«О древнемъ обрядѣ»

О древнемъ обрядѣ.

Отмщу на князи и на домъ царскій и на вся оболченная во одѣянія чуждая. Словеса сія писаны у пророка Софонія во главѣ 1‑ой. Божественный пророкъ Софонія, чрезъ Святаго Параклита вдохновеніе, сія божественныя глаголы отрыгну. Сколь потщительно всякому вѣрному христіанину долженствуетъ притещи на исполненіе таковыхъ ужасно претительныхъ повелѣній! Сколь потребно всякому боголюбивому потщателю ужаснутися и вострепетати сицевыхъ гремящихъ отъ Божія лица гласовъ! Сколь трепетными сердцами внятельно лѣтствуетъ всякому послушати толь преужаснаго Божія прещенія и отмстительнаго праведнаго Его гнѣва! Глаголетъ бо чрезъ Своего преискренняго пророка: Отмщу, рече, на вся одѣявшіяся одеждою странною. О Божіяго, праведно посылаемаго на ны, гнѣва! О вѣчнаго Его правосудія! О преужаснаго Его наказанія. Толико одѣяніе странно Богу противно, яко Самъ со отмстительнымъ мечемъ Своего правосудія на таковыя продерзатели отмстити спѣшится, имый во устну Своею гнѣвъ изліятельнаго фіала, пущая стрѣлы Своея праведныя ярости на сицевыя законопреступники, вергая жезлъ наказанія на таковыя странныхъ одеждъ любители, попущая пріити на таковыхъ напастемъ и губительнымъ смертемъ, нашествіе ратемъ, погубленіе домовъ, отведеніе въ плѣнъ мужемъ и женамъ, юношамъ и дѣвамъ и оскверненіе дѣвственней чистотѣ и преданіе самой смерти, якоже Самъ, чрезъ пророка Исаію взывая, глаголетъ: Аще Мене послушаете, благая земли снѣсте; аще же не послушаете, мечъ вы поястъ. Тѣмъ-же различныхъ болѣзней скорбьми отъ Бога за то наказуеми бываемъ: ово гладомъ, ово же тлетворнаго духа нашествіемъ, ово же всякими смертными пораженіи, отъ Бога попущаеми, ранимся. Ино же въ скотѣхъ и имѣніяхъ отъ Создателя нашего попущаемся въ наказаніяхъ быти. Отъемлетъ бо сія отъ насъ утѣшенія, да, отъ того уцѣломудрившеся, пріидемъ въ раскаяніе и отвратимся отъ злыхъ путей нашихъ. Аще ли отъ того уцѣломудрени не обрящемся, то и на самихъ насъ отъ Него гнѣвоизліятельное наказаніе ниспосылается… Причина же всему таковому на насъ ниспосылаемому гнѣву нашего Создателя не иная кая, но токмо еже не послушати Его гласа, еже презирати Его Божіе повелѣніе, еже не устрашитися Его ужасно гремящихъ прещеній, якоже пророческими усты возглашаетъ, глаголя: Отмщу на вся одѣявшіяся одеждою странною. Аще убо симъ Богъ тако заповѣдуетъ, аще Владыка всея зримыя и незримыя твари страшно тако возглашаетъ, чесо ради, о любителіе странныхъ одѣяній, не ужаснетеся? чесо ради не содрогнетеся вашими сердцами? но окаянно тако безчувственніи обрѣтаетеся, любяще и красящеся нововыниклыми одеждами, щепетливыми (?) обущами, красноухищренными покровами, натираніемъ вапами своихъ ланитъ, ушареніемъ[1] своихъ власовъ, пущеніемъ надолзѣ оныхъ, подобящеся еллинскимъ онымъ на жертву закалаемымъ отрочатомъ?[2]

Любяще же сапози нѣмецкія, башмаки высокоустроенныя, еда можете, по Христову словеси, лакоть своего возраста приложити или волоса бѣлымъ или чернымъ сотворити? Не доволенъ ли вамъ отъ Бога дарованный возрастъ? не довольно ли устроенное отъ нашего Содѣтеля вашего лица лѣпотства на украшеніе? Вскую природную вашу, отъ Бога содѣланную, утварь не въ своеобразную вамъ сродность претворяете? Кіимъ убо лицемъ праведнаго Бога умолити подвигнетеся, иже чрезъ его устроеніе изгубисте оное? Которымъ тѣломъ потщитеся Ему угодни предстати, иже таковыми странными одеждами, Ему противными, украсисте оное? Кіими стопами притещи возусердствуете ко преблагому Врачу, иже ноги своя чуждыми вамъ, христіаномъ, обущами осквернисте? Коего благоуханія Христова насытитися возможете, иже Ему противнымъ благоуханіемъ, — паче же рещи, зловоніемъ, — посмрадисте свое тѣло? Идѣже бо вамъ Бога умилостивити подобаше, тамо гнѣвъ праведный, отъ Него ниспосылаемый, узрите. Идѣже бо вамъ, облеченнымъ во вретищахъ, плакати и молить Его благостыню, да отмщеніе Его мимо насъ грядетъ, отъ вашего же страннаго украшенія не ино что, но развѣ губительство, напасть, раззореніе и пагуба на человѣки и скоты ужасно изливается.

Тѣмъ-же желаете-ли Его, Божіе, на ны негодованіе утолити, убо угодная Ему сотворите — совлецытеся противныхъ вашихъ одѣяній и христіаномъ свойственная облецыте. Тако и насъ видя, всемогій Богъ, якоже и Іеремію и Езекію, во вретищахъ сѣдящихъ и молящихся о Израили, негли, всемилостивый, умилосердится. Совлецыте же не на краткое время, но во все время живота своего христіанскому жительству должная одѣянія употребляйте. Временное же паче Бога гнѣваетъ, якоже и песъ возвращаяйся на своя блевотины. Тако-же и другъ друга подтверждайте.

Посмотримъ же, сихъ обычаевъ ношеніевъ одѣяній [начало], откуду влечется, отъ древности или отъ новости. Но если въ древность вникнемъ, — въ древности, кромѣ противниковъ, сего не обрѣтаемъ. Аще ли въ новость око обратимъ, богато изобильную тѣмъ созерцаемъ: отъ себе вновѣ затѣяшася (т. е. новыниклыя одежды) и отъ иныхъ странъ собрани видятся привзятыя. Откуду находятся одежды черкесскія, аще не вновѣ проистекшія узрѣшася? Откуда прилетѣша къ намъ разлетай — картузы и аско́вы — шапочки, аще не отъ чуждихъ странъ? Откуду къ намъ заидоша сапоги нѣмецкія и курпы, аще не отъ иныхъ границъ? Откуду изъ — тиха подкатились башмаки высокоустроенныя, различными переводами ухищряемыя, аще не отъ западныхъ странъ? Откуду возвѣяло всякое нѣмецкое платье на бѣдныя россіяны и яко геенскою облече мглою, аще не отъ люторовъ и калвиновъ — адскихъ жителей? И что много глаголю, — откуду власъ долгихъ ращеніе? откуду косъ мужескому полу и париковъ ношеніе? Откуду всякихъ иностранныхъ прелестныхъ и мерзостныхъ не точію Богу, но и всякому боголюбивому мужу скверное обычаевъ употребленіе тако спѣшно вскочи въ россійскія сыны и дщери аще не отъ западныхъ краевъ свѣта? Отъ нихъ, яко закону ихъ навыкоша тако и обычаю ихъ научишася. Отъ таковыхъ убо новолюбителей и наши бѣдніи христіане навыкнути спѣшатся. Но пощади ихъ, Владыка Господь Богъ, отъ таковаго душегубнаго соблазну, да не когда отъ нихъ чрезъ царственнаго пророка реченный исполнится гласъ: Смѣсишася со языки и навыкоша дѣла ихъ (Псал. 105).

И діаволъ богоугоднымъ подвижникомъ въ таковомъ богопротивномъ образѣ мечташеся во очесѣхъ, якоже отъ житія преподобнаго Сергія Радонежскаго видѣти есть. Діаволъ бо (пишетъ тамо), со множествомъ вой бѣсовскихъ, явися ему сице: бяху во одеждахъ и шапкахъ литовскихъ и островерхихъ. Сице и діаволъ, супостатъ и ратникъ нашихъ душъ, является въ угодномъ ему литовскомъ, а не древле-россійскомъ, и всеспасительномъ и богоугодномъ одѣяніи. Внемлите же, откуду начало и корень имѣютъ своего изращенія инообычныя одѣянія. Да не уподобимся, таковыхъ ради обычаевъ, не точію иноязычникомъ, но и самому діаволу, предлагающему, якоже и рыбѣ удицу льщенія, таковыхъ противныхъ обычаевъ одѣянія, якоже сему нѣчто прикладно и Александрійскій архипастырь, взывая, глаголетъ: «Воистину, рече, удица діаволя различное ризъ украшеніе»! Аще же и не иностранныхъ обычаевъ украшеніе таковая діавольская есть удица льщенія, коль паче не будетъ льщенія, — паче же рещи, и діавольская изобрѣтенія, — таковыхъ богомерзскихь ризъ украшеніе! Не тоежде ли и мы пострадати имамы, елико тыя во ономъ пострадаша.

Мнози и невѣрніи языцы, незнающіи отнюдь Бога, како твердо своя обычаи держатъ безъ ущербу, якоже индіане, перси, китайцы, турцы и прочіе бесурмане, толь крѣпко своя обычаи сохраняютъ, яко и отстати отъ нихъ всяко не терпятъ. Христіане же, знающіи Бога и вѣдущіи, во вся законовъ смѣлостно вступати не воспящаются (?), но какій бы съ кія страны ни прилетѣлъ обычай въ ношеніи платья, со усердіемъ великимъ къ тому влекутся. Оле жалости! невѣрныхъ непостояннѣе въ томъ являются, ибо они къ нашимъ обычаямъ отнюдь не прилучаются; христіане же ниже въ грѣхъ тое поставляти неіщуютъ.

И прилоговъ явлено есть, яко не точію вѣрніи, но и невѣрніи въ премѣнѣ своихъ обычаевъ во иностранные плѣненіе, премѣненіе и расхищеніе своимъ государствамъ пострадаша, о чемъ въ Хрисмологіонѣ, въ толкованіи видѣнія пророка Даніила четыремъ звѣремъ, пишетъ: Десятый царь Дарій Кодоманъ, и послѣдній, егда на царство поставленъ бысть, тогда повелѣ премѣнити ножны меча своего и во образъ греческаго меча устроити. И абіе халдеи и волсви прорицаху, яко и царство его премѣнится въ тѣхъ, имъ-же уподобится оружіемъ; и тако исполнися по немногомъ времени. Поистинѣ примѣненіе одежды во многихъ исторіяхъ обрѣтается знаменіе быти премѣненію царства въ тѣхъ, имъ-же уподобляются. Да древнихъ историковъ оставимъ, — не зѣло древній творецъ[3] полякъ сице чрезъ два стиха о полякахъ написа: «Или народъ сей турковъ любитъ, понеже любить и ихъ одежды; или вещь сія имѣетъ злое предреченіе». И се исполнися творца онаго предреченіе, понеже поляцы въ нынѣшнихъ временехъ не токмо одежды своя, но и вооруженіе измѣниша. Хрисмологіонъ глава.

Тако-же и въ Священномъ Писаніи и святыхъ правилахъ и исторіяхъ многая обрѣтаемъ свидѣтельства и приклады, еже не носити иностранныхъ обычаевъ одеждъ и обущей и прочихъ не по христіански не имѣть украшеній, та-же, како и откуду вниде сей обычай[4]…

О галстукахъ, на шія нынѣ употребляемыхъ. Изъ кроника латинскаго. Въ лѣто 7083.

Бысть во Фряжской земли король, именемъ Евсписіанъ Нумеріановъ, зѣло славенъ во многихъ кралевствахъ западныхъ, вельми бысть гордъ и упойчивъ зѣло и немилосердъ ко всѣмъ подданымъ своимъ. И въ нѣкое время ближніи его сенатори, пришедше нощію въ ложницу его, вервьми спящаго его удавиша. Остася у него сынъ юнъ зѣло, именемъ Карлукъ, и егда возмужавъ и пріиде въ разумъ, и многими нѣмецкими королевствы одолѣ и во одержаніе взятъ; и воспомянувъ отца своего, яко нелѣпою смертію отъ сенаторовъ удавленъ бысть, и созва всю область свою и повелѣ всѣмъ, въ воспоминаніе смерти отца своего, на шіяхъ очевидно петли со удавкою носити, смертнѣ запретити (?). И того ради вси подданніи его носиша 12 лѣтъ. И по семъ собрашася вси вкупѣ сенатори и старѣйшины и биша челомъ о своемъ безчестіи, еже бы повелѣлъ сняти удавы и петли, яже отъ многихъ въ поносъ и уничиженіе быша. Король же едва умоленъ бысть, на милость преклонися и повелѣ, вмѣсто петлей, платы, — галстуки, — носити, дабы поминали смертоубійство отца его и впредь тако не чинили. И тако разыдеся и по инымъ ордамъ, еже бы шеи своя вязати удавою безчестною, яко красяся кровію королевою и превозносяся, яко честны быша(?), безуміемъ хваляся[5]:

О мушкахъ, женами на ланитахъ прилѣпляемыхъ. Изъ того же латинскаго кроника.

Жена нѣкая сенаторица бѣ, именемъ Карамша, имѣ мужа, аще и великославна, но, обаче, мягка нравомъ и не ухищрена. Оная же извыче быти въ воли своей и не творя правды мужеви своему, притяжа и прочихъ подруговъ себѣ, живый блудно. И по гнѣву отъ нѣкоего друга убіена бысть жестоцѣ, зане и на лицы ей знаки быша. Она же, зря себе въ срамотѣ лица, бысть въ бѣдности совѣсти своея (?), ухищряшеся, како бы утаенной быти случающейся вещи отъ своего господина, и отыде особь въ тайную ложницу свою и притвори на ся скорбь, повѣдая мужеви своему недугъ быти. Едина же отъ рабынь совѣта ея рече: «Вѣмъ, госпоже, нѣкую престарѣлую жену, та безбѣдну тя сотворитъ своимъ хитромысліемъ, да избавишися снѣдающія тя печали». Приведена же бысть злохитрая тая баба, умысли сотворити ей нѣкія червленныя лѣпки и веляше лице ей измыти, румянцы и вапы прилагая на лице, а на оныя знаки, — болячки, — червленицы прилѣпши. Она же, вземши зерцало, зря лица своего, дивляшеси, яко превзыде, рече, прирожденныя своея доброты. Что се бысть? Оная же потворница отвѣща: «Мушки явишася ти на лицы. Нынѣ да утолится лица твоего зазоръ. Дерзновенно взыди къ мужеви своему». И бысть тако. Мужъ же ея удивися, зане не бѣ, когда видѣ или гдѣ подъ таковою утварію лицемъ. Призва же оная подобныхъ себѣ отъ великогордыхъ женъ на увеселеніе. Оныя же, видѣвше се необычное, удивляхуся, поревновавше подъ таковою приправою быти лицъ своихъ. И сотворися тако всѣмъ оною женою Карамшею. И оттолѣ повсюду звашася: «Мушки се, мушки»[6].

Вижду и въ вашемъ честномъ совокупленіи возрастшія нѣкія весьма неблаголѣпотныя, пустынному сему, святоотеческихъ потовъ населенному, мѣсту неблагообразныя, такожде и чуждихъ законовъ нововозникшія обычаи, о которыхъ, оле моея жалости! можетъ чинъ и уставъ отеческій всяко разоритися, ибо украшаются постники и постницы не цѣломудріемъ, но блещащимися ризами украшаются, не кротостію и благоговѣинствомъ, но одеждами добрѣйшими: сарафанцами, шубками и рясками матерій дражайшихъ, покровцами широкими и треушками съ пухами изрядными и перевязочками широкопростертыми. О трепетнаго ужаса! Не токмо въ таковая дерзостная начинанія, кромѣ отеческаго уставленія, бѣдніи наши пустынножители вступити дерзнуша, но и въ новопрозябшія обычаи вторгнутися (оле нашего нерадѣнія!) осмѣлишася! Отсюду явишася на нашихъ пустынножителехъ шапочки нѣмецкихъ странъ на главахъ красящіяся. Отсюду проблескну въ нашей пустыни черкесскихъ одеждъ нововводный покрой. Отсюду нѣмецкихъ сапоговъ и высокоустроенныхъ башмаковъ ступаніе наша пустыня отъ нашихъ пустынниковъ и пустынницъ болѣзненно почувствовала. Отсюду власорастеніе, еллинскаго подобія горестное видѣніе, узрѣло наше Выгорѣцкое общежительство. Отсюду внѣшнихъ обычаевъ обряды и пирогощенія участишася по всей Выгорѣціи. Отсюду винопитія. Отсюду чаевъ учрежденія… Ахъ всесердечныя жалости! Во что наше жительство доспѣ!… — Отъ сего волны всякихъ бѣдъ и напастей окружаютъ ны. Отъ сего жезлъ наказанія посылается: настоятелемъ и пастыремъ отъ насъ отлученіе и отъятіе и овцамъ расхищеніе и погубленіе.

Како и въ Священномъ Божественномъ Писаніи, за несохраненіе, заповѣданнаго, всетрепетнаго не ужаснемся наказанія? Понеже Богъ не пощадѣ согрѣшающихъ въ первыхъ родѣхъ, еще до закона, при Нои общимъ потопомъ всю землю погуби, и въ Содомѣ и Гоморѣ соблудившихъ не пощадѣ, но огнемъ геенскимъ сожже. Израильтяне изъ Египта изведъ чрезъ Чермное море, аки по сусѣ земли, а послѣди за преступленіе и согрѣшеніе въ пустыни различными смертьми, изринувъ, погуби: овыхъ земли пожрети попусти, а овыхъ зміями, аки непотребныхъ, истрави. Обрати мысленное свое око и на прочія, исперва свѣтящіяся благочестіемъ, государства, — како и тыя за преступленіе Божія закона погибели предана быша: Іерусалимъ частое раззореніе и плѣненіе и въ Вавилонъ отвезеніе страждаше, послѣди же и конечно до основанія раззорися. Славная монархія Елладская и вся Палестинская страна и градъ возлюбленный преданъ бысть проклятому и безбожному туркѣ, худу и малу языку и не знающу Бога.

Воспомнимъ же и о Россійской землѣ, колико и тая страждаше, колико раззореніе храмовъ Божіихъ подъятъ, колико плѣнена бысть, колико оскверненія мужескій и женскій полъ отъ безбожныхъ языковъ получи, о чемъ посылаю читателей исторіи всероссійскія испытати. Мы же, краткость сего сочиненія лобызающе, тая свидѣтельствовати оставляемъ.

Помянемъ мы, бѣдніи, въ сія горько-слезная времена и про свою братію, старовѣрцевъ, въ Нижнемъ, и въ Ряпиной Мызѣ, во Псковщинѣ, и въ Копорщинѣ, и за россійской границей, въ Польшѣ, бывшія общежительства, яже за своевольное и беззаконное скаредное житіе, и за пьянства и за всякія новыхъ обычаевъ привнесенія, такоже и за частыя сопрѣніи и разсѣченіе разныхъ согласіевъ, како расточишася и разгнашася повсюду; а овіи и отъ благочестія, отлучишася. И всѣхъ оныхъ всемогій Богъ за оная беззаконія, аки вихремъ развѣя, искорени.

Убоимся и мы, бѣдніи, въ сей Выговской пустыни послѣдній христіане, да не впадемъ за наша къ Богу прегрѣшенія въ таяжде наказанія, яко и они предсказаніи болѣзненно пострадаша[7].

М. Успенскій.

Примечания

1

«Вапы», «шары» — краски; «ушареніе» — окраска.

2

Въ трактатѣ этомъ, ниже, на основаніи свидѣтельствъ изъ книгъ, доказывается, что обычай среди мужчинъ носить длинные волосы ведетъ свое начало отъ еллнновъ, приносившихъ будто бы въ жертву идоламъ своихъ дѣтей, отростивши у нихъ длинные волосы.  М. У.

3

Вѣроятно, здѣсь слово «творецъ» употреблено вмѣсто слова «поэтъ», такъ какъ послѣднее, въ переводѣ съ греческаго («ποιητής», отъ «ποιέω» — «дѣлаю»), прежде всего значитъ: дѣлатель, творецъ.  М. У.

4

Далѣе слѣдуютъ 5 главъ, — или «раздѣловъ», — заключающія въ себѣ свидѣтельства противъ неприличныхъ нарядовъ:

«Раздѣлъ 1‑ый. Яко-же въ ветхомъ законѣ святыми пророки, тако и въ новой благодати и въ Священномъ Писаніи одѣянія старнная носити въ великомъ запрещеніи суть».

«Раздѣлъ 2‑ый. Яко прежній пастыри и святіи богоносніи отцы не точію по попущаху нововводнымъ обычаямъ входу, но обличаху тыя и страдаху».

«Раздѣлъ 3‑ій. Яко святіи и богоносніи отцы не токмо нововводныхъ обычаевъ одеждъ запрещенію подложиша, но и на прелесть человѣкомъ свѣтло-необычными одѣяніи украшеніе не похвалиша».

«Раздѣлъ 4‑ый. О еже откуду и отъ кіихъ причинъ нѣкоторыя нововводныя обычаи привнидоша».

«Раздѣлъ 5‑ый. О носящихъ долгія власы».

Здѣсь печатаются два разсказа (о галстукахъ и мушкахъ) изъ 4‑го «раздѣла» и слѣдующее за 5‑мъ «раздѣломъ» обличеніе Выгорѣцкихъ пустынниковъ и пустынницъ; все же прочее пропускается.  М. У.

5

Мнѣ приходилось слышать, что старообрядцы и въ настоящее время манишки называютъ «бронями діавола».  М. У.

6

Въ книгѣ: «Абевега рус(с)кихъ суевѣрій, сочиненная М. Ч.» (М. 1786 г.), о происхожденіи мушекъ сообщается нѣсколько иная исторія, а именно: Одинъ государь спросилъ своего, происходившаго изъ незнатнаго рода, царедворца о причинахъ его быстрыхъ успѣховъ по службѣ. Царедворецъ отвѣтилъ, что этимъ онъ обязанъ дамѣ, благосклонностью которой пользуется уже 10 лѣтъ, хотя «ни имени не знаетъ, ни въ лице не видитъ, понеже всегда бываетъ взятъ (къ ней) изъ своего дома ночью съ завязанными глазами» и время проводитъ съ ней въ совершенно темной комнатѣ. Тогда государь, давъ царедворцу кусокъ адскаго камня, приказалъ ему сдѣлать дамѣ, при свиданіи съ нею, на лицѣ знакъ этимъ камнемъ. «Почитая своего государя», царедворецъ исполнилъ приказаніе, а государь на другой день послѣ этого назначилъ при дворѣ балъ, на который приказалъ просить всѣхъ дамъ «неотмѣнно». Получивши мѣтку на лицѣ, дама на другой день, проснувшись и увидя ее въ зеркалѣ, сначала не знала, что дѣлать: «на балъ ѣхать необходимо, а съ таковымъ знакомъ появиться мудрено»; «но острота разума женскаго» подсказала ей выходъ изъ затруднительнаго положенія: она мѣтинку скрыла подъ мушку. Увидѣвъ, что «мушка красоты лица не испортила», дама приказала приготовить нѣсколько мушекъ и разослала ихъ по своимъ знакомымъ дамамъ, съ извѣстіемъ, что «сію выдумку получила изъ другого государства и есть это новая мода». Когда же на балъ съѣхались всѣ дамы съ мушками, то государь распорядился, чтобы послѣднія были сняты и, такимъ образомъ, дама, благоволившая царедворцу, была открыта. «Сія исторія кончилась бракомъ, а мушки потомъ остались во всегдашнемъ употребленіи» (стр. 257 и слѣд.).  М. У.

7

Заслуживаетъ вниманія въ первомъ «раздѣлѣ» слѣдующее замѣчаніе о старообрядцахъ-поповцахъ: «Мнози отъ нихъ носятъ одежду нѣмецкую и глаголютъ, яко одежда ни спасетъ, ни погубитъ».  М. У.

Оглавление