвергали закостеневший иудаизм с его бессмысленными законами, вырабатывали свою философию, свое мировоззрение, преодолевая современное им общественное мнение[143]… Почему «условно» — надеемся, понятно.

Я не ненавижу Христа, а, скорее, ВОСХИЩАЮСЬ им со своей точки зрения. Разве любой другой смертный (да, смертный, а не сын бога) человек когда-либо занимал умы людей в течение 2000 лет после его смерти? НЕТ! Мы знаем, что Христа можно было бы назвать самым великим сатанистом из всех! Как это так, Вы спрашиваете? Это очевидно: он велел КАЖДОМУ быть подвластным ему, он превознес себя как "Король Королей", заставил большую часть населения поклоняться ему, целовать его задницу, и это его желание осуществляется в течение двух тысячелетий![144] Если я бы только мог управлять людьми подобно ему! Действительно, это был бы подвиг магии, любой человек был бы горд работать ради этого! ЛаВей называет его "Король Рабов", но все же я имею большее количество презрения для его последователей, чем для Короля непосредственно. НУЖНО признать, что количество власти, которую Христос имеет над людьми, беспрецедентно, и каждый сатанист должен стремиться к вершине этого подвига!

Phil Marfuta aka The Dead Messiah, Son of Ungod (CoS member)

Манихеи, павликиане, богомилы, катары

Тот, кто живет для потустороннего мира — опасен в этом.

Р. Ингерсолл

Весьма часто называют сатанистами (или просто обвиняют в связях с Дьяволом) многие еретические течения христианства. Как правило, это делается безосновательно. Но, так или иначе, мы не можем обойти это вниманием.

Вернемся почти в начало христианской эры, в тот момент, когда зарождалось одно очень неприятное для церквей явление, ставшее основой многих ересей более поздних времен.

Речь пойдет о манихействе. Это учение возникло на Ближнем Востоке в III веке и представляет собой синтез халдейско-вавилонских, персидских и христианских мифов. Известное влияние на него оказал и гностицизм.

Мани или Манес (216–273 гг.), основатель данного учения, происходил из богатой парфянской семьи. Его отец был членом секты эльхаизитов (по взглядам родственной секте ессеев[145] у иудеев). Мани сначала целиком принимал христианство и даже был пресвитером в Агваце, но за следование идее дуализма был отлучен от церкви.

В своем мировоззрении Мани перемешал не только зороастризм и христианство, но также и буддизм, и вообще все, с чем был знаком. Согласно преданию, он проповедовал свое учение не только в Персии, но и в Средней Азии, Индии, Китае (странно, как Японию упустили). Ему приписывалось семь религиозно-этических сочинений ("Книга гигантов" и т. д.). По его мнению, все религии — это одна и та же истинная вера, искаженная людским непониманием. Знакомая мысль, не правда ли? Очень популярная среди "духовных следопытов" настоящего и недавнего прошлого. Можно вспомнить теософов: (Блаватскую, Безант, Штейнера), а также Рериха, всенепременно Андреева с его "Розой мира" и т. п.

Судя по его учению, мироощущение Мани можно описать крылатыми словами: "Весь мир — дерьмо". Он развил зороастрийский дуализм, придумав, наконец, критерий, по которому даже самый тупой мог провести границу между царством добра и царством зла. Согласно Мани и некоторым гностикам, материальный мир — полное воплощение зла.[146]

Простой зороастрийский дуализм рассматривает вселенную как произведение творческих сил Ормузда и Аримана, причем каждый из них старается парализовать действия другого, откуда и в жизни и в природе происходит бесконечная борьба между добром и злом. Это учение объясняет причину существования зла и в то же время призывает людей прийти на помощь Ормузду, поддерживая его дело добрыми словами, добрыми помышлениями и добрыми делами. Под влиянием гностических умозрений Мани изменил это учение, отождествив добро и свет с духовным миром, а зло и тьму — с материей. Каждым из этих «департаментов», как и в зороастризме, руководит отдельный бог. Между этими богами идет постоянная борьба (добро в итоге, как обычно у таких проповедников, победит и зверски расправится со злом, а праведники получат возможность испытывать вечный кайф, наблюдая за муками грешников). Бога первого царства окружают чистые духи — эоны, второго — духи тьмы.

Такой взгляд неизбежно вел к пессимизму и крайностям аскетизма, так как душа могла выполнить свое назначение только при условии подавления и умерщвления плоти. Сам Мани полностью отверг все мирское. Его последователи разделялись на избранных и служителей. Первые должны были отказаться от всяких телесных наслаждений, от всего, что могло омрачить небесный свет. Требования, предъявлявшиеся ко вторым, были не так суровы. Обе эти категории могли достигнуть бессмертия посредством очищения в озере, находящемся на Луне (крещение небесной водой), и освящения солнечным крещением (крещение небесным огнем).

Озеро на Луне… Каков полет фантазии! Но это еще цветочки! Послушаем метаисторию манихейства:

Однажды демоны увидели привлекательный блеск царства света и из зависти напали на него. Но отец света для защиты границ своего царства произвел из себя Эон-Матерь жизни, который уже для непосредственной борьбы с духами тьмы произвел еще один новый зон — Первочеловека, которого манихеи называли Христом и т. п. Первый человек с пятью чистыми стихиями вступил в борьбу с демонами, но ослабел в ходе ее до того, что демоны сумели овладеть частью его светлого существа. В таких обстоятельствах Отец света произвел на помощь ему еще один зон — Животворящего Духа. Этот Дух освобождает от опасности не согрешившую часть Первочеловека и помещает ее в солнце. Эта часть зона есть бесстрастный Иисус, или Сын Человеческий, часть же, поглощенная царством тьмы, — страждущий Иисус. Чтобы поставить предел освобождению страждущего Иисуса, Сатана предложил своим духам собрать все имеющиеся в царстве тьмы части света в одно место и заключил их в материю. Проделав все это. Сатана, таким образом, творит человека по образу Первочеловека, красотою которого он был поражен. Чтобы разумная душа не узнала о своем духовном происхождении, Сатана задумал раздробить разум души. Из материи и оставшихся частей света он создает жену, в которой берет перевес материя, чувственность. Разумная душа, разделенная по отдельным личностям, дробится на мелкие частицы, которые удобно удерживать в материальных телах как в темницах. Стремясь освободить свою страждущую половину, Бесстрастный Иисус сходит на землю, принимая вид человека-Христа.

В ходе обрушившихся на манихейство преследований некоторые его сторонники были вынуждены отказаться от почитания Мани и выбирать себе других кумиров. Например, апостол Павел, — ну чем не авторитет! Секта имени этого героя, павликиане, обособившаяся в VII веке достигла значительных политических успехов. В середине IX века они создали в Малой Азии собственное государство, которое, правда, было быстренько ликвидировано византийцами.

Их учение в подробностях отличалось от фантазий Мани, сказывалась близость очага христианского менталитета. Но общий принцип был тот же: два равносильных начала — Бог и Сатана — из которых первый был творцом мира невидимого, духовного и вечного, а второй — мира видимого, вещественного и тленного. Иегова Ветхого Завета — это Сатана, а пророки и патриархи — его темные слуги, и поэтому надо отвергнуть все книги Ветхого Завета. Новый Завет является истинным Священным Писанием, но Христос не был человеком; это был призрак, фантом. Сын бога, он только, по-видимому, родился от Девы Марии, но в действительности сошел с неба, чтобы разрушить культ Сатаны. Переселение душ обеспечивает награду добрым и наказание злым. Таинства признавались не имеющими никакого значения, а священники — простыми наставниками.

"Возрождение" идей манихейства происходит при появлении производных от него течений — богомильства, катаризма — и других подобных.

Богомильство зародилось в Болгарии в Х веке и быстро распространившееся в балканских странах. Формальным родоначальником его был поп Богомил, о чьей жизни известно крайне мало.

Согласно учению богомилов, Высочайший Бог имел первородного сына, Сатанаила, который захотел сделаться независимым от Отца и с частью подчиненных ему духов восстал против него, за что был низвергнут Отцом с неба. Тогда Сатанаил задумал основать свое независимое царство. Он сотворил видимый мир. Именно Сатанаил сотворил моря и океаны, создал растения и животных. Он же сотворил и тело Адама, но дать ему живую душу не смог. Вот почему он обратился с просьбой к Отцу, чтобы тот послал божественное дыхание для оживления человека. При этом он говорил, что он будет властвовать над телесной природой человека, а Отец над духовной и что человек своей духовной природой заменит Отцу падших ангелов. Однако затем Сатанаил решил совсем покорить себе род человеческий. Для этого он вошел в Змея, соблазнил Еву и произвел от нее Каина и его сестру Каломену.

Продолжение последовало на юге Франции. В XI веке там развернулось движение катаров. Название это, скорее всего, происходит от греческого слова «чистый» (kaqaroV). Однако противники их дразнили котярами (такое созвучие имеется в некоторых европейских языках). При этом тыкали в привычку катар собираться по ночам.

Катары называли себя истинными христианами (впрочем, как и любая христианская конфессия) и ставили своей целью восстановление чистого евангельского христианства, извращенного церковью. Они отвергали церковную обрядность, таинства, Ветхий завет, культ богородицы, мощи, иконы, крест, считая его сатанинским орудием, с помощью которого по наущению Сатаны был убит Спаситель чел-овечества (хоть у кого-то из христиан сохранились зачатки разума[147]).

Учение катар принципиально не отличалось от богомильского: мир сотворил злой бог Сатана, о котором и говорится в Ветхом Завете, в отличие от доброго бога, невидимого Отца, сыном которого был Христос. В человеке духовное противопоставляется телесному. Телом человек принадлежит Темному богу, душой — Светлому. Тело рассматривалось как темница, в которую Сатана заключил плененную им душу. Причем Сатана "дал тела для их поругания", и в качестве особого извращения приделал к ним половые признаки, чтобы способствовать большему порабощению их душ.

Вполне естественно, что катаров и прочих манихеобразных обвиняли в поклонении Дьяволу. Люди, сроднившиеся с повседневной церковной практикой, с покупкой всего просимого и желаемого ценой молитвы, вкладов и добрых дел, конечно, думали, что манихеи, признававшие Сатану творцом всего вещественного, призывали его, испрашивая себе земных благ. Земледелец не мог, например, просить Бога о даровании ему богатого урожая, но должен был молить об этом Дьявола, которого считал создателем хлеба. Впрочем, говорили о некоей секте люцифериан, которые боготворили Сатану, считая его братом бога, несправедливо изгнанным с неба, и раздавателем земных благ, но к катарам она не имели прямого отношения.

Хотя есть сомнения в таких исторических данных. К примеру, инквизитор Конрад Марбургский подвергал свои жертвы изощренным пыткам (за что он и был убит в 1233 г. несколькими рыцарями), добиваясь от них признаний именно в поклонении Люциферу. На этом основании церковники стали именовать сторонников многих сект «люциферианами», особенно в Германии. Священники никогда особо не заботились о выяснении истинных мировоззрений еретиков, главным было осудить обвиняемого.

Кроме того, ортодоксы того периода (XIV в.) просто брали описание люцифериан IV в., последователей епископа Люцифера из Кильяри, который никакого отношения к Дьяволу не имел,[148] и применяли его на общины еретиков на основании того, что "все еретики — последователи Дьявола и могут именоваться люцеферианами".

Другая среда, где в средневековье подозревали ростки сатанизма — лолларды. Вообще-то это были самодеятельные религиозные активисты, не контролируемые церковью, предтечи реформации. Часто их проповеди были социальны, антифеодального и антиклерикального характера, весьма популярным в их среде было выражение: "когда Адам пахал, а Ева пряла, кто же тогда был дворянином?" Естественно, с точки зрения проституированной церкви это была ересь и дьяволопоклонство. Впрочем, не стесненные официальными рамками представители лоллардов представляли существенное разнообразие взглядов. Некоторые исследователи полагают, что в их среде было и темное течение, хотя нам это кажется маловероятным.

Первоначально катары делились на «совершенных», «верующих» и «сочувствующих». «Совершенные» являлись распространителями веры и организаторами. Они вели крайне гнусный образ жизни в невероятной строгости нравов и мертвящем аскетизме. Они не позволяли себе даже шуток; избегали всего, что "вело к воспроизведению животной жизни", то есть соблюдали абсолютное целомудрие, считая, что любое сношение между мужчиной и женщиной равносильно кровосмешению (и вообще половые органы даны людям для поругания собственных тел и душ); не ели ничего животного (мясо, яйца, сыр), только водное (т. е. рыба позволялась) и растительное; три раза в неделю не ели ничего, кроме хлеба и воды и соблюдали сорокадневный строгий пост четыре раза в году (св. Бернар, говоря о приметах этих еретиков, отмечает: "щеки их бледны от постоянных постов"). Принимая такие обеты, они также клялись не отрекаться от веры даже под пытками, говорить только правду и… клялись не клясться. Они не занимались никаким трудом, так как их деятельность в целом заключалась в проповеди. Им поклонялись как святым, и они имели силу простым наложением рук очищать человека в его предсмертный час и предавать его в руки Доброго Бога.

Понятно, что такое «жизнерадостное» учение, как катаризм, могло распространиться с поразительной быстротой лишь благодаря массовому недовольству церковью за ее лицемерие и тиранию.

Ватикан заерзал, поняв, что теряет своих данников. И, как водится, объявил крестовый поход против альбигойцев — так именовали еретиков по названию одного из их центров на юге Франции.

Ситуация получилась симметричная: две религиозные структуры схватывались за духовное господство. Но обе они не имели мускулов, чтобы делать это лично. За католичество выступали крестоносцы в основном с севера Франции. А в одной упряжке с катарами, на свою беду, оказались дворяне Лангедока. Когда-то они, спасаясь от поборов католической церкви, предпочли катар; теперь им приходилось расплачиваться за это всем, что имели. Их богатства должны были стать призом для крестоносцев, поэтому лангедокские феодалы не имели возможности переметнуться и должны были взять на себя защиту катар и "грех войны". Катары считали грехом ношение оружия и убийство по любому поводу, даже животных. Это убеждение использовалось католиками для обнаружения упорствующих катар — подозреваемый должен был убить собаку.

Лангедокская война продолжалась почти всю первую половину XIII века и закончилась полным уничтожением альбигойцев с большей частью населения Лангедока в придачу. Она была крайне жестокой со стороны крестоносцев, примером чему может служить истребление всего населения г. Безье — около 20 тысяч человек без разбора пола, возраста и вероисповедания. Именно там была произнесена знаменитая фраза: "Убивайте всех, бог на небе узнает своих![149]" В пламени этой войны дозревала гнусная личность Доминика Гусмана, основателя ордена доминиканцев. Еще одним выводом Ватикана из этой истории было учреждение священного трибунала — инквизиции.

Но мы не будем спешить оплакивать альбигойцев, а прислушаемся к выводам Генри Ч. Ли, известного специалиста по истории инквизиции:

Какими бы ужасными ни казались нам средства, направленные к подавлению ереси, каким бы чувством сострадания ни проникались мы к несчастным жертвам убеждения, мы без всякого колебания можем утверждать, что при тех условиях вопрос о католицизме был также вопросом и о цивилизации и прогрессе. Если бы катаризм стал господствующей религией, то, несомненно, его влияние было бы гибельно. Если бы аскетизм, возводимый катарами в догмат в вопросе о половых сношениях, стал общим, то он неизбежно повлек бы за собой вымирание человеческого рода… Осуждая видимый мир и вообще все вещественное, как дело рук Сатаны, катаризм наносил тяжелый удар стремлению людей к улучшению внешних условий их существования; поэтому, если бы это верование распространилось среди большинства людей, оно привело бы Европу в дикое состояние первобытных времен. Проповедь катаров не была только восстанием против церкви, но и отрицанием человека перед природой.

Сразу оговоримся, что «прогрессивность» ортодоксального христианства заметна только на фоне производных от манихейства учений, придерживающихся крайнего аскетизма. А причина этой относительной умеренности заключается в том, что католичество не шибко стремилось соответствовать своим идеалам «святости» на деле. А в идеале оно представляло собой гнусность того же порядка. И природу ортодоксальное христианство третировало не менее истово. Основатель богословской школы в Сен-Сюльписе Жан Жак Олье, например, заявляет, что нужно ненавидеть свою плоть, что нужно питать отвращение к самому себе, что человек в своем настоящем виде должен быть презираем и что, поистине, нет такого зла, такого бедствия, которые не должны бы обрушиться на него за его грешную плоть. Такое отношение заставляет усомниться, что всеблагой Бог, начало абсолютного добра, мог быть творцом такого отвратительного существа, как человек. Но в католичестве сама постановка этого вопроса была объявлена ересью. В этом оно было менее последовательно, чем еретики, но кому из паствы (стада) нужна эта последовательность? "Et mortuus est Dei Filius, prorsus credibile est, quia ineptum est. Et sepultus resurrexit: certum est, quia impossibile est", как замечательно сказал когда-то Тертуллиан (De Carne Christi, 5), в нескольких словах обрисовав всю сущность христианства.[150]

Однако явная антижизненность учения катар вовсе не оправдывает крестовых походов и преследований инквизиции, как утверждают иногда даже называющие себя гуманистами, постулируя в случае гипотетической победы альбигойцев возврат к первобытной дикости, засилье самого мрачного аскетизма и т. д. Гораздо более вероятно, что, сбросив гнет папского престола, воинствующий аскетизм потерял бы поддержку народных масс. Инстинкт самосохранения взял бы верх над фанатизмом. В результате, вероятнее всего, получился бы гибрид католичества с зороастризмом без централизованного церковного аппарата. Впрочем, скоро появился бы и аппарат. Однако в целом картина представляется более отрадной, чем историческое развитие событий.[151]

Для нас смысл манихейства, учения катар выражается в капитуляции "Бога Добра" перед реалиями Мира. Он не вписался в его повороты и вылетел с трассы куда-то в область розовых иллюзий. Если вычесть из него «духовный» пласт, питаемый "греховными страстями", а также интеллектуальную деятельность, памятуя св. Августина,[152] то Добрый Бог окажется пустым и легким, как мыльный пузырь. Зато Дьявол полностью выдержал экзамен на бога, продемонстрировав всем мыслящим, что его законы — это законы природы.

Другой урок, который мы должны вынести из этой истории, в том, что все подобные организации, последовательно стоявшие на исходных принципах христианства, разделили участь Иисуса Христа — их попросту замочили.

Завершая разговор о манихейских ересях, хотелось бы упомянуть, что среди еретиков встречались и редкие философские умы, которые сумели отрешиться от нелепых богословских умозрений и предвосхитили теорию современного рационализма и религиозного эволюционизма. В глазах этих людей Природа заняла место Сатаны. Бог, создав мир, поручил его управление Природе, силе творческой и все уравнивающей. Даже произведение новых видов — не действие божественного промысла, а лишь проявление движения природы — эволюции, по современной терминологии. Эти натуралисты, как они себя называли, отрицали подлинность чудес, старались их объяснить. Признавая, что природа управляет стихиями, они утверждали, что незачем обращаться к богу с молитвой о ниспослании благоприятной погоды и т. п. — в общем, даже в глазах верующих начал сдавать свои управленческие функции.[153]

Ислам

На Аллаха надейся, но не забудь привязать своего верблюда

К монотеистическим религиям однозначно относится и ислам, со всеми стандартными установками: "Что постигнет тебя хорошего — от Аллаха, а что постигнет другого — от самого себя" — Коран 4:41. Мусульманство родственно христианству и в некоторой степени иудаизму, так как ислам более строго монотеистичен, чем христианство:

…Веруйте же в Аллаха и его посланников и не говорите — три! Удержитесь, это — лучшее для вас. Поистине, Аллах — только единый бог…

Коран, 4:169

Для начала отметим общеизвестные вещи: в исламе наблюдается практически полный эквивалент Шайтан = Сатана в паре с Иисус = Иса. В исламе чтут Ису (Иисуса) как одного из пророков Аллаха (единого бога), но не признают сыном бога, самим богом и т. п. Однако при этом Иса не рядовой пророк, а особенный:

…Мессия, Иса, сын Марйам, — только посланник Аллаха и Его слово, которое Он бросил Марйам, и дух Его

Коран 4:169

Подобно Адаму, Иисус сотворен повелением Божиим: "Будь!", а не просто рожден и не просто избран:

Поистине, Иса пред Аллахом подобен Адаму: Он создал его из праха, потом сказал ему: "Будь!" — и он стал

Коран 3:52

Как мы видим, Иисус, согласно Корану, был, как и Адам, создан из праха, однако Коран также утверждает, что Иисус был рожден от девы и воплощенного духа:

И вспомни в писании Марйам. Вот она удалилась от своей семьи в место восточное и устроила себе пред ними завесу. Мы отправили к ней Нашего духа, и принял он пред ней обличие совершенного человека. Она сказала: я ищу защиты от тебя у Милосердного, если ты богобоязнен. Он сказал: я только посланник Господа твоего, чтобы даровать тебе мальчика чистого. Она сказала: как может быть у меня мальчик? меня не касался человек, и не была я распутницей. Он сказал: так сказал твой Господь: "это для Меня — легко; и сделаем Мы его знамением для людей и Нашим милосердием"; дело это решено. И понесла она его и удалилась с ним в далекое место.

Коран 19:16-22

С одной стороны, согласно Корану, Иисус еще в колыбели говорил:

Я — раб Аллаха, Он дал мне писание и сделал меня пророком. И сделал меня благословенным, где бы я ни был, и заповедал мне молитву и милостыню, пока я живу, и благость к моей родительнице и не сделал меня тираном, несчастным. И мир мне в тот день, как я родился, и в день, что умру, и в день, когда буду воскрешен живым!

Коран 19:30-34

С другой стороны, Коран утверждает, что Иисус не был убит, а был живым взят Богом на небеса. Так, Аллах говорит, что Он наказал иудеев

…за их неверие, и за то, что они изрекли на Марйам великую ложь, и за их слова: "мы ведь убили Мессию, Ису, сына Марйам, посланника Аллаха". А они не убили его и не распяли, но это только представилось им […]; Аллах вознес его к Себе: ведь Аллах велик, мудр!

Коран 4:155-156

Таким образом, в Коране в отношении Исы просматриваются следы учений эбионитов (Иисус — праведник, помазанник и пророк Бога), докетов (Христос не был распят, а казнь была только кажущейся — "только тенью страдал") и священника из Александрии Ария (ок. 280–336 гг.), который утверждал, что Христос не единосущен и не равночестен Богу, а лишь подобосущен, являясь творением Бога и посредником между Богом и миром материи.

Резюме: хотя в исламе и существует Иисус/Иса, он не является настолько значительной фигурой, как христианский Христос, и Шайтан имеет дело с Аллахом напрямую.

Особенностью ислама можно считать, пожалуй, наличие своеобразного ангела-палача, ангела смерти Азраила. Это в какой-то мере трансформация ветхозаветного ангела-прокурора. Азраил является в смертный час, чтобы своим мечом отделить душу от тела. Обычно он невидим, но, если кто ему не понравится, он может явить ему свой лик, а вид у него жуткий, у бедолаг как раз от этого происходит агония.[154]

В Коране у Дьявола два имени — Иблис и Шайтан. Очень вероятно, что «Иблис» происходит от diaboloV, и Мухаммед услышал этот термин от христиан. «Шайтан» же может происходить от арабских корней "быть далеко от" и "быть рожденным со гневом",[155] но под влиянием христианства и/или иудаизма Мухаммед связал слово с «противником» на иврите:

…они призывают только сатану, отступника

Коран 4:117

…не поклоняйся сатане: сатана ведь ослушник Милосердному!

Коран 19:45

Интересно, что если в христианстве Сатана всегда в единственном числе (и в иудаизме), но могут быть «дьяволы» во множественном, то в исламе наоборот — Иблис однозначно является именем собственным, а шайтанов может быть много:

…Поистине, мы сделали шайтанов покровителями тех, которые не веруют!

Коран 7:26

В Коране не объясняется четко, что представляет из себя Сатана. С одной стороны, его относят к джиннам ("…Был он один из джиннов и совратился с пути Господа своего.." — 18:48), которые были созданы из огня[156] ("И гениев[157] Мы раньше сотворили из огня знойного" — 15:27, также 55:15), которые были амбивалентны по отношению к добру/злу аналогично греческим daimon. Доисламкие арабы связывали джиннов с кладбищами, темнотой, подземным миром и т. д. С другой стороны:

И поклонились ангелы все полностью, кроме Иблиса. Он отказался быть с поклонившимися.

Коран 15:30-31

Как видите, здесь полная аналогия с христианским Сатаной. Но кем он был — непонятно, так как ангелы и джинны — разные категории существ. Кроме того, если Иблис был всего-навсего джинном, то с чего бы Аллаху обращать на него столь особое внимание (рассказ о гордом отказе Иблиса поклониться[158] повторяется в разных вариациях в Коране, если не ошибаемся, семь раз). Аналогично христианскому богу Аллах без проблем позволяет Иблису искушать людей и т. д. Причем точно также Шайтан лишь предлагает, а не заставляет противиться воле Аллаха. Аналогично же утверждается, что Иблис "дает лишь обольщение" (4:119), но это никак не доказывается, как и заслуженность титула "Отец Лжи" в христианстве. Не было найдено (поскольку невозможно) и приемлемого логически разрешения проблемы теодицеи, все опять сводится к "Аллах обладает властью над злом, но не является его причиной: Аллах позволяет зло, не желая его" (Аббад ибн Сулейман из Басры, ум. 864 г.) Как и в христианстве, Иблис умен, как Шайтан[159] (sorry за каламбур).

Можно еще упомянуть отдельные породы джиннов — ифритов и гулей. Первый из этих видов джиннов, это демоны мщения — духи умерших насильственной смертью или родившиеся от пролитой крови. У них призрачный вид и налитые кровью глаза. А гули — обычно существа женского рода (мужской аналог — кутруб), охотящиеся на людей методом заманивания с целью употребления в пищу. Иногда это имя (Гуль или Голь) употребляется и в значении «дьявол». Любопытно, что арабские звездочеты отыскали его на небе — звезда Алгол[ь] ("ал" — это артикль).

Особо интересующиеся Шайтаном могут почитать о культе йезидов у ЛаВея в "Сатанинских ритуалах", но мы не будем отстаивать достоверность приведенных там сведений.

Литература Нового Времени

Не допустим победы сил добра над силами разума! (c)

Ощутимый вклад в реабилитацию Дьявола внесла литература.

В Средние века ей не было дано иной возможности, кроме как повторять корявые фантазии проповедников и развивать их в художественном ключе. Самым знаменитым памятником этого жанра является "Божественная комедия" Данте Алигьери (XIV век).

Положение изменилось к XVI веку, когда потоки мысли прорвали канализацию, выстроенную для них христианством. Когда читаешь «Опыты» Мишеля Монтеня, хочется отнести их к временам Вольтера, когда уже многие освободившиеся от вериг умы действовали под лозунгом "раздавите гадину" (имея в виду христианство), так он свободно рассуждает о свободе совести, сексе, уважительно отзывается об обычаях других народов, — в истинно языческом стиле. Но нет, это всего лишь XVI век, раньше, чем был сожжен на костре Джордано Бруно.

В XVII веке подтянулась и художественная литература. В это время великий английский поэт Джон Мильтон и голландский трагик Йост ван Вондел создали колоссальные поэтические произведения, повествующие о войне восставших ангелов с сателлитами бога и дальнейших связанных с этим событиях, описанных в Библии: трагедии Вондела «Люцифер», "Адам в изгнании", «Ной» и поэма Д. Мильтона "Потерянный рай".

Как впоследствии писал романтик П. Шелли, анализируя значение, которое оказала данная поэма на мировой литературный процесс: "Ничто не может превзойти энергию и величие образа Сатаны […] в "Потерянном рае". Ошибочно считать, будто он был предназначен стать общедоступной иллюстрацией воплощенного зла […] Мильтон настолько исказил распространенное убеждение (если это можно считать искажением), что не дал своему богу никакого нравственного превосходства над своим дьяволом".

Люцифер как литературный персонаж, конечно, не отождествим напрямую с архетипом Сатаны, но его вполне можно назвать сатанистом. Исходный сюжет — библейские дни творения. Это, так сказать, вводная. Как поведет себя в этих условиях сатанист? Люцифер и многие ангелы с ним вырываются из-под колпака, потеряв, на первый взгляд, все — в действительности же встав наравне с богом.

Обретешь свободу движения тогда, когда утратишь связь с тем, кто тебя породил.

Дао Дэ Цзин.

Обратите внимание, что Люцифер поднимает бунт не ради власти, как инкриминируют ему церковники, а ради свободы — чтобы вырваться из оков четко регламентированного рая. Он просто не может оставаться в навязанных ему рамках.

— Друзья, — сказал Сатана собравшимся вокруг него, — нет, мы не станем воевать с небесами. Хватит борьбы за власть. Война порождает войну, а в победе коренится поражение. Побежденный Бог станет Сатаной, а победивший Сатана станет Богом. Пускай судьба избавит меня от этого чудовищного жребия. Я люблю Ад, который закалил мой дух. Я люблю Землю, на которой я совершил хоть немного добра… Теперь, благодаря нашим усилиям, древний бог лишился своего земного царства, и всякое мыслящее существо на этой планете либо презирает его, либо не знает. Но что толку в том, что люди больше не подчинены Иалдабаофу, если дух Иалдабаофа до сих пор жив в них; если они, подобно ему, до сих пор завистливы, жестоки, сварливы и алчны, до сих пор ненавидят искусство и красоты?… Что же до нас… мы уничтожим Иалдабаофа, нашего Тирана, если уничтожим в самих себе Невежество и Страх. Лишь с самими собой, и только с собой должны мы воевать, чтобы уничтожить Иалдабаофа.

Анатоль Франс, "Восстание ангелов"

Дьявол в этих произведениях вызывает у свободных читателей горячую симпатию. В его облике появляются мотивы, не связанные с "олицетворением зла": трагизм, красота. Он начинает вселять не страх, а глубокую печаль,[160] это уже не отвратительный монстр из преисподней, а таинственная личность с ярко выраженной нуминозностью. Восхищает его независимость, дерзость, энергия, интеллект, терпение. Он, его поступки и слова, выглядят ярко и рельефно, в ритме Вагнера,[161] по сравнению с плоской линией бога-отца, бога-сына и их сателлитов. Будучи, казалось бы, загнанным в угол, Сатана находит нетрадиционные решения и вырывается из положения. И этому противостоят сонные действия, схоластические выкладки и моральная жвачка его противников. Всемогущество бога, которым тот в итоге разрешает проблему, выглядит в сюжете неестественно и незаслуженно, как грубое шулерство. Но и оно приносит сторонникам бога победу в битве, а не в войне. Насколько реальны эти события? Настолько же, насколько и любые фантазии, включая сам Мир.

Любопытно то, что авторы этих произведений не стремились восхвалять Сатану. Так уж получилось. Не могло не получиться, если подходить к вопросу последовательно и честно.

Вондел, например, будучи ревностным католиком, проводил параллель между своим Люцифером и Мартином Лютером. В предисловии он проводил такую мораль: Люцифер, ниспровергаемый господней молнией в ад, есть "несомненное зерцало всех неблагодарных честолюбцев, упрямо смеющих восставать против освященных властей, величеств и законоустановленного начальства". Мильтон же написал, кроме того, "Христианскую доктрину".

Тем не менее эти литераторы создали большую головную боль критикам вплоть до нашего времени, которые стараются оправдать их шедевры перед христианскими воззрениями. Мол, Сатана может показаться кому-то привлекательным, но автор не это имел в виду, он его осуждает. Действительно, слова осуждения в тексте встречаются часто, но Дьявол все равно внушает симпатию.

Можно даже сделать смелое (и, к сожалению, не верифицируемое) предположение о том, что Вондел или/и Мильтон в действительности симпатизировали Сатане не только как герою своих произведений, но и в области идеологии и мировоззрения. Просто в ту эпоху они не могли высказать свои взгляды иначе, чем зарядив ими формально отрицательного героя. Нам не составит труда привести пример аналогичного приема. Так, на Востоке в средние века мало кто издевался над религией больше, чем Омар Хайям в своих стихах и образе жизни, он же расшатывал ее своей научной деятельностью. Тем не менее в своих научных работах он традиционно регулярно благодарит аллаха, он совершает хадж в Мекку, а в переписке с духовенством играет роль исламского ортодокса так, что получает от них прозвище "Плечо веры" (Гияс-ад-Дин).

В более поздние времена появление дьявола в литературном сюжете уже совсем не преследует цели вызвать ужас и отвращение у читателя: возьмите Мефистофеля из «Фауста» Гете, Демона из поэм М. Лермонтова, Воланда из "Мастера и Маргариты" М. Булгакова. Уже назрела переоценка церковных понятий «добра» и «зла». Это выражается в и словах Мефистофеля: "Часть силы той, что без числа Творит добро, всему желая зла". Как известно, многие произведения европейской классики представляют собой проработку народных сюжетов. «Фауст» впитал в себя германские народные романы, известные по меньшей мере уже в XVI-м веке. Герой этих произведений ученый-чернокнижник, имеющий "быстрый ум и малую охоту к богословию". Ясное дело, что ему хочется знаний сверх тех, которые можно получить от людей. К кому обратиться? Разумеется, к Дьяволу. Примечательно, что демон, которого вызывает Фауст, отнюдь не встречает его с распростертыми объятиями, как можно было ожидать по церковным представлениям, представляющих демонов торговыми агентами, скупающими души оптом и в розницу.

Напротив, он пытается устрашить и отвратить ученого. Но, "того, кто к черту стремится, ни вернуть, ни спасти уже нельзя".

Контракт на 20 лет был заключен. В этот период, используя возможности Дьявола, он путешествует с ним по "знаменитым городам и землям", выпытывает сведения о природе, истории и метаистории. При этом не отказывает себе в гастрономических и сексуальных удовольствиях, для развлечения разыгрывает с людьми «злые» шутки (то рога кому-нибудь вырастит, то денег займет под залог собственной ноги, которую тут же отпилит и вручит[162]). Впрочем, он оказывает и приятные услуги тем, кто ему нравится. Но, прежде всего, его интересует топливо для ума; и аппетит его в этом не знает предела: он путешествует по звездам, совершает экскурсию в Ад, добивается аудиенции у князей Ада. Примечательно, что Фауст проявляет себя не просто как экскурсант, отвесивший от изумления челюсть. Он работает с полученными сведениями, например, составляет календарь и т. п.

Конечно, авторы романа отдают необходимую в их положении дань христианскому окружению: тут и осуждение Фауста на каждом шагу, и "раскаянье Иуды". Но герой этих произведений вызывает скорее симпатию и интерес у вдумчивого читателя. У мелкого и плоского, конечно, вызывает и осуждение — под влиянием многочисленных оговорок и формальных пояснений, что он, дескать, не прав. Но не никак не отвращение!

Еще одна прелюбопытнейшая деталь: Дьявол обещает наделить Фауста "стальным телом и душой", чтобы тот не страдал в Аду, как обычные его обитатели. Можно сказать, он вступает в Ад не как узник, а как бы на правах гражданина. И этот момент можно проинтерпретировать как художественный прием подмены причины и следствия, т. е. чтобы не страдать в Аду, нужно не получить определенный дар защиты, а соответствовать самому Аду.

По прочтении этих гениальных произведений рядовой читатель делает естественное для себя заключение: в конечном счете, действия Дьявола оказываются ловушкой. Он, мол, обещает золото, а расплачивается битыми черепками. Отсюда выводится мораль: зло имеет привлекательную упаковку. Но страх уже внушается не клыками и когтями дьявола, а его интеллектуальностью — представление о сатанизме как о примитивном дьяволопоклонничестве уходит в прошлое.[163] И желания и цели человека, вступившего в контакт с Сатаной — жажда знаний, вызов высшим силам, достижение могущества, выход из-под опеки, опора на интеллект, игра ва-банк, — сродни вызову, брошенному некогда самим Люцифером.

На большее решилась лирика. Возможно, потому, что от нее ожидается не пространность, а афористичность. К XX веку появились великолепные стихи, открыто прославляющие Сатану и проводящие олицетворенные им идеи безо всяких оговорок.

Прекрасно писал на эту тему замечательный русский поэт Константин Бальмонт. Возьмите его стихи "Голос Дьявола", «Мститель», «Скорпион» и некоторые другие. Но наряду с этим он приобрел известность иными, «добропорядочными» стихами. Бальмонт не был сатанистом, дьяволопоклонником или кем-то в этом роде. Просто он был очень проницательным человеком, способным становиться на любую точку зрения. Условно и образно можно сказать, что он прогуливался по самому краю Света и порою заглядывал в глаза Тьмы, но так и не решился погрузиться в нее. И его личное отношение к этому вопросу, наверное, представлено в стихотворении "Бог и Дьявол": "Я люблю тебя, Дьявол; я люблю тебя, Бог…".

Во Франции же жил скандальный поэт, в чьем творчестве идеи, подобные сатанинским, проходят генеральной линией. Это Шарль Бодлер. Некоторые произведения из его сборников "Цветы зла" и «Мятеж»: "Эпиграф к осужденной книге", "Авель и Каин", "Отречение святого Петра" и, конечно же, "Литании Сатане", — открыто прославляют Сатану и наводят на противные христианству мысли:

О мудрейший из ангелов, дух без порока, Тот же Бог, но не чтимый по милости Рока. Вождь изгнанников, жертва неправедных сил, Побежденный, но ставший сильнее, чем был. Все изведавший, бездны подземной властитель, Исцелитель страдальцев, обиженных мститель. Из любви посылающий в жизни хоть раз Прокаженным и проклятым радостный час. Вместе с Смертью, любовницей древней и властной, Животворец Надежды, в безумстве прекрасной, Зажигающий смертнику мужеством взор — Не казнимым, но тем, кто казнит, на позор. Даже в толщах земли узнающий приметы Подземелий, где Бог утаил самоцветы. Сквозь граниты умеющий в недрах прозреть Арсеналы, где дремлют железо и медь. Закрывающий пропасть гигантскою дланью От сомнамбул, вдоль края бродящих по зданью. Охраняющий кости бездомных пьянчуг, Когда хмель под колеса кидает их вдруг. Давший людям в смешенье селитру и серу, Чтоб народ облегчил своих горестей меру. Соучастник, клеймящий насмешливо лбы Подлых Крезов, бездушно глухих для мольбы. Вызывающий в женщинах странным дурманом Доброту к нищете, сострадание к ранам. Бунтарей проповедник, отверженных друг, Покровитель дерзающей мысли и рук. Отчим тех невиновных, чью правду карая, Бог-отец до сих пор изгоняет из рая. Шарль Бодлер, "Литании Сатане"

Многие другие стихи Бодлера, например «Падаль», коробят общественную нравственность. Некоторые ("Украшенья") недопустимо сексуальны для той эпохи.

Причем интересны не столько психологические мотивы Бодлера, толкающие его лично на вполне сознательный эпатаж и провокации на поле общественного мнения. Важно то, что его стихи читали, т. е., говоря современным языком — у продукции появился значимый потребитель, прохристианская литературная (культурная) основа перестала быть монопольной.

Можно упомянуть еще много менее известных авторов: К.Случевский ("Мефистофель в пространствах"), А.Чижевский ("Одиночество")…

Сатана начинал мыслиться в роли двигателя прогресса, скептического (nota bene!) начала, побуждающего человека творить и познавать, бунтаря против консерватизма и тирании, существующего порядка, серой стадности.

Сатане — славословье! О бунтарь непреклонный, О победная сила Мысли освобожденной! Вдаль стремится, как буря, Как гигант-победитель. Это он, о народы, Он, великий воитель! Джозуэ Кардуччи, "К Сатане", 1863

Кроме того, начала появляться литература, которую вполне можно назвать сатанинской, хотя в ней и не содержится его имени напрямую — скажем, знаменитые "Песни Мальдорора", написанные графом Лотреамоном, произведения Лавкрафта и так далее. Прекрасным примером служит последнее путешествие Гулливера, описанное Джонатаном Свифтом: люди (йеху) по сравнению с гуигнгмами вызывают лишь отвращение, причем автор тщательно и последовательно проводит параллели с йеху так называемого "цивилизованного общества", современного ему, и понятен в связи с этим ужас Гулливера, понявшего это соответствие, и его судьба по возвращению на родину.

А к концу XX столетия, когда сатанизм легализовался и стал наращивать обороты, появилась литература, в том числе и поэзия, созданная теми, кто открыто стоит на этой точке зрения.

Что интересно, и сейчас далеко не все произведения, которые являются вполне сатанинскими по сути, написаны сатанистами. В качестве примера можно привести замечательный рассказ С. Логинова "Живые души".

… - Во всяком случае, сотворив сущее, бог немедля раскаялся в содеянном и принялся его уничтожать. Так что, смею вас уверить, Армагеддон уже давно начался. И страшный суд тоже начался в момент сотворения. Вернее, всем нам уже вынесен приговор. Все сущее, людей и нелюдей, разумных и безмысленных, живых и неживых, грешников и праведников, ожидает одна судьба. Все мы должны воссоединиться в господе, всех и вся он собирается сожрать с потрохами и дерьмом, чтобы вернуть себе былое всемогущество.

— Вполне понятное желание, — заметил Егор. — Ну а вы, в таком случае, чем заняты? Из ваших слов я понял, что господства над миром вам не видать, так чего ради вы занимаетесь вот этой коммерческой деятельностью? — Егор широким жестом обвёл уютный интерьер.

— Помилуйте, какое господство, зачем оно? Мы всего лишь хотим жить. […] Сама материя, вещный мир сопротивляется разрушению, и именно туда направлены основные силы бога. Впрочем, до сих пор бывший творец не выходил за рамки законов природы, сложившихся в миг творения. Когда это произойдет — нам придется выступать немедленно. Вот для этой битвы мы и вербуем себе сторонников.

— А душа того, кто пошёл на сотрудничество с вами, значит, воскресает для новой жизни?

— Я не стану врать, я уже сказал, что человек смертен и живет только здесь. Душа — это тот запас силы, который человек собрал за свою земную жизнь. После воскрешения человек уже ничего не приобретает. А после Армагеддона те люди, что выживут, не смогут даже толком порадоваться своей победе. […] То же самое можно сказать и о нас. Те из нас, кто уже умер или умрет, не дождавшись апокалипсиса, воскреснут для последней битвы, но после нее исчезнут окончательно. Конечно, не бесследно, ведь в случае нашей победы останется живой мир.

— Но зато погибнет живой господь, этот мир создавший, — объективности ради напомнил Егор.

— Конечно. Но здесь уже ничего не поделаешь, каждый борется за то, что ближе и родней ему. […]

— Большое спасибо, вы рассказали удивительно интересные вещи. Мне искренне жаль, что я ничем не могу помочь вам. Поймите и вы меня, я не осуждаю тех, кто закладывает душу ради счастья близких, но я одинок и потому душой торговать не стану. […]

Егор повернулся, чтобы закрыть дверь и уже через порог сказал ждущему дьяволу:

— Я не верю ни единому вашему слову. Но если вдруг… чем черт не шутит… если вдруг битва, о которой вы рассказывали, все же состоится, то не забудьте прислать мне повестку. Я пойду добровольцем.

Более того, совершенно не обязательно описывать в литературном произведении что-либо, напрямую относящееся к сатанизму — скажем, роман Булгакова "Собачье сердце" более соответствует сатанинскому мировоззрению, чем его же "Мастер и Маргарита". Суть не в словах, а в образах. И профессор Преображенский, несмотря на несоответствие "типичному сатанисту[164]" — поступает как сатанист практически во всех случаях, описанных в романе, исключая только интеллигентское непротивленчество.

Появились другие произведения искусства, напрямую или косвенно относящиеся к сатанизму (скажем, картины Гигера, Абрахамсона), кинофильмы, как халтурные, так и настоящие произведения искусства, начиная с классического "Ребенка Розмари" Поланского, который, как писал ЛаВей, послужил для CoS прекрасной рекламой,[165] разрушив чел-овеческие стереотипы о сатанистах.

Следует заметить, что нельзя путать образ Сатаны и обычной "нечистой силы" в народном понимании. Хорошей иллюстрацией служат произведения Гоголя, описывавшего чертей как нечто вульгарное и низменное, а главное — чел-овеческое. Как отмечал Д. Мережковский: "Гоголь первым увидел черта без маски, увидел его настоящее лицо, страшное не своей необычностью, а обычностью, паскудством; первый понял, что лицо черта является не чужим, странным, фантастическим, а знакомым, вообще реальным "человеческим, слишком человеческим" лицом, лицом толпы" в ее "бессмертной вульгарности". В народном фольклоре черт может быть обычным паскудником; но это восприятие не имеет отношения к образу Сатаны, который а-человечен.[166]

Аналогичной ошибкой является проекция на инфернальные образы все того же "чел-овеческого, слишком чел-овеческого". Вспомним лермонтовского Демона:

Ничтожной властвуя землей, Он сеял зло без наслажденья, Нигде искусству своему Он не встречал сопротивленья — И зло наскучило ему.

Демон, в неизбывном отчаянии бороздящий просторы Вселенной, — фигура, несомненно, трагическая, но имеющая к архетипу Сатаны весьма косвенное отношение. Романтическая тоска Сатане не присуща. Тот, кто привык творить — тосковать не будет.

В творчестве литераторов-романтиков демоническая суть неразрывно связана со смертью, с дыханием бездны, Хаоса. И это верно, но метафизически — смерть в отношении к Сатане должно рассматривать как уничтожение старой сущности и рождение новой; смерть — это танец Шивы, а не гниение плоти и не стабилизация yuch в вечно-блаженном состоянии бессознательной эйфории.

Романтиков же подводит чел-овеческое восприятие. Итогом демонического развития им видится остановка. Этот мотив остановки звучит во всех «страшных» произведениях романтизма (см., к примеру: «Манфред» и «Тьма» Байрона). Именно в остановке в конечной мере и кроется исток ужаса; но этот ужас — следствие неспособности проникнуть сквозь барьер, отделяющий антропоцентрическое восприятие от сущности Вселенной — см. цитату из рассказа "Патрон Доктора Фауста или Черное смещение" далее на стр. 111. Дьявол у романтиков — это метафора пустоты, небытия и одновременно символ переходящей в бунт тоски по жизни иной, нездешней; то есть — чувствуется чел-овеческая неполноценность, но нет сил от нее оторваться…

Lay Ervit, "Сатане" Там, где бредит толпа и жует Рацион общих мест, Обозвав Чепуху ритуалом общенья, Тебя нет, Тебе скучно и тягостно здесь Быть козлом, Стародавним козлом отпущенья. Кто-то хнычет, стенает и бьет Об пол собственный лоб, Возмечтав, Будто с крыши слетит утешенье. Кто придет, Если в вечность вопит остолоп, Убежденный, Что глупость достойна спасенья? Ты — молчание, проблеск идей Из-под взмаха ресниц, Краткий жест, Подтверждение сжатой ладони. Ты — везде, Твоя сущность не знает границ: Нет предела Могуществу собранной воли. Ты — уверенность, гордость, Спокойствие собственных сил. Твое имя — Знак власти над созданным миром. Ты — творитель — Свободными нас сотворил, И себя Называть не придумал "Единым". Orkkh, "Моему Сатане" О, как ты одинок! Ту силу зла, Которой ты исполнен от рожденья, Тот гнев войны, то страсти вдохновенье, В тебе не любят. Так мала Душа любого смертного. Презренье — Вот все, чего достоин человек! А ты, свободы воплощенье, Ты, вечный символ мудрости — и власти, То жарок, словно ад, то холоден, как снег, Внутри себя обрек ты смерти счастье. Ты — не для всех… Ты слишком храбр для всех

Психопатологические сущности и рецидив дуализма

Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, а вот вляпаться в одно и то же дерьмо — сколько угодно.

Michael The Heretic

К определенному времени анахронизм традиционных религий стал настолько кричащим, что возникла идея их подновить путем заимствования идей из других религий и некоторых достижений науки.

Эти новшества затронули и демонологию. Особенно популярны тут идеи, болтающиеся около понятий биоэнергетики, психической энергии и т. п.

Некоторые экстрасенсы утверждают, что все наши мысли, эмоции, желания на самом деле не наши, а представляют собой некие «вибрации», проникающие в нас из астрала или других уровней бытия.

Такие страсти, как зависть, гордость, похоть, ненависть, невежество, эгоизм, рассматриваются ими как "энергетические сгустки", сущности, паразитирующие на астральном или ментальном теле человека. Они, вовлекая своего «хозяина» в бесконечную погоню за удовольствиями и иллюзиями, забирают львиную долю его жизненной энергии.[167]

Согласно некоему священнику Родиону, каждый демон олицетворяет определенную страсть. Он возбуждает ее в человеке, ныряет в него, подталкивает на удовлетворение этой страсти и сам от этого получает удовольствие:

Демоны получают силы через человека, приспособляя его энергетику для своего питания. Для этого они вначале должны уподобить человека себе, через то получив доступ к его душе. Раздувая в нем энергию страстей, пожирающие его жизненные силы, демон питается и усиливается в такой среде.

Что ж, если человек — это всего лишь сосуд для пребывания всяких психологических сущностей, так пусть в нас живут прекрасные демоны страстей: дерзости, гордости, отваги, любознательности, веселья, сексуальности; но не ангелы смирения, покорности, робости, воздержания и занудства.

Даниил Андреев в своей "Розе Мира" придумал еще интереснее: похоть, гордыня, чревоугодие — это для демонов своего рода полуфабрикаты, сырые продукты. Истинным витамином для них является некий «гаввах» — психическое излучение страдания. Поэтому они, дескать, и стараются всегда делать больно, кушать-то хочется. А всякие ангелоподобные сущности сидят на диете из излучения любви.

Согласно Андрееву, замысел бога состоит в том, чтобы все души в любви слились с Ним и между собой. А планы демонической сущности состоят в поглощении, вбирании в себя всех прочих эго. А теперь скажите, вы разницу видите? Это ведь одно и то же, только написано разными красками![168] Только, пожалуй, "души в любви" добровольно стремятся к слиянию, к коллапсу. А демонические, сами рассчитывая стать центром, сопротивляются. Возникает противодействие, которое приводит к колебанию около точки равновесия, на котором держится Мир, как на «сильном» и «слабом» взаимодействии в атоме. На взаимодействии Эроса и Эго, собственно говоря, и построен этот Мир.

Эгоизм[169] — неистребимая черта разумного существа. Он de facto неотделим от осознания своего «Я», как бы ни пытались протестовать против этого моралисты.

Quodcunque aliquis ob tutelam corporis sui fecerit jure id fecisse videtur.

Ввиду того, что всегда были индивидуалисты и носители стадных взглядов (не исключается их совмещение в одном лице, только по разным чертам личности), эгоизм тоже бывает индивидуальным и стадным. Точка зрения индивидуального эгоизма подвижна и относительна. Установки коллективного эгоизма инертны. Это то самое ядро, вокруг которого возникают моральные понятия, возведенные в абсолют. Так называемый «альтруизм» на деле является противопоставлением коллективного эгоизма индивидуальному, когда каждый индивидуум обязан по первому требованию приносить себя в жертву обществу, причем осуждаются даже робкие попытки индивидуума отстоять свое право на самоопределение.

Собственно эгоизмом общепринято называть индивидуальный эгоизм, яростно осуждаемый общественным мнением.

Что характерно, люди неимоверным образом рефлексируют по этому поводу и стараются рационализировать любое проявление эгоизма, так как с точки зрения общества эгоизм — это "очень, очень плохо". Типичная попытка выглядит как "я делаю это ради тебя!" — к примеру, родители запрещают подростку поздно гулять на улице, мотивируя это заботой, реально же они заботятся о себе, так как иначе будут волноваться. Сюда же можно отнести попытки определить эгоизм не просто как приоритет своих целей перед чужими, а обязательно одновременно причинение вреда другим, причем в явном виде. Либо заявляют, что эгоизм — это только доведенный до абсолюта принцип "хочу, и все тут!" без расчета последствий хотения. В общем — какие угодно ухищрения вместо того, чтобы честно признаться в эгоизме.

Кто-то весьма точно заметил, что ради себя человек может пойти на преступление, но ради своей семьи он готов на большее преступление. Ради своего класса или сословия — на еще большее. А для пользы своего государства или нации — на гораздо большее злодеяние, но это уже будет подвиг. Ну а уж ради своей веры некоторые готовы на что угодно, и это уже назовут святым деянием.

Вывод: индивидуальный эгоизм — вещь неизбежная; развитый индивидуальный эгоизм — признак психического здоровья. Между тем в общественной морали принят коллективный эгоизм, который осуждает поступок человека для собственной пользы, и одобряет точно такое же деяние на пользу государства (веры). Некоторые разновидности коллективного эгоизма, к примеру, национализм, в наши дни уже осуждаются. Другие — патриотизм — еще приветствуются.

Пока вы находитесь внутри некоей биологической, политической, социальной или другой системы, то, что угрожает ей, представляется вам абсолютным злом, и ваша личная позиция — борьба с ним.

Коллективный эгоизм — это выход, выражаясь словами Ницше, для "связанных умов". Им не по силам собственное сознание, они его арендуют. Одно сознание на всю толпу может создать чувство причастности, приглушая при этом осознание собственной убогости, но разум оно не заменит.

Коллективный эгоизм может иметь значения в широчайшем диапазоне — от семейного до видового, выражающегося в уверенности, что чел-овечество занимает в мире какое-то особое место.

Как ни парадоксально это звучит, но антропоцентризм нашего мировоззрения не только в общем виде — "детская болезнь эгоцентризма человечества", но и в частностях — просто перешедшее в научную традицию религиозное представление о богоизбранности человека (характерное для христианства, ислама и иудаизма), о человекоподобии — антропопатизме — божества либо каких-то его ипостасей (практически во всех исторически известных религиях). В данном случае и научное и религиозное клише — разные стороны общего культурного фона.

В.Р. Арсеньев "Звери=боги=люди"

Могут возразить, что коллективный эгоизм — это реакция самосохранения общества. Однако никто не желает оказаться индивидуумом, конкретно за счет которого упомянутое общество самосохраняется, хотя и немногие в этом признаются.

Социум стремится к стабильности, это — проявление социальной самозащиты на уровне всего общества. Но — как всегда — есть «но»… Член общества — часть структуры, стремящейся к самосохранению. И он будет способствовать этому всеми способами. До тех пор, пока это не вступает в противоречие с более важным для субъекта приоритетом — стремлению к личному самосохранению, к личному оптимальному положению в глобальной структуре, называемой Бытие. Истоки этого — не только и не столько инстинктивно-биологические, они лежат в самой сути разума — самоидентификации, самоотделении «Я» от всего остального. И именно «Я» требует оптимального существования. А "все остальное" — или мешает/помогает этому, или интактно. Личный эгоизм — это проявление борьбы «Я» со всем остальным — за оптимальное существование конкретного разума. И именно это — глубинная суть, коли уж разум на нашей планете существует, как индивидуальный феномен, четко локализованный во времени и пространстве. Не только отделенный от всего остального, но и осознающий это. Понимающий, что если «Я» не выживет — погибнет и вся Вселенная, ведь Вселенная для каждого конкретного Разума — это именно то, что он воспринимает и отражает.

Это — банальные вещи. Но именно понимание (и признание) этого отсутствует практически в любой общественно-идеологической системе: исчезнет коллектив, общество, идея — Вселенная останется. Исчезнет разум — исчезнет Вселенная. Исчезнет все. Конечно — для конкретного «исчезнувшего» субъекта, но для каждого «Я» — Вселенная своя, уникальная. А поскольку единственным носителем разума на сей день является биологическое тело, то отделение «телесной» оптимальности от «духовной» — попросту бессмысленно. Но эту идиотскую операцию всегда проводят идеологи любого социума — "Погибнуть за Отечество почетно", "Умри, но защити коллектив", "Пострадавшим за веру воздастся на небесах"… Какой почет? Что погибшему до «почета»? "Награжден посмертно…" Смерть — не награда. Смерть — именно что прекращение всего, исчезновение Вселенной. Это может быть равноценно вообще чему-либо (не говоря уже о какой-то побрякушке)?!

Но любая идеология заботится о сохранение социума в неизменном виде, а отнюдь не об отдельных индивидах. И для того, чтобы послушно следовать идеологии, лучше всего подходят стандартные, социализированные и не слишком умные особи.

По этому поводу вспоминается Фридрих Ницше:

Облагораживание через вырождение. История учит, что лучше всего сохраняется то племя, в котором большинство людей имеют живое чувство солидарности вследствие одинаковости их привычных и непререкаемых принципов, т. е. вследствие их общей веры. […] Опасность этих крепких обществ, опирающихся на однородные, сильные личности, состоит в том, что они легко глупеют, и что это оглупление, которое, как тень, всегда сопровождает всякую устойчивость, постепенно растет, передаваясь по наследству. […]

Некоторые построители современных религиозных систем являются настоящими наследниками манихейского дуализма и антагонизма материи и духа. Элизабет Хайх, например, излагает эту доктрину в физических понятиях. Силы гравитации, таким образом, не что иное, как стремление всего сущего в направлении пустоты, которая стоит над временем и пространством, в райское единство с Богом, к блаженству. А препятствует этому силы сопротивления материи, которая сама и является Сатаной.

Наиболее забавно в таких рассуждениях следующее: получается, что возникновение вселенной произошло зря, со стороны Бога это случилось непроизвольно. Он как бы нечаянно пустил газы, упустил часть своей божественной сущности. И теперь в этом выкидыше действуют силы "света и добра", под девизом "Назад к блаженству!" стремящиеся забраться обратно туда, откуда появились. А другие, «темные», мешают этому — им, видимо, нравится снаружи. Плерома раскололась и София вытекла… Караул! Скорее отскоблить и запихать обратно (это в терминологии гностиков).

А некоторые апостолы модернизированных религий в соответствии со своим интеллектуальным и духовным уровнем ударяются порой в такой вульгарный дуализм, какой не снился и Заратустре. Ну ладно, тьма — это «зло», свет — «добро»; но как вам нравится такое: туманность Андромеды — это «добро», а звезда Антарес — «зло»? Причем автор этой сногсшибательной идеи, Даниил Андреев, еще и убежден, что «злые» стихии должны быть уничтожены, а к ним относятся: все хищные животные, пустыни, джунгли, мегаполисы, океанские глубины, тайга, некоторые звезды, Луна. Эта идея содержится в его книге "Роза мира", которой восхищается определенное количество, гм… считающих себя эзотериками.

В общем, глупость чел-овеческая неисчерпаема. Как вы понимаете, эта глава добавлена не из-за того, что сатанизм почерпнул что-либо из подобной бессмыслицы, а исключительно потому, что и это отдельные деятели приписывают сатанизму.

Добро/Зло — мифы и реальность

Мораль — это важничанье человека перед природой.

Ф. Ницше

Рассуждая о Сатане, нельзя не затронуть проблему Зла, поскольку люди в подавляющем большинстве своем на уровне сознания ассоциируют с ним Дьявола. Зло однозначно является частью архетипа Сатаны. Однако, понятие Зла также архетипично и нуждается в психологической трактовке. Мы не замахиваемся на освещение в достойном объеме еще и этого вопроса, но кое-какие хрестоматийные моменты затронуть стоит.

Возникновение самих всеобщих идей абсолютных Добра и Зла[170] обосновано в цитате из "Этюдов по…" А.Травина (см. далее стр. 101). Но введение абстрактного понятия отнюдь не обозначает не только реальности такового, но и его всеобщего однозначного понимания.

…людям свойственно привязывать к некоторым сущностям или явлениям общие термины, а потом благополучно забывать о том, что они — чересчур общие. В результате каждый отдельно взятый человек наполняет эти абстрактные понятия некой субъективной конкретикой, и по умолчанию предполагает, что если кто-то еще пользуется тем же самым термином, что и он, то и вкладывает в него точно то же самое. Конфликты, возникающие в результате таких разногласий подобны удару из-за угла и весьма ожесточены, так как стороны часто явно или подсознательно испытывают чувство оскорбленного доверия. Казалось бы, чего проще, заранее уточнить, что собеседник имеет ввиду, но опасность абстрактных понятий именно в том, что они у всех на слуху, и их самодостаточность редко подвергается сомнению.

Cайко, "О неуниверсальности абстрактных понятий"

Термины «Добро» и «Зло» являются именно такими общепринятыми терминами, которые каждый понимает по-своему, но считает, что его личное мнение соответствует пониманию любого другого человека. Это также — мнимые конвенции, наряду со «справедливостью» и т. п. Основа их — проецирование собственного миропонимания на других субъектов. Т. е. «абсолютные» критерии некорректны вследствие некорректности неполной индукции, на основе которой они выстраиваются. "Я так считаю, мой сосед так считает, мой дедушка так считает, значит — абсолютно все так считают", или короче, но психологичней: "А разве может быть иначе?!"

Объясняйте значения слов — и вы избавите мир от половины недоразумений.

Р. Декарт

Но Декарт был оптимистом — дело не только в том, что люди не понимают значения слов, но в том, что они не хотят что-либо понимать и менять в этом отношении.

Забавно то, что сторонники использования этих терминов, понимая невозможность их определения и самой возможности провести демаркационную линию, настаивают на их использовании:

Что есть зло? Зло — это то, что люди воспринимают как зло (конгениально! — O.&W.). Но представления о зле настолько различны, что этот концепт невозможно определить достаточно строго. Для целей ограниченного общения за данным словом могут быть закреплены произвольные значения. Но зло — это не просто смутно определенное понятие; в нем вообще нет внутренней согласованности. Поэтому мы должны рассматривать не категориальное определение зла, а его прямое, непосредственное и экзистенциальное восприятие.

— Д.Б. Рассел, "Дьявол"

Спрашивается, зачем вводить термин как одну из основ мировоззрения при невозможности категориального определения? А все очень просто. Убедив в возможности применения определения добра/зла остенсивным способом, получаем превосходный инструмент манипуляции.

Подавляющее большинство "неизмеряемых категорий", и уж точно абсолютно все "моральные категории" определяются только остенсивно — еще на этапах родительского и общественного воспитания. "Вон видишь — дядя дерется? Это — плохо!" Что важно, впоследствии эти понятия никак не переосмысливаются (профессиональные исключения и общественные кризисы не рассматриваются, речь идет об общей ситуации) и, следовательно, их понимание остается на уровне детской психики младшего возраста: понимание того, что можно делать, а что нельзя, включает в себя только перечень действий, но не включает какого-либо обоснования, почему так. При этом запрет чего-либо подкреплен исключительно боязнью вызвать недовольство у тех, кто воспринимается как безусловный авторитет (воспитующие взрослые для ребенка), и ничем больше. Естественно, что детское же желание делать все наперекор (даже если самому во вред!) также остается в психике. Отсюда, собственно, и берет начал тезис всех моралистов "если отменить мораль, то все начнут убивать, грабить и т. д.". Точно такие же желания есть у маленького ребенка: съесть банку варенья или засунуть пальцы в розетку, если только бабушка перестанет за ним следить. Проблема в том, что психика таких моралистов уже не детская, страндартно-неконгруэнтная, но попросту искалеченная когнитивными диссонансами за всю жизнь. И очень вероятно, что оставленный без присмотра индивид такого рода действительно пойдет в разнос, сочтя, что "раз бога нет — то все позволено", и ни разу не задумываясь над тем, зачем ему что-либо делать из того, что ранее ему запрещалось декларативно. Это обычный детский эгоцентризм "Хочу!!!" в сочетании с не менее детским негативизмом, который возникает и проявляется помимо воли такого моралиста, но сдерживается различными навязанными условностями.

Не только тезисы, но и определения слов, исходящие из авторитетного для обывателя источника, воспрнимаются абсолютно и без критического анализа, на уровне психики 3-5-летнего ребенка. Разумеется, как малыш такого возраста не читал еще Витгенштейна, так и взрослый представитель чел-овечества практически не в состоянии понять, что класс имен и класс объектов отличны друг от друга.

Если вы говорите "Слово — это не вещь", все легко соглашаются с вами; но посмотрите вокруг, и вы увидите, что все ведут себя так, будто нечто, называемое Священным, "действительно является" священным, а нечто, называемое Низким, "действительно является" низким.

Р.А. Уилсон, "Квантовая психология"

Этот прием повсеместно применяется по отношению к Сатане. В истинно зороастрийском духе ему инкриминируют все, что вызывает страдания у людей, причем безразлично, по какому поводу и какие именно (выделение курсивом наше — O.&W.):

Если нужно понять зло, то мы всегда должны от метафоры и метафизики возвращаться к индивидуальному. Числа только скрывают реальность. Шесть миллионов уничтоженных нацистами евреев[171] становятся абстракцией. Вы понимаете страдание одного еврея, но ваши способности к дальнейшей экстраполяции ограничены. Поэтому Сатана у Мильтона кажется таким гордым: олицетворяемое им зло спряталось за абстракцией. Замученное в одиночестве и темноте дитя, о котором рассказывает Иван,[172] открывает истинный смысл сомнительной славы Сатаны, той славы, которую мы ощущаем только если позволяем […] забывать о страдании конкретного человека.

Д.Б. Рассел, "Дьявол"

Как видите, Сатане приписывается во-первых, какая-то патологическая жестокость, во-вторых — мелочность (Ну и зачем ему страдания этой пятилетней девчонки? Так Сатане можно приписать что угодно, вплоть до подкладывания кнопок на стулья[173]). При этом суггестия такой пропаганды усиливается вторым термином, определяемым также остенсивно: «истиной» (Истина в этих случаях скорее определяется декларативно — часто ее конкретные примеры совсем не обязательны. Достаточно задекларировать ее "наблюдаемые пределы" — в соответствии с собственным разумением, конечно. Ни о каких реальных конвенциях в этих случаях речь не идет.). Приписав себе право толковать истину, а заодно и добро/зло, такие пропагандисты получают прекрасный инструмент манипуляций народом: им достаточно ткнуть пальцем: "вот это — зло!", и мало кто спросит, — а почему, собственно?

Полезным эффектом такой политики устрашения народных масс Сатаной, помимо подпитки эгрегора страхом обывателей, является невозможность войти в контакт с эгрегором тем, кто имеет стадный менталитет. Просто не за что зацепиться — нет соответствий.[174]

Интересно рассмотреть восприятие зла человеком, стоящим на позиции добра. Процитируем предисловие к книге Д.Б.Рассела "Дьявол. Восприятие зла с древнейших времен до раннего христианства":

Что такое зло? В общепсихологическом плане — это опыт гибели, разрушения, предчувствия смерти, наличия силы, оказывающей сопротивление не только нашим планам и чаяниям, но и самому нашему бытию. Однако зло — не просто человеческая оценка происходящего с ним или с окружающим. За ним стоит какая-то реальность […] Нечто сопротивляется нашим замыслам и предположениям о принципиальной доброжелательности мироздания, в котором мы пребываем.

Обратите внимание на восприятие реальности: сторонники «добра» совершенно инфантильно стремятся к "принципиальной доброжелательности мироздания" (вспомните концепцию христианского рая), причем им больно и обидно, что реальность не соответствует их предположениям (!!!). Они высказывают протест против реальности, мечтая об элиминировании сопротивления вообще как феномена.

Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой.

И.В. Гете

Кроме того, они путаются даже в столь незамысловатых мечтах, пытаясь увязать их с реальностью. Тот же текст, соседний абзац:

Человеческое сознание склонно оценивать все, происходящее с ним, исходя из простейшей шкалы ценностей. Начиная с первобытных времен мир удваивается, организуясь согласно системе простейших оппозиций: небесное-земное, наше-чужое, священное-мирское, хорошее-плохое.

И как прикажете совместить понимание стремления чел-овечества к примитивной дихотомизации и "какую-то стоящую за злом реальность"? "Зло трансцендентно, оно врывается извне в космос, ежемгновенно выстраиваемый нашим сознанием" — op.cit.

Какая наглость! Реальность Вселенной посмела не соответствовать иллюзиям нашего сознания![175] Отсюда остается лишь небольшой шаг до концепции "материя — это зло", которую мы рассматривали ранее. Кроме того — разумеется, в нас [людях[176] ], хороших, белых и пушистых, никакого зла нет, поскольку не может быть никогда, и значит, что оно находится где-то "снаружи".[177]

Именно с этим связано стремление к персонификации зла — раз навязывается извне, значит, навязывается кем-то.

Самым глобальным заблуждением (после непосредственно ввода в обиход этих понятий) является тезис о том, что зло является privatio boni, что оно вторично, зависимо от добра,[178] является его отсутствием и не представляет собой самостоятельной сущности. Такое мнение не только есть error in re, но, что характерно, даже противоположно реальности. Поскольку Добро и Зло — искусственные, неестественные понятия (и опять скажем — почти по Пруткову — Вселенная имморальна!), то справедливо заметить, что Добро вводилось как нечто возвышенное, оторванное от мироздания, а на долю Зла пришлась как раз сама реальность, материальный мир без каких-либо измышлений.

Суждения добра и зла есть болезни разума. Пока эти болезни не покинули разум, что бы вы не делали, не является добром.

Yagui Minenori

Все подобные измышления связаны исключительно с теодицеей. Древняя идея зла как отсутствия добра была радостно подхвачена христианскими апологетами Августином и Аквинатом, а позже вообще превратилось в хоровое подпевание. Причем этот измышлизм приводил иногда к очень оригинальным выводам: к примеру, если зло не существует, то у него нет и начала; следовательно — Дьявол также не существует.[179] Все это сводится к донельзя кривому тезису Платона: онтологическое небытие зла не освобождает мир от зла, но освобождает создателя мира от ответственности за зло.

Впрочем, можно освободить, декларируя, что демиург создал Упорядоченное, но одновременно существует Хаос, над которым демиург не властен, и иррациональность Хаоса в проекции на Упорядоченное является злом. В общем, не создавал специально — не ответственен. Но при этом всемогущество становится куда большим отсутствием, что зло в творении демиурга. Так что теологи вправе выбирать — либо бог всемогущ, либо ответственен за все зло. И никак иначе.

Тезис (неявный) теологов обычно таков: причиной блага нельзя считать никого другого, кроме бога, но для зла надо искать какие-то иные причины, только не бога. Тем не менее, еще Эпиктет утверждал, что добро и зло заключаются не в самих вещах, а в их применении, т. е. — они личностны и относительны. Его точку зрения разделял Марк Аврелий. Но эти разумные философские рассуждения не могли удовлетворить чел-овечество, которое всегда хотело переложить ответственность на других, а кроме того — найти какую-либо концепцию, которая позволила бы избежать зла хотя бы в послесмертии, и уверовать в эту иллюзию.

…зло есть "privatio boni". Эта классическая формула лишает зло абсолютного бытия и превращает в какую-то тень, обладающую лишь относительным, зависимым от света бытием. Добро, напротив, наделяется позитивностью и субстанцией. Психологический опыт показывает, что «добро» и «зло» суть противоположные полюса так называемого морального суждения […] Как известно, суждение о какой-либо вещи может быть вынесено лишь в том случае, если ее противоположность реальна и возможна. Кажущемуся злу можно противопоставить лишь кажущееся добро; лишенное субстанции зло может контрастировать лишь со столь же несубстанциональным добром. Хотя противоположностью сущего и является несуществующее, однако наделенное бытием добро никогда не может иметь своей противоположностью несуществующее зло, ибо последнее есть contradictio in adiecto и противопоставляет существующему добру нечто с ним несоизмеримое: ведь несуществующее (негативное) зло может быть противопоставлено лишь несуществующему же (негативному) добру. Таким образом, когда утверждается, будто зло есть простое privatio boni, тем самым вчистую отвергается противоположность добра и зла. Но как вообще можно говорить о «добре», если нет никакого «зла»? Как можно говорить о «свете» без «тьмы», о «верхе» без «низа»? Когда добро наделяется субстанцией, то же самое неизбежно будет проделано и в отношении зла. Если у зла нет никакой субстанции, тогда добро остается призрачным, так как защищаться ему приходится не от реального, наделенного субстанцией противника, но лишь от тени, от простого privatio boni. […]

Есть и другая христианская трактовка проблемы зла: зло олицетворяется и наделяется субстанцией в качестве Дьявола или Люцифера. […]…имеется и такая точка зрения, согласно которой Дьявол, хотя и сотворен, все-таки является автономным и вечным созданием. К тому же он выступает противником-партнером Христа: заразив наших прародителей первородным грехом, он открыл процесс порчи и разложения творения (а точнее, изменения[180] — O.&W.), сделав необходимой инкарнацию Бога, которая есть условие спасения (по христианской мифологии, а не по логике — O.&W.). При этом Дьявол действовал свободно, по собственному усмотрению, как в случае с Иовом, когда ему даже удалось уговорить Бога предоставить ему свободу действий. Эта мощная действенность Дьявола плохо вяжется с приписываемым ему призрачным бытием в качестве privatio boni, которое, как уже сказано, подозрительно напоминает некий эвфемизм. Дьявол как автономная и вечная личность больше соответствует исполняемой им роли противника и партнера Христа, а также психологической реальности зла.

Но если Дьявол обладает достаточной властью, чтобы поставить под вопрос весь смысл Божьего творения или даже вовсе навести на него порчу, а Бог никак не препятствует ему в этой нечестивой деятельности, но предоставляет все решать человеку, который заведомо глуп, бессознателен и столь легко поддается соблазну, — тогда злой дух, несмотря на все заверения в обратном, на самом деле должен представлять собой мощный фактор с совершенно необозримым потенциалом. […]

К.Г. Юнг

Классическим апологетом privatio boni являлся Августин Блаженный. В своем трактате "О свободе воли" он попытался освободить бога от всей ответственности за зло, переложив ответственность на свободную волю ангелов и людей. Его взгляды ортодоксальны: бог творит только добро — следовательно, зло совершается другими; бог терпит зло — значит, это зачем-то нужно, а поскольку это всеблагой бог — то нужно именно ради некоего высшего блага, недоступного людям. Позиция весьма не оригинальна и исходит из догмы о том, что бог добр, что бы он ни делал. Августин среди прочих сентенций выдает даже такую фразу: "Когда грешники несчастны, вселенная совершенна". Понятно, что такая позиция не может дать ответа на вопрос "а за что страдают дети и животные?" В ответах на это теолог не блещет логикой, оправдываясь тем, что страдание детей, возможно, должно вразумить их родителей, а в перспективе бог сделает этих детей счастливыми (после смерти, например…). Что же касается животных, то раз у них нет разумной души,[181] о них и беспокоиться незачем: может, их страдания "учат любить совершенное единение"?

Кроме того: если еще можно заявить, к примеру, о том, что если мороз причиняет зло, являясь отсутствием тепла, то в случае сжигания напалмом мирного населения чему конкретно "не достает сущностного бытия"?

Известнейший схоласт Фома Аквинский (1225–1274 гг.) договорился до следующего: "Бог не хочет, чтобы зло было, но и не хочет, чтобы его не было, но Он позволяет ему быть для большего добра" (Summa Theologiae Ia 2.3), и вообще несовершенность и испорченность творения необходимы для того, чтобы в полной мере выразить величие и могущество бога.

Между тем, мысли о том, что и добро, и зло конвенциональны и относительны, высказывал еще Протагор, а Трасимарх заявлял, что единственно возможными критериями добра и зла являются сила или целесообразность. И это далеко не весь список считавших аналогично: даже поборник идеи Абсолюта Платон, в конце концов, согласился с тем, что мир является смесью, mixiV (см. "Филеба").

Давайте рассмотрим, откуда произошли сами понятия "добро/зло" и вообще моральные установки социума? Все не так уж сложно. Более того,

Все просто: этические нормы и догматы, выработанные и закрепленные в ходе социальной эволюции, требовали однозначного толкования поступков людей. А это — минимизация степеней сложности в системе с огромным числом переменных. Ведь ситуация читается (читалась, если о начальной стадии) так: поведение любого индивида — в силу высокой сложности его организации — может быть в принципе непредсказуемым, однако сообщество таких индивидов (организация еще более сложная) не должно от этого страдать — сообщество должно быть стабильным и продуктивным. Следовательно, чтобы выполнялось последнее (стабильность системы), необходима упорядоченность, стабильность первого — то есть составляющего системы, индивида.

Возник, казалось бы, парадокс: в самое сложное, высокоорганизованное и прогрессивное — головной мозг человека (детище эволюции!) — необходимо вносить какие-то поправки? Именно так. И этот парадокс можно было разрешить только за счет упрощения: в сложной, в том числе конкурентной, системе взаимоотношений между людьми оценки их поступков должны быть не только однозначными, одинаково трактуемыми, но и полярными (да — нет, хорошо — плохо, можно — нельзя). Нюансы уходят: чем проще, тем лучше, надежней для системы в целом. Более того, чтобы окончательно закрепить подобный механизм выживания и стабильности вида, человек в ходе эволюции наделяется еще и способностью к самооценке (в дальнейшем — к тому, что называют рефлексией). Вот стандартное, используемое теперь всяким цивилизованным человеком психологическое построение: я еще не совершил нечто, только задумал совершить, а уже могу оценить свой будущий поступок, да и самого себя, с позиций морали, нравственности, этики. Таким образом, оценочный механизм продублирован: оценка со стороны дополняется оценкой внутренней, и, как правило, упрощенно-альтернативной. В общем, механизм с двойной страховкой…

А.А. Травин, "Этюды по теории и практике эволюции"

Таким образом, в очередной раз показано, что мораль предназначена именно для того, чтобы те, кто не умеет мыслить, приносили меньше вреда. Совершенно аналогично выглядит совет из старинных учебников по поведению в обществе: недостаток ума можно замаскировать хорошим знанием этикета.[182]

Вы никому ничего не должны. Все ваши «долги» — порождение гениального ума, придумавшего грехи, совесть, долг для своих рабов. Так рабы меньше шумели, были послушны и не так сильно воняли.

Voidriser

Так же очевидно, что общественная мораль, способствуя стабилизации вида в целом, препятствует развитию индивида:[183] чем проще и стандартнее, тем лучше. Как нетрудно догадаться, здесь психология выражает аспект архетипа Сатаны как противника стандартов (уравниловки), в частности — стандартной морали.

Сатана — это индивидуализм, не противопоставление обществу (слепой нонконформизм так же глуп, как и слепой конформизм), но уход из-под его влияния в плане этики.

Существовать — значит выделяться, не оставаться фоном.

Пол Адригес

Обратите внимание, что гордость, неразрывно связанная с Сатаной, не поощряется в чел-овеческом обществе. Это происходит по простейшей причине: проявления гордости нарушают иерархию стада.[184]

Следует пояснить разницу между гордостью и гордыней. Гордыня — это исключительно церковнославянское слово, применяемое как обозначение греха гордости. Эти термины эквивалентны с христианской точки зрения, но если посмотреть непредвзято, то для гордыни можно оставить трактовку гордости ad extra, а собственно гордость связана с личным достоинством, т. е. знанием своего места в мире, адекватной самооценки, и нежеланием опускаться ниже. Можно сказать, что гордость — это внешнее проявление достоинства, которое является чертой личности. Обратите внимание, что гордость проявляется не постоянно, а только в случае внешнего воздействия, направленного против достоинства.

Собственно говоря, применительно к христианским легендам гордость Сатаны выражается в желании достичь свободы, причем собственными силами, стать хозяином своей судьбы и ничем не быть обязанным богу.

Именно гордость послужила причиной отпадения Сатаны от бога в христианской традиции (также см. главу про ислам). Это мнение вошло в концепт Сатаны благодаря Оригену, до этого высказывались идеи зависти к людям (см. Феофила Александрийского), что не соответствовало архетипу — Дьявол слишком могущественен, чтобы завидовать.

Так что же такое Добро и Зло? Очень редко можно встретить попытку четкой формулировки, которая, к тому же, не построена по принципу сепулек имени Й. Тихого ("Добро — это то, что от бога, а бог есть добро").

Теперь же установим действительно значение понятие доброго, или хорошего […] это понятие относительно и означает соответствие какого-либо объекта какому-нибудь определенному стремлению воли.[185] Таким образом, все, что нравится воле в каком-либо из ее проявлений, что удовлетворяет ее цели, — все это, как бы различно не было в других отношениях, мыслится в понятии хорошего […] поэтому для одного может быть хорошо то, что для другого совсем противоположно. […]

Согласно сказанному, добро, по своему понятию, является twn proV ti, т. е. всякое добро по своему существу относительно, ибо существо его состоит только в его отношении к желающей воле. Поэтому абсолютное добро есть противоречие; высшее благо, summum bonum, означает то же самое, т. е. обозначает, собственно, конечное удовлетворение воли, такое удовлетворение, после которого уже не появляется новое желание […] ничего подобного нельзя и помыслить.

А. Шопенгауэр, "Мир как воля и представление"

Таким образом, наглядно показывается относительность понятия добра, хотя это и не ставилось целью в данной статье. Просто люди, как всегда, боятся посмотреть на самих себя: они привыкли считать себя изначально стремящимся к "добру",[186] и даже если их мировоззрение проникнуто еще одним абстрактным понятием, а именно — грехом, то все равно они считают, что некогда у людей не было греха и что от него надо избавляться.

Нет на свете греха. Что же мы осуждаем его? Право, было бы лучше свое упрекать естество. Аль-Маарри

Возникает кажущееся противоречие: с одной стороны, Зла нет, оно локально и относительно, как и Добро; с другой стороны — как было отмечено, Зло является частью архетипа Сатаны. Однако архетип потому и относится к общественному бессознательному, что для него совершенно безразлична истинность мнения как такового — если оно сложилось повсеместно, остается неизменным многие века, то оно будет включено в базис бессознательного — хотим мы этого или нет.

В споре рождается коллективное заблуждение, а истиной мы его называем для краткости.

Е. Лукин

Таким образом, правильная постановка вопроса вовсе не "что есть Зло?", а "что люди понимают под Злом?"

Здесь можно перечислять до бесконечности, но кратко все это можно свести к известному высказыванию:

Определение Добра и Зла: Добро — то, что нравится вам. Зло — то, что вам не нравится.

А.Ш. ЛаВей

Разумеется, с поправкой на то, что обычно людям нравится / не нравится то же, что нравится / не нравится окружающим. Гипнотические слова "так принято", часто с дополнительным суггестивным элементом "в приличном (высшем, благородном….) обществе" либо "среди цивилизованных (умных, честных, культурных…) людей" перманентно используются вместо логической аргументации.

И во Франции, и в других странах самые нелепые обычаи, самые смешные условности пребывают под защитой двух слов: "Так принято". Именно этими словами отвечает готтентот на вопрос европейцев, зачем он ест саранчу и пожирает кишащих на нем паразитов. Он тоже говорит: "Так принято".

Н. Шамфор

Что особо интересно (однако вполне закономерно, поскольку это относится к общественному бессознательному), Злом с большой буквы называют не нанесение какого-либо вреда индивидуумам, независимо (!) от их количества, а именно то, что ниспровергает основы общества с его сложившимися традициями, стереотипами, обычаями; даже если все перечисленное представляет собой не более чем клифот,[187] сложившийся архетип все равно создает иллюзию наполненности якобы глубинным смыслом.

Возражения против прогресса всегда сводились к обвинениям в аморальности.

Бернард Шоу.

Действительно, как часто подменяют вопрос целесообразности либо разумности чего-либо вопросами нравственности и соответствия общественной морали! Самое страшное в этом то, что большинство людей стоят на давно устаревших позициях бессознательно, исключительно из-за привычного следования обычаям многолетней давности, давно потерявшим свою актуальность, и им даже в голову не приходит, что можно жить по-другому. Интересно отметить, что социально-культуртые шаблоны становятся собственно традициями (пресуппозициями; моделями, принимаемыми до осознания) тогда, когда они начинают играть значимую роль в воспитании последующих поколений — таким образом, например, многие шаблоны моды не становятся традиционными. А социализация ребенка, напротив, всегда традиционна, и также — всегда совершенно им не осознана.

Можно побиться об заклад, что любое ходячее мнение, любая общественная условность глупы: в противном случае они не были бы общепризнанны.

Н. Шамфор

Как уже писалось, ярко выраженный индивидуализм неотъемлем от архетипа Сатаны, и именно этот нонконформизм люди считают Злом с того самого момента, как только ввели концепцию «Добра» и провозгласили таковое принципом "единственно верной" морали.

Мы плотной движемся стеной И все они от нас бегут Мы к цели движемся одной Те, кто не с нами — те умрут! Он виноват, что думает не так — Убей! И ты уверен в том, что это враг — Убей! Не думай ни о чем, ты будешь прав — Убей! Во имя счастья, правды и добра — Убей их всех!!! Черный обелиск 92 г.

Собственно говоря, эта глава состоит сплошь из банальностей — но, если поставлена задача всестороннего раскрытия архетипа, то не упомянуть о Зле невозможно. К тому же, характерное свойство людей — игнорировать мыслительный процесс в случаях, когда ситуация относится к общепринятым.

Очевидно (однако, многие этого не видят и не хотят видеть), что именно Зло является двигателем прогресса — недаром практически все религии (а, за редким исключением, религии всегда объявляют себя стоящими на пути Добра[188]), выступают против научного знания, пытаются подчинить развитие и прогресс введенной ими морали и т. д. Невозможно сделать какое-либо открытие и применить его на практике, не причинив кому-либо зла — как прямо, так и косвенно.[189] Как говорится, от великих знаний великие скорби. Даже если не возникает катаклизмов непосредственно (вспомним, например, движение луддитов), то косвенно прогресс вызывает, к примеру, неврозы из-за невозможности угнаться за темпами развития мира.[190]

Более того, Зло — это именно изменение. Никакое сохранение стабильности, даже идущее во вред, не назовут Злом — так сильно воздействие общественного бессознательного на личностное сознание при неразвитости независимого мышления. Вспомните древнекитайское проклятие "Чтоб тебе жить в век перемен!" — нет уточнения, какие это перемены, к худшему или лучшему. Главное — наличие перемен как таковых. Таким образом, Deus (см. следующую главу) всегда Добро, Satanas — всегда Зло.[191]

Интересно отметить, что практически все, относящееся к теме морали, редко кем анализируется, и многие устремления a priori преподносятся под видом Добра; при этом забывается, что благими намерениями вымощена дорога в Ад.[192] К примеру, гуманизм (однозначно преподносимый как Добро) приводит к тому, что сейчас медики спасают жизнь тем, кто к ней изначально не приспособлен, имеет значительные физические и интеллектуальные отклонения от нормы. Принято считать, что этим делается Добро. А о том, что «гуманисты» обрекают такое существо на жизнь, полную страданий (исключение разве что при глубокой идиотии, когда больной вообще ничего не осознает, но можно ли это назвать жизнью?). Кроме того, во многих случаях такое существо опасно для окружающих из-за неадекватного поведения,[193] потребляет дополнительные материальные и временные ресурсы в значительно большем количестве, чем здоровый человек, причем без какой-либо отдачи etc. - об этом если кто и задумывается, то предпочитает держать крамольные мысли при себе, чтобы не подвергнуться моральному остракизму общества. Не странно ли, что причинение вреда всем без исключения — от самого неизлечимо больного до общества в целом — называется Добром? Между тем, попытка изменить этот порядок, основываясь на логике и разуме, неизбежно приведет к навешиванию ярлыков «фашиста», «садиста», «убийцы» — в общем, "носителя Зла в особо крупных размерах".

А про то, что все войны, тоталитарные режимы, крестовые походы всех мастей и т. д., устраивались исключительно в целях причинения добра, мы и писать не будем — это слишком банально.

В чем-то приверженцы манихейства (извиняемся за повторение) были правы: поскольку жизнь без непрерывных изменений, развития невозможна, а изменение — это и есть Зло, то весь материальный мир, в отличие неизменного воображаемого духовного мира, вполне можно назвать Злом.[194] Жизнь без Зла невозможна,[195] как бы не пытались это отрицать "связанные умы".

53. Где начинается добро. Там, где слабое зрение не способно уже разглядеть злое влечение, как таковое, из-за его рафинированности, человек полагает царство добра, и ощущение того, что отныне он пребывает в царстве добра, приводит все его влечения, до этого спугиваемые и ограничиваемые злым влечением, в возбуждение, которое переживается как чувство уверенности, удовольствия, благосклонности. Итак: чем тупее глаз, тем шире простирается добро! Отсюда вечная веселость народа и детей! Отсюда угрюмость и родственная нечистой совести тоска великих мыслителей!

Ф. Ницше, "Веселая наука"

Интересно также и то, что люди часто называют злом не только преднамеренное нанесение какого-либо вреда, что хоть как-то состыковывалось бы с моральным императивом, выдвигаемым как реальность,[196] но и непреднамеренное неприятное событие. Таким образом, очевидно, что люди просто смешивают термины «вред» и «зло», хотя первый в первом приближении можно считать объективным для конкретного индивидуума, а второй как моральная категория полностью субъективен. Более того, «злом» по инерции считают даже природные явления ("ураган причинил много зла"), пытаясь применить нравственность к неодушевленным объектам.[197] Забавно, если бы не приводило к соответствующим последствиям.

Интересно отметить, что в древности, прежде всего, злом назывался именно вред, наносимый стихией, затем к нему приравнивался вред от поведения людей. В то время природа воспринималась анималистично, как живое существо, поэтому нет ничего удивительного в том, что не делалось разницы между стихийными явлениями и сознательными действиями. Разницы действительно не виделось.

Помимо этого, общепринятым (как все же искажены все категории суждений, к которым применимо это определение!) является то, что причинение зла всегда приносит удовольствие тому, кто этим занимается. Вспомните любое классическое произведение в жанре fantasy: все злодеи настолько озабочены самим процессом делания зла, что ни разу не задумываются, зачем им это, собственно, нужно? В лучшем случае это «мотивируется» стремлением захватить мир, но для чего взваливать на себя такую обузу — также остается непонятным. Положительные же герои точно так же немотивированно стремятся всем причинить добро. И, что, опять-таки характерно, редко у кого из читателей это вызывает недоумение.

103. Невинное в злобе. Злоба имеет целью не страдание другого человека само по себе, а наше собственное наслаждение, например, наслаждение чувством мести или сильным нервным возбуждением. […] Всякое удовольствие само по себе не хорошо и не дурно; откуда же берется определение, что нельзя причинять страдания другим, чтобы таким образом получать удовольствие от самого себя? Только из соображений пользы, т. е. имея в виду последствия, возможное страдание, когда можно ожидать кары или мести от потерпевшего или от замещающего его государства — лишь эти соображения могли первоначально дать основание отказаться от своих действий. — Сострадание столь же мало имеет своей целью удовольствие другого человека, как злоба — его страдание само по себе. […] во-первых, удовольствие от эмоции […] и, во-вторых, поскольку оно влечет к действию, удовольствие удовлетворения от обнаружения силы. Если к тому же страдающая личность нам особенно близка, то, практикуя сострадание, мы освобождаем себя самих от страдания. — За вычетом нескольких философов, люди всегда ставили сострадание довольно низко в иерархии моральных чувств — и вполне справедливо.

Ф. Ницше, "Человеческое, слишком человеческое"

Далее в жонглировании бессмыслицами в области морали в связи со злом всплывает интересный термин «невинность». Здесь не в применении к женской физиологии, а к неведению греха,[198] нахождению в состоянии "духовной чистоты" (только не просите объяснить, что это такое) и всего в этом же роде. Смысл заключается в том, что познавать только добро — это чуть ли не высший духовный подвиг. Впрочем, так оно и есть — чем более выражена оторванность от реальности, тем более «духовен» человек. Однако, практика такого психического состояния в реальной жизни, а не в монастыре, сродни появлению маленького, наивного, но очень аппетитного ягненка среди стаи голодных волков. Съедят-с…

И это помимо того, что практика невинности в любом смысле — это, прежде всего, практика незнания.

Невинность, в сущности, граничит с глупостью, потому что цель жизни (употребляю это выражение только фигурально вместо сущности жизни или мира) состоит в том, чтобы познать собственную волю, чтобы она стала для нас объектом и чтобы мы, вследствие этого, стали лучшими в глубине сознания. Наше тело есть воля, ставшая объектом, и деяния, которые мы ради нее совершаем, показывают нам зло этой воли. В состоянии же невинности, в котором зло не имеет места по отсутствию искушений, человек есть лишь жизненный аппарат […] Такая пустая форма жизни, такая пустая арена, сама по себе […] — ничтожна, и так как она получает знание лишь через поступки, заблуждения, познания, так сказать — через конвульсии воли, — то по характеру своему она представляется […] глупой. Вот почему золотой век невинности, а также всякая утопия есть нелепость и глупость. Первый преступник, первый убийца — Каин, который узнал грех и через него […] познал добро, а, следовательно, — и значение жизни,[199] — есть лицо трагическое, во всяком случае, более значительное и даже более почтенное, чем невинный простофиля.

А. Шопенгауэр, "Новые афоризмы"

Кроме того, отсутствие зла в окружающей реальности неизбежно вызовет ослабление организма, произрастающего в «тепличных» условиях, причем ослабление как физическое, так и умственное. Эволюция идет благодаря конкуренции, как внутривидовой, так и межвидовой, а что есть конкуренция, как не зло для проигравшего в борьбе?

Невозможно опереться на то, что не сопротивляется.

Элифас Леви.

Представьте, к примеру, стерильную среду без «злых» микробов — что будет с организмом, когда его поместят в реальность? Живой пример — вымирание многих индейских племен от насморка, с которым они сталкивались впервые. А уж оспа уничтожила индейцев даже больше, чем клинки конкистадоров. Аналогичная ситуация происходит в психологическом плане: многие люди, воспитанные в духе "все вокруг хорошие и добрые", из-за излишней доверчивости попадают в, мягко говоря, неблагоприятные жизненные ситуации. Таким образом, понимание сущности зла (точнее, сущности тех факторов, совокупность которых люди имеют привычку называть злом), просто необходимо для выживания, и в особенности для развития, так как развитие особи сверх среднестатистической нормы автоматически подразумевает возвышение над другими — другими словами, причинение им зла, если не прямого в смысле оттягивания на себя большего количества ресурсов, то косвенного в виде предоставления себя как объекта для зависти.

Вести сражаться необученных людей — значит предавать их.

Конфуций

Что интересно, исследования креативности[200] как универсальной творческой способности показали в числе способствующих высоким показателям такой фактор, как неблагоприятные отношения в семье.[201]

19. Зло. Исследуйте жизнь лучших и плодотворнейших людей и народов и спросите себя, может ли дерево, которому суждено гордо прорастать ввысь, избежать дурной погоды и бурь, и не принадлежат ли неблагоприятные стечения обстоятельств и сопротивление извне, всякого рода ненависть, ревность, своекорыстие, недоверие, суровость, алчность и насилие к благоприятствующим обстоятельствам, без которых едва ли возможен большой рост даже в добродетели? Яд, от которого гибнет слабая натура, есть для сильного усиление — и он даже не называет его ядом.

Ф. Ницше, "Веселая наука"

Те, кто не может чувствовать боли, никогда не смогут превзойти самих себя. Когда Небо хочет возложить важную миссию на человека, оно вначале ожесточает его сердце, заставляет его до предела напрягать мышцы и сухожилия, заставляет его страдать от голода, повергает его в нужду и нищету, обрекает на неудачи все его начинания. Тем самым Небо укрепляет его волю, закаляет его как сталь и делает способным к выполнению того, что при иных обстоятельствах он был бы не способен выполнить.

Мэн-Цзы

Кажется, мы разобрали основные «бытовые» стороны Зла. Однако остается еще один немаловажный аспект, не упомянутый до сих пор в этой главе. Это — отношение людей к всему для них непонятному как ко Злу, независимо от внутренней сущности объекта либо явления. А если учесть, что к пониманию, как правило, они не стремятся, то картина становится полностью ясной. Достаточно вспомнить, какая паника была перед внедрением в повседневную практику железнодорожного сообщения: газеты публиковали заметки, что пассажиры поголовно сойдут с ума, так как "человеческий организм не приспособлен для передвижения со страшной скоростью 30 км/ч".

Если уж такие простые для понимания вещи вызывают панику, то что говорить об научных экспериментах, которые, с точки зрения обывателя, "идут против природы"? Вот подумайте, почему в стандартных комиксах (сами понимаете, на какой уровень развития рассчитана книжка с картинками и с минимумом текста, по сравнению с которым Шварценеггеровское "I'll be back!" выглядит шедевром риторики) главный отрицательный герой, как правило, — сумасшедший ученый, а положительный — безмозглый, но накачанный и стремящийся "делать добро людям" тип? Кто, так сказать, ближе к народу?

Но если ученые пытаются как-то показать пользу своих экспериментов (а куда деваться, когда требуется финансирование?), то любое проявление оккультизма, не приносящее материальной выгоды обывателю, с изобретением морального дуализма стало априорно отвергаться как извращение чел-овеческой природы. "Чтобы прыгнуть выше головы, надо сначала ее иметь", а это всегда рассматривалось с точки зрения простого (ну очень простого и непосредственного) народа как умничанье. Сами посудите: делают непонятно что, непонятно как, при этом не стремятся это делать на благо всего народа — разве это добро?! Ну а все, что не добро — понятно же, что зло.

Можно переформулировать тезис и таким образом: поскольку люди считают, что им присуще добро,[202] то все, что выходит за рамки развития свойственных им способностей и привычных явлений, относится ко злу. Вспомним хотя бы кликушеские вопли вокруг клонирования — все возражения моралистов сводятся к "Да что же это такое деется, люди добрыя?!", но при этом науке ставятся в колеса не просто палки, но сучковатые бревна, поскольку это "отражает общественное мнение". Кто-то хорошо сказал: "Демократия — это когда главврач психиатрической больницы выбирается пациентами из своей среды".

Итак, все, что выходит за рамки стандартных чел-овеческих способностей и представлений (а как они узки!), относится ко злу.

Более того, как уже упоминалось выше, люди очень редко задумываются об «общепринятом» — и, как следствие, злом считается даже не ниспровергание каких-либо представлений, а даже сама попытка переосмыслить традиции либо усомниться в их необходимости. В современном мире самые характерные примеры такого отношения — гуманизм и демократия. Какие бы обоснованные возражения не выдвигались против этих идолов, они принимаются в штыки всей "прогрессивной общественностью".

Зло, как показывает этот пример, это еще и попытка взглянуть на всем привычные вещи новым взглядом с той стороны, с которой на них редко кто смотрит.

— Вы меня удивляете, — сказал Котгрейв. — Я никогда не думал об этом. Если это действительно так, то нужно все перевернуть. Тогда, по-вашему, суть греха в том…

— … чтобы захотеть взять небо штурмом! — подхватил Амброз. — Грех состоит для меня в стремлении проникнуть запретным способом в другую, высшую сферу. Поэтому вы должны понять, отчего он так редок. Слишком мало людей и вправду желает проникнуть в другие сферы, будь они высокими или низкими, дозволенными или запретными. Святых мало. А грешников — в том смысле, как я это понимаю — еще меньше. И гениальные люди (принадлежащие порой и к тем, и к другим) — тоже редки… Но, может быть, много труднее стать великим грешником, чем великим святым.

— Потому что грех сугубо противоположен нашей природе?

— Совершенно точно. Святость также требует большого усилия, но это усилие совершается на пути, который когда-то был естественным. Речь идет о том, чтобы вновь обрести экстаз, ведомый человеку до грехопадения. Но грех — это попытка добиться экстаза и знания, которые никогда не были даны человеку, и тот, кто пытается их получить, становится демоном.

А. Мейчен, "Белый народ"

Тесно с вышеописанным связан еще один аспект Зла, а именно — несоответствие «человечности». Здесь имеется ввиду не бесчеловечность социопатов, а именно «а-человечность», непризнание "общечеловеческих ценностей", а также многого из того, что "делает человека человеком".

Вот проанализируйте: чел-овечество дало себе самоназвание как виду Homo Sapiens. Казалось бы, этим оно установило перед собой цель, к которой надо стремиться, чтобы нести это название заслуженно. Однако согласно общепринятому мнению, человека делает человеком вовсе не разум (!), реально выделяющий его из животных в целом, а эмоции, переживания и все в том же духе — то есть то, что мешает разуму действовать эффективно.[203] Более того, «чрезмерные» проявления разумности осуждаются, а добродетелью считается, к примеру, сопереживание (правда ведь, куда лучше, когда плохо не только тебе, но и кому-то другому?). Повышенная эмоциональность считается простительным мелким недостатком…

358. Требование сострадания как признак наглости. Существуют люди, которые, вспылив и оскорбив других, требуют, во-первых, чтобы на них не обижались, и, во-вторых, чтобы к ним испытывали сострадание за то, что они подвержены столь острым пароксизмам; так далеко заходит человеческая наглость.

Ф. Ницше, "Человеческое, слишком человеческое"

…между тем как рациональность и разумность поступков влечет за собой обвинения в бесчувственности, бесчеловечности и т. д. Но подумайте сами, кто лучше поможет в беде — сочувствующий или хладнокровно исправляющий ситуацию? Однако первому будут благодарны всегда, второму же — только в случае удачи, да и то за глаза выскажут, что можно было бы и посочувствовать. Забавно, что во многих случаях страдающий добивается от окружающих не помощи, а именно сочувствия, поскольку нравится ощущать себя в центре внимания.

И вот такое отклонение от чел-овеческих недостатков, неотделимых от понятия «человечности», тоже всегда называют злом, при этом не обращая внимания на целесообразность таких модификаций психики.

— …Хотя некоторые предпосылки к концу света (он же начало тьмы) все же имеются. Скажите-ка, доктор, — в вашем полете, каковы были ограничения?

— Нижнее, — момент Восстания…

— Ну а впереди?

— Странный, переливающийся многоцветием барьер, который…, нет, не вредоносный, но… мне стало страшно, — смутился Фауст.

— Вот видите, дражайший. В некотором будущем поток Хаоса возрастет настолько, что для того, чтобы осознать нелинейность окружающих событий, наблюдателю придется перестать быть человеком. Это и есть барьер, который вы видели. Да, в плане знания и восприятия у вас проблем нет. Но, чтобы, к примеру, стать полноправным Демоном, нужно стереть границы между наукой и поэзией, магией и повседневным бытом. Плюс совершенное владение любыми видами оружия. Плюс способность всегда возвращаться со щитом. Неважно, бронзовым или орбитальным. Извините, но Вы, профессор, к этому не готовы. Поэтому — страшно…

Nicodimus, "Патрон Доктора Фауста или Черное смещение"

Наше повествование об иллюзиях добра и зла будет неполным без исторического экскурса по теме происхождения морали, благодаря которой и возникли столь устойчивые перверсии реальности. Так что воздадим классикам то, чего они заслуживают.

Ни перед кем из ваших идолов я никогда не отступал, никому из них не уступал я, и потому Тот, Кто Сказал мне: "Ты мне подчинишься", отныне есть мой заклятый смертельный враг.

А.Ш. ЛаВей, Книга Сатаны

Платон выделял три части души:[204] разумную, яростную и вожделеющую, он усмотрел проявления зла в том, что какая-то одна из низших частей души способна противопоставить себя всей душе в целом. Если это произойдет с яростной частью, то человек будет отличаться чрезвычайной гневливостью и воинственностью (приближаясь к породе хищных животных), а если с вожделеющей — он будет подвержен необузданным низменным страстям, распущенности (что характерно для ослов и свиней).

Оно, в общем-то, и верно, но при чем тут «зло»? Как обычно, под «злом» понимают то, что может принести вред обществу в целом, не рассматривая, к чему это ведет для индивидуума. Любая мораль предназначена, прежде всего, для сохранение общества в неизменном виде или для сохранения неизменным направления, в котором движется общество. Естественно, что это направление выбирают те же рулевые, которые внедряют моральные нормы, определяют идеологическую стратегию и влияют на общественные настроения. Вот только не стоит забывать, что сами рулевые — вне этого направления, вне этой морали, вне этих настроений. Пастухи могут идти, куда захотят, а вот стадо всегда идет только за пастухами.

Понятие нравственности обычаев…вот главное положение старых времен: нравственность — не что иное (или не более) как подчинение обычаям, каковы бы они не были; обычаи — традиционный способ действий. В тех случаях, где традиция не повелевает, нет нравственности; и чем меньше определяется жизнь традициями, тем меньше становится круг нравственности. Свободный человек безнравственен, потому что во всем он хочет зависеть от себя, а не от традиции.

Ф. Ницше, "Утренняя заря, или мысли о моральных предрассудках"

У Аристотеля, написавшего на тему морали целый трактат "О добродетели", дана развернутая картина душевных изъянов. Во-первых, ущербной может быть душа в целом. Это выражается в малодушии (ничтожности, слабости души, неспособности достойно принимать успехи и поражения, славу и унижения), в скупости (низменном своекорыстии, устремленности к любой, даже позорной выгоде), в несправедливости (склонности к посягательству на закон и авторитет, на чужие права и достоинство). Во-вторых, ущербной, испорченной может быть любая из трех частей души, выделенных Платоном. Порочность разумной души — это безрассудство (обычная житейская глупость), яростной — гневливость и трусость, вожделеющей — распущенность и невоздержанность. Тем не менее, разумная часть души играет, по Аристотелю, решающую роль в нравственной определенности индивида. Моральное зло обязательно бывает неразумием, но только в трех разных смыслах. Это может быть либо отсутствие разума, либо его неспособность влиять на побуждения, либо извращенность, направленность на дурные вещи.

Обратите внимание, как плавно и ненавязчиво смешиваются понятия неадекватного поведения и зла. Впоследствии искажение станет принципиальным — когда понятие разумности как главной части души (языческий подход) будет заменен на приоритет добродетели как повиновения богу (монотеистический подход).

В соответствии с этим аморальность по Аристотелю представлена тремя видами испорченности души: зверством, невоздержанностью и порочностью. Зверство обусловлено отсутствием лучшей, разумной, части души. Звероподобные люди способны на самые ужасные деяния: пожирать младенцев, изъятых из утробы матери, наслаждаться сырым или чел-овеческим мясом и пр.

И опять: моральный запрет на человеческое мясо — это всего лишь моральный запрет, традиции и обычаи данной местности. Каннибал в своей диете ничего аморального не видит. А уж что касается употребления в пищу сырого мяса — это, конечно, не особо привлекательно для большинства и опасно из-за возможности заразиться паразитами, но, как говорится, о вкусах не спорят.

Соотечественники Стагирита, стоики, не видели в каннибализме в принципе ничего страшного: "Если мясо родителей годно для пищи, то пусть воспользуются им, как следует пользоваться и собственными членами, например, отрубленной ногой и тому подобным". Обусловлены такие заявления, ужасающие моралистов и обывателей, были хладнокровием и здравым смыслом. Между тем, Аристотель писал, что такой сорт людей встречается редко, главным образом среди варваров; среди цивилизованных греков зверь может появиться только по причине наследственной болезни или уродства.

Видите, какие давние корни разделения на «наше-цивилизованное» и «не-наше-дикарское». И дикарей — подразумевается — надо немедленно привести к «нашей» культуре. Это же добро для них!

Аристотелем же подсказаны и методы в трактате «Политика», где он утверждает, что одни по своей природе являются рабами, тогда как другие — господами. По нашему мнению, воспитание (и самоосознание) играет в этом расслоении гораздо большую роль. Но главное не это, а то, что по Аристотелю господами рождены быть эллины, а все прочие — варвары и предназначены быть их рабами. Та же идея, что и о потомках Сима и Хама. А если кто "по природе своей будучи предназначен к подчинению, противится своему назначению", то его нужно подчинить мечом и привлечь к ярму кнутом. Аристотель не понимает, что заложенное природой реализуется неизбежно. И тот, кто предрасположен подчиняться, сам ищет, к кому пристроиться: начальник, обычаи, стереотипы, традиции, жена (муж), мода, "хороший тон", общечел-овеческие ценности… ad infinitum — для поклонения подойдет любой фетиш.

Невоздержанность — это та форма зла, которую Аристотель прямо противопоставил сократовскому рационализму."…Невоздержный, зная, что [поступает] дурно, тем не менее, поступает [так] под влиянием страсти". Данный недостаток безусловно относится не к сфере разума, а к сфере воли. Подверженный ему субъект нормален в отношении своих суждений, но ненормален в отношении намерений и их осуществления. Иными словами, невоздержанный способен разумно судить о происходящем, но поступает неразумно. Порывы ярости, любовные страсти и другие сильные побуждения ввергают его в такое состояние, когда он, обладая знанием, им в то же время не обладает. Знание в этих случаях остается как бы посторонним и безразличным.

Обратите внимание, что в этом случае ко злу относят только то, что потенциально может принести вред социуму. Скажем, безумно влюбленный, зарубивший своего соперника топором, будет отнесен к категории «зла», а ему же, совершившему самоубийство (однозначный вред себе), еще и посочувствуют.

Невоздержность отличается от порочности, следующей формы зла, неспособностью владеть своими побуждениями и контролировать их. Аристотель разделил аффективную и гедонистическую невоздержность. Первая есть утрата контроля над собой и совершение противных убеждениям поступков в состоянии ярости, гнева и т. п., вторая — в жажде чувственных наслаждений, она, по его мнению, более позорна.

И опять — о чел-овеческое, слишком чел-овеческое! — неспособность контролировать свои поступки считается более простительной, чем способность добиваться своих целей, используя разум, если эти цели по какой-либо причине не нравятся общественности.

Третье негативное свойство души — порочность — и есть, по Аристотелю, собственно нравственное зло. Она не исключает ни развитого рассудка, ни сильной воли, но предполагает их дурную направленность. Порочный человек полностью виновен в своем поведении, ведь у него есть способность быть другим, но он ее не использует. Своим тройственным делением зла основатель перипатетизма отграничил аморализм от глупости и слабости.

Вот так. Со времен охоты на мамонтов добром считалась жертва на благо общества, а злом — любое проявление индивидуализма, не способствующее выживанию племени в целом. А затем подобные суждения стали распространяться все шире и шире, дойдя в современном мире практически до абсурда, подобного муравейнику, где жизнь одного насекомого — ничто по сравнению с муравьиным сообществом. Но не обладают ли люди в потенциале все же большей индивидуальностью, чем муравьи?

Моды в морали. — Как меняются моральные суждения! Величайшие светила античной нравственности, например, Эпиктет, ничего не знали о так прославляемой теперь заботе о других, жизни для других; мы, с точки зрения своей теперешней моральной моды, назвали бы их прямо безнравственными, так как они всеми силами боролись за свое ego и против сочувствия другим, их страданиям и их нравственным порокам. Может быть, они ответили бы нам: "Если вы сами обладаете чем-нибудь мучительным и отвратительным, то считайте, по крайней мере, других лучшими, чем вы сами! И вы поступите хорошо!"

Ф. Ницше, "Утренняя заря, или мысли о моральных предрассудках"

Читаем Аристотеля дальше… Как он пишет, порочность, овладевая той или иной частью души, меняет свои лики. В отношении чувственных вожделений она предстает как распущенность. Распущенный человек ищет излишеств в удовольствиях, и при том добровольно, т. е. ради самих излишеств, а не ради какой-то пользы. Наслаждение — чаще всего грязное и позорное — есть для него цель существования. Поэтому он не склонен к раскаянию и неисцелим. Распущенность подобна непрерывно действующей, а невоздержность — приступообразной подлости. Тот, кто совершает постыдный поступок под влиянием сильного влечения или в порыве неукротимого гнева, лучше того, кто совершает этот же поступок, не испытывая никакого переживания или испытывая слабое.

И опять — а что есть излишество? Возьмем среднестатистическую величину, и все, что ее превышает, объявим излишеством? Заодно вспомним крылатую фразу о нормах: "У нас в СССР секса нет!". Часто случается слышать утверждение, что то или иное поведение в области секса неестественно (видимо, потому что не приводит к зачатию), поэтому это излишество или даже извращение. Но в этом случае и термообработку пищи можно считать излишеством. Весь феномен цивилизации — противоестественен, если уж на то пошло. И еще пример: состояние аффекта является смягчающим моментом (даже согласно Уголовному Кодексу!), причем полностью игнорируется тот факт, что в неспособности владеть собой, помимо родителей и воспитателей, виноват сам человек — кто ему мешает, достигнув сознательного возраста, начать работать над собственной психикой?

Даже достаточно здравые мысли у Аристотеля уже окрашены нравственностью (не удивительно, что его так любили средневековые теологи).

По его мнению, качество поступков в решающей степени зависит от качества души, которое определяется настроем на соблюдение меры в страстях и действиях. Вроде бы — вполне разумный тезис.[205]

Наше состояние хорошо, когда в нас есть наклонность держаться середины противоположных движений чувств, и за это нас одобряют; наоборот, дурное состояние — это наклонность к их избытку или недостатку.

Умение находить золотую середину во всех потребностях и переживаниях безусловно предполагает развитый интеллект, что свидетельствует о близости Аристотеля к сократической позиции. Но помимо этого он постулирует, что кроме разума нужна еще устремленность к прекрасным целям и способность ценить меру (т. е. гармонию, единство противоположностей) саму по себе, как самоцель, а не как средство достижения иных целей.

Nota bene: как Аристотель, так и его нравственные последователи предоставляют рассудку субъекта любые "поля деятельности", кроме одного — того самого поля, на котором определяется шкала измерения этих самых чувств — что считать их «серединой»? Что — выходящим за пределы допустимого? Все философы-моралисты как-то стыдливо опускают этот вопрос — кто наделен правом выносить "конечный вердикт" не об отклонениях от нормы, а о качестве самой нормы? На каком основании? Почему его решение будет приемлемым не только для абстрактного «народа», но и для каждого конкретного субъекта? Почему этот самый конкретный субъект тем самым лишается права самостоятельно определять собственные нормы? А, говоря проще, — каковы основания для универсальности моральных догм при уникальности каждого конкретного разума? И насколько эти основания убедительны для любого субъекта, который может столкнуться с их следствиями?

Вот и приехали туда же, откуда так пытались вырваться: выдвигаются аксиоматические "прекрасные цели[206]", и их достижение вводится как единственно верная, достойная, правильная, истинная цель, малейшее отклонение от которой подлежит безусловному осуждению.

Кто же этот великий дракон, которого дух не хочет более называть господином и богом? "Ты должен" называется великий дракон. Но дух льва говорит "я хочу".

Чешуйчатый зверь "ты должен", искрясь золотыми искрами, лежит ему на дороге, и на каждой чешуе его блестит, как золото, "ты должен!".

Тысячелетние ценности блестят на этих чешуях, и так говорит сильнейший из всех драконов: "Ценности всех вещей блестят на мне".

"Все ценности уже созданы, и каждая созданная ценность — это я. Поистине, "я хочу" не должно более существовать!" Так говорит дракон.

Ф. Ницше, "Так говорил Заратустра"

"Золотая середина" Аристотеля является "моральным правилом, предполагающим в качестве условия своего применения самостоятельное размышление в каждом конкретном случае".

Вполне верный тезис в плане самостоятельного размышления, но причем тут обязательность "золотой середины"? Любое введение догмы ограничивает самостоятельность a priori. Помимо того, обратите внимание, что при любом компромиссе проигрывают оба. Всегда ли это разумно?

Аристотель вполне осознанно стремился избежать отождествления добра и зла с какими-либо гносеологическими или психологическими данностями, сохраняя здравомыслие хотя бы в этом. Заметные ценностные различения произведены им в самих телесных чувствах. Осуждался не только избыток в чувственных удовольствиях (распущенность), но и недостаток (бесчувствие), что, опять же, выглядит более разумно, чем выхолощенность религиозных моралистов. Существуют лишь отдельные движения чувств, которые дурны независимо от того, слишком их много или слишком мало; да и то они выражаются не в самом чувстве удовольствия, а скорее в произвольном отношении[207] к этому чувству. Таков, например, разврат, ведь "развратник — не тот, кто совращает свободных женщин больше, чем следует,[208] но предосудительна и эта страсть, и любая подобная ей, заключающаяся в распущенности по отношению к удовольствиям". В отношении к наслаждениям перипатетическая этика занимает более гибкую и реалистическую позицию, чем у многих позднейших философов и моралистов: оцениваются реальные поступки человека, а не «благие» или «дурные» намерения.

Положив источник аморализма не в какой-то одной психической способности, а в недостаточном или ненормальном развитии любой из них в отдельности или всех вместе, Аристотель заметно приблизился к пониманию системности внутреннего мира человека, каковое достижение было отброшено последующими поколениями и не вспоминалось практически до нашего времени. Сейчас мы уже знаем, что степень индивидуальной моральности зависит от глубины и прочности усвоения культурных запретов и предписаний, образующих основу личности, а также от того, насколько они согласованы друг с другом и с биопсихическими особенностями человека. Тот феномен, который был назван испорченностью души, — это и есть разрушение или деформация личностной основы. Если этой основы нет, если во внутреннем мире царят разлад и хаос, то дальнейшее наращивание познавательных возможностей не принесет пользы, Здесь аристотелевская концепция порочности вполне диалектична, однако, при всей частоте употребления термина «зло», под ним понимается лишь потенциальный вред, что, несомненно, является частным и относительным понятием, не поддающимся абсолютизации.

После Аристотеля истолкование морального зла как дисгармонии психических функций прочно вошло в культуру. Оно оказалось совместимым и с рационалистическим требованием господства разума над страстями, и с христианским осуждением произвола как источника греховности. Рене Декарт использовал аристотелевское различение порочности и невоздержности для описания отношений между пороками и страстями. Страсть есть пассивное, а порок — активное душевное движение. Сами по себе страсти, с его точки зрения, не являются ни добром, ни злом (наконец-то!), более того, они необходимы для связи между душой и телом. Как говорил Вольтер: "Страсти — это ветры, надувающие паруса корабля, ветер, правда, иной раз топит корабль, но без него корабль не мог бы плыть". В порок превращается лишь та страсть, которая делается чрезмерной и самодовлеющей (однако, это адекватнее назвать преобладанием чувств над разумом).

И опять, обратите внимание, возникает все тот же вопрос о критериях «чрезмерности». Страсть, выражаясь более строго, является для субъекта доминирующим мотивом — и очень легко определяются субъективные критерии «чрезмерности» — нарушение физической, психической или социальной стабильности субъекта. Но вот объективные, универсальные критерии чрезмерности страсти — опять таки должны пройти классические этапы: они должны быть задекларированы, навязаны, «запущены» в культуру и в традиции. Это этапы общественно-манипулятивной стратегии, которые просто не пересекаются с субъективными критериями определения силы страсти. Именно в этом основа большинства конфликтов на уровне морали — то, что "хорошо/плохо" на уровне социума, никак не экстраполируется на то, что "полезно/вредно" для субъекта. Это — совершенно разные, непересекающиеся множества. Большинство совпадений (псевдопересечений) в этих областях — следствие навязанных в качестве «полезных» для субъекта общественных шаблонов и традиций и привычного подавления субъектом в себе тех стремлений и страстей, которые являются «неприличными» в данном социуме. Конфликт, вроде бы, непреодолим…, если забыть о разуме. Его разрешение — осознанные, действительно принятые каждым субъектом конвенции совместного существования. В комплексе с возможностью не только изменить, но и прервать существующие общественные договоренности. Не реально? Для нынешнего стадно-демократического социума, в котором бесконфликтность ценится гораздо выше интеллектуальности — абсолютно нереально. Но… Tempora mutantur et nos mutantur in illis.

Итак: упражнения моралистов на тему "добро/зло" не сообщили нам практически ничего нового, лишь подтвердили, что одними из аспектов архетипа Сатаны являются индивидуальность и неприятие никаких априорных искусственно-социальных категорий — моральных, культурных, традиционных, которые, в конце концов, сводимы к понятиям Добра и Зла. Все то, что люди называют злом, обязательно причиняет какой-либо вред (хотя бы в виде раздражения от наблюдения "отклонения от нормы" в какую-либо сторону) социуму, при отнесении к моральным категориям польза/вред для человека как для личности практически не учитывается.

495. Возмущающие в индивидуальном образе жизни. Все крайне индивидуальные мероприятия жизни возбуждают людей против того, кто к ним прибегает; они чувствуют, что необычайный образ жизни, которым пользуется для своего блага такой человек, унижает их как обыденных существ.

— Ф. Ницше, "Человеческое, слишком человеческое"

Категории добра/зла несколько выделяются из всех остальных моральных штампов тем, что они наиболее элементарны — моралист в состоянии тем или иным путем свести любой другой "моральный эксцесс" к одной из них. И диагноз "это добро/зло!" выступает в роли окончательного оценочного вердикта. Он не требует ни дальнейшего представления, ни дальнейшего уточнения.

Для полноты рассмотрения темы отметим часто возникающий вопрос: если не употреблять слов «добро» и «зло», то что говорить вместо них? «Хорошо» и «плохо», «польза» и «вред»? Но ведь это можно расценить как абсурдную боязнь слов, от перемены которых суть не меняется. Вспоминается пример с целой коллегией адвокатов, где было запрещено употребление слов «выиграл» или "проиграл дело". Это считалось неуважением к профессии, и вместо этого надо было говорить: "добился (или не добился) благоприятного исхода". Конечно, это выглядит смешно.

Однако, с терминами "добро/зло" не все так просто, как с суеверными юристами. Разумеется, в общении используется множество терминов, не имеющих четкого определения. Но они не настолько значительны для психики: скажем, вряд ли кто может четко и логично расписать, по каким критериям можно разделить музыку на приятную или неприятную даже для него лично, не говоря уж об общей постановке вопроса. В этом случае все согласны с тем, что "о вкусах не спорят". Совсем другое дело в случае категорий добро/зло: суть в том, что, произнося одно из этих определений, одновременно обращаешься к коллективному бессознательному, в котором за тысячелетия установилось восприятие этих условных категорий как абсолютов: люди в массе не признают, что отношение к чему-либо как к добру/злу — это тоже дело вкуса. Если же произносится "польза/вред", то ни у кого не возникает вопросов об их условности, относительности и субъективности.

Часто люди пытаются привести аналогии, доказывающие, с их точки зрения, что можно пользоваться абсолютами в реальной жизни. К примеру, при полировке доски мы ее выравниваем по абстрактной плоскости, а в реальности плоскость не существует; более того, не существует универсального определения плоскости.[209] Так почему бы не ровняться на добро без четкого определения?[210]

Однако в математике как языке, при помощи которого описывается действительность, плоскость — это производная аксиоматики точка/прямая и т. д.

Плоскость — это отнюдь не абсолютный объект, а множество точек (вводимых аксиоматически), удовлетворяющих определенным условиям, вот, к примеру, уравнение плоскости из математики (в прямоугольных координатах): a(x-x0)+b(y-y0)+c(z-z0)=0

Таким образом, для формализации добра/зла тоже требуется ввести аксиоматику и условия ее применимости, что не делается и никогда не будет сделано ни одним моралистом — эта порода людей считает добро/зло универсальным абсолютом, применимым всегда, и, что характерно, при этом полностью игнорируется тот факт, что в разных обществах эти понятия обозначают совершенно разное.

Необходимо начинать с исправления имен […] Если имена неправильны, то слова не имеют под собой оснований. Если слова не имеют под собой оснований, дела не могут осуществляться.

Лунь Юй, китайский трактат, V век до н. э.

Так зачем же повсеместно используются эти абстракции, не имеющие никакого реального соответствия, причем в качестве всеобъемлющих, изначальных и абсолютных? Ответ на этот вопрос занял бы слишком много места, поэтому мы ограничимся цитатой из справки Совета по делам книгопечатания при министерстве внутренних дел о книге одного из первых русских материалистов, профессора Медико-хирургической академии И.М.Сеченова "Рефлексы головного мозга".[211] Как вы понимаете, эту книгу очень не хотела пропускать цензура:

Эта материалистическая теория, отвергая свободную волю[212] и бессмертие души, не согласна… с христианским мировоззрением;[213] она уничтожает понятие о добре и зле, о нравственных обычаях человека… и потому ведет положительно к разрушению нравов…нельзя не заметить, что книга отличается отнюдь не ученым изложением, а представляет, напротив, популярную беседу с непросвещенным читателем. Это обстоятельство…. указывает на намерение автора сделать свою теорию наиболее доступною для публики. Поэтому книга подлежит судебному преследованию и немедленному заарестовыванию… подлежит уничтожению как крайне опасная по своему влиянию на людей, не имеющих твердо установившихся убеждений.

В заключение главы следует прояснить вопрос "почему сатанисты, отрицая наличие Добра/Зла, иногда используют эти термины в художественно-философских произведениях".

Дело исключительно в том, что любой язык социален в своем происхождении, лексиконе и функциях в общем. Соответственно, говорить на нем о вещах, для которых он не предназначен, крайне затруднительно. И поэтому вырабатывается личная система обозначений, которая по форме может значительно различаться от другой, обозначающей то же самое.

Но опять же — смотрите в суть. Да, нет никаких абсолютных добра/зла и вообще употребление этих терминов как оценочных попросту неразумно. Но у них есть и другое значение, не бытовое.

Вселенная имморальна — в природе нет ни Добра, ни Зла. Но если кто-либо начинает утверждать, что существует некое Добро — я становлюсь на сторону Зла, противостоя ему; его поползновения нарушают гармонию Вселенной.

Warrax.

"Люди всегда считают злом то, что не способны понять вследствие своей ограниченности". (c) тот же. Соответственно то, что люди никогда не смогут понять — есть Зло с большой буквы. Это НЕ оценочный и не моральный термин, а метафизический. Evil they name us — Evil we are.

Отметим, что люди сейчас практически неспособны воспринять метафизическое Зло, Первозданную Тьму. Они заменяют это понятие своими жалкими страшилками, простым причинением вреда; причем если в давние времена это относили хотя бы к душе, т. е. тоже понимали метафизически, то в современном мире на Сатану валят обыкновенные физиологические страдания, поскольку больше обывателей практически ничего не волнует.

Современный протестантский философ Дж. Б.Рассел, написавший тетралогию «Дьявол», «Сатана», «Люцифер», «Мефистофель» выдают такую сентенцию: "Если Дьявол не осознается как персонификация реального зла, он становится бессмысленным. Сущность зла заключается в насилии. […] Насилие можно определить как злонамеренное причинение страдания". И все… Каждую из книг своей тетралогии он начинает с примеров убийств и насилия.

Сравните это со Злом в рассказе А.Мейчена (стр. 110) и почувствуйте разницу.

Вы [обыватели] подозревали нас в поджогах и убийствах — низводя наше понимание ВОЙНЫ до ваших страшилок — преступлений. Мы всегда выступали против этого мира, и прежде всего против худшей его части — против слепой животной деструктивности. Недолюди-дебилы пользуются вашим отрицанием духовной составляющей, а интеллектуальная для них закрыта навсегда. Вы сами мечтали о насилии и наделяли нас… своими чертами. Там, где начинается уголовное преступление — сатанизм заканчивается.

Bellicum

Кстати: а вы никогда не задумывались, почему добро делают [уже известным способом], а зло — творят?

Психологические корни архетипа

Ад вовсе не хуже рая, просто в нем надо родиться. (c)

Поскольку человеку на практике свойственно мыслить причинно-следственными категориями (вследствие его проживания в пространственно-временном континууме, что показал еще Кант[214]), подсознание требует существования как минимум in abstracto неких Сил, причин,[215] благодаря которым и происходит все вокруг. Термин «Сила» здесь — самый общий и метафизический. Возьмем ту же причинность: в этом случае «Силой» является вовсе не карма или личное желание какого-либо бога отслеживать поступки населения и награждать / карать за них либо другой «механизм», а сама причинность. При этом нельзя забывать, что метафизическая модель мира — это именно модель; никто не настаивает на ее единственности — реальность можно моделировать, используя разные аксиоматики. Так, модель инь/ян не противоречит описываемой в этой главе, а является равносильной, но использующей иную аксиоматику.

Nota bene: сразу ответим на вопрос "А зачем вводить в мировоззрение метафизику?" Все просто: нет ни одного мировоззрения, которое не содержало бы метафизических элементов в своей базе. Даже самая что ни на есть наука физика (остальное, согласно Резерфорду, собирание фантиков, а не наука), широко пользуется вполне метафизическим понятием времени. Если кто-то хочет возразить — то пусть приведет точное, универсальное и конвенциональное определение даже не времени, а энергии (или материи[216]) в физике, причем чтобы оно не было ни остенсивным, ни рекуррентным и не опиралось при этом на метафизику (то же время).

Есть более красивый философский ответ на вопрос: "Метафизика — обязательная часть любого мировоззрения потому, что бесконечное несводимо к конечному". Развертывая: все, что «отразимо» — конечно, все, что мыслимо — бесконечно. Мысль, конструируя картину мира, быстро расправляется с «физикой» — ощущениями, чувствами, опытом — и «летит» дальше. Прямо в бесконечность времени и пространства, для которой просто вообще не существует и не может существовать представимой эмпирики. Но психология штука жесткая — любая незавершенность требует разрешения. И метафизические концепты «замыкают» бесконечность, завершая тем самым внутреннее миропостроение. А что это за концепты (фактически — базовые аксиомы мировоззрения, изначально внеэмпирические, как и все аксиомы) — не суть важно. Идея ли это Демиурга, Большой Взрыв с его сингулярностью, мыслеконструкты солипсиста — не суть важно в контексте разговора. У всех у них один признак — метафизичность, вне- и доэмпиричность, а значит — их можно только мыслить, они — никак и ничем недоказуемы, неотразимы в фактической (конечной) реальности. Метафизические модели проверяются на соответсвие действительности исключительно косвенными методами, опосредственно по следствиям из них.

Менее развитый разум стремится придать метафизическим Силам антропоморфные черты, более способный к абстракциям — соответственно, более обобщенные. К таковым можно отнести уже упоминавшиеся "инь/ян", а также «волю» у А.Шопенгауэра (для не читавших философа отметим, что понятие «воли» у него значительно отличается от общепринятого[217]). Для внесения ясности необходимо четко понимать разницу между Силами (как в вышеприведенных примерах) и Сущностями (скажем, боги в общепринятом представлении). Силы не претендуют на персонификацию и могут быть рассматриваемы как философско-мировоззренческие концепции, взаимодействующие как с персональным, так и общественным бессознательным в виде наиболее общих архетипов. Столь глобальное их понимание приводит к логическому выводу, что их не может быть значительное количество, даже без формального применения принципа Оккама. В отличие от них, Сущностей может быть сколь угодно много, даже если какие-либо из них претендуют на эксклюзивность (как бог в монотеистических религиях).

Различие между Силами и Сущностями можно показать на примере следующим образом: если некто считает, что, правильно поступая в рамках своей этики, он непременно достигнет правильного результата, то этим он предполагает некую «истинность» принципа причинности и его этическую направленность. Можно истолковать это как некий безличный закон мироздания (nouV у Анаксагора, рита — у индусов), а можно сказать, что не может быть разума самого по себе, а он всегда принадлежит некоему живому существу, и поэтому правильный результат есть не что иное, как реакция некоего бога или богов (Сущностей) на правильные (с их точки зрения, естественно) поступки — воздаяние. Иное дело, когда утверждается, что часто правильные с т.з. кого-либо поступки ведут к неправильному результату и наоборот — неправильные ведут к правильному. В этом случае связь между поступком и результатом исключает участие разумных начал (если не считать их сумасшедшими, недоразвитыми или приколистами), поэтому можно говорить о силах, безличных и иррациональных стихиях и т. п. Именно здесь проходит граница между религиозным и безрелигиозным мировоззрением, пользующимися разными стереотипами этической причинности.[218] Более того, этим демонстрируется ограниченность применения этики, которая всегда, в отличие от логики, ситуационна и относительна.

Очевидно не логично наличие бесконечного множества Сил по принципу "у каждого феномена есть собственная причина, принципиально не объединяемая ни по какому признаку с другими". Разумеется, мы не можем этого строго доказать, но принятие такой модели реальности нам ничего не даст в плане познания, поэтому вводить бесконечное множество Сил в модель нет смысла.[219]

Аналогичное рассуждение приведено в «Пармениде» Платона касательно бесконечного числа идей (в смысле, придаваемом этому термину Платоном):

— Но это, — сказал Сократ, — лишено смысла. Мне кажется, Парменид, что дело, скорее всего, обстоит так: идеи пребывают в природе как бы в виде образцов, прочие же вещи сходны с ними и суть их подобия, самая же причастность вещей идеям заключается не в чем ином, как только в уподоблении им.

— Итак, — сказал Парменид, — если что-либо подобно идее, то может ли эта идея не быть сходной с тем, что ей уподобилось, настолько, насколько последнее ей уподобилось? Или есть какая-либо возможность, чтобы подобное не было подобно подобному?

— Нет, это невозможно.

— А нет ли безусловной необходимости в том, чтобы подобное и то, чему оно подобно, были причастны одному и тому же?

— Да, это необходимо.

— Но то, через причастность чему подобное становится подобным, не будет ли само идеею?

— Непременно.

— Следовательно, ничто не может быть подобно идее и идея не может быть подобна ничему другому, иначе рядом с этой идеей всегда будет являться другая, а если эта последняя подобна чему-либо, то — опять новая, и никогда не прекратится постоянное возникновение новых идей, если идея будет подобна причастному ей.

— Ты совершенно прав.

— Значит, вещи приобщаются к идеям не посредством подобия: надо искать какой-то другой способ их приобщения.

— Выходит, так.

— Ты видишь теперь, Сократ, — сказал Парменид, — какое большое затруднение возникает при допущении существования идей самих по себе

Таким образом, поскольку бесконечное количество Сил не дает адекватной картины восприятия (аналогично введение монобога в мировоззрение просто заменяет "а фиг его знает" на "а бог его знает"), приходим к выводу, что их число конечно.

Рассмотрим минимальное количество Сил, требуемых для полной мировоззренческой модели (еще раз отметим, что они не обозначают сущностей либо объектов как таковых, поэтому бритва Оккама лежит в футляре до явной избыточности системы).

Одна Сила, «Единое». Человеческая психика воспринимает архетип единицы как нечто настолько исключительное, что в средневековой мистике это вообще не число. Первым считалась двойка, которая является началом счета.

Предположим, что есть только одна Сила. В такой модели реальности одна и та же Сила «отвечает» за все в мире — и это совершенно равнозначно тому, что она не отвечает ни за что, поскольку в этом случае Сила эквивалентна Вселенной в метафизическом смысле. Нет никакой разницы между "то-то происходит само по себе" и "то-то происходит благодаря <название>, которое существует одно и только одно". Можно, конечно же, назвать всеобщую причину каким-нибудь отдельным термином (чаще всего на это претендует некий «Абсолют», но это отдельный вопрос[220]), но смысла в этом отдельном наименовании нет: если уж выдвигать Вселенную как Силу, то зачем менять название?

Кроме того, в этом случае мир выглядит полностью статичным:

Но, изменяясь, единое уже не может быть единым.

Платон, "Парменид".

Перейдем к рассмотрению двойки. Теперь рядом с Единым появляется Иное. Единое и Иное составляют оппозицию, другими словами — представляют собой бинер.[221] Здесь необходимо обратить внимание на такой нюанс: в восточном мировоззрении инь/ян вполне самодостаточны, образуя полностью замкнутую систему. Однако особенность восточного восприятия именно в том, что оно воспринимает объекты и реальность вообще как нечто целое, тяготеет к всеохватности мировоззрения без разделения деталей. Для целостности мировоззрения в таком случае вполне хватает двух Сил (есть, впрочем, тонкости, рассматриваемые далее). Западный же подход противоположен — он склонен препарировать объект по частям, все тщательно раскладывая по полочкам. Можно долго спорить о том, какой подход лучше, но все зависит от конкретной задачи.

Кстати говоря, на этом примере хорошо видна разница между типичным чел-овеческим подходом и разумным: за редким исключением восточные и западные мудрецы при всей своей мудрости следуют привычной им культуре. Между тем — знание per se универсально, и для познания надо применять оба подхода одновременно.[222] Да и вообще — чтобы познать чел-овеческое, нужно выйти за его пределы.

Вспоминая тему нашего исследования, заметим, что обособленной концепции Дьявола в восточной мифологии и мистике нет как таковой (повелители загробного мира, отдельные демоны и т. д. имеют лишь отдельные распространенные черты архетипа Сатаны). Поскольку архетип получил наибольшее развитие именно в западной традиции, именно ее мы и рассмотрим в подробностях (проекции архетипа на восточное мышление будет затронуто в других главах).

Единое не желает отпускать от себя Иное, ибо в таком случае потеряет характер Единого; Иное же отталкивается от Единого, так как в противоположном случае оно бы вообще не существовало. Так между Единым и Иным возникает напряжение противоположностей. А всякое напряжение между противоположностями стремится к разрядке, из которой возникает Третье. В Третьем снимается напряжение и восстанавливается утраченное единство.

К.Г. Юнг, "Попытка психологического истолкования догмата о Троице"

Еще в античные времена подобные мысли высказывал Платон в «Тимее» (подробности см. у Юнга, ibid. Дальнейшие мысли Юнга, цитируемые здесь, часто в перефразированном виде без прямых ссылок, также относятся к названной работе):

Однако два члена не могут быть хорошо сопряжены без третьего, ибо необходимо, чтобы между одним и другим родилась некая объединяющая их связь. Прекраснейшая же из связей такая, которая в наибольшей степени единит себя и связуемое, и задачу эту наилучшим образом выполняет [геометрическая] пропорция…[223]

Платон, «Тимей» 31B и далее.

За этим аргументом идет рассуждение с далеко идущими психологическими следствиями, а именно: если простая пара противоположностей… связывается чем-то средним и если эта связь является [геометрической] пропорцией, тогда наличие одного среднего члена означает, что речь может идти лишь о соединении двухмерных фигур, тогда как соединение трехмерных, т. е. телесных, фигур требует наличия двух средних членов.

К.Г. Юнг, ibid.

В «Тимее» по этому поводу говорится:

При этом, если бы телу Вселенной надлежало стать одной плоскостью без глубины, было бы достаточно одного среднего члена для сопряжения его с самыми крайними. Однако оно должно было стать трехмерным, а трехмерные предметы никогда не сопрягаются через один средний член, но всегда через два.

Итак, два члена, связанные третьим, представляют собой лишь что-то умопостигаемое, но не реальное, представляющее собой лишь срез реальности по какой-либо «плоскости». Трехмерные, реальные объекты должны быть сопряжены через два промежуточных — итого четыре.[224]

Отметим два неочевидных момента: во-первых, средние члены вовсе не обязательно эквивалентны в смысле значимости крайним, иначе была бы возможным бесконечная череда членов геометрической прогрессии, отвечающей архетипическому отражению реальности, а их должно быть не просто конечное, а небольшое количество — упрощенно говоря, на то они и архетипы, чтобы включать в себя главное из всеобщего; во-вторых, можно справедливо возразить, что для отображение реальности недостаточно трех измерений, а необходимо четвертым ввести понятие времени, так как существование чего-либо обозначает наличие его в какой-либо промежуток времени. Кроме того, отображение реальности — это не отражение явлений, а отражение процессов. Поэтому везде, где процессы возможны хотя бы теоретически, временная координата обязательна.

Возражение резонное, но архетип формируется далеко не сразу, архетипы же единства, двойственности, троичности и четвертичности — одни из самых древних. В древности же время имело значительно меньшее значение, чем в современности, оно воспринималось как нечто «фоновое»; не воспринималось, как мы не воспринимаем воздух, которым дышим; поэтому наиболее важны три пространственных измерения, которые воспринимаются даже животными непосредственно. Кроме того, мы разговариваем об отображении реальности, а, раз реальность присутствует de facto, то она существует в некий момент времени; таким образом, время присутствует by default в целом, и имеет смысл рассматривать пространственную трехмерность, не усложняя систему (существовать можно и в n-мерном пространстве, но не вне времени).

Итак, один промежуточный член (три суммарно) соответствует воображаемому, представимому, метафизически плоскому миру, не более того. Ergo — троица как таковая является нереальным, «духовным» миром, что, очевидно, соответствует идее концепции ("Царство мое не от мира сего"). Для обретения реальности необходимо введение четвертого для завершения квартернера, "четвертичного корня достаточного основания", как писал Шопенгауэр.

И стоит ли спрашивать, кто именно будет этим четвертым, приносящим реальность воображаемому, с учетом влияния на западное мировоззрение христианского мышления?[225]

Возвратимся к «Тимею». Согласно Платону, мировая душа, deuteroV qeoV, триедина.[226] Она состоит из Делимого, Неделимого и Тождественного (интерпретация этих терминов в данном случае не имеет значения, желающие могут прочесть об этом все у того же Юнга) — это и есть триада духовного, плоского мира.

Божественные троицы чрезвычайно распространены во всех мифологических системах, отражающих «божественное», «духовное», «абсолютное» et cetera. К примеру, Ану/Бел/Эа в Вавилоне или Ра/фараон/Ка-мутеф в Египте.

Для соответствия модели реальности требуется добавить в эту систему Иное, противника (Sic!), сопротивляющегося всему описанному, троице. Обратите внимание, что в перечисленных троицах всегда наличествует оппозиция между крайними членами, между тем, как в христианской троице все три члена не противопоставляются друг другу, а предпринимают попытку объединения обратно в Единое. Таким образом, из-за омоусии христианская троица архетипически вырождена, что приводит к еще большей «духовности» (в смысле оторванности от реальности) такого мировосприятия, и, что для нас особенно важно, функции противника переходят от архетипически равномерно распределенного по всем парам исключительно на Иное.

Перейдем к рассмотрению архетипа quarternio непосредственно. Он также всегда являлся архетипом целостности, завершенности, устойчивости и т. п.[227] Согласно Пифагору душа ассоциируется с квадратом; также: четыре стихии, четыре стороны света, четыре касты в Индии, четыре сына у Гора, четыре "благородные истины" в буддизме, четыре определяющих параметра психики etc.

Троичность — это устойчивый искусственный порядок; четвертичность — естественный. Через три точки всегда проходит плоскость (устойчивость), но, как ни странно, в природе у животных не три, а как минимум четыре конечности. Для того чтобы стоять на месте, удобны три точки опоры; но для того, чтобы передвигаться, проявлять активность, требуется четвертая опора, которая свободно перемещается вне плоскости, проходящей через статические опоры. Этой аллегорией наглядно иллюстрируется и то, что догматический, неизменный базис препятствует движению (развитию): из плоскости базиса должна свободно выходить любая составляющая, динамически изменяясь в соответствии с окружающей реальностью, но при этом сохраняя целостность системы. В жизни же люди обычно пытаются, нащупав для своего передвижения что-то вне привычной плоскости, перетащить, опираясь на одну «ногу», остальные три, сохраняя неизменность их структуры, а не системы (проще говоря: важной является топология, а не форма). Попробуйте-ка уцепиться одной рукой и подтянуть тело куда-то, сохраняя без изменения относительную расположенность второй руки и ног. То-то же. А поскольку большинство принимает форму за суть, то боязнь изменения формы приводит к тому, что они еще больше укрепляются в троичном «духовном» базисе, накрепко врастают на нем, как на фундаменте, и бесполезная для них четвертая «опора» достаточно быстро атрофируется, после чего человек полностью теряет способность к развитию и навечно остается на одном месте.

Любое целостное суждение всегда обладает четвертичностью:

функция, определяющая, что нечто наличествует;

функция, определяющая, что такое это нечто;

функция, определяющая, подходит ли нам это в каком-либо смысле (оценка);

функция, определяющая причины возникновения нечто и возможные последствия.

Попытки представить троицу как единственное реально существующее несостоятельны именно из-за несоответствия архетипу целостности (четвертичности). Аналогично этому неверно приписывать троице все прекрасное, «доброе», «положительное» и так далее, оставляя все «злое» вне внутреннего восприятия, формализуя лишь как внешний фактор "искушения[228]"). Далее цитируется Юнг, слишком хорошо написано, чтобы перефразировать текст:

…если бы Платон сделал трехстороннюю фигуру[229] символом прекрасного и благого и приписал бы ей всевозможные позитивные качества, то он бы отнял у нее злое и несовершенное. И где бы тогда все это осталось?[230]

Как видно из вышесказанного, весьма логичным является замена Троицы на Четвертицу даже в христианской метафизике, что, кстати, будет соответствовать реальному, а не плоскому (духовному) миру, добавив в состав Princeps huius mundi.

Начиная с «Тимея», четвертое обозначает «реализацию», т. е. переход в, по сути своей, иное состояние — а именно в состояние мирской реальности, которая, как это авторитетно утверждается, подчинена "Князю мира сего"

К.Г. Юнг

Собственно говоря, неправомочно утверждать некий "тот мир", который не относится к "миру сему" — где, собственно, провести четкую границу? И что есть "другой мир"? "Только бытие есть, небытие не существует" (c) Парменид. Именно поэтому мы назвали нашу работу Princeps Omnium — Князь (Повелитель) Всего.

Соответственно, можно сколько угодно предаваться мечтаниям, оперируя троичностью, но реализация действительности происходит только при помощи Дьявола,[231] владеющим материальным миром, традиционно противопоставлявшемуся "духовному миру".[232]

Дьявол, вне всякого сомнения, «неприятная» фигура, создающая ненужные осложнения: он никак не укладывается в христианское мироустройство. Вот почему так охотно преуменьшают его значение, прибегая к эвфемистическому умалению его фигуры или же последовательно игнорируют его существование; еще охотнее его относят на счет человеческой виновности, причем случается такое с людьми, которые стали бы яростно протестовать, если бы греховный человек захотел равным образом отнести на свой счет и происхождение всего благого. Однако достаточно одного взгляда на Священное писание, чтобы понять всю важность роли, отведенной Дьяволу в божественной драме Спасения. Если бы власть злого духа была столь слаба, как это хотелось бы кое-кому представить, то мир не нуждался бы в том, чтобы пришло само Божество, — или во власти человека было бы изменить мир к лучшему, чего, однако, так и не произошло вплоть до наших дней. […]

Дьявол автономен, он не может быть подчинен власти Бога, ибо в этом случае не сумел бы выступать противником Христа, но был бы всего лишь какой-то машиной Бога.

Здесь следует заметить, что Юнг рассматривает конкретно христианскую троицу, постулируя, что в ней Дьявол архетипически проявляется одновременно с Христом (касательно Сатаны в Ветхом Завете см. соответствующую главу выше). Однако если оторваться от христианства и посмотреть на ситуацию в целом, то понятно, что в этом случае в ситуацию вкралось qui pro quo: рассматривается не Дьявол как таковой, а только один из его аспектов, а именно Антихрист, сам же Сатана гораздо древнее христианства, как уже показывалось в этой работе. Видимо, Юнг несколько увлекся, и совершенно правильное рассмотрение Дьявола как Иного, противопоставленного всей Троице (богу в целом), потом подменяется противопоставлением Антихриста Христу по традиции, что неверно архетипически.

Важно то, что в данной ситуации абсолютной противоположности невозможно рассмотрение относительности добра и зла, что искажает реальность. Для целостности введение четвертого в систему необходимо. Как писал Юнг:

Ритм здесь трехшаговый, но символ — четверица. […] Пифагорейская четверица была природным, естественным фактом, архетипической формой созерцания, но отнюдь не моральной проблемой, а тем более — божественной драмой. Поэтому ее постиг «закат». Она была чисто природным и потому нерефлектированным созерцанием духа, еще не вырвавшегося из плена природы. Христианство провело борозду между природой и духом, позволив человеку забегать мыслью не только по ту сторону природы, но и против природы […] Вершиной этого взлета из природных глубин является троическое мышление, парящее в платоновском наднебесном пространстве

Крайне важно, что реализация любой умозрительной концепции идет только через Иное (Дьявола), как обосновывалось выше.[233]

Краткое объяснение метафизики полной христианской схемы: Pater олицетворяет целостность, первопричину; однако он не эквивалентен Вселенной, как в пантеизме. Его суть делится на Filius и Diabolus — того, кто олицетворяет людей, сошел к ним с небес для того, чтобы им помочь,[234] и противника людям. Pater в этой схеме обладает ярко выраженной нуминозностью, утерянной в современном «понимании» христианства (есть ли вообще хоть что-то, в чем люди не подменяют суть формой?). Таким образом, на объект (человека) действуют две силы, противоположные по сути (только не надо пытаться их приравнять к какому-либо добру / злу), их посредством он воспринимает Верховное божество, Сущее, Pater'а. Любое его действие представляет собой суперпозицию этих двух сил, и метафизическое «намерение» Pater'а проявляется в реальности тем же способом. Таким образом, все сводится к Spiritus'у — проводнику и эффектору божественной воли в любом ее проявлении, включая поступки верующего, стремящегося соответствовать "божьей воле".

Отметим, что даже эта психологически конфликтная схема куда целесообразнее той, которой можно описать современное христианство: оно уже давно не имеет практически ничего общего с изначальным учением Христа.[235] Современное «понимание» давно утратило свою архетипичность и его суть кратко выражается формулой: "Христос вас спас, и все быстро стучать лбом об пол!".

Попробуем сохранить архетипы троичности как творческого, абстрактного мышления и четвертичности как реальности нашего мира, не привлекая христианской троицы (а причем тут она вообще?). Получим схему, приведенную рядом.

Universum обозначает Вселенную в целом, как нечто всеобщее, имманентно присущее бытию и т. д. Следует отметить, что Universum не является субстанцией. Даже если использовать подход Декарта, который называл субстанцией то, что не нуждается в существовании ни в чем, кроме самого себя, то и тогда мы не можем заявлять такого с определенностью о чем-либо, включая саму Вселенную. Собственно говоря, описываемая схема равно применима как к идеализму, так и к материализму — в качестве отправной точки берется наличие Вселенной в психологической реальности индивидуума. Первична ли при этом материя или вдруг даже существует монотеистический бог живьем, или правы солипсисты — в данном случае это не имеет значения. Сатанизм не предусматривает единой точки зрения на строение Вселенной, ее происхождение и т. д. Критерием сатаниста служит инвольтация к эгрегору. В проекции на yuch — соответствие архетипу Сатаны. Поэтому метафизическая модель должна быть универсальной, равно приемлемой как для ученого-атеиста, так и для индивида, принимающего христианскую модель бытия[236] и противостоящего богу в ней.

Точно также и вследствие того же мы не определяем, является ли Universum делимым или не делимым и т. д. Глава все же называется "Психологические корни архетипа", а не "философские рассуждения". Для психики важно, что Universum в любом действии проявляет себя как суперпозиция Satanas и Deus, а эманирует он их, рождает или еще что; можно ли их детерминировать как substantia или же как eidoV и т. д. — не существенно.[237] Можно сказать, что сатанизм — это стержень (структура) мировоззрения любого сатаниста, но наполнение структуры (сути) формами — личное дело каждого.

Deus здесь понимается не как Сущность (согласно принятой религиозной трактовке), но как Сила, которая стремится сохранить Вселенную неизменной, Абсолютный Порядок;[238] в пределе это выражается недостижимым Абсолютным Нулем. Satanas здесь также понимается не персонифицировано, но как Сила,[239] стремящаяся изменить Вселенную, проявление Изначального Хаоса,[240] противник Порядка. Следует заметить, что именно такие названия не обязательны, вместо них, к примеру, возможно использование терминов Порядка и Хаоса,[241] но, учитывая отношение данной работы к сатанизму, такие термины представляются более удобными в данном контексте, обладая по отношению к архетипам дополнительными оттенками. Кроме того, часто пытаются выделить пару противодействующих Сил как "созидание / разрушение", что не есть верно, поскольку созидание — это всегда разрушение старого,[242] и никакого противопоставления нет. Изменению противодействует лишь сохранение неизменным.

Таким образом, Deus и Satanas противостоят друг другу, однако, при этом очевидна принципиальная невозможность «победы» одной Силы над другой — как Абсолютный Порядок, так и Абсолютный Хаос приведут к исчезновению Вселенной в целом.

Первая тройка это: Universum => (Deus, Satanas), т. е. из всеобщей Вселенной условно выделяются[243] две Силы как абстрактные термины, удобные для рассуждений в плане метафизического описания мироздания.

Вторая тройка: (Deus, Satanas) => Actiones, т. е. равнодействующей этих двух Сил является Действие. В самом деле, любое практическое действие выражается в изменении (Satanas), которому противодействует сопротивление изменению, стремление сохранить все в изначальном виде, до начала взаимодействия (Deus).

Следует обратить внимание на то, что Universum проявляет себя только посредством Actiones (и через Satanas и Deus), а не сам по себе. Можно сказать, что Universum — это существование бытия per se, Actiones же — проявление бытия в пространственно-временном континууме. Т. е. схема отражает и единство Вселенной как таковой и bifurcatio Путей проявления формы вещей (испытание адепта VI-м Арканом Таро хорошо ложится в эту же схему). Важно и то, что любое последствие Actiones воздействует на Universum.

Вместе эта схема показывает как раз четвертичность,[244] соответствующую обоснованной, реальной картине Вселенной. При этом обратите внимание, нет такого аффективного противостояния, как в христианской схеме, описанной Юнгом, здесь отношение Deus/Satanas происходит "без эксцессов", аналогично инь/ян.[245] Дополнительно Universum/Actiones символизирует противостояние (но также аффектацию) принципов познания Вселенной как целого (Universum, из которого и берут начало описываемые Силы) и принципа анализа рассмотрением деталей (Actiones, для такового анализа необходимы действия). В целом эта схема показывает метафизически-философскую точку зрения сатанизма на мироздание.

Итак, и в этой схеме, более реальной, чем христианский вариант, совершенно наглядно демонтируется необходимость изменения, что является одним из важнейших аспектов архетипа Сатаны.

Примечание: также очевидно, что Сатана не стремится к полному уничтожению бога как архетипа — полный Хаос уничтожит и его.[246] Чтобы избежать персонификации, выразимся точнее: стремится как безличная Сила, но никогда не достигнет этого даже теоретически. То же самое верно и для противоположной стороны.

Без четвертого, Иного, нет реальности как таковой; более того — нет даже смысла троицы (как христианской, так и мировой души у Платона и т. п.), потому что умопостигаемое, представляемое троичностью, обладает каким-либо смыслом лишь в том случае, когда соотносится с реальностью дополнением до четвертичности. Мир без Сатаны невозможен. Попытки избавиться от четвертичности восприятия всегда ведут к дефекту сознания (наглядным примером являются приверженцы любой религии, углубляющиеся в "духовные практики"[247]). Практически в жизни это приводит к черно-белой бинарной логике (кто не с нами — те против нас!).

Рассмотрение темы будет неполным без пояснения различных случаев употребления термина «Единый». Поскольку современная западная цивилизация имеет тяжелую наследственную болезнь монотеизма, то «единым» обычно привычно называют христианского бога либо подобное понятие с меньшей степенью персонификации, как в мусульманстве. Естественно, Платон в «Пармениде» и «Тимее» не использовал такой трактовки.[248] Вообще, эти произведения достаточно трудны для понимания из-за многочисленных переплетений свойств единого, не-единого, иного, тождественного и т. п., а также рассмотрению не одной гипотезы, а нескольких с разных сторон. Всех интересующихся отсылаем к изучению текстов Платона, здесь же коротко можно пояснить следующее: рассмотрение Единого как отдельной неизменной сущности приводит, помимо невозможности существования мира как такового из-за абсолютной статики, к несуществованию Единого самого по себе.

Парменид. Далее, если бы единое обладало какими-либо свойствами, кроме того чтобы быть единым, то оно обладало бы свойством быть большим, чем один, что невозможно.

Парменид. Следовательно, если единое никак не причастно никакому времени, то оно не стало, не становилось и не было прежде, оно не настало, не настает и не есть теперь и, наконец, оно не будет становиться, не станет и не будет впоследствии.

Аристотель. Совершенно верно.

Парменид. Но возможно ли, чтобы нечто было причастно бытию иначе, нежели одним из этих способов?

Аристотель. Невозможно.

Парменид. Следовательно, единое никак не причастно бытию.

Однако если рассмотреть всеобъемлющую целостность мира как Universum, то вывод следует совершенно другой:

Парменид. Что же? Не есть ли не-единое часть единого? Или и в этом случае не-единое было бы причастно единому?

Аристотель. Было бы причастно.

Парменид. Следовательно, если вообще это — единое, а то — не-единое, то единое не может быть ни частью не-единого, ни целым в отношении него как части; и, с другой стороны, не-единое тоже не может быть ни частью единого, ни целым в отношении единого как части.

Аристотель. Конечно, нет.

Парменид. Но мы говорили, что вещи, между которыми нет ни отношения части к целому, ни целого к части, ни различия, будут тождественными между собою.

Аристотель. Да, говорили.

Парменид. Но если дело обстоит так, не должны ли мы утверждать, что единое тождественно не-единому?

Аристотель. Должны.

Парменид. Следовательно, выходит, что единое отлично от другого и от себя самого и в то же время тождественно ему и самому себе.

Перефразируя и осмысливая, можно легко прийти в выводу, сказанному ранее: в крайних проявлениях Единое (как Deus[249]) и Иное становятся тождественными, приводя к Абсолюту несуществования, как бы это не называть — Порядок или Хаос. В существующей же реальности они взаимопроникают друг в друга, тем не менее, оставаясь обособленными — как иллюстрация хорошо подходит монада инь/ян.

Интересно отметить, что сущность Единого и Иного, несмотря на всеобщность по отношению к миру, проявляется по-разному. Впервые на это обратил внимание Платон все в том же "Пармениде":

Другое — не-единое — есть другое, надо полагать, потому, что имеет части, ибо если бы оно не имело частей, то было бы всецело единым.

Таким образом, согласно Платону, Единое обладает целостностью и неделимо на части,[250] между тем, как Иное, будучи тождественным Единому (как в плане «мощности», так и «вездесущности», так и необходимости для существования бытия), как раз имеет части, то есть дискретно.

На первый взгляд, это можно назвать противоречием — как может присутствовать везде то, что не является целым, тождественным этому "всему"?

Образно это выразил Алистер Кроули, что мы и обсудим в следующей главе.

Qelhma: взгляд мистиков на Единое и Иное

Но прогресс есть прогресс, и прогресс есть восторг — постоянный, ошеломляющий, […] А посему восстань, как я восстал.

Liber a'Ash Vel Capricorni Pneumatici. Sub figura CCCLXX.

Потому я известна вам под именем своим Нут,[251] ему же — под тайным именем, которое вручу ему, когда, наконец, познает меня. Сделайте так же, ибо я — Бесконечное пространство и Бесконечные звезды сего [пространства]. Не связывайте ничего! Пусть никто из вас не делает различия между одной вещью и другой вещью; ибо с этим приходит вред.

Liber AL Vel Legis, I:22

Сравните сами: Нут — это концепция, родственная Единому. Бесконечность бытия, находящаяся везде постоянно ("…сознание непрерывности бытия, вездесущности моего тела" — ibid.,I:26). По легенде: "Вездесущность моего тела" — первоначально этих слов в манускрипте не было. В диктовке прозвучало "неразрывный неатомный факт моей универсальности", что было за гранью понимания писца, и он подумал, что люди не смогут этого понять. Айваз ответил: "Напиши своими словами. И пойдем дальше".

Во время написания атом был еще «неделим». Фразу можно трактовать, как опередивший свое время взгляд на Вселенную: «монолитность» вещей — иллюзия, все они суть "одно и то же" — «пляска» субатомных частиц.

Кстати, если Единый бог — это олицетворение всеобщего равенства, ибо при Абсолютном Порядке все мертво и равно между собой в небытии — Imperium Dei, то Нут таким свойством не обладает:

Где Бог и Поклоняющийся, там я никто: они не видят меня. Они как бы на земле; я же есмь Небеса, и нет там иного Бога кроме меня и господина моего Хадита.

ibid., I:21

Как видите, здесь Хадит/Нут выступают аналогично ин/янь, а не в виде стандарно-человеческой дихотомии подобно зороастрийской. Важно, что поклоняющиеся и ищущие [единого] бога не видят Нут — что можно интерпретировать, как неспособность этой категории существ воспринимать Единство Вселенной, ее Суть. Если хотите — дао, этот термин достаточно точно отражает то, что мы хотим выразить.

Придите! все, и познайте тайну, доселе еще не открытую. Я, Хадит,[252] — дополнение Нут, невесты моей.[253] Я лишен протяженности; имя Дома моего — Хабс.[254]

В этой сфере я вездесущий центр, она — окружность, коей не сыщешь нигде.

Но она будет познана, я же — никогда.

ibid., II:2-4

Обратите внимание на очевидные соответствия Satanas'у: помимо соответствий черт архетипа упоминающимся в сноске древнеегипетским богам, он, как соответствующий Тьме (в сатанизме, если проводить параллели; у Кроули везде фигурирует Свет (знания, естественно)), непознаваем и соответствует активности, повелевающей Силе ("…и господина моего Хадита"). Из Тьмы же прекрасно видно то, что освещено ("Хабс пребывает в Ху,[255] но не Ху пребывает в Хабсе" — ibid., I:8), то есть Ху — это первое и самое очевидное покрывало, которое должно быть сброшено для осознания Хадита. Простейшая напрашивающаяся аналогия "Ад пребывает в душе, но не душа в Аду" — и для того, чтобы выявить Ад (Тьму) в себе, надо отринуть чел-овеческую душу.

Что касательно Света, то показательна еще одна цитата Кроули:

Так же и с поглощаемым светом. То, что поглощает мало, зовется белым и блистающим; то, что поглощает все, зовется черным.

Liber Cordis Cincti Serpente vel LXV

Обратите внимание: черное (Тьма) поглощает все, то есть, в итоге — содержит в себе все. Белое, оно же Светлое и т. д. — отказывается от многого. Абсолютно белое тело отражало бы все лучи, не принимая ничего. Наглядная демонстрация идеальной "светлой души": полное отсутствие связей с внешним миром, реальностью.

Интересно сопоставить окружность Нут у Кроули с теориями Николая Кузанского, неортодоксального средневекового теолога, который рассматривал как божественное (соответственно, «Единое» для христианина) как сферу бесконечного радиуса, центр которой находится везде. При этом возникает вопрос, оставленный епископом без ответа, но который указан в Книге Закона: центр — это Хадит. Можно рассматривать Нут как бесконечное расширение, а Хадит — как бесконечное уплотнение. Что интересно, это наглядно показывает предпочтительные пути развития для Deus'а — экспансивный, т. е. распространение на как можно большую «площадь» и количество адептов, и Satanas'а — экстенсивный: малое число адептов, но высокого уровня.

Таким образом, получаем следующую метафизическую картину: Нут (Deus) находится везде постоянно, что логически обосновано: функция сдерживания изменений должна прилагаться повсеместно, к каждому объекту и субъекту бытия. Между тем, Хадит (Satanas) находится в точке, но эта точка одновременно находится всюду. Тем самым изменение происходит также в любом месте (как физически, так и метафизически), но конкретно в точке приложения сил. При этом обнаруживается интересное обстоятельство касательно Хадита, зафиксированное в той же Книге Закона:

Я — один: нет бога там, где я есмь.

Liber AL Vel Legis, II:23

Если расписать метафизическую картину совсем упрощенно, то любое изменение мира (в том числе — и магическое воздействие, но это не относится к описываемой теме) происходит в результате проявления Satanas (Хадит): там, где «точка» становится из виртуальной (по аналогии с виртуальными частицами — термин, применяемый в квантово-механических теориях вакуума и т. п.) реальной, проявляет себя, исчезает Deus — и происходит изменение. После этого Satanas прекращает активное воздействие, а Deus получает возможность установить нарушенное равновесие, но уже с учетом проведенных изменений — просто для стабилизации системы.

Интересным также будет отметить, что в Книге Закона также проводится ассоциация Хадита со Змеем (подробнее архетип Змея будет рассмотрен далее):

Я — Змий, дающий Знание и Наслаждение…

ibid., II:22

И, наконец, весьма интересно звучит строфа II:17:

Послушайте, люди печали! Мучения, боль и укор — Для мертвых и ищущих смерти, Не знавших меня до сих пор.[256]

Не осознающие Хадита (Satanas) существуют лишь условно, как тени или куклы, в Иллюзии Страдания. То, что с ними произойдет — не имеет значения:

Не беспокойтесь о сих глупцах человеческих и бедствиях их. Они чувствуют немного; то, что есть у них, уравновешено вялыми радостями; вы же — избранные мои.

ibid., I:31

Весьма показательно: те, кто отрицает Сатану — отрицают мир. Они существуют в майе, мире иллюзий, и страдают из-за своей подсознательной неполноценности.[257] И действительно, поскольку это среднестатистические, стандартные[258] люди, то замена одной стандартной детали на другую не вызывает никаких затруднений. Уникальные детали куда более трудны для замены, а шедевры ручной работы никогда не тождественны друг другу.

Процитируем слова самого Кроули ("Магия в теории и на практике", XXI:2):

Этот змий, Сатана, не враг Человеку,[259] но Тот, кто сделал нас Богами, знающими Добро и Зло.[260] Он потребовал: "Познай самого себя!" […] его эмблема — Бафомет, то есть Андрогин, который является иероглифом таинственного совершенства. […] А посему он есть Жизнь и Любовь.[261] И более того: Его буква — Аин, то есть Глаз; а это значит, что Он есть Свет. Его зодиакальный образ — Козерог, быстроногий козел, атрибутом которого является Свобода

Nota bene: разумеется, просто перестать отрицать Сатану (в метафизическом смысле) далеко не достаточно для избавления от иллюзий. Но это — необходимое условие.

Следует обратить внимание на существующее мнение, что Кроули осуждал сатанизм; это не так. "Магия в теории и на практике", глава XXI, выделения в тексте — наши:

Братья Левого Пути — это те, кто замкнулся, кто отказался отдать свою кровь в Чашу, те, кто растоптал Любовь, чтобы возвеличить себя […] они становятся козлами — одинокими покорителями горных вершин […] оторвавшимися от стада овец, которые сгрудились в долине. И те из них, кто хорошо усвоил уроки Пути, готовы жить поодиночке и отдать свою жизнь Ребенку Преисподней, Ребенок же есть не что иное, как они сами, и в то же время — не они[262]

В приложении к сатанистам важно не допустить тут следующей ошибки: "возвеличить себя" тут значит не громко орать, какой ты крутой, а стремиться к непрерывному росту, и добиваться этого тем Путем, который подходит лично тебе больше всего, соответствуя Желаниям. Иными словами: возвеличить себя в собственных глазах, будучи при этом самым строгим собственным критиком. Сатанист содействует, возвышенно говоря, делу Ада не потому, что его наняли и т. п.; а исключительно потому, что цели и задачи совпадают. Ergo — сатанист работает на себя; но при этом автоматом это является его служением делу сатанизма. Аналогия: ученый удовлетворяет свою любознательность, но при этом автоматом развивает науку. Сатанизм — это не «идея», привнесенная извне, это суть самого сатаниста.

Кроули пишет de facto о дьяволопоклонниках, тех, кто поклоняется Сатане, причем обычно его христианизированному образу (гл. VII):

Но продажа души Дьяволу вне зависимости от размеров личной выгоды… Здесь уже нет благородного жертвования[263] — есть лишь торговец, предлагающий товар.

Именно так и обстоит дело. Для сатаниста продажа души (как бы не трактовался этот термин) за блага — это нонсенс.

И мы разверсты перед Адом своими пламенем и Преисподней, не умеющие предать или отвергнуть, отступить или дать слабину, отворены пред Сатаною своими верностью и честью и тем, что мы есть Ад.

Maledictum Scavri Valentini, 2:XX

Сатанист не может "продать душу" — поскольку он ее изначально не имеет.

Если «душа» — это yuch, то ее продажа — бессмыслица. Если душа понимается метафизически, то душа сатаниста — это и есть часть Ада, так что продажа ее опять же бессмысленна.

"Вряд ли кто-нибудь из людей торжественно обещал постоянно дышать или есть. Так зачем же произносить громкие слова о том, что и так делаешь сам по себе? Потому что ты сам именно таков? Если Тьма внутри, а ты — внутри Тьмы, какой смысл присягать, обязуясь приблизиться к ней?

Warrax, "Ab imo pectore"

Далее Кроули фактически издевается именно над дьяволопоклонниками:

Прочие гордятся своим пурпуром и отказываются жертвовать жизнью. Они самозвано коронуют себя Ужасом Преисподней, они малюют на своих лбах Рассеяние Хронозона;[264] они облачаются в отравленные одежды Формы; они замыкаются. Когда же сила, создававшая их, исчерпывается, их мощные башни рушатся, и они становятся Поедателями Навоза уже в свои дни Бытия-с-нами, и их лохмотья разлетаются по Преисподней и пропадают навеки.

Касательно одежд Формы — это как раз предостережение против попыток установить какой-либо канон, обязательный для всех — то, что настойчиво предлагают изобрести все невоспринимающие сатанизм, мотивируя это отсутствием строгой формальной формулировки (с четкими дихотомичными критериями), кого можно считать сатанистом, а кого — нет. Однако у самих сатанистов таких проблем не возникает — зачем отдавать себя в рабство форме?

Примечание: Алистер Кроули не был сатанистом, хотя ему это не раз инкриминировали. Хотя многие его идеи и близки к нам, он все же использовал то, что не приемлемо для сатаниста — скажем, поклонение божеству (см., например, Liber Astarte vel Berylli, Sub figura CLXXV[265]). Хотя это у Кроули это и временная мера для определенных практик, поклонение несовместимо с сатанизмом даже в виде "осознанной глупости" К. Кастанеды. Он стремился к Познанию, но был отягощен грузом эзотерических знаний предшествующих веков, к которым он относился со слишком большим пиететом.

Хотя этот вопрос крайне сложен: "знания предшествующих веков" он использовал достаточно не канонически. И он был первым, кто начал показывать подоплеку этих знаний, связывая их с наукой и психологией. Кстати, Кроули ввел термин «magick» для обозначения различия с тем, что люди привыкли называть «magic», чтобы различать знания и заблуждения.

То есть, с одной стороны:

Отменяются все ритуалы, все испытания, все слова и знаки […].

Liber AL Vel Legis, II:23

Смотри: ритуалы давних времен черны. Злые да будут отброшены; добрые[266] да будут очищены Пророком!

ibid., II:5

С другой стороны, какой смысл, скажем, в герменевтике, широко применяемой Кроули? Разумеется, это не значит, что все, сложившееся исторически — неверно. Но древние очень любили украшательства, аллегории и т. д.; кроме того, многие пути их поиска Знания заводили в откровенный тупик. Также Кроули широко применяет христианскую метафизику, хотя тоже не в стандартном понимании: его Ангел-Хранитель не имеет ничего общего с ангелами по библии и т. д. — с таким же успехом его можно назвать Демоном-Хранителем. Но выбрал как название Алистер все же Ангела…

Заслуга же Кроули в том, что он был Магом — именно так, с большой буквы — и наглядно продемонстрировал, что истинный Маг без предубеждений понимает и использует идею Сатаны. Мы не будем останавливаться на подробном анализе, но очевидные факты: самоназвание Кроули Зверем 666, to mega Qhrion, его Ангел-Хранитель Айваз, ассоциирующийся с фаллически-солнечным символом, говорят за себя; да и вообще — прочтите Книгу Самех (Theurgia Goetia Summa, sub figura DCCC). Кроме того, Кроули как Маг впервые явно определил Магию именно как совершение изменения, а не как "достижение желаемого некими методами согласно рецепту". Также можно отметить отношение Кроули к Пану как к объекту самадхи, единения со Вселенной, — см. хотя бы "Оду Пану".

Познающие Реальность приходят к похожим между собой выводам, как бы они не назывались и как бы внешне не отличались друг от друга на неискушенный взгляд.[267]

Это — еще один аспект того, с чего начали: "Не связывайте ничего! Пусть никто из вас не делает различия между одной вещью и другой вещью; ибо с этим приходит вред".

То есть на достаточно высоком уровне внутреннего развития начинаешь понимать, что в основе религий и учений (которые, кстати, магами и создаются), лежит одно и то же «нечто», только интерпретированное и описанное для разных времен, народов, уровней развития et cetera. И есть смысл искать это «нечто», а не заниматься изучением и критикой искаженных последователями[268] учений.[269]

Именно поэтому Кроули издал Книгу Закона с уведомлением, запрещающим ее толкование. Творения типа Liber AL — многомерны, понимание зависит от того, с какого именно ракурса эта "многомерная фигура" наблюдается. То есть, сфокусировано ли внимание в точке (одна трактовка), в плоскости, или разум воспринимающего тоже многомерен. Пример: есть такие рисунки, на которых то ли белая ваза, то ли два черных профиля. Одни обращают внимание всех на вазу, и они будут видеть эту вазу до тех пор, пока кто-то не намекнёт о профилях (или сами не дойдут, если не попали под влияние «авторитетности» трактовки). Но даже когда знаешь о «секрете» рисунка, разум фиксируется или на профилях или на вазе. Для того, чтобы получить полную картину, нужно отключить разум, тогда можно увидеть всё одновременно. На достижение этого "отключения разума" как раз и направлены магические техники.

Развитие психологического начала в различных мировоззрениях

Даже зеркалу не под силу показать тебя тебе самому, если ты не желаешь смотреть.

Сэм Сиддхартха

Понимание мира, подобное рассмотренному в предыдущей главе, независимо обнаруживается в рамках других культур. Например, в даосизме оно соответствует вышеописанному практически один в один.

В главном произведении даосизма, "Дао Дэ Цзин", космогония дается через числовую символику аналогичным образом (стих 42, курсив наш):

Дао порождает Одно, Одно порождает Два, Два порождают Три, Три порождают всю тьму вещей.

Традиционные комментарии этого места разъясняют его так:

Одно, как вариант — Единое, — это порождаемая Дао "изначальная сила" (Юань-Ци). Концепция этой "изначальной силы", первозданного хаоса сил, в общих чертах тождественна "великому пределу", Тай-Цзи (некоторые все же различают нюансы); а также и самому понятию Дао, определение которого довольно туманно. Можно сказать, что Дао — этот же принцип, употребляемый в другом контексте, в значениях: путь, метод, закон, учение, истина… Очевидно тождество этих понятий абстрактной составляющей Universum'а в нашей системе, без реализации действия в мире.

Два — негативная, темная[270] сила Инь и положительная, светлая сила Ян, на которые разделяется единая недифференцированная квазиматериальная субстанция Юань-Ци.

Тут и комментировать нечего. Это обычная диалектическая пара противоположностей. В концепции развития они соответственно «отвечают» за консерватизм и прогресс и соответствуют у нас Deus и Satanas. Правда, в национальных традициях понятия несколько перекручены. Так темное начало в этой диаде пассивно, а активно — светлое. Для восточной культуры это не критично, т. к. противоположности тут не разодраны по полюсам, а находятся в сплаве, в гармонии, что собственно и символизирует известная эмблема Инь/Ян.

Три — это Небо, Земля и Человек, — синтез Инь и Ян, создающий ощущаемую реальность.[271] Число три, как нам кажется, привлечено сюда для сохранения числового ряда. В действительности же, здесь можно было обойтись еще одной единицей, представляющей собой арену человеческого бытия. Впрочем, указанные три компоненты отдаленно напоминают координатные оси этой реальности и намекают на множественность ее компонентов.

Подобную схему можно выстроить в понятиях многих культур Востока и Запада. И во многих философских и религиозных системах эти понятия пытались разъяснить.

В Индии, например, в качестве Единого выступает Брахман,[272] как высшая реальность, безличное абсолютное начало, из которого проявляется мир со всем, что в нем находится. Вместе с тем все, что есть в мире, разрушаясь, растворяется в нем, сам же он вне времени и пространства, вне причинно-следственных отношений, свободен от качеств и действий, невыразим в терминах и рамках какой-либо частичной логики.

Даосизм мы уже разобрали. Больше всего, как нам кажется, на роль Единого подходит термин Тай-Цзи — великий предел, категория, выражающая идею предельного состояния бытия. Однако следует иметь в виду, что значение этого «предела» — бесконечность, так что, возможно, более подходит другое понятие, У-Цзи — беспредельность.

В буддизме[273] есть очень специфический термин — Природа Будды. Но более удобно понятие, возникшее в направлениях буддизма-Махаяна — Шуньяваде и Мадхьямике. Это понятие «Шунья» — буквально «Пустота». Это взгляд с другой стороны на Беспредельность. Существует тесная психологическая связь между абстрактными понятиями «Все» и «Ничто». Во второй части «Фауста» доктор Фауст просит Мефистофеля проводить его к «материям» (сущностям мира, первоосновам). Мефистофель предупреждает: там — "пустота, ничто". Но Фауст предчувствует в этом невообразимые возможности: "В твоем Ничто я мыслю Все найти". "Там, где нет ни одной готовой формы, течет источник творчества всех форм".

В славянском язычестве Единому соответствует понятие Навь.[274]

А мы в значении Единого часто употребляем слово Тьма.[275]

Европейская философская мысль с начала христианской эпохи испытывала определенные затруднения в проработке этого вопроса. Дело в том, что на ее пути запрудой встало представление о едином боге, преграждая путь к более универсальным и удобным представлениям. В крайнем случае, применялось понятие Абсолют, но опять же с оглядкой на бога, да и, по сути, оно не отличалось настолько принципиально, чтобы это выглядело прогрессом.

Между тем, даже полинезийцы, находящиеся практически на уровне каменного века, дошли до понимания Единого, которое они называли Ио.

У индейцев, создавших в Андах развитые цивилизации, также был бог или абстрактное понятие, включающее в себя Все, которое не имело ни иконографии, ни настоящего имени, хотя его все же называли Виракочей.

В мировоззрении индейцев Месоамерики (Мексиканского субконтинента) подобные космогонические понятия отражались с некоторым сдвигом. Единое, олицетворяемое богом по имени Ометеотль, уже имеет трещину, готовую развалить его на диалектические противоположности. Его имя означает "Владыка Двойственности", и обитает он в Омейокане, "Обители Двойственности", простирающейся за пределами 13-го неба. То есть, персона пока Одна, но уже готова развалиться на Две. И действительно, этот образ тут же проявляется в двух ипостасях, «мужской» и «женской», Ометекутли и Омесиуатль. Но это, так сказать, олицетворение изначального принципа двойственности. Эти персонажи еще не показаны впивающимися в горло друг другу в извечной борьбе противоположностей. Так что на этом уровне мы еще видим олицетворение Единства. А дуэль между противоположными лагерями со всей драматичностью представлена во взаимоотношениях кланов богов другого уровня, возглавляемых богами Кетсалькоатлем и Тескатлипокой.

Интересная особенность — если на востоке относились к Единому с благоговением, то на западе в отношении такого рода понятий, как Хаос, Тьма, чувствуется страх,[276] и даже рафинированно-"светлый" Единый подразумевает "страх божий".

В античное языческое время предвечный Хаос, порождением которого является Мрак-Эреб (уточним: не порождением, а атрибутом), но из недр которого возник упорядоченный мир, Космос, опять же не вызывал у людей теплых симпатий.

Но в древнем средиземноморском язычестве не бросается в глаза и война между «добром» и «злом». Все непредвзятое внимание язычников приковано к камерной зоне Actiones.

Какая-то часть Единого служит ареной сознательной активности человека и других существ. Эту часть называют Бытие, Явь и т. д. На этом и заканчиваются представления о Вселенной части индивидуумов, у которых тяжелые взаимоотношения с абстракциями.[277] Оставшаяся часть Единого, за вычетом Яви, — это Иное, Небытие, Навь и т. д. Причем эта часть склонна отождествляться с собственно Единым, т. к. сознание, дошедшее до понимания Нави осознает, как правило, и ее соотношение с Явью и упускает последнее из виду. Некоторые вообще обозвали Явь Лилой (игрой — инд.) или Майей (иллюзией — инд., будд.), а Навь, соответственно, Истинной Реальностью.

Но отброс Яви в сторону как исключительно иллюзии — это тоже перегиб. При «отбрасывании» Яви метавнимание сознания тут же цепляется за что-то другое. Происходит перемещение в другой мир, с другими правилами Игры, и это будет другая Иллюзия, не закрывающая от взора Навь, но, тем не менее, отвлекающая от нее. Собственно иллюзия не в том, что это явление не настоящее, а в том, что оно исчерпывающее и исключительное. Возможно, пожалуй, и рассеять внимание, рассеять любую Явь, но при этом просто потеряется часть реальности, как и при отрицании Нави. И вообще смысл этому придавался в меру способностей. Кто-то понял слово «иллюзия» не более чем туман, скрывающий от него "истинную реальность". Но те, кто ввел это понятие, имели в виду другое. Представим Единое как множество действительных чисел, а доступную нам обычно реальность (Явь) вообразим множеством натуральных чисел. Последнее полностью содержится в первом, представляет его подмножество, выделенное по принципу определенного закона.[278] Этот закон и есть правила Игры и определитель Иллюзии, закрывающей от восприятия множество действительных чисел, для которого точное соответствие натуральному числу тоже иллюзия. В рамках обусловленного таким образом мира возможно бесконечное развитие в направлении бесконечности. Когда-то древний человек совершил интеллектуальную революцию, додумавшись до дробей. Думаем, дальнейшая аналогия понятна.

Условно можно назвать "истинной реальностью" Навь или Хаос, но разве что только для них самих. Самоосознающей Личности не свойственно стремиться к собственному небытию, слиянию с "истинной реальностью", предвечным Хаосом, тем самым, теряя собственную самоотождествленность.[279] Суть самоосознания — именно отделение себя от всего остального. Полное, однозначное и окончательное. Если разум где-то остался «слит» с остальным миром, не видит "линии раздела" в какой-то области — в этой области нет разума, а то, что есть — к «Я» не относится. Разум определяет собственные границы, только зафиксировав границы "иного".[280]

Но склонность к таким рассуждениям и вообще способность оперировать столь абстрактными понятиями присуща лишь незначительной части чел-овеческого рода. Остальным проще "думать о вечном" в конкретных понятиях. Они требуют, чтобы все силы были олицетворены, то есть имели имя, внешний вид, характер. Другими словами, были персонифицированы.[281]

Прежде всего, персонифицируются ближайшие к человеку силы: феномены природы и социума. Таким образом, возникают живописные языческие пантеоны и увлекательнейший жанр — мифы, повествующие о взаимоотношениях богов. Этот уровень — персонификация слоя Actiones. Иллюстрацией в чистом виде и может служить греко-римская мифология, где представления о добре и зле не абсолютизируются, а целиком зависят от точки зрения рассказчика.

Далее распространение процесса персонификации охватывает область противоположностей Deus <=> Satanas. В результате этого возникает Бог Добра и Бог Зла. Ярчайшим примером такого результата может служить зороастризм.

И наконец, осталось персонифицировать область Единого, Universum. Это приводит к возникновению концепции Единого Бога.

И это выглядело бы забавной игрой, если бы к этому не относились столь серьезно, и не приписывали бы космогоническому принципу характеристику, отражающую уровень своего умственного развития, да еще с конкретным заносом в область одной из противоположностей (пережиток предыдущего уровня персонификации).

Наше мнение: персонификация на первом этапе создает увлекательный мир образов и одухотворяет окружающую человека обстановку (язычество). В раннем детстве разум, сталкиваясь с окружающим миром, еще не может мыслить абстрактно, в отрыве от известных и понятных образов. Конкретное мышление — признак детского, еще развивающегося Разума. Но детство не должно длиться до старости. И дальнейшее движение в этом направлении уродует менталитет и культуру. Причина в том, что мир Actiones изобилует конкретными вещами, которые можно олицетворять без ущерба для их понимания. Остальные же уровни исключительно абстрактны, и их олицетворение приводит к профанации их сути. Приписать Единому личность, какие-то желания и виды на нас — означает низвести его до житейского уровня.

Принцип, который можно постичь, — не извечный принцип. Имя, которое можно произнести, — не извечное имя. Дао Дэ Цзин

Чтобы иметь адекватное представление о Едином, нужно быть Им. А так любой рассматривает лишь каплю из этого океана; каплю, отражающую его самого. Человек, стоящий на берегу океана, видит только волны разных форм — то легкую рябь, то штормовые валы, а иногда — даже цунами, которые могут убить его мимоходом. Море видится ему влекущим и отталкивающим одновременно — но он никогда не сможет увидеть океан целиком, стоя на берегу моря и рассматривая свое отражение в воде: для этого надо подняться вверх даже не на самолете, а на космическом аппарате. А для того, чтобы исследовать глубины, ему надо опуститься вниз, в батискафе, рискуя своей жизнью. Но все это не поможет ему понять океан как целое, как Единое — для этого надо стать океаном,[282] а не оставаться внешним наблюдателем, который лишь видит волны как иллюзорное представление форм вещей, на мгновение формирующихся из Пустоты Предвечного Хаоса — самого океана…

Когда некоторые европейские философы применяют термины «бог», «всевышний», «абсолют» в значении безличного Единого, европейская чернь по привычке представляет себе седовласого старичка, сидящего на облаке, закутавшись в простыню и давшего людям десять заповедей; или сострадательного бродягу, "умершего за наши грехи"; на худой конец, нечто без облика и имени (бог — это должность), но имеющего конкретный моральный облик, требования к нам и меры воздействия. Этот образ заслоняет от черни всю перспективу (это их проблемы) и превращает их в опасных фанатиков (а это уже, к сожалению, и наши проблемы тоже).

Поэтому мы избегаем употребления этого избитого термина — "бог".

Возвращаясь к четверице как целостности, обратим внимание на интересный факт: те же христиане прекрасно подсознательно воспринимают значение четвертичности, почему и возражают против введения такого принципа в мировоззрение — их вполне устраивает троичный, иллюзорный мир. Юнг приводит как пример подобной фанатичности некоего Герарда Дорне, франкфуртского врача и алхимика, возражавшего против основных алхимических принципов (четыре стихии и так далее), "поскольку миром правит Троица, а Четверица — от Дьявола". Даже в Библии бог не сказал по поводу второго дня творения, что "это хорошо". Второе — это Иное. На второй день он именно отделил небо от земли, разделив мир на материальный и небесный, духовный.

В христианской мифологии ясно выделяются следующие четыре сущности, упрощенно:

Отец — защита + фрустрация + страх, стандартный психологический комплекс;

Сын — жертвенность (примечание: ассоциация преимущественно с Сыном, а не с Отцом показывает подсознательную инфантильность христианства, но это несколько не по теме данного исследования);

Дух — абстрактный принцип. Это легко показывается тем, что, в отличие от других составляющих Троицы, он не имеет четкого определения; олицетворяет стремление к "чему-то возвышенному" — не знание, но стремление показать знание как откровение;

Дьявол — действие.

Как видите, приходим к тому же самому и с этой точки зрения (что неудивительно, поскольку современная западная культура сформирована на основе христианского мировоззрения и одно от другого, к сожалению, отделяется с трудом.).

Если реальность мира подразумевает возможность действия (что, надеемся, не надо никому специально обосновывать), то здесь же, в реальном мире, находится и Дьявол — quod erat demonstrandum.

Объект, не обладающий никакой собственной волей, которая при известных обстоятельствах могла бы быть противопоставлена воле творца, и никакими качествами, которые отличались бы от качеств этого творца, не имеет никакого независимого существования и не способен сам выносить этических решений. В лучшем случае он представляет собой просто часовой механизм, который, чтобы функционировать, должен заводиться Создателем. Вот почему Люцифер, по-видимому, лучше кого бы то ни было, понимал волю Божью, направленную на сотворение мира, и тем самым образом точно исполнил ее, восстав против Бога и превратившись в результате в активный принцип такого создания, которое противопоставляет Богу собственную, отличную от него, волю.

К.Г. Юнг

Если отвлечься от христианизированного контекста, то это можно перефразировать приблизительно так: воля Природы заключается в том, чтобы разумное существо, рожденное природой, превзошло саму Природу. Это указывает на еще один аспект архетипа Сатаны — превзойти изначальные условия, управлять собственной природой. Однако из этого не следует необходимость нанесения природе вреда "из принципа" (такое следование просто глупо: «принципы» — следствие/обобщение, а не причина/основа), а также отречения от всего природного (животного) в себе. Надо просто подчинить свое животное начало разумному, а затем использовать, но не подчиняться самому.

Животное управляется своими органами, человек управляет своими органами и господствует над ними.

И.В. Гете

Как верно писал Юнг (и не только он), жизнь, будучи энергетическим процессом, нуждается в антагонизмах, без которых энергия невозможна, так как происходит энтропийное выравнивание всех потенциалов.

Добро и зло — не что иное, как моральные аспекты таких естественных антагонизмов. То, что мы столь напряженно их ощущаем, многократно осложняет человеческое существование. Но нам не избежать этого страдания, неминуемо сопряженного с жизнью.

Однако если посмотреть несколько с другой точки зрения, то можно сделать иной вывод: поскольку восприятие определенных обстоятельств, как страдание, неизбежно для человека, и при этом не имеет смысла (Вселенная имморальна!) то надо перестать быть человеком, что также относится к архетипу Сатаны. Никто не утверждает, что это легко; но этот вывод лежит на поверхности. Естественно, что вместе с этим придется отбросить и некоторые другие черты, характерные для человека — но cujus periculum, ejusdem commodum.

Интересно отметить, что процесс индивидуализации неизбежно сопровождается осознанием Тени.[283] Помните общепринятое по всему миру убеждение, что "нечистая сила" тени не отбрасывает? А если учесть, что полностью избавиться от нее невозможно по определению, поскольку она составляет часть психики, т. е. существа в целом — остается только ее ассимилировать, осознать, принять как должное, и тогда исчезнут ее внешние проявления; Тень перестанет отбрасываться.

Функционально Тень лежит в основе всякой невротической диссоциации и не может быть принята сознанием до тех пор, пока ее бессознательное содержание не будет принято безусловно. А это, в свою очередь, возможно лишь в случае принятия человеком тенденций, выраженных Тенью (пусть с критикой и коррекцией, но как свои идеи и устремления). Что как раз и ведет к внеобщественному, внестадному[284] поведению, к независимости от общественного мнения, без которой индивидуализация немыслима. Снова процитируем Юнга:

Всякий, кто априорно подчиняется закону и всеобщему ожиданию, ведет себя как тот человек из притчи, который схоронил свой талант. Индивидуализация представляет собой в высшей степени трудную задачу […] Только лишь словами и удобными самообманами при этом не обойтись: слишком много здесь скрыто деструктивных возможностей. Почти неминуемая опасность — увязнуть в этом конфликте и, стало быть, в состоянии невротической диссоциации. Здесь оказывается вмешательство терапевтического мифа, порождающего разрешающий эффект, даже если нет и следа сознательного понимания. Достаточно — издревле было достаточно — живо ощущаемого присутствия архетипа, перестающего действовать лишь в том случае, когда возможность сознательного понимания оказывается и уместной, и достижимой, а, значит, и должна быть достигнута. Оставаться бессознательным в подобных обстоятельствах просто губительно — однако именно это происходит сегодня с большим размахом в христианской цивилизации.[285]

Таким образом, для среднестадного человека характерен невроз выбора между «хочу» и «нельзя», который приводил бы к психозу в большинстве случаев, если бы не бессознательное понимание, что "если нельзя, но очень хочется, то можно" — как раз в виде терапевтических мифов. Совершенно необязательно быть верующим христианином, язычником, религиоведом или историком, чтобы когда-либо услышать мифы о Прометее и Люцифере, которые занимают надлежащее место в бессознательном.[286]

Далее интересно отметить, что именно максимальное осознание[287] архетипа приводит к полной реализации всех заложенных в нем возможностей. С этой точки зрения можно дать психологический критерий сатаниста — это тот, кто соответствует архетипу Сатаны.

Обычно это выражается более широко: тот, кто имеет инвольтацию к эгрегору Сатаны. Фраза в тексте является психологическим аспектом приведенной здесь. В коллективном бессознательном существует архетип Сатаны, обозначим его как ש {f1, f2…., fn}, где f — это черты архетипа. Строго по списку их перечислить нельзя, но по поводу каждой произвольной черты можно сказать, принадлежит она ש или нет. Суть каждой личности (мировоззрение) также можно выразить подобным образом: S {g1, g2…, gm}. Если ש и S отображаются друг на друга взаимно-однозначным образом, то получаем лично Сатану J.

Если не существует такого gi, которое соответствует fj по смыслу, но при этом несовместимо с ним по направлению, то мы получаем сатаниста. То есть — сатанистом является тот, кто проявляет какие-либо черты архетипа Сатаны в своем мировоззрении и при этом не обладает чертами, несовместимыми с архетипом Сатаны. При этом могут существовать g, которые не имеют соответствия среди f, это — черты, которые не имеют отношения к сатанизму. Скажем, не определено, должен ли сатанист быть филателистом или ни в коем случае.

Обратите внимание, что вполне вероятен случай, когда сатанистом является тот, кто относительно не развит (скажем, просто не смог набрать знаний из-за возраста, и не является гораздо более развитый по тем же параметрам индивидуум, который при этом имеет какую-либо черту, несовместимую с архетипом.

Примечание: это не значит, что могут быть недоразвитые сатанисты, у которых, условно говоря, пара черт развита чуть выше нуля, а все остальные по нулям, но противоречий нет. Инвольтироваться может только цельная личность или близкая к этому, находящаяся в становлении, что подразумевает достаточно высокое развитие личности.

Сера как символ алхимиков

Посредственный учитель излагает.

Хороший учитель объясняет.

Выдающийся учитель показывает.

Великий учитель вдохновляет.

У.А. Уорд

Сера издавна ассоциируется с Дьяволом, поэтому наше исследование было бы неполным без рассмотрения теорий алхимиков и того места, которое занимает в них сера.

Сразу предупреждаем читателя: в современном мире есть тенденция рассматривать алхимию исключительно как предшественницу химии без научно-методологического подхода, и не более того. Такой подход является в корне неверным. Целью алхимиков[288] было освобождение духа через материю и материи через дух (не совсем наша терминология, но ладно). Следует оговорить то, что алхимия достигла своего расцвета в те времена, когда христианство прочно заняло свои позиции в умах, и многие аллегории связаны с христианскими понятиями. Это всего лишь условные ассоциации с привычным тому времени языковым кодом, не влияющие на суть тезисов.

К тому же алхимия вообще самая туманная наука из всех, оставленных нам в наследство предками. Схоластика со своей тонкой аргументацией, теология с двусмысленностями и парадоксами, сложная, обширная и неоднозначная астрология — все это детские игрушки по сравнению с алхимией. Для того чтобы хоть что-то понять в алхимическом трактате, вы должны знать на очень высоком уровне психологию бессознательного, не говоря уж об собственно химии. Алхимики были кем угодно, только не последовательными мыслителями.

Дело в том, что во времена алхимиков собственно химия была практически неизвестна, и область химии стала носителем проекций бессознательного алхимиков. Сами алхимики не понимали этого механизма, концепция бессознательного была разработана гораздо позже, но именно это обстоятельство и приводит к чистоте эксперимента — высказывания химиков следует рассматривать как психологические, высказанные химическим языком. Многие кажущиеся абсурдными с точки зрения химии как науки метания алхимиков[289] выглядят совершенно по-иному, если рассматривать их с точки зрения психологии, чем мы и займемся в этой главе.

Алхимия впервые заявила о себе на земле Египта, в Александрии, где в эллинскую эпоху смешались эзотерические культуры Эллады, Халдеи и собственно Египта. С этого началась эпоха процветания алхимии, которая продолжалась вплоть до времени Лавуазье.

Что же такое собственно алхимия? Алхимия, по словам Парацельса, это наука превращения одних металлов в другие. Сразу обратим внимание, что здесь металлы употребляются именно в герменевтическом, а не химическом смысле, и относятся к реальным химическим элементам так же, как и названия планет в астрологии к реальным космическим объектам,[290] то есть, более обобщенно: алхимия — это наука и искусство трансмутации, причем трансмутация понимается опять же метафизически.

В основе теорий алхимиков лежит представление о единстве материи, которая принимает различные формы, комбинируясь между собой и производя множество новых форм. Первичная материя не есть какое-либо тело, определенная форма, но представляет все возможные свойства.[291]

Вначале эту первоматерию разделяли на Серу и Ртуть,[292] позже добавили Соль, но она не имела такого значения.[293] Как видите, Сера изначально находится в числе двух Сил, аналогично системе Deus/Satanas, рассмотренной нами ранее. Как упоминалось, эти названия нельзя смешивать с общеупотребительными, они представляют известные качества материи: Сера — цвет, горючесть, твердость, способность к соединению, Меркурий — блеск, летучесть, плавкость, ковкость. Солью же называли некий принцип, соединяющий Серу и Ртуть в единое целое. Обратите внимание, что именно Сера считается активным началом, что соответствует концепции Satanas.

Сера, меркурий и соль суть начала, образующие металлы. Сера есть начало активное, меркурий — пассивное, мышьяк[294] — связь, их соединяет.

Roger Bacon, "Breve breviarum de dono dei"

Сера, активное начало, формирующее материю и придающее ей вид посредством движения, которое есть Соль (Actiones).

Что интересно, первичная материя чаще всего изображалась уроборосом, змеем, кусающим себя за хвост (о связи архетипа Сатаны со Змеем будет написано далее).

Собственно говоря, мы не будем касаться Великого Делания с классической точки зрения алхимиков, поскольку тема исследования несколько другая, а сразу перейдем к интерпретации Серы с точки зрения психологии. Приведем еще лишь ряд применявшихся в трактатах синонимов Серы и Меркурия: можете продумать соответствие архетипу самостоятельно. Данные взяты из "Теорий и символов алхимиков" Альберта Пуассона.

Синонимы Серы: масло, солнце, точность или устойчивость, красный камень, кислое молоко, шафран, мак, желтая медь или латунь, сухое, краска, огонь, спирт, агент, кровь, дух, красный человек, земля, царь, супруг, бескрылый дракон, змей, лев, кобель, бронза, философское золото и т. д.

Синонимы Меркурия: женское начало, белое, луна, белое золото, сырое золото, недоваренное, вода, молоко, белое покрывало, белая манна, белая моча, холод, сырость, летучесть, белая женщина, терпение, белый свинец, стекло, белый цветок и т. д.

Примечание: далее в главе широко используется работа K.G.Jung "Mysterium Coniunctionis" без точного указания ссылок.

Кульминацией Великого Делания алхимиков является соединение в алхимическом браке противоположностей, объединение их в единое целое. Если для первоначал применялись термины Сера и Меркурий, то в этом случае чаще использовались термины Царь и Царица, Солнце и Луна — впрочем, однозначная взаимосвязь между ними очевидна. К примеру, Солнце, как золото,[295] содержит активную серу красного цвета, горячую и сухую. К тому же Сера тождественна огню: "Так знай же, что сера есть огонь, то есть Солнце" — трактат 1566 г. Ars chemica. Что интересно, алхимики были единодушны в том, что красный цвет золота придается примесями меди (Cuprum), которую толковали как Киприду (Венеру), что трактовалось, во-первых, как трансформирующая субстанция, а, во-вторых, демонстрирует содержание анимы в высшем мужском начале. Краснота, тепло и сухость являются классическими качествами египетского Сетха,[296] принципа зла, который, как и алхимическая сера, тесно связан с Дьяволом.

Из сказанного о солнечной субстанции (Сера) следует, что в алхимии Солнце — это не столько определенная химическая субстанция, сколько vitrus, таинственная сила с воспроизводящим и трансформирующим действием, что, как легко видеть, полностью соответствует Satanas.

Сера — это горячий, демонический принцип жизни на Земле, ignis gehennalis. Поэтому существует и Sol Niger, черное солнце, которое совпадает со стадиями nigredo и putrefactio, а также состоянием смерти. Как и Меркурий, Солнце в алхимии амбивалентно.

Что интересно, алхимики замечали отношение Серы к человеку. Дорн писал: "С самого начала человек был серой", что показывает изначальность принципа Satanas в естественном человеке. Сера — это огонь, разожженный Sol Philosophorum, философским золотом.

В общем, можно утверждать, что Солнце (Сера) и Луна — это изначальная пара противоположностей, сознательное и бессознательное соответственно. Характерно, что Сера (Satanas) относится именно к сознательному. Как уже писалось, одна из черт архетипа Сатаны — это разумность. Но здесь есть еще один оттенок: "предела не найти, в каком направлении не двигайся" — говорил о душе Гераклит. Сознание может познавать бессознательное, но не познать, так что предлагается: сознание может познавать бессознательное, что мы и видим в работах З.Фрейда, К.Юнга и других психологов, но обратный процесс — затопление подсознательным сознания до обретения самости — приводит к патологическим нарушениям мозговой деятельности. При этом для обретения самости необходимо взаимодействовать со своим бессознательным.

Несколько не в тему, но в качестве иллюстрации приведем цитату:

Несмотря на то, что из всего множества людей, именно Иисусу Христу посвящено наибольшее количество публикаций, исследований, научных работ, до сих пор не удалось отыскать ни одной работы, где давался бы однозначный и исчерпывающий ответ на вопрос: почему Иисус так притягателен для бессознательных масс? То, что такой ответ может быть дан, ясно хотя бы потому, что психология отдельного бессознательного индивида принципиально познаваема. Не вызывает никаких сомнений то обстоятельство, что, появись подобный человек среди современной бессознательной массы, он стал бы объектом насмешек и издевательств. Канонизированный же его образ вызывает священный трепет у значительной части этой же массы.

Как это все совместить? Анализируя только канонические евангелия (про неканонические я вообще молчу) моментально приходишь к одному главному выводу — Христос не был интеллектуалом, и это было его, пожалуй, самой важнейшей характеристикой, которую ему можно было поставить в достоинство. Он не просто не был интеллектуалом, он был самой известной за всю историю человечества личностью, свободной от всякого интеллектуального влияния, что давало ему колоссальные преимущества, ибо лучше не иметь вообще никаких знаний, чем иметь неправильные знания. Если он и не существовал вовсе, то авторы евангелий представляются людьми во многом гениальными, ибо они сумели такой образ создать и внедрить в бессознательные массы. Христос, таким образом, был идеальным бессознательным индивидом, в проповедях которого массы находили удовлетворение своего мазохического потенциала.

Michael A de Budyon, "Der Fall Russland"

Может возникнуть вопрос: а если соответствием архетипу Сатаны является еще и Солнце, то где вы там находите Тьму? А очень просто: светящаяся масса Солнца есть Sol et eius umbra, свет снаружи и темнота внутри. В источнике света хватит Тьмы на бесконечное множество проекций и теней, так как эго как раз вырастает из тьмы yuch.

И цель самопознания (обретения самости по Юнгу) состоит в познании и объединении со своим бессознательным, слиянием с Тьмой, но никак не бесплодными попытками ее уничтожить, что эквивалентно подрыванию динамитом сука, на котором сидишь.

Итак, мы проиллюстрировали алхимическую эквивалентность Сера = Солнце = золото. Но не менее интересен и аспект амбивалентности Серы: с одной стороны, она — это prima materia, и в этой своей форме она сжигает и разъедает, а потому «враждебна» материи, скажем, камня; с другой стороны, очищенная от всей грязи, она и есть материя камня. В целом, Сера является одним из синонимов prima materia в ее дуальном аспекте, то есть как и первоначального материала, так и конечного продукта.

В силу своей двойственности Сера является как материальным и земным материалом (мир принадлежит Дьяволу), так и оккультным принципом (знание также принадлежит Сатане). В силу хтоничности она родственна дракону, а тот — змею.

Интересно, что Парацельс в трактате Liber Azoth описывает Серу как linia vitae, четырехслойную (соответствующую четырем элементам, помните, что четверица — архетип целостности восприятия?), рождающую "дух жизни".

Таким образом, психическим фактором, который проявляется в проекциях алхимических свойств Серы, как показано на перечисленных примеров, является бессознательное обретение самости.

Для обычного человека с его мономышлением подобная концепция кажется абсурдом — как может в одном объединяться одновременно самое «высокое» и самое «низкое»? Но все дело том, что реальный мир многогранен, и у каждого объекта или субъекта есть как минимум две стороны, позволяющие противоположные трактовки восприятия.[297]

Интересно, что «разлагающее» воздействие серы, ее активное начало, алхимики (не забывайте, что действовали они в условиях всеобщей христианизированности) понималось как способность к «развращению». Также сера именуется "разрушителем совершенства", "причиной присутствия тьмы в каждом действии", она обладает "порочной силой". Как писал Юнг (Mysterium Coniunctionis, p139): "Эти неблагожелательные оценки произвели столь сильное впечатление на одного из адептов, что на полях своего труда к словам causae corruptionis он приписал слово Diabolus. Эта ремарка говорит о многом: она указывает на многоплановость роли серы, ибо сера является «Люцифером» и «Phosphorus» (носителем света)…".

И еще одно немаловажное значение Серы — это фактор мотива в сознании, активный движущий принцип, динамизм бессознательного, тяга к познанию, что изначально должно быть свойственно человеку. Однако вокруг легко видеть тех, кто формально принадлежит к людям, но не содержит в себе живительного тепла Серы, поскольку из-за неумения правильного обращения с внутренним огнем боятся пожара. Когда вы видите пустые глаза обывателя, живущего по принципу "родился сам — помоги другому" и удовлетворению желудочно-кишечного тракта, то в них нет ни огонька, ни искорки — там отсутствует элемент Огня, сущность Серы, принцип Satanas. Как писал Шри Ауробиндо: есть только две формы жизни — горение и гниение.

XV Аркан

Спасение утопающих — дело рук… не моих и все!

Константин Смирнов

Оккультное понимание Дьявола не может быть полным без раскрытия символики Таро — ведь этот инструмент мантики как раз и создавался с использованием архетипических образов. Впрочем, Таро — это не только и не столько "инструмент мантики", его точнее называть философской системой или символическим кодом, который только впоследствии стал инструментом мантики (а потом даже выродился в игральную колоду).

Пятнадцатый Старший Аркан так и называется: «Дьявол». Он в известной степени повторяет первый Аркан,[298] но в его теневом, темном воплощении. С другой стороны, он напоминает 5-й Аркан — Папу. На изображении Аркана перед Папой изображены два священнослужителя, рука поднята в жесте благословения. Папа олицетворяет власть внешней религии: "Это, скорее, summa totius theologiae, перешедшая в крайне закостенелую форму" (c) Артур Уэйт

Некогда по традиции ученик знакомился только с первыми семью Арканами. Считалось, что дальнейшее может постигать лишь посвященный и на этом этапе полагалось либо посвятить ученика, либо отторгнуть его от себя. С XV-го Аркана начиналось обучение уже серьезных посвященных, на деле доказавших свое стремление постигать новое. Собственно, одна эта карта может служить темой для небольшой диссертации, если вдаться в детальный анализ всей иероглифики, символики и архетипики.

Иероглиф Аркана — стрела, летящая по кругу (вихрь). Это уже третья из стрел — иероглифика Арканов достаточно часто обращается к стрелам. Каждая из этих стрел имеет свой смысл. Причем, если вспомнить нулевой Аркан[299] и сопоставить его с VII[300] и XV, то колебательное движение его стрелы это как бы попытка выбора между двумя движениями: прямой и целенаправленный удар или вихрь, подбирающийся подспудно, но более разрушительный, более тотальный, нежели прямой удар. Иногда иероглиф возводят к образу змеи.

Архетипика XV-го Аркана сложна и глубока. Прежде всего, архетип вихря — это Вселенская энергия, Вселенское движение, Первовихрь Хаоса. Т. е. то, без чего невозможно существование не только ничтожного в плане бытия рода человеческого, но и самого бытия как такового. Первовихрь символизируется Змеем (тем самым, который в раю приторговывал фруктами). Имя же его вполне говорящее — Nahash.[301] Далее, постоянство этого вихря означает неизменную Логику в реализации архетипа этого. Совокупность же всех возможных проявлений вихря (вихрей) суть Fatum.

Перейдем, однако, к графике Аркана. По строгой традиции считается, что жертвы дьявола на карте не просто мужчина и женщина, а конкретно Адам и Ева. По той же строгой традиции цепь накинута мужчине на шею, а женщине на бедра, что соответствует сковыванию путем подчинения разума и чувств соответственно. Обычно трактуется, что так Бафомет разделил андрогинное единство человека, но, тем не менее, держит человека в узде рабства.[302] Далее полагается, что мужчина, как активное начало, стеснен в своих действиях, а женщина, начало эмоциональное, в своем воображении (не столько в нем самом, сколько в его свободе).

Распространенной трактовкой также является: "…Он означает Стража Порога у врат Мистического Сада, из коего изгоняются те, кто вкусил запретный плод" (c) Артур Уэйт, но Дьявол в роли стража Эдема… это его явно с кем-то перепутали.

Куда уместнее, думается, несколько иная трактовка. Многие варианты Таро изображают дьявола в роли кукловода, манипулирующего людьми-марионетками. К примеру: Пан, который играет на свой флейте, а мужчина с женщиной (на поводках) пляшут. Поскольку фигуры на рисунке разнополы и обнажены, то очевидной становится подоплека страсти. Люди находятся в плену своих эмоций или, если так понятнее, страстей. А Сатана, манипулируя ими (страстями и эмоциями) заставляет людей плясать под свою дудку. Отсюда вывод: не хочешь быть марионеткой — учись владеть своими страстями.

Трактовка Дьявола как Пана возникла сравнительно недавно. Ее придерживался Кроули, утверждая, что впервые Пана в Дьяволе «разглядел» Элифас Леви (помните его "бога ведьм"?).

Собственно говоря, не-сатанисты совершенно неверно трактуют наличие цепей как принудительное содержание на привязи. Здесь все тоньше: тот, кто держит на привязи, вполне может отпустить на свободу — но это надо заслужить, стать достойным свободы.[303] Цепи на людей изначально были, условно говоря, одеты богом, а Сатана в силах разрубить их, но редко какое домашнее животное выживет на дикой природе. А, обретя в себе Зверя и соединившись им, человек перестает быть человеком и разрывает цепи сам как гнилые нитки. Он уже не на привязи у ног Дьявола, а рядом с ним; не как раб, но как соратник. Также символично "соединение человека и Зверя" видно в трактовке Дьявола как Бафомета — двуполого козлиноголового существа.

Ноги у дьявола на рисунке обычно скрещены — это символ зеркальности восприятия: не зная, прямое или зеркальное изображение мы видим, мы не можем отличить левое от правого. Кроме того, это — «неоткрытость». Закрытость энергии, если хотите — эгоизм. Сравните, к примеру, всегда открытые ладони у изображений на христианских иконах, где руки часто как бы раскрыты в ожидании объятий. Как мы писали, Сатана не стремится принять всех подряд. Козлиные ноги дьявола на рисунке также напоминают о Пане.

На данный момент "сатанинского варианта" Таро не существует. На иллюстрации изображен соответствующий аркан из гипотетической колоды такого рода.

Рассмотрим XV аркан из Thoth Tarot Deck от Кроули.

Мужчина и женщина очень явно разделены. Вернее, загнаны в рамки. Однако, границы, в которых они находятся, не реальны, а иллюзорны. Гималайский козел, возвышающийся над ними, символизирует власть, которая управляет людьми посредством проведения искусственных различий там, где их нет. ""Дьявол" — это Козерог; это Козел, который взбирается на самые крутые горы; это Божество, которое проявившись в человеке, делает его Эгипаном, то есть Всем". (c) Алистер Кроули

Причем он не рассматривается только как "темная сила". Рога, которыми он увенчан, достаточно характерны для солярных божеств.[304] Кроули замечает, что спирали рогов — это движение всепроникающей энергии.

Да, можно добавить, что карта соответствует еврейской букве Аин, название которой обозначает «глаз», поэтому козел изображен трехглазым. Его ухмылка трактуется как вселенская ирония.

Карта XV представляет созидательную энергию в ее наиболее материальной форме.

Алистер Кроули

ОН находит экстаз в каждом явлении, каким бы по природе отвратительным оно не было. Он превосходит все ограничения, он — Пан, он — Все.

Алистер Кроули

Если освобождение от ограничений и достигается "силами Света", то дальнейшее бытие невозможно без искусственных манипуляций. Бог есть лишь пронизывающий и поддерживающий все «дух», в то время как Сатана управляет миром.

Ассоциация Змея с архетипом Сатаны

Великий змий вселенную обвил

И царствует…

Майков

В этой главе мы не будем рассматривать библейскую мифологию — как было неоднократно показано ранее, сатанизм куда старше христианства.[305]

Достаточно вспомнить змея Кундалини в индийской философии и йоге, или буддийский образ Нага, укрывающего своим капюшоном Будду от дождя. Особый интерес представляет то, что при этом Наг независим от Будды, поскольку его архетип гораздо более древен и шире распространен. В античной Европе змея также была символом мудрости. Она была атрибутом бога медицины, Асклепия, и до сих пор красуется на медицинской эмблеме.

Есть более интересный вопрос: почему был использован именно образ Змея? Вряд ли этот образ был оригинальной иудейской разработкой: религии древности слишком уж переплетаются, заимствуя идеи друг у друга. Вот вопросом восприятия образа Змея мы сейчас и займемся…

…и выясним любопытное обстоятельство: до появления иудаизма (т. е. первого монотеизма) практически во всех религиях Змей символизирует плодородие, Землю, Огонь — т. е. вполне полезные, положительные явления.

Процитируем А. Меня, "Истоки религии":

Символ Змея достаточно прозрачен. Прежде всего, он связан с представлением о существе низменном,[306] коварном и в то же время грозно-могущественном. Змея подкрадывается незаметно и жалит внезапно; она обладает завораживающей силой. Исконный страх перед змеями живет до сих пор в подсознании человека. В то же время в мифологии древних Змей был распространенной эмблемой языческих божеств. В древних космогониях он олицетворял Бездну. Змей был богом плодородия и одновременно — разрушения и Хаоса.

Что еще более интересно, Змей выступает и как олицетворение знания.

Судите сами: змея — непременный атрибут богини мудрости Афины; олицетворение Знания у гностиков Абраксас (AbraxaV) изображается со змеями вместо ног; с головой кобры (или в виде кобры непосредственно) изображается египетская богиня плодородия и урожая Гененутет.

Часто Змей выступает как олицетворение Силы, равной по мощи собственно миру:[307] Мидгард у скандинавов; Шеша, держащий на себе Землю, в древней Индии; Мехента в Египте (там еще и некий Апоп проползал, вполне равный богам); сюда же можно отнести Пернатого Змея Кетсалькоатля.

При этом все образы змееподобных божеств и т. п. непременно имеют хтоническую природу, что также роднит их архетип с Сатаной. К примеру, греческий бог врачевания Асклепий, использующий змей как атрибут, связывается также со смертью, с подземным миром. Но Змей на Жезле Асклепия — все же символ мудрости врачевателя, его обладание оккультным, необщедоступным знанием о Жизни и Смерти. Истоки — архетипический символизм Змея как существа, объединяющего Жизнь и Смерть, являющегося связью между ними — Змей (знание, мудрость) может как исцелять, так и убивать (попутно слегка «пристегивается» и элемент Рока: но что решит сотворить Змей, ведомо только ему и скрыто за его невозмутимостью). Не зря в более поздних эмблемах врачевателей именно Змей держит чашу жизни/обвивается вокруг нее, возвышается над ней. Аналогичная роль у древнеегипетской богини, имеющей отношение ко змеям — Мертсегер. Змей всегда ассоциировался также и с бессмертием и возрождением (обновленный змей, сбросивший старую кожу).

В архаических мифологиях Змей выступает как олицетворение соединения неба и земли (целостность!), чаще всего двойственен по природе (одновременно благодетелен и опасен). Уроборос, преследуя самого себя в бесконечном круге, представляет собой соединение противоположностей. В последующих же «развитых» мифологических системах преобладающей является отрицательная роль, в полном согласии с упоминавшимся ранее принципом демонизации домонотеистических божеств. Сравните, с одной стороны, типичное для древнего времени использование символа Змея как царственного знака — урей у фараонов, аналогичные символы у древних индийцев и майя, и, с другой стороны, монотеистическое восприятие его как символа подземного, потустороннего мира, которого монотеизм явно опасается. Наиболее иллюстративно в этом плане восприятие драконов (тоже змееподобные существа) как мудрых и в общем-то мирных существ в Китае и европеизированное восприятие (после воздействия монотеизма) дракона как вредной скотины, которую каждый благородный рыцарь, как только увидит, обязан насадить на копье.

Также интересен в мифологии образ людей-змей. Если не воспринимать нагов по романам о Конане-варваре (обратите внимание: опять следствия монотеизма налицо), а по древним легендам, то окажется, что индийцы видят в них мудрецов и магов, живущих в подземном мире. Даже буддисты, несмотря на то, что, по их легендам, наги одним взглядом могут принести смерть, относятся к ним вполне лояльно. Причем такое отношение взаимно — сами наги, будучи мудрыми, тоже относятся к буддизму вполне благосклонно, более того, сам Шакьямуни до того, как стал буддой, несколько раз перерождался в образе нага.

В общем мы не можем утверждать, что архетипы Змея и Сатаны были изначально связаны. Однако при их рассмотрении наглядно демонстрируется сходство в сравнимых аспектах. И эта сейчас эта связь — знание. В каком из культурно-архетипических отражений Змей или Дьявол хотя бы слегка «дебилизированы»? Кроме того, восприятие бессознательного не утруждает себя проверкой истинности фактов, а основывается лишь на убежденности. Таким образом, поскольку с появления монотеизма прошло не одно тысячелетие, образы Змея и Сатаны однозначно архетипически связаны; вероятно, архетип Змея как более ранний вошел в «состав» архетипа Сатаны как более "объемного".

Ну что ж, будем мудрыми, как змии.

Хаос и Сатана

Хаос полон чудес и загадок,

Все и вся понамешено здесь.

Говорят: Абсолютный Порядок

Где-то здесь, среди Хаоса, есть!

Flaming Flam

Хаос как противостоящее Упорядоченному имеет однозначные ассоциации с Дьяволом. CaoV — зияющее, пропасть, тьма (слово происходит от греческого caskw — "зиять") — в том или ином виде присутствует практически в каждой мифологии. Хаос — это сила более глубокого порядка, чем мир и время. Он существует до по и после мира, и окружает его, объемлет в себе все. Неопределенное (не постигнутое), бесформенное, неразделенное, всеобъемлющее — это только некоторые эпитеты, которыми пытаются описывать Хаос. По сути это и есть Тьма, другое ее имя.

Здесь видны параллели с архетипом Сатаны: отсутствие деления на дихотомии и проч., изначальность и соответствие всей Вселенной как "области определения".

Эта massa confusa, выражаясь алхимическими терминами, содержит творческую потенцию, неудержимую мощь изменения; Хаос — это непроявленная суть всех вещей, готовых к овеществлению.[308] Хаос часто представляют в виде змея или дракона.

Психологически Хаос соответствует бессознательному,[309] и обретение самости — единение с бессознательным — метафизически выражается постоянным контактом с Сатаной. Это еще не инвольтация, но отсутствие неприязни к части своей психики. Бессознательное не относится ни к добру, ни ко злу в любой интерпретации этих терминов, оно — матрица всех потенциальных возможностей.

Интересно, что имя гностического архонта Илдабаофа в переводе означает "сын хаоса", что представляет интерес в связи с тем, кто кого создал.

И — заметьте — нет ни одного мифа, в котором было бы сказано, что "кто-то создал Хаос". Если принимается концепт Хаоса, как полной бесструктурности, из которой возникает любая структура, то вопрос о «дохаотической» структуре-Создателе просто теряет смысл. Создание — процесс/феномен, безусловно характеризующийся временной координатой (которая, даже будучи самой первой точкой отсчета на этой оси, прекрасно себе закономерно удаляется в прошлое). Но время — безусловная упорядоченность, и согласно первому концепту, тоже могло возникнуть только "из Хаоса". Следовательно — все, что экстраполируется на Время, не могло существовать (обладать сущностью) ранее Времени. А Создатель, безусловно, обладает сущностью.

Кстати говоря, в доисторическую эпоху разделения богов по системе отсчета "Порядок — Хаос" точно так же не существовало, как и деления по системе отсчета "Добро — Зло". В язычестве уже наблюдаются некоторое разделение по оси "Порядок — Хаос", или, говоря другими словами, на светлых и темных божеств. Но это разделение еще не принимает завершенного вида. Начиная с зороастризма, происходит подмена понятий. Порядок отождествляется с Добром, а Хаос со Злом. Вследствие этого Темным богам приписывают бессмысленное разрушение. Однако оно далеко не бессмысленно, а уничтожает чел-овеческий мир. Такое разрушение страшит только антропоцентристов, и они же в принципе не способны понять его смысла. Когда доходит до моральных догм, пресловутая диалектика на время «отменяется», и разрушение номинируется однозначно «плохим», «вредным», «злым» и пр., а с психологической точки зрения это равносильно выводу "разрушение является ненужным" — ведь кто будет желать себе зла? Но в природе все стремится к завершенности, и разрушение/деструкция/деструктуризация — обратная, дополняющая сторона созидания/создания и структуры/упорядоченности. Только в паре они обеспечивают изменение — движение материи по оси Времени. Т. е. то, что иначе называется — развитие. Таким образом, неприятие, отвержение разрушения автоматически является отвержением развития, необходимым условием которого это разрушение и является.

С укреплением позиций монотеистических религий деление на Добро и Зло (aka Порядок и Хаос)[310] приобрело столь законченный вид, что Хаосу (aka Сатана) стали приписывать отсутствие способности к творчеству ("обезьяна Бога"). В архетип это не вошло, так как слишком уж противоречит действительному творчеству Дьявола. Вероятно, что выдвижение тезиса "материальный мир — это Зло" произошло именно вследствие понимания того, что природа в обязательном порядке содержит элементы Хаоса. Знали бы бедные мистики того времени о фракталах и странных аттракторах и об их распространенности в природе…

Рассмотрим подробнее Левиафана, ту грань архетипа, которая наиболее соответствует Хаосу.

Левиафан[311] (ןתיול). Он — олицетворение стихии воды.

Вода как стихия сама по себе часто олицетворяет Хаос. В Египте первоначальный Хаос, называющийся Нун, представлялся бескрайней водной гладью, окутанной тьмой. В Шумере знали океан-праматерь — Намму. В Греции сами боги клялись водами реки Стикс, признавая в ней высшую силу. Ряд философов и мистиков, включая Фалеса Милетского, считали именно этот элемент основой. Воды Океана омывают греческую Ойкумену. И позже, вплоть до Колумба его называли Морем Мрака. И соотношение Океан — Ойкумена составляет пропорцию с парой Хаос — Космос. Аналогичное место Океан занимал и в космогонии многих других культур. Если мы откроем первые страницы Книги Бытия, то и тут увидим, что Вода существовала до того, как Элохим приступил к сотворению мира. Прообразом Океана в данном амплуа является не что иное, как Хаос.

И Левиафан, как олицетворение стихии Воды и зверь из Хаоса известен во многих культурах. Как Лотан он известен в Ханаане, как Тиамат в Вавилоне и древнейших шумерских городах, как Вритра в Индии и т. д.

Как обитателю Бездны ему известно, как обойти очевидные законы этого мира, двигаясь тропами Хаоса, проходящими сквозь него, поэтому он олицетворяет магию.

Среди мифических сюжетов, где фигурируют такие хтонические чудовища, как Левиафан, центральное место занимает борьба персонажа, вознамерившегося стать творцом [мира]; он убивает олицетворение Хаоса и расчленяет, а части его тела используются, как строительный материал для возведения Космоса. Смысл этого предельно ясен — чтобы создать Космос, нужно убить Хаос (хотя бы в одном, отдельно взятом месте). И, поскольку Космос — это не что иное, как определенная упорядоченность, рассмотренная где-то среди Хаоса, т. е. отделенная от него не физически, а по смыслу, то для его создания и используются то, что уже содержалось в Хаосе.

Джеймс Фрезер в книге "Фольклор в ветхом завете" подробно рассмотрел мотивы ритуальной расчлененки и привел множество примеров. Идея состоит в том, что магическая энергия, пребывающая в организме,[312] при разделении его продолжает пробивать пространство, разделяющее части. Этим в пространстве создается поле благоприятного магического влияния.

В мире существует множество легенд, сюжет которых сводится к тому, что жертва была расчленена и захоронена в нескольких местах на периметре города или крепости, сделав ее неприступной. Аналогичный мотив можно усмотреть и в том, что тело Будды было поделено на множество маленьких «порций» и захоронено в ступах по всему буддийскому миру, обеспечив ему покровительство.

Другие идеи интересуют нас в данном контексте в меньшей степени.[313]

Если перенести эту идею на олицетворяющее Хаос чудовище из "отряда левиафановых", то получается что весь этот мир питается энергией Левиафана.

Стало быть, не рвется, Никогда не рвется То, что на крови. Пикник

Мы уже начали говорить не об одном Левиафане как о воплощении Хаоса, а о целом их сонме. Первобытный Океан, олицетворяющий Хаос, представляется не безжизненным — он кишит сущностями — чудовищами-левиафанами. Некоторые из них убиваются очередным Демиургом, дерзнувшим навести среди дебрей Хаоса относительный порядок. А его тело, тело элемента Хаоса, служит ему строительным материалом. Но поскольку порядок относителен, то и смерть Левиафана тоже.

Но и от этой «смерти» Левиафан стремится воскреснуть — энтропия Вселенной повышается. И это когда-нибудь произойдет. И тогда "храм человеческих достижений будет погребен под останками Вселенной", говоря словами Рассела.

Бессмертные — смертны, смертные — бессмертны; смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают.

Гераклит Эфесский

Такого рода акт творения явился прообразом практически каждого кровавого ритуала. В космогонических представлениях практически всех культур фигурирует особое время, "дни творения". То была эпоха, когда все было возможно, когда совершались самые невероятные метаморфозы, и любая работа могла быть исполнена не примитивно физически, а благодаря магическим приемам. Творческая энергия, излившаяся на мир вначале, при расчленении Левиафана, постепенно оскудевает: иссякают ресурсы, слабеет сила магов. Для восполнения этой убыли самые древние слои подсознания толкают к повторению тех действий, что привели к созданию Мира. Вакханалия, из которой вытекает зарождение Нового Мира, соответствует Первобытному Хаосу. И родившейся Мир пьет не молоко Кибелы — это диета не для него, а для его питомцев, он пьет кровь Левиафана, он рождается из него как «чужой», через убийство своего родителя. И эту драму, эту роль, повторяли на алтаре добровольные и подневольные актеры во имя поддержания и омоложения Мира. И это обставляется соответствующими декорациями: мировая ось, алтарь, символизирующий центр Мира, сингулярность "Большого Взрыва", звездный купол, магический круг, отделяющий Космос от Хаоса…

И роль эта доставалась не только людям, но и богам. Очень яркий пример — тантрическая богиня Чиннамаста, связанная с кровью как жизненной силой. В руках она держит змею и собственную отрезанную голову. Три потока крови, бьющие из шеи, питают двух стоящих тут же йогини и собственную голову. Чиннамаста распределяет жизненную энергию между всеми существами. Тут же вспоминается образ, рожденный на другом полушарии Земли — мексиканская богиня Коатликуэ. То была богиня земли, мать главного бога Ацтеков, персонифицирующего Солнце. Самое известное ее изображение представляет ее с отсеченной головой и фонтанирующей двумя потоками, приобретающими форму змей, кровью.

Имеется отголосок этого мотива и в описаниях Дьявола. Согласно некоторым описаниям, Дьявол на шабаше воспламеняется и сгорает дотла. Пепел растаскивается ведьмами для приготовления всяческих снадобий. А Дьявол возрождается вновь, посвежевший и обновленный.[314]

Сюда же относится и смерть и воскрешение богов младшего поколения, связанных, как правило, с плодородием и загробным миров: Усир (по-гречески — Осирис), Адонис, Иннана и др. и связанные с этим ритуалы — это уже вторичное использование сюжета.

Можно еще сказать о том, какое отношение имеет к Левиафану Ад. Очень часто Ад (= Бездна) воображался как пасть Левиафана, что послужило вдохновляющей идеей многим архитектурных элементов. В качестве пасти чудовища оформлялись порталы, гроты и т. д. Причем эта деталь, конечно, встречается не одной культурной традиции.

Но не повсеместно акт творения воображался таким кровопролитным, хотя архетипическая идея окроплять кровью начинание и строить на крови чрезвычайно сильна… Но, тем не менее, кое-где постарались смягчить драму. Например, вместо расчленения выступает разлучение. Один из мифов о творении в Полинезии повествует о том, что сначала Земля и Небо лежали, слипшись, и порожденным ими богам было тесновато между двумя тушами. Вот и разодрали они объятия своих родителей, сотворив пространство между ними.

И Книга Еноха содержит мотив отделения друг от друга Левиафана и Бегемота, которые в состоянии первоначального Хаоса были слиты воедино.

Упомянутый Бегемот — также очень древний космогонический персонаж, чей архетип тесно переплетается с архетипом Левиафана так, что от культуры к культуре они имеют пересекающиеся черты. Он — олицетворение стихии Земли и известен также как Белиал. В Мексике чудовище Тлальтекутли, расчлененное ради сотворения мира, олицетворяло именно Землю. И обезглавленная богиня Коатликуэ, как мы помним, тоже.

Имя Бегемот древнее, специалисты углядывают в нем египетские корни. Однако, оно менее применимо в наши дни по сравнению с Белиалом ввиду осадка пошлости, накрывшего его. Средневековые составители демонологических реестров обычно не блистали умом и эрудицией. И вот, Бегемот у них получается один из демонов, олицетворяющих грехи, конкретно — курирует обжорство. Таким он представлен, в частности, в «Магусе» Баррета. И видок у него отдаленно напоминает индуистского Ганешу — толстопуз с головой слона. (По сути сравнение с Ганешей не зазорно, бог мудрости как-никак). Далее это название получили эстетически неприятные африканские животные. Ну а о том, для кого использовал это имя Михаил Булгаков, мы лучше вообще промолчим.

В противоположность этому имя Белиал (или Велиал) прежде имело не столь выдающееся значение. Оно мелькает лишь иногда в ведьмовских процессах.[315] У Вондела этот демон — хитрюга и дипломат. Но это совершенно другой архетип. Ему больше подходит та роль из Книги Иова, где Сатана ловко манипулирует волей всевышнего, побуждая его действовать в нужном ключе.

В заключение: архетипы Хаоса и Сатаны не эквивалентны и не являются подмножеством один другого, а пересекаются. Архетип Хаоса первичный. Он очень близок к архетипу Тьмы (промежуточному по времени возникновения между ним и архетипом Сатаны), как со стороны порождающей среды, так и с другой — сосредоточия. Главной демаркационной линией служит присущая Сатане разумность — если Хаос является олицетворением любого разрушения (но не только этого!), то для Сатаны разрушение является расчисткой места для творчества или же восстановлением гармонии Вселенной, если где-то развелось слишком много Порядка.

Оккультные нюансы трактовки

Хорошо быть мастером своего Пути

и не забывать, кто есть Мастер.

Мы говорим "Путь Левой Руки", и вполне естественно, что при этих словах возникает ассоциация то с широкой, не имеющей ни конца, ни краев дорогой, то, напротив, — с узкой, петляющей, полузаросшей (по ней мало кто ходит) тропой.

Однако обе эти метафоры хотя и красивы, но далеко не точны. Сатанизм — не прямая, как по линейке проведенная линия и даже не хитросплетенная горная тропа. Сатанизм — это целый мир, огромная Вселенная, которая не имеет границ для роста и развития. Эта Вселенная гораздо более обширна и всеобъемлюща, чем тот маленький клочок межзвездного пространства, доступный нашему изучению,[316] не говоря уже об том жалком шарике из грязи, на котором мы обрели плоть.

Ошибочным было бы считать, что сатанизм — это порождение нашего земного мира, чел-овеческого восприятия. Наш мозг лишь воспринимает этот архетип в меру своих способностей и в привычной ему форме — причем, чем в более привычные формы облекается восприятие, тем менее точное соответствие получается: Сатанизм никогда не предназначался для чел-овеческого и даже человеческого восприятия.[317]

Действие архетипа Сатаны на наш мир можно расписать соответственно формирующим его принципам, для которых удобно использовать стихийные элементы.[318]

На простейшем уровне чел-овеческих взаимоотношений Огонь соответствует стремлениям, Вода — эмоциям, Воздух — разуму, Земля — действию.

В настоящее время существует множество противоречивых суждений о том, что же такое сатанизм. При этом спор зачастую идет среди людей, знающих о культах Тьмы в лучшем случае понаслышке, нахватавшись по верхам, а обычно — не знающих ничего, кроме инспирированных религионерами страшилок, радостно тиражируемых СМИ любой страны.

Под сатанизмом одни понимают кровавые ритуалы, другие видят в нем бесконечное стремление к познанию, для третьих он неразрывно связан с удовольствиями плоти,[319] а иные говорят только о тотальной войне с христианством; при этом часто каждый считает правильным лишь то направление, которое импонирует ему лично, отношение же к другим зачастую пренебрежительное (чем менее понимает в сатанизме такой «адепт», тем более неадекватная реакция на несовпадающую точку зрения).

В действительности же сатанизм — понятие многогранное, включающее в себя множество направлений и их комбинаций, различных принципов, обладающих одной лишь общей чертой — непротиворечивостью по отношению друг к другу. Традиционно Лики Сатаны, соответствующие стихиям, условно считаются основными. В оккультной терминологии сатанизма чаще используются не названия стихий, а Лики, или Имена: Сатана[320] — Огонь, Люцифер — Воздух, Белиал — Земля, Левиафан — Вода. Обратите внимание, что рассмотрение Сатаны как простой совокупности Ликов в корне неверно — он существует независимо, сам по себе; Лики же — это его структурированная проекция на наш мир здесь и сейчас; таким образом он проявляется в реальности.

Стихия Огня — это действие, непрекращающаяся активность, авторитарность. Огненная стихия — область борьбы с властью и борьбы за власть. Ее основные принципы: Вознесение и Противопоставление.[321]

Стихия Воздуха характеризуется, прежде всего, подвижностью. Основным ее проявлением является стремление к познанию, накопление информации и ее использование, открытие новых горизонтов развития, налаживание полезных для сотрудничества контактов.

Энергии стихии Земли двойственны по сущности. С одной стороны, земля — это символ плодородия и возрождения. Но с другой стороны — это зов мертвых, разложение и гниение. Таким образом, в основные принципы Земли всходит все, что соотносится с вопросами рождения, жизни и смерти. Сначала человек пользуется землей как источником жизнедеятельности и удовольствий, затем сам переходит в фазу, когда становится перегноем, удобряющим землю.

Для энергии Воды основными принципами является глубина, тайна, скрытность. Это область эмоций, тончайших скрытых движений и порывов психики, область всего странного и необъяснимого, выходящего за рамки обычных представлений.

На сатанизм энергии стихий проецируются следующим образом:

Путь[322] Сатаны — это путь воина[323] и императора. В качестве примера можно привести тех, кто главным для себя считает борьбу с традиционным противником лицом к лицу: с христианством и прочими традиционными монотеистическими религиями, создание жесткой авторитарной социальной структуры, инвольтируемой эгрегором Сатаны. Конечная цель этого Пути: император,[324] стоящий во главе сатанинского государства — непобедимого, жестокого и беспощадного к противнику, при этом ценящего своих соратников (но не рабов). Иллюстрация: Спарта на новом качественном уровне, с применением евгеники, генных технологий и прочих достижений науки, с отбором не только по здоровью, но в первую очередь по интеллекту. И направленная не только на завоевание, но и на развитие индивидуумов, составляющих население (это уже проявления других аспектов).

Путь Люцифера — здесь главным является обретение не столько власти, сколько Знания. Это бунт и развитие не в физическом или энергетическом плане, а в интеллектуальном. Основное стремление следующих Путем Люцифера — интеллектуальное совершенство. Их цель — обретение и распространения Знания без каких-либо ограничений. В идеологическом плане они являются философами сатанизма.[325] Конечная цель:[326] ученый либо философ мирового уровня. Иллюстрация: а хотя бы небезызвестный доктор Менгеле[327] и Фридрих Ницше.

Белиал. Здесь мы сталкиваемся как раз с теми проявлениями сатанизма, которыми традиционно пугают детей, старух и умственно неполноценных истериков. Это область кровавых ритуалов,[328] некромантии и необузданного секса. В среде обывателей этому аспекту уделяется повышенное внимание, а многие из сатанистов пытаются от этого отмежеваться. Но, тем не менее, он существует, и с этим необходимо считаться. Для следующего путем Белиала характерной является работа с энергиями жизни и смерти, причем плавно перетекающих друг в друга, иллюстрация: некромантия и жертвоприношения. Аспект Земли как символа возрождения и плодородия выражается здесь в оргиастических ритуалах, где сексуальная энергия выплескивается без границ в любой форме, что обыватели часто относят к извращениям. Символами этого направления являются жрец, совершающий жертвоприношения, и храмовая блудница: мужчина, приносящий жертву во имя Тьмы,[329] и женщина, отдающаяся во имя Тьмы. Следует учесть, что под покровительством Белиала находятся и более «тонкие» структуры циклов жизни и смерти; к примеру, инициация сатаниста — осознание его тем, кем он является на самом деле — неизбежно проходит через стадию танатоса с той или иной форме: умирает чел-овеческая сущность (часто — в муках, так как ее, образно говоря, приходится рвать по кускам с еще живого), и рождается новая, сатанинская сущность в прежнем физическом теле. Как бы не был плавен в некоторых случаях такой переход, смерти и возрождения избежать не удастся, а это и есть область действия Белиала.

Путь Левиафана — это область магических воздействий. Да, как мы могли не написать об этом раньше? Конечно же, магия имеет к Сатане самое прямое отношение.[330] Просто магия — это одна из составляющих Знания, но, возможно, это не всем очевидно.[331] Идущий по этому Пути едва ли будет стремиться к открытой власти и вообще выставлять себя напоказ, но часто будет тайным правителем (но чаще всего этот аспект не представляет интереса), его сила основывается на оккультных знаниях и практиках. Это маги, психологи,[332] медиумы и т. д. Они работают, выражаясь относительно общепринятой терминологией, "на тонком плане", их Путь — это путь магических опытов над миром, над окружающими и над собой. Зачастую их работа сама по себе не видна невооруженным глазом, но зато хорошо видны результаты этой деятельности.[333] Идеальный вариант: маг, вносящий при помощи своей работы серьезные изменения в мире, или медиум, являющийся прямым проводником Темных энергий.

Все вышеописанные варианты не являются в чистом виде, они всегда смешаны в различных пропорциях, отношение которых меняется со временем. Повторим, что ни один из Ликов Сатаны не антагонистичен другому.

Для полноты картины можно уделить внимание тому, что Темный Путь доступен далеко не всем, и становиться на него, не имея способностей, чревато. «Перестаравшись», можно получить вместо инвольтации к эгрегору подчинение таковому, и через такую жертву эксперимента пойдет сброс низкоуровневых, "грязных эманаций",[334] "канализационная система" в применении к эгрегору. В результате произойдут по большей части необратимые сдвиги психики со всеми последствиями: маниакальная страсть создать свою секту и в ней властвовать (Сатана), закапывание вглубь всеразличных источников знания без осознавания действительной их ценности, принятие на веру средневековых гримуаров и т. п. (Люцифер), маньяк-убийца или нимфоманка (Белиал), занятие магией до полного отрыва от реальности (Левиафан). Так что, Сатанизм — это вовсе не увлекательная игра, в которую можно поиграть, и бросить, когда надоест.

Как иллюстрация — пришедшее письмо (имя автора мы опускаем):

Пусть тупоумные ублюдки и просто глупые граждане люди знают, что сатанизм — это тяжелая ноша.

Я по своей глупости решил поиграть, представив это для себя очередной игрой. Очередным этапом самосовершенствования. Я — полный дурак и идиот. И был за это жестоко наказан. Потому что игры с Сатаной недопустимы. Здесь все серьезно. Вы сразу почувствуете изменения в своей жизни. Любой Ваш идиотский шаг отзовется на Вас. Так как он отозвался на мне. Или еще хуже. Вся моя жизнь покатилась к черту. Из-за того, что я метался. Я никак не мог сделать осознанного выбора. Мне были понятны и ясны идеи сатанизма, однако я продолжал вести убогую жизнь обывателя. Моя внутренняя сущность взбунтовалась. Вся моя жизнь пошла наперекосяк. Hеудача за неудачей. Hельзя сворачивать с Левого Пути, потому что пути назад нет.

Если у меня хватит смелости, я пущу себе пулю в голову. И умру. Если не хватит — останусь на всю жизнь тупым неудачником. Я увидел темную сторону жизни, людей и вещей. Мне стало страшно. Я не смогу вновь выйти на этот Путь. Я оказался слабаком. Я хочу умереть и кануть в небытие, чтобы ничего не видеть и не слышать больше. Прежде, чем играть в игры с Сатаной — подумайте! Вы играете в игры с темной половиной самого себя. От самого себя Вы потом никуда не убежите и не спрячетесь.

Второго шанса не будет, и прощения просить будет не у кого. Так что начинайте думать уже сейчас. Hикаких «если» и «бы» на этом Пути быть не может. За все надо платить, и дороже всего обходятся глупость и грубость

Филология и фольклор

Бог есть Любовь.

Любовь зла, слепа и заражает венерическими болезнями. (c)

Что интересно: наши выкладки подтверждает и народная сермяжная (она же посконная, домотканая и кондовая) правда.[335]

Искать сборник фольклора[336] с пословицами типа "Распух, как поп на пасху" или "На бога надейся, а сам не плошай" как-то лениво. Давайте просто ограничимся перебором простейших прилагательных и анализом их смысловых оттенков.

Начнем с божественного — что там у нас есть? В положительном плане, пожалуй, разве что "божественная красота". Вполне устойчивое словосочетание. Ладно, а что есть еще? "Убогий[337]" — хорошее такое слово. Обозначает человека, больного на всю голову, с которой не дружит, поскольку дружить хочет исключительно с богом. «Блаженный» — тоже замечательное состояние; видимо, это убогий, добившийся у бога взаимности. Впрочем, это слово происходит не от «бога», так что пропустим. "Наказанье божье" — слышали такое? Иногда про детей говорят. Тоже значение не шибко положительное. Ну, вроде даже и все… Разве что кого-то обзовут «богоподобным» — но тоже исключительно за внешность.[338]

А теперь audiatur et altera pars…

С чего мы там начинали? С красоты? Так "дьявольски красив" — тоже вполне устоявшееся словосочетание, ничуть не хуже, чем «божественно», только красота более хищная, а не как у агнца. А что еще ассоциируется с прилагательным «дьявольский»? Дьявольски хитер, умен, обаятелен, соблазнителен… Много всего «греховного». А если абстрагироваться от проповедей церковников — то весьма полезные качества. Можно обобщить: термином "дьявольский (сатанинский)" обозначаются выдающиеся качества, при этом они не имеют морального разделения — дьявольски умный может быть одновременно сатанински жестоким. Так что даже из филологии можно сделать вывод, что термины добро/зло к сатанизму не имеют отношения, в отличие от совершенствования в выбранной области. Ну и напоследок: сравните с приведенным в предыдущем абзаце термин по отношению к маленьким детям: "чертенок, дьяволенок" — эдакий милый шалунишка, не то что "наказание божье"…

Таким образом, что бы не пытались вколотить народу в сознание церковники, даже в языке явно чувствуется подсознательный приоритет «дьявольского» над "божественным".

Что интересно: нет словосочетания "дьявольски мудр". Почему? А элементарно: мудрость с точки зрения народа (кто и придумывал устоявшиеся словосочетания) всегда была связана с законами и традициями общества, а Дьявол асоциален. Поэтому он просто не может быть мудрым с точки зрения тех, кто первичным благом считает не личную пользу, а общественную. Можно возразить, что мудрецы по обыкновению в фольклоре — отшельники, которых нельзя назвать социальными. Однако, архетипически интересна не их прописка, а те мудрые советы, которые они изрекают — и направленность их однозначна. Кто-нибудь может вспомнить легенду о мудреце, который советовал бы разрушить общепринятые социальный устои и простроить что-то новое, более целесообразное?

Существует вполне конвенциальное понятие мудрости. Мудрость не имеет отношения к интеллекту. Это — обладание богатым и разносторонним ситуационным опытом в сочетании со способностью этим опытом воспользоваться. Воспользоваться в актуальной, новой ситуации, причем воспользоваться вполне конкретным образом — разрешить ситуацию так, чтобы это имело как можно меньше неблагоприятных последствий. Таким образом мудрость — вполне самостоятельный феномен, по крупному счету ничего не говорящий о том, что ситуация должна разрешиться победой или успехом. Мудрое поведение — это поведение без последствий. Важен только такой, а не какой-нибудь иной результат. В результате мудрого поведения, например, поражение может быть более подходящим, чем победа. От интуитивной способности (таланта) избегать неприятностей мудрость отличается тем, что она достигается благодаря большому опыту разрешения сходных конфликтов в прошлом и умением этим опытом воспользоваться должным образом. Более того, «мудрец», "хранитель народной мудрости" — социальная роль стариков в патриархальных обществах. У них уже утрачена гибкость интеллекта, у них уже по мелочам страдает память, но они — обладатели приличного опыта разрешения ситуаций, и тем ценны для племени приемлемой (невысокой) социальной организации. В контексте книги — Дьяволу (интеллектуалу) не особо критична "мудрость прошлых бед". Остро заточенный интеллект не разрешает ситуаций, а стремится их конструировать и контролировать. Форс-мажорные (неконтролируемые) ситуации всегда уникальны. В этом смысле они не имеют равных прецедентов. И способность быстро и верно проанализировать ситуацию и принять решение в подобных случаях гораздо предпочтительней настойчивого поиска сходных проблем в прошлом. Таким образом, "дьявольский разум" — творец ситуаций и отношений. А мудрость, "база прецедентов" — всегда вторична в креативном плане, она нужна и важна на этапах обучения и тренировки разума (т. е. самых ранних) как пример для анализа или образец. По-настоящему острый разум готов любую ситуацию разобрать как "впервые случившуюся", оригинальную. Ему уже нет нужды искать решения "по подобию".[339] Да и вообще остенсивная гностика — удел обучения и научения. Это — не дискредитация прошлого опыта, это — определение ему адекватного места. Как полигона для изучения и обучения, но не как панацеи от всех бед. Non omnia possumus, но тому, на что мы способны в постоянно меняющемся мире, мы обязаны не мудрости, а интеллекту.

При этом даже не имеет смысла подробно раскрывать вечную проблему, постоянно приводящую «мудрецов» к серьезным обломам — индуктивная экстраполяция прошлого опыта на актуальные проблемы попросту ненадежна.

Выше мы рассмотрели устойчивые сочетания в русском языке, русский же фольклор не обращает внимания на Сатану лично, ограничиваясь мелкой нечистой силой, причем эти истории сохраняются еще с языческих времен.[340] Отрадно, что русичи так и оставались внутри язычниками, не обращая внимания на христианскую мифологию, но архетипы не ограничиваются национальными рамками.

В европейском фольклоре Дьявол часто выставлялся в виде некоего простачка — достаточно распространены истории, когда некто обводил его вокруг пальца. Классические примеры методов: пообещать душу, когда догорит свеча, и задуть ее (а иногда — съесть), пока она горит; пообещать душу кого-то, кто первый пройдет через некое место и пустить туда животное и т. д. Казалось бы, эти фольклорные произведения выбиваются из логики нашей работы, но необходимо учитывать, когда и зачем они писались. Средневековые народные истории очень часто повествуют о том, как смекалистый бедняк дурачит богатых и гордых, а Князю мира сего не откажешь в богатстве и гордости. Если учесть средневековую пропаганду о Дьяволе, то становится ясно, что подобные истории персонифицированы на Дьявола из-за желания избавиться от страха перед ним, нагнетаемым церковниками, а свое происхождение они ведут от стандартных народных сказках об одураченных великанах, троллях и т. д. Из этих сказок следует интересный вывод: Дьявола не хотели бояться.[341]

Таким образом, подобные истории архетипически связаны не с Сатаной, а со стремлением народа к лучшей жизни, со стремлением хоть в чем-то, хотя бы в байках выйти из-под реально существующего давления — будь это пресс церковников, тиранов или обстоятельств. Сатана же в них — даже не символ, а лишь имя, взятое из привычного окружения.

Что интересно — одновременно начиная с XII века начали появляться "Письма Сатаны", которые стали широко распространенным явлением в XIV веке. Их содержание было сатирой на извращенные нравы церковников (в первую очередь римской курии), а во время своего расцвета — предоставление инструкций в риторике. Даже здесь Сатана действует на пользу Знания. Самым знаменитым было "Письмо Люцифера", датированное 1351 г.: "…всем членам нашего королевства, сыновьям гордыни, особенно князьям современной церкви…".

Аналогичные произведения, обличающие церковь со стороны Сатаны, появлялись и позже: наиболее известны "Письма с Земли" М. Твена.

Однако есть раздел фольклора, скорее церковного, чем народного, который представляет собой интерес. Речь идет о стандартном представлении о заключении договоров с Дьяволом. Обратимся к двум классическим и наиболее известным историям.

В V веке св. Иероним изобрел историю о св. Василии. Некий мужчина, влюбленный в девушку, решает добиться ее благосклонности при помощи колдуна. Выполнив его инструкции, герой рассказа отрекается от Христа, на что Дьявол (вполне резонно, как мы увидим далее) замечает: "Вы, христиане, всегда приходите ко мне, когда вам нужна помощь, но затем пробуете раскаяться, полагаясь на милость Христа. Я хочу, чтобы мы заключили сделку письменно". Все делается к обоюдному согласию, подпись ставится, девушка падает в объятия возлюбленного, но приходит обломщик-отец, который желает, чтобы его дочь стала монахиней. После некоторых хитросплетений сюжета всплывает история с договором и происходит то, что нас интересует — все хором каются при помощи св. Василия.

Вторая история, появившаяся в VI веке, отличается не принципиально. Легенда о Феофиле повторялась в разных вариантах практически на всех языках на протяжении многих веков. Герой повествования был священником в Малой Азии, которому предложили сан освободившееся место епископа. Он сначала отказался, но затем пожалел о своем решении, так как новый епископ лишил его всех привилегий. Тогда Феофил взлакал мести и обратился к волшебнику,[342] который взялся помочь ему поговорить с Дьяволом. Разговор, как и в предыдущем случае, завершился к обоюдному удовольствию, но когда Феофилу намекнули, что пора бы и расплатиться по долгам, тот в ужасе кинулся к богоматери, каясь на бегу. Естественно, та оказала ему протекцию, Феофила простили, а издержки по выполненным обязательствам контракта Дьяволу никто не возместил.

Спрашивается: кто здесь, собственно, князь лжи и все такое?

Фольклор хранит в себе еще много занятного. Так, в сюжетах религиозного фольклора уже давно крещеных или обрезанных народов еще не столь давно можно было наблюдать роль Дьявола близкую по значению, равную или даже превосходящую роль Бога.[343] Соответствующие мифы и легенды имели хождение в народной среде среди мордвин, трансильванских цыган, финнов, болгар, вогулов, буковинцев, украинцев, русских, а также алтай-кижи, бурят, якутов и т. д… Они представляли собой отголоски языческих мифов о сотворении мира Чернобогом и Белобогом, сохранившиеся за 7–8 веков непримиримой борьбы церкви с ересями благодаря популярности этих сюжетов.

Обычная вводная таких рассказов звучит примерно так: "Вначале были Воды, и над Водами носились Бог и Дьявол". И затем именно Дьявол осуществляет творение, ныряя за горстью Земли на дно Океана.

Вариации были в разной степени обидные то для Дьявола, то для Бога.

В одних случаях под влиянием дальнейшего христианского господства сюжет исказился, и Дьявол был разжалован в слугу, которому Бог поручает Творение. И возникновение Дьявола связывают то с плевком Бога, то с его Тенью, которой он приказал: "Восстань!"

Зато в других вариантов Бог выглядит чуть ли не жалким: он страдает от одиночества, сам признается в своей неспособности сотворить Мир и призывает для этого Дьявола.

В варианте трансильванских цыган Бог не знает не только, как создать Мир, не знает даже, зачем это нужно. В отчаянии он швыряет свой посох, и тут появляется Дьявол. И обрадованный Бог вопрошает у него, как можно создать Мир. Это немножко напоминает то, что называют договором с Дьяволом — когда берутся за непосильное предприятие и призывают на помощь Дьявола, закладывая ему душу. Похоже, судя по фольклору, первым, кто прибег к такому контракту, был сам господь-Бог. Из чего вытекает, что душа его с потрохами принадлежит Дьяволу.

В других легендах, например болгарских, есть то, что можно было бы назвать с подачи Мирчи Элиаде "божественной глупостью": создав Землю, Бог спохватывается, что не осталось места для Вод, и, не зная, как разрешить эту космогоническую проблему, посылает ангела войны к Сатане за советом…

Мотив космогонического бессилия Бога взаимосвязан с другой темой: неведением Бога относительно происхождения Дьявола. Иносказательный смысл этого заключен в том, что Бог не имеет никакого отношения к происхождению Зла. Он не знает, откуда происходит Дьявол, следовательно, не отвечает за существование «зла» в мире. В сущности, это — отчаянное усилие отмежевать бога от того факта, что в мире существует "зло".

В заключение отметим одну забавную и малоизвестную ассоциацию. Представление об Аде как о холодном, а не жарком месте было отнюдь не редкостью — вспомните хотя бы вмерзшего в лед Сатану у Данте. Бонавентура в "Толковании из Экклезиаста" также помещал Ад на севере. Кроме того, север всегда ассоциировался с мраком (Тьмой).

В результате получается весьма интересная ситуация. Как писал Дж. Рассел в своей книге «Люцифер»: "Его [Дьявола] любимое место — Лапландия, там он ездит на оленях". Если до вас еще не дошло, то Дьявол может носить красный мех (шубу), летает по воздуху (в т. ч. на животных), также он может быть черного цвета (Санта проникает в дом через дымоход). Кличка же, распространенная в Европе — Old Nick — напрямую ассоциируется со св. Николаем, также известным как Санта Клаус. Традиционные же подарки, приносимые им детям, представляют собой плоды, орехи, пирожные и прочее съедобное/вкусное, что связано с культом плодородия, который вследствие антижизненности христианства стали относить к Сатане.

Иконография Дьявола

Для Дьявола не было ни одной простой застывшей формы; вместо этого было разнообразие иконографических типов.

Роберт Хьюз

Вопрос иконографии Дьявола — подобие вопросу об его архетипе в целом. Тут и естественные черты-символы, действительно имеющие отношение к архетипу, и вульгарные трактовки, и попытки обезобразить.

Стержень портрета Дьявола представляет собой область пересечения черт, которые приписываются ему последователями и избегателями. Только для первых эти символы мощи, а для вторых — ужаса. Другие мазки наносятся на портрет его противниками с целью отвращения.

Чтобы придать кому-либо великий и/или ужасный вид (есть объединяющее понятие — чудовищный[344]), чел-овеческая фантазия прибегает к следующим очевидным приемам:

Увеличение размеров. Обычно Сатана воображается гигантом, хотя представители враждебных ему конфессий иногда и стремятся представить его мелюзгой (не так страшно).

Увеличение количества членов. На Дьяволе этот прием применяется относительно нечасто. Лучшей иллюстрацией ему может служить индуистский пантеон, богатый многоголовыми, многорукими, многоглазыми и т. д. персонажами. С помощью этого подхода обгадить сложно. Даже двойной-тройной пенис, упоминающийся христианскими демонографами, не является для нас порочащей деталью.

Заимствование подходящих элементов, например, у животных. Тут возможно два подхода. Во-первых, Дьявол наделяется чертами хищных и опасных животных, с чем согласны обе стороны. Во-вторых, недолюбливающая его сторона любит замешивать сюда же гены зверей, кажущихся им просто несимпатичными и гротескными: свиней, обезьян и т. д.

Некоторым чертам портрета придается разная трактовка его сторонниками и противниками. Например, трехликость Дьявола на некоторых изображениях христиане склонны воспринимать как передразнивание троицы. Но наличие многоликих Брахмы, Ругивита, Гекаты и других древних божеств, многие из которых имеют к архетипу Сатаны непосредственное отношение, сводит такие соображения к нулю.

Как и с архетипом в целом, с иконографией мы не должны попасться на провокацию оппонентов, настаивающих на христианском происхождении как сущности, так и внешности Дьявола. Культурно мы принадлежим в наибольшей степени Европе, а она уже много веков больна христианством. Поэтому демонографию христианского мира мы можем отследить гораздо подробнее, чем какую-либо иную. Заметим также, что здесь еще она заметнее, так как производит наибольший резонанс. "Христианская иконография Дьявола имеет древние прецеденты, хотя связи между ними не всегда очевидны", как писал Р. Хьюз.

А чтобы окончательно отделаться от упреков в какой-то исключительной связи с христианством, приглашаем полюбоваться на изображения древних демонов, таких, как Пазузу, которые старше, чем даже национальное самосознание иудеев, не говоря уже о христианстве, или на демонов любой части света, которые существовали там задолго до проникновения туда христопоклонников. И мы, конечно, будем обращаться в этой главе и к таким персонажам.

Дьявола можно не только называть "любым другим именем", но и представлять в любом другом облике.

Некоторые авторитеты христианской церкви, в том числе папа Григорий Великий (ок. 540–604), считали Дьявола совершенно бесплотным. Но их мнение не нравилось обывателям. Как отмечал Александр Амфитеатров: "Только с величайшим трудом удается человеку, если вообще удается, составить себе понятие о какой-либо бесплотной субстанции, существенно противоположной тем, которые доступны нашему чувственному восприятию".

Существовало и такое мнение, что подлинный облик демонов, как и ангелов, невидим для человеческого глаза в обычных условиях. Физическое тело служит своего рода спасительной завесой, защищающей человека от непосредственного видения бесов, которые могли бы привести к сумасшествию тех, кто их зрит. Волхвы, колдуны, маги, сознательно входя в общение с нечистой силой, снимают с себя эту спасительную завесу и непосредственно видят демонов.

Фома Аквинский (1227–1274), взвесив мнения за и против, вывел заключение, что вопрос о телесности или бестелесности Дьявола для веры не важен. И народная фантазия воображает Дьявола телесным в полном смысле этого слова.

Что ж, для одних, феноменально тупых и плоских, Сатана материален и имеет конкретный облик. Для не столь примитивных умов иконография Дьявола полна символов и смысла.

Итак, ухватим за хвост христианскую иконографию и посмотрим, куда эта нить нас заведет.

Начинается христианский демоногенез со змей. И это неудивительно, ведь при отождествлении Дьявола со Змеем, скормившим первым людям запретные фрукты, это практически единственное основание в Библии, по которому можно судить о внешности нашего героя. И Дьявол появляется в христианстве в первоначальной форме, как змей, обвивающий кольцами дерево познания в Эдеме. Еще можно припомнить моисеевского медного змея, как символ демонической сущности язычества, а также уробороса, один из символов Хаоса.

Наряду с обычным змеиным телом попадается еще и "кишка с ножками". Т. е. к змеиному телу добавляются конечности. Именно так, по мнению некоторых христианских специалистов, выглядел змей, пока не подложил господу свинью. За сию провинность он, мол, тоже понес наказание в виде ампутации рук и ног и, вынужденный впредь ползать на брюхе (пресмыкаться), приобрел современный вид.

Но Змей с лапками — это уже ближе к Дракону. И этот великолепный монстр ассоциируется с Дьяволом самым откровенным образом. В Апокалипсисе Иоанна и видениях многих святых Дракон или Змей тождественен Дьяволу. В VIII веке Иоанн Дамаскин описывал дьяволов как драконов, летающих по воздуху и т. д.

По ассоциации Змея и Сатаны в этой книге есть целая глава. От такой геральдики мы определенно не отказываемся.

Надо признать, первое тысячелетие христианства в Европе не сильно злобствовали над портретом Дьявола (изображения ранее VI-го века неизвестны и крайне редки до IX-го). Он возникал в обманчивом облике (превратившись в кого-нибудь), в облике змея, во вполне благородной роли и внешности Антихриста, в еще более благородном облике античных богов, в крайнем случае — в виде ангела другого цвета. Проявления карикатуризма случались, но не были столь навязчивы, как в последующие века.

В ранних христианских картинах дьявол никогда не кажется принимающим ужасный аспект. Нет никакого следа отвратительной деформации, которую можно найти в более поздних изображениях Дьявола.

Роберт Хьюз

Отношение к Сатане резко изменился примерно около 1000 года новой эры. Это произошло после Собора в Клуни в 956 году, задуманного с целью укрепления церковной дисциплины и выработки методов, привязывающих верующих более строго к их вере (еще Августин рекомендовал изображать Ад "для воспитания невежд").

В целом до IX века Дьявол изображался в образе либо человека, либо «чертенка»; в XI начал изображаться получеловеком-полуживотным. В XV–XVI вв. художники во главе с Босхом и ван Эйком принесли в образ Дьявола гротеск.

Вообразить Сатану отвратительным требовали ненависть и страх к нему, которые внушала и которых требовала церковь. И в средние века и сейчас сей лагерь настойчиво требовал соединить красоту с понятием «добра», а «зло» воплощает в отталкивающее уродство, либо, в виде снисхождения, презрительно одевает его искаженными формами смешного шутовства, пытаясь избавиться от испытываемого страха.

И понеслось! Авторы житий, сказочники, поэты, художники и скульпторы усердно тратили вдохновение и силы на изображение Сатаны в самом гнусном виде.

Происхождение этого безобразия объяснялось проклятием, обрушенным богом на своего бывшего ангела, после падения того:

Как по велению магического жезла По низвержении краса Врага исчезла: Он грязью смрадною покрылся в краткий миг, Ужасной мордою стал светозарный лик, Уста ощерились клыкастой пастью зверской, Конечность каждая предстала лапой мерзкой, Щетиной черною вся кожа обросла, Взметнулись жуткие драконовы крыла. Й. Вондел, "Люцифер"

На скульптурных изображениях романских соборов типовым стал такой экстерьер дьяволов: у них были громадные головы на длинных и тонких или маленьких туловищах, похожих на обезьяньи. Их глаза выпучены в ярости. Вместо рогов у них была густая шерсть, растущая в виде огненных завитков и косм. Рот был непомерно большим, похожим на пасть волка из сказки: "чтобы им лучше есть тебя". Подчеркнуто большими были и другие отверстия тела.

Часто прибегали к третьему приему фантазии: синтезу разнородных элементов. Все виды нежелательных существ содействовали в то или иное время созданию образа дьявола. Со злом обычно ассоциировались: свинья, скорпион, крокодил, собака, шакал, кот, крыса, козел, жаба, ящерица, лев,[345] змей, дракон и т. д.

Средние века строили мост между демонологией и зоологией с искренней верою. Целый ряд животных в христианской символике объявлен был как бы иероглифами Дьявола: змей, лев, обезьяна, жаба, ворон, нетопырь и др.

А. Амфитеатров

Вероятно, можно провести параллель между данным приемом и образами египетских богов. Как симпатизирующие, так и враждебные людям боги Египта воплощались в животных. Обычно они изображались с человечьим телом и головой соответствующего животного.

За основу, как правило, все же бралась человеческая фигура. "Если бы дьяволы подлежали зоологической классификации, то могли бы составить отдельную семью антропоидов", — пошутил Артуро Граф. На человеческое шасси монтировались приметы всевозможных животных, подчас без всякой меры, в диком сочетании, так что тело Дьявола представлялось иногда очень громоздкой и неуклюжей конструкцией. Каракатиц, получившихся в результате этого синтеза, можно было узреть в распространенных демонологических реестрах, которые составлялись вплоть до XIX века, например в "The Magus" Ф.Барретта (1801).

Просто стыдно за жалкую фантазию средневековых сатанописцев, способных порою лишь заполнить шаблон вида: "Грудь как у… Лапы, как у… Хвост, как у… Рога, как у…" И так далее. Пропуски заполняются названиями представителей фауны любых родов и классов в любом сочетании.

Если попытаться составить обобщенный собирательный портрет, то он бы выглядел примерно так: Лицо у него обгорелое и безобразное (еще бы, ведь в Аду — как в литейном цехе). Тело волосатое или покрыто чешуей. Перепончатые крылья летучей мыши, порой даже не пара, а еще больше, чем у кукурузника, впрочем, как и у херувимов. На голове рога — и хорошо, если только пара, а то и целые заросли. Нос крючком или звериное рыло; длинные острые уши; горящие глаза. Для пущей красоты прибавили еще свиные клыки, когти на руках и ногах, причем не только на пальцах, а на каждом удобном месте, как колючки на кактусе. Хвост со скорпионьим жалом или стрелою на конце, ну иногда бычий, с элегантной кисточкой. Страшные морды разевали пасти не только на голове (одной, двух, трех), но и на коленях, локтях, груди, брюхе и, конечно же, на заднице. Иногда его еще украшали отвислые женские груди. Половой орган принимал громадные размеры и изощренные формы, кстати, он тоже бывал не одинок. Ноги — то козлиные, то лошадиные, то птичьи, и часто разные.

Особую роль в личине Дьявола играли гены козла. Эта форма производна прежде всего от образа Пана.

Тут как раз и время упомянуть и черты античных языческих богов, возродившихся в Дьяволе. Как черты темного архетипа, так и портретные детали, растворенные во множестве персонажей античной мифологии, после их забвения кристаллизовались вновь в образе Дьявола и демонов.

Но если от большинства античных богов Дьявол унаследовал по одной — две черты, то от Пана — целую россыпь.

Физически Пан представлял собою гибрид человека с козлом: рога, игривый хвостик, козлиные ноги с густой косматой шерстью, раздвоенные копыта, которые у Дьявола кажутся переходящими в когти, чувственная ухмылка, постоянно восставший и заостренный пенис. Пан был фаллическим богом, т. к. в роли скотоводческого патрона отвечал за воспроизводство.

Почему этот, далеко не первостепенный персонаж в греческой мифологии оказал такое влияние средневековые представления о Дьяволе? Тут мы видим две существенные причины. Во-первых, используемое однажды Иисусом выражение: "отделять козлищ от овец". Если последние всегда символизировали лояльные христианству элементы, то первые — наоборот.

Вторая причина заключается в той роли, которую Пан играл в герметизме (см. стр. 40). Как сын Гермеса он ассоциировался с Логосом, играющим если не первую, то одну из первых скрипок не только в герметизме, но и в различных направлениях гностицизма, в неоплатонизме. Герметизм же является настойчивым соперником христианства, пережившим все гностические ереси и вышедшим непобежденным из коллизий средневековья. К тому же, соперничал с христианством он в самых интеллектуальных головах.

Еще прямым попаданием в архетип Сатаны можно считать свойство Пана было вселять «панику» в людей, которые ему не нравились. Дикий беспричинный страх, групповую истерию, которую он вызывал у тех, кто чувствовал и боялся его, возвращая их к самым примитивным животным инстинктам. Считалось, что именно он помог грекам при Марафоне, применив против их врагов свое психотропное свойство.

Временами козлиные гены в Дьяволе брали верх над человечьими, и тогда он приобретал внешность здорового черного чистокровного козлища. В таком виде, по многочисленным свидетельствам, Дьявол часто являлся на шабаши.

Теперь представим небольшой поворот назад, возвращающий фигуре гуманоидные черты. Но они проявляются уже по-иному. И вот перед нами классический облик Бафомета.

Это имя приобрело широкую известность после процесса над тамплиерами. Тогда оно связывалось с идолом, которому по версии обвинения те поклонялись во время "черных месс". Но тогда его внешность еще не было окончательно устоявшейся. Рыцари под пытками выдавали весьма противоречивые сведения о его облике. Но со временем этот портрет принял постоянную форму: морда козла, иногда искаженная в направлении пущей зловещности: на лбу — пентаграмма, между рогов — огонь, человечий торс, украшенный женскими грудями, козлиные ноги с копытами, хвост, крылья за спиной.

Следует отметить, что Знак Бафомета, используемой Church of Satan, не имеет к тамплиерам отношения. Он был разработан ЛаВеем на основе изображения из книги Мориса Бэсси "Иллюстрированная история магии и сверхъестественного" (Издана на английском в 1964, издана на французском: Histoire en 1000 Images de la Magie, Editions du Pont Royal, 1961).

Существенно повлиял на иконографию Дьявола и Хару, этрусский бог смерти. Хотя этрусская культура и стояла несколько обособленно по отношению к античной классике, она оказала существенное влияние на культуру, в частности, и религию, Рима. Так что приписываемые данному демону атрибуты, перешедшие от этрусков в римское искусство и мифологию, в конечном счете повлияли и на христианскую иконографию Дьявола. Параллель очевидна, ведь смерть в большинстве культур далеко не на последнем месте в реестрах зла.

Имя Хару производно от имени греческого Харона, седовласого и угрюмого паромщика, перевозившего мертвых в Аид. Но этрусский бог был гораздо более активен и ужасен, а его облик навевает очевидные ассоциации с классическим портретом Дьявола. Он имеет огромный крючковатый нос,[346] похожий на клюв птицы; косматую бороду и длинные волосы; у него длинные заостренные звериные уши; острые зубы и искаженный гримасой рот. Иногда его изображают с крыльями или со змеями, вырастающими из его тела.

Некоторые атрибуты Хару унаследовались другими символичными персонажами. Хару обычно шлялся с огромным молотом, которым ударял по голове умирающего человека. Очевидно, он мало похож на по смыслу трезубец, зато это орудие легко отождествляется с косой, которую европейские художники вкладывали в руки Смерти, или с мечом Азраила — ангела смерти в мусульманской культуре. Хотя вместо молота Хару иногда пользовался крюком, который мог послужить прообразом дьявольского трезубца или серпа.

А начинать искать портретное сходство с Дьяволом можно с еще более замшелой древности. С терракотовой статуэтки смотрит на нас почти родное лицо. Это древний месопотамский демон по имени Пазузу. Судя по изображению, он был худощавого телосложения, с когтистыми лапами, зловещей мордой, в которой просматриваются кошачьи черты (в то время в тех местах еще водились львы и леопарды). За спиной его виднелось две пары крыльев или крылья в двух фазах — пара распущенных и пара сложенных, ниспадающих, как плащ.

Классический облик демонов женского пола оформился тогда же. На многих барельефах мы видим прекрасную обнаженную женщину с крыльями и ступнями хищной птицы. Демоничность образа подчеркивают ластящиеся у ног звери с соответствующей репутацией: львы, крокодилы, совы. С известной долей условности этот образ отождествляют с Лилит, хотя и другие богини изображались в подобном виде.

Вернемся к христианским изгалениям.

Несмотря на то, что портрет лепился предвзятыми художниками, он не везде сошел на полный фарс. Многие из упомянутых ранее черт лица и тела имеют какое-то отношение к древним божествам чел-овеческого ужаса и запредельного. Раннехристианские и средневековые визионеры создали его из своих видений, фобий и воспоминаний о поверженных богах.

Но напоследок, чтобы придать портрету Дьявола нужное им идеологическое значение, христианские демонологи набрали в рот дерьма и плюнули. Данте в «Аде» пишет, что "каждый демон в Пятой яме пускал газы на своего руководителя, который в ответ трубил своим задом; все тело было устроено, подобно обширной установке для выбрасывания нечистот, чтобы разжевывать свои жертвы и извергать их с другой стороны…". Что ж, можно поаплодировать фекальной фантазии итальянца.

Иногда дьяволописцы преуспевали в обсере настолько, что сам Дьявол, по многочисленным байкам, выходил из терпения, находя, что это уж слишком.

Так не повезло итальянскому художнику XIV века Спинелло из Ареццо, написавшему для церкви Сан-Анжело падение ангелов. Он придал Люциферу такой ужасный вид, что сам не выдержал созданного им зрелища. Старику всюду начал мерещиться Дьявол, упрекающий за безобразие, в котором художник его вообразил. Постоянная галлюцинация свела Спинелло в могилу.

Следует заметить, что звериные черты помимо прямой своей функции (с точки зрения церковников) устрашения грешников архетипически олицетворяют отклонение Сатаны и его демонов от ангельской идеи служения богу — у зверей нет такой цели, более того — нет души. Зато есть естественность и единение с природой (Вселенной). Хотя звери тоже бывают разные: перечитайте сказку Р.Киплинга "Кот,[347] который гулял сам по себе", анализируя именно поведение кота по сравнению с другими животными.

Надо сказать, что даже когда Дьявол изображался уродиной, в его облике сохранялся, не выветривался до конца некий шарм и интересность, которая продолжала привлекать достаточно уважительного внимания. И уже в средние века появлялись предположения, что страшный вид Дьявола — это клевета, наводимая на него врагами. В действительности же он великолепен. Таким он появляется в «Четырехцарствии» Федериго Фрецци, архиепископа Фолиньо, умершего в 1416 г.: "Я думал, что увижу монстра, грязного и неуклюжего; царство, все пустынное и печальное. А нашел его торжествующим и славным. Сатана оказался велик, прекрасен и имел такой благосклонный вид, такую величественную осанку, что казался достойным всякого почтения. На голове его сиял великолепный тройной венец, лицо было веселое, глаза смеялись, а руках он нес скипетр великой власти. И хотя высота его превышала три мили, Его черты и облик были так гармоничны, что я был удивлен этим…". И хотя далее в этом произведении архиепископ списал это великолепие на наваждение, прецедент был создан.

Это напомнило нам одну восточную притчу, пересказанную персидским поэтом Муслихиддином Саади (1184–1292). Дьявол тут представлен красивым без всяких оговорок: Человеку приснился Дьявол.

Он обликом был светел, как Луна, Высок и строен телом, как сосна. Спросил сновидец: "Ты ль передо мною Столь ангельскою блещешь красотою? Как Солнце красота Твоя цветет, А Ты известен в мире, как урод. Тебя художник на стене чертога Уродиной малюет длиннорогой"… "Увы, мой лик художник искажает. Он враг мне, ненависть ко мне питает!"

XVIII век, погасивший костры инквизиции, вновь облагородил внешность Сатаны. А романтизм XIX века усилиями Байрона, де Виньи, Лермонтова и других еще развил эту тенденцию. Люцифер, Демон, Мефистофель становятся излюбленными символами творчества, мысли, бунта, отчужденности. Сообразно с этой смысловой нагрузкой Дьявол становится и физическим красавцем в гравюрах Гюстава Доре, иллюстрирующих "Потерянный Рай" Мильтона, в картинах Михаила Врубеля…

Распространились новые манеры изображения Дьявола. Одна из них — в амплуа кавалера галантной эпохи, в бархатном колете, шелковом плаще, шляпе с пером, при шпаге.

Не с бородкой козла, не на тощих ногах, В епанче и с пером при чуть видных рогах… К. Случевский

Другой образ, многократно воспроизведенный искусством — черный ангел или царственный и благородный Люцифер.

Вот так являюсь я певцам, И живописцам наипаче, А.К. Толстой, "Дон Жуан"

Так было достигнуто фиаско христианской попытки представить Дьявола полным уродом. И эстетический образ Дьявола, который пытались разбить, начиная с Собора в Клуни, вновь воцарился и продолжает выполнять свои функции: вдохновлять избранных и отпугивать слабых.

Правда, в реабилитации Дьявола некоторые заскочили уж слишком далеко: у Михаила Булгакова он выдержан в рамках мещанской эстетики, с явным оттенком decadence.

Имея свой собственный индивидуальный образ, Дьявол, сверх того, обладал способностью изменять свою наружность по желанию, как мимикрирующий сплав из фильма «Терминатор-2», даже сверх того — мог менять и объем, т. е. в этой своей способности он совершенно не ограничен. Частенько он, по уверениям христианских писателей, использовал эту способность для соблазнения праведников: к отшельнику он приходит обольстительной женщиною, к отшельнице красивым навязчивым юношей. А иногда, что уж мелочиться, прямо чтобы скомпрометировать их. Так, если из покоев святой Кунигунды выходит мужик, то, конечно же, это Дьявол, приняв облик рыцаря, все подстроил. А приняв образ святого Сильвана, он волочился за одной девицею и нарочно дал поймать себя у нее в спальне под кроватью.

Но какие бы привлекательные и даже святые образы ни принимал на себя Дьявол, утверждают церковные демонологи, он не мог и в них избыть своего дьявольства и от него исходит подчас необъяснимая жуть. Видимо, эта самая «жуть» нами, в отличие от охваченных дьяволофобией субъектов, и воспринимается, как обаяние данного образа.

Остановимся подробнее на некоторых чертах портрета и их значении.

Рост. Телесным проявлениям Сатаны, как правило, приписывали гигантские размеры. Св. Антоний видел его однажды черным гигантом, который головою касался облаков. Сатана в видении архиепископа Фрецци был ростом свыше трех миль. Данте наделил Люцифера такими габаритами, что даже вмерзший по грудь во льды адского озера Коцит он напоминал гору, на которую автору "Божественной комедии" в компании с Вергилием карабкался по смерзшимся локонам шерсти. В таком положении и при трехликости он напоминает Шиву Махешварамурти из пещерного храма на о. Элефанты. Большие размеры естественным образом символизируют значительность, а также пугают (делая образ "чудовищным"). И в средневековом эпосе злая воля часто воплощается в великане.

Цвет. С Дьяволом прочно связывается черный и красный цвет.

Чернота Дьявола естественно ассоциируется с Тьмой. Что значит для нас Тьма, в этой работе рассмотрено отдельно. Ну а в обывательском сознании данный цвет символизирует смерть, уничтожение, дым, пепелище, ужасы ночи. Христианская традиция в явном виде приписывает Дьяволу черный цвет уже с "Послания Варнавы" (около 118 г).

Краснота Дьявола в демонографии вероятно производна от красного цвета губительного пламени преисподней. Вообще этот цвет обычно ассоциируется с пламенем и кровью, т. е. энергией и жизненной силой.

Использование черного и красного цветов в иконографии темных богов идет с древности. Черный — обычный геральдический цвет хтонических сил. Красный использовался последователями Сета, это был цвет пустыни, в отличие от черной почвы речной долины.

Иногда Дьявол изображался бледным, благодаря его ассоциации со смертью и удаленной от Солнца преисподней. Изредка Сатана изображался в виде ангела в синих одеждах,[348] этот цвет здесь символизирует стихию Воздуха (кроме того, по мнению неоплатоников, это цвет демонов "низшего воздуха"). Интересно, что на Востоке синий цвет глаз считался признаком злобы, а также необыкновенной зоркости.

Пример из лирики:

Сердца у них — кремень, в чертах лица — уныние, Рты перекошены, глаза от злобы синие. Аль-Маарри

Совсем редко Дьявол облачается в зеленые одежды, поскольку он — охотник за душами, а охотничья одежда в Европе традиционно зеленого цвета. Кроме того, Зеленый Человек — типичное кельтское и германское божество плодородия.

Хищные черты: когти, клыки и т. д. На этом мы не будем задерживаться долго. Очевидно, что они означают силу и агрессию.

Крылья — это древний символ божественной власти, который имели на своих плечах многие месопотамские божества, а оттуда они перешли на плечи многих персонажей западной части Восточного полушария. Окрыленными были не только благодетельствующие чел-овечеству божества, но и демоны. Таковыми предстают перед нами и Пазузу, и Лилит, и Хару. Крылья мы находим и среди достоинств дьяволов более поздних эпох. Но в отличие от серафимов с херувимами у них часто встречаются перепончатые крылья, но и пернатые не редки. А вот на востоке Евразии, как боги, так и демоны, и даже драконы обычно бескрылы. Видимо, сила духа позволяет им левитировать и не опираясь на воздух.

Отметим, что приблизительно до XII века Сатана обычно изображается со стандартными ангельскими крыльями, а позже — с перепончатыми, как у летучих мышей.

Рога являются древним символом могущества и плодородия. И хотя в животном мире рога украшают только травоядных, но для символа это не имеет значения.

Рогами украшали и украшают себя шаманы еще с каменного века, о чем свидетельствуют образцы пещерной живописи. Очень популярны были рога на минойском Крите, там их ставили и рисовали, где только могли, а символом острова был Минотавр — гибрид быка с человеком. Первые рога, скорее всего, были списаны именно с быка, как самого грозного представителя рогатой братии. Но затем пришло и разнообразие. Так Пан, о котором мы уже писали, был счастливым обладателем козлиных рожек. У кельтского же бога Цернунна были оленьи рога.

Рога всевозможных фасонов украшали обычно и голову Дьявола, а также драконов. Причем, количество также не страдало однообразием. Они могли составлять целую корону. Впрочем, наиболее закрепился именно двурогий образ, так как архетипически именно он соответствовал Пану и другим богам плодородия. Рога в Европе так прочно ассоциировались с Дьяволом, что следователи по делам ведь считали состоятельными такие вот "логические цепочки": "Если женщина носит колпак, то она ведьма, т. к. колпак — это острие, острие — это рог, а рог — это Сатана".

В вопросе рогов с Европой солидарен и Восток. Китайские демоны тоже с удовольствием носят это украшение. А популярный на Тибете бог смерти Яма вовсе невообразим без рогов, так как имеет бычью голову, т. е. практически является минотавром.

А вот в среде американских богов рога были не модны. Видимо из-за того, что не было под рукой солидного рогатого образца в зверином царстве. Обильные стада бизонов на этом континенте пожирали траву гораздо севернее областей цивилизации.

Стоит также упомянуть, что рог — это еще и фаллический символ, после чего можно перейти к итифалличности Дьявола.

Итифалличность, т. е. гордо выставленный напоказ эрегированный половой орган, характерная деталь портрета богов, патронирующих плодородие. А ассоциация Дьявола с преисподней связывает его как со смертью, так и с плодородием. Эти два аспекта вообще прочно спаяны на уровне архетипов.

Судя по изображениям, не страдал комплексами и Пазузу. На Индостане достоинство Шивы было окружено почитанием, сравнимым разве что с благоговением, которым христиане окружают крест. Кстати, в дохристианской Европе это был столь же популярный мотив. Итифалличным был Пан — самый щедрый (в смысле экстерьера) донор средневекового Сатаны. У его ипостаси, Приапа (который когда-то был отдельным божеством), вздыбленный фаллос вообще был центром внимания. Гермес, тоже античный родич Сатаны по многим граням архетипа, также был фаллическим. Для передачи его образа достаточно было обозначить всего два элемента — голову и фаллос. Такие скульптурные изображения в классическую древность стояли на страже едва ли не каждой входной двери.

Как показала Маргарет Мюррей, культы плодородия, включающие рогатого бога фаллические ритуалы, экстатические танцы, распространились по всей Европе во времена палеолита и пережили рождение христианства; и если под обвинениями ведьм и была какая-то почва, то это было связано именно с такими культами.

Христианские демонологи проявляли пристальное внимание к сексуальной жизни Дьявола. Озабоченность давших обет безбрачия священников прелестями секса была ненасытной, а фантазия изощренной. Вот как описывается сатанинский пенис на одном из процессов де Ланкра, известного следователя по делам ведьм: "Он был обычно извилистым, остроконечным и змееподобным, сделанным иногда наполовину из железа и наполовину из плоти, в другое время — полностью из рога, и обычно расщепленный наподобие языка змеи, как правило, он одновременно занимался совокуплением и педерастией, причем иногда третий отросток достигал рта любовника". В описание же шабашей и "черных месс" вкладывалась творческой фантазии не меньше, чем в жизнеописания святых. Правда, получалось столь же однообразно. А изображалось с еще худшим качеством.

Совершенно другое дело — тантрические картины. Персонажи, многие из которых имеют очень даже демоническую внешность, изображаются в сексуальном акте со всеми натуралистическими подробностями. Очень часто в таком амплуа изображаются Яма и Ями — парочка богов смерти в ламаистском и индуистском пантеонах. Это великолепная оргия на спине у быка, который и сам в это время не скучает, а спаривается с попавшей под него женщиной.

Андрогинность. Продолжая тему пола, нужно упомянуть о таком свойстве-символе, как андрогинность, которое часто подчеркивается в Сатане. Семантика андрогина или гермафродита такова: этим символом обозначается единство, целостность, слияние противоположностей. Эту особенность с Сатаной делит еще множество персонажей из разных пантеонов и религий. Также он означает первоначало. В разных мифологических системах первобоги были гермафродитами. Так египетский бог Ра совокупился сам с собою и породил все остальное. Андрогином был Зерван, иранский бог беспредельного Времени.

В иконографии это свойство можно отобразить многими способами:

Во-первых, можно предусмотреть смену пола и тела по собственному желанию. Так, согласно демонологии, инкубы и суккубы — одни и те же демоны, только в разной роли и обличье.

Другой способ — объединение признаков обеих полов в одном теле. Так в некоторых иконографических типажах Дьявола он представлен явно мужской фигурой, но украшенной женской грудью ("бог ведьм" Элиафаса Леви).

Третий вариант — симметричное сочетание признаков пола (правая сторона тела — одного пола, левая — другого). Таков облик алхимического андрогина. Есть аналогичные изображения Шивы; например, на одном из барельефов о-ва Элефанта.

И, наконец, разнополые символы могут быть разнесены в два разных тела. Тогда мы имеет двух разнополых близнецов, таких, как Яма и Ями, либо просто бога и его шакти, слитых в яб-юм (тантрическом половом акте).

Многоликость. Нередко Сатану изображают не с одним лицом. Данте дал Люциферу три лица, смотрящие в разные стороны на одной голове. Объяснялось это аналогией с христианской троицей, Дьявол, мол, "обезьяна бога" и тоже должен иметь три лица.

Такое тринитарное изображение Сатаны гораздо старше и Данте, и Джотто, который дал ему место в одной своей фреске: Сатану писали так уже в XI веке. Более того: еще в апокрифическом евангелии от Никодима, памятнике VI века, упоминается «трехглавый» Вельзевул.

Еще древнее ассоциация триединых божеств с подземным миром. Геката имела не то чтобы три головы, а вообще три тела. Изображалась это, как три сиамских близнеца, сросшихся спинами.

Трехликость символизировала триаду во всех ее проявлениях: прошлое — настоящее — будущее, творение — поддержание — разрушение, небо — земля — преисподняя… Встречалось и такие такое толкования: три аспекта луны и лунная власть над элементами; море — земля — небо (такова была семантика трезубца Посейдона).

Гекату, как мы сказали, изображали с тремя телами. Но гораздо легче вообразить три лица на разных сторонах головы, как у дантевского Люцифера. Мы уже указывали на сходство его с гигантским бюстом Шивы Махешварамурти, торчащим из монолитной скалы в пещерном храме на острове Элефанты. Вообще, в индуизме многоликость была привилегией Брахмы (правда у того четыре лице, символизирующие направления), а тут Шива претендует на это свойство. Трехликими было немалое количество из многочисленных тибетских дьяволообразных богов.

Другое художественное решение — не перегружать одну несчастную голову тремя мордами, а разориться на три полноценные головы над плечами. Ну как тут не вспомнить про трехглавых драконов, включая отечественного Змея Горыныча?!

Иногда иконографы уже не могли остановиться и наделяли свои творения целой гроздью голов. Тут уже, конечно, семантика триады неприменима, остается просто символ неимоверного могущества и хаоса.

Более скромный символ триады на организме — трехглазость.[349] Таковы практически все персонажи буддийской иконографии. Прежде всего — уже знакомые нам ламаистские боги. У будд и бодхисаттв других регионов это, зачастую, символичная точка на лбу — тилак. А у тибетских монстров — полноценный, широко раскрытый глаз. Третий глаз еще сам по себе символ особой мудрости и орудие божественного зрения, не подвластного ни времени, ни пространству, проницающему стены, читающее мысли людей. А также испепеляющее оружие, как у Шивы. Кстати, из индуистских богов такой глаз активно использует только облюбованный нами Шива. Намекая этим на более близкое родство с коренным тибетско-индостанским пантеоном, чем с привнесенным арийским.

Другой способ — воплотить символ тройственности не в организме, а в каком-нибудь внешнем атрибуте. Таков трезубец — излюбленное оружие Сатаны. Дьявольские «вилы» отчасти производны от древнего трезубца Посейдона или Шивы, отчасти — от символов смерти (таких, как молот Хару). Христианами он воспринимался, как орудие, используемое в Аду для мучения проклятых. До XVII века православным монахам запрещалось пользоваться вилкой из за сходства ее с трезубцем.

Еще одно проявление многоликости характерно почти исключительно для иконографии Сатаны. Т. е. аналоги этой детали отыскать непросто. Речь идет о дополнительных лицах, открывающихся в самых неожиданных местах: на животе, груди, паху, спине, крупе, на сгибах конечностей… Что это значит? Какие могут быть аналогии? Аналогии находятся в чудовищах, олицетворяющих Хаос и существовавших раньше самого Космоса, таких, как шумерская Тиамат. По классическому описанию Тиамат нечто вроде многоголового дракона или гидры. Но часто воплощения хаоса представляются, как нечто аморфное и зубастое, пожирающее многочисленными ртами все попадающее на пути. Что-то вроде роя лангольеров. Словом, как неумеренная многоголовость, так и лики на нестандартных местах — это символ Хаоса.

И еще несколько мелких признаков:

Язык. Иногда попадаются изображения Дьявола, на которых он изображен с высунутым языком. Причем не с раздвоенным языком змеи, а с вполне обычным, человеческим. Тут трудно однозначно определить смысл этого штриха. Обычно в этом видят хищный, вампирический жест, иногда — эротический. Так или иначе, этот элемент нередко встречается в иконографии темных языческих богов. С высунутым языком постоянно изображается очаровательная шакти Шивы — Кали. Но тут с семантикой было все определено — в Индии высунутый язык был символом Раджа-гуны.[350] Бог солнца — Танатиу показывает язык со знаменитого ацтекского календарного камня (Как ни парадоксально, но в контексте ацтекской религии данный солярный бог скорее относится к клану темных богов). И другие его изображения не упускают эту деталь, как и изображения некоторых других богов. Одна деталь: высунутый язык Танатиу мог восприниматься, как кремневый или обсидиановый клинок, применяемый при жертвоприношениях — кормлении Солнца кровью. На эту мысль наталкивают сувениры, изготовленные из настоящих черепов, с такими клинками, вставленными между челюстями. Таким образом, в данном случае это вампирический символ. Постоянно «дразнятся» и полинезийские кумиры.

Хромота. Иногда портрет (или медицинская карточка) Дьявола наделялся таким физическим недостатком, как хромота. На поверхности тут, конечно же, лежит параллель с хромым Гефестом (Вулканом). Тем более что это не единственная параллель между ними. И причина этой детали, перенесенная с Гефеста, христиан более чем устраивала: у Гефеста это последствия травмы, полученной, когда раздраженный Зевс схватил того за ногу, отправил в неуправляемый полет к земле. При таких же обстоятельствах, мол, охромел и Сатана, штурмуя цитадель "небесного владыки". Но с другой стороны, подобные мелкие увечья символизируют тяжелый опыт, превышающий обывательские возможности. Носитель этого символа в драматургии — "человек со шрамом", много повидавший, много испытавший, черт знает, где побывавший и непонятно вообще, кто такой, может бандит какой-нибудь. Или одноглазый (одноногий) пират… Причем иногда это расплата за конкретную цель или следы суровой инициации. Тут можно вспомнить Одина, отдавшего глаз за мудрость и магию. Ну и, наконец, полное совпадение: месоамериканский бог Тескатлипока (примерно так его имя звучит на науа, майя же называют его Хурокан), персонифицирующий в этой части света архетип Сатаны, одноног. И то созвездие, что в Старом Свете считают ковшом Большой Медведицы, индейцы видели, как одноногую фигуру Тескатлипоки-Хурокана (кстати, майяский вариант этого имени стал интернациональным словом — "ураган").

К стыду европейской иконографии, в том числе и изображающей Дьявола, нужно заметить, что фигуры там обычно получаются статические, "торжественно напряженные", напоминающие застывшие статуи. Причем это отгостится как к карикатурам, так и к изображениям, выполненным "с любовью". Статуи, используемые католиками, ничем не лучше в этом отношении. Статичность христианского искусства наглядно подчеркивает соответствие его архетипу Deus'а. Причем на Руси, к примеру, существовал иконописный канон, отход от которого отнюдь не приветствовался. Таким образом, апологетами Deus'а запрещались развитие и творчество.

Конечно, есть и совсем иные образцы, например, многие гравюры Доре весьма динамичны, но это скорее удачные эпизоды, и уже XIX век. Интересно также сравнить изображения Сатаны и божьих ангелов, когда они изображены вместе. Ранние поделки, когда художники еще не владели техникой изображения динамики, мы не рассматриваем, там статичны все фигуры. Но если посмотреть, к примеру, на картину У. Блейка "Сатана перед престолом бога" (1820), то все персонажи там строго статичны, сидят они или висят в воздухе; сам же Сатана изображен бегущим и вообще очень динамичен. Обратите внимание: он обращается к Яхве, пробегая мимо его трона. Ну ни капли почтения…

Выгодно отличаются от этого восточные изображения богов и демонов.

Кроме того, на востоке не никогда не рисовали карикатур на темные силы. Во многом благодаря этому здесь мы имеем устоявшиеся образы и можем говорить о внешности наших героев более конкретно.

Начнем очерк по восточной демонографии с Индостана и, конечно, с самого могучего персонажа — Шивы. Его иконография достаточно богата, хоть и устоялась издавна. Мы, пожалуй, опустим «мирные» сюжеты, где он показан не за исполнением своих божественных функций. Основная же его функция — разрушение — обычно запечатляется в танце. В этом есть очевидный смысл: чем, как не танцем, лучше всего визуализуется идея развития и изменения? Разумеется, эту же идею прекрасно передает бег или полет. И эти элементы, конечно же, применяются в иконографии темных персонажей. Бегущим изображался Гермес (у него же были знаменитые крылатые сандалии). А уж летящих демонов художественная традиция насоздавала всевозможных фасонов. Ну а чтобы развеселиться, попробуйте представить себе спринтующих Христа или Будду. Да и в полете светлые персонажи выглядят не несущимися на крыльях, а висящими, перемещающимися как бы подвешенными на лонже (подстраховке сверху).

Шива в образе Повелителя Танца — Натараджа — изящно танцует, вытягивая ножку на поверженном демоне невежества в огненном кольце. Огонь — также символ движения, ну а демон невежества лишний раз подчеркивает антипатии темного архетипа. Обычно в этом амплуа Шива изображался четырехруким. Две кисти изображаются в мудрах (жестах) «действие» и «покровительство», на третьей ладони пылает пламя, а в четвертой находится дамара, маленький барабанчик, издающий ритм Вселенной. Впрочем, допустимы некоторые вариации: так, иногда в лапах Натараджи находят место и для тришулы, трезубца изящной формы. О символизме трезубца мы уже говорили, дополнительно только упомянем, что в рамках индийской культуры имеется еще одна устоявшаяся триада — это три гуны.

Не менее популярен и чуть менее динамичный облик Шивы. Он лишь слегка пританцовывает, но зато богаче экипирован. Тут появляется и шлем, и палица, и лук. Лук — это еще одно излюбленное оружие Шивы, по нему его даже называют Пинакин, т. е. лучник. Чтобы удержать все эти атрибуты, предусматривается побольше верхних конечностей, так что фигура напоминает паука.

Другое амплуа Шивы — сидящий в медитации нагой аскет, покрытый пеплом от кремированных трупов.

Теперь поговорим об атрибутах: На голове у Шивы либо классический индийский шлем, либо просто пышная шевелюра, фильтрующая Ганг (эта речка имеет исток на Небе и, чтобы мощный поток, падая на землю, не вызвал на ней катаклизмов, Шива ловит его головой[351]). Череп у него, как и у Будды, имеет "второй этаж" (мозгов очень много). Шлем или просто прическа украшены черепом и изображением полумесяца. На лбу у Шивы урна — третий глаз, а по сторонам от него — горизонтальные полосы. Шиваиты, подражая своему патрону, наносили на лоб подобный make-up, отличаясь таким образом от вишнуитов, у которых была одна изви… вертикальная полоска или две, идущие рядом. Шея у Шивы, как мы помним, посиневшая от яда. Его еще называют Нилакантха — синегорлый. Это тот же символ, что и шрам или хромота. На шею галстуком намотана кобра (по меньшей мере одна). Иногда обвитыми змеями изображают его торс, руки, трезубец; змеи используются как пояс, браслеты, ленты. На груди — обычная для Индии гирлянда (иногда ее изображают составленной из черепов, не напрасно ведь еще одно его прозвище — Капалин — "украшенный черепами") или столь же популярная там портупея. На бедрах — тигровая шкура, символ побед… и дикости. Прошлого хозяина этой шкуры, т. е. тигра, на Шиву напустили его недоброжелатели. Эта одежда идет ему гораздо больше, чем обычная шелковая повязка, также часто изображаемая.

Ездовым животным ему служит бык Нанди. Еще рядом может увиваться гигантский змей Шеша, участвующий иногда в танце Шивы, когда удается урвать досуг на службе у Вишну.

Свиту Шиве составляли представители малой демонологии: веталы — духи, обитающие на кладбищах и вселяющиеся в мертвецов, превращая их в вампиров; бхуты — оборотни, кормящиеся человеческим мясом, тоже на кладбищах; пишачи — проклятые души питаров (предков) — этот народ составляет свиту Шивы. Есть забавный литературный памятник — "Повесть о ветале и царе Тривикрамасене" — где ветала выступает в роли рассказчика, развлекающего человека сказками, конечно в несколько иной обстановке, чем это делала Шахеризада.

Часто Шива показывался в компании со своей Шакти, Парвати или Умой, но мы договорились не касаться идиллических сцен. Шакти Шивы сама по себе могучий персонаж в образе Кали и Дурги, не нуждающийся в поддержке, а в компании со своим супругом она появлялась только в мирном облике.

Обличье Кали, пожалуй, даже более зловещее, чем у Шивы. Иногда она изображалась как страшная зубастая старуха, но чаще — очень даже симпатичной. Ее имя означает не только время, но и черный цвет. Однако для лучшей проработки деталей на рисунке он обычно подменяется на синий. Резкий взгляд. Высунутый язык между вампирскими клыками. Аксессуарами ей служат человечьи останки: гирлянда из отрезанных голов, юбка из отрезанных рук… Многочисленные руки щетинятся оружием: прежде всего, бросается в глаза непальский тесак памдао очень характерной формы с глазом на лезвии, встречается и обычная индийская сабля с тяжелой гардой, щит, а в одной из рук — отрубленная голова.

Другой образ, Дурга, еще больше кишит оружием. Это собственная мифологическая линия, но сливающаяся с Кали. Миф повествует о том, что объявился вредный асура по имени Махиша, который мог становиться невидимым, но только не для женских глаз. Пользуясь этим преимуществом, он «обидел» практически весь пантеон. Из коллективного возмущения богов и родилась Дурга, для которой Махиша не был невидимкой. Ободренные этим боги экипировали ее по полной программе — отдали все свое оружие. И, конечно, ее миссия по вздрючиванию Махиши была успешна. Поскольку боги свалили на Дургу все свое оружие, тут и трезубец Шивы, и чакра Вишну, и лук, и дубина, и ножик… А еще при ней вьется лев.

Что касается асуров, то они были демонизированы благородно, т. е. в их образ не примешаны черты, призванные внушать отвращение. Их отличают только такие штрихи, как клыки и резкий взгляд. Отвращение в коктейле с ужасом внушают другие персонажи арийской мифологии — ракшасы. В отличие от асуров, соперничающих с богами, ракшасы ориентированы третировать людей. А.Н. Афанасьев так пишет о них: "Ракшасы — исполины со щетинистыми волосами, открытыми пастями и острыми, выдающимися вперед зубами, признавались за страшных людоедов… схватывая несчастную жертву, они увлекают ее в воздушные пространства, разрезают ей брюхо и упиваются кровью, а после этого пиршества предаются пляскам…".

Если темные образы индуизма имеют очевидную специфику, в их портрете европеец разглядит родного Дьявола лишь с натягом — не хватает некоторых существенных деталей, то в китайских бесах не узнать обитателей преисподней трудно.

В древнем пласте китайской мифологии мы находим легенду о Чию. Его история поразительно напоминает сюжетом миф о восстании Люцифера. Он тоже восстал против небесного владыки Хуан-ди, решившего наехать на Чию и его братьев. Небесный пахан долго не мог справиться с Чию, но добился этого, наконец, по одной из версий с помощью нанятого дракона. Кто-то из его братьев успел удрать, а самого Чию разорвало на части — туловище и конечности стали новыми горами, а голова — самостоятельным чудовищем.

Юань Кэ дает такое описание: "У Чию было восемьдесят один или семьдесят два брата,[352] каждый из них был страшен и необычен, имел медную голову с железным лбом, звериное тело, коровьи копыта, четыре глаза и шесть рук, все братья умели говорить по-человечьи. Сам же Чию… имел человечье тело, коровьи копыта, четыре глаза и шесть рук. Рассказывают также, что на голове у Чию рос крепкий и острый рог, а когда волосы за ушами вставали торчком, они напоминали мечи и трезубцы… Удивителен не только внешний вид Чию, еще удивительнее то, чем он питался. Его обычной пищей были песок, камни и куски железа… Кроме того, он был наделен… божественной силой, намного превосходящей силы людей".

Примечательно то, что Чию и вся это история описывается без открытой неприязни к нему, а скорее даже наоборот, со скрытой симпатией.

Изображения демонов в китайском искусстве просто очаровательны. И это несмотря на простоту — например, графика с помощью одних силуэтов, но с крайне сложными контурами. Все дело в позах, удачно передающих неистовое движение и энергию. А это должно бы быть крайне важно для визуализации такой динамичной силы, как Сатана.

Экспрессивные позы, когти веером, рога, поднимающиеся над головой как перископы, плечи, охваченные пламенем… Как все это разительно отличается от живописи гор и вод, воспевающей покой. Дело в том, что эти пейзажи действительно несут в себе идею покоя, нирваны (букв. "угасание"), а веселые демоны, соответственно, изображают собой сансару, а это

Мир — наводнение, лава движения, вал бытия. Пенится сущая, слезы несущая, радость взметнувшая Жизни струя. — Р. Тагор, пер. З.Миркиной

Позднейшая китайская демонология была изуродована влиянием буддизма и конфуцианства. Буддисты уготовили демонам место на колесе перерождений. Их роль — «воспитывать» негодяев при их временном пребывании в аду перед следующим воплощением. Конфуцианство же навязало адскому департаменту свою строгую административную структуру. У владыки ада, Янь-Вана, была стража, состоящая из бесов (гуй), у которых были командиры (гуй-ваны), когорта всевозможных чиновников, судья — Пань-гуань под которым был обожествлен ученый Цуй Цзюэ (VII в.). Причем, такой персонаж, как Пань-гуань, был уже не демоном, а как бы их укротителем, поддерживающим дисциплину в среде склонной к хулиганству нечисти.

Примечание: на иллюстрации в центре изображен Пань-гуань, а по краям — варианты изображений Чию. По идее эти персонажи не должны изображаться вместе, но нам хотелось показать и тех, и этих.

И, наконец, кульминацию демонографии мы находим в Бриллиантовой Колеснице (ваджраяна) — ламаизме.

Кроткий и мирный буддизм на Тибете буквально осатанел, ассимилировав в себя страшных персонажей древней религии бон (весьма развитого шаманизма). Тибетские мистики, принимая буддизм, не в силах были отказаться и от прекрасно сформировавшихся демонических образов. Они были небрежно посвящены в бодхисаттвы и даже будды, как Яма, и получили должность дхармапалов (защитников закона) или драгшедов (палачей). А их ужасные черты — это уже символы непримиримости ко злу.

Вот и получилось добро

С большими"…кулаками, С хвостом и острыми рогами, С копытами и с бородой". Д. Багрецов

Таким образом развитый демонизм удалось сохранить, даже не сильно деформировав.

Об их облике можно судить по тибетским и монгольским иконам. И что же мы видим на них? Многоликих и многоруких оскалившихся чудовищ, галопирующих на разъяренных драконах, львах или буйволах, подминая под себя снопы поверженные тел, либо танцующих на них. Они изображаются либо нагими, что символизирует свободу, либо в доспехах, символе крепости и несокрушимости. В многочисленных дланях они держат оружие: арканы, луки со стрелами, мечи, трезубцы, а также другие эффектные артефакты: жезл из скелета, капалу (чашу из черепа), в которой пенится кровь.

Из прочих атрибутов можно отметить полноценный третий глаз, колесо закона на огромном пузе, корону, составленную из пяти черепов, волочащуюся по земле перевязь с нанизанными на нее мертвыми головами, накидку из содранной кожи. Другие модные украшения этих очаровательных персонажей: пучки вырванных глаз, серьги из вздыбленных тел, кровоточащие сердца, оторванные руки, ноги, головы, изо рта иногда свешивается застрявший в зубах трупик… Причем эти останки явно человеческие — видимо, недолюбливают этот род такие бодхисаттвы. Это олицетворения человеческих пороков — как поясняют ламы.

Как и у китайских демонов, у них очень динамичные позы, неистовство развевающиеся волосы, высунутые языки. Ландшафтом под копытом часто служит кладбище, где стервятники разрывают могилы и терзают трупы, а общим фоном — неистовствующее пламя. Самый могучий персонаж этого рода — бог смерти Яма, изображаемый то в одиночку, то с сестрой-близнецом Ями, он пляшет на буйволе, который соединяется с женщиной. Каждый жест и атрибут, каждая иконографическая деталь — цвет, пропорции тела, число голов и т. д. — имеет свой смысл. Часто тантрические боги изображаются в паре со своей шакти, сплетенные в самых откровенных позах.

Другой род портретов подобных существ — маски для мистерии цам. Особо эффектны маски Джамсарана и Чойджала. Первый — патрон войны — эффектная красная рожа, украшенная клыками, тремя выпученными глазами, модным венцом из пяти черепов. Второй — почти что калька с Ямы, синий трехглазый минотавр с рогами, охваченными пламенем.

Таким образом, в культуре Востока в связи с особенностями миропознания (восприятие целиком без препарирования) иконография Дьявола в древности была более адекватной, чем христианская, несмотря на отсутствие непосредственной персонификации архетипа Сатаны. Но вследствие этих же различий европейский взгляд развивался, а восточный — застыл на месте. Интересно, как сейчас выглядел бы наиболее соответствующий современности портрет Дьявола?

А.А. Осипов в своем "Откровенном разговоре с верующими и неверующими" пишет: "Меня коробило, когда в [православной] академии на "ученых советах" разбирались кандидатские диссертации вроде «работы» "О злых духах", где, к примеру, говорилось, что сатана является и поныне, но без рогов и копыт, а в виде красивого голого мужчины с бронзовым лицом и телом (диссертация Миронова)".

Не будем утверждать, что Сатана являлся диссертанту в образе киборга. Однако, если вспомнить современное противодействие науке (клонирование, евгеника, "генетически измененные продукты", движение за запрет абортов и сексуального просвещения, креационизм, продвижение "закона божьего" в средние и высшие учебные заведения и т. д. и т. п.) со стороны верующих, причем как клира, так и рядовых прихожан, наиболее адекватным образом Сатаны будет его изображение за исследованиями в научной лаборатории. Впрочем, не забывайте, что "Дьявол коварен — он может явиться к нам просто в образе дьявола". (c) С.Е. Лец

Интересно, что в современном мире образ "врага человечества" дополнен в литературе, кино, компьютерных игрушках и т. д. еще и образами "жутких инопланетян". То есть опять — за априорное зло принимается то, что люди не понимают…

Размышления на тему

Мир будущего будет миром все более упорной борьбы за устранение барьеров, ограничивающих наш разум.

Н. Винер

Среди современных сатанистов принято различать понятия «сатанизм» и "дьяволопоклонничество". Под последним подразумевается реализация того отталкивающего сценария, который христианство приписывает сторонникам Сатаны или Дьявола.

Однако это не обозначает принесение термина «Дьявол» в жертву христианской пропаганде. Имена Дьявол и Сатана абсолютно равнозначны, хотя и имеют несколько разный оттенок. В термине "дьяволопоклонничество" смысловым элементом, не соответствующим сатанизму, является именно "поклонничество", а вовсе не имя Дьявола.

Дьявол — это символ языческой культуры, языческого мировоззрения, сплотившегося в этом образе в эпоху моноидеологий. Вспомним, что языческие боги нашли убежище в его замке, причем на правах даже не почетных гостей, а партнеров. И титул "Князь мира сего" более подходит Дьяволу, нежели Сатане: хотя это два равнозначных имени, от семиотики никуда не деться. Потому что Дьявол — это повелитель этого Мира. Дьявол — это Свет. Дьявол — это Жизнь.

Да, Дьявол — это Свет.[353] Библейские писатели и прочие апологеты единого бога или какой-либо "единой мудрости" лгут, приписывая свет себе. Доказательства? Они не могут принять его как целое. Они нападают на его отдельные лучи с воплями: "грех!", "порок!!", "зло!!!". Они прячутся от него в пещерах аскетизма. Они желали бы его остановить, повернуть вспять, к источнику. Они в надежде ждут его конца… Нет, это, конечно, не Свет, но и не Тьма. Это можно назвать Бледностью, Серостью или Тусклостью, можно Некрофилией, потому что их понятие святости — не что иное, как mortido в искаженном, пассивном варианте, как проявление парализующего страха перед смертью, боязни умереть и исчезнуть.[354] Если сложить вместе симптомы благочестия разных некрофиличных культур, то от разумной сущности не останется ничего. И не зря все адепты антижизни и их послушные последователи объединяются против проявлений Сатаны в мире — прогресса и свободы.

Масса составляет заговоры только против действительных могуществ: у нее нет знания истины, но зато она обладает способностью чувствовать силу.

Элифас Леви

В понятии Дьявол = Жизнь = Свет выделяются две главные силы: секс и насилие. Первая сила не дает иссякнуть источнику Жизни, вторая — деградировать.

Еще у древних Эрос считался одной из древнейших космогонических первобытных сил (можно сказать, первобогом), самовозникшей и способствующей развитию упорядоченного мира из Хаоса.[355] Он олицетворяет ту могущественную силу, которая влечет одно существо к другому и благодаря которому рождается все живущее. Эрих Фромм проводит параллель: Жизнь = Эрос = Сексуальность (Либидо). А Фридрих Ницше подчеркивает, что "Проповедь целомудрия есть публичное побуждение к противоестественности. Любое презрение к половой жизни, любое загрязнение его понятием «нечистое» есть грех против святого духа жизни".

Второй фактор осуществляет отбор. О значении его говорил еще Гераклит Эфесский:

Без борьбы не было бы «созвучия», плетения паутины жизни, развития. Борьба за существование необходима для того, чтобы лучшее могло отделиться от худшего и породить наивысшее. Борьба (война, вражда) — отец и царь всему; одних она сделала богами, других — людьми; одних — рабами, других — свободными. В конечном счете, война (вражда, борьба) — это справедливость; конкуренция индивидуумов, групп, видов, учреждений и империй есть высший суд природы, и нет апелляции против его вердикта

С понятием борьбы ассоциируется понятие силы, которое тоже соответствует архетипу Сатаны.[356] Ее часто пытаются унизить до состояния примитивного физического насилия. Сила — гораздо более содержательное понятие.

Сила — это двигатель миров, и чем бы она не была — Знанием-Силой, Любовью-Силой, Жизненной Силой, Силой Действия или Телесной Силой, — она всегда духовна по своему происхождению и божественна[357] по своему качеству. Сила — это красота!

Шри Ауробиндо

Сила в широком понимании находится в сатанизме на месте добродетели.[358]

Все боги языческих пантеонов в том или ином виде олицетворяют либо Эрос (плодородие), либо Силу в каком-либо ее виде.

Через понятие Силы связаны понятия Дьявол и Сатана.

Сатана — это Сила, движущая миры. Сатана — это Прогрессор. С точки зрения консерваторов или хранителей он — Разрушитель. Но он не просто разрушает,[359] он изменяет и при этом — развивает.

Конфликт развивающего и стабилизирующего начала гораздо шире, глубже, древнее и значительнее, чем противостояние «добра» и «зла» в неуклюжих представлениях чел-овечества. Но именно этот метакосмический процесс наивно выражен в этих понятиях. Пока в Мире существует «зло», т. е. пока действует Прогрессор, течет его кровь — время, существует и сама Вселенная. Хотя «бледными», некрофильными субъектами его течение и воспринимается болезненно. Как написал один из них, арабский поэт VIII–IX вв. Абу-ль-Атахия:

Все людские страдания Время творит, В мире только оно надо всеми царит.

И все это закончилось бы (не только страдания, но и само бытие), если бы победил Хранитель, Консерватор — Добро.

Вернемся еще раз к Свету, чтобы перейти к Тьме. Свет красив. Им можно залюбоваться, плениться. Любуйтесь Светом, если таков ваш выбор. Лично мы смотрим на него не изнутри, а из Тьмы. Отсюда такие виды! В том числе видно, что Свет — не один.

Тьма — это реальность более фундаментального порядка; ее трудно рассмотреть за границами "пузыря Света" — нашего Мира. Сам термин «Тьма» намекает на ее непроницаемость для обыденного зрения. Если метамир устроен как фрактал, что утверждают некоторые мыслители, то Тьма — это не какой-то уровень более высокого порядка, это вся уходящая в бесконечность перспектива.

Понятие «бог», особенно в личностном аспекте, вульгарно, хотя некоторые «глубокомысленные» теологи пытаются применять его в нашем значении Тьмы.[360] Бог подразумевает, помимо служения, огромную жертву: принесение к нему на алтарь своей индивидуальности, личности — того, что является сущностью разумного существа. Уже только это свергает такого бога с престола всеобъемлимости. Тьма же вам ничего не диктует. Никакое действие не противоречит ей. Она содержит все, что угодно, если сумеете взять.

Тьма не обещала покоя. Она не обещала забвения. Она вообще ничего не обещала, кроме… кроме всего совершенно иного.

Н. Перумов, "Рождение мага"[361]

Из частных акцентов обитателя конкретного мира можно вообразить Сатану двуликим: один лик обращен к Свету, т. е. в Мир, другой — к Тьме, вовне Мира. Или, как Станислав Пшебышевский, можно говорить о двух ипостасях Сатаны: Сатана-Пан и Сатана-Маг. Но слова — слишком грубый инструмент для отражения реальности.

Сатанизм — это сплав идей и образов, олицетворяющих Развитие, Многообразие, Величие, Силу, Могущество, Творчество, Индивидуализм, Дерзость, Гордость, Знание — все то, что способствует Жизни и ее развитию.

В практическом аспекте — это утверждение и раскрытие Себя, своего гения и силы, развитие всех ее видов. Это полнокровная жизнь по своему, а не по чужому проекту, под каким бы видом — морали, долга, благочестия и т. д. это бы не навязывалось.

В философском аспекте — это взгляд из Тьмы, т. е. беспристрастный и несколько ироничный взгляд со стороны на любой вопрос…

Таков Сатана, ipse philosophus, daemon, heros et omnia, отец знания, непримиримый к глупости, факел, освещающий глубочайшие пропасти жизни, ясновидческий прыжок в будущее, беззаконник и бунтовщик, творящий и разрушающий, ниспровергающий условности правил и норм…

…заклятый Враг человечества, благодаря наличию которого разум на Земле все же имеет шанс выжить.

На этом мы заканчиваем свой краткий ответ на вопрос "Почему вы называете себя сатанистами?". Конечно, ответ далеко не полный, но, надеемся, все же достаточно понятный.

Однако, если кто-либо по прочтении статьи скажет "Теперь я понял, что такое сатанизм!", нам останется только напомнить ему цитату из перевода-толкования "Дао Дэ Цзин", выполненного современным даосским мастером Ни Хуацином:

"Дао, тонкую реальность вселенной, невозможно описать. То, что можно описать словами, — это всего лишь умственная концепция."

Outro

— Это не нравится мне.

— Почему?

— Я не дорос до этого.

Ответил ли так когда-нибудь хоть один человек?

Ф. Ницше, "По ту сторону добра и зла", 185

Благодарности

Нашу благодарность при подготовке этой работы к публикации заслужили:

— Ярослав Добролюбов, владелец сайта "Славянское Язычество" () — за консультации по древнерусскому язычеству;

— Геннадий Кардиналов — за консультации по иудаизму;

— Карл Густав Юнг — за консультации по аналитической психологии, теории коллективного бессознательного и психологической трактовке алхимии;

— Obscur — за сотрудничество в написании оккультной трактовки архетипа;

— Michael The Heretic и Frater C.N.S. of T.'G.'D. — за сотрудничество в написании главы по трактовке XV Аркана Таро;

— Наталия Холмогорова — как литературный редактор и корректор латинских и греческих цитат;

— Все, чьи цитаты мы использовали;

— Мы сами по отношению друг к другу, поскольку крайне маловероятно, что справились бы с работой в одиночку;

— ОАО "Пивоваренная компания "Балтика"" — за оказанную продукцией #9 поддержку сил, необходимых для работы.

Примечания

1

Есть такое соедение, как фенилтиомочевина. Часть человечества (это генетически обусловлено) считает, что она имеет интенсивно горький вкус, часть же, напротив, полагает, что абсолютно безвкусна. Вот и попробуйте объяснить тому, кто воспринимает ее горькой, что она безвкусна (и наоброт). А то, что могут быть разные и равноправные точки зрения на одно и то же, понимать начинают лишь с определенного уровня развития. Для подавляющего большинства чел-овечества изостеническое понимание недоступно по простейшей причине: непониманию разницы между реальностью (бытием) и действительностью. Также см. "Отступление по поводу словарных определений" в «Гомогенезе» (книга тех же аторов).

(обратно)

2

В данном случае можно условно считать, что архетип Сатаны — это «проекция» эгрегора на психику.

(обратно)

3

Когда же услышишь, как назовут меня Отцом Лжи, спроси единожды, в чем ложь от меня. И если я отец ее, разве кто может уличить меня в ней, а если может, то не он ли превзошел меня в ней? — Mephistophel, Книга Ликов

(обратно)

4

Мы подразумеваем, что читатель обладает определенным базовым набором знаний, но все же дадим здесь понятие архетипа, поскольку есть некоторые нюансы: слово происходит от греч. arch (начало) и tupoV (образ), в позднеантичной философии (Филон Александрийский и др.) — прообраз, идея. В аналитической психологии К.Г. Юнга — изначальные, врожденные психические структуры, образы (мотивы), составляющие содержание т. н. коллективного бессознательного и лежащие в основе общечеловеческой символики сновидений, мифов, сказок и других созданий фантазии, в т. ч. художественной. Содержание коллективного бессознательного не является индивидуальным приобретением, в отличие от личного бессознательного, это глубинная часть психики, имеющая универсальную и безличную природу, связанную с наследуемыми факторами — инстинктами. Если не требовать точной научной формулировки, то под архетипом можно понимать идею, сформировавшуюся без сознательного участия человека, который позже лишь оформил в словах свое понимание — т. е. первичный образ «не-Я», символ, восходящий к древним, архаическим типам человеческого сознания и выраженный в некотором мифологическом, оккультном или психологическом образе. Термин «архетип» в этом значении введен в психологию Юнгом, но подобная концепция ранее развивалась Леви-Строссом в этнографии, а сравнительный анализ верований, выявляющий общие элементы, проводился еще Фрэзером.

(обратно)

5

Особо эрудированные личности, впрочем, могут упомянуть течение под названием "теология процесса". Если упростить, то в соответствии с этой теологией, основанной А.Н. Уайтхедом, бог, давая миру свободу и импульс к развитию, не знает, как тот будет развиваться, и поэтому опыт бога постоянно обогащается за счет обновления мира. Таким образом, бог и мир составляют единый процесс вечного развития. Идеи Уайтхеда обрели немалое число последователей по всему Западу — как среди протестантов, так и среди католиков (Хартшорн, Кобб, Огден, Гриффин, Питиндорф, Гамильтон, Невилл т. д.), но, тем не менее, противоречат одному из основных догматов христианства — всезнанию бога.

(обратно)

6

Это верно даже для так называемых вневероисповедческих религий, таких как коммунизм, демократия, гуманизм и т. д., только возмущение будет направлено не на "оскорбление бога" за неимением такового, а на "попрание светлых идей всеобщего счастья" в конкретной формулировке.

(обратно)

7

Некоторые могут возразить, что библейский бог, к примеру, кается в своих поступках, передумывает (тот же потоп) и т. д. Но эта изменчивость — отнюдь не развитие, а изначальная безответственность в поступках. Кто не согласен — изучайте инструкцию, то есть Библию.

(обратно)

8

Поскольку архетипы относятся к бессознательному, перечислить все черты любого архетипа невозможно. Однако по поводу каждой мы можем сказать, принадлежит она архетипу или нет. Аналогия: мы не можем перечислить все простые числа, но при этом можем сказать по поводу любого — простое оно или нет. В данной работе мы затронем достаточное количество черт архетипа, чтобы создать цельный образ; но, разумеется, он будет незавершенным.

(обратно)

9

Что характерно, любые "общепринятые системы ценностей", к чему бы они ни относились — к монорелигиям, язычеству, даже атеизму — сводятся к одному и тому же, а именно стремлению приобщить всех к серой обывательской массе. Люди за все время своего существования практически не изменились, все их системы мировоззрения остаются по-прежнему человеческими без стремления идти далее, от "человеческого, слишком человеческого". Относящих себя к «темным» не любили никогда, ведь даже в виде религии их мировоззрение не человеческое, и даже не античеловеческое, но нечеловеческое. Просто во времена язычества люди более следовали законам Природы, соответственно и относились терпимее к альтернативным взглядам.

(обратно)

10

Обратите внимание на этот аспект, так как любые историко-мифологические данные можно трактовать множеством способов. Здесь мы рассматриваем проблему только с этой стороны, поэтому у специалистов-историков может возникнуть некоторое недоумение по проблемам, не относящимся к теме книги. К примеру, осознанная идея Сатаны не возникала в восточных культурах, а мы рассматриваем индуизм в качестве иллюстрации. Здесь, разумеется, исследуется вовсе не мировоззрение индуистов as is, но анализ неосознанных проявлений архетипа Сатаны даже в восточной культуре. Посмотрите на один из четырех эпиграфов к работе, взятый из даосизма: если он идеально подходит к тексту, но это не значит, что даосы были сатанистами — просто они воспринимали один из аспектов (в этом конкретном высказывании) архетипа, используя его в своем мировоззрении.

(обратно)

11

С другой стороны, социум и культура чаще всего исследуются именно изнутри, более того, очень часто культуролог просто обязан "пропустить через себя" соответствующие постулаты культуры, чтобы формулировать приемлемые модели и прогнозы, а эта книга вполне может расцениваться и как культурологическое исследование.

(обратно)

12

Только не надо приравнивать оккультное знание ко всяким астральным паладинам, затачивающим астральным оселком астральный меч и идущим на астральную битву бороться с астральными сущностями и т. п.

(обратно)

13

Выражаясь попросту — о халяве.

(обратно)

14

Вследствие безусловной эффективности коллективной деятельности в решении большинства проблем выживания племени определенные общественные конвенции были просто необходимы. Упрощенно: лишь совокупные действия множества людей могут привести к значительному результату. А перерастание общественных конвенций в моральные догмы объясняется именно стремлением человека быть как все — это гарантировало ему тот минимум благ, который обеспечивался племенем. Более того, проявление индивидуальных стремлений, достижение целей, выходящих за пределы общепринятых, на первом этапе неминуемо вступало в конфликт с существующими конвенциями и традициями, выводило из равновесия не только общественные отношения, но и отношения с богами и покровителями — а на это сознательно могли пойти лишь единицы… те, кого позже назовут "творителями истории". Коллективная деятельность необходима, но гораздо целесообразнее строить такое взаимодействие на основах взаимовыгодного сотрудничества, а не на морали и этике. Коллективная ответственность должна признаваться каждым членом коллектива в добровольном, а не принудительном порядке, в том числе — и вызванном воспитанием в обществе с соответствующими ценностями. Более того, само членство в коллективе также не может быть априорным, а лишь по желанию индивидуума, в реальности же мы видим именно такое навязывание: от членства в семье до патриотизма.

(обратно)

15

Часто христиане заявляют, что Христос отменил Ветхий Завет, заменив его Новым. Однако Иисус категорически заявляет, что он пришел не изменить закон или пророков, но исполнить.

(обратно)

16

Конечно, можно возразить, что человеческие жертвоприношения сложно приравнять к угощению друга пивом. Но в те времена было несколько другое отношение к жизни и смерти, трудно представимое в рамках современной культуры. Подобный апофеоз часто признавался самым достойным, многие шли к нему сознательно. Это считалось благом, в том числе и для самой жертвы. Древние были убеждены в продолжении существования жизни и после смерти не только на словах, но и, условно говоря, на инстинктах. Идея принесения в жертву своих, пожалуй, даже более распространена, чем жертвоприношение врагов. И даже подлежащие закланию чужаки часто подвергались ритуальной ассимиляции, иногда они усыновлялись.

(обратно)

17

Скажем, неоднократно приходилось слышать настойчивые утверждения об имморальности природы в статьях того же Кураева. Впрочем, не будем утверждать, что такая точка зрения разделяется всеми христианами, слишком много среди них существует подвидов.

(обратно)

18

Изъян и у доброго сыщешь,

А злой не во всем нехорош.

— Один, Речи высокого, Старшая Эдда.

(обратно)

19

"Я боюсь волка или носорога, но я, когда вижу птиц в саду, тоже боюсь, но боюсь спугнуть их громким голосом или резкими движениями. Кто-то боится маму, потому что она может выпороть, а кто-то другой боится свою маму огорчить или расстроить. Вот где кроется разница между чисто человеческим страхом перед чем-то страшным и тем страхом божьим, который есть для нас всех сокровище драгоценнейшее." — священник Г.Чистяков, "Страх божий — что это значит?"

Здесь достаточно тонкое искажение семантики — страх божий (страх перед богом) не эквивалентен страху обидеть бога. В первой случае — это страх перед объектом, во втором — страх перед действием по отношению к объекту. Да и вообще: обидеть всемогущего и всезнающего — это, знаете ли, ни в какие ворота не лезет.

(обратно)

20

Вам смешно, а в какой-то книге свидетелей Иеговы так и было написано: "Вселенная была создана специально таким образом, чтобы ее можно было видеть человеческими глазами" (цит. по памяти).

(обратно)

21

Здесь и далее под магией понимается концепция, сформулированная Алистером Кроули с учетом поправки А. Ш. ЛаВея — то есть чисто бытовые действия, даже попадающие под критерий Желания по Кроули, магией не называются для предотвращения путаницы у не разбирающихся в оккультизме.

(обратно)

22

Вспомните объяснения маленьких детей на тему "это кошка вазу разбила" или "варенье съела". А также "само упало" и т. д. Никто, разумеется, таким приемам избегания ответственности не учит — но они удивительным образом совпадают во всех "цивилизованных обществах".

(обратно)

23

Аполлон, брат-близнец Артемиды, также двойственен — в его ведении солнечный свет, чистота, разум и искусства; но он же может посылать болезни, стихийные бедствия и внезапную смерть. Эсхил, Еврипид и Платон выводят его имя от глагола apollumi ("уничтожать"). Хотя куда вероятнее, что слово artamoV произошло от arti и temnw, т. е "искусно режущий". И в подкрепление этого вспоминается сюжет о ниобидах, когда за бахвальство матери Аполлон перестрелял всех ее детей, или еще более впечатляющий пример — сдирание живьем кожи с Марсия, вздумавшего соревноваться с Аполлоном в музыке. Кто-то придумал меткое сравнение: вы представляете себе Моцарта, сдирающего кожу с Мика Джаггера?

(обратно)

24

В сатанизме это соответствует аспекту Белиала.

(обратно)

25

А почему, собственно, такое произошло? Вследствие деградации среднестатистического уровня, утери знаний и подмены их верой по своему примитивному и вульгарному скотоводческому представлению. (Вообще, почему в Средней Полосе должна быть мораль ближневосточных скотоводов?)

(обратно)

26

Просьба не обвинять огульно в эмоциональной несдержанности — термин приведен корректно. Помимо современного значения слова «ублюдок» в смысле "редкостная сволочь", изначально этот термин, аналогично английскому bastard, обозначал внебрачного ребенка, как правило, не признаваемого отцом (имевшим "благородное происхождение"), официально. Так и здесь — Христос по отношению к иудаизму является типичным бастардом — произойдя от Яхве, он так и не добился своего признания в среде иудеев. Впрочем, не будем углубляться во внутриеврейские разборки — это их личное дело.

(обратно)

27

При этом, разумеется, надо уметь определить, что и кто ты есть. Следование своей природе — это вовсе не "делай, что только в голову взбредет". Хотя, с другой точки зрения, если есть какое-то желание — то проще его раз выполнить, чем кормить эту фантазию всю жизнь. Вот только не стоит всю жизнь тратить на фантазии. Рекомендуем ознакомиться с концепцией Желания Алистера Кроули.

(обратно)

28

Для объективности: в то время умащивать себя благовониями перед битвой и т. п. было общепринято и это не являлось чем-то странным. Но Шива и тут выпадает из общепринятых клише. Он ведет существование не богемы, как Вишну, а отшельника. Его описывают либо в героическом обличье: в тигриной шкуре, со змеей, висящей на шее, с трезубцем (тут напрашивается ассоциация с иконографией Дьявола), луной в волосах (намек на темную сторону); либо в аскетическом: сидящим на местах сожжения трупов, покрытым пеплом. К сведению: в индуизме аскетизм понимается не в плане "умерщвления грешной плоти", как в христианстве. В своем многообразии содержит всякие варианты подвижничества. В одних случаях, плоть воспринималась, как часть существа, связанная непосредственно с Майей. И если она отощает до прозрачности, то и Брахман через нее станет виднее. В конечном итоге ставилась цель слиться с ним. Но в других случаях, как раз характерных для шиваизма, подвижнические подвиги были способом накопления личной Силы, а высшая цель — стать богом, а не выслужиться перед таковым. Смысл такой аскезы в жертвовании одним ради другого, ведь за все надо платить. Индуистские мифы содержат примеры, когда риши (мудрецы), наращивали могущество до такой степени, что становились вровень с богами.

(обратно)

29

Личная нравственность (если уж употребили термин) не имеет ничего общего с общепринятой моралью. Наиболее подходящим термином будет "личное достоинство". А этика, по выражению Бертрана Рассела, это попытка придать всеобщую значимость некоторым нашим желаниям.

(обратно)

30

Шакти, божественная сила, персонифицируется в индийских традициях в виде жены бога.

(обратно)

31

Кальпа — эпоха, по завершении которой вселенная уничтожается, чтобы воссоздаться вновь.

(обратно)

32

Мало того, христианские идеологи любят отрицать саму способность Дьявола к творчеству, мол, этим он и отличается от бога, поэтому он только и способен к разрушению. Но такие утверждения настолько не соответствуют архетипам, что сколько их не повторяй как заклинание, реальность через него все равно просвечивает.

(обратно)

33

Однако из этого отнюдь не следует, что сатанисты избрали Сатану из-за древности архетипа. Определяющим является соответствие реальному миру, а, поскольку мир существует много дольше, чем человечество — то древность Сатаны получается автоматически.

(обратно)

34

Nota bene: в скобках не синонимы, а "проекции Сатаны" на разные понятийные системы.

(обратно)

35

Есть и третья группа — "не влияет на меня", но ее опускаем ввиду мотивационной пассивности.

(обратно)

36

У Юнга этому соответствует самость. Это не обозначает, что состояние самости может быть достигнуто только через архетип Сатаны. Есть и другие Пути, не связанные с сатанизмом. Сатанизм естественен только для сатанистов, как ни банально это звучит.

(обратно)

37

Это дающее жизнь начало и символ творческой силы. Фаллос — заметный элемент в иконографии Дьявола. Этот символ и предмет стоит на почетном месте в любой морально здоровой идеологии, наряду с женским эквивалентом, разумеется.

(обратно)

38

Несмотря на некоторые общие черты, Локи принципиально отличен от Дьявола. Локи — это персонификация архетипа трикстера, а в архетип Сатаны многие черты трикстера не входят. Наглядная иллюстрация: трикстер не пренебрегает прямым обманом; Сатана же лукав, но не лжив.

(обратно)

39

Монотеистические боги тоже любят пошутить — только юмор у них специфический. Например: "Зачем мятутся народы, и племена замышляют тщетное? Восстают цари земли, и князья совещаются вместе против Господа и против Помазанника Его. "Расторгнем узы их, и свергнем с себя оковы их". Живущий на небесах посмеется, Господь поругается им. Нечестивый злоумышляет против праведника и скрежещет на него зубами своими: Господь же посмеивается над ним, ибо видит, что приходит день его". — Псалом 36:12–13. В Коране обстановка не лучше: "Те, которые порицают добровольцев из верующих за милостыни и тех, которые находят, (что дать), только по своему усердию, и смеются над ними, — посмеется над ними Аллах, и им — болезненное наказание!" — Сура 8 «Добыча», айят 80. Тоже весьма своеобразное чувство юмора.

(обратно)

40

Для всех антижизненных религий, помимо веры и поклонения, характерена также такая черта, как запрет смеяться над положениями религии. Самоирония не допускается.

(обратно)

41

Опять же для объективности добавим, что про Вишну тоже полно таких историй, просто они плоские, в стиле: "Встретил Вишну демона, достал дубину, треснул его по башке и мокрого места не осталось, а сам даже не напрягся нисколько". Т. е. — не борьба, а так, демонстрация крутости — что характерно для любого монотеистического бога.

(обратно)

42

Эта неточность была и у нас в первой редакции книги.

(обратно)

43

Если рассматривать стихии, то Люциферу соответствует Воздух, а не Огонь, но здесь отождествление идет именно как носителя Знания.

(обратно)

44

Хотя мы вынуждены констатировать, что современные язычники в массе имеют тенденцию к одностороннему восприятию язычества только со «светлой» стороны.

(обратно)

45

Строго говоря, Белиал, которому из элементов соответствует Земля, тоже может восприниматься как возрождение: новые всходы на удобренной телами мертвых почве.

(обратно)

46

К сожалению, в современности есть тенденция воспринимать древние архетипы через призму монобожия, деля богов на добрых/злых и т. п. Более того, выделять «главного» согласно привычным с детства христианским канонам; к примеру, Один — главный бог, Бальдр — и.о. Христа, Локи — соответственно, Сатана. К собственно язычеству это отношения не имеет.

(обратно)

47

Кстати, интересно, что и отдельно архетип Велеса (включающего в себя еще и "Велеса молодого" — Ярилу, тоже "коровича") вполне соответствует главному свойству Сатаны — изменению. Зима, а за ней весна. То есть — смерть, мор, мороз, разрушение, а вслед за этим рождается жизнь, уже измененная, новая.

(обратно)

48

Из вымени которой течет Молочная Река, кстати, Млечный Путь. Собственно, так и есть на самом деле: ведь Земля (архетипы: Велес = Белиал) — это "дитя галактики", так сказать (нашу планету «породила» наша галактика).

(обратно)

49

Данные по: Антон Платов "Дорога на Хай-Бразил".

(обратно)

50

В написаниях древних имен «б» и «в» часто взаимозаменяемы. Например, еще одна пара: Баал — Ваал. Существовали и еще более интересные фонетические разночтения: скажем, в классической латыни везде вместо «j» употребляется «i», а буквы «v» и «u» обозначались одинаково.

(обратно)

51

Здесь — не конкретно с Белиалом, а общий принцип взаимодействия.

(обратно)

52

Или же, точнее, оно также обосновано, как и общепринятое «Сет» — а тех, для кого древнеегипетский является родным разговорным, спросить несколько затруднительно. Здесь мы применяем такое написание в частности для отделения древнеегипетского Сетха от измышлизмов Майкла Аквино и прочих из Temple of Set.

(обратно)

53

Древние были, Древние есть, Древние будут снова (из ритуала "Зов Ктулху", А.Ш. ЛаВей, "Сатанинские ритуалы")

(обратно)

54

Сохранилось изображение этой сцены по отношению к Сети I, девятнадцатая династия.

(обратно)

55

Проблема "отцов и детей" встает в кругу богов регулярно. Олицетворения стихий (титаны) уступают место богам-цивилизаторам (олимпийцам), теряя при этом благоприятный имидж. Великие Матери матриархального "золотого века" превращались в фурий и демониц, уступая место богам-героям бродячих народов. Наконец, языческие пантеоны демонизировались полным составом, оттеняя эгоцентричного "единого бога". При этом иногда возникала забавная путаница и мешанина. Так, например, в индии боги-дэви — объекты поклонения людей, а асуры находятся на положении "врагов наших друзей". В Иране же у Заратустры были иные симпатии. Ахуру-Мазду (асура) он сделал главной лапочкой, а дэвов или дивов ославил как чертей.

(обратно)

56

Обсуждение этой темы выходит за рамки нашей работы, отметим только два очевидных аспекта: Иисус доверял Иуде, так как именно он был хранителем казны апостолов; Иисус знал, куда и зачем пошел Иуда, т. е. очень вероятно, что он сам его и послал, чтобы исполнить предназначение (здесь мы используем религиозную трактовку, а не жизнь Иисуса как реального проповедника), но евангелист писал: "впрочем, Сын Человеческий идет по предназначению, но горе тому человеку, которым Он предается" (Лука 22:22).

(обратно)

57

Да все что угодно, собственно. География, геометрия, математика, механика (в основном в военном деле) и т. д., и т. п. Кстати, а какую науку изобрели и поддерживали монотеисты? Хоть одна есть такая? Разве что теологию считать наукой, что, извиняемся за тавтологию, просто ненаучно.

(обратно)

58

Хотя процесс этот уже начал развиваться. Так в Афинах демократическими законами в самый разгар перикловой эпохи было запрещено заниматься астрономией.

(обратно)

59

Обратите внимание на близость концепций Логоса и Дао.

(обратно)

60

Это не обозначает кондового атеизма а ля совок. Мы не знаем, есть ли "жизнь после смерти", поэтому живем здесь и сейчас, идя Путем Сатаны; если вдруг «там» что-то есть — Путь продолжится и там; если же ничего нет — это ничего не меняет в мотивациях сатаниста. Сатанист следует своей природе, а не стремится к некоей "конечной цели".

(обратно)

61

Буквальный перевод — "величие души". Обозначает миронастроение человека, который знает себе цену и ставит себя в соответствии с этой ценой — не выше того, чего достоин, но и не ниже.

(обратно)

62

Однако стоит признать, что несмотря на политические причины, поводы выбирались как раз относящиеся к страху толпы перед новым и стремлению сохранить традиции, что было свойственно любым "народным массам" во все времена.

(обратно)

63

Изначально магами назывались зороастрийские священнослужители.

(обратно)

64

Любое открытое сражение равноправно для сторон — равноправно в средствах, методах, подвигах и мерзостях. Которые являются таковыми только в оценке идеологически ангажированных историков, а по сути — логически выверенными тактическими приемами. А логика внеморальна и внеэмоциональна — на то оно и открытое сражение, что в нем нет ограничений для прав и возможностей сторон. Но в результате предварительной довольно элементарной манипулятивно-психологической обработки действия «своей», «доброй» стороны воспринимаются, как подвиги и героизм, а действия "злых врагов" — как жестокость и коварство.

(обратно)

65

В.Рыбаков, "Дерни за веревочку": "… Вид в целом каким-то образом получает информацию из будущего. Особенно это касается информации о близящихся катаклизмах. Никакая отдельно взятая особь не осознает ее ни в малейшей степени — но вид в целом как бы чует нечто впереди и заблаговременно старается как-то перегруппироваться, реорганизоваться, с тем, чтобы избежать катастрофы. […] «объехать» поджидающую в темноте пропасть можно, только стимулируя поведение маловероятное, ненормальное. Мертвая материя всегда движется по наиболее вероятному пути, даже случайности не нарушают закона неубывания энтропии. Живая — способна нарушать этот закон и уподобляться струйке воды, карабкающейся наверх по стене. В домеханистических культурах существовали институты, как-то защищавшие таких людей. Категории «святости» или «блаженности» в христианстве либо исламе или, например, "благородного мужа, не встретившего судьбы" у конфуцианцев…" — обратите внимание, что не предлагается механизм, как, собственно, отличать "благородных мужей" от просто сумасшедших? И монотеистические культуры обожествляют всех сумасшедших, чье помешательство имеет сколько-нибудь религиозную форму и устраивает их содержанием бреда. Если же не устраивает — то это уже не блаженный, а одержимый демонами. Весьма здравый подход, ничего не скажешь.

(обратно)

66

Эта ассоциация характерна даже для чернокожих африканцев (хотя в Мозамбике известен демон Музунгу Майя, "белый злодей"). Одним из немногих исключений является Египет, где черное никогда не воспринималось как злое. Самоназвание страны — Хэм — обозначает "черная земля". Вероятно, дело в том, что черный цвет в Египте ассоциировался с плодородной почвой и контрастировал с красным цветом пустыни. Но и при этом черный — это цвет Анубиса, судьи мертвых, а Сетх иногда являлся в форме черной свиньи. Кстати говоря, красный цвет также часто ассоциировался с Дьяволом. Наиболее вероятно, что это связано с красным цветом крови. Однако кровь — это символ жизни.

(обратно)

67

Приходилось встречать утверждения, что быть во Тьме — значит бояться показаться на Свету, полностью открыться, показать уязвимые стороны. Ну, если кому-то хочется рассматривать дело именно так — ваше право. Но это, с нашей точки зрения, не проявление страха, а вполне разумная забота о своей безопасности, точно так же, как закрывание двери в квартиру на ключ. Homo homini lupus est — и, как бы не протестовали наивные идеалисты, этот принцип существует до настоящего времени и не собирается меняться на какой-либо другой.

(обратно)

68

Интересно отметить остатки разумного подхода — в зороастризме грехом считалось воздержание и вообще любая форма аскетизма (это рассматривалось как отказ использовать творения этого мира для предназначенных им целей).

(обратно)

69

Можно формально возразить, что справедливое воздаяние (противоположность халяве) является коренным представлением практически всех теистических религий, за исключением гностических. Именно это дает повод атеистическим (а не прохристианским) религиоведам критиковать любую форму теизма как «торгашество» с богом. Но возражение лишь формальное — во всех случаях справедливость незаметно подменяется угождением богу, т. е. справедливо то, что сказал бог в священных книгах или через жрецов.

(обратно)

70

Это связано только с отсутствием конкуренции на поле разума. Все, что не обладает таковым — изначально неконкурентоспособно из-за отсутствия способности обобщать прошлое, изменять настоящее и планировать будущее. Но сейчас уже появляются сапиенсы, которые не хотят относить себя к чел-овечеству. И хотя их сейчас крайне мало, кто поручится, что станет в будущем с чел-овечеством?

(обратно)

71

Наиболее вероятным прототипом Лилит является месопотамская демоница Лилиту (Ардат Лили).

(обратно)

72

Яхве, по-видимому, изначально был родовым, племенным богом, сородичем (в древности были имена Ахия — "брат — Яхве", Авияху — "отец — Яхве" и т. п.). Постепенно культ Яхве перерос в национальную религию, а представление о кровном родстве c богом, типичное для язычников, переросло в идею «завета» между Яхве и Израилем (см. Второзак. 4:23 и далее). Интересно, что изначально «завет» не требовал признания Яхве единственным существующим, общемировым богом, а только единственным богом Израиля, точно так же, как Кемош был богом моавитян, Милком — аммонитян и т. п. (естественно, что служители Яхве утверждали, что он могущественнее богов соседей). Так, в Книге Судей вождь израильтян Исафай обращается к царю аммонитян: "Не владеешь ли ты тем, что дал Кемош, бог твой? И мы владеем всем тем, что дал нам в наследие Яхве, бог наш" (Судей 11:24 и след.) (прим. — в синодальном переводе транскрибировано «Хамос», а имя Яхве заменено на "Господь Бог").

(обратно)

73

Рекомендуем читать не синодальный перевод, содержащий множество ошибок и исправлений, а академический: М.И. Рижский, "Книга Иова. Из истории Библейского текста", Новосибирск, Наука, 1991, 248 стр.

(обратно)

74

В иудаизме «сатана» — это не имя собственное, в отличие от христианства и т. д.

(обратно)

75

В греческом языке в двойной гамме при произношении первая гамма читается как «н», поэтому произносится «ангел». Если же читать, как написано, то выйдет «аггел». Исторически сложилось, что соратники Сатаны называются именно аггелами — то есть произносится без учета человеческих правил, а по сути написанного.

(обратно)

76

Это относится к изначальному иудаизму. Далее религия становится все более дуалистичной (см. сноску на стр. 58), а в Завете Двенадцати Патриархов Сатана (Велиал) четко связан с нравственным злом (Яхве, разумеется, с добром), а в каком-то из апокалиптических произведений появляется даже "аггел Сатаны" в явном виде — т. е. Дьявол уже полностью независим от Яхве и имеет свое войско. Кумранские тексты также пропитаны дуализмом: "Князь Света правит всеми детьми праведности; а все дети лжи блуждают во мраке и правит ими Князь Тьмы" (Общий Устав, 3), причем, что характерно, отвечает за все тот же садист-демиург: "для Бездны сотворил Ты [Бог] Сатану, Ангела Злобы; его [власть] во Тьме, и назначено ему содействовать пороку и беззаконию" (Военный Устав, 13). Кажущаяся непоследовательность введения элементов дуализма в монотеистическую религию легко объясняется психологически: авторы кумранских летописей твердо верили в то, что Мессия вот-вот явится, и они вскоре будут избавлены от власти Сатаны, так что они и не помышляли упрекать Яхве за власть Сатаны на земле, которая, по их мнению, подошла к концу. Позволим себе немного поехидничать: вместо явления Мессии они дождались прихода легионов Тита (и разрушения Храма).

(обратно)

77

Книга Иова здесь и далее цитируется по переводу М.И.Рижского.

(обратно)

78

В масоретском тексте — "сыны элохим", т. е. те самые "м`льахим" — ангелы. В Септуагинте это место переведено как "aggeloi tou Qeou" — "ангелы божьи", чтобы исключить всякую возможность политеистического толкования. См. также стр. 53

(обратно)

79

Дословно здесь, как и в Иова 1:5, стоит глагол, обозначающий «благословлять», но в некоторых случаях его употребляли в качестве эвфемизма вместо «хулить», «бранить», «проклинать», если эти слова находятся оскорбительно рядом с «Яхве», «бог», «царь» и т. п. (см. также 3 Царств 21:10)

(обратно)

80

См., например, историю с Асмодеем и Сарой в Товит, гл. 3. или с Саулом в 1 Царств 16:14–16, там же — 18:10–11, 19:9-10, аналогично 2 Царств 24:15–17 и т. д. Кстати, история Иова полностью аналогична сюжету 2 Пар. 18:18–22.

(обратно)

81

Часто христиане переводят как "противник бога" либо "противящийся богу". Никакой почвы под собой такое творческое дополнение перевода не имеет.

(обратно)

82

Хотя в современном идише это не совсем так. Однако сам идиш фонетически весьма разнообразен по произношению гласных. Уверенно можно сказать лишь то, что «Сотона» ведет свое начало от ашкеназских искажений, которых немало. Например, в Литве и Белоруссии камац-гадоль произносится как [o], а на Украине — как [y]. Причем еще многое зависит от ударения, которое в идише могло быть перенесено как угодно. Видимо, в разных еврейских общинах это слово произносилась в ашкеназском варианте по-разному — от «Сотан», «Сотон» до «Сутан» и "Сутун".

(обратно)

83

(обратно)

84

Подтверждение такой трактовки можно найти и в Евангелии: "Он же, обернувшись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божье, но что человеческое" — Матфей 16:23.

(обратно)

85

Сатанинские «грехи», перечисленные ЛаВеем, по концепции отличаются от религиозных. В религиях грех требует покаяния, а под грехами понимается то, чего избежать практически нельзя; ЛаВей же писал: "…более ясные цели и направления должны быть определены не только в отношении того, к чему мы стремимся, но и того, чего мы стараемся избегать, с чем не согласны." И не более того. Причем избегать этих «грехов», начиная с глупости, вполне целесообразно.

(обратно)

86

Ответим на напрашивающийся вопрос: конфликта между сторонниками личностного и безличностного понимания Сатаны нет. Сатанисты имеют привычку видеть суть, а не внешние формы. И какое дело до личного восприятия соратника в общем деле? Если не правы те, кто воспринимает личностно — то ничего для них и остальных не меняется, поскольку это их восприятие, которое им удобнее. Если вдруг окажутся не правы те, кто воспринимал безличностно — что ж, Сатана не какой-нибудь бог-ревнитель, ему нужны дела, а не распевание славословий.

Интересно, что еще Фома Аквинский проводил параллель: как христиане являются членами мистического тела Христа, так и грешники — члены мистического тела Сатаны. Таким образом, уже им Сатана рассматривается не [только] как некое "начало Зла", но как структурирующий принцип.

(обратно)

87

Разумеется, мы не отрицаем архетипическую связь Сатаны и образа змея (не только Эдемского) — см. соотв. главу; речь идет исключительно про «фактологию» Библии.

(обратно)

88

Сведения по тетралогии Дж. Рассела.

(обратно)

89

Объяснение вкратце таково: Яхве должен был заплатить Дьяволу выкуп за человечество, чтобы не нарушать справедливости. Единственным подходящим для этого (за все человечество все-таки!) был совершенный человек, которым и являлся Иисус. Дьявол согласился на сделку и организовал муки и смерть Христа. Но, поскольку Христос также был богом, то он воскрес и отправился восвояси. Спрашивается: и кто в таком случае "князь лжи"? Отсюда же ясно, почему "искупительная жертва" Христа не привела ни к чему — не надо мошенничать при сделке.

(обратно)

90

Их называли нефилимами.

(обратно)

91

Также известна как Эфиопский Энох, так как сохранилась только в эфиопской версии. Дата написания — приблизительно 60-200 гг. н. э.

(обратно)

92

Его имя можно интерпретировать как «бунтовщик» или «бодрствующий». Показательно.

(обратно)

93

Рассматриваются два множества ангелов, но Бодрствующие еще не отделяют себя от Яхве — см. Дан. 4:10,14 "И видел я в видениях головы моей на ложе моем, и вот, нисшел с небес Бодрствующий и святой… Повелением Бодрствующих это определено, и по приговору Святых назначено, чтобы знали живущие, что Всевышний владычествует над царством человеческим, и дает его, кому хочет, и поставляет над ним уничиженного между людьми". Обратите внимание: хотя Бодрствующие еще работают совместно со Святыми, это отдельные сообщества (подвиды?): Бодрствующие — это не-Святые.

(обратно)

94

Достаточно часто приходилось слышать что-то типа "А почему бы вам не назваться по имени Прометея? Его устремления очень похожи на ваши, и народ его любит, в отличие от Сатаны". Дело как раз в том, что Прометей совершил свой поступок ради людей, и этим он отличается от Сатаны, которому люди безразличны. Таким образом, архетипы, хотя и имеют общие черты, расходятся принципиально.

(обратно)

95

Вообще как-то не припоминается ни одного монотеистического бога, который нес бы людям знания. Что характерно.

(обратно)

96

Написана между 135 и 105 гг. до н. э. фарисеями, которые ожидали немедленного наступления царства Мессии.

(обратно)

97

Дополнительно: в "Завете Дана" (109–106 гг. до н. э.) сказано, что именно Сатана был предводителем Бодрствующих.

(обратно)

98

Эту книгу также называют Славянским Енохом (или Вторым), единственная полная версия сохранилась на славянском языке.

(обратно)

99

Подобная судьба ждет после воскрешения и верующих — см. Матф. 22:30

(обратно)

100

Мы пользуемся трактовкой Юнга, который включил в либидо и жизнеутверждающие не-сексуальные функции, в отличие от Фрейда.

(обратно)

101

Полная аналогия: сатанист вполне может коллекционировать марки, но если филателия мешает как-либо его саморазвитию — то это не сатанист.

(обратно)

102

Кстати, рекомендуем не забывать, что архетип представляет собой объединение всех своих черт, и невозможно рассматривать отдельные черты без взаимодействия с остальными. Это мы толсто намекаем на черту архетипа, упомянутую на стр. 26.

(обратно)

103

Значение корня «шин-кап-нун» весьма объемно. Прежде всего, оно означает «обитать», «присутствовать». Этот корень не только в слове «шекина» (в современном иудаизме — "присутствие Божие"), но и в слове «скиния» (мишкан), то есть «жилище». В Пс.54:7 (Т`hеллим.55:7) этот же корень присутствует в "успокоился бы", когда успокоение ассоциируется уже с обретением истинного "жилища".

(обратно)

104

Мелкая, но интересная деталь: иудаизм не знает таких извращений, как монастыри или культ девственности.

(обратно)

105

Вообще говоря, правильнее «сефира» — женского рода. «Сефирот» — это множественное число. Но в русском устоялось «сефироты», а не «сефиры», поэтому мы будем придерживаться такого написания.

(обратно)

106

Сразу заявляем, что мы не понимаем, как эти черты можно отнести к женской пассивности. Особенно, если учесть, что противоположный сефирот — это Милосердие, которое куда сильнее ассоциируется с женственностью. Темна вода в облацех Каббалы…

(обратно)

107

Расположена между сефиротами Хокма и Бина, т. е. архетипическими Отцом и Матерью, обозначает единство космических противоположностей с целью проявления. На материальном плане это секс, именно поэтому в торе используется термин «познать» в плане совокупления.

(обратно)

108

В Каббале этот термин используется и в другом смысле — см. сноску на стр. 104.

(обратно)

109

К`липа — от глагольного корня vlq, который в современном иврите переводится как "лущить, облуплять".

(обратно)

110

Это согласно традиционной каббалистике. Мы же несбалансированными их не назовем. Они соответствуют сефиротам, только, грубо говоря, вместо ангелов там демоны. Каждый, кто оступился в путешествии по сефиротам, оказывается во власти клипотичных сил (опять традиционная трактовка). Клипот — аналогия бессознательному, скрытому. Единение с демонами Клипот равнозначно восхождению по сефиротам, но люди так боятся Тьмы…

(обратно)

111

Только не надо нас спрашивать, почему именно там и именно таким способом

(обратно)

112

Слово составлено из «шем» = «имя», «hа» — опред. артикль, "м`пораш" — от «объясненный», «прокомментированный», «понятный» или от того же корня — «выделяемый», «отделенный», «отлученный». Читается как "шем hампорАш" (или, по современному и средневековому — "шем hамфорАш").

(обратно)

113

Не забывайте, что терминология не наша, а гностиков. Далее в главе — аналогично.

(обратно)

114

Иллюстарция одной из самых распространенных человеческих догм: "Отторгнутый кусок всегда хуже целого". Эта догма обычно завуалирована, но подобный шаблон отрабатывается практически всегда и везде — в быту, в политике, в искусстве, в общественных отношениях. Отделившаяся часть отвергается целым и априорно номинируется «злой» и «ущербной». Есть, конечно, и противоположные примеры, но их крайне мало, да и «хорошесть», «прогрессивность» отделившегося устанавливается, как правило, post factum — в исторической перспективе. Понятно, что этот шаблон никак не обоснован: факт отделения как таковой никоим образом не может нести оценочной нагрузки, оценка всегда связана с деталями каждой конкретной ситуации.

(обратно)

115

Подробно о манихействе будет далее в соответствующей главе.

(обратно)

116

Добра / Зла, разумеется, нет (см. соотв. главу), здесь мы лишь использовали цитату из ВЗ в неявном виде. Впрочем, возможна трактовка выражения "станете как боги, знающие добро и зло" в смысле "узнаете, что это — лишь иллюзии".

(обратно)

117

Однако начался этот процесс раньше — с развития дуализма в иудаизме после вавилонского плена. Сравните 2 Цар. 24:1 (довавилонский период): "Гнев Господень опять возгорелся на Израильтян, и возбудил он в них Давида сказать: пойди, исчисли Израиля и Иуду" и 1 Пар. 21:1 (поствавилонский период): "И восстал сатана на Израиля, и возбудил Давида сделать счисление Израильтян".

(обратно)

118

Непонятно, каким образом возникает необходимость для всемогущего, но здесь мы не занимаемся критикой противоречий христианской мифологии.

(обратно)

119

Это психологическая трактовка, ее очень подробно разбирал Карл Густав Юнг. С точки же зрения теологии развитой концепции такого в до-христианском иудаизме нет и, думается, еще долго бы не было, если бы не сама нелепая смерть Иисуса. Развитие самой этой концепции не наблюдается в речах самого Иисуса (предсказание о своей смерти не только приписаны ему, но и не несут той казуистики, которую мы знаем по христианскому учению). Она есть в Новом завете в речах апостолов (Деян.8:30 и след.), но наиболее развита у Павла. Хотя, что примечательно, Павел, как и другие апостолы, рассматривает в качестве жертвы не Бога, а Совершенного Человека (Второго Адама).

(обратно)

120

В теориях, претендующих на объяснение реальных фактов, излишние сущности всегда вводятся парами, просто это не все и не всегда замечают. Объяснение — в неравновесной термодинамике.

Пусть существует сложная динамическая система, находящаяся в состоянии неустойчивого равновесия. Это условие просто необходимо, если описывается именно система, а не процесс. И пусть существует теория, пытающаяся описать внутреннюю структуру этой системы. Идеальная теория: непротиворечивая, предсказательная и не имеющая избыточности (лишних сущностей) — полно и адекватно описывает эту систему. Если же в эту теорию внести значимую избыточность, появится вектор, пытающийся "столкнуть систему" в неустойчивое состояние. Но так как de facto система (не путать с состоянием системы) устойчива, в теорию просто необходимо ввести еще одну лишнюю сущность, которая будет противостоять первой, обеспечивая баланс устойчивости, наблюдаемый в реальности. Иначе теория будет просто отвергнута как неадекватная. Вот и получаются строго противоположные сущности-пары: позитив/негатив, добро/зло, бог/черт, творец/деструктор и т. д.

(обратно)

121

Известный манихей Лактанций (245–325) в своих "Божественных установлениях" писал (2:8): "…он [бог] привел эти два начала к борьбе, но одно из них возлюбил как сына, а от другого отрекся как от дурного".

(обратно)

122

Антимонотеизм нельзя назвать чертой архетипа Сатаны, хотя он иммантентно присущ сатанизму. Дело в том, что это понятие вторично и не универсально — ведь если не было бы монотеизма, то откуда бы взялся антимонотеизм? В архетип Сатаны входит не антимонотеизм per se, а черты, которые антагоничны многим архетипическим составляющим монотеизма. Так что в первой редакции у нас здесь была ошибка.

(обратно)

123

Не будем придираться к плохому знанию Тертуллианом римской истории. Не Нерон покорял восточные провинции. Разве что он пытался это сделать с помощью искусства, когда гастролировал по Греции.

(обратно)

124

Апокалипсис изначально не всеми принимался в качестве канона. Многие апологеты на него не ссылались как на авторитет. В первой четверти IV века Церковь не признавала богодухновенности большинства так называемых соборных посланий и Послания к евреям (Евсевий, Церковная история, VI.13:6). Согласно Лаодикейскому собору 363-го года, в состав Нового завета вошли 26 книг (кроме Откровения Иоанна). После этого вопрос о новозаветном каноне подвергался обсуждению еще на двух соборах — Гиппонском (393 г.) и Карфагенском (419 г.), — пока, наконец, не был "окончательно решен" в 692 году на Трулльском соборе. — Р. Хазарзар, "Сын человеческий"

(обратно)

125

Греческое daimwn обозначает вообще божество, без различий по шкале добра/зла, как стали делать христиане позже. У Гомера daimwn является полным синонимом qeoV, а полное определение демонов как «злых» произошло только в Септуагинте.

(обратно)

126

Интересно, что при нашем исследовании постоянно приходится натыкаться на интересные совпадения каламбурного характера — см. примечание на стр. 20 на тему «ублюдка». Вот и здесь, хотя мы изначально имели в виду под палимпсестом повторно использованный пергамент со стертым ранним текстом, выяснилось, что в медицине термин обозначает "выпадение из памяти значительных промежутков времени в состоянии алкогольного опьянения" и является одним из признаков хронического алкоголизма II-б степени, что тоже вполне подходит к ситуации христиан как "Иванов, родства (и много чего еще) не помнящих" (скажем, многие возражают против того, что Христос — еврей).

(обратно)

127

Что он, по-видимому, позаимствовал из буддизма.

(обратно)

128

Отшельник, один из "отцов церкви" (второй по значению после Августина), живший в IV веке. Более всего прославился переводом Библии на латинский язык с попутной адаптацией ее под христианские идеи. Именно этот перевод, известный как Vulgata, был признан католической церковью каноническим — "подлинным и богодухновенным".

(обратно)

129

Сравните с цитатой из А.Меня на стр. 37.

(обратно)

130

Иногда священники пытаются сказать, что употребленное в оригинале слово "значит служитель или соработник Божий и одновременно отрок, то есть ребенок, который уже вырос, но еще не совсем. С ним уже можно общаться как со взрослым, но при этом еще можно заботиться о нем как о ребенке — вот что такое "раб Божий"!" (свящ. Г.Чистяков, "Страх божий — что это значит?"). Но, во-первых, почему в современном языке используется именно «раб», и ничто иное? Во-вторых, слово оригинала עבד «эвед», обозначающее в современном иврите только «раб», действительно в древности имело еще значение и «слуга». Но никак не «соработник». Перевод же «отрок» остается на совести Чистякова.

(обратно)

131

Псевдоним Поля Гольбаха.

(обратно)

132

Небезызвестный И.П.Павлов неоднократно упоминал это сравнение, когда в 30-е годы на старости лет забросил физиологию и занялся психиатрией. По совершенно разным поводам он говорил: "…это все равно, что исследовав шизофреника, начать заявлять, что у всех остальных — явные отклонения в психике, т. к. они не испытывают тех же бреда и галлюцинаций". См, например: И.П. Павлов, Полное собрание сочинений в 6 томах. Издание второе. Изд. Академии наук СССР, 1952, Москва-Ленинград.

(обратно)

133

Несколько не в тему, но весьма любопытная историческая справка: если про деяния инквизиции знают все, то мало кто слышал о постановлении падерборнского собора 785 г (не отмененного другими соборами до сих пор): "Кто, ослепленный дьяволом, подобно язычнику, будет верить, что кто-либо может быть ведьмой и на основании этого сожжет ее, тот подлежит смертной казни". Между тем, даже когда инквизиция канула в прошлое, гонения на «ведьм» продолжались и продолжались. Последней женщиной, официально осужденной за ведовство, если мы не ошибаемся, была Анна Мария Швегелин из Лахена (Германия). Ее сожгли на костре в одном из баварских аббатств в самом конце XVIII века.

(обратно)

134

Это понятно с точки зрения психологии влияния: интуитивно подбираются своеобразные "образы зла", которые будут затрагивать стандартного субъекта практически любого общества, любого сословия, любого уровня развития. Основы — эмоционально-побудительные реакции: "отвращение-отвержение", «ужас-избегание», «стыд-неприятие». В общем — обычная манипулятивная тактика, в данном случае преимущественно интуитивная, хотя изредка к этому прикладывали руки и профессионалы.

(обратно)

135

Т.е., к примеру, православная служба — это черная месса по изначальному определению.

(обратно)

136

De rigueur (фр.) — согласно этикету, обязательно для поддержания статуса.

(обратно)

137

В раннем христианстве еще встречались остатки языческой гордости, с примеру, пелагиане говорили богу: "Ты сделал нас людьми, но праведниками мы сделали себя сами". Но дальнейшее развитие христианства шло исключительно по пути все большего принижения человека перед богом.

(обратно)

138

Может возникнуть вопрос: как же не входит, ведь согласно народным представлениями и т. п. в Аду всех пытают и прочее. Но дело в том, что подобные действия входят в концепт Дьявола декларативно, без какого-либо мотивационного обоснования (кроме как "так церковникам удобнее"). Обратите внимание — подобные сюжеты не встречаются в народных сказаниях и т. п., а только в церковно-пропагандистской литературе.

(обратно)

139

В том случае, когда на нечто обращается внимание. Милосердие подразумевает не только жалостливость, но и сочувствие; первому аспекту в обсуждаемом контексте противопоставлена безжалостность, второму — безразличие.

(обратно)

140

Почему именно «сатанизм», а не «шайтанизм» или «шиваизм», объясняется очень просто: de facto термин стал употребляться только с конца XIX-го века, а широко известен стал вообще благодаря ЛаВею, ранее гораздо чаще использовалось обозначение «дьяволопоклонник» ("devilworshipper"), а термином «сатанизм» обозначалось что угодно, противоречащее официальной церковной доктрине без какого-либо выделения конкретного феномена. А в XX-м веке наиболее развитыми странами, в культуре которых можно было найти все черты архетипа, являлись именно прохристианские страны, чья мифология основывалась на иудейской, где впервые и был упомянут Противник человечества, плюс на протяжении веков все хором думали о Сатане, подпитывая эгрегор. Так что имя «Сатана» наиболее соответствует архетипу.

"You impose your magical will, using the metaphors or images you feel most aligned with. You aren`t limited to Judeo-Christian myths — though we do call our religion by the name of the antagonistic Judeo-Christian deity, Satan, because the majority of Western culture is still Christian." (c) LaVey (цит. по B. Barton, "Church of Satan")

(обратно)

141

Все сказанное, впрочем, относится и к язычеству. Просто часто для христиан все, что не их конфессия — сатанизм.

(обратно)

142

Обратите внимание, здесь о Дьяволе говорится так, будто он обладает волей и свободой, вопреки сказанному ранее. Т. е. и здесь проявляется архетипика: даже при постулировании отсутствия свободы воли для всех, кроме бога, у Сатаны она тем не менее присутсвует. Шила в мешке не утаишь…

(обратно)

143

До Савла иудаизм христианством, вообще говоря, не отрицался. Как и само мессианство. Первому епископу первой Церкви — Иакову, брату Господню — по исполнению предписаний Торы мог бы позавидовать любой фарисей. Потому-то множество фарисеев и перешло в христианство. Да и какая там была новая философия? Все тот же иудаизм с принятием верования в искупительную жертву Христа (ну и воскресение, разумеется). То, что первые христиане не видели в Иисусе Бога, сомнению даже не подлежит. Обожествление Христа происходило позже. Мессия вообще не должен, по воззрениям древних евреев, быть богом. Мессия — посланный Яхве человек, который должен установить Царство Небесное, которое в некоторых местах напрямую отождествляется с монархией евреев (1 Пар.28:5; 2 Пар.13:8). Теорию Мессии изобрели не кто иные, как пророки, а потом экзальтированные хасидеи, из которых вышли фарисеи и ессеи. Причем все они, кроме, быть может, ессеев и некоторых пророков (против царей выступал Иеремия, против священников — Исайя), ратовали за спасение их от иноземного владычества, а не от бедности (хотя материальные блага и не отрицались) и не от собственной "верхушки".

(обратно)

144

Следует отметить, что современное христианство и то, чему учил Христос — две большие разницы, как говорят в Одессе. Но для формирования архетипа имеет значение общественное мнение, бессознательное восприятие, которое может быть искаженным впоследствии, но при этом архетипические черты сохраняются (пример: свастика). С Иисусом же дело обстоит куда хуже: его учение искажали с самого начала. Таким образом, все, что вошло в коллективное бессознательное, является следствием деятельности христианских церквей, и не более того. Интересующихся Иисусом как исторической личностью адресуем к книге Р. Хазарзара "Сын человеческий" (см. раздел линков на сайте Black Fire Pandemonium).

(обратно)

145

Примечание: достаточно распространенное мнение о тождественности эбионитов и ессеев ошибочно. Это одна из множества теософских подтасовок, не имеющих отношения к исторической науке.

(обратно)

146

Вообще интересно наблюдать, как люди пытаются уйти в свои мечтания, отвергая материальный мир вообще (вспомните подобную идею в Каббале). Как говорил С.Тиунов: "Христиане делят себя на тело и душу, а затем удивляются воспалению вдоль линии распила".

(обратно)

147

На заре развития христианства крест не являлся соответствующим символом. Сначала его роль играло изображение рыбы — намек на род занятий большинства апостолов (также широко известна анаграмма того времени ictuV–IhsouV CristoV Qeou `UioV Sothr). Появление его в таком значении относятся к границе II–III веков, когда казнь через распятие была отменена более сотни лет, и воспринималась несколько абстрактно. Вообще, интересный философский вопрос: если бы Христа не распяли, а посадили на кол — то какой символ и где носили бы христиане?

(обратно)

148

Обратите внимание: раз епископа звали Люцифером, Дьяволу это имя тогда еще не приписывали, ergo именование Сатаны Люцифером — однозначно более позднее измышление.

(обратно)

149

По разным источникам, фраза принадлежит одному из двух папских легатов — Арнольду де Сато либо Арно Амори.

(обратно)

150

Обычно этот принцип выражается более кратко: "Credo quia absurdum est".

(обратно)

151

Мы честно признаем, что строить параисторические гипотезы, т. е. пользоваться сослагательным наклонением по отношению к фактически свершившимся событиям — дело не совсем корректное. Точки бифуркации всегда фиксируются и описываются post factum — исключите любой элемент из зоны аттрактора, и не останется абсолютно никаких валидных способов построить вероятную альтернативную модель развития и будущего состояния системы. И в соответствии с природой психики на выходе будут только модели, желаемые лично "историческим мечтателем".

(обратно)

152

И не только. "Тот, кто хочет быть христианином, должен выдрать глаза у своего разума" — Мартин Лютер.

(обратно)

153

В дальнейшем подобным путем возник деизм — учение, соглашающееся с тем, что бог создал Вселенную, но потом устранился от влияния на нее. Очевидно, это была уступка ученых церковникам: "Видите, мы согласны, что бог есть? А теперь отойдите и не мешайте работать, в науке ему не место!" Но, кроме того, деизм является прибежищем тех, кто не видит оснований вводить бога на активную роль, но боится остаться без "высшего существа", которое якобы дает "смысл жизни".

(обратно)

154

Азраил никогда не ассоциировался с Иблисом. Это именно «вестник» Аллаха, один из четырех главных. Другие: Джебраиль, который передает божественные послания; Микаил — этот наблюдает за порядком во вселенной; Исрафил, который должен будет протрубить в рог в день Страшного Суда, а до тех пор бездельничает.

(обратно)

155

Дж. Б.Рассел, «Люцифер», С.-П., Евразия, 2001, стр.58

(обратно)

156

По отношению к Иблису лично см. суру 7, айят 11.

(обратно)

157

Другое название джиннов, вызывающее интересные ассоциации.

(обратно)

158

Некоторое отличие заключается в том, что Иблис отказался поклониться кому-то, кроме Аллаха, христианский же Сатана отказался поклониться и самому Яхве. Аль-Халлай (857–922 гг.) вообще говорил, что когда Иблису было приказано склониться перед Адамом, он отказался именно потому, что он знал, что следует почитать только Аллаха. Аналогичный тезис выдвигался и в суфизме, где Иблис иногда описывался вообще как олицетворение преданности идеалам и данному ранее слову.

(обратно)

159

Кстати говоря, помимо теодицеи есть еще одна богословская проблема: если Сатана очень умен, то он не может не осознавать своей неминуемой гибели в конце от руки бога. Однако он при всем этом еще иногда помогает «Единому» в его делишках, и вообще никак не озабочен такой перспективой. Подозрительно, не так ли?

Из ФИДО: "По описанию Armageddon — это последняя битва между Светом и Тьмой. Все умершие будут воскрешены и весь народ, накопившийся за минувшие тысячелетия, разделится на два лагеря: темных, во главе с Сатаной, и светлых, скорее всего с новым мессией. По библейскому сценарию у темных собирается самый продвинутый народ, а у светлых, как всегда, убогие да юродивые. Темные их собираются мочить, но светлые дружно молятся и тут же побеждают. У сатанистов последний пункт оспаривается".

(обратно)

160

В чел-овеческом восприятии, разумеется. "Бе-е-едненький…" — это не к Сатане.

(обратно)

161

Прежде всего вспоминается "Полет Валькирии".

(обратно)

162

Это из народных сказаний, а не из текста Гете, разумеется.

(обратно)

163

Вот вполне официальное наблюдение: "… у населения уже сформирован не соответствующий действительности образ «сатаниста», мучающего животных и пакостящего людям. Исследования, проведенные разными организациями, подтвердили, что речь идет о двух разных, враждующих друг с другом движениях: сатанистах и дьяволопоклонниках (сотонистах). Выявленные же в Санкт-Петербурге формирования сатанистов не агрессивны, интеллектуальны и мало что общего имеют с их карикатурным изображением в желтой или религиозной прессе… Было установлено, что в России действительно отсутствуют факты преступной деятельности со стороны формирований, относящих себя к сатанистам." — "Асоциальные молодежные формирования", Комитет по молодежной политике Администрации Санкт-Петербурга, 2001.

(обратно)

164

Имеется ввиду внешний облик, созданный СМИ и иже с ними. Разумеется, «типичным» сатанист быть не может — индивидуализм никоим образом не состыкуется с какой-либо типичностью.

(обратно)

165

Другой вопрос, что сатанизм рекламировать не стоит: он никогда не предназначался для массового сознания, а реклама ведет к таким эксцессам, как возникновение моды на сатанизм среди экзальтированной части толпы, когда каждый подросток, нацепивший на себя три-четыре пентаграммы и научившийся произносить "Ave Satanas!" без ошибок, уже считает себя соответственно трижды-четырежды сатанистом. Иллюстрация моды: кто-либо в состоянии объяснить, зачем создатели игры Quake сделали артефактом неуязвимости именно сатанинскую пентаграмму, при этом специально заявив, что не являются сатанистами? Впрочем, так называемые «подсатанники» — те, которые в поисках готового мировоззрения обнаруживают сатанизм и он им нравится втой мере, в какой они способны его воспринять, также симпатии не вызывают.

(обратно)

166

Предвидя возражение "Ага, вам такие черты не нравятся, вот вы их в архетип и не вводите!", поясняем: мы исследуем и раскрывам архетип именно Сатаны, а не мелкой нечистой силы. Наглядно принципиальную разницу можно проиллюстрировать на простейшем примере: чертям и прочей мелочи гордость не свойственна, в отличие от.

(обратно)

167

Рекомендуем книгу А. Подводного "Возвращенный оккультизм. Тонкая семерка" на эту тему. Только убедительная просьба понимать написанное как метафорическую модель, а не буквально. Все подобные «сгустки», «астралы» и пр. с рациональной точки зрения — обычные сепульки, и обсуждение этого поля мыследеятельности чел-овеков ведется не с целью показать ненаучность всего этого; наука не занимается опровержением бредовых идей психопатов и сказок шарлатанов. Цель исследования на этом поле связана именно с восприятием архетипов чел-овечеством — ведь именно глобальные социальные тенденции позволяют сделать хоть какие-то обобщения по этому поводу.

(обратно)

168

Наши разведчики, но ихние шпионы — полная аналогия.

(обратно)

169

Не путать с эгоцентризмом. Эгоцентризм — гипертрофированный эгоизм, лишенный критического элемента, не учитывающий разумность поступка в плане последствий.

(обратно)

170

Против частных, локальных и относительных добра и зла возражений не имеется — кроме того, что таковые гораздо точнее описываются терминами «польза» и «вред». Зачем вводить лишнюю путаницу, создавая иллюзию понимания?

(обратно)

171

Это цитата. Реальное кол-во по некоторым данным, развенчивающим официальную пропаганду, в несколько раз меньше. Рекомендуем книги "Миф о Холокосте" и "Великая ложь XX века" Ю.Графа, а также Э.Цунделя "Шесть миллионов — потеряны и найдены" и вообще раздел "Идеологические мифы" на сайте Black Fire Pandemonium.

(обратно)

172

"Для чего познавать это чертово добро и зло, когда это столького стоит? Да ведь весь мир познания не стоит тогда этих слезок ребеночка…" — Ф. Достоевский, "Братья Карамазовы", кн. 5, гл. IV.

(обратно)

173

Аналогия: описание «темных» в литературе, цит. по Den-M, Warrax "Образ Тьмы в современной литературе": "Герои же противоположного лагеря [Тьмы] выглядят весьма странно: они все ну настолько злые, настолько стремятся делать пакости людям, что даже не задумываются, — а зачем, собственно, им это надо? Дальше абстрактных пояснений автора, что, дескать, они хотят править всем миром или побольше власти захватить, дело не идет. Вот нам лично непонятно, а зачем все это? Понятно, зачем (и почему) так пишут авторы — но никак не ясно, как мотивируется такое поведение самим отрицательным героем. Можно, разумеется, предположить острую умственную недостаточность вкупе с паталогической паранойей и перемежающимся бешенством, но тогда возникает резонный вопрос — как такой персонаж с весьма специфическим характером смог дожить до своего возраста? Да еще и стать магом? (Практика магии подразумевает самодисциплину, работу над психикой и развитие разума.)"

Не удивительно, что писатели, выросшие и воспитанные в обществе, которое построено на христианских «ценностях», восхваляют «светлых», но почему они при этом приписывают «темным» все отрицательные свойства без какого-либо обоснования? Впрочем, это, опять же, как раз понятно — просто проецируют на них свои желания, которые не решаются высказать сознательно (Тень по Юнгу).

(обратно)

174

К сожалению, это не может препятствовать таким индивидам называть себя сатанистами.

(обратно)

175

К слову: любое восприятие действительности иллюзорно и не соответствует реальности. Даже если не забираться в глубины психологии и физиологию нервной системы, это следует из того, что осознается нами далеко не все, что мы воспринимаем органами чувств, а то, что воспринимается — неизбежно воспринимается опосредованно; мы познаем действительность, но не реальность.

(обратно)

176

Сатанисты обычно себя к людям не относят, если вы не в курсе.

(обратно)

177

Именно поэтому необходимо изничтожать любую религию. Разделение организма на тело и душу, разделение психики на «хорошую» часть и «плохую» и т. п. с последующими попытками избавиться от одной из них ни к чему, кроме патологий в психике, не приводит. К сожалению, эти патологии из-за распространенности считаются не только социально приемлемыми, но часто даже желательными.

(обратно)

178

Аналогично некоторые любят говорить, что Тьма — это всего лишь отсутствие Света; однако, при этом они забывают, что Тьма самодостаточна и изначальна, а для света требуется источник такового, вносимый во Тьму.

(обратно)

179

Или существует, но не как начало зла — его представляли как могущественного ангела, чье зло состоит в несовершенстве его природы, а могущество усиливает это зло. Как вы понимаете, проблемы теодицеи это никоим образом не решает — кто создал этого ангела, а?

(обратно)

180

"..было бы крайне нелогично, если бы Бог, который с самого начала наряду с великодушием временами демонстрировал припадки слепой ярости, в одночасье превратился в чистое благо. […] Искупительный подвиг должен, таким образом, спасти человека от страха Божия, что, конечно, возможно лишь там, где вера в любящего Отца, пославшего своего единорожденного Сына для спасения рода человеческого, вытесняет явно упрямствующего Яхве с его опасными аффектами" — К.Г.Юнг, "Ответ Иову"

(обратно)

181

Согласно христианскому учению, в рай спасаются души людей, животные же не обладают душой. Однако при этом животные, особенно высшие, имеют кое-какой интеллект, а также несомненно имеют память. Таким образом, спасению подлежит нечто, но не интеллект и не память. Вам все еще хочется в райские сады?

(обратно)

182

Это более грубо, но более точно выражается поговоркой "Молчи — за умного сойдешь".

(обратно)

183

Она препятствует также и развитию самого вида, консервируя его состояние.

(обратно)

184

Отсюда вывод: те, кто высказывается против гордости, подсознательно хотят принадлежать человеческому стаду.

(обратно)

185

Напоминаем, что термин «воля» у Шопенгауэра принимается не в общепринятом смысле. В данном контексте можно считать приблизительным эквивалентом термин «Wilt» Алистера Кроули по отношению к Вселенной.

(обратно)

186

Естественно, не давая определения этому понятию и даже искренне возмущаясь при требовании такового: "Как, это же общепринятое понятие!"

(обратно)

187

Qliphoth — древнееврейск. «оболочки»; термин из Каббалы: астральные сущности, представляющие собой остатки или «оболочки» некогда живших существ. Собственного разума не имеют, но являются оптимальной средой для внедрения злонамеренных разумных существ. В данном контексте — "пустая оболочка" без какого-либо собственного внутреннего содержания, которое давно уже устарело и исчезло с течением времени. Другое значение термина см. на стр. 57.

(обратно)

188

Собственно, не объявляли такого исключительно языческие религии, не страдавшие моральным раздвоением сознания.

(обратно)

189

Обращаясь к классикам: вспомните Саваофа Бааловича, "Понедельник начинается в субботу" Стругацких. Кстати, это приводит к еще одному любопытному выводу: любое действие является злом по природе в той или иной степени. Едва в лесу я сделал шаг, — Раздавлен муравей. Я в мире всем невольный враг, Всей жизнию своей, И не могу не быть — никак, Вплоть до исхода дней. К. Бальмонт

(обратно)

190

Конечно, это проблема тех, кто не способен быстро обучаться. Пример приведен не в знак сочувствия, а как иллюстрация косвенно наносимого вреда.

(обратно)

191

Убедительная просьба к читателям: не принимать термины «Добро» и «Зло» за нашу терминологию. Мы просто раскрываем тему, показывая архетипичность этих понятий и частных соответствий, но отнюдь не приписываем им какой-либо способности к реальному существованию.

(обратно)

192

Это можно, кстати, трактовать способом, отличным от стандартного: часто "благое намерение" несет с собой вред (воспитание детей религиозными родителями), и это приводит к возникновению естественного антагонизма — и воспитуемый ступает на дорогу в Ад с точки зрения воспитывающих.

(обратно)

193

"При отсутствии высших эмоций у олигофренов сохранены примитивные эмоциональные реакции — обида, злоба, гнев. Чем сильнее умственное недоразвитие, тем больше удельный вес эмоциональных реакций, не соответствующих раздражителю. Олигофренам свойственно отсутствие способности подавлять свои влечения. […] Они склонны к импульсивным, необдуманным поступкам […] Олигофрены не способны предвидеть последствия своих поступков." — Из энциклопедии по психиатрии Д.Еникеевой.

(обратно)

194

Только это не обозначает, что надо уничтожать Зло и стремиться к Добру. В конце концов, Ад плох только для тех, кто к нему не приспособлен..

(обратно)

195

Это красиво символизируется анаграммой в английском языке: LIVE = EVIL, т. е. Жизнь = Зло, если посмотреть с другой стороны.

(обратно)

196

Обратите внимание, что категорический императив Канта отнюдь не является обязательным законом. Императивный характер нравственного закона Кант ненавязчиво позаимствовал у Моисея (думаем, что неосознанно).

(обратно)

197

Вспомните, как Ксеркс приказал высечь море.

(обратно)

198

По Библии Адам и Ева были безгрешны, и это обосновывается, в частности, тем, что они ходили нагими и не стыдились. Однако, как вы думаете, часто ли можно встретить священника на нудистском пляже? Впрочем, в истории христианства существовали конфессии, последовательные в этом отношении. Например, адамиты, практиковавшие нудизм и особо громко проявившиеся во время гуситских войн в Богемии. У них и сейчас есть последователи.

(обратно)

199

Здесь, конечно же, не имеется в виду, что добро — это значение жизни. Смысл в познании добра и зла, а еще точнее — в осознании относительности и абстрактности таковых.

(обратно)

200

Айзенк, "Интеллект: новый взгляд"

(обратно)

201

Это, разумеется, не обозначает необходимости такого фактора. Здесь влияет то, что подавляющее большинство родителей, не имея соответствующих знаний (и что, к сожалению, характерно, не стремящихся их обрести), элементарно не умеют воспитывать детей в интеллектуально-творческом плане, оставляя эту задачу для школы, которая также не блещет специалистами, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Соответственно, если детям потакают во всем, или же, наоборот, применяют командный «метод» воспитания, то творческим способностям развиться неоткуда. А непостоянный, меняющийся эмоциональный фон требует непрерывного анализа ситуации и прогнозирования ее развития — так возникает развитое и гибкое мышление. Конечно, при наличии знаний в области воспитания можно получить более эффективные результаты; повторим, что здесь речь идет не об универсальном способе воспитания, а лишь о статистике.

(обратно)

202

Даже постулируя изначальную греховность человека, церковники все равно утверждают, что он должен делать исключительно добро (с точки зрения церкви, разумеется). Для вневероисповедческих религий (коммунизм, гуманизм и т. д.) это заменяется "кодексом соответствия", который тоже предполагает безусловно обязательное для всех "делание добра".

(обратно)

203

Подробно эта тема нами разбирается в "Гомогенезе".

(обратно)

204

Здесь мы не будем рассуждать на тему "что такое душа" и мнимых доказательствах ее существования, а просто примем, что этим термином обозначается психика человека, что в данном случае вполне допустимо.

(обратно)

205

Кстати, весьма похоже на срединный путь в буддизме.

(обратно)

206

Вспомните также категорический нравственный императив Канта.

(обратно)

207

Ну не бывает единой, абсолютной для всех, морали! В конце концов: когда каннибалы, помирающие от голода, готовят из миссионера вкусный поджаристый шашлык, добро это или зло? (Мы в курсе, что голод практически никогда не был мотивом каннибализма как традиции. Просто пример.)

(обратно)

208

Обратите внимание на достаточно здравый языческий подход: «совращать» можно, но в меру, с монотеистическим: нельзя вообще, потому что нельзя!

(обратно)

209

Только не надо путать математическое определение (задание формулой) и определение плоскости per se, что выходит за рамки математики.

(обратно)

210

Здесь следует отличать личное мировоззрение, в котором вы можете использовать любые интерпретации понятий или вообще не формализовывать их (то же дао), и общественное — в котором формализация необходима (а иначе как вы будете его объяснять?). Но это в идеале — на практике же толпе не требуется какое-либо цельное мировоззрение, набора лозунгов вполне достаточно.

(обратно)

211

Что примечательно, изначально была издана статья под названием "Попытка ввести физиологические основы в психические процессы", но цензура это не пропустила, дословно, из-за "слишком большой ясности заглавия".

(обратно)

212

Поясняем для не интересовавшихся христианской теологией: с т.з. христианства, правильное применение свободы воли заключается в обязательности выбора поклонения их богу. Короче говоря, "Свобода — это рабство" (c) Оруэлл, 1984.

(обратно)

213

Дело здесь не конкретно в христианском мировоззрении: любая государственная (а, следовательно, общепринятая) мораль зиждется на понятиях Добра и Зла — соответственно, управлять теми, кто принимает эти понятия, легко и просто.

(обратно)

214

Причина и следствие соответствуют двум объектам в пространстве, взаимосвязь которых рассматривается во времени.

(обратно)

215

Если рассматривать вопрос философски, то причинность как таковая ("у всего на свете есть причины") не есть нечто безусловное и несомненное. Достаточно заглянуть в таких авторов, как Секст Эмпирик, Нагарджуна, Го Сян, ал-Газали, Джордж Беркли, Дэвид Юм, Иммануил Кант и т. д., как становится ясным, что причинность с точки зрения части философов — это логически самопротиворечивое и не выводимое из опыта представление. Однако философия философией, а психологические механизмы работают несколько иначе. Для практической деятельности всегда приходится принимать решение, делать выбор; и выбор этот делается не на основе скептицизма, а как следствие мировоззрения в целом.

(обратно)

216

Или материи. Одно связано с другим: E=mc2, и не существенно, что конкретно считать первичным.

(обратно)

217

См. "Мир как воля и представление".

(обратно)

218

Любопытно то, что если религиозные верующие используют бога в качестве «обоснования» этики и причинности, то есть масса атеистов, которые попросту разделяют такое божественное по частям, веруя в наличие причинности и априорную верность какой-либо этической системы (часто — имеющей происхождение из той же религии).

(обратно)

219

Следует пояснить разницу между практикой и теорией скептического подхода. Теоретически верным (или не верным) по отношению к реальности может оказаться что угодно: к примеру, некорректно утверждать, что "монотеистический бог точно есть" или "его точно нет". Но логично учитывать вероятность моделей — и, поскольку нет ни одного факта, свидетельствующего о наличии бога, куда целесообразнее на практике исходить из гипотезы "нет такого". Не забывая о том, что нельзя полностью исключать вероятность его существования. Как говорится, если бог вдруг обнаружится, то атеисты исчезнут, а скептики останутся. Добавим, что сатанисты при этом не изменят своей позиции и будут ему противостоять.

(обратно)

220

"Слово абсолют, взятое само по себе, есть нечто совершенно бессмысленное. Ибо оно — прилагательное, т. е. обозначение предиката, а предикат должен относиться к какому-нибудь объекту. Но ведь закон основания, неоспоримый закон, гласит, что каждый объект находится в необходимой связи с каким-либо другим; предикат же — абсолютное не выражает ничего другого, кроме отрицания связи с чем бы то ни было; это противоречит всякому объекту, — следовательно, предикат этот не может быть высказан ни о каком объекте, ибо тем самым последний был бы уничтожен. Так как субъект не есть объект, т. е. он непознаваем, то ему нельзя приписывать никакого предиката, — значит, и предиката абсолютного" — Артур Шопенгауэр.

(обратно)

221

В оккультной философии существует понятие бинеров, тернеров, кватернеров…, n-ернеров и т. д. Это понятия двуплановы. С одной стороны, они просто указывают на наличие n-членных более или менее связных структур. К примеру, где-то встречалось в литературе даже нечто вроде дуоденера, т. е. двенадцатичленной структуры. Отдельным понятием является монада, так как у многих школ монада обозначает единство чего-то разного.

Но это, так сказать, бинеры (и прочие) нестрогие. Обычно в оккультных выкладках рассматриваются только 2, 3 и 4-членные, но построенные по более строгим правилам. Так классический бинер включает два понятия или две стадии, с противоположным или взаимоисключающим значением (свет-тьма, покой-движение и т. п.). Считается, что бинеры нейтрализуются неким третьим понятием, обобщающим два первых (например, покой-движение нейтрализуется понятием динамики). Три этих понятия объединяются в тернер. Это одна схема. Вторая: берется третье понятие, не объединяющее два первых, а усредняющее их (например, бинер белый-черный усредняется понятием «серый», что тоже приводит к появлению тернера). И, наконец, третий тернер — это три стадии развития чего-либо: замысел-изготовление-реализация, рост-расцвет-распад и т. д.

Кватернер, чаще всего, появляется как реализация двух последних тернеров по схеме: появляется некий результат завершающей стадии или завершающая стадия чего-то является начальной стадией чего-то следующего (по принципу отрицания отрицания). В оккультизме таким образом определяется понятие завершенности чего-либо.~17-8

(обратно)

222

С ходу вспоминаются только Алистер Кроули, Карл Юнг и с некоторой натяжкой Роберт Уилсон. Примечание: попытка скрестить насильно восточный и западный подход, как это делается, к примеру, в теософии, относится не к мудрости, а к софоложеству. Lord Alien Moongazer верно заметил по этому поводу: "Теософ — это баптист, который стал буддистом, но при этом остался баптистом".

(обратно)

223

Геометрическая прогрессия характеризуется тем, что частное от деления следующих друг за другом членов остается одним и тем же.

(обратно)

224

Двумерная триада: p2+pq+q2. Для передачи физической реальности требуется квартернер: p3+p2q+pq2+q3. Примечание: не надо путать метафизику с физикой: в данном случае важны четыре члена, связанные с собой гармоничным образом и образующие некое единство; p и q — не координаты.

Если понимание этого вызывает затруднения, прочитайте оригинальную работу Юнга "Попытка психологического истолкования догмата о Троице": пересказывать ее полностью здесь смысла нет, а обсуждаемая концепция действительно не слишком проста для осознания.

(обратно)

225

Конечно, можно возразить, что практически вся русская религиозная философия конца XIX — начала ХХ веков как раз занималась разрешением вопроса: "через что бог-троица связан с миром?" И все ее представители от Соловьева до Флоренского и Булгакова (православных священников) этой четвертой сущностью называли Софию — Премудрость Божию, отождествляемую иногда с Мировой Душой и Вечной Женственностью (ненавязчиво позаимствовав идею у гностиков). Сергий Булгаков довел эту теорию до логического предела, утвердив уже не Троицу, а Четверицу, за что был одернут ортодоксальными церковниками. Можно также вспомнить гораздо более ранние попытки католиков внести четвертым элементом Марию, от которой, как планировалось, благодать не исходит, но через нее передается. Но, на сколько бы частей ни пытались нарезать единого бога — к реальному миру он не имеет отношения. Здесь требуется именно Иное, противопоставленное Единому, будь то едино хоть в сотне лиц.

(обратно)

226

Это, опять же, наводит на мысли на «оригинальность» христианской троицы, но это не относится к рассматриваемой теме. Добавим для справки, что словосочетание deuteroV qeoV использовалось не только Платоном (согласно приведенной цитате Юнга) в качестве эквивалента мира или "мировой души" (предположительно — yuch tou kosmou), но и Ориген так именовал Христа. Интересен сравнительный анализ архетипических образов в этих трактовках, но это не имеет отношения к теме нашего исследования, и мы обращаем внимание на сходство терминологий исключительно в целях избежания путаницы.

(обратно)

227

См. труд А.Шопенгауэра "О четвертичном корне закона достаточного основания".

(обратно)

228

Верующие в большинстве своем страдают манией величия и считают, что Дьявол их лично искушает по любой мелочи, которую они считают «греховной». На самом же деле это рвутся на поверхность сознания их собственные, тщательно подавляемые «греховные» желания. Понятие "искушения Сатаны" в прямом смысле знакомо только сатанистам — это искушение остановиться на достигнутом. Можно провести сравнение с ездой по бесконечному шоссе с уютными мотелями на обочине — зачем ехать дальше, когда и тут неплохо, а что в конце пути — в точности неизвестно; более того, понятно, что умрешь раньше, чем туда доедешь? Однако сатанист, сделав минимальную паузу для отдыха, без понуканий движется далее, в неизведанное, тогда как человек с достаточной степенью вероятности действует по принципу "Если человека не пинать сапогом под зад, то он уляжется у ближайшей теплой лужи и начнет хрюкать" (c) Лютобор.

(обратно)

229

Напоминаем, что, в отличие от троичной "мировой души" у Платона, человеческая душа у Пифагора обозначается квадратом.

(обратно)

230

Ибо последнее есть contradictio in adiecto и противопоставляет существующему добру нечто с ним несоизмеримое. См. главу "Добро/зло — мифы и реальность".

(обратно)

231

"Я в тайном четверичном слове, хула на всех богов человеческих" — Алистер Кроули, Liber AL III:49

(обратно)

232

Так что манихейство кое в чем было право — реальный мир принадлежит Дьяволу.

(обратно)

233

Вспомните квартернер; четвертое — новая активность, реализация на новом качественном уровне.

(обратно)

234

Здесь следует различать метафизику изначального христианства, где Христос был богочеловеком — изначально человеком, развившимся до бога (таки да, одному еврейскому мальчику удалось), и последующего догматического христианства, где Христос рассматривается как бог, снизошедший до людских проблем. Эта тема (и ее последствия) рассматриваются в работе Юнга "Ответ Иову", которую мы рекомендуем к прочтению.

(обратно)

235

Никакого указания на троичность единого бога в Библии нет. На тему разницы современного христианства и учения Христа рекомендуем работу Ф. Ницше «Антихристианин»: истинный христианин был только один, да и тот плохо кончил. Расписанная выше схема соответствует ситуации с принятием догмата троичности, но без подмены непосредственного контакта с архетипами на официальную обрядовость, утерявшую архетипическое содержание.

(обратно)

236

Собственно говоря, сатанисты такой разновидности нам не знакомы. Даже те, кто использует легенды о падшем архангеле и т. д. — понимают библейские легенды совсем не по-христианстки. Но модель должна быть универсальной.

(обратно)

237

Аналогично: не имеет значения, нет ли души у сатаниста вследствие правоты атеистов, или же он ее не имеет души как отдавший (а не продавший, кстати) Сатане. Метафизически важно лишь то, что у сатаниста нет человеческой души в любом случае.

(обратно)

238

Это не обозначает метафизическую инертность Deus`а. Deus и Satanas метафизически оба активны и противостоят друг другу; но активность Satanas имманентна, между тем как активность Deus выражается лишь в попытках сохранить неизменность, противостоя изменениям Satanas.

(обратно)

239

Сила не зависит от наличия эгрегора (или архетипа), хотя и соответствует им в своих проявлениях.

(обратно)

240

См. соотв. главу о Хаосе. Nota bene: Сатана не эквивалентен Хаосу, поэтому мы написали «проявление», но это не обозначает, что Сатана — это проекция Хаоса и ничто более; в таком случае Хаос был бы субстанцией. Однако следует заметить, что большинство сатанистов разделяют точку зрения о первичности Хаоса. При этом не надо забывать, что наша схема разрабатывалась для настоящего времени, и вопрос "а чему был противником Сатана, когда был только Хаос" — не относится к модели. Но мы можем ответить и на этот вопрос: см. написанное на стр. 46 и сноску на стр. 23.

(обратно)

241

Но это будет несколько другая модель, именно в этой такая замена не будет строго эквивалентной.

(обратно)

242

Здесь, разумеется, не в смысле "Весь мир насилья мы разрушим" и останемся на бобах, а просто то, что любое созидание что-то разрушает, хотя бы просто представления о неизменности старого. Не может что-то появиться на пустом месте, а лишь взамен ранее существующего.

(обратно)

243

Именно условно выделяются. Мы строим метафизическую модель, соответствующую миропониманию сатанизма, а не вещаем об некоей единственноверной истине. И мы ни в коем разе не собираемся доказывать, что указанные Силы "существуют на самом деле".

(обратно)

244

Еще раз обращаем внимание, что психике важно наличие структуры, а не формально-философская эквивалентность понятий, входящих в структуру. Поэтому наличие в четверице двух Сил и двух не-Сил как артефактов yuch вполне адекватно.

(обратно)

245

Еще одно красивое сравнение: осциллятор, механический или электрический. В колебательном контуре одинаково важны как тормозящий элемент, Deus (масса в виде груза или индуктивность), так и изменяющий, Satanas (упругость в виде пружины или конденсатор как емкость). При этом если бы не было потерь энергии, осциллятор работал бы бесконечно.

(обратно)

246

Можно, конечно, формально считать, что Предначальный Хаос — это и есть Сатана, и именно он останется. Но Хаос трудно назвать существованием в принятом смысле, хотя он и содержит абсолютно все. В любом случае, разговор ведется относительно мира, в котором мы вынуждены обитать.

(обратно)

247

Как пример углубления в «духовное»: "Все рассматриваемые версии происхождения религии относятся к ней как к продукту человеческого мышления […] как к совокупности иллюзорных, вымышленных состояний. В этой односторонности, в игнорировании главного фактора — Божественного Откровения — основной дефект подобных версий, лишающий их какой-либо реалистичности" — архиепископ Михаил (Мудьюгин), "Введение в основное богословие"

(обратно)

248

Платон и его последователи первые подошли к Единому с сухой логикой. До того к Единому подходили исключительно с аллегориями. Пифагор считал, что Единое — это Число. Гераклит подразумевал под Единым Огонь и т. д. Впрочем, нельзя сказать, что подход Платона более прогрессивен — наоборот, Единое, переведенное в область чистых математическо-логических абстракций, утратило архетипичность, оккультный смысл понятия. Вспоминается комедия Брукса "Всемирная история": "- Род занятий? — Философ-разговорник. — Значит, занимаетесь лабудой. Занимались лабудой на прошлой неделе?"

"Слабость аристотелевских и т. п. «идентификационных» утверждений (нечто есть то-то и то-то, примеры из «Парменида» Платона приводятся в тексте — O.&W.) заключается в том, что они любому «объекту» приписывают некую внутреннюю «вещность» (которую циничный немецкий философ Макс Штирнер называл "призраком"). Помните, как у Мольера невежественный врач, стараясь произвести впечатление на еще более невежественного пациента, «объясняет», что опиум погружает нас в сон, потому что обладает "снотворным качеством"? Научное, или операционалистское утверждение должно было бы точно определить, каким образом структура молекулы опиума химически связывается со специфическими структурами рецепторов мозга, — то есть описать действительные события в пространственно-временном континууме. Проще говоря, аристотелевская вселенная — это собрание «вещей», обладающих внутренними «сущностями» или «призраками», в то время как современная научная (или экзистенциалистская) вселенная — это сеть структурных взаимоотношений. " — Р.А. Уилсон, "Квантовая психология"

Как справедливо заметил по этому поводу Фридрих Ницше: "Истинная сущность вещей — глубочайшая иллюзия".

(обратно)

249

Единому соответствует именно Deus, так как он определяется как Сила, стремящаяся сохранить неизменность Вселенной, а Единое не может изменяться, так как превратится в что-то Иное. Впрочем, Deus не обязательно Един с философской точки зрения, но Сатана как противник — всегда Иной, и мы приходим к той же аллегории с другой стороны.

Общее примечание: чтобы что-то понимать в теории сатанизма как мировоззрения, надо разбираться и в философии, и в психологии, и в оккультизме.

(обратно)

250

Непосредственно об этом пишется в начале диалога, но мы не считаем целесообразным приводить «Парменида» целиком. Читайте первоисточник.

(обратно)

251

Древнеегипетская богиня неба. Прослеживается архетипическая связь бог/небеса в монотеизме.

(обратно)

252

Хадит (иногда: Бахадит) — ипостась Гора, почитавшаяся в Бехдете (теперь Эдфу) в образе крылатого солнечного диска (помните, по Каббале Солнцу соответствует 666?), также часто изображался над входом в храмы. Интересно, что полное имя Ра-Гор-Хуита (что в телемитской терминологии приблизительно соответствует Actiones) — это Ра-Херу-Хути-Ба-Хади, то есть "Ра-Гор, летящий к солнечному диску".

(обратно)

253

Дополнительная иллюстрация того, что Сатана — это активный принцип (мужской), бог (Deus) — пассивный (женский).

(обратно)

254

Хабс (Хаибит) — одна из частей души по египетской мифологии. (Здесь транслитерация 1904 года, сейчас принято озвучивание как Шейт или Шуит. Трудности возникают из-за крайней малочисленности носителей разговорного древнеегипетского языка). Хабс выступает приблизительно в роли Тени юнгианской терминологии — внутреннее, сущностное ядро человека; цель Великого Делания — его познание.

(обратно)

255

Ху, одна из девяти составляющих души — экзистенциальное бытие, «Я», монада, тело света, душа вечная etc.

(обратно)

256

Перевод (c) MaSteR. Выходивший в печати перевод Книги Закона на русский язык передает стихи Кроули прозой.

(обратно)

257

Именно поэтому любой верующий монотеистической религии пытается завлечь в нее других — поскольку подсознательно он ощущает неспособность подняться до уровня свободного человека, не говоря о более высоком, вариант же отхода в сторону не рассматривается вообще. В результате ему остается только привлечь к себе других, дабы почувствовать себя правым на «основании» пословицы "2 000 000 леммингов не могут ошибаться".

(обратно)

258

Есть не общепринятый, но более точный термин: среднестадные люди.

(обратно)

259

Здесь нет противоречия с чертой архетипа "враг человеку". Обратите внимание, что «Человек» написал с большой буквы — т. е. имеется в виду отнюдь не любой среднестадный экземпляр. Сатана — враг чел-овечеству, а не разумным личностям, по воле случая имеющим человеческий генотип. Также см. стр. 47.

(обратно)

260

см. сноску на стр. 105.

(обратно)

261

Разумеется, Любовь здесь — не стандартная человеческая комбинация комплекса неполноценности, собственничества и похоти. У Кроули Любовь понимается метафизически как Mysterium Coniunctionis.

(обратно)

262

Сравните: "Я становлюсь частью Ада и Ад становится частью меня; отныне мы неразделимы." — Warrax, "Клятва Сатане".

(обратно)

263

Здесь не в смысле "подношения за блага", но "беспощадность к себе в саморазвитии и общем деле".

(обратно)

264

Хронозон — демон Хаоса, которого Кроули вызвал во время Алжирского Делания в 1909 г, основной аспект — разрушение.

(обратно)

265

Кстати, там же Дьявол выступает как Искуситель, которого надо отвергать. Тоже никак не соответствует сатанизму.

(обратно)

266

Не надо приписывать Кроули стандартное «понимание» добра/зла. К примеру, Liber V vel Reguli: "…наличие «Зла» (как безусловной и абсолютной категории) губительно для всякой философии; благодаря ему ум пребывает в рабстве у страха и освободится лишь тогда, когда перестанет различать понятия на этой основе"

(обратно)

267

Интересный факт: Кеннет Эгнер, участвовавший в организации Церкви Сатаны вместе с ЛаВеем, был принят в O.T.O., причем посвящен сразу в 9-ю степень. Многие члены O.T.O. одновременно являются членами CoS. После ухода из мира Антона Шандора ЛаВея лидер ложи O.T.O. в Швеции (самая большая в Европе), Frater N.A.R.L. опубликовал некролог в официальном издании "The Magical Link" (2, spring 1998).

(обратно)

268

Разумеется, и создатель учения может ошибаться, а не только его последователи. И даже — специально вводить в заблуждение.

(обратно)

269

Никто не говорит, что критиковать последователей — вредно. Просто не надо воспринимать это серьезно.

(обратно)

270

Термины «темный» и «светлый» в приложении к монаде инь/ян гораздо более условны, чем их применение в европейских философских системах.

(обратно)

271

Соответственно, четрверицу целостности дополняет Дао, получается система Дао => (Небо, Земля) => Человек.

(обратно)

272

Который при этом является Атманом. Упрощенно: Я = бог.

(обратно)

273

Интересно отметить еще такой аспект первоначального буддизма: в нем не просто нет поклонения богам (хотя существование их признается), но они игнорируются. Будде нет никакого дела до богов — весьма похвально с нашей точки зрения.

(обратно)

274

Не думаем, что такого взгляда придерживается большинство язычников. Но с точки зрения сатаниста это именно так. "Навь — это то, что было до и будет после".

(обратно)

275

Может возникнуть путаница с общепринятым "Тьма = Сатана, бог = Свет". Здесь, однако, Тьма — это Изначальный Хаос, из которого все организовалось.

(обратно)

276

Возможно, это связано с особенностями мировосприятия Запада и Востока. Если западная наука стремится все разложить на составляющие и анализировать, и рассматривает Тьму отдельно от Света, то восточная созерцательность воспринимает как единое целое весь мир, включая все сущности в нем, и в этом случае необходимость Тьмы для целостности мироздания очевидна. У обоих подходов есть свои преимущества и недостатки, но в плане философского мировоззрения даосизм и буддизм выглядят куда лучше монорелигий.

(обратно)

277

Либо, наоборот, чересчур перемудренные — со всеразличными Абсолютами всяческих мастей, включая безусловные нравственные императивы и т. д.

(обратно)

278

Еще лучше Навь иллюстрируется комплексными числами, ведь тогда она смотрится «богаче», т. к. видно, что большую часть ее составляют области, вообще не пересекаемые Явью. Просто эта книга рассчитана не только на математиков.

(обратно)

279

Это сентенция хорошо поясняет разницу между Путями Правой и Левой Руки. ППР предусматривает именно слияние с высшим, ПЛР же всегда предусматривает сохранение индивидуальности адепта, идет единение, но не слияние.

(обратно)

280

Этим определяется, кстати говоря, несовместимость сатанизма и буддизма, при всем нашем уважении к последнему как к мировоззрению.

(обратно)

281

Причем персонификацией дело не ограничивается: чтобы еще более облегчить восприятие, силы антропоморфируются. От реальности остается — кот наплакал и за собой вытер…

(обратно)

282

И тогда ставшему океаном уже не опасны цунами, ставшие его собственными движениями.

(обратно)

283

Тень — это две функции, которые лежат в Ид: ограничительная и демонстрационная; а также — компонента личности, содержащая то, что обычно не желает безоговорочно приспособляться к законам сознательной деятельности. Естественно, она имеет характерную антиобщественную направленность, поскольку социумом в первую очередь не одобряются именно индивидуалистические, эгоистичные желания, которые и отвергаются сознанием как "аморальные".

(обратно)

284

Нюанс: «А-общественный» (НЕ-общественный) для общества всегда выглядит как «АНТИобщественный». «Асоциальный» — верный термин в данном случае — как воспринимается? То-то же.

(обратно)

285

Nota bene: "христианская цивилизация" — это не обязательно засилье религии как таковой или теократия в чистом виде, но общество, основанное на христианском базисе, что мы и имеем сомнительное удовольствие наблюдать в так называемых "развитых странах". К сожалению, многие не понимают, что "общечеловеческие ценности" в их современном виде инспирированы именно христианством.

(обратно)

286

Несколько не по теме, но все же интересно сравнить с точки зрения психологии мифы о Прометее (язычество) и Люцифере (христианство): один и тот же поступок — бунт против бога — вызывает у верующих совершенно различное отношение. Впрочем, это легко каждый сделает самостоятельно, оценив заодно, какие мифы (языческие или христианские) лучше отражают стремление человека к свободе.

(обратно)

287

Естественно, полное осознание архетипа невозможно, в таком случае он перестанет быть архетипом, перейдя из бессознательного в область сознательного.

(обратно)

288

Здесь и далее в главе рассматриваются именно герметические философы, имеющие собственные теории познания. Дело в том, что, помимо них, существовало куда большее количество так называемых алхимиков-суфлеров, у которых не было философской базы, а было просто желание обогатиться — именно они и принесли алхимикам славу шарлатанов, пытающих превратить свинец в золото. "Ложные алхимики ищут только способ делать золото, а истинные философы жаждут науки. Первые делают краски, поддельные камни, а вторые приобретают знание вещей" — Беккер, Physica Subterranea.

(обратно)

289

Например, поиск алкагеста — идеального растворителя, который будет растворять все. А в чем его тогда содержать?

(обратно)

290

Возможно, кто-то не в курсе: в астрологии знаки Зодиака не совпадают с астрономическими. Они используются как условные обозначения — астрология не завязана на звезды, как бы это парадоксально не звучало для не разбирающегося в предмете. Деление тропического Зодиака на знаки определяется не созвездиями, а точками равноденствий и солнцестояний.

(обратно)

291

Сравните с Великой Пустотой буддизма.

(обратно)

292

В трактатах писалось Меркурий, а не Ртуть, здесь переведено, чтобы не возникало вопроса, почему химический элемент сравнивается с планетой.

(обратно)

293

Была введена в качестве третьего начала тернера Василием Валентином, Кунратом и Парацельсом. Ранее о ней писал Роджер Бэкон, но мимоходом. Однако, после Парацельса, уделявшего Соли специальное внимание, ей стало уделяться гораздо меньшее влияние, что показывает архетипичность именно системы двух Сил.

(обратно)

294

Здесь в значении Соли.

(обратно)

295

Напоминаем: это не имеет прямого отношения к химическому элементу Aurum.

(обратно)

296

А так же греческого Тифона.

(обратно)

297

Не путайте это с диалектикой Гегеля. Многогранность восприятия не приводит к абсурду гегелевской концепции "А равно не-А". "Когда гегельянец впадает в явное противоречие, тогда он говорит: "Теперь мы приходим к тому моменту, когда понятие переходит в свою антитезу". Хорошо было бы, если бы и на суде можно было так изворачиваться!" — А. Шопенгауэр

(обратно)

298

Первый Аркан носит название «Маг»: символ человеческой воли, действия индивидуума.

(обратно)

299

"Дурак". Иероглифом его служит стрела в колебательном движении, она отображает малость и незаметность колебаний, могущих, однако, привести к существенным впоследствии изменениям.

(обратно)

300

"Колесница". Иероглиф — стрела в прямом полете. Это первая из стрел Таро (см. нулевой Аркан и его символику). Здесь важно понимать, что стрела уже пущена, т. е. некий локальный выбор сделан и движение (к победе, завершению) начато.

(обратно)

301

Имя в своей этимологии и архетипе восходит к индийским Нагам (будут рассматриваться далее).

(обратно)

302

Толкование некоторым образом предвзятое, ибо зачем Дьяволу рабы? Но, во-первых, это традиционное толкование, важное с т.з. архетипики, а во-вторых, люди как раз в большинстве случаев ищут и находят себе господина, так что нарушений логики здесь нет. Другое дело, что не обязательно быть рабом — но это знание уже можно считать оккультным, как и то, что сатанисты обычно не относят себя к людям. Обратите внимание, что такое построение рисунка не является «единственноверным» — см. далее.

(обратно)

303

Если вспомнить, что вся работа посвящена архетипу Сатаны, а архетип — часть бессознательного, становится очевидно, что на цепи страстей человек держит себя сам. Для того чтобы освободиться, он должен избавиться от чел-овеческого в себе.

(обратно)

304

Кстати, первый аркан — Маг — у Кроули есть в трех вариантах, один из которых тоже достаточно рогат, но при этом «завязан» на окружающую среду, в то время как существо из XV аркана свободно.

(обратно)

305

Ибо он сам и есть Мир, Планета, Земля (стихия). Вспоминая язычество, Велес — Змей (но не крылатый!).

(обратно)

306

С т.з. высокодуховного христианского рая. "Реально существующая муха куда важнее предположительно существующего ангела" (c) Эмерсон

(обратно)

307

Вспомним, что мир часто ассоциировался с Сатаной целиком — вот и прорезаются древнейшие корни этого, если принять связку Змей/Сатана как достоверную.

(обратно)

308

Концепт Хаоса — единственный, который обладает "реально овеществленным" абсолютным признаком, и этот признак — полнота. Полнота возможностей Хаоса абсолютна. Так что и с этой точки зрения тоже следует, что Тьма была всегда, и лишь на каком-то этапе, совсем не необходимо (тут необходимость недоказуема, поэтому и отсекается бритвой Оккама) в ней возник Свет. Как одна из реализаций возможностей Хаоса…

(обратно)

309

Для исследователей бессознательного оно явно не хаотично, а обладает определенной структурой. В общем, не надо путать Хаос с банальным беспорядком. Хаос обладает своей структурой, но она неподвластна пониманию сущностями Порядка и невыразима в его категориях.

(обратно)

310

Для этих религий, разумеется.

(обратно)

311

Это слово имеет тот же корень, что и "левит".

(обратно)

312

Здесь просьба не путать магию в современном понимании и представления о магии на заре человечества, когда создавались эти легенды.

(обратно)

313

Вторая идея связана с первой теми же представлениями о магической связи, сохраняющейся между частями расчлененного тела. И эта связь использовалась для поддержании связи между людьми, кланами или объектами. Тут можно припомнить евреям сюжет с расчленением изнасилованной наложницы левита на 12 частей по числу израелевых колен. Есть и еще один мотивчик, но еще меньше касающийся нашей темы — заручение кровным родством с жертвой путем прохождения через нее или между ее частями. Словом, смысл тот же, что и в проползании между ногами всех женщин деревни у обитателей горных областей Новой Гвинеи.

(обратно)

314

Как вам параллель Дьявола с Фениксом?

(обратно)

315

Также его имя мелькает в процессе против маршала Франции Жиля де Рэ. Хотя основным опекуном Жиля назывался другой демон по имени Баррон, Белиал также там фигурировал.

(обратно)

316

Чтобы не было кривотолков, сразу объясним, что данная фраза не имеет никакого отношения к «сверхъестественному». Такое понятие бессмысленно по своему определению. То, что наука не может все познать в абсолюте, отнюдь не обозначает непознаваемость любого отдельно взятого факта или явления.

(обратно)

317

Вопрос крайне сложен — но по нашему мнению адекватно воспринимать Сатану человеки просто не могут; однако эта способность присутствует не только у сатанистов, но у всех сапиенсов, достаточно далеко отошедших от человечности.

(обратно)

318

И опять четыре элемента составляют целостную картину.

(обратно)

319

Так обычно на примитивном уровне восприятия понимают книги А.Ш. ЛаВея.

(обратно)

320

Обратите внимание, что «Сатана» здесь используется и как одно из Имен, и как общее название архетипа и эгрегора.

(обратно)

321

Сатана переводится как «противник», вы еще не забыли?

(обратно)

322

Термин «Путь» здесь не обозначает, что, идя по нему, нельзя идти по другому Пути. В действительности не существует "100 %-ной" принадлежности, это — всегда комбинация всех Стихий и Ликов. Кроме того, пропорции изменяются со временем и изменением цели.

(обратно)

323

Убедительная просьба не соотносить напрямую с "идеальным воином" К. Кастанеды.

(обратно)

324

Однако не стоит трактовать это как власть ради власти. Здесь власть является лишь инструментом работы на развитие эгрегора.

(обратно)

325

Метафора: Змей в Эдемском саду.

(обратно)

326

Не в смысле "дойти и успокоиться", а "стать de facto и продолжать развиваться".

(обратно)

327

Доктор медицинских наук (B. Clin. Med, M.D. PhD) Менгеле отнюдь не выводил в концлагере "улучшенную породу людей", как принято считать (хотя бы потому, что из «недочеловеков» сверхчеловека создавать нелогично), а просто ставил опыты на заключенных. Что характерно, результатами опытов пользуются во всем мире, несмотря на громкое "фу!" в сторону методов получения результатов. Разрабатывались же, к примеру, методики по согреванию пострадавших от гипотермии и по пересадке кожи. Другие достижения Dr. Mengele: установление взаимосвязи между малыми и существенными отклонениями фенотипа при наследственной патологии, близнецовый метод исследования в генетике человека, исследования токсических эффектов ряда соединений (угарный газ, фенол, формальдегид, цианиды, аконитин) с доказательством того, что действие данных соединений идентично на однояйцевых близнецах. Кроме того, он внес существенный вклад в теорию и практику переливания крови. И все это было сделано за каких-то три года (1942–1945). Вот как продвигают прогресс эксперименты на людях. На крысах, чтобы достичь подобных результатов, понадобились бы десятилетия, если не более. Разумеется, контингент для опытов подбирался некорректно, но мы говорим про науку или занимаемся морализациями на этические темы? Скажем, те же опыты можно проводить на преступниках либо умственно отсталых особях. И, обратите внимание, здесь нет получения удовольствия от жестокости — это есть лишь осознанная необходимость.

(обратно)

328

А многие ли в курсе, что сатанисты проводят магические ритуалы именно на собственной крови?

(обратно)

329

см. стр. 156

(обратно)

330

Поскольку любое магическое действие есть, прежде всего, изменение, оно попадает именно под юрисдикцию Сатаны. Это к вопросу о «белых», «серых» и прочих магах, которые все пытаются разобраться, кто кому сколько раз должен "ку!" делать в зависимости от цветовой дифференциации магических штанов.

(обратно)

331

Благодаря профанации термина «магия», причем не только в настоящем, но и на протяжении веков. Но лекции по оккультизму выходят за рамки данной работы.

(обратно)

332

Психология относится к Малой Магии (согласно классификации ЛаВея). Вообще «оккультный» переводится как "тайный, скрытый", а вовсе не какой-нибудь «сверхъестественный». Т. е. оккультисты — это те, кто владеет знаниями и практиками, неизвестными большинству.

(обратно)

333

Для воинствующих псевдоскептиков (сциентистов и кондовых материалистов): результат магической работы всегда можно объяснить "случайным совпадением", так что успокойтесь.

(обратно)

334

Термин ОЧЕНЬ условный — что имеется в виду ясно, а изобретать четкую терминологию ради одного нюанса бессмысленно. Впрочем, это даже не термин, а просто речевой оборот. К сожалению, человеческий язык слишком искажает первичную информацию, чтобы выразиться четко и однозначно.

(обратно)

335

Что и должно быть в случае соответствия нашего описания архетипу.

(обратно)

336

Кстати о фольклоре. Попробуйте вспомнить хотя бы одну русскую народную сказку, которая положительно отзывалась бы о христианстве.

(обратно)

337

Строго говоря, это слово еще языческого происхождения и представляет собой антоним к слову «богатый». Т. е. корень — один, значения — противоположные. Богатый — наделенный богами. Убогий — обделенный. Смысл тот же, который имел в виду Диоген Синопский, ответив обывателю, спросившему, верит ли он в богов: "Как же могу в них не верить, если тебя не могу назвать иначе, как богами обиженным". Но в православном искажении это понятие, действительно, приобрело значение "у бога на особом счету". Бьет — значит, любит…

(обратно)

338

Да и то, имея в виду богов из языческих пантеонов. Яхве и Аллах, судя по всему, красотой не особо блещут, если так упорно не показываются. А про Иешуа как "идеал красоты" и говорить смешно.

(обратно)

339

Что интересно — очень часто защитники традиций, норм, стандартизации и прочего приводят как аргумент тезис "ну нельзя же каждый раз рассматривать ситуацию как новую, надо иметь готовые решения на стандартные случаи!". Ну что можно сказать… Если тренироваться думать, то потом привыкаешь, и процесс становится безболезненным.

(обратно)

340

Есть много русских сказок, описывающих, как некто затеял тягаться с чертом, ведьмой и т. п., но украдкой крестится и вся сила его противников остается втуне. Однако здесь жест используется сугубо как магический, ни о каких призывах всевышнего и проч. речи не идет.

(обратно)

341

Здесь нет противоречия с написанным на стр. 69. Да, Дьявола подсознательно не хотели бояться, но при этом пропаганда церковников вызывала сознательный страх обитателей, который постепенно перетекал и в подсознание. А фольклорное, анекдотическое решение проблемы любой «страшилки» универсально и существует с древнейших времен. Всегда общественный юмор противостоял, и успешно противостоял общественному страху: анекдоты про Гитлера, Сталина, КГБ и пр. еще на памяти поколения, заставшего это в оригинале.

(обратно)

342

Согласно легенде, волшебник был евреем, в связи с чем эта легенда в свое время весьма способствовала антисемитизму.

(обратно)

343

Здесь Бог с большой буквы, так как это — персонаж. Также написано Зло (с большой буквы), когда имеется в виду соответствующий архетип и «зло» (в кавычках), когда речь о моральной категории.

(обратно)

344

При этом восприятие образа нуминозно. Характерной особенностью человеческой психики является ярко выраженная нуминозность переживания контактов с архетипами. Причем это относится не только к «темным» богам и т. п. — вспомните легенду о Семеле, влюбившейся в Зевса, и умершей при виде его величия, когда тот ей явился. Сатанинское же восприятие неизведанного не содержит страха.

(обратно)

345

См. 1-е Пет. 5:8. Однако лев не сыграл важной роли в иконографии Дьявола, так как этот образ христиане умудрились связать с Христом лично. Такая концепция, помимо психологического несоответствия смиренному Иисусу, выглядит попросту забавно на фоне времен начала нашей эры, когда христианами кормили львов на аренах.

(обратно)

346

Кстати говоря, эта выдающаяся часть лица в Средневековье часто весьма способствовала стереотипам евреев как слуг Сатаны. На руку этим представлениям играли и древние изображения Моисея с подобием рогов на голове (символом власти). Вообще, многовековая нелюбовь христиан к евреям весьма забавна, учитывая национальность христианского бога, который был явно не арийцем.

(обратно)

347

Понятия не имеем, почему в русских переводах обычно «кошка». У Киплинга в оригинале — именно кот.

(обратно)

348

Таково самое первое известное изображение — мозаика в Сан Аполлинаре Нуово в Равенне, где Христос отбирает себе овечек, оставляя Сатане козлищ. Сатана находится слева, что соответствует ПЛР. Забавно, что божий ангел, изображенный рядом совцами справа от Христа, одет в красные одежды. Дж. Б. Рассел в своей книге «Люцифер» дает в подписи к рисунку такое объяснение: "данный цвет обозначает огонь и вечный покой, в которых обитают ангелы". Идея кажется весьма странной, если вспомнить "озеро огненное" и вообще ассоциацию Сатаны с красным цветом. С нашей точки зрения символ огня в сочетании с изображением баранов скорее аллегорически изображает шашлык. Кстати говоря, на этом изображении Сатана носит такой же нимб, как ангел.

(обратно)

349

См. третий глаз у козла на изображении XV-го Аркана Таро у Кроули.

(обратно)

350

Гуны — это свойства, сочетание которых определяют качественную сторону любого предмета или явления. Всего гуны три: 1.Саттва — мудрость; 2.Раджа — активность; 3. Тамас — инертность.

(обратно)

351

Обратите внимание: и опять темный бог фактически приносит пользу людям, но — мимоходом, а не задаваясь такой задачей специально.

(обратно)

352

Интересная параллель: 81=92 (о значении девятки см. ЛаВея), а 72 — число нифилимов во многих гримуарах.

(обратно)

353

Имя Люцифера переводится как "несущий свет".

(обратно)

354

Боязнь умереть и желание жить — две большие разницы. Сатанизму присуще второе, но не первое. Не понимающие разницы могут помедитировать над тем, почему самураи, чьей концепцией было "Путь самурая — стремление к смерти", как провозглашалось в кодексе "Сокрытое в листве" и других канонах, не кончали жизнь самоубийством, пока к этому не толкало представление о долге. Или же над словами Фалеса, который также утверждал, что смерть не отличается от жизни, а когда его попытались зацепить словами: "Что же ты не умираешь", — ответил: "Именно поэтому".

(обратно)

355

Причечательно, что в тех случаях, когда он считается все-таки порожденным, он ведет свою родословную от Хаоса. В «Птицах» Аристофана излагается такой космогонический миф: Хаос порождает из себя Эреб и Ночь, которые, в свою очередь, порождают мировое яйцо, из которого появляется Эрос, который и вносит порядок в некоторой области — "из смеси всего порождает Землю, небо, море, богов и людей".

(обратно)

356

Кто еще противодействовал богу на равных, добился своего освобождения из плена рая, увел с собой треть персонала, выторговал себе контрибуцию в виде собственного царства — Ада, да еще и аннексировал территорию всей Земли? Это то, что следует из "официального источника", Библии, если отсеять пропаганду.

(обратно)

357

Как понимаете, здесь «божественный» употреблено в положительном смысле, как акцент на совершенство. «Духовный» тоже имеет соответствующее значение. В конце концов, сатанизму свойственно смотреть на содержание, а не на форму, а это цитата, а не наша формулировка.

(обратно)

358

Кстати, изначально добродетелью называли любое качество, которое кто-либо умел делать выше среднего, безразлично, лечить или убивать, главное — быть Мастером. Это уже потом, как всегда, значение исказили в идеологически нужном направлении.

(обратно)

359

"Разрушение не для созидания" — это последнее разрушение, после которого не останется ничего. Подобное разрушение несовместимо с Разумом.

(обратно)

360

Дионисий Ареопагит, Иоанн Скотт Эриуген и т. д. Сюда же можно отнести попытку Льва Шестова определить бога как "вселенский произвол" — чем не Хаос? Но, если подумать, то становится очевидно, что это всего лишь попытка приписать богу все, что существует (кроме «зла», исходящего от Дьявола), дабы не лишить его вездесущести и т. д. Иудеи были более честны — по их мифологии, от Яхве исходит все.

(обратно)

361

Nota bene: отдельная цитата из Перумова, удачно выражающая описываемую мысль, ни в коем случае не обозначает ни адекватности его произведений описанию Тьмы в целом, ни литературных качеств таковых.

(обратно)

Оглавление

Вступительное слово DoctoR'а

Предисловие ко второй редакции

Intro

Эпиграфы

Доисторическая эпоха

Язычество

Зороастризм

Иудаизм

Каббала

Гностицизм

Дьявол в христианстве

Манихеи, павликиане, богомилы, катары

Ислам

Литература Нового Времени

Психопатологические сущности и рецидив дуализма

Добро/Зло — мифы и реальность

Психологические корни архетипа

Qelhma: взгляд мистиков на Единое и Иное

Развитие психологического начала в различных мировоззрениях

Сера как символ алхимиков

XV Аркан

Ассоциация Змея с архетипом Сатаны

Хаос и Сатана

Оккультные нюансы трактовки

Филология и фольклор

Иконография Дьявола

Размышления на тему

Outro

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg