«Творения и гимны»

Творения и Гимны

ЖИЗНЬ ПРЕПОДОБНАГО СИМЕОНА НОВАГО БОГОСЛОВА

Преподобный Симеон родился в Пафлогонском селении Галате от родителей знатных и богатых. Имя отцу его Василий, а матери Феофания. Из детства обнаруживал он как большия способности, так и нрав кроткий и благоговейный, с любовию к уединению. Когда подрос, родители отослали его в Константинополь к родным, не последним при дворе. Там он отдан был в научение и скоро прошел так–называемые грамматические курсы. Следовало переходить в философские; но он отказался от них, боясь увлечься во что либо непотребное по влиянию товарищества. Дядя, котораго он жил, не приневоливал его, но поспешил ввесть его на служебную дорогу, которая есть сама по себе довольно строгая наука для внимательных. Он представил его царям самобратиям Василию и Константину порфирородным, и те включили его в чин царедворцев.

Но преподобнаго Симеона мало занимало то, что он стал одним от царскаго синклита. На иное устремлялись его желания и к иному лежало его сердце. Еще во время учения он спознался со старцем Симеоном, котораго звали благоговейником, часто бывал у него и во всем пользовался его советами. Тем свободнее, и вместе тем необходимее было делать ему это теперь. Искренним его желанием было поскорее посвятить себя мироотречной жизни; но старец уговаривал его поиметь терпение, ожидая, пока созреет и глубже укоренится сие благое намерение его, потому что он был еще очень молод. Советами же и руководством не оставлял его, подготовляя его постепенно к иночествованию и среди мирской суетности.

Преподобный Симеон и сам по себе не любил поблажать себе, и при обычных трудах самоумерщвления, все свободное время посвящал чтению и молитве. Старец снабжал его книгами, сказывая, на что особенно должно в них обратить внимание. Однажды, вручая ему книгу писаний Марка подвижника, старец указал ему разныя в них изречения, советуя их обдумать повнимательнее и по ним направлять свое поведение. В числе их было и следующее: если желаешь иметь всегда душеспасительное руководство, внимай своей совести и неотложно исполняй, что она будет внушать тебе. Это изречение препод. Симеон принял к сердцу так, как бы оно исходило из уст самого Бога, и положил строго внимать и слушаться совести, веруя, что будучи гласом Божиим в сердце, она внушает всегда одно душеспасительное. С этих пор он весь предался молитве и поучению в Божественных Писаниях, бодрствуя до полуночи и питаясь только хлебом и водою, и их принимая лишь столько, сколько нужно для поддержания жизни. Так более и более углублялся он в себя и в область Божию. В это время сподобился он того благодатнаго просветления, которое сам описывает он в слове о вере, говоря будто о другом некоем юноше. Тут благодать Божия дала ему вкусить полнее сладость жизни по Богу и тем пресекла вкус ко всему земному.

После сего естественно было обнаружиться в нем сильному порыву к оставлению мира. Но старец не судил благом удовлетворить тотчас сему порыву, и убедил его еще и еще потерпеть.

Так прошло шесть лет. Случилось, что ему нужно было отлучиться на родину, и он пришел к старцу принять благословение. Старец хоть и объявил ему, что теперь время бы вступить в монашество, однакож не удерживал его от побывания на родине. Преподобный Симеон дал слово, что как только возвратится, так оставит мир. На дорогу в руководство взял он себе Лествицу св. Иоанна Лествичника. Прибыв на родину, он не увлекался делами житейскими, а продолжал ту же строгую и уединенную жизнь, к чему домашние порядки давали большой простор. Там вблизи была церковь, а подле церкви келлийца и недалеко от нея кладбище. В этой келлийце он затворялся — молился, читал и предавался богомыслию.

В одно время прочитал он в святой Лествице: нечувствие есть омертвение души и смерть ума прежде смерти телесной, — и возревновал навсегда изгнать из души своей эту болезнь нечувствия. С этою целию выходил по ночам на кладбище и там усердно молился, размышляя вместе о смерти и будущем суде, равно и о том, что стали теперь умершие, на гробах которых он молился, умершие, бывшие живыми подобно ему. К этому приложил он пост более строгий и бдение, более длительное и бодренное. Так возгревал он в себе дух жизни по Богу и горение ея держало его постоянно в состоянии сокрушеннаго умиления, недопускавшаго нечувствия. Если случалось, что подходило охлаждение, он спешил на кладбище, плакал и рыдал, бия себя в грудь, и не вставал с места, пока не возвращалось обычное умиленное сокрушение. Плодом этого образа действия было то, что образ смерти и смертности так глубоко напечатлелся в его сознании, что как на себя, так и на других он не иначе смотрел, как на мертвых. От этого никакая красота не пленяла его, и обычные движения плотския замирали при самом появлении своем, будучи пожигаемы огнем сокрушения. Плач сделался пищею для него.

Пришло наконец время возвратиться в Константинополь. Отец просил было его остаться дома, пока проводит его на тот свет; но увидев, куда стремилось пламенное желание сына, с любовию и охотным благословением простился с ним.

Время возвращения в Константинополь было для преподобнаго Симеона временем отречения от мира и вступления в обитель. Старец принял его с отеческими объятиями и представил игумену своей обители Студийской, Петру; но тот обратно отдал его на руки старцу же, сему великому Симеону благоговейнику. Приняв юнаго инока, как залог Божий, старец ввел его в одну небольшую келлийцу, похожую более на гроб, и там начертал ему порядки теснаго и прискорбнаго иноческаго жития. Он говорил ему: смотри, сын мой, если хочешь спастися, ходи в церковь неопустительно, и там стой с благоговейной молитвой, не обращаясь туда и сюда и не заводя ни с кем бесед; не ходи из келлии в келлию; не будь дерзновен, храня ум от блуждания, внимая себе и помышляя о грешности своей, о смерти и суде. — В строгости своей старец соблюдал однакож благоразумную меру, заботясь и о том, чтоб его питомец не имел пристрастия даже к строгим подвигам. Для чего иногда назначал ему послушания тяжелыя и уничижительныя, а иногда легкия и честныя; иногда усиливал его пост и бдение, а иногда заставлял его принимать пищу досыта и спать вдоволь, всячески приучая его к отречению от своей воли и своеличных собою распоряжений.

Преподобный Симеон искренно любил своего старца, чтил его как мудраго отца, и ни в чем ни на волос не отступал от его воли. Он так благоговел к нему, что целовал то место, на котором старец совершал молитву, и так глубоко смирялся пред ним, что не считал себя достойным приступить и прикоснуться к одежде его.

Такого рода жизнь не обходится без особенных искушений, и враг скоро начал строить ему их. Он напустил на него отяжеление и разслабление во всем теле, за которыми следовало разленение и омрачение мыслей до того, что ему казалось, будто он ни стоять не может, ни открыть уст своих на молитву, ни слушать церковной службы, ни даже возвесть ум свой горе. Уразумев, что это состояние не похоже ни на обычное от трудов утомление, ни на болезнь, преподобный вооружился против него терпением, нудя себя ни в чем себе не послаблять, а напротив напрягать себя на противное внушаемому, как на благопотребное средство к возстановлению своего обычнаго состояния. Борьба при помощи Божией и молитвах старца увенчалась победою. Бог утешил его таким видением: как облако какое поднялось от ног его вверх и разсеялось в воздухе, и он почувствовал себя бодрым, живым и столько легким, что будто не имел тела. Искушение отошло, и преподобный в благодарность Избавителю положил с этих пор никогда не присадиться во время богослужения, хотя это разрешается уставом.

Потом враг поднял у него — плотскую брань, смущая помыслами, тревожа движениями плоти, и во сне представлял ему срамныя воображения. Благодатию Божиею и молитвами старца прогнана и эта брань.

Далее поднялись родные и даже родители, с жалением уговаривая его умерить строгости, или даже и совсем оставить монашество. Но и это не только не умалило его обычных подвигов, а напротив усилило их в некоторых частях, особенно в отношении к уединению, устранению от всех и молитве.

Наконец враг вооружил против него братий обители, сподвижников его, которым не нравилась его жизнь, хотя они и сами не любили распущенности. С самаго начала одни из братий отнеслись к нему благосклонно и с похвалою, а иные неодобрительно, с укорами и подсмеиваниями, больше за глаза, а иногда и в глаза. Преподобный Симеон не обращал внимания ни на похвалы, ни на охуждения, ни на почитания, ни на безчещение, и строго держался установленных с совета старца своего правил жизни внутренней и внешняго поведения. И старец нередко подновлял свои ему убеждения быть тверду и терпеть все мужественно, особенно же стараться так настроивать душу свою, чтоб она паче всего была кротка, смиренна, проста и незлобива, потому что в таких только душах обыкла обитать благодать Св. Духа. Слыша такое обетование, преподобный усугубил свою ревность о жизни по Богу.

Между тем неудовольствия братий все росли и росли, число недовольных множилось, так что к ним приставал иногда и игумен. Видя, что соблазн усиливался, старец перевел своего питомца к славному тогда Антонию, игумену монастыря св. Маманта, ограничиваясь в своем руководстве наблюдением издали и нередкими посещениями. И здесь жизнь преподобнаго Симеона текла обычным уже для него порядком. Преспеяние его в подвижничестве, не только внешнем, но паче внутреннем, стало явным и подавало надежду, что и впредь ревность к тому не ослабеет в нем. Почему старец решился наконец сделать его полным монахом чрез постриг и облечение в схиму.

Это радостное событие обновило и усилило подвижническия добродетели преподобнаго. Он весь предался уединению, чтению, молитве и богомыслию; целую неделю вкушал одни овощи и семена, и только по воскресеньям ходил за братскую трапезу; спал мало, на полу, подстилая лишь овчину поверх рогожи; на воскресенье же и праздники совершал всенощныя бдения, стоя на молитве с вечера до утра и во весь потом день не давая себе отдыха; никогда празднаго не произносил он слова, но хранил всегда крайнее внимание и трезвенное самоуглубление; сидел все запертым в келлии, и если когда выходил наружу, посидеть на скамье, то казался будто облитым слезами и носил на лице отсвет молитвеннаго пламени; читывал наиболее жития святых и начитавшись садился за рукоделье — каллиграфствовать, что нибудь переписывать для обители и старцев или для себя; с первым ударом симандры, вставал и спешил в церковь, где со всем молитвенным вниманием прослушивал богослужебное последование; когда бывала литургия, он всякий раз причащался Св. Христовых Таин, и весь тот день пребывал в молитве и богомыслии; бодрствовал обычно до полуночи, и соснув немного, шел на молитвословие вместе с братиями в церковь; во время четыредесятницы пять дней проводил без пищи, в субботу же и в воскресенье ходил за братскую трапезу и ел, что подавалось для всех, спать не ложился, а так, склонившись головою на руки, засыпал на какой–нибудь час.

Два уже года прожил он так в новой для него обители, возрастая в добронравии и подвижничестве и богатясь ведением божественных таин спасения чрез чтение слова Божия и отеческих писаний, чрез собственное богомыслие и беседу с чтимыми старцами, особенно же с своим Симеоном благоговейником и игуменом Антонием. Эти старцы разсудили наконец, что время уже преподобному Симеону делиться и с другими стяжанными им сокровищами духовной мудрости, и возложили на него послушание — говорить в церкви поучения в назидание братий и всех христиан. Он и прежде, с самаго начала подвижничества, вместе с извлечением из отеческих писаний всего что считал для себя душеполезным, занимался и записыванием собственных мыслей, какия множились у него в часы богомыслия; но теперь такое занятие сделалось для него обязанностию, с тою особенностию, что назидание обращалось уже не к себе одному, но и к другим. Речь его обычно была простая. Ясно созерцая великия истины спасения нашего, он и излагал их понятно для всех, ни мало однакож не умаляя простотою речи их высоты и глубины. Его слушали с удовольствием и самые старцы.

Спустя немного, всегдашний его руководитель Симеон благоговейник возымел желание освятить его иерейским рукоположением. К тому же времени скончался игумен обители, и братия общим голосом на место его избрали преподобнаго Симеона. Так он за один раз принял и посвящение иерейское и возведен в игуменство от патриарха тогдашняго Николая Хрисоверга. Не без страха и слез принял он сии, будто бы повышения, на деле же бремена неудобоносимыя. Он судил о священстве и игуменстве не по видимости их, а по существу дела; почему и приготовлялся к принятию их со всем вниманием, благоговением и богопреданностию. За такое благонастроение он сподобился, как уверял после, в минуты рукоположения, особенной милости Божией, ощущения нисходящей благодати в сердце с узрением духовнаго некоего безвиднаго света, осенившаго и проникшаго его. Это состояние возобновлялось у него потом всякий раз, как он литургисал, во все сорок восемь лет его священства, как догадываются из его собственных слов о другом будто некоем иерее, с которым так бывало.

Потому, когда спрашивали его, что такое есть иерей и священство, он со слезами отвечал, говоря: увы, братие мои! Что спрашиваете вы меня об этом? Это такое дело, о котором и подумать страшно. Я недостойно ношу иерейство, но знаю хорошо, каким должен быть иерей. Он должен быть чист и телом, и тем паче душею, не запятнан никаким грехом, смиренен по внешнему нраву и сокрушен сердцем по внутреннему настроению. Когда литургисает, должен умом созерцать Бога, а очи вперять в предлежащие дары; должен сознательно сораствориться в сердце своем со Христом Господом, тамо сущим, чтоб иметь дерзновение сыновне беседовать к Богу Отцу и неосужденно воззвать: Отче наш. Вот что говорил св. отец наш вопрошавшим его о священстве, и умолял их не искать сего таинства, высокаго и страшнаго для самых ангелов, прежде чем придут в ангелоподобное состояние посредством многих над собою трудов и подвигов. Лучше, говорил он, каждодневно с усердием упражняйтесь в делании заповедей Божиих, каждую минуту принося искреннее покаяние Богу, если случится в чем согрешить не только делом и словом, но и сокровенным помышлением души. И этим способом можно каждодневно приносить Богу и за себя и за ближних жертву, дух сокрушен, молитвы и моления слезныя, сие сокровенное священнодействие наше, о коем радуется Бог, и приемля его в пренебесный жертвенник Свой, подает нам благодать Святаго Духа. Так учил он других, в таком же духе литургисал и сам; и когда литургисал, лицо его делалось ангелоподобным и таким проникалось светом, что нельзя было свободно смотреть на него, по причине исходившей от него чрезмерной светлости, как нельзя свободно смотреть на солнце. Об этом имеются неложныя свидетельства многих его учеников и неучеников.

Сделавшись настоятелем обители, первым делом имел преподобный поновление ея, потому что она во многих частях обветшала. Церковь, построенная еще Маврикием царем, была довольно исправна; но по обновлении обители он и ее где очистил, где обновил, постлал мраморный пол, украсил иконами, утварью и всем потребным. Между тем улучшил и трапезу и правилом положил, чтоб все ходили на нее, не держа особаго стола; а чтобы это вернее исполнялось, и сам ходил всегда на общую трапезу, не изменяя однакож обычнаго своего постническаго правила.

Стала умножаться братия, и он назидал их словом, примером и общим благоустроенным чином, ревнуя всех представить мужами желаний Богу Спасителю нашему. Самому ему Бог приумножил дар умиления и слез, которыя были для него пищею и питием; но он имел для них три определенных времени, — после утрени, во время литургии и после повечерия, в которыя он молился усиленнее с обильнейшим проливанием слез. Ум у него был светлый, ясно зрящий истины Божии. Он любил сии истины всею полнотою сердца. Почему, когда вел беседу частно или в церкви, слово его шло от сердца к сердцу и было всегда действенно и плодоносно. Он и писал. Нередко всю ночь просиживал он, составляя богословския разсуждения, или толкование Божественных Писаний, или беседы и поучения общеназидательныя, или молитвы стихами, или письма к разным ученикам из мирян и иноков. Сон не безпокоил его, равно как алчба и жажда и другия потребности телесныя. Все это долгим подвигом приведено в самую скромную меру и установилось навыком, будто закон естества. Несмотря однакоже на такия лишения, по виду он всегда казался свежим, полным и живым, как и те, кои вдоволь питаются и спят. Слава о нем и обители его проходила всюду и собирала к нему всех ревнителей настоящаго мироотречнаго жития. Он всех принимал, назидал и возводил к совершенству своим руководством. Многие из них со всем усердием брались за дело и успешно текли вслед учителя своего. Но и все представляли будто сонм безплотных ангелов, выну хвалящих Бога и служащих Ему.

Устроив так обитель свою, преподобный Симеон возымел намерение убезмолвиться, поставив для братии особаго игумена. Избрал он вместо себя некоего Арсения, многократно им испытаннаго и утвержденнаго в добрых правилах, в добром настроении сердечном и умении вести дела. Передавая ему бремя настоятельства, он в общем собрании братий дал достодолжное наставление ему, как править, а братиям, как состоять под его управлением, и испросив у всех прощение, удалился в избранную им безмолвническую келлию на неотлучное пребывание с единым Богом в молитве, богомыслии, чтении Писаний, в трезвении и разсуждении помыслов. К подвигам ему нечего было прибавлять. Они и всегда были в напряжении до возможной степени; но конечно руководившая его во всем благодать ведала, что в каком чине содержать ему благопотребнее в сем новом образе жизни, и внушала ему то. Дар учительства, прежде находивший удовлетворение в частных и церковных поучениях, теперь обратил все его внимание и труд на писание. Писал он в это время более аскетические уроки в виде кратких изречений, образец которых имеем в сохранившихся до нас его деятельных и умозрительных главах.

До конца однакож наслаждаться ненарушимым покоем не суждено было преподобному. Послано было ему искушение, и искушение сильное и тревожное, чтобы перегорел он и очистился окончательно в огне его. Старец его, Симеон благоговейник, духовный его отец и руководитель отошел ко Господу в глубокой старости, после сорокапятилетняго строгаго подвижничества. Преподобный Симеон, зная его труды подвижнические, чистоту сердца, к Богу приближение и присвоение и осенявшую его благодать Св. Духа, составил в честь его похвальныя слова, песни и каноны, и светло праздновал каждогодно память его, написав и икону его. Может быть, его примеру подражали другие в обители и вне обители, потому что он имел много учеников и чтителей среди иноков и мирян. Услышал об этом патриарх тогдашний Сергий и призвав к себе преподобнаго Симеона, разспросил о празднике и празднуемом. Но увидев, какой высокой жизни был Симеон благоговейник, не только не противился чествованию памяти его, но и сам стал принимать в нем участие, посылая лампады и фимиам. Так прошло шестнадцать лет. На память празднуемаго прославляли Бога и назидались его примерною жизнию и добродетелями. Но наконец враг поднял из–за этого бурю искушения.

Некто Стефан, митрополит Никомидийский, очень образованный научно и сильный в слове, оставя епархию жил в Константинополе и был вхож к патриарху и ко двору. Этот человек мира сего, слыша, как всюду хвалили мудрость и святость преподобнаго Симеона и особенно его дивныя писания, составленныя в научение ищущих спасения, подвигся завистию против него. Перелиставши его писания, он нашел их ненаучными и не риторичными; почему отзывался о них с презрением и отклонял от чтения их тех, кои любили читать их. От охуждения писаний он желал перейти к охуждению и самого преподобнаго, но ничего не находил в жизни его укорнаго, пока не остановился своим зломыслием на обычае его праздновать память Симеона благоговейника. Этот обычай показался ему противным порядкам Церкви и соблазнительным. С ним соглашались в этом некоторые из приходских иереев и мирян, и начали все они жужжать в уши патриарха и бывших при нем архиереев, возводя на праведнаго беззаконие. Но патриарх с архиереями, зная дело преподобнаго и зная, откуда и из–за чего идет это движение, не обращал на него внимания. Начавший однакож злое дело не успокаивался и продолжал распространять в городе неудовольствие по сему делу на преподобнаго, не забывая напоминать о нем и патриарху, чтоб и его склонить на то же.

Так около двух лет шла война между правдою преподобнаго и ложью Стефана. Последний все искал, не было ли чего в жизни чтимаго старца, чем можно бы было навесть сомнение на его святость, и нашел, что Симеон благоговейник иногда в чувствах смирения говаривал: ведь и со мною бывают искушения и падения. Эти слова он принял в самом грубом смысле и явился к патриарху с ними, как со знаменем победы, говоря: вот каков был тот, а этот чтит его, как святаго, и даже икону его написал и поклоняется ей. Позвали преподобнаго и потребовали у него объяснения по поводу взводимаго на его старца навета. Он отвечал: что касается до празднования в память отца моего, породившаго меня к жизни по Богу, твое святейшество, владыко мой, знает это лучше меня; что же касается до навета, то пусть премудрый Стефан докажет его чем либо посильнее того, что он говорит, и когда докажет, тогда я выступлю в защиту чтимаго мною старца. Сам я не могу не чтить моего старца, следуя заповеди апостолов и св. отцев; но других никого не склоняю на то. Это дело моей совести, а другие, как им угодно, так пусть и действуют. Этим объяснением удовольствовались, но дали заповедь преподобному праздновать вперед память старца своего как можно смиреннее, без всякой торжественности.

Так бы дело и кончилось, еслибы не этот Стефан. Ему покоя не давала безуспешность его нападков; и он все что–нибудь придумывал и привлекал преподобнаго к ответу и объяснениям, еще в продолжение шести лет. Между прочим он достал каким–то образом из келлии преподобнаго икону, где Симеон благоговейник написан был в сонме других святых, осеняемых благословляющим их Христом Господом, и добился от патриарха и его синода того, что они в видах мира согласились вычистить надпись над его ликом: святый. По этому поводу Стефан поднял по городу целое гонение на икону Симеона благоговейника, и подобные ему ревнители поступали с ним точь–в–точь так, как бывало во времена иконоборцев.

Движение это принимало все более и более безпокойный характер, и докучаниям по поводу его патриарху с архиереями при нем конца не было. Изыскивая способы водворить мир, они пришли к мысли, что к успокоению умов и удовлетворению Стефана может быть достаточно будет удаления из Константинополя преп. Симеона. Не видя, как он чествует своего старца, и другие станут забывать о том, а там и совсем забудут. Решив это, они велели преподобному найти себе другое место для безмолвия, вне Константинополя. Он с радостию на это согласился, любя безмолвие, которое так часто и с такими тревогами нарушалось в городе.

Где–то около Константинополя преподобный облюбил одну местность, где была ветхая церковка св. Марины, и поселился там. Владелец того места, некто из властных архонтов, Христофор Фагура, ученик и чтитель Симеона, очень был обрадован, услышав о таком выборе. Потому сам поспешил туда и совершенно успокоил отца своего духовнаго и помещением, и доставлением ему всего потребнаго. Мало того, по совету преподобнаго, он посвятил Богу всю ту местность и вручил ее ему для устроения обители.

Между тем в Константинополе чтители преподобнаго, узнав об удалении его, недоумели, почему это случилось. Преподобный написал им, как все было, прося их не безпокоиться о нем, уверяя, что все идет к лучшему и что ему на новом месте гораздо покойнее. Чтители его однакож, между которыми было не мало и знатных лиц, не хотели оставить его без заступничества. Почему явясь к патриарху, искали объяснения, не было ли чего в сем деле враждебнаго и неправеднаго в отношении к отцу их духовному. В успокоение их патриарх удостоверил их, что уважает преподобнаго и чтит старца его, и что сам одобрил празднование в память его, с одним только ограничением, чтоб это делалось не так торжественно. Что касается до удаления его, то оно было признано благопотребным, как средство для пресечения поднятаго в городе движения по случаю означенного празднования. Чтоб не осталось у знати никакого насчет этого сомнения, он пригласил их к себе в другой раз вместе с преподобным Симеоном, и в присутствии его повторил то же самое. Преподобный подтвердил слова патриарха, уверяя, что ничего не имеет ни против кого, тем паче против святейшаго владыки своего, вниманием коего всегда пользовался, и тут же испросил благословение на устроение замышленной уже им обители. Эти объяснения успокоили всех обезпокоенных удалением преподобнаго. Преподобный писал после мирное послание и к Стефану митрополиту, — и общий мир был возстановлен.

От патриарха преподобный с друзьями своими был приглашен сказанным Христофором Фагура, где они все сделали между собою сбор потребной на построение обители суммы. За тем спешно началось самое построение и хотя не без препятствий, скоро приведено к концу. Собрав новое братство и установив в нем иноческие порядки, преп. Симеон опять устранился от всего и сел на безмолвие с обычными ему подвигами и трудами, посвящая все время, кроме случайных бесед с нуждавшимися в совете, писанию назидательных слов, подвижнических наставлений и молитвенных гимнов.

С этого времени жизнь его текла спокойно до самаго конца. Созрел он в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова и явился богато украшенным дарами благодатными. Исходили от него касавшияся некоторых лиц предсказания, которыя оправдались делом; было, по молитвам его, не мало исцелений, которыя совершал он, повелевая помазывать болящих елеем из лампады, теплившейся пред иконою св. Марины.

Прошло тринадцать лет пребывания преподобнаго в новой обители его и приблизился конец жития его на земле. Почувствовав близость исхода своего, он позвал к себе учеников своих, дал им должныя наставления, и причастившись св. Христовых Таин, велел петь отходную, в продолжение коей молясь отошел, сказав: в руце Твои, Господи, предаю дух мой!

Тридцать лет спустя явились св. мощи его (в 1050 г., 5 Индик.), исполненныя благоуханий небесных и прославившияся чудотворениями. Память преподобнаго Симеона новаго Богослова полагается 12 марта, день кончины его.

Богомудрыя писания его сохранил и предал во всеобщее употребление ученик его Никита Стифат, которому поручил это сам преподобный, и который еще при жизни его переписывал их набело, по мере составления, и собирал воедино.

СЛОВА ПРЕПОДОБНАГО И БОГОНОСНАГО ОТЦА НАШЕГО СИМЕОНА НОВАГО БОГОСЛОВА [1]

СЛОВО ПЕРВОЕ

1. В чем состояло преступление Адамово? 2. Как по причине преступления его все люди сделались тленными и смертными? 3. Как милостивый и человеколюбивый Бог чрез домостроительство воплощения избавил род человеческий от тления и смерти? 4. И в чем состоит таинство креста и тридневнаго погребения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа?

1. Первозданный Адам, будучи в раю, впал, по внушению змия, в гордость и возмечтав быть богом, как сказал ему диавол, вкусил от древа, от котораго Бог повелел ему не ясти. За это предан он великим карам, — тлению и смерти, для смирения гордыни его. Но когда Бог осуждает на что, то дает и приговор, и приговор Его становится делом, и карою вечною, и уже никакой нет возможности уничтожить эту кару, бывающую по Божескому определению. Подумай же теперь: Адам согрешил великим грехом, потому что словам Бога не поверил, а словам змия поверил. Сравни Бога и змия, и увидишь, как велик был грех премудраго Адама. По великой мудрости своей он дал имена всем животным; но когда от всей души поверил он змию, а не Богу, то Божественная благодать, почивавшая в нем, отступила от него, так как он стал врагом Богу, по причине неверия, какое показал к словам Его. Адам подумал, что Бог позавидовал ему и не хотел, чтоб и он знал доброе и лукавое; и для того заповедал ему не вкушать от древа познания добра и зла, чтоб и он не стал богом, подобным Богу, создавшему его. И вкусил, и тотчас познал наготу свою, и вместо того, чтобы соделаться богом, стал тленным, и как тленный — смертным.

2. И вот, как видишь, приговор Божий пребывает навсегда карою вечною. И стали мы люди все и тленны и смертны; и нет ничего, что могло бы отстранить сей великий и страшный приговор. Когда же нет возможности отстранить этот приговор, то какая после этого польза от мудрости или от богатства, или от власти, или и от всего мира? Сего ради Всевышний Сын Божий, Господь Иисус Христос пришел, чтоб смириться вместо Адама, — и действительно смирил Себя даже до смерти крестныя. Слово же крестное, как говорит Писание, таково: проклят всяк висяй на древе (Гал. 3:13). — Адам, никакой не имея нужды, взял от плода онаго древа (от котораго Бог заповедал ему не вкушать, угрожая, что как только вкусит, умрет), вкусил, и умер. Надобно знать, что как человек имеет тело и душу, то смертей у него две: одна смерть души, другая — смерть тела; равно как и два безсмертия — душевное и телесное, хотя то и другое в одном человеке, ибо душа и тело один человек. Так душею Адам умер тотчас, как только вкусил, а после, спустя девятьсот тридцать лет, умер и телом. Ибо как смерть тела есть отделение от него души, так смерть души есть отдаление от ней Святаго Духа, Которым осеняему быть человеку благоволил создавший его Бог, чтоб он жил подобно Ангелам Божиим, кои, будучи всегда просвещаемы Духом Святым, пребывают неподвижными на зло. По этой потом причине и весь род человеческий соделался таким, каким стал чрез падение праотец Адам, — смертным, то есть по душе и по телу. Человека, каким создал его Бог, не стало более в мире; и возможности не было, чтоб стал кто–либо таким, каким был Адам до преступления заповеди. А необходимо было, чтобы такой человек был.

3. Итак Бог, желая иметь такого человека, каким в начале создал Адама, послал в последния времена на землю Сына Своего Единороднаго, и Он, пришедши, воплотился, восприняв совершенное человечество, чтобы быть совершенным Богом и совершенным человеком, и Божество имело таким образом человека достойнаго Его. И се человек! другаго такого не было, нет и не будет. Но для чего соделался таковым Христос? Для того, чтобы соблюсти закон Божий и заповеди Его, и чтобы вступить в борьбу и победить диавола. То и другое совершилось в Нем само собою. Ибо если Христос есть тот самый Бог, Который дал заповеди и закон, то как можно было не соблюсти Ему того закона и тех заповедей, которыя Сам дал? И если Он Бог, как и есть воистину, то как возможно было Ему быть обольщену или обмануту какою–либо хитростию диавола? Диавол, правда, как слепой и безсмысленный, возстал против Него бранию, но это попущено было для того, чтобы совершилось некое великое и страшное таинство, именно, чтобы пострадал Христос безгрешный и чрез то получил прощение Адам согрешивший. Для этого и вместо древа познания был крест, вместо ступания ног, которыми прародители шли к запрещенному древу, и вместо простертия рук их, которыя простирали они, чтобы взять плод древа, были пригвождены ко кресту непорочныя ноги и руки Христовы, вместо вкушения плода было вкушение желчи и оцта, и вместо смерти Адама смерть Христова. Потом что было? Лежал Христос во гробе три дня, ради таинства Пресвятыя Троицы, чтобы показать, что хотя воплотился и пострадал один Он — Сын, однако домостроительство это есть дело Пресвятыя Троицы. В чем же это домостроительство? Одно лице Св. Троицы, именно, Сын и Слово Божие, воплотившись, принес Себя плотию в жертву Божеству Отца, и Самого Сына, и Духа Святаго, чтобы благоволительно прощено было первое преступление Адама ради сего великаго и страшнаго дела, то есть, ради сей Христовой жертвы, и чтобы силою его совершалось другое новое рождение и возсоздание человека во святом крещении, в коем и очищаемся мы водою, срастворенною с Духом Святым. С того времени люди крещаются в воде, погружаются в нее и вынимаются из нея три раза, во образ тридневнаго погребения Господня, и после того, как умрут в ней всему этому злому миру, в третьем вынутии из нея являются уже живыми, как бы воскресшими из мертвых, то есть, души их оживотворяются и опять приемлют благодать Св. Духа, как имел ее и Адам до преступления. Потом (крещеные) помазуются св. миром, и посредством его помазуются Иисусом Христом, и благоухают преестественно. Сделавшись таким образом достойными того, чтобы быть общниками Бога, они вкушают плоть Его и пиют кровь Его, и посредством освященных хлеба и вина, соделываются сотелесными и сокровными воплощшемуся и принесшему себя в жертву Богу. После сего уже невозможно, чтобы над ними господствовал и тиранствовал грех, яко над богами по благодати. Так как Адам подпал клятве, а чрез него и все люди, от него происходящие, приговор же об этом Божий никак не мог быть уничтожен; то Христос бысть по нас клятва, чрез то, что повешен был на древе крестном, чтоб принести Себя в жертву Отцу Своему, как сказано, и уничтожить приговор Божий преизбыточествующим достоинством жертвы. Ибо что больше и выше Бога? Как во всем этом видимом творении нет ничего выше человека, ибо все видимое и сотворено для человека; так Бог несравненно выше всего сотвореннаго, и ничто не может идти с Ним в сравнение, ни вся видимая и невидимая тварь. Таким образом Бог, Который есть несравненно выше всего видимаго и невидимаго творения, восприял естество человеческое, которое есть выше всего видимаго творения, и принес его в жертву Богу и Отцу Своему. Устыдившись такой жертвы, скажу так, и почтив ее, Отец не мог оставить ее в руках смерти; почему уничтожил приговор Свой и воскресил из мертвых во–первых и в начале Того, Кто дал Себя в жертву, в искупление и в замен за сородных ему человеков, — а после, в последний день скончания сего мира, воскресит и всех людей. Впрочем души тех, которые веруют в Иисуса Христа, Сына Божия, в сию великую и страшную жертву, Бог воскрешает в настоящей жизни, и знамением сего воскресения служит благодать Св. Духа, которую дает Он душе всякаго христианина, как бы другую душу. Такая душа христианина потому называется и верною, что ей вверен Святый Дух Божий, и она прияла Его, — Дух Божий, Который есть жизнь вечная, так как Св. Дух есть Бог вечный, исходящий из вечнаго Бога и Отца.

4. Поелику таким образом крест соделался как бы жертвенником сей страшной жертвы, ибо на кресте умер Сын Божий за падение людей, то справедливо крест и чтится и поклоняем бывает, и изображается, как знамение общаго всех людей спасения, чтобы покланяющиеся древу креста освобождались от клятвы Адамовой и получали благословение и благодать Божию на делание всякой добродетели. Для христиан крест — величание, слава и сила: ибо вся наша сила в силе распеньшагося Христа; вся грешность наша умерщвляется смертию Христа на кресте, и все возвеличение наше и вся слава наша в смирении Бога, Который до того смирил Себя, что благоволил умереть даже между злодеями и разбойниками. По сей–то причине христиане, верующие во Христа, знаменуют себя знамением креста не просто, не как попало, не с небрежением, но со всем вниманием, со страхом и с трепетом и с крайним благоговением. Ибо образ креста показывает примирение и содружество, в какое вступил человек с Богом. Посему и демоны боятся образа креста, и не терпят видеть знамение креста изображаемым даже и на воздухе, но бегут от этого тотчас, зная, что крест есть знамение содружества человеков с Богом, и что они, как отступники и враги Богу, удаленные от божественнаго лица Его, не имеют более свободы приближаться к тем, кои примирились с Богом и соединились с Ним, и не могут более искушать их. Если и кажется, что они искушают некоторых христиан, да ведает всякий, что это борют они тех, которые не познали, как следует, высокаго таинства креста. Те же, которые уразумели сие таинство и на самом деле опытно познали власть и силу, какую имеет крест на демонов, познали также, что крест дает душе крепость, силу, смысл и божественную мудрость, — эти с великою радостию восклицают: мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте Господа нашего, имже мне мир распяся и аз миру (Гал. 6:14). Итак, поелику знамение креста велико и страшно, то всякий христианин имеет долг совершать его со страхом и с трепетом, с благоговением и вниманием, а не просто и как попало, по привычке только и с небрежением: ибо по мере благоговения, какое кто имеет ко кресту, получает он соответственную силу и помощь от Бога, — Коему слава и держава, во веки. Аминь.

СЛОВО ВТОРОЕ

1. О том, что естество человеческое чрез воплощение Сына и Бога–Слова приходит опять в благобытие, то есть, в то доброе и божественное состояние, в каком было оно до преступления Адамова. 2. Также о законе естественном, писанном и духовном. 3. Еще о том, каким способом может кто придти в благобытие. 4. И какия дела делая, можем мы войти в царствие небесное.

1. Поелику естество человеческое потеряло свое благобытие, чрез преступление Адамово, то необходимо узнать нам, что такое был Адам прежде потери благобытия, и в чем состояло это благобытие, или то доброе и божественное состояние, какое имел человек прежде преступления. Св. отцы говорят нам, что Бог соделался человеком для того, чтобы чрез вочеловечение Свое опять возвесть естество человеческое в благобытие. Почему надобно нам узнать, каким это образом, чрез воплощенное домостроительство Христово, человек опять приходит в благобытие.

Бог в начале, когда создал человека, создал его святым, безстрастным и безгрешным, по образу и подобию Своему; и человек точно был тогда подобен Богу, создавшему его. Ибо святый, безгрешный и безстрастный Бог и творения творит святыя, безстрастныя и безгрешныя. Но поелику непременяемость и неизменяемость есть свойство одного безначальнаго и несозданнаго Божества, то созданный человек естественно был пременяем и изменяем, хотя имел способ и возможность, при помощи Божией, не подвергнуться пременению и изменению.

Так свят был человек и, как святый, не имел нужды ни в каком законе: ибо для праведника закон не нужен. Какая нужда в законе для святаго, безстрастнаго и чистаго? Закон повелевает делать добро и не делать зла. Но Писание говорит, что виде Бог вся, елика сотвори, и се добра зело (Быт. 1:31). Итак поелику все было добро зело, то какая была нужда человеку в научении, что хорошо, и что не хорошо? Поелику не было ничего, что не было бы крайне хорошо, то и не имел нужды в законе божественный оный человек.

2. Впрочем поелику в его власти было вкушать от всякаго древа райскаго, еще же и от самаго древа жизни, то ему дана была заповедь не вкушать от одного только древа, чтобы знал, что он пременяем и изменяем, и остерегался, и пребыл навсегда в том добром и божественном состоянии. Бог теми словами, какия сказал ему, давая заповедь, что если вкусит, умрет, давал ему разуметь, что он пременяем и изменяем.

Так — тогда, в раю, не нужен был закон, ни писанный, ни духовный. Но после того, как человек вкусил от того запрещеннаго древа и умер горькою смертию, то есть, отпал от Бога и подвергся растлению, — тогда, чтобы совсем не отпал он от всякаго добра (так как зло сильно распространилось в роде человеческом и тиранило его насильственно, по причине бедственнаго разслабления, какому подвергся он вследствие растления), дан был ему закон, чтоб показывал, что хорошо, и что худо. Ибо человек стал слеп, вышел из ума и обезмыслел; почему и имел нужду в научении, как написано в Псалмах: открый очи мои и уразумею чудеса от закона Твоего (Пс. 118:18). Вразуми мя и научуся заповедем Твоим (Пс. 118 73). Видишь, в какое жалкое состояние пришел человек, и как потому имел нужду в писанном законе? Ибо после того, как пал он, не мог уже ведать даже и этого мира, еслиб прежде не был свыше от Бога просвещен ведением относительно его.

После же, когда пришел Христос и так тесно соединил в Себе божество с человечеством, что два сии, крайне разстоящияся, то есть божество и человечество, стали единым лицем, хотя пребывали неслиянными и несмешанными, — с того времени человек сделался уже как бы светом, чрез соединение с оным, первым и невечерним светом Божиим, и не имеет более нужды ни в каком писанном законе, потому что божественная благодать Иисуса Христа, пребывающая с ним и в нем, плодоприносит ему благобытие, то есть любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость и воздержание. Почему Апостол Павел, перечислив такие плоды Св. Духа, и говорит в конце: на таковых несть закона (Гал. 5:22, 23): ибо для праведника не требуется закон. Кто же не имеет еще таковых плодов Св. Духа, тот и не Христов, как говорит Апостол: аще кто Духа Христова не имать, сей несть Егов (Рим. 8:9). Такому надлежит подвизаться и постараться о том, чтобы соделаться Христовым, да не тщетно верует во Христа, — в каком случае Христос не пользует ему ничтоже. Все старание и весь подвиг его должен быть обращен на то, чтобы стяжать Дух Христов, и таким образом приносить плоды Духа Святаго: ибо в этом и состоит духовный закон и благобытие.

3. Если же человеческое естество приходит опять в благобытие, как было первоначально, чрез воплощение Христово, и нет никакого другаго способа и никакой другой силы, или мудрости, или труда и подвига, чтоб человеческое естество опять пришло в благобытие и стало как было первоначально сотворено, но находится единственно в руке Бога, давшаго ему бытие, и то, чтоб даровать ему благобытие, и другим способом этому быть никак нельзя; то какая нужда тщетно трудиться, подвизаясь ради сего одними своими подвигами, чтениями, злостраданиями, томлением себя алчбою, жаждою и бдениями? И если такия и толикия злострадания бывают тщетны и безполезны для того, кто не ведает великаго онаго таинства (спасения), то на каждом христианине лежит долг научиться ему и познать его, чтоб не потрудиться понапрасну в тех злостраданиях и не попустить погибнуть (и при них) душе своей, что бедственнее всякаго другаго бедствия. Ибо все такия и толикия злострадания должны быть подъемлемы не для того, чтоб придти в благобытие, но для того, чтоб сохранить благобытие, какое приняли мы прежде чрез святое крещение, так как сокровище сие трудно–хранительно, и нам надлежит добре внимать, да сохраним оное, как сказали Св. отцы. И в будущей жизни христианин не будет испытуем, отрекся ли он мира, постился ли, совершал ли бдения, молился ли, плакал ли и другия какия совершал ли в настоящей жизни дела добрыя, но будет тщательно испытуем, имеет ли он какое–либо подобие Христу, как сын отцу, как говорит и Павел: чадца мои, имиже паки болезную, дондеже вообразится в вас Христос (Гал. 4:19). Ибо которые во Христа крестятся, во Христа облекаются (Гал. 3:27).

4. Те, которые хранят врата царствия небеснаго, если не увидят в христианине подобия Христу, как сына отцу, никак не отворят ему их и не дадут войти. Ибо как подобные ветхому Адаму, преступившему заповедь Божию, пребывают вне царствия небеснаго, не смотря на то, что они нисколько невиновны в том, что подобны праотцу Адаму; так и христиане, подобные новому Адаму, отцу их Христу, входят в царствие небесное, при всем том, что то, что они подобны Христу, не есть собственное их дело; так как это совершается посредством веры, какую восприемлют они во Христа.

Подобие же Христу составляют истина, кротость, правда, и вместе с ними смирение и человеколюбие. Истина зрится во всех словах, а кротость во всех противословиях; потому что кроткий, похвалами ли окружен или порицаниями, хранит себя безстрастным, и ни похвалами не превозносится, ни порицаниями не огорчается. Правда зрится во всех делах: ибо как определяем мы тяжесть вещей посредством весов, и как узнаем качество золота чрез потирание его о камень, так ни в каком начинании не выходим мы из пределов правды, если при этом содержим в памяти те меры (способы измерения, или весы), какия даровал нам Господь наш (заповеди). Смирение есть как бы неокрадомая сокровищница, устрояемая в том уме, который носит убеждение, что только силою благодати, приемлемой от Христа, имеются в нем показанныя добрыя качества, то есть истина, кротость и правда. Человеколюбие есть подобие Богу, так как оно благотворит всем людям, и благочестивым и нечестивым, и добрым и злым, и знаемым и незнаемым, как и сам Бог всем благотворит, возсиявает солнце на праведныя и неправедныя, дождит на злыя и благия. Итак те, которые прияли сие от Христа, от Него имеют подобие Ему, как сын от отца имеет подобие отцу, потому что сын не бывает иначе, как из естества отца своего. Для того Бог соделался человеком, и чрез такое соединение Божества с человеческим естеством царствует Божество над естеством человеческим, как написано: наляцы, и успевай, и царствуй истины ради и кротости и правды (Пс. 44:5). Таким образом над кем не восцарствовал Христос чрез те добродетели, о которых мы сказали, тот неподобен Христу, как отцу, и недостоин внити в царствие небесное. Воистину так есть. Почему излишни все прочие подвиги, если не бывают ради их. Постараемся же и мы, братие, соделаться подобными Христу посредством тех добродетелей, да сподобимся царствия Его. Ему слава и держава во веки. Аминь.

СЛОВО ТРЕТЬЕ

О том, что нам надлежит испытать самих себя, имеем–ли мы блаженства Христовы, потому что они (добродетели, ими указываемыя) суть знак печати (Христовой).

Братие мои возлюбленные! Если кто из нас не запечатлен и не имеет на себе печати Господа нашего Иисуса Христа, да течет наискорейше, чтоб запечатлеться; если не имеем знамения благодати Святаго Духа, да подвизаемся всяким образом, чтоб восприять его. Ибо смерть не властвует над душами, которыя запечатлены всепречистою кровию Христовою и благодатию Всесвятаго Духа, и волк мысленный, диавол, не стерпевает воззреть (отворачивается) на печать пастыреначальника Христа, которою печатлеет Он овец Своих. Да, братие мои христиане, не стерпевает. Сего ради потщимся всеусердно делать все дела, какия угодны Христу, да сподобимся запечатления от Него, чтоб без боязни прейти прочее время жизни нашей; и не это только, но да восприимем милость от Него и достойными соделаемся изведать таинства Христа, изведать, говорю, не словом только, или слухом и преданием, но делом и действенностию.

Как же делом изведывает кто таинства Божии? — Внемли, да разумеешь. Иисус Христос говорит во святом Евангелии: блажени нищии духом, яко тех есть царство небесное (Мф. 5:3). Слыша это, должны мы подумать в уме своем и хорошо изследовать самих себя, таковы ли мы, т. е. нищи ли мы духом, чтоб царство небесное было собственно нашим, и столько собственно нашим, чтоб мы в чувстве души были удостоверены, что стяжали уже царствие небесное и имеем богатства его верно, так что чувствуем без всякаго сомнения, что находимся внутри его, и веселимся наслаждаясь благами, кои находятся там внутри. Ибо Господь говорит нам, что царствие небесное внутрь нас есть. Знамение же и доказательство, показывающее, что царствие небесное истинно есть внутрь нас, есть следующее: если мы не похотствуем никаких привременных благ мира сего, ни богатства, ни славы, ни удовольствий и никакого мирскаго или плотскаго услаждения, но удаляемся от всего этого и отвращаемся всею душею и всем сердцем, столько, сколько возвеличенные царскою честию и властию удаляются от вращающихся в блудилищах, и сколько привыкшие носить чистыя одеяния и намащаться мирами и благоуханиями отвращаются от нечистых мест и зловония. А кто не отвращается от всего этого, но имеет пристрастие к чему–либо из того, о чем мы сказали, тот ни видел царствия небеснаго, ни обонял, ни вкушал сладости и благоухания его.

И опять говорит Христос: блажени плачущии, яко тии утешатся. Посмотрим же опять и изследуем, имеем ли мы плач, и что это за утешение, которое, как говорит Господь, последует за плачем? Прежде сказал Он, что блаженны нищие духом, потому что их есть царствие небесное. Нищие же духом не имеют, как мы сказали, никакого пристрастия к благам мира сего, и не помышляют о них с услаждением, но ненавидят их и отвращаются от них. Итак кто презрел весь мир, кто отдаляется от него самым помыслом паче, нежели телом, и не имеет похотения ни к какому из видимых благ, тот чем мирским может быть опечален или обрадован? И тому, кто имеет царствие небесное и веселится внутри его каждодневно, как возможно плакать? К тому же Господь сказал, что те, которые плачут, приемлют утешение. Но внемлите, прошу вас, да уразумеете силу слова сего.

Верный человек, добре всегда внимающий заповедям Божиим, когда творя все, что требуют заповеди Божии, помыслит о высоте их, то есть о том непорочном житии и чистоте (какия оне изображают), тогда, изследуя меру свою, найдет себя крайне немощным и безсильным достигнуть оной высоты заповедей, найдет, что он крайне нищ и недостоин принять Бога, или возблагодарить Его и прославить (упокоить в себе), так как не стяжал еще в собственность себе никакого блага (не чем упокоить). Но таковый, помышляя о всем, сказанном мною, с чувством душевным, без всякаго сомнения восплачет плачем оным, который есть воистину наиблаженнейший плач, приемлющий и утешение и делающий душу кроткою. Утешение и радость, которыя раждает плач, суть залог царствия небеснаго. Вера есть уповаемых извещение, как говорит божественный Павел, а утешение бывающее в тех душах, кои плачут от облистания и освещения Святаго Духа, есть присутствие Бога, дарующаго им ради плача смиренномудрие, которое называется и семенем и талантом: потому что растет и множится в тридцать, шестьдесят и сто в душах подвизающихся и приносит Богу святый плод дарований Святаго Духа.

Где истинное смирение, там и глубина смиренномудрия; где смиренномудрие, там и возсияние Святаго Духа; где возсияние Св. Духа, там обильное излияние света Божия, и Бог с премудростию и ведением таин Его; где это, там царствие небесное, и сознание царствия, и сокровенныя сокровища боговедения, в которых и явление духовной нищеты; где чувство духовной нищеты, там радостотворный плач и непрестанныя слезы, которыя очищают душу от всяких люблений и пристрастий и делают ее всю световою.

Когда же просветится таким образом душа и уведает добре Владыку своего и Бога, тогда начнет она со всем усердием плодоприносить в себе и прочия добродетели Ему и Христу Господу. И подобает так. Ибо будучи всегда напаяема и питаема слезами, всецело погашает она в себе гнев, и соделывается вся кроткою и неподвижною на серчание, и тогда алчет и жаждет, то есть, сильно желает и ищет узнать оправдания Божии и приобщиться их, а вместе с сим становится милостивою и сострадательною. От всего же этого опять делается чистым сердце ея, и приходит созерцание Бога, и чисто зрит славу Его, по обетованию Его: яко тии Бога узрят. А те, у коих души таковы, суть воистину миротворцы и нарицаются сынами Божиими, кои чисто ведают Отца своего и Владыку и любят Его от всего сердца своего, терпя ради Его всякую тяготу и скорбь, когда бывают поносимы, укоряемы и теснимы за праведныя заповеди Его, кои повелел Он нам соблюдать, когда бывают всячески оскорбляемы и гонимы, и переносят всяк зол глагол, какой лжуще изрыгают против них, ради имени Его святаго, радуясь, что сподобились приять безчестие от людей за любовь к Нему.

Узнали–ль теперь, братия мои, истинное отпечатление печати Христовой? Уразумели–ль, верные, в каких признаках обнаруживается верность христианина? Поистине одна только есть печать Христова — осияние Духа Святаго, хотя много есть видов воздействий Его и много знамений силы Его. Первейшее всего другаго и необходимейшее есть смирение, так как оно есть начало и основание. Ибо говорит Бог: на кого воззрю, токмо на кроткаго и смиреннаго и трепещущаго словес Моих (Ис. 66:2). Второе есть плач, источающий непрестанныя слезы, о которых желал бы я многое сказать, но не нахожу достаточно слов, какими мог бы достодолжно беседовать о них. Чудо неизъяснимое! Текут слезы вещественныя из очей вещественных, и омывают душу невещественную от скверн греховных; падают на землю, но низвергают демонов и освобождают душу от невидимых уз греха. О, слезы! вы, источаясь от действия божественнаго просвещения, отверзаете самое небо и низводите божественное утешение. От сего утешения и от сладости духовной, какия испытываю, опять говорю и многократно буду повторять то же, что где слезы с истинным ведением, там и осияние божественнаго света, а где осияние сего света, там и дарование всех благ, там внутри сердца отпечатлена и печать Святаго Духа, от Котораго произраждаются и все плоды жизни. От слез плодоприносится Христу кротость, мир, милостивость, сердоболие, доброта, благостыня, вера, воздержание. От слез происходит то, что иной любит врагов своих и умоляет о них Бога, радуется в искушениях и хвалится скорбями, смотрит на грехи других, как на свои собственные, и плачет о них, и с готовностию предает жизнь свою на смерть за братий своих.

Послушайте же, умоляю вас, братия мои христиане, и пробудитесь от усыпления! Войдите в самих себя и посмотрите, возсиял ли свет божественной благодати внутри сердец ваших, — посмотрите, увидели–ль вы великий свет ведения, посетил ли вас восток с высоты и светит ли он вам во тьме и сени смертной седящим? Бог ни в чем не имеет недостатка, будучи преисполнен всех благ и совершенств. Ничего Ему от нас не нужно, кроме одного нашего спасения. Спасение же наше иначе не может состояться, если не изменится ум наш и не соделается иным действием силы Божией, так чтобы стал он умом обоженным, т. е. безстрастным и святым. Обоженным бывает тот ум, который внутри себя имеет Бога. Впрочем, чтобы стал таковым ум сам от себя, это невозможно. Только тот ум, который соединяется с Богом посредством веры и познает Его чрез делание заповедей, только такой наивернейше сподобляется видеть Его и созерцательно; ибо чрез посредство веры, какую имеет он во Христа, вселяется Христос внутрь его и делает его обоженным. Сохраняется же ум обоженным чрез то, если всегда поучается в том, что есть Христово, и непрестанно внимает закону Его; ибо поколику внимает кто закону Христову, потолику соблюдает и заповеди Его (и чрез это содержит себя обоженным); как опять кто имеет ум обоженным, тот потому самому всегда поучается в том, что Христово, непрестанно внимает закону Его и творит заповеди Его.

Восподвизаемся же, возлюбленные, о том, чтобы питать и возжигать в себе обильнейший огнь божественный, т. е. любовь Божию, посредством делания заповедей Христовых; ибо посредством их возгарается в нас божественный огнь, и посредством же их обыкновенно увеличивается он. Как чувственный огонь возгарается в веществе, как–то в дровах и в другом чем таком горючем, так что когда малая искра огня падает на такое вещество, то возжигает большое пламя, которое делается потом тем большим еще, чем больше находит горючаго вещества: таким же образом действует и умный огнь в отношении к умному (или в умной области). Что горючее вещество для чувственнаго огня, то разумная душа, имеющая в себе, как бы вещество горючее, — заповеди Христовы, — для огня Божества. Божество, т. е. божественная благодать сама по себе, одна, не бывает явною, если не низойдет в разумную душу. Как чувственный огнь не является в чувственном, если не найдет горючаго вещества; так и умный огнь не является в умном, если не найдет вещества заповедей Божиих. Господь и говорит: любяй Мя заповеди Моя соблюдет, и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам (Иоан. 15:21). Вещественный огнь, прежде чем проявится в вещественном, бывает сокрыт; подобно сему и божественный огнь, прежде чем проявится в умных душах, бывает сокровен. И опять, начало чувственнаго огня непонятно, потому что он сокрыт внутри чувственнаго; равным образом и начало умнаго огня недомыслимо, потому что он сокровен в умном. Впрочем чувственный огнь — одного естества с чувственным, а огнь умный не одного естества с умными (душами); ибо Творец не одного естества с тварию. Следовательно умный огнь гораздо более сокровенен в умном, чем чувственный в чувственном.

Поразсмотрим же, братие, и поизследуем самих себя до точности, есть ли в нас печать Христова, и по указанным выше признакам постараемся определенно узнать, есть ли в нас Христос. Если мы не восприняли еще Христа, не имеем еще печати Его и не видим, чтобы были в нас те признаки, о которых мы сказали, но паче видим все противное тому, т. е. что и мир прелестный живет в нас, и мы, к несчастию, живем в нем, что высоко ставим временныя блага мира, а в скорбях, находящих на нас, изнемогаем, при безчестиях печалимся, а при честях, богатстве и наслаждениях мирских и плотских радуемся и веселимся; горе нам по причине зловредности, коею страдаем, горе нам по причине неведения и омрачения, покрывающаго нас, горе нам по причине окаянства и нечувствия, кои возгосподствовали над нами! Всецело ниспали мы долу, к земному, мирскому и чувственному. Поистине бедны мы и пренесчастны, далеки будучи от жизни вечной и царства небеснаго, потому что не стяжали еще в самих себе Христа, но имеем еще в себе мир живым, поколику живем в нем и мудрствуем земная. А кто таков, тот явно враг есть Богу, потому что пристрастие к миру есть вражда на Бога, как говорит божественный Апостол: не любите мира ни яже в мире (1 Иоан. 2:15); ибо любы мира сего вражда Богу есть (Иак. 4:4). Нельзя Богу работать, и по человеку жить.

Истинно говорю вам, братия мои, что ничего нет лучше в мире, как не иметь ничего от благ мира сего и ничего не желать лишняго, кроме необходимо потребнаго для тела. Необходимо же потребны для тела хлеб, вода, одежда и кров, как говорит божественный Апостол: имуще пищу и одеяние, сими довольни будем (1 Тим. 6:8). Если же понуждаемся в чем–либо больше этого, Тот, Кто даровал нам несравненно большее, и исполняет всякое животно благоволения (Пс, 144:16), всеконечно подаст и это нам, верующим и уповающим на Него. Только оставим все греховное и нечистое пред Богом, как–то: тщеславие, зависть, ненависть, вражду, лукавство, ропот, ложь, неправду, лихоимство, брань, поношения, оклеветания, пересуды, гордыню, человеконенавидение, злокозненность, и все другое, чему научил диавол человеческий род. Ибо из–за всего этого и повелел нам Бог не любить мира, ни яже в мире. Не с тем повелел Он это, чтоб мы без разбора ненавидели творения Божии, но для того, чтоб чрез это отсекали мы поводы ко грехам. Сего–то ради и возненавидим наконец мир и все то, что ненавидит Бог; потому что все это пагубно для души.

Блага мира сего суть препоны, кои не допускают нас возлюбить Бога и благоугодить Ему. Кто, любя славу и честь от людей, возможет иметь себя меньшим всех и уничиженнейшим, быть нищ духом и сокрушен сердцем, воздыхать и плакать о грехах своих? Кто может, любя богатство, всякия вещи и стяжания, быть милостивым и сострадательным, а не жестокосердым и зверским паче всякаго зверя? Кто может, будучи тщеславен и горд, быть свободен от зависти и соперничества? И тому, кто предан плотским страстям и валяется в нечистых удовольствиях, возможно ли быть чисту сердцем, или узреть Бога, создавшаго его? Куда ему узреть Его?! Можно ли также быть миротворцем тому, кто отчуждил себя от Бога и не слушает блаженнаго Павла, который говорит: по Христе убо молим, яко Богу молящу нами по Христе, примиритеся с Богом (2 Кор. 5:20). То–есть, вместо Христа, Который был послом, посредником Бога Отца к людям, чтоб они примирились с Богом, мы Апостолы, принявшие посольство и вместо Христа ставшие посредниками Бога Отца к вам, вместо Христа и Отца Его умоляем вас: примиритеся с Богом. Ибо всякий преступающий заповеди Божии есть противник Богу, воюющий против Него. А такой как может быть миротворцем других? Хотя бы и случилось ему примирить иных между собою, не может он устроить этого примирения так, чтоб оно благоугодно было Богу. Когда он враг сам себе и Богу, можно усомниться, чтоб те, которые примиряются при посредстве его, также как и он не были врагами Богу. Кто враг кому–либо, тот не сумеет другим посоветовать что либо угодное врагу своему, не сумеет он научить их творить волю врага своего, когда сам состоит противником воли сей.

Итак, братия мои возлюбленные, возненавидим мир и яже в мире. Ибо какое общение нам, христианам, с миром и с тем, что в мире? Возлюбим же от всей души то, что любить повелевает нам Бог. Возлюбим нищету духовную, то есть смирение, возлюбим непрестанный деннонощный плач, от котораго ежечасно произраждается радость душевная и утешение изливается на тех, кои любят Бога. От плача водворяется и кротость в тех, кои подвизаются во истине. Которые плачут, те также алчут и жаждут правды и всеусердно ищут царствия Божия, превосходящаго всякий ум человеческий. И не это только, но и то, что иной делается милостивым и чистым в сердце, полным мира и миротворцем, также мужественным в искушениях, бывает от непрестаннаго плача. Плач производит в нас ненависть и ко всякому злу. Им возжигается в душе и божественная ревность, которая ни на минуту не дает человеку покоя, но не допуская его склоняться на зло со злыми, устремляет на все доброе, исполняя вместе с тем душу мужеством и силою к претерпению всех искушений и скорбей.

Потечем же, братие, потечем со всем усердием, пока достигнем нетленнаго и всегда пребывающаго блага, презрев блага мира сего, кои тленны, преходят, как сон, и не имеют в себе ничего постояннаго и твердаго. Солнце и звезды, небо и земля, и все прейдет для тебя, и останешься ты, человек, один с делами своими. Что из того, что видим мы в мире сем, может принесть нам пользу в час нужды смертной, тогда, как отходим мы отселе и переходим в иную жизнь, оставляя мир и все мирское здесь, что и само в скором времени прейдет и ктому не будет? Пусть оно не тотчас еще прейдет, но что пользы от того для нас, когда, преселяясь инуды, оставляем все то здесь? Тело наше остается мертвым в земле, и душа, изшедши из тела, не может уже без него смотреть на здешнее, ни сама быть видима от кого. Там ум ея обращается только на то, что невидимо, никакого более попечения не имея о том, что в мире сем. Она вся бывает тогда в другой жизни, или для царства небеснаго и славы его, или для муки и огня геенскаго. Одно что–либо из этих двух приемлет она от Бога в вечное наследие, соответственно делам, какия наделала в мире сем.

Бежим же от прелестей мира сего и его обманчивых радостей и утешений, и к единому устремимся Христу, Спасителю душ наших. Его возревнуем постигнуть, и когда постигнем, припадем к стопам Его и облобызаем их со всею теплотою сердечною. Ей, умоляю вас, восподвизаемся теперь, пока еще мы в настоящей жизни, познать Его и узреть Его. Ибо если здесь сподобимся мы познать Его чувством души своей; то не умрем, смерть не возобладает нами. Не будем дожидаться узреть Его в будущей жизни, но здесь в этом мире поподвизаемся узреть Его. Св. Иоанн Богослов говорит: О сем разумеем, яко пребывает в нас, от Духа, Егоже дал есть нам (1 Иоан. 3:24). Итак, которые из вас делом показали твердую и несомненную в Него веру, обдумайте хорошенько, что я сказал, и разобравши то со тщанием, посмотрите, есть ли в вас Христос, чтоб не обмануть самих себя, думая, что имеете в себе Христа, тогда как ничего не имеете, и не отойти из сей жизни пустыми, не имея Христа, и не услышать оный страшный глас Господа: возьмите, что мнится имети сей лукавый, и отдайте имеющему большее. Тогда восплачете и возрыдаете, и скорбеть станете безполезно безконечные веки. Но да не будет сего с нами, паче же да соделаемся достойными узреть Господа в сей жизни, и когда умирать будем, иметь Его в себе, чтобы с Ним пребывать в другой жизни и радоваться с Ним в царствии Его. Аминь.

СЛОВО ЧЕТВЕРТОЕ

1. О том, что смерть души есть удаление из ней Духа Святаго, жало же смерти сей — грех; и что смерть и тление тела есть уподобление смерти и растлению души. 2. И о том, какие признаки мертвости и живости души? 3. О том, каким образом бывает отъятие тления и смерти; и о том, что смерть ныне не истреблена, а попрана и сделана ничтожною. 4. О том, как после смерти прославляются телеса почивших святых; также о воскресении и праведном суде Божием.

1. Как тело умирает, когда отделяется от него душа, так и когда от души отделяется Дух Святый, душа умирает. Жало смерти сей есть грех, потому что смерть и тление суть порождения греха. Душа чрез грех умерла для вечной жизни, отделившись от Духа Святаго и от царства Его. Видишь ли, какую имеет связь душа с телом, что телу невозможно жить без души? И опять, как душа удаляется и оставляет тело, с которым была вместе, и посредством котораго обнаруживала свою силу и деятельность? Видя сие, помысли, что подобным образом и первозданный человек был соединен со Святым Духом Содетеля всяческих Бога: но будучи прельщен лукавым диаволом и злоупотребив данным ему от Бога самовластием, сделался преступником заповеди Божией, и тотчас лишился благодати Святаго Духа, коею был осеняем. Вследствие сего душа замерла, а потом умерло и тело; и таким образом произошла смерть телесная, чтобы по смерти тела, которую видим, мы домышлялись о смерти души, которой не видим: ибо смерть и тление тела есть уподобление смерти и растлению души.

Впрочем иное есть естество тела, и иное естество души. Естество души мысленно, а естество тела чувственно. И еще, — тело прежде растлилось и потом умерло, потому что вышла из него душа — что и есть смерть тела; но с душею не так было: она прежде умерла, потому что отошла от нея божественная благодать, и потом растлилась. Растление души есть уклонение на распутия от прямаго и праваго мудрования — именно то, что растлилось правое мудрование и стало развращенным, воспохотствовав всего злаго. Ибо когда правые помыслы развращаются, тотчас как терния и волцы прорастают в душе семена зла. Таким–то образом как в мертвом теле распложаются черви, так в душе оной, лишившейся божественной благодати, будто черви расплодились — зависть, лукавство, ложь, ненависть, вражда, брань, злопамятство, клевета, гнев, ярость, печаль, месть, гордыня, спесь, тщеславие, немилостивость, лихоимство, хищение, неправда, неразумная похоть, шепотничество, пересуды, завиствования, спорливость, поношения, осмеяния, славолюбие, клятвопреступничество, клятьбы, Богозабвение, дерзость, безстыдство, и всякое другое зло, Богу ненавистное; так что человек перестал уже быть по образу и подобию Божию, как создан в начале, а начал быть по образу и подобию диавола, от котораго всякое зло.

2. Как душа, разумная и мысленная сила, сочетавает во едино тело, состоящее из многих частей, как–то: плоти, костей, нервов, жил, кожи и прочаго, что все дивно связует она собственною силою и содержит добре в полной гармонии, так что оне одна другой помогают, и одна другую поддерживают, связуемы будучи одною душею, а когда душа выходит из тела, тогда все эти части тела, теряя связь, распадаются и подвергаются истлению: так и благодать Святаго Духа сочетовает душу саму с собою божественною своею силою и животворит ее, как бы душа души, многия и разныя помышления ея и пожелания сводя к единой воле Божией, в чем и состоит истинная ея жизнь; а когда благодать Святаго Духа отделяется от души, тогда все ея помышления и пожелания разливаются и растлеваются. Итак, если возможно, чтобы какое–нибудь тело человека без души стояло в гармонии и своем чине; то возможно, чтоб и душа человека стояла, как должно, в своем чине, с отличительными чертами разумности, без благодати Святаго Духа. Но то невозможно, а это еще невозможнее. Напротив, как человек, души не имеющий, мертв в порядке мира сего, так и тот, кто не имеет благодати Св. Духа, мертв в порядке Божием; и никак невозможно, чтобы он имел жительство на небесах, потому что всякий мертвый (в каком–либо порядке) бездействен (безжизнен) в нем. Потому–то необходимо всякому человеку, верующему во Христа, креститься, чтоб быть Духом Святым возсоздану и обновлену, и стать новою тварию. Кто же не родится свыше, тот, как говорит Господь, не может внити в царствие Божие, и даже увидеть его; а кто видеть его не может, для того еще невозможнее получить его.

Вход в царствие Божие дается не за одни добрыя дела, но и за веру. Узрение его бывает чрез рождение свыше, а получение его — чрез добрыя дела, совершаемыя силою веры. Посему кто верует и крестится водою и Духом, входит в царствие Божие, яко рожденный (в него и для него). И опять, кто родился свыше, зрит царствие Божие, и тогда уже, как включенный в число воинов и учеников (сынов) царствия Божия, получает его за добрыя дела, им творимыя, каковых никто не может творить прежде, чем сделается он воином царствия Божия. Ибо человеческое естество наше как на свет мира сего выходит причастным клятве Адамовой, так на свет царства Божия выходит (из купели) причастным благословения Иисус–Христова. И если оно не сделается общницею божескаго естества Христова, если не примет благодати Святаго Духа, не может ни подумать, ни сделать что–либо достойное царствия Божия, не может исполнить ни одной заповеди, заповеданной нам Христом (чтобы быть сынами царствия); потому что Христос есть действуяй вся во всех призывающих святое имя Его. Сего–то ради Бог человек бысть да снидет в Него, яко в Бога, Бог Дух Святый, и да пребудет в Том, от Коего не отлучался, дабы потом чрез общение и соединение с Ним Божество соединялось с каждым человеком, общающимся с Ним, и сочетавающим во едино, т. е. в волю Божию, все помышления и желания свои. Это и есть воскресение души в сей жизни. Ибо чрез общение, восприятие и причастие Богочеловека Иисуса душа опять оживляется и восприемлет первоначальное свое нетление силою и благодатию Святаго Духа, приемлемаго чрез общение со Иисусом, и проявляет признаки новой, полученной ею жизни тем, что начинает служить Богу в преподобии и правде пред очами Его, а не людей, как говорит Апостол Павел: кольми паче кровь Иисусова… очистит совесть нашу от мертвых дел, во еже служити нам Богу живу и истину (Евр. 9:14). Как, когда живо тело, явны бывают в нем действия души; так, когда жива душа, явны бывают в ней действия Святаго Духа, как–то: благость, вера, кротость, воздержание. Душа, чрез веру приявшая мысленную оную силу Святаго Духа, (которой лишился Адам чрез преступление заповеди и вследствие того подвергся уклонению на распутия от правых помыслов, до невозможности право понимать что–либо), видит и разумеет, что добродетель собственно не что иное есть, как исполнение воли Божией, как и все любители истинной мудрости, учители и проповедники пришествия Христова и веры в Него, говорят, что добродетель собственно есть то, чтоб всякий человек, верующий во Христа, творил только волю Божию, а в отношении к благам настоящей жизни был как мертвый; так чтобы только в делах по исполнению велений Божиих и познаваем он был живым, и в этом только кругу обнаруживал движение и энергию. Это и есть признак, что душа жива.

3. А после, по воскресении, и тело восприимет нетление, которое душе Бог даровал теперь, оживотворив ее в настоящей жизни. Таким образом по безпредельной милости Божией открывается некое великое изумительное домостроительство Божие: душа воскрешаема бывает в настоящей жизни, а тело умирает, и приговор Божий: земля еси и в землю пойдеши, не отменяется; в общее же воскресение воскрешено будет и тело и восприимет также нетление. Смерть не отменена и не оставлена бездейственной в настоящей жизни, а только попрана и бывает презираема; потому что еслиб она теперь же была отменена, то люди не умирали бы более.

Поелику христиане после креста и воскресения Христова удостоверены, что умирая преходят от смерти в живот и в радость сопребывания со Христом; то вожделевают паче смерти. Ибо если Дух Христов есть жизнь души, то какая польза получившему Его жить в этом мире, и чрез то устраняему быть от той радости, которая подается сопребыванием со Христом? Счастливы те, которые, уверовав во Христа, умерли тотчас, как окрещены; потому что умерли облекшись во Христа и пошли в другую жизнь, нося оное царское одеяние Божества Христова. Но более счастливы и блаженны те, которые пожили здесь после святаго крещения, и будучи облечены в оное царское одеяние, как во всеоружие Божие, вступили в брань с врагом нашим диаволом и в конец победили его со всеми его кознями и злоухищрениями, благодаря за эту победу бывшаго с ними Христа и даровавшаго им ее, — и уже потом, после сей победы, умерли; потому что пожили, подвизаясь во славу Христа, Который возлагает сей добрый подвиг на всякаго верующаго в Него. То и слава Христова, чтобы христиане, воюя с демонами, не были побеждаемы (а побеждали), имея с собою непобедимаго Христа. Ибо в каждом христианине Христос есть воюяй и побеждаяй, и Он же есть призываяй Бога, и моляйся, и благодаряй, и благоговеинствуяй, и ищай с молением и смирением, — все это действует Христос, радуясь и веселясь, когда видит, что в каждом христианине есть и пребывает то убеждение, в коем удостоверительно исповедуют они, что Христос есть действуяй все сие. Почему всякому христианину относительно всех добрых дел, какия делает, надлежит исповедать, что их совершает Христос, а не он; кто же не так помышляет об этом, тот всуе есть христианин.

Люди для того раждаются в мир сей, чтобы прославлять и благодарить Бога, зная, что всякое добро от Него. И опять по труде и подвиге, подъятых в сем месте озлобления, на которое родились, умирают по определению Божию, чтоб упокоиться от трудов с надеждою, что некогда имеют воскреснуть и жить жизнию непрестающею, без всякой печали и лишений. Ибо хотя Христос, с ними всегда сущий, есть трудяйся в них, но и они, при всей немощи своей, большой подъемлют труд, чтоб только удержать с собою Христа. Потому что все хитрости и все козни диавола обращены на то, чтоб соблазнить их отторгнуться от рук Христа, и в самопрельщении расположить их говорить или хотя думать, что это–де мы сами по себе и своим поспешеством породили такое и такое благое помышление, или сказали такое и такое разумное слово, или сделали такое и такое доброе дело, хотя бы то и самое незначительное. И вот против этого–то великий у христиан постоянно обращается подвиг!

Всякой богобоязненной душе два великие предлежат подвига: первый, — чтобы получить благодать Святаго Духа, потому что и возможности нет вступить кому–либо на путь спасения и тем паче шествовать по нему, если не получит он наперед таинственной благодати Всесвятаго Духа: второй, более тяжкой, — чтоб, не лишиться сей благодати, получаемой со многими потами и трудами. Это лишение благодати случается по следующей причине. После того, как благодать Божия долгое уже время пребывает в душе, сшествуя ей путем спасения, поднимается против нея сильная и тягчайшая брань, подобная той, какую изображает пророк Давид, взывая к Богу: Господи, чтося умножиша стужающии ми? Мнози востают на мя, мнози глаголют души моей: несть спасения тебе в Бозе твоем (Пс. 3), т. е. что спасение твое совершается не силою Бога твоего, но твоею мудростию и твоею собственною силою. Если согласится душа на такое внушение, благодать отходит от нея. Но если она, отвергнув такое внушение, начнет с Давидом взывать к Богу: Ты, Господи, заступник мой и помощник, Ты — слава моя, и возносяй главу мою, Ты божественною благодатию Твоею совершаешь во мне спасение мое, а не я, — благодать Божия пребудет с нею. И этот–то второй подвиг, после перваго, в коем получается благодать Св. Духа, великий подвиг, чтоб не лишиться Божией благодати, полученной уже, предлежит душе до последняго нашего издыхания. Она, вместе с блаженным Апостолом Павлом, много потрудившимся, должна велегласно в слух Ангелов и человеков взывать: не аз, но благодать Божия, яже со мною (1 Кор. 15:10), — я не сделала никакого добра сама от себя, но благодать Божия, которая со мною. Потому что и апостолы, и пророки, и мученики, и иерархи, и преподобные, и праведные, — все исповедали такую благодать Св. Духа, и ради такого ея исповедания, с помощию ея, подвизались добрым подвигом и течение свое совершили. Это и была та вера, которую они соблюли, то есть они веровали, что победительницею великих многочастных и многообразных затруднений, какия они встречали в жизни, при такой немощи человеческаго естества, какую они в себе видели, была благодать Божия, которую они имели всегда присущею в себе. Уверовав — в начале, что это так есть и должно быть, они испытали сие потом на деле и познали добре; познав, возблагодарили Бога, так устроившаго; возблагодарив, исповедали; исповедав, увенчались; увенчавшись, прославились, имея в себе знамения обожения, поколику соделались причастниками Божескаго естества, и чрез то богами по благодати, которые, яко боги, имеют всегда пребывать с Богом в будущей жизни.

Люди для того и раждаются на свет, чтобы прославлять Бога, так как они суть мыслящия и разумныя существа. Они одни из всех видимых тварей могут познавать, величать и благодарить Творца Бога. Разсматривая тварь, они дивятся Творцу, и познав Его величие, недомыслимое и безпредельное, покланяются Ему, чтут Его и благоговеинствуют пред Ним; а при этом стараются жить во истине и правоте, как благоугодно Богу, представляя боговедение истинным свидетелем богоугодной жизни и благочестия, и наоборот, богоугодную жизнь и благочестие свидетелями боговедения ибо кто имеет боговедение и знает Бога, тот без сомнения и почитает Его, и служит Ему, т. е. верует и покланяется Ему, яко Богу, и живет богоугодно; всякий же человек согрешаяй не виде Бога, ни позна Его, как говорит Иоанн Богослов (1 Иоан. 3:6). И так есть воистину. Ибо кто знает Бога, естественно и почитает Его и благоговеинствует пред Ним; а кто благоговеинствует пред Ним и боится Его, тот может ли забыться до того, чтоб позволить себе сделать что–либо неугодное Богу, когда знает, что Бог везде есть и все видит? Да уверится же всякий человек грешащий, что он ни виде и не позна Бога, и что если он умрет в этой тьме и в этом неведении, то воскреснет потом не для чего другаго, как для вечнаго мучения, вечнаго потому, что там не будет более смерти, чтоб пресечь это мучение. Тот же, кто увидел и познал Бога, и чрез то не позволяет себе легкомысленно и безстрашно вдаваться в грех и тем показывает, что он не только боится, но и любит Бога, такой человек, если проведши всю жизнь богоугодно, прейдет в другую с надеждою и чаянием воскресения мертвых, воскреснет к радости неизглаголанной, для которой одной и раждаются, и умирают люди. Рожденные для такой радости, если презрят ее и проведут жизнь во тьме и неведении Бога, по воскресении будут претерпевать двоякое мучение, и то поминая, что были рождены для неизглаголанной радости, и то, что презрели ее по легкомыслию и потеряли по своей вине.

Посему всякий человек, рожденный в мир сей, тем паче христианин, пусть не думает, будто родился для того, чтоб наслаждаться сим миром и вкушать его радости, потому что еслиб этот был конец и эта цель его рождения, то он не умирал бы. Но пусть содержит в мысли, что родился он, вопервых для того, чтоб быть (начать существовать) из не–сущаго, каким был; вовторых для того, чтоб подобно постепенному возрастанию телесному возрастать мало–по–малу и возрастом духовным, и добрым подвигом восходить в то священное и боголепное состояние, о котором говорит блаженный Павел: дондеже достигнем вси… в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Ефес. 4:13); втретьих для того, чтоб сделаться достойным обитать в небесных селениях и быть вчинену в сонм святых Ангелов, и петь с ними победную песнь Пресвятой Троице, Которая как одна дает ему бытие, одна же благодатию Своею дарует и благобытие, то есть то показанное священное боголепное состояние.

При всем том однакож люди не только не направляют дел своих к той одной цели, для которой родились людьми, т. е. чтоб, достигнув меры возраста исполнения Христова, соделаться богами по благодати, а напротив делают все противное тому, и делают с большим усердием, всякими способами предаваясь грехам, чтоб в конце всего вверженным быть в вечное мучение, для котораго мы не раждаемся в мир сей. Ибо вечный огнь адский уготован диаволу и прочим демонам, а мы раждаемся для того, чтоб обрестись достойными Бога, когда умрем. Достоин же Бога вот кто: правый, истинный, кроткий, благий, сострадательный, милостивый, щедрый, добрый, долготерпеливый, незлобивый, человеколюбивый. Но таким ни один человек не может быть, если не соделается причастным благодати Божией по вере во Христа; так что, если кто не таков, то явно, что он или не верует во Христа, или кажется только верующим, будучи невером в самом деле. Ибо кто истинно верует во Христа, тот или уже сделался таковым, как мы сказали, или всяким образом подвизается быть таковым, помощию благодати Божией, без коей никто не может не только быть святым, но и взыскать того.

4. Душа, сподобившаяся стать причастницею божественной благодати, будучи сама освящена, по естественному последствию, освящает и все тело свое; потому что союзя и содержа тело, она находится во всех членах его; почему и благодать Св. Духа, как усвояет себе душу, так усвояет и тело ея. Впрочем пока душа находится в теле, Всесвятый Дух не проявляет в этом теле всей славы своей; потому что настоит необходимость, чтоб душа до конца жизни показывала сама доброе произволение свое, то есть последует ли она, как должно, благодати Св. Духа. Но когда придет конец и душа отделится от тела, тогда, поелику кончен уже подвиг (состязание, как на ристалищах), и душа, одержав победу, исходит из тела в венце нетления, как добре совершившая подвиг свой, тогда, говорю, благодать Св. Духа и в теле души сей проявляет свою освящающую силу, от чего кости голыя и целыя мощи Святых источают исцеления и врачуют всякия болезни. Когда душа отделится от тела со смертию его, тогда она одна, без участия в сем тела, начинает пребывать со всем Божеством, то есть с божественною благодатию, и сама бывает бог по благодати; тело же остается одно без души только с Божеством и проявляет для людей божественную силу в чудесах (не чрез душу, а прямо от Божества). Тогда ни душа в действиях своих не может встречать препятствий от связности телом, будучи отделена от него, ни тело из–за души не бременится уже лишениями в удовлетворении своих потребностей, то есть ни алчбою, ни жаждою, ни чем другим подобным. Но поелику оба они, и душа, и тело, освободились от всякой нужды и всякаго искушения, каким подвергались по причине взаимнаго союза, то и божественная благодать, как в той, так и в другом действует без всякаго препятствия, так, как бы всецело Божиими стали и душа и тело, быв усвоены Божеством ради богоугоднаго жития, какое провели они в мире, когда находились обе вместе.

Во время же всеобщаго воскресения и тело примет нетление, какое даровал уже Бог освященной душе. Ибо, по слову св. Григория Богослова, как в этом мире душа была участницею в тяготах и прискорбностях тела, по причине теснаго их союза, так и тогда телу передано будет от души обрадовательное состояние, которым она обладает. Тогда душа поглотит собою все тело и будет едино с ним, и дух, и ум, и бог по благодати, и все тленное и смертное тогда пожерто будет животом. Ибо как в Адаме плоть завладена была тлением по причине греха, а из–за плоти и душа сделалась некоторым образом земною в своих действиях, и предавшись всецело земному погрузилась в такое богоневедение, что иные не знали даже, есть ли Бог: так наоборот во время воскресения имеет быть все противоположное сему, силою Св. Духа, по благодати Бога воплощеннаго; тогда плоть поглотится душею силою Св. Духа, душею, которая пребывала уже поглощенною Богом, истинным животом, так, как бы вся душа имела всего Бога и во всем явен был уже только Он один. Просто скажу, боголепная благодать воскресения покажет тогда, то есть в будущем веке, все наше противоположным настоящему, противоположным тому состоянию, в коем находимся и в коем жительствуем в настоящей жизни; и как в настоящей жизни смерть по причине греха взяла силу и власть и все поглощает, так в будущей она праведно изнеможет и будет сама поглощена благодатию. Смерть, попранная теперь и посрамленная воскресением Христовым, тогда, после всеобщаго воскресения, совсем будет упразднена, как говорит божественный Павел: последний враг испразднится смерть (1 Кор. 15:26). Теперь, в настоящей жизни, смерть в своем находится времени, и есть (для всех) наказание за первое Адамово преступление (для грешников), пресечение грешности (для праведников), упокоение от священных подвигов; но в будущей жизни, как упразднится жизнь мира сего, так и смерть престанет наконец и будет упразднена; тогда, как раждаться не будут люди и жить по образу настоящей жизни, так и умирать не будут, как теперь, и смерть упразднится. Но будет тогда другая жизнь неизреченная, и другая смерть, тягчайшая и горчайшая теперешней, то есть вечное мучение. Ибо которые не соделаются здесь причастными Христу, или обезчестят сие причастие Христу противною тому жизнию, т. е. не поживут по Христу, все такие находятся в опасности подвергнуться там неотменимой уже каре тягчайшей смерти. В этом мире Бог (воплотившись) пришел уничтожить приговор смерти, которая была легчайшим наказанием; но там, в другой жизни, где не будет более настоящей смерти (которая бывает великим некиим утешением для тех, кои находятся под мучительным гнетом, потому что умерши они освобождаются от него), там какое другое может быть уврачевание (от смерти второй, которая будет смерть без прекращения жизни)? С другой стороны, в этом мире, от Адама до Христа Господа не было ни одного человека полно спасеннаго (а только в надежде), потому что все были причастны прародительскому греху (искупление от коего еще только ожидалось). А ныне, по совершении воплощеннаго домостроительства Господа нашего, многие бывают сообразными Христу (истинно спасенными). Потому тем, которые будут осуждены в другой жизни, не останется уже никакого утешения и никакой надежды спасения, потому что могли и они, подобно тем, быть сообразными Христу, и не восхотели. Так и для ангелов падших и сделавшихся демонами нет милости, потому что, когда большая часть ангелов, соблюдши волю Божию, пребыли в чине своем, могли и они соблюсти ее, но не восхотели.

О, когда бы и нам соделаться сообразными со Христом, да сподобимся получить жизнь вечную во Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава, честь и поклонение со Отцем и Святым Духом во веки. Аминь.

СЛОВО ПЯТОЕ

1. Что есть самовластие, которое даровал Бог человеку в начале? 2. И после падения, что осталось в человеке от сего самовластия?

1. Видим, что человек, чрез преступление заповеди Божией сделавшись тленным и смертным, естественно алчет, жаждет, хочет спать, утомляется, чувствует холод и зной; потому невольно ест, пьет, спит, отдыхает, одевается и раздевается, хотя бы и не хотел того, и ни одного нет человека, который бы мог вытерпливать алчбу и жажду и прочее исчисленное пред сим, разве только с великим самопринуждением и самостеснением. Так и чувство потребностей сих бывает у человека и удовлетворение их совершается им не по воле его, естественно. Бывает и здесь нечто по воле, но не многократно и не надолго. Святые Божии, по воле своей, нудили естество свое и лишениями смиряли тело, постясь, бодрствуя, подвергаясь холоду и зною и утомляя себя самоохотно; но их укрепляла благодать Божия, и они сильны были справлять это. Итак, если все это бывает невольно с человеком, как дело естества, то в чем же усматривается самовластие человека? Ни в чем другом не усматривается сие самовластие, как в том, чтобы иметь ум свой всегда возвышаемым и прилепляемым к единому Господу Богу, Спасителю нашему многомилостивому.

Если самовластие усматривается в том, что во власти нашей, то, само собою, в чем нет власти нашей, в том не усматривается и самовластие. Но воля и хотение предводительствуется самовластием сколько в отношении к тому, что во власти нашей, столько же и в отношении к тому, что не в нашей власти. Только в отношении к тому, что во власти нашей, для успеха к хотению прилагается труд; потому что в настоящей жизни ничто из того, что в нашей власти, не может быть совершаемо без труда; и в отношении к тому, что не в нашей власти, воля ограничивается одним пожеланием, а труд тщетен. (Можно пожелать не спать, но как ни трудись, не выдержишь безсония).

Итак, поелику я самовластен и хочу потому быть и свободным, то самовластно ли поработился я оным страстям, коими побеждаем есмь и преодолеваем, будто по воле своей, или я поработился им не самовластно, а по некоей необходимости и насилию?

Страстей два рода: страсти естественныя (телесныя) и душевныя. Естественныя страсти непреложны, и человек порабощен им по естественной необходимости, не самоохотно. Так ем, потому что естественно алчу; пью, потому что жажду; ложусь спать, потому что дремота клонит; одеваюсь, потому что мне холодно; раздеваюсь, потому что мне жарко, и прочее. Делать или не делать так не зависит от самовластия. Ибо еслиб это зависело от самовластия, то, когда бы я долгое время не удовлетворял сих потребностей, пребывая без пищи и пития, без сна и прочаго, не испытывал бы в теле своем истощения и разстройства. Но поелику испытываю это, то и удовлетворяю им, хотя бы и не хотелось.

Итак эта часть не в руках самовластия; но не в руках ли самовластия душевныя страсти? Главнейшия между всеми страстями душевными страсти суть гнев и похоть. Если я, находясь в гневе неразумном и в похоти несмысленной, желаю победить гнев и похоть, а между тем почти всегда бываю побеждаем ими, то, очевидно, я порабощен им. Но если и не всегда и не в конец бываю побеждаем ими, но все же побеждаем иной раз; то поелику побеждаем бываю, все же, значит, я порабощен им. Тот же, кто порабощен неразумному гневу и похоти несмысленной, как может сказать, что он самовластен?

Если же кто скажет, что как случается с каждым человеком, что он упадет и встанет, так бывает и со мною в отношении к страстям: иногда я бываю побеждаем этими страстями, а иногда побеждаю их; из чего следует заключить, что иногда я бываю в рабстве у них, а иногда свободен от этого рабства; о, какой стыд тому, кто говорит, что самовластен, и хвалится тем, и в то же время без стыда признается: ныне предаю себя в рабство страсти, а завтра явлю себя свободным от нея, и это страждет он всю свою жизнь, так что таковой есть рабо–свободь, т. е. и свободный и раб!

Итак что же сказать нам о самовластии? То, что человек был самовластен тогда, когда был свободен от греха; как же скоро предал он свободу свою, то вместе с свободою потерял и самовластие, и стал рабом греха. Но кто раб, тот уже не самовластен: пусть он был свободен, но как только поработился, стал раб. Бог никого не создал рабом, а всех свободными. Только в отношении к Себе Он сотворил их рабами, поколику даровал им и самое бытие; но и то, чтобы был кто рабом Ему, не хочет Он, чтоб был по принуждению и насилию, а произвольно: подобно тому, как иной бедный и ничего неимущий, когда удостоится сделаться царским служителем, радуется и веселится что именуется и есть раб царя, — так и Бог хочет, чтоб человек был рабом Его по своей воле, и радовался и в великую славу и честь вменял именоваться и быть рабом Божиим.

2. Раб, как только узнает о ком, что он может его освободить, всеконечно прибегнет к нему, припадет к стопам его, и со слезами начнет умолять и всячески убеждать его, чтоб взнес за него цену его и освободил его. И очевидно, что у раба от прежняго его самовластия ничего не осталось, кроме одного желания и искания свободы. Но и это станет он делать тогда лишь, когда тяготится слишком игом рабства; если же случится ему в рабстве иметь покой и не встречать тяготы, то он и свободы не захочет.

Приложим это к нашему слову. Господь говорит в святом Евангелии: аще вы пребудете во словеси Моем.., уразумеете истину и истина свободит вы (Иоан. 8:32). Три предмета усматривается в слове Господа: пребывание в слове Его, познание истины и освобождение истиною, а не самовластием. Вот освобождение; где же раб? Вслед за приведенными словами говорит еще Господь: всяк творяй грех, раб есть греха (Иоан. 8:34). Вот и раб, настоящий раб, не имеющий самовластия, как мы сказали о рабе. Несколько ниже опять говорит Господь: аще убо Сын вы свободит, воистину свободни будете (Иоан. 8:36).

Поелику Бог истинен есть и неложны уста Его, изрекшия сие, то кто посмеет утверждать, что раб греха самовластен, когда каждый раб, пока пребывает в рабстве, не имеет никакого самовластия? Это сказал Господь нам; а Павел Апостол велиим гласом на всю вселенную вопиет: окаянен аз, кто мя избавит от тела смерти сея? (Рим. 7:24). Но само собою разумеется, что когда освобождает кто кого, освобождает конечно от рабства. Почему тот же Апостол говорит в другом месте: сво6одою убо, еюже Христос нас свободи, стойте (Гал. 5:1), чем показывает, что освобожденные освободились от рабства, в коем находясь, не были самовластны.

Того, что сказали мы, достаточно к показанию, какое самовластие осталось в нас после того, как мы сделались рабами греха, именно, что оно хранится лишь в нашем желании освобождения, а не в чем–либо большем. Почему нам надлежит приносить Христу сие желание, соединяя с ним и душевную заботу, сердечное искание, не чрез добрыя дела, а чрез одну веру, дабы Христос, давший Себя в искупление за души наши, увидел, как всею душею, всем помышлением и всею крепостию желаем мы и ищем освободиться от злаго тиранства греха, и освободил нас от него божественною благодатию Своею. Между людьми никого нет свободнаго и самовластнаго, кроме одного Христа; а Он потому таков, что есть Бог и человек. С того времени, как Адам стал рабом греха, все люди, до скончания века, рабы суть, кроме тех, которые освобождаемы бывают Христом, как написано: первый человек от земли перстен, а далее: яков перстный, такови и перстнии. Вторый человек Господь с небесе; а потом: яков небесный, тацы же и небеснии (1 Кор. 15:47:48).

Что это за перстный человек? Это блудник, лжец, злой, лукавый, лицемер, нелюбовный, злопамятный, лихоимец, хищник, неправедный, тщеславный, гордый, самомнительный, который, будучи таким же, как и все люди, думает о себе, что он не знать как выше их. Что это за небесный человек? Это святый, преподобный, праведный, как и Господь наш Иисус Христос. Ибо как естественный отец раждает себе чад по себе, так и второй отец Христос по Себе же раждает Себе чад святых, праведных, свободных и самовластных, как сам Он, Отец их. Таковы признаки самовластия, как то, что сказали мы о перстном, служит признаком несамовластия. Из сего явна суть, скажем словами возлюбленнаго Иоанна Богослова, чада Божии и чада диавола (1 Иоан. 3:10).

Поелику таким образом только в желании нашем сохранилось самовластие наше, то нам надобно вопервых возжелать освобождения от рабства, потом взыскать освободителя нашего Христа, а когда найдем Его, припасть к стопам Его и испрашивать у Него себе свободы: ибо никого нет свободнаго, кроме Христа и свободника Христова. Христос милует нас и спасает от рабства, просвещая ум наш, да ясно зрит, или познает правое и святое, и силою нас снабжая избегать непотребнаго и творить потребное. Ибо и то, чтобы зреть правое, не в нашей состоит власти; но как для того, чтоб видеть нам видимое, потребен для нас свет солнца, так для того, чтоб видеть нам духовное, потребен для нас свет Христов, который, просвещая нас, снимает повязку тьмы с очей ума и дает ему ясно видеть правое и богоугодное. А затем преисполняет нас силою, коею освобождал нас от страстей, дает нам свободу верно следовать познанной святой воле Его. Се свобода о Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ШЕСТОЕ

1. Что в теле болезнь, то в душе грех. 2. Как имеем мы чувство телесное, так надобно, чтоб душа имела чувство духовное и чувствовала как болезнь свою, так и здравие. 3. Кто не имеет чувства духовнаго и не чувствует, больна ли душа его или здорова, тот еще не христианин, хотя и называется христианином: ибо прямой плод веры христианской есть здравие души.

1. Что болезнь в теле, то грех в душе. Когда тело заболит, больной ни о чем уже другом не заботится, ни о богатстве, ни о славе, ни об утехах, а все об одном уврачевании тела и возстановлении здоровья. Так и когда душа болит грехом, надлежит всю заботу обращать не на другое что, ни на богатство, ни на славу, ни на удовольствия, а на одно уврачевание болезни душевной и возвращение душе здравия. Что же скажу я, всеокаянный, в оправдание свое, в день страшнаго суда, если тогда душа моя окажется больною многими и различными болезнями? Почему не приложил никакого попечения о здравии души своей, а всю жизнь свою трудился и хлопотал только о богатстве, славе и удовольствиях?

2. Причина этому, кажется, та, что не знает грешник о болезнях души своей и не чувствует в настоящей жизни, какое зло причиняют они душе; не зная же и не чувствуя сего, обманывается, и полагая, что у него все хорошо, нисколько не безпокоится о здоровье души своей. И не потому ли грешник, т. е. больной душевно, горд бывает, что безчувствен есть и не чувствует зла, причиняемаго ему грехами? И еще что? Чем более кто безчувствен, тем более гордится, как говорит и божественный Давид: гордыня ненавидящих Тя взыде выну (Пс. 73:23). Будучи же горд, он и мысли не попускает, чтобы был болен, и ненавистию отплачивает тому, кто стал бы говорить ему о его болезни, или предлагать врачевство, тогда как настоящий христианин, чувствующий раны и болезни души своей, ищет врача и охотно подчиняется его врачеванию. Когда тело наше заболевает, мы чувствуем боль, и чувствуя ее ищем врачевства, да уврачуемся. Еслиб не имели мы чувства, то не чувствовали бы и боли; еслиб боли не чувствовали, не чувствовали бы потребности и во врачевстве. Тому же следовало бы быть и в душе, т. е. чтоб она своим духовным чувством чувствовала свою духовную болезнь. Но бывает иначе, — не чувствует. Не чувствуя же болезни, не тяготится ею и не ищет врачевства. Оттого грешник, не чувствуя боли в душе, живет себе весело и не печалится о грехах. Плача достойное состояние: ибо пока он таков, неисцелим и, как неисцелимый, — погибший, ненавистный Богу и святым Ангелам.

Посему надлежит нам, сколько можно, позаботиться о том, чтобы придти в чувство душею своею, возболезновать о грехах своих и взыскать врача душ и телес, Господа Иисуса Христа и, припадши к Нему, умолять Его, да исцелит болезни души нашей. Эти болезни души суть похоти богатства, славы и удовольствия, по причине коих люди бывают гневливы, досадительны, неподвижны на добро, празднолюбивы, лихоимны, хищны, неправедны, тщеславны, горды, завистливы, человеконенавистны, мстительны. Что скажешь ты о всем этом?! Малы эти болезни душевныя и ничтожны?! И благословно душе, верующей во Христа, не чувствовать их и не печалиться о них? Не должно ли напротив плакать и рыдать, и жалобные испускать вопли, чтобы Врач наш, видя сие, сжалился над нею, и дал ей и увидеть и восчувствовать болезни свои? Ибо пока не увидит она их и не восчувствует, не может уврачевать ее и сам всемогущий Врач. Да и что есть уврачевание души? Есть дивное некое изменение души, по коему уврачеванная душа те похоти злыя, которыя прежде были ей так вожделенны, начинает считать мерзостию и заразою, и за это ненавидит их, не сама по себе, а благодатию исцелившаго ее Врача, Коего и благодарит она потом всегда и о Коем велегласно проповедует всем, взывая: сия измена десницы Вышняго (Пс. 76:11). Но чтобы пришел Врач, надобно призвать Его; чтобы призвать, надобно увидеть болезнь и почувствовать ее.

3. Как внешнее свое состояние человек сознает и чувствует, именно, слаб ли он или крепок, здоров или не здоров, счастлив или несчастлив, обиду терпит или благодеяние получает, — как все это он знает и чувствует, так всякий христианин должен видеть и чувствовать свое внутреннее состояние, здоров ли по душе или болен, счастлив или несчастлив, благоденствует или страждет. И если не чувствует он этого внутренне в себе самом, то всуе носит имя христианина; и хоть именуется так, но на самом деле не таков. Ибо еслибы он был истинным христианином и имел общение с Владыкою Христом, то был бы причастен и живота Его и света: так как Христос есть живот и свет. Следовательно и видел бы себя и чувствовал все свое, потому что видеть и чувствовать есть естественное свойство живых, так что у кого нет этого, тот мертв. Таким образом кто не видит и не чувствует душевно добра и зла, которое прибывает в него и выбывает из него, тот еще мертв и не просвещен лучами умнаго Солнца правды. Да потщится же таковый наискорейше потещи и припасть мысленно к Иисусу Христу, умоляя Его сжалиться над ним, оживить его и просветить, дать ему придти в чувство и познать состояние свое; и потом от Него единаго да взыщет спасения себе. Ибо безчувственнаго человека не может спасти и Сам Бог, могущий все творить.

Человек создан состоящим из двух естеств, мысленнаго и чувственнаго, души и тела. Почему потребовалось для него и двоякое врачевство, после того как он впал в великую болезнь после великаго здравия, какое имел прежде. Болезнь есть потеря здравия, и возболевший по преступлении человек возболел естеством. Болезнь же, в естество внедрившаяся и ставшая естественною, непременяема, как естество. Суди теперь, сколь великая потребна сила, чтобы пременить больное естество в здравое, когда это есть тоже, что поставить его выше естества, как оно есть в нем, в настоящем своем состоянии? Для указания сего–то и дано нам богодухновенное писание, которое есть для нас врачебная наука.

Врачебное искусство, врачующее тело человеческое никак не может уврачевать первоначальную коренную болезнь, то есть тление, но употребляет всякие свои способы лишь на то, чтобы врачевать вторичныя болезни, когда естественно–больное тело выходит и из этого естественно–болезненнаго своего состояния и впадает во вторичную какую–либо болезнь, в водянку напр. или в горячку; это врачевание происходит не от букв, какими прописывает врач врачевство, а от употребления того, что им прописывается; прописываются же им разныя вещества, которыя при различной врачевательной силе и действенности все однородны однакож с заболевшим телом, чтоб могли воздействовать на это тело и врачевать его.

Итак, если врачебное искусство, истоща все способы врачевания и все употребив врачевательныя вещества, доходит лишь до того, чтобы врачевать вторичныя болезни тела и поставлять заболевшее тело только в предшествовавшее сей болезни состояние, которое есть естественно болезненное состояние тления; то где взять силу к врачеванию сей последней коренной болезни? Она — выше естества. Чтоб уврачевать больное человеческое естество и возстановить в нем истинное, свойственное ему по первоначальному его устроению здравие, для сего потребна сверхъестественная и пресущественная сила. Какая же эта сверхъестественная и пресущественная сила, могущая возвратить нам первоначальное здравие? Это есть Господь наш Иисус Христос, Сын Божий, Который, чтоб уврачевать подобное подобным, благоволил воспринять человеческое естество здравое. И вот, когда кто верою прилепляется ко Христу, тогда Христос сочетавается с ним и божеством и здравым человечеством, и чрез такое единение возстановляет в нем первоначальное истинное здравие.

Но как при врачевании тела, на востановление здравия в нем действуют не буквы, коими прописывается врачевство, а сила прописанных веществ; так и в отношении к врачеванию души, оздравление ея и спасительное на нее воздействие совершается не буквами Божественнаго Писания, а силою Христа, Который прописан в Писании. Не в словеси бо царстие Божие, но в силе (1 Кор. 4:20). Ибо все Божественное Писание, Ветхое и Новое, руководит естественно больное человеческое естество к Иисусу Христу, Который есть единственный Врач душ и телес наших. Кто остается непричастным Его божественной благодати, тот остается и неуврачеванным; а кто причащается Его благодати, у того душа перестает уже быть больною. Ибо плод веры нашей христианской есть здравие души. За тем Бог соделался человеком, чтоб душа чрез Него могла воспринимать здравие свое. Следовательно у кого душа не здрава, тот еще не стал христианином настоящим. Здоровою же душа делается силою божественною и светом благодати, даруемой Христом за веру. Душа невидима и не видно, здорова она или нет, не только для других, но нередко и для нея самой. Но есть видимые знаки, по которым для всех явно бывает ея состояние. Укажу на самый видный, на упорядочение и исправление пяти чувств — зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания. Когда кто держит их в порядке и владеет ими разумно, — явно, что душа его в своем чине, здорова, и человек тогда является настоящим разумным животным и действует по разуму и разсуждению, а не как животныя несмысленныя, состоящия во власти у своих чувств. Владение пятью чувствами будто есть очень простое дело; но я тебе скажу, что кто властвует над пятью чувствами, тот властвует над всею вселенною и над всем что в ней: ибо у нас все бывает от них и чрез них. Но кто таков, тот сам властвуем бывает от Бога и всецело покорствует во всем воле Божией. Так царство Божие водворяется и первоначальный чин возстановляется: ибо человек в начале определен был царем мира. В сем черта образа Божия и подобия. Таким образом, кто не властвует над пятью чувствами, тот не бывает по образу Божию и подобию; и хотя бы он всю мудрость мира поглотил и знал все сущее, о нем неложен приговор: приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48:13). Он живет на похуление Бога, Создателя всяческих, как написано: имя Божие вами хулится во языцех (Рим. 2:24). И Христово имя похуляется таковыми и вера христианская поношается от неверных, которые говорят: еслибы Бог христианский был истинный Бог, то христиане не были бы таковы же, как и мы; между тем многие из них живут гораздо хуже нас, в неправдах и срамных похотях.

Нас же да просветит благодать Христова, да подаст здравие душе нашей, и да даст нам силу держать в своей власти пять чувств и жить достодолжно, чтобы славилось имя Божие чрез нас. Ему слава и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СЕДЬМОЕ

1. Бог, по чрезмерной любви Своей к людям, подверг их разным лишениям в жизни сей. 2. Бедность есть благодеяние Святаго Бога. 3. Кто хулит бедность, тот отрицается христианства и не хочет быть христианином. 4. Необходимость настоит, чтобы христиане имели скорби и беды.

1. Человеколюбивый Бог благоволил быть такому порядку, чтобы человека, отпадшаго от благодати Его, окружали многие страхи, разныя неприятности, скорби и беды. Оставил Он его быть обременяему всем этим, со всех сторон безпокоиму и бориму даже от себя самого. Причина, почему Он так устроил, предивна, исполнь любви и благости. Как какой–нибудь богатый пребогатый человек, имея сына возлюбленнаго, по великой своей к нему любви, не хочет, чтоб он искал где либо на стороне или от другаго кого получал потребное себе, пищу, питие, одежду, обувь, или другое какое утешение и упокоение, но желает, чтоб все это он получал от него одного, отца своего, дабы чрез это всегда находился подле него и упокоевался на коленях его; и если случится как нибудь, что этот сын убежит от него, и у другаго кого пожелает получать потребное себе, то отец так все устрояет, чтобы сын или совсем нигде ничего не находил, или находил с большим трудом и потом; мало того, он еще всем, находящимся под его властию, повещает, чтоб, коль скоро увидят сына его шатающимся там и сям вдали от него, гнали его и всякия причиняли ему неприятности, дабы он и нехотя, по неволе воротился к нему, много любящему его отцу, не находя себе нигде покоя; таким же образом и Бог поступил с отпадшим человеком, устроив, чтоб он не находил себе покоя в настоящей жизни в вещах мира сего, и чрез то вынуждаем был опять возвращаться ко всеблагому Богу, Господу и Владыке всяческих, Отцу, Промыслителю, Упокоителю, Искупителю и Спасителю, и всегда находиться при Нем, дабы таким образом и человек находил успокоение, и Бог, Отец его, имея при Себе его, сына, радовался о нем.

Прежде преступления человек находился в полном счастии, всякое имел утешение и жил во всегдашней радости в раю, без скорби и печали, даже не зная, что такое есть печаль. Но забывшись по причине этого самаго великаго счастия, пришел он к похотению того, что было выше меры его и выше силы его, восхотел быть Богом, по внушению диавола. За это, тотчас, как только и делом покусился на то, что получить было для него невозможно, потерял то великое счастие и упокоение, какое имел, стал беден и пришел в столь же великую нищету, сколь великое имел прежде богатство, восприяв таким образом наказание за возгордение, коим подвигшись, дерзнул он покуситься на то великое и отважное покушение: как будто пресытился он тем счастием, какое даровал ему Бог, и, брезгуя им, восхотел высшаго.

Сделавшись так бедным, стал он, по причине нужд и недостатков, поднимать всякие труды и хлопоты, но, не находя при всем том потребнаго столько, как бы ему хотелось, то подавляем был скорбию, печалию и унынием, то на большия напрягался усилия, чтоб достигнуть довольства и обилия, сбросив томившую его тяготу скудости. По этой же причине иной делался вором, явным или тайным, иной разбойником, насильно отнимающим чужое, иной лихоимцем, неправедным обманщиком; отсюда же зависть, предательство, клевета, враждование, споры, суды, наветы, ложь, клятвопреступничество, убийство. И Самого Бога забыли, Который на настоящую жизнь в виде временнаго наказания определил бедность, заслуженную роду человеческому преступлением Адамовым. Действуя так, они, можно сказать, идут против Бога, когда, во что бы то ни стало, усиливаются сделаться богатыми и всем обилующими, несмотря на Божие присуждение нам скудости на настоящую жизнь. Сделавшись богатыми, являются они гордыми и тщеславными. Далее же что последует? Вот что: Бог гордым противится; и последняя их зрят туда же, куда попал отступник от Бога — диавол.

2. Итак знать надлежит относительно скудости во всем, что Бог праведно наложил ее на нас, как временное наказание, и потому претерпевать ее с благодарением, да привлечем на себя благоутробие, милость и попечение Божие. Егоже бо лю6ит Господь наказует, да смирится наказательною скудостию и далек будет от гордости, биет же всякаго сына, егоже приемлет (Евр. 12:6), болезнями и скорбями, чтоб к себе его притянуть и иметь всегда с собою, и за труды и подвиги, с благодарностию переносимые, увенчать его венцем терпения и сделать сыном приятным. Преступление Адамово последовало не от другаго чего, как оттого, что он имел все блага в изобилии без труда. Почему Бог за преступление определил нам в поте лица своего снедать хлеб свой, пока умрем. Если же для настоящей жизни на всех людей наложена скудость, как естественное временное наказание; то всеми неправдами усиливающийся убежать из–под него попадет под вечное наказание. Потому что избежать скудости в настоящей жизни едва ли возможно без хищения, неправды и лихоимства; ктому же счастие и богатство естественно пораждают гордость, источник всякаго греха; а гордаго, стремглав низвергши долу, берет в свою власть срамота, то есть, начинают господствовать над ним плотския страсти, — порождения его неразумия и растления в нем здраваго смысла.

3. Посему христианин, который всячески хлопочет и усиливается избыть от скудости, очевидно не хочет быть христианином истинным; потому что истинному христианину нельзя быть без лишений и нужд. Сын Божий и Бог, соделавшийся человеком для возстановления естества человеческаго, не благоволил тотчас отменить первое наказательное определение, то есть нужду во всем и смерть, наложенныя на Адама и род наш за преступление заповеди; ибо и то, чтобы нам в поте лица снедать хлеб свой, и то: земля еси и в землю пойдеши, пребывают и навсегда пребудут в роде нашем, до скончания века. Но что сделал и делает Господь наш Иисус Христос? — То, что верующих в Его вочеловеченное домостроительство делает причастниками Своей силы, яко Бог сил, и Своей премудрости, яко Бог премудрости, и чрез то, не отменяя делом перваго определения, отменяет тем, что отъемлет силу его, воодушевляя верующих благодушно переносить всякаго рода лишения и скорби, Сам первый подъяв их до безславной смерти на кресте, и сделавшись для нас в этом образцем и примером. Вследствие сего видим, что и Апостолы и все истинные христиане, приемля от благодати Христовой силу, с радостию переносят всякия скорби и искушения, и приносят Богу достойные плоды с великим терпением. Почему ни мученики не просили Христа избавить их от терзаний и мучений, ни подвижники не искали освобождения от трудов и потов подвижничества, но те и другие умоляли лишь даровать им терпение, и с этим терпением подвизались подвигом мученичества и подвижничества, чтоб в будущей жизни восприять награду за труд свой.

4. Итак для всякаго благочестиваго неизбежны скорбь, теснота и лишения; и это не к ущербу, а к усилению и возвышению его благочестия. Пока не испытает кто искушения, не может понять и познать сокрытой в них сладости и силы для жизни по Богу. Когда же испытает их и познает сие, то не может не благодарить испытующаго его Господа. И когда освободится от них, не за то одно благодарит Избавителя, что освободил, но и за то, что даровал испытать чрез них. Неиспытавший искушений бывает неискусен в жизни, и к богоугождению не так рачителен. А испытавший их и освободившийся от них горит духом к Богу и всеусердно благодарит Его. Конечно, бывают усердные к Богу и благодарные и из тех, кои не испытывают искушений, но не с таким жаром, как те, кои испытывают их и избавляются от них. Посему крайне потребно и спасительно христианину подпадать искушениям, скорбям, теснотам и лишениям, да познает на себе многопомощную силу Божию и Бога да благодарит от всей души, от всего помышления и всею силою. Кто живет покойно и не имеет искушения, тот подвержен двум невыгодам: первая, что не так усердствует к Богу и не от всей души благодарит Его, а вторая, что ум его неизбежно вдается в суетныя попечения и заботы. Может быть и Адам не так бы легко прельстился, не послушал бы злаго совета диаволова, и не восхотел бы быть богом, еслибы поусерднее благодарил Бога, когда был окружен величайшим оным упокоением и неизреченною радостию. Так–то сколько потребно для нас дышать воздухом, столько потребно благодарить Бога, в самых искушениях, скорбях и лишениях, каким подвергаемся, идя путем богоугождения. Будем же, братия мои, и мы благодарить Бога о всем, и безропотно претерпевать всякое искушение и скорбь, во Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ОСЬМОЕ

1. Удерживать в уме читаемое в Божественном Писании есть действие силы Божией. 2. О молитве и чтении. 3. Как надлежит христианину молиться?

1. Учащийся, если не удерживает в уме своем и не помнит того, чему научают его, никакой не получает пользы от учения. Знающий грамоту и читающий, если не понимает читаемаго, есть тоже что неграмотный. Читающий и понимающий, если не может удерживать в уме своем того, что вычитал и понял, никакой не получает пользы от чтения. В отношении же к Божественному Писанию, то, чтобы читать оное, в нашей состоит власти; а то, чтобы понимать читаемое, и от нас самих зависит и не от нас. От нас зависит старание и внимание, какия надлежит иметь при чтении; то же, чтобы понимать читаемое, есть дело благодати Божией. Но то, чтобы удерживать в уме и помнить понятое, есть дело единой благодати Божией. Почему не много таких, которые удерживают сие в уме, как и вообще спасаемых избранников немного. — Чтение научает человека тому, что руководит его к Богу и делает Божиим; а молитва делает то, что Бог милосердствует к человеку, и просвещает ум его, чтоб понимал и помнил прочитываемое. То, что написано об иных мирских делах, читающие могут понимать и сами, но вещей божественных и спасительных никому невозможно понять или помнить без просвещения от Св. Духа.

2. Тому, кто научился молиться как должно, не столько потребно чтение потому, что его душу исполняет божественным светом и божественно изменяет благодать Св. Духа. Но тот, кто предпочитает больше сидеть за чтением, нежели научаться молиться как должно, находится в прелести и сам себя отдаляет от спасения; лучше же сказать таковый безчувствен, хотя и говорит, что прочитал все писание и всегда имеет его на языке. Не может быть, чтобы плод земной созрел без теплоты солнечной. Пусть семя прозябнет во время зимы и весною прорастет и даст ствол; но если все время будет стоять пасмурное и холодное, то никак не созреет плод его. Это будет произрастение ни к чему негожее и безполезное; лучше бы ему совсем не прорастать. Таким же образом и тот, кто не согревается теплотою умнаго солнца — Христа Господа, посредством молитвы, как должно совершаемой, не может получить зрелаго плода духовнаго, то есть сладости и пользы от чтения своего.

Много потребно времени и труда, более мысленнаго, чем телеснаго, на то, чтобы сначала научиться молиться как должно, а потом, научившись, продолжать молиться. Почему и Апостол заповедует нам воспевать и петь Богу всегда сердцем, а не устами одними (Еф. 5:19). Поелику уста говорят от избытка сердца, то надобно так устроиться, чтоб и молитва, устами произносимая, произносима была от избытка сердца. А это бывает, когда в нас сердце чистое созидается, божественный дух правый обновляется, и восприемлется радость спасения Божия, каковая радость раждается от общения и причастия Христу, а утверждается потом благодатию Духа владычняго, по слову пророка, который сперва сказал: сердце чисто созижди во мне, Боже и дух прав обнови во утробе моей, а потом: воздаждь ми радость спасения Твоего и Духом владычним утверди мя, чтоб духи злые ни с какой стороны не могли, своими искушениями и прилогами, колебать движений и помышлений душевных. Когда душа будет в состоянии молиться показанным способом, тогда возможно, чтобы от таинственных лучей божественнаго просвещения, нисходящих в молящагося во время молитвы и ради молитвы, созревало, то есть было в сладость приемлемо и пользу приносило то, что он вычитывает и понимает. Кто не делает таким образом, тот ничего как должно не понимает из читаемаго, не чувствует сладости от того и никакой не получает пользы.

3. Молится Богу весьма хорошее дело и великую приносит пользу молящемуся. Если великая бывает польза от собеседования с земным царем, то сколь большая должна быть от собеседования с Царем небесным посредством молитвы? Как никто не смеет приблизиться к тому, кто беседует с царем земным, и пресечь беседу, которую он ведет; так и демоны не дерзают приблизиться к тому, кто с Богом беседует. Напротив, великий вред бывает от того, если кто не молится Богу: ибо душа такого оставляется лишенною Божия просвещения, божественной силы и покоя от демонских искушений; и демоны непрестанно возбуждают в ней непотребныя движения, похоть нечистую, позывы на блуд, неправду, тщеславие, гордость, самомнение. Как для тела необходимо потребен воздух, чтоб дышать, так для души потребно непрестанное памятование о Боге то есть молитва. Но опять, если кто молится Богу просто, как попало, будто мимоходом, без страха, какой надлежит иметь тому, кто предстоит пред Богом, пред Коим трепещут херувимы, для того не только это никакой не приносит пользы, тот не только несет ущерб, о коем сказано выше, но терпит несравненно пагубнейший вред, гнев Божий, отвращение Божие, изгнание Божие. Ибо как телохранители царские тотчас восхищают от лица царева и выгоняют вон того, кто стоит пред царем небрежно, без страха и благоприличия, и царь не воспрещает им этого; так и Ангелы Божии отторгают от лица Божия и от взора Его и вон изгоняют ум того, кто стоит пред Богом и молится Ему небрежно, будто с презорством, без благоговения и благонастроения, и тогда тотчас схватывают его демоны с дерзостию и насилием и кружат его, где хотят, по местам срамным и нечистым, или по делам злым, или по вещам суетным и безполезным. И ни сам страждущий сие от демонов не чувствует того, ни Бог не сжаливается над ним и не освобождает его от сего, за то что тот презрел Его и преступил заповедь Его, которая повелевает: работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом (Пс. 2:11). Потому гораздо лучше бы было для такого, еслиб он совсем не молился; потому что демоны ни за какие грехи не овладевают душею с таким тиранством, как за презорство к Богу. И земной царь должникам своим и тем, которые в чем либо погрешают пред ним, терпит, а для тех, которые презирают его, бывает тяжким и страшным отмстителем. Почему нет большаго греха, как молиться Богу с презорственным небрежением.

Бог безтелесен и невидим; почему и служить Ему надлежит не телесно только, и не видимо только. Служить Богу только телесно и видимо есть дело несообразное, как говорит и пророк Давид: аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо, всесожжения не благоволиши. Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Сокрушение же сердца бывает в уме и помышлении, а ум наш и помышления наши невидимы. Итак, будучи обязаны воздавать Богу невидимому невидимое служение, мы должны служить Ему умом и помышлением. Это и есть подобающее и сообразное служение, — Невидимому приносить невидимое, и мысленному мысленное. Но потом уже и вместе уже с этим надлежит приносить и видимое, с душею и телесное, да угождение Богу от нас будет всем существом. Бог не от рук человеческих угождение приемлет (Деян. 17:25). Если и приемлет Он телесныя и чувственныя приношения, то знать надлежит, когда и как приемлет, именно, когда они приносятся от чистаго сердца.

Молитва и пение божественных псалмов не что иное есть, как беседование с Богом, в коем мы или умоляем Его, да дарует нам, что сообразно Богу даровать человекам, или прославляем Его за все творения, сотворенные Им, или воспеваем чудеса Его, какия от века по временам творил Он во славу Свою, во спасение людей и в воздаяние и наказание неправедных и злых, — или возвещаем промыслительныя действия Его, кои по домостроительству Своему совершает Он таинственно и сокровенно, — или величаем великое таинство вочеловечения Сына и Слова Божия, именно, как Сын Божий не отлучаясь от всего прочаго творения, отлучился в пренепорочное чрево Приснодевы Марии и соделался человеком, родился, воспитался и явил нам житие и жизнь божественныя распялся, умер и воскрес из мертвых, даровав чрез то и роду человеческому надежду воскресения и жизни вечной, и вознесся, яко человек на небеса, чтоб ниспослать на верующих в Него, от единаго Бога Отца исходящаго, Духа Святаго, Котораго от начала имел первый человек и лишился за неверие свое, когда не поверил словесам Божиим. Ибо то и было последнею целию воплощеннаго домостроительства, т. е. для того и воплотился Сын Божий, Бог Слово, и соделался человеком, да приемлют как душу, благодать Святаго Духа души тех, кои веруют в Него, яко Бога и человека, т. е. во единаго Христа из двух естеств, нераздельных и неслиянных, Божества и человечества, и да являются таким образом возрожденными, возсозданными и обновленными чрез святое крещение и соделываются тем, чем был первый человек прежде преступления, освящаясь благодатию Святаго Духа в уме, совести и во всех чувствах, так чтобы после сего совсем не иметь уже растленной падением жизни, которая могла бы увлекать вожделение души к плотским и мирским похотям.

Если теперь тот, кто должен в молитве своей беседовать к Богу о всем вышесказанном, вращая то в уме своем день и ночь, если он, положим, и долгое время проговаривает все это языком только, а умом не знает что говорит, то не является ли он потерявшим смысл? Но всячески явно, что он не соделался еще верным, еще не вошел в содружество с Богом. Ибо верным именуется и есть тот, кому вверена и кто имеет благодать Св. Духа; благодать же сия просвещает ум, собирает его в себя и сосредоточивает, да разумеет, к Кому беседует и о чем беседует. Следовательно кто не так действует в молитве, тот не имеет благодати Св. Духа, неверным пребывает и далеким от Бога.

Итак прежде всего надлежит сделаться верным и с Богом примириться и содружиться, испросив у Него отпущение всех прежних грехов, словом, делом и помышлением соделанных. Душа с Богом примирившаяся и содружившаяся бывает кроткою, смиренною и сокрушенною. Это и служит признаком примирения и содружения с Богом. Ибо Бог обыкновенно эти первыя дает дарования верующим, то есть кротость и смирение. Душу же кроткую и смиренную уже не борют демоны, как прежде, ни сластолюбием, ни сребролюбием, ни славолюбием; и таким образом чрез эти два дарования Христовы душа обретает покой и не бывает смущаема никакими чуждыми и неуместными помыслами. Таковая душа и молится как подобает, то есть со страхом, благоговением и вниманием, а не одними устами. И это невозможно ни для какого человека, ни для мирянина, ни для монаха, ни для отшельника, ни для клирика, ни для диакона, ни для священника, ни для архиерея, если душа каждаго из них не соделается причастницею Святаго Духа, по мере веры их во Христа: ибо никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1 Кор. 12:3). Истинно кланяющиеся Богу, Духом кланяются и Духом молятся. А где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3,17), свобода от демонов и от всех страстей всеваемых ими в душу, от ненависти, печали, смущения, малодушия, злонравия, злобы, неверия, гнева и падкости на всякое самоугождение; и те, кои обладаются ими, пусть они будут постники, безмолвники, долгопевцы псалмов, толкователи божественных писаний, излагатели правых догматов, учители и проповедники церковные, пусть именуются высокопреподобными, многоучеными и всесильными, не имеют части со Христом, истинным светом, просвещающим всякаго человека, от своего злаго произволения грядущаго в истинный мир добродетелей: ибо тьма не имеет никакого общения со светом.

Каковый свет да сподобимся получить и мы о Христе Иисусе, Коему подобает слава, честь и поклонение, со безначальным Его Отцем и Животворящим Его Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ДЕВЯТОЕ

1. Самый большой грех есть молиться без страха Божия, без благоговения и внимания. Допускающие его не ведают, как должно, Бога. 2. Для того, чтобы познать Бога, потребен божественный свет. 3. Всякий человек грешит умом, словом и делом. Чтоб охраниться от грехов, надо прежде всего уврачевать ум.

1. Нет греха больше, как молиться без страха Божия, без внимания и благоговения. Кто молится или поет псалмы просто, как попало, с небрежностию и презорством, тот явно не знает, что такое есть Бог, не знает и небрежничает. Почему Бог, от Коего исходит и отпущение грехов и всякое благо, хотел бы помиловать и его, но не может, а паче гневается. Лучше такому совсем не молиться, чем так молиться, то есть устами только. Душе не свойственно молиться устами, а умом, и тот, кто поет псалмы и молитвы творит, а ум его не заключает себя в молитву, которую он говорит, делает дело несообразное; почему подвигает на гнев Бога, Которому молится. Как ум видит и ум слышит, так надобно, чтобы ум же и молился посредством уст. Кто совсем не молится, тот не исполняет своего долга и остается должником Богу; но когда–нибудь он опомнится и может испросить себе отпущение долга у Бога, Коему должен. Тот же, кто молится кое–как, с небрежностию, подвигает на гнев самого долгов решителя Бога, Коему молится; ибо таковый устами Богу молится, а ум с бесами ведет беседу. От кого же после сего ожидать ему милости?

Итак надобно с устною молитвою молиться Богу и умом. Но поелику невозможно, чтобы с устами и ум молился, если не получит он прежде просвещения и воздействия Святаго Духа, то прежде всего другаго надобно попещись о том, чтобы приять просвещение и благодать Святаго Духа, дабы не молиться устами только и чрез то не быть в опасности вместо получения милости от Бога, подпасть гневу Его. Ибо нет другаго греха, который бы так много прогневлял Бога, как тот, когда кто устами молитвы Ему творит, а умом помышляет неуместное и срамное. Таковый ум еще не возобладан Христом и не хочет быть обладаемым от Него; и поелику не хочет, чтобы царствовал над ним Бог, есть враг Царя–Христа (Лук. 19:14).

2. Итак не подобает молиться Богу без страха и благоговения. Кто не имеет страха и благоговения, пусть испрашивает прежде всего света страха Божия, да ведает, пред сколь страшным Богом предстоит он и молится, чтоб удостоиться за то получить просимое. Ибо кто познает, коль страшен есть Бог, тот преисполнится и страхом Божиим, и страх Божий научит его достодолжной молитве. Кто ж не познал сего, тот во тьме и не умеет молиться, как должно. Пока солнце еще не возсияло и тьма покрывает землю, кто может видеть хорошо вещи? И тот, кто прошел грамматику, риторику и философию и обогатился познанием всего сущаго, не может без света прочитывать книг, в которых содержатся такия учения, а новоначальный, который только приступил к такому учению, что может увидеть без света, или чему может научиться? Ничему. Таким же образом и душе всякой потребен сокровенный свет божественнаго ведения, да видит и познает и постигает силу и значение божественных словес псаломских. Ибо сей сокровенный свет божественнаго ведения есть некая мысленная сила — властная, которая окружает и собирает подвижной ум, отбегающий обычно туда и сюда, в то время, когда слушает или читает божественныя оныя словеса, и держит его в себе, да внимает тому, что читает или слушает. Если же не войдет в кого сей божественный свет, то он устами будет произносить или читать молитву, и ушами слушать, а ум его будет оставаться безплодным; и не только это, но он не будет стоять на одном, а будет кружиться там и сям, и помышлять о том, о чем не подобает, держа притом ту мысль, будто ему неотложно необходимо обдумать то, о чем думает, и позаботиться о том, в чем прельщается, не понимая, что состоит в сие время рабом мысленнаго тирана диавола, и им мысленно влачим бывает туда и сюда. Тем–то и бедственна и пагубна эта болезнь, что, тогда как враг мой влачит туда и сюда мой собственный ум, я думаю, что все эти кружения моего ума, все эти заботы и попечения суть мои собственныя и неотложно необходимы для меня. Вот первая и величайшая из всех болезней душевных, для уврачевания которой, яко первейшей, хуждшей и сильнейшей всякой другой болезни душевной, надлежит нам подвизаться до пролития крови. Ибо она препятствует нам молиться как должно и не позволяет молитве нашей восходить прямо к Богу; она есть большая и крепкая стена, которая мешает уму нашему приближаться к Богу, Который есть везде сый и вся исполняяй. Сие омрачение души есть начало кромешной тьмы адской, и если не разгонит его Христос во всяком подвизающемся о спасении своем, то никто не узрит Господа. Почему и Давид говорит: Богом моим прейду стену (Пс. 17:30). И Христос Господь, прогоняющий сию тьму, возвещает: Аз есмь свет миру (Иоан. 8:12). Если не будет развеян и изгнан из души сей мрак прежде всякаго другаго зла, то тщетна вера всякаго такого христианина, тщетно именуется он именем верующаго, тщетны посты его и бдения, тщетно трудится он, вопия в псалмопениях своих.

3. Если камни нападают в какой–либо тесный канал или трубу и загородят их, то нельзя вынуть того камня, который на самом низу, ни того, который на средине, ни даже того, который близко к первому, если наперед не вынешь этого перваго, а потом по порядку и другие. Это же самое бывает и с людьми. Тремя образами грешат люди: умом, словом и делом. Первый грех, грех умом, есть причина и всех тех грехов, в каких грешат словом и делом; ибо не ум заканчивает грех, а слово и дело заканчивают, что изобретает ум. Итак из этих трех, чему прежде и более всего необходимо быть уврачевану от Христа? Очевидно, первому, то есть уму. Ибо когда уврачуется и освятится ум, когда придет он в доброе состояние и не будет сносить, чтоб сказано или сделано было что–либо Богу неугодное, тогда душа будет охранена и от всякаго другаго греха. Итак сколько сил есть, надлежит нам подвизаться, да освятится Христом ум наш, восприяв благодать Святаго Духа. Для этого одного Христос, будучи Бог, соделался человеком, для этого распялся, умер и воскрес. Это, то есть освящение ума, и есть воскресение души в настоящей жизни, вследствие коего можно сподобиться и будущаго воскресения телом к славе и блаженству.

Потщимся же прежде всего исправить ум свой, чтоб он стоял (трезвенно в себе), когда молимся, или читаем и изучаем Божественныя Писания. Ибо если не исправим ума, все другое тщетно, и душа наша никакого не восприемлет преуспеяния. Многие, именующиеся христианами и не сущие таковыми воистину, не зная, что носят в душе своей эту великую и страшную болезнь, впадают в тщеславие и самомнение, думают, что они выше других братий, гордятся и превозносятся над однородными себе и презирают их, когда эта болезнь ровняет их со всеми, ибо она обща всему роду человеческому, как общи всем тление и смерть. Эта болезнь нередко скорее врачуется в простейших и неученых, нежели как в ученых и умудренных наукою. Если скорее врачуются сии простейшие, то, очевидно, они лучше умудренных и ближе к Богу, Коим прежде познаваемы бывают и просвещаются, а потом сами Его познают. Впрочем и каждому, по мере исправления ума его, дается мера ведения или познания как самого себя, так и Бога, то есть поколику исправляется, освящается и просвещается ум каждаго, потолику он познает себя самого и Бога, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ДЕСЯТОЕ

1. Бог не немощным создал в начале человека, так чтобы он согрешил по немощи, как теперь грешит. 2. Иное есть грех Адама, а иное прочие грехи, коими, грешим мы ныне. 3. Что вам даровано от Христа, и что есть грех? 4. Того ради Бог соделался человеком, да упразднит дела диавола.

1. Разсудив о грехе, коим согрешил Адам, когда находился в славе и наслаждении райском, никто не найдет, чтоб он сделан был по необходимости или немощи, или по какой–либо благословной причине, а лишь по одному презрению заповеди Божией, по неблагодарности и отступничеству Адама, какое показал он в отношении к Богу, Создателю своему. Впрочем для него дано Богом место покаянию, да обрящет прощение, по двум следующим причинам: первое, потому что он не сам по себе надумал злое, но был прельщен и введен в заблуждение советом диавола; второе, потому что был облечен плотию: ибо Адам, яко тварь, был удобопременителен, но не мог впасть в совершенное отступничество от Бога, как диавол и последовавшие ему демоны, не имевшие плоти. Тем большая оставлена человеку надежда помилования теперь, когда он обложен естественною некоею немощию, какую восприяло человеческое естество по падении, и по причине коей грешит. Но это не может оправдывать его грехов, а должно лишь к тому побуждать, чтобы с чувством благодарения Богу за дарование места прощению скорее прибегать к Нему и испрашивать у Него прощения и силы, — прощения того, в чем согрешил, потому что хотя он грешил по человеческой немощи, но ему надлежало противостоять греху до смерти; силы, чтоб восприяв от Бога силу, благодатию Христовою, не согрешать, а делать одни добрыя дела, Богу угодныя.

2. Никто из нас никогда ни согрешал и не может согрешить, как согрешил Адам; потому что никого не было и нет во всем ему равнаго, кто бы то есть был подобно ему безбеден, безпечален, свободен от всякой естественной нужды. Ибо посмотри, какое наказание положено Адаму и роду его за преступление заповеди в раю, — алчба, жажда, озябание во время зимы, озноение во время лета; отсюда потребность пищи, пития, одежды и крова, для чего труд, преутруждение и поты на всю жизнь. Далее же что последует? Нетерпеливость по причине всех показанных нужд и противление определению Божию. Ибо всякий человек раждающийся в настоящую жизнь, не зная, что все такия временныя наказания наложены на весь род человеческий за преступление праотца нашего Адама, не с благодарностию их принимает, а дерзко ропщет по причине их, и желая найти успокоение от нужд своих, лихоимствует, ищет стяжевать более потребнаго, похищает чужое, неправствует. И вот это–то наши суть грехи, то есть что не сносим терпеливо временных Божиих наказаний и не благодарим за них, но, надымаясь будто враги Богу, идем некоторым образом наперекор божественному оному определению, которое гласит: в поте лица твоего снеси хлеб твой; все силы напрягаем, чтоб найти упокоение, и не находим, потому что нет возможности ускользнуть нам от трудов и потов и этой подъяремности нужде, что бы мы ни делали. Потому счастлив тот, кто с благодарностию претерпевает эти временныя наказания, исповедуя, что праведно осужден на них за прародительский грех. Ей, почиет он от трудов своих. Ибо по причине этих наказаний всеблагий Бог даровал людям смерть, чтобы почивали от них на время переносящие их с благодарением, и потом были воскрешены и прославлены в день суда, чрез новаго Адама, безгрешнаго Иисуса Христа и Бога, Иже предан бысть за прегрешения наша, и воста за оправдание наше (Рим. 4:25).

3. Бог, пришедши в мир и соделавшись человеком, принес людям следующия два великия блага, — соединил естество Божеское с естеством человеческим, чтобы человек соделался Богом, и в этого человека, соделавшагося Богом по благодати, таинственно вселялась Пресвятая Троица. Тот же, кто сподобился столь великих даров, как может после сего грешить, как говорит Иоанн Богослов и евангелист: всяк рожденный от Бога, греха не творит… и не может согрешати, яко от Бога рожден есть (1 Иоан. 3:9)?

А грех что есть? Злыя помышления, слова и дела. Итак ничего такого не может допустить в себе тот, кто истинно сподобился благ Божескаго вочеловечения, не может допустить никогда, и если допустит хоть немного раз, перестанет уже быть таковым. Кто помышляет иногда доброе, а иногда злое, кто ведет речи иногда добрыя, а иногда злыя, кто делает иногда добрыя, а иногда худыя дела, тот подобен человеку, который иногда идет в храм Божий, а иногда в капище идольское, иногда Богу покланяется, а иногда демонам. Может ли же быть таковым тот, в ком вселился Бог?

Посему–то христианину надлежит всегда и помышлять, и говорить, и делать одно доброе: ибо, как говорит Господь: дом, разделивыйся на ся, не станет (Мф. 12:25). Но и то надлежит всегда памятовать, что невозможно, чтобы всегда были добры помыслы (от которых обыкновенно раждаются подобныя им слова и дела), если в ум не вселится прежде Христос Господь, о чем и должно нам подвизаться, сколько сил есть, то есть чтоб в ум наш вселился Христос Господь.

4. Иоанн Богослов говорит: сего ради явися Сын Божий, да разрушит дела диаволя (1 Иоан. 3:8). Дела же диавола суть всякий грех, — зависть, ложь, лукавство, ненависть, вражда, злопамятство, клевета, гнев, ярость, гордость, тщеславие, немилосердие, лихоимство, хищение, неправда, похоть злая, спорливость, бранчивость, задорность, пересмешки, клятьбы, богозабвение, безчеловечие и всякое другое зло. Итак тем, кои именуются христианами и делают такия дела диавола, что пользы от того, что они именуются христианами, когда явление Сына Божия не разрушило в них этих дел диавольских? Если кто скажет, что некоторые из таковых изъясняют Божественныя Писания, богословствуют, проповедуют православные догматы, да ведает, что не в этом состоит дело Христово. Иоанн Богослов не говорит: сего ради явися Сын Божий, да богословствуют и да православствуют некоторые, но да разрушит дела диаволя. Относительно же таковых скажу, что прежде надобно очистить сосуд от всякой скверны, и потом влагать в него миро, чтоб иначе не осквернилось само миро, и вместо благовония не исходило от него зловоние. Сын Божий и Бог Слово не для того соделался человеком, чтоб только веровали во Святую Троицу, прославляли Ее и богословствовали о Ней, а для того, чтобы разрушить дела диавола. В ком из принявших веру Христову разрушены будут дела диавола, тому можно вверять и тайны богословия и православных догматов. Те же, в коих не разрушены такия дела, и кои оказываются опутанными в них к безчествованию и похулению Бога, те по существу дела стоят еще на одной линии с язычниками, которым воспрещено и возбранено даже входить в храм Господень и молиться в нем Богу, а не только читать Божественныя Писания и изъяснять их, как написано: грешнику же рече Бог: вскую ты поведаеши оправдания Моя, восприемлеши завет Мой усты твоими? Ты же возненавидел еси наказание, и отвергл еси словеса Моя вспять (Пс. 49:16, 17). Кто не принимает к сердцу законов Божиих, тот ненавидит наказание и исправление, внушаемое словесами Господа, и затыкает уши свои, чтоб не слышать слова Божия, которое возвещает о будущем суде и воздаянии грешникам, или о неугасимом огне геенском и прочих муках адских, или о вечном осуждении, от котораго не может уже убежать никто из тех, кои однажды подверглись ему. Кто не старается всеми силами иметь заповеди Божии всегда пред очами своими и соблюдать их, но презирая их, предпочитает противное им и производит то в дело, тот завергает слова Божии вспять. Поясню это следующим примером. Когда Бог ясно повелевает: покайтеся, приближися бо царство небесное (Матф. 4:17), и еще: подвизайтеся внити сквозе тесная врата (Лк. 13:24), а слышащий это не только не хочет каяться и понудить себя идти тесными враты, но проводит все дни жизни своей в великом нерадении, прилагая к прежним грехам каждый час другие, и тело свое покоит и утешает больше чем потребно и даже больше, чем пристойно, — что и служит признаком широкаго и пространнаго пути, ведущаго в пагубу, а не теснаго и прискорбнаго вводящаго в живот вечный; то не очевидно ли, что таковый завергает вспять, то есть презирает словеса Божии, и творит свои хотения, или лучше сказать, хотения диавола? Да и св. Давид так изображает завергающаго слова Божии вспять: аще видел еси татя, текл еси с ним, и с прелюбодеем участие твое полагал еси. Уста твоя умножиша злобу, и язык твой сплеташе льщения. Седя на брата своего клеветал еси, и на сына матере твоея полагал еси соблазн. Сия сотворил еси, и умолчах, вознепщевал еси беззаконие, яко буду тебе подобен: обличу тя, и представлю пред лицем твоим грехи твоя. Разумейте убо сия забывающии Бога, да не когда похитит и не будет избавляяй (Пс. 49:18—22). Видишь ли, как таковый забыл Бога и достоин приять большее наказание, чем безбожники, совсем Бога не ведающие? Ибо познавши Бога, как говорит Апостол, он не как Бога славит Его, но паче поносит Его, делая дела диавола. Почему есть враг Божий, хотя и кажется вернейшим учителем божественных догматов и православнаго богословия. Впрочем и это, чтоб таковый верно возвещал божественные догматы и богословствовал, невозможно. Ибо как возможно, чтобы право и чисто умствовал тот ум, который омрачен оскверненною совестию? Только тот, кто разрешился от дел диаволих и всегда содержит в памяти Бога, может верно возвещать тайны Божии, как не вяжемый более делами диавола, от коих когда бы избавиться и нам всем и улучить царствие небесное, во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ОДИННАДЦАТОЕ

1. Пишет сие слово св. отец к одному ученику из мирян, и научает, как должно чтить св. отцев духовных? 2. Что должно делать, чтоб найти настоящаго духовнаго отца? 3. И нашедши его, как должно к нему относиться?

1. Возлюбленный мне в Господе! Я принял тебя на лоно свое, когда ты пришел ко мне; с теплым усердием преподал тебе истинное учение, с немалым трудом возообразив тебя во образ Христов чрез покаяние, и возродил чадом духовным с великим терпением, многими попечениями и каждодневными слезами, хотя ты не знал ничего из этого, испытаннаго мною ради тебя. Это и не дивно. И дети, находясь в утробе, ни мало не чувствуют печалей матери своей, ни болезней, какия терпит она во время рождения их. Но когда родятся, естественно хватаются за груди матерния, насыщаются молоком, исходящим из них, и, питаясь таким образом, мало–помалу растут, и тогда уже познают матерь свою, родившую их, и начинают почитать ее и любить чрезмерно; и хоть она бьет их, хоть бранит, они все к ней бегут с полною любовию; не могут они подумать, чтоб она ненавидела их и отвращалась от них душею своею, но что бы она им ни делала, думают, что делает то для того, чтоб научить их разуму. Также и отца своего наконец познают они и начинают отличать от других, почитать и слушаться, не по естественному только закону, но и по законам, которые даровал человеколюбивый Бог.

Таким образом родители являют подобающее о детях попечение, а дети воздают родителям благорасположением и покорностию достодолжное, и живя с ними, бывают научаемы наказанием и учением Господним. Но если родители не оказывают должнаго попечения о детях, не учат их разуму, не внушают им добрых правил, то души детей всеконечно взысканы будут от рук их. И напротив, если дети по дерзости и безчинству будут презирать родителей своих, не станут слушать наставления и исполнять повеления их, то хоть и не будут они преданы за то на временную смерть, как определяет ветхий закон, но несомненно преданы будут огню вечному и тьме кромешной. Об этом явно возвещает нам все богодухновенное Писание, и мы, будто глухие, не слушаем того, а если и слушаем, не исполняем, как будто и не слышали.

Таковым я не имел и не имею никакой охоты говорить что–либо или писать, особенно слыша, что Господь и Бог наш сказал ученикам Своим: аще Мене изгнаша, и вас изженут (Иоан. 15:20); и опять: аще господина дому веельзевула нарекоша, кольми паче домашния его (Мф. 10:25). Но как несмотря на то, Он все же послал их к нам, языкам, говоря: шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мф. 28:19), и потом присовокупил еще к сему: иже веру имет и крестится, спасен будет; а иже не имет веры, осужден будет (Мр. 16:16), то я расположился написать любви твоей на память, что для тебя благопотребно и полезно. И это потому особенно, что преодолевает меня, как отца чадолюбиваго, крепкая к тебе любовь, не дозволяя мне сносить, чтоб ты, духовный сын мой в Господе, проводил жизнь свою так, как живешь. Теплое к тебе расположение нудит меня снизойти к тебе и пред очи твои предложить истину Божию, хотя пиша напишу тоже, что каждый день читаешь ты сам, и что соблюдать заповедует нам Божественное Писание.

Может быть, ты спросишь меня: если ты обещаешься сказать мне, что я уже знаю и чему учит нас Божественное Писание, то для меня достаточно этого последняго, для чего еще и ты хочешь писать мне о том же? На это послушай, сын мой, вот причина, или лучше причины, побудившия меня писать к тебе. Делаю это я, вопервых, для того, да не буду осужден, как осужден был оный раб лукавый, который скрыл талант господина своего, и да не услышу и я, когда в день суда взыщет отчета от меня Владыка мой: рабе лукавый и ленивый, подабаше тебе дати сребро мое торжником, и пришед Аз взял бых свое с лихвою (Мф. 26:26). Вовторых, для того, чтоб оставить тебе, сыну моему возлюбленному, то, что имею тебе сказать, как наследие: все это идет от отцев и праотцев наших духовных, но принято прежде мною и передается тебе; не задерживаю, прими отцовское наследие; мне же, как чадо благодарное, воздай, если разсудишь, вящшею любовию. В третьих, для того, чтоб показать тебе, сыну моему искреннему, сколь великое богатство духовное предано мне духовным отцем моим, породившим меня чрез покаяние благодатию Духа Святаго, чтоб не зная сего, ты как–нибудь не стал презирать меня, духовнаго отца своего, как беднаго, ничего неимущаго и ничего не стоющаго, подумав, что не наследовал от меня никакого ценнаго наследия. В четвертых, и это важнее всего, для того, чтоб, презрев меня, ты не оказался виновным на страшном суде Господнем, если Богу благоугодно будет твое уничижение меня и слова моего вменить в уничижение Себя и слова Своего. В пятых, для того, чтоб и другие услышали слово истины, как теперь, так и после, и плод принесли потом, кто тридесять, кто шестьдесят, кто сто, если примут его в сердце свое, как семя; если же не примут его, чтоб мне остаться неповинным в крови за души их.

И в духовных вещах бывает также, как в чувственных. Каждый из принявших богатство от предков оставляет потом одним наследство, другим дары, как–то: детям, друзьям, слугам, а сверх того, во исполнение заповеди Божией раздает из имения своего бедным, сколько хочет; и каждый из получивших что–либо дает отчет, как распорядился тем, что получил. Таким же образом и получившие духовный дар от Бога долг имеют неоскудно передавать его прежде других детям своим духовным, потом друзьям, знаемым и слугам, а далее и сторонним, богаты ли они, или бедны, слово ли премудрости кто получил, или слово разума, или дарование исцелений, или предстательство о душах, или силу помогательную, или разсуждение управительное. И всякий из тех, которые учат или делают что–либо для других, пусть ведает, что никто из них не будет похвален и не получит воздаяния за то, что делает, но строго будет истязан, осужден и наказан за все, что пропустит сделать.

Итак, не принимай ты, прошу тебя, диавола, когда он придет и начнет внушать тебе, будто я пишу это тебе на показ, из человекоугодия. Сам ты знаешь очень хорошо, что тот, кто действует в таком духе, не только губит мзду свою, как торгующий словом Христовым и продающий его, но и будет предан на мучение там, где плач и скрежет зубов. Знай же при сем, что вместе с ним будут осуждены и те, которые осуждают его; ибо слышишь, что говорит Господь: не судите, да не судими будете. Имже бо судом судите, судят вам: и в нюже меру мерите, возмерится вам (Мф. 7:1, 2). Об этом подумывай, брате мой, вспоминая притом и слово Апостола, который говорит: повинуйтеся наставником вашим и покоряйтеся: тии бо бдят о душах ваших, яко слово воздати хотяще: да с радостию сие творят, а не воздыхающе: несть бо полезно вам сие (Евр. 13:17), и слово Господа, Который каждодневно взывает к нам во святом Евангелии: иже вас приемлет, Мене приемлет (Матф. 10:40), и: слушаяй вас, Мене слушает: и отметаяйся вас, Мене отметается (Лук. 10:16), и ревнуя о спасении своем со страхом и трепетом, слушайся меня и внимай слову моему. Пусть не говорит тебе помысл твой, что это сказано только об Апостолах, и что их одних обязаны мы слушать; но вонми, что опять говорит к ним Христос Господь: яже вам глаголю, всем глаголю (Марк. 13:37). Кому это всем? Тем, которые имеют уверовать в Меня, посредством учения вашего, и будут хранить заповеди Мои также, как и вы.

Вонми, прошу тебя! Владыка наш Бог, избрав Себе учеников и Апостолов, открыл им и вверил все тайны Своего домостроительства, сокровенныя от века, потом даровал им Духа Святаго и послал их, говоря: шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мф. 28:19). Апостолы, изшедше, учили и проповедовали слово Божие, и многие народы уверовали во Христа, и церкви верующих учредились в городах. Когда какой–нибудь Апостол, учредив где–либо церковь, имел намерение оставить тамошних верующих, чтоб идти в другия места, города и селения, то рукополагал для них вместо себя епископов и иереев, и их оставлял им учителями, отцами духовными и руководителями. Эти опять, приближаясь к смерти, избирали на такое служение других достойных, рукополагали их, и оставляли вместо самих себя. Так шел по преданию такой порядок, пока до нас дошел, и законоположение такое действием Святаго Духа соблюдается даже доныне. Равным образом, чрез посредство этих же лиц дошли до нас и все предания и учения, которые Апостолы приняли от Владыки всех и Бога нашего. Но как стадо Христово размножилось и народ верующих стал безчислен, то благодать Духа Святаго устроила, чтоб к архиереям и иереям прибавлены были еще и игумены и другие духовные отцы (из иночествующих), которые делами показывают твердую веру во Христа, истиннаго Бога нашего, имеют в себе благодать Святаго Духа, чтоб и они сопастырствовали вместе с теми и содействовали во спасение тех, которые желают спастися.

Если теперь кого–нибудь из этих пастырей наших, архиереев, иереев, учителей, игуменов и отцев духовных, которые хранят учения и предания святых Апостолов и преподают нам, если кого–нибудь из таковых мы дерзнем как–нибудь презреть и преобидеть, или не принять в дом свой и слова его не послушать, вменяя его ни во что, то не самого ли Павла, не самого ли Петра, и не весь ли хор Апостолов изгоним мы в таком случае? А кто их изгоняет, не оказывает ли презрения к Самому Господу нашему Иисусу Христу, и Отцу Его? Ибо мы чтим Апостолов не просто как людей, но потому что они пришли и проповедали Сына Божия, на землю сошедшаго, да спасет род наш, и потому что Им были посланы соделать нас сынами Богу по благодати, наследниками вечной жизни и причастниками неизреченных благ, посредством проповеди Евангелия и святаго крещения. Еслиб не вручил им Господь преподать нам все сие, они и не преподали бы, и были бы таким образом, как и все прочие человеки.

2. Поэтому надлежит нам со всем усердием, тщанием и вниманием, со всею бдительностию и многими молитвами, блюстись, чтобы не напасть на какого–либо прелестника или обманщика, или лжеапостола, или лжехриста, но обрести руководителя истиннаго и боголюбиваго, который имел бы внутрь себя Христа и точно знал учение, правила и постановления св. Апостолов и догматы св. отцев, или, лучше сказать, который бы знал волю и тайны самого Владыки и Учителя Апостолов Христа. Такого учителя надлежит нам взыскать и обрести, который сначала слышал бы все это в слове и научился тому со слов, а потом научен был всему таинственно и во истине самим Утешителем Духом чрез деяние и опыт; так что бы и он сподобился услышать от самого Христа Господа, научившаго Апостолов: вам дано есть разумети тайны царствия небеснаго (Мф. 13:11). Если взыщем, конечно и найдем: ибо не неправеден Бог, и не радуется Он о погибели человеческой, но как написано, тако возлюби Бог мир, яко и Сына своего Единороднаго дал есть, да всяк веруяй в Он не погибнет, но имать живот вечный (Иоан. 3:16). Если Он на смерть предал Сына своего Единороднаго, да мы спасены будем чрез Него, то возможно ли, чтобы, когда мы просим Его послать нам, или лучше, явить нам какого либо истиннаго раба Своего, который поруководил бы нас в деле спасения и научил знать волю Его, возможно ли, говорю, чтобы Он скрыл от нас такого человека и лишил нас чрез то неложнаго руководства? Нет, нет! Это никак невозможно. Сему веровать да научит нас случившееся с сотником Корнилием. Он был муж благоговеин и бояйся Бога со всем домом своим, творяй милостыни многи людем, и моляся Богу всегда. За это сподобился он того, что увидел в видении яве, яко в час девятый дне, Ангела Божия сшедша к нему, и рекша ему: молитвы твоя и милостыни твоя взыдоша на память пред Бога. И ныне посли во Иоппию мужей, и призови Симона нарицаемаго Петра: сей странствует у некоего Симона усмаря, емуже есть дом при мори (Деян. 10:2—6).

Видишь ли, как хорошо я сказал, что надлежит нам употребить все усердие и тщание, чтоб обрести истиннаго ученика Христова? И заметь при–сем, что говорит Писание: Корнилий муж благоговеин и бояйся Бога со всем домом своим. Не себя только одного держал он в страхе Божием, но и всех, живущих в доме его, научил бояться Бога. И сие добро есть и приятно пред Богом (1 Тим. 2:3), да печется всяк не о том одном, что ему собственно полезно, но и о том, что полезно всем, живущим вместе с ним. Таким образом сотник оный, прежде чем научен был Апостолами, уже исполнял заповедь апостольскую, которая повелевает: никтоже своего си да ищет, но еже ближняго кийждо (1 Кор. 10:24). Творил он также и милостыни многи, и Богу молился день и ночь; и таким образом прежде, чем уверовал, явно исполнял заповедь Господа нашего и Бога, которая повелевает: бдите и молитеся, да не внидете в напасть (Мф. 26:41), и еще: просите и дастся вам: ищите и обрящете: толцыте и отверзется вам (Мф. 7:7). Видишь, что делал этот неверующий еще во Христа и почти язычник? Не слышал еще он слова благовестия, а уже усердно исполнял заповеди евангельския, прежде чем научен им был от кого–либо. Просил он посредством благоговеинства, и получил; искал посредством милостыни и нашел; толкал посредством поста и молитвы, и отверзалось ему. Посли, говорит, во Иоппию, и призови Симона нарицаемаго Петра. Се чудный дар! Се дивное облагодетельствование! Иже странствует у некоего Симона усмаря; емуже есть дом при мори. Видишь, как Ангел открыл ему не только имя руководителя, но и имя того, кто странноприял его, даже место дома, в коем он нашел себе пристанище? И это сделал Ангел для того, чтоб Корнилий не обманулся, и не призвал другого кого вместо Петра, и не попал на волка вместо пастыря.

Если и ты хочешь показать себя истинным, верным и избранным учеником Христовым, живи такою же жизнию, делай такия же дела, припадай к Богу в молитвах своих таким же образом, и Он отверзет очи души твоей, чтоб и ты увидел такого человека, как Корнилий увидел Ангела. Подражай хоть неверному ты, провозглашающий себя верным, язычнику и ненаученному ты, именующийся чадом христианства, воспитанный в учении Апостолов и высоко умствующий, когда услышишь глумления невежд. Подражай сотнику ты, пользующийся властию только в доме своем, и всячески попекись исправным явить хоть себя самого, и этих немногих, сущих под тобою и во власти твоей. Если же ты презираешь эти дела, находящияся во власти твоей и в произволении твоем, нерадишь о заповедях Божиих, тебе ведомых, не печешься об исполнении их и не ревнуешь о том, чтоб явить исправным себя самого и тех, кои под властию твоею; то скажи мне, как Бог покажет тебе учителя, который научил бы тебя совершеннейшему и высшему? А если Бог не покажет тебе его, как можешь ты сам найти его, или узнать? Как примешь его без сомнения, как святаго? И как получишь потом (за такое приятие) мзду праведнаго и святаго? Нет, нет! Нельзя сему быть. Только тем, которые бывали усердны к Богу и, заботясь о спасении своем, начинали сами от себя делать все способствующее сему спасению, сколько то было для них возможно, взыскивали Бога и делали всякое добро, только таким как всегда являл, так и теперь являет Бог апостолов, пророков, праведных и святых, и они узнавали их и принимали, яко таких, и честь им воздавали, как учителям благочестия и посланникам Божиим. Почему и слова их соблюдали, как законы Божии, и мзду получали в меру тех, коих принимали. И ныне, если обретутся где–либо таковые, приемлемые и приемлющие, всеконечно и ныне сии последние приемлют мзду в меру первых.

А тех, которые презирают других, и думая о себе, что они крайне мудры, пребывают в безпечности и нерадении и не просят Бога, как Корнилий и подобные ему, в усердных молитвах, с милостынями и постом, особенно ныне, когда мы все почти, с мальства научаясь у пророков и апостолов воле Божией и всему душеспасительному, думаем, что уже не имеем более ни в чем нужды, — таковых, говорю, Бог оставляет пребывать в том самопрельщении, в которое впали сами по своей вине. Они, будучи омрачены тьмою своих страстей, похотей и пожеланий, и ходя в сей тьме, как в глубокой ночи, на таких же и учителей попадают. И естественно. Потому что властитель тьмы имеет конечно у себя учеников и слуг таких, которые ходят в сей тьме; на них–то попадают подобные же им и принимают их с радостию, находя их по мыслям себе, и учатся у них тому же, что сами наперед предизбрали и что порешили делать на пагубу себе. И кто не знает, что диавол с самого начала поднял против пророков лжепророков, против апостолов — лжеапостолов, против святых учителей — лжесвятых и лжеучителей, и что он всеми мерами подвизается прельщать нерадивых лжесловием, чтоб низринуть их в ров пагубы? От таковых предостерегает нас и Апостол, говоря: молю вы, братие, блюдитеся от творящих распри и раздоры кроме учения, емуже вы научистеся, и уклонитеся от них. Таковий бо Господеви нашему Иисусу Христу не работают, но своему чреву: иже 6лагими словесы и благословением прельщают сердца незлобивых (Рим. 16:17, 18). Итак те, которые желают избежать таковых, как завещавает Апостол, должны для сего удаляться от дел тьмы; ибо пока кто порабощен таким делам и ходит во тьме, дотоле не может он избежать таких учителей и не может придти на свет учителей истинных.

И ты, духовное чадо мое в Господе, слыша Божественное Писание, которое говорит: горе, иже мудри в себе самих, и пред собою разумни (Исаии 5:21), со страхом и трепетом внимай тому, что здесь изрекается: ибо слово это к душевному спасению. И если хочешь улучить истиннаго учителя, мужа святаго и духовнаго, не расчитывай, что можешь узнать его сам собою, своим разсмотрением, потому что это невозможно. Но прежде всего другаго, как я сказал уже, подвизайся в добрых делах, в милостынях, в пощении, молитве и молении непрестанном, да будет тебе помощником и содействователем в этом Бог.

3. Коль же скоро с помощию Божиею, по благодати Его, сподобишься найти такого, покажи к нему крайнее внимание, и всякое ему благоугождение, великое смирение и благоговение, высокое почитание и веру чистую и несомненную. Чего ради? Ради того, чтоб, к несчастию, не заслужить тебе иначе вместо мзды казнь и муку. Ибо о таковых сказал Спаситель наш и Бог: иже вас приемлет, Мене приемлет (Мф. 10:40); отметаяйся же вас, Мене отметается (Лк. 10:16). Итак надлежит нам принимать таковых, как самого Христа; ибо то, что бывает оказываемо им, возносится к самому Владыке Христу и Богу нашему, и Он себе то присвояет и на таком имеет счету, как бы Он сам лично принимал все то; как напротив и то, что бывает оказываемо лжеучителям, возносится к самому антихристу, и которые их приемлют, приемлют самого диавола. И пусть никто не отговаривается, что не знает таковых, говоря: «как могу я распознать их? И я человек, а никто из людей не знает, что кроется у другаго на душе, кроме духа, живущаго в нем». Никто не бери этого изречения в благословный предлог: ибо, еслибы невозможно было распознавать таковых Господь не дал бы такой заповеди: внемлите от лживых пророк, то есть берегитеся от лжеучителей, иже приходят к вам во одеждах овчих, внутрь же суть, волцы хищницы, и не приложил бы вслед за сим: от плод их познаете их (Мф. 7:15).

Если теперь Господь наш Иисус Христос истинен, как воистину есть истинен, то очевидно, что мы можем распознавать таковых, из того, что они говорят и что делают. Итак покажем наперед плоды истиннаго Святаго Духа; тогда объявятся сами собою и плоды противоположнаго Ему, духа злаго; а по плодам этим мы очень хорошо можем потом распознавать, какие учители суть истинные, святые и праведные учители, и какие не таковы, а лишь притворяются таковыми. Я ничего не буду говорить от себя самого, но все со слов Спасителя и святых Апостолов Его, коими попытаюсь удостоверить твою любовь, что указываемые мною признаки истинных и ложных учителей истинны и удобопознаваемы для нас.

Слушай же, что говорит Господь наш Иисус Христос: блаженни нищии духом, блаженни плачущии, блаженни кротции (Мф. 5:3—5). И опять: любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть (Мф. 5:44). Слово праздное да не исходит из уст ваших. Глаголю вам, яко всяко слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день судный (Мф. 12:36). И еще: аще не обратитеся и будете яко дети, не внидете в царство небесное (Мф. 18:3). В другом месте говорит Он опять: о сем разумеют вси, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин. 13:35). Еще: како вы можете веровати, славу друг от друга приемлюще, и славы яже от единаго Бога, не ищете? (Ин. 5:44). Яко всяк возносяйся смирится: смиряяй же себе вознесется (Лк. 18:14). Не говорит, что вознесен будет мирскою славою, но дает обетование, что он будет возвышен таинственно духовным некиим изменением. Вот что вслух всем нам каждодневно взывает Господь наш и Владыка Христос. Послушай теперь, что говорит и Апостол Павел: плод духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5:22). И опять: любы не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, вся покрывает, вся терпит, любы николиже отпадает (1 Кор. 13:5—8). Послушай также и Иоанна Богослова, который говорит: не любите мира, ни яже в мире: аще кто любит мир, несть любве Отчи в нем (1 Ин. 2:15). И еще: всяк ненавидяй брата человекоубийца есть: и весте, яко всяк человекоубийца не имать живота вечнаго в себе пребывающа (1 Ин. 3:15). Сего ради явлена суть чада Божия и чада диавола (1 Ин. 3:10), то есть из любви и ненависти. Любящий Бога любит и рожденных от Него, то есть братий своих; а ненавидящий кого–либо из братий своих, сей от диавола родился, и любви Божией нет в нем. По таким признакам, умеющие разсуждать могут различать, кто сыны Божии и кто сыны диавола; и плоды святаго и всеблагаго Духа суть те, какие мы указали выше.

Надлежит теперь нам показать и плоды злаго духа, чтоб, зная их, вы могли различать свет от тьмы, сладкое от горькаго, добро от зла. Внемлите же опять, что говорит Господь и Бог наш: не может древо добро плоды злы творити, ни древо зло плоды добры творити (Мф. 7:18). И опять: благий человек от благаго сокровища сердца своего износит благое: а злый человек от злаго сокровища сердца своего износит злое (Лк. 6:45). Еще: иже аще разорит едину заповедей сих малых, и научит тако человеки, мний наречется в царствии небеснем: а иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небеснем (Мф. 5:19). А о книжниках и фарисеях что говорит Он? — Связуют, говорит, бремена тяжка и бедне носима, и возлагают на плеща человеческа: перстом же своим не хотят двигнути их. Вся же дела своя творят, да видими будут человеки: расширяют же хранилища своя, и величают воскрилия риз своих: любят же преждевозлежания на вечерях, и преждеседания на сонмищах и целования на торжищах, и зватися от человек: учителю, учителю (Мф. 23:3—7).

Итак, когда увидишь, что кто–либо делает такия дела, заботливо ищет славы человеческой и беззаботно преступает заповеди Божии, чтоб угодить людям, то знай, что это прелестник, а не истинный учитель. И Апостол говорит; идеже в вас зависти и рвения и распри, не плотстии ли есте? (1 Кор. 3:3). Плотской же и душевен человек не приемлет яже Духа Божия, юродство бо ему есть (1 Кор. 2:14). Но кто не приемлет Духа Святаго, тот, явно, и не имеет сего Духа в себе; а кто Духа Святаго не имеет, тот и не Христов, как утверждает тот же Павел, говоря: аще кто Духа Христова не имать, сей несть Егов (Рим. 8:9).

Слышал, кто Христовы и кто антихристовы? — Можешь отсюда наверное заключить, что внимательные легко могут распознавать добрых и злых. А невнимательные не только других людей, но и самих себя не знают. Ибо когда кто так опутывает себя заботами и хлопотами о житейском, как бы был безсмертен в этом мире, день и ночь занят бывает одними мирскими делами и всякие изобретает способы, как бы побольше разбогатеть, и при этом строит домы добрые и многоценные, набирает множество слуг, коней и мулов, накупает серебряных сосудов, златотканых одежд, дорогих ковров и всякое другое доставляет себе плотское наслаждение и успокоение, то скажи мне, можно ли показать, что такой знает самого себя? — Нет, чадо мое духовное, нет, наверное не знает он ни себя самого, ни того что делает. Знает он себя лишь настолько, чтоб сказать, что это он, а не другой кто; но дела его показывают, что он не знает, что он такое есть, не знает своего душевнаго состояния и не понимает, что делает. Он так живет, как бы был безсмертен; устами говорит: мы нынешни, а не завтрешни; и тут же на деле заготовляет всего так много, что того не израсходуешь и в десятки лет; гласно исповедует, что блага мира сего ничто, а между тем за маленькую какую–либо и ничтожную вещь заводит споры и ссоры с братиями своими; философствует, что он пыль и прах, а между тем всегда одевается пышно, показывая тем, что он гораздо выше всех других людей; слышит Божественное Писание, которое говорит: горе сластолюбствующим и ласкосердствующим на постелях мягких (Иезек. 16:49; Амос. 6:4), а сам со всею заботливостию назирает, чтобы кровать его была самая великолепная, постель самая пышная и стол обиловал всякаго рода дорогими яствами. И это выказывает он не только пред подобными ему мирянами, но и пред монахами бывающими у него, которые не только не дивятся всему этому, а напротив жалеют о тех, кои имеют то, и оплакивают их неразумие, видя, как они величаются тем, от чего следовало бы им наипаче приходить в стыд, именно, что, тогда как братия их бедные или, лучше сказать, сам Христос, алчут и жаждут, они всячески утешничают и, что еще хуже, не чувствуют, что поступая так, они свидетельствуют о себе, что суть немилосердые лихоимцы и онеправдователи бедных. Скажи же мне теперь, можно ли согласиться, что такой человек знает самого себя, знает, в каком состоянии находится по душе и каким страстям порабощен? Никак нельзя. Нет, не знает он себя, хоть и может ему казаться, будто знает. Но тот, кто не знает самого себя и своего состояния, как может познать другаго и страсти его? Как можно, чтоб слепой мог разсмотреть другаго и познать, слепой он или видящий? Нет, нет; это невозможно.

Прибавлю к сказанному, сын мой и брат, еще и следующее, что если кто не позаботится наперед, долгим молением, с милостынею, постом и бдением, познать себя самого и свою немощность, то он не может познать и того, что без духовнаго отца, руководителя и учителя, нельзя человеку соблюсти, как должно, заповеди Божии, жить вполне добродетельно и не быть уловлену сетьми диавольскими; а кто этого не познает, тому как избежать притязательнаго самомнения, что он не имеет нужды в научении, совете, внушении и помощи со стороны других? И остается он исполненным гордости, не сознавая, что ничего не знает, и пребывает во глубине неведения, или, вернее сказать, погибели. И этого самаго не может он понять, что находится в числе гибнущих; так как это неведение то имеет свойство, что бывает каким–то густым покрывалом на умных очах души, и не дает им видеть ясно истину, когда любит мир и вещи мирския. Ибо поколику ум удаляется от памятования о Боге, о смерти и о будущем суде, и не помышляет о благах, уготованных праведникам, и о муках, ожидающих грешников, — вечном огне, кромешной тьме и скрежете зубов, но всецело весь предан бывает заботам житейским и призрачным благам мира, богатству, славе, утехам, всему прочему, что в мире люди считают славным и светлым, — поколику, говорю, ум предан бывает всему такому, потолику он более и более грубеет, разстроивается, омрачается и некоторым образом весь покрывается непроницаемым покровом; следствием чего бывает выпадение из круга его познания заповедей Божиих и совершенное о них забвение. Почему и св. Давид, после того, как согрешивши испытал такое зло, обратившись к Богу в покаянии, умолял Его, говоря: открый очи мои и уразумею чудеса от закона Твоего (Пс. 118:18).

Видишь, как закрыты были очи его? Видишь, как вопиет он к Богу, чтобы Он открыл их? Делай тоже самое и ты, сын мой, и Господь не презрит прошения твоего, если восшлешь его к Нему от всей души твоей, но услышит тебя и откроет очи души твоей. И тогда, как только прозришь ты, прежде и в начале всего познаешь самого себя и состояние свое, а потом и все другое, что тебе потребно знать. Следствием этого будет то, что ты от всей души начнешь почитать несравненно высшими себя и святыми не только благочестивых и добродетельных людей, но и всякаго вообще человека, большаго и малаго, праведнаго и грешнаго, даже тех, которые грешат явно. И сие да будет тебе и всякому другому явным знамением, что ты получил отпущение всех грехов твоих, если придешь в эту меру и достигнешь этого добраго состояния. Ибо святое смирение на этой мере находится, и тому, кто достигает сей меры, оно первым даром дает то, чтоб он думал, что из всех людей никого нет грешнее и ничтожнее его, и чтоб всем чувством души, с полным убеждением, одного себя почитал грешным и верил, что он один имеет погибнуть и быть преданным на вечныя муки.

Итак, чадо мое возлюбленное и брат мой, восподвизайся стяжать такое смирение и не говори: «это невозможно для меня», ни опять: «это идет к одним монахам, а не к тем, которые живут в мире». Ибо Христос заповеди Свои определил вообще для всех, и ничего не законополагал особо для монахов, и особо для мирян. И праотцы, бывшие прежде закона Моисеева, и те, которые жили после него, исполняли эту заповедь (о смирении). Слушай, что говорит Иов: мню себе землю и пепел (42:6). И Давид: аз есмь червь, а не человек (Пс. 21:7). Видишь словеса смирения? Видишь душу, которая почитает себя презреннейшею паче всякаго человека, большаго и малаго? Подражай же и ты покаянию Давида, и стяжешь смирение его. Покаянием разгоняется облак неведения, покрывающий ум, и снемлется покрывало, лежащее на нем. Когда же размрачится ум, тогда познаем и самих себя и состояние свое, каково оно: увидим еще раны и скверны души нашей, и затем начнем не только мудрствовать и говорить смиренно, но станем стыдиться и солнца, и звезд, и всех тварей Божиих, созданных ради нас, стыдиться оттого, что прогневали Бога, создавшаго все сие ради нас, и погрешили против Него, преступив не одну, а все заповеди Его. Оттого не будем сметь поднять глаза свои, чтоб посмотреть на эти твари, и станем почитать себя недостойными того, чтобы вкушать от плодов земли, сами на себя произнеся определение, что праведно будет умереть нам от алчбы и жажды. Не будем сметь также взглянуть и посмотреть на икону Христа Господа и святых Его, сознавая себя скверными, нечистыми и многогрешными. Будет нам казаться, что самим иконам стыдно от нас и дел наших; оттого не будет у нас доставать смелости приблизиться к ним и приложиться; крайне стыдно нам будет к чистому и святому прикоснуться нечистыми и оскверненными устами своими. Даже в храм Божий намереваясь войти, будем чувствовать, как объемлет нас страх и трепет, сознавая, что входим недостойные, боясь, как бы не разверзся пол храма и не низринул нас живых во ад.

Сему и большему сего всегда будет поучать нас святое смирение, и, изменяя нас, переустрояя и претворяя, до того проникнет все естество наше, что потом мы, хоть бы и хотели, не возможем уже подумать или сказать о себе что–либо великое и высокое. Это святое смирение удостоверит нас и в том, что без учителя не возможем мы научиться никакому добру; и тем, которые вопросят нас, говоря: разумееши ли, что чтеши? оно научит нас отвечать: како могу разумети, аще не кто наставит мя (Деян. 8:30, 31)? Оно научит нас не вступать без проводника на стезю, которой не ведаем. Оно возвестит нам, что, желая каяться, мы не должны приступать к Богу без посредника и руководителя. Поелику если оно побуждает нас стыдиться неба и земли и всякаго творения Божия, сущаго в них, со страхом благоговеинствовать пред иконою Спасителя и святых Его, не сметь взирать на сии иконы, или приблизясь лобызать их; не тем ли паче заставит оно нас не приближаться без посредника к самому Творцу и Владыке всяческих Богу? Ибо хотя Он и человеколюбив, но много радуется о нашем смирении и сокрушении, и очень хвалит, когда кто почитает себя недостойным приблизиться к Нему самому собою без посредника.

Другим образом (так можешь убедиться в этом). Владыка наш и Бог, желая научить нас, что к Богу приближаться надлежит нам с помощию какого–либо посредника и поручителя, Сам как во всем прочем показал нам пример и образец, так и в этом Сам был первым посредником и ходатаем человеческаго естества, принесши оное в Себе Отцу своему и Богу. Потом поставил служителями сего посредничества и ходатайства святых Апостолов своих, которые и приводили ко Владыке Христу всех уверовавших в Него. Апостолы опять из числа сих уверовавших избирали достойнейших и их рукополагали в преемников себе — быть служителями того же посредничества. Эти опять (избирали и рукополагали) других, а сии — следовавших за ними. И таким образом этот чин преемственно соблюдается даже доныне. Бог не хочет, чтоб мы преступали и попирали такое Его установление и предание, но желает, чтоб мы жили по тому чину, какой Он определил для нас. Почему Господь и Спаситель как о Себе со Отцем говорит: никтоже может приити ко Мне, аще не Отец, пославый мя, привлечет его (Ин. 6:44), и опять: никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною (Ин. 14:6): так установил, что никто не приходит к вере во святую и единосущную Троицу, если не будет каким–либо учителем научен догматам веры, также никто не бывает крещаем и никто не причащается божественных Таин сам собою без иерея. А кто не окрестится и не будет причащаться пречистых Таин, тот не получит живота вечнаго, как сам Господь опять определяет, говоря: иже веру имет и крестится, спасен будет: а иже не имет веры, осужден будет (Мр. 16:16); и: аще не снесте плоти Сына Человеческаго, ни пиете крове Его, живота не имате в себе (Ин. 6:53). Итак поелику без св. крещения и без причащения Божественных Таин ни один христианин не может сподобиться жизни вечной, а таинства сии преподаются нам не чрез Апостолов святых, и не чрез святых отцев, бывших после Апостолов, а преподаются чрез тех освященных лиц, которыя теперь существуют и живут среди нас; то очевидно, что мы не можем и не должны отчуждаться от их посредничества в деле нашего спасения.

Так Бог определил; и чтоб тебе охотнее было подчиняться тому закону, содержи в мысли, что что преподавали верующим отцы, жившие в оныя времена, тоже самое преподают и нам наши отцы духовные: те крестили водою и Духом, тоже делают и эти ныне; те преподавали тело и кровь Христову, тоже самое преподают нам и эти. И как у тех, которые тогда крестили и причащали, ничего не было лишняго против нынешних: так у тех, которые теперь крестят и причащают нас, ничего нет недостающаго против прежних. Учили те вере во Христа и во Святую Троицу, единосущную и нераздельную, то есть во Отца, Сына и Святаго Духа; тому же самому учат и нас ныне духовные отцы наши. Итак явно из этого вкратце (не пишу всего, чтоб не удлинилось крайне слово мое), что что тогда делали для верных Апостолы, и чему учили их, тоже самое делают и для нас ныне отцы наши духовные, — разумею, архиереи и иереи, — точь в точь тому же, без малейшаго недостатка и ущерба, и учат нас они и наставляют, как и те. Если же они в сем отношении ничем не разнствуют от Апостолов, то они суть сыны Апостолов и апостолы для нас, и те, которые не приемлют их и слов их не слушают, да слышат, что говорит Господь наш Иисус Христос к подобным лицам: Аминь глаголю вам: отраднее будет земли Содомстей и Гоморрстей в день судный, неже вам (Мф. 10:15; 11:22). Ибо что сказал Он Апостолам: иже вас приемлет, Мене приемлет (Мф. 10:40); и еще: слушаяй вас, Мене слушает: и отметаяйся вас, Мене отметается; отметаяйся же Мене, отметается Пославшаго Мя (Лук. 10:16), — то относится и к подобным им, преемникам их, и тем, которые теперь живут, и тем, которые будут жить после них. И следовательно те, которые не приемлют и не слушают их, а отметаются, не приемлют и не слушают самого Христа Господа, а отметаются Его. Отметаясь же Его, они отметаются и Бога Отца, пославшаго Его.

Знаешь, конечно, сын мой возлюбленный, что ныне, во времена сии, никто ни из мирян, ни из монахов, ни из иереев или архиереев, не почитает, не любит, не боится и не приемлет никого, как апостола Божия и ученика Христова, по любви Христовой, или по заповеди, или вечных ради благ, обетованных нам; но все мы друг друга презираем и друг друга охуждаем, — монахи осуждают монахов, иереи архиереев, миряне всех их, и между собою один другаго, и никто совершенно не держит в уме, что церковь Божия, какою была в древния времена, такою пребывает и ныне, и как тогда Бог определил для ней первее Апостолов, второе пророков, третье учителей и прочих перечисляемых св. Павлом, так и ныне они же пребывают в лице преемников своих, предстоятелей церкви, чтоб всякий принимал иных как Апостолов, иных как пророков, иных как учителей. Мы же все это совсем позабыли, и один над другим возносимся без меры. Того, кто вчера окрестил меня, освободил от греха и порчи душу мою, исполнив меня благодатию Святаго Духа, причастил пречистаго тела и спасительной крови Господа нашего Иисуса Христа, и соделал меня сыном Богу (что другое больше сего делали тогда для христиан и Апостолы Христовы?), на этого самаго ныне я посмотреть не хочу и не приветствую его, потому что считаю это стыдом для себя; не выхожу встретить его, когда он идет ко мне, чтобы почтить его и принять приветливо, но говорю слуге своему с досадою: чего он там хочет? скажи ему, что господин твой занят и не имеет времени принять его. Не говорю уже о том, что еще хуже и непочетнее этого делают не только монахам, но и иереям, те самые, которые исповедаются у них и поверяют им души свои. Бывает, что иной только–что изберет кого–либо себе в духовные отцы и учители посредством исповеди у него, и не спустя несколько времени, а тотчас же, как назовет себя духовным ему сыном, начинает высказывать гордость пред сим духовным отцем своим, и вместо того, чтобы быть духовным чадом и учеником, становится отцем духовным и учителем и начинает читать уроки отцу своему духовному, противоречить ему и уничижать его, если случится, что он скажет ему что–либо не по нраву его; а пройдет сколько–нибудь времени, он и совсем забывает, что есть у него духовный отец и учитель. Если же духовный отец сам ходит к нему, но не творит воли его, и не поблажает желаниям его, или, лучше сказать, не падает и сам вместе с ним, чтоб вместе с ним и погибнуть, то он оставляет его и находит другаго, который бы последовал его плотским пожеланиям.

Таким образом все духовное у нас, как и сам ты видишь и знаешь, ныне в безпорядке находится, разстроено; чин и предание апостольское забыты и заповеди Христовы оставлены. И это бедственное зло живет в нынешнем роде, при всем том, что все мечтают о себе, что они достаточно изучили божественное, знают заповеди Божии и могут разсудить, что и как подобает им творить. И еще вот что: думая, что все нынешнее священство есть совокупность лиц недостойных и грешных, они держат однакож убеждение, что благодать Божия действует и чрез них недостойных; но веруя, что несомненно получают дары Святаго Духа, как залог вечных благ, обетованных нам, посредством таинств, совершаемых сими лицами, они однакож отворачиваются от иерея, чрез посредство коего дается им это, и презирают его, как грешника, недостойнаго священства. Также относятся они и к духовникам своим: думают, что посредством исповеди у них они получают отпущение грехов своих, а их самих считают лишенными всякой добродетели, не имеющими никакого дерзновения пред Богом, и ставят их на одну линию со всеми другими людьми. Так вот в каком состоянии находятся у нас почти все: думают, что и они получают, или лучше сказать, похищают все те духовные дары, которые Бог даровал Апостолам, Апостолы же передали тем, которые уверовали посредством их во Христа, а достойной чести и веры тем, чрез которых подаются им сии дары, не воздают: — каковую честь в начале Апостолы воздавали Владыке Христу, Апостолам — потом ученики их, а этим те, которые состояли под ними; они же питают дерзкую уверенность, будто Бог не требует от них, чтоб они воздавали ее и ныне архиереям, иереям, игуменам и духовникам своим. Будучи крещены младенцами, они полагают поэтому, что не виновны бывают, когда не воздают потом чести тому, кто крестил их, и не благоговеют пред ним, как пред духовным отцом своим. Мечтается им также, что, выучив начатки христианских догматов еще в детстве, они знают достаточно для благочестия, и что потому Бог не взыщет с них за то, что они презирают учителей благочестия и не хотят более ничему научаться у них. Кажется им, что они довольно благочестивы и ведут жизнь более исправную, чем многие другие; почему надеются, что будут оправданы ради этого одного. Еще, — сказать на духу грехи свои, исповедаться в них и получить разрешение от духовных отцев своих, этого им думается достаточно для спасения, и не нужно уже потом им ни веры более иметь к сим отцам, ни чести им воздавать, ни благоговения оказывать, какое подобает им, как преемникам Апостолов, посредникам и молитвенникам за них пред Богом.

Таким–то образом вся вселенная ныне преисполнена этою прелестию и этим злом. Одной этой заповеди нарушение и презрение все вверх дном переворотило в церкви Божией, повергло ее самую долу. В такое безчиние и смятение пришла церковь, что нигде почти невидно приличнаго ей благоустроения, и признака не найдешь, чтоб это было благообразно сочетанное тело Владыки. Будто мы не имеем главы Христа Господа, будто мы не братья по духу, связанные друг с другом и сочетанные благодатию Святаго Духа, что не допускаем, чтоб каждаго из нас в своем чине поставляли и благоустрояли первостроители церкви Божией!? От этого мы разделены и разсеяны, как бездушныя частицы какого–либо вещества (как песок). Так много поработились мы пожеланиям своим, так сильно возобладали над нами похоти сластолюбия! Будучи увлечены ими к угождению себе лишь, мы раздробились, и от взаимной неприязни и гордости отвратились и отдалились друг от друга, и потеряли таким образом отличительную черту и знамение веры нашей, то есть любовь, о коей сказал Господь: о сем разумеют вси, яко есте Мои ученицы, аще любовь имате между собою (Иоан. 13:35). Если же потеряли ее, то напрасно именуемся христианами.

Скажи мне, прошу тебя, — когда мы не любим духовных отцев своих, доставивших нам столь великия блага, что чрез них Бог делает нас сынами Своими по благодати, сопричастниками славы Своей и наследниками вечнаго блаженства, — когда, говорю, мы не любим их, не почитаем и не прославляем, как должно, как должен быть чтим человек Божий, посланный к нам от Бога, — кто может поверить нам, что мы имеем любовь к прочим братьям, нашим ближним? И кроме сего, — если тех, коих имеем ходатаями пред Богом и молитвенниками, кои прияли от Бога власть — давать нам разрешение во всех грехах наших и примирять нас с Ним, если, говорю, не принимаем мы их с полным убеждением и верою, как святых, но смотрим на них, как на грешников, — как можем мы надеяться, что нам даровано чрез них совершенное отпущение грехов? Ибо Господь говорит: по вере ваю буди вама (Мф. 9:29). И точно, по мере веры нашей, насколько веруем в них, так получим и отпущение грехов наших. Ктому же, если верно слово, сказанное Господом: приемляй вас, Мене приемлет, и: — отметаяйся вас, Мене отметается; то недоумеваю, как те, которые не держат в уме своем убеждения, что мы должны не только любить всех людей, особенно же братий по духу, но еще должны принимать кого–либо из нынешних духовных мужей, как Апостола Христова, чтобы чрез посредство его принимать самого Христа, и всякое его слово должны исполнять, как бы оно исходило из уст самого Христа, — как, говорю, и каким другим способом таковые могут принять Христа, или стяжать Его внутрь себя? А между тем многие из нас даже не знают иерея крестившаго их; мы же, знающие их, отвратились от них и презрели их, как я сказал выше; а иные даже не знают, крещены ли они? — Если же этого не знаем, то как можно допустить, что имеем веру, или даже считать нас крещеными? Я этого не понимаю: отца духовнаго мы не познали, а если и познали, то не чтим его, как отца; учителя, который учил бы нас благочестию, не озаботились приобресть; а если и приобрели, то не делаем ничего по тому, как он нас учит, но ходим и действуем, как воле нашей угодно. Что можно сказать больше этого — не знаю, и не нахожу, за что и за какую вашу добродетель мог бы я назвать вас христианами?

Бедный и несчастный человек! Чего ради не чтишь ты духовнаго отца своего, как апостола Христова? — Не вижу, говоришь, чтоб он исполнял заповеди Божии, потому и не чту его. Но это пустой предлог. Ибо, скажи мне, сам–то ты лучше его исполняешь их, что так смело презираешь его и осуждаешь? — Но хотя бы ты и действительно исполнил все заповеди, и тогда не следовало бы тебе осуждать его и презирать, и отвращаться от него, укоряя его в нерадении о добром житии, а напротив, надлежало бы и тогда любить его и почитать за те блага, которыя даровал тебе Бог чрез посредство его, и делать его участником в твоем телесном, чтоб таким образом хоть сколько–нибудь воздать ему за то духовное добро, которое он доставил тебе, дабы не только сохранить дарованное тебе чрез него от Бога, но и приумножить то таким образом действования. Теперь же, как сам видишь, за неверие, неблагодарность и оставление духовнаго твоего отца и учителя, ты не только сгубил все, полученное тобою чрез него, но изгладил то самое, почему ты — христианин, — и лишился Христа Господа. Ибо предположи в уме своем, что царь земной прислал к тебе какого–либо из самомалейших слуг своих, одетаго бедно, в ветхия рубища, не на коне, а на плохом ослике, или даже пешком, но который принес тебе грамоту за царскою печатию, написанную собственноручно царем, и в этой грамоте царь провозглашает тебя братом своим и другом, и обещает спустя несколько времени сделать тебя соучастником с собою в царствовании, увенчать главу твою царским венцем и облечь тебя в царское одеяние, — скажи мне, как бы ты отнесся к этому слуге? Принял бы его и почтил, как царскаго слугу, и ради таких великих и истинно царских обещаний и такой светлой славы тебя ожидающей, возрадовался вместе с ним, облагодетельствовал его по силе своей и наобещал благодетельствовать и после всегда, — или презрел бы его и отослал с пустыми руками и безчестием, по тому одному, что он одет в бедныя одежды и пришел пешком?! Если предположим, что ты презрел бы его таким образом, и царь узнал об этом, то похвалил бы он тебя за это, или бы укорил и осудил? Еслиб сам ты был этим царем, то не почел ли бы укором и безчестием себе такого презрения, оказаннаго слуге твоему? И этого поношения его не признал ли бы поношением себе? Конечно, так бы было. Ты так разгневался бы на него, как бы он тебе самому оказал презрение, как бы в лице тебя укоряя, что имеешь таких слуг, и сказал бы: кто поставил его судьею над слугами моими? Не слугу моего он укорил, что по своей небрежности носит он такия бедныя и испачканныя рубища, а меня самого, что я немилосерд и держу слуг в таких лохмотьях. Таким образом ты раскаялся бы, что наделал таких обещаний этому презрителю слуги твоего ради сего самаго презрения и верно не принял бы его, когда бы он пришел к тебе, за то, что он, дерзкий, восхитил собственный твой суд и осудил слугу твоего, котораго судить ему неуместно.

Обсуди все это в себе самом, чадо мое духовное и возлюбленное, и в совершенстве уразумев настоящий порядок вещей, постарайся быть истинным христианином не словом только, но и делом. Приобрети себе духовнаго отца, приобрети учителя, посредника и ходатая пред Богом. Прилепись к нему с любовию и верою, со страхом и желанием, и будь с ним как бы был с самим Иисусом Христом, да сподобишься чрез посредство его соединиться с Христом и сделаться сопричастником и сонаследником вечной славы и царствия Его, чтоб воспевать и славить Его со Отцем и Святым Духом, в безконечные веки веков. Аминь.

СЛОВО ДВЕНАДЦАТОЕ

1. Кающийся во грехах своих никакой не получит пользы, если не взыщет приять от Христа Господа и врачевство той немощи своей, по причине коей грешит. 2. Что бы ни делал человек в настоящей жизни, всуе делает, если то не способствует к здравию его душевному. 3. Как грех бывает по воле нашей и без воли нашей?

1. Хорошо плакать и печалиться о грехах своих и молить Бога об отпущении их. Но никакой от этого не будет пользы, если Господь наш Иисус Христос не уврачует тех немощей кающагося, по причине коих он грешит, как бы нехотя: ибо если он не исцелится от них, то нельзя ему удержаться от грехов. Почему всякий кающийся на то одно должен обратить весь свой подвиг, чтоб быть уврачевану от Христа Господа, освятиться и приять силу к исполнению воли Божией и заповедей Его. Ибо кто не уврачеван Христом Господом, тот иногда грехи делает, увлекаем будучи на них своею немощию, а иногда с большим трудом и стеснением исполняет какую–либо заповедь; но такому какая польза? Подобен он тому, кто строит и опять разоряет построенное. Почему всякая настоит необходимость, чтоб уврачевана была немощь наша Христом Господом, Который единый есть истинный врач, пришедший на землю для уврачевания немощей наших, по причине коих грешим. Он есть Агнец Божий, вземляй грех мира, который и есть немощь поврежденнаго естества нашего. Ибо после того, как Адам преступил заповедь Божию и изгнан был из рая, всякий человек стал немощен и болезнен. И эти немощи, поелику находятся как в естестве, так и в произволении нашем, суть какия–то странныя: иногда кажется, что оне от естества суть, а иногда от произволения.

Немощи, о коих говорю я, суть следующия: всякий человек немоществует и не может иметь чистой любви, не может не завидовать, не поносить, не осуждать, не презирать, не пересмеивать, не говорить лжи, не гневаться, не похотствовать благ мира сего, которыя видит, не тщеславиться, не любоимствовать. Будь он благоразумнейший между благоразумными, мудрейший между мудрыми, мужественнейший между мужественными, честнейший между честными, будь он всех других лучше и совершеннее; но, коль скоро немощь естества нашего пребывает в нем (неуврачеванною), неизбежно, что он или целомудрия не сможет сохранить, или не одолеет себя, чтоб простить тому, кто погрешил против него в чем–либо, или не находит в себе добрых расположений — милостыню подавать, и Бога всегда благодарить, вообще воздерживаться от всякаго зла и делать всякое добро. Наблюдающему не может не быть явным, что все такия немоществования зависят иногда от самовластнаго произволения, а иногда от насилия со стороны естества. Впрочем не все люди в равной степени немоществуют; но иной больше, а иной меньше.

Такия–то немощи необходимо уврачевать в нас. Но прежде всего необходимо взыскать врача, который бы уврачевал их. Почему святые отцы предали нам, христианам, чтобы мы всегда так молились Богу, взывая к Нему с сокрушенным сердцем: «Призри на нас, Господи, по милости Твоей, и уврачуй немощи наши имени ради святаго Твоего». То есть воззри на немощи наши и уврачуй их благодатию Твоею, да будет славимо имя Твое, что Ты милостив и благостынен, и единый еси Врач, и да не хвалится никто сам о себе, когда уврачеван будет, но о Враче своем да хвалится, и Его да благодарит день и ночь от всего сердца своего, истинно смиренномудрствуя. И вот, в ком уврачеваны будут таким образом немощи его, тот и стал христианином (настоящим), а у кого есть еще какия–нибудь из тех немощей, о коих мы сказали, явно, что он еще не уврачеван. И это страждет он или от неведения, или от неразумия, как такой, который не знает, что говорит к Богу, когда молится, и какия немощи уврачевать просит Бога. И если умрет он не уврачеванным, то вечно будет плакать о том в аде, не чая когда–либо освободиться от огненнаго жжения онаго. Сего–то ради надлежит нам горько плакать о том жалком состоянии, в какое мы пришли. Люди–христиане да взывают день и ночь: призри Господи и уврачуй немощи наши. Но и Господь не может уврачевать их, если они не знают, что это за немощи, о коих они просят, при всем том, что их так много и так оне разнообразны. Вот причина погибели, по коей гибнет столько христиан, богатых и бедных, властителей и простых, юных и старых, монахов и иереев. Одно врачевство от всех вообще этих немощей — причастие божественнаго естества или приятие Божией благодати. Если христианин не приимет божественной благодати и силы, по мере веры своей; то хоть он бдения совершает, хоть спит на голой земле, хоть поет псалмы день и ночь, молится и постится, все же он остается неуврачеванным и находится вне части Христовой, как и неверные.

2. Какия бы добрыя дела ни делал, какими бы подвигами ни подвизался и ни утруждал себя в настоящей жизни всякий человек, мудрый или немудрый, сведущий или несведущий, разсудительный или неразсудительный, ученый или неученый, богатый, или бедный, — если это не способствует к оздравлению души его от немощей ея, суетно все сие и безполезно для него, и оставляет душу вне царствия небеснаго: ибо в царствие небесное приемлются только здравыя души, не имеющия никакой немощи. А немощи эти, нами прежде указанныя, эти непотребныя стремления плотских похотей, эти пристрастия к земным и мирским вещам, богатству и славе суетной, никакая душа не может уврачевать в себе и стать здравою ни сама собою, ни с помощию другаго какого человека. Только Господом нашим Иисусом Христом оне могут быть уврачеваны, как написано: Той недуги наша прият и 6олезни понесе (Мф. 8:17). Ибо еслибы человеческия души, не говорю язычников и безбожников, хоть бы самых иудеев, веровавших в Бога истиннаго, могли удобно возненавидеть мирския похоти и плотския наклонности, и таким образом избегнуть миродержателя диавола (ибо он посредством этих страстей стяжал себе державу смерти), то не было бы никакой нужды благому, благоутробному и человеколюбивому Богу соделываться человеком, распинаться и по смерти нисходить в преисподняя земли, т. е. во ад. Но в том и дело, что возненавидеть мир и все мирское и плотское никто не может, если не сделается причастником божественной благодати и не получит силу на то от Господа Иисуса Христа. А кто, божественною силою Христовою укрепляем, не возненавидит прежде, от всего сердца своего, всего мирскаго и плотскаго, тот никак не может исполнить заповедей Христовых, или, как написано, всегда уклоняться от зла и творить благое.

Посему всякий, верующий во Христа, прежде всего другаго да просит у милостиваго Бога благодати и силы возненавидеть мир и все мирское, все страсти и похоти плотския, а после того, как возненавидит их, над тем да трудится с теплою верою, чтоб достигнуть мертвости их, каковая мертвость Христова есть, как говорит Апостол Павел, что он мертвость Господа Иисуса всегда в теле своем носил (2 Кор. 4:10). Таковыя–то прошения и бывают благоугодны Богу и Он благоволительно слушает их, как удостоверяет св. Иоанн Богослов: яко аще чесо просим по воли Его, послушает нас (1 Иоан. 5:14). Ибо этого только и хощет Бог, чтоб искали у Него люди, т. е. того, что ведет человека к вечному спасению. Почему пусть никто из людей ни о чем другом не заботится, и ни на что другое не иждивает трудов своих в настоящей жизни, как только на то, чтоб душа его в последний час смерти оказалась здравою и свободною от всякой мирской и плотской страсти. Так–то необходимо, чтобы душа сделалась здравою от всякаго недуга своего, и тогда, как сделается она здравою, может послужить Богу достодолжно, исполняя божественныя заповеди Его, и явиться непостыжденною, когда предстанет пред страшное судилище Христово. Если же не сделает она этого, т. е. не послужит Богу и не исполнит заповедей Его, хотя не в большой мере, то конечно и в день суда окажется она нездравою от страстей, и будет за то ввержена в огнь геенский, который поглотит ее в своей пещи неугасимой и будет жечь вечные веки. Ибо огнь геенский не может жечь никаких других, а только тех, которые оставили неуврачеванными души свои в настоящей жизни и так неуврачеванными перешли и в другую жизнь.

3. Грех совершается и по воле нашей, и не по нашей воле. Ибо грех всегда является пред нами только как некая обманчивая приманка. Но как только душа человека наклонится мысленно ко греху, тотчас подскакивает к ней тиран и насилователь душ, который всегда стоит позади ея и зорко смотрит за движениями ея, подскакивает и тащит ее на совершение греха делом; так что очевидно, что грех бывает и по воле человека, и не по воле его: бывает по воле его потому, что ум сам склоняется на грех; бывает не по воле его потому, что когда слагается он совершить грех делом, то на это бывает влеком и нудим диаволом. Посему–то Премудрость Божия, Господь наш Иисус Христос, подсекает самые корни и зачатки грехов, когда заповедует во святом Евангелии Своем, чтобы никто не допускал порочных пожеланий, и даже очами не воззревал с похотением, потому что когда душа дойдет до вожделения греха, то неудобь воротается назад, неудобь удержаться ей от дела, по причине толкания на него от демонов, совершающих это быстрее мгновения ока. Таким образом душе всячески надо стараться не допускать приближаться к себе демонам, а этого достигать не может она никаким другим способом, как только тем, чтобы не склоняться на похотения греха, во Христе Иисусе, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ТРИНАДЦАТОЕ

1. Врачевство врачующее душу одно, а не много их. 2. Четырьмя образами грешат люди. 3. Спасение всех в единой воле Божией; человек же не имеет в себе ничего, чем бы сам мог спастися.

1. Душа наша проста и несложна; потому, когда возболезнует, одно врачевство врачует ее. Но тело, будучи сложено из многих, и притом неодинаковых частей, которыя и сами составлены из четырех стихий: земли, воды, огня и воздуха, когда занеможет, имеет нужду, как сложное, в разных врачевствах и притом составленных из разных трав. Это хорошо истолковали и внешние мудрецы еллинские, тоже говоря, что еслибы тело человеческое было единично, то есть просто и несложно, то одно было бы и врачевство для него, но, будучи сложено из многих частей, имеет нужду и во врачевствах многих и многосложных. А душа, говорю я, напротив, будучи невещественна, проста и несложна, когда занеможет, одно врачевство врачует ее, а не многия. Какое же это врачевство? Дух Святый, благодать Господа нашего Иисуса Христа, как говорит Апостол: идеже Дух Господень, ту свобода (2 Кор. 3:17). Надлежит потому всякому христианину, посредством покаяния, милостыни и всякой другой добродетели, сколько сил есть, подвизаться не о чем другом, как о том, чтобы приять действо благодати Св. Духа, силою коего и начнет он жить жизнию истинно по Христу. Ибо нет другаго способа, искусства и метода к тому, чтобы христианин жил по Христе, кроме восприятия свыше силы или благодати Иисус–Христовой.

2. Человек грешит четырьмя образами — волею, неволею, в ведении и неведении. Волею, то есть самоохотно грешить он, когда, зная наверно, что зло есть зло и что в его состоит воле сделать его или не сделать, делает его самоохотно. Неволею, т. е. без желания, грешит он, когда бывает вынуждаем к тому какою–либо необходимостию, и делает зло не желая его, как например иные мученики отрицались от Христа по причине нестерпимых мук, каким их подвергали. Бывает, что иной и другим образом, не зная и не желая, делает зло, когда например, пустив стрелу, чтоб убить какого–либо зверя, убивает человека, не желая того. В ведении бывает грех, когда душа знает, что известное дело есть грех, но будучи немощна и разслаблена нравом, делает его, не имея силы противостоять брани и возставшему сильному влечению на грех, делает грех, склоняясь на него и вожделевая его будто помимо своей воли. В этом–то случае особенно и познается верующими сила Христова, именно: когда возмогают они не делать по внушению возненавиденных ими похотей, тогда познают, что имеют благодать Христову. В неведении бывает грех, когда кто делает что худое, не зная, что оно худо, но полагая, что оно хорошо.

При этом заметить надлежит, что грехов волею бывает немного, и они, так как большею части бывают очень явны и неотразимо теснятся в сознание, бодут, как остны, того, кто делает их, и подвигают его на покаяние. Прочих же грехов, т. е. грехов неволею, в ведении и неведении, бывает очень много, даже без числа; но они все почти малопамятны и скоро совсем выпадают из сознания и того, кто их делает, несмотря на свою многочисленность, не бодут и не подвигают на покаяние, так как он и не почитает их грехами и не думает об них. Посему об этом–то наипаче и надлежит нам молиться, что бы Бог даровал нам и познать их греховность, и восчувствовать: ибо то, что мы не помним и не чувствуем их, не делает нас безвиновными в них, а между тем диавол большую часть людей ввергает в гордыню по причине неведения их, потому т. е., что не сознают их, не думают, что они значат что–нибудь, но вменяют их ни во что: каковые люди, несмотря на то, что говорят, будто мудры суть, оказываются буиими и неразумными; поелику не познали, что спасение всех стоит на единой милости Божией.

3. Ни один человек не имеет в себе ничего благословнаго, чем бы мог спастися, ни праведный, ни грешный. Ибо сам Бог говорит: помилую, егоже аще помилую, и ущедрю, егоже аще ущедрю (Рим. 9:15). И Давид исповедует сие, взывая к Богу: Господи, Боже спасения моего (Пс. 87:2). В чем спасение то? В том, чтобы стать причастником святости Божией, а это состоит в воле Божией, — то, т. е. чтобы Он преподал святость Свою тем, которые управляют сердца свои к Нему и никакой кривости не имеют в помышлениях своих, коих души уверишася (Пс. 77:37), т. е. стали верными Богу и словесам Его; поелику, по пророку, правоты видит лице Божие (Пс. 10:7). Люди видят видимое, а Бог видит и сокровенное. Уготовайте путь Господень, говорит Писание, правы творите стези Его (Мф. 3:3). Эти стези Божии суть души человеческия, когда оне правы бывают, т. е. когда исповедуют свое неведение, ненаучение и ненаказанность, свое недостаточество на добро и падкость на всякие грехи, когда не хотят жить лицемерно, иными быть по внутреннему своему устроению и иными казаться пред людьми, и принимать честь от людей, а не от Бога; потому что Бог, испытующий сердца, ненавидит такия души, как сущия от части диаволовой: ибо диавол так делает, что, будучи врагом, принимает вид друга, и будучи тьмою, представляется светом.

Поелику спасение всех в едином Боге, то да уготовит каждый себя самого и да приложит труд стать правым, чтоб соделаться достойным милости Божией; потому что кто прав, тот истинен; кто истинен, тот смирен, а кто смирен, тот один и достоин милости. Бог, Который есть сущая истина, не может миловать того, кто неправ, так как таковый не истинен. Итак не докучай Богу в молитве, милость к тебе явить, прежде чем сделаешься правым: ибо невозможно, чтобы Бог соединился с душею лукавою и развращенною; милость же Божия в том и состоит, чтобы причастился кто святости Божией. И если препобеждаешься лукавым диаволом, властителем зла, и не имеешь силы быть правым, понуди усердною молитвою своею благость Божию даровать тебе силу сделаться прежде правым, чтоб сего ради оказаться достойным и великой милости Божией, т. е. приятия святости Его. Эта святость вражду полагает между тем, кто освящается, и между грехом, иначе, делает освящаемаго врагом всякаго греха. Ибо кто любит Бога, тот любит и то, что Ему благоугодно, и отвращается от того, к чему не благоволит Бог. Но неблагоугодное Богу, само собою разумеется, приятно диаволу. Почему всякий человек, который неправ (и след. не любит того, что благоугодно Богу), есть друг диаволу и враг Богу. Таковому какая надежда спасения?

Итак тем, которые делают зло, котораго могли не сделать, и не делают добра, которое могли делать, нет спасения, пока они таковы. Но и о тех, которые делают добро, нельзя еще сказать, что они потому самому имеют уже в себе самих все, чем устрояется спасение. Они только сделали все, что должны были сделать, подобно тому как всякий раб делает что должен делать, чтоб не быть биту. Если случается, что домовладыка поблагодарит такого раба, то благодарит его по доброте своей. Но если какой раб загордится, говоря, что он так хорошо делает свое дело, то бывает бит за то самое, чтобы помнил, что он не мог сделать ничего больше того, что должен был сделать, — так что, если хочет такой раб (исправный во всем), чтоб господин его благодарил его, то должен всячески смиряться и говорить: я сделал только то, что должен был сделать, и еслибы не сделал того, то был бы бит, как раб неключимый. Так и всякий христианин, делающий все достодолжное, не может ожидать за это себе ничего. Но хорошо бы было, если всякий возжелавший творить волю Божию, мог творить ее; а то со всяким нередко бывает, что не может он сделать то, что желает, и делает то, что ненавидит, потому что мудрование и похотение плоти противляется ему. Как после этого можно говорить: только возжелай спасения и спасешься? Спасение не от естества; почему не видим, чтоб кто–либо когда–нибудь спасся сам собою. И Бог говорит: Аз Бог, и несть разве Мене спасаяй (Исаии 43:11). Ибо вси согрешиша и лишени суть славы Божия (Рим. 3:23). Как же можно спастись кому–либо самому собою?

Но если покаются теперь в один день тысячи тысяч и мириады мириад грешников, и, обратясь ко Христу Господу, содружатся с Ним, соединятся и освятятся святостию Его, то тотчас познают воспринятое от Него освящение, коим устрояется спасение, ощущая присущую им некую божественную силу. Ибо Христос Господь, для всякаго верующаго в Него, бывает силою разсуждения, мощию разума, крепостию мудрости, державою правды, основою любви к Богу и людям, действом всякой святой заповеди и воли Божией, некиим разумным и в природу обратившимся отвращением и возненавидением всякаго зла и греха, всякой похоти и лукавства. Христос Господь есть надежда наша и мир наш. Без Господа Иисуса не только никто не может делать добро, но и всякий бывает отдален от Бога. Одного только требует Господь от всякаго верующаго в Него, того, чтоб он всецело вверил себя Ему — Христу Господню, т. е. чтоб имел полную на Него надежду и питал непоколебимую уверенность, что только силою Христовою, а не своею собственною, может кто спастися. И такой только есть настоящий христианин, кто полную надежду возлагает на одного Христа, что Он один все в нем исправит и уврачует его и по душе и по телу. Когда же потом за сею верою, имеемою с разумом, последует и дело, тогда раждается любовь ко Христу, т. е. когда кто самым делом получит то, чего надеялся от Христа, и почувствует то, тогда возлюбляет Его. Ибо человек благодетельствуемый не может оставаться безчувственным к благодеянию, и естественно начинает любить благодетеля, помимо даже воли своей. Потом, когда преуспеет он в любви к Благодетелю своему, находит и самого Благодетеля внутри себя самого; потому что и Он вполне вверяется и входит в того, кто возлюбил Его.

Но диавол, что сначала сделал с человеком, то покушается делать и теперь со всяким, начинающим каяться, внушая ему: нет спасения тебе в Боге твоем (Пс. 3:3), т. е. что спасение бывает не силою Бога твоего, а твоею собственною. И горе тому, кто поверит ему! Враг хочет сим способом обнажить душу от благодати Божией, чтобы потом уловить ее и поглотить, как волк ягня. Посему–то всегда надлежит умом воззревать к Богу, от Коего единаго приходит всякая помощь, чтобы ум сей просветился мысленными лучами света Божия, и сделавшись обоженным, стяжал и своего рода неизменяемость, дабы не возвращаться на зло. Тогда–то наконец становится он властителем земли, так что не смеет уже более приближаться к нему никакое земное похотение, но все земное трепещет пред ним и боится его, не ради его самого, а ради Бога, страшнаго самим херувимам, Котораго он всегда имеет присущим в себе и от Коего отлучиться мыслию и отдалиться желанием и чувством не позволяет он себе ни на одно мгновение. Богу благодателю нашему слава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.

СЛОВО ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

1. Чего требует Бог от христианина? 2. Какой вред потерпел и терпит человек от диавола, а не знает того? 3. Все люди недугуют душею, и не понимают того. 4. Надобно им познать недуги свои, чтоб взыскать врача. 5. Лукавый диавол свои искушения как приманку какую полагает пред людьми. 6. По какой причине не все христиане преуспевают в добродетелях?

1. Бог от всякаго христианина прежде и во главе всего требует, чтоб он всегда исповедывал прежние грехи свои, дабы, помня их во всякое время, он всегда имел самоуничиженное и смиренное мудрование, и не презирал других. Вовторых, требует, чтоб он каялся пред Ним и молился Ему о всем, в чем грешит каждодневно, волею или неволею, в ведении или в неведении; ибо невозможно, чтобы человек провел хоть один день без того, чтоб не впасть в какое–либо согрешение, большое или малое, потому что грех бывает и словом и делом и помышлением. Как эти, — дела, слова и помышления, быстро чередуются или действуют совместно в продолжение дня; то и не усмотришь, как погрешишь не в одном, так в другом. Но кто погрешает, тот и падает; падшему нет оправдания, но спасается он по единому безпредельному благоутробию Божию. В третьих: поелику грехи бывают по причине немощности мысли, и душа посему имеет нужду в укреплении свыше, надлежит христианину всегда умолять Бога, да дарует ему духовную силу, которая есть сокровенная благодать Господа нашего Иисуса Христа, укрепляющая ту душу, которую присещает, и просвещающая ее, да зрит зло, как зло, и добро как добро, и вспомоществуемая сим просвещением и сею силою, да ходит безопасно среди сетей мира сего лукаваго, не будучи уловляемая ими. Человек страдает некою сокровенною болезнию великою и неудобь познаваемою, которая так велика и так чрезмерна, что подобной никогда не было и никогда не будет. Почему необходимо было самому Богу придти, чтоб исправить и уврачевать ее. При всем том однакож люди не знают о том и живут в совершенной безпечности, нисколько не печалясь из–за болезни сей по причине нечувствия своего. Ибо кто знает сию болезнь, тот и чувствует ее; кто чувствует, тот болит о том душею; кто болит, тот ищет оздравления и всячески старается уврачеваться от болезни той.

2. Но что это за болезнь? Послушай: диавол, по обычаю своему, всегда подбирается к душе странным некиим образом и неудобь–распознаваемым, с тем чтобы, будучи всегда близ ея и не отдаляясь от ней, возмущать и перебуровливать все ея стремления, движения и помышления, т. е. и мысленную, и желательную, и раздражительную силы души, и направлять их на то, что ему угодно. Этим способом он всех нас завлекает в сети свои и забирает в рабство себе и в волю свою, — а мы того и не знаем; и, что хуже всего, диавол, употребляя сию тактику непрестанно и сделав нас страстными и непотребными, убеждает нас думать и говорить, что этот наш недуг (смятение и буровление внутри), которым мы вводимся в страсти и держимы бываем в них, есть свойство естества нашего, а не дело бесовских козней. Иных же он убеждает думать, что злыя дела, какия они делают по действу его, суть исправности и добродетели, и хвалиться ими. Но это есть уже совершенная мертвость души: ибо кто хвалится злом, тот нимало не чувствует (тлетворнаго действия его), а это свойственно лишь мертвому. И вот отчего висит над родом человеческим опасность быть осуждену вместе с диаволом и прочими демонами; а он того не знает.

3. Человек, который был прежде здоров и заболел, знает и понимает, что есть болезнь и что здоровье. Но если случится кому с самаго рождения быть больному, то ему трудно бывает понять, что такое здоровье. Так и душа, которая всегда недужна и страждет болезнию страстей гнева и похоти и других многих и разнообразных, которыя раждаются от этих двух как главнейших, гнева, говорю, и похоти, не знает, бедная, и не понимает, что это суть болезни, и не видит, как мысленный тиран ея диавол, прикрытый сим ея неведением, подседает к ней посредством означенных страстей и день и ночь осечает ее злыми помыслами. Не видя же сего, не понимая и не чувствуя, она не чувствует нужды и во врачевании и не ищет его. Можно ли же надеяться, что она когда–нибудь уврачуется, находясь в таком положении? Кто не хочет оздороветь и не ищет оздравления, как может уврачеваться? Или как станет искать врачевания тот, кто не знает, что болен, и не понимает, в чем состоит его здоровье; а того, кто объясняет ему это и истолковывает, гонит прочь? Поступая так, он показывает, что не имеет нужды в оздравлении.

4. Таков недуг наш, и от недуга этого нет другаго врачевства, кроме единаго, о коем я помянул. Ни Ангел, ни ходатай, ни мудрец, ни книжник и никакой совопросник века сего не мог и не может уврачевать сего недуга нашего. Для сего потребно было Богу соделаться человеком, чтобы человеческое естество соединилось с Божеством и в Нем обрело действеннейшее врачество, сильное уничтожить в нас всякое нестроение, растление и смерть, и чтобы непобедимая и непреоборимая сила Божества врачевала немощнаго человека и укрепляла его божественною благодатию, так чтобы мысленный растлитель наш диавол не смел более приближаться к нему и искушать его посредством страстей. Ибо со времени преступления Адамова растлились все естественныя силы человеческаго естества, т. е. ум, память, воображение, воля, чувство, которыя все совмещаются в трех частях души — мысленной, раздражительной и пожелательной. Растлились, но не уничтожились. Почему человек может умствовать, но не может умствовать правильно; может желать, но желает несмысленно; может раздражаться (прямее бы энергичествовать), но раздражается неразумно. По сей причине, все что он думает и придумывает, что загадывает и предпринимает, к чему сочувствует и от чего отвращается, все это криво, косо, ошибочно.

5. Искушение, каким искушает нас диавол, бывает двух родов. Как птица, свободно летающая на крылах своих, чтоб найти себе пищу, бывает обманываема птицеловом, простирающим по земле сети свои для ея уловления, тем, что простерши сети свои по земле, он кладет поверх их приманку, которую видя, птица слетает вниз, чтоб поклевать, и тут запутывается в сети и попадается в плен; тогда приходит и птицелов, берет ее, держит в руках своих и делает с нею что хочет; так и диавол, зная, что ум человеческий находится в непрестанном движении (парит), подкрадывается к человеку невидимо, кладет пред помыслом его какую–либо сласть, как приманку, а под сластию простирает, как сеть, грех, который вместе есть и рука диавола невидимая и скрытная; потому что без греха нельзя диаволу схватить душу человека. Когда успеет он приманить душу приманкою сласти, тотчас опутывает ее сетями и схватывает. Первым делом его тут бывает завязать ей глаза, т. е. омрачить ум, чтоб она не увидала света и пути и не убежала; и это со всем тщанием делает он до тех пор, пока она, привычкою к сласти и долговременным пребыванием во грехе, совсем не предастся в волю его и не сделается во всем ему подручною и возлюбленною рабою. После сего она и сама не захочет уже бежать от этого господина своего, к которому привыкла и который так утешает ее и насыщает всякими сластями, пока совсем не растлит ее этими нечистыми и зловонными яствами своими. Когда же увидит он, что она совсем растлилась, тогда направляет ее на всякаго рода непотребства, грехи и злодеяния. Но птицелов не может стянуть птицы с воздуха на свою приманку; а диавол, если найдет душу обнаженною благодати Божией, может подвигнуть стремления и пожелания души на сласть и склонить ее на свою волю. Почему и сказал я, что искушения диавола бывают двух родов: первое — приманка сластию, какую полагает он пред помыслом; а другое — раздражение похотей, коим понуждает он душу воспохотствовать сластей, и склоняет ее на свою волю.

Душа, которая подчинится таким образом и столь много диаволу, не может ничего более для себя делать, как только познав, в какую ниспала глубину зол и как воля ея связана чужими узами, вопиять, как из чрева адова, и призывать Бога, сходившаго в преисподняя земли, придти к ней и освободить ее. Это одно может она делать; но разрешить себя от уз и убежать не может, как не может убежать тот, кто закован в железныя кандалы и содержится в темнице под крепкими запорами. Может, говорю, она призывать имя Иисуса Христа, да послет Он ей помощь; и когда укрепится таким образом чрез призывание Иисуса Христа (ибо Он есть единственный освободитель душ наших) и восчувствует, что получила помощь от Бога, тогда может и убежать из–под ига диаволова и из уз греха. Но убегая от диавола, ей следует прибегнуть к какому–либо эконому благодати, т. е. к духовному отцу, чтоб лукавый диавол не нашел ее опять неохраняемою и не похитил. Этим отцем духовным она будет обучаема и упражняема в том, что ей потребно думать, пока наконец она сделается способною носить всеоружие Божие, т. е. божественную благодать, и с нею противостоять всем козням диавола, всем этим началам, властям, миродержителям тьмы века сего, духам злобы. Ибо душа, соединенная с плотию, не может одна, голая, противоборствовать таким сильным и столь многим врагам, если не будет облечена во всеоружие Божие: как и воин, даже самый мужественный, не может без оружия противостоять врагам, нападающим с копьями, мечами и щитами, и если выступит против них, тотчас будет поражен на смерть.

6. Как тело человека, сложенное из разных частей, сочетавает душа и не дает ему разсыпаться; когда же выйдет душа из тела, оно разлагается и истлевает; потому что тогда разрешаются все связи его, и то, что было прежде смерти соединено и сгармонировано, является разъединенным и разложенным: подобное сему бывает и с душею, когда удалится из нее божественная благодать (которая есть душа души нашей, и до преступления Адамова была соединена с нею, как душа соединена с телом, и содержала ее в единости и гармонии помышлений, которыя по преступлении разсеялись по безчисленным направлениям), — божественная, говорю, благодать Св. Духа, которую опять подает святое крещение приемлющим, по уверовании и оглашении, сие божественное таинство, — чего не знает и понять не может вся внешняя мудрость Еллинов. Ибо как всякий человек уверен, что душа есть та сила, которая приводит в гармонию и сочетавает в единое стройное целое разныя части тела; так всякому христианину крещеному должно содержать всегда в уме, что не другое что, а только благодать Всесвятаго Духа, которую приял он чрез святое крещение и новое рождение, она одна соединяет, сочетавает и сдерживает неразсеянными неисчетныя и многообразныя движения и помышления души (если это есть в нем).

Это собрание во едино помышлений душевных есть и именуется жизнию души, какую дарует ей Бог. Но как иные забывают и пребывают в беззаботном непомышлении о том, что тело их состоит из многих и разнообразных частей, почему подлежит и недугам многим, и что в союзе и гармонии содержится оно душею, так что, когда бывают здоровы и не чувствуют никакой болезни, величаются тем (как бы это было не дар Божий, а нечто их собственное): так подобному неправомыслию подвергаются и некоторые из тех, кои сподобились приять божественную благодать, когда не внимая себе и не содержа в уме и помышлении сие великое таинство божественной благодати, ими полученной (и держащей в союзе и гармонии разнообразныяпомышления и стремления души), склоняются к гордому о себе помышлению. За это разгордение они впадают в суд диаволь (1 Тим. 3:6), обнажаются от божественной благодати и ниспадают в состояние хуждшее, нежели в каком были до крещения. И только те из них, которые уразумев, какое великое потерпели они зло, прольют много горьких слез о том, чтоб опять приять божественную благодать, после многих трудов и потов сподобляются снова сей великой Божией милости.

Впрочем надлежит нам и то знать, что Бог, всеблагий и человеколюбивый, не от всех добродетелей обнаженным оставил человеческое естество по падении; почему и среди самых неверных народов проявляются некоторыя естественныя добрыя качества, и иные являют кротость, другие сердоболие, те любовь, а эти другия какия–либо душевныя доброты. Сделал это всеблагий Бог для того, чтоб человеческое естество не всякаго лишено было пособия, но чтоб в этом имеемом находило помощь к стяжанию и того, чего в нем недостает. Однакож никак невозможно, чтоб некрещеный достиг когда–либо совершенства добродетелей.

Итак, поелику некоторые христиане забывают о таинстве благодати Всесвятаго Духа, полученной ими во св. крещении, имеют впрочем, как мы сказали, некоторыя естественныя добродетели в помощь и пособие недугующему естеству, но не помня о полученной ими благодати, не стараются с помощию сей божественной благодати Всесвятаго Духа стяжать и прочия добродетели, которых не имеют, а довольствуются однеми от естества получаемыми добродетелями, гордятся ими и презирают тех, которые их не имеют, не обращая внимания на те, которые те имеют, и которых они сами не имеют: то благоутробный и человеколюбивый Бог не дает таковым горделивым благодати на стяжание и прочих добродетелей, да не впадут в суд диаволь. Ибо если они не возымеют добродетелей, то осудятся, как недобродетельные; а если стяжут их благодатию Всесвятаго Духа и возгордятся, яко самодобродетельные, и хвалиться ими станут, как бы не свыше от Бога получили их, а имели их (если и предположим, то возымели) от своих трудов и усилий, то осуждены будут вместе с диаволом. Почему всякий добродетельный христианин, яко сокрушенный и смиренный, так да верует, что благодать Всесвятаго Духа живет в нем и совершает все добродетели, а не он сам. Таковый воистину есть и праведно именуется духовным человеком, поколику вседействует в нем Дух Святый, о Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава и держава со Отцем и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ПЯТНАДЦАТОЕ

1. Есть семь классов лиц, для которых потребна молитва церкви о спасении их. 2. Те, которые молятся Богу, а между тем сами не знают, о чем просят, не бывают услышаны. 3. Всуе трудятся те, которые не молятся в духе.

1. Есть семь классов лиц, о спасении коих потребна молитва церкви: погибшие, плененные, заблудшие, уязвленные, падающие, возставшие, шествующие. Есть еще и восьмой класс — совершенные, которые, задняя забывая, все в предняя простираются. Каждый из этих осьми классов имеет нужду в особой молитве Церкви Божией о спасении его: погибшие имеют нужду в молитве о том, чтобы их взыскал и обрел вездесущий Бог, для Котораго явны и ад и пагуба; пленные, т. е. порабощенные (страстям и диаволу), — чтоб их освободил божественною благодатию своею Тот, Кто все содержит и над всем господствует, потому что такого рода порабощенник не может освободиться сам собою; заблуждшие, — чтобы просветила их божественная благодать и направила на путь истины, как учит и псалом: настави мя Господи на путь Твой, и пойду во истине Твоей (Пс. 85:11), уязвленные, т. е. сокрушенные, чтобы их уврачевал и поднял с одра Господь, потому что ни один из уязвленных не может исцелиться и стать на ноги собственною своею силою; падающие, т. е. те, которые впадают в грехи, — да укрепит их великомощная десница Всевышняго Бога, чтоб они не падали; возставшие, т. е. те, которые перестали грешить, — да утвердит их божественная благодать, чтоб они не низвергались более в ров сей; шествующие, т. е., те которые подвизаются в добродетели, — да шествуют без преткновений, и Ангел Господень да устраняет камни и препятствия с долгой и тесной стези добродетелей, чтоб им не подвергаться более по причине их крайним бедам и опасностям; осьмой же класс, т. е. совершенные, — чтоб не гордились и не думали о себе, что они лучше других, но скорбели и сокрушались, чувствуя, что они ниже всех, и сознавая, сколь многаго еще недостает им до той истинной высоты, которая выше всего. Дело совершенных, как говорит Апостол, есть — к намеренному тещи к почести вышняго звания: ибо сказав сие, он присовокупил: елицы совершенни, сие да мудрствуим (Филип, 3:14, 15).

2. Итак, сам ли кто восхощет, по любви Божией, или упрошен будет другими помолиться о каком–либо из показанных осьми классов, пусть позаботится сделать молитву свою сообразною с каждым из них, чтоб не потрудиться понапрасну, испрашивая того, что несообразно с тем или другим. Ибо в таком случае как можно, чтоб услышал его Бог? — Один из отцев Церкви нашей так поучает настоятеля (обители): не неради молить Бога о тех, кои крайне нерадивы, но проси Его не о том, чтоб Он помиловал их, потому что это невозможно, пока сами они сидят в бездействии и с места не двигаются, — а о том проси, чтоб Он просветил их, пробудил от усыпления и сделал рачительными. Кто станет кормить грубою и тяжелою пищею дитя, еще отдоеваемое грудьми, тот не оживлять его будет, а разстроивать его жизнь и убивать. Равным образом кто стал бы отдоевать мужа совершенна, был бы безсмыслен и безсмысленнаго отдоевал бы. Так и здесь всему свой чин и свое время. Ибо Бог есть Бог порядка и мира. Правда, что большею частию не имеют ведения о сказанных осьми классах людей; но всячески необходимо, чтобы тот, кто молится, просил у Бога того, что потребно тому, о ком он молится. Так и Христос Спаситель молился ко Отцу Своему, говоря: не якоже Аз хощу, но якоже Ты.

Если кто молится о себе самом и просит наприм. об избавлении от тления и смерти, пусть послушает наперед и разузнает, что такое есть тление и что жизнь, и тогда уже просит Бога об освобождении от тления и смерти, имеет ли он дерзновение к Богу или не имеет. Ибо кто испрашивает что либо, тот должен знать, что испрашивает, и ясно то представлять, чтоб, когда получит, возблагодарить Подателя и всегда пребыть Ему благодарным. Если же кто, молясь, сам не знает, чего испрашивает, то как узнает он, что получил просимое, и след, как станет благодарить Бога, Который подал ему то? А не возблагодарив, повинен будет осуждению, как неблагодарный. Кто говорит: освободи меня, явно находится в плену и состоит в рабстве; также кто говорит: избавь меня, конечно сидит в темнице и заключен в узы. Но если те, которые говорят такия слова, говорят их так себе, просто как попало, по обычаю (потому холодно и безучастно), не сознавая беды, в какой находятся, и не чувствуя тесноты, рабства, темницы и уз, то кто их станет слушать? Равным образом и те, которые день и ночь взывают к Богу: Господи, спаси мя! Господи, избави мя! Господи, изми мя! но не знают беды, в которой находятся, не чувствуют ни горечи рабства, ни мрачности темницы, ни тяготы уз, даже не сознают, что попали в крайнюю беду, несут иго рабства, заключены в темницу, закованы в железа, — таковые никогда не были, не бывают и не будут услышаны от Бога.

Посему необходимо нам наперед послушать обо всем этом, поучиться тому и познать то от тех, которые знают то, и потом уже молиться о том Богу. Если не удобно найти таких знающих вблизи, поищем их со тщанием вдали; если же и в других местах не видно будет таковых, обратимся с молитвою к Богу, чтоб Он Сам невидимо показал нам и беду, и плен, и рабство, и узы, в каких находимся; и когда познаем, сколь великое во всем этом зло, тогда начнем и вопиять к Нему, со слезами, гласом велиим, чтоб сжалился над нами и явил милость Свою к нам, недостойным никакой милости, и спас нас, освободил и избавил. И невозможно, чтобы Бог помиловал нас другим способом или путем. Ибо и человек, имеющий возможность оказывать милость, не может оказать ее единородному с собою человеку, если не знает, что ему потребно и чего он ищет. Бог конечно все может; но не может Он солгать, ни отрещися Себя Самого; почему не может помиловать того, кто не кается, ни дать тому, кто не просит, ни поруководить к обретению того, кто не ищет, ни отверзть двери милосердия тому, кто не ударяет в них; равно не может Он дать и тому, кто хотя и просит, но зле просит, ни помиловать того, кто сам не милует другаго, хотя и вопиет он: Господи помилуй мя. Ибо Бог сколько всемогущ, столько и праведен; могущество Его с правдою, и милость с весом и мерою. Итак необходимо, чтобы человек наверное познал, что может Бог сделать для него, и тогда испрашивал то у него, да получит.

(И то еще надлежит иметь в разсуждении, что если дать что–либо человеку не во время, то такой дар не в пользу будет, а во вред). Но если плотской отец не может дать чаду своему смертоносной снеди, просимой им; тем паче не дает чего либо такого человеку Бог, Который говорит: еда забудет жена отроча свое?… Аще же и забудет сих жена, но Аз не забуду тебе (Исаии 49:15), и опять: вопросите Мене о сынех моих и дщерех моих (Ис. 45:11). Итак, поелику Он считает людей сынами своими и дщерями; то как возможно, чтоб Он подал им что–либо смертоносное, хотя бы они сами испрашивали себе того у Него долгое время, с воздыханиями и слезами? Бог подаст христианину, если просит, следующия великия и высокия дарования, коих сам собою никто стяжать не может, именно — сердце сокрушенное и смиренное, трезвенное и целомудренное, покаянное и плачущее, — подаст ему память о смерти и будущем суде, мудрость и разум — понимать Божественныя Писания, смысл боятися Бога, силу молиться со страхом, благоговением и благодарением, — подаст непорочность, кротость, терпение и благодушие. Кто получит все сказанное, тот возымеет и освящение и здравие души своей; а здравие души есть: не жаждать никакого греха, и ничего из того, чего жаждет мир, т. е., ни денег, ни сласти плотской, ни славы и чести человеческой. И Бог не может уврачевать кого–либо и даровать ему здравие, прежде чем получит он и возымеет показанныя выше дарования (ибо это было бы не во–время). Еслиб и оздоровел кто душею, прежде получения тех дарований, то у него нельзя отрицать возможности воззреть на славу человеческую (несмотря на его уверенность, будто здрав есть и не подвержен душевной болезни) и впасть в сеть диавола, т. е. в гордость. И будут последняя человеку тому горша первых (Мф. 12:45). Ибо гордость есть из всех грехов самый большой грех, так как от ней уже пошли все другие, и она стала началом и причиной всех грехов, как говорит Писание: начало греха — гордыня (Сир. 10:15).

3. Господь сказал Самаряныне: жено, веру Ми ими, яко… грядет час, и ныне есть, егда истиннии поклонницы поклонятся Отцу духом и истиною. Дух есть Бог: и иже кланяется Ему, духом и истиною достоит кланятися (Иоан. 4:23, 24). И Апостол говорит: Бог не в рукотворенных храмах живет, ни от рук человеческих угождение приемлет, требуя что (Деян. 17:24). Бог не имеет ни в чем недостатка и нужды. Он преисполнен всякаго блага; и не только люди, но и самые Ангелы от полноты Божией приемлют, и все они имеют нужду в неоскудевающем и преисполненном всего Боге, Котораго и благодарят, воспевают, славят, не сами собою делая это, но благодатию, от полноты Его приемлемою, будучи подвигаемы и укрепляемы на то, чтобы благодарить, воспевать и славить Бога, Владыку и Творца своего. Итак, какие же это суть истинные поклонники? Те, которые не ограничивают своего служения Богу каким–либо местом, но служат и покланяются Ему в духе. Когда Господь говорит, что дух есть Бог, то не другое что сим показывает, как то, что Он безтелесен. Итак, надлежит нам безтелесному Богу приносить служение нашим собственным безтелесным естеством, т. е. душею. Ибо безтелесный Бог может благоугождаться только умом и чистою мыслию. Поелику, по слову Господа, пришел уже и ныне есть тот час, когда Богу покланяться надлежит в духе и истине; то возможно ли ныне служить Ему в преподобии и правде иначе как не умом и мыслию? Но знать надо, что ум наш и мысль наша не могут достодолжно покланяться Богу, если не будут прежде очищены силою веры во Христа Спасителя, если прежде сам Господь не уврачует их, не исцелит и не изведет на свободу, так что, пусть иные люди подвизаются в добрых делах и думают, что все творят во славу Божию, но если ум их не уврачеван Христом, не исцелен, не изведен на свободу таинственно и мысленно, тщетно и безполезно все, что они ни делают, — и посты, и бдения, и молитвы, и милостыни, и всякое злострадание, и даже совершенная нестяжательность. Они еще не покланялись Богу духом, каковое поклонение и есть единое истинное. А где нет истины, там все прочее ложь и прелесть, неведение Бога и непонимание жизни во Христе. Там жизнь заблудная, где не живут по неложному Христу.

Итак те, у которых ум еще не исцелен, если хотят поклоняться Богу духом, должны наперед всякий употребить подвиг, чтоб стяжать сие великое благо, т. е. божественную благодать, благо, для котораго и Христос распятие подъял и смерть. И пусть они не отступают от труда, делая со усердием все, что может подвигнуть благоутробие Божие на подаяние такого дара. Ибо это есть избавление, которое послал Бог людям Своим чрез Иисуса Христа Господа. Это есть великая милость, это есть очищение, это есть разорение средостения великаго преграждения. Это есть воскресение души, бывающее прежде общаго воскресения тел. Это есть нетление и вечная жизнь, примирение и содружение Бога с человеками. Это есть исправление вселенныя, от Бога бывающее, которое не подвижится. От этого происходит то, что иной, последнейший из всех и раб всем, бывает первым. От этого бывает иной нищ духом, т. е. смирен, котораго есть царствие небесное, бывает чист сердцем, который узрит Бога, бывает миротворцем, который наречется сыном Божиим. Вот какое дивное и великое благо должен позаботиться стяжать христианин, немешкатным и неутомимым трудом!

За этим же что последует? Последует то, что стяжавший такое дарование, имея ум свой здравым и совершенным, ясно созерцает и разумеет все чудеса от закона Божия (Пс. 118:18), так как открылись очи его благодатию Христовою. Таковой совлекается образа человека перстнаго, т. е. ветхаго Адама, и облекается во образ человека небеснаго, т. е. Христа. Ибо как человеком соделался Сын Божий и Бог Слово, и есть Он Богочеловек, то, как человек, передает Он человеческую добродетель и человеческое возстановленное естество однородным Себе человекам, именно тем, которые приняли Его, как и Адам передал растленное человеческое естество происходящим от него человекам, так что причастники Иисусовы бывают небесными человеками, как причастники Адамовы — людьми перстными. И опять, как Бог, от Божества своего передает тем, кои возстановились и исцелились силою Его вочеловечения. Ибо нет возможности, чтоб кто–нибудь приблизился к святому и чистому Богу, если прежде не освятится он, не очистится, не сделается добротным благодатию Христовою; и таким образом не станет богат по благодати. Святые отцы наши и положили такое определение, что никому невозможно спастись иным образом, если не соделается он богат по благодати во Христе Иисусе, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ШЕСТНАДЦАТОЕ

1. Кто истинный христианин? 2. Христианин, который любит славу, или удовольствия, или деньги, не истинный христианин. 3. Христианам необходимо нести чувствительныя лишения и подвиги, чтоб освободиться от сих страстей. 4. Всякое доброе дело надобно делать с тою целию, чтобы приять благодать Христову и святость. 5. Молиться со вниманием есть дар Божий. 6. Грешники — враги Богу, от которых Он отвращается.

1. Истинный христианин есть тот, который искренно исповедал пред Богом и Ангелами во время крещения своего, что отрекся диавола и всех сатанинских дел его и дал обет служить Христу Господу, исполняя все святыя заповеди Его, и таким образом сподобился таинственно приять благодать Божию сокровенную, и ощутить ее в духе, т. е. сознать духом, что приял ее. Как только получит кто благодать, тотчас отвращается от плотских стремлений, начинает ненавидеть мирския похоти и благодатию Божиею становится неподдействен им и мертв для них; от чего божественныя заповеди Христовы исполняет со всякою радостию и усердием, а к какой–либо сласти плотской, или к стяжаниям или к чести и славе, не лежит уже у него душа, как бы он находился вне тела и вне мира, как говорит Господь: от мира несте (Ин. 15:19). Будучи же так соединен с благодатию Всесвятаго Духа, он радуется всегда и поет: Аз же возвеселюся о Господе, возрадуюся о Бозе Спасе моем (Пс. 103:34; Лук. 1:47).

2. И другим каким–либо способом никому невозможно сделаться истинным христианином. Эти три, — сластолюбие, сребролюбие и славолюбие, — порабощают человека диаволу. И христианин, предающийся плотским сластям, уже не Христов есть раб, а раб греха и диавола; также христианин, обладаемый сребролюбием и любящий деньги, уже не христианин, а идолопоклонник, как говорит божественный Павел; равно и тот, кто любит славу человеческую, не христианин есть истинный, а некий изрядный воин диавола. Кто обладаем или каждою из сил страстей, или одною какою из них всецело, тот не имеет общения с Богом — Пресвятою Троицею, Отцем, Сыном и Святым Духом, хотя бы он постился, совершал бдения, спал на голой земле, и всякое другое нес злострадание, хотя бы имел всезнание и мудрость. Для сего потребно ему прежде в духе освобождену быть от сих страстей Христом Господом, Который говорит: аминь, аминь глаголю вам, яко всяк творяй грех, раб есть греха. Раб жене пребывает в дому во век (Ин. 8:34). Дом сей есть царствие небесное. Видишь страшное определение Спасителево?! Аще убо Сын вы свободит, воистину свободни будете, присовокупляет к тому Господь (Ин. 8:36). Итак когда освобожден будет кто от оных трех страстей, тогда да поет, тогда да покланяется славя Бога, тогда да молитвы деет, как соделавшийся уже истинным христианином и рабом Христовым. Великой сподобляется он милости. Ибо воистину кто порабощен трем оным тиранским страстям или хоть одной из них, тот хотя бы и хотел, не может сам освободить себя от них, потому что освобождение сие в руках Иисуса Христа, Сына Божия и Царя, по власти, какую получил Он от Бога Отца своего, чрез крест и смерть Им подъятыя, как сам удостоверил Он по воскресении: дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли (Мф. 28:18).

3. Прибегнем же к Освободителю всех, Христу Господу, яко к единому власть держащему, всякия употребляя меры к тому, чтоб сподобиться освобождения от тех трех страстей; станем поститься, молиться, подавать милостыни, чтоб увидел Бог, как искренно желаем мы свободы себе, и усердно ищем ея, делая такия дела ради ея, и увидев то, даровал нам желанную свободу Он, желатель милости. Признак такой свободы есть ненависть к тем страстям, — такая, что свободившийся от них гнушается ими, как мерзостию, которая отвратительнее для него всякой вещественной мерзости. Итак доброе дело есть петь, молиться, поститься, совершать бдения, подавать милостыни, держать себя в уничижении, стать нищим, любве ради Христовой. Однакоже видим многих из братий наших, которые тщетно трудились и трудятся, совершая такия дела. И причина этому явна. Что бы ни делал кто, делает то для известной цели. Поелику все человеческое естество, по преступлении первой заповеди, стало естеством тленным и смертным, и по сей причине слабым и немощным, падким на всякое зло и неразумие, то как возможно, чтоб оно одно, само собою, освободилось от растления в помыслах своих, когда это растление стало в нем, некоторым образом, естественным? — Но как может оно освободиться? — Если будет поститься, совершать бдения, молиться, поднимать всякий труд и подвиг, раздавать имение свое бедным, с тою одною целию, чтоб сподобиться освобождения от онаго растления в помыслах, силою Господа нашего Иисуса Христа, единаго освободителя, Который за тем и в мир пришел, чтобы взять грехи мира. И кто постится, молится, трудится, и всякое другое делает добро, с тою целию, чтоб освободил его Христос, тот всеконечно будет освобожден, и познает Освободителя своего и возблагодарит Его, смирится и покорится пред непобедимою силою Христа Господа. А кто не жительствует жительством по Христе с такою целию, тот тщетно протрудится и перейдет в другую жизнь бедным и несчастным христианином.

Надобно нам и то знать, что весь подвиг диавола и демонов его и все козни, какия строят они всякому христианину, обращены на то, чтоб сеять между христианами непонимание сего и неведение о сем, чтоб они не знали показанной цели, но держали в мыслях, что могут спастись сами, посредством тех добрых дел, какия делают. Демоны нередко даже содействуют и молитвам, и милостыням, и постам, и бдениям, и всяким другим добрым делам, чтобы делающие их делали без означенной нами цели, держа однакож в мысли, что делают настоящее добро, и чрез то оставались не уврачеванными от Христа. Ибо неотложен тот закон Христов, что Сам Христос не может уврачевать того, кто не познал своей болезни, не знает врача и не ищет его.

4. Итак доброе есть дело, как мы сказали, пост, милостыня и прочее; хорошо и скорбеть о грехах, как своих собственных, так и братий своих, также плакать с плачущими и радоваться с радующимися; но все эти добрыя дела, достохвальныя и дивныя, ни к чему не служат и пропадают даром, если тот, кто делает их, не соделается причастным святости Божией: ибо все добрыя дела для этой цели должны быть делаемы, как говорит Апостол о тех, которые сподобляются быть наказываемы Богом, как сыны, что Бог наказует их на пользу, да причастятся святыни Его (Евр. 12:10). Если же кто не причастен святыни Божией, то тщетен труд его, тщетна и вера его, особенно когда возможности нет творить сии добрыя дела достодолжно, по закону и заповеди Божией, без помощи Иисуса Христа, Бога нашего; а тот, кто незаконно подвизается, не венчается, как определяют божественные законы. Закон же есть, чтоб дела эти делаемы были втайне, со всяким охранением и блюдением, пред лицем единаго Бога, так чтоб и левая рука не знала того, что делает правая.

Что же это правое, и что левое? Слушай. Правое есть, когда христианин исполняет то, что заповедал Христос в следующих словах: егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должни бехом сотворити, сотворихом (Лук. 17:10). Но возможно ли, чтоб нашелся когда–нибудь кто такой, который сотворил бы все, что должен был сотворить? Пусть и сотворил кто или все, что должен был сотворить, или часть того: кто мог когда либо творить то один сам собою, своею собственною силою, не будучи наперед подкреплен таинственно божественною силою Христовою? Кто делает какое–либо добро без Христа, увы ему и делу его! А левое есть, когда кто, делая то, что должен делать, думает, что достоин за то у Бога всякой чести. Такой никогда не причастится святыни Божией, даже после таких подвигов и таких потов, и горе ему после смерти!

Какие же есть признаки, которые показывали бы, что получил кто благодать Божию? Когда кто безгневен, не осквернен плотскими сластями, тих и кроток, имеет смирение вместе с незлобием и состраданием, с любовию к ближним чистою и нелицемерною и верою в Бога несомненною и твердою, так чтоб о нем можно было сказать: верова Богови и вменися ему в правду (Рим. 4:3). И кто не имеет таких признаков благодати Христовой, тот без сомнения все дела свои делает, да славим будет человеками. Пусть говорит он, что не ищет славы человеческой; но будто и нехотя он бывает падок на нее. Ибо где нет Христа, там демоны, а где демоны, там правые помыслы извращаются и растлеваются. Как во время ночи летают нетопыри, пищу себе ища, так и демоны вместе с перваком своим, начальником тьмы, диаволом, во время настоящей жизни, растленной и омраченной, рыщут и по земле, и по воздуху, и по всем местам, сущим под небесами, в одно мгновение переносясь с места на место; ибо демоны по естеству суть мысленныя твари. Это всякий может понять, судя по тому, как действует собственный наш человеческий ум, который, когда видел что однажды, — будь то и далеко и раскинуто на большом пространстве, — обегает то мысленно в одно мгновение, при всем том, что связан плотию. Вот почему невозможно бывает истинному христианину возводить ум свой к Богу, размышлять о божественном, беседовать с Господом всеблагим, и посредством такой святой памяти и умной молитвы принимать от Бога просвещение и облистание, если он не запечатлен благодатию Святаго Духа. Как только увидит диавол, что ум (дух) христианина не имеет печати благодати Божией и наг от нея, а между тем желает прейти мысленно воздух и востечь ко всевышнему Богу, чтоб беседовать с Ним посредством молитвы и молить Его о грехах своих, — без страха становится против него на дороге, по которой он восходит, и как–бы так говорить ему: «куда это ты идешь, несчастный? Как смеешь проходить по местам, в моей власти находящимся? Я властитель тьмы, я получил имя миродержителя и состою главою тех, которые умствуют о мирском и мудрствуют по–мирски. Я князь растленнаго мира сего, воздушный царь, сатана. Ты не вышел еще из–под моей власти, еще не переставил тебя Христос из области сатанины к Богу (Деян. 26:18). Почему, как мой подданный, ты должен помышлять о моем и искать моего. Мое же вот что: плотская похоть, неправда, злоба. Я прежде все это тебе показывал и доказывал, как это хорошо; и ты видел, что так есть, вкусил, испытал и усладился. А теперь куда идешь? Куда тебе взойти на небо? Оставайся здесь — долу, в мирских нечистотах и грехах». Посему–то и написано: никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1 Кор. 12:3).

5. Можно положить, что христианин не должен молиться и славословить Бога, если ум его наперед не запечатлеется и не освятится божественною благодатию, чтоб не оказаться ему внешно предстоящим Богу, мысленно же творящим дела диавола, как слуге его: по каковой причине он делается паче нечистым, и за каковое дело паче насиловать начинает его враг, наводя его на многое зло то посредством гнева, то посредством похоти плотской, на кои устремляется он с большею неудержимостию. Если кто, войдя во врачебницу, чтоб получить уврачевание, по своему неразумию худшими и опаснейшими делает там раны свои; то конечно гораздо лучше бы совсем не входить ему в нее. Но опять как же тебе оставаться без молитвы?! Тесно от обою. Восприими же тщание, возьми на себя подвиг наперед исправить и уврачевать ум свой, чтоб не быть в опасности ниспадать в худшее, если будешь петь, славословить Бога и молиться, не исправившись и не уврачевавшись наперед. Ибо невозможно, чтобы нечистый ум предстоял Богу, хотя и видно, что иной предстоит Ему телом и молится устами. Да и вообще никакой нет возможности истинно славословить Бога самому от себя, но благодать Христова, вселяющаяся в нас, она славословит и песнословит Бога и молится в нас.

Люди, когда ведут между собою беседу, знают о чем идет речь: и те, которые говорят, знают что говорят, и те которые слушают, понимают что слышат. И было бы явное неразумие, не иметь должнаго внимания, когда беседует кто с другим. Но если, предстоя пред Богом, беседуя к Нему и молясь, не внимаем тому, что говорим; то какую можем мы питать надежду спасения, даже и тогда, когда кто долгое время проводит в молитве своей и славословит Бога днем и ночью с таким неразумным невниманием, и думает, что молится и славословит Бога как должно? Ибо хоть такое надлежит нам оказывать внимание, когда беседуем с Богом, какое имеем, когда ведем речь с людьми о делах мирских и суетных. Из сказаннаго всякий понять может, что значит, что диавол мысленно кружит ум человека, страдающаго этою нелегкою болезнию. Почему и надлежит таковому прежде всего всякое тщание привнести о душе своей, стараясь доставить ей духовное врачевство и исцеление, чтоб Иисус Христос, единый врач душ и телес, увидев такое его тщание и труд, уврачевал столь великую его немощь. И если не сделает он так, то тщетно и безполезно поет он псалмы и прочитывает молитвы к Богу. Посему кто молится невнимательно, пусть возстенает и восплачет, что так делает, и исправится, и думать забыв, что когда–нибудь маливался. Если же не восплачет и не возскорбит он о своей невнимательности, то какая ему надежда спасения?

6. Слово Писания говорит: не красна похвала во устех грешника (Сир. 15:9). И говорит это оно не о безбожниках и неверах (ибо как невер станет молиться Богу, Котораго не знает?), а о том, кто знает Бога и верует в Него, только нечестив есть по причине злых дел своих, и враг Богу по причине грехов. Как хороший, благообразный и красивый предмет привлекает очи людей посмотреть на него, а предмет безобразный и отвратительный заставляет обращать глаза в другую сторону, чтоб не видеть его; так и похвала, славословие и молитва грешника заставляют Бога отвращать очи Свои от него, чтоб не видеть его; потому что он устами только молится, а умом и сердцем беседует с предметами грехов своих и страстей, кои как прежде господствовали над ним, так и теперь крепко держат его в руках своих. Ибо невозможно, чтоб творя молитвы к Богу, не помышлял кто о неуместном и срамном, если не содружился он прежде с Богом посредством покаяния и исповеди. Содружение же Бога с душею есть сокровенное посещение ея Богом. И признаком того, что благодать Божия посетила душу, служит то, если она молится со страхом и благоговением, стоит на молитве благочинно и великое имеет внимание к тому, о чем молится. Ибо никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1 Кор. 12:3). Почему те, которые не молятся таким образом, еще далеки от Бога, будь они иереи и духовники, будь учители народа и посредники его пред Богом. Если солнце, будучи тепло, естественно согревает того, кто сидит под лучами его; то как бы Богу, Который свят есть, не освящать тех, которые беседуют с Ним посредством молитвы? И однакож не бывает так, и от чего? От того, что те, которые сидят на солнце, знают, что за тем и сели, чтоб согреться, почему и приноравливают себя так, чтобы почувствовать теплоту его; а те, которые молятся без внимания, сами не знают о чем молятся и чего просят, т. е. стоят к Богу не как следует; почему Бог и не дает им ничего и не даст, хоть бы они сто лет молились таким образом.

Итак, поелику тщетно трудятся те, которые поют и молитвы творят, не быв наперед освящены благодатию Божиею; то надлежит им пойти к учителям благоговейным и духовникам опытным, и научиться от них, как надо молиться и чего просить должно в молитвах. Если же не захотят поучаться, тому, и не научатся, то будь они мудры, будь невежды, кончат жизнь нечистыми и оскверненными. Бог не слушает тех, которые не знают, чего просят. Почему чтоб и нам не пострадать также и не остаться на веки нечистыми, позаботимся от сего часа научиться, как должно молиться и чего испрашивать у Бога, чтоб молитва наша была благоприемлема Богом, во Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава, честь и поклонение во веки. Аминь.

СЛОВО СЕМНАДЦАТОЕ

1. Какое бы ни сделал человек добро, ему же самому бывает оттого благо. 2. Как узнать, прииял ли Бог наш пост, молитвы и милостыню? 3. Как должно петь и молиться? 4. Освящение и свобода даются душе посредством веры. 5. Душею псалмопения должно быть смиренномудрие. 6. Чем погашается благодать Божия?

1. Брате! Когда слышишь, что св. отцы говорят нам, чтоб мы постились, или подавали милостыню, или другое какое делали добро для Бога, держи в мысли, что так говорят они по снисхождению к нашей немощи: ибо Бог никакой не имеет нужды в каком–либо нашем добре, яко вседовольный и ни в чем нескудный. Какия бы добрыя дела ни делали мы в настоящей жизни, все они обращаются нам же во благо, а Богу они ничего не дают, и Он никакой в них ни имеет нужды. Кто постится, злостраждет, совершает бдения, подает милостыни, тот делает все это, чтоб обрести благоволение и милость у Бога. Ибо если на поприще настоящей жизни, мрачном, и полном греха, не станем мы произвольно утеснять себя постами, бдениями и другими злостраданиями, и не станем оказывать милостивости к другим людям; то и Бог не захочет помиловать нас и простить нам грехи наши. Кто сам немилостив к другим, как может ожидать себе милости от праведнаго Бога? Кто, творя грехи, не сокрушается о них, и Бога не боясь, не кается в них, не утесняет себя за них постом и бдениями, и не молит о них Бога, тот не жди прощения от милостиваго и благоутробнаго Судии Бога. Итак не думай никто, будто творит какое–либо добро для Бога, но — для собственнаго своего спасения.

Кто так умствует и такое держит убеждение, что добрыя дела творит для своего спасения, тот никак не будет делать какое–либо добро напоказ людям, но все будет делать, да видим будет единым Богом, ведающим сокровенности сердца. Христианин, подвизающийся в добрых делах, если не держит в мыслях своих, что этим не имеет он намерения одолжить чем–либо Бога, то губит труд свой. Как солнце никакой не имеет нужды в человеке и не требует от него какого–либо себе услужения или одолжения, но паче само всем вообще людям служит и всех их одолжает тем, что свет разливает по лицу земли, согревает плоды и способствует к созреванию их, поддерживает жизнь людей и всего раждаемаго на земле, между тем как никто никогда не говорил, не может теперь и не возможет когда–нибудь сказать, что он услужил или услуживает чем–либо солнцу: таким же образом и Бог не хочет никакого услужения и нужды не имеет, чтоб кто–нибудь услуживал Ему. И пока кто думает, что услуживает чем–либо Богу, до тех пор знай, что не положил еще он начала вступлению своему на путь спасения. Таковый, пусть он постится, ночи проводит без сна и несет другия лишения, пусть пост и молитвы деет, пусть творит милостыни и другия добрыя дела, пусть проповедует слово Божие и учит истине, никогда не будет иметь части с Богом. Ибо кто делает такия добрыя дела, тот должен делать их для того, чтобы обрести милость у Бога, а не для того, чтобы услужить Богу. Все бо, как говорит божественный Павел, согрешиша и лишени суть славы Божия, оправдаеми туне благодатию Его (Рим. 3:23), когда, конечно, взыскивают и молиться начинают, да обретут милость и да отверзется им дверь благоутробия Божия для получения помилования о Христе Иисусе Господе. Ибо и при этом все же совершенно необходимо просить, искать, толкать, так что кто не просит, не ищет, не толкает, тот, по определению Вседержителя Христа, не обретет и не получит милости Божией, и не отверзется ему дверь благоутробия Божия. Имеяй уши слышати, да слышит!

2. Итак кто совершает посты, молитвы и милостыни (ибо при посредстве этих трех содевается у христиан спасение), пусть не смотрит на дни своего пощения, ни на труд бдения и молитвы, ни на количество милостыни, не смотрит т. е. на то, как много роздал на милостыню, или как долго не спал и стоял на молитве, или сколько дней пропостился, а о том одном помышляет, приято ли все сие Богом. Если приято, то будет послана ему и божественная благодать; а когда получит благодать Божию, то найдет себя сокрушенным, смиренным, себе внимающим, умиленным и кающимся о всех худых делах, какия наделал прежде. И тогда — посредством такого устроения внутри, познает он, как велика немощь его и как непотребны и срамны грехи его, сознавая, что одним неразумным животным они свойственны, душе же разумной непристойны и далеки от человека, имеющаго ведение. Такова первая благодать и первое просвещение, подаемое душе от Бога! Пришедши в такое чувство и познавши, что таковы именно грехи ея, душа начинает ненавидеть их и отвращаться от них, как от вещей, достойных всякой ненависти и отвращения. И се настоящий путь спасения! А кто не знает себя и не чувствует, в каком бедном находится он состоянии, (и не ищет того), у того попусту пропадут посты и милостыни, какие совершает. Ибо жертва, Богу приятная, есть только дух сокрушен, и только за такую жертву подается отпущение грехов, как для такой жертвы бывает и пост, и молитва, и милостыня. Вот таинство христианской жизни, и вот как должен поступать всякий христианин! Посты, молитвы, милостыни, произвольная нищета, спание на голой земле, и все другое, что ни делает человек, должен он делать для того, чтобы содружиться с Богом. Если же все такое не ведет его к сему содружению, то какая от того польза?

3. Душа, с Богом содружившаяся, бывает кротка и смиренна, и когда молится, помышляет, что стоит пред лицем Бога, и не позволяет себе блуждать туда и сюда; так что душа, которая не в таком находится состоянии, еще не содружалась с Богом, еще находится под властию диавола, хотя поет и молитвы деет. Итак надлежит, чтобы душа, при молитвах и псалмах, паче и прежде всего искала содружения с Богом. Если же она не содружена с Богом и не ищет такого содружения, то другим каким–либо способом спасения себе чаять не может. Те, которые поют псалмы и молитвы деют, а с Богом не содружены (и не ищут того, и не для того поют и молятся), находятся в самопрельщении, и тщетно на воздух вопиют, подвигая Бога на негодование и гнев. Ибо таковые, молясь устами Богу, умом помышляют о том, что принадлежит к области врага Его диавола, и Бог за это отвращает от них лице Свое.

4. Итак, освящения души и ея избавления не дают посты, молитвы и милостыни одни сами по себе, но прежде сих добродетелей подает их вера в Бога, когда кто уверует, что освятить его и избавить может только Христос Господь. Видимое свидетельство сего и действие имеем мы в таинстве пречистаго тела и крови Господа нашего Иисуса Христа Вседержителя, Который повелевает сущим во узах: изыдите, и сущим во тме: открыйтеся (Ис. 49:9). Пречистыя тайны сии соединяются с душею и телом причащающагося достодолжно, и сочетавают и содружают его с Богом. Когда же кто содружится таким образом с Богом посредством веры и св. таин, то возможно ли ему более оставаться рабом диавола и нечистым? Возможно ли, чтобы продолжал грешить таковый, пока помнит он такия великия благодеяния ему Божии и к Богу прилепляется? Грех бывает по лишении Божией благодати и освящения. Лишение сие причиняется гордостию; гордость происходит от забвения Бога; забвение Бога от небрежения об освящении, которое даровал Бог, и об угождении Богу, Подателю его. Забудет кто Бога, Который освятил его, перестанет помнить, кто есть освятивший его и хранящий в нем сие освящение, и впадет в самомнение, будто все то у него есть от него самого. За это отходит от него Божия благодать; тут подходит враг с искушением, увлекает, и вот грех, а за грехом и пагуба. Все от того, что забыл Бога, перестал благодарить Его и смиряться пред Ним. А это коль великое есть нечестие и коль великая неправость! Упал кто–нибудь в море. Если другой кто избавит его от беды сей, и выйдет он из глубины морской живым, будто из мертвых воскреснет, то какое благодарение будет он иметь к своему избавителю и какое пред ним смирение! Тоже и здесь. И кто таков, того Бог никогда не оставит, как говорит пророк Давид: во смирении нашем помяну ны Господь (Пс. 135:23).

5. Душею псалмопения должно быть то, чтобы поющий смиренномудрствовал и все то делал, что ведет к смиренномудрию. Но что есть смиренномудрие? То, чтобы познать и сознавать свою человеческую немощь. Но чтобы познал и сознал кто человеческую немощь, сие бывает не иначе, как от просвещения, свыше Христом Господом посылаемого тем, которые веруют в Него. И другим каким–либо способом познать самого себя и сознать свою немощь нет никакой возможности. Почему св. отцы говорят, что кто не крещен, тот и непросвещен. Как око ничего не может видеть без света, так и душа не может увидеть свою немощь, если не будет таинственно просвещена Христом. А как совершается такое просвещение? В неверных, как мы сказали, верою во Христа Спасителя и божественным крещением; а в уверовавших, которые ослепнув после святаго крещения, не видят своей немощи и оттого гордятся и беззаконнуют, ибо Давид святой говорит: гордии законопреступоваху до зела (Пс. 118:51); а в других местах говорится: Господь гордим противится (Иак. 4:6); начало греха гордыня (Сир. 10:15); начало гордыни человеку отступление от Господа (Сир. 14), — в таковых просвещение души совершается возобновлением таинства веры во Христа, т. е. приведением на память всех необходимых членов веры и оживлением веры в них (ибо еслиб они сохранили первую веру, то не ослепли бы). Когда обновят они таким образом в памяти все члены веры, станут содержать их в мысли с живою в них верою, то всеконечно и просветятся, увидят бедственность своего положения и суд Божий сознают, а от сего, видя, сколь срамны и злы дела, которыя они наделали, и сознав, каких безмерных мучений они достойны, покаются от всей души своей и от всего сердца своего. (Срамныя дела суть все сласти и похоти плотския, а злые суть любоимание, неправда, коварство). Поелику же всякий кающийся смиряется, то ради сего Бог дает благодать Свою ему, яко смиренному, чтоб ненавидел и похотныя и злыя дела, и всегда помнил немощь свою и, помня ее, сострадал подобострастным себе человекам и был снисходителен к немощам их, никого не осуждая во грехах их, чтоб был кроток и терпелив, и обретал покой в душе своей. Дошедши до сего, начнет уже он петь Господу песнь нову, хвалу Богу нашему, т. е. начнет приносить благодарение Богу от чистаго и сокрушеннаго сердца, потому что чистое сердце и есть сердце сокрушенное и смиренное. А всякое другое псалмопение, кроме такого, тщетно есть и безполезно. Тому, кто не таким образом поет, невозможно беседовать с Богом посредством молитвы, хоть бы он трудился над этим много и долго; но устами будет он петь и произносить молитвы, а умом будет помышлять о том, что преогорчает Бога и подвигает Его на гнев. Как чувственныя и видимыя твари имеют нужду в свете, чтобы быть явными, так и все умныя твари имеют нужду в умном свете, чтобы быть умно зримыми и познаваемыми. И как никто из произведших множество изделий не может сказать, что произвел их ночью и без света, так и тот, кто ведет жизнь Богу угодную, не может сказать, что ведет ее без умнаго света. Если дерзнет кто сказать это, то явный он лжец и сын диаволь. Таковый никогда не познавал себя и немощи своей, и совсем не вступал на путь Божий. Почему и написано: хваляйся, о Господе да хвалится (2 Кор. 10:17).

6. Тебе же, брате мой, свыше просвещаемому Христом, подобает внимать себе, чтоб не забыть когда либо о немощи своей и не подумать, что сущее в тебе просвещение, приходящее в душу твою свыше от Христа, есть твое собственное дело, по тому поводу, что оно сокровенно и ты не видишь, когда и как оно приходит. Знай, что как только возмечтаешь ты, что оно есть собственное твое дело, есть плод твоего ума и твоих усилий, тотчас оно скроется от очей твоих и оставит тебя опять во тьме. Бог невидим и просвещает невидимо, без того, чтоб ты видел то; познается же сие просвещение от действий его, как и Бог невидимый познается от дел Его. Если находишь себя сокрушенным и смиренным, знай, что ты просвещен, и насколько смиряешься, настолько в тебе есть и света; ибо, как сказали богомудрые отцы, преспеяние души есть преспеяние ея в смирении. Степень самопознания и боговедения определяется степенью смирения и кротости. Душа, сподобившаяся божественнаго присещения, т. е. божественнаго просвещения и тишины, бывает мирна и безмятежна. Погашается же такое просвещение немилосердием, осуждением братий и злопамятством. Ибо кто обрел спасение по благоутробию и милости Божией, тот собственною своею милостию и благоусердием к братиям сохранит сие спасение в себе самом, по слову Христа Спасителя, Который говорит: имже судом судите, судят вам; и в нюже меру мерите, возмерится вам (Мф. 7:2). Посему и прежде получения милости Божией надлежит миловать ближняго и опять, сподобившись получить сию милость, надо миловать его. Кто уврачеван и оздравел от великой и неисцелимой болезни душевной, по единому Божию призрению, тот радоваться должен и веселиться, и всею душею и всем помышлением своим благодарить Бога, явившаго к нему такую милость и исцелившаго его, должен быть кроток и смирен, дивясь явленной ему Богом великой милости, и, преисполнен будучи весь благостию и милосердием, быть всегда к подобострастным себе людям сострадательным и милостивым, никого не презирать, пред всеми вообще быть смиренным, со всякою радостию. Так грешник, силою Христовою избавленный от тяготящих его страстей, должен радоваться и веселиться о спасении Христовом. Если же он, получив такое избавление и исцеление, станет гордиться, то, ведь диавол близ, и орудия страстей все еще в нас суть; удалится опять благодать Христова, и диавол, пришедши, возмутит помыслы его и направит его делать телом дела худшия прежних. От таковых деяний да избавит нас Господь наш Иисус Христос, Коему честь и поклонение во веки. Аминь.

СЛОВО ОСМНАДЦАТОЕ

1. Вера в семи значениях употребляется. 2. Чрез веру сподобляется человек благодати Божией. 3. Невозможно без веры угодить Богу.

1. Вера есть, когда верует кто в непостижимаго Бога, из не сущих приведшаго в бытие небо, землю, море и все видимое и невидимое творение. Такую веру имели все древние пророки и праведники, от Адама до воплощеннаго домостроительства Владыки нашего Христа. После же того, как воплотился Христос, вера есть веровать во Отца и Сына и Святаго Духа, в едино Существо и три Лица, и в великое таинство воплощения Христа, то–есть что Сын и Слово Бога и Отца, не отделившись от Отца, сошел с небес и воплотился от Духа Святаго и Марии Приснодевы, и соделался совершенным человеком, из тела и души разумной, соединенных с божеством; что в одном и том же лице был Он Бог и человек, с двумя совершенными естествами — божеством и человечеством, соединенными нераздельно и неслиянно; что Он волею пострадал и распялся, и погребен был также волею, и что когда во время смерти отделилась душа Его от тела, божество не отделялось ни от души Его, ни от тела; что Он в третий день воскрес и чрез сорок дней вознесся на небеса, яко человек, и седит на престоле божества Своего с плотию Своею, воспеваемый со Отцем и Святым Духом всеми небесными воинствами; что все сии таинства воплощеннаго домостроительства Христова совершены были для того, чтоб верующие в Него опять облеклись в Духа Святаго, Котораго совлекся первозданный Адам, когда сделался преступником заповеди Божией, а это для того, чтоб, быв усилены благодатию Духа Святаго, исполняли они заповеди Божии и побеждали диавола и всех невидимых демонов: ибо без Святаго Духа никто не может ни греха избежать, ни исполнять заповедей Божиих, ни отражать власть и силу, какую возымели над нами демоны.

Вера есть еще, чтоб верил кто изреченным в Божественных Писаниях обетованиям благ тем, кои исполняют заповеди Божии, и угрозам вечными муками тем, кои нарушают их. Вера есть еще, чтоб верен кто был всему Божиему, догматы ли то, или заповеди, или, лучше сказать, верен был благодати Св. Духа, почему всякий христианин и называется верным. Вера есть еще, чтоб вверил кто себя самому Богу и от всей души на Него единаго возлагал все свое спасение. Вера есть еще, чтоб уверен был кто, что Бог делает все, что благоволит благость Его, и был убежден, что Он делает сие наилучшим образом. Вера есть еще, чтоб уповал кто на великую и непобедимую силу Вседержителя Бога, и дерзал о ней, так чтоб повелевал, и горы передвигались бы; до каковой веры весьма немногие достигают, как и написано, что не у всех есть такая вера (2 Сол. 3:2). Невозможно спастись никому, кто не имеет непостыждающей и твердой веры во Христа Господа, кто не верит без раздумывания словесам Божиим, кто не имеет любви к Богу и людям, любви от благия совести бывающей, в силу коей (благой совести) рождается смирение и милостивость.

2. В силу веры, прежде всякой другой добродетели, приходит благодать Божия, как основание всякой добродетели, и уже помощию благодати Божией всякая добродетель устанавливается в сердце и бывает действенною; так что всякая добродетель, не от благодати Божией бывающая, вменяется у Бога не в настоящую добродетель, потому что такая добродетель не Божия. Бывает, что и демоны наводят на иныя видныя добродетели, научая людей казаться целомудренными, милостивыми, кроткими, и держа их чрез то в высокоумии и гордости. Приходит же благодать Божия в человека, хотя нечистаго и сквернаго, но имеющаго сердце истинно благопризнательное; а истинная благопризнательность есть, чтоб сердцем признавать, что благодать есть благодать. И невозможно, чтоб получивший благодать был как должно благопризнателен и благодарен, если не признает прежде величие благодати, им полученной. Те, которые не сознают, сколь велика благодать, ими полученная, не дорожат ею.

Итак знать нам надлежит, что благодать Всесвятаго Духа приходит в каждаго, верующаго во Христа, не за добрыя дела, какия он делал прежде (еслиб приходила за добрыя дела, то не была бы благодать, а уплата за дела); но приходит она от Бога за веру, приходит прежде всяких добрых дел, и уже на ней, как на твердом основании, устрояются добрыя дела, которыя только помощию благодати и являются совершенными; так что дела, которыя бывают без благодати Всесвятаго Духа, Бог ни во что не вменяет, как бы их совсем не было. Добро уже не добро, коль скоро оно не добре будет сделано; но невозможно добру быть добре сделану без благодати Христовой. Еслиб было это возможно, Бог не пришел бы на землю соделаться человеком, чтоб даровать такую благодать человекам, помощию коей единой всякое добро может быть добре делаемо. И блажен человек, который познал, что помощию благодати Христовой всякое добро может быть добре делаемо; окаянен же тот, кто не познал сего; всуе держит таковый веру Христову.

Вот от чего большая часть людей, когда поют псалмы и молитвы деют, устами только произносят псалмы и молитвы, а ум их ведет беседы с бесами; потому что это они, бесы, вземлют ум его и кружат его в помыслах суетных, мирских, плотских, злопамятных, чтоб добро, молитва и псалмопение не было делаемо добре, т. е. надлежащим, Богу угодным образом. Не очевидно ли из сего, что добро не может быть добре делаемо без благодати Христовой? Если же невозможно добру быть добре делаему без благодати Божией, то каким истинным добром может хвалиться человек, якобы оно было его собственное дело? Никаким. Потому–то истинные христиане, яко сознающие, что ничего добраго не имеют в себе от себя, но все от благодати Божией, бывают всегда смиренны и сокрушенны, что и служит признаком истинных христиан. А высокоумие, заносчивость, тщеславие, дерзость, гордость, славолюбие и показное смирение, бывающее славы ради людской, суть признаки не истинных христиан.

3. Так вера и добрыя дела суть две вещи, которыя неразрывно связуются между собою. Вера бывает для добрых дел, но добрыя дела справляются не для веры, а посредством веры. Без веры никто не может делать истинно добрых дел и угодить Богу; потому что ради веры приходит благодать Господа нашего Иисуса Христа в того, кто уверовал в Него. По мере веры, какую кто являет, подается и благодать. У кого велика вера, тому подается и благодать великая; у кого мала вера, мала и благодать. Но и то надлежит помнить, что вера одна, будь она истинная и православная вера, не принесет никакой пользы тому, кто так верует, без добрых дел. Явлением веры служит сила, исходящая от веры; силы же явлением служит ревностное делание заповедей Божиих и богоугодных дел. Ибо живодействование (энергия) происходит от силы, коею обладая может кто делать что–либо. Итак, поелику невозможно угодить Богу без веры (благоугождается же Бог добрыми делами), то явно, что вера дает силу творить добрыя и богоугодныя дела по воле Божией. Вера же здесь в отношении к тому, что я говорю, разумеется не та только, чтоб веровать во Христа и во все словеса Его, но паче та, чтоб дерзать о Христе и в сердце носить удостоверение, что силою Христовою можем и от зла освободиться, и всякую добродетель совершить, как исповедал и святый Апостол Павел, говоря: паче всех потрудихся: не аз же, но благодать Божия, яже со мною (1 Кор. 15:10).

Итак, кто не сподобился получить благодать Христову и познать ее умно присущею в душе своей, тот тщетно носит имя христианина; он одинаков с неверными. Он может думать, что избег от всякаго зла и проходит всякую добродетель; но по истине лжец есть и притворщик. Пусть и трудится таковый; но тщетен труд его. Пусть роздал он все имение свое бедным, постится, совершает бдения, спит на голой земле, молитвы деет, вопия: Господи, помилуй! Но если он не носит в сердце убеждения, что благодать Божия, за веру подаемая, есть милость Божия, и не сию единую благодать прежде всего другаго ищет получить; если у него и в мысли не было, что только ради получения сей благодати роздал он имение свое и всяким подвергает себя лишениям и злостраданиям; если не с тою целию подвизается он, чтоб или получить благодать в первый раз чрез крещение, или, если имел ее и она отошла по причине греха его, возвратить ее опять чрез покаяние, исповедь и самоуничиженное житие, а подает милостыни, постится, совершает бдения, молитвы деет и прочее не с этою одною целию, и не на сей один конец, но думает, что совершает славныя добродетели и ценныя сами по себе пред Богом добрыя дела: то тщетно он утруждает и измождает себя.

Эта–то, о коей помянул я, цель и есть от начала мира сокровенное таинство христианства, явившееся в последния времена (Кол. 1:26). Ее разумеет Павел, когда говорит о Боге, что Он всем человеком хощет спастися, и в разум истины приити (1 Тим. 2:4). Ибо познание истины не что иное есть, как сия самая благодать. Она есть истина, которая Иисус–Христом бысть по св. Евангелию (Иоан. 1:17). И невозможно христианину обрести милость у Бога, если не познает сей благодати. Ибо как Христос не мог творить знамений и чудес для неверов, так не может Он никого и из тех помиловать, которые, хотя веруют в Него, но не познали прежде, что благодать Христова, Им и чрез Него подаемая, она самая и есть милость и спасение. Никому невозможно другим образом спастись, если не получит божественной благодати, имеющей обожить его, или соделать богом по благодати. Расположимся же, братие, и мы, на этот один конец делать все дела свои, т. е. чтоб получить и познать Божию благодать и милость о Христе Иисусе, Господе нашем, Коему слава и держава, со безначальным Его Отцем, и Всесвятым Его Духом, во веки веков. Аминь.

СЛОВО ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

1. Душа очищается посредством веры и исполнения заповедей Христовых. 2. Облекается она свыше сходящею силою Духа Святаго и сподобляется зреть Бога. 3. Желающим получить благо от Бога надлежит с радостию терпеть всякую скорбь, злострадания и искушения, их встречающия. 4. Всякому надлежит разсмотреть себя, достоин ли он внити в царствие небесное. 

1. Ум, соединившийся с Богом верою, познавший Его деланием добродетелей, и сподобившийся зреть Его созерцанием, видит дивныя и преславныя чудеса. Он весь освещается и становится, как свет, хотя не может понять и изречь то, что видит. Ибо сам ум тогда есть свет и видит Свет всяческих, т. е. Бога, и свет сей, который он видит, есть жизнь, и дает жизнь тому, кто его видит. Ум видит себя совершенно объединенным с сим светом и трезвенно бодрствует. Сознает он, что свет сей внутри души его, и изумляется; изумляясь же, видит его, как–бы он был вдали от него; потом, пришедши в себя, опять находит свет сей внутри; и таким образом не находит ни слов, ни мыслей, что сказать и что подумать о свете том, им видимом. Кто, слыша сие таинство, не удивится, и удивляясь, не прибегнет ко Христу? Кто не пожелает и себе узреть сии чудеса Божии? И кто не возлюбит Того, Кто дает нам такие преславные дары без цены?

2. Потщимся же, братие мои возлюбленные, приобрести Христа и узреть, коль дивен Он есть в красоте и сладости своей. Сам Он говорит: имеяй заповеди Моя, и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: а любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим; и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам (Иоан. 14:21). А далее прилагает: аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет: и Отец Мой возлюбит его и к нему приидем и обитель у него сотворим ( — 23). Сей любящий Бога и заповеди Его соблюдающий облекается свыше сходящею силою Святаго Духа, Который не является чувственно, в виде огня, и не приходит с великим шумом и дыханием бурным (это совершилось только на Апостолах — для неверующих), но зрим бывает умно, как умный свет, и приходит с тихостию, принося обрадование, — что есть отсвет перваго онаго вечнаго света, и отблеск непрестающаго блаженства. Как только возсияет сей свет в духе, тотчас исчезает всякий нечистый помысл, изгоняется всякая страсть душевная, и всякая немощь телесная получает уврачевание. Тогда очищаются очи сердца, — ум и мысль, и зрят Бога, как написано в Евангелии о блаженствах. Тогда душа, как в зеркале, видит все даже и малейшия свои прегрешения и приходит в величайшее смирение; помышляя же о величии оной славы, исполняется всякою радостию и веселием. и дивясь неожиданно увиденному чуду оному, проливает обильныя слезы. Так наконец совершенно изменяется весь человек, и познает Бога, сам прежде познан бывши от Бога. Одна эта благодать Всесвятаго Духа делает то, что человек начинает презирать все земное и небесное, настоящее и будущее, радостное и скорбное. Она делает его другом и сыном Божиим и богом, насколько сие вместимо для человека. О, сколь величественны дарования Божии!

Все почти стыдятся людей немощных и бедных, — царь земной и смотреть на них не хочет, вельможи отвращаются от них, богачи презирают их. Если случится как нибудь встретить таковых на пути, их обходят, внимания не обращая на них, как на ничтожности, и никто на мысль даже не принимает, чтоб было хорошо войти с ними в сообращение. А Бог всеблагий оставил сильных, мудрых и богатых мира, и избрал немощных, немудрых и бедных, по великой и неизреченной благости Своей. И кто доволен к тому, чтоб заодно это достойно возблагодарить Его?! Сей Бог, Коему служат тьмы ангелов, Который носит всяческая глаголом силы Своея (Евр. 1:3), величия славы Коего никто стерпеть не может, сей самый Бог благоволил соделаться и отцем, и братом и другом таких отверженных, и принять плоть человеческую, чтоб стать подобным нам во всем, кроме греха, и сделать нас причастниками и наследниками Своей славы и царства Своего. О, сколь велика и богата благость, сколь неизреченно снисхождение к нам Владыки нашего Бога!

Но чего же ради, братие, мы не прибегаем к сему благоутробному Богу, так много нас возлюбившему? Чего ради не отдаем жизни своей на смерть за любовь Христа и Бога нашего, за нас умершаго? Разве не видим, как многие люди, по пристрастию к благам тленным, переносят большие труды, подвергаются великим опасностям, уезжают в далекия места, оставляя жен и детей и всякия житейския утешения, и ничего не ставят выше и краше того, что вожделели, и покоя себе не дают, пока не достигнут цели своей? Но если эти, ради временных и тленных благ, поднимают такой подвиг и для получения их подвергают опасности и душу свою и жизнь свою; то не всячески ли подобает нам предать на смерть и души свои и телеса свои любви ради к Царю царствующих и Господу господствующих, Творцу, Вседержителю и Властителю всех тварей? — Сам Он говорит во святом Евангелии Своем, что погубивший душу свою, т. е., уготовившийся пожертвовать жизнию, Мене ради и ради Евангелия, или мертвою соделавший душу свою к миру и не обретающий ее занятою какою либо похотию плотскою, таковый спасет ее, а обретающий душу, т. е. жалеющий предать жизнь свою за Меня ила находящий душу свою занятою чем–либо грешным, погубит ее.

Так говорит Бог вездесущий и все содержащий! Куда же убежим мы, братие, от лица Его, или куда уйдем? Взойдем ли на небо, там обретем Его; снидем ли во ад, и там присущ Он; внидем ли во глубины морския, и там не убежим от державной руки Его, но Его же десница будет держать и души и тела наши. Итак, братие, поелику не можем мы противостать Господу, ни убежать от лица Его, приидите, сделаемся лучше рабами того Бога, Который нас ради человек бысть, зрак раба приял, и умер по любви к нам. Приидите, подклонимся под крепкую и непобедимую руку Христа, источающаго жизнь вечную и безсмертную и пребогато ею исполняющаго тех, кои взыскивают ея в Нем, благодатию Всесвятаго Духа. Приидите, взыщем Христа, в Коего облеклись было мы во святом крещении, но злых ради дел своих опять совлеклись Его. Когда мы крестились, были еще несмысленными младенцами, и по возрасту и по уму, и не понимали, коль великое получили освящение; потом же хоть и познали сие, но увлекаемые юностию, осквернили себя грехами своими, потеряли благодать св. крещения и продолжаем каждодневно сквернить и души и тела свои, преступая заповеди Божии. Возвратим же себя опять в прежний чин покаянием, которое теперь осталось единственным путем к нашему спасению, и положим в сердце всеусильно трудиться в делании всякаго рода добрых дел, о коих знаем, что они угодны Христу Господу, да запечатлеемся опять печатию Духа Святаго и поживем прочее время жизни нашей непорочно, имея Христа Спасителя всемощным пособником себе, от Коего вследствие сего получим и ту милость, что сделаемся достойными познать тайны Бога нашего, сокровенныя от век и от родов.

3. Если желаем достигнуть того, что возлюбила душа наша, т. е. благодатных от Бога благ, и, будучи человеками, соделаться земными ангелами; надлежит нам возлюбить также прискорбность и тесноту телесную, поднимать всякое злострадание и с радостию переносить искушения, в уверенности, что они принесут нам всякое добро. Что краше души, с разумом и разсуждением подъемлющей всякия скорби и злострадания, ради претерпения коих она имеет еще наследовать и радость всяческих? Что мужественнее сокрушеннаго и смиреннаго сердца, которое без труда побеждает всех демонов и совсем отгоняет их от себя? Что славнее нищенствования духом, доставляющаго человеку царствие небесное, коему равноценнаго ничего нет и быть не может, ни в настоящей, ни в будущей жизни? Но и то, что не имеет кто более томящей о себе заботы относительно земнаго и временнаго, какое, думаешь ты, приносит ему ангельское состояние и какия вечныя уготовляет блага? И то опять, что презирает кто все временное и тленное, и все почти необходимое для тела его, так что никогда не заводит споров и ссор из–за них, но всегда хранит мир и любовь в невозмущаемой тем душе своей, какого не достойно воздаяния, каких венцов и дарований? Поистине выше естества заповедь сия и исполнение ея паче слова и разума, потому что Христос бывает для таковаго все, вместо всего того, что презирает он. Слыша: Христос, не на одно голое слово обращай внимание и не смотри на малость речения, но помышляй о славе божества Его, превосходящаго всякий ум и всякое слово, помышляй о красоте Его неизреченной, о милости безмерной, о богатстве недомыслимом, какое богатно со всякою щедростию подает Он таковым, и уразумеешь, что Его одного достаточно для них в замен всего прочаго, так как они приемлют в себя самого Бога, источника и подателя всякаго блага. Посему–то никто из сподобившихся возыметь Христа не вожделевает уже ничего другаго, и никто из насытившихся любовию Божиею не имеет уже позыва любить что–либо другое здесь на земле.

Поистине, братие мои, ничего в мире нет лучше того, чтоб не иметь ничего от благ мира сего, не желать стяжевать что–либо паче необходимых потреб тела и не замышлять покоить плоть свою и угождать ей, но одного желать = жить жительством духовным, не творя ни в чем плоти угодия в похоти (Рим. 13:14). Необходимыми же потребами тела я называю хлеб и воду, одежду и кров, как учит Апостол: имуще пищу и одеяние, сими довольни будем (1 Тим. 6:8). Если потребуется что–либо и больше сего, то всячески, если веруем Богу и уповаем на Него, Он, подающий нам большее сего и промышляющий о всем сущем, подаст нам это. Только оставим все другое, прившедшее в привременную жизнь нашу, — тщеславие, зависть, споры и ссоры, лукавство, ропотливость, клевету и все вообще, что ненавистно Богу и причиняет вред душе, и возлюбим от всей души то, что повелевает Бог, — нищету духовную, или смирение, и непрестанный деннонощный плач, от коего источается в душу каждый час радость и утешение, у тех, кои любят Бога. От этого плача пораждается и кротость в тех, кои подвизаются во истине, от плача алчут и жаждут правды или всякой добродетели и всегда ищут царствия Божия, превосходящаго всяк ум человеческий; от непрестаннаго плача бывают и милостивы, и чисты сердцем, и миротворцы, яко мира исполненные, и благодушны в искушениях; от плача ненавидят зло; от плача возжигается в душе божественная ревность, которая ни на минуту не дает ей предаться покою безпечности, или вместе со злыми склониться на зло, но исполняет ее мужеством и силою претерпевать до конца всякаго рода искушения.

4. Возненавидим же, возлюбленные братие мои, мир сей и все, что в мире. Зачем иметь нам общение с миром и с делами мирскими, когда Господь наш говорит нам в св. Евангелии: несте от мира (Иоан. 15:19)? Потечем путем добродетели. Будем подвизаться, пока стяжем нечто от всегда–пребывающаго и нетленнаго. Ибо все вещи мира сего тленны и преходят как сон, и ничего нет в них постояннаго и твердаго; и солнце и звезды, и небо и земля, все преходит и от всего один человек остается. Что же теперь из этого видимаго может послужить нам в пользу, в час нужды смертной, когда будем переходить из этой жизни к тамошнему пребыванию, в нескончаемом оном веке, а это все оставим здесь, и оно истлеет и прейдет? Хоть и не тотчас прейдет все сие видимое, но какая польза от него нам, когда мы необходимо разлучимся с ним, оставя здесь одно свое тело мертвое и безчувственное, и душа наша не будет уже иметь возможности видеть что–либо посредством тела сего, ни сама быть видима кем–либо, а будет с того часа внимать одному невидимому, вступив в иныя соотношения и иные порядки жизни, чтоб или наслаждаться царством небесным и вечною славою, или наследовать геенну и огнь вечный? Одно что–либо из сих двух необходимо получить от Бога в вечное наследство соответственно делам, какия делает кто в жизни сей.

Сего ради, братие мои возлюбленные, возненавидим, умоляю вас, мир сей, убежим от прелестей его, и от мнимых и лживых радостей жизни сей, и к единому прибегнем Христу, Искупителю душ наших, всячески стараясь обрести Его, вездесущаго. Обретши же Его, припадем к стопам Его и облобызаем их со всею горячностию души. Ей, умоляю вас, потщимся узреть Его, пока еще живы. Ибо если сподобимся узреть Его здесь, то не умрем и смерть не возгосподствует над нами. Не будем дожидаться — узреть Его в будущей жизни, а теперь восподвизаемся узреть Его. Мы знаем, говорит св. Иоанн Богослов, что имеем Бога в сердцах своих, по Духу, Котораго прияли от Него (1 Иоан. 3:24; 4:13). Итак вы, показавшие веру свою в Него твердую и известную делами своими, обсудите со всем вниманием, что я сказал вам, и добре разсмотрите, не обманываетесь ли вы, думая, что имеете в себе Христа, тогда как ничего не имеете и находитесь в опасности перейти из сей жизни с пустыми руками, чтоб услышать страшный оный глас глаголющий: возьмите, что мнится имети раб сей лукавый, и дайте имущему большее (Лук. 8:18; Матф. 25:25). Тогда возрыдаете и восплачете и вечную восприимете скорбь. Но да не будет нам — услышать таковый глас и пострадать что подобное, — нам, которые в час божественнаго крещения отреклись диавола и всех дел его, и сочетались Христу, дав обет хранить заповеди Его. Потщимся же сохранить божественныя заповеди и очистить сердца свои слезами и покаянием, да узрим самого Христа — сей свет божественный, и да стяжем Его еще здесь в настоящей жизни во Обитателя в нас, да животворит Он души наши благодатию Всесвятаго Духа, и да питает их сладостию чаемых благ царствия Своего. Аминь.

СЛОВО ДВАДЦАТОЕ

1. Кто те, кои истинно любят Бога, от чего раждается любовь к Богу и чем обнаруживается? 2. Какиядела любви к ближним по Богу? 3. Любовь есть глава закона.

1. Удивляются некоторые, когда мы говорим, что не все христиане любят Христа. Но ведь любить Христа не что иное есть, как исполнять заповеди Его, как Сам Он сказал: имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя (Иоан. 14:21); так что христианин, не соблюдающий заповеди Его, когда говорит, что любит Христа, лжет. Ибо всякий отец содержащий и воспитывающий сынов и дочерей своих и пекущийся о них и всякий покупающий раба себе или принимающий наемника, конечно для того желает иметь их, кормит и одевает их и доставляет им все нужное, чтоб они помогали ему и служили по дому. Но если он увидит, что никто из них не исполняет воли его и не исправляет порученнаго ему дела и служения, то будет ли он довольствоваться тем одним, что сын и дочь будут говорить ему: ты отец наш, а раб и наемник: ты господин наш? Конечно, нет. Так и Бог не довольствуется тем одним, что иной говорит, что любит Его, а заповедей Его не исполняет. Почему и говорит Он чрез пророка: аще Отец есмь Аз, то где слава Моя? И аще Господь есмь Аз, то где есть страх Мой (Малах. 1:6)? — Таким образом христианин, не прославляющий Бога исполнением повелений Его и соблюдением заповедей Его, ничем не лучше неверных, если не хуже их.

Заповеди же и повеления Божии говорят: то–то делай, а того–то не делай: недостаточно лишь не делать зла, но надобно делать и добро. При этом необходимо нам знать и исповедать, что невозможно христианину не делать зла и делать всякое добро, иначе как силою Всесвятаго Духа, подаемаго от всей души уверовавшим во Христа и отрекшимся сатаны и всех дел его, и всего служения его, и всея гордыни его, и сочетавшимся Христу и соединившимся с Ним. Естество человеческое изменчиво и превратно; и одно Божеское естество непревратно и неизменчиво. Но христианин, делаясь божественнаго причастен естества во Христе Иисусе Господе нашем чрез приятие благодати Святаго Духа, превращается и изменяется силою Его в богоподобное состояние, делается богом по благодати, подобным Тому, Кто совершил в нем такое изменение, т. е. Христу Господу — Солнцу правды. Христианин предает всего себя Христу Господу, Христос же Господь производит в нем показанное изменение и делает его богом по благодати. Христианин не может сам собою произвесть в себе желаемое изменение, и Христос не облагодатит его даром сего изменения, если он не предаст Ему себя от всего сердца своего. Почему который христианин не изменился сим благим изменением, пусть не осуждает в том естество свое, а свое произволение, что сам не хотел вседушно предаться Христу. Ибо Апостол удостоверяет, что коль скоро прилепляется кто Господу, то бывает един дух с Господом (1 Кор. 6:17). И сам Господь говорит: будите во Мне и Аз в вас. Якоже розга не может плода творити о себе, аще не будет на лозе: тако и вы, аще во Мне не пребудете. Аз есмь лоза, выже рождие. И иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног: яко без Мене не можете творити ничесоже. Аще кто во Мне не пребудет, извержется вон, якоже розга, и изсышет (Иоан. 15:4—6). — Опять: будите в любви Моей. Аще заповеди Моя соблюдете, пребудете в любви Моей: якоже Аз заповеди Отца Моего соблюдох и пребываю в Его любви 1 Кор. 9:10). И еще: о сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Иоан. 13:35).

Как ученик грамматика, ритора, философа, поэта, художника, и всякий другой ученик познается по учителю своему, так и христианин, ученик Христов, познается по Христу, Господу и Богу, доброму его Учителю, Который столько возлюбил нас, что ради нас соделался человеком и предал душу Свою во искупление нас. Почему кто не имеет любви, как может тот быть признан учеником Христовым или христианином? Как напротив кто имеет сию любовь, пусть он не может поднимать великих подвигов и трудов, а стяжал только одну эту любовь, тот, по закону Учителя нашего Христа, востек на самый верх совершенства святых. Ибо так написано: любяй брата, закон исполни (Рим, 13:8); и: не любяй брата своего, егоже виде, Бога, егоже не виде, како может любити (1 Иоан. 4:20)? Опять: аще кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть (там же). Но слыша: любовь, да не подумает кто, что она есть дело удобосправимое. Заповедь о любви есть самая великая и важная. Почему сам Бог от начала вложил в естество человеческое некую любительную силу, и естественно родители любят детей своих, родственники любят себя взаимно, и друзья любят друзей своих. Но эта естественная сила любви дана Богом в помощь разумному человеческому естеству, чтоб оно, пользуясь ею, востекало к (всеобщей) любви самоохотной и произвольной. Великая и совершительная, Богом данная заповедь любви, изречена не о естественной любви, а о любви самопроизвольной.

2. Что заповедь любви есть величайшая заповедь и есть глава всех добродетелей, высшая всякой исправной жизни и всяких многотрудных дел, об этом послушай, что говорит апостол Павел — сии уста Христовы, там, где указывает, что без любви тщетны и безполезны пять самых великих дарований, а именно, дары — языков, пророчества, чудодейственной веры, милостыне–раздаяния и мученичества, и говорит: аще языки человеческими глаголю и ангельскими, аще имам пророчество и вем тайны вся и весь разум, аще имам всю веру, яко и горы преставляти, аще раздам вся имения моя и аще предам тело мое во еже сжещи е, любве же не имам: никая ми польза есть (I Кор. 13:1—3). Потом полагая, что иной, изумлен будучи такими словами, готов вопросить его, как возможно без любви явить такия великия деяния, он разрешает сие недоумение и говорит: любы долготерпит, милосердствует: лю6ы не завидит: любы не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине, вся покрывает, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит. Любы николиже отпадает (I Кор. 13:4—8). Этим он ясно показал, что говорящий языками может возгордиться, также пророчествующий и имеющий веру чудодейственную может востщеславиться, подающий милостыню может усладиться славою и честию от облагодетельствованных им, и предавший себя на мучения высоко о себе подумать. Но поелику слово свое окончил он так: любы николиже отпадает, то показал, что корень любви есть смиренномудрие; так как корень не имеет куда пасть, находясь всегда во глубине земли. Кто думает, что имеет любовь, а между тем не имеет долготерпения и милосердия, завидует и неуважителен бывает, гордится и безчинствует, ищет своего, раздражается и мыслит зло, радуется неправде, а не радуется истине, не все покрывает, не всему веру емлет, не вся уповает и не все терпит, таковый не имеет любви, и говоря, что имеет ее, лжет.

3. Весь закон, данный от Бога людям, совмещается в любви, которая имеет две ступени, так как и закон двояк есть — ветхий и новый. Взошедший на первую ступень оставил землю долу; а взошедший на вторую, достиг и небес. Ветхий закон говорит: возлюбиши ближняго твоего, яко сам себе (Лев. 19:18), а Новый говорит: люби и врага твоего (Мф. 5:43); говорит еще: и душу свою положи за друга твоего. Итак, кто возлюбил врага своего, тот взошел на вторую ступень или взошел на небеса. Напротив, кто не только преследует врага своего, но ненавидит и ближняго и делает зло тому, кто любит его, — таковый низпал до самых преисподних земли.

Позаботимся же, братие, о стяжании совершенной любви, да улучим и царствие небесное во Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ

1. О милостыне: кто насыщает Бога, когда Он алчет, и напаяет, когда Он жаждет, и как потому можно совершать такого рода дела? 2. Не получает настоящей пользы тот, кто милует только бедных, а не милует и себя самого, оставляя себя в небрежении, обнаженным от всякаго добраго дела и от благодати Божией.

1. Долг имеем все мы люди, и верные и неверные, и малые и великие, большое иметь в настоящей жизни внимание и тщание; неверные, чтоб познать истину и уверовать в Творца и Устроителя всяческих Бога, — верные, чтоб добре жительствовать и Богу угождать во всяком деле добром и слове благом, — малые, чтоб слушаться великих, Господа ради, — великие, чтоб иметь меньших как детей родных, по заповеди Господа, Который говорит: понеже сотвористе единому сих братий моих меньших: Мне сотвористе (Мф. 25:40). Ибо Господь сказал сие не относительно одних бедных и тех, которые не имеют телесной пищи (как думают иные), но сказал относительно и всех других братий наших, которые не алчбою хлеба томятся, но алчбою слышания словес Господа и делания заповедей Его, так как заповедь Его есть жизнь вечная. Сколько душа честнее тела, столько же пища душевная необходимее пищи телесной. И думаю, что Господь более о душевной пище сказал: взалкахся, и не дасте Ми ясти: возжадахся и не напоисте Мене (Мф. 25:42), нежели о телесной и тленной, так как сам же Он говорил прежде: Мое брашно есть, да сотворю волю Пославшаго Мя (Иоан. 4:34). Воля же пославшаго Его Отца есть спасение человеков. И поистине Христос алчет и жаждет, т. е. крайним и неудержимым желанием желает единаго спасения всех человеков. Спасение же человеков есть удаление от всякаго греха, каковаго удаления от греха невозможно справить без делания добродетелей и исполнения всех заповедей. Следовательно, когда исполняем мы заповеди Христовы, тогда питаем и насыщаем Христа, Господа всякой твари. И святые отцы наши говорят, что как злыми делами нашими питаются демоны и получают силу воевать против нас, а нашим удалением от зла они истомляются алчбою и обезсилевают; так и Христос, обнищавший нашего ради спасения, питаем бывает нами, когда творим заповеди Его, и оставляется в алчбе, когда не творим воли Его. Это узнать и в этом удостовериться можем мы из самой жизни и деяний святых.

Оставлю прочих, ибо их много, паче песка морскаго, — сказанием об одном лице, об одной святой постараюсь удовлетворить любовь вашу. Без сомнения вы слышали о жизни преподобной Марии Египетской, о которой не другой кто поведал, а сама она, равноангельная. В исповеди своей она говорила: я была крайне бедна; и хотя много раз иные давали мне мзду за грех, но я не брала, не потому чтоб была богата, — я ничего не имела, — но чтоб таким образом привлечь к себе больше любителей. Когда взошла она на корабль, чтоб плыть в Иерусалим, то не имела чем заплатить за место на нем, и чем питаться во время плавания. Когда в Иерусалиме, дав обет Пречистой Богородице обратиться ко Господу, положила она удалиться в пустыню; то получив от одного христолюбца две монеты, купила на них три хлебца, с чем и перешла Иордан реку, и пребыла с того времени в пустыни до конца жизни своей, не видев ни одного человека, кроме одного Зосимы. И вот она ни алчущаго не напитывала, ни жаждущаго не напаивала, ни нагаго не одевала, ни страннаго не упокоивала, а паче делала все противное тому, и многих ввергла в ров погибели, увлекая их на грех. Каким же теперь образом она имеет спасена быть и внити в царство небесное вместе с милостивыми, когда ни богатства не оставила, ни имения не раздала бедным, ни милостыни не подавала никакой, а паче была причиною погибели неисчетному множеству людей? — Так видишь ли, что если мы скажем, что милостыня творима бывает только деньгами и пищею телесною, и что ею питаем бывает от нас Христос, в что только таким образом, т. е. телесно питающие, напаяющие и всячески упокоивающие Его, спасутся, а те, которые по бедности не делают этого, пойдут в муку; то из этого выйдет нечто крайне неуместное, будут изгнаны из царствия Божия многие святые. Но не так есть дело, не так.

Все вещи, сущия в мире сем, создал Бог обще для всех людей, как–то: солнце, от коего получаем свет, воздух, коим дышим, пастбища для скотов в лугах и на горах и другое все обще всем, чтоб каждый пользовался тем на свою потребу, а не завладевал, как господин. Но превзошло в жизнь нашу, как тиран какой, любоимание, и то, что Господь Бог дал обще для всех, разделило одним рабам своим, состоящим в его власти, иным таким способом, другим — другим, обгородив участки оградами и башнями, с вратами и запорами, а прочих всех лишило пользования благами, кои Бог дал обще всем. И говорит еще оно развращенное: я госпожа всего и всем владею, все мое, а не обще, и спорит, будто оно никого не неоправдывает. А слуги и угодники этой тиранки, т. е. любоимания, бывают обыкновенно не господами и владыками тех вещей и денег, а их рабами и стражами. Как же теперь могут быть сочтены милостивыми, питателями Христа, делающими дело, достойное награды те, которые малость некую иждивают из так зле собранных денег и вещей, или хоть и все раздадут бедным, по страху мук, или в надежде получить в тысячу раз больше розданнаго, или от стыда пред самыми теми бедными людьми, которых так много всегда презирали и обижали? Нет, не будут они сочтены милостивыми, ни питателями Христа, ни сделавшими дело достойное воздаяния. Но, как я часто говорю, им надобно до конца жизни своей каяться, плакать и стенать и прочия совершать дела покаяния, за все вещи, которыя они удерживали столько времени в своей власти, не давая ими пользоваться братиям своим в нуждах их.

2. Каким же образом те, кои сделались нищими Христа ради, как Христос, богат сый, яко Бог, обнищал нас ради, — как они, не имея, что подавать в милостыню бедным, могут быть почтены милующими Христа, ради нас соделавшагося человеком, внемли добре, да уразумеешь. Бог соделался для нас бедным человеком; должен и ты, верующий в Него, быть подобным Ему, бедным. Бедным соделался Христос, чтоб тебя обогатить, или чтоб передать тебе потребную часть от богатства благодати Своея. Для того принял Он плоть, чтоб ты мог сделаться причастником божества Его. Итак когда ты, достодолжно уготовившись, приемлешь благодать Его, тогда говорится, что тобою принят Христос. Почему когда ты алчешь и жаждешь по любви ко Христу Господу, тогда Он сию твою алчбу и жажду приемлет, как брашно и питие для Себя Самого. Ибо чрез сие, и чрез подобныя сему дела очищаешь ты душу свою и освобождаешь себя от тления и скверны страстей. Но Бог, восприявший тебя и Себе присвоивший все твое, т. е. все человеческое, всякое добро, какое делаешь ты для себя самого, почитает делаемым для Него, как бы Он сам вкушал от плода его. В этом смысле слова Его к тем, кои милуют бедных, в отношении к тебе могут быть переложены так: понеже сотворил ты бедной душе своей, Мне сотворил. Иначе какими делами угодили Богу удалявшиеся в горы и жившие в пещерах? Никакими, кроме дел покаяния с верою и любовию. Оставя мир весь, они последовали Христу, и прияв Его в себя, упокоивали, насыщали и напаяли Его в себе, посредством покаяния и слез.

И другим способом (объясню это). Все те, которые соделываются сынами Божиими по благодати чрез святое крещение, всеконечно суть последнейшие и беднейшие в мире сем: ибо ничего не хотят от мира сего. Познавши чувством души своей, что соделались сынами Божиими, они терпеть уже не могут никакого богатства привременнаго, ни украшаться какими–либо уборами тленными и маловременными, яко облекшиеся во Христа и имеющие сокровище на небесах. Да и какой человек, скажи мне, будучи одет в царское одеяние, согласится надеть поверх его какую–нибудь другую одежду, ветхую, изорванную и испачканную? — Но и те, которые не познали, что сделались сынами Богу, и обнажились от царскаго онаго одеяния, а потом покаялись, взялись за подвиги, начали делать всякия добрыя дела, и таким образом возвратили себе благодать крещения, — и они являются облеченными во Христа, и они делаются сынами Богу, как бывает и чрез святое крещение. Которые же не делают ни того, ни другаго (т. е. не облекаются во Христа ни чрез крещение, ни потом чрез покаяние), те хотя бы всех голых в мире одели, что полезнаго для себя сделали бы, когда себя самих оставляют обнаженными от божественной благодати?

Потом опять (т. е. еще новое объяснение), — мы, крестившиеся во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, именуемся братиями Христу, и есмы еще члены Его. Итак если ты будешь честить, упокоивать и всячески утешать всех других, а себя, — брата Христова и член Христов, — оставишь в небрежении, и не восприимешь труда и подвига путем всех добродетелей востещи на верх совершенства жизни о Христе, а оставишь душу свою омраченною и оскверненною, — пусть валяется как мертвая, в глубочайшей тьме греха, пусть алчет и жаждет от твоей лености и нерадения, пусть остается заключенною в теснейшей темнице оскверненнаго тела по причине чревоугодия и сластолюбия твоего, — скажи мне, прошу тебя, не брата ли Христова ты презришь таким образом? Не его ли ты оставишь алчущим и жаждущим, и в темнице валяющимся без всякаго призору? Так вот, — и по этой причине ты имеешь некогда услышать: не помиловал ты себя самого, — и не будешь помилован.

Если кто после сего скажет: поелику так есть дело сие, и нам не будет никакой награды за то, что даем мы бедным, то какая нужда и давать? — Да слышит таковый самого Христа, имеющаго судить его, и воздать каждому по делам его, как бы Он так говорил ему: О, несмысленный! Что принес ты в мир сей? И сотворил ли ты что–либо из того, что видишь в нем? Не нагим ли вышел ты из чрева матери своей? Нагим выйдешь ты и из настоящей жизни, и обнаженным от всего предстанешь ты пред судилище Мое. За какия же это собственности требуешь ты от Меня награды? И какими это собственными вещами оказывал ты милость братиям своим, а чрез посредство братий Мне, создавшему все не для тебя одного, но обще для всех? Или думаешь, что Я желаю сам чего–либо из этого, или приемлю дары, подобно неправедным и сребролюбивым судьям людским? (По малосмыслию твоему можно ожидать, что ты и это подумаешь). — Это все (т. е. дела милосердия к бедным) заповедаю Я и повелеваю, не потому, чтоб Я желал иметь какия–либо вещи от вас, но потому что желаю иметь вас самих; не для того, чтобы взять что–либо из вашей собственности, но для того, чтоб избавить вас от осуждения, которому вы имеете подвергнуться из–за него. — Не подумай же, брат мой, что Бог беден и имеет нужду в нашем достоянии, чтоб питать бедных, и потому повелевает нам быть к ним милостивыми, и сколько сил есть, исполнять сию заповедь. Не так, брат мой, не так. Но человеколюбивый Господь то, что внесено в жизнь нашу диаволом чрез любоимание на погибель нашу, это самое хочет посредством милостыни обратить во спасение нам. Диавол усоветовал нам усвоять себе, считать своею собственностию и для себя сокровиществовать то, что Бог создал для общаго всех людей употребления, чтоб чрез такое любоимание привить к нам два греха и сделать нас повинными вечному мучению: первый — грех безсердечия и немилосердия, а второй — грех упования на имущество свое, а не на Христа. Ибо кто имеет запрятанныя деньги, тому невозможно веровать и надеяться на Бога. Это видно из того, что сказал Христос и Бог наш: идеже есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше (Мф. 6:21). Итак пусть и раздаст кто бедным запрятанныя у него деньги, ему не за что получать награду, напротив он ответен за то, что неправедно заставлял их терпеть лишения доселе; и не только за это имеет он дать ответ, но и за тех, которые померли во время его жизни от алчбы и жажды, которых он мог напитать и не напитал: он запрятал достояние бедных и оставил их умирать от холода и голода, почему будет сочтен убийцею всех тех, которых мог он напитать и не питал.

Но благий и человеколюбивый Господь наш, желая избавить нас от такого осуждения, заповедал нам раздавать стяжанное, и чтоб заохотить к тому, изъявляет готовность снизойти сей нашей немощи любоимания и не подвергать нас осуждению за то, что удерживали принадлежащее всем, и не только это, но соглашается признать имение наше собственно нашим и за раздаяние его обещает воздать не десятерицею, а сторицею, — все для того, чтоб только расположить нас раздавать доброхотно, с веселым лицом. Сия доброхотность требует, чтоб мы не считали имения своего собственным, а думали, что его дал в руки наши Бог для призрения сорабов наших Богу — христиан, чтоб мы доставляли им нужное с радостию и готовностию, а не с печалию, и как бы с некою нуждою и насилием.

И вот еще почему с радостию должны мы опорожнять свои сокровищницы, с таким тщанием набиваемыя и с такою опасливостию хранимыя, в надежде получить истинное обетование Христово, в коем обетовал Он за все воздать сторицею. Бог знает, что мы совсем завладены похотию любоимания и одержимы маниею к богатству, так что нам разстаться с ним и отцепиться от него крайне трудно: отчего если случится кому потерять его по каким–либо причинам, то он не рад бывает и самой жизни. Зная сие, Он и употребил сообразное с нашею немощию врачевство, обещая воздать нам за то, что раздадим бедным, сторицею, чтоб только расположить нас к такому раздаянию и чрез то прежде всего избавить от осуждения за страсть любоимания, а потом отучить возлагать надежду свою на богатство и освободить души наши от тяжких его уз; по освобождении же от них дать нам простор безпрепятственно исполнять заповеди Христа Господа и работать Ему со страхом и трепетом, не с тем, чтоб Богу сделать какое–либо одолжение, но с тем, чтоб самим от Него получить сию самую милость и благодать — быть рабами Его и служить Ему истинно.

И другим способом невозможно нам спастися. Богатым прежде всего надлежит по заповеди отложить богатство свое, как тяжелую ношу, препятствующую вести истинную о Христе жизнь, а потом взять крест на рамена свои и последовать Христу Господу. Ибо нет возможности, чтоб понес кто–либо то и другое, т. е. и богатство и крест. Но те, которые не связаны многоиманием, а довольствуются тем одним, что необходимо для поддержания жизни, нередко же и в этом терпят недостаток, — никакого не встречают препятствия, когда восхотят шествовать путем тесным и прискорбным: им нужно только приложить доброе произволение, чтоб тесное шествие их было богоугодным шествием, и продолжать его с терпением и благодарением, — и праведный Бог введет их в царство Свое вечное и утешит всеблаженным в оном покоем.

Но если кто раздаст все имение свое бедным, а потом не станет бороться благодушно со всякаго рода искушениями и скорбями, которыя за тем последуют, и не будет переносить всего не только безропотно, но и с благодарением, — тот, не уразумев спасительности сделаннаго им шага, малодушием своим сам губит плод дела своего. Ведать нам надлежит, что как железо, крепко заржавевшее, не может быть отчищено и приведено в надлежащий свой вид, если не вложишь его в огонь и не обколотишь хорошенько молотами: так и душа, запятнавшаяся скверною греховною, не может иным образом очиститься и восприять прежнее свое благообразие, если не подвержена будет многим искушениям и не внидет в пещь скорбей. Посему–то и Господь наш Иисус Христос после того как сказал: продаждь имение свое и даждь нищим, прибавил: и ходи в след Мене, взем крест (Мр. 10:21). Под крестом, который повелевается взять, разумеются здесь скорби, кои надлежит принимать благодушно и претерпевать с благодарением. Итак, никакой не получат пользы от раздаяния имения своего те, которые, раздав его бедным, не претерпят потом до конца искушений, скорбей и печалей Бога ради. И Христос Господь не сказал: в раздаянии имений ваших стяжите души ваши, а — в терпении вашем (Лк. 21:19). Что раздать имение свое бедным есть дело доброе и спасительное, это не требует доказательства; но одно это доброе дело не может сделать человека совершенным по Богу, без претерпения искушений. Что так есть воистину и что так Богу угодно, послушай, что говорит Христос, — кроме слов Его к богатому, приведенных выше: продаждь и раздаждь, — и ходи в след Мене, взем крест, где под крестом, как мы сказали, указывает Он на искушения и скорби. Царствие небесное, говорит Он, нудится и нуждницы восхищают е (Мф. 11:12), и ни одному верному нельзя войти в него другим способом, как тесными вратами искушений и скорбей. Внидите, говорит, узкими враты (Мф. 7:13); что св. Апостолы истолковали так: яко многими скорбми подобает нам внити в царствие Божие (Деян. 14:22). Дающий от имений своих бедным, а скорбей не претерпевающий, надеясь получить за то награду, великую испытывает радость и довольство, и от этого может случиться, что иногда впадет он в тщеславие и тем погубит мзду свою. А тот, кто раздавая имение свое бедным, с благодарностию претерпевает все скорбное и безропотно переносит всякия искушения, которыя его преследуют, который чувствует всю горечь и тяготу прискорбностей, и однакож хранит свой помысл твердым и непоколебимым, таковый и здесь в настоящей жизни, и там в жизни будущей великое получит воздаяние, так как он подражает страстям Христовым, и терпя терпит Господа в дни скорбей и искушений, его теснящих.

Сего ради умоляю вас о Христе, братия мои, восподвизаемся, по слову Господа нашего Иисуса Христа, внити в царствие небесное узкими враты, т. е. отсечением плотскаго мудрования и своей воли. Если не умертвимся плоти, ея похотям и желаниям, то не можем обрести покоя и свободы от злых дел, которая водворяется в нас благодатию Всесвятаго Духа при усиленной с нашей стороны борьбе со страстьми и похотьми, к успешному ведению которой много способствует раздаяние имений. Когда раздаешь ты, брате, имение и деньги свои на бедных, делаешь доброе и богоугодное дело, но вместе с тем сам избавляешься от томительных забот и попечений об этих тленных вещах, и ум твой успокоивается от неизбежных по поводу их развлечений. Хвалю тебя за такое доброе действование, что раздаешь привременное и тленное добро свое, чтоб получить вечное и нетленное. Но надобно еще отбросить и всякое мудрование плотское, как разбрасываешь ты достояние свое, и облещись в светлое одеяние благодати Святаго Духа. А этому нельзя быть иначе, как всегдашним исполнением заповедей Христовых и перенесением скорбей. Когда душа находится под тяжестию скорбей и утесняема бывает искушениями, то подвигается на слезы, а слезы очищают душу и делают ее жилищем Всесвятаго Духа. Почему я и твержу, что недостаточно для спасения только раздать имение свое; надобно еще, как разбрасываешь деньги свои, отбросить и всякое мудрование плотское и душу свою одеять благодатию Святаго Духа; коротко выражаясь, надобно всего себя принесть в жертву Богу и душею и телом: тело свое надо упражнять телесным деланием в подвигах добродетели, приобучая себя ко всяким прискорбностям ради Бога, чтоб благодушно претерпевать горькость поста, тяготу бдения, суровость воздержания и всякое другое телесное злострадание; а душу обучать страху Божию благоговеинством в духе, заставляя ее мудрствовать, что подобает мудрствовать, и всегда помышлять о том, что относится к вечной жизни, быть тихою, смиренною, кроткою, сокрушенною и умиленною, да плачет и слезы проливает день и ночь, испрашивая себе молитвою свет и благодать Святаго Духа, обыкновенно приходящую в душу чрез посредство теплаго покаяния, после того как очистится она многими слезами, без которых невозможно ни одеянию души убелиться, ни взойти ей на высоту созерцания. Ибо как обыкновенную одежду, когда она запятнается и испачкается, нельзя убелить иначе как полосканием в воде и трением руками и ногами; так и одеяния души, когда она запятнается и осквернится грехами, нельзя иначе очистить, как многими слезами и терпением искушений и скорбей.

Итак те, которые осквернили души свои беззаконными делами греховными и страстными движениями сердца, и которые напечатлели в себе образы и подобия безсловесных похотей, да понудятся многими слезами очистить себя и убелить одеяние души своей; потому что другим способом невозможно никому увидеть свет, или Бога, просвещающаго сердце каждаго человека, грядущаго к Нему путем покаяния. Только чистые сердцем зрят Бога, по слову Господа нашего. Почему умоляю вас, братие мои и чада, подвигнемся на труд содержать сердце свое чистым посредством добронравия и благих расположений, посредством хранения совести и всегдашняго исповедания сокровенных помыслов сердца. Если будем исповедовать их часто, а лучше если каждый день, с сокрушением и болезнованием сердечным, припоминая все и осуждая себя за все, делом ли сделали что худое, или умом помыслили недоброе, или слово сказали нехорошее, то чрез это стяжем покаянное и сокрушенное сердце; покаянное же такое сердце извлечет слезы из глубины души; а слезы очистят душу и изгладят все ея прегрешения. Когда же изгладятся все грехи слезами, тогда придет в душу вседействие Святаго Духа, и еще паче начнет напаять ее сладостию слез умиления, коими будет она мысленно питаться, крепнуть более и более, и умножать плоды Духа, обильно принося их в должное время и заготовляя в них пищу себе на вечную и нескончаемую жизнь. Когда, добре подвизаясь, достигнет она в такую меру, тогда наконец содружается с Богом и делается жилищем Пресвятыя Троицы, чисто зрит Творца своего и Бога, беседует с Ним непрерывно и некоторым образом выходит из тела своего и из мира сего, и восходит на небеса небес, воспаряя туда на крыльях любви Божией и упокоеваясь там от подвигов своих в божественном некоем и безпредельном свете, в сорадовании ей всех праведников и сликовании св. апостолов Христовых, мучеников и преподобных и всех небесных Сил безплотных.

К такому–то состоянию да устремимся и мы, братия мои, силою Христа Господа, чтоб не остаться позади отцев своих, но чтоб достигнуть в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова, подвизаясь во всех добрых деланиях и в исполнении всех заповедей Христовых. Никакого нет к тому непреодолимаго препятствия, если только захочем и за дело возмемся как следует. Если устроимся так, как показано, прославим в себе Бога, и Бог порадуется о нас; и когда переселимся из жизни сей, Он милостиво примет нас и вселит в недрах Авраама, где упокоит и усладит сладостями царства небеснаго, каковое улучить буди всем нам благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Коему слава и держава во веки веков. Аминь.

СЛОВО ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ

1. Прежде надлежит нам получить благодать Христову, и тогда уже проходить можем жизнь по Богу. 2. Каким образом сподобляются сей благодати? 3. Кто во грехе и кто во благодати? 4. Всякий грех от диавола, а добро от Христа. 5. Что есть глава добродетелей и что ноги их?

1. Говорит Пророк Давид: кто есть человек, иже поживет и не узрит смерти, избавит душу свою из руки адовы (Пс. 88:49)? То–есть, кто поживши в этом мире не умрет? И кто умерши избавит душу свою от ада? — Никто. Если же это совершенно невозможно ни для одного человека, и возможно только для одного Христа, — для чего и пришел Он на землю и соделался человеком; то всякому надлежит ни о чем другом подвизаться, как о том одном, чтоб понудить Христа Господа, желающаго всех людей избавить от ада, да избавит и его, нудящаго Его на сие. Чтоб был понуждаем от нас на сие Царь всяческих Христос, сего желает сам Он, не для Его собственно какой–либо цели, а для нас же. Ибо кто спешит понудить Христа Господа избавить его, тот, очевидно, восчувствовал крайность своего положения, увидел причины его и возненавидел их, — и к единому Господу–Избавителю обращается всем сердцем. Сего–то ради восчувствования крайности, необходимо всегда предшествующаго понуждению Избавителя к избавлению, и желает Он, чтоб мы понуждали Его. Дело избавления есть дело первой для нас важности, а мы того не знаем, не держим в мысли и не чувствуем. Вот Он и хощет быть понуждаемым от нас, и как бы насилие какое терпеть, чтоб расположить нас приходить наперед в чувство беды своей, того великаго зла, какое терпим мы от греха, и той тирании и рабства, в каких из–за него находимся мы, и чтоб, когда освободимся от всего сего, великое изъявляли благодарение Богу, благоволившему избавить нас и оказать нам такое благодеяние, котораго никто другой сделать не может.

Для сего (понуждения Господа) потребны молитвы, посты, милостыни, сокрушение сердца и всякое другое злострадание. По какой причине? Неужели Бог не может избавить нас об греха даром, без нашего к тому сотрудничества? Нет, — не потому. Но поелику это даром делается для всех христиан, когда они бывают крещаемы, а мы тогда не знали сей великой благодати Божией, потому что были младенцами, а потом не познали по причине юношеских стремлений, не познавши же и не восчувствовавши того, плотским предались влечениям, впали в грехи и потеряли ту первую благодать; то теперь необходим собственный наш труд, в противовес самоохотным грехам по благодати крещения, чтоб избавиться от грехов и опять восприять благодать Божию, нами потерянную. Итак, какой христианин желает теперь облещись благодатною силою о Христе Иисусе для избавления от греха и исполнения всякой воли Божией, да покается и, понесши труды покаяния в посте, молитвах и других подвигах, да приступит с верою к строителям благодати Христовой, которые чрез возложение рук (разрешительное от грехов действие в таинстве покаяния) разрешат его от всех грехов его и дадут ему опять восприять силу Божию на всякое добро, укрепившись которою он возможет далее жить, как подобает жить христианину, и живя так знать и исповедать, что благодатию Божиею есть еже есть (1 Кор. 15:10), чтоб и паче опять не лишиться сей благодати и не остаться нагим и безпомощным, Ибо благодать Божия удаляется от христианина не по причине только греха, но и по причине непризнания ея, когда не признает кто, что от ней имеет все, что ни имеет. Это показывает и слово Апостола, который говорит, что Бог всем хощет спастися и в разум истины приити (1 Тим. 2:4), т. е., познать добре истину, потому что истина есть не другое что, как благодать Христова, для дарования нам коей и пришел Христос, распялся и умер.

2. Будучи Бог, и Господь, и Властитель всех тварей, Им созданных, не имел Он однако власти даровать людям такую благодать, потому что и праведен есть: праведен Господь и правды возлюби (Пс. 10:7). Ибо несправедливо было, чтобы тот, кто по своему собственному желанию, без всякаго насилия, а по одному уважению лжи диаволовой, самовластно осквернил себя грехом и чрез то потерял благодать Божию и обнажился от оной, — несправедливо было, чтоб такой опять облечен был сею благодатию, не понесши наперед великаго какого–либо наказания. Но где же было ему понести соразмерное преступлению наказание? И се Сам Бог, соделавшись человеком, принес Себя в жертву умилостивления, чтоб иметь власть опять даровать человеку такую благодать. Почему Христос по воскресении и сказал Апостолам: дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли. Шедше, научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мф. 28:18—20). Посему же и имя Его нарицается у пророка Исаии — Властелин (Мф. 9:6), не яко Бог, но яко Бог и человек. Ибо яко Богу, как можно было Ему не быть властелином всех тварей, Им созданных? Но поелику Он яко человек принес Себя в жертву и Своею волею дал Себя во искупление рода человеческаго, то и приял власть за такое великое дело, Им сделанное во искупление человека пречистою Своею кровию. Если Богочеловек Иисус предал Себя во искупление греха, то очевидно, что не было другаго большаго дара, чтобы дать ему, как отпущение греха Адамова. Вследствие сего, как тогда Адам, падши, совлекся умной благодати Божией, какую имел в себе, так теперь, кто крещается, опять облекается в оную благодать, как говорит Апостол: елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал. 3:27).

Объяснив это, обращаюсь опять к прерванной речи о том, что надобно понуждать Господа, чтоб даровал нам что нужно, и искать того у Него. С этим, мысленно и невидимо бывающим в душе, схоже то, что бывает с человеком видимо и чувственно. Человек раждается нагим младенцем, маленьким ребеночком, ни в чем не могущим помочь себе, и пока он отдоевается, мать сама исправляет все потребное для него; когда же начнет он приходить в разум, тогда ему показывают и научают его, как что может он и сам для себя делать, так как он может уже и сам находить и брать что ему требуется; так и душа приходит на свет голою от всякой добродетели; коль же скоро приимет крещение, облекается во Христа, питается Им и научаема бывает искать того, что необходимо для ея спасения, и от сего времени уже, если не ищет, Христос не дает ей ничего, а если ищет, получает все, что ни взыщет. Только надлежит ей искать одного того, что сообразно со спасением ея. Прежде всего надлежит искать света, или умнаго просвещения, да видит все, как оно есть. Как только получит она такое просвещение, тут же увидит всю свою бедность и немощность, и смирится, а смирившись, сделается тихою и кроткою без гнева, и таинственно научена будет от Христа заповедям Его, как говорит царепророк Давид: научит кроткия путем своим (Пс. 24:9).

Таков закон жизни о Христе Иисусе, и кто наперед не облечется благодатию Христовою, а потом не устроится жить по Христу, тот тщетно трудится. Сколько бы он ни злострадал и сколько бы добра ни делал прежде получения благодати Божией, тщетен труд его. Ведь и Евреи и другие неверные народы делают много подобнаго; потому что нет ни одного человека в мире, пусть он неверный и безбожник, который бы не делал какого либо добра, будучи движим на то естеством. Итак прежде всего надлежит подвизаться всякому о том, чтоб получить благодать Божию, посредством веры и надежды на Христа Господа, посредством покаяния и исповеди, молитвы и возложения священнических рук, как мы сказали. Пусть взыщет опытнаго отца духовнаго, научится от него всему, касающемуся веры и требуемому ею, восприимет полное упование на Бога и покается во всех грехах своих, подъемля и достойныя дела покаяния, т. е. сокрушение сердца и жаление о грехах, слезы и воздыхания от всей души, пост и всякое другое лишение телесное, милостыню и молитву, исповедует искренно все грехи свои пред Богом и приимет разрешающую молитву с возложением рук сего духовнаго отца своего. Без всего этого не придет благодать Божия сама собою на того, кто потерял ее, предавшись греху по крещении. Бывало, что некоторых посещала благодать Божия и без возложения рук священника, но то были исключительные случаи, не всем общие; но что бывает исключительно для некоторых, только немногих, того не признает общим для всех законом святая Церковь.

3. Что грешил кто или грешит, это конечно есть великая беда, но еще не окончательно крайняя. То есть крайняя беда, когда кто не хочет поподвизаться, чтоб восприять благодать Господа нашего Иисуса Христа; потому что это значит обречь себя на грех, а чрез грех и на пагубу. Ибо невозможно не быть в грехе тому, кто не имеет общения со Христом Господом, т. е. не имеет божественной благодати. В том и праведность, чтоб иметь причастие и общение со Христом Господом. Кто не имеет общения с Господом Иисусом, тот никак не может быть чист от греха; а кто имеет общение с Господом Иисусом, над тем никогда не возгосподствует грех, так как христиане в самом Христе живут, движутся и суть (Деян. 17:28). Скажу кратко: тщетно именуется христианином тот, кто не имеет в себе благодати Христовой ощутительно, т. е. так, чтоб опытно знал, что имеет в себе таковую благодать. Кто не имеет таковой благодати, это явно бывает из неблагоговеинства и дерзости его в отношении к священному и божественному, также из гневливости скорой, из мудрования его несмиреннаго, из тщеславия и другаго подобнаго; как опять кто имеет ее, сие явно бывает из страха и благоговения его пред всем божественным, и из нрава его кроткаго и смиренномудраго. Он знает, что ничего добраго не может справить сам собою, без благодати Христа Господа, Который соделался человеком, как и мы, чтоб вступая в сродство с Ним и благодать Его получая, мы могли проводить такую жизнь, какою жить подобает человеку. Впрочем бывают и такие, которые проходят ангельскую жизнь, пребывая еще в мире сем с телом, когда весь Иисус Христос соединяется с их душею и телом и едино бывает с сими мужами духовными, так что и они могут говорить с божественным Павлом: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2:20).

4. Все люди или плотски живут, или духовно. Кто мудрствует и действует духовно, тот есть и именуется верным. Ибо еслиб не имел он благодати Всесвятаго Духа, которую получил от Бога, быв признан верным, то не имел бы возможности мудрствовать и действовать духовно. А кто мудрствует и действует плотски, тот неверен и пуст от благодати божественной. Ибо еслиб не был он неверен, то не был бы пуст и наг от благодати Христовой, и не был бы увлекаем от диавола действовать плотски. Ибо творяй грех, от диавола есть (1 Иоан. 3:8). И потому те, которые делают зло, бывают обладаемы диаволом и явные показывают признаки, что имеют в себе и с собою главу всякаго зла. Диавол, сей злой дух мысленный, невидимо действует на неверных и обнаженных от божественной благодати. Почему люди, почтенные от Бога самовластием, не замечают, что бывают покорными слугами власти диавола, и им будучи влекомы на грех, думают, что делают зло самовластно и самоохотно, и таким образом служат у него посмешищем. Такое обманчивое думание есть одна из главнейших прелестей изобретателя всякаго зла диавола. Вся его злокозненность обращена на то, чтоб действовать властно внутри грешащих, а они чтоб думали, что делают грех по собственному произволению, а не по внушению и влечению от диавола. И успевает в этом до того, что те самые, которые им насилуются, слыша о том, говорят: но что же сталось с самовластием и свободою человека, — потеряны? Да, потеряны, однакоже не всецело; в нашей еще осталось власти познавать, в каком бедственном находимся мы состоянии, желать избавиться от него, и искать Избавителя: подобно тому как больной, который лежит на одре, знает, что лежит в болезни, и желает подняться от нея, и хоть не может сего сделать сам собою, но имеет свободу искать врача, чтоб уврачевал его. Так бывает и с грешниками; почему Господь говорит: всяк творяй грех, раб есть греха. Раб же не пребывает в дому во век: Сын пребывает во век. Аще убо Сын вы свободит, воистину свободни будете (Иоан. 8:35, 36). Поелику таким образом осталось в нас самовластия настолько, чтоб взыскать врача, прибегнем же ко Христу, да избавит Он нас от тиранства диаволова. А того, будто, когда делаем мы зло, нет в нас диавола, и не думай никто и не говори. По мере зла, какое кто делает, имеет он и беса, или малаго, или великаго, или многих. Как напротив духовный человек, по мере добродетели своей, имеет и благодать Божию, или великую, или малую, или преисполнен есть безмерно благодатию Христовою. Святому писанию обычно разныя дарования мужей добродетельных называть духами.

5. Все добродетели хороши, но надобно, чтоб оне имели и голову и ноги, подобно телу; и как телу нельзя быть без головы и ног, так и им. Ноги добродетели — смиренномудрие; а глава — любовь. И всякая добродетель, которая бывает без смирения и любви, безполезна есть и тщетна. Совокупность добродетелей можно еще уподобить колонне, которой основанием служит смиренномудрие, и верхом (капителью) любовь, которая есть престол Божий. Под любовью находятся благоутробие, сострадание, милостивость, щедродательность, незлобие, великодушие, благотворительность и человеколюбие, которыя вместе с нею человека делают богом по благодати. Окрест же смиренномудрия стоят послушание, терпение, признание человеческой немощи, благодарение Богу за все, все почитая благодеянием, коим Он благодетельствует нам, т. е. и десное и шуее, славу и безчестие, здоровье и болезнь, богатство и бедность, и прочее. Там же, где есть благодарение, есть и зрение Бога, а кто зрит красоту Божию, как возможно, чтоб он не возлюбил самого Бога, всякую красоту и доброту превосходящаго, источник всякой доброты? Кто же любит Бога, тот строго исполняет заповеди Его, из коих первою, после любви к Богу, стоит, да любим друг друга, и та первая не бывает без сей второй, как говорит Писание: не любяй брата, егоже виде, Бога, егоже не виде, како может любити (1 Иоан. 4:20)? Таким образом и смиренномудрие востекает к любви и блюдет ее, и любовь содержит смиренномудрие и утверждает его.

Смиренномудрие, как я сказал, есть как–бы ноги, которыя носят и голову и все тело; а любовь есть как–бы престол херувимский, носящий Бога, возседящаго на нем: ибо на ней почивает Бог; сама же она в свою очередь носима бывает смиренномудрием, как ногами, вместе со всем телом добродетелей. А произвольная нищета, пост, обуздание гнева и языка и всякой другой безсловесной похоти состоят под игом правды, которую должен строго соблюдать всякий благочестивый человек, чтоб не быть неправедным, и не только других не онеправдывать, но и себя самого. Ибо неправедно стяжевать излишнее паче вещей, необходимых для жизни; и из этих необходимых вещей стяжевать многоценныя, тогда как можно обойтись малоценными, тоже несправедливо; равно и то, чтоб давать чреву своему более определенной пищи, есть неправда; предаваться гневу есть безсмыслие; разговаривать с необуздываемою дерзостию есть неразумие; неудержимо бросаться к похотям мирским есть безсловесие. Но опять и то надобно помнить, что не то есть добродетель, чтоб только не делать зла, хотя тот, кто не делает его, будет менее биен, сравнительно с тем, кто делает. Кто делает зло, биен будет много; и тот, кто не делает его, тоже будет биен за то, что не делал добра, но меньше. Напротив тот, кто делает добро, будет осыпан милостями, не в меру своего доброделания, потому что исполнял только должное, но в безмерие благоутробия и благости Божией. Ибо в законоположениях Христа Господа есть одно: раб ведевый волю господина своего, и ни уготовав, ни сотворив по воли его, биен будет много (Лук. 12:47); и другое: егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко еже должни бехом сотворити, сотворихом (Лук. 17:10). Восприимем же, братия мои, труд и подвиг, чтобы со всем тщанием совершенно отсекать от себя всякое зло и исполнять все заповеди Христовы, да сподобимся непрестающих утешений в царствии небесном. Аминь.

СЛОВО ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ

Трем страстям бывают порабощаемы люди: сребролюбию, славолюбию и сластолюбию.

Всякий человек, раждающийся в мир сей, трем бывает раб страстям: сребролюбию, славолюбию и сластолюбию. Это потому, что он не знает или забывает, что мир сей есть место осуждения и праведнаго, но снисходительнаго наказания за первое преступление прародителя нашего Адама, и что одна смерть есть упокоение от мучительных тягостей мира. Почему, не видя впереди смерти и думая, что только и жизни есть, что настоящая, он с самого начала сей жизни начинает собирать деньги и вещи, чтоб жить без бедности и печали; успевая же умножить современем свое имущество, хочет быть почитаем и славим; а вместе с тем, как еще только приходит в возраст, взыскивает наслаждения удовольствиями, но как чувственный, взыскивает чувственнаго, как видимый — видимаго, как временный — привременнаго. Ибо ограничивающийся видимым не станет воззревать в невидимое; как наоборот живущий в невидимом не подумает воззреть на видимое. Но всякий раждающийся в мир сей видимый, если не будет научен другим кем, не знает, что есть еще, кроме видимаго, и невидимое; и не только этого невидимаго не знает, но не знает видимаго, не знает, что и сам он преходящ и привременен, и создан не для того, чтоб навсегда пребывать в этой жизни, а предназначен для другой, будущей и вечной жизни, в сем же мире находится для того только, чтоб воспитаться, предустроиться и приготовиться для той жизни — будущей.

Знать нам надлежит, что, если случится кому быть пленену этими тремя страстями, то после, хоть бы и захотел, не может освободиться от них сам собою, но имеет нужду в высшей помощи и силе, чтоб избавиться от них: подобно тому, как птица, попавшись в крепкия сети, не может высвободиться из них, сколько ни бейся она крыльями своими. Эти три страсти точно суть сети и тенета диавола, запутываясь в которыя попадает человек во власть его; и если кто умрет, будучи порабощен им, то пойдет прямо туда, где и диавол, поработивший его себе чрез них. Имже бо кто побежден бывает, сему и работен есть (2 Петр. 2:19). Такую великую силу над нами имеют сии страсти и потому, что предметы их мы всегда видим пред глазами своими, и потому, что они кажутся крайне необходимыми в мире сем, и потому, что услаждают и сластию сею влекут к себе желания человека и, возбуждая в нем похоти, побеждают собою, а потом убеждают сего, побежденнаго ими, думать, что за тем только и родился он в мир сей, чтобы наслаждаться ими одними.

Случается, что иной с самаго начала жизни не бывает увлечен этими тремя страстями; впрочем до конца жизни не может и он сохранить себя непобежденным ими, но мало–по–малу современем побеждается и он, если не поспешит занять сердца своего ничем высшим и сладостнейшим. У христиан сие достигается тем, что они заранее облекаются во всеоружие Божие, сильное, разнообразное и многоприменительное, которое есть сам Христос, от полноты Коего приемлют они умную некую силу, и причащаются таким образом от Него животворящим душу причащением. Ибо, которые во Христа крестятся, во Христа облекаются, и начинают жить силою Его. Кто хранит сию благодать, тот силен бывает пребыть непорабощенным от тех трех страстей: ибо для него явны другия истинныя блага, для которых он родился в мир сей; и не только явны, но он и вкушает их, и услаждается ими с такою сладостию, какой не доставляют и не могут доставить блага мира сего.

Если случится кому из христиан увлечься сими страстями и поработиться им, тому надлежит опять прибегнуть ко Христу Господу и умолять Его; надлежит представить и ходатаев за себя, ища не того одного, чтоб прощены были ему грехи сии, но паче того, чтоб избавиться от рабства сим страстям, так как сам собою он, хотя бы и хотел, освободиться от них не может. Вместе с тем, как освободится он от сих страстей, дано ему будет удостоверение, что и грехи его все, из–за них совершенные, прощены ему; и силу восприимет он, чтоб не падать более в подобные грехи. Такова сила веры нашей, таков закон жизни о Христе Иисусе! И это так непреложно, что Карфагенский собор в 125 правиле своем постановил: «аще кто речет, яко благодать Божия, которою оправдываются во Иисусе Христе Господе нашем, действительна к единому токмо отпущению грехов уже содеянных, а не подает сверх того помощи, да не содеваются иные грехи, таковый да будет анафема».

Что же это за рабство и что за тиранния сих трех страстей? Это сила некая диавольская, скрытная, незаметно действующая, которая приводит душу в такое состояние, что она страдает сими тремя страстями, а между тем думает, что оне хороши, покоят ее и радуют, и избавляют от скорби и печали. Сама она недовольна к тому, чтобы понять скрытый здесь обман диавольский, если не будет просвещена свыше от Бога. С нею тоже бывает, что с иною беременною женщиною, которой захочется поесть какой–либо смрадной и отвратительной пищи, которую она одна находит вкусною и приятною. Ибо диавол всячески ухищряется, чтоб не было признано, что это он все делает скрытно и посредством сих трех обольщает и обманывает человека, заразившагося ими, не знающаго однакож таинства христианства.

Таинство же христианства есть сие, что мысленная сила Божества Христова, или божественная благодать входит внутрь крещаемых душ, веры ради, а не за добрыя дела, и производит в них такое изменение, что они не имеют уже более любви ни к богатству, ни к славе, ни к удовольствиям, показывая им, что если любили они их прежде, то не сами от себя, а по обольщению и действию диавола. В те же души, которыя бывают порабощены сим страстям после крещения, невозможно войти опять такой благодати Божией иначе, как посредством истиннаго покаяния, чистосердечной исповеди, многих слез и воздыханий из глубины души. Все сие опять возвращает благодать Божию в души, из коих она удалилась было, как говорит и святой Григорий Нисский: «уканувшая слеза равносильна купели и болезненное воздыхание возвращает благодать удалившуюся на время». Тогда злые и нечистые бесы, производящие в душах эту безсмысленную и безсловесную любовь к тем трем страстям, втягивающие в нее и в ней держащие, не могши стерпеть мысленной благодати Всесвятаго Духа, опять подаемой душам чрез таинство покаяния, убегают, и христианин делом познает свободу, какую дарует Христос Господь прибегающим к Нему и ищущим у Него помощи, и неперестает уже благодарить Спасителя своего, благоволившаго и на нем исполнить обетование Свое: аще Сын вы свободит, воистину свободни будете (Иоан. 8:36). Получив же такую свободу Христову и причастившись божественных таин тела и крови Его, бывает он потом едино с Господом; и освятившись таким образом, если имеет деньги, имеет их, как бы не имел, потому что начнет почитать их тем, что оне есть, т. е. прахом земным, и если имеет славу, то и ее имеет, как бы не имел, и если имеет жену, имеет ее, как бы не имел, как внушает Апостол: да имущии жены якоже не имущии будут… и требующии мира сего, яко не требующе (1 Кор. 7:29, 30). И еще: мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте Господа нашего Иисуса Христа, имже мне мир распяся, и аз миру (Гал. 6:14). Сказав: имже мне мир распяся, Апостол показывает, что, еслиб не пришел Господь, не сделался человеком и не принес Себя в жертву за нас, и еслиб не благоволил Он так устроить, чтоб всякий верующий в Него, преисполняясь освящения чрез приятие благодати Его, освобождался от уз мира; то никто никогда и не освобождался бы от них, т. е. не освобождался бы от тех трех страстей, — ибо оне суть узы мира, — и все бы погибали, ибо другаго пути ко спасению нет и быть не может.

Кто не испытал того, что мы сказали, не знает того и не хочет познать, тот всуе почитает себя верующим во Христа, всуе носит имя христианина. Христос ничтоже не пользует его (Гал. 5:2). Ибо в таком случае он еще хуже грешит и большую над собою власть дает диаволу, чтоб одолевал его. Тщетен пост его, потому что и при нем поднимаются против него страсти греховныя и паче подавляют его. И когда поет он, или молитву деет, диавол с большою дерзостию и насилием поемлет ум его от предстояния Богу, так как он обычно предстоит Богу без должнаго внимания, без страха и благоговеинства, — и заставляет его помышлять о вещах пустых, а нередко и срамных, и им более внимать, нежели молитвам, произносимым устами его. Опять если милостыню творит он, пропадает она даром. Кто подает милостыню, а между тем не видит, чтоб душа его была разрешена, имела покой и свободу от уз сребролюбия, славолюбия и сластолюбия, у того очевидно милостыня безплодна, и попусту тратит он то, что раздает. Кто настоящим образом подает милостыню, тот за нее получает от Бога великую милость, которая есть здравие души; здравие же души что другое есть, как не свобода и покой от тех трех язв?

И царствие небесное из душ, отходящих из сей жизни и переходящих туда, те только принимают, которыя оказываются здравыми. Врачебница для разслабленнаго и болезненнаго естества нашего устроена здесь на земле, и корни (врачебные) царства небеснаго находятся здесь же на земле. Но и врачебница, и врач и врачевство — все Христос Господь. Почему, если здесь еще в настоящей жизни не внидет в душу Христос и не воцарится в ней, то не оздравеет она, и нет ей надежды спасения, заключен для ней вход в царство небесное. Надлежит человеку здесь на земле родиться свыше от божественной благодати, и тогда возможет он увидеть царствие Божие. Кто не видит в себе царствия небеснаго, т. е. не видит, что в нем царствует Бог, тот не родился еще свыше от божественной благодати, и надлежит ему всячески взыскать того, чтоб родиться свыше, да узрит царствие Божие еще здесь на земле.

Смотри еще, какое различное бывает проявление владычества этих трех тираннических страстей: сребролюбия, славолюбия и сластолюбия. Ибо иной между людьми бывает сребролюбив, иной славолюбив, а иной сластолюбив, и никого нельзя найти, кто бы один имел все эти страсти в превосходной степени, но обыкновенно всякий обладаем бывает преимущественно одною из них, имея в тоже время по частичке и от других двух. Но это не мешает однакож ему, угождая одной своей страсти, приносить ей в жертву другия. Так сребролюбец, ради умножения стяжания, презирает и славу и удовольствия: славу презирает, когда, ни во что ставя стыд и срам, не колеблется извлекать выгоду из того, что срамно и всеми презираемо, и притом самым безстыдным образом; удовольствия презирает, чтоб не иждивать на них денег, над коими трясется. Славолюбец для славы презирает и деньги и удовольствия: деньги расточает без разбору, только чтоб его славили и хвалили; и в удовольствиях опять себе отказывает, чтоб не посрамиться и не подпасть осуждению и безчестию. Сластолюбец для удовольствия презирает и деньги и славу: деньги блудно расточает на утехи и удовольствия сладострастия; славу и честь охотно попирает, лишь бы удовлетворить срамной похоти и вкусить сей сласти низкой, какими бы безчестными делами сие ни достигалось.

Заметь притом, что ни один из этих трех не хочет отвратиться от обладающей им страсти, покаяться и исправиться, страхом ли вечных мук станешь вразумлять его, или представлять ему утешение царства небеснаго: он и над адом смеется, и царство небесное презирает.

И что еще бывает? Сребролюбец пересмеивает славолюбца и сластолюбца: славолюбца за то, что не берется извлекать выгоду из вещей низких и безчестных; сластолюбца за то, что на пустыя и мимолетныя сласти расточает имение свое и богатство. Славолюбец пересмеивает сребролюбца и сластолюбца: сребролюбца — за то, что без разбора берется извлекать выгоду из вещей низких и безчестных; сластолюбца — за то, что бросает себя лицем в грязь из–за минутнаго удовольствия и покрывает себя безчестием. Сластолюбец пересмеивает славолюбца и сребролюбца: славолюбца — за то, что из–за пустой славы, чтоб тень некая безчестия не пала на него, отказывает себе в удовольствии и томит себя целомудрием; сребролюбца — за то, что мучит себя воздержанием и довольствуется малым, чтоб только не тратить безполезных денег. Так каждый, обладаем будучи своим демоном, осуждает бесщадно других, не обращая внимания на свою страсть, чтоб на большую быть осуждену муку, по двум этим причинам, — и за то, что предается своей страсти, и за то, что осуждает других, когда сам виновен в подобном же.

Итак помолимся Христу Господу, единой надежде нашей, да избавит Он нас от этих трех язв и да освятит чувства наши, чтоб, слушая божественныя словеса, научились мы безстрастно смотреть на вещи, и собираясь вместе беседовали о том более, что ведет к покаянию и сокрушению, а не к охулению других и осуждению. Ибо если не исцелимся мы от этих болезней душевных, то тщетна вера в нас, тщетно благочестие, тщетны пост, молитва и милостыня. Все это бывает для здравия души нашей. Если же душа наша все остается нездравою, то к чему все это? И что за вера у нас во Христа? Ибо кто как должно верует во Христа, тот имеет жизнь вечную в себе, которая есть благодать Господа нашего Иисуса Христа. Кто же верует во Христа, а жизни вечной в себе не имеет, того тщетна и безполезна вера. Да взыщет же таковый — восприять жизнь вечную, т. е., божественную благодать, чтоб дознано было, что истинно верует во Христа. Кто не имеет благодати Христовой, тот есть от части диавола, как неверный, потому что не есть от части Христа. Ибо как жизнь вечная, т. е. божественная благодать, познается из веры, так и вера познается из восприятия жизни вечной. Каковую да сподобимся получить и мы еще здесь — в настоящей жизни, чтоб быть причастными оной и во веки веков, благодатию Господа нашего Иисуса Христа, в Котораго веруем. Аминь.

СЛОВО ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ

1. Бог никого не создал быть рабом другаго человека, тем менее демонов. 2. О безсловесном гневе и похоти, и от чего подвергается им человек. 3. Как для телеснаго зрения потребны здравые глаза, соразмерное разстояние, чистый воздух и свет солнца, так и для умнаго зрения потребно все такое мысленно.

1. Премудрый и всеблагий Бог, для бытия в мире сем, создал отца и сына, но не раба и наемника. Ни первый отец наш не был рабом, или наемником, ни первый сын. Ибо кому бы они были рабами и наемниками? Рабство и наемничество явились уже после: рабство произошло от вражды людей между собою, по коей начали воевать друг против друга, и друг друга порабощать; а наемничество от бедности и недостатков, кои одолевать начали слабейших по причине жадности и корыстолюбия сильнейших. Таким образом и раб и наемник произошли от греха и зла, воцарившихся среди людей: ибо без насилия и бедности ни рабом никто бы не был, ни наемником. Кому придет желание быть ими, когда рабы и наемники не то делают, что хотят и что им нравится, но то, что хотят их господа? Причиною сего — диавол, злая умная сила, от Бога отступившая. Он развел злобу между людьми и обольстил их полюбить ее. И вот они вооружаются друг на друга, думая, что удовлетворяют своим желаниям; и не видят, что тем диаволу работают и у него состоят в рабстве. Эти попрания друг друга, эти хищения и захваты и всякия неправды суть дела сего рабства. Вступившие в сей чин рабства делаются безчеловечными, гордыми и совсем безчувственными. Не чувствуют они никакого к другим сострадания, не чувствуют и своего бедственнаго положения, того, что состоят на работе и в рабстве у диавола. Не чувствуя же сего, не желают избавления; не желают, — и не ищут его. И все таковые, язычники ли они и безбожники, неверные или верные христиане, по причине сего рабства диаволу суть часть диаволова, далеко отверженные от Бога, не могущие пребывать в дому Его во веки.

Великая потребна сила, чтоб освободить их из рук диавола, поработившаго их и держащаго в своем рабстве. И другой такой силы нет и быть не может, кроме единаго Христа Господа, Который есть сила Бога и Отца. Итак, кого Он освободит, тот воистину свободен бывает, потому что бывает чист, целомудр, благ, праведен, благочестив, человеколюбив, благоутробен, милостив, кроток, сострадателен, воздержен, — словом сказать, бывает человеком, каким ему подобает быть. Те же, которые не таковы, суть или безсловесныя животные, или демоны, хотя по внешности они православные христиане. Такие христиане паче повинны и тягчайшему наказанию; и Христос, пришедший избавить их от рабства диаволу, ничтоже пользует им, не потому чтоб Он не мог или не хотел избавить, а потому что они сами не хотят быть избавленными и не ищут Его должным образом. Сие избавление одно и есть истинная свобода, получение которой превосходит всякую силу человеческую. Почему Христос, Бог сый, и восхотел соделаться человеком, и для того одного умер, чтоб освободить людей от рабства диаволу.

2. Некоторые думают, что человеческое естество по природе страстно, по природе подлежит страстям, и в доказательство того указывают на гнев и пожелание. Но дело не так есть, как они говорят: ибо гнев и пожелание даны Богом естеству человеческому не как страсти, каковы они теперь, а как добрыя расположения; и человек получил эти блага от благаго Бога, как признаки, показывающие в нем разумную тварь. Если гнев и похотение даны и безсловесным животным, то даны не в том же значении, как даны они человеку. И плоть человеческая есть плоть, но она не одинаковаго достоинства с плотями зверей и скотов несмысленных. Даны человеку гнев и пожелание, но ему дан и ум; и пока ум сей был здрав, пребывали в своем чине и эти движения, именно: пожелание устремлялось к мысленным благам Божиим и их вожделевало, а гнев (чрез раздражение, ревность) опять это же самое пожелание раздражал и приводил в напряжение, чтоб оно с большим рвением вожделевало оных благ божественных, и мало–по–малу востекая горе, приблизилось к Богу и Им услаждалось. Но поелику ум наш занемог и потерял здравие, которое хранило его в должном порядке и, как больной и поврежденный, вышел из своего чина и растлился, и стал, вместо того чтоб помышлять о небесных благах, помышлять только о мирском; то по сей причине вожделевает он того, что несообразно с ним, и гневается неразумно, и чрез то уподобляется зверям и скотам. Но христианин, который сделался здравым по уму благодатию Христовою, опять вожделевает только Божиих благ, для которых даны естеству человеческому и гнев (раздражительность, энергия) и пожелание. Тот же христианин, который не таков, еще не сделался христианином, и пусть он не обманывает себя.

Таким образом гнев и пожелание не первоначально суть страсти, но стали таковыми вследствие потери умом нашим здравия. От этого гнев стал безсловесным и пожелание безсмысленным. Но как же это сделалось? Душа, как умная сила, единична и проста и не сложена из разных частей, чтоб могла страдать вследствие какой–либо недолжной перемены в них, — как тело, сложенное из четырех стихий, по необходимости страдает от излишества или оскудения какой–либо из них сверх меры. Простая и несложная душа не может подобным образом заболеть и страдать. Как же заболевает она и страдает? От изменения ея помыслов и стремлений, когда, будучи умною силою, устремляется она к безсловесным пожеланиям и неразумному гневу. Это же от чего бывает? Это бывает от сторонняго влияния. Есть иныя мысленныя силы, демоны, которые мысленно приближаются к душе и искушают ее, возмущая ея естественныя движения: ибо она всегда находится в движении, будучи по естеству приснодвижна. Так, когда душа хочет зреть право, демоны наводят некий мысленный мрак и мешают ей зреть право и непогрешительно, но призраки и фантазии принимать за истину. Так же возмущают они и пожелания, обращая их на недолжное чрез прельщение призрачными благами. Так совершилось первое падение; так и теперь грешат и заблуждаются люди.

По причине преступления Адамова разстроились силы естества человеческаго, т. е. ум, желание, чувство. Почему может он умствовать, но умствует неправо; может желать, но желаниями неразумными; может являть ретивость ( — гнев, раздражение, рвение), но безсмысленно. От сего мысли и помышления его, то, как он о чем думает и как что представляет, и то, что и как чувствует, все это криво и ошибочно. Враг наш диавол с клевретами своими бесами, произведший первое падение, мысленно втесняется в сие наше внутреннее настроение, паче и паче возмущает его, и держа нас в нем, как в облаке каком мрачном, заставляет во всем творить его хотения на пагубу самим себе.

Врачует нас от такой болезни душевной всеблагодатная Господа нашего Иисуса Христа баня пакибытия, которая возстановляет в свой чин все способности души и, давая им достодолжное направление, исполняет силою следовать по нему. Чтоб видно было, как и куда следовать, для сего в Евангелии и Апостоле прописаны законы и правила, по коим приснодвижная душа может приводить в гармонию и держать в чине и порядке все движения разнообразных сил своих, ясно усматривая, что право и что неправо во всех отношениях. После же того, как долгим опытом навыкнет она право зреть и право шествовать, отразив и далеко от себя отогнав диавола, докучавшаго ей непрестанно своими превратными внушениями, т. е. после того как уразумеет всякую истину и украсится всякою добротою, и будет всегда заниматься лишь подобающим ей и углубляться в то, — привлекает она наконец к себе самого законодателя Бога, и Он пришедши упокоевается в ней, исполняя оное предивное обетование Господа Спасителя, Который сказал: аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет: и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидем и обитель у него сотворим (Иоан. 14:23). И вот тайна истинной духовной жизни, которой не могла познать вся мудрость мира сего, по сей причине именуемая безсловесным пастбищем, ибо разумная пища души есть именно это благодатно–духовное таинство.

3. Каждому из нас надлежит знать Бога, самого себя и демонов: Бога знать, что Он есть Господь и Властитель всяческих, и что един Он может спасти; себя знать, что безсилен в мысленной брани; демонов, что они суть тайные враги наши, и что они воюют против нас посредством нас же самих, что очень странно.

Как для телеснаго зрения, для того, чтобы с верною точностию разсмотреть то, на что оно смотрит, нужны четыре вещи, — здоровые без всякаго повреждения, глаза, целесообразное их движение и направление, соразмерное разстояние между ними и предметом, чистый воздух и свет солнца, освещающий наблюдаемое; так и для мысленнаго зрения душевнаго потребны: ум совершенный, целесообразное его движение и устремление или созерцание, как уздою, страхом Божиим удерживаемое на едином, чтоб не переходило от него к неуместным воображениям, и чистый мысленный воздух, который бы освещаем был истинным светом, просвещающим всякаго человека, вступающаго в мир добродетелей. Свет сей всюду проникает и везде светит, и нет никакой преграды, которая могла бы пресекать его освещение. При всем том однакож для душ неверных он не виден, и виден только одним тем, которыя верны Христу. Верныя же воистину души суть те, которыя после святаго и божественнаго крещения ни в чем не преступают ни одной заповеди Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и могут потому с чистою совестию петь с Давидом, говоря: ко всем заповедем Твоим направляхся, всяк путь неправды возненавидех (Псал. 118:128). Таким образом верность заповедям служит чертою разделения между верным и неверным. Ибо как в каждом исполнении заповеди Христовой видится вера и исповедание Христа Господа, так во всяком нарушении заповеди Его находится неверие в Него и отречение от Него.

Таким верным душам, всегда неуклонно исполняющим повеления и законы Господа, Он, по мере веры их и по мере их Ему повиновения, дает чистое и верное умное зрение. Это зрение, о коем я говорю, есть знание, коим верно знают, что есть истинно добро, и что не есть истинно добро, что есть истинно зло, и что не есть истинно зло, чтоб не смотреть на пагубу душ, как на спасение, и на спасение, как на пагубу, или не почитать истинно злое истинно добрым, и наоборот истинно доброе истинно злым; но чтоб как, когда видим золото разсыпанное, бежим подбирать его, и когда видим пропасть, бежим от нея, чтоб не упасть в нее, так и когда увидим в чем волю Божию, с желанием устремлялись к тому, и когда увидим грех, бежали от него, чтоб не пасть в него и не сокрушились кости наши, т. е. силы души нашей, и мы не сделались безсильными более стоять ни в целомудрии, ни в правде, но падши, как немощные и разслабленные, не начали валяться в нечистотах и любостяжаниях, не чувствуя совсем беды своей и не скорбя о горестном состоянии своем, а паче радуясь тому, как несмысленные и потерявшие ум.

Ибо как для того, чтобы видеть видимыя твари, потребен чувственный свет; так и для того, чтоб видеть мысленныя вещи, потребен свет умный. Почему есть два светила, которыя светят: светило чувственное и видимое — солнце, дающее свет для очей телесных, чтоб видели чувственное и видимое, и светило умное, солнце правды, Господь наш Иисус Христос, подающий свет умным очам душевным, чтоб мысленно видели мысленное и невидимое. И как, если не возсияет сие чувственное солнце, нельзя видеть, где гладкия и ровныя места, где чистые пути; так и если не возсияет умное наше солнце, нельзя видеть стремнин зла и ровных путей правды, красящихся повелениями Божиими.

Посему, если какой христианин идет путем зла и делает все одни злыя дела, или большею частию злыя, таковый еще не сделался христианином: ибо христианин, как только окрестится, тотчас исполняется божественным светом; почему есть и именуется просвещенным. Просвещенный идет при свете и видит стремнины и преткновения; а кто не видит их, значит не имеет света, не просвещен: как же можно почесть его христианином? Если он и говорит, что видит, то лжет. Еслиб видел, не падал бы в пропасти зла. Видит и он, но видит, как непросвещенные, т. е., некрещеные. Ибо и эти различают добро от зла, и однакож не избегают зла, потому что не видят ясно, в чем главным образом состоит добро, и в чем главным образом состоит зло. Таким образом кто не видит ясно и несмутно, что добро и что зло, тот еще нехристианин.

Да восподвизается же таковый в стенаниях, слезах и пощениях, в покаянии и молитве придти к истинному и совершенному Свету, просвещающему всякаго человека, грядущаго в мир добродетелей, чтоб Он, уврачевав умныя очи его и укрепив естественныя силы души, дал ему возможность право видеть благую, угодную и совершенную волю Божию, и исполнять ее с великою готовностию и теплым желанием. И вообще, которые не чувствуют умно богодейственной силы, приемлемой в купели святаго крещения, которая именуется и есть баня пакибытия, истиннаго обновления и всецелаго возсоздания падшаго естества нашего, таковым потребно взыскать святых и просветительных мужей духовных, сделать им чистосердное исповедание, упросить их, чтобы научили их, что им должно знать и что делать, как христианам, принять от них молитву (разрешительную на исповеди) и благословение с возложением честных рук их, и таким образом восприять опять божественную благодать (обновления). Ибо если естественныя силы души не будут очищены от сквернот и срамот, какими оне завалены по причине грехов, и если не получат затем должнаго врачевания, преобразования и укрепления, то с ними нет никакой возможности исполнять волю Божию. Больное и немощное прежде должно быть уврачевано и укреплено, чтоб быть гожим на служение; потому что пока что больно, дотоле оно ни к чему не гоже.

От незнания того, о чем мы теперь говорили, многие христиане, несмотря на то что в великих подвизаются подвигах, все еще остаются немощными и больными, и, выходит, трудятся напрасно. Многие так и умирают неисправленными и неуврачеванными, и там конечно должны бывают испытывать огнь вечнаго осуждения, от коего да избавимся все мы благодатию Господа нашего Иисуса Христа, Емуже подобает всякая слава, честь и поклонение, со безначальным Его Отцем и Пресвятым Духом, во веки. Аминь.

СЛОВО ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ

1. О страстном, неверном и лукавом или злом настроении. 2. В чем состоит единение Бога с сынами света, и как оно происходит?

1. Тьма, братия мои, никогда никакого не имеет общения со светом, но они противоположны. В начале, когда Бог сказал: да будет свет, то как только явился свет, тьма тотчас исчезла; и опять как только скрывается свет, тотчас появляется тьма. Подобным образом неверие противоположно вере, неведение — знанию, ненависть — любви. Адам все время, как хранил веру, которую имел к Богу, находился в раю и в жизни безсмертной. Но когда развратился прелестию врага рода человеческаго — диавола, и впал в неверие, то осужден был на смерть и изгнан из рая, — и вместо божественнаго и духовнаго ведения, воспринял знание плотское и страстное. Ибо когда омрачились умныя очи души его, кои суть ум и мысль, тогда прозрел он плотскими очами и начал смотреть на видимое страстно. Еслиб не отпал он от ведения и созерцания Бога, то не ниспал бы в это страстное знание, которое есть совершенное неведение истиннаго добра.

Те, которые находятся в прародительской тьме, с какою родились, т. е. в этом плотском и страстном ведении, и не хотят богодарованными способами взойти к видению умнаго света, т. е. к божественному ведению, из котораго ниспал Адам, почитают неприятелями и врагами себе тех, кои вновь раждаются духовно от умнаго онаго света и ведут беседы о делах света; потому что такия речи сильно уязвляют их и ранят. Как луч солнца, входя сквозь какое–либо отверстие в темный дом, бьет некоторым образом будто стрелою ту тьму и разгоняет ее, так и слова богопросвещеннаго духовнаго и преподобнаго мужа бывают как бы мечем обоюду острым для сердца человека плотскаго, причиняют ему боль и муку, и подвигают на противоречие и ненависть к говорящему их, по причине неведения и неверия слышащаго. Если же кто из таких имеет еще высокое о себе мнение и почитает себя многознающим, хотя поистине ничего не знает как следует, то он и Ангела, еслиб он сошел к нему с неба, прогонит. Хоть Апостола увидит он, хоть пророка, отвращается от него, как от заблуждающагося и других вводящаго в заблуждение. О, какое безумие! Слепой почитает слепым того, кто видит, и поистине лжесловесник почитает лживыми слова духовнаго и божественнаго мужа. Слепой, когда кто ночью говорит ему, что теперь солнце не светит, или среди дня, что теперь не ночь, — не верит тому, а думает, что его обманывают или посмеиваются над ним, и сколько ни толкуй ему, что день светел, а ночь темна, как это и на деле есть, не может взять того в толк, потому что слеп и ничего не видит. Так и те, которые находятся во тьме страстей, у которых ум омрачен неведением о вещах духовных, — или, прямо говоря, те, которые не имеют ума Христова (а умом Христовым я называю Дух Христов, т. е., благодать Всесвятаго Духа, просвещающую и подающую духовное божественное ведение), почитают несмысленным того, кто имеет ум Христов, а того, кто не имеет ума Христова, т. е. божественнаго онаго ведения и сокровенной премудрости, почитают здравомыслящим, потому что обладает человеческим ведением и внешнею мудростию. О таковых добре говорит пророк Давид: вкупе безумен и несмыслен погибнут (Пс. 48:11).

Таковые извращают и вкривь перетолковывают все Божественное Писание по похотям своим, и некоторым образом растлевают его страстями своими, хотя при сем не Божественное Писание растлевается, а растлеваются они сами — кривотолкователи его. Итак эти, не имеющие праваго суждения о вещах, но омраченные страстями и по гордости не принимающие наставления от других, как возможно, скажи мне, чтоб они сами собою постигли и уразумели божественное и духовное? Как слепой и невидящий света солнечнаго не может читать писмен, светом освещенных, так и тот, кто слеп умом и не имеет ума Христова, никак не может понять и уразуметь вещей, кои суть во свете Христовом, и хоть бы он тьмы раз перечитывал написанное о них в Божественных Писаниях, невозможно, как думаю, чтоб он усмотрел что–нибудь и что–либо понял в духовном, невещественном и световом, будучи сам овеществлен и омрачен. — И да не прельщает вас кто–либо из таковых!

2. Бог свет есть и сообщает от светлости Своей тем, с коими соединяется, по мере очищения их. И тогда погасшая лампада души, т. е. омраченный ум, познает, что зажглась и засветилась, потому что объял ее божественный огнь. О, чудо! Человек соединяется с Богом духовно и телесно; потому что душа его при сем не отделяется от ума, ни тело от души. Так как Бог вступает в единение со всем человеком, т. е. с его душею и телом, то и сей соделывается тройственным, — как бы триипостасным по благодати, — из тела, души и Божественнаго Духа, от Коего приял благодать. Тогда исполняется сказанное царепророком Давидом: Аз рех: бози есте и сынове Вышняго (Пс. 81:6). Сынове Вышняго, по образу, т. е., Вышняго и по подобию, так как сподобились быть порождениями божескими от Божественнаго Духа.

К таковым пристойно сказал и всегда говорит Христос: «будьте во Мне, да плод мног принесете» (Иоан. 15:4), — многим плодом называя множество людей, чрез них обретающих спасение. И еще говорит: «розга, если не будет на лозе, изсыхает и в огнь ввергается. Будите убо во Мне и Аз в вас» (Иоан. 15:6, 4). А что Христос пребывает в нас и мы в Нем, сему сам Он учит, когда говорит: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут (Ин. 17:21). И желая полнее представить сие, снова берет слово и говорит: Аз в них и Ты во Мне, да будут совершени во едино (Иоан. 15:23). Для большаго же еще убеждения слушавших, говорит и сие: и Аз славу, юже дал еси Мне, дах им, да будут едино, якоже Мы едино есмы…, да разумеет мир, яко…. возлюбил еси их, якоже Мене возлюбил еси (Иоан. 15:22, 23). Очевидно теперь, что как Отец по естеству пребывает в Сыне и Сын во Отце, так и те, которые истинно уверовав, родились снова от Духа Святаго и сделались братьями Христу и Богу по дару Его и сынами Божиими, пребывают в Боге и Бог в них, по благодати.

Которые же не сделались таковыми и всецело не изменились деянием, разумом и созерцанием, — такие как не стыдятся говорить, что они христиане? Как дерзают они отверзать уста свои и без стыда возвещать сокровенныя тайны Божии? Как не стыдятся они ставить себя в число истинных христиан и духоносных мужей, не имея ничего в себе духовнаго, и не только радения, но и помышления о том не имея? Как некоторые из таких не трепещут вступать на степень диаконства и иерейства и священнодействовать пречистое Тело и Кровь Господа? Поистине недоумеваю. — Конечно слепота ума и сопутствующее ей нечувствие и неведение, и раждающееся от них самомнение, делают то, что такие попирают, как прах, истинное золото и многоценный камень, Господа нашего Иисуса Христа. Но горе таковым за эту их страшную дерзость, по коей осмеливаются они восходить на такия степени, с такою великою богонебоязненностию и небрежением о божественных вещах, как будто малых и ничтожных, — и это для того только, чтоб казаться выше других. И кто после сего будет называть их христианами?

Это сказали мы для тех, которые говорят, что знают все это, и думают о себе, что значат что–нибудь, тогда как ничего не значат, и как на картине представили им в настоящем слове, что такое суть истинные христиане, чтоб они сличили себя с этим первообразом и познали, сколь далеки они от истинных христиан. — Что же касается до вас, рабы Христовы, которые любите поучаться и всегда уготованным имеете слух, да слышите, — то сам Владыка всяческих Христос во святом Евангелии взывает к вам, говоря: дондеже свет имате, теките ко свету, да тма вас не имет (Иоан, 12:35): теките покаянием, теките стезями заповедей Христовых, теките, пока стоит время возсиявания сего света, прежде чем постигнет вас ночь смерти и отосланы будете в вечную тьму. Теките, ищите, толцыте, да отверзется вам дверь царства небеснаго, и внидете в него, обретши его внутрь вас самих, как говорит Господь: царство Божие внутрь вас есть (Лук. 17:21). Ибо те, которые умирают, прежде чем стяжут царствие небесное, где и когда они обретут его, когда отходят туда, где всегдашняя тьма? — Итак здесь в сей жизни повелено нам взыскать его и обрести, толкая в двери его посредством покаяния и слез. И если будем так делать, Христос обещает нам даровать сие царствие; а если не станем так делать, не послушаем Владыки нашего Христа и не потщимся, пока еще находимся в жизни сей, принять от Него царствие небесное внутрь себя самих, то, когда отойдем туда, услышим от Христа такия слова, которыя Он праведно скажет нам: что ищете здесь то, что не хотели взять, когда Я давал вам то в свое время и в своем месте? Не умолял ли Я вас много раз: потрудитесь немного, и Я дам вам царство небесное, а вы не хотели, и презрели его, предпочетши ему земное и тленное? — Теперь же что ищете? Какими делами можете вы стяжать его здесь от сего часа и далее, когда теперь не время делания, а время воздаяния?

Сего ради прошу вас, братия мои, будем со всею готовностию и со всем тщанием соблюдать заповеди Христовы, чтоб сподобиться и жизни и царства вечнаго, и не услышать вместо того, здесь в настоящей жизни, такого присуждения: иже не верует в Сына, не узрит живота, но гнев Божий пребывает на нем (Ин. 3:36), а в будущей такого приговора: не вем вас, откуду есте, отступите от Мене (Лук. 13:27); но услышать утешительный глас: приидите благословении Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира (Мф. 25:34). Исполнением заповедей Моих вы напитали, напоили и упокоили Меня, алкавшаго, жаждавшаго и искавшаго спасения вашего, и пришли ко Мне, очистив сердца ваши от всякой скверны и нечистоты греха. Насладитесь же теперь благами Моими, наслаждением неизреченным, в коем жизнь вечная и безсмертная, которую да будет улучить всем нам благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Коему слава и держава, со Отцем и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЕ

О покаянии и против тех, которые криво толкуют следующия слова божественнаго Павла: ихже предуведе, тех и предустави, и проч. (Рим. 8:29 и д.).

От многих людей слышу, которые говорят, что поелику Бог, как говорит божественный Павел, предуведел имеющих спастися, и предопределил их, и призвал, и прославил, то какая мне польза поднимать всякий труд, показывать свое обращение и покаяние, если я не предуведен Богом и не предопределен, да спасен буду? — Таковым вот что надлежит сказать в ответ. — О братия мои! чего ради помышляете вы не то, за что спасены быть можете, а то, за что подлежите мучению? Зачем берете вы из святаго Писания лишь неудобопонятныя слова, криво их толкуете и превратно понимаете к погибели души вашей? Не слышите разве, как сам Господь каждый день взывает: живу Аз, не хощу смерти грешника, но еже обратитися нечестивому от пути своего и живу быти ему (Иезек. 33:11)? Не слышите ли, что и еще говорит Он: покайтеся, приближися бо царство небесное (Мф. 4:17)? — И опять: радость будет на небеси о едином грешнице кающемся (Лук. 15:7)? Или может быть Он сказал где–либо — одним: вы и не кайтеся, потому что Я вас не приму, — а другим, т. е. предопределенным: вы кайтеся, потому что Я имею вас предопределенными? — Нет и нет. Не сказал и никогда не скажет так Господь; напротив каждый день в каждой церкви вопиет Он на весь мир: приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии и Аз упокою вы (Мф. 11:28). Приидите, говорит, обремененные грехами, к Тому, Кто вземлет грехи всего мира. Жаждущие спасения притецыте к вечно биющему и неизсякаемому Источнику спасения. Исключил ли Он здесь кого–нибудь, и одного как предуведеннаго позвал, чтобы шел к Нему, а другаго отогнал, как непредуведеннаго? Никак нет.

Потому, братия мои, не покушайтесь непщевати вины о гресех, не придумывайте предлогов к оправданию своего нерадения и своей поблажки грехам, и от слов Апостола не берите повода к своей погибели; но все и малые и большие теките ко Христу Господу, вас призывающему. Блудный ли сын есть кто, или мытарь, блудница или разбойник, или другое что бы то ни было подобное, Владыка Христос ни от кого не отвращается, но тотчас снимает с него ношу грехов его и делает его свободным от них. Как же снимает эту ношу? Так же, как некогда снял Он ее с разслабленнаго, говоря ему: дерзай чадо, отпущаются тебе греси твои (Мф. 9:2), С этим словом разслабленный тотчас облегчился от ноши своей, и тело его восприяло здравие. Итак да прибегает к Нему всяк, кто хочет. Один пусть взывает: сыне Давидов помилуй мя! И когда услышав то, Он спросит: что хощеши, да сотворю тебе, пусть отвечает: Господи, да прозрю, — и тотчас услышит от Господа: прозри, и — прозрит (Мар. 10:48 и д.). Другой пусть говорит: дщи моя, душа, зле беснуется, и услышит от Него: Я пришедши исцелю ее (Мф. 15:22; 8:7). Если кто нерадив и не хочет сам о себе тещи ко Христу, по крайней мере когда увидит Его идущим к Себе и посредством учителей и проповедников Евангелия говорящим ему: гряди по Мне, пусть идет в след Его, подобно Матфею мытарю (Мф. 9:9), оставя мытницу свою, т. е. любоимания. И я уверен, что Он сделает его из мытаря евангелистом. Хоть бы кто, подобно тридцатиосмилетнему разслабленному, долгие годы лежал на одре сластолюбия и безпечности, и увидит, что Владыка Христос — или мысленно воздействием благодати, или в лице какого–либо духовнаго мужа, грядет к нему и говорит: хощеши ли здрав быти? да восприимет тотчас слово с радостию и скажет: ей, Господи, хощу, но человека не имам, который вверг бы меня в купель покаяния; и если Господь скажет ему: встань, возьми одр твой и гряди в след Меня, — да возстанет с готовностию и да грядет со тщанием по стопам Того, Кто так свыше воззвал его.

А если кто не хочет возлюбить Христа, как возлюбила Его блудница, или обратиться к Нему с теплым покаянием, как блудный сын, или притещи к Нему, как кровоточивая, то зачем еще непщует вины о гресех, — придумывает предлоги к оправданию своего грехолюбия, — говоря, что которых предуведел Бог, тех и призвал? К тому, кто придумывает такие предлоги, праведно сказать можно: воистину Бог, все от века ведущий прежде события, предвидел и тебя, что ты не захочешь послушать Его, когда Он позовет тебя, и не поверишь обетованиям Его и словесам; однакож несмотря на то, что знал сие, преклонив небеса, сошел на землю и соделался человеком по любви к тебе, — и теперь приходит туда, где ты живешь во грехах своих, каждодневно посещает тебя, иногда Сам в своем лице чрез просвещение благодати Своей, а иногда чрез рабов Своих, призывает тебя, чтоб возстал ты от падения своего и от греха, в котором валяешься, и последовал Ему, восшедшему на небеса, и вместе с Ним вошел в царство Его; но при всем том ты не хочешь того. Итак, скажи же мне, прошу тебя, кто виновник твоей погибели и твоего непослушания. Ты — непокоривый и нехотящий последовать Владыке своему, или Он, создавший тебя, и несмотря на то, что, яко всеведец, предвидел, что ты не послушаешь Его и пребудешь в своем жестокосердии и нераскаянности, все же позвавший тебя ко спасению? — Я уверен, что ты не решишься ответить, что Он виновник, а всячески сознаешься, что виновен во всем ты сам.

Предведение Божие не есть причина нашего ожесточения, а наша непокоривость. Бог все наперед знает, и что было, и что есть, и что будет; все знает Он прежде события, и видит то так, как бы оно было присуще и совершалось пред лицем Его, потому что все от Бога имеет свое бытие и существование и все прежде бытия находится в Его творческом уме, — первообразы всех вещей находятся там внутри. Но подобно тому, как царь земной на зрелище видит и пускающихся на перегонки, и вступающих в борьбу, но не он бывает причиною ни победы тех, которые из них окажутся победителями, ни поражения тех, которые окажутся побежденными, а ревность и старание победителей бывает причиною победы, и леность и нерадение побежденных бывает причиною их поражения: так разсуждай и о Боге. Он, после того, как почтил нас самовластием и дал нам заповеди, научающия нас, как бороться с мысленными врагами нашими, оставил в нашей уже власти, противоборствовать ли диаволу и его побеждать, или предаваться безпечности и быть от него побеждаемыми.

Впрочем и при этом Он не оставляет нас одних в борьбе, зная немощь человеческаго естества, но Сам присущ нам бывает во время брани, вспомоществует нам, когда возжелаем бороться с врагом, и таинственно подкрепляет нас силою Своею, — так что более Он побеждает врага, нежели мы. Этого земный царь не может делать, потому что и сам, будучи человеком немощным и слабым, имеет нужду в помощи своих подданных. Но Бог, будучи всесилен и непобедим, вспомоществует тем, которые произволением своим хотят противоборствовать диаволу, и делает их победителями злаго диавола. А тех, которые не хотят противодействовать диаволу и бороться с ним, Бог не принуждает, чтоб не нарушить самовластия разумнаго естества нашего, которое Он создал по образу Своему, и не низвесть нас в чин безсловесных животных.

Итак Бог видит нас свободно действующими, подобно тому, как земной царь видит подвизающихся на зрелище. Но земной царь не знает наперед, какие победят и какие побеждены будут, пока не увидит тех и других на деле в конце зрелища. Почему хотя и готовит наперед венцы, но не знает, кому их придется дать. А Царь небесный прежде века знает и тех, которые имеют победить, и тех, которые имеют быть побежденными. Почему и сказал тем, которые просили, чтоб один сел одесную, а другой ошуюю Его во славе: несть мое дати, но имже уготовася от Отца Моего (Мф. 20:23). Это самое знал и божественный Павел, и праведно написал: ихже предуведе, тех и предустави. А ихже предустави, тех и призва, а ихже призва, сих и оправда (Римл. 8:29, 30). Таким образом не предведение Божие есть причина победы тех, которые имеют победить собственным произволением и рвением, или поражения и падения тех, которые имеют побеждены быть и пасть по нерадению и лености, но свободное произволение тех и других, — ревность и мужество есть причина победы, а нерадение и разленение причина падения и пагубы.

Итак, когда предаемся мы нерадению и творим хотения плоти и мира, не следует нам говорить, что которых предуведал Бог и определил, те и спасутся, сами не понимая, что говорим. — Да, — правду говоришь ты, что Бог предуведал, что ты будешь ленив, безпечен и нерадив, но не определил и не постановил, чтоб ты не имел власти покаяться, если захочешь, встать с одра безпечности и возревновать о спасении. Если будешь это говорить, то будешь тем утверждать, будто Бог лжив есть. Ибо, когда Господь говорил: не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние (Мф. 9:13), ты некоторым образом противное тому говоришь — тем, что не хочешь покаяться по злоумию своему, и чрез то как бы хулу изрыгаешь, будто неложный Бог изрек нечто ложное. Ты придумываешь такой предлог, что–де те, которые имеют покаяться, предопределены, — так те пусть и каются, которые предуведаны и предопределены; я же не из числа их. — О, горе душе, которая высказывает такие предлоги! Горе ей, потому что она хуже и самых бесов! Слыханное ли дело, чтобы бесы когда–либо произносили такое слово? Теперь уже нечего нам охуждать бесов, потому что вот и душа человеческая нашлась такая, которая изобретает злохуления худшия бесовских.

Откуда же это ты, человече, узнал, что ты не из числа предуведенных и предуставленных — сообразными быть образу Сына Божия (Рим. 8:29)? Скажи мне, кто сказал тебе это? Может быть, Бог открыл тебе то особо, или сам от себя прямо, или чрез какого–либо пророка, или чрез ангела? Нет, говоришь, это я сам собою придумываю, что — ну–ка я не предуведен и не предуставлен быть спасенным, так весь мой труд и пропадет даром. — О неразумный человек! — И почему бы тебе не держать лучше в уме своем, всею душею твоею, того, что Бог послал Сына Своего единороднаго в мир и для тебя, для твоего собственнаго спасения, потому что предвидели предопределил быть тебе братом и сонаследником Ему? А держа сие в мысли, не усердствовать и не ревновать возлюбить Его всею душею и исполнять заповеди Его? — Вот и был бы спасаемым. Уверовав так, как мог бы ты далее не веровать, что Тот, Кто тебя ради заклался на кресте, никогда не захочет оставить тебя, никогда не попустит погибнуть тебе? Или не слышишь, как Он сам говорит: мать забудет порождение чрева своего, а Я не забуду тебя (Ис. 49:15)? Если же ты сам себя делаешь недостойным царства спасаемых, и произвольно худыми делами отделяешь себя от спасаемаго стада овец Христовых, сам и смотри, — никто другой не виноват в твоей погибели, кроме тебя самого.

Итак, братия мои, отринем всякое неверие, сомнение и леность, прибегнем ко Христу от всего сердца с непоколебимою верою и теплым расположением, как рабы, купленные безценною кровию Его; возблагоговеем пред сею пречистою кровию, данною в цену и искупление за нас; возлюбим Владыку нашего Христа, давшаго ее для искупления нашего, и восприимем безмерную Его любовь, какую и имеет Он к нам, удостоверившись, что еслиб не хотел Он спасти всех нас искупленных честною кровию Его, то не сошел бы на землю и не захотел бы быть закланным за нас. Ибо, как написано, желая всем спастися, соделал Он то, что соделал — и человеком стал, и распялся, и умер — все для спасения всех нас. Послушай Его самого, что говорит: не приидох, говорит, да сужду мирови, но да спасу мир (Иоан. 12:47).

Адам, еще будучи в раю, был призываем Богом к покаянию, когда Бог сказал ему: Адаме, где еси? и: кто возвести тебе, яко наг еси, аще не бы от древа, егоже заповедах тебе сего единаго не ясти, от него ял еси? (Быт. 3:9,11). Но он не хотел покаяться, восплакать и взыскать прощения, а что делает? Выставляет жену причиною своего неразумия и греха, — за что со всею правдою изгоняется из рая. Поелику Адам не восхотел тогда покаяться, — и это по наущению злаго духа, то Бог, пришедши на землю, всех потомков его призывает к покаянию, говоря: покайтеся, приближися бо царство небесное (Матф. 4:17). Приближися, — пред дверьми сердец ваших и уст ваших стоит. Отверзите верою сердца свои, и оно внидет внутрь вас. Тогда разверзется язык ваш и вы начнете петь: видехом свет истинный, обретохом веру истинную, прияхом Духа Святаго, имеем, стяжали в сердцах наших сокрытую жизнь вечную. Припомни, как все было. Сперва позвал Бог Иудеев, но они не захотели идти; потом стал звать чрез Сына Своего все языки, и они послушали и притекли к Нему, — что и означает сказанное Им в притче относительно Апостолов: изыди скоро на распутия и стогны града, и нищия и бедныя, и слепыя и хромыя введи семо (Лук. 14:21), — где под городом разумеется мир весь, под распутиями и стогнами роды языков, во всех странах живущие, под нищими, бедными, слепыми и хромыми — ослепленные богоневедением и сокрушенные многими и разными падениями и грехами. Итак всех призывает Бог от востока до запада, и Иудеев и Еллинов.

Бог предвидел и упорство, какое имели показать Иудеи неверием, и обращение, которое имели явить языки верою; при всем том от века предопределил, что все, которые захотят, Иудеи ли то или Еллины, все, которые захотят уверовать и креститься во имя Отца и Сына и Святаго Духа, и вкушать пречистое тело Сына Его, и пить честную кровь Его, — все такие будут оправданы и очищены от грехов и сделаются причастниками жизни вечной, как сказал сам Владыка всяческих: ядый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный (Иоан. 6:54). — Так вот, брате мой, предуведан и ты Богом и предопределен, и оправдан, и на жизнь вечную позван верою во Христа и святым крещением, и введен не в чувственный рай, в какой введен в начале первозданный, но на небо ко благам, сущим на небесах, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2:9). Трудись же теперь в добродетелях, и храни заповеди Божии, или, лучше сказать, храни себя самого посредством заповедей, чтоб не преступить ничего из того, что заповедал тебе Бог, и не пострадать за то тогоже, что пострадал Адам, или даже большее того, теряя большия и небесныя блага. Не предпочитай им ничего земнаго, и да не возобладает сердцем твоим никакое похотение вещей тленных и привременных, да не обнажишься от славы, коею прославлен ты во Христе, чтоб некогда, как не имеющего одеяния брачнаго, не связали тебя по рукам и ногам и не ввергли во тьму кромешную, где плач и скрежет зубов.

Вера во Христа есть новый рай; и Бог от сложения мира провидел всех, которые уверовали и имеют уверовать в Него, коих и призвал и будет призывать до скончания мира, призвав оправдал и будет оправдывать, оправдав прославил и будет прославлять, показывая их сообразными образу славы Сына Своего чрез святое крещение и благодать Святаго Духа, таинственно соделывая их сынами Божиими и претворяя их в новых из ветхих, и в безсмертных из смертных, с возложением на них и заповедей, подобно как возлагал на Адама. Таким образом, которые будут соблюдать заповеди до конца жизни, те восприимут потом и все блага, им предуготованныя; а которые окажутся презрителями заповедей, нерадивыми и неблагодарными к Благодетелю своему, те ниспадут от благ тех, как ниспал и Адам из рая. И это постраждут они не потому, что такими быть предопределил им Бог, а от своего собственнаго неразумия и злоумия. Посему Бог положил и среди сего рая, т. е. посреди сонма верующих, или посреди церкви, спасительное древо покаяния, чтоб те, которые, по своему нерадению впадая в грехи, испадают от жизни вечной, опять посредством покаяния возвращались к сей жизни, еще в светлейшей и блистательнейшей славе. Ибо еслиб не благоволил устроить сие для нас человеколюбивый Бог, не благоволил т. е. даровать нам покаяние, то не спасся бы ни один человек. Оставим же всякую другую заботу и одно восприимем попечение о том, чтоб достодолжно каяться, сколько достанет у нас сил на то, да сподобимся и настоящих и будущих благ во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему слава во веки веков. Аминь.

СЛОВО ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ

Душеполезныя наставления всякому христианину.

Возлюбленные в Господе, братия мои! Послушайте, прошу вас, что, по долгу моему, каждодневно предлагаю вам в слове; с радостию примите подаемыя мною вам наставления, как душеспасительныя, и позаботьтесь с усердием исполнить их для вашего же собственнаго блага. Посмотрите, как лживы и непостоянны блага мира сего, а между тем, как мало людей, которые бы не были ими увлекаемы! Как мало таких, которые бы ни сластолюбием не были порабощаемы, ни желанием славы людской не одолеваемы, ни сребролюбием не побеждаемы, ни терниями забот и попечений житейских не уязвляемы! И вот причина, почему так непостоянен и удобопревратен помысл человеческий! Он может установиться и стоять на одном только тогда, когда отвергнет все тленное, тварное и видимое, прейдет окружающую его тьму и срастворится с вечным, невидимым, постоянным и пребывающим. Ибо каково то, чем занят бывает помысл, таково бывает и состояние помысла: занимаясь постоянным, он постоянствует; занимаясь непостоянным, волнуется. Треволнения мира показывают, что блага его — не настоящия блага; а треволнения помысла дают разуметь, что состояние его — не достодолжное. Но каков помысл здесь, такова будет участь души там.

Озритесь окрест и разсмотрите: все в мире сем треволненном начинает быть и престает, — здесь начинает быть, здесь и престает; но душа человеческая, яко сила — единая между видимым невидимая, между телесным — мысленная, начиная быть здесь, не престает здесь, но преходит инуды, яко безсмертная. Пока она находится в теле сем, посредством тела видит и познает вещественное; но коль скоро отделится она от тела, в тот самый час отделяется она и от сношения со всем вещественным, перестает видеть то и помышлять о том, а вступает в соотношения с невидимым и мысленным, и тем занята бывает. И если она сияет светом заповедей Христовых, то вступает в безпредельный свет всеблагаго Божества, и начинает вкушать великую и нескончаемую радость; если же окружена мраком прегрешений, то отходит, — увы мне! — в нескончаемый мрак, растворенный с жгущим огнем.

Поелику все сие так есть воистину, и вы сами то признаете, то чего ради еще медлим мы с вами и не спешим избежать горькой оной тьмы? Чего ради говорим: горе сребролюбцам, славолюбцам и сластолюбцам, а не стараемся познать и восчувствовать, что и сами в таком же находимся состоянии, что и сами мы — и сребролюбивы, и сластолюбивы, и славолюбивы? Чего ради говорим, что воистину блаженны те, которые ищут Бога и всю надежду свою на Него единаго возлагают, а своего собственнаго не чувствуем несчастья, как удаляющиеся от Бога и упования своего на Него не возлагающие? Чего ради думаете, будто веруете в Бога и исповедуете Его, а на деле не хотите Его знать, и не верите Ему в словесах, которыя Он говорит к нам? на что надеетесь вы, оставляя истинныя и вечныя блага, и всецело предаваясь суетным и тленным?

Скажи мне, брате мой, как так говоришь: все это знаю я, знаю, что я смертен, и что все видимое как тень преходит, что смерть безвестна и не имеет определеннаго времени, что слава праведных вечна, и что стыд и мучение грешников нескончаемы, а между тем, говоря все это, не бегаешь зла? Если ты, как говоришь, видишь и знаешь все, то как спотыкаешься будто слепой, и являешься на деле весь омраченным и безчувственным душевно и телесно? Если знаешь, что добро, зачем делаешь зло, будто совсем безмысленный? Если знаешь, что все видимое как тень преходит, как не стыдишься рад бывать этим теням и сокровиществуешь тленное и привременное? О, возлюбленне! Или не замечаешь, что льешь воду в диравый сосуд, как несмысленное дитя, а думаешь, что ты разумен? Великое зло, когда кто впадает в самомнение, думает, что знает, когда не знает, или что имеет, когда не имеет: ибо, думая что знает, или что имеет, не заботится уже познавать и стяжевать, и остается ни при чем.

О, человече! Веруешь ли ты, что Христос есть Бог? — Если веруешь, бойся Его и заповеди Его храни. Если не веруешь, то спроси самых бесов, и от тех самых, коим ты поработился и последуешь, познай, что нет другаго Бога кроме Его, и что Он есть Властитель, Судия и Царь всяческих, есть Творец света и Господь жизни, есть Свет неизреченный и неприступный. В пришествие Его, от лица Его исчезнут враги Его и все не исполнявшие заповедей Его, как от солнца, когда оно восходит, исчезает тьма нощная. Он вечно пребудет с праведными и праведные с Ним, сподобившись блаженства созерцать Его, по мере веры, какую возымели к Нему; а грешники во время света покроются тьмою, во время прославления посрамлены будут, во время обрадования поражены будут скорбию и преданы мукам в нещадном жжении огнем, соответственно видам страстей их и грехов, тогда как праведники украшены будут венцами соответственно разным добродетелям своим.

Вот что нашел я в Божественных Писаниях и чему научился в них, и теперь для убеждения и вас в том–же не отложил написать то по любви моей к вам! Я все изложил вам, не скрыл таланта, не позавидовал спасению вашему. От сего часа и далее всякий сам избирай, что ему угодно. Я исполнил долг свой в отношении к вам, о Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава и держава, во веки веков. Аминь.

СЛОВО ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЕ

1. Всякий грех есть нечестие, и всякий грешник — нечестивец. 2. Христос умер, чтоб исцелить людей от грехов их. 3. Чтоб именоваться только христианами, это переходит к нам от предков наших и от рода христианскаго.

1. Беззаконник, противозаконник, грешник, нечестивец, — все обще называются грешниками, но каждый из них имеет свое отличие. Беззаконник есть тот, кто не имеет закона (знать не хочет закона); противозаконник есть тот, кто делает что либо не по законам, коим подлежит; грешник есть тот, кто делает добро не добре, или неправильно; нечестивец есть безбожник или многобожник, который неправо умствует о Боге. Писание Божественное нечестивым называет еще и блудника, лихоимца, сребролюбца, славолюбца и всех тех, которые, порабощаясь подобным страстям, знают, что Бог, создавший очи, видит все, а живут все же с такою небогобоязненностию, как бы Бог не видел их. Еслиб имели они страх Божий и благоговеинство пред Богом, Который везде есть и все видит, то не посмели бы презирать Его, греша пред Ним так, как бы Он не видел, как они грешат. Когда же они любят славу человеческую паче славы Божией и делают всякое зло, думая, что не видит их недремлющее око Божие, то скажи мне, какой у них страх Божий и какое благоговеинство пред Богом, Котораго трепещут и самыя бездушныя твари? — И св. пророк Давид, сказав: погубиши вся глаголющыя лжу, и проч., прибавляет: по множеству нечестия (греч. нечестий) их изрини я, яко преогорчиша Тя, Господи (Пс. 5:7, 11), — показывая, что под нечестиями он разумеет грехи их, которые делали их преступниками заповедей Божиих, а не заблуждения их в веровании о Боге. Он же опять говорит относительно прелюбодеяния с Вирсавиею и убийства Урии: беззаконие мое познах и греха моего не покрых: рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви: и Ты оставил еси нечестие сердца моего (Пс. 31:5). Видишь, как сердце Давидово, по его же сознанию, нечествовало пред Богом, когда он творил беззаконие? — Так нечествует и всякий христианин, когда грешит без страха Божия, бывая чрез то в поношение Христу. Посему некто из богоносных отцев и говорит: «Что пользы благочествовать верою и нечествовать жизнию?» То–есть, что пользы веровать право, а жить беззаконно? — Положим, что какой либо христианин есть изменник, скупец, обидчик, но верует право, — что пользы ему от веры, если он не делает ни одного из дел, приличных христианину, и ни одной не имеет добродетели из тех, которыми обнаруживается благочестие, но самых еллинов превосходит в нечестии, судя по грехам, какие он делает? Особенно когда еще худым примером своим причиняет он вред тем, с которыми сообщается, и бывает причиною похуления имени Божия и укорения веры Христовой, из–за худых дел его? Если, как говорит св. Иоанн Богослов, сего ради явися Сын Божий, да разрушит дела диаволя (1 Иоан. 3:8), то этот, — верованием принявший явльшагося Сына Божия, а делами своими показывающий, что он связан делами диаволими, которыя разрушил явльшийся Сын Божий, — не хуже ли он самых неверных, и не нечестивее ли самых безбожников?

2. Когда слышишь, что Бог, создавший небо и землю, море и все прочее, видимое и невидимое, и самаго человека, соделался человеком; не думай, что сие совершилось для другаго чего, кроме как для того, чтобы возможно было Самому Богу подъять некиим образом смерть посредством человеческаго естества, и после сего не ищи ничего более, как только узнать причину, для чего подъял Он смерть. — И вот слушай! — Креститель Господень Иоанн говорит: Се Агнец Божий, вземляй грехи мира (Иоан. 1:29). И пророк Исаия за много лет прежде преднаименовал Его Агнцем, влекомым на заклание, и именно за грехи наши (Ис. 53:7). Познай же из сего, что Бог воплотившийся подъял смерть ради греха, и именно того ради, чтоб благодатию Его могли не грешить более те, которые верою приемлют Христа, яко Господа, ради избавления их от греха, закланнаго, умершаго и воскресшаго тридневно от гроба. Отсюда очевидно, что те, которые грешат, еще не приняли Христа Господа, хотя и мнят, что приняли Его. Ибо еслиб они прияли Его, то Он даровал бы им, как говорит Иоанн Богослов, область быть чадами Божиими (Иоан. 1:12), которыя не могут грешить, так как написано, что всяк рожденный от Бога греха не творит, яко семя Его в нем пребывает: и не может согрешати, яко от Бога рожден есть (1 Иоан. 3:9), — и что всяк согрешаяй не виде Его, ни позна Его (1 Иоан. 3:6), — и что творяй грех от диавола есть (1 Иоан. 3:8), и что явлена суть чада Божия и чада диаволя тем, что всяк не творяй правды, несть от Бога (1 Иоан. 3:10). И если тот, кто не творит добрых дел, несть от Бога, то тот, кто при этом творит еще и худыя дела, откуда есть? — Сего ради, говорит, явися Сын Божий, да разрушит дела диаволя, которыя если не будут в ком разрушены, от чего–либо другаго нет ему никакой пользы.

3. Многие из тех, кои происходят от рода христианскаго, думают, что полезно для них именоваться христианами, и не знают, что это одно только имя, которое получают они от отца или от матери, или от отечества, и само по себе никакой не доставляет пользы. Тогда только, когда они и живут по закону Христову, становится их собственностию и имя христианина, и вера христианская. Если же не живут они по христиански, лучше бы им и не носить имени верующих во Христа, или лучше сказать, лучше бы им и не родиться. Ибо происходя от родителей христианских, они не могли не принадлежать к верующим во Христа; потому и лучше было бы им совсем не родиться, потому что родясь между христианами и не имея в себе ничего христианскаго, они большему подвергнутся мучению, нежели нечестивые. Те, которые, не происходя от рода христианскаго, принимают веру Христову, всякаго сподобляются блага. Те же, которые, родясь от христиан, преступают закон Христов, безчестят и Христа, и род христианский, и истинное благочестие наше. — Чего не буди с нами родившимися от благочестивых родителей и воспитанными в благочестии христианском, но да соблюдается нами все, требуемое верою нашею, чтоб, живя по закону Христову, сподобиться нам царствия небеснаго, благодатию и человеколюбием Господа нашего, Коему слава и держава, во веки веков. Аминь.

СЛОВО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ

1. Кто ищет от Бога, а сам не знает, чего ищет, тщетно ищет. 2. Как молиться о царствии Божием? 3. Душа, сподобившаяся царствия, должна ощущать сие чувством и являть делом. 4. Кто лукавый, и как можно избавиться от рабства ему? 5. Каким образом совершается воскресение души?

1. Многие из христиан думают, что большую доставляют пользу душе, когда читают псалмы Давидовы с тропарями и совершают другия положенныя молитвословия, тем самым, что прочитывают их, даже просто, как случилось, и полагают, что славят таким образом Бога, а того не знают, что и Бога при сем прогневляют и себе никакой не получают пользы, а напротив грешат грехом великим. Кто языком только молится, того не слышит Бог, а не слыша, — не даст просимаго. Какая же польза от многих твоих молитвенных слов? Если алчущий и жаждущий придет к тому, кто может напоить его и накормить, но обращаясь к нему с прошением, будет произносить невнятныя только слова, то тот не только не удовлетворит его прошения, но прогонит его с гневом за то, что докучает, а не знает о чем. Так бывает и с молитвами. Богу внятны только те молитвы, которыя когда произносит молящийся, понимает, что говорит и чувствует. Молитва же языком только произносимая, без мысли и чувства, только прогневляет Бога.

2. И не только это потребно для успеха молитвы, но и то, чтобы приготовиться к получению просимаго, и с своей стороны употребить все зависящее от нас к стяжанию его. Так, кто говорит Богу в молитве: да приидет царствие Твое, а не знает, как приходит сие царствие, не зная же, не готовится к принятию его и ничего не делает, что требуется с его стороны к получению его, возможно ли, чтобы пришло к нему сие царствие? Какая потому польза, что говорит он в молитве: да приидет царствие Твое? Господь говорит в святом Евангелии: покайтеся, приближися бо царствие Божие. Итак хочешь, чтобы пришло к тебе царствие сие? Кайся. Если не покаешься, сколько ни говори: да приидет царствие Твое, не придет оно к тебе.

Царствие Божие в нас есть, когда Бог бывает с нами в единении, благодатию Пресвятаго Духа. Бог был в единении с нами от начала создания Адама; но когда праотец наш прельстился и согрешил, Бог удалился от нас, удалилось вместе с тем от нас и царствие Его. Ибо невозможно, чтобы Всесвятый и Всеблагий Бог был в единении с тем, кто возлюбил грех и зло. Чтоб опять возвратился к нам Бог и опять пришло к нам царствие Его, надлежало нам престать и очиститься от грехов. Но как мы не могли сего сами собою сделать, как измаранное платье не может отмыться само собою, и еще без воды, то пришел наконец Сам, могущий обмыть нас и очистить, чтоб очистить нас, и очистив, Богу открыть вход в нас и царствие Его вселить в нас. Сие совершается в таинстве св. крещения, а кто согрешит после крещения, в таинстве покаяния. И в том и в другом случае от тебя требуется покаяние. Когда исполнишь ты сие, тогда только и будешь ты готов приять дар, о коем молишься, говоря: да приидет царствие Твое. И приидет и воцарится в тебе Бог благодатию Своею, и исполнит в тебе и чрез тебя всякую волю Свою.

3. Над кем же не воцарился Бог и кто не испытывает умным чувством души своей, что Бог совершает в нем волю Свою чрез Иисуса Христа, тот напрасно трудится, напрасно и живет; над таким царствует еще прельститель диавол, а он того и не понимает. Если мысленная душа его не прияла еще умнаго чувства, чрез которое поняла бы, что пришло в него царствие Божие, то ему не следует льстить себя надеждою спасения. Ибо разумная душа, над коею воцарился Бог, должна опытом познать благодать Божества, которое в ней царствует, и делом являть плоды Всесвятаго Духа, т. е., любовь, радость, мир, долготерпение и прочее. Где царствует Бог, там уже нет места никакому действию работы диаволей, но все обращается на служение Богу.

4. Опять и те, которые говорят к Богу в молитве: избави нас от лукаваго, а не знают, кто такой лукавый, и как бывают одержимы и обладаемы от сего лукаваго, в чем состоят узы его и та власть, которую имеет он над теми, коими возобладал, такие, как возможно, чтобы были избавлены Богом от лукаваго? Ибо не зная сего, они не знают, чего просят у Бога; не зная же сего, не могут получить просимаго, сколько бы ни твердили: избави нас от лукаваго.

Сей лукавый есть диавол, который смесил с естеством человеческим закон греха. Итак все время, как мы подчиняемся и служим этому лукавому посредством злых дел, какия делаем, благий Бог не имеет части в нас и мы недостойны царствия Его, — так что ложно называем мы Его Богом и Отцем нашим, когда имеем диавола властителем над собою, и отцем, и господом, и богом своим, коего и черты подобия имеем в себе, открывающияся в злых делах наших, как говорит Господь к Евреям: вы отца вашего диавола есте, и похоти отца вашего хощете творити (Иоан. 8:44). Ибо как сын подобен отцу, потому что сын не откуда есть, как из отчаго естества, так и христианину надлежит иметь подобие Отцу своему, т. е. Христу, открывающееся обычно в плодах Духа Святаго, и не иметь подобия лукавому диаволу посредством греховных страстей. Вот кто лукавый! Но надлежит также нам знать и то, в чем состоит властительство лукаваго диавола, и как он властвует над нами своим лукавством и прельщением, и как можем мы разрушить его властительство. Зная все сие, мы будем понимать, чего просим, когда молимся: избави нас от лукаваго. И услышаны будем. Избавит нас Господь от лукаваго и всех дел его и всего служения его. Избавив, разрушит властительство его в нас, а вместо его вселит царство Свое.

Сие царство Христово приходит только к тем, которые понимают, в чем оно состоит. Когда же оно придет и восцарствует в них, тогда делает их равноангельными. Ибо как от преслушания первозданнаго Адама последовала на род человеческий клятва, за клятвою растление (разстройство естества), за растлением смерть: так от послушания втораго Адама пришло на род человеческий вместо клятвы благословение, за благословением нерастление (оздравление естества), за нерастлением безсмертие, за безсмертием жизнь, подобная первоначальной жизни, от Бога и в Боге; а где Бог, оттуда бежит диавол и демоны его. Так освободился и избавился род человеческий от работы диаволу чрез Иисуса Христа. Таким образом, пока не освободился еще кто от диавола, пусть и не думает, что он настоящий человек; — и лучше было бы ему не родиться.

Того, что иные не знают сами, чего просят у Бога, бывает две причины: или неведение, или нечувствие. Неоглашенный и ненаученный не понимает, что говорит, а безчувственный не чувствует, чего ищет. И какой из зажиточных подает милостыню тому человеку, который прося ее не знает, что бормочет, и презрительно относится к нему и не раз уже доказал, что нисколько не чувствует оказываемой ему милости? Так и Бог не оказывает милости тем, кои в молитвах своих суть медь звенящая и кимвал звяцаяй. А от этого крепнет царство диавола и расширяется властительство его над христианами, вследствие чего видим между христианами много лжецов, бранчивых, клеветников, клятвопреступников, завистников, скупцов, хищников, пьяниц, блудников, гордецов и подобных; много и таких, которые скрывая свои пороки, лицемерно величаются тем, что суть христиане, тогда как по сердцу суть род лукавый, безчувственный, неблагодарный, непримирительный, человеконенавистный, другоненавистный, братоненавистный, отцененавистный, чадоненавистный, за что все и сам Богу ненавистен. Горе таковым, когда и они поют псалмы Богу! Горе им, когда молятся! Горе, когда покланяются Богу! Горе, когда творят милостыню! Горе, когда приносят дары Богу! Ибо и песнь нечестивых мерзость пред Богом, молитва гневливаго и злопамятнаго — смрадное зловоние, милостыня гордаго — жертва пса, благотворение развратника и блудника — мзда блудницы, дар лихоимца — жертва нечистая и кровь свиная.

5. Спросит кто, что же делать таковым? Вот что надобно делать! Пришедши в чувство и познав свое недостоинство и окаянство, пусть раскается каждый из таковых от всей души во всех грехах своих, и притекши к отцу духовному, исповедуется ему во всем, взыщет у него оглашения словом истины и наставления, что надлежит всякому христианину знать и делать; и затем восприимет жизнь, какою подобает жить всякому истинному христианину. Взыщет пусть у него наставления о всем, а также и относительно молитвословий.

Относительно молитв пусть разспросит, что значит каждое слово, чтоб, когда станет молиться теми молитвами, понимать умом и чувствовать сердцем, что произносят уста. Так поется в славословии: Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение; спроси и узнай, что слава Божия, что мир и благоволение в человецех. Слышишь: Бог Господь — и явися нам: спроси и узнай, какое это явление. Так о всем прочем спрашивай и узнавай.

Слава Богу есть делание и хранение заповедей Его; всякий христианин, который не славит Бога исполнением повелений Его и хранением заповедей Его, хуже невернаго. Ибо так говорит Бог чрез пророка: аще Отец есмь Аз, то где слава Моя? и аще Господь есмь Аз, то где страх Мой? (Мал. 1:6). Мир есть Сын Божий, пришедший на землю и вочеловечившийся. Чрез Него пришло и благоволение, или опочитие Бога в человеках; потому что Бог и Отец чрез воплощение Сына удовлился и опочил в человецех, и благоволил чрез Сына Своего опять примириться с человеком, ставшим — было врагом Богу чрез грех, и опять исполнить его божественною жизнию, которой лишился он чрез преступление, как говорит и Апостол: оправдившеся верою, мир имамы к Богу Господем нашим Иисус Христом (Рим. 5:1). Той бо есть мир наш (Еф. 2:14), который нас иногда сущих отчужденных и врагов помышленьми в делех лукавых, ныне… примири в теле плоти Его смертию Его, представити нас святых и непорочных и неповинных пред Собою: аще… пребываете в вере основани и тверди и неподвижими от упования благовествования, еже слышасте, проповеданное всей твари поднебесней, емуже бых аз Павел служитель (Кол. 1:21—23).

Христианин, который противится Богу и в борьбу с Ним вступает чрез преступление заповедей Евангелия Христова, есть враг и себя самого и Бога, и иметь мир с Богом такому нельзя. Врагами и противниками Богу (хотя и именуемся верными и христианами) пребываем мы, доколе покорствуем и рабствуем страстям греховным. Ибо Апостол говорит: явися благодать Божия спасительная всем человекам, да отвергшеся нечестия и мирских похотей, целомудренно, благочестно и праведно поживем в нынешнем веце (Тит. 2:11, 12); так что кто не живет благочестно, тот тоже есть, что всякий неверующий нечестивец, и кто не живет целомудренно и праведно, тот далек от явившейся спасительной благодати Божией. Как же можно полагать, что такой есть христианин, с Богом примиренный? Что имеет он рещи Богу, входя в храм Божий? Благодарение, или прошение? — Еслиб стал изрекать благодарение, сам себя прельщал бы, потому что ничего не имеет, ничего не получил, и всуе его благодарение. Еслибы стал изрекать прошение, то какое, — когда сам себя не знает, ни беды, в какой находится? Он тоже что нехристь, неверный и безбожник. Он мертв, потому что не восприял еще силы воскресения Христова. Когда поет он: воскресение Христово видевше и проч., лжет, потому что лежит еще в мертвых и непричастен мысленнаго живоноснаго окропления благодатию сходящею от Бога, которая есть врачевство от душевной смерти и мысленное воскресение из мертвых.

Славное воскресение Христово есть собственное наше воскресение, которое мысленно совершается и проявляется в нас, умерщвленных грехом, чрез воскресение Христово, как гласит и песнь церковная, часто нами возглашаемая: «Воскресение Христово (в себе самих) видевше, поклонимся святому Господу Иисусу, единому безгрешному». Христос никогда не падал в грех и никогда не изменялся в славе Своей. Препрославленный и высший всякаго начала и власти и силы, как умалился и умер ради нас, так и воскрес и прославился ради нас, чтоб сбывшееся в Его лице воспроизводить потом в нас и тем спасать нас. Как тогда Он сам, исшедши вне Иерусалима, пострадал, взошед на крест, и пригвоздив на нем вместе с собою грехи всего мира, умер, сошел в преисподния страны ада, потом опять поднялся из ада, взошел в пречистое тело Свое и тотчас воскрес из мертвых, а затем вознесся на небеса со славою и силою многою, и возсел одесную Бога и Отца: так теперь, когда мы исходим в сердце из мира сего и с исповеданием страданий Господа входим в гроб покаяния и смирения, тогда сам Христос сходит с небес, входит в нас как во гроб, соединяется с душами нашими и воскрешает их, явно в смерти пребывающих. Воскресение души есть соединение ея с жизнию, которая есть Христос. Как тело мертвое если не восприимет в себя живой души и не сольется с нею некиим образом неслиянно, не бывает и не именуется живым и жить не может; так и душа не может жить сама о себе, если не соединится неизреченным соединением и не сочетается неслиянно с Богом, Который воистину есть жизнь вечная. И тогда только, как соединится она с Богом и таким образом воскреснет силою Христовою, удостоится она узреть мысленно и таинственно–домостроительное воскресение Христово. Почему и поем: Бог Господь и явися нам. Благословен грядый во имя Господне.

Кто же не восприял еще и не увидел воскресения души своей, тот еще мертв и не может покланяться достодолжно Господу Иисусу, вместе с увидевшими воскресение Христово, как говорит Апостол: никтоже может рещи Господа Иисуса точию Духом Святым (1 Кор. 12:3), — и в другом месте говорится: Дух есть Бог, и иже кланяется Ему, Духом и истиною достоит кланятися (Иоан. 4:24), — т. е. силою Духа Святаго и единороднаго Сына, Который есть истина. Мертв он; ибо не имеет в душе своей Бога, животворящаго всяческая, и не сподобился благодати исполнения и над ним изреченнаго Господом обетования: Я и Отец Духом Святым приидем к тому, кто любит Меня и заповеди Мои соблюдает, и обитель у него сотворим (Иоан. 14:23). Христос приходит и пришествием Своим воскрешает мертвую душу, и дает ей жизнь, и дарует благодать видеть, как Он Сам воскресает в ней и ее воскрешает. Таков закон новой жизни о Христе Иисусе, что Христос Господь благодатию Святаго Духа приходит к нам и воскрешает умерщвленныя души наши, и дает им жизнь, и дарует очи видеть Его самого, безсмертнаго и нетленнаго, живущим в нас. Прежде же чем душа соединится с Богом, прежде чем узрит, познает и восчувствует, что воистину соединена с Ним, — она бывает совсем мертва, слепа, безчувственна; но при всем том, что мертва, все же по естеству своему безсмертна. Сие страждет она от маловерия или безверия. Еслиб верила, что есть суд и мука вечная, не стала бы в суете иждивать жизнь свою, но бросила бы все и начала содевать свое спасение, и начавши, дошла бы и до оживления и воскресения своего.

Впрочем в нынешнее время большая часть христиан, кажется, находится в таком пагубном состоянии, в каком не находились даже языки, не слыхавшие имени истиннаго Бога; а между тем, думая о себе, что не мертвы душею, они живут в безпечности, и не видят, несчастные, лежащих пред собою этих мертвецов, т. е. душ своих, какими изобразило их наше слово. Нет, не–христиане такие люди, не–христиане. И пусть они не обманывают себя. Они неверные, нечестивые, безбожники; и особенно если еще они монахи, или священники. О, сколь велико снисхождение и долготерпение Твое, Христе Царю! Как не разверзется земля, чтобы поглотить нас! — Как осмеливается кто–либо из таковых входить в храм Божий, — и особенно во святая святых!

Пиша к Коринфянам, апостол Павел говорит: не льстите себе, ни блудницы, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни сквернители, ни малакии, ни мужеложницы, ни лихоимцы, ни татие, ни пияницы, ни досадители, ни хищницы, царствия Божия не наследят. И сими убо нецыи бысте, но омыстеся, но освятистеся, но оправдистеся именем Господа нашего, и Духом Бога нашего (1 Кор. 6:9—11). Кто омылся, освятился и оправдался, тот или совсем неподвижим на такия злыя дела, какия поминает здесь Апостол, или неудободвижим. А кто удободвижим на них, тот явно опять осквернился, опять лишился благодати Святаго Духа, полученной в крещении, опять потерял оправдание; и по сей причине недостоин преступать порог храма Божия и входить в него.

Итак кто видит, что он удободвижим на злыя дела, и сознает, что обнажен от божественной благодати, тот пусть позаботится о себе и о спасении души своей, убедясь из того, что находится вне спасительной силы христианства, и что имя Христово не принесет ему никакой пользы, но что вместе с диаволом пойдет он в уготованный ему огнь адский. Если какой христианин не знает, что для спасения необходимо быть обновлену и возсоздану, войти в обоженное состояние благодатною силою и действом Христа Спасителя соделаться новою тварию и новым человеком, — для чего удомостроительствованы и вера и святое крещение, — тщетно называется он христианином. Ибо если не совершилось еще в нем такое изменение, то все другое ни к чему не служит, тщетны молитвы его, тщетны и псалмопения. От каковаго бедствия да избавит нас Господь, — Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ТРИДЦАТОЕ

1. Сколько видов познания о Боге и какие они? 2. Нам надлежит знать, что есть Бог, но что Он есть, того не должно допытываться. 3. Чтоб быть христианином, надо веровать и креститься. 4. Кто называется и есть христианин, и кто называется, но не есть христианин? 5. Кто не творит воли Христа Спасителя, тот не христианин. 6. Неправедные христиане хуже Евреев.

1. Есть пять видов познания о Боге. Первый, — что Бог не есть ничто из всего сущаго, видимаго или мыслимаго; второй, — что всякая вещь видимая, или мыслимая, от Бога получила бытие и прежде того не существовала; третий, — что Бог все создал, приведши то из небытия в бытие, не потому чтобы имел нужду в чем–либо из того, но по единой благости Своей, чтоб сделать твари причастными славы Своей, и силы, и благобытия; четвертый, — что Он естеством благ, и хочет всякаго блага и добра, и ненавидит всякое зло и всякий грех; пятый, — что добродетельная и богоугодная жизнь справляется силою Божиею, и другим способом она справлена быть не может, если, т. е., не посодействует и не поможет сила Божия, все мысленно и невидимо объемлющая и содержащая.

Божество есть (сколько возможно о нем сказать человеку) единое существо и естество, пресущественное и преестественное, и три ипостаси. — Ина есть ипостась Отца, и ина — Сына, и ина Духа — Святаго. Едино Божество трех ипостасей соединенных — Отца, Сына и Святаго Духа, единаго Бога, так что Бог ни едино есть (троичности ради лиц), ни три (единства ради существа), но вместе едино и три, т. е. едино Божество и три лица. Пресущественное божество есть Ум, имеющий Слово и Дух. Отец раждает Сына и Духа Святаго изводит. Когда Бог именуется Отцем, то разумеется вместе с Сыном и Святым Духом. Когда Сын именуется Богом, разумеется, яко Сын Бога Отца. Когда Дух Святый именуется Богом, разумеется, яко исходящий от Отца и не чуждый Сыну. Единение сие и различение непостижимы и неизреченны.

2. Нам надлежит знать только, что Бог есть; но доискиваться узнать, что есть Бог, это не только дерзко, но и безсмысленно и неразумно. Горшечник, делающий сосуды из персти, при всем том, что они одного с ним естества (ибо и он из персти), никогда не слышал, чтоб какой–либо сосуд, из выделанных им, начал разспрашивать и разследовать, что такое этот горшечник, выделавший его. Конечно есть великое различие между горшечником и сделанным им сосудом, хотя они одного естества; но различие Бога от человека неизмеримо велико. Посему, если Бог не есть ни что из всего сущаго, видимаго, или мыслимаго, то желающий изследовать и постигнуть естество Божие, безсмысленнее горшечнаго сосуда. Дела Божии — небо, солнце, луна, звезды, земля, море, человек, и все прочия творения, свидетельствуют, что есть Бог, создавший их, и всякий разсудительный человек по ним может убедиться, что Бог есть; но что есть Бог, Котораго ни один человек не видал и видеть не может, не должно нам изследовать, а лучше молчать об этом, покланяясь единому Богу и веруя в Отца и Сына и Святаго Духа, в едино естество и три ипостаси, и в великое таинство воплощеннаго домостроительства, т. е. — что Бог Слово, и Сын единосущный Отцу, не отделясь от Отца, вошел в утробу Девы и воплотился, восприял Себе совершенное человеческое естество, пребыв непреложно Богом, и воплощенно родился от Приснодевы Богочеловеком, в двух совершенных естествах Божества и человечества, соединенных неслиянно и неизменно; что потом Он волею пострадал и распялся, волею умер и погребен; что после того воскрес в третий день и наконец через сорок дней вознесся на небеса, яко человек, и седит на престоле Божества Своего с плотию Своею, воспеваемый со Отцем и Святым Духом всеми небесными воинствами; — что все сие нами сказанное домостроительствовано для того, чтобы верующие во Христа чрез Него опять облекаемы были благодатию Святаго Духа, и с помощию ея верно исполняли заповеди Божии, побеждая диавола и всех слуг его — демонов. Ибо без благодати Святаго Духа никому невозможно не грешить, никому невозможно приступить к исполнению святых заповедей, и исполнять их, и свергнуть с себя власть и насильство, которое возымели над нами демоны.

3. И при этом (веруй), что нам надлежит креститься в Троицу единосущную, как и уверовали, по заповеди Господа нашего Иисуса Христа, данной Им Апостолам: шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мф. 28:19); что все если соблюдем, покажем любовь свою к Нему, и чрез то сподобимся пребыть в Его любви, как написано: аще заповеди Моя соблюдете, пребудете в любви Моей: якоже Аз заповеди Отца Моего соблюдох и пребываю в любви Его (Иоан. 15:10). Ибо если не соблюдаем заповедей Его, то, явно, делаем противное тому и тем показываем, что не любим Бога, как говорит: не любяй Мя, словес Моих не соблюдает (Иоан. 14:24); и опять: имеяй заповеди Моя и соблюдаяй я, той есть любяй Мя (Иоан. 14:21); так что верующий во Христа ничем другим не может доказать сию веру, кроме исполнения того, что заповедано Им, и удаления от того, что Им воспрещено.

4. Хорошо веровать во Христа, но надобно веровать и Христу; ибо кто не верует Христу, никакой пользы не получает от того, что верует во Христа. Итак надобно веровать во Христа, что Он есть Бог единосущный Богу Отцу, воплотившийся ради нас, как мы сказали; но надобно веровать и Христу и всем словесам Его, веровать, что все то совершенно истинно, что ни сказал Он, истинны обетованныя Им блага, истинны и мучения, коими устрашил Он нас. св. мученики веровали и в Него, веровали и Ему — в том, что Он сказал: кто отвергнется Меня, отвергнусь и Я того, и: претерпевый до конца, той спасен будет (Мф. 10:33, 22). Почему и претерпевали всякия мучения до смерти; иначе как бы они восхотели умереть, еслиб не веровали тому, что сказал Господь? И все, которые пожили преподобно и праведно, потому жили преподобно и праведно, что веровали обетованиям и угрозам Христа Господа. Кто, веруя во Христа, говорит, что верует и Христу, а между тем ни грехов не избегает, которые Он запретил, ни добрых дел не делает, которыя Он заповедал, тот есть неверный, отвергающийся Христа, и к нему идет слово Апостола: преступлением закона Бога безчествуеши (Рим. 2:23). Если и говорит он, что верует Христу во всех словесах Его, потому что верует во Христа, но не может исполнять заповедей Его, потому что это требует подвига и большаго труда и сопряжено с большими препятствиями, то он лжет; ибо все заповеди, какия повелел Господь соблюдать Апостолам, а след. и нам, мы можем соблюдать даже среди мира, но не хотим, потому что слабы в вере и любви ко Христу, не имеем твердой веры и горячей любви ко Христу, как подобает: иначе куда же мы денем изречение Апостола, который говорит о Христе Господе, что Он бысть нам и правда, и освящение, и избавление (1 Кор. 1:30), Божия сила и Божия премудрость ((1 Кор. 1:24)?

Сила Христова в верующих двояка бывает, так как и сам Он, хотя един есть лицем, но двойствен естествами, — есть Бог и человек. И как человек, нам односущный и однородный, дарует сердцам нашим такое состояние, какое должно иметь человеку, яко человеку. Для того человеку, общащемуся с Ним, Он дает дух покаяния, да будет сокрушен, смирен, внимателен, трезвен, умилен, чтоб не уничижать и не презирать его, когда он будет молиться с таким расположением, т. е., с сокрушением и смирением, о коих говорит пророк Давид: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50:19); ибо кто не молится с сердцем сокрушенным, тот бывает презираем и уничижаем от Бога. Когда человек, соделавшись таковым, станет молить Бога о добродетелях и взыщет их, то Христос дарует ему их, так как очевидно он является кротким и готовым к научению путям Господним, кои суть добродетели, — ибо только одни кроткие способны быть научаемы им, по слову Писания: научит кроткия путем своим (Пс. 24:9); и делает его таким образом (яко Бог) чистым, целомудренным, праведным, мужественным в искушениях, мудрым в божественном, благоутробным, сострадательным, милостивым, щедрым, человеколюбивым, благим, — настоящим христианином, носящим образ Христа, и верным, коему вверяется благодать Всесвятаго Духа, чрез которую и от которой и стяжевает он все означенныя добродетели. Ибо только Богом делаются действенными в человеке добродетели, и он становится таким образом подобным небесному Отцу своему, — что теперь не совсем явно, но во всем свете откроется в будущем веке, как удостоверяет св. Иоанн Богослов, говоря: ныне чада Божия есмы, и не у явися, что будем, вемы же, яко, егда явится, подобни Ему будем (1 Ин. 3:2), подобны, т. е., Христу, Сыну Божию; ибо царство Божие приемлет только тех, которые подобны Сыну Божию. — Подобие сие водворяется чрез исполнение заповедей Божиих; исполнение заповедей бывает от любви ко Христу, как говорит сам Он: любяй Мя, заповеди Моя соблюдет. Кто исполняет заповеди Христа, тот бывает по подобию Его, потому что в нем воображается Христос, как говорит Апостол Павел: чадца моя, имиже паки болезную, дондеже вообразится в вас Христос (Гал. 4:19). Царство Божие не отверзается для того христианина, в коем не вообразился Христос.

5. Итак христианин, который не творит воли Христовой, пусть не обманывает себя и не думает, будто имеет часть со Христом; ибо сам Христос говорит: не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в царствие небесное: но творяй волю Отца моего, Иже есть на небесех (Мф. 7:21). Если сам Он говорит так, то как возможно, чтоб был настоящим христианином тот, кто не творит воли Его и презирает заповеди Его? Или с какою надеждою исповедует он Христа Господом и властителем своим, а не старается угождать Ему и служить? — Кто это исповедует Христа Господом и властителем своим, а между тем не творит волю сего Господа своего? Демоны не творят воли Его, при всем том, что знают и исповедуют, что Он есть Бог; ибо говорят: вемы, кто еси, Святый Божий (Мр. 1:24; Лк. 4:34). Так что один тот есть настоящий христианин, который не только исповедует Христа Господом своим, но творит и волю Его. Кто в сердце исповедует и имеет Христа Господом и Владыкою своим, тот подкрепляется силою призывания имени Христова на то, чтобы творить и волю Его. Если кто не подкрепляется таким образом, очевидно, что он исповедует Христа только устами, сердцем же далеко отстоит от Него. Ибо невозможно, чтоб кто–либо от всей души и от всего сердца исповедал Христа Господом, и не был подкреплен на то, чтобы творить волю Его.

По мере веры нашей, получаем мы и помощь и живость на творение воли Христовой. Итак, кто творит заповеди Христовы, тот мерою деятельнаго исполнения их показывает и меру веры своей, потому что по мере веры получается и мера благодати, дающей силу на дела по заповедям. И наоборот, кто не творит заповедей Христовых, тот мерою бездействия в отношении к заповедям показывает и меру неверия своего, потому что по мере неверия лишается и благодати и возбуждающей к делам по заповедям, и помогающей в них. Без Христа невозможно творить воли Христовой, как сам Он говорит: без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15:5). Итак, кто не творит воли Христовой, тот, очевидно, есть без Христа, и никакой не принесет ему пользы то, что исповедует Христа. Впрочем от души исповедывать Христа и творить волю Его кажутся только двумя делами различными; в существе же это одно и тоже дело, а не два, и одно из них не может стоять без другаго, хотя некоторые, не имея надлежащаго о сем понятия, думают, будто одно из них может стоять без другаго, тогда как Апостол Иаков говорит: вера, аще дел не имать, мертва есть о себе (Иак. 2:17); и Христос Господь взывает: что Мя зовете: Господи, Господи, и не творите, еже глаголю (Лк. 6:46)? — Истинно говорю вам, братия мои, что всякий человек, который творит грех, не есть раб Христов, но есть раб греха; раб же греха не имать пребывати во веки в дому Бога и Отца. Там пребывает Сын и тот, кого Сын освободит от рабства греху. Дом Бога и Отца есть царствие Его.

6. Итак, кто именуется христианином, и, говоря, что исповедует Христа Богом и верует в Него, в силу одного такого исповедания думает, что есть христианин и имеет сподобиться царствия Христова, тот обманывается. Ибо возможно ли, чтоб был христианином тот, кто каждый день, или лучше сказать, каждый час делами своими отрицается Христа, Котораго на словах исповедует Богом? Послушай, что говорит Апостол Павел о таковых: Бога исповедуют ведети, а делы отмещутся Его, мерзцы суще и непокориви, и на всякое дело благое не искусни (Тит. 1:16). Кто не творит заповедей Христовых, пусть не думает, что не отрицается тем Христа. Нет, в каждом преступлении заповеди Христовой он отрицается Христа; как на оборот, кто творит заповеди Христовы, тот каждым исполнением заповедей исповедует Христа. Как те, веруя только на словах, отрицаются веры делами своими; так наоборот эти, делая дела, соответственныя вере, подтверждают делами сими свое устное исповедание веры. Ибо они преисполнены страха пред Тем, Кого исповедуют Богом. И страх сей научает их не нарушать ни в чем даже малейшем познанной воли Божией, видит ли кто их или не видит. Многие, страха ради или стыда человеческаго, или ради того, чтоб угодить людям, не делают зла, — что одно и тоже, как бы они делали его; как наоборот, которые делают добро по таким же побуждениям, тоже что как бы и не делали его. Кто делает добро в угоду людям, или по другой какой страсти, непотребен пред Богом. Надобно во всяком добром деле, слове и помышлении иметь целию угождение Богу и славу Его, как учит св. апостол Павел, говоря: аще ясте, аще ли пиете, аще ли ино что творите, вся во славу Божию творите (1 Кор. 10:31). Если слово сие истинно и твердо, каково оно и есть воистину, то какое оправдание себе могут представить те, которые делают дела только напоказ пред людьми? Напоказ делали дела фарисеи, — и вот какое для нас определение изрек Господь наш Иисус Христос по поводу сего: аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в царствие небесное (Мф. 5:20). То–есть: если не перестанете вы делать дела напоказ, как делали фарисеи, и не будете делать их во славу Божию, то в царствие Божие не внидете. Ты же вот о чем при сем помысли! Если непревышающий правды фарисейской не внидет в царствие Божие, то что будет с теми, кои больше имеют неправд или грехов, чем книжники и фарисеи? Участи таковых да избавит нас Бог и научив нас делать дела единственно в угождение Ему и в славу Его, да сподобит царствия своего во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ТРИДЦАТЬ ПЕРВОЕ

1. Два есть главнейших дела, из коих в одном пагуба, в другом спасение. 2. Гордость растет вместе с человеком. 3. Всякому необходимо сознать, что он ничто. 4. Главная черта христианина есть смирение. 5. Есть две жертвы, благоприятныя Богу, без коих нет спасения. 6. Какой признак того, что приближается кто к Богу?

1. Два есть главнейших дела в настоящей жизни: одно есть величайшее добро, а другое — величайшее зло; первое, яко верховное благо, возводит человека на небеса, а другое, как крайнее зло, низводит его в преисподняя ада; то есть истина, а это ложь; то есть великое упокоение, а это — скорбь безмерная; первое есть верх разумности, второе — край безумия; первое родственно и свойственно человеку, второе враждебно и чуждо; первое есть все прямота, второе все кривость; первое радость и веселие, второе печаль и томление. Какия же это дела? Смирение и гордость: одно есть весь грех, — это гордость; а другое — вся правда, — это — смирение. Разсмотри грех, коим согрешил Адам, когда находился в раю, в славе и всяком наслаждении, и увидишь, что он согрешил не по какой–либо необходимости или немощи, или по какому–либо благословному предлогу, а по одному презорству к заповеди Божией, а это от гордости и неблагодарности к Творцу своему и Богу, доведших его до отступления (от Бога), в какое первым низвергся диавол по собственному своему произволению.

2. Надобно знать, что гордость раждается в душе человека от неведения себя самого, пораждающаго самомнение, по коему думают, что имеют нечто, тогда как ничего не имеют; и она растет вместе с возрастом человека. Почему нужно всякаго человека, с мальства, прежде чем познает он что–либо другое, научать познанию себя самого, — из чего он есть, что есть и чем покончит жизнь, — т. е. что засеменяется он тленным нечем и невзрачным, образуется среди нечистот, растет подобно траве сельной, составляется из многих смешений, удоборазлагаемых, — что вся жизнь его есть борьба со смертию, а во внутренностях своих еще прежде смерти носит он то, что есть смрад и зловоние. Ибо кто не знает себя, что такое он есть, мало–по–малу впадает в гордость и делается буиим и несмысленным. И что можно найти несмысленнее человека, который, будучи весь покрыт проказою, гордится потому только, что носит светлыя и позлащенныя одежды, хотя сам в себе срамен и полон безобразия? А когда выйдет он из ума по причине гордости своей, тогда делается орудием диавола во всех своих словах и делах и становится врагом Богу. Но что может быть бедственнее того, когда кто поставит себя врагом Богу? Ибо когда кто заболит телом, чувствует свою болезнь и идет ко врачам; но кто заболевает душею, не чувствует своей болезни, а напротив чем более разбаливается, тем более становится нечувствительным и потому не хочет идти ко врачам духовным. Таким образом когда увидишь, что какой–либо человек гордится, знай, что по мере гордыни его он страдает и нечувствием душевным, и пожалей об нем; ибо кто болит и не чувствует, что болен, тот близок к смерти. Таков этот грех, ввергающий душу в смерть; ибо гордый есть больной безчувственный, — который т. е. не сознает и не чувствует своей болезни, а это и есть смерть души. Случись, что кто–либо из таковых еще привык учить и вразумлять других, — то это уже законченный мертвец, для котораго не требуется более врача.

3. Итак необходимо учить и научить человека самопознанию, чтоб, он знал себя и таким образом смиренномудрствовал. Смиренномудрие есть главным образом разумность. Как гордый неразумен и безсмыслен, так напротив смиренный разумен и смыслен. Поелику таким образом безумие и слепота гордыни так близки к людям и так сильны в них, то всеблагий Бог определил, чтоб вместе с радостным находили на нас и прискорбности, чтоб чрез то научались мы смиренствовать, а не гордиться. Можешь удостовериться в этом от пакостника плоти, пособника сатанина, томившаго апостола Павла, который чудеса творил и такою презельною украшался славою Божиею. Почему нам надлежит благодарить Бога более за скорби, чем за утешение, и радоваться прискорбному, как радуемся обвеселяющему. Итак, всякому человеку необходимо знать себя самого, что он — ничто. Того, кто не знает себя самого, что он ничто, не может спасти Сам всемогущий Бог при всем том, что желает спасти его. И еслибы кто принес Богу в дар весь мир (что конечно невозможно), а не думал о себе, что есть ничто, не может спастися никоим образом.

4. Итак не требуется, чтоб человек в замен за душу свою дал что–либо другое, кроме познания себя, что он ничто. Только при этом способен он будет принесть Богу сердце сокрушенное и смиренное, — единственную жертву, которую всякому благочестивому человеку пристойно приносить Богу. Этой одной жертвы Бог не уничижит, зная, что человек ничего не имеет собственнаго, что бы мог принесть Ему, как говорит и святый Давид: аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо: всесожжения не благоволиши. Жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50:18, 19), Этою жертвою спасались, спасаются и будут спасаться все цари, вельможи, благородные, низкородные, мудрые, неученые, богатые, бедные, нищие, воры, обидчики, лихоимцы, развратники, убийцы и всякий род грешников. Глубина смирения — сей спасительной жертвы — должна быть измеряема мерою грехов, т. е. по мере грехов, какие наделал человек, да будет у него и смирение с сокрушением. Но и самые праведники и преподобные, и чистые сердцем, и все спасенные спасаются не иным чем, как этою жертвою. И милостыня, и вера, и удаление от мира, и самый великий подвиг мученичества, и всякия другия жертвы возжигаются от воспламенения сей жертвы, т. е. сокрушения сердечнаго. Это такая жертва, для которой нет греха, побеждающаго человеколюбие Божие. Для сей единой жертвы (чтоб была и сохранялась) бывают болезни, скорби, тесноты, самое падение, страсти душевныя и сопутствующия им страсти телесныя, — все для того, чтоб всяким богобоязненным приносима была Богу сия жертва. Кто стяжет сию жертву сокрушения со смирением, тому некуда пасть, потому что он имеет себя ниже всех. И Бог сошел на землю и смирил Себя даже до смерти не для чего другаго, как для того, чтоб в верующих в Него созидать сердце сокрушенное и смиренное.

5. Две есть жертвы, которыя приемлет Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, и за которыя милует и всякаго человека в отдельности, и весь мир в совокупности, — из коих одна есть сам Господь наш Иисус Христос, Сын Божий и Бог воплотившийся, а другая — сокрушенное и смиренное сердце каждаго верующаго в Него. Итак пусть кто заберет все свое имущество и раздаст бедным, пусть постится, совершает бдения, спит на голой земле, творит молитвы день и ночь, а не взыщет от Бога стяжать себе сердце сокрушенное и смиренное (ибо всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Отца светов — Иак. 1:17), никакой не получит такой пользы от трудов своих. Почему надлежит взыскать ту единую стезю, на которой стяжевается сердце сокрушенное и смиренное, ибо кто стяжет такое сердце, тот будет шествовать по земле, как бы шествовал горе — в царствии небесном. И в последний час смерти сокрушенные и смиренные сердцем получают удостоверение, что помилованы милостивым Богом, отходят радуясь и веселясь. Так велик сей, ни с чем несравнимый, дар Божий. Он есть основание восхождения по лествице добродетелей, и нисхождения дара чудотворений и знамений, — есть воскресение душ, бывающее еще в настоящей жизни, прежде общаго воскресения тел, — есть избавление, для котораго Бог и Отец дал Сына своего, чтобы всякий верующий не погиб, а имел жизнь вечную, и имея сию вечную жизнь, знал единаго истиннаго Бога, и Егоже послал Он, Иисуса Христа (Иоан. 17:3).

6. Истинное боговедение с богобоязненностию раждают смиренномудрый нрав, а смиренномудрие порождает нрав кроткий; кротость же и смирение, в нрав обратившиеся, приближают к Богу. Эти две добродетели слияны одна с другою и показывают человека богобоязненнаго, и по мере смирения и кротости, в какой имеет их богобоязненный человек, явно бывает, сколько близок он к Богу, как напротив гордость и гневливость показывают, как далек человек от Бога. Посему Господь наш Иисус Христос, всевышний Бог, смирил Себя даже до крестной смерти, чтоб от Него заимствовали смирение все и верующие в Него и крестящиеся, вкушающие тело Его и пиющие кровь Его, каковыми таинствами подается им безсмертие и жизнь вечная. Ибо таинственное общение с Господом нашим Иисус–Христом, Богом всевышним, приносит три действенные плода: жизнь, безсмертие и смиренномудрие. Жизнь и безсмертие действуются чрез смирение, и опять вследствие жизни и безсмертия действуется смирение. Смирение требуется и прежде жизни и безсмертия, и после, и есть таким образом и первое и третье: первое, потому что есть причина прочих двух, — т. е. жизни и безсмертия; третье, как их объемлющее и удерживающее. — Итак, который христианин не стяжал себе смирения Христова, так чтоб оно составляло естественное как бы его свойство, ничего уже не получит от Христа и Христос ничтоже пользует ему. Таковый не знает ни Бога, ни себя самого: ибо еслибы знал, что без Христа невозможно сделать ничего истинно добраго и спасительнаго, то конечно смирился бы, и как в царское одеяние, облекся бы в смирение Христово, посредством коего христиане делаются царями, царствуют и господствуют над страстями и демонами силою Его. По мере истиннаго и совершеннаго смирения бывает и мера спасения. Родитель же и отец смиренномудрия есть ум, просвещаемый благодатию Христовою, и помощию сего божественнаго света ясно видящий немощь свою, как напротив отец высокомудрия и гордости есть ум, покрытый мраком неведения, от каковаго мрака о когда бы избавиться и нам всем, и, просветясь светом божественным, придти в смиренномудрие, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Коему слава и держава, со безначальным Его Отцем и животворящим Духом, в безконечные веки. Аминь.

СЛОВО ТРИДЦАТЬ ВТОРОЕ

Посланное к некоему брату христианину — о покаянии, где показывается, что надобно делать тому, кто после того, как впал в грех и приобрел злой навык, покаялся и положил начало исправлению.

От Божественных Писаний научены мы, брате мой, что не должно никогда, ни по причине множества грехов наших отчаяваться, ни опять слишком много полагаться на силу епитимий, возлагаемых духовным отцем за грехи наши: так что ни тому, кто встал от падения, т. е. престал от грехов, не следует слишком дерзать сего ради, ни тому, кто пал, не следует отчаяваться; но и кто много нагрешил, да дерзает о покаянии, и кто в небольшия впал погрешности, да не думает, что получит прощение грехов своих за одни свои добрыя дела, но да явит и он покаяние, — и покаяние не то, которое объявляется словами, или показывается постом, сухоядением, долулеганием и другими подобными лишениями телесными, хотя и это все идет к делу, но которое бывает в сокрушении и болезновании души и сердца, — каковое показал и пророк Давид, при всем том, что жил в мире и был обременен многими необходимыми заботами.

Ибо он, размыслив сам с собою, сколь благаго и щедраго Владыку прогневал тем, что сделался преступником заповедей Его и оказался неблагодарным к Нему, забыв многие и неисчетные дары Его и благодеяния, всю жизнь свою болезновал о том душею и горькия проливал слезы, как сам удостоверяет в том. Он сам себя поражал чувствами своего несчастия и бедственнаго положения, сам себя всячески сокрушал и смирял, рыкая от воздыханий сердца своего, как нам каждодневно возвещают о том псалмы его. Такия скорбения причинял сам себе Давид, когда покаялся, несмотря на то, что был царь и должен был заботиться о толиком народе, о жене и детях, о доме и царстве.

Что также сделал Манассия и все другие, покаявшиеся после него, о коих знаешь и сам ты, как–то: Петр, верховный из Апостолов, мытарь, разбойник, блудница? И что приводить многих, — что сделал блудный сын, иждивший отцовское наследие с блудницами и мытарями? За какия дела все эти получили прощение грехов своих? За посты ли свои или бдения? За милостыни ли, розданныя бедным, или за другой тяжелый для тела труд? Нет, не за это получили они прощение, а за искреннее раскаяние, за сокрушение и болезнование сердца, за слезы, излитыя ими из глубины души, по причине осуждения их совестию своею. Пришедши в чувство грехов своих, каждый из них осуждал и окаявал себя, и плакал от души, и за это получал прощение грехов своих.

Это же самое бывает и теперь со всеми, прибегающими ко Христу с теплыми слезами и истинным покаянием. И ни пред кем из таковых не заключает и никогда не заключит человеколюбной утробы Своей благости человеколюбивый и всеблагий Господь. Прощение грехов каждаго грешника не бывает за какия–либо дела, чтоб не возгордился кто по этому поводу, но по человеколюбию Божию и благодати.

Знать впрочем надлежит, что для получения прощения грехов требуется не только искреннее от всей души раскаяние в них, но еще и твердое намерение не падать более в те же грехи и не возвращаться вспять. И это требование не падать опять в те же грехи очень трудно нам соблюсти, если со всем рвением и усердием не окружим себя благопотребными охранами и не облечемся в духовныя оружия, чтоб помощию их противостоять мысленным врагам нашим демонам. Ибо как мы были уже завладеваемы врагом посредством грехов, и поработясь плотским сластям и страстям, подчинялись уже и служили диаволу, то всячески теже похоти и сласти и опять будут в нас подниматься, чтоб опять, как рабов безчестных, увлечь нас с насилием на служение и работу врагу нашему диаволу и на убежание от работы Владыке нашему Христу, чрез преступление заповедей Его и нарушение обетов, какие дали Ему в покаянии. Итак, чтоб не случилось нам пострадать что–либо такое, надлежит нам, в помощь себе, заимствовать из святаго Писания оружие против всякаго врага, нападающаго на нас, как учит нас примером своим божественный Давид, говоря: сего ради ко всем заповедем Твоим направляхся, всяк путь неправды, возненавидех (Пс. 118:128). Похотению, возбуждаемому вражескими помыслами, противопоставим память о смерти, страшном суде и нестерпимых муках ада; лености противопоставим усердие и ревность, чревоугодию пост, сластолюбию воздержание, многопитию малопитие или непитие, жжению плоти представление огня вечнаго; будем упражняться в частой и вседушной к Богу молитве, со бдением и пощением. Если будем так поступать против каждой страсти, нас борющей (не стану перечислять их, чтоб не удлинить слова), и стяжем противоположную каждой такой страсти добродетель, то наверное будем сохранены невредимыми и неуязвимыми от врага, потому что тогда добродетели те будут блюсти нас, как какие–нибудь сильные воины. Еслиб пресечение злаго обычая и удержание себя от соответственных ему безместных дел можно было справить без потов и трудов, тогда одного этого удержания себя было бы достаточно для кающихся во спасение свое. Но дело не так есть.

В придаток к тому, что я написал тебе доселе, се пишу тебе на память и о том, что еще имеешь ты долг делать и хранить. Это вот что: когда совершается божественная литургия и священник или диакон скажет: елицы оглашеннии изыдите, выходи из церкви и становись в нарфике (в преддверии храма), и не говори в это время ни с кем, но воспоминай о грехах своих и плачь; потом, когда кончится божественная литургия, можешь опять входить в церковь. Когда придет вечер, после повечерия поди в какое–либо особное место и исполни такое молитвенное правильце: Трисвятое; 50 псалом, т. е. «помилуй мя Боже по велицей милости Твоей»; Господи помилуй — 50 раз; Господи прости мне грешному — 50 раз; 6–й псалом, т. е. Господи, да не яростию Твоею обличиши мене, ниже гневом Твоим накажеши мене; Господи, елика согреших словом, делом и помышлением, прости мне. Приложи и 25 метаний (поясных поклонов). В среду и пятницу воздерживайся от мяса, сыра, яиц, рыбы, вина и масла, по правилу св. Апостолов. В посты: св. Апостолов, Богородичный–успенский и предрождественский, не ешь мяса, сыра и яиц, от прочаго же вкушай в меру, с воздержанием. Молитвы, т. е. псалмы, как сказано, и поклоны исполняй в это время вдвойне. В великую же Четыредесятницу не разрешай на масло и вино, кроме суббот и воскресений, но потоми плоть свою, по силе своей, как прилично христианам, желающим спастися; молитвенное же правило исполняй вдвойне и в Четыредесятницу, как назначено для других постов. Надобно еще тебе воздержаться от божественных и страшных таин, т. е. не причащайся пречистаго тела и пречестной крови Господа нашего Иисуса Христа; я же тебе советую, воздержись и от благословеннаго хлеба или антидора. Все это верно соблюдай до тех пор, пока помысл твой и расположение твое не отложатся от злых дел греховных, пока не стяжешь твердаго намерения никогда уже не оставлять добрых дел и добродетелей и совершенно не возненавидишь грех. Когда же увидишь наконец в себе самом, что достиг ты такого добраго состояния, т. е. что совершенно возненавидел ты грех, а в расположении делать добро утвердился, и когда притом чрез испытание удостоверишься, что решимость твоя воздерживаться от греха непреложна, тогда, брате мой, приступи к божественным тайнам с несомненною верою, что не простой хлеб и не простое вино вкушаешь, но причащаешься воистину тела и крови Божиих.

Поступив так, ты сделаешься причастником славы Христа Господа, и посредством сих таин получишь совершенное отпущение грехов, восприимешь в себя жизнь вечную и соделаешься сыном света и дня. Если же прежде исполнения всего сказаннаго, т. е. прежде чем покажешь достодолжное покаяние, дерзнешь ты причаститься тела и крови Христовых; то демоны, видя, как презрел ты Бога и причастился недостойно, все устремятся на тебя и, схватив тебя немилостиво и безчеловечно, низринут опять в ров прежняго непотребства. Тогда вместо христианина сделаешься ты христоубийцею и будешь осужден вместе с теми, кои распяли Христа, как говорит апостол Павел: иже аще яст хлеб сей или пиет чашу Господню недостойне, повинен будет телу и крови Господни (1 Кор. 11:27), т. е. под такой же подпадет приговор, под какой и распявшие Господа.

Больше того, что уже написал, не буду тебе писать, боясь быть тебе в тягость. Ты же, брате, если сделаешь что и больше того, себе же принесешь пользу и душе своей уготовишь будущия блага. Что я написал, написал тебе делать то не в том смысле, что такие труды приносят очищение души и оставление грехов, но в том, что сим образом удобнее тебе удержать в душе память о грехах своих и сокрушиться о них. Еслиб я знал, что тем опечалю тебя, то и этого немногаго не написал бы любви твоей. Я хочу от тебя только одного того, чтобы ты в сокрушении и болезновании о прошедшем отсек злой навык свой греховный и пресек безместныя дела свои. Это отсечение и прекращение с сокрушением прошу тебя непременно соблюсти. И если тебе возможно соблюсти это без потов и других трудов, я удовольствуюсь одним этим. Пиши ко мне чаще о здравии твоем, чтоб я видел веру и любовь твою ко мне и теплее воспоминал о тебе, когда воздеваю к Богу руки мои, недостойный. Благодать Божия да будет с духом твоим. Аминь.

СЛОВО ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЕ

К причащающимся божественных таин. — И кто причащается недостойно.

Как еслибы какой человек благородный и богатый, оставя протертую и обычную дорогу и уклонясь к местности пустынной и труднопроходимой, попал в руки разбойников, которые, схватив его, сняли с него хорошия одеяния, какия носил он, и одели его в рубища пропитанныя кровию и всякими нечистотами, и затем, оставя его с собою, заставили и его вместе с собою объедаться, напиваться и делать срамныя дела, а также и разбойничать, как они, и он находил бы удовольствие в многоядении, что ни попадется, в многопитии и нечистых делах, а современем, привыкши к их разбойническим обычаям, совсем остался у них, забыв и все родство свое, и прежнюю благородную и честную жизнь, по той причине, что совсем охладела в нем любовь, какую имел прежде, к честным и благочестивым нравам и обычаям: тоже самое и еще худшее страждет и христианин, который, оставя путь, коим подобает шествовать христианам, уклоняется на распутия диавольския, когда т. е. он, скажем к примеру, оставя честную и трудолюбную жизнь, чтоб жить своим и довольствоваться немногим, возлюбит жизнь с мирскими утехами, и для того начнет употреблять неправду, обиду и хищение, а потом дойдет и до нечистых и срамных дел блудных. Не очевидно ли, что такой впал в руки демонов и обнажен ими от благодати святаго крещения?

Явным же признаком того, что он обнажен от благодати святаго крещения служит его собственное признание, что никак не может пресечь и отсечь срамной похотливости своей и не может воздержаться, чтоб не удовлетворять ее срамными делами. И сколько у нас таких несчастных, которые тем несчастнее, что не сознают и не чувствуют своего бедственнаго положения?! А между тем видим, что некоторые из них доходят до такого безумия, что дерзают причащаться пречистаго тела и безценной крови Христовых. Какое безстыдство и самозабвение! Горе священнику, который преподает таковому божественныя тайны, горе и ему, причащающемуся их. Горе причащающемуся, потому что причащаясь, после срамных дел, не очищенных покаянием и епитимиями, он все больше и больше подпадает власти диавола, а наконец и совсем им завладевается; и Бог совершенно оставляет такого за его срамность и нечистоту, и особенно за его безстыдство и дерзость, как пишет святое Евангелие об Иуде, что как только причастился он поданнаго ему Христом Господом хлеба, сей божественной вечери, тотчас по хлебе вниде в он сатана (Иоан. 13:27). Горе священнику, причащающему его, что удостоивает причастия недостойнаго и преподает пречистое тело и честную кровь Христа Спасителя тому, кто недостоин даже преступать порога храма Божия, с кем запрещено вместе вкушать и простую пищу всякому христианину, как законоположил св. ап. Павел, говоря: аще некий брат именуем будет блудник, или лихоимец, или идолослужитель, или досадитель, или пияница, или хищник, с таковым ниже ясти (1 Кор. 5:11). Видишь, что поистине даже не брат христианам такой человек, а только именуется так.

Преподающий такому тайны праведно подлежит осуждению, и за то, что чрез это он человека, грешащаго по уклонению от праваго помысла, и по легкомысленной небрежности, делает совершенным врагом Богу. Священник или духовный отец не должен преподавать такому тайны, но должен подвигнуть его на покаяние словами кроткими и умилительными, помянув ему о тех страшных муках адских, которые непременно имеют испытать грешники; должен вразумить его и поруководить, как слепаго, и попечалиться о нем, как бы о вышедшем из ума и страждущем от искушения и насилия диавольскаго, и помолиться Господу, да отверзет слух души его и поможет ему хоть немного придти в чувство и познать нечестие свое, и опять чрез покаяние возвратиться в среду верных, потому что такой есть неверный нечестивец. Еслиб имел он благоговение и веру ко Христу и исповедал сердцем, что Он есть Бог, не хотящий беззакония, к Коему не преселится лукавнуяй, ниже пребудут беззаконницы пред очима Его (Пс. 5:5, 6); то убоялся бы и поостерегся с таким легкомыслием причащаться пречистых таин Его, чтобы не поразил его за это невидимо меч ангельский.

Много есть таких в мире, которые стыда ради человеческаго, чтобы не обнаружилось, что они недостойны, дерзают приступать к пречистым тайнам, сознавая, что недостойны; и еслибы кто стал удерживать их от такой дерзости, на того серчают и бранят его, как человека тяжелаго, а в чувство не приходят, не устыждаются и не сознают злоумия своего, но всячески противятся возбраняющим им святое причастие, и во что бы то ни стало желают причаститься, или лучше сказать, желают ввергнуть себя в конечную пагубу, в безнадежие и Божие отвержение. Следовало бы им послушаться того, кто возбраняет им недостойное причастие, и благодарить его, потому что он избавляет их от величайшей беды, больше которой нет и никогда не было, так как недостойно причащающиеся повинны бывают крови Христа Господа, т. е. будут осуждены вместе с Иудою и распинателями Господа. А что может быть хуже и тягчае, как подпасть такому же осуждению, какому подпадут распеншие Господа?

Надлежало бы для такого грешника всем братиям собраться воедино и со слезами молить Бога, да предаст Он его сатане во измождение плоти, да дух спасется в день Господень, как говорит божественный Павел (1 Кор. 5:5). Предание сатане во измождение плоти между прочим означает и то, чтобы грешник наказан был разными телесными недугами, страданиями, ранами и болезнями неисцельными, дабы уцеломудрился, пришел в чувство и раскаялся и нехотя, будучи вынужден страданиями тела, и чего не хотел сделать будучи здоров, то сделал от болезни и мучений плоти. Ибо Бог, когда согрешит душа, наказывает тело, чтоб она пришедши в чувство, покаялась и спаслась. Когда же таковый, покаявшись и исправившись, причастится святых таин, тогда святыня божественнаго причащения великую явит в нем силу и власть, сокрушит грех и душу его очистит от склонности и похотения, какия имеет он ко греху. Ибо как невозможно огню и воде вместе находиться в одном и том же сосуде, так невозможно вместе находиться в одном и том же христианине и пречистому телу Христову, и мерзости греха.

Если любящий грех и недостойно причащающийся пречистых таин тела и крови Спасителя не подвергается тотчас вразумительным мучениям, то всячески не избежит вечных мучений там, где червь неусыпающий и огонь неугасающий. Итак если таковый не боится вечнаго жжения и нестерпимых мук вместе с диаволом во веки веков, то пусть безстрашно причащается. Если же боится, то лучше для него воздержавшись некоторое время от причащения пречистых таин покаяться, поплакать пред Богом, потрудиться по силе своей над изменением произволения своего и пресечь злой навык свой греховный, и тогда уже причаститься, без опасности для души своей; и ижденется из него сатана, который, живя в нем, насильственно подвигал его на распутство и всякую нечистоту. Ибо любящий срамныя и безместныя дела, любит их не сам от себя, но по действу сатаны, который прельщает сначала, отворив ему только дверь сладострастнаго стремления, чтоб он вложил туда лишь голову свою, т. е. положил только начало греху; но потом мало–по–малу с укреплением навыка греховнаго и весь входит он в него, завладевает всеми силами души, почивает в сердце его как на одре, и действом своим возжигает в нем любовь к срамным делам, чтоб он предавался им с услаждением, подобно тому как бесноватые нередко ядят кал свой с удовольствием и наслаждением. Это следует поиметь в мысли тому, кто по великому человеколюбию Божию, действом присещения Божия, получает некоторый отдых от сатанинских на грех влечений, чтобы придти в себя и прибегнуть ко Христу, Который один силен и демонов изгнать, и всякую болезнь душевную и телесную уврачевать.

Подобает нам знать, что есть пять классов людей, которым воспрещается от св. отцев приступать ко святому причастию: первый — оглашенные, как еще некрещеные; вторый — крещеные, но возлюбившие срамныя и неправедныя дела, как отступники от святой жизни, для коей крещены, как–то: блудники, убийцы, лихоимцы, хищники, обидчики, гордецы, завистники, злопамятливые, которые все, будучи таковыми, не чувствуют, что суть враги Богу и находятся в бедственном положении, почему не сокрушаются, не плачут о грехах своих и не каются; третий — бесноватые, если они хулят и поносят божественное таинство сие; четвертый — те, которые пришли в чувство и раскаялись, прекратили греховныя дела свои и исповедались, но несут наложенную на них епитимию стоять вне церкви определенное время; и пятый — те, у которых еще не созрел плод покаяния, т. е. которые не дошли еще до решимости посвятить Богу всю жизнь свою и жить прочее во Христе жизнию чистою и безукоризненною. Эти пять классов очевидно недостойны святаго причастия. Достоин же причаститься пречистых таин тот, кто чист и непричастен грехов, о коих мы сказали. Но когда кто–либо из таких достойных осквернится каким–либо осквернением, как человек, тогда конечно и он недостойно причастится, если не отмоет покаянием того, чем осквернился. Таким образом и тот есть ядый и пияй недостойне, кто будучи достоин, не приступил достойно ко святым тайнам. Буди же нам достойными быть и достойно причащаться пречистых таин, о Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава в безконечные веки веков. Аминь.

СЛОВО ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ

1. О словах Апостола Павла: искупующе время, яко дние лукави суть (Еф. 5:16). 2. Каким образом искупает кто разумно время настоящей жизни?

1. Душа, желающая поучаться в законе Божием день и ночь, ни от чего не получает в сем отношении столько пользы, как от изследования Божественных Писаний; потому что внутрь сих Писаний сокрыты помышления благодати Святаго Духа, каковыя, быв постигнуты, производят в душе великое некое услаждение, которое возвышает ее над всем земным и мирским и возносит на небеса, располагая помышлять только о божественном, его одного вожделевать и проводить жизнь ангельскую в этом мире. Посмотрим же, что возвещает нам апостол Павел в посланиях своих, и изследуем до точности некоторыя богодухновенныя его словеса, да обогатимся сокровищами, сокрытыми внутрь их, и благодатию Святаго Духа возвеселим духовно свои души. Какия же это апостольския словеса, кои намерены мы изследовать в настоящем слове? Те, в коих поучает нас св. Павел, говоря: блюдите, како опасно ходите.., искупующе время, яко дние лукави суть.

Если хотим, как должно, понять слова сии, то должны обсудить их, взяв во внимание дела, кои видим в мире сем. Это поможет нам уразуметь их до точности. Видим, что торговец, земледелец, художник великое имеют усердие и прилежание к делу своему; потому что если кто из них понерадит о своем деле, хоть немногое время, то потерпит большой вред. Тоже самое бывает в делах и подвигах духовных. Чтоб это лучше вам понять, разсмотрим подробнее предложенный пример. Положим, что, когда все купцы спешат на какое–нибудь торжище, чтоб одно продать, а другое закупить и получить чрез то прибыль, иной из них, видя, как одни с большою поспешностию бегут впереди его, а другие догоняют сзади и перегоняют, едва передвигает ноги, или сидит пред домом своим и зевает на торговцев, спешащих на торг, совсем не думая о торговле, или, еще хуже, предается забавам и винопитию, отлагая заняться торговлею день от дня. Теперь, прошу вас, скажите мне: те, благовременно поспевшие на торжище, поторговавшие на нем и возвратившиеся с немалою прибылью, не искупили ли времени своего? А этот, потративший его на пустяки, или лучше сказать продавший на дела безполезныя, не погубил ли напрасно своего времени? Предположим, пожалуй, что и он пошел вместе с другими на торжище; но когда те, имея с собою деньги, тотчас приступили к торговым сделкам и набрали себе потребных каждому товаров, в полной надежде получить от продажи их большия выгоды, он, не имея при себе денег, там уже начал обращаться то к тому, то к другому, чтобы занять их и накупить себе товаров, но пока хлопотал о займе денег, торг кончился, и он остался не причем: не погубил ли он, и в этом случае, времени своего напрасно? Пусть взял он с собою и денег, но, пришедши на торг, вместо того чтобы заняться торговыми делами, начал шататься по кофейням, трактирам и балаганам, чтобы там попить, там поесть, там повеселиться, и зле растратил свои деньги на попойки и срамныя дела. Не погубил ли и тут он времени своего напрасно, безумно растратив притом и деньги? Допустим, что он не делал ни одного из указанных нами противных дел; но если он, пришедши на торг вместе с другими купцами, протолкался все время по торгу из конца в конец, не начиная никаких торговых сделок, а лишь глазея и балагуря со знакомыми и незнакомыми, между тем как другие усердно обделывали свои дела, ни на что стороннее не обращая внимания; то, когда по окончании торга, все разошлись по своим местам, эти, так усердно хлопотавшие по своим делам и продажею приобретшие не малую прибыль, а на покупках надеющиеся получить еще большую, — не искупили ли времени своего? А он, прозанимавшийся сторонними вещами, не заботясь о торговле, не погубил ли времени своего, хотя там же был с теми купцами? Если также, когда другие торговцы, имея в виду прибыль, какую чают получить от торговли, не смотрят ни на отдаленность места торга, ни на трудности пути туда, ни на опасности от разбойников и ни на что другое подобное, то, в надежде на прибыль со всею торопливостию спешат на торжище, он, убоясь всего этого, не отправится туда, и даже после того, как другие, желая, убедить его ехать с ними, пообещают ему охранить его от всех опасностей, страшащих его, не согласится на то, то эти, ездившие на торжище, поторговавшие там и получившие добрую от того прибыль, не искупили ли времени, а он, убоявшийся страха, где не было страха, не погубил ли его? — Подобное тому, что сказано нами в этом примере, случается и в духовной жизни: ибо бывает, что когда другие братия наши христиане со всем тщанием исполняют заповеди Божии и преуспевают в добродетелях со всем усердием и горячностию, мы проводим жизнь свою в нерадении и бездействии, не заботясь о таком исполнении заповедей и о таком преуспеянии в добродетелях. И явно для всех, что в таком случае те искупают время свое и великую приобретают пользу и прибыль для душ своих, а мы губим время свое, и вместе с ним души свои.

2. Впрочем, если кажется вам благословным, изследуем еще получше смысл апостольскаго изречения, чтобы познать, как искупается время, и какое это время, и какие это дни лукавые, из–за которых долженствуем мы искупать время. Время купли для всякаго человека есть время настоящей жизни, и дни настоящей жизни явно суть дни лукавые (злые) для тех, которые не пользуются ими, как подобает. Всякий человек, живущий в настоящей жизни целомудренно, праведно и благочестно, и мужественно, с благодушным терпением переносящий все притрудности и прискорбности искушений и бед, причиняемых видимыми и невидимыми врагами, всякий такой мудро искупает время и успешно деет куплю, наперекор злым дням настоящей жизни. Чтоб это было более для вас ясно, возьму доказательство из того, что каждодневно происходит в настоящей жизни. Кто умеет хорошо торговать настоящею жизнию, тот, встретив скорби, поношения, безчестия и осмеяния, и зная, какую могут оне принесть пользу, и провидя великую от них прибыль, тотчас схватывает их и возложив на рамена свои, течет с ними радуясь, и таким образом вместо сребра одним терпением мгновенно искупает время, тогда как многие не успевают в этом, несмотря на то, что постятся, проводят ночи без сна, спят на голой земле и подъемлют другие подвиги и труды в продолжение долгих лет. И скажу вам, что кто не умеет таким образом деять куплю, тот губит время спасения своего.

Если хотите, поясним дело и другим примером. Два человека насильно принуждаются каким–либо тиранном преступить заповедь Божию. Один, убоявшись мук и истязаний, какими устрашал его тиранн, убегает и скрывается; а другой мужественно противостоит искушению, претерпев все казни и терзания, или даже и смерть за заповедь Божию. Кто из этих двух искупает время? Тот ли, кто скрывается, убежав от страданий, или тот, кто покорно предает себя на страдания и мужественно переносит их, или даже и умирает за заповедь Божию? Очевидно, что кто претерпевает страдания и не бежит даже от смерти, тот искупает время; а другой теряет вместе со временем и то, что было бы полезно для спасения души своей.

Итак, которые претерпевают в настоящей жизни скорби и искушения, ради богоугодной цели, те покупают себе вечныя блага и нескончаемое радование; чрез смерть телесную они покупают себе жизнь вечную и безсмертную вместе с безсмертным и вечным Богом. Как иной торговец, нашедши множество предметов многоценных, продаваемых однакож за ничтожную цену, поспешно с радостию даст эту цену, чтобы поскорее завладеть такими драгоценностями; так и подвизающийся за заповедь Божию с готовностию и радостию решается на смерть, веруя несомненно, что покупает себе вечныя блага этою смертию, которая в сравнении с ними ничто. Но животолюбцы, славолюбцы, плотолюбцы, сластолюбцы и богатстволюбцы не делают так; но когда бывают притесняемы каким–либо властителем, понуждающим их преступить заповедь Божию, не могут перенести гнева его и неприязни, безчестия и ущерба, какими он угрожает им, и несмысленно продав вечное и многоценное, покупают временное и тленное, и ничего не стоющее, спасение же свое, т. е. жизнь вечную теряют. Такие не как подобает деют куплю во время настоящей жизни; потому что предпочитают лучше покупать себе утешение на краткое время, какое имеют жить здесь, чтобы за то мучиться в безпредельные и нескончаемые веки.

Чтобы не пострадать и нам тогоже, будем, умоляю вас, искупать время, пока еще стоит торжище настоящей жизни; потому что дни этой жизни крайне лукавы и каждодневно воздымают неисчетныя волны сланаго моря греховнаго, которыя, обрушиваясь на нас, то исполняют души наши срамными движениями чрез сладострастие тела, то ввергают в печаль, или в гнев, чрез врагов видимых и невидимых, и как тем, так и другим покушаются совсем удалить нас от царства небеснаго. Почему, искупая время жизни своей, со всею готовностию и рвением, всецело предадим себя на одно делание заповедей Божиих и на одно стяжание всякой добродетели, да сподобимся преисполниться сокровищами благодати Святаго Духа и безопасно войти в небурное пристанище Божие и в царство Его. Таким образом избегнем мы лукавства дней сих, и по миновании их, не услышим оного страшнаго гласа, посылающаго грешников в огнь вечный, уготованный диаволу и ангелам его.

Будем искупать разумность души нашей, научая ее презирать видимыя и привременныя блага и углубляться в размышление о благах духовных и вечных. Мудрования же плотскаго будем всячески бегать, потому что оно неугодно Богу и при нем нет возможности оторваться от наслаждения привременным и вознестись умом к небесному и вечному. Мудрование плотское тому, кто порабощен ему, не дает жить по Богу, но увлекает душу его к безсловесным стремлениям плоти и всего человека делает подобным неразумному животному.

Будем искупать делающую нас присными Богу правду со всяким благоговением и разсуждением, различая праведное от неправеднаго, предпочитая добродетель пороку, и не давая места лукавому диаволу, уготовляющему погибель душе нашей. Будем всему отдавать подобающее: телу дадим пищи столько, чтобы живо было, и достаточное одеяние; душе же отдадим всю силу и все усердие, чтоб питать ее и очищать размышлением о божественных вещах, молитвою и слезами и чтением Божественных Писаний, и таким образом сделать достойною восприять божественный свет солнца правды, Бога, Который и оправдает нас благодатию Святаго Духа, и единением с Собою соделает праведными, достойными насладиться неизреченными благами царства Его.

Будем искупать мужество душ наших чрез благодушное претерпение всяких искушений, по слову Господа, Который говорит: в терпении вашем стяжите души ваша (Лк. 21:19), мужественным помыслом противостоя греху и бия врага нашего орудиями Святаго Духа. Позлопостраждем, как добрые воины Христовы, в пощениях, бдениях, долулеганиях, в плаче, во вретищи и пепле, в покаянии и непрестанных к Богу взываниях, да приимем венец победы и воцаримся со Христом во веки веков.

Будем искупать целомудрие тела нашего всяким воздержанием и смирением: ибо борец, законно подвизающийся на поприще благочестия, от всего воздерживается, как говорит божественный Апостол (2 Тим. 2:5; 1 Кор. 9:25). Если успеем стяжать целомудрие, то избежим злаго дня безсловеснаго похотения, которое воистину есть самый злой враг действенности Святаго Духа, избежим осквернения души, причиняемаго такого рода страстными движениями, избежим осуждения совести, нечистоты сердца, презрения и осуждения человеческаго, и самого отвержения и гнева Божия.

Такою духовною куплею премного получим мы прибыли, если разумно будем вести торг во время сие, теча стезею настоящей жизни в правде и целомудрии, и мужественно перенося тяготу и зной дня. Ибо если сим образом будем куплю деять во время настоящей жизни, оставив привременное тем, для кого оно вожделенно, себе же стараясь присвоить одно нетленное и вечное, то несомненно внидем в неволненное и небурное пристанище царствия Божия, неся с собою все усокровиществованные дары Святаго Духа, и не убоимся ни страшнаго онаго гласа, отсылающаго грешников в огнь вечный, ни горьких оных мук, так как будем иметь с собою многоценный бисер Духа, который обрели мы в период торговаго времени настоящей жизни, продав все свои желания, мудрования, расположения и силы, и купив его. — Да сподобимся и мы стяжать его во время настоящей жизни, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Коему слава и держава во веки. Аминь.

СЛОВО ТРИДЦАТЬ ПЯТОЕ

1. О словах: первый человек от земли перстен, вторый человек Господь с небесе (1 Кор. 15:47). 2. Как совлекаемся мы перстнаго человека, и облекаемся во Христа, и делаемся родственниками Ему и братиями.

1. И прежде богато угостил уже нас блаженный Павел трапезою божественных словес, и преобрадовал сердца наши; и теперь опять угощает нас другою трапезою тех же богодухновенных словес, которая, быв преисполнена духовных брашн, питающих внутренняго человека, и веселящих и укрепляющих сердце, живоносным хлебом Слова и радостотворным вином премудрости и Боговедения, преисполнена еще и божественною благодатию Святаго Духа, наполняющею душу всякою радостию и веселием и располагающею ее, оставя земное, возноситься на крылах ума к небесному и к самому Богу. Посмотрим же, какая это апостольская трапеза, и какия на ней брашна? Но прежде исторгнем ум наш из земнаго, и, как имеющие услышать божественные глаголы, изострим внимание, чтобы со всем тщанием внимать изрекаемому, да достойно содружимся с Духом Святым, Который чрез Апостола научает нас сокровенным тайнам царства небеснаго.

Вот что говорит он: первый человек от земли перстен, вторый человек Господь с небесе. Не оставь, возлюбленный, без изследования слова сего, и не подумай, что оно удобопонятно. Оно содержит в себе глубокия мысли и требует великаго внимания и изследования. Но уготовь слух твой к слышанию того, что будет говориться, и познаешь глубину таин Божиих, которыя сокрыты в сем изречении.

Первый человек от земли перстен: вторый человек Господь с небесе. Яков перстный, такови и перстнии; и яков небесный, тацы же и небеснии. Первым и перстным человеком называет он Адама, как написано: и созда Бог человека, персть взем от земли (Быт. 2:7), который после того, как был создан из земли перстным и приял духа жизни, именуемаго мысленною душею и образом Божиим, введен был Богом в рай и получил повеление возделывать его и хранить, чтобы, пока будет соблюдать заповедь Божию, пребывать в нем безсмертно, сообращаясь с Ангелами, и вместе с ними всегда славословя Бога, умно созерцая Его, приемля (мысленныя) осияния от Него и слушая (когда потребно) божественный глас Его; а в какой час нарушит заповедь Божию и снест от древа, от котораго повелено ему не ясти, быть предану смертности, возслепотствовать очами души своей, совлечься одеяния божественной славы, лишену быть сообращения с Ангелами и изгнану из рая, как он и потерпел все сие. Ибо когда он склонился на лукавыя слова прельстителя диавола и преступил заповедь Божию, вкусив от древа познания добра и зла, то праведно лишился всех оных благ, сделался глух (для духовнаго), чтобы нечистыми ушами не слышать более божеских словес, кои слышат только одни достойные, и ослеп душевно, чтоб не видеть более оной славы неизглаголанной, так как самоохотно отдалил от оной ум свой и страстным вниманием впился в плод древа запрещеннаго, поверив змию, который сказал: в оньже аще день снесте от него, будете яко бози, ведяще доброе и лукавое (Быт. 3:5). Этими словами обольстился перстный человек, и надеясь, что действительно станет богом, вкусил от древа познания. За это лишился он всех духовных и небесных благ, а вместо их получил пристрастие к земным и видимым тварям, и стал, скажу опять тоже, глух, слеп, наг, несочувствен к тем благам, от которых ниспал, к тому же еще смертен, тленен и несмыслен, подобно неразумным животным, как говорит церепророк Давид: приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48:13). Видишь теперь, от какой славы и какого блаженства, в какое безчестие, неразумие и тление низринулся человек? От сколь великаго богатства в сколь великую пришел бедность? И мы еще не все сказали, что следует сказать. Итак первый человек бысть от земли перстен, и соделался (нравственно) перстным (плотяным) так, как мы сказали.

Теперь посмотрим и поучимся из Божественных Писаний, что есть второй человек, Господь с небесе? Сей есть Бог от Бога, безначальный Сын безначальнаго Отца, Безтелесный Безтелеснаго, Непостижимый Непостижимаго, Вечный Вечнаго, Неприступный Неприступнаго, Невместимый Невместимаго, Безсмертный Безсмертнаго, Невидимый Невидимаго, Слово Бога и Бог, Коим сотворено все и земное и небесное. Будучи же таков, и пребывая в Отце, и Отца имея пребывающим в Себе, не отделяясь от Него, сошел Он на землю и воплотился от Духа Святаго и Марии Девы, и соделался человеком, подобным нам по всему кроме греха, чтобы возсоздать и обновить того перваго человека, а с ним и всех, от него рожденных и раждающихся, так как и они подобны ему, их породившему. Ибо, как Адам, породивший их, по преступлении заповеди сделался тленным, смертным, слепым, обнаженным от божественнаго одеяния, и безчувственным, так и они все, рожденные от него, сделались всем тем, чем стал он — перстный, т. е. тленными, смертными, глухими, слепыми, обнаженными, безчувственными, ничем почти не разнящимися от неразумных животных, или, лучше сказать, ставшими хуже их, так как они собрали в себя одних страсти каждаго животнаго и держат их в себе самих. Ктомуже эти, рожденные перстными, ниспали в такое великое безсмыслие и в такое неведение Бога и заповедей Его, что ту честь, какую надлежит воздавать единому Богу, стали воздавать видимым тварям Его, и не только небо и землю, солнце, луну и звезды, огонь, воду и прочия твари обоготворили, но даже самыя срамныя страсти, и те обоготворили, и им, о безсмыслие, покланялись, как Богу. И какия страсти? Блуд, прелюбодеяние, мужеложство, убийство, и другое многое, сему подобное. Все это делать научил и склонил человека диавол, подчинивший себе чрез то весь род человеческий. Если и бывал, в древнее время, кто из безчисленных тем людей, не всякую диаволю волю исполнявший, но всякий не тем, так другим грешил. Да и того одного, что всякий происходил от семени тех, кои согрешили вначале, достаточно было к тому, чтоб всякий предаваем был смерти и тлению и низводим во ад. И не было никого, кто бы мог избавить из рук его.

Но сжалился над нами Бог Слово, Творец наш, и как сам Он весть, сошел на землю, и соделался человеком, не по образу человеческаго зачатия, но от Духа Святаго и Марии Приснодевы, как написано: и Слово плоть бысть и вселися в ны (Иоан. 1:14). Ибо как в начале Бог создал человека, персть взем от земли и вдунув в лицо его дыхание жизни, и бысть совершен человек в душу живу, не тем образом, как обычно раждаются люди: так Он же, пришедши возсоздать его, соделался человеком совершенным по телу и душе, не по образу человеческаго зачатия. Читаем в ветхозаветном Писании, что Бог навел сон на Адама, и взяв одно из ребр его, создал из него жену: так сделал Он и здесь, при собственном Своем воплощении. Но внемли, да разумеешь!

2. Ребро Адамово есть жена. Из этого Адамова ребра, т. е. жены, Богородицы Марии, Сын и Слово Бога и Бог взял плоть и претворил ее в мужа совершенна с душею и телом, чтоб воистину быть сыном Адама. Сделавшись же человеком, подобным нам по всему, кроме греха, Он стал тотчас вместе с тем сродником по плоти всех людей, как утверждает и божественный Златоуст там, где говорит: «облекшись плотию, Христос облекся в братство нам». Но Христос, будучи Богом вместе и человеком, как по божеству есть и пребудет свят, так и по человечеству, и душею и плотию, есть и пребудет свят, пресвят и пренепорочен; прочие же люди, хотя стали братьями и сродниками Его по плоти, но как перстные, остались такими же и не сделались тотчас (т. е. чрез самое дело воплощения Бога) святыми и сынами Божиими. Теперь внемли со тщанием тому, что буду тебе говорить. Соделался человеком Бог, и тотчас стал сродником и братом людей. Но поелику Он один был Сыном Божиим и Богочеловеком, то один Он был, есть и будет свят, один праведен, один истинен, один безсмертен, один человеколюбец, один милостив и благоутробен, один Властелин и Господь, один Свет мира и Свет неприступный. Мы же, как смертные и тленные, не имеем (оставаясь в своем естественном порядке) с Ним никакого другаго общения, кроме одного сродства по плоти, как сказано выше. Посему посредницею между Богом и людьми поставлена вера в Него (Спасителя), чтобы Бог, вместо всего другаго, принимал одну эту веру, которую имеем в Него, зная, что мы бедны и что совершенно ничего не можем принести Ему для спасения своего, кроме одной веры, и за одну эту веру миловал нас и подавал нам оставление грехов наших и избавление от смерти и тления. Что все и дарует Он даже доселе всем, которые от всей души веруют во Христа Господа, и не это одно, но и все то, о чем обетовал во святом Евангелии, что все конечно получим чрез Него, т. е. блага оной земли, которую наследят кроткие с великим веселием и радостию сердец их, — дарует все то, чтоб Он (Христос) соединялся с нами, и чрез Него мы оба соделывались едино с Богом и Отцем Его, сочетаваемы бывая в тоже время и с Духом Святым.

Все сказанное мы действительно получаем, когда верно соблюдаем, что обещали соблюдать во святом крещении, и убегаем всего, от чего тогда отреклись. Когда соблюдаем мы все это и все заповеди Божии, тогда бываем истинно верующими, яко показующие веру свою от дел своих, и, как Он есть, соделываемся святыми и совершенными, и все всецело небесными, чадами Бога небеснаго, и во всем подобными Ему, Христу Господу, как и Он соделался подобным нам по всему, кроме греха: только мы соделываемся подобными Ему по благодати.

Когда же, предавшись нерадению, презрим святыя и животворныя Его заповеди и, возвратясь на прежнее, начнем делать то, что заповедует Он нам не делать, тогда тотчас лишаемся всех благ, какия даровал Он нам чрез святое крещение. И как Адам по преступлении заповеди изгнан был из рая и удален от сладостей его, от сообращения с Ангелами, какое имел там, и от самого Бога; так и мы, когда грешим, отдаляемся от церкви святых рабов Его, совлекаемся божественнаго онаго одеяния, самого, говорю, Христа Господа, в Коего веруем и в Коего облеклись, когда крестились, лишаемся жизни вечной и света онаго невечерняго и непрестающаго, и вечных благ, равно как освящения и сыноположения, и из ставших–было небесными и во всем подобными второму человеку, Господу Иисусу Христу, делаемся опять перстными, как был первый оный человек, и не только это, но делаемся повинными смерти, имеющими наследовать тьму кромешную и огонь неугасимый, идеже плачь и скрежет зубов. Пусть не терпим мы изгнания из видимаго рая и не слышим осуждения в поте лица возделывать землю; но мы сами себя изгоняем из царства небеснаго, отчуждаем от оных благ, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, и делаем повинными нескончаемому мучению. И еслибы не даровал нам Бог еще такого блага, чтоб мы могли опять возвращаться к Нему чрез покаяние, то и спастись никому не было бы возможности.

Посему–то благоутробный, человеколюбивый и спасения нашего желающий Бог премудро поставил между нами и Собою таинство исповеди и покаяния, и каждому дал власть, если хочет, чрез исповедь и покаяние, возстать от своего падения греховнаго, которым пал, и опять придти в прежнее родство, славу и дерзновение, какия имел у Бога, и опять стать наследником всех благ, о коих мы сказали выше, или еще больших, если покажем более теплое покаяние. Ибо какое показывает человек покаяние, такое же обретает и дерзновение и к Богу присвоение, удостоиваясь ясно сознать сие и беседовать с Богом, как друг с другом, лицем к лицу.

Итак, которые после крещения не чувствуют удостоверения, что имеют к Богу такое дерзновение и присвоение и причастны тех благ, о коих мы сказали, и не сознают, что облечены во Христа, и не зрят света божества Его, со светом Духа Святаго, пусть тщательно изследуют совесть свою, и конечно найдут, что не соблюли или всех, или некоторых из тех соглашений, в которые вступили с Богом, когда приняли крещение, или что зарыли в землю талант свой, т. е. полученный ими дар освящения и сыноположения, и не умножили его; почему и не удостоиваются созерцать и умно видеть Владыку своего. Бог истинен и не раскаявается в дарованиях, подаемых Им; а Он сам говорит: имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя. И Аз возлюблю его, и явлюся ему Сам (Иоан. 14:21). Слышали, что говорит владыка Христос? Кто, говорит, Меня возлюбит и заповеди Моя соблюдет, того и Я возлюблю и явлюся ему Сам. Если теперь Христос есть истина, как Сам Он сказал: Аз есмь истина (Иоан. 14:6); а истине невозможно солгать, как говорит Апостол: невозможно солгати Богу (Евр. 6:18); то пусть никто из тех, которые не видят Господа, не говорит, что невозможно Его видеть; тогда как это не только не невозможно, но и очень легко. Если Он, как Сам говорит, есть свет миру (Иоан. 8:12); то которые Его не видят, конечно слепы суть, а слепы они суть, потому что ни Его не возлюбили, ни заповедей Его не соблюли. Ибо еслиб они возлюбили Его и заповеди Его соблюли, то и они всею душею возжелали бы и взыскали бы увидеть Его, и Он всеконечно Сам явил бы Себя им, яко неложный, существенно истинный и само–истина. Он за тем и пришел в мир, чтобы светом Своей славы и своего божества просветить всех находящихся в мире и седящих во тьме. Итак, которые христиане не видят умно Господа, не освещаются явственно и знательно Его божеским светом, не видят Его пребывающим в себе, пусть не говорят, как неверные, что невозможно Его видеть; но каждый из нас, возлюбленные мои, пусть испытает совесть свою, как я сказал уже, и конечно найдет, что сам виноват, что не имеет в себе Бога и не видит славы Его; а затем пусть покается и восплачет о себе, что находится в таком бедном состоянии, и потщится покаянием и исповеданием возвратить потерянное, да улучит и вечныя блага во Христе Иисусе, Господе нашем. Коему слава и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ТРИДЦАТЬ ШЕСТОЕ

1. Бог в день суда осудит, как грешников, тех, которые не ищут приять благодать Божию. 2. Сила греха непонятна. 3. Христос употребляет члены христиан, как орудия.

1. Естеству человеческому свойственно грешить, по тому что с того времени, как Адам преступил заповедь Божию, стало немощно естество сие и не может не грешить. (Немощно оно есть, потому что не облечено умною свыше силою Святаго Духа, которая называется благодатию Господа нашего Иисуса Христа; благодатию же называется, потому что даруется человеку по одной вере, а не за добрыя дела). Как опять естеству ангельскому свойственно не грешить, потому что ангелы сильны крепостию и облечены в божественное одеяние Духа Святаго, без коего невозможно не грешить. Посему, когда Бог сядет на престоле судить мир, тогда осуждая грешников за то, что грешили, осудит их наипаче за то, что не прибегали к Богу всевышнему, яко немощные и грешащие по немощи, и не умоляли Его послать им свыше благодать Всесвятаго Духа, да избавит их от немощи и дарует им силу не грешить.

Кто не знает, что Ангелы, облечены ли они во всеоружие свое, или не облечены, сильнее человек? (А всеоружие Ангелов есть вседержительная сила Святаго Духа, которую носят они в себе с того момента, как созданы, так как и созданы быть разумными и мысленными приятелищами несозданнаго и божественнаго осияния, яко существа чистейшия). Сильнее, потому что суть простое естество; а люди составлены из словесной и мысленной души и из тела чувственнаго и видимаго. Облечены были и они таким же всеоружием, т. е. божественною силою, какую носят в себе и Ангелы, какою и люди бывают сильны и святы (хотя один только Адам до преступления заповеди был облечен в такое всеоружие Божие). Но поелику Бог совлек с диавола за гордость сию божественную силу, равно как и со всего его полчища; то эта нечистая сила позавидовала человеку и употребила свои усилия, чтоб и с человека была совлечена божественная сила. И действительно, по навету ея, лишился человек покрывавшей его божественной силы и сделался обнаженным от нея, как были уже обнажены от нея демоны. И вот обнаженные демоны побеждают обнаженнаго человека, как сильнейшие его; потому что они просты и безтелесны, а человеки сложны и несут бремя плоти. И с того времени, как пал первозданный, даже доселе никто не может и не мог, да и в последующее время никогда не возможет ни один человек противостать диаволу и прочим нечистым силам и препобедить их, потому, как я сказал, что хотя и они обнажены от божественной силы, но как безплотные, они сильнее обнаженных той же силы людей. Почему и Апостол говорит: братие, облецытеся во вся оружия Божия, яко возмощи вам стати противу кознем диавольским: яко несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем и к миродержителем тмы века сего, духовом злобы поднебесным (Еф. 6:10—12).

И в этом ничего нет дивнаго (т. е. что они миродержители). Ибо как только обнажился человек от божественной благодати, тотчас и вся видимая тварь, созданная для человека, обнажилась вместе с человеком от божественнаго света, ее осиявавшаго, и растлилась, как говорит тот же Апостол: суете тварь повинуся не волею, но за повинувшаго ю на уповании, яко и сама тварь свободится от работы истления в свободу славы чад Божиих. Вемы бо, яко вся тварь с нами совоздыхает и сболезнует даже доныне. Чаяние бо твари откровения сынов Божиих чает (Рим. 8:19—22). А когда вся видимая тварь лишилась таким образом божественного освещения, тогда начал в ней носиться (χορευειν гарцевать) диавол с прочими демонами, как хотел, и где хотел, и сделался князем мира сего преходящаго. Князем и властителем мира сего был человек; но когда диавол прельстил его, то, по попущению Божию, взял от него начальство и власть, и назвался князем мира сего, и властвует, как и разбойники властвуют над тем, что насильственно захватят в свои руки, не сущу избавляющу, ниже спасающу (Пс. 7:3). Есть, правда, избавляющий и спасающий Бог; но этот разбойник диавол успевает так обольщать подпавших его тираннии, что они остаются довольными бедственным положением, в коем находятся, рады рабству своему, любят нечистоты и неправды, в коих валяются, и не желают освобождения.

2. И это рабство диаволу есть некая престранная вещь. Ибо вообрази, каким непонятным образом властвует грех над человеческим естеством! Большею частию этого ни разум не разумеет, ни совесть не ощущает. Понять нельзя, каким образом бывает, что человек находит утеху и веселье в песнях и плясках, в шутках и смехах, в играх и забавах, в борьбах и кулачных боях, и во многом другом излишнем и непотребном, и несмотря на то, что все это очевидно безполезно и непристойно человеку, не жалеет на это трудов, заботы и сил; а к тому, что добро и Богу угодно и не требует иногда никаких трудов, душа у него не лежит, и он тяготится тем, скучает за тем и бежит от того, хотя то никакого не причиняет ему зла, а приносит одно добро. И смотри, как лукава эта тайная сила! Она привела человека, разумную тварь, в такое бедное и жалости достойное состояние, что он отвращается от подобающаго ему, как от неподобающаго, и любит неподобающее ему и несообразное с ним, как подобающее и сообразное. И еще хуже то, что когда познав всю пустоту и лживость таких утех, он захочет отстать и отвратиться от них, то встречает в этом большой для себя труд. Понимаешь ли эту бедственность? Постигаешь ли нужду и насилие, претерпеваемое человеческим естеством? Видишь ли опасность? Когда призывают в храм Божий, то как старцы, так юноши и дети тяготятся идти; а на гулянья, игры и в хороводы все бегом бегут с великою радостию и поспешностию.

3. Сколь же великая потребна для человеческаго естества сила, чтобы преодолеть эту злую действующую в нем силу, и отложить такой нрав неестественный, кажущийся ему естественным, и восприять естественный, кажущийся ему неестественным? Требуется сила божественная и вышеестественная; потому что если не будет он возсоздан и обновлен благодатию Господа нашего Иисуса Христа, то не может перемениться на лучшее и придти в свое естественное состояние. И пусть никто не присвояет себе спасения, если не изменился еще в настроение духовное и богоугодное, какое подобает иметь человеку, так чтобы радовался о делах божественных и скорбел о злых. Только в таком случае, по мере восприемлемаго им изменения, может он питать и надежду спасения. Посему смотри всякий христианин на себя по этим чертам, как в зеркало, чтоб не обмануть себя самого, потому что характер и признак тех, которые могут иметь надежду спасения, явны.

Это непонятное насильство, какое претерпевает от греха и диавола естество человеческое, знали и древние святые пророки, и чтоб избавиться от него, взывали ко Господу, и Он посылал слово Свое, и исцелял их, и избавлял от растлений их (Пс. 106:20). А святые, являющиеся после воплощеннаго домостроительства, имеют в себе самого Христа Сына Божия и Бога, и носят Его в себе, сию Ипостасную силу и премудрость Божию. И кто посмеет напасть и вооружиться на тех, которые облечены во Христа, как во всеоружие Божие? На таких не смеет нападать диавол шуиими, т. е. грехами, но нападает десными, т. е. добрыми их делами, покушаясь ввергнуть их в высокоумие. Но буй есть и несмыслен тот, кто вздумал бы гордиться по поводу всеоружия Божия или вседержительной силы Божией, являемой в нем. Ибо Апостол, говоря: представьте уды ваша оружия правды Богови, и грех вами не будет обладать, потому что вы под благодатию (Рим. 6:13, 14), явно показывает, что действующий сими орудиями есть Бог. Посему, как чувственныя оружия не имеют своей воли и смысла, чтобы поперечить в чем–либо пользующемуся ими воину, но бывают ему послушны, на что бы он их ни употреблял, оставляя ему свободу действовать ими, как и когда хочет: таким же образом и христианин должен представить уды свои послушными Богу, и что бы ни делал, делать то так, как того хощет Бог; пусть и слушает, и смотрит, и говорит, и осязает, и обоняет, и ходит, и стоит, и лежит, и сидит, и делает, и без дела бывает, и с другими общится и уединяется, и дает и принимает, и строит и разоряет, и все вообще пусть делает так, как хощет Бог. При сем разсуди всяк: когда воин вооруженный поражает оружиями своими врага, и как изрядный борец показывает тем силу свою и воинскую опытность, то он есть побеждающий, а не оружие; и как то, что он не мог бы воевать без оружия, истинно, так и то, что победа есть дело воина, а не оружия, неложно. Отсюда возьми себе такое наведение, что как оружия, если не бывают в руках воина, который мог бы ими действовать, остаются праздными и бездейственными, так и члены христианина, если не действует ими Христос, нося их, остаются бездейственными (на добро), и не только бездейетвенными, но диавол, находя, что не носит их Христос и они бездейственны, схватывает их, надевает и начинает воевать ими против христиан, и множество душ оскверняет. Если же Христос есть воитель, если члены верующих в Него суть оружия Христовы, и тот, кто побеждает сими оружиями, есть сам Христос, как Он же и брань самую ведет, то всячески потребно, чтобы всякий христианин был послушен Христу, подобно тому, как послушны воину бездушныя оружия, чтобы Христос одерживал чрез них победу и потом делал и их, как оружия, участниками в Своей славе. Оружия сии, при всем том что разумны, не должны иметь другаго движения, кроме того, которое бывает по воле самого Христа — воителя и победителя. А кто непослушен воле Христовой, тот всуе состоит в числе христиан. Нам же буди всегда представлять члены свои в послушныя Христу оружия, силою Его. Ему слава и держава, во веки. Аминь.

СЛОВО ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОЕ

1. Человек потерял истину, после того, как изгнан был из рая. 2. В чем грех диавола, и в чем — Адама? 3. Человек грешен от самаго зачатия своего. 4. И возраждается Святым Духом во святом крещении. 5. Чего это желали цари и пророки, прежде пришествия Христова? 6. Духовный отец должен прежде оглашать исповедающихся и научать таинству веры, а потом налагать и эпитимию. 7. Всякому христианину потребно восприять божественное изменение.

1. Поелику Адам поверил диаволу, наговорившему ему лжей, и вкусил от древа познания; то, как поверивший лжецу, изпал от истины. После сего естество человеческое много трудилось, ища истины, но обрести ее не могло. Сие явно подтверждают все еллинские мудрецы, которые никак не могли согласовать, привесть к единству и на правый путь направить разнообразное мудрование людей, несмотря на то, что многие употребляли к тому способы и написали множество пространных сочинений, в которых всесторонне разсуждали о добродетели и худонравии. Истина — от Бога, в слове Божием содержится, и благодатию Христовою постигается. Благодать во Христе Иисусе, своею недомыслимою силою, раздробленныя и многосплетенныя воззрения упростила, исправила и объединила некоторым, как бы физическим и непоколебимым единством, показав тем, что все другие к тому способы и приемы недейственны, непрактичны и безполезны. Руководящиеся сими способами пускаются в изследования, чтоб найти истину, но найти ея не успевают: она праведно укрылась от них. Ибо, так как человек, самоохотно и без всякаго насилия, принял ложь и поверил ей, то и осужден искать истину, и не находить, тещи в след ея, и не достигать. Впрочем как укрылась от нас истина за то, что мы поверили лжи, таким же образом и опять обретается нами истина, когда веруем истине. Поверил Адам лжи прикрытой и неявной; а мы веруем в великое и явное таинство, — в Бога воплощенна. Та ложь сама в себе содержала невероятность, потому что шла против прямой заповеди Божией; а это великое таинство воплощения Христова имеет свидетельство верности своей от имени Божия. Та ложь, как только поверовано было Адамом, что она истина, тотчас оказалась ложью, потому что поверившаго ей низринула в тление и смерть; а это таинство, бывая веруемо, оказывается истиною, потому что освобождает верующаго ему от тления и смерти, так как силою его отъемлется у верующаго грех и даруется ему добробытие, или праведность. Так, и истина и ложь явными бывают по концу своему.

2. Если вникнешь, какой грех сделал диавол и какой Адам, то не найдешь ничего другаго, кроме одной гордости. Но диавол и Адам возгордились по причине великой славы, какой преизобильно были удостоены. Будучи облечены славою, не после смирения и безславия, они по этому самому и возгордились. Так как они никогда не видели смирения и не знали, что за вещь есть это смирение и безславие, последующее за низвержением с высоты славы, то, не имея страха бывающаго от опасения такой случайности, возгордились. Помысли теперь, сколь велико было смирение Господа Иисуса, когда Он, будучи Бог, смирил Себя даже до вольной смерти и умер на кресте смертию, каковая служила наказанием для самых худых людей. Итак один грех гордость, и одна добродетель великое смирение. Но из нас, так как мы ныне находимся в таковом унижении и бедственности, кто станет гордиться, кроме разве буяго и несмысленнаго? В настоящей жизни ни силы никто не имеет в себе божеской, чтоб являть блестящую славу, и никого нет, кто бы был облекаем славою прежде смирения и безславия, но всякий человек, раждаясь в мир сей, раждается безславным и ничтожным, а потом уже мало–по–малу преуспевая бывает иной раз и славным.

3. Посему, если кто, испытав наперед такое безславие и ничтожество, потом возгордится, то не безмыслен ли и не слеп ли он? То изречение, в коем говорится, что никто не безгрешен, кроме Бога, хотя бы один день жития его был на земле, не о тех говорит, которые сами лично грешат; потому что однодневное дитя как может согрешить? Но этим выражается то таинство веры нашей, что человеческое естество бывает грешно от самаго зачатия своего. Бог не создал человека грешным, а чистым и святым. Но когда первозданный Адам потерял сию одежду святости, не от другаго какого греха, а от одной гордости, и сделался тленным и смертным; то и все люди, происходящие от семени Адамова, бывают причастны прародительскаго греха от самаго зачатия и рождения своего. Кто сим путем родился, хотя бы не сделал еще никакого греха, уже грешен есть тем прародительским грехам.

4. По сей причине пришло иное рождение или возрождение, которое возраждает человека чрез святое крещение Духом Святым, опять возсоединяет его с божеским естеством, как было тогда, как создали его руки Божии, возстановляет все душевныя силы его, обновляет их и приводит в то состояние, в каком были оне до преступления первозданнаго Адама, и таким образом вводит его в царство Божие, в которое не может войти некрещенный, просвещает светом его и дает вкусить радостей его. Так каждый крещаемый опять соделывается таким, как был Адам до преступления, и введен бывая в мысленный рай, приемлет заповедь делати его и хранити: делати исполнением заповедей Иисуса Христа, возсоздавшаго его, и хранити хранением благодати Святаго Духа, дарованной ему чрез святое крещение, исповедуя, что сила сей благодати, живущей в нем, вместе с ним исполняет заповеди Христовы. В этом состоит хранение. И как невозможно дому прочно стоять без основания, так душе, верующей во Христа, невозможно явить богоугодное житие, если в нее не вложена будет, как основание, благодать Святаго Духа. Ибо и пост, и бдение, и долулегание, и поклоны, и молитвословия, и всякое другое злострадание, ничтоже есть без божественной благодати. И если услышишь, что кто–либо, после явных христианских дел, отпал от Христа, знай, что он был в то время без благодати Божией. Ибо Св. Дух животворит душу, как душа тело, и она бывает сильна, тверда и постоянна. Великое это есть таинство. Да благоговеинствует пред ним человек, да внимает ему и хранит его. Сею благодатию Св. Духа совершается в сердце жертва хваления, и созидается самое сердце чистое, сокрушенное и смиренное, которое, зная, что не имеет ничего собственнаго, и не может вознестись гордостию. Это смирение сердца сокрушеннаго и самоуничиженнаго, истинное, а не напоказ из тщеславия, и есть жертва хваления, приносимая Богу. Нечист пред Господом, сказано, не всякий грешник, а всяк высокосердый и гордый, потому что без греха никого нет. Смиренносердый праведен и праведно действует: ибо исполнен благодати Св. Духа, научающей его всякому добру и укрепляющей в нем. Благодать сия подает ему святыню, без коей никто не узрит Господа (Евр. 12:14). Почему сказано: да возмется нечестивый, да не видит славы Господни (Ис. 26:10). И кто этот нечестивый? Высокосердый, у котораго по мере гордыни его бывает и мера нечестия, как наоборот у смиренносердаго по мере смирения его бывает мера благочестия его. Но кто же этот смиренносердый? Ни мудрец, ни многознатель, ни научник, ни искусник, ни делец, но тот, кто имеет благодать Св. Духа, которая, очистив душу от всякаго греха и научив ее жить праведно и богоугодно, дарует ей истинныя — и мудрость, и знание, и умение действовать.

5. Для этого и Сын Божий соделался человеком, и умер, дав Себя в искупление всего естества человеческаго. Впрочем смерть Его была необходимою жертвою и за благочестивых, умерших прежде пришествия Его во плоти. Ибо после преступления Адамова никто и из праведных не мог спасен быть, так как все люди подлежали греху прародителя Адама, тлению и смерти, и меч огненный никого не пропускал в рай, из котораго изгнан был Адам: так как те святыя обители рая принимают только души непорочныя и чистыя от всякаго греха, как говорит Апостол, что тление не наследует нетления (1 Кор. 15:50). Почему необходимо было, что нетленный Сын Божий посредством тленной плоти Своей дан был в жертву, дабы искупить праведных тех от тления. Ибо сами собою они не могли опять придти в нетление, из коего низпал Адам; но это было делом великаго домостроительства Христова, совершеннаго с судом и правдою. А для тех, которые родились после рождества Христова, Он есть и жертва и пища посредством причащения пречистых таин, в коем чрез единение, в какое вступает с причащающимся, Он обновляет его и возсозидает, и неизреченною силою творческаго Божества преискренне сочетавает с Собою и Собою проникает, т. е. делает Богом по благодати: подобно тому, как и огонь, чрез свое проникновение, делает огнем те твердыя тела, которыя его принимают и им проникаются, как например, железо, медь и подобныя, — делает огнем, но не изменяет природы их, а делает лишь то, что они, пока находятся в таком сочетании с огнем, бывают и сами огнем. И сие–то есть то, чего желали пророки, цари и праведники, бывшие прежде Христа, так как провидели тех, которые имели быть плоть от плоти Христа и кость от костей Его, а себя самих видели лишаемыми столь великаго блага.

6. Которые же научены сему великому таинству христианства, и познав его, сделались верующими и верными ему, а потом пали, как человеки, плоть носящие, для тех нет другаго средства возвратить потерянное, как покаяние во всем, в чем погрешили. Прибегнуть им надобно к врачу духовному, и исповедав ему грех свой, открыв рану свою, с покорностию и желанием принять следующую по правилам эпитимию, какую наложит духовный отец; потому что такия эпитимии разрешают узы греховныя и служат для ран душевным пригодным врачевством, чтоб исцелить их. Необходимо, говорю, грешащим по крещении несть эпитимию; потому что они были уже просвещены и вкусили дара небеснаго (Евр. 6:4), т. е. опытно познали силу Христову, почему должны были мужественно стоять против искушения и не грешить, как говорит Апостол: грех вами да не обладает: несте бо под грехом, но под благодатию (Рим. 6:14).

Еслиб они не пренебрегли благодати Божией, уже познанной, то она не попустила бы им согрешить. Сами собою сделались они повинными крови Христовой, очистившей совесть их от мертвых дел, чтоб служить Богу живому и истинному; почему имеют нужду во вторичном очищении чрез покаяние, которое бывает соединено с трудами и потами, стенаниями и слезами, чтоб каждый из них мог сказать к Богу: виждь смирение мое и труд мой и остави вся грехи моя (Псал. 24:18). Не потому так надо, чтоб Бог имел нужду в трудах и потах кающагося, но для того, чтоб кающийся, получив благодать Божию без труда, опять не пренебрег ее, как и прежде, и не был за то осужден вечно гореть в неугасимом огне адском.

Но которые не знают таинства христианства, каковы наибольшая часть из таких крещеных, которые именуются, как крещеные, христианами, но не оглашены христианским учением и совсем остаются неведающими, и, скажу так, непросвещенными (крещением просвещены, но не просвещены ведением), потому что не знают и не разумеют воистину, в чем состоит таинство христианства, — так когда таковые, каясь, исповедают грехи свои, соделанные ими по крещении, то их не должно слишком вязать на духу и возлагать на них тяжелыя эпитимии; потому что это не будет для них полезно, так как они будучи не научены и не просвещены, и не имея ведения о тайне Христа, не могут восчувствовать, как должно, этих вязаний и эпитимий. Они в неведении веровали, в неведении и грешили; и поелику без разума грешили, то не могут, как должно, уразуметь разумность духовнаго их врачевания.

Итак, как для тех, которые научены и просвещены и знают таинство христианства, по мере их знания и греха, т. е. судя по тому, какое имеют ведение и знание о таинстве христианства, и сколь тяжкий учинили грех, потребны и обязания, и врачества, и прижигания, и злострадания, т. е. посты, бдения, долулегания, коленопреклонения, и прочее: так для тех, которые не знали и не были научены таинству христианства, потребны наперед научение, оглашение учением веры и просвещение, и потом уже каноническия эпитимии. Ибо неразумно вязать и прижигать, т. е. налагать, по правилам, эпитимию на немогущаго восчувствовать то, как несмысленно лечить мертваго.

Впрочем, как говорит божественный Павел, елицы в законе согрешиша, т. е. при знании таинства веры и христианства, законом суд приимут, т. е. должны быть судимы и эпитимизованы по всей строгости священных канонов; а которые без закона согрешили, то–есть не знали всего, что относится к вере и что необходимо для спасения, и не научились тому, те без закона и погибнут (Рим. 2:12), т. е. и без приложения к ним всей строгости канонов, погибнут (если не покаются), при всем том, что могут предлагать безполезно в оправдание свое, что не знали, как обязаны были поступать: ибо Господь говорит: проповестся сие Евангелие царствия по всей вселенней, во свидетельство всем языком (Матф. 24:14). Если таким образом языки осуждаются (за неведение), тем паче будут осуждены те христиане, которые, находясь в ограде церкви Христовой, не знают истиннаго учения о христианском благочестии, потому что не позаботились поучиться ему где и как следует, по нерадению и презорству к столько великому делу, совершенному для нас Сыном Божиим, для коего Он, будучи Бог, соделался человеком и претерпел крайнее поношение, умерши на кресте, будто злодей.

7. Великое благо есть веровать во Христа, потому что без веры во Христа никому невозможно спастись; но надобно и научиться слову истины и познать его. Благо есть научиться слову истины, и знать его необходимо; но надобно и крещение приять во имя святыя Живоначальныя Троицы, для оживления души. Благо есть крещение приять и чрез него новую жизнь духовную, но надобно, чтоб и чувством ощущена была сия таинственная жизнь, или умное в духе просвещение. Благо есть восприять чувством умное в духе просвещение, но надобно являть и дела света. Благо есть делать дела света, но надобно облечься и во смирение и кротость Христову, для совершеннаго уподобления Христу. Кто достигнет сего и сделается кроток и смирен сердцем, так как бы это были естественныя его расположения, тот несомненно внидет в царство небесное и в радость Господа своего. Впрочем и все те, которые текут путем Божиим по указанному мною порядку, если случится, что естественная смерть пресечет посреде сие их течение, не будут отогнаны от дверей царствия Божия, и двери сии не будут затворены пред ними, по безпредельной милости Божией. Но которые не текут таким порядком, тех суетна и вера, если какую имеют во Христа Господа, Коему подобает всякая слава, честь и поклонение, со безначальным Его Отцем и Животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ТРИДЦАТЬ ОСЬМОЕ

1. Всякий из нас должен познать, что он есть Адам, чтоб быть Христом. 2. Таинство воплощения Сына и Слова Божия имеет целию пересоздать верующих в Него, и делать их нетленными и безсмертными. 3. Определения Божии делаются законом естества. 4. Какия определения Божия опять Им отменяются, и каким образом?

1. Если кто из нас не познает, что он есть Адам, тот, который согрешил пред Богом в раю; то как может он признать и думать, что нисшествие Сына и Слова Божия было для него? Такой уж по падении установился закон, что как каждый из нас бывает Адамом, т. е. человеком тленным и смертным, не по причине собственнаго своего греха, а по причине преслушания прародителя нашего Адама, от семени котораго происходим; так опять каждый из нас бывает Христом, нетленным и безсмертным, не ради добродетелей своих, но ради послушания втораго Адама, который есть Христос, Господь наш, сошедший с неба, соделываясь кость от костей Его и плоть от плоти Его. И как тление и смерть из рода в род переходят от ветхаго Адама, так нетление и безсмертие переходят в христиан от новаго Адама. Как–то, что мы причастники естества праотца Адама, падшаго, познаем мы по тому признаку, что и мы грешим и преступаем заповеди Божии; так и то, что мы бываем причастниками божественной благодати втораго родоначальника нашего Христа Господа, познаем по тому признаку, что не грешим более, коль скоро получаем божественную благодать сию. Мы почерпаем от полноты Христовой, подобно тому, как из какого–либо источника огня возжигались бы мириады лампад, и чем больше бы возжигались, тем более он изобиловал бы огнем и источал его из себя: ибо Христос, как Бог, преисполнен всяким добром.

2. Он, не отстраняясь от всего сущаго, благоволил устраниться в пречистое чрево Приснодевы, родиться, млеком питаться, возрасти и стать мужем, также алкать, жаждать, утруждаться и проливать пот, потом подвергнуться зависти Иудеев за чудеса, совершенныя Им в показание Своего божества, быть повешенным на кресте, будто злодей, вместе с разбойниками, умереть позорною смертию, по воле Своей, погребену быть, воскреснуть и вознестись на небо, чтоб ниспослать на верующих Духа Святаго, от Отца исходящаго, Котораго и послал. Ибо то и было целию и концем всего воплощеннаго домостроительства Христова, чтоб Духа Святаго принимали в души свои верующие в Него, яко Бога и человека, единаго Христа в двух естествах, божеском и человеческом, нераздельных и неслиянных; чтобы сей Святый Дух был как бы душею души верующих, и они по сей причине именовались христианами; чтоб (действием сего Духа Святаго) они некоторым образом переплавлялись, пересозидались, обновлялись и освящались, по уму, совести и по всем чувствам, так чтобы после сего они совсем уже не имели в себе растленной жизни, которая могла бы поднимать в душе их позыв и пожелание плотских сластей и мирских похотей. Ибо всякий человек с перваго дня рождения своего (с момента зачатия) подлежит уже тлению и смерти, и потребна великая и божеская сила, чтобы возсоздать его к нетлению и безсмертию. Если же кто, вместе с возрастом телесным, будет возрастать и в худости, то в таком конечно увеличивается и сила тления и владычество смерти, делающееся в нем еще более мощным; потому что по мере тления, какое кто развивает в себе, входит в него и жало смерти, т. е. или больше, или меньше. Если теперь малое и незлобивое дитя имеет нужду в божеской силе, чтоб освободиться от тления; то сколь великая сила потребна для того, кто вместе с возрастом возрос и в худости, а вместе с нею и чрез нее возрастил в себе и тление, каковое Богоотец Давид называет в псалмах своих узами и вретищем, взывая к Богу: растерзал еси узы моя. Тебе пожру жертву хвалы (Пс. 115:7, 8), т. е. возблагодарю и прославлю Тя за то, что Ты растерзал узы мои, т. е. тление; и опять: растерзал еси вретище мое, и препоясал мя еси веселием: яко да воспоет Тебе слава моя и не умилюся (Пс. 29:12, 13); т. е. Ты совлек с меня вретище, которое я носил, т. е. тление, и препоясал меня радостию, да прославлю Тя, не я, но Дух Святый чрез меня; потому что радость и слава, приятыя Давидом от Бога, был Дух Святый, Коего имея в себе, он говорит: и не умилюся ( — не буду иметь нужды раскаяваться), т. е. не буду грешить? Итак всеконечно необходимо всякому всевозможныя употребить усилия, чтоб получить свыше от Христа Господа сие веселие и славу, т. е. благодать Святаго Духа, чтоб возыметь силу не грешить более. Ибо что делает кто по произволению, то по произволению же может и уничтожить; но что от естества, того нельзя уничтожить произволением. Если теперь человек стал естественно тленным и смертным; то не может силою одного произволения своего сделаться нетленным и безсмертным. И со времени изгнания Адамова из рая, т. е. с того времени, как он по причине преступления сделался тленным и смертным, даже доднесь ни один еще человек не явился нетленным и безсмертным.

3. Итак, если потребно человеку опять придти в то первое состояние, в котором он создан, сделаться т. е. нетленным; то никакое человеческое произволение не может возвесть его в сие состояние, а одна божественная сила, приемлемая им чрез сочетание с божеским естеством. Божеское естество сильно победить смертность естества человеческаго, и опять воззвать его в первоначальное его состояние. Слова и определения Божии делаются законом естества. Почему и определение Божие, изреченное Им вследствие преслушания перваго Адама, т. е. определение ему смерти и тления, стало законом естества, вечным и неизменным. Почему, для отменения такого определения, распялся и умер Сын Божий, Господь наш Иисус Христос, принесши Себя в жертву искупления человека от смерти, жертву страшную и безмерно великую. Определение Божие: земля еси и в землю пойдеши, равно как и все наложенное на человека после падения, будет еще действовать до скончания века; но по милости Божией, в силу чрезвычайной жертвы Христовой, в будущем веке, оно уже никакой не будет иметь силы, когда совершится общее воскресение, каковому воскресению невозможно бы было совершиться, еслиб не воскрес из мертвых сам Сын Божий, умерший для отменения означеннаго определения и воскрешения всего человеческаго естества, так как воскрес человек, т. е. Христос как и первоначально умер человек, т. е. Адам, тот и другой совмещая в себе весь человеческий род.

4. Впрочем да ведает каждый, что определения Божии о карах за грехи, после воплощеннаго домостроительства, есть время отменять еще в сей жизни. Определения Божии, наложенныя на перваго человека Адама, согрешившаго в раю, при жизни безбедной, праведно не отменяются в сей жизни и поставлены для человека в закон естества; а определения Христовы, наложенныя после воплощеннаго домостроительства на нас, находящихся в этой бедственной жизни, могут быть отменяемы еще в сем веке. И всякому христианину, если он подпал под них, со всем усердием и усилием надобно озаботиться, чтоб они сняты были с него еще здесь; ибо они несравненно страшнее первых, так как простираются на нескончаемые века. Если первыя определения, лишающия человека временной жизни, т. е. определения на смерть и тление, представляются несносными, то определение вечных и нескончаемых наказаний, какия наложены будут в будущем веке, насколько тяжелее и несноснее будут для тех, кому придется испытать их!

Какия же именно эти определения, послушай. Господь наш Иисус Христос говорит: аще кто речет брату своему: уроде, повинен есть геенне огненной (Мф. 5:22). Это значит, что сказавший это брату своему, как только сказал это, тотчас сделался уже повинным вечному мучению. Но это решение или определение суда Божия теряет силу, коль скоро кто покается, и с такою решимостию положит не говорить более брату своему: уроде, что скорее умрет, нежели согласится это сделать, потому что в самом деле для христианина лучше умереть, нежели называть брата своего христианина: уроде. Таким же образом, т. е. чрез покаяние, сокрушение и решимость воздерживаться от грехов, теряют силу и все другия судныя определения Христовы. Но да ведаем, что только здесь, в настоящей жизни, где бывает преступление заповедей Божиих, только здесь бывает и отменение страшных судных определений за то, по безпредельной Божией милости, ради искренняго и совершеннао покаяния. А кто не покается здесь, над тем неотменно будут исполнены сии определения; неотменно, кто поклянется Богом в неправде, будет наказан, как нечестивец; кто с похотением воззрит на жену, будет наказан, как блудник; лихоимец будет наказан, как идолослужитель. Впрочем, если кто и покается в таких и подобных грехах, но при этом окажется немилостивым, несострадательным и жестокосердым, т. е. воздаст злом за зло, и не простит врагу своему, в таком случае никакой не получит он пользы от своего покаяния, но тщетно будет все его покаяние, по определению Господа, Который говорит: имже судом судите, судят вам (Мф. 7:1). И не это только, но может случиться нечто и еще худшее, может случиться, что иной искренно покаявшись обретет милость у Бога и получит отпущение всего своего греховнаго долга; но если он, после сего окажется несострадательным и немилосердым к другим, и не простит им в чем они против него погрешат; то сам разоряет милостивое к нему снисхождение и отпущение явленное ему Богом, как говорит святое Евангелие: не подобаше ли и тебе помиловати клеврета твоего, якоже и Аз тя помиловах? И прогневався господь его, предаде его мучителем (Мф. 18:33, 34).

Нам же даруй Господи и покаяться во грехах своих, и быть сострадательными и милосердыми к ближним, да сподобимся улучить и вечное блаженство в самом Христе, истинном Боге, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ

1. Как разуметь: начало премудрости страх Господень? 2. Какие признаки и дела верных и богобоязненных людей? 3. Какие признаки и дела людей неверных и не боящихся Бога? 4. Кто тот мертвый, который не живет по Богу? 5. Как от Бога имеем мы бытие, так от Него же только получить можем и благобытие.

1. Начало премудрости страх Господень, говорит Писание (Притч. 1:7). Премудр же есть един Бог. Почему всякий, желающий внити в царство небесное и быть под царем Богом, чтоб ум его, и мудрования его, и помыслы его были управляемы самим Богом, единым воистину царем, всякий такой прежде всего должен возыметь страх Божий. Но как возыметь страх к Тому, Кого не видишь? — Потому необходимо прежде увидеть Бога, чтоб потом возыметь страх к Нему. А как увидеть Бога, Котораго никто никогда не видал? Для этого надобно взыскать умнаго света Божия, чтоб ум, просветившись им, мог умно узреть Бога. И вот, когда кто таким образом узрит Бога, то может возыметь и страх Божий, а возымевши страх Божий, может увидеть и понять и себя самого, и сей привременный и суетный мир, и все дела мира сего. Далее, кто видит себя самого и суетность мира сего, тот, имея всегда присущим в себе страх Божий, не может онеправдовать кого–либо, и когда сам терпит от другаго неправду, не делает отмщения, но чая помощи, от Бога приходящей, терпит благодушно неправду, и дивится, и славит Бога, что Он, видя неправды, долготерпит и сносит неправеднаго, — сам между тем ревнуя всеусердно приносить всякаго рода плоды Святаго Духа.

2. Итак мы имеем нужду в умном божественном свете, да соделает он нас причастниками благодати зреть Бога. — Но что такое есть свет сей? О сем сам Христос говорит: Аз есмь свет миру (Иоан. 8:12). То же говорит и Евангелист Иоанн: в Том живот бе, и живот бе свет человеком (Иоан. 1:4). Изъясняя сие, Иоанн Креститель говорит: веруяй в Сына, имать живот вечный: а иже не верует в Сына, не узрит живота, но гнев Божий пребывает на нем (Иоан. 3:36). Не верует же во Христа всяк, кто преступает одну и только одну заповедь Его, как сам Христос говорит: иже аще разорит едину заповедей сих малых, мний наречется в царствии небеснем (Матф. 5:19). Неправедный в мале, и во мнозе неправеден есть (Лук. 16:10). Но какой гнев пребывает на таком? Гнев клятвы, которая пала на Адама за преступление заповеди Божией, т. е. тление и смерть. Но которые пребывают в тлении и смерти, те пребудут и в геенне адской. Почему Господь наш Иисус Христос и говорит: заповедь Его живот вечный есть (Иоан. 12:50), и: аще кто слово Мое соблюдет, смерти не имать видети во веки (Иоан. 8:51). Кто же, выходит, не исполняет заповеди Божией, тот сам себя лишает живота вечнаго. Итак прежде всего надлежит уверовать во Христа, Который есть свет человеком, чтоб увидеть Бога.

Каким же образом может он увидеть Бога? Из творений, сотворенных Богом, может он увидеть и познать Творца, т. е. неба, земли, моря и прочих тварей, особенно же самого человека, который есть животное разумное, зачинающееся так невзрачно, и потом бывающее таким дивным существом, которое мнится быти Богом всего видимаго, в силу разумности, его отличающей. Кто узрит сим образом Бога, тот как может не возыметь к Нему страха? А кто страх к Нему возымеет, возможно ли, чтоб тот не благовеинствовал пред Ним, не смотрел строго за собою, и не жил так, как заповедует Он и определяет в законе Своем?

3. Отсюда само собою разумеется, что кто живет не по закону Божию, тот и Бога не боится; а кто Бога не боится, тот не виде Его; кто же не виде Бога, тот не имеет в себе света (умнаго); кто не имеет сего света, тот не верует во Христа; кто не верует во Христа, не имеет живота в себе. Так как, очевидно, он не положил начала от страха Божия, который есть начало премудрости; то он есть буй, слеп, мертв. И добре говорит Евангелист Иоанн, что всяк согрешаяй не виде, ни позна Бога (1 Иоан. 3:6). Добре и пророк Иеремия живописует, — кто есть незнающий Бога? Кто любодействует, кто преступничествует, кто напрягает язык свой, как лук, в ком укрепились ложь и неверство, кто от зла переходит ко злу, кто другу своему посмевается, и не говорит истины, кто научил язык свой говорить одну ложь, кто неправо действует и не хочет обратиться, у кого лихва на лихву, и лесть на лесть, коего язык есть стрела уязвляющая и льстивии глаголы уст его, приятелю своему глаголет мирная, внутрь же себе имеет вражду. Таковый не познал Мене и не восхотел уведети Мене, глаголет Господь (Иерем. 9:3—8). Если таков незнающий Бога и нехотящий уведать Его, чем разнится он от тех, которые не исповедают Христа и не веруют в Него? Христианин, не верующий Христу, какой христианин? Кто верует Христу, тот творит заповеди Его, а кто не творит заповедей Его, тот и не верует Ему. Неверующий же Христу, не то же ли что неверный? Итак все те, которые именуются христианами, но не живут по закону и заповедям Его, да ведают, что они еще не уверовали во Христа, хотя исповедуют Его Богом. Ибо кто истинно верует во Христа, тот не станет жить беззаконно и нарушать заповеди Божии, подобно тому, как тот, кто видит пред собою пропасть, не может броситься в нее, если только он не потерял ума.

4. Да взыщут же таковые того, чтоб уверовать во Христа, как должно, и таким образом начать жить по Богу, приять в себя умный свет и узреть Бога, страх Божий возыметь и положить начало премудрости, так как начало премудрости есть страх Божий. Вера без дел мертва есть, как тело без души. Ибо вера, дел не имеющая, не имеет Бога, животворящаго ее, и мертва есть, яко не стяжавшая того, о чем говорит Христос: любящий Мене, заповеди Моя соблюдет, и Я и Отец приидем к нему и обитель у Него сотворим (Иоан. 14:23), чтоб воскресить из мертвых душу присещением Своим и оживотворить того, кто сподобляется стяжать сие. Вот почему мертва такая вера, мертвы те, которые имеют ее без дел. Кто живет во Христе, тот имеет и нрав Христов; а кто не имеет нрава Христова, тот мертв, и пусть он не обольщает себя, как говорит Христос: что Мя зовете: Господи, Господи, и не творите, яже глаголю (Лк. 6:46)? Знак мертвости есть недействование, так как всякий, кто мертв, и бездействен. Почему кто не действует по Богу, тот мертв для Бога, в том нет жизни по Богу. А кто не живет для Бога и по Богу, такому лучше бы совсем не жить. Телесная наша жизнь есть просто жизнь, как жизнь и всех животных. Но разумная душа должна восприять жизнь, которую подает Бог, и которая есть свет человеком, подаемый свыше от Бога. Кто лишен этой жизни, тот живет, как и все неразумныя животныя; но как он ниспадает до сего, будучи разумным, то будет осужден вместе с безтелесными разумными тварями, лишившимися такой жизни, т. е. с демонами, на вечную смерть, или на нескончаемыя мучения во аде. Из всего сказаннаго видно, что главнейшее наше дело состоит в богоугодном житии. Которые христиане не ведут жизни, подобающей христианам, те немоществуют и в естестве своем, и в силах своих, и в жизни и деяниях своих. Сила же христианства в том и состоит, что в нем чрез Иисуса Христа получается полное благобытие от Бога, давшаго бытие. Почему естественно те не сподобляются жить, как должно, и в отношении к Богу, и в отношении к людям, которые не взыскали того, чтоб получить от Бога чрез Иисуса Христа благобытие, которое потеряно в первозданном Адаме.

5. Итак, который христианин не живет, как заповедует Христос, такой всуе носит имя христианина. Не имеет он благобытия, или потому, что совсем не веровал во Христа, или потому, что уверовав, презрел веру и потерял дар, или потому что не был научен как должно, и не познал сего великаго и таинственнаго дара благодати. Как о бытии мы знаем, что оно, быв в начале даровано непосредственно Богом по закону творения, в настоящее время не прямо от Него приходит, но от мужа и жены бывает человек, как законоположил Он же, создатель всяческих, когда сказал: и будета два в плоть едину, каковая плоть есть плоть дитяти раждаемаго от обоих: таким же образом и благобытие явно есть дело и Божие и наше; потому что еслиб оно было только Божие дело, то его имели бы все люди. Наше в сем участие состоит в том, чтоб признать, что мы не имеем благобытия и не можем его возыметь сами собою; потому что со времени Адама, даже доныне не было ни одного человека, который бы возымел благобытие сам собою, мудр ли он или разумен о себе, как говорит пророк Исаия: горе, иже мудри в себе самих, и пред собою разумни (Ис. 5:21). Почему как бытие есть у нас от Бога и Его творческой силы, так и благобытие от Него же. Благобытие есть в нас от Бога нечто высшее пред просто бытием; потому что это бытие если не станет благобытием, то растлевается и гибнет. И как всесильный Бог, однажды творчески создав человека, не дает уже теперь бытия никому из людей иначе, как чрез мужа и жену, потому что это было бы неблагословно: так опять и благобытия не дает Он человеку, если сам сей человек не восхощет того от всей души своей и от всего помышления своего, чтоб иначе не нарушить разумнаго достоинства естества человеческаго, т. е. самовластия. Посему кто восхочет сего благобытия, пусть взыщет его у Бога с воплем крепким и слезами, как сделал и сам Христос, Который, будучи Бог и человек, яко человек, возносил к Богу молитвы и моления, со слезами и воплем крепким, чтоб избавил Его, яко человека, от смерти, как говорит Апостол: Иже во днех плоти Своея, моления же и молитвы к могущему спасти Его от смерти, с воплем крепким и слезами принес, и услышан быв от благоговеинства, бысть всем послушающим Его виновен спасения вечнаго (Евр. 5:7—9). Какое же это спасение, которое Он дарует всем послушающим Его? Самое то благобытие, которое есть плод Святаго Духа. Плод же духовный есть, говорит божественный Павел, любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание: на таковых несть закона (Гал. 5:22, 23). Ибо праведнику закон не лежит (1 Тим. 1:9). Бог Слово и Сын Божий, Творец естеств, для того и соделался естественно (физически) человеком, чтоб естественно (физически) даровать людям благобытие. Чтоб люди могли получить это благобытие, Он пришел, воплотился, пострадал и умер, чтоб верующие могли возыметь его, яко нечто естественное (физическое), т. е. чтоб были любительны, радостотворны, долготерпеливы, благи, милосерды, верны, кротки, воздержны. Ибо эти именно свойства и составляют благобытие. И горе тому, кто не имеет такого благобытия, которое даруется Христом; потому что в таком случае он лишается того великаго блага, для котораго единаго Бог соделался человеком, умер и воскрес. Сего–то лишается и он (не настоящий христианин), как лишаются и те, которые не веруют во Христа, чтобы не сказать, что он становится еще и хуже их. Нам же да не будет лишитися сего блага, во Христе Иисусе, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО СОРОКОВОЕ

Воздержание есть один из плодов Св. Духа. Тем, которые веруют во Христа, надлежит знать, что они получают от Него дары Св. Духа, так что которые не знают, что приемлют от Христа дары, всуе уверовали.

Говорят богоносные отцы, что Христос пришел в мир сей и даровал людям избавление и отъятие грехов. Итак, если Христос есть избавляяй людей от греха и отъемляй их, то как они же опять говорят, что верующие умерщвляют стремления и движения страстей чрез воздержание? На это отвечаем, что оба эти положения истинны. Ибо окрестившиеся во Христа во Христа облеклись; облекаются же во Христа благодатию от Отца исходящаго Духа, а из плодов Св. Духа есть и воздержание. Плод Св. Духа, говорит божественный Павел, есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5:22, 23). Посему, когда кто воздерживается от греха, то не он воздерживается, но сие есть плод Духа, который есть воздержание. Итак, воздержный пусть не думает, что воздержание им содержимое есть дело его собственной силы, но дело благодати Христовой. Ибо Христос чрез Духа Святаго дарует воздержание тем, которые прежде возжелали освободиться от страстей и избавиться от греха, и стали противиться ему, но все бывали побеждаемы им по слабости своей и отяжеляемы, — таковым, говорю, дарует Христос воздержание, чтобы ведали, судя по воздержанию, коим воздерживаются теперь от всякаго греха, от какого великаго зла они избавлены, и чтобы когда взято будет у них самое движение на зло (сочувствие ему), прославляли смиренномудренно Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа, пославшаго Его для избавления народа своего.

Как Христос греха не сотвори, так и тому, кто облекается во Христа, как возможно грешить? Кто же грешит, тот явно не облечен во Христа. Да подвизается убо такой христианин опять облещись во Христа, и да просит день и ночь с верою, постом и слезами сподоблену быть опять надеть на себя одежду оправдания Христова. Ибо он одет уже был во Христа во святом крещении, но или не познал того, или презрел то и сделался за то опять обнаженным от Христа и по причине сего обнажения стал грешить. Впрочем Христос не совершенным оставлением оставляет и такого, но дает ему придти в чувство, познать свою обнаженность и моляся с духом сокрушенным взыскивать облечения в Него. Ибо кто не облечен во Христа, тот как может творить заповеди Его? Сам Он говорит: без Мене не можете творити ничесоже, как не может приносить плода ветвь, если не пребудет на лозе (Иоан. 15:4:5).

Христос повелевает нам веровать в Него не просто, как случилось; но веровать еще, что тем, которые веруют в Него, Он дает дары, так что которые не получили таких даров, те еще не уверовали во Христа. Христианин и верным называется по причине вверения ему даров. Верным называется христианин не потому одному, что он верует во Христа, но и потому что ему вверены от Бога таинства, которых даже Ангелы не ведали прежде нас. В сем смысле сказал Господь: верный в мале и во мнозе верен есть (Лук. 16:10). Видишь ли, что верный есть тот, кому вверяется? Кто же не чувствует и не знает, чтоб ему вверено было что–нибудь, тот или не получил благодати Святаго Духа, или безчувствен, и по причине нечувствия его она отступила от него. Ибо Дух Святый, дающий людям мудрость, и ведение, и благочестие, и страх Божий, и веру, не хощет пребывать в нечувственных.

Как никто не может вести торговлю без денег, то Господь каждому верному дает по силе его и способности, духовный динарий, т. е. дар Св. Духа, который бы всегда пребывал с ним во всякое время и во всяком деле. Кому вверен такой динарий, и кто получил его, тому надлежит хранить его добре, и со всем усердием и терпением стараться приумножить его. И послушай, как он может умножить его. Получает, например, кто–либо дар веры и дар терпения: верою верит он в то, что обетовал Ему Бог а терпением претерпевает скорби и напасти, которыя находят на него. Видя, что его встречает многое, противное тому, что обетовал ему Бог, он терпит благодушно, ожидая, пока наконец придет время исполнению обетований Божиих. Здесь по видимости кажется, будто человек сам перетерпевает, а на деле сила благодати Св. Духа, которую он получил, она содевает в нем терпение и твердость. Если он не забудет о сей силе благодати, ему дарованной, то умножается в нем дар, и он сподобляется получить, что Бог обещал ему дать: ибо христиане верою и терпением наследуют обетования Божии. Если же он забудет о благодати и подумает, что сам своею силою вынес бремя испытания и терпения, а не силою благодати Божией, то теряет благодать и остается обнаженным от нея; и диавол, находя его обнаженным от божественной благодати, помыкает им, куда хочет и как хочет, — и бывают последняя его горша первых.

Итак тем, которые именуются верными по благодати веры, надлежит сподобиться получить и благодать разума, да разумеют воистину, что терпение и благодушие содевает в них божественная благодать, и благодарение да приносят Тому, Кто возблаговолил действовать таким образом в верных, как сам Он засвидетельствовал: сила Моя в немощи совершается (2 Кор. 12:9). В других подвигах действующий бывает победителем; а в подвигах веры и благочестия победителем бывает страждущий и претерпевающий до смерти. Претерпевший до конца спасается; не тот, кто изнемогает и отстает в средине или к концу подвигов, но кто претерпевает до конца. И Бог наш не именуется Богом празднаго бездействия и утех, а Богом терпения и долготерпения. Он действенно производит терпение и благодушие в тех, кои предают Ему себя самих, чтобы они одержали победу дивную и новую, подобную той, какую одержал Христос Господь. Быв распят и вкусив смерть, Он победил убийц Своих и мир, и теперь уделяет от победной силы Своей и тем, которые страждут за Него, и чрез них побеждает снова тех же убийц и мир. Сие таинство надобно знать всякому христианину, чтобы не оказался кто всуе верующим во Христа, яко не ведущий таинства христианства. Ибо не сам всяк, но Христос со всяким входит опять в рай; т. е. всякий человек тогда получает вход в рай, когда причастным делается божественной благодати Христовой и верою опять стяжевает то, что имел в начале и что потерял неверием, не поверив словам Божиим, а поверив словам змия.

Труды же и поты всегда сопровождают человека в настоящей жизни, по промыслительному устроению человеколюбиваго Бога, чтоб иначе не потерял он опять того, что стяжал трудами и потами. Блага, высшаго для нас, т. е. благодати Христовой, духовно сподобляется душа чрез святое крещение: ибо как только крещается, тотчас воображается в ней Христос. Но как большая часть не знают приемлемой таким образом благодати, особенно из тех, кои крещены малыми детьми; то мало–по–малу со временем происходит в них изменение, и в иных совсем гаснет благодать Божия, а в других остается еще хоть малая ея искра, которая, по великой милости Божией, иногда опять возгарается в них посредством веры, пастырскаго наставления и руководства. В тех, которые, быв обличаемы и наставляемы, возникнут к вере и упованию спасения, благодать в короткое время опять возгарается и дает ощущать себя в духе. Затем если кто приложит к сему с радостию и рукояти смиренномудрия и милостыни (смиренномудрия, потому что такая милость не от нас, но от Бога; милостыни, потому что получивший милость, всеконечно и сам должен быть милостив), то в нем разгарается великое пламя, которое освещает даже и всех соприкасающихся к нему, — о Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава и держава во веки. Аминь.

СЛОВО СОРОК ПЕРВОЕ

1. О праздниках, и как надобно их праздновать? 2. Против тех, которые хвастаются празднествами. 3. Что означает то, что бывает во время их? 4. К тем, которые причащаются пречистых Таин достойно, и недостойно. 5. Как бывает, что иной соединяется с Богом чрез святое причастие, а иной не еоединяется? 6. Какое различие имеют причащающиеся достойно от причащающихся недостойно?

1. Кто добре познает и уразумеет, что он создан из ничего, и что нагим вошел в мир сей, тот познает и Творца своего, и Его единаго будет бояться и любить, и Ему единому служить от всей души своей, ничего из видимых вещей не предпочитая Ему. Убеждаясь из познания себя самого, что странник есть для всего земнаго или, лучше сказать, и для всего небеснаго, он всю ревность души своей отдает на служение Творцу своему и Богу. Ибо если он странник для земнаго, из котораго взят (при сотворении), среди котораго живет и проводит век свой, тем паче странник для небеснаго, от котораго так далек и по образу бытия своего здешняго, и по образу жизни своей. Кто же убедится таким образом из познания себя самого, что странник есть на земле, и будет содержать в мысли, что как нагим вошел в мир сей, так нагим и выйдет из него, тому что предлежит кроме плача и рыдания не о себе только одном, но и о всех сродных с ним, и подобострастных ему людях? Равным образом, кто любит и боится Бога, и Его единаго, тот, скажи мне, прошу тебя, согласится ли блистать чем либо плотским и вещественным? Или, если праздник придется ему отпраздновать, станет ли он праздновать и торжествовать по общему всех людей обычаю, — несмысленно и без толку? Или как возможно, чтоб он подумал что–либо, или сделал какое–либо дело, зная, что то неугодно Богу? Также, кто убежден, что он странник, беден, наг от всего, хотя бы многим обладал, возможно ли, чтоб он стал хвастаться богатством своим? Или, возможно ли, чтобы гордиться стал тем, что делает в праздники свои? Выситься по причине множества поставленных им свечей и возженных лампад, или из–за духов и ароматов, или по причине многолюдства собравшагося народа и обильных и дорогих трапез? Или величаться знатностию друзей и посещением славных вельмож? Нет, не станет он много о себе думать из–за этого: ибо знает, что все это ныне есть, а завтра прейдет, ныне занимает, а завтра исчезнет. Таковый, зная, в чем состоит богоугодное празднество, совсем не имеет в уме своем и в чувстве своем того, что обыкновенно бывает чувственнаго на праздниках (ибо этим обыкновенно заняты бывают те лишь, которые не помышляют ни о чем высшем видимаго); но умом премудрым раждает помышления духовныя и восторгается к созерцанию празднственнаго веселия, имеющаго быть в будущей жизни, и им сердечно соуслаждается, как бы там уже был самым делом и духовно праздновал со ангелами и святыми, у которых на небе всегда праздник. Таковый не смотрит на свечи и лампады, ни на множество народа, ни на собрание друзей, но к тому устремляет ум свой, что вскоре имеет быть по сих, когда т. е. погаснут все вещественные светы, и самый свет очей, и всяк отойдет в дом оный на вечное пребывание.

2. Итак, не считай ты мне, возлюбленный, годы, месяцы и круговращения праздников, и не говори: вот спраздновал я Рождество Христово, Богоявление, Сретение, Воскресение, Вознесение и Пятидесятницу. Не говори этого, брате мой, не пересчитывай отпразднованных праздников и не думай, что этого достаточно для спасения души. Не думай также, что будь светлыя одеяния и убранства, ястие и питие, ценныя благоухания, свечи и лампады, и множество народа, то тут и весь праздник. Не это делает светлым праздник, и не в этом одном состоит празднество: это только видимость празднственная. Какую пользу доставлю я себе, если возжгу, не говорю, множество свеч и лампад в церкви, но если зажгу столько светильников, чтоб они издали столько света, сколько светло солнце на небе, а вместо лампад вставлю звезды в своде церковном, и таким образом устрою второе небо долу на земле, буду восхищаться светом от всего сего и составлять предмет удивления и похвал от пришедших в церковь? Какая, говорю, будет польза для меня от этого, когда спустя немного все это погаснет, и я останусь во тьме? Или какая для меня польза, если ныне я намащу разными духами себя и всех празднующих, а завтра опять стану наполнен зловонием плотским? Скажи ты, хвалящийся светлыми празднествами, скажи, если, по слову Премудраго, есть у тебя разум, какая польза от этого? Конечно никакой, хоть ты и молчишь, побеждаемый истиною. Ибо если ныне я залит светом, а завтра окружен буду тьмою, если ныне избыточествую веселием, а завтра обременен буду печалями, если ныне здравствую, а завтра болеть стану, скажи, какая мне от этого прибыль? И что за утешение во всем этом? Не такие праздники любит Господь. Кто изыска сия из рук ваших, вопрошает Он? (Ис. 1:12). Не законоположил Христос, чтобы мы праздновали праздники свои таким образом. А как? Вот послушай со вниманием. Впрочем скажу наперед, что говорят некоторые в защиту сего. — Чтож, по твоему? Не возжигать ни лампад, ни свеч? Не воскурять фимиама и никаких благовоний? Не созывать народа на праздники и не приглашать ни певчих, ни друзей и знаемых, ни людей знатных? Это ли говоришь? Так ли велишь? — Нет, этого я не говорю. Да не будет. Напротив, советую тебе все это делать, даже в больших размерах. В этом я совершенно с тобою согласен. Но желаю, чтобы ты знал, каким образом при всем том надлежит христианам праздновать праздники свои. И вот я изъясню тебе таинство празднества христианскаго.

3. Что же это за таинство? — То, что образно представляет делаемое тобою в праздники. Возжигаемыя тобою лампады представляют мысленный свет, чтобы напоминать тебе, что как церковь вся в свете от множества лампад, так и дом твоей души (который тоже Божий есть), честнейший паче рукотвореннаго храма, должен быть весь в духовном свете, т. е. в нем должны светить все духовныя добродетели, быв возжены божественным огнем благодати, и освещать всего тебя так, чтобы в душе твоей не оставалось ни одного местечка неосвещеннаго. Множество возженных свещей означают светлые помыслы, которые должны светить в тебе, подобно свещам, так чтобы не было ни одного мрачнаго помысла в доме души твоей, но чтобы все были огненны и блистали светом Духа Святаго, и в тебе не было недостатка ни в одном из светоносных помыслов разсуждения. Благоуханныя масти, разливающия благовоние, указывают тебе на духовное миро, т. е. на благодать Святаго Духа, и тем, что оне составлены из разных специй, научают, что сие духовное миро надлежит стяжать и тебе так, чтоб оно было разнообразно, т. е. было составлено из различных даров Святаго Духа. Сие духовное миро предизображая, пророк называет его в псалмах то росою, сходящею на горы Сионския, то миром, сходящим на браду Аароню и на ометы одежды его (Пс. 132:2, 3). Таков есть Дух Святый, Который сходит от Отца светов на достойных духовных мужей, а от них передается и другим, и освежает всех, как роса. Фимиам кадильный, который, воскуряясь, издает дым благовонный, указывает тебе на ту же благодать Святаго Духа, но в том уже отношении, как она извнутрь восходит горе, или как она из того, кто восприял действо Святаго Духа, исторгается как источник воды, текущия в живот вечный. Тут она и освещает светозарно, и в тоже время облагоухавает чувства духовным благоуханием: освещает, яко свет, видимый теми, кои чисты сердцем; облагоухавает, как древо жизни, которое, умерщвляя пожелания плотския, разливает всюду благоухание духовных стремлений и чувств и радостию чистою возвеселяет сердца всех верных. — И не это только означает бывающее на праздниках, но и ко многим другим духовным помышлениям подает оно повод. Так, если Бог так украсил и прославил благоуханием это бездушное миро; то не украсит ли Он и тебя, котораго создал по образу и подобию Своему, (конечно, если захочешь), разными видами добродетелей и не прославит ли благоуханием Святаго Духа? Эти масти, составляемыя руками человеческими и благоуханием своим услаждающия чувства твои, мудрым образом представляют создание тебя самого: ибо как эти масти, сложенныя из разных ароматов, приготовляют руки миротворцев, из разных специй делая едино благоуханное вещество; так и тебя создали руки Божии и премудро сгармонировали с духовными видами мира духовнаго, т. е. с дарами Животворящаго Духа. И надлежит тебе благоухать вонею разума и премудрости, чтобы слушающие словеса учения твоего были облагоухаваемы в чувствах души своей и радовались радостию духовною. — А толпы народа, собирающияся на праздник и велегласно воспевающия хвалу Богу, означают небесные чины и несметныя воинства ангелов, которые воспевают и славословят небеснаго Владыку за великое спасение, устроенное тебя ради. Хвала и песнь, поемыя народом, представляют таинственное оное пение, немолчно совершаемое ангелами, чтоб и тебя научить соделаться земным ангелом и таинственно и немолчно петь невещественными устами сердца Бога, создавшаго тебя. — Други и знаемые, и знать, собравшиеся на праздник, научают тебя присутствием своим, что и тебе надлежит возревновать о том, чтобы посредством делания всех заповедей и чрез богатство добродетелей сочислиться и сделаться сожителем с апостолами, пророками, мучениками и всеми святыми.

Если так празднуешь ты, возлюбленный, праздники свои, и если сам ты таков, как показало мое слово; то воистину духовное совершаешь ты празднество и спразднуешь Ангелам. Если же не так празднуешь и самого себя не поставил таковым, как мы сказали; то что пользы для тебя от твоих празднеств? Боюсь, не услышать бы и тебе от Бога, как древние иудеи: превращу праздники твои в жалость, и вся песни твои в плач (Амос. 8:10). Может быть вы спросите меня: так по–твоему если уж мы не таковы, как показало твое слово, то нам и не праздновать праздников, хоть бы то телесно и чувственно? — Нет, брате, я не говорю тебе этого. Празднуй усердно, и делай все, что относится к Богопочтению и чествованию Ангелов, как можешь. Призывай на праздник, если можешь, всех, — царей, вельмож, архиереев, иереев, диаконов, мирян, да чрез тебя славится всеми Бог, и слава сия, ими Богу возсылаемая, да вменится тебе, как виновнику ея, и да явишься ты угодным Богу. Но не думай, что тут и все, что ты должен делать для прославления Бога и в честь Ангелов Его, и тем паче, будто чрез то прибавляешь нечто к славе Всевышняго или святых. Ибо, как говорит Апостол, не прославится прославленное за превосходящую славу (2 Кор. 3:10). И святые не имеют нужды в человеческой земной славе. А празднуй, да обрящешь милость у Бога молитвами святых Его; но и при этом опять не думай, что то видимое и чувственное, что ты делаешь для праздника, есть настоящее празднество, но что это есть только тень и образ празднества. Ибо, скажи мне, прошу тебя, это видимое, бездушное и чувства не имеющее само по себе какое общение имеет с невидимым, божественным, духовным, — живым и живоносным? — Посему, если хочешь разумно и благочестно праздновать праздники, да будет у тебя празднеством не свет лампад, которыя спустя немного погашаются, но чистая лампада души твоей, т. е., ведение небесных и божественных вещей, которое подается Духом Святым тому, кто есть израильтянин, — человек высокаго и созерцательнаго ума. Оно да сияет в тебе все дни жизни твоей паче лучей солнечных. Оно да светится во всех христианах чистым светом слова, так чтобы благодатию Духа Святаго исполнялась в них заповедь: тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, Иже на небесех (Матф. 5:16). Вместо многих лампад да будут в тебе светлосиятельныя помышления, из которых составляется ткань на украшение добродетелей, и чрез которыя для имеющих правое умное зрение явным бывает все благообразие духовнаго храма души твоей. Вместо благовонных курений да облагоухает тебя благоухание Святаго Духа неизъяснимое. Вместо множества народа да будут с тобою сонмы святых Ангелов, которые бы славили Бога за твои добрыя дела и радовались о спасении и преспеянии души твоей. Вместо друзей, вельмож и царей да спразднуют тебе, как други твои духовные, святые, паче вельмож и царей досточтимые. Сии святые да будут возлюбленными твоими, предпочтительно пред всеми, чтобы они по смерти твоей приняли тебя в вечные кровы свои, как Авраам принял Лазаря на лоно свое.

4. Вместо трапезы, обремененной разными яствами, да будет тебе единый хлеб животный, который для чувств видится хлебом, а мысленно есть тело Христово. Сей есть хлеб, сходящий с неба и дающий живот миру, от котораго вкушающий не только питается, но и животворится и восставляется как бы из мертвых. Сей хлеб да будет для тебя и пищею и услаждением, ненасытимыми и неистощимыми. Вино же, которое в сем таинстве воистину есть кровь Божия, да будет для тебя светом неизреченным, сладостию несказанною, радованием вечным. Если будешь пить от сего вина достойне, то не вжаждешься во веки, только пей с чувством душевным и с мирным настроением душевных сил. — И добре вникни в смысл глаголемаго. Если причащаешься небеснаго хлеба и вина, т. е. тела и крови Христовых с чувством и сознанием того, что они суть; то ведай, что причащаешься их достойне; если же не таким образом причащаешься, то ешь и пиешь недостойне. Причащаясь с чистым сердцем и верою, ты являешься достойным таинственной трапезы; если же ты не удостоиваешься сего, то не имеешь единения со Христом.

5. Те, которые причащаются божественных Таин недостойне, пусть не думают, что чрез них, так просто, соединяются с Богом; потому что этого не бывает с ними, и быть не может никогда, пока они таковы. Одни те, которые чрез причащение божественной плоти Господней, удостоиваются зреть умным оком, осязать умным осязанием, вкусить умными устами невидимое, неосязаемое и невкусимое Божество, — одни эти ведают, яко благ Господь. Они не чувственный только хлеб вкушают и не чувственное только вино пиют, чувственно, но в тоже самое время вкушают и пиют мысленно Бога, двоякими чувствами — души и тела: вкушают плоть чувственно, Бога же мысленно и соединяются таким образом и телесно и духовно со Христом, Который двойствен по естествам, яко Бог и человек, и бывают сотелесники с Ним и сообщники славы Его и Божества. Сим–то образом соединяются с Богом причащающиеся достойне, — вкушающие от хлеба и пиющие от чаши, с ведением и созерцанием силы таинства, и с чувством душевным. А те, которые причащаются недостойне, бывают пусты от благодати Св. Духа, и питают только тело свое, а не души свои.

6. Но, о возлюбленне, не возмущайся против меня, слыша истину, мною тебе возвещаемую: ибо это истина. Ибо если ты веруешь и исповедуешь, что Тело Христово есть хлеб животный и дарует живот вечный тем, которые вкушают его, и что Кровь Его для пиющих ее бывает источником воды, текущия в живот вечный; то скажи мне, прошу тебя, почему ты, причащаясь сих божественных Таин, не приемлешь в душу свою ничего особеннаго сравнительно с тем, что имел прежде причащения. Но если и чувствуешь малую некую радость, когда причащаешься, то спустя немного времени опять становишься таким же, каким был прежде того, и совсем не ощущаешь в себе самом какого–либо притока жизни или какого–либо прилияния света. Хлеб сей для тех, которые не возвысились над чувственным, является простым хлебом, хотя таинственно он есть свет невместимый и неприступный, — равно как и вино таинственно есть свет, жизнь, огнь, вода живая. Итак, когда вкушаешь ты божественный хлеб сей и пьешь сие вино радования, а между тем не ощущаешь, что зажил жизнию безсмертною, восприняв в себя силу светоносную и огненную, как пророк Исаия приял в уста угль горящий, и что испил кровь Господню, как воду живую и обрадовательную, если, говорю, не ощущаешь в себе, что приял нечто из того, о чем я сказал теперь; то как думаешь, что приобщился жизни вечной, приступил к неприступному свету Божества, причастен стал света непрестающаго? Нет, брате мой, нет; ничего такого не совершилось с тобою, так как ты не чувствуешь в себе ничего из сказаннаго. Но свет оный светит на тебя, а ты слеп, и не освещаешься; и огнь оный испускает на тебя теплоту, а ты остаешься хладным; и жизнь оная вошла в тебя, а ты не чувствуешь, и пребываешь мертвым; и вода живая протекла по душе твоей, как желобу, но не осталась в тебе, потому что не нашла в тебе достойнаго себе вместилища, чтоб вселиться внутрь тебя. Посему, если ты сим образом причащаешься пречистых Таин, без того, чтоб ощущать какую–либо благодать в душе своей; то причащаешься только по видимости, а в себя самого ничего не принимаешь. Ибо которые достойно приступают к сим таинствам и достодолжно приготовляются к принятию в них Сына Божия — сего хлеба животнаго, сходящаго с неба, к тем Он прикасается ощутительно, и с теми соединяется несмесно, давая осязательно испытывать свое благодатное присутствие.

Итак, если ты будешь праздновать праздники, как я тебе изобразил, и будешь причащаться божественных Таин, как я тебе указал; то вся жизнь твоя будет одно непрерывное празднество, одна непрестающая пасха, — прехождение от видимаго к невидимому, туда, где престанут все образы, сени и символы празднеств, бывающих в настоящей жизни, и где вечно чистые вечно имеют наслаждаться чистейшею жертвою, Христом Господом, в Боге Отце и единосущном Духе, всегда созерцая Его и видимы бывая Им, сопребывая и соцарствуя с Ним, — выше и блаженнее чего ничего нет в царствии Его. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СОРОК ВТОРОЕ

Что есть таинство воскресения Христова? Как в нас бывает воскресение Христово, и как вместе с сим бывает воскресение души? — Сказано во вторник второй недели по Пасхе.

Братие мои возлюбленные! Пришла Пасха, радостный день воскресения Христова, вина всякаго радования, посещающая нас однажды в год, а для тех, которые понимают таинство воскресения, бывающая каждодневно и даже непрерывно, — пришла и исполнила сердца наши всяким веселием и неизъяснимым утешением не тем только, что прекратила труд всечестнаго поста, но паче тем, что явила души наши усовершившимися тем трудом, и призвала всех верных к упокоению и благодарению, как видите. Итак, возблагодарим, братие, Христа Господа, сподобившаго нас преплыть море поста и введшаго нас с радостию в пристань воскресения, — возблагодарим все, и те, которые совершили течение поста добре, в подвигах добродетелей, с усердием и теплым расположением, и те, которые обличились не так мужественными и малодушествовали в подвигах, по причине слабосердия и растления душевнаго. Ибо Он дает и усердным подвижникам венцы и награды, даже гораздо большие, нежели как им следует; Он же опять и к немощнейшим являет снисхождение, яко милостивый и человеколюбивый; потому что смотрит паче на расположение и произволение наших душ, нежели на телесные труды, с какими упражняемся и подвизаемся мы в добродетели, или больше по большей ревности, или меньше сравнительно с усердными по причине немощи тела, — и таким образом по усердию каждаго раздает награды и дары Св. Духа, и или делает кого за усердные подвиги знаменитым и славным, или оставляет еще в уничижении, как такого, которому для совершеннаго очищения потребны еще большие подвиги.

Но, если считаете то благословным, пообдумаем и поизследуем точнее, в чем таинство воскресения Христа Бога нашего, каковое таинственно бывает и в нас, если восхощем, и как погребается Христос внутрь нас, как во гробе, как соединяется с душами нашими, воскресает в нас и вместе с Собою воскрешает и нас. Христос Бог наш, после того, как повешен был на Кресте и пригвоздил на нем грех всего мира, умер, сошел в преисподняя ада; потом поднявшись из ада, опять вошел в пренепорочное тело Свое, и тотчас воскрес из мертвых, и за тем наконец вознесся на небеса с силою и славою многою. Таким же образом и теперь, когда мы, оставляя мир сей и мирския суетности, при исповедании страстей Христа Господа, входим во гроб покаяния и смирения, Он сам сходит с небес, входит в тело наше, как во гроб, соединяется с душами нашими и воскрешает их, мертвых сущих по грехам, и воскресив дает благодать видеть славу сего таинственнаго воскресения.

Так воскресение Христово бывает воскрешением и нас, падших в грех и мертвых. Воскресение и слава Христова есть, как сказали мы, собственное наше воскресение, которое бывает, проявляется и видится в нас посредством воскресения Его, в нас Им совершаемаго. Воскресение же души есть единение ея с жизнию (вкушение жизни). Ибо как тело мертвое, если не примет внутрь себя живой души и не сольется с нею неслиянно, не может жить одно само собою; так и душа не может жить истинною и вечною жизнию одна сама собою, если неизреченным образом не соединится неслиянно с Богом. Душа, несмотря на то, что невещественна и безсмертна по естеству, бывает мертва и безчувственна, прежде чем соединится со Христом, прежде чем увидит, что соединилась с Ним и воскресла, прежде чем познает то и возчувствует: так как ни познания не бывает без видения, ни видения без чувства, т. е. прежде видит кто какую вещь, и видя ее, познает, а потом и чувствует. Это говорю в отношении к духовному; а в отношении к телесному бывает чувство и без видения, как например слепой, споткнувшись ногою о камень, чувствует боль. В духовном же, если ум не придет в состояние созерцания, чтобы созерцать то, что выше понимания, то не может чувствовать таинственнаго от того воздействия. Итак, тот, кто говорит, что он чувствует духовное, прежде чем придет в состояние созерцать то, что выше ума, слова и помышления; тот подобен слепому, который чувствует добро и зло, какия испытывает, но не знает, что у него под руками и ногами, и что может живить его или мертвить, потому что не имеет очей, чтоб видеть и знать то. Почему сколько раз бывает, что он поднимает палку, чтоб ударить врага, а ударяет друга, при всем том, что и враг стоит пред ним и пересмеивает его!

Воскресению Христову верят премногие–многие; но мало таких, которые бы чисто зрели его. Те же, которые не зрят так воскресения Христова, не могут покланяться Иисусу Христу, яко Господу. Почему священная песнь, которую часто имеем мы в устах своих, гласит: Воскресение Христово, не веровавше, а что? Воскресение Христово видевше, поклонимся святому Господу Иисусу, единому безгрешному. Как же это Святый Дух подвигает нас петь: воскресение Христово видевше, т. е. что мы видели воскресение Христово, — когда мы не видали его, так как Христос, воскрес больше тысячи лет прежде, да и тогда никто не видал, как Он воскрес? Уж не хочет ли песнь церковная научить нас говорить ложь?! Да не будет! Перестань злословить! Напротив, она завещала нам возглашать сими словами совершенную истину, напоминая о том воскресении Христовом, которое бывает в каждом из нас верных, и бывает не просто, но светоносно, блистая сияниями божества Его и нетления. Светоносное присутствие Духа показывает на совершившееся в нас воскресение Господне, и еще паче — дает нам благодать видеть самого воскресшаго Христа Господа. Почему и поем: Бог Господь и явися нам; и желая показать второе Его пришествие, прибавляем вслед за тем: благословен грядый во имя Господне. Итак в тех, в которых явился Христос воскресший, всеконечно Он и виден бывает духовно, и видится духовными очами. Ибо, когда приходит в нас Христос благодатию Святаго Духа, то воскрешает нас из мертвых, какими бываем дотоле, и животворит, и делает, что мы видим в себе живым Его самого, безсмертнаго и нетленнаго. И не только это, но Он дает нам благодать и такую, что мы ясно познаем, как Он воскрешает нас и прославляет вместе с Собою, как удостоверяет все Божественное Писание.

Таковы–то божественныя таинства христиан! Такова сокровенная сила веры нашей, которой не видят, и не могут видеть неверы, маловеры, или, лучше сказать, полуверы, которые имеют половинную веру. Неверы, маловеры и полуверы суть, которые не показывают веры своей делами. Без дел и бесы веруют и исповедуют Христа, яко Бог есть. Знаем, нередко вопили бесы, что Ты Сын Божий (Мар. 3:11). В иной раз и об Апостолах кричали: сии человецы раби Бога вышняго суть (Деян. 16:17). А они были рабы Христовы. Но такая вера непомощна ни бесам, ни людям. И никакой нет пользы от такой веры, потому что она, как говорит Апостол, мертва. Вера бо без дел мертва есть (Иак. 2:20), как наоборот делам споспешествует вера (Иак. 2:22). Почему же мертва такая вера? Потому что не имеет в себе Бога животворящаго, — что не стяжевает в себя Христа рекшаго: любяй Мя заповеди Моя соблюдет и Аз и Отец приидем и обитель у него сотворим (Ин. 14:23), чтобы присутствием своим воскресить из мертвых того, кто стяжевает такую деятельную веру, оживотворить его и дать ему видеть самого Христа, воскресшаго в нем и его воскресившаго. Вот почему вера без дел мертва, или лучше сказать, мертвы те, которые имеют веру без дел. Истинная же вера в Бога всегда жива и живуща, и животворит тех, которые приступают к ней и приемлют ее с благим произволением. Она и прежде действительнаго исполнения заповедей Христовых многих привела от смерти в живот и показала им Христа и Бога. И еслиб они после того пребыли в заповедях Его и соблюдали их даже до смерти, то были бы сохранены сими заповедями такими же, какими в начале стали одною верою. Но как они изменились в своих расположениях и впали опять в прежние грехи, то и веру потеряли, и праведно лишились истиннаго духовнаго богатства, которое есть Христос. Чего да не постраждем и мы, будем, прошу вас, соблюдать, сколько сил есть, заповеди Христовы, чтобы сподобиться и настоящих и будущих благ, т. е. зрения самого Христа Господа. Каковое буди улучить нам всем благодатию Господа нашего Иисуса Христа, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО СОРОК ТРЕТЬЕ

Об изменениях души и тела, которые бывают от стихий, пищи и бесов.

Долг имеет всякий христианин не только изменения и перемены, бывающия в душе, знать, но знать еще и причины, от коих оне происходят и случаются. Иногда, например, вдруг находит на душу радость, а иногда находит на нее тоже внезапно печаль и тягота крайняя; то бывает она сокрушенна и умиленна, то безчувственна и жестка, как камень; иной раз она смиренна и кротка, а спустя минуту начинает гордиться, и серчать и злиться на всех братий; иногда бывает она разсеянна и нерадива о всяком деле благом, а иной раз внимательна и усердна ко всякому послушанию, так что и тех, с которыми живет вместе, отклоняет от худа и подвигает на добро; иной раз она исполнена страха и благоговеинства, а иной безстрашна и неблагоговейна; иной раз с любовию воспоминает отсутствующих и призывает их к себе, а в другой и на присутствующих смотреть не хочет; иногда скорбит, ноет и тяготится даже жизнию, а иногда так радуется и веселится, что не в силах бывает удержать в себе своей радости. Все это бывает естественно по естественному течению движений души и тела, когда подвизаемся в делании добродетелей и исполнении заповедей Христовых. Но как изменяется душа, так изменяется и ум наш; прелагается и он, — и иногда бывает остр и скор на порождение мыслей, и быстр в обсуждении своих помышлений, и иногда бездействен и тяжелодвижен на то и другое — и на помышление, и на разсуждение; то бывает он будто несмыслен, безсловесен, безгласен и глух, то глубокомыслен, красноречив и разсудителен; иной раз бывает он слеп и омрачен, а иной раз просветлен и рвется востечь на высоту созерцания, превышающую меру человеческаго естества; иногда бывает прост и свободно готов на всякое созерцание, не помня ничего из худостей, бывавших пред ним, и не помышляя ни о чем подобном, а иногда бывает очень многосложен, волнуется мыслями, подозревает чего нет и не было, бывает как огонек, покрываемый дымом от сырых дров, не только о присущих помышляет злое, но и о тех, которых нет на лицо, слагает нередко в себе помышления суетныя и ложныя. Бывает, что и душа скорбит и не соглашается с умом в его неправых помышлениях, но никакой тем не доставляет пользы, потому что не сильна бывает отвлечь ум от таких суетных и безполезных помыслов. И вот то, что имели мы сказать об изменениях и преложениях ума и умной души нашей.

Что касается до неровностей, бывающих в теле, то хоть и кажется нам, что оне явны и их легко познать, но на деле не так: ибо изменений бывающих в теле по естеству его чрезвычайно много. Душа по естеству и сущности своей неизменна; вместе с нею равным образом неизменным создан от Творца Бога и ум. Они водятся произволением и по своей воле упражняются или в добродетелях, или в пороках, и за то наследуют на всю вечность или свет, или тьму. По своей воле, как я сказал, и по своему произволению, прилепляются они или к добру и бывают добрыми, или ко злу и бывают злыми. Но тело и естественно превратно, потому что сложно и по сущности своей текуче, как созданное из вещества тленнаго и текучаго, и имеет сложение свое и состав свой из таких вещей, кои противоположны между собою. Мудрые по сей части говорят, да и поистине так есть, что сущность тела состоит из четырех противоположностей: холоднаго и теплаго, сухаго и сыраго. Но тело само по себе не имеет ни воли, ни произволения и, сказать правду, не имеет ни даже движения, разве может быть назовет кто движением естественное течение тела к концу или тлению: каковое движение безсловесно, а если безсловесно, то конечно и безгрешно и пред Богом невиновно. И праведно: ибо то, что бывает необходимым следствием естества, то не подлежит осуждению. Похоти же плотской, брачнаго или безбрачнаго смешения, сластей, гортанобесия, чревоугодия, многоспанья, леностнаго бездействия, щегольства и многаго другаго подобнаго не тело ищет, как думают многие ненаказанные, как не ищет оно этого, когда бывает мертво, но ищет этого душа посредством тела, приятным то себе находя, и услаждается тем, так как тесно соединена с этою перстию, т. е. телом, любит валяться в чувственных скверностях, как свинья в нечистотах, и жаждет сластей плотских, по причине сего соединения с перстию.

Впрочем никто пусть не думает, будто душа насильно бывает увлекаема к таким вещам от тела: ибо дело не так бывает. Как же бывает? Послушай со вниманием. Взял Бог персть от земли, и, создав человека, подул в лице его Господь Бог, — и бысть человек в душу живу, встал с земли и стал ходить, потому что душа его, бывшая в теле, господственно и властно двигала сие тело; жжения же или похотнаго движения, безсловесной ярости и чревонеистовства и следа никакого не было тогда, но была в человеке жизнь мирная и безпечальная. Посмотрим теперь, не от того ли, что тогда не было еще жени и яств, кои обыкновенно подвигают человека на похоть, не чувствовал он движений похоти и чревонеистовства? Итак, что же говорит о сем Божественное Писание? И прозябе Бог еще от земли всякое древо красное в видение, и доброе в снедь. — И беста оба нага, Адам же и жена его, и не стыдястася (Быт. 2:9, 25). Видишь, что никакого вреда их целомудрию не причиняло ни то, что Ева была пред лицем Адама, ни то, что оба они были наги? И наги были они и не познавали друг друга, и не подвигались естеством тела своего к смешению, и не стыдились. Но по преступлении заповеди, когда вышли они из рая, обнажились от благодати Божией и ниспали от божественной славы; тогда, как написано, позна Адам жену свою и заченши роди (Быт. 4:1). Так, брате мой, если ты искренно возлюбишь Бога и будешь твердо стоять в сей любви, то никакая страсть не возобладает тобою, и никакое нуждение тела не вознасилует тебя. Ибо как невозможно, чтобы тело подвиглось на какое–либо дело само собою без души, так невозможно, чтоб и душа, соединившаяся с Богом посредством любви, вступать стала в сношение с другим чем–либо и склонилась на пожелания и удовольствия чувственныя, или увлеклась похотением чего–либо видимаго и какою–либо страстию. Потому что все стремление сердца ея, или, лучше скажу, вся воля ея связана крепко узами сладчайшей любви к Богу; а когда душа ссоюзится и ссочетается, как я сказал, с Творцем своим, тогда возможно ли, скажи мне, чтоб она испытывала жжение плотское или была подвигаема на похоть, и тем паче чтоб и исполняла ее? Никак невозможно. Естественныя же перемены, бывающия в теле, явны. Оне имеют место и во всех святых; ибо естественно со всеми бывает, что иной раз тело здорово, когда вещества находящияся в составе его не воюют между собою, а в другой раз оно впадает в болезнь, когда какая–либо из четырех стихий, из коих оно слагается, или слишком умножается, или слишком умаляется против должнаго, и или умножаясь преобладает над другими и их подавляет, или умаляясь сама бывает преобладаема и подавляема ими, от чего происходят геморрои, флюсы, катары, а иногда и всего тела разстройство и повреждение. (Впрочем душа остается нисколько невредимою от всего этого). Большая часть этих повреждений происходит от многоястия и многопития, а иныя от атмосферических изменений — ветров, тепла и подобнаго. Ибо, когда воздух бывает сыр, тогда тела сыраго сложения повреждаются и разслабляются, потому что слишком в ту пору разсыряются; напротив, тела горячаго темперамента получают от этого большую соразмерность и более крепнут. Опять когда воздух слишком сух и горяч, тогда сырыя тела крепнут, а тела горячаго сложения разслабляются. Бывают еще перемены в теле от излишней пищи и пития, или от чрезмернаго поста, также от многоспания или излишняго бдения, от большаго труда или бездействия и недостатка движения.

Бывают еще некоторыя изменения в теле нашем и от демонов, по попущению благаго Бога нашего и на вразумление нас и смирение. Какое же это изменение? Отяжеление всего тела, бывающее безо всякой видимой причины, за одно тщеславие, или возгордение, или осуждение, коим осуждаем брата, как нерадиваго. Иной раз и по другим причинам бываем мы предаваемы демону, — во измождение плоти, в сокрушение души, в испытание и упражнение ея, и наипаче в показание благоутробия и сострадания, какия являет к нам Бог, чтобы, познав то, мы от всего сердца, всю любовь свою отдали Ему единому и к Нему единому обратили все свое стремление.

Все это, мною сказанное, не все люди понимают; но одни те как должно понимают эти изменения душевныя и перемены телесныя, которые подвизаются в делании добродетели (о тех, кои совсем омрачены невежеством и страстями, нечего и говорить). Только подвизающийся, когда случится с ним что–либо из сказаннаго, отчасти понимает то. Что же касается до изменений бывающих в уме, то их разумеют только безстрастные и совершенные, чистые и свободные и душею, и умом. Но и они не все вдруг знают, но научаются постепенно опытом. Ибо иногда от нестроений, случающихся в уме, томится душа и бывает сумрачна по той причине, что она чрез то лишается несколько присущей ей радости; впрочем если она явит мужество, то пробуждает к бодренности и самый ум. Иногда опять тому, что страждет душа, состраждет ум и вынужден бывает войти во мрак; но если он воспротивится тому и напряжется стоять во свете, то просвещает и душу. Иногда от телеснаго нестроения насилуемы бывают оба, — т. е. и душа и ум; и иногда отяжеляемы бывают совне, но, чувствуя тяготу, сохраняют мирное свое устроение целым, — иногда же возмущаемы бывают извнутрь, и боримы с такою силою, что кажутся совсем истощившимися до того, что страждущий сие не надеется уже придти в мирное устроение, какое имел прежде. Таким–то образом душа и ум изменяются от тела, и опять ум от души, и душа от ума и тела. Впрочем не всегда возмущаемы бывают оба, т. е. душа и ум. Иногда душа одна страждет от тела, а ум пребывает безстрастным, в своем естественном состоянии, и утешает душу; иногда же ум омрачается и ослепляется, а душа бывает свободна, силою божественнаго света и, прогоняя мрак, снимает покрывало с очей ума, и дает ему возможность видеть и различать. Почему я и сказал вам, братие, что недовольно знать превращения, преложения и изменения бывающия в нас, но надобно еще знать, откуда они приходят, как и от каких причин происходят, как, какие ветры помыслов дуют, из каких начал исходят и стремительно нападают реки страстей и искушений, чтобы суметь добре утвердить храмину души и искусно править кормилом корабля. Все это знать научает нас жизнь, непрерывно и неотступно ведомая по установленным правилам и пределам. Всякий должен положить предел и норму для себя и для жизни своей, чтобы верно знать, как действовать каждодневно и при изменяющихся обстоятельствах, и таким образом безпрепятственно тещи в делании добродетелей, не встречая препон в самой неопытности своей. Кто поступит таким образом (т. е. все определит разумными правилами в своей жизни), тот скоро сделает стезю добродетелей и стропотную и притрудную ровною и легкоходною для себя: ибо привыкнет мало–по–малу ко всем деланиям добродетелей, и доброе обратится ему в привычку, и станет как–бы естественным чем. Преспевая таким образом в добре и восхождения в сердце своем полагая, т. е. восходя от меньшей доброты все к большей и большей, совершеннейшей и совершеннейшей, явится он угодным Богу, и, в совершенстве постигнув и уразумев все сказанное выше, соделается для многих других учителем добродетели, просвещая их и научая и словом и примером жизни своей, — и, как сам просвещен свыше благодатию Святаго Духа, открывая глубины таин духовной жизни всем взыскующим того с любовию и рвением, — силою и содействием Господа нашего Иисуса Христа, Коему подобает слава и держава, со Отцем и Св. Духом, в нескончаемые веки. Аминь.

СЛОВО СОРОК ЧЕТВЕРТОЕ

1. Диавол пятью кознями воюет против людей. 2. Всякое доброе дело, какое делает человек, должен делать его или для того, чтоб умилостивить Бога, или для того, чтоб возблагодарить Его. 3. Кто ищет спасен быть, должен подвизаться. 4. В каких людях царствует Царь всяческих и Бог, и в каких не царствует.

1. Диавол, как дух невещественный, со времени Адамова преступления заповеди Божией возымел некую власть и дерзость действовать на естество человеческое, и сделался очень опытным в воевании против людей, ибо люди им боримые, умирая, преходят род за родом, а он все живет и живет один и тот же вот уже шесть тысяч шесть сот и более лет, и навык. Он всегда есть скрытный враг людей, всегда злокознствует и брани воздвигает против них, и особенно против тех из них, которые теперь раждаются; потому что теперешние не только не имеют никакой опытности в борьбе с диаволом, но совсем и понятия не имеют о брани диавольской и об искусности в ней диавола. Почему и когда явно он биет их, они того не видят, и когда скрытно их устреляет, не чувствуют; он является ангелом света, а покрывает их тьмою. Так сделался он, как я сказал, очень искусным в борьбе с человеком. Конец же и цель, для которой ведет он сию брань с человеком, велика и страшна. Вначале отделив и отдалив род человеческий от Бога, он теперь всячески напрягается и хлопочет о том, чтоб не допустить его опять возвратиться к Богу, но всегда удерживать в отдалении от Него. И если случится кому воззвану быть Иисусом Христом и возвратиться к Богу, он, искусный и многоопытный в делании зла, всячески старается опять отдалить его от Бога. По этой то причине диавол сделался многоискусен в воевании с людьми и воюет с ними пятью кознями: еллинством, иудейством, ересями, противо–православным образом жизни и (неразумными) подвигами добрых деланий. Еллинством прельщает людей, любящих так–называемую внешнюю мудрость; иудейством прельщает евреев, убеждая их думать, будто они добре веруют, так как чтут единаго Бога, чем прельщает он также и агарян; ересями прельщает суемудрых богочтецов, удаляя их от православия; православных удаляет от бога худыми делами и жизнию противною православию, именно: сребролюбием, сластолюбием, славолюбием; опять и подвигами добрых дел и самоохотными лишениями самоумерщвления ввергает он подвижников в гордость, которая есть корень всякаго зла, равно как в пристрастие к славе и чести людской. Этою прелестию гордыни, которая есть всех добродетелей истребительница, превращает он и в пропасть низвергает души бедных подвижников, живущих в преподобии и правде, и некоторых из них уговаривает показывать ревность Божию не по разуму и строгость жизни неразсудительную. Чрез это он делает их тираннами самих себя, и они мучат себя всякими лишениями и злостраданиями, да славимы будут от человек: что достойно крайних слез, потому что они лишаются за то и настоящих и будущих благ. Пагубность, которой подвергаются все другие люди, о коих мы сказали, ничто в сравнении с потерями, какия несут сии люди. — Вот как велика и несравненна наша бедственность! Почему надлежит нам всячески изыскивать, каким бы способом могли мы избежать наветов диавола. Но никаким способом не можем мы избавиться от него, кроме как если прибегнем к Богочеловеку Иисусу Христу, со всем смирением души и крайним сокрушением сердца. Тогда Христос сам будет воевать за нас чрез нас, и мы успокоимся: ибо противостояние и преодолевание этого врага нашего никаким другим способом не бывает, как только единым Христом Господом.

2. Итак, если кто делается нищим для Христа, постится, держит бдения, умерщвляет плоть свою воздержанием, творит милостыни, и бывает сострадателен и человеколюбив, все это хорошо; однакож да внимает он себе добре, чтоб не потерять напрасно трудов своих и должнаго за них воздаяния. Ибо хотя такия дела суть добрыя дела; но есть иное добро, которое содевает спасение человека посредством них, и без котораго подвизающиеся спастись посредством таких добрых дел не могут спастись. Оно есть причина, в силу коей спасаются те, которые подвизаются в них, т. е. в посте, бдении и прочем. Эти последние суть средства для двух великих вещей, — умилостивления и благодарения, ибо надобно, чтоб оне были совершаемы с разумом, по чину, и благообразно.

Так, если какой грешник, вняв тому, что говорит Иоанн Богослов: всяк согрешаяй не виде Бога, ни позна Его (1 Иоан. 3:6), придет в чувство, и, познав, какому бедствию подпал он из–за грехов своих, приимет свет покаяния и начнет нести подвиги покаянные, посредством показанных дел, — поста, молитвы и прочаго, чтобы Бог, видя сокрушение сердца его, смирение и ревность, возблагоутробствовал к нему и примирился с ним: то Бог, видя смирение его и труд, оставляет все грехи его, примиряется с ним и являет в нем знамения сего помилования и примирения. Таковыя знамения суть — упокоение от страстей, которыя его одолевали, ненависть ко греху, страх Божий, держимый во всяком месте, так как Бог вездеприсущ, сокрушение и умиление сердечное, благоговение, внимание ума к Божественным песням, к чтению и слушанию божественных Писаний. Ибо невозможно, чтоб в ком–либо оказались сии доброты духовныя прежде умилостивления Бога и примирения с ним. Когда же Божественная благодать примиряется с душею; тогда осеняет ее, объемлет ее некиим образом невидимо, и делает то, что ум человека того установляется и собирается в себя, бывши дотоле непостоянным и разсеянным. Вот первое великое и дивное дело, о коем сказали мы, т. е. умилостивление Бога, за которое сподобившийся его и да воздает благодарение Богу, помиловавшему его и примирившемуся с ним.

После же того, как сподобится человек такой милости от Бога, уврачуется и утвердится, пусть, если держит пост, творит милостыню, и проч., делает сии дела для того, чтоб возблагодарить Бога за то, чего сподобился, т. е. за примирение Бога с ним. И пусть делает все сие с разсуждением, по чину, и как подобает, чтоб улучить совершенную свободу и сподобиться познать наилучшим образом сокровенныя блага Божии, коих доброта и красота сокрыта от очей не только тех, кои грешат, но и тех, кои каются. Се и второе, великое и дивное, т. е. благодарение Бога.

Итак те, которые творят показанные добродетели, просто лишь как добрыя дела, а не для этих двух целей, т. е. умилостивления и благодарения, — грешат и умирают грешниками, при всем том, что стали нищими, постниками, милостынедавцами и проч. Это–то и достойно наипаче слез, что они не примирились с благопременительным Богом, так как в том, что служит к сему примирению и сдружению с Богом, действовали не с разумом, не по чину, и не как следует. Ибо если кто, после примирения с Богом, станет делать те дела для того, чтоб примириться с Ним, то Бог отвращается от него и тяготится им, как отвращается и от того, кто творит их для благодарения Бога, прежде чем примирится с Ним. Человек, как разумное существо, все дела в отношении к Богу должен делать разумно, как действует он обычно в отношении к людям. Кто хочет умилостивить земнаго царя, да простит его в чем провинился пред ним, тот изъявляет прежде не действия благодарения, а то, чем достигается умилостивление и прощение; а после этого, возвратив себе царское благоволение, изъявляет и действия благодарения, т. е. наперед старается примириться с ним, и примирившись уже, благодарит. Если не станет кто действовать таким же образом и в отношении к Богу, то и Сын и Слово Бога и Отца Господь наш Иисус Христос не захочет спасти так неразумно действующаго человека, разумом одареннаго. Как праведный, Он хочет и требует праведно, чтоб тварь разумная, человек, и в отношении к Богу делал по крайней мере тоже, что делает он в отношении к людям, и боялся Бога, как боится и людей. Ибо хотя мы часто нарушаем свое разумное достоинство и действуем без разума, но Господь не терпит, чтоб оно было нарушаемо, и требует, чтоб всякая тварь пребывала в том чине, какой Он определил ей с самаго начала.

3. Итак кто же спасется? Никто из тех, кои не подъемлют достодолжно соответственнаго тому труда и подвига, хотя говорят все, что хотят спастися. Все равно это, как, скажем для примера, еслиб кто захотел быть богатым, приобресть много золота, серебра, драгоценных камней и маргаритов, без всякаго труда и пота и без всяких забот, так это было бы невозможно. Итак те, которые говорят, что хотят спастися, а между тем не хотят потрудиться душею и телом для своего спасения, как могут спастися? Да и те, которые имеют ревность трудиться по делу спасения, и словом и делом, и желают того от всей души, не могут спастися, если всего чают от одних трудов своих. Ибо как те, которые думают спастися без труда, не спасутся, так как спасение не бывает без труда; так и те, которые чают устроить спасение своим умом и своими силами, не могут спастися, так как спасение не утверждается на разуме и силах того, кто желает спастися, а есть милость Божия во Христе Иисусе. Ин есть получающий спасение и ин дающий его. Сам Бог говорит: несть разве Мене спасаяй (Ис. 43:11). И Апостол Павел прилагает: еже хотети прилежит ми, а еже содеяти доброе не обретаю (Рим. 7:18). Скажи же нам, Павле преблаженне, как после сего можно спастися? Отвечает Апостол, говоря: благодарю Бога моего Иисус Христом. Закон духа жизни о Христе Иисусе освободил мя есть от закона греховнаго и смерти (Рим. 8:2). Отсюда явно, что спасение наше не утверждается на собственной нашей силе, но на милости Божией во Христе Иисусе. И благодарение Богу, что, по великой любви Своей к человеку, и такое хотение человека смесил Он с немощию, чтоб не мог человек, еслиб и хотел, содевать доброе, при всем труде своем над тем, дабы таким образом избежать ему самаго следа гордыни, которая есть первый грех, источник и корень всякаго зла, и причина падения человеческаго естества. Бог укрепляет наше хотение в том, чтоб мы хотели собственной Его воли, и таким образом отстраняет всякий повод к гордыне и заглаждает всякий след ея.

Может быть спросит кто: что же теперь осталось делать человеку самому от себя, чтобы спастися? Если самое хотение имеет нужду в божественной помощи, что же от него? — Вот что остается на долю человека — выслушать слово о спасении своем, возжелать его и познать Того, Кто может спасти его. О прочем же от всей души и без всякаго размышления да просит Бога, могущаго спасти его, сохранить цела до конца и довесть до совершенства, — Его, говорю, да просит даровать сие ему, положившему доброе начало и возжелавшему приять, да просит сподобить его слышания слова Божия и всего относящагося ко спасению, и за тем пусть не престает умолять Бога, пока не улучит желаемаго, т. е. спасения своего. Ибо то первое есть дарование, какое подает Бог, чтоб сподобиться услышать кого либо, кто бы возвестил о спасении. Проповедники посылаются, чтоб проповедать тем, которые не ведают истины. И то воистину есть дар святаго Бога, что Он посылает проповедников. Второе дарование есть, чтоб услышавший проповедников спасения, послушался их; такое послушание естественно людям, когда слышат истину. Оно в начале вложено в них Богом; почему Христос Господь великую приложил угрозу тем, которые не послушаются Евангелия, говоря: которые не примут вас и не послушают вас, отраднее будет земле Содомской и Гоморрской, нежели им (Мф. 10:15; Мар. 6:11). Послушание истине есть отличительное свойство разумной природы. Третье дарование Божие есть мысленный свет, который приемлют наипаче новопросвещенные. Ибо коль скоро кто, услышав проповедь о спасении, послушается ея, то явно, что он уже возжелал улучить спасение, но не видел еще благообразия и красоты его; для сего потребно, чтобы божественный свет таинственно осенил его свыше. И сей свет мысленно просвещает очи души и явно представляет ей следующия две вещи, — благообразие спасения, и срамоту грешника, поколику он грешник есть, хотя уже взыскал спасения. После же сего что бывает? Поелику душа, когда полагает начало возжеланию спасения своего, имеет волю еще слабую, ленивую, безсильную на то, чтоб всецело возжелать спасения своего, то, восчувствовав такую слабость и леность воли своей, она взыскивает силы от Бога, чтоб Он укрепил волю ея, и дал ей всецело возжелать спасения. Тогда же познает она во истине, сколь молитва ея бедна и слаба и, как трость, колеблется противными духами, т. е. демонами. Почему после того, как воля ея укреплена бывает Богом, первым делом имеет она трудиться и подвизаться в том, чтоб умолить Бога ниспослать ей дар молитвы, да будет молитва ея всегда движима Духом Святым. Когда же сподобится она дара сего, тогда ходатайствовать о ней воздыханиями неизглаголанными начинает уже сей Дух Святый, посетивший душу, взывая: Авва Отче, так однакож, что сей глас Духа Святаго бывает собственным гласом тех, которые восприяли Святаго Духа. Сею–то благодатною молитвою возращаются в душе духовные плоды, т. е. любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание.

4. Таков чин спасаемых! И кто не последует сему чину, тот будет блуждать в горах и пустынях, и в местах, которых не посещает Христос, и тщетно протрудится и прозлостраждет во всем, что подымет спасения ради своего. Ибо спасение наше все содевается силою Господа нашего Иисуса Христа. Того ради и называется Он Царь и Господь, что царствует и господствует во всяком, кто верует в Него, благодатию Духа Святаго, и как Царь и Господь верных Своих, содевает в них и чрез них, что Ему благоугодно, бывая для тех, кои предают себя Его царству и господству, путеводителем, правителем, учителем, пестуном, предстателем, помощником, избавителем от всякаго греха. Если же и думают некоторые, что они делают что–либо доброе без Христа, то они ложь суть, и тогда только станут истиною, когда восцарствует в них Христос. Когда Пилат спросил Христа Господа: царь ли еси Ты? Он ответил ему: Аз на сие родихся, и на сие приидох в мир, да свидетельствую истину. Пилат спросил: что есть истина? но Господь не ответил ему (Иоан. 18:37, 38), зная, что Пилат не мог вместить слова Его и уверовать в Его сокровенное таинство, т. е. в то, что надлежит Христу царствовать в каждом человеке, так как иным способом невозможно опять возсиять в каждом знамениям разумнаго достоинства, какое даровал Бог человеческому естеству в творении, и истреблену быть неразумию, какое по причине греха вошло в род человеческий, в противность естеству, и так в нем усилилось, что кажется, будто оно есть по естеству. Невозможно освободиться нам от неразумия, если не воцарится в нас Сын Божий и Слово Божие, Господь наш Иисус Христос, благодатию Святаго Духа. И сие–то есть истина, которую пришел Господь засвидетельствовать. Если не восцарствует в нас Христос, то невозможно, чтоб в нас, собственными нашими средствами, было что–либо благоугодное Ему, но мы будем обладаемы врагом рода человеческаго, диаволом, не чувствуя и не понимая того. Где царствует Бог, там нет рабства диаволу, но все служение единому Богу. Кто не знает, что Бог, Творец неба и земли и всей видимой и невидимой твари, есть Царь всех творений, воззванных Им из небытия в бытие? Бог и Отец собственнаго Слова и Сына, Господа нашего Иисуса Христа и Бога, Имже сотворил Он во Святом Своем Духе, Сей, говорю, Отец чрез Сына Своего во Святом Духе царствует над всеми тварями Своими. Сие единое Божество — Отец и Сын и Дух Святый, триипостасное, совечное, собезначальное и единосущное царствует и властвует над небом, солнцем, луною, звездами, воздухом, землею и морем и всем, что в них, над ангелами и человеками, хотят ли они того, или не хотят, потому что Царь и Господь всего один Бог. Но так как неотложное свойство царя есть иметь промышление о том, над чем он царствует, то и Бог имеет промышление о всем, сказанном нами. Только поелику все другия твари, кроме существ разумных, т. е. ангелов и людей, не имеют разума, как неразумныя; то Бог промышление о них творит просто, без того, чтоб они знали о сем, так как они не имеют разума. И об ангелах и людях, существах разумных, Он тоже имеет всегда промышление; но так как они суть твари разумныя и естественно имеют разум; то Он хочет, чтоб они знали и сами Творца и Промыслителя своего Бога. Для того и созданы они разумными, с естественным разумом, чтоб познавая Творца своего и Промыслителя, всегда прославляли Его и благодарили, не только за себя самих, но и за все прочия твари. Почему Бог, будучи царем всех тварей, над одними людьми хочет царствовать по воле их, как и над ангелами царствует по воле их. И если люди не хотят, чтоб Бог царствовал над ними, то Он не делает им в этом насилия, чтоб не отнять у них чрез то самовластнаго произволения; ибо как возможно быть твари разумною, если она не имеет своей воли? По сей причине и Господь наш Иисус Христос и Бог, соделавшись человеком, однородным с нами, и учителем, убеждает соестественных братий Своих: ищите прежде царствия Божия и правды его, чтоб восцарствовать над ними по воле их. Как только войдет царствие Божие в разумное естество, тотчас преисполняет его всякою правдою и добродетелию. Почему будем всегда молиться Богу: да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя. Сего хощет Бог, для сего соделался Он человеком, в этом первый предмет проповеди и начало Евангелия. Это и значат слова: приближися царствие небесное, коими началось Евангелие. И если душа не восчувствует, что царствие Божие пришло в нее и воцарилось в ней, нет ей надежды спасения. Душе царствуемой надлежит знать благодать и воздействие царствующаго в ней Божества: ибо где присущ царь, там должны быть явны и знамения его присутствия. Божии знамения, которыя должна иметь душа, царствуемая Богом, суть: кротость, правота, истина, смиренномудрие, благостыня, правда, и всякое благоговеинство, и еще — незлобие, человеколюбие, сострадание, любовь нелицемерная, долготерпение, постоянство, благодушие. А у тех, в которых не царствует Бог, должно видимо быть противное сему. По сим добродетелям, и по противоположным им недобродетелям познается, в каких людях царствует и в каких не царствует Бог. Относительно сих последних Господь повелевает воинству Своему, т. е. святым ангелам, говоря: враги Моя оны, иже не восхотеша, да царь бых был над ними, приведите семо, и изсецыте предо Мною (Лук. 19:27). Ибо те, которые слышали и до точности познали, как, какими делами и каких заповедей исполнением имеют получить от Христа царство небесное, и презрели то, предпочетши тому земное и тленное, временную и суетную славу, таковые всеконечно достойны быть мучимы горше, чем неверные. Они познали Христа и не хотели иметь Его царем себе, потому что не соблюдали заповедей Его. Ибо кто не хочет делать дела, для котораго Христос соделался человеком и пришел в мир, тот явно не принимает самого Христа, хотя и кажется, что принимает. Которые же воистину уверовали в Него и приняли Его, тем дал Он область чадами Божиими быти. Как только они уверовали в Него, и Он вверился им и дал им приять от Себя божественное; так что человек верующий в Него, делается богом, как Он Бог соделался человеком. Когда бы и нам даровал Бог уверовать в Него во истине, и соделаться чадами Божиими и богами по благодати, во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему слава и держава во веки! Аминь.

СЛОВО СОРОК ПЯТОЕ

1. О сотворении мира и создании Адама. 2. О преступлении заповеди и изгнании из рая. 3. О воплощенном домостроительстве Господа, и о том, как Он воплотился ради нас. 4. Как все творение имеет быть опять обновлено? 5. Что это за светлое состояние, какое имеет опять восприять вся тварь? 6. Как это святые соединяются со Христом и Богом нашим, и бывают едино с Ним? 7. Какой это вышний мир и как он наполнится, — и когда придет конец? 8. Пока не родятся все, коим предопределено родиться до самаго последняго дня, — дотоле вышний мир не наполнится. 9. На слова Евангелия: «уподобися царствие небесное человеку царю, иже сотвори браки сыну своему» (Мф. 22:2 и д.). 10. Святые по воскресении будут знать один другаго.

1. Бог в начале, прежде чем насадил рай и отдал его первозданным, в пять дней устроил землю и что на ней, и небо и что в нем, а в шестой создал Адама и поставил его господином и царем всего видимаго творения. Рая тогда еще не было. Но этот мир бысть от Бога, как–бы рай некий, хотя вещественный и чувственный. Его и отдал Бог во власть Адаму и всем потомкам его, как говорит Божественное Писание. И рече Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию: и да обладает рыбами морскими и птицами небесными, и зверми, и скотами, и всею землею, и всеми гадами пресмыкающимися по земли. И сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его: мужа и жену сотвори их. И благослови их Бог, глаголя: раститеся и множитеся, и наполните землю, и господствуйте ею, и обладайте рыбами морскими и птицами небесными, и всеми скотами, и всею землею. Видишь, как Бог отдал человеку в начале весь этот мир, как рай какой; почему вслед за сим и говорит: се дах вам всякую траву сельную сеющую семя, еже есть поверх земли, и всякое древо, еже имать в себе плод семене семеннаго, вам будет в снедь; и всем зверем земным, и всем птицам небесным, и всякому гаду пресмыкающемуся по земли, всякую траву зеленую в снедь (Быт. 1:26—30). Видишь ли, как все видимое, что есть на земле и что есть в море, все то отдал Бог во власть Адаму и потомкам его? Ибо что сказал Он Адаму, то сказал всем нам, подобно тому, как и Апостолам сказал: а яже вам глаголю, всем глаголю (Мр. 13:37), — так как ведал, что род наш имел размножиться и людей имело быть безчисленное множество. Если теперь, после того как преступили мы заповедь и осуждены умирать, люди столь много размножились; то вообрази, сколько бы их было, еслиб не умирали все рожденные от сотворения мира? И какою жили бы они жизнию, будучи безсмертны и нетленны, чужды греха, печалей, забот и тяжелых нужд?! И как, преуспев в хранении заповедей и в благоустроении сердечных расположений, по времени, востекали бы они к совершеннейшей славе, и изменившись, приближались бы к Богу, и душа каждаго делалась бы светлосиянною, по причине осияний, какия изливались бы на нее от Божества! И это чувственное и грубо–вещественное тело делалось бы будто невещественным и духовным, высшим всякаго чувства; а радость и веселие, какими исполнялись бы мы тогда от взаимнаго друг с другом обращения, воистину были бы неизглаголанны и невместимы для помысла человеческаго. Но возвратимся опять к нашему предмету.

Итак отдал Бог Адаму весь этот мир, сотворенный Им в шесть дней, — о каковом сотворении слушай что говорит Божественное Писание: И виде Бог вся, елика сотвори: и се добра зело. И соверши Бог в день шестый дела Своя, яже сотвори, и почи в день седмый от всех дел Своих, яже сотвори (Быт. 1:31; 2:2). А далее тоже Писание, желая научить нас, как Бог сотворил человека, говорит: И созда Бог человека, персть взем от земли, и вдуну в лице его дыхание жизни, и бысть человек в душу живу (Быт. 2:7). Тогда уже, как иной царь, или князь, или богач, владеющий какою либо местностию, не всю ее определяет на одно что нибудь, а разделяет на многия части, и одну определяет под посевы, на другой разводит виноградники, а иную оставляет невозделанною, чтоб заросла травою и давала пастбище; самую же лучшую и красивейшую часть избирает для построения палат своих, при которых разводит цветники и сады, и другое многое придумывает и устрояет, что может доставлять удовольствие; и палаты свои и все помещения в них устрояет наилучшим образом, чтоб они отличались от жилищ других людей; все это огораживает стеною с воротами и запорами, при которых ставит стражей, чтоб не пропускали злых людей и давали вход только людям добрым, знаемым и друзьям: так и Бог подобное сему устроил для первозданнаго. Ибо после того, как создал все другое, сотворил и человека, и почил в день седьмый от всех дел, которыя начал творить, — насадил рай во Едеме на востоцех, как царское жилище, и ввел в него человека, котораго создал, как царя.

Но почему Бог не устроил рая в седьмой день, а насадил его на востоцех уже после того, как кончил всякое другое творение? Потому, что Он, как проведец всяческих, все творение устроил в порядке и благочинном последовании; и семь дней определил, да будут во образ веков, имевших пройти впоследствии, во времени, а рай насадил после тех семи дней, да будет во образ будущаго века. Почему же Дух Святый не поставил в счет осьмаго дня вместе с седмию? Потому, что несообразно было ставить в счет и его вместе с седмию, которые, круговращаясь, производят столько и столько недель, годов и веков; но надлежало осьмой день поставить вне седьми, так как он не имеет круговращения.

Смотри еще, — Божественное Писание не говорит, что Бог создал рай, ни того, чтоб Он сказал: да будет, но — что насадил его. И насади Бог рай во Едеме на востоцех. И прозябе Бог еще от земли всякое древо красное в видение и доброе в снедь (Быт. 2:9), с разными плодами, которые никогда не портились и никогда не прекращались, но всегда были свежи и сладки и доставляли первозданным великое удовольствие и приятность. Ибо надлежало доставлять и наслаждение нетленное оным телам первозданных, которыя были нетленны. Почему и жизнь их в раю была не обременена трудами и не отяжелена несчастиями. Адам был создан с телом нетленным, однакож вещественным, а не духовным еще, и был поставлен Творцем Богом, как царь безсмертный над нетленным миром, не только над раем, но и над всем творением, сущим под небесами.

2. Но поелику Бог дал первозданным заповедь и повелел им не вкушать от одного древа познания, а Адам презрел сию заповедь Божию, не поверив словам Творца Владыки, Который сказал: в оньже аще день снесте от него, смертию умрете, но почетши более верным слово лукаваго диавола, сказавшаго: не смертию умрете, но в оньже аще день снесте от него.., будете яко бози, ведяще доброе и лукавое, вкусил от древа того: то тотчас обнажился от нетленнаго онаго одеяния и славы, и облекся в наготу тления, и видя себя нагим, скрылся, и сшив листвие смоковничное, препоясался, чтобы прикрыть срамоту свою. Почему, когда Бог воззвал к нему: Адам, где еси? отвечал: глас Твой услышал, и видя, что наг, убоялся и скрылся. Бог, призывая его к покаянию, сказал ему: кто возвести тебе, яко наг еси, аще не бы от древа, егоже заповедах тебе сего единаго не ясти, от него ял еси? — Но Адам не захотел сказать: согрешил, а сказал паче противное тому, и поставил виновником преступления своего Бога, Который создал вся добра зело, говоря Ему: жена, юже дал еси мне, та ми даде, и ядох; а за ним и она сложила вину на змия, и не восхотели они совсем раскаяться и, падши пред Господом Богом, просить у Него прощения. За это Бог выгнал их из рая, как из царских палат, жить в мире сем, как изгнанникам, тогда же определив, чтобы пламенное оружие обращаемое хранило вход в рай. И не проклял Бог рая, так как он был образом будущей нескончаемой жизни вечнаго царства небеснаго. Еслиб не эта причина, надлежало бы проклясть его наипаче, так как внутри его совершилось преступление Адамово. Но Бог не сделал этого, а проклял лишь всю прочую землю, которая тоже была нетленна и все произращала сама собою, чтобы Адаму не иметь более жизни свободной от утомительных трудов и потов. Проклята земля в делех твоих, сказал Господь Адаму, в печалех снеси тую вся дни живота твоего: терния и волчцы возрастит тебе и снеси траву сельную. В поте лица твоего снеси хлеб твой, дондеже возвратишися в землю, от неяже взят еси: яко земля еси, и в землю пойдеши (Быт. 3:17—19).

Итак тому, кто сделался тленным и смертным по причине преступления заповеди, по всей справедливости надлежало и жить на земле тленной и питаться пищею тленною; ибо, как безтрудная жизнь и обильная пища (самородная) сделали то, что он забыл Бога и блага, которыя Он даровал ему, и презрел заповедь Его, то справедливо осужден с потовым трудом обрабатывать землю и таким образом от нея получать мало–по–малу пищу, как от какого эконома. Видишь, как тогда приняла преступника земля, после того как была проклята и лишилась первоначальной производительности, по которой плоды пораждались из ней сами собой без труда? И для чего? Для того, чтобы быть обрабатываемою им в потах и трудах, и так давать ему то немногое, что произращает на потребу его, для поддержания жизни, а если не будет обрабатываема, оставаться безплодою, и произращать лишь терния и волчцы. Затем и все твари, когда увидели, что Адам изгнан из рая, не хотели более повиноваться ему, преступнику: солнце не хотело светить ему, ни луна, и прочия звезды не хотели показываться ему; источники не хотели источать воду, и реки продолжать течение свое; воздух думал не дуть более, чтобы не давать дышать Адаму, согрешившему; звери и все животныя земныя, когда увидели, что он обнажился от первой славы, стали презирать его, и все тотчас готовы были напасть на него; небо, некоторым образом, устремлялось было пасть на него, и земля не хотела носить его более. Но Бог, сотворивший всяческая и человека создавший — что сделал? Зная прежде создания мира, что Адам имел преступить заповедь Его, и имея предопределенную для него новую жизнь и возсоздание, какия имел он получить чрез возрождение во святом крещении, в силу воплощеннаго домостроительства единороднаго Сына Своего и Бога нашего, — Он сдержал все эти твари силою Своею, и по благоутробию и благости Своей не дал им тотчас устремиться против человека, и повелел, чтобы тварь оставалась в подчинении ему, и сделавшись тленною, служила тленному человеку, для котораго создана, с тем, чтоб когда человек опять обновится и сделается духовным, нетленным и безсмертным, и вся тварь, подчиненная Богом человеку в работу ему, освободилась от сей работы, обновилась вместе с ним и сделалась нетленною и как бы духовною. Все сие предопределил всещедрый Бог прежде сложения мира.

Итак, когда все было установлено Богом, как сказано, — изгнан был Адам из рая, пожил, породил чад и умер; подобным образом и все те, которые происходили от него. Люди того времени, узнав от Адама и Евы о всем случившемся, помнили падение Адамово, и покланялись Богу и почитали Его, как Владыку своего. Почему Авель вместе с Каином приносили Богу жертвы, каждый от имения своего. И Писание говорит, что Бог принял приношение и жертву Авеля, а жертву Каина не принял, что увидев Каин, опечалился до смерти, стал завидовать брату своему Авелю и убил его. Но после сего Енох, угодив Богу, преложися (Быт. 5:24), как и Илия потом взят был на небо на огненной колеснице. Этим Бог хотел показать, что если после приговора, произнесеннаго над Адамом и над потомством его, и после изгнания его, Он благоволил Еноха и Илию, потомков Адамовых, угодивших Ему, почтить таким образом — преложением и долгоживотием, и освободить от смерти и поступления в ад, — не тем ли паче, самого первозданнаго Адама, еслибы он не преступил данной ему заповеди, или по преступлении покаялся, прославил Он и почтил, или помиловал и оставил жить в раю?

Так древние люди, в продолжение многих лет, учились один от другаго по преданию, и познавали Творца своего и Бога. После впрочем, когда размножились и стали предавать ум свой от юности своей в помышления злая, забыли они Бога и не познавали более Творца своего, и стали не только демонам покланяться, но обоготворили даже такия твари, которые даны были им от Бога в услужение. Оттого предались во всякую нечистоту и осквернили непотребными делами своими землю, воздух, небо и все сущее под небом. Ибо ничто так не оскверняет и не делает нечистым чистое дело рук Божиих, как–то, если кто станет боготворить его и кланяться ему, как Богу, создавшему всяческая. Когда же наконец вся тварь, бывая обоготворенною, сделалась нечистою, и все люди низпали в крайнюю глубину зла; тогда снизшел на землю Сын Божий и Бог, чтоб возсоздать человека, столь униженнаго, оживотворить его, умерщвленнаго, и воззвать от прелести и заблуждения.

3. Но прошу внимать слову моему, потому что оно начинает касаться величайшаго таинства, изъяснение котораго душеспасительно и для нас и для имеющих жить после нас. Надлежит нам восходить к созерцанию воплощения Сына и Слова Божия и неизглаголаннаго рождения Его от Приснодевы Богородицы Марии, при пособии какого–либо образа и посредством его приближать к уразумению сокровенное от век таинство воплощеннаго домостроительства, во спасение нашего рода. Как тогда, при сотворении праматери нашей Евы, взял Бог ребро Адамово и создал из него жену: таким же образом и теперь взял Создатель наш и Творец Бог, от Богородицы и Приснодевы Марии, плоть, как–бы закваску некую и некий начаток от замеси (φυραμα) естества нашего, и соединив ее со своим Божеством, непостижимым и неприступным или, лучше сказать, всю Божественную ипостась Свою соединил существенно с нашим естеством, и это человеческое естество несмесно сочетал с Своим существом, и сделал его Своим собственным, так что сам Творец Адама непреложно и неизменно стал совершенным человеком. Ибо как из ребра Адамова создал Он жену, так из дщери Адамовой, Приснодевы и Богородицы Марии, заимствовал девственную плоть беземенно и в нее облекшись, стал человеком подобным первозданному Адаму, чтобы совершить такое дело, именно: как Адам чрез преступление заповеди Божией был причиною того, что все люди стали тленны и смертны, так чтоб и Христос, новый Адам, чрез исполнение всякой правды стал начатком возрождения нашего к нетлению и безсмертию. Сие изъясняет божественный Павел там, где говорит: первый человек от земли перстен: вторый человек Господь с небесе. Яков перстный, такови и перстнии: и яков небесный, тацы же и небеснии (1 Кор. 15:47, 48). И поелику Господь наш Иисус Христос соделался совершенным человеком по душе и по телу, подобным нам по всему, кроме греха; то и нам, которые веруем в Него, подает Он от своего Божества, и нас соделывает сродными Себе по естеству и существу Божества Своего. Помысли о предивном сем таинстве. Приял Сын Божий от нас плоть, которой не имел по естеству, и соделался человеком, которым не был, и тем, кои веруют в Него, сообщает от Божества своего, котораго никогда никакой не имел человек, и — верующие сии бывают богами по благодати. Ибо Христос дает им область чадами Божиими быти, как говорит Иоанн Богослов. Вследствие сего они соделываются и навсегда потом пребывают богами по благодати, и никогда уже не престанут быть таковыми. Послушай, как внушает нам сие св. Павел, говоря: якоже облекохомся во образ перстнаго, да облечемся и во образ Небеснаго (1 Кор. 15:49). Сказаннаго нами о сем достаточно. Теперь возвратимся опять к нашему предмету.

Поелику Бог всего сущаго, Господь наш Иисус Христос сошел на землю и соделался человеком, для того, чтобы возсоздать и обновить человека, и низвесть благословение на всю тварь, подвергшуюся проклятию за человека; то во–первых оживотворил Он воспринятую Им душу, и обожил ее, пречистое же и божественное тело Свое, хотя и соделал божеским, но носил его тленным и грубо вещественным. Ибо то тело, которое вкушает пищу, пьет, утруждается, испущает пот, связуется, заушается, пригвождается ко кресту, очевидно, тленно есть и вещественно; потому что все сказанное есть принадлежность тела тленнаго. Почему оно и умерло, и положено во гроб мертвым; после же тридневнаго воскресения Господня, и тело Его воскресло нетленным и божественным. Почему когда изшел Он из гроба, не разрушил печатей, бывших на гробе, и после входил и выходил дверем заключенным. Но почему вместе с душею тотчас же и тела Своего не сделал Он нетленным и таким духовным? Потому, что Адам, преступив заповедь Божию, душею тотчас умер, а телом умер уже спустя столько лет. В соответствие этому и Господь Спаситель прежде воскресил, оживотворил и обожил душу, которая тотчас по преступлении заповеди понесла эпитимию смерти, а после благоволил Бог устроить, чтоб и тело Его восприяло нетление воскресения, как и во Адаме оно спустя много лет понесло эпитимию смерти. Но не это только сделал Христос, но сошел и во ад, освободил от вечных уз и оживотворил души святых, которыя там содержимы были, но тел их не воскресил тогда же, а оставил их в гробах до общаго воскресения всех.

И таинство сие, явно для всего мира, сказанным нами образом, бывшее во время воплощеннаго домостроительства Христова, таким же образом и после того совершалось и совершается в каждом христианине. Ибо когда мы приемлем благодать Иисуса Христа, Бога нашего, то соделываемся причастниками Божества Его (2 Петр. 1:4), и когда вкушаем пречистое тело Его, т. е., когда причащаемся Св. Таин, то бываем сотелесниками Ему и сродниками воистину, как говорит и божественный Павел: зане уди есмы тела Его, от плоти Его, и от костей Его (Еф. 5:30), и как опять говорит евангелист Иоанн, что от исполнения Его мы вси прияхом и благодать возблагодать (Иоан. 1:16). Так по благодати соделываемся мы подобными Ему, человеколюбивому Богу нашему и Господу, и являемся по душе обновленными из ветхих, и оживотворяемыми из мертвых, какими были.

Так всякий святый бывает таким, как мы сказали; тело же их не делается тотчас нетленным и духовным. Но как железо, разженное огнем, делается причастным светлости огня, отлагая природную свою черноту, и как только выйдет из него огонь, и оно остынет, является опять черным; так бывает и с телами святых, что, когда бывают они причастными божественнаго онаго огня, т. е. благодати Святаго Духа, исполняющаго души их, то освящаются и, будучи проницаемы божественным оным огнем, бывают светлыми, особенными от всех других тел и честнейшими их; но когда душа выходит из тела, тогда тела их предаются тлению, и иныя мало–по–малу разлагаются и бывают прахом, а другия не разлагаются в продолжение многих лет, и ни нетленными совершенно не бывают, ни опять совершенно тленными, а сохраняют в себе признаки и тления и нетления, пока не восприимут совершеннаго нетления и не обновятся совершенным воскресением, во время общаго воскресения мертвых. И по какой это причине? По той, что не подобает телам людей облекаться в славу воскресения и делаться нетленными, прежде обновления всех тварей. Но как в начале, прежде вся тварь сотворена нетленною, а потом из нея взят и создан человек, так надлежит и опять прежде всей твари сделаться нетленною, а потом обновиться и стать нетленными и тленным телам людей, да будет снова весь человек нетленен и духовен и да обитает в нетленном, вечном и духовном жилище. А что это истинно, послушай, что говорит Апостол Петр: приидет день Господень, яко тать в нощи, в оньже небеса убо с шумом мимоидут, стихии же сжигаемы разорятся, земля же, и яже на ней дела сгорят. (2 Петр. 3:10). Не то сие значит, что небеса и стихии исчезнут, но что они возустроены и обновлены будут, и приидут в лучшее и нетленное состояние. И это, что говорю я, явно опять из слов тогоже Апостола Петра, который говорит: нова небесе и новы земли по обетованию Его чаем (2 Петр. 3:13), т. е. по обетованию Христа и Бога нашего, Который сказал: небо и земля мимоидут, словеса же Моя не мимоидут (Мф. 24:35), — мимошествием неба называя изменение его, т. е., небо изменится, а словеса Мои не изменятся, а пребудут навсегда неизменными. И св. пророк Давид предсказал тоже там, где говорит: и яко одежду свиеши я, и изменятся. Ты же тойжде еси и лета Твоя не оскудеют (Псал. 101:27). Из таких слов, что другое явствует, как не то, что я сказал?

4. Но посмотрим, как тварь имеет возобновиться, и придти опять в состояние первоначальной красоты? Полагаю, что ни один христианин не подумает не поверить словам Господа, давшаго обетование, сделать небо новым и землю новою, т. е., что как собственныя наши тела, разрешающияся теперь на стихии и однакож в ничто необращающияся, опять возобновлены будут чрез воскресение, — так и небо и земля со всем, что на ней, т. е. вся тварь имеет возобновлена быть и освобождена от работы тлению, и эти стихии вместе с нами сделаются причастными светлости, происходящей от Божественнаго огня. Как какой нибудь сосуд медный, обветшавший и сделавшийся негожим, когда медник, растопив на огне, перельет его, делается опять новым: таким же образом и тварь, обветшавшая и ставшая непотребною по грехам нашим, будет Богом Творцем как–бы растоплена в огне и перелита, и явится новою, несравненно светлейшею, нежели как она теперь есть. Видишь, как все твари имеют обновиться огнем. Почему божественный Петр и говорит: сим убо всем разоряемым, кацем подобает быти вам во святых пребываниих и благочестиих? И немного ниже: темже возлюбленнии сих чающе, потщитеся нескверни и непорочни Тому обрестися в мире, и Господа нашего долготерпение спасение непщуйте: якоже и возлюбленный брат наш Павел по данней ему благодати написа вам, якоже и во всех своих посланиях, глаголя в них о сих: в нихже суть неудобь разумна некая, яже ненаучени и неутверждени развращают, якоже и прочая писания к своей их погибели (2 Петр. 3:11, 14—16). И это не тогда только делалось, но и в настоящее время очень многие, или и все почти мы делаем, по невежеству своему все извращая и перетолковывая слова Божественнаго Писания, и всячески стараясь сделать их споспешниками себе в страстях и пагубных похотениях своих. Но посмотрим, что говорит и божественный Павел о творении и обновлении его. Сказав, что недостойны страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас, вслед за сим говорит он: чаяние бо твари откровения сынов Божиих чает (Рим. 8:18, 19). Чаянием называет он сильное желание твари, чтоб поскорее сбылось откровение, или явление во славе сынов Божиих, какое имеет совершиться во всеобщее воскресение. Ибо тогда, во всеобщее воскресение, с пришествием Сына Божия, обнаружатся сыны Божии, проявится красота их и слава, и они всецело, т. е., и душею и телом сделаются светлосиянными и препрославленными, как написано: тогда праведницы, т. е., сыны праведнаго Бога, просветятся яко солнце (Матф. 13:43). Но чтобы не подумал кто, что сказанное Апостолом относится к другой какой–либо твари — он прибавил: суете бо тварь повинуся не волею, но за повинувшаго ю на уповании (Матф. 13:20). Видишь, что тварь не хотела повиноваться и служить Адаму, после того как он преступил заповедь Божию, потому что видела, что он изпал от божественной славы? Для сего–то Бог, прежде сотворения мира, предопределил быть спасению человека чрез возрождение, какое имел он получить в силу воплощеннаго домостроительства Христова, и на сем основании подчинил ему тварь и покорил ее тлению, так как тленным сделался человек, для котораго она создана, — чтоб она каждогодно доставляла ему тленную пищу, — положив, когда обновит человека и сделает его нетленным, безсмертным и духовным, тогда вместе с ним обновить и всю тварь и сделать ее вечною и нетленною. Вот что открыл Апостол приведенными словами: суете тварь повинуся не волею, но за повинувшаго ю на уповании, т. е. тварь повинулась людям не сама по себе, и не по своей воле сделалась тленною, дает плоды тленные, и произращает терния и волчцы; но покорилась повелению Бога, Который определил сие для нея на уповании, что опять обновит ее. Чтоб полнее удостоверить в этом, Апостол говорит наконец: яко и сама тварь свободится от работы истления в свободу славы чад Божиих (Матф. 13:21). Видишь, что вся эта тварь в начале была нетленною и создана Богом в чине рая? Но после Богом подчинена тлению, и покорилась суете человеков.

5. Познай также и то, что это за прославление и светлосиянность твари будет в будущем веке? Ибо когда она обновится, то не будет опять такою же, какою была, когда была создана вначале. Но будет такою, каким, по слову божественнаго Павла, будет наше тело. О теле нашем говорит Апостол: сеется тело душевное, возстает не таким, каким было тело первозданнаго прежде преступления заповеди, т. е. вещественным, чувственным, преложным, имеющим нужду в чувственной пище, — но возстает тело духовное (1 Кор. 15:44), и непреложное, такое, каким по воскресении было тело Господа нашего Иисуса Христа, втораго Адама, перворожденнаго из мертвых, каковое несравненно превосходнее тела первозданнаго Адама. Таким же образом и вся тварь по повелению Божию имеет быть, по всеобщем воскресении, не такою, какою была создана — вещественною и чувственною, но имеет быть пересоздана и соделаться некиим невещественным и духовным обиталищем, превысшим всякаго чувства, и как о нас говорит Апостол: вси же не успнем, вси же изменимся, вскоре, во мгновении ока (1 Кор. 15:51), так и вся тварь, после того, как перегорит в Божественном огне, имеет измениться, да исполнится и пророчество Давида, который говорит, что праведницы наследят землю (Пс. 36:29), — конечно, не чувственную. Ибо как возможно, чтобы те, которые сделались духовными, наследовали землю чувственную? Нет; они наследят землю духовную и невещественную, чтобы иметь на ней достойное славы своей жилище, после того, как сподобятся получить тела свои безтелесными, высшими всякаго чувства.

Так вся тварь после того, как обновится и сделается духовною, станет обиталищем невещественным, нетленным, неизменным и вечным. Небо станет несравненно более блестящим и светлым, чем оно теперь видится, станет совсем новым; земля восприимет новую неизреченную красоту, одевшись в многообразные неувядаемые цветы, светлые и духовные. Солнце будет сиять в семь раз сильнее, чем теперь, и весь мир сделается совершеннейшим паче всякаго слова. Сделавшись духовным и божественным, соединится он с умным миром, явится некиим мысленным раем, Иерусалимом небесным, некрадомым наследием сынов Божиих. Этой земли не наследовал еще ни один человек; все мы странники и пришельцы. Когда же земное соединится с небесным, тогда и праведники наследят ту землю, обновленную уже, которой наследниками имеют быть те кроткие, кои ублажаются от Господа. Теперь пока иное из земнаго соединяется с небесным, а иное имеет еще соединиться с ним. Души святых, как мы сказали, при всем том, что соединены еще с телом в мире сем, соединяются с благодатию Святаго Духа, — обновляются, изменяются на лучшее и воскресают от мысленной смерти; потом, по разлучении с телом, отходят в славу и светлосиянный свет невечерний; тела же их не сподобляются еще сего, но остаются во гробах и в тлении. Имеют и они сделаться нетленными, во время общаго воскресения, когда и вся эта видимая и чувственная тварь сделается нетленною и соединится с небесным и невидимым. Этому надлежит совершиться прежде, — и тогда приидет с силою и славою многою превожделенный и сладчайший Иисус Христос, Царь и Бог наш, судить мир и воздать каждому по делам его. Для сего разделит Он обновленную тварь на многия обители и покоища, как–бы дом какой великий, или какия царския палаты, со множеством разных помещений, и даст каждому часть его, какая кому подобает соответственно светлости и славе, стяжанной добродетелями. Так царство небесное будет единое, и иметь единаго Царя всяческих, Который отовсюду будет виден всем праведным; будет Он спребывать с каждым праведным, и всякий праведный будет спребывать с Ним; будет светло сиять в каждом, и каждый будет светло сиять в Нем. — Но горе тем, которые окажутся тогда сущими вне онаго небеснаго обиталища!

6. Но как об этом уже сказано довольно, то теперь я намерен раскрыть вам, сколько можно, и то, каким образом святые соединяются со Христом Господом и бывают едино с Ним. Все святые суть воистину члены Христа Бога и, как члены, сочетаны с Ним, и соединены с телом Его, так что Христос есть глава, а все, от начала до последняго дня, святые — члены Его, и все они в совокупности составляют единое тело и как–бы, так сказать, одного человека. Иные из них состоят в чине рук, делающих даже доселе, которые исполняя всесвятую волю Его, претворяют недостойных в достойных, и представляют их Ему; иные — в чине рамен тела Христова, которые друг друга тяготы носят, или возложив на себя обретенное овча погибшее, блуждавшее там и здесь, в горах и пропастях, приносят ко Христу, и так исполняют закон Его; иные — в чине груди, которые источают для жаждущих и алчущих правды Божией чистейшую воду слова премудрости и разума, т. е. научают их слову Божию, и преподают им мысленный хлеб, который вкушают святые Ангелы, т. е. истинное богословие, как наперсники Христовы, возлюбленные Ему; иные — в чине сердца, которые в лоне своем любовию вмещают всех людей, приемлют внутрь себя дух спасения и служат хранилищем неизреченных и сокровенных Таин Христовых; иные — в чине чресл, которые имеют в себе родительную божественных помышлений таинственнаго богословия силу, и словом учения своего в сердца людей всевают семя благочестия; иные, наконец — в чине костей и ног, которые являют мужество и терпение в искушениях, подобно Иову, и пребывают неподвижными в стоянии своем в добре, не уклоняются от налегающей тяготы, но охотно принимают ее и бодренно несут до конца. Таким–то образом стройно составляется тело Церкви Христовой из всех от века святых Его, бывает цело и всесовершенно, да будут едино все сыны Божии, перворожденные, на небесах написанные.

А что все святые суть члены Христовы и бывают едино тело, докажу это вам от Божественнаго Писания. И вопервых послушайте самого Спасителя нашего, Христа Господа, как Он представляет нераздельное единение, какое имеют с Ним святые, в словах, сказанных Им Апостолам: Веруйте Мне, яко Аз во Отце, и Отец во Мне (Иоан. 14:11). Аз во Отце Моем, и вы во Мне, и Аз в вас (Иоан. 14:20); еще: не о сих же молю токмо, но и о верующих словесе их ради в Мя, да вси едино будут. Желая же показать, каким образом совершается сие единение, говорит далее: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут. И чтобы это еще яснее стало, прибавляет: и Аз славу, юже дал еси Мне, дах им, да будут едино, якоже и Ми едино есмы: Аз в них, и Ты во Мне, да будут совершени во едино. Немного же спустя говорит еще: Отче, ихже дал еси Мне, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною, да видят славу Мою, юже дал еси Мне. Наконец: да любы, еюже Мя еси возлюбил, в них будет, и Аз в них (Иоан. 17:20—26). Видишь глубину таинства сего? Познал пребезпредельное преизобилие преизобильной славы? Слышал о способе единения, превосходящем всякое помышление и разум? Сколько дивно сие, братие! Сколь неизреченно снисхождение любви человеколюбиваго Бога, какое имеет Он к нам! Он дает обетование, что, если хотим, Он будет иметь с нами такое же единение по благодати, какое единение сам Он имеет со Отцем по естеству, что и мы такое же точно единение возымеем с Ним, если будем творить заповеди Его. Что сам Он имеет ко Отцу по естеству, то самое дает Он иметь и нам к Нему по благоволению и благодати. О страшное обетование! Ту славу, которую дал Отец Сыну, дает и нам Сын по благодати. И, что всего превыше, — как есть Сын во Отце и Отец в Сыне, так и Сын Божий бывает и нас и мы в Нем по благодати, если восхощем. О, благодать несравненная! Та любовь, какою возлюбил Бог и Отец единороднаго Сына своего и Бога нашего, та самая имеет пребывать и в нас, — и сам Сын Божий имеет быть в нас. — И благословно. Ибо единожды соделавшись сродным нам по плоти, и нас соделав причастниками Божества Своего, Он тем самым соделал нас всех сродниками Своими. И другим способом (объясняя дело), — поелику Божество, сообщаемое нам чрез общение с Господом, есть несекомо и неотделимо, то необходимо и нам, сделавшись воистину причастниками сего Божества, быть неотделимыми от Христа, быть во едином духе единым телом. А что это так есть, как я говорю, послушай, что говорит св. Павел: во Христе Иисусе несть раб, ни свобод, несть Иудей, ни Еллин, несть варвар, ни Скиф, но всяческая и во всех Христос (Гал. 3:28; Кол. 3:11), Видишь, что не сказал он: все христиане, но — все един Христос, как единое тело из многих членов. Послушай еще, как он же открывает это в другом месте. Сказав, что каждому дается явление Духа на пользу, и перечислив разныя дарования благодатныя, говорит потом: вся же сия действует един и тойжде Дух, разделяя властию коемуждо, якоже хощет. И желая показать, что хоть разныя силы Духа Святаго подаются святым членам Христовым, но все оне составляют единое тело, присовокупляет: якоже тело едино есть, и уды имать многи, вси же уди единаго тела, мнози суще, едино суть тело: тако и Христос. Ибо единем Духом мы вси во едино тело крестихомся, аще Иудеи, аще Еллини, или раби, или свободни: и вси единем Духом напоихомся. Ибо тело несть един уд, но мнози (1 Кор. 12:7—14). Как в вечных обителях Бог каждому святому дает подобающую ему часть, как мы сказали прежде, так и в теле Церкви каждый причитается в такой член Христов, каким быть достоин. Это показывает опять тот же Апостол Павел и в том же послании, говоря: ныне же Бог положи уды, единаго коегождо их в телеси, якоже изволи (1 Кор. 12:18). Итак членов много, а тело одно. Желая же показать различие сих членов, и какие это члены, говорит он: вы есте тело Христово, и уди от части. И овых убо положи Бог в церкви первее Апостолов, второе пророков, третие учителей, потом же силы, таже дарования исцелений, заступления, правления, роди языков (1 Кор. 12:27, 28).

Видел теперь различие членов Христовых? Познал, какие это члены? Послушай теперь о единении сих членов со Христом, и о том, как и св. Павел объясняет его согласно с Господом. Господь наш сказал, что какое единение имеет Он со Отцем, такое же единение имеем и мы с Ним. И Апостол Павел говорит, что мы имеем со Христом такое же единение, какое единение имеет муж с женою своею и жена с мужем своим. Именно он говорит: жены, своим мужем повинуйтеся, якоже Господу: зане муж глава есть жены, якоже и Христос глава церкве, и Той есть Спаситель тела. И опять: мужие, любите своя жены, якоже и Христос возлюби церковь, и Себе предаде за ню: да освятит ю, очистив банею водною в глаголе, да представит ю Себе славну церковь, не имущу скверны или порока, или нечто от таковых, но да будет свята и непорочна. Немного ниже говорит опять: любяй свою жену (вникни, прошу, потщательнее в смысл слова), себе самаго любит. Никтоже бо когда свою плоть возненавиде, но питает и греет ю, якоже и Господь церковь: зане уди есмы тела Его, от плоти Его, и от костей Его (Еф. 5:22—30). Видишь, как он показал нам, что как Ева бысть от плоти и от костей Адама, и были они оба в плоть едину, так и Христос преподает нам Себя самого, да будем причастниками плоти Его и костей Его, — каковыя показал Он Апостолам, когда по воскресении из мертвых явился им и сказал: осяжите Мя и видите, яко дух плоти и кости не имать, якоже Мене видите имуща (Лук. 24:39). Сии–то кости и сию–то плоть дает Он нам вкушать в пречистых тайнах, — и сим способом общения делает нас едино с самим Собою. И св. Павел, желая показать предивное единение, какое имеем мы с Богом, говорит после приведенных слов: сего ради оставит человек отца своего и матерь, т. е. ради Христа оставит человек кровное родство свое, и прилепится к жене своей, т. е. к церкви, и будета два в плоть едину, т. е. в плоть Христа и Бога. А что слово Павлово именно такой имеет смысл, а не мы посредством своих умозаключений придумываем его, сие явствует из слов Апостола, которыя он говорит вслед за сим: тайна сия велика есть: аз же глаголю во Христа, и во церковь. И воистину тайна сия есть и пребудет великою, и превыше всего великаго. Какое единение, общение, освоение и сроднение имеет жена с мужем и муж с женою, такое же единение и сроднение имеет и Владыка наш и Творец всяческих со всею церковию, как с единою женою, и бывает едино с нею, и всегда нераздельно пребывает с нею, как с возлюбленною Ему. Но единение сие бывает боголепно, как лепо есть Богу единиться с церковию, — что и недомыслимо, и неизреченно. Опять и церковь единится с любимым от нея Богом, и прилепляется к Нему так, как тело прилеплено к своей голове. Ибо как тело не может жить без своей головы, так и церковь, — собрание верующих, т. е. сынов Божиих, на небесех написанных, не может быть цельным и совершенным телом без главы своей, Христа Бога нашего, и не может жить истинною и вечною жизнию, если не будет питаема от Него каждодневно насущным хлебом, от коего приемлют истинную жизнь все любящие Его, и растут в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Его. Поелику таким образом из сказаннаго явно, что все святые, от начала мира бывшие и имеющие быть до скончания его, составят единое тело со Христом и во Христе, т. е. благодатию Христовою; то скажу теперь и о том, каким образом подобает наполниться вышнему миру.

7. Но прошу, отверзите слух ваш, и внемлите добре, потому что слово наше будет о божественных вещах. И во–первых надобно нам познать, какой это мир, коему надлежит наполниться, и притом так, что если он не наполнится, то не придет и конец, по св. Григорию Богослову; во–вторых, надо познать, какой это конец, о коем говорит он. Я полагаю, что мир преукрашенный есть церковь Христова и весь человек, в коем, как говорит Писание, обитает и ходит Бог (взято из: вселюся в них и похожду), и посылает в него светлые лучи благодатных даров Своих, яко солнце Сый правды. О церкви слышали мы выше, что она называется телом Христовым и невестою Его, как говорит невестоводитель ея св. Павел: обручих вас единому мужу деву чисту представити Христови (2 Кор. 11:2), — и пророк Давид: предста царица одесную Тебе, в ризах позлащенных одеяна и преиспещренна (Пс. 44:10). Хотя слова сии относятся ко Пресвятой Богородице, но приличествуют и церкви Сына ея и Бога, как показывает следующая за тем речь: приведутся Царю девы (т. е. души) в след ея, искренния ея (души) приведутся Тебе: приведутся в веселии и радовании, введутся во храм Царев (Пс. 44:15, 16). Храм сей, о коем здесь говорится, какой это, полагаешь ты, есть, и как есть? Думаешь ли, что это есть другое какое обиталище, вне и кроме сего самаго Царя? Нет, не другое. Ибо как Христос есть глава церкви, так Он же Сам есть опять и храм ея, как и церковь есть храм Христов, и мир прекрасный, как явно из сказаннаго нами выше, — что впрочем надобно снова пересказать для лучшаго уяснения дела. — Господь наш Иисус Христос говорил ко Отцу Своему, в слух Апостолов и всех верующих: не о сих молю токмо, но и о верующих словесе их ради в Мя, да вси едино будут (Ин. 17:20). Как да будут едино? Якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут (Пс. 44:21). Видишь, как Он есть и Царь и храм всех спасаемых? Познай же и то, как опять и все верующие, т. е. царица — Его церковь, и девы, последующия в след ея, т. е. души верных, будут храмом и миром Царя и Бога. И познай сие во–первых от самого Царя Христа, Который говорит: Аз в них, и Ты, Отче, во Мне, да будут совершени во едино (Пс. 44:23). Потом познай сие и от ученика Его, который говорит: не весте ли, то храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас (1 Кор. 3:16)? Видишь, как слова Апостола согласны с словами Владыки Христа? Эти апостольския слова показывают, что Церковь есть храм, град, мир Царя Бога. И ведай, что Бог говоривший тогда чрез Пророков и Апостолов, Он же самый и теперь говорит чрез них.

8. Поелику же церковь есть тело Христово, и невеста Христова, и мир вышний, и храм Божий, члены же тела сего суть все святые, а между тем они не все еще родились и благоугодными показали себя, то явно, что тело Христово еще не есть целое вполне, что не наполнился еще и вышний мир, т. е. не весь еще сонм людей вошел в церковь Божию. Но и доныне есть еще в мире много неверующих, которые имеют уверовать во Христа, есть много грешников, которые имеют покаяться, есть много непокоривых, которые имеют покориться Христу; многие еще имеют родиться и благоугодить Богу, прежде чем вострубит последняя труба. Итак надлежит родиться всем предуведанным от Бога и наполниться превысшему сего мира миру церкви первородных, Иерусалиму небесному; и тогда совершится полнота тела Христова, приняв в себя всех предопределенных от Бога быть сообразными образу Сына Его, кои суть сыны света и дня. Таковые все суть предопределенные и преднаписанные, и в число спасенных включенные и имеют соединиться и сочетаться с телом Христовым, которое тогда сделается всецело полным и совершенным телом Христовым, и не будет уже у него ни одного недоставать члена. Так есть воистину, как открывает Апостол Павел, говоря: дондеже достигнем вси в соединение веры…, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4:13). Ихже бо предуведе, тех и предустави сообразных быти образу Сына Его: а ихже предуставы, тех и призва; а ихже призва, тех и оправда: а ихже оправда, сих и прослави (Рим. 8:29, 30). Видишь, как все святые предуведены и предопределены. Послушай еще, как Апостол говорит, что они еще и написаны на небесех: приступисте к Сионстей горе, и ко граду Бога живаго, Иерусалиму небесному, и тмам Ангелов, торжеству и церкви первородных, на небесех написанных (Евр, 12:22, 23). Если же они таким образом написаны, то явно, что и исчислены, как написано: позна Господь сущия Своя (2 Тим. 2:19), и как говорится в Евангелии: вам же и власи главнии вси изочтени суть (Мф. 10:30). Если и власы главы нашей изочтены у Бога всеведущаго, не тем ли паче изочтены мы сами? Итак, поелику все святые предуведены, предопределены и исчислены, как и написаны по имени на небесах, и поелику все они суть члены Христовы, и имеют быть все едино тело Христово; то явно, что когда все они собраны будут и составят полное тело Христово, тогда и вышний мир, Иерусалим небесный, который есть церковь первородных, наполнится, и тело царицы Божией, церкви, которая есть тело Христа Бога, явится всецело полным и совершенным. — Где теперь те, которые в суете ума своего, на пагубу себе, выдумывают какия–то обители вне царства небеснаго? Где те, которые говорят: не хотим войти в царство небесное, потому что это много для нас, но хотим быть в каком нибудь месте упокоения, — и этого достаточно для нас? Все от века святые составят единое тело Христово; где же инуды хотят быть эти, если окажутся недостойными быть в теле Христовом, и отсечены будут от него, как члены непотребные? Воистину осуетились они помышлениями своими и омрачилось неразумное их сердце: глаголющеся быти мудри, объюродеша (Рим. 1:21).

9. Посмотрим, что это за брак таинственный? Св. Евангелие говорит: уподобися царствие небесное человеку царю, иже сотвори браки сыну своему (Матф. 22:2). Кого здесь называет царем Господь наш Иисус Христос? Никого иного, как самого Бога и Отца Своего. И для кого другаго сотворил Отец браки, кроме Единороднаго Сына Своего, Господа нашего Иисуса Христа? Какого же царя дщерь благоволил Владыка всяческих и Господь избрать в невесту Сыну Своему? Из нас людей каждый, собираясь женить сына своего, со всем вниманием высматривает ему в невесты дочь какого–нибудь более знатнаго и более богатаго, чем сам он. Но Бог кого найдет хоть бы сколько–нибудь равным Себе, чтоб дочь его взять в невесты Сыну Своему? О сем царе говорится у пророков, что Он есть содержай круг земли, и живущая на ней аки пруги (Ис. 40:22), Бог вечный, Бог устроивый концы земли (Ис. 40:28), и на ничесомже утвердивый столпы ея (Иов. 38:6), призираяй на землю и творяй ю трястися (Пс. 103:32). Итак такой царь чью дочь взял в невесты и сотворил браки Сыну Своему? Узнаете, чью. Но безмерное снисхождение Божие делает меня изступленным. Хочу сказать и трепещу. Но опять воодушевляясь благостию Его, приемлю смелость и говорю, что взял Он дочь человека, согрешившаго пред Ним, сотворившаго блуд и убийство, т. е. взял в невесты дочь блудника и убийцы. Видишь ли благость и снисхождение неизреченное и несравненное? Видишь ли презельное человеколюбие? Видишь ли море любви и благостыни? После сего всякий, считающий себя великим, пусть научится из того, что я говорю, смиренномудрствовать и никого никогда не презирать, хотя бы он был царь, величайший всех других царей, или вельможа, знатнейший всех других вельмож, или богач, богатейший всех богачей. Пусть взирает он на Владыку и Господа всяческих, Святаго святых, блаженнаго Бога и единаго Вседержителя, живущаго во свете неприступном и неизреченном, — на Него, говорю, пусть смотрит, как Он снизошел столь много, что благоволил взять дочь блудника и убийцы в невесты Единородному Сыну Своему, невидимому, непостижимому, неизследимому, Содетелю и Творцу всяческих, тебя ради и твоего ради спасения. Но кто сей блудник и убийца, коего дочь избрал Бог в невесты Ему? Давид, сын Иессеев, убивший Урию и соблудивший с женою его. Его–то дочь, говорю, Марию, пренепорочную, чистую и пречистую Деву взял Он в невесты. Я называю ее пренепорочною и пречистою, сравнивая ее с нами человеками, рабами ея; но сравнивая ее с Женихом ея и Отцем Его, называю ее человеком, как и все люди, только святою и пресвятою паче всех людей, непорочною и чистейшею из всех родов.

Итак ее, Деву Марию, взял Он в невесты, и сотвори браки Сыну Своему. Каким образом? Слушай повнимательнее. Отец Господа нашего Иисуса Христа послал с высоты небесной одного из рабов Своих, Гавриила Архангела, сказать Деве: радуйся! Он тотчас сошел на землю и соделался служителем таинства, говоря Деве: радуйся, благодатная, Господь с Тобою! И со словом сим во утробу Девы вошло все ипостасное, единосущное и совечное Отцу Слово Бог, и чрез наитие и содействие единосущнаго Ему Духа восприяло плоть от непорочных и чистых кровей ея, соделавшись совершенным человеком с телом и душею. И се неизреченное сочетание! Се таинственный брак Божий! Так совершился новозаветный союз Бога с человеками: Он принял плоть и даровал Божество. Сам пресущественный, преестественный, Бог неслиянно соединился с тленным и бедным естеством и существом нашим человеческим. Зачала Дева, и предивно родила о двух естествах, божестве и человечестве, единаго Сына, совершеннаго Бога и совершеннаго человека, Господа нашего Иисуса Христа, Который ни девства матери Своей не нарушил, ни от недр Отца Своего не отлучился.

Впрочем, руководясь словами святаго Евангелия, мы можем помыслить при сем и сказать и иное нечто, что таинственно всегда бывает со всеми сынами света. Ибо по какой причине не сказано: сотвори брак Сыну своему, а — браки? По какой? По той, что такой же точно брак бывает и с каждым верным сыном дня. Бог и с нами сочетавается пречистым и пренепорочным браком, и производит в нас некое таинство, высшее всякой человеческой силы. Что же такое есть это, производимое Им в нас? Послушай со вниманием, да уразумеешь. После того, как Сын Божий и Бог, вошед во утробу Пресвятыя Девы, и восприяв от Нея человеческое естество, и соделавшись человеком, родился от Нея, как мы сказали, совершенным человеком и совершенным Богом, будучи один и тот же и Бог и человек неслиянно, — после сего, коль скоро и мы человеки веруем в Сына Божия и Сына Приснодевы и Богородицы Марии, и веруя приемлем верно в сердца свои слово о сем и устно сие исповедуем, каясь при сем от всей души во всех прежних грехах своих, тотчас сей Бог Слово Отчее входит и в нас, как и во утробу Приснодевы: мы приемлем Его, и Он бывает в нас, как семя. Слыша о сем страшном таинстве, ужасайся, но приемли слово о нем с верою и убеждением. Так зачинаем Его и мы, не телесно, как зачала Дева и Богородица Мария, но духовно, однакоже существенно. Мы имеем в душах своих того самого, котораго зачала и пренепорочная Дева, как говорит божественный Павел: Бог рекий из тмы свету возсияти, иже возсия в сердцах наших, к просвещению разума славы Божия о лице Иисус Христове (2 Кор. 4:6). Это тоже есть, как бы он сказал: сам Он весь существенно вошел в нас. А что такой смысл имеет слово Апостола, это видно из следующих за тем слов: имамы же сокровище сие в скудельиых сосудех (2 Кор. 4:7). Сокровищем называет он Сына Божия, в Коего благодатию Св. Духа облекаемся и Коего имеем в сердцах своих. Так и мы, когда веруем от всей души, всесокрушенно каемся, зачинаем в сердцах своих Бога Слово, как Дева, имея т. е. и мы, души свои девственными и чистыми. И как Пресвятыя Девы не опалил огнь Божества, так как Она была пренепорочна, так и нас не опаляет он, когда имеем сердца свои чистыми и непорочными, но бывает в нас небесною росою, источником воды живыя, потоком жизни вечной. Что мы подобным образом приемлем непокровенный огнь Божества, об этом послушай, как говорит сам Господь: огня приидох воврещи на землю (Лук. 12:49). Какой это другой огнь, кроме единосущнаго по Божеству Духа, с Коим вместе входит в нас и созерцается и Сын со Отцем? Но поелику Сын Божий и Бог воплотился уже однажды от Девы и родился от Нея телесно, паче слова и разума, и невозможно Ему опять воплощаться и раждаться телесно в каждом из нас; то что Он творит? Ту самую пренепорочную плоть, которую принял Он от пречистой Марии Богородицы и в коей от Нея родился, преподает нам в таинстве, и вкушая ее мы имеем внутрь себя, разумеется каждый достойно причащающийся, всего воплощеннаго Бога и Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия и Сына Девы, пренепорочныя Марии, седящаго одесную Бога и Отца, по слову Его же Самого: ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем (Иоан. 6:56). Вселяясь же в нас, Он не познается сущим в нас телесно, яко плод чрева, как был в Пресвятой Деве, но есть безтелесно в нас, и соединяется с существом и естеством нашим неизреченно, и нас обоготворяет, так как мы соделываемся сотелесниками Ему, бывая плоть от плоти Его и от костей Его.

И сие то есть великий плод неизреченнаго домостроительства и снисхождения к нам Господа нашего! Сие–то есть страшное таинство, о коем пишу трепеща! Но поелику Бог хочет, чтоб любовь Его к нам была явно представляема всем, дабы и мы иной раз помыслили о великой Его благости и устыдясь возревновали и сами восприять любовь к Нему; то и я подвигся к тому, чтобы письменно объявить вам о сем таинстве. Не то я доказываю, будто какой–нибудь человек уподобляется Пресвятой Деве, родившей Господа, по образу неизреченнаго рождения Ея. Да не будет. Этому быть никак невозможно; потому что ино есть воплощенное рождение Бога Слова, бывшее от Пресвятыя Богородицы, и ино то, которое бывает духовно в нас. В том воплощенном рождении, в коем Пресвятая Богородица родила Сына Божия и Бога воплощеннаго, совершилось таинство возсоздания рода человеческаго и спасения всего мира, которое есть Господь наш и Бог Иисус Христос, соединивший в Себе разстоящаяся естества — Бога и человека, и понесший грех мира. А это духовное рождение совершает в нас таинство обновления душ человеческих, благодатию Святаго Духа соединяя и сочетавая нас с воплотившимся Сыном Божиим и Богом, чрез Коего мы во чреве прияхом, и поболехом и родихом дух спасения (Ис. 26:18). Возвещаю же я о сем для того, чтоб явно представить неизреченную любовь Божию к нам, и то, что если захотим, то и мы все, изъясненным выше способом, можем соделаться материю Иисуса Христа Господа и братьями Его, и подобными ученикам Его и Апостолам, не по достоинству оных и не по трудам, какия подъяты ими в проповеди Евангелия, но по благодати Божией, которую богатно изливает Он на верующих в Него и последующих Ему, не возвращаясь вспять, как Сам Христос всем явно возвещает о сем, говоря: Мати Моя и братия Моя си суть, слышащии слово Божие, и творящии е (Лук. 8:21). Видишь, как Он всех, слышащих слово Его и творящих оное, возводит в чин матери Своей и называет их братьями и сродниками Своими? Но в самой вещи материю Его есть Пресвятая Богородица, неизреченно родившая Его воплощенным, а святые все зачинают и имеют Его в душах своих по благодати. От пренепорочной Матери Своей Он заимствовал пречистую плоть, а Ей даровал Божество вместо плоти, которую Она дала Ему. О предивный и пречудный обмен! А от святых не заимствует Он плоти, но им преподает собственную обоженную плоть. Помысли, сколь велика глубина сего таинства! Огнь Божества Спасителя нашего и Бога есть от существа и естества Отча, а плоть Его не оттуда есть, но от Пречистой и Пресвятой плоти Богородицы и от пречистых Ея кровей. От Нея принял Он плоть, сделал ее собственною своею и обожил, по слову Евангелия, которое гласит: и Слово плоть бысть (Иоан. 1:14). И теперь преподает сию плоть святым Своим — Он, Сын Бога и Отца и Пресвятыя Богородицы Марии. От естества и существа присносущнаго Отца Своего подает Он им благодать Духа, т. е. Божество, как говорит чрез пророка Иоиля: и будет в последния дни, излию от Духа Моего на всяку плоть (Иоил. 2:28), т. е. верующую; и от существа и естества Матери Своей дает плоть, которую принял от Нея. И как от исполнения Его, т. е. от Божества, мы вси прияхом (Иоан. 1:16), так все причащаемся и пречистыя плоти Его, которую принял Он от Матери Своей. И как Христос и Бог наш соделался Ея Сыном и братом нам; там и мы, о неизреченное человеколюбие, делаемся сынами Богородицы, Матери Его, и братьями Его, Христа и Бога нашего. От Нея и в Ней непостижимо родился Сын Божий; а от Него родились и раждаются все святые. Матерь Божия восприяла, как семя, Слово Бога и Отца, зачала и родила только Его одного, рожденнаго от Отца прежде всех век и воплотившагося от Нея в последняя лета. Его только одного родила Она, а Он, Сын Ея, каждый день раждает тех, которые веруют в Него и хранят заповеди Его. Семя смертнаго и тленнаго мужа раждало и раждает от жены сынов тленных и смертных; а безсмертное и нетленное воплощенное Слово безсмертнаго и нетленнаго Бога раждало и раждает всегда сынов безсмертных и нетленных. Как сам Он первый родился во Святом Духе от Пресвятыя Богородицы, а от Него все святые, то Матерь Божия есть Матерь и всех святых, Госпожа, Царица и Владычица, а все святые суть Ея рабы, так как Она есть Матерь Божия. Суть они и Ея сыны, потому что причащаются причистой плоти Сына Ея. Слово сие истинно; потому что плоть Господня есть плоть Богородицы. И когда причащаемся мы сей плоти Господа, обоженной, исповедуем и веруем, что причащаемся жизни вечной, кроме разве если вкушаем ее недостойно, на осуждение себе самим. Так святые суть сродники Богородицы по трем причинам: первая та, что от тойже земли имеют тело и от тогоже дуновения Божия душу; вторая та, что причащаются плоти, которую Христос приял от Нея; третья та, что каждый из них освящением и благодатию нисходящаго на них Духа восприемлет и имеет в себе Бога всяческих, как и Пресвятая Богородица прияла и имела Его в себе самой. Ибо хотя Она родила Его телесно; но несомненно, что имела Его в себе всего и духовно, имеет Его и теперь всегда неотлучным от Нея.

Вот таинство браков, кои сотворил Бог и Отец равночестному, единосущному и соприсносущному единородному Сыну Своему, и звал на него многих. Он послал рабов Своих звать званных на браки, но они не хотели пойти. Кто же были эти посланные? Пророки. А кто позванные? Евреи. Они и тогда, и с самаго начала были позваны, но не хотели слушать звавших. Тогда послал, говорит Евангелие, Царь Отец других рабов, говоря: рцыте званным: се обед мой уготовах, юнцы мои и упитанная исколена, и вся готова: приидите на браки. Они же небрегше отъидоша, ов убо на село свое, ов же на купли своя: прочии же емше рабов его, досадиша им и убиша их (Матф. 22:4—6). Кого же называет здесь Господь вторыми рабами посланными? Св. Апостолов Своих. А обед какой это? Небесное царствие, которое уготовал Бог от сложения мира для званных и приходящих на него по собственному произволению. Юнцами же и упитанными кого называет Он? Самого Сына Приснодевы и Бога, Который есть телец упитанный от сложения мира, на сие определенный, на то т. е., чтоб быть приносиму в жертву и быть снедаему. Он же есть и юнец, яко по силе Своей непобедимый. Назван же Он здесь юнцами, во множественном числе, потому что святая плоть Его разделяется на многия частицы, из которых каждая есть опять весь Христос. Он столько силен, что побеждает всех врагов тех, кои причащаются Его, и им самим дает силу побеждать мир, и область чадами Божиими быти. Называется еще и единолетным агнцем Он, всенепорочный Агнец Божий, яко всесовершеннейший, каковым был. Он носит крест, как роги, которым (крестом) дал Он и смертоносный удар врагу нашему диаволу, когда на нем распяли Его и убили Евреи.

Другими рабами, как я сказал, называет здесь Господь святых Апостолов, которых послал Он созывать проповедию, заповедав им на путь язык не идти, и во град Самарянский не входить, но идти паче к погибшим овцам дома Израилева, т. е. к Евреям; но они и Апостолов не приняли, а иных из них поносили и били, иных же совсем убивали, из числа которых есть и первомученик Стефан. И слышав о сем царь той, разгневася, и послав воя своя, погуби убийцы оны, и град их зажже (Матф. 22:7). Убийцами называет Господь нечестивых Евреев, которых Он побил, уничтожил и опустошил посредством римских воинов. Ибо и злые называются Божиими воинами, когда посылаются для наказания других злых, как говорит пророк Давид: посла на ня гнев ярости своея, ярость и гнев и скорбь, послание ангелы лютыми (Псал. 77:49). Тогда наконец глагола царь рабом своим: брак убо готов есть, звании же не быша достойни. Идите убо на исходиша путей, и елицех аще обрящете, призовите на браки (Псал. 77:8, 9). Видишь ли последовательность и порядок вещей? Видишь ли точность притчи? — Тогда глагола: когда это? Когда Евреи, позванные Апостолами в царство небесное, не только не восхотели слушать их, но поносили их и убивали. Тогда уже послал Он их во весь мир, ко всем языкам. И изшедше, говорит далее притча, раби они на распутия, собраша всех, елицех обретоша, злых же и добрых: и исполнися брак возлежащих (Псал. 77:10). Апостолы обошли всю вселенную, проповедуя слово Божие, и собрали в единство веры и боговедения всех тех, которые послушались их и которые были злы, но преложились от злых дел своих и сделались добрыми. Вшед же царь видети возлежащих, виде ту человека необолчена во одеяние брачное: и глагола ему: друже, како вшел еси семо, не имый одеяния брачна? Он же умолча. Тогда рече царь слугам: связавше ему руце и нозе, возмите его и вверзите во тму кромешную: ту будет плачь и скрежет зубом. Мнози бо суть звани, мало же избранних (Псал. 77:11—14). Видишь, что говорит Господь? Что на браки собираются те, кои прелагаются от зла и делаются добрыми и добродетельными; те же, которые имеют в себе какое–либо лукавство или зло, хотя и входят на браки, но извергаются и изгоняются со стыдом ангелами, которые здесь называются слугами. Те, которые остались седящими за брачною трапезою, суть святые. Впрочем я знаю некоторых, которые думают, что под неимущим одеяния брачнаго должно здесь разуметь тех, которые осквернили тела свои блудами, прелюбодеяниями и убийствами, но это не так. Всякий оскверненный какою бы ни было страстию и греховною склонностию, не имеет одеяния брачнаго. И что это справедливо, послушай, что говорит св. Павел: не льстите себе, ни блудницы, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложницы, ни лихоимцы (которые называются и идолослужителями), ни татие, ни пияницы, ни досадители, ни хищницы, (но скажу и от себя, ни те, которые имеют ненависть или зависть к какому–либо брату), царствия Божия не наследят (1 Кор. 6:9, 10), и не имеют части и места в брачном торжестве Господа нашего Иисуса Христа. Видишь, как всякая страсть и всякий грех оскверняют одежду души нашей и изгоняют нас из царства небеснаго?

10. Оставим же суетныя и безполезныя изыскания и перестанем усиливаться узнать то, что выше сил наших, последуя заповеди Господа нашего Иисуса Христа, Который говорит: испытайте писания (Ин. 5:39), — испытайте, а не увлекайтесь многою пытливостию и совопросничеством. Не вдавайтесь в изыскание того, что вне Божественных Писаний; но испытайте Писания, чтоб познать все о вере, любви и надежде. О вере, — чтоб не влаяться всяким ветром, т. е. чтоб не колебаться всяким чуждым еретическим учением, как свойственно людям неутвержденным и непостоянным, но быть твердым в правых догматах церкви Апостольской и вселенской, и правильно мудрствовать о предметах веры; и не это только, но чтоб познать и научиться, как стяжать плод веры и то благо, которое происходит от нея чрез исполнение заповедей Божиих. Когда обретете вы плод веры, тогда стяжете и надежду твердую и непостыждающую, вместе же с нею стяжете и любовь к Богу совершенную. Ибо ни одному человеку невозможно стяжать совершенную любовь к Богу иначе, как только верою чистою и надеждою твердою и несомненною.

Для чего же оставили мы испытывать и изследовать самих себя по тем добродетелям, о коих мы сказали, — изследовать, например, имеем ли мы такую веру в Бога, какую иметь заповедует сам Он, имеющий судить нас и требовать от нас такой веры, — а пытаемся узнать то, что выше сил наших, мы не знающие хорошо и того, что находится у нас пред глазами? Но какова есть та вера, которой требует от нас Бог и которую иметь в Него обязаны все мы? Он сам открыл нам об этом в святом Евангелии, говоря: иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и последует Ми (Лк. 9:23). Аще кто грядет ко Мне, и не возненавидит отца своего и матерь и жену, и чад и братию, и сестр, еще же и душу свою, не может Мой быти ученик (Лк, 14:26). И опять: иже бо аще хощет душу свою спасти, погубит ю: а иже погубит душу свою Мене ради и Евангелия, той спасет ю (Мр. 8:35), — и еще: любяй душу свою, погубит ю: и ненавидяй души своея в мире сем, в живот вечный сохранит ю (Ин, 12:25). Слышали, какие признаки настоящей веры? Довольно ли же для вас сказаннаго, или имеете нужду, чтобы я напомнил вам и о другом нечем? Если желаете знать, что Бог требует от нас такой веры, чтоб мы совершенно никакого попечения не имели о настоящей жизни, но все упование относительно ея возлагали на Него единаго; научитесь сему от самого Господа, Который явно возвещает: не пецытеся глаголюще: что ямы, или что пием, или чим одеждемся (Мф. 6:31). И мало–по–малу возводя нас к совершеннейшему, говорит: аще тя кто ударит в десную твою ланиту, обрати ему другую и хотящему судитися с тобою и ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу (Мф. 5:39, 40). И от взимающаго твоя не истязуй (Лк. 6:30). Желал же возвести нас до крайней меры преизбыточества в вере, заповедует нам любить врагов наших, благословлять клянущих нас, добро творить ненавидящим нас и молиться за творящих нам напасть (Мф. 5:44). И другое многое заповедует Он нам делать.

Всем этим вопервых обнаруживается, какую веру должны мы иметь в Бога; а вовторых обнаруживается, что тогда только следует нам именоваться истинно верными, когда исполняем заповеди Его. Ибо без таких дел мертва вера наша, и мы еще мертвы. Испытай же, брате, себя самого добре; и если найдешь, что ни в чем сказанном не имеешь недостатка, но все то творишь с великим усердием и теплым сердцем, то уразумеешь тогда, что вместе со светом веры имеешь ты и непостыждающую надежду; не ту надежду, которая пораждается самомнением и тщеславием в погибающих, и каковой надежды прелести и лжи не может познать никто из тех, которые питают ее, но надежду, говорю, добрую, истинную, и которая бывает вместе с истинным и необманывающим светом веры, и поверх которой узришь ты возседающую, как на Херувимах, любовь, которая есть Бог. Когда обретешь ты таким образом сию любовь и узришь ее, с тех пор и после не захочешь уже много пытать ни о чем будущем и невидимом, даже и других будешь заставлять не говорить ни о чем таком, станешь убеждать их не пытать ни о чем из этого; и не заводить споров и состязаний о том, что имеет быть в другой жизни, поколику сам ты из того своего опыта познал, что все будущее и невидимое неизъяснимо и недомыслимо. Если же ты не сделал еще того, что может тебе первому дать познать, что ты истинно верный христианин, — но по сличению с неверными, ты — верный, а по сличении с верными, совестию своею обличаешься, яко неверный, — и не имеешь еще совершенной надежды и удостоверения, что имеешь быть в числе спасенных, и не можешь говорить, как говорил св. Павел: подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох. Прочее соблюдается, мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия (2 Тим. 4:7, 8): то, что пытаешь и спрашиваешь узнать, будут ли святые знать друг друга в царствии небесном, когда приидут в созерцание Бога, Который выше всего, и будут зреть Его? Скажи мне, какая тебе польза от этого изыскания? Желал бы я узнать от тебя, какую пользу получишь ты, не имеющий части со Христом, но, как мы сказали, обличаемый совестию своею, что не сохранил заповедей Его, если узнаешь о покое, славе, утешении и блаженном состоянии святых, какого сподобятся они в царстве небесном? Наверное никакой не получишь пользы, но больше еще навлечешь на себя осуждение за то, что при всем том, что познал такие высокие предметы, презираешь их и не хочешь отбросить самомнение и тщеславие и стяжать смирение. Но спрошу тебя и еще, и ты мне ответь спокойно и кротко; если, например, какое–нибудь малое дитя, которое не узнало еще первых букв азбуки, — если, говорю, такое дитя начнет спрашивать истолкования того, что относится к грамматике и риторике; то какой разумный человек согласится отвечать хоть одним словом на такие неразумные вопросы, а не прогонит его скорее, как несмысленное, детски мудрствующее и ищущее без толку то, что выше сил его? Если же справедливо так поступить в этом случае, земном и ничтожном, не тем ли паче надлежит так поступить в отношении к тому, что выше слова, и разума, и всякаго чувства? Впрочем если кто и не выучится сам читать, то ничего нет страннаго и дивнаго, если, слушая сочинения, написанныя еллинами, будет понимать их, как писанныя на его языке, и о предметах, не превышающих его смысла: ибо слово еллинов — для вещей чувственных, и сказания их суетны и о суетном. Но те предметы, о которых ты спрашиваешь, не таковы. Они суть таинства сокровенныя и недомыслимыя, как говорит Пророк Давид: приклони небеса и сниде, и мрак под ногама Его (Пс. 17:10). Какой это мрак? Плоть Господа. Сошел Он и облекся плотию, как облаком примрачным. Далее говорит Пророк; и взыде на Херувимы и лете: лете на крилу ветреню. И положи тму за кров Свой (Пс. 17:11, 12).

Видишь ли, что пытание твое касается не простых чувственных вещей, но предметов божественных, непостижимых, которые не всяким удобно понимаются? Если сам Господь положил тьму покровом таин Своих, и потребен некий великий свет Всесвятаго Духа для уразумения сокровенных Его таин; то ты, еще не сделавшийся обиталищем сего света, как пытаешь познать то, что познать сил не имеешь, как еще несовершенный и непросвещенный? Но чтоб тебе не подумалось, что как ты сидишь во тьме, так и Господь вошел во тьму и скрылся (мраком покрылся), для того говорит еще св. Давид: окрест Его селение Его (Пс. 17:12). Селение же это св. Павел называет светом: во свете живый неприступнем (1 Тим. 6:16). Впрочем оба они, и Пророк Давид и Апостол Павел, когда, желая показать, что Божество Его непостижимо, говорят один, что окрест Его, селение Его, а другой, что Он живет во свете неприступном, не то показывают, будто Бог как–нибудь ограничивается и описуется, но такое образное употребляют выражение для пытливых, говоря как–бы им: о неразумные пытливцы, не думайте, что Господь и Бог наш, вознесшись, вошел в какую–либо тьму и сокрылся. Он всегда пребывает во славе Божества Своего, которая наполняет все и есть паче (пространнее) всего, в каковой славе Он пребывал и прежде, чем произошло все; но да не погибнем мы в конец от молнийных блистаний Божества Его, положил Он тьму за кров Свой, которая покрыла не Его, а нас: ибо Бог наш, говорит Писание, есть огнь поядаяй (Евр. 12:29) не праведных, но грешных.

Так вот, возлюбленный, узнал ты в немногих словах божественныя и страшныя таинства веры нашей; узнал, что Бог сошел на землю и опять восшел на небеса и положил тьму за кров Свой. Ибо не подобает прежде будущаго суда Ему явлену быть нам во славе Отца Его, т. е., в божественной; но подобает сему быть тогда, когда восхощет Отец, Который определил тому время, состоящее в Его власти. Если таким образом тайны царства небеснаго сокровенны и, по слову Господа, никому не дано знать их, то для чего оставил ты делание заповедей Его и пытаешь о тайнах, которыя сокрыты от всех людей? Ибо се слышишь Апостола Павла, который говорит о сем: око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1 Кор. 2:9). Но прежде вознесения Своего на небеса и положения тьмы за кров Свой, Господь дал нам заповеди, как некоторыя орудия (мастерские инструменты), дал и веру в Него, как некую художницу и мастерицу, чтоб таким образом мы были обделываемыми сосудами, — веру — художницею, а заповеди — орудиями, посредством которых вера, или всехудожное Слово возсозидает и обновляет нас, когда являемся делателями заповедей Его и деланием их очищаемся, и преуспевая в сем, освещаемы бываем Святым Духом и получаем ведение таин царства небеснаго. И как ни орудия без художника, ни художник без орудий не могут сделать никакого сосуда, так ни вера без делания заповедей, ни делание заповедей без веры не обновляют и не возсозидают нас, или не делают новыми из ветхих. Когда же стяжеваем оба сии сердцем нераздвоенным, т. е. и веру и заповеди, и делаемся для Владыки Христа благопотребным сосудом, гожим для приятия духовнаго мира; тогда и Господь, положивший тьму за кров Свой, обновляет в нас благодать Святаго Духа, делает нас из ветхих новыми, возставляет живыми из мертвых, разсеявает тьму, проводит ум наш об ону страну тьмы оной, и дает ему благодать приникать туда и как–бы в малое некое отверстие узревать там столько света, сколько видится его в круге солнца или луны. Таким созерцанием он научается, или, лучше сказать, просвещается и с убеждением познает, что верующие во Христа и особенно крещеные младенцами, и не чувствующие в себе действия благодати Божией, не могут возыметь даже малой какой части в неизреченных благах Божиих иным способом, кроме как смирением сердца, несомненною верою и вседушным произволением (посвятить себя на служение Богу), т. е., не иначе, как если станут соблюдать все заповеди Божии, отвергнутся мира и всего, что в мире, вместе и с пожеланиями своими, охотно и с радостию станут нести все труды и претерпевать все искушения, которыя неизбежно испытывать на пути добродетели.

Ты же, прочитавший сие, изследуй себя самого, не в возношении лжеименнаго знания внешней премудрости и не под нагромождением суетных помышлений, со страхом и трепетом. И если хочешь узнать, какова твоя жизнь и каково состояние, спроси душу свою и скажи ей: душа, исполнила ли ты все заповеди Божии, или нет? И она, открыв уста совести своей, непременно скажет тебе настоящую истину. Она не станет тебя стыдиться, но обличит тебя и покажет, какия сокровища заложил ты в себя самого, добрыя или худыя. В свидетельстве совести своей ты найдешь, любил ли ты мир, или Бога предпочитал миру; искал ли ты славы человеческой, или вожделевал славы Божией; и скажу коротко, если всмотришься в совесть свою и перещупаешь там все, как в сундуке каком, извлекая находящееся там одно за другим, — то все узнаешь чисто–на–чисто. Ибо предположи в уме своем, что в сундуке совести души твоей находятся — идольчики славолюбия и тщеславия, истуканчики человекоугодия, сласти (конфекты) похвал человеческих, наряды, притворства и лицемерия, семя сребролюбия, и другия многия страсти, одне другими покрываемыя. Тогда, перебрав и пересмотрев все сие, ты должен будешь сознаться, что худыя набрал ты себе сокровища. — Впрочем заметить при сем понуждаюсь, что если поверх всего того находится у тебя кичение и гордость (ибо, как говорит Апостол Павел, разум кичит — 1 Кор. 8:1), а с кичением неразлучно самомнение, твердящее нам, что мы значим нечто, когда есмы ничто, — если, говорю, эти страсти лежат у тебя поверх всех, указанных выше, то нет тебе возможности познать ни их, ни те, которыя под ними. И когда стал бы кто обличать тебя в них, ты смело ответишь, что ничего такого не видишь в себе, и сколько бы кто ни удостоверял тебя в том, не поверишь.

Скажи же мне теперь, — если не веришь и не видишь, что на сердце твоем лежит покров прикрывающий такия страсти, и ты естественно не имеешь желания снять этот покров с сердца своего, чтоб увидеть страсти, которыя скрывает он под собою, и затем сокрушиться о несчастной душе своей, восподвизаться над очищением ея, промыть теплыми слезами умныя очи ея и лице, отринуть всякую мудрость и всякое знание внешнее, и послушавшись Апостола Павла, сделаться буиим для мира сего, чтоб стать мудрым во Христе, — скажи мне, если все сие у тебя так есть, то как стану я возвещать тебе о Боге и божественных вещах, сокровенных и невидимых, когда ты находишься в состоянии такого неразумия и несмыслия? И сам ты не осудишь ли меня за то, что я делаю дело совсем неподходящее? Ты наверное будешь говорить сам в себе: поистине этот человек без толку и смысла, что толкует мне, не расположенному и не умеющему слушать о таинствах, невидимых и недомыслимых не только для всякаго дыхания, сущаго под небесами, но и для всякаго творения сущаго превыше небес. Ибо если Ангелы не знали перваго пришествия Господня на землю, не знали, какого рода имело оно быть, или когда имел низойти Господь наш, чтоб соделаться человеком; не тем ли паче неведомо для них, когда имеет быть второе Его пришествие во славе, и каково оно будет, и каково то, что имеет Он даровать тогда святым Своим? Что сказанное мною истинно, это подтверждает божественный Павел, говоря: да скажется ныне началом и властем на небесных церковию многоразличная премудрость Божия (Еф. 3:10). А о будущем пришествии Своем Господь сказал, что тогда силы небесныя подвигнутся (Матф. 24:29), т. е. Ангелы поражены будут изумлением, увидев вдруг то, чего дотоле и не воображали. Если таким образом силы небесныя не знают, что тогда будет; то ты как смеешь утверждать, что тогда святые, сподобясь лицезрения Божия, не будут знать друг друга в царствии небесном? И ты — другой, противоречащий первому и утверждающий, что тогда святые будут знать друг друга, откуда узнал это? О неразумие! О неистовство и ослепление! Не ужасаетесь вы, человеки? Не дрожите от страха? — Вы, обе стороны, будете осуждены праведным и нелицеприятным Судиею от словес ваших: тем, которые говорят, что святые тогда не будут видеть и знать друг друга, но всеми чувствами своими будут зреть единаго Бога, будучи соединены с Ним всецело, Господь так скажет: о человеки! Познали–ль вы Меня? Видели–ль свет Мой? Прияли–ль Меня внутрь себя? Познали–ль действия Духа Моего самым искусом и опытом, или нет? И они, — я в этом уверен, — не посмеют сказать: да, Владыко, мы видели Тебя и познали самым искусом действия Духа Твоего. Ибо если они скажут Ему это, то Он ответит им: но если вы самым делом испытали все это, то как же говорите, что не будут знать друг друга те, которые во веки будут иметь Меня живущим в них? Аз есмь Бог неложный, Бог истинный, Бог святый, обитающий во святых Своих. Как обитаю в них? Как Я во Отце и Отец во Мне, так и святые во Мне и Я в них. Как Отец есть внутрь Меня, и Я опять внутрь Отца Моего: так Я буду обитателем внутрь всех святых, а святые будут обитателями внутрь Меня. — Я во Отце Моем и Отец во Мне; и как знает Меня Отец, так и Я знаю Отца, отсюда явно, что и святые знают Меня, и Я знаю святых, и что таким же образом святые знают и будут знать друг друга.

Впрочем, чтоб это было явно для самых безчувственных, скажу еще, что будет обитать во всех святых. Итак, когда откроются книги совести каждаго человека; тогда если не найдется другое что в сердцах и совестях грешников, то найдется самомнение, или тщеславие, или зависть, или другое что подобное; если же и не найдется ничего такого, то всячески найдется леность и нерадение о делании заповедей Божиих, следовательно недостаток любви к Нему. За это омрачатся очи их, чтоб не видеть, и будут они посрамлены, услышав: поелику не сотворили вы одной из заповедей Моих меньших, и презрели ее, то Мне не сотворили. Отойдите от Меня в огнь вечный, уготованный диаволу и ангелам его (Мф. 25:41, 45). — И опять, когда откроются книги совести святых, тогда возсияет в них Христос и Бог наш, обитающий теперь в них сокровенно, и святые сделаются подобными Ему, Богу вышнему. Откуда это видно? Послушайте самого Христа Спасителя, Который говорит: тогда праведницы просветятся, яко солнце (Мф. 13:43). О каком другом времени говорит сие Он, если не о времени втораго пришествия Своего? И о каком другом солнце, если не о Себе самом, именуемом Солнцем правды, возсиявающем и сияющем во святых Своих? Это же явно говорит и Иоанн наперсник Господень: возлюбленнии, ныне чада Божия есмы, и не у явися, что будем: вемы же, яко, егда явится, подобни Ему будем (1 Иоан. 3:2). И апостол Павел: ныне разумею отчасти, тогда же познаю, якоже и познан бых (1 Кор. 13:12). Если таким образом святые будут подобны Богу и познают Бога столько, сколько знает их Бог, и если как знает Отец Сына и Сын Отца, так святые будут видеть и знать друг друга, даже и те, которые никогда не видали друг друга в мире сем, там познают себя взаимно: то как не стыдитесь вы говорить и учить о том, чего не знаете, как будто разбогатевшие даже таким знанием, которое превышает силы наши, и как будто от Бога поставленные учители? Ибо как невозможно, чтоб Отец не знал Сына, или Сын Отца, так невозможно, чтобы святые, соделавшиеся богами по благодати, яко имеющие живущим в себе Бога, не знали друг друга; но они будут видеть славу один другаго, и каждый собственную свою славу, как и Сын видит славу Отца и Отец — Сына. Но какая это будет слава святых? — Такая же, как и слава Сына Божия. Это сам Он собственными устами открыл, говоря: и Аз славу, юже дал еси Мне, дах им, да будут едино, якоже и Мы едино есма (Иоан. 17:22). Видишь, что и та слава, которая прежде веков дана от Бога и Отца Сыну, та самая слава дана от Сына святым Его, и все суть во едино?

Итак те, которые говорят, что святые не будут видеть и знать друг друга, когда сподобятся лицезрения Божия, поистине во тьме ходят, еще не пришли в общение с Богом и не познали истинно Бога, но говорят и утверждают то, чего не познали и в созерцание чего никогда не приходили. Они говорят, что святые будут находиться тогда как–бы в экстазе, в некоем восхищении, как и здесь они иногда приходят в такое божественное восхищение, и забудут и себя самих и всех других, находящихся с ними. И видно из таких слов их, что они худо понимают Божественное Писание, когда полагают, что у святых будет тогда такое же изменение и восхищение, какое бывает у них и здесь. Слыша, что когда такой–то святый пришел в созерцание Бога, то восхитился ум его, и он столько и столько дней и ночей провел, совершенно не помня ничего земнаго, но вместе со всем другим забыл и собственное свое тело, пребывая пригвожденным к созерцанию оному всею душею и всеми чувствами своими, — слыша, говорю, об этом, они полагают, что нечто подобное будет и в другой жизни в царствии небесном, совершенно не понимая божественных и духовных вещей, и невидимых таинств невидимаго Бога, недомыслимых и недоступных знаний непросвещенных. Неведомо им, что такое восхищение ума бывает не у совершенных, но у новоначальных. Как родившийся в мрачной темнице, освещаемой слабым светом малаго светильника, с трудом и неясно видит находящееся в темнице его, совсем не зная, что вне темницы той есть свет солнца и множество других прекрасных вещей и творений Божиих, входящих в состав видимаго мира, так и находящийся еще в мрачной темнице страстей и чувств мира сего, если бывает просвещен малым некиим ведением (от Божественнаго Писания), с трудом, мало и темновато представляет таинства веры нашей, а о вечных Божиих сокровищах, о том, каковы те блага, которыми будут наслаждаться святые в будущей жизни, совершенно никакого понятия не имеет. И как находящийся в темнице, — если среди многих проводимых им там лет, как–нибудь случайно откроется небольшая трещина в кровле темницы, и он внезапно увидит, сколько позволяет величина трещины, свет небесный, котораго никогда дотоле не видывал и не воображал, — вдруг приходит в изступление, и как–бы вне себя находясь, долгий час во все глаза смотрит вверх и дивится внезапно открывшемуся ему зрелищу, так и тот, кто освободясь от уз страстей и чувств, внезапно придет в созерцание умнаго света, вдруг бывает поражен и объят удивлением, и теми, которым неизвестно такое состояние, почитается вышедшим из себя, тогда как он весь сосредоточился в себе умом, и изумляется этому светлому видению, котораго сподобился. И опять, как находящийся в темнице, — если часто и каждочасно смотрит в отверстие то, от долговременнаго пребывания в такой светлости, привыкает к свету тому, а вместе с тем мало–по–малу умаляется его первое великое изумление (как то же самое имеет место и в нас в отношении к солнцу: привыкли мы каждый день видеть его и думаем, что оно — вещь не такая, чтоб ему отдавать все внимание. Но если предположить, что мы, со времени рождения доселе, никогда не видавши солнца, ныне только вдруг увидели бы его пред глазами своими, то конечно от великаго изумления мы вышли бы из себя и стали безгласны), так и душа, мало–по–малу преуспевающая в духовном и привыкающая к умному свету, не поражается уже так сильно умным светом, как это было в первый раз, потому что по сему малому видимому ею свету заключает, что есть и еще свет более совершенный. И опять еще, как оный, от рождения заключенный в темнице, по причине малаго видимаго им света начинает, спустя долгое время, понимать, что действительно находится в темнице, и что вне этой темницы есть дивныя некия вещи, о которых он не может составить себе представления, что они такое суть, но когда высвободится и выйдет из темницы, то видит и свет весь, и все находящееся в этом свете; так, полагай, бывает и с человеком, который сначала немного вышел из уз плоти и стал вне этого мира и всех видимых вещей.

Представь в уме своем, что весь этот мир есть мрачная, безсветная темница, и что свет нашего солнца есть тоже, что свет малаго светильника, который слабо освещает всех находящихся в этой темнице, а вне его — триипостасный свет, высший всякаго света, всякаго слова и разума, неизреченный, недомыслимый и неприступный, освещающий все такое, что невидимо, неведомо и неизъяснимо для находящихся в темнице мира сего. (Хотя есть некоторые, которые думают, что понимают то и созерцают, при помощи Божественных Писаний; но есть и такие, — и не большая ли часть таких, которые совсем не знают, что кроме этих видимых вещей есть невидимыя и непостижимыя). — Итак когда мы со всем рвением, со всею верою и любовию взыщем не того, чтобы увидеть тот свет, что вне сей темницы мира, и те вещи, что находятся в том свете и о том мире (ибо никто еще из взыскавших таковое не сподобился и никогда не сподобится узреть то); но взыщем наперед сохранить заповеди Божии, покаяться, сокрушиться и смириться: тогда откроется и для нас, как–бы малое некое отверстие в этом видимом крове небесном, а чрез него покажется несколько и невещественный оный и мысленный свет, сущий превыше небес, — который как только увидит душа, вся приходит в восхищение, и стоит пораженная видением сего новаго и преславнаго чуда, никогда невиданнаго ею дотоле; будучи же восхищена на небо, нудится пребыть там, углубляясь мыслию в недомыслимый оный свет, яко невечерний и непрестающий, и погружаться в созерцание его день и ночь, и желания уже не имеет опять возвратиться в темницу мира и смотреть на вещи, которыя в нем. И вот это–то созерцание, как я сказал, есть созерцание новоначальных, которые недавно вышли на подвиг добродетелей. Но когда человек пребудет долгое время в таком созерцании онаго света, не возвращаясь вспять в мир, тогда отверзается ему небо ли, или око сердца его, т. е. ум, — не может он того сказать определенно, — отверзается, говорю, ум ли паче, или небо, — и свет оный входит внутрь души его, свет пресветлый и предивный, и просвещает его соразмерно с тем, сколько может вмещать его человеческое естество, или сколько он того достоин. Если он пребудет в сем свете, то и свет сей пребудет в нем, которым будучи просвещаем, он будет узревать и домышлять таинство за таинством, и чудо за чудом, восходя от созерцания к созерцанию, что все еслиб кто из таковых восхотел описать, недостало бы ни бумаги, ни чернил, и времени, думаю, недостало бы изложить все подробно. Истиннее же сказать, как можно описать или пересказать то, чего нельзя выразить словом, как неизреченное и неизглаголанное? Находясь же в сем свете, или, лучше сказать, с сим светом, он не как в изступлении бывает, но видит и себя самого и то, что окрест его, т. е., видит, в каком состоянии сам находится, и в каком состоянии находятся другие; также он предузнает и предсказывает, что когда выйдет из этой темницы мира и тела, — и особенно по воскресении, — тогда всеконечно увидит и невечерний оный свет, сколько возможно будет ему увидеть его, и блага, сущия в нем, ихже око не виде, и ухо не слыша и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2:9). Но поелику он узрит их так, как они суть уготованы от Бога любящим Его и ими восприняты то очевидно, что со вступлением во свет оный мы не лишимся способности познавать и видеть друг друга, но вкусив осияния онаго и созерцания света онаго чистейшаго, как Бога будем знать и видеть, так и друг друга, в чистейшем и неизреченном веселии и радовании во веки веков.

Итак те, которые говорят, что святые в будущем веке не будут знать друг друга, пусть из сказаннаго мною убедятся в противном. Но еще лучше они сделают, если перестав пытать неиспытныя тайны, начнут самих себя испытывать, в каком находятся состоянии. Вы же, которые совсем не знаете того, о чем я говорил, и не доспели в чувство, искус и созерцание света онаго, как не трепещете говорить и писать о таких таинствах?

Если мы отдадим отчет за каждое праздное слово, то не тем ли паче будем осуждены и наказаны за такия слова? Праздное слово не есть только слово безполезное; но праздным (αργος — неделанным) должно называть и такое слово, которое говорим, прежде чем делом сделаем и искусом познаем то, о чем говорим. Если я, не презревши славы мира сего и не отвергши ея от всей души, т. е. когда она губит душу мою и лишает меня славы Божией, — учу других убегать ея, то не будет ли слово мое праздно, неделанно, пусто, и не буду ли осужден я, как лживый? И опять, если я, не приявши с сознанием и чувством умной благодати Святаго Духа, не сделавшись наученным от Бога чрез сию благодать и не сподобившись получить свыше слова премудрости и разума, без удержи устремлюсь истолковывать и изъяснять Божественныя Писания и выступлю в чине учителя, вооружен будучи только одною внешнею мудростию, то оставит ли Господь это без обличения, не потребует ли отчета в сем от меня? Конечно, не оставит этого так. И если угодно, то от низшаго и человеческаго поучись божественному и небесному. Кто, спрошу тебя, из людей, хотя бы он всех превосходил мудростию и разумом и ведением законов, хотя бы был украшен всею праведностию и благочестием, осмелится сам собою сесть как судья между судьями, и, назвав себя властным лицом, издавать законоположения для других? Если же и дерзнет кто на это, то не будет ли постыжден от царя и наказан по всей строгости законов? Если же никто из здравых умом, не дерзнет оказать такое неуважение к земному царю и не посмеет восхитить его честь и достоинство; то ты, человек, как осмеливаешься презирать Царя небеснаго и дерзаешь восхищать себе учительское достоинство, без воли и желания Его? И делая это, думаешь ли, что Бог оставит это без взыскания с тебя? Нет, не оставит. Но, о Господи! даруй нам божественную благодать Свою, да ведаем Тебя, и страх Твой спасительный да имеем, и в воле Твоей да пребываем, как подобает. Вас же, братие, прошу, удержитесь от излишних изысканий и споров, старайтесь же паче очистить себя от всякой скверны плоти и духа, покаянием, слезами, смирением и исполнением всех заповедей, да сподобитесь получить и настоящия и будущия блага — духовныя, в откровении, чувстве и созерцании, — благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Нимже Отцу и Святому Духу, слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СОРОК ШЕСТОЕ

Чрез возрождение в божественном крещении души верующих опять оживляются, и прияв Духа Святаго, как душу души, приносят плоды Духа жизни. Которые же плодоприносят зло, осуждаются вместе с некрещеными.

Окрещенный божественным крещением называется просвещенным; а того, кто хотя уверовал во Христа Господа и в таинство воплощеннаго домостроительства Его, но еще пребывает в чине оглашенных, ученики и учители Евангелия Христова называют непросвещенным, и творят о нем общия молитвы, прося Господа огласить его словом истины веры во Христа и открыть ему Евангелие правды; по какой причине диакон и возглашает в церкви к верным: вернии о оглашенных помолимся, и проч. Ибо оглашенный хотя уверовал уже во Христа Господа, но верным еще не сделался. Верным собственно называется уже тот, кому вверяется божественная благодать, и кто приемлет ее; соделывается же он верным, когда бывает просвещен; а просвещен бывает, когда приемлет божественное крещение. Ибо что слышал он, когда был оглашаем, в том просвещается паче слова, приемля, при троекратном погружении, Духа Святаго, и весь преисполняясь божественным светом. Притом, соделываясь в сем таинстве причастником смерти Христа Господа, он делается причастником и Его воскресения, как говорит божественный Павел. И как Христос, воскресши, уже не умирает, смерть Им уже не обладает; так и тот, кто вышел из купели богорождения, т. е. святаго крещения, (которая животворит, или, лучше сказать, боготворит того, кто окрестился), не умирает более душевною смертию, грех им более не обладает. Кто окрещен Духом Святым, тот еще от чрева матери своей, т. е. святой купели, есть уже безсмертен; потому что душа его прияла истинную жизнь, т. е. благодать Святаго Духа, и он не может более согрешать, как рожденный от Бога. св. апостол Павел говорит о сем так: о Немже и обрезани бысте обрезанием нерукотворенным, в совлечении тела греховнаго плоти, во обрезании Христове, спогребшеся Ему крещением (Кол. 2:11). Сие ведяще, яко ветхий наш человек с Ним распятся, да упразднится тело греховное, яко ктому не работати нам греху. Еже бо умре, греху умре единою; а еже живет, Богови живет. Такожде и вы помышляйте себе мертвых убо быти греху, живых же Богови о Христе Иисусе Господе нашем (Рим. 6:6—12). Елицы бо во Христа крестихомся, в смерть Его крестихомся (Рим. 6:3). Таким образом, что для Христа Господа были крест и гроб, то для нас есть крещение; и как Христос умер плотию и воскрес, так и мы умираем греху и воскресаем для добродетели силою Божиею: да якоже воста Христос от мертвых славою Отчею, тако и мы во обновлении жизни да ходим (Рим. 6:4). Итак хотя возможно, чтобы, по возрождении в крещении, грешил и верный; но если согрешит когда–либо верный, то он (уже перестает быть верным) изгоняется из Церкви и отлучается от общения с христианами; и (если желает снова войти в нее) подвергается церковному наказанию, т. е. исповеданию греха, с постыждением, безчестием, слезами и воздыханиями не о том только, что согрешил, но паче о том, что согрешивши, удалил от себя божественную благодать, которая опять не так легко возвратится к нему, как была дарована во св. крещении.

Два есть светила светящия нам: Бог — умное солнце, Который дает свет умным очам души, да видит мысленно невидимую тварь, — и чувственное солнце, которое дает свет чувственным очам, да видят тварь чувственную. Как никто не видит, какия места ровны и какия неровны, какия дорожки чисты, и какия засорены, если не взойдет и не засветит чувственное солнце; так никто не видит, где рвы греха и где ровныя стези правды, если не возсияет ему умное Солнце. Итак, если найдется христианин, который ходит стезями греха, или всеми, или некоторыми, то такой — не христианин: ибо христианин есть и именуется просвещенным; всякий же, ходящий во свете, видит рвы и стремнины (и не позволяет себе падать в них). Если же не видит их и падает, значит не имеет света; и потому, как же он будет христианин? Если и говорит он, что видит, но грешит, будучи обольщаем диаволом, то лжет. Не видит он добре; но видит, как видят и непросвещенные, т. е. неверные. Ибо и они видят и различают доброе и злое, и однакож не уклоняются от злаго, потому что не видят чисто, что есть главным образом добро, и что есть главным образом зло. Итак христианин, который не видит зла чисто, глазами незасоренными, еще не христианин; и надлежит ему подвизаться, воздыханиями и слезами, постами и молитвами войти в тот истинный и совершенный свет, который просвещает всякаго человека грядущаго в мир. Христос Господь затем и пришел в мир, чтобы верующим в Него даровать очищение и избавление от грехов. Очищение грехов дарует Он чрез святое крещение, а избавление от греха дарует чрез святое причащение пречистаго тела и пречистыя крови Своея. Ибо Сам говорит: ядый Мою плоть, и пияй Мою кровь, во Мне пребывает и Аз в нем (Иоан. 6:56). Кто же пребывает со Христом, тот творит плоды добродетелей, а не плоды греха и беззакония. Почему, кто после крещения и причащения тела и крови Христовых не приносит добрых плодов, тот посекается, как безплодное дерево, и бросается в огонь. Страшному подлежит осуждению не только тот, кто недостойно, при нечистоте плоти и духа, причащается тела и крови Господа (ибо делается за сие повинным телу и крови Господа); но и тот достойно осуждается и наказуется, кто причащается без плода и пользы. По двум причинам осуждается таковый за свое безплодие: первая та, что он это таинство, столь спасительное и благотворное, показывает безплодным и безполезным в себе самом, не делая ничего добраго (будто в укор ему); вторая та, что причащается неблагодарно, так как после того не являет никакого благодарения Богу чрез исполнение заповедей Его. Если Христос Господь не оставил ненаказанными тех, которые праздное произносят слово; не тем ли паче осудит Он того, кто столь великое таинство являет безплодным (αργον праздным) в себе самом? Кто причащается тела и крови Христовых, в воспоминание Христа Господа, что Он умер и воскрес нашего ради спасения, тому надлежит не только быть чистым от всякой скверны плоти и духа, чтоб не вкушать тела и не пить крови Господа в осуждение себе; но должно еще делом показать, что действительно воспоминает Христа Господа, умершаго и воскресшаго за нас, именно тем, чтоб являть себя мертвым греху, миру и себе, и живым Богови о Христе Иисусе, Господе нашем. Но кто после причащения не приносит добрых плодов, а напротив творит грехи и неправды, тому место с неверными, нечестивыми и некрещенными, как видно из слов блаженнаго Павла: колико горшия сподобится муки, иже Сына Божия поправый и кровь заветную скверну возмнив, еюже освятися (Евр. 10:29). Видишь, что есть освящение? Кто освящен, тот приносит плоды Духа Святаго. Но кто верует во Христа, и однакож еще обладается страстями греховными, тот пусть поспешит одуматься, и всякою возревновать ревностию освободиться от тиранства сих страстей, чтоб потом начать приносить плоды добродетели. Ибо прежде надобно очистить поле души от всех терний, и потом посеять на нем доброе семя, чтоб его приняла в себя чистая и добрая земля и принесла обильные плоды. Если же не сделает он этого, но оставит терния расти по прежнему и заглушать плод, то какого еще ждет он времени, чтобы совершить сие? Спеши сделать сие, пока есть день жизни; придет ночь смерти, когда никто уже не может делати. Нам же да дарует Господь очиститься от всякой скверны душевной и телесной и принесть достойные плоды Духа Святаго, во Христе Иисусе, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО СОРОК СЕДЬМОЕ

Не следует никому говорить, что в нынешнее время невозможно всякому, кто захочет, взойти на верх добродетели и подражать древним святым.

Каждый день слышу, как многие христиане говорят, что еслиб и мы были во времена Апостолов и сподобились видеть Христа Господа, как они, то были бы святы и мы, как они. И не знают они, что тот, кто говорил тогда во время Апостолов, Он же говорит и теперь во всем мире. И не только это, но Он и в действиях Своих таков же есть и ныне, как был в оное древнее время, как удостоверяет Сам, говоря, что как Отец всегда есть в Сыне, так и Сын во Отце, что как Отец Мой всегда делает, так и Я всегда делаю. Но может скажет кто, что совсем не одно и тоже видеть самого Христа Господа телесно, как тогда видели Его Апостолы, и слышать только словеса Его, как слышим мы теперь и от других научаемся всему, что говорится в евангелиях о Христе и царстве Его. И я тоже говорю, что совсем неравно нынешнее тогдашнему, но что оно несравненно больше того, и удобнее приводит нас к совершеннейшей вере, нежели тогда, как видели Господа телесно и слышали слово Его. Ибо тогда Господь наш являлся человеком простым, смиренным и уничиженным, каким и признавали Его неблагодарные Иудеи, а теперь Он проповедуется нам Богом истинным. Тогда обращаясь с людьми телесно, ел Он с мытарями и грешниками, а теперь седит одесную Бога и Отца и питает, как веруем, весь мир, и не это только, но веруем и говорим, что без Него ничто не бывает. Тогда уничижали Его самые ничтожные люди, говоря: не сей ли есть тектон, сын Мариин? (Мр. 6:3), а теперь покланяются Ему цари и князи, как Сыну истиннаго Бога и Богу истинному, и Он прославлял и прославляет всех поклоняющихся Ему в духе и истине, хотя и наказывает иногда их, если согрешают, чтоб сделать их из скудельных и немощных железными и крепкими паче всех язык, сущих под небесем. Тогда почитали Его, как одного из людей, тленным и смертным, и было велико и дивно, если кто Его, когда Он, будучи Богом безвидным и невидимым, неизменно и непреложно принял зрак раба чрез приятие тела человеческаго и по всему был видим как человек, ничего не имеющий особеннаго от всех других людей, — ибо ел, пил, спал, утруждался, потел и делал все человеческое кроме греха; было, говорю, велико и дивно, если кто Его таковаго с полною верою признавал Творцем неба и земли и всего, что в них. Почему, когда Петр исповедал: Ты еси Сын Бога живаго, то Владыка Христос ублажил его, говоря: блажен еси Симоне, вар Иона, яко плоть и кровь не яви тебе, т. е. чтоб ты, увидя истину, сказал так, но Отец Мой, Иже на небесех (Мф. 16:16, 17). А ныне ничего в этом нет дивнаго, когда Господь Иисус проповедуется сущим во славе. Я даже полагаю, что кто ныне, слушая Христа, каждодневно взывающаго к Нему во святых евангелиях и объявляющаго волю благословеннаго Отца Своего, не повинуется Ему со страхом и трепетом и не соблюдает того, что Он ему заповедует; тот, еслиб и тогда был, видел самого Христа и слушал Его учение, не уверовал бы в Него, боюсь даже — не стал ли бы поносить и злословить Его.

Так говорят те, которые более оплотенели и огрубели умом; а что говорят люди более их благовидные и почтенные? Эти говорят, что еслиб мы жили во времена святых отцев, то подвизались бы и мы. Ибо, смотря на добрую их жизнь и подвиги, подражали бы им. А ныне обращаясь с ленивыми и нерадивыми, и не–хотя сообразуемся с ними и вместе с ними губим себя. Но и они, как вижу, не знают, что мы находимся в более безопасной пристани, чем святые отцы. Тогда было много ересей, много лжехристов, много Христоторговцев, много лжеапостолов, много лжеучителей, которые, шатаясь по градам и весям, смело сеяли плевелы лукаваго диавола и многих прельщали, опутывая их хитрословесием и увлекая в пагубу души их. Что это истинно, можете увидеть из житий святаго Антония, Евфимия и Саввы. О св. Антонии пишется, что когда настало гонение, то он, боясь, как бы кто из страха не отрекся от веры, вынужден был оставить пустыню и, вращаясь среди истязуемых, воодушевлять их своим присутствием. Опять и о св. Евфимие и св. Савве не написано разве, сколько они подвизались за веру и церковь против бывших тогда ересей? И сколько монахов было тогда прельщено и увлечено еретиками? Также во время св. Стефана Новаго сколь тяжко и жестоко было гонение? Какая буря и какия волны возмущали тогда не монахов только, но и всех христиан? Когда же вспомню о том, что было прежде того, во время Василия Великаго, св. Иоанна Златоустаго и других после них святых, то окаяваю себя самого и скорблю о тех, которые, не подумавши обо всем этом, говорят приведенныя выше речи. Не знают они наверное, что все прошедшее время было гораздо хуже настоящаго, преисполнено бед и сетей лукаваго. То правда, что и теперь не мало еретиков, волков, аспидов и змий, вращающихся среди нас; но они не имеют власти явно нападать на нас, а скрываются во мраке злобы и лукавства своего, и только тех, которые сами входят во тьму их, восхищают и пожирают. А тем, которые ходят во свете Божественных Писаний и шествуют путем заповедей Божиих, они и на встречу выступить не дерзают, и если завидят их где–либо идущими, бегут от них, как от огня.

Но о каких это еретиках, думаете вы, говорю я? Об евномианах? Или арианах? Или духоборцах? Или савеллианах? Или аполлинаристах, или диоскорянах? — Нет, не об этих нечестивцах и безбожниках говорю я, и не о другом ком из прочих еретиков, которые появлялись как тьма, но исчезли от блеска светоносных св. отцев, в которых обильно возсияла благодать Св. Духа и разогнала тьму сказанных ересей, и которых богомудрыя писания даже доныне светят паче лучей солнца, и никто не дерзает противоречить им. Но я говорю о тех еретиках, которые говорят, что в нынешния наши времена и среди нас никого нет, кто мог бы соблюсти заповеди Евангелия и быть, как были святые отцы, вопервых, верным и деятельным: ибо вера в делах обнаруживается, как в зеркале является подобие лица; а потом быть созерцательным или Богозрителем, т. е. зреть Бога, чрез просвещение от Духа Святаго, или прияв Духа, благодатию Его зреть Сына со Отцем. Так те, которые почитают это невозможным, еретики и имеют не одну какую–либо частную ересь, но, можно сказать, все ереси; поколику эта ересь нечестием и богохулением своим превосходит и затмевает все другия, и кто говорит так, низвращает все Божественныя Писания. Мне кажется, что такой тщесловесник говорит: тщетно ныне возглашается святое Евангелие, тщетно читаются, или даже тщетно написаны творения Василия Великаго и прочих святых отцев наших. Ибо если невозможно нам сделать и соблюсти, что говорит Бог и все святые, которые сперва творили то, а потом написали и нам оставили в научение, то для чего трудились они писать это тогда? Для чего и теперь читается то в церквах? Не очевидно ли, что говорящие так заключают небо, которое отверз для нас Христос Господь схождением Своим на землю, и преграждают восхождение на небеса, которое обновил для нас тот–же Христос Господь? Ибо когда сущий над всеми Бог, стоя горе как–бы во вратах неба, и призирая долу и зрим бывая верными христианами, взывает чрез святое Евангелие: приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф. 11:28), эти богоборцы, или лучше сказать, антихристы вопят: невозможно это, невозможно. Таковых сам Владыка Христос велегласно обличает, говоря: горе вам книжницы и фарисее лицемери, горе вам слепые вожди слепцев, яко затворяете царство небесное пред человеки: вы бо не входите, ни входящих оставляете внити (Мф. 23:13, 24).

Господь явно ублажает тех, которые плачут и проливают слезы ныне, в настоящей жизни; а эти говорят: невозможно ныне плакать и проливать слезы каждый день. О безчувствие! О уста бездверныя, испущающия нечестивые гласы против Бога всевышняго и Христа Иисуса Господа нашего и в уста хищнаго волка, диавола, сталкивающие овец Христовых, за которыя пролил пречистую кровь Свою единородный Сын Божий! Поистине добре пророчествует о таковых Богоотец Давид: сынове человечестии, зубы их оружия и стрелы и язык их меч остр (Пс. 56:5). Скажи же мне, человече, почему невозможно каждодневно плакать? А святые чем другим просияли в мире и сделались светилами для него? Еслиб это было невозможно, то и они не возмогли бы это справить; потому что и они были люди, как и мы, и ничего особеннаго пред нами не имели, кроме добраго произволения и ревности о всяком добре, терпения, смирения и любви к Богу. Так стяжи себе это и ты, и душа твоя, вместо окаменелой и ожесточенной, сделается источником слез; если же не хочешь сокрушаться и воздыхать, то не говори по крайней мере, что это дело невозможное. Говорящий так отрицается очищения: ибо от века неслыхано, чтобы без слез очистилась какая–либо душа, согрешившая после крещения: между тем как Бог, богатно дающий чрез святое крещение Духа Святаго, отъял тем всякую слезу от лица земли. Впрочем и во время св. крещения, как читал я в писаниях св. отцев, некоторые из крещаемых в зрелом возрасте, в сильное приходили сокрушение благодатию Св. Духа и проливали обильныя слезы, не горькия, но сладостныя, не с трудом выжимаемыя, но без труда свободно лиющияся и тихий покой вливающие в сердце. Те, которые сподобились делом испытать таковыя слезы, признают истинным, что я сказал, и подтвердят то, как подтверждает свидетельство св. Григория Богослова, который, сказав: да приносит каждый из нас один то–то, другой то–то, и перечислив многое, наконец взывает: «все же — слезы, все чистоту, все восхождение горе и простертие в предняя». Итак в словах сих отделил ли Богослов иных, чтоб плакали, а иных чтоб не плакали? И о тех сказал, что им возможно, а об этих, что им невозможно плакать? Или может быть, как вы говорите, что есть такие, которые естественно жестокосерды и не могут приходить в сокрушение и плакать, — не говорит ли того же и Великий Григорий? — Да не будет. Неестественно человеку не плакать, не рыдать и не проливать слез; ни святый сей или другой кто из святых не сказал так и не написал. А что всем человекам естественно плакать, да научат тебя самые рождаемые младенцы, которые, как только выйдут из матерней утробы и спадут на землю, плачут и тем показывают, что они живы, а которые не плачут, подают мысль, что они не живы. Отсюда видно, что как только родится человек, имеет уже естественно плач и слезы. Это говаривал и св. отец наш Симеон Студит, что человеку должно с плачем прожить всю настоящую жизнь, с плачем и умереть, если хочет спастися и внити в блаженную жизнь. Плач, являющийся тотчас, как родится человек, показывает, что слезы суть неотлучные спутники настоящей жизни. Как ястие и питие потребны для тела, так слезы потребны для души; так что если кто не плачет каждодневно, — не говорю каждочасно, да не отягчу, — явно показывает, что у него душа в разстройстве и гибнет, как истощаемая гладом. Итак если, как доказано, плач и слезы суть спутники человеческаго естества, то никто да не отрицается от сего естественнаго блага; никто да не лишает себя сего блага, по лености и нерадению; никто да не будет жесткосерд по злобе и лукавству, и по гордости души, и да не попустит себе низпасть в состояние жестокости камня; но да ревнует всяк, прошу вас, со всем усердием и тщанием держать плач и слезы, как заповедь Божию, и хранить их со вниманием в сердце своем, ограждая их там нищетою, смирением, простотою и незлобием души, терпением искушений и непрестанным поучением в Божественных Писаниях, каясь всегда и воспоминая свои прегрешения, — и никто да нерадит о сем спасительном делании плача. Если же кто вознерадит о сем, разленясь и отчаясь во спасении своем, пусть не говорит по крайней мере, что это невозможно и для тех, которые ревнивы и тщательны. Говорящий так заключает врата царства небеснаго: ибо кто говорит, что невозможно плакать и сокрушаться, тот явно тем утверждает, что невозможно и очиститься, а без очищения никто не спасается, никто не ублажается Господом, никто не узрит Бога.

Если же таковы бывают последствия для тех, которые не плачут по заповеди Господа; то как же, скажи мне, эта ересь не будет худшею всех других ересей? Но кроме того, из такого мудрования следует еще, что и самое воплощенное домостроительство Божие совершено напрасно и без пользы, и проповедь апостолов безплодна и безполезна, и оглашения и поучения святых отцев, всегда подвигающия нас к плачу, тоже по ихнему напрасны. Для тех, которые так мудрствуют, все Божественное Писание, как вижу, стало безполезно. Заткнули они уши свои и стали глухи, как аспиды, и все спасение свое, как думаю, полагают в одной внешней и видимой чинности христианской, а которые из них иереи и монахи, — в черных рясах и камилавках, или даже в больших бородах и длинных волосах. Величаясь таким благообразием, они дерзают ставить себя и в число спасенных. Но пусть дерзают, пусть и утешаются всем этим, как и образом своего мудрования. Нагими предстанем мы судищу Христову, да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла (2 Кор. 5:10). Так каждый день велегласно взывает к нам Божественное Писание, хотя они и не хотят это слышать. Если же наги предстанем мы судищу Христову, то где тогда будут эти облачения, какими покрываем мы теперь и украшаем тела свои? Где — эти блестящия рясы? Где изящныя камилавки? Где щегольские сапоги? Где разукрашенные пояса? Где величавыя выступания? Где изысканныя приветствия? Где преждевозлежания на сборищах? Где многорасходныя трапезы? Где тщеславие наше, гордыня и властолюбие? Где пространныя келлии, убранныя будто покои новобрачных? Где неукротимые безчинные смехи, безвременныя беседы и празднословие? Где святыня наша, как величают нас и как любим мы быть величаемы? Где льстецы, которые величают нас святыми (говоря: отче святый), и стопы ног наших возмущают? Где чины, из–за которых рвемся мы опереживать друг друга? Где хвастовство родством и знакомством с властями? Где слава мирская и украшение титлом мудреца века сего? Где риторский язык, из котораго как из источника течет цветистая речь? Где тогда, или лучше сказать, где теперь мудрец, где книжник, где совопросник века сего, чтоб сесть нам вместе и посовещаться о том страшном дне и часе, все разследовать и разсудить и с самими собою и с Божественным Писанием, чтоб наверное определить, что может помочь нам тогда, и затем взяться делать то со всем усердием и ревностию?

Поистине, братия мои возлюбленные, великая нужда и теснота, великий страх и трепет обымет в тот час тех, которые, подобно мне, бывают здесь нерадивы и безпечны. Но блажен и треблажен тот, кто теперь считает себя низшим всякой твари, смиряется и сокрушается, плачет и рыдает дни и ночи пред Богом, потому что он в благоукрашении станет одесную Его. Блажен и тот, кто услышав о всем этом, не воздыхать только будет, отлагая между тем исправление с ныне на завтра и продолжая безполезно проводить время жизни своей, но как только услышит Господа призывающаго: покайтесь, тотчас полагает начало покаянию. Ибо такой сретит милость, как послушный и благодарный раб, и не будет осужден с непокорными; но в настоящей жизни получит прощение во грехах, и облекшись силою благодати, препобедит все страсти и преуспеет во всякой добродетели, а в будущем веке сподобится неизреченных благ вместе с благоугождавшими Богу всегда, — которыя улучить и всем нам буди благодатию Господа нашего Иисуса Христа, с Коим Отцу и Святому Духу держава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СОРОК ВОСЬМОЕ

Никто да не дерзает думать, что возможно спастись одною верою, без делания добрых дел.

Если желаем, братия мои возлюбленные, улучить царствие Божие, то надлежит нам иметь к тому всякое внимание и тщание, всякую ревность и подвиг, и никак не думать, что для того, чтобы спастись, достаточно нам лишь веровать в истиннаго Бога и быть православными христианами, приводя в оправдание такого мнения сказанное Господом слово: иже веру имет и крестится, спасен будет; а иже не имет веры, осужден будет (Мр. 16:16). Напротив сего–то ради наипаче и должно нам подвизаться и ревновать о том, чтобы ходить достойно звания, в которое призваны, как говорит Апостол Павел, т. е. делать дела достойныя Христа, от Коего получили имя и называемся христианами, зная, что большее получим осуждение, если не смотря на такое наименование будем жить в лености и нерадении. Посему не думай, брате мой, что спасешься с одною верою. Кая польза, аще веру кто глаголет имети, дел же не имать? Еда вера может спасти его? учит св. апостол Иаков (2:14). Послушай, что и сам Господь говорит: Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в царствие небесное: но творяй волю Отца Моего, Иже есть па небесех (Мф. 7:21). Тоже внушает и божественный Павел, говоря: Бога исповедуют ведети, а делы отмещутся Его, мерзцы суще и непокориви, и на всякое дело благое неискусни (Тит. 1:16). Видишь, возлюбленный, как невозможно спастись кому–либо с одною верою без дел? Еслибы спасались одною только верою, то все бы люди спаслись и никто из нас не погиб бы; потому что нет человека, который бы не веровал, что есть Бог. Даже и злые демоны веруют, что есть Бог. Слушай, что сами они говорят: вем Тя, кто еси, Святый Божий (Мр. 1:24). И опять в другом месте говорили они об Апостолах: сии человецы раби Бога Вышняго суть, иже возвещают путь спасения (Деян. 16:17). Видишь, что и бесы веруют, что есть Бог? И однакож эти верующие, что есть Бог, осуждены в геенну огненную за злыя дела свои. Итак, добра есть вера, если стяжешь и дела. Иначе, как тело без души бывает недвижимо и недейственно, так и вера без дел мертва есть. И послушай, что после приведенных выше слов, — кая польза человеку, аще веру глаголет кто имети, дел же не имать? Еда может вера спасти его? — говорит св. Иаков, брат Божий: аще брат или сестра наги будут и лишени будут дневныя пищи, речет же им кто от вас: идите с миром, грейтеся и насыщайтеся: не даст же им требования телеснаго: кая польза? Такожде и вера, аще дел не имать, мертва есть о себе. Докажи ми веру твою от дел твоих, и аз тебе покажу от дел моих веру мою (Иак. 2:14—18).

Слыша сие, брате мой, оставь великое нерадение свое и попекись с верою иметь и дела. Кто имеет веру вместе с делами, тот лучше даже того, кто творит знамения и чудеса. Ибо какая прибыль и какая польза от чудес и знамений для творящаго их, если он изгнан будет из царствия небеснаго и наследует геенну с огнем неугасимым? Разве творящий знамения может спастися ради только знамений сих и исцелений, если не имеет дел, делающих его праведным? Никак. И слушай, что говорит Господь: мнози рекут Мне во он день: Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом? И тогда исповем им, яко николиже знах вас: отъидите от Мене делающии беззаконие (Матф. 7:22, 23). Видишь, что и те, которые творят знамения и имеют дар пророчества, никакой от того не получат пользы без дел?

Кто истинно верует, тот не станет собирать деньги, ибо уверен, что Бог не оставляет без промышления верующих в Него, но имеет о них попечение, как сказал Господь: весть Отец Мой небесный, яко требуете сих всех. Ищите же прежде царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам (Мф. 6:32, 33). Кто верует, тот раздает деньги свои бедным, ибо уверен, что сторицею за то приимет и живот вечный наследует. Вот послушай, что говорится о тех, которые веруют истинно: вси веровавшии бяху вкупе, и имяху вся обща: и стяжания и имения продаяху, и раздаяху всем, егоже аще кто требоваше (Деян. 2:44, 45). И еще: елицы господие селом или домовом бяху, продающе приношаху цены продаемых. И полагаху при ногах Апостол: даяшеся же коемуждо, егоже аще кто требоваше (Деян. 4:34:35).

Кто верует, тот не гордится, но, подражая Господу, притрудно взыскивает смирения, как и Господь. Кто верует, тот не смеется, но рыдает и плачет о грехах своих: ибо слышит, что смеющиеся в этой жизни будут плакать и рыдать в будущей. Те, которые веруют, не бывают гневливы и вздорны, но хранят кротость, подражая Господу, Который говорит: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим (Мф. 11:29). Почему и ублажает таковых, говоря: блажени кротцыи: яко тии наследят землю (Мф. 5:5). Который верует, тот ненавидит неправду и любит правду, потому что Бог возлюбил правду и возненавидел неправду (Пс. 44:8), и потому что, как написано, любяй неправду ненавидит свою душу (Пс. 10:5). Которые веруют, те не только сами не ссорятся между собою, но умиротворяют и тех, которые разсориваются, подражая Господу, потому что и Он тоже сделал, когда нас, врагов сущих, примирил с единосущным Отцем Своим (Кол. 1:21). Верующий без роптания переносит всякое искушение, будучи уверен, что за такое терпение получит венец нетленный, как говорит Апостол Иаков, брат Господень: блажен муж, иже претерпит искушение, зане искушен быв приимет венец жизни, егоже обеща Бог любящим Его. (1:12).

Который верует, тот не гневается, но долготерпит, соблюдая заповедь Господа, Который повелевает совсем не гневаться (Мф. 5:22). Кто верует, тот соблюдает целомудрие и не оскверняет себя ни блудом, ни прелюбодеянием, ни другими нечистотами, но хранит чистоту и целомудрие: ибо уверен, что оскверняющие тела свои не спасутся, как написано: блудников же и прелюбодеев судит Бог (Евр. 13:4). Верующий не противится брату, но всем служит, и не ропщет, а пребывает в терпении Божием, веруя, что тем большую получит награду, как говорит и Господь: иже хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга: и иже хощет в вас быти первый, буди всем раб (Мф 20:26, 27). Кто верует, тот не клятвопреступничает и совсем никакой не произносит клятвы устами своими, повинуясь Господу, Который сказал: Аз же глаголю вам не клятися всяко (Матф. 5:34). Кто верует, тот не бывает ленив на молитвы, и не нерадит о службах церковных, но всегда себе внимает и молится непрестанно. Верующий никого не осуждает, веруя, что мы все — в епитимиях, что всех имеет судить Бог, и что каковым судом кто судит других, таковым и сам будет судим.

Кто верует, тот не идет широким и просторным путем, ведущим в пагубу тех, которые им идут, но идет путем тесным и прискорбным, веруя, что поскорбевши на нем немного, будет вечно радоваться с Господом и всеми святыми. Верующий не любит мира, ни вещей мирских, ни родителей или братий, ни жены или детей, ни другаго чего, но любит единаго Господа, и взявши крест Его, последует Ему. Кто верует, тот не остается нераскаянным во грехах своих, но если и согрешит, как человек, кается, сокрушается и плачет о грехах своих, стараясь не грешить более. Верующий не любит гулять и не услаждается винопитием, срамным бражничаньем и блудническими свиряниями и песнями, но всегда памятует о смерти, о страшном дне судном, и помня о сем, молится, постится, от всего воздерживается, и прежде смерти поспешает приготовиться, как ответить и дать отчет пред Царем славы.

Верующий любит Господа и ненавидит всякое зло, Ему противное. Которые веруют, те не питают вражды и ненависти против брата своего, и не воздают злом за зло, но любят ненавидящих их, добро творят злотворящим им, благословляют клянущих их, сносят творящих им напасть и радуются, когда их поносят, не принимают в счет никакого зла, потому что имеют любовь неподдельную, чистую, истинную, — какую имел св. Павел, засвидетельствовавший о себе: истину глаголю о Христе, не лгу, послушествующей ми совести моей Духом Святым: яко скорбь ми есть велия, и непрестающая болезнь сердцу моему, молилбыхся бо сам аз отлучен быти от Христа по братии моей, сродницех моих по плоти (Рим. 9:1—3), — какую явил и пророк Моисей, сказавший к народу: вы согрешисте грех велик: и ныне взыду к Богу, да умолю о гресе вашем. И возвратися Моисей ко Господу и рече: молюся ти, Господи: согрешиша люди сии грех велик и сотвориша себе боги златы. И ныне аще убо оставиши им грех их, остави: аще же ни, изглади мя из книги Твоея, в нюже вписал еси (Исх. 32:30—32). Такое же расположение имел Давид; ибо говорит: с ненавидящими мира бех мирен (Пс. 119:6). Видишь, какая любовь была у тех, которые истинную имели веру?

Кто верует, тот никакого дела не делает с лицемерием, но все дела свои делает для Господа и как пред Господом; ибо к Нему имеет прикованными очи души своей, и от Него единаго верует прияти воздаяние за дела свои. Верующий любит тех, кои право веруют в Господа; а которые неправо веруют в Него, тех отвращается, терпеть их не может и гонит с глаз своих. Кто верует, тот не преслушивает божественных словес, но как верный работник Божий, с готовностию совершает всякое дело, ими указуемое. Кто верует, тот не льстит и не творит зрения на лица, но и беседует и все другое делает по истине и в правости сердца: ибо верит тому, что сказал пророк: горе глаголющим лукавое доброе, и доброе лукавое, полагающим тму свет, и свет тму, полагающим горькое сладкое и сладкое горькое (Ис. 5:20). Которые веруют, не гордятся и не высокомудрствуют, увлекаясь похвалами и льстивыми речами, зная, что говорит Господь чрез пророка: людие мои, блажащии вас льстят вы, и стези ног ваших возмущают (Ис. 3:12). Кто верует и ради Господа отвращается от мира, тот уже не соплетается более ни с чем мирским, внимая слову Апостола, который говорит: никтоже воин бывая, обязуется куплями житейскими, да воеводе угоден будет. Аще же и подвизается кто, не венчается, аще незаконно подвизатися будет (2 Тим. 2:4, 5).

Кто верует, тот не одобряет ничего злаго, но даже до смерти стоит за Христа и истину, не страшась; поелику те, которые, видя злыя и беззаконныя дела, бывающия пред очами их, спускают им, являются подобными тем, которые творят их, и погибнут вместе с ними, как и первосвященник Илий погиб вместе с беззаконновавшими сынами своими, которым потворствовал; таковых и пророк назвал псами безгласными. Кто верует, тот не любит неправо верующих, как говорит Давид: не ненавидящыя ли тя, Господи, возненавидех и о вразех Твоих истаях? Совершенною ненавистию возненавидех я: во враги быша ми (Пс. 138:21, 22). Кто верует, тот всегда говорит истину и из уст его не исходит никакая ложь; ибо те, которые говорят ложь, неверные суть и сыны диавола. Кто верует, тот не лихоимствует, но паче благоутробствует и милует, веруя, что милостивые помилованы будут, а лихоимцы преданы будут во аде червю неусыпающему.

Кто верует, тот не причащается недостойно Пречистых Таин, но очищает себя от всякой скверны, от чревоугодия, от злопамятства, от дел злых и слов срамных, от смехов безчинных, от скверных помыслов, от всякой нечистоты и от всякаго греховнаго внутри движения, — и таким образом приемлет Царя славы; напротив в тех, которые недостойно причащаются Пречистых Таин, стремительно врывается диавол и входит в сердце их, как случилось с Иудою, когда он причастился вечери Господней; почему и говорит божественный Павел: да искушает же человек себе, и тако от хлеба да яст, и от чаши да пиет: ядый бо и пияй недостойне, суд себе яст и пиет, не рассуждая тела Господня. Сего ради в вас мнози немощни и недужливи, и усыпают довольни (1 Кор. 11:28—30). Кто верует, тот не оклеветывает и не осуждает братий своих христиан, но паче хвалит их, потому что те, которые хвалят других, будут похвалены святыми ангелами в царствии небесном; но увы и горе тем, которые осуждают и поносят других, будто злых, потому что они будут ввержены злыми бесами во тьму кромешную, где будет плач и скрежет зубов. Кто верует, тот идет правою стезею заповедей Божиих, не уклоняясь ни на десно, ни на шуе, и никого не развращает худостию своею; потому что развращающий других хуже диавола; почему и говорит Бог устами пророка Аввакума: горе напаяющему подруга своего развращением мутным (1 Кор. 2:15)! Кто истинно верует, тот не устами только и языком верует, но сердцем, и таковаго дела явны бывают всем: ибо не может град укрытися верху горы стояй (Матф. 5:14). Тот, кто верует истинно от сердца, исполняет заповеди Господни, а кто верует на словах только, а не сердцем, тот пуст бывает от добрых, дел. О таковых говорит Господь чрез пророка: приближаются Мне людие сии усты своими, сердце же их далече отстоит от Мене (Ис. 29:13).

Итак, брате мой, когда видишь, что ты обильно богат всякаго рода худыми делами, но скуден и пуст добром, скажи мне, как можешь ты называть себя верным? В таком случае ты, как я думаю, хуже всякаго невернаго; потому что и языцы, неимущии закона, естеством законная творят (Рим. 2:14). Почему если веруешь, беги от греха, и с воплем возстенай и возплачь, осуждая себя самого, оставь злыя дела, в которых жил ты доселе, и восприими подвиг покаяния и исправления, чтоб с добрыми делами явиться тебе пред Царем славы в оный страшный день суда, в который воздаст Он каждому по делам его. Апостол говорит: аще кто назидает на основании сем злато, сребро, камение честное, дрова, сено, тростие: когождо дело явлено будет: день бо явит: зане огнем открывается: и когождо дело, яковоже есть, огнь искусит. И егоже аще дело пребудет, еже назда, мзду приимет: а егоже дело сгорит, отщетится: сам же спасется, такожде якоже огнем (1 Кор. 3:12—15). Подумай же, брате, об ужасно страшном таинстве сем, и трепещи из–за того, что слышишь. Ибо если всех людей имеет испытывать огнь, то ты где тогда явишься? И как дерзнешь ты приблизиться к нему, когда наздал в себе такую тяжелую и неудобоносимую ношу из сена, и тростия и всякаго другаго худаго вещества? Увы мне! Что буду делать тогда? Эта суходревесная ноша зол моих сгорит от онаго огня неугасимаго, а я останусь цел, чтоб вечно гореть в оном огне вечном за злыя и лукавыя дела мои. Почему, брате мой возлюбленный, приняв сие к сердцу, упреди время, оставь все недобрыя дела, какия делал ты от юности своей, и пробудись от сна безпечности и нерадения. Войди в себя и исправь великие и безчисленные пороки свои. Изгони греховныя и страстныя расположения. Отбрось от себя плотския сладострастия чрез исполнение заповедей Божиих, и стяжи чистую и истинную веру в Бога, да будешь достойно увенчан от Него, и сподобишься царствия небеснаго, которое улучить буди всем нам благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Коему слава и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СОРОК ДЕВЯТОЕ

О духовном ведении, и что сокровище Духа сокрыто в букве Божественнаго Писания, и явно не для всех, а лишь для тех, кои стяжали в душу свою благодать Святаго Духа.

Духовное ведение подобно дому, построенному посреди еллинскаго и мирскаго знания, в каком доме находится, как сундук какой, крепко–на–крепко замкнутый, знание Божественных Писаний и неизреченное богатство, сокрытое в сем знании писаний, т. е. божественная благодать. Этого богатства не могут видеть входящие в дом, если не будет для них открыт сундук; сундука же сего открыть невозможно никакою человеческою мудростию. Почему все люди, мудрствующие по–мирски не знают духовнаго сокровища, которое лежит в сундуке духовнаго ведения. И как, если кто подымет этот сундук на плечи, не может еще по одному сему видеть сокровище, которое внутри его; так, если кто прочитает и даже на память заучит все Божественныя Писания, и может прочитать их все, как один псалом, не может по одному этому постигнуть благодать Святаго Духа, которая сокрыта в них: ибо ни того, что находится внутри сундука, нельзя обнаружить посредством самаго сундука, ни того, что сокрыто в Божественных Писаниях, нельзя открыть посредством самих писаний. — Каким же образом это можно, послушай.

Предположи, что ты видишь небольшой сундучек, крепко запертый отовсюду, и судя по тяжести его и по внешней видимой тебе красоте его, догадываешься, или от другаго кого узнаешь, что внутри его находится богатое сокровище; предположи также, что ты схватил этот сундучек на плечи, и убежал с ним. Спрошу тебя теперь, какая тебе от него польза, если он навсегда останется для тебя запертым, и ты не откроешь его и не увидишь во всю жизнь свою сокровищ его, — ни блеска многоценных камней и маргарит, ни золота, что внутри его? Какая тебе польза, если ты не ухитришься достать хоть малость какую из тех сокровищ, и купить себе что съестное, или из одежд, а пробережешь тот сундук всю жизнь запертым, как мы сказали, и запечатанным, полным великих и многоценных сокровищ, тогда как ты умираешь от голода, жажды и наготы? Конечно, никакой. Тоже самое, брате мой, бывает и в духовных вещах. Сундук, скажем так, есть Евангелие Христово и прочия Божественныя Писания, которыя имеют внутри себя сокрытую вечную жизнь, и вместе с нею неизреченныя блага небесныя, как говорит Христос: испытайте писаний, яко вы мните в них имети живот вечный (Иоан. 5:39) Человек же, который поднял сундук на плечи, положим, изображает того, кто выучил на память все Божественныя Писания, всегда имеет их в устах и хранит в памяти душевной, как в сундуке, содержащем многоценные камни, — заповеди Божии, в коих живот вечный, а вместе с заповедями Божиими и добродетели, как маргариты. Ибо от заповедей раждаются добродетели, а от добродетелей явными делаются таинства, сокрытыя в букве писания. Тогда преуспевают в добродетелях, когда хранят заповеди; и опять тогда хранят заповеди, когда ревнуют о добродетелях; а посредством добродетелей и заповедей открывается для нас дверь ведения, или, лучше сказать, она открывается Иисусом Христом, Который сказал: имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя. И Аз возлюблю его и явлюся ему Сам (Иоан. 14:21). Таким образом, когда вселится в нас Бог и откроет нам Себя заведомо (знательно, осязательно), тогда и мы прозрим к ведению, т. е. уразумеем действенно те божественныя таинства, которыя сокрыты в Божественных Писаниях. Другим же каким–либо способом достигнуть сего невозможно. И пусть никто себя не обманывает, думая, что открыл иначе как этот сундучек ведения и вкусил благ, кои внутри его, т. е. достиг причастия их и созерцания их.

Но какия это блага, о коих я здесь поминаю? — Совершенная любовь к Богу и ближнему, презрение всего видимаго, умерщвление плоти, плотских членов, которые на земли, и срамной греховной похоти; так чтобы, как мертвый ни о чем не помышляет и ничего не чувствует, так и мы не помышляли совершенно ни о каком злом похотении, и не чувствовали никакого насильственнаго и властнаго давления на нас греха, искушающаго нас, но помнили бы только заповеди Спасителя нашего Иисуса Христа, безсмертие и нетление, славу непрестающую, жизнь вечную, царство небесное, и всыновление, полученное нами чрез новое рождение от Духа Святаго, в коем (рождении) соделались мы сынами Божиими и богами по благодати, наследниками Божиими и сонаследниками Христовыми, — помнили бы также, что с сими благами стяжали мы и ум Христов, или дух Христов и благодать св. Духа, и им (умом) познали Бога и самого Христа, обитающаго в нас и сшествующаго нам в нас. Итак те, которые, слыша заповеди Божии, творят их, сподобляются богатно получить все эти неизреченныя блага, подаемыя ради того (творения заповедей), посредством открытия сказаннаго сундучка или посредством отверстия умных очей душевных и узрения того, что сокрыто в Божественных Писаниях.

Другие же, которые не познали того, о чем мы сказали и не испытали того делом, те не вкусили еще сладости и жизни безсмертной, какую имеют божественныя словеса, и хвалятся лишь знанием, и надежду спасения своего полагают в одном изучении Божественнаго Писания, и в том, что знают его на память. Такие по смерти будут осуждены паче тех, кои совсем не слышали писания, — и особенно те из них, которые заблуждаясь по неведению, извращают смысл Божественнаго Писания и толкуют его по похотям своим, желая оправдать самих себя, будто то–есть и без точнейшаго соблюдения заповедей Божиих можно спастись. Для них недоступна сила Божественных Писаний. — И праведно. — Ибо как можно то, что сокрыто и запечатано, что незримо и недоведомо для всех людей и что открывается только Духом Святым и только таким образом будучи открываемо узревается и познается нами, — как можно постигнуть это или познать посредством учения (научно), или даже помыслить о том — тем, которые сами о себе говорят, что ни разу не ощутили присутствия Духа Святаго, и не знают, что такое есть просвещение или осияние Его, коими свидетельствуется обитание Его в нас? Как возможно понять сие тем, которые ни разу не сознали в себе никаких проявлений, которыя удостоверяли бы, что в них совершилось возрождение, возсоздание, обновление и изменение, бывающее от Духа Святаго? Да и как возможно познать изменение, совершающееся в окрещенных Духом Святым, тем, которые еще не окрестились Духом Святым? Или как возможно видеть славу рожденных свыше, то–есть от Бога, тем, которые не родились свыше? И тем, которые после того, как, по слову Иоанна Богослова, получили область чадами Божиими быти, не восхотели пребыть такими чадами, но по нерадению потеряли и самую благодать святаго крещения, — скажи мне прошу тебя, — как возможно понять разумно, или хоть мало–мальски представить, в какую божественную духовную славу вступили сподобившиеся соделаться чадами Божиими? Бог есть Дух невидимый, безсмертный, неприступный, недомыслимый, и тех, кои родятся от Него, делает такими же, подобными, т. е., Отцу, родившему их. Они хотя по телу всем видимы и всеми знаемы бывают, но по духу познаются только от Бога, как и Бога они только знают, как следует, — или лучше сказать, они желают быть знаемыми и зримыми только от Бога, к Коему устремлены всем желанием и всею любовию и Коего умно зрят непрестанно.

Употребим и другое сравнение. Как плохо научившиеся грамоте и не упражнявшиеся в чтении не могут читать так, как те, которые и грамоте научились хорошо, и долго упражнялись в чтении, так и те, которые не хотели исполнять делом заповедей Божиих, не могут удостоиться узреть откровение Духа Святаго, наравне с теми, которые подвизались в делании заповедей и достигли полнаго в сем совершенства, пролив даже за них и кровь свою. И как тот, кто взял бы в руки книгу, закрытую и запечатанную, не может увидеть, или узнать, что в ней написано, хотя бы обладал всею мудростию мира, так и тот, у кого, мы сказали, все Божественное Писание в устах, не может понять и постигнуть таинственную и божественную славу и силу, сокрытую в нем, если не будет исполнять заповедей Божиих и не сподобится получить Утешителя, Духа истины, Который бы раскрыл пред ним слова Божественнаго Писания, как книгу, и показал ему таинственно славу, которая внутри их, — при этом же показал бы силу и блага Божии, сокрытыя в них, вместе с вечною жизнию, преисполненною тех благ, которыя сокрыты и неведомы для всех нерадивых презрителей заповедей Божиих. — И достойно сокрыты. — Ибо так как они прилепили все чувства свои к суете мирской, пристрастились к обманчивым благам настоящей жизни и омрачились чрез то умом своим; то и не могут вознестись горе, чтоб помышлять о мысленной красоте неизреченных благ Божиих.

Как тот, у кого болят глаза, не может сносить света лучей солнечных, и еслибы стал принуждать себя смотреть на них, потерял бы и этот малый свет очей своих, и совсем бы ослеп; так и тот, у кого болят очи душевныя, т. е., у кого ум омрачен мирскими и плотскими вещами и чувства все страстны, не может смотреть на телесную красоту и благообразие нестрастно, без вреда и ущерба для души своей, и если станет смотреть и замедлит умом в помышлении о красоте той, то потеряет и тот малый мир помыслов, тот покой и тишину срамной похоти, какия имел прежде, чем начал смотреть на ту красоту, когда не докучали ему злые помыслы и срамное похотение. Таковый не может даже и сознать, что он болен. Еслиб он уверился, что болит душею, будучи исполнен страстей; то конечно подумал бы, что есть другие здравые душею, и может быть иногда осудил бы себя за это, потому что сам был причиною немощей своих, и начал бы заботиться о том, как бы избавиться от этих немощей. Но как он всех других почитает так же страстными и больными, как и сам; то и не думает отставать от них, говоря, что нет возможности, чтоб кто–нибудь стал выше их. Так и умирает несчастный в страстях, потому что никогда не доходил до желания избавиться от такого зла. Еслибы пожелал мог бы, так как получил на это силу от Бога. Ибо которые крещены во имя Его, те совлекаются прежняго растления греховнаго, как ветхой одежды, и облекаются во Христа, обновляясь к жизни по Нему и соделываясь сынами Божиими по благодати.

Но, братие мои, да не будет и нам быть похожими на тех, которые имеют такую худую славу, и находятся в таком жалком состоянии, потому что совсем оземленились и стали как запущенное поле, полное терний. Да будет же нам последовать Христу Господу, за нас умершему, и воскресшему и вознесшему человеческое естество на небеса, — жить по образу жизни Христа, Который есть для нас образец, и соблюдать заповеди Его, очистившись наперед от скверны греховной посредством покаяния, исповедания грехов, и снова облекшись в светлое одеяние Духа Святаго во Христе, Боге нашем, Коему слава во веки веков. Аминь.

СЛОВО ПЯТИДЕСЯТОЕ

1. Не должно с нерадением проходить делание заповедей Божиих, но должно подвизаться соблюсти их все. 2. Искушения надобно переносить великодушно.

1. Апостол Христов Иаков, брат Божий, говорит в послании своем: иже весь закон исполнит, согрешит же во едином, бысть всем повинен (Иак. 2:10). И опять блаженный Павел говорит: подвизаяйся, от всех воздержится. А чтобы еще яснее представить это, св. Петр прибавляет: имже бо кто побежден бывает, сему и работен есть (2 Петр. 2:19). Так что, братия мои, кто порабощен хоть одной страсти, даже самой малой, тот явно обладается ею и не может повиноваться заповеди Господней, ее запрещающей. Ибо как возможно, чтобы слушался Христа тот, кто имеет над собою другаго господина? Да и почему бы нам самим не додуматься до истины, выраженной в Апостольских словах, убеждаясь в ней тем, что видим глазами своими? Ибо видим, что те, которые плавают по морям, не говорят: ну, теперь мы миновали всякую беду, хотя проплыли уже столько и столько миль; потому что нередко у самой пристани набегает внезапно буря и подвергает крайним опасностям и бедам; но тогда уже говорят, что благополучно совершили плавание свое, когда войдут в пристань и ступят на твердую землю. Равно и те, которые путешествуют по суше, имея в виду достигнуть до какого–либо города, не говорят, что избавились уже от всяких бед, когда успеют переехать такую–то реку, или такую–то гору, или миновать таких–то разбойников; ибо может случиться, что нападут на другаго какого убийцу, или на какого–либо зверя, и убиты будут, или встретят еще реку глубокую и утонут в ней. Даже когда уже избавятся, с помощию Божиею, от всякаго искушения и всякой смертной опасности и приближатся к городу, и тогда не могут еще сказать, что благополучно совершили путь свой; потому что, если, миновав столько опасностей, зазеваются и перестанут спешить, затворят ворота города, и они останутся вне, — и не знать еще, что может случиться с ними до завтрашняго дня.

Представь себе теперь, что этот город есть царство небесное, ночь — смерть каждаго, завтрашний день — второе пришествие Христово, которое есть день суда. Итак кто не постарается достигнуть царствия небесного и внити в него, пока находится в настоящей жизни, и в то время, как выйти душе его из тела, окажется находящимся вне сего царствия, — найдет на него ночь, т. е., смерть, — и не знать, что будет с ним в завтрашний день, т. е., в день суда, — позволят ли, или не позволят ему войти в град Царя великаго.

Также и о серне, или олене, или другом каком животном не говорится, что они избежали беды, когда убежали от того или этого охотника, или пса, или не попались в те или другия сети; потому что, может быть, они еще попадутся в руки другаго какого охотника, или попадут в другия сети. — Представь себе опять и здесь, что охотники суть бесы, псы ловчие — лжеучители, которые кусают и раздирают лживыми словами овец Христовых и предают их в руки охотников, т. е. демонов. А под сетями разумей лукавые и срамные помыслы, которые опутывают души услаждающихся ими, и влекут их к сосложению с ними; и когда доведут до сего, вяжут их туго, так что нет сил изгнать эти срамные помыслы из ума, но они неотвязно толпятся в нем, возбуждают щекотания и движения плотския, разжигают скверную похоть и погружают в тину греха.

Итак надлежит, сколько сил есть, избегать всякаго греха и творить всякую добродетель, и хранить со всею ревностию все заповеди Божии, не презирая ни одной, даже малейшей. Кто говорит: мне когда бы хоть не сделать такого–то большаго зла и не впасть в такой–то великий грех, а такой–то и такой–то маленькой грешок — ничего, тот очевидно не любит заповедей Божиих и готов нарушить всякую из них. Представь себе, что человек есть как–бы какой многоценный сосуд, составленный из всех святых добродетелей, — из веры, страха Божия, смирения, молчания, послушания даже до смерти, отсечения своей воли, всегдашняго покаяния и сокрушения, непрестанной молитвы, строгаго хранения очес, безпристрастия, равной ко всем любви, нелюбостяжания, целомудрия, упования на Бога, совершенной любви и всех других добродетелей, которыя раждаются от этих. Каждая из них есть как–бы часть какая сосуда того, то золотая, то серебряная, то медная, то соответствующая камню драгоценному, и все оне подобныя разным высоко–ценимым вещам, которыя, быв соединены, согласованы друг с другом и сочетаны Духом Святым, составляют того человека, как сказали мы, сосуд избран, и благопотребен, в который влагается, как новое вино, благодать Христова. Скажи мне теперь, если будет недоставать одной какой из тех добродетелей, из которых устроился этот сосуд, то благоугодно ли будет Богу вложить в него какой–либо из даров Святаго Духа, хотя бы дира, образуемая недостатком той добродетели, была очень незначительна? Конечно, не будет благоугодно. Потому что, что бы ни было влито в такой сосуд, мало–по–малу все вытечет в сказанную малую дыру.

Как же мы думаем о себе самих, что мы сосуды совершенные и целые и что имеем в себе Духа Святаго, как некое сокровище, тогда как у нас есть только немного добрых дел, и те разделены одно от другаго грехами, добродетелей же очень многих недостает у нас, потому что мы не позаботились стяжать их деланием заповедей Христовых? Поистине, как говорит св. Павел, мы осуетились помышлениями своими и омрачилось неразумное наше сердце, — и, глаголющеся быти мудри, мы объюродели (Рим. 1:22). Между тем о себе и подобных ему тот–же божественный Павел взывает, говоря: Бог рекий из тмы свету возсияти, — возсия в сердцах наших. Имамы же сокровище сие в скудельних сосудех (2 Кор. 4:6, 7). Сосудами называет он тела наши, как можно видеть из другаго его слова: или не весте, яко телеса ваша храм живущаго в вас Святаго Духа суть? (1 Кор. 6:19)? Скудельными же он их назвал, чтоб показать немощь естества нашего. Но эти скудельные сосуды, по причине непобедимой силы сокровища, т. е. Духа Святаго, в них находящагося, несокрушимо прочны и тверды. Почему вслед за сим и прибавляет Апостол: да премножество силы будет Божия, а не от нас (2 Кор. 4:7). Этим вот что хочет он сказать: не думай, брате, что ты хранишь сущее в тебе сокровище, напротив сокровище хранит тебя. Благодать Божия, сущая в тебе, уготовала тебя в сосуд честный, благоугодный Богови. И то дивно, что если начнут сокрушать сей сосуд, не мы, но враги наши, то и сокровище не разольется, и сосуд сделается еще более крепким и безопасным, по действию на него сокровища, потому что сокровище есть Бог. Об этом опять тот–же Апостол говорит: вся могу о укрепляющем мя Иисусе (Фил. 4:13).

Соблюдается же сокровище сие в нас, как сказали мы, точнейшим соблюдением всех заповедей, и, будучи соблюдаемо, нас самих блюдет всесторонне невредимыми, непревратными и неподвижными, по человеколюбию, могуществу и благодати своей. И если иной раз случится нам, как немощным и легкопадательным, сделать малое какое опущение в том, что лежит на нас, как долг, или несколько погрешить, сокровище это тотчас нас возвращает к себе, теснее соединяет с собою и восполняет допущенный ущерб или недостаток, нас же самих делает более твердыми и безопасными. Почему прошу вас, возлюбленные мои во Христе братия, представляйте Богу самих себя всегда чистыми от всякаго греха, и неотступно пребывайте в хранении всех спасительных заповедей Его. Ибо тогда Сын Божий и Бог–Слово, всепремудрый оный художник, взявши все эти заповеди, как какое вещество (материал) из золота, серебра и драгоценных камней, соединит их все вместе и с ними уготовит нас в сосуды честные и благопотребные. Почему никак не подобает иныя заповеди исполнять, а иныя оставлять неисполненными, или, исполнив все заповеди, являться пред Владыкою Христом презорливыми нерадивцами об одной какой либо, чтоб Он, разгневавшись за эту одну, не бросил и тех всех вместе с нами и не приказал выгнать нас вон из Своего чертога. Но если мы постраждем это, то после уже ничто не будет нам в пользу, и как много ни стучали бы мы в дверь, взывая: Господи, Господи, отверзи нам, Он скажет нам: отойдите от Меня (о страшное слово!). Я не признаю вас за верных, потому что вы не верили словам Моим, не повиновались даже до смерти повелениям Моим, и не соблюдали заповедей Моих; потому отойдите от Меня!

Знаю, братие, что я, бедный, первый услышу такия слова, как не соблюдший ни одной заповеди Бога моего; потом услышат их те, которые, как и я, суть непокоривые преслушники заповедей Божиих, те, которые несмысленно говорят: мне когда бы хоть не соблудить, а поклясться — ничего; мне когда бы хоть не впасть в прелюбодеяние, а украсть малую монету, или кусок хлеба какой грех? Далее те, которые говорят: блажен бы я был, когда хоть не впал бы в срамное и нечистое мужеложство, а брань, игры и песни — не грех. Равным образом и те, которые думают о себе, что они ангелы Божии, потому что чисты от плотских грехов, и высокое о себе имея мнение, гордятся непомерно, будто совершенные, а между тем никакой заботы не имеют о добродетелях душевных и о страстях, небрегут и обо всех прочих заповедях Христовых и не нудят себя исполнять их, но всякое дело, сколько–нибудь трудное, пропускают и от всяких лишений устраняются, хотя без этого нельзя бывает исполнить заповеди, и вообще ведут жизнь безпечную. Что пользы, братии мои, если кто воздерживается от блуда и от всякой другой плотской нечистоты, а между тем славолюбив и сребролюбив? Ибо блуд растлевает тело, а славолюбие и сребролюбие растлевают душу. И не только это, но по слову Господа, слава человеческая и славолюбие делают нас даже неверными. Како можете вы, говорит Господь наш, веровати, славу друг от друга приемлюще, и славы, яже от единаго Бога, не ищете (Иоан. 5:44)? Что пользы человеку, если он чист от мужеложства, но завидует и ненавидит брата своего? Ибо ненависть к брату делает убийцею того, кто ее имеет. Ибо всяк, ненавидяй брата, человекоубийца есть (1 Иоан. 3:15), говорит св. Апостол. И по священным канонам одна и та же епитимия положена как для мужеложника, так и для убийцы, и если не покаются, оба равно осуждены будут на вечное мучение. Какая также польза, если кто не пьянствует, но потом поносит брата своего, когда, как говорит св. Павел, в том или другом пороке виновные равно изгоняются из царствия небеснаго? Не льстите себе, говорит он, ни блудники… ни пияницы, ни досадители… царствия Божия не наследят (1 Кор. 6:9, 10). Скажи мне еще, что пользы от поста, когда недостает кротости? И что пользы от кротости, когда она соединена с нарушением заповеди? Ибо как тот, кто ударяет обратно того, от кого получил удар, безчестит Бога, Который сказал: аще кто тя ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую (Мф. 5:39): так и тот, кто, являя кротость, молча переносит, когда слышит хулу на Бога, грешит против Бога, потому что действуя так, он является сообщником того, кто хулит Бога. Что также ты много надеешься на послушание, когда порабощен чревоугодию? Ибо невозможно, чтобы раб чрева был истинным рабом Божиим. Что хвалишься долгим стоянием за чтением Псалтири и других молитв, когда при этом ум твой блуждает туда и сюда, и ты не понимаешь того, что читаешь? И особенно если, ради такого читания Псалтири, нерадишь о лежащем на тебе послушании или служении братиям: ибо конечно ты слышал, что говорит Божественное Писание: проклят всяк творяй дело Божие с небрежением (Иер. 48:10). Что много надеешься на телесныя добродетели, в которых подвизаешься с трудом и злостраданием, когда нерадишь о душевном делании? Не слышишь ли, что говорит св. Павел: телесное обучение вмале есть полезно, а благочестие на все полезно есть? (1 Тим. 4:8). Или какую получит пользу тот, кто исправляя оба делания, и телесное и душевное, осуждает однакож братий своих? Ибо Господь говорит: Имже судом судите, судят вам: и в нюже меру мерите, возмерится вам (Мф. 7:2). И тот опять, кто исправляет все сказанное, не делает ничего запрещеннаго и братий своих не осуждает, но во время искушения, когда случится ему потерпеть неприятность, поношение и уничижение, не переносит того без смущения, или когда смутится от того сердце его, не подавляет сего смущения, и хотя не выпустит слова неподобнаго, показывает однакож внешним видом лица своего, что душа его подвиглась на гнев, или другим каким образом устрояет отмщение за себя, — как дерзнет таковый называть себя рабом и подражателем Христу, а не напротив врагом Его?

2. Те, которые суть настоящие други Божии, любят Его, и имеют Его в себе, как некое сокровище благ неистощимое, принимают такия поношения и безчестия со всякою радостию, и любят от чистаго сердца, как благодетелей, тех, которые причиняют их им. Но те, которые говорят: во время брани и мы, как человеки, подвигаемся на серчание и гнев, и иной раз делаем отмщение братиям нашим словом, или и делом, но после не держим на них вражды, но все забываем и оставляем, особенно когда испросим друг у друга прощение, — такие похожи на неписанную хартию, на которой враг наш диавол, как только найдет время, пишет, чрез них же самих, свои скверныя и злыя повеления. Потом они это, написанное ими по внушению диавола, изглаждают; однакож вместо этих повелений диавола, не вписывают заповедей Христовых, чтоб диавол, пришедши, нашел хартии сердец нх исписанными и со стыдом удалился, как побежденный. Но каждый из них оставляет, по нерадению своему, хартии сердец своих неписанными, и когда Господь пошлет написать на сердцах их повеления Свои, они тотчас со всею ретивостию пишут там веления врага, т. е. принимают горькия и смертоносныя хотения диавола, а животворныя и паче меда сладкия внушения Божии отгоняют от себя. Для того и заушение претерпел Господь наш Иисус Христос и Бог, никоего греха не сотворивший, чтоб грешники подражали Ему, и чрез то не только получали отпущение грехов, но и делались общниками Божества Его, за такое повиновение Ему. А кто не послушается Его и не снесет заушения с сердечным смирением, некоторым образом как–бы стыдясь подражать страстям Христовым, того постыдится и Христос Господь пред ангелами и Отцем Своим небесным.

А что я говорю, вот что есть. Он, будучи Бог, соделался ради нас человеком, претерпел заушения, оплевания и крест, и такими страданиями, какия претерпел Он, безстрастный по Божеству, научает нас некоторым образом и говорит каждому из нас: если хочешь ты, человек, обрести живот вечный и быть вместе со Мною, смирись и ты для Меня, как смирился Я для тебя, и, отложив гордое и диавольское свое мудрование, прими ударения по ланитам, оплевания и заушения, и не постыдись претерпеть все сие до смерти. Если же постыдишься ты пострадать ради Меня и заповедей Моих, как Я пострадал ради тебя; то и Я сочту стыдом иметь тебя с Собою во второе пришествие Мое, когда приду со славою многою, и скажу ангелам Моим: этот постыдился смирения Моего, и не захотел оставить славы человеческой, чтоб уподобиться Мне. Теперь же, когда он погубил тленную славу, а Я прославился безсмертною славою Отца Моего, стыжусь и Я даже смотреть на него; изгоните его вон. Да возьмется нечестивый, и да не видит славы Господни!… Вот что услышат те, которые повидимости исполняют заповеди Христовы, но, стыда ради человеческаго, не стерпевают поруганий, безчестий, заушений и ран, когда следовало бы претерпеть их за заповеди Господни. Ужаснитесь и вострепещите, людие, слыша сие, и с радостию претерпевайте страсти, какия претерпел Христос для спасения нашего. Бог заушается от какого–нибудь ничтожнаго раба, чтобы дать тебе пример победы, а ты не хочешь принять заушение от подобострастнаго тебе человека? Стыдишься, человече, подражать Богу? Как же тебе соцарствовать и спрославиться вместе с Ним в царстве небесном, если не потерпишь того же? Еслибы Он захотел последовать твоему правилу и устыдился соделаться человеком ради тебя, тогда и не знать, что бы такое было.

Веришь ли ты, что Христос есть Бог? Да, говоришь, верю. Если веришь, что Христос есть Бог, Который сотворил небо и землю, и на землю сошел из недр Отчих, от безпредельной высоты Божества и от неизреченной славы Его, и соделался человеком смиренным и бедным ради тебя; но как же ты, пыль и прах, не хочешь снизойти с своего воображаемаго высокаго трона и от не–сущей славы своей, чтоб смириться пред братом своим, который повидимости будто стоит низко, но может быть есть несравненно выше тебя по добродетелям? Стыдишься бедности и ветхих рубищ его, будучи одет в богатыя одеяния? Но не пора ли и тебе презреть их, так как они воистину суть посмешище и обличение внутренней срамоты, а не слава светлая? Не хочешь во всем уподобиться Творцу своему и Богу, смиряясь вместе с братиями своими? Но если тебе не угодно соделаться подобным Христу, то явно, что ты делаешь себя, хоть и не зная того, большим и славнейшим Его, являешься для них как–бы другой Анна, или Каиафа, или Пилат: ибо не хочешь, чтоб Творец всяческих был сопрестолен тебе, но хочешь, чтоб Он предстоял тебе, как какой–нибудь осужденник.

Это сказано к богатым и знатным, которые, ставя себя выше других, высоко поднимают брови свои и в гордости презирают других. Но что сказать нам к бедным, или к тем, которые, по–видимому, оставили все и сделались нищими царствия ради небеснаго? Вот что скажем! Се, брате, соделался ты нищим, подражая Владыке Христу и Богу. Содержи же в мысли, что с тобою Христос, что с тобою сожительствует Тот, Кто есть превыше всех небес. Представь же себе теперь: вот вы идете вместе оба, и кто–нибудь, встретясь с вами на пути настоящей жизни, ударил Владыку твоего в ланиту, ударил и тебя. Владыка Христос не пререкает, тебе же уместно ли противиться? Если скажешь, что и Христос тому, кто ударил Его в ланиту, сказал: аще зле глаголах, свидетельствуй о зле, аще ли добре, что мя биеши (Иоан. 18:23)? то знай, что Господь Иисус сказал сие не с тем, чтоб противиться, как ты думаешь: но поелику Он греха не сотвори, ниже обретеся лесть во устех Его (1 Петр. 2:22), то и сказал так, чтоб не подумали, что раб тот право ударил Его, как погрешившаго и виновнаго. Вот для чего Он сказал это слово, — для того, чтоб показать, что Он неповинен. Мы же с тобою конечно не таковы, т. е. не безгрешны, мы напротив каждодневно грешим и виновны во многих прегрешениях. Христос Господь в начале страданий сказал так; но после все терпел, что было гораздо хуже этого, и не видно, чтоб сказал где что–либо против; напротив видно, что молил и просил Бога и Отца Своего простить тех, которые распяли Его. — Брате! Христос не негодовал, когда над Ним издевались, а ты изнемогаешь? Тот терпит заушения, заплевания и бичевание, а ты слова жесткаго не можешь стерпеть? Тот подъемлет крест, смерть поносную и раздирающую боль от гвоздей, а ты не принимаешь и послушания, кажущагося тебе унизительным? Как же думаешь ты быть общником славы Его, когда не хочешь быть общником поносной смерти Его? Поистине всуе подвизаешься ты, если не хочешь истинно взять на себя креста Христова, как Он повелел. Христос Господь юноше оному, а следовательно и всем нам, сказал: иди, елика имаши, продаждь, и даждь нищим: и прииди, ходи в след Мене, взем крест (Мр. 10:21). А ты богатство свое может быть и раздал бедным, но креста подъять на себя не хочешь, не хочешь т. е. охотно переносить искушения, какия встречаются тебе; потому и остался ты один на пути настоящей жизни, отдалившись, к несчастию своему, от Владыки и Бога своего. Но прошу тебя, брате мой, будем соблюдать все заповеди Христовы и терпеть находящия искушения даже до смерти, по желанию царства небеснаго, чтобы, сделавшись общниками страстей Христовых, соделаться общниками и славы Его, причастниками жизни вечной и наследниками неизреченных благ, во Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава во веки веков. Аминь.

СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТЪ ПЕРВОЕ

Надлежит человеку прежде приять силу от Христа чрез святое Крещение, и тогда браться за исполнение заповедей, ибо св. Крещение делает крещаемых или совсем неподвижными, или труднодвижимыми на зло, равно как и второе крещение покаяния. Также какими надлежит быть священникам.

Кто говорит другому: то делай, а этого не делай, говорит конечно человеку, который может то сделать, а это не сделать. Но кто говорит это к такому, который не может ни того ни другаго, тот не всуе ли говорит такия слова? Сказал Господь ученикам Своим: шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Итак первое, что дано, это есть очищение и сила чрез святое Крещение. И потом уже говорит Господь: и учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мф. 28:19, 20). Итак всякий, кто, не укрепившись прежде силою св. Крещения, возьмется творить заповеди Христовы, всуе будет трудиться. И кто тому, кто не укреплен силою св. Крещения, повелевает исполнять заповеди Христовы, буй есть и слепец. Ибо прежде надлежит его укрепить в духе благодатию Христовою, очищающею душу чрез св. Крещение, и тогда уже давать исполнять и заповеди. Ибо как возможно, чтобы земля, исполненная терний и волчцов, прияв чистое семя, не заглушила его? Но божественное Крещение Христово имеет великую силу — тех, которые не крещены и удободвижны на зло, делать неподвижными на зло, как только окрестятся. Или если и не делаются они тотчас такими неподвижными, но всячески делаются неудободвижными. Это и есть знамение силы, какая приемлется от св. Крещения. Оно делает их еще удободвижными на добро, как–бы ангелами, сильными крепостию, творящими волю Божию (Пс. 102:20). По сей же причине Христос Господь даровал и божественную кровь Свою, чтоб верующие в Него причащались ея, и чрез то делались причастными божественнаго естества, как причащающиеся Божией крови и потом, как уже божественные и имеющие крепость божеской силы, чтоб жительствовали по совершенному закону Евангелия Христова и творили волю Божию, как сильные крепостию. Если теперь верующий во Христа и исповедующий Его, после того, как укреплен стал такою силою и получил возможность творить закон Христов, презрит его и не станет жить по воле Божией, то да ведает таковый, что он отрекся от Христа, как, по слову Апостола, Сына Божия поправый и кровь заветную скверну возмнивший (Евр. 10:29).

Если же какие, после св. Крещения и Причащения божественнаго тела и крови Христовой, бывают еще удободвижны на зло и не являются сильными крепостию на то, чтобы творить волю Божию, то явно, что они не уверовали еще во Христа, как следует веровать. Им надлежит прибегнуть к архиереям, иереям и духовным мужам, исповедаться и от всей души покаяться во всех грехах своих, и особенно в этом их великом невежестве, что не имеют совершеннаго познания о таинствах христианства, не знают, в чем состоит вера, и что вообще должен знать всякий христианин, как христианин; после сего им надобно сделать оглашение, чтоб познали слово веры и все необходимое, как мы сказали, и начали веровать во Христа как следует; наконец прочитать над ними разрешительную молитву с возложением рук, и тем завершить восполнение недостававшаго в них. Когда таким образом открыто будет им Евангелие правды, они получат духовное чувство, чтоб восчувствовать и понять принятую ими умную благодать Христову, которая как–бы приосенит тогда душу их, делая ее сокрушенною и смиренною и вселяя в нее спасительный страх Божий. Это и служит всегда началом добраго пути и путеводством для тех, которые восприемлют наконец жизнь о Христе, как следует. Тогда уже пусть причастятся они достойно и пречистаго Тела и Крови Христовой, да будут божескаго общники естества. Быв освящены таким образом, не будут уже они более преобладаемы грехом, как прежде: ибо в том и освящение, что христианин делается сильным крепостию на то, чтобы творить волю Божию, и сего ради получает наименование вернаго христианина, как такой, которому вверена благодать Христова и который силою сей благодати живет в духе Христовом. Другим образом и возможности нет сделаться и быть христианином.

Но кто, получив силу жительствовать по закону Христову, предается нерадению и не творит воли Божией, со стороны того требуется великое удовлетворение чрез понесение должнаго наказания (церковной эпитимии), чтоб исправление его соответствовало мере греха его; при чем потребно излияние стольких слез, сколько было воды в купели, в которой он крестился; потребно также усердно умолять Господа, да продлит ему жизнь, чтоб иметь время уврачеваться и не умереть неуврачеванным и не пойти за то в муку вечную. Ибо кто может поручиться, что смерть подождет, пока он уврачуется? Здесь в этой жизни только уместны врачевательныя эпитимии. Здесь надобно на потребное время не допускать такого до святаго Причастия, отлучать или отделять его от Христа и от общения и сообращения с прочими христианами. Здесь потребны рыдания, стенания, посты, бдения и прочия злострадания телесныя, и не иначе, как после таких трудов сподоблять его Пречистых Таин. И такое удовлетворение требуется от него совершенно праведно, так как он не сохранил божественнаго таинства, разумно принятаго. О таком грехе никто не может сказать, что он меньше греха Адамова. Адам, еслиб знал, что Бог обитает внутри его, никак не восхотел бы вкусить от древа познания и преступить заповедь Божию. Но он как только создан был, так и получил благодать Божию, а не был прежде лишен благодати сей, чтоб получив ее потом знать и чувствовать, что паки восприял Бога: почему и не знал, что Бог в нем. А этот прежде крещения был наг от Христа, и облекся в Него уже чрез святое Крещение, как говорит св. Павел: елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал. 3:27). Всякая душа тотчас, как окрестится человек, принимает в духе благодать Христову, по коей тотчас воображается в ней Христос. Но крещенные младенцами не чувствуют освящения, получаемого в Крещении, потому что такое чувство освящения есть умное дело, а младенцы еще несовершенны умом, чтоб разуметь принятую благодать. Почему с продолжением времени они мало–по–малу изменяются и переходят на сторону худа; и благодать св. Крещения в иных погасает и совсем теряется, а в иных сохраняется малая ея искра, от которой потом великая сия милость опять в них воспламеняется, если прибегнут к духовным отцам и покаются, как мы сказали, примут оглашение, возстановят веру, как следует, и возуповают на Бога. В таковых скоро опять возгарается Божия благодать и явныя дает о себе свидетельства. После этого, если они с усердием и ревностию станут подкладать под нее рукояти (связки дров) смиренномудрия и милостивости, то в них возгорится пламя великое и просветит даже окружающих их: смиренномудрия, — помышляя и чувствуя, что испытываемое ими не есть плод их собственных усилий, а дар Божий; милостивости, — убеждаясь, что сподобленный такой милости должен и сам быть милостив, и действительно являя ее ко всем другим.

Если же некоторые из тех, которые прияв и второе крещение покаяния чрез восприятие ангельскаго образа, и сделавшихся монахами, не чувствуют в духе божественной и всемощной силы Всесвятаго Духа, ими полученной, потому что от них отступила благодать полученная ими при восприятии ангельскаго образа, как отступает и благодать св. Крещения от тех, которые крещены младенцами, как мы сказали, вследствие чего они оказываются удободвижными на зло, как были и прежде; то тщетна вера их, тщетно и их второе крещение покаяния: ибо и священныя одеяния ангельскаго образа возлагаются на нечувственных и мертвых духом, которые не чувствуют приемлемой благодати. Удостоверение в действенности спасения одно, — это духовное чувство благодати Всесвятаго Духа, даруемой от Бога ради веры духовной силе ума. Такую благодать Святаго Духа сподобляются получить во время крещения те, которые веруют во Христа, — иные, чтоб творить знамения и чудеса, большая же часть, чтоб быть неподвижными на зло и легкодвижными на добро, и всеусердно с радостию и веселием проходить богоугодную жизнь. Таков чин у верующих во Христа.

Но да внимаем добре, чтоб не случилось быть вне сего чина кому–либо из диаконов, или иереев, или духовных отцев и руководителей душ христианских, и не постиг нас гнев Божий, тем, что не станет у нас более ни огласителя, который бы оглашал учением веры, ни учителя, который бы учил, ни духовных мужей, которые бы возстановляли разстроившихся божественным возсозиданием, которое превосходит всякое слово человеческое. Ибо не следует никому, прежде причастия божественной благодати, восходить на учительскую кафедру, чтоб не привлечь на себя Божия гнева, — так как из мудрых в слове, но неприявших божественной благодати, иные сделались начальниками ересей, другие побеждены были словами еретиков и пали в ров пагубы. Но как таковые не чувствовали силы возрождения, бывшаго в них чрез св. Крещение, то им надлежит прежде пойти к духовным мужам, чтоб — посредством покаяния и других деяний, о коих мы сказали выше, поста, молитвы, возложения рук опытных отцев духовных и строителей (экономов) великаго сего таинства, а также и священнаго оглашения теми, которые умеют оглашать, сподобиться получить возрождение и таинственное образование душевных сил, и укрепившись божественною благодатию и силою, начать работать в вертограде Божием, да не будет тщетною вера их и исповедание их. Ибо когда вера их будет тщетна, то никакой пользы не принесет ни то, что именуют себя верующими во Христа, ни то, что покланяются Ему. Бог не для того соделался человеком, чтоб Ему покланялись и веровали, что Он Бог и человек, — просто как случилось; но Он соделался человеком для того, чтоб мы соделывались общниками Божескаго естества, как и Он соделался общником человеческаго естества, и, познав силу сего таинства и благодать восчувствовав, благодарили Его. Которые опытно познали принятую благодать, те суть други Христовы, коим вверены тайны, и которые проводят жизнь в духе Христовом. Те же, которые совсем не получили такой благодати, т. е. некрещеные, и которые получили ее, но не познали ея, такие суть враги Божии. Ибо всякий, кто непричастен божескаго естества, т. е. не имеет божественной благодати, плотян есть и не может благоугодить Богу, потому что помышление плотское вражда на Бога есть, и плоть и кровь царствия Божия наследити не может. Таковый услышит наконец и оное евангельское слово: от неимущаго и еже мнится имея, взято будет от него (Мф. 25:29). Благодать Божия безпредельна, всегда с преизбыточеством изливается и никогда не оскудевает. Если бы, скажем так, кто прожил тысячу лет, и в эту тысячу лет каждый день была бы подаваема ему благодать, то он был бы преисполнен ею и погружен в нее, она же все пребыла бы целою, нисколько не умалившеюся. Впрочем само собою следует, что в том, кто получил благодать, она или умножается, если он подвизается, или умаляется, если понерадит; и если это нерадение продолжится, то мало–по–малу она и совсем в нем оскудеет, и оставит его совершенно пустым. Оставит, а он долго еще будет думать, что имеет ее. Ибо благодать отходит сокровенно, как сокровенная по естеству и таинственная; потому отходя не дает ему чувствовать отступления своего, и он не сразу узнает об отступлении ея. Нам же даруй Господи сподобиться того, чтоб, получив благодать Божию, мы приумножали ее в себе, прилагая подвиги к подвигам, во Христе Иисусе, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРОЕ

1. Какие это неизреченные глаголы, кои слышал Апостол Павел? 2. Что суть блага, ихже око не виде, ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша? 3. Что есть царствие Божие, и как оно действенно является в нас?

1. Владыка всяческих Христос каждодневно учит нас чрез святыя Евангелия, где иное говорит прикровенно, чтоб не понимали Его многие, когда говорит в притчах, из чего иное опять объясняет наедине ученикам Своим, говоря: вам дано есть ведати тайны царствия Божия, прочим же в притчах (Лук. 8:10); иное же говорит не обинуяся, для всех явно, как сказали Ему Апостолы: се ныне не обинуяся глаголеши, а притчи никоеяже не глаголеши (Иоан. 16:29). Почему наш долг изследовать и узнать, в каких словах учил Господь не обинуяся и явно, и в каких учил прикровенно и приточно. Так, например, явно возвестил Он следующее: любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас (Мф. 5:44); блажени плачущии, горе смеющимся (Лук. 6:21, 25); покайтеся, приближибося царствие небесное (Мф. 3:2). И опять: любяй душу свою погубит ю: и ненавидяй души своея в мире сем, в живот вечный сохранит ю (Иоан. 12:25). И: аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой, и по Мне грядет (Мф. 16:24). Много и других подобных мест, в коих Иисус Христос предлагает Свое учение не прикровенно и в притчах, а явно и без всякой прикровенной мысли. Приточно же Им сказано, например, следующее: подобно есть царствие Божие зерну горушну, еже прием человек вверже в вертоград свой: и возрасте, и бысть древо велие (Лук. 13:19). Опять: подобно есть царствие небесное человеку купцу, ищущему добрых бисерей (Мф. 13:45). И еще: подобно есть царствие небесное квасу, егоже вземши жена скры в сатех трех муки, дондеже вскисоша вся (Мф. 13:33). Сие и многое подобное сему говорит Господь приточно, уподобляя царствие небесное таким предметам, и называет это притчами.

Отсюда помысли, прошу тебя, сколь велика премудрость Божия, что такими чувственными примерами, которые кажутся нам так невысокими, Он изображает пред нами и, как живописец какой, начертывает в уме нашем недомыслимое и непостижимое. Делает же Он это для того, чтоб неверы оставались слепцами, лишенными ведения таких благ, так как сделались недостойными того по причине неверия своего; а верующие, напротив, слыша и с верою приемля приточное слово, видели истину и ясно познавали событие в самих себе означаемых притчами вещей. Ибо притчи суть образы вещей духовных; а как и каких вещей суть они образы, послушай. Зерно горушное есть Дух Святый; человек есть каждый верующий, желающий приять зерно сие посредством делания заповедей; вертоград есть сердце верующаго, внутрь котораго ввергают то зерно (единое, говорит, а не много, потому что естественно неделимое и недробимое не может быть разделено на многия части, но пребывает всегда едино). Потом когда храним себя со всяким вниманием и блюдением, зерно то дает росток; когда росток подымется, то делается явным; когда же еще подрастет и станет довольно великим, то познаваем бывает теми, в которых настолько разросся; а когда наконец станет как дерево и пустит от себя многия ветви, тогда радостию неизреченною исполняет того, кто сподобляется это возыметь в себе. Итак, как сад без посеяннаго семени не дает никаких полезных зелий, кроме одних терний и диких трав, и семя не будучи посеяно не прорастает и не приносит плода, но остается одно, как есть: совершенно таким же образом и наши души, если не примут в себя божественнаго семени, пребывают безплодными, исполненными терний, т. е. грехов; равно и божественное семя, прежде чем ввержено будет в души наши, пребывает в себе, как есть, ни умножения, ни умаления не приемлет и в нас ни ростка не дает, ни возрастает в древо. Ибо как возможно, чтобы то божественное семя, не будучи посеяно в сердцах наших и не соединившись с нами, но пребывая особо от нас, как особо от сада находится семя, не посеянное в нем, — как, говорю, возможно, чтоб оно разрослось в нас, как разрастается в тех, в сердцах которых посеяно и с которыми соединилось? Никак это невозможно, — как невозможно также и то, чтоб огонь зажег дрова, не быв подложен под них, или чтоб загорелись дрова без соприкосновения с огнем.

Но как слова свят. Евангелий иныя говорятся нам примрачно и в притчах, а иныя говорятся ясно без прикровенности; так и слова Апостолов не все говорятся явно без прикровенности, но иныя из них имеют нужду в большом толковании и изъяснении, потому что содержат сокровенную глубину мыслей. И если признаете благословным, возьмем в разсмотрение одно изречение св. Апостола Павла, и увидим, какия там сокрыты глубины Духа: ибо, по слову Божию, Св. Дух вся испытует и глубины Божия (1 Кор. 2:10). Какое же изречение имеем мы разсмотреть? — О неизреченных глаголах, какие слышал божественный Павел, когда был восхищен до третьего небесе.

Но прежде надобно нам пояснить, что значит глагол — ρημα, чтобы правильно уразуметь смысл апостольских слов. Глагол — ρημα, — значит слово, — λογος, как и наоборот слово называется глаголом. Так сотник сказал Господу: рцы слово, — λογον и исцелеет отрок мой, а жена Иова говорила: рцы глагол, — ρημα, некий ко Господу и умри. — Глаголы и слова человеческия говорятся устами человеческими и слышатся ушами человеческими. Но глагол Божий и слово, исходящее из уст Его, совершенно неизрекаемо и неизложимо для языка человеческаго и невместимо для уха человеческаго, и даже невозможно, чтобы слово Бога вошло в чувство человеческое, потому, что чувство не может чувствовать того, что превыше всякаго чувства. — Далее под словом и глаголом в Боге, по первому созерцанию, разумеем Слово Бога и Отца, самого Господа нашего Иисуса Христа, Бога истиннаго; а под устами Его, коими Он изрекает неизреченные глаголы, разумеем Святаго Духа, как и пророк говорит: уста бо Господня глаголаша сия (Ис. 1:20), т. е. Дух Господень. Почему же Дух Святый называется устами Божиими, а Сын называется Глаголом и Словом? Потому что как собственное наше слово, сущее в душе нашей, произносится и явным для других делается посредством уст наших, и другим способом невозможно произнести или сделать его явным, кроме глаголания уст; так и Сын Божий и Слово не может познан быть, или услышан быть, если не будет откровен чрез Духа Святаго. — Что говорим: не может, то говорим это в отношении к Богу вместо ουκ ενδεχεται (не бывает, чтоб, — неуместно, не подобает) и вместо — не хощет, как говорится, например, невозможно солгать Богу, и не возможе многа знамения сотворити. И как у нас бывает, что если не отверзем собственных уст наших, то не может изыти вне слово наше: так и если не отверзутся уста Божии (т. е. Дух Святый) чрез осияние и просвещение, какия бывают в нас (не говорю, чтоб Дух отверзался, но ум наш, когда осиявается и просвещается от Духа), Сын и Слово Божие не зрится и не бывает явен в чувстве зрения и слуха нашего (умнаго).

Изъяснив сие, заключаем, что неизреченные оные глаголы, какие слышал божественный Павел, не другое что суть (по моему скудоумному мнению), как сокровенныя и воистину неизъяснимыя и незримыя, чрез осияние от Духа Святаго бывающия, созерцания, и боголепныя и недомыслимыя уразумения пресветлой и пренедоведомой славы и божества Сына и Слова Божия, какия будучи открываемы, более ясными и более чистыми представляются тем, кои достойны того. Вот что, говорю, суть те неслыханныя слышания неизреченных глаголов, то непостижимое постижение непостижимых вещей. Если Апостол сказал, что слышал глаголы (т. е. слухом), а мы, изъясняя сии глаголы, сказали, что это Сын Бога и Отца глаголется чрез Святаго Духа, и вместе с тем чрез осияние Его открывается достойным, и таковое осияние, или откровение бывает, сказали мы, посредством созерцания, а не посредством слышания; то да не покажется тебе сие странным и неверным. Но послушай разрешение сего недоумения и познай дело как есть, да не будешь неверен, но верен. Разрешение же это таково. Внимай!

Бог, Который есть первая причина всего прочаго, един есть. И это едино — есть свет и живот, Дух и Слово, уста и глагол, премудрость и ведение, радость и любовь, царство небесное и рай, небо небес, как и солнце солнцев, и Бог богов, и всякое другое добро, какое бы ты ни сказал, заимствуя мысль о нем от сих видимых вещей, или от того, что выше всех их, — найдешь, что оно есть сие едино, о коем я сказал, и удостоверишься, что оно есть и именуется всеобъемлюще, существенно и господственно — Благо. Оно не имеет никакого совершенно подобия с видимым, но есть выше всякаго видимаго добра, несравненно и неизреченно. И неразделимо сие едино, как видимое разделено одно от другаго, но пребывает одно и тоже, без всякаго изменения. Оно есть всеблаго, высшее всякаго блага. — С другой стороны, и человек, созданный по образу и подобию Божию, почтен тем же образом бытия, и имеет в единой душе и ум, и слово, и единое чувство, хотя оно, по пяти естественным потребностям тела, делится на пять чувств. В отношении к телесному оно нераздельно разделяется посредством пяти частных чувств — зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания, и будучи изменяемо неизменно, проявляет действенность свою, — и видит (не само чувство, но душа посредством его), и слышит, и обоняет, и вкушает, и различает вещи по осязанию. В отношении же к духовному нет необходимости, чтоб это общее чувство разделялось на пять чувств, как бы на пять окон, — не требуются, говорю, ни очи, чтоб, открывая их, видеть тамошния вещи, ни уши, чтобы слышать слово, ни орган обоняния, чтоб обонять тамошния доброты, ни губы и язык, чтоб вкушать и различать сладкое от горькаго, ни руки, чтоб различать твердое и мягкое, тяжелое и легкое. Но оно выходит вне всего этого, что мы сказали, и естественно последует за умом, неразделяясь от него и несясь все всецело с ним; но пребывая всецело единым чувством, оно имеет с собою и в себе пять чувств (или точнее сказать — более), поколику все они едино суть. Теперь сообрази, прошу тебя, поточнее, что излагает слово мое. Душа, ум, слово суть едино, в единой сущности и едином естестве человека, — и это едино чувствует, разсуждает, как разумное существо, понимает, памятует, совещается с собою, желает или не желает, избирает, или не избирает, любит или ненавидит, и, — чтоб не удлинять слова, — это едино есть живущее (существо или сила), которое в одно и тоже время и видит, и слышит, и обоняет, и вкушает, и осязает, и понимает, и знает, и говорит. — Слушай внимательно и вникай в силу того, что говорится тебе, чтоб мог ты понять, какие это неизреченные глаголы, и как слышал их св. Павел, — каковы и открыты были ему и видимы были им в Духе Святом.

Бог Творец всяческих един есть, и сие едино, как мы сказали прежде, есть всякое благо. С другой стороны и душа, разумная и безсмертная, тоже едина есть. И она едина есть вся — чувство, совмещающее в себе все чувства, какия ни есть. Итак, когда единый всяческих Бог является чрез откровение единой разумной душе, тогда открывается ей всякое благо и в одно и тоже время созерцается (ощущается) всеми вместе чувствами ея. Сие единое и всякое вместе благо и видимо бывает ею, и слышимо, и услаждает вкус, и облагоухавает обоняние, осязается, познается, говорит и говорится, знает и знаемо бывает, и что знает, сие сознается. Ибо кто познается Богом, тот знает, что познается, и кто видит Бога, тот знает, что и Бог видит его. Но кто не видит Бога, тот не знает, что Бог видит его, так как сам не видит Его, хотя хорошо видит все прочее. Итак, которые удостоились увидеть зараз всеми вместе чувствами, как одним из многих чувств, сие всеблаго, которое и едино есть и многое, поелику есть всеблаго, те, говорю, поелику познали и каждодневно познают разными чувствами единаго чувства разныя вместе блага, как единое, не сознают во всем сказанном никакого различия, но созерцание называют ведением и ведение созерцанием, слух зрением и зрение слухом, как и пророк Аввакум говорит: Господи, услышах слух Твой и убояхся. Господи, разумех дела Твоя и ужасохся (Авв. 3:1). От кого же это другаго он услышал? Пророчествуя, он о Господе проповедал. Как же говорит: Господи, услышах слух Твой? И что хочет он открыть чрез удвоенное слышание, когда говорит: услышах слух Твой? Что другое, кроме того, что чрез осияние Святаго Духа, или откровение от Него, познал удостоверительно Господа нашего Иисуса Христа, и опять, чрез сокровенное глаголание сего же Святаго Духа научаем, познал все воплощенное домостроительство Господне; и потом сие о Господе учение, которое приял от Духа Святаго, он так усвоил себе, как бы оно было его собственное, и как бы видя Господа, как и в самом деле удостоверительно видел Его чрез осияние от Святаго Духа, говорил Ему: посреде двою животну познан будеши, внегда приближитися летом, познавшися, внегда приити времени, явишися (Авв. 3:2). Так что учение вместе и ведение, которое бывает чрез созерцание, действием Духа, он называет слухом, который слышал, о воплощенном домостроительстве Господа. И тем, что сказал: Господи! показывает, что видел Его пред собою и собеседовал с Ним: ибо какой человек беседует с тем, кого не видит? Ужели кто может, не видя земнаго царя пред собою, говорить ему: о, царю! услышал я определения, какия положила царская власть твоя? Никак. А пророк говорит, и говорит не только — услышал слух Твой, но еще и — познан будеши, и — познаешися, и — явишися; почему, как познавший со всею удостоверительностию весь совет Господа, говорит как бы Ему: то и то хочешь совершить Ты, Господи, как определило царство Твое. Да и все пророческия изречения наибольшею частию тоже значат.

Итак Божественному Писанию обычно таким образом называть слышание созерцанием Бога, и созерцание слышанием Бога. Так и божественный Павел неизъяснимыя созерцания и осияния Святаго Духа, учения и откровения, превосходящия меру человеческаго естества и силы, необычно назвал глаголами, сказав и написав, что слышал неизреченные глаголы. Но в след за сим он написал: и за премногая откровения и проч. Итак, если божественный Павел сказал прежде, что слышал, то почему после того, как услышал, называет он это откровениями, когда откровения бывают чрез созерцание, а не чрез слышание, как говорит и Давид: открый очи мои и уразумею чудеса от закона Твоего (Пс. 118:18)? По чему другому, если не потому, что он, как мы сказали, слышание употребляет вместо созерцания, и созерцание вместо слышания? Также Апостол Павел помянул, что восхищен был до третьяго неба. И опять вопрос, — как же сказал потом, что слышал? И это не по другой причине, как по той, какую мы только что указали. Отсюда заключаем, что восхищением он обозначил вопервых созерцание, какое видел, потом таинства, которыя были в сем созерцании, — и о том, что наияснейше открывало славу оную и Божество, возсиявшее ему, он сказал, что слышал то, — поколику это сообщало ведение, научало видевшаго сие и открывало ему то, что для всех неизреченно и недомыслимо.

Итак в отношении к духовным вещам, как мы сказали, и слышательное и зрительное чувство есть одно и из того, что здесь созерцает кто, или слышит, не может он определительно сказать, что именно есть то, или другое, судя по тому, как он то видит или слышит. Почему Апостол и сказал, что того невозможно изложить человеческим языком. Нам впрочем надлежит подвизаться об очищении самих себя покаянием и смирением, чтоб соединить с единым благим и преблагим Богом все наши чувства, как одно, и тогда все то, чего не можем мы представить и изъяснить многими словами, все то зараз познаем и уразумеем, слыша зрением, и видя слышанием, научаясь созерцанием, и слушая откровением. Впрочем есть еще и иное некое слышание в отношении к вещам наидуховнейшим. Какое же это? То, коим приемлется обетование благ, которыя имеют быть нам даны. Как пророки, пророчествовавшие о первом пришествии Господа, хотя созерцали Его и знали точно, но как оно не было еще сбывшимся во дни их, а имело быть после, то они о том, что было им открываемо и показываемо относительно его, говорили, что слышат то, так как это имело быть в последствии. Так и св. Павел, поелику видел блага царствия небеснаго, какия имеют быть дарованы праведным, и поелику узнал и удостоверился до точности, что любящие Бога от всей души и соблюдающие заповеди Его имеют несомненно получить сии блага, по втором пришествии Господнем и по воскресении мертвых, по обетованию Господа; то и сказал: слышах неизреченные глаголы, яже не леть есть человеком глаголати. — Но почему прежде назвал их благами, а потом называет глаголами? Потому что блага оныя воистину суть некия дивныя и предивныя словеса, чрез кои всякое разумное естество будет услаждаемо неисчерпаемым, вечно живым и живоносным услаждением, будет выну оживляемо божественным оживлением и обвеселяемо. Ибо как Слово Бога и Отца есть Бог, то справедливо осияния и откровения Бога Слова именуются глаголами. Слово есть Бог, и глаголы Его суть лучи и блистания Божества, кои возсиявают от Бога, как молния, и наияснейше нам открываются.

Этих глаголов не могу я изъяснить или истолковать, но возлюбленный ученик Христов Иоанн Богослов, по данной ему от Бога благодати, сказал нечто в объяснение того, что слышал св. Павел, говоря: возлюбленнии, ныне чада Божия есмы, и не у явися, что будем: вемы же, то егда явится, подобни Ему будем, ибо узрим Его якоже есть (1 Иоан. 3:2). Св. Павел сказал, что слышал неизреченные глаголы, которые не может человек произнесть. А Иоанн Богослов говорит: вемы, яко егда явится, подобни Ему будем и узрим Его, якоже есть. Что самое и св. Павел говорит в другом месте: ныне разумею от части, тогда же познаю, якоже и познан бых (1 Кор. 13:12). Видишь, как в отношении к духовным вещам одно и тоже есть ведение и подобие, видение и познание? — Ибо Христос бывает для нас всем — и ведением, и мудростию, и словом, и осиянием, и созерцанием, и знанием, и любящим Его дает вкусить от благ Своих и в настоящей жизни от части, дает также им таинственно слышать и неизреченные некие глаголы, от большей части сокрытые. Ибо если Христос не будет для нас всем вместе, то будет следовать, что царство небесное и блаженство его неполны и несовершенны. То есть, если Христос не будет для всех праведных, вместе с тем, что сказали мы выше, еще и одеянием, и венцем, и обувию, и радостию, и сладостию, пищею, питием, трапезою, ложем, упокоением, неизреченною красотою, и всем другим, что пригодно для услаждения, славы и радования, но будет недостаточествовать хотя в одном каком–либо благе и для одного только из имеющих обитать там; то лишение этого недостающаго блага даст место печали, и следовательно печаль войдет в среду неизреченной радости веселящихся, а из этого явно станет, что ложно слово писания, которое говорит: отбеже болезнь, печаль и воздыхание (Исаии 51:11). Но этого никак не будет, а будет там всяческая во всех и всякое благо будет преизбыточествовать вместе со всеми благами, и насыщать сверх меры все чувства призванных и сидящих на браке Христа Царя, и Сам Христос Бог будет вкушаем и пием, так как Сам Он есть всякий вид пищи, пития и сластей. Христос будет тогда видим всеми, и Сам Христос будет видеть все безчисленныя мириады святых, ни с кого глаз не сводя, так что каждому из них будет казаться, что Он на него смотрит, беседует с ним и приветствует его; и никто не будет опечален тем, будто Христос не обратил на него внимания и презрел его.

Христос, как мы сказали, будет тогда и венцем, имеющим увенчать главы всех святых. Не приемля никакого изменения, но пребывая неизменным, Он будет являть Себя инаковым для одного, и инаковым для другаго; будет уделять Себя каждому, как подобает и как он того достоин. Сам Христос имеет быть тогда для всех и одеянием, таким одеянием, каким облещись подвизался каждый и облекся, находясь еще в сей жизни; и никак невозможно, чтобы кто–либо вошел на тот таинственный брак, не быв облечен в это пресветлое одеяние. Если же бы случилось такому, смешавшись с достойными, войти туда тайком (что однакож никак невозможно), то он тотчас изгнан будет вон. И Владыка Христос, желая показать нам, что никому одетому в мрачныя рубища невозможно пребыть на браке, истолковал это притчею, в которой сказав: друже, како вшел еси семо, не имый одеяния брачна, прибавил потом: связавше ему руце и нозе ввержите его во тму кромешнюю (Мф. 22:12). Полагаю, что Господь сказал таким образом не потому, что тот мрачно одетый вошел на браки, утаившись от Бога, пред Коим ничего нет утаеннаго, но потому, что еще не пришло время открыть такое таинство, и Он не хотел сказать прямо, что туда на браки невозможно войти никому, кто не одет в одеяние Божества Моего, почему и прикрыл слово о том под таким образом. Но Апостол Павел прямо уже открыл сие, говоря: якоже облекохомся во образ перстнаго, да облечемся и во образ небеснаго (1 Кор. 15:49). А каков образ небеснаго, о сем послушай, что говорит тот же божественный Павел: Иже сый сияние славы Его и образ ипостаси Его (Евр. 1:3), — наиточнейший образ Бога и Отца. Итак образ Отца есть Сын, и образ Сына есть Дух Святый. Видевший Сына видел Отца, и видевший Духа Святаго видел Сына. Апостол говорит: Господь же Дух есть (2 Кор, 3:17), и опять: сам Дух ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными (Рим. 8:26), вопия: Авва Отче! (Рим. 8:15). Дух взывает: Авва Отче! не потому, что Дух есть Сын, — да мимоидет от нас такая хула! — но потому, что Сын Божий видится и созерцается Духом Святым, и что ни Сын никому не открывается без Духа, ни Дух без Сына; но вместе с Духом открывается Сын и Сам чрез Духа взывает: Авва Отче!

2. Ты же, возлюбленный, если не знаешь еще того, о чем я говорю, не отчайся и не скажи: того, о чем ты говоришь, я совсем не знаю, и не могу тому научиться, и не чаю, чтоб мог когда–либо достигнуть до высоты такого ведения, созерцания и чистоты. Но опять не скажи и так: если невозможно войти в царствие Божие тому, кто еще в настоящей жизни не облечется во Христа, яко Бога, не взойдет до созерцания Его и не достигнет того, чтоб Он обитал внутрь его (я же не могу успеть ни в чем таком); то какая мне польза и подвизаться ради этого, из–за этих подвигов лишать себя наслаждения настоящими благами? — Смотри, не говори такого слова и даже не думай так. Но если тебе угодно и если желаешь послушать моего совета, я с помощию Духа Святаго, истолкую тебе, в чем настоящий путь и способ спасения.

Итак перво–на–перво, от всей души поверь, что все сказанное мною есть совершенная истина, свидетельствуемая Божественными Писаниями, и что всякий верующий в Сына Божия долг имеет быть именно таковым: ибо нам дана область чадами Божиими быти, и если восхощем, нет к тому никакого препятствия. Для этого было все воплощенное домостроительство и снисшествие Сына Божия на землю, — т. е. для того, чтоб нас соделать общниками и наследниками Божества и царства Своего посредством веры в Него и соблюдения заповедей Его. Ибо если не уверуешь, что это бывает именно так, как я сказал выше, то конечно не станешь и искать того, а не взыскавши не получишь. А Господь говорит: ищите и обрящете: просите и дастся вам (Матф. 7:7). После же того, как уверуешь, последуй Божественным Писаниям и делай все, что они тебе говорят. Поступая так, найдешь все это, как написано мною, непогрешительным. И не только это, но найдешь и другое многое, большее этого, — найдешь написанным в Божественных Писаниях. Что же это такое? То, чего око не видало, о чем ухо не слыхало, и что на сердце человеку не всходило, — блага, уготованныя Богом любящим Его. И если ты несомненно поверишь тому, что я сказал, то всеконечно увидишь это и ты, как и Павел, и восхищен будешь в рай, куда вошел разбойник вместе со Христом, и услышишь там неизреченные глаголы.

Хочешь ли, я иным некиим образом объясню тебе, какия это блага, ихже око не виде и ухо не слыша и на сердце человеку не взыдоша? — Полагаю, что всячески тебе желательно послушать, чего и сам Павел, видевший то, не сказал и не изложил. А почему не сказал он этого? Потому, думаю, чтоб не подвергать людей греху неверия, — что услышат, и не поверят: так что если и ты не уверен, что поверишь тому, что имею сказать тебе, то лучше тебе не слышать о том. Ибо если услышишь и не поверишь, но преслушаешь слова мои, или лучше сказать, слова Божии; то само это слово осудит тебя в день суда, — что слышал и не поверил. Почему, не колеблясь сомнениями слушай слова мои, или, как пред сим сказал я, слова Божии. — Познай же искомое нами решение вопроса о неизреченных глаголах, слышанных св. Павлом в раю, что это суть вечныя оныя блага, и что блага сии, которых око не видало, о которых ухо не слыхало и ум человеческий никогда не помышлял, которыя однакож Бог уготовал любящим Его, — блага сии не на высоте спрятаны, не в каком–либо месте заключены, не во глубине сокрыты и не в последних пределах земли или моря обретаются, — но суть пред очами твоими. — Какия же это они? — Вместе с благами, усокровиществованными на небесах, есть Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа, кои мы каждодневно видим, вкушаем и пием. Вот что суть блага оныя! — И помимо их, пройди всю тварь, нигде не найдешь ты ни одного из тех благ, о коих я сказал. Если желаешь удостовериться в истине слов моих, стань сперва святым чрез делание заповедей Божиих, потом причастись святых и пречистых Тела и Крове Христовых, и тогда опытом точно познаешь силу слов моих. А чтоб тебе поверить удобнее этим моим словам, выслушай собственныя слова Господа, которыя сказал Он иудеям, а также и ученикам Своим: аминь, аминь глаголю вам: не Моисей даде вам хлеб с небесе: но Отец Мой даст вам хлеб истинный с небесе. Хлеб бо Божий есть сходяй с небесе и даяй живот миру. Реша убо к Нему: Господи, всегда даждь нам хлеб сей. Рече же им Иисус: Аз есмь хлеб животный: грядый ко Мне не имать взалкатися, и веруяй в Мя не имать вжаждатися никогдаже. — Роптаху убо иудее о Нем, яко рече: Аз есмь хлеб сшедый с небесе. И глаголаху: не сей ли есть сын Иосифов, егоже мы знаем отца и матерь? Како убо глаголет сей, яко с небесе снидох? (Иоан. 6:32—35, 41, 42). Внемли же себе и ты, чтоб не возроптать подобно Иудеям и не сказать: не хлеб ли это, — что на дискосе, и не вино ли то, что в чаше? Как же говорит сей, что сей видимый хлеб и сие видимое вино суть оныя блага, которых око не видало и о которых ухо не слыхало и ум человеческий никогда не помышлял? Но послушай, что сказал Господь тем, кои роптали тогда и говорили такие слова: Отвеща убо Иисус и рече им: не ропщите между собою. Никтоже может приити ко Мне, аще не Отец пославый Мя привлечет его, и воскрешу его Аз в последний день (Иоан. 43:44). Как бы говорил Он им: чего ради не верите вы и сомневаетесь в этом? Никто не может познать божества Моего (ибо это означают слова: никтоже может приити ко Мне), если Отец Мой не привлечет его и не подымет до познания сего. Но привлечение здесь не какое–либо насилие или принуждение показывает, а призвание посредством откровения. Ихже бо предуведе и предустави, тех и призва чрез откровение Сына Своего (Рим. 8:29, 30), восхищая их, некоторым образом, любовию Сына Своего, им открываемаго. Яснее это показывают следующия за тем слова Господа: есть писано во пророцех: и будут вси научени Богом. Всяк слушаяй от Отца и навык, придет ко Мне: не яко Отца видел есть кто: токмо сый от Бога, сей виде Отца (Рим. 8:45, 46). Итак только наученный Богом может уверовать в Сына Божия. И опять Господь говорит: аминь, аминь глаголю вам: веруяй в Мя, имать живот вечный. Аз есмь хлеб животный. Отцы ваши ядоша манну в пустыни, и умроша. Сей есть хлеб сходяй с небесе, да аще кто от него яст, не умрет. Аз есмь хлеб животный, сшедый с небесе: аще кто снесть от хлеба сего, жив будет во веки: и хлеб, егоже Аз дам, плоть Моя есть, юже Аз дам за живот мира. Пряхуся же между собою жидове, глаголюще: како может сей нам дати плоть Свою ясти? Рече же им Иисус: аминь, аминь глаголю вам: аще не снесте плоти Сына Человеческаго, ни пиете крове Его, живота не имате в себе. Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь, имать живот вечный, и Аз воскрешу его в последний день. Плоть бо Моя истинно есть брашно, и кровь Моя истинно есть пиво (Иоан. 6:47—55). Слышал, что причащение Божественных и пречистых Таин есть живот вечный, и что тех, кои имеют в себе сей живот вечный, Господь воскресит в последний день? Не так это, чтоб другие остались в гробах, но так, что имеющие в себе живот воскреснут для вечной жизни, а прочие воскреснут для вечных мучений. И чтоб тебе понять, что это истинно, слушай, что далее следует: ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает, и Аз в нем. Якоже посла Мя живый Отец, и Аз живу Отца ради: и ядый Мя жив будет Мене ради (Иоан. 6:56, 57). Видишь, что говорит? Слышишь, как ясно–ясно взывает Сын Божий, что, чрез причащение пречистых Таин, такое же имеем мы единение и жизнь со Христом, какое единение и жизнь имеет Он Сам со Отцем? Ибо как Он едино есть с Богом и Отцем Своим по естеству, так, говорит, и мы едино бываем с Ним по благодати, когда вкушаем плоть Его и пием кровь Его. И чтобы мы не думали, что все сие совершает видимый хлеб, Он говорил: Аз есмь хлеб сходяй с небесе. Не сказал только: сшедый (ибо это означало бы, что Он только один раз сошел), но что говорит? сходяй с небесе, т. е., Я всегда схожу и прихожу к тем, которые причащаются достойно. При этом, желая отвлечь ум наш от видимаго, или лучше сказать, желая возвести нас посредством видимаго к созерцанию невидимой славы ипостаснаго Божества Своего, Христос Господь говорил: Аз есмь хлеб животный, и опять: Отец Мой даст вам хлеб истинный, не от земли, а с небесе. Говоря: хлеб истинний с небесе, показал тем, что хлеб, который от земли, не есть истинный, как не приносящий потребной пользы. И чтоб яснее это показать, говорит: хлеб Божий есть сходяй с небесе и даяй живот миру. Опять говорит: сходяй и опять: даяй живот. Для чего? Для того, чтоб ты не подумал, что Он говорит о чем–либо телесном и, причащаясь, не представлял что–либо земное, но самую эту малую часть, коею причащаешься, умными очами души своей созерцал обоженною, соделавшеюся совершенно подобною хлебу, сходящему с небеси, который есть Бог истинный, — хлеб и питие безсмертной жизни; дабы не остаться, тебе в неверии, с одним хлебом, который видишь чувствами своими, и таким образом не вкушать хлеб лишь земный, а не небесный, и не лишиться за то живота, яко не вкусившему духовно небеснаго хлеба, как говорит Сам Христос: Дух есть, иже оживляет, плоть не пользует ничтоже (Иоан. 6:63). Каких это не пользует? Тех, которые говорят, что Он простой человек, а не Бог. И ты верный, если причащаешься хлеба только, а не тела обоженнаго, и если не веруешь, что при сем приемлешь в себя Самого Христа всего, как надеешься приять от Него живот и иметь Его в себе ощутительно для чувства души твоей? ибо слышишь, что говорит Он? Ядый Мя, т. е., с неба сходящий хлеб, жив будет во веки. И опять: плоть не пользует Дух есть иже оживляет. Истинно Дух есть, Иже очищает нас и делает достойными причастия тела Господня. Ибо те, которые, причащаются недостойно, суд себе ядят и пиют, не разсуждая тела Господня, как говорит Апостол.

Итак елицы вернии, елицы познали силу таинств, о коих мы сказали и говорим, елицы вкусили хлеба небеснаго и с ним стяжали живот вечный, даруемый сим небесным хлебом, т. е. Сыном Божиим, и стали пребывать в Нем и с Ним, — приидите, восхитимся духовно и мысленно и мы до третьяго небесе, или, лучше сказать, до самаго неба Пресвятыя Троицы, да видим и слышим все то, что было изглаголано и что однакож пребывает неизглаголанным, и да вкусим, да обоняем и да осязаем то добре руками души своей, т. е., да познаем то истинно умным чувством, и за тем возблагодарим и прославим человеколюбиваго Бога, говоря: препрославлен буди, Господи, благоволивший явитися и открытися в нас, и во всех вообще, скажем так, братиях наших.

Отцы и братия, монахи вкупе и мирские, богатые и бедные, рабы и свободные, юноши и старцы, и всякий возраст и род, послушайте! Бог не ложен и не безсилен сотворить то, что обещал. Он не укоснит посетить все языки, и никому невозможно укрыться от очей Его, или стерпеть явление славы Его в день суда. Ибо когда небеса с шумом мимо идут, стихии же сжигаемы разорятся, как говорит св. Петр (2 Петр. 3:10), тогда невозможно человеку стерпеть день пришествия неприступнаго Бога, живущаго во свете неприступном, Который, всегда пребывая в нем (свете) и с ним приходя в мир, так имеет быть узрен всяким человеком. Тогда грешников объимет истинно великий страх и трепет, и нет скорби и печали, нет болезни и муки, которыя могли бы сравняться с теми, какия испытают тогда грешники. Но которые веруете этому и желаете спасения себе, послушайте, что говорит Дух Святый: да возвратится вспять каждый из вас от злаго пути, которым идет, т. е. да оставит грехи, которые творит; научитеся добро творити; избавьте обидимаго; взыщите притрудно Господа и жива будет душа ваша; уклонитеся от зла и сотворите благо; цари возлюбите облекаться паче в целомудрие, правду, истину и веру благочестивую, нежели украшаться царским венцем и царскими одеждами; патриархи, если вы не други Богу и не сыны Его, сойдите с тронов ваших и подите прежде самих себя научите от Божественных Писаний, и когда станете отображением Бога и уподобитесь Ему, тогда приближьтесь со страхом и трепетом, и осяжите божественная; если же не так, то, когда явится Бог, тогда познаете, что Он есть огнь поядаяй не тех, кои возлюбили Его, но тех, кои не хотели приять Его, когда Он приходил просветить их. Властители покоритесь и смиритесь; и богатые станьте лучше бедными, потому что неудобно богатому внити в царствие небесное. И если богатому неудобно внити, то властителю и совсем невозможно внити. Да, невозможно: ибо Господь говорит ученикам Своим: князи язык господствуют ими. Не такоже будет в вас, но иже аще хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга: и иже аще хощет в вас быти первый, буди вам раб (Мф. 20:25—27). Князем Писание называет того, кто ищет лишь себе чести и славы, и силою власти своей творит лишь свою волю. Но если Господь наш и Бог, снизшедший на землю для спасения нашего и нам во всем подавший спасительный пример, говорил: снидох с небесе, не да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца (Иоан. 6:38); то кто из верующих в Него может спастись, не творя воли Божией, а только свою собственную? И что я говорю — спастися? таковому невозможно верным быть и христианином истинным именоваться. Это объявляет Сам Христос Бог наш, когда говорит: како вы можете веровати, славу друг от друга приемлюще, и славы, яже от единаго Бога, не ищете (Иоан. 5:44)? Почему всякий, ищущий славы Божией и во всяком деле всячески подвизающийся творит не свою, а Господню волю, никогда не возмечтает властвовать над кем–либо другим, или представлять себя высшим кого, малаго или большаго; но чем большее дадут ему настоятельство, и чем пространнейшее поручат управление, тем больше будет он иметь себя искренно низшим и меньшим, и почитать слугою тех, коих имеет под своею властию. Но те, которые не имеют такого расположения, но ищут человеческой славы и жаждут богатства и утех, такие (стыдно поистине сказать) суть язычники, а не христиане настоящие, как изрек божественный глас Иисуса Господа и Бога нашего: всех сих языцы ищут; вы же ищите прежде царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам (Лук. 12:30).

3. Но знаете ли, какого царствия велит Он искать нам? Того ли, которое находится на высоте небесной и имеет открыться по воскресении всех мертвых? И когда заповедует нам искать его, сколь далеким полагает Он его от нас? Слушай внимательно, да познаешь, какого царства искать велит нам Господь. Бог Творец и устроитель всяческих над всем царствует, и небесным, и земным, и преисподним; наипаче же царствует Он над нами правдою, ведением и истиною. И вот сего–то царства искать велит нам Господь, т. е. искать, да царствует и над нами Бог. Как же да царствует? Да возседит поверх нас, как на колеснице, да держит руками Своими желания душ наших, как бразды, и находя нас послушными, да направляет нас туда, куда хочет, управляя желаниями нашими, как конями по воле Своей, чтоб мы охотно покорствовали заповедям и повелениям Его и исполняли их. Этим способом царствует Бог в тех, в которых никогда не царствовал, после того как они очищаются посредством слез и покаяния и делаются совершенными духовною мудростию и разумом. Так и люди в мире сем бывают как Херувимы на небе, имея на раменах душ своих Бога. Кто же столько несмыслен и безчувствен, чтобы не возжелал увидеть такую божественную славу, и не употребил всех усилий и подвигов стяжать ее, но лучше воспохотствовал стяжевать богатство, или славу, или власть мирскую? Или, лучше сказать, кто столько окаянен и умоизступлен, чтоб подумал, что кроме царствия и славы Божией есть другое нечто более великое, слава ли, или царство, или богатство, или честь, или власть, или удовольствие, или другое что из того, что именуется и почитается благом на земле или на небе, чтобы, сравнив, избрать ему лучше это, а не то? Для имеющих разум поистине нет другаго блага, кроме царствия Божия.

Посему никто да не дерзает несмысленно отгонять от себя Христа, Который повсюду ходит ища, да царствует над всеми нами. Никто, прошу вас, да не лишает себя сего великаго и вожделеннаго дара. Никто да не низпадает от сей истинной славы. Никто да не оставляет Щедродавца Бога, Творца всего сущаго, из–за временнаго богатства. Никто да не отрицается Владыки всяческих из–за пристрастия любви к родителям, друзьям и сродникам. Никто да не погубляет сладости истинной жизни из–за похоти плотской. Никто да не отчуждает себя от вечной и нескончаемой славы из–за славы временной. Но приидите, совокупимся все во едино и взыщем, да приидет и воцарится в каждом из нас Тот, Кто есть выше всякаго начала и власти и всякаго имене именуемаго; каждый из нас да восприимет в себя всего Его и да имеет Его неотлучным от себя день и ночь, чтобы Он просвещал его Своим пресветлым и неприступным светом (тем светом, который имеет тогда попалить врагов Божиих, когда Он приидет сотворить суд над ними, неверующими в Него, не приемлющими Его и не хотящими, да царствует Он над ними), сшествовал с ним внутрь жилища его, опочил с ним на одре его, объял его невидимыми объятиями Своими и облобызал неизреченным целованием; чтоб утешал его в болезни, отгонял печали и скорби, изгонял бесов, каждочасно подавал ему радость и слезы сладчайшия меда и сота, врачевал душевныя и телесныя страсти, уничтожал страх смерти, изводил неизреченно источники жизни, и после смерти возводил каждаго из нас на небеса небес. Все сие надлежит тебе, возлюбленный, познать самым делом и испытать всем чувством души твоей, чтоб стяжать в себя Бога, Который возводил бы тебя вместе с Собою на небеса, теперь в сей жизни без тела, а после в другой жизни воскресил бы тебе и тело сие, соделав его вседуховным, и потом уже царствовал над тобою нескончаемые веки, тебя носил, и Сам тобою был носим, сый над всеми Бог, Коему подобает всякое благодарение, честь и поклонение, со безначальным Его Отцем, и пресвятым, благим и животворящим Его Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ [2]

1. О любви, и о том, какова жизнь и каковы дела добродетельных мужей. 2. И ублажение тех, которые имеют сердечную любовь.

1. Братия мои возлюбленные! Хочу беседовать с вами о душеспасительных предметах, и стыжусь (свидетель мне Христос — истина!) любви вашей, зная мое недостоинство. Потому желал бы ( как ведомо то Господу ) всегда молчать, и очей своих не поднимая, чтобы воззреть на лице человека, так как обличает меня совесть моя, что определен, не будучи того достоин, быть руководителем всех вас, как будто знаю путь добродетели — я, который не знаю даже того, что под ногами моими, и еще не вступал на путь Божий. Почему много скорблю, что я смиренный присужден руководить вас честнейших меня, которых самому мне надлежало бы иметь своими руководителями, потому что я ниже всех вас и не имею слова, свидетельствуемаго и подтверждаемаго моими делами и жизнию моею, чтобы действовать на вас, воспоминая вам о законе Божием и о святой воле Его. Ибо знаю, что никогда ничего не делал из того, что хочу сказать вам, а мне хорошо очень известно, что Господь и Бог наш не того ублажает, кто только учит, но того, кто прежде творит, а потом учит. Иже, говорит Он, сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небеснем (Мф. 5:19). Потому что и те, которые слушают такого учителя, бывают готовы подражать ему, не столько получая пользы от слов его, сколько будучи подвигаемы и понуждаемы делами его действовать подобно ему. Этого я не имею, и совесть моя свидетельствует, что нет во мне ничего добраго. Но прошу и молю вас, братия мои возлюбленные, не смотрите на мою нерадивую жизнь, а на повеление Христа Господа и наставления святых отцев; так как эти богопросвещенные отцы наши никакого не предали нам правила, котораго не исполнили бы наперед сами.

Итак, заповеди Христовы да будут единым общим для всех нас путем, который бы вел нас на небеса и к самому Богу. Хотя слово объявляет много путей, много указывает способов, могущих привесть человека в царство небесное, но в самом деле путей немного, а один путь, только он разделяется на многие пути, сообразно с силою и произволение каждаго. Ибо каждый из нас начинает особыми делами и деланиями, как–бы мы начинали движение из разных мест и городов, стремясь однакожь придти в одно и тоже место, т. е. в царство небесное. Когда слышим о деланиях и путях тех людей, которые жительствуют по Богу, то должны разуметь под этим духовныя их добродетели. И те, которые начали шествовать ими, должны все одно иметь в виду и к одной стремиться цели, чтобы всем из разных стран и мест собраться в один город, т. е. в царство небесное, и сподобиться соцарствовать Христу, покорствуя единому Царю, т. е. Богу и Отцу.

Итак, один указали мы город; идущие же в него хотя идут из разных стран, но путь каждаго одинаков со всеми другими: это любовь. Мы имеем святую и нераздельную троицу добродетелей — веру, надежду и любовь, и последняя — первая есть, и большая всех, как предел доброт (нравственных). Ею удомостроительствована вера наша, на ней основана надежда и без ней ничто из сущаго не происходило и никогда не произойдет. У этой любви много имен и дел много, и признаков ея преобильно, и свойств премногое множество. Но существо ея одно и для всех совершенно непостижимо, и для ангелов и для людей, и для всякой другой твари, нам, может быть еще неведомой. Она неизъяснима словом, неприступна в славе, неизследима в советах. Она и вечна, ибо безвременна. И незрима она, ибо умопредставляется, но не постигается. Много красот у ней, нерукотвореннаго и Святаго Сиона, которыя как только начнет кто узревать, престает уже утешаться привлекательными видимостями мира и любить славу его.

2. Позвольте же, братие, мне побеседовать несколько с сею любовию и приветствовать ее, чтоб сколько могу, удовлетворить тем приверженность мою к ней. Ибо привел я себе на ум красоту непорочной любви, и внезапу возсиял свет ея в сердце моем, и от сладости ея стал я восхищенным вне себя; престало действие телесных чувств моих, вышел я мысленно из настоящей жизни и забыл обо всем, что есть в мире сем. Но не знаю, как она опять отступила от меня, и оставила меня одного оплакивать немощь свою. О любовь превожделенная! Блажен, кто возлюбил тебя, потому что такой не восхощет уже полюбить страстно никакой красоты человеческой. Блажен, кто соплелся с тобою божественным вожделением, потому что такой отречется от всего мира и со всяким сближаясь человеком, не осквернится. Блажен, кто пленился красотами твоими и насладился ими полным желанием, потому что такой освятится в душе пречистою кровию и водою, которые сочатся и каплют из тебя. Блажен, кто облобызал тебя всем сердцем, потому что такой изменится добрым изменением в духе своем и возрадуется душею своею, так как ты сама — неизреченная радость. Блажен, кто стяжал тебя, потому что такой не будет уже во что–либо ставить все сокровища мира, так как ты сама — воистину богатство, никогда неоскудевающее. Блажен и треблажен тот, кому подала ты десницу свою, потому что такой, при всем видимом безславии, будет славнее всех славных и честнее всех чтимых. Похвален, кто тебя ищет, прехвальнее, кто тебя обретет, но блаженнее всех тот, кто возлюблен будет тобою, кого посадишь ты одесную себя, кто научен будет тобою, кто обитать будет в тебе, кто напитан будет от тебя безсмертною пищею, т. е. Господом нашим Иисусом Христом.

О любовь божественная! Где держишь ты Христа? Где скрываешь Его? Для чего взяла ты Избавителя мира, и отдалила Его от нас? Отверзи немного и для нас дверь свою, да узрим и мы Христа, за нас пострадавшаго, и возуповаем на милость Его, потому что коль скоро узрим Его, то уже не умрем никогда. Отверзи нам — ты, соделавшаяся для него дверию к воплощенному Его домостроительству, и понудившая непонуждаемыя, а сами по себе богатно изливающияся утробы щедрот Владыки нашего подъять грехи и немощи всех человеков, — и не отгоняй нас, говоря: не вем вас. Прииди к нам и познай нас, так как мы неведомы тебе. Возобитай в нас, чтоб ради тебя пришедши Господь посетил и нас смиренных, сретаемый тобою, так как сами мы нимало того недостойны, — чтоб, пришедши, Он пребыл немного, беседуя с тобою, а между тем позволил бы и нам грешным припасть к пречистым стопам Его, ты же замолвила бы при том доброе о нас слово и исходатайствовала отпустить нам долг грехов наших, да сподобимся через тебя опять поработать и послужить Ему, Владыке нашему. И Он восприял бы попечение о нас и препитал нас.

О святая любовь! Когда бы нам получить отпущение ради тебя и сподобиться вкусить благ Владыки нашего, которых сладости без тебя никто не может опытом дознать. Кто не возлюбил тебя, как должно, и кто не возлюблен тобою, как подобает, тот, может быть, и течет, но еще не постиг. О том, кто течет, сомнительно еще, постигнет ли, прежде чем кончится течение. Но кто тебя постиг, или кого ты постигла, о том не может быть никакого сомнения, успех его верен. Ибо ты — конец закона, ты, объемлющая меня, согревающая меня и воспламеняющая сердце мое к безмерному возлюблению Бога и братий моих. Ты наставница Пророков, сшественница Апостолов, сила мучеников, вдохновение Отцев и учителей, совершенство всех святых и самого меня успособление к настоящему служению.

Но простите мне, братие, что я немного отступил от предмета слова сего. Приверженность моя к любви побудила меня к тому. Вспомнил я о ней, — и возрадовалось сердце мое, и я устремился к пению чудес ея. Прошу же и вашу любовь, взыщите ее, сколько сил есть, с верою теките в след ея, да постигнете, и даром не пропадет надежда ваша. Ибо все труды и подвиги, которые начала и конца своего не имеют в любви с духом сокрушенным, тщетны и безполезны. Ученика Христова нельзя познать ни по какой другой добродетели, кроме как по любви, как говорит сам Христос: о сем разумеют вси, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Иоан. 13:35). По любви Бог сделался человеком и пожил с нами. По любви претерпел Он волею все животворныя страсти, чтобы избавить человека от узилищ ада и возвесть на небеса. По любви Апостолы совершили свое непрерывное течение и, сетию слова уловив всю вселенную, извлекли ее из глубины идолослужения на берег царствия небеснаго. По любви мученики пролили кровь свою, чтоб не потерять Христа. По любви с готовностию жертвовали жизнию своею за святую соборную и апостольскую Церковь богоносные отцы наши и учители вселенныя. По ней и я, вступив в предстоятельство над вами, подвизаюсь учить вас божественным словесам, да явлюсь подражателем оных учителей Церкви нашей, сколько это под силу мне, с готовностию подъять всякой труд и все претерпеть, чтоб только сделать с своей стороны все, что служит ко благу и назиданию вашему, и представить вас на мысленную трапезу Христову, как жертвы совершенныя и всесожжения разумныя. Вы — чада Божии, и Он предал мне вас, как малых детей на воспитание. Почему вы — утробы мои, очи мои. Вы — похвала моя и печать моего учительства, говоря словами Апостола.

Восподвизаемся же, возлюбленные о Христе братия мои, о том, чтоб, как другими добродетелями благоугождаем мы Христу Господу, так благоугодить Ему и любовию, какую надлежит иметь между собою друг к другу, да радуется Бог нашему согласию и совершенству в любви; да радуюсь и я смиренный, видя всегда ваше преспеяние в жизни по Богу, что она простирается все на лучшее и лучшее в вере, чистоте, в страхе Божии, в благоговеинстве, в духе сокрушения и смирения, в болезновании сердца со слезами, которыми очищается душа и вся исполняется божественным светом и Духом Святым. И да будет сия радость моя в благословение вам и приложение вечнаго и блаженнаго живота, во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТЬ ЧЕТВЕРТОЕ

1. О совершенной любви, — какое действие ея? 2. И о том, что если не попечемся приять благодать Святаго Духа здесь, в настоящей жизни, то невозможно нам быть верными и христианами; не будем мы также чадами Божиими.

1. Если тот, кто будучи злонравен, держит пред глазами мира вид человека добродетельнаго, чтоб прельстить и погубить многих; если, говорю, такой человек окаянен пред Богом, мерзок и достоин всякаго осуждения пред людьми: то явно, что тот, кто будучи безстрастен, кажет себя миру страстным (как делали многие из древних отцев, чтоб послужить многим во благо и спасение), — прехвален и преблажен. Ибо как диавол, — который отдалил человека от Бога и лишил его всех благ рая, тем, что, скрывшись в змия, посоветовал ему по видимости доброе и полезное, во истине же смертоносное, — оказался богоборцем и человекоубийцею: так напротив тот, кто пред очами мира кажет себя не добрым и говорит некия слова, по видимости лукавыя, имея в виду — узнать диавольския дела тех, которые кажутся лишь добродетельными и благоговейными, чтоб обратить их на путь покаяния и спасения, поистине есть подражатель Христов, споспешник воле Божией, спаситель и избавитель человеков.

Это впрочем могут делать только те, которые не привязаны к миру сему и никакого не имеют пристрастия к привлекательным видимостям его, но совершенно отчуждившись от всякаго мирскаго пристрастия, всецело соединились с Богом и имеют внутрь себя всего Христа, и делом, и искусом, и чувством, и ведением, и созерцанием. Худо конечно подсматривать за кем и любопытно разведывать, что говорит и что делает ближний наш; но это тогда только, когда кто делает это с худою целию, чтоб охулить его, или обезчестить, или ославить, повсюду разглашая, что видел или слышал. Но если кто делает это с доброю целию, чтоб исправить погрешности ближняго своего, с любовию к нему, благоразумием и знанием дела, молясь притом Богу о спасении его от всей души и со слезами, то это не худо. Знаю я человека, который употреблял многие способы и разные приемы, чтоб узнать, что делают жившие с ним, но делал это не для того, чтоб вред им какой причинить, но для того, чтоб потом поспособствовать им оставить худыя дела свои и злые помыслы, привлечь к себе кого словом, кого каким либо подарком, кого другим каким образом; и иногда плакал то об одном, то о другом, иногда бил себя в лице и в грудь за спасение кого–либо, иногда сам принимал лице согрешившего словом или делом и воображая себя самого согрешившим грехом брата, исповедал грех сей Богу и молил о прощении, обильныя проливая слезы. Знал и другаго, который так много радовался о подвизающихся, исправляющих всякую добродетель и преуспевающих в добре, как бы уверен был, что получит воздаяние за их добродетели и подвиги, паче их самих подвизающихся; и опять о тех, которые согрешили словом, или делом, и оставались в грехе, так сильно скорбел и сокрушался, как бы не сомневался, что он один имеет дать ответ за всех их и быть вверженным во ад. Знаю я и такого, который так сильно желал спасения братий своих, что много раз с теплыми слезами умолял Бога, чтоб или и они спасены были, или и он вместе с ними предан был мукам. Движимый богоподражательною теплою любовию, он никаким образом не хотел спасен быть без братий своих. Ибо так соединился с ними духовно, союзом святой любви, в Духе Святом, что и в царство небесное не желал внити, отделясь от них. О единение святое! О союз святый! О неизъяснимая сила души любомудренной, или лучше сказать, Богоносной, совершенной в любви к Богу и ближнему.

2. Кто не достиг еще в меру такой любви и не видит в душе своей никаких признаков оной, тот еще по земному и на земле живет, или, лучше сказать, такой еще под землею кроется, как крот: ибо подобно этому кроту, и он слеп, и только слухом слышит тех, которые говорят поверх земли. Какое несчастие! Рождены мы от Бога во святом Крещении, соделались безсмертными, сподобились именоваться небесным именем, и быть наследниками Богу, сонаследниками же Христу, и гражданами небесными, — и еще не приняли чувством, и не познали искусом толиких благ. Но как не чувствует железо, как полагают его в огонь, — как не чувствует бездушная кожа, как ее окрашивают, — таковы же и мы, когда, такими Божиими обложены быв благами, исповедуем, что никакого о них не имеем чувства. Представляя из себя христиан, показываем миру, что мы верные и совершенные христиане, хвалимся верою своею и столькими благами, от Бога в ней полученными; но на дела веры остаемся неподвижными, и живем жизнию, поистине окаянною и жалости достойною. В этом отношении мы похожи на актеров театральных, которые принимают образ царей и других великих людей, сами в себе будучи самыми бедными и ничтожными, или походим на блудниц, которыя от природы некрасивы, но поднарядившись и подкрасив себя румянами, воображают себя красавицами. Характеристическия же черты и признаки христиан, рожденных от Бога, не таковы. — Но как дитя, вышедши из чрева матери, чувствует воздух сей, не зная того, и тотчас само–собою начинает кричать и плакать: так и тот, кто, быв рожден благодатию Всесвятаго Духа, выходит из мира сего, как из мрачной некоей утробы и входит в мысленный и небесный свет, и некоторым образом проникает несколько в божественный оный свет, — в тоже время вдруг исполняется неизреченною радостию и испущает слезы без печали, помышляя о том, из какого рабства тмы освободился он, и в какой блистательный свет сподобился войти. Таково начало христианства! Те же, которые не видели и не испытали такого блага или испытавши потеряли, а взыскать снова его не взыскали от Бога, в терпении и долгом злострадании, в плаче и слезах, чтоб, очистившись делами покаяния, т. е. постом, бдением, молитвою, сердечным сокрушением и прочим подобным, опять улучить оное потерянное благо, то–есть, благодать Св. Духа и соединиться с ним, — Таковые как могут, скажи мне, даже именоваться христианами, когда они совсем не таковы, какими следует быть христианам? Рожденное от плоти плоть есть, и рожденное от Духа дух есть. Тот же, кто родился от Духа и стал мужем совершенным, и однакожь никогда не подумал, какую благодать потерял по причине недоброй жизни своей и не сознал, что долг имеет обновиться духовно через покаяние и снова приять божественную благодать для изменения жизни своей, и никакой о том не поимел заботы и попечения, — таковый как может быть духовным чадом Божиим? Или как может быть причислен к истинным христианам, которые суть духовныя чада Божии? Разве сам собою тайком вмешается он в среду чад света и сядет вместе с ними за царскую трапезу? Но за это изгонят его вон, как не сына света, а плоти и крови, и, связав руки и ноги, ввергнут в огнь вечный, уготованный диаволу и аггелам его. И праведно. Ибо того, кто получил власть быть чадом Божиим и наследником царства небесного и вечных благ, и всякими способами научен, как, какими добродетелями и каких заповедей Божиих исполнением может достигнуть сей чести и славы, но презрел все сие, предпочетши земное и тленное небесному нетленному и привременную славу поставив выше вечной, — как не отделит такого от прочих верных?

Посему умоляю вас, братия мои возлюбленные, пока имеете время и в настоящей еще находитесь жизни, подвизайтесь. Потщитесь соделаться сынами Божиими и чадами света, — что дарует нам рождение, свыше бывающее через покаяние; возненавидьте мир и все, что в мире; возненавидьте плоть и страсти, от нея раждающияся; возненавидьте всякую похоть злую и лихоимание, даже до малейшей вещи. И это все легко будет нам сделать, если будем содержать в мысли, какую великую славу, радость и упокоение имеем мы получить через то. Ибо скажите мне, прошу вас, что другое на земле или на небе может быть больше, как быть сыном Божиим, наследником Богу, сонаследником же Христу? Поистине ничего нет. Мы же, предпочитая земное и привременное, не ища небесных благ и не любя их от всей души, явно показываем тем, которые видят нас, во первых, — что мы неверные, как написано: како можете веровати, славу друг от друга приемлюще, и славы, яже от единаго Бога, не ищете? (Иоан. 5:44), потом — что мы поработились страстям и прилепились к земле и земному, совсем не хотим возвесть ума своего к небу и Богу, но, безсмысленно преступая заповеди Его, испадаем от всыновления Ему. И что, скажи мне, может быть безсмысленнее того, кто оказывает преслушание Богу и не подвизается быть сыном Его? Кто верует, что Бог есть, тот помышляет о Нем все великое и преславное, исповедуя, что Он один есть Владыка, Господь и Творец всяческих, и что есть безсмертен, вечен, нетленен, непостижим и неизреченен. Кто это знает и верует, что Бог есть таков, тому как возможно не возлюбить Его? Или как возможно не предать себя на подвиги (благоугождения Ему) до готовности самую жизнь принесть Ему в жертву, по любви к Нему, чтоб сподобиться быть, не скажу, сыном Его и наследником, но хоть одним из верных рабов Его, стоящих близ Него?

Если всякий подвизающийся и соблюдающий ненарушимо заповеди Христовы бывает сыном и чадом Божиим, то, конечно, он бывает и верным и пред всеми обнаруживает, что он христианин. Мы же, презирая заповеди Божии и преступая законы Его, за которые Он сам сотворит нам отмщение, когда опять приидет со славою многою и силою страшною, делами своими показываем, что мы — не верные и верные только на словах. Не льститесь. Вера никакой не принесет нам пользы без христианских дел; потому что в таком случае она мертва, а мертвым невозможно приять жизнь иначе, как если они взыщут ее исполнением заповедей Божиих. Через исполнение заповедей Божиих возвращается внутрь нас, как некий многочастный плод, любовь, милостыня, благоутробие к ближним, кротость, смирение, терпение искушений, непорочность и чистота сердца, посредством которой сподобляемся зреть Бога. И в чистом уже сердце возсиявает благодать и просвещение Святаго Духа, который возраждает нас, делает сынами Богу, облекает во Христа, возжигает светильник в душе нашей, делает нас чадами света, освобождает души наши от тмы, и отселе еще, в этой жизни делает причастными вечной жизни, хотя мы того и не знаем. Почему да не дерзаем основывать упование спасения своего на частных некоторых, являемых нами, добродетелях, как–то, на посте, бдении и спании на голой земле, и других разных злостраданиях телесных, с небрежением о показанном делании заповедей Божиих, в той мысли, что можем и без него спастись с одними этими телесными добродетелями, потому что это невозможно, невозможно. Может удостовериться в этом всяк из примера пяти дев юродивых и тех, которые творили чудеса и знамения именем Христовым, но как не имели в душе своей любви и благодати Святаго Духа, то услышат некогда от Христа Господа: не вем вас, откуду есте, отступите от Мене, делателие неправды (Лук. 13:27). Можно удостоверяться в этом и из примера многих других христиан, которые ни жизни достойной имени своего не показали, ни дел христианских не совершили, ни чадами Божиими не сделались, но суть плоть и кровь, так как потеряли благодать, полученную через св. Крещение, но не взыскали и не приложили попечения опять восприять ее через покаяние. Таковые никак не могут победить ни похотей плотских, ни страстей душевных; не могут они и ни одной добродетели совершить, как того хочет Бог, т. е., благоугодно и совершенно, как сказал Господь: без Мене не можети творите ничесоже. Но умоляю вас, братие мои, приложим, сколько можем, старание и подвиг, чтоб сподобиться получить благодать Святаго Духа в настоящей жизни и через то достойными соделаться благ вечных, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Коему подобает честь и слава во веки веков. Аминь.

СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТЬ ПЯТОЕ

1. О тех, кои причастны бывают благодати Святаго Духа. 2. И о том, что любящий славу человеческую никакой пользы не получит от прочих добродетелей, хотя бы все их исправил.

1. Если предстоящие земному царю рады бывают этому, и как сами почитают то за великую славу и честь и хвалятся тем, так и другими хвалимы бывают за то и ублажаемы: то сколько более мы, соделавшиеся воинами Царя небеснаго и восприявшие на себя служение Ему, имеем долг радоваться и веселиться, что сподобились сопричисленными быть к рабам Его и призваны работать во славу имени Его! Если же удостоимся когда–либо узреть и лице Его и встать в чин предстоящих Ему, то какой похвалы и какого ублажения не превосходит это? Но ежели кто еще соделается и другом Его верным и удостоен будет слышать беседу Его и глас Его владычний, то какой человеческий ум и какой язык может изобразить величие такой славы и такого достоинства? Если блага, уготованныя от Бога любящим Его, каких око не видало, о каких ухо не слыхало, и которые на сердце человеку не всходили, — невозможно понять человеческому уму, потому что они выше всех видимых благ; то тем паче недомыслим, выше их есть Бог, уготовавший их. Но те, которые сподобились видеть Его, предстоять Ему и беседовать с Ним, и соделались общниками и сопричастниками божества Его и славы, всеконечно суть выше тех благ, которые уготованы им от Бога, так как они восприняли в себя самого Господа, уготовавшаго такия блага. Что такие люди были и бывают доселе, не говорю после смерти, но и в настоящей еще жизни, в этом удостоверяет все Божественное Писание, о сем свидетельствуют все святые, подтверждая то собственною жизнию и в числе их и блаженный Симеон Студит (коего память совершаем ныне). Свидетельствуют также о сем и те, кои прославляют святых в похвальных о них словах.

Сей преподобный отец наш Симеон столько просиял богоугодною жизнию, что высотою добродетелей своих и сверхсильными подвигами своими превзошел не только живших в его время, но и многих древних и богоносных отцев наших. Почему и сделался достойным многих похвал и величаний, прославляется и ублажается нами, сколько это под силу нам. Похвалу и ублажение святых составляют двоя сия — православная вера и добродетельное житие, и третье — дары Всесвятаго Духа. Первым двум — вере и делам, споследует и третье — дары. Когда кто поживет богоугодно при православном мудровании, и облагодатствуется и прославится Богом благодатию Святаго Духа, тогда ему бывает похвала и ублажение от всей Церкви верных и от всех учителей ея. Но если кто не имеет непогрешительной веры и добрых дел, на того никак невозможно низойти благодати Святаго и покланяемаго Духа. Если же не внидет в какого человека благодать Святаго Духа, чтоб обитать в нем явно и заведомо, то такого никак не следует именовать духовным человеком. А тому, кто не соделался духовным, как можно быть святым? И кто не стал святым, того за какое другое дело, или за какой подвиг ублажать стать? Блажен един Бог, и тот, кто непричастен Бога, или лучше сказать, кто не имеет в себе Бога, как будет блажен? Мне кажется, что этому никак нельзя быть. Солнце без света, как может называемо быть солнцем? И человек, не имеющий Духа Святаго, как может именоваться святым? Господь сказал: святи будите, яко Аз свят есмь (Лев. 19:2).Этим побуждает Он нас грешников сущих, сколько возможно, подражать Ему посредством добрых дел, и некоторым образом говорит как бы нам: бегайте всякаго зла и творите всякое добро, всякую проходите добродетель и будьте святы, сколько возможно, если желаете иметь общение со Мною. Ибо Я свят есмь, то–есть, чист и непорочен, и это, то есть, чистота и непорочность, есть во Мне естественно. А вы сделаетесь святыми, если исполняя заповеди Мои, очистите себя от скверны грехов своих и приимете от Меня благодать Всесвятаго Духа. Это именно и означают слова: святи будите. Человек тогда бывает свят, когда уклоняется от зла и творит благо, не потому чтобы освящаем был добрыми делами, ибо от дел закона не оправдится ни одна душа, а потому, что через делание добрых дел приусвояется и приуподобляется святому Богу. Слова: будите святи, яко Аз свят есмь, верую, что Господь сказал к тем наипаче, которые получили благодать Всесвятаго Духа. Ими Он предостерегает их, чтоб, надеясь на благодать Святаго Духа, не предавались безпечности и по причине безпечности не возвратились опять на худыя дела, — говоря как бы: ты, духовный человек, получивший благодать Святаго Духа и через благодать сию приявший и Меня, не предавайся бездействию и безпечности: ибо бездействие пораждает лукавство (самоугодие), а от лукавства раждается всякаго рода зло. Итак, пребудь свят через непрестанное исполнение заповедей Моих, если желаешь, чтоб я всегда был в тебе и с тобою, а ты во Мне и со Мною. Поелику ум наш приснодвижен и не может оставаться в совершенном бездействии, то надлежит ввесть его в попечение и ревность об исполнении заповедей Христовых. Жизнь человеческая объята заботами и попечениями, и нет возможности совершенно упраздниться от всех их, хотя многие всеусильно подвизались преуспеть в этом. Человек таким создан и в начале, как видится: ибо Адам в раю получил заповедь делати и хранити. Следовательно, нам естественно делание добрых дел, и те, которые предаются бездействию и лености, как бы ни были они до того духовны и святы, ввергают себя в неестественную страстность (самоугодие).

2. Как источник, из котораго течет вода, если перестанет источать воду, уже не бывает более источником, а сухою норою или ровком: так и тот, кто всегда очищает себя деланием заповедей Христовых, если, после того, как очистится и освятится Богом, умалит несколько делание заповедей, тотчас соразмерно с тем умаляется и в совести. Кто же вследствие того сознательно поработится какому–либо, хотя бы одному греху, тот совершенно теряет и самую чистоту, подобно тому, как сосуд полный чистой воды весь оскверняется и от малаго количества кала. Грех же здесь я разумею не тот, который и телом совершается, но всякое страстное влечение, бывающее невидимо в душе, с которым душа сослагается. И не попустите себе, братия мои, не поверить слову моему, но ведайте, что, хотя бы мы исправили всякую добродетель и не оставили ни одной заповеди Христовой, ни большой ни малой, хотя бы творили чудеса, но если потом возлюбим только одну славу человеческую и взыщем ее, то погубим мзду всех прочих наших добродетелей. Ибо ища славы человеческой и предпочитая ее славе Божией, мы подлежим суду, как идолопоклонники, поколику служим твари паче Творца. Но и тот кто не ищет, а только принимает с радостию и самоуслаждением славу мира сего и, когда ему дают ее, сердце его радуется о ней, будет осужден, как блудник. Такой похож на человека, который желая сохранить девство, чуждается женщин, не ходит к ним и не заводит с ними знакомства, но, когда к нему придет какая женщина, принимает ее с радостию и насыщается сластию смешения. Тоже самое бывает и при всякой другой похоти и страсти. В зависть ли кто вдается, или в сребролюбие, или в ненависть, или в другую какую худобу, невозможно ему получить венец правды. Ибо Бог праведен и не попускает иметь общниками неправедных, Он безстрастен и не сближается со страстными, свят и не входит в душу оскверненную и злую. Зол же всяк, кто принимает в душу свою семя злаго диавола, плодоносящее в нем терния и волчцы греха, сии предвозжения вечнаго огня адскаго. Таковы зависть, ненависть, злопамятство, сердитость, самомнение, тщеславие, гордость, лукавство, подозрительность, клевета, и всякая другая срамная и низкая страсть, оскверняющая душу, как говорит Христос Господь.

Нам же, братие, не буди никогда принять по нерадению своему внутрь сердца семя злаго диавола, плодоносящее такие плевелы; но да приносим всегда Христу Господу плоды от того, что сеется и возделывается в нас благодатию Святаго Духа, да приносим то в тридесять, то в шестьдесят, то во сто, каковы: любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. И при этом да питаем себя хлебом ведения и да возвращаем добродетелями, стремясь придти в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова, Коему всякая слава, честь и поклонение, во веки веков. Аминь.

СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТЬ ШЕСТОЕ

О вере, и к тем, которые говорят, что живущему в мире невозможно достигнуть совершенства в добродетелях. В начале слова — многополезная повесть.

Доброе дело проповедать пред всеми милость Божию и возвещать братиям своим великое Его благоутробие и неизреченную благодать, какую имеет Он к нам. — Знаю я человека, который не долгих и великих постов не держал, ни бдений не совершал, ни на голой земле ни сыпал, ни других подобных особенно тяжелых подвигов на себя не налагал; но приведши на память грехи свои, познал свое окаянство, и, осудив себя, смирился, — и многоблагоутробный Господь за это одно спас его, как говорит божественный Давид: смирихся и спасе мя (Пс. 114:5). Короче сказать: поверил он словесам Бога, и за эту веру Господь приял его. Стяжать смирение много есть препятствий, преграждающих путь к нему; но уверовать словесам Бога, нет никакого препятствия, которое бы ставило преграду к тому. Как только захотим от всей души нашей, тотчас и уверуем. Ибо вера есть дар всеблагаго Бога, который (дар) дал Он нам иметь естественно (вложил в естество), употребление его подчинив самовластию произволения нашего. Почему и скифы и варвары естественно имеют веру и верят словам один другаго. Но чтобы показать вам на опыте действие вседушной веры, послушайте, я разскажу вам в подтверждение сказаннаго некую повесть.

Жил в Константинополе некто, по имени Георгий, юноша возрастом лет двадцати. Это — в наши дни, на нашей памяти. Он был красив лицом, и в его походке, в манере держать себя и в приемах обращения было нечто показливое: так что по сей причине делали о нем разныя недобрыя предположения те, которые смотрят на одну внешность, и не зная, что сокрыто внутри каждаго, судят о других ошибочно. Он познакомился с некиим монахом, жившим в одном из константинопольских монастырей, человеком святым, и, открывая ему сокровенности сердца своего, сказал и то, что сильно жаждет спасения души своей. Честный старец, поучив его, как следовало, и дав ему небольшое правило к исполнению, дал еще и книжицу св. Марка–подвижника, где он пишет о духовном законе. Юноша принял эту книжицу с такою любовию и с таким благоговением, как бы она была послана ему от самого Бога, и сильную возъимел к ней веру, надеясь получить от нея великую пользу и великий плод. Почему читал ее с великим усердием и вниманием, и, прочитав всю, великую получил пользу от всех глав ея. Но из всех глав три наипаче запечатлелись в сердце его; первая: «Ища врачевания, пекись о совести (внимай ей); и что она говорит тебе, сделай то, и получишь пользу («О законе духовном», гл. 69)». Вторая: «Ищущий (чающий получить) действенности Святаго Духа, прежде делания заповедей, подобен купленному за деньги рабу, который в то же время, как его только что купили, ищет, чтоб вместе с уплатою за него денег подписали ему и свободу» («О тех, которые думают оправдаться делами», гл. 64). Третья: «Молящийся телесно и не имеющий еще духовнаго разума подобен слепцу, который взывал: Сыне Давидов, помилуй мя (Мар. 10:48). Другой же некто прежде слепый, когда прозрел и увидел Господа, уже не называл его сыном Давидовым, но исповедал Его Сыном Божиим (Иоан. 9:35, 38)» («О законе духовном», гл. 13, 14). Эти три главы очень ему понравились, и он поверовал, что через внимание к своей совести, как внушает первая глава, он получит уврачевание (немощей душевных); через исполнение заповедей достигнет действенности Святаго Духа, как учит вторая глава, и благодатию Святаго Духа прозрит умно и узрит неизреченную красоту Господа, как обещает третья глава. — И уязвился он любовию к красоте сей, и хотя еще не видел ея, сильно возжелал ея и усердно взыскал, в надежде узреть ее наконец.

При всем том однакожь он ничего особеннаго не делал (как уверял меня с клятвою), кроме того, что каждый вечер неопустительно исправлял то небольшое правило, которое дал ему старец, и не иначе, как исправив уже его, ложился в постель и засыпал. Но со временем совесть начала ему говорить: положи и еще несколько поклонов, прочитай сколько–нибудь других псалмов, проговори, сколько можешь, большее число раз и: Господи Иисусе Христе, помилуй мя! Он охотно слушался своей совести, и что она внушала ему, делал без размышления все так, как бы то повелевал ему сам Бог; и ни разу не ложился он спать так, чтобы совесть обличала его, говоря: для чего не сделал ты того и того? Так всегда слушался он совести своей, никогда не оставляя без исполнения того, что сделать она внушала ему. А она каждый день все больше и больше прилагала к обычному его правилу, и в немногие дни вечернее его молитвословие возрастало в великое последование. Днем он находился в палатах одного Патрикия, и на нем лежало попечение о всем потребном для людей живших там. Вечером же каждый день он уходил оттуда, и никто не знал, что делал он у себя. Он же и слезы проливал из очей своих обильныя, и коленопреклонений делал многое множество, падая лицем на землю; когда стоял на молитве, ноги держал вместе тесно одну к другой, и стоял неподвижно; и к Пресвятой Богородице читал молитвы с болезнию сердечною, воздыханиями и слезами; ко Христу же Господу обращаясь, падал к пречистым ногам Его, как бы Он телесно присущ был ему, и умолял Его умилосердиться над ним, как некогда над слепым, и даровать прозрение душевным очам его. Поелику каждый вечер увеличивалась молитва его, то он наконец простаивал, молясь, до самой полночи; и однакожь во все время молитвы, ни разленения себе не дозволял, ни до нерадения себя не допускал, ни членов тела своего не распускал, ни очей не обращал по сторонам или вверх, чтоб взглянуть на что, но так стоял неподвижно, как столп какой или как безтелесный.

Однажды, как он стоял таким образом на молитве и говорил умом паче нежели устами: Боже, милостив буди мне грешному, — внезапно низошло на него свыше божественное осияние пресветлое и исполнило все то место. Тогда забыл уже юноша сей что находится в комнате и под кровлею, потому что во все стороны виделся ему один свет, не знал даже, попирает ли он землю ногами своими; ни о чем мирском не имел он уж попечения, и не приходило тогда на мысль ему ничто из того, что обыкновенно бывает на уме у тех, которые носят плоть человеческую; но был весь срастворен с невещественным оным светом и ему казалось, что и сам он стал светом; забыл он тогда весь мир и исполнился слез и радости неизреченной. Потом ум его востек на небеса, и он увидел там другой свет, более светлый чем тот, который был окрест его. И показалось ему, к изумлению его, что вскрай света того стоит помянутый выше святый оный и равноангельный старец, который дал ему небольшую ту заповедь о молитве и книжицу Св. Марка подвижника. Услышав это от юноши, я подумал, что ему много содействовала молитва старца и что Бог устроил такое видение, чтоб показать юноше, на какой высоте добродетели стоял старец оный. Когда прошло видение то, и юноша пришел в себя, то нашел себя (как говорил после) всего исполненным радости и изумления, и плакал от всего сердца, которое со слезами было исполняемо и сладостию великою. Наконец, лег он в постель; но тотчас запел петух, и показал, что была уже полночь. Немного спустя заблаговестили в церкви и к утрени; и юноша встал, чтоб прочитать, по обычаю своему, последование утрени. Так он совсем не спал в ту ночь: сон и на ум ему не приходил.

Случилось это как, ведает Господь, Который и соделал сие, имиже весть судьбами. Юноша же тот ничего особеннаго не делал, кроме того что с крепкою верою и несомненною надеждою всегда верно исполнял слышанное им от старца правило и вычитанное в книжице наставление. И никто не говори, что он делал это для испытания. Это и на ум ему не приходило. Кто испытывает, тот не имеет твердой веры; но юноша тот, отложив всякий страстный и самоугодливый помысел, так много заботился о верном исполнении того, что внушила ему совесть, что никакого уже сочувствия не имел к вещам мира сего, даже пищи и пития не вкушал в сладость или вдоволь.

Слышали, братия мои, что может сделать вера в Бога, свидетельствуемая добрыми делами? Поняли, что ни юность нисколько не вредит, ни старость не пользует, когда нет разума и страха Божия? Познали, что ни мир и житейския дела не мешают исполнять заповеди Божии, когда имеется ревность и внимание? Ни безмолвие и удаление от мира не пользует, когда властвуют леность и нерадение? Все мы, слыша о Давиде и удивляясь ему, говорим: один был Давид и другаго такого не было; но вот смотрите, в юноше этом проявилось нечто большее, чем в Давиде. Давид приял свидетельство от Бога, помазан в царя и пророка, получил Духа Святаго и многия имел о Боге удостоверения. Почему, когда согрешил, и потерял благодать Святаго Духа и дар пророческий, и отчужден был от обычнаго собеседования с Богом, — что дивнаго, если, вспомнив о благодати, от коей изпал, опять взыскал он от Бога потерянныя блага? Но этот юноша ничего такого не имел, а был связан мирскими делами, заботился только о временном, а о чем–либо высшем земли и подумать не имел времени, — и однакожь — дивны судьбы Господни! — лишь только услышал малое нечто от онаго святаго старца и вычитал те три главы у Аввы Марка, тотчас несомненно поверил слышанному и написанному и с непоколебимою надеждою ввел то в дело, — и с небольшим тем деланием, которое совершал вследствие того, сподобился возвысить ум свой до небес, подвиг на милость Матерь Господа, Ея молитвами умилостивил Бога и привлек на себя благодать Святаго Духа, которая с такою силою осенила его, что он сподобился увидеть свет, который видеть многие желают, но немногие сподобляются. Этот юноша ни постов долгих не держал, ни на земле не спал, ни власяницы не носил, ни из мира не выходил телесно, а только духовно — душевным настроением, и с небольшим бдением, которое совершал, явился высшим дивнаго онаго Лота, бывшаго в Содоме, или, лучше сказать, явился ангелом в теле человеческом, — человеком по видимости и ангелом по умному строю. За что и сподобился увидеть сладчайший оный свет мысленнаго Солнца правды, Господа нашего Иисуса Христа, каковый свет удостоверил его, что он имел восприять и будущий свет. И праведно: ибо любовь и сердечное его к Богу прилепление сделали его изступленным, отторгли дух его и от мира сего, и от собственнаго естества, и от всех вещей и сделали его всего светом от Святаго Духа, при всем том, что он и жил среди города, и правил целым домом, и пекся о рабах и свободных, и делал все, что потребно для настоящей жизни.

Довольно этого в похвалу юноше, и для того, чтобы подвигнуть и вас придти в такую же любовь, подражая ему; или желаете, чтоб я сказал вам и другое что большее, чего, может быть, и слух ваш принять не сможет? Впрочем, что может быть больше и совершеннее страха Божия? Конечно, ничего нет. Св. Григорий Богослов сказал: «начало премудрости — страх Господень. Ибо где страх, там заповедей соблюдение; где заповедей соблюдение, там очищение плоти, — этого облака, облегающаго душу и не дающаго ей чисто видеть божественный свет; где очищение, там осияние, а осияние есть исполнение желания божественнаго». Говоря так, он показал, что освещение Духом есть некончаемый конец всякой добродетели, и кто достигнет такого освещения Духом, тот покончил со всем чувственным и начал пребывать сознанием в одном духовном. Это, братия мои, суть дивности Божии. И Бог для того изводит в явь сокровенных рабов Своих, чтоб подражали им добротолюбивые и благие, а злонравные остались безответными. Ибо и те, которые вращаются в многолюдстве, и проводят жизнь в треволнениях мира, если ведут себя как должно, обретают спасение и сподобляются от Бога великих благ ради веры, которую показывают к Нему, чтоб в день суда ничего не имели сказать в оправдание свое те, которые не обретают спасения по причине лености своей и нерадения. Так истинен Тот, Кто обетовал даровать спасение ради веры в Него! Итак, братия мои возлюбленные, попечальтесь о себе самих и о мне, любящем вас и многократно проливающем слезы о вас. Ибо благоутробный и милостивый Бог повелел и нам быть благоутробными и милостивыми, и печалиться как о себе самих, так и друг о друге. Веруйте от всей души в Господа, ненавидьте мир сей, как подобает, и не пекитесь о временных и неверных благах его, но приступите к Богу и прилепитесь к Нему. Ибо пройдет еще немного времени, и настанет конец мира сего и настоящей жизни; и горе тем, которые изпадут от царствия Божия. Меня душат слезы, и я плачу и скорблю от всего сердца, когда помышляю, что, — имея такого великодаровитаго и человеколюбиваго Владыку, Который за одну, искренно являемую к Нему, веру дарует нам столь великия и дивныя блага, и ум, и слух, и чаяние превосходящия, — мы не подумавши, подобно безсловесным животным, предпочитаем всему тому землю и земное, которое, по благоутробию Божию, даровано нам на потребу тела нашего, чтоб, между тем как оно было бы тем питаемо умеренно, душа безпрепятственно совершала течение свое к премирному, будучи и сама питаема умною пищею, исходящею от благодати Св. Духа, по мере очищения ея и обновления. Ибо для того мы, люди, созданы от Бога разумными, чтоб прославляли Его, благодарили и любили за невеликия блага, дарованныя Им для настоящей жизни, и таким образом сподоблялись получить в будущей жизни блага великия и вечныя. Но горе нам, что не имея совершенно никакого попечения о будущем, мы пребываем неблагодарными Богу и за настоящее, уподобляясь демонам, или, лучше сказать, являясь хуже их. За это справедливо большему, чем они, должны мы подлежать мучению. Ибо мы больше облагодетельствованы, чем они: соделались христианами, получили столько духовных даров, веруем в Бога, Который соделался ради нас человеком и претерпел такия страдания и крестную смерть, чтоб избавить нас от заблуждения прелести и греха. Но что скажу на все это? Увы нам! На словах только веруем мы в Бога, а делами отвергаемся Его. Не во всяком ли месте именуется Христос, — в городах, селах, киновиях и горах? Не всюду ли находятся христиане? Но розыщи, если это кажется тебе благословным, и разследуй до точности, исполняют ли они заповеди Христовы, и поистине среди стольких тысяч и мириад с нуждою найдешь одного, который и делом и словом есть христианин. Не сказал ли Христос и Бог наш: веруяй в Мя, дела, яже Аз творю, и той сотворит, и больша сих сотворит? (Ин. 14:12). Но кто из нас дерзнет сказать: я творю дела Христа и верую право во Христа? Не видите ли посему, братия мои, как в день суда мы имеем оказаться неверными, и быть преданы горшим мукам, чем те, которые совсем не знали Христа, т. е. неверные? Одно и двух необходимо, или нам быть наказанными больше неверных, или Христу оказаться неверным слову Своему, что невозможно.

Написал я это не для того, чтоб помешать кому удалиться от мира, и не потому, чтоб предпочитал безмолвию жизнь среди мира, но чтобы удостоверить всех, которые будут читать настоящее сказание, что желающий творить добро, получает от Бога силу творить оное во всяком месте, и среди мира, и в безмолвии. Напротив предмет сего сказания таков, что еще более должен подвигать к отшельничеству. Ибо если тот, кто вращался среди мира и не думал никогда ни об отречении от мира, ни о нестяжательности, ни о послушании, такую милость получил от Бога за то одно, что от всей души поверил и призвал Бога; то какия блага получить подобает надеяться тем, которые, оставляя весь мир и всех людей, предают и самую жизнь свою на смерть за заповедь Божию, как он повелел? Впрочем кто начнет творить добрыя дела с верою несомненною и с усердием великим и чувствовать пользу от сего бывающую, тот сам собою познает, что забота мирская, пребывание и вращение среди мира служат великим препятствием для тех, которые желают жить по Богу. Бывшее с юношею тем, как мы сказали, есть нечто дивное и необычайное; и мы не слыхали, чтоб подобный добрый случай был с другим кем. Но если и был с немногими какими, или будет после, да ведают они, что если не удалятся от мира, то скоро очень потеряют полученное благо.

О том юноше после я узнал от него же самого еще и следующее. Я встретил его, когда уже он стал монахом и провел в монашеской жизни года три или четыре. Было ему тогда тридцать два года. Я знал его очень хорошо: мы от юности были друзьями и воспитывались вместе. Так он и разсказал мне еще следующее: «после онаго дивнаго видения и изменения бывшаго во мне, немного прошло дней, как со мною случились многия искушения мирския, по причине которых, во время совершения мною тех сокровенных по Богу деланий, я увидел в себе, что мало–по–малу лишаюсь блага онаго, и сильное возъимел желание удалиться от мира и в уединении искать Христа, мне явльшагося. — Ибо верую, брате, что для того Он и благоволил явиться мне, чтоб взять к Себе меня недостойнаго, отделив от всего мира. Но как я не мог этого исполнить тогда же, то мало–по–малу забыл все, что пересказывал тебе прежде, и впал в совершенное омрачение и нечувствие, так что не помнил уже ничего из того, что сказывал тебе, ни малаго ни большаго, до самомалейшаго движения мысли, или чувства. Затем, впал я еще в большия зла, чем прежде, и пришел в такое состояние, как бы никогда не слыхал слов Христовых и не понимал их; но и на Святаго онаго, который так милостив был ко мне, и дал мне малую заповедь и книжицу святаго Марка, смотрел я как на одного из случайных людей, нисколько не помышляя о том, что видел относительно его. — Это я сказываю тебе подробно, говорил он далее, для того, чтоб ты знал, в какую глубину пагубы низпал я, окаянный, по нерадению своему, и подивился неизреченной благости Божией, явленной на мне потом. Не умею тебе сказать, как без моего ведома остались в бедном сердце моем любовь и вера к оному святому старцу; но думаю, что ради их после столькаго времени человеколюбивый Бог, по молитвам его, умилосердился надо мною, и опять через негоже исхитил меня из прелести и исторг из глубины зол. Я недостойный не совсем отдалялся от этого старца, но когда бывал в городе, часто заходил к нему в келлию и исповедывал ему бывающее со мною, хотя не исполнял заповедей его безсовестный. Теперь же, как видишь, милосердный Бог призрел многое множество грехов моих и устроил мне сделаться монахом от того самаго старца и сподобил всегда пребывать с ним вместе мне, поистине недостойному. После чего с великим трудом и с обильными слезами, при решительном отчуждении и отделении от мира, совершенном послушании и отсечении своей воли, многих других делах и приемах строгаго самоумерщвления и неудержимом стремлении ко всему доброму, удостоился я опять увидеть, хотя некоторым образом примрачно, малый луч сладчайшаго онаго и божественнаго света. Но такого видения, как то, которое видел тогда, даже доселе не сподобился еще я увидеть опять».

Это и многое другое говорил он мне со слезами. Я же, бедный, слушая такия святыя слова его, подумал, что он весь был исполнен божественной благодати и был премудр, при всем том, что не был научен внешней мудрости. Получая ведение от делания и опыта, стяжал он точнейшее познание духовных вещей. Почему я просил его сказать мне, что это за вера, которая может производить такия дивныя явления, и преподать мне то письменно, с приемом учительским. Он тотчас начал говорить мне о том, и что говорил, то и писать не поленился. Что именно, то, чтоб не удлинить без меры теперешняго моего слова, я напишу в других словах, в обрадование и услаждение тех, которые любят читать такого рода писания с верою.

Итак прошу вас, братия мои, потечем с усердием и себе путем заповедей Христовых, — и лица наши не постыдятся. Но как тому, кто толчет с терпением, Господь отверзает двери царствия Своего, по обетованию своему, и тому, кто ищет, дает Духа всесвятаго, и невозможно тому, кто ищет от всей души, не найти Его и не обогатиться дарами Его: так и вы несомненно получите дивныя блага от Него, какия уготовал Он любящим Его, — здесь отчасти, как укажет мудрость духовная, а в будущем веке всецело, со всеми от века святыми, во Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава во веки веков. Аминь.

СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ

1. О страшном дне Господне и о будущем суде; какой это день Господень и кому открывается? 2. Он действует в нас и прежде смерти, и открывается тем, в которых действует в настоящей жизни. 3. Вера во Христа одна не может нас спасти, если не получим сознательно благодати Святаго Духа. 4. Как можно познать, что благодать Св. Духа получена? И толкование слов: в начале бе Слово. 5. Ублажение тех, которые получили благодать Святаго Духа.

1. Велико и неудобоизъяснимо слово о будущем суде; так как касается не настоящих и видимых вещей, но будущих и невидимых. Почему и мне, хотящему беседовать о сем и вам, имеющим слушать беседы мои потребны многия молитвы, великое тщание и чистота ума, чтоб могли мы, — я хорошо познать сей предмет и изложить его вам в беседе, а вы со вниманием выслушать, что будет говорено.

Предмет настоящаго слова есть страшный день Господень, который называется днем Господним, не потому что есть последний день дней сих, и не потому что в него имеет приити Господь, как говорим мы о днях настоящаго времени: день Пасхи, день Пятидесятницы, день царский, в который царь имеет выдти и делать то и то. Но и днем суда называется он, не потому что в него имеет быть суд. Не будет тогда так, — чтоб иным чем–то был день тот, и иным Тот, Кто имеет приити в него. Но Владыка и Бог всяческих, Господь наш Иисус Христос имеет возсиять тогда сиянием Божества, и блистанием Владычным закроется это чувственное солнце, так что его совсем не будет видно, померкнут звезды, и все видимое свиется, как свиток, т. е. отстранится, давая место Творцу Своему. И будет один Он — и день вместе и Бог. Тот, Кто теперь для всех невидим и живет во свете неприступном, тогда для всех явится таким, каков есть во славе своей, и все исполнит светом своим, и станет для Святых своих днем невечерним и нескончаемым, преисполненным непрестающей радости, а для грешников и нерадивых, подобно мне, пребудет совершенно неприступным и незримым. Так как они, когда жили в настоящей жизни, не потщились очиститься, чтоб узреть свет славы Господа и Его самого приять внутрь себя; то и в будущем веке по всей справедливости Он будет им неприступен и незрим.

Ибо в начале всеблагой Бог, желая сделать, чтобы благое было делом и собственно нашим, даровал прародителям нашим самовластие (а через них и всем нам), чтоб они исполняли заповеди Божии не с печалию, или по необходимости, но по охотному произволению, с радостию и усердием, от любви к Богу, и соблюдали их со всем вниманием, дабы потом было сочтено, что они стяжавают добродетели собственными своими трудами, принося их Владыке Богу, как собственные дары, и посредством их стараясь достигнуть совершеннаго образа и подобия Божия и приблизиться к неприступному Богу, не быв пожжены и не умерши. Но поскольку первозданные первые послушались врага диавола вольною волею и сделались преступниками заповеди Божией; то не только лишились надежды высшаго и большаго, именно, приблизиться к самому неприступному и немерцающему свету, но по причине греха подпали тлению и смерти, впали в мрачнейший мрак и сделались рабами князя тьмы, диавола. Потом и мы, потомки их, подчинились и поработились этому тиранну, не по принуждению какому или насилию, но по собственному желанию: что ясно показали те, которые прежде Христа благоугодили Богу, предав волю свою Ему, Владыке своему, а не диаволу.

Человеколюбивый же Бог, желая избавить от рабства диавола всех тех, которые благоугодили Ему и прежде Христа и после Христа, которые имеют благоугодить до скончания века, благоволил соделать это сам, Бог всесильный и незлобивый. Того, кого создал собственными своими руками по образу и подобию Своему, восхотел Он возстановить в то состояние, из коего он ниспал, не через другого кого, а через Себя самого, соделавшись человеком подобным нам во всем, кроме греха, чтоб почтить и прославить паче род человеческий. О, неизреченное человеколюбие и благость! Не только не предал Он вечным мукам нас, преступивших заповедь Его, но какими мы соделались через преступление, таким благоволил соделаться и Он, т. е. человеком тленным и смертным — Он, сый нетленный и безсмертный, и явился среди людей с плотию обоженной, а не единым Божеством. И по какой причине? По той, что пришел, не да судит мир, но да спасется Им мир, как говорит это сам Он во святом Евангелии своем (Ин. 3:17; 12:47). Ибо явление Божества Его бывает судом для тех, кому являемо бывает. И никакая плоть не могла бы снести славы Божества Его, еслибы Оно явилось одно без человеческаго естества, не быв, т. е., соединено с Ним неизъяснимым образом. Еслибы Божество явилось одно, то вся тварь исчезла бы совершенно; потому что тогда все почти были погружены в неверие. Божество же никому никогда не являлось без веры. Но еслибы и явилось Оно иногда кому без нея, то будет страшно и трепетно; ибо в таком случае Оно не просвещает, а сожигает, не животворит, а мучит. И это видно из того, что пострадал блаженный Павел: не просветился он сиянием онаго неприступнаго света, облиставшаго его на пути, но омрачился паче, и потерял даже естественный свет очей своих, и не стал видеть. Дивный Павел, имевший быть великим учителем Церкви Христовой, который изрек потом: Бог рекий из тьмы свету возсияти, иже возсия в сердцах наших; — и опять: имамы же сокровище сие (т. е. возсияние в сердцах), — в то время не мог узреть и самомалейшаго луча онаго света.

2. Из сего верно научаемся, что для тех, которыми обладают неверие и страсти, благодать Святаго Духа неприступна и незрима. Но для тех, которые показывают достойное покаяние и начинают исполнять заповеди Христовы с верою, и вместе со страхом и трепетом, она открывается и бывает зримою, и сама собою производит в них суд несомненно такой, какой имеет быть, или лучше сказать, она бывает для них днем божественнаго суда. Кто всегда сияет и освещается сею благодатию, тот истинно видит себя самого, — что он такое есть, и в каком жалком состоянии находится, — видит тонкочастно все дела свои, которыя совершал телом, и какия действовались только в душе его. При этом он судится и возсуждается и божественным огнем; вследствие чего напояемый водою слез, орошается по всему телу, и мало–по–малу крещается весь, душею и телом, — божественным оным огнем и Духом, становится весь чистым, весь — непорочным, сыном света и дня, и более не сыном человека смертнаго. Почему таковый не будет уже судим на будущем суде, так как уже был судим прежде, ни обличаем оным светом, потому что осветился им здесь прежде, и не внидет в оный огнь, чтоб быть жегомым вечно, потому что вошел в него здесь прежде и был судим, и думать не будет, что тогда только явился день Господень, потому что давно уже стал весь днем светлым и блещащимся от сообращения и беседы с Богом и перестал находиться в мире или с миром, но весь всецело стал вне его. Так говорит Христос Господь во святом Евангелии: Аз избрах вы от мира сего (Ин. 15:19); и божественный Павел: аще быхом себе разсуждали, не быхом осуждени были: судими же от Господа наказуемся, да не с миром осудимся ( 1 Кор. 11:31); и опять в другом месте: якоже чада света ходите ( Еф. 5:9).

Итак, которые соделались чадами света и сынами будущаго дня, и могут всегда как во дни ходить благообразно, для тех никогда не придет день Господень, потому что они всегда с ним и в нем находятся. Ибо день Господень явится не для тех, которые уже осияваются божественным светом; но он внезапно откроется для тех, которые находятся во тьме страстей, живут в мире помирски и любят блага мира сего; для них явится он вдруг, внезапно и покажется им страшным, как огонь нестерпимый и невыносимый.

Огонь сей явится не весь духовно, но, какбы сказать, безтелесно–телесно, — так, как являлся Христос ученикам своим по воскресении. Евангелист говорит, что, когда вознесся Господь на небеса, ангелы говорили ученикам: вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте его идуща на небо (Деян. 1:11). Если не будет так, то как возможно увидеть Его грешникам, неверным, еретикам и духоборцам, которые слепы душею и имеют очи души своей загражденными скверною неверия и греха? О сем св. Павел так писал к Солунянам: о летех и о временех, братие, не требе есть вам писати: сами бо вы известно весте, яко день Господень якоже тать в нощи, тако приидет. Егда бо рекут: мир и утверждение, тогда внезапу нападет на них всегубительство, якоже болезнь во чреве имущей, и не могут избежати. Вы же, братие, несте во тме, да день вас, якоже тать постигнет: вси бо вы сынове света есте и сынове дне: несмы нощи, ниже тмы. Темже убо да не спим якоже и прочии, но да бодрствуим и трезвимся. И несколько ниже: яко не положи нас Бог в гневе, но в получение спасения, да еще бдим, аще ли спим, купно с Ним живем (1 Сол. 5:1—6, 9, 10).

3. Но, возлюбленне, слыша: сынове есте света и сынове дне, не скажи в помысле своем, что мы крещеные во имя св. Троицы, верующие во Христа и поклоняющиеся Ему, яко Богу, всеконечно есмы сыны света и дня, во всяком случае, хотя бы не чувствовали и не сознавали того в себе в самом деле. Нет, брате, не думай так, как я сказал, и не проводи остальнаго времени жизни твоей в нерадении. Но испытай себя самого с точностию и помысли, сколько заповедей Господних преступил ты после крещения, и сколько наделал грехов, по причине которых отступила от тебя благодать Святаго Духа, и ты из сына света и дня соделался сыном ночи, и сидишь во тьме. И скажи в себе самом: если теперь, когда я еще нахожусь в мире сем, не вижу я света божественной благодати и пребываю во тьме; то наверное и после смерти имею пребыть во тьме же; и всеконечно, как тать в ночи, придет на меня день Господень, и тогда внезапу обымет меня вечная пагуба. Так воистину есть, братия мои; пусть никто не обольщает вас суетными словами, и никто не надейся на одну веру во Христа. Слушайте, что говорит Апостол Иаков: вера без дел мертва есть. Якоже бо тело без духа мертво есть, тако и вера без дел мертва есть (Иак. 2:20, 26). Те, которые исповедуют, что Христос истинен есть, и не соблюдают заповедей Его, будут почтены не только отвергшимися Христа, но и презревшими Его, и праведно будут осуждены паче тех, которые совсем не ведали Христа. Кто безчестит отца своего, как может быть почитаем сыном ему? И кто удаляется от света, как может пребывать во свете, как во дни? Нет, братие мои, нельзя сему быть. Если кто станет говорить, что никто не может исполнить всех заповедей, то да ведает он, что ложно клевещет на Бога, будто Он заповедал нам невозможное. Таковый будет осужден, как тот, кто сказал: видех тя, яко жесток еси человек: жнеши, идеже не сеял еси, и собираеши, идеже не расточил еси (Мф. 25:24), — и как диавол, сказавший Еве: ведал Бог, что в какой день вкусите вы от древа познания, подобны Ему станете, того ради заповедал вам не вкушать от него (Быт. 3:5). Ибо и он почитает Бога лжецом, обманщиком и завистливым. Лжецом, — потому что, когда Господь сказал: иго мое благо и бремя мое легко есть, он не только говорит, что оно не легко, но еще утверждает, что оно даже неподъятно, — обманщиком и завистливым, потому что, сошедши на землю, наобещал нам многое, но дать ничего не хочет, а завидует спасению нашему, почему заповедал нам соблюдать дела невозможныя, чтоб мы не могли их исполнить, и Он имел будто благословный предлог лишить нас тех благ, какия обещал. Но горе говорящим таковое, если не покаются! Владыка наш Христос ничего не заповедал нам тяжкаго и неудобоисполняемаго, но все заповеди Его удобны и легки. Объясню вам это следующим примером.

Некто служил врагу и отступнику царя христианского, одержал много побед над слугами сего царя, и был в большой славе и чести у отступника онаго и у воинства его. Царь христианский посылал к нему, приглашая возвратиться к себе и обещая великия милости даже до принятия его в соучастие в царствовании; но тот не только не соглашался перейти к царю а напротив устроял еще сильнейшия нападения на него. С продолжением однакожь времени, в один день пришел он в себя самого, раскаялся во всем соделанном, и принял намерение бежать и самому по себе придти к царю, разсуждая с собою, что хотя доселе не слушался царя, приглашавшаго меня придти к нему, при всем том верую, что если приду к нему теперь, то он не вменит мне, что я столько времени запоздал приходом к нему; ибо он, как слышу, очень снисходителен и человеколюбив, почему наверное простит и меня и исполнит все, что обещал прежде. Как задумал он это в своем уме, так и делом совершил: тотчас поднялся и пошел к царю, и пришедши припал к ногам его, со слезами прося прощения. Тогда добрейший тот царь принял его, паче чаяния его, с величайшею радостию, дивясь перемене его и смирению, что вместо того, чтоб представиться с притязаниями и требовать почестей за то, что показал такую к нему любовь и веру, он, оставя его врага и пришедши к нему, сам лежит у ног его, плача и сокрушаясь сердцем, что так поздно возвратился и наделал прежде столько зол. Почему, подняв его, пал на выю его и долго целовал его и очи его полныя слез, потом повелел принести венец, царскую одежду и обувь, — все как у него самого, и облек во все это сам его, прежняго врага своего и противника, — совершенно ни за что не упрекал он его из того, что он наделал, но радовался и веселился с ним день и ночь, обнимал его и целовал в уста, и такую возымел к нему любовь, что даже и когда спать отходил, не разлучался с ним, отовсюду окутывая его царскими покровами и блюдя его, как зеницу ока. Подобно сему и то, что делает с нами Бог; подобным же образом и человеколюбивый Бог приемлет и возлюбляет тех, которые каются от всей души, бегут от мира прелестнаго и от миродержителя диавола и приходят к Нему, истинному царю и Богу, обнажившись от всех вещей мира сего. И все сие совершается легко. Если бывает что тяжело тут для иных, так это — оставить врага Божия диавола и все сатанинския дела его, со всеми мнимыми благами мира сего, какими он прельщает их быть вместе с ним. Но тут совсем нет и следа возвращения к Богу. Вот я, поверьте слову моему, когда прибег к Богу Спасителю моему, не встретил ничего скорбнаго, или тяжкаго и неподъятнаго; но, — если уже говорить вам правду и открыть любви вашей то, что я не хотел никому открывать, чтоб доставить некоторым из вас хотя малую какую пользу, — когда имел я скорбь, тесноту и так именуемое злострадание, тогда наипаче ощущал, что все это производило мне вящшую радость и отраду, через откровение и явление при сем лица Божия, — так что во мне совершалось то, что говорил св. Павел: легкое печали нашея тяготы славы соделовает нам (2 Кор. 4:17), и что говорит Давид: в скорби распространил мя еси (Пс. 4:2). От этой радости я ни во что вменял скорби и искушения, находившия на меня, взирая не на будущую, но на настоящую славу Господа нашего Иисуса Христа, какая проявлялась тогда тотчас во мне благодатию Святаго Духа. От созерцания и причастия сей славы ни во что вменял я самыя смертельныя боли и всякую другую скорбь, более несносную из всего, что может найти на человека с болезнованием и страданием многим, забывая всякое мучительное томление тела моего. От сего же созерцания и причастия славы Христовой стал я почитать бремя заповедей легким и иго Христово благим. Печаль же великую и невыносимую имел я только о том, — поверьте мне, — что не находил благословной причины умереть любве ради Христовы.

Итак, братие мои возлюбленные, оставим все и побежим нагими, прибегнем ко Владыке Христу и, припадши к стопам Его, восплачемся пред благостынею Его, чтобы и Он, видя веру нашу и смирение, принял нас также и даже лучше, чем сказанный царь своего врага, почтил нас и украсил собственною одеждою и венцем своим, т. е. славою своею, и сделал достойными небеснаго брачнаго чертога своего. Ибо убежать от царя тленнаго, и опять возвратиться к другому царю тленному же и удостоиться получить часть в царствовании земном, неодинаково с тем, что я говорю, т. е., с тем, чтоб взойти от земли на небо, получить славу вечную и царство нетленное, и соделаться общником Бога и сонаследником царства Его, и не только царем, но и Богом по благодати, и вечно радоваться с Богом. Не будем же, братие, прошу вас, предпочитать сему ничего временнаго и земнаго, чтоб не лишиться славы и утешения Христова, но поревнуем очистить себя, чтоб еще здесь приять залог царствия небеснаго или, лучше сказать, поревнуем стяжать самого Бога, Царя всяческих, в коем всякое для всех благо.

4. Посему надлежит нам с точностию испытать самих себя, стяжали–ль мы Господа Иисуса Христа внутрь себя, дабы уразуметь, дана ли и нам, получена ли и нами от Него область, как говорит Иоанн Богослов, чадами Божиими быти (Ин. 1:12). И да внимает всяк словесам святых Писаний, да вникает добре и в самого себя, чтоб не подпасть тщетной лести, и не стать почитать себя верным, а после не оказаться неверным. Ибо возможно, почитая себя имеющим в себе Христа, выдти из настоящей жизни пустым от Него и быть осуждену, как ничего не имеющему, с лишением и того, еже мнится имети и ввержену в огнь геенский. Но откуда можем узнать, имеем ли мы в себе Христа, и как можем изследовать самих себя в сем отношении до точности? Так: возьмем слова божественнаго Писания, положим их пред душами нашими, как зеркало, и станем сличать с ними во всем самих себя; тотчас и познаем, что такое мы воистине. Но внемлите, прошу вас, и с помощию Бога, дающаго слово во отверзение уст моих, я изъясню вам несколько, каким образом можем мы узнать, имеем ли мы в душах своих Христа?

В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово. Сей бе искони к Богу. Вся Тем быша и без Него ничтоже бысть, еже бысть. В Том живот бе и живот бе свет человеком. И свет во тме светится, и тма его не объят (Ин. 1:1—5). Говоря так, Иоанн Богослов открывает таинство нераздельныя Троицы, и Богом называет Отца, Словом — Сына, жизнию — Духа Святаго, Который есть и свет; и опять все три лица Отец, Сын и Дух суть единый свет, который светит во тьме, т. е. в мире сем. Ибо Бог присущ всюду: во всей целости бытия, и будучи светом, все просвещает, и тьма его не объемлет, т. е. нечистота греховная отнюдь не приближается к Нему. Мир не препятствует Ему светить и просвещать, но и не познал Его, и не обрел Его, и не узрел Его. Почему Иоанн Богослов, чтоб яснее это представить, прибавляет далее: бе Свет истинный, иже просвещает всякаго человека грядущаго в мир. В мире бе, и мир Тем бысть, и мир Его не позна (Ин. 1:9, 10). От начала, говорит, был всюду Бог, который просвещает и животворит всякаго человека, грядущаго в мир. И прежде создания мира был Он. И все было у Бога, прежде проявления в бытии. Потом, когда создал Бог чувственный мир сей, то не отдалился от него местом, потому что есть везде сый и вся исполняяй; но из всего сущаго в мире, ничто не приблизилось к Нему по естеству и славе божества Его. Бог, будучи не отдален от всего сущаго, явно есть во всем, и однакожь никто не знает Его, как говорит Господь наш: ни Отца кто знает, токмо Сын, и емуже волит Сын открыти (Мф. 11:27). Итак Бог, который был в мире и не был познаваем от него, пришел, говорит, во своя, и свои Его не прияша. Своими называет Он мир и людей, сущих в мире, и потому, что есть Творец и Владыка их, и по сродству, в какое вступил с людьми через свое вочеловечение. Размысли же добре о том, что мы сказали, и познай что Бог–Слово, в начале сый у Бога и Отца, имеющий жизнь в Себе и все создавший, и сущий светом, просвещающим всякаго человека, Он самый, который был прежде бытия мира и создал мир, который есть в мире и не познается миром и не объемлется им, — Он пришел в мир и соделался человеком, да явится яко Бог и познается, как есть, тем, которые приемлют Его, яко Бога, с верою и соблюдают заповеди Его. Почему св. Евангелист и говорит: елицы прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, верующим во имя Его: иже не от крове, ни от похоти плотския, ни от похоти мужеския, но от Бога родишася. И Слово плоть бысть, и вселися в ны, и видехом славу Его, славу яко Единороднаго от Отца, исполнь благодати и истины (Ин. 1:12—14). На–те! Вот вам зеркало, о коем я сказал прежде, — эти самыя слова! И посмотрите, прошу вас, какая точность в словах Евангелиста! Как ясно обозначает он признаки, по которым познаются верные, чтоб мы и самих себя могли познавать, и ближних своих! Елицы же, говорит, прияша Его, разумеется, посредством веры, и исповедали Его Богом, а не человеком только, даде им область, через крещение чадами Божиими быти, освободив их от тиранства диавола; так чтоб они не только были верными, но, если восхотят жить и по заповедям Его, чтоб к вере притяжали и святость через делание заповедей Его, как и в другом месте говорит Господь: святи будите, яко Аз свят есмь (Лев. 19:2). И опять: будите милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть (Лук. 6:36). Потом Евангелист показывает и способ, как таковые делаются чадами Божиими, говоря: иже не от крове, ни от похоти плотския, ни от похоти мужеския, но от Бога родишася. Рождением здесь называет он духовное изменение, совершающееся и узреваемое через крещение Духом Святым, как говорит сам неложный Господь: Иоанн крестил есть водою, вы же имате креститися Духом Святым (Деян. 1:5). Посему крещаемые Духом Святым бывают, как свет во свете, и знают Родившаго их, потому что видят Его. А что рожденные благодатию Святаго Духа имеют нужду быть питаемыми и святым причащением пречистаго тела и честныя крови Господа нашего, о сем послушай, что говорит Евангелист: и Слово плоть бысть и вселися в ны. И что слова сии говорят о пречистых тайнах, послушай Господа, который говорит: ядый Мою плоть и пияй Мою кровь, во Мне пребывает и Аз в нем (Ин. 6:56). Когда же родимся мы духовно благодатию Святаго Духа, и соделаемся чадами Божиими, и через причастие пречистаго тела и честныя крови Господа вселится в нас и станет обитать, как Свет, Христос, Сын и Слово Бога воплотившееся; тогда последует и сие: видехом славу Его, славу, яко Единороднаго от Отца. Ибо когда родимся мы духовно от Него, когда Он вселится в нас через тайны и мы станем сознательно пребывать в Нем; тогда в тот самый час, как будет сие в нас, вдруг узреваем мы славу божества Его, славу яко Единороднаго от Отца, т. е. такую, какой никто другой не имеет, ни ангел, ни человек. И поелику Отец и Сын Его единородный едино суть, то явно, что и слава Их обоих едина есть, каковая открывается и познается (ведомою делается) всем, кому хочет Сын, открыть через Святаго Духа, от Отца исходящаго.

Итак, братия мои, пусть всякий добре вникнет в силу слов сих, и по ним испытывает себя самого, — приял ли Бога–Слова пришедшаго в мир, и соделался ли чадом Божиим, — точно ли родился не от плоти только и крови, но и от Бога, познал ли, что воплотившийся Бог–Слово вселился в него, и увидел ли славу Его, славу яко Единороднаго от Отца. В ком все сие совершилось, тот воистину христианин есть; он видит себя вновь рожденным свыше, и знает Отца, родившаго его не словом только, но и делом благодати и истины. Станем, братия мои, пред сим зерцалом истины, и будем избегать вреднаго и еретическаго учения тех, которые говорят, что ныне не открывается в нас верующих слава Господа Иисуса Христа благодатию Святаго Духа. Ибо благодать дается с откровением сим; и откровение сие действуется благодатию. Почему ни Духа Святаго не приемлет никто без того, чтоб Дух не открывался и не зрим был умными очами, ни откровения такого не узревает никто, не быв просвещен благодатию Святаго Духа. Даже и верным не может называться тот, кто не получил благодати Святаго Духа. Христос Господь говорил самаряныне: пияй от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки: но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник воды текущия в живот вечный (Ин. 4:14). Сие же, — как замечает Евангелист, по случаю Слова о питии воды от Него в другом месте, — рече Господь о Дусе, егоже хотяху приимати верующие во имя Его (Ин. 7:39). Видишь ли, что те которые не имеют Духа Святаго, так чтоб Он действовал и глаголал внутрь их, не суть верные? Ибо неложен Христос, который греха не сотворил и в устах котораго не обретеся ложь. Почему если Христос говорит, что даст Духа верующим в Него, то никакого нет сомнения, что не имеющие Духа не суть верующие в Него от чистаго сердца.

Если же кто станет говорить, что каждый из нас верующих получил и имеет Духа, хотя не сознает и не чувствует того, таковый богохульствует, так как представляет лживым Христа, который сказал: будет в нем источник воды текущия в живот вечный, — и еще: веруяй в Мя, реки от чрева его истекут воды живы (Ин. 7:38). Итак, если источный ключ бьет, то наверное река, исходящая из сего источника и текущая, видима бывает для имеющих очи. Но если и это (будем говорить в тон тех, которые так мудрствуют) действуется в нас, а мы ничего такого не чувствуем и не сознаем в себе, то явно, что мы совсем не будем чувствовать и жизни вечной, которая бывает следствием того, и не увидим света Духа Святаго, но пребудем мертвы, слепы, безчувственны и в будущей жизни, как пребываем в настоящей. Таким образом выйдет, что надежда наша тщетна и течение наше — попусту, если мы все еще в смерти, т. е. остаемся мертвы духом и не воспринимаем чувства вечной жизни. Но не так есть во истине, не так. Но что я говорил не раз, скажу и еще, и не перестану говорить: свет Отец, свет Сын, свет Дух Святый; трие сии един свет, безвременный, нераздельный, неслиянный, вечный, несозданный, неоскудевающий, неизмеримый, невидимый, поколику есть и помышляется сущим вне и превыше всего, — котораго ни один человек не мог никогда увидеть, прежде очищения, и не мог получить прежде узрения. Ибо прежде надлежит увидеть его, и потом многими подвигами стяжать, так как многие видали, но не стяжали, подобно тем, которые удостоиваются увидеть великое и безмерное богатство в царских сокровище–хранительницах, и потом отходят ни с чем, как и прежде были. В начале многократно находит божественное просвещение и осияние на тех, которые каются с теплотою сердца, но скоро и отходит. И если они вдадут себя всех всецело в подвиги даже до смерти, и взыщут сего просвещения с болезнию сердечною, и представят себя Христу Господу достойными, чистыми, непорочными во всех делах, то снова получат его, и оно приидет опять к ним более совершенным. Если же они вознерадят и не захотят вдать себя в большие труды по причине животолюбия и покоелюбия своего, то бывают недостойны такого дара и не входят в живот вечный (не восприемлют начатков его) теперь, пока еще в теле находятся; не вошедши же теперь, — явно, не сподобятся сего и по смерти, в другой жизни. Если тот, кто, получив талант, скрыл его, подвергся осуждению за то, что не преумножил его; то сколь большему подпадет осуждению тот, кто не только не преумножил, но и совсем потерял полученное им по нерадению своему? Итак здесь, как говорит Божественное Писание, торжище, здесь подвиги и состязания. Здесь даются победителям, как залоги венцы победные; равно как и для побежденных здесь полагается начало их посрамлению и мучению.

Приведи себе на память сорок мучеников и всех других страдальцев за Христа. Они подтверждают то, что я говорю. Сорок мучеников, еще находясь в озере, получили из рук Христовых венцы мученические; а тот вошедший в баню, тотчас будто растопился от тепла, и пошел в огонь вечный на мучения. Также св. Евстратий, предивный в добродетелях муж, когда был мучим за любовь Христову, говорил: теперь я познал, что храм Божий есмь, и Дух Божий живет во мне. Отойдите от меня делатели беззакония! А к мучителю, судившему его, сказал: еслиб ты был здрав умом и душа твоя не была вся — земля и персть, по причине страстей, я показал бы тебе, что сей распятый Христос есть Спаситель, Искупитель и Благодетель наш. Видишь ли как сей святый, когда вошел в подвиги мученичества и начал переносить терзания в борьбе своей, тогда познал себя самого, что он есть храм Божий, и стал видеть умными очами души своей, что Дух Божий ощутительно обитает в нем. Какое другое свидетельство могло бы быть яснее этого? Если иные скажут, что то были мученики, претерпевшие такия и такия страдания за Христа, и нам как можно уподобиться им? То скажу и я таким, — что и вы сами, если захотите, можете каждодневно проходить подвиг мученичества, подобно мученикам, можете страдать и терпеть за Христа каждый день, каждую ночь и каждый час. Как же это может быть? Если и вы установите брань с мысленными врагами нашими — демонами, и будете всегда противостоять греху и страстной воле своей. Те противостояли мучителям, а вы противьтесь демонам и пагубным страстям плотским, которые тираннически устремляются на душу нашу, каждый день, каждую ночь и каждый час, и понуждают нас делать то, что несообразно с Богочестием и чем прогневляется Бог. Итак, если и мы противостанем всему такому, не послушаемся советов лукавых демонов и не станем творить волю плоти и помышлений и питать ее удовлетворением ея безчинных похотений, то по всей справедливости будем и мы мучениками, противовоюющими греху. И если, противясь диаволу, будем охотно переносить всякий труд ради заповедей Христовых, как мученики, противясь мучителям, переносили за Христа нестерпимыя страдания, и при этом, приводя на память мучения и раны, подъятыя мучениками, будем стеня воздыхать из глубины сердечной, помышляя, как далеки мы от подвигов их, и скорбя, что не удостоены подобно им пострадать за Христа: то несомненно удостоимся получить венцы, подобные ихним, по великой благости Бога, которую Он всегда являл и являет нам от начала и доселе. Ибо хотя при этом мы не будем подобны им в мужестве, но всячески можем уподобиться им в терпении и благодушии, с какими переносить будем труды и болезни, испытываемыя в видах соблюдения заповедей Христовых. Они освятились подвигами мученичества, а мы надеемся спасены быть ради добрых дел и подвигов, какие проходим для стяжания добродетелей, — всецело по человеколюбию и благодати Божией; они освятились мученическими потами и болезнями, а мы — слезами и подвигами покаяния; они — через излияние крови своей, а мы через отсечение воли своей и решимость на смерть, по коей готовы были бы каждочасно умереть ради заповеди Господа, не допуская себе преступить какую–либо из них даже единым словом.

Посему и мы все, братия мои, должны презреть настоящее, как и мученики, потому что никому невозможно получить нетленное, если он не вменит в уметы тленное, ни стяжать вечное, если он прилеплен к временному; никто также из обладаемых в сердце какою–либо страстию, хотя бы то малейшею, не может иметь живущим в себе Христа благодатию св. Духа: ибо Бог свет есть, как говорит сам Он: Аз есмь свет миру (Иоан. 8:12). Если, может быть, ты думаешь, что Христос есть свет по плоти, то, по–твоему, выйдет, что когда Христос вознесся на небо и скрылся, тогда и свет удалился от учеников Его, а следовательно и от нас, и весь мир остался во тме. Если же исповедуешь, что Он есть свет мира по Божеству, то как думаешь, что Он в тебе есть, и говоришь, что не видишь Его? Если скажешь, что Дух Святый в тебе заслоняется страстьми то делаешь Бога описуемым и превозмогаемым от зла и тмы, сущих в тебе: ибо злоумие и страсти и без дел греховных суть тма. Итак, кто говорит, что имеет в сердце своем свет покрытым тмою страстей и потому не видит его, тот утверждает, что свет (Божий) превозмогается тмою (человеческою), и доказывает, что лжет Дух Святый, который говорит через Евангелиста Иоанна: и свет во тме светится, и тма его не объят. Дух Святый говорит, что свет не превозмогается тмою, а ты говоришь, что он в тебе покрывается тмою страстей? Познай же ты, говорящий сие, кто бы ты ни был, что явно грешишь в ведении; ибо, если сознаешься, что тма страстей покрывает находящийся в тебе свет, то прежде всего другаго себя самого обличаешь, сам о себе удостоверительно говоря, что сидишь во тме и состоишь под властию страстей, и при всем том, что приял область чадом Божиим быть, т. е. чадом света и сыном дня, лежишь в праздности и бездействии во тме страстей, не хочешь восподвизаться в делании заповедей Божиих и разогнать тму страстей, но презираешь Христа, с небес сошедшаго и ради твоего спасения соделавшагося человеком, и оставляешь Его лежать в нечистом сердце твоем, как в некоем блате. Посему вот что говорит тебе свет, т. е. Христос: от уст твоих сужду тя, раб лукавый. Я, неприступный и для Ангелов, пришел, — как ты говоришь, — и вселился в тебя; и ты это знаешь, а между тем оставляешь меня лежать погруженным во тму твоих страстей и грехов, как сам же опять говоришь. Столько времени я терпел ожидая, что вот–вот покаешься и начнешь творить заповеди Мои, а ты до самаго конца не восхотел ни разу взыскать Меня и ни однажды не сжалился надо Мною, потопляемым и утесняемым в тебе, и не дал Мне, возжегши свет Мой в тебе, обресть тебя, — драхму потерянную, и сделать, чтоб ты узрел Меня, как Я взираю на тебя, но оставил Меня всегда быть покрытым страстями твоими. Отойди же от Меня, делатель беззакония, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его. Я алкал обращения твоего и покаяния, но ты не дал Мне вкусить сего и удовлетворить желанию Моему, — т. е. не раскаялся в злых грехах своих. Был Я наг от добродетельных деяний твоих, и ты не одел Меня ими. Был Я в тесной, нечистой и мрачной темнице сердца твоего, и ты не восхотел посетить Меня и известь Меня на свет. Видел ты, как Я лежал в болезни собственнаго нерадения твоего и бездействия, и не пришел послужить Мне добрыми делами своими. Отойди же от Меня.

Вот что скажет Господь, вот что говорит Он и теперь тем, которые говорят, что имеют в себе Духа Святаго, только Он сокрыт и закрыт тмою страстей их, и не зрится умными очами души их. К тем же, которые говорят, что знают Христа, но не видят света божества Его, говорит Христос: если вы познали Меня то конечно познали, как свет; ибо Я есть воистину свет мира. Но горе тем, которые говорят: когда придет день Господень? — и не подвизаются постигнуть его здесь в настоящей жизни; ибо пришествие Господне и пришло, и приходит всегда в верных, и присуще во всех желающих. И если Христос есть свет мира, и обещал Апостолам своим быть с нами до скончания века, то как Сущий с нами имеет приити? Нет, не имеет Он приити к нам, потому что мы не сыны тмы и ночи, чтоб пришел к нам свет, но сыны света и дня Господня. Почему, и пока живем в настоящей жизни, пребываем с Господом, и когда умрем, будем жить через Него и с Ним, по божественному Павлу (Рим. 14:8). И св. Григорий Богослов говорит: «что для чувственных солнце, то для мысленных (духовных) Бог. Он будет и будущий век, и невечерний день, и царство небесное, и брачный чертог, и земля кротких, и божественный рай, и царь и послужитель, как сам сказал: блажени раби тии, ихже пришед Господь обрящет бдящих. Аминь, глаголю вам, яко препояшется и посадит их и приступив послужит им» (Лук. 12:37). Всем этим, и еще многим больше этого, — чего и исчислить никому нельзя, — бывает Христос для верующих в Него, — не в будущей только жизни, но прежде в настоящей, а потом в будущей, только здесь в меньшей мере, а там в полной. Впрочем верные отсель еще предвидят ясно будущия блага, и приемлют залоги (или зачатки) их. Как не думают они, что получают здесь все обетования: так опять не такою питают себя надеждою, что имеют получить их все только там, а здесь в настоящей жизни бывают лишены и совсем непричастны будущих благ. Но поелику Бог удомостроил посредством смерти своей и своего воскресения даровать нам царство, нетление и вечную жизнь, то отселе еще без сомнения сподобляемся мы быть душею причастниками будущих благ, т. е. быть по душе нетленными и безсмертными, быть сынами Божиими, сынами света и дня и наследниками царства небеснаго, поколику имеем внутрь себя сие самое царство небесное. Все сие действительно отселе еще получаем, не без чувства и ведения души, если мы не безъискусны в вере и не скудны деланием заповедей Божиих. Но телесно еще не получаем того, потому что это тело наше тленно, как было и тело Христово до воскресения. И поелику душа наша объемлется таким телом и им связуется, то мы не можем теперь воспринять в душу свою всю божественную славу, открываемую нам; но видя, как в зерцале, необъятное море оной славы, думаем, что видим одну каплю того моря славы. Почему и говорим, что видим ныне как в зерцале и в гадании. Впрочем видим при сем и то, что духовно, т. е., по душе мы подобны Тому, кого видим и кто нас видит; по воскресении же примем и тело духовное. Как Христос божественною своею силою сделал тело свое иным, то–есть духовным, и так воскресил его от гроба: так и мы, сделавшись прежде здесь подобными Христу по душе, тогда станем подобны Ему и по телу, — человеки по естеству и боги по благодати, как и Христос, будучи Бог по естеству, соделался человеком, как есть человек, по великой своей благости. Зная наверное сие таинство, как можем не возжелать смерти, когда, как говорит Апостол, суще в теле сем воздыхаем, откровения чая сынов Божиих? (Рим. 8:19—22).

Но если праведные не бывают причастны вечных благ и не получают благодати Божией еще здесь, еще в настоящей находясь жизни, то Христос только пророк есть, а не Бог, и все, о чем говорит Евангелие, не есть дар благодати, а пророчество о будущих дарованиях; равным образом и Апостолы получили пророчество, а не исполнение пророченнаго: и сами они ничего не получили, и другим ничего не преподали. Увы! Какое нечувствие и какая слепота у тех, которые держатся такого мнения! Ибо если так есть, как они говорят, то будет следовать, что вера наша — одни слова, которым нет соответствующаго дела. Но если благодать Божия, спасительная всем человекам, явилась словом только, а не делом, и если мы думать станем, что таинство веры нашей есть именно таково, то кто будет окаяннее нас? Если свет мира есть Христос и Бог, а мы веровать будем, что ни один человек никогда не видел Его, то кто другой будет более неверующим, чем мы? Если Христос есть свет, а мы говорим, что не чувствуем Его, когда облекаемся в Него, то чем будем отличаться мы от мертвых? Если Он есть лоза виноградная, а мы — ветви, и однакожь не сознаем единения, какое имеем с Ним, то явно, что мы бездушны и безплодны, — сухия древеса, гожия только для вечнаго огня. Если, по божественному слову, те, которые вкушают плоть Господа и пиют кровь Его, имеют живот вечный, а мы, когда причащаемся, не чувствуем, чтоб при сем было в нас что–либо более того, что бывает от обыкновенной пищи, и не сознаем, что получаем иную жизнь, то очевидно, что мы причащаемся только хлеба, а не Бога. Ибо если Христос есть Бог и человек, то и святая плоть Его не есть плоть только, но плоть и Бог нераздельно и неслиянно, и поколику плоть, т. е. поколику она есть под видом хлеба, — видится телесными очами, а по Божеству не видится телесными очами, но видится мысленными очами души, т. е. умом. Посему Господь и говорит: ядый Мою плоть и пияй Мою кровь, во Мне пребывает и Аз в нем (Ин. 6:56). Не сказал: Он пребывает с ними (т. е. с плотию и кровию), а они с Ним; но — пребывает со Мною, т. е. с Моею славою, с Моим светом и с Моим божеством; как и в другом месте говорит: как Я в Отце, и Отец во Мне, так Я в вас, и вы во Мне (Иоан. 14:20). Итак, если мы думаем, что все сие бывает в нас без того, чтоб мы то сознавали и чувствовали чувством души нашей; то кто возможет, как должно, оплакать нечувствие наше? Воистину никто.

5. Но блаженны те, которые прияли Христа, пришедшаго, как свет, в них, бывших во тме, потому что они стали сынами света и невечерняго дня. Блаженны те, которые облеклись в свет Его в настоящей жизни, потому что облеклись уже в одеяние брачное и не будут связаны по рукам и ногам и ввержены в огонь вечный. Блаженны те, которые, будучи еще в теле, увидели Христа. Треблаженны те, которые увидели Его и поклонились Ему мысленно и духовно, потому что во век века не увидят они смерти. Блаженны те, которые каждодневно вкушают Христа, с таким созерцанием и ведением, как пророк Исаия — угль горящий, потому что они очистятся от всякой скверны душевной и телесной. Блаженны те, которые каждочасно очами ума приемлют неизреченный свет, потому что они как во дни благообразно ходить будут и все время жизни своей проживут в духовном радовании. Блаженны те, которые еще здесь познали свет Господень, как Его самого, потому что в будущей жизни они предстанут перед лицем Его с дерзновением. Блаженны те, которые всегда пребывают во свете Господнем, потому что они и в настоящей жизни суть, и в будущей жизни будут всегда братьями и сонаследниками Его. Блаженны те, которые в настоящей жизни возжгли в сердце своем свет и сохранили его неугасимым, потому что они во время смерти сретят жениха Христа, будучи светлыми и светлосиятельными, и вместе с Ним внидут в брачный чертог Его с возженными светильниками. Блаженны те, которые никогда не допускали мысли, будто люди в продолжении настоящей жизни не получают удостоверения в своем спасении, но — в конце сей жизни или после смерти, потому что восподвизаются получить здесь такое удостоверение в своем спасении. Блаженны те, которые не сомневаются ни в чем сказанном и не подозревают, чтоб тут было что ложное, потому что они, если не имеют ничего такого, — что да не будет, — наверное возревнуют стяжать то. Блаженны те, которые от всей души ищут внити во свет (Христов), презрев все прочее, потому что они, если и не успеют, пока в настоящей находятся жизни, внити в сей свет, всячески отъидут отселе с благими надеждами и внидут в него, по мере своей. Блаженны те, которые всегда горько плачут о грехах своих, потому что их осенит наконец свет и горькия слезы их преложит в сладость. Блаженны те, которые просвещаются божественным светом, и видят немощность свою, и постигают срамоту души своей, потому что они будут плакать во всю жизнь свою и омоются слезами своими. Блаженны те, которые приблизились к свету божественному, и вошли в него, и соединились с ним и стали все свет, потому что они совершенно совлеклись оскверненной одежды грехов своих и не будут уже плакать горькими (но безполезными) слезами. Блаженны те, которые видят, что одеяние души их светлосиянно, как Христос, потому что они каждочасно будут исполняемы неизреченною радостию, и, удивляясь сему и изумляясь, будут сладчайшия проливать слезы, сознавая, что стали уже сынами и сопричастниками воскресения. Блаженны те, которые всегда имеют отверстым мысленное око душевное, и во время каждой молитвы своей видят свет, потому что они стали равночестны с ангелами. — Если же они таковы, еще в сей находясь жизни, еще будучи связаны тленною плотию, то каковыми же будут они по воскресении, после того, как воспримут духовное оное и нетленное тело? Всеконечно, они будут тогда не ангелам только подобны, но самому Владыке ангелов, Христу Господу, как написано: вемы, яко, егда явится, подобни Ему будем (1 Иоан. 3:2). Блажен тот христианин, который предстоит богу в молитве так, что его видит Бог, и он видит Бога, и чувствует, что стал вне мира, в теле ли, или кроме тела; потому что он услышит неизреченные глаголы, ихже не лет есть человеку глаголати, и увидит то, чего око не видало, о чем ухо не слыхало и что на сердце человеку не всходило. Блажен тот, кто видит, что в нем вообразился Христос — свет мира, потому что он наречется материю Христа, имея в себе Христа как плод чрева, как сам Он неложнейший обетовал, говоря: мать Моя и братья Мои, и друзья Мои сии суть, — слышащие слово Божие и творящие его (Мат. 12:48, 49), — так что те, которые не хранят заповедей Божиих, сами своею волею лишают себя такой благодати; так как дело сие и было, и есть, и будет возможно, — и бывало, и бывает, и не перестанет бывать во всех тех, кои творят заповеди Господни.

Впрочем, чтоб не оставить сказаннаго нами без свидетельства и навлечь на себя подозрения, будто говорим что–либо от самих себя; а не от Божественнаго Писания, выставляя возможным невозможное, — приведем свидетельство о сем опять тогоже блаженнаго Павла, который есть уста Христовы и говорит: чадца моя, имиже паки болезную, дондеже вообразится в вас Христос (Гал. 4:19). Но в каком месте, или в какой части тела, думаете, полагает он, что вообразится Христос? В лице, или в груди? Нет; в сердце нашем воображается Он и не телесно, а безтелесно и как подобает Богу. Впрочем, как женщина, имеющая во чреве, знает о том ясно, так как младенец во чреве ея делает некоторыя движения (взыграся), и нельзя ей не знать, что имеет плод во чреве: так и тот, кто имеет вообразившимся в себе Христа, знает движения Его и взыграния, то–есть осияние и облистание Его, и видит внутри себя воображение Христа. Как в зеркале видится свет светильника: так видится в нем Христос, однакожь не призрачно и не несущественно, каково то, что видится в зеркале, но в нем видится Христос, как свет, всущественно, невидимо видимым и недомыслимо постигаемым, во образе безобразном и в виде безвидном.

Так, братия, постигается непостижимое в вере нашей! Так зрится и несомненно умопредставляется Отец и Сын с Духом Святым теми христианами, к которым приходят Отец и Сын с Духом Святым, и обитель себе в них творят, как говорит Господь, в едином нераздельном свете познаваемые, как мы сказали. Впрочем как тот, кто гонится за убегающим от него, хотя думает, что уже очень близок к нему, хотя кажется ему, что вот–вот сейчас схватит его, даже будто касается уже его концами пальцев своих, однакожь схватить его он никак не может, пока, по общей поговорке, будет между ними разстояние хоть на один волос: так и мы, если по нерадению нашему имеет хотя малый некий помысел или раздумье неверия, или двоедушия, или боязни (за себя), или другую какую страсть, или имеем пристрастие к чему–либо временному, то конечно не удостоимся иметь в душе своей обитателем Бога и не взойдем на высоту такой славы. Ибо как для того, кто гонится за другим, и малейшее разстояние, хотя бы на один волос, бывает причиною, что он не может схватить его: так и в отношении к духовным вещам, самомалейшая страсть бывает причиною того, что мы не удостаиваемся прийти в созерцание таин Божиих. И если мы не презрим совершенно самой жизни своей и тела своего, с готовностию на самое мученичество, на то, чтобы предать всецело себя и жизнь свою на всякое мучение и всякую смерть, совсем изгнав из памяти все, что служит к поддержанию жизни тленнаго тела сего, то невозможно нам быть друзьями и братьями Христа, ни сопричастниками и сонаследниками Его, и не придем мы никогда в созерцание и опытное познание сказанных таинств Божиих. Посему, кто не сподобился еще достигнуть сего и получить такия блага, тот пусть обвиняет себя самого, а не говорит, как непщующий вины о гресех, что это невозможно, или хотя и возможно бывает, но помимо нашего сознания, то есть так, что мы не знаем того. Да удостоверится он из Божественных Писаний и да ведает, что дело сие возможно и истинно бывает и совершается заведомо нам, так что мы не можем не знать о нем; но по причине опущения и неисполнения заповедей Христовых, каждый соразмерно с тем сам себя лишает таковых благ, каковыя когда бы сподобиться получить всем нам, так чтобы вкусить их еще в настоящей жизни и уразуметь, яко благ Господь, и там узреть сего Господа всего и сорадоваться с Ним в бесконечные веки. Аминь

СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТ ОСЬМОЕ

1. О любви и вере. Как стяжать в душе своей любовь к богу? 2. О возсиянии и созерцании света и о таинственной беседе Духа.

1. Послушаем, братья, Спасителя нашего и Бога, который явно говорит нам во святом Евангелии: не приидох, да сужду мирови, но да спасу мир (Иоан. 12:47); в другом же месте Евангелие показывает и способ спасения, говоря: тако возлюби Бог мир, яко и Сына своего единороднаго дал есть, да всяк веруяй в Он не погибнет, но имать живот вечный (Иоан. 3:16). Итак, кто верует сему от всей души и убежден, что Христос пришел не судить его а спасти не за добрыя его дела или труды и поты, но ради одной веры в Него, тому как можно не любить Его от всей души своей и от всего помышления своего? Особенно когда услышит, что Он претерпел такия страсти для спасения его и всех людей, — т. е., как Он, Сын Божий и Бог, равночестный и единосущный Отцу, сый превыше небес, содержащий всю тварь державною рукою силы своея, снизшел с небес, вошел в утробу Девы и Богородицы, пребыл в ней девять месяцев и соделался человеком, и как Он, сый со Отцем своим горе на небесах, благоволил долу на земле соделаться плодом чрева, проходя по порядку весь чин естества нашего, — и когда помыслит о прочих таинствах воплощеннаго домостроительства Его, и о страстях, какия претерпел за людей Он, безстрастный по естеству, — т. е. как неизреченно родился в вертепе, как повит был пеленами и положен бедно в яслях безсловесных животных царь всяческих, как принесен был в храм, принят Симеоном на руки и благословлен им, как один из простых людей, как бежал в Египет и оттуда опять возвратился в Назарет и повиновался родителям своим, как крестился от Иоанна в Иордане реке, как искушаем был дьяволом в пустыне, как совершил такия чудеса, — и между тем не был за то предметом удивления, а паче предметом зависти был поносим и осмеиваем злыми и нечестивыми людьми, которых безстыжия уста мог заградить и тайно и явно, и изсушить языки их, и совсем истнить голоса их, — как предан был Иудою учеником своим, как был взят и связан как злодей какой, как принял ударение в ланиту от одного раба, как предан Пилату, как какой виновный, как осужден на смерть, как бичеван, осмеян, поруган, одеян в багряную хламиду, держал в руках трость, которою принимал от богоубийц Иудеев удары по пречистой главе своей, как был увенчан терновым венцем, как распят на кресте, который и нес Сам, носящий всяческая словом своим, как вышел из Иерусалима и шел на лобное место, как окружали Его воины и убийцы оные с бесчисленным множеством народа, следовавшаго за Ним видети кончину, как ужасались тому Ангелы с небес, как Бог и Отец взирал на единосущнаго и сопрестольнаго Сына своего, претерпевавшаго все сие от нечестивых Иудеев, как висел Он нагой на кресте, быв пригвожден гвоздми по рукам и ногам, как напоен желчию с уксусом, и все сие претерпел с великодушием неслыханным моляся безначальному Отцу своему — простить тем, которые распяли Его.

Когда человек помыслит обо всем этом, как возможно, чтобы он не возлюбил Господа от всей души своей? Ибо когда вспомнит он, что Господь наш Иисус Христос, будучи Бог безначальный, Сын безначальнаго Отца, сосущий и единосущный Всесвятому и поклоняемому Духу, сошел с небес, воплотился, соделался человеком и пострадал по любви к нему все то, о чем мы сказали перед сим, и другое большее того, чтобы избавить его от тления и смерти, и сделать сыном Божиим и Богом, подобным Ему; то, — пусть он будет жестче камня и холоднее кристалла, — возможно ли, чтоб не умягчилась душа его и не согрелось сердце его любовию к Богу? Я утверждаю, и так есть воистину, что если кто поверит всему этому от всей души и из глубины сердца, то тотчас стяжет в сердце своем и любовь к Богу. Ибо как говорят, что, когда раскроется маргаритная раковина и в нее войдет роса небесная и луч блистания молнийнаго, тогда в ней тотчас производится маргарит: так, разумей, зараждается и любовь к богу внутрь нас. Когда душа услышит о сказанных выше страстях Христовых, и мало–по–малу поверит всему, тогда в силу веры воспринятой раскрывается, бывши прежде заключенною по причине неверия, и как только раскроется, тотчас входит внутрь сердца, как роса небесная, любовь к Богу вместе с неизреченным светом, как блистанием молнии, и бывает как маргарит светлый и блещащийся, — о каком говорит Господь, что обретший его купец пошел, продал все имение свое и купил его. Итак, кто сподобится уверовать так, как мы сказали и обрести внутри себя умный маргарит любви к Богу, тот не может не презреть всего и не раздать бедным, что ни имеет, чтобы сохранить любовь к богу твердою. Полною и всецелою. Ибо когда он всему предпочитает любовь Божию, тогда и он день ото дня множится в душе его, и бывает в нем чудом чудес неизреченным и неизъяснимым, котораго ни ум понять не может, ни слово высказать. И бывает он в изступлении под действием этого непостижимаго и неизреченнаго чуда, имея ум свой весь прилепленным к нему, и исходит всецело весь вне мира сего, не телом, но всеми чувствами своими, — так как и они вместе с умом устремляются к тому, что созерцается внутри души, — и приходит в откровения и видения Господни, и слышит неизреченные глаголы.

2. Итак, кто сподобится увидеть и услышать таковое и взойти до созерцания Бога, тому возможно ли после сего оставаться в сообщении с людьми, или внимать тому, что представляют чувства его и помышления? Если удостоившийся иной раз предстать пред лицем смертнаго царя и беседовать с ним забывает все прочее, и бывает весь поглощен вниманием только к словам царя, сколь более естественно быть таковым тому, кто сподобится, — сколько это возможно для человека, — увидеть Бога Творца, Владыку и Господа всяческих и беседовать с Ним, и слышать голос Того, Кто имеет судить живых и мертвых? Возможно ли такому не быть изступленну, и не изыти, воистину, вне мира сего и самой плоти своей? Возможно ли, чтоб он не возжелал навсегда пребыть с сим Царем небесным и согласился отдалиться от Него и спуститься к мирским заботам и попечениям о вещах тленных и исчезающих? Не верю, совершенно не верю, чтоб кто–нибудь из разумных людей позволил себе это. Ибо явно, что блага мира сего обыкновенно сопровождаются печалями и трудами мучительными и болезненными, а та жизнь, какой живет кто в боге: беседует с Ним и созерцает неизреченныя оныя блага, превосходит всякое блаженство, и есть выше всякой славы, счастия, радости и утешения, поколику есть выше всякой чести, всяких утех, и всех видимых благ настоящей жизни. Сколько упокоение на дорогой и мягкой постели превосходит лежание на какой–нибудь жесткой и неровной доске: столько же превосходит всякое веселие и наслаждение настоящей жизни радость и отрада, почерпаемыя душею в общении и беседе с Богом. Почему многократно бывает, что, когда кто по неведению или нерадению оставит Бога и божественныя созерцания и перейдет к заботам и суетностям мирским, то, как только почувствует горечь, какую имеют дела мира, и безмерный вред, какой причиняют они душе, спешит как можно скорее обратиться опять к Богу, от коего отдалился было, осуждая себя самого без жалости за то, что увлекся земным, ринулся в терния и в огнь, поядающий души человеческия; почему бежит отсюда и прибегает опять к Богу, Владыке своему. И если бы Господь наш не был человеколюбив и не принимал нас, когда возвращаемся к Нему, еслиб Он не был незлобив, и гневался, а не хвалил нас за возвращение наше, то воистину не спаслась бы никакая душа ни святаго, ни тем паче всякаго другаго. Почему все, скончавшиеся в святости и добродетели, даром спасены, а не за добрыя дела и добродетели свои, и не они только, но и те, которые скончаются после сего, все даром спасены будут.

Поелику, таким образом, спасение подается нам верным не ради добрых дел наших, да не похвалится кто о себе, как говорит Апостол, то совсем не следует нам полагаться на дела, разумею, — на посты. Бдения, спание на голой земле, алчбу и жажду, ношение вериг, или умучение тела власяницами; потому что все это само по себе — ничто. Многие злонравные люди, большею частию из бедных, переносят это, но все остаются такими же, не оставляя своей худости и не делаясь хорошими. Полезно бывает и это для некоторых тем, что смиряет тело и умаляет его живость и возбудительность; но Господь не этого только требует, а сердца сокрушеннаго и смиреннаго, — того, чтоб сердце наше всегда взывало к Нему со смиренным помыслом: кто есть я, Господи мой Боже, что Ты благоволил сойти на землю, воплотиться и умереть за меня, чтоб избавить меня от тления и смерти и сделать общником и наследником Твоей славы и Божества? Когда будешь иметь такое смиренное мудрование и будешь в таких упражняться помыслах в уме своем, то тотчас придет к тебе Господь, обымет тебя и облобызает, дарует Дух правый в сердце твое, Дух избавления и прощения грехов твоих, увенчает тебя дарами Своими и сделает славным мудростию и ведением. Ибо что другое так любезно и благоприятно Богови, как сердце сокрушенное и смиренное и мудрование самоуничиженное? В таковом–то смиренномудрии души обитает и почивает Бог, — и всякий навет врага против нея остается безуспешным; все греховныя страсти исчезают в ней и напротив множатся плоды Духа Святаго, как–то: любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, смиренномудрие и воздержание от всех страстей; за сим потом следует божественное ведение, премудрость Слова, бездна сокровенных помышлений и таин Христовых. Кто достигнет до такого состояния и окачествуется так, тот изменяется благим изменением и бывает земным ангелом; телом сообращается он с людьми в мире сем, а духом ходит на небесах и сообращается с ангелами, и от неизреченной радости распространяется в любви Божией, к которой никто никогда не может приблизиться, если прежде не очистит сердца своего покаянием и многими слезами, и не достигнет глубины смиренномудрия, чтоб принять в душу свою Святаго Духа, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Коему подобает слава и держава во веки. Аминь.

СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЕ

1. Всякому христианину необходимо причастну быть благодати Святаго Духа. 2. Невозможно, чтобы дела добродетели были тверды и прочны иначе, как благодатию Святаго Духа, без коей никто не может ни успешно шествовать путем добродетели, ни пользовать других, ни принимать и разрешать чужие помыслы. 3. Триипостасное Божество по всему равно (то–есть все лица по всему равны).

1. Как светильник, хотя и елеем полон, и фитиль имеет, но если не зажжен огнем, остается весь темным: так и душа, повидимому украшенная всеми добродетелями, если не сделается причастною света и благодати Святаго Духа, есть еще погашенная и омраченная, и дела ея еще нетверды; ибо надобно, чтоб они были обличены и явлены светом (Еф. 5:13). Итак, у кого светильник души еще погашен и темен, для того потребен божественный свет, который засветил бы в нем светильник души его и научил его обсуждать деяния свои, испрашивать прощения в погрешениях посредством исповедания и исправлять каждочасно, что сделает неправаго и худаго. Ибо как невозможно не спотыкаться тому, кто идет в темную ночь: так невозможно не погрешать тому, кто не увидел еще божественнаго света, как говорит Христос Господь: аще кто ходит во дни, не поткнется: яко свет мира сего видит. Аще же кто ходит в нощи, поткнется, яко несть света в нем (Иоан. 11:9, 10). Говоря: несть света в нем, указал на божественный и невещественный свет, потому что чувственнаго света никто не может стяжать и иметь в себе.

2. Итак, как нет совершенно никакой пользы тому, кто идет во тме, держать в руках много не зажженных, хотя исправных светильников; потому что и с ними он все же не может видеть ни себя самого, ни другаго кого: так и тот, кто думает, что имеет в себе все добродетели (если это возможно), но не имеет света Всесвятаго Духа, не может ни видеть хорошо и как подобает дела свои, ни вполне удостовериться, что они угодны Богу; не может также он других руководить и указывать им, в чем для них воля Божия; недостоин он и принимать чужие помыслы и исповедывать других, пока не стяжает света Святаго Духа, который бы светил внутри его. Христос Господь говорит: ходите дондеже свет имате, да тма вас не имет: и ходяй во тме не весть, камо идет (Иоан. 12:35). Итак, если тот, кто ходит во тме, сам не знает куда идти, то как может он другим указывать дорогу? Если кто поставит незажженный светильник на свещнице, на коем нет другаго света, который бы светил, то что пользы? Никому не следует так делать, но надлежит поступать так, как определил Бог всяческих в святом Евангелии: никтоже светильника вжег, в скрове полагает, ни под спудом, но на свещнице, да входящии свет видят (Лук. 11:33). Сказав это, Он указывает и признак, по которому можно узнать, кто стал светом и имеет свет в себе, говоря: светильник телу есть око (Лук. 11:34). Какое другое разумеет Он здесь око, кроме ума? Сие око не может быть просто, если не видит простаго (чистаго) света. Свет же простый (чистый) есть Христос. Итак, кто имеет в себе свет Христов, который бы светил в уме его, о том говорится, что он имеет ум Христов. Когда око твое, т. е. ум твой прост, т. е. светел, тогда и безтелесное тело твое, т. е. все части души твоей будут светлы; и наоборот, когда ум твой лукав, т. е. омрачен и погашен, тогда и вся душа твоя будет темна. Итак, разсуди добре, не тма ли и свет, который в тебе? Вникни также добре, не думается ли тебе, что имеешь то, чего еще не стяжал? Добре разсмотри это, чтоб не обмануться и не подумать, что в тебе свет, тогда как это не свет, а тма.

Внемлите же себе, братья мои, чтоб не случилось и с вами того, что, тогда как думаете, что вы — с Богом и имеете общение с Ним, потом окажется, что вы вне, отдалены от Него, по той причине, что не видите в настоящей жизни света Его. Ибо если бы божественный свет возжег светильники ваши, т. е. души ваши, то он сиял бы в вас явно, как сказал Господь наш Иисус Христос, — что если ум твой светел, то и душа твоя не будет иметь ни одной части темной, но будет вся светла, подобно как когда светильник освещает тебя светом своим. Какое еще другое свидетельство, большее этого, могу я привесть тебе для убеждения тебя? Если не поверишь Владыке Христу, то как, скажи мне, поверишь мне, сорабу твоему?

Но что сказать мне тем, которые любят быть славными и именитыми, состоять иереями, игуменами, учителями и духовниками, желают принимать чужие помыслы и говорят, что достойны того, чтоб иметь власть вязать и решить, — когда вижу, что они ничего не знают, что необходимо в порядке жизни по Богу, и других тому не учат и не вводят их в свет ведения, чтоб они знали и разумели, что необходимо требуется для спасения их? Что другое скажу кроме того, что говорит Христос законникам: горе вам, законником, яко взясте ключ разумения: сами не внидосте и входящим возбранисте (Лук. 11:52). — Поистине же ключ разумения что есть другое, как не благодать Святаго духа, подаемая веры ради? Сия благодать отверзает заключенный и омраченный ум наш и сообщает ему истинное ведение и познание божественнаго просвещения.

3. Дверь есть Сын, как говорит сам Он: Аз есмь дверь (Иоан. 10:8). Ключ к двери сей есть Дух Святый: приимите, говорит, Дух Свят. Имже отпустите грехи, отпустятся им, и имже держите, держатся (Иоан. 20:23). А дом — Отец: в дому Отца моего, говорит, обители многи суть (Иоан. 14:2). Внемлите же тщательно силе слова. Если ключ не отверзет (почему Сам говорит: сему дверник отверзает, (Иоан. 10:3), дверь не отворится; а если дверь не отворится, то никто не войдет в дом Отца, как говорит Христос: никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною (Иоан. 14:6). А что Дух Святый прежде отверзает ум наш и научает нас об Отце и Сыне, об этом опять сам Христос сказал: егда же приидет Утешитель, Дух истины, иже от Отца исходит, Той свидетельствует о Мне, — и наставит вы на всяку истину (Иоан. 15:26; 16:13). Видишь, что Отец и Сын познаются через Духа, и, лучше сказать, в Духе. И опять говорит Господь: аще не иду Аз, Утешитель не приидет к вам (Иоан. 16:7). А когда приидет, воспомянет вам вся (Иоан. 14:26). И еще говорит: аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите, и Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам, да будет с вами в век, Дух истины. И немного ниже прибавляет: в той день (когда т. е. придет Дух Святый в вас) уразумеете вы, яко Аз во Отце моем, и вы во Мне, и Аз в вас (Иоан. 14:15, 16, 20). И опять говорит: Иоанн крестил есть водою, вы же имате креститися Духом Святым (Деян. 1:5). И необходимо так: ибо кто не окрестится Духом Святым, тот не может быть ни сыном Божиим, ни сонаследником Христовым. Вот и Петру Апостолу говорит Господь: дам ти ключи царства небеснаго (Мф. 16:19). Конечно, не то сказал Он, что даст ему ключи медные или серебряные, но ключи достойные дома онаго, то–есть Духа Святаго. Если желаешь знать, каков дом оный, послушай, что говорит святой Павел в послании к Тимофею: блаженный, и единый сильный, Царь царствующих и Господь господствующих, един имеяй безсмертие, и во свете живый неприступнем (1 Тим. 6:15, 16). Если таким образом дом оный есть свет неприступный, явно, что и дверь дома того также есть неприступна. И ключ никак не может отверзть дверь, если и он не неприступен и не тогоже естества с нею, но будет сожжен дверию, как и дверь будет сожжена домом, если не будет тогоже с нею естества. И будет, что дом оный останется для всех неприступным и невходным. Тогда и вера наша престанет, если Святая Троица разделяется на приступное и неприступное, на большее и меньшее.

Вникните же получше в сказанное мною, и, слыша примеры, взятые мною от вещей чувственных и вещественных, как–то: дом, дверь, ключ, не печатлейте в уме своем никакого телеснаго образа, чтоб не впасть в недостойныя Бога помышления, могущия походить на богохульство, но представляйте все сие в себе самих боголепно, возвышаясь до созерцания сокровеннаго в том смысла. Если же не можете понимать сего боголепно, то принимайте все одною верою, не позволяя себе слишком много пытать о сих предметах. Почему Дух Святый называется ключем? Потому, что через Него и в Нем впервые просветляется ум наш, и мы. Приходя в раскаяние, очищаемся от всякаго греха; после чего получаем свет ведения, крещаемся свыше, возрождаемся и делаемся чадами Богу, к Коему и приемлем дерзновение взывать: Авва Отче! как говорит Апостол: сам Дух ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными (Рим. 8:26). И еще: посла Бог Духа Сына своего в сердца ваша вопиюща: Авва Отче (Гал. 4:6). Сей–то дух показывает нам дверь, открывая, что она есть свет. И опять дверь научает нас, что обитающий в доме есть также свет неприступный. Впрочем не есть ин Бог, обитающий во свете, и ин свет — дом Его, как не есть ин свет Божества, и ин Бог, но один и тотже есть и дом, и обитающий в нем, как один и тотже есть и свет, и Бог. Богословски же называется домом и Сын, как говорит сам Он: Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе (Иоан. 17:21). И еще: Аз во Отце моем, и вы во Мне, и Аз в вас (Иоан. 14:20). И дух Святый равно называется также домом. Ибо там, где говорит Господь наш: Я и Отец к нему (любящему Меня и соблюдающему слово мое) приидем и обитель у него сотворим (Иоан. 14:23), явно доразумевать надлежит, что это бывает через Духа Святаго, о Коем говорит Апостол, что Он устрояет себе в душах верующих обитель: не весте ли, яко храм Божий есте и Дух Божий живет в вас? (1 Кор. 3:16). Говорит также Апостол: Господь же Дух есть (2 Кор. 3:17), не потому, что Дух есть Сын, — прочь такое хуление! — но потому, что Сын Божий видится и созерцается в Духе Святом. Но если Дух есть Господь, то явно, что и в отношении к Нему, как и к Господу, можно говорить: Отец в Нем, и Он в нас; и опять равно — мы в Нем, как он с богом Отцем, и Бог — Отец в Нем.

Выражаясь точнее и с большею определенностию, скажу: что есть одно лице Святыя Троицы, тоже суть и другия два лица; ибо лица Святыя Троицы тождественны и созерцаются в едином естестве, и существе, и царстве. Почему чем именуется одно лицо, темже по естеству созерцаются и другия два лица, кроме того, что суть Отец, Сын и Святый Дух, яко лица, т. е. кроме свойства раждать Сына и изводить Дух, принадлежащаго Отцу, — свойства рождаться, принадлежащаго Сыну, и свойства исходить, принадлежащаго Духу Святому. Эти только особенности имеют неизреченным образом место во Святой Троице, т. е. эти свойства принадлежат особо каждому лицу. И никак нельзя иначе помышлять или говорить о них, или переменять имена их. По ним распознаются три лица, и нельзя ни Сына полагать прежде Отца, ни Духа Святаго прежде Сына, но надлежит говорить вместе так: Отец, Сын и Дух Святый, не делая никакого пресечения в них, ни даже до самой малейшей части времени или мгновения: ибо вместе с Отцем тотчас же есть и Сын рожденный и Дух исходящий от Отца. В отношении же ко всему прочему одно и тоже имя или свойство созерцается и в каждом лице, и во всех трех. Так, например, если назовешь — свет, то и каждое лице есть свет, и все три опять суть един свет, — жизнь вечная, и каждое лице равно есть жизнь, то–есть и Отец, и Сын, и Дух Святый, и все три опять суть едина жизнь. Бог есть и Отец, Бог есть и Сын, Бог есть и Дух Святый, — каждое лице отдельно, и опять все вместе три лица суть един Бог, — Творец всяческих, как говорит и ветхозаветное Писание: в начале сотвори Бог небо и землю. И рече Бог: да будет свет. Под словом Бог разумеется здесь Отец (не паче ли — Бог, единый в триех?). И св. Давид говорит (уже раздельно о каждом лице): Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их (Псал. 32:6). Под Словом разумеется здесь Сын, а под Духом уст — Дух Святый (под Господом же — Бог Отец). Также Иоанн Богослов говорит в святом Евангелии: в начале бе Слово, и Слово бе к Богу и Бог бе Слово, — очевидно, Сын. Вся Тем начало быша и без Него ничтоже бысть, еже бысть (Иоан. 1:1, 3). Познайте же. Прошу вас, все сие, вы, именующиеся чадами Божиими и кажущиеся быть христианами, — вы, учащие других пустыми словами и думающие, что вы выше других, — вы, миряне, говорю, и монахи, и иереи, соберитесь все вместе с любовию к Богу, спросите ведающих и опытных мужей, и взыщите первее узнать все сие с решимостию испытать все то и делом; а потом к сему приложите ревностное старание достигнуть того, чтоб отверзлись наконец очи души вашей — узреть Бога, и вы стали воистину чадами Божиими, подобными Богу и Отцу вашему делами и искусом, не словами только, внешним видом и одеждами. Когда сделаетесь таковыми и познаете добре таинства Божии, тогда принимайте и духовныя достоинства (церковные чины), чтоб иначе не услышать: увы! и горе! Примите сие во внимание вы, которые, прежде чем познаете тайны Божии, с великим рвением стремитесь взойти на степень достоинств чуждых вам, которыя приличны другим, т. е., совершенным, а не вам несовершенным. Горе иже мудри в себе самих и пред собою разумни! Горе полагающим тму свет и свет тму (Ис. 5:21, 20).

Итак, возлюбленные во Христе братие мои, всех вас прошу, вопервых положите доброе основание под здание добродетелей, т. е. смирение, потом подвигами благочестия и добродетелей созиждьте дом ведения тайн Божиих, взыщите просветиться божественным светом и чистым умом узреть, — сколько сие доступно для людей, — Бога, и от Бога научиться совершеннейше таинствам царства небеснаго. И тогда уже с сим ведением, которое свыше от Отца светов подается достойным, научайте и других братьев наших христиан, что есть воля Божия, благая, совершенная и угодная, и учением своим приносите народ избранный Богу, который благодатию Святаго Духа поставил вас духовными отцами и учителями Церкви своей, чтоб не быть нам изгнанными из брачнаго чертога Христова, как небрежникам, не позаботившимся одеться в одеяние брачное, — но да явимся мудрыми домостроителями, добре раздающими духовное житомерие соклевретам своим. Но прежде всего позаботимся исправить жизнь свою и жить богоугодно, чтоб безпрепятственно могли войти в брачный чертог Христов светлыми, просвещенными чистым жительством и ведением небесным и исполненными Святаго Духа, и соцарствовать с Ним в царствии Бога и Отца во Святом Духе. Ему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ШЕСТИДЕСЯТОЕ

Первое богословское слово против тех, которые говорят, что Отец есть прежде Сына.

Говорить о Боге, изследовать яже о Нем, покушаться ясным представлять неуяснимое и понятным непостижимое для всех, свойственно человеку самонадеянному и дерзкому. Между тем в эту погрешность впадают не только те, которые говорят что–либо о Боге от самих себя, но и те, которые с пытливостию изследуют и изучают, что сказали и написали против еретиков богословы Церкви нашей, не для того. Чтоб получить от того некую пользу духовную, но чтоб стяжать похвалу от слушателей своих и именоваться богословами. Это очень печалит меня, печалит до изнеможения. Ибо я думаю, что сие покушение страшно, и что те, которые дерзают на него, будут осуждены Господом.

А что дерзают они говорить противно божественным догматам, есть следующее: по тому, говорят, одному Отец больше Сына, что Он есть виновник существования Сына. Если кто спросит их, как понимаете вы: Отец больше Сына? они отвечают: Отец больше Сына, т. е. прежде Его, потому что Сын рождается от Отца. Вот что говорят новые суесловы и нескладные богословы; потому что не знают причины, по которой говорили так богословы против еретиков. Не разумея мысли и цели написаннаго, они суесловствуют, и то, что неправо говорят, почитают верным и истинным. К таковым скажу я, как и должно, не от себя, но будучи научаем от Того, кто научает всякаго человека разуму: братия мои! если Пресвятая троица, все создавшая из не сущаго во еже быти, была, есть и будет всегда нераздельною, то кто научил вас, или кто придумал у вас, что в Ней есть меры и степени? Первое и второе? Большее и меньшее? Кто дерзнул определять так в том, что незримо, непостижимо и совершенно неизследованно и недомыслимо? В том, что всегда пребывает соединенно и всегда есть равно одинаковым образом, невозможно быть одному прежде другаго. Если же ты будешь настаивать, что Отец прежде Сына, так как Сын родился от Отца, котораго потому называешь и большим, то скажу тебе и я, что Сын прежде Отца, потому что еслибы не был уже Он, то Отец не назывался бы Отцем. Если ты полагаешь, что Отец был прежде Сына, и предбывшим называешь Его, поколику Он есть виновник рождения Сына; то я этого не принимаю, т. е., что Отец есть виновник Сына (в таком значении, как предбывший). Ибо через это ты подаешь мысль, что Сына не было прежде чем родился, и что хотя или не хотя родился Сын, и притом хотящу или не хотящу Отцу. Видишь, в какия неуместности, чтоб не сказать — хуления, впадаем мы от таких изысканий? Итак, или не говори, что Отец прежде Сына, — тогда и я охотно приму, что Отец виновник Сына, или если будешь говорить, что Отец прежде Сына, то и я, устрояя слово свое на суде (Пс. 111:5), не приму в таком случае, что Отец виновник Сына. Ибо, как мы сказали, между теми, кои всегда едино суть и суть равно одинаковым образом, одно не может быть причиною другаго. Не думай же, что Отец был прежде Сына какое–либо время, и не говори, что Отец есть первейший или больший Сына. Отец ни насколько не был прежде Сына, потому что Сын совечен и собезначален Отцу, и Отец весь есть во всем, равночестном Ему, Сыне, как и Сын есть во всем, единосущном Ему, Отце. Как же можно говорить, что Отец прежде совечнаго Ему Сына? Если ты говоришь (просто), что Отец виновник Сына, то говорю тоже и я; только не держи и не подавай мысли, что Бог и Отец был один какое–нибудь время, в каковое время не было Сына, и что Он родил Его после и стал виновником существования Его. Это одно отдаляет тебя от Бога и от истины, как нечестиваго, и делает подобным тем еретикам, которые говорят, что Сын создан от Отца. Это в ум только свой вложить есть дело нечестивейшее и безбожнейшее. В телесном рождении людей мы говорим, что отец прежде сына; но к божественному всегда сущему существованию и нерожденному рождению, неипостасной (не начинающей быть ипостасию) ипостасности и пресущественной существенности, — уж и не знаю как бы сказать еще иначе, — это совсем неприложимо. Обычно бывает так, что кто скажет — первое, тому необходимо потом назвать второе и третье. Но в отношении к Пресвятой Троице говорить так совершенно неуместно. Измерять неизмеримое, напрягаться выразить словом неизреченное, и изъяснить неизъяснимое есть дело крайне скользкое и многобедственное. Итак о божественном и неизреченном рождении Сына и Слова говорим, что отец есть виновник Сына, как говорим, что ум есть виновник слова, источник — потока, корень — ветвей; но никак не говорим, что Он прежде Сына, чтоб не размножить единаго Бога, разделяя единое нераздельное Божество на три бога. В отношении к нераздельной и неслиянной Троице невозможно ни помыслить, ни сказать: первое, второе, третье, или большее лили меньшее. Что есть и каково божественное и пресущественное естество, это совершенно неизреченно, неизглаголанно и недомыслимо; уму человеческому невозможно понять этого.

Если хочешь, поведем речь и другим образом, чтоб убедиться, сколь непостижим Бог Творец всяческих. Господь наш Иисус Христос говорит в святом Евангелии: Дух есть Бог, т. е. Отец (Иоан. 4:24). А блаженный Павел — уста христовы — говорит: Господь же, т. е. Сын, Дух есть (2 Кор. 3:17). Итак, если Дух есть Бог, и Дух есть Сын, то где же отчество и сыновство? И скажи мне теперь, что же первое и что большее в божеском непостижимом естестве, так как ты, новенький и суесловный богослов, приписываешь это ему и говоришь так о нем? Если положишь, что Дух прежде Сына и Отца, то вместе с Духом найдешь и всего Отца и всего Сына, так как три сии единосущны и нераздельны. Приди же, хоть после этого, к мысли, что божественное естество непостижимо и недомыслимо для нас человеков. Еще, — Иоанн Богослов сказал: в начале бе Слово, а не Отец. Ты же глубже самого Иоанна постиг премудрость Божию, и говоришь нам и всему миру: первый есть Отец, чтоб дать разуметь, что Сын есть второй по Отце, и опять третий по Нем Дух Святый, проповедуя иное Евангелие– богохульства, как иной богослов, глубочайший Иоанна, более его близкий к Сыну и Слову Божию. Но скажи мне ты, проповедующий льстиво и лукаво догмат требожия, по какой причине наперстник Христов Иоанн Богослов не сказал: в начале бе Отец, но сказал: в начале бе Слово? Вот по какой: чтоб научить нас, что ни Бог Слово никому не был ведом, яко Сын, прежде снизшествия своего на землю и воплощения, ни Бог не был ведом, как Отец, — не потому, чтоб Божество, создавшее мир, не было триипостасно, но потому, что Оно не было еще познаваемо таковым, так как не совершилось еще воплощенное домостроительство Христово. Ибо уже после вочеловечивания Бога Слова, Бог и Отец познался нам истинным Отцем, и Бог Слово, воплотившийся для спасения нашего познался Сыном Божиим, по слову Отца, с небес изреченному: Сей есть Сын мой возлюбленный. Того послушайте; и по слову Сына сказавшаго: Отче праведный, и мир тебя не позна, Аз же Тя познах (Иоан. 17:25), — и опять: сказах имя Твое человеком (Иоан. 17:26), и еще: Отче, прослави Сына твоего, да и Сын твой прославит Тя (Иоан. 17:1), — также: Аз и Отец — едино есма (Иоан. 10:30). Вникни, прошу тебя, в силу слов Господа. Он говорит: Аз и Отец — едино есма. Себя поставил прежде Отца. Для чего? Чтобы показать равночестность и единославие, какия имеет Он во всем со Отцем, и то, что ни Отец ни есть первый, хотя и есть виновник Сына, ни Сын не есть второй, хотя и родился от Отца, ни Дух Святый не есть третий, хотя и исходит от Отца. Ибо как Троица есть едино из начала, и сие едино именуется Троица по ипостасям, то следует, что из сих трех ипостасей или лиц ни одно не может быть первым пред другим. И ни одно из них не было прежде другаго, чтоб тому, которое было прежде, быть первым пред тем, которое от него возсияло. Единая Троица есть едино Божество. Троицею оно называется по лицам, или ипостасям; и поскольку Бог нераздельно разделяется на три лица, неслитно соединенныя во едино, то и называется Бог — Троица. И ни одна из сих трех ипостасей не была прежде другой отнюдь. Ни Отец не был прежде Сына, ни Сын — прежде отца, ни Отец и Сын — прежде Духа Святаго, чтоб один кто был первым пред другим. Все три лица равно безначально сосущи и совечны.

Итак, Святая Троица есть единый Бог, неизреченный, безначальный, несозданный, непостижимый, неразделимый. И невозможно нам ни умом постигнуть Его, ни достойно определить словом. Но чтоб нам совсем не забыть Бога, и храня о Нем полное молчание не казаться живущими, как какие–нибудь безбожники, для того снисходительно позволено нам говорить о Боге и божественном, сколько сие под силу человеческому естеству, говорить так, как научены мы божественными Апостолами и богодухновенными отцами нашими, чтоб, воспоминая о Нем часто, славили мы Его благость и человеколюбивое домостроительство, совершенное Им для нас. Но мы, как бы сведения не имея о том, что земля есмы и пепел, выходим за пределы меры своей и не трепеща изследуем, пытаем, гадаем, надумываем и воображении своем произвольно построеваем то, что недомыслимо и неизреченно для самих ангелов и для всех небесных чинов, — произвольно мудрствуем о Боге и говорим о том без всякаго благоговеинства и страха, какбы какие неверные, нисколько не наученные тайнам Божиим. Скажи наконец мне ты, брате, который без стыда позволяешь себе изследовать и пытать, что касается божескаго естества, веруешь ли, что Бог триипостасный безначален, неизречен, неизследим, невидим, ни для ума непостижим, ни для слова неизглаголан? И что Он не имел начала, ни дней, ни лет, ни веков, но был всегда, и всегда пребывал таковым же? — Да, говоришь, верю. Итак, если ты веруешь тому, что Святая Троица всегда была, как и воистину была, Бог един, Который, когда восхотел, привел из несущаго в бытие небо и землю и все, что в них, прежде того создав все небесныя воинства ангельския, после же всех тварей сотворив и человека, — так что нет ничего ни на небе, ни на земле, ни в преисподних, что не было бы создано из несущаго, — один же только триипостасный Бог, Творец и Создатель всяческих, есть безначален и несоздан, присно сый и прежде всех сый, — если веруешь сему, то чего ради не заграждаешь сам себе уст своих, со страхом и трепетом покланяясь Творцу всяческих, как делают сие все воинства ангельския, сущия на небесах, но оставив разсматривать и изследовать себя самого, дерзкою и самоуверенною душею любопытствуешь о непостижимом естестве Бога? Не трепещешь, человече, как бы не низпала с неба какая–либо стрела молнийная и не попалила тебя?!

Если Бог, триипостасно единый, несоздан есть и безначален, был всегда и прежде всего, видимаго и невидимаго, отелесеннаго и безтелеснаго, познаваемаго нами и не познаваемаго, — что все получило бытие от единосущной и нераздельной Троицы, единаго Божества, то скажи мне, каким способом твари могут познать Творца, начавшия быть — Всегда–сущаго, созданныя — Несозданнаго? Как оне, от Него после получившия бытие, могут познать Его — безначальнаго? Как могут оне понять, каков Он и колик, и как есть? Нет, нет, никак не могут оне понять ничего из этого разве только насколько восхощет сам Творец, Который как дает всякому человеку дыхание, и жизнь, и душу, и ум, и слово, так благоволит человеколюбно даровать и познание о Себе, да ведают Его, сколько подобает. Иначе же твари, получившей бытие от Бога, никак невозможно постигнуть Творца своего. Впрочем и это ведение, какое Он дает нам, верующим в Него, дает Он нам ради веры нашей, чтоб знание подтверждало веру, которая бывает без знания, и таким образом посредством знания утверждался в вере всякий, оглашенный словом, и убеждался, что есть Бог, в Котораго уверовал он по одному словесному учению.

Такое ведение получают верующие посредством многообразных и многоразличных знамений, гаданий, зеркал, таинственных и неизреченных действий, божественных откровений сокровеннаго, созерцания тварей, и посредством другаго многаго, помощию чего каждодневно возрастает вера таковых верных и восходит в любовь и пламенное желание Бога. И не только это, но их еще Бог удостоверяет, как и Апостолов, через апостольское присещение Святаго Духа; и они совершеннее просвещаемы и научаемы бывают светом Духа Святаго, что Бог непостижим, неизречен, несоздан, вечен и присносущ. От Духа Святаго научаются они всякому разумению и познанию, и всякому слову премудрости и ведения таинственнейшаго; сверх того получают силу творить чудеса, дар пророчества, роды языков и сказания языков — дар заступления и управления городов и народа, познание будущих благ, вкушение царствия небеснаго, сыноположение и самооблачение во Христа, с ведением таин Христовых и наипаче тайны домостроительства Его во спасение наше. И вообще говоря, все сие и многое другое подобное, чего не знают неверные, мы, сподобившиеся соделаться верными, можем знать, мудрствовать о том и говорить, будучи научаемы и просвещаемы благодатию Пресвятаго Духа.

Сим же способом удостоверяемся и утверждаемся в убеждении, что Бог, создавший всяческая, Он же создал и нас, персть взем от земли, и даровал нам ум, слово и душу мысленную, сотворил нас по образу и подобию Своему, отгнал от нас тму неведения. И благоволил показать нам, хотя примрачно и некоторым образом как бы в тени, — то, что выше нас, изъясняя сие помощию того, что видится в нас самих. Так узнали мы, видим и веруем, что как Бог, создав тело, сотворил потом вместе (за раз) и душу, и ум, и самое внутреннейшее слово наше (ибо Писание, — говоря, что Бог создал человека, персть взем от земли, и вдунул в лице его дыхание жизни, и бысть человек в душу живу, — показывает, что вместе с душею были и ум наш и слово, ни одно из них не было прежде других, так как все три вместе едино суть и дарованы нам в едином дыхании жизни), как, говорю, в сих трех ни одно не было прежде другаго, так как все три единаго суть естества и существа; так и в святой, единосущной и единочестной Троице ни одно лице не было прежде другаго. Бог Творец образа, т. е. человека, выну триипостасен сый, никогда не имел ни одного из трех лиц, которое было бы прежде других; но три лица вместе суть един Бог, и опять сие единое, т. е. Бог, равным образом всегда есть в трех лицах.

Итак, исповедуем, веруем, свидетельствуем и утверждаем, перед теми особенно, которые не почитают дерзким испытывать относящееся до непостижимаго Божества, что Пресвятая Троица, в которую мы крещены, есть Бог триипостасный, Отец, Сын и Дух Святый, как благодатию Святаго Духа удостоверились мы из самаго божественнаго Евангелия; но как есть и что есть Святая Троица, все создавшая, сего мы, созданные от Нея, не ведаем. И если сего не ведаем, как и поистине не ведаем, а между тем дерзаем говорить и толковать о том, чего не ведаем, то скольким стрелам молнийным праведно низпасть на нас, чтоб попалить нас? В самом деле, то, что не похоже ни на что из сотвореннаго, ни видимое ни невидимое, но есть выше всего, как можем познать мы, твари тленныя, чувственныя, слепыя и непросвещенныя? И особенно когда грехи наши, как стена, стоят между нами и Богом и отделяют нас от Него? — Каковую стену грехов наших, если не разорим мы покаянием или не прейдем, то не только Бога не возможем познать, но не познаем даже и того, что мы человеки. Ибо пока стоит эта стена и преграда грехов наших и нас отделяет от света, как возможно нам, пребывая во тме, познать самих себя, или понять истинно, что мы такое, откуда взяв начало, приходим в мир сей, куда идем и какого рода твари есмы? Не зная же самих себя, не тем ли более не можем познать Того, Кто несравненно выше нас? Если бы мы познавали самих себя, то не стали бы с такою дерзостию говорить о Боге. Говоря же о Боге и божественных вещах, мы, не просвещенные и Духа Святаго не имеющие, тем самым показываем, что не знаем самих себя. Если бы мы знали самих себя, как следует, то никогда не подумали бы, что достойны даже на небо воззреть и видеть этот чувственный свет мира или попирать ногами эту землю. Почему что может быть нечистее того, кто в гордостном самомнении покушается учить о тех, яже Духа суть, без Духа? И что сквернее того, кто, не хотя покаяться и предочистить себя, но минуя сие, приступает богословствовать с одним лжеименным знанием и внешнею мудростию и разсуждать с дерзостию и самоуверенностию о сущем, и сущем всегда неизменно одинаково? Такой, если б не сделал никакого другаго греха, — хотя это и невозможно, — за это одно делает себя повинным вечному мучению. Ибо всякий высокосердый нечист в очах Божиих. Некоторые же из таких до такого доходят несмыслия, что начинают говорить и думать, будто никакого не имеют греха. О безумие! Никого нет без греха, кроме единаго Бога. Вси согрешиша и лишени суть славы Божия, говорит божественный Апостол (Рим. 3:23). Если же, по сему божественному слову, все согрешили и лишены славы Божией, и никого потому нет без греха, кроме единаго Бога, то говорящий о себе, что не согрешил, и сам того не чувствуя, равным себя творит Богу, будучи в действительности равен деннице, велеречившему: выше облак поставлю престол мой и буду подобен Вышнему.

Кто исповедует себя грешником, тот делом показывает искреннее покаяние, чистое исповедание грехов своих, веру к духовному отцу, принявшему помыслы его, покорность и послушание в принятие на себя низких и презренных дел, послужение меньшим братиям, помогание немощным, и при всем том вседушное смирение, и нрав непритворный, нелукавый и нелицемерный. Если и ты, от всей души и от всего сердца, имеешь себя скуднейшим и ничтожнейшим паче всех людей, — с каковым расположением в неразрывной состоят связи всегдашнее сокрушение и радостотворныя слезы, от которых и с которыми ревностному подвижнику прибывают очищение души и познание таин Божиих, — то берись говорить о божеских и человеческих делах, и я уверен, что все ощутят силу слов твоих. Все сказанное мною есть дело и плод покаяния; и оно–то разгоняет неведение наше и приводит нас сначала к познанию человеческих вещей, самих себя и своего состояния, а потом к познанию и того, что выше нас, — вещей божеских, тайн веры нашей, недозримых и недоведомых для не кающихся. Этого познания никто не может стяжать, не исправив наперед сказанных мною добродетелей, хотя бы был первым философом в мире. А кто не стяжает такого познания, тот всю жизнь свою проведет в глубочайшей тме неведения. Ибо хотя о божеских вещах писано в книгах Писания, и все о том читают, но не всем то открывается, а только тем, которые покаялись от всей души и добре очистились чистым и безхитростным покаянием. В силу покаяния и по мере стяжаваемаго ими очищения, получают они откровение, и им явны бывают даже глубины Духа. От таковых–то источается слово ведения и премудрости Божией и потопляет мудрования противных врагов, как какая–нибудь многоводная река. Другим же всем это остается неведомым и сокровенным, не бывая открываемо им от Того, Кто разверзает умы верных к постижению Божественных Писаний. Они же между тем, не видя, думают, что видят и не слыша внятно, думают, что слышат, и не понимая читаемаго, воображают, что понимают, неразумные. Так и всякий неверный думает, что мудрствует и верует право, при всем том, что и мудрствует и верует неправо; ему кажется, что знает, при всем том, что не знает совершенно ничего; хоть он и знает что–нибудь, но знает не добре, что хуже всякаго неведения. Таковы же, думаю, и те. Почитая себя мудрыми, они воистину сделались безумными, какбы из ума вышедшими, и проводят, бедные, дни жизни своей, не зная, как должно, ни одной из тайн Христовых. От их самомнения и гордыни да избавит нас Бог Израилев, и да сподобит нас быть подражателями своими!

Кто соступил со стези блаженнаго смирения и шествие творит вне ея, по правую или левую сторону, а не следует прямо за Господом нашим и Богом Иисусом Христом, тот как может войти в брачный чертог Христов, вместе со Христом? Если же он не войдет туда, то как может увидеть славу Христову? А если не увидит ея, как может возвещать о ней и явною ее творить другим? Или как дерзнет он говорить что–либо о том, чего не знает, и чего не видел никогда? Если же покусится учить о таковых вещах, то найдется ли в мире другой человек, более его несмысленный? И не будет ли он безсловеснее самых безсловесных? Ибо, как видите, безсловесныя животныя сохраняют природу свою и чин свой, и ни одно из них не выходит из пределов своих. Но он, созданный руками Божиими и почтенный достоинством разумности и самовластием, не как должно употребил полученное им достоинство, не познал немощности своей, не пребыл в благах, дарованных от Бога естеству его, и не устоял в пределах своих, не познав меры своей. Как денница, или после него и Адам, вышли из пределов своих и, возгордившись перед Творцем своим Богом, восхотели и сами стать богами: так, — увы! — поступил и он, вышел из пределов естества своего, возжелал того, что выше меры его, не захотел восходить на высоту духовнаго ведения путем смирения и христоподражательнаго жития, но с великою гордостию набрал оттуда и отсюда, как плинфов, словес лжеименнаго знания, затвердил их частым повторением и стал износить перед другими со славолюбием, человекоугодием и великим самомнением, мечтая, что стяжал столп богословия и духовнаго ведения, и воображая, что находится на небесах, или даже выше еще небес, стоит там и разглагольствует о Творце неба и земли и всего, что в них. Такого кто станет называть человеком, или ставить наравне с животными, или думать, что он имеет хоть какое–либо чувство? Если Адам, созданный по образу Божию и сподобившийся жить жизнию равноангельною и безсмертною, за преступление одной заповеди Божией, не только потерял то ангельское жительство, но праведно лишен и жизни вечной, и осужден на смерть, тление и клятву: то что постраждут все те из происходящих от него, которые, нося еще образ его — перстнаго, — прежде чем очистятся, — покушаются богословствовать?

Но скажи мне, прошу тебя, кто бы ты ни был, не желающий учиться тому, что касается Бога и божественных вещей, а покушающийся паче учить о том, — скажи мне, вышел ли ты из ада, т. е. из греха и вступил ли на поверхность земли? Также, как случилось тебе выдти из сего ада, по каким ступеням восходил ты оттуда и кто были твои помощники и споспешники? Был ты смраден и источал тление или, лучше скажу, смерть господствовала в тебе и ты был мертв, — скажи же мне, каким способом ожил ты? Как победил ты смерть греховную и убежал из рук ея? И опять после того, как вышедши из ада вступил ты на землю, скажи, каким способом избавился ты от тления и клятвы? И еще, как поднялся ты с земли и востек на небо? На какую колесницу возсел ты, или какое облако взяло тебя от земли? Открой нам все это и разскажи; и тогда мы примем тебя, если и о Боге будешь вести беседу со страхом, мерно и сдержанно. Если же без того, о чем я сказал (что все таинственно всегда происходит с теми, кои взошли в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова), и прежде исполнений заповедей Христовых, дерзостно покусишься ты беседовать о Боге, то мы отвратимся от тебя, как от вышедшаго из ума и бесноватаго. Ибо и пророк Илия не без огненной колесницы взят с телом на небо, и Владыка наш Христос не без облака вознесся от земли. Хотя и Илию Бог мог преложить от земли на небо без огненной оной колесницы, и Владыка наш Христос мог взойти на небеса без облака и сопровождавших его Ангелов; однакожь не сделали этого, чтоб тем научить нас, что ум наш всеконечно имеет нужду в ином некоем, кто бы возвел его на небеса, показал тамошние виды и открыл тайны Божии. Ибо как птице нельзя летать без крыльев, так и уму нашему невозможно востечь в те области, из коих он низпал, если не имеет Духа Святаго, который бы возвел его туда и сшествовал ему. Кроме того, Илия взят на небо огненною колесницею, и Господь вознесся на облаке с Ангелами, еще для того, чтоб как свое вознесение, так и вознесение раба своего Илии подтвердить не словами только, но и делами, и тем научить и нас не прельщаться одними словами, и не всякому верить человеку, который называет себя духовным, но удостоверяться прежде из жизни его и от дел его, согласны ли слова его и дела его с учением св. отец; и тогда уже принимать его и слушать слова его, как слова Христовы. Если же слова его и дела не согласны с учением св. отец; то не следует принимать его, а напротив отвращаться от него, хотя бы он воскрешал мертвых и иныя многия творил чудеса; особенно когда увидим, что он не принимает никаких внушений, коими хотят убедить его — изменить свое неправое мудрование, а остается упорно в своей прелести, воображая, будто жительство свое имеет на небесах. Богодухновенному учению мы от начала научены Апостолами Христовыми и божественными отцами нашими; почему отвергаем все пустыя и безполезныя суесловия тех, которые все время свое проводят в пытании и изследовании того, что непостижимо для самих Ангелов, и держим исповедование веры нашей сохранно невредимым и неколеблемым, — так, как приняли его в начале от самих Апостолов. Мы веруем в Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу неслиянную и нераздельную, в которую крестились, коею живем и от коей в зависимости состоим и здесь и в вечные веки. От сей Святой Троицы имеем мы как бытие, так и благобытие. Когда бы с Нею прейти нам и в другую жизнь, туда, где всех веселящихся жилище и хор выну празднующих духовным празднеством. Сей Троице подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ШЕСТЬДЕЯТ ПЕРВОЕ

Богословское второе. Против тех, которые покушаются богословствовать, не имея благодати Св. Духа.

Кто получил от Бога благодать выну иметь хвалу Божию во устах своих, и кто отверзает уста свои и привлекает, — приемлет, — Дух жизни, тот подвизается каждый час делать это в больших и больших размерах, чтоб тем обильнее воспринимать и слово жизни, которое есть хлеб животный, сходящий с неба, и о котором Бог сказал через Давида: расшири уста твоя и исполню я (Пс. 80:11). Кто сподоблен от Бога быть таковым и всегда питаться и укрепляться хлебом животным, тот может иметь во владычественном (уме) души добре воображенным и некоторым образом напечатленным помышление о Боге, так что оно всегда пребывает в душе, может, как говорит блаженный Павел, всегда радоваться, непрестанно молиться, о всем Бога благодарить (1 Сол. 5:16). Такой ест ли, пьет ли, все творит во славу Божию, будучи всегда питаем и укрепляем хлебом животным. У такого человека сердце бдит, когда он спит, и когда он не спит, сердце его ни на одно мгновение не отдаляется от Бога. Об этом свидетельствует св. Павел, там, где говорит: прилепляйся Господеви, един дух есть с Господем (1 Кор. 6:17). Ибо Дух есть Бог: и иже кланяется Ему, духом и истиною достоин кланятися (Ин. 4:24). Кто таким образом соединился с Богом и стал едино с Ним, тот не может уже более грешить, будучи всегда с Богом. Так говорит св. Иоанн Богослов: весте яко Он (Сын Божий) явися, да грехи наша возмет: и греха в нем несть. Всяк, иже в Нем пребывает, не согрешает: всяк согрешаяй, не виде Его, ни позна Его (1 Иоан. 3:5, 6). И еще: всяк рожденный от Бога, греха не творит (1 Иоан. 3:9), будучи чадом Его.

Почему удивляюсь я тем, немалочисленным людям, которые прежде рождения от Бога и прежде вступления в чадство Ему, не трепещут богословствовать и беседовать о Боге. Когда слышу, как многие, не понимая божеских вещей, философствуют о них и, будучи исполнены грехов, богословствуют о Боге и обо всем Его касающемся, — без благодати Св. Духа, дающаго смысл и разум; трепещет, ужасается и некоторым образом из себя выходит дух мой, помышляя, что, тогда как Божество для всех непостижимо, мы, не знающие ни самих себя, ни того, что пред очами нашими, с дерзостию и безстрашием Божиим приступаем философствовать о том, что непостижимо для нас, особенно будучи пусты от благодати Св. Духа, просвещающаго и научающаго всему. Грешим мы даже тем самым, что допускаем при таком положении своем желание говорить что либо о Боге. Ибо если трудно познать самого себя, и в настоящее время, в роде сем, весьма и весьма немногие знают себя и могут потому философствовать, — так как любовь к истинной философии изсякла по причине нерадения, овладевшаго нами, и по причине мирских забот, господствующих в нас, предпочитающих небесному и вечному земное, привременное и ничтожное, и даже совсем не сущее, т. е. грехи, если, говорю, трудно познать себя самого, не тем ли паче трудно познать Бога? Это не только трудно, но даже совсем неразумно и безсмысленно пытать и изследовать естество и существо Божие. Чего же ради вы, о человеки, не заботитесь паче о том, чтоб увидеть себя в лучшем состоянии, но, небрежа о своем исправлении пытаете то, что касается Бога и божеских вещей? Нам надобно прежде прейти от смерти в живот, приять в себя свыше семя Бога живаго, родиться от Него духовно, стать чадами Ему, восприять в души свои благодать Святаго Духа, — и тогда уже, под действием просвещения от Святаго Духа, приступать беседовать о том, что касается Бога, сколько то доступно для нас, и сколько просвещаемы будем от самого Бога.

Между тем ты, желающий богословствовать именно таким образом, веруй от всей души в Бога единаго, Который не получил бытия от другаго кого, потому что прежде Его не было ничего, ни сам Себя не сотворил, как думали некоторые крайне несмысленные, потому что невозможно тому, что не существует, произойти от себя самого. Веруй в Бога единаго в трех ипостасях, Отца, Сына и Св. Духа, Который безначально был прежде всех веков, всегда есть и будет присно во веки веков. Кто православствует и истинномудрствует, тот не может сказать об ипостасном и триипостасном Боге, что Он не ипостасен, т. е. без ипостасей есть. Но будучи и оттого, что в себе самом видит, научаем, и оттого, что выше его, вразумляем чтит поклонением и славит едино Божество в трех единосущных лицах. Ибо кто не омрачил и не разстроил в себе страстями еже по образу, дарованное ему Богом, тот во первых знает и понимает себя самого, именно, что от Бога Творца получил душу живую и ипостасную, и что она в нем тречастна, т. е. душа, ум и слово, и таким образом от себя самого заключая, умом своим мудрым и светлым домышляется и о том, что касается Бога. Кроме того и от Духа Святаго, свыше просвещающаго, просвещается он и научается, что Бог Отец все из несущаго создавший Словом своим и силою Духа своего содержащий, безвременно и безначально раждает единосущнаго Ему и от Него нимало не отделяющагося Сына своего, вместе с коим исходит и Дух Святый, который есть единосущен с Сыном из единосущнаго Отца. Таким образом добре мудрствуя и исповедуя о Боге, показывает он, что воистину есть по образу создавшаго его Бога, поколику имеет душу разумную, мысленную и безсмертную, одаренную умом и словом. Кто же не мудрствует таким образом, тот наверное обличает себя самого, что безумен и безсловесен, т. е. не имеет ни ума, ни слова. Ибо если он отступается от исповедания божеских тех особностей, то по каким другим характерам будет он по образу создавшаго его Бога? Если же исповедует и утверждает, что эти три — душа, ум и слово, есть в нем, Творца же своего Бога безсловесно и безумно лишает того, что мы сказали о Нем, то, мне кажется, он в таком случае ничем не разнится от язычника и идолопоклонника. Я же верую, что как душа не была и не есть прежде ума, ни ум прежде слова, рождающагося от него, но в один момент все три имеют бытие от Бога, и ум раждает слово, и чрез него изводит и являет вне желание души: таким же образом и Бог Отец не был прежде Сына и Духа Святаго, но как ум есть в душе и имеет близ себя слово, так и Бог Отец есть во всем Святом Духе, и имеет в себе всего Бога Слово, рожденнаго из Него. И как невозможно в человеке быть слову или уму без души, так невозможно полагать Сына со Отцем без Святаго Духа. Ибо как возможно Богу живому быть без жизни? Дух же Святый есть жизнь.

Итак, надлежит тебе исповедывать о Боге Отце, что Он раждает Сына, но не был прежде Сына; и о Сыне, что Он раждается от Отца, но не так, чтоб проявился после Отца; и о Духе Святом, что Он исходит от Отца, но и сам есть совечен и единосущен Отцу и Сыну. И покланяйся всему Духу Св. во всем собезначальном Отце, и всему Отцу во всем совечном Сыне, и всему Сыну во всем единосущном Духе, единому, триипостасному, совечному и сосущному, нераздельному и неслиянному существу и естеству, как единому началу всего сущаго и единому Богу, Творцу всяческих, — да научишься познанию того, что выше тебя от того, что есть в тебе самом, и не забываешь образа, какой сподобился ты получить от Бога. Ибо и собственный твой дух, или душа твоя вся есть во всем уме твоем, и весь ум твой — во всем слове твоем, и все слово твое во всем духе твоем, нераздельно и неслиянно. Сие есть образ Божий и сим обогащены мы свыше, т. е. чтоб быть нам подобными Богу и Отцу, и иметь в себе образ Того, Кто создал нас. Посему и когда делаем какому–либо человеку поклон, то единое почтение свидетельствуем ему, как имеющему ум, душу и слово, не разделяя их и не предпочитая одно что либо из сих трех преимущественным почтением; но как он имеет в себе сии три нераздельно и неслиянно, то кланяемся ему и почтение воздаем, не как сущему три сия, но как единому человеку, по общему образу Творца Бога. Таким же образом должно тебе относиться и к Богу, даровавшему тебе сии свойства, и благочестно покланяться святой, единосущной и собезначальной Троице, яко единому Богу, помышляя, какими благами почтил тебя Бог, создавший тебя по образу Своему.

Исповедуем равночестнаго, равномощнаго и единосущнаго Отца с Сыном и Духом, Троицу Святую, как единое начало, власть и господство: подобно как и собственный наш ум равночестен, равномощен и единосущен со словом и душею, поколику есть одного с ними естества и существа. Сие есть честь, дарованная нам от Бога, да познаваем Бога и благоговейно чтим Его, яко Отца и Творца, коим рождены и созданы. Теперь, если человек лишится одной какой из показанных трех принадлежностей, то уже не может быть человеком. Отыми у человека ум, — отымешь вместе с умом и слово, — и выйдет человек безумный и безсловесный. Отыми у него душу, — отымешь вместе с нею и ум и слово. Также если отымешь одно внутреннее слово, то разстроишь все естество человеческое. Ум, который не раждает слова, не может и отынуды принять слова; ибо как возможно отынуды услышать слово тому, кто сам стал глух и безсловесен, и выступил из чина естества своего? Как естественно имеем мы в себе дух дышащий, коим дышим и живем, так что пресекись дыхание, мы тотчас умрем: так и ум наш естественно имеет в себе силу словесную, которою раждает слово, и если он лишен будет естественнаго ему порождания слова, — так, какбы он разделен и разсечен был со словом, естественно в нем сущим, то этим он умерщвлен будет и станет ни к чему негожим. Так ум наш получил от Бога естественную ему принадлежность всегда раждать слово, которую имеет нераздельною и всегда с собою соединенною. Если ты отымешь слово, то вместе с словом отымешь и ум, породителя слова. Теперь помысли о первообразе своем, и по сему примеру с точностью уразумеешь, что кто отрицается от Сына Божия, тот отрицается и от Отца, родившаго Его. Кто же отрицается Отца и Сына, тому возможно ли не отрещись и Духа Святаго, хотя бы и не хотел того?

Итак, кто называет одно какое–либо из трех лице большим или меньшим других, тот еще не извлек ума своего из глубины страстей чтоб мочь умными очами узреть и познать себя самого, и по себе самому уразуметь, что как в нем самом ум не больше и не меньше души, душа — ума, слово — ума и души, таким же образом не больше и не меньше Отец Сына, Сын — Отца, Св. Дух — Отца и Сына, но собезначальны суть и равночестны. Больше и меньше и на мысль не следует никому принимать в отношении к Святой и равночестной Троице. О, человече! Ты почтен от Бога паче всех других тварей достоинством разума, которым властвуешь и царствуешь над ними; почему надлежит тебе то, что выше тебя, уразумевать из того, что есть собственно в тебе самом, из того, что есть в тебе образ Божий, коим был ты удостоен. Как ум человеческий познается чрез посредство слова (хорошо повторять одно и тоже, чтоб крепче утвердиться тебе в мыслях и добре, познать сокрытыя в тебе тайны царства небеснаго), а душа опять познается чрез посредство ума и слова: так и Бог Отец познался и познается нам верным чрез Единороднаго Сына своего, и Дух Святый — чрез соприсносущных Ему Отца и Сына. Как, когда ум раждает слово то вместе с тем явным делается для слышащих чрез живое слово, или чрез письмена, и желание души, как общее обоим, и уму и слову — и три сия — ум, слово и душа — не сливаются в едино и не разсекаются на три, но все три вместе и каждое особо зрятся в единой сущности: так надлежит благочестно помышлять и в отношении к Святой, единосущной и нераздельной Троице, и исповедать, что Отец неизреченно и недомыслимо раждает Сына и Слово, которое имел в начале в Себе и которое нераздельно имеет и по рождении, — что Сын раждается от Отца, с Коим всегда есть нераздельно и соприсносущно, и никогда не отделяется от Него, — и что Дух Святый исходит от Отца и есть соединен и сраслен с единосущными Ему Отцем и Сыном, с Коими и спокланяем и спрославляем есть от всея твари, — и еще, — что три сии лица Пресвятыя Троицы имеют одну волю. Так познается и открывается Пресвятая Троица благодатию Святаго Духа, по благоволению Отца, чрез Сына, всем просвещаемым свыше. При сем надлежит веровать, что пресущная сущность единаго Божества сих трех лиц (повторяю опять тоже: в освящение себя таким поминанием и словом) есть триипостасна, и веруя так, явно вместе с нами исповедать, что три ипостаси ея, соединены быв естественно, ни во едино не сливаются, ни на три не разделяются. В каждом из сих трех лиц мысленно созерцаются и другия два, в едином существе, естестве и славе, — и три сии лица есть един Бог, Творец и Вседержитель всего видимаго и невидимаго.

Кто верует, что Бог есть Творец всех тварей, из несущаго создавший все, небесное, земное и преисподнее, тот, зная Творца своего, пребывает в пределах своих и, от красоты тварей восходя умом своим к Создателю, воспевает и славословит Его, как Творца всего сущаго, и не пытается постигнуть непостижимое естество Божие. О себе самом знает он, что есть творение Его, подобное всем другим, как мы сказали; о самом же Творце всего Боге знает, что Он несоздан, безначален, непостижим, неизъясним, неизследим, всегда сый и прежде всего сый; ибо не было времени, в которое не было бы Бога, потому что Он создал времена и веки и был прежде всякаго начала; в отношении к Нему ни начало не мыслится, ни конец не узревается, но Он есть безначален и начало всего сущаго, и имеет быть присно в безконечные и нескончаемые веки. Он неприступен, невидим, неизглаголан, недомыслим для всех, от Него созданных тварей, небесных и земных. Его не знали и мы, прежде заблуждавшие и верившие во многих богов, служившие твари и поклонявшиеся идолам. Но Он, как человеколюбивый и многомилостивый, сжалился над невежеством нашим и настолько снизшел к немощи нашей, сколько требовалось, чтоб мы познали, что Святая Троица есть единый Бог совершенный, Коему подобает благочестно поклоняться во Отце, и Сыне, и Святом Духе.

Но что есть по существу, в Троице воспеваемое, Божество, каково по виду, в каком месте есть, каково по величию, и как есть по единению, сего не только люди не могли домыслить, но и сами Ангелы не могли постигнуть непостижимое и пресущное естество. Не указывай мне на наши богословия, потому что в них на основании Слова Божия изложили богословы нашей Церкви только то, что служит к обличению еретических нелепостей, а не то, что изъясняло бы Божеское естество. Почему содержи в мысли паче то, что поелику Божеское естество неприступно, то конечно и непостижимо, а что непостижимо, то и неизглаголанно. Сколько раз бывает, что и то, что понимаем, не можем выразить словом, как должно? То же, о чем все Божественное Писание свидетельствует, что Оно невидимо и недомыслимо, какой человек или какой Ангел может изъяснить и описать понятно? Конечно никакой. Никак невозможно человеческому уму понять и окачествовать каким–либо именем то, что не есть что–либо из сущаго. И все Божественное Писание всеми, содержащимися в нем, о Боге мыслями и речениями представляет только, что Бог есть, а не то, что Он есть. И то еще явно открывает оно о Боге, что Он всегда есть, — и что Бог сый и присно сый есть триипостасен, всемогущ, Вседержитель, Всевидец, Творец и Промыслитель всяческих, вседовольный, преестественный, — и что Он столько познается нами, сколько может кто увидеть безбрежнаго моря, стоя на краю его ночью с малою в руках зажженною свечею. Много ли, думаешь ты, увидит этот из всего того безбрежнаго моря? Конечно малость некую, или почти ничего. При всем том он хорошо видит воду ту, и знает, что пред ним море, что море то безбрежно, и что он не может его все обнять взором своим. Так есть дело и в отношении к нашему Богопознанию.

Представлю вам и другой пример к уяснению сего предмета. Предположим, что найдется какой либо человек, который никогда не видел воды и не пил ея, почему и не знает, что такое есть вода, а ты разсказываешь ему о воде, живописуя ему источники, реки и моря. Слушая это, он конечно попросит тебя сказать ему, какова природа воды, каков вид ея, каково качество и количество ея, откуда берет она начало, как течет, и как, непрестанно текучи, никогда не истощается. Скажи же мне теперь, что бы ты ответил ему? Я думаю, что, хотя бы ты был очень высокаго ума и очень многосведущ, но никак не можешь тому, кто никогда не видел и не пил воды, растолковать, и дать понять, что такое вода, откуда она берет начало и как течет. Если же мы не можем ничего определеннаго сказать о текучем естестве воды, которую и видим, и пьем, и осязаем, и вопрошающим нас не можем растолковать, какова природа воды, откуда она, из каких стихий слагается; то какой Ангел или какой святой может научить тех, кои не знают Бога и свойств Его, — что есть сей Бог, создавший всяческая, каково существо Его и слава? Никто не может это разъяснить, совершенно никто.

Впрочем тот, кто сподобился мало некако узреть Бога тем способом, о коем мы сказали прежде, не имеет нужды в научении от другаго, потому что имеет всего Бога, Который обитает, движется и глаголет внутри его и научает его неизреченным своим тайнам, по святейшему слову самого Бога, Который говорит: «тайна моя Мне и моим». Да; иного способа к тому, чтобы Бог открылся в ком–либо, не может быть, кроме точнаго исполнения заповедей Его, если, то–есть кто не будет нерадеть об них и презирать их, ни в каком совершенно деле, но будет хранить их, соблюдать и исполнять со всем усердием и ревностию. И те, которые будут жительствовать таким образом, не далеко будут от царствия Божия, но по мере ревности и усердия, какия покажут в исполнении заповедей, восприимут мзду созерцания Бога, большую или меньшую, скорейшую или медленнейшую, соответственно подъемлемым подвигам, и соделаются сынами Богу и богами по благодати во Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРОЕ

Богословское третье — о том, что что есть Отец, тоже есть и Сын, и что есть Сын, тоже есть и Дух Святый, — и что три сии суть един Дух, единочестный, единосущный и единопрестольный.

Бог присновоспеваемый и славимый, т. е., безначальный Отец, собезначальный Сын Отца, и Дух Святый соприсносущный и единосущный Отцу и Сыну, есть едино естество и слава, Троица единосущная, единое Божество, равночестная и триипостасная сущность, начало всего сущаго, и вседетельная сила, единопрестольная и единославная, вседержительное господство и царство. Сей Бог единый, когда созерцается и веруется в единстве естества, единично и поклоняем бывает от нас, яко Бог единый; когда же исповедуется Троицею, троично и от нас воспевается, т. е. в трех раздельных лицах, как научены мы Господом нашим Иисусом Христом, единым из лиц триипостаснаго Божества, Который заповедует апостолам своим крестить во имя Отца и Сына и Святаго Духа: — чем показывает, что иное лице Пресвятыя Троицы есть Отец, иное Сын, иное Дух Святый. И опять, когда в другом месте Евангелия говорит Он: Отец мой болий Мене есть (Иоан. 14:28), или: о себе ничесоже творю (Иоан. 8:28), то тем показывает, что ино лице есть Отец, и ино Сын. Когда также говорит: и Аз умолю Отца моего, и иного Утешителя даст вам (Иоан. 14:16), Духа истины, иже от Отца исходит (Иоан. 15:26), то тем показывает, что Дух Святый, яко иный Утешитель, есть лице ино от Отца и Сына. Но теми же словами Господа благодать Его дает нам разуметь всяческое единство триипостаснаго и единосущнаго Божества и царства, торжество присносущныя жизни и нераздельное единство трех ипостасей: так что где воспевается Отец, там есть и Сын со Святым Духом; где именуется Сын, там есть и Отец с Духом Святым; и где прославляется Дух Святый, там есть и Отец с Сыном.

Будучи таким образом просвещены благодатию Духа Святаго, что три лица Пресвятыя Троицы единосущны суть и равночестны, т. е. что ипостаси их неслиянно и нераздельно пребывают вкупе в Божеском естестве и существе едином для всех их, мы, когда возносим ум свой к Богу Отцу, благодатию Святаго Духа, восторгающаго нас горе чрез Сына, Бога–Слова, и простираем к Нему руки и очи свои, говорим: Отче наш, Иже еси на небесех! И опять, когда приступаем воздать молитвы Единородному Сыну Отца благодатию Духа Святаго, подающаго нам ведение и разумение, говорим: Единородный Сыне, соприсносущное Слово Бога и Отца, единый Сын из единаго Отца, Бог из Бога, Безначальный из Безначальнаго, Присносущий из Присносущаго, Вечный из Вечнаго, Свет из Света, Жизнь из Жизни, Неприступный из Неприступнаго, Непостижимый из Непостижимаго, Неизреченный из Неизреченнаго, Неизменный из Неизменнаго, Недомыслимый из Недомыслимаго, очисти грехи наши! Также, когда призываем Духа Святаго, говорим: Душе Святый, несказанно от Отца исходящий и на нас верных чрез Сына низходящий, Дух жизни и ведения, Дух святости и совершенства, Дух благий, премудрый, человеколюбивый, утешительный, преславный, питающий вместе и напояющий, милующий, просвещающий, укрепляющий, божественный Дух терпения, Дух–податель радости, веселия, целомудрия, мудрости, ведения, кротости, незлобия, безпопечения о мирских вещах, созерцания благ небесных, Дух — отгнатель лености, нерадения, рассеянности и лукавства, Дух–показатель божественных таин, обручение небеснаго царствия, источник пророчества, кратер учения, дверь покаяния, истребитель грехов, Дух любви, мира, веры, воздержания, — прииди и вселися в ны и пребудь с нами неотлучно и нераздельно, освяти, обнови, и просвети сердца наши, яко единосущный, равночестный и сопрестольный Сыну и Отцу, делающий богами по благодати тех, кои приемлют Тебя, истребляющий всякий грех и приносящий вместе с низшествием твоим всякую добродетель, не отвне имея приносимое Тобою, но естественно будучи всякое благо, и тех, коих избираешь в обитель Себе, делая существенно вместителями всякаго добра.

Так приносим мы песнь трем лицам Святыя Троицы, не как разделяющие на трех богов единое Божество, которое есть единый Бог, нераздельный, но как поклоняющиеся вместе со Отцем Сыну и Духу, вместе с Сыном Отцу и Духу, и вместе с Духом Отцу и Сыну. Прославляя сии три лица, мудрствуем, что едино есть естество единаго триипостаснаго Божества, единосущное, равномощное, единовольное, соприсносущное, собезначальное, неслиянное и нераздельное. Мы не разделяем неразделимаго единства Божества, не помышляем, якобы в Нем есть нечто иное, и иное и иное, якобы Отец есть инаго естества, и Сын — инаго, и Дух Святый — инаго, и не допускаем несмысленно сущностей и естеств неподобных и друг–другу чуждых, но веруем, что сии три лица Божества — един есть Бог, Который разделяется нераздельно по ипостасям и единится неслиянно по единости единаго естества, — весь единый в трех ипостасях, и весь троимый в пресущной единости. Один и тотже Бог есть три по ипостасям, и едино по единости существа и естества. Так открыл нам сам единородный Сын Отца Господь наш Иисус Христос, т. е. что сей самый Сын со Отцем и Духом единочестны суть, и единосущны и сопрестольны, говоря: Аз и Отец едино есма, и в другом месте показывая, что и Дух Святый неотменен от тогоже естества, когда говорил: Дух истины, иже от Отца исходит. Ибо как из источника воды исходит такая же вода, так и от Бога Отца исходит Бог Дух. Сказано: Дух есть Бог: и иже кланяется Ему, духом и истиною достоит кланятися (Ин. 4:24). Итак, если Отец есть Дух, явно, что и Сын, рожденный от Него, есть Дух; почему св. Павел и говорит: Господь же Дух есть (2 Кор. 3:17). Дух есть и Дух Святый, исходящий от Отца, и чрез Сына подаемый нам недостойным. Мы говорим: посылается и дается Дух Святый, не в том смысле, якобы сам Он не хотел того, но в том, что Дух Святый чрез Сына, одно из лиц Святыя Троицы, совершает, как собственное свое хотение, то, что благоугодно Отцу: ибо Троица Святая нераздельна по естеству, существу и хотению, но по ипостасям именуется лично — Отец, Сын и Дух Святый; и три сии един есть Бог, имя же Ему — Троица. Он, будучи превыше всякаго именуемаго имени, слова и глагола, превышает постижение всякаго ума, и не есть нечто из всего сущаго от Него, яко пресущественно изъятый из круга того.

Но помысли, как Святое Писание говорит, что три едино суть. Ибо хорошо говорить одно и тоже, потому что помышление и беседа об одном и томже услаждает того, кто умеет находить в сем боголепное удовольствие, — и божественное слово освящает душевныя чувства его. — Дух есть Бог Отец, как говорит Господь наш. Дух есть и Сын, как рожденный от Него. Если Бог есть Дух, и Дух есть Господь, как говорит Апостол, и Господь в Божественном Писании именуется Духом, то един Дух есть Бог, в трех лицах познаваемый, как сказал о сем Сын, показывая, что триипостастный Бог есть единый Дух, равномощный, единопрестольный, единосущный: почему три сии лица и наименованы единым Духом, чтоб ты не думал, что между тремя лицами Св. Троицы есть какое–либо неравенство, что одно лице больше, а другое меньше, или что есть в них какое–либо разделение, так чтоб одно лице было вне другаго. Бог именуется триипостасным, — Отец, Сын и Дух Святый, не для того, чтоб ты помышлял, будто есть какое–либо отъособление и неравенство во Святой Троице, но чтоб научить тебя сими наименованиями, что есть в Боге три лица, или три сии ипостаси, — и только. После же того, как познаешь сие, будучи научен и просвещен, как мудрствовать о Боге, не ищи уже более и не изследуй ничего выше сего, но приняв сие с верою, стой в том, содержа и исповедуя, что все другое, что выше сего, совершенно непостижимо.

Если хочешь вдаться в размышление о том, что свойственно Божескому естеству, т. е. как есть Бог, что есть окрест Бога, что из Бога и что в Боге, послушай, что скажу тебе. Бог есть свет и свет безпредельный, и что в Боге, свет есть, единимо будучи по единости естества и нераздельно разделяемо по лицам. Разделяя нераздельное, скажу тебе о каждом из сих лиц особно. Отец есть свет, Сын свет, и Дух Святый свет, — три — един свет, простый, несложный, безвременный, соприсносущный, равночестный, равнославный. Также и то, что от Бога, свет есть, так как подается нам от света, именно — жизнь свет есть; безсмертие — свет; любовь, истина, мир, дверь царствия небеснаго, само сие царствие — свет есть; брачный чертог, рай, сладость райская, земля кротких, венцы жизни, самыя ризы Святых — свет есть; Христос Иисус, Спаситель и Царь всего — свет есть; хлеб пречистаго тела Его — свет; воскресение Его — свет; лице Его — свет; рука, перст, уста, очи Его — свет; глас Его — свет, поколику исходит из света; благодать всесвятаго Духа, — свет; Утешитель — свет; бисер, зерно горчичное, виноград истинный, квас, надежда, вера — свет есть. Все сие и другое, что слышишь от Пророков и Апостолов о неизреченном и пресущном Божестве, есть существенно единое безначальное начало, в единости троичнаго света поклоняемое. Так надлежит тебе помышлять. Ибо един есть Бог, во Отце, Сыне и Духе Святом, будучи свет неприступный и предвечный, который имеет многия наименования и именуется всем тем, что мы сказали, и не только именуется, но и действенно производит то в нас, как научили нас опытно тому наученные.

Желая показать тебе и другие светы Божии, наряду с теми, о коих сказано, говорю, что благость Его свет есть, милость — свет, благоутробие — свет, целование Его — свет, доброта — свет, жезл и утешение — свет. Хотя и о нас говорится многое подобное, но о нас говорится, как о людях, а о Нем, как о Боге. Не поленюсь пояснить тебе сие примерами: Бог именуется Отцем, — отцами называются и люди; Христос именуется Сыном Божиим, — сынами человеческими называемся и мы; Духом Божиим именуется Святый Дух, — духами называются и наши души. Бог есть жизнь, — жизнь имеем и мы; Бог есть любовь, — любовь имеют между собою и многие грешники. Итак что же? О любви человеческой можешь ли ты сказать, что она есть Бог? Да не будет. И мир, какой имеем мы между собою, когда не бранимся и не ссоримся из–за чего либо, можешь ты назвать миром, превосходящим ум? Никак. Также и то, если не скажешь кому–либо ложнаго слова, Божией истиною назовешь ты это? Конечно нет. Слова человеческия текучи и пусты. Слово же Божие есть живое и действенное. Равным образом и истина Божия есть паче ума и слова человеческаго, Бог непреложный, сый и живый. Наконец и вода сия, какую имеем мы, не есть как оная вода живая, и хлеб сей, какой обыкновенно вкушаем, не есть как оный хлеб животный. Но, как сказали мы выше, все оное есть свет, и Бог есть единый свет, и кто причащается сего света, тот вместе с причастием его причащается и всех тех благ, о коих поминали мы, — бывает кротким и смиренным и готовым на всякое добро, потому что и эти доброты вместе с другими свет суть, и кто возъимел свет, тот вместе со светом имеет и сии качества. Тогда Бог подвигает на всякое добро душу, в которой обитает, и бывает для нея всяким добром, и душа та, которая имеет Бога обитателем в себе, не скудеет ни в каком добре, но бывает полна и преизбыточествует всегда всеми оными неизреченными благами Божиими, свеселясь и спребывая с чинами небесных сил. Каковыя блага Божии когда бы сподобились богатно получить и все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Коему слава и держава, со Отцем и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ

1. О тех, кои думают, что имеют Духа Святаго, без всякаго совершенно сознания и чувства действия Его, — и о тех, которые говорят, что в настоящия времена ни один человек не может узреть славы Святаго Духа. 2. О том, что у святых нет ни малой зависти, когда и мы всячески стараемся преуспеянием в добродетелях сделаться подобными им. 3. Как можно, зреть Бога? 4. Кто достиг такой меры, чтобы зреть, по возможности своей, Бога, тот еще в настоящей жизни научается знать, какое блаженство будет даровано святым в будущей жизни. 5. Что Пророки и Апостолы возвещали то, что видели, будучи просвещаемы Духом Святым, всегда с ними пребывавшем. 6. Кто преступает, или криво перетолковывает слова его, тот погрешает против Духа Святаго.

1. Се опять хочу я беседовать о тех, кои говорят, что имеют Духа Святаго, без всякаго сознания того, и думают, что они приняли Его в себя от божественнаго крещения, почему утверждают, что имеют в себе сокровище благодати, хотя познавая себя не могут не видеть, что пусты от него. Именно, хочу беседовать о тех, кои признаются, что совершенно ничего не возчувствовали во святом крещении, и между тем полагают, что с того времени возобитала внутри их благодать Божия и пребывает в них доселе; и не об этих только, но и о тех кои говорят, что никогда никакого не имели они явнаго и осязательнаго чувства благодати Св. Духа, а полагают, что приняли и имеют в себе сию благодать, не по опыту, а по вере единой, мысленно, как слышали и научились от Божественнаго Писания. Они обыкновенно говорят: елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся, говорит Апостол. Так как мы крестились во Христа, то явно, что мы и облеклись во Христа. Я же говорю им: так как вы облеклись во Христа, то скажите мне, что есть Христос? Он есть конечно Бог истинный, соделавшийся человеком на тот конец, чтоб нас соделать богами. Но тот, кто облекается в Бога, чувствует конечно, во что он облекся. Как голый телом, когда наденет какую–либо одежду, чувствует то и видит, что это за одежда: так и обнаженный душею, когда облекается в Бога, чувствует то и познает. Если облекающийся в Бога не чувствует, что есть то, во что он облекся, то следует, что он не жив: ибо только мертвые не чувствуют, когда их одевают. Почему боюсь, не мертвы ли и не голы ли истинно те, которые говорят так.

Потом они предлагают еще следующее изречение Апостола Павла: Духа не угашайте (1 Сол. 5:18). Но говоря это, они не понимают цели, для чего так сказано. Они умствуют; кто говорит другому кому: не угашай лампады, тот говорит это конечно не о не горящей лампаде, а о возжженной и светящей свойственным ей светом. На это мы говорим им: Дух тот, о коем вы говорите, что Он возжжен в вас и светит светом своим, видите ли вы ясно возжженным и светящим в душах ваших, как сему само собою следует быть? Но они не только не отвечают на это, но тотчас изменяют лице свое и обращают его в другую сторону, как будто слышат какое богохульство, нестерпимое для них. Потом, приняв вид более кроткий, отвечают, говоря: и кто же посмеет сказать, что он видит, или когда–либо видел Св. Духа? Перестань богохульствовать, и не говори этого: ибо Писание Божественное говорит, что Бога никтоже виде нигдеже (Иоан. 1:18). — О слепота и нечувствие! Скажи мне, человече, кто сказал это? Единородный, говорит, Сын Божий сый в лоне Отчи, той сказал сие. Правду говоришь ты, и истинно есть свидетельство твое, но оно идет против тебя. Ибо если я докажу, что сей самый Сын Божий и Бог–Слово говорит, что это возможно, то что имеешь ты тогда сказать? Слушай же, что говорит Христос: видевый Мя, виде Отца (Иоан. 14:9). И это сказал Он не тому, кто смотрел на тело Христово, но тому, кто созерцал Божество Его. Ибо если подумаем, что Христос Господь сказал это тому, кто смотрел на тело Его, то будет следовать, что и распеншие Христа видели Отца, поелику видели Христа по телу; и не будет после сего никакого различия между верным и неверным, и никакого преимущества у перваго пред последним, но все одинаково улучили желанное блаженство, все увидели Бога. Но не так есть на деле, не так, — как сказал опять тотже Христос, когда беседовал с Евреями: аще мя бысте ведали, и Отца моего ведали бысте (Иоан. 8:19).

А что возможно нам видеть Бога, сколько видеть Его доступно человекам, послушай, что говорит сам Христос: блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5:8). Что скажешь ты на это? Но я наперед знаю, что ты скажешь. Скажешь: да, точно узрят Бога чистые сердцем, но не здесь, а в будущем веке. Поелику ты не веришь в те блага, какия подает нам Бог в настоящей жизни и не имеешь ревностнаго желания получить их и себе, то и прибегаешь к мысли о будущем веке. Но скажи мне, возлюбленне, чающий в будущем веке узреть Бога, как возможно быть тому, о чем говоришь ты? Если Христос сказал, что при чистом сердце узрим мы Бога, то всеконечно следует, что во всякое время, как только очистит кто сердце свое, узрит он и Бога. Ты сам, если очистишь когда–либо сердце свое, увидишь конечно Бога и познаешь истину слов моих. Но как ты никогда не полагал в уме своем сделать это (очистить сердце), и не верил, что истинно так бывает (что чистые сердцем узревают Бога), то понебрег об очищении сердца своего и не сподоблен узреть Бога. Скажи мне, возможно ли в настоящей жизни сердцу стать чистым? Если возможно, то следует, что всякий чистый сердцем в настоящей еще жизни узревает Бога. Если же скажешь, что Бога узревают только после смерти, то должен сказать, что и чистота сердца бывает только после смерти. Таким образом с тобою может случиться, что не узришь Бога ни в нынешнем, ни в будущем веке. Ибо после смерти не будешь уже ты иметь возможности делать богоугодныя дела, чтоб посредством их сделать сердце свое чистым. Но и Господь нам что говорит? Имеяй заповеди моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя. И Аз возлюблю его и явлюся ему сам (Иоан. 14:21). Когда обещается сие явление Христа Господа, в нынешней жизни или в будущей? Явно, что в настоящей жизни. Ибо где со тщанием исполняются заповеди Божии, там бывает и явление Спасителя нашего Иисуса Христа. После сего явления Спасителя приходит и совершенная любовь. Ибо если не будет явления Христа в нас, то мы не можем ни веровать в Него, ни любить Его, как должно.

Написано: не любяй брата своего, егоже виде, Бога егоже не виде, како может любити? (1 Иоан. 4:20). Кто же не может любить Бога, тот конечно не может и веровать в Него. Послушай, что говорит Апостол Павел: ныне пребывают вера, надежда, любы три сия, больше же сих любы есть (1 Кор. 13:13). Итак, поелику вера сочетана с надеждою, а надежда сопутствует любви, то явно, что кто не имеет любви, не имеет надежды, а кто не имеет надежды, не имеет и веры, — т. е. кто не имеет веры, тот и не надеется, а кто не надеется и не любит. Ибо как возможно быть любви, когда нет причин, ее производящих, т. е. веры и надежды? Как невозможно, чтоб держалась крыша без здания, на котором бы она утверждалась, так невозможно, чтоб в душе человека обрелась любовь Божия, когда нет в ней веры и упования. А кто не имеет любви, тот и от прочих добродетелей не получит никакой пользы, как утверждает тот же Павел.

О том, что можно и как можно узревать Бога в настоящей жизни, послушай опять божественнаго Павла, который говорит: видим ныне, якоже зерцалом в гадании, тогда же лицем к лицу: ныне разумею отчасти, тогда же познаю, якоже и познан бых (1 Кор. 13:12). Но те, как только услышат это, говорят: то был Павел. Я же говорю им на это: не был разве и Павел человек во всем нам подобострастный? Те опять отвечают: о, прегордый и самонадеянный человек! Кто когда являлся подобным Павлу? И ты дерзаешь сравнивать с Павлом нас грешных! — Отвечая им на это, не я, а сам же Апостол Павел велегласно взывает и говорит:: Христос прииде в мир, — слушайте! грешныя спасти, от нихже первый есмь аз (1 Тим. 1:15). Итак, он первый из грешников спасаемых; стань и ты вторым, стань третьим, стань четвертым, стань десятым, стань одним из тысяч и мириад спасаемых, — и сопричислишь себя к Апостолу Павлу, и тем почтишь Павла, как сам он говорит: подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу (1 Кор. 11:1), и еще в другом месте: хощу, да вси человецы будут, якоже и аз (1 Кор. 7:7).

2. Таким образом, если хочешь похвалить или почтить Павла, надлежит тебе подражать ему и стать подобным ему в вере. Вот когда ты истинно почтишь его! И он примет тебя и будет хвалиться тобою, вменяя себе во славу, что ты склонился на слова его и последовал ему, и стал, как и он. Если же, — говоря, что было бы безчестием для Павла — думать, что другой–кто может стать, как и он, — ты презираешь спасение свое и нерадишь о нем; то знай, что насколько ты прельщаешь себя таким образом, настолько отвращается от тебе св. Павел и недоволен тобою. Хочешь ли, чтоб я доказал тебе, что ты гораздо более почтишь его и обрадуешь, и прославишь, если постараешься сделаться более великим и более близким к Богу, чем он? Слушай, что говорит сам Павел: молил — быхся сам аз отлучен быти от Христа по братии моей, сродницех моих по плоти (Рим. 9:3). Видишь? Он предпочитает сам отлучен быть от Христа, чтоб только ты спасся; а ты говоришь, что он сочтет для себя безчестием, если я захочу и возревную стать как он? Нет, брате мой, не так. Нет зависти у святых Божиих. Не ищут они преждевозлежания и большей пред другими чести и славы. У них, — у всех этих, от начала до конца веков, друзей и любителей Божиих, одно преждевозлежание, одно предпочтение, одна слава, услаждение и упокоение — выну зреть Бога. Те же, которые зрят Бога, чужды всякаго любопытства; они не могут отвратиться от лицезрения Божия, чтоб посмотреть на что–либо от мира сего, или на какого либо человека, или подумать о чем либо, несообразном с их устроением; но совершенно свободны от всякаго любопытства, и ум их не отходит к чему–либо другому; почему они, пока таковы, пребывают непадательными и не возвращаются опять на худое.

3. Но прошу тебя сказать мне: те, которые написали о том, что сказано пред сим, откуда это узнали? Равно и тот, кто теперь пишет об этом, откуда знает то? Скажи ты, чье все это? — Конечно, говоришь, это человеческое, дело человека суть слова сии. — Но говоря так, показываешь, будто знаешь внутреннее состояние души другаго человека. А св. Павел что говорит? — кто весть от человек яже в человеце, точию дух человека живущий в нем? (1 Кор. 2:11). Но если трудно для человека знать с точностию внутреннее человека, яко человека: то как возможно ему познать, что есть в ком божеское, т. е. те изменения и состояния, какия бывают во святых под действием созерцания Бога? С другой стороны, если слова те суть, как ты говоришь, дело человека, яко человека, то явно, что и мысли, содержащияся в тех словах, суть дело человеческое. Но то, что содержится в тех словах, не должно быть называемо мыслями (νοηματα, чем либо умозрительным), а созерцанием истинно сущаго: ибо мы говорим о том по созерцанию. Почему и сказываемое должно быть именуемо паче повествованием о созерцаемом, а не помышлением (νοημα). Помышлением должно называть думание, рождаемое в уме, по поводу какого–либо желания, или дела, еще не сделаннаго, т. е. думание о том, как сделать какое–либо добро или худо, еще не сделанное, которое из думания потом переходит и в дело, так что помышление есть начало дела, какое имеет быть совершено нами как и о Боге говорит Григорий Богослов: «вопервых, измышляет Бог небесныя силы, и мысль стала делом». — Итак удостоверься, что слова наши не о не сущем и не явленном говорят, но о том, что уже состоялось, и что от видения и созерцания сего заимствуется сказание, какое мы делаем о том; подобно тому, как, когда кто хочет например разсказывать о доме каком, или о поле, или о царском дворце, или о зрелище, надо наперед видеть и хорошо размотреть все такое, и потом уже со знанием дела разсказывать о том. Кто может сказать что сам от себя о каком либо предмете, котораго прежде не видал? И откуда ему взять сказать что либо о том, чего совсем не видал? — Да и всеконечное есть безсмыслие и невежество говорить о том, чего не видел и не знаешь. Если таким образом о видимом и земном никто не может сказать что–либо верное, не видев того своими глазами; то как можно сказывать и извещать что–либо о Боге, о божественных вещах и о святых Божиих, т. е. какого общения с Богом сподобляются святые и что это за ведение Бога, которое бывает внутри их и которое производит в сердцах их неизъяснимыя воздействия, — как можно сказать о сем что–либо тому, кто не просвещен наперед светом ведения?

Но когда слышишь о свете ведения, не думай, что это есть только ведение без света; потому что это не называется сказанием или словом ведения, но светом ведения, или ведательным светом, поколику свет сей раждает в нас ведение: ибо невозможно иным способом познать кому–либо Бога, кроме созерцания света, посылаемаго от сего самаго света (т. е. Бога). Как тот, кто разсказывает другим о какой–либо стране, или каком человеке, разсказывает то, что видел и что знает, а те, которые слушают его, не могут по одному слуху познать того человека или ту страну так, как знает их видевший и разсказывающий: так и о небесном Иерусалиме, о Боге, невидимо в нем обитающем, о пресветлой славе лица Его, о действии и силе Святаго Духа, т. е. света, никто ничего не может сказать вернаго, если не увидит наперед умными очами души своей сего света и не познает точно осияния и действия его внутри себя самого. Тот же, кто слышит из Божественнаго Писания о тех, кои видели Бога благодатию Св. Духа и говорят о Боге, тому одному научается, что видит написанным в Писании, почему не может сказать о себе, чтобы познал Бога чрез одно слышание написаннаго. Ибо как можно познать того, кого не видишь? Если не можем мы чрез одно видение познать человека, котораго видим, то как возможно нам познать Бога чрез один слух? Свет есть Бог, и созерцание Его есть как свет; почему чрез узрение света бывает первое ведение, которым познается, что есть Бог.

Как в отношении к человеку, о коем сначала слышит кто, а потом видит его, бывает, что слышавший тогда лишь, когда уже увидит его, познает, что это тот самый человек, о коем он слышал, — или даже и этим способом не может он удостовериться в сказанном, потому что, сколько бы ни говорил тебе кто о другом, не можешь ты, увидев его, по одному этому слуху познать и увериться, что это тот самый человек, о коем ты слышал, но колеблешься и спрашиваешь или его самого, или другаго кого, кто его знает, и тогда удостоверяешься, что это тот самый: так точно бывает и в отношении к Богу, что когда увидит кто Бога, Ему явившагося, то видит свет и видя его дивится, но не узнает тотчас, кто есть тот, кто явился ему, и не осмеливается вопросить Его: ибо как ему спрашивать Его, когда не может очей своих поднять, чтоб получше разсмотреть, что это такое, но смотрит с великим страхом на стопы того, кто явился, зная лишь, что есть кто–то явившийся ему? Но если близко от него находится тот, кто прежде сказывал ему, что видел Бога, то идет к нему и говорит: о, отче! я видел то, о чем ты говорил мне. Тот спрашивает его: что ты видел, чадо мое? Видел я, отче, свет некий сладчайший; но что это была за сладость, не могу выразить. Когда говорит он это, сердце его трепещет от радости и ликует, и пламенеет любовию к тому, кто явился ему. Потом опять начинает он говорить со многими теплыми слезами: как явился мне, отче, свет оный, тотчас исчезла келлия моя, исчез мир, отбегши, как кажется, от лица того, кто явился мне, и остался я один со светом оным, — и не знаю, отче, в теле ли я был там тогда, или вне тела; тогда не понимал я, был ли облечен в это тело и носил ли его; впрочем сознавал, что я существую и что есть во мне неизреченная радость, и любовь и пламенение сердца великое, и слезы рекою текли у меня, как и теперь текут, как видишь. Тот говорит ему в ответ: это Тот, о коем я говорил тебе; — и с этим словом тотчас опять узревает Его. — С сего времени более и более очищается он, и очищаясь приемлет дерзновение и спрашивает самого явившагося, говоря: ты — Бог мой? Тот отвечает: я Бог, соделавшийся человеком для тебя, чтоб и тебя сделать богом, — и вот, как видишь, сделал и буду делать. Если таким образом пребудет он в плаче и слезах, и в смиренном к Богу припадании, то начинает мало–по–малу более познавать, яже суть Божия, и, достигнув сего, уразумевать волю Божию святую, угодную и совершенную. Ибо если не узрит кто Бога, то не может и познать Его; а если не познает Его, не может познать и святую волю Его.

4. Когда приходит таким образом человек в большую меру совершенства и наиболее приближается к Богу, тогда из того, что совершает в нем Бог, познает он и то, что совершал Он и во всех прежних святых, и что имеет совершать в последующих, — познает также, просвещаем будучи от самого Бога, что это за венцы и что за воздаяния, какие имеют получить святые в другой жизни, удостоверяясь, что они превосходят всякий ум и всякое слово человеческое, — познает еще и то, какими имеют стать после общаго воскресения как он, так и все святые. Всего сего чаемаго святые не получают однакож в настоящей жизни (хотя некоторые злословят, будто я говорю, что святые все получают здесь). Ибо если положить, что они здесь получают все блага Божии, то, по слову их, следует отрещись и самаго воскресения мертвых, и суда и воздаяния, и самоохотно отвергнуть упование будущих благ. Но я не только не имею такого мудрования и не говорю так, но напротив анафематствую и тех, которые говорят это. Я говорю и исповедую, что в настоящей жизни святые в некоей только мере получают залоги будущих благ, все же обетованное вполне имеют они, уповаю я, получить после смерти (и общаго воскресения), как говорит божественный Павел: ныне разумею отчасти. Егда же приидет совершенное, тогда еже отчасти упразднится (1 Кор. 13:12, 10); и Иоанн Богослов: ныне чада Божии есмы, и не у явися, что будем: вемы же, яко, егда явится, подобни ему будем (1 Иоан. 3:2). Продолжу теперь свою речь вопросоответно, и некако спрошу сказавшаго сие: о возлюбленне и друже Христов! скажи мне, откуда знаешь ты, что имеешь быть подобен Богу? От Духа, говорит, котораго Он дал нам, — от сего познаем, что мы чада Божии есмы и сам Христос в нас есть. Он сам сказал мне сие таинственным гласом (1 Иоан: 3:24).

5. Но обратимся опять к нашему предмету. Сказали мы, что помышлением (νοημα) называется, когда в уме нашем родится слово или задумание какого–либо дела добраго или худаго — приобресть, например, что–нибудь, или поблагодетельствовать кому–либо, или напротив сделать зло; сказание же, а не помышление есть, когда разсказываем о том, что было, или что мы видели. Сказали мы также, что ничего вернаго нельзя сказать о вещах, делах, зрелищах, людях, которых мы не видели и не знаем, — нельзя сказать, каковы они по свойствам, виду и положению: если же и скажет кто что либо о них, то справедливо назвать такого баснотворцем. — Итак, Пророки и Апостолы, сказавшие нам о дне Господнем, о преславном и страшном пришествии Его, что он приидет как тать в нощи и как болезни раждающей, и что он огнем открывается, откуда узнали это и нам сказали? Конечно, они или слышали то от кого, или сами видели: иначе как же они могли говорить о том, чего сами не видали и о чем ни от кого другаго не слышали? Если слышали, скажи, от кого слышали (я еще не говорю теперь, что они сами видели и сказали, а только что слышали) — скажи, если знаешь, откуда узнали они об этом? Если ты не знаешь что на это сказать, то послушай и познай, что от Духа Святаго они это слышали и сказали, как Господь наш Иисус Христос говорил им: Утешитель, Дух Святый, егоже послет вам Отец во имя мое, Той вы научит всему, и воспомянет вам вся, яже рех вам (Иоан. 14:26). А что Дух Святый, когда пришел, научил их и сказал им даже и то, чего не сказывал Христос, об этом послушай, что говорит опять Христос: еще много имам глаголати вам, но не можете носити ныне: егда же приидет Он Дух истины, наставит вы на всяку истину: не от себе бо глаголати имать, но елика аще услышит, глаголати имать и грядущая возвестит вам (Иоан. 16:13). Понял ли ты теперь, откуда они узнали то, что написали о дне оном страшном, о втором пришествии Господа и о том, что имеет последовать за тем как для праведных, так и для грешных? Так и о всем другом, чего не видим мы, они написали, видевши то от просвещения Духом Святым.

Но скажи мне, прошу тебя, Дух Святый что есть? Известно, что Он есть Бог истинный, от Бога истиннаго исходящий. Итак ты, последуя догматам Церкви, говоришь, что Дух Святый есть Бог, как видишь написанным в писаниях святых; почему утверждаешь, что те, которые имеют Духа Святаго, имеют в себе Бога, всегда с ними пребывающаго, как сказал Христос Апостолам: аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите. И Аз умолю Отца и иного Утешителя даст вам, да будет с вами в век (Ин. 14:16). Знаешь теперь, что Дух Святый и пребывает и обитает (во святых) в век века: ибо Господь наш, говоря: да будет с вами в век, показывает, что Дух Святый всегда, непрестающе и нескончаемо, есть и будет с ними неразлучно и в настоящей жизни, и в будущей. А что Духа Святаго видели божественные Апостолы и все другие, сподобившиеся приять Его, послушай, что вслед за приведенными словами говорит Христос: Дух истины, его же мир не может прияти, яко не видит Его, ниже знает Его: вы же знаете Его, яко в вас пребывает и в вас будет (Ин. 14:17). А что и Христа видят те, которые любят Его и заповеди Его соблюдают, послушай о сем опять самого Христа, который говорит: имеяй заповеди моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: а любяй Мя, возлюблен будет Отцем моим: и Аз возлюблю его, и явлюся ему сам (Ин. 14:21).

6. Да ведают же все христиане, что Христос есть неложнейший и истинный Бог, и воистину, по обетованию своему, является любящим Его и исполняющим заповеди Его, и вместе с явлением своим дарует им Духа Святаго, — и что опять чрез Духа Святаго пребывают с ними и Отец и Сын. Такие мужи–духоносцы, когда говорят, не сами от себя говорят, и кто говорит, что они сами от себя говорят, явно подает мысль, будто человек может знать что в другом человеке, и не только это знать, но и то, яже суть Божия. Если же и не говорят они этого, то всячески лжецами и баснословцами почитают тех, кои говорят от Духа Святаго, полагая, что они сами от себя учат тому, чего не видели и о чем не слышали. Но да ведают они, что хотя те — духоносцы — говорят словами, сходными со словами древних богоносных отцев, но несомненно говорят от Духа, собственно в них пребывающаго; почему те, которые не верят им и хулят их, грешат против Духа Святаго, говорящаго в них.

Уразумел ли ты наконец, о возлюбленне, что положено царствию небесному быть — внутрь тебя, и всем благам вечным — в руках твоих. Восподвизайся же увидеть, стяжать и приять в себя сии блага вечныя, чтоб не лишену быть их и не быть пусту, думая, что имеешь их. Плачь, моли, припадай, как некогда слепец, и говори: помилуй мя, Сыне Божий, и отверзи очи души моей, да узрю Тебя Бога моего, — свет мира, и да соделаюсь и я сыном божественнаго дня. Не оставь меня, Благий, лишенным божественной благодати Твоей, как недостойнаго. Яви мне, Господи, Себя самого, да уразумею, что Ты любишь меня, яко хранящаго божественныя заповеди Твои. Посли мне, Благоутробне, Утешителя, да научит меня, яже о Тебе, и откроет, яже суть Твоя. О, Боже всяческих! возсияй во мне свет истинный, да узрю славу Твою, которую имел Ты у Отца, прежде мир не бысть. Пребудь, как обетовал Ты, и со мною, да буду и я достоин пребывать с Тобою, и тогда да вниду в Тебя разумно, и да стяжу Тебя внутрь себя разумно, т. е. с чувством души моей. Восхоти, Невидимый, вообразиться внутри меня, да вижду красоту Твою и доброту Твою — несравненную, да ношу всегда единый образ Твой, Пренебесне, и забуду все видимое и земное. Даруй мне, благоутробне Господи, славу, какую дал Тебе Отец, да буду подобен Тебе, как были и все рабы Твои, и да буду с Тобою всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Ей, брат мой возлюбленный, поверь мне, что так есть воистину и что такова вера наша. Верь, брате, что это и есть — возрождену быть и обновлену, и жить жизнию, яже о Христе. Не слышишь, что говорит св. Василий Великий в слове своем на праздник Светов (Богоявления)? О, человече! Ужели не желаешь ты соделаться новым из ветхаго, каков ты, как говорит Апостол Павел: аще кто во Христе, нова тварь: древняя мимоидоша, се быша вся нова? (2 Кор. 5:17). Что это — вся нова? скажи мне. Или изменилось небо, земля, солнце, звезды, или другое что из видимаго, и стало ново? Но этого сказать ты не можешь потому что Апостол о нас это говорит, что мы мертвы и возстаем, тленны и прелагаемся в нетленных, смертны и превращаемся в безсмертных, земны и становимся небесными, плотски, от плоти раждаемые, и делаемся духовными, будучи возраждаемы и возсозидаемы благодатию Всесвятаго Духа. Вот что есть, брате мой, новая во Христе тварь, о коей говорит Апостол! И это каждый день совершается в истинно верующих и избранных: и, как мы многократно говорили, истинные христиане сознательно причастны бывают всего этого, хотя только отчасти, пока еще суть в теле, с верною однакож надеждою, что по смерти вполне наследуют и преизобильно вкусят, и душею и телом, все эти блага, которых здесь причащаются только отчасти. Если, как учит нас сам Христос, мы вкушаем Христа, пием Его, облекаемся в Него, видим Его и видимы бываем от Него, — если Он пребывает в нас и мы в Нем, так что Христос бывает обитателем в нас, а мы в Нем, мы бываем обителию для Христа, и Он — для нас, если мы сыны Его, и Он отец наш, если Он свет сияющий во тме, и мы видим Его, по слову Евангелия: людие седящии во тме видеша свет велий (Мф. 4:16), — если, говорю, все сие, как учит нас Божественное Писание, бывает в нас в настоящей жизни; то, если, как вы говорите, этого не бывает в нас в жизни сей, или бывает таинственно, без того, чтоб мы чувствовали то и сознавали, — чем разнимся мы от мертвых?

Не будьте же, братия мои, столь неверы и не впадайте в такой ров пагубы. Но если доселе и не чаяли вы, что чувством восприимете такия блага и сознательно получите их в сей жизни и потому не старались стяжать их, то хотя отселе удостоверьтесь и поверьте, что это истинно и согласно с Божественными Писаниями. Перечитайте все Писание со вниманием и удостоверьтесь, что еще в настоящей жизни дается нам, сознательно для нас, печать Святаго Духа. Когда же уверитесь в сем, тогда тако тецыте, да постигнете, и подвизайтесь, не яко воздух биющии (1 Кор. 9:26), — т. е. со всем усердием старайтесь получить блага сии, о коих мы сказали, и подвизайтесь не тщетно и не безплодно, но с тою целию, чтобы стяжать благодать Святаго Духа. К сему еще, — просите и дастся вам, толцыте и отверзется вам (Мф. 7:7), — в сей ли жизни, или в будущей. Не стыдитесь также учиться сему у других; еще — кайтесь, плачьте, поститесь, молитесь, воли своей отрицайтесь чрез послушание, — и, посредством сего и подобнаго сему, теките, подвизайтесь, ищите, толцыте, просите и не обращайтесь семо и овамо, пока не постигнете, пока не возьмете в руки, пока не отверзется вам дверь, пока не внидете внутрь брачнаго чертога, не узрите жениха Христа, не услышите: добре, рабе благий и верный, о мале был еси верен, над многими тя поставлю (Мф. 25:21), — пока не соделаетесь сынами света и дня. Но прежде чем увидите, прежде чем получите, прежде чем испытаете все сие, не обольщайте себя самих, в прельщении полагая, что есте нечто, ничтоже суще. От сего некоторые из вас сидят спокойно и беззаботно, так как совесть не обличает вас за то, что, не получив Духа Святаго, думаете, будто вы — духоносцы, и течете несмысленно, — принимаете чужие помыслы, исповедуете других, делаетесь, как не следовало бы, иереями, духовниками, игуменами, восхищаете священство с презорством и безстрашием и употребляете безчисленные способы и хитрости, чтоб завладеть митрополиями, епископствами и игуменствами, чтоб пасти народ Господень. — Но внемлите, прошу вас, мудрствуйте небесная, ищите божественнаго, стремитесь к горнему и ничего другаго не заботьтесь стяжать кроме того. Ей, молю вас, презрим все видимое, отринем все человеческое, отреем все страстное, да получим настоящия и будущия блага силою Господа нашего Иисуса Христа, Коему подобает всякая слава, честь и поклонение, со безначальным Его Отцем и всесвятым, благим и животворящим Его Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЕ

О богохульстве. Кто говорит, что в нынешния времена невозможно получить Духа Святаго, и кто хулит действия Святаго Духа, говоря, что такия действия от диавола, тот вводит, новую ересь в церковь Божию.

Поелику Господь наш Иисус Христос говорит во святом Евангелии: всяк грех и хула отпустится человеком: а яже на Духа хула, не отпустится человеком ни в сей век, ни в будущий (Мф. 12:31), то надлежит нам изследовать и познать, что это за хула, которая бывает на Духа Святаго? На Духа Святаго хула есть, когда кто действия Духа Святаго приписывает диаволу, как говорит Василий Великий (Крат. прав. 273). Когда кто видит, что какой–нибудь брат христианин совершает чудеса, или имеет какое–либо дарование Святаго Духа, как–то — сокрушение сердечное, или слезы, или смирение, или разумение божеских вещей, или другое что такое, что подает Дух Святый любящим Бога, и говорит, что это — прелесть диавола, — тот хулит Святаго Духа. Также и тот, кто говорит, что сподобляющиеся воздействия Божественнаго Духа, как сыны Божии, и исполняющие повеления Бога и Отца их, состоят в прелести от Диавола, — и этот хулит Духа Святаго, действующаго в них, как и евреи хулили Сына Божия, когда, видя, как демоны были изгоняемы Христом, хульно говорили с великою продерзостию, что Он о веельзевуле, князе бесовском изгоняет бесов. Но иные, слыша сие, не слышат и, видя сие, не видят, и о всем том, относительно чего Божественное Писание свидетельствует и удостоверяет, что оно бывает от Духа Святаго и от божественнаго воздействия, как из себя вышедшие и все Божественное Писание отвергшие, и все ведение, подаемое сим Писанием, из ума извергшие, не трепещут говорить окаянные, что такия действия бывают от опьянения и демонов. Будто неверные и совершенные невежды, не ученные божественным тайнам, они, когда услышат о божественном осиянии или освещении души и ума, или о созерцании и безстрастии, или о смирении и слезах от действия и благодати Святаго Духа, тотчас, как бы не имея сил стерпеть великаго блистания и силы словес сих, омрачаются паче очами души своей, чем просвещаются, и с великою продерзостию решают, что это от прелести бесовской, и не трепещут окаянные ни суда Божия, ни вреда, причиняемаго тем, кои слышат их. Мало того, они не колеблются утверждать, дерзкие, что в настоящия времена ничего такого не бывает от Бога ни в ком из верующих; а это есть крайнее нечестие, паче, нежели ересь. Ересь бывает, когда кто уклоняется от какого–либо догмата православной веры; но кто говорит, что теперь нет людей, которые бы любили Бога и сподоблялись приять Духа Святаго и креститься от Него, т. е. возродиться благодатию Святаго Духа и соделаться сынами Божиими, с сознанием, опытным вкушением и узрением, — тот низвращает все воплощенное домостроительство Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и явно отвергает обновление образа Божия или человеческаго естества, растленнаго и умерщвленнаго грехом. Обновлением я называю возсоздание нашего естества, которое совершил Христос Господь, преложив его из тления в нетление и из смертности в безсмертие.

Мы исповедуем, что как невозможно спастись никому, кто не крестится водою и Духом, так и тому, кто согрешает по крещении, если не покается и опять не восприимет благодати Святаго Духа и не будет возсоздан и обновлен свыше, невозможно спастись, как утверждает сие Господь, сказав Никодиму: аще кто не родится свыше, не может видети царствия Божия (Иоан. 3:3), и опять Апостолам: Иоанн убо крестил есть водою, вы же имате креститися Духом Святым (Деян. 1:5). Итак, кто не познал (осязательно) благодати Святаго Духа, которую приял чрез св. крещение, когда был малым младенцем, и быв крещен по вере, осквернил себя безчисленными грехами, и потом отвращается и от втораго крещения — покаяния, — того, говорю, которое дается свыше, по человеколюбию Божию, благодатию Святаго Духа, тем, кои взыскивают ее покаянием; тому как возможно обрести каким–либо образом спасение свое? Не обретет он его никогда. Почему говорю вам, и не перестану говорить этого никогда: которые осквернили первое крещение преступлением заповедей Божиих, подражайте покаянию Давида и всех святых, и покажите истинное покаяние со всем рачением и всеми добрыми делами, да приидет опять в душу вашу благодать Святаго Духа. Ибо если снизойдет на вас благодать Святаго Духа, то это будет для вас некоею купелию световою, которая, как скоро приимет вас в лоно свое таинственно и возродит благодатно, соделает вас нетленными и безсмертными из тленных и смертных, каковы вы, и из сынов человеческих соделает вас сынами Божиими и богами по благодати, да будете сродниками святых и сонаследниками и вместе с ними внидете в царство небесное, — чем соделался и преподобный отец наш Симеон Студит, благоговейник, молитвами котораго и некоторые из учеников его сподобились получить Святаго Духа, по великой и неизреченной благодати Божией. Это говорю я не по другой какой причине, как для того, чтоб воспроповедать готовую и ко всем вам благость Божию, и расположить и вас восподвизаться о получении такого же блага. Ибо знак любви по Богу есть не скрывать блага, но объявлять о нем братиям своим и их подвигать к тому, чтоб тогоже взыскали, обрели и стяжали. Почему, как видите, вопию к вам, взывая словами пророка Давида: приступите к Нему и просветитеся и лица совести вашей не постыдятся (Пс. 33:6). Чего же ради, братия мои возлюбленные, низпали вы совсем в нерадение и леность, в сласти и похоти плотския, и говорите, что не можете очиститься от грехов покаянием, приблизиться к Богу, получить благодать Святаго Духа, и чрез нее возродиться, сделаться богоподобными и сынами Божиими по благодати? Нет, это не невозможно. Невозможно это было прежде воплощеннаго домостроительства Христова; но после того, как благоволил Владыко всех и Бог соделаться человеком, по всему нам подобным кроме греха, то соделал и все сие для нас возможным и удобным, и дал нам власть быть сынами Божиими и сонаследниками Ему, — Коему подобает всякая слава, честь и поклонение, во веки. Аминь.

СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТОЕ

О покаянии, и о том, что когда, кто творит все под ряд заповеди Божии, то преуспевает в добродетели и делается совершенным.

Тот человек, который, презрев все земное и самую жизнь свою, желает приступить к совершению истиннаго покаяния по заповеди Христовой, будучи уверен, что сам по себе не может, как должно, совершить сие спасительное дело, пусть взыщет опытнаго отца духовнаго и нашедши припадет к нему со страхом и трепетом, слушается его во всем, что он ни скажет ему, со всем вниманием, от него научается, что следует делать, проходя путь покаяния, научается и духовному деланию всяких добрых дел. Я сказал, что ему надо иметь страх и трепет: это для того, чтоб не лишиться ему того великаго блага, какое имеет получить от него, и не быть осуждену в вечный огнь адский, как неуспешному и неискусному делателю заповедей Божиих. Ибо если он слова духовнаго отца своего будет принимать так, как бы они исходили из уст самого Бога, с уверенностию, что от них жизнь, если исполнит их, и смерть, если преступит; то будет соблюдать их с точностию и вниманием великим. Если такое положит он начало делу своему и несомненную будет содержать веру в данныя нам Богом обетования; то станет преуспевать по Богу день ото дня, и по чину шествуя путем заповедей, возрастать в духовном жительстве, и по благодати Господа нашего Иисуса Христа соделается наконец мужем совершенным.

Послушай же со вниманием, какия обетования даровал нам Господь наш Иисус Христос. — Радость бывает на небеси, говорит Он, о едином грешнице кающемся (Лук. 15:10), и опять: грядущаго ко мне, — сим, разумеется, путем покаяния, не иждену вон (Иоан. 6:37); еще: аще кто жаждет, да приидет ко мне и пиет (Иоан. 7:37); и в другом месте говорит: приидите ко Мне вси труждающиися и обременении, и Аз упокою вы (Матф. 11:28); также: имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: а любяй Мя, возлюблен будет Отцем моим — и к нему, — Я и Отец чрез Духа, — приидем и обитель у него сотворим (Иоан. 14:21—23); и опять еще: аще вы зли суще, умеете даяния блага даяти чадом вашым: кольми паче Отец, иже с небесе, даст Духа Святаго просящим у Него (Лук. 11:13). На сии–то обетования Христовы надлежит надеяться, как мы сказали, с верою несомненною, и творить все заповеди Христовы с великим и теплым усердием. Первая заповедь Евангелия есть следующая: покайтеся, приближися бо царствие небесное (Матф. 4:17). Еще: просите, и дастся вам: ищите, и обрящете: толцыте, и отверзется вам. Всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется (Мф. 7:7, 8). Желая же показать нам, как и какими делами надлежит нам искать, да обрящем, Христос сказал нам: иже хощет в вас первый быти, буди всем раб, всем слуга и всех меньший. Иже бо вознесется, смирится: и смиряяйся вознесется (Мф. 23:12; Мр. 9:35).

Итак, кто имеет в уме своем все сие, сказанное нами, и все подобное сему, тот день и ночь занимается тем, обсуждает, как что лучше сделать, и делает то со всем усердием и тщанием, и таким образом мало–по–малу забывает мир и яже в мире, — деньги, имущества, родных, — и соответственно тому единится и сочетавается с духовным, т. е., чем более отдаляется от мирскаго, тем более прилепляется к духовному. Преуспевая же таким образом день ото дня, он замечает, как мало–по–малу истощаются злые помыслы, прежде не дававшие ему покоя, и отбегают от него; потом познает, как сердце его умягчается, сокрушается, приходит в смирение и раждает смиренномудрые помыслы; а когда восчувствует все сие, тогда посредством всего сего, и также чрез многия скорби и искушения, приходит в сокрушение и слезы; и чем более смиряется, тем более сокрушается, потому что смирение раждает плач, а плач питает матерь свою, то–есть смирение, и возращает его. Когда же делание плача соединяется с исполнением заповедей Божиих, тогда оно омывает, — о, чудо, — и очищает душу от всякой скверны и изгоняет из нея всякую страсть и всякую похоть плотскую и мирскую. Таким образом наконец человек делается свободным от всякаго мирскаго похотения и от всех страстей как телесных, так и душевных. Как человек, скинув одежды свои, делается совершенно нагим: так и душа скидает, будто одежду какую, перво–на–перво нечувствие, которое божественный Павел называет покрывалом: каковое покрывало нечувствия не на сердцах только неверных Евреев лежит, но и в каждом человеке, со всем усердием и всею силою не творящем заповедей Евангелия, находится это покрывало (т. е. нечувствие) и покрывает ум его, так что он не может подняться от земнаго и знать как должно, Сына и Слово Бога, т. е. Христа. Далее как тот, кто обнажается телесно, видит раны, если какия есть на теле; так и этот видит тогда чисто страсти души своей, как–то: славолюбие, сребролюбие, памятозлобие, братоненавидение, зависть, завиствование, любопрительность, самомнение и все другия страсти — и на, все эти страсти душевныя налагает заповеди Христовы, как врачебныя вещества, а как прижигания выжигающия, налагает искушения и скорби. И таким образом смиряется, плачет, ищет помощи Божией с великим рвением; и тогда явно видит, как благодать Всесвятаго Духа приходит в него, и искореняет и уничтожает страсти одну за другою, пока не освободит души от всех их; ибо благодать Святаго Духа не от одной или от двух страстей освобождает душу, но совершенно от всех, чисто–на–чисто. Вместе со страстями, о коих мы сказали, она отгоняет и всякую леность, нерадение и безпечность, всякое неведение, забвение и чревоугодие, всякое сластолюбие и похотение злое. И таким образом обновляет человека, и по душе и по телу; так что таковый думает, что не носит уже смертнаго и дебелаго тела, но некое духовное и невещественное, способное восхищенным быть на небо, подобно святому Павлу. И не это только совершает в нем благодать Всесвятаго Духа, но не позволяет уже ему внимать чему–либо чувственному и мирскому, и делает то, что он видит все это, как бы не видел; ибо тогда ум соединится с мысленным и божественным, исходит совершенно вне всего чувственнаго, при всем том, что будто смотрит на то.

Когда наконец приходит таковый в это доброе состояние, о коем божественный Павел говорит: наше на небесех есть (Фил. 3:20), — не смотряющим нам видимых, но невидимых (2 Кор. 4:18); тогда осиявается и просвещается, каждодневно возрастает духовным возрастанием, отметает все, свойственное младенческому несмысленному мудрованию, и преуспевает в совершенствовании себя, дондеже достигнет в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Мф. 4:13). По мере же возрастания своего, т. е. по мере своего преуспеяния в добродетелях, изменяются и душевныя силы его и действия, — и он делается мужественнейшим и сильнейшим в исполнении заповедей Христовых; и чем больше преуспевает в делании заповедей Божиих, тем более очищается, осиявается и просвещается, и сподобляется видеть откровения великих таин, коих глубины не видел никогда и совершенно не может видеть никто из тех, кои не восподвизались придти в такую чистоту. Под таинствами разумею я то, что все видят, но не постигают. Но тот, кто просвещается Духом Святым, обновляющим всяческая, стяжавает новыя очи и новыя уши, и не смотрит уже просто, как человек, на чувственное чувственно, но, как ставший выше человека, смотрит на чувственное и телесное духовно, как на образ вещей невидимых; и слушает он не глас или гласы человеков, но единое живое слово Бога, хотя оно изрекается посредством слова человеческаго. Такая душа приемлет чрез слух только живое слово Бога, как знаемое ей и желанное, и ему только позволяет войти внутрь себя, и когда оно войдет в нее, лобызает его с радостию, как сказал Христос: овцы моя гласа моего слушают (Ин. 10:27), чуждаго же гласа не знают (Ин. 10:5). Прочия же все человеческия слова она хотя слышит, но не принимает их, и не позволяет им входить внутрь себя, но отвращается от них и отгоняет их заблаговременно, а иной раз и совсем не чувствует присутствия их и их толкания в уши, но бывает для них как глухая, ничего не слышащая, — не слышит их и не принимает, при всем том, что слышит.

Когда соделается он таковым, тогда вселяется в него Бог, и бывает для него все, чего ни желает он, и даже паче того, что желает. Ибо Бог есть всякое благо, и в какую душу вселяется, ту исполняет всяким благом, сколько возможно вместить человеческому естеству, — таким благом, коего око не видало, о коем ухо не слыхало, и которое на сердце человеку не восходило, человеку тому, который не сделался таким, какого изобразили мы выше. Когда Бог вселится в такого человека, то научает его всему — и относительно настоящаго и относительно будущаго, не словом, а делом и опытом, практически. Он снимает покрывало с очей души его и показывает ему, чего хочет Сам, и что полезно для него; о прочем же внушает ему не изследовать, не совопросничать и не любопытствовать. И того, что показывает ему Бог, не может он видеть без глубокаго благоговения и страха, но приникая и воззревая в глубину богатства премудрости и разума Божия, трепещет и ужасается, помышляя о себе, кто есть и какия тайны сподобился видеть. Видя безмерное человеколюбие Божие, приходит он в изступление, сознавая и чувствуя, сколь недостоин смотреть на такия предивныя таинства; почему не дерзает пытливо разсматривать их, или изследывать, что они суть; но лишь взывает с великим страхом и трепетом говоря: кто есмь аз, Господи, и что — дом отца моего, что Ты доверил мне и благоволил показать такия таинства мне недостойному, и соделал паче чаяния, чтоб я не только видел такия великия блага Твои, но и предивно, стал причастником их?

Такой человек, как ставший выше всякой твари, не имеет уже желания возвратиться вспять и разсматривать твари. Стяжав и в себе имея Владыку Ангелов, не любит уже он изследовать сущности и естество Ангелов, служителей Божиих, зная притом, что Богу неугодно, чтоб он любопытствовал о том, что превышает силы человека: ибо если нам повелено не пытать разумом догматов Писания, то тем паче совсем не подобает нам любопытствовать о том, что выше написаннаго.

Такой человек зрит Бога, сколько это возможно для человеческаго естества и сколько благоугодно Богу, подвизается зреть Его непрестанно здесь и молится, да сподоблен будет выну зреть Его и по смерти своей; рад он зреть только Его одного и не чувствует потребности смотреть на что–либо другое. Почему и желания не имеет отрываться вниманием от Владыки своего Бога, от коего преисполняется светом и приемлет жизнь вечную, и смотреть на подобных себе рабов Его.

Таковый человек, поелику зрим бывает, осиявается и просвещается Богом и сам зрит великую и всякий ум превосходящую славу Божию, то и не желает более, чтоб его видели другие и догадывались, что такое он есть и в какой находится славе. Души святыя бывают свободны от тщеславия. Будучи украшены пресветлою и царскою ризою Всесвятаго Духа и преисполнены преимущею славою Божиею, оне не только не заботятся о славе человеческой, но и когда окружают ею их люди, никакого совершенно не обращают на нее внимания. Ибо душа, зримая Богом и сама зрящая Бога, никак не пожелает обратиться посмотреть на другаго какого человека, не пожелает и того, чтоб видел ее кто–либо другой.

Посему умоляю вас, братия мои, будем не словами только одними изучать несказанныя блага Божии, — что впрочем и невозможно, и для тех, которые учат и для тех, которые слушают. Ибо ни те, которые учат, не испытав делом, о мысленных и божественных вещах, не могут дать явных доказательств и пояснений примерами и представить истину в практических применениях; ни те, которые слушают, не могут от одних только слов понять, что им говорят. Но надлежит со многими болезнями и трудами подвизаться придти в состояние созерцания тех невидимых вещей и научиться понимать их из деяний и опытов. Тогда, из таких опытов научимся мы и просвещены будем и относительно словес о сих благах; да прославится Бог в нас ради такого божественнаго состояния, — и мы посредством знания таких вещей да прославим Бога, и Бог да прославит нас, во Христе Боге нашем, Коему слава, со Отцем и Святым Духом, во веки. Аминь.

СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ

1. О покаянии, — и что для очищения души недостаточно одного раздания имуществ, если не стяжем и плача. 2. Об изгнании Адама из рая, — и что если б он покаялся, по преступлении заповеди Божией, то не был бы изгнан из рая. 3. Какое благо принесло ему покаяние, — какое принес он по изгнании? 4. Как надлежит каяться тому, кто хощет истинно покаяться. 5. О втором пришествии Господнем. 6. Обличение тех, которые живут не худо, но не с добрым расположением, а притворно.

1. Доброе дело — покаяние и велика польза, бывающая от него. Ведал сие Господь наш Иисус Христос Бог, всяческая провидящий, и сказал: покайтеся, приближибося царствие небесное. Желаете ли и вы научиться и познать, что без покаяния нам невозможно спастись? Покаяние же я разумею такое, которое бывает от всей души и от всего сердца. Послушайте Апостола, который говорит: всяк грех, егоже аще сотворит человек, кроме тела есть, а блудяй во свое тело согрешает (1 Кор. 6:18). И опять в другом месте: всем явитися нам подобает пред судищем Христовым, да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла (2 Кор. 5:10). Но на это иной может сказать: благодарю Бога, я не осквернил тела моего никаким срамным делом (чего я, всякий грех соделавший, сказать не могу), — и говоря так, иметь некое от сего утешение, что–де чист от плотскаго греха. Но Владыка наш Христос в притче о пяти девах юродивых дает решительное удостоверение, что от одной чистоты телесной никакой не получим мы пользы, если не будем иметь и прочих добродетелей. Те пять дев имели и немного елея в сосудах своих, т. е. некоторыя внешния добродетели, причастны были и некоторых дарований, от чего и лампады их горели некоторое время; но за нерадение свое, невежество (в делах духовных) и леность были осуждены на вечное мучение. Оне не позаботились очиститься от скрывавшихся в душе их страстей, которыя приводимы были в движение бесами, и даже не познали их как следует. От того под бесовскими воздействиями были растлеваемы сердца их чрез сосложение с помыслами, с которыми скрытно имели смешение, бывая пленяемы ими и побеждаемы.

Но какия это бесовския действия? Страсти, — зависти, ревнивости, ссоры, спорливости, осуждения и клеветы, ненависти, гнева, огорчения, злопамятства, тщеславия, человекоугодия, самоугодия, сребролюбия, плотской похоти, коею услаждались и посредством сласти творили блуд в помыслах; к сему еще — страсти неверия, безстрашия (пред Богом) боязливости (не знать пред чем), уныния, печали, противоречия, лености, сонливости, самомнения, высокомудрия, гордости, объядения, любоимания, безнадежия, и все прочия тонкия и скрытныя страсти греховныя, приводимыя в движение демонами.

Блаженный Апостол Павел взывает подобно Христу и говорит: мир имейте (διωκετε, гоните) и святыню со всеми, ихже кроме никтоже узрит Господа (Евр. 12:14). По какой причине сказал он: гоните, т. е. всегда ищите мира и святыни, непрестанно ищите? По той, что невозможно в один час соделаться нам и стать святыми. Надобно начинать с меньшаго и постепенно преуспевая восходить к более и более совершенной святыне и чистоте. И хотя бы мы прожил в этой жизни тысячи лет, никак не возможем достигнуть полнаго совершенства святыни, но долг имеем подвизаться ради ея непрестанно так, как бы теперь только положили начало. Это самое показывает св. Павел, когда о себе говорит: гоню, аще и постигну, о немже и постижен бых от Христа Иисуса (Фил. 3:12).

Посему умоляю вас, братия мои, внимайте тому, что мною говорится вам, и послушайте слов грешнаго брата вашего. Приидите, поклонимся и припадем к благому и человеколюбивому Богу нашему, предварим лице Его во исповедании и восплачемся пред Ним сотворшим нас; ибо Он Господь наш, мы же людие Его и овцы пажити Его, и не отвратит Он лица своего от нас. Только покаемся от всей души и отринем не злыя только дела, но и самые лукавые и нечистые помыслы сердца нашего, уничтожим их совершенно. Ибо Божественное Писание говорит: расторгните сердца ваши, а не ризы ваши (Иоиль 2:13). Что пользы, скажи мне, если мы будем раздавать бедным имущество свое, а от зла не отстанем и греха не возненавидим? Что также пользы, если мы делом не будем совершать какого–либо плотскаго греха, а в сердце будем питать срамные и нечистые помыслы, совершая таким образом грех тайно в душе своей и обладаемы будучи нечистыми страстями душевными? Отринем же, молю вас, вместе с сребром и златом и обычное нам рабство страстям; не будем стоять в нерадении, как доселе, но восприимем подвиг отмыть скверну страстей слезами покаяния.

Как если царь какой, сидя на троне своем, с короною на главе и в царских одеждах, по своей воле возьмет что–либо нечистое и своими руками вымажет тем свое лицо и замажет чувства свои, до невозможности видеть, слышать и обонять, а потом раскаявшись, что так сделал, положит очиститься от этой скверноты, но не войдет тотчас в жилище свое, чтоб омыться водою и, отмыв ту нечистоту, опять чистым, каков был прежде, возсесть на престол свой, а вместо того, чтоб отмыть эту нечистоту, станет раздавать бедным сокровища свои и богатство свое; то хотя бы он раздал все движимое и недвижимое имущество свое, не получит от этого никакой пользы, если не отмоет водою нечистоты своей, и все смотрящие на него, когда он, имея на лице своем такую нечистоту, обращается с синклитом своим и с князьями своими, будут иметь его в посмешище: так невозможно получить какую–либо пользу и тому, кто также раздаст все богатство свое и сделается совсем нищим, если не оставит греха, не отвратится от зла и не очистит души своей покаянием и слезами. Пусть какой–либо человек, нагрешивший и чувства души своей закрывший нечистотою греховных сластей, раздаст бедным все богатство свое и оставит славу чинов своих, великолепные дома, рабов, родных, друзей и знаемых, и обеднев таким образом, нищим и ничего не имущим придет и сделается монахом: но при всем том, ему, пока жив, потребны и слезы покаяния, которыя совершенно необходимы, чтоб омыть и очистить ими скверну грехов, особенно если он, как и я, нечист не кое–какими, а большими и многими грехами.

Итак, если хотим очистить души свои от скверн греховных, то для этого недостаточно только раздать бедным имущества свои, но потребно еще плакать и проливать слезы от всего сердца. Я так думаю о себе, что если не очищу скверны грехов моих слезами моими, но отыду из настоящей жизни оскверненным, то праведно буду предан поруганию и Богом и Ангелами, и ввергнут в неугасимый огнь вместе с демонами. Да, братия мои, так есть воистину. Ничего не внесли мы в настоящую жизнь, чтоб, когда согрешим, дать то Богу для искупления грехов наших, как и Евангелие говорит: что даст человек измену за душу свою? (Мф. 16:26). Се суд правый! Се праведное и истинное смирение, как говорит и Дух Святый устами Давида: не прииму от дому твоего тельцов, ниже от стад твоих козлов. Яко мои суть вси зверие дубравнии и проч. (Псал. 49:9, 10). И еще: аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо: всесожжения не благоволиши. Жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50:18, 19). Опять и Христос говорит: не мните, яко приидох разорити закон или пророки: не приидох разорити, но исполнити (Мф. 5:17). Ибо ветхий закон не мог врачевать души от невидимой болезни страстей греховных земными врачевствами, то–есть телесными оправданиями, дарами, жертвами, всесожжениями и прочим. Почему и Предтеча Иоанн говорит: се Агнец Божий, вземляй грехи мира (Иоан. 1:29). Также и Апостол Павел: закон духа жизни о Христе Иисусе освободил мя есть от закона греховнаго и смерти (Рим. 8:2).

Желаете ли знать, как Христос исполнил закон и пророков, как говорит сам Он? Послушайте. Закон говорит: не убий, а Христос: не гневайся; закон: не прелюбодействуй, а Христос: не похотствуй; закон: не клянись ложно, а Христос: совсем не клянись. Разсуди теперь: кто не гневается, тому как возможно убить? Кто не допускает похотствования, тому как возможно соблудить? Тому, кто совсем не клянется, как можно поклясться ложно? Итак, Христос Господь законом Духа, т. е. Евангелием, отсекает от души корни грехов; и это есть исполнение закона, — то, чтоб кто не за какое–нибудь дело оправдывал себя или считал себя праведным, но чтоб во всем и пред всеми был как мертвый, чтоб уж совершенно ничем не смущаться и не тревожиться, и не вздорит с теми, которые опечаливают его чем–либо прискорбным, но жить вполне по заповедям Христа Господа и исполнять ревностно Его повеления. Все заповеди Христовы даны нам в противность грехам; в этих заповедях надлежит жить и их ревностно исполнять всякому, кто желает сподобиться царствия небеснаго; для всего же прочаго надо быть бездейственну и мертву. Христос Господь говорит: аще пребудете во Мне, и глаголы мои в вас пребудут, егоже аще хощете, просите и дастся вам (Иоан. 15:7). Последуем же слову Христову с усердием и ревностию, пока достигнем того места, где пребывает Христос. Христос где сам пребывает, туда влечет и последующих Ему и помещает их во святом святых, как великий архиерей, — там, куда, как человек подобный нам, Он вошел первым, как сам говорит: никтоже приидет к Отцу токмо Мною. Аз есмь путь, истина и живот (Иоан. 14:6). И еще: Отче, ихже дал еси Мне, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною: да видят славу Мою, юже дал еси Мне (Иоан. 17:24). Распнемся же и мы со Христом, т. е. будем претерпевать всякое искушение, какое ни найдет на нас, и умертвимся по любви к Нему для всех удовольствий мирских, чтобы жить с Ним. Будем вместе с Ним шествовать путем ведущим на небо, храня чистыми сердца свои; ибо когда будем шествовать путем заповедей Его и последовать Ему, не обращаясь вспять, тогда никакого вреда не возможет причинить нам враг наш диавол, особенно если будем шествовать с мудрым руководителем и добрыми спутниками. Убоимся примера безплодной смоковницы, проклятой Христом за безплодие, и принесем Христу достойные плоды чрез покаяние. Не дадим себе воздремать нерадением души своей и не попустим влаяться туда и сюда в прелестях мира, в то время, когда надлежит трудиться в делании заповедей Божиих, чтоб не погасить светильника возженнаго и светящаго под действием плодов покаяния и не уподобиться пяти юродивым девам. — Но делами добрыми и богоугодными будем приумножать талант благодати Христовой.

Ибо для всех вообще, не для монахов только, но и для мирян, возможно всегда каяться и плакать, молиться Богу и преуспевать во всех добродетелях. А что то, что я говорю, истинно, подтверждает слово мое и св. Иоанн Златоуст, великий столп и учитель церкви, в беседе, в коей истолковывает пятидесятый псалом, где говорит, что и для того, кто имеет жену и детей, рабов и множество слуг, большое богатство и почести, и кто велик и славен по мирским делам, возможно не только каждодневно плакать, молиться и каяться, но достигнуть и совершенства добродетели и приять Святаго Духа, соделаться другом Богу и сподобиться созерцания Его. Таковы были жившие прежде Христа: Авраам, Исаак, Иаков, Лот, Моисей, Давид, — оставлю прочих, потому что их было премного, а в новой благодати во время воплощенного домостроительства Христа, Бога нашего, Апостол Петр, рыбарь неученый, проповедавший Христа по всей вселенной. Впрочем всех их кто исчислит, когда они — паче песка морскаго? Много было царей, князей и лиц властных (не говоря уже о бедных), которые с большим иждивением строили города, дворцы, храмы Божии, богадельни, странноприимницы, сохраняющиеся доселе. Имея же все сие при жизни, они пользовались тем благочестно и богоугодно, не как господа и властители, а как слуги Божии, распоряжаясь тем, что дал им Бог, так, как было угодно Богу. Они пользовались миром, как говорит св. Павел, но не злоупотребляли. Почему, и живя в мире, они были славны и знамениты, и в другой жизни в царствии небесном в нескончаемые веки будут славнейшими и светлейшими. Так и мы, еслибы не были нерадивыми и безпечными презрителями заповедей Божиих, но усердными, ревностными, и внимательными исполнителями их, то не имели бы нужды оставлять имущества свои, удаляться от мира и делаться монахами. Но чтоб тебе лучше убедиться в этом, послушай, что будет говориться далее.

2. Бог в начале создал человека царем всего земнаго, и не только земнаго, но и того, что находится под кровом небесным: ибо и солнце, и луна, и звезды созданы для человека. Итак, будучи царем всего этого видимаго, человек терпел ли от этого какой–либо вред для добродетели? Нет, не терпел. Напротив, если бы он всегда благодарил за сие Бога, создавшаго его, и все это Ему посвящал, то паче преуспевал бы в добродетели. И если б он не преступил заповеди Божией, то конечно не потерял бы царства своего, какое имел, и не низпал бы от славы Божией. Но как преступил заповедь Божию, то праведно изгнан из рая, и стал жить в трудах и хлопотах, и умер в изгнании.

И послушай, — скажу тебе нечто такое, чего никто еще не высказал с полною ясностию. Говорит Божественное Писание: сказал Бог Адаму: Адаме где еси? (Быт. 3:9). Для чего говорит это Творец всяческих? Конечно для того, чтоб расположить Адама придти в чувство, сознать грех свой и покаяться. Для того и говорит: Адаме, где еси? Как бы говорил: Адаме войди в самого себя, познай наготу свою и уразумей, какое одеяние и какую славу потерял ты; Адаме, где еси? Некоторым образом Он как бы возбуждает его и говорит: о Адам, приди в себя, и исповедай со смирением грех свой. Выдь оттуда, где ты скрываешься. От Меня ли думаешь укрыться? Скажи: согрешил. — Но он не говорит этого (или лучше сказать: я, бедный, не говорю этого, потому что это собственная моя есть страсть); а что говорит? Глас слышах Тебе ходяща в раи, и убояхся, яко наг есмь, и скрыхся (Быт. 3:10). Бог же что сказал ему на это Кто возвести тебе, яко наг еси, аще не бы от древа, егоже заповедах тебе сего единого не ясти, от него ял вси? (Быт. 3:11). Видишь, возлюбленный, благоутробие Божие? Что когда Бог сказал Адаму: где ты и Адам не исповедал греха своего, а сказал: глас слышах Тебе ходяща в раи, и убояхся, яко наг есмь и скрыхся, — Он не разгневался на него тотчас и не отвратился от него, но опять спрашивает его, говоря: кто возвести тебе, яко наг еси, аще не бы от древа, егоже заповедах тебе сего единого не ясти, от него ял еси? — Понял ли ты глубину премудрости Божией, — что, когда Адам сказал: наг есмь, Бог говорит ему: что говоришь ты, что наг, а грех свой скрываешь? Не думай, что Я вижу только тело твое, а сердца твоего и помышлений твоих не вижу. Ибо Адам обманулся и действительно подумал, что Бог не знал о грехе его, некоторым образом так говоря в себе: скажу, что я наг; Бог, не зная причины этого, спросит: от чего же ты наг стал? а я отвечу ему: не знаю. Так я обману Его и опять получу прежнее покровение. Если же и не получу сего, по крайней мере Он не изгонит меня теперь же из рая и не вышлет в другое место. Вот что подумал Адам, как и ныне делают то многие, и первый я сам, скрывая грехи свои. — Но Бог, не желая, чтоб грех Адама отяжелен был этою несознательностию, говорит ему: откуда узнал ты, что наг, еслиб не вкусил от древа, от котораго запрещено было тебе вкушать? Он как бы так говорил ему: и ты думаешь укрыться от Меня? Не знаю будто Я, что ты сделал? Чего же не говоришь: согрешил? Скажи несчастный: ей, Владыко! истинно согрешил я, преступив заповедь Твою, послушал совета жены своей и большой сделал грех, поступив по слову ея и преступив Твое собственное. Помилуй мя, Боже, и прости. Но он не говорит этого, не смиряется, не сокрушается; сердце его ожесточено, каково и у меня, беднаго. Еслиб он сказал это, то опять остался бы в раю и не подвергся бы тем лишениям, какия испытал потом. Одним этим словом: согрешил, он искупил бы все множество лет, какие пробыл в аде.

Вот что я обещал тебе сказать! Но послушай еще и далее, и поймешь сколь истинно слово мое. — Бог сказал Адаму: в оньже аще день снесте от него, — от древа запрещеннаго, — смертию умрете (Быт. 2:17), — смертию, т. е. душевною; — что и совершилось тотчас, — человек совлекся одежды безсмертия; и ни Бог не сказал ничего более (того определения), ни совершилось ничего после того особеннаго. Бог, провидя, что Адам имел согрешить, и желая простить его, если покается, не сказал ничего более сказаннаго. Но Адам отрекся от греха своего и не покаялся, даже и будучи обличаем Богом; ибо сказал: жена, юже дал еси со мною, та прельстила меня (Быт. 3:12). Увы ослепленной душе его! Сказав так, он сказал как бы Богу. Ты сам виноват, потому что меня прельстила жена, которую Ты дал мне. Что самое стражду ныне и я, бедный и несчастный, когда не желаю смириться и сказать от всей души, что сам я виновен в своей погибели; но говорю, что вон тот–то побудил меня сделать или сказать то и то, он мне посоветовал и сбил с пути. Увы бедной душе моей, говорящей такия слова, полныя греха! О, безстыднейшия и неразумнейшия слова души безстыдной и неразумной! — Итак после того, как Адам сказал это, говорит ему и Бог: в поте лица твоего снеси хлеб, дондеже возвратишися в землю, от неяже взят еси: яко земля еси и в землю пойдеши (Быт. 3:19). Он как бы так сказал ему: Я говорил тебе покаяться, чтоб остаться в прежнем твоем состоянии; но как ты жесток сердцем и нераскаян, то удались от Меня. Этого отдаления тебя от Меня будет достаточно для твоего наказания: ты земля, и в землю пойдешь. Уразумел ли ты теперь, что Адам за то, что не покаялся и не сказал: согрешил я, изгнан из рая, осужден проводить жизнь в трудах и потах и отойти в землю, из которой взят? — Потом, оставя его, Бог подходит к Еве, желая обнаружить, что и она праведно осуждается вместе с Адамом на изгнание, так как не хотела покаяться, и говорит ей: что это ты сделала? чтобы хоть она сказала: согрешила я. Ибо по какой другой причине сказал бы ей Бог такия слова, кроме разве для того, чтоб побудить ее сказать: о Владыко, по неразумию моему сделала я это, бедная и несчастная, и преслушала Тебя Господа моего, помилуй меня и прости мне! Но она не сказала этого, а что? Змий прельсти мя. О, нечувствие окамененное! И ты, Ева, — после того, как согласилась беседовать со змием, говорившим тебе слова, противныя Владыке твоему и Богу, предпочла его Богу Творцу твоему, нашла лучшим заповеди Господа твоего совет его и почла его более истинным, чем заповедь Божия, — не сознаешься, что сделала худо и не каешься?! — Так, поелику и она не захотела сказать: согрешила я, то и она изгнана из рая сладости и отдалена от Бога. — Вникни же в глубину таин человеколюбиваго Бога и познай из сего, что если б они покаялись, то не были бы изгнаны из рая и осуждены возвратиться в землю, из коей взяты. Как же это? Послушай.

3. Поелику, будучи изгнаны из рая, они тотчас начали алкать и жаждать, зябнуть и дрожать, нести труды и поты, и претерпевать все те тяготы и прискорбности, которыя претерпеваем и мы ныне: то скоро возчувствовали, в какое горькое низошли состояние и какому великому подверглись бедствию. Тогда познали они и свое жестокосердие и нераскаянность, и Божие к ним неизреченное снисхождение и благоутробие. Почему, ходя и сидя вне рая, они каялись и проливали слезы, били себя в лицо и исторгали власы главы своей, оплакивая прежнее свое жестокосердие. И это делали они не один, или два, или десять дней, но всю жизнь свою. Ибо как можно было не плакать, воспоминая онаго кроткаго и благоволительнаго Владыку, оную неизреченную сладость рая, те неописанныя доброты и красоты цветов райских, ту безпечальную и безтрудную жизнь и сообращение с Ангелами? Как бывает в мирской жизни, что слуги, приставленные каким либо именитым господином служить ему, пока соблюдают внимание, почтительность и послушание господину своему, имеют пред ним дерзновение, пользуются его благосклонностию и любовию и живут у него в покое и довольстве; а когда возгордятся и начнут отступать от воли господина своего и презирать сослуживцев своих, то не только теряют дерзновение свое пред ним, но и его благосклонность и любовь, и по его приказанию изгоняются в страну далекую, где подвергаются безчисленным нуждам и скорбям, и чем более страждут и бедствуют, тем более чувствуют горесть своего положения, воспоминая потерянное ими покойное и довольное житье: так то же самое пострадали и прародители наши, жившие в раю и наслаждавшиеся великими его благами. Они познали величие сих благ и цену им, когда потеряли их, быв изгнаны из рая; тогда же познали они и всю великость понесеннаго ими зла. Почему непрестанно горевали и плакали, призывая благоутробие Божие.

Что же делает Бог, скорый и готовый на милость и косный на наказание? Он провидел, что они наконец смирятся и раскаются, потому предопределил и особый способ к отменению своего на них праведнаго приговора, но не тотчас привел в исполнение сие предопределение, а свои назначил для сего и время, и место, и образ, чтоб научить нас любомудрствовать и не возставать против Творца своего и Бога. Как предопределил, так потом и сделал, и тем, которых изгнал из рая за продерзость пред Ним и нераскаянное сердце, поелику смирились и оплакивали себя, устроил путь к возвращению потеряннаго. Именно: для сего сам Единородный Сын и Слово безначальнаго Отца снизшел с небес на землю и не только соделался человеком, подобным им, но и благоволил понесть смерть насильственную и позорную, потом низшел в ад, извел их оттуда и возстановил. Итак Христос столько, как каждодневно слышишь, пострадавший за них, чтоб возвратить их из такого далекаго изгнания, ужели бы не сжалился над ними, если б они покаялись тогда в раю? Как можно, чтобы не сжалился над ними Тот, Кто по существу человеколюбив и благоутробен, и Кто создал их для того, чтоб они наслаждались благами рая и прославляли Благодетеля своего?

Но чтоб тебе лучше познать сие и поверить слову моему, слушай и еще. Если б они покаялись тогда, когда находились еще в раю, то получили бы опять только рай, и ничего более. Но поелику, изгнаны быв из рая за нераскаянность, потом раскаялись, много плакали и бедствовали, то Владыка всяческих Бог, за труды их и поты, за бедствия, претерпенныя ими и за доброе их покаяние, благоволил паче почтить их и прославить, чтоб заставить их забыть все, понесенное ими, зло. И что же делает? Смотри, сколь велико человеколюбие Его! Сошедши во ад и изведши их оттуда, Он не ввел их опять в тот же рай, из котораго они изгнаны, но возвел на небо небесе и когда возсел одесную Бога и Отца своего, спосадил их с Собою. Помысли же, какою великою почтил Он честию Адама, который был раб Ему по естеству, и сподобился быть отцем Ему по благодатному домостроительству? Видишь, на какую высоту вознес его Владыка наш Христос, за его покаяние, смирение, плач и слезы! О, сила покаяния и слез! О, море человеколюбия неизъяснимаго и милосердия неизследованнаго!

4. И не только Адама почтил Бог и прославил, но и нас сынов его, которые т. е. возподражали его покаянию, слезам, плачу и всему, о чем сказали мы, — и даже доселе прославляет Он и чтит, как Адама, тех, которые каются, как следует, и делают то, что делал Адам, — еще и тех, которые отныне и напоследок будут так делать и каяться, миряне ли они или монахи, будет Он прославлять, как его, как сам сказал Он, истинный Бог наш: «истинно говорю вам, не оставлю их никогда, но как братий моих и друзей, отцев и матерей, сродников и сонаследников моих, покажу их, прославил и прославлю их, и на небеси горе и на земли низу, и животу их и радованию и славе не будет конца».

Скажи же мне, брат мой, какую пользу принесла прародителям нашим оная безтрудная и безпечальная жизнь, какую имели они в раю, когда они вознерадели, презрели Бога неверием Ему и преступили заповедь Его? Ибо, если б верили Ему, то Ева не сочла бы змия вернейшим Бога, Адам не поверил бы Еве паче Бога, — и они поостереглись бы вкусить от древа запрещеннаго. Но вкусили и не покаялись, и за это изгнаны из рая. — Впрочем и от изгнания опять они получили не вред, а великую пользу. Это в силу домостроительства спасения нашего. Ибо Владыка наш Христос снизшел с небес, смертию своею разрешил узы нашей смерти, и снял осуждение, перешедшее на нас от преступления прародительскаго, силою святаго крещения возродил нас, возсоздал и избавил от сего осуждения и сделал нас в мире сем совершенно свободными, чтобы враг наш диавол уже не действовал в нас и на нас насильственно и принудительно, — почтил нас самовластием, какое даровано было нам в начале, и дал силу против врага, чтоб желающие удобно побеждали его, паче всех святых, бывших до воплощеннаго домостроительства Христова. Но и когда умирают такие, не низходят во ад, как древние, а восходят на небеса и сподобляются получить тамошнее упокоение и вечную радость, — теперь в некоей лишь мере, а по общем воскресении вполне и всецело.

Итак, пусть никто не выдумывает извинений своим грехам и не говорит, что мы, в силу преступления Адамова, подлежим всецело действию (несопротивительному) диавола и принудительно влекомы бываем на грех. Которые думают и говорят так, считают верно, что воплощенное домостроительство Владыки и Спасителя нашего Иисуса Христа было безполезно и всуе, — каковое слово есть слово еретиков, а не православных. Ибо по какой другой причине низшел и воплотился Христос, и для чего другаго пострадал Он, если не для того, чтоб разрешить осуждение, происшедшее от греха, и освободить род наш от рабства диаволу и от действия в нас (властнаго) сего врага нашего? То и есть истинное самовластие, чтоб никоим образом не быть властвуему от другаго кого. Мы все раждаемся грешниками от праотца нашего Адама согрешившаго, преступниками от преступника, рабами греха от раба греха, подклятвенными и мертвыми от подклятвеннаго и мертваго, и из–за Адама, приявшаго действие лукаваго диавола, его советом подвигнутаго на грех, поработившагося ему и потерявшаго самовластие, и мы, как чада его, подлежим действию и властному господству диавола и бываем рабами ему. Для того Господь наш снизшел с небес, воплотился и соделался человеком, подобным нам во всем кроме греха, чтоб уничтожить грех, — зачат был и родился, чтоб освятить зачатие и рождение людей, — воспитываем был и возрастал мало–по–малу, чтоб благословить всякий возраст, — начал проповедывать, соделавшись уже совершенным мужем, тридцатилетним, чтоб научить нас — не забегать вперед и не упреждать ни в чем тех, кои больше нас по уму и добродетели, то–есть, более нас разумны и добродетельны, особенно если мы еще молоды и несовершенны разсуждением и добродетелию, — сохранил все заповеди Бога и Отца своего, чтоб разрешить всякое преступление и нас преступников освободить от осуждения, — соделался рабом, прияв зрак раба, чтоб опять нас, рабов диавола, возвесть в господское достоинство, и сделать господами и властителями самаго диавола, прежняго тиранна нашего, — что и подтверждают святые, изгоняющие диавола, как слабаго и немощнаго, и слуг его, не только в жизни, но и по смерти, — повешен был на кресте и сделался клятвою, как говорит пророк: проклят всяк висяй на древе (Второз. 21:23), чтоб разрешить всю клятву Адамову, — умер, чтоб умертвить смерть, и воскрес, чтоб уничтожить силу и действо диавола, имевшаго власть над нами посредством смерти и греха.

Так Господь наш, ввергши в среду смертоноснаго яда греховнаго неизреченное и животворящее действо Божества своего и плоти своей, освободил род наш от действа диаволова, и очищая нас святым крещением и животворя причащением пречистых таин честнаго тела своего и крови, делает святыми и безгрешными, — но и опять оставляет иметь нам самовластие, чтоб не казалось, что мы служим Владыке нашему Христу по принуждению, но по собственному нашему произволению. Почему, как в начале Адам в раю был свободен и безгрешен, и по самовластной воле своей послушался врага, прельстился и преступил заповедь Божию, так напротив и мы возрождаемые святым крещением, освобождаемые от рабства и делаясь свободными, если не послушаемся по своей воле врага нашего диавола, то этот лукавый никаким способом не может поселить в нас какое–либо зло. Теперь, если прежде закона и пришествия Христова, без пособия тех средств, о коих мы сказали, многие и очень многие угодили Богу и явились непорочными, из которых праведнаго Еноха Бог почтил преложением, а Илию вознес на небо на огненной колеснице: то мы какое можем дать оправдание, если после явления благодати, после такого и толикаго благодеяния, после уничтожения смерти и греха, не являемся святыми, если по возрождении святым крещением, какое мы получили, состоя под охранением святых Ангелов, коими ограждены, и под действием благодати Святаго Духа, коего сподобились, не оказываемся даже подобными тем, кои были прежде благодати, т. е. прежде Христа, но пребываем в нерадении, презираем и преступаем заповеди Божии? — А что мы, если понерадим о своем спасении, будем наказаны паче тех, кои грешили прежде Христа, это показал Апостол Павел, говоря: аще глаголанное Ангелы слово бысть известно, и всякое преступление и ослушание праведное прият мздовоздаяние: како мы убежим о толицем нерадивше спасении (Евр. 2:2, 3).

5. Итак всякий из нас, в какое бы ни впал прегрешение, пусть не обвиняет Адама, но порицает себя самого, и пусть показывает, подобно ему, истинное и достойное покаяние, если желает сподобиться царствия небеснаго. Если же не хотите всячески подвизаться, чтоб соблюсть себя безгрешными и сохранить заповеди Христовы, или, если, не сохранив их и согрешив, не хотите каяться до конца жизни вашей и горько оплакивать грехи свои, но пребываете в жестокосердой нераскаянности: то вот что говорит Господь к тем, которые не хранят заповедей Его, или не каются тотчас, но отлагают день от дня, которые не верят и не слушают словес Его, после таких и толиких чудес, после воплощеннаго домостроительства и такого света истины, распространеннаго по всему миру: «сотрясется под ними земля и расторгнется на многая, не терпя носить на хребте своем неблагодарных, жестоковыйных и непокорных Мне, и узрят они падение свое, приближающееся к стопам их, и вострепещут. Ибо когда земля потрясется, и небо подвигнется и с треском как свиток свиется от страшных ужасностей тех, тогда ужаснутся непреклонныя и безчувственныя сердца их, как у зайца в час заклания; померкнет свет, спадут звезды, солнце и луна угаснут над ними, а из ограждений (коры) земли взыдет огнь преизливающийся, как волны морския». — Как во время потопа отверзлись хляби небесныя и низошла вода, и мало–по–малу покрыла все множество людей; так и тогда отверзутся основания земли и изыдет огнь, не мало–по–малу, а весь вдруг, и покроет всю землю, подобно морю огненному. Тогда что будут делать те, которые говорят: оставили бы лишь меня в настоящей жизни, и я царствия небеснаго не захотел бы? Что будет с кои ныне смеются и говорят так? Чем защититься им тогда? Могут ли они сказать, что не слышали, или что нас никто не научил, или что мы не знали имени, власти, крепости и силы Владыки всяческих? Нет, не можем мы сказать ничего такого. Ибо на это скажет нам Владыка наш Христос: о, окаянные! Сколько раз Я возвещал вам волю Мою чрез пророков, апостолов и всех почти рабов Моих? Я сам сколько учил вас, открывая вам всякую истину? Не слышали вы разве моего Евангелия, которое говорит: блажени плачущии яко тии утешатся? (Мф. 5:5). Я взывал, а вы не слушали. Я взывал: блажени плачущии, а вы смеялись, переглядывались, разговаривали один с другим и длили празднословие свое и затем звали друг друга на пиры, работая чреву своему. Не говорил ли Я, что тесен и прискорбен путь, вводящий в живот (Мф. 7:14), и что нудится царствие небесное и толъко нуждницы восхищают е? (Мф. 11:12). А вы разваливались на мягких постелях, и изобретали всякаго рода упокоения плоти своей. Не говорил ли Я, что хотящий быть первым пусть будет последним и всем раб и слуга? А вы предпочитали председания и преждевозлежания, власти и чины великие, и не хотели со смирением послужить бедному, убогому и всеми брошенному. Не говорил ли Я: елика аще хощете, да творят вам человецы, и вы творите им такожде? (Мф. 7:12). А вы исполняли только свои хотения и похоти, лихоимствуя, похищая, обижая, и вообще угождали только себе самим, Не говорил ли Я: аще тя кто ударит в ланиту, обрати ему и другую? (Мф. 5:39). А из вас одни только смеялись, слушая это, а другие даже и слышать этого не хотели, говоря, как нехорошо и несправедливо Я предписал это. Не говорил ли Я: аще кто тя поймет по силе поприще едино, иди с ним два? (Мф. 5:41). А вы, сами никогда этого не исполняя, заставляли только так делать братий своих. Не говорил ли Я: блажени есте, егда поносят вам и ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради? (11). А вы не сносили даже слова несколько суроваго, не только от равных вам, но и от больших вас. Не говорил ли Я: радуйтеся и веселитеся во время гонений и скорбей? А вы любили паче похвалы, честь и славу, и когда случалось вам испытать скорбь какую, нерады бывали и самой жизни своей. Не ублажал ли Я нищих? А вы никогда от души не хотели сделаться нищими. Не говорил ли Я, что кроткие наследят царствие небесное? А вы были как звери дикие в отношении к тем, которые не исполняли малейших желаний ваших; когда же видели, что они не исполняли заповедей Моих, тогда сочувствовали им и были снисходительны и кротки, говоря, что Господь повелел быть снисходительными к таким и кроткими. Не говорил ли Я вам: любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть? (Мф. 5:44). А вы говорили, что это дело апостолов и великих святых; ибо кто другой может так делать? Бедные и несчастные! почему же сами вы не делались святыми? Не слышали разве, как Я говорил: святи будите, якоже Аз свят есмь? (I Петр. 1:16). А вы оставались в грехе и в нечистотах похотных.

Женам же особо скажет Он: не слышали вы, как в церкви читали жизнь и деяния св. Пелагии, которая была прежде блудницею, а после сделалась святою? Жизнь и деяния преподобной Марии Египетской, которая тоже была блудною и нечистою, а потом соделалась земным ангелом? Жизнь святой Феодоры, которая впала в прелюбодейство, а потом явилась чудотворицею? Не слышали также жизнь Евфросинии девы, преобразившейся в Смарагда? И еще жизнь Ксении, воистину странной и дивной? Не слышали, как оне оставили родных, богатство и самых обручников своих, и Мне послужив в бедности и смирении, соделались святыми? Почему же и вы не подражали им, — блудницы блудницам, распутницы распутницам, замужния замужним, девы девам?

Опять и мужам, — царям и властителям скажет Он также: не слышали вы, как Давид согрешил, и когда пришел к нему пророк Нафан и обличил его, не противоречил ему, не разгневался и не скрыл греха своего, но тотчас встал с престола своего и, падши на землю пред всеми, сказал: согрешил я пред Господом моим, и во всю жизнь свою не переставал день и ночь плакать, проливать о том слезы? Не слышали, что тот же Давид говорил: от гласа воздыхания моего прильпе кость моя плоти моей. Уподобихся неясыти пустынней. Пепел яко хлеб ядях, и питие мое с плачем растворях? (Псал. 101:6—7, 10). И опять: утрудихся воздыханием моим, измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю омочу? (Пс. 6:7). Не слышали, как еще говорил он: Господи Боже мой, аще сотворих сие, аще есть неправда в руку моею, аще воздах воздающим ми зла: да отпаду убо от враг моих тощь, да поженет убо враг душу мою, и да постигнет и поперет в землю живот мой, и славу мою в перстъ вселит? (Пс. 7:4—6). Почему же и вы не подражали ему и подобным ему? Уж не подумали ль вы, что вы славнее и богаче его, и потому не восхотели смириться предо Мною? Бедные и несчастные! вы при всем том, что тленны и смертны, хотели быть единодержавцами, и если где–либо оказывался кто такой, который не подчинялся вам, вы тотчас возставали на него, как на ничтожнаго раба своего, при всем том, что он сораб ваш и вы ничего не имеете преимущественнаго пред ним: как же вы не хотели работать и покоряться со страхом и трепетом Мне, Творцу своему и Владыке? И когда вы делали зло тем, которые погрешали против вас, то что подумывали о том, в чем сами погрешили против Меня? — Что нет никого, кто бы взыскал кровь онеправдываемых вами? Или, что нет никого, кто бы видел все, что вы делаете в тайне? Или забыли вы Меня, Творца своего и Бога и подумали, что уж никого нет больше вас? Или не чаяли вы, что имеете некогда предстать предо Мною обнаженными и против воли своей? Не слышали вы, что Я говорил: иже хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга: и, иже аще хощет в вас быти первый, буди всем раб? (Мф. 20:26, 27). Как же не вострепетали вы и не пришли в чувство, чтоб сознать ничтожество свое и смириться, боясь пасть в гордость от суетной славы мира сего, преступить заповедь Мою и преданными быть в неугасимый огнь адский? Не слышали разве вы, как Давид, когда поносил его Семей, называя убийцею, не только не разгневался, но сознал себя хуждшим его и запретил тем, которые хотели убить его?

Итак вот и Моисей, и Иисус Навин, и Давид, и многие другие прежде воплощеннаго домостроительства, и еще множайшие после него, ныне, как видите, прославляются вместе со Мною. Многие из них были царями, властителями, богатыми, как и вы, но жизнь свою провели в страхе Божием, в правде и смирении, не воздавая никому злом за зло, хотя многократно были безчестимы и презираемы не равными только себе, но и низшими, и Мне оставляя сделать за них отмщение; а в чем согрешали предо Мною, в том каялись от всей души и плакали о том со страхом и трепетом всю жизнь свою: ибо слышали, что будет день втораго пришествия Моего и суда и веровали тому. Вы же презрели заповеди мои, как какого–нибудь ничтожнаго и безсильнаго лица. Так с теми, с которыми вы предпочитали обращаться, которых слова слушались, которых дела делали, и которым последовали, с теми вместе получите и уготованное им, то есть геенну огненную.

Таким же образом и грешным патриархам противопоставит Он патриархов святых, — Иоанна Златоустаго, Иоанна милостиваго, Григория Богослова, св. Игнатия, Тарасия, Мефодия и всех прочих, которые были образами и подобиями истиннаго Бога, не только словом, но и делом. И грешным митрополитам противопоставит Он митрополитов святых, — Василия Великаго, Григория, брата Василиева, Григория чудотворца, св. Амвросия, Николая — и, словом сказать, всякаго патриарха, всякаго митрополита и всякаго епископа грешнаго сопоставит Он с апостолами и свят. отцами, просиявшими прежде их в тех же епархиях, и, поставив всех их, одних против других, то–есть праведных против грешных, или, как сказано, овец одесную, а козлищ ошуюю, скажет последним: не в тех же ли местах проводили жизнь и вы, как и те, мне угождавшие и служившие? Не на тех же ли кафедрах сидели и вы? — Почему же не подражали вы делам их? Как не убоялись вы держать и вкушать Меня, чистаго и непорочнаго, нечистыми руками и еще более нечистыми душами своими? Как не ужасались и не трепетали вы, делая сие? Зачем тратили вы достояние бедных на собственныя свои удовольствия и на своих родных? Зачем продавали вы Меня за сребро и злато, подобно Иуде? Зачем покупали вы Меня как какого раба непотребнаго и Мною пользовались на удовлетворение пожеланий плоти вашей? Почему, как вы не почтили Меня, так и Я не попечалюсь о вас. Отыдите от Меня, делатели греха, отыдите!

Так–то наконец осуждены будут отцы отцами, рабы и свободные рабами и свободными, богатые и бедные богатыми и бедными, женатые женатыми, неженатые неженатыми, и просто сказать, всякий грешник, в оный страшный день суда, увидит подобнаго себе против себя в жизни вечной и в неизреченном оном свете, и будет осужден им. Как бы сказать, всякий грешник будет видеть против себя подобнаго ему праведника, то есть царь царя, начальник начальника, блудник нераскаянный блудника покаявшагося, бедный беднаго, раб раба; и вспомнит, что и он был человек, и он имел душу и тело и все другое, как и тот имел в настоящей жизни, такое же достоинство, такое же искусство, такой же промысл, однакож не хотел подражать ему; и зажмет рот свой, не имея ничего сказать в защиту себе. Когда миряне грешники увидят в царствии небесном мирян праведных, грешные цари — царей праведных, богатые и женатые грешные — богатых и женатых святых, и все другие грешники, имеющие находиться в аде, подобных себе находящимися в царствии небесном: тогда покроются стыдом, подобно оному богачу, который, палим будучи огнем неугасимым, увидел беднаго Лазаря покоющимся на лоне Авраама.

Мы же монахи, такие т. е., которые, подобно мне, ленивы, нерадивы и грешны, — что мы постраждем тогда? Какой стыд, какия муки обымут нас, когда увидим тех, которые в жизни сей имели жен и рабов и рабынь, веселящимися в царствии небесном вместе с женами и детьми своими? Когда увидим тех, которые исправляли разныя должности и обладали богатством, угодившими Богу? Или, короче сказать, — когда увидим всех тех мирян, которые исправляли всякую добродетель и жизнь свою проводили в покаянии и слезах, со страхом Господним, стоящими в веселии светлости праведных? — Когда помыслим, что мы, которые оставили отцев и матерей, братьев и сестер и весь вообще мир, для спасения душ своих, — некоторые же из нас оставили чины, богатство и все другия блага мира сего, — и удалившись из мира, сделались нищими и монахами, для стяжания царствия небеснаго, за свое нерадение и леность и за поблажку худым похотям своим, сами себя довели до того, что нас отбросили ошуюю вместе с блудниками и прелюбодеями, и со всеми жившими непотребно в мире сем: тогда, — увы нам! — какой страх и трепет, и какой стыд покроет нас?! Поверьте мне, братие, что этот стыд будет для нас мучительнее всякаго мучения грешных мирян. Когда я, отвергшийся мира и всего мирскаго стану наряду с грешными мирянами, которые имели жен и детей и были озабочиваемы делами мирскими, чтоб равной вместе с ними подвергнуться муке, а они, обратившись и увидев меня вместе с собою, скажут: и ты монах, оставивший мир, здесь с нами стоишь? Как же это, как? — тогда имею защититься пред ними, и что сказать им? Кто может, братия мои описать, как следует, словом, ту великую скорбь, какою я имею объят быть тогда? Конечно никто. Да и что сказать, и чем защититься?

Оставили мы, монахи, мир и все что в мире, но не отвратились от него всею душею между тем то и есть истинно удаление от мира и всего мирскаго, когда кто, убегши от мира возненавидит все мирское. И что есть мир? — Послушай. Не есть он ни сребро, ни злато, ни лошади, ни мулы, ни яства, ни вино, ни хлеб; потому что все, что необходимо для поддержания телесной жизни, употребляем и мы монахи, едим и пьем, сколько потребно. Не есть он ни дома, ни поля, ни виноградники, ни загородныя жилища; а что же есть? Грех, пристрастие к вещам и страсти. А яже в мире что суть? Пусть это скажет нам Иоанн Богослов, возлюбленный ученик Христов: не любите мира, ни яже в мире: яко все, еже в мире, похоть плотская, похоть очес и гордость житейская, несть от Отца, но от мира сего есть (1 Иоан. 2:15, 16). Почему, если мы, удалившись от мира и оставивши его, не соблюдаем этого, что нам пользы от одного удаления? Из какой бы части мира мы ни вышли, и в какую бы страну ни переселились, везде встретим теже вещи и теже нужды; потому, будучи человеками, куда ни пойдем, нигде не можем жить иначе, как живут человеки, яко человеки. Где бы мы ни находились, везде нам необходимо потребное для тела, и кроме того везде встретим жен, детей, вино, всякаго рода плоды и прочее. Так уж устроена жизнь наша. Итак от всего этого не убежишь; а от чего убежать можно? От пристрастия к сему. Тогда и от греха легко избежать. Если же мы имеем похоть плоти, похоть очес и парение помыслов, то как, находясь среди всего этого, избежать нам греха и не подвергнуться уязвлению от стрел его? Но я знаю очень хорошо, что многие и в древния, и в нынешния времена сохраняли и сохраняют себя неузвленными от него, и, находясь среди вещей и дел мирских, среди попечений и забот житейских, проводили и проводят жизнь в совершенной чистоте и святости, следуя указанию св. Павла, который говорит: время сокращено есть прочее, да имущии жены, яко не имущии будут… и купующии, яко не содержаще: преходит бо образ мира сего (1 Кор. 7:29—31). Посему и о прочем разумевай, т. е. кого безчестят и обижают и тем подвигают на гнев, тот пусть не гневается; кого хвалят, тот пусть не держит в уме своем того, что говорят в похвалу ему; кто побуждается сделать кому отмщение, — тот пусть будет в мире как мертвый всем сердцем своим, и прочее. Кто раз сделался таковым, тот прочее пусть усердно ревнует о том, чтоб уж и всегда соблюдать себя безпечальным даже о самой жизни тела. Таковыми были и во всякое время бывают те, которые усердно подвизаются.

Если мы не подвизаемся сделаться такими и проводить такую жизнь, то что скажем тогда на будущем суде? Что презрели славу и богатство? Но Господь скажет нам: но вы не оставили зависти, спорливости и задора. А что это отстраняет и отделяет нас от Бога, об этом говорит Апостол Иаков: аще зависть горьку имате и рвение в сердцах ваших (есть и доброе рвение, когда кто ревнует другому с доброю целию, т. е. чтоб и самому делать то добро, которое видит в брате своем), не хвалитеся, ни лжите на истину. Несть сия премудрость свыше низходящи, но земна, душевна, бесовска. Идеже бо зависть и рвение, ту нестроение и всяка зла вещь (Иак. 3:14—16). Немного после опять говорит он: просите, и не приемлете, зане зле просите, да в сластех ваших иждивете (Иак. 3:4), и к сему прибавляет: прелюбодеи и прелюбодейцы, не весте ли, яко любы мира сего вражда Богу есть? (Иак. 3:4). И подумай, не сказал он, что мир только есть враг Богу, но и любы мира; потому что из–за ней бываем мы прелюбодеями и прелюбодейцами. А что это истинно, послушай самого Христа Господа, Который говорит: всяк, иже воззрит на жену, ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердце своем (Мф. 5:28). И в другом месте сказано: не пожелай, елика суть ближняго твоего (10–я заповедь). Из сего явно, что не тот только удаляется от Бога и бывает врагом Ему, кто делом совершает грех, но и тот, кто любит его и похотно желает какой–либо вещи, т. е. имеет пристрастие и привязанность к чему–либо земному и мирскому, потому что в этом и состоит любы мира. Почему, пусть кто наг и лишен всего земнаго и мирскаго, и явно не делает никакого греха, но имеет любовь и пристрастие к сему; то он враг Богу, как говорит и Иоанн Богослов: аще кто любит мир, несть любве Отчи в нем (1 Иоан. 2:15). Но и Господь наш Иисус Христос говорит: возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея, и всею крепостию твоею, и всем помышлением твоим (Лук. 10:27); так что кто имеет расположение, пристрастие и привязанность к чему–либо другому, тот уже не исполняет сей заповеди.

Мы же, бедные и несчастные, оставили то, что велико, славно и высоко в мире, а сделавшись монахами, любим кто рясы светлыя, кто другия одежды красивыя, кто пояса, кто обувь, кто яства и пития сладкия, кто ножи и прочия орудия, или другия вещи еще более ничтожныя, из–за которых отпадаем от любви к Царю всех Христу и становимся врагами Ему, не чувствуя того. Почему если не покаемся в этом, как должно, и не отторгнем от души нашей всякой злой похоти и всякаго лукавства, спорливости, задора и гордости, то всеконечно осуждены будем в огнь вечный, вместе с мытарями, блудниками, грешниками и с теми богачами, которые жили нечисто. Восприимем же подвиг, братия мои, и начнем творить всякую добродетель, всякое же худо и всякую страсть отвергнем от всей души, возненавидим всякую вещь, и большую и малую, которая подвергает опасности души наши, и будем употреблять только такия, которыми не был бы занимаем ум наш и не услаждалось сердце, чтоб не попасть ошуюю вместе с грешными мирянами, из–за таких ничтожностей, и не увидеть братий наших и отцев стоящими одесную Бога и нас осуждающими, — не увидеть, говорю, грешным игуменам каждаго монастыря игуменов, Богу угодивших в тех же монастырях, грешным диаконам — таких, которые просияли как светила, в таком же диаконстве, грешным послушникам и рукодельникам — таких, которые, тем же занимаясь или проходя еще и нисшия послушания, явились святыми и за то увенчаны наряду со святыми мучениками, — осквернившим юность свою плотскими грехами не увидеть сохранивших сию юность в чистоте, — мужам, падшим по нерадению своему, не увидеть таких, которые терпели брань плотскую от юности до престарения, и однакож сохранили целомудрие свое, — старикам, до конца жизни творившим дела несмысленных детей, не увидеть таких, которые в старости покаялись, или даже сделались монахами и в короткое время, под действием страха Божия, отсекли злой навык, укоренившийся с юношескаго возраста, — которые смеялись — таких, которые плакали, — которые безвременно ели и пили до сытости и пресыщения — таких, которые и в определенное время не вкушали вдоволь, — которые проводили время в утехах и весельях — таких, которые всегда были печальны и унылы, воспоминая страшный день суда и грехи свои, — которые, оставя богатство и славу, пришли и сделались монахами и однакож нисколько не — хотели подчиняться и смиряться — таких, которые пришли к нам от бедноты, но пожили с нами в смиренном послушании и за смирение свое соделались светлейшими и славнейшими многих царей и патриархов, стоящих там же вместе с ними одесную.

6. Что же, братия мои возлюбленные, поняли, что я сказал вам? Знаете теперь, какой стыд имеет тогда покрыть нас? Напечатлели в уме своем и восприяли в чувство час оный? Или опять повторить мне тоже самое в собственную свою и подобных мне нерадивцев и ленивцев пользу? Ведь и с нами то же самое будет в оный страшный день суда: многие из братий наших окажутся стоящими одесную Бога в славе великой, а многие окажутся стоящими ошуюю и будут осуждаемы ими. Да и как не быть им осужденными? Когда два человека, занимающиеся тем же мастерством или два, юноши, чистые от всякаго греха, и бедные, отвергшись мира, сделаются монахами, и один из них, по собственному произволению, делает всякую добродетель, а другой — всякое худо: то как перваго не одобрить, а втораго не осудить? И разве не видим, что это всегда почти бывает между нами? Одного видим послушным, внимательным, смиренным, с братиями обращается он как раб Бога, а не человеков, служит братиям верно и почтительно, мудрование имеет смиренное и сокрушенное, о себе же самом так судит и говорит: я, честный отче (мне не раз приходилось слышать это от таковых), и в мире жил в большой нужде и тесноте, и с большими трудами добывал себе пропитание, как же мне не радеть о послушании пришедши сюда и даром есть хлеб монастырский? За это Бог взыщет с меня в день суда. Но как я пришел сюда работать Богу то и буду трудиться, сколько могу, чтобы плод трудов моих превосходил трату на мое содержание; буду слушаться настоятеля моего и всех братий моих до смерти, без роптания, так, как бы слушался самого Христа, и постараюсь ни в чем не оказаться ослушником пред ними. Другаго же видим тщеславным, невнимательным, непослушным, и с собою разсуждает он все противоположно первому и говорит: вот дал мне Бог жилище, хлеб, вино, яства разныя с избытком, стал я равен с прежними, и первым пред теми, которые имеют придти после меня; я брат всем им, хотят ли они того, или не хотят; так буду есть, пить, спать вдоволь, потому что какая мне нужда трудиться и работать, чтоб другие получали пользу от моих трудов? А если прикажут мне что нибудь работать, я скажу им, что немощен, не могу; и если будут принуждать к тому, отвечу: хоть задушите меня, или выгоньте, не могу работать, и нахмурюсь, будто плачу, вскрикну и скажу: вот колена подгибаются и в глазах потемнело; по такой причине, я получу разрешение есть с утра, как захочу; или буду ворчать, браниться, поперечить и роптать при всяком послушании, какое мне ни дадут, и всячески они соскучат возиться со мною и оставят меня в покое и не хотя; а если дадут мне иной раз какое небольшое послушание, то я совсем не буду радеть о нем; сказать к примеру, если заставят меня смотреть за мулами, то сначала проговорю, что не умею ходить за ними, а потом нарочно буду оставлять их без пойла и корма; тогда по неволе или оставят меня, или дадут мне помощника, на котораго я и свалю весь труд, сам же сделаю что–нибудь для вида, и заляжу; если велят мне быть хлебопеком, то я, чтоб не показаться ослушником, буду уверять их притворно, что не умею печь хлебы, и скажу, что ни разу не видал, как печется хлеб, но пойду и испеку им такой хлеб, что будет как камень, и они, не могши есть его, не будут больше принуждать меня к такому послушанию; если пошлют меня прислуживать на кухне, то я не послушаю игумена, и не поклонившись даже ему, скажу: Господи помилуй! Меня это ты, отче, из всех выбрал, чтоб приставить к такому низкому послушанию? Разве нет других братий в монастыре? Так думает он сказать, чтоб отделаться и от этого послушания. Затем пересматривает все послушания, и на все заготовляется отвечать, — не умею, не могу, а если принудят, исполнять их кое–как и портить. Как замышляет, так потом и делает, — или еще и хуже того.

Итак, вот имеем мы пред глазами своими двух братьев, из которых один во всем покорствует с благодушным послушанием и с сердцем смиренным, без лености, ропота и лукавства, а другой поступает совсем противоположно тому. Теперь, когда придет смерть и возьмет их обоих такими, как есть, — и в день страшнаго суда, этот лукавый и ленивый, поставлен будучи ошуюю Владыки Христа нагим и связанным, обратится и увидит одесную Его того собрата своего, собеседника и сотрудника, вместе с ним сделавшагося монахом, что он весь одеян светом и славою, подобно самому Христу; — что имеет он сказать тогда? Поистине, братия мои, нечего ему будет сказать тогда; но стеня и трясыйся и скрежеща зубами пойдет он в вечный огнь адский.

Таким же образом и каждый из нас грешных будет осужден своим святым, — неверные будут осуждены верными, согрешившие и непокаявшиеся будут осуждены согрешившими, может быть, даже больше их, но показавшими великое и теплое покаяние. Почему прошу вас всех, если знаете за собою, что сделали что худое, и в чем либо согрешили и грехами своими уязвили и умертвили души свои, попекитесь от сего же часа исправиться, покажите достойное грехов ваших покаяние и всячески восподвизайтесь сделаться достойными стать одесную Иисуса Христа, Спасителя нашего и Бога. Если хоть и малыя какия знаете за собою погрешности, отбросьте и их сколько можно скорее, чтоб за эти малости, как вам кажется, и вам не пришлось стать ошуюю. Не считайте эти малости малыми и ничтожными, но имейте их за великия. Ибо кто погрешает по своей воле в малом и бережется от большаго, тот большему подпадет наказанию, — так как, победив большее, побеждать себя допустил меньшему. К тому же и одной страсти достаточно, чтоб ввергнуть нас в ад, как сказали мы выше, приведши в свидетели самых Апостолов — Иоанна и Иакова. Чтоб подтвердить это еще и примером, спрошу вас: кто имеет брань с десятью или двенадцатью врагами, если, когда начнется война, с самаго начала победит и убьет всех первейших противников своих наиболее мужественных, но видя, что остались еще один или два слабеньких и немощных, выступающих против него с робостию, не устремится на них издали, и схватив не свяжет или не убьет их, то не будет ли он убит ими? Если он, в гордости своей сбросив оружия, завалится спать, презирая тех двух слабеньких, то не устремятся ли на него эти двое, или даже и один, чтоб связать его и взять в рабы себе, или и убить и сделать посмешищем пред всеми людьми, которые праведно будут говорить: по делам ему, что попался в рабство, или убит; это ему за гордость и безпечность? Я же скажу лучше, за неразумие и безсмыслие его. Ибо не столько достоин он похвалы за мужественную в начале борьбу и победу, одержанную над более сильными врагами, сколько порицания, презрения и отвержения за то, что попустил одолеть себя тому одному слабому.

Таким же образом, братия мои возлюбленные, и мы никакой не получим пользы, если, победив большия страсти, останемся побежденными от меньших, — именно: если сохраним от осквернения плоть свою, если не будем поддаваться гневу, зависти и корысти, но будем порабощены объядению, винопитию, или сну, или лености, или прекословию, непослушанию, или ропоту. Что пользы для нас воздерживаться только от злых дел, о коих мы сказали? Если мы возьмем тайком лишь кусок хлеба, или другое что, и съедим без благословения настоятеля, или если по своей воле, без болезни и крайней нужды, не пойдем на службу церковную, кто может сказать, что мы свободны от греха? Того, у кого все тело было в ранах и потом вылечено, нельзя назвать совершенно здоровым, если у него осталась еще хоть одна небольшая ранка; но того следует называть надлежаще здоровым, кто изгладит, если возможно, самые знаки ран бывших на теле. Итак, перестанем считать малости малостями, но, слыша, что многие были осуждены за них и сильно наказаны, будем воздерживаться всеми силами от них, чтоб избежать вреда, причиняемаго ими. Пусть никто из вас, братия мои, не остается связанным какою–либо из малостей, как и всякою другою страстию; но отныне же пусть положит начало покаянию. Не стыдись никто обнаружить победу над собою, исповедав грех свой, если когда побежден будет какою страстию да посрамится враг диавол и прекратит свои нападения. Не дадим господствовать над собою ни зависти, ни гневу, ни ярости, ни вздорности, от которых обыкновенно происходят срамословие, и ругательство. Да не господствует над нами тщеславие, гордость и высокоумие чтоб низвергнуть нас во глубину ада. Далеко от себя отгоним все сие, и вместо того стяжем всякую добродетель.

Спросите, кто же может усмотреть все эти маленькия прегрешения, чтобы воздерживаться от них и не провиниться ни в одном из них, когда их безчисленное множество? Я скажу вам, кто благодатию Божиею может не провиниться в них. Кто всегда помнит грехи свои и помышляет о будущем суде, кается и плачет, тот преодолевает и препобеждает все вообще страсти. Ибо он подымается силою покаяния столь высоко, что никакая страсть не может достать его и схватить душу его, парящую горе. Но если ум наш не возвысится и не достигнет меры безстрастия покаянием, слезами и духовным смирением, происходящим от слез, то нам невозможно быть свободными от сказанных страстей. Мы будем уязвляемы непрестанно то одною, то другою страстию и снедаемы ими, как дикими зверьми, и здесь, и по смерти за них не сподобимся царствия небеснаго, и ими же терзаемы будем всю вечность. Посему умоляю и не перестану умолять всех вас, духовные братия мои, не нерадите о спасении своем, но подвизайтесь всячески приподняться немного от земли; потому что, если совершится над вами это чудо, что вы (духовно) какбы повиснете в воздухе над землею; то, восхитившись чудом сим, вы уже не захотите более сойти на землю или стоять на ней. Землею называю я мудрование плотское, воздухом — мудрование духовное. Сказанное мною значит, что когда ум наш освободится от лукавых помыслов и страстей и мы, в силу сего, вкусим свободу, какую даровал нам Христос Бог наш; тогда мы не захотим уже низойти в прежнее рабство греха и плотскаго мудрования. Но будем всегда бодренны и трезвенны, и будем непрестанно молиться, как заповедал нам Господь наш, говоря: Бдите и молитеся (Мф. 26:41), — пока не внидем в блаженное царство небесное и не получим обетованных благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, — Коему подобает всякая слава, во веки веков. Аминь.

СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ

1. О покаянии. Какой подвиг душевный и какую болезнь сердечную имеет тот, кто кается с духом сокрушенным и смиренным? 2. Что говорит он, и как молится человеколюбивому Богу? 3. О страхе Божием.

1. Есть ли в мире человек, который, будучи отравлен смертоносным ядом и терпя страшныя боли внутри, мог бы приводить себе на ум и заботиться о какой нибудь маленькой ранке на коже тела своего? Внутренняя боль естественно заглушает у него всякую другую боль, и великое томление сердца не дает ему подумать о внешних ранах или взглянуть на них. Бывает даже, что он, от великой боли и несноснаго мучения, руками своими раздирает одежду свою и забыв о ранах на теле, ногтями своими еще больше разрывает их, забывает родных и друзей и не оборачивается, чтоб посмотреть на человека, который бы случайно бранил его с ожесточением, — не печется уже об имении и оставляет расхищать богатство свое всякому кто хочет, — даже хлеба не ест и вина не пьет, по причине безмерной боли своей, и тем, которые приглашают его к тому, с гневом отвечает: подите все прочь от меня: смерть сокрушает душу мою, — еще немного, и, может быть, она совсем возьмет ее от меня; да я и не хочу больше жить в настоящей жизни, потому что смерть лучше жизни, какою я теперь живу в таких мучениях. — Не имея покоя, катается он по постели своей, или сбрасывается на пол с большим криком и рыданиями, не обращая внимания на тех, которые смотрят на это безобразничанье, ни на тех, которые слышат крик его и осуждают его; очи его — два ручья, — они больше изливают слез, нежели сколько смотрят. Такой человек ублажает всякаго человека, как Ангела, ублажает и живых, и умерших, и тех, кои еще не родились в мир сей, и всякое безсловесное животное и всякое пресмыкающееся, — все это ублажает он, и говорит: воистину благословенны все твари Божии, потому что не имеют моих страданий, но проводят жизнь в здоровьи и радости. Я один имею такую тяготу и такое бремя грехов, за которые отныне уже осуждаюсь в огнь вечный и еще на земле сей испытываю несноснейшия мучения. Всякую другую душу почитает он благочестною, и благоговеет пред нею, как пред святою, — и сторонится от всех, как нечистый. Не различает он праведнаго от неправеднаго, но всех равно имеет святыми, и чистых и нечистых: только самого себя отчуждает от всех тварей, сущих под небесем, сидит на гноище безмерных своих прегрешений, как бы в некоей находясь тме неведения и печали, коей нет конца, — и очищает нагноившияся раны свои, не черепком, как Иов, а ногтями рук своих, по причине великой боли сердца своего. Иов хотя был поражен в теле, но душа его была под покровом и охраною Божиею, а у него и душа вместе с телом отравлена и уязвлена грехами: почему раны такого человека несравненно болезненнее ран Иова. После сего оставляют его родные по плоти, и все други и знаемые, каких имел он в мире. Они, посидевши с ним немного и поплакавши, усматривают безутешность и безмерность печали его, и подумав, что он есть некая мерзость, расходятся по домам своим. Тогда, оставшись один и видя вокруг пустоту и заброшенность свою, еще большею поражается он скорбию и болезнию сердечною, и от безмерной душевной боли начинает плакать, и в безнадежии так вопиять ко Вседержителю Господу:

2. Ты все видишь, Господи, и ничего нет, чего бы не видел Ты. Я, хотя и есмь дело рук Твоих, однакож дел по заповедям Твоим не делал, но по великому неразумию своему делал всякое худо, не помышляя, что Ты, Творец мой и Бог, сколько благ, столько же и правосуден. Ныне же, приведши сие на память, вострепетал я, и не знаю, что делать. Чувствую осуждение Твое, и слова оправдания не нахожу в устах моих. Не имею я никакой добродетели, и не сделал никакого дела покаяния, достойнаго того, чтоб за него простить мне хоть одно праздное слово уст моих. Ктому же, кто и все имеет добродетели и делает всякия добрыя дела, делает то, как раб и должник; за грех же свой никакого во всем этом не найдет он заменения: тут единая милость Твоя предваряет. Грех есть смерть, и кто из умерших чрез него может воскреснуть сам собой? Воистину никто. Один Ты умер и воскрес, потому что греха не сотворил и не обретеся лесть во устах Твоих. Так, Владыко Вседержителю, наделавши много злых дел, каюсь я; но одно покаяние несильно оправдать меня. Покаяние есть познание грехов своих; снимает их милость Твоя. Ты видишь, Вседержителю Господи, что я ничего теперь не имею кроме тела; но никакой нет для меня пользы от этого оставления всякаго богатства. Я весь — одна рана; не осталось во мне никакой надежды спасения — и ад готов поглотить меня живаго. Ты Один можешь спасти меня и уврачевать болезни сердца моего. Рука Твоя сильна на все; она досязает до самых глубин бездны, и все творится по мановению Твоему. Не дерзаю говорить: помилуй мя. Господи! потому что недостоин милости Твоей, как праведно–достойный всякаго мучения. Ты же, Господи, знаешь все, и как знает человеколюбие Твое, сотвори со мною, недостойным и самой жизни.

Почему, благоутробный Бог скоро услышит его, и без промедления подаст ему утишение болезней его, и свободу от скорби его. Ибо Бог человеколюбив и не терпит видеть, чтоб творение рук Его находилось в такой великой нужде, и в такой нестерпимой печали. С таким человеком, который неопустительно делает все сказанное, равно как и с теми, которые слышат сие с верою и подражают сему истинному образу покаяния, Бог сотворит великую и неизреченную милость Свою, и изменит болезнь его в радость, и печаль сердца его в веселье, расположив изблевать яд дракона, пожиравший внутренность его. С сего времени и потом не вспомнит уже он прежних трудов своих и болезней и ни одного из тех зол, какия перестрадал, — не обратится также чтоб взыскать денег, или вещей, какия оставил во время болезней покаяния своего, и ничего подобнаго не пожелает. Всевышний Бог даст ему здравие, которое будет для него лучше всех сокровищ земли. Это здравие будет приносить сердцу его неизреченную радость, несравненно большую прежней скорби его; а радость сия опять будет отгонять от сердца его всякую болезненность, причиненную внешними прискорбностями. Человек этот познает, что с сего времени и потом сердце его не чувствует ран тела своего и что внешняя скорбь не приближается к радости, которая бывает внутрь сердца его. Узнавши же это, он еще более возрадуется; между тем как сродники его и друзья, видя все внешния скорби его, и не зная пришедшей к нему сокровенной радости, воздыхают по нем и говорят: «этот человек никогда не испытывал радости в жизни своей; жизнь его полна скорби и печали, и дни его ничем не разнятся от дней осужденников, которых наказывают в судилищах за злыя дела их». — Он один, зная, что время жизни его стало полно радости и веселия, и что радость сердца его посмевается смерти, и ад не одолеет ея; потому что она не имеет конца, радуется сему тьмами тем раз более всех царей земли, и всех тех, которые имеют здравие и красоту телесную, и всех богачей, облекающихся в порфиру и виссон, и всех, которые ублажаются в сем мире устами, глаголющими лжу. Знает человек тот, что бедность при радовании оном лучше всего мира и благ его; ибо все, что есть в теле его и в мире сем, покроет земля и поглотит смерть; а радости той, которую приял он, по причине здравия души своей, ничто такое не может взять от него, потому что она не от мира сего. Эта радость породилась в нем не от славы человеческой, ни от богатства многаго, ни от здравия телеснаго, ни от похвал людских, ни от другаго чего, сущаго под небесем, но уготовилась горькою болезнию души его и сретением действа Святаго Духа Божия, сущаго превыше небес. Почему смерть не будет иметь над нею власти; потому что в ней не найдется ничего достойнаго укора но будет она как очищенное вино, которое против солнца светится насквозь, и чистейше являет цвет свой, и радует и осиявает лице того, кто пьет его против солнца.

Впрочем в том, что сказал я, одно кажется мне неудобопонятным, — не знаю, что больше радует меня, созерцание или услаждение, т. е. красота ли и радостотворное блистание чистых лучей солнца, или питие и вкушение вина, которое имею в устах моих. Хочу смотреть на то, т. е. на лучи солнца, а меня влечет это, т. е. вино сокрушения, кажущееся сладчайшим; и когда опять обращусь к тому, т. е. к свету божественной благодати, опять большее ощущаю услаждение от сладости вкушения вина; не насыщаюсь ни зрением тех лучей солнца, ни питием сего вина. Когда кажется мне, что насытился питием, тогда красота ниспосылаемых лучей заставляет меня еще больше жаждать, и я оказываюсь опять алчущим и жаждущим; и чем больше усиливаюсь наполнить утробу мою, тем в десять раз больше палим бываю жаждою, и вожделением блестящаго пития того.

Таким образом всякий, судимый сим добрым судом покаяния, не будет уже бояться никакого другаго суда или мучения, не будет страшиться и искушений, находящих на него, ибо жаждание его (духовное) не престанет в век, и питие оное сладкое, светлое и блестящее не пресечется никогда; а эта сладость, подаемая питием, и это радостотворное блистание, исходящее от солнца, отгоняет от души всякую печаль и делает человека всегда радующимся; и никто не может повредить ему, никто не может воспрепятствовать ему напаяться вдоволь от источника спасения. Миродержитель, господствующий над миром злобою своею, властитель земнаго, начальник тмы, лукавый диавол, царствующий над всеми водами морскими и играющий миром, как иной играет малою птичкою, держимою в руках, не посмеет и со всем воинством своим, и со всею силою своею приблизиться к нему и прикоснуться даже к пяте ноги его, а не только смело взглянуть на него. Ибо блистание вина, и лучи солнца сильно сияют в лице того, кто пьет его, проходят во внутренности его, и передаются рукам, ногам и всем членам его, и делают его всего огнем сильным во всех частях его, чтоб опалять врагов, приближающихся к нему. И бывает он любимцем света, другом Солнца и возлюбленным ему сыном, в силу чистаго и светлаго вина того, изливающагося в него подобно лучам солнца и света. Питие сего вина бывает для него питанием и очищением скверны загнивших плотей его, а очищение сие — совершенным здравием; здравие же такое не позволяет ему вкусить другой какой либо вредной снеди, но производит в нем некое безмерное и теплейшее вожделение пить одно то вино, чтоб питием таким очищать себя паче и паче и тем созидать свое здравие: ибо красота здравия и благодать благообразия, приносимаго здравием, не знает насыщения.

3. Таковым наконец делается, чада мои возлюбленныя, тот, кто согрешил пред Вседержителем Богом и приходит в чувство страха, т. е. устрашается будущаго суда, отвержения и гнева Божия. Страх Божий и чувство праведнаго Его воздаяния истнивают плоть и сокрушают кости, подобно камню, некоею машиною спускаемому и сильно давящему виноград, прежде истоптанный в точиле. Ибо обыкновенно прежде ногами истоптывают виноград, а потом сдавливают его камнем, чтоб выжать последние соки его. Так и страх Божий делает то, что человек становится попранием всех людей, а когда сотрется в конец гордыня его и тщеславное мудрование плоти его, тогда низпадает на него свыше мысленный камень, легчайший и благий, т. е. святое смирение, и выжимает из него всю сырость плотских удовольствий и страстей, и делает благоугодною и добротною душу, таким образом смирившуюся и сокрушившуюся; при сем орошает ее слезами, истекающими, как река, и ее самую делает источником, источающим живую воду, врачующую раны грехов и отмывающую смрадныя крови их, и человека того всего делает белейшим паче снега.

Блажен человек, слышащий слова сии, принимающий их с верою и творящий их. Он обретет великия блага, превосходящия и ум, и слово, и помышление, и ублажит убогую руку мою, написавшую сие, и прославит щедраго и милостиваго Господа, преподавшаго сие посредством сквернаго моего языка и нечистых уст моих, в образец покаяния и обращения и в показание незаблуднаго и истиннейшаго пути тем, кои от всей души желают спастись и наследовать царство небесное, в самом Боге и Спасителе нашем, — Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ОСЬМОЕ

1. О трех образах внимания и молитвы. 2. О первом образе. 3. О втором. 4. О третьем.

1. Есть три образа внимания и молитвы, коими душа возвышается и преуспевает, или низвергается и гибнет. Кто эти три образа употребляет в свое время и как следует, тот преуспевает; а кто употребляет их неразумно и не вовремя, тот низвергается.

Внимание так должно быть связуемо и неразлучно с молитвою, как связано и неразлучно тело с душею. Внимание должно идти вперед и сторожить врагов, как некий страж; оно первое пусть вступает в борьбу с грехом и противостоит злым помыслам, входящим в душу, а позади внимания пусть следует молитва, которая истребляет и побивает тотчас все те злые помыслы, с которыми пред сим вело брань внимание: ибо одно оно не может их побивать.

На этой брани внимания и молитвы (с помыслами) висит жизнь и смерть души. Если вниманием храним молитву чистою, то преуспеваем; а если не внимаем, чтоб хранить ее чистою, но оставляем неохраняемою, и она оскверняется злыми помыслами, то бываем непотребными и безуспешными.

Итак, поелику есть три образа внимания и молитвы, то надлежит нам показать отличительныя свойства каждаго образа, чтоб любящий спасение избрал лучшее.

2. О первом образе внимания и молитвы.

Отличительныя свойства перваго образа таковы: когда кто, стоя на молитве и воздевая на небо руки свои и очи свои, и ум свой, держит в уме божественныя помышления, воображает блага небесныя, чины ангелов и обители святых, и кратко все, слышанное в Божественных Писаниях, собирает в ум свой, и разсуждает о том тогда — во время молитвы, зря на небо, и подвигает тем душу свою к вожделению и любви Божией, а иной раз извлекает даже слезы и плачет (то это будет первый образ внимания и молитвы).

Но при этом образе (молитвы если кто на нем одном останавливается, бывает, что) мало–по–малу (молящийся так) начинает кичиться в сердце своем, сам того не понимая; ему кажется, что делаемое им есть от благодати Божией в утешение ему, и он молит Бога сподобить его всегда пребывать в таком делании. А это (т. е. так думать о сем образе молитвы) есть знак прелести: ибо добро уже не добро, когда не бывает добрым образом и как следует.

Такой человек, если убезмолвится крайним безмолвием (т. е. сделается исихастом, у нас — затворником), то ему едвали можно не изступить из ума (будет он находиться в крайней опасности пострадать сие). Но если и случится, что не изступит он из ума, все же невозможно ему будет стяжать добродетели или безстрастие. На этом пути стоя, прельщаются и те, которые видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими, и подобное. Некоторые из таких взбесновались и в безумии ходят с места на место. Другие прельстились, приняв диавола, преобразившагося и явившагося им в виде Ангела света, а они того не распознали, и остались неисправимыми до конца, не хотя слышать совета ни от какого брата. Иные из таких сами себя лишили жизни, быв подвигнуты на то диаволом; иные бросились в пропасть; иные удавились. И кто может пересказать разныя прелести, какими прельщает их диавол, когда они неисчислимы?

Из сказаннаго нами всякий разумный человек может понять, какой вред происходит от сего перваго образа внимания и молитвы (если почитать его последним пределом совершенства в молитве). Если же и случится кому из употребляющих сей образ не пострадать никакого из тех зол, о коих мы сказали, по причине сожительства с братьями (потому что им подвергаются особенно те, которые живут уединенно), то все же он всю жизнь свою проведет, не преуспевши (в духовной жизни).

3. О втором образе внимания и молитвы.

Второй образ есть такой, — когда кто сводит ум свой внутрь себя, отвлекая его от всего чувственнаго, хранит чувства свои собирает все помыслы свои, чтоб не скитались по суетным вещам мира сего, — и то изследует помыслы свои, то вникает в слова читаемой молитвы, то возвращает назад помыслы свои, если они, быв пленены диаволом, унеслись к чему суетному и худому, то с большим трудом и само понуждением напрягается придти в себя самого, если был возобладан и побежден какою либо страстию. Отличительная черта сего дела та, что оно происходит в голове: мысли с мыслями борются.

Имея такой подвиг и такую брань с самим собою, не может он мирствовать в себе никогда и не находит времени заняться деланием добродетелей, чтоб получить и венец правды. Такой человек подобен ведущему брань с врагами своими ночью в темноте, который слышит голоса врагов своих и принимает удары от них, но не может ясно видеть, кто они такие, откуда пришли, как и для чего бьют его. Потому что сам он пребывает в голове, а помышления злыя исходят из сердца. Он и не видит их, так как не внимает сердцу. Тьма, которая в уме его, и буря, какую имеет он в помыслах своих, причиняют ему сей ущерб (т. е. не дают ему видеть это), и нет ему возможности ускользать от врагов своих демонов, чтоб они не поражали его. Тщетно подъемлет он труд, несчастный, и даже совсем теряет мзду свою, если при этом, и сам не замечая того, возобладан бывает тщеславием, воображая, что надлежаще внимает себе. В гордости своей презирает он других и осуждает их, а себя самого хвалит, мечтая при сем, что достоин быть пастырем словесных овец и руководить других, и походит он на слепца, который берется водить других слепцов.

Таков второй образ (внимания и молитвы)! И всякий, желающий себе спасения, должен знать ущерб, причиняемый им душе, и добре внимать себе. Впрочем он лучше перваго, как лучше ночь лунная ночи темной, в которую не светит луна.

4. О третьем образе внимания и молитвы.

Третий образ воистину дивен есть и неудобоизъясним, и для тех, которые не знают его опытно, не только неудобопонятен, но кажется даже невероятным; и они не верят, чтоб подобная вещь бывала на деле. И в самом деле, в наши времена, сей образ внимания и молитвы встречается не у множайших, а у весьма немногих; и, как мне думается благо сие убегло от нас вместе с послушанием. — Послушание, если кто возъимеет его к духовному отцу своему в совершенстве, делает его безпопечительным относительно всего так как он всю печаль свою однажды навсегда возверг на духовнаго отца своего; почему, будучи далек от всякаго пристрастия мирскаго, он является способным к тому, чтоб быть весьма ревностным и неленостным делателем сего третьяго образа молитвы, если впрочем нападет и на духовнаго отца истиннаго, который сам не состоит в прелести. Ибо кто посвятил себя Богу и всю печаль свою возвергнет на Него и на духовнаго отца своего, так что по истинному послушанию перестанет уже жить своею собственною жизнию и творит волю свою, но умрет для всякаго пристрастия мирскаго и для тела своего, — такой какою привременною вещью может быть побежден и порабощен? или какое попечение и какую заботу может иметь? Вследствие сего, этим третьим, бывающим вместе с послушанием, образом внимания и молитвы, все козни и хитрости, какия бы ни употребляли демоны, чтоб увлечь ум его к помыслам многим и разнообразным, бывают уничтожаемы и разсеяваемы; ибо тогда ум такого человека, будучи свободен от всего, имеет благовремение, без всякой помехи изследовать наносимые демонами помыслы и с великим удобством отгонят их, и чистым сердцем приносит молитвы свои Богу. Таково начало истинной жизни (духовной)! И которые не полагают такого начала, всуе трудятся, сами не зная того.

Начало сего третьяго образа не то, чтоб воззревать на небо, воздевать руки свои горе, иметь ум свой в том, что на небе: это, как мы сказали, есть принадлежность перваго образа и недалеко от прелести, — и не то, чтоб хранить умом своим чувства и на это обращать все свое внимание, а на внутренния брани душевныя, причиняемыя врагами, не смотреть (они смотрят и борются, но все в голове, и не остерегаются их): это принадлежность втораго образа, и кто употребляет это, попадает в рабство демонам, и не может сотворить отмщения сим поработителям своим, но враги и непрестанно борют его явно и тайно, и делают его тщеславным и гордым.

Но ты, возлюбленный, если хочешь спастись, начни дело таким образом: после (установления в сердце) совершеннаго послушания, какое, как мы сказали, должно тебе иметь к духовному отцу своему, и все прочия дела свои делай с чистою совестию, как бы ты был пред лицем Бога: ибо без послушания невозможно быть совести чистой. Совесть же свою хранить чистою должен ты в трояком отношении: в отношении к Богу, в отношении к духовному отцу своему и в отношении к прочим людям, также к вещам и предметам мира (житейским).

В отношении к Богу долг имеешь хранить совесть свою чистою, не позволяя себе делать ничего такого, о чем знаешь, что оно не упокоевает Бога и неприятно Ему.

В отношении к духовному отцу своему, делай одно то, что он заповедует тебе, и ни больше, ни меньше того не позволяй себе делать, но шествуй по намерению его и по воле его.

В отношении к другим людям соблюдешь совесть свою чистою, не позволяя себе делать им ничего такого, что сам ненавидишь и чего не желаешь, чтоб они делали тебе самому.

И в отношении к вещам долг имеешь хранить совесть свою чистою, употребляя их всегда, как должно, — именно пищу, питие, одежду.

И вкратце, все делай так, как бы ты был пред лицем Бога, и ни в каком деле не допускай себя до того, чтоб обличала и уязвляла тебя совесть, что ты не сделал его хорошо.

Действуя таким образом, ты уровняешь себе истинную и незаблудную стезю к третьему образу внимания и молитвы, который есть следующий: ум (быть в сердце — отличительная черта сего третьяго образа молитвы) да хранит сердце в то время, когда молится, и внутрь его да вращается неотходно, и оттуда, из глубины сердца да возсылает молитвы к Богу. (В этом все; трудись так, пока вкусишь Господа). Когда же наконец ум там, внутрь сердца, вкусит и чувством ощутит, яко благ Господь, и усладится тем (наш труд; вкушение же сие есть действо благодати, в смиренном сердце), тогда не захочет уже он отдаляться от места сердечнаго (тогда скажет и он теже слова, какие сказал Ап. Петр: добро нам зде быти…) и всегда уже будет взирать туда внутрь сердца и там неисходно вращаться, отгоняя все помыслы, всеваемые диаволом (се третий образ внимания и молитвы, как ему следует быть!). Для тех, которые никакого не имеют сведения о сем деле и не знают его, оно большею частию кажется трудноватым и утеснительным; но те, которые вкусили сладости, какую оно имеет, и усладились ею в глубине сердца своего, — эти взывают с божественным Павлом и говорят: кто ны разлучит от любве Христовы? и проч. (Рим. 8:35).

Почему св. отцы наши, слыша Господа говорящаго, что из сердца исходят помышления злая, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы, и что сия суть сквернящая человека (Мф. 15:19, 20), — слыша также, что в другом месте Евангелия заповедуется нам очищать внутреннее сткляницы, да будет и внешнее чисто (Мф. 23:26), — оставили всякое другое духовное дело и стали всецело подвизаться в этом одном делании, т. е. в хранении сердца, будучи уверены, что вместе с этим деланием удобно стяжут и всякую другую добродетель, а без него не могут установиться ни в одной добродетели. Это делание некоторые из отцов назвали сердечным безмолвием; другие назвали его вниманием иные — трезвением и противоречием (помыслам), иные еще разсмотрением помыслов и хранением ума. Они все в нем преимущественно упражнялись, и им сподобились получить божественныя дарования. Его разумеет и Екклесиаст, когда говорит: веселися, юноше, в юности твоей, и ходи в путех сердца твоего непорочен (Екклес. 11:9) и чист, удаляя сердце свое от помышлений злых. О сем же самом говорит он и в другом месте, — что если найдет на тебя прилог диавольский, то не позволяй ему войти в место твое, разумея под местом сердце (Екклес. 10:4). И Господь нам говорит во святом Евангелии: не возноситеся (μη μετεωριζεσυε, — не носитесь, как метеоры, — Лук. 12:29), т. е. не носитесь умом своим туда и сюда. И в другом месте Он же говорит: блажени нищие духом (Мф. 5:3), т. е. блаженны те, которые не стяжали в сердце своем никакого пристрастия к миру, но бедны всяким помыслом мирским. И все св. отцы много писали об этом. Кто хочет, пусть читает писания их и увидит; пусть прочитает, что написал Марк подвижник, что сказал св. Иоанн Лествичник, преподобный Исихий, Филофей Синайский, Авва Исаия, Варсанофий великий — и другие многие.

Одним словом, кто не внимает себе и не хранит ума своего, тот не может сделаться чист сердцем, чтоб сподобиться узреть Бога. Кто не внимает себе, тот не может быть нищ духом, не может сокрушаться и плакать, ни быть тихим и кротким, ни алкать и жаждать правды, ни быть милостивым, или миротворцем, ни перенесть гонение за правду. И обще говоря, нет возможности стяжать добродетели иным каким–либо способом кроме сего внимания. Почему, паче всего другаго о нем надлежит тебе приложить старание, чтобы собственным опытом изведать, что я говорю тебе. — Если желаешь научиться и тому, как следует это делать, я скажу тебе об этом.

Три вещи надлежит тебе соблюдать прежде всего другаго: безпопечение обо всем, даже благословном, а не только неблагословном и суетном, или иначе умертвиться всему, — совесть чистую во всем, так, чтоб она не обличала тебя решительно ни в чем, — и совершенное безпристрастие, чтоб помысл твой не клонился ни к какой мирской вещи. Стой вниманием внутри себя самого (не в голове, а в сердце).[3] Там имей ум свой, стараясь всячески обрести место, где сердце, чтоб обретши его, там уже всецело пребывал ум твой. Ум, подвизаясь в сем, улучит место сердца. Это случится, когда благодать даст сладость и теплоту молитвенную. С сего же момента и потом, с какой бы стороны ни возник и ни показался какой либо помысл, прежде чем войдет он внутрь и помыслится, или вообразится, ум тотчас прогоняет его оттуда и уничтожает именем Иисусовым, т. е. Господи Иисусе Христе, помилуй мя! С сего также времени, ум человека начинает иметь злобу и ненависть к демонам, поднимает на них непрестанную войну и поражает. Прочее же, что обыкновенно последует за сим деланием, с Божиею помощию сам из опыта узнаешь, посредством внимания ума, и держа в сердце Иисуса, т. е. молитву Его — Господи Иисусе Христе, помилуй мя! И некто из отцев говорит: «сиди в келлии своей, и она научит тебя всему».

Вопрос: но почему же первый и вторый образы внимания и молитвы не могут доставить сего?

Ответ. Потому что мы не так употребляем их, как следует. Св. Иоанн Лествичник, уподобляя сии образы, какбы лествице некоей о четырех ступенях, говорит: иные укрощают страсти и смиряются; иные поют, т. е. молятся устами; иные упражняются в умной молитве; иные восходят в созерцание. Которые берутся восходить по сим ступеням, не начинают с верхних, чтоб нисходить к нижним, а от нижних идут к верхним, — ступают на первую, потом на вторую, далее на третью и наконец на четвертую. И вот каким образом может, кто желает, подняться от земли и взойти на небо: во–первых нужно подвизаться умом и укротить страсти, во вторых, упражняться в псалмопении, т. е. молиться устами, потому что когда умалятся страсти, тогда молитва уже естественно доставляет удовольствие и сладость даже языку и вменяется в благоугодную пред Богом, в третьих, молиться умно, — и в четвертых, восходить в созерцание. Первое свойственно новоначальным, второе — преуспевающим, третье — подходящим к последним степеням преуспеяния, а четвертое — совершенным.

Итак, начало не другое какое есть, как умаление и укрощение страстей; а оне не другим каким способом умаляются в душе, как хранением сердца и вниманием: ибо, как говорит Господь наш, от сердца исходят помышления злыя, которыя сквернят человека; там и потребны внимание и хранение. Когда же страсти, посредством сопротивления им сердца, усмирятся совсем, тогда ум приходит к возжеланию Бога и ищет содружиться с Ним, для чего умножает молитву и в ней преимущественно проводит время. От сего возжелания Бога и молитвы ум делается сильным и прогоняет все помыслы, которые вращаются вокруг, чтоб войти в сердце, поражая их молитвою. И тогда бывает брань, — с великим шумом возстают злые демоны и посредством страстей производят мятеж и бурю в сердце; но именем Иисуса Христа все сие потребляется и разливается, как воск в огне. Однакож и быв изгнаны и вышед из сердца, они не успокоиваются, но опять покушаются возмутить ум совне чрез чувства; впрочем ум и тут очень скоро возстановляет в себе и начинает чувствовать тишину, обычно в нем бывающую, потому что они не имеют силы возмущать самую глубину ума, а возмущают только поверхность его. Но совсем избавиться от брани и не быть боримым злыми демонами, ум все еще не может. Это — достояние совершенных, — тех, которые всецело отрешаются от всего и непрестанно пребывают во внимании сердечном.

Итак, кто проходит все сие по чину, каждое в свое время, тот может, после того как очистится сердце его от страстей, всецело весь и вдаваться в псалмопение, и противоборствовать помыслам, и на небо воззревать чувственными очами или созерцать его очами души умственными, и молиться чисто воистину, как подобает.

Впрочем воззревать на небо чувственными очами надо, сколько можно, реже, страха ради злых, в воздухе находящихся, демонов, которые потому и называются духами воздушными, многоразличныя прелести производящими на воздухе, — и нам надлежит быть внимательными. Бог одного от нас требует, того, чтоб сердце наше было очищаемо посредством внимания. А затем будет, по слову Апостола: «если корень свят, то явно святы и ветви, и плод» (Рим. 11:16). Если же кто не в таком порядке, как мы сказали, станет возводить очи свои и ум свой на небо, и воображать что либо мысленное, то он увидит мечтания, что–нибудь ложное, а не истинное, по той причине, что сердце его нечисто. Так первый и второй образ внимания и молитвы, как мы не раз говорили, не приводят человека в преуспеяние. Почему, как желая построить дом, мы не кровлю прежде возлагаем, а после полагаем основание, потому что так нельзя, но прежде кладем основание, потом строим дом, и тогда уже возлагаем кровлю: так надлежит нам поступать и в отношении к духовному: прежде положим основание, т. е. станем хранить сердце и изгоним из него страсти, потом построим духовный дом, т. е. прогоним мятеж, воздвигаемый в нас злыми духами посредством внешних чувств и навыкнем пресекать сию брань, как можно скорее, и тогда же возложим и кровлю, т. е. совершенное отрешение от всего, чтоб всецело предаться Богу, — и тем закончим духовный дом свой во Христе Боге, Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЕ

О покаянии и начале добродетельной жизни; также о том, что должно делать каждодневно тому, кто кается; еще — о сокрушении и слезах.

Братия мои возлюбленные, послушайте слов моих, с радостию примите совет мой, который даю я вам на благо вам, и со всяким усердием постарайтесь исполнить то малое, что скажу в общую для меня и для вас пользу: ибо исполняя то, что кажется малым, мало по малу преуспеваем, восходим к большему и делаемся совершенными во Христе мужами. Цель же слова моего такая:

По выходе из церкви, не разсеявайтесь умом своим по суетным и безполезным вещам, чтобы диавол, пришедши и нашедши вас занятыми такою суетою, не похитил тотчас из сердец ваших памятования слышанных вами в церкви душеполезных словес, как птицы расхищают семена пшеницы, трудолюбно посеянныя на поле, но еще не сокрытыя в землю, — и вы опять не остались пустыми от спасительнаго учения. Но кто имеет какое либо рукоделие, или другое какое послушание, иди к рукоделию своему, или на послушание свое, поникши взором в землю и себе внимая. Сидя же за рукоделием, или исполняя послушание, говори самому себе: Увы мне бедному! Сколько времени прожил я, носясь умом туда и сюда, предаваясь суете, празднословию и смехам! Горе мне! Чего ради так непотребствую? Чего ради так осуечаюсь? Слушаю Божественныя Писания, но даже доселе не дал им принесть мне пользу, какую обычно приносить им. Какой плод принесла мне настоящая жизнь? Столько и столько уже лет прошло жизни моей — и кто знает, доживу ли до–завтра? Столько лет ел я и пил, наполнял чрево мое яствами, винами и всякими сластями, украшался светлыми одеждами, предавался утехам и веселию во вред душе своей; столько и столько наживая денег, тратил их на пустыя и ничтожныя вещи, часто ходил в бани, намащался драгоценными мастями, ездил на дорого–убранных конях, давал много–расходные обеды, завидовал ближнему своему, осуждал, падал в плотские грехи, присвоял чужое, лгал, между тем широкий имел круг друзей и знаемых, и славное себе стяжал имя в мире сем, ложился на мягких постелях, всячески упокоевая сие земное тело мое и спал без меры. — Что из всего этого принесло мне доселе какую либо пользу? И какую имеет принести пользу в час смерти? Если Бог, имеющий власть всякой плоти, повелит мне завтра умереть, поистине никакой не принесет мне пользы все сие. Позабочусь же наконец хотя последние дни жизни моей не провести в суете, но отныне положу начало своему исправлению, оставлю все худыя дела свои и, как велят святые отцы, стану делать противоположныя им дела добрыя: вместо многоядения стану поститься, и притом так много, чтоб от поста и говорить с кем либо не иметь силы: утесню чрево свое алчбою и жаждою, и тогда конечно сам собою укротится и неукротимый язык мой, тогда поникнет голова, насупится взор, печалию покроется лице, и я избавлюсь от неудержимой продерзости в словах и движениях, и от парения помыслов, и легко пресеку злой навык носиться умом туда и сюда, шутить и смеяться; одеваться стану в одежды смиренныя, а прежния, многоценныя и светлыя, раздам бедным, раздам им и все деньги, которыя имею в руках. Какая мне нужда заботиться теперь об этом, когда я решаюсь всего себя посвятить Богу, питающему всех? Не стану более ездить на конях и мулах, отрекусь от друзей и сродников; ибо кто любит другаго кого паче Христа, тот недостоин Его, как говорит сам Он. Не буду более ходить в бани, не стану спать на мягких постелях, и буду со всем желанием ложиться на землю, где сухо и жестко, чтоб против воли поменьше спать, располагая себя к такому лишению то убеждением, что, если и умру, не потерплю вреда, то помышлением: да разве я достоин жить? Если стану так поступать, то легко буду пробуждаться в полночь и, припадая к Богу, горько оплакивать грешную душу свою, взывая к Нему со слезами и воздыханиями:

Владыко, Господи Иисусе Христе, Царь неба и земли! Знаю, что паче всякаго человека, даже паче всякаго неразумнаго животнаго и пресмыкающагося согрешил я пред Тобою, страшным и неприступным Богом моим, и несмь достоин обрести какую–либо у Тебя милость. По сей причине и не дерзнул бы я прибегнуть и припасть к Тебе, человеколюбче Царю, если бы не слышал святаго гласа Твоего, глаголющаго: хотением не хощу смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему (Иез. 18:23; 33:11), и еще: радость бывает на небеси о едином грешнице кающемся (Лк. 15:7), — и если б не помнил притчи о блудном сыне, которую слышим от Тебя во святом Евангелии, — именно, как Ты, прежде чем блудный сын, покаявшийся и шедший к Тебе, приближился к Тебе, истек к нему, как благоутробный отец, и, падши на выю его, облобызал его. Вспомнив это, возъимел и я дерзновенное упование на безмерное благоутробие Твое, и пришедши пал пред Тобою, с болезнию, печалованием и стенаниями сердца моего. Зле изъязвлен я, омрачен и обезчувствен, и в жалком положении лежу в бездне грехов моих. Но отныне даю обещание, что не оставлю Тебя, Господи мой, до последняго издыхания моего, не возвращусь вспять к прежним грехам моим и не стану более делать злых и суетных дел моих. Ты же, Господи Боже мой, знаешь немощь мою и крайность, мое малодушие и вкоренившияся влечения, которыя имеют силу тиранствовать надо мною, томить и теснить меня. Молю убо Тебя, не оставь меня и помоги мне. Не попусти, Благий, врагу нашему диаволу посмеяться надо мною, ибо отныне я раб Твой.

Вот о чем надлежит всегда помышлять, брате, тебе, восхотевшему покаяться, оставить прежнюю жизнь и положить начало шествию истинным путем покаяния. — При этом и вот еще что надобно тебе соблюдать: не вкушай пищи до вечера. Когда же придет время и ты поешь немного, тогда, вошедши в келлию свою, сядь на лавку и размышляй в уме своем о всем, что сказано пред сим. Во первых, поблагодари Бога, что сподобил тебя достигнуть конца дня и начала ночи; потом себя самого просмотри, вспоминая, сколько грешил ты пред Богом Творцем своим, и сколько Он долготерпел на тебе, сохраняя твою жизнь, и подавая тебе все потребное для тела — ястие, питие, одежду, кров и жилище, и как не прогневался Он на тебя, не возгнушался тобою за грехи твои и не предал тебя смерти, или демонам на истребление. Когда же передумаешь все сие добре, постели рогожу твою на–земи, положи небольшой камень в возглавие и приготовь таким образом место, где имеешь лечь на сон.

Теперь послушай, — я открою тебе иной подвиг теплаго покаяния, который в короткое время породит в тебе сокрушение и слезы, хотя бы ты был каменносердечен, жесток на плач, неподатлив на сокрушение. — Не почти однакож странным и необычным для верующих то, что скажу тебе, прежде чем испытаешь то. Сие ведай, что, кто сохранил себя по крещении не оскверненным от греха, для того не требуется особый подвиг покаяния, так как он не впал ни в какой грех, но силою Божиею чист есть и нескверен. Но кто по крещении осквернил себя непотребными делами и грехами, и тело свое, которое есть храм Божий, блудно соделал жилищем похотей, страстей и демонов, для того потребен не тот только подвиг покаяния, о котором я имею сказать тебе, но потребны и многие другие покаянные подвиги и приемы самоумерщвления и самоозлобления, чтоб умилостивить Бога и возвратить себе то божественное достоинство, которое потерял по причине своей греховной жизни. Да удостоверит тебя в этом слово о покаянии св. отца нашего Иоанна лествичника, в котором показано много таких подвигов.

В чем же состоит тот подвиг покаяния, который я отечески советую тебе? Слушай, брате мой, смысленно и не соблазняясь. После того, как приготовишь рогожу, как я сказал, на которой имеешь лечь спать, стань на молитву, как какой осужденник и прочитай прежде Трисвятое и Отче наш, — что произнося, припомни, кто ты и кого именуешь отцем. Дошедши же до — Господи помилуй, и желая воздеть руки горе, воззри на небо очами своими, взгляни потом на руки свои, и собрав ум свой внутри себя, припомни, сколько злых и срамных дел наделал ты этими руками, и убойся, говоря в себе самом: увы мне нечистому и скверному! Не воззрел бы Бог немилостиво на то, что я так безстрашно простираю руки свои к Нему, и вспомнив, сколько зла наделал я ими, огнь низвергши, не попалил меня? Почему обратив руки свои назад, как бы оне там были связаны как бывает у ведомаго на смерть осужденника, и воздыхая из глубины души, скажи жалостливым голосом: помилуй мя, Господи, не достойнаго жизни сей, а достойнаго всякаго мучения, — и другое, что сказать просветит тебя благодать Божия. Воспоминая же при сем злыя дела свои, бей себя, сколько можешь, без жалости, говоря: о, лукавый и треокаянный! Как дерзнул ты сделать такия и такия злыя дела? — И опять стой и молись, призывая помилование Божие. Затем бей себя по лицу, дери себя за волосы, таская их, какбы они принадлежали другому кому, врагу твоему и наветнику, говоря: зачем наделал ты такия и такия злыя дела? После того, как ты таким образом достаточно отдерешь себя, стань смиренно, сложив руки свои пред собою и прочитай со вниманием два или три псалма. И опять начни размышлять о том, что сказали мы выше. И, может быть, умилосердится над тобою Бог и даст тебе слезы и сокрушение. Если даст, стой тогда на том–же месте, пока не прекратятся слезы. Если же не придут слезы, пожалей о том и скажи себе: сокрушение и слезы даются достойным, и тем, которые приготовились к тому; ты же давно ли это стал молиться о том, или положил работать Господу? Или какими добрыми делами приготовил себя к принятию их? Не довольно ли для тебя того одного, что тебе дается еще пожить? Скажи это и воздай благодарение Богу. Потом запечатлей знамением честнаго креста лице свое и грудь свою и, припадши на рогожу, засни.

Когда проснешься, не переворачивайся на другой бок, но встань тотчас, и твори молитву тем образом, какой я тебе указал. Ложиться же опять совсем не ложись, но если останется время, почитай что нибудь, пока придет час службы церковной. Тогда иди вместе с другими в церковь, и пришедши туда, стой со страхом и трепетом, какбы ты стоял на небе между Ангелами, почитая себя недостойным находиться вместе с братиями. Внимай добре, чтоб не озираться туда и сюда, и не подсматривать за братиями, как кто стоит, или поет, но внимай лишь себе самому, службе и грехам своим, воспоминая при сем и молитву, какую творишь в келлии своей, т. е. Господи Иисусе Христе, и проч. В продолжение службы не обращайся ни к кому с каким–либо праздным словом и не выходи из церкви прежде отпуста. Если возможно, не садись даже и во время чтения (из св. отцев), но отойди в какое–либо скрытное место, стой и слушай, как–бы устами чтеца говорил к тебе сам, сый над всеми Бог. Если определят тебя совершать чтение, читай внятно и с умилением, помышляя в себе, что ты недостоин читать братиям богодохновенныя писания. Когда же, кончив чтение, будешь класть обыкновенные поклоны на оба хора, не делай этого небрежно и с презорством, но почитая всех братий как–бы сынами Божиими и Ангелами, так низко поклоняйся, чтоб голова твоя доходила почти до пола, и говори тайно в себе самом внутри сердца своего: молитесь обо мне, святые Божии, и простите меня грешнаго и недостойнаго неба и земли. — Также, если велят тебе канонаршить, не канонарши небрежно и лениво, а обдуманно и с великим вниманием, как–бы передавая гласом своим, как рукою, божественные глаголы братиям своим, пред лицем Царя всяческих Христа. Бойся оказать презрение к какому–либо брату и не преподать ему животворнаго хлеба, т. е. слова Божия, чтоб не быть, как презрителю, изгнану не только из церкви, но и из царства небеснаго. — По отпусте же, выйдя из церкви и направляясь к келлии, готовься к делам дня, и для того просмотри, как провел ты вчерашний день, и если окажется, что в чем либо погрешил, исправь то ныне.

Если будешь ты всегда поступать таким образом, не прерывая, то Христос Господь не замедлит явить тебе милость Свою. Я ставлю тебе в этом порукою благоутробнаго Бога, я, — хотя и очень дерзновенно говорить так, — я обещаю тебе это от лица человеколюбиваго Бога. Пусть я умру, пусть предан буду вечному огню адскому вместо тебя, если презрит тебя Господь и оставит. Только не делай того, что я тебе сказал, с раздумыванием и двоедушием. Что это за раздумывание и двоедушие? Внимай и познаешь. Раздумывание есть, когда кто помышляет в уме своем и говорит внутри сам себе: помилует ли меня Бог, или нет? Это — или нет — есть признак неверия. Если же ты не веришь, что Бог большую еще окажет тебе милость, нежели сколько чаешь, зачем и молишь Его о помиловании? Двоедушие есть, когда кто не всецело предает себя на смерть для стяжания царства небеснаго, но все еще попечение имеет о теле своем и о житейском. Вот только чего должно оберегаться кающемуся от всего сердца, — чтоб не лишить себя каким–либо образом жизни и не сделаться самоубийцею, — сказать к примеру, чтоб не броситься с какой стремнины, или другаго чего не сделать разрушительнаго для жизни телесной. О прочем же, — чем питаться, и чем поддерживать жизнь тела, — пусть совсем пресечет всякую заботу, веря слову Спасителя, Который говорит: ищите прежде царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам (Мф. 6:33). Сия вся — то, что необходимо для тела. Кто подвизается и проводит жизнь, как заповедует святое Евангелие, тот может питаться всегда и жить одним хлебом и водою, — и быть при этом еще крепче и здоровее тех, которые едят много разнообразных яств. Почему и Апостол Павел говорил и говорит всегда: имуще пищу и одеяние, сими довольни будем (1 Тим. 6:8). И еще: сами в себе осуждение смерти имехом, да не надеющеся будем на ся, но на Бога, возставляющаго мертвыя (2 Кор. 1:9).

Се, возлюбленный брате, я показал тебе, как надлежит приступить к Богу, и какой подвиг покаяния надо показать пред Ним. Не оставляй же ничего из того, что я сказал тебе, до последняго твоего издыхания и не забывай добраго совета, мною грешным тебе даннаго. Ибо хотя я и ничего не стоющий человек, но благодать Божия просветила меня сказать то для спасения твоего. Если ты с помощию Божию исполнишь то, то познаешь и другия более великия таинства, научаем будучи благодатию всесвятаго Духа; и за такия дела и подвиги дастся тебе не только источник слез, но и отчуждение и отсечение всех страстей. Кто, взыскав покаяния и сокрушения, станет ревностно разузнавать, что способствует и содействует сокрушению, плачу и слезам, и исполнять то с готовностию и тщанием, и при этом не будет высоко себя ставить в каком либо отношении, и творить какую–либо волю плоти; того такой образ действования скоро приведет к преспеянию, чистоте и безстрастию, сделает его достойным приять благодать Святаго Духа, и подобным явиться великим отцам нашим: Антонию, Савве, Евфимию.

Вот что подобает тебе делать, если любишь покаяние и сокрушение! Если же не хочешь меня послушать и для стяжания их возъиметь всегдашним и постоянным делом то, что я тебе сказал, по крайней мере, не хули того ни ты, ни другой кто, говоря, будто это невозможно. Не говори также: я исповедался и исповеданием очистил грехи свои; я столько уже лет ищу спасения; я столько иждил имущества и раздал денег на бедных, питал алчущих, поил жаждущих и все свое достояние расточил на нуждающихся; я ходил на святую гору (Афон), был у святаго гроба Господня восходил на Елеон, посещал Синай, — и теперь живу особо в уединенном месте, держу пост в такие и такие дни, творю столько–то молитв и проч. За все это надеюсь спастися, — и довольно для меня. — Ни, о брате мой, кто бы ты ни был говорящий сие, — ни, не обольщай себя, утешаясь такими суетными помышлениями, неразумно сплетаемыми тобою. Все это хорошо, и очень хорошо. Но знай, возлюбленный, что это только семя. — И разсуди теперь сам, что скажу тебе примерно: ты очистил место, взорал, вздвоил и встроил землю, и засеял ее; но проросло ли семя из глубины земли сердца твоего? Вырос ли стебель и заколосился ли? Забелели ли нивы душевной земли твоей и готовы ли к жатве? Срывал ли ты колосья и тер ли их в руках своих, чтоб видеть, каков плод трудов твоих? Увидевши его, вкусил ли? Вкусивши, насытился ли и подкрепился ли? Если все это ты увидел, сознал, испытал, возчувствовал, — кланяюсь тебе, лобызаю ноги твои и самые следы ног твоих, почитая себя недостойным поцеловать тебя в лице. Радуйся и веселись, ибо явно, что ты пожинаешь с великою радостию, что посеял с немалым трудом и потом. Если же не имеешь и не чувствуешь в себе ничего из того, что я тебе говорю, и даже не знаешь, посеялось ли какое доброе семя на земле сердца, твоего, то какая же, скажи мне, прибыла тебе польза от того, что ты окружил почти всю землю и достиг до последних краев моря? Поистине никакой не получил ты от того пользы, — даже и от того, если притом раздавал деньги. Ибо если я весь мир помилую из того, что не мое — скажу впрочем: пусть и мое — себя же самого оставлю нагим и скудным внутреннею добротою духовною, и умерши предстану таким пред страшным судилищем Спасителя, то какая мне польза от всего прочаго? Нам надлежит выдти из мира и тела одеянными и украшенными всякою духовною добротою, если желаем достойно возседать за царскою трапезою на брачной вечери вместе с друзьями Царя. Что же это есть такое, во что я и все вообще христиане должны облещися, чтобы не оказаться тогда нагими? Есть, братия мои Христос Бог наш. Если же, опять скажу, я пройду всю землю, как один дом, и не оставлю ни одного села, города и церкви, не вошедши в нее, не помолившись и не осмотревши тщательно всего, что представится глазам моим, а потом лишен буду царствия небеснаго, то не лучше ли было бы для меня совсем не родиться, не дышать этим воздухом, и не видеть этого солнца очами своими? Поистине было бы лучше.

Что же мне делать, чтоб не лишиться царствия небеснаго? Если стану делать все, о чем сказано выше, то получу Духа Святаго. Сей Дух есть семя Христа. Силою Его мы все бедные и тленные человеки соделоваемся сродниками Христу. Семя сие, если падет на добрую землю, то приносит приплод где в тридцать, где в шестьдесят, а где в сто. И сей–то Дух Святый есть царствие небесное; все же прочее без Него ни к чему не служит. Таким образом, брате мой, если мы не помилуем самих себя, если не сделаем душ своих очищенными покаянием и преисполненными света, то никакой не принесут нам пользы все другия дела, как говорит Господь наш Иисус Христос: кая польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит? Или что даст человек измену за душу свою? (Мф. 16:26). И опять: обретый душу свою, погубит ю: а иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф. 10:39). Итак, если я не погублю души своей тем образом, о коем сказал, предавая себя на смерть из любви ко Христу, — и опять, если я обрету ее, любя настоящую жизнь и не ища жизни вечной, то какая мне польза от всего прочаго, други мои и братия? Поистине никакая. Никакой не принесет нам это пользы, и от огня вечнаго не избавит, если не позаботимся о душе своей и не будем за нею присматривать, оставя все другое и всех других людей. Как же следует заботиться о душе своей, об этом я скажу в другом слове, чтоб настоящее не вышло без меры великим.

Ты же, Боже и Творче мой, благоволивший соделаться Учителем нас грешных, Сам научи меня сказать, как должно, и для себя самого, и для братий моих, рабов Твоих, что потребно для спасения души. Ибо Ты еси путеводитель и просвещение душ наших. Ты отверзаешь уста наши, и даешь слово с силою многою нам проповедующим Евангелие Твое, и Тебе славу возсылаем, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СЕМИДЕСЯТОЕ

Как надлежит присматривать за собою и вникать в свое состояние, и как должно сличать дела свои с заповедями Христа Господа?

Как я обещал вам сказать, как надлежит присматривать за собою, то и хочу ныне исполнить сей долг свой, считая себя притом обязанным всегда доставлять любви вашей определенную пищу слова.

Присматривать за собою значит вникать в себя, примерно так разглагольствуя с самим собою: не обладает ли мною какая–либо страсть, большая или малая, а я о том и не думаю? Ибо, как слышу в Божественных Писаниях, если кто хоть одну какую имеет страсть, то он в царствие Божие не внидет. Так говорит св. Апостол Иаков: иже весь закон соблюдет, согрешит же во едином, бысть всем повинен (Иак. 2:10). Может быть, я понерадел когда–либо о той или другой заповеди, или и теперь не радею о той и небрегу исполнять эту? А Христос Господь говорит: иже аще разорит едину заповедей сих малых, и научит тако человеки, мний наречется в царствии небеснем (Мф. 5:19). Также когда кто читает или слушает Божественное Писание, о себе самом пусть подумывает при том, и при помощи его как зеркала духовнаго, тщательно разсматривает душу свою, есть ли в ней то, о чем говорит Писание. Так, скажем для примера, слыша, что Христос Господь говорит: покайтеся, приближися бо царствие небесное (Мф. 4:17), — пусть определительно дознает, покаялся ли искренно и хранит ли всегда покаянныя чувства? — И еще при встрече разных случайностей пусть наблюдает, что происходит в душе его, и чрез то определяет, какова она. Так, например, наблюдая, что бывает у него на душе, когда бранят его или безчестят, или иным каким образом оказывают ему презрение, он верно познает, есть ли в нем смирение, или нет. Ибо кто имеет смирение, тот все скорбное переносит с радостию, и сердце его нимало не уязвляется ничем таким. Смирен и тот, кто хотя уязвляется немного этим, но не допускает себя до смущения, и за это малое чувство уязвления сердца оскорблением, т. е. что опечалился немного, а не с радостию принял случившееся, осуждает себя и укоряет; и вошедши в келлию свою и себя самого разсуждая, сокрушается и плачет, и припадая к Богу, исповедуется Ему какбы погубивший все труды свои.

Потом опять, — когда слышит: блажени плачущии (и разсудите, прошу, — не сказал: плакавшие, но: плачущии, то–есть те, которые всегда, каждый день и каждый час плачут), должен подумать, плачет ли он каждый день: ибо если он смирен действием покаяния, то конечно не пропустит ни одного дня, и ни одной ночи без слез, плача и сокрушения.

Тоже пусть сделает, и слыша: блажени кротцыи. И кто может слезить и плакать каждый день, — и оставаться гневливым, а не быть кротким и тихим? Ибо как пламя огненное погашается водою, так гнев душевный гаснет от плача и слез; а если кто долгое время пребудет в плаче, то раздражительность души приходит в совершенную неподвижность, — и душа тогда уже совсем не гневается. Потому всякий должен и с этой стороны осмотреть себя, — истинно ли он кроток. Истинно кроткий только преступления заповедей Божиих не может сносить ни в каком человеке; но и при этом он плачет о преступающих сии заповеди и грешащих, и также искренно, как бы сам грешил.

Опять и то пусть испытает о себе, алчет ли он и жаждет правды Божией. Ибо взыскавшему Бога нельзя не алкать и не жаждать правды, так как правда есть Бог, Который, как слышишь, именуется солнцем правды. Итак, алчущий и жаждущий правды алчет и жаждет Бога, т. е. Его единаго желает и к Нему единому горит любовию; все же прочее, мир и все, что в мире, вменяет в уметы (Фил. 3:8), — и чести человеческия, и похвалы почитает какбы пристыжением, не принимая их в ум, и совсем их не чувствуя.

Также слыша: блажени милостивии пусть испытает, — милостив ли он. Но кто такие милостивые? Те ли, которые раздают бедным деньги и кормят их? Нет, — не это одно делает милостивым; надобно, чтобы при сем была милостивость сердечная. И те милостивы, которые обнищали из любви ко Христу, нас ради обнищавшему, и не имеют, что дать бедным, но вспоминая о бедных, вдовах, сиротах и больных, и нередко, и видя их, снедаются жалостию об них и плачут, — уподобляясь Иову, который говорит о себе: аз же о всяком немощнем восплакахся (Иов. 30:25). Они, когда имеют что, с искренним радушием помогают нуждающимся, а когда не имеют, дают им всеубедительныя наставления о том, что способствует спасению души, повинуясь слову того, кто сказал: нелестне научихся, без зависти преподаю (Прем. 7:13).

Таковы истинно милостивые, ублажаемые Господом Иисусом Христом. Они такою милостивостию, как лествицею, восходят к совершенной чистоте душевной. Почему и Господь наш, вслед за ублажением милостивости, сказал: блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят. Ибо, как Бог и законоположник наш, Он знает, что если душа не придет в такое настроение, т. е. не соделается милостивою, как мы сказали, не будет всегда плакать, не станет совершенно кроткою, не возжаждет Бога, — то она не может избавиться от страстей и соделаться чистою, как чисто зеркало. Но если не сделается она такою, то никак не узрит она чисто внутри себя лица Владыки и Бога нашего. Та же душа, которая сделается чистою, всеконечно зрит Бога и содружается с Ним; и бывает тогда мир между Творцем нашим Богом и душею тою, тогда как прежде она враждебна была к Нему. Почему после сего она и ублажается Богом, яко миротворица.

Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся. То–есть, блаженны те, которые сознательно содружились со Христом, пришедшим дать мир дальним и ближним, т. е. праведным и грешным, примирить с Отцем своим нас, врагов Его, и совокупить во едино разделенное между собою, — для каковой цели Он воспринял нашу человеческую плоть, чтобы преподать нам Духа Святаго. Итак явно, что те, которые зрят Бога, содружились с Ним, достигли желаемаго мира и соделались сынами Божиими. Вот и смотри, содружился ли ты с Богом? — Содружился, если любишь брата своего, и не содружился, если не любишь брата. Ибо если ты не любишь брата, котораго видишь, то как можешь любить Бога, Котораго не видишь? Если же не можешь любить Бога, явно, что ты и не содружился еще с Ним. Почему, братия мои, восподвизаемся всею нашею силою узреть Бога, содружиться с Ним и возлюбить Его вседушно, как Он заповедал.

Наконец слыша: блажени изгнани правды ради, испытывающий себя смотрит, потерпел ли он какое–либо гонение за заповедь Божию, так как, по Апостолу, вси хотящии благочестно жити о Христе Иисусе гоними будут (2 Тим. 3:12). Господь наш говорит далее: блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради. Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех. Чего же ради после всех положил Он гонимых и поносимых, и властно повелевает им, говоря: радуйтеся и веселитеся? Того ради, что только тот кто покажет покаяние, достойное грехов его, а от покаяния сделается смиренным (повторю опять все тоже), каждодневно плачет, бывает кроток, от всей души алчет и жаждет солнца правды, бывает милосерд и сострадателен до того, что все страдания, скорби и болезни других считает какбы своими, очищается плачем и зрит Бога, содружается с Ним, бывает воистину миротворцем и удостоивается наименоваться сыном Божиим, — только тот, кто сделается таковым, может, и когда бывает гоним, бием, поносим, оклеветаем и слышит всякий злой глагол про себя, с радостию и неизреченным весельем претерпеть все сие. Зная сие, Владыка наш и Бог гонимых ублажил после всех и так решительно сказал к ним: радуйтеся и веселитеся. Кто же не сделается таковым, ужели не может снести все сие? Нет, не может.

Итак, братия мои, будем непрестанно испытывать и изследовать себя самих, со всем вниманием и тщанием, каждый день, и каждый час, если возможно, и приводя на ум заповеди одну за другою, по каждой из них осматривать и обсуждать себя самих. Если найдем, что исполнили какую, возблагодарим Господа Бога нашего и постараемся соблюдать ее и в последующее время. Если же окажется, что не исполнили какой, покаемся в том и восподвизаемся исполнять ее, чтоб иначе, презревши ее, не нарещися меньшими в царствии небеснем (Мф. 5:19). Если мы таким образом станем восходить, мало–по–малу, от одной заповеди к другой, как по лествице, то наверное достигнем до самых последних пределов христианскаго совершенства, до самых врат неба, где Христос Господь наш, сретив нас, скажет нам: приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф. 11:28). Когда достигнем мы сего и узрим Господа, сколько возможно человеку узреть Его, и восприимем от Него царствие небесное, которое есть Дух Святый, тогда всегда уже будем иметь Его в себе, как сказал сам Он, и докончим жизнь свою в веке сем, как Ангелы Божии, или лучше сказать, как сыны Божии. Каковаго сладчайшаго блага буди сподобитися всем нам благодатию и благоволением Бога, в Троице поклоняемаго, — Ему–же слава ныне и присно и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВОЕ

О новоначальных монахах.

Монах новоначальный, недавно отрекшийся от мира и от всего, что в мире, и вступивший в подвиг монашескаго жития, если удалился из мира ради Бога, и истинно желает научиться сему искусству искусств, а не хочет, чтоб удаление его из мира оказалось тщетным, должен с самаго начала со всем усердием и тщанием творить дела добродетели. В руководство к сему, я хочу дать некое письменное начертание начатков сей науки наук, т. е. монашеской жизни, для новоначальных, недавно оставивших мир и вступивших в обитель, в это подвизалище, как в школу какую. И вот какие советы даю я им и имеющим придти после них, по преданию, которое и я принял от отцев наших.

Надлежит ведать, что совлекшийся перстнаго человека с мудрованием его, под образом совлечения мирских одежд, и облекшийся в человека небеснаго, под образом принятия монашескаго образа, долг имеет, вставая в полночь прежде утрени, совершать определенное ему для сего молитвенное правило и потом идти в церковь к утрени, вместе со всеми братиями, и там великое иметь внимание ко всему последованию службы, внимая шестопсалмию, псалтири и положенным чтениям из отцев; при чем пусть не позволяет себе распускать члены тела своего, и стоять безчинно, или прислоняться к стенам и колоннам; руки надобно ему иметь впереди благоговейно сложивши, и ногами стоять на полу обеими равно, голову держать неподвижно, не обращая ее туда и сюда, но наклонив долу; умом пусть не разсеявается, не любопытствует, что делает тот или другой, и не подвигается к нерадивцам, которые тайком говорят и шепчутся между собою, — но пусть хранит очи свои и душу свою от блуждания туда и сюда и сколько можно напряженно внимает одной молитве, чтению, поемым тропарям и читаемым словесам Божественнаго Писания, не пропуская без пользы ни одного слова и заботясь питать всем этим душу свою, чтоб, пришедши в сокрушение и смирение, восприяла она просвещение от Св. Духа.

Еще, братия мои, и отцы, и чада, умоляю вас всех вместе и даю вам это, как душеспасительное правило, потщитесь положить начало такому делу добродетели, или, лучше сказать, делу Божию (за которое получим от Бога и воздаяние по мере трудов своих), чтобы, если возможно, ни одна служба не проходила без слез. Ибо если навыкнешь ты, брате мой, это делать, то в короткое время преуспеешь, возрастешь духом и достигнешь в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова. Когда станешь ты понуждать себя к тому, чтоб не проходило ни одной службы церковной без слез, то со временем так навыкнешь сему доброму делу, что слезы сделаются для тебя какбы естественными. Тогда душа твоя начнет питаться и псалмами, какие будешь читать или слушать, и тропарями, и воспринимать в себя божественныя мысли их, и ум твой посредством читаемаго восходить горе и возвышаться в созерцание мысленнаго. Тогда станешь наконец плакать с великою сладостию, и находясь в церкви, чувствовать, что находишься будто среди святых Ангелов.

Положи также для себя в неизменное правило, — никогда не выходить из церкви прежде, чем иерей скажет самую последнюю молитву (т. е. отпуст — молитвами св. отец и проч.), без крайней какой нужды или потребности телесной, но всегда с терпением простаивать до конца на своем месте, как говорит Божественное Писание: претерпевый до конца, той спасен будет (Мф. 10:22). За это сначала будешь ты получать помощь от Бога, не чувствуя того сам, потом современем станешь ощущать сию Божию помощь и чувством души твоей, а спустя немного после этого будешь зреть ее в божественном некоем просвещении.

Когда кончится служба утренняя, ты, по выходе из церкви, не заводи праздных разговоров с тем или другим и умом своим не разсеявайся туда и сюда, но спеши прямо в келлию свою, и там совершив определенную тебе для сего молитву, берись или за свое рукоделье, или за данное тебе послушание, или за чтение. Никогда не оставайся совершенно праздным в келлии своей, чтобы праздность не научила тебя всякому злу, о котором не нахожу нужным говорить тебе. Но и по монастырю не кружись, и не любопытствуй, как кто занимается своим рукодельем, или исполняет свое послушание. Храни молчание и от всех устраняйся: что и есть истинное странничество. Сколько сил есть, себе лишь внимай и рукоделию своему. Не ходи ни к кому в келлию, кроме разве духовнаго отца твоего и того, к кому пошлет тебя настоятель, или другой какой распорядитель по монастырю. Но и при этом, ходя, куда послан, смотри не говори и не слушай ничего, не касающагося дела, за которым был послан, и кончив его, поскорее возвращайся назад. Если, переходя туда и обратно, увидишь, что где либо сидит брат один или вместе с другими, и они ведут беседу не в подобающее время, сделай им поклон и пройди мимо молча, а к ним не подходи и не садись вместе с ними, вспомнив слова псалмопевца Давида, который говорит: блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста и на седалищи губителей не седе. Ибо таковые поистине суть губители, т. е. тлетворные душевредители, как и св. Павел говорит: тлят обычаи благи беседы злы (I Кор. 15:33). Так не садись, брате мой возлюбленный, с теми, которые празднословят, и не говори им: дайте и мне послушать, о чем вы говорите. Но, как я сказал, сделав им поклон, проходи мимо, и иди далее по послушанию своему, храня молчание и странничество (держи себя в чувстве и в отношениях к другим, подобно чуждому страннику). Молчание сохранишь, если будешь говорить сам в себе: и что хорошаго имею сказать я, столь малосмысленный и дурной, что и говорить–то недостоин, недостоин даже и к людям причисляться? А странничество и то, чтобы устраняться от других, сохранишь, если будешь думать и говорить в себе: кто я такой, — ничтожный, ни к чему негожий, деревенщина, бедняк, — чтобы сметь мне пойти в келлию к кому–либо другому? И кто, увидев меня, не отвратится от меня и не возбрезгает мною, как мерзостию? Разве, когда приду к кому, не может он сказать обо мне: чего хочет этот гадкий, келлию мою что ли пришел осквернить? Если положишь пред собою грехи свои, то можешь от всей души думать и говорить о себе все это, как я сказал. Пусть вначале и не сможешь ты от всей души говорить так в себе о себе; но мало по малу, при помощи божественной благодати, достигнешь и этого, т. е. чтоб истинно таковым считать себя. Только послушай меня, смиреннаго, и начни с Богом говорить и делать, как я сказал, и Бог не оставит тебя, ибо Он много любит тебя и желает, чтоб ты пришел в познание истины и спасся.

Так проведши время до литургии, иди потом, 6рате мой, опять в церковь, и стой там, как я определил тебе стоять во время заутрени, не забывая и о плаче. Стой со страхом и трепетом, как бы ты очами своими видел, как Сын Божий воплощенный приносит Себя в жертву за тебя, — и если ты достоин и получил позволение от своего духовника, приступи со страхом и вместе с радостию, и причастись Пречистых Таин, а по отпусте иди вместе со всеми братиями в трапезу.

Здесь, если тебе определено прислуживать, исполняй свое послужение с такою чистою и нелестною любовию, какбы ты служил самому Христу, а не человекам; и имей всех братий, как святых, или, как я уже сказал, как Самого Христа, и подавай им все потребное с такою любовию, какбы отдавал им душу свою и всего себя произволением, будучи убежден, что получаешь освящение от послужения, которое не есть для них. Если же сядешь за трапезу вместе с другими, смотри, с безчинною дерзостию не протягивай руки своей к яствам прежде, чем начнут есть старейшие тебя, и прежде чем иерей благословит трапезу; начавши же есть вместе с братиями и отцами твоими, соблюдай великую скромность и молчание и отнюдь ни с кем не говори, но внимай чтению, чтоб, как питаешься телесно яствами, так питаться и душевно божественными словесами святых отцев; ибо как ты двояк, из души и тела состоишь, то надлежит тебе и питаться, как душевно, так и телесно; тело свое, как чувственное и земное, питай чувственною и земною пищею, а душу, как духовную и божественную, питай божественною и духовною пищею словес Божиих. При этом не любопытствуй, какия положены на трапезе части, где большия и где меньшия; но какая дана будет тебе часть, ту и ешь с благодарением и воздержанием, избегая полнаго насыщения, и помышляя, что ты недостоин сидеть за общею трапезою братий, говори сам в себе: кто я нищий и ничего нестоющий, что удостоен сидеть и есть вместе с такими святыми? Говоря же так, в уме своем от всей души имей себя грешником, и как какой либо бедняк, одетый в рубища, если попадет в среду лиц важных, богатых и пышно одетых, стыдится и не смеет подойти и приблизиться ни к кому из них, так всегда держи себя и ты среди братий, — выбирай всегда последнейшее место, стыдясь сесть выше кого–либо, так как все другие богаты добродетелями, и один ты наг и беден всякою добродетелию, почему недостоин обращаться с ними и даже смотреть на них. Также, с самаго начала, как только приступаешь ко вкушению пищи, вспомни о грехах своих, и говори опять сам в себе: не будет ли мне в осуждение есть эти лежащия предо мною яства? От юности моей я не сделал ничего угоднаго Богу, создавшему их и давшему их нам в пищу, и святых заповедей Его не исполнял, как же я, достойный всякаго осуждения, осмелюсь вкушать от благ Его? С каким лицем стану есть и пить, и соутешаться вместе со святыми отцами сими я, злой и непотребный раб, отдалившийся от Владыки своего, прежде чем покаюсь и получу прощение от человеколюбиваго Бога, как едят и пьют другие, которые или совсем не грешили, или нагрешивши покаялись и получили от Бога прощение? Нет, — не стану я есть, как и они, но столько приму пищи и пития, чтоб лишь жить и тем поутесню, поумучу и показню себя, чтобы Бог, свыше видя мое самоутеснение и произвольную прискорбность, помиловал меня и простил многие грехи мои. Так всегда разсуждай и помышляй в уме своем. Определи также себе правилом — никогда не наедаться досыта, но есть гораздо меньше потребнаго, — и выдерживай положенное; равно определи и меру воды для питья, — одну или две чаши, и пей в один определенный час дня. Когда сидишь за столом, не слушай помысла, который будет внушать тебе принимать пищу по выбору, и сколько можно остерегайся протягивать руку к тому, что кажется хорошим, но ешь то, что положено пред тобою. Но опять если из того, что находится пред тобою, будут ли то овощи или другое какое кушанье, тебе что либо особенно нравится, и помысл будет говорить тебе: возьми то и съешь, подвизайся, сколько можешь, не быть побеждену таким помыслом, — и не касайся того. Ибо Адам не за другое что изгнан из рая, как за то, что плод древа показался ему красивым и добрым для вкушения, — и он вкусил его. Почему те, которые желают опять возвратиться в тот рай, или лучше сказать, в царство небесное, долг имеют хранить воздержание, даже в употреблении овощей, без придумывания предлогов к противному, чтоб иначе мало–по–малу от этих малых не дойти и до великих вредных похотений. Если сидящие с тобою братия будут предлагать тебе есть и пить больше, ты ничего другаго не отвечай им, как сложив руки и голову наклонив, приподнимись и скажи кротким и тихим голосом: простите мне. И не в этом только случае, но и во всяком другом так отвечай. Так — ни сам ты не давай другому кому от избытков твоих (остатков за столом), ни от другаго кого не бери ничего.

Если не пьешь вина, и не бери его, — даже под предлогом, дать его другому брату, исключая того случая, когда придет к тебе по нужде странник. Никогда ни с кем не позволяй себе вкушать прежде общей трапезы, или полдничать, или переужинывать вновь, по какому–либо поводу, потому что от этого много худаго происходит, и это — диавольския сети, которые кажутся будто хорошими, но внутри содержат смертоносный яд. Этих сетей избежит тот, кто поверит мне и соблюдет слова мои. С помощию благодати Божией он пребудет неискусимым и невредимым от диавола. Те, которые любят жизнь мирскую под монашескою одеждою, низвергаются и падают в пропасти, сами того не чувствуя. Ты же, брате мой превозлюбленне, восхоти соблюсти сказанное мною, до готовности, если потребует нужда, даже умереть за то. Ибо другим образом не возможешь ты избежать беса чревоугодия.

Знай впрочем и то, что когда станешь исполнять это, то диавол не спустит тебе этого, но подымет против тебя всех нерадивых и ленивых, которые и начнут осуждать тебя, поносить, пересмеивать и причинять премногое множество всякаго рода неприятностей, чтоб заставить тебя бросить доброе намерение и прекратить такия дела, ведущия ко спасению души. Но ты не смотри на это; ибо если ты будешь терпеливо переносить все такое, то обретешь великую помощь и обильное утешение от Бога и Спаса нашего.

Если, когда другие сидят за столом и едят, ты или прислуживаешь, или так сидишь, или другое что делаешь, смотри, не забудь говорить себе в уме своем: если б и я покаялся, как следует, и получил отпущение грехов своих, то конечно и я ел бы и утешался вместе с братиями моими, но как я, несчастный, срамными делами своими сделал себя ничего нестоющим, то праведно восприемлю по делам моим. И говоря это, обуздывай, сколько можешь, чрево свое.

Никогда не ищи и не желай первоседания, но ненавидь его от всей души, так как оно есть причина гордости. И смирение твое возвысит тебя, и то, что ты ищешь последнее занимать место, сделает тебя первым: ибо написано: всяк возносяйся смирится, смиряяй же себе вознесется (Лук. 18:14).

Когда наконец встав из–за трапезы вместе с братиями, возблагодаришь Бога, и иерей сделает надлежащий отпуст, тогда иди молча прямо в келлию свою, и затворив дверь, бери книгу в руки и почитай немного. Потом, если будет летнее время, ляжь на рогожу свою и сосни немного. Если ты бережешься от насыщения и трапезуешь очень скромно, употребляя лишь хлеб с водою и овощи, и то в меру, то не проспишь долго, а скоро проснешься. Если же время будет зимнее, то почитавши немного, берись за свое рукоделие, и сиди за ним, пока ударят к вечерни.

Тогда иди в церковь и стой со страхом и великим вниманием во все последование вечерни, отнюдь ни с кем не разговаривая.

По окончании вечерни, если можешь воздерживаться и ничего не есть и не пить, положив себе за правило однажды в день принимать пищу, будет лучше; ибо от этого великую получишь пользу и помощь для ночной своей молитвы и бдения. Если же не можешь, то съешь только один паксимад (хлебец в две обычных просфоры, большею частию сухой) и выпей одну чашу воды, исключая разве немощи какой.

Затем, воздав Богу молитвы повечерия вместе с прочими, поклонись в ноги настоятелю, какбы к стопам Христа Спасителя припадая, и приняв от него благословение и к святым иконам приложившись, иди молча в келлию свою, отнюдь ни с кем не заводя разговоров.

Вошедши в нее, затвори дверь и бери книгу в руки. Прочитавши листа три, встань на молитву и молись Богу безмолвно, чтоб никто не слыхал тебя. Внимай однакож, чтобы стоять с бодренною душею, заключая помыслы свои в молитву и не давая им уклоняться к разным делам и вещам. При этом руки скрести пред собою, ноги держи ровно и неподвижно, глаза зажмурь, чтоб ни на что не смотрели и не разсеявали ума твоего; ум же свой и все сердце свое вознеси горе, на небеса, к самому Богу, со слезами и воздыханиями испрашивая у Него милости. Имей определенные духовным отцом твоим псалмы, которые более сокрушительны, возбуждают слезы покаяния, и под силу тебе. Псалмы, коленопреклонения и время стояния должны быть у тебя определены, по мере силы твоей, чтобы совесть не обличала тебя и не говорила, что у тебя есть сила и еще постоять и пославословить Бога. Имей также и другия определенныя молитвы, содержащия благодарение и славословие Богу, которыя и прочитывай, такия–то утром, а такия–то вечером. Кончив молитву, опять почитай немного, потом сядь за рукоделие, и просиди до третьяго часа ночи (нашего — девятаго). После сего встань, и прочитав «Нескверная» ложись на рогожу свою, запечатлев крестным знамением все тело свое. Проспав до полуночи, вставай и делай далее, как я определил тебе выше.

Ко всему сему приложи исповедание помыслов своих духовному отцу своему, если можно, каждый час; если же это невозможно, не пропускай, по крайней мере, ни одного дня без исповедания их. Тотчас после утрени испытай себя добре и открой своему отцу духовному, что с тобою случилось, имея к нему твердую веру, и нисколько не умаляя ее, хотя бы весь мир осуждал его и поносил; хотя и тебе самому будет что–либо в нем казаться укорным, не поддавайся соблазну, слыша, что говорит Христос Господь: не судите, и не судят вам (Лук. 6:37).

Если будешь так подвизаться каждый день, то будь уверен, что Бог не умедлит посетить тебя свыше, но послет тебе помощь от святаго жилища Своего и к тебе приидет благодать Всесвятаго Духа. Так мало–по–малу преуспевая, будешь ты расти возрастанием духовным, пока придешь в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова, просвещаем будучи от Духа Святаго светом разума, и сам светя, как солнце, светом тем, которые живут вместе с тобою, и прославляя словом и делом Бога, давшаго тебе благодать святаго и животворящаго Духа своего. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ВТОРОЕ

1. Об отречении от мира и отсечении своей воли. 2. Что всякому надо найти себе опытнаго руководителя, чтоб научиться от него добродетели. 3. Что надобно иметь веру к духовному отцу. 4. О зрении света, коим просвещается всякая душа и преуспевает в любви к Богу.

1. Возлюбленные мои братия! Много раз изъявляли вы желание слышать слово Божие от меня последнейшаго и худейшаго, но я не имел времени; говорить же любви вашей о достодолжном и нужном какбы мимоходом я не хотел. Се ныне время благоприятно, — и я с любовию приступаю к беседе с вами, не с тем однакож чтоб учить вас, потому что этого я недостоин, но лишь чтоб напомнить вам о том, что полезно для души вашей, что возбуждает к удалению от мира, к побеждению страстей, к любви Божией и к совершенному безстрастию.

Так как я имею беседовать к людям, вожделевающим и жаждущим спасения своего, то мне подумалось, что приличнее всего начало слову моему положить словесами самого источника всякой премудрости, Господа нашего Иисуса Христа, Который и для новоначальных есть основание веры твердое и известное, и для средних — надежда непостыждающая, и для совершенных — любовь ненасытимая и неизсякающая. Каждодневно слышим мы святой глас Его говорящий: кто не оставит отца, и матери, и братьев и всего имения своего, и не возмет креста своего и в след Мене грядет, несть Мене достоин (Мф. 10:37; Лук. 14:26). Таким образом Писание научает нас и опыт подтверждает, что крест следует за подвигами самоотвержения и добродетели, разумея под ним скорби, искушения и наконец самую произвольную смерть, которую надлежит подъять возжелавшему быть последователем Христовым. — В те времена, когда властвовали тиранны и гнали христиан, многие с радостию претерпели смерть с такими страданиями и с такими разнообразными мучениями. — Но ныне когда, по милости Божией, христиане наслаждаются совершенным миром, крест и смерть ничто иное есть, как совершенное умерщвление и отсечение своей воли. И тому, кто творит свою волю, — пусть будет это даже в малом чем, — невозможно последовать Господу нашему и соблюсти Его заповеди. Почему, желая сказать вам, какбы одному брату, слово спасительное, начинаю так:

2. Брате! Часто и со всем усердием моли Бога показать тебе человека, могущаго добре поруководить тебя; и кого укажет тебе Бог, тайно ли действием благодати Своей, или явно чрез какого–нибудь раба Своего, иди к нему и имей благоговеинство пред ним, смотря на него, как на Самого Христа. Ибо как имеешь ты долг слушаться Бога, так надлежит тебе слушаться и его, чтоб научиться достодолжному. И смотри, что он ни скажет тебе, исполняй то без колебания, хотя бы то, что он прикажет тебе, казалось не совсем уместным и полезным. Лучше тебе быть и именоваться учеником ученика, нежели проводить жизнь своеобразно и собирать безполезные плоды своей воли.

3. Итак, когда услышишь ты от него: изыди от земли хотения твоего и от рода мудрования своего, не колеблись и не стыдись последовать сему, побеждаем будучи тщеславием. Если же скажет тебе: иди в землю послушания, которую я тебе покажу, теки, брате мой, туда изо всей силы, не давая сна очам своим, и не попускай побеждать себя лености и нерадению. Ибо, может быть, и тебе явится там Бог и соделает тебя отцем многих духовных чад и дарует тебе землю обетования, которую наследуют только праведные. Если он прикажет тебе взойти на гору молитвы, восходи с готовностию. Я уверен, что там узришь ты Христа преобразившимся и возсиявшим паче солнца светом Божества Своего. И ты, может быть, падешь ниц, не стерпевая смотреть на то, чего никогда не видывал, услышишь свыше глас Отца, увидишь облак осеняющий, и пророков предстоящих и возвещающих, что Он есть Бог и Господь живых и мертвых. Если он скажет тебе, чтоб ты шел в след его, обтекай с ним грады с дерзновением, и много получишь пользы, если будешь смотреть только на него, и ни на что другое. Если увидишь, что он будет есть с блудниками, мытарями и грешниками, не помышляй, что тут есть что страстное и человеческое, но думай, что в сем все безстрастно и свято припоминай апостольское слово: всем бых вся, да всяко некия спасу (1 Кор. 9:22). Видя даже собственными глазами, как он будто снисходит до человеческих страстей, не верь тому отнюдь, потому что и они (свои очи) обманываются, как я это сам делом испытал, но последуй ему и верь словам его без сомнения помышлений.

Не смотри на тех, которые вместе с тобою, и не берись сказать за кого–либо: Господи, сей же что? Но паче себе всегда внимай, имея смерть пред очами своими, и тщательно присматривая, какою бы добродетелию прославить Господа. Не гордись учителем своим, когда за него будут слишком чтить тебя, хотя бы много было готовых слушаться тебя ради имени его; но тому наипаче радуйся, если имя твое напишется на небе смирения. Если увидишь, что демоны трепещут даже тени твоей, не думай, что это бывает вследствие твоей добродетели, но относи то к молитвам отца своего, и тогда демоны еще более будут бояться тебя ради смирения твоего.

Если отец твой прикажет тебе сесть за трапезу с собою, прими то с благодарностию, но храни благоговейное уважение и почтительность к нему с молчанием; не позволяй себе начать есть что–либо без его благословения; не дерзай и другому кому подать что без позволения и приказания его. Если и то прикажет он тебе, чтоб ты сел ниже всех, смотри не подумай сказать ему, что хочу сесть одесную, или ошуюю тебя, — с уверенностию полагая, что эти места уготованы для других, — и прими последнейшую часть, веруя, что сим способом стяжавается первейшая; ибо слышишь, что говорит Христос, что кто хочет быть первым, пусть будет последнейшим всех? (Мф. 20:27). — И еще паче возлюби учителя своего за то, что дает тебе способ, посредством вещей малых и незначительных, стяжавать большее и важнейшее. Не протягивай также вместе с ним руки твоей в чашу прежде всех, ибо знаешь хорошо, кто некогда дерзнул это сделать (Иуда).

Если он захочет умыть ноги твои, постыдись его, как Господа и учителя, и не допускай сего. Но когда услышишь от него: нет тебе и части со мною, если не умою ног твоих, дай проворнее ему омыть даже и все тело твое, — да познаешь из того, что делается для тебя, великую высоту боготворнаго смирения. И тогда, если есть у тебя совесть и смысл, ты большую получишь пользу, нежели как если бы сам умыл ноги духовному отцу своему.

Если он скажет: один из вас предаст меня, или смутит меня, смотри не скрывай лукавства, но если знаешь что подобное за собою, исповедуй то. Но если и не знаешь ничего, припади к стопам его со слезами и спроси: не я ли, отец мой? Потому что мы много согрешаем по неведению, и не знаем того. Не говорю тебе: припади к персям отца своего, потому что это неполезно тебе. Хотя Иоанн, по великой любви своей к Христу, имея большее к Нему дерзновение, припадал к персям Его, однакож и он вместе с другими получил повеление именовать себя непотребнейшим рабом, когда исполнит все заповеди.

Если видишь, что учитель твой творит чудеса и прославляем бывает за то, — верь тому и радуйся, и благодари Бога что улучил такого учителя. Опять когда увидишь, что его безчестят, а иногда даже и удары наносят ему завистники его, не соблазняйся тем, но и ножа не поднимай, чтоб подобно пламенному Петру урезать ухо дерзнувшему похулить отца твоего или нанесть ему удар. Довольно для тебя не умалить своей к нему веры и любви, и, если можешь, сказать твердое слово в оправдание его. Если, убоявшись, как человек, скажешь при сем: не вем человека сего, сознай потом вину свою и восплачь о том горько, — и я уверен, что он первый опять привлечет тебя к себе.

Если увидишь, что он страждет страсти от злых людей и приемлет распятие, яко злодей, то, если можешь, умри и ты с ним; если же не можешь умереть с ним, не будь по крайней мере едино с теми злыми людьми, как предатель, и не принимай участия с ними в пролитии крови неповинной; но, хотя как раб малодушный, уклонившись немного и оставив одного своего пастыря и учителя, соблюди свою к нему веру. Если освободится он от уз, иди опять к нему и имей еще большее к нему благоговение, как уже к мученику. Если же умрет в искушениях и мучительствах, выступи с дерзновением, найди тело его и почти его паче, нежели когда оно было живо, помазав его миром и похоронив с великою честию. Ибо хотя не воскреснет оно в третий день, всячески однакож воскреснет в день последний вместе со всеми. И веруй, что предстоит он Богу с дерзновением, и если будешь усердно испрашивать его ходатайства, он поможет тебе в сей жизни, избавляя тебя от всего противнаго, а когда умрешь, примет тебя там и уготовит тебе обитель вечную.

4. Если, после всего сказаннаго нами, он позовет тебя особо и скажет: убезмолвись и сиди здесь, отнюдь не выходя вне, дондеже облечешися силою свыше, послушай его с твердым упованием и великою радостию. Такой учитель, брате мой, неложен и истинен. Воистину и на тебя низойдет сила Всесвятаго Духа, как тогда низошла на Апостолов, не в чувственном видении огненном, не с шумом великим и дыханием бурным (ибо тогда на Апостолах это было для неверных), — но она явится в тебе мысленно, как умный свет, со всякою тихостию и обрадованием, — каковой свет есть предначатие света вечнаго, возсияние и луч вечнаго блаженства. И тотчас исчезнет всякий страстный помысл, изгонится всякая душевная страсть и всякая немощь телесная уврачуется. Тогда откроются очи сердца твоего и узрят то, что начертано в блаженствах. Тогда, как в зеркале, увидит душа твоя и самомалейшия твои прегрешения и придет в величайшее смирение; созерцая же безпредельную славу Божию, исполнится неизреченной радости и всякаго веселия и погрузившись в сию неизреченную дивность, изведет источники слез. Так изменяется весь человек и познает Бога, сам прежде быв познан от Бога. Сия единая благодать всесвятаго Духа делает то, что человек презирает все земное и небесное, настоящее и будущее, скорбное и радостное, делает его и другом Богу, сыном Вышняго, богом по благодати.

Сие я написал любви твоей, чтоб ты прочитывал то, когда хочешь; и если поверишь, что сие промыслительно и на пользу тебе возвещает Дух Святый чрез меня смиреннаго, то сбудется с тобою все, что мы сказали, и другое многое, что мы опустили. Всему сему непосредственно научит тебя сам Христос. Если же покажется это все тебе невероятным и не понравится, прости мне. Я советую тебе то, чему научился у своих отцев; ты же последуй тем, о коих знаешь, что они лучше меня. Внимай однакож, брате! Не случилось бы тебе последовать худшим, хотя ты и не того желаешь. Потому что умеющие добре пасти и врачевать разумныя души, поистине очень редки, и особенно в настоящее время. Бывало немало таких, которые делали вид, будто постятся, совершают бдения, прилежат молитве, а это было лицемерие одно; много есть и таких, которые действительно так поступают: являют внешне и благоговеинство, говорят долгия проповеди изустно (без книги и тетрадки), и с легкостию всегда предлагают поучения собранию народному; но очень мало таких, которые бы плачем и слезами искоренили страсти и стяжали основныя добродетели. Основными же добродетелями мы называем — смирение, истребляющее страсти и насаждающее небесное и ангельское безстрастие, — любовь, никогда не стоящую (на одном) и не падающую, но непрестанно множащуюся и растущую, прилагая стремление к стремлению, и рвение к рвению, — и совершенное разсуждение, добре руководящее последующих ему, и безбедно преводящее их по мысленному морю. Это разсуждение надлежит и тебе взыскать у Бога и умолить Его даровать тебе оное, и особенно теперь, чтоб мог ты верно определить свое состояние и соответственные тому взять на себя подвиги, да обрящешь Христа, Который бы и в настоящее время содействовал тебе, и впоследствии богато излил на тебя полноту осияния Своего. Сие разсуждение избавит тебя от опасности последовать за волком вместо пастыря, или вступить в такое стадо, которое больно какою–либо болезнию душевною и страстию, или основаться одному в уединении прежде времени, — чтоб не попасть в зубы душегубительнаго волка диавола и не быть поглощену им, или не заболеть болезнию на болезнь и страстию на страсть и не умереть душевно, или, уединясь преждевременно, не пасть и не стяжать — увы и горе; ибо горе единому, егда падет. Тот же, кто обретет добраго учителя и всецело предаст себя ему, не будет уже иметь заботы ни о чем таком, но будет проводить жизнь свою в совершенном безпопечении, — и несомненно улучить спасение во Христе Иисусе Господе, — Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ

О том, что должно охотно повиноваться старшим, не забывать данных Богу обетов и не роптать по причине церковных служб.

Вспоминайте, братия мои, заповедь Божию, которая говорит: не судите и не судими будете, — и отнюдь не любопытствуйте, что делает один, и чем занят другой. Относительно же иереев Божиих и духовных отцев своих вы должны поступать так, чтоб то, что они говорят вам, исполнять, по делам же их (если они не в порядке) не поступать, как говорил Христос Господь (об иудейских священниках): вся, елика аще рекут вам блюсти, соблюдайте и творите: по делом же их не творите: глаголют бо и не творят (Мф. 23:3). Посему, как рабы Христовы, послушайте и меня недостойнаго; не смотрите на мое малодушие и нерадение, но попекитесь, прошу вас, о душах своих, подвизаясь охотно исполнять Божии заповеди, и не ропщите на меня, что должны бываете в полночь вставать на службу, вспоминая о Давиде, который говорит: полунощи востах исповедатися Тебе о судьбах правды Твоея (Пс. 118:62), но паче благодарите Бога и того, кто вас пробуждает на славословие Его, радуясь и веселясь, что сподобляетесь славословить Бога вместе с Ангелами. Кто ропщет за обыкновенными службами, тяготится ими и не соблюдает радения о них во все продолжение славословия Божия, тот поистине не познал, как много сладки в гортани любящих Бога словеса Божии, и насколько слаще они паче меда и сота в устах пришедших в познание Его, но совсем плоть есть, и мудрование имеет плотское, и чувство плотское, и не может вкусить и духовно возчувствовать блага, какия даровал нам Бог; все, которыя по Богу, дела кажутся ему горькими и не знает он, как следует — что есть: вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33:8). Кто не знает сего, тот чужд любви и сладости Христовой. Кто же не испытал любви и сладости Божией (увы мне! мое это собственное горе, потому что заповедь имею чужое почитать своим), тот враг Божий и чужд царствия небеснаго. Ибо на кого другаго может он надеяться? Или чью другую стяжать любовь, чтоб в ней находить утешение, в настоящей ли, или в будущей жизни?

Так, кто прекословит, ропщет и клянет тех, которые заставляют его воспевать и славословить Бога, тот какое найдет оправдание в день суда сделавшись пагубным соблазном и для себя и для других? Поверьте мне, духовные братие мои, что когда я слышу это и вижу кого–либо из вас негодующим за это, то так сильно скорблю и так поражаюсь в сердце, что мне кажется, будто я в аде, — не чувствую уже никакой другой радости в мире, но тягощусь самою жизнию, плачу и рыдаю, какбы сам подвергался окончательному приговору осуждения; а между тем, когда умоляю вас, вы меня не слушаете, когда укоряю — отворачиваетесь, когда обличаю — ненавидите, когда наказываю — гоните, как врага; и делая это, никакого не могу найти себе успокоения. Думаю иногда, — перестану так делать, и стану смотреть только за своими собственными грехами; но как только захочу так поступить, возгарается будто огонь в сердце моем, и я опять нахожу себя в том же скорбном состоянии; ваши грехи опять печалят меня паче, нежели сколько печалят каждаго его собственные грехи, — и я горю как в огне из–за вас, считая жизнь свою несчастнейшею.

Удивляюсь, как дошли мы до такого нечувствия, что делаем все такия дела, которыя губят души: пляшем и ликуем над собственною погибелию и радуемся, что туго–на–туго вяжем души свои страшными грехами; тех же, которые стараются разрешить нас от этих уз, снедаем и если кто станет препятствовать нам сделать что–либо во вред душе своей, на того лаем, как псы разъяренные, и поносим его, — и не успокоиваемся, пока не доведем до конца задуманнаго худаго дела, — и не сгубим души своей. — Потом современем привыкши к таким худым делам, делаемся некоторым образом как бы естественно злыми и желания уже не имеем, чтобы развеян был покрывший нас мрак и мы пришли в чувство.

И бывает вследствие сего, что на словах мы монахи, а на деле стали хуже всех мирян: обещались алкать и жаждать и другим подвергать себя прискорбным лишениям, а между тем не стыдимся кричать и браниться из–за куска хлеба, который, может быть, и требуем то не в определенное для принятия пищи время; вступили в монастырь, в видах отречения от всего, еже в мире, от родителей, братий и друзей, а между тем не перестаем заботиться о том, чтоб питать их, и притом монастырским хлебом; убежали от мира, как от врага а между тем любим мирских и мирское паче души своей. Спрашиваю тебя, брате, скажи мне, — когда пришел ты в монастырь, веровал ли, что есть воскресение, суд и воздаяние за дела каждаго? Исповедывал ли, что есть Бог, имеющий воздать каждому по делам его? Или ничего этого не держал в уме своем? Скажи мне, когда становился ты монахом и стоял пред лицем стольких свидетелей, имел ты в намерении исполнять те обещания, которыя тогда давал, и те соглашения, в которыя вступал со Христом? Или делал это с лукавством, притворяясь, будто желаешь послужить монастырю, поработать на братию, в намерении же держа только есть и пить вдоволь, всячески угождать покою плоти и проводить жизнь безпечную и безтрудную? Если пришел ты с тем, чтобы быть рабом Христу и братом нам, то соблюдай, прошу тебя, и заповеди Христовы, ревнуя работать Ему всеусердно, чтобы делами показать что ты истинный христианин, и нам будь братом боголюбивым, стараясь во всем подобиться нам и неся все прискорбности и лишения вместе с прочими братиями, как добрый воин Христов, чтобы вместе с ними и увенчану быть, прославлену и обрадовану в вечной славе. Если же пришел ты с лукавством, не с тем, чтобы быть истинным монахом, но чтоб только есть и пить, находя все это готовым, то послушай, и я скажу тебе, какия будут для тебя от того последствия. Знай вопервых, — и это есть наибольшее и наиважнейшее, — что ты не содружился со Христом, но враг Ему еси и наветник. Да и как не наветник, когда одно держишь на уме, а другое обещаешь устами, думая укрыть то от Бога, от Котораго ничто укрыться не может? Он с такою решительностию заповедует всем: не пекитесь о завтрашнем дне, что есть, что пить, и во что одеться; а ты за тем делаешься и монахом, чтоб иметь деньги и прочия вещи, которых, может быть, не имел ты, когда был мирянином? Апостол Павел учит: имеюще пищу и одеяние, сими довольни будем (1 Тим. 6:8); а ты не довольствуешься тем, что необходимо, но желаешь иметь больше того, для чего крадешь и присвояешь себе монастырския вещи, — работать ленишься, а между тем во всем, что касается упокоения и утешения тела, желаешь быть братом, равным со всеми теми, кои много потрудились в деле Господнем? Если видишь иных братий подвизающимися от всей души в постах, бдениях и прочих лишениях телесных, или в плаче, в непрестанных молитвах, во всенощных стояниях, в псалмопениях и песнях духовных; говоришь, что не можешь этого делать прячешься и не ходишь даже на обычныя церковныя службы, думая однакож, что тем пользу приносишь себе самому?

Какое крайнее ослепление! Какое неразумие! Какая прелесть в помыслах твоих! И еще хуже всего этого то, что если сретит тебя какое либо самомалейшее искушение, или если огорчит тебя чем либо ничтожным игумен, желая испытать тебя, то ты готов бываешь сбросить даже одежду монашескую, как и мне случалось встречать немало таких, которые говорили: да разве я пришел сюда за тем, чтоб быть кому–либо рабом, или чтоб мною тут помыкали? О, безсмыслие! Но разве ты, брате, не пришел, чтоб подвизаться против невидимых врагов наших демонов? Разве не пришел вести брань со страстьми своими? Если не хочешь ничего терпеть и никаких не подъемлешь лишений, то зачем и стал воином Христовым? Зачем сопричислился к братиям, кои все суть воины Христовы? За тем разве, чтоб только получать содержание, есть и пить, и потом развалившись, будто в харчевне, бариться? Если думаешь так, горе тебе в день суда, когда придет праведный Судия, воздать каждому по делам его и взыскать с монахов те соглашения и обещания, которыя дали Ему в присутствии стольких свидетелей, пред святым престолом и святыми Ангелами. Ибо когда спрашивает нас иерей: что пришел еси, брате, припадая ко святому жертвеннику и святому собратству сему, желая ли иноческаго образа и ангельской жизни? что отвечаем мы на это? Не говорим ли: ей, честный отче? А иерей что опять говорит на это? — Ведай, брате, что поелику пришел ты сопричислиться к рабам Царя Христа, то уготовь себя на искушения, потому что отныне враг наш диавол начнет наипаче воздвигать всякия козни против тебя. Почему будь готов алкать, жаждать, зябнуть, принимать безчестия, оплевания, осмеяния, заушения, и претерпевать все скорбное, бывающее в жизни по Богу. И мы что отвечаем? Не обещаем ли все то охотно перестрадать и перетерпеть? Да и на всякой вопрос, какой предлагает нам иерей, не говорим ли мы: ей, честный отче? Не исповедуем ли пред лицем Бога и св. Ангелов, что будем соблюдать воздержание, бдение, молитву, повиновение даже до смерти настоятелю и всем братиям? А теперь дошли до такого жалкаго состояния и проводим жизнь свою с таким безстрашием пред Богом и с таким пренебрежением Его заповедей, как будто никого нет, кто имеет взыскать с нас за такия, данныя нами обещания?! И ни во что ставим не только братий но и самых настоятелей наших, и ропщем, и прекословим, и клянем, и делаем почти все только такое, что ненавидит Бог, и что сильно ввергнуть души наши в огнь адский?

Слыхано ли, чтоб где либо было такое лукавство и злотворство? Или какой диавол может изобресть другой к погибели душ наших способ, вернейший этого? Или лучше сказать, что другое худшее сами демоны могут придумать и устроить к погибели нашей? И демоны, видя, что мы порабощены воле плоти, отчуждились от благодати Св. Духа и умертвили души свои, — ибо удаление души от Бога есть смерть для нея, — видя это, для какой еще другой причины станут они и со своей стороны воздвигать брань против нас? Ибо вся брань, какую поднимают против нас демоны, на тот конец бывает, чтоб удалить от нас благодать Святаго Духа. Но мы, как вижу, еще прежде, чем они стали воевать против нас, уже обнажили себя от такой благодати Божией тем, что не исполняем заповедей Божиих и не имеем ревности взыскивать Бога от всей души нашей. Ибо если б мы взыскали Его, то не проводили бы жизни своей в таком нерадении. Если б мы имели попечение о небесном, то не заботились бы столь много о земном. Если б мы помышляли о нетленном, то не были бы столько привязаны к тленному. Если б мы возжелали вечнаго, то не любили бы так привременнаго. Если б мы тщательно старались творить добродетели, то не чуждались бы учителей добродетели. Если б мы с радостию брались за пост, то никогда не роптали бы, по причине скудости яств и питий. Если б мы подвизались и воздерживались от страстей, то не были бы столько порабощены удовольствиям. Если б мы имели истинную и твердую веру, то не делали бы дел, свойственных неверным. Если б мы имели в сердце своем страх Божий, то не противились бы истинным рабам Божиим, при всяком богоугодном деле. Если б мы имели смирение, то не презирали бы рабов Божиих. Если б мы сподобились стяжать истинную любовь, то познали бы и Бога, и ради любви ко Христу предпочитали бы не только быть безчестимыми, но и наказуемыми, и онеправдываемыми, и оскорбляемыми, и всякое искушение и тесноту претерпевали бы с охотою.

Но ныне мы так много порабощены страстями и в таком находимся ослеплении и нечувствии, что даже не знаем, в какую впали глубину зол, и нисколько не чувствуем своего бедственнейшаго состояния. Мы доходим даже до того, что когда кто станет вразумлять нас относительно какого–либо греха, то отвечаем ему так, как бы никогда и не слыхали Божественных Писаний, говоря: неужели и это дело — грех? И почему называется это грехом? Дал бы Бог соблюстись нам от больших зол, а за эти малости Он не будет слишком взыскателен! И кто же говорит такия речи? Христиане, чада Христовы, давшие такие великие обеты Богу, когда крестились, — и особенно монахи, вступившие во вторыя соглашения и заветы с Богом; те, которые облечены иноческим одеянием вместо добродетели и носят имя монаха вместо святости, — которые вошли в соглашение со Христом, что отвергнутся мира и всего что в мире, отвергнутся и родителей, и родных, и друзей, обещали слушаться своих духовных отцев, как Бога, и соблюдать строжайшее подвижничество и внимание, даже до взора очей и празднаго слова, т. е. что ни смотреть не будут безчинно, ни празднословить, — а теперь думают, что не грех и зависть, и осуждение, и ропот, и прекословие, и лживыя речи, и следование своей воле, и божба, и скрытное украдение вещей монастырских, чтоб иметь их, как свои собственныя, или дать другим, без ведома настоятеля, — и при этом еще думают, что совсем не грех — худо исправлять свои монастырския послушания, то–есть когда поручено кому какое либо служение братиям, исправлять его с пристрастием, или с лукавством, или с завистию, или безсовестно, или торгашески.

О, человече! Не трепещешь, слыша каждодневно, что говорит тебе Бог: слово гнило да не исходит из уст ваших (Еф. 4:29); ибо глаголю вам, яко всяко слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день судный (Мф. 12:36), и за чашу студены воды мзду получите? (Мф. 16:42). Не слышишь, что Бог есть судия помышлений и мыслей сердечных? Не слышишь, что говорит Христос: всяк, иже воззрит на жену, ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердце своем (Мф. 5:28). Видишь, что осуждается, как блудник, тот, кто с вожделением взирает на чье либо лицо? Таким же образом, брате мой, будь уверен, что и тот, кто вожделевает денег, осуждается, как сребролюбец, хотя бы ничего совершенно не имел, — и тот, кто вожделевает яств многих и разных, есть чревоугодник, хотя бы ел один хлеб и пил лишь воду, по причине бедности своей, — и тот, кто принимает срамные помыслы, удерживает их в уме долгое время и сквернится ими, считается блудником, хотя бы не видал никогда лица человеческаго. Равным образом и тот, кто говорит в сердце своем: это худо, то глупо, — или для чего сделано то и то, а не сделано это и это? пусть не прельщается, думая, что не грешит; ибо он явный осудитель и, как судящий, осужден будет, хотя бы ни одного осудительнаго слова не испустил из уст своих и никто не слыхал гласа его.

Не прельщайтесь, братия мои. Воистину человеколюбив Бог, и милостив и благоутробен. Исповедую сие и я, и на благоутробие Его уповая, имею дерзновение чаять, что спасен буду. Однакож ведайте, что человеколюбие Его нисколько не послужит в пользу тем, которые не каются и не соблюдают заповедей Его со страхом великим и во всей точности, а напротив Бог накажет их еще строже нечестивых и неверных. Не прельщайтесь, братия мои, и не думайте, что малыя прегрешения в самом деле малы и вам можно презирать их, якобы не причиняющия большаго вреда душе нашей. Добрые и искренно богоугодливые рабы Божии не полагают никакого различения между малым и большим грехом: но когда погрешат даже мановением очей, или помыслом, или словом, думают, что совсем отпали от любви Божией, — что, верую я, и истинно есть. Кто помыслит о чем либо, несообразном с волею Божиею, даже самомалейшем, и не покается, изгоняя тотчас прилог помысла того, но примет его и удержит в себе, тому это вменяется в грех, хотя думается, что это зло бывает в неведении. Ибо, когда пришел закон, то–есть учение Божественных Писаний, тогда то зло, которое прежде делал человек в неведении, не зная, что оно зло, — ожило, т. е. он узнал из Писаний, что оно зло, — и оказалось, что в нем есть грех (не признаваемый грехом), отчуждавший однакож и отдалявший его от добра, и тем мертвивший его. Почему надлежит нам добре разсматривать и обсуждать помыслы, приходящие в ум наш, противопоставляя им свидетельства Божественных Писаний и учения духовных и святых отцев. Если найдем, что они согласны со святым Писанием, то восприимем подвиг удержать их, сколько можем, и произвесть в дело. Если же помыслы те несогласны со словом истины, то поспешим отгнать их от себя с гневом и неприязнию, как написано: гневайтеся и не согрешайте (Еф. 4:26). Отнюдь не должно удерживать привходящих в нас страстных помыслов, но тотчас надобно отражать их, как струю заразительнаго воздуха и жало смерти.

Из сего видно, сколь необходимо для нас изследовать Божественныя Писания со всем тщанием и вниманием. И Христос Господь, давая разуметь, какая великая от сего происходит польза, говорил: испытайте писания (Иоан. 5:29). Испытайте, и удерживайте со всею точностию и верою, что в них говорится, чтоб верно знать таким образом волю Божию, и уметь различать непогрешительно добро от зла, а не всякому духу веровать и носиться в вихре вредительных помыслов. Поверьте мне, братия мои, что нет другаго, более легкаго пути ко спасению, как последовать божественным повелениям Христовым. Впрочем потребны нам и слезы многия, и страх великий, терпение большое, и непрестанная молитва, чтоб открылась нам сила хотя одного Владычняго слова, да познаем великия таинства, сокрытыя в малых словесах, и предадим души свои на смерть и за самую малую заповедь Христову. Слово Божие есть меч обоюду острый, который отсекает и отделяет от души всякую похоть и всякое плотское стремление. При этом оно бывает и пламенем огненным, воспламеняющим ревность душевную и делающим то, что мы презираем все прискорбности настоящей жизни, встречаем с радостию и весельем всякое находящее на нас искушение, и самую смерть, которая так страшна для других людей, желательно приемлем, как жизнь и источник жизни.

Умоляю же вас, братия мои, пробудимся наконец от сна, и станем побуждать один другаго возбудительными словами на делание добра; потечем со тщанием; возсподвизаемся с полным рвением отрешиться от всякаго пристрастия к миру; смиримся, как смирялись древние отцы; потщимся совлещись ветхаго человека чрез отсечение плотской воли и умерщвление земнаго мудрования; облечемся в новаго Адама, т. е. в Господа нашего Иисуса Христа чистою и невещественною молитвою; очистим себя постоянными слезами и попечемся обновлять себя покаянием каждый день и каждый час, чтоб научиться воевать и бороться с врагами нашими демонами, которые непрестанно злокознствуют против нас.

Кто не стяжал еще указаннаго нами всеоружия духовнаго, тот не может противостоять во время брани, но каждый час терпит поражение. Будучи обнажен от такого всеоружия, он не может проводить жизнь мирно и свободно. Ибо внутренняя брань демонская не похожа на внешния брани, но гораздо страшнее их. В тех — люди воюют с другими людьми, и иногда — прекращают ее, и сбросив орудия, ложатся отдыхать, улучив час, принимают пищу; иной раз запираются в крепости и держат стражбу одни в одном, другие в другом месте; плененные на ней, случается убегают от врагов и спасаются от всякой беды, но и оставшиеся в плену не всегда предаются смерти, а обращаются в рабов; бывает и то, что плененный раб прославляется и разбогатевает больше, нежели сколько был богат, будучи свободным. Но в брани с демонами не так бывает. Эта брань непрерывна, и воинам Христовым необходимо всегда носить на себе оружия свои. Нет возможности поиметь покой от этой брани ни днем, ни ночью, ни на одну минуту; но и когда едим, и когда пьем, и когда спим, или другое что делаем, можем находиться в самом жару брани. Враги наши безплотны и всегда стоят против нас, хотя мы их не видим; стоят и со всею зоркостию присматриваются, не окажется ли где какой либо член наш обнаженным, чтоб вонзить в него свои стрелы и умертвить нас. Тут невозможно укрыться в крепости и башне, или иной раз спрятаться где либо и отдохнуть немного. Нельзя также убежать куда либо и избавиться от брани или одному взять на себя борьбу за другаго; но всякому вообще человеку самому необходимо вести сию брань, и — или победить и живу быть, или быть побеждену и умереть без всякаго сомнения.

Рана же смертоносная тут есть всякой грех, не оплаканный в покаянии и не исповеданный, и особенно отчаяние, если кто впадет в него, что однакож состоит в нашей власти. Ибо если мы не ввергнем себя во глубину нерадения и безнадежия, то демоны совсем не могут сделать нам никакого зла. Но и когда раны приемлем от них, можем, если захочем, сделаться еще более мужественными и опытными в сей брани, посредством теплаго покаяния. Быть поражену и умереть, а потом опять возстать и вступить в брань, есть дело людей крайне великой души и мужественных, — и оно дивно и достойно великой награды. Ибо сохраненными быть от поражения не в нашей состоит власти, но остаться в смерти или не остаться состоит в нашей власти; потому что если не отчаемся, то не пребудем в смерти и смерть не возгосподствует над нами. Мы всегда можем избыть от нея, прибегши с покаянием ко всемогущему и человеколюбивому Богу.

Посему–то я и возбуждаю, как себя самого, так и всех братий: покажем всякое тщание и мужество терпения и постоянства в исполнении всех заповедей Господних со всею ревностию души, чтобы доспеть в небесныя и вечныя обители преисполненными плодов Св. Духа и тако сподобиться предстать и поклониться единой и нераздельной Троице, во Христе, Боге нашем, — Коему слава и держава, во веки веков. Аминь.

СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЕ

1. О привязанности к родным. 2. Об отчаянии и видах его. 3. О необходимости вразумлять таковых словами Писания. 4. Кто не исполняет хоть малую какую заповедь, о том нельзя сказать, что он истинно верует. 5. Приточное изображение шествия царским путем среди соблазнов. 6. Вред для монаха от пристрастия к родным.

1. Лучше бы было для меня молчать и оплакивать грехи свои, а не брать на себя дело учителя, чтоб учить любовь вашу и другим указывать пути спасения, не потому, чтоб дело учительства было противно заповеди Христовой, — напротив оно очень Ему приятно, — но потому, что я недостоин такого духовнаго делания. Почему очень боюсь, не идет ли ко мне слово Давида, который говорит: грешнику же рече Бог: вскую ты поведаеши оправдания Моя, и восприемлеши завет Мой усты твоими? Ты же возненавидел еси наказание, отвергл еси словеса Моя вспять (Пс. 49:16). Ибо кто не любит покоряться законам Божиим, тот не любит и уроков, исходящих из словес Господа, и затыкает уши свои, чтоб не слышать слов, содержащих учение о будущем суде и воздаянии грешникам, или об огне оном вечном, или о мучилищах адских, или о вечном оном осуждении, из котораго нельзя уже убежать тому, кто однажды подпал определению его. А кто не подвизается от всей души иметь всегда пред очами своими заповеди Христовы и соблюдать их, но презирает их и предпочитает делать все противное сим заповедям, тот завергл словеса Господа вспять (назад, за себя). Ибо когда Господь повелевает, взывая: покайтеся, приближибося царствие небесное (Мф. 4:17), — и опять: подвизайтеся внити сквозе тесная врата (Лук. 13:24), — а слышащий это не только не кается и не нудит себя внити чрез узкия врата, но проводит все дни жизни своей в безпечности и нерадении о душе своей, прилагая каждочасно грехи ко грехам, покоя и упитывая тело свое паче потребнаго, — что есть признак широкаго и пространнаго пути, ведущаго человека в вечную пагубу, а не теснаго и прискорбнаго, ведущаго в живот вечный, — таковый завергл словеса Господа назад за себя, и творит одни собственныя свои хотения, или лучше сказать диаволовы.

Я, бедный, первый есмь из поступающих так, и, находясь, как во рве тинном и чувствуя крайнюю бедственность свою, взываю из глубины тинной ко всем, вне ходящим около рва, говоря: братия мои, бегите дальше от этого страшнаго рва и теките прямым путем, который есть Христос; да не уклоняется никто из вас ни на десно, ни на шуе, чтоб не попасть сюда, подобно мне бедному и несчастнейшему, и не потерять вместе с земными и небесных благ. Ведайте, что вселукавый диавол, враг душ наших, всякия козни и ковы строя, чтоб, как можно, большее число нас собрать в этот страшнейший ров, между другими к тому средствами употребляет и нашу привязанность к родным. Ее какбы веревочную петлю набрасывает он на выю каждому, и всех приемлющих эту узду, тащит и низвергнув в тину грехов смертных, погружает в ров нечаяния; когда же низведет их в такия преисподнейшия глубины грешности, вяжет и там оставляет.

2. Бежим же, братия мои, молю вас, от такой пагубы души нашей. Враг душ наших диавол с таким вселукавством вводит таковых в состояние нечаяния, и с таким обольщением прикрывает его, что они и не думают, что впали в него, не слушаются Божественных Писаний, не дают веры и словам тех, которые говорят им об этом, и все ставят ниже собственнаго мудрования, или лучше сказать, невежества и нечувствия, так как не чувствуют, что петлею затянуты по выи, — что хуже всякаго отчаяния. Ибо иное дело, когда кто отчаявается в своем спасении, по причине множества грехов, в какие впал, и иное, когда кто зло считает добром и, делая его, держит убеждение, что делает добро. Кто отчаявается по причине множества грехов своих, тот, — если преподать ему учение о покаянии и человеколюбии Божием и дать уразуметь что нет грехов, сколь бы много их ни было, которых не изглаждало бы покаяние, что идеже преумножается грех, там преизбыточествует благодать, и что великая бывает радость на небесах о едином грешнике кающемся, — может быть придет в самого себя и умилится, а иной раз возжелает и избавиться от того множества грехов, облегчить совесть свою от этого неудобоносимаго бремени, и, презрев все блага мира, прибегнет к покаянию с великим рвением. Но кто зла держится как добра, тот с великим затруднением приходит в покаяние, и совсем не соглашается принимать такия целительныя врачевства. Ибо как возможно, чтоб решился на такое духовное себя–врачевание тот, кто не верует и даже в мысли не держит, что болен душею или пал?

3. Почему нам надлежит собрать, сколько можно, более духовных словес из святаго Евангелия и прочих Божественных Писаний, чтоб убедить их и показать им, в чем их заблуждение и как уклонились они от прямаго пути, коим начали шествовать, и как диавол, приступив к этим монахам с лестию, набросил петлю пристрастия на выю их; потом показать, как он увлек их в стремнины и блата грехов, как вверг в глубочайший ров нечестия, как довел до самой крайней пагубы, и там связав, бросил и удалился, в уверенности, что им уж не высвободиться. Когда же скажем все это тем, которые верят словам Божественнаго Писания, приходят в чувство, сознают грехи свои и исповедуют сами, что воистину находятся в самом бедственном состоянии; тогда дадим им и приличныя врачевства на раны их, — все от словес Божественнаго Писания. Впрочем умоляю всех вас, помолитесь Господу Богу обо мне, который, будучи неучем, вынужден есть восприять подвиг слова, для показания всего сказаннаго, да возсияет во мне благодать Всесвятаго Духа и да просветит она сердце мое и ум мой, и дарует мне силу изречь некое полезное для душ ваших слово. И о когда бы сия благодать Святаго Духа не по моему достоинству, но для собственной вашей пользы, сама благоволила внутрь слуха вашего отглашать (давать эхо) словеса истины, и тако просветить вас светом своим, и показать вам таинственно все то, о чем я сказал выше, — говоря какбы вам: на, вот путь, вот стремнина, вот враг, вот вервь, вот брат (искушаемый)! И смотри, с какою радостию принимает он петлю, и как враг увлекает его! — И потом последовательно показать все одно за другим, без всякаго опущения, наконец показать, как можем избежать сетей вражеских, сделать нас свободными от уз диавола и возвесть на небеса.

Итак, начнем от начала и с самаго верха. Господь наш и Бог, истинный Сын Бога и Отца, единосущный, единославный, сопрестольный и однопрестольный со Отцем и Святым Духом, пребывающий во Отце, который в Нем пребывает, видя наше бедственное и жалкое состояние, и это рабство, в коем мы столько лет рабствовали врагу нашему диаволу, прельстившему нас на грех, по неизреченному человеколюбию Своему сжалился над нами, восхотел освободить нас от сего рабства и обольщения диавольскаго, и для того снизшел с небес на землю и соделавшись человеком, пожил с нами человеками, грешниками и дав заповеди святым Своим ученикам и апостолам, опять возшел на небо ко Отцу Своему со славою многою, после того как повелел им: шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари…. учаще их блюсти не то и то, но вся, елика заповедах вам, — при чем говоря: вся, не оставил Он ни одной заповеди, которой бы не повелел исполнять нам. Потом что говорит? Иже веру имет и крестится, спасен будет, а иже не имет веры, осужден будет (Мр. 16:15, 16; Мф. 28:20).

4. Что же, брате мой возлюбленный, понял ли ты, что значит сказанное: уверовавший и окрестившийся, и потом опять: возневеровавший (απισησας)? Или мне сказать тебе об этом? Ибо слово это кажется простым и удобопонятным для всякаго, но содержит глубоко сокровенныя мысли. Здесь не о той одной вере говорится, что Христос есть Бог, но говорится и о вере, объемлющей все св. заповеди, когда, т. е., кто с верою приемлет все заповеди и держит убеждение, что ни одна из них не есть праздная, но что все глаголы Божии до иоты и черты суть жизнь и приносят жизнь вечную. Кто верует так всем заповедям Христовым и, как обещался во святом крещении, соблюдает и исполняет их все, не опуская ни одной, тот спасется. Напротив кто возневерует какому либо слову Христову, до единой черты или иоты, тот осужден будет, какбы отвергся он самого Христа Господа. И праведно. Ибо тот, кто верует Ему в великом, — что Он, скажем по пунктам, будучи Бог, соделался человеком непреложно и неизменно, что был распят и умер, что воскрес и явился Апостолам, вошедши к ним дверем затворенным, что вознесся на небеса и сидит одесную Бога и Отца, что имеет приити судить живых и мертвых и воздать каждому по делам его, и что прежде сего имеет воскресить всех людей, которые родились от Адама и родятся еще до скончания века, — кто всему этому верит, а не верит следующим словам: глаголю вам: яко всяко слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день судный (Мф. 12:36), — как возможно, чтобы таковый был верен и сопричислялся к верным? Равным образом, кто верит Христу в оных страшных и великих таинствах, превосходящих всякой ум и всякое помышление человеческое, и во всем том, что совершено и еще имеет быть совершено Христом Господом нашим, а не верит Ему в следующих, изреченных Им, словах: иже хощет по Мне ити да отвержется себе и возмет крест свой, и по Мне грядет (Мр. 8:34), — также: иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин (Мф. 10:37), — и еще: аще кто грядет ко Мне, и не возненавидит отца своего и матерь, и жену, и чад, и братию, и сестр, еще же и душу свою, не может Мой быти ученик (Лк. 14:26), — и — иже аще разорит едину заповедей сих малых,… мний наречется в царствии небеснем (Мф. 5:19), — как возможно, чтоб такой сочтен был верным, а не паче осужден, как неверный, и даже хуже невернаго, когда он относительно важнейшаго исповедует, что верует Христу, а в малом (как ему то кажется) презирает Его, Бога и Владыку всяческих, будто лживаго, — и в отношении к прочему говорит, что верует Христу, яко Богу истинному, а в то слово Его, что Он говорит: о всяком праздном слове воздадут человецы слово в день суда, не верит, как какому нибудь ничтожному человеку? Христос горе говорит смеющимся, и ублажает плачущих, а он, смеясь, срамословя и пустословя, думает, что спасется. Даже что? — Не отвергаясь себя по заповеди Господа и не неся креста своего, думает, что последует Христу, распятому за него, и любя родных паче Христа, почитает себя достойным Христа.

Таким образом и те, которые будто приходят ко Христу и оставляют мир и мирское, но не отвергаются от всех родных своих и при этом самой жизни своей, делают все противное сему, любят родных паче Христа, — тщетно думают, что они ученики Христовы, и преступая каждочасно не одну какую–либо маленькую заповедь, но много и притом великих, напрасно воображают, что не делают ничего богопротивнаго, — мало этого, мечтают даже быть великими некими и дивными в царствии небесном. Большее же всего зло есть то, что они говорят, будто, действуя так, они нисколько не нарушают заповеди, и не только говорят так, но покушаются, неразумные, убедить в этом и нас, защищающих слово истины. Но возвратимся к нашему предмету.

Итак, все заповеди, которыя Христос заповедал Апостолам, равно заповедал Он и нам, чтоб мы соблюдали их все до одной. И мы можем их соблюсти, даже находясь в мире, но не хотим, потому что слабоваты в вере и любви ко Христу. Что это, сказанное мною сейчас, истинно, подтверждают все, которые, прежде закона, в законе и по воплощении Спасителя нашего Христа благоугодили Богу находясь в мире, с детьми и женами, и при всех попечениях мирских. Потому что совсем не имели пристрастия ко всему этому, но были отрешены от того произволением своим. Иные из них по вере и делам были более светлыми лицами, нежели те, которые проводили жизнь в горах и пещерах. Для чего и мы, опираясь на заповедь Господа, какбы прямо к нам изреченную и к нашей немощи приспособленную, отрицаемся от всего, вступаем на тесный и прискорбный путь, телесно отделяемся от мира и того, что в мире, оставляем одно место и переходим в другое — в монастырь, и начинаем подвиг добродетелей, в коем каждый подвизается, больше или меньше, как произволяет? — Для чего делаем это мы? Для того, чтобы стяжать безпристрастие к сказанному и отрешиться от привязанности к тому, так как иначе это помешало бы нам тотчас, по удалении от мира, начать шествовать путем, ведущим в царствие небесное, последуя заповедям Господа и повинуясь повелениям Его.

5. Но, прошу тебя, вникни хорошенько в силу слов, которыя сейчас хочу предложить тебе. Представь в уме своем некий царский путь, весь углаженный стопами тех, которые прежде добре и богоугодно шествовали по нему; по ту и другую сторону его вообрази горы, лощины, обрывы, высокие утесы и прорывы, а между ними предположи поля, луга, увеселительныя места с тенями и деревами полными разных плодов; представь также, что там в разных местах скрываются многие дикие звери, грабители и убийцы. Ведай теперь, что если мы, вступив на сей путь, шествовать будем по нему, подражая тем, которые прежде нас прошли по нему, — святым, то ничто из этого не может обольстить нас, привлечь к себе наше чувство или повредить нам. Когда шествуя путем заповедей Господних, мы, при проходе между сказанными предметами, не будем обращать очей своих ни на один из них, тогда никто ни из грабителей тех, ни из зверей не посмеют явно напасть на нас; не посмеют они даже и подойти к нам близко, особенно если последуем какому–либо духовному руководителю и имеем добрых спутников.

Бывает однакож, что грабители те иногда стоят вдали, иногда подходят поближе, и одни из них устрашают нас и зверски смотрят на нас, как убийцы, другие напротив ласково обращаются к нам со льстивыми и будто дружескими словами, показывая приятность мест там находящихся, красоты дерев и плодов, и приглашая нас отдохнуть немножко после путных трудов и вкусить от плодов сладких на вкус и прекрасных на вид, — и другия многия изобретают хитрости и безчисленныя употребляют уловки, чтоб как нибудь сманить нас с того царскаго пути. Так безпокоят они нас непрестанно день и ночь, и когда бодрствуем и когда спим, и иногда борют нас срамными похотями, иногда пожеланиями яств запрещенных, иногда отчаянно нападают на нас и стращают, что убьют, думая тем запугать нас и сбить с царскаго пути. Иные из них говорят, что невозможно вынесть всех трудностей этого пути; другие, что эти труды совсем тщетны, и никакой не могут принести пользы тем, кои употребляют их; третьи опять говорят, что этот путь, которым мы идем, конца не имеет, и нам показывают некоторых из тех, которые ни в чем никакого не достигли успеха. Это особенно такие, которые много времени провели в подвижничестве и никакой не получили пользы от этого долговременнаго в нем пребывания, потому что не с разумом шествовали путем заповедей Божиих, и не с правым и благочестивым помыслом, но подвизались своевольно и с гордостию. Такие всегда пресекают свое по Богу течение и, убоявшись, возвращаются вспять, а затем, опустившись в нерадении, предают себя диаволу и начинают делать одно угодное ему.

6. Но где мне пересказать вам, духовным братиям моим, все козни и ковы врага нашего диавола и злых демонов его, когда оне безчисленны? Почему возбудив внимание и любоведение подвижников тем, что сказал, прочее оставляю доследовать им самим. Я же возьмусь изображать вам, что обещал, т. е. узы пристрастия, какое имеем мы к родным, как вяжет нас лукавый диавол этим пристрастием (и особенно тех, которые победили уже многия другия страсти и украсились венцами сей победы) и посредством его бедне низвергает нас злый сей во тму и погибель. — Но внимай тщательнее тому, что буду говорить.

Представь, что ты — на сказанном выше пути, и или теперь только начал шествовать, или уже несколько времени шествовал но нему, и встретил немало нападков со стороны означенных грабителей и зверей, но, благодатию Христовою, ни их ласканиями не был обольщен, ни красотою видимых там вещей не увлечен к наслаждению, ни страхом и устрашениями не поражен, — и с царскаго того пути не уклонился, и на нем не остановился, не двигаясь вперед, ни вспять не возвратился, но все с большею и большею живостию и стремлением течешь вперед. Думаешь ли, что когда ты так течешь, диавол оставил тебя на покое, и отстал от тебя, отказавшись вести с тобою брань? Нет, нет! Не даст он тебе покоя; но зная, что мы оставили отца и матерь, и все вообще родство, и обещали Богу, когда принимали монашескую схиму, исполнять и эту заповедь вместе с другими, о коих сказано, и видя, что не мог совратить нас с царскаго пути никакими способами, — что делает? Приводит нам сначала на память родителей наших и родных, потом, имея в виду смутить ум наш и довесть нас до несоблюдения заповеди Христовой, коею повелевается нам отвергнуться родных, предлагает из Божественнаго Писания изречения, сказанныя людям, находящимся в других положениях и отношениях, говоря внутри нас: Чти отца твоего и матерь твою, заповедует Бож. Писание, — и от свойственных племене твоего да не презриши (Ис. 58:7); потому что, как говорит Апостол, кто о присных не промышляет, веры отверглся есть (1 Тим. 5:8). Не знает этот лукавый, как следует, что это сказано не для того, чтоб мы паче Христа любили родителей и родных, и их предпочитали любви к Христу, но чтоб научить нас покорности Богу; ибо если надлежит слушаться и почитать родителей своих, не тем ли паче должно покорствовать Богу Творцу и нашему и самих родителей наших? Но, о злокозненный диаволе, свойственные племене нашего суть не родные наши, но единоверные, о каковом свойстве ты не знаешь, как подобает, и предлагаешь нам родных по плоти, стараясь ввергнуть нас в любовь и пристрастие к ним.

Когда же заметим мы его прельщение, и добре поймем его, или сами собою, или с помощию руководителей наших и собратий, вместе с нами шествующих путем Христовым; то этот обольститель что скрытно подшептывает внутри ума нашего? Ты говорит, уже достиг такой меры преспеяния и совершенства, какой не знает никто из собратий твоих; ты стяжал совершенное безпристрастие и безстрастие; потому ты можешь всегда, как хочешь, равнодушно смотреть на родных своих, будто на чужих. Это влагает он в ум, и тут же представляя какого либо родственника, если не телесно, то в мысли, опять говорит скрытно: как тебе оставить на пагубу это творение Божие, видя, что он погрязает в неведении Бога, подобно безсловесным животным? Почему тебе не подать ему руки помощи, не просветить ума его и не научить познанию Бога, его создавшаго? Какое оправдание дашь, и что ответишь в страшный день суда? — Потом прекращает такую речь, и только внушает поминать его в молитвах своих и проливать о нем слезы сострадания, повторяя в сердце его следующия слова Писания: изводяй честное от недостойнаго, яко уста мои будет, — опять: елика сотвористе единому сих братий моих меньших, Мне сотвористе (Мф. 25:40), — и еще: аз бых отец немощных (Иов. 29:16). И все это явно есть прелесть диавольская. Если брат тот (коему это внушается) не поддастся таким внушениям и, собравшись с силами воспоперечит врагу — диаволу, говоря: что должен я делать для родного, тоже должен делать и для чужаго, который паче есть родной мне по Богу, чем тот по плоти, то лукавый враг отвечает ему, говоря: истинно так есть, как ты говоришь, — и Бог таким именно образом печется о всех, таким образом, то–есть, чрез посредство других все знают Бога и веруют в Него; таким же образом и ты знаешь Бога и веруешь в Него, — чрез посредство или родных своих, или других людей чужих; и этот родственник твой чрез тебя познает Бога, а другие потом чрез него. Но в настоящия времена, кто как ты? И куда пойдет он, если ты оставишь его? Сгубит он душу свою, — и ты конечно будешь виновен в его погибели, если оставишь его, — Такою лестию вражьею наконец прельщается брат, — и стоит, под таким благовидным предлогом давая диаволу вязать себя вервию пристрастия, — и когда связан станет, тогда уже не противоречит ему, как совершенно убежденный бесовскими доводами.

И смотри, какая злокозненность у этого лукаваго и душерастлительнаго злодея? Как только успеет он связать брата пристрастием тем, уж не ходит более около него и не докучает ему, чтоб не открылся как либо навет его; но что делает? Берется за конец верви и отдаляется от брата, прячась во тму, яко породитель тмы, то–есть, оставляет в брате, как занозу, заботу и попечение о том родственнике, ибо знает, что тот родной, или вернее пристрастие к нему, лучше его самого, будет томить и уязвлять его непрестанно. Когда же брат войдет делом в заботы о родном своем, то, какого бы рода ни были заботы те, вместе с тем сходит с того царскаго пути, каким начал шествовать, и чем дальше отступает от него, тем глубже входит в него враг, скрываясь однакож, и только крепче держа в руках вервь пристрастия и об одном заботясь, как бы брат не распознал его козней. Оставив уже совсем царский путь, что, думаешь, говорит в себе брат тот? Спасший душу бывает что создавший ее, — и таким образом окончательно слагается думать, что делает дело христоподражательное. Если есть у него знакомые миряне, то начинает ходить к ним, — и иногда льстит им, хваля их без меры, иногда обличает строго–престрого, а нередко позволяет себе вольности в обращении и пище и нарочно выпускает некия слова, чтоб подвигнуть на смех, и вообще со всяким обращается, по нраву его, чтоб тот охотно принимал его и давал ему деньги. Если видит, что ничего не дают, начинает сам просить без стыда, всюду выставляя предлогом нужды роднаго своего. И бывает, что слышащие такия его речи, будучи сами плотяны и обладаемы теми же страстями, хвалят очень этого несчастнаго монаха и говорят, что он стяжевает себе большую награду. От этого еще более увеличивается и укореняется в нем то пристрастие, — или лучше сказать эта болесть пристрастия (к родным), подобно тому, как вервь въедается в плоть выи (подъяремнаго), глубже и глубже входит в душу его, срастворяется с нею и делается неразделимою от нея. Вследствие сего, мало–по–малу отдаляется он от чистой молитвы, и заменяет слезы по Богу слезами противными Ему, сам не понимая того. Тогда начинает он наконец завидовать тем, кои имеют, и ненавидеть их за то, что не дают ему так много, как бы ему хотелось. И не только это страждет он, но делается сверх того ленивым на всякое послушание и непокоривым. При этом научается говорить ложь, почитая ее мерою благоразумия, — думая и уверяя, что будто Богу дает, что расходует на родных своих. Сверх того и красть начинает понемножку, не думая однакож, что это настоящая кража: так ослепляет его страсть! Да и вообще, что бы и как бы ни доставал он для своих ближних, совесть никогда не обличает его, что сделал худо. Почему и враг, когда наконец ввергнет беднаго монаха во все то, что я сказал, выпускает из своих рук вервь этого пристрастия, крепко и глубоко уже укоренившагося, как какой–либо столп, проникший в преисподняя ада, будучи уверен, что она уже никогда не развяжется.

Это немногое сказал я о тех, которые начинали подвиг. Но о тех, которые и вступают на царский путь монашеской жизни с равнодушием и безпечностию, — что и сказать? У таких пристрастие к родным бывает так сильно и широко, что они чрез него уловляются всякою сетью врага, который ходит всюду, яко лев рыкая, ища кого поглотити; а они между тем охотнее согласятся умереть, чем освободиться от зуб и выдти из страшнейшей пасти этого губительнаго дракона.

Мы же, с верою приемля все сказанное, помолимся Богу от всей души, да не даст Он нам прельститься когда либо от врага, или преступив какую либо заповедь, большую или малую, соступить с царскаго пути, ведущаго в царство небесное, и попасть в оковы какой либо страсти. Но шествуя тем путем, не обращая очей своих на что либо другое, восподвизаемся тещи им с усердием, да постигнем Христа, и когда постигнем, припадем к Нему и восплачемся пред Ним, тепло моля Его, чтоб Он никогда не отступал от нас и не допускал нас соступить с пути царскаго, который есть сам Он, как говорит: Аз есмь путь, истина и живот (Иоан. 14:6). Его убо да взыщем, Его потщимся постигнуть и удержать. Если сподобимся сего, то будем прочее жить уже с Ним и в настоящей жизни, по смерти же взыдем и вознесемся с Ним на небеса, и Он спрославит нас и дарует нам наслаждение вечных благ, — что улучить буди всем нам благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, — Коему слава и держава, со безначальным Его Отцем и всесвятым, благим и животворящим Его Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ПЯТОЕ

1. О покаянии и умилении. 2. Как можно дойти до умиления? 3. О слезах. 4. Без них нельзя достигнуть чистоты и безстрастия.

1. Однажды, когда читал я (собравшимся у меня) богомудрыя писания преподобнаго отца нашего Симеона Студита, то там между другими мудрыми его наставлениями нашлось написанным и следующее: брате, никогда не причащайся Пречистых Таин без слез. (Это сам он соблюдал всю свою жизнь, потому и нас учил томуже). Услышав это, слушатели (а были тут не миряне только, но и монахи, именитые по добродетелям) удивились слову и, смотря друг на друга, будто улыбнулись и сказали все в один голос: так нам, выходит, никогда не следует причащаться, но всегда устраняться от причастия. Запомнилось мне это слово, и я, находясь однажды наедине, вспомнил о тех, кои так сказали, много скорбел и горько плакал, с великим болезнованием сердца говоря в себе: неужели сказавшие такия слова в самом деле так умствуют и от всей души полагают, что невозможно плакать, приступая к причащению? Или они думают, что плач вообще дело незначительное, и потому презрительно отнеслись к слову отца нашего? Ибо кто не считает денно–ночнаго плача пред лицем Христа Господа делом важным, тот, конечно, и когда станет приступать к причащению божественных Таин, не только не восплачет, но и не прослезится и капли слезной не испустит. И невозможно этому быть; разве, может быть, иной раз, случится это с кем–либо или по особому Божию устроению, неизъяснимому, или по другой какой случайной причине, сторонней, по причине вспоминания, например, о чем–либо плачевном.

Которые думают, что невозможно причащаться Пречистых Таин со слезами, — горе нечувствию и жестокосердию тех! Горе безпечности и ослеплению тех, которые говорят это! Если бы они испытывали и разсуждали себя самих, то не были бы осуждены от собственных слов своих; если б позаботились покаяться, то никогда не сказали бы, что это невозможно; если бы они делом приносили плоды (покаяния), то не оставались бы непричастными благу сему, сему великому дару Божию; если б они стяжали в сердцах своих страх Божий, то исповедали бы, что возможно плакать и рыдать не только во время причащения, но и во всякое другое время.

Почему желая убедить любовь вашу в возможности сего в настоящем слове, я обращаюсь к сказавшим такия слова, как бы они были здесь, и вопрошаю их: добрые братия мои, говорящие это, скажите мне, почему вы говорите, что это невозможно? — Да потому, говорят, что иные люди легко приходят в умиление и плач, а иные столь крепки сердцем, что не плачут и не кричат, даже когда их бьют. Так эти крепкосердые как могут и к св. причащению приступать с плачем и слезами? Но и сами иереи, каждый день совершающие литургию, могут ли всегда плакать? — На это я отвечаю им: вы говорите, что иные крепкосерды и нескоро приходят в сокрушение; но скажите мне, прошу вас, по какой причине они таковы? Если же не знаете этого, то не постыдитесь дать слух словам моим, и узнайте это от меня: ибо написано: аще ли тому откроется седящему, первый да молчит (1 Кор. 14:30).

2. Итак от чего же бывает, что иной нескоро и нелегко приходит в сокрушение, а иной — скоро и легко? Выслушай! — Нелегко и нескоро приходящии в сокрушение бывает таким от злаго произволения своего, от лукавых помыслов своих и недобрых дел; а скоро и легко приходящий в сокрушение 6ывает таким от добраго произволения своего, от добрых помыслов и дел благих. Если хочешь удостовериться в этом, подумай и разсуди все, как что бывает, и найдешь, что многие люди, бывшие добрыми, от трех этих вещей, — произволения, помыслов и дел, сделались худыми; и напротив многие, бывшие худыми, чрез них же сделались добрыми. — Люцифер от чего пал? Не от лукаваго ли произволения и помысла пал он? Каин от чего, скажи мне, сделался братоубийцею? Не потому ли, что по злому произволению своему себя предпочел Творцу своему Богу? Не лукавым ли помыслом последовав, позавидовал он брату своему и убил его? Саул, чем движим будучи, искал схватить и убить Давида, котораго прежде любил как самого себя и почитал очень, как благодетеля своего? По естественной какой необходимости было это, или от злаго произволения? Явно, что от злаго произволения; ибо по естеству никто никогда не бывал злым. Бог не есть Творец тварей злых, но добрых зело, — яко по естеству и истине благий. Также, чем были движимы разбойники, распятые со Христом, что один из них говорил: аще ты еси Христос, спаси Себе и наю, а другой, попереча ему, говорил: ни ли ты боишися Бога? И мы убо достойная по делом наю восприемлева: сей же ни единаго зла сотвори? От чего, скажи мне, один разбойник говорил злыя, а другой — добрыя и богочестивыя речи, и один спасся, а другой пошел в ад? Не были ли они оба подвигнуты к тому один злым произволением и лукавыми помыслами, а другой благим произволением и добрыми помыслами? От помыслов, ведь, зависело, что один не веровал, а другой уверовал и сказал: помяни мя Господи во царствии твоем (Лук. 23:39—42). Но оставлю другие примеры, потому что их очень много, — из того, что скажу вам сейчас, яснее всего можете вы увидеть, что всякий по самовластию произволения своего бывает или сокрушенным и смиренным, или ожестелым и гордым. Бывает нередко, что два человека одного мастерства, одной веры, одинаковаго нрава, т. е. злые, немилосердные, жестокосердые, безчеловечные, плотолюбивые, сребролюбивые, наделавшие много злых дел, — оба, отрекшись мира, вступают в монастырь и делаются монахами. Но один из них решительно отстает от всего худаго и во всякой преуспевает добродетели с горячею верою и усердием, а другой делается еще хуже, чем был прежде. По какой причине не могли они оба одинаково исправными явиться в добродетели, как прежде одинаковы были по худонравию? Не от того ли это произошло, что один все прискорбное ради Бога встречаемое претерпевал охотно с добрым произволением? Не от того ли, что, как только вступил в монастырь, стал он внимать добре Божественным Писаниям и сам от себя, от своего произволения предпочитал делать всегда доброе, — подражать наиболее добродетельным и соревновать им в постах, в молитвах и молениях, в молчании, в сокрушении, в слезах, в воздержании от сладких яств, в удалении от суетных и безполезных бесед, от гнева, раздражения и брани, в охотном перенесении поношений, скорбей и лишений, в избрании себе низких и последних занятий и дел, в непоперечении и безропотности, когда настоятель даст какое послушание, и в исполнении его со всею охотою, в занимании всегда последнейшаго места и в почитании себя худшим всех? Или, короче сказать, не от того ли, что он с самаго начала положил неотступно исполнять все, чему учат Божественныя Писания, чтоб улучить милость и прощение содеянных прежде злых и обрести дерзновение пред Богом? А другой делал все противное тому, по злому нраву своему, оставшись лукавым, как был прежде монашества, чтоб не сказать, худшим чем был прежде?

Так и всякий человек бывает смиренным и удобосокрушительным или жестокосердым и безчувственным, не по естеству, но от добраго или злаго произволения своего. Ибо, скажи мне, как может умилиться душею, или испустить каплю слезную из очей своих тот, кто кружится там и здесь, почти каждый день, и заботы никакой не имея ни о молитве, ни о чтении, ни о молчании и уединении, но иной раз, во время службы, ведет беседу с теми, которые стоят подле него, и чрез то лишает добраго плода от бывания на церковном последовании не только себя, но и тех, с коими разговаривает, — в другой раз пересмеивает и пересуждает благочестивых и добродетельных братий, а то и самого игумена? Как может придти в сокрушение тот, кто любопытно разузнает обо всех монастырских делах, равно как о делах и жизни каждаго из братий, и при встречах одному говорит: вчера я слышал то и то, другаго спрашивает: слышал, что случилось с тем бедным братом, — или знаешь, какая беда с таким–то? Такой когда найдет свободное время вспомнить о своих собственных грехах, чтоб поскорбеть о них и поплакать о себе самом? Опять и тот, кто выходит из церкви во время чтения, садится около ея или вдали от нея и начинает разговаривать с другими, причем то он говорит что нибудь, то другие, и ведут речи безполезныя, говоря один: слышали, что сделал игумен с таким–то братом? другой: а если я вам скажу, что сделал игумен с таким–то бедным, то что вы тогда скажете? — Итак, ведя такия и еще худшия этих беседы, и занимаясь такими пустяками, будет ли он иметь время придти в чувства, подумать о своих согрешениях и поплакать об них?

Кто не внимает божественным словесам, не кладет на уста свои печати молчания, не заключает ушей своих от слушания суетных и безполезных речей, не помнит страшнаго дня суда и страшнаго судилища Христова, в котором имеют предстать пред Него все обнаженными, чтоб дать отчет во всем, что делали в продолжение жизни своей, тому как можно стяжать слезы и сокрушение, чтоб горько оплакивать себя, хотя бы он прожил в монашестве более ста лет? Как можно, чтоб возскорбел когда нибудь и поплакал пред Богом о душе своей тот, кто ищет первенства и домогается впереди всех стоять в церкви и выше всех возседать на трапезе, и из–за этого всегда воюет и печалится? Равно и тот, кто, придумывая извинения себе во грехах, уверяет, что он слаб и немощен, тогда как здоров и крепок и молод, и, сравнивая себя в церкви с теми, которые много потрудились и много лет провели в подвижничестве, говорит: чем я ниже такого–то и такого–то, что тот опирается (на посох), или приседает (на стасидии), или идет на клирос и становится наряду с клиросными, не будучи достоин занять и последнейшаго места: как может таковый познать немощь души своей, чтоб возстенать о том из глубины сердца, придти в умиление и пролить из очей своих слезы?

Тщеславие предает такого нерадению и не дает уже ему более ни за каким делом пребывать с терпением: безпечно и лениво стоит он на церковной службе, и часто заводит пустыя беседы с теми, кои стоят подле него и находят удовольствие в том, чтобы слушать его. Таким образом безчувственно, без печали и сокрушения сердечнаго, приходит он в церковь, простаивает все последование службы, с духовными и благоговейными отцами, — и выходит из нея без всякой пользы, не чувствуя в душе ни малейшаго изменения на лучшее, — того изменения, какое дается Богом ради сокрушения подвизающимся достодолжно. Думает он, что для него достаточно того одного, чтоб не пропускать определенных служб, т. е. утрени, вечерни и часов, и что этим способом он может преуспеть во всякой добродетели и придти в меру совершенных духовным во Христе возрастом. Я знал немало таких, коими обладает такое самообольщение. Они всячески заботятся о том, чтоб не впасть в какой либо видимый, плотской грех, но о том, как избежать грехов мысленных и сердечных, никакой совершенно не имеют заботы, и думают, что улучат спасение чрез то одно, что ходят на все службы, не прилагая к сему ничего другаго, то–есть, ни непрестанной молитвы, ни молчания уст, ни бдения, ни строгаго воздержания, ни духовной нищеты, ни смирения, ни любви. Но не так это, братия мои, не так. Бог не смотрит на лице, ни на внешнее благочиние, ни на взывания наши, а смотрит на сердце сокрушенное и смиренное, безмолвное и богобоязненное. Так Он сам говорит чрез пророка: на кого воззрю, токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес Моих? (Ис. 66:2).

Но что сказать о тех, которые пристают к настоятелям — дать им служение, котораго они недостойны? — Одни из таких, — те именно, которые заботятся выдерживать лишь внешний порядок благочестной жизни, или, лучше сказать, которые имеют в виду лишь выгоды и славу и вообще настоящия привременныя блага, — так говорят честный отче! Ужели не достоин и я послужить монастырю и братиям? Или такой–то и такой–то монах достойнее меня к такому–то и такому–то послушанию, и лучше умеет вести дела такого рода, чем я? Если хочешь, испытай и меня, и увидишь, что я гораздо лучше их поведу эти дела. Другие же, — те, которые безпечны и ленивы и притворяются немощными телесно, которые лишь вчера и завчера пришли из мира и исполнены тмами грехов, и которые, никаких еще не понесши послушаний и нисколько не потрудившись и не попотевши над делами обительскими, идут, как я сказал, становятся вместе с теми, которые уже много потрудились, — и приседают и себе наряду с ними. Если кто из сих последних, стоя подле, скажет кому–либо из таковых: поди, брате, на определенное тебе место и стой там, поя вместе с другими братиями, как можешь; то он отвечает: отсюда ближе и слышнее, и лучше петь, чем с определеннаго места. Если тот вторично скажет ему: нельзя тебе, брате, стоять здесь без благословения настоятеля нашего, то он, услышав такое слово, идет и выпрашивает у настоятеля позволение стоять там, выставляя предлогом свою слабость и немощность и всякие употребляя способы, чтоб получить желаемое, и докучая неотступно настоятелю: снизойди и позволь мне стоять в первой или второй стасидии, подле такого–то, чтоб мне слышать и канонарха. Когда же удается ему получить это желаемое, тогда уже не довольствуется он одним тем, чтоб стоять в хоре, но мало–по–малу протесняется в среду первейших братий и во всяком другом случае, притворяя себе некое внешнее благочиние и благоговение, — бежит, например, даже впереди других — встретить местных начальников и благоприятелей обители, когда они приходят помолиться, почасту заглядывает в комнату, для них отводимую, чтоб сделаться им знакомым, выставляя однакож побуждением к тому то, что будто большую получает пользу от беседы с ними.

После сего начинает уже он кружить по монастырю и ходит из келлии в келлию, говоря каждому: поверь мне, брате мой, что я столь много тебя люблю, что в какой день не вижу тебя, в тот почитай что и жить не живу. Если из тех, куда он ходит, найдется кто богобоязненный, то ответит ему на такия слова: Бог да помянет тебя, брате мой, за любовь твою! Что добраго видишь ты во мне? Тот скажет ему в ответ: а чего добраго нет в тебе? Кто другой столько кроток, благоговеен, мудр, сведущ, безлукавен, и что больше всего милостив и братолюбив, как ты? Это говорит он потому, что имеет в виду поесть у него чего нибудь. Но этот духовный брат, по данной ему от Бога благодати, ведет с ним беседу все о том, что полезно для душевнаго спасения, отклоняя от себя похвалы, и тем вразумляет брата. Если же случится не такой, а напротив плотской и славолюбивый, то завладевается тщеславием от таких похвал, и говорит: что же другое, отче и брате мой, благопотребнее любви? Истинно ничего нет благопотребнее, — и блажен тот, кто успеет стяжать ее, и другое подобное говорит, что, как замечает, непротивно пришедшему, и тем еще более подвигает его хвалить себя. Иногда наконец этот, по легкоте ума своего, совсем отуманится прелестию, поверив льщениям и ложным похвалам того и приняв их с удовольствием, тогда, если у него есть, чем угостить его, то ни за что уже не отпустит его, не уговорив принять угощение, — и угощает его всем, что окажется под рукою съестнаго, получая в воздаяние за то безполезныя похвалы, разливающияся в воздухе, успевающия однакож причинить большой вред душе. Если же у него не окажется на ту пору ничего, чем бы угостить, то после многих безполезных разговоров, говорит ему: не осуди меня, брате мой; уверяю тебя нашею любовию, что у меня теперь нет ничего съестнаго, чем бы мог достойно угостить тебя; но как ты имеешь ко мне такую любовь, то отныне, что ни пошлет мне Бог, будем вкушать то с тобою вместе. С этих пор оба они вплетаются во всяческия заботы и тем только и заняты бывают, как бы достать побольше съестнаго на взаимное угощение, и тем более и более скрепляют свою лживую и кажущуюся любовь.

Таким же образом этот брат, под предлогом любви, лучше же сказать, прелести, сдружается со всеми подобными, — и иногда он призывает другаго на угощение, иногда другой призывает его, так что в доброй трапезе, в многоястии, сладкоястии никогда у него не бывает недостатка. И делается он наконец рабом чувственных удовольствий, пространно питая чрево свое. Насыщаясь так каждодневно яствами, добре приготовленными, вечером, после повечерия, приходит он в келлию свою и говорит послушнику своему: большая томит меня жажда; подогрей немного вина; я выпью, чтоб утолить сколько нибудь эту жажду. Тот, как привыкший уже, является готовым и скоропослушным слугою (потому что и сам утешается вместе со старцем своим, и попивает стаканчик за стаканчиком, скрытно, в чем ему благоприятствует тма), тотчас подогревает вина и подает. Этот же, выпив один стакан, раздражает аппетит свой и начинает есть, что случится, мало–по–малу, будто не замечая того, пока наестся до–сыта и полно набьет чрево свое, так что тело его делается неповоротливым и непослушным велениям души. Тогда помысл говорит ему: отпусти послушника, и стань — соверши келейное правило свое. Когда же отпустит его, другой помысл опять говорит ему: куда тебе стоять на молитве с набитым чревом и столь отяготившемуся? — Лучше сосни немного, чтоб переварилась пища; тогда встанешь прежде утрени и помолишься удобнее с облегченным телом. Покоряется он этому помыслу, падает на постель и засыпает. Но ночью, хоть и бывает, что проснется, не встает, говоря в себе: еще много ночи, посплю еще немного. Между тем подходит и время утрени, — и заставляет его встать и идти в церковь, неся в совести обличение своей лености.

Так брат такой ходит, как мы сказали, по привычке, часто в келлии друзей своих и возлюбленных ему отцев, сидит у них до вечера, ест и пьет с ними и болтает, потом, возвратясь в келлию, бывает уже негож не только на исполнение келейнаго правила, но нередко и на то, чтоб явиться к утрени. Но и когда другой брат приходит в келлию его, время проходит у них таким же образом, утешаются в ястии и питии, прибавляя нередко строгое осуждение братий, которые не держатся таких же правил. Так губит он все время жизни своей в ястии и питии и в недобрых хлопотах. О духовном же каком либо деле ему и подумать не приходит в голову, а не только приступит к нему и сделать.

3. Но для чего, думаете вы, братия мои, я все это разсказал вам? Для того, чтобы раскрыть пред вами, что тот, кто так проводит жизнь, не может источать слезы из очей своих. Ибо как может восприять плач тот, кто всегда пространно питает чрево свое и о том только заботится, что поесть, да что попить, раболепствуя пред плотию своею, как пред госпожею? Впрочем положим, что иной удаляется от всего сказаннаго и ни сам не ходит в келлии других, ни других не принимает в свою келлию, равно как не вдается в ястия и пития и в пустое празднословие, но запирает дверь свою и одиноко пребывает в келлии своей: что пользы для него от этого, если делание его не духовно, не ведется с разумом, как подобает, но за чтением, например, сидит он, чтоб, вычитав что–либо, сказать то во время собеседования с кем либо, и показаться знающим и разумным? Предположим впрочем, что не для этого делает он сие, а для пользы душевной, т. е. читает Писания, чтоб напитаться Словом Божиим, что, почитавши, встает он на молитву и пропевает, положим, псалма два, или три, или пять, или десять, или сто, и при этом кладет столько–то и столько–то поклонов и, совершив все сие таким образом, ложится на постель и ничего более не делает. Скажи мне, что пользы для него от одного такого делания, если при этом не породится в душе его плод молитвы и чтения — слезы и покаянное сокрушение, безстрастие и смиренномудрие, с кротостию? Ибо всякий человек, проходящий духовное делание, по духовному деланию своему стяжевает и плоды, какие я указал, без всякаго сомнения. Если же кто делает и трудится видимо, но не стяжавает сказанных плодов, то не по Богу делание его, а для того лишь, чтоб понравиться людям; почему праведно и не улучает он лучшаго.

Итак, если каждый из показанных нами братий все так будет проводить жизнь, то возможно ли, чтобы кто–нибудь из них стяжал когда нибудь слезы и сокрушение, или отбросил лукавство и жестокосердие, какия принес с собою из мира, наравне с тем, кто, как только сделался монахом, всецело предал себя на то, чтобы по Богу, благодушно и смиренно переносить и претерпевать все прискорбное? Никак невозможно. И кто иначе думает и законополагает, тот прельщает сам себя. Ибо как невозможно, чтобы сияло нераскаленное железо, или чтоб оно размягчилось каким либо другим способом, кроме огня, для выделки из него чего–либо потребнаго по хозяйству, так невозможно, чтобы тот, кто предается нерадению и лености и проводит такую душевредную и суетную жизнь, как та, какую изобразило наше слово, получил такия же дарования Святаго Духа и явился таким же, как и тот, кто с самаго начала от всей души подчинил себя добрым правилам, по послушанию духовным отцам, и начал проводить добродетельную жизнь. Один из них, — т. е., ведущий подвижническую жизнь, будучи смирен сердцем, имел смиренныя помышления и сокрушенныя чувства, желательно последуя во всем Божественному Писанию с крайним усердием, благодушно перенося всякую скорбь, тесноту и искушение, почитая себя последнейшим и непотребнейшим всех, смотря на себя, по воспоминанию прежних грехов, как на великаго грешника и непрестанно осуждая себя, скоро преуспевает в добродетели; и если не имеет он человека, который бы научил его тому, что пригодно ему во спасение, тогда научается он тому благодатию Св. Духа, и мало–по–малу изгоняет из души своей все недоброе, чего набрался в мире, а на место того поселяет добродетели. А другой, т. е. нерадивый, будучи исполнен нечистоты и гордыни, не хотя смириться пред державною рукою Бога, открыть сокровенности сердца своего духовному отцу своему и подчиниться ему, не желая также ничего ни делать, ни переносить, что ведет человека к добродетели и делает его совершенным по Богу, — становится худшим, нежели каким был в мире; потому что возвращается к нему оставивший его на время дух злый, и вселяется в него опять с семью другими духами злобы и лукавства. Таким образом ревностный брат столько превосходит в добродетели другаго, с которым пришел вместе в обитель, сколько бегущий свободно без всякаго препятствия перегоняет того, кто связан путами и цепями. Но нерадивый отстает и остается с прежними худостями, или еще и с большими, не по чему другому, как потому, что сам по себе, по своему произволению не хочет избрать и делать доброе.

4. Итак, плод делания заповедей, как я сказал, есть умиленное сокрушение, — а оно приносит плоды добродетелей, или лучше сказать, творит все добродетели, как открывает все богодухновенное Писание. Посему, кто хочет отсечь страсти, или стяжать добродетели, тому подобает паче всякаго другаго добра и подвига, со всем усердием взыскать умиленнаго сокрушения, потому что без него никогда не увидать ему души своей чистою. Ибо как невозможно без воды вымыть загрязненное платье, так невозможно и душу омыть и очистить от скверн греховных, без слез. Не будем же, братие, придумывать душевредных и пустых отговорок, всегда лживых и ведущих прямо в пагубу, но от всей души взыщем это умиленное сокрушение, царицу добродетелей. Кто взыскивает его от всей души и от всего сердца, тот и находит. И лучше скажу, — оно само идет и находит того, кто ищет его с таким усердием; и пусть имеет кто сердце жесточайшее меди или железа, или даже адаманта, как только придет оно, тотчас делает его мягчайшим воска. Ибо умиленное сокрушение есть некий огонь божественный, растапливающий горы и камни и превращающий их в луга и сады; оно изменяет души, его приемлющия, и бывает внутрь их источником, источающим живую воду, которая непрестанно бьет ключом, течет как из какого родника, и напояет души, приемлющия Слово Божие с теплою верою.

Перво–на–перво оно омывает скверну грехов у тех, которые делаются причастными его, потом вслед за омытием скверны грехов, оно отмывает и страсти, и отбрасывает их, срывая будто струпы с ран, разумею, — лукавство, зависть, тщеславие и все порождения их. И не только это делает, но как некий пламень огня, пробегает (по всему составу нашему), мало–по–малу жжет и опаляет эти страсти, как терния, и наконец совсем уничтожает их. Это умиленное сокрушение сначала делает то, что стяжавший его горит сильным желанием совершенно избавиться и очиститься от страстей, потом возбуждает желание тех благ, которыя уготованы от Бога любящим Его. И все это делает божественный оный огонь сокрушения посредством слез. А без слез, как я сказал, ни в нас, ни в других каких, никогда не бывало ничего такого, и не будет. Да и доказать никто не может от Божественных Писаний, чтобы без слез и всегдашняго сокрушения очистился когда нибудь какой человек от грехов своих, или сделался святым, или приял Духа Святаго, или узрел (умно) Бога, или познал, что Бог вселился в него, или чтобы кто нибудь имел Его обитателем в сердце своем, не стяжавши прежде покаяния и умиленнаго сокрушения, так, чтобы всегда без перерыва текли у него слезы, как из родника какого, вымывали жилище души, орошали и освежали ее, обладаемую и жегомую неприступным огнем.

Итак те, которые говорят, что невозможно плакать и слезить каждую ночь и день, обличают этим, что они обнажены от всякой добродетели. Ибо если св. отцы наши решительно говорят, что кто хочет отсечь страсти, только плачем и слезами может отсечь их, и что кто хочет стяжать добродетели, только плачем может стяжать их, то явно, что, кто не плачет каждодневно, тот ни страстей не отсек, ни добродетелей не стяжал, хотя кажется и проявляет их. Ибо, скажи мне, к чему послужат инструменты какого либо мастерства, когда нет на лицо мастера, который бы, пользуясь ими, мог из какого либо подходящаго материала сделать какой либо сосуд пригодный или вещь полезную? Или что пользы, если садовник вскопает добре весь свой сад, насеет в нем всякаго рода зелень и насадит разных растений, а дождь не спадет на них свыше, чтоб оросить их, и у самого его не будет воды, чтоб полить их? Поистине никакой нет от того пользы. Так и тот, кто проходит некоторыя добродетели и трудится в них, не получит никакой от того пользы без этого святаго и блаженнаго сокрушения, — госпожи и творительницы всех добродетелей. Ибо как иной царь без войска пред всяким врагом безсилен и удобопобедим для него, — даже не кажется и царем, а одним из обыкновенных людей; равно как опять и войска без царя или военачальника легко разсеяваемы бывают и уничтожаемы, так есть и плач в отношении к другим добродетелям.

Посему воображай, что все добродетели новоначальных суть какбы войско, собранное на одном месте, а царь добродетелей, или военачальник есть блаженный плач и слезы сокрушения. Он ставит в бранный строй все воинство добродетелей, воодушевляет, наставляет и определяет добре, как надлежит воевать, где, когда и какия употреблять оружия и против каких врагов, каких разсылать разведчиков и каких поставлять вокруг стражей, что надлежит говорить с теми, которых присылают враги, сколько и как; ибо иной раз можно одним этим переговором вспять обратить их всех и победить, иной же раз возможно их обратить вспять и победить совсем не приняв их к переговору. Кроме того, военачальник наш определяет еще, кого из воинства посылать делать засады и ложныя нападения для введения в заблуждение врагов, как это делать, где и в какое время. Все это распределяет и установляет плач, так что, воистину, без него все воинство добродетелей бывает удобопобедимо для врагов. Сего ради, братья мои, паче всех других дел, или вместе со всеми ими, да будет у нас всех делом существеннейшим покаяние, и плач неразлучный с ним, и слезы — порождение плача. Ибо ни плач не бывает без покаяния, ни слезы без плача, но три сия соединены неразлучно между собою, и одному чему либо из сего невозможно явиться без других. Итак пусть никто не говорит, что невозможно плакать каждодневно, потому что кто говорит, что это невозможно, тот говорит, что невозможно и каяться каждый день. Но так говорить значит извращать все Божественное Писание, и ближе всего, — извращать заповедь самого Господа нашего, Который говорит: покайтеся, приближибося царствие небесное. И еще: просите, и дастся вам; ищите и обрящете; толцыте, и отверзется вам.

Итак, желаешь ли никогда не причащаться без слез — делай то, что поешь и читаешь сам каждодневно, — и дойдешь до того, что всегда будешь причащаться со слезами. Что же это такое, поемое и читаемое тобою каждодневно? Если не знаешь этого, слушай того, кто говорит: не слышателие закона праведни пред Богом, но творцы закона, сии оправдятся (Рим. 2:13). Но чтобы не удлинять слова, напомню тебе следующия слова Давида: аще взыду на одр постели моея, аще дам сон очима моима, и веждома моима дремание, и покой скраниама моима, дондеже обрящу место Господеви, селение Богу Иаковлю (Пс. 131:4, 5). И опять: несть мира в костех моих от лица грех моих, яко беззакония моя превзыдоша главу мою, яко бремя тяжкое отяготеша на мне. Возсмердеша и согниша раны моя, от лица безумия моего: пострадах и слякохся до конца, весь день сетуя хождах. Озлоблен бых и смирихся до зела: рыках от воздыхания сердца моего (Пс. 37:4—9). Бых яко птица особящаяся на крове. Уподобихся неясыти пустынней. Пепел яко хлеб ядях, и питие мое с плачем растворях (Пс. 101:7—10). Утрудихся воздыханием моим, измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу (Пс. 6:7). И списатель Лествицы, св. Иоанн говорит: жажда и бдение сокрушили сердце, сердцу же сокрушенну исторглись воды. И сколько другаго говорит нам об этом сей св. Иоанн! — Желающий пусть читает со вниманием книгу Лествицы, — и узнает (Степ. 7).

Итак, если и ты от всей души, со смирением и верою, будешь неопустительно делать то, что каждодневно поешь и читаешь, или слышишь других читающих, то истинно благовествую тебе радость велию, что, — если будешь безпрерывно с терпением исполнять это, то–есть жаждать, совершать бдения, повиноваться настоятелю и слушаться его до положения живота, без раздумывания и лицемерия, переносить всякую скорбь, обиду, осуждение, клевету, терпеть побои и раны от меньших тебя братий, не имея на них злопамятства, но благодаря их искренно и усердно молясь о них Богу: — радуйся и веселись неизреченною радостию, что не только вечером, и утром, и в полдень, но и когда ешь и пьешь, нередко когда беседуешь, когда поешь, читаешь и молишься и когда лежишь в постели, — будет находить на тебя эта божественная и неизреченная благодать слез, и будет сопровождать тебя все дни жизни твоей, — сшествовать тебе, когда идешь — останавливаться с тобою на отдых или ночлег, когда ты остановишься; когда послушничествуешь, будет послушничествовать с тобою и она, и будет утешать тебя в скорбях, которыми восскорбишь по причине трудов. Тогда и познаешь, что добре и очень добре сказал св. Симеон, чтоб никто не причащался без слез, и что это возможно и истинно удобно для всякаго. Или лучше, не он это сказал, но Дух Святый сказал и написал это чрез него. Потому что, если истинно, что никтоже безгрешен, аще и един день житие его на земли (Иов. 14:5), и что никто не может похвалиться чисто имети сердце (Прит. 20:9), то явно, что человек долг имеет ни единаго дня в продолжении всей своей жизни не пропускать без слез, на сколько это зависит от него самого; и если не имеет их, долг имеет, пока жив, искать их от всей души; ибо никаким другим способом невозможно очиститься от грехов и стать чисту сердцем.

А кто не хочет спать на голой земле и совершать бдения, воспоминая множество грехов своих и тяжесть прегрешений своих, и не заботится от сердца врачевать загнившия и возсмердевшия от нерадения и безпечности раны острастившейся воли своей и своих наклонностей, делающия его безчувственным (это и есть истинное безумие, о коем говорит Давид: возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего), тот как может придти в чувство будущаго суда и осуждения грешников, и плакать с печалию и болезнию сердца своего? Кто не хочет злострадать, терпеть лишения и всем уступать, не хочет весь день ходить с поникшею главою, самого себя озлоблять и смирять, т. е. наказывать себя алчбою, жаждою, бдением, сухоядением и другим подобным, не хочет рыкать от воздыхания сердца своего, быть как птица, одиноко сидящая на кровле дома, и уподобляться неясыти пустынной, то–есть по расположению души своей быть чуждым в отношении ко всем вещам, и монастырским и мирским, не хочет быть бездерзновенным пред большим и меньшими, утруждать себя воздыханием, снедать хлеб свой с пеплом, и с плачем растворять питие свое, тому как возможно, братия мои, измывать на всяку ночь ложе свое и слезами постелю свою омывать? Поистине совсем невозможно ему не только постель свою каждую ночь омочать слезами, но даже и во время молитвы невозможно ему найти их. И не возможет он таким образом уготовать место Господу и селение достойное Бога Иаковля, Который есть Христос Господь, Спаситель и Бог наш.

Если же не предуготовит он сего добре, явно, что не возможет он и причаститься св. пречистых таин не только со слезами, но и достойно, как подобает, ни принять внутрь себя Царя и Бога. Святая преподаются святым, как говорят и проповедуют это каждодневно всем иереи, взывая велиим гласом (о, когда бы они говорили это и себе самим!), а прочие слышат то от иереев возглашающих: святая святым. Итак что же? Кто не свят, тот уже и недостоин? Нет, не так. Но кто не исповедует сокровенностей своего сердца, кто не показывает достойнаго покаяния в этом и в том, в чем согрешал в неведении, кто не бывает всегда в слезах и печали и не подъемлет тех подвигов, о коих мы сказали выше, вот кто недостоин. Тот же, кто делает все сие и проводит жизнь в стенаниях и слезах, достоин и предостоин, не только каждый праздник причащаться пречистых таин, но и каждый день с самаго (если не слишком дерзновенно так сказать) начала покаяния и обращения его к Богу. Такому позволительно так причащаться, поколику он имеет в намерении до конца жизни своей с терпением пребывать в оных делах и в подобных им, и жизнь свою проводить в смирении с сердцем сокрушенным. — И если он будет поступать таким образом и всегда будет держать себя в таком состоянии, то день ото дня будет просвещаться в душе своей, спомоществуем будучи в том причащением св. таин, и скоро придет в совершенное очищение и святость. Другим же способом невозможно быть вымыту и очищену нечистому сосуду нашему (душе) и оскверненному жилищу нашему (сердцу). Я не мог ни из Божественных Писаний вычитать, ни сам собою познать ничего лучшаго. Слышим Апостола, который говорит: да искушает человек себе и тако от хлеба да яст и от чаши да пиет: ядый бо и пияй недостойне суд себе яст и пиет, не разсуждая тела Господня (1 Кор. 11:28, 29). Таким образом недостойно вкушающий тело и кровь Господа, повинен бывает телу и крови Господа (1 Кор. 11:27). Если теперь тот, кто не показал достойных плодов покаяния, свидетельствуется от всего Божественнаго Писания, яко недостойный (св.причастия), то скажи мне, как же возможно без слез достойно причаститься, когда слезы суть первый плод покаяния? Ктому же, как мерзостныя пожелания плоти и смешение сердца с каждою страстию, бывающее со сластию, есть некоторым образом жертва, приносимая нами диаволу: так слезы, от сердца источаемыя, суть благоприятная жертва, Богу приносимая, в очищение скверноты и срамоты оной страстной сласти. Это явно показывает и Псалмопевец Давид там, где говорит: жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. И праведно. Ибо когда душа придет в такое доброе состояние и навыкновение, и так будет каждодневно смиряться и сокрушаться, тогда она ни одного дня не пропустит без слез, подражая Давиду, который говорит о себе: измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу.

Посему, умоляю вас, братия мои, да упражняет всеусердно всякий из вас душу свою в таких и подобных сим делах, — и она, пришедши в умиленное сокрушение и мало–по–малу изменившись, сделается обильным родником, испущающим реки слез. Если же не постараемся мы таким образом сделаться чистыми, но изберем лучше жизнь свою проводить в нерадении и лености, то я не скажу на это никакого тяжелаго слова, чтоб не опечалить любви вашей; прибавлю только, что если иной раз случится кому либо причаститься со слезами, т. е. если случится кому поплакать или прежде божественной литургии, или во время принятия св. причастия, а после, в прочие дни и ночи, он не поусердствует тоже делать, т. е. плакать не переставая, то не будет для него никакой пользы от того, что поплакал однажды, потому что такое поплакание не может тотчас очистить нас и сделать достойными; делает же нас достойными то, если будем плакать каждый день не переставая, до конца жизни нашей, как повелел нам делать Господь, говоря: кайтесь, просите, ищите, толцыте — доколь? пока, говорит, получите, обрящете, и отверзется вам. Что же отверзется? Явно, что царствие небесное.

Такое покаяние, бывающее, как мы сказали, всегда до самой смерти, с болезнованием и скорбением сердечным, делает мало–по–малу то, что мы начинаем проливать горькия слезы, которыми отмывается и очищается сквернота души нашей. Из этого (болезненнаго) покаяния раждается потом покаяние чистое (отрадное), превращающее горькия слезы в сладкия, вселяющия в сердце наше непрестанное некое радование и делающия нас достойными и способными узреть неприступный оный свет, который если не восподвизаемся со всем усердием узреть, то не можем ни освободиться от страстей, ни стяжать добродетели, ни сподобиться достойно, со слезами по Богу, причащаться божественных таин, ни возъиметь чистое сердце, ни достигнуть того, чтобы вселился в нас Дух Святый, осязательно для чувства нашего, ни удостоиться узреть Бога, как Его узревали святые, ни в сей жизни, ни в будущей.

Нам же с вами даруй, Господи, паче и паче очищаться покаянием, и когда очистимся, сподоби узреть Бога. Ибо, которые отходят из сей жизни без сих двух — без очищения сердца и узрения Бога, для тех сомнительно конечное решение, имеющее быть произнесено над ними; сомнительное же неверно и ненадежно. Кто не удостоверяется в сем в сердце своем благодатию Св. Духа, тот, мне кажется, ничем другим не стяжет уже никогда непостыдной и неколеблющейся надежды. А кто не имеет такой надежды, тот чем другим может быть восхищен вместе со святыми на воздух в сретение Господа? И чем другим возжет он тогда светильник свой, погасший еще здесь, скажи мне? Скажи мне, откуда тогда достать елея? И каким светом зажечь светильники свои? Откуда и как добыть тогда то и другое, чтоб приготовиться, и сами сияя, со светлыми светильниками, сретить жениха Христа? Тотчас, как только возстанем мы, какбы от сна, как слышим от Божественных Писаний, имеем мы тещи в сретение Господа. Итак, когда вострубит последняя труба и возставит нас из гробов, тогда, если души наши не окажутся от настоящей еще жизни возженными, подобно светильникам, а явятся или совсем погасшими, или чуть–чуть горящими и тотчас имеющими погаснуть, по слову Евангелия, где можем мы тогда найти елея, чтоб возжечь светильники свои совсем погашенные, или прибавить елея в те светильники, которые скоро готовы погаснуть, потому что мало имеют елея? Тогда нигде ничего уже не возможем найти. Почему позаботимся отселе светло возжечь светильники свои, посредством покаяния и слез, чтоб, по воскресении, светло сияя, светло сретить нам жениха Христа и вместе с Ним внити в царство небесное и получить вечныя блага, — каковыя когда бы сподобились получить все мы, силою Христа Бога нашего, — Коему подобает всякая слава, честь и поклонение, со Отцем и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков! Аминь.

СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ

Надлежит соблюдать и держать спасительный пост не в первую только неделю св. Четыредесятницы, но и во все прочия.

Что имею я сказать любви вашей ныне, то следовало бы сказать в прошедшее воскресенье. Но как я знал, что в первую седмицу Четыредесятницы все почти христиане с радостию и великим усердием держат добрый и спасительный пост, всякий охотно возлагает на выю свою иго его, и ни одного не найдешь даже из таких, которые, не чая себе спасения, проводят жизнь свою в безстрашии и нерадении о богоугождении, который бы не соблюдал закона поста в эту неделю и не хранил воздержания вместе с другими христианами, сколько это ему под силу, то и решил доныне отложить беседу мою с вами о пощении в прочия недели Великаго поста.

Все христиане, как я сказал, подвизаются в первую великопостную седмицу. Но, как в субботу празднуем мы преславное избавление от осквернения, бывшее христианскому народу чрез посредство св. великомученика Феодора Тирона, а в воскресенье творим праздник в воспоминание православия и благодарим всеблагаго Бога славословиями и песнями, то в это время лукавый диавол, завидующий всякому нашему добру, подходит тайком к каждому христианину и, связав его нерадением и леностию, внушает отвратиться от св. поста, столь для нас спасительнаго и опять вдаться в прежние свои злые обычаи. По сей причине, я и напоминаю вам ныне и прошу любовь вашу, отнюдь не слушайте врага нашего диавола, не начинайте следовать опять злому навыку ненасытнаго чревонеистовства и не возвращайтесь более к удовлетворению недобрых пожеланий, коим удовлетворяли прежде столь долгое время; но как почтили мы первую неделю Великаго поста сего, так да почтим и вторую, а потом последовательно и все прочия.

Да, братия мои возлюбленные, пожалеем себя самих и не попустим себе сгубить в наступающую седмицу, что собрали в прошедшую. Напротив надлежит нам паче поревновать о том, чтоб к стяжанному прежде приложить и другое что, а не разбрасывать зле, что прежде уэкономили добре. Для того воспоминай каждый, сколь великую доставил ему пользу пост, и сколь великую благодать получил он от Бога в эти немногие дни первой недели, и возгревай тем ревность на дальнейший подвиг поста. Пост, как врач душ наших, у одного христианина смиряет плоть, у другаго укрощает гнев, — от одного отгоняет сон, другаго возбуждает на большее доброделание, — у одного очищает ум и делает его свободным от злых помыслов, — у другаго вяжет неудержимый язык и страхом Божиим, как уздою, удерживает его, не позволяя ему говорить праздныя и гнилыя слова, — а у иного не дает глазам смотреть туда и сюда и любопытствовать, что делает тот или другой, но всякаго располагает внимать себе самому и свои собственные разсматривать грехи и недостатки. Пост мало–по–малу утончает греховный покров, лежащий на душе и разсеивает мысленный мрак ея, как солнце разсеивает туман. Пост делает нас способными зреть умно духовный воздух, в коем всегда сияет умное солнце правды, Господь наш Иисус Христос. Пост, взяв в помощники себе бдение, отгоняет ожестение сердца, и из того, кто прежде был ядца и пийца, извлекает потоки слез сокрушения, — что позаботимся, прошу вас братия, возъиметь и все мы. Ибо если придем в сокрушение, то, с помощию благодати Божией, легко избавимся от всякаго мятежа страстей и от бури вражеских искушений, — и достигнем безмятежной пристани безстрастия.

Это, братия мои, не достигается в один день или в одну неделю, но исправляется, с помощию благодати Божией, в более или менее продолжительное время, трудом и потом, смотря по ревности и усердию каждаго, также смотря по мере его отрешения от всего видимаго и мысленнаго, и еще смотря по горячности его покаяния и непрестаннаго умнаго делания, т. е. умной молитвы, непрестанно движущейся во глубине сердца его. Вот как исправляется сие, — у одного скорее, у другаго медленнее.

Без поста никто никогда не может исправить ничего из того, о чем я сказал, — не может преуспеть и ни в какой другой добродетели; ибо пост есть начало и основание всякаго духовнаго делания. Какия добродетели ни наздашь ты на основании поста, все оне будут непоколебимы и непотрясаемы, как назданныя на твердом камне. А когда примешь это основание, т. е. пост, и на место его положишь насыщение чрева и другия неуместныя пожелания, тогда все добродетели будут потрясены и разнесены от худых помыслов и от потока страстей, как песок разносится ветром, — и все здание добродетели рушится. Итак, чтоб не случилось этого и с нами, будем с радостию стоять на твердом основании поста, будем стоять, добрые братия мои, будем стоять со всем нашим желанием. Ибо кто принужденно от других взойдет на камень поста без собственнаго желания, тот не устоит, но будет сдвигнут с сего основания похотением и низринется в тайноядение, начав есть скрытно; начавший же есть скрытно пожрен будет злым диаволом.

Пост есть закон и повеление Бога, и тех, которые преступают сей закон Божий, берет в свою власть первый преступник воли Божией диавол и мучит их, как тиран. Хотя это не тотчас случается, потому что Бог долготерпит на нас, ожидая покаяния нашего, однакож всячески не убежим от рук сего врага нашего, в сей ли жизни или в будущей, если пребудем во грехе и не покаемся. Ибо если пребудем в таком состоянии (тайноядения), то осуждены будем праведным судом Божиим на вечныя мучения вместе с диаволом; потому что от людей хоть и укроемся и можем делать это скрытно, но от Владыки нашего и Бога никак не укроемся: Он и воздаст нам по делам нашим. Будем же, братия мои, всевозможно блюстись не только от тайноядения, но и от насыщения яствами, предлагаемыми на трапезе. Ей, — так творите, прошу вас.

Вспомните прошедшую святую неделю, посмотрите на пользу, принесенную постом, в союзе с бдением, молитвою, псалмопением. Какое у всех было сокрушение, какое благоговение и безмолвие! В ту неделю все христиане мне казались не человеками, а Ангелами; потому что я не слыхал тогда никакого другаго слова, кроме славословия, которое возсылали все вы к Богу, — что есть дело Ангелов. Верую, что как вы творили дело Ангелов, так и Ангелы вращались среди вас невидимо и пели вместе с вами. Не отделяйтесь же от сообращения Ангелов чрез свое многословие и празднословие, и своими безчинными гласами и безмерными криками не отгоняйте от себя Ангелов и не приближайте к себе демонов, но всякий да внимает себе самому, занимаясь своим рукоделием и исполняя свое послушание, как бы находился пред лицем Бога. Не оставляйте, братия мои, церковных служб и чтения Божественных Писаний, — и один другаго побуждайте на это. Ибо как за обычною трапезою вещественною мы побуждаем есть сидящих близ нас и любимых нами, так и на этой духовной трапезе, питающей души наши, долг имеем мы, внимая сами, и братий наших побуждать внимать, чтоб не быть осужденными от Бога, как не любящие друг друга, и не потерять полученной нами чести быть учениками Христа, Который так говорит во святом Евангелии: о сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин. 13:35). Кто не понуждает друга своего есть на вещественной трапезе, тот нередко большую ему доставляет пользу; но кто не побуждает друга своего к духовной трапезе, т. е. к слушанию божественных словес, тот причиняет ему большой вред. Ибо насыщение вещественными яствами растлить и повредить может и душу и тело, а то, что говорится святыми на чтениях, просвещает ум, освящает душу, а чрез нее передает освящение и телу, делая его более здоровым и крепким.

Внимай же всякий чтению, потому что словеса святых суть словеса Божии, а не человеческия; влагай их в сердце и блюди добре, потому что словеса Божии суть словеса жизни, и тот, кто имеет их в себе и хранит, имеет живот вечный. Когда сидим за трапезою, на которой предлежат разныя яства, думаю, никто не зевает и не дремлет, но всякий заботится не только поесть достаточно, но и с собою взять на завтрашний день, или чтоб дать что друзьям или бедным; а когда читаются словеса Божии, жизнь дающия и делающия безсмертными тех, кои питаются ими, скажи мне, прошу тебя, прилично ли кому–либо дремать и даже засыпать, уподобляясь живому мертвецу? О нерадение! о нечувствие! о потеря! Тот, кто, сидя за обычною трапезою, не имеет желания есть предлежащия на ней яства, очевидно, нездоров. — Так и тот, кто, слушая божественное чтение, не принимает в душу свою божественных оных словес с услаждением и полным удовольствием, и не насыщает мысленно всех своих чувств сладостию их, болен есть верою, голоден духовными дарованиями, и умирает от духовной алчбы и жажды, при всем том, что окружен всякими благами. Как мертвый, когда его омывают водою, ничего не чувствует, так и духовно мертвый, будучи орошаем живоносными и божественными токами слова, не чувствует того духом своим.

Итак, вы, которые имеете в себе слова жизни, которые достигли до вкушения сего хлеба слова животнаго, которые не мертвы, но возстали из мертвых, вкусили истинной жизни и стяжали утробы щедрот к ближним своим, не переставайте побуждать, умолять и убеждать братий своих, если возможно, всех, чтоб внимали чтению; нерадивых же обличайте и укоряйте, как собственные свои члены, или лучше сказать члены Христовы, не да скорбь им причините, но да избавите от гнева негодования отеческаго, — не да вред какой им причините, но да попользуете их премного, располагая их исполнять волю и повеление Бога и Отца их. Если будете так поступать, если каждый из вас будет побуждать брата своего к любви и добрым делам, то все мы скоро востечем на высоту добродетелей и исполним все заповеди Христовы, — за что сподобимся все вместе получить и царствие небесное во Христе, Боге нашем, Коему подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ

О воздержании и терпении в делании добродетелей, требуемом временем поста, и о молчании; и о том, как истинно подвизающимся должно проводить все время поста.

Будучи немощен и душею и телом от злаго моего и нерадиваго произволения, желал бы я молчать и внимать только себе самому, помышляя о собственном своем состоянии, пока побежду волю плоти и подчиню ее душе, и получу совершенный мир в Духе Святом, быв освобожден Им от тяготы земнаго и вещественнаго мудрования и введен в пристань блаженнаго упокоения. Но поелику избран я вами быть главою святаго тела вашего, т. е. настоятелем вашим, то нужда мне належит подвигать вас на всякое добро, утешаясь надеждою, что вы, содевая собственное свое спасение, молитвами своими и молитвами моего духовнаго отца, и отца вашего, сохраните и спасете и меня, немощнаго душею. Почему, не имея сил отверзть уста мои, через силу написал я настоящее слово мое в некое напоминание братству вашему, прося и умоляя вас, как истинных рабов Христовых и искренних братолюбцев, молиться обо мне бедном, да буду спасен и я вместе с вами и, шествуя путем заповедей Божиих, да спребуду выну с вами, возлюбленными моими братиями.

Итак умоляю вас во Христе Иисусе, внимайте себе самим, и каждый из вас да мудрствует в целомудрии и да не мудрствует паче, еже подобает мудрствовать (Рим. 12:3). Не смотрите на мою нерадивую жизнь, но соблюдайте заповеди Господа нашего Иисуса Христа, Коему, яко праведному и неложному Судии, имеем мы отдать отчет во всем, что ни делаем. Дайте мне, прошу, такое похваление, да хвалюся, что я один падши по нерадению моему во глубины ада, воззвал велиим гласом и освободил вас от сетей диавола. Хотя мне надлежит оплакивать собственное свое нерадение, но я ищу удовольствие видеть вас парящими высоко, выше всех сетей вражеских. Соблюдайте же, возлюбленные, неопустительно все заповеди Христовы, да спасетесь, аки серна от тенет, и яко птица от сети (Прит. 5:5).

Первая заповедь есть, да любим от всей души Бога и друг друга, как Бог возлюбил мир. Истинная же любовь к Богу и ближнему познается, когда кто имеет следующия качества: не гордится, не завидует брату своему но подражает добру, которое видит в другом, делая и сам тоже; не ищет одежд красивых, а только потребных; не ропщет, не шутит и не смеется, и не спорит ни о чем, ни о большем ни о малом; не насыщается не только яствами и сластями, но даже и водою, особенно в настоящие святые дни поста, в которые искренно и с болезнию сердечною кающийся получает от Бога прощение грехов, наделанных в продолжение всего года. Известно вам, как теплота покаяния и горячесть слез оных, исходящих из самой глубины сердца, испаряют и сожигают, как огнь, всю греховную скверну и душу оскверненную ею делают совершенно чистою; и не только это, но душа при сем получает еще богатое осияние божественнаго света, блогодатию Духа Святаго, преисполняется милостию Божиею и благими плодами.

Сей пост постараемся держать, возлюбленные братия мои, и в настоящую пятую неделю св. Четыредесятницы и в следующие дни великой седмицы, прилагая каждодневно усердие к усердию, тщание к тщанию, пока достигнем Господня дня св. Пасхи, освященные душею и телом. Почти уже протекли мы и эту пятую седмицу благодушно и с теплым усердием; ибо я уверен, что вами не было забываемо ни одно свойственное посту доброе дело, но что вы и всенощныя песнопения совершали со всем вниманием, и воздержание соблюдали всестороннее держа его с великим терпением и благодушием и довольствуясь одними овощами и зелиями, предлагаемыми на трапезе. Знаю, что некоторые из вас сидят между нами за трапезою с сердцем сокрушенным и смиренным, и не вкушают даже этих скудных яств трапезы, но осуждают себя, яко недостойных и такой пищи, а потом непрестанно внимают себе и рукоделию своему, являя несмелую бездерзновенность с молчанием, в душе же быв преисполнены умиления, слез, молитв, молений и трудов духовных, вследствие чего, при частых коленопреклонениях, они изменились добрым изменением и стяжали подвижнический прекрасный зрак.

Теперь, поелику мы скоро имеем оставить подвиг поста в приближающиеся дни Пасхи, то потщимся, прошу, и в остающиеся до того дни, особенно же в святую страстную неделю, строжайше блюсти закон добрейшаго поста, держа и в это время такой же подвиг, как и в прошедшие дни. Нам потребно великое внимание и великое тщание, чтоб не проводить дни жизни нашей, как проводят их некоторые нерадивцы. И сами вы знаете, что иные, как только пройдет первая неделя, думают, что уже и вся четыредесятница прошла, — и об этом они кричат явно и между собою и пред другими. Но и в отношении к нам есть страх и страх великий, не подумалось бы и нам тоже, не начали бы и мы говорить между собою тоже, что говорят и они, и не явиться бы нам таким образом презрителями и нарушителями обета своего. Ибо нам, отрекшимся от мира и умершим ему, и посвятившим себя всецело Христу, дан закон строгаго воздержания не на настоящее только время поста, но и на все время жизни нашей, в которое все неотложно должны мы хранить воздержание. И как не сознавать нам, что на нас лежит долг воздержания во все время жизни нашей, когда мы обещались и алкать, и жаждать, и наготствовать, и всячески злострадать, — и все это терпеть с великою радостию, — особенно теперь, во время святой четыредесятницы? Если не хотим таким образом проводить все время жизни своей, а хотим всегда есть а пить вдоволь, смеяться, шутить, празднословить, спорить, то какое будем иметь различие от неверных и язычников? Поистине никакого: даже мы явимся худшими их. Язычникам мы бываем подобны, когда заботливо ищем хлеба, вина, одежд; кому же делаемся мы подобными, когда делаем сказанныя дела, которыя гораздо срамнее и хуже этого? Всеконечно на нас исполнится тогда то, что говорит пророк Давид: приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48:13). Послушаем, братия мои, Бога, Который учит нас во святом Евангелии: не пецытеся глаголюще: что ямы, или что пием, или чим одеждемся. Ищите же прежде царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам (Мф. 6:31, 33). И чтобы кто не сказал: а если Бог запоздает дать потребное, и мне нечего будет поесть, что тогда делать? Он присовокупил, воззрите на птицы небесные, яко ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш небесный питает их. И затем сказал: не вы ли паче лучше их есте? (Мф. 6:26). И опять, чтоб мы не малодушествовали и не роптали из–за пищи и пития, Он всем возвещает: блажени алчущии ныне, яко насытитеся (Лк. 6:21). Итак, если ты веруешь во Христа и исповедуешь, что Он истинен есть и неложен, то никогда не будешь алкать или жаждать. Если нечего тебе есть и пить, и ты попросишь у келаря хлеба, или вина, или другаго чего съестнаго, а он не даст тебе, будучи, может быть, занят каким делом, вспомни тогда слова Господа и скажи: алчу я и жажду, но терпя потерплю Господа, и Он сотворит по немощи моей и не оставит меня, — и потерпи, брате мой, — и великую будешь иметь награду у Бога. И во всех других искушениях, случающихся с тобою, поступай таким же образом, — и будешь ты велик в настоящей жизни и в будущей сопричислишься к святым мученикам. Сколько есть бедных христиан, братия мои, которые лежат в каком–нибудь угле, и желают иной раз немного холодной воды, и той не имеют, — и между тем благодарят Бога, а не негодуют и не произносят никакого хуления! А мы, по милости Божией, имеем все потребное для тела неоскудно, и даже с излишком. Если теперь тот, кто, ничего не имея, ропщет, осуждается, что не имеет терпения; то, — когда при имении всего вдоволь, иной, чтоб не потерпеть малаго в чем либо лишения, спорит, бранится и говорит слова хульныя, — будет ли достоин какого–либо прощения такой? Знаю, что, говоря сие, я осуждаю себя самого и слова мои будут мне в обличение; впрочем прошу, да будет сие и для вас некиим напоминанием.

Итак, как провели вы прошедшие дни поста со всяким усердием и тщанием, так, прошу, постарайтесь провести и всю святую Четыредесятницу, воспоминая добрый образ жизни своей, и доброе свое поведение, и благоговеинство, и смирение, и молчание, и усердие к богослужению и к рукоделию. Ей, прошу вас, не забудьте страсте–истребительнаго поста, и очистительнаго воздержания, и не допустите себя, братия мои, до вознерадения о них даже малейшаго. Но хотя и случится, что в иной день переменят яства и вам представится случай получить некое утешение, вы не изменяйте своего намерения и держите свое правило воздержания непоколебимым и непреложным. Когда же поедите больше обыкновеннаго, то постарайтесь и в деле Божием побольше потрудиться, чтоб не была для вас эта пища, вместо благодарения и пользы, причиною вознерадения и великаго вреда. Внимайте же и поститесь, братия мои, как я сказал вам, и следующую неделю, как прошедшия, ведите себя со страхом Божиим, не оставляйте послушания и рукоделия своего, и не блуждайте туда и сюда, подчиняясь демону уныния. Если кто из вас, проходя откуда–нибудь, найдет другаго брата стоящим, или сидящим праздно, пусть поскорее пройдет мимо, сделав ему обычный поклон. Может быть, от этого праздный тот придет в чувство, раскается, устыдится и сам собою пойдет на дело свое. Поступая так, вы и сами избежите осуждения в праздности и празднословии.

Не слышали разве, что блаж. Зосима, написавший повествование о жизни преподобной Марии Египетской, говорит о св. отцах того монастыря, в который привело его особенное указание Промысла Божия? Как они выходили из монастыря и всю Четыредесятницу проводили в пустыне, никогда не встречаясь друг с другом, а когда случайно замечал кто кого издали, тотчас убегал от него? Они и желания не имели встретиться с кем либо из своих в пустыне, и возвратясь в монастырь, не спрашивали друг друга, что кто видел, или что делал в пустыне, и вообще так держали себя в отношении друг к другу, как бы были страннии и пришельцы и иного языка люди. И я думаю, что они так поступали не по чему другому, как потому, что тщательно внимали, как бы не изошло праздное слово из уст их. Итак, если отцы те столько дней и столько лет проводили, не заводя бесед между собою, то что сказать об нас, которые и в немногие дни св. Четыредесятницы не можем уберечься от собеседований и празднословия? и что я говорю, — дни? мы не можем удержать себя от этого даже на один час. И что будет нам, добрые мои братия, если, когда мы находимся в таком жалком состоянии, внезапно явится Судия всех Бог, Который в день суда взыщет отчета в каждом праздном слове? — Если мы и языка своего не умеем удержать, то как возможем преодолеть прочия страсти? Какая другая страсть, скажи мне, легче этой? Плоть имеет естественное похотение и жжение, и часто поднимает возстание против души и борет ее очень сильно. Чрево естественно желает насыщенным быть яствами, потому что для того и создано. О языке же ничего такого сказать нельзя. Итак, если мы не можем пресечь злаго навыка языкоболие, что для нас очень удобно и легко, то как возможем одолеть другия страсти более сильныя и упорныя, которыя опираются на естестве нашем и состоят в союзе с похотию и сластию греховною?

Положим же, братие мои, отныне с общаго согласия законом для себя, чтоб, коль скоро найдутся двое стоящими праздно без дела и ведущими безполезные и суетные разговоры, то им в тот день не давать есть ничего кроме сухаго хлеба с солью и водою, которые они и пусть съедают, стоя на последнем месте в трапезе. Имея такой закон, — неотложный, — вы убережетесь от празднословие и шуток, а чрез это и угодите Богу, ради Его положив хранение устам своим и дверь ограждения о устнах своих, — и мне недостойному отцу вашему доставите великое утешение, радости исполнив душу мою, и своим собственным душам доставите великую пользу, приучая себя, любви ради Божией, к такому доброму образу жизни и такому дивному обычаю, потом будете достойно прославлены и восхвалены всеми людьми, и Бог чрез вас славим будет, что вы в таком нынешнем роде оказались подражателями древних св. отцев; что, как думаю, не легко найти в наши времена, и в этих местах, где мы теперь находимся, и среди монахов, и в монастырях, какие видим и о коих слышим.

Почему умоляю вас, отцы мои святые и рабы Христовы, не преслушайте слов отца вашего недостойнаго, почетши их словами пустыми; ибо хотя я немощен и исполнен безчисленных грехов, однакож сами вы видите, что я не советую вам ничего такого, чего не требовали бы заповеди Божии и что не предписывалось бы Божественным Писанием. Положите же доброе начало, — чем и мне придадите некое оживление, когда святыми вашими молитвами и я пробуждусь от сна, протру очи свои, умою лице свое и прогоню глубокий сон лености. А я вместо этого добра, которое вы сделаете для меня, ничтожнаго слуги вашего, воздам вам воздаяние, хотя не как подобает, но насколько сил достанет, душеспасительными словами, которыя вложит благодать Божия в отверстие нечистых уст моих. Ей, братие мои, умоляю вас, не презрите прошения моего, но как дали вы мне позволение держать пред вами слово, — мне полумертвому и почти безгласному, так отдайте мне и волю вашу, чтоб чрез отсечение воли вашей вы явили подвиг мучеников и страстотерпцев Христовых, а я отныне большую восприял готовность предать и душу мою и тело на вольную за вас смерть. Что да сбудется надо мною, да сподоблюсь я пострадать и умереть за братий моих и с таким напутствием да отыду в другую жизнь, во Христе Иисусе Господе нашем, Коему слава и держава, со безначальным Отцем, и всесвятым животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ОСЬМОЕ

1. Кто таков тот, кто кается, и какое делание его? 2. Если не стяжем, добродетелей, то никакой не принесет нам пользы свобода от страстей. 3. Кто таковы те, которые работают Богу, каковы дела их, и почему можно распознать их?

1. Поелику мы думаем, что христиане есмы, по тому одному, что приняли божественное крещение, хотя не делаем дел христианских; поелику думаем так, что мы — верные, так как веруем во Отца, Сына и Св. Духа и в воплощенное домостроительство Господа нашего Иисуса Христа, и таким образом просто по привычке говорим, что мы рабы Божии и, пиша к другим письма, помещаем это в подписи: раб Божий такой–то, не зная, может быть, что такое раб Божий, и кто есть, и кто достоин именоваться рабом Божиим: то я решился растолковать это слово и показать: кто таковы рабы Божии и из чего познаются, и каковы дела, делаемыя ими для Бога, чтобы всякий по делам своим мог определительно познать, кому угождает он делами своими и кому работает, и уразумел, кому угождал и кому служил доселе, дабы не случилось иному почитать себя рабом Господа, тогда как он работает себе самому.

И слово мое — не к мирянам, которые живут в мире и имеют жен, — ибо Апостол явно говорит: неоженивыйся печется о Господних, како угодити Господеви, а оженивыйся печется о мирских, како угодити жене (и миру) (1 Кор. 7:32, 33), но к тем, которые удалились из мира и от мирских дел самоохотно, и вступив на поприще покаяния, подвизаются в монашеском житии, т. е. к новоначальным монахам и к пребывающим долгое уже время в монашестве, которые думают, что Господу работают и надеются оправдаться делами своими. Ибо некоторые из них не внимают свету Божественных Писаний, но всегда ходя вне онаго и находясь во тьме своих лукавых помышлений, не знают, что есть многое и великое различие между теми, кои каются, и теми, кои подвизаются в добродетели, и теми, кои работают Господу. Те, которые каются в злых делах своих, ищут получить прощение в грехах своих, каковы — мытарь, блудница, Ап. Петр, который, от страха трижды отрекшись Христа, потом горько плакал, и другой кто–либо, как блудный сын, зле иждивший отцовское наследие с блудницами и мытарями. Такие и подобные им не называются работающими Господу; но они, быв врагами Богу, виновными пред Ним, только еще примиряются теперь с Ним, посредством покаяния и исповеди. Опять те, которые упражняются в делании добродетелей, всеусердно подвизаются в том чтоб, после покаяния, победить страсти, — т. е., показав с великим тщанием и ревностию покаяние в прежних своих грехах, подвизаются еще стяжать утверждение в себе добродетелей вместо страстей, какия имели прежде. Тот, кто кается, тому свойственны следующия делания: он сокрушается, плачет, постится, лишает себя сна, спит на голой земле, охотно всем служит и переносит всякия неприятности и скорби, помышляя всегда о грехах своих, — и как почитает себя достойным великаго наказания, без смущения претерпевает все, случающееся с ним, чтоб получить прощение грехов таким терпением своим.

2. Тот опять, который подвизается не о том (только еще), чтобы получить прощение грехов своих, но уже о том, чтоб победить страсти, также делает все сказанное и гораздо еще большее того, и с радостию приемлет всякую находящую скорбь, и если не приходит ничто скорбное, сам себя оскорбляет, но при этом еще всеусильно старается проходить всякое доброе делание, о котором слышит, что его проходили древние отцы, или видит, что его проходят отцы, живущие с ним, чтобы разными добродетелями и добрыми деяниями изгладить многия и разныя страсти, чрез кои приобретают власть над нами демоны, и совсем изгнать их из души, а вместо этих страстей усокровиществовать внутри себя добродетели со всею ревностию души своей. Ибо если не восподвизается он стяжать добродетели, то не будет иметь полнаго успеха в искоренении страстей, хотя и может успеть утомить их до значительной степени. Не тот достоин похвалы, кто не лихоимничает, но кто еще и милует; не тот уже и спасен, кто целым сохранил данный талант, т. е. данный ему дар благодати, но тот, кто и умножил его; не тот ублажается, кто удаляется от зла, но тот, кто и добро делает; не тот любовь свою к царю являет, кто не входит в согласие с врагами его, но тот, кто и вооружается против них и противовоюет им по любви к царю. Об этом свидетельствует сам Владыка наш Христос, когда говорит: иже несть со Мною, на Мя есть; и иже не собирает со Мною; расточает (Мф. 12:30). Этим словом Он ясно показывает, что кто всяким образом и со всем усердием не соблюдает заповедей Его, не стяжавает добродетелей посредством исполнения сих заповедей, и не преуспевает чрез то паче и паче в исправлении сердца, а только воздерживается, как ему кажется, от злых дел, в добродетелях же не пребывает долгое время, но, предаваясь нерадению в исполнении заповедей Божиих, пресекает некоторым образом собирание сих добродетелей; тот не может сохранить даже того добра, которое, как ему думается, имеет, но чрез неделание заповедей теряет и его. Это именно и показывает слово Господа: иже не собирает со Мною, расточает.

В житейских делах не всегда бывает так, чтобы кто не собирает, а сидит бездейственно, уже и расточал; но в делах духовных всегда так бывает. Ибо Писание Божественное того, кто не делает добра, почитает грешником и объявляет, что он осужден будет, когда говорит: ведущему добро творити и ее творящему, грех ему есть, и опять: проклят человек, творяй дело Божие с небрежением, — чего одного достаточно к тому, чтобы подвергнуть осуждению меня, нерадиваго и лениваго. Если же тот, кто заповеди Господни творит с небрежением, проклят есть, не тем ли паче тот, кто совсем никакой не творит, или из тех, какия может творить, творит только некоторыя? Стань разсматривать сие и найдешь, что то же самое бывает и в мирских делах и по гражданским законам. Ибо раб, который видя, как воры пролезли в дом господина его и окрадывают его, не препятствовал им и не кричал, а допустил им забрать все и убежать, осуждается господином своим, как наветник и вор, наравне с теми, покравшими его добро, хотя он и не содействовал им. Да и вы сами не осудите ли такого лукаваго раба? То же самое всеконечно будет и со мною, — удерживаюсь сказать: и со всеми вами, — если мы удерживаемся только от худых дел, а не подвизаемся всеусильно стяжать и добродетели вместо худых навыков, и стяжать в такой полноте, чтобы явиться мужами совершенными достигшими в меру возраста исполнения Христова, как заповедует нам св. Павел. И совершенно справедливо. Ибо если мы не сделаемся такими, то как можем именоваться и быть рабами Господа, воинами Христовыми? Как можем стать облеченными во всеоружие духовное, достойными зачисления в воинство Бога живаго и способными явиться страшными врагам? Нет, нет; не можем мы сподобиться этого.

3. Почему, когда кто постится, или бдение совершает, или томит себя алчбою и жаждою, или спит на голой земле, или слезы проливает, или переносит поношение и другия искушения находящия, пусть не думает, что он (потому самому) уже служит Богу, или пользует такими подвигами другаго кого, но только себя самого, если терпеливо проходит их и особенно, если при том блюдет смирение и действует с духовным разумом; ибо если не таким образом он проходит их, то и себе самому не приобретет чрез то никакой пользы. То дело, которое делается не со смиренномудрием и духовным разумом, каково бы оно ни было, никакой не приносит пользы тому, кто его делает. — Как же это так, — спросит кто? — Кому угодно, тот может найти объяснение сему в Божественных Писаниях. Я же имею в намерении показать только то, что ни те, которые проходят еще покаяние, ни те, которые долгое уже время подвизались в добродетелях, не Господу еще служат, а только самих себя пользуют. И, если находите то благословным, подтвердим слово наше примерами. Кто настоящие слуги царя земнаго? Те ли, которые сидят в домах своих, или те, которые всюду следуют за царем? Те ли, которые занимаются своими делами, или те, которые составляют его воинство? Те ли, которые покойно в свое удовольствие проводят время в домах своих, или те, которые геройствуют на войне, и то наносят раны, то сами получают их, убивают многих из врагов, освобождают из плена братий своих и посрамляют врагов? Золотари ли, медники и каменщики, каждодневно трудящиеся и с трудом добывающие потребное для себя и товарищей своих, — или военачальники, и тысяченачальники с прочими чинами и с многочисленным воинством, состоящим у них под командою? Явно, что последние служат царю, а не первые. Золотарь, медник и каменщик, что бы ни сработали для царя, берут за то у царских приставников условленную плату и, как чужие и незнакомые там, опять возвращаются в дома свои, даже не видавши царя, а не только не спознавшись и не подружившись с ним. Но военачальники и прочие чины суть слуги царя знаемые, а некоторые даже и друзья ему, чрез которых делается знаемым и любимым царю и все множество воинов, состоящих под ними. Подобное бывает и между Царем небесным и теми, которые служат Ему. Все люди, — верные, и неверные, рабы и свободные, богатые и бедные, иереи и архиереи, цари и начальники, — все мы рабы Богу, как творение Его. Но из всех нас те, которые соблюдают заповеди Его с доброю целию и всеусильно, и при соблюдении заповедей Его веру к Нему являют твердую, суть благие и верные рабы Его: те же, которые не отказываются служить Ему и исполнять заповеди Его, но делают это с нерадением и леностию, называются рабами лукавыми и ленивыми; а те, которые делают или говорят противное повелениям Божиим, суть враги Его, хотя ничтожны суть и никакой не имеют пред Богом силы.

Итак, мы, которые, послушав Господа, рекшаго: иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой и по Мне грядет (Мр. 8:34), — и Апостола, сказавшего: не любите мира ни яже в мире (1 Ин. 2:15); ибо любы мира сего вражда Богу есть; и: иже восхощет друг быти миру, враг Божий бывает (Иак. 4:4), — оставили, повидимому, все и последовали за Спасителем нашим Богом, или прямее сказать, оставили мир, так как он препятствует добродетели, и вступили в монашество, — оставили некоторым образом место врагов Божиих, в коем, проживали доселе и рабствовали им добровольно, — и перешли в область Господа нашего и Царя Христа. Но да ведаем, что мы только надели одежду воинов Христовых, воинствующих под Ним, а еще не сделались настоящими воинами; мы слуги Его еще только по одежде, а не настоящие. Как надевающие одежду воинов не делаются чрез то воинами царя; так и мы, говоря теперь, что сделались подданными царства Христова, потому что облеклись в монашеское одеяние, не говорим однакож, что чрез то мы сделались уже и настоящими воинами Его. Ибо оружия воинства нашего не плотская (2 Кор. 10:4), но духовныя, яко несть наша брань к крови и плоти, но к началом, и ко властем, и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебесным (Еф. 6:12). Итак, когда облечемся во оружия света, в броню, говорю, в шлем, и в прочее, о чем говорит св. Павел, и возьмем в руки свои изощренный меч Духа, тогда можем говорить, что сделались настоящими воинами, добре снарядившимися к брани.

Но разсудим, что делаем мы, облекшиеся уже в монашеское одеяние и вступившие в поприще покаяния и подвижничества, — Плачем? но для чего? Для того, чтобы получить отпущение грехов наших и очиститься от скверн, причиненных нам грехами. Постимся? — для того, чтобы укротить буйство и стремление плоти нашей и сердце свое сделать более мягким и удобосокрушительным. Совершаем бдение и поем псалмы? — для того, чтоб не распложались злые помыслы, и ум наш не блуждал туда и сюда. Молимся? — для того, чтоб не уводил нас враг в мысленный плен, и мы могли со временем помышлять об одном добром и полезном и молиться всегда и непрерывно в сердце своем. В сердце сокрушаемся? — для того, чтоб приять радость и утешение, которыя пораждает сей плач сердечный. Одеваемся в смиренныя, власяныя одежды? Спим на голой земле, и большая часть из нас носит вериги? Для чего? Для того конечно, чтоб обуздать и укротить это тело буйное, чтоб оно, не быв удерживаемо уздою, не бросилось подобно необузданному мулу в стремнины, и не низвергло и себя и седока своего, ум, в ров пагубы и огня вечнаго. Делая же все сказанное, какое благо доставляем мы тем, которые нас видят? Конечно никакого. Но если мы никакого не делаем блага для тех, кои нас видят, то тем паче ничего не делаем мы для Бога, давшаго нам и мудрость, и силу к самосохранению. Но, скажешь, мы с благодарностию переносим поношение, осуждение, скорби находящия, не позволяя оставаться в сердце и следу страсти, тем возбуждаемой? — Но и этим опять мы себе самим делаем добро, а не другому кому. Слушай, что говорит Господь: аще не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших (Мф. 6:15). Удостоверься же, что если, когда нас поносят и насмехаются над нами, или когда бьют по ланитам и оплевывают, или другое что оскорбительное причиняют нам, мы переносим то с благодарностию, от всей души сожалея о тех, которые подвергают нас таким искушениям; то мы чрез то самим только себе благодетельствуем, удостоиваясь за то получить отпущение наших пред Богом согрешений. Если же удержим при сем в сердце страсть неприязни к ним и будем разные употреблять способы к отмщению им, то и самим себе не стяжем добра, а напротив повредим, став сами для себя причиной того, что грехи наши останутся непрощенными нам. — Безмолвствуем в келлии? Убегаем в горы? Поселяемся в пещерах? Восходим на столпы? — Для чего все это? конечно для того, чтобы удобнее убегать от того, кто как лев ходит, страшно рыкая против нас и ища кого поглотити. Но если Бог поможет (ибо куда бы мы ни убегали, без Божией помощи не можем избежать зубов его и его многообразных сетей) избавиться нам от этого страшнаго зверя, и не быть пожранными от него, все же как можно будет нам сказать, что мы такими деяниями работаем Господу? Для меня кажется это неблагословным; полагаю, что и для вас. Ибо гонимый врагом своим и убегающий от него, — как может сказать, что послужил тому, кто принял его в дом свой, потом стал у ворот своих, чтоб не пропустить до него врага его, и таким образом избавил его от преследователя. Не может он этого сказать, никак не может, но паче должен всегда благодарить его, что столько облагодетельствован им, быв избавлен им от врага своего. Или бедные, милостыню просящие и трудиться не хотящие, или по немощи тела, или по привычке ничего не делать по лености, как могут сказать, что они делают что либо для тех, которые подают им милостыню, или служат им, тогда как очевидно бедные получают от милостивых благодеяния и подачи? Так и мы, бедные и во всем недостаточные по причине прежних грехов своих, не можем никогда сказать, что работаем Богу, милующему нас и благоутробствующему к нам в бедном состоянии нашем. Ибо, как я сказал, все мы бедны, — иные по причине прежних грехов своих, иные по дурным привычкам, иные по лености и нерадению о заповедях Божиих, иные по злому произволению, иные по падкости на удовольствие, иные по неведению Божественных Писаний и неверию им, иные по гордости и потому, что им думается, будто им ничего более не нужно ко спасению души их, — и вообще сказать — все мы бедны, голы, изранены и немощны разными немощами, — и сидя в келлиях своих (уединенно), или живя в монастырях, будто лежим в разных больницах и странноприимницах, и вопием, плачем и рыдаем, призывая самого Врача душ и телес наших (которые, то–есть, пришли в чувство и ощутили боль от ран и страстей своих; ибо иные столь несмысленны, что не сознают и не чувствуют немощей своих и страстей, кои над ними господствуют), да приидет и уврачует сокрушенныя сердца наши и подаст здравие душам нашим, лежащим на одре греха и смерти. Так и божественный Апостол говорит, что все мы согрешили и имеем потому нужду в милости и благодати Божией.

Находясь убо в таком бедном состоянии, можем ли мы дерзнуть когда либо сказать, что сколько нибудь работаем Тому, Кто нас так милует, так к нам благоутробствует, так врачует души наши, так научает нас спасению и подает исцеление ран наших и уврачевание болезней наших? Нет, — конечно не можем мы так сказать. Как о том, кто, израненный по всему телу разбойниками, лежал при пути полумертвым, не говорится, что он послужил тому, кто поднял его на свой скот, привез в странноприимницу и ходил за ним, возливая елей на раны его, но паче говорится, что ему оказана милость, что он вылечен тем благодетелем и приведен в прежнее здравое состояние, так и мы, параличные, прокаженные, ранами покрытые и притом нерадящие о том, что пригодно к уврачеванию нашему, и не подвизающиеся нисколько исполнять то, о чем я сказал, — как мы такие — можем дерзнуть сказать, или хоть подумать, что работаем Господу? Нет, не работаем мы Господу, но (если возчувствуем: в какую глубину зол ниспали) просим, как я сказал, и молимся, да уврачует нас Врач душ и телес от всех немощей наших. Потом, когда получим уврачевание и сбросим с себя мало–по–малу всякую немощь, как какую либо ветхую одежду, изодранную и испачканную, и облечемся в здравие, как в некое царское одеяние, светлое по всему телу, от головы до ног; тогда и мы, если послужим другим и поврачуем их, возлагая елей на раны их и другия употребляя врачевства и пластыри, — тогда, говорю, и мы можем быть причисляемы к тем, кои работают Господу рекшему: понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе (Мф. 25:40). Если же не будем мы прежде уврачеваны, но, будучи еще немощны и страстны, покусимся врачевать других немощных, то Господь скажет нам: врачу, исцелися сам (Лк. 4:23).

А ты, слыша слова мои, что здравие душевное есть царское некое одеяние светлое, смотри не истолкуй криво сего речения по непониманию дела, и не подумай, будто я говорю о здравии телесном. Нет, не о телесном говорю здравии, а об ином некоем, безтелесном, духовном, божественном, которое обыкновенно не врачебными травами доставляется и не собственными нашими трудами достигается, чтоб кто не вздумал хвастаться им. Как подбирающий и прикрепляющий мертвыя кости к костям и сустав к суставу (костями и суставами я называю добрыя дела и добродетели) не делает никакой пользы, если не сможет облечь их мясом (мускулами) и нервами; но если и это сделает, если свяжет суставы жилами и мертвыя те кости покроет мясом и кожею и из всего сделает целое тело, то и при сем опять всуе он трудится, без всякой пользы, если тело это останется без души, которая оживляла бы его и двигала; так это же самое представляй себе бывающим и с душею, которая была умерщвлена грехами. Пусть в ней все уже члены возставлены, т. е. имеются все добродетельныя деяния, как–то: пост, бдение, долулегание, нестяжательность, непощадение тела и подобное, — которыя набираются, как мертвыя кости, последуя одно за другим, подлаживаются между собою и связуясь составляют некоторым образом цельное тело души. Но что пользы от них, если это тело души лежит бездушно и бездыханно, по той причине, что еще не вселился в нее Дух Святый? Ибо только когда Он войдет и вселится в нас, — сочетавает и связует нервами духовной силы добродетельныя деяния, которыя сами по себе остаются мертвыми, отделенными одно от другаго, как бездушные члены, — связует любовию к Богу и таким образом соделывает нас новыми и живыми из ветхих и мертвых, каковы мы сами по себе. Другим способом невозможно ожить и жить душе. Как тело наше, здорово ли оно, или болезнует, не может без души не только движение иметь, но и совсем жить, так и душа наша, грешит ли она или не грешит, без Духа Святаго мертва есть и совсем не может жить жизнию вечною. Если грех есть жало смерти, то, когда кто грешит, всеконечно ужален бывает им и умирает. Как нет никого безгрешнаго, — потому что, как говорит Апостол, вси согрешиша и лишени суть славы Божия (Рим. 3:23); то явно, что все мы, яко грешные, умерли и мертвы есмы.

Помышляя таким образом, что ты мертв душею, скажи, как можешь ты стать воистину живым, если не соединишься с истинною жизнию, т. е. с Духом Святым, Коим возрождается всякий христианин и возоживляется во Христе, рекшем: Аз есмь истина и воскресение и живот (Иоан, 14:16), и еще: приемляй Мене, приемлет Пославшаго Мя (Иоан. 13:20). Итак, поелику мы мертвы и только Он есть вечная жизнь, то прежде чем соединимся с Ним и жить станем им, да не глаголем, что работаем Господу. Ибо как возможно, чтоб мертвые когда либо работали кому? Пока знательно не облечемся во Христа, как в царское одеяние, да не думаем, что освободились совершенно от душевных наших болезней, или от страстей, тяготящих нас. Ибо как не отходит тьма, если не приходит свет, так не изгоняется болезнь души, если не придет Тот, Кто болезни наши носит, и не соединится с нами. Когда же придет Он, то прогоняет всякую немощь и всякую болезнь душевную, и дарует здравие душе нашей, почему называется здравием. Также, поелику Он просвещает нас, называется светом, будучи выше всякаго света, — поелику животворит нас, называется жизнию, будучи выше всякой жизни, — поелику облиставает нас всех, объемлет и покрывает божественною своею славою, называется одеянием, и мы говорим посему, что облекаемся в Него, неприкосновеннаго и неуловимаго, — поелику соединяется несмесно с душею нашею и всю ее делает, как свет, говорится, что Он обитает в нас, и как–бы описуется неописанный. О. чудо! Бог, сущий выше всего, бывает в нас все, — хлеб, покров, вода, от которой если кто испиет, как сказал Господь Самарянке, не возжаждет уже никогда; так что если ты жаждешь еще, то знай, что ты еще не пил доселе от воды той: ибо неложен Тот, Кто сказал это. И я слышал от одного, который говорил: с тех пор как человеколюбивый Владыка дал мне досыта напиться от воды оной, если случалось мне забыть, что я пил от нея, и опять искать да дано будет мне пить от нея, как бы я совсем не пил ея, тотчас сама вода сия, которой я напился прежде, воскипала внутри сердца моего и начинала бить ключом, как некий поток световый; — и я видел это ясно. Она же самым сим воскипением внутри меня говорила как бы мне: не видишь, что я здесь с тобою? Откуда же ищешь, чтоб я дана была тебе, или пришла к тебе? Не знаешь разве, что я всегда нахожусь с теми и в тех, которым дам напиться от меня и бываю для них источником безсмертным?

Итак, брате мой, если и с тобою было то, о чем я теперь говорю, то счастлив ты и блажен. Если же не видел еще ты Христа, и Он не дал еще тебе напиться от пития того, — припади и умоляй, плачь и рыдай, бей себя в грудь и лицо, как Адам, когда изгнан был из рая, не ложись уже на кровать или постель, но земля да будет для тебя кроватию, где придется, не давай сна очам своим и веждам своим дремания, не обращай очей своих посмотреть что либо земное или небесное, — потому что, если имеешь пред очами своими Творца всяческих, Бога, то какая тебе нужда смотреть на что либо другое? — Не наполняй никогда чрева своего яствами, не услаждай гортани своей сладким ястием и питием вдоволь, не любопытствуй о том, что делается вокруг, и не смотри на тех, кои живут безразлично и с небрежением, чтоб не возгордиться над ними и не осудить их, но и не садись с ними, чтоб не дойти до безполезных речей, — не ходи туда и сюда, ища именитых и славных монахов, и не любопытствуй о жизни их; но если, по милости Божией, нашел ты добраго духовнаго отца, то ему одному открывай деяния свои и помыслы свои; если же еще не нашел, то видя Христа, к Нему единому взирай, Его единаго имей зрителем своим, да видит Он печаль и сокрушение души твоей. Покажи Ему, или лучше сказать, пусть сам Он увидит нищету твою и нестяжательность, и несребролюбивый нрав твой, так что хоть бы, как река, текло к тебе откуда либо богатство всего мира, или попалось тебе брошенным безмерное множество золота (ибо и это бывает по козням диавола и клевретов его), ты не восхотел бы даже одним глазом взглянуть на то, при всем том, что взять не представлялось бы грехом, под благовидным предлогом раздать бедным. Он пусть видит, как бьют тебя, а ты не противишься, поносят тебя, а ты не поносишь поносителей своих, осуждают тебя, а ты хвалишь осуждателей своих, — пусть Он видит что ты не ищешь славы, или чести, или покоя; и вообще скажу, пусть Он видит, что, делая все сие, ты положил не отступать и не возвращаться вспять, пока Он не умилосердится к тебе и не даст тебе испить от онаго страшнаго, неизреченнаго и неопределимаго пития. Когда удостоишься испить его, тогда уразумеешь, что говорю тебе. Ибо мы, как говорит божеств. Павел, премудрость глаголем не века сего, престающую, но глаголем премудрость Божию, в тайне сокровенную (1 Кор. 2:6, 7). Если же ты не сподобился видеть самого Христа, то что тебе кажется, уж жив ли ты? И как можно тебе думать, что ты работаешь Господу, когда еще не видал Его? Если не сподобишься увидеть Его и услышать глас Его, то от кого узнаешь волю Его, святую, угодную и совершенную? Если скажешь, что ты научаешься познанию ея из Божественных Писаний, то я замечу тебе, что читаемое в Писании настоящим образом познается, когда делом исполняется. Тебе же, который весь мертв еси и лежишь во тме, как возможно даже услышать (от Писания) волю Божию, а не только сотворить ее, и живу быть? Никак невозможно.

Итак, поелику мы с тобою мертвы и находимся во тме, то какая же есть возможность ожить нам, или узреть Христа, истинный свет, сошедший на землю? Слушай со вниманием, и не оправдывая себя, смирись пред Богом, и скажи:

Господи! Ты, Который не хочешь смерти грешника, но хочешь, чтоб он покаялся и начал жить духом опять, — Ты, Который того ради и на землю сошел, чтобы воскресить умерщвленных грехом и сподобить их увидеть Тебя, свет истинный, сколько возможно человеку видеть Тебя, пошли мне, молюся Тебе, человека, знающаго Тебя, чтобы я со всею силою подчинился ему ради Тебя и, служа Ему, служил Тебе, и его волю исполняя, исполнял Твою волю, и таким образом благоугодил Тебе, единому Богу, я грешный, и сподобился царствия небеснаго.

Если ты пребудешь в молитве сей долгое время, всеусильно и от всей души умоляя Господа и толкая неустанно в двери милосердия Его, то будь уверен, что Он не оставит тебя, но научит тебя, — или Сам, или чрез какого–либо раба Своего, — тому, что тебе подобает творить; и по благодати Своей и молитв ради того раба Своего, подаст тебе силу и совершить все то. Ибо без Божией помощи не возможешь ты ничего сделать, но, как я сказал Бог будет для тебя все. При таком порядке, пусть Христос еще не все для тебя и ты не все еще совершаешь во Христе, по крайней мере ты подчиняешься друзьям Его и приставникам, и чрез посредство сих друзей Его являешься рабом Ему, — по крайней мере творишь волю рабов Божиих, а не свою (воля же рабов Божиих есть воля Божия), — по крайней мере делаешь нечто Бога ради и не остаешься праздным, и находишься в состоянии смирения, а не превозношения. Вспомни, что я сказал прежде, что из военачальников и начальников всех, иные суть рабы царя, иные друзья, чрез посредство коих делаются друзьями царя и те, кои состоят под властию каждаго из них, — которые, хотя не видят царя и не беседуют с ним, но служа верно военачальнику или начальникам своим как самому царю, надеются, что чрез посредство тех, кому служат, получат от царя дары и чины. Некоторые из них, пользуясь ходатайством начальников своих, получают от царя дары, каких ожидали; некоторые же сами делаются именитыми чрез свое мужество и преуспеяние, за что царь берет их к себе, чтит их и делает начальниками и ходатаями о других. Тогда они удостоиваются лицем к лицу служить царю своему, беседовать с ним и слышать глас его.

Если ты не хочешь искать лучшаго, как я указал, а хочешь лучше причислиться к наименьшим и быть в подчинении у простых воинов, не именитых, хочешь быть кое–каким послушником между другими кое–какими, подобными тебе, а не желаешь быть в служении духовным начальникам, то чего ради осуждаешь меня, когда я называю тебя мертвым, или слепым, или больным, или параличным, устраненным от служения Царю Христу? — Но се слышу речь твою ко мне, что ты сидишь в келлии и в уединении внимаешь себе самому, и никому никакой не причиняешь обиды. Спрошу тебя и я, — скажи мне, был ли бы ты доволен, если б то, что ты теперь делаешь, делал слуга твой или послушник: если бы и он, вознебрегши о тебе, оставил служение тебе, пошел и сел в келлии своей, думая, что не делает обиды ни тебе, ни другому кому? Какой человек даже слышать это может равнодушно? Как же ты, сидящий в келлии своей и от других только принимающий услужение, дерзаешь говорить, что служишь Богу? — Скажи мне, какими это делами ты служишь Ему? — ты, который даже и в том случае, если б сам себе во всем служил и рукоделием своим добывал все потребное для тела твоего, даже и в таком случае не должен бы был говорить, что служишь Богу? Слугу не хвалят, если он питается и одевается сам от себя, а между тем господину своему не отдает должнаго от труда рук своих, – что обычно называется оброком или уроком. Напротив, за это его не только осуждают, но и наказывают. Как же мы с тобою, — которые живем, как вельможи, предаемся покою, безпечности и бездействию, и не только ничего не делаем и не служим другим, но, когда не видим услужение себе от других, негодуем, бранимся и ропщем, — как, говорю, мы дерзаем говорить, что служим Богу и никого не обижаем? Ибо кто может кому послужить чем, и не хочет им послужить тем, тот обижает их и делает себя повинным страшному суду Господа, Который речет им: идите от Мене проклятии в огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его. Взалкахся бо и не дасте Ми ясти и проч. (Мф. 25:41 и д.). Был Я в болезни, и вы не послужили Мне. Как же и каким лицем будем мы смотреть на сего страшнаго Судию, когда Он приидет испытать дело каждаго из нас?

Не прельщайтесь. Бог есть огнь, и когда пришел на землю и сделался человеком, вверг огнь на землю, как Сам говорит (Лк. 12:49). Огнь сей всюду обходит, ища себе вещества, т. е. добраго сердца и произволения, чтобы пасть внутрь его и возжечься. В ком возжигается он, в том восходит в пламя великое, досязающее до небес, и не даст уже ему быть в бездействии, или предаваться покою. Он не опаляет души, в которой возгарается, хотя возгарание сие бывает не без возчувствования его душею, как думают некоторые из мертвых (душею). Душа не есть безчувственное вещество, но есть существо чувствующее и разумное. Почему она в самом начале чувствует и сознает возгорение огня того, — и сие тем паче, что оно сопровождается чрезмерным и нестерпимым болезнованием (сердечным). Потом, когда огнь сей очистит нас совершенно от всякой скверны страстей, тогда навсегда уже делается внутрь нас и пищею, и питием, и светом, и радостию, — и нас самих делает светом по причастию, — в той мере в какой делаемся мы сами причастными света его. Как печь возжженная сначала только коптит от дыма, исходящаго из дров, а когда разгорится посильнее, тогда вся делается светлою подобно огню и не омрачается уже никакою копотью от дыма; так и душа, начавшая гореть божественным желанием, сначала видит вместе с огнем Духа внутрь себя и тму страстей, исходящую на подобие дыма, и сознавая, что эта, сущая в ней, мрачность от тмы страстей есть ея собственное дело, плачет и сокрушается, — чувствуя же, как лукавые помыслы и злыя пожелания попаляются тем огнем, как терны и волчцы, и превращаются в прах, радуется. Когда же все сие сгорит и естество души останется одно без страстей, тогда существенно с нею соединяется и божественный оный огнь и начинает гореть и светить в ней, тогда и она делается причастною сего мысленнаго огня, как печь причастною огня вещественнаго, — равно и тело причащается тогда сего божественнаго и неизреченнаго света и бывает огнь по причастию. Да ведаем однакож, что этому всему невозможно совершиться в нас, если мы не возненавидим мира и всего, что в мире, с готовностию даже и живот свой положить за сие дело Божие, как говорит Господь (Лук. 14:26). И иным образом огнь сей в нас не возгарается.

Которые сподобились приять в себя сей огнь, те не только сами освободились совершенно от всех болезней душевных, но и других многих, которые были немощны и больны душевно, извлекли из сетей диавола и уврачевали, — и принесли их, как дар Владыке Христу. Божественный огнь оный научал их всякому ведению и искусству духовному и всякой премудрости, — и они всю жизнь свою благоугождали Богу. Таков был Петр, божественный Апостол, приявший ключи царствия небеснаго; таков был Павел, восхищенный до третьяго небесе, и прочие Апостолы. Таковы были св. богоносные отцы наши и учители, которые силою сего божественнаго огня пожгли, как терния, и уничтожили все ереси, — которые повелевали демонам, как непотребным рабам, и те со страхом повиновались им. Таковыми были и бывают всегда те, которые так возлюбляли Бога, что не жалели ради угождения Ему самой жизни своей.

Вот эти и другие подобные им справедливо называются рабами, всегда работающими Богу, а не те, которые еще в грехах суть и которые подобны рабам лукавым, погрешающим против господина своего, — не те также, которых еще борют страсти и которые походят на боримых и противоборствующих, и таким образом всегда воюющих с врагами своими, — и не те, которые не стяжали еще добродетелей, но подвизаются о стяжании их, и которые походят на увечных, у которых недостает или рук, или ног, или носа, или ушей, или других каких частей тела. По заповеди Апостола, нам во–первых надобно преуспеть во всякой добродетели и соделать своего по Богу человека совершенным и всецелым, так чтобы в нем не было недостающим ни одного члена, т. е. ни одной добродетели. И не иначе, как уже пришедши в меру сию, получим мы от небеснаго Царя благодать Духа, как воины получают оброк от царя земнаго. Тогда–то, наконец, как сделавшиеся уже мужами совершенными, достигшими в меру возраста исполнения Христова, и сопричислившиеся к воинам и рабам Господа, тогда–то, говорю, как воины Христовы, поднимем мы решительную брань против врагов. Кто, как говорит бож. Апостол, воинствует своими оброки когда? (1 Кор. 9:7). — И что называет он оброком? Царский кошт. Если таким образом и мы не получим от Бога хлеб оный, который сходит с неба и дает живот миру, т. е. благодать Св. Духа (ибо это есть духовный кошт, коим питаются сделавшиеся воинами Христовыми, и в это облекаются они духовно вместо всякаго оружия), то, скажи мне, каким образом можем войти в строй воинства Божия и сопричислиться к рабам Его?

Но приидите, умоляю вас, проснемся от тяжкаго сна безпечности, все желающие освободиться от рабства страстей. Притечем ко Христу, истинному Владыке, с готовностию соделаться рабами Его. Восподвизаемся и мы явиться делом такими, какими слово наше изобразило истинных рабов Божиих. Перестанем с небрежностию относиться к делу спасения своего и обманывать себя самих, придумывая извинения себе во грехах своих и говоря, что никак невозможно быть сему, т. е. достигнуть показаннаго совершенства в настоящем роде, — и философствуя таким образом в ущерб спасению нашему и на пагубу душ наших. Ибо, если захочем, возможно, и так удобовозможно, что одного произволения нашего достаточно к тому, чтобы воззвать нас на такую высоту. Где готово произволение, там нет уже никакого препятствия. — И что говоришь ты, человече? Бог хощет соделать нас из людей богами (произвольно однакож, а не принудительно), — а мы время выставляем в предлог, — и отвергаем благодеяние. Не безумие ли это и не крайнее ли невежество? — Бог так сильно сего желает, что сошел на землю и воплотился именно для этого только. Почему, если только восхощем и мы, то совершенно ничто не может уже воспрепятствовать сему, — только прибегнем к Нему с теплым покаянием. Когда же и Он приближится к нам и коснется сердец наших хоть лишь краем пречистаго перста Своего, тогда возжет светильники душ наших и не даст уже им погаснуть до скончания века, — и во веки, — и еще. Ему подобает слава, честь и поклонение, и ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЕ

1. О животворном умертвии, которое подает Дух Святый подвизающимся о спасении своем. 2. О том, что освободившиеся от работы закону сознательно приемлют благодать божественнаго света. 3. Каков должен быть иерей, приявший свыше власть решить и вязать? 4. Тому, кто истинно священнодействует и осиявается божественным светом, явны все люди.

1. Братия мои возлюбленные, внимайте добре Божественным Писаниям, которыя слушаете. Ибо Господь наш повелевает нам изследовать Писание для того, чтобы верно узнать путь, ведущий ко спасению и чтобы, шествуя потом сим путем посредством исполнения заповедей Христовых, не возвращаясь вспять, достигнуть верно сего спасения душ наших, которое есть Иисус Христос, как в час рождения Его возвестил пастырям Ангел: се благовествую вам радость велию, яже будет всем людем, яко родися вам днесь Спас, иже есть Христос Господь, во граде Давидове (Лк. 2:10, 11). Восприимем же все мы, возлюбленные братия мои, ревность и скоро со всем усердием потечем путем сим, не обременяя себя никакою ношею, или никакою вещию мирскою, обычно неудобоносною. чтоб она не помешала нам тещи скоро и во время доспеть и внити внутрь града Давидова, и узреть там Спасителя нашего Христа. Умоляю вас, восприимите усердное попечение о спасении своем действующею в вас благодатию и не допускайте себя хоть и мало понерадеть о нем. Но как только пробудимся, какбы от сна восстав, от лукаваго мнения (что у нас все исправно) и нерадения, не позволим себе ни постоять, ни присесть, пока не выбежим за пределы мира и вне его не обретем и не узрим Спасителя и Бога нашего, и падше не поклонимся Ему; но и здесь не дадим себе остановиться, а потечем далее и далее пока сам Спаситель не скажет нам: вы не от мира, но Аз избрах вы от мира (Ин. 15:19).

Как же достигается то, чтобы не быть уже от мира? Когда кто распнет себя миру и мир себе, как говорит и Апостол Павел: мне мир распялся, и аз миру (Гал. 6:14). Но какое сходство, спросишь, имеют эти слова Апостола с теми словами Христа Спасителя? — Слова различны, но мысль у обоих одна и та же. Ибо как находящийся вне дома не видит запершихся внутри, так распявшийся, или умерший миру никакого не имеет чувства к мирским вещам; и еще как мертвое тело не имеет никакого чувства ни к живым, ни к мертвым телам, лежащим подле него, так и тот, кто благодатию Духа Святаго выйдет из мира и станет быть с Богом, не может иметь никакого чувства к миру или к вещам мира.

Так–то, братия, бывает смерть, или умертвие прежде смерти тела и прежде воскресения тел бывает воскресение душ, — действительное, опытно сознаваемое, истинное. Ибо когда смертное мудрование уничтожено бывает безсмертным умом, и мертвость изгоняется жизнию, тогда душа ясно видит себя воскресшею, как пробудившиеся от сна видят себя бодрствующими, — с сознанием, что это Бог воскресил ее, — познав Коего и возблагодарив, поклонение Ему приносит и славословит безпредельную Его благость. Тело же после того не имеет уже более никакого движения или воспоминания о своих похотениях и стремлениях, но бывает для них совершенно мертво и бездыханно. Бывает даже нередко, что человек забывает самыя естественныя потребности, потому что душа его всегда мысленно привитает в том, что выше естества, как и подобает ей; ибо Писание говорит: духом ходите и похоти плотския, не совершайте (Гал. 5:16). Когда таким образом плоть сделается мертвою, как мы сказали, благодатию Всесвятаго Духа, тогда она оставляет нас жить прочее без всякаго с своей стороны осаждения нас и препятствия нам. Тогда исполняется сказанное Апостолом Павлом: праведнику закон не лежит (1 Тим. 1:9), так как он живет уже жизнию, которая выше закона (т. е. благодатною); ибо идеже Дух Господень, ту свобода (2 Кор. 3:17), — свобода конечно от рабства закону. Закон пестун есть, руководитель и учитель правды, ибо говорит: это делай, а того не делай. Благодать же и истина не говорит так, а как? — Ты будешь делать и говорить все по благодати данной тебе и говорящей в тебе, как написано: и будут вси научени Богом (Ин. 6:45).

Таковые не из писмени познают, что добро, но научаются сему благодатию Святаго Духа; и не научаются они божественному словом только, но светом слова и словом света таинственно. Достигнув сего, бывают они учителями и себе самим и ближним, светом мира и солию земли.

2. Те, которые, прежде благодати Евангельской, состояли под законом, праведно сидели и под сению закона. Но те, которые, по явлении благодати, вступили в свет и день, освободились от сени, т. е. от рабства закону и стали выше закона, так как они высоко поднялись посредством Евангельскаго жития, и живут с законоположителем Богом, будучи и сами законоположители паче, нежели соблюдатели закона.

Но есть ли кто ныне имеющий уши слышати, да слышит и постигает силу того, что глаголется от Духа Святаго? Есть ли кто и теперь имеющий ум Христов да разумеет добре и боголепно то, что пишется Им? Есть ли кто и ныне имеющий глаголющаго в себе Христа, да возможет добре изъяснить таинства, сокровенныя внутрь словес Его? Ибо, говорит Апостол, премудрость глаголем не века сего престающую, но премудрость в тайне сокровенную (1 Кор. 2:6—7) от многих, нам же щедро открываемую и уразумеваемую добре водящимися страхом Божиим и всегда к Нему взирающими. Ибо мы не то, чего не знаем, говорим, но что знаем, о том свидетельствуем. Свет уже во тме светит, и в нощи, и во дни, и в сердцах наших, и в уме нашем, и осиявает нас невечерне, непреложно, неизменно, неприкровенно, — глаголет, действует, живет и животворит, и делает светом тех, которые осияваются Им. Бог свет есть, и те, которые сподобляются узреть Его, все видят Его, как свет, и те, которые прияли Его, прияли, как свет. Ибо свет славы Его предъидет пред лицем Его, и без света Ему невозможно явить Себя. Те, которые не видели света Его, не видели и Его потому что Бог свет есть; и те которые не прияли света Его, не прияли еще благодати, потому что приемлющие благодать приемлют свет Божий и Бога, как сказал сам Свет Христос: вселюся в них и похожду (2 Кор. 6:16).

Но те, которые не сподобились еще приять, или вкусить сего, — все находятся еще под игом закона, еще состоят под сению и образами, еще суть чада рабынины. Пусть это будут цари, пусть патриархи, пусть архиереи или иереи, пусть начальники или подначальные, пусть миряне или монахи. Все они еще во тме сидят и во тме ходят, — и не хотят, как должно, покаяться. Покаяние есть дверь, которая выводит человека из тмы и вводит в свет. Почему, кто не вошел еще в свет, тот очевидно не добре и не как следует прошел чрез дверь покаяния. Ибо если б он прошел чрез нее добре, то непременно вступил бы в свет. Кто не кается, согрешает, что не кается. Ведущему бо добро творити и не творящему грех ему есть. Творящий же грех раб есть греха и ненавидит свет, чтоб не обнаружились дела его. Но всяко они обличатся. Есть два обличения: одно здесь во спасение, а другое — там в осуждение. Ныне, в настоящей жизни, входя в свет чрез покаяние, самоохотно и самопроизвольно, мы хотя обличаемся и осуждаемся, но, по благости и человеколюбию Божию, обличаемся и осуждаемся тайно и сокровенно, во глубине души нашей, во очищение и прощение грехов наших. И только один Бог вместе с нами знает и видит сокровенности сердец наших. И кто здесь, в настоящей жизни, бывает судим таким судом, тому нечего бояться другаго какого истязания. Но тогда, во второе пришествие Господне, на тех, которые ныне не хотят внити в свет и быть им судимы и осуждаемы, но ненавидят его, откроется свет, сокрытый ныне, и сделает явными все их сокровенности. И все мы, ныне укрывающие себя и не хотящие объявить сокровенности сердец наших чрез покаяние, раскрыты будем тогда действом света пред лицом Бога и пред всем прочим, — что такое есмы мы ныне.

И помысли, какой великий стыд покроет тогда нас? Как тот, кто, кроясь в доме за запертыми дверьми и не будучи никем видим совне, грешит без всякой опаски и зазрения, блудствует и другия творит срамоты и мерзости, потом внезапно будучи открыт за такими злыми делами, покрывается превеликим стыдом и срамом; или, по другому сравнению, как тот, кто задумал возстание против царя, пока укрывается в доме, небоязненно строит ковы свои, а потом, когда царь, узнав о том, придет со всем синклитом своим, окружит дом воинством и велит разнести его до основания, так что наветник тот явится открытым пред всеми и со всеми ковами своими, — поражается и страхом и стыдом, и предается заслуженным казням; так тогда подобное случится со всеми, сущими ныне на земле, тогда все откроется, и нощь как день просветится. Тогда все те, которые не облеклись здесь во Христа, т. е. не вошли в свет, не прияли света и не стали сами светом, как мы сказали, — все такие окажутся обнаженными, придут в великий страх и трепет, в великую отвсюду тесноту. И не это только, но и каждое дело доброе и худое, каждое слово и каждый помысл наш, со времени рождения до смерти, все собравшись, явны будут тогда во всяком человеке. И тот один стыд, какой испытывать тогда будет всякий, с каким сравнить можно мучением? Какое другое мучение может быть большее того стыда и страха, каким будут поражены тогда находящиеся ныне во тме и не просвещенные Духом Святым? Сего ради, восподвизаемся, братия мои, ныне, в настоящей жизни, пройти тесными вратами покаяния и узреть свет, иже есть внутрь его. Ей, молю вас, не отступим, толкая и ища, пока не услышит нас Господь наш и не отверзет нам двери и мы не внидем внутрь, и не восприимем света, чтоб хранить его в сердцах своих неугасимым.

3. Не будем прельщать самих себя, и, последуя воле плоти своей, не будем удаляться от Бога и уклоняться от прямаго пути благочестия, который должны ведать все мы, особенно же иереи, духовники, учители, игумены, если дорого ценим и высоко чтим волю Божию и собственное свое спасение. Если Христос, когда после того, как Он сказал Никодиму: аще кто не родится свыше, не может видети царствия Божия, Никодим изумился, говоря: како может человек родитися стар сый? Еда может второе внити в утробу матери своея и родитися, — если, говорю, его укорил Христос, сказав: ты еси учитель израилев и сих ли не веси (Иоан. 3:3, 4, 10), — при всем том, что он еще был неверующий и не знал, что есть благодать, то какого осуждения достойны мы, которые бываем учителями по явлении благодати, получаем такое богатое научение, и каждодневно еще учимы бываем Апостолами, Пророками, Отцами церкви и самим Господом нашим, — и не знаем таинства благодати? Если мы не знаем, как надлежит проводить настоящую жизнь, как должно обогащаться добрыми делами и являть себя рабами правды Божией, как обещавшимся безукоризненно работать живому Богу, — ни того не знаем, какими надлежит нам прежде сделаться самим, чтобы потом руководствовать и других: то скажи мне, как можем мы быть достойны принять на себя попечение о Господнем стаде и охранении его? Как в таком случае возможно нам пасти его по воле Пастыреначальника Христа и уметь изводить его на присноживотныя пажити? Но — о, ослепление! о, невнимание к Богу и божественным вещам! Заткнули мы уши свои, как аспиды, и стали как мертвые, глухие, слепые, безгласные, не понимаем, что говорят Божественныя Писания, и не знаем, что такое христианство. Но при всем том, что не знаем таинства воплощеннаго домостроительства, не знаем точно и других христианских таин, без стыда однакож беремся учить других о свете ведения. Ведение не есть свет, но свет есть ведение, ибо в этом Свете, и чрез Него и из Него все бысть. Если мы незнакомы со зрением сего света, то обнаруживаем чрез то, что мы еще не родились и не вышли на Божий свет, но находимся еще во чреве или лучше сказать, мы — мертвородные выкидыши. А между тем без стыда восходим на священныя степени; и, что хуже всего, большая часть из нас, в крайнем безстрашии Божием, покупаем священство за деньги и ищем предстоятельства в Господнем стаде, не сделавшись еще и агнцами. И все такое делаем мы не по чему другому, как потому, что нам так хочется.

Таковы ли были, братия, Апостолы? Таковы ли были преемники Апостолов? Таковы ли были богоносные отцы наши и учители? Горе таковым по причине их страшной дерзости! Ибо те, которые употребляют при сем деньги и имеют в виду только деньги, не только предатели суть и святотатцы церковных вещей, но они дерзают торговать даже божественным богатством, т. е. покупать и продавать даже самую благодать Святаго Духа. Почему не стыдятся говорить: наше есть вязать и решить, — и это прияли мы на сию жизнь свыше от Бога. О безстыдство, чтоб не сказать, о крайнее безразсудство! Скажи мне, прошу тебя, ты, говорящий такия слова, за какия добродетели приял такую благодать свыше? За то ли, что оставил все и последовал Христу? Что презрел славу мира сего? Что стал нищ духом? Что продал все, что имел, и раздал то бедным? Что погубил душу свою, т. е. умертвил ее для мира и не давал ей оживать ни для какого пожелания плоти? Но, говорят, ведь такова власть иереев. Знаю это и я, что она есть достояние иереев, но не просто всех иереев, а тех, которые священнодействуют евангельски с духом смирения и живут безукоризненною и добродетельною жизнию, — тех, которые прежде предали себя самих Господу и духовно представили Ему в храме тела своего чистое сердце, жертву совершенную, святую и благоугодную Господу, — были приняты к вышнему жертвеннику и были принесены великим Архиереем Христом Богу и Отцу, как совершенное приношение, преложились и изменились силою Духа Святаго и преобразились во Христа, умершаго за нас и воскресшаго во славе Божества, — тех, говорю, иереев, которые каются, плачут день и ночь с совершенным смирением и молят Бога со слезами не о себе только самих, но и о братиях, коих имеют в своем попечении, и обо всех сущих в мире св. церквах Божиих, и много плачут о чужих грехах, — тех, которые не употребляют ничего кроме необходимой пищи и ничего не делают в угождение и покой тела, но ходят, как написано, Духом и никакой похоти плотской не совершают, — и тех еще, которые, ради правды и заповеди Божией, не предпочитают ни беднаго, ни богатаго, ни власть имеющаго, ни подвластнаго, ни даже самого царя, равно как не презирают и не преступают заповеди Божией, ни под предлогом милостыни, ни из–за даров, ни из страха или любви, ни из–за какой либо другой вещи видимой или невидимой. Таких достояние есть вязать и решить, священнодействовать и учить, а не тех, которые принимают только от людей избрание и рукоположение. Никтоже, говорит Писание, сам себе приемлет честь, но званный от Бога (Евр. 5:4). Не сказал: тот, кому люди подают голос, и кто от людей приемлет хиротонию, но кто на это предопределен и проручествован Богом. — Те, которые бывают от людей и чрез посредство людей, такие суть татие и разбойницы, как сказал Господь: Аз есмь дверь. Вси, елико их прииде и приходят не чрез Меня, а прелазят инуде, татие суть и разбойницы (Иоан. 10:8, 1).

4. Не прельщайтесь же, братия мои: кто во тме, тот за дверью; кто, кажется, вошел, но не чрез свет вошел, вне есть внутренняго двора и этот. Ибо если Христос есть дверь и свет мира, то всячески дверь световидна, а не просто только дверь есть. И тот, кто вошел в нее, вступил в свет мира Свет же мира есть Христос, — не чувственно видимый, но мысленно созерцаемый. Чувственное сие солнце просвещает телесныя очи не только людей, но и безсловесных животных. А Христос, умное солнце, явившееся в мир, просвещает только разумныя души но и их не всех без разбора и не по достоинству. Он не есть тварь, или раб, определенный на служение другим, как это чувственное солнце, сияющее на праведных и неправедных, на злых и благих. Христос хотя называется светом и солнцем, но есть выше света и солнца, как Творец и Владыка света и солнца. Он есть жизнь и животворец, есть истина, правда и освящение, прост, несложен, благ, — есть всякое благо и превыше всякаго блага. Как истина, коею Он есть и именуется, бывает Он истиною для кающихся и обращающихся к Нему истинно; как правда, бывает Он праведностию для возненавидевших всякое зло и неправду; как освящение, освящает Он омывших и очистивших себя слезами; как простый, простым обретается Он в тех, кои не кроют в себе никакого лукавства, или злобы; как несложный, несложным является Он в тех, которые не имеют никакого злоухищрения, или двоеумия или двоедушия, или безверия душевнаго; как благий, благим открывается Он в тех, которые духовных дел покаяния не стесняют делами телесными, или мирскими заботами и хлопотами, и не мешают мирскаго с духовным, но приступают к Нему в незлобии, обнаженными и простыми в настроении сердца и произволении души, коих простоту и непытливость приемлет Бог и в короткое время наполняет их всяким добром, и как только откроется и явится в них, тотчас делает их причастниками таких благ, которыя превосходят всякой ум и всякое помышление.

Кто же может узнать таковых, если и есть они во времена сии? Их узнает тот, кто просвещен свыше благодатию Святаго Духа. Но кто говорит: я не знаю таковых, а принимаю свидетельство других, и на основании их рукополагаю; таковый да ведает, что если при таком порядке впустит он волка в стадо Христово, то, хотя это будет учинено несознательно, но все–же он виновен во вреде, причиненном стаду Христову. Скажет иной: кто ж его знает, что он волк? И я, ведь, человек и не могу знать, что кроется в сердце каждаго. Но если кто не слеп сам, то нет ему возможности не узнать такого человека. Ибо кто, имея глаза, не различит овцы от волка, и татя от пастыря? Если же кто в самом деле слеп для этого, то пусть поищет руководителя, а лучше пусть совсем отстанет от такого дела, чтоб ни самому не быть руководителем других, ни другаго не поставлять руководителем их, хотя бы целый мир свидетельствовал, что он достоин. Кто смотрит и слушает духовно, тот, увидав человека и поговорив с ним несколько раз, усматривает самую душу его, т. е. познает, какова она и в каком состоянии находится; даже по виду лица его узнает, сподобился ли он приять Духа Святаго. Если же он, хотя приял благодать, но не совершен еще в благодати и не сделался боговидным, то тот, духовный, смотрящий на него и беседующий с ним, узнает это по словам его; как сказал и Владыка наш Христос: от плод их познаете их (Мф. 7:16). Как древо познается по плоду его так и человек, что он за человек, познается из слов его.

Познается впрочем это от тех, у которых самих здравы ум и чувства душевныя. Ибо не таковые не имеют чувств и разсуждения для различения даже дел человеческих. Почему, видя постящагося по тщеславию, хвалят его, а того, кто принимает пищу, как обычно, но со смирением, осуждают; того опять, который воздерживается со смирением, почитают лицемером, а того, который ест по чревоугодию, почитают простым и нелукавым, любя и сами часто с ним есть, чтобы поблажать страстям своим. Также о тех, которые притворяются дурачками, говорят безвременно смешныя слова, принимают нелепыя положения и подвигают других на смех, думают, что они такими видами шутливыми и словами неуместными скрывают свою добродетель и безстрастие, и почитают как безстрастных и святых; а тех, которые ведут себя благоговейно и добродетельно в простоте сердца, пропускают без внимания, почитая их за людей заурядных. Есть и такие, которые человека говорливаго и показливаго почитают учительным и духовным, а от человека молчаливаго, блюдущагося от празднословия, отвращаются, как от высокоумнаго и горделиваго, и более соблазняются его малословием, чем назидаются, тогда как того, кто изворотлив на словах от начитанности или многаго учения, хотя он говорит иное лживо во вред спасению их, хвалят и любят много. И нет между такими никого, кто бы мог добре видеть и различать вещи, как они есть воистину.

Ибо кто слеп на одно, тот слеп и на все, равно как кто глух на одно, глух и на все. Не бывает так, чтобы слепой одно видел, а другаго не видел, или чтобы глухой голос одного слышал, а другаго не слышал. Но как у слепаго, так и у глухаго обыкновенно зрение и слух бывают вполне повреждены. Тоже бывает и в отношении к духовной жизни, что человек, не имеющий чувства в отношении к одному, не имеет его и в отношении ко всему того же рода; и наоборот кто имеет чувство к одному, т. е. к Богу, тот имеет чувство и ко всему божескому, и чувствует, кто каков есть в сем отношении. Будучи в Боге, он в Нем видит и все, — видит себя самого, других и все прочее. У кого открылись духовныя чувства, так что он умеет и видеть и слышать и чувствовать духовно, тот разумеет, о чем здесь говорится; а кто не разумеет, у того, явно, не здравы, а повреждены чувства душевныя. Находясь в таком состоянии, он и не разумеет, но приложися скотом несмысленным и уподобися им. Уподобившийся же безсловесным животным, если не обратится, не покается и не придет опять в прежнее достоинство, — по благодати, стяжанной нам Владыкою и Господом нашим Иисусом Христом, Сыном Божиим чрез воплощенное Его домостроительство, — таким и пребудет. Ибо престать ему быть таковым иначе нельзя, как облекшись в образ Христа Господа. Кто есть яко скот несмысленный, тот еще не облекся во образ Господа нашего Иисуса Христа, небеснаго человека и Бога; и поелику не облекся еще в Него, с чувством и ведением духовным, то он есть еще кровь и плоть и не может приять чувства духовной славы посредством слова, как и те, которые слепы от рождения, не могут мысленно представить света солнечнаго по одним словам о нем. Посему будем умолять Бога, да откроет Он очи души нашей, чтоб увидеть нам умный оный свет в себе самих, и тако прославлять Отца и Сына и Св. Духа, во веки. Аминь.

СЛОВО ВОСЕМДЕСЯТОЕ

1. О том, какое ведение есть истинное ведение, и о том, что ведение Бога в добродетельных не от учения происходит, но от чистоты души и от божественной благодати. 2. Что осуждение есть худое дело. 3. Обличение тех, которые думают, что знают тайны Духа, не имея благодати Духа. 4. О святости Духа. 5. Коль, блага вера, какой плод ея и как он множится. 6. Которые имеют сокровище Духа в себе, узнают, когда оно есть и в других, и знают, какие отличительные признаки святых. 7. Кто не родился свыше, тот не может видеть Бога и узнать того, кто достиг сего благодатию Духа Святаго.

1. Ныне такое время, в которое прилично сказать с Пророком Давидом: Господь с небесе приниче на сыны человеческия, видети, аще есть разумеваяй или взыскаяй Бога. Вси уклонишася, вкупе, неключими быша: несть творяй благостыню, несть до единаго (Пс. 13:2—3). Где премудр? Где книжник? Где совопросник века сего? Не обуи ли Бог премудрость века сего (1 Кор. 1:20), чтобы никто не мог посредством ея познавать истинную премудрость, Бога единаго истинно сущаго? — Ибо если б, братия, могло нам подаваться познание истинной премудрости и Боговедения посредством письмени, обучения и внешней премудрости, то для чего бы требовалась вера? или божественное крещение? или причастие св. таин? Конечно, не требовались бы. Но понеже не разуме мир премудростию Бога, благоизволил Бог буйством проповеди спасти верующих (1 Кор. 1:21). И это говорит божественный Павел. Я же справедливо могу плакать и рыдать о сокрушении собственных моих членов, т. е. плотских и духовных братий моих, — о том, что мы, облекшиеся во Христа в божественном крещении, ни во что вменяя тайны Христовы, думаем, что можем получить познание истины Божией посредством внешней премудрости и посредством одного чтения премудрых Писаний святых мужей, в котором упражняемся и, довольствуясь этими одними средствами, почитаем себя постигшими православие и имеющими точное и твердое познание Пресвятыя Троицы, — и не только об этом, но что и более почтенные пред другими люди неразумно полагают, будто те мысли, какия они слагают в уме своем, суть созерцания такого же достоинства, как и те, которыя подаются достойным только чрез озарение Духа Святаго. Увы! какое безумие и какое ослепление! Другие, опять без чистоты сердечной углубляясь умом своим в тайны Бога и богословствуя, когда услышат о Боге, что как в трех солнцах единое есть сияние света, так и в Пресвятой Троице — едино сияние единаго Божества, тотчас воображают в уме своем три солнца соединенныя по свету, т. е. по существу, и разделенныя по ипостасям, и полагают несмысленно, что они видят так самое Божество, и что святая, единосущная и нераздельная Троица полно выражается сим уподоблением.

Но не так есть, братия, не так. Никто не может добре и полно постигнуть умом и выразить словом догмат о Пресвятой Троице, сколько ни читай он Божественныя Писания. Истинно верующий и не берется за это; но приемля с верою написанное, в том одном пребывает, ничего более не пытая, и кроме написаннаго и того, чему научен, совершенно ничего другаго не может он сказать пытливым и самонадеянно дерзающим изследовать божественное. Что такое слово мое истинно, послушай, что говорит Христос Господь: никтоже знает Сына, токмо Отец, ни Отца, кто знает, токмо Сын и емуже аще волит Сын открыти (Мф. 11:27). Этими словами и другими подобными заграждаются безстыжия и бездверныя уста тех, которые говорят и думают, что знают сущую истину, самого, говорю, Бога, из внешней мудрости и из писмен изучаемых, и что сими средствами они стяжавают познание сокровенных таин Божиих, которыя открываются только Духом. Ибо если никтоже знает Сына токмо Отец, ни Отца кто знает токмо Сын, и емуже аще волит Сын открыти глубины сии и сии тайны (ибо, говорит, тайны мои мне и моим); то кто из мудрых, или риторов, или ученых (кроме тех, которые при сем очистили ум свой высшею философиею и подвижничеством, и имеют душевныя чувства свои истинно обученными) может без откровения свыше от Господа одною человеческою мудростию познать сокровенныя тайны Божии? Оне открываются посредством умнаго созерцания, действуемаго Божественным Духом, в тех, коим дано и всегда дается познавать их божественною благодатию. Знание сих таин есть достояние тех людей, которых ум каждодневно просвещается Духом Святым ради чистоты душ их, — тех, коих умныя очи добре открыты действием лучей Солнца правды, — тех, коим дано Духом Святым слово разума и слово премудрости, — тех, кои сохраняют совесть и страх Божий, посредством любви, мира, благости, милосердия, воздержания и веры. Вот чье достояние есть ведение божественнаго!

Тем, кои таковы, говорит Христос, как сказал и Апостолам: вам дано есть ведати тайны царствия Божия, прочим же в притчах (Лк. 8:15). Они, движимы будучи Божественным Духом знают равночестие и единение, которое имеет Сын со Отцем, так как видят во Отце Сына и в Сыне Отца чрез Духа, как написано в Евангелии: Аз во Отце и Отец во Мне (Ин. 14:10), — при чем подразумевается, что и Дух Святый равно есть во Отце. Ибо так как Дух Святый исходит от Отца, Отец же весь есть во всем Сыне, то и Дух Святый есть во Отце и Сыне. Отец и Сын и Дух Святый есть един Бог, покланяемый от всякаго дыхания. — Как же можно тебе говорить, что едино три солнца? Ибо если ты их соединишь и скажешь, что три одно, то три объединятся, и будут в одно солнце. Если же не соединишь их, а скажешь, что их три, то потеряешь единство трех. Отца без Сына и Духа невозможно тебе найти никоим образом, ни Сына без Отца и Духа, ни Духа без Отца и Сына. Почему веруй, что в Духе Отец и Сын, в Сыне Отец и Дух, во Отце Сын, соприсносущно всегда сущий и пребывающий и имеющий сияющим вместе с Собою Духа Святаго. Эти три лица не суть три Бога, но един Бог, в трех ипостасях воспеваемый бесчисленными Ангелами, сый и присносый и такожде сый, в едином сосущии, и царствии, и Божестве. Ибо хотя в каждом из трех лиц помышляются срасленныя им личныя особности (нерожденность, рожденность и исходность), однакоже три лица един Бог, и едино, т. е. един Бог — три: чему невозможно быть в трех солнцах.

2. Хотел бы я представить какой–нибудь пример, чтоб несколько прояснить мысль сказаннаго тем, кои с самоуверенностию хвалятся, что знают божественное, посредством одного лжеименнаго разума, и без благодати Святаго Духа, испытующаго глубины и тайны Бога; но боюсь Бога, Который повелел не давать Святаго безстыдным и дерзким, и не бросать бисера пред теми, которые божественное ставят наравне с заурядными и нечестивыми вещами, и некоторым образом попирают и безчестят его своими низкими и земными помышлениями о нем, и своими пытливыми душами, — каковых ум ослепил Бог, как говорит Пророк: «и омрачи сердце их, да видяще не видят и слышаще не разумеют» (Ис. 6:9, 10). — И праведно. Так как они сделали себя недостойными (Божия водительства), своею гордостию и своими злыми делами, то и оставлены Богом ходить во тме неверия и собственной худости своей, как говорит Он чрез Пророка Давида: и отпустих я по начинанием сердец их, пойдут в начинаниих своих (Пс. 80:13). Имея пред собою столь много примеров исполнения заповедей Божиих (которыя совершив делами, св. отцы предложили нам верным в подражание их добродетели), они не хотели подумать о них, и подражать св. отцам, но делают все противное им и осуждают их и жизнь их, коею подвизались они по Богу, говоря, что жизнь их не по Богу. Таковые, говорю, не только недостойны божественнаго ведения, как сыны противления и погибели, но повинны всякому осуждению и наказанию. Потому что, забыв себя искушать, аще суть в вере, пытают стороннее и изследуют необдуманно то, что выше сил их, не боясь Бога, Который повелевает: не судите, да не судими будете. Имже бо судом судите, судят вам (Мф. 7:1), — и не уважая наставлений ученика Христова Павла, который говорит: ты кто еси судяй чуждему рабу? Своему Господеви стоит или падает (Рим. 14:3). Как же можно признать таковых верными и христианами, когда они преслушают и оставляют словеса Христа Господа и св. Его Апостолов, не соблюдают законоположений, которыя постановил Он и ученики Его, и не идут по стопам учителя нашего Христа и не последуют Ему? Как возможно увидеть свет заповедей тем, которые явно преступают сии божественныя заповеди? Нет, это невозможно.

Да не прельщает вас, братия, никто суетным учением, говорит Апостол (Кол. 3:8, 18). Братиями нас называет божественный Апостол по причине возрождения и духовнаго родства, которое имеем мы с ним в силу божественнаго крещения. Но по делам нашим, как вижу, мы далеко отчуждились от братства святым. И это я хочу представить самыми примерами, или, лучше сказать, самыя дела наши и слова обличают нас в этом. С сею целию, обращая вопросы мои как бы к одному лицу, говорю: отвергся ли ты мира и всего мирскаго, брате? Сделался ли нестяжательным, послушным, чуждым своей воли? Стяжал ли кротость и смирение? Преуспел ли в посте, молитве и бдении? Достиг ли совершенной любви к Богу, и ближняго имеешь ли как самого себя? Молишься ли со слезами и от всей души о тех, которые тебя ненавидят, онеправдывают и вражески относятся к тебе, да будут прощены им такия согрешения их? — Взошел ли ты на такую высоту добродетелей, или еще нет? скажи мне. Если стыдишься сказать: нет, и опять по смиренномудрию не хочешь сказать: да; то я напомяну еще тебе, брате, о подобающем и покажу, какими делами и исправностями восходит на такую высоту добродетелей всякий истинный подвижник, подвизающийся с истинным знанием дела и с сильною ревностию о святости. Итак говорю: если из всего сказаннаго ты достиг того, что возлюбил врагов своих и многократно плакал о них от сердца, молясь Богу об обращении их и покаянии; то явно, что ты преуспел прежде и во всем прочем, — то есть, подвигами, тобою подъятыми, сделался безстрастным, стяжал сердце, чистое от страстей, и в нем и им узрел Бога безстрастнаго. Ибо иным путем нельзя дойти до того, чтобы молиться за врагов своих с расположением к ним сердца и любовию, как очистившись наперед от всякой скверны плоти и духа, чрез соединение с Богом содействием всеблагаго Духа.

Итак, если благодатию Спасителя Бога достиг ты, брате, до сего, вместе с благостию и смирением, то для чего не веришь, что и сподвижники твои достигли тогоже, или, веря, завидуешь им, осуждаешь их и оклеветываешь, чтоб развеять доброе о них мнение? Не знаешь разве, что делатели, вступившие в виноградник на работу с перваго часа дня, за то, что позавидовали пришедшим в одиннадцатый час и получившим одинаковую с ними награду, ввержены в огнь кромешный? Как же ты, делая и говоря то же или и хуже того против святых, коих добродетельная жизнь и ведение сияют, как солнце, думаешь, что не будешь осужден на такое же, или еще худшее наказание и мучение? Или не знаешь, что святые никогда не завидуют святым? Ибо где зависть, там живет и отец зависти, диавол, а не Бог любви. Почему, если имеешь в себе зависть, то как думаешь, что ты свят, — ты, котораго не признает даже верным или христианином любовь Бога и брата твоего? А что так есть воистину, что тот, кто имеет зависть, имеет диавола и не может быть Христовым, потому что не имеет любви к брату, это явно для всякаго, слушающаго Божественныя Писания.

3. Если же ты не удостоился еще приять такие дары и не достиг в такую меру боготворных добродетелей, то как дерзаешь отверзать уста свои и говорить? Как берешься учить, сам имея нужду в оглашении и научении от других? Как покушаешься совопросничать о том, чего не знаешь и о чем не слыхал? И как дерзаешь вступать в беседу о таких высоких предметах, будто человек, знающий божественное? Или не знаешь, что тебе следует стоять за дверьми церкви, как оглашенному, а ты по дерзости своей стоишь вместе с другими верными, чистыми, молящимися внутри церкви, преступая Апостольския правила? Ибо оглашенным следует называть не только невернаго, но и всякаго, кто не зрит славы Господа откровенным лицем ума своего. Я впрочем плачу о твоем невежестве, что ты совсем не веришь, чтоб ныне был кто нибудь такой святой, как древние; между тем, сопричисляя себя к массе людей, как заурядный к заурядным, в то же время, какбы некий святый и богоносный муж, говорящий Духом Святым, берешься изъяснять то, к чему понужден словами моими, хотя сознался, что совсем не знаешь того. Теперь спрошу тебя, — то, о чем сказал ты, что не видел того, не слышал и не удостоился приять в душу свою, — это, говорю, как не стыдишься ты изъяснять и истолковывать, какбы познавший то от Духа Святаго?

4. Ибо если ты не сделался безстрастным, если не удостоился приять Духа Святаго, если ты еще не святой, то как говоришь, что знаешь тайны Духа, какбы был святой, — тайны, о коих написано, что око не видало, ухо не слыхало и на сердце человека перстнаго не всходило, что за блага, которыя уготовал Бог любящим Его? Ибо они открываются Богом благодатию Святаго Духа тем кои сделались причастны святыни Духа, да ведают, какие божественные дары подаются достойным, как говорит божественный Павел; мы не духа мира сего прияхом, но духа, иже от Бога, да вемы яже от Бога дарованная нам. Дух бо вся испытует, и глубины Божия (1 Кор. 2:12, 10). Чрез Него открылся и познался нам, грешникам сущим и смиренным, Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, Спасителя и Бога великаго, в самом Христе Боге, — Бог, егоже никтоже видел есть от человек, ниже видети может (1 Тим. 6:16). Бог, рекий из тмы свету возсияти, Он же самый возсия и в сердцах наших (2 Кор. 4:6). То есть, совершенно неописанный и необъемлемый приемлется как сокровище в скудельные сосуды тел наших; и не имеющий образа и вида образуется в нас, исполняя все неописанно, яко сый превыше всякаго величия и всякой полноты. То, что Бог образуется в нас, что другое есть, как не то, что Он перетворяет, возсозидает и преображает нас по образу Божества своего?

5. Таков был и Симеон благоговейный, подвизавшийся в Студийской обители, как мы знаем и как удостоверились в этом опытно. Ибо мы на проявлениях Духа, бывшаго в нем, основали веру свою в него, хранимую неизменно и доселе или лучше сказать, возжгли от света его, как некую лампаду, светильник души нашей, который и блюдем неугасимым, сами хранимы будучи его молитвами и ходатайствами о нас, которыми напаяема будучи, душа наша умножает веру в него и еще (дерзая о Господе говорю) будет умножать, Богу содействующу, да приносит стократный плод от сего божественнаго света. Плод веры есть святый и невечерний свет; свет же святый в свою очередь прилагает и умножает веру. Насколько сильнее возсиявает свет, настолько возрастает вера и восходит на высоту. И опять насколько возрастает вера, настолько множится явно плод Духа; плод же Духа есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. Имеющий такие плоды знает их добре. Ибо как тот, кто имеет маргариты и камни драгоценные, сапфиры, говорю, аметисты и другие подобные, знает (если приобрел опытность в том) вид и величину каждаго, так и тот, кто насадил в себе добродетели и возрастил плоды Духа, знает и вид и силу каждаго из них, и наслаждается сладостию всех их.

6. И, что всего дивнее, верно узнает, когда тот плод, который в нем есть, есть и в других. Ибо как народы распознаются по одеждам их, особенно же по голосу и языку, так и святые познаются по тому, как благочестно и благообразно они себя держат, и по другим внешним признакам; но особенный и решительно верный признак их есть слово, исходящее из уст их. Ибо чего нет в сердце, того не могут изнести уста; если же и берется кто изнести то, тотчас обличается собственными своими словами, что говорит недобре. Благий человек, говорит Господь, от благаго сокровища сердца своего износит благая: и лукавый человек от лукаваго сокровища износит лукавая (Мф. 12:35). И смотри, какия глубины Духа? — Не сказал Господь только, что от благаго сердца износит, но сказал: от благаго сокровища сердца, чтоб ты познал из сего, что никто из нас не может иметь сердца пустым, но что всякий имеет в сердце своем одно из двух: или благодать Духа Святаго посредством веры и добрых дел, или лукаваго диавола за неверие, нерадение о заповедях Божиих и делание злых дел. Чтоб ты не подумал, будто Господь говорит, что имеют сокровище Святаго Духа и те, которые исполняют некоторыя только заповеди Божии, а не все со всею точностию, Он сказал в другом месте: имеяй заповеди Моя (разумеется, все) и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: а любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим: и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам, — и прибавил: аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет: и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидем, и обитель у него сотворим (Ин. 14:21, 23).

Видишь, как тот, кто стяжал благое сердце трудами и деланием заповедей, имеет в себе все Божество, которое есть благое сокровище? А что сокровище сие не обитает в том, кто преступает или нерадит хоть об одной какой заповеди, даже малейшей, и не исполняет ея, — слушай, что еще говорит Он: иже аще разорит едину заповедей сих малых, и научит тако человеки, мний наречется в царствии небеснем (Мф. 5:19). Меньшими или малейшими назвал Господь заповеди не потому, чтоб оне в самом деле были таковы, но потому, что мы почитаем их такими. Попразднословить, например, или пожелать елика суть брата нашего, или посмотреть страстно, или презреть и осудить кого, — все это и подобное сему почитаем мы за ничто, имеем малейшим и последнейшим, почему нерадим. и относимся к тому безразлично, не остерегаемся того и никакого о том понятия не имеем; потому что забыли, какой строгий суд произносит Господь о таких делах, говоря: всяко слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день судный (Мф. 12:36); еще: не пожелай, елика суть ближняго твоего (Втор. 5:21); еще: иже воззрит… ко еже вожделети… уже любодействова (Мф. 5:28); и еще: иже речет брату своему: рака, повинен есть сонмищу; а иже речет: уроде, повинен есть геенне огненней (Мф. 5:22). — И Апостол, желая показать, что диавол действует в тех, кои делают такия дела, говорит: жало смерти грех (1 Кор. 15:56). Ибо если грех есть не что иное как преступление заповеди Божией, а — не пожелай, не лги, не празднословь и не осуждай брата своего, есть заповедь Божия, то явно, что всякий, творящий такия дела, уязвляется жалом смерти, т. е. грехом; сквозь же эту язвину и ужаление греха, тотчас, как червь, входит диавол и живет там внутри. Видишь ли, как те, которые не сделали сердец своих чистыми посредством слез и покаяния, имеют живущим внутрь себя диавола, который есть злое сокровище?

Так–то благой человек из благаго сокровища сердца своего износит благое, а злой — злое. Но истинное покаяние с исповедию и слезами, как некиими пластырями и лекарствами, омывает и очищает рану сердца, и самую язвину, какую до сердца открыло жало мысленной смерти, — потом извлекает вон червя, который сделал себе внутри нору и жил там, и убивает его, — наконец залечивает рану и место ея делает совершенно здоровым, так что даже и следа ея не остается. Это, сказанное мною, знают, как происходит в них, только те, которые имеют сердце, ищущее здравия притрудно, со слезами и покаянием. А прочие чувствуют даже удовольствие от таких язв и нарочно их растравляют, стараясь прибавлять к ним и другия раны. Они то только и считают здоровьем, когда удовлетворяют всякую страсть и всякую похоть свою, — даже величаются, когда делают какой грех срамный, срамоту такую вменяя себя во славу. Почему же они так превратно действуют? Потому что не знают духовнаго утешения и радости, какия приносит совершенное очищение сердца, — или, лучше сказать, потому что совершенно не верят сему и держат убеждение, что невозможно человеку совершенно очиститься от страстей и приять в себя полное действо Духа Святаго. Вследствие сего они и говорят и делают всегда то, что противно спасению их, а чрез это и сами себе затворяют двери в царство небесное, и другим желающим препятствуют войти в него. Если случится им услышать где о ком либо, что он, подвизаясь, как следует, в заповедях Господних, стал смирен в сердце и в мудровании своем, очистился от страстей и всем проповедует дивныя милости Божии, какия явил над ним Бог, по неложным обетованиям Своим, — или его самого услышат говорящим на пользу слушающих, как удостоился он увидеть свет Божий и самого Бога во свете славы, и как разумно познал в себе присутствие и действие Духа Святаго и стал одеян благодатию Духа Святаго, — если, говорю, услышат они сие, тотчас, как псы разъяренные, начинают лаять против него, покушаясь, если возможно, и совсем пожрать его, говоря ему: перестань, прельщенне и горделиве! Кто в теперешнее время может сделаться таким, каковы были древние отцы? Или кто может видеть Бога, хотя мало некако? Кто может получить благодать Св. Духа в таком обилии, чтоб ради ея сподобился увидеть Отца и Сына? — Перестань, чтоб не быть тебе побиту камнями.

Таковым, мне кажется, я должен достойно ответить, как того требует невежество их, следуя наставлению Соломона: Не отвечай безумному по (προς) безумию его, да не подобен ему будеши: но отвещай безумному по (κατα) безумию его, да не явится мудр у себе (Притч. 26:4, 5). О братия! Из вас действительно никто, как говорите, не видел Бога; но из тех, которые самоохотно взяли на себя крест Господень и потекли тесным путем, готовы будучи и душу свою погубить за живот вечный, из этих многие видели Бога, и прежде и теперь, как думаю, многие видят Его, и всякий может увидеть Его, если возжелает сего и устремится к сему как должно; только вы, по развращению сердца вашего и по зависти, не можете видеть таких людей. Слушай, что говорит Евангелист Иоанн: елицы прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, верующим во имя Его; иже не от крове, ни от похоти плотския, ни от похоти мужеския, но от Бога родишися (Иоан. 1:12, 13).

7. Итак, если ты не родился от Бога, то явно, что ты и не чадо Его. Ты не приял еще Его и не имеешь внутрь себя. Почему Он не дал тебе области, и ты не можешь быть чадом Божиим. Если же ты не сделался еще чадом Божиим, то как возможно тебе видеть небеснаго Бога, яко отца своего? Никто никогда не видел отца своего прежде, чем родился от него; и никто из людей не увидит Бога, если прежде не родится от Него. Посему–то Господь и говорил: аще кто не родится свыше, не может видети царствия Божия (Иоан. 3:3). И еще: рожденное от плоти плоть есть: и рожденное от Духа дух есть (Иоан. 3:6). Но ты, поелику родился только от плоти и не познал еще духовнаго рождения, которое бывает от Святаго Духа, то не родился от Него, не сделался и сам духом. Итак, как же можешь ты испытывать глубины Божии, или, лучше сказать, видеть Бога? Всеконечно не можешь. Ты сам, и не хотя, признаешь это истинным. Ибо видишь, что говорит Господь? — Но ты таков ли? И почему узнать нам, что ты таков? — Я не могу сказать, что я таков, без благодати Божией. Но полагаю, что ни сам Апостол Павел, ни Иоанн не могут сказать это, и я болезную о душевном ослеплении тех, которые говорят это, и тут же ищут узнать, как познается тот, кто достиг в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова.

Впрочем, если хочешь узнать, я скажу тебе — как: так, как слепые узнают других людей, — как Исаак признавал сына своего Иакова, хотя он был наряжен так, чтоб походил на брата своего Исава. Все вы знаете, что Исаак был в недоумении и говорил: руки — руки Исава, а голос — голос Иакова. Хитрости подряжения он не мог узнать, потому что был слеп, а обычный голос сына своего Иакова узнал. Если б он был глух, то не мог бы и голоса его узнать. Так и вы, — кто бы вы ни были изумляющиеся подобным образом, как можете узнать мужа духовнаго, если вы не только слепы, но и глухи? Невозможно это для вас. А что это истинно, что те, которые не видят духовно, не могут и слышать духовно, послушай, что говорит Господь неверным Иудеям: почто беседы моея не разумеете? Яко не можете слышати словесе моего. И еще немного ниже: иже есть от Бога, глаголов Божиих послушает: сего ради вы не послушаете, яко несте от Бога. Вы отца вашего диавола есте, и похоти отца вашего хощете творити (Иоан. 8:43, 47, 44). Итак, если и вы, по причине неверия и лукавства своего, по причине нерадения и преступления заповедей Божиих, плоть есте, — разумею, если одебелели сердцем и имеете слух и око душевныя заключенными, и ум покрытым страстьми, то как можете познать духовнаго и святаго мужа?

Но, о, братия мои и отцы! Умоляю, да восподвизается каждый из нас сначала познать себя самого, дабы потом иметь возможность иной раз оттого, что в меру нашу, познать и то, что выше нас. Ибо кто не познал прежде себя самого так, чтоб мог с Давидом говорить: аз есмь червь, а не человек (Пс. 21:7), и с Авраамом: аз есмь земля и пепел (Быт. 18:27), тот никак не может познать что либо из духовнаго и божественнаго духовно и достойно, и как подобает вышеестественному и премудрому Духу. Никто да не прельщает вас суетными и обманчивыми словами, говоря, что можно познать божественныя тайны веры нашей, без научения и просвещения Святаго Духа. Приятелищем же даров Духа никто не может быть без кротости и смирения. Почему надлежит всем нам всенепременно прежде всего положить твердое и непоколебимое основание веры во глубинах души нашей; потом на сем основании создать дом внутренняго благочестия души, устроив стены его высоко и крепко из разных видов добродетелей. Когда таким образом ограждена будет душа со всех сторон, как стенами, и когда в ней водрузится и укоренится всякая добродетель, тогда возложим на сие здание и кровлю, которая есть ведение Бога, — и дом Духа будет у нас всецело и совершенно готов. Ибо когда душа очистится слезами соответственно являемому ею покаянию и исполнению заповедей, тогда человек, вопервых, удостоивается благодатию Духа познать свое состояние и всего себя; потом после тщательнаго и долговременнаго очищения сердца и укоренения глубокаго смирения, начинает он мало–по–малу, и некоторым образом примрачно, постигать яже о Боге и божественных вещах; и чем больше постигает, тем паче дивится и стяжавает вящшее смирение, думая о себе, что совсем недостоин познания и откровения таких таин. Почему, блюдомый таким смирением, как–бы находясь за крепкими стенами, пребывает он неуязвимым от помыслов тщеславия, хотя каждодневно растет в вере, надежде и любви к Богу, и ясно видит преспеяние свое, являющееся в приложении ведения к ведению и добродетели к добродетели. Когда же достигнет наконец в меру возраста исполнения Христова, и истинно стяжет ум Христов и самого Христа, тогда приходит в такое доброе состояние смирения, в коем уверен бывает, что не знает, имеет ли что либо в себе доброе, и почитает себя рабом неключимым и ничтожным. И то наипаче дивно и вышеестественно, что он держит на сердце, что во всем мире нет ни одного человека, который был бы ниже и грешнее его. Как доходит он до такого убеждения и как удерживает его, не могу сказать. Одно только мог я понять в этом, что есть прехвальная добродетель смирения. Когда душа придет в такое доброе состояние и ум ея силою Духа о Христе Боге погрузится во глубину смирения и забудет мир и все, что в мире, помышляя только о себе и своем, так что это обратится в постоянный навык и настроение неизменное; тогда она видит себя крайне уничиженною и бедною, и убеждается, что между всеми людьми мира нет никого другаго столь ничтожнаго, как она. Таким образом, чем более кто имеет себя в чувстве души беднейшим и нижайшим всех людей, тем он бывает первее и выше всех людей, как определяет Господь и Бог наш: иже хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга (Матф. 20:25). Станем же и мы, братия, подвизаться, чтоб придти в такой чин и состояние; — тогда и мы будем в состоянии легко узнавать святых, достигших сей меры, — и улучим и настоящия и будущия блага, благодатию Господа нашего Иисуса Христа, — Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЕРВОЕ

1. О духовном делании. 2. Како было это делание у древних святых? 3. Как можно и вам преуспевать в нем?

1. Поелику иные люди высокое имеют о себе мнение (котораго куда бы лучше было им не иметь) и почитают себя подобными древним святым и богоносным отцам нашим, по ведению, делам и совершенству, будто стяжавшие такую же благодать Св. Духа, какой сподобились и те, — между тем как выставляют себя такими только на словах без дел, прельщены будучи духом самомнения и тщеславия, то я счел благословным сказать в простоте несколько слов об этом, по заповеди Божией, которая гласит: и ты обращся, утверди братию твою (Лук. 22:32), и по любви, какую Христос повелел нам иметь к ближним своим. Хочешь, брате, слышать, что делали святые и богоносные отцы наши, сидя в келлиях своих? Читай жития их и изучи прежде сам ты их телесное делание, а потом и я открою тебе, какое духовное проходили они делание. Ибо писавшие жития их, описывали более телесныя (видимыя) их дела, как–то: ничегонеимение, пост, воздержание, терпение и прочее чтоб не пересказывать все и не удлинить тем слова; духовное же их делание они лишь несколько давали видеть посредством телесных дел их как в зеркале; так что познать и уразуметь, каких сподобились они дарований духовных, могут только те, которые, подобно им, подъемлют труды и подвиги, и такими делами являя веру подобную их вере, чают сделаться причастниками и дарований их. Те же, которые не подражают подвигам их, ничего не уразумеют о духовных их делах. Впрочем, поелику мы в такое пришли неразумие, что почитаем себя имеющими такую же благодать Духа, какую имели древние, не делая однакож дел, которыя они делали, то изследуем этот предмет, и удостоверясь в том, как все бывает из духовных дел отцев, восподвизаемся подражать им, хотя и не можем надеяться достигнуть в меру их.

2. Итак, что делал Антоний великий, когда уединенно жил в гробнице, — и притом тогда, как не знал еще в совершенстве духовнаго делания? Не заключился ли он в гробнице так, как мертвый? Имел ли с собою хоть что либо из вещей мира, и заботился ли сам о себе хоть сколько нибудь? Не умер ли он весь и всецело для мира, и не искал ли единаго Бога, могущаго даровать ему жизнь и воскресение? Не довольствовался ли он одним хлебом и водою? Не выносил ли он мужественно всякое зло от демонов, хотя они так сильно нападали на него, что однажды он остался полумертвым от побоев их? Когда же принесли его по сему случаю в церковь, как мертваго и пошевелиться не могшаго, то он, пришедши в себя, не возвратился ли назад и не выступил ли опять небоязненно против врагов своих один? — Простое будто это действие, а между тем сколь оно было важно! Ибо если б он не возвратился к врагам своим, а остался в мире, и если б он, решась таким образом терпеть до конца, не предал себя произвольно на смерть со всею готовностию, то не удостоился бы увидеть превожделенное лице Христа Господа и услышать сладчайший глас Его. Но как он взыскал вседушно, толкал всеусердно, претерпел до конца, то и получил достойную терпения своего награду. Ибо, как я сказал, он умер произволением для всего, любве ради Христовы, и сидел на уединении, как мертвый, пока не пришел Христос, животворящий мертвых, не извел его из ада, т. е. из душевной тмы, и не ввел в чудный свет лица своего, который узрев, Антоний освободился от всякой скорбности и, преисполнясь радости, воззвал: Господи! Где же был Ты доселе?! Словами: где был Ты, Господи? он показал, что не знал, где был Господь; тем же, что сказал: доселе показал он, что теперь увидел, возчувствовал и познал присутствие Христа Господа. Итак, если мы не хотим отрещися мира таким же образом и не произволяем терпеть подобно св. Антонию, то как возможно нам удостоиться увидеть Бога благодатию Духа Святаго и преисполниться радости духовной, подобно ему? Нет, никак это невозможно.

Вот и Арсений великий, тотчас как возненавидел мир, что сделал? Не оставил ли царских палат, и царей, и слуг, и всего богатства своего, и не пошел ли в монастырь один, как какой либо бедный и нищий, всячески стараясь, чтоб не узнали, чем он был, во избежание славы и хвалений человеческих и в стяжание славы пред Богом, — Что же? Удовольствовался ли он этим одним? Нет; но что сделал? Не потерпел, чтоб его ставили наравне с бедными оными подвижниками, как нищаго и презреннаго, но смотрел на себя, как на пса. Ибо когда игумен, для испытания его бросил ему кусок хлеба и хлеб упал на земь, то благословенный сей и сам бросился наземь и пошел к хлебу, подобно четвероногому на руках и ногах, но и дошедши до него, не руками взял его, а зубами, как делают псы, и съел. Потом, когда сидел в келлии, не только терпеливо трудился над рукоделием, к которому совсем не имел привычки, но и так вел дело, что на нужды свои исстрачивал гораздо менее, нежели сколько получал от рукоделья, — и пил воду уже попортившуюся. К томуже, и когда работал рукоделье и когда молился, всегда плакал и обливался слезами, на молитве простаивал с вечера до разсвета, и до конца жизни терпел бедность и нищету. Для чего? Для того, чтобы увидеть и испытать и самому тоже, что сподобился увидеть и испытать великий Антоний. Но как же, спросишь, о нем не написано. Что он видел Христа? Уж в самом деле, может быть, он не подъял таких подвигов, какие подъял св. Антоний; или хоть подъял такие подвиги, однакож Бога увидеть не сподобился? Нет, не так. И он сподобился увидеть Бога, так же, как и великий Антоний; но тот, кто писал его житие, не сказал этого явно. Если желаешь в этом удостовериться, прочитай главы, написанныя Арсением великим, — и узнаешь из них, что и он видел Бога.

3. Итак, кто подражает святым делами своими и подвигами, тот наверное сподобится получить и равную благодать. И сие также верно, как верно то, что никто из святых отцов, ни прежде приятия благодати Св. Духа, ни по приятии оной, не мог выйти из омрачения душевнаго и увидеть свет Святаго Духа, без трудов, подвигов и потов, без самопринуждения, самоутеснения и прискорбности. Ибо нудно есть царствие небесное и нудницы восхищают его, — так как многими скорбми подобает внити в него (Мф. 11:12; Деян. 14:12). Царствие сие есть благодать Святаго Духа, как показывает сказанное Господом слово: царствие Божие внутрь вас есть (Лук. 17:21), чтоб мы восподвизались приять и иметь в себе Духа Святаго. Итак, которые чуждаются всегдашняго самопринуждения, самоозлобления и самостеснения, произвольной нищеты и самоохотных лишений, такие пусть не говорят, что имеют в себе Духа Святаго. Ибо без трудов, потов и болезненных подвигов в добродетелях, никому не дается сей небесный дар. Почему истину выражает общее присловие, которое гласит: покажи дела и ищи наград.

Я знаю человека, который, почитавши Божественных Писаний в правоте помышлений и простоте души и бденно помолившись несколько дней и ночей без особых каких либо трудов и подвигов, такого сильнаго сподобился просвещения от благодати Св. Духа, что ему показалось, будто он находится вне тела, вне дома, вне сего мира. Была ночь, когда он увидел этот свет, — и вдруг стало светло, как в полный день. Но как он получил такое богатство без труда то скоро стал и небречь о нем, впал в нерадение и лишился всего онаго богатства, — и до такой степени, что совсем даже из памяти у него выпало, что некогда видел таковую славу.

Как же после сего те, которые никогда не сподоблялись получить, или видеть такую славу, говорят, что имеют ее в себе? Недоумеваю. Но о, ослепление и омрачение таковых! О, нечувствие и суетное их самомнение! Откуда это они узнали? И от каких писаний слышали? Поистине осуетились они помышлениями своими и омрачилось неразумное их сердце, — и они все еще пребывают в Египте, т. е. во мраке страстей и похотей своих. Ибо те, которые возжелали увидеть землю обетования, которую видеть сподобляются кроткие, смиренные и нищие (духом), с удовольствием подъемлют всякую тесноту, скорбь, скудость, нищету, — и всеусильно воздерживаются от всякой телесной сласти, покоя и чести, отдаляются от всякаго человека, и малаго и великаго, и бегают их без ненависти, чтоб сподобиться внити в землю обетования, прежде чем пресечется течение настоящей жизни, т. е. прежде чем умрут. Таковые много смиряются, и почитая себя истинно злонравными, многогрешными, врагами Бога и преступниками заповедей Его, проводят жизнь в скорбении, печаловании и покаянии, и всячески стараются узнать, что бы еще следовало им сделать, чтоб примириться и содружиться со Христом Господом. За это и Господь дарует им наконец не только познать, что надлежит им делать, чтобы примириться с Ним, но дает им силу и терпение и делом совершить все, потребное для того, чтоб увидеть и стяжать над всем и во всем сущаго Бога, и после того жить уже как на небе и там иметь свое обиталище, хотя находятся в горах, в пещерах, в келлиях, в городах, и таким образом служить Ему с удовольствием и отрадностию, с радостию и веселием неизглаголанными.

Таково делание святых! Таково действование тех, в коих действует Дух Божий! Таким и в наши дни был святый и блаженнейший Симеон благоговейник, который, как солнце, сиял в славном монастыре Студийском. Он сначала жил в мире, среди дел мирских, среди друзей и родных, забот, попечений и утешений мирских, но потом так от всего этого отрешился, что совсем и не вспоминал о том никогда. Он, живя среди множества монахов, такое блаженное сказал слово: долг имеет монах быть в монастыре, — как существующий, и несуществующий, и неявляемый, наипаче же незнаемый. Изъясняя сие слово, он говорил: «как существующий и несуществующий, — как бы он существовал по телу, а не существовал по духу, и неявен был в сем отношении другим, исключая тех, кои соделались чистыми, благодатию Всесвятаго Духа, — и знаем не был, т. е. ни с кем ничего не имел (не имел особой знаемости и дружбы)». О, блаженныя словеса, коими проповедуется вышечеловеческое, ангельское его житие! О, словеса досточудныя, в коих он сам исповедал, что благодатию Святаго Духа стяжал жительство на небесах, и при этом открыл, что был едино с Богом, именно словами, чтоб ни с кем ничего не имел монах: чего никто не может истинно проявить на деле, чего и сказать даже никто не может, если не соединился всецело с Богом. Если же и скажет кто, то обольщает себя. Кто не соединен с Богом и говорит, что не грешит, тот слеп, совсем невидущ и безчувствен. Кто же имеет в себе Бога, тот не может согрешати, яко семя Его в нем пребывает, как говорит Иоанн Богослов (1 Иоан. 3:9). Что благоговейный Симеон имел в себе всего Бога, об этом он, и когда жив был, говорил, и по смерти велегласно свидетельствует в писаниях своих, говоря: «стяжи Бога другом себе, и не будешь иметь нужды в человеческой помощи», и в другом месте опять: «стяжи Бога и не будешь иметь нужды в книгах». Это последнее он и делом показал: ибо целую книгу составил своими трудами, или, лучше скажу, благодатию Св. Духа, обитавшею в нем, не смотря на то, что не проходил наук. Все сие, вместе со св. Симеоном, духовным отцем моим, и я подтверждаю своим свидетельством и исповедую. Блаженный и преподобный отец сей столь много подвизался, что превзошел в этом даже древних святых, и так много терпел искушений и скорбей, что уподобился многим великим и славным мученикам. За то прославлен Богом и сделался безстрастным и святым и удостоился приять в себя благодать Св. Духа. Потом, как систерна дает из себя жаждущему воду, которая натекает в нее от дождей из небесных облаков, так и отец наш преподобный приял от полноты Владыки нашего Христа и источал из себя воду живую от благодати Св. Духа. И опять, — как иной досыта напивается водою, которая источается из систерны и изливается из ней вне, так и ученик его приял благодать Святаго Духа, которая всегда источалась и изливалась от сего святаго отца нашего духовнаго, напоился ею, и умыл лице свое, руки и ноги, потом омылся весь и по душе и по телу этою безсмертною водою. О, таинство страшное и преславное!

И не позволяйте себе, братия мои, не веровать этому; потому что такое слово не собственное мое есть, — и то, что я сказал, случилось не с одними нами (т. е. им и духовным отцем его). Но послушай Евангелиста Иоанна, что говорит он о воде сей, или, лучше сказать, о сем Сыне, живом Слове Бога, от Котораго обогатился словом и Иоанн. Всяк пияй от воды сея, говорит Господь, вжаждется паки: а иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки: но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник воды текущия в живот вечный (Иоан. 4:13, 14). Изъясняя, что значит сия вода живая, Иоанн говорит в другом месте: сие же рече (Господь) о Дусе, егоже хотяху приимати верующии во имя Его (Иоан. 7:39). И Апостол Павел говорит: мы же не духа мира сего прияхом, но Духа иже от Бога, да вемы, яже от Бога дарованная нам, яже и глаголем (1 Кор. 2:12). Этою–то водою отмывается и выводится из души всякое зло, всякая сквернота, и без нея, сколько ни трудись и не подвизайся, не получишь никакой пользы. Посему и мы, не могши никоим образом скрыть талант, т. е. дар Владыки нашего Христа, и не возвещать о благодати Божией, данной старцу Симеону, исповедуем с дерзновением милость Божию, явленную нам чрез сего преподобнаго отца нашего, который и нас насытил ненасытно от воды, полученной им от Бога, во славу св. имени Его. И се, по силе нашей, мы, последнейшие и непотребные, славили и славим Бога, прославившаго преподобнаго отца нашего Симеона благоговейнаго, а чрез сие и его (старца). Не думай же никто: будто я лгу и говорю на пагубу душе своей, хваля духовнаго отца моего, ибо я знаю, что Бог погубит всех глаголющих лжу (Пс. 5:7). Тому и другому (и хвалить и не лгать) учит меня божественный Павел, говоря: благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, — сый благословен; — истину глаголю, не лгу. Вем человека прежде четыренадесятих лет, — и проч. (Еф. 1:3; Рим. 9:1). И опять: мы же не духа мира сего прияхом, но Духа, иже от Бога, да вемы яже от Бога дарованная нам, яже и глаголем (1 Кор. 2:12). — Ктому же что пользы мне или духовному отцу моему от похвал? Всеконечно нет нам пользы никакой совершенно. Но как, говоря о древних святых, им самим никакой совершенно не доставил я пользы, слушателей же подвиг к подражанию им: так в томже смысле говорил я, и не перестану говорить и о преподобном Симеоне, а когда бывает потребно и нужно, прибавляю не хотя и об ученике его. Неверие тех, которые во вред слушающим говорят, будто в нынешния времена невозможно, чтоб кто либо стал таким, каковы были древние отцы, чтоб достигнул кто меры добродетелей, какия проявили они, и чтоб сподобился даров, какие они получили, — это неверие заставляет меня говорить то, чего я, без сего, никогда не сказал бы, и представлять всем в настоящем свете человеколюбие Божие, всем обличить нерадение и леность говорящих такия речи.

Блаженный Симеон так много трудился и подвизался, что превзошел своими трудами и подвигами даже многих древних святых, и такия претерпел искушения и скорби, что является подобным многим именитым и великим мученикам. За это прославлен он Богом, стал безстрастен и свят, и сподобился приять в себя всю, так сказать, благодать Святаго Духа. Потом, как отец дает наследие сыну своему даром, так и мой духовный отец дал ученику своему благодать Святаго Духа, без собственнаго его труда и подвига, а даром. И кто из нас может, не говорю, делать дела, какия он делал, даже хорошо понять то, что он сказал? — Вот что прежде всего другаго, как наставление, написал святой нам: «брате! совершенным удалением от мира называется совершенное умерщвление и отсечение своей воли». О, блаженный глас, или лучше сказать, о, блаженная душа, сподобившаяся сделаться такою и отрешиться от всего мира! К таковым говорит Владыка Христос: от мира несте, но Аз избрах вы от мира сего (Иоан. 15:19). Приидите ко Мне, и Аз упокою вы (Мф. 11:28). Тем же, которые иным шествуют образом и творят волю свою хотя мало некако, или в некоторых только, повидимому добрых делах, невозможно увидеть ту жизнь, какую видят совсем удалившиеся от мира и совершенно умершие воле своей.

Итак, брате мой, если и ты не хочешь смиряться и слушаться во всем, не хочешь охотно переносить скорби, безчестия, унижения и поношения, не хочешь быть как какой несмысленный, незнаемый, нищий и заброшенный, не хочешь также быть презираемым от всякаго человека и почитаемым за какого либо помешаннаго; то скажи мне, каким же другим образом возможно тебе сделаться чуждым собственной своей воли? Если Бог заповедал нам всем терпеть все такое, как бывающее с нами для испытания, или, лучше сказать, для очищения душ наших, мы же не хотим того терпеть, но живет в нас земное мудрование плоти, заставляющее нас не желать никакого лишения и злострадания; то как можно нам быть мертвыми к миру и к вещам мирским? Нет, это невозможно. Если же не умертвимся мы миру и всему мирскому, то как можем пожить сокровенною во Христе жизнию? Как можем узреть Бога обитающим в нас, как свет, — как сказал и святый Симеон? Нет, братия мои, невозможно нам получить такой дар, — и пусть не прельщает нас никто.

Если ты, почитая блаж. Симеона буиим, стыдишься подражать делам его, то подражай Христу, и страдай охотно для собственнаго своего спасения, как Он страдал для тебя. И Его, как слышишь, называли бесноватым, льстецом, ядцею и пийцею, говоря Ему: беса имаши (Иоан. 8:48), и опять: сей человек ядца и пийца, друг мытарем и грешником (Лук. 7:34). Тоже самое слышал и преподобный отец наш Симеон, за меня, или и за всех нас. Слышишь опять, как Господь наш взят был и связан, будто убийца и злодей, и представлен Пилату, как какой нибудь нищий и ничтожный человек, как заушен был рабом и брошен в темницу, как влачим был воинами и как предан от Пилата еврейскому народу со словами: возмите его вы и распните. Помысли же, как был среди их Христос, сый превыше всех небес и содержай вся рукою своею? Как был толкаем то с одной, то с другой стороны? Как был ударяем и заушаем, и влеком в судилище Тот, на Кого не смеет взирать всякая тварь, даже самые серафимы? Как обнажаем был, привязываем к колонне и принимал сорок ударов, — в показание, что Он осужден на смерть? Потом помысли, как Он одет был в насмешку хламидою червленою, как ударяем во главу и вопрошаем воинами: кто есть ударей тя? Как увенчан венцем терновым и принимал насмешливое поклонение, как поругаем и оплевываем и слышал издевательныя слова: се царь иудейский? Как опять был одет в собственныя свои одежды, как связан и влеком на смерть, как, неся крест свой, шел на место казни, как смотрел на водружение креста в землю, оставлен будучи один друзьями и учениками своими? После сего опять подумай, как Он был обнажаем и возносим на крест, как пригвождаем воинами по рукам и ногам, как напаяем желчию, как поносим разбойником, как поругаем толпою и слышал: разоряяй церковь и треми денми созидаяй ю, спасися сам и сниди со креста, и еще: аще Сын есть Божий, да снидет ныне со креста и веруем в Него. Наконец подумай, как после того, как претерпел все сие, благодарил Он Отца своего и молился Ему за тех самих, которые предали Его на такия страдания и смерть, и как предал душу свою в руки Отца своего. Не довольно ли для тебя всего сего, брате мой, к подражанию? Стыдишься переносить сие и подобное сему? — Но какими же другими делами, или каким другим образом можешь ты прославиться вместе с Ним? Слушай, что сам Он говорит: иже аще постыдится Мене и словес Моих, сего и Аз постыждуся пред Отцем Моим. Иже есть на небесех (Лук. 9:26; Мф. 10:32). И св. Павел говорит: аще с Ним терпим, с Ним и прославимся (Рим. 8:17; 2 Тим. 2:12). Почему, если стыдимся подражать страстям Христовым, которыя претерпел Он нашего ради спасения, и страдать, как страдал Он, — явно, что невозможно нам быть сопричастниками и сонаследниками славы Его. Ибо в таком случае мы верны только словами, а не и делами; когда же нет дел, вера наша мертва. Но если вера без добрых дел мертва, то явно, что когда вера с худыми делами, тогда она не называется и не есть более вера. Мертвое тело, если оно умерло недавно, называется мертвым; но если оно долго пролежит так, то не называется уже телом мертвым, а трупом тлеющим, разлагающимся, попортившимся. Так и здесь: поелику два есть рода дел, — одни угодныя Богу, а другия ненавистныя; то, если вера, как говорит Апостол Иаков, без угодных Богу дел мертва есть, — очевидно, что той вере, которая не только есть без угодных Богу дел, но имеет еще и дела ненавистныя Богу, нельзя уже называться мертвою, а надлежит ей называться попортившеюся и затлевшею, или, истиннее сказать, безверием и нечестием. Кажется, что Исаия пророк таких разумеет, когда говорит, что нечестивые не узрят славы Господни.

Потому и я говорю и не перестану говорить, что те, которые не восподражают страстям Христовым чрез покаяние и послушание и которые не сделаются причастниками смерти Его, как частно показали мы выше, — такие не удостоятся быть причастными и духовнаго о Нем воскресения, не сподобятся приять Духа Святаго, чрез Котораго бывает духовное воскресение всякаго. Я говорю не о воскресении тел, имеющем быть в конце мира (тогда вострубит ангел, — и мертвыя тела востанут), но говорю о духовном возрождении и воскресении мертвых душ, которое каждодневно бывает духовно, и которое дает, благодатию Духа Святаго, Тот, Кто некогда умер и воскрес для всех, и паки воскресает во всех тех, кои достойно и как подобает жительствуют, и с Собою совоскрешает души умершия с Ним произволением и верою, и, еще от сей начиная жизни дарует им чрез Духа Святаго царство небесное, — которое улучить буди и всем нам, — благодатию Господа нашего Иисуса Христа, Емуже подобает всякая слава, во веки веков. Аминь.

СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ВТОРОЕ

1. О животворном умертвии. 2. О том, что стяжание добродетелей покупается кровию. 3. Какия обиталища добродетелей? 4. Кто не восходит в царствие небесное должным порядком, тот не войдет в него. 5. В совершенных качествуют радость и веселие, а не слезы. 6. И внутри их текут реки богословия. 7. Не следует принимать предстоятельство над народом, без удостоверения благодати Божией. 8. В чем главное дело тех, кои имеют предстояние над народом, и как разумныя овцы должны быть пасомы пастырями?

1. Не всякий, слышащий о животворном умертвии о Христе Иисусе, Боге нашем, и о дивном действии, какое бывает от него всегда в совершенных добродетелию и ведением, — уже и знает, что оно такое, хотя и кажется ему, что он то знает. Знают его только те, которые самым делом ясно поняли сказанное св. Апостолом Павлом слово: время прекращено есть прочее, да имущии жены, якоже не имущии будут: и плачущиися, якоже не плачущии: и радующиися, якоже не радующеся: и купующии, якоже не содержаще: и требующии мира сего, яко не требующе. Преходит бо образ мира сего (1 Кор. 7:29—31). И еще: яко умирающе, и се живи есмы: яко ничтоже имуще, а вся содержаще (2 Кор. 6:9, 10). Не пробегай этих слов просто, как ни попало, думая, что сразу понял уже сокрытую в них силу, но представь, возлюбленне, поточнее внутреннее состояние души твоей и я от видимых вещей введу тебя в узрение значения сказаннаго; только внимай добре тому, что буду говорить. Кто умер и лежит мертвый, тот не чувствует ничего из видимых вещей. Кто ничего не имеет, тот всего лишен во всем имеет нужду и всего желает. И опять, кто всем обладает тот чего еще другаго из вещей мира мог бы пожелать? Ибо он имеет уже все и не осталось ничего, что пожелал бы он прибресть. — Но блажен, кто взыскал сего делом, и понял, и увидел и изучил то опытом: ибо эти слова — не пустыя слова. Ибо как на дорогах и полях находятся по местам домы, города, царские палаты, так и на пути, ведущем в царствие небесное, находятся, в своих им местах, заповеди Божии и добродетели.

2. И вот я хочу раскрыть, сколько могу, что говорится о заповедях Божиих и о добродетелях, — об этих, видимых (на пути в царствие) зданиях, — как они велики и как прекрасны. Впрочем читающий о сем как может по одним словам уразуметь и представить эти вещи? Никак не может. Если же и представить не может, то как может стяжать какия либо из них, тем паче, когда оне стяжаваются покупкою за известную плату? То же, что дать надобно, чтоб купить их, не золото есть и не серебро, а кровь. Каждый, желающий из нас, покупает их, одну за другою, кровию своею. И воистину, если кто не предаст себя на заклание, как овча, за каждую даже малейшую добродетель, и не прольет крови своей за нее, тот не стяжет ея никогда. Так Бог в экономии своей, положил, чтобы мы покупали вечную жизнь произвольною смертию. — Не хочешь умереть произвольною смертию и жить вечною жизнию? — И вот ты мертв.

3. Но посмотрим, какия и каковы суть обиталища добродетелей, за которыя всякой должен пролить кровь свою, чтоб стяжать их? — Первое такое обиталище есть блаженное смирение, как сказал Христос Господь: блажени нищии духом, яко тех есть царство небесное. Желающий войти в сие обиталище смирения, а чрез него и в царство небесное, — если не предаст себя прежде на заклание, как овча, связанное по рукам и ногам, и на принесение себя в жертву руками всякаго, кто захотел бы заклать его, и если не умрет совершенною смертию, чрез умерщвление воли своей, — никогда не войдет в него и не стяжет его. Если же этого не стяжет, не стяжет и никакого другаго. Ибо тому, кто оставит эту добродетель, невозможно будет успеть ни в какой другой. Господь положил, чтобы добродетели следовали одна за другою в своем порядке и постепенно. Представь в уме своем, что добродетели в жизни людей являются, как некие острова посреди моря, отделенные один от другаго водою, но соединенные посредством мостов и состоящие таким образом во взаимной связи. Первая из этих добродетелей есть блаженное смирение, в которое вошедший западною дверию посредством покаяния и пробывший в нем довольное время, выходит восточною дверью и, перешедши затем чрез мост, вступает в обиталище плача, а после того, как пробудет и там довольно времени, омоется, очистится и облечется в благообразие плача, перебегает и оттуда в жаждалище и алкалище правды, т. е. в алчбу и жажду всякой добродетели. Потом идет он в палату милостивости и благоутробия и, перешедши чрез нее или, лучше сказать, углубляясь паче и паче внутрь его, обретает царскую сокровищницу чистоты, в которую вступив, узревает невидимаго Царя славы, седящаго внутрь его. Палата эта есть тело, царская сокровищница — душа, с которою когда соединится Бог ради исполнения заповедей Его, делает ее всю божественным светом и богом чрез единение с Собою и благодать свою. И только всякий, проходящий означенным путем добродетелей, приходит в сие боголепное состояние. Вступить в это шествие с другой стороны, или, минуя то или другое обиталище, искусственным неким способом перебраться в дальнейшее, совершенно невозможно. Именно так, как сказано, определил входить в царство небесное Владыка–Христос, — и быть сему иначе никак невозможно. Если пределы моря пребывают неподвижными, и морю нет возможности выступить из них: не тем ли паче сохранится неподвижным и неизменным то, чему быть так, а не иначе, определил Господь в деле нашего спасения?

4. По другому сравнению, — восхождение тех, которые подвизаются взойти на небо, подобно восхождению по лествице, имеющей обычно ступени. Здесь, то — чтоб один возревновал о восхождении паче других и скорее взошел по лествице, перегнав их, есть наше дело, дело произволения каждаго. Но то, чтобы начинать не с первой ступени, и потом восходить с одной на другую, по порядку, в каком оне положены, а минуя первую, прямо ступить на вторую или третью, совсем невозможно для людей. И те, которые покушаются отступать от такого порядка восхождения, трудятся напрасно. И еще: как невозможно взойти в верхния жилья без лествицы, или войти в царский внутреннейший покой, туда, где занимается и принимает своих царь, не прошедши прежде передней, так невозможно войти и в царствие небесное тому, кто не идет путем добродетелей, по порядку нами указанному. Такие шествуют вне царскаго пути, – и находятся в прелести, сами того не замечая.

(Молитва). Но, о Господи! Ты Путеуказатель заблудшим, и незаблудный Путь грядущим к Тебе, возврати (с распутий) всех нас, приведи к лествице, возводящей к Тебе, и всесильною рукою Твоею поруководи нас начать восхождение по ней. Даруй нам силу подняться с земли и ступить на первую ступень, так чтоб мы сознали, что положили начало восхождению и поднялись немножко от земли. Ибо прежде нам подобает взойти немного к Тебе, чтоб Ты много низшел к нам благий, Владыко наш, и соединился с нами. Покажи нам, Господи, внешнюю дверь в царствие Твое, чтобы нам толкать в нее с терпением, пока не отверзется она, ради произвольной смерти нашей, — чтобы когда вошедши в сени, станем мы толкать в каждую внутреннюю дверь и отверзать их одну за другою, и Ты, многоблагоутробный и многомилостивый Боже, слыша наши стенательныя воззвания и наши в грудь ударения, скорее снизшел к нам с верхних покоев Твоих, так чтобы мы услышали ступания всепречистых ног Твоих и уразумели, что Ты отверзаешь двери, сущия между нами и Тобою, которыя заключены для нас грешных, и, пришедши к нам, вопросил: кто ударяет здесь в двери? мы же, отвечая с плачем и рыданием, сказали со страхом и радостию: это мы, Владыко, мы недостойные, бедные, отверженные и непотребные рабы Твои, — мы, ходившие доселе по распутиям и блуждавшие по горам, дебрям и пропастям, мы по глупости своей осквернившие святое крещение, мы, не соблюдшие данных нами обещаний, мы, убегшие от Тебя и самовольно перешедшие ко врагу Твоему и наветнику душ наших. Теперь же, вспомнив о Твоем человеколюбии и Твоей благости, убежали мы от него с большим трудом и к Тебе притекли с великим страхом и трепетом. Прости убо нас, Владыко всяческих, и не прогневайся на нас, но умилосердись и сжалься над нами грешными. Отверзи нам, Господи, и не помяни беззаконий наших и нашей неблагодарности. Услыши нас рабов Твоих, чтобы, возмалодушествовав, не возвратились мы вспять: ибо много уже времени мы стоим здесь и толцем, и прежде много потрудились, толкая во внешния двери царства Твоего. Сжалься убо над нами и отверзи нам, Господи, естеством человеколюбивый. Если, отверзая мало–по–малу, Ты отверзешь нам наконец совсем двери милости Твоея, кто, увидев Тебя, не вострепещет? Кто не падет пред Тобою со страхом и трепетом, и не взыщет милости Твоея? Кто, видя, как Ты, имеющий окрест себя мириады мириад Ангелов, и тысячи тысяч Архангелов, Тронов и Властей, оставил всех их там, горе, и снисшел к нам, отворил нам двери, сретил нас и принял с радушием, падши на выи наши и облобызав нас. — Кто, говорю, видя сие, не станет вне себя от изумления, не сделается будто мертвым, не истает и не разольется как вода и с костьми своими? Кто не будет день и ночь плакать, помышляя о бездне человеколюбия Твоего и Твоей благости и видя славу и светлоблистание лица Твоего? Буди слава Тебе, удомостроительствовавшему сие тако! Буди честь и слава Тебе, благоволившему быть видимым нами и вступить в живое общение с нами! Буди слава Тебе, по великому благоутробию своему, открывающемуся и являющемуся нам, тогда как по естеству Ты невидим для самых Ангелов! Буди слава Тебе за неизглаголанную милость, по коей благоволишь Ты вселяться и ходить в нас ради нашего покаяния! О величие славы неизъяснимое! О преизобилие любви! Содержащий всяческая вселяется в человека тленнаго и смертнаго, так что все в нем тогда соблюдается силою Бога, в нем обитающаго! О чудо изумительное, — и дела и тайны недомыслимыя Бога непостижимаго! Человек смертный сознательно носит в себе, как свет, Бога создавшаго всяческая и самого сего человека, который носит Его, — носит внутри себя как сокровище невыразимое, неизглаголанное, безкачественное, безколичественное, безвидное, безвещественное, безформное, оформленное лишь красотой неизреченною, предивною и всепростою, как свет, — такой, который выше всякаго света! — И такой человек, сосредоточиваясь весь в себе, вращается однакож среди нас, не будучи никем познаваем из тех, которые имеют с ним сношение!

5. И кто в состоянии описать радость, исполняющую такого человека? И есть ли что другое, что возможно бы было пожелать такому? Какого царя не блаженнее и не славнее он? Какого мира, или скольких миров не богаче? И в чем бы мог он иногда недостаточествовать? Поистине невозможно ему недостаточествовать в каком либо благе, которое от Бога.

Но ты, брате, сподобившийся соделаться таковым, — ты, имеющий обитающим внутрь себя всего Бога, добре внимай, чтобы не сделать и не сказать чего либо недостойнаго святой воли Его; иначе Он тотчас удалится от тебя, и ты потеряешь сокровище, сокрытое внутрь тебя. Почти Его, сколько можешь, и не вноси внутрь обиталища Его ничего, Ему неблагоугоднаго и чуждаго естеству Его, чтоб Он не прогневался на тебя и не убежал, оставя тебя пустым. Не многословь пред Ним, и не обращай к Нему прошений без благоговейной собранности. Не помышляй в себе и не говори: дай–ка покажу я Ему преобильную теплоту и превеликую ревность любви, да приимет Он доброе мое произволение, и да познает, как люблю я Его и чту; потому что, прежде чем подумаешь ты так, Он уже знает помышления твои, и ничего нет сокрытаго от Него. Не покусись еще удержать Его мысленными руками: ибо Он неухватим, и как только ты дерзнешь ухватить Его или подумаешь только удержать Его, — уже не найдешь внутри себя ничего. Он тотчас удалится от тебя и станет неощутим для тебя.

Тогда, если, сокрушаясь, томя и бия себя, станешь ты каяться и плакать много, то не получишь никакой пользы. Истинно так: ибо Он есть радость и не согласен входить в дом, где печалятся и скорбят, как и люботрудная пчела не терпит места, наполненнаго дымом. Но если благоустроишь себя безпопечением и преданностию в волю Его, то Он опять обретется внутрь тебя. Оставь тогда Владыку своего безмятежно почить в душе твоей, как на одре некоем, — и не начинай говорить в себе, что если не стану плакать, то Он отвратится от меня, как от нерадивца и презрителя. Если бы Бог хотел, чтоб ты, достигший совершенства, плакал, как плачет тот, кто еще находится на степени покаяния, то Он виделся бы тебе издали, или совсем скрывался бы от тебя, или освещал тебя издали, и таким образом давал тебе и раздражал в тебе плач к очищению и благоустроению дома твоего. Но теперь после покаяния и очищения, какое получил ты посредством слез, Он пришел в тебя, чтоб даровать тебе упокоение от трудов и воздыханий и исполнить тебя радостию и веселием вместо печали. Стой же прямо, не телом, но движениями и устремлениями души твоей. Водвори в себе тихое безмолвие, так как в дом твой идет Царь царствующих. Скажи со строгостию всем придверникам дома твоего, то–есть, чувствам своим: Царь грядет; стойте же добре при дверях, стойте смирно и со страхом великим наблюдайте, чтоб не пришел кто к дверям и не стал стучать, и чтоб ничей голос не проходил внутрь, ни изблизи, ни издали. Внимайте добре, чтоб кто не обманул вас и не прокрался внутрь тайком, — и Царь тотчас опять не оставил нас и спешно не удалился. — Так скажи, и стой в веселии и радовании души своей, смотря внутрь себя на неописуемаго Владыку своего, благоволившаго неописанно описатися в тебе, и созерцай красоту Его ни с чем несравнимую. Созерцая же недомыслимо пресвятое лице Его, неприступное для Ангелов, и для Архангелов, и для всех чинов небесных, изумляйся, радуйся и духовно скача веселись, внимая однакож Ему с благоговением, чтоб услышать, что повелит Он тебе сказать, или сделать. Внимай убо тому, что Он говорит Тебе. Он не имеет нужды требовать что либо от рабов Своих для своего собственнаго упокоения, как имеют ее земные цари, потому что ни в чем не имеет недостатка, — и если не обогатит наперед рабов своих, то и не входит в дом их.

6. Итак, поелику Он ни в чем не имеет недостатка, как я сказал, но обогатил тебя и своим к тебе пришествием сделал безнедостаточным, то внимай, да ведаешь, что говорит внутрь тебя Тот, Кто неотлучно изшед из лона благословеннаго Отца своего снизшел с небес даже до твоего ничтожества. Ибо нельзя же тебе найти и подумать, чтоб Он делал это когда либо какбы мимоходом. Нет; благий и человеколюбивый Владыка наш делает это обыкновенно для спасения и других многих. Итак, если ты почтишь Его, приимешь Его и дашь Ему место и упокоение в себе, то ведай добре, что услышишь из сокровищ Духа Его неизреченныя тайны. Не припадая к персям Владыки Христа, как припал некогда возлюбленный ученик Его Иоанн, но имея внутрь персей своих все слово Божие, будешь ты богословствовать богословие новое и ветхое и добре поймешь все богословия, какия изречены и написаны были доселе, и соделаешься органом Духа доброгласным, издающим мелодии, приятнейшия паче всякой музыки.

Но если ты попустишь придти откуда либо печали и войти в дом твой, тотчас отбежит радость. Если попустишь войти гневу или раздражению, тотчас удалится Тихий и Кроткий. Если попустишь войти ненависти и вражде к кому либо, тотчас убежит Тот, Кто наименовался и есть самосущая и ипостасная Любовь. Если попустишь приблизиться любопрению или зависти, тотчас незлобивый и благий Бог станет невидим, ибо Он этого терпеть не может. Если Он заметит, что около дома твоего ходят лукавство, или многохлопотливость с любопытством, а ты не отгоняешь их наискорейше с гневом, а кротко принимаешь эти худости, которыя Он ненавидит, ты же позволяешь им приближаться к Нему, то не станет наперед извещать тебя, когда удалится от тебя. Простый, Незлобивый и Непытливый, но тотчас оставит тебя, не дав тебе того заметить.

Если также ты, сподобившийся приискренне соединиться с таким Владыкою, увидеть такую славу и стяжать такое богатство, разумею, царствие небесное (которое есть сам Бог), будешь берещись, чтоб в дом души твоей не вошла ни одна из сказанных страстей, и всячески стараться доставить Царю великий покой от них: но лице свое, т. е. ум свой, станешь обращать в другую сторону и беседовать с другим, спиною обращаясь к неприступному Богу, на Коего со страхом и трепетом взирают все чины ангельские, то не по всей ли справедливости Он тотчас оставит тебя, как презрителя и недостойнаго?

Но Он человеколюбив есть, говоришь ты. И я тоже говорю. Но Он человеколюбив к тем, которые чувствуют Его человеколюбие, чтут Его и благодарят, как подобает. Если же ты, ни во что ставя любовь Его, всеуслаждающую, полюбишь что либо другое и с тем свяжешь всецело все стремление души своей, и станешь услаждаться другою какою сластию, или ястьем, или питием, или одеждою, или лицем каким красивым, или золотом, или сребром или другим чем, и душа твоя воспохотствует того и побеждена будет любовию к тому, то возможно ли, чтобы Бог, естественно чистый и тебя соделавший таковым благодатию Духа Святаго, продолжал быть в общении и обращаться с тобою, когда ты уклонился сердцем на другое, а не тотчас оставил тебя? — Само собою явно, что Он всеконечно оставит тебя.

7. Положим теперь, что ты не будешь делать ничего из того, что я сказал, но будешь гнать от себя всякую страсть, всякую похоть злую, всякое пристрастие и естественную любовь к родным и всякому человеку, и действуя так, достигнешь наконец совершенной безгрешности и чистоты, как представили мы выше, и восприимешь в себя Бога, сущаго превыше всех небес; вследствие чего не будешь тревожим никакою страстию и ни к чему уже совершенно не будешь иметь никакой склонности и любви, но всегда станешь пребывать с Богом, имея ум свой постоянно горе в пренебесном царствии Его. Положим далее, что в то время, как ты находишься в таком состоянии, кто нибудь внезапно позовет тебя и введет в какой либо город, где множество народа, домов, палат убранных и просторных, где церкви большия и прекрасныя, архиереи, иереи, царь со всем синклитом вельмож и телохранителей. Потом (пропускаю всякие другие способы, какие можешь сам ты употреблять для получения архиерейства и попечения о народе), потом, говорю, все эти, т. е. и царь, и вельможи, и все множество народа, начнут со многими слезами приглашать и просить тебя принять на себя попечение о душах их, чтоб ты пас их и пользовал учением своим, — и ты, не получив мановения на то от Бога, презришь Его, сподобившаго тебя благодати соцарствовать с Ним, и оставя небесныя и вечныя блага, дарованныя Им тебе, спустишься к этим непостоянным и привременным и свяжешься с теми, которые пригласили тебя пасти их. Как думаешь? Ужели не праведно будет, если Бог, когда ты поступишь таким образом, оставит тебя пользоваться только этими привременными благами, которых ты возжелал, лишив благ духовных, как в настоящей жизни, так и в другой? Конечно нет.

Даже если б сам Бог повелевал тебе принять на себя пасение душ человеческих, тебе следовало бы, падши пред Ним, восплакать, и с великим страхом и скорбию сказать: Владыко Господи! Как мне оставить сладость пребывания с Тобою единым, и пойти в ту суетливую и многотрудную жизнь? Ей, Господи! Не прогневайся на меня, раба Твоего, и с такой высоты славы Твоей не свергай меня в тот хаос бедственный. Нет, Господи мой, не лишай меня такого света Твоего и не низводи меня беднаго в такую тму. Или я согрешил в чем либо пред Тобою, Господи, не зная того, и Ты за это опять возвращаешь меня в тот хаос, из котораго Сам, по великому благоутробию Своему, человеколюбно извлек меня и вывел? Не разстроивай меня так сильно Ты, подъявший на рамо Свое столь многие мои грехи и беззакония; но если я согрешил в чем пред Тобою, накажи меня здесь, где нахожусь. Если находишь благословным, отсеки лучше все члены мои, только не посылай меня туда, в тот хаос.

Если бы Бог и опять стал говорить тебе: иди, паси овец Моих, иди, обращай ко Мне братий своих словом учения твоего, следовало бы и тебе опять ответить: увы мне, Господи! И как отделиться от Тебя мне недостойному? Если б опять и в третий раз сказал Он тебе: нет, ты не отделишься от Меня; Я и там буду с тобою неразлучно, то и тебе следовало бы опять, падши, восплакать и, омочая мысленно слезами пречистыя ноги Его, сказать: как возможно Тебе пребывать со мною, Господи, если я низойду туда и омрачусь? Как возможно Тебе быть со мною, если сердце мое, поползновенное на всякое зло, склонится к лести и похвалам человеческим? Как возможно, чтобы Тебе благоугодно было пребывать со мною, если я вознесусь в гордыни? Возможно ли, чтобы Ты не удалился от меня, если я не стану с дерзновением праведно обличать царей и другия власти в их беззакониях и неправдах? Мне же где возмочь исполнить это и все прочее, лежащее на пастыре, так как Тебе благоугодно, чтобы Ты был со мною и укреплял меня, а не обвинил, как погрешителя, и за то не удалился от меня, как от недостойнаго, оставя меня одного поверженным там, — долу? Боюсь, Господи, чтобы не победило меня сребролюбие; боюсь, чтоб не овладела мною воля плоти, чтоб не обольстила меня сласть греховная, чтоб не омрачила ума моего забота о пастве, чтоб не возгордила меня честь царей и властей, чтобы не надмила меня великость власти и не наустила презирать братий моих; боюсь, чтобы не выступить мне из подобающаго моему званию чина от пиршеств и винопития, чтобы не стала опять упитанною от сластей плоть моя, утонченная воздержанием, чтобы не устрашили меня угрозы людския, и не сделали преступником заповедей Твоих; боюсь, чтобы просьбы собратий моих епископов и друзей не склонили меня стать участником грехов их, и когда онеправдывают они других, или другое что недоброе делают, молчать, или даже содействовать им, не обличая их с дерзновением и не показывая за заповеди Твои сопротивления им, как подобает. И где мне, Господи мой, изложить все опасности звания сего, которыя безчисленны, и которыя Ты, Боже, знаешь лучше меня? Умоляю убо Тебя, не попусти мне впасть в них. Сам бо ведаешь, Человеколюбче, как трудно угодить людям, как они бывают тяжелы, насмешливы, пересудливы и клеветливы, особенно из грамотных и ученых, умудрившихся внешнею мудростию. Пощади же меня, Человеколюбче, и не посылай меня туда — долу, на это предстоятельство над народом, в среду таких и толиких бед и зол.

Все сие и другое многое следовало бы тебе поиметь в мысли и, убоявшись имеющих встретиться тебе трудностей и бед, умолять Бога дозволить тебе не нисходить с неба твоего на землю, опять в мирския дела. Если бы даже Бог, похваляя любовь твою и твое смирение, сказал тебе: не бойся, — не будешь преодолен ничем противным, ибо Я обещаю тебе всегда быть с тобою, и ты будешь иметь Меня помощником себе во всяком деле, — Я и там долу прославлю тебя с преизбытком и сюда опять возвратишься ты еще с большею славою и в большей светлости и будешь соцарствовать со Мною в безконечные веки; — если бы даже, говорю, тебе дал такое обещание человеколюбивый и всеблагий Царь, то и тогда не следовало бы тебе дерзать и быть совершенно безпопечительным, но надлежало находиться в страхе и трепете великом, помышляя, что ты какбы нисходишь с великой высоты в глубь глубочайшаго кладезя, полнаго разными зверками и пресмыкающимися, — и в таком настроении, с великим страхом, взойти на престол патриарха, или митрополита, или епископа, или другаго какого предстоятельства над народом.

Если же ты сознаешь, что ты не таков, как мы сказали выше но тебе напротив кажется, что, принимая настоятельство над народом, ты восходишь с низу и от долу в высь великую, то горе тебе за такую дерзость, горе тебе по причине ослепления ума твоего, горе тебе по причине великаго невежества твоего! Ибо такия мысли и помышления несвойственны людям мыслящим и разумным, но безсмысленным язычникам или, лучше сказать, мертвым, которые не видят, не чувствуют, не живут и совсем не знают, что есть Бог и что есть суд Божий, имеющий сретить нас.

8. Что пасти народ и пещись о спасении братий есть дело многоспасительное, как завершение любви, которая есть глава закона и пророков, этого никто не может отвергать. Ибо когда Господь до трех раз спрашивал Петра, любит ли он Его, и сей ответил: ей, Господи! Ты веси, яко люблю Тя; тогда Господь, в ответ на это, вот что сказал ему: если любишь ты Меня, Петре, паси овцы Моя. Опять, что не следует всякому человеку, просто и как ни случилось, необдуманно брать на себя настоятельство над другими, — явно и это для всякаго, у кого ум не омрачен совершенно. Впрочем многие не знают ни того, что означает приведенное слово Господа, ни того, каким образом пасти овец Своих повелел Господь Петру. Но восходят дерзостно (увы!) на эту степень достоинства, и не стыдятся самочинно пасти паству Христову, почему, если вам кажется благословным обсудим, что означает это слово Господне, и какой заключается в нем смысл.

Когда Господь сказал Петру: паси овцы Моя, то этим не на другое что указал, как на предстояние и попечение, коим подобает быть о стаде Христовом, посредством слова и учения. Это подтверждается другими словами, сказанными тому же Петру: Симоне, Симоне, се сатана просит вас, дабы сеял, яко пшеницу: Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя: и ты никогда обращся утверди братию твою (Лук. 22:31, 32). Ибо что значат слова: утверди братию твою? Вот что: собственным своим примером удостоверь их, что не должно отчаяваться, в какое бы кто прегрешение ни впал: ибо какое другое прегрешение хуже твоего, когда ты отвергся Меня, Владыки всяческих? Однакож Я простил тебя тотчас, как только ты горько раскаялся, и, несмотря на то, что ты не имел дерзновения по причине отречения, Я по имени призвал тебя чрез Ангела придти ко Мне вместе с другими Апостолами на гору Галилейскую, ни одним словом не укоряя тебя в отречении твоем. В сем–то, обращся, ты и утверди братию твою.

Паси овцы Моя. Но ведай, что ты будешь истинно пасти их, не тогда когда станешь переводить их с пажити на пажить, чтоб оне утучнели телесно, как то делают пастыри безсловесных овец, не тогда также, когда будешь запирать их в стенах и ограждениях овчарных, но когда будешь научать их соблюдать все, что Я повелел. Это потом заповедал Господь особо и всем Апостолам, говоря: шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мат. 28:19, 20), — прибавив и еще: иже веру имет и крестится, спасен будет: а иже не имет веры, осужден будет (Мар. 16:16).

Паси, говорит, овцы Моя. Пастырь безсловесных овец не заботится о земледелии, ни о торговле, ни о домах, ни о яствах различных и многоценных, ни о славе и почести; нет ему дела и ни до чего другаго мирскаго, и охоты не имеет он пользоваться тем; но оставя все, — и дом, и жену, и детей, — все свое попечение обращает на одну лишь паству свою, ради ея ночи проводя без сна и проходя с нею в отдаленныя места, не имея ни крова ни постели, перенося зной дня и хлад ночи и борясь с воздушными переменами: однех овец блюдет он, и об них всестороннее имеет попечение. Но для тебя, пастыря словесных овец, возможно находиться под кровом дома, иметь одр, постель, трапезу, — и вместе с тем пасти и овец Моих. Как же пасти? — Уча их иметь ко Мне (говорит Господь) веру светлую, чистую, не колеблющуюся, и любить Меня от всей души и от всего сердца, как и Я возлюбил их, по любви к ним предав Себя на смерть и умерши за них. Доставляя же им, вместо пажити, животворную пищу Моих заповедей, объясняй им, что оне тогда только будут вкушать животворность сей пищи, когда самым делом исполнять станут заповеди Мои, и побуждай их вкушать от сей пищи каждочасно, чтоб оне были всегда насыщенными от Моих благ. А какия это Мои блага и какими делами они стяжаваются, сие познать научи их из следующих Моих слов: продадите имения ваша, и дадите милостыню, сотворите себе влагалища неветшающа, сокровище неоскудеваемо на небесех (Лук. 12:33). Любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящих вам напасть (Матф. 5:44). Да никтоже (из вас) зла за зло кому воздает (1 Сол. 5:15). Отпущайте, и отпустят вам (Лук. 6:37). Аще ли же вы не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш, Иже есть на небесех, отпустит вам согрешений ваших (Мар. 11:26; Матф. 6:15). Станьте бедны деньгами, да будете богаты благодатию Святаго Духа; презрите земную славу, чтоб получить небесную.

Еще говори им и следующее: пред нами находятся два противоположных предела, — живот и смерть, и два мира, настоящий, видимый и привременный, и будущий, невидимый и вечный, — и два противоположных между собою действователя в сих мирах, — Бог и диавол, противостоящий Ему, из которых Бог всегда печется о спасении нашем, призывая нас к жизни и царству вечному, а диавол желает погибели и смерти души нашей, и день и ночь рыщет, ища кого привлечь приманкою временных сластей и поглотить, сделав его повинным вечному мучению. Поелику таким образом пред нами Бог и диавол, то нам, как мыслящим и разумным, надлежит бежать от врага нашего и прибегать под кров Владыки нашего, прося помощи у Него, да не возгосподствует над нами князь тмы, уловив нас в сети и тенета свои, и да не сделаемся мы чрез то рабами ему и греху.

Что диавол есть князь мира и вечной тмы, послушай самого Христа, Который говорит: грядет сего мира князь, и во мне не имать ничесоже (Иоан. 14:30). Князем мира называется он не как властитель и господин мира. Да идет от нас такая богохульная мысль! — И как возможно, чтоб властвовал над миром тот, кто не имеет власти даже над свиньями? Но называется он князем мира потому, что раздражая пожелание богатства и других вещей мира сего, он порабощает себе прилепляющихся к ним и берет над ними власть. Князем же тмы называется он потому, что низпал от света божественной славы, по причине гордости своей, и сделался наследником вечной тьмы. Но Бог и Владыка наш, яко Творец и Устроитель всего мира, естественно и властно есть князь всех — небесных, земных и преисподних, будучи светом невечерним и неприступным и Господом всего, и настоящаго и будущаго.

Итак, которые покорствуют Богу и соблюдают неуклонно заповеди Его, те и временных благ причащаются в меру и с воздержанием, благодаря за них Бога, и от этих видимых и временных благ возводятся к оным невидимым и вечным за то, что повинулись царю всех Богу и соблюли повеления Его. — Те же, которые поступают противно заповедям Божиим, те находятся на противной Богу стороне, вместе с диаволом, поелику сделались врагами Его, как сам Он говорит: иже несть со Мною, на Мя есть: и иже не собирает со Мною, расточает (Лук. 11:23). Посему, возлюбленные, пусть никто из вас не слушает князя тмы и миродержителя диавола; пусть никто не водится с ним; никто пусть не делается воином диавола, и не воюет против Бога и Спасителя нашего; пусть никто не становится врагом души своей и не подвизается, чтоб наследовать огнь вечный. Умоляю вас, отцы мои и братия, и чада, не делайте этого. Страшное дело и для одного даже слуха то, чтоб сделаться нам врагами и противниками Богу.

А как делается кто противником Христу и подвизается о собственной своей погибели, я это сейчас вам скажу. Если, например, кто побранит тебя, праведно или неправедно, или осудит, или оклевещет, — и ты не переносишь такого безчестия с кротостию, но, оскорбившись тем в сердце своем, не удерживаешь раздражения своего, а бранишь и сам того, кто побранил тебя, или осуждаешь его или другое что неприятное ему делаешь, или не делая ничего такого, держишь страсть неприязни против него в сердце своем, а не прощаешь ему от всей души, и не молишься о нем Богу, то вот и стал ты врагом Христу, потому что поступаешь противно заповедям Его; стал ты врагом и себе самому и губишь душу свою тем, что сделал (в силу такого непрощения брату) все прежние свои грехи неизгладимыми и непростительными. Еще, — если кто ударил тебя в правую ланиту, а ты не только не обращаешь к нему левой, но сам ударяешь его, то се — опять сделался ты воином и рабом диавола. Ты ударил не брата только, но чрез брата, котораго ударил, ударил и самого Христа, Который повелел не ударять его, но обращать к нему другую ланиту. Опять, если кто, тайно или явно, возьмет у тебя золотую, или другую какую вещь, или ты дашь кому в займы, или похитит кто что нибудь у тебя, — и не захочет потом отдать, или потому что ничего уже не имеет, или по корыстолюбию и злонравию — и ты не сносишь благодушно и незлобиво такого похищения, но тащишь виновнаго в суды, ввергаешь в темницу и делаешь все возможное, чтоб обратно получить свое, то скажи мне, не явный ли ты враг Богу и душе своей, делая все такое? Ибо, если тебе повелено посещать заключенных в темницу и служить им по силе своей, — не требовать своего от того, кто его взял, отдавать и срачицу тому, кто хочет судиться с тобою и ризу твою взять, предавать тело свое на смерть за заповедь Божию, — если, говорю, ты, коему даны такия повеления, идешь в суды из–за вещей тленных, преступая повеление Божие, если скорбишь, гневаешься и ввергаешь брата в темницу; не явно ли, что ты выходишь из ума (христианскаго здравоумия), прогневляешь Бога, противясь Ему, и себя самого лишаешь вечной жизни?

Итак (возвращаюсь опять к пастырству), кто хочет пасти стадо Христово и питать разумных овец, научая их всему тому, о чем мы сказали, чтоб сделать их тучными от добрых дел и многородных добродетелей: тот как может в тоже время заботиться о полях и виноградниках и пещись о прочих стяжаниях своих, чтоб сохранить от похищения и ущерба, прогоняя покушающихся на это? Когда ему ходить в суды и заводить состязания, бывая при сем иной раз для других причиною клятв и клятв ложных? Ибо если он прав, то противникам его нужда бывает прибегать к явной лжи и ложным клятвам, что как может снести боголюбивая душа? И как может быть приятно Богу, Который сказал: Аз же глаголю вам не клятися всяко. Буди же слово ваше, ей, ей: ни, ни: лишше же сею от неприязни есть (Матф. 5:33, 34). И еще: глаголю же вам: яко всяко слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день суда (Матф. 12:36).

Итак, по причине всех таких пагубных для души случайностей, умоляю вас, братия и отцы мои, если верите самоистине Христу и сказанным мною словам, не ищите престолов и епархий, игуменств и предстояний над другими славы ради человеческой и для телеснаго покоя, боясь суда Божия и страшнаго онаго приговора, который устами пророка Иезекииля изрек Он против не как следует пасущих овец Его: сия глаголет Адонаи Господь: оле пастыри Израилевы, еда пасут пастыри самих себе, не овец ли пасут пастыри; се млеко ядите, и волною одеваетеся, и тучное закалаете, а овец моих не пасете: Изнемогшаго не подъясте, и болящаго не уврачевасте, и сокрушеннаго не обязасте, и заблуждающаго не обратисте, и погибшаго не взыскасте, и крепкое оскорбисте трудом, и властию наказасте я и наруганием. И разсыпашася овцы моя, понеже не имеяху пастырей. И немного ниже опять говорит Он: се Аз на пастыри, и взыщу овец моих от рук их, и отставлю я от паствы овец моих (Иезек. 34:3—5, 10). И еще: и страж, аще увидит меч грядущ, и не вострубит трубою, и нашед меч возмет от них душу, та убо беззакония ради своего взятся, а крове ея от руки стража взыщу (Иез. 33:6). — Страшны, братия мои, эти слова, изреченныя Богом на пастырей. Посему станем лучше заботиться о том, чтоб добре пасти самих себя, яко стадо Христово, яко царское священие, подчиняя плоть духу, да не побеждается лучшее худшим, т. е., душа телом. Когда же внидем во глубину смиренномудрия, омоем скверны грехов наших слезами своими, стяжем кротость сокрушением сердца и смиренномудрием, великою жаждою правды Божией привлечем утоление ея неизреченными благами царства небеснаго чрез утешения Духа Святаго; потом когда восприимем утробы щедрот и сострадания, стяжем сердце чистое совершенным безстрастием и узрим свет Божий, т. е. самого Духа Святаго действующим в нас и глаголющим о сокровенных тайнах царствия Божия, как лица, посредством глубокаго мира сочетавшия в едино мудрование душу и тело, — когда умиротворим себя и сделаем по душе и телу согласным орудием Богу во едином духе, — когда к тому претерпим еще ради Христа множество искушений, скорбей и бед и навыкнем укоряеми благословлять, гоними терпеть, хулими молить (1 Кор. 4:12, 13), не помня зла никакого, но все то благодушно принимая и претерпевая и всячески стараясь сохранно пройти искус сей, без малейшаго колебания в терпении, которое есть основание добродетелей, — когда таким образом посредством всех сказанных добродетелей возрастем возрастом по Христу и востечем в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова, со стяжанием совершеннаго Боговедения и мудрости словес и таин оных, кои подает Дух Святый, — когда, говорю, совершится в нас все сие, и мы достигнем полнаго во всем совершенства, тогда, пожалуй, предадим себя и на пользу братий наших. Впрочем и тогда не следует нам самим искать этого, но уступать, если Богом будем призваны к тому, не превозношения ради, но чтоб быть рабами всех, как говорит Господь: кто хочет быть больший в вас, будь всем раб и всем слуга (Мар. 10:43, 44). Но пока не достигнем мы совершенства и безстрастия, до тех пор да минует нас начальствование над другими, прошу вас. Будем лучше в послушании духовным отцам нашим и Богу, все держащему во власти своей, будем каяться каждодневно и очищать себя слезами по Богу, да возможем познать Бога, что Он неложен во всем, что обетовал даровать любящим Его и исполняющим божественныя Его повеления, Он исполнит всякаго по делам Его в царствии Своем. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ

1. О безстрастии и добродетельной жизни. 2. Как отсечь волю свою и востечь на высоту совершенства? 3. О соединении Бога с душею и души с телом. 4. О преславном соединении трех сих — Бога, души и тела. 5. О духовном врачевстве, и как надлежит врачевать немоществующих душею?

1. Многократно беседуя с братиями, находящимися в мире, я почти от всех их слышал, что невозможно человеку взойти на такую высоту безстрастия, чтобы он, беседуя и вкушая пищу вместе с женщинами, нимало не повреждался от того в душе своей, и не подвергался тайному некоему движению нечистому. Слыша это, я много скорбел, плакал и проливал слез о тех, которые говорят так. Ибо очень хорошо знаю, что они говорят это по великому неведению дела, т. е. что совсем не знают опытно силы благодатных даров Божиих. Если б они не были лишены истиннаго безстрастия, ослеплены мраком страстей и порабощены сластям и похотям плоти, то конечно знали бы и они о животворной мертвости, какую Христос Иисус, Бог наш, дарует святым членам Своим и не неверовали бы о ней. Тем, кои таковы, как возможно поверить, что бывают люди мертвые миру и живущие только жизнию, которая в Духе Святом, — тогда как они всю жизнь свою о том только и заботятся, как бы понравиться людям и заслужить у них название боголюбивых и святых, и следовательно все дела свои делают лицемерно? Как они думают, будто исправляют дело безстрастия, оставаясь страстными, будучи т. е. и бывая всецело грех, и как уверяют себя самих, что одни похвалы людския достаточны для добродетели и святости; так опять, когда отрицают безстрастие и говорят, что во святых нет его, то хотят быть и именоваться святыми без безстрастия, как бы стяжавая святость одними людскими похвалами. Того, кого не хвалит толпа просто и как пришлось, они почитают за недостойнаго и презираемаго, не зная несчастные, что лучше один знающий Бога и знаемый Богом, чем мириады неверных, незнающих Бога, хотя их хвалит и ублажает весь мир; как и тот, кто видит, лучше безчисленнаго множества слепых.

Но что возможно достигнуть свободы от страстей, или безстрастии тому, кто истинно подвизается, — что тому, кто получит благодать Божию, возможно возвыситься до состояния безстрастия душевнаго и телеснаго и не только не быть тревожимым страстями, тогда, когда беседует или вкушает пищу вместе с женщинами, но даже когда находится среди города, слышит там пение и музыку, и видит смеющихся, забавляющихся и пляшущих, не терпеть никакого совершенно вреда, и что такие люди действительно есть и бывают, о сем свидетельствует всякое писание святых; немало пишется о сем свидетельств также в истории и жизнеописаниях святых. Для сего то безстрастия бывает у богочестивых всякое делание подвижническое, всякое лишение произвольное и всесторонняя к себе строгость. Первое дело подвизающихся по Богу есть убежать от мира и от всего, что в мире. Миром я называю настоящую жизнь, т. е. сей временный век. Под тем же, что в мире, я разумею все, окружающее нас, что повелевает нам Господь оставить и убежать от того всего, т. е. оставить отца, матерь, братьев, сестер, сродников, друзей, имения, деньги и вообще всякое богатство. Не потому так требуется, чтоб это были вещи запрещенныя и вредныя, но потому, что, находясь среди них, не можем мы избавиться от пристрастия к ним. Одолеваемый похотными сластьми, если не отсечет причин, возбуждающих сласти греховныя, и не удалится от них, не может никак освободиться от похотения их.

2. Когда же обнажится он от всего того, что составляет его собственность, тогда долг имеет он отрещись и от самой жизни своей, если искренно ревнует о добродетели, а это совершается умерщвлением и совершенным отсечением своей воли. Волю же разумею я не внешняго только касающуюся, т. е. чтоб не есть, не пить, не делать никакого дела по своей воле, не спать, и вообще ничего, сколько бы иное ни казалось хорошим, не делать без позволения настоятеля своего, — но и внутренних движений сердца, именно, чтоб не смотреть страстно ни на что, не осуждать никого внутренне, не радоваться ничьему падению, не гнушаться в сердце своем, никому не завидовать, не ревновать злою ревностию. И где мне перечислить все свойства и все признаки благочестиваго настроения сердца, чтобы показать тебе поточнее, каков должен быть истинный христианский подвижник. Послушай впрочем и еще о некоторых требованиях животворнаго самоумерщвления, именно: никогда не скрывай от духовнаго отца своего никакого даже малейшаго помысла, — сколько можешь, ни одного дня не пропускай без слез, — не убеляй чрезмерно лица своего, как есть обычай некиим, — не убирай, как покрасивее, волос головы твоей и твоей бороды, — не отрешай пояса своего когда ложишься спать, чтоб не разнежилось тело твое и ты не проспал более должнаго, — не влагай рук своих за пазуху, или под мышку по телу, — не хватай другаго за голое тело, не жми и не три его нежно, — не смотри, просто и как ни попало, на лице даже старческое, потому что лукавый, который при всяком случае встревает с своим худом, везде вертится, — не кивай одному насчет другаго, — не говори никакого слова неподобающаго, — не умалчивай ни о чем, что должно быть сказано, — не оставляй никогда обычнаго своего правила, до самой смерти, — не заводи особенной дружбы ни с кем, хотя бы кто казался святым, — нисколько ни много, ни мало, не заботься о красивой одежде и обуви, кроме необходимых и эти пусть будут степенныя и смиренныя, — не вкушай никакой пищи на услаждение, и не касайся такой, которая тебе нравится. Подвизающийся воздерживается от всего этого и от многаго другаго большаго. И опять кто нерадит и не воздерживается от всего этого, тот каждочасно творит волю свою, хотя ублажается всеми людьми, как отрекшийся от мира. Кто воздерживается во внешнем, в том, что всем видно, тот оглашается и похваляется, как подвижник, теми, кои не умеют добре видеть внутреннее. Но если такой тайно творит волю сердца своего, то он нелюб Богу, как нечистый, — и хотя бы тысячи лет провел, так подвизаясь, никогда не найдет пользы от одних внешних подвигов.

3. Кто же воздерживается от всего и обучает душу свою не кружиться в безпорядке там и сям и не творит ни в чем воли своей, наипаче же в том, что неугодно Богу, но понуждает ее неотступно ходить в заповедях Божиих, с теплою любовию и со столь великим вниманием, как если бы шествовал на высоте воздушной, по какой нибудь веревке; таковый в короткое время обретет Бога, сокрытаго в тех божественных заповедях, — Котораго, как только обретет, так забудет все, и станет вне себя, и припадши к Нему, вседушно возжелает зреть Его и только Его единаго. Когда после сего Бог промыслительно скроется от очей его умных, тогда объемлет его скорбное недоумение, и он начинает опять проходить с начала путь заповедей Божиих и тещи им спешнее, сильнее, и опасливее, смотря под ноги, ступая обдуманно, жегом бывая воспоминанием, горя любительным желанием, и воспламеняясь надеждою опять увидеть Его. Когда же таким образом долгое время теча и преутрудившись, не возможет достигнуть желаемаго и в изнеможении совсем упадет духом, так что и тещи далее уже не станет у него сил, тогда внезапно узрит он Того, Кого искал, достигнет Того, Кто бежал от него, обымет Того, Кого вожделел, — и станет опять весь вне мира и забудет весь этот мир, — соединится с ангелами, обольется светом, вкусит от жизни, сретит безсмертие, исполнится утешительной сладости, взыдет на третье небо, восхитится в рай, услышит неизреченные глаголы, внидет в Женихов чертог, пройдет до места, где покоится Жених, увидит Его Самого, сделается общником духовнаго брака, насытится пия от таинственной чаши и вкушая от тельца упитаннаго, от хлеба животнаго и от пития жизни, от агнца непорочнаго, и от манны мысленной, и получит все оныя блага, на которыя не дерзают воззревать и самые ангелы. Находясь в таком состоянии, он горит как огнь и просвещается Духом Святым, и еще отселе, из настоящей жизни, провидит таинство обожения своего. Став весь огнем по душе, он и телу передает от стяжаннаго внутри светлоблистания, подобно тому, как и чувственный огнь передает свое действо железу, — и бывает тогда душа для тела тем, чем Бог стал для души, как говорит богословский глас. Ибо как душе невозможно жить, если не бывает она просвещаема Творцем своим, так и телу невозможно жить, если не получает на то сил от души.

4. Вникни повнимательнее в смысл сказаннаго, — Бог, душа, тело. Бог безначальный, безконечный, неприступный, неизследимый, невидимый, неизреченный, неприкосновенный, неосязаемый, безстрастный, неизглаголанный, Который в последние дни явился нам во плоти чрез Сына, и познался чрез Духа Святаго, как веруем, подобным нам по всему, кроме греха — сочетавается с душею мысленною ради моей души, чтоб и дух спасти и тело сделать безсмертным, как сказал Григорий Богослов (в сл. на Рождество Христово), — и при этом изрекает такое обетование: вселюся в них и похожду (2 Кор. 6:16). Аз и Отец приидем и обитель в них сотворим (Иоан. 14:23), — в тех, т. е., которые веруют и веру свою показывают делами вышесказанными. — Но внимай! — Поелику Бог обитает в нас, истинных рабах Своих и ходит в душах наших чрез действа и осияния Духа Святаго, то веруем несомненно, что души сего достойныя неотлучны от Бога. Поелику опять душа находится во всем теле и не оставляет без себя ни одной части, то необходимо следует, что волею души и управляется вся сия плоть, нераздельная с душею и не могущая жить без души: ибо как невозможно телу жить без души, так невозможно, чтоб оно имело волю особо от души.

Итак, явно, что как во Отце, Сыне и Святом Духе поклоняется единый Бог, без слияния трех лиц и без разделения единаго существа и естества, так опять и человек бывает по благодати богом в Боге, и по душе и по телу, без слияния и разделения; и ни тело не прелагается в душу, ни душа не изменяется в плоть — и опять, ни Бог не сливается с душею, ни душа не претворяется в Божество. Но Бог пребывает, как есть Бог, и душа опять пребывает так, как есть естество ея, и тело, как создано, персть; и сам Бог, Который дивно связал сии два, — душу и тело, и срастворил мысленное и невещественное с перстию, соединяется с сими двумя без слияния, — и я человек бываю по образу и подобию Божию, как показало слово. — Впрочем если вам кажется благословно, скажем опять тоже. Движимый духовным удовольствием и радостию, я желаю сказать вам опять тоже, чтоб яснее представить вам такия мысли: Отец, Сын и Дух Святый — Бог един, Коему мы служим и покланяемся. Бог, душа и тело, человек, созданный по образу и подобию Божию, и удостоивающийся быть богом по благодати.

Но для чего распространил я слово мое об этом, и по какой причине сказал более подробно, как человек бывает богом по благодати? Для того, чтоб устыдились или, лучше сказать, познали самих себя те, которые не имеют в себе черт образа и подобия Божия и отдалены от Бога, да плачут о себе самих, познав, каких благ они лишены, и слушая слово мое, да узрят, какия страсти обладают ими, и да уразумеют, какая глубочайшая тма покрывает их, — вследствие же сего, да убоятся противоречить тем, кои имеют в себе благодать Божию, ею всему научаются и с нею все могут, — и далее да престанут говорить, будто никому из тех, кои живут по Богу, невозможно, находясь среди мира, и принимая пищу или беседуя с женщинами, пребыть неоскверненным душевно и телесно. — Есть Бог безстрастный, никакого не имеющий пристрастия к видимому. — Впрочем я знаю, что те, которые не могут зреть душевными очами (потому что они не отверсты) и даже не чувствуют, что есть свои в душе чувства (для духовных вещей), не понимая смысла сказаннаго мною слова, возразят мне, говоря: знаем и мы, что Бог безстрастен, и не в отношении к Богу сомневаемся в этом, но в отношении к человеку. — Но для того, чтоб заградить таковым уста, я и сказал выше, что и человек бывает богом по благодати, чрез дарование ему Духа Святаго. От чего и бывает, что как солнце, освещая нечистыя места, не оскверняет нимало лучей своих, так не оскверняется душа, или ум облагодатствованнаго человека, носящаго в себе Бога, если случится чистейшему телу его придти в соприкосновение с нечистыми телами человеческими. И не только это, но если б случилось ему быть заключену в темницу вместе с безчисленным множеством неверных и нечестивых, преисполненных всякою скверною, и голому телом тереться с ними голыми, и тогда невозможно, чтоб он или в вере повредился, или отдалился умом от Владыки своего Бога, и забыл дивную оную красоту Его. Многое такое бывало с мучениками и другими святыми; и однакож, эта кознь диавола не причинила им никакого вреда, потому что они имели Бога, обитавшаго и пребывавшаго в них. Кто или от начала сохранил в себе черты образа и подобия Божия, или, потеряв их, потом опять возвратил себе, таковый вместе с тем получает способность смотреть на вещи, как оне есть по природе своей, — и после того, яко во дни благообразно ходящий, так и смотрит уже на все вещи, как оне есть по их природе, не смотрит на цвет, красоту и блистательность их, но, помышляя о существе и свойствах их, пребывает невозмутим никакою по поводу их страстностию, внимая лишь тому, что в них есть существеннаго, и чем они всегда пребывают. Смотрит на золото, но не приковывает ума своего к его блеску, а помышляет лишь о материи, из коей оно, то–есть что оно земля, персть или камень, и не может никогда измениться во что либо другое. Смотрит на серебро, маргариты и всякие драгоценные камни, и чувство его не обольщается приятностию привлекательной цветности их, но смотрит на все эти камни, как на всякий другой простой камень, считая все их пылью и прахом. Смотрит на шелковыя красивыя одежды, и не дивится их многообразию и разноцветности, помышляя, что оне все суть испражнение червей, и скорбя о тех, которые радуются из–за них и блюдут их, как драгоценности. Смотрит на человека, славимаго, шествующаго по улицам в сопровождении множества народа и гордящагося такою славою, и, почитая видимое сновидением, дивится невежеству людскому и посмеивается ему. Видит мир, шествуя среди какого либо большаго города (свидетель истины слов моих — Господь, совершающий в нас сие), и однакож находится в таком блаженном состоянии, какбы был один во всем мире и находился в месте пустынном, непроходимом людьми, какбы ни с кем не имел никакого дела и не знал никого из людей живущих на земле.

Таковый человек, если увидит и женщину, хоть бы самую красивую, не смотрит на красоту лица ея, но видит ее тлеющею и разлагающеюся, какбы она не задолго умерла и сделалась вся пищею червей и комом вонючей грязи, — как сие и в самом деле бывает. Ум его никогда не станет заниматься красотою женщины, но представляет вещество, из коего она, и тление, для коего она готовится. Но если пожелает он и о внешней ея красоте подумать, то умеет от творений возвышаться к Творцу и удивляться Ему, а не служить твари паче Творца. Таким путем, от величия и красоты тварей познает он Создателя; ум его восходит к созерцанию Его и воспламеняет душу стремиться к Сотворшему ее; вместе с чем возраждаются в нем божественная любовь и слезы, и бывает он весь вне видимаго, отрешаясь совершенно от всех тварей. Ведай же, что как свет чувственных очей наших шлется нами инуды, и зрительною своею силою обходит все, сущее пред ним, не оскверняясь ничем из того, что видит, хотя многое в том бывает и срамное, — и мы опять этот свет очей своих переносим на другое неоскверненным; так и ум святых, если случится ему обратить внимание на нечистыя и мерзкия страсти, не оскверняется; потому что он у них наг есть и отдален от всякаго страстнаго похотения. Если и захочет кто из них разсмотреть их, то делает это не для чего другаго, как для того, чтоб обсудить и познать добре страстныя движения и действия страстей, — от чего оне рождаются и какими врачевствами усмиряются. Так, как слышно, делают и врачи, которые разсекают мертвыя тела, чтоб разсмотреть устройство тела и познать по мертвым оным телам, что находится в телах живых людей, и этим знанием пользоваться потом при врачевании болезней, невидных наружно. Так делает и духовный врач, желающий искусно врачевать страсти души. Чтоб тебе показать в слове врачевательное искусство его, я представлю тебе это в примере.

5. Предположи, что кто нибудь из больных душевно идет к духовному врачу, омраченный страстию, смятенный весь умом, и вместо врачевства просит у него того, что вредит, т. е. что или увеличит его болезнь, или причинит ему даже смерть. Смотрит человеколюбивый и сострадательный врач на сего болящаго брата, вникает в болезнь его, жжение и резь от ней, и находит, что она и без того к смерти, если не принять мер. И что делает? Не кричит на него за его неразумное прошение, не отказывает ему тотчас во врачевстве желаемом, не говорит, что оно худо и смертоносно, — не дам тебе его, — чтобы тот не убежал от него, не пошел к другому врачу, неопытному во врачевании душевных болезней, и получив от него желаемое, не умер тотчас; но показывает ему всякую снисходительность и искренность, чтоб убедить его, что готов лечить его тем лекарством, котораго он просит, и удовлетворит его желание. Слыша это, больной ожидает врачевства с радостию. Врач между тем, как опытный и мудрый врачеватель, представляет ему другия врачевства, которыя по виду сходны с желаемыми больным, но существенно разны по составу, и инаковы по вкусу и дивны по силе действия. Ибо только что примет больной эти врачевства, как уже ощутит врачевательную их силу, — тотчас прекращается или умаляется жжение страсти, и начинает закрываться рана душевная, что и располагает его к ним; о тех же врачевствах, которых он прежде желал с таким жаром и неудержимостию, и воспоминать ему нежелательно. И видеть можно чудо некое, в нем и в подобных ему совершающееся, — как эти врачевства, обыкновенно не так приятныя, делают больных здоровыми, закрывают раны, погашают жжение, — и тех, которые прежде алкали вредных и смертоносных яств, располагают желать одних полезных и всем разсказывать о дивном искусстве врача и мудром его методе врачевания.

Да слышат сие здравствующие и да поймут, что сказано мною прикровенно, если прияли благодать духовнаго разумения, потому что больные не могут этого понять, тем более, когда они даже не знают, что больны. И таких кто в силах убедить, что они больны? Ибо они самую эту болезнь свою почитают здоровьем, и желают всегда творить волю плоти и все, чего требует их похоть и естество. Как невозможно убедить тех, кои вышли из ума, сознать, что они действительно вышли из ума, так и тех, кои валяются в страстях и, состоя в рабстве у них, не чувствуют своего им рабства, никто не может довесть до сознания, что она находятся в таком худом состоянии, или убедить их перемениться на лучшее. Они слепы и не верят, чтоб кто нибудь был видущ; как же их убедить, что и для них возможно, чтоб они открыли очи свои? Если б убедились в этом, то, может быть, и они взыскали бы открытия очей своих; обретши же его, увидели бы ясно и познали тех, кои распялись миру. Но как они не хотят освободиться от страстей, то тем самым затыкают уши свои и не могут внятно слышать Апостола Павла, который говорит: мне мир распяся, и аз миру (Гал. 6:14). Живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2:20). И еще: умертвите убо уды ваши, яже на земли, блуда, нечистоту, страсть, похоть злую, и лихоимание (Кол. 3:5).

Кто таким образом умер миру (что и есть крест), кто не сам живет, но в, ком живет Христос, кто умертвил уды, яже на земли, т. е. страстныя движения тела, сделав его непричастным никакой страсти, или никакой похоти злой, тому как возможно, скажи мне, восприять хотя малое какое чувство страстное или попустить себе испытать движение сласти греховной, или наклониться к ней хоть сколько нибудь в сердце? Если же не веришь еще сему и отвергаешь сказанное мною, то подумай, кого ты осуждаешь и кого полагаешь соучастником в грехе? Увы твоей продерзости! Ибо о тех, которые имеют в себе пребывающим и живущим Христа, о тех говоришь ты, что они обольщаются в сердце своем сластию греховною. По таким словам твоим выходит, что Христос, Который греха не сотвори, ниже обретеся лесть во устех Его, — Он, вземляй грехи мира и избавляющий души, с Ним соединившияся, от всякой страсти, сделался соучастником в грехе. — Вижу человече, что ты не понимаешь что я говорю тебе, и сколь велика хула, тобою произносимая. Не трепещешь? Не заграждаешь себе уст рукою своею? Не учишь языка своего — не говорить того, чего не испытал еще ты на деле, чего не познал умом своим, чего не видели очи твои, и величия чего не принимало ухо твое? Не знаешь разве, что те, которые испытали это и делом и словом, смеются над тобою, как над несмысленным, когда ты берешься говорить об этом, потому что говоришь все навыворот? Итак, если ты сподобился получить божественную благодать, то учи свободно о том, что касается благодати, и богословствуй безпрепятственно о Боге по естеству, и о сынах Божиих по благодати, говори и ты не запинаясь, что святые человеки суть рабы славы Божией. Если же исповедуешь, — и хорошо то делаешь, — что не получил ты такого дарования, не чувствуешь, чтоб умер ты миру, не сознаешь, чтоб взошел ты на небо и там укрывался один, не показываясь вне, если не изшел ты вовне мира, подобно Павлу, в теле ли, или кроме тела, если не знаешь, что изменился весь и стал, как дух чрез отложение и отвержение плоти, духовная духовными сразсуждая, — если, говорю, не сделался ты таковым, то почему не молчишь и не ищешь в покаянии и слезах получить и испытать сие, но охочь говорить попусту о том, чего не знаешь, любишь, чтоб тебя называли и без того святым, не поперечишь молве, будто ты более, чем другие, спасен, не трепещешь принимать чужие помыслы, учить других и руководить их к свету, будучи сам лишен божественнаго света не боишься пасти братий, сидя сам еще во тме и не стяжав еще того ока, которое видит истинный свет, не стыдишься врачевать других, будучи сам весь в болезни и не чувствуя собственных своих ран? Скажи мне, прошу тебя, если ты не сознаешь, чтоб был безстрастен и не чувствуешь, чтоб обитал в тебе безстрастный Бог, то на что дерзая и полагаясь взял ты на себя дела, свойственныя безстрастным, и служения, принадлежащия одним святым рабам Божиим? Внимай добре, чтоб забывшись, не взойти на чужия степени и служения, и после не быть изгнану во тму кромешнюю, как презрителю воли Божией, и как дерзкому и непотребному рабу. Смотри, как бы не оказаться тебе не имеющим брачной одежды (которая не другое что есть, как благодать Святаго Духа) и как обнаженному от нея не быть связану по рукам и ногам и ввержену в огнь геенский. Поостерегись браться пасти других, прежде чем стяжешь верным другом пастыря Христа; ибо ведай, что имеешь дать ответ не только за свое недостоинство, но и за разумных овец, которых погубишь по своей необученности и своей страстной жизни. Смотри, прошу тебя, не бери на себя чужих долгов, будучи сам должником, хотя бы то и небольшим долгом. Не дерзай давать кому–либо разрешение грехов его, если сам не стяжал еще внутрь сердца своего Вземлющаго грех мира. Внимай, брате, чтоб не восхотеть судить другаго, прежде чем сделаешься верным судиею себя самого и изследователем собственных своих падений, и прежде чем сам над собою произнесешь праведный приговор и воздашь должное правде слезами и плачем. И тогда уже, как освободишься от закона плоти и от смерти греховной и исполнишься Духа Святаго, тогда соглашайся на поставление себя благодатию Божию в праведные судьи для суда над другими, яко рукоположенный на то от Бога, благодатию Духа. Смотри, как никто из мирских начальников не дерзает восходить на степень судей, прежде чем будет определен на то царем. Если теперь в отношении к человеческим достоинствам соблюдается такой порядок и держится такой страх, чтоб как нибудь не погрешить пред земным царем, то какое благоговение и какой страх должны мы держать в отношении к божественному, чтоб не восходить саморукоположенно на достоинства Божии самим от себя, и по человеческому суду, прежде чем призваны будем к тому от Бога, и чтоб не впасть за то в руки Бога живаго? Вострепещи, человече, убойся долготерпения Божия и не покажись таким, что имеешь пред небесным Царем и Богом меньший страх, чем какой мирские начальники имеют пред царем земным, или что нерадишь о богатстве благости и долготерпения Божия, по славолюбию и властолюбию. Он есть Властитель всяческих и страшный Судия всех, воздающий каждому по делам его и по помышлениям сердца его. Почему, как мирския власти приносят земному царю честь и страх, так и ты принеси небесному Царю и Богу, хотя такие же честь и страх, чтоб почитая Его и боясь таким образом, мог ты соблюсти заповеди Его, а чрез такое соблюдение заповедей Его предуготовить себя самого к тому, чтобы сподобиться соделаться жилищем трисияннаго света Его, как неложно обетовал сам Он, говоря: имеяй заповеди Моя, и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: а любяй Мя возлюблен будет Отцем Моим: и Аз возлюблю его и явлюся ему сам. И еще: аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет: и Отец мой возлюбит его, и к нему приидем, и обитель у него сотворим (Ин. 14:21, 23). Коль же скоро сделаешься ты таковым, то не будешь уже более жить для себя самого, но увидишь, что ты мертв для мира, как имеющий плоть свою мертвою и неподвижною на грех, жив же Богови, яко от Него действуемый и движимый. Увидев себя в такой славе, начнешь ты велегласно в радости душевной вопиять с божественным Павлом: благодарю Бога моего, что закон духа жизни о Христе Иисусе освободил меня от закона греховнаго и смерти. С этого момента и далее не будешь ты уже полагать различия мужескаго лица и женскаго и не будешь подвергаться вреду от них, яко приявший то, что по естеству (введенный опять в состояние, свойственное человеку по естеству его), и не смотрящий более на творения Божии по естеству их; но, будешь ли находиться и беседовать с мужами или с женами, останешься невредимым и несдвигаемым с стояния твоего по естеству, смотря на них, как на члены Христовы и храмы Божии. Но прежде чем достигнешь ты в такую меру и прежде чем увидишь в членах своих животворную мертвость Иисус–Христову, очень хорошо сделаешь, если будешь избегать лиц, причиняющих тебе вред, которыя сами по себе конечно не имеют ничего худаго и соблазнительнаго, но мы прельщаемся ими и по поводу их влекомы бываем к неуместным пожеланиям, по причине живущаго в нас первороднаго греха. Если будешь так поступать, то вся жизнь твоя будет безбедственна, и ты не поткнешься никогда ногою твоею о камень греха, — если, разумею, ты будешь иметь Бога в себе, или будешь подвизаться стяжать Его с помощию Христа, Бога нашего, Коему подобает всякая слава, честь и поклонение, со Отцем и всесвятым и животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЕ

1. О безстрастии и о дарованиях, каких мало–по–малу сподобляются преуспевающие в нем. 2. В чем состоит совершенство духовнаго о Христе возраста?

1. Как тому, кто хочет чисто видеть свет солнца надо иметь чистыми очи тела своего; так и тому, кто берется беседовать о безстрастии, надо иметь очи души своей освобожденными от всякой злой похоти и всякаго помысла страстнаго, чтоб, не будучи тревожим и возмущаем в уме никакою страстию, мог он чисто взирать на высоту и на глубину его, или понять, как следует, многия и великия его дарования и действия, и ясно изложить их в слове. Ибо если станет он говорить о его проявлениях и свойствах с умом возмущенным и сердцем нечистым, то, не смогши словом свободным раскрыть его действия, лишен будет и тех немногих благ его, какия, может быть, получил от него, за то, что действуя так, он некоторым образом презирает и безчестит его и затмевает светлость его. Ибо написано: имущему дано будет, и преизбудет: от не имущаго же, и еже мнится имея, взято будет от него (Мф. 25:29). Которые имеют безстрастие, те очевидно любят его и любимы суть от него преизбыточно, и когда ненасытно говорят о нем, делаются еще более безстрастными, воспламеняясь любовию, какую имеют к нему. Но которые привязаны и некоторым образом связаны еще хотя малейшею какою похотию мира и вещей мирских, или какою либо душевною или телесною страстию, эти далеки от него и много отдалены от пристани его. Почему когда начнут говорить о безстрастии и покусятся возвести ум свой на высоту его, теряют и тот мир, который, как им думалось, имели они прежде, по той причине, что емлются, как рабы, и бывают влачимы туда и сюда похотию той страсти, к какой они прилепились. И это страждут они праведно: ибо, как говорит Апостол, имже кто побеждается, сему и работен есть (2 Петр. 2:19).

Они однакож, будучи омрачаемы в уме своем тою страстию, коей порабощены, вину омрачения не на себя самих возлагают, но дерзают слагать ее на безсилие всесильнаго безстрастия, и это бывает с ними потому, что они совсем не познали опытно, каково умное чувство, созерцание и вседейственное действо сего безстрастия, но обдумывая относящееся к нему по своим мыслям и соображениям, при высоком мнении о своей внешней учености философствуют о нем иногда так, иногда иначе, и истощаются в усилиях над тем, чего не знают. При всем том они никогда не согласятся исповедать или возчувствовать свою немощность, причиненную им неверием, нерадением и долговременною привычкою к страстной жизни; но утверждают, что и другие люди все подобны им и обладают теми–же страстями. Ибо тщеславие и зависть не позволяют им признать, что кто либо другой выше их по добродетели и здравоумию.

Но богомудрые и духовные отцы не поступают таким образом и не идут против истины, — не буди тебе сказать такую хулу на святых; а чем просветились в уме своем от блаженнаго безстрастия и что познали прежде из опыта, то говорят и утверждают. Я же говорю дерзновенно то, чему сподобился научиться у сих отцев, чтоб не быть осуждену, подобно рабу скрывшему талант. И так, как дают разуметь сказанныя Христом Господом слова: много званных, мало же избранных, — и: в дому Отца моего обители многи суть, — так и знайте все вы, что святых много, а безстрастных немного, и что в среде тех и других имеет место великое различие. Но внимайте добре в точный смысл того, что — я буду говорить.

Иное есть безстрастие души, иное — безстрастие тела. Безстрастие души освящает и тело; но безстрастие тела, одно само по себе, не может полную доставить пользу тому, кто стяжал его. Иное есть недвижение (на худое) телесных (яже на земли) удов и самых страстей душевных, и иное есть стяжание добродетелей. Недвижение телесных (яже на земли) удов бывает от естества, а стяжание добродетелей от произволения (при помощи благодати), и оно обыкновенно совсем пресекает все естественныя движения. Иное есть непохотение ничего из того, что есть приятнаго и радостотворнаго в мире, и иное — возжелание небесных и вечных благ; ибо мирское приятное и радостное презирали и другие люди (не ревнующие о спасении) и большая из них часть по другим причинам (не в видах спасения), а о благах вечных весьма немногие воспринимали попечение. Иное есть неискание славы от людей, и иное есть возлюбление славы от Бога и всегдашнее ея искание; ибо человеческую славу очень многие ненавидели, потому что были обладаемы другими страстями, а славу, яже от Бога, очень немногие сподобились получить со многим трудом и потом. Иное есть довольствоваться бедною одеждою и не желать богатой, и иное — искать того, чтоб быть одеяну светом Божиим; ибо богатое одеяние презирали многие, потому что были влачимы многим множеством других пожеланий, а божественным светом одеялись только те, кои сподобились соделаться сынами света и дня.

Иное есть говорить смиренныя слова, и иное — иметь смиренное мудрование. Иное опять есть смирение, а иное — цвет смирения, и иное — плод его. Иное есть красота плода его, а иное — сладость его, и иное — действия, бывающия от плода сего. Из этого, сказаннаго мною о смирении, иное есть в нашей, а иное — не в нашей власти. В нашей власти — помышлять о том, что располагает нас к смирению, мудрствовать о том, разсуждать, говорить и то делать; но само святое смирение, с его существенными свойствами, дарами и действами, не в нашей власти, но есть дар Божий, чтоб не вздумал кто хвалиться даже и этим.

Иное есть не печалиться и не гневаться при безчестиях, поношениях, искушениях и встречающихся прискорбностях, и иное — желать этого с благодарением, когда случится что такое. Иное опять есть — молить Бога о тех, кои причиняют это, иное — прощать им, иное любить их от всей души, как благодетелей, и иное — напечатлевать в уме лица каждаго из них и целовать их безстрастно, как искренних друзей своих, со слезами чистой любви, — так, чтобы на душе не было совершенно никакого знака оскорбления, или страсти. Большее из всего сказаннаго есть, когда кто в самое время искушения таковое же имеет расположение и к тем, которые поносят его в лице, или клевещут на него, и ко всем другим, кои или осуждают его, или презирают и ставят ни во что, или плюют в лице, еще и к тем, кои по видимости притворяются друзьями, а тайно также действуют против него, как и сказанные пред сим, — и это не утаивается от него, но он то знает. И из этого опять высшее и совершеннейшее без сравнения есть мне кажется, то, если кто совсем забывает претерпенныя искушения и никогда не вспоминает тех, кои его опечалили или как нибудь обезчестили, ни когда они бывают на лицо, ни когда отсутствуют, но имеет и их наравне с друзьями своими без всякаго различения, сколько когда беседует с ними, столько же и тогда, когда вкушает вместе с ними пищу. Все это суть дела и совершенства мужей, ходящих во свете. Которые же чувствуют, что они далеки от таких порядков и правил жизни, те пусть не обольщаются и не обманывают себя, но да ведают наивернейше, что они ходят во тме.

Иное опять есть бояться Бога, и иное и исполнять заповеди Его, как написано: бойтеся Господа вси святии Его (Пс. 33:10), — и еще: уклонися от зла и сотвори благо (— —15). Иное есть бездействие (упразднение от дел), а иное — безмолвие, и иное опять молчание. Иное есть удаление и преселение с одного места на другое, и иное — странничество. Иное есть негрешение, и иное — делание заповедей. Иное есть противиться врагам и бороться с ними, и иное — победить их окончательно, покорить и умертвить: первое есть дело подвизающихся и святых, ревностно идущих к совершенству, а второе есть дело безстрастных и совершенных, которые многими трудами и потами победили врагов своих в конец, и украсились, как какою блестящею одеждою, живоносною мертвостию Христовою.

К достижению показанных совершенств многие устремлялись, одни для одной, другие для другой цели. Но весьма немногие приступали к сему с истинным страхом Божиим, с любовию искреннею и верою несомненною, — которые одни, спомоществуемы будучи благодатию Божиею, скоро навыкают деланию заповедей и преуспевают во всех сказанных выше отличиях, каждочасно возрастая в добродетелях. Другие же оставляются блуждать, как в непроходной (бездорожной, судя по слову Псалма 106:40: по непроходней, а не по пути) пустыне, — о каковых написано: отпустих я по начинаниям сердец их, пойдут в начинаниях своих (Псал. 8:13). И якоже не искусиша имети Бога в разуме, (сего ради) предаде их Бог в неискусен ум творити неподобная (Рим. 1:28). Итак, те, которые на камне послушания святым отцам положили доброе основание веры и надежды, со страхом и трепетом, и на сем основании устрояют верность заповедям, какия дают им духовные отцы, соблюдая их, как бы их налагал на них сам Бог, — такие тотчас преуспевают в отвержении себя. Творить не собственную свою волю, но волю духовнаго отца своего, по заповеди Божией, и таким образом упражняться в добродетели, — сие пораждает не только отвержение себя самого, но и умертвие всему миру. Потом, когда выйдет таковый всем чувством души из мира и станет быть вне его, как в пустыне, тогда овладевается страхом и трепетом неизъяснимым, и начинает вопиять к Богу из сердца, как вопиял Иона из утробы кита морскаго, Даниил — из рва львинаго, три отрока — из пещи пламенной, Манассия — из среды меднаго быка. Сии болезненныя и скорбныя стенания его и глас молитвы его тотчас услышав Господь всеблагий, живот Свой давший на смерть за нас грешных, извлекает его, как извнутрь кита, из бездны неведения и омрачения, наводимаго миролюбием, чтоб он не возвращался более туда, ни даже помыслом, — освобождает его, как из рва львинаго, от злых похотей, кои похищают и снедают души человеческия, и как из пещи огненной, от страстных влечений, кои господствуют во всех людях, жгут нас, как огонь, растлевают нас, с насилием тянут к неуместным деяниям и возжигают пламень страстей внутрь нас. От всего этого, говорю, Господь освобождает его, орошая его благодатию Святаго Духа и делая его чрез то неопалимым, — освобождает, как извнутрь меднаго вола, от этой плоти, земляной, тяжелой и страстной, в которой живущая душа наша бывает совсем неподвижна и неохоча ни на какую добродетель и делание заповедей Божиих, будучи крепко держима, туго вяжема и тяготима сею плотию, как естественно соединенная с нею. Когда таким образом душа освободится от тиранства плоти (не говорю, — отделится от тела чрез смерть его), тогда и она начинает взывать с Пророком говоря: растерзал еси вретище мое, и препоясал мя еси веселием: яко да воспоет Тебе слава моя (Псал. 29:12), — а также и благодарить вместе с Павлом, говоря: благодарю Бога Иисус–Христом Господом нашим, что закон духа жизни о Христе Иисусе освободил мя есть от закона греховнаго и смерти (Рим. 7:25; 8:2).

Когда благодатию Христовою совершится все сие в нем, как я сказал, и когда освободится он от неведения и омрачения, наводимаго миролюбием, когда избавится от лукавых и скверных пожеланий и от похотей смертной плоти сей, порабощающей нас закону греховному, тогда что станет он делать с сего момента и далее? Употребит ли он эту свободу на покоение себя и беззаботность? — Перестань ты говорить такия речи и держать такия предположения. — Такия предположения могут идти только к людям, кои поистине суть рабы, а не свободные. Тот же, кто сподобился получить сказанную свободу, знает, что освобожден от закона греховнаго с тем, чтоб не работать более греху, а работать правде, которая есть Христос Господь, — солнце правды, как Он именуется и есть. — Чтобы показать вам, какую любовь к Богу являет таковый с того момента и далее, представлю вам это примерами из человеческих дел, которыя бывают у нас каждодневно.

Представьте себе, что какой либо царь, сострадательный и человеколюбивый, увидев раба, поработившагося самоохотно тирану, обольстившему его, безжалостно обременяемаго работами в делании кирпичей, обделывании камней и рытии канав и служащаго нечистым похотям того злаго тирана, — идет сам своим лицем и исхищает его и освобождает от такого срамнаго и тяжелаго служения, и опять берет его в царския палаты на услужение без всякаго укора за прежнее его падение. Раб этот, освобожденный от таких и толиких прискорбностей, естественно потом всячески усиливается явить себя более ревностным и скорым исполнителем велений царя, нежели другие его сослужители, не испытавшие плена, чтоб засвидетельствовать величайшую и теплейшую свою к нему любовь, всегда нося в памяти, от каких зол он освободил его. То же самое помышляй бывающим и в том, кто получил помощь от Бога, как я сказал. И как царь оный видя, что раб тот исполняет всякое его хотение с великою готовностию и со всяким смирением, хотя совсем не нуждается в услужении его, имея множество других слуг, однакож за добрыя чувства раба того, являет к нему особенную любовь, так тоже самое бывает и с тем, о ком мы сказали. Ибо как тот, и получивший от Бога свободу духа, никогда не утомится и не перестанет от того, чтоб паки и паки, и всегда исполнять волю Божию, с наиболее теплейшею готовностию, так и вечный Царь и Бог никогда не лишит его благ вечной жизни, но будет снабжать его ими пребогато, — и сколько увидит, что тот каждодневно умножает свою к Нему любовь и услужение, столько будет умножать и Свои ему дары.

Благодеяния и дары, какие Бог дает рабам Своим, безчисленны, и никто не может вполне постигнуть их. Одни дает Он им в настоящей жизни, а другие дает в жизни будущей. Об этих дарах, какие благоутробный Бог подает любящим Его в сей жизни, скажу и я любви вашей немногое нечто, иное от Божественнаго Писания, а иное из того, что я и сам познал опытно.

Поелику люди к трем вещам показывают особое усердие и заботу, или к богатству, или к славе, или к свободе и радости, — и наслаждению, доставляемому сими двумя, то и Владыка наш и Бог тем, кои, оставя все, взяли крест свой и последовали за Ним, не возвращаясь вспять, перво–на–перво богато дарует эти же три. Вместо тленнаго богатства Он дает им всего Себя Самого. Понял ты мысль слова сего? Слышал страшное чудо? Как богатые мира сего иждивают свое богатство на свои нужды, привычки и желаемыя наслаждения, так и благий Владыка наш дарует Себя Самого истинным и верным рабам Своим, исполняет всякое их желание и потребу, как они того желают, и даже больше того, чем желают, снабжает их богатно всяким благом и подает им всегда нетленное и вечное услаждение. Вопервых они полны бывают неизреченной радости, что стяжали и имеют в себе не мир и не блага мира сего, но самого Творца и Господа и Владыку всех. После сего они одеваются светом, Самим, говорю, Христом и Богом, всем всецело во всех себе, видят самих себя украшенными неизреченною славою, как светлым каким и божественным убранством, и закрывают лице свое, не снося смотреть на непостижимое и чрезмерное сияние сего убранства своего, так что ищут какого нибудь сокровеннаго места, чтоб, укрывшись в нем, как бы сложить с себя великую тяготу славы сей и сего сияния. Потом сам Владыка Христос бывает для них и пищею и питием всегдашним и безсмертным: для тех, которые суть еще младенцы о Христе, несовершенны и не могут вкушать твердой пищи, Господь является какбы некиим световым и блестящим сосцем, который влагается в уста их и дает им сосать из себя, для каковых Христос бывает вместе и ястием и питием, и доставляет им столь великую сладость и удовольствие, что они не хотят, или лучше сказать не могут оторваться от него; для тех опять, которые уже отдоены, Христос является чадолюбивым отцем, детоводит их, учит и исправляет: ибо как любящий отец посаждает детей своих за трапезу свою и вкушает вместе с ними, а когда увидит, что они нерадят о своих уроках и занимаются другими безполезными вещами, тогда лишает их своей трапезы и слугам приказывает не давать им пищи, научая их сим способом не нерадеть об уроках своих, так и благий Владыка наш и Бог действует в отношении к рабам Своим, — чадам Его по человеколюбию и благодати; ибо им дает себя Христос, — хлеб, сходящий с неба и дающий живот миру и они питаются Им и вместе с Ним всегда вдоволь, и чрез причащение сего хлеба шествуют к вечному животу, освящаясь душею и телом. А когда вознерадят они о заповедях Его и самовольно предавшись лености, презрят их и вдадутся в дела мира сего, безполезныя и не согласующияся с благочестием, тогда Он, Питатель всего, лишает их Себя Самого, а чрез то и всего того, о чем мы говорили, и еще большаго того. Таковые, когда, пришедши в чувство и помыслив, какого блага лишились, обратятся опять к Нему и взыщут Его, как обычно бывало, но не обрящут, тогда начинают проливать слезы и плакать неутешно, подвергать себя всяким чувственным лишениям, желая и изъявляя готовность на всякую скорбь, искушение и безчестие, чтоб только человеколюбивый Отец, увидев скорбь их и произвольныя злострадания, сжалился над ними и возвратившись к ним, опять дал им Себя. Что и бывает стяжавают они паки Христа, возстановляются в прежнюю близость и славу еще с большим дерзновением, вводятся опять во вкушение благ оных, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, и паче прежняго начинают благоговеинствовать пред Отцем своим и трепетать, как пред грозным Владыкою, боясь, как бы не впасть опять в теже грехи по невниманию и не быть отогнанными от благ Отца своего. Так поступают те, которые, искренно с болезнию сердца каются, и за это улучают опять блага, о коих мы говорим. Но которые боятся трудов покаяния, малодушествуют в скорбях и стеснениях по требованию его, предаются лености и безпечному покою, — такие, как недостойные и не настоящие сыны, или, лучше сказать, как презрители, предпочитающие удовольствия телесныя вечным благам и даже Самому Богу, не сподобляются более вкушения оной духовной сладости, ни облечения одеждою божественной славы, но праведно лишенными остаются богатства благости Божией, и походят на псов, у которых нет хозяина. Ибо как эти псы блуждают по улицам и стогнам града, чтоб найти где либо кость какую нибудь, или клок старой кожи, и погрызть их, или чтоб напасть на место, где заклано животное, и полизать крови, а если встретят падалище, то бросаются на него и едят ненасытно, и отойти от него не хотят, но грызутся с другими псами и отгоняют их, пока не съедят и самых внутренностей и не оставят одни голыя кости, так и эти обходят врата богатых и бедных, чтоб набрать в лоно свое, если случится кому дать им что, золото, серебро или другое что. Так как они потеряли истинное и нетленное оное богатство, то, когда случится им понабрать кое–чего, им кажется на короткое время, что они сыты, удовлетворены и не требуется для них ничего более. Впрочем когда овладеет ими, как голод неверие с безнадежием, тогда они опять обращаются к прежнему попрошайству, полны будучи попечения об одном настоящем, несчастные и достойные слез, потому особенно, что ради временнаго и ничтожнаго небрегут о вечной всеблаженной жизни.

И они безответны. Бог явил им богатство благости Своея, сподобил их вкусить небесной благодати и соделал их причастниками Духа Святаго, как говорит божественный Павел. Но они не прославили Его, как Бога, не возлюбили, не возблагоговели пред безпредельною Его благостынею и не возблагодарили Его, но осуетились в помышлениях своих и омрачилось неразумное их сердце, и они, глаголющеся быти мудри, объюродеша. Но те, которые боятся Бога, не поступают так, но с радостию терпят обучительныя наказания Отца своего Владыки, как рабы благодарные и как сыны истинные, говоря: гнев Господень стерплю, яко согреших Ему (Мих. 7:9). И еще: недостойны страсти нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8:18). Говорят так и смиренно постоянствуют в терпении обучительнаго наказания Господня и во всегдашнем покаянии, не малодушествуют и не тяготятся им, но пользуются им, как руководством, по сказанному нами способу, и находятся всегда в отеческом своем доме, украшенные светлым убором, вкушают пищу вместе с Отцем своим, видят славу Его и богатство, кои имеют наследовать. Когда таким образом воспитаются они и обучатся, и достигнут в меру возраста мужа совершенного, тогда и всеблагий Отец отдает в руки их все блага Свои.

2. Но скажем прежде, что есть мера духовнаго возраста и высота исполнения Христова, а потом опишем блага Отца небеснаго и покажем, какия из них дает Он в руки тех, кои веруют в Него. Слушай же внимательно.

Меру возраста исполнения Христова составляют такия черты жизни духовной, кои созерцаются духовно. Начинаю изображение черт сего возраста снизу: ноги его — вера, а святое смирение — основание его твердое и непоколебимое. Голени, колена, бедра — нестяжательность, обнажение от всего, странничество, подчинение, бывающее с разумом по любви Христовой, послушание и благоохотное служение. Внутреннейшия и сокровеннейшия части (надо полагать нервы) — непрестанная умная молитва, сладость, пораждаемая излиянием слез, радость сердца и непрестанное его утешение и покой. Жилы и мускулы (с костьми) — постоянство и терпение в молитвах (домашних) и на церковных службах, и горение желания созерцать Бога и беседовать с Ним, порождаемое молитвами и богослужением церковным, как поет Божественный Давид: разжзи утробы моя и сердце мое (Пс. 25:2); и св. Павел говорит: станите убо препоясани чресла ваша истиною (Еф. 6:14); и Апостол Петр: препоясавше чресла помышления вашего, трезвящеся, совершенне уповайте на приносимую вам благодать откровением Иисус–Христовым (1 Петр. 1:13). Благодатию здесь называет он дар Святаго Духа, делающий нас сопричастниками и сообщниками Бога. Живот, желудок и весь снаряд внутренностей — рабочия силы души, в средине которых, как бы сердце, стоит разумная сила, имеющая под собою и вместе с собою силы желательную и раздражительную. Впрочем не они собственно разумеются под сказанными частями, а наипаче то, что направляет сии силы к единому и связует между собою, именно: кротость, простота, незлобие, сострадание, благоговеинство и страх Божий, которыя, подобно ребрам, перепонкам, покровам и связкам, сжимают те силы, покрывают и не дают им обращаться к видимым вещам мира сего, или желать что либо из них, равно как не попускают завидовать имеющим их, серчать из–за них и злопамятствовать.

Когда не бывает никакого страстнаго устремления этих трех сил вовне, т. е. к видимым вещам, тогда оне сохраняются внутри, сокрытыми. А когда оне пребывают внутри одни сами с собою и блюдутся со вниманием сказанными добрыми расположениями, тогда разумная сила здраво разсуждает и верно отличает добро от зла, и показывает определенно и властно силе желательной, к каким вещам подобает ей склоняться желанием, какия любить, от каких отвращаться: раздражительная сила стоит между сими двумя, как благопокорливый раб, готовый усердно служить желаниям их, и всегда спомоществует им, пробуждает и подвигает к мужеству и содействии добрым и противодействию злым людям. Но поелику Бог, создавший всяческая, несравненно лучше всего созданнаго, то совершенно благословно человеку, почтенному разумною силою и стяжавшему ум немятущийся, как мы сказали, и не увлекающийся страстными замыслами, вместо всего другаго или паче всего другаго почтить и возлюбить Творца всего и Владыку, и к Нему единому обратить все свое желание, показывая Его ему некоторым образом и говоря: послушай меня и воззри (на Бога), осяжи со страхом и трепетом, — вкуси безсмертныя сладости, обоняй духовное миро познай, что нет никого другаго столь прекраснаго, как Бог, или столь приятнаго, или столь сладкаго, или столь могущественнаго, или столь премудраго, или столь славнаго, или такого, который мог бы животворить, делать нетленным и безсмертным. Когда желание человека вкусит всего сего и насытится, тогда и раздражительная его сила вся соединится с разумною и желательною, и бывают три едино в созерцании тройческой единости Триипостаснаго Божества и в этом радостотворном блистании собственнаго их Владыки. Тогда и следа не остается разделения сих трех, но бывают оне едино. Когда же эти три силы души, — разумная, раздражительная и желательная, от простоты единаго и единственнаго блага обратятся к разсмотрению и различению злых и добрых вещей, сущих здесь в мире, тогда и желание, и мысль, и чувство нераздельно устремляются к тому, что противно воле Божией. Ибо тогда раздражительная сила движется только к этим и среди этих вещей.

Имел бы я и еще многое другое сказать о том, что соответствует в духовной жизни желудку, о духовном ястии и питии, о духовной алчбе и жажде; но чтоб не удлинить крайне моего слова, и чтоб, делая таинственное и сокровенное общеизвестным и явным, не дать повода тем, кои любят собирать чужия слова и богатиться чужими трудами и сокровищами, воспользоваться тем не как следует, умалчиваю о том, оставляя то прикровенным, чтоб желающие доискивались до того деятельным ведением.

Но возвратимся опять к своему предмету. До живота и желудка мы уже составили тело возраста духовнаго о Христе Иисусе. Теперь следует нам восходить до головы, чтоб представить тело духовное в его полноте и всецелости. Итак, что есть в теле духовнаго возраста о Христе грудь, спина, плечи, мышцы, руки, шея? — Под грудью его разумей благоутробие, в котором есть сосцы человеколюбия, источающия и богатно дающия млеко милостыни сиротам, вдовицам и всем другим нуждающимся, — как говорит Апостол: облецытеся во утробы щедрот (Кол. 3:12). Но откуда набирается сие млеко в сосцы, и как приготовляется, сие оставляю изыскать вам самим. Под спиною разумей то, что истинно духовные охотно берут на себя и поднимают тяготы других, и с радостию несут язвы и страсти Христовы, как говорит Апостол: должни есмы мы сильнии немощи немощных носити (Рим. 13:1). И еще: прочее труды да никтоже ми дает: аз бо язвы Господа Иисуса на теле моем ношу (Гал. 6:17), и Господь говорит чрез Пророка: плещи моя вдах на раны, ланите мои на заушение (Ис. 50:6), — чего хоть и не случится нам потерпеть, но ждать того надлежит нам всегда и каждый час быть к тому готовыми. Под плечами и мышцами разумей терпение и сносливость в искушениях и скорбях. Ими и с ними, т. е. терпением и сносливостию, направляется и идет деятельность и рук: руками же я называю деятельную силу и готовность всячески слушаться заповедей Божиих и исполнять их. Эти, т. е. деятельная сила (энергичность) и готовность на всякое послушание, без терпения и сносливости не могут установиться и окрепнуть, или не могут быть приобретены. Подле таких рук духовное тело имеет еще другия духовныя руки, коими оно утешает малодушных и нетерпеливых, поднимает падающих, обвязывает сокрушенных, возливая на раны их елей и вино; этими же руками и оно каждодневно делает и другое многое для братий, словом и делом; или же оно касается края ризы Владычней, приносит хлеб Господу своему и дает чашу в руки Его, и таким образом питает Его, питающаго всякое дыхание единым мановением своим, — питает, говорю, тою пищею, о которой сам Он сказал, что желает ея, и желает крепким желанием. И блажен тот, кто знает сие, и имеет, и приносит Владыке своему; потому что и Христос Господь, седящий на Херувимах, приимет его в царство небесное, посадит и упокоит, и препоясавшись послужит Ему, по неложному обетованию Своему. Шея этого духовнаго тела есть несомненная надежда.

Се благодатию и помощию Божиею изобразили мы все духовное тело, со всеми почти членами мужа совершенного. Остается еще неуказанною одна голова его. Но может быть вам подумается, что уже все члены показаны, — и ни один не забыт, т. е., может быть, подумаете, что достаточно и того, что сказано, для полноты добродетели и спасения души. Однакож не так есть, братия мои, — нет, не так. Ибо как тело, имеющее все члены, а головы не имеющее, мертво бывает и бездейственно; и опять голова, сама одна без всего прочаго тела, хотя все же есть голова, но будучи отделена от тела, не может показать своей действенности (энергии), так бывает и с духовным телом, котораго состав мы изобразили выше, содействием Святаго Духа, — что все, что мы сказали о нем, без головы тщетно и безполезно, хотя многие думают необдуманно, что деланием сих безглавых членов и частным их стяжанием, они исправили все сполна и всецело. Будучи мертвы, они не чувствуют, какого лишены блага, разумею, головы. Те члены, о которых мы сказали, и которые разсматривали отдельно один от другаго, для удобнейшаго понятия их значения и действия, без головы и без естественнаго соединения одного с другим, не могут совсем составиться и установиться (образоваться и прочно стоять в душе). Ибо как тело малаго младенца никоим образом не может вырость, если не имеет головы; когда же эти оба соединены, и друг другу помогают (пищу, например, тело принимает устами, потом из тела она уже возпосылается и в голову в виде питательной жидкости — крови), — тогда этим способом питается и растет весь человек, так тоже самое бывает и в духовном теле (т. е. что оно питается, живет и растет), когда поверх его утвердится и голова. Слушай внимательно, припомнив и сказанное мною прежде, — и раскрою тебе это пояснее.

Итак, имеешь веру и смирение — основы добродетелей, и поверх сих двух имеешь назданными все прочия добродетели, указанныя мною прежде, из которых построено все тело (духовнаго человека) и возведено до шеи, — надежды, которая стоит над всем прочим телом добродетелей. Впрочем она одна без соединения с главою, умирает наряду с другими членами сего тела; ибо тогда неоткуда ей принимать дыхание, или воздыхания Духа, животворящаго и движущаго все тело то и все члены его, неоткуда получать нетленную пищу. Итак, чтоб не оставить недоконченною меру возраста Христова, поверх надежды положим святую любовь, — воистину главу добродетелей, как говорят уста Христовы — божественный Павел: ныне пребывают вера, надежда, любы, три сия: больши же сих любы (1 Кор.13:13 ). И еще: аще имам веру, яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь. И аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, никая польза ми есть (1 Кор.13:2–3 ). Все показанные мною прежде добродетели совершает вера, бывая воодушевляема в усердии к ним, учима им и укрепляема на них надеждою, посредницею между ними и любовию. Сие, сказываемое мною теперь, бывает невидимо и нечувствуемо теми, кои еще несовершенны; ибо несовершенные в добродетели не чувствуют этого и не понимают. Но когда вера, воодушевляясь надеждою, совершает все добродетели, тогда питает ими и греет главу, т. е. любовь, и делает то, что она возрастает посредством их. Опять и глава чем более бывает питаема и растет, тем более и прочему телу добродетелей сообщает силы и делает его ревностнейшим к большему и большему преспеянию. Так растут мало по малу все члены всего тела духовнаго, состоя в живой, тесной и неразрывной связи с св. любовию.

Сия любовь, — глава всех добродетелей, есть Христос и Бог наш, Который для того сошел на землю, соделался человеком, восприяв на Себя и нашу земную плоть, чтоб сделать нас причастными своего Божества существенно, или чтоб преподать нам все дары Святаго Духа, сделать нас духовными и нетленными и возвесть на небеса. Сия любовь, как говорит божественный Павел, изливается в сердца наши Духом Святым (Рим. 5:5) и есть потому причастие благодати Христовой, посредством коей соединяемся с Богом. О сей любви говорит и Иоанн Богослов: совершенна любы вон изгоняет страх: бояйся же не совершися в любви (1 Ин. 4:18). И еще: видите, какову любовь дал есть Отец наш, да чада Божия наречемся (1 Ин. 3:1). Любовию здесь называет он благодать Св. Духа, чрез которую мы получаем сыноположение и соделоваемся чадами Божиими. Сей любви никто из людей не может ни видеть, ни получить, ни сочетаться с нею, ни стяжать ее, заведомо как духовную главу свою, если не сохранит твердой и непоколебимой веры во Христа и если со всею ревностию не наздаст на ней сказанных мною добродетелей. Тот же, кто не видел ея, не соединился с нею и не вкусил сладости ея, не может и возлюбить ее как следует; ибо кого кто не видал, того как может он возлюбить, — как говорит Апостол: не любяй брата, егоже виде, Бога, егоже не виде, како может любити? (1 Ин. 4:20). И опять, если он не возлюбит Его от всей души и от всего сердца, прежде по естественным помышлениям и по сущему в нас люблению Его, то не сподобится видеть Его. Ибо Он сам сказал: любяй Мя возлюблен будет Отцем моим; тогда, говорит, и Аз возлюблю его, и явлюся ему сам (Ин. 14:21). Из этого явно, что если кто не возлюбит Бога от всей души и не покажет любви сей отвержением себя самого и всего мира, то не сподобится увидеть Его таинственно чрез откровение Духа Святаго, — не имеет Его и главою своею, но есть тело умершее и неподвижное на духовныя дела и лишенное жизни всех — Христа.

Те же, которые сподобились соединиться с Ним и стяжать Его главою себе (прошу обратить внимание на слово сие), бывают и сами богами по благодати, подобными Сыну Божию. О, дивное чудо! Отец одевает их в первую одежду, т. е. в одеяние Господа, которое носил Он прежде сложения мира. Ибо, как говорит божественный Павел, елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал. 3:27), и вместе в Духа Святаго, Который и изменяет боголепно всех их некиим дивным, неизреченным и божественным изменением, — о каковом говорит Давид: сия измена десницы Вышняго (Пс. 76:11), — и наперсник Христов, св. Иоанн: возлюбленнии, ныне чада Божия есмы, и не у явися сущим в мире, что будем: вем же от Духа, Коего дал Он нам, яко егда явится, подобни Ему будем (1 Ин. 3:2). Дает им еще Отец и ум Христов, да сияет он над главою их и открывает им тайны, которых не может выразить в слове язык человеческий. Дает Он им при этом и новыя очи, и новый слух. — И что говорить много о том, чего невозможно высказать всего? — Весь Он сам, Сын и Слово Божие вместе со Отцем и Духом Святым обитает в них. Каждый из таковых бывает сознательно, со свидетельством умнаго чувства, храмом Божиим; и тогда он вопиет с дерзновением, говоря: живу не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2:20). И еще: егда бех младенец, яко младенец глаголах, яко младенец мудрствовах, яко младенец смышлях: егда же бых муж, отвергох младенческая (1 Кор. 13:11). Сего ради вся терплю (2 Тим. 2:10), все покрывая (1 Кор. 13:7), укоряемый благословляю, гонимый сношу, хулимый молю (1 Кор. 3:12, 13), да обитает во мне сила Христова (2 Кор. 12:9).

Таков совершенный, не имеющий однакож завершения, возраст мужей духовных. Совершен он бывает, поколику сие возможно для нас; незавершим же, потому что совершенство его сокровенно в Боге. Полнота его есть смерть за Христа и заповеди Его; так что как Христос исполнил весь закон и предал Себя самого за спасение всего мира, претерпев крест и смерть и моляся в то же время Отцу своему о тех, которые распяли Его, говоря: Отче, отпусти им грех их, не ведят бо что творят: так должны и мы иметь решимость умереть за Христа и заповеди Его и за спасение братий наших, чтоб не иметь нам надежды на себя самих, но на единаго Бога, воскрешающаго мертвых. Если и не случится нам умереть насильственною и мученическою смертию, но человеколюбивый Бог наш вменит нам то, что мы умерли произволением (т. е. имели решимость и держали готовность умереть за Него) в действительное пострадание смерти, как говорит и Апостол: по вся дни умираю (1 Кор. 15:31), — не потому, чтоб он многократно умирал самым делом, но произволением. Кроме того должны мы еще молить Бога за тех, которые опечаливают нас по какой либо причине, или осуждают нас, и за тех, которые непрестанно враждуют против нас по злобе своей, — и за всех людей, верных и неверных, да просветит их Бог, чтоб верные достигли совершенства добродетелей, а неверные избавились от заблуждения и вступили в истинную веру.

До этого сказаннаго мною невозможно никак додуматься когда либо человеку самому собою или делом совершить то, если не излиется прежде богатно в душу его любовь Божия, и если ради сей любви не вселится в него Христос, Который сказал: без Мене не можете творити ничесоже (Иоан. 15:5). Но такой благодати никто не может получить, если прежде не отвергнется себя, как повелел Спаситель, если, т. е., не станет работать Господу с полным усердием и не возлюбит Его от всей души. А кто не получил такой благодати, тот пусть не обольщает себя, но да ведает, что он не сподоблялся еще, и не сподобится когда либо — быть соединенным с Богом, с умным чувством, сознанием и созерцанием. Ибо те, которые получили благодать Божию и сделались мужами совершенными, и стяжали совершенный духовный возраст, в сказанной нами мере, — все соединяются с Богом, и видят Его столько, сколько и сами видимы бывают от Него. Бог пребывает в них сознательно, опять и они сознательно пребывают с Богом неразлучно.

Когда наконец придут они в такое состояние и сделаются истинно совершенными, тогда и Отец их небесный даст им в руки и сущее Его (υπαρχοντα του — имение, достояние). Под руками разумей здесь несомненное удостоверение, т. е. что Он даст им сущее Его с верным удостоверением; а сущее Божие есть безсмертная, нетленная, непреложная, неизменная, вечная, неизъяснимая красота славы, какую имел Сын у Бога и Отца своего прежде бытия мира, как говорит о сем само Слово и Сын Отца: прослави мя Ты, Отче, у Тебе самого славою, юже имех у Тебе прежде мир не бысть (Иоан. 17:5). И еще: и Аз славу, юже дал еси мне, дах им, да будут едино, якоже и мы едино есмы, — якоже Ты, Отче, во Мне и Аз в Тебе (Иоан. 17:22, 21). От Бога Отца нашего изливается свет, неприступный для всех грешников, но приступный для праведных, который возсиявает в них и бывает для них радостию неизъяснимою, миром, всякий ум превосходящим, сладостию, наслаждением и веселием в ненасытимом насыщении, ныне и в безконечные века. Скажу кратко (удивляясь и сам всему тому, и не имея сил сказать что либо большее), — неложный и верный Бог еще от настоящей жизни дает верным Своим, как залог, начатки всех тех благ, коих красоты око, омрачаемое страстями, не видело, о коей и ухо, заткнутое неведением, не слыхало, — и на сердце человека не всходило, что уготовал Бог любящим Его.

Так вот что есть сущее (достояние, благо) Отца, о котором я обещал вам сказать, и таким способом, как вы слышали, дает Он его любящим Его и проводящим жизнь на земле так, как бы жили на небесах, и несмотря на то, что имеют умереть, так суть, как бы были теперь уже прославлены безсмертием, ходят во мраке мира, как бы ходили во дни и в невечернем свете, дышат, как бы вдыхал в себя воздух рая сладости, имея в себе древо жизни и пищу ангелов, хлеб небесный, которым питаясь, все невещественные ангельские чины оживотворяются к безсмертию. Такие небесные человеки, и находясь среди мира и дел мирских, взывают вместе с Павлом воистину: наше житие на небесех есть (Фил. 3:20), — там, где святая любовь, которая соединяется с любителями своими, осиявает их обильно и делает безстрастными — ангелами воистину.

Кто, прежде чем всецело соединится с любовию, называет себя безстрастным, или учит других безстрастию, или берется за дела безстрастных, или опять не верит делам, которыя творят безстрастные, — таковый походит на малое детище, которое прежде времени возраста надевает на себя оружия мужей, обещает учить других воинскому искусству, говорит, что и он муж, ставит себя наравне с военачальниками и берется идти на войну вместе с ними, — что не только невозможно, но и достойно всякаго смеха. Запутается он конечно в самыя оружия, кои надел, упадет и ушибется, и может быть так, что не сможет уже и подняться. И по делам ему это. Ибо если Бог определил Моисею, как человеку робкому, не выходить на войну, не тем ли паче тому, кто еще дитя, едва могущее ходить и одеваться, прилично подождать, пока придет в возраст мужа, а прежде того не браться за невозможное. Подобное покушение в отношении к духовной брани еще более ни с чем несообразно. Брань сия несть к крови и плоти, но к началом, и ко властем, и к миродержителем тьмы века сего, к духовом злобы поднебесным (Еф. 6:12), — оружия воинства нашего суть не плотския (2 Кор. 10:4) и видимыя, но духовныя и невидимыя, — и самая брань сия невидима, и ведется с невидимыми врагами. Почему все те, которые, думая о себе, что суть нечто, показывают пред людьми, будто они неробки, мужественны и многоопытны в такой брани, преуспели в науке о ней, мудры и учительны и в том, как побеждать злых духов, и в том, как быть, если они победят, и всячески усиливаются посредством пустословия и сплетения умствований уверить всех о себе, что суть некие единоборцы и победители врагов, — все такие весьма худо поступают, если ничего не знают о сей брани из собственнаго опыта. И это тем хуже, что, однажды выступив на среду в таком качестве, им уж трудно бывает отказаться от того. Такие обыкновенно, при всем том, что бывают обличаемы и осуждаемы своею совестию, что неопытны суть и необученны в сей брани, никак не могут согласиться исповедать свое в сем деле безсилие и невежество; потому что сильно овладевают ими тщеславие и человекоугодие, и они боятся, как бы не случилось им потерять славу человеческую. Почему, чтоб не явиться пред ближними, что такое они суть по душе, и чтоб люди не поняли, что они обнажены от духовных оружий, что еще немощны и несовершенны, они прикрывают себя рубищем лицемерия и кожею овечьею, — и лицемерными словами стараются показать всем, что суть мужи совершенные, достигли в меру возраста исполнения Христова и сделались безстрастными, — что другие стяжали потами и трудами великими. При всем однакож таком укрывании себя, дела нередко обличают таковых. Ибо как они не утвердили оснований веры и надежды на камне и не возвели здания добродетелей на сем основании, под коим разумею Христа: то, будучи нетверды и неискусны, при встрече возстания искушений и бури помыслов, спотыкаются и бедне падают. И вообще, — если б все видели, что такое они по душе, то эти, носящие, как маску, личину только благочестия, а не самое благочестие, не посмели бы, как думаю, показаться на глаза людей или стать пред лицем человека, — особенно те из них, которые кажутся себе самим более других мудрыми и словесными и думают, что носят некий царский лик, пред каковыми благоговеинствует простой народ, и каких почитают многие и из непростых, как мудрых, благочестивых и целомудренных, хотя они совсем не походят на таковых, по тайным расположениям души, которыя исполнены всякой худости.

Но время уже нам обратиться и на другое. Благоволите теперь поучиться и славе истинно святых и безстрастных мужей, вы, которые хотите, которые то есть желаете и ищете от всей души и сами стяжать такую славу. Представлю вам картину, на которой вы увидите все убранство их оружий и их блистательность, и затем каждый из нас, сличая себя с теми святыми, узнает, в какой находится мере совершенства, и сколько все мы стоим ниже их, по мужеству, достоинству и силе.

Итак, смотри на небо в какую либо ночь безоблачную, каково оно, — потом взгляни на диск луны, полный блестящаго и чистейшаго света, и вокруг этой всесветлой луны — на круг, который многократно бывает около ея. Разсмотревши добре все это, обратись умом своим к святым, находящимся еще в мире сем с телом. Святые сии подобны небу, сердце их подобно диску луны, и святая любовь есть всемощный и вседейственный свет, несравненно блистательнейший света солнечнаго. Любовь сия возжигает и освещает сердце их и, возрастая каждодневно паче и паче, преисполняет их светом всецело; ибо любовь не умаляется и не прекращается, как свет луны, но сохраняется всегда всесветлым посредством ревности и доброделания святых. Святое же безстрастие есть как венец некий круглый, который окружает святых, заключая их среди себя, отовсюду покрывает их, как шатром, сохраняет их невредимыми не только от всякаго греха, но и от всякаго злаго помысла, делает их неискусимыми и свободными от всех врагов, и даже неприступными для них.

Видите, какова слава святых, вы, истинно ея желающие? Поняли величие образа, какой я вам представил, и то, сколько каждый из нас ниже славы и блистания святых? Этот образ представляет то, что бывает в нас. Я указал его, но не я его изобрел. Он устроен Творцем всяческих Богом. Художное Слово Бога живописало в творении, как на некоей дщице, то, что имело быть после в деле спасения, или возсоздания нашего, чтоб, взирая на образ, представляемый чувственными вещами, мы не неверовали, что и в наше время бывает и совершается духовно истина, являемая ими. Но, зная, что каждый из нас создается Богом как второй мир, большой внутри малаго сего видимаго мира, как свидетельствует вместе со мною и Григорий Богослов, не попустим оказаться в чем либо худшими безсловесных или даже и бездушных тварей, созданных человеколюбивым Богом в научение наше, но будем подражать всему доброму и избегать, сколько можем, подражания злому. — Оставлю впрочем все другое, потому что его много, и, изложив одно это в напоминание вам, окончу мое слово.

Да ведает всякий из слушающих меня, что как видим, что день бывает после ночи и ночь опять после дня, так надлежит нам веровать и быть убежденными, что мы, находящиеся во тме греха от рождения своего, можем посредством веры и исполнения заповедей выйти из нея и вступить в день божественный и в просвещение духовное, как опять из света сего и дня перейти во тму и ночь греха, когда по причине нерадения и презрения заповедей, начнем впадать в прежние грехи наши. Так будем подражать, по крайней мере, в этом служителю нашему солнцу. Как оно не перестает никогда возсиявать и освещать тварь, но всегда исполняет повеленное ему Богом, так да не попустим и мы себе сидеть по нерадению во тме чувственных удовольствий и страстей, но позаботимся паче, исполняя повеление Того, Кто сказал: покайтеся, приближибося царство небесное, очистить себя каждодневным и непрестанным покаянием, и слезами, изливаемыми по причине его и ради его, и всяким другим доброделанием, и восподвизаемся опять войти в невечерний свет Божий, так как мы есмы сыны света. Таким образом мы и сами собственным примером нашим сделаемся для ближних наших днем невечерним, и землею новою, и небесами новыми, имея в себе солнце правды, сияющее на них, т. е., возвещая им повеления Бога и славу Его, не пустыми и тщетными словами, а самыми делами, и бывая чрез то для нерадивейших братий деятельными учителями всему должному, и делая их безответными. Итак, не будем подвигать братий на нерадение, говоря им: как возможно людям исполнить то или то? — и делая их чрез то нерадивейшими на исполнение заповедей. Ибо что многое невозможно для многих, это признаю и я; но для каких? — Для таких, которые так же, как и я, нерадивы и не хотят презреть мир и вменить в уметы все блага его; для тех, которые всецело преданы суетной славе, алчут богатства и радуются похвалам и почестям человеческим; для тех, которые сверх того овладены, бедные, гордостию и тщеславием; для тех, которые самоохотно, подобно нечистым животным, валяются в блате греховных страстей и дел скверных, которые, имея жилище души своей упраздненным от Христа, Который обитает в верных, вопия к ним каждодневно: в мире скорбни будете, но дерзайте, яко Аз победих мир, — дают согласие диаволу, чтоб обитал в них. Для тех же, которые силою веры отверглись себя и последовали за Христом, с надеждою, любовию и смирением, и стяжали Его обитателем в себе, со Отцем и Святым Духом, — для таких все бывает возможно и удобоисполнимо, как говорит Апостол: вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе (Фил. 4:13).

Которые усокровиществовали в себе сего Христа, те незримо созерцают неизъяснимую красоту Его, недержимо держат Его, непостижно постигают безвидный образ Его, необразный вид Его и неначертаемый лик Его, который неукрашенно преукрашен невидным видением и нехудожною красотою. Что же такое они постигают и созерцают? Это — простый свет божества Его. Вот что богатно созерцают они умными очами своими. Его осязая невещественными руками своими, с неудержимою и преизобильною любовию невкушенно вкушают Его духовными устами ума и души своей. Но Его видением, красотою и сладостию насытиться вполне не могут они никогда. Ибо Он, являясь всегда более и более новым, все большую и большую доставляет им сладость и тем все сильнейшее и сильнейшее возжигает в них желание Себя. Если иной раз Он не так явственно является или видится им, то это причиняет им такую болезнь и такое томление, как бы они совсем Его лишились. Если же иногда восхощет Он на короткое время совсем сокрыться от них, то в это время томление их бывает как бы предсмертное и болезнь сердца невыносимая и неизъяснимая.

Чтобы лучше понять нам в примере нудность и жжение такой любви, представьте себе, что какой–нибудь бедный человек полюбит девушку, происходящую от царскаго рода, украшенную царским венцем и обладающую красотою выше всех жен, находящихся в мире. Она сидит в палатах своих, а он, любитель ея, часто приходит к ней и становится вне, будто презираемый и отвергаемый по причине бедности и великаго своего ничтожества. Если эта девушка сквозь какое нибудь маленькое и узенькое оконце протянет руку свою, всю разукрашенную золотом, и даст ее бедному любителю своему, а он, схватив ее тотчас и видя неизъяснимую ея красоту, начнет целовать ее, надеясь, что наконец сочетается браком с этою царевною и будет вместе с нею царствовать, что она обещала ему прежде с клятвою; потом после такой надежды и радости, если эта царевна вырвет руку свою из рук его, обратно втянет внутрь к себе и совсем спрячет от него, то не причинит ли она тем этому бедному и несчастному невыносимой скорби? И не возжжет ли в нем еще более пламенеющую пещь любви? Полагаю, что и вы подтвердите слово мое. Но если это так бывает обыкновенно в видимых и чувственных телах и вещах тленных и скоропреходящих; то не тем ли паче, не в несравненно ли большей силе тоже должно произойти в области мысленной и невидимой, и в отношении к тому, что нетленно и вечно? Ибо чем превосходнее вечныя блага временных, тем сильнейшую в себе любовь пораждают в душах любителей своих. И по сей–то причине любовь к Богу не попускает им быть овладенными, хотя мало некако, похотением или пристрастием к какой либо вещи. Такие и не желают ничего, ни славы, ни утех, ни денег, — даже помышлять об этом они не имеют ни охоты, ни позволения. Но как жених, хотя смотря на изображение невесты своей, нарисованное красками, и крепко прилепляется к нему и все на него смотрит, и глаз от него отвесть не хочет, питая тем пламень любви к невесте, но когда увидит потом самую невесту и то, что она непохожа на изображение, на которое он так любительно смотрел, а несравненно прекраснее, и когда притом обнимет и поцелует ее, тогда не хочется уже ему совсем и взглянуть на портрет ея, на который прежде так неотступно смотрел, переносясь от него мыслями к невесте своей; так тоже самое, и еще в высшей степени, испытывают те, которые созерцают и печатлеют в уме своем силу и премудрость Творца своего, от величия и красоты видимых творений и от них, как от некоей иконы, мало–по–малу преуспевая, приходят в любовь и веру, и чистый страх, какия надлежит иметь к Нему; но когда потом соединятся существенно с самим Богом и сподобятся узреть Его самого и сделаться причастными Его, тогда уже не обращают такого тщательнаго внимания на то, как изображают Его твари, — на эту тень Его в видимом, потому что они перестают уже тогда иметь чувство к видимому, как прежде, и ум их постоянно пребывает в том, что выше чувств, и некоторым образом сорастворяется с тем и облекается в светлость божественнаго естества во Христе Иисусе, — Коему слава во веки. Аминь.

СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЯТОЕ

О безмолвии, и какого рода делание должен проходить тот, кто желает мужественно пребывать в нем.

Имея намерение сказать вам малое нечто о безмолвии, которое есть совершеннейшая из подвижнических добродетелей, прошу вас, дайте мне внимательное слушание, вы, которые желаете совершенства ея и приготовляетесь взойти на высоту ея посредством преуспеяния и усовершенствования себя на пути прочих добродетелей, — прошу внимания к словам моим, чтоб из настоящаго слова моего научиться, в чем состоит делание безмолвия, и затем употребить усилие сделаться достойными того, чтоб восприять сей подвиг (безмолвия) и проходить его как должно, если желаете стать на высоте его и обогатиться богатством его.

Кто убезмолвился и один живет в келлии своей, тот пусть будет, как первомученица Фекла. Она, оставя все мирское, забыв и самыя потребности телесныя, сидела у окна и внимала учению св. Павла. Повествование о ней говорит, что она не выходила из своей комнаты и, будто прикованная к окну, не отходила от него даже для того, чтоб принять пищи или утолить жажду, но лишь слушала Павла, который поучал, и только когда уже он удалился из того места, побежала и она, одна, в след его, и стала искать его, — оставила и родителей и жениха, обрученника своего, и искала только св. Павла с великою любовию, — о другом ком и думать не хотела, а думала только о св. Павле; и такая сильная овладела ею любовь к св. Павлу, что она чтила, как священное, то место, где сидел св. Павел и учил, и целовала землю, на которую ступала нога его. Не подумай, что я сказал это не к делу, и что ничто такое неприложимо к безмолвнику. Нет, таково именно должно быть и делание безмолвника. Если ты этого не видишь, поищи и найдешь.

Безмолвник, если желает быть таким как следует, пусть будет и как блудница, о коей упоминает Евангелие, — пусть емлется и он за ноги Господа нашего, целует их и омывает слезами своими, и ни на кого другаго не смотрит, кроме Его единаго, могущаго отпустить грехи его. Пусть будет и как невеста, — пусть и засыпает с женихом Христом, чтоб и просыпаться с Ним, чтоб потом возбудиться с Ним и к вечной жизни, — или лучше сказать, пусть всегда пребывает в Нем, и Его всегда имеет пребывающим в себе. Пусть будет, если может, и как один из тех вельмож, которые предстоят земному царю и дружески беседуют с ним втайне, в его внутреннейшем покое царском, — и пусть беседует с Владыкою Христом лицем к лицу.

Кто убезмолвился, тот пусть будет и как три Апостола, которые восходили со Христом на гору Фавор и видели сияние облиставшее Его, и изменение одежд Его и просвещение лица Его, и которые, увидев светлое облако и услышав глас Бога и Отца, свидетельствовавший свыше и говоривший: Сей есть Сын Мой возлюбленный, стали вне себя и пали ниц на землю, — чтоб и он мог сказать подобно Петру: добро есть нам зде быти, сотворим три сени, — для Тебя и для Отца Твоего, и для Духа Святаго, — единое Начало и единое Царство, т. е. сотворим три новыя обиталища — ум, душу и тело, очистив их сокрушением, слезами, покаянием, молитвою и исповедию, возведем строение их повыше и украсим всяким убранством добродетелей да обитаете в них вечно.

Кто безмолвствует, тот пусть сидит в келлии, как сидели Апостолы в Иерусалимской горнице, ожидая свыше силы всевышняго Духа, чтоб восприять и благодать Святаго Духа, как восприяли ее Апостолы, и потом быть почитаему плотскими людьми за пьянаго, за возносливаго и самохвала, по той причине, что он станет тогда предлагать новые догматы, инако некако излагать древнее учение, говорить иным языком и опровергать слова тех, которые имеют противное понятие о духовном учении.

Пусть будет он еще и как Моисей, да взыдет на верх горы, да внидет и он внутрь облака и скроется там от очей других. Если он соделается таковым, то не только задняя Божия узрит, но сознательно предстанет пред самое лице Божие, и, видя самого Бога, и видим будучи от Него, и слыша глас Его, сначала сам научится тайнам царствия небеснаго, потом преподаст законы его и другим, — сначала сам просветится, потом просветит и других светом ведения, — сначала помилован будет Богом, потом и сам станет миловать других, — прежде он взыщет у Бога и получит, а когда получит, станет и сам сообщать другим, которые взыщут у него, — прежде он разрешится от уз грехов его, потом и сам станет разрешать других.

Добрый безмолвник пусть будет и как Апостолы, которые, по воскресении Господа, сидели в горнице дверем заключенным страха ради Иудейска, — чтоб сподобиться и себе увидеть Христа вошедшим, или, лучше сказать, видеть Его непрестанно присущим, видеть, что Он внутри вместе с ним, и дает мир, который и да взыщет, и да приимет от Него. Если при сем Господь дунет и на него, как дунул на Апостолов, со словом: приими Дух Свят; да приимет то со страхом и трепетом. Да углубляется также в точнейшее созерцание Господа и да осязает Его руками ума своего и чувствами души своей, чтоб увидеть и познать, что Он есть истинный Бог всяческих. Если и к самому Господу обратится он при сем с вопросами, Он не вознегодует на него, но похвалив похвальную его боязнь (впасть в ошибку), скажет ему такия слова: «что смущаешься и почто помышления входят в сердце твое? Мир тебе! Аз есмь, не бойся. Виждь славу Божества Моего. Осяжи Меня и познай, что это Я самый. Вкуси и виждь. Диавол, который есть тма и преобразуется в ангела света призрачно, а не истинно, не имеет сам и тебе не может сообщить ни благонастроения и сладости, ни радости и свободы, ни мирнаго состояния или чувства умнаго и просвещения души, — которыя Я, как видишь, имею Сам, и тебе даю».

Безмолвник долг имеет всячески смотреть, чтоб все, сказанное нами выше, не говоримо было только о нем по роду его жизни; но чтоб самым делом все то происходило в нем каждодневно. Если же он сидит в келлии своей, но не в таком устроении держит жизнь свою; то что пользы от того, что он тело свое заключил в стенах? Ум невеществен и безтелесен, и не удерживается стенами, но удерживается благодатию Духа Святаго, и стоит неподвижно в естественном своем чине, и беседует с Богом. Если сидящий в келлии уединенно не знает точно того, что мы сказали, и не имеет того постоянным своим духовным деланием; то какое же другое дело имеет он делать? Кто оставил труд делания по заповедям и прекратил дела по заповедям и прекратил дела телом, по сему совершаемыя, тот если не знает, как делать делания духовныя, то конечно пребывает в бездействии, оставя оба рода дел, — и телесных и духовных. Если теперь бездействие худо, то несомненно, что тот, кто сидит в бездействии, грешит. Тот, кто умеет делать делания духовныя, тому это не мешает, при делании духовном, совершать и дела по заповедям, телесно делаемыя. На них он получает от духовнаго делания великую помощь и делает их с большею легкостию. Но кто упражняется только в телесных делах подвижничества, тот когда упразднится от них, не может еще, по тому одному, делать и духовныя делания. Он носит еще в руках своих орудие видимаго действования и вещество для работания ими, — т. е. заповеди и добродетели, телом совершаемыя. Но он еще неопытен и необучен художеству духовному, и не может сего вещества обделать в дело духовное и явить его совершенным, но делание его является слабым и безплодным.

Чтоб тебе лучше понять, что я сказал, объясню тебе это другими примерами. Сколько людей плакали, как блудница, но не получили прощения грехов своих, как она? Сколькие восходили на гору Фавор, но не видели там преобразившагося Христа, не потому чтоб там не был присущ Господь наш Иисус Христос и Бог (ибо конечно Он и там есть, яко вездесый), но потому, что сами были недостойны того, чтоб увидеть Божество Его? Сколько евреев перебывало в том доме и в той горнице, где сидели Апостолы, но никто из них не получил благодати Святаго Духа? Сколькие изъясняли Божественныя Писания, но не познали Того, Кто есть глаголяй в них? Сколькие померли на горах и в пропастях, но не были достойны паче всего мира, так чтоб мир весь не был их достоин, но и они (дивны суды Твои, Господи!) поставлены наравне со всем миром и сопричислены к нему? Сколькие безмолвствовали и безмолвствуют доселе, и не знают даже и того, что значит самое имя безмолвия а не только того таинства, которое совершается в безмолвии? Ибо познание Бога (спознание с Богом) не поражается внешним безмолвием, как иные думают, ошибочно толкуя изречение Пророка Давида, которое гласит: упразднитеся и разумейте, то Аз есмь Бог (Пс. 45:11); но напротив безмолвие поражается познанием Бога (спознанием с Богом), в том, кто добре и законно подвизается. Если назовем сим упразднением устранение от дел и скажем, что безмолвие есть бездействие, и предпочтем устранение от дел и бездействие деланию заповедей, то как можем явиться исполнителями закона Христова, который говорит: якоже хощете, да творят вам человецы, и вы творите им такожде (Лк. 6:31); и в другом месте: аще Аз умых ваши нозе, Господь и учитель, и вы должны есте друг другу умывати нозе (Ин. 13:14); и опять: хотящий в вас быти первым, буди из всех последнейший, всем раб и служитель (Мф. 20:26, 27; Мр. 10:43, 44); также заповеди Апостола Павла, который говорит: аще не хощет кто делати, ниже да яст (2 Сол. 3:10); и в другом месте: вся сказах вам, яко тако труждающимся подобает заступати немощные (Деян. 20:35); и еще: требованию моему и сущим со мною послужисте руце мои сии (Деян. 20:34)? — Св. Апостолы и богоносные отцы, после них бывшие, не предпочитали безмолвия богоугождению, которое бывает чрез добрыя дела; но, показав веру свою чрез исполнение заповедей Божиих, они сподобились познать Бога и возлюбить Его; и так как посем возжелали пребывать с единым Богом, то вышли из поприща мирскаго и от безпокойств, причиняемых тамошними бранями, — и убезмолвились. И теперь еще подвизающиеся законно уходят из мира и шума его, и убезмолвливаются, чтоб вкусить от плода трудов своих, не будучи смущаемы ничем земным, ни приятным, ни скорбным. Когда же насладятся они ненасытно, вкусив всех благ безмолвия, и получат удостоверение в чувстве, что, как говорит Апостол, недостойны страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8:18); тогда не довольствуются уже они теми подвигами какие подъяли прежде, но, по отдохновении от них в таком утешении и услаждении, подаемом в безмолвии, выходят опять на подвиги в исполнении заповедей Христовых и в добродетелях, телесно являемых, не с тою целию, чтоб сделать добро для самих себя, не спасения ради своего, — хотя это конечно будет во спасение, — но с тою целию входят они опять в такие подвиги и начинают подвизаться в них, чтоб делать угодное Богу, Коего любят и Коим любимы (действовать по воле Его, бывая в руках Его благопокорливым орудием). Они уже более не борются с диаволом, как боролись прежде, — терпели от него удары и сами наносили их, — но враги, как только увидят их, приходят в страх и убегают. Еще и тех, которые бывают изранены врагами, они тотчас берут на свое попечение, помазывают елеем раны их, обвязывают и вылечивают; вылечив же, научают, как надобно вести брань с этими врагами, какими орудиями и машинами.

Всего, сказаннаго нами, если не знает добре тот, кто убезмолвился, или тот, кто стал настоятелем над другими, или кто взялся быть учителем других, — в таком случае, ни убезмолвившийся не есть безмолвник, хотя думает, что безмолвствует, но сидит только в келлии один, запертый телом, не зная цели безмолвия; ни тот, кто взял на себя настоятельство, не есть воистину настоятель, но идет путем, сам не зная каким, или лучше сказать, блуждает вне пути настоящаго и находится в опасности ввергнуть в бездну вечнаго мучения и себя и тех, которые последуют ему; ни тот, кто взялся учить других, не есть истинный учитель, но лживый и заблудный, потому что не имеет в себе истинной премудрости, Господа нашего Иисуса Хряста. — Но что сказать о власти вязать и решить, какою пользуются и таковые, когда даже те, которые имеют в себе Духа Святаго, разрешающаго грехи, или суть духоносны, страшатся и трепещут, как бы не сделать чего либо несообразнаго с волею Св. Духа, Который обитает в них и изрекает чрез них волю Свою? И как можно доходить до такого умоизступления и такой дерзости, чтоб, не получив благодати Св. Духа, говорить или делать дела Святаго Духа, — делать дела Божии без воли на то Божией? Увы и горе тем, которые дерзают поступать так, потому что они будут осуждены на вечное мучение в день суда, в который Господь наш Иисус Христос, непогрешимый и нелицеприятный Судия, воздаст каждому по делам его, по его помышлениям и словам. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение, со безначальным Его Отцем и всесвятым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ

1. Душеполезная повесть об одном послушнике, подучившем Святаго Духа молитвами отца своего духовнаго. 2. О действиях Святаго Духа и созерцании таин Его.

1. Один юный разсказывал мне, что был он послушником у одного старца благоговейнаго, равнаго по добродетелям великим святым, и слыша, как он часто говаривал, что на тех, которые подвизаются, свыше приходят божественныя озарения и множество света, в каковом состоянии бывает и собеседование Бога с человеками, удивлялся сему, и такое, говорил он мне, возымел я желание получить и себе такое благо, что от жаждания того, забывал все и земное и небесное, — забывал пищу и питие, и всякой телесный покой. Старец же мой, будучи великим святым, имел и дар прозорливости, и видя, что я без размышления исполнял все его повеления, между тем не ел и не пил, а был весь погружен в свои мысли, приказал мне есть, потому что имел великое и безмерное ко мне сострадание и благоутробие. Я ел, и нехотя, ибо боялся греха преслушания. Но сколько ел, столь паче разгоралось во мне пламя внутри. Невыносимо было мне насилие, какое делает мне старец; слезы текли у меня как река, и плача так, вскакивал я часто из–за трапезы, думая, по малосмыслию, что он полагает препоны доброму моему стремлению, не зная, какую чрезмерную боль и тяготу ношу я в сердце своем. В один день пошли мы в город, близ котораго он жил, для посещения духовных детей его, и пробыли там весь день. Вечером возвратились мы в келлию, от большаго труда и жара алчные и жаждущие: ибо старец не имел обычая где либо есть или отдыхать; — было же тогда лето, и старцу — годов с шестьдесят. Когда сели мы за стол, я не ел, потому что очень утомился и думал, что если поем и попью, то совсем не смогу стать на молитву, и с обычным жаром испрашивать желаемаго. Так думал я и сидел, какбы находясь вне себя. Тогда святый мой, смотря на меня и, по дару прозорливости, зная причину, по которой я не ел, и какими мыслями занята голова моя, возымел жалость ко мне и сказал: ешь, чадо, и пей, и отныне оставь всякую печаль; потому что если бы Бог не хотел явить тебе милость, то не благоволил бы Он привести тебя ко мне. Итак, поели мы и напились, паче нежели вдоволь; ел и он, снисходя к моему изнеможению. Когда потом убрали мы трапезу, говорит мне он: ведай, чадо, что Бог не благоволит много ни к посту, ни к бдению, ни к другому какому телесному труду, ни какому другому доброму делу, и не являет Себя никому другому, кроме только смиренной, непытливой и благой души и сердца. Слыша это, я удивился слову и наставлению святаго, и горя сильным внутренним огнем, и все грехи свои во мгновении ока приведши на мысль, облился весь слезами, текшими из очей моих, и падши к ногам святаго и обняв их, сказал: молись обо мне, святче Божий, да обрету милость по твоему ходатайству, так как из тех добрых расположений, о коих сказал ты, я не имею ни одного, да и ничего добраго, кроме только грехов моих многих, которые знаешь и ты. На это святый мой показал мне такое сильное соболезнование, что сам заплакал, и велев мне подняться с земли, сказал: «имею веру, что Бог, такия богатыя явивший ко мне Свои милости, дарует и тебе сугубую благодать, ради одной веры твоей, какую имеешь ты к Нему — Богу, и ко мне последнейшему и худейшему». Это слово я принял так, какбы слышал его от самого Бога, — и помышляя о сугубой благодати, какую получил Елисей чрез пророка Илию, уверовал, что, хотя я и недостоин, но человеколюбивый Бог скоро очень творит волю боящихся Его, и с поклоном испросив молитвы, пошел в келлию свою. Отпуская меня, старец дал мне заповедь — прочитать на ночь лишь Трисвятое, — и лечь.

2. Вошедши туда, где имел я обыкновение молиться, и начав: Святый Боже, — и вспомнив слово святаго старца, я вдруг заплакал, и в такия пришел слезы, и в такой пламень к Богу, что не могу выразить того словом, ни той радости и сладостнаго утешения, какия были тогда во мне. Падши затем лицем на–земь, я увидел нечто дивное, ибо се — возсиял мысленно во мне великий свет и взял к себе весь мой ум и всю душу. Изумился я такому чуду внезапному и стал как вне себя, забыв и место, в котором стоял, и что такое я, и где я, — вопиял только: Господи помилуй, как догадался, когда пришел в себя. Впрочем, отче мой, кто был тот, кто говорил во мне и приводил в движение язык мой, не ведаю, Бог то весть, — не ведаю и того, как соединился я с тем светом, в теле ли быв, или вне тела. Ведает сие тот самый свет, который изгнал и из души моей всю тму и всякое земное мудрование, отъял от меня всю вещественность и тяжесть тела и произвел в членах моих великое разслабление и изнеможение. Это изнеможение и разслабление членов моих и нервов было так сильно от крайняго напряжения, что мне казалось, будто я слагаю с себя бремя тления. В душе же моей он произвел радость великую, чувство умное и сладость, высшую всякой сладости чувственной. Сверх того он даровал мне дивно свободу и забвение всех помыслов, кои в мире, и открыл самый способ исхождения из настоящей жизни; потому что все чувства ума и души моей прилеплены были тогда к единому неизреченному веселию и радости от того света. — Но когда безмерный тот, явившийся мне, свет мало–по–малу умалился, и наконец совсем стал невидим, тогда я пришел в чувство и познал, какия дивности внезапно произвела во мне сила того света. Почему, испытав удаление его и видя, что он опять оставил меня одного в этой жизни, я столь много опечалился и душа моя так сильно возболезновала о том, что не могу выразить тебе, как следует, великой скорби, которая как огонь возгорелась тогда в душе моей. Если можешь, отче мой, сам вообрази и болезнь разлучения того, и высоту великаго онаго благодеяния, и безмерную любовь, явленную мне и возгоревшуюся во мне; а я не могу ни языком сказать, ни умом понять безмерность онаго видения.

Я сказал ему: нет, всечестный отче и брате! Ты изобрази мне действия того света, который явился тебе. И он, сладкий, исполненный Духа Святаго и сподобившийся такого видения, ответил мне кротчайшим и медоречивым гласом: о, отче! Свет оный, когда является веселит, а когда скрывается, оставляет рану и болезнь в сердце. Приходя, или нисходя на меня, он возводит меня на небеса, одевая и меня светом. Он является мне как некая звезда, и есть невместим для всей твари; сияет как солнце, — и мне понятно, как вся тварь держится силою его. Он показывает мне все, что есть в творении, — и повелевает мне не заходить за пределы человеческаго естества. Меня объемлют кровля и стены, а он отверзает мне небеса. Поднимаю чувственныя очи мои, чтоб посмотреть, что есть на небе, и вижу, что там все так же есть как было прежде. Удивляюсь этому, — и слышу свыше глас, таинственно говорящий мне: «то, что видишь теперь, есть таинственное предизображение будущих благ, которых, совершенно как они есть, не увидишь пока носишь плоть. — Но возвратись в себя самого, и смотри, чтоб не сделать чего либо такого, что может лишить тебя благ, которыя сподобился ты получить. Если же и погрешишь когда, в научение смирению, позаботься не бегать покаяния; потому что покаяние вместе с моим человеколюбием, изглаждает и прежние, и настоящие грехи».

Слыша такия слова юнаго онаго, я едва не стал вне себя, и вострепетал весь, помышляя, на какую высоту созерцания и ведения востек он, от одной любви и веры, какую имел к духовному отцу своему, — и сколь великия блага сподобился увидеть и получить в самом начале, какбы отложивши всякую немощь человеческую и ставши из человека ангелом. Почему прошу вас, братие мои, отринем и мы далеко от себя всякое пристрастие и заботу относительно того что касается жизни настоящей; возненавидим плотския удовольствия, удобрение тела, его покой и бездейственную негу, по причине коих обыкновенно тело возстает на душу, — возымеем чистую веру в Бога и в отцев и учителей наших, кои по Богу, — стяжем сердце сокрушенное и смиренное мудрование души, — очистим сердце свое от всякой нечистоты и от всякаго осквернения греховнаго слезами покаяния, — да сподобимся и мы достигнуть некогда в полную меру совершенства христианскаго, да увидим и восприимем еще в настоящей жизни неизреченныя оныя блага божественнаго света, хотя не вполне, но сколько можем вместить, по степени очищения нашего. Ибо сим образом мы соединимся с Богом, и Бог с нами, — и соделаемся мы светом и солию для ближних наших, на всякую им пользу духовную, — во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему слава во веки веков. Аминь.

СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ

О тех, которые сами собою делаются учителями, отцами духовными и руководителями других, и не имея божественной благодати, руководят и учат других, — и о том, что не должно никому, прежде чем рожден он будет и просвещен от отца духовнаго, руководить или учить других.

Желал бы я, возлюбленный брате, так умертвиться миру сему, чтоб меня не знал ни один человек, но чтоб мне проводить жизнь как истинно мертвому, и жить неявно, сокровенною во Христе жизнию, коею други — любители Божии знают Бога и знаемы бывают от Бога только, держа себя неразлучно в живом единении с Ним во всякое время и на всяком месте. К такой жизни горел я желанием сначала, — к такой горю им и ныне. Но так как мы, по слову св. Павла, не сами собою управляем, куплени бо есмы пречистою кровию Христовою, и так как должны искать не своей только пользы и угождать не самим только себе, но и ближним нашим во благое, то всячески необходимо и мне со всем усердием творить повеления Владыки моего Иисуса Христа, искупившаго меня. Ибо если рабы, купленные людьми, имеют неотложный долг творить повеления господ своих, и когда преслушают их, наказывают; не тем ли паче мы должны, даже до смерти, творить веления Господа и Бога нашего Иисуса Христа, искупившаго нас собственною Своею кровию? К тому же, за то, что делать получают повеление от господ своих рабы и что делают, они или совсем никакой не получают платы, как бывает большею частию, или если получают иногда, то она бывает крайне невелика и ничтожна, — и опять наказания, какия даются рабам за ослушание господ своих, как бы ни были велики, все суть временныя. Но заповеди Господа нашего имеют воздаяние безконечное и вечное, так как в тех, кои исполняют их, вселяют жизнь безсмертную и такия подают им блага, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша; и напротив наказания, какия ожидают преступающих их, суть вечны и нескончаемы, и потому более страшны, нежели всякое другое наказание, какому подвергаются рабы, преступающие волю господ своих. — И что я говорю о рабах, — тогда как и те, которые богаты и почтены достоинствами, — и они не всегда бывают там, где им желательно, и не то одно делают, что им угодно, но где и что повелевает им царь, там и то делают они с полною покорностию велениям его?

Итак, что же? Рабы господам своим и начальники царю своему имеют долг оказывать всякаго рода покорность и послушание, а мы, ставшие воинами Царя царей и Бога богов и обещавшиеся во св. Крещении быть рабами Его, не имеем долга слушаться повелений Его и исполнять заповеди Его? — И какое извинение можем мы получить, когда вознерадим об этом? — Но горе мне, что, говоря сие и указуя другим путь спасения, ведущий в царство Божие, сам судим бываю всеми людьми, не только мирянами, но осуждаюсь, приговариваюсь к наказанию и ненавидим бываю, как нечистый, даже монахами, и иереями, и архиереями. И о, когда бы это было без причины, по одному подозрению и действу диавольскому, действующему в сынах противления, на пагубу им!

Но се говорю то, что узнал из опыта, что если бы демоны не имели людей содейственниками злобе своей, то, наверное, совсем (дерзаю так сказать) не могли бы они отдалить от заповедей Божиих тех, которые таинственно возродились чрез св. Крещение и соделались сынами Божиими по благодати. Я верую, что младенцы, окрещенные, освящаются и соблюдаются под кровом всесвятаго Духа, что они суть овцы стада Христова и агнцы избранные, поколику запечатлены знамением животворящаго креста и освобождены совсем от тиранства диавола. И если бы диавол не находил пригодных орудий злости своей, к совершению того, что желает, или в родителях детей, или в кормилицах, или в тех, которые с ними обращаются (как вначале — в змие и жене); то наверное не мог бы он похитить и себе присвоить ни одного из них. Ибо, как свидетельствует действительность, эти сказанныя нами лица учат их с детства всякому злу и лукавству, срамословию, чревоугодию, плясанию, щегольству, и всяким другим худостям, — сребролюбию, тщеславию, славолюбию, гордости, — и к этим худостям они приучают их с детства, и воспитывают в них. Почему прежде еще, чем дети придут в познание себя и начнут сами разсуждать, они чрез научение их означенным худым навыкам и расположениям, предают их диаволу в рабы, лишая их несчастных благодати сыноположения и полученнаго ими освящения, — сами не зная, что делают, как несмысленныя.

Из отцев нынешняго века никто почти не воспитывает детей по христиански и не обучает их правилам и заповедям Христовым; но все почти воспитывают их в обычаях мирских и нравах еллинских. О чем либо христианском и заботы им нет, и не говорят они с Иовом: негли когда сынове мои согрешиша, и в мысли своей злая помыслиша противу Бога (Иов. 1:5). Не страшатся они и не трепещут при мысли, не сделали бы дети их что либо неуместное, и не отпали бы чрез то от рабства и сыноположения Христа, заклавшагося для спасения нашего, — и не сделались опять рабами врага нашего, тирана–сатаны, и не были осуждены на смерть и вечное мучение в огне. Один страх обдержит их всех за детей своих, и одна у них забота относительно их, как бы сделать их показными пред людьми, славными и блестящими, не добродетелию и целомудрием, и не равнодушием к пышностям и утехам мирским, но раззолоченными сбруями лошадей, щегольскими одеждами и рабами, предшествующими и последующими им. От этого и дети их привыкают к славолюбию, к пышности, к богатству и возношению. Так родителями своими дети вводятся во всякий вид страстей и без искушения бесов, а нередко, по их же (родителей) влиянию, впадают они в срамныя дела, — и дают вход в себя диаволу. отцу зла, чрез нарушение обетов, данных во св. Крещении. Будучи таким образом воспитаны и выросши среди таких худых влияний, они внедряют в душу трудно изгладимую привычку к худому, которая современем превращается в природу и делается уже неисправимою. По сей причине иные из них (детей) остаются в злых навыках своих до смерти, не имея сил оторваться от похотей, страстей и удовольствий плотских, с коими так и умирают; другие же приходят несколько в чувство, познают возгосподствовавшее над ними зло и стараются освободиться от него. Но если они не отделятся совсем от злых учителей своих (так следует их называть, а не родителями); то невозможно им будет освободиться от укоренившихся в них злых навыков. — И сие–то провидя, Бог взывает ко всем нам: аще кто грядет ко Мне и не возненавидит отца, своего и матерь и братию, не может Мой быти ученик (Лук. 14:26). Ибо по другой какой причине несправедливо ненавидеть родителей, как сознавши душевный вред, причиняемый ими. Кто возчувствует этот вред, тот уже не смотрит более на родителей и родных, как на друзей, но естественно ненавидит их, как наветников души своей, и бегает сообращения с ними, стараясь всячески прежде совсем отделиться от тех, которые сделались причиною для него толиких зол, чтоб потом свободнее подвизаться и об освобождении души своей от оных устарелых злых навыков, и от самых похотей и страстей. Прежде же всего этого ему надлежит облегчить совесть свою от бремени грехов, чрез покаяние и исповедь.

Теперь послушай, честный отец, что я имею намерение сказать тебе. Которые из таковых отрекаются от мира и не имеют духовных себе отцев и старцев, те конечно не сделались и чьими–либо духовными чадами. Но которые не сделались чадами, те и не родились; которые не родились, те не пришли в бытие; которые не пришли в бытие (духовное), тех совсем нет в духовном мире. Как те, которые не родились телесно, не находятся в видимом мире; так и те, которые не родились духовно, не находятся в оном умном мире и не входят в оный дивный свет, в который вводит Бог верующих в Него. Еще, как те, которые не родились телесно, совсем не существуют; так и те которые не родились духовно, не существуют духовно. Но о, когда бы были они совсем не сущими, а не существующими. Но дело не так есть; ибо родившихся телесно, но неродившихся духовно, ожидают тма, огнь и мука вечная, по определению Господа и Бога, и Спаса нашего Иисуса Христа, рекшаго: аще кто не родится свыше, не может видети царствия Божия (Иоан. 3:3). Рождением называет здесь Господь наш благодать Святаго Духа, как Сам сказал Апостолам: Иоанн крестил есть водою, вы же имате креститися Духом Святым (Деян. 1:5). Так вот что есть духовное крещение и духовное рождение, и невозможно сему быть иначе.

Надобно нам теперь узнать причину, по которой иные не знают, что они родились духовно. Какая же этому причина? Невежество и слепота очей души их. — И внимай поусердней. — Как детям раждаемым невозможно засемениться и родиться без отца, так невозможно родиться свыше, т. е. принять благодать Святаго Духа, и тому, кто не имеет духовнаго отца, рожденнаго свыше. И как плотской отец раждает и детей плотских, так и отец духовный тех, которые желают быть чадами его, делает чадами духовными. — Но тот, кто сам еще не родился, или родился, но еще дитя есть, т. е. не достиг еще совершенства, тому как возможно быть отцем других? Нет, невозможно. И тому, кто не соделался сыном Света, с чувством и сознанием того, с опытным удостоверением и духовным созерцанием, тому как возможно знать и видеть Отца светов? И как возможно ему руководить других к Свету, или научить их, что есть Свет, который пришел в мир, чтоб просвещать сидящих во тьме? Сам он слеп и не видит, как же может он показать путь другим? Кто не видит света, тот всеконечно ходит во тме, спотыкается непрестанно и имеет нужду в путеводителе: как же путеводить ему других? И если станет он путеводить их, то наверное будет для них виновником пагубы. Ибо Господь говорит: слепец слепца аще водит, оба в яму впадут (Мф. 15:14), — в ров неведения или пагубы.

Итак, все те, которые видят только телесными очами и только этот чувственный свет, слепы суть; и им ни о чем другом не должно заботиться, кроме как о том, чтоб отверзть умныя очи души своей, и увидеть невечерний Божественный свет. Ибо как слепой не может видеть никаких вещей мира сего, ни различать золота, например, от серебра или меди; хоть они пред ним находятся, он не видит, и многоценные камни и маргариты, если они брошены на пол, попирает, как прах; и самого себя не видит, и не знает, какая на нем одежда, белая или черная, чистая или измаранная; так и тот, кто слеп умными очами, не может знать самого себя, ни состояния своего; тем паче невозможно ему увидеть и познать Бога. Открываются же умныя очи и прогоняется духовная слепота благодатию Святаго Духа. И никто из святых от века бывших не делался святым, не познавал Бога, не становился рабом и другом Его, если прежде ум его не бывал просвещен от Святаго Духа, если не получал от Него ведения, слова и силы и не был Им доведен до познания хотений и велений Божиих. Кто не просвещен Духом Святым, тот не только не знает себя самого и ближних своих, но и заповеди Божии, кои суть как маргариты, и веления Божии, кои суть как камни многоценные, и живодательные словеса Его, кои суть как монеты, имеющия на себе пречистый образ Его, — все это попирает ногами, как ненужный прах, — нимало не чувствуя ни их, ни того, как относится к ним, потому что не может чувствовать. Никто убо, братия мои да не прельщает вас, говоря, что видит то, о чем я сказал, — тогда как очи души его не просвещены божественным светом.

Итак, если всякой ученик есть духовное чадо учителя своего, то всячески тому, кто ищет духовнаго отца, должно искать человека, который родился духовно и сознательно знает Бога и Отца своего, чтоб он родил духовно и его, и сделал воистину сыном Божиим. Если теперь ученик оный нуждается и ищет такого духовнаго отца (ибо, как говорит Писание, добрых учителей — добры и учения, от злых же семян злыя бывают и порождения); то с другой стороны есть в настоящей жизни и добрые учители и отцы истинно духовные, такие, как мы сказали выше. Но подле них есть и такие, которые еще не родились свыше и еще не познали себя самих, а не только Бога; которые однакож сами себя выставили учителями и отцами других, и всякими способами стараются привлечь к себе всякаго, отрекшагося от мира и, как мы сказали, ищущаго духовнаго себе отца; и если заметят, что он хвалит кого–либо из истинно–духовных отцев, тотчас спешат эти несчастные представить нехорошим того духовнаго, чтоб соблазнить душу юноши и помешать ему пойти к нему. Спрашивается теперь: если юный сей, обманувшись, пойдет к тем, которые его обманули, и лишится таким образом пользы, какую имел бы получить от того духовнаго отца, то кто виновен в потере его, равно как и всех тех, которые таким же образом лишаются пользы от духовных отцев и учителей, будучи соблазняемы словами оных самозванцев? Не виновны ли в этом эти соблазнители, которые сами себя поставили в руководители и отцы, и всех отдаляют от добрых учителей, не допуская их дойти до них, чтобы получить от них настоящее руководство и войти по нему в царствие небесное? Всеконечно они виновны в этом, и от рук их взыщется кровь соблазненных ими, как сказал Господь. Они, будучи обладаемы тщеславием и гордостию и думая о себе, что суть великие некие, хотя ничто суть, делаются отцами, учителями и апостолами, сами себя рукоположив; между тем как ни благодати Святаго Духа не получили, как Апостолы, ни светом ведения не просветились, ни Бога, Коего проповедуют, не видели, чтоб Он открылся им, как обетовал: имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам; и опять: Аз и Отец Мой к нему приидем и обитель у него сотворим (Иоан. 14:21, 23); и еще: ядый Мою плоть и пияй Мою кровь, во Мне пребывает и Аз в нем (Иоан. 6:56); также: аще кто жаждет да приидет ко Мне и пиет: веруяй в Мя, якоже рече Писание, реки от чрева его истекут воды живы (Иоан. 7:37, 38); опять: всяк пияй от воды сея (естественной) вжаждется паки: а иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки: но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источником воды текущия в живот вечный (Иоан. 4:13, 14). Итак, кто явно не видит, чтоб все такое было в нем действительно и совершилось самым делом, тот еще слеп. Ибо кто не соблюл божественных заповедей, кто не видел Сына Божия явившимся ему, кто не возлюбил Его как подобает, кто не познал в чувстве души своей, что Отец и Сын во Святом Духе обитель у него сотворили, тот пострадал одно из двух следующих: или Бог оставил его и душа его пуста, или диавол, изгнанный из него во время крещения, опять возвратился к нему по причине греха; и это или прежде чем он стал монахом, или после того, — и быша последняя человеку тому горша первых (Матф. 12:45). Кто изгнал лукаваго из души своей, великими подвигами, смиренномудрием, многими болезненными трудами, плачем и слезами, а потом опять попустил себе обольститься его внушениями, и это прежде, чем заведомо ему возобитал в нем Христос, и прежде чем стяжал он истинное, всуществленное, смирение; тот опять принимает к себе самого диавола, который входит в него без ведома его, по причине самомнения и гордости. Такой не может придти в чувство и познать грехи свои и зло, которому подвергся. Ибо диавол закрывает очи души его и не дает ему познать гордости, которая властвует над ним. Тогда диавол не нудит его на плотския сласти, ни на чревоугодие, или сребролюбие и многостяжание (ибо эти страсти некоторым образом смирительны, наводят стыд и отнимают у совести побежденнаго ими всякое дерзновение, хотя бы его хвалил и величал весь мир, яко святаго), но побуждает его держать посты, бдения, всенощныя стояния, нестяжание, спание на голой земле немытость и все другое, что, как знает он, может возращать страсть гордыни. Ибо такия дела, если не бывают построеваемы на основании Христо–подражательнаго смирения, высят душу до небес и тем низвергают ее в бездну. Она думает, что возвышается: на деле же бывает, что насколько она высится, настолько падает и низвергается долу, сама того не замечая. Как невозможно стоять дому без основания, так невозможно сказанным добродетелям быть твердыми, если оне не имеют в основании своем смирения. Если оно не будет прежде положено в основание, или быв положено, будет потом похищено духами злобы; тотчас все здание добродетелей, назданное с такими потами и трудами, падает долу и уничтожается. Ибо Господь гордым противится, смиренным же дает благодать (Иак. 4:6); и — нечист пред Господем всяк высокосердый (Прит. 16:5). Между тем, кто имеет в себе сей источник и корень всех страстей душевных, тот почитает себя высшим и безстрастнейшим всех людей, и поверить не может, чтобы был кто либо деятельнее и созерцательнее его; почему презирает всех и не верит дарам благодати, какие даются им от Бога, завидует им и осуждает их, и всячески усиливается доказать, что одни из них (даров) ложны, а другие — невозможны. Этим способом он увлекает в след себя и других, ввергая и их в свой собственный ров зависти, неверия и пагубы.

Кто вкушает тело Сына Божия и пиет кровь Его, тот, если не знает чувством и опытом душевным, что в Боге пребывает, а Бог в нем, поистине еще не причащался достойно пречистых таин. Ибо как возможно тому, кто соединился с Богом, не знать о том, хотя бы был он и не совсем чувствительнаго сердца? Также, если вкушающий тело и пиющий кровь Христовы имеет живот вечный и на суд не идет, но прешел от смерти в живот: то явно, что кто не сознает, что имеет в себе живот вечный и прешел от смерти в живот, — так же, как иной знает, что из темнаго дома перешел в светлый и блестящий, — таковый не познал еще таинства домостроительства Божия и не вкусил жизни вечной. И еще, если Господь наш обетовал, что верующим в Него будет подавать Духа Святаго, чтобы Он был для них источником воды текущия в живот вечный, и реками, истекающими из чрева их: то кто не видит, чтоб в нем совершалось это каждодневно, не видит и всего другаго, что обещал Господь давать верующим в Него или совершать в них, тот как может называть себя совершенным верующим? Но с другой стороны, если кто думает, что такое совершенство прилично только Апостолам и древним святым, — и говорит, что мы, сколько бы ни подвизались, не можем уподобиться древним святым, и надежды даже не имеем сделаться подобными им; то кто из знающих Бога и состраждущих братиям своим не восплачет о таковом от всей души своей? Ибо если Бог велегласно взывает: святи будите, якоже Аз свят есмь (1 Петр. 1:16), — и в другом месте: подобны будьте Отцу вашему, иже есть на небесех (Матф. 5:48; Лук. 6:36) — и Павел: подобни мне бывайте, якоже аз Христу (1 Кор. 4:16), — а этот противныя сему пишет законоположения: то наивернейше он явный есть антихрист и богоборец. Ибо говорит, что иные были те, и иные мы, — иначе тех любил Бог, сподобивший их великих даров Св. Духа, и иначе относится Он к нам; нас, говорит, Он едва милует, — прощает только нам грехи наши и спасает нас, если покаемся, понесем какие–либо произвольныя лишения и поплачем; быть же нам как Апостолы или как древние святые никак невозможно. И тех, которые почитают сие возможным, называет он гордыми и хульниками, которых, говорит, не надо совсем слушать, — и повелевает бегать от них. Какое пагубное заблуждение, чтоб не сказать, какое нечувствие и неверие! Говорящие и мудрствующие так надеются быть спасенными без приятия благодати Святаго Духа — и думают быть сынами Божиими, не имея сознательно Духа Святаго, Который един творит верующих сынами Божиими. Они называют Бога Отцем своим, но говорят, что никогда не видели Его, и думают, что любят Его, не видавши Его. — Даже слушая Апостола Иоанна, который говорит: не любяй брата своего, егоже виде, Бога, егоже не виде, како может любити (1 Иоан. 4:20)? — не приходят они в чувство и не понимают, в каком худом находятся состоянии; но завидуют, и ненавидят братий своих, и такия употребляют против них препретельныя словеса, которых не мог бы никогда изобресть сам диавол, отец лжи и зависти. А пред иными они рисуются, будто говорят все сие с богоугодною и братолюбною целию; хотя между тем у всех людей посевают худое мнение об истинно святых мужах, и не подозревая, что, действуя так, они действуют против себя, или тем самым себя обличают; ибо если кто небезстрастен, тот несвят, то конечно и ты, говорящий так, таков, так как злое износится обыкновенно из злаго сокровища сердца.

Страстные думают, что и все другие также страстны, и судят всех по себе, забывая, что есть Бог, рекший: не судите, да не судими будете (Матф. 7:1), — есть Судия, имеющий воздать каждому по делам его. С таким тщеславием и дерзостию оговаривают и судят они братий: а не знают, что таковым не позволяется даже читать божественныя Писания, как говорит сам Бог устами Давида: вскую ты поведаеши оправдания моя, и восприемлеши завет мой усты твоими, — и потом, указывая причину такого приговора, прибавляет: седя на брата своего клеветал еси (Пс. 49:16, 20). Если же таковому запрещается читать даже божественное Писание: тем паче не должно бы ему было входить в храм Божий и стоять с верными. А он, не смотря на это, делается учителем с великою гордостию и дерзко восходит на престол апостолов (ибо достоинство и власть Апостолов есть всеконечно учение, бывающее в Духе Святом). Какого после сего наказания и какой казни не заслуживает таковый? Кто не сделался еще учеником, как должно, а между тем восхищает достоинство учителей, тому следует наказание в тысячу раз большее, чем разбойникам и убийцам. Эти тело только убивают, а он убивает души. Как тот, кто взял бы у царя какой нибудь многоценный камень или маргарит, чтоб на камне выделать изображение царя, и при этом обточить его и обделать прилично, а на маргарите поделать отверстия и вделать его в корону или в одежду царскую, — если б на камне не выделал сходнаго с царем изображения, обточил его неискусно и сделал ни к чему негожим, а на маргарите не сделал ровных отверстий, или бы расколол его и совсем испортил, — не только не получит награды от царя, но еще подвергнется великому наказанию: в таком же точно положении находятся и учители, взявшиеся учить других истинному христианствованию. Если, по нерадению кого–либо из них, или по неспособности, или по необдуманности, или по неведению и невежеству, повредятся мысли какого–либо брата или развратятся дела и мудрования, — если не сделает он каждаго из слушателей своих разсудительным, мудрым и совершенным, с великим искусством, знанием дела, мудростию и разсудительностию воображая в нем, сколько возможно, Христа, так чтоб Он виделся в нем воображенным и блистал, — и не возведет его таким образом в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова, — если, напротив, душу каждаго из таких учеников сделает непотребною, и искусснаго превратит в неискусснаго, честнаго в безчестнаго, тогда как его не бе достоин весь мир: то таковый явно не награду получит за труд свой, но муку и наказание за тех, которых сделал непотребными учением своим. Тоже заслужит он, если кто–либо чрез учение его лишится чего такого, что способствовало бы спасению его, или не возможет, по причине его, достигнуть совершенства, могши достигнуть его под руководством других учителей.

Итак, отче духовный, надлежит тебе прежде сделаться учеником Христовым и добре научиться заповедям Его и таинствам, — и тогда уже браться учить других; надлежит тебе прежде подчиниться и последовать духовному отцу, который провел бы тебя путем, ведущим ко Христу, так чтоб ты достиг Христа, или лучше сказать, чтоб тебя обрел Христос; при чем надлежит тебе заметить все повороты и все знаки пути, которым незаблудно проведет он тебя туда, где увидишь ты Христа благодатию Святаго Духа, — и тогда уже руководи и других ко Христу; надлежит тебе прежде самому просветиться истинным светом, а после того вводить и других в сей свет; надлежит тебе прежде самому получить христианскую свободу, а потом берись руководить к ней и других; ибо совершенно безсмыслен и буй есть тот, кто, будучи сам рабом, берется освобождать сорабов своих, восхищая власть господина своего.

Каким же образом можем мы сделаться учениками Христовыми? Послушаем самого Христа, который говорит аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет (Матф. 16:24). Идти в след Христа есть подражать Ему в делах Его, и жить так, как жил на земле и Он, Господь наш, терпя с радостию искушения и поношения, чтобы получить благодать Святаго Духа. Ибо ни бдение, ни уединение, ни пост, ни ничего неимение, ни труд телесный, ни другая какая добродетель не могут без Святаго Духа доставить нам слова премудрости, или знания, или разсуждения; потому что все это есть путь, ведущий к свету, а не самый свет. Почему если я и тысячу лет буду идти путем сим и не достигну света (который есть Дух Святый, от Отца исходящий и просвещающий в Сыне всякаго человека, грядущаго в мир), но и в конце жизни моей окажусь еще сущим во тме, то что пользы для меня от этого? И Апостол Павел, сказав, что иному дается слово премудрости, иному слово разума, иному дарования исцелений, и прочее, потом прибавил: вся же сия действует един и тойжде Дух (1 Кор. 12:11). Видишь, что без Духа никто не может ни сам научиться, ни других научить? Почему, если кто прежде получения Духа истины, егоже мир не может прияти, яко не видит его, ниже знает Его (Ин. 14:17), дерзнет и покусится, еще будучи от мира, в мире взять на себя степень и достоинство учителя и стать духовным отцем и ходатаем за других пред Богом, то не достоин ли он несметнаго числа молнийных ударов и мук? Чтоб тебе видно было, что я ничего не говорю не находящагося в Писании, слушай, что говорит Апостол Павел: аще ли кто Духа Христова не имать, сей несть Его (Рим. 8:9). Видишь, что тому, кто не имеет Духа Святаго, не только непозволительно учить других, но что ему невозможно даже быть от части Христовой? Ибо со Христом соединяет благодать Святаго Духа; и кто не имеет Духа Святаго обитающим в себе заведомо тому невозможно иметь общения со Христом, или видеть славу Христа сознательно. Он не может и божественных таин умно созерцать так, как бы видел самого Христа и Бога, но видит только чувственно хлеб и вино, которые стоят на трапезе и видимы чувственно. И сие праведно страждут таковые, потому что не получившие благодати Святаго Духа не могут видеть, ни познать Христа — Бога. Которые не испытали и не удостоились сего, те не суть и род Божий, или свои Богу, и не знают Его. Ибо Того, Кто есть выше всякаго ума и помышления, как возможно познать уму нашему, созданному Им, если он не будет просвещен от Него и не соединится с Ним? Как от Него получил он бытие, так опять от Него же должен он сподоблен быть — увидеть и познать Его знанием неведомым и созерцанием незримым. Те же, которые не сподобились стать такими, ни Духа Святаго не имеют и не суть Христовы, — и пусть они не обольщают себя. Когда получат они Духа Святаго и станут Христовыми, — верным и несбивчивым признаком того будет для них то, что сказал божественный Апостол: идеже Дух Господень, ту свобода (2 Кор. 3:17), где под свободою разумеет он совершенное освобождение от всех страстей и от похотей мирских и плотских. Почему в другом месте он же говорит: а иже Христовы, то–есть рабы Христовы, суть, плоть распяша со страстьми и похотьми (Гал. 5:23), — и еще негде: аще же Христос в вас, плоть убо мертва греха ради, дух же живет правды ради (Рим. 8:10). Итак кто не сознает, что сие и то, что сказано выше, бывает в нем явно, тот пусть сидит один и плачет о себе, что еще не сделался рабом Христовым, еще не стал причастен славы и божества Христова, и что состояние его еще неявно. Почему пусть наипаче печется о себе самом, до других же да не будет ему дела; потому что страстный не может разсуждать дел братий безстрастно, как слепой не может видеть чувственных вещей, хотя бы держал их в руках своих.

Но моли, прошу тебя, отче, Бога о мне бедном, если не по чему другому, то ради любви к Тому, Кто сказал: возлюбиши Господа Бога твоего… и ближняго твоего яко сам себе. Помолись о мне грешном, ненавидимом за любовь ко Христу, гонимом за то, что хочу жить благочестно о Христе, осуждаемом всеми за то, что чту отца моего духовнаго и учителя, оглашаемом всюду, яко еретик, за то, что учу всех искать свыше благодати и заведомаго присутствия Духа Святаго; потому что без сего не бывает отпущения грехов, что без благодати Святаго Духа, невозможно ни освободиться от страстей и безсловесных похотей, ни соделаться сыном Божиим, ни освятиться, — и что те, которые сподобляются таких даров Духа, не только освобождаются от всех похотей, страстей и непотребных помыслов, но бывают и богами по благодати, пребывают близ Бога, и бывают вне плоти и мира; — и не только они сами святы бывают и какбы безтелесны в мире, но и всех других верных видят как святых; и не только как святых, но и как во Христа облеченных и соделавшихся христами; — и что кто не стяжал еще таких душевных очей, тот явно не достиг еще света Христова и не просветился от него: ибо свет Христов даруется, да видим бывает тем, кои сподобились покаянием внити в него.

Кто достигнет в меру сию, тот всех любит и почитает их, как Христа, не презирает никого из тех, кои кажутся нам низкими и ничтожными, но и другаго никого не ненавидит, не поносит, не осуждает и не терпит слышать, как другие осуждают кого. Такими да будем и мы с вами (говорю к этим осуждающим), братия. Ибо если не сделаемся такими, то невозможно нам будет внити в царство небесное.

Так вот, поелику я говорю все такое и проповедую, что отец мой духовный сделался таковым, то все осуждают меня за то, как гордаго и хульника, — и диавол поднял против меня служителей своих и ведет войну, чтоб заставить меня перестать проповедовать словом и исполнять делом евангельския заповеди и апостольския постановления, перестать стараться обновить евангельскую жизнь, которая некоторым образом одряхлела и забыта, — чтоб люди в самовольной дерзости не помышляли, что могут спастись, без получения благодати Святаго Духа и без безстрастия, — не прельщались тем и не погибали, сами того не понимая. За это вместо того, чтоб благодарить меня, что говорю им и побуждаю их стремиться к совершенной добродетели, они паче осуждают меня, и ненавидят, отвращаются от меня, и предали меня на алчбу, жажду и смерть, — за то, что я не обольщаю их и не говорю: дерзайте, все имеем спастися без трудов и болезнований, без покаяния и точнаго исполнения заповедей Божиих, — каковыми речами те, которые говорят их, извращают все учение Христа и Апостолов Его.

Нам же не буди мудрствовать и говорить так, но да глаголем всем с дерзновением, — что, поелику веруем во Христа, яко Бога истиннаго, и приемлем Апостолов, яко учеников Его; то долг имеем всячески соблюдать и заповеданное ими, каяться и плакать с болезнию сердца о всяком преслушании и преступлении заповедей Господних, если желаем получить блага, обетованныя нам от Бога, — каковыя когда бы сподобились получить и мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Коим Отцу и вместе Духу Святому подобает всякая слава, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ОСЬМОЕ

О том, что желающий пасти словесное стадо Христово прежде должен разсмотреть и с точностию изследовать себя самого и свое состояние, и тогда уже браться учить других.

Господь наш Иисус Христос ублажает не того, кто учит только добрым делам, но того, кто прежде творит их, и потом научает им и других. Ибо говорит в св. Евангелии: иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небеснем (Мф. 5:19). Почему и божественные отцы Церкви нашей ни словом, ни писанием не учили никакому добру, котораго не делали бы сами прежде, чем учить о нем. И те, которые слушают таких учителей, бывают более готовы на то, чтоб подражать им в добром: потому что не столько пользуют их слова, сколько пользуют дела, которыя побуждают их делать и себе подобное же. Но горе нам, братия мои, что до такой великой дошли дерзости мы, монахи, что беремся пасти словесных овец Христовых, не имея благодати Христовой, и всячески домогаемся получить степень апостольскую (увы мне, треокаянному!), для довольства и упокоения тела, для выгод и чести человеческой, и даже за деньги покупаем сие достоинство апостольское, ни Бога не боясь, ни человеков не срамляясь. Хотя ни один человек не дерзнет приблизиться к царскому престолу без воли царя, хотя никто из неученых не посмеет взять на себя чин грамматика, или ритора, хотя никто из неграмотных не согласится быть чтецом; но мы не таковы, и не смотря на такие примеры, ищем и берем на себя достоинство Апостольское, не имея благодати Апостолов и не видя в себе плодов благодати Святаго Духа. И как допускаем мы себя даже подумать только о такой великой дерзости? Скажите мне, возлюбленные, — если бы этот великий и многолюдный город, Константинополь разумею, встретив какого–либо человека странняго, который никогда не входил в царския палаты и котораго не знает ни царь, ни царские люди, стал просить его, говоря: мы делаем тебя меченосцем царевым, входи ты один в царския палаты и говори царю о нашем благе и проси его сделать для нас то и то; то странний тот человек захотел ли бы принять предлагаемое ему достоинство, и пришло ли бы ему даже на ум, что он сможет делать такия дела? Все мы наверно в один голос скажем, что он никогда не поступил бы так, даже тех, которые предложили б ему это, осудил бы, обозвав их безсмысленными и сумасшедшими, и никак не согласился бы принять сказанное достоинство, видя, что оно доставило бы ему не честь, а скорее безчестие и царское наказание. Итак, если в человеческих делах не можем мы поступать так; то какже не страшимся мы и не трепещем брать на себя Апостольское достоинство с такою дерзостию, приближаться к неприступному свету Царя царствующих, Бога, и становиться посредниками между Богом и человеками? Или считаем такое покушение малым и ни во что ставим как ничтожное? Увы мне, братия мои! Страшно подумать, до какого крайняго дошли мы ослепления и нечувствия, что даже не знаем, сколь великия и страшныя дела соглашаемся брать на себя. Ибо если бы знали, то никогда не могли бы дойти до такой дерзости, чтоб шутить божественным и являть больший страх и большую честь земному, чем небесному Царю Христу.

Будем же непрестанно себя самих разсуждать и постараемся, сколько можем, и других отклонять от покушения — искать и брать недостойно такую власть, чтоб и их избавить от осуждения и самим пожить прочее безопасно. Кто впрочем, изследуя себя с точностию, находит, что он свободен от всякаго славолюбия и даже следа не имеет сластолюбия и плотской похотливости, чист также совершенно от сребролюбия и злопамятства, имеет безгневие и совершенную кротость, стяжал такую любовь к Богу, что лишь только услышит одно имя Христа, тотчас начинает гореть пламенем к Нему и проливать слезы, плакать при этом и о братиях своих, почитая грехи других собственными своими и от всей души имея себя самого грешнейшим паче всех, — и наконец видит в себе благодать Святаго Духа, просвещающую его богатно и делающую сердце его солнцем, — видит, что в нем явно совершается чудо купины, так что он говорит, поелику душа его соединена с неприступным огнем Божества, и не сгарает, поелику она свободна от всякой страсти, — еще смиряется так, что почитает себя недостойным и недовольным для такой степени, зная немощь человеческаго естества, но питает дерзновенное упование на божественную благодать и силу, ею подаемую, и если с готовностию решается на такой шаг, то делает это, понуждаемый теплым веянием и мановением благодати, и с отвержением при сем всякаго человеческаго помысла и с желанием живот свой положить за братий, во исполнение заповеди Божией о любви к ближнему, — при всем же сказанном имеет еще ум обнаженным от всякаго мерзкаго воспоминания, и одеян в светлую одежду смирения, так что ни к тем, которые содействуют ему по такому предмету, не имеет особеннаго расположения и любви, ни на тех, которые противятся тому, не держит ни малаго зла в сердце и не ненавидит их, но равно относится ко всем с благорасположением, простотою и незлобием сердца, — кто все такое имеет, тот пусть решается принять предлагаемое ему достоинство. Однакож и при этом всем, да не дерзает он приступить к сему без воли и разрешения отца своего духовнаго. Пусть смирится пред ним и решается на такое дело, как бы по приказанию его и с молитвою его, приемля такой сан единственно для спасения братий. Впрочем так следует поступать ему, если знает, что духовный отец его имеет явно благодать Святаго Духа и сподобился приять свыше ведение и премудрость, чтоб не сказал ему при сем того, что противно воле Божией, но по сущему в нем дару, сказал то, что Богу угодно и для души его полезно, — дабы не оказалось, что он слушается человека, а не Бога. Если найдет он добраго содейственника и советника в духовном муже, то принятие им сана будет более безопасно и мудрование более смиренно.

Если теперь таковый смотря посмотрит на дело, то найдет истинным все, мною сказанное, гораздо же больше этого узнает он сам собою, или лучше сказать, научен будет от самаго Солнца правды, если сподобился когда–нибудь видеть сие Солнце. Если же начало сего дела таково, что так трудно познать, по Богу ли оно; тем паче трудно должно быть ведение его и исполнение. Сколько потребно терпения в перенесении искушений, какия имеют сопровождать его! Какое надлежит иметь тонкое разсуждение во время браней, какия всеконечно встретит он! Почему внимай добре, отче духовный, и тщательно смотри за сердцем своим, особенно же очисти око ума своего и храни его чистым и не запорошенным, потому что при помощи его ты можешь и за сердцем своим смотреть добре и право обсуждать порученныя тебе дела, по настоятельству твоему, и особенно потребности отцев и братий, чтоб все устроять, как подобает. Ибо, как слышишь, собрание братий есть тело, а настоятель их голова. Как в теле прочия части каждая имеет свое одно дело, ноги, например, ходить, руки — брать и работать, а голова — есть ссоюзение всего тела, так как в ней находятся все чувства, ум и самое слово: так в монастыре братия не все во всех добродетелях упражняются, но один в одной, другой в другой; почему ты с трудом найдешь в брате две или три добродетели в одно и тоже время; и в этом ничего нет дивнаго, потому что братия суть уды от части (1 Кор. 12:27); но настоятель должен иметь все добродетели, не душевныя только, но и телесныя, и вместе с сими добродетелями особенно надлежит ему иметь великие сокровенные дары благодати. Ибо как голова снаружи красивая и хорошо убранная, если не имеет в себе ума и всех чувств целыми и здоровыми, всеми считается ни к чему негожею и недостойною почета: так и настоятелю мало быть убрану и краситься только телесными и душевными добродетелями, но надлежит при сем наипаче сиять духовными дарованиями. Ибо добродетели исправляются собственным старанием и усердием, и приобретаются собственными нашими подвигами и трудами, а духовныя дарования суть свободные дары милости, от Христа подаемые тем, кои подвизаются. Так, например, пост и воздержание есть добродетель, от которой увядают греховныя сласти и похоти и замирает огонь плоти, — и это есть дело собственнаго нашего произволения; но чтобы кто держал пост и воздержание без всякаго чувства прискорбности и приболезненности сего подвига, и еще более, чтоб кто достиг чистоты и совершеннаго безстрастия, сие есть дар Божий, весьма высокий. Опять удерживать гнев и серчание есть собственное наше дело и требует подвига великаго и труда немалаго; но чтоб совсем не смущаться и стяжать невозмутимость сердца и совершенную кротость это есть дело в нас единаго Бога и измена десницы Вышняго. И еще, раздать все имущество свое бедным и, став нищим, просить милостыню, в нашей состоит воле; но совсем ничего не желать и с радостию переносить горение в пещи бедности, это есть таинственное действие в нас Божие. Так и всякое доброе дело, бывающее по заповеди Божией, называется добродетелию. Но как в житейском быту, земледелец, обработывающий землю и сеющий семена, трудится только, а чтоб семена проросли и дали плод, сие есть дар Божий: так бывает и в духовном порядке, — делать добрыя дела и сеять семена добродетелей с трудом и подвигом многим есть наше дело, но чтоб Бог оросил сие дождем благодати своей и своего человеколюбия, и сделал безплодную землю сердца вашего плодоносною, сие есть дар и милость единаго Бога. Он божественною благодатию орошает семя слова, посеяннаго в сердцах наших, проращает его и возращает, да будет в древо великое, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова.

Итак, надлежит тебе, пастырю овец Христовых, стяжанною иметь всякую добродетель и телесную, и духовную, так как ты — глава прочаго тела братий, — чтоб братия смотрели на тебя, как на первообраз добра и отпечатлевали в себе самих добрыя и богоподобныя черты твои. При этом и труба твоя да не знает никогда покоя, но непрестанно да издает глас: одним братиям предсказывай меч, т. е. гнев Божий, грядущий на упорных сынов противления, чтоб их исправить, или, если не послушаются, свою душу избавить от страшнаго гнева Божия; других вразумляй, учи и подвигай на всякое добро; но и тех, которые требуют обличения и укора, не оставляй без внимания, но обличай их благовременно и безвременно, запрещай им и всячески старайся отклонить их от недобрых поступков, как заповедует тебе божественный Павел. Милостивость свою являй равно ко всем братиям, и любовь тоже одинаковую имей ко всем, но честь воздавай каждому по добродетели его, как подобает, и мужу добродетельному и духовному не предпочитай даже и того, кого первым имеешь по устроению монастыря. Эти строители дел монастырских состоят в чине седьми диаконов, о коих говорит книга деяний апостольских; они же суть и как служебные духи, посылаемые в служение (Евр. 1:14); — и если исправляют свое служение верно, без всякаго лукавства, как и оные семь диаконов; то получают от Бога великое воздаяние и в сей жизни и в будущей. Но которые подвизаются в молитве и безмолвии, и в учении словом, и упражняются с терпением в добродетелях и добрых делах, те вместе с тобою состоят в чине апостолов. Этих братий тебе следует иметь помощниками в благовестии духовнаго учения своего и в восприятии на себя тягот братних, чтоб они облегчали труды твои, так как они среди братий суть как камение многоценное. Не ищи покоя телеснаго или какого либо утешения. И ночи и дни иждивай на попечение о вверенных тебе от Бога душах, да не попадет какая либо из них в зубы врага, быв побеждена или злою похотию, или неразумным гневом, или помыслами тщеславия, но соблюдай все свое стадо целым и безущербным, стараясь представить его Пастыреначальнику, Христу Богу, все плодоносным, исполненным добродетелей и просвещенным божественным ведением, чтоб ни одной овцы не было, которая имела бы струпы и раны, или была лишена какого члена, или казалась захирелою. Если будешь всегда держать такое попечение о братиях, то спасешь многих, делая их совершенными, не имеющими недостатка ни в чем добром, и принося их Христу своему всех непорочными, всех чистыми от нечистых дел. За это сподобишься ты получить от Бога великое воздаяние, будешь вселен в скинии Апостолов и пастырей Христовых и вечно царствовать с самим Сыном Божиим. Посему жизнь твоя должна быть пред лицем братий и отцев, как некий образец, чтоб братия брали с него пример. Не люби вещей, ни славы, ни удовольствий и утех, ни трапез с яствами многими и винами, ни щеголеватых одежд. Не будь тщеславен, гневлив, бранчив, злопамятлив, и не воздавай злом за зло. Но будь нестяжателен, ненавидь показливость, почет и всякое удобрение плоти. Будь смирен, нищ духом, сокрушен, тих, кроток, безгневен, несребролюбив, умерен, покоен, благочинен, терпелив, воздержен, немногопопечителен, неусыпен, усерден, ревностен. Пекись о душах, кои имеешь под своим смотрением, как о собственных членах, и будь каждый день готов живот свой положить за них, если потребуется, и никакого дела мира сего не предпочитай любви к братьям. Так как ты всем другим предпочтен и поставлен пасти словесных овец Христовых, то надлежит тебе, по слову Господа, быть ниже всех мудрованием и смирением, еже по Богу, как сильному — носить немощи немощных, как врачу — врачевать болезни братий, которые заболевают душею, как пастырю — возвращать опять в стадо овча отбившееся и заблудшее, — то, которое хорошо, старайся сделать преуспевающим в добродетелях, а которое паршиво и не подает надежды на уврачевание, то отдели от стада, чтоб не запаршивели и другия овцы. Подвизайся, чадо мое о Господе, со всем усердием умножать стадо Христово. Да не искусит тебя желание покоя и удобрения тела, сокровиществовать монастырския вещи в собственное употребление, а не для братий. Не люби часто выходить из монастыря; довольно для тебя выдти однажды в месяц по крайне нужным потребам монастырским, прочия же пусть исправляют помощники твои, чтоб не иметь тебе развлечений, но безпрепятственно заниматься составлением поучений и наставлений братиям, в попечении о душах их. Не готовь для себя разныя избранныя яства, а для братий какия похуже, ничтожныя и без приправы; не делай также так, чтоб самому пить хорошее вино, а братиям подавать закисшее; но пусть будет у вас трапеза общая, и для тебя и для братий, или растительная, или рыбная, по воскресениям и праздникам, кроме разве когда случатся у тебя друзья, или болезнь. Твоим послушанием да будет попечение о душах братий; прочия же послушания монастырския раздай благочестивым и богобоязненным братиям, испытывая их на всех послужениях, по преданию преподобнаго отца нашего Феодора Студита. Не гневайся на братий без какого либо повода, причиняющаго вред душе; лучше кротким словом учи их, как надлежит им держать себя в среде братства. Юным и новоначальным повелевай наипаче быть скромными, чтоб они не причинили вреда смотрящим на их продерзость и безпорядочныя ребяческия дела. Тем, которые уже долгое время живут в подвиге, внушай терпеливо сносить искушения, смиренномудрствовать, плакать, прилежать молитве и служить добрым примером для других в исполнении заповедей. Иеромонахов учи благоговеинству, безмолвию, размышлению о божественных писаниях, изучению Апостольских правил и преданий, точному познанию догматов веры, чистоте сердца, непрестанной молитве и сокрушению, и тому, чтоб они с великим страхом стояли пред святым престолом, были для всех братий, словом и делом, божественною солию и светом и имели в себе слово жизни. Если иной раз нужно будет по благословной причине явить гнев против безпорядочных братий и вразумить их жезлом наказания, чтоб они отстали от худаго какого либо навыка, нехудо и это, и не необычно в церкви Христовой. Свидетель слова сего сам Господь Иисус, который, сотворив бич от вервей, бил им непокоривых Иудеев за то, что дом молитвы превратили в торжище, трапезы меняльщиков опроверг и пенязи разсыпал (Ин. 2:14, 15). Ибо всякое дело, которое делается для того, чтоб или помешать злу и уничтожить его, или помочь добру и добродетели и защитить их, похвально и богоугодно. Монастырския вещи храни добре, как посвященныя Богу, почему за самую малую имеешь дать отчет Богу. Родителям своим и родственникам помогай так же, как и другим бедным, доставляя им только потребное для жизни. Не пропускай без внимания и исправления ничего, даже малаго, что бывает не по заповеди Божией и служит к извращению Апостольских и соборных правил и постановлений, к осуждению и безчестию Евангельской жизни, и к унижению монашескаго чина, для того одного, чтоб показать себя кротким, и чтоб люди похвалили за то; но подражая Христу и Богу своему, ревностно, с жаром, но без страсти гнева, восставай против всего такого и защищай, сколько можешь, заповеди Божии и священные каноны. При этом старайся благоустроять и помыслы каждаго и заповедуй, чтоб благоговейнствовали и держали себя почтительно пред святым престолом и священными сосудами храма. Только иереям, освященным и благоговейнейшим монахам, которые причащаются пречистых таин, позволено отцами церкви нашей входить во святилище и касаться священных сосудов. Но прочим братиям, особенно безчинно ходящим, надлежит запрещать входить в олтарь и касаться святых сосудов. Ведай добре, что правосудный Бог нередко пресекает жизнь тех, кои презирают сии вещи, крови же их всеконечно взыщет Он от рук твоих; потому что ты понебрег о них, допустил их оказать презрение к божественному.

Все, сказанное мною, и многое другое больше сего, надлежит тебе знать до точности, как пастырю стада Христова, и исполнять то со всем усердием, во спасение овец своих. Почему если сознаешь, что ты достиг в такую меру и получил такия дарования, что все, приближающиеся к тебе, просвещаются светом добрых дел твоих и божественной премудрости и разума, сияющих в тебе, паси с дерзновением овец Христовых мудрым словом благодати, дарованной тебе Богом, как я заповедал тебе прежде, и изводи агнцев Христовых питаться на пажитях спасительных Его заповедей, пока выростут и достигнут в меру возраста исполнения Христова, — и получишь от Него великую награду, сделан будучи сопрестольником и сожителем святых Апостолов. Если же ты не таков, то удержись от такого дела и всю заботу обрати на себя самого. Послушай в этом меня, от души желающаго спасения тебе. Ибо Бог наш есть огнь поядающий и истребляющий. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение, во веки веков. Аминь.

СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЕ

О том, что опасно для души скрывать талант, или данную от Бога благодать, но следует всем проповедывать о благодеяниях Божиих на пользу слушающим, хотя иным это и неприятно бывает.

Возлюбленные слушатели мои и братия во Христе! Что думаете вы о том, что я так часто говорю вам разныя слова? Что положили вы с самими собою обо мне, так дерзновенно говорящем к вам? Не подумали–ль вы, что я сказал вам что либо не по божественным писаниям? Не осудили–ль меня тайно, что я держал речь к вам гордостно? Не осуждаете ли так же, что я хвалюсь тем и величаюсь? — Если вы действительно делали и делаете так, то да будет милостив к вам Господь наш, — и я прошу любовь вашу, не оставаться более в такой вине. Я ничего не писал с тем, чтоб себя показать. Не дай Бог, явивший милость свою ко мне и поставивший меня на это дело. Но помня дарования, какия даровал Бог мне недостойному, благодарю и славлю Его, как благоутробнаго Владыку и благодетеля нашего Господа, и чтобы не скрывать таланта, который Он мне дал, подобно худому и неключимому рабу, проповедую милость Его, исповедую благодать, всем показываю сделанное Им мне добро, чтоб подвигнуть тем и вас словом учения — восподвизаться получить и себе то, что получил я. Ибо человек, когда дает бедному какую монету, а тот бедный покажет ее другим, чтоб и те просили себе тогоже, гневается за это, ожесточается и не дает больше. Но Бог не поступает так, а совсем напротив, именно, гневается, когда дает кому либо какое дарование духовное, а тот не воспроповедует о нем и не станет показывать его всем, говоря: теките к Богу, который всем дает щедро и никого не оставляет возвратиться от Него тощим. Если же кто, получив от Бога талант, совсем скроет его, тогда Он наиболее гневается на этого взявшаго и скрывшаго: ибо явно, что он завистлив и не желает, чтоб и братия его получили так же, как и он получил. Сего–то ради я и не терплю молчать о дивных дарах Божиих, но проповедую о них всем прочим и велиим гласом взываю: теките все, прежде чем заключится для вас дверь покаяния вашею смертию; теките, да постигнете, прежде чем умрете; ищите, да обрящете; толцыте, да отверзет вам двери рая Владыка наш Христос, и явит вам Себя самого, прежде чем придет смерть ваша; подвизайтеся стяжать сознательно внутрь вас царствие небесное, т. е. благодать Святаго Духа, чтоб не отойти из жизни сей пустыми от нея, — особенно те, которые думают, что имеют ее в себе, не сознавая того, тогда как ничего не знают по причине тщеславия своего.

Скажи мне, как возможно увидеть Отца Христова тому, кто не стяжал ума Христова? И тому, кто не видит, что внутрь его говорит Христос, скажи мне, как и каким способом возможно сказать: Авва Отче? Кто не стяжал сознательно внутрь себя царства небеснаго, тому есть ли способ внити в него по смерти? Тому, кто не увидел, что в нем пребывает Сын со Отцем Его во Святом Духе, как возможно быть с Ним в будущей жизни? Ибо Христос Господь так сказал: Отче, ихже дал еси мне, хощу, да идеже есмь Аз и тии будут со Мною (Ин. 17:24), — и опять: не о тех же молю токмо, но и о верующих словесе их ради в Мя: да вси едино будут: якоже Ты Отче во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в нас едино будут. И Аз славу, юже дал еси Мне, дах им, да будут едино, якоже мы едино есмы. Аз в них и Ты во Мне, да будут совершени во едино, и да разумеет мир, яко Ты Мя послал еси, и возлюбил еси их, якоже Мене возлюбил еси (Ин. 17:20—23).

Вот, братие, чем я, как думают некоторые, хвалюсь! Вот чем любовь Божия подвигает меня раскрывать пред вами, братиями моими неизреченную благость и любовь, какую имеет к нам Бог и по которой Он богато прославляет такими великими дарами тех, кои возуповали на Него! Теперь ответьте мне, прошу: Отец не заведомо любит Сына, и Сын не заведомо и невидимо, т. е. не зная того и не видя, есть со Отцем? — Конечно, вы не скажете этого. Ибо если предположим это и станем догматствовать, что Отец не знает Сына, и Сын не знает Отца, то от этого сгибнет и уничтожится вся вера наша. Если Отец и Сын не знают один другаго, то следует, что и мы не знаем их совсем. Если же мы не знаем их, то мы безбожники, так как не познали Бога. Если же (как говорит Христос) Отец знает Сына и Сын Отца, и как Бог, есть с Богом и Отцем, и Отец есть так же с Сыном, как сам Он говорит: якоже Ты Отче во Мне и Аз в Тебе, так и сии да будут во Мне и Аз в них: то явно, что как соединены между собою — Сын с Отцем, и Отец с Сыном, так соединены и мы с Сыном и Сын с нами. Только единение Сына с Отцем есть, естественное и безначальное, а наше единение с Сыном есть, по особенному состоянию нашего естества, или по благодати, — хотя мы истинно во едино соединены бываем с Богом и нераздельны бываем с Ним, как опять сам Христос говорит: Аз в них и Ты во мне, да будут совершени во едино. Для чего? Да разумеет мир яко Ты Мя послал еси и возлюбил еси их, якоже и Мене возлюбил еси и св. Павел: идеже несть еллин, ни иудей, варвар и скиф, раб и свободь, но всяческая и во всех Христос (Кол. 3:11).

Послушайте же этого вы почитающие себя духовными, и поверьте Духу Святому, говорящему сие, как свидетельствует Господь наш: не вы будете глаголющии, но Дух Отца вашего глаголяй в вас (Мф. 10:20). И не браните меня, говорящаго вам, словом благодати, о дарах, которые получают от Бога прибегающие к Нему с теплою верою и исполняющие заповеди Его. Ибо я, говорящий сие, слуга есмь и говорю вам словеса Божии, проявляю дар учения, данный мне, и открываю вам сокровенныя тайны Божии силою сего дара, полученнаго мною чрез возложение рук архиерея, рукоположившаго меня во иерея, как заповедует наш верховный Апостол Петр: кийждо якоже прият дарование, между себе сим служаще, яко добрии строителие различныя благодати Божия. Аще кто глаголет, яко словеса Божия: аще кто служит, яко от крепости, юже подает Бог (1 Петр. 4:10, 11). Итак братия мои, Дух есть говорящий сие, а не я. Если же я говорю ложь, то куда убегу от страшнаго суда Божия, по коему в пагубу посылаются глаголющие ложь, как говорит Давид: погубиши вся глаголющии лжу? (Пс. 5:7) — Ибо как неверующий тому, кто говорит Духом, согрешает и проявляет хулу на Духа Святаго, который говорит чрез него; так опять и лишенный благодати Духа, если дерзнет сказать: я говорю благодатию Святаго Духа, есть богоборец и противник Божий, как, например, Симон маг и единомысленные ему. Кто противится словесам Духа, тот конечно есть противник Божий, так как Бог неразделен, и Дух Святый не отделен от присносущия и царства Отца и Сына.

Не будьте же, братия мои, богоборцами и противниками Божиими, но приидите, поклонитесь и припадите к Богу вместе со мною, и не вставайте, пока не получите благодати Божией. Я не говорю вам ничего противнаго, но показываю великую любовь, какую имею ко всем вам. Если б я говорил вам, что получил благодать от Отца светов, коим подается всяк дар совершенный, но не желал, чтоб и вы получили ее, тогда конечно я был бы несправедлив в отношении к вам. Но теперь, когда я представляю вам истину от божественнаго Писания и показываю вам царский путь, чем онеправдываю вас? Если вы не хотите быть учимыми мною, почитая меня неименитым, безвестным и ничтожным; то припомните и вразумитесь, что буяя мира избра Бог, да премудрая посрамит, и немощных и уничиженных избрал, чтоб посрамить крепких и славных (1 Кор. 1:27, 28). — Но, может быть, иной скажет, что–то, что я говорю, чрезмерно велико и превышает силы человеческия. И я говорю что это воистину велико и выше естества, — так как то суть словеса Божии, как я сказал. — Но как же, прибавит другой, никто из великих отцев не говорил так явно о себе и такими словами, как ты говоришь? — Ошибаешься, человече. И Апостолы и отцы древние говорили сходно и подобно моим словам, и еще выше. Но как они достойны всякой веры, то и сказанное ими признается верным и удобоприемлется: а мое ничтожество делает, что и то, что явно для всех и всеми исповедуется, кажется ложным и отвергается. Укажу впрочем и другую причину, по которой я объявил вам то, — и не хотя. Какая же это причина? — Ложное, несмысленное и невежественное предположение тех, которые говорят, что в нынешния времена и между нами, такими христианами, нет такого человека. И смотри, прошу, как многокозненна злоба и какие изменчивые употребляет она способы. Если я не говорю явно истины, но всячески стараюсь скрывать дар Святаго Духа, они полагают, что я говорю истину; напротив, когда я объявляю такую истину, они тотчас обвиняют меня, как гордаго, не зная слов, какия сказали божественные Апостолы. Какия слова? Следующие: мы же ум Христов имамы (1 Кор. 2:16). Это как вы полагаете, что есть, — хотел бы их спросить? Преизбыточество гордости? А следующия слова: о сем разумеем, яко пребывает в нас, от Духа, егоже дал есть нам (1 Ин. 3:24), — как объясните вы, — тоже в укор тому, кто их сказал? — Но вот и об этом еще как вы думаете: понеже искушения, ищете глаголющаго во мне Христа? (2 Кор. 13:3). И вот об этом: мнюся бо и аз Духа Божия имети (1 Кор. 7:40). Еще о сем: не приясте Духа работы паки в боязнь, но Духа сыноположения, о нем же вопием: Авва Отче? (Римл. 8:15). И вот еще о чем: Бог рекий из тмы свету возсияти, иже и возсия в сердцах наших? (2 Кор. 4:6). Все эти слова Апостольския вы словами гордости почитаете? — О безсмыслие! — Если еще желаешь знать и образ возсияния сего света, как это бывает в тех, кои любят Господа, послушай что говорит Павел: имамы же сокровище сие в скудельных сосудех (2 Кор. 4:7), — т. е. в телах. — Если скажешь, что так было тогда, но в настоящее время нет такого человека, который так одарен был, то скажи мне, прошу, почему ныне нет такого? Полагаю, говоришь ты, что как вообще никогда невозможно быть таким человеком тому, кто сего не хочет, так в нынешния времена невозможно быть таким даже и тому, кто хочет сего. Но если ты так думаешь, что ныне невозможно быть таким даже и тому, кто сего хочет, то где же ты положишь то, что говорит Евангелист Иоанн в св. Евангелии: елицы же прияша Его, даде им область чадами Божиими быти (Ин. 1:12), и сие: святи будете якоже Аз свят есмь? (1 Петр. 1:16). Но посмотри–ка: говоря, что тому, кто не хочет, невозможно быть таким, — ты ведь сам себя обличаешь, что не хочешь и не произволяешь быть им: ибо если захочешь быть им, можешь. Пусть впрочем ты не таков; но Богу хотящу, есть другие многие, которых ты не знаешь. Если во время пророка Илии Бог имел семь тысяч человек, не преклонявших колен пред Ваалом, т. е. не идолопоклонствовавших; то гораздо больше найдется истинно Богу поклоняющихся во времена сии (новозаветныя), когда Бог богато излил на нас Духа Святаго. Впрочем, если кто не совлечется всего препятствующаго сему и не притечет к Богу нагим и не взыщет получить то, виноват в этом тот, кто не хочет, а не Бог. Ибо как огонь, как только найдет дрова, зажигает их естественно, так и благодать Святаго и поклоняемаго Духа ищет возгореться в душах наших, чтоб сиять и просвещать сущих в мире, и чтоб посредством тех, коих просвещает, направлять стопы многих или чтоб приводить в должный чин жизнь всего народа христианскаго, да живут богоугодно все христиане, да приближаются к огню божества и возгараются от Него, или каждый особо, или все вместе, если возможно, и сияют посреде как боги, во благословение и умножение семени Бога Иаковля, чтобы человек благовидный никогда не преставал сиять на земле как свет.

Я думаю, что сие так есть воистину, и что такова о нас воля Бога, создавшаго нас, и нас почтившаго и прославившаго славою образа своего, создавшаго т. е. нас по образу и подобию своему. — Теперь обдумайте вы слова мои и разсудите, истинны ли они. Я же с дерзновением возглашаю, — что если я не мудрствую и не говорю, что говорят и мудрствуют апостолы и св. отцы, если не повторяю только Божиих словес, сказанных во св. Евангелии, — если не возжигаю явно во всех животворное действо и благодать, сущую в сих словесах Евангельских, которая зле погашается со стороны противников умствованиями необдуманными и несмысленными, — если не показываю, что свет благодати сияет и в нынешния времена, — доказывая все сие и подтверждая из божественнаго писания: да будет на мне анафема от Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа чрез Духа Святаго, как на человеке, учащем инаково от того, чему учили божественные Апостолы, — и вы не заткните только уши свои, чтоб не слышать слов моих, но побейте меня камнями и убейте, как нечестиваго и безбожнаго. Если же я защищаю и возстановляю Господние и апостольские догматы, которые извратить и растлить покушаются некоторые зломудрствующие, и выбирая из божественных писаний такия слова, которыя сильны исправить и утвердить в истине ум таковых и тех, кои верят им, внушая им, чтоб они не думали, что только в одной будущей жизни имеют получить все блага о Христе, как–то: воскресение, нетление, жизнь новую, царство небесное и самыя вечныяе. блага, но учу их, что еще отселе, от настоящей жизни, блага оныя даются, как залог, избранным и тем, кои ревнуют быть спасенными, и что они открываются, явны бывают и видимы в них еще здесь, — и при этом доказываю им и утверждаю их в том убеждении, что в окончательной полноте блага сии даются избранным после смерти и общаго воскресения: то за это все вообще долг имеют принимать меня и любить, как человека, показывающаго им дело совершенной любви. Ибо как тот, кто, нашедши сокровище, спрячет его для одного себя, достоин осуждения и осуждается как сребролюбивый, — напротив же кто не спрячет его для себя одного, но объявляет о нем всем и дает позволение всякому брать, сколько хочет, достоин всякой похвалы и возлюблен Богу и людям: так и я открывал и буду открывать всем духовное сокровище благодатию Божиею. Несмысленно глаголю (2 Кор. 12:22).

Когда один духоносный человек известил меня писанием, что в одном месте находится сокровенное сокровище божественных писаний, то я не поленился подняться и пойти испытать и увидеть, что там такое, прося и онаго святаго мужа быть мне помощником и содействователем. Для лучшаго успеха я оставил всякое другое занятие и дело относительно настоящей жизни, и пошел на то место, где, как показал мне писанием тот добрый человек, находится сокровище, — и пришедши, начал рыть землю, не переставая день и ночь и не жалея никаких трудов и потов. Так рыл я и выбрасывал вон землю, все более и более углубляясь, пока наконец начало показываться сокровище и издавать свет вместе с землею. Наконец после того, как потрудился много времени, роя и выбрасывая землю, увидел я все сокровище простертым, как полагаю, чрез всю землю, безпримесное и чистое от всякаго засорения и запятнания. С тех пор смотря на сие сокровище, я непрестанно кричу тем, которые, не видевши, не веруют и потому не хотят копать и трудиться, и говорю им так: идите, смотрите все, которые просто и прямо не веруете писанию божественному. И делаю так, подражая премудрому Соломону, который говорит: нелестне научихся, без зависти преподаю (Прем. Сол. 7:13). Слыша это, и я кричу: идите научитесь, что не только в будущей жизни, но и теперь в настоящей лежит пред очами нашими, и пред руками, и пред ногами, неизреченное сокровище, которое выше есть всякаго начала и власти; идите, уверьтесь и убедитесь, что это сокровище, о коем говорю вам, есть свет мира. И не сам от себя я это говорю, но само сокровище сие т. е. Христос сказал и говорит: «Я есмь воскресение и живот; Я есмь семя горчичное, скрываемое под землею; Я есмь камень драгоценный, который покупают верные; Я есмь царство небесное, сокрытое внутри вас. Как бываю я видим теперь в настоящей жизни тем, кои взыскали и обрели меня, так и в будущей жизни возсияю в них и поверх их всех, как сияю теперь в них, будучи сокровен превыше всех небес. Я, будучи невместим по естеству, бываю вместим в вас в настоящей жизни по благодати. Я невидимый бываю видим, являюсь не каков есмь, хотя и весь пребываю зримым, но сколько вмещает естество и сила тех, кои видят Меня. Я есмь закваска, — и душа, которая приемлет Меня и влагает в три части свои, т. е. в силы разумную, раздражительную и желательную, — вскисает и делается вся подобною Мне; ибо что есть закваска, тем делается и мука, которая смешивается с нею вместе с водою и солию; вместе со Мною Сыном есть и единодушный Мне Отец и Его Утешитель, всесвятый Дух, — и Они бывают для души, что вода и соль для муки. Я есмь для рабов моих мысленный рай, вместо чувственнаго, и в сей мысленный рай Я вселю всех, которые веруют в Меня и возраждаются благодатию Святаго Духа, — каковые не могут более грешить, и князь мира сего диавол не имеет над ними никакой власти и силы; ибо Я в них, и они во Мне и побеждают мир, так как суть вне мира и имеют с собою Меня, сильнейшаго всяческих. Я есмь световидный источник безсмертнаго потока и реки, в каковом источнике моются водою, текущею из Меня, и очищаются душевно и телесно от всякаго осквернения, и начинают сиять как светила и как лучи солнца все те, которые любят Меня от всей души. Я есмь солнце, мысленно зримое, и каждочасно восхожу, как солнце чувственное восходит утром являя себя достойным, как прежде являл пророкам, которые, видя меня, всегда славили и призывали, как говорит Давид: заутра услыши глас мой, заутра предстану Ти и узриши мя (Пс. 5:4), — и другой: тогда разверзется рано свет твой, и исцеления твоя скоро воссияют (Ис. 58:8), — когда, т. е., исполнишь и ты заповеди Мои».

Но для чего я нужу себя сказать любви вашей все, что говорит к нам Бог, жаждущий спасения нашего? Не для чего другаго, кроме как для того, чтоб вы все познали и убедились, что сидящие во тме должны видеть (если только смотрят) великий свет, всюду сияющий, — и чтоб не думали некоторые из вас, что хотя свет возсиял, но невозможно видеть его людям, которые находятся еще в настоящей жизни с телом. Ибо еслибы невозможно было его видеть, то для чего же он возсиял и сияет, если не видится ими? Свет всегда был, всегда сиял и сияет в тех, которые очистились; и во тме он светится, и тма не объемлет его, т. е. не затемняет! Что говорится, что он ныне возсиял людям, сидящим во тме, означает, что ныне он благоволил открыться в тех, которым и является. Другие, находящиеся во тме, не понимают света. Что говорится, что невидимый стал видим, показывает, что невидимый Сын и Бог–Слово явен был посредством тела всем тем, которые видели Его телесными очами, верным и неверным; но свет Божества Его дал себя познать и открылся только тем, кои и делами были верны, и говорили к Нему: се, мы оставихом вся и в след Тебе идохом (Мф. 19:27), — этим одним словом: вся, объемля и имущество, и деньги, и свои склонности, и презрение сей временной жизни, и даже отвращение к ней, потому что вкусили сладости ипостасной и вечной жизни. То же, что слаще, конечно и предпочтительнее, — и это есть сам Бог.

Но прошу всех вас, братия мои возлюбленные, восподвизайтесь получить сию вечную жизнь, которая есть свет Божий, самый, говорю, Дух Святый, освящающий приемлющих Его, и делающий их богами по благодати, — и не забывайте сказанных мною слов. Научитесь прежде сами делать добро, и тогда беритесь научить и других делать тоже, чтоб слово учения вашего было соединено с делом, и чрез то становилось более удобоприемлемым для тех, кои будут слушать его. Если же не станете так поступать, я чист от всех вас, потому что ничего не скрыл от вас, но передал вам все, что во мне было возглаголано, что дано было мне познать и что повелено Господом нашим Иисусом Христом, чрез поклоняемаго и Святаго Духа Его, о высоких дарах собезначальнаго Бога и Отца Его, каковые подает всегда даже доселе всем взыскующим их усердно и с верою сам благий и благодетельный Бог наш. Ему подобает слава и поклонение во веки. Аминь.

СЛОВО ДЕВЯНОСТОЕ

Благодарение Богу за дары, какие сподобился получить св. отец, и поучение, в коем он показывает, как и каковым является Бог тем, кои чисты сердцем.

Поклоняюся, припадаю и благодарю Тебя, Господи всяческих и всесвятый Царю, что Ты явил милость свою мне, недостойному никакой милости. В самом начале бытия мира облекши меня славою и честию, в образе Твоем, по коему благоволил создать меня. Ты и все прочее устроил для меня, человека, бывшаго по образу и подобию Твоему, и сделал меня царем над всеми земными тварями Твоими, во славу величия Твоего и благости. Благодарю Тебя, что всякое мое прошение и желание Ты совершил во благо, как обещался нам рабам Твоим, и мне, недостойному неба и земли, даровал паче того, чего я надеялся и желал. Ты сказал: елика аще просите от Отца во имя Мое, даст вам. Просите, и приимете (Иоан. 16:23, 24). Благодарю Тебя, благий и великодаровитый Господи, что когда я сильно возжелал увидеть одного из святых Твоих, веруя, что посредством его обрету милость у Тебя, Ты, многоблагоутробный Боже мой, не только сделал сие для меня и мне показал искренняго раба своего, блаженнаго, говорю, и святаго Симеона, и благоволил быть любимым от него: но даровал мне и другия безчисленныя блага, которых я и не чаял. Ибо откуда было мне бедному узнать, что Ты таков, благий Владыка наш, чтоб восприять желательное стремление к Тебе? Откуда бы узнал я, что Ты являешь себя приходящим к Тебе, если они находятся и в мире, чтоб притрудно взыскать, да вижду Тя? Откуда было знать мне, что приемлющие в себя свет благодати Твоей сподобляются получить такую радость и такое утешение? Откуда и как узнал бы я, бедный, что верующие в Тебя получают Святаго Духа Твоего? Я думал, что верую в Тебя совершенно и имею все, что даруешь Ты боящимся Тебя, тогда как совершенно ничего не имел, как после узнал я самым делом. Откуда было узнать мне, Владыко, что Ты невидимый и невместимый, видим бываешь и вмещаешься в нас? Как мог я подумать когда либо, что Ты, Владыко, создавший всяческая и сотворивший человеков, соединяешься с ними и делаешь их богоносными и сынами своими — чтоб придти в пламенное возжелание того, взыскать и получить то и себе? Откуда было узнать мне, Господи, такого Бога, такого Владыку, такого заступника, отца, брата и царя, — Тебя, ради меня обнищавшаго и приявшаго зрак раба? Воистину Владыка мой, человеколюбче, совсем не знал я ничего такого. Хотя и случалось мне читать Божественныя Писания о сем, но я думал, что там говорится о других лицах и вещах, а не об этом, и был безчувствен ко всему написанному, и не мог никогда войти в смысл того. Слыша, что взывал и говорил Апостол Твой Павел: ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1 Кор. 2:9), я думал, что в созерцание таких благ невозможно придти человеку, находящемуся еще в теле, и заключил, что Ты ему только показал их, по особенной к нему милости, — не зная, бедный, что это дается от Тебя любящим Тебя. И откуда и как мог я знать, что всякий верующий в Тебя бывает членом Твоим и сияет божеством, по благодати Твоей? И кто бы поверил сему и стал блаженным, не сделавшись воистину блаженным членом Тебя, блаженнаго Бога? Откуда было знать мне, что Ты вместо чувственной пищи бываешь безсмертным и нетленным хлебом, ненасытно вкушаемым теми, кои алчут и неудержимо желают Тебя, — источником безсмертным для тех, кои жаждут Тебя, и одеждою пресветлою для тех, кои ради Тебя носят смиренныя и нищенския одеяния? Слыша же, как это говорили проповедники Твои, я думал, что и это будет лишь в будущем веке и после общаго воскресения; но не знал, что все сие бывает и теперь для нас, крайнюю в том имеющих нужду.

Всего такого и не знал я, всесвятый Царю, и не желал никогда, и не искал получить от Тебя, но воспоминая грехи свои, искал только отпущения их, и желал, как сказал впереди, Владыка, найти какого–либо посредника и ходатая, чтоб чрез посредство его и мое собственное рабское ему послушание получить прощение многих моих грехов, хотя в будущем. Слыша при сем, как все согласно говорили, что в нынешния времена нет такого святаго на земле, я впадал в великую печаль. Впрочем никогда вполне не верил тому, но отвечал таким, Владыка мой, и говорил, как знаешь: Господи помилуй! Ужели диавол настолько стал сильнее Господа Бога нашего, что всех увлек к себе и перетянул на свою сторону, и никого уже не осталось на стороне Божией? За это, как я думаю, человеколюбче Царю, Ты и возсиял свет Твой святый во мне, сидевшем во тме мира сего и среди стольких зол, и показал мне единаго от святых Твоих, как сделал Ты с рабом Твоим Павлом, коего божественным своим явлением призвал Ты к себе, когда он гнал Тебя. Ибо когда он увидел Тебя и вопросил: кто еси? Ты не сказал ему: Я есмь создавший небо и землю, Я есмь устроивший все твари, — и так не сказал: Аз есмь Сый, или — Бог Саваоф, или — Бог отцев твоих, не сказал и никакого другого из славных наименований Твоих; но сказал ему только: Аз есмь Иисус, егоже ты гониши, — давая ему ясно разуметь, что Ты еси Бог, воплотившийся ради нас, котораго он гнал. Тоже самое сделал Ты и со мною, когда благоволил указать мне святаго Твоего Симеона. Ибо когда божественный Твой свет осветил все и меня беднаго, и сделал ночь светлейшею паче дня, тогда сподобил Ты меня с трепетом увидеть и его, на оной высоте божества Твоего как на небе, где стоял он близ божественной славы Твоей, не венцем каким украшенный, не в светлую одежду одеянный, и не в другом каком виде, но каким был он, когда находился со мною, и каким видели его каждый день на земле, таким, Ты показал мне его и на небе. Чего же ради таким? Того ради, чтоб я не думал, что иной есть тот, кто бывал со мною, и иной тот, который явился мне на небе, не впал чрез то в ошибку и не лишился добраго пастыря, — я, овча погибающее. При всем том однакож и этим бывшим со мною чудом не вразумился я окаянный, и не пришел в чувство, но мало–по–малу увлекся опять миром, по нерадению моему и лености, и впал в прежния худости или еще и большия. Ты же, благоутробный и долготерпеливый Царю, и после сего не отвратился от меня, но меня обратил к Себе опять посредством сего святаго, сподобив меня припасти к святым стопам его, когда державною рукою Твоею и мышцею Твоею высокою исхитил и извлек меня из прельстительнаго мира и от всех мирских дел и утех, отдалил вместе с тем от всего телеснаго и душевнаго (о чудо, о любовь, о снисхождение, какое являешь Ты к нам, человеколюбче Боже!) и ввел в чин работающих Тебе единому. После сего Ты даровал мне Владыко, молитвами святаго, не только прощение безчисленных грехов моих, но и все блага, о коих я сказал выше, или лучше сказать, Ты сам соделался для меня всем. Ибо так как Ты прежде обитал внутрь его и просвещал его светом божественной славы Твоей, то, когда я приблизился к нему и ухватился за ноги его с покаянием и верою, тотчас почувствовал в себе божественную теплоту; потом от слов его почувствовал некое божественное веяние, после — огнь сердечный, в силу коего начали источаться непрестанные потоки слез; затем — почувствовал внутрь ума моего тонкий луч, блеснувший быстрее молнии; далее — явился мне какбы свет ночью, и малое облако пламеневидное, которое село на главе моей в то время, как я, павши лицом ниц, творил молитву мою; потом оно взлетело горе и спустя немного опять явилось мне на небе.

После сего, когда я разсуждал, что бы значило такое явление, совершилось нечто другое, еще более дивное, чем это. Ибо будучи однажды искушаем во время сна злыми демонами и некиим их искусством возбуждаем к страстному истечению, и по сему случаю сильно противоборствуя им и призывая Тебя, Господа света, помочь мне, я проснулся и избежал от рук демонов неискушенным. Когда за тем дивился я сам в себе противоборству своему и мужеству, и особенно неподвижности на страсть и разсуждал, — откуда бы явилась во мне такая необычная победа, что даже когда сплю, противоборствую, и бываю сильнее борющих меня врагов, и побеждаю их державно дивною победою, — вдруг (о чудо!) Того, Кого я воображал сущим на небе, узрел внутри себя, — Тебя, говорю, Творца моего и Царя, Христа. Тогда уразумел я, что то была Твоя собственная победа, в коей Ты соделал меня победителем диавола. Впрочем я еще не знал, Владыко, как следует, что в видениях тех Ты еси, создавший меня и даровавший мне все сии блага, — не знал еще, что Ты еси в них, многоснисходительнейший Бог мой и Господь. Ибо я не сподобился еще слышать глас Твой, чтоб познать, что это Ты. Ты еще не сказал мне таинственно: Аз есмь; потому что я был недостоин того, и нечист, так как имел слух душевный еще заложенным перстию греховною и очи мои держимыми (из слов: очи ею держатеся) неверием, неведением и мраком страстей. В таком находясь положении, я и видел Тебя, Бога моего, но как не знал и не верил, что Бог является человеку, поколику возможно Ему явленным быть ему, не понимал, что Бог, или слава Божия есть то, что мне являлось, иногда одним, иногда другим образом. Необычайное оное чудо привело меня в изумление и исполнило радостию всю душу мою и сердце, до того, что мне подумалось, что даже и тело мое стало причастным неизреченной благодати. Впрочем я все еще не знал ясно, кто есть Тот, Кто являлся. Я часто видал свет, и иной раз он являлся внутри меня, когда душа моя имела мир и тишину, а иной раз являлся он вне вдали, или даже совсем скрывался, и когда скрывался, причинял мне чрезмерную скорбь, потому что тогда думалось мне, что верно он совсем не хочет уже более являться. Но когда я начинал плакать и проливать слезы, и показывать всякую отчужденность от всего и всякое послушание и смирение; тогда он являлся опять, как солнце, когда оно разгоняет густоту облака, и мало–по–малу выказывается радостотворное, блестящее и круговидное. Так наконец Ты, неизреченный, невидимый, неосязаемый, приснодвижный, везде, всегда и во всем присущий и все исполняющий, видимый и скрывающийся каждый час, или скажу, так, и днем и ночью, удаляющийся и приходящий, исчезающий и внезапно опять являющийся — мало–по–малу прогнал бывшую во мне тму, разсеял покрывавший меня облак, очистил зеницу умных очей моих, открыл душевный слух мой, снял покрывало нечувствия с сердца моего, и вместе с сим усыпил плотскую сласть и совсем изгнал из меня всякую страсть. Сделав меня таковым, Ты, очистил от всякаго облака небо мое, т. е. душу очищенную, в которую приходя невидимо, не знаю, каким образом и откуда, Ты, вездесущий, внезапно обретаешься в ней и являешься как другое солнце. О неизреченное снисхождение!

Вот, братия мои, дивности Божии, которыя творит Он в нас! — Когда же приходим мы в совершенную добродетель, тогда не приходит уже Он более, как прежде без0бразным и безвидным, и не делает присещения и прихода света своего в нас без шума, но приходит в некоем образе, впрочем в образе Бога: ибо Бог не является в каком либо очертании или отпечатлении, но является как простый, образуемый светом без0бразным, непостижимым и неизреченным. Больше этого я не могу ничего сказать. Впрочем являет Он себя ясно, узнается весьма хорошо, видится чисто невидимый, говорит и слышит невидимо, беседует естеством Бог с теми, кои рождены от Него богами по благодати, как беседуют друг с другом лицем к лицу, любит сынов своих как отец, и любим бывает ими чрезмерно, и бывает для них дивным некиим видением и страшным слышанием, о которых не могут они говорить как должно, но опять, и молчать не могут. Горя всегда сильною к Нему любовию и научаемы будучи от Него, сыны Его, иногда болезнуя и плача о чужих страстях, пишут о них; — иногда выставляют, как на зрелище, собственныя свои падения, — иногда с благодарностию повествуя о благодеяниях и действах благодати, бывших в них, богословски песнословят Того, Кто, богодейственно изменял их на лучшее, — иногда слыша, что что–нибудь говорится о душевном спасении нашем противно истине и погрешительно, исправляют то, по мере даннаго им ведения, пиша и представляя свидетельства из Божественнаго Писания. И не могут они совсем иметь покоя, или насытиться возвещением истины, потому что, не суть более господа над самими собою, но суть органы Духа Святаго, в них обитающаго, который подвизает их и сам опять подвизаем бывает ими, — и бывает в них все, что, как слышим, в Божественных Писаниях говорится о царстве небесном, — именно маргарит, семя горчичное, закваска, вода, огнь, хлеб, питие жизни, одр, чертог брачный, жених, друг, брат и отец. И что, много говорить мне о неизглаголанном? Ибо чего око не видало, о чем ухо не слыхало, и что на сердце человеку не входило, то как может измерить язык, и как можно сказать словом? Поистине сие невозможно. Хотя мы стяжали все сие и имеем внутрь себя от Бога, давшаго нам то, но нисколько не можем ни умом того измерить, ни словом изъяснить.

Все сие написал я, возлюбленные братия, не с тем чтоб себя показать. Да не будет. Что имею я собственнаго, чтоб показывать то и хвалиться тем, кроме грехов, нечистот и беззаконий многих, еще от чрева матери моей, которых больше песка морскаго? Но, за тем возвещаю вам о сем, чтоб открыть вам чудеса Божии и представить их в слове хотя столько, сколько достало у меня на то сил. При этом и для того я это сделал, чтоб сказанием сим попользовать тех, которые думают, что от святаго крещения имеют Духа Святаго, хотя не сознают того. Ибо настоящее слово поучает нас, во первых, о полной темноте и мраке или о совершенном отсутствии божественнаго света, которое бывает в человеке, когда он явно сказывает о неведении, какое имеет о Боге; потом оно поучает нас об обличении, которое бывает от совести; далее — о страхе; затем — о желании человека получить отпущение грехов, когда он ищет и какого–либо посредника и помощника в сем деле, так как он один не имеет дерзновения приступить к Богу, чувствуя себя обремененным многими грехами; после сего слово наше сказывает, как человек улучил посредника и пастыря, котораго искал, и как видел его, при своем умном осиянии от Святаго Духа, которое показывает, что в нем положилось начало внутренняго озарения, о котором он не знал прежде; — сказывает еще при сем, как после того, как совершилось в нем такое откровение, опять удалилось видение Духа, и он, лишившись его, опять впал во тму многих согрешений; за этим слово объявило о втором призвании, какое сделал ему Бог чрез пастыря его; за этим — о послушании, вере, смирении и покорности, какия имел он к сему пастырю; за этим — о явном изменении, которое совершилось в нем мало–по–малу с сознанием и видением дела, котораго если кто не сознает совершившимся в себе, о том, как сказало слово, никак нельзя полагать, что в нем обитает Дух Святый. Все сие настоящее слово, как я сказал, излагает пространно и выставляет меня не хвалящимся, а повествующим о дивных благодеяниях Божиих, какия по любви и благости делает Он взыскивающим Его от всей души и от всего сердца, чтоб всякое преслушание получило праведное воздаяние в день он, в который Бог имеет судить род человеческий. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ДЕВЯНОСТО ПЕРВОЕ

Благодарение Богу за полученныя от Него благодеяния; о духовной молитве и о преспеянии в ней; о божественном озарении, о необманчивом созерцании, и о любви к Богу.

Благодарю Тебя Владыко, Господи неба и земли, что от сложения мира предопределил Ты произойти мне из не–сущего в бытие. Благодарю Тебя, и поклоняюся Тебе, всесвятый Царю, что прежде рождения моего, Ты единый безсмертный, единый всемогущий, единый благий и человеколюбивый снизшел с высоты святая Твоея на землю, воплотился и родился от Святыя Девы, чтоб меня возсоздать, меня оживотворить, меня освободить от прародительскаго греха и приготовить мне восход на небеса. Потом, когда я родился и немного подрос, Ты обновил меня возрождением во св. крещении, облек меня одеждою благодати Святаго Духа, дал мне светлаго ангела хранителя, и пока пришел я в совершенный возраст, Ты, хранил меня невредимым от всякаго зла и от всех сетей диавола. Но как Ты праведно постановил, чтоб мы разумные спасались не по какому либо принуждению и насилию, но по произвольному избранию и решению, то оставил и меня явить в себе честь самовластия, чтоб чрез исполнение заповедей Твоих я показал самопроизвольную мою любовь к Тебе. Я же, небрежник и неблагодарный, подумал, что достоинство самовластия есть разрешение такое же, как разрешается неразумное животное от пут; почему, как только почувствовал разрешение, так удалился от господства власти Твоея и вверг себя в ров многих зол. При всем том однакож, что находился в том глубочайшем рве в безчувствии и потерпел большия повреждения, Ты, не отвратился от меня и не оставил меня навсегда валяться в этой скверноте, но по благоутробию милости Твоея извлек меня оттуда и почтил меня еще паче, неисповедимыми судьбами Твоими избавив меня от царей и начальников, которые желали обратить меня на служение мирским и житейским пользам, не попустив мне увлечься дарами злата и сребра, хотя я и сребролюбив, и расположив меня презреть, как мерзость, славу и честь настоящей жизни, которыя мне давали, вместо стяжания святости Твоей. Я же, все такия Твои ко мне благодеяния вменив ни во что (исповедаюсь Тебе в сем Господи неба и земли), опять вверг себя, бедный, в ров тинный и нечистоту скверных помыслов и дел, — и когда низринулся я опять в этот ров, то попал во власть мысленных разбойников, из рук которых не только я один не мог бы освободиться, но еслиб и весь мир собрался, то и он не мог бы освободить меня. Но Ты, благоутробный и человеколюбивый Владыка, не потерпел, чтоб я оставался в этом рве в жалком состоянии, был бедственно влачим и посмеваем этими врагами, не попомнил худостей моих, не отвратился от непотребнаго нрава моего, и не допустил долгое время быть мне мучиму теми душегубцами; и хотя я, держим будучи у них в плену, рад был тому, как безчувственный, но Ты, Владыко, не мог более смотреть, чтоб они составляли из меня безобразныя зрелища и к сраму моему влачили меня туда и сюда, — а сжалился надо мною, и явил милость свою ко мне, не Ангела, и не человека, послав ко мне окаянному и грешному, но сам, движимый утробами благостыни Своея, преклонил к тому глубочайшему рву и простер пречистую руку Твою ко мне, который, быв погружен в глубину тины той, не видел Тебя: ибо как бы мог я открыть глаза и видеть, будучи потоплен в ту скверноту и поглощен ею? Так Ты взял меня за волоса головы моей, т. е., просветил помыслы мои, и потянув с великим усилием, извлек оттуда. Я чувствовал влечение и понимал, что поднимаюсь на верх, но совсем не знал, кем влеком есмь, или кто есть держащий меня и поднимающий на верх. После же того как Ты, извлек меня из того блата на верх и поставив на землю, передал одному рабу и ученику Своему меня, всего оскверненнаго, у котораго и уста, и уши, и очи завалены сквернотою. Я же несмотря на то, что вышел на землю, все еще не видел Тебя, кто Ты; только одно то узнал я, что Ты — некто благий и человеколюбивый, извлекший меня из глубочайшаго рва всяких нечистот. Но Ты, сказав мне: прилепись к этому человеку и последуй ему, — потому что он проведет тебя к источникам и омоет там, — и даровав мне твердую к нему веру, удалился и отошел, не знаю куда. Я же, всесвятый Владыко, по повелению Твоему, не озираясь вспять последовал за тем, кого Ты указал мне.

Он, с большим трудом повел меня к источникам, т. е., к Божественным Писаниям и божественным заповедям Твоим: а я как слепой взявшись за него сзади рукою веры в него, которую Ты, дал мне нудил себя следовать за ним. При этом он, как хорошо видевший, поднимал ноги свои и переступал чрез камни, рвы, и всякия преткновения, попадавшияся по пути; я же, спотыкался о камни и падал во рвы, и много терпел трудов, прискорбностей и бед. Он в каждом источнике и ручье мылся, и омывался каждый час, а я, не видевший хорошо, большую часть из них проходил так. Ибо когда он не брал меня за руку, не привлекал к источнику и не направлял рук ума моего; то я не мог находить совсем и струи водной, где она. И опять когда он подводил меня к струе и оставлял одного мыться чистою водою, то я много раз вместе с водою захватывал и сор, какой случался там подле источника, может быть захватывал иногда в горсти и грязное что и тем замарывал лицо свое. Не раз бывало, что ища ручья или колодца воды, сталкивал вниз всякий сор, землю и глину и возмущал воду; но как совсем не видел ничего, то моясь без опаски, пачкал лицо мое грязью, думая, что мою его чистою водою. — Ах! Где мне разсказать все неприятности, какия я испытывал опять от этого? Где мне описать также, сколько зла терпел я от тех, кои советовали мне и говорили каждый день: что трудишься попусту, глупый, и последуешь этому обманщику и прельстителю, и безполезно и тщетно терпишь, чая прозреть? Того, чего ты желаешь, невозможно достигнуть в настоящия времена. Что же и следовать тебе за ним, раздирая и кровеня только ноги свои? Почему бы тебе не пойти к милостивцам сострадательным, которые просят тебя к себе, обещая добре покоить тебя, питать и врачевать? Ибо в теперешния времена невозможно тебе избавиться от душевной проказы и прозреть. И откуда явился этот обманщик–старец таким чудотворцем и обещает тебе такия вещи, которыя невозможны для людей нынешняго рода? Горе тебе, что и покой со всяким угодием, какие обещают тебе сострадательные люди, Христолюбцы и братолюбцы, потеряешь, и скорби, и лишения, какия переносишь, протерпишь с тщетною надеждою, не получив ничего из того, что обещает тебе этот обманщик и обольститель. Что может он тебе сделать? Ужели и сам ты не можешь этого разсудить, хотя бы мы и не говорили о том? Что же и мы все ужели не видим? Или мы слепы, как говорит тебе этот в прелести сущий? Поистине мы все видим, — не прельщайся. Никакого другаго зрения и нет, которое было бы лучше того, какое имеем мы.

Но Ты, милостивый и благоутробный Боже, от всех этих заблудших прельстителей которые, по пророку, напаяют подруга своего развращением мутным (Авв. 2:15), избавил меня силою веры и надежды, данных Тобою мне. Ими укрепил Ты меня перетерпеть все это и другое многое. Итак в то время, как я переносил все это и не пропускал ни одного дня, чтоб не мыться и не измываться водою, как научил меня Апостол Твой и ученик, в один день, когда я бежал на источник воды, встретил меня на пути Ты, опять тотже, что и прежде извлек меня из нечистоты. Тут в первый раз блеснул Ты в слабыя очи мои пречистым сиянием божественнаго лица своего, — и я тотчас потерял и тот малый свет, который, как мне думалось, имел я, не могши узнать Тебя. И как было возможно увидеть мне Тебя и узнать, кто Ты был, когда я и самаго сияния лица Твоего не мог видеть и разуметь? — С тех пор благоволил Ты, снисходительнейший, чаще приходить ко мне, в то время, когда я стоял у источника, брал голову мою и погружал ее в воду, и давал мне видеть чаще свет лица Твоего, — и тотчас отлетал, делаясь невидимым, и не давая мне понять, кто был Ты, делавший сие, откуда приходил и куда уходил, — как даже и доселе не даешь мне понять сие.

Прихода таким образом ко мне и отходя довольно долгое время, Ты, мало–по–малу все яснее и яснее являлся мне, все больше и больше омывал меня водами своими, и даровал мне видеть свет все более и более чисто, более и более обильно. Делая это для меня многое время, Ты, наконец сподобил меня увидеть и некое страшное таинство. Однажды, когда Ты, пришедши, орошал и омывал меня, как мне казалось, водами и многократно погружал меня в них, я видел молнии, меня облистававшия, и лучи от лица Твоего, смешивавшиеся с водами, и видя, как омываем был водами световиднейшими и блестящими, пришел в изступление. Как же это было и от чего, и кто был податель сего, не знал, — только, омываем будучи, радовался, возрастая в вере, окрыляясь надеждою и воспаряя созерцанием даже до небес. Обманщиков же тех, которые говорили мне ложныя и обольстительныя слова, я возненавидел сильно, и хотя жалел о них, по причине заблуждения их, но не хотел входить с ними в беседу и бегал встречи с ними, почитая и одно воззрение на них вредным. А пред содейственником и помощником моим святым, разумею, Твоим учеником и Апостолом, я благоговеинствовал и почитал его, как Тебя самого, Создателя моего, любил его от души, припадал к ногам его день и ночь и просил его помочь мне восколько может, уверен будучи, что он все может у Тебя, что захочет.

Проведши так благодатию Твоею довольное время, я опять увидел другое страшное таинство. Я видел, что Ты взяв меня, возшел на небеса, вознесши и меня с Собою, — не знаю впрочем, в теле ли Ты возвел меня туда, или кроме тела, Ты один то знаешь, сделавший сие. После того, как я пробыл там с Тобою довольный час, удивляясь величию славы (чья же была та слава, и что она такое, не знаю), я пришел в изступление от безмерной высоты ея и вострепетал весь. Но Ты опять оставил меня одного на земле, на которой я стоял прежде. Пришед в себя, я нашел себя плачущим и дивящимся скорбному обнищанию своему. Потом, немного спустя после того, как я стал долу, Ты благоволил показать мне горе, на небесах, отверзшихся, лице Свое, как солнце, без образа и вида. Впрочем, и тогда Ты не дал мне познать, кто Ты был. Ибо как можно было мне познать Тебя, когда Ты не сказал мне ничего, но тотчас скрылся? Я искал Тебя, котораго не знал, сильно желая увидеть образ Твой и познать точнейше, кто Ты. Почему от сильнаго желания Тебя и от пламенной любви к Тебе всегда плакал, не зная, кто Ты, приведший меня из небытия в бытие, извлекший меня из пропасти греховной и соделавшийся для меня всем тем, о чем я сказал прежде.

Так, часто являлся Ты опять мне и опять, ничего не сказавши, скрывался и не показывался уже более. Я же видя в водах, как видал прежде, молнии и блистания лица Твоего, которыя меня окружали, которых однакож я не мог ухватить, часто воспоминал, как видел Тебя однажды горе, и, думая по своему невежеству, что тот был другой, все искал, и искал со слезами увидеть Тебя. Когда наконец, подавленный печалию и скорбию, я забыл всецело и себя самого, и мир весь, и все, что в мире, не держа на уме совершенно ничего из всего видимаго; тогда опять явился Ты, невидимый, неосязаемый, неуловимый. Я чувствовал тогда, что Ты очищал ум мой, открывал пространнее очи души моей и давал мне видеть славу Твою обильнее, и что сам Ты увеличиваешься паче и паче и блистанием паче и паче расширяешься, и мне казалось, что с удалением тмы, Ты приближаешься ближе и ближе, — как это часто испытываем мы и в чувственных вещах. Ибо когда сияет луна и облака бегут гонимые ветром, тогда кажется, что и луна бежит скорее, хотя на деле она нисколько не скорее бежит обыкновеннаго своего течения.

Таким образом, о Владыка, мне казалось, что Ты, — недвижимый грядешь, неизменяемый увеличиваешься, не имеющий образа приемлешь образ. Ибо как бывает со слепым, что он мало–по–малу привыкает видеть и ясно обнимать весь образ человека, или все очертание человеческаго тела, и мало–по–малу живописует его в себе, как он есть, — как, говорю, у слепаго не изменяется и не переделывается в глазах образ человека, но глаза слепаго, более и более очищаясь, видят, наконец, образ человека, как он есть, когда начертывается все подобие образа человека в сих глазах, и чрез них проходит в ум и рисуется в памяти человека, как на доске: так и Ты, когда очистил совершенно ум мой, явился мне ясно во свете Духа Святаго, и как ум мой видел Тебя яснее и чище, то мне и казалось, что Ты будто выходишь откуда–то, являешься светлейшим и даешь мне видеть черты беззрачнаго зрака Твоего. Тогда Ты сделал, что я вышел из мира сего, мне кажется, скажу так и из тела моего, потому что ты не дал мне уразуметь сие до точности. Но Ты сиял чрезмерно и, как мне казалось, явился весь во мне всем, видевшем добре. Когда я спросил Тебя, говоря: о, Владыко, кто Ты? тогда Ты в первый раз сподобил меня, блуднаго, услышать и сладчайший глас Твой, и столь сладко и кротко беседовал со мною, что я пришел в изступление, изумлялся и трепетал, помышляя в себе и говоря: как это славно и как блистательно? Как и за что удостоился я таких благ? Ты сказал мне: Я — Бог, соделавшийся человеком, по любви к тебе. Так как ты взыскал Меня от всей души, то се отныне будешь ты братом Моим, и другом, и сонаследником. Слыша это, я весь вострепетал, иссякла вся сила моя и едва не вышла душа моя. Опомнившись немного, я отвечал: и кто есмь я, Господи, и какое добро сделал я окаянный и бедный, что Ты удостоиваешь меня толиких благ и делаешь меня соучастником и сонаследником славы Твоея, — держа при сем на уме что эта слава и радость выше всякаго ума? — Ты же, Владыко мой Христе, опять сказал мне: Я говорю с тобою, как друг с другом, чрез Духа Святаго, который вместе со Мною говорит тебе. Это даровал Я тебе за одно твое произволение и веру, — и дам еще больше сего. Ибо ты, созданный Мною нагим, кроме произволения своего, что другое имеешь ты, или имел когда либо собственно твоего, чтоб Я принял то от тебя и вместо того даровал тебе это? Впрочем, если не отрешишься ты совершенно от тела, то не увидишь совершеннаго и не можешь получить его все здесь. Когда я сказал на это: Господи! И что другое блистательнее или выше сего? Для меня довольно в такой славе быть и по смерти. Тогда Ты опять ответил мне: чрезмерно мала душа твоя, человече, когда ты довольствуешься только таким благом. Ибо оно, в сравнении с будущим, похоже на то, как еслиб кто нарисовал небо на бумаге, и держал ее в руках: сколько разнится нарисованное небо от истиннаго, столько, или несравненно более, разнится будущая слава от той, какую видишь ты теперь. Сие сказал Ты и умолк, — и мало–по–малу скрылся от очей моих Ты, сладчайший и добрый Владыка мой. И не знаю, я ли отдалился от Тебя или Ты отошел от меня. Впрочем мне думалось, будто я пришел откуда–то и вошел в мое жилище, а тут и совсем пришел я в себя.

После сего, воспоминая красоту славы Твоея и Твои слова, Владыко, я плакал, — и когда шел, и когда сидел, и когда ел, и когда пил, и когда молился, — и имел неизреченную радость, что познал Тебя, Творца всяческих. Да и как мог я не радоваться? — Впрочем потом пришла и печаль, — печаль о том, что давно не видел Тебя. Но когда, сильно желая Тебя опять видеть, пошел я однажды приложиться к святой иконе Пречистыя Матере Твоея и припал к ней, умоляя ее, Ты, прежде чем я встал, явился внутрь беднаго сердца моего, сделав его все светом. Тогда я познал, что воистину имею Тебя в себе. С того времени я стал любить Тебя, не от одной памяти, то–есть, не от того только, что вспоминал Тебя и славу Твою, но от того, что уверовал воистину, что имею внутри себя Тебя, ипостасную Любовь: ибо истинная любовь — Ты Бог. Когда таким образом насадилась надежда в вере, воспоилась покаянием и слезами, просветилась собственным Твоим светом, вкоренилась и возросла добре, — тогда пришел Ты, добрый художник и делатель, ножем искушений, то–есть, смирением, отрезал излишние отростки помыслов, поднявшихся — было высоко вверх, и привил к единой надежде, как к какому корешку древесному, святую любовь Твою. И я видя, как сия любовь растет день ото дня и беседует со мною всегда, или лучше сказать видя, как Ты чрез нее учишь меня, осияваешь и просвещаешь, радуюсь и веселюсь, как превзошедший уже всякую веру и надежду, как и Павел говорит: еже бо видит кто, что и уповает (Рим. 8:24).

Итак, если я имею Тебя, чего и надеяться мне более? И Ты опять сказал мне, Владыко: слушай, чего надеяться тебе. Как, когда видишь солнце в воде, самаго солнца не видишь, потому что тогда смотришь вниз: так разумей и то, что бывает в тебе; затвори себя самого, и старайся всегда видеть Меня чисто и ясно внутри себя, как солнце в чистой воде. Поступая так, ты удостоишься потом по смерти увидеть Меня, как Я предсказал тебе. Если же не станешь так делать, то все дела твои и труды, и эти слова, не принесут тебе никакой пользы, а напротив, послужат к большему осуждению твоему и причинят тебе большую скорбь: ибо, как слышишь в Писании, сильнии сильне истязани будут (Прем. Сол. 6:6). Бедность не причиняет такой печали и стыда тому, кто беден с самаго начала рождения своего, какой стыд и какую печаль причиняет она тому, кто был прежде и богат, и славен, и в дружбе с царем, потом испал от всего этого и пришел в совершенную бедность. Так бывает и в духовном порядке вещей, — хотя земныя и видимыя дела текут не совсем так, как духовныя и невидимыя. Испавшие, например, от дружбы царя земнаго по какой либо причине, могут удержать при себе имущество свое, пользоваться им и жить. Но кто испадает от Моей любви и дружбы, тому невозможно уже жить. Тотчас обнажается он от всех благ и предается в рабы врагам Моим и его, которые, как только примут его, устремляются на него с крайним неистовством и зверством, по причине прежней любви его ко Мне.

Так, всесвятый Владыко, так воистину бывает. И я верую Тебе, Богу моему, и припадая, умоляю Тебя: сохрани меня грешнаго и недостойнаго Ты, явивший милость свою ко мне, и росток любви Твоей, какой привил Ты к древу надежды моей, укрепи силою Твоею, да не поколеблют его ветры, не сломит буря, не похитят враги, да не опалит огонь нерадения, не изсушат парения ума, не уничтожит совсем тщеславие. Ты, даровавший мне его, знаешь, что ради сего ростка любви Твоей, я остался безпомощным от всякаго человека, так как помощника и содействователя моего и Твоего Апостола Ты удалил от меня телесно, как восхотел. Ты ведаешь немощь мою, знаешь бедность и совершенное безсилие. Сего ради умилосердись ко мне паче отныне, Ты многоблагоутробный Господи. Припадаю к Тебе всесердечно и умоляю Тебя, не оставляй меня на волю мою Ты, даровавший мне столько благ. Но восприими в любовь Твою душу мою, и в ней укорени любовь к Тебе, да будешь ты во мне, и я — в Тебе по утешительному, святому и неложному обетованию Твоему, — да любовь Твоя покрывает меня и я покрываю и блюду ее в себе, — да Ты взираешь на меня с любовию, и я да сподоблюсь воззревать с нею к Тебе в настоящей жизни, по сказанному, яко зерцалом в гадании, тогда же, в другой жизни да узрю со всею любовию всего Тебя, сущаго любы и благоволившаго именоваться любовию. Яко Тебе подобает всякое благодарение, держава, честь и поклонение Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО ДЕВЯНОСТО ВТОРОЕ

О созерцании и откровении, и о душе просвещенной; и как действует благодать Святаго Духа в том, в коем царствует любовь к Богу, и кто пришел в глубину смирения.

Возлюбленные братия мои! Велико и безмерно есть снисхождение и человеколюбие Божие к человекам. Почему, удивляясь неизреченной благости Божией и трепеща взываю так: сколь изумительно дивна сила заповедей Божиих и в какое дивное состояние приводят оне тех, которые творят и исполняют их! И я начал некогда исполнять заповеди Божии, когда немного выступил из глубины грехов и несколько освободился от покрывавшаго меня мрака. При этом нередко будучи тесним злыми навыками своими, боялся я за себя, но любовь и вожделение добра гораздо чаще направляли меня к добру. В начале все, что я делал, было одно лишь удаление от зла, но потом оно само начало подвигать меня на добро. В это время одно особенно причиняло мне тяготу и неприятность, — это злой навык сластолюбия, который уничтожается чтением Божественных Писаний и навыком в добрых деланиях. Ибо как, когда утром восходит солнце, мало–по–малу разгоняется тма и исчезает, так и когда возсиявает добродетель, прогоняется грех, как тма, и, наконец, совсем уничтожается. Тогда мы являемся добрыми и добродетельными во всем, как прежде были злы и порочны. Так помощию небольшаго терпения и малаго добраго произволения, или, лучше сказать помощию Бога живаго возсозидаемся мы наконец и обновляемся, после того, как очистимся душею и телом и умом. Вследствие сего мы делаемся тем, о чем прежде не знали, будучи омрачены страстьми, и получаем еще то, чего недостойны.

Из этого получил нечто и я непотребный и худейший всех. Ибо добро есть проповедовать с великим благодарением благодеяния, полученныя от человеколюбиваго Бога благодатию Искупителя нашего Иисуса Христа. Я получил благодать на благодать и благодеяние на благодеяние, огнь на огнь и пламень на пламень. К моему восхождению и преуспеянию даны были и другия восхождения и преуспеяния, — а в конце восхождения свет; к этому свету — другой свет светлейший: среди сего света возсияло блестящее Солнце, из котораго явился луч, исполнивший всяческая. Что бы это значило, — было недомыслимо. В это время я только проливал сладкия слезы, удивляясь неизреченному.

Тогда божественный, первый ум стал беседовать с моим собственным умом и так поучать его: понял ли ты, в какое дивное состояние возвело тебя оное человеколюбие и сила, ради веры твоей и малаго терпения твоего, свидетельствовавшаго о любви твоей? Се, подлежа смерти, ты сделался безсмертным, и одержим будучи тлением, стал нетленен. Се, живя в мире, ты пребываешь со Мною. Се, нося тело, не бываешь влачим сластьми телесными. Ты мал телом, но умом созерцаешь все. — На это, со страхом и вместе с радостию, я отвечал: кто есмь, Господи, я грешный и нечистый, что Ты воззрел на меня и снисшел до беседы со мною? И Ты, пречистый, невидимый и неприступный для всех, как являешься мне приступным и сладостнейшим, и видим еси краснейшим во благодати и славе, Тебя осиявающей?

Слышанное мною слышал я таинственно, и отвечал некако необычно. Сверхъестественность созерцания привела меня в удивление, но пристрашность его будто душу разлучила с телом. Неизреченная красота Явившагося поразила сердце мое и подвигла к безпредельной любви; любовь же не дала уже мне обратиться опять долу, но я радовался, как совсем исторгшийся из уз плоти и, однакож, все же пребывающий целым человеком. Мне даваемо было удостоверение, что прощены все грехи мои, и опять я видел себя самого грешнейшим паче всякаго человека. Не мог я не верить Тому, Кто говорил мне, и опять боялся Ему верить, чтоб не впасть в превозношение. Нередко восхожу я на высоту созерцания без воли моей, и опять схожу с нея волею моею, чтоб не забыть меры человечества и безопаснее соблюсти смирение. Я знаю много такого, чего не знают другие, и опять паче всех невежествен есмь. Радуюсь, что Христос, в котораго я уверовал, даровал мне царство вечное и непоколебимое, и опять, как недостойный благ оных, плачу, и никогда не перестану плакать. Не смею отверзть уст своих, чтоб просить отпущения грехов моих, — и, опять движимый любовию, воодушевляюсь и приемлю дерзновение молить Бога за других братий и (да реку в безумии) услышан бываю. Предстою с дерзновением пред Богом и молюсь, как сын а в чувствах сердца моего имею себя чуждым и бездерзновенным. Слышу: добре, раб верный и проч., и нахожу себя поистине таким, что не только не употребил как должно, но даже и не сохранил ни одного таланта из всех тех даров, какие мне даны. Мне кажется, что я достиг самаго крайняго предела добродетели, и в тоже время чувствую себя погруженным в бездну грехов моих и клонюсь к отчаянию. Когда бываю в чувстве ниже всех, тогда возношусь превыше небес и любовию опять соединяюсь с Иисусом Христом, Богом нашим, — на Коего и уповаю, что когда освобожусь от этой земной и тяжелой плоти, или когда умру, тогда ближе представлен буду пред Него и просвещен Им, да познаю яснее вечную радость и ликование тамошней любви.

Это пожелал я написать вам, братия мои, не для того, чтоб стяжать славу и быть прославленным от людей. Да не будет! Ибо такой человек безумен и чужд славы Божией. Но написал для того, чтоб вы увидели и познали безмерное человеколюбие Божие и то, сколь легко бремя заповедей Спасителя нашего Бога, и, напротив, сколь велико и несравненно воздаяние благости Его: познав же это, чтоб или возжелали улучить и себе любовь Его, или убоялись и вострепетали, как вечной смерти, лишения оной. При этом и для того пожелал я написать о всем сказанном, чтоб вы познали высоту смирения и знак совершенной любви. Еще и для того, чтоб вы познали и дело снисшествия Божия и дар божественной Его благодати, т. е., эту мену, какую сделал Он с нами человеками, прияв человечество и дав вместо его Божество; чтоб познали дивный образ возстановления нашего и то, как живут восхотевшие веровать в распеншагося Христа, те, то есть, которые восподражали Его послушанию и смирению и решились, отвратясь от худшаго, устремиться к лучшему, от греха к добродетели, от земнаго к небесному, от плотскаго к духовному, от человеческаго к божественному; и еще чтоб увидели, как изменяются те которые оставляют все по любви к возлюбившему нас Богу, и однакож не лишаются ничего ни из настоящаго, ни из будущаго, — т. е. как омраченные входят дивно в свет, приближаясь к великому свету, и как они соединяясь с горним, поставляются богами и над дольним, как это было в древнее время с Моисеем, — как находясь среди всех, не оскверняются нисколько сообращением с ними, и благотворя ближним, не терпят никакого ущерба в добре, но оказывая милость другим, сами получают больше, чем дают, — особенно когда по человеколюбию делаются подобными человеколюбивому Богу; — как они смиряются по мере того, как возвышаемы бывают и как возвышаются по мере того, как смиряются; лишаются всего необходимаго в жизни по смирению, — и не терпят никакого лишения, будучи питаемы вечною жизнию святой любви.

Се, открыл я вам таинства, которыя были сокрыты во мне; ибо вижу, что близок конец жизни моей. Я желал дать вам увидеть и познать и образы покаяния, и первыя ступания новоначальных, и успехи средних, и меры совершенных, и расположить вас подражать, если не хотите другому кому, то мне духовному отцу своему, породившему вас духовно, возлюбившему вас от всей души, воздоившему вас млеком слова Божия, напитавшему хлебом животворящим всяческая и показавшему, как шествовать путем спасительных заповедей Бога, — Коему подобает всякая слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Главы богословские и деятельные

1. Вера есть (быть готову) умереть Христа ради за заповедь Его, в убеждении, что такая смерть приносит жизнь, — нищету вменять в богатство, худость и ничтожество в истинную славу и знаменитость, и в то время как ничего не имеется, быть уверенным, что всем обладаешь, — особенно же (она есть) стяжание неизследимаго богатства познания Христа и взирание на все видимое, как на прах или дым.

2. Вера во Христа есть не то только, чтоб небречь о приятностях жизни, но и то, чтоб терпеливо и благодушно переносить всякое находящее искушение, в печалях, скорбях и неприятных случайностях, пока возблаговолит Бог призреть на нас, — подражая Давиду, который говорит: терпя потерпех Господа и внят ми (Пс. 39:1). [То есть, терпя скорби, я уповал, что Господь поможет мне; почему и Господь, видя, что я не колеблясь чаю помощи от Него, призрел на меня и явил мне милость свою].

3. Предпочитающие в чем либо родителей своих заповеди Божией веры во Христа не имеют. Конечно, и собственная совесть их обличает их в таком неверии, если только совесть жива в них. Ибо истинно верующих отличительный знак есть ни в чем никогда не преступать заповеди великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.

4. Вера во Христа, истиннаго Бога, раждает желание вечных благ и страх мучений; желание же сих благ и страх мук приводят к строгому исполнению заповедей, а строгое исполнение заповедей научает людей глубокому сознанию своей немощности; это сознание истинной немощности нашей раждает память о смерти; кто же возымел сию память сожительницею себе, тот преболезненно взыщет узнать, каково будет ему по исходе и удалении из сей жизни; а кто тщательно старается узнать о будущем, тому прежде всего надлежит лишить себя настоящаго (т. е. благ и вещей мира сего). Ибо обладаемый пристрастием к чему либо из сего последняго, даже самому ничтожному, не может стяжать совершеннаго познания о том первом. Даже когда бы, по смотрению Божию, вкусил он сколько нибудь такого познания, то — если тотчас не оставит того, пристрастием к чему одержим, и не предастся всецело стяжанию сего единаго познания, не позволяя себе даже думать о чем либо другом кроме его, — взято будет от него и это познание, какое мнится он имети.

5. Отречение от мира и совершенное из него удаление, — если восприимем при сем и совершенное отрешение от всех житейских вещей, нравов, воззрений (принципов) и лиц, с отвержением тела и воли своей в короткое время великую принесет пользу тому, кто с таким жаром ревности отрекся от мира.

6. Имея в намерении удалиться из мира, смотри не вдавай души своей в плотския утешения, в начале, пока еще живешь и вращаешься в мире, хотя бы все сродники и друзья понуждали тебя к тому. Это им демоны внушают, чтоб погасить теплоту сердца твоего, — чрез что, если и не воспрепятствуют они исполнению твоего намерения, то всячески охладят и ослабят его.

7. Когда ты мужественно будешь отказываться от всех удовольствий житейских и держать себя чуждым всякаго утешения, тогда демоны, возбудив сострадание в родных, заставят их плакать и рыдать о тебе пред лицем твоим. Что это истинно так есть, сие познаешь из того, что, когда ты останешься непоколебим и при этом искушении, то тотчас увидишь, как родные твои возгорятся яростию и ненавистию против тебя, отвратятся от тебя как от врага и смотреть на тебя хотеть не будут.

8. Видя скорбь о себе родителей, братьев и друзей, посмевайся демону, разнообразно сим способом против тебя вооружающемуся; но поспеши и удалиться со страхом, прилежною докучая Богу молитвою, сподобить тебя поскорее достигнуть в пристанище добраго отца, в коем сей упокоил бы душу твою, утружденную и обремененную, ибо житейское море представляет много бедственнаго и крайне пагубнаго.

9. Желающий возненавидеть мир, из глубины души должен возлюбить Бога, и память о Нем стяжать непрестанную, ибо ничто другое, как сие, не побуждает с радостию оставить все и отвращаться от того, как от уметов.

10. Ни по благословным, ни по безсловесным причинам, не оставайся долго в мире, но как только позван будешь, спеши послушаться. Ибо ничему другому не радуется так Бог, как нашей скорости (в исполнении воли Его), так как лучше скорое послушание с бедностию, нежели медлительность со множеством имений.

11. Если мир и что в мире преходит все, а Бог нетленен и безсмертен; то радуйтесь все, которые ради Его оставили тленное. Тленно же не только богатство и деньги, но и всякое удовольствие и наслаждение греховное есть тля. Одни заповеди Божии свет суть и жизнь, — и так всеми именуются.

12. Если, брате, пламенем ревности о спасении объятый, бегом притек ты в киновию, или к духовному отцу, то, когда будет предлагать тебе он или сподвизающиеся тебе братия, бани, или брашна, или другия какия утешения в упокоение плоти, не соглашайся на то. Но всегда будь готов (желай, ищи, стремись) к пощению, к злостраданию (произвольным лишениям), к крайнему воздержанию. Если отец твой о Господе повелит тебе дать некое утешение телу, послушай его, отсекая и в этом собственную волю свою; а если нет, то с радостию исполняй терпеливо, что делать произвольно восхотел ты (т. е. всячески воздерживаться от всего). Соблюдая сие, будешь всегда во всем, как постящийся и воздерживающийся и своей воли по всему отрекшийся. И не это только, но и сущий в сердце твоем пламень, все презирать тебя понуждающий, сохранишь ты неугасимым.

13. Когда демоны, сделав все со своей стороны, не успеют разстроить наше по Богу намерение, или воспрепятствовать исполнению его, тогда привходят они в притворяющихся благочестивыми (братий), и посредством их покушаются воспрепятствовать начавшим уже подвизаться, в добрых подвигах их. И вопервых, будто любовию и состраданием движимые, советуют им не чуждаться телесных утешений, чтоб и тело, говорят, не изнемогло и самим не впасть в уныние. Потом, вызывая их на безполезныя беседы, целые дни попусту проводить в них заставляют. Затем если кто из ревностных послушает их советов и станет подобен им, то они начинают смеяться над тем, будто радуясь его погибели; если же не послушает их слов, но сохранит себя чуждым всего, себе внимающим и бездерзновенным (скромным и робким пред всеми), то подвигаются на зависть и вооружаются против него, употребляя все способы, чтоб изгнать его даже из монастыря: ибо для безчестнаго тщеславия несносно видеть, как у него пред глазами хвалят истинное смирение.

14. Томится болезненно тщеславный, видя, как смиренный, проливая слезы, и Бога ими умилостивляет и людей подвигает к невольной похвале.

15. После того, как предашь ты всего себя духовному отцу своему, знай, что ты чужд всему, что принес совне, — вещи ли то какия, или деньги. Почему ничего не делай с ними без его воли и ничего не проси себе у него из того, ни малаго, ни большаго; разве только сам он, по собственному произволению, или тебе велит взять что, или собственноручно даст тебе то.

16. Без воли отца твоего по Богу не загадывай давать милостыню из принесенных тобою денег; но и чрез посредника какого не домогайся взять у него что либо из них. Ибо лучше быть и именоваться нищим и странным, нежели расточать и раздавать бедным деньги, когда ты еще новоначальный. Все предать в волю духовнаго отца своего, как в руку Божию, есть дело совершенной веры.

17. Даже глотка воды проглотить не проси, хотя бы случилось тебе быть палиму жаждою, пока духовный отец твой, сам в себе подвигнут будучи, не велит тебе это сделать. Утесняй себя и нудь во всем, уговаривая себя такими словами: если хощет Бог и достоин будешь напиться, то Он откроет всеконечно отцу твоему сказать тебе: «напейся». И тогда напьешься с чистою совестию, хотя бы это было и не во время.

18. Некто, опытом познавший духовную пользу и неложную стяжавший веру, предлагая Бога свидетелем истины, сказал: я положил в себе такой помысл, чтоб никогда не просить у отца моего ни есть ни пить и вообще ничего другаго не принимать, пока Бог не внушит ему приказать мне это. И действуя так, я никогда, говорит, не был тщетен в надежде моей.

19. Действенную стяжавший веру к отцу своему по Богу, видя его, мнит видеть самого Христа, и бывая с ним или последуя ему, верует несомненно со Христом быть и Ему последовать. Таковый никогда не пожелает беседовать с кем либо другим, и не предпочтет что либо из мирских вещей памяти и любви Его. Ибо что лучше, или что полезнее, в настоящей и в будущей жизни, того, чтоб быть со Христом? Что прекраснее или сладчае созерцания Его? Если же и беседы от Него сподобляется кто, то конечно почерпает из нея жизнь вечную.

20. Благорасположенно любящий тех, которые его поносят и обижают, и причиняют ему ущерб, и молящийся о них в короткое время достигает великаго преспеяния. Ибо когда так бывает в чувстве сердца, тогда это благонастроеннаго сим образом вводит в бездну смирения и изводит из него источники слез, в которых погружается вся троечастность души (т. е., разумная, желательная и раздражительная ея силы), — возводит ум на небо безстрастия и делает его созерцательным, — вкушением же тамошних благ располагает вменять в уметы все блага настоящей жизни, и самую пищу и питие принимать не в сладость и не так часто.

21. Не от дел только злых должно подвижнику удаляться, но надобно стараться быть свободным и от помыслов и мыслей противных (заповедям и воле Божией), — и всегда быть занятым в себе душеспасительными и духовными воспоминаниями, пребывая безпопечительным о вещах житейских.

22. Как тот, кто обнажил все тело свое, если оставит при сем глаза свои закрытыми каким либо покровом и не захочет взять свой покров и сбросить не может от одного этого обнажения прочаго тела видеть свет, так и тот кто оставил все свои и вещи и деньги, избавился и от самых страстей сих, если не освободит при сем и ока души своей от воспоминаний житейских и помышлений худых никогда не увидит умнаго света, Господа нашего Иисуса Христа и Бога.

23. Что покров, на глаза наложенный, то помыслы мирские и воспоминания житейския для ума, или ока души. До тех пор, пока попустим им быть, ничего не увидим: когда же изгоним их памятию о смерти, тогда узрим свет истинный, просвещающий всякаго человека, грядущаго в мир.

24. Кто слеп от рождения, тот не может знать силу пишемаго, ни верить тому; но если он когда либо сподобится прозреть, то станет сосвидетельствовать, что пишемое и читаемое истинно.

25. Видящий чувственными очами знает, когда бывает день и когда ночь, а слепой не знает ни того, ни другаго. И духовно прозревший, и зрящий умными очами, если после того, как повидит истинный и незаходимый свет, по нерадению и безпечности, опять возвратится к прежнему ослеплению и лишится света, то, находясь в благочувствии, добре чувствует лишение сего света, и от чего случилось с ним такое лишение, не неведает; но пребывающий от рождения слепым (духовно) ничего такого не знает ни по опыту, ни по действу, — разве слухом что услышит и узнает о том, чего никогда не видал, и станет разсказывать о том другим, хотя ни он, ни слышащие ничего верно не знают о тех вещах, о коих разговаривают.

26. Невозможно и плоть наполнять досыта брашнами, и духовно наслаждаться умными и божественными благами. Ибо в какой мере кто работает чреву, в такой лишает себя вкушения духовных благ; напротив, в какой мере кто станет утончать тело свое, соразмерно с тем будет насыщаем пищею и утешением духовными.

27. Оставим все земное, — не богатство только и золото, и другия вещи житейския, но и самое похотение к ним совершенно изгоним из душ наших. Возненавидим не только удовольствия тела, но и безсловесныя движения его, и постараемся умертвить его трудами и подвигами: ибо чрез него возбуждаются похоти и приводятся в дело. И пока оно живо, по всей необходимости душа наша бывает мертвою, — труднодвижною, или и совсем неподвижною на всякую заповедь Божию.

28. Как пламень огня всегда поднимается вверх, особенно когда станешь ворочать вещество, в котором возгорелся и горит огонь; так и сердце тщеславнаго не может смиряться. Но как только скажешь ему что для его пользы, он более и более воздымается; если его обличают и вразумляют, он противоречит сильно; если хвалят и привечают, он напыщается зле.

29. Человек, научившийся противоречить, сам для себя есть обоюду острый меч: он убивает душу свою, не сознавая того, и делает ее чуждою жизни вечной.

30. Противоречивый подобен тому, кто произвольно предается противникам царя своего, врагам. Противоречие есть удочка, имеющая затравою правдословие (защиту правды, себя–оправдание, самозащиту), которым будучи прельщаемы, проглатываем мы удочку (крючок удильный) греха. Так обыкновенно похищается такая бедная душа за язык и гортань духами злобы. И то воздымается горе, то погружается в хаотическую бездну греха и осуждается вместе с ниспадшими с неба.

31. Кто, будучи безчестим или досаждаем, сильно болит от этого сердцем, о том ведомо да будет из сего, что он носит древняго змия в недрах своих. Если он станет молча переносить наносимое ему, или противоотвечать с великим смирением, то сделает сего змия немощным и разслабленным (и совсем убьет). А если будет противоречить с горечью и говорить с дерзостию, то станет придавать силы змию — изливать яд в сердце свое и немилосердо пожирать внутренности свои; так что змий тот, будучи таким образом каждодневно усиливаем, поглотит, наконец, самое намерение бедной души его исправить себя и держать исправною в добрых порядках жизни, и силу к тому отымет. И станет таковый после сего жить греху и совсем мертвым быть правде.

32. Если захочешь отречься от мира и научиться евангельскому житию, то отдай себя не неопытному и не нечуждому страстей учителю, чтоб вместо евангельскаго диавольскому не научиться житию. Ибо у добрых учителей и уроки бывают добрые, а у худых — худые; от худых же семен и произрастения бывают всегда худыя.

33. Молитвами и слезами умоли Бога послать тебе руководителя безстрастнаго и святаго. Исследуй и сам Божественныя Писания, и особенно деятельныя писания св. отцев; чтоб, с ними сличая то, чему учат тебя учитель и настоятель, мог ты, как в зеркале, видеть, насколько они согласны между собою, — и затем согласное с писаниями усвоять и удерживать в мысли, а несогласное — разсудив добре — отлагать, чтоб не прельститься. Ибо знай, что во дни сии много явилось прелестников и лжеучителей.

34. Всякий невидящий (слепой духовно), если берется руководить других, есть прелестник, и последующих ему ввергает в ров пагубы, по слову Господа: слепец слепца аще водит, оба в яму впадут (Мф. 15:14).

35. Слепой в отношении к одному (Богу), слеп и весь в отношении ко всему; и видящий в едином (Боге) в видении есть всего; между тем он и отстоит от видения всего, и бывает в видении всего, и есть вне всего видимаго. Будучи так в Едином, видит он все, и во всем будучи, не видит ничего из всего. Видя во Едином, чрез Него видит и себя, и все, и всех; и будучи сокрыт в Нем, ничего из всего не видит.

36. Кто во внутреннем своем умном или духовном человеке не облекся во образ Господа нашего Иисуса Христа, небеснаго человека и Бога, с чувством и сознанием, тот кровь только есть и плоть, и не может посредством слова только восприять чувство духовной славы, подобно тому; как и слепые от рождения не могут познать, что такое есть свет солнца, из слов только о нем.

37. Кто слышит так, и видит, и чувствует, тот знает силу того, что говорится, как уже облекшийся во образ небеснаго и пришедший в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4:13). Будучи таковым, может он добре руководить на пути заповедей Божиих и стадо Христово. А кто не знает этого и не таков есть, в том, очевидно, чувства души непросвещены и нездравы. И ему гораздо лучше быть руководиму, нежели руководить с опасностию для других и себя.

38. Напряженно внимающий своему учителю и руководителю, как Богу, противоречить не может. Кто думает и говорит, что имеет то и другое (т. е., что он и внимает отцу своему, как Богу, и противоречит), тот да ведает, что находится в заблуждении: ибо не знает, какое расположение к Богу имеют люди Божии.

39. Кто верует, что в руке пастыря его находится его жизнь и смерть, тот никогда не воспротиворечит. Неведение же сего раждает прекословие, причиняющее духовную и вечную смерть.

40. Пока не состоится решение над подсудимым, ему дается слово самооправдания, — говорить судье о том, что наделал; по раскрытии же дел его и произнесении над ним решения судии, он уже ни мало, ни много не противоречит тем, кои наказывают его (во исполнение приговора).

41. Прежде чем вступит монах в это судилище (покаяния — монастырь) и откроет лежащее на сердце его, может быть можно ему говорить что против, одно по неведению, другое по замышлению скрыть иныя свои дела. По открытии же и искренней исповеди своих помыслов, уже нельзя ему никогда противоречить своему по Богу судье и владыке, даже до смерти. Ибо монах, вступивший в сие судилище и в начале обнаживший сокровенности сердца своего, с самых начатков жизни здесь носит, если имеет здравый смысл, убеждение, что он достоин безчисленных смертей, но верует, что чрез свое послушание и смирение избавится от всякаго мучения и наказания, если, конечно, истинно знает силу таинства сего.

42. Кто неизгладимо сохраняет сие в уме своем, тот никогда не подвигнется сердцем на недолжное, когда его учат, вразумляют и обличают. Ибо впадающий при сем в пагубный грех прекословия и неверия духовному отцу своему и учителю, еще живой бедственно низводится в глубину ада, и становится жилищем сатаны и всего его нечистаго воинства, как непокоривый сын погибели.

43. Умоляю тебя, взявшаго на себя иго послушания, часто обращать сие в мысли своей и со всяким старанием подвизаться, чтоб не попасть, как сказано, в ад на муки вечные; но всякой день так молиться тепло Богу и говорить: Боже и Господи всяческих, имеющий власть над всяким дыханием и всякою душею, Един могущий уврачевать меня, услыши моление мое, и гнездящагося во мне бедном змия, наитием всесвятаго Духа Твоего, умертвив, истреби. Научи и настрой меня нищаго и обнаженнаго от всякой добродетели, припадать к стопам отца моего, и его святую душу расположи к состраданию и милостивости ко мне. Даруй, Господи, смирение в сердце мое и помыслы, подобающие грешнику, положившему каяться Тебе. Не остави в конец душу, единожды сочетавшуюся Тебе, Тебя исповедавшую, Тебя вместо всего мира избравшую и всему предпочетшую. Ты ведаешь, Господи, что я желаю спастися, хотя злый обычай мой полагает тому препятствие. Но Тебе, Владыко, возможно все, невозможное для людей.

44. Те, которые во дворе благочестия со страхом и трепетом положили доброе основание веры и надежды, и ноги свои незыблемо утвердили на камне послушания духовным отцам, слушая заповедуемое ими, как из уст Божиих, и, на сем основании послушания без колебаний в смирении души устрояя исполнение того — скоро преуспевают. И исправляется в них великое и первое дело, состоящее в том, чтоб отвергнуться себя самих. Ибо исполнение чужой, а не своей воли не только самоотвержение душевное укореняет, но и умертвие всему миру производит.

45. Тому, кто прекословит отцу своему, сорадуются демоны; тому же, кто даже до смерти смиряется пред ним, удивляются Ангелы. Ибо таковый дело Божие совершает, уподобляясь Сыну Божию, который исполнил послушание Отцу своему даже до смерти, смерти же крестныя.

46. Безмерное и безвременное сокрушение сердца о чем либо чувственном омрачает и возмущает ум. Оно изгоняет из души чистую молитву и умиление, а всаждает в нее болезненное томление сердечное. Отсюда жесткость и нечувствие безмерное; а чрез это демоны обыкновенно отчаяние наводят на взявшихся жить духовно.

47. Когда случится с тобою таковое, монаше, ты же между тем находишь в душе своей ревность и великое желание совершенства, так что сильно стремишься исполнить всякую заповедь Божию, не погрешить даже в праздном слове, и нисколько не отстать от древних святых, ни в деянии, ни в ведении, ни в созерцании, но видишь, что тебе препятствует в этом враг, всевая плевелы малодушия и не попуская тебе воспарить на такую высоту святости, тем, что наводит разслабление, чрез возметание помыслов страшливых такими внушениями: невозможно тебе спастись среди мира и неопустительно исполнять все заповеди Божии; тогда ты, седши в угол, одиноко, сожмись и собери помыслы свои, — и дай благой совет душе своей, сказав ей: вскую прискорбна еси, душе моя? И вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему. Спасение лица моего не дела мои, а Бог мой есть (Псал. 41:6). Кто оправдится от дел закона? И Царепророк говорит: неоправдится пред Тобою всяк живый (Пс. 142:2). Но верою, какую имею в Бога моего, надеюсь спасенным быть по неизреченному благоутробию Его даром. Ступай прочь с глаз моих сатана! Господу Богу моему поклоняюся и от юности моей служу Ему, могущему спасти меня по единой милости Своей. Отступи же от меня. Бог, создавший меня по образу и подобию своему, да сокрушит тебя.

48. Бог от нас человеков не требует ничего другаго, кроме одного того, чтоб мы не грешили. Но это не есть исполнение закона, а только ненарушимое хранение образа и горняго достоинства, в коих стоя по естеству и нося светло–осиянную одежду Духа, мы пребываем в Боге и Он в нас, бываем по благодати богами и сынами Божиими, и знаменуемся светом познания Бога (по слову: знаменася на нас свет лица Твоего, Господи. Пс. 4:7).

49. Разслабление и тягота телесная, прибывающия в душу от лености и нерадения, отбивают от обычнаго правила и производят омрачение ума и малодушие. Отсюда почасту появляться начинают в сердце помыслы страхования и хулы, и искушаемый демоном разслабления и уныния нередко от робости не может войти в обычное место молитвы и предается лености, а нередко испытывает нападки неуместных помышлений о Творце всяческих. Итак, зная причину, откуда это тебе нашло, поспеши войти в обычное место молитвы твоей и падши пред человеколюбивым Богом, молись со стенаниями сердечными, в сокрушении и слезах, испрашивая избавления от тяготы разслабления и уныния, и от помыслов злых. И вскоре дано будет тебе освобождение от них, если будешь толкать (в двери милосердия Божия) притрудно и неотступно.

50. Кто стяжал чистое сердце, тот победил страхование. А кто еще очищает его, тот иногда побеждает его, а иногда сам бывает побежден им. Кто же совсем не подвизается (о сей чистоте), тот или всеконечно, ниспал в состояние нечувствия и, как друг страстей и бесов, при тщеславии болезнуя еще и самомнением, мнит себе быти что, ничтоже сый (Гал. 6:3), — или есть раб, преданный в руки страхования, и, как младенчествующий умом, трепещет и боится страха там, где для боящихся Бога нет страха, ни страхования.

51. Боящийся Бога не боится устремления против него бесов, ни их немощных нападений, равно как и угроз злых людей, но, будучи весь как пламень некий и огнь палящий, когда даже проходит по скрытным и неосвещенным местам, обращает в бегство демонов, которые больше, чем он от них, бегут от него, чтоб не быть опаленными от исходящаго из него пламеневиднаго луча божественнаго огня.

52. Кто проникнут страхом Божиим, тот не боится обращаться среди злых людей. Имея внутрь себя страх Божий и нося непобедимое оружие веры, он силен бывает на все и может делать даже то, что многим кажется трудным и невозможным. Он ходит среди их, как гигант среди обезьянок, или лев, рыкающий среди псов и лисиц, уповая на Господа, твердостию мудрования своего изумляет их, ужасает смыслы их, поражая их словом премудрости, как жезлом железным.

53. Не только безмолвник, или послушник, но и игумен, настоятель над многими, — и он, все устрояя, должен быть безпечален, т. е. свободен от печальной заботы о житейских потребностях. Ибо если печемся, то оказываемся преступниками заповеди Божией, которая говорит: не пецытеся душею вашею, что ясте, или что пиете, или во что облечетеся, всех бо сих языцы ищут (Мф. 6:25, 32). — И еще: зрите, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печалми житейскими (Лук. 21:34).

54. У кого помысл занят попечением о житейских вещах, тот несвободен: ибо попечение об них держит его в своих руках и делает рабом своим, для себя ли он заботится о них, или для других. Свободный же от сего ни для себя, ни для других не печется о житейском, будь он епископ, или диакон, или игумен. Но и праздным он никогда не бывает и ни о чем, даже самом последнем и ничтожном, никакого небрежения не оказывает; а богоугодно все делая и устрояя, о всем безпечален пребывает, — и это на всю жизнь.

55. Смотри не разори своего дома, желая построить дом ближняго. Трудное это дело и неудобь исполнимое; почему поопасись, как бы не случилось, что взявшись за это, ты свой дом разорить разоришь, но и того дом построить отнюдь не можешь.

56. Если не стяжал ты совершеннаго безпристрастия к житейским вещам и деньгам: то не желай, чтоб тебе поручена была экономия (смотрение за этими вещами и распоряжение ими по обители); чтобы не быть плененну ими, и вместо воздаяния за труд служения обители, не подпасть осуждению за воровство и святотатство. Если же будешь принужден настоятелем взять сие дело: то веди его так, как бы ты обращался с палящим огнем. Разстроивай и самый первый прилог помысла (о чуждоприсвоении) исповедию и покаянием, и молитвою настоятеля сохранен будешь невредимым.

57. Не сделавшийся безстрастным не знает даже, что есть безстрастие, и не верит, чтоб был кто либо такой на земле. Ибо тому, кто сам не отвергся прежде себя и крови своей усердно не истощил за эту, воистину блаженную, жизнь, — как подумать, что другой кто сделал это, чтоб стяжать безстрастие? Таким же образом и тот, кто мнится имети Духа Святаго, ничего не имея, когда слышит, что действия Духа Святаго явно познаваемы бывают в тех, кои имеют Его, никак тому не верит, равно как и тому, что есть кто либо и в настоящем роде равный Апостолам Христовым и всем от века святым, подобно им движимый и воздействуемый Божественным Духом, или в видении Его бывающий, с сознанием того и чувством. Ибо всякий по собственному своему состоянию судит и о том, что касается ближних, — по тому, т. е., каков сам, по добродетели ли сказать, или по грехам.

58. Иное есть безстрастие души и иное безстрастие тела. То (душевное) и тело освящает своим собственным сиянием и светоизлиянием Духа; а это одно само по себе ни на что не полезно для того, кто стяжал его.

59. Как тот, кто из последней бедности обогащен царем и возведен в светлый сан, облечен им в блестящее одеяние, и определен стоять пред лицем его, — и самого царя с вожделением видит и как благодетеля чрезмерно любит, и на одеяние, в кое облечен, весело смотрит, и сан свой сознает, и данное ему богатство знает: так и монах, который, истинно, оставив мир и все мирское, приступил ко Христу, и влеком будучи добрыми чувствами, восшел на высоту духовнаго созерцания чрез исполнение заповедей, — и самаго Бога непрелестно созерцает, и совершившееся нем изменение ясно видит. Ибо всегда видит осиявающую его благодать Св. Духа, именуемую и одеянием, и царскою багряницею, — чем наипаче для верующих есть сам Христос Господь, так как верующие в Него, облекаются в Него.

60. Многие сами читают Божественныя Писания, другие слушают читающих оныя; но немногие бывают в силах правильно уразуметь значение и смысл читаемого. Иные полагают, что читаемое в Писаниях Божественных — невозможно; иные, почитая прямой смысл пишемаго неудобоприемлемым, берутся истолковывать то по своему, и истолковывают зле. Что сказано о настоящем времени, о том судят, что оно будет иметь место в будущем; а что сказано о будущем, то понимают, как сбывшееся уже, или сбывающееся каждый день. Таким образом, у них нет правильнаго суждения и истиннаго распознания отличий в вещах божеских и человеческих.

61. На всех верных должны мы смотреть, как на одного, и думать, что в каждом из них пребывает Христос, и такое любовное иметь к нему расположение, чтоб быть готовыми положить за него души свои. Отнюдь не должно нам говорить или думать, что кто–либо зол, но всех видеть добрыми, как сказано. Хотя увидишь кого боримым страстьми, не брата, а страсти ненавидь, борющия его. А когда увидишь такого, над которым тиранствуют похоти и недобрыя привычки, имей к нему еще большее сострадание, чтоб иначе и самому не быть искушену подобно ему, — как изменчивому и состоящему под влиянием изменчиваго вещества.

62. Если кто фальшив от лицемерия, или по делам виновен, или немного уязвлен какою либо страстию, или несколько неисправен в каком либо отношении по нерадению: то такой не приемлется в число исправных во всем, но как непотребный и неискусстный на доброе, отметается, чтобы он не произвел разрыва в союзе, которому должно пребывать неразрывным, и разделения между теми, которые должны пребывать нераздельными, тех и других ввергнув в печаль, — так как те, кои впереди (преуспевают), станут болезненно печалиться о тех, кои позади их, а сии — о разлучении с теми, кои упредили их.

Примечание. Перевод делается по тексту греческаго Добротолюбия. Место темно. Новогреческий перевод делает ему такой перифраз, со — чтобы: «чтоб не сделал он того, что связь цепи расторгнется, когда ее натянут, т. е., чтоб не причинил он расторжения единения братий в то время, когда они вдадутся в большие подвиги добродетелей, не произвел разделения между братиями, которые должны пребывать нераздельными, и не стал причиною печали для обеих частей, так как те, которые идут впереди, т. е., преуспевают в добродетели, станут печалиться о тех, кои оказались позади, а оставшиеся назади станут печалиться о разлучении с первыми».

63. Как тот, кто на пламень разженной печи набрасывает земли, угашает оный, так и житейския попечения и всякий вид пристрастия к чему либо, даже последнему и ничтожному, истребляет возжегшуюся в начале теплоту сердца.

64. Кто с радостию и с совершенным чувством отрекся от всего внешняго, от вещей, разумею и людей, и забыл все сие, преходя, как стену, всякое пристрастие к тому (оставляя позади себя): тот чужд мира и всего, что в мире, и, в собранности держа ум свой, в одном поучается всегда — в памяти и помышлении о смерти. Почему и печется всегда о том, что касается суда и воздаяния, весь пленен бывает сим и, как узами, окован, внедряя неизреченный страх в сердце свое такими помыслами и углублением в них.

65. Кто вселит во глубине сердца своего страх суда, тот является на зрелище мира, как некий осужденник, закованный в цепи. Почему пребывает объят страхом, как бы был схвачен палачом немилостивым и влеком на место казни, не думая ни о чем другом, кроме страданий и терзаний, какия имеет претерпеть от мук в вечном огне. Это чувство мук хранится неизгладимо в сердце его страхом, породившим его, и (вместе с ним) не дает ему заботиться о чем либо человеческом; так как он всегда находится в таком состоянии, как бы был повешен на крест и чувствовал во всей силе болезни и страдания крестной смерти, — что и не попускает ему ни внимать лицу чьему либо, ни думать о чести, или безчестии человеческих. От всей души почитая себя достойным всякаго презрения и безчестия, и внимания не обращает он на поношения и унижения, какия ему делают.

66. Всяким яством и питием и украшением гнушается чреватый страхом смерти; и в удовольствие ни хлеба не ест, ни воды не пьет, доставляя телу только потребное, сколько нужно для поддержания жизни; всякой воли своей отвергается и бывает разсудительным рабом, исполняя все, что ни приказывают ему.

67. Предавший себя в рабы своим по Богу отцам не станет, ради страха мук, избирать из повелеваемаго то, что облегчало бы болезнь сердца его и разрешало узы страха, и тех не послушает, которые дружески, или льстительно, или повелительно поощряли бы его к тому. Но паче предпочтет то, что взращало бы сию болезнь, возжелает того, что крепче стягивало бы сии узы, и возлюбит то, что делало бы более сальным палача. В таких расположениях пребудет он навсегда, не питая надежды когда либо совсем освободиться от заслуженных крайностей; ибо надежда избавления делает болезнь сердца легчайшею, что не полезно теперь кающемуся.

68. Всякому, начавшему жить по Богу, полезен страх мук и поражаемая им болезнь сердца. Кто же без такого болезнования и без таких уз страха думает положить начало (доброй жизни), тот не на песке только полагает основание своих деяний, но мечтает построить дом на воздухе без основания, что конечно невозможно. Между тем болезнование то скоро пораждает всякую радость, узы сии разрывают узы всех грехов и страстей, и палач сей не смерти, а вечной жизни бывает виновником.

69. Кто не станет уклоняться и бегать сердечнаго болезнования, пораждаемаго страхом вечнаго мучения, но будет последовать ему произволением сердца (следовать с ним по доброму пути, или последовать решениями произволения с сочувствием сердца тому, что внушает оно со страхом) и по мере успеха все более и более стягивать себя узами его, — тот поспешнее будет шествовать. Оно представит его и пред лице Царя царствующих. И когда сие будет, тогда, — лишь только воззрит он, еще не так ясно, на славу Его, тотчас разрешатся узы его, страх–палач далеко отбежит от него и сердечное болезнование его преложится в радость, которая сделается в нем живым ключем или бьющим источником, источающим всегда чувственно реки слез, а духовно — тишину, кротость и неизреченное услаждение, но при этом — и мужество с готовностию свободно и невозбранно тещи ко всякому исполнению заповедей Божиих, что для новоначальных еще невозможно, а свойственно восшедшему к средине преуспеяния; для тех же, кои подходят к совершенству, источник сей бывает светом при внезапном изменении и преложении сердца.

70. Имеющий в себе свет Всесвятаго Духа, не в силах бывая стерпеть зрение Его, падает на землю ниц, взывает и вопиет в ужасе и страхе великом, как увидевший и испытавший нечто такое, что выше естества, выше слова и разума. И бывает он подобен человеку у котораго от чего нибудь возгорелись внутренности огнем, от котораго жегомый и жжения пламени не могши терпеть, становится он весь измученным и совсем неимеющим силы быть в себе. Но, будучи непрестанно орошаем слезами и ими прохлаждаем, еще сильнее воспламеняется он огнем желания божественнаго, а от этого слезы еще обильнее у него текут, и он, будучи омываем излиянием их, еще блистательнее сияет. Когда же, весь разжегшись, станет он, как свет, тогда исполняется на нем сказанное (Богословом): «Бог с богами соединяем и ими познаваем» (так Бог соединяется с обожаемыми от Него и Его познающими), — и притом в такой, может быть степени (исполняется сие на нем), в какой соединился он уже с Сочетавшимися с ним и в какой оказался познавшим Его.

71. Прежде плача и слез, — никто да не прельщает нас пустыми словами, и сами себя да не прельщаем, — нет в нас покаяния, ни истиннаго намерения перемениться, ни страха Божия в сердцах наших: не сознали еще мы себя виновными и не осудили и душа наша не была еще в чувстве будущаго суда и вечных мук. Ибо еслиб мы осудили себя, еслиб возъимели такия движения сердца, еслиб были в таких чувствах, то тотчас извели бы и слезы. Без этого же ни жестокосердие наше никак не может умягчиться, ни душа наша стяжать духовное смирение, ни мы не в силах сделаться смиренными. А кто не таков, тот не может соединиться с Духом Святым; не соединившийся же с Ним чрез очищение себя от всего страстнаго, созерцания Бога и Боговедения сподобиться не может, и недостоин сокровенно научаемым быть добродетелям смирения.

72. Сначала от плача по Богу бывает смирение; от него приходят потом радость и веселие неизреченныя; окрест же смирения по Богу выростает надежда спасения. Ибо чем кто грешнейшим всех людей считает себя от всей души, тем более вместе со смирением разростается в нем надежда, цветет внутри сердца его и исполняет его удостоверением, что он несомненно имеет быть спасен посредством смирения.

73. Чем более кто нисходит в глубину смирения и осуждает себя самого, как недостойнаго спасения, тем более плачет и изводит источники слез; по мере слез и плача источается в сердце его духовная радость, а вместе с нею соисточается и свозрастает надежда и дает вернейшее удостоверение во спасении.

74. Всякому надлежит разсматривать себя и внимать себе разумно, чтоб ни на надежду одну не полагаться без плача по Богу и смирения, ни опять на смирение и слезы не полагаться без споследования им надежды и радости духовной.

75. Есть мнимое смирение, происходящее от нерадения и лености и от сильнаго осуждения совести. Возымевшие его нередко почитают его виною спасения; но оно не есть таково воистине, потому что не имеет радостотворнаго плача, который бы соединен был с ним.

76. Бывает и плач без духовнаго смирения, и те, которые плачут таким образом, тоже думают, что такой плач очищает грехи; но они тщетно обманывают себя, потому что лишены бывают сладости Духа, таинственно пораждающейся в мысленном сокровище–хранилище души, и не вкушают благости Господа. Почему таковые скоро воспламеняются гневом и не могут совершенно презреть мира и то, что в мире. А кто не презрит сего совершенно и не стяжет ненависти к сему от всей души, тот никогда не возможет стяжать твердую и несомненную надежду спасения, но всегда вдается сомнением туда и сюда, так как не основал надежды своей на камне.

77. Плач двоякое имеет действие: и, как вода, погашает слезами весь пламень страстей и омывает душу от скверны, причиняемой ей ими; и опять, как огонь, присутствием Святаго Духа животворит, согревает и обогняет сердце и воспламеняет в нем любовь и вожделение к Богу.

78. Внимай себе и познай действия, происшедшия в тебе от смирения и плача, и замечай, какую пользу приносят они тебе каждый час. В новоначальных же и такая еще бывает от них польза, — отвержение всякой земной заботы и пристрастия и отречение от всех людей, — родителей, родных и друзей, — безпопечение и презрение всех вещей, — денег и всего, не только до последней нитки, но даже и до самого тела своего.

79. Притворяющихся добродетельными и иными являющихся по внешнему виду, иными же бывающих по внутреннему человеку, — исполненных иной раз всякой неправды, полных зависти, рвения и зловония сластей чувственных, — многие почитают, как безстрастных и святых, имея неочищенным око души (чтоб познать их прямо) и не в состоянии будучи познать их по плодам их; а тех, которые живут в благоговеинстве, добродетели и простоте сердца, и суть воистину святы, не отличают от прочих людей, мимоходят их с небрежением и вменяют ни во что.

80. Говоруна и показливаго такие почитают более учительным и духовным; а молчаливаго и блюдущагося от празднословия почитают дикарем, необразованным и безгласным.

81. От того, кто говорит в Духе Святом, высокоумные и недугующие диавольскою гордынею отвращаются, как от высокоумнаго и горделиваго, будучи словами его паче поражаемы, чем приводимы в умиление и сокрушение; а того, кто мелет, как жернов, и говорит от чрева своего или по науке, хвалят и принимают, хотя он о деле спасения все лживо толкует. Таким образом, между такими нет никого, кто бы мог добре и как есть на самом деле, распознать и видеть (людей или дело спасения).

82. Блажени, говорит Бог, чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5:8). Чистым же сердце делают не одна, не две, не десять добродетелей, а все вместе, слившись, так сказать, во едину добродетельность, достигшую последних степеней совершенства. Однакож и в таком случае добродетели — одне не могут сделать сердца чистым, без воздействия и присещения Духа Святаго. Ибо как ковач, как бы искусно ни умел он действовать орудиями, ничего не может сработать без содействия огня, так и человек пусть все делает со своей стороны (для очищения сердца), пользуясь для сей цели добродетелями, как орудиями, но без присещения огня Духа, все делаемое им останется бездейственным и безполезным для его цели, так как это — одно — не имеет силы очищать нечистоту и скверну души.

83. В божественном крещении мы получаем отпущение прегрешений, освобождаемся от прародительской клятвы и освящаемся наитием Святаго Духа; но совершенную благодать, как она означается в словах: вселюся в них и похожду (1 Кор. 6:16), — не тогда получаем. Ибо это есть достояние совершенно утвержденных в вере и доказавших ее делами. Если же мы по крещении уклоняемся на скверныя и злыя дела, то совершенно теряем и самое освящение. И уже покаянием, исповедию и слезами, соответственно делам, получаем опять сначала отпущение прегрешений, а потом и освящение вышнею благодатию.

84. Чрез покаяние совершается отмытие скверны прежних непотребных дел, а после такого очищения бывает причастие Святаго Духа; но не просто, а в силу веры, расположения (крепкой решимости стоять не падая) и смирения кающихся от всей души; и не только после проявления таких расположений, но и после того, как получится разрешение грехов от духовнаго отца и восприемника. Почему хорошо каждодневно каяться, как повелевает заповедь. Ибо слова: покайтеся, приблизися бо царствие небесное (Мф. 3:2), возлагают на нас делание, неограничиваемое определенным временем, а всегдашнее.

85. Благодать Всесвятаго Духа дается уневестившимся Христу душам, как обручение или залог. И как жена без обручения не имеет твердой уверенности, что несомненно сочетается некогда с мужем: так и душа никогда не восприимет вернаго удостоверения, что будет вечно сопребывать с Владыкою своим и Богом, или таинственно и неизреченно сочетаваться с Ним и наслаждаться неприступною красотою Его, если не получит обручения или залога благодати Его, и не возъимеет в себе сознательно Его Самого.

86. Как обручение не бывает надежно, пока согласительныя бумаги, в коих пишутся условия брака, не будут подписаны достойными веры свидетелями: так не бывает твердо возсияние благодати, прежде делания заповедей и стяжания добродетелей. Ибо что суть при заключении условия свидетели, тем при духовном обручении бывает делание заповедей и добродетелей: чрез них всякий имеющий спастися получает совершенное обладание обручением (т. е. благодатию Св. Духа).

87. Сначала какбы пишутся брачныя условия деланием заповедей, потом добродетелями они запечатлеваются и подписываются; и тогда жених — Христос невесте — душе — дает перстень, т. е. обручение Духа.

88. Как невеста прежде брака получает от жениха только залог обручения, условленное же приданое и прочие обещанные дары ожидает получить после брака: так и невеста Христова — церковь верных и душа каждаго из нас сначала получает от жениха Христа только обручение Духа, вечныя же блага и небесное царство чает получить по исходе отсюда, будучи удостоверяема в том залогом обручения, который показывает ей все то, как в зеркале и подтверждает несомненность получения того, на чем состоялось соглашение ея с Владыкою своим и Богом.

89. Как если невеста, разгневавшись по тому случаю, что жених замедлил в отлучке, или, будучи занят другими делами, отложил на время совершение брака, презрит любовь его и брачный договор или изгладит, или раздерет; то вместе с сим тотчас лишается и всех надежд, столь многое обещавших ей от жениха: так обыкновенно бывает и с душею. Ибо когда кто из подвизающихся, сказав себе: доколе же должен я злострадать (терпеть всякия лишения)? — вознебрежет о подвижнических трудах и подвигах, и чрез нерадение о заповедях и оставление всегдашняго покаяния какбы изгладит и раздерет свои с Господом условия, то вместе с сим тотчас лишается и залога обручения (благодати) и совершенно теряет всякую надежду на Бога.

90. Как невеста, обратив к другому любовь, какою обязана к обрученному с нею жениху, и начав жить с ним явно или тайно, не только не получает ничего из обещаннаго ей женихом, но должна ожидать и достойнаго наказания и позора по закону: так тоже бывает и с нами. Ибо если какая душа явно или тайно преложит любовь к Жениху–Христу на возлюбление какого–либо другаго предмета и сердце ея будет завладено им, то бывает ненавистна и омерзительна Жениху и недостойна сочетания с Ним. Ибо Он сказал: Аз любящия Мя люблю (Притч 8:17).

91. По таким признакам каждому надлежит распознавать, получил ли он обручение Духа от Жениха и Владыки Христа. Если получил, да тщится держать сие и хранить; а если еще не сподобился получить, да потщится посредством дел благих, благопотребных деланий и теплаго покаяния поскорее получить его и потом сохранять деланием заповедей и приумножением добродетелей.

92. Обручение Святаго Духа неизъяснимо и для того, кто стяжал его, так как оно постигается непостижимо, держится недержимо, видится невидимо; живет, глаголет и движет того, кто стяжал его; отлетает из таинницы, в коей пребывает запечатленным, и опять обретается там нежданно, чем образует убеждение, что оно как присещения своего не делает утвержденным однажды навсегда, так отшествия своего — невозвратным, после котораго уже не возвратилось бы. Таким образом стяжавший его, и когда не имеет его (присущим осязательно), есть какбы имел его, и когда имеет его, в таком находится расположении, какбы не имел его.

93. Как если, когда стоит кто в доме будто ночью при дверях и окнах, со всех сторон заключенных, отворит одно какое окно, то свет внезапно обдаст его блестящим сиянием, и он, не вынося такого сияния, тотчас закрывает очи свои, закутывается и прячется: так и когда душа, заключенная отвсюду в чувственное, выглянет как–нибудь умом своим, как сквозь окно, во вне–чувственное и облистается сиянием сущаго внутрь ея обручения Св. Духа, то, не вынося блистания божественнаго непокровеннаго света, тотчас трепетать начинает умом своим, вся прячется в саму себя и убегает какбы в дом какой, под покров чувственнаго и человеческаго.

94. Ввяжет ли кто огнь в недра, говорит премудрый Соломон, риз же своих не сожжет ли? (Притч. 6:27). А я говорю: кто, прияв внутрь сердца своего непокровенный небесный огнь Духа Святаго, не возгорится и не облистается, не возсияет и не возымеет облистаний Божества, в меру своего очищения и восприятия огня? Ибо восприятие огня идет вслед за очищением сердца, и опять очищение сердца идет вслед за восприятием огня, — т. е. сколько очищается сердце, столько приемлет и божественной благодати; и опять сколько приемлет оно благодати, столько и очищается. Когда же завершится сие (т. е. и очищение сердца и приятие благодати достигнут совершенства и полноты), тогда человек весь всецело бывает бог по благодати.

95. Как в доме кровля держится на основании с прочим зданием, а основание (с прочим зданием кладется для держания кровли, — поелику то и другое необходимо и благопотребно, — и ни кровля обыкновенно не устрояется без основания (с прочим зданием), ни основание (с прочим зданием) без кровли не составляет жилища гожаго для жизни; так и в душе благодать Святаго Духа блюдется исполнением заповедей а исполнение заповедей полагается, как основание для получения дара благодати Божией, и ни благодать Святаго Духа обыкновенно не остается в нас без исполнения заповедей, ни исполнение заповедей Божиих не бывает благопотребно и полезно без благодати Божией.

96. Как дом безкровный, оставленный таким но нерадению здателя, не только негож ни к чему, но еще служит в посмешище здателю; так и положивший основание исполнением заповедей и стены высоких добродетелей воздвигший, если не получит и благодати Святаго Духа с видением и ощущением того душевным, несовершен есть и составляет предмет сожаления для совершенных. Лишен же благодати бывает таковый по следующим двум причинам: или потому, что пренебрег покаянием, или потому, что, возмалодушествовав пред полным стяжанием добродетелей, как делом безмерно великим, оставил некоторыя из них, которыя, однакож хотя кажутся нам маловажными, но существенно необходимы для полнаго устроения и окончания дома добродетелей, так как невозможно, чтоб без них дом сей покровен был благодатию Святаго Духа.

97. Если Сын Божий и Бог для того снизшел на землю, чтоб посредничеством Своим примирить с Отцем Своим нас, сущих врагов Ему, и с Собою сочетать нас осязательно, посредством Святаго и Единосущнаго Духа Своего; то лишающийся такой благодати, какую другую получит? Всеконечно таковый ни с Тем (Отцем) не примирился, ни с Сим (Сыном) не имеет сочетания благодатию Св. Духа.

98. Соделавшийся причастным Божественнаго Духа от страстных похотей и сластей избавляется, а от естественных потребностей телесных не освобождается. Почему как освободившийся от уз страстнаго похотения, вкусивший безсмертной славы и сладости и сочетавшийся с нею понуждается непрестанно возноситься горе и с Богом пребывать, не позволяя себе даже на мгновение отступить от созерцания Его и ненасытнаго Им наслаждения; а, как связанный телом и тлением, отторгается им от горняго, влечется долу и возвращается к земному. Тогда такая бывает у него печаль о сем (разлучении с горним), какую, полагаю, испытывает душа грешника, разлучающаяся с телом.

99. Как для телолюбиваго и жизнелюбиваго, для сластолюбиваго и миролюбиваго разлучение с сими предметами его любви есть смерть; так для любителя чистоты и Бога, невещественнаго и добродетели воистину смерть есть даже малое отступление от них сердцем. Ибо если видящий чувственный свет, когда смежит очи свои сам, или другой кто закроет ему их, тяготится, скорбит и долго сносить этого не может, особенно если он смотрел на предметы нужные и дивные, — не тем ли паче просвещаемый Духом Святым и видящий ясно, в видении на яву и мысленно, в бодрственном состоянии и во сне, те блага, которых око не видало, о которых ухо не слыхало, которыя на сердце человеку не всходили, и в которыя сами Ангелы Божии желают приникнуть, будет печалиться и скорбеть, если чем нибудь будет отторгнут от созерцания их? Ибо это праведно кажется ему смертию и отчуждением от жизни вечной.

100. Одни ублажают пустынную жизнь, другие общежительную, третьи начальственную, чтоб предстоять народу, вразумлять его и учить и устроять церкви, от которых обыкновенно многие питаются и душевно и телесно. Я же не желал бы предпочтение дать никакой из них пред другими, ни сказать, что та достойна похвалы, а эта — порицания. Во всяком образе жизни, преблаженна жизнь, во всех делах и деяниях ведомая для Бога и по Богу.

101. Как обыкновенная жизнь человеческая строится и течет под взаимодействием разных житейских предприятий, мастерств и искусств, — то–есть, один одно, другой другое делает и приносит другим на потребы, и таким образом, друг другу передавая и друг от друга принимая, живут люди, удовлетворяя естественныя свои телесныя потребности; так то же самое можно видеть и в духовной жизни, — один одну добродетель проходит, другой другую, — один такой путь жизни избирает, а другой — другой, но все вместе текут к единой цели, друг другу содействуя.

102. Цель всех по Богу живущих есть — благоугодить Христу Богу нашему и примириться с Богом Отцем чрез приятие Святаго Духа, — и таким образом устроить свое спасение; ибо в этом состоит спасение всякой души. Если этого нет у нас (в цели и действии), то тщетен всякий другой труд и суетно всякое другое делание наше. — Безполезен всякий путь жизни, не ведущий к сему того, кто течет по нему.

103. Оставивший мир весь и в гору удалившийся на безмолвие, — и оттуда тщеславно пишущий к сущим в мире, одних ублажая, другим ласкания и похвалы расточая, подобен тому, кто, разведшись с женою, блудною, непотребною и всезлобною, и отшедши на страну далеко, чтоб изгладить и самую память о ней, забыл потом о сей цели, для которой удалился на страну — в гору, — и пишет с вожделением к тем, которые обращаются с тою женою, или прямее сказать, оскверняются, и ублажает их. Таковый, хотя телом не оскверняется, но сердцем и умом всячески оскверняется, какбы сочувствуя тем произволением в их связи с тою женою.

104. Сколько живущие среди мира и очищающие чувства и сердца свои от всякой греховной похоти, достойны похвалы и ублажения, — столько же живущие в горах и пещерах и вожделевающие похвал и ублажений от людей достойны порицания и отвержения. Таковые пред Богом, испытующим сердца, равны прелюбы творящим. Ибо страстно желающий, чтоб его жизнь, имя и дела слышны были в мире, любодействует от Бога, по образу древняго народа Иудейскаго, как говорит Давид.

105. С несомненною к Богу верою отрекшийся мира и всего, что в мире, верует, что милостивый и щедрый Господь приемлет приходящих к Нему в покаянии, — и ведая, что Он рабов Своих чрез безчестие возводит к чести, чрез крайнюю нищету обогащает их, чрез поношения и уничижения прославляет, чрез смерть соделывает наследниками и причастниками жизни вечной, — посредством их (т. е. безчестья, нищеты и проч.) усиливается тещи, как олень жаждущий, к безсмертному источнику, и по ним восходить к горнему, как по лествице, — по коей Ангелы восходят и нисходят на помощь восходящим, а Бог возседит вверху ея, ожидая наших посильных трудов и усилий, не потому, чтоб Ему радостно было видеть нас трудящимися, но потому, что, человеколюбив будучи, желает награду нам даровать, будто долг.

106. Бог не попускает тем, которые всеусердно текут к Нему, совсем ниспасть (с той лествицы), но, видя их изнемогающими, содействует им и помогает, простирая к ним свыше руку силы Своей и к Себе возводя, — содействует и явно и неявно, и ведомо и неведомо, — пока они, прошедши всю лествицу, к Нему Самому приближатся, и всецело с Ним соединясь, забудут все земное, с Ним сопребывая там и сожительствуя, — аще в теле, аще ли кроме тела, не вем, — и неизреченных наслаждаясь благ.

101. Праведно есть прежде игу заповедей Христовых подклонить нам выи свои, ни в сторону не уклоняясь, ни вспять не возвращаясь и не отставая, но право и усердно шествуя в них даже до смерти, паче и паче обновляя себя и новым воистину делая себя Божиим раем, пока с Отцем Сын чрез Духа Святаго внидет и станет обитать в нас. И тогда уже, когда таким образом стяжем Его себе жителем и учителем, — тогда кому из нас повелит Он (взять на себя какое служение), и кому какое служение вверить, тому оно и да вручится; и он да ведет его так, как сие благоугодно Богу. Но прежде времени не следует сего служения искать, не следует и принимать его, когда дают его люди (сами от себя), но надлежит пребывать в заповедях Владыки нашего и Бога и ожидать повеления Его (взять на себя какое служение).

108. Если, — после того, как вверено нам будет служение в божественных вещах, и мы потрудимся в нем достохвально, — направлены мы будем Духом перейти на другое служение, или делание, или дело, — да не сопротивляемся. Ибо Бог не хощет ни того, чтоб мы были праздны, ни того, чтоб оставались на одном и том же делании, с котораго начали; но хощет, чтоб преуспевая, все более и более подвигались к достижению лучшаго, не своею однакож, но Божиею руководясь в сем волею.

109. Старающийся умертвить свою волю, должен творить волю Божию, — вместо своей воли вводить в себя волю Божию, насаждать и внедрять ее в сердце свое. И при этом тщательно смотреть, прорастает ли насаждаемое и внедряемое, пустив в глубь корни; если проросло и дало ствол, то ствол сей, будучи надрезан для принятия прививка, сросся ли с сим прививком и стал ли в одно с ним древо, — затем вырос ли прививок, расцвел ли и дал ли плод прекрасный и сладкий, — чтоб не неведомы были ему и земля, прежде приявшая в себя семя, и корень, на котором глубоко утвердилось сие непостижимое и неизреченное живоносное растение. (Перифраз; место очень темно).

110. Кто страха ради Божия отсекает свою волю, тому Бог, неведомо для него, так что он не знает, как то бывает, дарует Свою волю и соделывает ее неизгладимою в сердце его, открывая при сем очи сердца его, чтоб он познал ее (т. е. что это Божия воля), и силу подавая исполнять ее. Творит же сие благодать Святаго Духа, а без нея ничего не бывает.

111. Если ты получил прощение всех своих грехов, просто ли только чрез таинство покаяния и исповеди, или с приятием при сем и святой ангельской схимы; то какой любви, какого благодарения и смирения должно быть сие для тебя источником, — что, будучи достоин безчисленных мук, ты не только избавлен от этого, но еще удостоиваешься сыноположения, славы и царства небеснаго?

Обращая сие в уме своем и всегда помня, будь готов и преднастрояйся к тому, чтоб не обезчестить собою Сотворшаго тебя и почтившаго и безчисленныя простившаго тебе согрешения, но всеми делами своими прославить Его и почтить, — чтоб и Он тебя, почтеннаго Им паче всякой видимой твари (в творении), еще паче почтил в воздаяние за то (во благодати), — и другом Своим искренним наименовал тебя.

112. Сколько душа честнее тела, столько разумный человек лучше и выше всего мира. Не на великость сущих в мире творений смотри, чтоб ради того думать, будто они честнее тебя, человек; но на данную тебе благодать воззрев и достоинство умной и славной души своей уразумев, прославляй в песнях Бога, почтившаго тебя паче всего видимаго.

113. Будем смотреть и умудряться, как прославить Бога. Прославляется же Он нами не иначе, как так, как прославлен был Сыном. Но чем Сын прославил Отца Своего, тем и Сам прославлен был от Отца. Будем и мы делать тоже (что Сын) со тщанием, чтоб тем прославить Отца нашего, Иже есть на небесех, благоволившаго так наименоваться, и от Него быть прославленными славою Сына, которую имел Он у Него прежде мир не бысть. Это суть — крест, или умертвие всему миру, скорби, искушения, и другия страсти Христовы, — которыя перенося с полным терпением, подражаем мы Христовым страстям и прославляем тем Отца нашего и Бога, как сыны Его по благодати и сонаследники Христовы.

114. Душа, не освободившаяся совершенно от мирских навыков и пристрастия к видимым вещам, в самых чувствах и расположениях сердца своего не может безпечально переносить приключающихся ей печалей и находящих на нее напраслин и искушений от демонов и людей. Но, как узами связанная пристрастием к человеческим вещам, уязвляется ущербом в деньгах, тяжкою поражается скорбию от потери вещей и сильно болезнует о наносимых телу ея ранах.

115. Кто отторг душу свою от пристрастия и привязанности к чувственному и тесным союзом сочетал ее с Богом, тот не только равнодушен будет к сущим около его деньгам и вещам, и терпя потерю в них будет безпечален, какбы оне были не его, а чужия, но и самому телу его причиняемыя боли будет переносить с радостию и подобающим благодарением, видя всегда, по слову божественнаго Апостола, что когда внешний человек тлеет, внутренний обновляется по вся дни (2 Кор. 4:16). Иначе же с радостию переносить скорби по Богу невозможно. Потребны для сего ведение совершенное и мудрость духовная, — которых лишенный всегда ходит во тме безнадежия и неведения, не имея никакой возможности видеть свет терпения и утешения (молитвы).

116. Всякий мнящийся быти мудрым, потому что прошел все науки и сведущ во внешней мудрости, никогда не сподобится проникнуть в тайны Божии и увидеть их, если прежде не смирится и не сделается в чувствах сердца своего буиим, вместе с самомнением отвергал и приобретенную ученость. Ибо кто так поступает и с неколеблющеюся верою последует мужам мудрым в божественных вещах; тот, будучи ими руководим, вместе с ними входит в град Бога живаго, и Духом Святым наставляемый и просвещаемый, видит и познает то, чего никто из других людей видеть и познать не может. Так делается он богонаученным.

117. Богонаученных ученики мудрых века сего людей почитают буиими, между тем как сами воистину суть буии и наострились только по внешней премудрости объюродевшей, которую, по божественному Апостолу, обуи Бог (1 Кор. 1:20) и богословный глас признал земною, душевною, бесовскою, исполненною рвения и зависти (Иак. 3:15). Таковые, будучи вне божественнаго света, не могут видеть чудес, находящихся в нем, и тех, которые, водворяясь в сем свете, видят что в нем и поучают тому, почитают прельщенными, между тем как сами прельщены и никогда не вкушали божественных благ.

118. И ныне есть и среди нас вращаются люди безстрастные, святые и исполненные божественнаго света, которые так умертвили уды свои, сущие на земли, отребив их от всякой нечистоты и всякаго страстнаго похотения, что не только сами от себя не помышляют делать что–либо худое, но и когда влекут их к тому другие, не терпят никакого изменения в присущем им безстрастии. Их узнали бы и те, которые презрительно об них относятся и не верят им, когда они поучают о божественных вещах в премудрости Духа, еслиб добре разумели божественныя словеса, каждодневно ими читаемыя и поемыя. Ибо еслиб они знали совершенно Божественное Писание, то веровали бы обещанным нам от Бога и дарованным благам. Но как они непричастны сих благ за свое самомнение и нерадение, то охуждают и тех, которые сподобились причастия их и учат о них, не веря им.

Примечание. Так в греч. Добротолюбии. В новогреческом эта глава перифразирована так: «Те, которые говорят, что во времена сии нет ни одного безстрастнаго, и не верят тем, которые, в премудрости Духа, ведут беседы о божественных вещах, еслибы понимали божественныя слова какия каждодневно читают и поют, узнали бы, что и ныне есть безстрастные, святые и исполненные божественным светом, и живут среди нас, отребив себя от всякой нечистоты и всякаго страстнаго похотения, — так что не только сами от себя не помышляют делать что–либо худое, но и когда другой кто влечет их к тому, не терпят никакого изменения в безстрастии, которое в них. Но те, не зная Писаний, говорят, что ныне нет никого такого. Ибо еслиб разумели, как должно, Божественное Писание, то верили бы тем благам, которыя Богом нам обещаны и дарованы. Но как они непричастны таких благ, по причине самомнения и нерадения своего, то не веря им, охуждают и оклеветывают тех, которые сделались причастными их и учат о них».

119. Исполненные благодати Божией и совершенные в ведении и премудрости, которая свыше, для того только желают ходить в мир и видеть сущих в нем, чтоб напоминанием о заповедях Божиих расположить их к доброделанию и чрез то дать случай заслужить награду некую, — если конечно послушают их, возьмут в толк и убедятся. Так как они, не Божиим водимы будучи Духом, во тме ходят и не знают, куда идут, и преуспевают ли в каких заповедях: то (во благодати живущие идут к ним с показанными напоминаниями в желании и надежд) не воспримут ли они когда–нибудь истиннаго учения Святаго Духа, воспрянув от обдержащаго их самомнения, и искренно, а не с притворством и самохвальством, вняв воле Божией, не покаются ли, чтоб, исполнив ее, соделаться причастными какого–либо дарования духовнаго. Если же не случится им быть виновниками такой для посещаемых мирян пользы, то они, плача об ожесточении и ослеплении сердец их, возвращаются в свои кельи, и начинают день и ночь молиться о спасении их. Ибо о другом чем не печалятся с Богом непрестанно пребывающие и преисполненные всякаго блага.

120. Какая цель воплощеннаго домостроительства Бога Слова, которая во всем Божественном Писании проповедуется, но которой мы, читая сие Писание, не знаем? Не другая какая, как та, чтоб приобщившись тому, что наше, сделать нас причастными того, что есть Его. Сын Божий для того соделался сыном человеческим, чтобы нас человеков соделать сынами Божиими, возводя род наш по благодати в то, что Сам Он есть по естеству, раждая нас свыше благодатию Святаго Духа, и тотчас вводя нас в царство небесное, или, лучше сказать, даруя нам иметь сие небесное царствие внутри нас (Лук. 17:21), чтоб мы, не надеждою только внити в него, питаясь, но уже в обладание им быв введены, взывали: живот наш сокровен есть со Христом в Боге (Кол. 3:3).

121. Крещение не отъемлет самовластия и самопроизволения нашего, но дарует нам свободу от тиранства диавола, который не может уже более против воли нашей властвовать над нами. По крещении в нашей уже состоит воле, или пребывать самоохотно в заповедях Того, в Кого крестились, Христа, Владыки и Бога, и ходить путем повелений Его, или уклонясь от праваго пути сего, опять возвратиться к диаволу, противоборцу и врагу нашему.

122. Те, которые, по святом Крещении, повинуются хотениям лукаваго и угодное ему творят, отчуждают себя от святых ложесн святаго Крещения, по сказанному Давидом: отчуждишася грешницы от ложесн (Пс. 57:4). Ибо каждый из нас не изменяется или не прелагается из естества, как создан, в другое. Но быв создан от Бога благим (ибо Бог ничего злаго не сотворил), и пребывая непреложным по естеству и существу, как создан, что свободною своею волею произволяет и желает, то и делает, доброе ли то, или злое. Ибо как нож, на зло ли кто его употребляет, или на добро, не прелагается из своего естества в другое, но остается железом по естеству, так и человек действует и содевает, как сказано, что хочет, но из естества своего не выступает.

123. Не то спасает, если кто однажды и одному кому окажет милость, хотя то, если кто и одного презрит, повинным делает огню вечному. Ибо — взалкахся и возжадахся — сказано не про один случай, и не про один день, но указывает на всю жизнь. Равным образом — напитасте, напоисте, одеясте, и прочее что следует, не на однократное дело указывает, но на всегдашнее и в отношении ко всем. Христос Господь и Бог наш исповедал, что Он такую милость Сам приемлет от рабов Своих (в лице нуждающихся).

124. Кто подал милостыню сотне нуждающихся, но, могши дать и другим, накормить и напоить многих, — отказал умолявшим его и вопиявшим к нему, тот будет судим от Христа, как не напитавший Его; потому что и в этих всех Он есть тот же самый, котораго питаем мы в каждом из бедных.

125. Кто ныне всем нуждающимся все потребное для тела доставил, тот, если завтра, имея возможность тоже сделать, вознерадит о некоторых братиях и оставит их умирать с голода, жажды и холода, — того самого оставил умирать, того самого презрел, Кто сказал: понеже сотвористе единому сих меньших, Мне сотвористе (Мф. 25:40).

126. Того ради Господь благоволил восприять лице каждаго беднаго и каждому бедному Себя уподобил, чтоб никто из верующих в Него не возносился над братом своим, но чтоб каждый, видя в брате своем Бога своего, почитал себя меньшим и худшим брата своего, как есть меньше Сотворшаго его, и как Сего, принимал его и чтил, и в помощь ему готов был истощить все имение свое, как Христос и Бог наш истощил кровь Свою для спасения нашего.

127. Кому повелено иметь ближняго своего, как самого себя, тот конечно не один день, но всю жизнь свою должен иметь его таковым. Так же и тот, кому заповедано давать всякому просящему, заповедь имеет всю жизнь свою поступать так. Равно как и от желающаго, чтоб другие делали ему добро (всегда разумеется), требуется, чтоб он и сам тоже делал для других.

128. Так как имеющий ближняго своего как самого себя, не может дозволить себе иметь что больше ближняго; то если кто, имея, не раздает независтно, пока и сам не сделается бедным и не уподобится ближним своим, тот не оказывается точным исполнителем заповеди Владычней. Равным образом (не оказывается) хотящим давать всякому просящему тот, кто имея хоть грош или кусок хлеба, отошлет ни с чем просящаго у него, — или, не делая сам для ближняго, чего тот желает, (отошлет) чтоб сделал для него это другой кто. Таким образом, и тот, кто всякаго беднаго и нищаго кормил, поил, одевал и все другое для него делал, а презрел только одного и об одном понерадел, — и этот сочтен будет презревшим Христа Бога, алчущаго и жаждущаго.

129. Как иные заключают Христа Господа в одном бедном, тогда как Он нераздельно разделается, и есть весь во всяком бедном? Предположим теперь в уме своем, что сто бедных суть, как один Христос, ибо Христос совершенно нераздельно пребывает. Кто потому дал по монете девяносто девяти бедным, а одного разбранил, прибил и выгнал ни с чем, кому тот, думаешь, сделал это? Конечно Самому Христу, Который сказал, говорит и всегда будет говорить: понеже сотвористе единому сих меньших, Мне сотвористе (Мф. 25:40).

130. Из сказаннаго видно, что Господь Себе усвояет и принимает за сделанное собственно для Него Самого, что сделано для бедных братий наших. И слово Господа: Мне сотвористе, не ограничивается только теми, к которым мы немилостивы были, ни теми, которых онеправдовали, или которых собственностию покорыстовались, или которым наделали всякаго рода других зол, но заключает и тех, которых мы презрели. И этого одного достаточно к нашему осуждению; потому что, презирая их, мы презираем Самого Иисуса Христа.

131. Может быть это всем покажется тяжелым, и они потому сочтут благословным говорить в себе: кто может до точности все это исполнить, чтобы всех удовольствовать и напитать, и отнюдь никого из них не оставить неудовлетворенным? Но да послушают они Павла, который ясными взывает словами: любы Христова обдержит нас суждших сие (2 Кор. 5:14).

132. Как главныя заповеди объемлют все заключающияся в них частныя заповеди, так и главныя добродетели заключают в себе все частныя объемлемыя ими добродетели. Продавший, например, все свое и раздавший то бедным, и сделавшийся сам бедным; зараз исполнил все частныя, относящияся сюда, заповеди. Почему не имеет уже нужды просящему давать, и от хотящаго заяти у него не отвращаться. Таким же образом и непрестанную стяжавший молитву в сем едином исполненными имеет все заповеди о молитве, и не состоит уже под необходимостию седмерицею в день хвалить Господа, или в вечер, заутра и полудне, как исполненными уже имеющий в себе все молитвы, какими молимся мы и какия поем, по уставу, в определенныя времена и часы. Равно, сознательно имеющий в себе дающаго ведение человекам Бога, все прошел святое Писание, — и как плод, собрал всю могущую от чтения его произойти пользу, — и не имеет уже нужды в чтении книг. Ибо какую будет иметь в сем нужду тот, кто стяжав собеседником себе Того, Кто вдохновлял писавших Божественныя Писания, имеет печатлеемыми в себе от Него неизреченности сокровенных Таин? Напротив, он сам будет для других вдохновенною книгою, носящею новыя и древния тайны, написанныя перстом Божиим в нем, как совершившем все и почившем в Боге от всех дел своих, что есть верх совершенства.

133. Бывающее во время сна истечение от многих обычно происходит причин: от чревонеистовства, от тщеславия и от зависти бесов. Но бывает и от долгаго бдения, вследствие котораго тело разнеживается во сне, и от страха, когда страшится кто, как бы не пострадать сего, или ради божественной литургии, которую имеет совершать, будучи иереем, или ради св. причастия (к коему готовится, будучи простым братом). С занятым такими помыслами на одре своем, с боязнию, как бы сего не пострадать, бывает, что он лишь только заснет, как страждет то: что самое также происходит по зависти демонов. — И вот еще что бывает: иной увидит днем красивое лицо и нарисует его в мысли, потом отходит ко сну с блудными помыслами, по разслаблению не отогнав их, и подпадает истечению во сне, а иногда и не заснувши еще, лежа на одре. Бывает и так: сидят иные нерадивые, подобно мне, и разговаривают о страстных движениях, страстно или безстрастно; потом и, отходя ко сну, вращают такие образы в уме своем и засыпают в сочетании с ними; во сне и подвергаются сказанной неприятности; может же быть, что еще во время беседы один из них приял вред от другаго. Почему внимать должно самим себе всегда и поучаться в слове Пророка: предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да неподвижуся (Пс. 15:8), — и слух заграждать от таковых словес. Иные нередко подвергались плотским движениям, когда упразднялись от молитвы (оставляли молитву) как мы показали и в главе о молитве.

134. Ни к тому, кто богословствует, не идет покаяние, ни к тому, кто кается, не идет богословствование. Ибо сколько отстоит восток от запада, столько богословие выше покаяния. Кто находится в состоянии покаяния и воистину творит дела покаяния; тот себя имеет, как человек больной, день за днем проживающий среди разнемоганий, или как бедный, одетый в рубища и просящий милостыню. А кто богословствует; тот походит на человека, который проводит время в царских палатах, в светлом царском уборе, всегда находится близ царя, беседует с ним и от него самого слышит ясно повеления его и все, чего он хочет (разумеется состояние созерцания, — а ненаучное богословствование).

135. Умножение познания Бога бывает причиною умаления знания всего другаго. Т. е. чем больше кто познает Бога, тем больше оскудевает в знании всего прочаго. И не только это (бывает с ним), но он все больше и больше приходит в сознание, что не знает и самого Бога. Обилие возсияния Его в духе бывает совершенным Его невидением, и выше чувства воспаряющее чувство — нечувствием всего того, что вне. И как может быть и называться чувством такое чувство, которое не знает, что такое есть, каково и где есть то, в чем оно пребывает, и узнать то, или понять совершенно не может? Да и как возможно, чтоб подлежало чувству то, чего око невидало, о чем ухо неслыхало и что на сердце человеку невсходило?

136. Дарующий нам то, что выше чувства, дает нам благодатию Святаго Духа и другое чувство выше чувства, чтоб мы им чувствовали чисто и ясно дары Его и дарования, кои выше чувства.

137. Кто глух к слову Бога, тот глух и ко всякому гласу Его; как напротив кто слышит слова Бога, тот слышит (способен слышать) их все (всякия слова Божии), и никого он не слышит, кроме тех, которые говорят слова свои (поучения) благодатию Слова, и не их слышит он, но только слово, которое безгласно говорится голосом их.

138. Когда ты долу — в земном, тогда не изследуй того, что горе, т. е. небеснаго; и восходя горе, прежде, чем достигнешь верха, не любопытствуй дольняго, чтоб поскользнувшись не упасть, или лучше сказать, чтоб не оставаться долу (мняся восходити горе).

139. Кто обогатился небесным сокровищем, — разумею, пришествием и вселением в него Христа, Который сказал: Аз и Отец приидем и обитель у него сотворим (Ин. 14:23), тот знает знанием душевным (опытно, сознанием, чувством), какую получил радость, коликое и каковое сокровище имеет в царских сокровищницах сердца своего. Беседуя с Богом, как друг с другом, с дерзновением стоит он пред лицем Того, Кто обитает в нем во свете неприступном.

140. Кто верует тому, что я сказал, тот блажен. Кто деятельно подвизается посредством священных подвигов достигнуть ведения о том (опытно познать то), тот треблажен. Кто посредством делания и созерцания достиг высоты такого состояния и как сын дошел до Самого Бога, тот, чтоб не сказать нечто большее, есть Ангел.

141. Как тот, кто стоит на берегу моря, видит безмерную пучину вод, но предела их не досягает зрением, а видит только малую некую часть их: так и тот, кто сподобился чрез созерцание узреть безмерное море славы Божией и видеть мысленно Самого Бога, видит умными очами Бога и бездну славы Его, не всю, сколько ея есть, но лишь столько, сколько сие возможно для него.

142. Как тот, кто находится близ моря, не только видит его, но и в самыя воды его входит, сколько хочет: так бывает и духовно (с достигшими совершенства духовнаго), что они, когда хотят, входят в свет Божий и созерцают его и причащаются его сознательно в меру подъятых трудов, усилий и желательных стремлений.

143. Как тот, кто стоит на берегу моря, пока находится вне воды, все видит вокруг и обозревает пространство моря; когда же начнет входить внутрь воды и погружаться в нее, тогда чем больше сходит в нее, тем больше ничего не видит вне ея: так и те, которые сделались причастными божественного света, чем более преуспевают в познании Бога, тем в большее, соответственно тому, приходят неведение (всего, что вне Бога).

144. Как тот, кто входит в воду моря по колено или до пояса, ясно видит все, находящееся вне воды; а когда низойдет в глубь и станет весь под водою, ничего уже не может видеть, что вне, — и одно только знает то, что он весь во глубине моря: тоже бывает и с теми, кои возрастают в духовном преспеянии и восходят в совершенстве ведения и созерцания.

145. Преспевающие в духовном совершенстве, когда просвещаются, или осияваются в уме, тогда видят мысленно славу Господа и научаемы бывают мысленно божественною благодатию ведению за ведением, восходя от созерцания сущаго к познанию того, что воистину есть выше всего сущаго.

146. Приближающиеся к совершенству, видя только еще отчасти безпредельность (духовных вещей) и сознавая непостижимость того, что видят, удивляются и приходят в изумление; а чем более входят они, неведомо как, в свет ведения, тем более сознают свою немощь. То, что является им некоторым образом примрачно, показывает себя какбы зерцалом в гадании, и отчасти осиявая ум, мыслящий о том, когда благоволит явить себя в большем свете и соединиться по причастию с тем, кто им освещается, вовлекая всего его в себя, так что он бывает весь во глубине Духа, какбы в глубине безмерных светлых вод; — тогда он восходит неизъяснимо в совершенное неведение, как вступивший туда, где все выше ведения.

147. Ум наш, будучи прост, когда обнажится от всякаго сторонняго помышления и внидет в простый свет Божий, тогда, будучи объят и сокрыт весь сим светом не может уже встретить ничего кроме того света, в коем находится, чтоб подвигнуться к помышлению о том, но пребывает внутрь божественнаго света, не бывая попускаем посмотреть вовне. И сие–то показывает изречение: Бог свет есть и свет высочайший; почему когда бывает сказанное выше, тогда последует успокоение (почитие) всякаго созерцания.

148. Тогда приснодвижный ум становится недвижимым и немыслящим, — без мыслей, — когда весь покроется божественным облаком и светом, пребывая однакож в сознательном созерцании и чувстве и вкушая те блага, среди коих находится. Глубины Святаго Духа не таковы, как глубины воды морской, но оне суть живая вода вечной жизни. Все, что находится там, в глубинах Святаго Духа, непостижимо и неизъяснимо. Ум входит внутрь того, после того как минует все видимое и мысленное, и среди тех непостижимых вещей недвижно движется и вращается, живя паче жизни в жизни, будучи светом во свете, и не светом, поколику есть сам в себе. Тогда он видит не себя самого, но Того, Кто есть выше его, и, будучи изменяем мысленно от тамошней славы, становится совсем незнающим себя самого.

149. Достигший в меру совершенства бывает мертв и немертв, а живущ паче жизнию в Боге, с Коим пребывает, так как он не живет более сам по себе, как говорит Апостол: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2:20). Бывает он так–же слеп и не слеп; он смотрит не естественными очами, так как стал выше всякаго естественнаго зрения, получив новыя очи, несравненно лучшия естественных очей, коими и смотрит выше естества. Бывает бездействен и недвижим, как исполнивший всякое собственное действие. Бывает немыслящ, как соделавшийся едино с Тем, Кто выше всякой мысли, и почивший там, где нет места действию ума, — т. е. движению его в воспоминании, или помысле, или размышлении. Не имея возможности постигнуть и познать непостижимое и дивное, он некоторым образом опочивает на сем совершенным почитием, оным недвижением блаженнаго нечувствия, т. е. не любопытно наслаждаясь неизъяснимыми благами, с чувством однакож верным и определенным.

150. Кто не сподобился достигнуть в такую меру совершенства и проникнуть до таких благ, тот пусть винит себя одного, а не говорит в извинение, что это дело невозможно, или что бывает в нас совершенство, такое однакож, о котором мы и не знаем. Удостоверяем будучи Божественным Писанием, да ведает он, что дело сие возможно, и в истинный своей силе бывает в действительности, и совершается заведомо с сознанием его; но, по причине неисполнения и нарушения заповедей Божиих, всякий собственно сам себя лишает таких благ, соответственно своей неисправности.

151. Бог от начала сотворил два мира, видимый и невидимый, и царя над видимым, который носит в себе характеристическия черты обоих миров — одного в своей видимой части, а другаго в части мысленной, — в душе и теле. В этих мирах сияют и два солнца, — это видимое, и другое — мысленное. И что есть для видимаго и чувственнаго солнце, то есть для невидимаго и мысленнаго Бог, Который есть и именуется солнцем правды. Чувственный мир и все, что в нем, освещается чувственным сим и видимым солнцем; а мир мысленный и те, которые находятся в нем, освещаются и осияваются мысленным солнцем правды. И чувственное освещается чувственным солнцем, а мысленное — мысленным раздельно, особо одно от другаго, так как несмешаны и неслияны между собою ни мысленное с чувственным, ни чувственное с мысленным.

152. Из всего видимаго и мысленнаго только один человек создан от Бога двояким. У него есть тело составленное из четырех стихий, чувство и дыхание, — и душа мысленная, невещественная, нетелесная, соединенная неизреченно и неизследованно, срастворенная неслиянно, и сочетанная несмесно с тем, что есть в теле. И вот что есть человек, — животное смертное и безсмертное, видимое и невидимое, чувственное и мысленное, способное видеть видимое творение, и познавать мысленное. Как два солнца раздельно действуют каждое на свой мир, так раздельно действуют они и на каждую сторону человека: одно освещает тело, а другое душу, и каждое подает из собственнаго своего света соответствующей себе стороне или богато или скудно, сколько может вместить освещаемый.

153. Чувственное солнце видимо, но не видит; мысленное же солнце и зримо бывает достойными, и само зрит всех, паче же тех, которые на него смотрят. Чувственное солнце не говорит и никому не дает силы и способности говорить; мысленное же солнце и само говорит друзьям своим, и всем дает способность и силу говорить. Чувственное солнце, светя на чувственный сад, изсушает только теплотою лучей своих сырость земную, а не насыщает и не ботит растений и семян, мысленное же солнце когда возсияет в душе, оба сии оказывают действия: изсушает сырость страстей, очищая вместе скверноту и зловоние, происходящия от них и сообщает мысленной земле души удобрение (жирною делает), т. е. божественную благодать, коею будучи насыщаемы произрастения добродетелей, мало–по–малу возрастают в довольстве.

154. Чувственное солнце, восходя, освещает чувственный мир, и все что в нем, людей, зверей и прочее все, над которыми одинаково простирает свет свой, царствует в полдень, затем опять скрывается, оставляя во тме те места, над которыми светило. Солнце мысленное возсияв, всегда светит, невместно вмещаясь все во всем, и вместе отособляясь от тварей своих и неотделимо отдельно пребывая от них, — будучи все во всем и не будучи нигде в тварях своих исключительно (так чтобы не быть в других местах). Оно — все в видимом и все в невидимом, — все всюду присуще и нигде — все, исключительно.

155. Христос есть начало, средина и конец. Он есть и в первых и в средних и в последних, — и как есть в первых, так и во всех. Для Него нет разности между сими, как несть у Него ни варвар, ни Скиф, ни Еллин, ни Иудей, но всяческая и во всех Христос (Гал. 3:28).

156. Святая любовь, проникая всех от первых до последних, от головы до ног, всех с собою сочетавает, сцепляет, связывает и единит, и делает их крепкими и непоколебимыми. Будучи познаваема, она открывается каждому из них одною и тоюже. Она есть Бог, с Коим и последние бывают первыми, и первые, как последние.

157. Как мысленные чины небесных Сил освещаются Богом по порядку, так что божественное светолитие проникает из перваго чиноначалия во второе, из этого в третье и так во все: так и святые, будучи освещаемы святыми ангелами, связуемы и соединяемы союзом Святаго Духа, делаются равночестными с ними и подобными им. Затем святые, — которые являются из рода в род, от времени до времени, после святых, предшествовавших им — посредством исполнения заповедей Божиих прицепляются к ним, — к тем прежним и, получая благодать Божию, осияваются подобно им, — все же последовательно составляют таким образом некую златую цепь, каждый будучи особым звеном сей цепи, соединяющимся с предыдущим посредством веры, добрых дел и любви, — цепь, которая, утверждаясь в Боге, неудоборазрываема есть.

158. Кто не изволяет со всею любовию и желанием в смиренномудрии соединиться с самым последним (по времени) из всех святых, имея к нему некое неверие, тот никогда не соединится и с прежними, и не будет вчинен в ряд предшествовавших святых, хотя бы ему казалось, что он имеет всю веру и всю любовь к Богу и ко всем святым. Он будет извержен из среды их, как не изволивший в смирении стать на место, прежде век определенное ему Богом, и соединиться с тем последним (по времени) святым, как предопределено сие ему Богом.

159. Сколько хочет Бог быть нами познанным, столько открывается, — и сколько откроется, столько зрим бывает и познавается достойными. Но сподобиться сего и испытать сие никто не может, если прежде не соединится с Духом Святым, стяжав наперед трудами и потами сердце чистое, простое и сокрушенное.

160. Как тот кто станет предлагать уроки по риторике и философии изучающему лишь азбуку, не только никакой не принесет ему пользы, но отвратит его и от того, что он проходит и сделает, что он забудет выученное, потому что ум его не вмещает предлагаемых ему учений; так и тот, кто толкует о последних степенях совершенства новоначальным и особенно более ленивым из них, не только не принесет им пользы, но еще сделает, что они возвратятся вспять; потому что как взглянут они на высоту добродетели и увидят, как далеко отстоят от вершины ея, то, подумав, что им никак невозможно взойти на верх ея, бросят и те немногия добрыя дела, которыя начали уже делать, как безполезныя, и погрузятся в безнадежие.

161. Которых держат в своей власти и над которыми господствуют страсти, те, — когда услышат, что совершенный по Богу человек почитает себя нечистым паче всякаго человека, всякаго животнаго и всякаго зверя, — и что он, будучи безчестим, радуется, будучи злословим, благословляет и хвалит, будучи гоним, терпит, и со слезами и болезнию сердечною молит Бога о врагах своих, — вопервых не верят всему этому, почитая и выставляя себя подобными им; потом, будучи обличаемы Божественным Писанием и опровергаемы святыми, показавшими все сие на самом деле, сознаются, что не могут достигнуть в такую меру совершенства; а когда услышат, что если они не станут так поступать, то и спастися не могут, тогда, не желая отстать от греховных навыков и покаяться, в чем согрешили, впадают в безнадежие.

162. Где глубокое смирение, там и слезы обильныя; а где есть сие, там есть и присещение Святаго Духа; когда же придет благодать поклоняемаго Духа, тогда в том, кто начинает быть под действием Его, является всякая чистота и святость, — тогда он зрит Бога, и Бог призирает на него. Ибо Господь говорит: на кого воззрю, токмо на кроткаго и молчаливаго, и трепещущаго словес Моих (Ис. 66:2).

163. Человек может побеждать страсти, но не может их искоренить. Он получил власть не делать зла, но не и не помышлять о нем. Благочестие же настоящее состоит не в том только, чтоб не делать зла, но чтоб и не помышлять о нем. Кто помышляет о зле, в том нет чистоты. Ибо как может быть чисто сердце у того, кто оскверняется нечистыми помыслами, как зеркало затемняется пылью?

164. Чисто сердце, я полагаю, у того, кто не только не бывает тревожим и тяготим какою–либо страстию, но и не помышляет даже ни о чем худом, или мирском, хотя бы и хотел того, и одну память о Боге держит в себе с неудержимою любовию. Ибо око души, ум, когда ничто не мешает его созерцанию, чисто в чистом свете видит Бога.

165. Безстрастием почитаю я то, когда кто не только удаляется от действования по влечению страстей, но чужд бывает и самой похоти их; и не это только, но когда ум его обнажен от самаго помышления о них и свободно возносится превыше небес, как ни захочет, заходя за пределы всего видимаго и чувственнаго, какбы чувства его были совсем закрыты, и ум превитал в области выше–чувственной, имея однакож с собою и чувства, как орел имеет свои перья (в выси при себе).

166. Ни ум без чувства не проявляет своих действий, ни чувство без ума.

167. Сердце чисто есть и называется то, которое не находит в себе никакого помышления, или помысла мирскаго, но все прилеплено к Богу и сочетано с Ним так, что не вспоминает уже ничего мирскаго, ни печальнаго, ни радостнаго, но превитает в созерцании, возносясь до третьяго неба, восторгаясь в рай и видя наследие благ, обетованных святым, — применительно к чему представляет потом, сколько возможно сие для немощи человеческой, и блага вечныя. Вот что служит знамением чистоты сердечной и верным признаком, по которому всякий может определить меру своей чистоты и видеть себя как в зеркале.

168. Как тот, кто находится вне дома, не видит тех, которые заперты в доме, так и тот, кто распялся и умер миру, не имеет никакого чувства о вещах и делах мира.

169. Как мертвое тело не имеет никакого чувства ни к живым телам, ни к мертвым, лежащим вместе с ним; так и изшедший из мира благодатию Святаго Духа и сущий с Богом, не имеет чувства к миру, ни пристрастия к вещам мира, хотя подлежит потребностям тела.

170. Бывает смерть прежде смерти физической, и прежде воскресения тел бывает воскресение душ, — делом, опытом, силою и истиною. Ибо когда смертное мудрование уничтожается безсмертным умом и мертвенность изгоняется жизнию, тогда душа, какбы воскресшая из мертвых, узревает чисто себя саму, как узревают себя пробудившиеся от сна, и познает истинно Бога, ее воскресившаго о Коем помышляя, и Коего благодаря, выходит она за пределы чувств и всего мира, преисполненная неизреченной сладости, и тем заставляет утихнуть всякое мертвенное движение.

171. Иное вносится (в жизнь спасительную) нами самими, иное подается нам Богом. Чем больше мы очищаемся посредством собственных наших трудов и священных потов, тем более светимся божественным светом, тем более очищаемся собственными слезами нашими, принося от себя слезы и вместо их получая от Бога свет сокрушения.

172. Многие, привнося собственное свое, не получали того, что обыкновенно подается Богом. Это явно из того, что сделали и что пострадали Каин и Исав. Ибо если кто не привнесет своего с правым помыслом, с благочестным расположением, с верою и великим смирением, то нельзя чтобы Бог призрел на него милостиво и принял приносимое им, а не принявши сего, нельзя, чтобы дал вместо того и то, что обыкновенно Им подается в таком случае.

173. Мертв для святых мир и люди мира. Почему, как мирские, видя, не видят добрых дел святых мужей, и слыша, не могут нисколько понять божественных словес, предлагаемых ими благодатию Святаго Духа, так и духовные и святые мужи не могут видеть лукавых дел лукавых мирских людей, и понять страстных речей их, — т. е. и они, видя, не видят что в мире и слыша о том, что касается мирских людей, находятся в таком божественном состоянии и расположении, как бы не слышали то, по неимению к тому чувства. Таким образом не бывает никакого общения ни у духовных с мирскими, ни у мирских с духовными.

174. Как явно разделение света и тьмы и смешение их невозможно: кое бо общение свету ко тьме, или кая часть верну с неверными (2 Кор. 6:14, 15), так такое же бывает разделение одного с другим и в тех, кои имеют Святаго Духа, и в тех, кои не имеют Его. Ибо духоносцы имеют житие свое на небесах, сделавшись из людей более ангелами, а эти (неимеющие Духа) сидят еще во тме прародительской и в сени смерти, прикованные к земле и земному. И те освещаются обильно мысленным невечерним светом, а эти только чувственным; те видят и себя самих и ближних, — а эти, видя каждый день и себя самих и ближних умирающими душевною смертию, не знают и не верят, что есть воскресение мертвых, суд и воздаяние каждому по делам его.

175. Имеешь ли ты Духа Святаго, это можешь ты верно узнать из действий Его в тебе, как говорит о сем св. Павел, — что где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3:17), — и что там плоть убо мертва греха ради, дух же живет правды ради (Рим. 8:10), — что иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми (Гал. 5:24). Ибо крестившиеся в Духе Святом облеклись во всего Христа, стали сынами света и ходят в невечернем свете, видя мир не видят и слыша мирское не слышат. Как о плотских людях написано, что они, видя, не видят, и слыша о божественных вещах, не разумеют того и не могут вместить духовнаго, потому что оно кажется им буйством: таким же образом разсуждай и об имеющих в себе Духа, что они хотя носят тело, но не плотяны суть, как говорит Апостол: вы несте во плоти, но в Дусе, понеже Дух Божий живет в вас (Рим. 8:9). Они мертвы для мира и мир мертв для них, как он же говорит о них в своем лице: мне мир распяся и аз миру (Гал. 6:14).

176. Как человек двояк, состоя из души и тела, так и мир, подобно ему, двояк — видимый и невидимый, и в каждом из них свои особыя идут дела, по духу каждаго, и свои заботы о делах. Тоже нахожу я и в видениях и снах. Чем душа занята и о чем разглагольствует наяву, о том мечтает или философствует она и во сне: или проведши весь день в заботах о делах человеческих, об них же суетится она и в сновидениях, или поучавшись все время в вещах божественных и небесных, в видение их входит и во время сна и умудряется видениями, по Пророку: юноши ваши видения узрят (Иоиль в Деян. 2:17). И не прельщается ложными сновидениями, но сновидит истинное и поучается откровениями.

177. Когда желательная часть души движется на страсти, утехи, наслаждения и удовольствия мира сего, тогда душа видит и сны, подобные сему. И опять, когда раздражительная часть души озверяется и разсвирепевает против однородных себе людей, тогда и в сновидениях видятся нападения зверей и пресмыкающихся, войны и брани, споры и бой в судах с теми, с коими состоят в раздоре. Когда же умовая часть души надымается в тщеславии и гордости, тогда во сне мечтаются воспарения на воздух на крыльях, или возседания на высоких креслах судей и властителей народных, торжественные выходы и встречи и т. п.

178. У тех только бывают истинныя во сне видения (их не следует называть снами, а видениями), — которых ум благодатию Святаго Духа сделался прост и свободен от всякаго давления со стороны страстей и от рабства им, — у которых вся забота и попечение о божественном и все помышление о будущих наградах и воздаяниях, — которых жизнь выше жизни живущих, безпопечительна, не развлеченна, тиха, чиста, исполнена милости, мудрости небеснаго ведения и других плодов благих, возделываемых в них Духом Святым; у тех же, кои не таковы, сны ложны и безпорядочны, и все в них обман и прелесть явная.

179. Кто делает мертвою волю свою, тот всеконечно делается безвольным, не имеющим воли; из живых же и самодвижных тварей нет ни одной безвольной, кроме неимеющих чувства и движения. Растения движутся некако внутри и возрастают; но не говорится, что они делают это движение и возрастание по естественной воле своей, потому что они бездушны. Но всякая воодушевленная тварь имеет и естественную волю. Итак, кто умертвит волю свою подвигом и особым направленным к тому вниманием и тщанием, и сделается безвольным, тот очевидно вышел из естества своего и стал вне его, и ничего уже не хочет собственным хотением своим, и ничего не делает сам, ни добраго, ни худаго.

180. Из тех, которые сподобились соделаться едино с Богом, соединясь с Ним содействием Святаго Духа, и вкусить неизреченных благ Его, никто не услаждается пустою, скажу — безчестною и ничтожною славою, приносимою ему от людей; не вожделевает он также ни денег, ни одежд дорогих, ни камней многоценных, как называют их люди неразумные; не любит прилеплять сердца своего, или пристрастие иметь и к богатству, текучему и непостоянному, переносящемуся от одного к другому; — не любит и того, чтоб знаему быть царям и начальствующим, которые не суть поистине начальники, властители, господственные, будучи обладаемы и господствуемы многими страстями; он и не почитает их за что либо великое и высокое и не думает, чтоб они особою какою облекали славою тех, кои близкими становятся к ним; не желает быть близким и к другому кому из именитых и славных в мире сем, как никто не желает из богатаго сделаться бедным, или из властнаго начальника, великаго и славнаго сделаться безчестным, безславным, презренным, низшим всех.

181. Тому, кто много говорит устами в молитве своей, не удобно сознавать все, что говорит; но кто молится немногословно, тот может сознавать, что говорит в молитве. Тем, которые не все сознают хорошо, что говорят, положено много говорить; тот же, кто научился сознавать, что говорит в молитве, не может говорить много, чтоб не разсеяваться умом. Нет нужды много говорить к Богу, но немного с разумным сознанием того, т. е. чтоб понимаемо было то. Впрочем молиться с разумным сознанием никак невозможно, не сделавшись причастником Духа Святаго. Если кто не содружится с Богом чрез Господа Иисуса Христа во Святом Духе, то душа его не может молиться с разумным сознанием, как сказал один из великих отцев: то, силою чего мы молимся, как должно, есть Дух Святый. Итак, кто думает, что молится настоящим образом без Духа Святаго, тот и, прославляя Бога песнословно, тоже что хулит Его, поколику нечист есть и не содружился еще с Богом.

182. Как тот, кто всегда смотрит на солнце чувственное, и нехотя претерпевает изменение в зрении, т. е. начинает смотреть иначе, потому что не может ничего другаго из видимаго видеть, а во всем видит одно солнце: так и тот, кто умом своим и сердцем всегда смотрит на умное солнце правды, — и нехотя претерпевает изменение в умном зрении, потому что он ничего уже из земнаго воображать не может, но во всем видит единаго Бога.

183. Спросили однажды святаго и блаженнаго сего Симеона, каков должен быть иерей, и он ответил, говоря: я недостоин быть иереем, но каков должен быть иерей, верно знаю. Вопервых, он должен быть чист не только телом, но и душею, и при этом непричастен никакому греху. Вовторых, он должен быть смирен не по внешнему только себя–держанию и обычаю действовать, но и по внутреннему настроению. Потом, когда предстоит священной и святой трапезе, должен всеконечно, видя чувственно святые дары, мысленно созерцать Божество. И не это только, но и Самого Того, Кто невидимо присущ в дарах, должен он стяжать и иметь обитающим в себе в сердце своем сознательно, чтоб таким образом с дерзновением мог он возносить моления к Богу и, как друг с другом беседуя, говорить: Отче наш, Иже еси на небесех, да святится имя Твое: потому что молитва сия показывает, что произносящий ее имеет живущим в себе сущаго по естеству Сыном Божиим, со Отцем и Святым Духом. Таких видел я пресвитеров, простите мне отцы и братия.

184. Говорил он еще и следующее, будто об ином ком, себя прикрывая и бегая славы человеческой, понуждаемый однажды объявить то по любви к ближнему на общую пользу: слышал я, говорит, от одного монаха иерея, доверявшагося мне, как другу своему: никогда (говорил он) не литургисал я, не увидев Духа Святаго, как видел Его сошедшим на меня в то время, когда меня рукополагали и митрополит читал надо мною молитву иерейскаго посвящения и Евхологий[4] лежал на бедной главе моей. Я спросил его: как он Его тогда видел и в какого рода образе? Он сказал: простым и безвидным, однакож как свет; и когда я увидев то, чего никогда не видел, удивился сначала и сам в себе разсуждал, что бы это было такое, — тогда Он таинственно, но внятным гласом сказал мне: Я так нисхожу на всех Пророков и Апостолов, и нынешних избранников Божиих и святых; ибо Я есмь Святый Дух Божий. — Ему слава и держава, во веки веков. Аминь.

ПОДВИЖНИЧЕСНОЕ СЛОВО СТАРЦА СИМЕОНА БЛАГОГОВЕЙНАГО

Предлежащее слово подвижническое и нравоучительное, состоящее из многих глав, не св. Симеону Новому Богослову принадлежит, а Симеону благоговейному, старцу св. Симеона Новаго Богослова.

1. Брате, в самом начале отречения своего от мира потщися насадить в себе благия добродетели, чтоб и братству ты был полезен, и самого тебя Господь возвеличил напоследок. Не стяжевай себе особаго дерзновения пред игуменом и не ищи себе особой от него чести. Не стяжевай дружбы с набольшими в обители, и не учащай в келлии их, зная, что чрез это не только страсть тщеславия начнет пускать в тебе свои корни, но и самому настоятелю сделаешься ненавистен; а почему это, — разумеваяй да разумеет. Сиди в мире в келье своей, какова бы она ни была, но и хотящаго посетить тебя и побеседовать с тобою, не отвращайся, ради сохранения своего благоговеинства; потому что, с совета отеческаго беседуя с ним, не потерпишь вреда, хотя бы он был и из противных, т. е., несогласен с тобою ни в правилах, ни в мыслях. Если и не видишь, чтоб это было полезно для тебя, делай так, побуждаясь возможностию доставить пользу другому.

2. Должно всегда иметь страх Божий и каждодневно обследовать и обсуждать, что добраго и что худаго сделано тобою, — и доброе предавать забвению, чтоб не впасть в страсть тщеславия, а о противном тому проливать слезы с исповедию и напряженною молитвою. Суд сей над собою совершай так. Когда кончится день и настанет вечер, начинай разглагольствовать с собою и вопрошать себя: как, с помощию Божиею, провел я день сей? Не осудил ли кого? не досадил ли кому словом? не соблазнил ли кого? не посмотрел ли страстно на чье–либо лице? Не преслушал ли в чем настоятеля по послушанию своему и понерадел о нем? не прогневался ли на кого? Стоя в собрании (церковном), не занимал ли ума своего чем безполезным, или отяготясь от лености богослужением, не уходил ли из церкви и с правила? Хотя бы ты нашел себя во всем этом неповинным, — что однакож невозможно, — потому что никто не бывает чист от скверны, аще и един день будет жития его (Иов. 14:4), и никто похвалится чисто имети сердце (Притч. 20:9); и тогда, помянув это, возопий к Богу со многими слезами: Господи, прости мне, елика согреших словом и делом, в ведении и неведении; ибо мы во многом погрешаем, и не зная того.

3. Каждодневно должно исповедывать всякий помысл духовному отцу своему, и что он будет говорить тебе, принимать то как из уст Божиих с полным убеждением (в истине того непреложной); другому же никому не передавать, что–де спросил я отца моего о том–то и том–то, и он ответил мне то и то; и тем паче не переспрашивать, хорошо ли он сказал мне это, и что мне делать во уврачевание себя? Потому что это суть слова неверия отцу своему, и пагубны для души. Это наиболее случается обычно с новоначальными.

4. Всех, сущих в киновии, должно видеть святыми и только себя одного почитать грешным и последним, прилагая к сему, что из всех спасаемых ты один осужден будешь на вечныя муки в день он. Когда стоишь на службе, все об этом думай, и не переставай тепло плакать в сокрушении сердечном, не обращая внимания на соблазняющихся, или насмехающихся. Только когда увидишь, что начинаешь от этого поскользаться в тщеславие, тогда выходи из церкви и делай это втайне, поскорее возвращаясь потом на свое место. Это для новоначальных очень полезно, особенно во время шестопсалмия, чтения Псалтири и поучений, и во время божественной литургии. Но смотри никого не осуждай, а вот что положи в уме своем: те, которые видят меня так плачущим, почитая меня многогрешным усердно молятся обо мне. И конечно так непрестанно помышляя и всегда поступая, великую получишь ты пользу, — и Божию привлечешь благодать, и божественнаго блаженства причастником сделаешься.

5. Не ходи ни к кому в келлию, кроме игумена, и это как можно реже. Но если желаешь спросить его о каком–либо помысле, делай это в церкви; от службы же церковной прямо уходи к себе в келлию и потом на дело послушания своего; а после повечерия, положив поклон игумену и испросив молитв, опять поникши головой, с молчанием беги в келлию. Лучше одно Трисвятое прочитать со вниманием и лечь спать, нежели без сна провести четыре часа в безполезных разговорах. Впрочем где сокрушение и плач духовный, там и божественное осияние: а когда оно найдет, тогда отгоняются и леность, и немощь.

6. Особой любви ни с каким лицем не заводи, особенно из новоначальных, хотя и покажется тебе жизнь его очень хорошею и нимало не подозрительною. Потому что из духовной такая любовь очень часто прелагается в страстную и бывает причиною многих безполезных скорбей. И это случается наиболее с теми, кои ревностнее подвизаются. Впрочем смирение и частая молитва научат, как тут поступать; подробно же говорить о сем здесь не нахожу уместным. Разумеяй да разумеет.

7. В отношении к каждому брату в киновии надо держать себя чужим и странним, особенно из тех, кои были знакомы по мирской жизни; но всех любить, и любить ровно, — на благоговейных и подвижников смотреть как на святых, а о подобно мне нерадивых прилежно молиться. Впрочем, как и выше показали мы, почитая всех святыми, потщися плачем очиститься от страстей, чтоб, осветившись благодатию, на всех смотреть одинаково и сподобиться блаженства чистых сердцем.

8. Вот что почитай совершенным, имени своего достойным, удалением от мира, — всеконечное воли своей умерщвление; потом безпристрастие к родителям, родным и друзьям и совершенное от них отречение.

9. Далее еще, — обнажение себя от всего имущества своего, чрез раздаяние его бедным, по слову Господа, сказавшаго: продаждь имение твое и даждь нищим (Мф. 19:21); и забвение действительное всех лиц, какия сердечно любил, или плотскою или духовною любовию.

10. Также исповедание всех сокровенностей сердца твоего и всего, что до сего самаго часа наделано тобою, духовному отцу, или игумену, как самому Богу, испытующему сердца и утробы, ведая как Иоанн крестил крещением покаяния, и все шли к нему исповедывать грехи свои (Мр. 1:4, 5). Ибо от этого бывает великая радость на душе и облегчение совести, по пророческому слову: глаголи ты первее грехи твоя, да оправдишися (Ис. 43:26).

11. Еще и то, чтоб положить в помысле такое убеждение, что после твоего поступления в обитель, померли твои родители и друзья, и почитать отцем и материю лишь Бога и настоятеля; затем ничего уже у них не просить ради телесной потребности. Если они по своему о тебе попечению пришлют тебе что, прими то и помолись о них за их о тебе заботу, но присланное отдай в гостиницу или в больницу, и сделай это со смирением, потому что это не есть дело совершенных, но последнейших.

12. Делай всякое дело доброе со смирением, помня слово Господа: егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должни бехом сотворити, сотворихом (Лк. 17:10).

13. Всячески блюдись, чтоб никогда не принимать св. Причастия, имея что–либо на кого, даже в виде прилога помысла, пока не устроишь совершеннаго примирения с ним посредством покаяния. Впрочем и этому научишься от молитвы.

14. Каждодневно будь готов к подъятию всякой скорби, помышляя, что скорби суть избавление от многих долгов, и благодари за них (когда встретятся) Святаго Бога. Сим образом стяжевается непостыдное упование по слову великаго Апостола: скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование, упование же не посрамит (Рим. 5:3—5); так как, по неложному обетованию, ихже око не виде, и ухо не слыша и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2:8), есть достояние тех, кои, с помощию благодати, показывают полное терпение в скорбях; без благодати же, ничто не может быть сделано как следует.

15. Не имей в келлии своей никаких вещей, даже до иглы, кроме рогожи, овечьей кожи, рясы, и того, во что одеваешься (или чем одеваешься ночью), — если возможно, ни даже подножия. Есть что сказать обо всем этом; но разумеяй да разумеет.

16. Опять и у игумена не проси ничего потребнаго, кроме положеннаго по уставу; но и это, когда сам он позовет тебя и даст, никак не соглашаясь при сем с помыслом, внушающим переменить что–либо из даемаго, но каково бы оно ни было, принимай то с благодарностию, как от Бога, — и тем довольствуясь, без замысла купить другое от себя, потому что это неуместно. Так как платье загрязняется, то его надо мыть дважды в год, выпрашивая на это время подобно нищему и страннику, со всем смирением, у другаго брата, чем одеться, пока своя одежда вымытая высохнет на солнце, и потом опять отдавая то с благодарностию. Так и с рясою поступать надобно и со всем другим.

17. Трудись по силе (не ленясь) в деле послушания, а в келлии прилежи молитве, со вниманием, сокрушением и частыми слезами, не слагаясь в сердце с помыслом, что–де, как ныне я преутрудился, то отниму немного от молитвы, труда ради телеснаго: ибо говорю тебе, что сколько бы кто ни преутруждал себя в деле послушания, коль скоро чрез это отвлекается он от молитвы, пусть держит в мысли, что потерял нечто великое. И это так есть воистину.

18. Прежде всех приходи в церковь на богослужение и после всех выходи, кроме крайней какой нужды, — особенно на утреню и литургию.

19. Всякое повиновение имей к своему игумену, от коего и пострижен ты, и без раздумывания исполняй, что ни повелит он, даже до смерти, хотя бы то казалось тебе и невозможным. Действуя так, будешь подражателем Того, Кто послушлив был даже до смерти, смерти же крестныя. Но не только игумена, но и всю братию, и того, кому поручено смотреть за послушаниями, ни в чем не должно преслушивать. Если он назначит тебе что не по силам тебе, положив поклон, проси снисхождения; если не снизойдет, понудь себя исполнить то, помышляя, что нудящихся есть царствие и что его восхищают те, которые нудят себя (Мф. 11:12).

20. С сокрушенным сердцем припадай к ногам всей братии, как ничтожный, безвестный и совсем будто не сущий. Кто так обращается со всеми и так проводит жизнь свою, тот, дерзаю сказать, бывает прозорливым, и с помощию благодати многое предсказывает. Таковый молится и о прегрешениях других братий, пребывая неразвлекаемым пристрастием к вещественному, так как духовная божественная любовь не попускает ему поскользнуться на это. Предсказывать недивное дело. Часто бывает это и от бесов, — но разумеяй уразумеет сие. Впрочем, когда кто начнет исповедывать, или принимать открытия ему помыслов другими, то бывает, что лишается и сего, будучи занят разсуждением помыслов других. Но если по великому смирению перестанет это делать, т. е. выслушивать и говорить по сему случаю, то опять возводится в прежнее устроение. Почему так бывает, знает един Бог; я же, страхом объемлем, не дерзаю говорить об этом.

21. Имей ум всегда в Боге и во время сна и во время бодрствования, при вкушении пищи и беседе, за рукоделием и всяким другим делом, по слову Пророка: предрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть (Пс. 15:9). Почитай себя грешнейшим паче всякаго человека. Ибо когда такое помышление долгое время занимает ум и сердце, тогда внутри обыкновенно является некое духовное возсияние света, на подобие луча. И чем более взыскиваешь его, со вниманием крепким, мыслию неразвлеченною, трудом великим и слезами, тем более оно является яснейшим и яснейшим: являясь таковым, возлюбляется: любимо бывая, очищает: очищая, делает боговидным, просвещая и научая различать доброе от худаго. Впрочем, брате, много требуется труда и с Божиею помощию, чтоб такое сияние благодатное совершенно вселилось в душу твою и ее освещало, как луна мрак ночи. Потребно также внимательно смотреть, не прокрались бы прилоги помыслов тщеславия и самомнения, чтоб не осудить кого, видя, что он делает что–нибудь неподобающее. Ибо демоны, видя, что душа чрез вселение в нее благодати и установление в ней мирнаго устроения освободилась от страсти и искушений, обыкновенно влагают в нее такие помыслы; но помощь от Бога (приходит и разоряет их козни). Да будет у тебя и плач непрестанный, и сытости в слезах не знай. Внимай еще, как бы не пострадать чего из–за обильной радости духовной и умиления; а постраждешь, если подумаешь, что они суть плод собственнаго твоего труда, а не благодати Божией, потому что за это они взяты будут от тебя, — и ты много поищешь их в молитве, и не обрящешь, и узнаешь, какое потерял ты дарование благодати. Но Господи, никогда не попусти нам лишиться благодати Твоей. Впрочем, брате, если и случится сие с тобою, возверзи на Бога немощь свою и возстав, воздень руки свои, и так говори в молитве: Господи! помилуй меня грешнаго, немощнаго и беднаго, и низпосли на меня благодать Твою, не попуская мне искуситися паче, нежели могу. Виждь, Господи, в какое бездушие и в какие помыслы ввергли меня грехи мои многие. Я, Господи, еслибы и захотел почесть, что мое самомнение, бывшее причиною лишения Твоего благодатнаго утешения, произошло у меня от бесов, не могу тем извинить себя, ибо знаю, что с теплым усердием творящие волю Твою легко сопротивляются им. Не они, а мои собственныя грешныя расположения, кроющияся в сердце, искусили меня. Каюсь в сем. Господи мой, Господи, и молю Тя, если благоугодно Тебе и для меня полезно, да внидет паки благодать Твоя в раба Твоего, да видя ее, радуюся со умилением и плачем, — будучи просвещаем присносветлым сиянием ея и сохраняем от скверных помыслов, и всякой злой вещи, и от всех недобрых дел и слов, коими каждодневно согрешаю я в ведении и неведении, — укрепляясь в благонадежном дерзновении пред Тобою, Господи, скорбями, каждодневно приключающимися рабу Твоему от бесов и людей, и отсечением собственной воли своей, помышляя и о благах, уготованных любящим Тебя. Ибо Ты сказал, Господи, что просяй приемлет, ищай обретает, и толкущему отверзется (Мф. 7:8). К сему, брате, прилагая и другое, что вложит Бог, в сердце твое, пребывай терпеливо в молитве, не разслабляясь скучанием и унынием, — и благий Бог не оставит тебя.

22. В келлии, какую в начале получил ты от настоятеля, терпеливо пребудь до конца. Если помысл станет смущать тебя по причине ея ветхости, или опасности падения, то, поклонившись настоятелю, скажи ему об этом со смирением. Если он послушает тебя, радуйся; а если нет, и в таком случае благодари, воспомянув о Владыке своем, не имевшем, где главу подклонить. (И не повторяй уже прошения). Ибо если ты два, три или четыре раза подокучаешь об этом настоятелю (и не получишь удовлетворения); то от этого родится сначала дерзость пред ним, потом недоверие к нему и наконец презрение (и жизнь твоя разстроится). Почему, если хочешь проводить жизнь тихую и покойную, не проси у настоятеля ничего, что служит к удовлетворению телесных потреб. При поступлении твоем в монашество, в начале об этом и речи не было. Не обещался ли ты напротив мужественно сносить по заповеди Божией, еслибы тебя все презирали и уничижали? Итак, если хочешь сохранить веру и любовь к настоятелю своему и всегда смотреть на него как на святаго, соблюди следующия три вещи: не проси у настоятеля того, что служит к упокоению телесному, не позволяй себе особой пред ним смелости и не учащай к нему, как некоторые делают, имея в виду будтобы то, чтоб пользоваться его наставлениями и руководством, — не иноческое это дело, а человеческое; впрочем я этого не осуждаю. Прибавь к сказанному еще и то, чтоб не скрывать от него никакого помысла, находящаго на тебя. Если будешь соблюдать все сие, то без волнений переплывешь море жизни и отца своего, каков бы он ни был не перестанешь почитать святым. Если, подошедши в церкви к отцу своему спросить о своем каком–либо помысле, найдешь, что другой предупредил тебя по томуже предмету, или другому какому, и увидишь, что на тебя не обращается внимания, смотри не оскорбись, и не подумай чего–либо недобраго, но стань особо поодаль и жди, сложив руки, пока не кончится речь с тем и тебя не позовут. Бывает, что отцы нарочно так делают для испытания и для заглаждения прежних наших в сем обстоятельстве погрешностей.

23. Поститься в посты надлежит тебе так: в великий пост по два дня, кроме великаго какого праздника, субботы и воскресенья; в другие посты через день (вкушать); в прочие же дни года есть по одному разу в день, кроме субботы, воскресенья и праздника, — но не досыта.

24. Старайся быть для всего братства назидательным образцом во всякой добродетели, — в смирении и кротости, в милостивости и послушании даже в низких вещах в безгневии и безпристрастии, в нестяжательности и умилении, в незлобии и нелюбопытности, в простоте нрава и чуждости ко всякому человеку, в посещении болящих, в утешении скорбящих, — в том, чтобы не отвращаться от ищущих пользы, под предлогом беседы с Богом: ибо любовь лучше молитвы, — в том, чтоб быть сострадательну ко всем, нетщеславну, недерзостну, необличительну, нетребовательну ни от настоятеля, ни от другаго какого распорядителя, соблюдающу почтительность ко всем иереям; — в том, чтобы показывать внимание в молитве, неподдельное благонастроение и любовь ко всем, чтоб не славы ради стараться любопытно изследовать Писания, — чему научит тебя молитва, бывающая со слезами, и просвещение благодати. Когда спросит кто о чем подобающем, учи его тому, что касается богодейственных и богоугодных деланий, как подаст тебе благодать, со всем смирением, из опытов своей жизни, какбы другаго кого, не тщеславясь в помысле, кто бы ни был ищущий у тебя пользы. И того не отвращайся, кто ищет у тебя врачевства против какого–либо помысла, но восприими его погрешения, какия бы они ни были, и молись о нем с плачем: ибо это есть знак совершеннаго сострадания и любви. И того ради, чтоб не получить вреда от слышания таких вещей, не отревай от себя приходящаго. Действуя из любви, не потерпишь никакого вреда, при помощи благодати Божией. Впрочем, чтоб не произошло от этого вреда для других, надобно вести речь о сем (т. е. принимать помыслы и давать уроки по поводу их) в тайном месте. Но если и подвергнешься, как человек приражению какого помысла, — чего однакож не потерпишь, если сподобился действа благодати, — то и при этом не переставай так действовать: ибо мы научаемся не своей искать пользы, но многих, да спасутся (1 Кор. 10:33). Относительно действа благодати знай, что когда станешь ты воистину иметь себя грешнейшим паче всякаго человека, тогда это будет значить, что восприял ты действо благодати. Будь только безпопечителен (о земном) и нестяжателен, — и сподобишься сего. Как же все сие бывает, не умею сказать: Бог весть.

25. Часы бдения проводи так: два часа читай (отеческия книги), два часа молись во умилении со слезами; (это от себя, не по молитвеннику), затем приложи канон, какой хочешь (или из Октоиха дневной, или из Минеи, или общепокаянный, или еще какой), и двенадцать псалмов, если угодно, — наконец молитву: Нескверная, Неблазная, и молитву св. Евстратия: Величая величаю Тя. Это когда ночи бывают велики; когда же оне коротки, тогда и последование молитв пусть будет у тебя покороче, по даемой тебе от Бога силе: ибо без Него ничто доброе не делается, как говорит Пророк: от Господа стопы человеку исправляются (Пс. 36:23), — и как сказал Господь: без Мене не можете творити ничесоже (Иоан. 15:5). — Но причащаться никогда не причащайся без слез.

26. Ешь предлагаемое, каково бы оно ни было; подобным образом и вино (пей, какое подадут), с воздержанием, без ропота. Если живешь один, по немощи ешь сырыя зелия (овощи, салаты), с маслинами. Если кто из братий пришлет тебе какое варево, прими с благодарностию и смирением, как странник, и поешь того, что бы то ни было, что же останется, пошли то другому брату, бедному и благоговейному. Если кто позовет тебя на угощение, ешь все предлагаемое, но всего по малу, по заповеди, соблюдая воздержание. Вставши из–за трапезы, сделай поклон звавшему по обычаю странников и бедных, и поблагодари его, говоря: Бог да воздаст тебе, отче святый. Говорить же ничего не говори, хотя бы приходилось сказать и что–либо полезное.

27. Если кто из братий, в скорби или от настоятеля, или от эконома, или от другаго кого, придет к тебе, утешь его такими словами: «поверь, брате, что это случилось тебе на испытание. Часто и со мною бывало это, и я по малодушию скорбел от того; но когда воспринимал удостоверение, что это посылалось мне на испытание, переносил то с благодарностию. Поступай и ты таким же образом, и не печалиться, а паче радоваться будешь от таких скорбей». Хотя бы тот на брань и поношение (оскорбивших) поползнулся, ты и при этом не отворачивайся от него, но как подаст тебе благодать, постарайся утешить его. Ибо много есть разсуждений (пригодных на это дело); и ты, как поймешь состояние брата и его помыслы, сообразно с тем подойди с ними к нему и помоги ему; неуврачеванным же ни за что не отпускай его от себя.

28. Если какой брат болен, и тебе случится долгое время не посетить его, то, желая наконец это сделать, пошли наперед предуведомить его и сказать: поверь мне, отче святый, что я ныне только узнал о болезни твоей, и прошу в этом извинения. Потом сам иди, и пришедши, положи поклон и по молитве скажи: как тебе, отче святый? Как милует тебя Бог? — Затем сядь, сложа руки, и молчи. Если и другие там будут, пришедшие для посещения, смотри ничего не говори, ни от Писания, ни из естествословия, чтоб после не скорбеть. Это наибольшею частию случается с простейшими из братий.

29. Если случится тебе угощаему быть трапезою вместе с другими благоговейными братиями, все предлагаемое надобно тебе есть без раздумывания, что бы там ни было. Если имеешь от кого–либо заповедь не есть, например, рыбы или другаго чего, а это предложено, то, когда тут же или недалеко давший тебе заповедь, поди и умоли его позволить тебе есть то; когда же нет его или знаешь, что он не разрешит тебе, а ты не хочешь смутить тех, с которыми сидишь за трапезою, ешь не колеблясь, и после стола разскажи ему все, как и почему так ты поступил, прося прощения. Если не хочешь ни того, ни другаго, то лучше тебе не ходить на такое угощение. От этого получишь ты два добрых плода: и беса тщеславия избежишь, и тех братий избавишь от смущения и неприятности. — Но если то будут братия из дебелейших, то соблюди свою заповедь. Впрочем лучше и при них есть понемногу от всего. — Таким же образом поступай и при утешении всей братии кем–либо (когда кто для всей братии предлагает трапезу), по Апостолу, заповедавшему нам все предлагаемое есть, ничтоже сумняся за совесть (1 Кор. 10:27).

30. Если кто из братий, когда ты творишь молитву в келлии своей, постучит в дверь, отвори ему, и седши побеседуй с ним со смирением о том, что предложит он из относящагося к душеполезным предметам, и если он отягчен скорбию, постарайся утешить его словом или делом. Потом когда удалится он, затвори опять дверь и докончи свою молитву, начав с того, на чем прерван был. Ибо утешение и уврачевание проходящих равнозначительно с примирением (враждующих). Впрочем с мирскими не так должно поступать, — но начинать с ними беседу уже по окончании молитвы.

31. Когда молишься, страх ли нападет на тебя, или стук подымется, или свет возсияет, или другое что случится, не смущайся и не робей, но пребудь на молитве гораздо долее обыкновеннаго. Такое смятение, страхование и ужасание бывает от демонов, чтоб, растерявшись и разслабевши, оставил ты молитву, а когда такия тревожности обратятся у тебя в навык, чтоб совсем тебя взять в свои руки и помыкать тобою. — Но если, во время совершения тобою молитвы своей, иной некий возсияет тебе свет, котораго изобразить в слове я не в силах, от котораго душа преисполняется радости, возраждается вожделение лучшаго и начинают тещи слезы со умилением; то ведай, что это есть божеское присещение и заступление. Если слишком долго будет держаться такое состояние, то, чтоб по причине обилия слез не показаться тебе пред собою чем–либо более, нежели каков ты на деле, обрати ум свой на что–либо телесное и тем смири себя. — Из–за страха же вражескаго смотри никогда не оставляй молитвы, но, как дитя, убоявшись каких либо страшилищ, бежит в объятия отца или матери и там отлагает всякий страх, так и ты, востекши к Богу молитвою избежишь страха, наводимаго бесами.

32. Если, когда ты сидишь в келлии, какой–нибудь брат придет и спросит тебя о плотской брани, не отсылай его ни с чем, но со умилением из того, что подаст тебе благодать Божия и что стяжал ты собственным опытом, попользуй его, и так отпусти. Когда же будет он выходить, поклонись ему и скажи: поверь мне, брате, — уповаю на человеколюбие Божие, что отбежит от тебя эта брань, только не поддавайся и не разслабляйся (не поблажай). А когда выйдет, встань и, вообразив брань его, воздень руки свои к Богу и помолись Ему о брате со слезами и воздыханиями, говоря: Господи Боже, нехотящий смерти грешника, устрой дело сие, как знаешь и как полезно брату сему. И Бог, зная веру его к тебе и твое к нему из любви сострадание и искреннюю о нем молитву, облегчит ему брань его.

33. Все сие, брате, пригодно к возбуждению и укреплению умиления, и должно все то исполнять с сокрушенным сердцем, терпением и благодарением; так как в этом причина слез, очищение страстей и прямой путь в царствие небесное: ибо царствие небесное есть достояние нудящих себя, и только нудящие себя восхищают его. Если исполнишь все это, то совершенно отстанешь от прежних навыков и расположений, а может быть станешь свободен и от самых прилогов помысла: ибо обыкновенно свету уступает тьма и солнцу тень. Кто же вознерадит о сем в начале, тот, разслабев в помысле и сделавшись пытливым (занявшись пустыми вещами), лишается благодати и вследствие того, впадши в злыя страсти, познает свою немощь (являет опыты немощи, или опытом изучает ее), полн будучи боязни и робости (того не могу, другаго не в силах — говорит он и чувствует, когда сознает, что следовало бы то и то сделать). Тому, кто исполняет это, не должно думать, что исполняет то собственными силами, но все приписывать благодати Божией. Ему прежде надобно себя очистить, а потом чисто беседовать с Чистым (Богом), как сказал некто. Когда ум очистится многими слезами и восприимет осияние божественнаго света (которое не умалится, хотя бы его весь мир получил), тогда с любовью мысленно пребывает весь в будущем, и созерцает его, как то показывает ему Бог, и радуется радостию духовною, по Апостолу, который говорит: плод духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, кротость (Гал. 5:22, 23).

34. Кто стяжал сие, да внимает себе и бдительно смотрит за прилогами помыслов. Ибо кто живет среди множества людей, тому невозможно, думаю, избежать их, особенно прилогов зависти и тщеславия тому, кого хвалят мирские люди за славную жизнь его и презрение видимых вещей. Но и то бывает, что иной раз видя или слыша, как кто–нибудь поступает неподобающим образом, невольно осуждает его. Почему таковый пусть остерегается от любопытства знать, что говорит или что делает игумен, или помощники его; если же, побеждаемый страстию, подумает или скажет что с любопытством (или то, что узнал, или чтоб узнать о них), пусть исправит себя в этом покаянием. Пусть смотрит он за собою в сем отношении и во время стояния в церкви и во время исправления дела послушания; потому что помыслы тщеславия и в это время, обыкновенно, нападают на ревнителей добраго действования, когда, или по тому поводу, что они добре внимают псалмопению, или по тому, что молятся без блуждания ума туда и сюда, внушают им, будто другие братия все мятутся помыслами и только они одни пребывают в созерцаниях, возбуждаемых духовною мелодиею (пением псалмов), мысленно подражая чинам ангельским, — что однакож никому не явно, кроме одного Бога и тех, которые одинаковаго суть с ними устроения. — Бывает, что иным еще образом искушают их помыслы, именно или осуждая их, или ублажая. — Впрочем всего этого можешь ты избегать, если будешь блюсти себя и себе внимать со смирением, любовию, исповедию и безпристрастием.

35. Старайся никого не опечалить ни словом, ни делом; напротив даже тех, которые опечалены другими, утешай, сколько можешь. Однакож никогда не думай, что ты препобедил козни диавола, и не тщеславься. Ибо все человеческое естество не может препобедить их: одна благодать Божия творит сие. — Итак, живущие братством в подчинении настоятелю должны поступать, как сказано. Что же касается до любителей безмолвия (живущих одиноко), тем я не могу ничего сказать. Впрочем судя по тому, что я сказал, всякой пусть сам додумывается и до того, что свойственно безмолвникам. Безмолвие требует более строгой и внимательной жизни.

36. Если стяжал ты полную веру к кому–либо из братий киновии, и исповедуешь ему свои помыслы, смотри не опускай этого никогда, но всякий день и час ходи к нему и открывай помыслы, находящие и смущающие. Следовало бы всем ходить к игумену исповедываться, но как иные не хотят открывать помыслов своих игумену, по немощи своей и неверию к нему, то я и говорю так по снисхождению к сему. Впрочем не следует тебе переходить от одного к другому, слушая врага нашего, который обыкновенно внушает тайно, что–де ты тяготишь брата того, принимающаго твои помыслы, тем, что часто ходишь к нему, или что стыдно тебе многократно сказывать ему о себе одно и тоже, почему перестань исповедываться у него, а ходи к другому. Ибо если не послушаем таких внушений, а все будем ходить к первому, то еще большую возъимеем к нему веру, и еще большую получим пользу, и от жизни его, и от слов его. За такую жизнь никто не будет осуждать нас, напротив все будут хвалить, что с таким постоянством храним веру к нему одному. Если вознерадим мы часто открывать помыслы свои, то впадем в большия страсти, и затем стыдясь открывать их, впадем в ров нечаяния. — Если пойдем к другому духовнику (что непозволительно нам делать), то когда духовник этот одной с нами киновии, все братия осудят нас за то, что оставили веру, какую имели к прежнему, и Бог крепко осудит нас за это. Да и самый духовник, к которому перейдем, подумает, что и в отношении к нему мы также поступим наконец. И наверное поступим; и таким образом, привыкши переходить от одного к другому, уже никогда не прекратим этого; начнем пытать, где есть какие столпники, затворники, безмолвники, и ходить к ним исповедываться, тоже переходя от одного к другому и теряя веру к каждому. Наконец потеряем веру ко всем, сделаемся неверующими никому и во всем безуспешными; и, что бедственнее всего, подпадем общему осуждению и клятве. Почему тому духовнику, которому исповедался ты в начале, старайся пребыть верующим несомненно до самой смерти своей. Ибо, как я сказал, если ты презришь его и перейдешь к другому, то подпадешь многим искушениям, начнешь таким же образом осуждать и всех других, и сам себе угладишь путь в пагубу. Но Господи, Господи, избави нас от всякаго неверия и подозрительности, и покрой божественною Твоею благодатию.

37. Если и ты сам приобретешь учеников, имеющих веру к тебе и исповедующих тебе свои помыслы, и увидишь, что они беседуют с некоторыми братиями из более благоговейных, — смотри не соблазняйся тем. Демоны и тем, которые право живут и добре ведут дела свои внушают тайно, что такие ученики не шествуют в прямоте и простоте сердца и ходят к нам исповедывать помыслы свои не с истинною к нам верою, но прикрываясь лицемерием, не с доброю целию соглядают лишь свободу нашу, — и внушая это, возбуждают в нас неудовольствие и недоверие к таким ученикам. — Так ты не принимай такого помысла, когда бесы станут влагать его тебе, но со всею простотою и любовию, Бога ради и ради самаго добра, старайся исправить таковых и душевно попользовать их, почитая их преуспеяние собственною своею славою.

38. Если какой–либо из учеников твоих возъимеет неверие к тебе; ты разсмотри, от чего это случилось, так как это бывает по многим причинам и предлогам: или от того, что потщеславившись, будто уже достиг совершенства, впал он в гордость и не хочет уже называться учеником, а желает быть в учительском чине; или от того, что, утыв и утолстев (т. е. предавшись безпечности), возлюбил плоть и желает жить в полном довольстве телесном; или от того, что ты прежде любил его больше, а потом стал любить других, — и он впал в зависть; или от того, что он желает рукоположения, а ты препятствуешь ему, так как, судя по делам, им исповеданным, недостоин он священства; или от того, что ты предпочитаешь ему в этом другаго, после него, может быть, к тебе пришедшаго, потому что такого рода действование сильную причиняет скорбь тому, кто сильно желает и не улучает желаемаго, — особенно если он пришел к тебе от младых ногтей и ты любил его по Богу крепко; или, может быть, ты когда–нибудь в побуждение, чтоб он воздерживался от страстей, обещал ему, что дашь ему позволение принять рукоположение (ибо духовники часто имеют обычай давать юным такия обещания рукоположения, чтоб воодушевить их отсечь совершенно наклонность, какую, по злой привычке, имеют они к известным страстям), и он, не улучив по недостоинству своему того, чего надеялся по обещанию твоему, подвигся на зависть и говорит такия обличения против того другаго брата, что их даже выслушать нельзя спокойно, а не только высказать. Кроме сказаннаго, бывают и другия причины неверия, — когда например иной по нерадении впадает в сосложения (с худыми пожеланиями), или в действительные грехи, и стыдясь исповедать то по тщеславию, умалчивает, а чрез умолчание такое мало–по–малу приходит и в совершенное неверие (отцу своему); или когда кто, увидев тебя состоящим под влиянием какой–либо страсти, осудил тебя и отвратился от тебя. Признаком отвращения таковых от тебя да будет тебе, если ты опытен взор лица их или, если это тебе неподручно, изменение во внешнем виде сравнительно с обыкновенным. Ибо учишь ли ты такого, или обличаешь, или утешаешь, он держит вид, будто принимает внушения твои, но видно, что он принимает их слухом, но сердцем не принимает, что они неприятны ему, что он пересмеивает их, или раздражается против них. Если иной раз, желая испытать, чист ли он от страсти, велишь ты ему причаститься, или другое что сделать, он тотчас соглашается сделать это без всякаго раздумывания, чтоб ты не обличил его. — Врачевство для таковых — молитвы к Богу усердныя со слезами, умножение любви, частое внушение, телесное упокоение и всегдашния собеседования, иногда кроткия и усладительныя, а иногда строгия и обличительныя, как лучше и пригожее к тому, чтоб они слушались и умягчались нравом.

39. Когда ученик твой скажет о некоторых братиях, что они благоговейны, и похвалит их, ты промолчи. Если он спросит тебя о них, ответь со смирением: «поверь мне, отче, — не знаю; я, будучи малосмыслен, долг имею смотреть за своим нерадением; что касается до других, то они все по благодати Божией святы и добры; впрочем каждый что посеет, то и пожнет». И ты не хвали и не осуждай никого в частности, но всех их хвали, — особенно, когда придет ученику твоему помысл, будто ты имеешь к кому–либо из них особую веру. Таким способом он ублагонастроится и избавится от того помысла.

40. Если два юных брата возъимеют любовь между собою в простоте сердца, и ты услышав от иных, что эта любовь их не добрая, а страстная, — чувствуешь понуждение пресечь такое их друг к другу пристрастие, когда случится, что они часто ходят к тебе, то добре обсуди, как надлежит тебе вести к ним беседу о том, что может их упользовать, чтоб вместо пользы не причинить им вреда. Итак, если думаешь что что–либо из сказаннаго тебе похоже на правду, позови одного из них и, беседуя с ним с истинною любовию, с лицем радушным и с душевною приятностию, толкуй ему о многих и разных предметах, но в эту речь свою внеси малое нечто и некоторым образом прикровенно и касающееся той страсти; за тем скажи ему: внимать себе подобает нам, брате, потому что ходим посреде сетей, и несть наша брань к плоти и крови, но к началом и ко властем, к духовом злобы (Еф. 6:12), и враг наш яко лев рыкая ходит, иский кого поглотити (1 Петр. 5:8). Уже многих он из великих подвижников победил в брани; тем легче одолеет он тех, кои подобно мне нерадивы. Внимай убо себе и блюдись от сосложения со всякими помыслами, и от особеннаго с каким–либо братом содружества, чтоб не вплестись тебе опять в прежние грехи, или может быть и худшие. Прибавив после сего еще что полезное о других вещах, чтоб разсеять всякое подозрение, — отпусти его. Другаго же совсем не трогай. Если этот, с коим говорил ты, дельный человек и подвижник истинно духовный, то он от одних к нему твоих слов разойдется с тем, если имеет веру к тебе, или разорвет он содружество то от стыда, или от тщеславия, или от страха, — так как иные по этим трем причинам, с помощию благодати Божией, отстают от страстей, без труда и подвига. Если увидишь, что и после этого взаимное пристрастие сих юных остается по прежнему, тогда призови и другого — одного, может быть более безстрастнаго, и потолкуй ему, подобно как и первому, или больше того. Потом прибавь и следующее: «слышал я что ты имеешь любовь к такому–то. Зная вас обоих, я уверен, что эта любовь между вами духовная. Но чтоб иные не соблазнялись, послушай меня, если хранишь любовь и веру ко мне, перестань вести с тем братом беседы и сидеть наедине. И это тем охотнее, что игумен имеет хорошее о тебе мнение и намерен представить тебя к рукоположению». Сказав это, начни бранить и укорять другого, что он и страха Божия не имеет, и принадлежит к числу плотяных людей. Этим расположишь его отстать от того, или по духовному побуждению, или по страсти тщеславия, хиротонии ради, о коей ты сказал.

О гимнах преп. Симеона Нового Богослова

Читателям, интересующимся духовною литературой, давно уже известны слова или беседы преп. Симеона Новаго Богослова, переведенныя на русский язык епископом Феофаном и изданныя в двух выпусках Афонским Пантелеимоновым монастырем; между тем гимны преп. Симеона доселе оставались у нас непереведенными и неизвестными. В греческом издании творений Симеона Новаго Богослова слова и главы, которыя именно все сполна и переведены еп. Феофаном, составляют первую часть книги; во второй же значительно меньшей части помещены гимны преп. Симеона, написанные в поэтической, стихотворной форме. Настоящий перевод и имеет целию дать возможность русским читателям ознакомиться с этим, другим родом произведений преп. Симеона Новаго Богослова — его Божественными гимнами, не менее интересными и примечательными, чем изданныя ранее в русском переводе слова св. Отца.

Подлинность гимнов преп. Симеона доказывается из жития его, из древних рукописей и на основании тождества идей, заключающихся в словах Симеона и в гимнах. В житии преп. Симеона Нового Богослова, написанном учеником его Никитою Стифатом, неоднократно говорится, что Симеон, занимаясь писательством, слагал исполненные любви Божественные гимны, составлял экзегетическия, катехизическия и другия слова, писал аскетическия главы, послания и пр. В разных библиотеках существует немало рукописных кодексов 12, 13, 14 и позднейших веков, в которых или особо или на ряду со словами Симеона помещаются и Божественные гимны, надписанные именем преп. Симеона, игумена монастыря св. Маманта, или Новаго Богослова. Сличение содержания гимнов и слов Симеона показывает, что в них развиваются одни и те же как общия или основныя, так и частныя идеи. К первым должно быть отнесено учение Симеона о Боге, как свете, являющемся верующему в непосредственном созерцании, и его учение о том, что для спасения необходимо еще здесь на земле воспринять внутрь царствие Божие — благодать Св. Духа и опытно познать и ощутить ее умом и чувством. Кроме этих главных идей, слова и гимны Симеона совпадают и в некоторых частных пунктах, именно в учении о непостижимости Божества, о человеке, как образе Божием, о будущем суде, о плаче и слезах и пр.

Хотя в словах и гимнах преп. Симеона содержится одно и то же учение, но между ними однако замечается и немалая разница. Слова Симеона представляют собою по преимуществу беседы или поучения, составленныя для народа или для одних монахов и большею частию, вероятно, произнесенныя в храме; тогда как гимны суть не что иное, как келейныя записки или дневники Симеона, в которых он описывал свои видения и созерцания и изливал чувства любви, благоговения и благодарности к Богу. Слова Симеона излагают его учение, его богословские и аскетические взгляды; гимны же изображают нам самую душу Симеона, ея чувства и переживания. Поэтому гимны преп. Симеона наиболее характерны не для его богословской системы, не для его учения, а для личности Симеона, для его настроения, для его мистики. Гимны Симеона Новаго Богослова вскрывают пред нами как бы ту лабораторию, в которой изготовлены и сложились глубокие и оригинальные взгляды этого св. Отца.

Чистосердечное исповедание своих грехопадений и немощей, описание необычайных созерцаний и Откровений, каких сподобился Симеон, и благодарение Богу за воспринятые от Него дары и благодеяния — таково общее содержание гимнов преп. Симеона. Являясь лирическим излиянием религиозных чувств св. Отца, почти всякий гимн Симеона начинается обращением к Богу и имеет форму благоговейнаго размышления или беседы души с Богом, в которой преп. Симеон излагает пред Богом свои тревоги и недоумения и, предлагая вопросы, получает на них ответы от Бога и разъяснения, или же просто форму молитвы, преисполненной глубочайшаго сокрушения, смирения и пламенной любви к Богу, молитвы, в которой Симеон, исповедуя дивныя пути Промысла Божия в своей жизни, возсылает Богу хвалу и благодарение за все Его милости и которую заканчивает обычно прошением или мольбою о спасении и помиловании. Четыре гимна, помещенные в греческом издании в конце (52–й, 53:54 и 55), могут быть названы молитвами в тесном смысле; две последния из них получили у нас и у греков даже обще–церковное употребление, как лишенныя специально биографических черт своего автора и образцовыя по силе и глубине чувства.

Помимо такового общаго характера и содержания, в гимнах преп. Симеона можно различать и некоторые частные элементы: богословско–догматический, нравственно–аскетический и историко–биографический. Так в некоторых гимнах св. Отец затрагивает темы догматическаго или вообще богословскаго характера, трактуя, например, о непостижимости Божества (41 и 42 гимн), о св. Троице (36:45 и др. гимны), о Божественном свете и его действиях (40 и 37 гимн), о творении мира (44 гимн), об образе Божием в человеке (34 и 43 гимн), о крещении, причащении и священстве (3, 9, 30 и 38 гимны), о страшном суде, воскресении и будущей жизни (42, 46 и 27 гимны) и пр. Сравнительно немногие гимны представляют нравственныя предписания общаго характера — для всех верующих, или частнаго — для монахов (таковы гимны: 13:18–20 и 33). Есть гимны, имеющие и историческую ценность: в одном, например, из гимнов (50–м) преп. Симеон дает подробную характеристику разных классов современнаго ему общества, особенно высшаго и низшаго духовенства, в другом гимне (37–м) рисует духовный облик своего старца, Симеона Благовейнаго или Студита. Наконец, есть гимны, в которых заключаются указания на некоторые факты из жизни самого Симеона Новаго Богослова (см. 26–й, 30, 32, 35, 53 и др. гимны). В этом случае особенно примечателен 39 гимн, где преп. Симеон говорит об отношении к нему родителей, братьев и знакомых и о дивном водительстве Промысла Божия в его жизни. Впрочем внешняго, фактическаго материала для биографии преп. Симеона в гимнах сообщается весьма мало, черты же и события, касающияся внутренней жизни Симеона, разсеяны едва ли не по всем гимнам.

Это именно и является, можно сказать, общею основою, общим фоном или канвою для всех гимнов Симеона, т. е. то, что все они изображают внутреннюю жизнь св. Отца, его переживания, мысли, чувства, видения, созерцания и откровения, то, что продумано, прочувствовано, выстрадано, увидено и дознано им на непосредственном, живом и постоянном опыте. В гимнах преп. Симеона нет и тени чего–либо искусственнаго, выдуманнаго, сочиненнаго или сказаннаго для прикрасы; все его слова идут прямо из души, от сердца и вскрывают, насколько возможно, его сокровенную жизнь в Боге, высоту и глубину его мистических переживаний. Гимны Симеона суть плод самаго непосредственнаго духовнаго опыта, плод живейшаго религиознаго чувства и чистаго, святого вдохновения.

Созерцая Бога то вне себя, как пресладкий Божественный свет, то внутри себя, как незаходимое солнце, непосредственно беседуя с Богом, как друг с другом, и получая от Него откровения чрез Духа Святаго, отделяясь от видимаго мира и становясь на грани настоящаго и будущаго, восхищаемый на небеса, в рай и бывая вне тела, горя внутри пламенем Божественной любви и слыша, наконец, в глубине души повелительный голос записать и поведать о своих дивных созерцаниях и откровениях, преп. Симеон невольно брался за перо и в поэтической, вдохновенной форме излагал свои мысли, чувства и высокия переживания. Необычайность созерцаний, сила чувства и полнота счастия и блаженства в Боге не давали Симеону возможности молчать и заставляли писать. «И хотел я, говорит он, молчать (о если бы я мог!), но страшное чудо возбуждает сердце мое и отверзает оскверненныя уста мои. Говорить и писать даже и не хотящаго меня заставляет Тот, Кто возсиял ныне в моем мрачном сердце, Кто показал мне дивныя дела, которых не видели очи, Кто снисшел в меня» и пр. «Внутри меня, пишет Симеон в другом гимне, горит как бы огонь, и я не могу молчать, не вынося великаго бремени даров Твоих. Ты, сотворивший птиц, щебечущих разными голосами, даруй, просит далее св. Отец, и мне недостойному слово, дабы всем письменно и не письменно поведал я о том, что Ты соделал на мне по безпредельной милости и по одному человеколюбию Твоему. Ибо превыше ума, страшно и велико то, что подал Ты мне страннику, неучоному, нищему» и пр. Вообще преп. Симеон неоднократно заявляет в гимнах, что он не может выносить молчания и предать забвению то, что ежедневно и ежечасно в нем видится и совершается. Если так, то на гимны преп. Симеона нельзя смотреть как на одно лишь свободное поэтическое творчество писателя; в них нужно видеть нечто большее. Сам преп. Симеон дар «петь… гимны, новые вместе и древние, Божественные и сокровенные», сознавал в себе, как благодатный дар новых языков, т. е. он видел в этом даре нечто подобное древним первохристианским глоссолалиям. Поэтому Симеон смотря на себя, лишь как на орудие, и свое духовное дарование не считал чем–либо особенным. «Уста мои, Слове, пишет он, говорят то, чему научен я, равно и гимны и молитвы я воспеваю те, которые давно уже написаны приявшими Духа Твоего Святаго».

Преп. Симеон хотел поведать в гимнах о дивных делах милости и благости Божией, явленных в нем и на нем, несмотря на всю его греховность и недостоинство. С полной откровенностию, не щадя своего самолюбия, св. Отец обнажает в гимнах все свои духовныя немощи и страсти, прошлыя и настоящия, грехи делом и мыслию, безпощадно бичуя и окаявая себя за них. С другой стороны, он совершенно неприкровенно описывает и те видения и откровения, каких он сподоблялся от Бога, и ту славу и обожение, которых удостоился по благодати Божией. Представляя зрелище души, то кающейся и сокрушающейся о своих падениях, то возвещающей всем дивныя милости и благодеяния Божии, гимны преп. Симеона являются как бы его автобиографическими записками, и в этом отношении их можно сравнить лишь с «Исповедью» бл. Августина, которая написана последним также с целию исповедания грехов своих и прославления Бога и является, с одной стороны, как бы публичным покаянием Августина, а с другой — гимном хвалы и благодарения Богу за его обращение. Гимны преп. Симеона это тоже исповедь души, только написанная не в такой форме, не в форме последовательной автобиографии, а в форме отрывочных диалогов, молитв и размышлений. То и другое произведение дают историю двух душ, проникнутых глубочайшим сознанием своей греховной испорченности и порочности, воодушевленных благоговейными чувствами любви и благодарности к Богу и исповедующихся как бы пред лицом и в присутствии Самого Бога. «Исповедь» бл. Августина это — неподражаемое и безсмертное произведение по силе веры и необычайной искренности и глубине чувства. Однако, если иметь в виду те идеи и чувства, которыя запечатлены преп. Симеоном в его гимнах, то их должно поставить даже выше «Исповеди» Августина.

Августин — муж великой веры; он живет верою и надеждою и преисполнен любви к Богу, как своему Творцу и благодетелю, как к небесному Отцу, Который озарил его светом Своего познания и, после многолетняго рабства страстям, из тьмы греховной призвал в этот чудный Свой свет. Но преп. Симеон стоит выше Августина: он превзошел не только чин веры и надежды, не только рабский страх, но и сыновнюю любовь к Богу. Не созерцая только пред очами Божественный Свет, но и имя Его внутри своего сердца, как неизреченное сокровище, как всего Творца и Царя мира и самое царство небесное, он недоумевает, во что ему еще верить и на что еще надеяться. Преп. Симеон любит Бога не потому только, что он познал Его и чувствует сыновнюю любовь и благодарность к Нему, но и потому, что он непосредственно созерцает пред собою Его неизъяснимую красоту. «Не видите ли, друзья, восклицает Симеон, каков и сколь прекрасен Владыка! О не смежайте очей ума, взирая на землю!» и пр. Душа преп. Симеона, как невеста, уязвлена любовию к своему Божественному Жениху — Христу и, не будучи в состоянии всецело узреть и удержать Его, истаявает от скорби и любви к Нему и никогда не может успокоиться в поисках Возлюбленнаго своего, насладиться созерцанием красоты Его и насытиться любовию к Нему, любя Его не мерою любви доступной человеку, но превышеестественною любовию. Преп. Симеон стоит гораздо ближе к Богу, нежели Августин: он не только созерцает Бога, но и имеет Его в сердце и собеседует с ним, как друг с другом, и получает от Него откровение неизреченных таинств. Августина поражает величие Творца, Его превосходство над тварями, как неизменяемаго и вечнаго Бытия над бытием условным, временным и смертным, и это сознание неизмеримаго превосходства Творца отделяет Августина от Бога почти непроходимою гранью. И преп. Симеон сознает это превосходство Творца над тварями, но его поражает не столько неизменяемость и вечность Божества, сколько Его непостижимость, неуловимость и неизреченность. Идя в богопознании еще далее Августина, он видит, что Божество превышает представление не только человеческое, но и невещественных умов, что Оно превыше даже самой сущности, как пресущественное, и что самое уже бытие Его непостижимо для тварей, как несозданное. Однако Симеон, несмотря на это и сознавая притом гораздо глубже Августина свою греховность и испорченность, настолько глубоко, что считает себя хуже не только всех людей, но и всех животных и даже бесов, несмотря на все это, преп. Симеон по благодати Божией видит себя превознесенным на высоту величия, созерцает себя в непосредственной близости к Творцу, как бы другим Ангелом, сыном Божиим, другом и братом Христовым и Богом по благодати и усыновлению. Видя всего себя обоженным, украшенным и во всех своих членах блистающим Божественною славою, Симеон исполняется страхом и благоговением к себе самому и с дерзновением говорит: «Мы делаемся членами Христовыми, а Христос нашими членами. И рука у меня несчастнейшаго и нога моя — Христос. Я же жалкий — и рука Христова и нога Христова. Я двигаю рукою, и рука моя весь Христос… двигаю ногою, и вот она блистает, как и Он». Августин далеко не поднялся до такой высоты, и вообще в его «Исповеди» нет и речи о тех высоких созерцаниях и о том обожении, каких сподобился преп. Симеон.

В конце концов об «Исповеди» бл. Августина и о Божественных гимнах преп. Симеона должно сказать, что автобиография западнаго учителя превосходит характеризуемое произведение восточнаго Отца своею стройностию и, пожалуй, литературным изяществом (хотя и гимны преп. Симеона далеко не лишены своего рода поэтической красоты), но силою религиознаго чувства, глубиною смирения и высотою своих созерцаний и обожения, изображенных в гимнах, преп. Симеон далеко превосходит бл. Августина в его «Исповеди». В последнем произведении нарисован, можно сказать, тот идеал святости, до котораго могло когда–либо достигнуть западное христианство; тогда как в Божественных гимнах преп. Симеона Нового Богослова дан еще более высокий идеал святости, свойственный и сродный нашему восточному Православию. Августин, каким он представляется по его «Исповеди», это — человек безспорно святой, мыслящий, говорящий и живущий вполне по–христиански, но все же еще не отрешившийся совершенно от земного мудрования и не свободный от уз плоти. Преп. же Симеон — не только святой, но и во плоти небожитель, едва касающийся стопами земли, умом же и сердцем витающий в небесах; это небесный человек и земной Ангел, не только отрешившийся от всякаго плотского мудрования, но и от земных мыслей и чувств, не удерживаемый по временам даже и узами плоти, не только освятившийся душою, но и обожившийся телом. У Августина, при всей нравственной безупречности его духовнаго облика, мы видим еще весьма много сроднаго нам: земного, вещественнаго, плотянаго, человеческаго; тогда как преп. Симеон поражает нас своею отрешенностию от мира, от всего земного и человеческаго, своею одухотворенностию и недосягаемою, как кажется нам, высотою совершенства.

Об «Исповеди» бл. Августина много написано и сказано одобрительнаго и похвальнаго не только на западе, но и у нас в России. О Божественных же гимнах преп. Симеона Новаго Богослова никто почти ничего не сказал и не написал, и не только у нас, но и на западе. Алляций находит в гимнах преп. Симеона особенное благочестие, пышные цветы, которыми душа–невеста желает украситься, и благоухания, превосходящия всякия ароматы; о Боге в них говорится, по его словам, не только назидательно, но и усладительно, хотя нередко более в изступлении. «Увлекательные гимны (Симеона), в которых он изобразил свои стремления и свое счастье, пишет Голль, по своей непосредственной силе далеко превосходят все, что когда–либо произвела греческая христианская поэзия». Вот почти и все, что можно найти о гимнах преп. Симеона в западной литературе. Но к характеристике их сказать этого было бы слишком мало. Для того, чтобы лучше оттенить содержание и достоинства Божественных гимнов преп. Симеона, мы пытались сравнить их с замечательнейшею во всей мировой литературе автобиографиею — «Исповедию» бл. Августина. Но преп. Симеон дает в гимнах не автобиографию своего земного существования, а скорее описание своих небесных восхищений в рай, в неприступный свет — это обиталище Бога, и повествование о тех Божественных созерцаниях, неизреченных глаголах и сокровенных таинствах, которыя он сподобился там видеть, слышать и познать. В гимнах преп. Симеона слышится не голос смертнаго человека, говорящаго о земном и по–земному, но скорее голос безсмертной и обоженной души, вещающей о жизни сверхземной, равноангельной, небесной и Божественной.

Гимны преп. Симеона это — повесть души, говорящей не совсем обычною человеческою речью, а или покаянными вздохами и стонами или радостными восклицаниями и ликованиями; повесть, написанная не чернилами, а скорее слезами, слезами то скорби и сокрушения, то — радости и блаженства в Боге; повесть, записанная не на свитке только, но глубоко начертанная и запечатленная в уме, сердце и воле ея автора. Гимны преп. Симеона изображают историю души, от тьмы грехов восшедшей к Божественному свету, из глубины падения поднявшейся до высоты обожения. Гимны преп. Симеона это летопись души, повествующей о том, как она очистилась от страстей и пороков, убелилась слезами и покаянием, всецело соединилась с Богом, уневестилась Христу, приобщилась Его Божественной славы и в Нем нашла упокоение и блаженство. В гимнах преп. Симеона описано и запечатлелось как бы дыхание или трепетное биение души чистой, святой, безстрастной, Божественной, души, уязвленной любовию ко Христу и истаявающей от нея, воспламененной Божественным огнем и горящей внутри, непрестанно жаждущей воды живой, ненасытно алчущей хлеба небеснаго, постоянно влекущейся горе, к небу, к Божественному свету и к Богу.

Автор Божественных гимнов — не человек, седящий в юдоли земной и поющий скучныя песни земли, но как бы орел, то высоко парящий над земными высотами, едва касаясь их крыльями, то далеко улетающий в необозримую заоблачную синеву небес и оттуда приносящий небесные мотивы и песни. Как Моисей с горы Синая или как какой–либо небожитель с высоты небес, преп. Симеон вещает в своих гимнах о том, что не видится телесными очами, не слышится чувственными ушами, не обнимается человеческими понятиями и словами и не вмещается разсудочным мышлением; но что превышает всякия представления и понятия, всякий ум и речь и что познается только опытом: созерцается мысленными очами, воспринимается духовными чувствами, познается очистившимся и облагодатствованным умом и выражается в словах только отчасти. Преп. Симеон пытался сказать в гимнах нечто о порядках не земного бытия и земных отношений, а о потустороннем, горнем мире, куда он проникал отчасти, еще живя на земле во плоти, о Бытии безусловном, вечном, Божественном, о жизни безстрастных и равноангельных мужей и безплотных сил, о жизни духоносцев, о вещах небесных, таинственных и неизреченных, о том, чего око не видело, ухо не слышало и что на сердце человеческое не всходило (I Кор. 2:9), и что поэтому совершенно непостижимо для нас, изумительно и странно. Преп. Симеон своими гимнами отрывает нашу мысль от земли, от видимаго мира и возводит ее на небеса, в какой–то иной мир, потусторонний, невидимый; изводит ее из тела, из обыденной обстановки греховной, страстной человеческой жизни и возносит в область Духа, в неведомую нам область каких–то иных явлений, в благодатную атмосферу чистоты, святости, безстрастия и Божественнаго света. В гимнах Симеона раскрываются пред читателем как бы те глубины Божественнаго ведения, которыя испытует лишь Дух Божий и заглянуть в которыя, даже на мгновение, не безопасно для ограниченнаго и слабаго человеческаго мышления. В Божественных гимнах преп. Симеона такая отрешенность от мира, такая одухотворенность, такая глубина духовнаго ведения, такая головокружительная высота совершенства, до которых едва ли когда еще достигал человек.

Если таково содержание гимнов Симеона, если в них так много необычнаго для нас и непонятнаго, то отсюда для читателя гимнов является двоякая опасность: или совершенно не понять преп. Симеона, или худо его понять и перетолковать. Некоторым из читателей многое в гимнах, несомненно, покажется странным и непонятным, невероятным и невозможным, а кое–что — даже соблазном и безумием. Таковым читателям преп. Симеон может представиться по гимнам каким–то обольщенным и изступленным мечтателем. Этим читателям считаем долгом сказать следующее: сфера познания как вообще человеческаго, так и тем более всякаго частнаго лица слишком ограничена и узка; человек может постигнуть лишь то, что доступно его тварной природе, что вмещается в рамки пространственно–временных отношений, т. е. нашего настоящаго земного бытия. Кроме того, для каждого отдельнаго человека ясно и понятно лишь то, что он испытал и познал на своем личном маленьком опыте. Если так, то всякий сомневающийся и неверующий в праве сказать о непонятном и чудесном для него явлении лишь следующее: это непонятно для меня и в настоящее время, и только. Непонятное для частнаго опыта одного лица, быть может, понятно другому в силу его личнаго опыта; и невероятное для нас в настоящую минуту, быть может, станет для нас доступным и возможным когда–либо в будущем. Чтобы не оказаться во власти гнетущаго сомнения и неверия или не остаться с тупым самодовольством мнимаго мудреца–всезнайки, всякий человек должен слишком скромно думать как о себе, так и о сфере человеческаго познания вообще, и своего крохотнаго опыта отнюдь не обобщать до общечеловеческаго и универсальнаго.

Христианство, как благовестие о царствии Божием, о царствии небесном на земле, всегда было и будет соблазном и юродством для плотяного мудрования и для языческой мудрости мира сего. Об этом давно сказано и предсказано еще Самим Христом и Его Апостолами. И преп. Симеон Новый Богослов, который, по его словам, старался лишь обновить в людях евангельское учение и евангельскую жизнь и который в своих гимнах лишь вскрыл те глубокия тайны, которыя сокрыты и таятся в боголюбивой душе и верующем сердце человека, также неоднократно повторяет, что те вещи, о которых он пишет в гимнах, не только неведомы людям грешным, одержимым страстями, но и вообще непостижимы, неизреченны, невыразимы, неописуемы, неизобразимы, превосходят всякий ум и слово и что, будучи отчасти и для него самого непонятны, оне заставляют его трепетать в то время, когда он пишет и говорит о них. Мало того, преп. Симеон как бы сам предупреждает своих читателей, когда заявляет, что без опыта невозможно познать тех вещей, о которых он говорит, и что кто попытался бы вообразить и представить их в уме, тот обольщен был бы своим воображением и собственными фантазиями и далеко удалился бы от истины. Равно и ученик Симеона Никита Стифат в своем предисловии к гимнам, которое в настоящем переводе предпослано гимнам, говоря, что высота богословия Симеона и глубина его духовнаго ведения доступны лишь мужам безстрастным, святым и совершенным, в весьма сильных выражениях предостерегает духовно неопытных читателей от чтения гимнов, дабы вместо пользы они не получили вреда.

Всякий благоразумный читатель, думаем, согласится с нами, что мы либо совершенно чужды духовнаго опыта, либо слишком несовершенны в нем, а признав себя таковыми и все же желая ознакомиться с гимнами преп. Симеона, будем вместе с читателем, помнить, что мы своим разсудочным мышлением не можем понять и представить себе того, что совершенно недомысленно и сверхразсудочно, поэтому не будем и пытаться проникнуть в заповедную и чуждую нам область; но будем крайне осторожны и внимательны, чтобы своими низменными, земными представлениями не опошлить как–либо тех картин и образов, какие рисует преп. Симеон в своих гимнах, чтобы не набросить земной тени на кристальную чистоту души св. Отца, на его святую и безстрастную любовь к Богу, и не понять грубо–чувственно тех выражений и слов, какия он нашел для своих возвышеннейших мыслей и чувств в крайне бедном и несовершенном языке человеческом. Не будем, читатель, по причине своего маловерия и неверия отрицать дивныя чудеса в жизни тех, которым, по словам Христа, своею верою возможно и горы передвигать (Мф. 17:20; 21:21) и творить даже нечто большее того, что совершил Христос (Иоан. 14:12); не будем своею собственною нечистотою и порочностию пятнать ту ослепительную белизну безстрастия, которой достиг преп. Симеон и подобные ему духоносные мужи. Единственным средством к тому, чтобы хотя сколько–нибудь понять высокия созерцания и необычайныя переживания преп. Симеона, является для читателя путь духовнаго опыта или точнейшее соблюдение всех тех предписаний, какия дает сам преп. Симеон как в своих словах, так отчасти и в Божественных гимнах. Доколе все эти предписания самым тщательным образом не выполнены нами, согласимся, читатель, что мы с вами не в праве судить такого великаго мужа, каковым был преп. Симеон Новый Богослов, и по крайней мере не будем отрицать возможности всего того невероятнаго и чудеснаго, что найдем в его гимнах.

Для читателей, не чуждых духовнаго опыта и знакомых с явлениями так называемой духовной прелести, при чтении гимнов преп. Симеона может возникнуть недоумение другого рода. Преп. Симеон так неприкровенно описывает свои видения и созерцания, так дерзновенно поучает решительно всех, так самоуверенно говорит о себе, что он воспринял Духа Святаго и что его устами говорит Сам Бог, так реально изображает свое собственное обожение, что для читателя естественно подумать: не прелесть ли все это? не следует ли считать все эти созерцания и откровения Симеона, все его вдохновенныя слова и речи прелестными, т. е. делом не подлиннаго христианскаго опыта и истинно духовной жизни, но явлениями призрачными, ложными, представляющими собою признаки обольщения и неправильнаго духовнаго делания? И в самом деле не находился ли автор предлагаемых в переводе гимнов в прелести? ведь он сам говорит, что некоторые считали его при жизни гордецом и прельщенным. — Нет, отвечаем, не находился, и по следующим основаниям. В гимнах преп. Симеона поражает не только высота его созерцаний и откровений, но и глубина его смирения и самоуничижения. Преп. Симеон постоянно обличает и укоряет себя за свои прошлыя и настоящия грехи и проступки; особенно безпощадно он бичует себя за грехи юности, с поразительной откровенностью исчисляя все свои пороки и преступления; с такою же откровенностию он сознается в тех мельчайших приражениях тщеславия и гордости, которыя вполне естественны были у Симеона в то время, когда он за свою святую жизнь и учение стал пользоваться всеобщею славою и известностью и своими беседами привлекал к себе весьма многих слушателей. Описывая свои необычайныя созерцания, преп. Симеон в то же время восклицает: «Кто я, о Боже и Творче всего, и что я сделал вообще доброе в жизни…, что Ты прославляешь меня презреннаго такою славою?» и пр. Вообще все гимны Симеона от начала и до конца проникнуты глубочайшим самоукорением и смирением. Постоянно называя себя странником, нищим, неученым, жалким, презренным, мытарем, разбойником, блудным, скверным, мерзким, нечистым и пр. и пр., преп. Симеон говорит, что он совершенно недостоин жизни, что он недостойно взирает на небо, недостойно попирает землю, недостойно смотрит на ближних и беседует с ними. Говоря, что он сделался весь грехом, преп. Симеон обзывает себя последним из всех людей, даже более того — он не считает себя и человеком, но худшим всех тварей: гадов, зверей и всех животных, даже худшим самих бесов. Такая непонятная нам глубина смирения является показателем необычайной высоты совершенства, но она отнюдь немыслима у человека прельщеннаго.

Преп. Симеон, как он сам говорит о себе, никогда не желал и не искал той Божественной славы и тех великих даров, каких сподобился от Бога, но, вспоминая грехи свои, искал лишь отпущения и прощения их. Мало того, еще находясь в мире, преп. Симеон от души возненавидел мирскую славу и бегал всех тех, кто говорил ему о ней. Но когда впоследствии эта слава вопреки желанию его пришла к нему, преп. Симеон молил Бога таким образом: «Не дай мне, Владыко, суетной славы мира сего, ни богатства гибнущаго… ни высокаго престола, ни начальства… соедини меня со смиренными, нищими и кроткими, дабы и я также сделался смиренным и кротким; и… благоволи мне оплакивать одни только грехи свои и иметь попечение об одном праведном суде Твоем…». Жизнеописатель Симеона и ученик его Никита Стифат говорит о преп. Симеоне, что у него была великая забота и постоянное попечение о том, чтобы его подвиги оставались ни для кого неизвестными. Если же Симеон предлагал иногда в беседах ради назидания слушателей уроки и примеры из своей жизни и собственнаго опыта, то никогда не говорил о себе прямо, а в третьем лице, как о ком–то другом. Только в четырех словах, помещенных в греческом издании и русском переводе последними (89–м, 90, 91 и 92), преп. Симеон, возсылая Богу благодарение за все «Его благодеяния к нему, ясно говорит о бывших ему видениях и откровениях. В одном из этих слов он замечает: «Я ничего не писал с тем, чтобы себя показать. Не дай Бог… Но, помня дарования, какия даровал Бог мне недостойному, благодарю и славлю Его, как благоутробнаго Владыку и благодетеля… и, чтобы не скрывать таланта, который Он мне дал, подобно худому и неключимому рабу, проповедую милость Его, исповедую благодать, всем показываю сделанное Им мне добро, чтобы подвигнуть тем и вас словом учения — восподвизаться получить и себе то, что получил я». В последнем же из указанных слов читаем: «Это пожелал я написать вам, братия мои, не для того, чтоб стяжать славу и быть прославленным от людей. Да не будет! Ибо такой человек безумен и чужд славы Божией. Но написал для того, чтоб вы увидели и познали безмерное человеколюбие Божие» и пр. «Се, говорит далее Симеон в самом конце слова, открыл я вам таинства, которыя были сокрыты во мне; ибо вижу, что близок конец жизни моей»… Из этого последняго замечания св. Отца видно, что четыре указанных слова Симеона написаны и сказаны им, очевидно, незадолго до смерти.

Что же касается гимнов преп. Симеона, то едва ли при жизни его они были известны многим, исключая разве только некоторых, весьма немногих гимнов. Гимны преп. Симеона, как выше было замечено, являются не чем иным, как его мемуарами или келейными записками, написанными, вероятно, большею частию в то время, когда преп. Симеон удалился на безмолвие — в затвор. Преп. Симеон писал свои гимны не почему–либо другому (о чем также сказано выше), как потому, что не мог умолчать о своих чудесных видениях и созерцаниях, не мог не излить хотя бы в книге или на свитке волновавших и переполнявших его душу мыслей и чувств. Никита Стифат пишет в житии Симеона, что св. Отец еще при жизни поведал ему, как ближайшему ученику, все свои тайны и передал все свои писания с тем, чтобы он обнародовал их впоследствии. Если Никита, выпуская гимны преп. Симеона, счел нужным написать к ним особое предисловие с предостережением духовно неопытным читателям, то отсюда с несомненностию следует заключить, что гимны преп. Симеона при жизни его оставались неизвестными и впервые опубликованы были лишь по смерти Симеона учеником его.

В Божественных гимнах Симеона описываются такия видения и откровения, какия сравнительно редко встречаются в писаниях других отцов. Но отсюда еще не следует заключать, что их не было и в жизни других св. подвижников; подобных видений и откровений сподоблялись, без сомнения, и другие угодники, только преп. Симеон по данному ему дарованию поведал о своих созерцаниях и переживаниях с необычайной ясностию, откровенностию и подробностию, тогда как другие святые или совсем умолчали о своих духовных переживаниях или поведали только весьма немногое. Однако несомненно и то, что преп. Симеон удостоился некоторых необычайных дарований и созерцаний, каких удостаивались далеко не все подвижники. Если преп. Симеон в своих гимнах так уверенно говорит о себе и так смело обличает всех, то это потому, конечно, что обильно воспринятая им благодать Божия и необычайно реальное чувство необманчивости своих переживаний, подтверждаемое многолетним подвижническим опытом св. Отца, сообщали ему и великое дерзновение и давали право говорить именно таким образом, подобно тому, как говорил о себе и ап. Павел.

Обо всем этом свидетельствуют такия, например, сильныя места из гимнов и слов преп. Симеона: «Хотя и говорят, пишет Симеон, что я, раб Твой, прельщаюсь, но я никогда не поверю, видя Тебя, Бога моего, и созерцая пречистое и Божественное лицо Твое, и воспринимая от него Твои Божественныя озарения, и будучи просвещаем Духом в умных очах своих». Или еще: «я с дерзновением, говорит Симеон, возглашаю, что если я не мудрствую и не говорю, что говорят и мудрствуют Апостолы и св. отцы, если не повторяю только Божиих словес, сказанных во св. Евангелии…, да будет на мне анафема от Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа чрез Духа Святаго…, и вы не заткните только уши свои, чтоб не слышать слов моих, но побейте меня камнями и убейте, как нечестиваго и безбожнаго». В гимнах преп. Симеона для нас очень много чудеснаго, необычайнаго и даже невероятнаго и страннаго; но это потому, что сами мы далеки от царствия Божия и ни в понятиях своих, ни в жизни не усвоили юродства христианской проповеди, но и мыслим и живем полуязычески.

Наконец, как на последнее доказательство того, что видения и созерцания Симеона не были прелестными, укажем на чудеса его и на прославление. Еще при жизни преп. Симеон делал предсказания и совершил несколько чудесных исцелений, равно как и вскоре же по смерти им совершено немало разнаго рода чудес. Все эти предсказания и чудеса преп. Симеона весьма подробно описаны в житии его, в котором повествуется и об открытии мощей преп. Симеона; это последнее произошло через тридцать лет после смерти Преподобнаго. Все это в совокупности взятое уверяет нас в том, что преп. Симеон отнюдь не находился в прелести, но что его видения и созерцания и все духовныя переживания суть подлинно–благодатная жизнь во Христе, подлинно–христианская мистика, а его речи и учение, содержащияся как в словах, так и в гимнах, естественное выражение и плод истинно–духовной христианской жизни. Преп. Симеон не только сам чужд был духовной прелести, но и других учил и учит распознавать ее и бегать. Умудренный долгим опытом и будучи тонким знатоком духовнаго делания, преп. Симеон в слове «о трех образах внимания и молитвы» указывает правильный и неправильные способы молитвеннаго делания. В этом слове Симеон сам сообщает точные признаки прелести и говорит о разных видах ея. После этого подозревать Симеона Новаго Богослова в прелести теряются всякия основания.

Божественные гимны преп. Симеона написаны, как выше замечено, в поэтической, стихотворной форме, однако не в форме античной, классической поэзии. Древние греки точно наблюдали в стихах количественность, т. е. долготу и краткость слогов; но в позднейшия времена у греков строгое соблюдение количественности стало упускаться из виду. В 10 веке в Византии возникли, очевидно из народной поэзии, так называемые политические стихи, в которых мы и видим пренебрежение количественностию; в этих стихах строка за строкой наблюдается лишь одно и то же число слогов и известное направление ударений. Самым употребительнейшим стихом такого рода является 15–слоговой ямбический, происшедший, вероятно, как думают, из подражания восьмистопному (т. е. 16–слоговому) ямбу или трохею. Менее употребителен 12–слоговой политический стих. Политические стихи получили свое название оттого, что они сделались в Византии гражданскими — общедоступными и общеупотребительными в противоположность классической поэзии, которая и у греков впоследствии стала доступною лишь немногим. Этого рода стихи, употреблявшиеся в греческой литературе в произведениях, разсчитанных на общенародное употребление, до настоящаго времени во всех греческих странах являются почти единственным стихотворным размером народных песен. Преп. Симеон писал свои гимны, за исключением немногих, именно такими, политическими стихами, которые в его время вошли уже во всеобщее употребление. Из 60 данных в настоящем переводе гимнов Симеона огромное большинство написано типичным 15–слоговым политическим стихом, значительное меньшинство — 12–слоговым стихом (всего 14 гимнов) и лишь 8 гимнов написаны восьмистопным ямбом.

Если гимны Симеона написаны в поэтической, стихотворной форме, то в них нельзя искать ни догматической точности в изложении истин веры, ни вообще строго относиться к отдельным словам и выражениям автора. Гимны преп. Симеона это — лирическия излияния его глубокорелигиозных чувств, а не сухое и спокойное изложение христианскаго вероучения и нравоучения. В гимнах преп. Симеон выражается свободно, непринужденно, как лирик–поэт, а не как догматист, преследуя не только ясность и точность мысли, но и красоту формы. Так как Симеону нужно было придать своим мыслям стихотворную форму и постоянно приходилось высчитывать число слогов в стихе и наблюдать известный ритм в ударениях, то поэтому в гимнах мы не везде встречаем полное, ясное и отчетливое изложение мыслей. В словах или беседах Симеон выражается обычно более просто, более ясно и определенно; поэтому гимны преп. Симеона и следует сличать с его словами.

В каталогах и описаниях различных библиотек гимны преп. Симеона Новаго Богослова встречаются в довольно древних рукописях, начиная с 12 века и позднее; такия рукописи имеются в Парижской национальной библиотеке, Венецианской, Патмосской, Баварской и др. Для нас доступны были рукописи Афонских монастырей, наиболее ценныя из которых, мы здесь и укажем. Не говоря о рукописях, содержащих в себе отрывки из гимнов Симеона, каковыя греческия рукописи имеются и в нашей Синодальной библиотеке, назовем те Афонския рукописи, в которых имеются собрания гимнов преп. Симеона. Такова Дионисиатская рукопись № 220 (в каталоге Ламброса т. I, № 3754), заключающая в себе вместе с житием и словами преп. Симеона и 12 гимнов его, преимущественно нравственно–аскетическаго и назидательнаго содержания, и несколько отрывков из других гимнов; но рукопись эта не древняя — 17 века, и помещенные в ней гимны все имеются в печатном греческом издании. Подобное же собрание гимнов числом 11 мы нашли в двух рукописях Афонскаго Пантелеимонова монастыря № 157а и 158 (каталог Ламброса т. II, №№ 5664 и 5665), которыя еще менее ценны, как принадлежащия 18 веку. Весьма ценною оказалась для нас рукопись того же монастыря № 670 (в каталоге Ламброса т. II, № 6177), не сама по себе, так как она совсем позднейшаго времени — 19 века, а как копия Патмосскаго кодекса 14 века № 427:содержащаго в себе почти исключительно одни творения Симеона Новаго Богослова. Эта Патмосская рукопись и названная копия ея содержат в большей части гимны преп. Симеона, которым предпослано предисловие к гимнам ученика Симеонова Никиты Стифата и полное оглавление гимнов числом 58. Указанное число гимнов, надо полагать, является наиболее полным собранием их, так как в тех описаниях рукописей, где показано число гимнов преп. Симеона, оно является значительно меньшим, и так как Алляций, ознакомившийся с гимнами Симеона по западным рукописям, указывает их не более, не менее, как тоже 58:и в том же порядке, что и в Патмосской рукописи. Вот этою–то копиею Патмосскаго кодекса мы и воспользовались для своего перевода, которую постоянно и цитируем в примечаниях к гимнам (для краткости называя ее просто Патмосскою рукописью). К сожалению, в ней, как и в самом Патмосском кодексе, уцелели не все гимны, а лишь первых 35 или даже 34:прочие же не сохранились за утратою конца кодекса. Однако эта утрата не столь существенна и важна, в виду того, что все утраченные гимны Патмосской рукописи, начиная с 35–го и до конца, в подлинном тексте имеются в греческом издании творений Симеона, за исключением лишь одного 53 гимна, который, к сожалению, так и остался для нас неизвестным. Однако следует заметить, что и Патмосская рукопись даже в целом ея виде не дает нам еще полнаго числа всех написанных преп. Симеоном гимнов: один из панегиристов Симеона говорит о нем, что он составил стихов числом 10752:между тем как общая сумма стихов, заключающихся в 60 переведенных нами гимнах равняется, по нашему подсчету, приблизительно десяти тысячам; значит, свыше семисот или около восьмисот стихов Симеона остаются для нас неизвестными.

Переводить гимны преп. Симеона на русский язык нам пришлось первоначально с латинскаго их перевода по Патрологии Миня, перевода, сделаннаго Понтаном и содержащаго в себе 40 глав или гимнов. Печатное греческое издание творений Симеона Новаго Богослова, заключающее в себе во 2–й части подлинный текст 55 гимнов, мы впервые могли увидеть и приобрести лишь на Афоне. Сличив свой перевод с подлинным текстом гимнов и исправив его, мы оставили почти все имеющиеся в латинском переводе гимны в той же внешней форме, в какой перевели их с латинскаго, т. е. в прозаической (так как по–латински они переведены прозою). Те же гимны, которые пришлось переводить прямо с подлинника, мы сочли более удобным перевести постишно; отсюда у нас вполне естественно получилось неоднообразие внешней формы перевода, какового впрочем и нельзя было избежать, так как из латинскаго перевода приходилось делать вставки и добавления к подлинному тексту. Эти вставки и добавления в нашем переводе взяты обычно в скобах и отмечены в примечаниях под строкою, равно как и то, чего нет в латинском переводе по сравнению с нашим греческим текстом, мы также старались отмечать под строкою. Круглыми скобами ( ) отмечены в настоящем переводе не только заимствования из латинскаго перевода, но и те слова и выражения, которых хотя и нет в греческом тексте, но которыя непосредственно в нем подразумеваются или скрыты в значении греческих слов; в прямых же скобах [ ] мы ставили слова, внесенныя по необходимости для ясности и смысла речи и которыя, отсутствуя в подлиннике, могут быть подразумеваемы только с наибольшею вероятностию.

В основу настоящаго русскаго перевода гимнов положен подлинный греческий текст их имеющийся в греческом издании творений Симеона Новаго Богослова. Но так как это издание является весьма несовершенным по множеству опечаток и другим упущениям, то при переводе нам немало помог латинский текст гимнов: но несравненно большую услугу оказала нам копия Патмосской рукописи: сличая имеющийся в ней текст гимнов с печатным греческим текстом, мы, во–первых, исправляли по ней его корректурныя ошибки, нередко делая при этом предпочтение ея тексту пред печатным, а во–вторых, заимствовали из нея отсутствующие в греческом издании стихи, а иногда, и целыя большия вставки, что все также отмечено при переводе в подстрочных примечаниях. Кроме того, из Патмосской рукописи нами переведено предисловие к гимнам преп. Симеона, написанное учеником его Никитою Стифатом, которое в греческом издании творений Симеона напечатано не в подлиннике, а на новогреческом диалекте, и еще три гимна: 57:58 и 59:два из которых имеются в латинском переводе, а один — последний нигде не напечатан. Подлинный текст предисловия Никиты Стифата, трех указанных гимнов и еще одного маленькаго — самаго последняго 60–го гимна, взятого из Афонской Ксенофской рукописи 14 в. № 36 (см. каталог Ламброса т. I, № 738), напечатан при настоящем переводе в приложении I (которое, равно как и приложение II имеются не при всех экземплярах настоящаго издания). Таким образом то, что переведено здесь на русский язык, но доселе не было издано в печати, все это и дано в подлинном тексте, как первое приложение к настоящему изданию.

Четыре последние в нашем переводе гимна: 57–60 не вошли в греческое издание творений Симеона по весьма понятным причинам: 57 гимн — частнаго характера и, несомненно, написан преп. Симеоном по поводу смерти одного из близких к нему лиц; в 58 гимне высказываются, и при том весьма откровенно, очень смелыя мысли о всецелом обожении человека, которыя однако тесно связаны со всею богословскою системою преп. Симеона и находят для себя параллели и в других местах его творений; 59 гимн есть не что иное, как пространное послание, только написанное стихами по одному частному случаю в жизни преп. Симеона, и скорее походит на богословский трактат, чем на гимн; 60 же гимн есть собственно небольшая эпиграмма к одному из слов преп. Симеона. Хотя все эти гимны и не вошли, говорим, в греческое издание творений Симеона Новаго Богослова, однако в подлинности их не может быть никаких сомнений. Гимны 57 и 58 имеются не только в Патмосской рукописи, но указаны и Алляцием в полном оглавлении гимнов Симеона и существуют, кроме того, и в латинском переводе среди других гимнов Симеона. Что 59 гимн написан именно преп. Симеоном — об этом со всею очевидностию говорит житие его, в некоторых списках котораго он целиком даже и помещается. Наконец, 60 гимн с именем Симеона Новаго Богослова имеется во многих рукописях, в которых он помещен обычно при известном слове Симеона «о трех образах внимания и молитвы». Кроме того, нужно сказать, что во всех этих гимнах развиваются излюбленныя идеи Симеона Новаго Богослова.

Скорее, думается, можно сомневаться в подлинности 54 гимна, представляющего собою молитву ко Св. Троице. Эта молитва в славянском переводе имеется в некоторых старых рукописных и в старопечатных следованных псалтирях, но не с именем Симеона Новаго Богослова, а — Симеона Метафраста. Вот одно основание. Другим основанием к тому, чтобы сомневаться в принадлежности этой молитвы Симеону Новому Богослову, может служить то, что она хотя и написана политическими стихами (в 12 слогов), но имеет довольно своеобразную, не встречающуюся в других гимнах Симеона форму, состоящую в неоднократном повторении одного и того же стиха в начале молитвы и в постоянном параллелизме весьма многих выражений и слов во всем почти дальнейшем тексте молитвы. Однако ни то, ни другое основание не являются достаточными для отрицания подлинности этого Симеонова гимна или молитвы. Каким образом эта молитва могла быть ошибочно надписана именем Симеона Метафраста, об этом сказано нами в примечании к ней (на стр. 245). В данном же месте в пользу принадлежности указанной молитвы Симеону Новому Богослову присоединим еще следующее: точный анализ содержания данной молитвы показывает, что она от начала и до конца состоит не только из мыслей, но и выражений, особенно характерных именно для Симеона Новаго Богослова, и не содержит в себе почти ничего новаго по сравнению с тем, что сказано в прочих гимнах Симеона.

В качестве второго приложения к настоящему переводу гимнов Симеона предлагается (имеющийся не при всех экземплярах) предметный указатель, но не к одним гимнам, а вместе и к словам преп. Симеона, которыя переведены на русский язык еп. Феофаном и изданы в двух выпусках, так как при этих последних никакого указателя не имеется. Предлагаем читателям предварительно просмотреть помещенныя в конце книги поправки, касающияся главным образом перевода, и сделать соответствующия исправления в тексте книги.

Иеромонах Пантелеимон

Никиты Стифата, монаха и пресвитера Студийскаго монастыря, на книгу божественных гимнов преподобнаго Отца нашего Симеона

Весьма возвышенное, поднимающееся превыше чувств (содержание) того, что написано здесь, и высота богословия и глубина непосредственнаго знания его не для всех, думаю, понятна и доступна, потому что, будучи озарена божественными отблесками неприступнаго света превыше всякаго человеческаго разумения, она требует для постижения предлагаемых вещей таковых, которые, благодаря здравому разуму, обладают крепкими душевными чувствами, чрез дыхание Духа окрылены умом к высоте и имеют ясный образ мыслей, весь всецело обращенный к небесам и проникающий в глубины Божии. Поэтому я, воздавая должное почтение учителю (своему), счел весьма благовременным, очень полезным и пригодным предупредить тех, которые пожелали бы разумом склониться сюда, дабы некоторые, худо, разумеется, и без опыта воспринимающие божественныя, сверхчувственныя вещи, по неопытному наблюдению глубин Духа и имея ум необученный упражнением в божественных вещах, не причинили самим себе вреда от этих вещей вместо пользы.

Итак, должно знать, что кто предпочитает склониться к писаниям богословов, привлекаемый к этому любовию к чтению, тот прежде всего, будучи верным, должен телом и духом убежать мира и всего вообще находящагося в мире, стряхнувши с себя временное наслаждение удовольствиями, — положить, следовательно, доброе основание на твердом камне веры чрез делание и соблюдение заповедей Христовых и на нем искусно созидать дом добродетелей, совлечься ветхаго человека, тлеющаго в похотях его, и облечься в здраваго, обновляемаго во Христа, достигши, конечно, возможно высокаго совершенства, пришедши в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова. Должно же ему еще предочиститься, предосветиться и просветиться Духом; прежде узреть всякую тварь чистым оком ума, научившись прежде предугадывать вдали слова и движения ея; стать вне видимых низменных вещей, то есть превыше всякой плоти и чувства. Потом, ясно открывши уста, силою привлечь благодать Духа, и исполнившись оттуда благ света, соразмерно очищению, внятно богословствовать о бывших в нем свыше священных отображениях. И таким образом, имея как бы дальновидный ум, склониться пред тем, что написано здесь. Я говорю о сочинении, принадлежащем возвышеннейшему и богословнейшему уму блаженнейшаго и треблаженнаго отца Симеона. Поэтому кто влечется еще вниз грудью и чревом, то есть земными помыслами и вещественными пожеланиями своими, будучи связан узами обольщающаго мирского чувства, кто нечист и сильно поврежден в чувствах ума, того мы предупреждаем, чтобы он не дерзал читать написанное здесь, дабы, смотря на лучи солнца с гноем на глазах, не был он ослеплен, потеряв и то слабое зрение очей (какое имел). Ибо прежде должно очиститься от всякой болезни и нечистоты помыслов, и таким образом приблизиться к чистому и сверхбезпредельному, в безпредельность светящему солнцу и беседовать с ним, — как к тому, которое сообразно нам является чувственным образом, так и к Солнцу правды и посылаемым от Него разумным и мысленным лучам, потому что изследовать глубины Духа свойственно только тем, которые освещены с вершины, конечно, очищения невещественным светом Божиим и стяжали совершенно просвещенный ум вместе и душу. Прочим же весьма полезно и прилично бить себя в грудь, испрашивая милости свыше.

Итак, могущему верно изучить слова этого божественнаго Отца и изследовать их глубину должно с разумением смотреть на его изступление и обожение, как он, будучи как бы вне плоти и тела и всякаго чувства, восхищаем был духом от земли к небесам и к Богу, чудным образом удостаивался божественных откровений и видел в себе действия божественнаго Света, богоприлично действовавшия в нем; как он, одержимый любовию к Богу, как бы уязвленный ею, призывал и называл Его различными божественными наименованиями, подражая в этом великому Дионисию и подобным образом совосхищаемый с ним от земли. Так как и в последнем было то же самое: испытывая действия божественнаго Света, этот высокоумный муж, подобно ему, славно воспевал Бога, как виновника всех вещей, многоименно от всех имеющих (в Нем) причину вещей называя Его «то благим, то прекрасным, то мудрым, то возлюбленным, то Богом богов, то Господом господей, то Святым святых, то вечным, то сущим и виновником веков, то подателем жизни, то премудростию, то умом, то Словом, то ведущим, то содержащим все сокровища всякаго знания, то силою, то сильным, то Царем царствующих, то ветхим деньми, то нестареющимся и неизменным, то спасением, то правдою, то освящением, то искуплением, то по величию превосходящим все, то являющимся в тонком дыхании ветра, в душах и телах, и в тех, в коих Сам Он пребывает, равно как на небе и на земле, будучи всегда и везде Самому Себе тожественным, находясь в мире и будучи премирным, пренебесным, пресущественным, являясь солнцем, звездою, огнем, водою, дыханием росы, облаком, камнем и скалою, — всем существующим и будучи ничем из существующаго». Отсюда и сам великий в божественных вещах Дионисий в сочинении «О божественных именах», подобно изступлению в Боге этого божественно–великаго Отца, как бы сосвидетельствуя ему чрез свои писания, говорит совершенно то же: «Итак, Причине всего, существующей превыше всего, прилична и безыменность и все то, чему принадлежат существующия имена, дабы она точно была царем всего сущаго, и около нея было все и от нея, как причины, начала и конца, зависело, и сама она, по речению, была «всяческая во всех» (1 Кор. 15:28); и по справедливости воспевается основание всего»… И немного спустя: «все в ней просто и неограниченно предшествовало существующему, по причине всесовершенных доброт одной ея — всевиновной Премудрости, которая от всех существующих вещей соответственным образом воспевается и именуется. Поэтому богословы чтут не одни эти божественныя наименования, заимствованныя от частных промыслительных действий ея, совершенных уже или еще предусматриваемых, но и от таких божественных явлений, просвещавших таинников и пророков, какия когда–либо были в священных храмах или где–либо в другом месте. Сообразно тем или другим причинам и силам они именуют вышеобразную и вышеимянную Благость, прилагая к ней образы и подобия человека, или огня, или янтаря, воспевая глаза ея и уши, лицо и волосы, руки и хребет, крылья и плечи, задняя и ноги, пририсовывая к ней венки и седалища, кубки и чаши и некоторыя другия таинственныя изображения».

Да, этот божественный муж (Симеон), вконец очистившись душою, о чем громче сильнозвучащей трубы вопиют уже писания его, удостоился великих откровений, неизреченных созерцаний, таинственной беседы и божественных гласов, свыше чудным образом провозглашенных ему, — вкратце сказать, удостоился апостольской благодати, весь возжегшись от Божественнаго Духа, от божественнаго огня. Поэтому, и не вкусив вполне внешняго знания наук, красноречием слов, обилием (божественных) имен и разсудительностью он выше всякаго ритора и мудреца возвысился до высоты премудрости, как поистине мудрый в божественных вещах и богослов весьма сведущий в догматах. И не диво. «Ибо премудрость Божия, по словам Премудраго, по чистоте своей сквозь все проходит и проникает. Она есть дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя… Она — одна, говорит он, но может все и, пребывая в самой себе, все обновляет и, переходя из рода в род в святыя души, приготовляет друзей Божиих и пророков; ибо Бог никого не любит, кроме живущаго с премудростию» (Прем. Сол. 7:24–25; 27–28). По этой причине, возжелав премудрости, он возлюбил доброту ея, и возлюбив по Соломону, взыскал трудами любомудрия и подвижничества, и обрел ее. Найдя же, умножил со слезами и не без труда, поэтому и дано было ему разумение. Он призвал ее с твердою верою, и сошел на него Дух премудрости; отсюда он в продолжение всей жизни имел от нея неусыпаемый безыскусственный свет. А чрез него и пришли к нему все вместе блага жизни вечной и неисчислимое богатство премудрости и ведения. Подлинно, безхитростно научившись от Бога неизреченным таинствам, он без зависти сообщил о них всем чрез свои писания для духовной радости вместе и пользы. Он не уподобился неразумному рабу, скрывшему данный ему от Бога талант, но, как верный домоправитель, благоразумно не зарыл, по писанному, богатства неисчерпаемой мудрости, которое получил от Бога. «Без хитрости, говорит он, я научился, и без зависти преподаю, не скрываю богатства ея» (Прем. Сол. 7:13). Поэтому язык его — разженное сребро, душа его полна правды, уста его, как истиннаго праведника, ведали возвышенныя речи, и гортань его изливала благодатные токи и неизреченную Божию премудрость. Происходило же это от великаго поистине смиренномудрия его и чистоты. «Ибо уста смиренных, говорит Соломон, поучаются премудрости; и в добром сердце мужа почиет премудрость, в сердце же неразумных она не познается» (Притч. 11:2; 14:33). Будучи действительно исполнен смиренномудрия, он непрестанно имел сердечное попечение о премудрости Божией, которая, по сказанному, познается вообще смиренными сердцем, а не неразумными мудрецами мира. И свет Божий поистине всегда был дыханием его. Имея последний в уме, как бы светильник, он говорил и весьма ясно со знанием писал о том, что умно, как оракул, видели очи его. Я то говорю, говорит он, что видели очи мои. И говоря это, он весьма ясно от существующих вещей воспевал Божество, как являющееся общим достоянием для всего сущаго. Так как «благо вообще не пребывает несообщимым ничему из существующаго, как говорит великий в божественных вещах Дионисий, но оно само по себе постоянно благоприлично является в то время, когда осенит сверхсущественный свет чрез соответствующия озарения каждой из существующих вещей, и к возможному созерцанию себя, сообщению и уподоблению простирает умные токи, как обычно ему и священноприлично ниспадающие».

Итак, следуя во всем предшествовавшим ему богословам, Симеон не изследовал в гимнах и священно–благоговейных размышлениях того, что сокровенно в Божестве превыше ума и естества, как говорит о богословах Дионисий, а всецело почитая неизреченныя таинства благоразумным молчанием, в священных помышлениях простирался к озарявшим его лучам. И ими обильно просвещаемый и освещаемый, проникался от них премирными образами и впечатлениями для богоначальных и богоприличных гимнов и священных песнословий, делался способным к созерцанию даруемаго чрез них соответственно его состоянию богоначальнаго Света и с любовию воспевал благоподателя Господа, как виновника всякаго священноначалия и светоявления. Таков древний вид проявления родоначальной Премудрости. Ибо свыше нисходящая благодать Духа, которая сопребывала с древними верными мужами, издревле любомудрствовавшими отеческою философиею, возбуждала таким образом умы их к исполненным любви божественным гимнам и разнаго рода стихословиям. Чрез это она дивным образом показывала их для современников поэтами — составителями песней, гимнов и божественных мелодий. Они же обычно соделывались таковыми и премудро достигали этого не от обучения познаниям и совершеннаго упражнения в науках, но от философии, которая изследует свойства души, от высшаго подвижничества и хранения главных добродетелей. Кто расположен к сказанному, тот пусть убедится в том из письменнаго документа, обратившись к Филону Иудею, как–то к сочинению его, надписанному таким образом: «О жизни созерцательной или о молящихся»; из него он узнает достоверность наших слов. Для подтверждения сказаннаго мы возьмем оттуда некое краткое изречение, где он так говорит: «Таким образом, они не созерцают только возвышенные предметы наблюдением чистаго ума, но и составляют в различных стихах и мелодиях песни и гимны, необходимо начертанные наиболее священными числами».

Итак, что богоглаголиво воспето этим Отцом в божественных наименованиях, то говорит и Дионисий великий, посвященный в таинства божественных речений. Но всякое как бы сказать священное песнословие богословов, вырабатывающее выразительныя божественныя наименования для благодетельнаго прояснения Божественной природы, никто не обретет без душевнаго, разумеется, усилия и не изследовав божественных Писаний чистым умом. Да и тот же самый Отец, будучи весьма твердо уверен относительно наших слов, так ясно прибавляет в пользу сказаннаго, говоря в другой раз: «Боговидные умы, подражая Ангелам, насколько возможно, и соединяясь с ними, то есть с божественными ангельскими силами (так как у обоженных умов во время прекращения всякой умственной деятельности бывает такое же единение с пребожественным Светом, как и у тех), воспевают его совершеннейшим образом чрез обнажение от всех существующих вещей. Это поистине — умы сверхъестественно озаренные по причине блаженнейшаго единения с ним, потому что он есть виновник всего существующаго, сам же — ничто из существующаго, как сверхсущественно изъятый от всего». Итак, зная это, божественный отец Симеон, как премудрый богослов, воспевал Божественную, сверхъестественную природу то как безымянную, то как причину всякого имени именуемаго, богословствуя о ней, как о безымянно пребывающей превыше всего. С одной стороны, собирая из различных богословских учений то, что является предметом настоящаго сочинения, и пользуясь для своих целей сказанным, как бы некоторым образцом, он выступил на путь развития умных божественных наименований. С другой стороны, разсматривая богозрящим умом богоявленные образы и созерцания, удостоверяемый божественным преданием Апостола, он приложил «святая святым». И священно усмотренныя им божественныя видения он без зависти показал тем, которые волею судеб следовали за ним, как первый — вторым и слабейшим, соразмерно с их состоянием, преподав по достоинству священные предметы сознательно и всецело участвующим в священническом совершенстве. «Шуток же и насмешек не посвященных в таинства тех предметов он удалялся, лучше же сказать тех самых людей, когда некоторые оказывались таковыми, будучи сам свободен от такого богоборчества». Правда, это удаление он позволял себе делать не для многих, пока был и являлся в живых, хотя и доверял тому великому Дионисию, который так пишет к Тимофею: «Смотри, говорит, как бы не обратить тебе в посмешище Святое Святых. Будь же богобоязлив и таинства Божии почитай умным и незримым ведением, храня эти не подлежащия сообщению и непорочныя таинства от несовершенных и священноприлично сообщая их одним только посвященным из иереев со священным просвещением. Так предало нам — богопочитателям богословие». Поэтому и мы, научившись у него этому и зная высоту и глубину и широту его мудрости, чрез сказанное и настоящее (свое) слово отлучаем совершенно тупых и не посвященных в таинства, не желая износить им этих предметов, и ясно раскрывая их одним тем, разумеется, которые имеют уши священно отверстыми по причине попечения их о нравах и о божественном разумении, просто сказать — святым по жизни и высшему ведению. Ведь этого и божественный Павел желает, пиша так к Тимофею: «сия предаждь верным человеком, иже довольни будут и иных научити» (2 Тим. 2:2).

Итак, восшедшие от любомудреннаго деяния к созерцанию и пришедшие в глубину богословских мыслей пусть с верою обратятся к этому исследованием души, и я вполне уверен, они трижды получат великую пользу. Прочие же, ум которых разсеян по многим разным предметам и омрачен тьмою неведения, которые не знают, что означает иногда деяние и созерцание и откровение божественных таин, те пусть воздержатся от чтения здесь написаннаго. Ибо имеющие ум, не вмещающий возвышенных речей и откровений, попирают обычно и оскверняют божественные предметы, не будучи в состоянии возвести взор ни к чему из того, что превышает нас. Тогда как до ангельской жизни всякая душа, будучи безсмертной и умной, возвышается не иначе, как хорошо, наконец, очистившись помощию Божественной силы, согласно словам священнотаинника Дионисия, который говорит таким образом: «Подобно тому, как в некотором круге бывает неблуждающее тело, так и для нея самой (то есть души) во всяком кругообразном движении и единовидном собрании отвне умных сил ея проявляется богодарованный ей благодетельный закон, который, обращая ее от многих внешних предметов и собирая сначала в себя саму, а затем в состояние простоты, соединяет чрез соединенныя воедино ангельския силы. Ибо чрез них, как добрых руководителей, души с их добрыми свойствами вслед за священными и святыми умами возводятся к тому же самому благодетельному закону всех вещей, и соответственно очищению их, приобщаются изливаемым оттуда озарениям, по мере силы обильно участвуя в даре Добровиднаго». Не думаю, чтобы справедливо было возвышенныя созерцания ея (то есть души) подвергать опасности и исполненное любви богословствование передавать недоверчивому слабому слуху, заткнутому от зависти и неверия, или лучше сказать, душам, покрытым густою тьмою неверия и попираемым лошаками и ослами или драконами и змеями, нечистыми, говорю, и гибельными страстями, потому что святые предметы несообщими для всех, ведущих жизнь собакообразную и свинообразную. Таковым они не даются, как оракул; им, конечно, и не бросают жемчужин слова. Восходящим же чрез крайнюю чистоту до подобнаго состояния святости, предметы эти сообщаемы бывают с несказанным и божественным наслаждением для них, и так как они суть ясные светы и порождения Божественнаго огня, то и усвоиваются направленною к ним мудростию и возвышенностию. Да будет так.

После же того, как поистине божественная и чистейшая душа наставника нашего возвысилась до таковой высоты и удостоилась таких видений и такой благодати рыбарей — Апостолов, достигши, благодаря ясности огненнаго ума своего, того благодетельнаго закона всех вещей; теперь все души праведных, восходя на ту же высоту, обильно приобщаются озарениям ея. О чем во всеуслышание вещают творения его: излияния любви в его божественных гимнах, как не о том, что святая душа его растворилась с Тем, Кто свят по природе, и с древними святыми, как свет со светом, огонь с огнем и луч с солнцем, как вторичное с первичным, как образ и подобие со своим Первообразом и самою Истиною? Как не воспеть гимнами ту душу, которая, будучи достойна всяких гимнов и похвальных слов, превосходит их и всякую славу земную вместе и человеческую? Да падет же зависть, всегда завидующая добру, и да будет восхвален Симеон, весьма достойный гимнов и всяких хвалений. Ради этого и мы со священными свидетельствами наиболее пространно изложили это слово, направленное против порицателей святых. Ведь если эти откровения и голоса не суть гласы Божии и души обожившейся, бывшей вне всякаго мирского чувства и всецело святой, то едва ли что–либо другое из дел человеческих, совершаемых нами со всяким усердием, может показаться вполне возможным для Бога и похвальным для людей, хотя для высшей Божией мудрости и знания и это не является славным и знаменитым.

Итак, эти (строки) к исполненным любви божественным гимнам учителя предложены нами ради одержимых завистию к добру, неверием и неведением, чтобы те, которым попадутся они, или пусть сделаются сперва лучшими по самому намерению, став выше зависти и клеветы, дабы прославить, насколько возможно, того, кто славил Бога деянием и словом и созерцанием, освятив в своих членах то имя, которое превыше всякаго имени, или, как не вкусившие (духовных) благ и совершенно не вмещающие, по причине присущей им тупости, возвышенных созерцаний, пусть и в руки не берут этих гимнов и не изследуют с любопытством того, что написано здесь.

Начало божественных гимнов, то есть введение

Прииди, Свет истинный. Прииди, жизнь вечная. Прииди, сокровенная тайна. Прииди, сокровище безымянное. Прииди, вещь неизреченная. Прииди, лицо непостижимое. Прииди, непрестанное радование. Прииди свет невечерний. Прииди, всех хотящих спастись истинная надежда. Прииди, лежащих восстание. Прииди, мертвых воскресение. Прииди, могучий: все всегда делающий, преобразующий и изменяющий одним хотением. Прииди, невидимый, совершенно неприкосновенный и неосязаемый. Прииди, всегда пребывающий неподвижным и ежечасно весь передвигающийся и приходящий к нам, во аде лежащим, — Ты превыше всех небес пребывающий. Прииди, имя превожделенное и постоянно провозглашаемое, сказать же, что именно — Ты, или узнать, каков Ты и какого рода, нам совершенно невозможно. Прииди, радость вечная. Прииди, венок неувядающий. Прииди, великого Бога и Царя нашего порфира. Прииди, пояс кристалловидный и драгоценными камнями усеянный. Прииди, подножие неприступное. Прииди, царская багряница и поистине самодержавная десница. Прииди Ты, которого возлюбила и любит несчастная душа моя. Прииди один к одному, потому что я один, как Ты видишь. Прииди, отделивший меня от всех и соделавший на земле одиноким. Прииди, сам соделавшийся желанием во мне и сделавший, чтобы я желал Тебя, совершенно неприступного. Прииди, дыхание и жизнь моя. Прииди, утешение смиренной души моей. Прииди, радость и слава и беспрестанная утеха моя. Благодарю Тебя, что Ты, сущий над всеми Бог, сделался единым духом со мною неслитно, непреложно, неизменно, и Сам стал для меня всем во всем: пищей неизреченной, совершенно даром доставляемой, постоянно преизливающейся в устах души моей и обильно текущей в источнике сердца моего, одеянием блистающим и демонов попаляющим, очищением омывающим меня непрестанными и святыми слезами, которые присутствие Твое дарует тем, к которым приходишь Ты. Благодарю Тебя, что Ты сделался для меня днем невечерним и солнцем незаходимым—Ты, не имеющий, где сокрыться, и все вместе наполняющий славою Твоею. Ведь Ты никогда ни от кого не скрывался, но мы, не желая придти к Тебе, сами скрываемся от Тебя. Да и где Ты сокроешься, нигде не имеющий места упокоения Твоего? или зачем бы Ты скрылся, никого решительно не отвращающийся, никем не гнушающийся? Итак, вселись во мне ныне, Владыка, и обитай и пребывай во мне рабе Твоем, Блаже, нераздельно и неразлучно до смерти, дабы и я во исходе моем и по исходе в Тебе находился, Благий, и соцарствовал с Тобою—Богом, сущим над всеми. Останься, Владыка, и не остави меня одного, чтобы враги мои, всегда ищущие поглотить душу мою, придя и найдя Тебя, пребывающим во мне, совершенно убежали и не укрепились против меня, увидев Тебя, крепчайшего всех, упокоевающимся внутри, в доме смиренной души моей. Ей, Владыка, как вспомнил Ты меня, когда я был в мире, и не знавшего Тебя Сам избрал меня, отделив от мира и пред лицом славы Твоей поставив; так и ныне чрез обитание Твое во мне соблюди меня всегда внутри стоящим и неподвижным. Дабы, непрерывно созерцая Тебя, я мертвый жил, и имея Тебя, я всегда бедный был богат и богаче всех царей, и едя и пия Тебя, и ежечасно облекаясь в Тебя, я ныне и в будущем наслаждался неизреченными благами. Ибо Ты—всякое благо и всякая утеха, и Тебе подобает слава святой и единосущной и животворящей Троице, во Отце и Сыне и Святом Духе почитаемой, познаваемой, поклоняемой и служимой всеми верными, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Гимн I

О том, что божественный огонь Духа, коснувшись душ, очистившихся слезами и покаянием, охватывает их и еще более очищает; освещая же помраченныя грехом части их и врачуя раны, он приводит их к совершенному исцелению, так что оне блистают божественною красотою.

Поистине Божество есть огонь, как сказал Владыка, так как Он пришел, чтобы низвести его… (Лук. 12:49). Но на какую землю, скажи мне? — На людей, конечно, земное мудрствующих. О том, что Он хотел и хочет возжечься во всех, послушай, чадо, и познай глубину божественных таинств. Итак, какого рода этот Божественный огонь? Не считаешь ли ты его видимым, тварным или уловимым? — Он отнюдь не таков. Если бы ты был посвящен в его тайну, то достоверно бы знал, что он неудержим, несотворен, невидим, безначален и нематериален, совершенно неизменен, равно как неописуем, неугасим, безсмертен, совершенно неуловим, будучи вне всех тварей: вещественных и невещественных, видимых и невидимых, безтелесных и телесных, земных и небесных, — вне всех их пребывает он по природе, по сущности и, разумеется, по власти. Итак, скажи мне, в какое вещество ввергается он? — В души, преизобильно имеющия главнее всего милость и прежде этого и вместе с этим веру и дела, ее подтверждающия. Когда приобретены бывают эти добродетели, тогда как в светильник, полный елея и пакли, Владыка ввергает огонь, котораго мир не видел и не может видеть. Миром же я называю находящихся в мире и мирское мудрствующих. Подобно тому, как светильник возжигается тогда (я говорю в чувственных образах), когда прикоснется к огню; так, духовно разумей, и божественный огонь, прикасаясь к душам, воспламеняет их. Прежде чем прикоснется, как он может возжечь? а прежде чем не будет ввержен, как прикоснется? Поистине никак не может. Когда же светильник горит и ясно всех освещает, не погаснет ли он, если не станет елея?

Но обрати внимание на нечто другое — важнейшее, что более всего меня устрашает. В то время, когда светильник мой ярко горит при изобилии елея и пакли, мышь или какое–либо другое животное, придя, опрокидывает светильник или, вылизав мало–по–малу, уничтожает елей и съедает паклю, — и лампада угасает. Еще удивительнее то, что когда пакля, называемая фитилем, вся погружается в елей, тогда огонь тотчас угасает, — и светильник мой, перестав светить, делается совершенно темным. Под светильником разумей душу мою, под елеем — добродетели, фитиль же — это ум мой. Появляясь в нем, божественный огонь освещает душу вместе и весь дом тела моего и находящихся в доме, то есть мысли и намерения. Так бывает, когда огонь этот светит. Если же появится зависть, или злопамятство, или славолюбие, или какая–либо другая похоть некоего удовольствия или страсти и опрокинет светильник, то есть (доброе) расположение души моей, или вылижет елей, говорю, добродетелей, ум же мой, который, как я сказал, поистине есть фитиль, имеющий в себе ярко светящий божественный свет, либо весь поглотит дурными мыслями, либо весь погрузит в елее, то есть когда ум, помышляя о своих добродетельных деяниях, впадет в самомнение и ослепнет, — если от одной из этих причин или от чего–либо другого светильнику моему случится угаснуть, то, скажи мне, где тогда будет огонь, или что сделается с ним? останется ли он в светильнике или исчезнет из него? О неразумие, о безумие! Как можно допустить, чтобы светильник возжегся без огня, или огонь остался в нем без вещества? Ведь огонь всегда ищет и стремится охватить вещество. Но наше дело, конечно, — изготовлять это вещество и вполне охотно представлять самих себя в качестве светильников с елеем — украшенных всякими добродетелями, фитиль же ума держать прямо, чтобы он, коснувшись огня и мало–по–малу возжегшись, оставался в таком состоянии у тех, которые стяжали последний. Иначе ведь этот огонь (пусть никто не обольщается) — невидим, недержим и совершенно неуловим, потому что он, как сказал я, пребывает вне всех тварей; неуловимо же уловимым делается он чрез неизреченное соединение и описуемым точно также в неописуемом образе.

Не изследуй же этого вовсе ни на словах ни в мыслях, но проси ниспослать тебе тот огонь, который научает и ясно показывает стяжавшим его все это и еще более таинственныя вещи неизреченным образом. Внимай же, чадо, этим сокровеннейшим таинствам, если желаешь. Когда божественный огонь возсияет, как сказал я, и прогонит рой страстей, и дом души твоей очистит, тогда он смешивается с нею без смешения и соединяется несказанно, существенно, с сущностью ея, весь со всею совершенно, и мало–по–малу озаряет ее, делает огнем, просвещает, и при том как? — так как и сказать я не могу. Тогда двое, душа с Творцом делаются едино, и в душе пребывает Творец, один с одною весь Тот, Кто дланию Своею содержит всю тварь. Не сомневайся, Он весь с Отцом и Духом вмещается в одной душе и душу внутри Себя объемлет. Разумей, смотри, внимай этому… Я ведь сказал тебе, что душу содержит внутри Свет нестерпимый и неприступный для ангелов, опять же и Сам в душе обитает, отнюдь не сожигая ее. Познал ли глубину таинств? — человек, малый среди видимых вещей, тень и прах, имеет внутри себя Бога всего, на одном персте Котораго повешена тварь, и от Котораго всякий имеет бытие, жизнь и движение. От Него — всякий ум, душа и разум разумных существ, неразумных же — дыхание. Оттуда же происходит бытие всех животных, как одаренных умом, так и одаренных чувствами. Имеющий Его, кто бы он ни был, и носящий внутри себя, и созерцающий красоту Его как стерпит он пламя желания? как снесет огонь любви? как не источит горячих слез от сердца? как поведает чудеса эти? как исчислит то, что совершается в нем? как и умолчит совершенно, будучи принуждаем говорить? ибо он видит себя во аде, благодаря сиянию, говорю, света. Никто ведь из седящих там не может познать себя прежде озарения Божественным светом; но все они находятся в неведении о том мраке, тлении и смерти, коими одержимы. Однако душа та, говорю я, видит просвет и понимает, что вся она находилась в страшнейшей тьме, под крепчайшею стражей глубочайшаго неведения. Тогда видит она, что все то место, где она заключена, есть болото, наполненное нечистыми ядовитыми гадами. Себя же саму она видит связанной и скованной узами по рукам вместе и по ногам, изсохшей и загрязненной, вместе с тем израненною укушениями змей и что плоть она носит вспухшую и со множеством червей. Видя это, как не содрогнется она? как не восплачет? как не вскричит, горячо каясь и прося исторгнуть ее от тех страшных уз? Всякий, кто бы действительно увидел это, и возстенал бы, и взрыдал, и пожелал бы последовать источнику света — Христу.

Итак, когда я делаю то, что сказал, и припадаю к источнику света (хорошо внимай словам моим), Он касается руками моих уз и ран, и где прикоснется рукою или приблизится перстом, там тотчас разрешаются узы, черви вымирают, исчезают раны, и вместе с ними спадает грязь и мелкия пятна плоти моей. Все это стягивается и заживает так хорошо, что на месте раны совершенно не видно бывает рубца, но скорее Он соделывает то место блистающим, подобно божественной руке Своей, — и дивным чудом бывает тогда плоть моя! Не только, говорю, существо души, но также и члены тела моего, приобщившись божественной славы, блистают божественным светом. Видя, как это совершилось над частию тела моего, как не пожелаю я и не стану молить о том, чтобы и все мое тело избавилось от зол и точно также получило то здравие и ту славу, о каких я сказал? И когда я делаю это, лучше же, и еще горячее молюсь, и когда соразмерно чудесам изумляюсь, благий Владыка, передвигая Свою руку, касается прочих частей тела моего; и я вижу, как оне таким же образом, как раньше сказано, очищаются и облекаются в божественную славу. Итак, лишь только я очистился и освободился от уз, Он подает мне божественную руку, поднимает из болота, весь, обнимая меня, падает на шею и (увы мне! как я стерплю это) безпрестанно целует меня. Когда же я весь изнемог и лишился сил (горе мне, как напишу я это), Он берет меня на плечи, — о любовь, о благость!.. изводит из ада, от земли и из мрака, и вводит меня в иной либо мир, либо воздух, чего вообще я не могу выразить. Я знаю только, что свет меня и носит, и содержит, и возводит к великому Свету, коего великое божественное чудо совершенно не в силах, думаю, изречь или высказать друг другу даже ангелы. Когда я был там, Он снова показал мне то, скажу тебе, что находится во свете, лучше же, что от света, дал мне уразуметь то дивное возсоздание, которым Сам возсоздал меня, избавил меня от тления и всего меня освободил от смерти с ощущением этого, даровал мне безсмертную жизнь, отделил меня от тленнаго мира и присущих миру вещей, облек меня в невещественную и световидную одежду, надел также обувь, перстень и венец — все нетленное, вечное, необычайное для здешних вещей, сделал меня неощутимым, неосязаемым и — о чудо! — невидимым подобно тем невидимым (вещам), с которыми соединил меня.

Итак, сделав меня таковым и таким образом, Создатель ввел меня в чувственное и телесное жилище, заключив меня в нем и запечатав. Низведя же в чувственный и видимый мир, Он опять определил жить и сопребывать мне, освободившемуся от тьмы, с пребывающими во тьме, то есть запереться с теми, которые находятся в болоте, лучше же, учить их, приводя в познание того, какими ранами они обложены и какими узами держимы. Заповедав мне это, Он удалился. Итак, — будучи оставлен один, в прежней, говорю, тьме, я недоволен был теми неизреченными благами, которые Он даровал мне, всего меня обновив, всего обезсмертив и Христом соделав, но лишившись Его, забыл о всех тех благах, о которых сказал и (коих) считал себя лишенным. Поэтому, как прикованный к одру прежних болезней, я терзался, и сидя внутри своего жилища, как бы заключенный в грабе или в бочке, плакал и сильно рыдал, совершенно ничего вне себя не видя. Ибо я искал Того, Кого возжелал, Кого возлюбил, красотою Котораго был уязвлен; возжегшись, я горел и весь пламенел. Итак, когда я таким образом проводил жизнь, так плакал, истаявая от слез, и как бы бичуемый, вопил от сильной боли, Он, услыша мой вопль, приклонился с недомысленной высоты, и увидев меня, сжалился, и снова сподобил меня увидеть Его — невидимаго для всех, насколько доступно то человеку. Увидев Его, я весьма удивился, будучи заперт в жилище, и заключен в бочке, и находясь среди тьмы, то есть чувственнаго неба и земли, потому что сам я — тьма. Так как всех людей, мысли которых прилепляются к чувственным предметам, эти последние покрывают густою тьмою.

Однако, находясь среди этих предметов, я, как сказал, умно увидел Того, Кто и прежде был и ныне пребывает вне всех вещей; и удивился, изумился, устрашился и возрадовался, размышляя о чуде, как я, находясь среди всех вещей, вижу пребывающаго вне всего, — один вижу Того, Кто меня видит, не зная, где Он, сколь велик и какого рода, или каков Тот, Кого я вижу, или как я вижу, или что вижу. Однако, видя это видение, я плакал, что совершенно не мог ни знать, ни помыслить или сколько–нибудь уразуметь тот способ, как я Его вижу и как Он меня видит. Итак, я снова увидел Его внутри своего жилища — бочки, что Он весь внезапно пришел, невыразимо соединился, неизреченно сочетался и без смешения смешался со мною, как огонь в железе и как свет в стекле. Он и меня сделал как бы огнем, показал как бы светом, и я стал тем самым, что видел пред этим и созерцал вдали, не зная, как выразить тебе тот невероятный способ. Ибо я и тогда не мог познать и теперь совершенно не знаю, как Он вошел и как соединился со мною. Будучи же соединен с Ним, как я изъясню тебе, кто — Тот, Который соединился со мною, и с кем я взаимно соединился. Боюсь и трепещу, как бы, в случае разскажу я, а ты не поверишь, не впал ты, брат мой, по неведению в богохульство и не погубил свою душу. Однако если я и Тот, с Кем соединился я, стали едино, то как назову я себя? — Богом, Который двояк по природе и един по ипостаси, так как Он двояким меня соделал. Сделав же двояким, Он двоякое поэтому и имя, как видишь, мне дал. Смотри различие: я — человек по природе и Бог по благодати. Видишь, о какой я говорю благодати? — о том единении, которое бывает с Ним чувственным образом и умным, существенным и духовным. Об умном единении я говорил уже тебе разнообразно и разносторонне; чувственным же — я называю то, которое бывает в таинствах. Очистившись покаянием и потоками слез и приобщаясь обоженнаго тела, как самого Бога, я и сам делаюсь Богом чрез неизреченное соединение. Итак, вот таинство: душа и тело (повторяю от великой и чрезмерной радости) в двух сущностях бывают едино, то есть едино и два они бывают, приобщаясь Христа и пия Его кровь; соединяясь с Богом моим обоими сущностями и природами также, они делаются Богом по причастию. Поэтому одноименно и называются именем Того, Кого существенно приобщились. Ведь уголь называют огнем, и черное железо, когда оно раскалено в огне, кажется как бы огнем. Итак, чем предмет кажется, тем и называется: кажется огнем, огнем и называется. Если ты не опознаешь себя таковым, то не отказывайся, по крайней мере, доверять тем, которые говорят тебе об этих вещах. Но от всего сердца своего взыщи, и получишь жемчужину, или каплю, или как бы горчичное зерно, как искру — божественное семя.

Но как ты будешь искать то, о чем я говорю тебе? — Внимай и тщательно исполняй, и ты вскоре найдешь. Возьми ясный образ камня и железа, потому что в них заключена, конечно, природа огня, хотя она совершенно не видна. Однако, сталкиваясь друг с другом, они испускают одну за другой огненныя искры, но, показываясь в своем прежнем виде, все же не зажигают, доколе не коснутся вещества. Когда же с последним соединится самая малая вышедшая из них искра, то она мало–по–малу зажигает вещество, испускает вверх пламя и освещает дом, прогоняя тьму и давая возможность видеть всех находящихся в доме. Видел ли диво? Итак, скажи мне, как камень и железо, прежде чем много раз не столкнутся, могут испустить искры? Без искры же как вещество может само собою зажечься? а прежде чем не возжется, как оно станет светить или как тьму прогонит, давая тебе возможность видеть? — Никоим образом, скажешь ты мне, конечно, невозможно этому быть. Так старайся же таким образом делать и ты, и получишь. Что, говорю, получишь? — искру божественной природы, которую Творец уподобил многоценной жемчужине и горчичному зерну. Но что же должно тебе, говорю, делать? — Терпеливо внимай, чадо. Пусть будет у тебя душа и тело вместо камня и железа, ум же, как самодержавный властитель страстей, пусть упражняется в добродетельных деяниях и богоугодных мыслях; содержа умными руками тело, как камень, душу же, как железо, пусть он влечет их и силою принуждает к этим деяниям, потому что царство небесное силою берется (Мф. 11:12). Но о каких деяниях я говорю тебе? — о бдении и посте, горячем покаянии, печали и потоках слез, неусыпной памяти смертной, безпрестанной молитве и терпении всевозможных находящих искушений. Прежде же всего этого — о молчании, глубоком смирении, совершенном послушании и отсечении своей воли. Упражняясь в таких и таковых деяниях и будучи всегда занята ими, душа делает прежде всего ум твой способным к восприятию озарений. Но последния скоро угасают, потому что ум не утончился еще настолько, чтобы тотчас возжигаться. Когда же божественный луч коснется и сердца, тогда и его осветит, и ум очистит и на высоту поднимет и, возведя на небо, соединит с божественным светом.

Прежде чем ты не сделаешь того, о чем говорю я, как, скажи мне, можешь ты очиститься? а прежде нежели очистишься, как ум твой может воспринять божественные озарения? Каким образом, скажи мне, и откуда иначе божественный огонь может упасть в твое сердце и возгореться в нем, и его возжечь и воспламенить и соединить и сочетать с Богом, сделав творение нераздельным с Творцом? — Никоим образом, скажешь ты мне, этого не может быть ни с кем ни из рожденных, ни из имеющих родиться. Что следует затем, не спрашивай… Ибо если соединишься со Светом, то Он Сам всему научит тебя, и все откроет и покажет, сколько полезно тебе научиться, потому что иначе невозможно тебе посредством слов научиться тому, что находится там. Господу нашему слава во веки веков. Аминь.

Гимн II

О том, что страх раждает любовь, любовь же, Божественным и Святым Духом, искореняет из души страх и остается в ней одна.

Как воспою я, как прославлю, как достойно восхвалю Бога моего, препобедившаго множество грехов моих? как вообще я воззрю на высоту? как возведу очи, как открою уста, Отче? как двигну губами своими, как протяну руки свои к высоте небесной? какия слова я найду, какия изречения употреблю? как дерзну говорить я? как стану просить отпущения безмерных падений и многих прегрешений моих? — Поистине я совершил дела, превышающия всякое прощение. Ты знаешь, Спаситель, о чем говорю я. Противоестественными делами я превзошел всякое естество и явился худшим безсловесных: всех животных морских и всех скотов земных. Преступив Твои заповеди, я поистине сделался хуже гадов и зверей. Итак, осквернив свое тело и душу, как явлюсь я к Тебе? как воззрю на Тебя? как вообще посмею, несчастный, стать пред лицом Твоим? как не убегу от славы Твоей и блистающаго света Св. Твоего Духа? как не пойду один я во тьму, соделав дела тьмы и будучи отлучен от сонма святых? как я, несущий отсюда уже от дел своих осуждение, стерплю тогда глас Твой, отсылающий меня во тьму? Весь дрожа и трепеща, одержимый страхом и ужасом, я взываю к Тебе: знаю, Спаситель, что никто другой не согрешил пред Тобою, как я, ни деяний таких не сотворил, какия именно я, несчастный, соделал, будучи виновником погибели для других. Но с другой стороны я знаю и то и уверен, Боже мой, что ни великость преступлений, ни множество грехов, ни постыдность деяний никогда не превзойдут многаго, лучше же премногаго человеколюбия Твоего и того превышающаго ум и слово милосердия Твоего, которое ты обильно изливаешь на горячо кающихся грешников, очищая и просвещая их, без зависти соделывая причастниками света и общниками Божества Своего и (что чудно для ангелов и для человеческих мыслей) часто беседуя с ними, как с истинными друзьями Твоими.

О благость безпредельная, о любовь неизреченная! Поэтому я и припадаю к Тебе, горячо взывая: как принял Ты блуднаго сына и блудницу, пришедших к Тебе, так приими, Милостиве, и меня, от души кающагося… Вменив, Христе мой, капли слез моих как бы в источники всегда текущие, омой ими душу мою, омой и скверны тела моего, которыя — от страстей. Очисти и сердце мое от всякаго лукавства, потому что оно есть корень и источник греха. Лукавство есть семя лукаваго сеятеля; а где оно есть, там и произрастает, и поднимается вверх, и производит весьма много ветвей лукавства и злобы. Его–то корни из глубины исторгнув, Христос мой, и очистив ниву души и сердца моего, всади в них страх Твой, Милостиве. Дай ему укорениться и хорошо взойти, дабы он высоко возрос на страже заповедей Твоих, ежечасно взращаемый умножением слез и слезных потоков, будучи орошаем которыми, он все более растет и поднимается вверх. Соразмерно страху и вместе с ним возрастает и смирение, от смирения же исчезают все страсти, а с ними прогоняется и полчище демонов. Все же прочия добродетели вокруг этой царицы добродетелей являются как бы стражами, подругами и служанками, сопровождающими госпожу. Когда оне бывают собраны вместе и соединены друг с дружкой, тогда среди них, как древо при исходищах вод (Псал. 1:3), произрастает страх, насажденный Тобою, и мало–по–малу показывает необычайный для меня цвет. Необычайный, сказал я, потому что всякая порода раждает по роду своему, и семя всех деревьев в каждом из них бывает по роду его. Страх же Твой показывает и цвет необычайной породы и плод также необычный и неподходящий к нему. Так как страх естественно полон уныния и стяжавших его безпрестанно печалит, делая их как бы рабами, заслужившими многих ударов, которые с часу на час ожидают посечения смерти, видя косу ея и не зная только последняго момента. Не имея ни надежды ни полной уверенности в совершенном помиловании, они дрожат и трепещут конца, томясь неопределенностию и постоянно ожидая окончательнаго судебнаго приговора. Итак, тот цвет, который приносит страх, неизъясним по виду и еще более неизъясним по образу, потому что, расцветая, он бывает видим, но тотчас же исчезает, что не естественно и не последовательно, но вопреки естеству природы превосходит всякую природу. Между тем цвет кажется столь прекрасным, что превосходит всякое слово и увлекает весь ум мой к созерцанию себя, не позволяя ему помнить ничего внушаемаго страхом, но производит у меня тогда забвение всех этих вещей, и вскоре… улетает. Дерево же страха снова бывает без цвета; когда же я, отдавшись печали, воздыхаю и горячо взываю к Тебе, снова вижу цвет на ветвях дерева. Устремив взор, о Христе мой, на один цвет, я не вижу тогда дерева, но все более и более расцветающий цвет, который, привлекая всего меня к себе любовию, переходит в плод любви и исчезает. Плод же этот не терпит, чтобы его носило дерево страха, но когда вполне созреет, тогда кажется одним без дерева, потому что в любви совершенно нет страха, однако без страха этот плод не может родиться в душе.

Поистине это есть чудо, превосходящее слово и всякую мысль, что дерево, возделываемое с помощию труда, дает цвет и приносит плод, плод же его, искореняя все дерево, остается один сам по себе. Каким образом плод бывает без дерева, — я совершенно не могу изъяснить. Между тем любовь остается и пребывает без страха, который породил ее; поэтому она подлинно есть всякая радость, и того, кто приобрел ее, исполняет радости и веселия, изводя его чувством вне мира, чего совершенно не в состоянии произвести страх, потому что, пребывая среди видимых и чувственных вещей, как он может удалить от них того, кто имеет его, и чувством сочетать всего его с невидимым? Цвет же и плод, раждаемый страхом, пребывая вне мира, способен и ум восхищать и душу с ним поднимать и уносить вне мира. Но как любовь уносит их вне мира, — мне бы хотелось, говоришь, точно знать? Ясно выразить это, как я говорил уже, невозможно; однако внимай, и я скажу тебе.

Любовь эта есть Божественный Дух. Об этом говорили те (ученики), когда для них стал невидим Владыка. Она есть тот всесовершающий и просвещающий Свет, который был в них. Однако же этот Свет не от мира, ни вообще что–либо из мира и не тварь, так как Он несозданный и пребывает вне всех тварей, как нетварный среди тварных вещей. Разумей, что я говорю тебе, чадо. Ибо Он отделен от них. Несозданный же никоим образом не может сделаться тварью. Но если бы пожелал, то и это Ему возможно сделать, потому что Слово содействием Духа и благоволением Отца действительно сделалось неизменно совершенным человеком. Будучи по природе Богом несозданным, Оно неизреченным образом сделалось сотворенным, и обожив воспринятое, в двух действованиях и двух также волях показало мне двоякое чудо: видимаго и невидимаго, держимаго и недержимаго, явившагося как тварь среди всех тварей, а не случайно и призрачно ставшаго тварью, как думали некоторые. Оно совершенно не было призрачным, но, находясь среди чувственных тварей, Слово было видимо соединенным с воспринятым, как тварь. Восприняв же тварь и скрывая или возводя ее на высоту в славу Свою — это жилище Его, славу, превосходящую наше разумение, Оно тогда внезапно сокрылось. Ибо Творец всего, будучи невместим для всех тварей, как Бог все наполняющий, как иначе мог бы сокрыться? Или ты станешь переставлять Владыку с одного места на другое и будешь утверждать, что Он таким образом скрылся от взоров св. Апостолов? Прочь, чтобы по неведению не впасть тебе в богохульство.

Если же угодно, то слушай о действиях любви, и ты узнаешь, каким образом она является выше всего. Чего именно всего? Но разве ты не слыхал слов Апостола (I Кор. 13:1—3), что иметь любовь выше, нежели говорить языками ангельскими и всеми человеческими, иметь всю веру, так что и горы переставлять, обладать всяким ведением и знать глубину таинств, расточить все богатство и самому сделаться нищим и даже тело предать за Христа на сожжение? Любовь настолько выше всего этого, что без нея ни одна из этих добродетелей, ни все оне вместе совершенно не принесут никакой пользы стяжавшему их. Поэтому кто лишен и любви и всех названных добродетелей, то где он, скажи мне, окажется? что будет делать? как дерзнет вопрошающим его назвать себя верным? Итак, внимай словам моим о любви. Сижу ли я в келлии ночью или днем, любовь невидимо и неведомо соприсутствует мне. Будучи вне всех тварей, но в то же время и со всеми, она есть огонь и свет, она бывает облаком света и делается солнцем. Итак, как огонь, она согревает душу мою и воспламеняет сердце, возбуждая в них желание и любовь к Творцу. Когда же я воспламеняюсь душою и делаюсь подобным огню, она, как светоносное сияние, вся летает вокруг меня, испуская в душу мою блестящие лучи, и просвещая ум мой и делая его зрячим, показывает его способным к высоте созерцания. Это именно и есть то, что я назвал раньше цветом страха. Видя этот Свет и исполнившись несказанной радости, я недолго однако радовался тому, что видел, так как, принесши мне божественную радость, Он удалился, совосхитив с Собою ум мой, и чувство, и всякое мирское желание. Последовав за Ним, ум мой хотел уловить явившийся мне Свет, но не нашел его тварным и не мог оказаться совершенно вне тварей, чтобы уловить этот несозданный и неуловимый Свет. Однако ум мой все обошел, пытаясь увидеть Его: обыскал воздух, обернулся по небу, исходил, кажется, в поисках бездны и концы мира; но ничего во всем этом не нашел, так как все это — тварное. Поэтому я плакал, печалился и сгорал внутренно, и будучи в изступлении как бы бесчувственным, проводил так жизнь. После же Он пришел, когда захотел, и спустившись в виде светлого облака на мою голову, весь, казалось, осел и заставлял меня, бывшего в исступлении, кричать. Однако, опять улетев, Он оставил меня одного; когда же я тщательно начал искать Его, то снова всего Его внезапно нашел в себе и узнал, увидев внутри своего сердца, поистине как светило или как диск солнца. Явившись таким образом и будучи ясно узнан мною, Он обратил в бегство толпу демонов, прогнал робость, внушил мне мужество и, обнажив ум мой от мирского чувства, облек меня в одежду умнаго чувства. Отлучив же меня от видимаго и сочетав с невидимым, Он дал мне видеть Несотвореннаго и радоваться тому, что я отделился от вещей тварных, видимых и скорогибнущих и соединился с Несотворенным, Нетленным, Безначальным и для всех Невидимым. Ибо это есть любовь.

Потечем же, верные, ревностно на труд, поспешим, нерадивые, пробудимся, ленивые, чтобы, обладая любовию, нам еще в большей степени сделаться ея причастниками, и перейдя таким образом отсюда и будучи с нею и вне видимых вещей, с нею же предстать Творцу и Владыке. Дабы в противном случае, оказавшись без нея, то есть без любви, среди видимых вещей и среди тварей, не были мы оставлены, как твари, в огне и тартаре и страшных мучениях. Если бы можно было спастись без нея, о Христе мой, то каким образом? — Нет, нет, это никоим образом невозможно. Если мы отделимся от света, то как избежим тьмы? если лишимся радости, то как освободимся от печали? оказавшись вне брачнаго чертога, как мы будем внутри его сорадоваться с находящимися там? будучи извержены из царствия, от Твоего, говорю, Спасителю, взора, какое иное возможем мы найти спасение, какое утешение, или в каком ином месте? Поистине и совершенно невозможно найти такого места, хотя бы некоторым неразумно и представлялось оно. Ибо неразумен тот, кто говорит о нем.

Но, быть может, кто–либо, возражая, скажет неразумно: как вне царства небеснаго, вне чертога и сонма праведников не будет иного места спасения или упокоения? — Неразумный, говорит любовь, не слыхал ли ты, что праотец твой Адам, преступив одну заповедь в раю, обнажился от божественной славы и вместе с Евой был немедленно изгнан из рая, получив вместо наслаждения жизнь, исполненную потов, и праведный приговор от Бога жить и умирать. Так, полагай, будет и во время суда с тем, кто действительно окажется обнаженным от божественной славы, как и Адам. Первой же из всех добродетелей, царицей и госпожой поистине является любовь. Она всем им глава, одежда и слава. Без главы же тело мертво и бездушно. Равно и тело без одежды не будет ли нагим? Так и добродетели без любви тщетны и безполезны; так обнажен от божественной славы и тот, кто не имеет любви, и хотя бы он имел все добродетели, предстанет обнаженным и, не снося наготы своей, пожелает лучше скрыться, так как вместе со стыдом он будет иметь и осуждение и услышит от Судии всех: не вем тя. Пришедши на землю, Творец воспринял душу и плоть, нам же дал Божественнаго Духа, Который есть любовь. Итак, если хочешь и желаешь получить Божественнаго Духа, совершенно веруй в Бога, отрекись также от себя самого, без колебания возьми крест на плечи и умри, чадо, произволением, чтобы сделаться тебе причастником жизни безсмертной. Да не обольстят тебя обманщики своими лживыми речами о том, что (не отныне еще, а только) по смерти умирающие получают жизнь, дабы, поверив, ты не вознерадел и не лишился причастия жизни.

Внимай словам Божиим, внимай Апостолам и учителям Церкви. О чем Христос ежечасно взывает? — Реки божественнаго источника воды вечно живой истекут из чрева верующих в Меня (Иоан. 7:38). Говоря это, что Он называет водою, как не благодать Духа? Он же ублажает чистых сердцем (Мф. 5:8), говоря, что они здесь узрят Бога. И все Апостолы и учители взывают, что отсюда еще должно воспринять как Духа Святаго, так и самого Христа, если только мы желаем спастись. Послушай гласа Владыки, послушай слов Слова, как изъясняет Он царство небесное, которое отсюда еще должны воспринять люди, говоря, что оно подобно многоценной жемчужине (Мф. 13:45). Слыша о жемчужине, что ты подразумеваешь? скажешь ли, что это камень или вообще нечто держимое и сколько–нибудь видимое? Прочь от богохульства, ибо это — мысленная жемчужина. А тот купец, который нашел ее, скажи теперь, как он нашел ее? Если она недержима и невидима, то где он нашел ее, как увидел, — научи меня? как, все продав, купил то, чего не мог ни видеть, ни в руках держать, ни вложить в недро? Одною верою, конечно, и надеждою он так был настроен, как если бы имел ее, — ответишь ты. Но не сказал Владыка, как ты полагаешь, что он в надежде нашел ее, в надежде воспринял и продал имущество. Зачем тебе заблуждаться, зачем опираться на пустыя надежды? Ты изобличаешь себя самого, что не желаешь искать, не желаешь найти, не желаешь продать своего имущества и взять царство небесное, которое находится внутри тебя, если ты пожелаешь, как сказал Владыка.

Но, быть может, ты — нищий и не имеешь ни золота, ни имений, ни богатства; и услыша, что та безцененная жемчужина покупается продажею всего имущества, скажешь, каким образом я — неимущий буду иметь возможность приобрести эту божественную и прекрасную жемчужину? Поэтому прошу тебя благоразумно послушать. Если бы ты обладал всем миром и тем, что в мире, и расточив, все это раздал сиротам и вдовицам и нуждающимся нищим и сам бы сделался нищим, и помыслил бы, что ты уплатил совершенно равную цену, говоря: дайте мне жемчужину, потому что я все свое отдал; то тотчас бы услышал в ответ от Владыки: что это все ты называешь своим? Нагим ты вышел из чрева матери твоей и нагим, конечно, опять пойдешь в могилу; что же, неразумный, ты называешь своим? Ты совершенно безчувствен, не воспринял ты царствия и не получишь жемчужины. Если бы ты совершенно расточил все имущество твое, если бы весьма обнищал и приступил, говоря: воззри, Спасителю, на сердце и душу сокрушенную, ужасно мучимую и сильно палимую; воззри, Владыко, на меня обнаженнаго, недоумевающаго, чуждаго всякой добродетели и не имущаго, что дать в выкуп за Тебя, Слове, и помилуй меня, едине незлобиве Боже мой! Ибо что достойное найду я в мире, о Боже мой, что мог бы я дать в цену за Тебя, сотворившаго все? Ибо что дала Тебе блудница, что предложил разбойник? или какое богатство блудный сын принес Тебе, Христе мой? — если скажешь это, то услышишь: да, они принесли Мне дары, подлинно принесли Мне богатство: отдав, что имели, они получили жемчужину, превосходнейшую целаго мира. Если угодно, это и ты принеси Мне, и, конечно, получишь… Приступи с этим ко Мне, и Я тотчас покажу тебе ту жемчужину, которую получили они. Если ты отдашь и самую душу, не думай и не считай, что ты уплатил нечто совершенно достойное. Ибо Я имею, конечно, власть, имею и жемчужины, которыя если бы весь мир воспринял и с этим миром мириады иных миров, то из Моих сокровищ не убудет ни одной даже жемчужины; и если ты приступишь ко Мне, как приступила блудница, то Я и тебе дам дар, как ей даровал. Так тебе Бог скажет и научит, как приступил к Нему разбойник и блудница, прославляемые в мире, и как был принят блудный сын, лишь только обратился. Разбойник же верою спасся, хотя он и много зла сделал. И праведно, потому что в то время, когда все Меня отрицались, все соблазнялись, когда Я висел на древе, он один исповедал Меня Богом и Царем и от всего сердца воззвал ко Мне, как к безсмертному. Потому он прежде всех и получил царствие. А любовь блудницы? какая речь представить ее? Нося ее в сердце, она приступила ко Мне, как к Богу и Владыке всего видимаго и невидимаго, и принесла ее так щедро, как никто до тех пор. Видя последнюю, Я принял ее и не взял от нея ту любовь; но, дав ей жемчужину, оставил ей также и любовь, лучше же — еще более возжег, превратив ее в великий пламень, и опустил ее, как честнейшую деву. Ибо вдруг весь закон, как стену, прешедши или, как лестницу, все добродетели превосшедши, она достигла конца закона, который есть любовь, и ушла от Меня, невредимо храня ее до смерти. Подобным же образом и блудный сын, обратившись от всего сердца, нелицемерно раскаялся, и хотя был прежде сыном Моим, пришел ко Мне не как сын, но просил Меня сделаться как бы одним от наемников Моих. И не устами только говорил он, но и душою, и делами показывал то, что говорил на словах. Смирение его подвигло Меня к состраданию: тотчас же обогатив его, Я немедленно прославил его, так как видел его от всей души пришедшим ко Мне, что он в сердце вспять совершенно не отвращался, как это делают многие. Итак, кто бы ни приступил ко Мне таким образом, нелицемерно повергшись предо Мною (да слышит всякое создание), Я тотчас же приму его. Но если бы кто захотел хитростию получить Мою благодать и пришел бы лицемерно, имея внутри злобу или полагаясь на свои дела, будучи одержим надменностию или завистью; тот совершенно не будет иметь части со Мною. Это тебе и всем Бог через нас ежечасно возвещает.

Если угодно, я и другими (доводами) ясно докажу тебе, что здесь еще должно тебе воспринять все царство небесное, если ты желаешь войти в него по смерти. Послушай Бога, опять говорящаго тебе в притчах. Чему уподоблю царство небесное? Внимай, оно подобно зерну горчичному, которое человек некий, взяв, посеял на поле своем; и оно взошло и поистине сделалось великим деревом (Мф. 13:31). Итак, скажи, слушатель, что такое зерно это? что ты думаешь о нем? скажи откровенно; в противном случае я скажу и возвещу истину. Зерном, конечно, Он назвал тебе царство небесное. Зерно же это есть благодать Божественнаго Духа. А поле — сердце каждаго из людей, куда воспринявший Духа ввергает его внутрь, скрывая во внутреннейших частях, чтобы никто не видел его, и хранит его со всякою тщательностию, дабы оно выросло и, сделавшись деревом, поднялось к небу. Итак, если ты говоришь, что не здесь, но после смерти получат царство небесное все, горячо желающие его, то ты извращаешь слова Спасителя и Бога нашего. Ибо если ты не воспримешь зерна горчичнаго, о котором сказал Он, если не посеешь его на поле своем, то останешься вовсе без семени. Если же ты и воспринял семя, но заглушишь его терниями, или отдашь зерно на расхищение птицам, или оставишь свое поле по нерадению без орошения, и семя твое не взойдет, не выростет и не принесет плода; то, скажи мне, какая тебе будет польза от этого семени? Когда же в иное время, если не теперь, ты получишь это семя? — После смерти, говоришь. Но ты уклоняешься от естественнаго порядка: на каком поле, спрошу я тебя, ты скроешь тогда зерно это? какими трудами будешь возделывать его, чтобы оно выросло? Поистине, брат, ты полон заблуждения и совершенно обольщен. Ибо это время есть время трудов, а будущее — время венцов. Здесь ты должен получить себе залог, сказал Владыка; здесь должен воспринять печать. Если ты благоразумен, то отсюда возжги светильник души твоей, прежде чем не наступит тьма, и не затворены будут врата делания. Здесь Я бываю для тебя жемчужиной и покупаюсь. Здесь Я являюсь для тебя пшеницей и как бы зерном горчичным. Здесь бываю для тебя закваской и заквашиваю смешение твое. Здесь Я являюсь для тебя водою и огнем услаждающим. Здесь бываю для тебя и одеждою, и пищей, и всяким напитком, если ты желаешь. Так говорит Владыка. Итак, если от здешних вещей ты познаешь Меня таковым и таким образом, то и там также будешь иметь Меня, и Я неизреченным образом сделаюсь для тебя всем. Если же отойдешь отсюда, не ведая действий Моей благодати, то и там найдешь во Мне только безжалостнаго судию. О Христе мой и Боже мой, не осуди меня тогда и не подвергни наказанию много согрешившаго пред Тобою, но прими меня, как одного из последних наемников Твоих, и сподоби отныне послужить Тебе, Спасителю мой, и получить Божественнаго Твоего Духа — залог царствия, и там насладиться славою чертога Твоего, созерцая Тебя, Боже мой, во веки вечные. Аминь.

Гимн III

О том, что Дух Святый пребывает в тех, которые сохранили чистым святое крещение, от осквернивших же его Он отступает.

Ты знаешь во мне, о Христе, делателя всякаго беззакония и поистине сосуд всевозможных пороков, что знаю и я, и исполнен позора и стыда; мною овладела гнетущая печаль и сердце мое одержимо несносною тугою. Но таинственно возсиявший мне свет лица Твоего прогнал помыслы, изгладил тугу и низвел радость в смиренную душу мою. Итак, я и хотел бы, Христе, печалиться, но печаль не пристает ко мне. Печалюсь же я скорее о том, чтобы за эту радость не погибнуть и не лишиться мне несчастному будущей радости. Но не лиши меня ея, Владыко, никогда, ни ныне, ни в будущем веке, Царю мой! Ибо созерцание лица Твоего есть радость: не Ты ли, Боже мой, являешься всяким и единственным благом? Но, доставляя видящим Тебя всякое благо, Ты исполняешь им по причастию и общению тех, на которых взираешь, не тех, которые говорят об этом, увы! как только о будущем, но тех, которые и ныне, находясь в теле, являются достойными Тебя, то есть очистившихся чрез покаяние. Ты и Сам видишь их и им даешь ясно видеть Тебя, отнюдь не в привидении или воображении ума, и не одной только памятью, как думают некоторые, но самою истиною божественнаго и страшнаго дела, во исполнение поистине божественнаго домостроительства. Ибо Ты творишь тогда единение разстоящего, будучи Богом спасения для всех грешников.

Ибо принявшие крещение Твое от младенчества и недостойно его прожившие всю жизнь будут иметь большее осуждение, нежели некрещенные, как поругавшие, по словам Твоим (Евр. 10:29), святую одежду Твою. И Ты, Спасителю, хорошо зная это, даровал нам для вторичнаго очищения покаяние, запечатлев его благодатию Духа, которую впервые мы получаем в крещении. Так как Ты не сказал, что благодать подается только чрез воду, но скорее чрез Духа и призывание Троицы. Итак, когда мы крещаемся, будучи нечувствующими детьми, как несовершенные, мы и благодать принимаем несовершенным образом, получая только разрешение от перваго преступления. Ради этого одного, думаю, Ты и повелел, Владыко, совершать эту божественную купель, чрез которую крещаемые входят внутрь виноградника, получая искупление от тьмы, ада и смерти, и совершенно освобождаясь от тления. Виноградник же, думается мне, есть рай, из котораго ниспали мы, опять воззванные в него. И каким был тогда Адам до грехопадения, такими делаются и все сознательно крестившиеся, кроме тех, которые по нечувствию не приняли умнаго чувства, производимаго действием нисходящаго Духа. Подобным же образом все мы, как Адам, получаем и заповеди для делания и хранения их. Эти заповеди, понимаемыя духовно, составляют духовный и божественный закон, который посредством тела чрез делание исполняется телесно. Так как человек двояк, то он нуждается и в двояком законе. Если бы он не вознерадел, то и от добра не отпал бы. Ибо душа одна не может делать добра; но и тело, если оно совершает дела без божественнаго ведения, не лучше рабочаго вола или вьючнаго животнаго.

Итак, воззванные чрез крещение Твое в виноградник Твой, то есть в рай, и вступив в него, соделавшиеся совершенно безгрешными и святыми, подобно тому, каким был первозданный Адам, затем вознерадевшие о таковом спасении и несказанном промышлении Твоем, соделавшие дела худшия, нежели Адам, презрев человеколюбие Твое и не разсуждая о купели крещения чрез Божественнаго Духа — этом деле страшнаго домостроительства Твоего, как могут они вместе с грехами своими удержать за собою и пребывание внутри рая, что по мнению многих возможно? Как будут допущены в него те святые, которые вновь осквернились, осквернив, Христе мой, хитон Твой пороками? Да и возможно ли допустить, чтобы Ты, чистый и святой, хоть сколько–нибудь мог обитать внутри их грязных сердец? Прочь, сказал Бог, да не будет он чадом Моим.

Ибо тебе известно, что и ты крестился, но потом осквернился, как грешил ты, будучи отроком, как неразумно заблуждался. Ты знаешь, сколько ты плакал, сколько сокрушался, как ты отрекся затем от всего мира, будучи едва отмолен молитвами отца твоего Симеона. Сначала умным только образом чрез умное чувство Я удостоил тебя голоса, а потом и луча, и после этого человеколюбно явился тебе, как свет. Затем, приняв вид малаго огневиднаго облака, седящаго вверху на голове твоей, Я доставил тебе одно только созерцание образа и слезы от изумления с великим умилением. Я попалил страсть плоти и мрак головы твоей, так что от них произошел, как ты знаешь, запах сожженнаго в огне мяса ея. Ты совершенно забыл о тех бедствиях после этого и о той тесноте, какую пришлось тебе претерпеть тогда. Но Я, как Бог всеведущий, знаю, ту веру и то смирение, какия ты имел к отцу твоему, и то совершенное отречение воли твоей, которое вменяется у Меня и есть мученичество. Ибо не имеющий собственной воли совершенно умирает и обретается в Моей воле, потому что он живет во Мне. Итак, вследствие того, что ты был почти таковым, и он ежедневно понуждал Меня, благаго по природе, своими слезами, Я начал, как ты знаешь, чаще являться тебе, мало–по–малу очищая душу твою покаянием и сожигая находящееся в тебе вещество страстей — эти не плотския или вещественныя, но невещественныя терния, как бы мрачныя тучи, как бы густую мглу и тьму. После того как ты просветился, разумеется, постом и трудами бдения, молитвы и всякаго злострадания и омылся безпрестанными горячими слезами в молитве, в пище и еще более в питии, Я едва соделал тебя удобовместимым сосудом; и не только удобовместимым, но и очищенным в огне, чтобы пребывать тебе в нем (внимай) неопалимым. Сделав тебя, таким образом, таковым, как ты видел тогда, летавший вокруг тебя и окружавший тебя Свет, будучи сам по природе неприступен, весь вошел в тебя и чудным образом изменил тебя прекрасным изменением.

Итак, если ты не всеми твоими делами будешь служить Ему, (то есть) Мне, но под некоторым предлогом или без предлога допустишь в сердце хотя малый неприязненный помысл против кого–либо и выскажешь его словом или только худо подумаешь о нем, и если при этом горячо, со слезами не раскаешься, удалив от себя покаянием неприязненный помысл, а равно и всякое дурное расположение сердца, то этот Свет не будет пребывать в тебе, потому что Он есть Божественный Дух, сопребывающий со Мною и Отцом, как Мне единосущный; но тайно и внезапно улетит от тебя, как зашедшее солнце, и скрывшись как бы во мгновение ока, перестанет быть видимым. Как в самом деле может Он пребывать в душе совершенно не очищенной и не пришедшей в чувство покаяния? Или как могла бы снести природу огня нестерпимаго та душа, которая исполнена терния страстей и греха? как бы она вместила сущность совершенно невместимую? как, будучи тьмою, она соединилась бы со Светом неприступным и не исчезла бы от Его присутствия? — Нет, чадо, это никоим образом и совершенно невозможно, потому что Я удален от всех тварей. Когда же Я — Творец всего сделался тварью, то Я только по плоти стал подобен людям, восприняв также, подобно им, и душу и ум. Сделавшись же Сам человеком, Я не сделал тогда чрез это всех людей Богами; но только чрез веру и соблюдение Моих заповедей, чрез крещение и божественное причастие страшных таин Моих Я всем даю жизнь. Говоря жизнь, Я разумею Божественнаго Духа Моего. Однако пусть знают и то имеющие в сердцах своих Духа Моего сияющаго, что они имеют, по словам ап. Павла, Того, Кто взывает к Отцу Моему и ко Мне, говоря чрез них, о Авва, Отче мой! (Рим. 8:14–15). Ибо так как они сделались чадами Божиими, то, познавая Меня, с дерзновением взирают на Меня и называют Меня Отцом. Божественный же Дух к каждому из них, имеющих Его ныне, совершенно истинно говорит в них: о чада, не бойтесь! вот Я, как видите, внутри вас нахожусь и сопребываю. Раз навсегда Я освобождаю вас от тления и смерти и показываю чадами и друзьями Божиими. Вот кем Я вас соделал! радуйтесь о Господе!

Итак, пусть это будет у людей истинным признаком тех, которые соделались сынами Божиими и наследниками и имеют воспринятаго ими Божественнаго Духа Моего. Отсюда они и христианами называются не по имени, но действительно, делом и истинною. Это достоверное и вожделенное дело бывает с теми, которых Ты, Христе мой, ясно предведал и чрез Божественнаго Духа дал им быть сообразными Твоему образу. Для таковых, как для званных Тобою в неизреченную радость, это всегда и везде бывает возможно во веки. Для всех же прочих это кажется невозможным, для тех, которые, клевеща, совершенно не верят этому, и обольщаясь в собственных мыслях, думают успокоиться, безумные, на пустых надеждах. Говоря свысока и тонко, выражаясь изысканными словами и толкуя все это в отношении к тому, что им любезно, они совершенно небрегут о Твоих страшных заповедях. Не желая искать Тебя, они мнят, что имеют Тебя; если же признаются, что не имеют Тебя, то проповедуют, что Ты совершенно неуловим для всех, и как будто никто из людей не может видеть Тебя, и что нет никого, кто превосходил бы их знанием. Поэтому они учат, что Ты либо для всех людей доступен и уловим, либо совершенно неуловим и недоступен. Но, как омраченные, они и в том и в другом случае ошибаются, не разумея вещей Божеских и человеческих.

Даруй им свет ведения, пошли в помощь божественный страх, дай возстать из глубины зломудрия и придти в сознание и чувство того, что они находятся в яме, сидят во тьме, не видя того Божественнаго света, о котором они берутся говорить и свидетельствовать, не веря тому, что и ныне есть видящие Тебя. Если Ты не озаришь их светом Твоим, и если они сознательно не увидят его, то как они вполне поверят, тому, что Ты являешься достойным, собеседуешь с ними и сожительствуешь ныне и во веки, как с друзьями и верными рабами Твоими, по слову Твоему. Но Ты Бог верных, а не неверных. Поэтому Ты совершенно не взираешь на них, ибо как Ты, Спасителю, покажешь им свет лица Твоего, когда они, отрицаясь Тебя, утверждают, что вечный Свет Твой не светит в душах святых? — Никак, если они не приобретут, по слову Твоему, великой веры и не станут усердно хранить Твоего божественнаго закона, отдавшись ради Тебя даже до смерти на истинное делание Твоих премудрых заповедей. Итак, это—спасение всех спасающихся, и нет иного пути спасения, как сказал Ты, о Боже мой! Подай милость, подай милость, Спасе, тем, которые нуждаются в Тебе ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Гимн IV

Кому Бог является, и кто чрез делание заповедей приходит в доброе состояние.

Как, будучи сокрытым, Ты видишь и назираешь все? Как, нами не видимый, Ты видишь нас всех? Но познаешь Ты, Боже мой, не всех, кого видишь, но, любя, познаешь только тех, которые Тебя любят, и исключительно им (одним) Самого Себя являешь. Будучи Солнцем сокрытым для всякой смертной природы, Ты восходишь в Твоих (рабах), видим бывая ими, и они возстают в Тебе, бывшие прежде омраченными: блудниками, прелюбодеями, распутниками, грешниками, мытарями. Чрез покаяние они делаются сынами Твоего Божественнаго света. Ведь свет, конечно, раждает свет: поэтому и они делаются светом, чадами Божиими, как написано (Пс. 81:6), и Богами по благодати — те, которые отрекутся суетнаго и обманчиваго мира, без ненависти возненавидят родителей и братий, считая себя странниками и пришельцами в жизни; те, которые лишат себя богатств и имуществ, совершенно отвергнув пристрастие к ним; те, которые ради славы небесной от души возгнушаются пустой славою и похвалами людскими; те, которые отсекли свою волю и соделались для пастырей как бы незлобивыми овцами; те, которые стали мертвы телом ко всякому худому деянию, до пота трудясь над (возделыванием) добродетелей и руководясь в жизни одною только волею кормчаго, чрез послушание омертвевая и опять же оживая; те, которые, благодаря страху Божию и памяти смертной, по все дни и ночи проливают слезы и умно припадают к стопам Владыки, испрашивая милости и оставления грехов. Эти чрез всякое делание добра приходят в доброе состояние и, как повседневно плачущие и усердно толкущие, привлекают (к себе) милость. Частыми молитвами, неизглаголанными воздыханиями и потоками слез они очищают душу и, видя ее очищение, воспринимают огонь любви и огонь желания — увидеть ее совершенно очищенной. Но так как им невозможно найти конца света, то очищение у них бывает безконечным.

Ибо сколько бы ни очистился и ни просветился я жалкий, сколько бы ни увидел очищающаго меня Духа (Святаго), мне всегда будет казаться (только) начало очищения и видения, потому что в безпредельной глубине и в безмерной высоте кто может найти средину или конец? Я знаю, что [света] много, но сколько — не знаю. Сильно желая все большаго, я постоянно воздыхаю о том, что мне дано немногое (хотя оно и кажется мне многим) в сравнении с тем, что, как я догадываюсь, далеко отстоит от меня, чего, видя, я вожделеваю и думаю, что ничего не имею, так как, совершенно не ощущая даннаго мне богатства, хотя и вижу Солнце, однако не считаю его таковым. Каким же это образом? — слушай и веруй. То, что я вижу, есть Солнце, Которое невыразимо приятно для чувства; Оно влечет душу к неизреченной и божественной любви. Душа же, видя Его, воспламеняется и горит любовию, желая всецело иметь внутри себя то, что является ей, но не может, и поэтому печалится и (уже) не считает за благо видеть или ощущать Его. Когда же Видимый мною и никем невместимый, как поистине неприступный, изволит помиловать сокрушенную и смиренную душу мою, тогда каким Он видится мне, сияя пред лицом, таковым весь во мне зрится блистающим, весь исполняя меня смиреннаго всякой радости, всякаго желания и божественной сладости. Это — внезапное превращение и чудная перемена, [и вообще] невыразимо (словами) то, что во мне совершается. Ведь если бы кто увидел, что это видимое всеми солнце сошло внутрь его сердца и все вселилось в него, и также светило бы; то не помертвел ли бы он от чуда и не сделался ли бы безгласным, и не изумились ли бы все это видевшие? Если же кто увидит Творца солнца, наподобие светила светящим внутри себя, действующим и говорящим, то как не изумится и не содрогнется он от такого видения? как не возлюбит (своего) Жизнеподателя? Люди любят подобных себе людей, когда они кажутся им несколько лучшими других; Творца же всех, единаго бессмертнаго и всемогущаго, кто, увидев Его, не возлюбит? Если многие, поверив от слуха, возлюбили Его, а святые (даже) и умерли за Него, и (тем не менее) они живы; то приобщившиеся видения Его и света, Им познанные и Его познавшие, как они не возлюбят Его? скажи, как ради Него не будут непрестанно плакать? как не станут презирать мира и того, что в мире? Как не отрекутся всякой чести и славы те, которые, став выше всякой славы и чести земной и возлюбив Владыку, нашли Того, Кто пребывает вне земли и всего видимаго, лучше же Того, Кто сотворил все видимое, равно как и невидимое, и получили безсмертную славу, имея в Нем без недостатка всякое благо? Также и всякое отпущение [грехов] и всякое желание вечных благ и вещей божественных, как богатство некое, они почерпнули из того же вечно живого источника, обильно насытиться котораго дай и нам, Владыко, и всем ищущим и горячо любящим Тебя, дабы и мы также со святыми Твоими наслаждались вечными благами во веки веков. Аминь.

Гимн V

Четверостишия преп. Симеона, показывающия его любовь к Богу.

Как Ты бываешь и огнем пылающим и водою орошающею? Как Ты и сожигаешь и услаждаешь, и тление потребляешь? Как людей Богами содеваешь и тьму в свет обращаешь? Как из ада возводишь и смертных в нетление облекаешь? Как тьму к свету привлекаешь и ночь (дланию) удержаваешь? Как Ты сердце озаряешь и меня всего изменяешь? Как с людьми соединяешься и сынами Божиими их содеваешь? Как любовию к Себе возжигаешь и без стрелы уязвляешь? Как [грехам] долготерпишь и не тотчас воздаешь? Как Ты — Сущий вне всех (вещей) видишь деяния всех? Как вдали от нас пребываешь и дело каждаго созерцаешь? Дай рабам Твоим терпение, да не покроет их скорбь.

Гимн VI

Увещание к покаянию, и каким образом воля плоти, сочетавшись с волею Духа, соделывает человека богоподобным.

Плачу и сокрушаюсь я, когда меня озаряет Свет, и я вижу нищету свою и познаю, где нахожусь, и в каком бренном мире я — смертный обитаю. Веселюсь же и радуюсь, когда помышляю о данном мне от Бога назначении и славе, усматривая себя всего украшенным невещественным одеянием, как бы Ангела Господня. Итак, радость эта возжигает во мне любовь к Тому, Кто подает ее и изменяет меня — к Богу. Любовь же источает слезные потоки и еще более просвещает меня. Послушайте вы, согрешившие, как и я, против Бога, потщитесь и ревностно подвизайтесь в делах [благих], чтобы получить вам и удержать вещество невещественнаго огня (говоря — вещество, я показал Божественную сущность) и возжечь умный светильник души, дабы соделаться солнцами, светящими в мире и отнюдь невидимыми для живущих в мире, дабы стать как бы Богами, содержащими внутри себя всю славу Божию, в двух сущностях, то есть в двух природах, двух энергиях и двух волях, как взывает Павел (Рим. 7:14 след.). Ибо одна воля — скоропреходящей плоти, другая — Духа, и иная — души моей. Однако же я не трояк, но двояк, как человек: душа моя неизъяснимо связана с плотью. И все же каждая (из частей) требует свойственнаго себе, как–то [тело] — есть, пить, спать, что я называю земными желаниями плоти. Когда же тело отделится от души, то ничего этого не ищет, но бывает мертвым и безчувственным, наподобие глины. Всякое же желание (воля) души человеческой, мне думается, едино. Поэтому кто сочетал свою волю с Божественным Духом, тот соделался богоподобным; восприняв в сердце Христа, он [поистине] стал христианином от Христа, имя в себе вообразившимся единаго Христа, совершенно неуловимаго и поистине неприступнаго для всех тварей. Но, о природа непорочная! сущность сокрытая, человеколюбие для многих неведомое, милосердие для неразумно живущих невидимое, существо неизменное, нераздельное, трисвятое, свет простой и безвидный, совершенно несложный, безтелесный, нераздельный и никакою природою неуловимый, каким образом Ты, о Царю, был видим, как и я, познаваем седящими во тьме, носим на руках Твоей Святой Матери, связываем, как убийца, телесно страдал, как злодей, желая, конечно, меня спасти и в рай славы опять возвести? Таково Твое домостроительство, Слове, таково пришествие, таково благоутробие Твое и человеколюбие, бывшее ради нас всех человеков: верных и неверных, язычников, грешников и святых. Ибо явление Твое соделалось общим для всех спасением и искуплением.

Происходящее же сокровенно во мне блудном и частным образом совершающееся в известной неизвестности, то есть ведомо для меня, неведомо же для других, какой язык изречет? какой ум изъяснит? какое слово выразит, чтобы и рука моя могла начертать то? Ибо поистине, Владыко, страшно и ужасно, и превосходит слово то, что мне видится Свет, Котораго мир не имеет, и меня любит Тот, Кто не пребывает в этом мире, и я люблю Того, Котораго отнюдь нет среди видимаго. Сидя на ложе, я нахожусь вне мира, и пребывая в своей келлии, вижу Того, Кто вечно пребывает вне мира, и Кто соделался [человеком в мире] с Которым я и беседую, дерзко же будет сказать — Котораго и люблю, и Он меня любит. Одно созерцание Его служит для меня пищею и прекрасным питанием; соединяясь же с Ним, я восхожу превыше небес, и знаю, что это истинно и достоверно бывает. Где же тогда находится это тело, — не знаю. Знаю, что пребывающий недвижимым нисходит (ко мне). Знаю, что [по природе] невидимый видится мне. Знаю, что далеко отстоящий от всей твари воспринимает меня внутрь Себя и скрывает в объятиях, и я нахожусь тогда вне всего мира. С другой стороны, и я смертный и ничтожный среди мира внутри себя созерцаю всего Творца мира, и знаю, что не умру, пребывая внутри (самой) Жизни и имея всецелую, внутри меня возрастающую Жизнь. Она и в сердце моем находится и на небе пребывает; здесь и там Она видится мне в равной мере блистающею. Но могу ли я хорошо уразуметь, каким образом это бывает? и в состоянии ли я высказать тебе [хотя] то, что разумею и вижу? Ибо поистине совершенно невыразимо то, чего око не видело, ухо не слышало, и что на сердце плотское никогда не всходило (Ис. 64:4; 1 Кор. 2:9). Благодарю Тебя, Владыко, что Ты помиловал меня и дал мне видеть это и таким образом записать, и потомкам моим поведать о Твоем человеколюбии, дабы и ныне (этим) тайнам научались народы, племена и языки, что всех горячо кающихся Ты милуешь, как (помиловал) Апостолов Твоих и всех святых, благодетельствуешь им, почитаешь их и прославляешь, Боже мой, как взыскующих Тебя с великою любовию и страхом, и к Тебе единому взирающих — Творцу мира, Которому подобает слава и честь, держава и величие, как Царю и Богу и Владыке всего (мира), ныне и всегда непрестанно во веки веков. Аминь.

Гимн VII

Согласно с природою одно только Божество должно быть предметом любви и вожделения; кто приобщился Его, тот сделался причастным всех благ.

О что это за вещь, сокрытая для всякой тварной природы? что это за свет мысленный, ни для кого невидимый? что это за великое богатство, котораго никто в мире вполне не мог найти или овладеть им всецело? Ибо оно неуловимо для всех и невместимо для мира; оно вожделеннее всей вселенной и настолько желаннее вещей видимых, насколько Бог, создавший их, превосходнее их. Поэтому я уязвлен любовию к Нему, и доколе не вижу Его, истаяваю внутри, и горя умом и сердцем, со вздохами хожу туда и сюда, и палимый ищу здесь и там, нигде не находя Возлюбленнаго души моей, и часто озираюсь в надежде, не увижу ли моего Желаннаго. А Он, как невидимый, совершенно не показывается мне. Когда же я, отчаявшись, начинаю плакать, тогда Он является мне, и на меня взирает Тот, Кто все назирает. Изумляясь необыкновенной красоте (Его), я дивлюсь тому, как Творец, отверзши небеса, приклоняется и показывает мне неизреченную и необычайную славу. Когда же я размышляю о том, может ли кто стать еще ближе к Нему, и каким образом можно было бы подняться на неизмеримую высоту, — Он Сам внутри меня является, блистая в убогом сердце моем, отовсюду озаряя меня безсмертным светом и все члены мои освещая лучами. Весь обнимая меня, Он всего меня покрывает лобзанием и всего Себя мне недостойному дарует. И я насыщаюсь Его любовию и красотою, и исполняюсь божественнаго наслаждения и сладости. Я делаюсь причастником света и славы: лицо мое, как и Возлюбленнаго моего, сияет, и все члены мои делаются светоносными. Тогда я соделываюсь красивее красивых, богаче богатых, бываю сильнейшим всех сильных, более великим царей и гораздо честнейшим чего бы то ни было видимаго, не только — земли и того, что на земле, но и неба и всего, что на небе, имея (в себе) Создателя всего, Которому подобает слава и честь ныне и во веки. Аминь.

Гимн VIII

О смирении и совершенстве.

Дай мне, Христе, целовать Твои ноги, Дай мне лобызать Твои руки, Руки, произведшия меня через слово, Руки, без труда сотворившия все. Дай мне ненасытно насыщаться ими. Дай мне видеть лицо Твое, Слове, И неизреченной красотой наслаждаться, И созерцать (Тебя) и радоваться от Твоего видения, Видения неизреченнаго и невидимаго, Видения страшнаго. Однако дай мне поведать Если не сущность его, то хотя действия. Ибо выше природы и всякой сущности Весь Ты, Сам Бог мой и Создатель. Видится же нам отблеск Божественной славы Твоей, Свет простой и приятный, И Свет то скрывается, то соединяется Весь, как мне кажется, со всеми нами — Твоими рабами, Свет духовно созерцаемый в отдалении, Свет внутри нас внезапно обретающийся, Свет подобный то воде текущей, то огню возжигающему  — То сердце, котораго он, конечно, коснется. Им, Спасителю мой, как познал я, охвачена Бедствующая и смиренная душа моя, Воспламенена и горит… Ибо огонь, получив горючее вещество, Как не возгорится, как не истребит (его), Как не причинит неизбежных страданий При возжении? [о нем] дай мне поведать, Спаситель! Неизреченное видение необычайной красоты Он представляет, и увеселяет меня, и пламя любви Нестерпимое возжигает. Как я снесу (его)? Или как поведаю об этом великом чуде, Которое во мне блудном бывает? Ибо я не могу выносить молчания, Боже мой, И пучиною забвения покрыть те дела, Которыя Ты сотворил и творишь ежедневно С теми, кто горячо Тебя всегда ищет И в покаянии к Тебе прибегает. Дабы я, подобно сокрывшему талант Лукавому рабу, не был праведно осужден. Но, открывая, я всем говорю об этом, И о Тебе и Твоем благоутробии Чрез письмена передаю и повествую, О Боже мой, последующим поколениям. Дабы, познав великую Твою милость, Какую Ты показал и показываешь на мне одном, Прежде блудном и нечистом, Гораздо более всех согрешившем, Никто не сомневался, но напротив возлюбил бы (Тебя), Не боясь, но радуясь приступил бы, Не страшась, но тем с большим дерзновением, Видя море Твоего человеколюбия. Пусть притечет он, припадет и восплачет, И получит разрешение прегрешений, Говоря в себе: воистину Если порочнейшаго и вселукаваго этого И совершенно заблудшаго помиловал Создатель, Более всех людей согрешившаго, То не тем ли более Он и меня помилует, Согрешившаго некоторым образом простительно И не все заповеди преступившаго? Итак, чтобы знали множество зол моих, Здесь, Слове, я хочу поведать не все, конечно, Безчисленные [грехи мои], ибо они превосходят (числом) звезды, Превосходят капли дождя, песок моря И множество волнующихся волн, Но — то именно, что содержит книга совести, И что заключают хранилища памяти. Иное же один только Ты веси. Я был убийцею, послушайте все, Дабы вы жалостно оплакали меня; а каким образом — (Это) я опущу, избегая долготы речи. Я был, увы мне, прелюбодеем в сердце, И содомлянином мыслию, и клятвопреступником Произволением, употребителем божбы и любостяжателем, Вором, лжецом, безстыдником и похитителем, горе мне, Досадителем, братоненавистником и большим завистником, Сребролюбцем и наглецом и всякаго Другого порока делателем. Ей, поверьте, я говорю это истинно, Не притворно и не с лукавством. Итак, кто, услышав это, не изумится И не подивится Твоему долготерпению, Человеколюбче, и от изумления не скажет: Как земля, убежав, не разступилась, не вынося На хребте (своем) этого несчастнаго, И живым не свела его в ад? Как не обрушился сверху ураган И не истребил этого преступника? Как не ниспало одновременно небо И не погасли солнце и звезды Над таковым презрителем? О долготерпение Твое, Спасителю! — пусть скажет он опять — О благостыня и милосердие! Ибо поистине — сверх всякаго прощения Таковыя деяния этого несчастнейшаго, Услыша о которых, всяк воскликнет: Ужели [Божественная] правда попустила ему жить? И как, будучи праведной, она допустила хотя бы одно Существование его на земле живых? Если же кто заподозрит, что, быть может, я ложь написал, То прости ему, как милостивый, Ибо, не ведая долготерпения Твоего, Спасителю, И бездны человеколюбия Твоего, И услышав о непристойности дел моих, Он справедливо вынес такое суждение, Говоря: если [Божественная] правда безнаказанным Оставила его, то нет, следовательно, суда. Ты же, Боже мой, так как [после] будешь судить, То поэтому ныне весьма долготерпишь. Ибо спасти всех, конечно, желаешь, Ожидая покаяния нашего, Которое — от дел, по снисхождению Твоему праведному. Ибо праведному свойственно не поражать падающих, Но скорее напротив, конечно, — руку [помощи] им простирать, Что делать Ты, благий мой Владыка, Никогда не переставал и не престанешь. Жизнь всех людей есть брань. Мы же все люди — рабы Твои, Создатель; Однако малые и великие — [все] имеем Врагов непримиримых (в лице) князей тьмы. Поэтому если Сам Ты не подашь (нам) скоро руку [помощи], Но попустишь им укрепиться против нас, То где будет Твоя правда и человеколюбие? Ибо (хотя) мы соделались рабами его (диавола) По своей воле и своему произволению, Но Ты Сам, Боже мой, пришедши, искупил нас И принес к Отцу Твоему В дар, каковыми однако видеть враг нас не терпит, Не вынося той зависти, какую питает. Но, как лев, рыкает на нас, И ходя и скрежеща зубами, Упорно ищет, кого бы поглотить. Поэтому если Ты, Христе мой, тех, которые этим неукротимым зверем Уязвлены и, приняв удары И раны, пребывают лежащими, Не помилуешь, или лучше — не сжалишься Ожидая их выздоровления, Но поразишь и совсем сокрушишь, Совершенно умертвив таковых; То это, по моему мнению, — праведно, Потому что не непроизвольно они пленяются. Но добровольно предаются. Однако коварный и злохитростный, Неукротимый и изворотливый зверь этот, Как бы друг, притворяется дружественным, Ища всего меня схватить и уловить. Показывая мне видимую жизнь, Он лишает меня жизни духовной. Окрадывая меня чувством в настоящем, Он отнимает (у меня) и богатство будущаго. При внешнем (ведь) созерцании является одно, Сокрыто же (в нем), Спасителю, другое. Если же люди, и познав это, Хитро и лицемерно притворяются, [что не знают], То чего не сделает (с ними) изобретатель зла? Как не обольстит он их и в особенности юных? Как не прельстих тех, которые незлобивы, Совершенно неопытны и нелукавы, Тот, кто по произволению — сатана и лукавый, И искусный изобретатель всякаго лукавства? Однако он решительно всех прельщает и уязвляет, И никто не избежал от его рук, Или стрел, не отведав в них заключеннаго Яда, и не ушел (от него) неуязвленным. Все мы согрешили и лишены, Христе, Твоей неизреченной и божественной славы, И умоляем Тебя туне спасти (нас) И оправдать благодатию и милостию, Которою Ты излил ныне на меня изобильно, О чем я не обленюсь говорить и писать. Ибо как я, о Боже мой, могу покрыть молчанием То, что бывает ежечасно И совершается во мне несчастном? Ибо поистине оно неизреченно, Непостижимо и превосходит ум и слово. И как я выскажу или как изъясню это? Но, не вынося молчания, теперь же начну свою речь. Ты — один Бог безначальный, несозданный, В Сыне и Духе — Троица Святая. Ты — непостижим, неприступен, Создатель видимой и умопостигаемой Твари, и Господь, и Владыка, Ты — превыше небес И всего, что на небе, Один — Творец неба и обладатель, Один носящий все Твоим повелением И волею одною все содержащий. Тебя окружают тьмы Ангелов И тысячи тысяч Архангелов, Престолов, неисчислимых господств, Херувимов, Серафимов и Многоочитых сил, начал и властей И многих других слуг и друзей. Ты имеешь славу препрославленную, Так что без страха воззреть на нее не посмеет Никто из них, о Боже мой, Не в состоянии будучи снести явления И светоблистания лица Твоего. Ибо как создание возможет Создателя Всецело узреть или всецело постигнуть? Никоим образом, полагаю, это невозможно. Но поскольку изволит Творец, (Постольку) Он является и видится тому, кому Он пожелает, И познается, и тварь Его познает, И Он видится, и она Его видит, Насколько дано ей от Творца видеть. Ибо если твари Тобою, Боже мой, произведены, То от Тебя оне имеют и бытие и возможность Видеть и служить Тебе безпорочно. Итак, Ты вверху пребываешь превыше всех начал, Которыя окружают Тебя — Бога моего. Мы же внизу находимся в глубочайшем рве, (Которым я называю не видимый мир, Но поистине тьму греха) Рве порочности и омрачения, В яме и рве ужасно глубоком, Над которым солнце не всходило светить. Ибо вне этого видимаго мира И мира будущаго есть (только) ночь греха; И погружающихся в нее неразумно Она как ныне содержит, так и по смерти также Будет держать узниками во веки веков. Из них я первым, о Христе мой, являюсь. Объятый ею и в нее низведенный, В преисподней глубине ея Находясь, я воззвал: помилуй меня Ты, Который приобщился зол моих. Ибо я познал, куда чрез них я низведен. Оттого я и плакал, потоки слез Из очей моих проливая усердно, И каялся от всего своего сердца, И взывал воздыханиями неизглаголанными. И Ты с несказанной высоты услышал меня, Лежавшаго в преисподней глубине Тьмы безграничной и безпредельной, И оставив окружающия Тебя силы, Пройдя все видимое [пространство], Нисшел туда, где был я лежавший. Озарив меня тотчас, Ты прогнал тьму, И воздвигши божественным Твоим вдохновеньем, Поставил меня на стопы Твоих повелений. Очаровав меня красотою Твоею и любовью, Ты уязвил меня и совершенно всего изменил. Увидев Твой лик, я убоялся, Хотя он и показался мне милостивым и доступным. Изумила же и поразила меня Красота Твоя, о Троица Боже мой! Ибо один образ трех в каждом, И три лица составляют едино — Бога моего, Который называется Духом и Богом всех. Итак, когда Ты явился мне несчастнейшему, Как мог я не дрогнуть и не спуститься Еще ниже того, где был я, Тьмою опять покрывшись, Дабы сокрыться от Тебя, всем нестерпимаго? Но я сделал это из робости. Ты же, Боже мой, напротив обнимал меня, Напротив целовал и заключал в объятия — В лоно славы Твоей, Боже мой, И в края одежд Твоих, Всего меня вводя и покрывая Твоим светом, И заставляя забыть (все) видимое И недавно одержавшия меня беды. О глубина таинств и высота славы! О восхождение, обожение и богатство! О несказанная светлость повествуемаго! Кто возможет постигнуть (это) из слов? Или уразуметь величие той славы? Ибо если кто не видел того, чего око не видело, И не слышал того, чего ухо не слышало, И что на сердце человеческое не всходило, Тот как поверит пишущему об этом? А если бы и поверил, то как чрез (одно) слово Может он увидеть то, чего око не видело? Как посредством слуха вместит то, Чего никогда не слыхало ухо людское, Чтобы и уразумел он хорошо те вещи И мог обнять мыслию то, Красота чего неизъяснима для видящих, И вид пребывает безвидным, И что непостижимо для всех, Кому видится? Как, повторяю тебе, Кто–либо, воображая это помыслом, Не удалился бы далеко от истины, Обольствшись воображением и фантазиями И ложные образы измышлений Ума своего рисуя и видя? Ибо как ад и тамошния муки Всяк представляет так, как желает, Но каковы оне, никто решительно не знает; Так, пойми меня, и блага оныя, Небесныя, для всех непостижимы И незримы, только тем одним они ведомы И видимы, которым Бог откроет, По мере достоинства каждаго: По мере веры, надежды и любви, И хранения заповедей Господних, Или иначе — по мере нищеты духовной. Эта мера — совершенная, не малая и не великая, Которыя Богу ненавистны, и в этом нет неправды, Так как оне совершенно неправыя. Ибо малой мере недостает праведности По нерадению или небрежению, И основательно и справедливо она является только негодной. Та же мера, которая не мала, но велика, Ведет к безумию того, кто ее имеет, Вредя и всем другим, кто к ней тяготеет. Правая мера есть мера смирения, Чтобы, не отчаяваясь в себе совершенно, Не считать никого в мире Худшим себя в непристойных деяниях; И поэтому плакать всегда и рыдать И все видимое презирать. Ибо это — признак той печали, Которая — по Бозе и бывает от души. Если же кто прилепляется к чему–либо из видимаго, Тот не познал себя еще чувством, И не воспринял в сердце страха Суда Божия и вечнаго огня, И не стяжал совершеннаго смирения. Поэтому–то он и лишается видения И дара тех благ, Которых не видело никакое человеческое око. Потщимся же все приобрести смирение — Несказанную красоту наших душ, Для которой нет имени, и (только) по опыту Она ведома тем, кто стяжал ее. Кроток и смирен сердцем Христос; И тот, кто имеет Его обитателем, знает, Что чрез Него он получил и смирение, Лучше же, что смирение — это Сам Он. Душа же, которая ищет человеческой славы, Такового смирения совершенно не ведает. Даже тот, кто имеет хотя некоторое самомнение, Как может удержать в себе это смирение? Никоим образом, конечно… Увы мне несчастнейшему! Тщеславному и горделивому, Ни одной добродетели не стяжавшему И в безчувствии проводящему все Дни моей настоящей жизни. Кто не восплачет обо мне и весьма не посетует? Так как, бежав мира и сущих в мире, Я чувством не удалился от мира; Облекшись в монашескую схиму, Я, как мирянин, люблю (все) мирское: Богатство и славу, удовольствия и утехи; На плечах крест Христов я ношу, Поношение же креста понести Вовсе не хочу и отрицаюсь, Но связываюсь со славными, Желая и сам быть с ними прославленным. О злоключение! о безчувствие! Двойного осуждения я достоин… Ибо много нагрешив в прежней жизни, Я обещался как должно покаяться, Но и ныне явился преступником, неблагодарным За все те блага, которыя получил я от Бога, И оказался нарушителем обетов И недостойным всякаго человеколюбия. Но, о Боже мой, единый всемилостивый! Скоро потщись и обрати меня снова К покаянию, слезам и плачу, Дабы я омылся и, очистившись, увидел Ясно возсиявшую во мне Твою славу, Которую даруй мне ныне и во веки, Непрестанно словословящему Тебя, Творца веков и Владыку.

Гимн IX

Кто живет, не ведая еще Бога, тот есть мертвый среди живущих в познании Бога; и кто недостойно причащается (св.) Таин, для того неуловимо бывает божественное тело и кровь Христова.

Ныне, о Владыко, среди живых я пребываю, как мертвый, и среди мертвых, как живой, я — несчастный более всех людей, на земле живущих, которых создал Ты, Боже мой. Ведь быть мертвым среди живущих по Тебе свидетельствует, конечно, обо мне, что я хуже не получивших бытия. Жить же неразумною и скотоподобною жизнью неведущих Бога подобно тому, как если бы жить среди мертвых. В самом деле, как не подобно? и как не то же? хотя мне и кажется, что я знаю Тебя и верую (в Тебя), и воспеваю и призываю Тебя. Ибо (только) уста мои, Слове, говорят то, чему научен я, равно и гимны и молитвы я воспеваю те, которые давно уже написаны приявшими Духа Твоего Святаго. [Между тем] говоря это и думая, что я нечто великое сделал, я не чувствую и не понимаю того, что как дети, учась, [часто] не сознают силы речений; так и я, проводя время в молитвах, (чтении) псалмов и (составлении) гимнов, и воспевая Тебя, единаго благоутробнаго (Владыку), не воспринимаю чувством Твоей славы и света. И подобно тому как еретики, многому научившись, мнят, что познали и знают Тебя, мнят, несчастнейшие, что и видят Тебя, Боже мой; так и я, произнося много молитв и псалмопений одним языком своим, положим же, что и сердцем, на основании этого полагаю, что обладаю высшею степенью веры, думаю, что воспринял всякое познание истины и ни в чем более не нуждаюсь; на основании того же я заключаю, что вижу Тебя, Свет мира — Спасителю, и говорю, что имею Тебя, и Ты сопребываешь со мною. Воображая, что приобщаюсь Твоей Божественной природы, я против себя же подыскиваю выдержки и речения. (Так) отыскав из Писания, я привожу (следующее) свидетельство, говоря: Господь сказал, что ядущие Его плоть и пиющие Его кровь в Нем пребывают, равно и Он Сам, Владыка, в них обитает (Иоан. 6:56). Итак, говоря это, я утверждаю, что в удержимом [виде] тела Неуловимый пребывает, как уловимый, и совершенно Невидимый, как видимый и держимый. Но я несчастный не понимаю того, что [только] в тех, в которых Ты изволишь, в чувственном, держимом и видимом Ты, Создатель, пребываешь, как чувственный держимый и видимый. В нечистых же, каков я, или лучше (сказать) недостойных Ты, обоготворяя чувственное Твое тело и кровь и (делая его) совершенно недержимым и неуловимым, неизменно изменяешь его, вернее же — поистине претворяешь в духовное и невидимое, как некогда, дверем затворенным, Ты вошел и вышел (Иоан. 20:19—26) и [в другой раз] сделался невидим на глазах учеников во время преломления хлеба (Лук. 24:30–31). Так и ныне [в таинстве Евхаристии] хлеб Ты соделываешь телом Твоим духовным. А я думаю, что, делаясь причастником Твоей плоти и приобщаясь Тебя, я [всегда] удерживаю Тебя, хотел ли бы Ты или не хотел, и воображаю, Христе мой, что бываю как бы святым, наследником Божиим и Твоим сонаследником и братом, и причастником вечной славы. Итак, не ясно ли отсюда, что я являюсь совершенно безчувственным и не понимаю, очевидно, того, о чем пою и воспеваю, что говорю и о чем всегда размышляю. Ибо если бы вполне разумел, то знал бы, конечно, и то, что Ты, Боже мой, для того непреложно сделался человеком, чтобы, восприняв меня, всего обоготворить, а не для того, чтобы Ты, как человек, пребывал в тучной плоти, и чтобы, будучи, как Бог, по природе совершенно недержимым, нетленным и неуловимым, Ты держим был в тлении. Если бы я знал, что тело Твое Божественное неуловимо, и верил, что кровь Твоя святая для меня недостойнаго поистине является огнем неприступным; то я приобщался бы их со страхом и трепетом, очищая себя слезами и воздыханиями. Но я сижу ныне во тьме, обольщенный неведением и будучи одержим, несчастный, совершенным безчувствием.

Однако я прошу и умоляю Тебя, припадая (к Тебе) и ища Твоей милости: Воззри на меня, Всецарю мой, и ныне, как некогда, покажи благоутробие и сострадание Твое, яви непамятозлобие на мне — мытаре, или лучше — всеблудном, согрешившем пред Тобою сверх всякой природы разумных и безсловесных существ. Ибо хотя и все беззакония соделал я в жизни, но Тебя Бога (Отца) исповедую Творцом всего, Тебя Сына Божия почитаю единосущным (Отцу), рожденным от Него прежде всех веков, в последния же времена — от Св. Девы Богородицы Марии рожденным, как младенца, и соделавшимся человеком, ради меня пострадавшим, распятым и погребению преданным, в третий день воскресшим из мертвых и восшедшим во плоти туда, откуда Ты не отлучался. Итак, за то, что я таким образом верую и поклоняюсь Тебе, и уповаю, что Ты Христе, паки приидешь судить всех и воздать каждому по достоинству, пусть вера вместо дел вменится мне, Боже мой; не взыщи (с меня) дел, совершенно оправдывающих меня, но вместо всего пусть эта вера будет достаточной для меня. Пусть она защитит, пусть она оправдает меня и покажет причастником вечной Твоей славы. Ибо верующий в Меня, сказал Ты, о Христе мой, жив будет и не увидит смерти во веки (Иоан. 11:25—26). Итак, если вера в Тебя спасает отчаянных, то вот я верую, — спаси меня, озарив Твоим Божественным светом: явившись, Ты просветишь, Владыко, во тьме и сени смертной держимую душу мою. Даруй мне умиление, (как) питие Твое живительное, питие увеселяющее душевныя и телесныя чувства мои, питие всегда меня радующее и подающее мне жизнь, которой не лиши меня, Христе, смиреннаго странника, все упования на Тебя возложившаго.

Гимн X

Исповедание, соединенное с молитвой, и о сочетании Духа Святаго с безстрастием.

«Се удалихся, Человеколюбче, и водворихся в пустыни» (Псал. 54:8); я сокрылся от Тебя, пресладкаго Владыки, окутанный ночью житейских забот. Много уязвлений и ран я от них потерпел, много ударов в душе я несу, возвратившись [из мира], и в скорби и туге сердечной взываю: Помилуй, сжалься надо мною преступным, о Врачу душелюбивый и один щедролюбивый! Ты, туне врачующий больных и израненных, уврачуй (и мои) струпы и раны. Источая елей Твоей благодати, помажь мои язвы и изгладь раны. Стягни и скрепи мои разслабленные члены. Уничтожь все шрамы мои и всего меня совершенно здравым соделай, Спасителю, как прежде, когда не было на мне никакой скверны, ни струпа, ни опухоли, ни пятна; но (во мне) было спокойствие и радость, мир и кротость, святое смирение и долготерпение, свет добрых дел, терпение и совершенно непобедимая сила [внутри]; а отсюда великое утешение в повседневных слезах, отсюда веселие в сердце моем, как бы источник, безпрестанно текло и струилось, являясь (для меня) медоточивым потоком и питием радования, постоянно находящимся в моих умных устах. Отсюда же всякое здравие и чистота, отсюда избавление от страстей и суетных помыслов, отсюда [наконец] молниезрачное безстрастие, которое, всегда мне сопребывая, слюбилось со мною (духовно разумей это, читатель, дабы тебе не оскверниться постыдно), доставляя мне несказанное удовольствие от (своего) присутствия и безмерное желание [духовнаго] брака — сочетания с Богом. Когда же я приобщился его, то сделался безстрастным, воспламенился удовольствием, возгорелся желанием его, и приобщившись света, подлинно соделался светом, став выше всякой страсти и будучи свободным от всякаго порока. Ибо к свету безстрастия не приближается страсть, как к солнцу — тень, или тьма к свету. Но сделавшись и будучи таковым, я возгордился, Владыко, так как понадеялся на себя, и увлекшись попечением о чувственных вещах и житейскими заботами, пал, несчастный, и охладев, сделался черным, как железо; (сверх того еще) долгое время лежа, я ржавчину принял. Посему взываю к Тебе, Человеколюбче, прося о том, чтобы мне снова очиститься и быть возведену к прежней доброте, и света Твоего насладиться ныне и всегда во все веки. Аминь.

Гимн XI

О том, что для всякаго человека, досаждаемаго и злостраждущаго ради заповеди Божией, (само) это безчестие за заповедь Божию является славою и честию; и диалог (разговор) ко своей душе, научающий неисчерпаемому богатству Духа.

Дай мне, Христе, то чувство, которое однажды Ты мне даровал. Осени меня им, Спасителю, и всего меня внутри его сокрой, не попуская мирскому чувству ни приближаться ко мне, ни входить в меня, ни уязвлять всего меня, смиреннаго раба Твоего, котораго Ты один помиловал. Ибо мирское чувство, внезапно вкравшись в похвальную заботу, тотчас производит в жалкой душе моей дурныя желания. Ибо оно показывает мне славу, напоминает о богатстве, побуждает приближаться к царям, говоря, что это — большое счастье. Итак, от этих мыслей, как от ветра надувается мех, и огонь разгорается в пламя, так и душа та, надмеваясь, делается напыщенной и сильно разсеивается от желания славы, богатства и разслабляющаго покоя — вещей, долу влекущих. (Тогда) она вместе с пользующимися славой и (сама) стремится быть в славе, со знаменитыми — казаться знаменитой и с богатыми владеть богатством. И ту, которую Ты прославил Твоим неизреченным светом, которую Сам Ты одел Твоею несказанною славой и показал (образом) Твоей Божественной светлости, мирское чувство, пленив ум ея и показывая ей царей, напоминая о славе и предлагая богатства мира сего, побуждает в одном воображении страстно желать всего этого.

О помрачение и ослепление! о суетные помыслы, грязныя намерения и безчувственная воля! ибо, оставив созерцание неизреченнаго и нетленнаго, я думаю и помышляю о земном. Разве цари не умирают, и слава не преходит? разве богатство не разсеивается, как пыль от ветра? разве тела не истлевают в могилах? и земными имуществами разве не будут владеть другие (господа), после них — иные, а за теми (еще) иные? И кому, скажи мне, душа (моя), раньше принадлежало это богатство? или кто в (этом) мире мог приобрести хотя малую вещь, которую и по смерти так же, как при жизни, он взял бы с собою? никого, конечно, ты решительно не можешь мне указать, кроме милостивых, которые, ничего не стяжав, все раздали по рукам бедным. Ибо они–то и являются надежными обладателями разданных (имуществ), с тех пор как отдали их в руки Владыки. Все же прочие, которые откладывают (и копят) богатства, суть нищие и даже хуже всех нищих, ибо нагими, как выброшенная падаль, они (повергаются) в могилы, будучи и в настоящей жизни несчастными и в будущей — странниками (и пришельцами). Итак, что же хорошаго видя в этих вещах, ты, душа моя, услаждаешься? или что из них ты почитаешь достойным того, чтобы сделать его предметом своих желаний? — Ничего, конечно, ты не можешь сказать (на это), ничего не (можешь) ответить.

Горе умножающим богатства и собирающим сокровища. Горе желающим воспринимать славу от людей. Горе тем, которые связываются с богатыми, но не вожделевают славы Божией и богатства Его, и (не ищут того), чтобы с Ним только одним пребывать. Ибо суетен мир, и все, что в мире — суета сует, так как все прейдет; один только Бог всегда будет пребывать вечным и нетленным, и с Ним будут те, которые ныне взыскали Его, и Его одного вместо всего возлюбили. Горе тогда будет тем, которые любят ныне мир сей, потому что они осудятся за то на веки. Горе, душа, жаждущим славы человеческой, потому что они лишатся тогда славы Божией. Горе, душа, собравшим богатства, потому что они возжелают там получить каплю (воды). Горе, душа, возлагающим надежды на человека, потому что вместе со смертию его (рушатся) и надежды их, и они окажутся безнадежными. Горе, душа, тем, которые здесь имеют упокоение, потому что там они восприимут вечную муку.

Поведай (мне), душа моя, о чем ты печалишься? чего из вещей этой жизни желаешь? Скажи мне, и я покажу тебе необходимость и пользу каждой из них. А ты уразумей и познай, что добраго есть в каждой вещи. Скажи: ты желаешь пользоваться славой и похвалами? — так послушай, что такое честь, и что безчестие. Честь состоит в том, чтобы почитать всех, Бога же прежде всего, и заповеди Его стяжавать себе, как богатство, претерпевая ради них обиды, злословия и поношения всякаго рода. Ибо когда ты, душа, предпримешь какое–либо дело ради чести и славы Божией, и за него нанесут тебе обиды и уничижения, тогда ты достигла прочной чести и славы, потому что [здесь–то], конечно, и придет к тебе слава Божия; тогда тебя восхвалят все Ангелы, так как ты почтила Бога, Котораго и они прославляют. Ты хочешь, душа моя, владеть одеждами и богатством? — послушай, я покажу тебе сейчас вечное богатство. Кайся со слезами, презирай все, будь нищею духом и сердцем, будь нестяжательной в деньгах и странницей в мире, будь противницей своих противных желаний и, (упокоеваясь) в воле единаго Владыки твоего, ревностно последуй стопам Его. И тогда Он, замедлив в шествии, позволит тебе жалкой уловить Себя. Ты же, увидев Его, возопи и громко воскликни. И Он, обернувшись, милостивым оком взглянет на тебя, и даст тебе немного посмотреть на Себя, и скрывшись от очей твоих, опять оставит тебя. Тогда ты, бедная, горько восплачешь и возрыдаешь, тогда станешь просить (себе) смерти, не вынося скорби и не терпя разлуки с пресладким Владыкой. Он же, видя тебя в крайней нужде и весьма постоянною в плаче и сетовании, опять внезапно явится и озарит тебя, опять покажет тебе неисчерпаемое богатство — неувядающую славу Отчаго лика, и исполнив радости, возвеселит тебя, как и прежде, и таким образом преисполненною радости оставит тебя. Та же радость, которая бывает от мирских слов и помыслов, мало–по–малу оставит тебя и придет к тебе печаль. И так снова, как и прежде, ты горько восплачешь, и взрыдаешь, и взыщешь Его — Виновника веселия, Подателя радости, Который есть прочное и поистине всегда пребывающее богатство. Когда Он будет так испытывать твое произволение, смотри, душа, не ослабей, не обратись вспять, не говори: доколе Он будет для меня неуловим? не говори: зачем, являясь, Он тотчас же снова скрывается? и доколе вместо милосердия Он будет доставлять мне (одни) труды? Не говори: как могу я находиться в таком напряжении до смерти? и не обленись, о душа, искать Владыку! но, как предавшая себя однажды на смерть (и посвятившая Богу), не отведывай послабления (и покоя), не ищи ни славы, ни телеснаго утешения, ни расположения сродников. Совершенно не озирайся ни направо, ни налево; как начала, лучше же — теча еще усерднее, потщись всегда уловлять Владыку, взяться за Него. И хотя бы тысячи раз Он исчезал и столько же раз являлся тебе, делаясь неуловимым, (только) таким путем Он будет удержан тобою. Десятки тысяч раз, лучше же доколе ты вообще дышишь, еще усерднее ищи Его и беги к Нему. Ибо Он не оставит тебя и не забудет тебя; но являясь тебе понемногу все более и более и чаще пребывая с тобою, душа, Владыка, когда ты очистишься, наконец, осиянием света, Сам, придя, весь возобитает в тебе, и с тобою будет пребывать Тот, Кто мир сотворил; и ты будешь обладать истинным богатством, котораго мир не имеет, но (только) — небо и те, которые вписаны там. Если этого тебе возможно достигнуть, то — скажи — чего еще большаго ты желаешь?

Скажи, душа неблагодарная, неразумная, скажи, смиренная душа моя, что — более этого на небе или на земле, чего тебе следовало бы искать? Творец неба и Владыка земли и всего, что на небе, и что есть в мире, Он, будучи один Создатель, Судия и Царь, Сам обитает в тебе, весь открываясь тебе, весь освещая тебя светом, и показывая (тебе) красоту лица (Своего), и давал тебе (возможность) яснее видеть Его, и соделывая тебя причастницей собственной славы, — скажи, что иное превосходнее этого? — Ничто, конечно, ты мне ответишь. Я же снова скажу: Удостоившись такой славы, зачем ты, о душа, все еще стремишься к земле? зачем обольщаешься здешними вещами? получив нетленное, зачем ты льнешь к тленному? нашедши будущее, зачем прилепляешься к настоящему? Старайся, душа, постоянно обладать ими, вся прилепись к ним, душа моя, чтобы и по смерти ты находилась в тех вечных благах, которыя приобрела ты отсюда, и с ними предстала бы Творцу и Владыке, радуясь с Ним во веки веков. Аминь.

Гимн ХII

О том, что желание и любовь к Богу превосходят всякую любовь и всякое человеческое желание; ум же очищаюхся, погружаясь в свет Божий, весь обожается, и потому называется умом Божиим.

Красота Твоя, Владыко Христе, неизъяснима, зрак несравним, великолепие неизреченно и слава превышает ум и слово. Твой нрав, Твоя благость и кротость превосходят помышления всех земнородных. Поэтому и желание и любовь к Тебе препобеждают всякую любовь и желание смертных. Ибо насколько Ты, Спасе, превосходишь все видимое, настолько сильнее и любовь к Тебе, которая аатемняет всякую человеческую любовь, отвращает от любления плотских наслаждений и скоро прогоняет все похоти. Ибо похоть страстей поистине есть тьма, и совершение постыдных грехов — глубокая ночь; влечение же и любовь к Тебе, Спасе, есть свет. Поэтому, возсиявая в боголюбивых душах, она тотчас прогоняет тьму страстей и (чувственных) наслаждений и водворяет день безстрастия. О дивное и нежданное дело всевышняго Бога! О сила таинств, сокровенно совершающихся! Ты даруешь нам и преходящее и вечное, Ты даешь земное с небесным и настоящее с будущим, как Создатель всего, имеющий власть над земным и небесным. Итак, зачем же мы, несчастные, любим людей более, чем Тебя, и жалким образом служим им более, чтобы получить от них ничтожную и непрочную награду? Мы предаем им наши души и тела, дабы они пользовались ими, как ничтожными и отвергнутыми сосудами, и хотя мы Твои члены — Владыки всего, святые, говорю, члены святаго Господа, Который ни от кого независим в Своей власти, не страшимся добровольно предлагать их скверным демонам для постыднейшаго греха. Итак, кто из верных рабов Твоих удержится от слез? кто не оплачет также нашей своенравной дерзости? кто не возблагоговеет пред таковым долготерпением Твоим, Боже? кто не вострепещет воздаяния на Божественном суде, то есть нестерпимаго и во веки неугасимаго огня геенскаго, где плач, и скрежет зубов, и скорбь неутешная, и невыразимая мука?

Но, о Солнце, (этого видимаго нами) солнца, и луны, и звезд, и света, и всей природы Создателю, сокрой меня от них во свете Твоем, чтобы я, созерцая в нем одного Тебя, Слове, не видел мира и того, что в мире; но, и видя, был как бы невидящим, и слыша, как бы не слышал. И как бывает с седящими во тьме житейских удовольствий и тьме славолюбия: видя, они не видят Твоей Божественной славы, и слыша, совершенно не разумеют Твоих заповедей и повелений; так будет и со мною во свете Твоем, когда я [и видя] не буду видеть мира и того, что в мире. Ибо кто, видя Тебя и чувствуя себя озаренным Твоею славою и Божественным Твоим светом, не изменился умом, душею и сердцем, и не удостоился всевластно, Спасителю, видеть иначе и слышать таким же образом? Ибо ум, погружаясь в Твой свет, просветляется и делается светом, подобным славе Твоей, и называется Твоим умом; (так как) удостоившийся соделаться таковым удостоивается тогда и ум Твой иметь и делается с Тобою безраздельно единым. И как не будет он все видеть и слышать безстрастно, как Ты? соделавшись Богом [по благодати], как пожелает он чего–либо вообще чувственнаго, какой–либо скоропреходящей и тленной вещи, либо иной, суетной славы — тот, кто соделался превыше всего этого и выше всякой видимой славы? Ибо как тот, кто стал превыше всего видимаго и приблизился к Богу, лучше же кто сам наименовался Богом, захотел бы искать славы или роскоши от долу лежащих? Ибо оне поистине для него — позор и поношение, уничижение и безчестие. Слава же для него и утеха и богатство — Бог Троица и (все) Божие и Божественное, Коему подобает всякая слава, честь и держава всегда, ныне и во все веки. Аминь.

Гимн ХIII

Изъявление благодарности за дары Божии, и каким образом в Отце, пишущем это, действовал Дух Святый. Также наставление, изреченное от (лица) Божия о том, что должно делать, чтобы получить спасение спасающихся.

Опять мне светит свет, опять я вижу его ясно. Опять Он отверзает (мне) небеса и разсекает (тьму) ночи, опять производит все, опять видится один только Он. Опять Он ставит меня вне всего видимаго и отделяет также от всего чувственнаго. Опять превысший всех небес, Котораго никто из людей никогда не видел, не разверзая небес, не разгоняя ночи, не разнимая ни воздуха, ни кровли дома, нераздельно весь со мною жалким бывает, внутри моей келлии, внутри ума моего. В то время, когда все остается, как и было, ко мне в средину сердца моего (о досточтимое таинство) ниспадает свет и поднимает меня превыше всего. И несмотря на то, что я нахожусь среди всего [окружающаго], Он ставит меня вне всего, не знаю, не вне ли также и тела. Дотоле я поистине весь нахожусь там, где один простой свет, созерцая который, и я также становлюсь простым по незлобию. Таковы необычайныя дела чудес Твоих, Христе мой; таковы дела могущества Твоего и человеколюбия, которыя Ты совершаешь в нас недостойных. Потому–то я, одержимый страхом Твоим, и трепещу, и постоянно безпокоюсь, и сильно крушусь о том, что я воздам Тебе или что принесу за столь великие дары (Твоего) благоутробия, за те безчисленные дары, которые Ты излил на меня; ничего же не находя в себе, (так как) ничего [собственно] моего нет в жизни, но все Тебе служит, все — дело рук Твоих, я еще больше стыжусь (и весьма терзаюсь), Спасителю, (желая) знать, что должно мне делать, чтобы послужить и благоугодить Тебе, дабы в день судный оказаться мне, Спасителю, неосужденным пред Твоим страшным судилищем.

Послушай, что тебе делать, всяк, желающий спастись, и прежде всех ты, вопрошающий Меня. Думай, что ныне ты умер, что ныне ты отрекся и оставил весь мир, покинув друзей, сродников и всякую суетную славу; вместе с тем совершенно отбросив попечение о дольних предметах, возьми крест на плечи, крепко его привяжи и до конца (жизни) переноси труды искушений, боли скорбей и гвозди печалей, принимая (их) с величайшею радостию, как венец славы. Ежечасно пронзаемый остриями обид и жестоко побиваемый камнями всякаго рода безчестия, проливая слезы вместо крови, ты будешь мучеником. Перенося с великою благодарностию поругания и заушения, ты сделаешься причастником Божества Моего и славы. А если ты сам себя покажешь последним из всех, рабом и слугою, то после Я сделаю тебя первым из всех, как обещал Я. Если ты возлюбишь врагов и всех ненавидящих тебя, и будешь от души молиться за обидящих тебя и благотворить им по силе твоей, то поистине ты стал подобным Всевышнему Отцу твоему; и стяжав отсюда чистоту сердца, ты узришь в нем Бога, Котораго никто никогда не видел. Если же случится тебе потерпеть гонение за правду, тогда радуйся, потому что царство небесное стало твоим. А что более этого? Это и многое другое, заповеданное Мною, делай и других учи, и ты и все прочие, верующие в Меня, [так поступайте], если хотите спастись и водворяться со мною во веки веков. Если же вы отрекаетесь и отвращаетесь, считая позором и безчестием терпеть все это, (быть презираемыми) и положить души свои за заповеди Мои, то зачем стремитесь узнать, как вам должно спасаться (и чрез какия деяния можно сдружиться со Мною)? зачем же и Богом вашим Меня называете? зачем и себя также неразумно считаете верующими в Меня? Ведь Я ради вас все это претерпел добровольно: будучи распят на кресте, Я умер смертию злодеев, и Мои поношения и позорная смерть сделались славою мира, жизнью, светом, воскресением мертвых, похвалою всех верующих в Меня, стали одеянием безсмертия и истиннаго обожения для всех верных. Поэтому те, которые подражают честным страданиям Моим, сделаются также и причастниками Божества Моего и наследниками царства Моего, станут общниками неизреченных и невыразимых благ и будут вечно пребывать со Мною. О прочих же кто не восплачет и не возрыдает? кто не прольет слез от жалости сердца? кто не оплачет великаго их безчувствия? Ибо, оставив жизнь и ужасным образом отторгшись от Бога, они сами себя предали смерти. От части их избави меня, Владыко всяческих, и сподоби мне ничтожному и последниму из рабов Твоих сделаться причастником непорочных страстей Твоих, дабы, как сказал Ты, Боже, я стал и причастником славы и наслаждения благ Твоих, Слове, ныне, правда, как бы в гадании, образе или зеркале, «тогда же я познаю, якоже и познан бых» (1 Кор. 13:12).

Гимн XIV

Те, которые отсуда уже чрез причастие Духа Святаго сочетались с Богом, и по преставлении из сей жизни, будут там сопребывать с Ним во веки. Если же нет, то противоположное будет с теми, которые являются иными.

Начало жизни у меня есть конец, и конец — начало. Я не знаю, откуда прихожу, не знаю, где нахожусь, и не ведаю, жалкий, куда опять пойду. Я раждаюсь (как) земля от земли и (как) тело, от тела, будучи, конечно, от тленнаго тленным и всецело смертным. Малое время я провожу на земле, живя во плоти, и умираю, и переходя из этой жизни, начинаю жить другою. Тело я оставляю в земле, имеющее (некогда) воскреснуть и жить безконечною жизнию во веки. Итак, призри ныне, Боже, ныне сжалься, едине [Милостиве], ныне помилуй меня. Вот сила моя оставила (меня), я приблизился к старости — преддверию смерти. Грядет князь мира, имеющий испытать постыдныя и скверныя дела и деяния мои; предстоят палачи, свирепо глядя на меня и ожидая повеления схватить и увлечь в бездну ада несчастную душу мою. Итак, Ты, по естеству благоутробный и один человеколюбивый и всемилостивый Господи, помилуй меня тогда: не помяни беззаконий моих и не остави меня; не дай места против меня коварному врагу моему, который ежечасно угрожает мне, рыча на меня, скрежеща зубами и говоря: На что ты уповаешь? как надеешься избежать от рук моих, так как, оставив меня и презрев мои заповеди, ты присоединился ко Христу? Но ты никоим образом не избежишь. Ибо куда ты уйдешь? Ты отнюдь никогда не можешь ускользнуть от меня, изгнавшаго Адама и Еву из рая, соделавшаго Каина братоубийцей, во время потопа в конец обольстившаго всех (смертных) своими прелестями и жалким образом низвергшаго в заблуждение и в ужасную смерть, прельстившаго Давида к прелюбодеянию и убийству, поднявшаго войну против всех святых и многих (из них) умертвившаго, — и ты ли, немощнейший, думаешь и надеешься совершенно избежать меня? Слыша это, Владыко и Боже мой и Создателю, Творче и Судие мой, имеющий власть над душою и телом моим, как Создатель того и другого, я жалкий ужасаюсь и весь дрожу и трепещу. А он, коварный, упрекая, говорит мне, Христе мой: Вот ты не бодрствуешь и не воздерживаешься, вот ты не стяжал молитвы, не творишь поклонов, не показываешь тех трудов, которые ты некогда начал, — и за это одно я разлучу тебя от Христа и возьму с собою в неугасимый огонь. Я же, как Ты ведаешь, Владыко, никогда не полагал спасения души своей в делах своих и деяниях, но к Твоему милосердию прибег, уповая, что Ты туне спасешь меня, как всемилостивый, и помилуешь, как Бог, подобно тому, как некогда — блудницу и блуднаго сына, сказавшаго: «согрешил я». С такою верою притек я, с таким упованием пришел, с такою надеждою приступил к Тебе, Владыко. И ныне (молю) да не хвалится он предо мною, рабом Твоим, говоря: Где твой Христос, где твой Заступник? не Сам ли Он предал тебя в мои руки? — Ибо если, обольстив, он возьмет меня в плен, то не моему произволению и небрежению это припишет, но свалит все на Тебя, оставившаго меня, говоря таким образом: Смотри, тот, на кого ты уповал, смотри, к кому ты приступил, смотри, о ком ты думал, что Он благоволит к тебе и любит тебя, о ком хвалился, что Он имеет тебя братом и другом, сыном и наследником, — как Он оставил тебя и предал в мои руки — врага твоего, сверх ожидания изменив тебе и вдруг возненавидев тебя?

Итак, слыша это, не оставь меня, Спасителю, не попусти стать мне поношением Твоим, Боже мой, Царю и Господи, некогда исторгший меня из тьмы, из рук и пасти его и поставивший свободным во свете Твоем. Ибо, видя тебя, я уязвляюсь в глубине сердца, и не будучи в состоянии взирать на Тебя, не (могу однако) выносить и того, чтобы не видеть Тебя: красота Твоя неприступна, вид неподражаем и слава несравненна. Да и кто когда–либо видел Тебя? или кто мог увидеть Тебя всего — Бога моего? Ибо какое око в состоянии узреть все (или универс)? какой ум мог бы постигнуть сущаго превыше всего, или обнять, или весь окинуть Его всего и увидеть содержащаго все, вне всего пребывающаго и являющагося всем, все наполняющаго и опять того самаго, Кто весь вне (всего) существует неизреченным образом? И однако я вижу Тебя, как солнце, созерцаю, как звезду, усматриваю, как светильник, возженный внутри сосуда, и ношу в недре, как жемчужину. Но так как Ты не открываешься более, так как не всего меня делаешь светом и Себя не всего (мне) показываешь, каков и сколь велик Ты, то я думаю, что вовсе не имею Тебя — жизнь мою; но безнадежно плачу, как бы некто, ставший из богатых нищим и из знаменитых безславным. Видя это, враг говорит мне: не спастись тебе. Ибо вот ты отпал и ошибся в (своих) надеждах, так как не имеешь, как некогда, дерзновения к Богу. Не удостаивая его ответа чрез слово, я дую (на него), и он тотчас исчезает. Так, прошу и молю Тебя, Владыко, будь благоутробен ко мне, Спасителю мой, и тогда, когда душа моя выйдет из тела моего, чтобы одним дуновением мог я посрамить имеющих набежать на меня, раба Твоего, [демонов], и защищаемый светом Духа Твоего, невредимо перешел бы и стал пред судилищем Твоим, имея сопребывающую мне Божественную благодать Твою, Христе, всего меня покрывающую и являющую непостыдным. Ибо кто дерзнет пред Тобою явиться, не будучи облечен в нее? или может ли кто бы то ни было воззреть на нестерпимую славу (Божию), не имея ее внутри и не будучи ею просвещенным? Ибо как человек может увидеть славу Божию и низкая природа человеческая — природу Божества? Ведь Бог — не созданный, мы же все созданы. Он — нетленный, мы — тление и прах. Он есть дух, превысший всякаго духа, как Творец духов и Владыка, мы — плоти земныя и существа земновидныя. Он — Творец всего, безначальный и непостижимый, мы — черви и вместе грязь и пепел. И кто из нас возмог бы когда–либо увидеть Его чрез собственную силу и действие, если бы Сам Он не послал Своего Божественнаго Духа и, сообщив чрез Него немощной (нашей) природе крепость, силу и мощь, не соделал бы человека способным видеть Его Божественную славу? Ибо иначе никто из людей не увидит, и не может увидеть Господа, грядущаго во славе. И таким образом неправедные будут отделены от праведных, и грешники и все те, которые не будут иметь в себе света отсюда, покроются тьмою. Те же, которые соединились с Ним чрез (соделанныя) здесь (дела), и тогда таинственно и преискренно сочетаются с Богом, и никогда не будут отлучены от общения с Ним. Но те, которые отошли (отсюда) удаленными от Его света, как или каким образом тогда (с Ним) соединятся? — хотел бы я научиться у вас, или вас научить.

Бог, соделавшись человеком, соединился с людьми, и приобщившись человечества, преподал всем верующим в Него и показывающим веру от дел причастие Божества Своего. Итак, спасутся, сказал Он, только эти одни, приобщившиеся Божества Его, как и Сам Он, Творец всего, приобщился нашей природы, как свидетельствует Павел, что Церковь Христова — Владычнее и Божественное тело без пятна вместе и порока, и без всякой морщины, каковыми должны быть верные; глава же (тела) — Христос (Ефес. 5:27). Итак, если это будет, как, очевидно, и есть, то кто, будучи нечистым, посмеет тогда прикоснуться к Нему, или кто недостойный прилепится к Нему? Ибо если и теперь грешники извергаются из Церкви и совершенно исключаются от общения, лучше же лишаются созерцания вещей божественных, не будучи святыми, то как тогда, увы мне, они соединятся со всенепорочным телом Божиим и соделаются членами Христовыми, будучи запятнанными (и нечистыми)?

Невозможно это, братие, и никоим образом не будет. Отделенные же от Божественнаго тела, то есть от Церкви и лика избранных, скажи, куда они пойдут? в какое царство? в каком месте, скажи, они надеются вселиться? Ибо рай, конечно, и лоно Авраамово, и всякое место упокоения принадлежит спасающимся. А спасающиеся, конечно, суть святые все, как свидетельствует и учит все Божественное Писание. Ибо «многи — обители», но внутри чертога (Иоан. 14:2). Подобно тому ведь, как — одно небо и на нем звезды, различающияся друг от друга честию и славою; так существует и один чертог и одно царство. Но и рай ведь, и град святый, и всякое место упокоения есть один только Бог. Ибо как в этой жизни человек, не пребывающий в Боге, и Бог в нем, не имеет покоя; так и после смерти вне Его одного, полагаю, не будет ни упокоения, ни места совершенно свободнаго от печали, воздыхания и скорби.

Поэтому потщимся, братие, потщимся прежде смерти прилепиться к Богу, Творцу всех, Который ради нас несчастных приклонил небеса и сошел на землю (Псал. 17:10), сокрылся от Ангелов, и вселившись во чреве Святой Девы, неизменно и неизреченно воплотился и произошел от Нея для спасения всех нас. Спасение же наше состоит именно вот в чем, как мы часто говорили и ныне снова скажем, не сами, впрочем, от себя, но от уст Божиих. Явился великий Свет будущаго века, на землю сошло царство небесное; лучше же (сказать) пришел Царь всех вышних и нижних, восхотев уподобиться нам, дабы все мы, приобщившись Его, как бы света, явились вторыми светами, подобными первому (Свету), и соделавшись причастниками царства небеснаго, были общниками славы (Его) и вместе наследниками вечных благ, коих никто никогда не видел. Эти же блага, как я уверен, верую и говорю суть Отец, Сын и Дух Святый — Троица Святая. Это источник благ, это жизнь (всего) существующаго, это утеха и упокоение, это одеяние и слава, это радость неизъяснимая и спасение всех приобщившихся Его неизреченнаго осияния и чувствующих, что имеют общение с Ним. Послушайте, ведь потому Он и Спасителем называется, что доставляет спасение всем, с которыми соединился. Спасение же есть избавление от всех зол и вечное обретение в Нем всех благ, дарующее вместо смерти жизнь, вместо тьмы свет, вместо рабства страстям и постыднейшим деяниям совершенную свободу — всем соединившимся со Христом — Спасителем всех, которые приобретают тогда всякую радость неотъемлемую, всякое веселие и всякое радование. Те же которые совершенно удалены от Него и не взыскали Его, или не соединились с Ним и не избавились от рабства страстям и смерти, цари ли то, князя или вельможи, хотя бы они думали и полагали, что утешаются, радуются и наслаждаются благами, но они никогда не будут обладать тою совершенно неизреченною и неизъяснимою радостью, которую имеют рабы Христовы, свободные от всех неуместных пожеланий удовольствий и славы. Ее никогда не познает, не поймет и не увидит никто из тех, которые преискренно и горячо не прилепились ко Христу и в неизреченном соединении не растворились с Ним, Которому подобает слава, честь, хвала и всякое пение от всей твари и (всякаго) дыхания во веки. Аминь.

Гимн XV

Благодарение за изгнание и скорби, которыя претерпел (св. Отец) во время гонения на него.

Благодарю Тебя, Господи, благодарю Тебя, единый Сердцеведче, Царю праведный, всемилостивый, благодарю Тебя, безначальный и всемогущий Слове, сошедший на землю и воплотившийся Боже мой, соделавшийся тем, чем не был — человеком подобным мне, без изменения, скоропрехождения и всякаго греха, дабы, пострадав, будучи безстрастным, неправедно от беззаконных, даровать мне осужденному безстрастие чрез подражание страстям Твоим, Христе мой. Итак, праведен суд Твой и вместе повеление (Твое), которое Ты повелел соблюдать нам, Всемилостиве. Оно состоит в подражании смирению Твоему, дабы подобно тому, как сам Ты пострадал, будучи безгрешен, так и мы, согрешившие, переносили бы все: искушения, и гонения, и биения, и скорби, и наконец, (даже самую) смерть от беззаконных. Ибо Ты слышал (о Себе), что Ты беснуешься, Тебя считали обольстителем, безбожником, противником Богу и преступником закона. Схваченный, как преступник, и связанный, Ты веден был один, когда все ученики (Твои) и друзья оставили Тебя; Ты предстоял пред судьею, как осужденный, Слове, и принял приговор, вынесенный им против Тебя. За то, что промолвил, Ты подвергся заушению от раба, и за то, что молчал, немедленно осужден был на смерть. Ибо слова Твои были мечем для беззаконных, и молчание (Твое), Царю, было причиною осуждения. Поэтому неправедные, не вынося Тебя одного видеть праведнаго, предали Тебя позорнейшей смерти. Потом Ты биен был по главе, увенчан терниями, облечен в багряную хламиду, заплеван в лицо, увы мне, и поруган от беззаконных, слыша насмешливое: «радуйся, царю Иудейский!» Ты понес крест на плечах и, приколоченный на нем, вознесен был, Боже мой. Ты пригвожден был руками и ногами, напоен оцтом и пронзен копием в ребро Твое, Всемилостиве. Не вынося этого, земля поколебалась от страха и скоро отдала (заключенных) в ней мертвецов. Солнце, видя Тебя, в кровь превратилось, и луна тогда мраком покрылась; и завеса храма тогдашняго надвое раздралась сверху до низу. Ничего из этого совершенно не уразумели те беззаконники, но и к лежащему во гробе приставили стражей и запечатали камень, думая (таким образом) удержать Тебя. Но Ты, Владыко, воскрес Своею силою, оставив преступникам печати целыми (и невредимыми). Ангелы же, пришедши, отвалили камень, поразив страхом стрегущих там. Но и (тогда даже), совершенно не желая хотя сколько–нибудь уразуметь, они остались ослепленными умом и имея окамененное сердце до смерти. Итак, что же великаго для меня, если и я пострадаю, как Сам Ты, Владыко, будучи безгрешен, пострадал за мир, дабы спасти мир, — я (говорю), весьма много согрешивший от юнаго возраста и прогневавший Тебя, Христе, делами и словами. Поистине же велико для меня, лучше же превыше всякой славы, так как делает меня причастником Твоей неизреченной славы, это — причастие страданиям, подражание делам (Твоим) и смирение Твое, которое доставляет обожение с разумением проходящим его. Благодарю Тебя, Владыко, за то, что я страдаю более неправедно. Если же — праведно, то да будет мне (это), Христе, во искупление грехов и в очищение от безчисленных прегрешений моих. И не попусти, Владыко, чтобы мне причинены были когда–либо страдания, или искушения, или скорби сверх сил; но всегда подавай мне и облегчение, Боже мой, и силу, чтобы я мог понести скорби. Ибо Ты, Милостиве, изначала являешься подателем благ для тех, которые от души припадают ко Твоей державе, по достоинству веры и дел и благих надежд подавая дарования и всякие дары Божественнаго и поклоняемаго Твоего Духа, ныне и присно и всегда, во веки веков. Аминь.

Гимн XVI

Все святые, будучи озаряемы, просвещаются и видят славу Божию, насколько возможно человеческой природе видеть Бога.

Воззри свыше, Боже мой, и благоволи явиться (мне) и собеседовать нищему. Отверзи небеса и покажи мне свет Твой, или лучше отверзи ум мой, и как некогда, (так) и ныне, войдя внутрь меня, говори чрез нечистый язык мой (и опровергни ложь) тех, которые говорят, что ныне нет никого, кто бы разумно видел Бога, и до этого времени никого не было, кроме Апостолов. Но и те даже не видели, говорят они, ясно Бога, Отца Твоего, уча, что Он пребывает невидимым для всех, равно и незримым, и приводя изречение возлюбленнейшаго ученика Твоего Иоанна, говорящаго, что Бога никогда никто из людей не видел (Иоан. 1:18; I Иоан. 4:12). Ей, скажи скоро, Христе мой, (что мне делать), дабы я не казался для неразумных болтуном. Пиши, сказал Он, что Я буду говорить, пиши и не бойся. Я — Бог прежде всех дней, времен и лет и даже прежде всех веков, прежде всех тварей, видимых и умопостигаемых, превыше ума и слова, превыше всякаго понятия, Я был один с одним единственно и (со Мною не было) ничего (не только) из видимаго, но даже и из невидимаго. Поистине Я был прежде, чем произошел. Я один — несозданный со Отцом и Духом Моим, Я есмь один безначальный от безначальнаго Отца Моего. Никто ни из Ангелов, ни из Архангелов, ни из других чинов никогда не видел ни природы Моей, ни Самого Меня — Творца всецело, каков Я есмь, но они видят один только луч славы и (некое) излияние света Моего, и обожаются. Ибо подобно тому как зеркало, воспринимающее солнечные лучи, или как хрусталь, освещенный в полдень, так и они все воспринимают лучи Божества Моего. Всего же Меня увидеть еще не удостоился никто ни из Ангелов, ни из людей, ни из святых сил. Ибо Я — вне всего, и для всех невидим. Однако не из зависти, конечно, к ним (Я не даю) им видеть Себя, и не потому скрываюсь и не являюсь, чтобы Я был некрасив, но потому, что не нашлось еще никого достойнаго Божества Моего, и потому, что невозможно для твари быть равною Творцу. Да это им и не полезно. Видящие же малое отражение света (Моего) таинственно научаются тому, что Я подлинно есмь, и познают, что Я — Бог, произведший их, и в изумлении и страхе прославляют Меня и служат. Ибо невозможно, чтобы Бог произвел другую природу равномощную Творцу и однородную с Ним, потому что совершенно невозможно созданию быть единосущным Создателю. Ибо как создание может когда–либо уравняться с Несозданным? Ты признаешь как это, так (не станешь отрицать) также и того, что создания ниже Того, Кто всегда существует, безначален и несотворен, и настолько различаются (от Него), насколько колесница и пила — от изготовившаго их (мастера). Итак, как колесница может уразуметь того, кто сделал ее, или как пила, скажи мне, познает того, кто движет (ею), если изготовивший их не даст им знания и не вложит в них зрения, что невозможно для всех сотворенных? Итак, решительно никто ни из людей, ни из Ангелов не получил власти давать другим дыхание или доставлять им жизнь. Господь же всех, один имеющий власть и могущество, как источник жизни, производит одушевленныя существа, какия, конечно, пожелает, и как Художник и Владыка, каждому дарует то, что восхощет и изволит. Ему слава и держава ныне и во веки. Аминь.

Гимн XVII

Соединение Всесвятаго Духа с очищенными душами происходит с ясным чувством, то есть сознанием; и в которых (душах) это бывает, те Он соделывает подобными Себе, световидными и светом.

Невидимый весьма далеко отстоит от видимаго И от тварей — Тот, Кто произвел их исперва, Равно от тленнаго — Нетленный и от тьмы свет. Смешение этих (природ) произошло тогда, когда Бог сошел (на землю). Ибо тогда разстоящия (естества) соединил мой Спаситель. Но слепые не видят этого единения, и мертвые Говорят, что совершенно не чувствуют его, А думают, что живут и видят, о крайнее безумие! Не веруя, они говорят, что никто опытно этого Не познал или не ощутил, (т. е.) не видел чувственным образом; Об этом же мы только слышим и научаемся словами. Но, о Христе мой, научи меня, что сказать им на это, Дабы от великаго неведения и неверия Исторгнуть их, и дать им видеть Тебя — Свет мира. Послушайте, отцы, божественных словес и уразумейте, И вы познаете то единение, которое бывает с сознанием, И чувством, конечно, и опытом, и зрением. Бог — невидим, мы же, конечно, видимы. Итак, если Сам Он соединяется волею с чувственными (существами), То не сознательно ли должно происходить соединение обоих? Если же ты утверждаешь, что это бывает без сознания и чувства, То это, конечно, соединение мертвых, а не Жизни с живыми. Бог (есть) Творец тварей, твари же — это мы. Если же Бог — Творец снизошел к твари И соединился, и тварь сделалась как Творец; То поистине она в истинном созерцании должна ощутить, Что тварное неизреченно соединилось с Творцом. Если же мы не допускаем этого, то погибла вера, И совершенно исчезла надежда на будущее. Не будет (тогда) ни воскресения, ни всеобщаго суда, Так как мы твари, как говоришь ты, безчувственно Соединяемся с Творцом, ничего не помышляя в сознании. И Бог (тогда) страдает чрез тебя, как будто Он не есть Жизнь, и соединяясь с нами, не сообщает нам жизни. Творец опять нетленен, твари же тленны. Ибо, согрешив, не только тело одно, Но и самыя души оне подвергли тлению. По этой причине мы и телом и душою Тленны, как тлением духовной смерти И греха все вместе одержимые. Итак, если Нетленный по природе соединился со мною тленным, То поистине будет одно из двух, о чем я хочу сказать тебе: Либо меня Он изменит и соделает нетленным, Либо Нетленный изменится в тление, и таким образом Я, быть может, не уразумею того, что Он пострадал И сделался мне подобным. Если же я стал Весь нетленным из тленнаго, прилепившись к Нетленному, То как бы я не почувствовал (этого)? как бы самым опытом Не познал я, чем стал, став тем, чем не был? Ибо кто говорит, что Бог, соединяясь с людьми, Не сообщает им божественнаго нетления, Но скорее Сам поглощается их тлением, Тот учит о гибели Негиблющаго И богохульствует, сам совершенно отпадая от жизни Если же это невозможно, то прими лучше другое (положение), И прежде конца потщись приобщиться нетления. Бог есть свет, мы же находимся во тьме. Или вернее сказать — мы сами тьма. Не обольщайтесь, Бог нигде в другом месте не светит, Кроме тех однех душ, с которыми Он соединится прежде конца. Для других же если и возсияет, как изрекли проповедники [истины], То явится для них как огонь, совершенно неприступный, Имеющий испытать, каково дело каждаго, И снова удалится от них, как от недостойных; Они же восприимут достойное мучение. При всем том здесь и там Свет для душ один и тот же; Мы же, имея непросвещенныя души, являемся тьмою. Итак, если тот Свет, что для душ, соединится с моею душою, То он либо погаснет и сделается тьмою, Либо душа моя, просветившись, будет как свет. Ибо когда свет возжигается, тьма тотчас убегает. Таково ведь свойство и чувственнаго света. Если же этот произведенный свет совершает в тебе то, Что и очи твои просвещает, и душу увеселяет, И дает тебе видеть, чего ты прежде не видел; То чего не соделает, возсияв в душе (твоей), Творец его, Сказавший: да будет свет, и он тотчас произошел? Итак, как тебе кажется, если Он умно возсияет в твоем сердце Или в уме, как молния или как великое солнце; То что Он может сделать душе озаренной? Не просветит ли ее и не даст ли (ей) Точно познать того, Кто Он есть? Ей, воистину так бывает и так совершается, Так открывается благодать Духа, И чрез Него и в Нем — и Сын со Отцом. И (таковой человек) видит Их, насколько возможно (ему) видеть, И тогда от Них тому, что касается Их, он неизреченно Научается, и вещает, и всем другим (то) описывает, Излагая богоприличные догматы, как все Предшествовавшие Святые Отцы учат; Ибо таким образом они божественный символ сложили. Сделавшись таковыми, как мы сказали, они Вещали и говорили с Богом и о Боге. Ибо кто богословствовал о Троическом единстве, Или кто низложил ереси, не сделавшись таковым? Или кто был назван святым, не приобщившись Святаго Духа? — Никто никогда; так как мысленный Свет ощутительно Обыкновенно приходит к тем, к которым Он прибудет. Говорящие же, что они приобщаются Его без чувства, Сами себя в действительности называют безчувственными. А мы (называем) их мертвыми, лишенными жизни, Хотя они и мнят, что живут. О обольщение! о безумие! Но, о Свете, возсияй в них, возсияй, чтобы, увидев (Тебя), Они действительно убедились, что Ты воистину — свет, И тех, с которыми Ты соединяешься, уподобляешь Себе и соделываешь как бы светом. О чадо, Я всегда сияю пред лицом верных, Но они не хотят (Меня) видеть, или лучше закрывают глаза, Не желая воззреть на Меня, И отвращают лица в другую сторону. Вместе с ними и Я поворачиваюсь, становясь пред ними, Но они снова бросают взор в другую сторону, И [таким образом] совершенно не видят света лица Моего. Одни из них покрывают лица покровами, Другие же убегают прочь, совершенно ненавидя Меня. Итак, что делать Мне с ними? — Я совершенно недоумеваю. Ибо спасти их без (их) воли и по принуждению — Это показалось бы скорбным для не желающих спастись. Ведь добро воистину будет добром (только) по воле, Без воли же добро не будет добром. Поэтому желающих и Я вижу и (ими) видим бываю, И делаю их сонаследниками царствия Моего. Не желающих же Я оставляю с их желанием в мире сем. И они сами прежде суда бывают своими судиями, Так как в то время, когда сиял Я — Свет неприступный, Они одни сами себе причинили тьму, Не желая видеть Света и оставшись во тьме.

Гимн XVIII

Алфавит в двустишиях, побуждающий и наставляющий недавно удалившагося от мира восходить к совершенству жизни.

Началом положив Христа и горячую веру, удались, таким образом, от мира. Бегай сродников и друзей, ибо это для новоначальных полезно. Свободный от (всего) вещественнаго, приступи к Невещественному, ибо ничего большаго ты не найдешь себе в помощь. Малодушие всякое от себя отбросив (ведь ты прибег ко всемогущему Владыке), Надежду же лучше несомненную восприняв (ибо Он печется даже о малых птичках), Иго легкое Господне понеси (ибо велико воздаяние будущее), Нас всех смертных туне спасающее [иго] (ибо мы искуплены Божественною кровию) И Богами являющее силою Призывающаго, ибо таково воплощение Владыки, Дабы ты делом познал конец дел, — то, что предивнее всего видимаго. Хорошее для тебя приобретение — отсечение воли: оно покажет тебя мучеником в совести. Слова Отца твоего (духовнаго) и повеления исполняй, ибо они непреткновенно наставляют тебя на путь Даже до смерти; велика высота этого [подвига]; но Бог явно ради тебя и это соделал. Считай себя худшим всех (это сделает тебя первым во царствии), Странником, нищим и низшим других; велики эти (добродетели), если исправишь (их). Ты весь будешь [тогда] подражателем Владыки, а что выше этого? Всякаго исправляет повседневный плач: ведь он слаще пищи и питья: Познанию преходящаго и пребывающаго он научает, ибо прежде всего от мира удаляет. Упражняйся в безмолвии, хранящем (все) это, ибо оно посекает всевозможные безполезные корни. Память смертную постоянно имей, ибо она есть виновница смирения. Отсюда очистившись и просветившись сердцем (о чудо, для всех искомое!), Ты свет Божественный удостоишься ясно увидеть; ведь он есть невещественный луч от Невещественнаго. Христос же есть совершенная любовь; имеющий Его по усыновлению Богом является. Души, ищущия Его, Он просвещает; оне одни живы будут — никто не прельщайся. О любовь Боготворящая, которая есть Бог — дар таинственно подаваемый достойным; Она — (нечто) изумительное и вещь не легко обретаемая.

Гимн ХIХ

Наставление монахам, недавно отрекшимся мира и того, что в мире; и о том, какую должно иметь веру к отцу своему (духовному).

Оставь весь мир и то, что в мире, один блаженный плач восприими, оплакивай только свои злыя деяния, потому что они лишили тебя Творца всех — Христа и (сообщества) святых (Его). Кроме этого, ни о чем другом не заботься. Даже тело твое да будет для тебя как бы чужим. Смотря вниз, как осужденный и ведомый на смерть, всегда воздыхай из глубины сердца. Лицо свое омывай однеми только слезами. Ноги же, текшия на худыя (дела), отнюдь не омывай водою. А руки твои пусть будут у тебя согбенными; к Богу безстыдно не простирай их, которыя ты часто употреблял для греха. Дерзкий язык по возможности сдерживай (ибо он весьма проворен на грех), потому что из–за него одного многие даже из великих (людей), сбившись с праваго пути, потеряли царство небесное. Прежде же этого загради свои уши, чтобы не слышать ничего постыднаго и суетнаго; тогда, быть может, ты и языком овладеешь. Слушай только наставления отца твоего (духовнаго), давай ему смиренные ответы и, как Богу, открывай свои помыслы, ничего не скрывая даже до (греховных) приражений; ничего не делай без его воли: не спи, не ешь и не пей. И когда благовременно ты это соблюдешь, то не станешь мнить, что совершил что–либо великое; ибо (хотя) и посеял ты в поте и труде, но плода трудов своих ты еще не собрал. Поэтому не обольщайся и не думай, что нашел (искомое), прежде чем не стяжал ты душевных очей и ушей сердца твоего не очистил слезами своими, омыв их от нечистоты, и (прежде чем) не стал видеть и слышать духовно, и не начал чувствами внутри изменяться. Ибо многое ты увидишь, чего невозможно высказать, и гораздо больше еще услышишь, и притом необычайнаго, чего языком не сможешь выразить. Видеть же таким образом есть чудо из чудес. Такой (человек) ничего плотского никогда не помышляет, землю же он попирает, как бы шествуя по воздуху, и все видит даже до бездн, вникая во все творения; он познает Бога и, пораженный страхом, как Творцу, поклоняется (Ему) и прославляет (Его). А великое дело познать (Его) власть и могущество, хотя все думают, что знают это; однако, не сомневайся, весьма многие обольщаются. Это — знают одни только просвещенные, все же другие (о ужасное неведение!) омрачены еще большею тьмою, чем демоны.

Но, о Господи и Творче всех! Ты, создавший меня из земли смертным существом и почтивший благодатию безсмертия, даровавший мне жизнь, и речь, и движение, и (возможность) прославлять Тебя — Владыку всяческих, Сам, Владыко, дай мне несчастному, припадая к Тебе, просить (себе) полезнаго. Ибо не знаю я ни того, как в этот мир я пришел, ни того, что такое здесь то, что (люди) считают существующим. Не могу сказать я, о Боже мой, что такое зрение мое и что такое видимые (мною) предметы. Как осуетились мы все люди, и не имеем правильнаго суждения о сущем? Вчера пришел я (сюда), завтра отойду, а думаю, что буду существовать здесь безсмертно. Пред всеми исповедую Тебя Богом моим, делами же отрицаюсь Тебя повседневно (Тит. 1:16). Учу, что Ты — Творец всего, и однако усиливаюсь иметь все независимо от Тебя. Ты царствуешь над вышними и нижними, и один только я не трепещу противиться Тебе. Дай мне безпомощному, дай мне несчастнейшему отвергнуть всякий порок души, которую, увы мне, умаляют вместе и сокрушают гордость и пустая надменность. Даруй (мне) смирение, дай руку помощи, очисти скверну души моей и подай мне покаянныя слезы, слезы желанныя, слезы спасительныя, слезы очищающия мрак ума моего и снова содевающия меня (ясным) и светлым, желающим видеть Тебя — Свет мира, Свет очей моих, моих (говорю) — меня жалкаго, имеющаго сердце исполненное житейских зол, многих скорбей и неприязни к тем, которые причинили мне изгнание, лучше же сказать к моим благодетелям, владыкам и поистине друзьям моим. За зло воздай им, Христе мой, благами вечными, богатыми и божественными, которыя на веки веков Ты уготовал вожделевающим Тебя и от души любящим.

Гимн XX

Каковым должно быть монаху, и какое его делание, или преспеяние и восхождение.

Соделай дом души твоей палатою в жилище Христу — Царю всяческих — каплями слез твоих, воплями, рыданиями, коленопреклонениями и частыми вздохами, если желаешь, о монаше, быть поистине монахом. И тогда ты не будешь и одиноким, так как будешь сопребывать с Царем, и одиноким будешь подобно нам, как отделившийся от людей и всего мира; это, конечно, и (значит) монах. Соединившись же с Богом и Царем, ты не одиноким сделался, но сопричтен ко всем святым, стал сожителем Ангелов, совсельником праведников и поистине сонаследником всех небожителей. Итак, каким образом ты одинок, когда ты имеешь жительство там, где собор мучеников и преподобных, где лик пророков и божественных Апостолов, где безчисленное множество праведных, иерархов, патриархов и прочих святых? Имеющий же (еще) Христа живущим в себе как может быт назван единственным, скажите мне? Ведь со Христом моим сопребывает Отец и Дух. Как же одинок тот, кто с тремя соединен, как с одним? Соединившийся с Богом не — один, хотя бы он и одинок был, хотя бы сидел в пустыне или находился в пещере. Если же кто не обрел Его, не познал, не воспринял Его всего — воплощеннаго Бога Слова, тот совершенно, горе мне! не сделался монахом; поэтому он–то и есть один, (как) отделенный и разлученный от Бога. Также каждый из нас порознь и все мы (люди такого духа) отделены, конечно, от других людей, и являемся сирыми и разъединенными, хотя нам и кажется, что мы имеем единение чрез сожитие и сообщаемся друг с другом во многолюдных собраниях. Ибо духом и телом мы отделены (друг от друга), и что это верно, показывает смерть, разлучая каждаго от сродников и друзей и принося забвение всех ныне любимых. Так и ночь, и сон, и дела житейския естественно расторгают единение многих. Кто же чрез добродетель сделал келлию свою небом, тот, и сидя в ней, созерцает и видит Творца неба и земли, и поклоняется (Ему), всегда сопребывая со Светом незаходимым, Светом невечерним, Светом неприступным, от Котораго он никоим образом не отлучается и вовсе не удаляется ни днем ни ночью, ни в пище ни в питии, ни даже во сне, либо в пути, или при перемене места, но как живой, так и мертвый, говоря же яснее — совершенно вечно сопребывает с Ним душою. Ибо как невеста разлучится от жениха, или муж от жены, с которой он сочетался однажды? Законодатель, скажи мне, не соблюдет ли закона? Сказавший: «и будета два в плоть едину» (Быт. 2:24) как Сам не станет с нею (душою) совершенно (единым) духом? Ибо жена в муже, и муж в жене, и душа в Боге, но и Бог в душе — соединяется и познается во всех святых.

Так соединяются с Богом те, которые, очищая чрез покаяние свои души в этом мире и удаляясь от других, делаются монахами. Они воспринимают ум Христов, то есть совершенно нелживыя уста и язык, посредством котораго беседуют с Отцом Вседержителем и всегда вопиют: о Отче, Всецарю и Творче всех! Келлия у них есть небо, а (сами) они являются солнцем, и в них пребывает Свет незаходимый и Божественный, Который просвещает всякаго человека, грядущаго в мир сей и рождающагося от Духа Святаго (Иоан. 1:9). Итак, в них нет ночи, но каким образом — я не могу тебе сказать. Ибо я дрожу, пиша тебе это, и помышляя, трепещу; но я изъясняю тебе, как и каким образом живут служащие Богу и Его одного, вместо всего, взыскавшие и обретшие, Его одного возлюбившие, с Ним одним соединившиеся и соделавшиеся монахами, как одни — с Одним, (хотя бы они и остались среди большого собрания народа). (Ибо поистине те суть монахи и одни только те уединяющиеся), которые (пребывают) с одним Богом и одни в Боге, обнажившись от всевозможных помышлений и помыслов и созерцая одного только Бога в уме безмысленном, утвердившемся во свете, подобно тому как стрела в стене, или звезда на небе, или не знаю, как (иначе еще) сказать. Однако они живут в (своих) келлиях, как в некоем светлом чертоге, и думают, что пребывают на небе, или же и поистине (там) пребывают. Смотри, не окажись неверующим. Ибо они не находятся на земле, хотя и держимы землею, но живут во свете будущаго века, в котором витают и шествуют Ангелы, которым восхищаются начала и власти, и укрепляются все престолы и господства. Ибо хотя Бог почивает во святых (Своих), но и святые в Боге и живут и движутся, ходя во свете, о чудо, как бы по твердой земле, как Ангелы и сыны Вышняго. После смерти они будут Богами, сопребывающими с Богом, с Тем, Кто по естеству Бог, — те, которые уподобились Ему по усыновлению. Ныне же они в том только Ему уступают, что удерживаются телом, будучи, увы мне, покрываемы и окутываемы им, как узники в темнице, которые хотя и видят солнце и лучи его, проникающие чрез скважину, но всего его не могут созерцать или видеть, вышедши из темницы, или, выглядывая, свободно смотреть на воздух. И вот это–то и печалит их (и сокрушает), что они не видят всего Христа, хотя и всего видят, и что не могут избавиться от уз тела, хотя и освободились от страстей и всякаго пристрастия; но освободившись от многаго, они удерживаемы бывают одним. Ибо тот, кто связан многими узами, не надеется разрешиться от них; а кто смог разорвать весьма многия из уз, а (все еще) удерживается одним (чем–нибудь), тот скорбит еще более прочих и всегда усердно ищет избавиться (также) и от того, чтобы явиться свободным, дабы ходить, радуясь, и поспешно направиться к тому, кого он возлюбил и ради кого стремился разрешиться от уз. Итак, будем и мы все искать Того одного, Кто может освободить нас от уз; Его–то и возлюбим, Того, красота Котораго изумляет всякий ум, поражает всякое сердце, уязвляет (всякую) душу и, вознося (как бы на крыльях) к любви, тесно связывает и соединяет с Богом на веки.

Ей, братия мои, теките к Нему деяниями. Ей, други, возстаньте и не отставайте. Не прекословьте нам, обольщая себя самих. Не говорите, что невозможно воспринять Божественнаго Духа. Не говорите, что возможно спастись и без Него. Не говорите поэтому и того, что кто–либо делается причастником Его в неведении. Не говорите, что Бог не бывает видим людьми. Не говорите, что люди не видят Божественнаго света, или что это невозможно в настоящее время. Никогда, друзья, это не было невозможным, но и весьма даже возможно для желающих, для тех исключительно, которые, проводя жизнь в очищении от страстей, соделали чистыми умныя очи. Для прочих же греховная скверна поистине (бывает) слепотою, которая и здесь и там лишит их Божественнаго света и, не обольщайтесь, пошлет их в огонь и во тьму. Не видите ли, друзья, каков и сколь прекрасен Владыка! О не смежайте (очей) ума, взирая на землю! О не порабощайтесь заботами о земных делах и имуществах и желанием славы, оставляя этот Свет жизни вечной. Ей, други, приидите и вознесемся вместе со мною, не телом, но умом, душою и сердцем, в смирении и сокрушении сердца взывая к щедролюбивому и единому Человеколюбцу Богу; и Он непременно услышит и помилует, Он непременно откроется и явится, и покажет нам Свой ясный свет. Зачем вы, жалкие, ленитесь и нерадеете? Зачем предпочитаете покой тела и славу, безчестную и безславную, пустую и суетную? Зачем добродетельную жизнь называете (праздною и) беззаботною? — Не так это, братия, не так, не обольщайтесь. Но как проводящие (светскую) жизнь, имеющие жен и детей и домогащиеся богатства и временной славы стараются и стремятся удовлетворить свои желания; так и всякий кающийся и служащий Богу должен стараться и всегда заботиться о том, чтобы покаяние его было благоприятным и служение благоугодным и совершенным. Тогда, совершенно присвоившись чрез них Богу, он всецело соединяется (с Ним) и видит Его в лицо, и получает дерзновение к Нему соразмерно тому, поскольку старается исполнять Его волю, которую и мы да сподобимся сотворить и получить милость со всеми святыми ныне, насколько возможно в сем веке, там же мы приимем всего Христа и всего Божественнаго Духа со Отцом во веки веков. Аминь.

Гимн XXI

Об умном откровении действий Божественнаго света и об умном и Божественном делании добродетельной жизни.

Оставьте меня одного заключенным в келлии; отпустите меня с одним Человеколюбцем — Богом; отступите, удалитесь, позвольте мне умереть одному пред (лицом) Бога, создавшаго меня. Никто пусть не стучится (ко мне) в дверь и не подает голоса; пусть никто из сродников и друзей не посещает меня; никто пусть не отвлекает насильно мою мысль от созерцания благаго и прекраснаго Владыки; никто пусть не дает мне пищи и не приносит питья; ибо довольно для меня умереть пред (лицом) Бога моего, Бога милостиваго и человеколюбиваго, сошедшаго на землю призвать грешников и ввести их с Собою в жизнь Божественную. Я не хочу более видеть свет мира сего, ни самого солнца, ни того, что находится в мире. Ибо я вижу Владыку моего и Царя, вижу Того, Кто поистине есть Свет и Творец всякаго света. Вижу источник всякаго блага и причину всего. Вижу то безначальное Начало, от котораго произошло все, чрез которое все оживляется и исполняется пищи. Ибо по Его желанию все приходит в бытие и делается видимым и по воле Его все (исчезает и) прекращается. Итак, как же я, оставив Его, выйду из келлии? Оставьте меня, я буду рыдать и оплакивать те дни и ночи, которые я потерял, когда смотрел на мир сей, смотрел на это солнце и на этот чувственный и мрачный свет мира, который не просвещает душу, без котораго живут в мире и слепые также очами, которые, преставившись (отсюда), будут такими же, как и зрячие ныне. В этом свете и я, прельщаясь, всячески увеселялся, совершенно не помышляя, что есть иной Свет, Который, как сказано, есть и жизнь и причина бытия как того, что существует, так и того, что будет, конечно, существовать. Итак, я был как бы безбожником, не ведая Бога моего. Ныне же, когда Он по неизреченному благоутробию благоволил стать видимым для меня несчастнаго и открыться, я увидел и познал, что Он воистину есть Бог всех, Бог, Котораго никто из людей в мире не видел. Ибо Он — вне мира, вне света и тьмы, вне воздуха и вне всякаго чувства. Поэтому и я, видя Его, стал превыше чувств Итак, вы, находящиеся во власти чувств, позвольте мне не только запереть келлию и сидеть внутри ея, но даже, вырывши под землею яму, скрыться (в ней). Я буду жить там вне всего мира, созерцая безсмертнаго Владыку моего и Создателя; я хочу умереть из–за любви (к Нему), зная, что я не умру. Итак, какую пользу принес мне мир? и что приобретают ныне те, которые находятся в мире? — Поистине ничего, но нагими вселившись во гробах, они нагими и воскреснут, и все восплачут о том, что, оставив истинную жизнь, свет мира, — оставив Христа, говорю, они возлюбили тьму, и в ней предпочли ходить все те, которые не восприняли Света, возсиявшаго в мире, Котораго мир не вмещает и не может видеть (Иоан. 3:19 и след.). Поэтому оставьте и отпустите меня одного, умоляю, — плакать и искать Его, чтобы Он богато дарован был мне и изобильно явился. Ибо Он не только видим бывает и созерцается, но и преподается, и обитает, и пребывает, являясь как бы сокровищем, скрытым в недре. Носящий его веселится и видящий его радуется, (думая, что хотя оно и сокрыто, но видится всеми; однако оно не видится ясно и неприкосновенно для всех). Его ни вор не может отнять, ни разбойник похитить, хотя бы он и умертвил того, кто его носит. Напрасно бы он трудился, если бы, желая отнять его, осмотрел кошелек, обыскал одежды и развязал пояс, свободно ища его. Если бы (даже), распоров живот, он ощупал внутренности, то (и тогда) никоим образом не мог бы найти его или взять. Ибо оно невидимо и не держимо руками, неосязаемо и вместе вполне осязаемо. Однако оно и руками держимо бывает только тех, которые достойны, (недостойные же, прочь удалитесь) и лежит на ладони, и как нечто, о чудо! и как не нечто, ибо имени оно не имеет. Итак, пораженный и желая удержать его, я думаю сжимая руку, что имею его и держу; но оно ускользнуло, будучи никоим образом не удержимо моею рукою; огорченный, я разнял пясть руки своей и снова увидел в ней то, что и прежде видел… О неизреченное чудо! о чудное таинство!

Зачем все мы всуе мятемся? зачем обольщаемся? Будучи почтены словом с умным чувством, зачем мы льнем к этому безчувственному свету? Имея совершенно невещественную и безсмертную душу, зачем мы заглядываемся на эти вещественные и тленные (предметы)? Зачем мы удивляемся, будучи совершенно безчувственны, и как слепцы, предпочитаем тяжелый (слиток) железа и этот большой (кусок) теста небольшому (количеству) золота или драгоценной жемчужине, как вещам безценным, и не ищем малаго горчичнаго зерна, которое драгоценнее и превосходнее всех тварей и вещей, как видимых так и невидимых? Почему мы не отдаем всего и не приобретаем его, и отчего готовы остаться в жизни, не стяжав его? Поверьте, что лучше многократно умирать, если бы это было возможно, только бы приобрести его — это малое, говорю, зерно.

Горе тем, которые не имеют его всеянным в глубине души своей, ибо они сильно взалчут. Горе тем, которые не видели, чтобы оно проросло в них, так как они будут стоять, как деревья без листьев. Горе тем которые не веруют слову Господню, что оно делается деревом и пускает ветви, и не ищут прилежно чрез хранение ума повседневнаго приращения этого малого зерна; так как в возделывании его они останутся ни с чем, как тот раб, который свой талант зарыл неразумно (Мф. 25:25). Одним из таковых являюсь и я, повседневно нерадящий.

Но, о нераздельная Троица и неслиянная Единица! о Свет триипостасный, Отче, Сыне и Душе, о Начало начала и власть безначальная, о Свет неименуемый, как совершенно безымянный, и с другой стороны многоимянный, как все совершающий, о единая слава, начальство, держава и царство, о Свет [существующий] как единая воля, разум, совет и сила, помилуй, сжалься надо мною сокрушенным. Ибо как мне не сокрушаться, как не печалиться, когда я легкомысленно презрел столь великую благость и милосердие Твое, безразсудно, несчастный, и нерадиво ходя путем Твоих заповедей? Но и ныне, Боже мой, благоутробно сжалься и помилуй меня, возгрей ту теплоту сердца моего, которую погасил покой жалкой плоти моей, сон, сытость чрева и неумеренность в вине. Все это совершенно погасило пламень души моей и изсушило живой источник слез. Ибо теплота рождает огонь, огонь же этот обратно — теплоту, и из обоих возжигается пламя, [и является] источник слез. Пламя производит потоки (слез), а эти потоки пламя; к ним возводило меня старательное упражнение в Божественных Твоих заповедях. С другой стороны соблюдение предписаний, при содействии покаяния, ставило меня на границе между настоящим и будущим. Поэтому, оказавшись внезапно вне видимых вещей, я впал в страх, видя, откуда я исторгнут. А будущее я видел весьма далеко, и когда я хотел его уловить, (у меня) возгорелся огонь любви, и мало–по–малу неизъяснимым образом превратился для зрения в пламя, сперва (только) в уме моем, а потом и в сердце. Это пламя Божественной любви обильно источало (во мне) слезы, и вместе с ними доставляло мне невыразимое услаждение. Итак, когда я, уверенный в себе, что пламя никоим образом не погаснет (ведь оно горит хорошо, говорил я), и вознерадев, неразумно поработился сну и насыщению чрева, и дав (себе) послабление, стал побольше употреблять вина, не допьяна напиваясь, однако досыта; немедленно угасла (во мне) любовь в сердце — это страшное чудо, то пламя, которое, достигая до небес, хотя и сильно во мне горело, однако не сожигало находящагося в недрах (моих) сеноподобнаго вещества, но все его, о чудо, превращало в пламя; и сено, прикасаясь к огню, совершенно не сгорало, но напротив огонь, охватывая собою сено, соединялся (с ним), и все его сохранял невредимым.

О сила Божественнаго огня, о чудное действие! Ты, от одного страха лица Твоего разрушающий скалы и холмы, как Ты, Христе Боже мой, смешиваешься с сеном, всецело Божественною сущностью, Ты — живущий во свете совершенно нестерпимом, Боже мой? Каким образом, пребывая неизменным и совершенно неприступным, Ты сохраняешь вещество этого сена неопалимым, и [в то же время], сохраняя неизменным, все его изменяешь? И оно, оставаясь сеном, есть свет, свет же тот не есть сено; но Ты, будучи светом, неслиянно соединяешься с сеном, и сено, неизменно изменившись, делается, как свет. Я не выношу (того, чтобы) покрыть молчанием чудеса Твои; я не могу не говорить о Твоем домостроительстве, которое Ты соделал со мною распутным и блудным, и не могу удержаться, чтобы не разсказывать всем, Искупителю мой, о неисчерпаемом богатстве Твоего человеколюбия. Ибо я хочу, чтобы весь мир почерпал от него, и чтобы никто не оставался совершенно лишенным его. Но прежде, о Всецарю, возсияй во мне снова, вселися и просвети смиренную душу мою; ясно покажи мне лик Божества Твоего и весь невидимо явися мне, о Боже мой. Ибо Ты не весь видишься мне, хотя и весь являешься мне. Будучи весь неуловим, Ты желаешь и бываешь для меня уловимым; будучи невместим во вселенной, Ты поистине делаешься как бы малым в руках моих, и вращаемый в устах моих, видишься сверкающим, как световидный сосец и сладость, о чудное таинство! Так и ныне дай мне Себя, чтобы я насытился Тебя, чтобы поцеловал и облобызал Твою неизреченную славу, свет лица Твоего, и наполнился (их) и преподал тогда и всем прочим, и преставившись, пришел к Тебе весь прославленный. Сделавшись от света Твоего и сам светом, я (таковым) предстану Тебе, и тогда избавлюсь от этих многих зол и освобожусь от страха, так чтобы опять уже не изменяться. Ей, дай мне и это, Владыко, ей, даруй мне (также) и это, туне все прочее мне недостойному даровавший. Ведь это нужнее всего, это и есть все. Ибо хотя и ныне Ты видишься мне, хотя и ныне Ты благоутробен (ко мне), и просвещаешь меня, и таинственно научаешь, и покрываешь, и хранишь державною Твоею рукою, и соприсутствуешь (мне), и демонов в бегство обращаешь и делаешь невидимыми, и все мне покоряешь, и все доставляешь мне, и всех благ исполняешь меня, о Боже мой; но от этого не будет мне никакой пользы, если Ты не дашь мне непостыдно пройти врата смерти. Если князь тьмы, придя, не увидит сопребывающую мне (Твою) славу, и не будет, омраченный, совершенно посрамлен, быв опален Твоим неприступным светом, и вместе с ним и все сопротивныя силы не обратятся в бегство, увидев (во мне) знак печати Твоей, и я, уповая на Твою благодать, не прейду совершенно безтрепетно, и не припаду (к Тебе), и не сокрушу их; то какая мне польза от того, что ныне во мне совершается? — Поистине никакой, но (это) возжжет для меня еще больший огонь. Ибо, надеясь быть причастником (Твоих) благ и вечной славы, и рабом Твоим и другом, если сразу я лишусь всего и Тебя Самого, Христе мой; то как мучение то не будет для меня более тяжким, чем неверным, которые ни Тебя не познали, ни света Твоего возсиявшаго не увидели, ни сладости Твоей не насытились? Если же мне придется получить тот залог, достигнуть тех наград и почестей, которыя обещал Ты, Христе, уверовавшим в Тебя, то и я тогда (также) блажен буду, и восхвалю Тебя — Сына со Отцом и Духа Святаго, единаго воистину Бога во веки веков. Аминь.

Гимн ХХII

Божественные вещи ясны (и открыты) одним только тем, с которыми чрез причастие Духа Святаго весь со всеми соединился Бог.

Скажи, откуда приходишь Ты и как входишь внутрь келлии, отовсюду запертой? Ведь это — нечто необычное, превышающее ум и слово. А то, что Ты весь внезапно внутри меня бываешь и светишь, будучи видим светообразным, как полная света луна, — это, Боже мой, изумляет меня и делает безгласным. Знаю, что Ты — Тот, Кто пришел просветить седящих в тьме (Лук. 1:79), и ужасаюсь, и лишаюсь мыслей и речи, так как вижу необычайное чудо, превосходящее всякую тварь, всякую природу, всякое слово. Однако я поведаю ныне всем то, что Ты даруешь мне сказать.

О всякий род людской! цари и князья, богатые и бедные, монахи и миряне, и всякий язык земнородных, послушайте ныне меня, (намеревающагося) говорить о величии человеколюбия Божия. Я согрешил пред Ним, как никто другой в мире. Пусть не подумает кто–либо, что я говорю это по смирению. Ибо поистине я согрешил более всех людей, я соделал, говоря тебе кратко, всякое греховное и злое деяние. Однакоже Он призвал меня и тотчас, как я знаю, услышал. Но к чему, полагал бы ты, Он призвал меня? к мирской ли славе, или к роскоши и упокоению? к богатству ли, или к дружбе князей, или к чему–либо из того, что мы видим здесь в жизни? — Прочь клевета! Напротив к покаянию Он, говорю я, призвал меня, и я тотчас последовал зовущему Владыке. Итак, за бегущим и я бежал, за текущим и я опять гнался, как за зайцем — собака. Когда же Спаситель далеко ушел от меня и скрылся, я не предался отчаянию и, как потерявший Его, не обратился вспять, но, сидя на том месте, где я находился, плакал и рыдал, призывая скрывшагося от меня Владыку. Итак, когда я так бился и вопил, Он, весьма близко приблизившись ко мне, стал для меня видим. Видя Его, я вскочил, стремясь ухватиться за Него. Но Он скоро убежал. Я побежал быстрее, и потому успел неоднократно уловить край (одежды) Его. Он немного остановился, (чему) я чрезвычайно обрадовался. И (снова) Он улетел, и я снова погнался. Таким образом, хотя и ушел приходивший и скрылся явившийся, но я отнюдь не обратился вспять, не обленился и не ослабил бега, никоим образом не считая Его за обманщика или искусителя моего; но всеми силами своими и способностями стал искать Того, Кого (уже) не видел, осматривая пути и заборы, не явится ли Он (мне) где–либо. Обливаясь слезами, я разспрашивал о Нем всех, некогда видевших Его. Но кого (это), предполагаешь ты, я говорю — разспрашивал? Думаешь ли, что я (разумею) мудрецов и знатоков мира сего? — Конечно, нет; но — Пророков, Апостолов и Отцов, поистине мудрых, стяжавших всю ту премудрость, которая есть Сам Христос — Божия Премудрость. Итак, со слезами и великою скорбью сердца я упрашивал их сказать мне, где они некогда видели Его, или в каком месте, или как и каким образом. (Выслушав) ответ их ко мне, я побежал изо всей силы, совершенно не спал, но насиловал себя самого; посему и увидел Желаннаго моего; но Он виделся мне недолго. Увидев Его, я быстро, как выше сказал, погнался. Итак, когда Он увидел, что я все вменил в ничто, и даже все, что в мире, с самим миром, говорю, и всех находящихся в мире (людей) от души с чувством считаю как бы несуществующими, и что чрез такое настроение я отделился от мира; то весь всему мне дал увидеть Себя, весь со всем мною соединился — Тот, Кто пребывает вне мира, Кто носит мир со всем находящимся в мире и рукою одною содержит видимое с невидимым. Итак, Он, послушайте, встретившись, нашел меня; откуда же и как Он пришел, я не знаю. Ибо как мог я знать, откуда Он — здесь или откуда пришел Он, когда никто из людей никогда ни видел Его ни познал, где Он находится, где пасет, где почивает? Ибо Он совершенно не видится, совершенно не постигается, обитает же в неприступном свете, и есть Свет триипостасный, неизреченным образом [пребывающий] в неограниченных пространствах — неограниченный Бог мой, один Отец, (один) также Сын с Божественным Духом, едино — три, и три — один Бог неизъяснимо. Ибо слово не в состоянии выразить неизъяснимое, ни ум — ясно постигнуть.

Ведь я едва ли могу изъяснить тебе (хотя) несколько то, что в нас есть: но ни я, ни кто–либо другой не возможет изъяснить тебе того, каким образом Бог — вне всего по Своей сущности, природе, силе и славе, и как Он везде во всем, в особенности же во святых обитает и вселяется в них разумно и существенно, будучи Сам совершенно пресуществен; как в (человеческих) внутренностях содержится Тот, Кто всю тварь содержит; как Он сияет в сердце плотяном и грубом; как внутри его находится и вне всего пребывает и Сам все наполняет, — сияет и ночью и днем, и не видится. Уразумеет ли все это, скажи мне, ум человеческий, или возможет ли тебе высказать? — Конечно, нет. Ни Ангел, ни Архангел не изъяснил бы тебе этого, не будучи в состоянии изложить то словесно. Один только Дух Божий, как Божественный, знает это и ведает, будучи один соестествен и сопрестолен и собезначален Богу и Отцу. Поэтому кого Он озарит и с кем взаимно сочетается обильно, тем все показывает неизреченным образом, делом, говорю тебе, все это (показывает). Ибо подобно тому, как слепой если прозрит, то видит, во–первых, свет, а затем во свете, дивно сказать, — и всякую тварь; так и озаренный в душе Божественным Духом, лишь только причащается света и делается светом, видит Свет Божий и Бога, конечно, Который показывает ему все, лучше же, что Он повелевает, что изволит и хочет. Кого Он просвещает озарением, тем дает видеть то, что — в Божественном Свете; и просвещаемые видят то по мере любви и хранения заповедей, и посвящаются в глубочайшия и сокровенныя Божественныя таинства. Подобно тому, как если бы кто, держа в руке своей светильник, или в предшествии другого, держащаго светильник, вошел в темный дом и сам увидел то, что находится внутри дома; так и ясно озаренный лучами умнаго Солнца видит неведомое всем прочим и говорит (о том), — не о всем, впрочем, но о том (только), что может быть высказано речью. Ибо кто когда–либо возможет изъяснить то, что находится там, каково оно, сколь велико и какого рода, когда оно непостижимо и невидимо для всех? Ибо кто уразумеет вид безвиднаго, количество не имеющаго количества и красоту недомысленнаго? как измерит, как вообще возможет высказать (то)? какими словами опишет образ того, что лишено образа? Никак, конечно, — скажешь ты мне. Но это знают только те одни, которые видят.

Поэтому поспешим не словами, но делами взыскать то, чтобы увидеть и научиться богатству Божественных таинств, которое дарует Владыка трудолюбиво взыскующим и явно стяжавшим забвение всего мира и тех вещей, которыя в нем. Ибо взыскующий их вседушевным произволением как поистине не забудет всех здешних (вещей) и, стяжав (себе) ум, обнаженный от них и от всего внешняго, не окажется вскоре единым? Единый Бог, видя его соделавшимся ради Него единым и отрекшимся мира и того, что в мире, Единый найдя одного, соединяется с ним. О страшное домостроительство! о неизреченная благость! Что (следует) потом, не спрашивай, не изследуй, не разыскивай. Ибо если никто не может исчислить множество звезд, капли дождя, или песок, да и прочих тварей (не может) изречь или уразуметь величие и красоту, природу, положение и причины их; то как бы возмог он изречь благоутробие Творца, являемое Им душам святых, с которыми Он соединится? Ибо чрез соединение с Собою Он совершенно обожает их. Поэтому кто хочет поведать тебе об обоженной душе, об ея нравах, природе, расположении, образе мыслей и о всем, что ей свойственно, то [это все равно, что] он, не знаю, какою речью, пытается представить тебе, что есть Бог. Не позволительно же этого доискиваться тем, которые находятся в мире или живут по плоти, но это воспринимается одною верою; им должно подражать житию всех святых, слезами и покаянием и прочей строгостью жизни, и подвизаться в перенесении искушений, дабы стать вне мира, чего мы выше коснулись, и обрести, как сказал я, все без исключения. Найдя же, они ужаснутся и изумятся, и обо мне несчастнейшем усердно помолятся, дабы и я не лишился того, но получил бы то самое, что получить я желал и желаю, и (этим) желанием желание ослабляю и притупляю. Я слышал некогда, что желание возжигает желание, и огонь питает пламя; во мне же не так бывает, но я не могу сказать, каким образом превосходство любви угашает любовь мою.

Ибо я не люблю, насколько хочу, и полагаю, что я отнюдь не стяжал любви к Богу. Стремясь же ненасытно любить, насколько хочу, дивное дело, я теряю (даже) и ту любовь к Богу, какую имел. Подобно тому как сребролюбец, обладающий сокровищем, думает, что совершенно ничего не имеет, потому что не все имеет, хотя он и обладает множеством золота; так, без сомненья, думаю, бывает в этом (случае) и со мною несчастным. Так как я не люблю, как хочу и насколько, конечно, хочу; то и думаю, что я нисколько даже не люблю. Итак, любить, насколько мне хочется, есть любовь превыше любви, и я понуждаю свою природу (естество) любить превыше естества. Но слабая природа моя лишается (даже) и той силы, какую имела, и живая любовь дивным образом умирает. Ибо тогда напротив она оживает во мне и расцветает. А как она расцветает, я не нахожу примеров, чтобы изъяснить тебе. Одно только скажу тебе, что всяк безсилен выразить это словами. Тот, Кто есть единый Бог и воистину податель таковых благ, да даст всем, чрез покаяние взыскующим их, плачущим и рыдающим, и добре очищающимся, вкусить их, соделавшись еще отсюда причастниками (их) с чувством, и отойти с ними и в них упокоиться, и вечной жизни насладиться, и чрез них оказаться общниками неизреченной славы во веки веков. Аминь.

Гимн ХХIII

Озарением Дуда Святаго прогоняется в нас все страстное, как тьма от света; когда же Он сокращает лучи Свои, мы подвергаемся нападению страстей и злых помыслов.

Свет Твой, Христе мой, озаряя меня, оживляет и возраждает, ибо видеть Тебя есть жизнь и воскресение. Но как (происходят) действия Твоего света — я сказать не могу. Однако я (самим) делом познал и знаю, Боже мой, что хотя бы я (находился) в болезни, в скорбях или печалях, хотя бы содержим был в узах и в темнице, и (томим) голодом, хотя бы объят был, Христе мой, еще более тяжелыми и ужасными (обстоятельствами); свет Твой, возсияв, все это прогоняет, как тьму, и Божественный Дух Твой внезапно делает то, что я бываю в покое и свете и в наслаждении светом. Я знаю, что скорби суть как бы дым, помыслы — тьма, искушения — стрелы, заботы — мрак, страсти же — звери, от которых Ты, Слове, некогда освободил и избавил меня, мало–по–малу озарив меня Твоим Божественным светом. И ныне, хотя я нахожусь среди всего этого, Ты, Христе Боже мой, хранишь меня неуязвимым, покрывая Твоим светом. Но так как я весьма часто претыкаюсь, ежечасно согрешая, так как превозношусь и прогневляю Тебя, то нуждаюсь в благоутробном Твоем наказании, Христе мой, действие котораго сильно ощущаю в себе, чрез удаление покрывающаго меня Божественнаго света. Ибо как по захождении солнца наступает ночь и тьма, и все звери выходят на добычу, так и когда свет Твой перестает покрывать меня, тотчас (окутывает) меня житейская тьма, покрывает море помыслов, звери страстей снедают меня, и я уязвлен бываю стрелами всевозможных помыслов. Когда же, движимый состраданием, Ты опять сжалишься (надо мною) и услышишь мои плачевные вопли, и вонмешь воздыханиям, и примешь слезы, и восхочешь призреть на смирение мое — того, кто согрешил непростительно; то видим бываешь вдали, как восходящая звезда, и мало–по–малу расширяешься (не Ты сам так изменяешься, но ум раба Твоего к зрению открываешь) постепенно все более и более, и видишься, как солнце. Ибо когда убегает и исчезает тьма, я думаю, что приходишь Ты — вездесущий. Когда же Ты, Спасителю, всего меня окружишь, как и прежде, когда всего меня покроешь и всего обнимешь; тогда я освобождаюсь от зол, избавляюсь от тьмы, искушений, страстей и всевозможных помыслов, и исполняюсь благости и веселия, наполняюсь радости и несказаннаго благодушия, видя страшныя таинства и необычайныя чудеса, видя то, чего ни око человеческое не видело и не могло бы видеть, ни ухо — слышать, и что на сердце смертных отнюдь не восходило (I Кор. 2:9). От этого я сильно изумляюсь и прихожу в изступление, и совершенно отчуждаюсь всего, что — на земле, непрестанными гласами восхваляя Тебя, Боже мой, и замечая в себе самом необычайное изменение и (необычайный) способ заступления всемогущей руки: как озарением и явлением одного света Твоего Ты прогнал всякую печаль, исторгнул (меня) из мира и, таинственно соединившись со мною, немедленно возстановил меня на небе, там, где нет ни печали, ни воздыхания, ни слез, ни змия, жалящаго в пяту, и показал мне нетрудною и безскорбною ту жизнь, которая для всех людей противна, тесна, с трудом проходима, или вернее сказать непроходима. Ибо кто из людей когда–либо мог или возможет быть на небе, с телом или без тела, и на каких крыльях (туда) возлетит?

Илия взят был на огненной колеснице, и прежде него Енох — не на небеса, а в (некое) другое место, (хотя) и не сам по себе, однакоже был преложен. Но что — это (в сравнении) с тем, что бывает в нас? да и возможно ли вообще, скажи мне, сравнение тени с истиною, или духа служебнаго и рабскаго с Духом владычественным, вседетельным и Божественным, утверждающим и укрепляющим всякую тварную сущность? Ибо все прочее суть твари, а Он один — Творец, как нераздельный от Отца и Сына также. Сии три суть Бог, ибо Троица — един Бог. Она осуществовала все, Она создала все, Она сотворила в мире по плоти для спасения нашего Слово и Сына Отчаго, нераздельнаго от Отца и Духа. Он же воплотился поистине чрез наитие Духа и сделался тем, чем не был, человеком подобным мне, кроме греха и всякаго беззакония, Богом вместе и человеком видимым для всех, имея Своего Божественнаго Духа соприсущаго (Ему) по естеству, Которым Он мертвых оживлял, слепым отверзал очи, прокаженных очищал, бесов изгонял. Претерпев крест также и смерть и воскресши Духом, Он вознесся во славе и обновил путь на небеса всем несомненно верующим в Него; и Всесвятаго Духа обильно излил на всех, показывающих веру от дел, и ныне обильно изливает Его на таковых. Чрез Него Он обожает тех, с которыми тесно сочетался, неизменно изменяет их, показывая из людей чадами Божиими, братиями Спасителя, сонаследниками Христу, Богу же наследниками, Богами, пребывающими с Богом в Духе Святом, хотя и связанных одною только плотию, но духом свободных, которые легко совосходят со Христом на небеса и стяжали там полное гражданство в созерцании благ, коих не видели очи.

Итак, что такое огненная колесница, восхитившая Илию, и что такое преложение Еноха по сравнению с этим? Я думаю, что как море, разделенное некогда жезлом, и манна, сошедшая с неба, суть только образ, и все это были символы истины: море — крещения, манна же — Спасителя; так и то суть образ и символы этого, имеющаго несравненное превосходство и славу, поскольку несотворенное по природе превосходит сотворенное. Ибо манна, называемая хлебом и пищею ангельскою (Псал. 77:24—25; Исх. 16:4), которую люди те ели тогда в пустыне, прекратилась и исчезла, и они все, евшие ее, умерли, не приобщившись жизни. Плоть же Владыки моего, будучи обоженною и полною жизни, всех ядущих (ее) соделывает причастниками жизни и делает безсмертными. Не проводит их Искупитель мира и чрез пучину морскую и не переселяет из Египта в другую страну, опять приносящую людям тленные плоды, не повелевает нам даже и странствовать в продолжение сорока лет, дабы получить обетованную землю; но крестившихся с несомненною верою и причащающихся вместе с тем плоти и крови Его вскоре возводит от смерти к жизни, от тьмы к свету и от земли на небеса. Совлекши меня сперва тления и смерти и всего меня освободив с ощущением и познанием [того], Он — что поразительнее всего — показал меня новым небом и (Сам) — Творец всего вселился в меня, чего не сподобился никто из древнейших святых. Ибо некогда Он говорил чрез Божественнаго Духа и силою Его творил чудеса; существенно же Бог никоим образом ни с кем не соединился, прежде чем Христос Бог мой не сделался человеком. Ибо, восприняв тело, Он дал (нам) Своего Божественнаго Духа, и чрез Него существенно соединяется со всеми верными, и это единение бывает неразлучным.

Увы мне! (ибо я тяжко воздыхаю о заблуждении людей) как мы не верим Христу? как не последуем (за Ним)? как не желаем той жизни? как не вожделеваем богатства Его некрадомаго и нетленнаго, ни нестареющейся славы, ни (вечнаго) пребывания с Ним? как, прилепляясь к тленному, мы думаем спастись, не любя Христа более (всего) видимаго и не надеясь быть с Ним по смерти, но оставаясь безчувственнее поленьев и камней? Но, о Христе мой, избавь меня от этого (добровольнаго) безумия и научи любить Тебя — жизнь всех верных. Ибо Тебе со Отцом и Божественным Твоим Духом, как Царю и Творцу всех, Богу и Владыке, подобает слава и хвала, честь и поклонение ныне и всегда во веки веков. Аминь.

Гимн XXIV

О том, что иногда учитель, заботясь об исправлении ближняго, увлекаем бывает в находящуюся в том слабость страсти.

Помилуй меня, Господи, помилуй меня, единый Спасителю, от младенчества меня покрывший, Премного мне, сознательно согрешившему, Своею благостию все милосердно простивший, Исторгший меня от ужаснаго и суетнаго мира, От сродников и друзей, и непристойных удовольствий, Удостоивший меня находиться здесь, как бы на горе, И показать мне дивную Свою славу, Боже мой, Исполнивший меня Божественнаго Твоего Духа, Христе мой, И всего меня насытивший духовным просвещением. Ты Сам нераскаянную (неизменную) благодать Твою, Боже мой, Подай мне рабу Твоему, наконец, всецело. Не отними (ее), Владыко, не отвратись, Создателю, И не презри (меня), Ты однажды поставивший меня пред лицом Твоим, Учинивший между рабами Твоими, запечатлевший Печатию Твоей благодати и Своим меня наименовавший. Не отвергни меня снова, не сокрой снова Света лица Твоего; и меня покроет тьма, Поглотит бездна и раздавит небо, Превыше котораго Ты возвел меня, Спасе мой, И с Ангелами, лучше же с Тобою — Творцом всего Сопребывать удостоил, и сорадоваться с Тобою, И видеть несравненную славу лица Твоего, И досыта наслаждаться неприступным светом, И радоваться и веселиться неизреченным веселием Чрез сожитие, Владыко, с Твоим несказанным светом. Наслаждаясь неизреченным тем светом, Я веселился и радовался с Тобою, Творцом и Создателем, Созерцая неизъяснимую красоту лица Твоего. Когда же я снова низвел ум свой на землю, То, просвещенный Тобою, Владыко, не смотрел на мир сей, Ни на вещи, находящияся в мире. Но был превыше страстей и забот, И вращаясь в (житейских) делах и обличая зло, Не приобщался, как прежде, человеческим злобам. Замедлив же среди них, предпочел их (всему) прочему, И связавшись, Владыко, с любителями словопрений, В надежде исправления причастился злобы И тьмы, увы мне! и страстей приобщился безумно, И схваченный (этими) дикими зверями, бедствую (ныне). Ибо желая других избавить вреда от них, Я сам первый сделался добычею зверей. Но, предварив, сжалься, но, ускорив, избави Того, кто попал к ним ради Тебя, Человеколюбче. Ибо по заповеди Твоей я положил, Милостиве, Душу свою несчастнейшую за братий своих. Итак, хотя я уязвлен, но Ты можешь уврачевать меня, Спасе. Хотя я несчастный взят врагами пленником, Но Ты Сам, как сильный и крепкий, Можешь избавить (меня) одною Твоею волею; Хотя я схвачен челюстями и лапами зверей, Но когда Ты явишься, они тотчас умрут, и я жив буду. О великий в щедротах и неизреченный в милости! Сжалься и помилуй меня падшаго. Я опустился в колодезь, (чтобы) избавить ближняго, И вместе с ним и сам пал; правосудный Спасителю, Не оставь меня до конца лежащим во рву. Подлинно знаю я повеление Твое, всемилостивый Боже мой, Что должно непременно избавлять брата от смерти И от уязвления грехом, но чрез грех Не погибнуть с ним, что и случилось со мною несчастным. Я пал по легкомыслию, понадеявшись на себя самого И его даже избавить и себя также, А если нет, то ожидать вверху и оплакивать павшаго, И сколько есть силы, бежать от падения с ним. Но и ныне возстави и возведи из пропасти И постави меня, Христе, на камне заповедей Твоих, И снова покажи мне свет, котораго мир сей не вмещает, Но (который) вне мира, и видимаго света, и воздуха Чувственнаго, и неба, и всего чувственнаго Соделывает, Спасителю мой, созерцающаго его. И тот вне ли тела, или совершенно в теле, Не зная, Боже, в тот час, Думаю же, что будучи тогда как бы невещественным светилом, И сияя красотою умнаго Солнца, Не может чувственно видеть своего света, Но видит только Его одного — незаходимое Светило, Созерцая неизъяснимую красоту Его славы, И сильно изумляясь, не может познать И уразуметь этого способа созерцания, Каким образом или где, неизъяснимо существуя, Он видится, и желая [обитать] во святых, ограничивается. Но (вот) это знаем все мы, посвященные в таковыя таинства, Что поистине вне мира тогда Бываем и пребываем, доколе видим то, И снова находимся в теле и в мире. Вспоминая же о радости, и о том свете, И о сладостном наслаждении, плачем и сетуем; Подобно тому как грудное дитя, видя мать И вспоминая о сладости молока, кричит и плачет, Доколе, схватив [грудь], досыта не насосется его. Этого и мы ныне просим, об этом умоляем Тебя И црипадаем, (чтобы) получить то неотъемлемо, Спасителю, Дабы мы и ныне питались, Всемилостиве, от этого Хлеба, умно нисходящаго с неба И сообщающаго жизнь всем причащающимся (его), И отходя и совершая шествие к Тебе, Имели бы (его) спутником, и помощником, и избавителем, И с ним и чрез него приведены были бы к Тебе, Спасителю. Он и на страшном суде грехи наши Покроет, Владыко, чтобы не открылись они И не были явны для всех Ангелов и людей. Но да будет он нам и светоносным одеянием, И славою, и венцом во веки веков.

Гимн XXV

Кто от всей души возлюбил Бога, тот ненавидит мир.

Я объят тенью, (но) и истину вижу. Это—ничто иное, как твердая надежда, Какая же это надежда? — та, которую не видели очи. А она что такое? — та жизнь, которую все любят, Но что такое эта жизнь, как не Бог—Творец всего? Его–то и возлюби, а мир сей возненавидь. Мир — смерть, ибо имеет ли он что–либо непреходящее (и нетленное)?

Гимн XXVI

О том, что лучше быть хорошим пасомым, чем быть пастырем над не желающими; ибо не будет никакой пользы тому, кто, стараясь других спасти, сам себя погубит чрез предстоятельство над ними.

Скажи, Христе, рабу Твоему, скажи, Свет мира, скажи, знание всей (вселенной), скажи, Слове — Премудрость, все предузнающая, все предуведевшая и нас без зависти научающая полезному. Скажи и научи и меня, Спасе, спасительным путям Твоей воли и Божественных (Твоих) повелений. Скажи и не презри меня, и не сокрой, о Боже мой, от недостойнаго раба Твоего Божественной Твоей воли. Скажи мне. Человеколюбче — Спасителю, что лучше пред Тобою, что из двух благоугодно Тебе: нести ли мне попечение о монастырских делах и безкорыстно заботиться о телесных потребностях, взыскивая за все со враждою и ссорою, или всегда пребывать в одном безмолвии и хранить невозмутимым ум и сердце, воспринимая озарения Твоей благодати, и всегда быть озаряемым в душевных чувствах и, таинственно оглашаясь Божественными глаголами, других кротко учить и самому также учиться. Ибо кто учит (других), тот и себя (также) учит тому же, и первый, конечно, должен и творить то. Итак, из этих двух (положений), скажи мне, о Боже мой и Создателю, какое лучше и полезнее для меня и какое благоугодно и совершенно пред Тобою? о не скрой (этого) от меня, всемилостивый Слове!

Выслушай, о чем спрашиваешь, и запиши, что услышишь. Я Бог пребезначальный, Я по естеству Владыка, Царь небесных и преисподних, и все (даже) не хотящие являются Моими рабами. Ибо Я Творец всех, Судия и Владыка, и ныне есмь и буду во веки веков. Но не желающаго Я никогда не принуждаю, а хочу, чтобы служение повинующихся (Мне) было свободным и самопроизвольным, совершалось со страхом и любовию. Ибо Я желаю, чтобы таковы были рабы Мои, таковы наемники, таковы и друзья Мои. Прочих же Я не познал, и ими не познан. Поэтому жестоким, безжалостным и несправедливым называют Меня и говорят обо Мне сыны неправды. Итак, те, которые Меня оскорбляют, Меня злословят, Меня поносят, как тебе они покорятся, или как, скажи мне, примут тебя (в качестве) учителя? как волки сочтут тебя пастырем, или как, будучи (дикими) зверями, они последуют твоему голосу? Уйди, беги и удались от среды таковых. Ибо довольно для тебя, если ты и себя самого спасешь. Ведь если бы ты спас мир, а себя погубил, то какая тебе польза от мира, тобою спасеннаго? Я не хочу, чтобы ты был пастырем над кем–либо из не желающих. Посмотри, это и Я сохранил в мире. Ибо для желающих Я — Пастырь и Владыка, для прочих же Я — Творец, конечно, и Бог по естеству, но никоим образом не Царь и не Вождь (и Начальник) тех, которые не взяли креста (своего) и Мне не последуют, ибо они суть чада, рабы и сосуды диавола. Виждь страшное таинство, виждь безчувствие, и оплакивай их, если можешь, (хоть) ежечасно. Ибо, призванные из тьмы к невечернему свету, от смерти к жизни, из ада на небеса, от временнаго и тленнаго к вечной славе, они гневаются и неистовствуют против наставников, затевая против них всевозможныя козни и предпочитая умереть, чем уйти от тьмы и дел тьмы и последовать за Мною. Скажи, как ты будешь их пастырем? как будешь игуменствовать над ними? ну как, скажи Мне, ты станешь руководить теми, которые добровольно перебегают в огонь, присоединяясь ко врагу и с ним усердно творя противное Моим повелениям? Как ты будешь пасти их, как овец: как, скажи Мне, поведешь на пажити заповедей Моих и к воде хотений Моих? (как) изведешь их на мысленныя горы таинственных созерцаний Моей неизреченной славы, ради которой видящие ее презирают земную славу, и забывая все чувственное, все это считают как бы тенью и дымом? Скажи, как соперника ты приобретешь себе защитником? как враждебнаго тебе противника ты убедишь быть твоим другом? Ибо скорее друзья легко делаются врагами, найдя незначительный повод; но враги нелегко могут стать друзьями, хотя бы они и облагодетельствованы были и получили почетные и большие дары. Имея в сердце скрытый яд, они, улучив удобное время, внезапно изблевывают его, и не трепещут немилосердно и безжалостно убивать своих благодетелей. О крайнее безумие! Таковые суть подражатели Каина, они — хуже Ламеха, они единонравны Саулу, подражатели Иудеев, соревнователи Иуды и наследники (его) удавления. Если над такими ты ищешь игуменства, то смотри, куда низойдешь ты; ибо они не обратятся, куда бы ты пожелал, но принудят и тебя идти своим путем и прежде них впасть в погибель, спустившись еще ниже (их) на дно ада, так как ты имеешь их, конечно, последующими за тобою (позади себя). Если же ты не захочешь вполне уподобится им, не желая присоединиться к их замыслам и приобщиться злым делам их, то будешь иметь возмущение, брань и непримиримую войну. Что же будет отсюда, или что случится с тобою и что приобретешь ты? — Послушай, и Я скажу тебе кратко. Прежде всего ты совершенно не можешь (тогда) быть рабом Моим, ибо Я никоим образом не хочу, чтобы раб Мой сварился. Пытая необузданную ненависть к тебе, они явно и тайно будут стремиться к тому, чтобы убить тебя, и когда они будут (позваны) на суд, ты дашь отчет. Ибо смерть твоя не принесет никакой пользы прочим, как Моя смерть была жизнию мира. Но и для них ты сделаешься причиною осуждения и сам без дерзновения отойдешь из сей жизни. Итак, лучше быть пасомым, а отнюдь не пастырем над таковыми; но всего лучше заботиться о своих и молиться за них и за всех людей, дабы все обратились и пришли к познанию [истины], и желающих из них учить и наставлять (началам благочестия). Делать же то, чему учишь, не принуждай их, но возвещай им слова Мои и увещавай соблюдать их, так как они доставляют жизнь вечную. Сами же слова эти предстанут (им), когда Я прииду судить, и каждаго из них будут судить по достоинству. И ты не будешь ответственным, и останешься совершенно неосужденным, так как не скрыл сребра словес Моих, но сколько сам получил, (столько) и уплатил всем. Это угодно Мне, это по заповеди Моей было делом Апостолов и учеников Моих: проповедать Меня Богом во всей вселенной, научить Моей воле и Моим повелениям и оставить записанным (то) человеческому (роду). Так делать и учить и ты подвизайся. Не желающим же совершенно слушать слов Моих говори так, как и Я ответил сказавшим некогда: «жестоко есть слово сие, и кто может его послушати» (Иоан. 6:60). Я именно сказал: так если не хотите, идите и делайте каждый, что хотите, все предоставив их власти и произволению, — избрать смерть или жизнь. Ибо никто никогда не стал добрым непроизвольно, ни неверный, не хотя, не будет верным, ни миролюбец никогда не будет боголюбцем, ни худой без воли не переменит своих мыслей и не сделается совершенно добрым. Ибо никто не стал злым по природе, но по произволению и намерению (каждый) может сделаться, если желает, как злым, так и добрым; если же не желает, то никоим образом и не будет. Никто в мире, не хотя, не совершил добродетели; никто, не хотя, не спасается. Более об этом не спрашивай. Старайся же и себя самого спасти и слушающих тебя, если только найдешь на земле человека, имеющаго уши слышать и повинующагося словам твоим.

Так я и сотворю, Владыко, как Ты повелел мне. Но даруй мне, недостойному рабу Твоему, помощь Твою (и благодать Твою), о Господи и Боже мой, дабы я всегда прославлял Тебя и воспевал державу Твою непрестанными гласами во веки веков. Аминь.

Гимн ХХVII

О Божественном озарении и просвещении Духом Святым; и о том, что Бог есть единственное место, в котором все святые по смерти имеют упокоение; отпавший же от Бога (нигде) в другом месте не будет иметь упокоения в будущей жизни.

Что это за страшное таинство, которое во мне совершается? (его) ни слово не в состоянии высказать, ни жалкая рука моя — начертать (письменами) в похвалу и славу Того, Кто превыше похвалы и превыше слова. Ведь если совершающееся ныне во мне блудном неизреченно и неизглаголанно, то каким образом, скажи мне, Тот, Кто есть Податель и Виновник этого, может нуждаться в том, чтобы воспринимать от нас похвалу или славу? Ибо не может быть прославлен Тот, Кто (уже) прославлен, подобно тому как не может осветиться или не может заимствовать света то солнце, которое мы видим в этом мире. Оно освещает, но не освещается, изливает свет, но не получает, так как имеет (свет), который из начала получило от Творца. Итак, если Бог, Создатель всего, сотворивший солнце, сотворил его без недостатка, так чтобы оно светило обильным светом и никоим образом не нуждалось в чем–либо другом большем; то как бы мог получить славу от меня ничтожнейшаго (Сам) Творец солнца, Который совершенно (ни в чем) не нуждается и, как всемогущий, (одним) мановением и волею все исполняет всякими благами? Между тем и язык мой затрудняется в словах, и ум мой (хотя) и видит совершающееся, но не может изъяснить. Он видит и хочет высказать, но не находит слов, потому что созерцает невидимое, совершенно безвидное, совершенно простое, несложное и по величине безпредельное. Ибо он не видит никакого ни начала, ни конца, ни средины совершенно не замечает; и как он выскажет то, что видит? Видится же, думаю я, (нечто) совокупно–целое, но никоим образом не в (самой) сущности (своей), а чрез причастие. Ведь от огня ты (огонь) возжигаешь и всецело огонь получаешь. И хотя он (остается) неделимым и неоскудевающим, как и прежде; однако сообщаемое отделяется от перваго, и так как оно есть нечто телесное, то разделяется на много светильников. То же, как (нечто) духовное и неизмеримое, пребывает совершенно неделимым и несекомым. Ибо, будучи сообщаемо, оно не разделяется на многия (части), но и остается неделимым, и во мне бывает, восходя во мне, внутри моего жалкого сердца, как солнце или диск солнца, шаровидный и световидный, ибо оно — пламя. Не знаю, как сказано, что мне сказать о нем. И хотел я молчать (о если бы я мог!), но страшное чудо возбуждает сердце мое и отверзает оскверненныя уста мои. Говорить и писать даже и не хотящаго меня заставляет Тот, Кто возсиял ныне в моем мрачном сердце, Кто показал мне дивныя (дела), которых не видели очи, Кто снисшел в меня, как последняго из всех, Кто показал меня сыном и учеником Апостола, меня (говорю), которым обладал страшный дракон — человекоубийца, (меня) прежняго делателя и слугу всякого беззакония.

Предвечное Солнце, возсиявшее во аде напоследок и озарившее и мою омраченную душу, даровавшее мне невечерний день (что невероятно для подобных мне нерадивых и ленивых), исполнившее нищету мою всякими благами, Ты Само даруй мне и слово и речь, (чтобы) поведать всем о Твоих чудодействиях, которыя Ты и ныне творишь с нами — Твоими рабами, дабы и спящие во тьме лености и утверждающие, что грешникам невозможно спастись и быть помилованными, как (спаслись и помилованы) Петр и прочие Апостолы, святые, преподобные и праведные, познали и уразумели, что для Твоей благости это легко было, и есть, и будет; дабы и мнящие, что имеют Тебя — Свет всего мира, и (однако) говорящие, что не видят Тебя, не живут во свете, не просвещаются и не созерцают Тебя непрестанно, Спасителю, познали, что Ты не возсиял в их уме, не вселился в их нечистое сердце, и они напрасно утешаются пустою надеждою, думая по смерти увидеть Твой свет. Ибо залог (этого) отсюда еще и печать (Твоя) здесь, конечно, от Тебя, Спасе, дается десным овцам. Ведь если смерть каждаго есть заключение (жизни), и после смерти для всех равно наступит (состояние) бездеятельности, и никто не возможет сотворить ничего ни добраго, ни злого, то каждый, конечно, каковым окажется (тогда), Спасителю мой, таким и будет. Это–то и устрашает меня, Владыко; это заставляет меня трепетать; это истаявает все мои чувства. Как слепец, умерши и преставившись туда, не увидит уже солнца чувственным образом, хотя по воскресении он снова получит свет очей; так и тот, кто умрет, имея ослепленный ум, не узрит Тебя, Боже мой, умное Солнце, но, отойдя из тьмы, переселится во тьму, и на веки будет удален от Тебя. Никто из людей, верующих в Тебя, Владыко, никто из крестившихся в Твое имя не стерпит этой великой и ужасной тяготы разлучения от Тебя, Благоутробне, потому что это страшная скорбь, ужасная, нестерпимая и вечная печаль. Ибо что может быть хуже разлучения от Тебя, Спасителю? что же мучительнее того, чтобы разлучиться от Жизни и жить там наподобие мертваго, лишившись жизни, вместе с тем быть лишенным и всех благ, потому что удаляющийся от Тебя лишается всякаго блага? Ибо тогда будет не так, как теперь на земле. Ведь ныне неведущие Тебя наслаждаются здесь телесно и веселятся, скача, как неразумныя (животныя). Имея то, что дал Ты в наслаждение жизни, и на это одно только взирая, они думают, что так будет и по исходе души из сей жизни. Но худо загадывают, худо мудрствуют утверждающие, что они (хотя и, не с Тобою, но в упокоении будут, (для котораго они уготовляют и некое место — о безумие! — непричастное ни света ни тьмы, находящееся вне царства но и вне геенны, вдали и от чертога и от огненнаго мучения. В него эти несчастные и желают придти, говоря, что они не нуждаются в Твоей вечной славе или царстве небесном, но будут в упокоении. О (каково) помрачение их! о неведение! о жалкое состояние и пустыя надежды! Нигде об этом не написано, так как нигде этого не будет. Но соделавшие божественныя (дела) будут находиться во свете (будущих) благ, а делатели зла во тьме наказаний. Посредине же будет страшная пропасть, разделяющая одних от других, как Сам Ты открыл, уготовавший это (Лук. 16:26). Ибо эта (пропасть) посредине будет ужаснее всякой пытки и муки для человека, попадающаго (в нее), для того, кто несчастным образом стремглав летит и низвергается в (эту) бездну мучений и хаос погибели, откуда трудно взойти находящимся в муках, чтобы перейти на землю праведных. (Поэтому) они предпочитают ужасным образом в огне обратиться в пепел, чем ввергнуть себя в эту страшную пропасть. Итак, желающие быть там по смерти достойны многих слез и рыданий, так как, будучи совершенно безчувственны, подобно безсловесным скотам, они сами себе накликают (погибель) и сами себя прельщают.

Ты, Христе, — царство небесное, Ты — земля кротких, Ты рай зеленеющий, Ты чертог Божественный, Ты неизреченная таибница, Ты (общая) для всех трапеза, Ты хлеб жизни, Ты питие совершенно новое, Ты и чаша воды и вода жизни, Ты для каждаго из святых светильник неугасимый, Ты и одеяние, и венец, и раздаятель венцов, Ты радость и упокоение, Ты утеха и слава, Ты веселие, Ты и радование. И благодать Всесвятаго Духа Твоего, Боже мой, подобно солнцу, возсияет во всех святых; и среди них возсияешь Ты — неприступное Солнце; и все они будут озаряемы по мере веры и дел, надежды и любви, очищения и просвещения от Духа Твоего, единый долготерпеливый Боже и Судие всех, для которых в различныя обители и места вменятся (различныя) степени светлости и степени любви, и наоборот степень созерцания Тебя (каждым) будет (степенью) величия его, славою, наслаждением и честию — для различия чудных обителей и жилищ. Это и есть различныя палаты, это «обители многи», это блестящия одежды высоких достоинств, разнообразнейшие венцы, (драгоценные) камни и жемчуги, неувядающие цветы, имеющие чудный вид, это — одры и ложа, столы и престолы, — и всем, что только есть приятнейшаго для наслаждения, было, и есть, и будет созерцание одного Тебя. Итак, если не видящие Твоего света, как сказано (выше), и Тобою не видимые, но удаленные от Тебя лишаются созерцания Тебя, заключающаго все блага, то где они найдут упокоение? где (найдут) безпечальное место? где вселятся они, не соделавшись правыми? ибо «правии вселятся с лицем Твоим» (Псал. 139:14), потому что Ты вообразился в их правом сердце, и они с образом Твоим, Христе мой, обитают в Тебе.

О чудное дело! о дивный дар благостыни! — люди бывают во образе Бога, и в них воображается Тот, Кто для всех невместим, — Бог неизменный и непреложный по естеству, Который благоволит обитать во всех достойных, дабы каждый имел внутри всего Царя, и самое царство, и все относящееся к царству, и блистал светлее лучей этого видимаго солнца, подобно тому как возсиял воскресший Бог мой. И предстоя Тому, Кто так их прославил, они пребудут в изумлении от преизбытка славы и непрерывнаго возрастания [в них] Божественной светлости. Ибо преспеянию во веки не будет конца, так как остановка (или замедление) в возрастании положит конец Безконечному, (внесет) постижение совершенно Непостижимаго, и Невместимаго всеми сделает (предметом) пресыщения. Но полнота и слава света Его будет бездной преспеяния и началом без конца. Как имеющие Бога вообразившимся внутри, они [святые] предстоят Тому самому, Кто блистает неприступным (светом): таким образом конец в них является началом славы; излагая же яснее свою мысль, [скажу] в конце они будут иметь начало и в начале конец. Совершенно [абсолютно] Полный, согласись со мною, не нуждается в прибавлении, и текущие за Бесконечным не достигают конца. Ибо если прейдет это видимое небо и земля и все, что на земле (разумей, о чем я сказал); то [возможно ли] будет уловить место, где ты найдешь конец, не говорю телесный, но возможешь ли ты [хотя бы] умом обнять полноту безтелеснаго мира? Он же не мир есть, но воздух, как прежде [было], и не воздух, но невыразимое пространство, которое называется «все» (универс) и есть совершенно безконечная бездна, отовсюду с разных сторон равно целостная, и это «все» наполнено Божественным Божеством. Итак, делающиеся причастными Его и в Нем обитающие как могут всего Его обнять, чтобы (даже) пресытиться (Им)? или как, скажи мне, они достигнут конца Безконечнаго? — Невозможно (это) и совершенно неосуществимо. Такая мысль совершенно не может и в [ум] придти святым, ни здесь во плоти сущим, ни туда в Боге представившимся. Ибо, покрываясь светом Божественной славы, осияваясь и сияя, и наслаждаясь этим, они с полной и всецелой уверенностью поистине знают, что совершенствование их будет безконечным и преспеяние в славе — вечным. Где же будут стоять, удивляюсь я, отпадающие от Бога и далеко отстоящие от Того, Кто везде находится? И поистине, братие, это — чудо, исполненное великаго ужаса, и чтобы хорошо уразуметь его и не впасть в ересь, как бы не доверяя глаголам Божественнаго Духа, требуется разсуждение ума просвещеннаго. Хотя и они будут находится внутри «всего», но поистине вне Божественнаго света и вне Бога. Ибо подобно тому, как (слепцы), не видящие сияющаго солнца, хотя и всецело, со всех сторон бывают освещаемы (им), однако являются вне света, будучи удалены от него чувством и зрением; так и Божественный свет Троицы есть во «всем», но грешники, заключенные во тьме, и среди (него) не видят (его) и совершенно не имеют божественнаго (познания) и чувства; но опаляемые и осуждаемые своею (собственною) совестию, они будут иметь неизреченное мучение и невыразимую скорбь во веки.

Гимн ХХVIII

Исполненные любови к Богу слова Отца показывают здесь, какое изменение произошло в нем, как он, вконец очистившись, соединился с Богом и из какого каким стал. К концу он, богословствуя, говорит (еще) и об ангелах.

О как безмерно благоутробие Твое, Спасителю! Как Ты удостоил меня соделаться членом Твоим, (меня) нечистаго, погибшаго и блуднаго? и как облек меня в светлейшую одежду, блистающую сиянием безсмертия и содевающую светом все мои члены? Ибо пречистое и Божественное тело Твое все блистает огнем Божества Твоего, растворившись и неизреченно смешавшись [с Ним]. Итак, Ты и мне даровал его, Боже мой, ибо нечистая и тленная сия храмина (тела моего) соединилась с пречистым Твоим телом, и кровь моя смешалась с кровию Твоею; знаю, что я соединился и с Божеством Твоим, и соделался телом Твоим чистейшим, членом Твоим блистающим, членом поистине святым, членом светлым, прозрачным и сияющим. Я вижу красоту (Твою), вижу сияние, (как) в зеркале, вижу свет благодати Твоей, и изумляюсь неизреченному [чуду] света, прихожу в изступление, замечая себя самого, из какого каким — о чудо — я стал, и страшусь, и стыжусь себя самого, и как бы Тебя Самого почитаю и боюсь, и совершенно недоумеваю в заботе о том, где бы мне сесть, и к кому приблизиться, и где склонить эти члены Твои, для каких дел и деяний мне употребить их — эти страшные и Божественные (члены). Дай мне, о Творче, и Создателю, и Боже мой, и говорить и делать то, о чем говорю я. Ибо если я не исполняю на деле того, о чем говорю, то я стал медью громко и всуе звенящей (I Кор. 13:1) и не чувствующей звука ударов. Но не попусти и не оставь, и не дай, Спасителю мой, заблуждаться мне жалкому, нищему и странному, должному Тебе десять тысяч талантов (Мф. 18:24). Но как некогда, так и ныне, Слове, соделай: ибо тогда от наследия и всей земли отеческой, от отца, братьев, матери, своих и чужих, и всех других сродников и друзей Ты отделил меня, Спасе, грешника и худшаго всех их, воспринял в пречистыя Твои объятия — явившагося неблагодарным за Твои благодеяния; так и ныне помилуй меня, Милостиве, так и даже более умилосердись ко мне, о Боже мой, и охраняй меня, и обуздывай (неправыя) движения духа моего, и сделай меня способным долготерпеливо переносить всякое искушение и печаль житейскую, и что я сам себе причиняю (своим) худым мудрованием, чем искушает меня завистливый бесовский род, и что делом и словом причиняют мне немощные из этих братий моих. Увы и горе мне! так как члены мои губят меня, и чрез них же опять я страдаю, влеком бывая ногами — я, которому главою предназначено быть. Ходя босыми ногами, я исколол их тернием, и сильно страдаю, не вынося боли. Одна из ног моих идет вперед, другая напротив обращается назад; оне тащат и влачат меня туда и сюда, я спотыкаюсь и падаю вниз. Итак, я не могу (уже) следовать за всеми. Худо — лежать, но и ходить так еще хуже, нежели лежать, ибо (это) поистине ужасно, так как превосходит всякия иныя несчастия. Дай мне, Господи, сокрушение и плач и сподоби во мраке сей жизни, в этом мире — юдоли скорби поработать Тебе и добре послужить и святыя заповеди Твои сохранить. Благодарю Тебя, что Ты дал мне жить, и знать Тебя, и поклоняться (Тебе), Боже мой. Ибо это есть жизнь, (чтобы) знать Тебя единаго Бога, Создателя и Творца всех, нерожденнаго, несозданнаго, единаго безначальнаго, и Сына Твоего, от Тебя рожденнаго (Иоан. 17:3), и исходящаго (от Тебя) Всесвятаго Духа — всехвальную Троичную Единицу, Которой поклоняться и благочестно служить — превосходнее всякой иной славы, назвал ли бы ты земную (славу) или небесную.

Ибо что есть слава Ангелов, Архангелов, Господств, Херувимов и Серафимов и всех прочих небесных воинств, (что есть слава их), или свет безсмертия, или радость, или сияние жизни невещественной, как не единый свет Св. Троицы, нераздельно трояко разделяемый, который един в трех лицах и недоведомо познаваем, поскольку Он хочет. Ибо невозможно, чтобы тварь так знала Творца всего, как Он Сам Себя знает по естеству; по благодати же видят Его и разумеют все Ангелы и всякая тварная природа, не постигая, но разумея, поскольку Свет этот пожелает быть познанным или явиться слепым, а также и видящим, конечно. Ибо и глаз без света не видит, но зрение он получает от света, так как он Им произведен. Назовешь ли ты телесное или безтелесное, найдешь, что все Бог сотворил, что на небесах (о чем бы ты не услышал), что на земле и что в безднах. И для всего этого единою жизнию и славой, единым желанием и единым царством, богатством, радостию, венцом, победой, миром и всяким иным благолепием является познание Начала и Причины, от Которой все произведено и произошло. Она есть составление вышняго и нижняго. Она — упорядочение всего умопостигаемаго, Она — уяснение всего видимаго. Ее имели крепким стоянием Ангелы, обогатившиеся еще большим познанием и страхом, когда они увидели падение сатаны и прельщенных с ним самомнением. Ибо которые только забыли Ее, те и пали, поработившись превозношением; те же, которые напротив имели Ее в разуме, возвысились страхом и любовию, прилепившись ко Владыке своему. Поэтому познание власти (Господней) умножило (в них) также и любовь, так как они увидели еще более блистательный и яснейший свет Св. Троицы; а это опять отражало всякую иную мысль и делало неизменными тех, которые, получив в начале изменяемую природу, пребывают на высоте небожителей.

Гимн XXIX

Соделавшийся причастником Духа Святаго, будучи восхищаем Его светом или силою, возвышается над всеми страстями, не терпя вреда от приближения их.

О Боже и Господи Вседержителю! кто насытится Твоей невидимой красотой? кто наполнится Твоей необъятностью? кто, (хотя бы) и достойно ходил Он в заповедях Твоих, увидит свет лица Твоего? (Нечто) великое, дивное и совершенно невозможное — чтобы живущий в этом тяжелом и мрачном мире унесся с телом из мира. О чудное таинство! Кто преступил своей плоти преграду? кто, пройдя мрак тления, скрылся (отсюда), оставив весь мир? О убожество (нашего) познания и речи! Ибо где скрылся тот, кто, пройдя этот мир, унесся за пределы всего видимаго? — скажи, мудрость мудрецов отвергнутая, чтобы не сказать — обращенная Богом в безумие, как говорит Павел (I Кор. 1:19—20) и всякий раб Божий. Он муж желаний Духа; он, приближаясь телом к телу, духом может свят быть. Ибо вне мира и этих тел нет желания плотской страсти, но — некое безстрастие, которое кто возлюбил, тот чрез эту любовь приобрел жизнь. Ибо хотя бы ты видел его ведущим себя непристойно и как бы прибегающим к (такого рода) действиям, знай, что это тело он мертвым соделал, не говорю (телом) без души, чрез которую оно движется, но — без злой похоти. Ибо наслаждение прекрасным безстрастием и тот свет, который из–за него неизреченным образом любит меня, приводя в изступление весь ум мой, восхищает его и, держа обнаженным невещественною рукою, не попускает мне отпасть от любви к нему (свету) или допустить (в уме) страстный помысл, но безпрестанно целует (меня); и эта любовь воспламеняет душу мою, и нет во мне иного чувства. Ибо насколько чистейший хлеб дороже и слаще помета, настолько и несравненно более горнее превосходит дольнее для тех, которые хорошо отведали (его). Устыдись, мудрость мудрецов, поистине лишенная ведения. Ибо простота наших речей (самым) делом обладает истинною мудростию, Приближающеюся к Богу и поклоняющеюся Тому, от Кого дается всякая жизненная премудрость, чрез которую я возсоздаюсь и обожаюсь, созерцая Бога во веки веков. Аминь.

Гимн XXX

Благодарение Богу за дары, которых (св. Отец) удостоился от Него. И о том, что достоинство священства и игуменства страшно даже для Ангелов.

Я не могу, Владыко, говорить, хотя бы и хотел. Ибо что вообще скажу я, будучи нечист и в помыслах, и в действиях, и во всех представлениях? Однако уязвленный душою и горя внутри, я хотя нечто желаю сказать Тебе, о Боже мой. Ибо я вижу всего себя, и Ты, как Бог мой, ведаешь, что я от (самаго) рождения осквернил все телесныя и душевныя члены свои, будучи весь грехом.

Усматривая милость и человеколюбие и многия Твои благодеяния, которыя Ты соделал на мне, я становлюсь безгласным и едва не мертвею, и постоянно тужу и печалюсь, несчастный, так как я недостоин всех (Твоих) благ. Когда же, придя в себя, я восхощу, Христе, помыслить в уме о множестве грехов своих и о том, что я не сделал в жизни ни одного добраго (дела), но вместо наказания и праведнаго Твоего гнева, который я должен был бы понести, как много раз огорчивший Тебя, Ты напротив удостоил меня ныне столь великих благ; то прихожу в отчаяние и боюсь суда Твоего, так как (доныне) я повседневно грехи (к грехам) прилагаю; и трепещу, чтобы великаго милосердия и человеколюбия Твоего Ты не обратил (мне) в ярость большаго наказания, так как, благодетельствуемый (Тобою), я тем более являюсь неблагодарным к Тебе, будучи злым рабом у Тебя — благаго Владыки. Поэтому всему прочему, что служило к терпению, доставляя мне надежду жизни вечной, я много (раз) радовался, как Тебе одному ведомо, уповая чрез то на благость и милосердие Твое. Ибо для того Ты, Христе мой, и взял меня от всего мира и отделил от всех сродников и друзей, чтобы помиловать и спасти меня. Уверяемый в этом Твоею благодатию, я имел ненасытную радость и твердую надежду. О двух же этих последних, которым Ты, Царю мой, благоволил быть во мне, я не знаю, что мне сказать. Оне и душу мою и ум лишают слова, и останавливают действия и всякия мысли, и даже отягощают величием славы Твоей, едва не убеждал меня, Спасителю мой, [так] упраздниться, чтобы ничего не говорить, ничего не делать, ничего из этих (вещей) не касаться.

И я сам недоумеваю, удивляюсь и печалюсь, как я несчастный согласился служить и литургисать при таких неизреченных (таинствах), на которыя Ангелы трепещут взирать без страха, (чего) убоялись пророки, услыша о непостижимом (деле) славы и вместе домостроительства, (о чем) Апостолы, мученики и множество учителей вопиют и взывают, что они недостойны открыто проповедовать (о том) всем находящимся в мире. Как же я погибший и блудный, как я презренный удостоился стать игуменом братий, священнодействователем Божественных таинств и служителем пречистой Троицы? Ибо когда полагается хлеб и вливается вино в знаменование плоти и крови Твоей, Слове, тогда там бываешь Ты Сам — Бог мой и Слово, и они поистине делаются телом Твоим и кровию, наитием Духа и силою Вышняго; и мы дерзаем касаться Бога неприступнаго, лучше же — обитающаго во свете неприступном — не только для этой тленной человеческой природы, но и всем умным воинствам Ангелов. Итак, это неизреченное, это сверхъестественное дело и предприятие, для совершения котораго я поставлен, внушает мне также созерцать пред очами смерть. Поэтому, оставив радости, я объят бываю трепетом, так как знаю, что ни мне, ни кому–либо другому невозможно литургисать достойно и проводить в теле жизнь как бы ангельскую, лучше же сверхангельскую, дабы, как показало это слово и содержит (Божественная) истина, и по достоинству стать ближайшим (к Богу самих) Ангелов, как прикасающемуся руками и вкушающему устами Того, Которому они предстоят со страхом и трепетом.

А какая душа понесет суд над братиями, над которыми я поставлен быть пастырем? какой ум будет в состоянии неосужденно испытывать мысли каждаго (из них) в отдельности и все свои (обязанности) нести без опущения, избавляя себя [в то же время] от осуждения их? Я не думаю, чтобы это каким–либо образом возможно было для людей. Итак, я убеждаюсь и хочу лучше быть учеником, служа воле одного и слушая слов его, (чтобы) за одно это и отчет отдать, чем служить нравам и волям многих, испытывать их мысли, изследовать намерения и еще глубже изследовать их действия и помыслы, потому что и меня ожидает суд, и я должен дать ответ за грехи тех, пасти которых по неизреченным судьбам Божиим из всех избран я один. Ибо каждый будет судиться и даст, конечно, отчет в том, что он сам сделал добраго или злого. Я же один за каждаго воздам ответ. И как я хочу спастись или быть помилованным, когда я даже для спасения своей жалкой души не могу показать никакого дела? Ибо вполне будь уверен, что я не имею, что сказать, так как никогда не сделал ни малаго, ни великаго дела, чрез которое могу избавиться от вечнаго огня. Но, о человеколюбивый и благоутробный Спасителю, дай мне смиренному Божественную силу, так чтобы я разумно чрез слово пас тех братий, которых Ты дал мне, наставляя (их) на пажити Божественных Твоих законов, и возводил бы в обители горняго царствия спасенными, целыми, невредимыми, блистающими красотою добродетелей и достойными поклонниками страшнаго престола Твоего. И меня также недостойнаго восприими от мира, хотя и покрытаго многими греховными язвами, но однако вместе с тем и служителя и непотребнаго раба Твоего, и к ликам избранных, имиже веси судьбами, вместе с учениками моими сопричти, дабы мы все вместе видели славу Твою Божественную и наслаждались неизреченными благами Твоими, Христе. Ибо Ты — наслаждение, утеха и слава горячо любящих Тебя во веки веков. Аминь.

Гимн XXXI

О бывшем св. Отцу видении Божественнаго света, и как Божественный свет не объемлется тьмою в тех, кто, изумляясь величию откровений, помнит и человеческую немощь и осуждает себя самого.

Как опишу я, Владыко, видение лица Твоего? Как разскажу о несказанном созерцании красоты (Твоей)? Как звуки речи вместят Того, Кого мир не вмещает? Как мог бы кто–либо изречь человеколюбие Твое? Сидя при свете светящаго мне светильника, Освещающаго мрак ночи и тьму, Я думал, что нахожусь во свете, внимая чтению, Изследуя, каковы речения и наблюдая (их) сочетания. Итак, когда я, занимался этим, Ты внезапно явился вверху гораздо большим солнца И возсиял с небес (даже) до сердца моего. Все же прочее стало казаться мне как бы густою тьмою. Светлый же столп посредине, разсекши весь воздух, Прошел с небес даже до меня жалкаго. Тотчас же забыл я о свете светильника, Выпустил из памяти, что нахожусь внутри жилища, А сидел я в мысленном воздухе тьмы, Даже и о самом теле я совершенно забыл. Я говорил Тебе и ныне говорю из глубины своего сердца: Помилуй меня, Владыко, помилуй меня, единый Спасителю, никогда отнюдь не послужившаго Тебе, Но прогневляющаго Тебя от юнаго возраста. Я испытал всякий плотской и душевный порок И соделал грехи непристойные и безмерные, Хуже всех людей, хуже всех безсловесных, Гадов и зверей всех превзойдя. Итак, необходимо, чтобы Ты показал Твою милость на мне, Более всех согрешившем безумно. Ибо не требуют, как Сам Ты, Христе, сказал, Здравые врачества, но болящие (Мф. 9:12). Поэтому, как на многоболезненнаго и нерадящаго, Излей, на меня, Слове, столь великую Твою милость. Но, о игра света! о движения огня! О круги пламени, во мне несчастном Производимые Тобою и Твоею славою. Под славою же я разумею и называю Духа Твоего Святаго, соестественнаго и равночестнаго (Тебе), Слове, Однороднаго, единославнаго и одного единосущнаго Отцу Твоему и Тебе, Христе, Боже всех. Поклоняясь Тебе, благодарю, что Ты сподобил меня Хотя несколько познать силу Божества Твоего. Благодарю, что Ты Сам седящему во тьме Открылся мне, возсиял и удостоил меня видеть Этот свет лица Твоего — для всех нестерпимый. Я пребывал, (как) знаю, седящим во тьме, Но и среди нея ко мне, покрытому тьмою, Явился Ты — Свет, всего меня просветил всем светом (Своим), И я сделался светом во (время) ночи, являясь (им) среди тьмы. Ни тьма не объяла всего света Твоего, Ни свет не прогнал видимой тьмы, Но они (были) вместе неслиянными и совершенно раздельными, Далеко друг от друга, как и следует — отнюдь не растворившимся. Однако в одном и том же [месте] они наполняют, как я думаю, все [пространство]. Таким образом я нахожусь во свете, будучи среди тьмы, И наоборот я пребываю во тьме среди света: Вот — и среди света, вот и — среди тьмы. И кто, спрашиваю я, даст мне во тьме и среди (тьмы) найти свет, Восприятия котораго она не вмещает? ибо как тьма вместит Внутри свет, не убежав, но оставшись среди Света тьмою? О страшное чудо, видимое Двояко, двойными очами, телесными и душевными. Послушай теперь, говорю тебе, о страшных (делах) двоякаго Бога, Бывших и для меня, двоякаго, как человека. Он (Сын Божий) восприял плоть мою и дал мне Духа, И я сделался Богом по благодати Божественной, Сыном по усыновлению, однако (сыном) Божиим. О (высокое) достоинство! о слава! Как человек, я печалюсь и считаю себя самого несчастным; И помышляя о своей немощи, воздыхаю, Будучи совершенно недостоин жизни, как хорошо я знаю. Уповал же на благодать Его и размышляя О той доброте, какую Он даровал мне, я радуюсь, видя (ее). Итак, с одной стороны, как человек, я не умею созерцать ничего Божественнаго, Будучи совершенно отделен от невидимаго; С другой стороны, вижу, что чрез сыноположение я сделался Богом, И бываю причастником (того), что неприкосновенно. Как человек, я не имею ничего возвышеннаго и Божественнаго, А как помилованный ныне благостию Божиею, Имею [в себе] Христа — Благодетеля всех. Поэтому я снова припадаю (к Тебе), Владыко, моля (о том), Чтобы мне отнюдь не лишиться надежды моей на Тебя, И пребывания [с Тобою], и чести, славы и царствия. Но как ныне Ты сподобил меня, Спасителю, видеть Тебя, Так и по смерти дай мне видеть Тебя, Не говорю, насколько (видеть), но милостиво и благоутробно [воззри тогда], Благоутробне, милостивым Твоим оком, как и ныне взираешь на меня, Исполняя меня Твоей радости и Божественной сладости. Ей, Творче и Создателю мой, покрой меня рукою Твоею, И не остави меня, и не памятозлобствуй, Не поставь (в осуждение), Владыко, великой неблагодарности моей. Но сподоби меня даже до кончины во свете Твоем Неленостно ходить путем заповедей Твоих, И в него — во свет рук Твоих, Всемилостиве, Предать дух свой, избавляя меня, Слове, от врагов, Тьмы, огня и вечных мучений. Ей, великий в щедротах и неизреченный в милости, Сподоби в руки Твои предать душу мою, Как и ныне я нахожусь в руке Твоей, Спасе. Итак, да не возбранит грех пути моему, Да не отторгнет он, да не отлучит меня от руки Твоей. Но да посрамится страшный князь — душетлитель, Видя меня находящимся в Твоей длани, Владыко, Как и ныне он не смеет приблизиться ко мне, Видя меня покрываемым Твоею благодатию. Не осуди меня, Христе, во ад и не отрини, Не сведи душу мою во глубину смерти, Так как я дерзаю именовать Твое имя, Нечистый, мерзкий и совершенно оскверненный. Да не разверзется земля и да не поглотит, Слове, меня преступника, Совершенно недостойнаго ни жить ни пользоваться речью. Да не снидет огонь на меня и да не пожрет меня внезапно, Так что я не буду иметь возможности сказать даже: Господи, помилуй. О великий в милосердии и по естеству Человеколюбец! Не вниди в суд со мною. Ибо что вообще я провещаю [на суде], будучи (весь) грехом? Да и мог ли бы я хотя нечто сказать [в свое оправдание], осужденный (уже), От чрева матери своей безмерно пред Тобою согрешивший И доныне пребывающий безчувственным к Твоему долготерпению, Тьмочисленно низведенный во глубину ада И извлеченный оттуда Твоею Божественною благостию, Члены и плоть души и тела своего Осквернивший, как никто другой из живущих на свете, Неистовый и безстыдный любитель удовольствий, Злой и лукавый от душевной порочности И ни одной Твоей, Христе, заповеди отнюдь не соблюдший? Что скажу я в свою защиту, что отвечу Тебе, С какою душою снесу Твои обличения, о Боже мой, Когда Ты обнажишь мои беззакония и злодеяния? О безсмертный Царю! не покажи их всем, Так как я трепещу, помышляя о делах моей юности. Говорить (о них) было бы ужасно и постыдно, Так как если бы Ты пожелал открыть их пред всеми, То стыд мой будет хуже всякаго мучения. Ибо кто, увидя мое сладострастие и распутство, Кто, увидя нечистыя объятия и постыдныя мои деяния, Которыми я и ныне оскверняю себя, принимая их в уме, Не ужаснется, весь не содрогнется И не воззовет, тотчас отвратив очи И говоря: смерть всескверному этому! Повели, Владыко, связать этого несчастнаго по рукам и ногам И вскоре же ввергнуть во мрачный огонь, Чтобы не смотреть на него нам, верным рабам Твоим. (Ибо) поистине — достойно, Владыко, поистине праведно. (Так) все они скажут, и Ты Сам сотворишь (это), И я распутный и блудный буду ввержен в огонь. Но Ты, пришедший спасти блудников и блудниц, Не посрами меня, Христе, в день судный, Когда Ты поставишь овец Твоих одесную Себя, А меня и козлищ ошуюю Себя. Но свет (Твой) пречистый, свет лица Твоего Да покроет дела мои и наготу души моей, И да облечет меня в светлую (одежду), дабы я со дерзновением Непостыдно сопричтен был к десным овцам И с ними славил Тебя во веки веков. Аминь.

Гимн ХХХII

Здесь Отец с изумлением рассказывает о том, как он видел Бога, подобно апостолам Стефану и Павлу.

Что это за новое чудо, которое и ныне бывает? Бог и ныне желает быть видимым для грешников — Тот, Кто некогда, сокрывшись, восшел горе и возсел на небесах на Отчем престоле. Ибо Он скрылся от взоров Божественных Апостолов, и после того один только Стефан, как мы слышали, видел отверзшияся небеса и сказал тогда: я вижу Сына, стоящаго одесную славы Отца (Деян. 7:55—56), и тут же, как изрекший хулу, был побит камнями самими законоучителями; и (хотя) умер по закону природы, но (пребывает) живым во веки. Однако он именно был Апостолом, весь освящен был и преисполнен Всесвятаго Духа. С другой стороны то было начало проповеди, (когда) было множество неверных, которые, уверовав во Христа чрез Апостолов, получали благодать, которая есть дар веры. Но что ныне значит это необычайное дело, которое во мне происходит? что бы могло значить то страшное и изумительное (явление), которое совершается ныне? что это за образ человеколюбия, являемый теперь? необычайное богатство благости? иной источник милости, гораздо более (обильный), чем существовавшие древле? Ибо многие были помилованы Божественным человеколюбием, но они и сами привносили нечто свое: веру и другия добродетели и благоприятныя деяния. Я же, помышляя о том, что лишен всего этого, ужасаюсь и не могу сносить того, что во мне блудном от утробы (матери) соделывает Бог, (одним) словом создавший всю тварь. Если я страшусь даже помыслить о том, то как опишу то словесно? (Ибо какая рука послужит этому делу? какая трость начертит?) какое слово могло бы выразить, какой язык высказать, какия уста изрекут то, что видится во мне происходящим и совершающимся целый день? Ибо и в самой ночи и в самой тьме я с трепетом вижу Христа, Который отверзает мне небеса, Сам склоняется (оттуда) и видится мне вместе с Отцом и Духом — Светом трисвятым. (Итак) один в трех, и в одном три (именно Свет есть, конечно, и один Свет — три), Свет, Который озаряет душу мою светлее солнца и просвещает мой омраченный ум. Ведь если бы ум мой видел, то видел бы от начала. Но, поверьте, я был слеп и не видел, и потому чудо тем более меня изумляет, когда Он и око ума моего как–то отверзает и как–то дает видеть, и (Сам) есть видимый? Ибо Сам Он светом во свете является видящим; и наоборот видящие во свете Его видят, ибо видящие видят во свете Духа; и видящие в Нем созерцают и Сына. А кто удостоился видеть Сына, тот видит (также и) Отца. Созерцающий же Отца видит Его, конечно, с Сыном, что и ныне, как сказано, во мне совершается. Я и недомысленное несколько уразумеваю и, поражаясь великим изумлением и одержимый страхом, созерцаю ныне вдали те красоты, которые незримы по причине неприступнаго света и нестерпимой славы.

Между тем я вижу одну только каплю из океана, но как в капле обнаруживается вся (совокупность) вод, какого оне качества и вида, как по краю каймы (видна) вся ткань, или как говорят, по когтям (видно) зверя, (что) лев; так и я, объемля целое в малом, вижу Самого Христа и Бога моего и поклоняюсь Ему. Некоторым же утешением для ума моего служило (уже) то, что я, дабы не быть опаленным и сожженным, «яко воск от (лица) огня», по слову пророка (Пс. 67:3), находился вдали от неприступнаго огня и стоял среди тьмы, окутанный ею; поэтому, выглядывая, как бы чрез малую скважину, я ощущал головокружение. Живя в этой (тьме) и занимая (ею) ум, а думая, что я словно смотрю на небо, и трепеща, чтобы (огонь), приблизившись более, не пожрал меня, я обрел Того самаго, Кого видел вдали, Кого видел и Стефан в отверзтых небесах, и (Кого) опять Павел увидев впоследствии, был ослеплен (Деян. 9:8),  (Его–то) всего поистине, как огонь, я обрел в глубине своего сердца. Итак, пораженный чудом и сильно трепеща, я пришел в изступление, весь разслабев и сделавшись совершенно безпомощным. И не вынося нестерпимой славы, в ночь этих ощущений, я обратился в бегство, и подавленный помыслами, скрылся в них, как бы войдя в гроб, и привалив вместо камня это тягчайшее тело, я покрылся (им) и скрылся в своем мнении от Вездесущаго, от Того, Кто некогда воскресил меня мертваго и погребеннаго. Ибо, трепеща и не в состоянии будучи видеть Его славу, я предпочел войти и пребывать в могиле (и обитать с мертвыми, живя и сам в могиле), нежели быть сожженным и совершенно погибнуть. Сидя там, мне блудному должно, конечно, безпрестанно рыдать и плакать о том, что я потерял Возлюбленнаго и сделался лежащим в могиле. Но, живя под землею, (как) мертвый и камнем покрытый, я нашел жизнь в Самом Боге — жизни Подателе, Которому подобает слава и честь ныне и во веки.

Гимн XXXIII

Благодарение Богу за бывшия от Него благодеяния; и просьба научить, ради чего соделавшимся совершенными попускается (терпеть) искушения от бесов; и об отрекающихся от мира — наставление, изреченное от (лица) Божия.

Ты, создавший меня, Боже мой, знаешь нищету мою, ведаешь сиротство, знаешь одиночество, видишь немощь мою, и безсилие мое не неведомо (говорю) Тебе, но Ты видишь и знаешь все. Воззри на сердце смиренное и сокрушенное, воззри на меня, в отчаянии приближающагося к Тебе, Боже мой, и подай свыше благодать Твою, подай Духа Твоего Божественнаго, подай Утешителя, пошли, Спасе, как обещал Ты, ниспошли и мне ныне, седящему в горнице, поистине, Владыко, превыше всех земных вещей и вне всего мира, ищущему Тебя и чающему Духа Твоего. Итак, не медли, Благоутробне, не презри (меня), Милостиве, не забуди ищущаго Тебя с жаждущей душою, не лиши жизни недостойнаго ея, не возгнушайся и не оставь меня, Боже. (В качестве) ходатая я представляю благоутробие Твое, предлагаю милосердие и приношу Тебе человеколюбие Твое. Я не понес трудов, не соделал дел правды, никогда не сохранил ни одной из Твоих заповедей; но блудно провел всю свою жизнь. Однако Ты не презрел меня, но Сам, взыскав, обрел (меня), возвратил заблудшаго от пути заблуждения, и возложив, Христе, на пречистыя Твои плечи, чрез свет благодати Твоей понес меня, Милостиве, совершенно не дав мне почувствовать утомления; но, как бы упокоевающемуся на колеснице, дал мне легко пройти по неровным путям, доколе не возвратил в ограду овец Твоих и не присоединил и учинил с рабами Твоими. Проповедуя милосердие Твое, восхваляю благоутробие и с благодарением дивлюсь богатству благости Твоей. Но будучи, как сказано, призван Тобою, Боже мой, и являясь ныне всецело, как полагаю, рабом (Твоим), (устремленный к свету и прилепившийся к Тебе, объятый желанием к Тебе и связанный любовию, я недоумеваю, изумляюсь и не могу понять, почему скорбь (и теперь) касается жалкой души моей, отчего вкрадывается печаль и всего меня волнует, почему скорбь о земном лишает меня Твоей сладости, Боже мой, и разлучает от радости. Зачем Ты, Блаже, оставляешь меня, столь (глубоко) падшаго и согрешившаго, или чем прогневавшаго Тебя более, Христе мой, чтобы я еще сильнее печалился, чем прежде, когда душа моя была одержима страстями? Скажи и научи меня ныне глубине судеб Твоих, скажи, Владыко, и не возгнушайся меня говорящаго, (хотя) и недостоин я, — Ты некогда разделявший трапезу с грешниками и блудницами и свечерявший с блудниками и мытарями. На это Владыка мой ответил и сказал:

Взяв тебя на руки, как младенца, Я унес тебя от мира; ты знаешь, конечно, о чем Я говорю. Я всего тебя со всеми членами пеленал и вскармливал молоком, превосходящим (всякую) пищу и питье, ибо (дела) Мои совершенно неизреченны и неизъяснимы. Я отдал тебя воспитателю (ты знаешь, о ком говорю Я), и он усердно ухаживал за тобою, как за малым мальчиком, растущим с часу на час, и как должно воспитал. (Потом) ты сделался уже отроком, а также, разумеется, и юношей; но тебе самому не безведомо, как Я всегда был с тобою, совозрастал в тебе и (отовсюду) покрывал Тебя, доколе ты благополучно не миновал всех возрастов. Итак, будучи ныне не маловозрастным, но напротив сделавшись поистине мужем совершенным и склоняясь уже к старости, как ты хочешь, чтобы и теперь тебя держали на руках, как ребенка? как просишь, чтобы тебя снова пеленали и носили? как (хочешь) питаться молоком и находиться под пестуном? не краснеешь ли ты, говоря это, скажи Мне? Будучи мужем, сам служи другим и воспитывай, заботясь обо всем, что (служит) к их возрастанию. Врагам сопротивляйся, и будучи поражаем, и (сам) поражай. Ты понимаешь, о каких врагах говорю Я тебе — о полчищах бесов. Начинай бить (их) безпощадно; падая, снова вставай, и на стрелы (противников) взаимно отвечай стрелами, не щадя стреляющих и злоумышляющих против тебя. Но когда они (пытаются) уязвить тебя отчаянием, сами пусть будут уязвлены (твоею) надеждою, как бы пущенною тобою (стрелою). Биющие тебя гневом, как кулаками, и возбуждающие к ярости, будучи поражаемы в лицо твоею кротостию, пусть будут отброшены далеко прочь от твоего жилища. Ведь разве ты, как сказал Я, ребенок или мальчик? разве душа твоя и ныне безсильна? разве ум твой и ныне слаб для сопротивлений? Ты умеешь и убегать от врагов и напротив побеждать их. Ибо ты, и сражаясь, имеешь Меня помощником и защитником, и в бегстве находишь во Мне крепкий и державный покров. О чем же из земных вещей ты печалишься? о какой из них, скажи Мне? — о золоте, или серебре, или о драгоценных камнях? но что светлее Меня? или что сияет яснее? или какой камень, как Я, совершенно неоценим? Не лишение ли имений, или нужда в хлебе, или недостаток в вине совершенно смущают тебя? И какой есть иной рай, кроме Меня? или земля дольних и преходящих (вещей) подобна земле кротких? А какой хлеб или (какое) вино в мире можно изготовить (такие), как благодать Моя, как Божественный Дух, как хлеб жизни, который, (то есть) тело и кровь Мою, Я подаю ядущим Меня с чистым сердцем, несомненною верою, со страхом и трепетом, и пиющим умно и чувственно? Какая утеха, какая радость, какая слава на земле, скажи Мне, больше того, чем видеть Меня одного, чем созерцать Меня одного, как бы в зеркале и гадании, и видеть одно только сияние славы Моей и чрез него научаться этому и большему того, (чем) точно знать, что Я — Бог и Создатель всего, и разуметь, что человек, седящий в глубочайшем рве, примирен со Мною, и превзойдя чин наемника и рабский страх, непосредственно, как друг с другом, беседовать со Мною, без труда служа Мне, с любовию угождая и приближаясь ко Мне чрез послушание заповедям.

Я говорю не (о деяниях) тех, которые наемнически служат Мне и рабски опять же приходят ко Мне, но о деяниях друзей, знаемых и сынов Моих, каковыя, запиши кратко, суть следующия: считать себя ничтожнее всех в мире, поистине худшим не только сподвижников и мирских людей, но (даже) и язычников, незначительное нарушение одной малейшей заповеди считать отпадением от жизни вечной, на малых детей смотреть, как на совершенных мужей, и (почитать) и кланяться (им), как (людям) знаменитым, слепым также отдавать честь, потому что Я вижу действия всех людей. Ради Меня и это (также) делать, что опять запиши: совершенно не иметь в сердце против кого–либо даже легкаго возбуждения или малаго подозрения, из сострадания молиться от души и со скорбию сердца за всех согрешающих против тебя, равно и против Меня отваживающихся на то же, со слезами прося об их обращении, вместе с тем благословлять проклинающих тебя и хвалить постоянно злословящих тебя по зависти, обижающих считать как бы благодетелями, об упрямых же и не повинующихся тебе плакать и безпрестанно рыдать, как о совершенно отвергающихся Меня — своего Владыки, не переставая (однако) увещевать их. Ибо «приемляй вас Мене приемлет», сказал Я (Мф. 10:40); и «слушаяй вас Мене слушает», конечно (Лук. 10:16). Кто же не внимает со трепетом словам и увещаниям вашим и не исполняет их (даже) до смерти, тот не приобщится и Моей вечной славы, не будет учинен со Мною, распятым на кресте и бывшим послушным Отцу (даже) до смерти, таковой не будет поставлен одесную и не сделается сонаследником тех, которые сами себя распяли. Впрочем, не переставай увещевать их, не переставай оплакивать, не переставай искать спасения их, чтобы если они послушают (тебя) и обратятся, ты имел их, как братий, приобретя (в лице их) члены свои, и привел бы их (ко Мне, как) послушных и сродных, дабы и Я чрез тебя воспринял их и прославил, и с тобою, как дар, принес ко отцу Моему. Если же они не отрекутся своей воли и не презрят душ своих, как сказал Я, если не сделаются мертвыми для своих желаний, живя в этой жизни по твоей воле и чрез твою волу исполняя Мою; то (и тогда) ты не потеряешь своей награды и не лишишься ея, но вместо одной Я воздам тебе двойную награду, так как хотя они и не слушали тебя, ты (однако) не перестал говорить, но скорее (согласился) быть ненавидимым, отвергаемым и презираемым ими, как и Я некогда был и ныне есмь ненавидим ими и им подобными.

Чрез такия дела Я желаю, чтобы Мне служили; чрез такия и им подобныя и ты старайся угождать Мне, ибо Я весьма радуюсь им. Не желай лучше быть праздным и отнюдь не предпочитай чего–либо другого в мире пользе души своей. Ибо какую пользу получит тот, кто приобретет мир, или находящихся в нем наставит и научит, и всех спасет, если сам не спасется? Итак, кто это, или каким образом, спасая других, не спасет, но погубит, несчастный, душу свою? — Тот, кто разоряет заповедь Мою — Владыки всех и, как бы попирая и обходя ее, нарушает законы Мои и преступает повеления. Находясь вне двора заповедей (Моих) и вне ограды их, если он и спасет мир и живущих в мире, то (и тогда) будет чужд Мне и далек от овец Моих, в особенности же как разоривший ограду двора и давший овцам выход не через единственную дверь, а зверям — неправый вход; он понесет невыразимое мучение за всех овец и будет разсечен надвое, и (преданный) огню и тартару, будет, несчастный, добычею червей. Ибо это сказал Отец чрез Сына, и изрек Дух, Который есть уста Владыки. Ангелы, услышав, восхвалили (непрестанными гласами, праведники, присоединились) и сказали: праведен суд Твой и незазорно решение, ибо безпристрастно судил Ты, о Боже всемилостивый. В самом деле как всецело явится Твоим сонаследником и сообщником тот, кто не оставил своей воли и (воли) того, кто заменяет лицо Твое, как Твоей Владычней, не предпочел и не соблюл неприкосновенно, как Сам Ты, Милостиве, соблюл (волю) Отца Твоего, в особенности же кто обещался до смерти ни в чем не творить своей воли, не прилепляться и не предпочитать плоти и крови, то есть сродства и естественных связей, (врожденной) любви, (снова) связывающей находящихся на земле с тем, от чего они отреклись, и всецело обращающей их вспять?

Мученики возгласили: поистине праведный суд. Ибо когда кто охотно предал себя на мученичество, тот отнюдь не должен даже на краткое (время) внимать голосу сродников, жены и детей, которые, придя, (начинают) с плачем говорить следующее: не жаль ли тебе детей своих? и ты, безсердечный, не пожалеешь вдовства жены своей? ни нищета их не приклоняет тебя к состраданию? и о погибели их ты не подумаешь и не пожалеешь? Итак, оставляя (детей) сирыми, странниками и нищими и жену свою вдовою, ты предпочитаешь спасти себя одного? и как же ты не будешь осужден более, чем убийца, так как, оставив всех нас на погибель, ты ищешь спасения только своей души? — К (таким) воплям (говорю) он совершенно не (должен) приклонять слуха и (даже) за дары убегать от уз и затвора или, чрез отречение от Тебя, Христе, освобождать себя от них; как умерший уже, (он должен) оставаться в испытаниях и пребывать в заключении, голоде и жажде, не вспоминая о своих вещах и имениях и не позволяя уму своему, если возможно, даже на краткое (время) удаляться из заключения, но, созерцая в нем Тебя, Владыко всех; и чрез созерцание (безпрестанно) устремляя к Тебе мысли, (даже) до смерти твердо держаться одной любви к Тебе. А на тех и смотреть даже совершенно не должен он, которые, уклоняясь и отвергаясь Тебя, возвращаются на первую блевотину, к прежним действиям, к заботам о земных вещах, о жене и детях, и не под каким предлогом не связываться этим, ибо он не владеет уже более своею душою. Поэтому многие рабы Твои, когда Ты отверзал заключения их и совершенно разрешал телесныя узы, отнюдь не хотели уходить прочь и бежать; но оставались, будучи как бы связанными. Так и ныне, Спасителю, есть в мире такие, которые, отрекаясь мира и вместе с тем всех сродников, друзей и прочих (людей) и всех вещей в мире, а прежде всего этого своей воли, совершенно не имеют уже более власти над собою, но хотя и не бывают возбраняемы игуменами (пользоваться ею), однако должны хранить договор с Тобою — Владыкой. Ибо не людям, но Богу они обещались хранить послушание и покорность к игуменам и ко всем вместе с ними подвизающимся в обители братиям. Поэтому они должны жить в монастыре, как бы на уединенном острове, находящемся среди моря, считая, что весь мир стал для них совершенно недоступным, словно вокруг всего монастыря их утверждена великая пропасть, так что ни находящиеся в мире не (могут) перейти в монастырь, ни живущие на острове — переправиться к тем, которые — там, и, с пристрастием глядя (на них), удерживать в сердце или в уме воспоминания о них; но, как мертвые к мертвым, они, и обладая чувством, должны относиться к ним без ощущения, делаясь (таким образом) поистине как бы добровольно закланными агнцами.

Услышав эти всесвятыя слова мучеников, исполненныя вожделения и любви ко Владыке, Херувимы восхвалили (Господа) и в страхе сказали: слава Тебе, Царю, слава Тебе, Всемилостиве, показавший на земле мучеников без тираннов (и гонителей), которые чрез одну любовь к Тебе ежечасно предают себя на мучения. Поистине, сказал опять Отец чрез Сына и (привосокупил) Дух, (любящие Бога всем сердцем и) постоянно пребывающие (в любви к Нему одному) и ежечасно умирающие своею волею — эти суть и искренние друзья (Мои) и сонаследники, они — и мученики по одному произволению, без скобления, без виселиц, костров и котлов, без сожигания огнем и разсекания мечами. На это премирные чины все вместе с ликованием воскликнули: праведен суд Твой, Всемилостиве; да напишется он и да запечатлеется ныне и во веки.

Гимн XXXIV

Что значит выражение «по образу», и справедливо человек признается образом Божиим. И о том, что любящий врагов, как благодетелей, является подражателем Бога, а потому, соделавшись причастником Духа Святаго, он бывает Богом по усыновлению и по благодати, будучи познаваем одними теми, в которых действует (тот же) Дух Святый.

Слава, пение, хвала и благодарение приведшему всю тварь из небытия в бытие, одним словом и волею Своею, Богу всяческих, в Троице ипостасей и во едином существе поклоняемому. Ибо един Бог — Троица Святая, пресущественная сущность, единая в трех лицах и трех ипостасях, неразлучных и нераздельных, одно естество, одна слава, одна сила и одна также воля. Она одна (есть) Творительница всего. Она, образовав всего меня из глины и дав душу, поселила меня на земле и дала смотреть на свет, а в нем видеть и этот чувственный мир, солнце, луну, говорю, звезды, небо и землю, море и все, что есть среди них. Она дала мне и ум и слово. Но будь внимателен к (нашему) слову. Итак, по образу Слова нам дано слово (то есть разум), ибо словесные — от Слова, безначальнаго, несозданнаго, неуловимаго и Бога моего. Поистине по образу (Его) душа всякаго человека — словесный образ Слова. Каким образом? — скажи мне и научи меня. Внимай самому слову. Бог Слово от Бога и совечен Отцу и Духу. Таким же образом и душа моя является по образу Его. Ибо, обладая умом и словом, она имеет их по существу нераздельными и неслиянными, равно и единосущными. Эти три суть одно в соединении, но вместе и в разделении, будучи всегда и соединены и разделены, (ибо они соединяются неслиянно и разделяются нераздельно). Если ты удалишь одно из трех, то вместе удалишь, конечно, и всех. Ибо душа неразумная и безсловесная равна будет (душе) безсловесных; но и без души не может существовать ни ум, ни слово. Итак, по образу точно также помышляй и о Первообразе. Без Духа не будет ни Отца, ни Слова Его. Отец же есть Дух, и Сын Его — Дух, хотя Он и облекся в плоть; и обратно, Дух есть Бог, ибо по естеству и по существу оба они суть едино, подобно тому как ум, душа и слово. Но Отец [однакож] неизреченно родил Слово. И подобно тому как ум — от души моей, лучше же в душе моей, так и Дух от Отца, лучше же в Отце и пребывает и исходит (от Него) неизъяснимым образом. И опять подобно тому как ум мой всегда рождает слово, произнося и испуская (его) и делая известным для всех, однако не отделяется от него, но и рождает слово и внутри его содержит; так, разумей, и Отец родил Слово, потому что Он вечно рождает; от Сына же никоим образом не отделяется Отец Его, но видится в Сыне, и Сын в Нем пребывает.

Этот верный образ, хотя он и не ясен, показало (и изобразило) наше слово; но ты никогда его не увидишь и не уразумеешь, если прежде не очистишь свой образ и не омоешь от скверны, если не извлечешь его, засыпаннаго страстями, и не отрешь совершенно, и не разоблачишь также, и не убелишь, как снег. Когда же сделаешь это, хорошо себя очистив, и станешь совершенным образом, то Первообраза (еще) не увидишь и не уразумеешь, если Он не откроется Тебе чрез Духа Святаго, ибо всему научает Дух, в неизреченном свете сияющий. (Насколько возможно уразуметь мысленное), Он умно покажет тебе все мысленное, насколько можешь ты видеть, насколько доступно для человека, по мере душевнаго очищения твоего; и ты уподобишься Богу тщательным подражанием делами: целомудрием и мужеством, но (вместе с тем) и человеколюбием, терпением искушений и любовию ко врагам. Ибо в том и состоит человеколюбие, чтобы ты благодетельствовал врагам и любил их, как друзей и как истинных благодетелей, чтобы молился за всех обижающих тебя и имел сердечную любовь равно ко всем, и добрым и злым, и за всех повседневно полагал душу свою, за спасение, говорю, быть может, одного или, если возможно, то и всех.

Это соделает тебя, чадо, подражателем Владыки и покажет истинным образом Создателя, подражателем во всем Божественному совершенству. Создатель же — внимай, о чем я буду говорить тебе — пошлет тогда (тебе) Божественнаго Духа (не другую душу, отличную от той, которую ты имеешь, но) вдохнет в тебя, говорю, Духа от Бога, и Он вселится и будет существенно обитать, и просветит, и сделает светлым, и всего (тебя) переплавит, тленное обезтленив и вновь переплавив, говорю, обветшавшую храмину души твоей. Вместе с нею Он и все тело (твое) совершенно обезтленит и соделает тебя Богом по благодати, подобным Первообразу. О чудо! о таинство — неведомое для всех одержимых страстями: неведомое сластолюбцам, неведомое славолюбцам, неведомое гордым, поистине неведомое гневливым, неведомое злопамятным, неведомое плотолюбцам, неведомое сребролюбцам, неведомое завистливым, неведомое всем злоязычным, неведомое лицемерам, неведомое чревоугодникам, неведомое тайноядцам, пьяницам и блудникам, неведомое празднословам, неведомое сквернословам, неведомое безпечным, неведомое ленивым, неведомое нерадящим о ежечасном покаянии, неведомое не плачущим постоянно и повседневно, неведомое непокорным, неведомое прекословам (неведомое живущим в свое удовольствие и по своим правилам, неведомое мнящимся быти нечто, когда они — ничто (Галат. 6:3), неведомое величающимся и радующимся высокому росту или крепости тела, красоте или какому бы то ни было иному украшению, неведомое не взыскавшим чистоты сердца), неведомое не просящим с теплотою сердечною и с пламенною ревностию восприятия Божественнаго Духа, неведомое не верующим, что Он и ныне подается желающим и ищущим воспринять Божественнаго Духа, ибо неверие не допускает и отгоняет Божественнаго Духа. Кто не верует, тот и не просит, не просящий не воспринимает, а кто не воспринял (Духа Святаго), тот мертв; о мертвом же кто не восплачет, так как он, будучи мертв, думает, что жив? Мертвые мертвых никоим образом, конечно, не могут ни видеть, ни оплакивать; живые же, видя их, оплакивают. Ибо они видят необычайное диво: умерщвленных — живыми и даже ходящими, слепых — мнящих, что они видят, и поистине глухих — думающих, что они прекрасно слышат. Но живут ведь они, и видят, и слышат, как скоты, мыслят, как неразумные, с чувством безчувственным, в умерщвленной жизни. Ибо можно жить и не живому, можно и зрячему не видеть, и слышащему не слышать.

Как же это, скажи мне? — скоро скажу. Те, которые живут по плоти, те, которые смотрят [только] на здешние (предметы) и слушают Божественные глаголы одними только плотскими ушами, — все они по Духу глухие, слепые и мертвые. Ибо они совершенно не от Бога родились, чтобы (могли) и жить; да и Духа они не восприняли, ни очами не прозрели, ни Божественнаго Света не видели; а так как Он (ничуть) не сотворенный, то они остались и совершенно глухими. Как же, скажи мне, таковые называются христианами? — Послушай Божественнаго Павла, ясно раскрывающаго тебе это, лучше же Христа говорящаго: первый человек от земли создан, конечно, перстным, второй же человек с небес сошел (I Кор. 15:47). Внимай сказанному. Итак, каков первый, перстный, (таковыми) все и рождаются от него — перстными. А каков Христос, небесный Владыка, (таковыми) — небесными (являются) и все уверовавшие в Него (I Кор. 15:48), свыше родившиеся и крестившиеся также Духом Всесвятым. Божествен — родивший и воистину Бог, таковы и рождающиеся от Него, от Бога Боги по усыновлению «и сынове Вышняго вси» (Псал. 81:6), как говорят Божественныя уста. Слышал ли слова Бога? слышал ли, как Он различает верных от прочих? как Он дал рабам Своим знак и примету, чтобы они не обольщались речами чуждых учителей? Первый, говорит, от земли, так как он создан перстным, второй же человек, Владыка всех, сошел с небес. Первый своим преступлением для всех людей сделался причиною смерти и тления. Второй даровал миру, да и ныне всем верным подает свет, жизнь и нетление. Слышал ли, что говорит тебе таинник небесных (вещей). Слышал ли Христа, говорящаго чрез него и научающаго людей, каковы уверовавшие в Него и показывающие веру от дел? Итак, после этого (нисколько) не сомневайся, если ты христианин, что каков Христос небесный, таковым и ты именно должен быть. Не будучи же таковым, как станешь ты называться христианином? Ибо если каков Владыка, (то есть) небесный, таковы, говорит, и уверовавшие в Него, совершенно небесные (разумеется); то мудрствующие о мирском и живущие по плоти — не от Бога Слова, свыше нисшедшаго, но, конечно, от перстнаго человека, из земли образованнаго. Так мудрствуй, так будь (настроен), так веруй и ищи того, чтобы и тебе стать таковым — небесным, как сказал пришедший с небес и дающий жизнь миру. Он есть хлеб, нисходящий оттуда; ядущие его отнюдь никогда не увидят смерти (Иоан. 6:33; 50—51). Ибо, будучи небесными, они вечно, конечно, пребудут совлекшимися тления, отрясшими смерть, облекшимися же в нетление и прилепившимися к жизни; так как они делаются безсмертными и нетленными, то поэтому и называются небесными. Ибо кто от века, из сынов, говорю, Адамовых, назван был таковым, прежде чем не сошел с небес Владыка всех небесных и земных? Он воспринял плоть нашу и дал (нам) Божественнаго Духа, как мы многократно говорили, и этот–то (Дух), как Бог, все и подает нам. Что же это все? — то, о чем я неоднократно говорил, да и теперь скажу.

Он [Дух] бывает как бы Божественною и световиднейшею купелию; найдя достойных, Он всецело объемлет их (и заключает) внутри. Но как я изреку это, как опять достойным образом выскажу то, что бывает? Дай мне слово Ты, даровавший мне душу, Боже мой. (Итак), кого Божественный Дух воспримет внутрь Себя, тех Он, как Бог, всецело возсозидает, возобновляет и чудным образом делает новою тварью. Как и каким образом? — Подобно тому как огонь не перенимает от железа черноты, но сообщает ему все, что сам имеет, так и Божественный Дух, совершенно не приобщаясь их нечистоты, как нетленный и безсмертный, уделяет (им) нетление и безсмертие. Будучи светом незаходимым, Он соделывает светом всех, в ком вселится; являясь жизнию, Он всем им подает жизнь. Как соестественный Христу и единосущный также, как единославный и соединенный с Ним, Он и их (также) соделывает совершенно подобными Христу. Ибо Владыка не завидует тому, чтобы смертные чрез Божественную благодать являлись равными Ему, и не считает (Своих) рабов недостойными уподобиться Ему; но утешается и радуется, когда видит нас, происшедших от людей, таковыми по благодати, каковым Он был и есть по естеству. Так как Он благодетель, то хочет, чтобы и мы были таковыми, каков и Он. Ибо если мы не таковы, не в точности подобны Ему, то как соединимся с Ним, как сказал Он? как пребудем в Нем, не будучи таковыми? и как Он в нас пребудет, если мы не подобны Ему? Итак, точно зная это, потщитесь воспринять Божественнаго Духа от Бога, дабы вам сделаться таковыми, каких показало это слово, — небесными и Божественными, как сказал Владыка, дабы и царства небеснаго наследниками соделаться на веки. Если же вы не будете или не сделаетесь здесь таковыми, небесными, как сказал я, то как думаете обитать с Ним на небе? как (думаете) войти в царствие с небожителями, и воцариться и сопребывать с Царем всех и Владыкою? Итак, ревностно подвизайтесь все, дабы сподобиться нам быть внутри царства небеснаго и соцарствовать со Христом, Владыкою всех, Которому подобает всякая слава со Отцом и Св. Духом во веки веков. Аминь.

Гимн XXXV

Просительная и вместе благодарственная молитва (св. Отца) к Богу за излитыя на него (благодеяния).

Дай мне, Господи, разумение, дай мне ведение, научи и меня, Господи, творить Твои заповеди. Хотя и согрешил я, как человек, и даже более, чем человек, как Ты знаешь, но Ты по свойственному Тебе, Боже мой, благоутробию помиловал меня нищаго и сираго в мире и соделал, Владыко, то, что одному Тебе ведомо. Отделив и восприняв меня, Благоутробне, от отца и братьев, сродников и друзей, от земли происхождения и родительскаго дома моего, как бы из мрачнаго Египта и преисподних ада (ибо так Ты дал мне худому рабу Твоему помышлять о них и говорить с разумением), и держа Твоею страшною рукою, Ты привел меня к тому, кому благоволил стать отцом моим (на земле), и повергнул к стопам и объятиям его. А он привел меня к Отцу Твоему, Христе мой, и чрез Духа к Тебе, о Троица — Боже мой! Когда я с плачем, подобно блудному (сыну), припал (к Тебе), Слове, — как Сам Ты знаешь, так как Ты научил меня, — то Ты и меня (также) не счел недостойным назвать Твоим сыном. О недостойныя и нечистыя уста! о бедный словами язык, затрудняющийся славословить Тебя и благодарить и повествовать о Твоих благодеяниях, которыя Ты сотворил со мною сирым и странным, странником на земле! ибо Твои (суть) странники мира. А что Твое и Твоих, того ни очи не видят, ни язык не может изречь, ни мир — вместить. Поэтому, Владыко, и ненавидит нас мир, гонит, злословит, завидует, неистовствует, убивает и на все способен против нас, когда попадает на таковых. Мы же, по благоволению Твоему смиренные рабы Твои, в немощи — сильны, в бедности богаты и во всякой скорби радуемся, будучи вне мира. Мы — с Тобою, Владыко, тела же (наши) удерживает мир. Итак, обольщается он — слепой, удерживая одно брение, так как и его не приобретет он, ибо при последней трубе (I Кор. 15:52) Ты сделаешь, как обещал, и его духовным, и тогда он один с единомысленными и слепыми миролюбцами своими приобретет собственное зло.

Гимн ХХХVI

Богословие о единстве во всем триипостаснаго Божества; и как (св. Отец), смиряя себя, (этим исповеданием) посрамляет самомнение мнящих о себе, что они нечто.

Каким образом, Боже мой, страсти, которыя Ты некогда истребил во мне, снова оживают и наполняют меня мраком и скорбию? страсти (говорю) ярости и гнева, от которых во мне происходит парение и помрачение в голове моей, и которыя ослепляют мои умныя очи. Ибо они, увы мне, как бы принуждены бывают закрываться и смежаться, и я лишаюсь Тебя — Света, котораго всякий желает, но немногие взыскуют, даже из тех, которые удостоились приобщиться Твоих неизреченных (откровений), и вещественно с неизреченным чувством причаститься (Твоих) страшных и для всех несказанных таинств, и познать невидимую среди видимаго славу и необычайное таинство, в мире соделанное (только очень немного таких, как я хорошо знаю, которые пришли в ясное созерцание этого), таинство, соделанное Тем, Кто был в начале, прежде всех веков от Отца со Духом — Сыном Божиим и Словом, Светом тройственным в едином и едином в трех. Ибо оба суть один свет, Отец, Сын и Дух, существующий нераздельно в трех неслиянных лицах, которыя однако соединены по Божественному естеству, а также началу, славе, силе и воле. Ибо три видятся мне, как бы на одном лице два прекрасных ока, исполненных света. Каким образом, скажи мне, очи без лица могут смотреть? а лицо без очей не должно, конечно, (и лицом) называться, ибо оно лишается главнейшаго, или лучше сказать всего. Ведь если солнце лишится красоты света, то прежде (всего) само погибнет, а потом и вся тварь, которой определено получать от него освещение и зрение. Так и Бог среди мысленных (вещей) если бы лишился одного, Сына или Духа, то Он не будет более Отцом; даже и живым бы Он не был, отвергнув Духа, от Котораго всем подается жизнь и бытие. Итак, да почтит всякая поистине разумная природа (естество), какая (есть) под солнцем, да и какая над ним, Естество триипостасное, совершенно неизъяснимое. Ибо ни имени Бога, ни естества, ни вида, ни образа, ни ипостаси никто из людей не познал, чтобы изречь и описать и сообщить прочим. Но подобно тому как сияющее солнце, заходя за тучи, ни само не бывает видно, ни полным светом не светит, но испускает находящимся на земле неясный свет; таким же образом помышляй и о Боге, что (когда) Он скрывается от нас, всех нас содержит великая и густая тьма. Но более дивное усматривай, конечно, (вот) здесь: ибо свет Божий не умаляется, как (свет) солнца, но светит везде и все освещает; и (однако) я, (находясь) среди всего, одержим бываю тьмою и лишаюсь сотворившаго меня Света. Кто поэтому не восплачет обо мне и не возрыдает? кто не воздохнет обо мне и не прослезится, что [в то время как] Бог везде и во всем пребывает и Сам весь свет есть, в котором вовсе нет ни тени перемены (Иак. 1:17), ни наступления ночи, ни тьма совершенно не бывает (для него) препятствием, но (который) разлит во всем и неприступно сияет, и достойным видим бывает, (как) приступный и уловимый, с одной стороны, немного, как мы сказали, по сравнению со всем сиянием и самим Солнцем, когда Оно все возсияет, с другой же — много по отношению к самим седящим во тьме, так как они удостоились увидеть малый свет; я же [между тем] несчастный предпочитаю тьму и, заботясь о том, что во тьме, увеличиваю мрак, и он еще плотнее облагает мою презренную душу. От него питаются и оживают во мне страсти, и происходят во мне (звери, и раждаются) драконы, гады и змеи, всегда возмущающие части души моей. Ибо меня угрызает пустая и суетная слава, вонзая зубы в мое сердце; за нею на меня изнемогшаго и совершенно обезсилевшаго возстали свирепые псы, множество (диких) зверей, и найдя меня лежащим, сожрали меня. Ибо наслаждения и похвалы (человеческия) разстроили мозг и нервы, отняв у меня бодрость и крепость души моей. Увы мне! как я опишу все? — самомнение и леность, как разбойников напавших на меня, (чувственное) удовольствие и заботу нравиться людям, которыя, таща в противныя стороны, расхитили у меня: одно — целомудрие мое и трезвость, а другая — добрыя дела и Божественныя деяния, которыя, выказывая самих себя, соделали меня мертвым, оставив во мне оскверненном странное, удивительное и великое самомнение. Ибо как, скажи, не изумительно и не исполнено жалости то, что столько страстей, внезапно напав на меня, соделали меня обнаженным от всякой добродетели и мертвым? Я же наоборот, не зная себя самого и не уразумев ничего из случившагося, ставлю себя выше всех, и (считаю себя) безстрастным, и святым, и премудрым богословом, и праведником, почитаемым всеми людьми. Но и будучи хвалим, как достойный похвал, я, приглашая всех, думаю, что снискиваю (от них себе) честь. Когда же они собираются, я еще более надмеваюсь и часто оглядываюсь, быть может, кто–либо отсутствует, кто не пришел и не видит меня. И если окажется, что кто–либо пренебрег мною, то я злопамятно поношу и злословлю его, чтобы и он, услышав и не вынося моих порицаний, пришел, приветствовал меня и оказался моим сторонником, словно и он нуждается в моих молитвах и любви. И я говорю [тогда] всем прочим: и такой–то посещает (меня) и получает (мое) благословение и слушает беседы и учение мое. Увы моей глупости! Итак, как не вижу я наготы и убожества своего, не чувствую язв, не печалюсь и не плачу, и лежа в больнице, не ищу врачевания, и не призываю врачей, показывая (им) свои струпы, обнажая пред ними свои скрытыя страсти, дабы они наложили ланцеты, пластыри и прижигания, и я мужественно перенес бы (их) ради своего уврачевания? Но я напротив повседневно прилагаю (себе) язвы.

Но, о Боже мой, сжалься надо мною заблудшим и страх твой насади в сердце моем, чтобы я, благоразумно стягнув себя (спасительным страхом), бежал мира и возненавидел его. Не попусти мне, Христе, скитаться среди него, так как Тебя одного, (доселе) еще не любимаго, люблю я, и Твои только заповеди надеюсь хранить, [хотя и] весь я в страстях и не познал (еще) Тебя. Ибо кто из познавших Тебя нуждается в мирской славе? или кто из любящих Тебя более (чем Тебя) взыщет того, чтобы либо приглашать (к себе) всех, либо льстить некоторым, либо станет стараться быть другом всех людей? Этого не делал никто из истинных рабов Твоих. И потому–то скорблю и печалюсь я, Боже мой, так как вижу себя самого порабощенным этому, и ни покорится не могу, ни смириться не хочу, ни искать одной Твоей славы, чрез которую мне указывается быть верным и рабом Твоим, и благодаря которой (особенно в бедности, нищете и трудах) я могу быть выше не только вельмож, но и царей. Итак, приклонись на милость к презренной душе моей, Боже и Творче всех, благобытие мне даровавший, и дай мне истинное ведение, чтобы я благоразумно держался одних Твоих вечных благ, и славу Твою от души возлюбил и взыскал, отнюдь не заботясь о человеческой, земной (славе), дабы я соединен был с Тобою ныне и по смерти, и сподобился соцарствовать с Тобою, Христе, претерпевшим ради меня позорную смерть и исполнившим все домостроительство. И тогда я буду славнее всех смертных. Да будет (так), Господи, ныне и во веки Аминь.

Гимн ХХХVII

Учение с богословием о действиях святой любви, т. е. самого света Духа Святаго.

Кто возможет, Владыко, поведать о Тебе? Заблуждаются неведущие (Тебя), ничего совершенно не зная; Познавшие же верою Божество Твое Великим страхом одержимы бывают и ужасаются от трепета, Не зная, что сказать им (о Тебе), ибо Ты – превыше ума, И все (у Тебя) недомысленно и непостижимо: Дела, и слава Твоя, и познание Твое. Мы знаем, что Ты Бог, и свет Твой видим, Но каков Ты и какого рода — (этого) никто решительно не знает. Однако мы имеем надежду, обладаем верою И знаем ту любовь, которую Ты даровал нам, Безпредельную, неизреченную, никоим образом невместимую, Которая есть свет, свет неприступный и все совершающий. Он называется то рукою Твоею, то оком, То пресвятыми устами, то силою, то славою, То познается, (как) лицо наипрекраснейшее. Он — солнце незаходимое для высоких в Божественных (вещах), Он — звезда вечно сияющая для тех, которые не вмещают (ничего) более. Он противоположен печали, прогоняет неприязнь И совершенно истребляет сатанинскую зависть. В начале он умягчает и, очищая, утончает, Прогоняет помыслы и сокращает движения. Он сокровенно научает смиряться И отнюдь не позволяет разсеиваться и шататься. С другой стороны, он явно отделяет от мира И производит забвение всего скорбнаго в жизни. Он и многообразно питает и жажду утоляет, И силу дарует добре трудящимся. Он погашает раздражение и печаль сердечную, Совершенно не позволяя гневаться или возмущаться. (Когда) он убегает, уязвленные (им) гонятся за ним И с великою любовию от сердца ищут его. (Когда) же он возвратится, и явится, и человеколюбно возсияет, То внушает гонящимся уклоняться (от него) и смиряться; И будучи многократно взыскуем, (побуждает) удаляться от страха, Как недостойным такого блага, превосходящаго всякую тварь. О неизреченный и непостижимый дар! Ибо чего (только) не делает он и чем не бывает? Он — наслаждение и радость, кротость и мир, Милосердие неисчетное, бездна благоутробия. Он видится невидимо, вмещается невместимо И содержится в уме моем неприкосновенно и неосязаемо. Имея его, я не созерцаю, созерцая же, пока он не ушел, Стремлюсь быстро схватить (его), но он весь улетает. Недоумевая и воспламеняясь, я научаюсь просить И искать (его) с плачем и великим смирением И не думать, что сверхъестественное возможно Для моей силы или старания человеческаго, Но — для благоутробия Божия и безпредельной милости. Являясь на краткое время и скрываясь, он Одну за одной изгоняет страсти из сердца. Ибо человек не может победить страсти, Если он не придет на помощь; И опять же не все от разу изгоняет, Ибо невозможно сразу воспринять всего Духа Человеку душевному и сделаться безстрастным. Но когда он сделает все, что может: Нестяжание, безпристрастие, удаление от своих, Отсечение воли и отречение от мира, Терпение искушений, молитву и плач, Нищету и смирение, насколько есть силы у него; Тогда на краткое (время) как бы тонкий и наималейший свет, Внезапно окружив ум его, восхитит в изступление, Но, чтобы не умер он, скоро оставит (его), С такою великою быстротою, что ни помыслить, Ни вспомнить о красоте (света) невозможно увидевшему, Дабы, будучи младенцем, не вкусил он пищи мужей совершенных И тотчас не расторгся или не получил вреда, изблевав (ее). Итак, оттоле (свет) руководствует, укрепляет и наставляет; Когда мы нуждаемся в нем, он показывается и убегает; Не тогда, когда мы желаем, ибо это (дело) совершенных, Но когда мы находимся в затруднении и совершенно обезсилеваем, Он приходит на помощь, восходя издали, И дает мне почувствовать его в моем сердце. Пораженный и задыхаясь, я хочу удержать его. Но [вокруг] все — ночь. С пустыми и жалкими руками, Забывал все, я сижу и плачу, Не надеясь в другой раз таким же образом увидеть его. Когда, вдоволь наплакавшись, я хочу перестать, Тогда он, придя, таинственно касается моего темени. Я заливаюсь слезами, не зная, кто это; И [тогда] он озаряет мой ум весьма сладостным светом. Когда же узнаю я, кто это, он тотчас улетает, Оставляя во мне огонь Божественной любви к себе, Который не позволяет ни смеяться, ни смотреть на людей, Ни принимать (в себе) желания чего–либо из видимаго. Мало–по–малу чрез терпение он разгорается и раздувается, Делаясь великим пламенем, досязающим до небес. Его угашает разслабление и развлечение домашними (вещами), Ибо в начале бывает и забота о житейских (делах); Возвращает же молчание и ненависть ко всякой славе, Скитание по земле и попрание себя, подобно навозу, Ибо этим он услаждается и благоволит соприсутствовать, Научая [чрез то] всемогущему смирению. Итак, когда я стяжаваю это и делаюсь смиренным, Тогда он бывает неразлучен со мною: Беседует со мною, просвещает меня, взирает на меня, и я на него взираю. Он и в сердце моем находится и на небе пребывает. Он изъясняет мне Писания и умножает во мне знание, Он научает меня таинствам, которых я не могу изречь. Он показывает, как он восхитил меня от мира, И повелевает мне быть милосердным ко всем находящимся в мире. Итак, меня содержат стены и удерживает тело, Но я поистине, не сомневайся, нахожусь вне их. Я не ощущаю звуков и не слышу голосов. Я не боюсь смерти, ибо я превзошел и ее. Я не знаю, что такое скорбь, хотя все опечаливают меня. Удовольствия горьки для меня, все страсти бежат [от меня], И я постоянно ночью и днем вижу свет. День для меня является ночью, и ночь есть день. Я и спать не хочу, ибо это потеря для меня. Когда же меня окружат всякия беды И, казалось бы, низвергнут и преодолеют меня, Тогда я, внезапно оказываясь с ним (светом) вне всего Радостнаго и печальнаго, и мирских наслаждений, Наслаждаюсь неизреченной и Божественной радостью, Увеселяюсь красотою его, часто обнимаю его, Целую и поклоняюсь, питая великую благодарность К тем, кто дал мне (возможность) видеть то, чего я желал, И причаститься неизреченнаго света, и сделаться светом, И дара его приобщиться отселе, И стяжать Подателя всех благ, И оказаться не лишенным и дарований душевных. Кто, привлекши, направил меня к этим благам? Кто возвел меня из глубины мирской прелести? Кто отделил (меня) от отца и братий, друзей И сродников, наслаждений и радостей мира? Кто показал мне путь покаяния и плача, По которому я нашел день, не имеющий конца? (То) был Ангел, а не человек. Однако то такой человек, Который посмевается над миром и попирает дракона, Присутствия котораго трепещут демоны. Как я поведаю тебе, брате, о том, что я видел в Египте, О совершенных им чудесах и знамениях? Разскажу тебе покамест одно (вот) это, ибо всего поведать я не в силах. Он сошел и нашел меня рабом и пришельцем [в Египте]. (Иди) сюда, чадо мое — сказал он — я поведу тебя к Богу. Я же от великаго неверия ответил ему: Какое знамение ты мне покажешь, чтобы уверить меня, Что ты сам можешь освободить меня из Египта И исхитить из рук льстиваго фараона, Дабы, последовав за тобою, я не подвергся еще большей опасности? Возжги, сказал он, великий огонь, чтобы я мог войти в средину, И если я не останусь неопаленным, то не последуй мне. Слова эти поразили меня. Я сделал приказанное. Разжено было пламя, и он сам стал посредине. Целый и невредимый, он и меня (еще) приглашал. Боюсь, владыко, сказал я, (ибо) я грешник. Выйдя [из огня], он подошел ко мне и поцеловал меня. Отчего ты боишься, сказал он мне, отчего робеешь и трепещешь? Велико и страшно это чудо? — большее сего узришь. Я в ужасе, господине, сказал я, и не смею приблизиться к тебе, Не желая оказаться дерзким более огня. Ибо я вижу, что ты человек, превосходящий человека, И не дерзаю смотреть на тебя, котораго огонь устыдился. Привлекши меня ближе, он заключил меня в объятия И снова облобызал меня лобзанием святым, Сам благоухая весь благоуханием безсмертия. [После этого] я поверил и с любовию последовал за ним. Возжелав сделаться рабом его одного. Фараон держал меня (в своей власти), и страшные приставники (его) Принуждали меня заботиться о кирпичах и соломе. Я один не мог убежать, так как не имел и оружия. Моисей молил Бога оказать помощь. Христос поражает Египет десятеричными язвами. Но не покорился фараон и не освободил меня. Молится отец, и Бог внемлет (ему) И говорит рабу (Своему), чтобы он взял меня за руку, Обещая (Сам) идти вместе с нами, (Дабы) избавить (меня) от фараона и от бедствий египетских. Он вложил дерзновение в сердце мое И дал (мне) смелость не бояться фараона. Так и сделал раб Божий: Держа меня за руку, он пошел впереди меня, И таким образом мы начали совершать путь. Дай мне, Господи, по молитвам отца моего, разумение И слово, (чтобы) поведать о дивных (делах) руки Твоей, Которыя Ты соделал ради меня заблудшаго и блуднаго, Рукою раба Твоего изводя (меня) из Египта. Узнав о (моем) уходе, царь египетский Пренебрег (мною), как одним, и сам не вышел, Но послал подвластных ему рабов. Побежали они и настигли (меня) в пределах египетских, (Но) все возвратились ни с чем и разбитыми: Мечи свои изломали, стрелы повытрясли, Руки их ослабели, действуя против нас, И мы остались ни в чем невредимыми. [Пред нами] горел столп огненный, и [над нами] было облако; И мы одни проходили в чужой стране, Среди разбойников, среди великих народов и царей. (Когда) узнал и царь о поражении людей своих, То пришел в бешенство, считая великим безчестием Быть поруганным и побежденным одним человеком. Запряг он свои колесницы, поднял народ И погнался сам с большим хвастовством. Придя, он нашел меня одного лежащим от усталости; Моисей же бодрствовал и беседовал с Богом. Приказал он связать меня по рукам и ногам, И, удерживая меня чрез мнение, они покушались вязать; Я же, лежа, смеялся и, вооружившись молитвою И крестным знамением, всех их отражал. Не смея прикоснуться или приблизиться ко мне, Они, стоя кое–где поодаль, думали устрашить меня: Держа в руках огонь, они грозили сжечь меня, Поднимали громкий крик и производили шум. Дабы не хвастались они, что сделали нечто великое, Увидели они, что и я сделался светом, по молитвам отца моего, И, посрамленные, внезапно (все) вместе удалились. Вышел от Бога Моисей и, найдя меня дерзновенным, Обрадованным и трепещущим от этого чудотворения, Спросил: что случилось? Я возвестил ему все это: Что был фараон, царь египетский, Придя ныне с безчисленным народом, И не мог связать меня; хотел он сжечь меня, И все пришедшие с ним сделались пламенем, Испуская против меня огонь из уст своих; Но так как они увидели, что я сделался светом, по молитвам твоим, То превратились все в тьму; и [вот] теперь я один. Смотри — ответил мне Моисей — не будь самонадеянным, Не смотри на явное, (тем) более бойся тайнаго, Скорей! воспользуемся бегством, так Бог повелевает; И Христос вместо нас будет поборать египтян. Пойдем, господине, — сказал я, — я не разлучусь от тебя, Не преступлю твоих заповедей, но все сохраню. Аминь.

Гимн ХХХVIII

Учение с богословием, в которм (говорится) о священстве и вместе о безстрастном созерцании.

Как разскажу я, Владыко, о Твоих дивных и чудных (делах)? Как поведаю словом о глубине судеб Твоих, Которыя Ты повседневно совершаешь на нас, рабах Твоих? Как презираешь Ты безчисленное множество согрешений моих И не вменяешь, Владыко, злых деяний моих? Но милуешь и питаешь меня, Спасителю мой, просвещаешь и покрываешь, Как исполняющаго все Твои заповеди? И не только милуешь, но и более того, Сподобляешь меня предстоять пред Твоею Славою и силою и величием, И изрекая глаголы безсмертия, беседуешь со мною Немощным и презренным и недостойным жизни? Как просветляешь Ты оскверненную мою душу, Соделывая ее чистым и Божественным светом? Как делаешь светоносными мои жалкия руки, Которыя, греша, я осквернил греховными сквернами? Как изменяешь руки мои блистанием Божества Своего, Из нечистых претворяя их в святыя? Как очищаешь Ты, Христе, скверный язык мой, Соделывая меня причастником вкушения плоти Твоей? Как удостаиваешь и (Сам) меня видеть и мною быть видимым, И быть держимым руками моими, Ты — содержащий всю (вселенную), Незримый для всех небесных чинов И неприступный (даже) для Моисея, перваго во пророках? Ибо увидеть лицо Твое не сподобился ни он, Ни кто другой из людей, дабы не умереть. Итак, каким образом Тебя непостижимаго и единаго неизреченнаго, Тебя для всякаго невместимаго и для всех неприступнаго И держать, и целовать, и видеть, и вкушать, И иметь в сердце своем, Христе, сподобляюсь я, И остаюсь неопалимым, радуясь вместе и трепеща, И воспевая великое Твое, Христе, человеколюбие? Итак, как (люди) слепые и плотские, неведущие Тебя, Не чувствуя, лучше же показывая свою Болезнь и помрачение и всех благ Лишение, дерзают говорить: Какая нужда иметь человеку священство, Если он не приобретает чего–либо одного из трех: Либо пищи телесной, либо дохода золота, Либо (одной) из высоких и богатых епископских кафедр? О помрачение! о ослепление! о крайнее безумие! О большое несчастие! о великое неведение! О земныя и пустыя, суетныя слова! О дерзость! о мудрование Иуды предателя! Ибо как тот страшную Владычнюю вечерю И пречистое тело вменил в ничто, И даже лучшими счел немного сребреников; Так и эти тленное нетленному и Божественному Предпочитая, избирают душевное удавление. Скажите мне, о суетные (люди), если то знаете: Кто, стяжав Христа, станет более нуждаться в ином Каком–либо из благ настоящаго века? Кто, имея в сердце благодать Духа, Не стяжал честную Троицу, в нем обитающую, Просвещающую и Богом содевающую? Кто, сделавшись Богом по благодати (Св.) Троицы И сподобившись вышней и первой славы, Счел бы что–либо более славным (того), Чтобы литургисать и видеть высочайшее Естество, Все совершающее, неизреченное и неприступное для всех? Или пожелал бы чего–либо более блестящаго в жизни, В этой ли, помысли, кратковременной, Или в иной, согласись со мною, не имеющей конца? Если бы знал ты сокровенную глубину таинств, То не понудил бы меня говорить об этом или писать. Ибо я трепещу и боюсь, начертывая (нечто) Божественное И (как тень) изображая письменами для всех неизреченное. Если бы ты увидел Христа и получил Духа, И чрез Них обоих приведен был бы ко Отцу, То знал бы, что говорю я и о чем повествую тебе, И что велико и страшно, и превыше всякой Славы и блеска, начальства и власти, Богатства и могущества и всякаго царства — С чистою совестию сердца литургисать Чистой и святой и непорочной Троице. Не говори мне о безгрешности тела И о тех действиях и свидетельствах, глубины которых не разумеешь, Но (послушай), что сказал Бог чрез Апостолов, И чрез премудраго и огнеязычнаго Василия, И чрез простыя свидетельства Златоустаго Отца, И чрез Григория, хорошо богословствующаго об этом; Послушай и уверься, каковым должен быть Литургисающий Богу, Творцу всех; И от твоего благоговения и добродетели Ты подивишься и величию этого достоинства. Не обольщайтесь, братие, и отнюдь не дерзайте Прикоснуться или приступить к Неприступному естеством. Ибо кто не отречется мира и того, что в мире, И не отвержется души своей и тела, И весь, всеми чувствами, не сделается мертвым, Ни на что из приятнаго в мире сем не взирая с пристрастием, Ничего совершенно не желая из вещей мира И не услаждаясь никакими речами человеческими, Кто не сделается глухим и слепым для мирских Дел и обычаев, действий и слов, Хотя и видя то, что оку свойственно видеть, Но не дозволяя ничему войти внутрь, в сердце, И запечатлеваться в нем чертам и образам этих (предметов), Равно и слушая то, что воспринимает слух человеческий, Но пребывая как бы бездушным и безчувственным камнем И не помня ни звуков, ни значения слов; Тот не может таинственную и бескровную жертву Приносить чисто по естеству чистому Богу. Ибо если поистине на деле восчувствует это, То удалится от всего мира и того, что в мире, И познает и поверит мне (в том), о чем я снова хочу писать. Всяк, (кто) перешел тот темный воздух, который Давид называет стеною (Пс. 17:29 — 30) И Отцы наименовали морем житейским, И вступил в пристань, Тот, придя в нее, находит всякое благо. Ибо там рай, там древо жизни, Там сладкий хлеб, там питие Божественное, Там неисчерпаемое богатство дарований. Там купина горит неопалимая, И сапоги на ногах моих разуваются тотчас. Там разступается море, и я прохожу один И вижу в водах врагов потопляемых. Там созерцаю я древо, в мое сердце Ввергаемое, и все горькое (в нем) претворяется. Там обрел я скалу, мед источающую, И оттоле душа моя не была скорби причастна. Там нашел я Христа — Подателя этих (благ), И от всей души своей последовал за Ним. Там ел я манну — хлеб ангельский, И не возжелал более ничего человеческаго. Там увидел я сухой жезл Ааронов процветающим, И подивился чудодействиям Божиим. Там безплодную душу свою я увидел плодоносящею, И как сухое дерево дает прекрасный плод. Там нечистое и блудное сердце свое Я узрел чистым, целомудренным и девственным, И слышал [в душе своей]: радуйся, благодатная, Ибо Бог с тобою и в тебе во веки! Там услышал я [повеление]: омойся в купели слез, И сделав, уверовал и внезапно прозрел. Там я погребся во гробе чрез совершенное смирение, И Христос, придя с безмерною милостью, Отвалил оттуда тяжелый камень пороков моих И сказал: сюда гряди как бы из рова — от мира сего! Там увидел я, как безстрастно пострадал Бог мой И как, будучи безсмертным, Он сделался мертвым И воскрес от гроба, не рушив печатей. Там увидел я будущую жизнь и нетление, Которое Христос дарует взыскующим Его. И обрел царство небесное, внутри меня находящееся, Которое есть Отец, Сын и Дух — Божество нераздельное в трех лицах. Не предпочевшие Его всему миру, Не счевшие славою, честию и богатством Одного только поклонения, служения и предстояния (Ему) Недостойны и этого чистаго видения, И наслаждения, и радости, и всех благ, Которых не приобщатся не стяжавшие покаяния, Если не научатся и не вкусят, как сказали мы, всего (этого), И тщательно не совершат всего того, что сказано Богом моим. И тогда едва кто [достоин] с великим страхом и благоговением, Если бы Бог повелел, коснуться неприкасаемаго. Ибо не всем позволительно служить таковым (вещам), Но если (кто) приимет всякую благодать Духа И от [утробы] матери чист будет от греха. Помимо же повеления от Бога и Его избрания, Удостоверяющаго душу человека чрез Божественное озарение И возжигающаго ее желанием Божественной любви, Неблагоразумно, думается мне, священнодействовать Божественныя (вещи) И прикасаться к неприкасаемым и страшным Тайнам, Которым подобает всякая слава, честь и поклонение, Ныне и всегда, непрестанно во все веки.

Гимн ХХХIХ

Благодарение и исповедание с богословием, и о даре и причастии Св. Духа.

Ты ради меня явился на земле от Девы, Прежде всех веков пребывающий невидимым, И соделался плотию и человеком показался, Неприступным светом одеянный, И всеми считался ограниченным, Ты совершенно невместимый, Котораго никакое слово не в состоянии выразить. Ум же, напрягаясь, схватывает (Тебя) чрез любовь, И не может удержать, поражаемый страхом, И снова ищет, палимый внутри. Вообразив же (Тебя) на мгновение в сиянии Твоем, Он с трепетом убегает и радуется радостию. Ибо не может человеческая природа выносить того, Чтобы ясно созерцать всего Тебя — Христа моего, Хотя и веруем мы, что всего Тебя воспринимаем Чрез Духа, котораго подаешь Ты, Боже мой, И пречистую кровь и плоть Твою, Приобщаясь которых, мы исповедуем, что держим И вкушаем Тебя, Боже, нераздельно И неслиянно; ибо Ты не причастен Тления или скверны, но и мне сообщаешь Нетленную чистоту Твою, Слове, И отмываешь скверну пороков моих, И прогоняешь мрак беззаконий моих, И очищаешь позор сердца моего, И утончаешь грубость злобы (моей), И светом творишь меня, прежде омраченнаго, Соделывая меня обоюду прекрасным И осиявая меня светом безсмертия. И я изумляюсь и возгораюсь внутри, Желая Тебе Самому поклониться. Когда же я, несчастный, помышляю об этом, То, о чудо, нахожу Тебя в себе Пребывающим, движущимся, говорящим И делающим меня тогда безгласным От изумления пред неприступною славою. Итак, меня обнимает ужас и недоумение, Так как содержащаго все деланию Я вижу в сердце своем содержимым. Но, о чудная милость Твоя, Христе мой! Сколь безмерно снисхождение (Твое), Слове! Зачем пришел Ты к нищете моей? И как вошел в оскверненную храмину Ты, во свете неприступном обитающий, Боже мой? Как Ты сохраняешь ее неопалимою, Будучи огнем нестерпимым для смертной природы? Что же сотворю я достойное Твоей славы И что найду для столь великой любви? Что принесу Тебе, таковою славою И честию прославившему меня недостойнаго? Ибо меня, на котораго люди не считают достойным смотреть, А (тем более) ни говорить, ни сотрапезовать Совершенно не хотят со мною несчастнейшим, Ты, питающий всякое дыхание и естество, Неприступный для Серафимов, Создатель, Творец и Владыка всех, Не только зришь, и говоришь со мною, и питаешь (меня), Но и плоть Твою существенным образом Сподобил меня и держать и вкушать, И пить кровь Твою всесвятую, Которую ради меня излиял Ты закланный, Поставив меня служителем и литургом и таинником Этих (Таин), меня, котораго Ты знаешь, Всеведущий, прежде нежели веки сотворил И прежде чем произвел что–либо из невидимаго, Ибо видимое Ты составил впоследствии, (Знаешь, как) грешника, блудника, мытаря, Разбойника, сделавшагося самоубийцей, Презрителя добра, делателя беззакония И преступника всех Твоих заповедей. Итак, Ты знаешь, что это истинно. Как явлюсь я пред Тобою, Христе мой? Как приближусь к трапезе Твоей? Как буду держать пречистое тело Твое, Имея руки совершенно оскверненныя? Как воспою Тебя? как буду ходатаем за других, Не имея ни добрых дел от веры, Ни любви к Тебе, ни дерзновения, Но будучи сам должником, как Ты знаешь, Многими талантами, многими беззакониями. Недоумевает ум, безсилен язык, И никакого слова не нахожу я, Спасителю, Чтобы поведать о делах Твоей благости, Которыя Ты сотворил на мне, рабе Твоем. Ибо внутри меня горит как бы огонь, И я не могу молчать, не вынося Великаго бремени даров Твоих. Ты, сотворивший птиц щебечущих (разными) голосами, Даруй и мне недостойному слово, Дабы всем письменно и не письменно Поведал я о том, что Ты соделал на мне По безпредельной милости, Боже мой, И по одному человеколюбию Твоему. Ибо превыше ума, страшно и велико то, Что подал Ты мне страннику, Неученому, нищему, лишенному дерзновения И всяким человеком отверженному. Родители (мои) не питали ко мне естественной любви. Братья и друзья мои все насмехались надо мною; Утверждая, что любят меня, они говорили совершенно ложно. Сродники, посторонние и мирские начальники Тем более отвращались от меня, не вынося (меня) видеть, Чем более [хотели] погубить меня со своими беззакониями. Часто желал я безгрешной славы, Но не нашел еще ее в настоящей жизни. Ибо мирская слава, как я убедился, Без (всякаго) другого деяния есть (уже) грех. Сколько раз я хотел быть любимым людьми И стать к ним близким и откровенным, Но из благомыслящих никто не терпел меня. Другие же напротив желали видеть и знать меня, Но я убегал от них, как от делателей зла. Итак, все это, Владыко, и иное большее того, Чего не могу я ни разсказать, ни припомнить, Ты, промышляя, соделал на мне блудном, Дабы извлечь меня из пропасти и мирской тьмы И страшной прелести наслаждений сей жизни. Добрые (люди) бегали от меня по причине (моего) внешняго вида, А злых я убегал по своему произволению. Ибо они любили, как сказано, мирскую славу и богатство, Великолепныя одежды и изнеженные нравы. [О себе] же я не знаю и не ведаю, что мне изречь и сказать Тебе, Ибо боюсь и говорить и писать о таковых (вещах), Чтобы не впасть в [противоречие] словам своим и не согрешить, И будет (тогда) неизгладимым ложно написанное. Когда призывал меня кто–либо к делам безумия И грехам поистине прелестнаго мира сего, Сердце мое все сжималось внутри И как бы скрывалось, стыдясь себя самого, Будучи твердо сдерживаемо Твоею, конечно, Божественною рукою. Любил и я все прочее житейское, Что увеселяет зрение и услаждает гортань, И украшает это тленное тело; Но мерзкия деяния и сладострастныя желания Ты изгладил из сердца моего, Боже мой, И ненависть к ним вложил в мою душу. Хотя произволением своим я и прилежал к ним, Но Ты делал так, что или желания мои были неисполнимы, Или напротив действия мои нежеланными, [что было] величайшим, конечно, чудом. По Божественному смотрению (Своему) Ты отделил меня от всех: От царей, князей и богатых мира сего. Много, много раз, когда я и склонялся (уже) волею к этим (вещам), Сам Ты не попускал состояться соизволению (моему) на что–либо из этого. Иных, говоривших мне о прославлении и обогащении в жизни, Я ненавистию, Владыко, возненавидел от сердца, Так что даже в беседу никогда не вступал с ними; И (тогда) они напротив, взбесившись, сильно били меня палками. Другие же укоряли и злословили меня пред всеми. Называя меня делателем всякого беззакония И желая отвратить меня от праваго пути. Ибо я избегал (этих) деяний чтобы не быть злословимым, А они злословили меня, чтобы я пришел к (таковым) деяниям. Обещающим же дать (мне) славу мира сего Ты дал мне, Спасителю мой, отвечать таким образом: Если бы ты обладал, говорил я, всею славою мира, И на главе твоей был бы царский венец, А на ногах твоих пурпуровая обувь, И над всем этим ты внезапно сделал бы меня господином, Сам же стал простецом, желая быть рабом моим; То к лукавому мудрованию твоему Я отнюдь не приобщился бы и не снизошел в сей жизни. Но какая хартия вместила бы Твои благодеяния И великия Твои блага, которыя Ты соделал на мне? Ибо если бы мне даны были тьмы языков и рук, То (и тогда) я не мог бы изречь или описать все, Потому что их бездна, конечно, по безчисленному множеству, И они недомысленны по величию славы; И я изнемогаю мыслию и надрываюсь сердцем своим, Что не могу поведать о Тебе, Боже мой. Ибо когда помыслю я несчастный, что сделал я, И сколько (раз) Ты помогал мне, от чего избавлял меня И от сколь великих бед, Спасителю мой, человеколюбно спасал, Не вспоминая зол, которыя я соделал, Но, как бы сотворившаго много и великаго добра И чистаго от святой матери — купели, Так воспринял меня, так почтил, Так украсил меня царскою одеждою; То весь объят бываю трепетом и прихожу в изступление от радости, Становлюсь безгласным и сильно разслабеваю, Так как Бог — Творец мира дан мне, Человеку мерзкому и отвратительному для всех Людей и бесов, как соделавшемуся уже И превзошедшему совершением непристойнейших дел И этих (последних). Увы мне постыдному и скверному! и как я буду говорить (еще)? По безмерному благоутробию Ты соединился со мною, Человеколюбче, Великий в непорочности, (еще) больший святостию, Несравненный в могуществе и неизобразимый в славе, И снизошел свыше от безмерной высоты До последних врат ада грехов моих, До мрака нищеты моей и ниспадшей (моей) храмины, От многих беззаконий и величайшаго нерадения Совершенно запущенной и оскверненной, — Ты, Который сперва воскресил меня, долу лежащаго, И поставил на камне Божественных заповедей Твоих, И омыв, очистил от тины пороков моих, И облек в хитон светлейший снега, И вымел загрязненную храмину И, войдя (в нее), стал обитать, о Христе Боже мой! Потом Ты соделал меня престолом Божества Твоего, Жилищем неприступной Твоей славы и царства, Светильником, имеющим внутри неугасимый и Божественный свет, Сосудом поистине добраго бисера, Полем, на котором скрыто сокровище мира, Источником, пьющие из котораго никогда не жаждут, И который десятикратно источает весьма (обильную) воду И с верою пьющих (ее) соделывает безсмертными, Раем, имеющим к томуже посреди древо жизни, И землею, объемлющею Тебя, для всех невместимаго, Которого я взыскал некогда от всего сердца своего, Желая всегда слушать Твое слово. Ибо если и прежде ум мой не мог вообразить Тебя чисто, будучи совершенно осквернен, Ни глаза (не могли) увидеть, ни слух — услышать, Ни сердце мое воспринять Божественных восхождений, Но от одного слуха душа моя вся приходила в изумление, Поражаясь страхом и трепетом; То и теперь она изумляется, видя Тебя внутри себя И созерцая Тебя (как бы в зеркале), поскольку даешь Ты ей (видеть) Всего (Себя) во всей вселенной и всего вне ея, И напротив внутри себя всего (Тебя) усматривая, Всего непостижимаго в Божественном Божестве (Твоем), Для всех невидимаго и сокровеннаго, Тебя неприступнаго и доступнаго, для кого Ты изволил, Подобно тому как Сам Ты восхотел человеколюбно явиться [на земле], (Тебя), для Херувимов и Серафимов и всех Ангелов Неприступнаго и страшнаго сиянием Божественнаго естества, — Среди людей (видя) доступным, она вся совершенно приходит в изступление. Но еще более она изумляется Твоей благости и человеколюбию, Так как Ты очищаешь нечистыя души, и ум просвещаешь, И обнимаешь земную и вещественную сущность, И возжигаешь великое пламя Божественной любви, И, как бы огонь, ввергаешь в меня Божественное желание любви, И уготовляешь меня достигать до третьего неба, И делаешь, Спасителю, (способным) восхищаться в рай, В котором я слышу неизреченные и страшные глаголы, Коих невозможно пересказать смертным или поведать словесно. Тебе же, Христе, подобает честь, слава и величие, И вечная держава, (как) Владыке всего (мира), Со Отцом и Духом — по естеству Пресвятым, Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Гимн ХL

Благодарение с богословием, и о тех действиях, по которым наименована Божественная благодать Духа.

Что это за новое таинство, Владыко всех, Которое Ты показал на мне заблудшем и блудном? Что это за великое чудо, внутри меня замечаемое И непостижимое, но сокровенное? Ибо во мне видится как бы звезда, восходящая вдали, И соделывается опять как бы великим солнцем, Не имеющим ни меры, ни веса, ни предела величине (своей), И становясь малым сиянием, снова видится, (как) свет, В средине сердца моего и во внутренностях моих, Часто обращающийся и сожигающий все, Что во глубине моих внутренностей, и делающий их светом, И таким образом любезно учащий и вещающий (Мне), совершенно недоумевающему и ищущему на учения: Я — та звезда прекрасная, которая некогда, (как) ты слышал, Взошла от Иакова, это Я — не сомневайся. Я показываюсь тебе и солнцем, вдали восходящим, Которое для всех праведных есть свет Неприступный в будущем веке и жизни вечной; Я и сиянием (также) являюсь и, (как) свет, тобою созерцаюсь, Неопалимо пожигая страсти сердца твоего, И росою сладости и Божественной благодати Моей Омывая скверну твою и совершенно угашая Телесные угли греховных сластей, И соделывая все то по человеколюбию Своему, Что и древле творил Я во всех святых. Помилуй сетующаго, сжалься над сокрушенным И не прогневайся на меня, что я снова хочу сказать: Как ты, совершенно невместимый, звездою от Иакова и являешься И (даже) доныне бываешь для всех? Как, подобно восходящему солнцу, показываешься Ты, Нигде не находящийся и везде, и превыше всякой твари, И проповедуемый невидимым для всех? Как и сиянием Ты бываешь, и светом мне видишься, И пожигаешь вещество, будучи по существу невещественным? Как, орошая, Ты омываешь телесную скверну мою, Весь будучи огнем неприступным и нестерпимым для Ангелов? Как обнимаешься тленною сущностью тела моего И без смешения смешиваешься с душою человеческою? Как, бывая чрез нее во всем теле неслиянно, Ты, неосязаемый, всего меня обоготворяешь? — Скажи и не отошли меня печальным и скорбным. О дерзость! о несмыслие! о неразумныя речи! Как не трепещешь ты так дерзко вопрошать об этом? Как не сознаешь, что спрашиваешь о том, что тебе известно? Но дерзаешь говорить о Боге, как бы искушая, И как бы неведущий, притворяясь, вопрошаешь Меня о том, что знаешь, Желая со (всею) ясностию описать всем свое знание. Но однако, будучи человеколюбив, Я снисхожу к тебе И снова (стану) учить тебя, так говоря тебе следующее: Я по естеству невыразим, будучи невместим, Неоскудевающ, неприступен, невидим для всех, Неприкосновен, неосязаем и по существу неизменен; Один в единой вселенной и один со всеми Познающими Меня во тьме сей жизни, Но вне всего мира, вне видимых (вещей), Вне чувственнаго света, и солнца, и тьмы, И места мучения и страшной кары, В которое попали гордые рабы, Злобно поднявшие выю против Меня — Владыки (своего). Я неподвижен, ибо где Меня нет. Чтобы через перемещение я достиг Своего места? Я и приснодвижен безгранично, Ибо куда ты пойдешь искать Меня, чтобы найти Меня там? Небо, как ничто, произведено словом Моим; Солнце, звезды и земля как бы малым поделием для Меня Были, и все прочее также, что видишь ты. Ангелы, видящие славу славы, а не самое естество (Мое), Задолго прежде них произведены Мною. Ибо (лишь) только помыслил Я произвести (небесныя) силы, И оне тотчас предстали, славословя державу Мою. Ты же, седящий в той самой юдоли изгнания, Куда ниспали все первые преступники: То есть Адам и с ним Ева, праматерь твоя, И злой диавол, их обольстивший, Где глубокая тьма, где великий ров, Где змеи, всегда жалящие вас в пяту, Где плач, горе и непрестанное рыдание, Где всякая теснота, безпокойство и печаль, Смерть вместе и тление всех вас содержит, Как ты остаешься спокойным и беззаботным? Как нерадишь, скажи Мне? Как не печешься о злых (делах), которые ты в мире соделал? И не ценишь высоко одного только покаяния? И не стараешься показать его истинным? И не вопрошаешь о нем с великою мольбою? И тщательно не изследуешь, как тебе исправить его, Дабы чрез него по человеколюбию Моему мог Получить ты и великое оставление беззаконий твоих? Но, оставив его, спрашиваешь о том, что превыше естества, Изследуешь то, что на небесах, лучше же и не то (даже), Но испытуешь (самое) естество Мое, Того, Кто произвел, Как сказано, небо и все (прочее), как ничто, И хочешь познать то, что касается Меня, как никто другой не знал. О диво! о произволение человеческое! Ибо хотя и порицал Я тебя, но Я напротив и хвалю тебя, Потому что и ты — Мое дело и творение. Как ты, образованный из земли, из глины и праха, На ней держимый и с нею живущий, Все вменяешь в ничто и даже считаешь как бы тенью? И минуя все, ищешь Меня одного, Желаешь говорить обо Мне, разсказывать про Меня И смотреть на Меня, если возможно, в продолжение всей жизни, Не отведывая ни сна, ни пищи я питья, И не заботясь совершенно об одежде телесной? Но как бы деревьями и пнями, стоящими вдоль пути, Таковым считаешь все славное в мире, Опуская (его), как ничто, на пути жизни, И не обращаясь (вокруг) оком ума И не позволяя душевным очам взирать на (все) это, Но воображаешь Меня и обо Мне одном помнишь, И любишь Меня, как никто из находящихся с тобою? Ибо кто о имени Моем радуется сердцем И возбуждается тотчас к любви и желанию? Кто, услышав многократное упоминание обо Мне, Прослезился от души, имея в мыслях Меня одного? Кто со тщанием взыскал познания и соблюдения Божественных слов или заповедей Моих? Кто счел Меня, как ты, Богом над всеми, И немедленно пожелал служить Мне одному, И ради того родителей и братий и дом, Землю и вместе сродников, и соседей, и друзей Так презрел и так приступил ко Мне, Как бы никогда не видел никого из них И не знал на земле человека в сем мире, Но как бы пришел в некую чужую страну и город, Где все — варвары и говорят на ином языке? Так ты среди близких, знакомых и друзей, Своих и начальников и богатых мира Живешь и настроен, находясь среди них. Но это, считаемое безчувственными пустым и маловажным, У Меня, взирающаго на это, велико и высоко. Кто из великих земных властей и владык, Или из утверждающих на Мне (свое) начальствование и царствование, Или из изображающих лицо Моих Божественных Апостолов Либо помыслил, либо мог соблюсти то, Чтобы во время исполнения заповеди Моей и закона Как на одного взирать на всех: на сродников и чужих, Богатых вместе и бедных, славных и безславных, На вельмож же вместе с нищими? Какой судья безпристрастно смотрит на грабеж среди них? Если бы Я нашел душу, соблюдшую это в мире, В особенности в настоящем поколении и (в настоящее) время, То Я прославлю (такового) наравне с Апостолами Моими и пророками, И он возсядет со мною в пришествии Моем, Ибо будет судить праведно и тогда, как на земле, И получит славу Судии живых и мертвых. Благо — взыскать этого и прочаго с этим, И, сколько есть силы, соблюдать и точно хранить, Не изследуя естества Моего, сыне человеческий, Ни действий Духа Моего Святаго, Как Он показывается солнцем и видится звездою, Появляясь где–то вдали и поднимаясь выше гор. Когда же Он скрывается от глаз твоих, То причиняет тебе неутешную скорбь и печаль; И в то время, как ты полагаешь, что Он еще не явился тебе, Он обретается где–то внутри твоего сердца, Неожиданно доставляя тебе и изумление и радость; И так как не показывается тебе (уже) пламенем и не видится сиянием и огнем, То ты удивляешься и изследуешь. — Ибо не полезно тебе это. Итак, веруй, что Я — свет совершенно неизобразимый, Весь простой, несложный, нераздельный естеством, Неизследимый и вместе доступный недоступным образом. Ибо поистине Я видим бываю и человеколюбно являюсь, Преобразуясь сообразно восприятию каждаго из людей; Не со Мною [впрочем] это бывает, Но видящие так сподобляются Меня видеть, Ибо иначе не могут, не вмещая больше. И поэтому одни и те же иногда видят (Меня) Солнцем, когда имеют ум очищенным, Иногда же звездою, когда окажутся Под мраком и ночью этого тела. Ибо горение любви делает Меня огнем и светом, Потому что когда возжется в тебе уголь любви, Тогда и Я, видя ревность сердца твоего, Оказываюсь в соединении с тобою, и подаю свет И показываюсь как бы огнем, Я — словом создавший огонь. Ибо душевныя добродетели являются как бы веществом, Охватывая которыя, Божественный свет Духа И называется соответственно подлежащему веществу, Ибо собственнаго имени у людей он не имеет. Поэтому когда человек придет в умиление и прослезится, Тогда и он называется водою, ибо очищает, И соединяясь со слезами, омывает всякую скверну. Когда же плач угасит раздражительность сердца, При его содействии, то он именуется кротостию. Возгораясь же опять против нечестия, Что делается чрез него же, он называется ревностию. Миром же напротив, и радостию, и благостию он именуется, Потому что плачущему подается и то и другое, И он производит в сердце, как бы источник, обильную благодать, От которой изливается всякое сострадание и милосердие, Истекающее вне от души на всех (окружающих), В особенности на желающих каяться и спастися. Ибо (хотя) и всех он милует, но этим и помогает, И содействует, и одобряет, и состраждет во всем, Соединяясь с душевным произволением их; И усматривая в (их) уме красоту покаяния, Приобретает к ним более искреннюю любовь. Смирением же он называется потому, что все мирское, И даже самую душу, и собственное тело, И всякое совершаемое действие человек считает Как бы ничем, вкусив его сладости И узрев неизъяснимую красоту этого света. Зная это, ты отнюдь более не просил бы Меня Говорит о таковых (вещах) или точно изъяснить тебе, Ибо оне по природе невыразимы и совершенно неизглаголанны, Для людей неизреченны, неведомы и для Ангелов, И для всякой иной тварной сущности поистине непостижимы. Познай же лучше то, что касается тебя, или гораздо более себя самого, И тогда познаешь, что Я совершенно непостижим, И сопребываю и люблю одних любящих Меня, И всегда горячо помнящих Мои заповеди, И никоим образом не предпочитающих им чего–либо скоротечнаго, С каковыми, собеседуя, Я и буду сопребывать ныне и во веки. Аминь.

Гимн ХLI

Точное богословие о неуловимом и неописуемом Божестве, и о том, что Божественное естество, будучи неописуемо (неограниченно), не находится ни внутри ни вне вселенной, но и внутри и вне есть, как причина всего, и что Божество только в уме уловимо для человека неуловимым образом, как лучи солнца для глаз.

О Троица Создательница всех, о Единица начальнейшая! О Боже мой единый, единым по естеству неописуемый, Непостижимый в славе, неизъяснимый в делах, Существо неизменное, о Боже — жизнь всех! О превысший всех благ, о Начало безначальнаго Слова, Пребезначальный Боже мой, Который никоим образом не произошел, Но был не имеющим начала, как найду я всего Тебя, Носящаго меня внутри? кто даст мне удержать Тебя, Котораго и я ношу внутри себя? как Ты и вне тварей, И напротив внутри их, (если) Ты — ни внутри ни вне? Как неуловимый, Я не внутри, а как уловимый, не вне нахожусь; Будучи же неограничен, — ни внутри ни вне. Ибо Творец внутри чего (может быть), или же вне чего, скажи мне? Я все ношу внутри, как содержащий всю тварь, А нахожусь вне всего, будучи отделен от всего. Ибо Творец тварей как не будет вне всего? Существуя прежде всего и наполняя все, как исполненный [всем], Как не буду (существовать) Я, и создав (все)? пойми, о чем Я вещаю тебе. Создав всю тварь, Я отнюдь не переменил места И не соединился с созданиями. (Если) же Я неограничен, То где, скажешь ты, нахожусь Я когда–либо, не телесно, говорю тебе, Но, пойми Меня, мысленно? Ища же Меня духовно, Ты найдешь Меня неограниченным, а потому опять — нигде, Ни внутри, ни вне, хотя и везде во всем, Безстрастно и неслиянно, а потому вне всего, Так как Я был прежде всего. Но оставим всю эту тварь, Какую видишь ты, потому что она не причастна разума (слова), И справедливо не имеет близости к Слову, Будучи лишена всякаго ума. Итак, сродное животное дадим Слову премудрости, дабы как ум к премудрости И слово сродно и близко к Слову, Превыше слова; (так) и это создание имело благое общение С Создателем, как являющееся по образу Создателя И по подобию. Какое же это я разумею животное? Я сказал тебе, конечно, о человеке, словесном (разумном) среди безсловесных, Так как он двояк из двух: чувственнаго и умопостигаемаго. Он один среди тварей знает Бога; Для него же одного в силу ума Бог уловим неуловимо, Видится невидимо и держится недержимо. Как (это) уловимо и неуловимо? и как в смешении без смешения? Каким образом, скажи и изъясни мне это? – Как изъясню я тебе неизъяснимое? Как изреку неизреченное? Однако внимай, и я скажу. Солнце испускает лучи, — я говорю тебе о чувственном солнце, Ибо другого ты еще не увидел; итак, ты смотришь на лучи его, И они уловимы для глаз твоих; свет же очей твоих Пусть будет соединен с твоими очами. Теперь ответь мне на вопрос: Как свет твой соединен с лучами? В несмешанном ли смешении, или они слились друг с другом? Знаю, ты назовешь (их) и не смешанными и признаешь смешанными. Свет этот — скажи мне — и уловим, когда глаза открыты И хорошо очищены; но он же, если ты закроешь (их), Тотчас и неуловим: в слепых он не пребывает, Зрячим же соприсутствует; когда же заходит, то и последних Оставляет как бы слепыми, ибо ночью человеческия Глаза не видят. Итак, выглядывая чрез них, душа Видит, свет. А когда нет света, Она находится совершенно как бы во тьме; когда же восходит он, Тогда она видит, во–первых, свет, а во свете и все (прочее). Но имея свет, ты [собственно] не имеешь, ибо потому и имеешь, что видишь. Не будучи же в состоянии удержать или взять его руками своими, Ты отнюдь не думаешь, что нечто имеешь. Ты простираешь свои ладони, Их освещает солнце, и ты думаешь, что держишь его. Я утверждаю, что (тогда) ты имеешь его; вдруг ты снова сжимаешь их, Но оно неудержимо, и таким образом ты опять ничего не имеешь. Простое просто удерживается, но его нельзя сжать, удержавши. Хотя и телом по природе мыслится этот свет Видимаго солнца, однако он неделим. Итак, скажи мне, как бы ты ввел его в дом свой? Как возможешь удержать, как удержишь неуловимое? Как все его приобретешь, отчасти или всецело? Как часть его получишь и в недре сокроешь? Конечно, скажи мне, (это) никоим образом и никогда невозможно. Итак, если природу того, о котором говорю я, и (которое) Творец повелением Произвел, как светильник, чтобы оно светило всем в мире, Ты совершенно не можешь изречь или изследовать, Каким образом оно есть тело, — не безтелесно же оно, разумеется? Как оно уловимо неуловимым образом и как смешивается без смешения? Как чрез лучи видимо бывает и освещает тебя ими? То, на которое если ты ясно посмотришь на все, то оно скорее ослепит тебя; Даже и о свете очей твоих ты затруднишься сказать мне, Как без другого света он совершенно не может видеть? А соединяясь со всяким светом, видит все, как свет; Отделяясь же от (других) светов, он пребывает, совершенно безстрастным, Так же как и соединяясь со светом, весь светом бывает; И это соединение их невыразимо и неслиянно, Подобно же и отделение неуловимо; — То как же [можно] всецело изследовать природу Творца всех? Как изречь мне? как выразить? как посредством слова представить? Воспринимай все верою, ибо вера не сомневается; Вера поистине не колеблется. Однако, как говорю я, Он есть все, Ясно говорю тебе — все и никоим образом ничто из всего. Творец всего есть Божественное естество и премудрость; И как ведь не будет во всем то, что есть ничто из всего? Будучи же причиною всего, Он везде есть во всем, И весь все наполняет по существу и по естеству, Равно и по ипостаси Бог везде есть, Как жизнь и податель жизни. И в самом деле произошло ли что–либо, Чего Сам Он не произвел, (вплоть) до комара, согласись со мною, И паутины паука? ибо откуда, скажи, таковою Тканью снабжается тот, кто не прядет, но неутомимо Каждый день выпрядает, будучи мудрее рыбаков И всех птицеловов? распростирая свои нити И издали завязывая их, он среди них, наконец, Как бы сеть, тчет на воздухе западню; И сидя, сам поджидает добычу, Не поймается ли откуда–либо попавшее нечто крылатое. Итак, Тот, Кто простирается промыслом даже до всего этого, Как не есть во всем? как не находится со всеми? Подлинно Он и среди всего есть и вне всего, Подлинно, Сам будучи светом, куда бы Он скрылся, наполняющий все? Если же ты не видишь Его, то познай, что ты слеп И среди света весь наполнен тьмою. Ибо Он видим бывает для достойных, видится же не вполне, Но видится невидимо, как один луч солнца; И уловимым для них бывает, будучи по существу неуловим. Луч ведь видится, солнце же скорее ослепляет; И луч его уловим для тебя, как сказали мы, неуловимо. Поэтому я говорю: кто даст мне то, что я имею? То есть кто покажет мне все то, что я вижу? Ибо луч я вижу, но Солнца не вижу. Луч же не солнцем ли для тебя и кажется и видится? Видя его, я желаю увидеть и всего Родителя (его). Таким образом, видя, я опять говорю: кто покажет мне то, что я вижу? И наоборот, имея лучи все внутри дома, Я снова говорю: где найду я источник лучей? Луч же с своей стороны другим источником во мне ясно является. О необычайное чудо чудес! Солнце вверху блистает, Луч же солнца напротив — на земле другим солнцем для меня Является, и освещает поистине подобно первому, И это есть второе (солнце); имея его, я и говорю, что имею; Но созерцая точно также это другое солнце вдали от себя, я кричу: Кто даст мне того, кого я имею? ибо они не отделены друг от друга, Но и совершенно неразлучны и разделены несказанно. По сравнению со всем много ли я имею? — зерно одно или искру, И желаю получить все, хотя и все, конечно, имею. О чем это по сравнению со всем ты говоришь мне? как над неразумным, ты глумишься; Перестань глумиться надо мною и не говори: но я все имею, Хотя отнюдь ничего не имею. — Удивляюсь, как или к чему ты говоришь (это)? Послушай, снова скажу я: помысли о великом море И нарисуй в уме моря морей и бездну бездн. Итак, если ты стоишь [лицом] к ним На морском берегу, то, конечно, ты скажешь мне, что хорошо Видишь воду, хотя всю отнюдь не видишь. Ибо как бы ты увидел всю (воду), когда она без предельна для глаз твоих И неудержима для рук твоих? — Сколько видно тебе, конечно, (столько) и видишь ты. Если бы кто спросил тебя: видишь ли ты все моря? Никоим образом, ответишь ты. А держишь ли все (их) в горсти? Нет, скажешь ты, ибо как могу я (держать их)? Но если бы он снова спросил тебя: Не вполне ли ты видишь их? — да, скажешь ты, нечто немногое вижу И держу морскую воду. Итак, в то время, когда Ты держишь руку в воде, имеешь в руке своей и все В совокупности бездны, ибо оне не разделены друг от друга; И не все, но лишь немного (воды). Итак, по сравнению со всеми много ли ты имеешь? Как бы каплю одну, скажи; но всех (бездн) ты не имеешь. Так и я говорю тебе, что, имея, я ничего не имею. Я нищ, (хотя) и вижу лежащее предо мною богатство; Когда я насыщусь, (тогда) голоден; когда же беден, (тогда) богат; Когда пью, (тогда) жажду; и питье весьма сладко; Одно вкушение (его) тысячекратно утоляет всякую жажду. И я всегда жажду пить, пия совершенно без насыщения; Ибо желаю удержать все и выпить, если бы возможно было, Все вместе бездны; но так как это невозможно, То я всегда жажду, говорю тебе, хотя в устах моих Всегда находится вода, текущая, изливающаяся и омывающая. Но, видя бездны, я вовсе не думаю, что пью нечто, Желая удержать всю (воду); и обильно опять имея Всю всецело в руке своей, я всегда нищ, Имея с малым (количеством) всю, конечно, в совокупности (воду) Итак, море — в капле, и в ней же опять бездны Бездн в совокупности Поэтому, имея одну каплю, Я имею все в совокупности (бездны). Капля же эта опять, Которую, говорю тебе, приобрел я, вся нераздельна, Неосязаема, совершенно неуловима, неописуема также, Неудобозрима вовсе, или она и есть Бог весь. Если же так и такова для меня эта Божественная капля, То могу ли я думать, что всецело имею нечто? поистине, имея, я ничего не имею. Скажу тебе снова об этом иначе: (вот) с высоты светит солнце; Входя в лучи (его), лучше же обладая лучами, Я бегом поднимаюсь вверх, (чтобы) приблизиться к солнцу. Когда же, достаточно приблизившись, я думаю прикоснуться, Луч ускользает из рук моих, и я тотчас ослепляюсь, И лишаюсь того и другого, и солнца и лучей. Ниспав с высоты, я сижу и опять плачу, Ища прежняго луча. Итак, когда я нахожусь в таком состоянии, Он (луч), вес мрак ночи разнявши, ко мне, Как вервь, с высоты небесной нисходит. Я тотчас хватаюсь за него, как за уловимый, и сжимаю, (чтобы) удержать, Но он неудержим; однакоже неуловимо Я держу его и иду вверх. Итак, когда таким образом восхожу я, И лучи совосходят (со мною). Превосходя небеса И небеса небес, я опять вижу солнце. Оно гораздо выше их, но бежит ли оно, не знаю, Или стоит, — не ведаю. Дотоле я иду, дотоле бегу, И между тем не могу достигнуть Когда же я превосхожу высоты высот И бываю, как мне кажется, превыше всякой высоты; Лучи (вместе) с солнцем исчезают из рук моих, И я, падая, несчастный, тотчас низвергаюсь во ад. Таково дело, таково делание у духовных. У них непрестанный бег сверху вниз и снизу вверх: Когда упал, тогда бежит, когда бежит, то стоит; Склонившись весь книзу, весь есть вверху, Обтекая же небеса, снова утверждается внизу. Начало этого течения конец есть, конец же — начало. Совершенствование безконечно, начало же это – опять конец. Как же конец? — как сказал богословски Григорий: Озарение есть конец (предел) всех вожделевающих, И Божественный свет — упокоение от всякаго созерцания. Поэтому достигший видения его упокоивается от всего, И отделяется от тварей, ибо он видит Творца их. Видящий Его вне всего есть, один с Единым, Ничего из всего не видя. Да молчит же то, что в нем, Ибо оно неясно видится и отчасти познается. Итак, ты поражен, услышав о том, что внутри видимаго. Если же ты поражен этим, то как не покажусь я тебе баснословом, Изъясняя тебе то, что вне [видимаго]? Ибо совершенно неизреченны И невыразимы вовсе Божественныя (вещи) и то, что в них. Да и (настоящее) слово разве (может быть) любовию принуждаемо говорить О вещах Божественных и человеческих? Поэтому, оставив Божественныя (вещи) И поведав тебе нечто из своих [переживаний], я в этом слове покажу тебе Путь и закончу. Познай себя, что ты двояк, И двоякия имеешь очи, чувственныя и умныя, Так как два есть солнца и два также света, Чувственный и умный. Если ты видишь их, как и создан ты В начале, то будешь человеком; если же чувственное видишь, А умнаго Солнца — отнюдь нет, то ты полумертв, конечно. Полумертвый же и мертвый во всем бездействен. Ибо если бездействен всяк не видящий чувственно, То не тем ли более не видящий умнаго света мира? Он мертв и хуже мертваго: мертвый (ничего) не чувствует, Но какое мучение будет иметь умерший чувством? Лучше же (сказать) он будет как бы вечно умирающим в муках. Но видящие Творца разве не пребывают живыми вне всего? Ей, они и вне всего живут и среди всего суть, И видимы бывают всеми, но не для всех видимы. Ощущая настоящее, хотя и находятся они среди всего, Но бывают вне всего, являясь превыше чувства к нему; Сочетавшись с невещественным, они не ощущают чувственнаго, Ибо очи (их хотя) и видят, но с нечувственным ощущением. Каким образом? скажи мне, скоро скажи. — Как видящий огонь не обжигается, Так и я вижу нечувственно. Ты видишь огонь, каков он, И пламя, конечно, видишь, но не чувствуешь боли; Но ты находишься вне его, и видя, не обжигаешься; Однако видишь с ощущением. То же самое, пойми меня, испытывает И видящий духовно, ибо ум (его), созерцая все, Разсуждает безстрастно. Какую дивную красоту видит он! Но без похоти. Итак, огонь есть красота, Прикосновение — похоть: если ты не коснешься огня, Как почувствуешь боль? — никоим образом. Точно также и ум, пока не возымеет худого желания, видя золото, Будет смотреть (на него) совершенно как на грязь, и на славу не как на славу, Но как на один из воздушных призраков, И на богатство — как на (сухия) деревья в пустыне, Долу лежащия (вместо) ложа. Но зачем пытаюсь я все это Разсказывать и изъяснять? Если опытом не постигнешь, То не можешь познать этого. Недоумевая же в познании, будешь говорить: Увы мне, как не знаю я этого! увы мне, скольких благ я лишаюсь В неведении! и будешь стараться познать это, Дабы называться гностиком (ведущим). Ибо если себя самого ты не знаешь, Какого рода и каков ты, то как познаешь Творца? Как наименуешься верным? как даже человеком назовешься, Будучи волом, или зверем, или подобным какому–либо безсловесному животному? А то и хуже его будешь, не ведая Создавшаго тебя. Кто, не зная Его, посмеет сказать, что он разумен, Не будучи (таковым)? ибо как (разумен) тот, кто лишен разума? Лишенный же разума (слова) находится в разряде безсловесных. Но упасенный людьми, он всеконечно будет спасен. Если же не желает, но удаляется в горы и ущелья, То добычею зверей будет, как заблудший ягненок. Это делай и (об этом), чадце, заботься, да не отпадешь.

Гимн ХLII

О богословии и о том, что Божественное естество неизследимо и совершенно непостижимо для людей.

Господи Боже наш, Отче, Сыне и Душе, Ты по образу безвидный, для созерцания же прекраснейший, Своею неизъяснимою красотою помрачающий всякое видение, Прекрасный превыше зрения, ибо Ты превосходишь все, Безколичественный в количестве, видимый для тех, кому Ты изволишь, Сущность пресущественная, неведомая и Ангелам; Ибо бытие Твое они познают из действий Твоих. Ведь Ты наименовал Себя Самого Богом поистине сущим (Исх. 3:14); Это мы и зовем сущностью, называем ипостасию, Воипостасным именуя Того, Котораго никто никогда не видел, — Триипостаснаго Бога, единое безначальное Начало. Иначе же как посмеем мы назвать Тебя сущностью, Или прославлять в Тебе три раздельных ипостаси? И каково соединение (их), — кто совершенно уразумеет? Ибо если Отец в Тебе, и Ты во Отце Твоем, И от Него происходит Св. Дух Твой, И Сам Ты, Господи, — Дух Твой, Дух же Господом назван и Богом моим, И Отец Твой есть и называется Духом; То никто однако ни из Ангелов, ни из людей никогда не видел, Ни созерцал этого, ни образа не познал; (Да и) как изречь (это)? как выразить? как дерзнуть наименовать: отделением, Или соединением, иди слиянием, или смешением, или растворением? Как едино (назвать) тремя, три же — единым? И поэтому, Владыко, на основании того, что Ты сказал И чему научил, всяк верный верует и славословит державу Твою, Так как все в Тебе совершенно непостижимо, Неведомо и невыразимо для созданий Твоих. Ибо недомысленно уже бытие Твое, Так как Ты существуешь несозданным, равно как и родил Ты (несозданно). Да и как созданный уразумеет образ бытия Твоего? Или рождения Сына Твоего, Бога и Слова, Или исхождения Божественнаго Духа Твоего, Чтобы и соединение Твое он познал, и разделение уразумел, И точно изучил вид Твоей сущности? Никто еще не увидел ничего Твоего из того, о чем я сказал. Ибо невозможно Богу быть иным по естеству, Чтобы и Твоего естества можно было изследовать Сущность, вид и образ, и ипостась также. Но Ты Сам в Себе Самом существуешь один только Бог Троица, Один зная Себя Самого, Сына Твоего и Духа И Ими одними знаемый, как соестественными. Прочие же, как бы лучи чувственнаго солнца, И [то если] они добре видящие и ясно зрячие, Сидя внутри дома, видят входящие, Солнца же этого совершенно не видят; Так свет славы Твоей, так озарения (Твои), И их (даже) гадательно, очищенным умом Сподобляются видеть от души Тебя ищущие. Тебя же (Самого), каков Ты по существу и какого рода, Или как Ты родил однажды, или вечно рождаешь И не отделяешься от рождаемаго от Тебя, но Он Весь есть в Тебе, весь все наполняя Божеством; Ты же, Отец, весь пребываешь в Самом Сыне И имеешь исходящаго от Тебя Божественнаго Духа, Всеведущаго и (все) исполняющаго; как Бог по существу, И Он не отделяется от Тебя, ибо от Тебя истекает (Ты — источник благ, всякое же благо — Сын Твой, Чрез Духа уделяющий их всем достойно, Благоутробно и человеколюбно, и Ангелам и человекам), Никто (говорю) никогда ни из Ангелов, ни из людей не увидел Или не познал бытия Твоего, ибо Ты — несозданный. Все же (прочее) Ты произвел, и может ли оно знать, Как Ты рождаешь Сына Твоего и как всегда источаешь? И как происходит от Тебя Дух Твой Божественный? И Ты отнюдь не рождаешь когда–либо, родив, конечно, однажды, Ни источая, Ты не потерпел оскудения или умаления, Ибо Ты пребываешь преисполненным, неоскудевающим превыше всего, Весь во всем мире, видимом и мысленном, И наоборот вне их находишься, Боже мой, Совершенно не допуская ни приращения, ни убавления, Весь хотя и недвижимый, всегда так пребывая, Но действиями Ты всегда приснодвижен. Ибо и Ты — Отец имеешь непрестанное делание, И Сын Твой соделывает спасение всех, И промышляет, и усовершает, и содержит, и питает, Животворит и возрождает Духом Святым. Ибо что видит Сын Отца творящим, То и Сам также совершает, как сказал Он (Иоан. 5:19). Таким образом, будучи и недвижим и как–то приснодвижен, Ты ни движешься, ни стоишь, ни сидишь наоборот; Но, всегда сидя, совершенно всегда стоишь; Стоя же, напротив весь всегда движешься, Никогда не переходя, ибо куда Ты уйдешь? Все, как сказано, наполняя и будучи превыше всего, В какое иное место или страну перейдешь Ты? Но ты и не стоишь, ибо Ты безтелесен. Простой, все наполняющий, совершенно неизобразимый, Невещественный, неописанный, Ты весь непостижим; И как скажем мы, что Ты сидишь, или наоборот, что Ты стоишь? Как станем утверждать, что Ты возседаешь или на каком престоле, Когда в руке (Своей) Ты содержишь небо и землю, И все, что под землею, Твоею же держится силою? Какой престол вместил бы (Тебя) или какого рода храмина? Или как или где она построена? или на каких основаниях, На каких столбах поднимается? — кто совершенно уразумеет (Тебя)? Горе людям и всякой тварной природе, Дерзающей изследовать таковое о Боге, Прежде чем не будет она озарена, просвещена, прежде чем не узрит Божественных (вещей), И не сделается созерцательницей таинств Христовых. Которых даже Павел, увидев, совершенно не мог высказать. О самом же Боге он не удостоился ничего большаго услышать, Уразуметь или совершенно научиться, Кроме того, что Он есть сущий Бог всех и Создатель, Творец и Податель всех произведенных (вещей). Мы же, несчастнейшие, заключенные во тьме, И совершенно будучи тьмою чрез наслаждение удовольствиями, И не знающие самих себя, как и каким образом одержимы бывают Погребенные страстями, слепые и мертвые, Изследуя истинно Сущаго, безначальнаго, несозданнаго Бога, Единаго бессмертнаго и для всех невидимаго, Говорим о Боге, как точно знающие, Будучи (сами) удалены от Бога. Ибо если бы соединились с Ним, то никогда не дерзали бы Говорить о Нем, видя, что все у Него Неизреченно и непостижимо; И не только касающееся Его (Самого), но и Дел Его в большей части неведомо для всех. Ибо кто бы изъяснил (даже) то, как Он образовал меня от начала? Какими руками взяв персть, Он — совершенно безтелесный, И как не имеющий уст, подобно нам, вдунул в меня (дыхание)? И как я стал душою безсмертною (Быт. 2:7)? Скажи мне, как из брения (образовались) кости, нервы, Мясо, жилы, кожа, волосы, Глаза и уши, губы и язык? Как голосовые органы и твердые зубы Чрез дыхание внятно образуют членораздельную речь? Из сухого и влажнаго, теплаго и холоднаго вещества, Чрез смешение противоположных (стихий), Он соделал меня живым (существом). Итак, как ум связан с плотью, и как плоть Срастворена с невещественным умом без смешения и слияния? Ум же и душа, не смешиваясь, произносят Внутреннее слово для людей, и остаются такими же Нераздельными, неизменными и совершенно неслитными. Итак, зная, братие, что это неизъяснимо И для всех непостижимо — то, что касается нас, Как не трепещем мы изследовать Того, кто из несущаго Сотворил нас таковыми, или помышлять и говорить О том, что превыше слова и превыше ума нашего? Итак, будучи тварями, убойтесь же Творца И изследуйте одне только заповеди Его; Старайтесь соблюдать их изо всей вашей силы, Если хотите сделаться и наследниками той жизни. Если же вознерадите о Его повелениях, И презрите волю Его, как сказал Он, И не поверите Ему по одному, конечно, слову; То ни слава, ни достоинство, ни богатство мира сего, Даже ни знание буее внешних наук, Ни сочинение, ни составление красноречивых слов, Ни что другое из земных дел и вещей Не принесет (вам) никакой пользы тогда, Когда все и всех будет судить Бог мой. Но то слово Владыки, которое мы презрели, Станет тогда пред лицом каждаго в отдельности И осудит всякаго, не сохранившаго его. Ибо оно не слово праздное, но живое слово Бога Живаго и пребывающаго во веки веков. Итак, суд будет [происходить] так, как сказал Он, Когда заповедь одновременно, увы мне, встретит И обличит вернаго и совершенно невернаго, Покорнаго и непокорнаго словам Владыки, Того, кто был старательным, и нерадиваго. И таким образом отделены будут неправедные от праведных, Непокоривые от совершенно послушных Христу, Любящие ныне мир сей от боголюбцев, Жестокосердные от благосердных, и от милостивых Немилостивые; и станут все они вместе Обнаженными от богатства, чести и власти, которыми Насладились в мире, и сами себя, увы мне, осудят, Став самосудьями дел своих; И услышат: отыдите, малые и великие, Не покорившиеся Мне Владыке — Человеколюбцу. Какового праведнаго осуждения да избавимся мы, Владыко, И да улучим часть овец Твоих, Слове, Туне, как не имеющие надежды спасения От дел и осужденные, ныне и во веки.

Гимн ХLIII

О богословии и о том, что сохранившие образ (Божий) попирают злыя силы князя тьмы; прочие же, у которых жизнь проходит в страстях, находятся в его власти и царстве.

Свет — Отец, свет Сын, свет и Дух Святый. Смотри, что говоришь ты, брате, смотри, чтобы не погрешить. Ибо три суть один свет, один не разделенный, Но соединенный в трех лицах неслитно. Ибо Бог весь неразделен естеством, И существом поистине превыше всякой сущности. Не разделяется Он ни силою, ни образом, ни славою, Ни видом, ибо весь Он простой и созерцается (как) свет. В Них лица — едино, три ипостаси — едино, Ибо три в едином, лучше же три едино. Три эти — одна сила, три — одна слава, Три — одно естество, существо и Божество. Они и суть единый Свет, (который) просвещает мир, Не этот видимый мир, да не будет, Так как не познал Его и не может познать Сей видимый мир, ни друзья мира, Ибо любяй мир сей враг Божий бывает (Иак. 4:4); Но человека, котораго Сам Он сотворил по образу Своему и по подобию, мы называем миром, Потому что он украшается добродетелями, господствует над земными (тварями), Подобно тому как и (Сам) Он имеет власть над вселенной, И царствует над страстями — это и есть то, что по образу — И покоряет демонов, виновников зла, Попирая великаго древняго дракона, Как ничтожную птичку. А каким образом — послушай, чадо. Князь этот, падший чрез лишение света, Тотчас оказался во тьме, и со всеми Вместе с ним падшими с неба (духами) находится во тьме, И в ней, во тьме, говорю, царствует над всеми Держимыми в ней бесами и людьми. Всякая душа, не видящая света жизни, светящаго И днем и ночью, мучима им бывает, Уязвляема, томима, восхищаема и связываема, И повседневно искалывается стрелами удовольствий, Хотя и мнит, что сопротивляется и не падает. Но в поте [лица], с одним великим трудом и подвигом Она всегда ведет с ним непримиримую брань. Всякая же душа, видящая Божественный свет, От котораго он ниспал, презирает его, И будучи осияваема самим неприступным Светом, Попирает этого князя тьмы, как листья, Ниспадшие на землю с высокаго дерева; Ибо силу и власть он имеет во тьме, Во свете же делается совершенно мертвым трупом. Слыша же о свете, внимай, о каком свете говорю я тебе. Не подумай, что я говорю об этом солнечном свете, Ибо во свете его ты видишь многих людей, Согрешающих, как и я, ужасно бичуемых, Падающих и испускающих пену среди дня, И невидимо страждущих от злых духов. И хотя светит солнце, но никакой от него больше Пользы не бывает тем, которые преданы бесам. Итак, я говорю тебе не о свете чувственнаго солнца, Ни о дневном, да не будет, отнюдь ни о светильничном, Ни о свете многих звезд и луны, Вообще не о сиянии видимой красоты Я разъясняю тебе, что оно всецело имеет такое действие света. Ибо чувственные светы освещают и озаряют Одни только чувственныя очи, давая видеть Только чувственное, а не мысленное, разумеется. Поэтому все, видящие только чувственное, Слепы умными очами сердца. Умныя же очи умнаго сердца И освещаться должны умным светом. Ибо если имеющий телесныя зеницы угасшими Весь омрачен и не знает, где находится; То насколько же более тот, у кого слепо око души, Омрачен будет и телом и в действии, Да и духом не будет ли почти омертвевшим? Итак, точно уразумей, о каком свете я говорю тебе. Ибо не о вере говорю я тебе, ни о совершении дел, Ни о покаянии, ни о посте, конечно, Ни о нестяжании отнюдь, ни о мудрости, ни о знании, Даже ни о науке, ибо ничто из этого не есть Свет ни отблеск того света, о котором говорю тебе; Ни внешнее благоговение, ни наружность Смиренная и простая, ибо все это деяния И исполнение заповедей: если оне хорошо совершаются И исполняются, как Сам Создатель заповедует, То многообразно изливаются слезы, (Которыя) или полезны бывают или наоборот вредны; Покамест сами по себе, они совершенно безполезны. Бдение же не есть, конечно, только (дело) монахов, Но и вообще людей занятых делами. Женщины — ткачихи, золотари и медники Более бодрствуют, нежели весьма многие монахи. И поэтому мы говорим, что ничто из всех этих Добродетельных деяний не называется светом. Поэтому и собранные во едино все деяния И добродетели без исключения не суть Божественный свет, Ибо все человеческия деяния далеки от него. Впрочем и эти деяния, совершаемые нами, Называются нашим светом для живущих во зле, Наставляя и их добру (Мф. 5:16); И та тьма, которая находится во мне и ослепляет меня, Бывает светом для ближняго и светит для видящих. И чтобы ты не подумал, что я говорю тебе (нечто) невероятное, Послушай, я скажу тебе и решение загадки: Положим, я пощусь ради тебя, чтобы явиться постящимся, И хотя этот рожон в глазах моих является Как бы бревном, конечно, воткнутым в них посредине (Мф. 7:3—5), Но ты просвещаешься, видя меня (постящимся), если не осуждаешь меня, Но совершенно порицаешь себя, как чревоугодника; Ибо этим ты наставляешься к воздержанию чрева И явственно научаешься презирать наслаждение. (Или) еще — одевшись в худую и оборванную (одежду) И ходя везде в одном хитоне, я думаю Снискивать славу и похвалу от видящих меня И казаться для них как бы другим, новым апостолом, И (хотя) это бывает для меня причиною всякаго вреда И поистине тьмою и густым облаком в душе моей, Но видящих меня просвещает и научает Презирать уборы и богатство И одеваться в простую и грубую одежду, Что и есть поистине апостольское одеяние. Так и все прочия добродетельныя деяния Суть действия вне света, дела без луча. Ибо, будучи собраны вместе, как раньше сказал я, И соединены воедино, добродетельныя деяния — Ежели (это) и возможно в человеке — Подобны светильнику, лишенному света. В самом деле, как нельзя называть огнем одни уголья, Даже и (горящие) еще уголья, или пламенем — дрова, Так ни вся вера, ни дела, ни деяния, Ни исполнение заповедей недостойны называться огнем, пламенем Или Божественным светом, ибо в действительности оне не суть (свет). Но так как оне могут воспринять этот огонь, приблизиться к свету И возжечься чрез неизреченное соединение, То это и служит похвалою и славою добродетелей. И ради этого всякое подвижничество и всякия деяния Совершаются нами, чтобы мы, как свеча, приобщились Божественнаго света, когда душа, как один воск, Вся предлагается неприступному свету; Лучше же подобно тому, как бумага обмакивается в воске, Так и душа, утучненная всякими добродетелями, Вся возжется от него, насколько возможет увидеть, Насколько вместит ввести в свою храмину. И тогда, просвещаясь, добродетели, как приобщившияся Божественнаго света, и сами называются светом, Лучше же и оне суть свет, срастворившись со светом; И (как) свет, просвещают самую душу и тело И поистине светят, во–первых, тому, кто стяжал (их), А затем и всем прочим, находящимся во тьме жизни. Каковых просвети, Христе, Духом Всесвятым И соделай наследниками царства небеснаго, Со всеми святыми Твоими ныне и во веки.

Гимн ХLIV

О богословии и о том, что ум, очистившись от вещества, невещественно созерцает Невещественнаго и Невидимаго.

Каким путем мне пойти? на какую стезю уклониться? на какую лествицу взойти? какими вратами войти? как и в каком чертоге открыть дверь? в каком или каковом жилище найти Того, Кто в руке и длани (Своей) содержит вселенную? На какую мне гору взойти и с какой стороны? и какую отыскать там пещеру? или какое болото пройдя, я несчастный сподоблюсь узреть и удержать Вездесущаго, Неуловимаго и Невидимаго? В какую преисподнюю мне низойти, на какое небо взойти и пределов какого моря достигнуть, (чтобы) найти совершенно Неприступнаго, совершенно Безпредельнаго и совершенно Неосязаемаго? Скажи, как найти мне в вещественном Невещественнаго, в создании Создателя, в тленном Нетленнаго? Каким образом, находясь в мире, могу стать я вне мира? связанный с веществом, как соприкоснусь я с Невещественным? весь будучи тленным, как соединюсь с Нетленным? (пребывая) в смерти, как совершенно приближусь к Жизни? как, мертвый, приступлю я к Безсмертному? будучи весь сеном, как дерзну прикоснуться к огню? Однако выслушай теперь и разрешение этих таинств.

Прежде чем сотворено небо, прежде чем произведена земля, был Бог Троица, один уединенный, Свет безначальный, Свет несозданный, Свет совершенно неизреченный, однако Бог безсмертный, один безконечный, постоянный, вечный и весьма благостнейший. Хорошо уразумей единаго Бога в начале, Троицу пребезначально сущую, превыше всякаго начала, Неизобразимаго, Неизмеримаго по высоте, глубине и широте, не имеющаго предела величия и света. (В начале) не было ни воздуха, как ныне, ни тьмы не было вовсе, ни света, ни воды, ни эфира, ни чего–либо другого, но был один Бог — Дух совершенно световидный и вместе всемогущий и невещественный. Он сотворил Ангелов, Начала и Власти, Херувимов и Серафимов, Господства, Престолы и неименуемые чины, служащие Ему и предстоящие со страхом и трепетом. После же того Он произвел небо, как свод, вещественное и видимое, чувственное и грубое, и как один Он ведает, распростер его во мгновение (ока). И вместе землю, воды и все бездны посреди него (неба) тою же мыслию одною Он сотворил такими, как и ныне мы все видим. И внутри (их) остался тот невещественный Свет, непричастный (ничего из этого). Небо распростертое, чувственное, как сказал я, не пресекло сияния невещественнаго Света. Ибо, будучи, как сказано, вещественным, оно оказалось вне невещественнаго не местом, конечно, но природою и сущностью. Ведь Невещественный отделен от вещественнаго, не имея собственнаго места. Ибо, будучи Сам неограничен, Он словом в Себе Самом все производит, и отделенный по естеству от всех тварей и все нося в Себе, вне всего пребывает. Ибо подобно тому, как ум и Ангел стенами или дверями ни вне жилища не бывают удаляемы, ни внутри удерживаемы; так и Творец их никоим образом не находится ни вне, ни внутри неба, ни в ином месте, но совершенно везде пребывает Богом, удаленным от всего вещественнаго и от произведенных Им тварей. Итак, небо сотворено было вещественным и, различаясь по природе от невещественнаго света, оставалось как бы большим домом без света; но Владыка вселенной возжег солнце и луну, дабы для чувственных (созданий) они и светили чувственным образом. Он дал (нам) в руки даже и (такой род) света, удивительно извлекаемый из железа и кремня, который светил бы и ночью. (Сам) же Он далек от всякаго (вещественнаго) света и будучи светлее света и блистательнее (всякаго) сияния, нестерпим для всякой твари. Ибо как при свете солнца не видно звезд; так если и Владыка солнца восхощет возсиять, то никто живой не стерпит Его восхода. Поэтому он совокупил ум с вещественным прахом и всех нас людей поместил среди вещественнаго, дабы мы, твердою верою и соблюдением заповедей снова очистив невещественный ум, который мы залили мраком преступления чрез пожелание вещественных страстей и вкушение удовольствий, в вещественном невещественно узрели тот невещественный Свет, который, я сказал, пребезначально был Богом, (Свет) невидимый для чувственных и вещественных очей и неприступный для умных очей сердца. В самом деле, дивлюсь я, каким образом душа, будучи вся невещественна и имея умное око света, пользуется однако чувственным образом и телесными очами, как бы двумя окнами, и выглядывая чрез них, видит все видимое, и поворачиваясь обратно, невещественным образом созерцает мысленное и невещественное; будучи же неизреченным образом удерживаема посреди нетленнаго и тленнаго, одним она влечется вниз к удовольствиям и страстям, другим же окрыляясь к небу, понуждается пребывать там; однако низвлекается и снова горячо стремится всегда возноситься, желая от видимаго быть небошественной (и видеть под собою все, что ощущается зрением). Ибо, смотря на все в этом мире, как на сети, она боится всецело ступить или сесть на землю, чтобы, будучи удержанной, не увязнуть, конечно, в них и не сделаться добычею диких зверей. Такова жизнь благочестивых, верных и всех святых, которой всем должно подражать, дабы с ними (также) предстать непорочными Судии всех, Христу Богу, и быть общниками славы и царства Его во веки.

Гимн ХLV

О точнейшем богословии и о том, что не видящий света славы Божией хуже слепых.

О щедролюбивый Боже мой, Творче мой, возсияй мне более неприступным светом Твоим, дабы исполнить радостию сердце мое. Ей, не гневайся, ей не остави (меня), но озари светом Твоим душу мою, ибо свет Твой (это) — Ты, Боже мой. В самом деле, Ты хотя и называешься многими и различными именами, но Сам Ты — едино. Это же Единое для всякой природы неведомо, невидимо и неизъяснимо, Которое, будучи уясняемо (чрез сравнение), называется всякими именами). Итак, это Единое есть триипостасное Естество, единое Божество, единое царство, единая сила, ибо Троица есть едино. Ведь Троица едина — Бог мой, а не три. Однако это Единое есть три по ипостасям, однородным друг другу по естеству, равномощным и совершенно единосущным, с одной стороны неслитно превыше ума соединенным, с другой наоборот нераздельно разделяемым, в едином три, и в трех едино. Ибо един есть сотворивший все Иисус Христос с безначальным Отцом и собезначальным Духом Святым.

Итак, Троица есть совершенно нераздельное единство: в едином три, и в трех едино; лучше же три эти едино, и едино наоборот — три. Разумей, поклоняйся и веруй ныне и во веки. Ибо это Единое, когда явится, возсияет и озарит, когда сообщится и преподастся, то бывает всяким благом. Поэтому оно и называется нами не одним, но многими (именами): светом, миром и радостию, жизнью, пищей и питием, одеянием, покровом, скинией и божественным жилищем, востоком, воскресением, упокоением и купелию, огнем, водою, рекою, источником жизни и потоком, хлебом и вином, и общим услаждением верных, роскошным пиром и наслаждением, которым мы таинственно наслаждаемся, поистине солнцем незаходимым, звездою вечно сияющей и светильником, светящим внутри душевной храмины. Это Единое есть и многое, Оно и разрушает и созидает. Это Единое Словом произвело все и Духом силы содержит все это. Это Единое из ничего создало небо и землю, дало (им) бытие и неизреченно составило. Это Единое волею (одною) сотворило солнце, луну и звезды — чудо новое и необычайное. Это Единое повелением (своим) произвело четвероногих, гадов и зверей, всякий род пернатых и все в море (живущее), как все мы видим. Наконец, Оно сотворило и меня, как царя, и все это дало мне для служения, как рабов, рабски исполняющих мои потребности. Итак, (в то время как) все (прочее) сохранило и доселе хранит повеление этого Единаго, Бога, говорю, всех, один я несчастный оказался неблагодарным, непризнательным и непослушным Богу, создавшему меня и изобильно подавшему все эти блага. Преступив заповедь, я сделался непотребным и оказался, жалкий, хуже всех скотов, хуже зверей, гадов и птиц. Уклонившись от праваго и божественнаго пути, я жалким образом потерял данную мне славу, совлекся светлой и божественной одежды, и родившись во тьме, ныне лежу в ней, не зная, что я лишен света. Вот, говорю, солнце светит днем, и я вижу его, с наступлением же ночи я возжигаю для себя свечи и светильник, и вижу. И (кто) другой из людей имеет [в этом отношении] что–либо большее меня? Ибо так (только), конечно, люди и (могут) видеть в сем мире, и (иначе или) более этого никто из людей не видит. Говоря это, я лгу, глумлюсь над собою, самого себя прельщаю, Спасителю, и противоречу себе, не желая познать себя, что я слеп, не желая трудиться, не желая прозреть, не желая, осужденный, признать свою слепоту.

Кто же видел Бога, свет мира? — говорю я, и говорю, Владыко, совершенно безчувственно, не разумея, что худо мыслю и говорю. Ибо говорящий, что он совершенно не видит и не созерцает света Твоего, а тем более утверждающий, что это и невозможно — видеть, Владыко, свет Божественной славы Твоей, отвергает все Писания Пророков и Апостолов и слова Твои, Иисусе, и домостроительство. Ибо если, возсияв с высоты, Ты явился во тьме и пришел в мир, Благоутробне, восхотев подобно нам человеколюбно пожить с людьми, и неложно сказал, что Ты свет мира (Иоан. 8:12; 9:5), мы же не видим Тебя; то (разве) не слепы мы совершенно и не являемся ли, Христе мой, еще более жалкими, чем слепые? — Подлинно так, поистине мы мертвые и слепые, потому что не видим Тебя — животворящаго Света. Слепцы не видят чувственнаго солнца, но и живут, Владыко, и как–то движутся. Ибо оно не дарует жизни, но только (возможность) видеть. Ты же, будучи всеми благами, всегда даешь их рабам Твоим, видящим свет Твой. Так как Ты — жизнь, то и подаешь жизнь со всеми другими, говорю, благами, которыми Сам Ты являешься. Имеющий Тебя поистине обладает в Тебе всем. Да не лишусь же и я Тебя, Владыко, да не лишусь Тебя, Творче, да не лишусь Тебя, Благоутробне, я презренный и странник. Ибо странником и пришельцем здесь, как благоугодно было Тебе, я сделался не произвольно, не по своей воле, но по благодати Твоей я познал себя самого странником между этими видимыми (вещами); умно озаренный Твоим светом, я познал, что Ты переводишь человеческий род в невещественный и невидимый мир и поселяешь (в нем), разделяя и распределяя достойным обитания, каждому сообразно тому, как сохранил он, Спасе, Твои заповеди. Поэтому молю и меня учинить с Тобою, хотя и много согрешил я, более всех людей, и достоин муки и казни. По приими меня, Владыко, припадающаго, как мытаря и блудницу, хотя и не одинаково я плачу, хотя и не так же отираю, ноги Твои Христе, власами своими, хотя и не подобно воздыхаю и рыдаю. Но Ты изливаешь милость, точишь благоутробие и источаешь благость, имиже и помилуй меня. (О Ты, руками и ногами на кресте пригвожденный и в ребра копием прободенный, о Ты милосерднейший), помилуй и избави меня от огня вечнаго, сподобив меня отныне добре послужить Тебе, тогда же неосужденно стать пред Тобою и быть воспринятым внутрь чертога Твоего, Спасе, где я буду радоваться с Тобою, благим Владыкою, неизреченною радостию во все веки.

Гимн ХLVI

О созерцании Бога или вещей Божественных, о необычайном действии Духа Святаго и о свойствах Святой и единосущной Троицы. И о том, что не достигший вступления в царство небесное не получит никакой пользы, хотя бы он был и вне адских мук.

Что это соделано Тобою во мне, О всевиновный Боже и Царю? Ибо что мне сказать или что помыслить? Хотя и велико видимое мне чудо, Но оно неведомо и невидимо для всех. Какое же это (чудо)? — скажи мне. Достоверно скажу: Тьмою и тенью, чувственным и чувством, Вещественною тварью, кровью и плотию Держим я, несчастный, и (с ними) смешан, Спасителю, Находящагося же в них несчастно и жалостно, Меня обнимает ужас, когда я хочу сказать [о том чуде]. Я вижу умно, но где, что и как — не знаю. Ибо совершенно невыразимо, как я [вижу]. Где же [вижу] — это, думается мне, и известно и не известно: Известно потому, что во мне (нечто) видится, И наоборот вдали показывается; Однакоже и неизвестно, так как оно вводит меня В (некое) место, никоим образом и совершенно нигде (не находящееся), И производит во мне забвение чувственнаго, И обнаженным от всего вещественнаго и видимаго И (даже) от тела вне изводит меня. Что же производит во мне это, Что и вижу я, сказал, и не могу высказать? Однако слушай и уразумеешь эту вещь. Итак, она совершенно недержима для всех, А для достойных и уловима, и сообщима, И преподаваема, быв совокуплена неуловимо, И соединена с чистыми неслитно, И срастворена в несмесном смешении — Вся со всеми непорочно живущими. Она светит во мне наподобие лампады, Скорее она видится сперва на небе, Будучи неизмеримо выше небес, Видится весьма неясно, незримо; Когда же я с трудом взыщу (ее) И неотступно стану просить, чтобы возсияла, То она или яснее видится там же, Отделяя меня от дольняго И неизреченно соединяя со светлостию ея, Или вся сполна внутри меня показывается, (Как) шаровидный, тихий и Божественный свет, Безобразный и безвидный, во образе безобразном Видимый и говорящий мне следующее: Зачем ты ограничиваешь Мое присутствие небесами И там ищешь Меня, думая, что Я (там) обитаю? Зачем полагаешь, что Я нахожусь на земле И разглашаешь, что Я пребываю со всеми, Определяя, что Я везде нахожусь? Итак, это «везде» приписывает Мне величину, Но Я совершенно не нмею величины, Ибо знай, что естество Мое превыше величины; А то «на земле» показывает ограничение, Но Я, конечно, совершенно неограничен. Ты слышал ведь, что Я пребываю со святыми, Сам весь существом (Своим) ощутительно, Чрез созерцание и даже приобщение, Со Отцом Моим и Божественным Духом, И явно почиваю в них? Итак, если ты скажешь, что Мы вместе сопребываем в каждом, То сделаешь (из Нас) многих, разделив на многих; Если же скажешь, что один, то как один и тот же в каждом, Лучше же как этот один и вверху и внизу? Как один и тот же будет сопребывать со всеми? Как все исполняющий будет обитать в одном? Находясь же в одном, как будет и все наполнять? Послушай о неизреченных таинствах неизреченнаго Бога, (Таинствах) предивных и совершенно невероятных. Есть Бог истинный, поистине есть. Это исповедуют все благочестивые. Но Он ни что не есть из того, что мы вообще знаем, Даже ни что из того, что знают Ангелы. В этом [мире] Бог, говорю, ни что не есть, Ни что из всего, как Творец всего, Но превыше всего. Ибо кто бы мог сказать, Что есть Бог, то есть чтобы сказать, Что Он есть то–то или то–то? я совершенно не знаю, Какой Он, каков, какого рода или Он различен. Итак, не знал Бога, каков Он По образу и виду, по величине и красоте, Как я изъясню Его действия: Как Он видится, будучи невидим для всех? Как пребывает со всякой тварной природой? Как обитает во всех святых? Как наполняет все и нигде не наполняется? Как Он превыше всего и везде находится? Ведь этого никто совершенно не может сказать. Но о Ты, Котораго никто из людей совершенно не видел, О Всецарю, единый преблагоутробный, Благодарю Тебя от всего сердца своего, Что Ты не презрел меня, во тьме долу Лежащаго, но коснулся меня Своею Божественною рукою, Увидев которую, я тотчас возстал, радуясь, Ибо она сияла светлее солнца. Я старался удержать ее, несчастный, Но она тотчас исчезла из глаз моих. И я снова весь оказался во тьме, Упал на землю, плача и рыдая, Валяясь и тяжко вздыхая, Желая снова увидеть Твою Божественную руку. Ты простер ее и явился мне яснее, И я, обняв, облобызал ее. О благость, о великое благоутробие! Творец дал (мне) поцеловать руку, Содержащую все (своею) силою. О дарование, о неизреченный дар! И снова Создатель взял ее обратно, Испытывая, конечно, произволение мое, Люблю ли я ее и ея Подателя, Презираю ли все, предпочитал ее, И пребываю ли в любви к ней. Я тотчас оставил мир и то, что в мире, Закрыл все вместе чувства: Очи, уши, ноздри, рот и уста, Умер для всех сродников и друзей, Ей, поистине я умер волею, И взыскал одну только руку Божию. Она же, увидев, что я так сделал, Тайно коснувшись руки моей, взяла (ее) И повела меня, находящагося среди тьмы. Ощутив (это), я с радостию последовал: Быстро бежал я ночью и днем, Шествуя бодро и со усердием. Идя же, напротив я был недвижим, И тогда более успевал (простираться) вперед. О таинства, о победныя награды, о почести! Когда таким образом я бежал среди ристалища, Та неизреченная рука (Божия) настигла (меня) — Так как мой святой отец молился — И коснувшись жалкой головы моей, Дала мне венец победы, Лучше же (сама) она стала для меня венцом. Видя ее, я ощутил неизреченное веселие, Неизреченную радость и благодушие. Ибо как (мне было) не (радоваться), победив весь мир, Посрамив князя мира сего И от руки Божией Божественный венец, Лучше же саму руку Владыки всех Получив, о чудо, вместо венца? Изливая свет, она виделась мне невещественно, Непрестанно и невечерне. Она простирала мне как бы сосец И сосать молоко нетления Обильно давала мне, как сыну Божию. О сладость, о неизреченное наслаждение! Она и чашею Божественнаго Духа И безсмертнаго потока сделалась для меня, От которой причастившись, я насытился тою пищею Небесной, которою одни Ангелы Питаются и сохраняются нетленными, (Являясь) вторыми светами чрез причастие перваго (Света). Так и мы все Божественнаго и неизреченнаго Естества соделались причастниками, Чадами Отца, братиями же Христа, Крестившись Всесвятым Духом. Но, конечно, не все мы познали благодать, Озарение и приобщение, потому что не (все) Таким образом родились, но это едва Один из тысячи или десятка тысяч Познал в таинственном созерцании; Все же прочие дети — выкидыши, Не знающие Родившаго их. Ибо как дети, крестившись водою Или и огнем, совершенно не ощущают (того); Так и они, будучи мертвы по неверию И скудны по причине неделания заповедей, Не знают, что с ними было; Так как — страшное диво, чтобы прельщенною верою Мнить себя сыном Божиим И не знать Отца своего. Итак, если ты говоришь, что верою знаешь Его, И думаешь, что верою являешься сыном Божиим; То пусть и воплощение Бога будет «верою». А не делом, скажи, Он соделался человеком И не чувственно родился. Если же поистине. Он стал сыном человеческим, То и тебя, конечно, сыном Божиим Он делает на (самом) деле. Поэтому если Он не призрачно сделался телом, То и мы, конечно, не мысленно (делаемся) духом. Но как Слово поистине было плотию, Так и нас Оно неизреченно преображает И поистине соделывает чадами Божиими. Пребыв неизменным в Божестве, Слово Сделалось человеком чрез восприятие плоти; Сохранив неизменным человеком по плоти и по душе, Оно и меня всего соделало Богом. Восприняв мою осужденную плоть, Оно облекло меня во все Божество. Ибо, крестившись, я облекся во Христа, Не чувственно, конечно, но умно. И как не — Бог по благодати и усыновлению Тот, кто с чувством, знанием и созерцанием Облекся в Сына Божия? Если Бог–Слово в неведении сделался Человеком, то естественно следует думать, Что и я в неведении сделался Богом. Если же в ведении, действии и созерцании Бог был всем человеком; То должно мудрствовать православно, Что и я весь чрез общение с Богом, С чувством и знанием, не существом, Но по причастию, конечно, сделался Богом. Подобно тому как Бог неизменно родился Человеком в теле и виден был всем, Так неизреченно и меня Он рождает духовно И, (хотя) я остаюсь человек, делает меня Богом. И как Он, видимый во плоти, Не был знаем народом, что Он Бог; Так и мы [видимся такими], какими были для всех, О чудо, видимыми, конечно, человеками, Тем же, чем стали мы по Божественной благодати, Мы обыкновенно не бываем видимы многими, Но одним тем, у которых очищено око души, Мы являемся, как в зеркале; Не очистившимся же ни Бог, ни мы Не бываем видимы, и для них совершенно невероятно, Чтобы мы когда–либо всецело соделались таковыми. Ибо неверные — те, которые утверждаются На одной вере без дел. Если же пока не неверные, то совершенно мертвые, Как показал Божественный Павел. Не окажись же неверным, но скажи мне и мудро отвечай: Что из этих двух предпочтешь ты: Мертвую ли веру, лишенную дел, Или неверие с делами веры? Конечно, ты скажешь: какая польза дел Без правой и совершенной веры? А я напротив возражу тебе: какая непременно Польза веры без дел? Итак, если ты желаешь познать то, о чем мы прежде сказали, И сделаться Богом по благодати, Не словом, не мнением, не мыслию, Не одною только верою, лишенною дел, Но опытом, делом и созерцанием Умным, и таинственнейшим познанием; То делай, что Христос тебе повелевает И что Он ради тебя претерпел. И тогда ты увидишь блистательнейший свет, явившийся В совершенно просветленном воздухе души, Невещественным образом ясно (увидишь) невещественную сущность, Всю поистине проникающую сквозь все, От нея же (души) — сквозь все тело, так как душа находится Во всем (теле) и сама безтелесна; И тело твое просияет, как и душа твоя. Душа же с своей стороны, как возсиявшая благодать, Будет блистать подобно Богу. Если же ты не станешь подражать смирению, Страданиям и поруганиям Создателя И не пожелаешь претерпеть их, То либо мысленно, лучше же чувственно Ты (сам) остался, о безумие, Во мраке и тартаре своей плоти, Которая есть тление. Ибо что иное, Как не смерть в безсмертном сосуде [быть] Заключенным (в нем), конечно, на веки, Лишаясь всех благ, которыя во свете, И самого света? я ведь не говорю уже О предании огню и скрежету Зубов, и рыданию и червю, Но (об одном) обитании в теле, как в бочке, После воскресения, как и прежде этого, И (чтобы) никуда ни вне не выглядывать, Ни внутрь совершенно не воспринимать света, Но лежать таким образом, лишаясь Всех здешних наслаждений и будущих, Как и прежде сказал я. Итак, скажи, слушатель, Говорящий: я не хочу быть Внутри самого царствия, Ни наслаждаться теми благами, Но мне бы только быть вне мучения И хотя бы не принять совершенно огненнаго испытания. Какая тебе будет польза (от этого), как сказал я? Отвечай мне, мудрейший, и скажи: Полагаешь ли ты, что есть или будет Другое большее наказание? Да не будет; в самом деле, ты утверждаешь, что, будучи одним, Ты и будешь тогда находиться в муках и мучиться. Ведь если бы ты сказал, что и духовное тело Тогда получишь, то разве может душа Быть заключена в нем, как в бочке? Послушай и поучись, как это будет. Подобно тому как семя сеется по роду Пшеницы, говорю тебе, ячменя и прочих (злаков), И по роду опять дает и всход; Так и тела умирающих Падают в землю, какими случится им быть. Души же, разрешившись от них, В будущем воскресении мертвых Каждая из них по достоинству находит Покров полный света или тьмы. Чистыя и приобщившияся света, И возжегшия свои светильники Будут, конечно, в невечернем свете; Нечистыя же, имеющия очи сердца Слепыми и полными тьмы, Как увидят Божественный свет? Никоим образом — скажи. Итак, ответь мне, Когда оне (станут) просить по смерти, кто услышит их, И отверзет им очи, увы мне, Когда оне добровольно не хотели прозреть И возжечь душевный светильник? Поэтому их ожидает безпросветная тьма. Тела же, как сказали мы, равно Тлеют и гниют и у святых, Но возстают, какими они посеяны. Пшеница чистая, пшеница освященная Святые сосуды Святаго Духа, Так как они были наичистейшими, То и возстают также прославленными, Сияющими, блистающими, как Божественный свет. Вселившись в них, души святых Возсияют тогда светлее солнца, И будут подобны Владыке, Божественные законы Котораго оне сохранили. (Тела) же грешных также возстают (такими), Какими и они посеяны в землю: Грязевидными, зловонными, полными гниения, Сосудами оскверненными, плевелами зла, Совершенно мрачными, как соделавшия дела тьмы И бывшия орудиями всевозможнаго Зла лукаваго сеятеля. Но и они возстают безсмертными И духовными, однако подобными тьме. Несчастныя же души, соединившись с ними, Будучи и сами мрачны и нечисты, Сделаются подобными диаволу, Как подражавшия делам его И сохранившия его повеления. С ним оне и будут помещены в неугасимом огне, Быв преданы тьме и тартару; Лучше же оне низведены будут По достоинству, соразмерно тяжести Грехов, которые каждый носит, И там будут пребывать во веки веков. Святые же напротив, как сказали мы, Поднявшись каждый на крыльях (своих) добродетелей, Взыдут в сретение Владыки, И они каждый по достоинству: Как кто предуготовил себя, конечно, Так ближе или дальше и будет от Создателя, И с Ним пребудет в безконечные веки, Играя и веселясь непостижимым веселием. Аминь.

Гимн ХLVII

О богословии и о том, что не изменившемуся чрез причастие Св. Духа и не сделавшемуся с познанием Богом по усыновлению непозволительно учить людей (вещам) Божественным.

Кто утешит скорбь сердца моего? сказав — скорбь, я показал любовь (πουον) к Спасителю. Любовь же эта есть действие Духа, или лучше существенное Его присутствие, ипостасно (ενυποστατως) видимое внутри меня, (как) свет. Свет же этот несравним и весь невыразим. Кто отделит (и разлучит) меня от чувственных (вещей), от которых я избавился однажды и скрылся от них, ставши вне мира? кто даст мне тишину и спокойствие от всего, дабы я насытился красотою и созерцанием Того, непостижимость Котораго воспламеняет (во мне) эту любовь (τον πουον)? ипостасная же любовь (ενυποστατος πουος) есть несколько постижимое [в Нем]. Ибо любовь (αγαπη) есть не имя, но Божественная сущность, сообщимая и непостижимая и совершенно Божеская. Сообщимое постижимо, а что выше его, то — никоим образом. Поэтому я и сказал тебе, что та любовь (τον πουον) постижима и что она ипостасна, как сообщимая и постижимая. Ибо все постижимое и сообщимое есть, конечно, сущность ипостасно сообщимая и точно также постижимая, так как не имеющее сущности и есть ничто и называется (ничем). Божественное же и несозданное естество пресущественно, так как оно превосходит сущность всего тварнаго; называясь пресущественным, оно однако имеет сущность (ενουσιος) и ипостась (ενυποστατος), будучи мыслимо превыше всякой сущности и совершенно несравнимо с тварной ипостасью, ибо оно все неограниченно по природе. Неограничиваемое же как ты назовешь ипостасью? а не имеющее ипостаси есть ничто; как же оно сообщимо мне?

Если же ты не веришь, то я приведу тебе свидетелем Павла, утверждающаго, что и то и другое верно. Ибо когда он говорит, что имеет внутри Христа, говорящаго и вещающаго ему Пресвятым Духом, то утверждает, что Божество сообщимо и ограничиваемо, Которое (однако) соприсутствовало в нем неограниченно и непостижимо. Когда же представляет обитающим во свете неприступном и свидетельствует, что Оно никогда не было видимо человеком (I Тим. 6:16); тогда показывает неограниченность (Его) и непостижимость. Ибо как он приобщился или всецело прикоснулся того, Кого никто из людей никогда не видел? — никоим образом, конечно, — скажешь ты мне, если ты не желаешь спорить (со мною). Когда же опять он говорит тебе: «Бог (древле прежде) рекий из тьмы свету возсияти, иже возсия» внутри меня (II Кор. 4:6), то какого иного Бога, скажи, дает разуметь тебе, как не Того, Который обитает во свете неприступном, и Котораго никоим образом никто из людей никогда не видел? Ибо Сам пресущественный, будучи исперва несозданным, воспринял плоть и видим был для меня сотворенным, Сам всего меня, (Им) воспринятаго, дивно обожив. Веруешь ли этому, скажи мне, и ничуть ли не сомневаешься? Итак, если Бог, соделавшись человеком, как веруешь ты, обожил меня — человека, котораго Он воспринял, то я, соделавшись Богом по усыновлению, вижу Бога по естеству, Того, Кого никто из людей никогда не мог, да и совершенно не может увидеть. Те же, которые восприняли Бога делами веры и, быв возрождены Духом, наименовались Богами, видят Его Самого — Отца их, всегда обитающаго во свете неприступном, имея Его обитателем, живущим в них самих, и сами (взаимно) обитают в Нем — совершенно неприступном.

Это есть истинная вера, это дело Божие, это печать христиан, это Божественное общение, это сопричастие и Божественный залог, это есть жизнь, это царство, это одеяние, это хитон Господень, в который облекаются крещающиеся верою, не в неведении, говорю тебе, и не в безчувствии, но чрез веру с чувством и знанием, чтобы ты не сказал, что я (лишь) верую, что облекся во Христа. Я не говорю: веруй этому, но дело веры (и утверждение веры, и правое исповедание веры) и несомненное совершенство [полноту] веры имей, оттого что ты с чувством и знанием облекся во Христа, сияющаго, блистающаго славою Божества и в яснейшем свете всего тебя изменяющаго, (между тем как) ты неизменно остаешься двояким из того и другого: по усыновлению — Богом, по природе же весь являешься (ничем иным, как) человеком. Когда же ты соделаешься таковым, как сказал я тебе, тогда приди и стань с нами, о брате мой, на горе Божественнаго ведения и Божественнаго созерцания, и мы услышим вместе Отчий глас.

Увы, насколько лишены мы Божественнаго достоинства! насколько удалены от жизни вечной! Сколь небо отстоит от земли преисподних и несчастным образом некогда там удержанных, настолько или даже еще более все мы поистине отстоим от достоинства Божия и Божественнаго созерцания, хотя, сверх ожидания, говорим, что обитаем с Ним и имеем в себе пребывающим и обитающим всего Того, Кто живет в неприступном свете; и сидя в преисподней, хотим (еще) философствовать о том, что над землею и на небе, и превыше небес, как точно знающие, и рассказывать (о том) всем и называться знатоками (γνωστιχοι) и основательными богословами и таинниками неизреченных (откровений), что и есть, конечно, признак безчувствия. В самом деле, неужели не безчувствен и даже более того тот, кто, родившись несчастно в преисподней и обитая в совершенном мраке настоящаго мира, и не узрев света будущаго века, который совершенно возсиял на земле и непрестанно сияет, утверждает, что знает и разумеет то, что на небе, и видит все тамошнее, и прочих (тому) учит? Ибо подобно тому, как слепец, захотевший спорить со зрячими и утверждать, что эта монета — медная, и эта печать (кого–то) другого, [а не царя], и (вычеканенныя) на монете буквы означают то–то и то–то, поистине был бы необычайным чудищем для слышащих и видящих, что монета эта — золотая и весьма звонкая, и печать поистине царская, показывающая (ничуть) неподдельный образ царя, а начертание означает его имя; так (то же самое) и с нами бывает, но мы не допускаем, чтобы нечто (подобное) могло случиться, и никого не стыдимся: ни самих святых ни Ангелов, сверху взирающих на наши (дела). Но на нас исполняется слово Господне, говорящее, что видящие не видят, и опять слышащие затыкают скорее душевныя уши, и отнюдь не слышат глаголов Духа (Мф. 13:13). Хотя телесными, плотскими ушами они и слышат, но духовныя уши сердца имеют покрытыми, и совершенно не могут слышать Бога. Ибо они никоим образом не в состоянии снять с самих себя покрывала гордости и нечувствия, потому что сами на себя возложили его добровольно и хотят (иметь) очи и уши покрытыми, и потому думают, что видят и слышат. Если же кто скажет им, послушайте, чада мои, снимите покрывало с сердец ваших (II Кор. 3:15), то они раздражаются за эти самыя слова, что он назвал их не отцами, но чадами, и возымев к нему от этих слов (тем) большую ненависть, не могут понять находящуюся в них страсть, лучше же — страсти, помрачающия ум и сердце и удаляющия от Бога уже воспринятых (Им). Рабы самомнения и гордости, добровольно ставшие (ими) и отдавшиеся в плен, они всегда исполняют свою волю; оставив Божии законы, они сами себе суть закон, и не Богу, но себе самим они служат, о дерзость, вместо славы Божией ища своей (славы) и стараясь создать ее всякими делами и способами. Итак, слава Христова есть крест и страсти, которыя Он подъял ради нас, дабы нас прославить. Но они не хотят этого претерпеть, как Он претерпел, и отказываются сделаться причастниками славы Божией, предпочитая, о нечестие, славу от людей, и избирают добровольное отлучение от Бога. Но Ты, Христе мой, избавь надеющихся на Тебя от гордости и сквернаго пристрастия к суетной славе, и соделай причастниками Твоих страданий и славы, и сподоби нас быть нераздельно Твоими ныне и в будущие веки веков. Аминь.

Гимн ХLVIII

Кто есть монах и какое его делание. И на какую высоту созерцания взошел этот Божественный Отец.

Монах — тот, кто не смешивается с миром И с одним Богом непрестанно беседует; Видя (Его), он и (Им) видим бывает и, любя, — любим, И соделывается светом, неизреченно сияющим. Будучи прославляем, он (тем) более считает себя нищим, И принимаемый в домах, является как бы странником. О совершенно необычайное и несказанное чудо! От безмернаго богатства я беден, И обладая многим, думаю, что ничего не имею, И от обилия вод, говорю, я жажду. Кто даст мне то, что я изобильно имею? И где найду я Того, Кого повседневно вижу? Как удержу я то, что и внутри меня есть, И вне мира, ибо оно совершенно невидимо? Имеющий уши слышать да слышит, Правильно понимая слова неученаго.

Гимн ХLIХ

Моление к Богу, и как этот Отец, соединяясь с Богом и видя славу Божию, в нем самом действующую, приходил в изумление.

Как я внутри себя поклоняюсь Тебе и как вдали Тебя созерцаю? Как в себе усматриваю и на небе вижу Тебя? Ты один знаешь, делающий это и сияющий, как Солнце, невещественно в моем вещественном сердце. Ты возсиявший мне светом славы Твоей, Боже мой, Чрез Апостола Твоего и ученика и раба, Всесвятаго Симеона, Сам и ныне возсияй мне И научи Духом петь ему гимны, Новые вместе и древние, Божественные и сокровенные, Дабы чрез меня дивились знанию Твоему, Боже мой, (Псал. 138:6) И (тем) более проявлялась великая премудрость (Твоя), И все, услышав, восхвалили Тебя, Христе мой, Так как и я говорю новыми языками по благодати Твоей. Аминь, да будет, Господи, по воле Твоей. Я болезную, я страдаю смиренною душою своею, Когда внутри ее явится ясно сияющий свет Твой. Любовь называется у меня болезнию и является Страданием, оттого что я не могу всего Тебя обнять И насытиться, насколько мне желательно, и [потому] я воздыхаю. Однако, так как я вижу Тебя, то для меня довольно и этого, (Что) и будет (мне) славою, и радостию, и венцом царствия, И превыше всего сладостнаго и вожделеннаго в мире; Это покажет меня и подобным Ангелам, А быть может, и большим их соделает меня, Владыко. Ибо если Ты невидим для них существом И естеством неприступен, мне же Ты видишься И совершенно смешиваешься со мною сущностью естества (Своего), Ибо оне не отделены в Тебе и совершенно не разделяются, Но естество (есть) существо Твое и существо — естество; То поэтому, причастившись плоти Твоей, я приобщаюсь естества (Твоего) И поистине бываю причастником существа Твоего, (Делаясь) соучастником и даже наследником Божества И бывая в теле выше безтелесных, Я полагаю, (что) и сыном Божиим соделываюсь, как сказал Ты Не к Ангелам, но к нам, Богами так (нас) назвав: «Аз рех: Бози есте и сынове Вышняго вси» (Псал. 81:6; Иоан. 10:34). Так как Ты соделался человеком, будучи Богом по естеству, Неизменно и неслиянно, пребыв тем и другим, То и меня, человека по природе, соделал Богом По усыновлению и по благодати Твоей чрез Духа Твоего, Чудным образом, как Бог, соединив разделенное.

Гимн L

Общее наставление с обличением ко всем: царям, архиереям, священникам, монахам и мирянам, изреченное и изрекаемое от уст Божиих.

О Христе, подай мне слова мудрости, Слова ведения и Божественнаго разумения, Ибо ты знаешь безсилие моего слова И непричастность (мою) ко внешней науке.  Ты знаешь, что Тебя одного я имею Жизнию, и разумом (словом), и знанием, и мудростию, Спасителем, Богом и защитником в жизни, И дыханием смиренной души моей. Я странник и беден словом; Ты же — надежда моя и помощь моя, Ты похвала, богатство мое и слава. Ты от мира восхотел, Слове, По благоутробию воспринять меня страннаго, Недостойнаго, ничтожнаго и худшаго Всякаго человека и всякаго безсловеснаго животнаго. Потому и уповаю я на милость Твою, И прошу Тебя, и припадаю, и говорю: Дай правое слово, дай силу, дай мне крепость Сказать ко всем посвященным Тебе И служащим Тебе, Царю всех, Сказать тайносовершителям, и начальникам, и служителям, Мнящим, что они видят Тебя и служат, И подлинно работают Тебе, как Владыке. Все люди: цари и вельможи, Священники, епископы, монахи и разночинцы, Не сочтите недостойным послушать гласа И слов моих — человека ничтожнаго, Но откройте мне уши сердца (вашего) И услышите и уразумейте, что говорит Бог всех и прежде всех веков, Неприступный, единый Вседержитель, В руке Котораго дыхание всего существующаго. Цари, вы хорошо делаете, что ведете войны против язычников, Если сами не творите языческих Дел и обычаев, советов и решений И многими делами своими и словами Не отвергаетесь меня — Царя вашего. Лучше вам было бы хранить Мои слова И право соблюдать все заповеди Мои, В блаженной нищете Проводя безмятежную жизнь. Ибо какая вам польза защищать мир От смерти и временнаго рабства, Самим же повседневно быть рабами Страстей и бесов чрез дела (свои) И наследниками огня неугасимаго. Ибо хороши все дела, какия кто ни делает Ради Меня и сострадания И милосердия к ближнему, Если прежде всего он себя самого милует, И слова Мои хранит со всяким тщанием, И показывает искреннее раскаяние В том, что сделано (им), без сомнения, раньше, И после не возвращается более к тому, Но пребывает (твердым) в Моих Владычных словах И истинных законах и повелениях; И так без нарушения делает все Даже до смерти, ни одним словом, Ни одной чертой из написаннаго Не пренебрегая. (Вот) это — Мне жертва, Это Мне фимиам и приношение, и дар; Без этого же вы — хуже язычников. Епископы — председатели, разумейте! Вы — отпечаток Моего образа, Вы достойно поставлены собеседовать со Мною, Вы имеете предвозлежание над всеми праведниками, Как именующиеся учениками Моими И носящие Мой Божественный образ; Вы даже над малейшим общим собранием Восприняли таковую власть, Каковую получил Я от Отца — Слово, Которое воплотилось, будучи Богом по естеству И соделавшись двояким в действованиях, Волях и естествах также; Я, Который нераздельно и неслитно есмь Бог, и наоборот человек и Бог. Как человек, Я сподобил (вас) держать Меня вашими руками, Как Бог же, Я совершенно Неуловим для бренных рук, И невидим для не видящих, И неприступен, [когда бываю] закланным за всех, Я — двоякий в одной ипостаси. Из епископов есть такие, которые по причине этого Превозносятся над всеми малейшими, Как над презренными и внизу седящими. Из епископов есть такие, которые далеки от этого достоинства, Не из тех, у которых со словом согласуется и жизнь, Являясь печатию их Боговдохновеннаго Учения и Боговещания, Но из тех, у которых жизнь противоположна слову, И которым неведомы страшныя Мои и Божественныя (таинства): Они думают, что держат [в евхаристии] хлеб, который есть огнь, И, как простой, презирают Мой хлеб, И мнят, что видят и едят кусок (хлеба), Не видя Моей невидимой славы. Из епископов есть многие из немногих, Которые высоки и смиренны Худым и противным смирением, Которые гоняются за славою человеческою, А Меня — Творца всех презирают, Как нищаго и презреннаго бедняка; Они недостойно прикасаются к Моему телу И, ища превосходства над многими, Незванно входят внутрь Моего святилища, И (внутрь) чертога неизреченных [таинств] Вступают без хитона Благодати Моей, которой они никоим образом не восприняли, [Приступая] к тому, на что и совне взирать им не подобает; Но Я долготерплю, (будучи) весьма человеколюбив. Входя же, они беседуют со Мною, как с другом, И не пребывая там в страхе, как рабы, Показывают себя близкими [Мне лицами]. Не разумея Моей благодати, Они и за других (еще) ходатайствовать обещаются, Будучи сами повинны во многих грехах. Совне хорошо одевая тело, Они кажутся блистающими и видятся чистыми; Души же хуже грязи и тины, Лучше же (хуже) всякаго смертоноснаго яда Имеют эти лукавые праведники. Ибо как некогда Иуда предатель, Приняв хлеб от Меня недостойно, Съел его, как часть обыкновеннаго хлеба, И потому сатана вошел В него тотчас и безстыдным предателем Меня — учителя (своего) соделал, Воспользовавшись им, как слугою и рабом, И исполнителем своей воли; Так случается в неведении и с теми, Которые недостойно, дерзко и самонадеянно Прикасаются к Моим Божественным тайнам. В особенности (таковы) возвышающиеся на престолах над святыми, Над жертвенником и священством, Имеющие совесть и прежде поврежденную И после того совершенно осужденную; Они, входя в Мой Божественный двор, Безстыдно стоят во святилищах, Открыто разговаривая предо Мною И совершенно не видя Моей Божественной славы, Которую если бы видели они, то не делали бы этого И (даже) в преддверия Моего Божественнаго храма Так дерзко не смели бы войти. Итак, что все это, что написано, Истинно и верно, всякий желающий (может) узнать Из тех самых дел, которые мы иереи творим; И отнюдь не найдя никакой лжи, Убедится и признает, Что Сам Бог чрез меня изрек это, Если (только) он не кто–либо из творящих это И не старается хитрыми словами разсеять И скрыть (свой) собственный стыд, Который пред Ангелами и людьми Будет открыт тем, Кто откроет «Тайная тьмы» (I Кор. 4:5), Господь Бог всех. Кто из нас, нынешних иереев, Предочистив себя от беззаконий, Так дерзнул (приступить) ко священству? Кто мог бы сказать это с дерзновением,  Что он презрел славу земную И ради одной небесной священнодействует? Кто довольствовался одним только необходимым И не утаил чего–либо, (принадлежащаго) ближнему? Кого совесть своя Не осуждала за взятки, Чрез которыя он старался сделаться и сделать [священнослужителем], Купив или продав благодать? Кто не предпочел друга пред достойным, Поставив скорее недостойнаго? Кто не старается своих близких Друзей сделать епископами, Чтобы пользоваться властию во всем Чуждом? ведь это (еще одно) из посредственных (дел), Считающееся даже безгрешным теми, Которые вмешиваются в дела другой церкви. Кто по просьбе мирских (людей): Вельмож, друзей, богатых и начальников Не рукоположил (кого–либо) и вопреки достоинству? Поистине нет ныне никого из Всех их, имеющаго чистое сердце, Кого бы не колола совесть, Так как он непременно сделал одно из того, о чем я сказал. Но мы все безстрашно грешим, Не заботясь ни о пресечении зла, Ни добра не делая; Поэтому и не каемся, Погрузившись во глубину зол И безчувственно пребывая в этом. Ибо, не вкусив Божественной славы, Мы не можем презреть земную славу. Любовь же к славе, говорю, человеческой Совершенно не позволяет душе ни смиряться, Ни добровольно порицать себя самое. Если это так, то как, скажи мне, Гоняющийся за славою человеческою И нуждающийся в тленном богатстве, Желающий иметь множество золота, И ненасытный в похищении, И злопамятный к тем, которые не часто дают, Дерзнет сказать, что имеет Бога обитателем (в себе)? Не воспринявший же Христа И Его Отца и Духа Святаго, Известно живущаго и ходящаго, Единаго Бога в сердце своем, Как покажет истинное служение? От кого иного он научится смирению? Или как наставлен будет Божественной воле? Кто будет ходатаем для него или примирит (его) с Богом И представит непостыдным служителем Единому чистому и непорочному Богу, На Котораго Херувимы не смеют воззреть, И Который неприступен для всех Ангелов? Кто укрепит его безгрешно править И неосужденно священнодействовать Страшную службу непорочной жертвы? Какой Ангел, какой человек может Изречь это или возможет сделать? Ибо я говорю и свидетельствую всем: (Никто не заблуждайся и не обольщайся словами) Кто прежде не оставит мира И от души не возненавидит (всего) мирского, И искренно не возлюбит единаго Христа, И ради Него не погубит душу свою, Не заботясь ни о чем для человеческой жизни, Но как бы ежечасно умирая, Не будет много плакать о себе и рыдать, И не будет иметь желания только к Нему одному, И чрез многия скорби и труды Не сподобится воспринять Божественнаго Духа, Котораго дал Он Божественным Апостолам, Дабы чрез Него изгнать всякую страсть, И легко исправить всякую добродетель, И стяжать обильные источники слез, Откуда очищение и созерцание души, Откуда познание Божественной воли, Откуда просвещение Божественным озарением И созерцание неприступнаго света, Откуда безстрастие и святость Дается всем сподобившимся Видеть и иметь Бога в сердце, И быть Им хранимыми и хранить Неповрежденными Его Божественныя заповеди; Тот да не дерзнет принимать священство И предстоятельство над душами или стать начальником. Ибо как Христос Богу Отцу Своему И приносится и Сам Себя приносит; Так и нас Сам Он и приносит И Сам же опять и принимает нас. Ибо [иначе] в суд и в осуждение будет Предприятие таковых дел; (Это) хуже убийства, хуже прелюбодеяния и блуда И всех других грехов. Все эти (грехи) ныне совершаются против людей, Ибо мы грешим, конечно, друг против друга. Торгующий же нагло Божественными [таинствами] И продающий благодать Духа Грешит, конечно, против Самого Бога. Ибо представляющий лицо Слова И жить должен так, как Оно, И, последуя Ему, так говорить: Лисицы, без сомнения, имеют норы, И все птицы — гнезда, Я же не имею, где главу приклонить (Мф. 8:20). Ибо сподобившийся быть служителем Христовым Сам совершенно не должен иметь ничего своего, Ни приобретать чего–либо мирского, Кроме необходимаго для тела и только; Все же прочее принадлежит бедным и странникам, И его церкви [в которой он служит]. Если же напротив он дерзнет для своих расходов Безвременно пользоваться этим со властию И принадлежащее странникам раздавать сродникам, И строить дома, и покупать поля, И набирать толпу рабов; То, увы, какой суд (ожидает) его? Без сомнения, он подобен человеку, Все приданое жены своей Худо расточившему по неразумию, Который, будучи схвачен и не имея (чем) уплатить, Когда с него требуют для нея денег, конечно, Для возмещения его супруги, Предается в темницу на заключение. Так будет и с нами, священниками и священнослужителями, Которые ради себя самих и сродников и друзей Злоупотребляют церковными доходами И совершенно не пекутся о бедных, Но строют дома, бани, монастыри, башни, Дают приданое и устраивают браки, Церкви же свои, как чужия, Презирают и нерадят о них. Отлучаясь на долгое время, Мы проживаем в чужой стране, Оставляя жен своих вдовыми И не имея о них никакого попечения. Иные же (из нас) пребываем в них и живем Не потому, чтобы нас удерживала любовь к ним, Но чтобы только жить от богатых доходов С них и роскошествовать. О красоте же души невесты Христовой Кто из нас иереев заботится? Укажи мне (хотя) одного только, и я удовольствуюсь им. Но горе нам, священникам, монахам, Епископам и священнослужителям седьмого века, Так как законы Бога и Спасителя Мы попираем, как ничего не стоющие. И если бы где оказался один малый пред людьми, Пред Богом же великий, как познанный Им, Не снисходящий к нашим страстям, То он тотчас прогоняем бывает, как один из злодеев, И изгоняется нами из (нашей) среды, И отлучаем бывает от собрания, как некогда Христос наш — (от синагоги) тогдашними Архиереями и грозными Иудеями, Как Сам Он сказал и всегда говорит то Ясным гласом величия Своего. Но есть Бог, Который вознесет его И восприимет как в нынешней жизни, Так и в будущей, и прославит Со всеми святыми, которых Он возлюбил. Но что говорит и к нам Слово? Те из монахов, которые мните (себя) ревностными, Изобразите благочестием внутреннее, Тогда и внешнее, конечно, предо Мною чисто будет. Ибо это будет на пользу вам И видящим ваши добрыя дела, А то вожделенно для Меня, Творца всех, И для умных и Божественных чинов Моих. Если же вы украшаете внешнее подобие человека Одною обычною ему одеждою И видящим вас кажетесь любезными Чрез внешнее упражнение в трудах, О любезном же Моем образе совершенно Не заботитесь, об очищении и украшении Со тщанием, слезами и трудами Того, чрез который для Меня и для всех вы и являетесь Людьми, понятно, разумными и Божественными; То поистине вы уподобляетесь предо Мною гниющим гробам, Как некогда фарисеи, как сказал Я, Говоря и обличая их безумие: Совне вы блистаете, будучи внутри гнилы, полны Мертвых костей и исполнены в гнилом Сердце злых помышлений, слов, Страстей, мыслей и лукавой заботы (Мф. 23:27—28). Ибо кто из вас взыскал этого: Поста, говорю, жестокаго жития, трудов, Запущенных волос, железных вериг, Власяницы, множества мозолей на коленях, Твердаго ложа, сена для постлания ложа И всякаго другого злострадания в жизни? (Все) это хорошо, если хорошо совершаемо бывает, [Как принадлежность] умнаго и сокровеннаго делания Вашего, со знанием, мудростию и разумом; Если же — без него, то что великаго в этом вы полагаете, Мня себя нечем, будучи ничем; Без внутренняго делания вы подобны, пожалуй, прокаженным, Одевшимся в светлыя одежды к обману видящих (их). Но приветствуя всех внешних [пожеланием] радоваться, Ревностно старайтесь стать [делателями] одного Внутренняго делания, с потом и трудами В божественных добродетелях и священных подвигах, Дабы явиться предо Мною девственниками в мыслях, Просвещенными всяким разумением, И соединиться со Мною — Словом в слове Премудрости Моей и ведения лучшаго. Все множество священнаго народа Моего, Иди поспешно ко Мне, Владыке своему, Иди и разрешись от уз мира сего; Возненавидь всякий обман чувств, Скоро беги от этих причин зла: Похоти зрения и плоти, Гордости мысленной и житейской (I Иоан. 2:16). Знай, что (все) неправедное в мире, Ведет к гибели воспользовавшагося Им страстно или пристрастно в жизни, И несчастно делает врагом Моим. Восприими в сердце любовь к Моим Божественным вещам — вечным благам, Которыя, воплотившись, Я приготовил тебе, как другу, Дабы ты всегда был со Мною, неизреченно свечеряя На трапезе царствия Моего Небеснаго со всеми святыми. Познай себя самого, что ты смертен и тленен, Будучи малым останком жизни на свете, И что ничто не последует за тобою из того, что есть в мире Блестящаго или увеселительнаго и приятнаго, Когда ты отойдешь отсюда к тамошним селениям, Кроме одних только дел, соделанных Тобою в жизни, злых или добрых. И познав тленность и смертность всего И оставив дольнее, иди горе, Я зову тебя К Себе — Богу всего и Спасителю, Дабы ты поистине жил во веки веков И наслаждался благами Моими, Которыя Я приготовил любящим Меня Всегда, ныне и во веки. Аминь.

Гимн LI

О том, что славные земли и гордые богатством прельщаются тенью видимаго; презрешие же настоящее необманчиво делаются причастниками Божественного Духа.

Видя меня, Владыко, злословимаго верными, Как обольстителя и прежде обольщеннаго, Так как я говорю, что по человеколюбию Твоему И по молитвам отца моего я получил Духа Святаго, Помилуй и даруй (мне) слово, знание и мудрость, Чтобы все противящиеся мне познали, Что внутри меня говорит Дух Твой Божественный. Дай мне сказать, как изрек Ты, дай и мне, как обещал Ты (о тех), Которым никто из них, Спасителю, не возможет противоречить или противостать (Лук. 21:5); Ибо Ты — Податель всех благ. Хотя и говорят, Христе, что я, раб Твой, прельщаюсь, Но я никогда не поверю, видя Тебя, Бога моего, И созерцая пречистое и Божественное лицо Твое, И воспринимая от него Твои Божественныя озарения, И будучи просвещаем Духом в умных очах своих. Но не попусти, о Боже, прельститься всем Ныне верующим в Тебя пагубною прелестию Неверия в то, что Ты и ныне просвещаешь всех, Озаряя лучами Божественнаго Божества Твоего. Ибо Ты велик в милосердии, мы же — во грехах; Ты обитаешь во свете неприступном, мы же все – во тьме; Ты вне твари, а мы в твари; Большинство же из нас чувством находятся Вне (даже) и твари, будучи безчувственны ко всему, И противоестественно суть вне всего; Смотря, они не смотрят, и видя, не видят, И не могут умным чувством постигнуть Чудес Божиих, но суть вне мира, Лучше же в мире они находятся, как мертвые еще прежде смерти И прежде смерти содержимые во аде преисподнейшем. Итак, это суть те, конечно, о которых говорит Твое Писание: Славные, богатые, гордые всем И вообще мнящиеся быть чем–либо из таковых, И не могущие понять стыда своего. Ибо они приобрели себе мудрость мира сего И славу, как одежду, и пустое самомнение, Как жилище, создав прельщенным умом; И в ту облекшись, в этом же обитая, Они, как на дне, сидят во аде преисподнейшем И не знают ни Бога, ни мира, Ни всех находящихся в мире творений Создателя. Ибо кто познает Творца, прежде чем не увидит Его, В разуме, как разумный, в уме же умно И в умном чувстве мысленно усматривая (Его)? Кто видящий духовно чрез Божественнаго Духа, Будучи таинственно озаряем и вместе наставляем, Пришел к некоему неясному познанию Творца? Ибо так очищающийся сподобится получить Яснейшее познание, как говорит все Писание. Те же, (живущие) в страстях, как сказал я, нося безумие, как одежду, И облекшись в самомнение, как в славу, Утешаются и смеются над прочими, И играют с тенями по подобию щенков. Если [последним] ты бросишь орех, и он, покатившись, загремит, То они подскакивают, хватаются, осклабиваются на него И с ним валяются и вместе играют; И если кто протянет пред ногами (их) веревку, То они свертываются [в клубок] и, падая и протягивая Вверх лапы, бывают причиною смеха для всех Видящих (их) людей, во время их падения. Так и те безчувственно утешают бесов Такими же деяниями своими и нравами. Итак, скажи мне на вопрос, как полагаешь ты, Могут ли таковые поведать иным о таинствах Божиих? Как будут они просвещены светом ведения хотя отчасти И другим сообщат, либо праведно произведут Правый суд с истинным разсуждением, Будучи облечены во тьму, как в одежду, С чувством (являясь) безчувственными и мертвыми среди жизни? Но о вы, боголюбцы. послушайте речений Истинных и дивных, которыя уста Господни И прежде изрекли и ныне всем изрекают: Если вы не отложите славы, если не отвергните богатства, Если совершенно не совлечетесь пустого самомнения, Если не сделаетесь последними из всех в делах И в самых помыслах, лучше же в представлениях, Считая себя самих последними из всех; То не стяжете ни источников слез, ни очищения плоти, Или не увидите, как это совершается. Итак, плачьте о себе самих, кайтесь И повседневно проливайте горячия слезы, Дабы омыть умныя очи сердца И увидеть тот Свет, возсиявший в мире, Который, сияя, вопиет и взывает: «Аз — свет миру» (Иоан. 8:12; 9:5) Был, есмь и буду, и хочу быть видимым. Ибо для того Я и в мир пришел телесно, Единый соделавшись двояким и единым также оставшись, Чтобы верно поклоняющиеся Мне, виденному, (как) Богу, И хранящие заповеди Мои невидимо Просвещались и умно тайнонаучались славе Страшнаго Божества Моего и воспринятой (Мною) плоти, И точно уразумевая двойственность естеств, Несомненно воспевали Меня тогда, как единаго Бога. Ибо иначе невозможно хорошо познать домостроительство Мое И снисхождение Мое, и придти в страх, И поклониться Мне, как Богу, бывшему во образе человека И несказанно пребывшему Богом, — Двум нераздельным, (как) единому ипостасию, а не естеством. Итак, Я есмь един, Бог совершенный и человек Всесовершенный, всецелый: плоть, душа, ум и Слово, Весь человек и Бог в двух сущностях, Двух также естествах, двух действованиях И двух волях, и в единой ипостаси, Бог вместе и человек, един есмь от Троицы. Уверовавшие, что Я так существую и познаю, И чрез очищение прилежанием и покаянием Возмогшие увидеть (Меня) в чистом сердце И быть тайно наученными умно Моему домостроительству Сами возлюбят Меня от всего сердца, Сами же будут хранить и все заповеди Мои, Изумленные Моим безмерным благоутробием; Сами они и сопребывать будут со Мною и общниками славы Отца Моего будут во веки веков.

Гимн LII

Блестящее изследование о мысленном рае и о древе жизни в нем.

Благословен Ты, Господи, благословен Ты единый, благословен благоутробный, преблагословенный, давший в сердце моем свет заповедей Твоих и насадивший во мне древо жизни Твоей. Ты показал меня другим раем в видимом: в чувственном — мысленным, мысленным же с чувством, (и другим духом), ибо Ты соединил с душою (моею) иного Духа Твоего Божественнаго, Котораго и вселил во утробе моей. Это древо жизни поистине есть одно. На какой земле оно будет насаждено, то есть в душе человека, и (если) укоренится в сердце, ту скоро показывает раем, наиблестяще украшенным всякими прекрасными растениями, деревьями и различными плодами, испещренным цветами и благоухающими лилиями. Это же есть смирение, радость, мир, кротость, сострадание, плач, дожди слез и необычайное услаждение в них, свет благодати Твоей, сияющий всем находящимся в раю. Ты — чаша, изливающая мне токи жизни Твоей и обильно подающая глаголы Божественнаго ведения. Если же Ты не восхощешь, но (напротив) отымешь это, то я становлюсь безумным и, как камень, безчувственным. (Как) труба никогда не даст звука без вдыхания, так и я без Тебя — как бездушный. Тело без души совершенно не может действовать; так и душа без Духа Твоего не может ни двигаться, ни соблюдать заповеди Твои, Спасителю, ни видеть Тебя не может, ни предстоять Тебе, ни разумно воспевать славу Твою, о Боже мой! Поэтому я и вопию, поэтому и взываю к Тебе, Который вверху находишься со Отцом и (внизу) с нами, не одним действованием, как разсуждают некоторые, и не одною волею или силою только Твоею, как думают многие, но (даже) и сущностию, если только позволительно говорить или мыслить о сущности в Тебе, единый безсмертный и пресущественный. Ибо если Ты поистине совершенно неизъясним, невидим, неприступен, недомыслен, неприкосновен, неосязаем и весь непостижим, Спасителю, то как мы наименуем Тебя? как посмеем назвать Тебя сущностью и какого рода и какою? Ибо поистине Ты, о Боже мой, — ничто из всего (существующаго в природе), но все дела Твои произведены из ничего, один только Ты несотворен, один безначален, Спасителю, — Троица Святая и честная, Бог всяческих. И Ты показал нам свет Твоей непорочной славы, который и ныне непрерывно подавай мне, Спасителю. Дай мне всегда чрез него, как бы в зеркале, видеть (и созерцать) Тебя, Слове, и хорошо (узреть и) уразуметь неизъяснимую красоту Твою, которая, будучи совершенно недомысленна, более чем поражает ум мой, приводит в изступление мысли мои и возжигает в сердце моем огонь любви к Тебе; он же, соделываясь пламенем Божественнаго желания, яснее показывает мне славу Твою, Боже мой. Поклоняясь ей, молю Тебя, Сыне Божий, дай мне и ныне и в будущем (веке) непрестанно иметь ее и чрез нее вечно созерцать Тебя — Бога. Не дай мне, Владыко, суетной славы мира сего, ни богатства гибнущаго, ни талантов золота, ни высокаго престола, ни начальства над этими тленными (вещами); соедини меня со смиренными, нищими и кроткими, (дабы и я также сделался смиренным и кротким). И если это служение мое я прохожу не к пользе (своей), не к благоугождению Твоему и почитанию, то благоволи (мне) сподобиться его, и оплакивать одни только грехи свои, и иметь попечение об одном праведном суде Твоем и о том, как я буду отвечать (Тебе), много раз Тебя прогневлявший.

Ей, Пастырю сострадательный, добрый и кроткий, хотящий всем верующим в Тебя спастися, помилуй и услыши мольбу мою: не прогневайся и не отврати лица (Твоего) от меня, но научи меня исполнять Твою волю. Ибо я не ищу, чтобы была моя воля, но Твоя, дабы и я послужил Тебе, Милостиве. Заклинаю Тебя, помилуй (меня), по естеству милостивый (Псал. 85:15), и сотвори полезное жалкой душе моей, ибо Ты — Бог человеколюбивый, один несозданный, безконечный, поистине всемогущий, Ты — жизнь всех и свет всех возлюбивших Тебя и Тобою, Человеколюбче, весьма возлюбленных. О если бы и меня к ним сопричел Ты, Владыко, и соделал общником и сонаследником Твоей Божественной славы! Ибо Тебе подобает слава, Отцу с собезначальным Сыном и Божественным Духом во веки веков.

Гимн LIII

Моление и молитва Преподобнаго к Богу о (даровании от) Него помощи.

Владыко Христе, Владыко Душеспасе, Владыко Боже всех видимых и невидимых сил, как Творец всего, что на небе и превыше неба и всех небес, равно и того, что на земле и под землею, Ты — Господь и Бог и Владыка (всего) этого, Ты в руке Своей содержишь тварь, так как ею объемлешь все. Рука Твоя, Владыко, есть та великая сила, которая исполняя волю Отца Твоего, производит, соделывает, творит и управляет нашими (делами) неизреченным образом. Итак, она и меня ныне, произведя из небытия, привела к бытию. Я же, родившись, был в этом мире совершенно неведущим Тебя, благаго Владыку, Тебя — Создателя моего, Тебя, о Творче мой, и был как бы слепцом в мире и безбожником, не зная Бога моего. Итак, Ты Сам помиловал (меня), посетил и обратил, возсияв мне во тьме светом, и привлек меня к Себе Самому, о Создателю! и изведши из преисподнейшаго рова — тьмы страстей, глубочайшей тьмы похотей и удовольствий житейских, показал мне путь и дал мне вождя, руководствующаго к (соблюдению) заповедей Твоих, последуя которому, я жил беззаботно и радовался, Слове, неизреченною радостию, видя его последующим стопам Твоим и часто беседующим с Тобою. И даже видя Тебя, благаго Владыку, (непосредственно) сопребывающим с вождем и отцом моим (духовным), я возымел невыразимую, превыше веры и надежды, любовь и желание (к Тебе). Вот я вижу будущее, говорил я, пришло царство небесное, и я вижу пред очами своими те блага, коих око не видело и ухо не слышало (I Кор. 2:9); имея их, на что еще большее я буду надеяться? или на чем другом я покажу свою веру, ибо иного большаго сверх этого не будет? Когда я был в таком (состоянии) и утешался им, Ты взял от земли, увы мне, отца моего, восхитил вождя моего от очей моих, Человеколюбче, и оставил меня одного, совершенно сирым, совершенно одиноким, совершенно лишенным всякой помощи, и предстоятелем, увы мне, и пастырем стада меня, поистине беззащитнаго странника, Сам поставил, имиже веси судьбами. Поэтому ныне Тебя (только) я умоляю, прошу и, припадая, взываю: не отвратись, не покинь меня и не оставь, о Владыко мой, меня одного. Ты знаешь трудность шествия по пути этому, знаешь неистовство разбойников, (злоумышляющих) против нас, знаешь множество злых зверей; Ты знаешь, Христе мой, немощь мою и неведение, которыми одержим я, как человек. Однако я совершенно не считаю себя и человеком, но далеко отстоящим от людей. Ибо во всем я последний из всех и поистине малейший из всех людей. Излей на меня, прошу, Царю и Боже мой, великую Твою милость, которая да восполнит, Спасителю, лишения и недостатки мои и да соделает меня человеком целым, совершенным, (неповрежденным), не лишенным ничего необходимаго, и так да поставит меня пред Тобою, Слове, неосужденным и непорочным рабом Твоим, воспевающим Тебя во веки веков.

Гимн LIV

Молитва ко Святой Троице

О Отче, Сыне и Душе, Троица Святая, Благо неисчерпаемое, для всех текущее, Красота многолюбезная, не имеющая насыщения, Чрез веру одну и сверх надежды спаси меня. О Свет трисиянный, о Троица Пресвятая, Троица лицами и Единица существом, Чрез веру одну и сверх надежды спаси меня. Источник премудрости, излияние святыни, Чрез веру одну и сверх надежды спаси меня. О огнь, очистительный для грехов, Душу мою очисти от прегрешений, (Душу мою омой от неведения), Душу мою исхити от скверн, Властвуй над помышлениями души моей, Царствуй над представлениями ума (моего), Покажи меня всесильным царем над страстями, Господством ума возсияй в сердце моем, Освободи от всякаго греха, Просвети и украси омраченнаго, Воззри на меня оком милостивейшим, (Очисти и удобри потемненнаго). О Отче, Сыне и Душе, Троица Святая, Ты мне подай светоноснаго Ангела, Уму помощника, пестуна, защитника, (Хранителя души моей и тела), Руководителя, направляющаго ко спасению. Очисти душу мою и плоть, Ты меня смертнаго соделай освященным, Ты меня устрани от земного мудрования, Ты изсуши во мне источники злобы, Ты мне источи дожди слез. Ибо Ты — Бог сострадательный, благодетель, Незлобивый ко всем беззаконновавшим, Весьма доступный для всех согрешивших И долготерпеливый ко всем отвергшимся. Неправедным и освященным, Не безпорочным и просвещенным Ты определил спасение искупления. Ты подал образы покаяния даже и Мне нечистому и непотребному, Мне лукавому и скверному, Мне помраченному и оскверненному. Ибо я беззаконничал более древних, Весьма прогневал и раздражил Тебя; Свыше числа безчисленных звезд, Свыше песка морского я согрешил пред Тобою; Нет (такого) вида зла и лукавства, Нет постыдной злобы и порока, Котораго я не совершил во всякое время и (на вся ком) месте, Душою, помыслом, словами и делами. Умножились мои пороки и мерзости, (Без числа умножились мои злодеяния), Увеличилось бремя грехов моих, (как бы железное). Мысленными цепями согбена шея моя, Неизбежными узами сжато сердце мое, Я не могу поднять голову, И нет (мне) ослабления в совести. Я недостойно взираю на высоту небесную, Недостойно попираю прах земной, Недостойно вижу видение смертных, Недостойно беседуя с ближним. Ибо я вконец разжег ярость Твою, Непристойно воспламенил страшный гнев (Твой), Весьма прогневал и раздражил Тебя, Соделав пред Тобою всякую мерзость, Ничего не возжелав из Твоих непорочных желаний, Ничего не возлюбив из Твоих вожделенных судеб, Ничего не сохранив из Твоих премудрых повелений, Ничего не удержав из Твоих властных глаголов. И ныне приклоняю пред Тобою колено сердца моего, Склоняю главу омраченную, Склоняю выю непотребную, Пред благостию Твоею приклоняю выю, Благости Твоей приношу моление: Согрешил я, беззаконничал и развратился, (Согрешил, сотворил неправду и преступил заповеди Твои), Согрешил, соделал неправду и явился осужденным, Согрешил, отвергся и не устыдился. Но умоляю благость Твою, Но молю незлобие (Твое), Но упрашиваю крайнее благоутробие, Но взываю к Тебе: спаси и помилуй меня, Остави множество грехов моих, Остави ужасные долги мои, Остави многия скверны мои, Остави все мои мерзости, И не сокруши меня со грехами, И не умертви меня с беззакониями, Не восхити меня со злыми помыслами, Не сожги меня с мерзостями, Не лиши меня вечных благ, Не отвергни меня от безсмертной трапезы, Не устрани меня от радости святых, Не лиши меня спасения моего. И снова подай мне дар крещения — Монашеский образ, Божественный и великий, Ибо прежний я осквернил грехами, Прежний сделал безполезным мерзостями. (Даруй мне покаяние, Владыко), Сподоби священнаго причащения, Хлеба жизни и чаши Боготочной крови, Во изглаждение многих согрешений, Во избавление, в очищение, во спасение. В последний же горький час смерти, Час тяжелый и мучительный Час темный и мрачный, Спаси, сжалься и помилуй меня; Душу кротко отдели от плоти, От моей негодной плоти, Мрачную душу покажи просвещенною И избави от лукавых бесов. Все рукописания грехов И записи долгов моих Разорви, разсыпь в бездну ада, Расторгни, испепели, попали до конца. Пошли тогда кротких и светлых Ангелов, Отражающих толпы бесов, Восхищающих душу от наказания, Сострадательных к душе мучимой, Возносящих (ее) горе без грехов К трисветлому и единому Царю, Соединяющих ее со всеми спасаемыми И сподобляющих радости святых. В (качестве) посредника приими благость Твою, Избранной ходатаицей дай мне благодать Твою, Благостыню, незлобие, Сострадание и крайнее благоутробие. Приими вторую высочайшую ходатаицу — Радование мира, Матеродеву — Отроковицу, Божественную лествицу, одушевленный жезл и престол. Приими ходатаем молниеблещущий чин: IIрестолов, Херувимов и огненных Серафимов, Господства, Силы, Власти, Начала, Архангелов и Ангелов. Приими ходатаем светлаго и светоноснаго Предтечу Твоего, освященнаго Прежде пелен, провозвестника и Богопроповедника, Прежде Владыки возсиявшаго находящимся во тьме. Приими ходатаями лики святых: Сонмы пророков, патриархов, отцов, Апостолов и венценосных мучеников И всех других светоносных святых. Приими ходатаицей Марию Египетскую, Человека от земли, однакоже небошественнаго Приими ходатаем Онуфрия Великаго, Обнажившаго тело, в Божественную же одежду Добрых дел облекшагося чудно, Приими ходатаем Марка Афинянина, Ефрема Сирина и всех святых. Ибо Ты — Бог сострадательный, благодетель, Бог кроткий для законопреступничавших, Бог подающий искупление грехов, Бог дарствующий всем спасение. О если бы же и на мне Ты показал благость (Твою)! О если бы и на меня Ты излил токи благоутробия Твоего! Ибо я законопреступничал более всех, От самой утробы (матери) и до нынешняго времени. Спаси меня вопреки достоинству и сверх надежды, Чрез одну Твою благость и благостыню, Чтобы я благословлял и с любовию величал Тебя, Дабы благодарил и искренно воспевал; В будущем же спасительном веке Чтобы и я благословил благословеннаго Владыку, Котораго благословляют силы небесныя Во все неисчислимые веки.

Гимн LV

Другая молитва ко Господу нашему Иисусу Христу о святом причащении.

От скверных уст, от мерзкаго сердца, От нечистаго языка, от оскверненной души Приими моление, Христе мой, и, не отвергнув Ни слов моих, ни обращений, ни безстыдства, Дай мне с дерзновением говорить то, о чем вознамерился я, Христе мой, Лучше же научи, что мне должно делать и говорить Я согрешил более блудницы, которая, узнав, куда Ты зашел, Купив миро, смело пришла помазать Ноги Твои, Христа моего, Владыки и Бога моего. Как ту не отверг Ты, приступившую от сердца, (Так) и мною не возгнушайся, Слове, но подай мне Твои ноги И держать, и целовать, и струею слез, Как бы драгоценным миром, их дерзновенно помазать, Омой меня слезами моими, очисти меня ими, Слове, Остави и грехи мои и подай мне прощение. Ты знаешь множество зол (моих), знаешь и язвы мои, И струпы мои видишь, но и веру (мою) знаешь, И произволение видишь, и воздыхания слышишь. Не сокрыта от Тебя, Боже мой, Творче мой, Искупителю мой, Ни одна капля слез, ни (даже) часть некая капли. «Несоделанное мое видесте очи Твои», И в книге Твоей не сделанное еще Написано у Тебя (Псал. 138:16). Виждь смирение мое, Виждь труд мой, сколь велик он, и все грехи Остави мне, Боже всяческих, дабы я с чистым сердцем, Трепетною мыслию и с сокрушенною душою Причастился пречистых Твоих и пресвятых таин, Чрез которыя обожается и оживляется всяк ядущий Тебя и пиющий От чистаго сердца. Ибо Ты, Владыко мой, сказал: Всяк «ядый Мою плоть и пияй Мою кровь Во Мне пребывает, и Аз в нем» есмь (Иоан. 6:56). Совершенно истинно это слово Владыки и Бога моего, Ибо причащающийся Божественной и боготворящей благодати Отнюдь не один есть, но с Тобою, Христе мой, Трисолнечным Светом, просвещающим мир. Итак, да не останусь и я один без Тебя — Жизнодавца, Дыхания моего, жизни моей, радости моей, Спасения мира. Поэтому и приступил я к Тебе, Как видишь, со слезами и сокрушенной душою, Умоляя (о том, чтобы) получить мне искупление моих грехов И неосужденно причаститься Твоих жизнеподательных И непорочных таин, чтобы Ты пребывал, как сказал, Со мною несчастнейшим, дабы обольститель, найдя меня без Благодати Твоей, коварно не похитил меня И, прельстив, не удалил от боготворящих Твоих слов. Поэтому я припадаю к Тебе и горячо взываю: Как принял Ты блуднаго (сына) и блудницу, пришедшую (к Тебе), Так приими и меня блуднаго и распутнаго, Милостиве. Ибо, приступая к Тебе ныне с сокрушенною душою, Я знаю, Спасителю, что (никто) другой не согрешил пред Тобою так, как я, Ни деяний таких не соделал, какия я совершил. Но я знаю также и то, что ни тяжесть преступлений, Ни множество грехов не превосходят великаго Долготерпения и крайняго человеколюбия Бога моего. Но горячо кающихся Ты елеем сострадания И очищаешь, и просветляешь, и делаешь причастниками света, Без зависти соделывая (их) общниками Божества Твоего, И — что чудно для Ангелов и для человеческих умов — Часто беседуешь с ними, как с искренними друзьями Твоими. Это–то и делает меня дерзновенным, это окрыляет меня, Христе мой, И я, уповая на Твои обильныя благодеяния к нам, Радуясь вместе и трепеща, причащаюсь огня, Будучи сеном и — дивное чудо — несказанно орошаем, Как некогда купина неопалимо горевшая. Итак, благодарным умом, благодарным сердцем, Благодарными членами души и тела моего Я поклоняюсь, величаю и славлю Тебя, Боже мой, Как благословеннаго ныне и во веки.

Гимн LVI

О том, что каждому из людей Бог дал прирожденное и полезное дарование чрез Духа Святаго, чтобы действовать не так, как сам он желает, но как предопределено от Него, дабы не быть безполезным среди (членов) Церкви Его.

Подобно тому, как каждый имеет свой (род) деятельности, но не сам от себя принял (его), а от [всех] нас, конечно; ибо мастер для всякаго (дела), какого бы ни пожелал, изготовляет (свое) орудие и искусно действует (им); поэтому нельзя жать нивы лопатою, ни плотничать серпом, ни строить ножом, ни копать пилою, ни шить топором, ни рубить дрова палкою, ни копьем не должно пилить, ни мечом метать, ни луком резать, но каждым (орудием) приспособительно должно пользоваться для каждаго (дела); если же ты будешь употреблять их не для того, для чего они сделаны, но иначе, то совершенно погибла жизнь твоя и всякое (твое) действие; таким же образом, пойми меня, и Бог сотворил нас, (чтобы) каждый верный совершал в жизни (свои) дела: одних Он поставил учить, других учиться, иных начальствовать над многими, других же подчиняться им, и одним Он дал премудрость, другим знание и слово, иным (дал) пророчествовать, другим говорить языками, иным творить чудеса и производить силы, других показал предстоятелями, — (все) это духовныя (дарования). Но назовем и иныя дарования Творца, которыя Он дал людям каждому по достоинству: (так) одного Он сотворил крепким по телу, другого же более красивым, а иного с лучшим голосом, чем другие. И вообще каждому из людей Он даровал по достоинству (свой) дар и преимущество, как один Он знает — Бог и Творец всех, неизреченным образом, для полезной деятельности в жизни. Поэтому каждый пригоден не к тому ремеслу, какого сам он желает, но для какого он создан, и к нему он имеет природную способность и свойства. И ты можешь увидеть (как) пловца, искусно переплывающаго морския пучины и веселящагося (от этого) гораздо более всадника–ездока на быстром коне, (так) и земледельца, режущаго плугом борозды земли и пару рабочих волов считающаго гораздо лучшею царской четверни; поэтому он и радуется, утешаясь (своими) благими надеждами. Воин же наоборот себя считает выше всех земледельцев и мореплавателей и ремесленников и, как обладающий славою, гордится, идя на заклание и [имея] скончаться безвременною смертию. Поэтому ему совершенно несносно будет ни гресть веслом, ни держать заступ, ни стать плотником, ни корабельщиком, ни земледельцем или землепашцем не пожелает он быть. Но каждый, как я сказал, будет действовать в том (роде) деятельности, который он получил от Бога. Иначе же человек совершенно не может в этой жизни ни сделать что–либо, ни [даже] пожелать начатия (дела). Ибо вот, снова говорю я тебе, о чем и раньше сказал, как никогда невозможно, чтобы (какое–либо) из всех названных орудий само собою пришло в движение для действия или действовало без руки человека, берущаго и изготовляющаго им что–либо; так и человек без руки Божественной не может помыслить или сделать что–либо доброе. Ибо и меня (также) Художник–Слово устроило, каковым Само пожелало, и поставило в мире.

Итак, скажи, как возмогу я помыслить что–либо, или сделать, или вообще действовать без Божественной силы? Даровавший мне ум, какой, конечно, Он восхотел, Сам дает и мыслить о том, что знает, (как) полезное, и подает мне силу действовать, что Ему угодно. Итак, если я сотворю это (последнее), то Он даст, конечно, большее и человеколюбно подаст мудрствовать и о более совершенном. Если же я пренебрегу и этим самым, немногим, то поистине праведно лишусь ввереннаго мне от Бога Подателя и сделаюсь бездейственным и негодным орудием, как не восхотевший творить заповеди Творца, но предавшийся лености и нерадению. Потому и отвержен я от рук Владыки, ибо, вкусив непослушания к Нему и непокорности, я изгнан из истиннаго рая, став далеким от Бога и от рук святых.

Итак, найдя меня лежащим и всего предавшимся бездействию в добре, вселукавый змей льстиво соделал (меня) непотребным чрез всякия безчестныя дела, которыми я услаждался, казалось, и радовался, вместо чего мне должно было бы печалиться, плакать и рыдать, так как и добровольно, несчастный, отступил от того, для чего я создан действовать, и самопроизвольно предал себя всему противоестественному, впав несчастнейшим образом в скверныя руки врага, которым я всецело и держим и движим, не будучи в состоянии, жалкий, противиться ему. Ибо как бы я мог противиться, будучи мертвым? Хитро обольщенный, я несчастный сделался органом всякаго порока, всякаго беззакония и искусным орудием злого делания. Ибо, держа меня в руке и сильно влеча, он (змей) осквернил меня злодеяниями и всевозможными нечистотами, ввергнув меня в острыя зловония и заставив, о безчувствие, увеселяться ими: хищениями, завистию и неправедными смертоубийствами, ругательствами, гневом и, говоря кратко — во всяком виде порока он нашел меня действующим, лучше же сам воспользовался мною, хотя и не хотел я. С тех пор ведь, как я добровольно отвергся руки Бога и святых Его, меня похитил страшный князь–душетлитель и держал меня в руке своей, и несмотря на то, что я хотел, не мог более не совершать (дел) его, но действовал по всем его желаниям. Ибо меч не может противоречить держащему, но где ни пожелает держащий, (там) и пользуется им.

Сотворивший же меня Бог, призрев свыше и увидев меня держимым в руке тирана, сжалился и исхитил меня из руки его, и снова ввел в Божественный рай, в виноградник Свой, и предал меня в руки земледельцев–святых, чтобы я совершал Божественныя (дела), возделывал добродетели, хранил заповеди и не двигался без руки святых, дабы делатель зла, снова найдя меня пребывающим вне святой руки (Божией), не похитил и опять не заставил меня совершать (дела) его. Итак, те добрые и сострадательные земледельцы, восприняв меня и взяв в свои руки всю мою волю, повелели мне немедленно упражняться в смирении и покаянии и непрестанно плакать. Ибо хранящие, чадо, сказали они мне, эти три (добродетели) и пребывающие в добром их делании вскоре, как бы не замечая, возводятся к славе, очищению, безстрастию и Божественному созерцанию, и не бывают более улавливаемы руками ненавистника, но получают от Бога прощение всех грехов и вместе всех согрешений, и таким образом соделываются сынами Вышняго и Богами по благодати и благопотребными орудиями, совершающими всякое добро; лучше же (сказать) Божественные земледельцы наставляют и других на деяния поистине благия, на дела спасения.

Поверив им, послушайте все, и сотворив, и в руки этих земледельцев и рабов Божиих по повелению Его всего себя предав, я нашел все (это) непреложно сбывшимся на мне, и изумился, и кричу всем, громогласно взывая и увещевая и говоря (ибо я не могу погребти этого молчанием): те, которые чувствуете, что находитесь вне рук Божиих и святых Его, бегите, поспешите и прилепитесь к ним нерасторжимо, верою и горячею любовию и всецелым произволением, отбросьте всякое мудрование и свою волю, и в руки их предайте души свои, как бездушныя орудия, помимо их ничего совершенно не творя, не двигаясь и не действуя. Мудрование же их да будет вашим (мудрованием), а также и святая воля их да исполняется вами, как воля Божия. И таким образом, пройдя кратким и совершенно непреткновенным путем, вы будете друзьями Бога Вышняго и в немного дней сделаетесь наследниками царства небесного и неизреченных благ. Ибо вместе с тем, как взойдете на этот правый путь, вы будете сопричислены ко всем святым, и Он всех вас соделает блаженными.

И обо мне, более всех смертных согрешившем и прошедшем этим жестким, узким, кратким и безопасным путем, изводящим на широту жизни вечной, как показавшем вам (его), помолитесь все, доброхотно пожелавшие шествовать по нему и ревностно следовать по стопам Христа, дабы и я и вы оказались непорочно ходящими им до конца жизни; да и те (также), которые желают увидеть Христа, — дабы вместе, с радостию оставив тела, пошли мы к тамошнему покою и к райскому простору, и явились наследниками той жизни. И неразлучные с Богом и всеми святыми во Христе — Единородном Сыне и Боге — Слове с Божественным Духом, мы пребудем со Св. Троицею ныне и всегда и во все веки веков. Аминь.

Гимн LVII

О том, что смерть касается и более крепких по природе.

Изумительную новость услыхал я: Природа невещественная, крепчайшая камня, Равная (так) называемому адаманту, поддалась. Тот, кого не укрощал ни огонь, ни железо, Сделался воском, быв сплетен со свинцом. Теперь я верю, что малая капля воды От времени долбит крепость камня; И поистине (нет) ничего неизменнаго в жизни. Да не подумает кто–либо отсюда, что я обольщаю. Горе тому, кто смотрит на скоротечныя (блага) сей жизни, Как на удержимыя, и услаждается ими; Он убедится в том, в чем и я несчастный. Ночь разлучила меня от сладчайшаго брата, Прервав нераздельный свет (нашей) любви.

Гимн LVIII

Как этот Божественный Отец, видя славу Божию, был действуем Св. Духом. И о том, что Божество находится внутри и вне всего (мира), но Оно и уловимо и неуловимо для достойных; и что мы — дом Давидов; и что Христос и Бог, соделывающийся многими нашими членами, есть один и тот же и пребывает нераздельным и неизменным.

Когда Ты открываешь Себя, Владыко всяческих, и яснее показываешь славу лица Твоего, я весь трепещу, созерцая Тебя вверху, насколько доступно мне низкому по природе, и объятый страхом и изумлением говорю: все Твое, Боже мой, превосходит мое понимание; ибо я нечист и совершенно недостоин взирать на Тебя, чистаго и святаго Владыку, Котораго боятся Ангелы и с трепетом служат (Ему), и от лица Которого трясется (и трепещет) вся тварь. Когда же, сказав это, я сомкну очи, то есть долу обращу ум свой, не будучи в состоянии видеть или созерцать непокровеннаго Твоего зрака, тогда плачу, лишаясь красоты Твоей, Боже мой, и не вынося удаления от Тебя, единаго Человеколюбца. Ты же плачущаго и рыдающаго всего меня, о диво, озаряешь (светом), и я поражаюсь и еще более плачу, дивясь благоутробию Твоему ко мне блудному. Тогда, видя великое неблагообразие тела (своего) и недостоинство жалкой души моей (и пораженный умом от этого созерцания, я восклицаю:) кто я, о Боже и Творче всего, и что я сделал вообще доброе в жизни, или какую заповедь Твою я когда–либо вполне сотворил, что Ты прославляешь меня презреннаго такою славою? И почему или ради чего Ты удостоил меня жалкаго днем и ночью озарять таким (светом)? В самом деле, жаждал ли я когда–либо, ища Тебя Царю мой? злопострадал ли чрез законы Твоих заповедей? потерпел ли искушения и бичевания, как все претерпевшие это святые от века, чтобы и меня, Христе, сопричислив к ним, спас Ты, не без дел ведь Ты сопричтешь (к ним) и спасешь меня? Хотя и весьма человеколюбив Ты, как Создатель людей, (однако) я слышу Иакова, говорящаго, что вера без дел мертва (Иак. 2:20), и трепещу наказания, ожидающаго, без сомнения, там меня — презреннаго (человечка). Итак, каким образом, Владыко я могу надеяться, как верный, быть причтенным к тем которые прежде поработали (Тебе), когда я ни одной Твоей заповеди никогда не соблюл? Но я знаю, что Ты все можешь, все делаешь, что хочешь: Ты и последним, Владыко, даешь, как и первым, и (что особенно) дивно — сперва последним из этих первых [то есть из последних]. Когда я говорю Тебе это, Творцу мира, прежде вверху являющемуся, и некогда сокрытому от меня, и после всего меня окружающему лучами; внезапно усматриваю всего Тебя во мне, Того, Который прежде являлся вверху, но снова скрылся, подобно тому как солнце, (покрытое более тонкими) облаками, сокращает лучи. Как оно доступно тогда для видящих и словно лучше видится для всех; так и Ты, неприступный, бываешь доступен мне, сокрывшись внутри меня, бывая видим, как знаешь Ты, для моих умных очей, мало–по–малу возрастая, все яснее являясь и все более блистая. В другой же раз Ты снова для меня совершенно неприступен. I1оэтому и величаю я непостижимость Твою и благость Твою и громогласно взываю к Тебе: слава прославившему так естество наше, слава безмерному снисхождению Твоему, Спасе, слава могуществу Твоему, слава благоутробию, слава Тебе, что, пребывая непреложным и неизменным, Ты весь недвижим, (хотя) и приснодвижен, весь вне твари, но весь и во всей твари, весь наполняешь все, будучи весь и вне всего; Ты — превыше всего, Владыко, превыше всякаго начала, превыше всякой сущности, превыше естества природы, превыше всех веков, превыше всякаго света, Спасителю, превыше умных существ, потому что и они суть Твое, лучше же — мысли Твоей дело. Ведь Ты — ничто из всего, но превысший всего; ибо Ты причина существующаго, как Творец всего. И потому Ты отделен от всего, мыслимый где–то вверху, превыше всего существующего, невидимый, неприступный, неуловимый, неприкосновенный и, будучи непостижим, пребываешь неизменным. Являясь же совершенно простым, Ты (однако весь) разновиден; и вообще ум (мой) не может уразуметь разнообразия славы и великолепия красоты Твоей.

Итак, не будучи ничем из всего, как превысший всего, Ты, Который находишься вне всего, как Бог всего, невидимый, неприступный, неуловимый и неприкосновенный, Ты Сам соделался смертным, вошел в мир и для всех явился доступным чрез восприятие плоти. Ты (даже) познан был смертными во славе Божества (Твоего) и, совершенно неуловимый, сделался уловимым для них и, для всех невидимый, весь был видим (ими), и они видели славу Божественнаго Божества Твоего; одни верные — (видели) и видят; все же неверные, увидев Тебя — Свет мира, остались слепыми. Итак, верные и тогда и теперь — всегда Тебя видят и имеют с собою, Тебя — Творца всяческих, сопребывающаго и обитающаго (с ними) во тьме сей жизни, как солнце неприступное, как неугасимый светильник, который совершенно не объемлешься тьмою, но всегда просвещаешь видящих Тебя. А так как Ты находишься, как сказано, вне всего, то и тех, которых просвещаешь, Ты делаешь вне видимаго; и подобно тому, как Ты, пребывая там вверху со Отцом Твоим, несомненно, и с нами весь Сам находишься и, будучи опять в мире, невместим для мира, ибо, находясь Сам во всем, Ты являешься превыше всего; так и нас, рабов Твоих, находящихся среди чувственных и видимых (вещей), Ты изводишь и, осияваемых светом Твоим, (всецело) совозносишь с Собою горе, и делаешь из смертных безсмертными; и мы, оставаясь тем, чем и были, делаемся по благодати Твоей сынами, подобными Тебе, и Богами, видящими Бога. Итак, кто не прибегнет к Тебе, единому Человеколюбцу? кто не последует Тебе? кто из любви не скажет: вот, бросив все, мы последуем Тебе, сострадательному, кроткому и благоутробному Владыке, всегда ожидающему нашего обращения и не хотящему смерти согрешивших Тебе (Иезек. 33:11), (Который) и ныне совершаешь в нас страшное, о чем слыша, (как) имеющем быть некогда в доме Давидовом, мы дивимся, что бы это могло быть? Дом Давидов это — мы, как сродники его (Давида); ибо Сам Ты, Творец всего, сделался сыном его, мы же — сыны Твои по благодати. Ты сродник наш по плоти, а мы (Твои) — по Божеству Твоему. Ибо, восприняв плоть, Ты дал нам Божественнаго Духа, и мы все вместе стали единым домом Давидовым по свойству Твоему и по родству к Тебе. Итак, Ты Господь Давида (по Духу), а мы все (сыны Давида), Твое Божественное семя. Соединяясь же, мы делаемся единым домом, то есть все мы сродники, все мы братья Твои. И как не страшное чудо? или как не содрогнется всяк, размышляющий об этом и взвешивающий это, что Ты пребываешь с нами ныне и во веки, и делаешь каждаго жилищем и обитаешь во всех, и Сам являешься жилищем для всех, и мы обитаем в Тебе: каждый из нас в отдельности с Тобою, Спасителю, весь со всем, и Ты (взаимно) с каждым в отдельности, один с одним находишься, и превыше нас весь пребываешь единым? Итак, Ты и ныне совершаешь в нас все ужасное. Что же ужасное? — выслушайте немногое из многаго. И хотя все то, о чем мы сказали (доселе), более чем изумительно, однако послушай теперь и об еще более ужасном, чем то.

Мы делаемся членами Христовыми, а Христос нашими членами. И рука (у меня) несчастнейшаго и нога моя — Христос. Я же жалкий — и рука Христова и нога Христова. Я двигаю рукою, и рука моя есть весь Христос, ибо Божественное Божество, согласись со мною, нераздельно; двигаю ногою, и вот она блистает, как и Он. Не скажи, что я богохульствую, но приими это и поклонись Христу, таковым тебя содевающему. Ибо если и ты пожелаешь, то сделаешься членом Его. И таким образом все члены каждаго из нас в отдельности сделаются членами Христовыми и Христос — нашими членами; и все неблагообразные (члены) Он сделает благообразными, украшая их красотою и славою Божества (Своего); и мы вместе (с тем) сделаемся Богами, сопребывающими с Богом, совершенно не усматривая неблагообразия в теле (своем), но все уподобившись всему телу — Христу, а каждый из нас — член (его), весь Христос есть.

Итак, узнав, что таковы все, ты не устрашился или не постыдился [признать], что и палец мой — Христос и детородный член? — Но Бог не устыдился сделаться подобным тебе, а ты стыдишься стать подобным Ему? — Не Ему подобным стыжусь я сделаться, но чтобы Он (стал) подобным постыдному члену; я заподозрил, что ты изрек хулу. — Худо, следовательно, ты понял [меня], ибо не это — постыдное. Члены Христовы суть и скрытые (члены), ибо они бывают покрываемы; и потому они важнее прочих (I Кор. 12:22—24), как незримые для всех, сокрытые члены Сокровеннаго, от Котораго в Божественном сочетании дается и семя Божественное, ужасно вообразившееся в Божественный образ, (дается) от Самого Божества, ибо (от) всего (Божества) весь Бог Тот, Кто соединяется с нами, о страшное таинство! и поистине бывает брак, неизреченный и Божественный. Он сочетавается, снова скажу я об этом, с каждым в отдельности, и каждый по причине удовольствия соединяется со Владыкою. Итак, если ты облекся во всего Христа всею своею плотию, то ты без стыда будешь помышлять о всем том, о чем говорю я. Если же вовсе нет, или ты душою своею (только) облекся в малый покров пречистаго хитона, Христа, говорю; то все прочие члены, будучи в ветхом одеянии, в одном, конечно, месте, и стыдятся. Имея же совершенно нечистое тело, или лучше — облекшись в нечистое, как ты не будешь краснеть? Когда я говорю это ужасное о святых членах, и вижу великую славу, и просвещаюсь умом, когда (даже) и плоть (моя) несмысленная радуется; ты видишь свою плоть оскверненною, припоминаешь свои непристойныя деяния, и ум твой, как червь, всегда пресмыкается в них. Потому ты и приписываешь Христу и мне стыд и говоришь: не стыдно ли тебе [говорить] о постыдном, лучше же — низводить Христа в постыдные члены? Я же снова говорю тебе: усмотри Христа и в (женских) ложеснах и помысли о том, что в ложеснах, и о Том, Кто вышел из ложесн, (которыя) прошел и Бог мой, изойдя оттуда. И что бы ты мог найти еще большее сверх того, о чем я сказал, что воспринял и Он к нашей славе, дабы, подражая Ему, никто не стыдился, ни говоря о том, что Он претерпел, ни сам (то) претерпевая? Он был весь человек и поистине весь Бог; Он един, неразделен, всеконечно совершенный человек, и Он же самый и Бог есть, весь во всех членах. Так было и ныне (бывает) в последния времена.

Св. Симеон Благоговейный, Студит, (вот) он не стыдился членов всякаго человека, (не стыдился) ни видеть некоторых обнаженными, ни (сам) быть видимым обнаженным. Ибо он имел всего Христа и сам весь был Христом, и все свои члены и члены всякаго другого, по одному и все (вместе), он всегда созерцал, как Христа, и оставался недвижимым, невредимым и безстрастным, как сам будучи всецело Христом, (так) и усматривая Христа во всех крестившихся и облекшихся во всего Христа. Если же ты, будучи нагим, (когда) плоть (твоя) прикоснется к плоти, делаешься женонеистовым, как осел или как конь; то зачем дерзаешь клеветать на святаго и изрекаешь хулу на Христа, соединившагося с нами и давшего безстрастие святым рабам своим? И в самом деле, Он бывает женихом, (как) слышишь ты повседневно, а невестами — души всех тех, с которыми соединяется Творец и они с Ним взаимно, и (тогда) происходит брак. Сочетаваясь с ними духовно, богоприлично, Он отнюдь не растлевает (их), да не будет, но если и растленными воспринял и соединился с ними, то немедленно делает (их) нетленными. И оне, видя прежде оскверненное растлением все святым, нетленным и совершенно исцеленным, прославляют Благоутробнаго, возлюбляют Прекраснаго и всецелою любовию все прилепляются к Нему; лучше же, восприняв святое семя, как мы сказали, оне внутри себя имеют всего вообразившагося Бога. Что же не истина ли это, отцы? не право ли изрекли мы о Божественных вещах? не подлинное ли [учение] Писаний я безспорно поведал?

Итак, если Ты облекся в срамоту плоти Твоей, ни ума не обнажившись, ни души не совлекшись, (если) Ты, покрытый тьмою, не мог видеть света; то что я сотворю Тебе? как выкажу Тебе благоговение? как, увы мне, введу (Тебя) в дом Давидов? Ибо он неприступен для нерадивых, как я, весь невидим для слепых, подобных мне, совершенно далек от неверных и ленивых, далек от всех злых, от всех миролюбцев, от тщеславных же он так несравненно удален, как (если бы был) превыше высоты небесной или глубже глубины бездны. Да и кто вообще или каким образом взыдет на небо? или снидет под землю, (чтобы) изследовать бездны? и как, взыскав, возмогу я найти жемчужину, малейшую, как горчичное зерно? Но, о чада, соберитесь, о матери приидите, о отцы, предварите, прежде чем не придет конец; и со мною все восплачьте и возрыдайте о том, что, восприняв малыми Бога в крещении, лучше же — младенцами соделавшись сынами Божиими, мы, согрешив, вскоре были извержены вне, из дома Давидова, не восчувствовав этого; и потечем чрез покаяние, ибо чрез него вступают все изверженные; иначе же невозможно ни войти внутрь, не заблуждайтесь, ни видеть того, что в нем совершилось, и ныне совершается, и в безконечные веки, во Христе, Боге моем, Которому подобает всякая слава, честь и поклонение ныне и во веки. Аминь.

Гимн LIХ

Послание к монаху, вопрошавшему (св. Отца): как ты отделяешь Сына от Отца, мыслию или делом? В нем найдешь богатство богословия, опровергающаго его (вопрошателя) хуление.

Ты возсиял и явил свет славы (Твоей), Неприступный свет существа Твоего, Спасе, И просветил омраченную душу, Лучше же ту, которая есть тьма от греха, Как потерявшую природную красоту, И как бы из ада возвел лежащую, И дал увидеть свет Божественнаго дня, И озаряться лучами Солнца, И самой сделаться светом, о великое чудо! [Чему] не верят не презревшие Славы человеческой, как Ты заповедал. Ибо они не вкусили Божественной славы, Которую Ты, Боже мой, дал и ныне даешь Тем, которые от души и всецелым произволением Взыскали Тебя — вечную славу, Тебя воистину Бога прославленнаго, Увидеть Котораго не дано громкой славе. Удостоившийся же всегда видеть Тебя Достиг, конечно, ангельскаго достоинства, Хотя и связан по природе плотью. Если же и Ты восхотел пребывать у него, Не предпочтя остаться в Себе, То Ты исполнил Твое домостроительство, Соделав тленнаго подобным Тебе Богом, Ты — Бог пребезначальный, Сопребывающий естеством с Богом собезначальным. Сыном и Словом, рожденным от Тебя, Который не мыслию отделяется от Тебя, Но делом неотделим от Тебя. Если же и отделяется Он, то не естеством, А скорее ипостасию или лицом; Ибо делом — [свойственно говорить] нечестивым и безбожным, Мыслию же — совершенно омраченным. В самом деле, (если) ум имеет слово, рождающееся Непрестанно, конечно, то как же оно отделено? Если же Оно (Бог–Слово) действительно рождается и происходит, То и отделено, в ипостасном Слове, Но и пребывает внутри родившаго, То есть внутри Отчаго лона, должно думать, И проходит чрез весь мир, И все все наполняет без Отца, И с Отцом Само все находится; Переходит же Оно, конечно, действиями, И перехождение (Его) мыслится чрез озарение. Ты слышал ведь, что Оно и ходит и пребывает [на месте], И отвращает лицо и обращает, Нисходит и опять восходит, Приходит и обратно улетает, И многое другое, (касающееся) Божественнаго действия, Возвещают все Божественныя Писания, Что изрек Всесвятый Дух, Неизреченно исшедший от Отца И чрез Сына ниспосланный людям: Не неверным, не славолюбцам, Не риторам, не философам, Не тем, которые изучили эллинския сочинения, Не тем, которые прочли внешния писания, Не тем, которые упражнялись в сценических представлениях, Не тем, которые говорят много и красно, Не тем, которые произносят великия имена, Не тем, которые приобрели дружбу славных, Не тем, которые содействовали действовавшим безчестно, Не тем, которые приглашают и приглашаемы бывают, Не тем, которые потешают и потешаются; Но нищим духом и жизнию, Чистым сердцем и телом, Стяжавшим простое слово и еще более простую Жизнь и простейший образ мыслей, Бегающим славы, как огня геенскаго, И от души ненавидящим льстецов, Ибо Дух не принимает лести И не выносит слышать о том, чего нет; Взирающим на одну только славу души И на спасение всех братий И (даже) в малом сердечном движении Не питающим сочувствия к чему–либо мирскому, К похвалам, например, или славе человеческой, Или всякому другому удовольствию или страсти. Ибо они мертвы, смиренны духом и сердцем, Кротки и ревнители о Господе. Они нечестивы для нечестивых И благоухание жизни для избранников Господних. Они (даже) и блудники для блудных сердцем И равноангельные для девственных душою. Они и среди славы смиренны И в бедности славны, Они нищету считают как бы царством И царство как бы нищетою. Они, вкушая (пищу), находятся в воздержании И, постясь, насыщаются всяким видом (ея). Они не снисходят к неправде И не могут презреть угнетеннаго И притесняемаго богатыми. Они не стыдятся лица человеческаго, Ибо видят лицо Господне. Они не смягчаются сердцем чрез дары И не презирают закона справедливости, Ибо имеют неотъемлемое богатство И все, что в мире, считают как бы навозом. Имея учителем Духа, они Не нуждаются в научении от людей, Но, озаряемые светом Его, Созерцают Сына, видят Отца И поклоняются Троице лицами, Единому Богу, соединенному естеством несказанно. От Отца же опять они тайно научаются, Что Сын рождается нераздельно, как Он один знает. Я же не могу изречь (этого), ибо если бы мог, То слово, конечно, могло бы выразить то, что превыше слова и ума, И все то, что вверху, стало бы внизу. Ибо если бы тварь изучила Творца И всего уразумела, каков Он, И могла высказать словом и написать; То дело стало бы лучше Делателя. Оставь, человек, содрогнись, смертный по природе, И помысли, что ты произведен из небытия И, вышедши из матерней утробы, Увидел мир, произведенный прежде тебя. И если ты можешь познать высоту неба, Или показать, какова сущность Солнца, луны и звезд, Где они утверждены и как совершают течение, Будучи бездушными и безчувственно двигаясь; Или если бы ты узнал границу и меру, широту и величину Самой земли, из которой сам ты взят, И на чем она ходит, И что это опять такое, или где оно совершает свой ход; Если бы ты познал (все) это и для каждаго в отдельности нашел предел; И если бы ты исчислил песок морской, И мог распознать природу себя самого, И изъяснить это дело премудрости [Божией]; Тогда ты уразумел бы и Самого Творца, Как в Троице — Единица неслиянно, И в Единице — Троица нераздельно. Взыщи Духа, будь вне мира, Не дай очам сна совершенно И не заботься о настоящей жизни, Плачь и рыдай о том времени, которое ты потерял; Быть может, ты умолишь Бога, и Он даст (тебе), Как прежде дал видеть мир И солнце и дневной свет, Так и ныне сподобит озарить, И показать тебе умный мир, И просветить тебя трисолнечным светом. Когда же его ты увидишь, тогда познаешь и то, о чем говорю я, Тогда уразумеешь благодать Духа, Что Он, и отсутствуя, присутствует силою, И присутствуя, невидим в Божественном естестве, Но и везде есть и нигде. Ибо если станешь искать, чтобы чувственно увидеть Его, То где ты найдешь (Его)? — нигде, конечно, должен сказать ты. Если же возможешь умно прозреть, Лучше же — (когда) Он озарит ум твой И откроет зеницы сердца твоего, Тогда ты не будешь отрицать, что Он везде есть, Но чрез Него ты всему научишься, Хотя бы ты был неученым и простецом. Если же ты не познал, что око Ума твоего отверсто и увидело свет, И не ощутил еще Божественной сладости; Если не просвещен ты Божественным Духом, Если не плакал безпечальными слезами, Если не увидел, что ум твой омыт, И не познал, что сердце твое очищено И просияло светлыми отблесками; И (если) нежданно не нашел ты Христа внутри себя, И не пришел в изумление, увидев Божественную красоту, И не забыл человеческой природы, Всего себя видя измененным; То как, скажи, не трепещешь ты говорить о Боге? Как, будучи сам весь плотию И не соделавшись еще духом, как Павел, Смеешь философствовать или говорить о Духе, Который, (как) слышишь ты, не обитает в таковых, Как и Слово, потому что они суть плоть (Быт. 6:3)? Написал же я это для того, чтобы ты знал, как я верую, И если пожелаешь ты, то поверишь мне и опечалишься. Ибо поистине если ты не имеешь того сокровища, Котораго мир не может вместить, Если ты не получил еще славу рыбарей, Приявшие которую поистине восприняли Бога; То оставишь мир и то, что в мире, И, вскочив на ноги, потечешь, прежде чем не заключатся Для тебя врата жизни и здешняго зрелища, И окончится праздник сей жизни, И омрачится солнце и звезды, И прейдет земля и отверзется ад, И наступит всякая тьма и хаос. И тогда узнаешь ты, любезная душа, и изведаешь, Что не имеющие Божественнаго Духа, Светящаго в уме, наподобие светильника, И обитающаго в сердце неизъяснимо, Отсылаются в вечную тьму. Ибо и Дух есть Господь, И Бог Отец Господа — Дух, Один, конечно, Дух, ибо Он не разделяется. Имеющий Его поистине имеет трех, Но неслиянно, хотя и нераздельно. Ибо есть Отец, и как Он будет Сыном, Ведь Он по существу нерожденный? Есть и Сын, и как Он сделается Духом? Дух же есть Дух, и как Он явится Отцом? Отец есть Отец, потому что всегда Он — Родитель. Как же бывает это вечное рождение, Что (Сын) совершенно не отделяется от Отца И весь происходит неизъяснимо, Всегда пребывая в Отчем лоне И всегда происходя неизреченно? Сын вечно видится в Отце: Родившись, Он пребывает неразлучным, Происходя, Он не отделяется от корня; Но и отдельно является нераздельным, И будучи соединен весь с Отцом живым, И Сам есть жизнь, доставляя всем жизнь. Что есть Отец, то и Сын, И что Сын, то и Отец также. Видя Сына, я вижу и Отца, Равно и Отец видится с Сыном; Однако один раждает, другой же раждается, И отдельно от Отца есть то, что Он есть. Что же Он есть, скажи и изъясни всем людям? Бог безначальный, как и Творец всех, Так как Он был и будет Богом равным Отцу по существу и по естеству, И по власти, и, по образу воистину, и по виду, И по времени Он еще не был без Отца. Как Он происходит? — как слово из ума. Как отделяется? — как голос от слова. Как Он воплотился? — как слово написанное. Быв низведен от вышних к нижним, Я опечалился чрез себя самого, И оплакивал род человеческий; Так как, ища необычайных доказательств, [Люди] приводят человеческия Понятия и вещи и слова, И думают, что изображают Божественное естество, То естество, котораго никто ни из Ангелов, ни из людей Не мог ни увидеть, ни наименовать. И в самом деле, чем можно было бы назвать Творца всех? Ведь имена и вещи и слова Все произошло по повелению Бога. Ибо и имена положил Он делам (Своим), Каждой вещи свое название; Не всем же Сам, но дал, чтобы и твари В свою очередь (своим) делам полагали имена: И одна другую и называет и называема бывает. Его же имя нам еще не известно, Кроме (имени) «Сущий» неизреченный Бог, как сказал Он (Исх. 3:14). Итак, если Он неизреченен, если не имеет имени; Если невидим, если сокровен; Если неприступен, если один Он превыше слова, Превыше представления не только человеческаго, Но и — невещественных умов; Ибо Он положил тьму покровом (Своим) (Псал. 17:12), И потому все прочее находится во тьме, И один только Он, как свет, вне тьмы; То как ты вводишь о Нем понятие Или ты делом увидел отделеннаго? Откуда же и как прошел ты чрез тьму, Один отделившись от всех тварей? Если же это не свойственно тебе, но другому, То, удивляюсь, кому же? — спрашиваю тебя, чтобы научиться, Ангелу или кому–либо другому из невещественных [умов]? Да и не читал ли ты, что и лица И ноги они имеют покровенными Благоговейно и прилично Божественными крылами? Если эти некия крылья ты будешь понимать Не (иначе, как) покров от неприступной славы, Ибо не естество (Божие) они видят, но славу славы; То какому же человеку — посмеешь сказать ты? Иоанну или великому Павлу? Но один взывает и всем проповедует, Что ремня одного или ремешка Обуви он не может развязать (Лук. 3:16). Другой же, когда взошед на третье небо И после того взят был в рай, Не сказал ли тебе одному чего–либо частным образом, Что ты скрыл и ныне желаешь возвестить? Ибо мы не слыхали, чтобы и он Что–либо сообщил об этом письменно, Но и он громогласно говорит: Я слышал глаголы, которых не могу изречь (II Кор. 12:4); Обитает же Бог в неприступном свете (I Тим. 6:16). Итак, Иоанн не развязывает ремня И недостоин развязать ремешка одного, Павел не мог изъяснить глаголов, Которые он слышал, называя их неизреченными; Кто же [после этого] изследовал так Бога, И остался неопалимым от неприступнаго света? И, проникнув в это обиталище [Бога], Узрел самое естество Владыки, Чтобы нечто большее Иоанна и Павла Дерзнул он, несчастный, сказать? Ибо кто не содрогнется и кто не восплачет Об ослеплении и омрачении ныне говорящих И вводящих новую и поистине странную ересь, Низвергающую в одну пропасть всех, Вопрошающих и вопрошаемых? Ибо мыслию ли они отделяют Слово Или делом — зломудренно заблуждаются, С той и другой стороны попадая в ересь. Ведь (отделять) делом значит разсекать Слово (от Отца), Мыслию же — наоборот сливать Его, Как бы Оно совершенно не отделялось. Содрогнись, человече, познай себя самого, Поведай о себе, поведай, если уж хочешь нечто (поведать); Быть может, и ты, как Давид, воззовешь, Говоря: дивна для меня премудрость Твоя И ведение Твое, Боже мой (Псал. 138:6). Ей, оставь любопытство, Отложи богохульныя слова И скажи прежде, как нам спастись; Затем скажи, как сам ты спасся, Чтобы не оказалось, что ты учишь нас (только) словом, Но и делом показываешь усерднейшими, Если ты не намерен самого себя наказать И осудить, как не делавший того, о чем говоришь, И чрез то стать выше слов, Как никогда не положивший таковыми начала. Положи сперва камень в основание, Ибо на воздухе не строится здание. Сотвори заповеди Христа–Камня, Строителя Божественной Церкви, Новых людей — словесных овец. Сделай и скажи, созидая на этом Камне, Лучше же — сам созидайся на Камне. Он да будет для тебя и пастырем, И архитектором, и основанием жизни. Какая нужда в кровле прежде основания? Сперва основание и тогда кровля: Делание с познанием, и [только] таким образом созерцание. Как прежде сбора винограда хочешь ты пить вино? Оно не вмещается в ветхом мешке. Как прежде посева думаешь ты собирать снопы И другим сообщать пустоту? Если хочешь, иди, не уклоняясь от пути, Но научись глубине судеб Человеческих, как одни счастливо живут, И без сомнения, злые и неведущие Бога, А другие несчастны, знающие Бога И Богом одним знаемые; Одни бедны и, вероятно, неблагодарны, Другие же несут нищету с благодарностию, А иные и богаты и злобно непризнательны; Иные же, похищая и поступая несправедливо, Думают, что Богу служат чрез это, И многое другое, что видишь ты повседневно, Что смертные делают и наоборот переносят; И Бог, Творец всех, терпит, Да не сочли бы Его как–нибудь несправедливым беззаконные Или подобные мне малодушные. Поучись еще Божественному суду, О том дне и часе, в который Все мы обнаженными предстанем Пред судилищем Бога моего и Спасителя, И за здешния деяния и слова, Помышления и вместе намерения Получим достойное возмездие. Поведай, кто будет там дерзновенным И кто напротив посрамленным? Можешь ли говорить об этом без опыта? После же этого внимай и творению, Ибо другую бездну ты найдешь в нем. Взгляни на небо, солнце и звезды, Посмотри на землю–мать и могилу Всех нас, происшедшую по повелению [Божию]. Придя же сюда, поведай о смерти, Философствуй о многом неизбежном И полезном для друзей и вместе для сродников, Для богатых так же, как и для славных. И если ты со всеми будешь толковать [об этом], То тебе станет говорить (даже) до смерти, И по смерти это принесет тебе пользу. Взгляни затем на окружающий мир: На находящияся внутри его породы всевозможных животных, На пестрый вид пернатых И вместе на голоса маленьких птичек, На широту, величину и границы моря; Подивись, изумись и скажи в ответ: О глубина богатства и ведения Божественнаго! О (глубина) премудрости Твоей, всемилостивый Боже мой! Здесь–то и смирись чрез внешние (предметы); Собравши ум, вникни в себя самого, Лучше же — философствуй о себе самом и о том, что относится к тебе; И что бы ни видел ты, найди в видимых (вещах) В каждой учителя себе в добродетели Или изображение порочной страсти, Дабы из величия и красоты тварей Познал ты непостижимую премудрость Божию и мысленную брань, Которую предызобразил Создатель всех. И, как змея, стяжи, конечно, мудрость, Яд же злобы изблюй. Как конь, беги на пути от зла, Ржать же, разумеется, к женскому полу ты не будешь. Стань кошкой, стерегущей мысленную мышь, Но отнюдь не похищающей принадлежащаго ближнему И не смотрящей на долю братий твоих. Но и [будучи] мышью, противных мышей ты будешь Гнать, конечно, из своего дома. Не будь волком, но от волков беги, Лучше же — сделайся собакою Владыки, Всею своею яростию дыша против них И выслеживая пути Владыки твоего; Доколе не найдешь ты и не настигнешь Божественную добычу, не обратись вспять И не сделайся добычею мысленных зверей. Подражай зайцу, если не можешь собаке, И, стяжав Христа скалою и прибежищем своим, Скройся там, где (совершенно) нет страха. Либо, как олень, взойди на горы, Убегая от рук охотников; Или расправь (крылья), как хорошая птица, И пари над всеми сетями, Под крыльями же разумей святую любовь, Без которой никуда не уйдешь. Подражай жребяти, носящему Творца (Мф. 21:7), Будь волом, влекущим Божественный плуг И режущим сладкую борозду слова. Всему подражай, кроме худого: Худое (дело) — лисица, живущая лицемерием, Которая (в действительности) одно, а показывается другим; Ибо она притворяется, (будто) издохла, дабы похитить что–либо. (Нечто) страшное — медведица: если где–либо и на меч она наткнется, То не останавливается, разрывая свою рану, До тех пор, пока сама не издохнет от нея. Худое — свинья, жрущая ненасытно, Худое — аспид, ибо он затыкает уши, Худо (все) худое, и если, желая изследовать его, Ты и избежать постараешься, любезная душа, То поистине обретешь истинную мудрость. Шествуя путем, о если бы шел ты к лучшему, И вместе со всеми (тварями) познал и себя самого! Когда я спрашиваю, тогда ты отвечаешь мне Словом, конечно, которое произносишь и которое я воспринимаю. Есть ли оно в тебе, переходя и ко мне, Или оно оставляет тебя лишенным слова? Я знаю ведь, ты скажешь, что оно и ко мне перешло И все остается в тебе, не отделившись от тебя. Скажи мне об этом и оставь ныне Бога, Чтобы вся вместе тварь, вострепетав, не пала И не раздробила твою тучную плоть, И не сокрушила твою плотяную душу, И не попалила огнем ума твоего, Который вдается в безполезное и пустое занятие. Ибо ни делом ни мыслию Нераздельное Слово не отделяется (от Отца). Ведь тот, кто заключен внутри дома, Но имеет ум, блуждающий вне, Не остался в доме без ума, Но и с ним и вне (его), конечно, находится. Итак, это отделение чем ты наименуешь? Делом назовешь или мыслию — скажешь? Если мыслию, то как весь он (ум) находится вне? Если же делом, то как — внутри дома? Но что, конечно, значит этот пример В сравнении с превосходящим ум и мысль Словом? Ибо посланное от Отца Слово, Низойдя (на землю) и вселившись в утробу Девы, Все было и во Отце и все во чреве, Будучи невместимо и во всей (вселенной). Не сократившись, не умалившись, конечно, Оно вошло все [во чрево] И, оставшись неизменным, приняло образ раба, И, родившись, по всему сделалось человеком, Все пройдя (матернюю) утробу и придя в мир, И все опять возвратившись туда, откуда же отлучилось. Итак, мыслию или делом произошло это? Мог ли бы ты совершенно смело сказать (это) о том, что неизреченно для всех Ангелов и Архангелов и для всякой тварной природы? И в самом деле, оно поистине мыслится, но не высказывается всецело И отнюдь не постигается умом совершенно. Каким образом Он — Бог и человек, и наоборот человек и Бог? И Сын есть Отца, весь нераздельный от Него, И, произойдя в мире, сделался (сыном) Девы, И остался, как сказано, невместимым для всех? Мыслию, скажи, или делом? — конечно, теперь ты замолчишь; Ибо хотя бы и хотел сказать, ум твой не даст слова, И многоречивый язык твой останется праздным. Если же ты пожелал бы назвать Божественное естество вещью, То скажи, конечно, и какого рода, ибо я не знаю. Слава Тебе, Отче и Сыне и Св. Душе, Божество неописанное, нераздельное естеством. Тебе в Духе Святом все мы поклоняемся, Имеющие Духа Твоего и от Тебя получившие (Его); И, видя славу Твою, не любопытствуем, Но в Нем (Духе) созерцаем Тебя, нерожденнаго Отца, И от Тебя рожденное и происходящее Слово; (Итак), поклоняемся нераздельной и неслиянной Троице Во едином Божестве, и начале, и силе. Аминь.

Гимн LХ

Путь к созерцанию Божественнаго Света.

Кто хочет узреть оный Свет, Тот должен следующее в сердце хранить: [Блюстись от] телесных страстей и непотребных скверн, Божбы и всякаго гнева и возмущения, И разсеяния и памятозлобия, И совершенно людей не судить; А быть в самом помысле и сердце Чистейшим от плотских скверн, Кротким, смиренным, спокойным, Откровенным и чадом мира, Воздержным в пище и питии И неослабно заниматься молитвой; Началом же и концом во всем этом Иметь главу добродетелей — любовь.

Примечания

1

В переводе с новогреческаго, на который были они переведены высокопреподобным Дионисием Зогреем, подвизавшимся на пустынном острове Пипери, лежащем против Афонской горы, и напечатаны в Венеции в 1790 г.

(обратно)

2

Далее в переводе с новогреческаго преосвященнейшаго епископа Феофана.

(обратно)

3

При сем Св. Симеон указывает некие внешние приемы, кои иных соблазняют и отбивают от дела, — а у других покривляют само делание. Так как сии приемы, по недостатку руководителей, могут сопровождаться не добрыми последствиями, а между тем суть ни что иное, как внешнее приспособление к внутреннему деланию, ничего существеннаго не дающее, то мы их пропускаем. Существо дела есть — приобресть навык стоять умом в сердце, — в этом чувственном сердце, но нечувственно. Надо ум из головы свесть в сердце и там его усадить, или, как некто из старцев сказал, сочетать ум с сердцем. — Как этого достигнуть? Ищи и обрящешь. Удобнее сего достигнуть хождением пред Богом и молитвенным трудом, особенно хождением в церковь. — Но, помнить надо, что наш только труд, а само дело, т. е. сочетание ума с сердцем, есть дар благодати, подаемый, когда и как хощет Господь. Лучший пример — Максим Капсокаливит.

(обратно)

4

Омофор с возложением рук; а Евхологий, или служебник держит книгодержец.

(обратно)

Оглавление

ЖИЗНЬ ПРЕПОДОБНАГО СИМЕОНА НОВАГО БОГОСЛОВА

СЛОВА ПРЕПОДОБНАГО И БОГОНОСНАГО ОТЦА НАШЕГО СИМЕОНА НОВАГО БОГОСЛОВА [1]

  СЛОВО ПЕРВОЕ

  СЛОВО ВТОРОЕ

  СЛОВО ТРЕТЬЕ

  СЛОВО ЧЕТВЕРТОЕ

  СЛОВО ПЯТОЕ

  СЛОВО ШЕСТОЕ

  СЛОВО СЕДЬМОЕ

  СЛОВО ОСЬМОЕ

  СЛОВО ДЕВЯТОЕ

  СЛОВО ДЕСЯТОЕ

  СЛОВО ОДИННАДЦАТОЕ

  СЛОВО ДВЕНАДЦАТОЕ

  СЛОВО ТРИНАДЦАТОЕ

  СЛОВО ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

  СЛОВО ПЯТНАДЦАТОЕ

  СЛОВО ШЕСТНАДЦАТОЕ

  СЛОВО СЕМНАДЦАТОЕ

  СЛОВО ОСМНАДЦАТОЕ

  СЛОВО ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

  СЛОВО ДВАДЦАТОЕ

  СЛОВО ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ

  СЛОВО ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ

  СЛОВО ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ

  СЛОВО ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ

  СЛОВО ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ

  СЛОВО ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЕ

  СЛОВО ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ

  СЛОВО ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЕ

  СЛОВО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ

  СЛОВО ТРИДЦАТОЕ

  СЛОВО ТРИДЦАТЬ ПЕРВОЕ

  СЛОВО ТРИДЦАТЬ ВТОРОЕ

  СЛОВО ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЕ

  СЛОВО ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ

  СЛОВО ТРИДЦАТЬ ПЯТОЕ

  СЛОВО ТРИДЦАТЬ ШЕСТОЕ

  СЛОВО ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОЕ

  СЛОВО ТРИДЦАТЬ ОСЬМОЕ

  СЛОВО ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ

  СЛОВО СОРОКОВОЕ

  СЛОВО СОРОК ПЕРВОЕ

  СЛОВО СОРОК ВТОРОЕ

  СЛОВО СОРОК ТРЕТЬЕ

  СЛОВО СОРОК ЧЕТВЕРТОЕ

  СЛОВО СОРОК ПЯТОЕ

  СЛОВО СОРОК ШЕСТОЕ

  СЛОВО СОРОК СЕДЬМОЕ

  СЛОВО СОРОК ВОСЬМОЕ

  СЛОВО СОРОК ДЕВЯТОЕ

  СЛОВО ПЯТИДЕСЯТОЕ

  СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТЪ ПЕРВОЕ

  СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРОЕ

  СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ [2]

  СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТЬ ЧЕТВЕРТОЕ

  СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТЬ ПЯТОЕ

  СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТЬ ШЕСТОЕ

  СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ

  СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТ ОСЬМОЕ

  СЛОВО ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЕ

  СЛОВО ШЕСТИДЕСЯТОЕ

  СЛОВО ШЕСТЬДЕЯТ ПЕРВОЕ

  СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРОЕ

  СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ

  СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЕ

  СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТОЕ

  СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ

  СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ

  СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ОСЬМОЕ

  СЛОВО ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЕ

  СЛОВО СЕМИДЕСЯТОЕ

  СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВОЕ

  СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ВТОРОЕ

  СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ

  СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЕ

  СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ПЯТОЕ

  СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ

  СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ

  СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ОСЬМОЕ

  СЛОВО СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЕ

  СЛОВО ВОСЕМДЕСЯТОЕ

  СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЕРВОЕ

  СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ВТОРОЕ

  СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ

  СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЕ

  СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЯТОЕ

  СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ

  СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ

  СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ОСЬМОЕ

  СЛОВО ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЕ

  СЛОВО ДЕВЯНОСТОЕ

  СЛОВО ДЕВЯНОСТО ПЕРВОЕ

  СЛОВО ДЕВЯНОСТО ВТОРОЕ

Главы богословские и деятельные

ПОДВИЖНИЧЕСНОЕ СЛОВО СТАРЦА СИМЕОНА БЛАГОГОВЕЙНАГО

О гимнах преп. Симеона Нового Богослова

Никиты Стифата, монаха и пресвитера Студийскаго монастыря, на книгу божественных гимнов преподобнаго Отца нашего Симеона

Начало божественных гимнов, то есть введение

  Гимн I

  Гимн II

  Гимн III

  Гимн IV

  Гимн V

  Гимн VI

  Гимн VII

  Гимн VIII

  Гимн IX

  Гимн X

  Гимн XI

  Гимн ХII

  Гимн ХIII

  Гимн XIV

  Гимн XV

  Гимн XVI

  Гимн XVII

  Гимн XVIII

  Гимн ХIХ

  Гимн XX

  Гимн XXI

  Гимн ХХII

  Гимн ХХIII

  Гимн XXIV

  Гимн XXV

  Гимн XXVI

  Гимн ХХVII

  Гимн ХХVIII

  Гимн XXIX

  Гимн XXX

  Гимн XXXI

  Гимн ХХХII

  Гимн XXXIII

  Гимн XXXIV

  Гимн XXXV

  Гимн ХХХVI

  Гимн ХХХVII

  Гимн ХХХVIII

  Гимн ХХХIХ

  Гимн ХL

  Гимн ХLI

  Гимн ХLII

  Гимн ХLIV

  Гимн ХLV

  Гимн ХLVI

  Гимн ХLVII

  Гимн ХLVIII

  Гимн ХLIХ

  Гимн L

  Гимн LI

  Гимн LII

  Гимн LIII

  Гимн LIV

  Гимн LV

  Гимн LVI

  Гимн LVII

  Гимн LVIII

  Гимн LХ X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?