«Культура духа»

Нойка Рафаил КУЛЬТУРА ДУХА

О хорошо сформировавшемся человеке, усвоившем какой-то запас знаний и хороших манер, говорят, что это культурный или цивилизованный человек. Цивилизованный человек характеризуется крепким здравым смыслом, одно удовольствие вести с ним разговор.

Но немногие знают, что термины «культ», «культурный» и «культура» происходят от понятия «религиозный культ». Занятия культурой появились в связи с религиозным культом в рамках забот человека о том, чтобы поставить всё прекрасное на служение Богу. Так что культурный человек в подлинном смысле слова есть человек культуры духовной. В таком контексте мы понимаем, почему отец Рафаил Нойка назвал эту свою книгу «Культура Духа». Святой Дух есть Тот, кто духовно обогащает человека, а люди, жаждущие божественных красот, суть носители культуры Духа.

В случае светской культуры, чтобы усвоить таковую, необходимы наставник и углубленное изучение. Все цивилизованные люди сформировались около ментора и прилагали усилия, чтобы пройти этот путь.

Точно то же происходит и в духовной жизни. Чтобы сформироваться, тебе нужен опытный духовный отец и знаток Духовного. Необходим также материал для чтения - хорошо подобранный и возвышающий.

Отец Рафаил и есть такой духовник, и книга, предоставляемая им в наше распоряжение, содержит проникновенные духовные слова, проистекающие из опыта жизни в Духе.

Мы думаем, что те, кто её прочитает, смогут развивать себя духовно и копить знания, полезные для своей духовной жизни.

+ Андрей Архиепископ Алба Юлии

Предисловие

До некоторого времени было два способа, которыми передавалось слово: живая речь и письмо.

Живая речь была некогда свойственна, возможно, в особенности проповеднику. Целью проповеди была в буквальном смысле инспирация, т.е. вдохновение. Иначе говоря, в духе молитвы проповедовавший пытался уловить то, чем Дух хотел поделиться с тем или с теми, кто был при нём (см. Матф.10:19-20; Мк.13:11; Лк.12:11-12). А это необходимым образом предполагает соучастие, тесную связь в любви с присутствующими; надо чувствовать духовный «пульс» слушающего, слово же отражает состояние его духа, его восприимчивость, его ожидания и даже «рождается» из таковых. Мысли приходят, уходят, являются, а то и теряются; ум иногда более остр, иногда же «затемняется». Фразы не всегда исходят из строгой логической последовательности; но зарождается то особенное соучастие, та тесная связь, в которых словом делятся от сердца к сердцу как жизненной энергией (см. Ин.6:63); в которых слово переживается, часто за пределами его строго информативного содержания. В культуре это по преимуществу область поэзии, но и в других родах литературы тоже обнаруживаются, по меньшей мере, отрывки таких свойств слова, как энергия, как то, чем делятся.

Писаное слово живет по своим законам. Тут слова должны течь в логической последовательности, начиная с введения в тему, предпосылок, при постепенном развитии идеи вплоть до её естественного завершения. Должны соблюдаться и строгие правила грамматики, каковы время глагола, лицо и прочее, отчасти потому, что отсутствуют выразительные возможности жестов и интонаций.

Культура уже давно различала в литературе разные жанры. Благодаря прогрессу, ультрасовременной технологии, к ним прибавился новый «жанр», который мне хочется назвать «магнито-фоническим». Он порождён лёгкостью, с которой это «чудище» повторяет как попугай, каждое «гм-гм» и «апчхи» (причём иногда в шумах фона теряются слова сути) и с которой оно их передаёт когда угодно с якобы абсолютной точностью. Оно и склоняет наших современников наряду с копиями, могущими делаться и размножаться в почти неограниченном количестве, воспроизводить то же на бумаге, почти точь-в-точь, и так издавать «книги» в полном смысле слова, лишенные, однако, правильности и строгости классической литературы. Результат - текст, написанный с некоторыми эффектами и претензиями на то, чтобы быть живым словом, а в действительности какой-то суррогат, какая-то помесь одного с другим, ни то ни сё. К этому жанру принадлежит и настоящая книга, и предшествующая, подписанная тем же автором.

Вопреки желанию поделиться со всем моим народом тем, что явилось светом и сокровищем моей жизни, основой моей надежды и моих стремлений, я не без робости и даже не без стыда согласился на печатание первой книги, а также дал себя убедить - а может быть, и принудить - к тому, чтобы такой опыт повторился и с книгой настоящей. Это был стыд не столько за чудовищность с точки зрения культуры, чем может считаться (притом справедливо) этот новый «жанр», сколько за приблизительность, неизбежным образом с ним связанную, отчасти из-за приёмов реализации: не литературой, не «культурой» является Культура Духа, а словом спасения. Ввиду серьёзности данной темы каждое слово является в действительности потенциальным носителем важности; важности даже не чрезвычайной, а последней, т.е. «бьющей», не просто долгой, а вечной. Оставить это слово на попечение «магнитофонии» мне иногда кажется чем-то похожим на духовный «камикадзизм».

И тем не менее… «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Иоан.3:8), а в силу этого факта часто более «грешной» является строгость написанного, чем свобода живого слова перед требованиями Духа, которого ничто не может остановить. И вот почему через слово ты часто выражаешь удивление, а то и ужас, мол, как аукнется, так и откликнется, но, с другой стороны, через Дух и это может подействовать на удивление созидательно. И может быть, в этой надежде, с этой молитвой, я и говорил, и допустил к публикации слова моего поверения. Вот как говорит французский словарь «Ларус»: «Je seme a tout vent» (Эмблема французского словаря «Ларус» - изображение девочки, дующей на одуванчик, сопровождаемое словами: «Я сею при всяком ветре» (прим. автора). Так и я «сею при всяком ветре», уповая, что там, где есть «в человеках благоволение» (Лк.2:14), там тот же Дух «благоволения» будет приносить спасение, а не погибель; а это, быть может, более и совершеннее, чем всякое мнимое чувство ответственности, которое я смог взять на себя.

Этим я себя и вверяю - не публике, а «благоволению» братьев и сестёр моих в Господе; не бесформенному и безликому человечеству, а лично тебе, душе, читающей строки сии. И веришь ты или не веришь, я уповаю на Того, кто сейчас тебя видит, на Того, о ком я знаю, как Он любит тебя и заботится о тебе в любой момент (ведомо это тебе или нет), чтобы ввести в твоё сердце и душу «глаголы вечной жизни» (Иоан.6:68), с помощью ли или без помощи, но пусть даже вопреки словам, которыми я хочу поделиться.

Слово Божие - Культура Духа.

Преосвященный Андрей Давайте начнем Великий Пост 1994 года словом отца Рафаила Нойки. Одна лишь мысль есть в начале Поста, которая пребудет с нами до тех пор, пока настанет Пресветлый День Пасхи. Почти все великие духовники последнего времени стараются превозносить две добродетели: смирение и любовь. По сути это есть призыв Спасителя, который я вкладываю в ваши души сейчас, в начале Поста: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Матф.11:29). А еще свежее в уме моём слово Святого Силуана, современника нашего, который тоже призывает нас, как это делали и другие, проверить себя духовно в том, что касается смирения и любви. По призыву Спасителя, он тоже даёт нам этот критерий, как и другие Святые Отцы: если мы хотим проверить состояние нашей души, спросим себя: «Всё ли нам равно, когда кто-то хвалит или ругает нас? И можем ли мы любить врага с тою же силой, что и друга?». Если обе эти вещи имеем, то мы, с душевной точки зрения, пребываем на высоте; если же нет, то нам еще долго надо расти.

Итак, слово, которое скажет нам отец Рафаил, наш гость в этот Великий Пост, поможет нам ещё раз, с душевной точки зрения, попытаться преодолеть нашу всегдашнюю немощь. Добро пожаловать на встречу с отцом Рафаилом.

Отец Рафаил Я подумал, что надо сказать о слове. Может быть, мне начать с фразы Спасителя: «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут» (Матф.24:35).

Что есть слово? Мы привыкли понимать его как способ установления контакта с другим, осуществления обмена информацией. Но мы видим, что Писание говорит о слове другое: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Иоан.1:1). И Слово стало плотию» (Иоан.1:14). «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет» (Быт.1:3). И всё, что сказал Бог словом, сталось. И я снова возвращаюсь к словам Спасителя, сказавшего: «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь» (Иоан.6:63).

Что есть слово? Как его понимать? И я хотел бы связать это слово, с Божьей помощью, с понятием культуры, Культуры Духа, как я сказал. Писание показывает нам, что Бог, когда сотворил человека, - с вашего позволения я сделаю шаг назад - когда Бог творит весь мир до человека, Он творит его одним-единственным: «Да будет!» Когда речь заходит о человеке, Бог творит его иначе. Он рассудил: «Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему» (Быт.1:26). И мы понимаем, что человек не есть такое же создание, как все другие. И это мы понимаем не от гордости своей, а по слову, которое Бог нам дал. И мы видим, как посредством слова Бог продолжает нас звать, поддерживать связь с человеком. Бог словом наставляет Адама. Когда Адам пал, и беззаконие охватило всю историю земли вплоть до губительного потопа во времена Ноя, настаёт в истории момент, когда Бог снова обращается к человеку и даёт ему Закон через пророка Моисея.

Этот Закон имел два предназначения: вернуть человека от беззакония к закону - это мы все можем понять, это моральный закон, - и указать в этом Законе на то, что сделает Бог в «конце времён», лучше сказать, в исполнение времён. Это исполнение должно было стать не чем-то хронологическим, а прежде всего воплощением того самого Слова. Ибо говорит Святой Павел в своём Послании к Евреям: «Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни сии говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, чрез Которого и веки сотворил» (Евр.1:1-2). То есть Этот Сам Сын Его и именуется Словом Божьим: Слово Божие ныне возвращается, чтобы продолжать осуществлять Своё дело посредством «диалога» с человеком, вернее говоря, снова после отчуждения, произошедшего в Раю из-за падения Адама. Мы можем понимать слова как энергию - энергию созидательную.

А слово человеческое, что оно? Если человек есть образ Божий, тот образ Божий, который может стать подобием Божьим, то и слово человеческое есть энергия. Слово Божие учит нас тому, чтобы словом молитвы мы приближались к Богу. Посредством молитвы человек приходит в самое высокое состояние слова, то, где слово набирает силу (например, чудотворения святых) в Духе Божием, силу творить так же, как творил Бог. Человеку не суждено, чтобы он тоже так делал, чтобы он сотворил мир, человеку суждено развивать этот образ Божий в себе до полного подобия. Так мы понимаем спасение.

Как мы понимаем спасение? В Церкви мы понимаем спасение как наделение обожествлённой жизнью. Бог наделяет человека Своей жизнью. Когда человек приходит к этому полному подобию Бога, например, когда человек приходит к жизни и во славе, и в поношении, и во сраме с той же непоколебимой любовью Божьей, тогда мы на высоте. Почему? Потому, что эта непоколебимость любви не есть часть психологической структуры человека, а божественная черта: у Бога не может быть врагов. Кто может сделать что-то против Бога? Он не колеблется, ибо Он не возвеличивается той славой, что мы Ему поём, не умаляется хулой, что мы на Него произносим. Потому что Он Есть и жизнь Его вечна. Бог Есть, и Он зовёт нас к этому «быть», к этой также-вечности, которой обладает Он. Мы воистину на высоте, когда достигаем переживания всякой христианской добродетели, понимаемой не в этическом, моральном смысле, а в смысле усвоения энергии, переживаемой Самим Богом.

И тут я немного подхожу к теме разговора: какова эта энергия? Слово Божие пребывает и обитает в человеке. Бог энергией слова старается быть в контакте с человеком. Человек через слово молитвы старается отвечать Богу. Человек проявляет свою свободу и свободный выбор, когда отвечает Богу молитвой, когда может сказать «аминь» Богу, Божьему зову. Но спасающее человека опять-таки есть не то, что делает человек в своей немощи, а совершаемое Словом Божиим, в нас пребывающим.

Я бы подытожил то, что до сих пор пытался сказать, так: мы понимаем слово в его самом глубоком смысле как энергию; я хотел бы, чтобы мы все поняли это, чтобы не остались на уровне информации слова. Ибо слово в духовном переживании означает делиться, когда Бог говорит с человеком - как говорит Писание - через Самого Сына Своего. Если Вы замечаете различие между Ветхим Заветом и Новым, то там есть много различий в слове. Этический Закон Ветхого Завета означает делать то-то или не делать того-то. Сделаешь ли, не сделаешь ли, мы остаёмся при каком-то относительном «делании». Когда Сын и Слово Божие начинает наставлять человечество, Его учение начинается словами: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» и «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Матф.5:3-12), и так далее. Нигде мы не видим, чтобы Спаситель с высоты повелевал, как рабам, наоборот, он воспринимает Заповеди Ветхого Завета, говоря: «Вы слышали, что написано то-то и то-то, а Я говорю вам…» (сравни Матф.5:21-22, 27-28, 31-34) - и воздаёт подлинную меру Заповеди Ветхого Завета.

Почему я говорю «подлинную»? В Законе Ветхого Завета Он говорит с нами через пророка, в Новом же - Он Сам. Ветхий Завет был подготовкой человека к тому, чтобы немного понять Бога. То есть как мы можем понимать Бога? Как мы можем это делать воистину, ибо Писание гласит, что ум человеческий не может постичь Бога, что помыслы Божие суть выше помыслов человеческих, как небо отстоит выше от земли. И тогда Он дал человеку посредством вживания в слушание понимать Бога. Он вначале дал человеку, так сказать, этический кодекс через Моисея, через Десять Заповедей. И этим человек учится не лгать, не красть и прочему, то есть учится тому, чего Бог не хочет: чтобы мы были лжецами, убийцами и прочее, ибо Бог Сам не лжив, Бог не вор, Бог не убийца.

Но не в этой этике находим мы жизнь, ибо то, что человек ищет, то, чего он жаждет, есть в конечном итоге жизнь. И сколько бы раз мы ни слышали в наши дни: «Да, но я тоже хочу жить» - всё это, в общем, для того, чтобы оправдать распущенную жизнь. И надеюсь, что я не введу вас в заблуждение, если скажу, что, в известном смысле, человек прав, говоря так, ибо - повторю слова Спасителя: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Мар.2:27). Суббота - то есть «отдых», то есть исполнение.

То есть в каком смысле прав человек? Человек ищет жизнь. Он ищет чего-то, что представляет себе как благо, а в конечном итоге, жизнь. Между тем Писание говорит не о чём-то лучшем или о чём-то худшем, а всюду говорит о жизни (сравни Иоан.10:10). А Христос говорит нам слова не какой-то высшей этики, а как Бог - слова «жизни вечной» (сравни Иоан.6:68), то есть, в конечном итоге, то, что Он хотел вдохнуть в нас и через Закон Ветхого Завета, где Он, с одной стороны, «спотыкался» о меньшее или большее совершенство пророка, а с другой стороны, о неспособность мысли человеческой подняться до духовного понимания, более тонкого, более высокого и в этом смысле более верного.

Даже в Ветхом Завете, в Десяти Заповедях, Бог говорит человеку:: «Объяви всему обществу сынов Израилевых и скажи им: святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш» (Лев.19:2). Он не говорит: «Будьте святы, потому что так оно хорошо, так оно красиво», но «ибо свят Я». Итак, Бог есть Тот, кто говорит через Моисея это слово: Моисею Он открыл, что «Я Есмь». Бог есть Тот, Кто Есть: И Он хочет привести человека в то же бытие. Он с ним делится чем-то сначала; и в меру того, насколько человек даёт приобщить себя к Слову Божьему, он находит в этом слове Бога, энергию жизни.

Даже в Ветхом Завете мы видим по пророкам и по другим, что они «обрели». То есть святые Ветхого Завета обрели энергию жизни. Они не были просто людьми морали; это были люди, в которых и которым Дух мог говорить, люди, через которых Бог открыл человечеству разные, так сказать, этапы приближения человека назад, к Богу. Я говорю «назад», ибо Адам в Рай попал от Бога.

Но наибольшее приближение находится во Христе Его, в Помазаннике Его, в Сыне Его, в Слове Его. В лице Христа мы имеем не Бога, говорящего через способность или неспособность какого-то пророка, который есть человек, как и мы, со всякими ошибками, как мы видим в Ветхом Завете, а Он Сам говорит, и слово выходит иначе. Слово, со своей стороны, утешительнее, чем слово Закона Ветхого Завета, потому что оно есть слово жизни, слово благодати, слово творческой энергии, если человек соглашается с тем, чтобы слово пребывало в нём.

То есть как? Начнём с того же уровня, что и Ветхий Завет, морально, если мы не понимаем другого. Начнём делать это, не делать того-то, о чём говорят, что оно плохо. И возникнет какое-то взаимопонимание между нами. Начнём, может быть, давать возможность Духу порождать в нас момент жизни, и тогда мы поймём в нашем бытовании, какова жизнь, где жизнь, - причём эти «какова» и «где» являются качеством. Насладимся испрошенным от божественной жизни, и через это наслаждение различим горечь даже в том, что казалось привлекательным, в том, что называется грехом.

Тайна спасения пребывает в этом сопричащении человека слову Божьему, когда человек оставляет и Богу сопричаститься ему. Это есть взаимное открытие. Я снова говорю, оно не находится ни на уровне информации, ни на уровне морали, каковые суть лишь первый план, элементарный уровень приближения к Богу, но откуда мы даём, так сказать, согласие Духу Божьему, чтобы Он этим словом сопричастил нас с чем-то, каковое сопричащение ведёт человека дальше, и это «дальше» не имеет пределов, вплоть до полного отождествления человека с Богом.

Всем этим - немного сложным - я хотел всё же выразить кое-какие мысли о слове. И именно о слове как о сопричащении, не как об информации. Это другой уровень, слово с другой энергией.

А теперь - Культура. Как бы мы могли определить Культуру? Я слышал и на Западе, и здесь, в Румынии, многих людей, которые, желая жить хорошо, жить, скажем, праведной жизнью, были шокированы тем, что под названием культуры сегодня, в наш век, представляются всевозможные извращения, вплоть до разврата и прочего, всё, что человек может вообразить. Я бы сказал, что слово верно: в конце концов культура есть что-то нами культивируемое. Но осторожно: что мы культивируем, тем мы и становимся.

Культура есть всё, что бы мы ни культивировали. И обработка земли есть культура. И пребывание в грехе тоже есть культура, испорченная, но культура. Бог же сейчас призывает нас культивировать в самих себе то, что есть от жизни, Бог, Который сотворил человека, Который знает, из чего сотворён человек, Который один знает, в чём состоит подлинное вожделение человека, Бог, Который видит человека в отчаянии, ищущего жизни там, где он погребён во всяческие смерти, - и, наконец, смерть - и ищущего жизни превратно во всём, что бы ему ни казалось удовлетворением или удовольствием. Но Бог втайне знает, к чему вожделеет сердце человеческое, и на это вожделение отвечает Своим Словом. И Бог призывает нас сделать Слово Божье нашей Культурой.

Но Бог не есть кто-то, работающий с информацией. Многие мыслители, философы, люди науки задают вопросы Церкви, например, такие: «Почему у вас нет доктрины для…?», «Что становится с детьми, умирающими некрещеными?» или невесть что ещё. Церковь - я бы сказал, культура Церкви - не ставит цели информировать нас обо всём. Бог через Церковь ставит цель сопричащать человека, наделяя человека чем-то из Своей жизни. Если человек это принимает, он может идти дальше, ибо написано в Псалмах: «Бездна бездну призывает» (Пс.41:8). Человек, углубляясь, открывая тайны Божие, ищет, что дальше, и идёт дальше, идёт не «изучая», а проживая, идёт туда, где в один прекрасный день он будет знать всё, что знает Бог.

Я думаю, что почти все знают начало Библии, выявление начал человека, рассказ об Адаме в Раю, который многие сегодня принимают как какой-то миф. (С вашего разрешения я сделаю отступление: я бы бросил этот вызов всем тем, кто думает, что это миф, - исследуйте мифы и рассказ об Адаме, посмотрим, не найдёте ли вы существенных различий между тем, что есть миф, и тем, чем является этот рассказ. Но на этом вызове я вас оставлю). Между прочим, в этом рассказе мы воистину видим нашу суть. Адам - это я. Адам - это кто угодно. Углубляя проживание нашей Церковной жизни, мы снова находим себя в нём и его в нас.

Бог сотворил Адама, поместил его в этом Раю и сказал ему: «От всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь (Быт.2:16-17). Мы понимаем это «не ешь» как заповедь Божью, и не зря. Но что мы называем заповедью? Заповедь зачастую даётся старшим младшему: грозя пальцем, он говорит: «Этого не делай!». Но с Богом не так, и не в такой форме, ибо Бог тут же объясняет Адаму: «Ибо в день или в момент, когда ты поешь, ты умрёшь». То есть Бог открывает Адаму нечто малое, но начало. «Если вступишь на этот путь, то смогу повести тебя дальше; если же нет, ты рискуешь».

Но Бог оставил Адама свободным, поскольку Адам должен был проявить свободную волю в том, как он жил. И Адам оказался лицом к лицу с другим словом: змей пришел и сказал Адаму - думаю, что змей был символом мудрости, ведь говорят, что он был мудрейшим среди животных, - сказал Адаму: «Ты не умрёшь, если съешь от плода этого». И Адам, поверив не Богу, а змею, сделал то, что ему показалось хорошим. И осознал, что, как говорит змей, «откроются глаза твои, и ты познаешь добро и зло, ведь Бог знает добро и зло, и ты станешь, как Бог». И у Адама в самом деле открылись глаза, но какие божественные тайны раскрылись перед Адамом, когда его глаза открылись этим деянием? Как же он стал бессмертным и всезнающим, как Бог?

Адам, когда у него якобы открылись глаза, - и в самом деле, они известным образом открылись - устыдился, увидев себя голым, увидев себя раздетым, устыдился наготы своей. Устыдился Адам Евы, а Ева Адама, и прикрылись они одеждами из листьев, и когда услышали возвращение Бога в Рай, то устыдились Его. Но разве стыд - это состояние Бога? Вы видите, что они получили смущающее слово, и энергия этого слова смутила человека, а смущение ведёт к новому смущению. Он обнажился своего естества, в которое был облачён, и увидел себя голым и пристыжённым перед Евой и перед Богом, и оказался на пути всё большего отделения от Бога - ведь тогда, когда пришел Бог, Адам спрятался за деревьями Рая. А ведь если бы Адам раньше послушался Бога и поверил Ему более, чем голосу чужого (сравни Иоан.10:5)…

И такова судьба человека: слушать голос Божий (сравни Иоан.10:27). Спаситель говорит: овцы мои слушаются голоса Моего и идут за Мною, голос чужого не слышат и боятся чужого голоса, ибо не знают его. Так что овцы Христовы, и мы, в меру, в какую мы суть овцы Христовы, учимся доверять Богу. Мы учимся различать голос Божий (голос тайный, так же как и слово есть тайна энергий Божьих), начиная с морального переживания, через которое у нас развиваются чувства. Мы начинаем путь с некоторым страхом - а это энергия, нас охраняющая, - этот страх развивает восприятие: умение отличать голос чужого от голоса Отца тогда, когда мы различаем голос чужого там, где есть чужой, и голос Отца - голос Того, кто нас рождает к жизни вечной, - в словах Божьих; человек, влекомый жизнью, опознаёт смерть там, где нет голоса Божьего.

Потому и говорит Спаситель, что овцы Его боятся чужого, ибо не знают голоса чужого! То есть мы не признаём в чужом голосе призыва к жизни. Но это есть чувство, находящееся в человеке от природы, более или менее - в меру падения каждого человека - чувство, развивающееся путём проживания Божественного слова. Развивающегося - и в этом развитии состоит нечто из того, что мы можем назвать культурой духа.

Так начинают одухотворяться те пять чувств, которые изначально одухотворены первым переживанием, ведут нас мало-помалу к более подлинному познанию Божественного, вплоть до того, пока мы не достигнем интимности с Богом. В той мере, насколько эти чувства одухотворены, они становятся при посредстве культуры культивированием, то есть мы культивируем слово Божье.

Я думаю о другом призыве голоса Божьего: «Слушай, Израиль!» (см. Втор.6:4) - причем Израиль обозначает народ Божий. Слух есть то, что мы называем в Церкви послушанием. Послушание есть в первую очередь слышание слова, чего-то, что мы слушаем. Мы понимаем послушание как учебный предмет: «слушать кого-то». Это какая-то правда, но не это есть суть послушания: эффект происходит от того, что мы духовно называем слушанием, но это только эффект, второстепенный эффект. Я сделаю сравнение. Как дитя во чреве матери - я слышал, что есть научные данные, - в нём из пяти чувств слух развивается первым, дитя может слышать голос отца своего сквозь ткани материнского чрева. Нечто аналогичное происходит и в нашем духовном переживании. Сквозь ткани мира сего, материи сей мы учимся слышать и различать голос Отца. Следовательно, послушание до и после того как стать дисциплиной, есть слышание и различение. Мы, следовательно, отличаем знакомый голос Доброго Пастыря от голоса чужого, который мы опознаём как чужой.

Разумеется, послушание, слышание, если хотите, ведёт к некоторому претворению в жизнь. Мы слышим что-то и, послушав, делаем - это мы называем послушанием, как я сказал бы, Культурой. Так что человек, ходя по наставлениям, им слышимым, культивирует в себе жизнь этих наставлений - как Адам, слушая наставления змея более, чем Божии, сам того не сознавая, сначала культивировал смерть - и попал в неё. Так же, культивируя слово Божье, мы культивируем в себе семя жизни и, как бы это сказать, попадаем в жизнь (но не падаем, так как это не падение, а восхождение). Будучи культивируемым, семя жизни прорастёт, даст плод, а это есть целая культура. Я говорил, что и обработка земли есть культура, - но и это есть культура «земли», «земли», каковой являюсь я.

Я сказал вначале, что всё культивируемое человеком есть культура. Культура испорченная или хорошая, но культура. Я сказал и такое: предоставим человеку искать, и это я назвал поиском жизни, поиском превратным или верным, но это есть искание человека. Ибо Бог, сотворивший человека, знающий, что есть в человеке, из чего он сделан и для чего сделан, Бог, знающий слабость человека, но и потенциал человека, Бог есть Тот, кто нас знает и Кто может даровать исполнение, нами искомое.

Тут я хотел бы привести слово святого Дорофея Газского, говорившего, что живущий в послушании, отказавшись от своей воли, чтобы жить в послушании, оказывается всегда живущим по своей воле. В начале моей монашеской жизни я понял кое-что из этих слов, но очень превратно, и я хотел бы выявить эту превратность в случае, если и другие понимают также превратно. Я понимал так, что, конечно, если ты отказался от своей воли и рад делать то, что тебе велит кто-то другой, то это и есть твоя воля, и ты потому оказываешься постоянно поступающим и по своей воле, и по воле другого. Зерно истины есть и в этом, но смысл тут куда более глубокий, более скрытый и утешительный.

Правда состоит в том, что Бог лучше меня знает, чего я хочу. Я ищу жизни, но могу искать её превратно. Послушанием в Духе я сразу пробуждаюсь: «Господи, ведь это и есть то, чего я хотел!». В конце концов, это есть то, к чему я стремился. Я признаю парадоксальным образом то, чего я никогда не знал. Когда приходит благодать, когда слово Божие, живя и пребывая в нас, прорастает и начинает порождать жизнь, когда благодать начинает жить в человеке, заполнять его, наполнять и обожествлять его, свидетельство всех святых Ветхого Завета к нам есть то, что это есть наполняющее человека. Конечно, это есть оно! А что, неужели Бог знает менее меня, Своего творения, чего я хочу и чего ищу? Человек может искать превратно, и, в конце концов, грех есть ложь, есть превратность - превратность естества, как говорится по-румынски «вышел из естества», это есть выход из естества.

И как я уже говорил, не надо нам давать себя обманывать многим философиям и мыслям, которые, особенно в наши дни, вмешиваются во всё и путают человека. Природа человека есть то, что Бог раскрывает нам как природу человека. Теперь мы понимаем, почему. Земное, материальное мы понимаем, как нашу примитивную жизнь, без всякого уничижительного смысла слова «примитивный», я бы сказал, нашу животную жизнь, без чего-либо уничижительного для понятия животного, кроме того, что этого недостаточно для человека. Но эта материальная природа более доступна нам: если ты голоден и у тебя есть что кушать, ты всегда можешь взять и поесть; но слово Спасителя - «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Матф.4:4). Где мы находим это слово?

Слова мы находим в книгах. Но понимаем ли мы это слово так, чтобы оно проросло и чтобы мы почувствовали жизнь его? Мы находим энергию этого слова, как в тот миг, когда, допустим, нас одолевает вожделение найти услаждение в словах Божиих - так, чтобы мы почувствовали: «Ведь этого хотел не живот мой, а нечто другое во мне». Тогда, когда живот наполнен и более не нуждается в еде, есть более означает вожделение. Я наелся еды, но чего-то ещё желаю и бросаюсь на ещё большее количество пищи с тем разочарованием, при котором вижу, что еда делает мне только плохо, и дохожу до тошноты. Ведь всё, что материально, то губительно, оно имеет предел, но желание человека предела не имеет. Почему? Потому что человек есть не только животное - когда что-то в человеке желает, то желает вечность, бесконечность. Что-то в человеке не удовлетворяется, не успокаивается кроме как в безграничности Бога.

Если во мне может прорасти это слово и я сочту его тем, к чему стремится моё желание, тогда более нет желания в уничижительном смысле, но я из желающего оказываюсь добродетельным, как бы мы сказали, морально. Но речь не идёт о добродетели, как мы её понимаем в морали, а о жизни, ибо Бог в жизни приемлет человека. И в этом состоит тот факт, что Святые жили с радостью по слову Божьему, терпели лишения с радостью, услаждались постами и суровой жизнью. Но не суровая жизнь услаждала их, а сладость благодати.

Это не вопрос интеллекта, а переживание, дающее силу. Что значит «мученик»? Это слово этимологически есть то же, что «свидетель». Мученик есть свидетель, потому что жизнь, живущая в нём, - во Христе - сильнее, чем та жизнь, что есть, которую мы имеем в наших бренных земных членах. Она сильнее энергетически, ибо не чувствует даже мук в силу услаждения, доставляемого ей любовью к Богу, побуждающего её лучше умереть в самых страшных муках, чем услаждаться губительными, преходящими усладами, отделяясь от Бога. Но губительно и преходяще есть не только то, что я сегодня живу, а завтра умираю, губительна и преходяща услада.

Говорят, что Бог есть Любовь и ещё раз Любовь. Что тогда есть человек как образ Божий? И человек есть любовь, и ещё раз любовь. Мы видим, что и самые тяжкие грехи связаны с любовью. Человек, будучи сотворённым по образу Божию, ищет свою идентичность, как мы теперь говорим.

Бог лучше меня знает, в чём состоит моя идентичность. И когда человек следует слову Божьему, когда человек продолжает слово Божье, он однажды ощущает, что это и есть желание. И желание такое устремлённое, такое пламенное, что он готов даже умереть, чтобы остаться в любви, со своей природой в любви, чем впасть в превратность любви, которую он сейчас ощущает как превратность.

Таким образом, слово Божье есть культура духа… Я вспоминаю, как я прибыл в Румынию, спустя много лет, и кто-то мне говорил об отце Паисии Олару, что попросил у него перед смертью слово для румынской молодёжи. И вот так, как я слышал и как помню, слово было примерно такое: «Да хранит она слово Божье!». Я слышал несколько слов об отце Паисии Олару, но когда я услыхал слово его, я почему-то очень возлюбил его в сердце своём. И я подумал, что это, быть может, есть слово большее, чем мы себе представляем: «Да хранит она слово Божье!». Мы начинаем хранить слово Божье, культивировать его на том уровне, на котором мы находимся. Понимаем ли мы его этически? Мы ведь этически пытаемся его хранить, но я бы хотел привлечь внимание вот к чему: не там следует оставаться нашему уму, не там он должен искать, не в обиду кому-либо будь сказано, - мы должны искать жизнь.

Существует духовный поиск, который должен проделать человек. Существует «почему» - вопрос, который должен поставить человек. Мы должны понимать смысл и сущность вещей. Это не просто соблюдение какого-то «делай то-то, не думай, почему, лишь бы было так-то, ведь так хорошо!». Бог не говорил Адаму: «Не ешь от того древа, потому что это плохо!». Он объяснил Адаму: «Не ешь от того древа, ибо в день, когда ты поешь, ты умрёшь!». И мы видим, что какой-то смертью он и умер, хотя тело ещё оставалось живым какой-то срок до смерти, но духом он умер, отделился от Бога, он поссорился с Богом. Вместо того, чтобы радоваться приходу Бога, он убоялся, устыдился и спрятался. Эти понятия страха, стыда и прятанья очень важны.

Таким образом, да хранит она слово Божие. Мы начинаем с того, что храним слово так, как нам приходит в голову. Но я бы хотел побудить братьев и сестёр моих понимать, желать и искать в молитве более высокое, чем приходящее нам в голову сегодня. Ведь речь не только о хранении какого-то слова - речь не об этике; слово не есть моральный наказ, хотя оно имеет и этот эффект, но это всего лишь эффект, притом эффект второстепенный. Это слово жизни. Храня слово Божие, мы даём возможность этому слову пребывать в нас и бытовать в нас. И мы узнаём, что это есть слово, нас хранящее.

В конечном итоге, кто кого хранит? Человек ли хранит слово Божие? Вернее сказать, слово, мной хранимое, хранит меня. И не только хранит, но и ведёт дальше. Как далеко? Писание говорит, что плоть и кровь не могут унаследовать Царство Небесное. Царствие Небесное не есть плоть во крови, во ядении и в упрощении: это есть Царствие Духа. Написано - там же Апостолом Павлом, которому раскрылись глубокие истины, - ибо «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1Кор.2:9). Если глаз не видел и ухо не слышало, если не пришло на сердце человеку, как можем мы идти к тому, чего не видим и не слышим? Оно так далеко от нас, что ничто человеческое не может его понять. А культура Слова как раз к этому невиданному и неслышанному, непредставимому человеком и ведёт. Слово Божие приходит из Царствия Небесного и не только хранит нас, но и ведёт в Царствие Небесное.

Что есть Царствие Небесное? Спаситель говорит: «Не ищите справа и слева. Царствие есть внутри вас». Царствие есть в человеке, и слово Божие старается пребывать в человеке. Человек есть вначале как животное, без чего-либо уничижительного, то есть живущий жизнью материи, животной жизнью; но в отличие от животных, живущих, как мы, на земле, рождающихся, как мы, на земле, растущих, как мы, и будто бы умирающих, как мы (то есть мы, как они) - в отличие от этих животных мы видим в этом стремлении человека, в этих вожделениях, не исполнимых ничем материальным в человеке, тот поиск, что выдаёт образ Божий в человеке.

Человек никогда не сможет удовлетвориться на этой земле ни самыми большими удовольствиями, ни самыми страшными грехами, ни самыми знаменитыми делами в истории, а может умереть в отчаянии, даже достигнув всего, ибо к другому вожделеет человек, но достичь его не может. Плоть и кровь не могут унаследовать этих вещей, которые плоть и кровь не могут видеть, не могут слышать, не могут воспринимать, не могут интуировать более, чем как тонкую струйку. Но когда мы культивируем в себе это слово, само слово Божие, слово открывает то, чем оно является.

Я возвращаюсь к тому, что мы называем Заповедями Христовыми, которые, как я говорил вначале, не суть заповеди Ветхого Завета, хотя я показал, что и Ветхий Завет указует на нечто более отдалённое, чем просто на законы, просто на Рай. Слово Христово - переход от учения к жизни. Говорит ведь Евангелие от Святого Иоанна: «Закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» Иоан.1:17.

Я хотел бы вернуться сейчас на более конкретный уровень, храня слово Божие. Но слово плотью стало, и слово передаётся человеку через все чувства, словом, как мы это понимаем, в некотором роде информативно, если хотите, но поскольку речь идёт о жизни, слово передаётся только в переживании. Недостаточно человеку читать Писание в ходе абстрактного изучения, недостаточно человеку жить, как будто в Церкви, украшать дом иконами, слушать духовную, церковную музыку, заменять человеческую культуру церковной.

Бог, нас сотворивый и знающий, из чего мы сотворены, знает, что мы суть плоть и кровь. «Слово стало плотию» (Иоан.1:14) во многих смыслах. Слово предвечное, называемое Сыном Божиим, являющееся самим Богом, воплотилось в этой истории. Он родился так же, как родился я, провёл детство так же, как и я, жил и страдал так же, как и я, умер так, как умру я, а воскрес, как я не могу воскреснуть, вознёсся на Небеса и сидит одесную Отца, и этим создал путь к деснице Отца для меня.

И когда я говорю обо «мне», я не говорю о том, кто разговаривает с вами. Я говорю о тебе. Ведь ты тоже есть такой «Я», кто бы ты ни был. Значит, слово стало плотию для причащения, и как плотию мы им причащаемся. Одним из спасительных слов Господа было то, что Хлебом Жизни станет Он Сам. В Евангелии от Иоанна есть слова: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день» (Иоан.6:54). И далее говорит: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Иоан.6:56): И ещё: «Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Иоан.6:53). Эти Плоть и Кровь представляют собой, возможно, самую концентрированную сущность Церкви. Я не знаю, как это выразить. Я желаю и молю Господа, чтобы Он вложил в ваши сердца понимание слова, которое я хочу сказать. Так, где спотыкаюсь я, пусть ваше понимание идёт дальше и завершит то, чего мне не удаётся высказать.

В Святом Причастии мы едим то, что видится уму кусочком хлеба и каплей вина, то, что видят наши земные глаза, то, что обоняет наше земное обоняние, то, что чувствуют пять органов чувств: хлеб и вино. Но потаённым образом этим чувствам открывается всё сильнее и яснее, внятнее и конкретнее нечто, когда развиваются духовные чувства. И мы начинаем понимать слово Спасителя, говорящего, что это не только хлеб и вино, а сами Плоть и Кровь Его. Ведь говорит Святой Павел, что поскольку дети причастны к плоти и крови, а Он, Христос - Слово Божье - стал причастным к плоти и крови, то так же сделалось и с нами (сравни Евр.2:14). Но непредставимым для человека образом даётся как пища.

В отношении современного человека, привыкшего к интеллектуальным изыскам, вспоминаются слова одного философа (забыл кого именно - это немецкий философ): «Man ist was man i t». Это игра слов. «Ist» означает «быть», а написанное немного по-другому означает «есть». Человек есть то, что он ест. То есть едим материю - являемся материей. Другими словами, зачем размышлять о высоких материях? Видим, что поддерживаем свою жизнь материальным: растительностью, телами животных, другими вещами - значит, и мы - то же самое, что и эта растительность и тела животных, и мы своего рода «капуста» иногда… во многих смыслах. И мы являемся животным телом. Как животное рождаемся, как животное погибаем. Но я предполагаю, что Тот, кто сотворил человека, знал лучше, чем немецкий философ, что человек - это плоть и кровь, и поэтому преподал нам тайным образом Тело и Кровь, чтобы мы питались в духе этой едой, которую получаем телесно (Евр.2:14).

Это многоуровневый план, потому что там есть и другой уровень. Вкушаем Тело и Кровь, но видим и чувствуем хлеб и вино. Опять-таки Бог, сотворивший человека, знает человеческое естество. Он не допустил человеку быть каннибалом. Человек, если только он, отдалившись от Бога, не становится одержимым, не выносит даже мысли о том, чтобы есть сырое мясо и пить кровь. Господь дал нам это тело и кровь самым красивым и благородным образом. Это самая благородная еда, которая известна человеку, потому что она является своего рода подобием тела и крови в этом хлебе и красном вине.

Размышляю обо всех выражениях Ветхого Завета, говорящих о «крови гроздей»: «Он привязывает к виноградной лозе осленка своего и к лозе лучшего винограда сына ослицы своей; моет в вине одежду свою и в крови гроздей одеяние свое» (Быт.49:11) или: «Маслом коровьим и молоком овечьим, и туком агнцев и овнов Васанских и козлов, и тучною пшеницею, и ты пил вино, кровь виноградных ягод» (Втор.32:14) - какая там была экстраординарная интуиция! Вкушая в определённой форме, не по-каннибальски, но всё-таки телесным образом, вкушаем дух, потому что человек является и духом. Христос сказал Самарянке: «Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Иоан.4:24). И здесь, в этой пище, вкушая это Тело, мы вкушаем Дух.

Здесь я могу немного запутаться в словах и уповаю, что Бог откроет в вас то, что необходимо для спасения каждого. Говорю, что едим Дух; но вкушаем Тело и Кровь Спасителя, и даже материальным образом, приемлемо для человеческого вкуса - но это совсем иное, чем то, что кажется нам. Следую далее. Вкушаем Тело и пьём Кровь, которые познали смерть, но и Воскресение, и Вознесение, и восседание одесную Отца. Но тайным образом мы и Второе Пришествие, и Вечную Славу разделяем с самим Богом.

Куда ведёт культура слова Божьего, вера в Божьи слова? Слова Бога могут казаться и часто кажутся человеку самым большим соблазном, и сам Апостол Павел не стесняется говорить о «Божьем безумии», но добавляет, что «немудрое Божие премудрее человеков» (1Кор.1:25). Человеческая мудрость немощна, как и человек, злонравна, как и человек; но то, что нам кажется безумием, если является Божиим, то да причастимся этому безумию и увидим, что это была мудрость.

Таким образом, мы достигаем конкретного физического причащения вещам, которые приходят «оттуда», куда ум человеческий не может прийти (см. Иоан.13:33), «не видел того глаз, не слышало ухо» (1Кор.2:9). Это энергия, которая ведёт нас в то самое «оттуда». Слово Божие причащает человека на всех уровнях: на уровне слова, на уровне чувств, на самом конкретном уровне пищи. Если бы мы услышали тогда, в пустыне, эти слова, когда Спаситель ответил искусителю, что «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Матф.4:4), то кто бы мог представить, что то слово, которое «исходит из уст Божиих», именно как хлеб будет нам дано, воистину как причастие?

Искушается ли человек, будучи материален? Конечно, искушается! Это - тайны Божьи. Верь или не верь… Если не верим, то входим в область, называемую «адом», «возмездием», подвергаемся разного рода трудностям, искушениям, горестям, подобно блудному сыну.

Эти искушения, в которые впадаем, это возмездие… Что значит слово «возмездие»? Этимологически оно происходит от греческого слова «pedevsis», которое в румынском языке имеет и другие значения. Греческий корень «ped» даёт слова педиатрия, педагогика. «Возмездие» - это научение ребёнка, его формирование, воспитание, то есть ты образовываешь ребёнка. Возмездие не значит: «На, ешь это, потому что ты был злым!» Возмездие - это то, что даёт нам опомниться. Скажем, если подбросишь вверх песок, то он упадёт на твою голову. Определённые вещи дают нам опомниться, и, переживая эти безумства и горести, приходящие на нас, которые мы называем искушениями и которые призваны пробудить нас, человек, подобно блудному сыну, однажды должен спросить себя: «То ли это, чего я желал? Я, который искал счастья, - а достиг горести! Этого ли я желал?»

Напомню вам слова, сказанные мною выше, что тот, кто оставляет свою волю и творит волю Божью, т.е. послушание, осознаёт затем, что именно этого он желал, потому что Бог знал лучше, чего «я желал» и где я это найду. Так и человек, который отвергается Бога и падает в эту область, что я называю «возмездием», а в итоге - это ад. Но и он, ад, предназначен научать человека, хотя бы таким негативным образом: «Это то, чего я желал? Так если идёт речь о страданиях, то не лучше ли мне претерпеть страдания, которых Бог не скрывает от нас, что они будут последствием слова Божьего? И если речь всё равно идёт о страданиях, то что я теряю, следуя за Христом и страдая? Но там хотя бы есть обетования вечной жизни». И снова посредством «возмездия», этого детского воспитания, если только душа обладает этим светом и трезвенностью, подобно блудному сыну, чтобы понять, что этим она может вернуться к Богу, то тогда эта душа имеет преимущество: она уже не будет соблазнена тем, что сейчас осознаёт как безумие.

Тогда спрошу: почему Бог не повелевает нам, подобно змею, познать добро и зло, приобщаясь злу, вкушая от этого плода, который, по словам Бога, даст нам смерть: «Познайте смерть, а затем познайте жизнь!»? Бог не связывается с делами зла. Бог в Его мудрости и любви к человеку использует всё, вплоть до безумств, чтобы спасти человека. Но путь безумств - это опасный путь, потому что человек может не найти обратного пути оттуда. Видим на примере Иуды, который не знал, не понял до последней минуты, что есть милость Спасителя, чтобы поступить, подобно святому Петру, то есть покаяться.

Пётр отрёкся от Бога, трижды отрёкся от Христа, от Иисуса, своего Учителя, Которого, как полагал, любил; от Учителя, которого видел преображённым на горе Фавор в Его божественном свете. Перед ним был уже не учитель или пророк; Пётр увидел, что воистину это был Сын Божий, то есть Сам Бог. Вот от Кого отрёкся Пётр! Грех Петра был безмерно больше предательства Иуды.

Что знал Иуда? Я предал «кровь невинную» (см. Матф.27:4). И сейчас он видел, как его предательство довело эту кровь до смерти. А Пётр, хотя и тяжко согрешил, остался во свете Христовом, который открыл ему, что Бог милостив, открыл ему то, чему учит нас и Церковь: Бог не хочет смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был (см..Иез.33:11).

И Пётр, выйдя вон, плакал горько, но остался с остальными апостолами, пока не пришёл Спаситель. Но Он не обличил Петра перед всеми - все знали, что Пётр отрёкся Иисуса.

Но когда после Воскресения Христос сказал Петру: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня?» и Пётр исповедал «люблю Тебя», то было искуплено его первое отречение: «Не знаю этого человека».

После второго вопроса: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня?», когда Пётр ответил «люблю Тебя, Господи!», было искуплено второе отречение.

Когда третий раз спросил Господь: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня?», опечалился Пётр и ответил: «Господи! Ты всё знаешь; Ты не можешь не знать, что я люблю тебя».

Спаситель принудительно, болезненно выжал из сердца Петра третье искупление, потому что в тот, третий раз, он клятвенно отрёкся от Христа: «Не знаю этого человека!»

И путь Иуды мог его спасти. А если будем читать писание с пониманием, то увидим, что этого искал и Спаситель. Но поётся в Великий Четверг: «Но Иуда Беззаконный не восхотел понять» (чтение 12 страстных Евангелий). Путь греха - это опасный путь, путь тьмы, он может заставить человека остаться во тьме. Слово Божие говорит человеку о жизни, о вечной жизни. Если научимся пути послушания, научимся взращивать в сердцах и в нашей жизни слово Божие, то найдём его.

Что завещает нам Христос? С одной стороны, завещает нам Крест, а с другой - Спаситель обещает: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Матф.11:30). И обнаруживаем, что воистину «иго Мое благо, и бремя Мое легко», как свидетельствовали мученики, которые до смерти услаждались словом Христа, потому что смерть была им слаще, чем безумное существование. Воистину, неложны эти слова Спасителя, что иго Его было по-настоящему благо для тех, кто вкусил его, и бремя Его было легко. Зачем брать на себя нежеланное иго и тяжёлое бремя, отчитываться о грехе? И всё-таки, если человек хочет, то Бог дозволяет. И очень важно понять в этом дозволении что-то о свойстве любви Божией.

Когда мы любим кого-то, то чего-то ждём от него. Или хочу, чтобы и он любил меня, возвратил мне любовь: есть и в этом своя правда. Особенно если имеем какую-то власть над ним, если это наш ребёнок, то хотим направить его на правильный путь. Могу заставлять человека, моего брата, ребёнка, родителя или любого другого, пока не разрушу его свободу, жизнь, потому что желаю ему добра. Эта любовь, которой нет у Бога для человека. Бог - это Любовь, но Бог - это Смирение: и эти две добродетели в итоге суть одна добродетель.

Слова, которые нам сказал в начале преосвященный Андрей, - это ключевые слова. Надеюсь обрадовать преосвященного, рассказав, что слышал от моего духовного отца старца Софрония определение - если хотите - смирения, которого нигде раньше не встречал. Он говорил, что смирение (понятое верно, в духе и истине), - это данное нам свойство Божией любви, любить, ничего не ожидая взамен. Смирение - это свойство Божией любви, которым можно делиться, и оно не уменьшится. Смирение внешне схоже с умалением, с унижением, смиренный человек может показаться рабом. Как и Христос, по слову апостола Павла, принял образ раба и смирился даже до смерти (см. Фил.2:7-8), постыдной смерти на Кресте. Но то, что сотворил тогда Христос, понятое в духе и истине, показывает, что Он не боялся смерти и унижения. Божественная Сила Его не могла ничем быть побеждена. И что это за сила, незыблемая и непобедимая ничем во всех существующих мирах и за их пределами? Парадоксально, но это смирение. И когда человек, как Христос, смиряется до смерти, он оказывается незыблемым в любви, переживая дар. Да подаст нам Бог умереть с этим даром, и тогда смерти мы не вкусим.

Вот то слово, которое я хотел прочесть вам ранее из Евангелия от Иоанна: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Иоан.5:24). Дерзаю сказать, что даже и Последний Суд, который, как и все деяния Божии, творящиеся ко спасению, является, может быть, последним призывом Божиим, рискует быть запоздалым. Но человек, который жил по слову Божию, уже выдержал свой суд; как говорит псалом, «в делах человеческих, по слову уст Твоих, я охранял себя от путей притеснителя» (Пс.16:4).

В этой жизни нас судила жизнь, и мы сами себя судили. Мы оставили Богу судить нас и выбрали слово Божие, и до смерти - дай нам, Господи! - говорю о мучениках. Но и мы судили Бога. И мы судим Бога, и мы запечатлели, что Бог истинен, по слову апостола Иоанна (Иоан.3:33). Бог оказывается истинен за гранью смерти, за гранью ада, за гранью всего. Я бы сказал, за гранью вечности, потому что прежде всех век Бог не был, Он есть!

Таким образом, смирение, когда человек действительно его проживает, является силой, которой боится всё то, что боится Бога, потому что ничто не может её победить. Кажется, что смирение подобно слуге, но это свойство Бога, Царя. Это Божественное свойство, и во второй книге отца Софрония, которая является исповедью его жизни, он говорит, что многие говорили о Боге по-разному: что Бог - это любовь, что Бог - это свет, что Бог - это сила; и если другие говорят, то и я дерзну сказать, что Бог - это смирение. И в этом смирении, несказанно чудном, недоступном человеческому разумению, - но если проживаем его, понимаем его, не истолковывая интеллектуально, а проживая его дар всем своим естеством, - именно это смирение является опасностью для человека, потому что Бог, смиренная любовь Божия, не принуждает человека.

Я хотел бы, чтобы впредь с этого момента никто не говорил бы о запретном плоде. Как же Господь запретил Адаму вкусить от плода познания добра и зла, если пятью минутами позже Адам вкусил его? Что, Господь не видел этого? Что, не мог Господь дать ему по голове, как поступаем мы, когда видим, что творит наш ребёнок, и, в нашей любви дав ему затрещину, говорим: «Не делай этого больше!» Любовь Божия оставляет человеку самому определиться, потому что насильная любовь невозможна. Вечное царство - это царство тех, которые любят и которые любят быть тем, что есть Бог.

Я бы сказал, братья и сёстры во Христе, - и, может, этим я закончу - вы прожили сорок пять лет мученичества, запретов, страхов, трудностей. Сейчас же на нашу землю вернулось то, что я ценил более всего: свобода веры (не думаю о том, о чём я думал в 1955 году, когда уехал в Англию за свободой в историческом и человеческом смысле слова, потому что всё это преходяще и относительно). Это был промысел Божий, и этим хочу воодушевить всех моих братьев и сестёр во Христе.

Даже уверен, что наступает такой момент в истории (когда? - не знаю…), когда настанет «или-или». Или с Богом, или… как хочешь. Почему я дерзаю говорить «уверен»? Основываюсь на словах Христа из Апокалипсиса, когда Он говорит в конце: «Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его» (Откр.22:11,12).

* * *

В заключение Преосвященнейший просит меня рассказать вам об отце Софронии и преподобном Авве Силуане, которых он упомянул вначале.

Отец Софроний родился в России в прошлом веке, уцелел во время Революции и попал во Францию. Он был художником, но искал молитвы, которая привела его к принятию монашества в 1925 году на Афоне. В монастыре на Горе Афон, где он находился, он встретил простого человека с двумя классами сельской школы Царской России, который был намного старше отца Софрония, - его имя в монашестве было Силуан. И вот в этом Силуане он нашёл человека этой культуры слова, культуры духа. Простой человек, малограмотный, но с такой жизнью в духе, что смог преподать слова, схожие со сказанными Апостолом и Евангелистом Иоанном Богословом.

Скажу вам о нём лишь одно. Он прожил очень пламенную молитву, очень пламенное покаяние, в котором, во всей интенсивности покаяния, не находил пути к Богу, к спасению. И в один из самых трагических моментов его жизни, когда он спросил у Бога, у Христа, почему не может избавиться от демонов, которые мучили его искушениями, то получил ответ: «Гордые мучимы от бесов». Святой Силуан вопросил тогда: «Господи, Ты милостив. Моя душа познала Тебя. Научи Ты меня, как смириться». И получил тогда это чудесное и устрашающее слово: «Держи ум во аде и не отчаивайся». Слово, которое святой Силуан сумел прожить.

Я говорил, что Бог знает своё творение, знает, из чего сотворён человек, знает тот момент, когда может сказать нужное слово ко спасению. И Силуан прожил его во всей полноте. Как прожил? Смирился, приговорив себя к аду, в котором жил и из которого не мог выйти. Но самая важная часть этой фразы - это её вторая часть: «Не отчаивайся!»

Со слов того же Силуана мы понимаем, что он увидел и понял в слове Божьем совсем не разъяснённое обетование. Сказав только «не отчаивайся», не дал ему никакой информации. Слово Божие - это не информация. Но этого откровения было достаточно для Святого Силуана, чтобы понять, где скрывалась тайна его спасения из того ада, который он проживал конкретно, ежедневно. И повествует Святой в своих записях: «Как только я стал поступать так, как научил меня Господь, то и ум мой очистился, и Дух свидетельствовал о спасении». И познал спасение. И столько раз, сколько он чувствовал себя лишённым дара, он знал, как снова найти дар Божий: умел «осуждать» себя, смиряться до ада, но не отчаиваясь, и в этом немедленно находить спасение Божие.

Этот путь в его измерениях, путь Святого Силуана - не для каждого человека. Отец Софроний говорил, что многие, кто пытались по своему разумению так прожить, рисковали, и даже некоторые дошли до сумасшествия. Познать «глубины ада» - это не каждому человеку по силам, это не человеческое делание. Но слово, полученное Святым Силуаном, всё-таки представляет собой саму структуру духовной жизни. Мы не претендуем быть праведниками, но грешниками - принимаем на себя грех, ад в той мере, насколько понимаем его сейчас, не теряя при этом самообладания и не прячась, подобно Адаму в Раю (см. Быт.3:10), то есть «не отчаиваясь» о прощении, об исцелении, которые получим от Господа. Так например, перед нашим братом священником скажем: «Отче, перед лицом Бога исповедую, что грешен, согрешил, сотворив одно, другое, прошу прощения у Бога», не отчаиваясь, потому что мы приходим принять не возмездие, а спасение. Даже если священник назначит нам эпитимию, что принято в Церкви, она не является «возмездием», по крайней мере, это не возмездие в том смысле, как понимаем мы, современные люди. Это «возмездие» в смысле воспитания, но это любовь Бога, Который знает, каким путём вернуть нас обратно к жизни, когда мы удалились от неё.

Возвращаясь к Святому Силуану - в нём эти вещи проживались до пределов, за которыми уже не существовало страдания, потому что более глубокого ада - прожитого ада, так как Промысел Божий допустил ему это устрашающее и в каком-то смысле вечное житие - кроме вечного ада не может существовать. В лице Силуана человек достиг вершин, глубины и высоты. Получается, что этот Святой Силуан был одним из величайших святых в истории. Он был причислен к лику святых Константинопольским Патриархом в 1987 году, и память его совершается согласно нашим православным календарям. Не знаю, во всех ли румынских календарях отмечен его день, но Святой Силуан становится всё более признанным и любимым многими, кто познакомился с его сочинениями, сочинениями простого человека; но и Святой Иоанн Богослов, который оставил нам Евангелие, был прост.

Отец Софроний остался учеником этого Святого Силуана, после смерти которого Промысел Божий привёл отца Софрония на Запад, где он основал в Англии православный монастырь, в нём жил и я. В тот момент отец Софроний по причинам политических взглядов Греции того времени уже не мог официально вернуться на Афон, и под давлением нескольких молодых людей, которые искали у отца Софрония, или лучше сказать, которые нашли в нём глубоко живущего, опытного духовника, он основал монастырь для нас и нами. Промысел Божий привёл меня прожить в этом монастыре 31 год у ног отца Софрония.

Этот отец Софроний воспитал меня. Человек высокой культуры, художник по призванию, но и человек универсальной культуры, в котором Силуан нашёл, возможно, единственного человека, который смог его понять, понять глубину его переживания, особенно этих слов: «Держи ум во аде и не отчаивайся». Силуан много писал в конце своей жизни в утешение людям так, как его вдохновляла ночная молитва, но кто мог понять эти записи и позаботиться о них? Он нашёл отца Софрония и сказал ему однажды: «Отец Софроний, ты человек грамотный, возьми эти записи и после моей смерти сделай из них книгу». И это было предназначение отца Софрония. Эта книга была опубликована на русском языке во Франции в 1948 году.

Таким образом, он основал наш Монастырь, в котором все мы, кто жили около него, жили по слову этого отца Силуана. Отец Софроний умер летом 1993 года. Я надеюсь с помощью Благого Господа и вашими молитвами издать на румынском языке это утешительное, в каком-то смысле, может, укрепляющее слово, даже дерзну сказать - последнее в истории, качественно последнее. Сейчас нет времени в подробностях объяснять, почему я так считаю, но эта мысль сейчас пришла мне. Я хочу передать это слово на румынском языке так, как я пережил его около отца Софрония. Я радуюсь, наблюдая, с какой любовью ждут этого слова, но я надеюсь, что смогу разделить с народом, из которого я вышел, богатство, которым меня помиловал Господь (не дерзаю сказать: удостоил). И в особенности для этого я нахожусь в нашей стране.

Вот это отец Софроний. Добавлю, что осенью я был в Монастыре по поводу прибытия туда Патриарха Константинопольского, Патриархии которого принадлежит наш монастырь. Это Патриарх Варфоломей, который был и в Румынии прошлым летом, - мы вместе с ним служили Вечерню в Греческой Церкви в Лондоне. Патриарх произнёс проповедь, которую заключил словами: «Радуюсь, видя среди прочих (шла речь о многих, кто старался для Православной Греческой Церкви в Англии) и членов Ставропигиального Монастыря Святого Иоанна Крестителя (так называется наш монастырь), Монастыря, основанного трудами, потом и слезами отца архимандрита Софрония, вечная ему память». И добавил: «Его молитвы я испрашиваю для вас, для монастыря, для нас, для меня и для всей Церкви». Это очень утешительные слова для нас.

Отец Софроний был учеником этого Святого Силуана. На основании свидетельства отца Софрония, который написал книгу, издал сочинения Святого Силуана и добавил первую часть книги, в которой объясняется монашеская жизнь, чтобы читатель понял, что значит слово этого, на первый взгляд простого и некультурного человека, на основании этой книги старец Силуан был прославлен в 1987 году, через 50 лет после смерти (Святой Силуан умер в 1938 году) по просьбам многих богословов, духовников и людей веры, особенно в Греции. Патриарх и Святой Синод с радостью причислили к лику святых Святого Силуана Афонского. Я привёл вам несколько высказываний этого отца Софрония, и тем, что пережил рядом с ним, делюсь с вами, братья и сёстры во имя Господне в этот вечер. Простите меня, может, мои слова были вначале немного путанными, но надеюсь, что что-нибудь останется в ваших сердцах и душах.

О духовничестве.

Дорогие братья и сёстры во Христе, не скрою, что множество мыслей сейчас в моём сердце, которые хотел бы разделить с вами, поэтому даже не знаю, с чего лучше начать. С самого начала скажу, что духовничество является центром церковной жизни. А церковная жизнь не является чем-то особенным для человека, потому что он уже по естеству своему воцерковлён. Церковь - это существование человека, это возвращение человека в бытие того Адама, утратившего сущность своего бытия. Это воззвание к человеку, голос Божий, зовущий человека от этого существования в вечное бытие, которое есть сам Господь. Церковь - это мать или чрево матери, в котором мы совершенствуемся. Я бы даже выразился клинически - духовная гестация. Так же схожи внутриутробный период - после зачатия и до рождения - и церковная жизнь после рождения в этот мир, и особенно после крещения, т.е. второго рождения. И это действительно гестация, приводящая к рождению, которое начинается крещением и заканчивается переходом души в вечность.

Еще много можно говорить об этом, но мы ограничены во времени. Я хотел бы поделиться с вами мыслями о том, что наша церковная жизнь не является чем-то изолированным. Хотя миллиарды людей даже не посещают церкви, всё же все они - это один человек, потерявший свою сущность. Мы также являемся людьми, ушедшими от своего естества, но в Церкви мы возрождаемся к своей сущности. Церковь есть не что иное, как наша сущность, не более, но и не менее, чем сущность человека, как задумал Господь о нас на Своём Предвечном Совете, когда решил сотворить человека по своему образу и подобию.

Таким образом, духовничество - это центр нашей жизни. С духовности всё начинается, и в духе всё совершается, и тогда, значит, это главное место, где человек должен совершать своё делание. Радуюсь и испытывают трепет, что могу беседовать с духовниками Церкви, потому что в их руках, духовников, находится ключ могущества совершать это спасение, начиная с самого центра, ядра нашей жизни. Могущество. Отец Софроний указывал на латинскую этимологию этого слова. Могущество происходит от глагола «мочь». Что мочь? Пилат утверждал, что обладает силой взять жизнь или даровать её. Как оказалось, на самом деле он не обладал ни тем, ни другим, о чём и сказал ему Спаситель. А мы обладаем - посредством нашей хиротонии и хиротессии - могуществом давать жизнь. Не лишать жизни, или, передумав, как Пилат или сильные мира сего, миловать, а обладаем силой даровать жизнь. И даже не мы, а, цитируя святого апостола Павла, - Христос в нас.

Хотел бы сказать сейчас слово в ободрение и утешение всем вам, моим братьям и отцам во Христе. Что значит - хороший духовник? И когда духовник становится хорошим? То, что скажу вам далее, это моё понимание одного довольно дерзкого высказывания: «Хороший духовник - это тот, кто сейчас обут в твои туфли. Хороший духовник - это ты, отче».

Когда начинает духовник становиться хорошим? Теперь. Теперь, как говорит Апостол Павел, избранный момент, момент спасения (см. 2Кор.1:2). Теперь! И в зависимости от какой добродетели может быть хорошим духовник теперь? В добродетели хиротонии и хиротессии, в добродетели Христа, который живёт в нас, но никак не в нашей мудрости. Нет сомнения, что мы нуждаемся в специальной подготовке. Но заметьте, что для духовной школы необходимо помещение, деньги на содержание, время для подготовки, и при этом нет уверенности, что из неё выйдет хоть один хороший духовник, не ставший жертвой обманов этой жизни. Не обязательно, конечно, что так должно случиться, но знаем, что это случается, и мы не можем недооценивать этого. Подготовка, насколько хороша бы ни была, требует времени, жизненного опыта, преодоления многих трудностей.

И всё-таки хотел бы акцентировать внимание на моменте, как духовность начинается теперь. Почему? Что такое духовность? Замечу, что это не психология. Всё на пользу опытному и искушённому духовнику, и любой опыт необходим. Но всё же есть делание, которое может начаться теперь, и об этом делании я в особенности буду говорить. Прошу обратить внимание, что духовничество - это не психология, не плотская жизнь, не история, не этика и не манерность. Духовничество - это Дух, а Дух - это Господь (см. Иоан.4:24). И следует найти способ, чтобы Господь смог теперь совершать спасительное делание в каждой душе, приходящей ко мне, грешному, в душе, которую я обязан привести ко Христу.

Из того множества мыслей, что роятся сейчас в моей голове, мне пришла одна, и я постараюсь сказать главное. Я произнёс: «Ко мне, грешному». На протяжении тех лет, что являюсь духовником, я часто задумываюсь и удивляюсь тому, почему Господь так положил, что спасение людей должно зависеть от подобных мне грешников? Не хочу этим сказать, что кто-либо другой тоже грешен, но знаем, что нет праведных перед лицом Господа. Я знаю, что мои братья и отцы во многом совершеннее меня, тоже обладают осознанием греха, потому что знают, что самые великие святые называли себя великими грешниками.

Итак, почему и каким образом устрояет Господь спасение грешников через других грешников? Я вижу утешительную тайну в том, что Господь положил мне, грешному, быть духовником для других. Когда я еще не был духовником, то не задумывался об этом, исповедовался другим и Господь помогал мне жить по слову Церкви. Я не размышлял, грешны ли они, достойны или нет. Я доверял. Возможно, что доверял более Господу, нежели человеку. Но такая проблема даже не стояла, я доверял и исповедовался духовнику. Теперь моя очередь, и я содрогаюсь: спасение чьей-то души зависит от меня, и как бы не навредить и не потерять душу, жертву за которую принёс сам Господь. Я утешаюсь тем, что, если Господь положил спасение грешников через других грешников, значит, я могу сказать… Начну фразу по-другому. Неужели препятствием к спасению этого грешника будет мой грех и моя немощь? И, заканчивая предыдущую фразу, я говорю: анафема этой мысли, это ересь. Иначе Господь не совершил бы хиротонии, хиротессии над людьми, недостойными этого, в том числе и надо мной, а также над всеми великими святыми, признававшими себя недостойными. Это означает, что Господь знает, что может совершать спасение грешников через грешников.

Поэтому будем дерзновенны, т.к. наше делание не по силам человеку, но в силе Божией. Силы Божией следует искать, и Его Силой стараться совершать это спасение, которое, я бы сказал, выше всякого человеческого делания. Возможно, вы рукоположены давно и являетесь опытными духовниками, но потенциально один или двое из моих братьев могли быть рукоположены позавчера. Тогда каков ваш опыт на сегодня? Но всё же мы духовники, неважно, со вчерашнего дня или уже много лет. Поэтому следует искать Силы Божией и ставить Её прежде нашего опыта и образования. Наши знания и опыт хороши и полезны для обогащения как нас, так и Церкви, потому что человек становится соработником Господу в деле спасения людей. Но в итоге лишь только Сила Божия спасает; и как до, так и после человеческого делания спасает всё же Сила Божия - как меня, так и тех, кто приходит ко мне.

Как мы можем войти в Силу Божию или сделать Её присутствие реальным в нашем делании, т.е. чтобы моя духовность была не человеческим старанием, а Божьим деланием через меня, человека? Так говорил один православный священник из Парижа: «Чего я ищу как духовник? Чтобы сделать своего ученика своим образом и подобием?! Анафема, да не будет».

Собираюсь вашими молитвами перевести третью книгу отца Софрония о духовности и молитве, где он показывает, что духовническое делание - это не просто человеческие слова. Святой Серафим Саровский замечает: «Когда говорил по своему разумению - мог ошибаться». Святой Силуан Афонский добавляет: «Ошибки могут быть малыми и большими». А что такое спасение человека? Это его обожение, спасение всего Адама в лице каждого спасающегося человека. Святой Силуан в беседе с неким пустынником с Кавказа по имени Стратоник задал ему вопрос: «Как, отче, говорят совершенные?». Тот не знал, что ответить, и Святой Силуан сказал: «Совершенные никогда не говорят от себя, а лишь то, что поведает им Дух».

Заметьте, что совершенство, по крайней мере на этом уровне, не столь тяжело, и не мы сами должны придумывать совершенное слово, а искать его от Духа. Говоря об этом, молю Господа, да подаст всем не только духовника, но и всякому христианину, общающемуся с другими, подаст Он Сам слово спасения, потому что (и это, думаю, очень важно) спасение - это не что-то предопределённое, написанное точно в какой-то книге. Спасение - это тайное божественное слово для каждой души, рождённой в этот мир. И для каждой души - своё слово.

Посмотрите в Патерике, как один монах пришёл к Авве и попросил его дать ему слово напутствия. Авва ответил: «Ешь, пей, спи, но храни своё уединение, не покидай своей кельи». Другой монах приходит с той же просьбой, и Авва ему говорит: «Можешь нарушать своё уединение, спать, но храни пост». Третий монах просит совета Аввы, как ему спастись. Этому Авва советует хранить свою мысль. И, как говорил отец Софроний, здесь не идёт речь о богословии, о какой-то доктрине, прописанной в книге. Это духовная стратегия, где духовник понимает, а точнее, Дух рождает в его сердце слово, что для данного человека стратегия будет совершаться именно в этом направлении. Укрепляй свою армию в этой точке, и если здесь ты победишь, то остальное будет для тебя относительно легко, спасение тебе уже обеспечено. Если все свои точки укрепляешь, а в какой-то стене твоей крепости оставляешь трещину, то сюда направляют удар твои враги, и в итоге - ты ничего не сделал для своего спасения. Итак, важно найти, где именно находится та трещина в стене, через которую проникает враг. Поэтому нам так необходимо войти в божественное делание, искать Слово Божие. Всё нам необходимо: и психология, и подготовка, но пока не обладаем этим, будем со страхом и трепетом искать, чтобы Господь родил в нашем сердце то слово в духе и истине.

И хотел бы сказать, что духовничество - это не история, не мораль, не психология, не телесное делание, хотя и включает всё это. Но духовничество - это «Дух и Истина» - это слова Спасителя (см. Иоан.4:23-24). И снова Его слова: «Это дух и жизнь» (см. Иоан.6:63), как Он говорил о слове, которое давал Апостолам. Этого слова следует искать в молитве, оно должно рождаться в молитве, должно преподаваться и приниматься в молитве, и именно этого слова должны искать наши ученики. Хотел ещё рассказать вам о некоторых вещах, о которых подробно говорил нам наш духовный отец старец Софроний и которые лишь в последнее время я стал понимать яснее, а именно: как сделать так, чтобы духовность ваша сегодня стала высокой духовностью. Всё человеческое делание - это периферия, или фундамент, а центром духовничества является взаимообмен в духе, который осуществляется следующим образом: готовьте своих духовных чад приходить на исповедь с молитвой. Молитва не означает чего-то особенного, вычитывается обычное правило. Но очень важно, чтобы и они и мы осознавали, что наше общение будет с Богом, а не с человеком.

Вспомните подобное слово Апостола Павла, который, когда увидел Христа, уже не входил в общение с людьми, а ушёл в пустыню на покаяние и возвратился в силе духа, подобно Спасителю после сорока дней в пустыне, чтобы затем стать Апостолом народов. И Благовестие своё он принял не от человека, не человеком оно было дано, а от Христа. И каждый из нас, в какой-то мере, конечно, индивидуально для каждого, но схоже в важнейшем, переживает подобное в своей жизни. То, что мы делаем, - это не от человека, и изначально не от человека получено. Мы много получаем от человека, чем обогащаем духовническое служение, себя и приходящих к нам, но всё же это дело рук Божьих.

Таким образом, духовное чадо будет входить молитвой в общение с Господом, и его общение как ученика будет не со мной. Я не гуру, я духовник, а духовник, не знаю, как это определить точно, а может, в этом и нет необходимости, но мы будем говорить о тайне этого делания по существу. Ученик говорит с Господом: «Господи, услышь мою молитву, я не слышу Твоего слова». Вот более простой пример. Не знаю, как поступить в жизни, по какой дороге пойти и взываю: «Господи, помилуй и открой мне глаза. Я пойду к Твоему слуге, и дай мне через него ответ».

А слуга не много размышляет по своему человеческому разумению; здесь нам следует многому научиться, много думать и размышлять. Конечно же, духовник размышляет, но в первую очередь нужно искать ответа в молитве. Вообще наша молитва как духовников должна быть ежедневной молитвой, даже ежеминутным молитвенным стоянием, чтобы Господь подал нам слово, а не мы говорили бы по своему образу и подобию. Вот что я слышал от одного духовника: «Господи, даждь мне хотя бы случайно, пусть даже по неведению, по ошибке сказать нужное слово душе, приходящей ко мне».

И ссылаюсь на слова преподобного Серафима Саровского, который был воистину сердцеведец и знал многие тайны. Пришел к нему один человек. Серафим и говорит ему, что не сестра его Татьяна должна выйти замуж, а он сам будет женат, она же станет монахиней. И много таких случаев было со Святым Серафимом. Откуда он мог знать так точно имена людей и их сердечные чаяния? Когда спросили преподобного, как он может так ясно видеть сердца и судьбы, святой Серафим ответил: «Я ничего не вижу и ничего не знаю. Я молюсь, и первую мысль, приходящую в моё сердце, принимаю как слово от Господа. Это Господь знает тайны твоей жизни и сердца, а я лишь духовник».

Возможно, сейчас я перефразировал, но думаю, что не ошибся. Это та роль, которую мы должны выучить, чтобы сознательно или бессознательно могли бы дать приходящему к нам слово, рождающееся в нашем сердце из молитвы.

Здесь есть одна сложность. Выше мы задавались вопросом, что есть хороший духовник. Скажу, что духовник настолько будет хорош, насколько умеет молиться и искать от Господа слово истины для своего ученика, при этом как бы полностью умаляя своё «я» в этом ответе. Не важно, будет ли это ведомо явно или нет, но важно, чтобы этот ответ был вложен в сердце Господом и чтобы он был правильным. И ради этой молитвы, хорошей или плохой, пламенной или нет, думаю, Господь сотворит эту тайну над нами, и удивитесь и вы сами, и ваши ученики. Простите, что говорю вам это, возможно, вы это уже хорошо знаете, но я в жизни встречал всё же много священников, ничего не знающих об этих тайнах. Поэтому я хотел поделиться с вами этим и особо это подчеркнуть.

Вернусь к той сложности, что возникает на пути к духовничеству, как и во всех церковных Таинствах. Как совершаются все церковные Таинства? В добродетели нашего человеческого достоинства и заслуг? И Церковь от начала и до наших дней отвечает: не потому, что священник достоин. Этим Она утешает верующего - не за добродетели священника, тебе не следует осуждать или ругать недостойного иерея, а по твоей вере будет тебе. По молитве ученика рождается в священнике, достойном или недостойном, слово от Господа.

Хотел бы вам привести два изречения. Одно - святого Силуана, когда ему задали этот трагический вопрос: «Почему так мало хороших духовников сегодня?» И святой Силуан дал ответ, лишь в сегодняшней перспективе осознанный мной, которого я не понимал в юности и много лет подряд. Он ответил: «Потому что нет хороших учеников». Изречение святого Силуана было игрой слов. Ученик в монастыре называется послушником. В монашестве существует старец и послушник. Таким образом, почему нет хороших старцев? Потому что нет хороших послушников.

Отец Софроний часто цитировал кого-то из пророков, может быть, Иезекииля, возможно, я не точен: «Если пророк Божий будет уловлен во лжи, значит, Я, Господь Бог, затмил его очи за неправедность Моего народа, потому что народ Мой лукавым сердцем искал слово Божие от Моего пророка. И я, Господь, положу пророку своему, воистину праведному, говорить вам ложь, потому что народ Мой лукав» (см. Иез.14:7-11)

Когда я понял эту тайну, я пришел однажды к отцу Софронию и сказал: «Отче, тогда выходит, что в духовничестве сын рождает отца». И отец Софроний, рассмеявшись, ответил: «Воистину так!». Если ты, ученик, послушник приходишь с чистым сердцем, молитвой, то я, даже если завтра стану Иудой, предающим Христа, сегодня буду твоим духовником. Для нас это и устрашающе и воодушевляюще, потому что мы должны быть на уровне этого величия, этой действительно устрашающей тайны.

Подготавливайте своих учеников таким образом: не приходите ко мне, если прежде не имеете молитвы ко Господу. Конечно, не всё сразу, сейчас я немного формально выражаюсь. Господь да подаст нам мудрость верно поступать в каждом отдельном случае. Мы говорим в общем, а общее, как вы знаете, часто ограничено. Но случаи безграничны. А в общем, готовьте учеников приходить к вам, осознавая, что не с вами, духовниками, будут говорить, но с Господом, а вы лишь приводите к Нему. У Господа я прошу, духовник, в утренних и вечерних молитвах подать мне для тебя слово, чтобы Господь не допустил сказать что-либо неполезное, вредящее твоему спасению. И тогда начинается истинное духовничество.

Еще одна подробность духовничества - тайна исповеди. Известно, что священники должны хранить тайну исповеди. Но не думайте, что это только для того, чтобы оградить от боли и стыда душу, открывающуюся нам, или чтобы приободрить приходящих исповедовать всё без опасений. Не только это. Это намного более высокое делание. В тайну духовничества, особенно исповеди, не может проникнуть дьявол. Но дьявол, который не только само зло, но и лукавство, знает, как повернуть ход дел, чтобы угадать. Но чем дольше не дадим ему возможности что-то угадать, тем дольше будет передышка для укрепления души, прибегнувшей к нам. В Царской России был закон о том, что свидетельство священника на суде не имело никакого значения. И, хотя со времён Петра Первого Церковь претерпела много гонений, это был действительно правильный закон, потому что этим закон хотел защитить тайну духовничества, чтобы отцы не имели права свидетельствовать ни доброе, ни злое.

Но это касается не только священника, потому что вопрос не только в защите тайны, не в профессиональной этике, как у врачей, но опять-таки - это делание в Духе. Если ученик не хранит тайны, то она тоже практически аннулирована. Потому что, если ученик начинает в подробностях передавать другим слово духовника, случаются две вещи. Например, ты как духовник можешь наградить одного пряником, а другого кнутом за один и тот же грех, по своей духовной мудрости зная, что будет спасительно одному и другому. Необходимо, чтобы духовник мог даровать жизнь. Он должен обладать свободой дать одному кнут, а другому пряник, зная, через что каждый спасётся. А если каждый начнёт рассказывать - произойдёт смущение. У Аввы Пимена есть подобный пример, хотя он был очень мудр, чтобы смущаться. Его духовник посоветовал ему: «Оставь помыслу войти и борись с ним в сердце своём». А другому ученику этот же духовник сказал: «Отринь помысел сразу, как увидишь его приближение, и не допускай его в сердце». Молодой Пимен пришёл после этого к духовнику и спросил: «Отчего мне говоришь так, а другому иначе»? Духовник ответил: «Пимен, сын мой, ты просил говорить тебе, как своей собственной душе, я сказал тебе, как я поступаю».

И отец Софроний пояснял: «Он увидел в молодом Пимене много дара Божьего». Продолжу эту историю. Тот, другой ученик, был самым ординарным монахом (хотя в этом выражении есть ошибка - ординарного человека не бывает, каждый - индивидуален). Если бы дозволено было ему впустить помыслы в своё сердце, он бы осквернил себя, и тогда неизвестно, кто бы победил, потому что он не достиг нужного уровня духовности и эти помыслы сильно бы ослабили его душу. Пимен же был от юности настолько исполнен духа, что духовник увидел сразу, что в любом случае дух победил бы в его сердце. И если бы он не допустил помыслам войти и не боролся бы с ними в сердце своём, он бы не познал много из человеческого опыта, который был ему на великую пользу в наставлении других душ. Пимен познал не только дары Духа, но и искушения злых помыслов, с которыми боролся в своём сердце. И он действительно стал Пименом, т.е. пастырем, как ему было пророчествовано: «Пимен, пастырь, о твоём имени будет говорить вся пустыня». Заметьте, несмотря на то, что духом он был велик, духовник подготовил его, вооружив ещё и человеческим оружием.

Вернусь к теме. Одному было сказано «чёрное», а другому - «белое». Необходимо, чтобы духовник обладал этой свободой. Если вы уверены, что ученик хранит тайну, можете делать с ним, что хотите (что хотите не в смысле полной анархии), ведь вы хотите спасения. Если же знаете, что ученик не сохранит тайны, ваши руки будут связаны в духовном делании. Но не только это. Тайна эта много больше, это тайна духа. Когда ученик теряет слова духовника, растрачивает их по миру, наш враг скорее узнает, что случилось, где слабое место, куда следует ударить. Вспомните историю в раю. Позвольте мне немного перефразировать, чтобы приблизить этот диалог к нашей реальности. После того, как Господь заповедал Адаму вкушать от любых плодов рая, кроме как от древа познания, потому что в тот день он умрёт (см. Быт. 2:16-17), - сказал так не потому, что запрещает, а потому что раскрывает райские тайны, - приходит змей к Еве, возможно, потому что нашёл её слабее, и начинает расспрашивать её, не говорил ли что ей Господь о древе, вкушать или нет и т.д… То есть тянет её за язык. Так же искуситель поступает и с людьми, и с их мыслями, то есть с нашими врагами видимыми и невидимыми - он тянет нас за язык. И бедная Ева, как наивный ребёнок, говорит ему обо всём. А в молитве мы просим: «Не бо врагом твоим тайну повем…». «А, вот хорошо, теперь я знаю, куда ударить», - возрадовался дьявол, и знаем, что было дальше.

Этих вещей следует избегать в тайне духовничества. Направляйте своих учеников по этому пути - тайна должна оставаться тайной, в определённом смысле, потому что изначально исповедь не была тайной. Как поступала Церковь первых веков, когда исповедь была публичной? Но что понимать под словом публично? Ведь те, кто умеют слушать духовно, те, кто в состоянии с болью плакать о согрешившем брате, который грешен, как и я, как и я не может достигнуть Славы Божьей, тот, кто может молиться со слезами и слушает тайну исповеди с молитвой, - в него не может войти враг, как не может войти и в духовника. Такой была община Иерусалима. Да, мы все пали. Сейчас же не то что не можем слушать, а искушаемся, и даже хуже, как в той истории, совсем не шуточной, когда духовник, исповедуя маленького ребёнка, перечисляет ему согрешения. И ребёнок отвечает «Нет, этого я не совершал, но это отличная идея». Т.е. мы смущаемся еще и тем, что находим сами «хорошие» примеры для подражания. Вместо того, чтобы созидать себя в молитве за ближнего как за собственную душу, мы искушаемся, осуждая его, либо повторяем его плохой пример.

Об исповеди еще хочу привести пару важных примеров, которые сам переживал очень сильно. Важный момент в исповеди - сам смысл исповедания. Что такое исповедь? Если простите мне эти дерзкие слова, скажу, что она стала слишком клинической. Исповедь - это не только перечисление содеянного нами, наших мыслей - это лишь для начинающих. Исповедь, как всё, что является духом, превращается в состояние внутреннего существа человека. Адам не исповедовался Богу. Что же случилось с Адамом? Он закрылся перед лицом Бога. Если бы он сказал: «Господи, согрешил, сотворил против Твоей Воли, прости»! Как мы в молитве говорим: «Господи, аз яко человек согреших, ты же яко Бог щедр помилуй мя». Мы знаем, что Бог простит, нам не нужны доказательства, потому что если когда-то мы исповедовались по-настоящему, с болью и осознанием, то мы знакомы с ощущением полёта после этого. Это очень характерно, понаблюдайте за детьми, которые после исповеди бегают, прыгают, буквально летают. И, воистину, душа чувствует, что чем сильнее была тьма, как говорит Апостол Павел, там, где «умножился грех», тем больше радость облегчения души, т.е. приумножается Дар Божий.

Разве так сложно Господу простить грех? Святой Сисой сказал, что уверен в том, что Господь в течение трёх дней может его спасти. И в связи с теми тремя днями святого Сисоя (см. Египетский Патерик об Авве Сисое), отец Софроний добавлял: «Почему три дня? Если душа решила стать совершенной и болезнует о содеянном, почему не может сегодня? Потому что в пустыне старались вести жизнь очень строгую, жёсткую, и, чтобы не умалить уровня этой строгости, святой Сисой сказал: «Я уверен, что в три дня Господь силен спасти». Это слово, которое я не могу попросту сказать любому человеку, но всё же хочется поделиться им с духовными лицами, с моими отцами о Господе, сослужителями и всеми, кто меня слышит. Пусть Благодать трудится в наших сердцах, чтобы каждый из нас понял верное слово спасения. Потому что спасение в итоге не есть что-то иное, не может быть не чем иным, как моей собственной волей, святой волей. Если я не желаю спастись, никто другой не возжелает этого вместо меня. И здесь есть ещё одна тягость для духовника: как может быть духовник хорошим? Во-первых, для начала, ученик должен быть хорошим. Но не усовершенствование такого рода, для которого требуется шестьдесят лет молитв и двадцать лет научения, но понимание, изыскание чего-то духовно особенного, как для духовника, так и для ученика. Но в ученике должно все-таки родиться желание спасения настолько, чтобы этот ученик смог сказать подобное тому, что я слышал от отца Софрония: «Почему кто-то печётся обо мне, что я такой или сякой? Кто может больше радеть о моём спасении, нежели я»? Но это справедливо не для всех…

Посему, пользуясь нашей человеческой премудростью, нашими знаниями психологии и другими, надо пытаться войти в контакт с тем, чьё спасение зависит от нас как от духовников настолько, чтобы вдохновлённая душа возжелала, восхотела от всего сердца спасения. Подобно тому, как мы страстно желаем всего телесного, тем более следует возжелать духовного, чтобы ничто не останавливало нашей погони за духом. Да возымеем страх - страх Божий, страх потерять Бога; Бог с такой нежностью отходит от меня, что даже не замечаю, что в какой-то момент у меня уже нет молитвы, я остыл духом, как Адам и Ева, что я совлёкся Благодати, которой обладал вчера или ранее, после Литургии или после Святого Причастия; и более не имею её. Где я согрешил, где сделал что-то не так, что отошёл от меня мой свет, моя жизнь, мой Бог?

Таким образом, дело духовника - подготавливать учеников приходить с молитвой, так же как и духовник должен встречать их молитвой; чтобы Бог работал в этих сердцах и творил через моё сердце, в благодати моей хиротонии, хиротессии, в добродетели поиска и молитвы ученика. Ученик куда важнее, нежели духовник. Если сможете растолковать эту духовную тонкость своим ученикам, то они сотворят из вас пророков, и вы поразитесь сами тому, что исходит из ваших уст, - этим я повторяю то, что говорил нам отец Софроний много лет назад.

Во-вторых, вдохновение, но не знаю, что первично, а что вторично. Когда видим беспечную душу, душу теплохладную, то необходимо слово от Бога, которым можем воскресить эту душу, холодную душу, из которой в одно мгновение произойдёт «пламень огненный», подобно Ангелам, Херувимам и Серафимам Божиим. Это опять-таки не человеческое делание. Духовник обладает этой силой, ограниченной всё же отношением и душой - не личностью! - того, кто приходит к нему.

Хотел бы здесь ещё сказать несколько слов об исповеди, уже в связи с подготовкой к ней. Почему часто люди не исповедуются чистосердечно? Гордыня ли, страх или стыд тому причиной? Гордость, с одной стороны, можно отбросить в сторону, в смысле, что гордость - это первейший из наших грехов и последний, от которого мы избавляемся; как говорили величайшие святые, это последний грех, с которым они борются. Гордость вездесуща. Как духовники мы должны распознавать с Божьей помощью, с каким из последствий гордости в первую очередь следует бороться и как.

Но говорю сейчас о стыде и страхе и прихожу к мысли, которой поделился с вами вначале: каким образом Бог дозволяет мне, оказывает мне эту честь или даже терпит, чтобы я, грешный, принял участие в спасительном делании Бога, и отдаёт в мои грешные руки другого грешника, которого я должен спасти? В первую очередь именно потому, что я сам грешен. Что нам сказал Спаситель? «Не судите, да не судимы будете» (Матф.7:1). То есть, как говорят нам Отцы, если судишь кого-то или осуждаешь брата и не каешься, непременно и ты впадёшь в этот же грех рано или поздно. Почему? Я понял это из своего горького опыта и всё-таки радуюсь и благодарю Бога, что понял хоть это: Бог хотел научить меня состраданию. Со-страдание, то есть совместное страдание. Если я грешен, то неужели мне не понятно, что значит быть грешным? Если говорим о стыде и страхе, то неужели мне неведомы стыд и страх? Для этого мне, грешному, следует научаться, и я обладаю всеми элементами для понимания здесь того, что есть грех. В этом состоит тайна мудрости!

Существует то, что мы могли бы назвать святым «мастерством», не сплетённое злым произволением лукавства, но особой духовнической нежностью к грешной душе, которая как образ Божий ищет спасения. Необходимо такое мастерство, чтобы грехом грех разрушить, так же как и Спаситель не жизнью победил смерть, но смертью смерть разрушил. То есть мой грех становится источником мудрости, источником опыта, которым я могу поделиться с моим грешным, как и я, братом, приходящим ко мне никак не для того, чтобы я его судил!

Нужен ли грех для того, чтобы я не осуждал брата? Не нужен, иначе Матерь Божия была бы наименьшей среди святых, а Бог был бы беспомощен. Не нужен грех, чтобы я мог быть причастен своему брату - не греховности я причащаюсь, но его естеству и душе. Не нужно грешить, чтобы постичь, что есть грех, но если не знаешь другого пути, то хотя бы грех употреби для созидания себя и ближнего. Вспомните двух братьев: блудного сына и его брата. В конце повествования, как мы знаем, блудный сын не только спасён; кто теперь сможет соблазнить блудного сына деньгами, удовольствиями или чем-то другим? Никто! Но его брат, будучи ещё не искушён, внешне праведно живущий, но, внутренне имея нечто гнилое в душе, исполнен зависти и ненависти к брату вместо радости и любви. Ему неведомо сострадание; он видит в брате «транжиру, расточившего богатство моего отца, и теперь отец отдаёт ему больше, чем мне»! И когда отец спрашивает его: «Что с тобой происходит, сын?», он отвечает: «Что, вернулся твой сын, который расточил свою жизнь в распутстве?». И отец отвечает ему: «Сын, этот твой брат…» - то есть сострадание (собрат твой).

Как поступил брат блудного сына? Почему он не пошёл спросить отца: «Отец, что это значит?» У него не было любви и доверия к отцу, как у блудного сына, который, низко пав, сказал: «Возвращусь к отцу моему. Как? Я даже недостоин называться сыном, но скажу ему: «Рабом твоим буду. Чем служить чужим, тебе послужу за плату и благодарить тебя буду от всего сердца». Брат блудного сына выпытывает у своего раба: «Что случилось?» «А, - отвечает он, - твой брат возвратился назад невредимым». Что может знать этот раб? Отец-это тот, кто страдает и нежен к своему заблудшему сыну; сыну, которому он дал имение, зная, каков он. Этот отец - не кто иной, как Бог по отношению к Адаму. И отец своей нежностью и любовью смог возродить в этом блудном сыне доверие настолько, что в конце своих скитаний он пришёл к отцу просить спасения. И вот какое спасение тот дал ему: придя с надеждой быть рабом, он был поставлен отцом превыше всех настолько, что дан был ему венец и перстень, и так далее.

Если бы брат блудного сына спросил бы отца, отец не ответил бы ему, что «радуемся, что брат твой вернулся невредимым» - так, как сказал раб. Раб видел только это, только это понимал. А отец сказал бы: «Сын, в первую очередь тебе незачем ревновать. Ты всё время со мной, и не только тучный телец, но всё моё принадлежит тебе». И отец Софроний добавляет: «Это Бог, говорящий Адаму: «Всё моё тебе принадлежит» - не так, как Ирод, который обещал половину царства. Бог завещает всё Царство и Себя самого Адаму. И говорит отец: «Не потому что брат твой вернулся невредимым, но был потерян и нашёлся, был мёртв, а теперь воскрес!». Видите, какова нежность отеческой любви! Как она разнится с рабской!

И мы, духовники, должны быть отцами, а не рабами, быть добрыми пастырями, а не «наёмниками» в страшном Божьем делании, доверенном нашим рукам. Не понаслышке зная о грехах, построим спасение наше и нашего ближнего через это святое «мастерство». Неужто нам неведом стыд? Неужто нам неведом страх? И когда приходит к нам душа, не важно, насколько грешная, нам должно быть страшно за неё, мы должны победить за неё стыд, позволив этой душе обнажиться, подобно Адаму, который был наг перед Богом, и чтобы этой обнажённой перед нами душе не было стыдно, потому что мы имеем достаточно любви, чтобы её обнять, уродливую, обнажённую и пристыжённую. И в нежности этой любви душа, которая приходит к нам, может открыться без страха, без опасений. И когда душа открывается перед нами, кто бы это ни был, нам следует замереть от страха пред Богом, потому что держим в наших руках нечто хрупкое и любое движение может означать жизнь или смерть для этого образа Божьего, для бога, который, таким образом, находится в наших руках - бог в делании находится в наших руках сейчас.

Какой дадим ответ, если превратим этого бога в дьявола своей грубостью и недомыслием? Это подводит меня к ещё одной теме - слову, которое я слышал в молитве Маслособорования, взятой из пророка Иоиля 2:13. В румынских молитвословах говорится: «Бог, который сожалеет о наших грехах». И мне хочется сказать «анафема» этому переводу! В греческой и славянской Библии, во всех греческих и славянских молитвословах говорится: «Тот, который каешься о наших грехах». Ты Бог, который каешься о наших грехах. И в славянском тексте также «каяйся». Почему произношу такое дерзкое и уродливое слово «анафема»? Целое делание портится одним словом.

Что такое покаяние? Моральное действие? И как через моральное действие получаем Дух? Покаяние - это бытийное действие, то есть естества - естества, которое превращается из животного в божье. Покаяние человека - я бы мог привести вам тысячи цитат из Библии - это Бог, который кается во мне; который, будучи безгрешен и совершенен, сострадает мне о моей смерти и моём крахе. И мы, когда каемся, входим в покаяние Бога. Мы, духовники, если не понимаем этой тайны, как слоны в посудной лавке разобьём самое нежное и деликатное. Наш Бог - это смиренный Бог. Он научает нас смирению не потому, что мы рабы, а только потому, чтобы стали, как Бог, чтобы стали богами. Если не поймём этого, воистину впустую творим духовничество. Это будет лишь человеческое делание: мы попытаемся сделать человека лучше, общество - более справедливым, немного откорректируем историю и обанкротимся. Если поймём это в таком духе, то продвинемся вперёд в нашем духовничестве, будем совершать Божье делание и позволим себе забыть всё земное: и историю, и национальность, мораль и «улучшение», так как всё будет совершаться в духе. И хотя десятки мыслей сейчас в моём сердце, возможно, этим закончу. Бог да помилует нас!

Простите меня, Святые Отцы и Ваше Преосвященство, за мою дерзость! Я не претендую знать больше, нежели вы, но снова скажу, что поделился самым сокровенным - мыслью, что, как я наблюдал почти во всём мире, многое, что мы получили от святого Силуана через отца Софрония, малоизвестно. Да простят меня те, кому это было излишне, и да простят меня все остальные за дерзость. Молитесь за меня, чтобы это были не напрасные слова, но чтобы и я жил бы по слову, которое сказал и в которое верю.

О покаянии

Я выбрал темой сегодняшнего вечера покаяние - слово, ставшее «золушкой» почти во всех языках, потому что человек со времени отпадения Адама от света Божия продолжает своё непрерывное падение. Существует два отрезка в истории: один - когда человек поднялся до Христа, и другой - отпадение, удаление от Бога, вплоть до того великого падения, апостасии, о которой говорит святой Павел: когда она наступит, Бог должен будет сократить эти дни, потому что уже никакая плоть не спасётся (см. Мар.13:20). Мы можем назвать это динамикой падения, которая продолжится до самой последней точки.

Сегодня мы ещё более отдалены от Бога и как люди, и как человечество. Мы живём в контексте, отдалённом от благодати, - современный язык называет его «секуляризованным», то есть производным века сего, словом, противоположным понятию вечности. Бог зовёт человека к вечности. Человек в своём неведении всё более и более прилепляется к веку, то есть к этому преходящему веку, к этой земле, о которой Христос Бог говорит, что «небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут» (Мар.13:31). Понятие покаяния, слово «покаяние» стало «золушкой» языка, потому что люди - замечаю с горечью из опыта всей моей жизни и всего, что меня окружало, - уже не знают, что это такое. Мы уже не умеем переживать покаяние, и поэтому потеряли и понятие о нём. Мы свели покаяние к каким-то этико-моральным манерностям или в лучшем случае к моральному подходу. Но хочу сказать, что, если ограничиваемся только нравственностью, значит, ещё даже не началось то путешествие к вечности Божией, которое на языке Церкви и в глубоком понимании слова, так, как его поняли Отцы Церкви, называется покаянием.

Возможно, начну со слова Божия, данного Пророку, которое приведено в одном из Тропарей Великого Четверга на службе, где читаются Двенадцать Евангелий: «Ибо два зла сделал народ Мой: Меня, источник воды живой, оставили, и высекли себе водоемы разбитые, которые не могут держать воды» (Иер.2:13). Здесь присутствует Бог, который оплакивает. Себя ли оплакивает Бог? Или то, что Адам или я оставили его? Нуждается ли Всемогущий, Всеведущий Бог в чём-то или в ком-то, чтобы исполниться? Или Богу скучно, если Он один? Как христианину мне нет необходимости ещё говорить об этом. Вы отдаёте себе отчёт в том, что это лишь риторические вопросы. Это был бы нонсенс. Бог оплакивает своего сына Адама. Бог оплакивает каждую душу, которая признаёт себя как «я». Меня оплакивает Бог. Адам оставил Источник воды и высек себе водоём разбитый, который не может держать воды. Доколе, Адам? До тех пор, пока не умрёшь от жажды, надеясь на безнадёжность вместо того, чтобы уповать на Того, кто сотворил тебя, кто с плачем словами Христа обращается к народу Израиля того времени, к Иерусалиму: «Иерусалим! Иерусалим! избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Лук.13:34). И Бог оплакивает. Оплакивает Адама.

Если Бог не себя оплакивает, а своенравие и злонравие человека, то можем понять, что Бог кается в человеческих беззакониях. Это слова из Писания. Не помню, в каком месте Писания говорится, что Бог кается в наших беззакониях, и это слово, которое должно быть сохранено, потому что истинное покаяние - это вхождение человека в раскаяние Бога. Бог, Который хочет обитать в человеке, Бог, о Котором сказано, что он во Святых почивает и всех нас задумал святыми, Бог, Который видит, что человек не предаётся Ему - Этот же Бог плачет о смертельном злонравии человека. Доколе? Плачет до тех пор, пока раскаяние Божие доходит до схождения Его в наш род.

Праздник, которого мы ждём, Рождество - это воплощение Предвечного, чтобы Он стал человеком и мог говорить с человеком лицом к лицу, как Добрый Пастырь, не пугая его; чтобы привести человека обратно к образу, по которому Бог создал человека, образу, который является ключом к пониманию первообраза Самого Бога. Чтобы и мы, одухотворённые красотой этого первообраза, начали с Божьим вдохновением это путешествие к подобию Божьему. Образ мы носим, а где же подобие Божие? Это путешествие, это делание человека, в котором осуществляется подобие Божие, которое действием благодати может привести к полной идентичности человека Богу, называется покаянием.

Ветхий Завет знал кое-что о покаянии. Не существует человека на земле, который не имел бы хоть капли интуиции о том, где находится его жизнь. Закон, который Бог дал Моисею, Десять Заповедей, как мы все знаем из нравственных поучений, которые получаем, - это по большей части не что иное, как ряд запретов. Закон больше говорит «не делай», чем показывает тебе, что делать. И даже когда Закон Ветхого Завета показывал что-то, человек не мог этого полностью осмыслить.

Было необходимо, чтобы Бог, Христос, Слово Божие, Тот, Который Сам говорил к Моисею, Тот, Который Своей рукой начертал Закон на каменных скрижалях, Сам пришёл как человек, Сам прожил тот Закон и Сам открыл его в Своём учении. Говорю относительно слов Спасителя из Нагорной Проповеди (см. Мф.5): «А Я говорю вам…». Они продолжают Закон Ветхого Завета: «Написано: не сотвори то-то и то-то…». «А Я говорю вам, что если в сердцах ваших…».

Что это значит? Какая разница между «не сотворите» и «если в сердцах ваших»? «Не сотворить» - это нравственное состояние человека. Написано: не убей. Этот закон охраняет моего ближнего от моих рук убийцы. А когда Спаситель говорит: «А Я говорю вам, что если в сердце твоём возненавидел брата своего, то в своём сердце убил его», то, что делает этот «Закон» Нового Завета, который Христос должен был запечатлеть не кровью животных, какими были кровавые жертвы Ветхого Завета. Новый Завет должен был быть запечатлён самой Его Божественной Кровью, Кровью, которую вместе с Его Телом дал Он нам для причащения Телом и Кровью, подобно тому как и мы являемся телом и кровью? Он дал нам духовную пищу, божественную пищу, манну и силу для пути к вечности. Чему учит нас Этот новый Законодатель Своим новым законом, если вообще можем назвать его законом? Если, например, ты в сердце своём возненавидел твоего брата, ты в сердце своём и убил его. Для Моисея, для Закона и сознания человека были важны слова «и убил». К сожалению, получается, их достаточно человеку, чтоб не делать очень больших глупостей. Достаточно, чтобы человек не брался за нож и не убивал ближнего, чтобы мы сказали: «Этот человек нравственен, он никого не убил».

Для Христа же этого недостаточно, потому что Христос, когда смотрит на тебя, не думает о твоём ближнем. Имя Иисус, которое Он себе взял, означает «Бог Спаситель». Евангелие от Матфея открывает это тогда, когда Ангел говорит Иосифу: «Родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Матф.1:21). От чего? От их собственных грехов. Когда Христос смотрит на тебя, то Он думает о тебе, а не о ближнем твоём. Поэтому, когда Христос смотрит на тебя, Ему недостаточно увидеть, что ты не убил своего ближнего, так как может быть, сжав кулаки и скрипя зубами, ты сдержал себя - по причине нравственного закона или из страха перед обществом, и так далее - удержал руки убийцы от братоубийства. Для Христа, Того, Который сотворил нас по Своему образу и подобию, этого недостаточно. Он смотрит на тебя и видит затемнённое отражение Божественного образа.

Бог не скрипит зубами, чтобы не убить, Бог услаждается тем, чтобы быть благим, а не убивать. Христос, как говорится в некоторых наших молитвах, «с лёгкостью носил на Кресте наши грехи». «Не скорбя», говорит другая молитва, носил наши грехи, наши - в страданиях Своего тела на Кресте. Он познал наш ад, потому что для Него ада не было. Доказательством является то, что ад ни одного мгновения не выдержал сияния Его Божества. И, воскреснув в третий день от гроба, в котором мы Его заперли, сотворил путь спасения через смерть, через ад для всех тех, которые хотят верить в Него, - включая тех, кто вбивал гвозди, или тех, что кричали: «Распни, распни Его!» (Лук.23:21). Если в них есть дух покаяния, то есть обращения, дух, который от зла и вражды обращается к вере, подобно Сотнику, сказавшему у Креста: «Истинно Человек Сей был Сын Божий» (Мар.15:39)… Если человек достигает этой веры и переступает через своё состояние «твердолобости», злонравия, если бесконечная доброта Божия отогревает хоть немного его сердце, тогда и этот человек слышит то, что услышал разбойник на кресте, благоразумный разбойник.

Почему мы называем его благоразумным, ведь он был разбойником до смерти? В последний момент на кресте, видя невиновного, распятого рядом с собой, он покаялся. Что-то из глубины его разума подсказало ему слова, которыми он ответил своему «коллеге» по разбою, когда тот сказал: «Если Ты Христос, спаси Себя и нас» (Лук.23:39). То есть человек так понимает: «Мог бы сойти с Креста и снять и нас», подобно тому, что говорили, злословя, и Фарисеи, и книжники, и все те, кто возвели Его на Крест. И восстало, святым бунтом из глубин второго разбойника слово покаяния, которое зародилось в нём, и родилось слово свидетельства: «Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы [осуждены] справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал» (Лук.23:40,41). То есть всю жизнь мы убивали и отнимали у людей, так не по праву ли теперь эти люди, это общество, которое мы повредили, восстанет на нас и отнимет нашу жизнь, как и мы многое отнимали?

Мне часто приходила мысль: знал ли разбойник, кто был Иисус? Тогда если знал, то почему не прекратил разбойничать до креста? Кто знает! Не утверждаю, что моя мысль абсолютна, но у меня была и мысль, что, возможно, не знал. Может, он знал лишь, что это хороший человек, творящий добро, а может, его ещё не впечатлила Его доброта, подобно как мы видим добрых людей и оставляем их в покое, но сами продолжаем творить зло. Но когда разбойник увидел этого доброго Человека, неправедно возведённого на крест, когда увидел Его оговорённым своим «коллегой» по обману, такому отвратительному, то, думаю, что этот бунт, зародившийся в нём, который мы назвали святым, дал ему слово исповедания (так как мы воистину получаем по заслугам). Может, и с ним случилось то, что случается при любом искреннем исповедании из глубины всего существа - он исполнился Святого Духа, благодати. Он исполнился понимания и осознал, что это был не просто праведник. И тогда он смог выкрикнуть другие слова, которые родились в нём только тогда, когда он произнёс слово покаяния, что «это человек праведный». Может, только тогда он понял, что это был Сын Божий, может, только тогда вспомнил, что слышал это слово и осознал, что оно значит в Его власти, Сына Божия: то есть этот смиренный человек, которого он видит, - это Бог. И воскликнул разбойник: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» (Лук.23:42).

Что он знал в те дни, когда и как придёт Тот, Который должен был умереть в ближайшие часы, «в Царствии Его»? Даже Ученики не знали этого. За несколько дней до этого Спаситель говорил о Страстях и о Воскресении, и Ученики, которые знали Писание и знали своего Учителя уже три года, не знали, что значит Воскресение, и не дерзали Его спросить, как говорит одно из Евангелий. Как мог знать разбойник, когда Он приидет в Царствие Его? Только лишь воскликнул: «Когда приидешь в Царствие Твое, помяни и меня, Господи!». Лучше сказать - это был шёпот покаяния. Один из Тропарей Великого Четверга говорит: «Малое слово сказал разбойник на кресте, но великую веру обрёл». Вот так его спасло одно слово, сказанное шёпотом. Этим шёпотом был крик покаяния.

Каков ответ Христа Бога? «И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лук.23:43). Ныне. Человек кается тогда, когда делает это искренне, не надеется быстро отделаться, а готов потерпеть, как говорит один из Псалмов, «терпя потерпех Господа, и внят ми и услыша молитву мою» (Пс.39:2). И когда Бог отвечает человеку, то человеку всегда кажется, что очень быстро, и действительно быстро, быстрей, чем мы ожидаем, даже если - как говорит Спаситель в другом месте - Он «долго терпит», «много попускает» этому человеку.

Жизнь нашего покаяния - это не «улучшение», не идёт речь об обществе, о каких-то человеческих, исторических, секулярных или других соображениях. Сегодня я бы хотел пробудить в сердцах и душах моих сестёр и братьев христиан истинное измерение покаяния. Мы начинаем с нравственности - но то, чего мы ищем и чего должны искать, - это то, что зовёт наши сердца с самого начала нашего зачатия в этом мире, - Жизнь! Покаяние - это возвращение от смерти к жизни, и оно начинается только в той мере, насколько имеем в себе благодать Святого Духа, потому что человек, находясь во тьме и не ведая света, не знает, ни что такое свет, ни что такое тьма. Только в той мере, насколько свет благодати открывает человеку сердечное распознавание, и этим видением, будь это видение в прямом смысле слова или более тайным образом, но всё-таки своего рода «видение», только по мере этого видения человек способен сначала видеть тьму, тьму, в которой он прозябает. Только увидев разницу между истинным светом и тьмой, можем увидеть, насколько мы погрязли во тьме.

Вот почему, когда мы каемся, в покаянии всё должно быть направлено на молитву и сконцентрировано на ней. Если и видим, что нам тяжело жить нравственной жизнью, то знаем, догадываемся, что не находимся на Божественном уровне, которого ожидает от нас Бог. Когда пытаемся совершить это изменение в нашей жизни, то нужно концентрироваться не на нём, а молить Бога так, как находим в Псалмах и молитвах: «Укажи мне путь, по которому мне идти» (Пс.142:8), «Законоположи ми, Господи, в пути Твоем» (Пс.26:11), и тогда закон будет первым гидом, который проведёт меня через джунгли страстей и всех этих элементов или стихий ада, которые живут во мне. Но и закон, даже и Закон Моисея, и дерзну сказать, даже Законы Нового Завета, новой Церкви, то есть наши Каноны, являются не чем иным, как первой памяткой, которую нам нужно превзойти, чтобы найти жизнь.

Православная Литургия начинается на Проскомидии словами тропаря Святого Четверга: «Искупил ны еси от клятвы законныя честною Твоею Кровию». Эти слова не хула, это несказанный парадокс, который объясняет во многих своих посланиях Апостол Павел, - что Закон, который был свят, потому что был дан Богом как путеводитель, в определённый момент становится проклятием, потому что, держась буквы Закона, ты можешь стать лучше, но жизни не найдёшь: вечную жизнь нельзя нигде найти, ни в одном законе. А пока что, достигнув первой части нашего покаяния, будем хотя бы соблюдать закон, но не расплачиваясь убийством человека, как говорит Ветхий Завет, «глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу» (Исх.21:24) - хотя бы эту правду. А затем, поняв: «Что я выигрываю, если он выколол мне глаз, а я выколю глаз ему - то что я выигрываю от его страданий?», возможно, обрету более высокое нравственное состояние, приближающее ко Христу, сказав «оставь, Бог да простит его, пусть хоть ему будет хорошо». И приостанавливаю своё зло, не возвращая его обратно брату, который может обидеться и возвратить мне тем же. Известно, например, что вендетта, возмездие, в определённых областях Италии переходит из поколения в поколение и не прекращается. До каких пор? Пока придёт кто-нибудь, кто скажет: «Стоп, хватит! Достаточно страдали все и я. Зачем воздавать страданием за страдание?»

И этого ещё недостаточно. Это лишь начало, которое может быть схожим с началом разбойника на кресте, который смог познать одну истину: что он был грешен и достоин отмщения смертью, а Тот, что был слева от него, то есть Христос, был невиновен. Он исповедал эту невиновность, совершил этот акт правды, и Бог, Который восполняет человеческую немощь, даровал ему далее познать следующую ступень, благодать, которой он смог прокричать - или прошептать - слова великой веры: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» (Лук.23:42). Откуда он мог знать, что Этот, который должен был умереть, обладает Царством, если ему не было это открыто? Когда Пётр исповедал: «Ты Христос, Сын Бога Живого» (Матф.16:16), то Спаситель ответил: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах» (Матф.16:17) - то есть благодать Божия. Думаю, что та же благодать Божия, для большей правды скажу, нравственность разбойника на кресте, открыла ему с большей глубиной и полнотой, кем был Тот, Который находился рядом с ним на Кресте, - и тогда разбойник смог произнести слово веры.

Вы помните, что святой Павел говорит: «Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона» (Рим.3:28) и «однако же, узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не оправдается никакая плоть» (Гал.2:16). Но дела закона, когда мы проходим уже эту стадию этики, морали, являются первой ступенью, когда мы становимся понемногу схожи с Богом, Который не убийца, Который не беззаконнует, Который не желает чужого богатства, а Сам даёт его. Но снова скажу: необходимо знать, что мы делаем, и скажу - необходимо срочно, сегодня. Срочность была всегда: мы не знаем, когда и как прервётся нить нашей жизни. Всегда, во всякое время нам следует быть трезвенными. Это слова, которые вы найдёте во всех Евангелиях и во всех поучениях Святых Отцов. Но сегодня мы с ненавистью мучимы многими злобами, которым не можем противостоять ничем, кроме как Благодатью.

Сегодня, я думаю, приходят дни, когда мы не сможем противостоять ничем тому, что придёт свирепствовать в этом мире, а будем проглатывать безотчётно отраву за отравой, говорю, например, о Нью Эйдж и обо всём, что он несёт; и много добрых христиан, простых сердцем, с чистой совестью - пали, лучше сказать - мы безотчётно впали во многие заблуждения, пока Спаситель по Его благости нашёл путь, чтобы пробудить нас и привести к истинной Вере.

Этим мы обрели и большой опыт, и те, которые оступились, знают, что это значит. А те, которые не оступились, - хотел бы попросить вас - поверьте тем, которые оступились, и если не верите, то просите у Бога благодати поверить; потому что, оступившись, неизвестно, кто сможет встать. И если один или двое уже не могут встать - это не потому, что Бог не может их восставить, но потому, что есть падения, от которых невозможно восстать человеку, отчаяния, из которых невозможно человеку выйти. Мы завязываем узлы, которых нельзя распутать, а если некоторые восстали, то они зачастую обрели больший опыт, чем те, кто «не пал», и я призываю вас поверить им, их опыту.

Думаю, что приближаются дни, когда мы поймём слова Спасителя, Который говорит Петру в вышеупомянутом месте: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что ни плоть и кровь, ни твоё воспитание, ни Ветхий Завет, которым ты окормлялся, ни молитвы, которые ты был приучен выполнять как акт твоего понуждения, не могли открыть тебе эту тайну, но Отец Мой, Сущий на Небесах. Благодать, единственно Благодать Божия». И добавил: «Ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её» (Матф.16:18). Думаю, мы уже поняли, что столь совершенная ложь нашей эпохи - ничто, но нет ничего, что сможет однажды осилить её, кроме единственно Церкви, в самом глубоком её понимании. Церковью же будет эта вера, подобно Петровой, в Божество Того человека Иисуса, который жил две тысячи лет назад. И если на этой вере мы построим дом нашей жизни, то тем камнем станет теперь Церковь такая, какой мы её знаем, обогащённая многим на протяжении веков.

Но я бы сказал, что даже на этом обогащении нам не нужно останавливаться, потому что все красоты Церкви, вся культура и структура Церкви - всего лишь такие же ступени, чтобы мы могли войти в суть того, что такое Церковь, то есть чтобы и мы получили ту благодать, которую получил Пётр в тот день, когда ему было дано увидеть Христа преображённым; или благодать, которую получил тот разбойник в день, когда его вера должна была спасти его от вечной смерти. И считаю, что эта Церковь, эта Вера - и то, чем стала Апостольская Вера в истории, - это (как я часто говорил) Православная Церковь. Это единственный камень, стоя на котором мы не будем смыты волнами стихии совершенной лжи, что обещает быть в последние дни, которые, возможно, не так далеки, как нам иногда кажется. Таким образом, эта срочность была всегда - не потому, что хочу посеять в людях панику, но чтобы немного пробудить нашу серьёзность. Я бы сказал, чтобы мы с другой глубиной приближались к каждому слову, получаемому в нашей Церкви, к каждому слову нашей Литургии, к каждому слову наших молитвословов.

Хотел бы сделать здесь маленькое отступление. Я касаюсь сейчас не народного слога - как он красив, трогателен и высок в понимании народа, например, прекрасные колядки, которые мы поём на Рождество, и другие вещи из нашего народного наследия. Я говорю не о них, сколь они по-своему ни красивы, а имею в виду в особенности то, что является стопроцентным, полностью воистину Церковью, молитвенным словом, словом наших Святых Отцов, которое не что иное, как нить Слова Божьего, Самого Иисуса Христа, Которое мы получили через Апостолов, Мужей Апостольских и Отцов, которые их знали и так далее до твоего духовника.

Не знаю, смогу ли я сейчас передать в немногих словах, что значит путь покаяния, чтобы ярче это проиллюстрировать. Замечали ли вы, что почти на всех Литургиях поётся то, что мы называем Блаженствами? Те девять блаженств являются такими же ступенями к совершенству. Блаженство - это путь покаяния, и надеюсь, что я смогу вкратце раскрыть вам это.

Прежде чем начать, скажу вам: видите ли, хотя покаяние - это путь, который мы называем трудным, это тот тесный путь и та узкая дверь, сопряженные с распятием и болью, но этот путь характерен для Церкви, которая не хочет питать наших иллюзий и говорить очень скромно о счастье. И единственное из духовных вещей, о чём мы можем говорить конкретно, - это часто болезненные последствия нашей каждодневной жизни. Возьмём, например, рождение в этот мир. Мать рождает в болях, младенец рождается плача. Но то, что видим мы, - это не столько боль и плач, сколько радость рождения. И говорит Спаситель: «Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир» (Иоан.16:21). Рождение в духе, потому что оно в духе происходит, не видимо человеку по плоти, но телом чувствуем боль, и об этом можно говорить прямо: всё остальное вызвало бы в нас представление, которое сбило бы наш взгляд с истинного пути, который себе наметили и к которому идём.

Невозможно описать святое. Святой Павел видел Третье Небо и сказал, что это невозможно выразить человеческим языком. Но если кающийся не кто-то рядом с тобой, чьи страдания и слёзы видишь и можешь описать, а ты сам, то в страданиях и слезах ты познаешь тайную радость, сладость, но такую огромную, даже если она тайная, что ты даже не заметишь страданий; да ты и сам не захочешь отказаться от боли и слёз, потому что почувствуешь в себе, что происходит что-то святое. Тот, кто проживает покаяние, уже знаком с этим и говорит о слезах и о боли, и воистину, радость он переживает сильней. Бесконечная надежда, вдохновение Святого Духа, который даёт ему силы всё перенести так, как и мать, когда рождает, со многой надеждой переносит боли, зная, что будет иметь в тот день радость держать на руках ребёнка. Так что скажу: мы, современные люди, обездоленные интеллектуальным аналитическим воспитанием и культурой, видим аналитически только то, что нам представляется на бумаге, но уже не имеем достаточно интуиции предчувствовать, что именно кроется за словами, и тогда мы спотыкаемся о какой-то долоризм, какое-то болезненное отношение, я бы сказал. Вместо того, чтобы интуитивно предчувствовать эту надежду так, как мать ждёт взять на руки младенца, терпит час или пока пройдут эти боли; вместо того, чтобы и нам иметь эту надежду, мы спотыкаемся и остаёмся с теми представлениями, которые единственно и могут быть описаны.

Спаситель описывает как блаженство путешествие по разным ступеням покаяния, потому что так оно и есть. Мы все ищем счастья, и ни один из нас - ни мы, ни наши праотцы - не сумели его найти, пока не пришёл Сам Бог, воплощённый в человеческое естество, чтобы показать нам - опять неописуемый парадокс - как говорится в Тропаре, который мы поём на каждой воскресной Утрени: «Прииде Крестом радость всему миру». Эту радость можно предчувствовать - и однажды вкусить. Слава Голгофе! Агнец Божий, Который «без боли», «без печали» прожил наше покаяние до смерти, до ада! А что мог ад? Ничего не мог, кроме как родить Воскресение, и Он сделался, по словам Павла, первенцем из мёртвых (см. Кол.1:18). Он сотворил нам путь через мрак смерти к вечной жизни и радости, которую «никто не отнимет у вас» (Иоан.16:22). Путь, который Он показал нам, - это путь Блаженств. Но в этой жизни Божие блаженство - это парадокс, который мы поймём, когда переживём в какой-то мере блаженство, и в ещё большей мере - в нашем совершенстве во времена грядущего века.

«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Матф.5:3). Как могут быть блаженны нищие духом? Мы не знаем, что значит нищета духа. Что, блаженны глупцы, потому что нечего от них ожидать? Что, они легко спасутся, потому что глупы и многого не понимают? Нет. Это парадокс. Блаженны нищие духом - не умом, а духом, потому что именно их духовное царство. Божественный парадокс.

Так в чём же парадокс? Тот же Ветхий Завет, не говоря уже о Новом Завете, свидетельствует, что никто не праведен перед Богом, никто не нашёл святости, никто не нашёл ни славы Божией, ни вечной жизни - мы все рабы смерти. Но в каждом из нас живёт богач. «А, вот у меня воспитание, я лучше других, красивее кого-то», и так далее. И таким образом, сравнивая себя с другими и сваливая в одну кучу разного рода познания, материальные элементы, деньги, мы начинаем кичиться то одним, то другим. И я бы сказал, что опасней всего интеллектуальные накопления, которые дают нам повод думать, что мы выше наших ближних или по правде выше, чем мы сами были до этого.

Но что перед лицом вечной жизни все наши накопления? Если приходит благодать, то смотри, всё будет истреблено. Перед лицом красоты, которую нам гарантирует Бог, это становится как уродство, которое опустошает. Как опустошает? Той гордостью, что рождает в нас, которая соделывает нас «твёрдолобыми», и уже в такое сердце не входит Божья благодать. И тогда - блаженны нищие духом.

Кто такой нищий духом? Это тот, кого благодать пробудила увидеть, что пусть он самый великий в этом мире или самый малый, но он раб смерти, ничего не имеющий. И со страхом видит он стоящую перед ним смерть и невозможность войти в Царствие Небесное, и что не может достигнуть вечной жизни. И почему же тогда этот блажен? Потому что этот - это дух, который может принять слово от Бога: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Матф.11:28). Эти нищие - это люди, которых можно обогатить. А богачи говорят: «У меня уже есть!» - «Грех остается на вас» (Иоан.9:41).

Приходит ко Христу один юноша и говорит: «Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» (Матф.19:16). Ты скажешь, что он нищ духом, то есть ищет, чем бы ему обогатиться, потому что ему чего-то не хватает. Спаситель ему отвечает: «Но ты ведь знаешь заповеди: не делай того, не делай этого…». Юноша Ему отвечает, что всё это он сохранил от юности своей. Это уже богатство, но вот обнаруживается в нём нищета: «Господи, чего ещё мне не хватает?» Нищета. Здесь Христос может открыть ему более высокое слово: «Если хочешь быть совершенен, то продай свои земные богатства». Обратите внимание, каково обетование! - «Богатство и сокровище ты будешь иметь на небесах, так что следуй за мной!» Но он не смог. Не первое богатство стало препятствием, его нравственное богатство, потому что «все это сохранил я от юности моей», это его не обмануло; он чувствовал, что чего-то ему не хватает. Почему? Нравственное накопление привело его к состоянию, приближённому к благодати, когда благодать могла открыться: «ещё чего-то мне не хватает, ещё чего-то…». А вот материальное богатство стало препятствием, и по причине этого богатства он «отошёл с печалью». Он не собирался продать всё, раздать нищим и последовать за теми двенадцатью «оборванцами», которые пошли за Христом, и получить за это небесное богатство. И Спаситель с печалью говорит: «Как трудно спастись богачам!»

И снова хочу привлечь ваше внимание: мы все интеллигентные люди, и интеллектуальное богатство рискует сделать нас ещё хуже. Но существует ещё и благодать Божья. Когда удивлённые Апостолы спросили: «А кто же сможет спастись?», Христос ответил: «Человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Матф.19:26). И на эту возможность уповает наша немощь, а нашу немощь мы можем выразить только в молитве: «Господи, помилуй! Господи, покажи мне путь, не остави меня!» И тогда, если я хоть немного отдаю себе отчёт в своей истинной нищете в сравнении с духовными богатствами, тогда это «Господи!» станет сильнейшим криком, который приклонит ухо Божие. И вот обетование: «Твоё уже Царствие Небесное» - ещё потенциально, скажу я сейчас, но уже - «Царствие Небесное».

Почему я говорю потенциально, и почему я говорю уже? Потому что смотри: путь уже начался. Что делает нищий, когда видит, что чего-то лишён? Что говорит Стихира нашей Церкви? «Чертог Твой вижу, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь: просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя». И тогда начинается сильная молитва, молитва со слезами, в которой наши стенания, подобно крику шёпота того разбойника на кресте, склоняет ухо Божие к утешению, и тайное утешение рождается в нашей душе. Не в этом ли второе блаженство?

Блаженны плачущие, яко тии утешатся. И вот мы достигли другой ступени, потому что начали обретать тайное утешение, но утешение всё более и более ощутимое, которое ведёт к желанию, какое было у Петра на Горе Преображения: «Хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии» (Матф.17:4). Ты уже не хочешь возвращаться ко всему мирскому, а хочешь остаться в благодати Божией, взращивать впредь всё божественное.

В этот момент многие души, проходя через этот этап, оставляют мир, становятся монахами и монахинями, пустынниками и удаляются от мира. Не всем это нужно, не все призваны к этому; но один путь мы все должны пройти - отвержение этого мира. Тогда тебя уже не интересует ни этот мир, ни получение человеческих почестей, потому что все умирают - и я умру; тебя не огорчают получаемые от людей уязвления или унижения, потому что и они умирают - и я умру. Но что Бог думает обо мне? Каким Бог видит меня? А как я могу достигнуть того божественного состояния? Оставайся непреклонным и в славе, и в поругании, подобно как Христос был непреклонен, когда воскрешал Лазаря от мертвых или когда был оплёван перед Своим восхождением на Крест. Святой Иоанн Лествичник показывает, что это состояние, когда ты непреклонен и в славе, и в поругании, страстотерпцы называли кротостью: «Кротость есть неизменное устроение ума, которое и в чести и в бесчестии пребывает одинаковым» (Лествица 24:2).

Итак, мы достигли третьего Блаженства: «Блаженны кротцыи, яко тии наследят землю», - говорит Спаситель. Что за землю, какую землю? Мы видим, что люди зверски истребляют друг друга, чтобы наследовать землю, чтобы наследовать как можно больше земли, чтобы обладать, чтобы господствовать, чтобы царствовать. А нам заповедует Спаситель быть кроткими. Что касается этой земли, не знаю, что будет с ней; но вижу одну вещь: насильники, «мужи кровей» не наследуют её, а будут истреблять друг друга, пока не наступят дни, которые Бог сократит, потому что ни одна плоть уже не сможет спастись, если Бог не сократит их. А понятие земли мы можем разуметь двумя путями: земля, которой являюсь я сам, земля, и я наследую сам себя, т.е. становлюсь обладателем этой земли, которая есть я сам; и можем понимать, что это земля обетования, которая является одним из названий Царства Небесного. Мы называем Христа «Землёй живых», это одно из названий Христа, и в любом случае эту Землю мы наследуем.

Христос говорит: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его» (Матф.6:33). Кротостью мы наследуем «землю», вечную землю, где, по словам Святого Петра «царствует правда» (см. 2Пет.3:13). А в чём же правда Божия? Правда Божия: сначала мы видим Христа, распятого на Кресте за наши грехи - так это ли правда? Это и есть правда Божия? И видя это, переживая это, я вспоминаю слова отца Софрония: «Я был поражён образом Христа, который спустя пять тысяч лет после падения Адама восходит на Голгофу, чтобы разорвать рукописание, «написанное против нас». И Он разорвал его. Красота правды Божией настолько сильно опьяняет человека, что подобно тому, как Сын Божий предал себя, человек сам хочет предаться даже до смерти, если может, если благодать даёт ему силы, как дала Мученикам.

Блаженны алчущие и жаждущие правды, яко тии насытятся, потому что, воистину, правда насыщает. Человеческая правда «глаз за глаз и зуб за зуб» не обогащает, не насыщает. А правда Божия, воистину, наполняет тебя. И, будучи наполненным, видя себя исполненным и видя уже перед собой что-то из тайн Царства, понимаешь из окружающей жизни, что не все знают эту правду. И когда кто-то клевещет на тебя - так, как было с пророком Давидом, когда один человек проклинал его, то царь Давид сказал своим слугам, которые хотели убить этого человека за проклятия в адрес царя: «Оставьте, если Бог положил в сердце его проклинать меня, то пусть проклинает меня» (см. 2Цар.16:11,12). Вот так тот, кто исполнился правды Божией, начинает жалеть о своих ближних, которые ещё не познали этой сладости, этой славы. Он исполняется милости к тем, кто не познали того, что было дано познать ему. И, исполнившись милости, подобно Давиду и многим святым, он будет изливать милость там, где сам будет атакован насилием и ненавистью человеческой злобы.

Спаситель говорит: «Блаженны милостивии, яко тии помилованы будут», потому что мы говорим в молитве «Отче Наш»: «И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим». Так вот, если мы не можем не грешить, если мы не можем не быть детьми ада, Бог оставил нам маленький ключ ко спасению. Спаситель говорит: «Прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши. Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших» (Мар.11:25,26). Вот каким образом мы можем сделать так, чтобы непрощаемые грехи простились нам. «Принуждаем» Господа, Того, Которого невозможно принудить; мы, немощные, можем принуждать Всемогущего Бога послушанием Его слову, Того, Кто позволяет принуждать Себя по милости Своей к людям, чтобы на суде Он мог сказать: «Если ты, человек, простил брату своему один динарий, то Я прощу тебе тысячи талантов!» Мы видим в другой притче Спасителя (см. Матф.18:23-35) одного человека, который много задолжал царю, и царь его простил, а сам он не простил другого, который ему задолжал гораздо меньше. И опечалился царь и на суде предал его «мучителям», пока он не отдаст всё то, что задолжал, до последнего таланта.

Но мы можем избежать мук, избежать, осознав, что можем миловать. Мы должны это в себе культивировать, и, видя ближнего согрешающим, понимаем, что такое грех, потому что он и нас тяготит. Если не забудем, что наш ближний такой же грешник, как и я, то простим этого грешника, потому что и я хочу быть прощённым. И обращаюсь с молитвой прощения к Богу: «Вложи в сердце моё истинное прощение». И Бог прощает мне многие грехи.

Блаженны милостивии, яко тии помилованы будут. Эта милость, которая, милуя нас, достигает познания милости Божией, она уже воистину не нуждается ни в чём земном, но помышляет всё более и более, подобно словам святого Павла: «О горнем помышляйте, а не о земном» (Кол.3:2), всё более и более ищет горнего, и сердце очищается от привязанности к мирским страстям.

Что такое страсть? Вот что такое страсть: страсть - это бесконечное желание, которое мы относим к чему-то ограниченному. Например, чувство голода. Спаситель в пустыне был искушаем дьяволом, после того как постился сорок дней: «И сказал Ему диавол: «Если Ты Сын Божий, то вели этому камню сделаться хлебом» (Лук.4:3). И Спаситель показывает: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Матф.4:4). Значит ли, что каждое слово, исходящее из уст Божиих, является пищей? Подобно ли оно хлебу? Тогда это должно значить, что чревоугодие является в конце концов голодом по слову Божьему. И мы, не проживая слова Божия, позволяем увлечь себя не голодом - потому что чревоугодник не голоден, даже желудок говорит ему: «Хватит, не могу уже, я переполнен!», - но он получает удовольствие от процесса еды. В этом чревоугодие - получать удовольствие. Удовольствие хочет ещё и ещё, а чрево уже не хочет.

Что получается? Это бесконечный голод. Почему? Потому что человеческий голод сотворён для того бесконечного слова Божия. Бог, бесконечность, вечность - и это есть в человеке! Посмотрите на животное. Животное не очень-то чревоугодничает. Ест, сколько ему нужно, останавливается, ложится поспать, просыпается, снова ищет еду, но живёт умиротворённо. Только в человеке есть беспокойство, которого ничто не может остановить; ни чревоугодие, ни что-либо другое не может его исполнить. Это страсть, а страсть означает страдание. И страдание - это самоистязание в бесплодных попытках насытить бесконечное духовное желание какой-то ограниченной, земной вещью. Можешь есть, пока не лопнешь, но не будешь исполненным, потому что то, чего ты ищешь, - это не хлеб или что-то съестное, а бесконечность слова Божия.

Это страсть, по мнению наших Отцов, в истинном понимании Церкви. Что же теперь случается? Те, которые были помилованы Богом, ищут горнего, думают о горнем. Уже не желают земного. Работа, которая уже началась на ступени кротости, сейчас совершенствуется. Что же случается? Сердце очищается от страстей и от всего, что изуродовано. Страсть является не чем иным, как уродством, и тем, кто имеют тенденцию так более философски думать или размышлять, советую почитать всё Церковное - посмотрите и увидите, что любую страсть можно проанализировать таким образом. Так как страсть - не что иное, как истребление всякой попытки, всякой подмены материальным того, что является, по сути, духовным состоянием. И теперь человек исполняется всего духовного, ищет горнего и уже достиг ступени, о которой Спаситель говорит:

Блаженны чистии сердцем, яко тии Бога узрят. И совершенно отвыкая от земного, начинает очищаться сердце, уменьшается естество этого «человеческого животного», и теперь он начинает становиться человеком и начинает видеть Бога по слову Псалма: «Всегда видел я пред собою Господа» (Пс.15:8). Что это за видение, я не знаю, но оно в любом случае является реальным состоянием, и это видение Бога исполняет тебя вещами, которые я даже не дерзну описать, потому что даже не могу и никогда не смогу описать. Как я говорил, чем выше вещи, тем они более непередаваемы нашим человеческим языком.

И тогда эта душа желает только Божественного, то есть эта душа становится чадом Божиим. Начинается рождение, то есть совершенствование того горнего рождения, душа становится чадом Божьим, которое видит Бога. Говорят, что при рождении самым развитым чувством является слух - слышание, как и в духовничестве, послушание является первым чувством. И младенец, плод, слышит ещё до рождения голос отца. Счастлив этот младенец, но более счастлив отец, который в состоянии дать младенцу услышать прекрасные вещи, потому что тогда, когда рождается младенец и в первый раз видит отца, как говорили мне, радуется он неизреченной радостью, потому что узнаёт отца по голосу, так как слышал его и теперь узнаёт его как личность. Он видит своего отца. Так и человек на этой ступени очищения сердца, рождаясь даже в болезнях, и рождаясь вновь, уходя из этого мира, видит своего Бога, своего Отца и начинает совершенствовать это рождение.

Что сейчас начинается? Начинается более совершенное уподобление Христу. Видя Отца и становясь сынами Божьими, мы начинаем жить в том мире Божием подобно младенцу, который, когда рождается и видит отца, переживает некоторое умиротворение. И человек, познав Бога, понял своё предназначение и начал достигать его, приобретать его. Он уже чувствует, как Царствие принадлежит ему по наследству через усыновление, и проживает тот мир, который в его сердце, распространяя его вокруг себя как благовоние.

Блаженны миротворцы, яко тии сынами Божьими нарекутся. И на этой ступени божественного усыновления человек начинает быть похожим на Христа Сына Божьего, который за правду Свою был гоним. И вот уже начинается восьмая ступень нашего покаяния.

Блаженны изгнанные правды ради, яко тех есть Царство Небесное. И вот таким образом, восьмой ступенью Блаженств завершается то, что началось первой ступенью. Первой ступенью - блаженны нищие духом, яко тех есть Царство Небесное - начиналось то единственное странствие к Царствию Небесному, потому что если тот человек не будет «озирающимся назад» (см. Лук.9:62), а продолжит искать Царствие всё дальше и дальше, несмотря на грехи, преткновения, стыд, через которые он проходит, надеясь на милость, благость и мудрость Божию, то он достигнет последней победы. И теперь то, что было потенциалом, что «нищие духом наследят», потому что ещё только начинали это странствие, теперь они уже унаследовали. Они стали сынами Божьими, и в погоне за правдой, которая живёт в них, они получили Царство Небесное; и в определённом смысле, эта ступень достигла совершенства. Странствуя через все эти парадоксальные блаженства, мы достигли Царствия Небесного.

Блаженны изгнанные правды ради, яко тех есть Царство Небесное. Того, что в первом Блаженстве было как обетование и указание - в восьмом Блаженстве мы уже, в литературном смысле, достигли. Откуда мы это знаем? Как я могу дерзать говорить, что достиг его? Ведь заповедь этого блаженства не отличается от первой, потому что и там сначала говорится, что «тех есть Царствие Небесное». Та тоже говорит «тех есть Царство Небесное». Ответ открывается нам в девятом Блаженстве, которое говорит:

Блаженны вы, когда поносят вас, и прорекут на вас всяк зол глагол, Сына Человеческого ради, Радуйтесь и веселитеся, яко мзда ваша многа на небеси! Заметьте, что девятое Блаженство отличается от остальных заповедей, если назовём их так. Потому что в остальных говорится «блаженны те…» (в третьем лице); а здесь Бог уже говорит лицом к лицу: «Блаженны вы!» Христос Спаситель показывает изменением этого обращения, что восьмым Блаженством мы достигли, и теперь происходит какое-то созревание, какое-то совершенствование того, что уже свершилось. И вот вкратце то, что я хотел рассказать о покаянии.

Покаяние… Ни один из вас нигде не должен останавливаться на пути. Особенно мы не должны дать себя остановить нравственным упражнениям. С помощью нравственности и этих примитивных упражнений мы становимся хорошими, нравимся другим, становимся добропорядочным обществом и так далее. Скажу вам ещё: всё является одним небом и одной землёй! Перефразирую слова поэта (М. Еминеску, Письмо 3), потому что Спаситель сказал: «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут» (Лук.21:33). «Всё является одним небом и одной землёй», и все погибают! Но я ничего не сделал. Наши души алчут и жаждут совершенства Божия. Для каждого из нас необходимо найти те вещи, хотя бы начало того пути, хотя бы ту нищету духа, чтобы мы смогли болезнующим сердцем почувствовать конкретную истину благодати, этого духовного голода и жажды и начать наше странствие.

Я хотел бы вам добавить один элемент к этому странствию: нищета духа является первой ступенью. Нищета духа - это видение, что мы нищи до смерти. «Чертог Твой вижу, Спасе мой, украшенный, но одеяния не имам, чтобы войти в него». Это духовный реализм. Мы начинаем давать себе отчёт в том, что кем бы мы ни были, мы не более, чем земля, и земля грешная, грехом же является смерть. Мы уже находимся в смертном тлении, и это то состояние, в котором реализуется первая ступень. Теперь Бог может ответить этой душе надеждой Царствия и воскресения, и этим начинается истинный путь.

Если на каждой ступени мы теряем видение нашей нищеты и опьяняемся тем, что имеем, то здесь мы и остановились, и, остановившись, падаем и отсюда. И отнимется у нас даже то, чего ещё не имеем, и то, о чём думаем, что имеем (см. Мф.25:29).

Если первая ступень, первое Блаженство, т.е. это смирение - этот духовный реализм является первым элементом того, что мы называем смирением - если смирение ушло, то все ступени сразу рушатся, не важно, на какой бы ступени мы ни были. Если мы теряем первое блаженство, то всё рушится и разваливается, подобно замку на песке. Таким образом, необходимо смирение - итак, знайте, все наши Отцы, вся Традиция нашей Церкви культивируют в первую очередь смирение, которое является цементом этого здания, без которого ничего нельзя скрепить.

Покаяние - если вы понимаете его так, как я пытался вам объяснить, - это вещь такой особенной и великой красоты, что святые отцы в их божественном вдохновении называли его наукой из наук и искусством из искусств. И действительно, это наука, это искусство. Что такое искусство? Это творчество. Здесь человек по своей воле рождает себя в вечности. По своей воле он становится отцом, становится родителем самому себе по благодати Божией, которая обладает силой рождения. Таким образом, через желание, которое человек обращает к Богу: «Хочу, Господи!», этим желанием он рождает себя как отца. Болезнями, через которые он проходит, он становится, дерзну сказать, матерью самому себе, потому что в болезнях рождает себя для вечности.

И значит, этот путь является настоящим творчеством, это сотворение бога по благодати. Человек - образ и - если достигает этого - подобие Божие, он не является не чем иным, как богом. Наш духовник отец Софроний, который по профессии был художником-портретистом, говорил, что Бог в человеке творит автопортрет.

Безгранично велика слава этого слова - покаяние. Не допускайте ему быть «золушкой!» Пусть с сегодняшнего дня наступит время прославления этой золушки. Это - истинное творение человека, истинное знание человека, не знание примитивных элементов, с которыми можно примерно их сравнить, но никак невозможно сравнить со всем тем, чем является человеческая культура, наука и искусство. Философия - это ещё одно слово. Древние философы, греки, были не только абстрактными мыслителями, как современные, но были людьми, которые должны были показать своей жизнью, что их мысли верны. И если их жизнь доказывала, что это работает, что их мысли могут воплотиться, это означало, что их философия была истинной. Все остальные философии и религии не смогли достигнуть совершенства, совершенство греческой философии находилось на том алтаре, который нашёл святой Павел в Афинах, алтаре, посвящённом «неведомому Богу» (см. Деян.17:23).

Совершенство человеческой философии и мышления достигает знания, что «ничего не знаю». Сократ сказал: «Я знаю, что ничего не знаю». И это совершенство всего земного. Тогда - нищета духа в том, что «ничего не знаю». Тогда может прийти Бог со Своим словом, и пришёл святой Павел со своим словом в Афины. Плохо, хорошо ли, но его приняли, потому что были ещё горды тем, что они философы. Но нашёлся один Дионисий, и, может, ещё один, два, которые просветили греческий народ. Но наши Отцы, может, в особенности во времена святого Василия Великого, и те многие, которые были обращены из язычества, в Православии крещены, которые знали всю античную греческую культуру и славу философии, познали в жизни христианского подвига, который я описал сейчас, Блаженство и путь к вечности - единственную истинную философию. Это самое высокое мышление, но и единственно достойное человека, единственное, которое человек может воплотить и в этой истории, и в вечности. Никакая другая философия не смогла быть полностью воплощена ни в этой истории, ни в вечности. И тогда - путь покаяния, наша золушка: это наука из наук и истинная наука.

Если прочтёте «Филокалию» и прочие книги, вы увидите, до каких мелочей умели расшифровывать Святые Отцы, где начинается и оканчивается грех, где человеческое делание и где начинается благодать Божия. Это истинная наука и очень точная, но наука вечности, а не преходящих земных вещей. Но когда говорю «земной» и «преходящий», хочу лишь сказать, что «сегодня живу, и завтра умру»: земной и преходящий - это одно целое качество.

Наука, искусство, как и творчество - это культивирование красоты, будь то в цветах, линиях или формах, будь то в звуке, движении или слове. Всё это включает слово искусство. Но искусство, как показывает само слово, является искусственным. В нём есть какая-то искусственность. А в Божественных делах мы не играем с искусственным, как актёр свою роль в пьесе: «искусственный» никогда не станет тем, чью роль он играет. Мы начинаем проживать то, чем мы станем. Вечность Божия, как вы все знаете, - это Рай. Мы все, хотя бы интуитивно, знаем, что это несказанная красота, и этой несказанной красотой являешься ты, душа, которая станешь подобием Божиим. Становление в подобии Божием, как ранее я говорил, - это становление в бытии (это философское слово), и оно является воплощением самого высокого искусства. Это украшение образа нашей смертности вечной и бессмертной красотой Божией. Нетленная красота Божия!

Таким образом, христианское покаяние и подвиг, верно понятые, достойны называться искусством из искусств, наукой из наук и философией. Я бы дерзнул, если вы позволите мне сегодня это, сказать, что только этот путь, эта жизнь единственно достойны слова культура. Если культивируешь то, что мы называем обычно культурой, то твоя культура такой и будет. Но повторю, всё, всё есть одно небо и одна земля, всё погибает вместе с небом и землёй.

Единственно достойным культуры является покаяние, правильно понятый подвиг. Хотел бы подчеркнуть, что «правильно понятый» является почти синонимом слова «православие», которое по-гречески означает правильное прославление, так как если становимся воистину Его подобием, то верно славим Бога; но означает ещё и «верное мнение», верное понимание. Если мы верно понимаем слово покаяние, оно само является достойным названия культуры.

И если вы ещё позволите мне продолжить в моей дерзости, я бы сказал, что не это место, где мы сейчас с вами находимся, называется домом культуры. Единственный дом культуры - это Церковь и твоя келья, когда ты в ней молишься. И закончу этим, и если Бог услышит мою молитву, это будет последний раз, когда я буду говорить где-то ещё, кроме Церкви. Если Господь услышит мою молитву, то в тот момент, когда кто-то захочет найти и услышать меня, а я буду находиться вне моей кельи, он сможет найти меня в Церкви. Там я хотел бы остаться до скончания времён, и туда хотел бы пригласить всех братьев и сестёр возрадоваться о красотах Божиих. Бог да поможет нам всем!

О страхе Божием

Хочу сказать несколько слов о страхе Божием, потому что он является «началом премудрости». Мне кажется, что мы не понимаем, что такое страх Божий, страх пред Богом: это бойся Бога, если творишь зло, и под страхом наказания не делай ни того, ни другого? Но тогда, если страх Божий в этом, как же мы проповедуем Бога любви, и где эта любовь, если мы боимся Бога, как злой собаки?

Что же тогда страх Божий? Я знал одну очень добрую душу, которая, чтобы сохранить себя от зла, повесила в комнате икону, или, лучше сказать, картину с изображением Страшного Суда, и в особенности адских мук. Она надеялась, что в момент, когда её одолевают злые помыслы, взглянув на адские муки, она убоится и этим поможет себе отсечь их. В начале эта тактика самоустрашения действовала, а теперь она равнодушно смотрит на все ужасы этой картины, и похоже, что начало премудрости не укореняется в её сердце. И мне хочется спросить: страх ада, страх перед муками - то ли это самое, что и страх перед Богом? Или когда другие так думают, они устрашаются мыслью о демонах и обо всём, что демоны творят нам? Но тогда встаёт вопрос: страх перед демоном - это страх перед Богом? То есть наш Бог - это демон? Или наш Бог - это ад? Страх перед Богом. Но мне больше нравится, где возможно и когда позволительно, употреблять выражение «страх Божий», потому что оно имеет более широкий диапазон, обозначает намного больше, и я хотел бы, чтобы вы задумались об этом сейчас, начиная с юных лет. Каждое Божественное слово имеет диапазон намного шире, чем любое человеческое слово. С помощью Божией я начну говорить об этом.

Предпочитаю выражение «страх Божий», во-первых, потому что оно в значительной мере предполагает, что ты боишься «чего-то». И тогда, если ты боишься «чего-то» - будь то Бог или змий - как ты поступаешь? Убегаешь и прячешься! А это именно та ошибка, которую допустил Адам, оступившись и не послушав Бога. Бог приходит в Рай, и Адам слышит его голос в «вечерней прохладе», убегает и прячется за дерево. А нас Церковь учит не прятаться, а исповедоваться. Исповедь. Что такое исповедь? Мы приходим к Богу и открываем себя. Не так, как Адам, ожидая, чтобы Бог спросил: «Адам, где ты?» И он ответил: «Я спрятался, потому что был наг». И тогда Бог вопрошает: «А кто сказал тебе, что ты наг? Не вкусил ли ты от того плода, от которого Я заповедал не есть?» И вот Бог исповедует Адама. Что же случается в итоге? Адам, представ пред Богом, прикрывает свою наготу листьями смоковницы. Как же поступил Бог с Адамом, когда так трагически закончился весь этот диалог и Адам утратил Рай, - трагически потому, что Адам утратил первичную красоту и не нашёл её снова в исповеди, в покаянии? Бог одел его в «кожаные одежды».

Эти кожаные одежды… Это выражение имеет много значений, которые вы ещё узнаете, но я сегодня ограничусь одним: неужели кожаная вещь не является более совершенной одеждой и покровом, чем смоковные листья? Когда вышла как бы ссора между Адамом и Богом, Адам остался «обиженным» и не обратился, чтобы сказать Богу: «Да, Господи, Ты говоришь правду, я так и поступил. Вкусил плода, от которого Ты заповедал мне не есть, и вот что вышло. Я думал, у меня откроются глаза, чтобы узреть Бога, потому что так мне сказал змей, в то время как Ты сказал, что я умру, и вот я умер, духовно умер. Открылись мои глаза, и что я увидел? Наготу и стыд. Но откуда этот стыд? Я потерял Твою благодать, я умер!»

Адам не сказал этого. Он остался в подвешенном состоянии. «Вот жена, что Ты дал мне, она дала мне есть, и я, конечно, ел». Чья здесь вина? Бога. Таким образом, я скажу, что Бог, будучи кроток, попытался через Еву спасти Адама, но и Ева не смогла быть тем, чем стала позже Матерь Божия, чтобы своей любовью, смирением спасти Адама. Ева, как бы «ссорясь», сказала: «Змей обманул меня». Я потому говорю «ссора», что ни Адам ни Ева не покаялись, то есть не укротились пред Богом, не смирились в этой ситуации, удивительной для того, кто хоть однажды вкусил хоть немного смирения, чтобы дать возможность Богу показать себя кротким и милостивым, прощающим, исцеляющим и долготерпеливым; чтобы после уродства греха Бог их излечил, и Рай не был бы потерян. И остался разлад.

И они удалились от лица Божия, и Рай затворился, охраняемый огненными Архангелами и Серафимами. Что же сделал Бог? Покрыл их, покрыл позор их наготы одеждами более совершенными, чем они сами могли себе создать. В этом видна бесконечная любовь Божия. Будучи в ссоре, Бог помиловал их более чем они сами могли себя помиловать.

Так если Бог таков, почему бы нам с самого начала не пойти к Нему и не сказать так, как (я говорил выше) должен был поступить Адам: «Да, Боже, согрешил, но прошу у тебя прощения; Боже, я согрешил, но не хочу отпасть от жизни!» - потому что и Бог не хочет, чтобы мы от жизни отпали.

Страх перед Богом, попросту говоря, - это то, что грех совершил в Адаме: разрыв с Богом. Разрыв не до конца, потому что ещё есть покаяние, но запечатлелось в какой-то мере греховное состояние.

О, если бы Адам понял страх пред Богом как истинный страх Божий… Мы видим в тех, кто жили со страхом Божьим, - в Святых, в Отцах, из Псалмов свидетельство: страх Божий - это то, что приближает человека к Богу. Что же это за страх, если он не отдаляет тебя, а приближает?

Страх Божий - это одно из переживаний любви, когда тебе страшно потерять Бога, потому что Он так дорог, так ценен, так любим и сладок душе. Благодать Божья такова, что когда теряешь её, то воистину понимаешь, что значит смерть. Ведь «смерть» не означает в первую очередь разделение души с телом, но отдаление духа человека от Духа Святого, от благодати Божией. Вот это - смерть, и этим мы все страдаем. И тогда мы, познав благодать, обладаем большим опытом, чем Адам, именно потому что познали зло. Адам знал только добро и, как мы говорим, «закостенел в добре». Не то чтобы его ненавидели - но он не оценил; в этом смысле «закостенел в добре» означает, что он не смог оценить этого добра.

Если кто-либо из нас получает благодать от Бога, то она рождает определённое слёзное опасение. Почему это пришло ко мне? Кто вселяется в мой ум? Что это, что изменило сейчас во мне все помыслы, все чувства? Но ещё более устрашающий вопрос: как это сохранить? Как этого не потерять? И чем сильнее благодать, тем сильнее страх. Некоторые говорят «о терроре» этого страха, но всё-таки не в дурном смысле слова: «террор» страха не потерять этого, этой такой драгоценной благодати. Но как легко её потерять! Одна мысль, самая малая, которая не гармонирует с благодатью, - и она ушла! И ты даже не знаешь, что она ушла. Очнувшись однажды, удивишься: где она? Где то, что было мне так дорого? Это было так хорошо для меня. Как мне ещё раз обрести её?

Если эта благодать приходит в начале жизни, то утрачивается - потому что человек не умеет жить безгрешно, так, чтобы не потерять её. Но если святое воспитание человека продолжается, то благодать возвращается. Но всё-таки душа чувствует её так нежно, что от одной мысли потерять её тебя охватывает ужас. И этот страх, который доходит до ужаса, - это страх Божий. Это, если хотите, страх пред Богом, страх не потерять Его, Того, кто сотворил тебя. И вот в нас уже «посеяна» любовь Божия, любовь к Богу, любовь, которая в нашем несовершенстве, в нашем греховном состоянии проявляется как страх, страх быть недостойными этой несказанной красоты.

Скажу вам вот ещё что: прошу вас, не представляйте себе, какой может быть эта красота; но просите у Бога, чтобы Он показал и раскрыл вам её, чтобы вы переживали её в ваших душах, сердцах, во плоти и костях ваших, потому что она реальна. А если она не реальна, то мы и не нуждаемся в ней. Говорю вам это как священник Православной Церкви, как монах с более чем тридцатилетним опытом. Если всё, что проповедуется в нашей Церкви, - это только философия, то - на мусорную свалку её! Простите, что говорю так грубо, но я хочу, чтобы вы знали, что существует истина. Бог - это истина, и истина проживается; она может быть прожита (дословно) до «костей твоих».

Что это значит дословно: «до костей твоих»? Святой Силуан говорил, что великая благодать проникает до костей человека, и поэтому его кости после смерти становятся мощами. Мощи - это не просто «останки», мощи - это останки, освящённые до костей вселением благодати Святого Духа, она чувствуется в сердце, в душе, в уме, теле, вплоть до костей! Поэтому прошу вас как монах Церкви, не пытайтесь это представлять себе, потому что все представления - это ужасная карикатура на то, что есть благодать на самом деле. Какова она? Живите в истине, просите у Бога: «Если Ты истинен, Боже, то пробуди и меня! Изыми меня из мрака, в котором я нахожусь. А за грехи мои отчитай меня, Отче, ласково, потому что я слаб; дай мне крик испепеляющего себя, подай мне силу покаяния, но яви мне Себя! Сделай так, чтобы моя жизнь была истинной, если ты Бог истины». Говорю это потому, что Бог - это или истина, или мы не нуждаемся в Нём. Говоря это, основываюсь не только на уверенности моего малого опыта, но и на свидетельствах многих святых, одних из которых я знаю по книгам, а других знал в жизни.

Вот тогда страх Божий начинает становиться «началом премудрости» - началом, но не премудростью! Потому что итогом премудрости является любовь, такая сильная, что не остаётся и следа страха, как говорит нам апостол Иоанн в одном из своих посланий. Начало премудрости - страх Божий, и этот страх сладок, хотя может доходить и до ужаса. И отец Софроний описывал страх Божий как подателя жизни; он не подавляет, не сокрушает, как террор и страх. Он подаёт жизнь, и ты чувствуешь его как драгоценный дар, которого инстинктивно не хочешь потерять. Не инстинктивно, а скорей интуитивно, но я использовал то слово, которое ближе нашему пониманию. Как инстинкт заставляет нас, подталкивает, охраняет, если хотите, в материальной жизни, так и интуиция - в жизни духовной.

Тогда страх Божий рождает в нас другой страх греха, отличный от того, что я описал вначале. Потому что видишь, что есть вещи, не гармонирующие с этой абсолютно неописуемой и неизреченной, но реальной красотой и что эта красота настолько нежна, что можно потерять её, даже не заметив, но очнёшься, лишенным её, - тебя охватывает страх перед всем, что не в гармонии с ней. И всё, что не в гармонии с ней, - это грех.

Грех определяется не с точки зрения морали, общества, этики или практики (в этом тоже есть истина, но она не окончательна). Для нас определение греха - это жизненное определение: это то, что не гармонирует с тем неслыханным благоуханием, которое мы называем благодатью Божией. Это - грех! И нас охватывает страх греха. Не болезненный страх: не сделать этого, не натворить того. Душа знает, что Бог великодушен и силён исцелить от греха, но нас охватывает чувство, о котором говорит Псалмопевец: «Совершенной ненавистью возненавидели их». То есть всё то, что не от благодати, становится сейчас ненавистно. Но повторю, не болезненная ненависть, а совершенная. Ненависть, которой, если полюбил этот свет и жизнь, ненавидишь всё причастное смерти и тлению этой «совершенной ненавистью».

Пост и прощение, судьба и призвание человека в Православии.

Высокопреосвященнейший Андрей Дорогие братья и сёстры, мы завершаем цикл духовных вечеров Великого Поста 2002 года словом отца Рафаила Нойки, озаглавленным «Пост и прощение, судьба и призвание человека в Православии». От души благодарим его за то, что он ответил на наше приглашение. Это духовное путешествие Великого Поста заканчивается по воле Божией сегодняшним вечером. Может быть, таков был Промысел, что отец не смог посетить нас на прошлой неделе, а смог сейчас, когда мы завершаем серию наших духовных встреч. Добро пожаловать, отец Рафаил, благодарим Вас и слушаем со вниманием.

Отец Рафаил Я получил эту тему, о которой упомянул Высокопреосвященнейший, но хочу поговорить об этих четырёх понятиях в отдельности, расширить границы их определений: что такое пост, что такое прощение, что значит судьба и что значит призвание. Но прежде чем говорить о них, я решил, что в первую очередь следует рассказать вам о Православии, так как тема звучит: «Судьба и призвание человека в Православии».

С тех пор, как человек разлучился с Богом в Раю, - мне хочется сказать: с тех пор, как он «подал на развод» со своим Творцом, - человек, оставшись без Него, не переставал искать своего потерянного Бога и своё истинное естество, которое он ещё в себе не угасил, потому что Адам, чтобы стать тем, чем он должен был стать, должен был следовать по пути, который Бог, Творец, открыл бы ему.

Бог начал парадоксальным образом: заповедью, которая на первый взгляд казалась ограничительной: «А от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт.2:17). Она не ограничительная, потому что съесть, чтобы умереть, - это не исполнение; но ограничительная в смысле не вкушать, потому что Отцы говорят, что если бы Адам не нарушил Заповеди, то не остановился бы на этом. Он шёл бы всё дальше, туда, куда хотел дойти, где было его призвание, его судьба, то есть чтобы открылись его глаза и он стал бы, как Бог, ведающий добро и зло, и многое другое. Но змей обманул его.

Происходит множество событий, которые приводят к первому концу света - Ноеву Потопу. Но конец света не наступил, потому что Бог нашёл в это время кого-то, с кем мог вступить в диалог, - Ноя, и через него спас человечество и оставшееся творение от окончательной погибели.

Вы видите из Писания, как после потопа человек полностью одичал вдали от Бога. Прочтите в первых книгах Писания и в книге Судей, в какую дикость впал человек. Нет нужды читать ни одну из книг Святого Писания, чтобы увидеть, что нас окружает сегодня, какой дикости мы «достигли». Но рассмотрим шаг за шагом всю историческую последовательность.

В состоянии этой разлуки, в первый период земной истории - Потопа, который завершил тот первый мир, - человек остался обездоленным и разлучённым с Богом. Но человек остаётся таким, каким его назвал Бог, образом и подобием Божиим (подобие потенциально, но образ в человеке не погиб). И этот образ взывал к своему: если хотите, говоря языком современной политики, «требовал своих прав». Этот образ Божий искал своё происхождение и судьбу. И человек на протяжении всей истории ищет своего Бога и свою сущность.

Результатом этого поиска является бездна религий, рассеянных по лицу земли, начиная от самых примитивных, самых явно бесовских, до самых тонких, все из которых содержат, с одной стороны, бездну премудрости, которая представляет как образ Божий человека, ищущего своё происхождение и судьбу, а с другой - различные отклонения, которые отображают озлобление нечистых духов, каждый из которых хочет подтвердить собственную божественность и ищет поработить человека желаниям этих духов.

Вспомните, что один из Псалмов говорит: «Ибо все боги народов - идолы… (то есть нечистые духи),… а Господь небеса сотворил» (Пс.95:5). И этот же человек ищет истинного Бога, и он же в своих поисках где-то заблуждается, потому что злые духи сильнее, мудрее, лукавее и способнее, чем несчастный человек, который вчера или позавчера проснулся от своего вечного небытия и сегодня живёт на земле три года, двадцать или шестьдесят лет, - но что такое шестьдесят лет познания жизни в сравнении с тем, что такое Жизнь, то есть Вечный Бог? Итак, все религии представляют истину, и все являются отклонением от той Истины, которую ищет человек.

В этом томлении, и, скажем так, страдании человека Бог встречает его в той мере, насколько человек «доступен» Богу, если Бог находит кого-то, с кем «может поговорить», так как в общем-то Богу «не с кем поговорить» в нашем мире. Мы все отдалились, все заблуждаемся, все, по словам святого Павла, ищем своего, а не Божьего (см. Рим.3:9-18). Но Бог находит одного Ноя, а позже - Авраама. В том поколении Бог находит две души, Мелхиседека - этого человека-загадку, которым подразумевается священнический чин, в котором должен был прийти Христос, Мессия, Спаситель, - и Авраама. Мелхиседека мы оставим в покое в нашей дискуссии, у него нет наследия в этой истории, он показывает другое - то, чего мы все ищем, то есть вечность.

В лице Авраама Бог обнаруживает человека, в котором находит отклик и от которого может произвести избранный род, то есть род, в котором Бог иногда находит кого-то: мы называем их Пророками, то есть одухотворёнными людьми, которые смогли уловить что-то от Духа Божьего, каждый по-своему, по мере своего опыта, сформированного (или деформированного в какой-то мере) как духовной культурой, которой они обладали в тот момент, так и их способностью принять вдохновение от истинного Духа Божьего. И Бог находит людей, близких Ему, начиная с Авраама, его сына и внука, затем через четыреста лет - Моисея, и так далее. Через всех этих людей, начиная с Моисея, Бог говорит нам о Себе и о нас, о нашей судьбе и пытается предвосхитить это Адамово, а может, Авраамово искание: «Кто истинный Бог?»

Эта культура, начиная с Авраама, которой Бог взращивает в человеке пророческую черту, то есть человеческую черту; культура, которой Бог может образовывать Себе людей, с которыми может общаться более глубоко. Кульминацией этой культуры является феномен абсолютно непонятный человеку, который в Божьем делании (и в силе Божьей) представляет собой историческую уникальность: Матерь Божия. Бог не только мог говорить с этой душой, мог пребывать и покоиться в этой душе («имел с кем общаться»), но она осталась Девой: превыше всякого телесного почтения, девственна в своём даровании себя Богу. Я понимаю её девственность особенно в этом смысле, что никогда в этой душе не было ничего превыше Бога, важнее Бога. В первую очередь - Бог, то есть первая заповедь Христа: «И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими» (Втор.6:5). Это в высшей степени то, кем является Матерь Божия!

Я бы сказал так - говорю сейчас по своему человеческому пониманию - Бог, зная об этой душе, вселил её в тело женщины, а раз это женщина, из неё Он Сам смог воплотиться и говорить к нам, придя впервые в человеческой истории, но в определённом смысле и в последний раз. На протяжении истории Бог говорит к нам, в особенности через избранных Своих. Всё-таки говорит Псалом: «Поведаша мне законопреступницы глумления, но не яко закон Твой, Господи» (Пс.118:85). Теперь не только «законопреступницы», но и пророки и святые Божьи сказали многое, но всё-таки совсем иное, чем когда Сам Бог говорит о Себе Самом.

Многие в наши дни смутились разницей между Ветхим Заветом и Новым. Многие говорят: похоже, что в Ветхом Завете говорит не тот же Бог, что в Новом Завете. Нет, это не другой Бог, но Он говорит в той мере, насколько мог говорить - с одной стороны, насколько смог «уловить» о Боге кроткий Моисей (кроткий, но не забывайте, каков был его Закон!), и сколько Он мог говорить через других Пророков; но ещё одно - сколько могло принять человечество за две тысячи лет от Авраама до прихода Господа? И Бог взращивает хотя бы в избранном народе культуру, куда он может прийти, чтобы рассказывать вещи, невообразимые человеку. Невообразимое что, например? Что Бог Един, весь Ветхий Завет прилагал усилие против преумножения богов, которые все навязывали себя человеку. Но с другой стороны, этот воплощённый Бог говорит нам, что является Сыном Отца, и мы начинаем различать второе Лицо. В Своём последнем слове Он говорит о ниспослании Святого Духа, «Который от Отца исходит» - третьем Лице. Откровение Единого Бога, но в трёх Лицах - какой человек может представить себе нечто подобное? И до сих пор многие говорят, что это измышление эллинистической философии, или ещё что-то…

Не только это. Человеку понадобилось три века, чтобы осознать это новое откровение и родить это слово - «Троица», то есть один Бог в трёх Лицах. И многие вещи должны были быть ещё осознаны на протяжении истории за четырнадцать веков до Григория Паламы, чтобы человек осознал, что в Боге есть два аспекта: сущность Бога, то, кем является Он в Самом Себе, с Которым мы не можем общаться. (Мы не являемся нетварными, мы не сущность сами из себя, как Бог). И энергия, которой Бог проявляется и дарует Себя полностью человеку, а через эти энергии человек может обожиться более, чем представлял себе сам Адам, который искал, чтобы его глаза открылись и он увидел бы то, что видит Бог. Ведь человек может стать Богом, вплоть до полной идентичности через делание и силу Божью в благодати. Полной, но не по естеству. Мы остаёмся творениями, а жизнь, которая будет в человеке в вечности, - это жизнь Самого Предвечного Бога. Сама жизнь божественна, она сама предвечна, то есть без начала и без конца, и поэтому эта жизнь будет полностью дарована человеку в его совершенстве в конце веков, когда Бог станет всем во всех.

Теперь мы достигли, рассуждая о Христе и о Воплощении, того, что мы называем Новым Заветом, новой эпохой в истории. Что же происходит в этом Новом Завете? Апостолы уже предупреждали: «Ибо я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада» (Деян.20:29). И они пришли и уничтожали, и неистовствовали. Сейчас не язычество, потому что язычество представляет человека в его неведении и как бы невиновного, ищущего Бога, своё происхождение и судьбу, - сегодня ереси характеризуют человека, который оказывается непокорным божественному откровению, сейчас уже знает, но, зная, отвергает, оставляет истину. Видите теперь, что в этом смысле ересь намного страшнее, намного виновнее, чем древнее язычество. Эти ереси были предсказаны и Богом, и пророчествами Ветхого Завета, и Апостолами; и эти ереси будут свирепствовать до тех пор, пока зло достигнет тех глубин, о которых пророчествуют книги нашего Писания.

Безусловно, это страшная трагедия, но из неё мы видим, что Бог - это Тот, кто держит в руках карты судеб истории, например, когда Спаситель говорит в пророчествах о конце света, что «…когда это Евангелие» - то есть благовещение Царства - «будет проповедано всем народам для их спасения» - то есть будет возможность спастись и для них - «тогда наступит конец» (см. Мф.24:14 и Мар.13:10).

Спаситель говорит: «Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам» (Матф.24:6,7).

Значит, когда Бог закончит Своё дело спасения Адама, тогда Промыслом Божьим всё будет подобно дням Ноева Потопа (который более чем вероятно является результатом чародейства тех времён; если хотите, то одно воспоминание об этом Потопе в мифологии есть - это германский миф об ученике чародея, который в отсутствии учителя решил повторить заклинания, возмутившие воды, и не знал, как их сдержать). Не Бог сотворил это зло, но злодей человек и бесы. Бог берёт на себя ответственность за всё, что бывает. Бог сдерживал тот Потоп, пока Ной последним не взошёл на корабль и не затворил дверь. И лишь тогда разбушевалась человеческая злоба.

Таким будет, я думаю, и конец. Похоже, что зло побеждает, потому что нас обступают и поглощают все силы тьмы, ведь сказал Христос в Гефсимании: «Но теперь ваше время и власть тьмы» (Лук.22:53). Сейчас я начал осознавать: если бы Слово Божие не сказал этих слов - «но теперь ваше время и власть тьмы», то и доныне не смогли бы Ему ничего сделать. Это было разрешающее слово, которым они смогли затем арестовать Его, неправедно осудить и приговорить к смерти, распять, надругаться над Ним, а Он - был как немощный. Почему? Потому что я немощен! Как виновный. Почему? Потому что я виновен! Как грешник. Почему? Потому что я грешен! Все мои грехи Он взял на себя. Он «не смог» сойти с Креста, когда его провоцировали. Почему? Потому что я не смог бы сойти с креста так же, как те, что были справа и слева от Него; и Он взял на себя эту мою «епитимию» покаяния и Крестом - как говорит Литургия Василия Великого - «снизошёл во ад, чтобы исполнить Собой всё». И, сделав это, «Он разрешил болезни смертные».

Таким образом, в лице Христа у нас есть Бог, который говорит к нам, Бог, который показывает нам, в чём смысл творения, каков был замысел Божий, когда Он произнёс: «Сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему» (Быт.1:26), каковы происхождение и судьба человека. Этим божественным откровением является то, что мы называем - будь то в её апостольской форме или в нынешней - Церковью.

Церковь есть там, где на призыв Божий, скажем, как в Раю: «Адам, где ты?» Адам вместо того ответа, что он дал, может ответить: «Вот я!» Церковь там, где по призыву гласа Божьего человек предстаёт пред Богом (и скажу: предстаёт таким, как он есть!), где он получает от Бога это откровение и начинает с Божьей помощью своё путешествие из этого небытия, в котором мы ещё находимся, к бытию.

Эта жизнь, которая в терминологии Нового Завета называется покаянием, есть не что иное, как динамика поиска вечности, ответ Адама на призыв Божий и это «вот я!», когда Адам приходит к Богу таким, как он есть, а не прячется за деревьями из-за того, что грешен. Так же и мы поступаем в тайне исповеди - показываем себя такими, каковы мы, и скажу: без «смоковных листьев» (Бог покрывает нас более совершенными одеждами, чем наши смоковные листья). Бог - это Тот, Кто выводит нас из небытия, Бог - это Тот, Кто даёт нам силы для этого путешествия от небытия к бытию. Этим «становлением в бытии» является покаяние, динамика вечной жизни. Она подразумевает правильное понимание до тех пор, пока Бог Сам будет говорить с Адамом, чтобы устами Божьими было возвещено истинное откровение. Ни языческие религии, ни даже Пророки не смогли даровать человеку ясности этого пути, истину, которой человек смог бы достигнуть своей истинной судьбы.

Правильное понимание этой истины, ради которой Бог должен был сойти Воплощением, принять на себя нашу «епитимию» смерти за грех, Крестную жертву, схождение во ад, Воскресение в третий день, Вознесение на Небеса, восседание одесную Отца и второе страшное пришествие, - как и всё, что из этого следует, называется Православием. Правильное понимание, правильное прославление Бога - это Православие. В духовном хаосе древнего мира, кульминацией которого стал Ветхий Завет и приход Бога, Православие было представлено неким Авелем, который был убит своим братом; Сифом, который заменил Авеля, Енохом, одним из внуков Сифа; затем Ноем, через которого Бог спасает всё, что можно ещё спасти из древнего мира, Авраамом и Мелхиседеком, Моисеем, Пророками и Матерью Божией, которая является вершиной человечества, апогеем ответа Адама; и вся культура от Моисея до Христа - это Православие. Во всей этой неразберихе примитивной духовности времён Ветхого Завета было несколько голосов, и был народ и культура, которые плохо ли, хорошо ли, но держались Истинного Бога. В Новом Завете, то есть историческом периоде после Завета Христа, Воплощённого Бога, Православие выражено - как об этом учит и богословие - различными догмами, которые следует понимать всё-таки не буквально, в мёртвом слове, а в духе и истине, как сказал Спаситель Самарянке; это понимание, которое позволяет человеку следовать истинным путём, ведущим к спасению.

Что такое спасение? В нынешний век спасение динамично. Спасение проявляется в том, что постепенно всё больше правильного понимания проникает в наши сердца, больше света охватывает нас, а свет выражается в делах нашей жизни. В каких делах? Ведь истинные люди - это не мы; очевидно, что наша антропология - это Человек Христос, но после Него есть Святые. Святой - это не человек, который был когда-то раньше запрограммирован Богом с целью воздвигнуть его высоко на пьедестал и прославить. Святой - это человек, который праведно совершал это странствие, постепенно допуская всё меньше промахов, пока его жизнь не стала такой, как нам предсказывал Христос: «Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит, потому что Я к Отцу Моему иду» (Иоан.14:12). То есть сотворит чудеса, воскресения из мёртвых, явит пророческий дар, невредимость в самых ужасных условиях.

Мученики, которые страдали (и как бы не страдали), смогли принять на себя невообразимые муки, и не только крепкие мужчины и герои, но и женщины, и даже дети, которые смогли освятить землю своей кровью. Откуда эта сила, откуда эта жизнь? Это то, что называется спасением в его историческом аспекте. А спасение в его конечном аспекте - это, конечно, восседание одесную Бога Отца вместе с Человеком Иисусом. Но пока что спасение в его динамическом аспекте выражается подобными делами. Чудотворение, например, - это лишь одно из них и не самое ценное, по мнению всех святых. Наиболее ценной они считают такую добродетель, как смирение, которое является распахнутой для любви дверью, а любовь - это слово, к которому сводятся все Заповеди Божии.

Христос показал, что первая заповедь - это любить Бога, вторая - любить ближнего, а третью заповедь Спаситель показывает, когда говорит: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, [так] и вы да любите друг друга» (Иоан.13:34). Как Он нас возлюбил? Ведь Он говорит, что если возлюбил Своих, то до конца возлюбил их, а конец был на Кресте. И добавляет: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам» (Иоан.15:13,14). И нам заповедал то же самое. Итак, три заповеди, которые сводятся к одному слову: любовь. Это то, что всегда ценили превыше всего все святые. А результатом этой жизни является то, что чудотворение, как я говорил выше, не является чем-то удивительным, оно естественно для этой жизни. Возможность возвещать божественное слово, то есть быть пророком не только в смысле пророчествовать о будущем, но возвещать теперь слово Божие - это уже не что-то особенное, а естественно для этой жизни, в которой проявляется всё то, что мы называем спасением.

Сейчас, в период Нового Завета, характеризующийся ересями, в которых проявляется человек, продолжающий быть отступником Божьим, Православие остаётся тонкой нитью в контексте этого человечества, наследием святых, которые ни за что на свете, ни за какой идеал, никакую выгоду, вечную или временную, не захотели отречься от Истины, показанной Христом, Воплощённым Богом. Церковь даже могла бы не называться Церковью, уже заслужив название Православие, правильное славление. Понятно, что если есть Церковь, то есть Православие - правильное славление или правильное знание (и даже правильное понимание тоже является, в зависимости от контекста, возможным переводом). Всего этого даже не должно было бы существовать. Православие по своей сути является не чем иным, как то, каким задумал Бог человека изначально. Но в этой духовной какофонии истории, среди многих мнимых богов, многих мнимых высоких идеалов, какими были все ереси, которые свирепствовали и свирепствуют по сей день в истории, этот тонкий ручеёк, посредством которого Бог благоволил, чтобы родился Его образ и подобие, должен была получить имя, и он был назван - Правильное Славление.

Итак, дорогие братья и сёстры, так я понимаю Православие. Многие из вас, с кем я встречался на протяжении тех лет, что я был здесь, спрашивали меня, что я подразумевал, когда сказал тогда, в 1993 году, что Православие - это природа человека. Вот что я подразумеваю. Это способ, которым Бог сотворил человека, но человек отпал через Адама, и на протяжении всей истории ищет свою истинную природу, своё истинное происхождение и свою истинную судьбу. Для меня это и есть Православие, и если сегодня Православие сконцентрировано в Церкви, которая, между прочим, обладает историческим и учрежденческим аспектами, имея каноны, свой образ бытия, свой тип облачений, может быть, даже свой особый язык, - всё это является тем, что я называю картонной коробкой, на которой написано «ценная бандероль», и внутри находятся неописуемые сокровища. Но да простят меня и Его Высокопреосвященство, и богословы, да не будем никогда называть Православие «учреждением», даже если оно «бого-человеческое». Православие - это не картонная коробка, на которой написано «ценная бандероль», - это то, что содержится в ней.

Говоря о Православии, сегодняшняя тема требует от меня говорить о посте и прощении как о судьбе и призвании. Я возьму на себя «дерзость» и ответственность просто определить эти четыре понятия: пост, прощение, судьба и призвание.

С чего начну? Может, начнём с судьбы и призвания, потому что я часто говорил, что человек ищет свою истинную судьбу, и Бог, обращаясь к человеку, показывает ему её. Судьба - это не что иное, как то, что искал Адам, в чём змей обманул его, утверждая, что Бог хочет лишить его этого, так как «в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт.3:5). Вкусил, и говорит Писание: «И открылись глаза». И какие же «божественные и неизреченные тайны» увидел Адам, когда открылись его глаза? Он увидел себя нагим и устыдился сам себя и своей жены Евы, а она устыдилась его.

Это ли божественность, братья и сёстры? То ли это, чего желает человек? Нет, это, как мы все знаем, к сожалению (по нашим грехам), результат греха - разочарование. Раз-очарование - интересное слово, отнеситесь к этому серьёзно! Когда мы разочарованы, вспомним, где мы были очарованы, и тогда боль разочарования может стать моментом нашего спасения, чтобы нам более не очаровываться. То есть это возможность нам просветиться.

Но продолжим о судьбе. Истинная судьба человека - это то, что вся филокалическая традиция, традиция Церкви, начиная с Апостолов - даже с Адама! - называет обожением. Если Бог сотворил человека «образом и подобием», то Он не шутил. И посмотрите, что может рассказать нам жизнь Марии Египетской. Святой Зосима поразился, каким образом и какими способами Бог привёл ещё одну душу к спасению - и какому спасению! Потому что Зосима, если вы внимательно прочтёте, был самым просвещённым человеком своего времени, человеком, который от младенчества предался Богу и совершил все вообразимые подвиги, и сам добавил другие, и так смог приблизиться к Богу. И ангел приходит сказать ему: «Пойди туда, Зосима, чтобы увидеть, что совершенному предстоит много более долгий путь, чем пройденный тобою до сих пор!». Итак, Зосима был совершенным человеком, но путешествие ради достижения высоты Марии Египетской было намного длинней. И был потрясён Зосима. Посмотрите, о чём нам говорит житие: в итоге он остался учеником этой святой.

Итак, судьба человека в этом, насколько мы можем видеть из истории. Что мы видим из истории? Взгляните на всех этих святых, которые мертвы: мы на земле в своих храмах храним их мощи, мёртвые тела, останки, но называем их «мощами», чтим их по праву, потому что они не имеют признаков смерти. В худшем случае - это просто кость! Но в основном они являют то, что не ассоциируется со смертью, - благоухание. Смерть - это не благоухание, она смердит, прошу прощение за слово, но это реальность. Смерть отвратительна; мощи же источают благоуханное мирро, исцеляющее нас от болезней. Эти «мёртвые останки» источают силу, которая воскрешает других от смерти, возвращая их обратно к жизни, чтобы они могли продолжить путь покаяния до своего совершенства. Итак, когда говорит Христос: «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит» (Иоан.14:12), - заметьте, что и после смерти!

Отец Паисий Святогорец упоминает, что раз кто-то обвинил его: «Вы, монахи, подобны бесплодным деревьям, потому что даже жизни не приносите в этот мир». Он ответил: «О чём ты говоришь, брат? Ведь если какой-нибудь бесплодный монах, как ты его называешь, становится святым, он и после смерти рождает: из неплодных женщин - плодовитых, из грешников - святых, возрождает от смерти этими неизреченными чудесами и воскресениями». Всё это не суеверия, не мифы, как часто хочет это представить современность, бесплодность мысли которой проникла даже в церковное мышление. Так и предсказывал Спаситель: «Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» (Лук.18:8). Молитесь, братья и сёстры: «Да найдёшь, Господи, во мне да найдёшь веру!»

Итак, в этом заключается судьба после так называемой «смерти» человека. Мы видим, что того, что творит Бог, если с верой просим от Бога чего-то и молитва наша исполняется, то того же можем просить и у Божией Матери. Посмотрите, такой же человек, как мы, скажем, Святой Николай, Святые Апостолы - любой из Святых может сотворить для тебя то же, что и Бог. В какой-то мере и в этой жизни они явили нам это, но особенно после смерти эти Святые ведут себя, как Бог. Почему? Обожение человека! Это судьба, и это то, что означает Правильное Славление.

Правильное Славление. Возьмём «отрицательное» разъяснение из Символа Веры Святого Афанасия - «Тот, кто не верует так, кроме многих сложностей и многих волнений этой жизни рискует и вечной погибелью» (простите, я не могу передать точно, поэтому перефразировал). Итак, восприняв эти слова положительно (правильное славление, православие), тот, кто верует так, кроме духовных достижений в этой жизни, после так называемой «смерти» становится всё более, как Бог. До какой степени? До последней трубы, когда сама эта смертность, наши останки, воскреснут, и мы будем телом во всём подобными Христу Воскресшему, вместе со Христом одесную Отца. Итак, это и есть наша судьба.

Призвание. Что такое призвание? В переводе с румынского, призвание - это слово, заимствованное из латинского языка, и происходит оно от слова «голос». Это призвание, призывание человека: «И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: где ты?» (Быт.3:9), в смысле «Приди, получи от Меня сейчас дух спасения», как сказал бы Бог, «и в духе покаяния продолжи свой путь до обожения, которого ты жаждешь».

Итак, призвание человека - это призыв Божий к обожению, призыв, которым Бог зовёт человека исполнить свою судьбу на земле, по земным меркам, а после так называемой смерти - в вечности, судьбу в вечности - блаженное царство вместе с Богом во веки веков.

Тогда в этом контексте что значит пост? И что такое прощение? Начну с прощения. Когда один законник спросил Христа, какая заповедь наибольшая, наиважнейшая в Законе, Христос ответил: «Возлюби Господа Бога» (Матф.22:37). Это первая заповедь. И, не будучи спрошенным, Христос поспешил открыть ему и вторую заповедь Ветхого Закона, о которой говорится, что она подобна первой: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Матф.22:39). Это Христос, Слово Божие, Который соединил эти две заповеди. Они содержатся в двух Книгах. Во Второзаконии, в Десяти Заповедях, первая заповедь действительно «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть и люби Господа, Бога твоего» (Втор.6:4,5) - как и сказал об этом Спаситель. Вторая заповедь содержится в Левите, где говорится совсем в другом контексте: «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев.19:18). Или, как говорит румынская пословица: «Того, что не нравится тебе, не делай другому». Но Христос уровнял первую и вторую заповеди.

Что происходит в этой любви? Христос говорит: «Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое» (Иоан.14:23). Итак, если Адам не сохранил Божественного слова в Раю, значит, в какой-то мере он отпал от любви Божьей, нарушил её. Думаю, что нет на земле человека, который не знал бы, как болезненно предательство в любви, ранение любви. В той мере, насколько ты кого-то любил и тот оказался недостоин твоей любви - знаешь, как это больно.

Итак, любовь уязвима, даже если это всемогущая любовь Божия. Любовь Божия очень утончённая. Не потому что Бог уязвим, не Его всемогущество - я далёк от этой мысли! - но уязвимость является свойством любви. Любовь - это глубина самопожертвования ради другого, абсолютная жертва. Христос показал нам, насколько Он предал Себя, не только до Креста и до смерти, но и до глубин ада; даже разделив Свою судьбу с разбойниками, Он и в последнюю минуту жизни нашёл способ спасти грешника, возбудив мятежом одного разбойника покаяние и истинное исповедание другого, пока не смог сказать ему: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лук.23:43). Ныне! Итак, любовь обладает такой тонкостью, такой нежностью, такой трогательностью самопожертвования, которые мы себе не можем представить, потому что ещё остаёмся грубы в нашей биологии и неотесанны в нашей бездуховности. В этом смысле, я хочу сказать, любовь является предельно тонким переживанием, нарушение которого вызывает особенную боль. Но тот, кто был уязвлён, тот, кто любит и страдает, не умирает: умирает тот, кто попирает любовь. Тот, кто любит, уязвляется не столько тем, что бывает оставлен, но уязвляется, видя, что тот, кого он любит, умрёт за грех, который сотворил против него.

Бог не таков, каким Его видит ложное богословие - «оскорблённый преступлением Адама». Бог умирает от боли, что Его возлюбленный, его первотворение и все, кто должны были бы родиться от него, теперь будут смертны: «Ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт.3:19).

Бог в Своей любви не мог оставить погибнуть любимого и принял на Себя епитимию покаяния, епитимию грешника, то есть крест и позор. Взгляните, как огромный труд Христа - Учителя, проповедавшего любовь, оказался тщетен в несколько часов! Итак, позор тщетности за целую жизнь подвига. Весь позор и все немощи принял на Себя Всемогущий, чтобы стать во всём подобным человеческой немощи, чтобы взять на себя и мою немощь, мой грех, мою ненависть, мою злобу, как будто бы это Он был грешен, немощен, безобразен, злонравен и приговорён к смерти. Почему? Потому что нет ничего на небесах или под небесами, что смогло бы победить всемогущество Божие. Он притворяется немощным, пока не сходит во ад, - и тогда, ад, увидишь, что тебя ждёт! Святой Иоанн Златоуст в Слове на Пасху говорит: «Поглотил тело и вдруг встретился с Богом». Или (как говорят другие тропари или икосы нашей Триоди), «лишь только стали вонзать Крест Христов в землю, как ад начал плакать: «Кто вонзил деревянный гвоздь в моё сердце?». Это и есть сила Божия. Как однажды я говорил в одном слове, в Монастыре, если бы мы были истинными философами, если бы мы обладали верно направленными предпосылками мышления, то лишь взглянув на все философии, религии и идеалы этой истории, мы бы поняли, что единственно Христос - это истинный Бог, именно по немощи, с которой Он роднится. Кто может позволить себе столько немощи? Кто может позволить себе такую тщетность всего своего делания? Только Тот, кто знает, что Он всемогущ и ничто не может Его победить. «Подожди, смерть, подожди, ад! Я не противлюсь Кресту, не борюсь сейчас, чтобы показать человеку, что могу сойти с Креста; не творю чудес, чтобы пришёл Илья и снял Меня с Креста, или ещё что-либо… Подожди, ад, увидишь, что будет!»

Все основатели религий, философий, идеалов боролись по-разному. Было необходимо, чтобы и Моисей защищал свою религию, идеологию, философию различными угрозами и даже смертью. Всемогущий не нуждается в защите. Кто-то там у нас в Англии, кто хотел исповедать истинную веру, говорил мне: «И я буду бороться, чтобы защищать истину!» И тогда мне пришел в голову этот ответ: «Почему ты не позволишь себе быть под защитой истины, самой Истины?» Она пришла в изумление и поняла, как ей быть.

Не столько мы защищаем истину, сколько мы должны войти в истину и позволить Истине защищать нас. Что есть истина? Это еретический вопрос. Истина - это «Кто». Христос, Слово Божие, сказал: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Иоан.14:6).

В этом контексте любви, любви попранной и уязвлённой, что случается с тем, кто умирает, поправ любовь? Кто любит, тот не допустит, чтобы человек умер. Что означает всё то, что предпринимает Бог в Своём воплощении? Что иное, если не прощение?

Любовь прощает грешника. И сейчас я скажу вам, что прощение - это не средство. Прощение - это составная часть любви. К примеру, я несколько раз сходил к своему духовнику, когда натворил чего-нибудь и попросил прощения, а он мне ответил: «Отец Рафаил, ты прощён прежде прошения, но как мы можем жить с тобой, если ты таков?»

Прощение дано нам прежде нашего прошения. «Бог есть любовь», - говорит Апостол. Мы можем сказать: «Бог есть прощение». Прощение уже дано, мы должны лишь принять его, мы должны удостоиться этого прощения, и тогда мы увидим, как прощение становится составной частью Любви. Такими должны стать и мы. В этом смысле прощение можно расценивать как призвание человека, то есть научимся быть такими, как наш Бог, научимся воздавать нашему ближнему тем, что желаем сами получить от Бога, да и от ближнего. Или, как говорил нам старец в одном слове на Прощёное Воскресение: «Мы, люди, не можем не грешить, но наш долг прощать друг другу и возобновлять, продолжать странствие покаяния и спасения».

Пост. Что такое пост? Пост как любое воздержание от дел мира сего, от этой биологической жизни является составной частью человеческого подвига, которым мы хоть немного уменьшаем нашу причастность материи, биологии. Это тайна в человеке, когда, уменьшая силу этой грубой биологии, даётся больше свободы самовыражению духа. Если хотите, скажу словами Святого Павла: «Ибо плоть желает противного духу, а дух - противного плоти» (Гал.5:17). Может быть, всем или многим из нас знакомы моменты, которые, возможно, являются моментами благодати, когда, вкушая, будто бы «нарушаем» что-то, что движется в нашем духе, в наших сердцах. Если ещё слишком велика наша причастность земному, как будто бы теряется что-то более ценное.

Эта убеждённость может зайти очень далеко, вплоть до тех подвигов, о которых поётся в тропаре Преподобным: «И дея учил еси презирати убо плоть». Но пока что нам даются подвиги посильные: пост, как этот Великий Пост, это не пост в прямом смысле слова - как постился Моисей, как постился Илия, как постился Спаситель, не вкушая ничего сорок дней. Постились и наши филокалические Отцы, назовём их так, начиная с Антония Великого, и может, даже до него. Они постились и сорок, и шестьдесят дней, как говорит Египетский Патерик (и пришли к выводу, что всё-таки сорок дней - это человеческая мера, как это показал Христос, воплощённый Бог). Но то, что мы называем постом, является первым шагом, доступным всем. Это, можно сказать, режим, диета. Дело в том, что пост, как и любое воздержание, связан с любовью. Любовь требует подвига. И любовь людей этого мира тоже требует подвига. Сколько молодых девушек сегодня соблюдают режим, чтобы сохранить фигуру! Насколько бывают сильны законы любви, охватившей нас, настолько сильны и законы воздержания или подвигов, которые мы готовы понести.

Мы жаждем вечности, но проходим через подобные подвиги, подвизаемся не для того, чтобы сохранить фигуру, не по причинам, которые движут молодёжью, желающей добыть себе кого-то в этой жизни (супруга), но в первую очередь потому, что отягощённое тело не очень-то поддаётся молитве. И даже ради здоровья мы можем соблюдать этот пост, потому что здоровье полезно для нашей духовной жизни. И во-вторых, что намного важнее, чтобы оставить больше свободы духу для самовыражения. Но, преимущественно, в конце нынешнего Великого Поста, вне зависимости от того, постились мы хорошо или не очень, или даже плохо, всё-таки в канун Пасхи будто бы что-то другое движется в нас, будто по-другому даётся нам молитва, чем в дни, когда мы, будучи более свободными, пресыщаемся всеми земными благами.

Итак, мне хочется сказать вот что: не следует понимать, что пост и прощение и есть судьба и призвание человека в Православии. Пост - это подвиг, это способ, как и все остальные подвиги; прощение - это выражение любви, а призвание человека - это любовь, которая является судьбой человека в той мере и в смысле, о которых говорит Апостол «Бог есть любовь» (1Иоан.4:8). И эта любовь является законом жизни и законом вечности.

Отец Рафаил, что такое духовная жизнь?

Отец Рафаил Очень хороший вопрос, но это тема ещё одной конференции. В нескольких словах я скажу вам о самом главном. Хороший вопрос, потому что сегодня духовную жизнь путают с бездушной и пресной нравственностью. Нет! Нравственность - это только первый шаг, первый примитивный шаг для возвращения к духовной жизни. Читая Новый Завет, вы видите, как часто Апостолы говорят о «новой жизни во Христе». Это действительно жизнь в Духе. Духовная жизнь заключается в переходе от нашей примитивной биологической жизни, для которой у меня нет ни одного подходящего слова, - только лишь то, что она примитивна и заканчивается могилой. Жизнь в духе означает проникновение в законы божественной жизни (если мы можем их назвать законами), эта жизнь не знает ни тления, ни умаления, ни страдания.

Почему страдает человек? Страдание - это движение к смерти, потеря жизни. Поэтому истинная духовная жизнь не знает потерь. И проникновение прежде нашей биологической смерти в эти начала вечной жизни и называется духовной жизнью.

Возьмём любовь. Я приведу вам один пример. Сколько раз ко мне приходили люди, сломленные этой жизнью, с необъяснимыми трудностями, с неразрешимыми проблемами, и я в своей немощи, как мне сказал мой Духовный отец, раз они пришли ко мне, принял их так, как их приняли и мои братья из Монастыря. И если я их выслушивал, если у меня находилось хоть немного любви выслушать их без осуждения, часто столь малая любовь производила такое воскресение в жизни этих людей, что иногда я оставался просто-напросто удивлённым, сражённым: «откуда и доколе»!

Итак, что я хочу сказать? Любовь в самых малых её проявлениях не является ни психологическим, ни даже нравственным моментом. Это закон жизни. Духовная жизнь - это то, о чём сегодня говорится в нашем богословии еретической терминологией: мистика. Для нас в Православии мистики не существует. Мистика - то, что называют мистикой, - это и есть духовная жизнь. Она мистична, потому что она от Духа; потому что Дух не может быть выражен ни определениями формальной логики, ни материальным; она таинственна, потому что творит то, что мы называем чудесами, чего мы не ждём; неожиданно и то, что подаришь немного любви ближнему и удивляешься, «откуда и доколе», потому что вдруг воскресает его жизнь и твоя, и многих вокруг.

Итак, вот что вкратце называется духовной жизнью. И я был бы очень рад, если бы это слово «мистика» не произносилось бы больше, потому что происходит от ереси, которая не знала, к чему рационально отнести некоторые феномены, которых она не могла отрицать; и тогда она изобрела «ящик», который назвала мистикой, и всё непонятное прятала туда, потому что это мистично, «это мистика». Нет! Это духовная жизнь. Мы не нуждаемся в этом определении. Оно тоже употребляется, но для нас существует духовная жизнь. То есть та жизнь, посредством которой сейчас начинает работать наше покаяние. Начинаем видеть яснее. Возможно, сегодня я лучше, чем вчера понимаю эти слова Писания. Завтра я пойму ещё больше. Совершаю делание, которым открываются мои глаза, если это делание верное, и физический опыт, который у меня есть, может открыть мне такие горизонты, которых я и не ожидал. Заметьте, как переплетается практический опыт с просвещением, которое опять-таки не является лишь интеллектуальным или культурным феноменом, а является тем, что будет сопровождать меня после смерти.

Что такое покаяние? Опять-таки это то, что сегодня понимается неверно. Покаяние - это не только сожаление и «сетование» о каком-то сотворённом мною зле; покаяние - это динамика к вечной жизни. Наш духовник отец Софроний - если рассмотреть это в гармонии со всем филокалическим - говорит, что это начало самосозерцания. Что происходит в покаянии? Посмотрите, как много людей вокруг нас не осознают своих грехов, но и мы вчера, позавчера жили во грехе и даже не знали, что это грех. Как часто я слышал: «О, отче, я не знал, что это грех». Или: «Я когда-то не знал, что это грех, пока не увидел в одной из молитв, или в вопросах молитвослова».

Итак, осознание греха. Но осознание - это не только реальный факт. Как часто ты пытался убедить кого-то, что это не хорошо, что это грех, и тебе не верили! Что же случается, когда тебе начинают верить? Что случается, когда я осознаю, что соделанное было грехом? Я начинаю видеть тьму, в которой пребываю. И что являет мне эта тьма, как не присутствие где-то в моей жизни света? Итак, вкратце, осознание греха - говорю вам это от имени филокалистов и моего духовного отца - это нетварный свет, это сам Бог, просвещающий моё сознание. Сейчас я рискую отчаяться, но теперь не время «отчаиваться, что я намного хуже, чем был вчера», потому что я даже лучше, я тот же вчерашний грешник, но становящийся сознательным. Видя теперь бездну и тьму моего греха, тут бы мне и отчаяться, но сейчас я ценнее в глазах Божьих, чем когда был тем грешником, не ведавшим ничего. Почему? Потому что это означает, что Бог находит во мне кого-то, с кем может поговорить.

Отец Софроний говорил: «Жизнь покаяния есть не что иное, как возвращение человека от тьмы, которую нам сегодня открывает свет Божий, к этому свету». И созерцание, созерцание этого нетварного света, то есть самого Бога, не является феноменом, как мы это себе представляем, а это естественно для человеческого развития, для становления человека в бытии. Это естественно для человека, обретшего ум, способный зреть Бога; потому что слушая тайный глас Божий, или слушая этот Божественный свет, который мне сегодня разгоняет тьму, я начну когда-то в своей жизни видеть - дай, Бог, и услышь эту нашу молитву! - начну видеть этот свет.

И отец Софроний говорил: «Лишь тогда ты поймёшь, что это тот свет, который во дни твоего отчаяния освещал тебя для того, чтобы ты увидел свой мрак, чтобы ты начал путешествие от тьмы к свету». Вот что я называю духовной жизнью.

Вы много говорили об истинной любви, которой является прощение, пост и жертвенность. Как Вы объясните деградацию любви в страстную любовь?

Отец Рафаил Каждый человек ищет истину, ищет жизнь, ищет, откуда он пришёл и куда предназначено ему идти. Дерзну привести здесь другие слова моего духовного отца: «Ни один человек не хочет грешить». Я удивился тогда, потому что я знал, что все мы хотим грешить, но это запрещено. Это неправда! Человек не ищет греха. Грех вообще - это искажение. Грех не имеет в себе бытия, не существует, потому что Бог не сотворил его, а чего Бог не сотворил - не существует.

Что такое грех? Это искажение. Приведу вам такой пример: мне стало это ясно однажды, когда я размышлял, что такое грязь. Возьмём, например, навозную кучу в стойле. Это всего лишь навоз, и ничего в нём плохого не было бы, если бы не нужно было его вычищать и вывозить оттуда. На моём поле, где я посею пшеницу или что-то другое, он - «золото», а на моём ковре в гостиной - нет уж, увольте! Там он будет для меня грязью. Грязь - это не то, что она есть, а то, где она есть. Примерно так же и в случае с грехом.

Подобно и с любовью: Бог есть любовь! Отец Дионисий Святогорец, румынский старец, который еще жив и которого я трижды посетил этим летом (упокоился в 2004 году - прим пер.), трижды произнёс в разных контекстах эти слова: «Братья, храните любовь, потому что любовь от Бога!» Разумеется, от Бога, потому что это Бог!

Итак, человек, образ и подобие Божие, чем может быть, как не любовью? И если любовь в человеке исчезает, он будет искать её. И если не найдёт её в Духе и Истине, по слову Спасителя, то найдёт её другим путём, в своём отчаянии и мраке, в искажённом виде, но всё-таки ему будет необходимо обрести «любовь». Если в человеке нет божественной любви, он будет блудить, но ему будет казаться, что это в чём-то любовь; может быть, разочаруется, обратится, как блудный сын, вернётся и будет искать истину; а может, и нет, не дай, Бог! Но человек не может без любви, человек не может без всего того, что является словом Божиим. Бог даёт нам заповеди, как говорит Апостол, которые не тяжелы, которые не обременительны. Когда Бог заповедует, Он показывает нам, кем мы являемся. Или мы таковы и не осознаём этого, или ещё только должны стать таковыми.

Итак, деградация любви вот в чём: во мраке греха человек не знает, но тоскует, жаждет, алчет истинного, и по незнанию блуждает. В этом я вижу деградацию любви.

Как далеко должно идти послушание мирянина своему духовнику?

Отец Рафаил Ещё один очень важный вопрос! Послушание - это не дисциплина. В Правильном Славлении, в Православии, послушание - это тайна. Простите меня, братья богословы! Наша Церковь не сводится к семи Таинствам: Таинств неисчислимое множество! Даже если их семь или восемь, их следует называть основополагающими. (Какое Таинство восьмое? Если Брак - это Таинство, то разве монашество не Таинство тоже?) Пусть будет семь основных Таинств - но Таинств Церкви множество! Всё, что говорит о духовной жизни, о таинственной жизни, мы называем мистикой (мистичный = таинственный).

Послушание - это Таинство, в котором человек ищет воли Божьей для самого себя, в котором человек может находиться и оставаться в воле и промысле Божьем. И это совершается через духовника.

Сейчас, как говорил отец Софроний, не существует спасения для монаха и спасения для мирянина; иначе Христос дал бы различные заповеди и различные Евангелия для монахов и мирян, для женщин и для мужчин, для китайцев и для румын и так далее. Одно Евангелие и те же заповеди - Евангелие, то есть благовестие воскресения из мертвых, и одни и те же заповеди для всех людей. Итак, и мирянин такой же человек, как Адам, как Ева и как я, монах. Нам необходимо одно и то же понимание воли Божией. Таким образом, если вы верно понимаете послушание, это поиск воли Божией, войти в которую я должен. Как думает Бог обо мне, кто я такой? Один мирянин из Бухареста говорил: «Я хотел бы знать, кто я такой и каков Его замысел обо мне». Это главный вопрос, и для меня в этом заключается послушание. Господь, мой Создатель, должен сказать мне, кто я такой, и каков Его замысел обо мне, то есть какую роль я должен сыграть, скажем так, в этой истории, как мне найти моё истинное бытие и моё спасение.

Итак, в отношении послушания духовнику, если верно понимать, речь не идёт о «горизонтальности» между тобой и духовником; идёт речь о поиске воли Божией через духовника. И это верное понимание. Это тайна совершается таким образом: ты как ученик, идущий к духовнику, будь то на исповедь или за советом, вопроси вначале Господа в глубине своего сердца. Столько раз, сколько видишь себя грешным, проси Господа: «Вот, Господи, я грешен, прости меня, исцели меня!» И проси Его прощения. И когда идёшь к духовнику, проси у Бога, чтобы через священство духовника, через тайное делание, каким его нам подаёт Церковь, Он простил тебе грехи. И надеюсь, что если вы так поступите, если будете совершать в духе и истине, то понемногу с каждой исповеди будете уходить более или менее «паря». И этот «полёт» - не только психологическое состояние по причине «психологического» облегчения - не «душевный», а воистину облегчение совершается в духе, которого дай, Бог, нам быть достойными сейчас и вовеки!

Если ты идёшь за советом, прежде всего попроси у Бога наставления: «Господи, так мне поступить или иначе? Ответь мне через моего духовника». И когда каким-то образом чувствуешь в твоей молитве, в твоей жизни, что приходит момент, назрел момент, пойди к духовнику с мыслью о Боге, внимая Богу. И тогда внимательно слушай духовника. Расскажи ему суть твоей проблемы и внимай первому слову духовника. Я повторяю слова Святого Серафима, но цитирую всю Филокалию. Это первое слово!

Всемогущий Бог кроток, Он - лёгкое дуновение тихого гласа, который услышал пророк Илья и которым был поражён более, чем землетрясением, чем ураганом и чем пламенем. Лёгкое дуновение тихого гласа, но оно всемогуще и стремительней всех бесов (если живём в послушании Богу). То лёгкое дуновение тихого гласа, которое говорит: «Это!» Прими этот ответ и запечатлей его словами своего духовника, испросив: «Благослови, отче!» Благословение духовника будет сопровождать тебя и подаст многие силы к исполнению твоего послушания, потому что теперь ты в воле Божьей. Не расспрашивай духовника больше - прими слово. Это твоё слово. Духовник не может тебе его объяснить. Это твой интимный диалог с Богом. Если этого ты просил у Бога и таким образом получил первое слово от духовника, не сожалей, не противься, потому что рискуешь «отсечь» слово Божие. И даже в тот момент, когда говоришь: «Отче, объясни мне поподробнее», ты уже потерял связь с Богом, повесил трубку и теперь разговариваешь как бы с телефонным аппаратом (если мы говорим о телефоне), теперь ты разговариваешь с духовником как с человеком. Не делай этого! Принимай слово с верою, проси благословения, и ты поймёшь то слово, исполняя его.

Один из примеров послушания показан в случае с десятью прокажёнными. Христос сказал им очень «безразличное» слово. На просьбу десяти прокажённых: «Иисус Наставник! помилуй нас» (Лук.17:13) Он отвечает: «Пойдите, покажитесь священникам» (Лук.17:14). Но это же бессмысленно! Потому что, во-первых, что здесь может сделать священник? Во-вторых, Моисей повелел, чтобы если ты очистился или тебе кажется, что ты очистился, то пойди к священнику, и он исследует и, если найдёт тебя очищенным от проказы, допустит тебя обратно в общество. Но они ещё были прокажёнными. И как они поступили? Они пошли и исполнили послушание, не рассуждая, не ропща. Почему они исцелились? В этом повелении содержалась сила Божия, а они, выполнив послушание, получили её. Эта сила воскресила их из мёртвых, она очистила их; её-то следует искать и вам, ученикам; а мы, духовники, должны научиться испрашивать у Бога слово, чтобы не отвечать по своему разумению.

Святой Серафим говорит: «Когда отвечал по своему разумению, то ошибался». И Святой Силуан говорит: «Ошибки могут быть малыми, но могут быть и большими». Итак, мы, духовники, должны молить Бога, и Бог вложит в наши сердца слово. Мы должны стараться распознать то первое слово. Но надеюсь, что пока мы достигнем распознавания этого первого слова, ваша вера сделает нас «пророками», если вы как ученики приходите к духовникам с верой. Для тебя! Может, не для другого, который приходит в непослушании. А если ты приходишь с таким сердцем, с молитвой к Богу и открытостью, ты сотворишь «пророка» из твоего духовника, и для тебя он будет пророком каждый раз, когда ты будешь приходить с таким послушанием к твоему духовнику.

Многое можно было бы ещё сказать: прошу Бога остальное вложить в ваши сердца - и братьям духовникам, и тем, кого вы окормляете.

Отче, если у меня есть проблема, скажите, к кому мне обратиться, к священнику или к психологу?

Отец Рафаил Я бы сказал: конечно же, нужно к священнику. Но замечаю с превеликой болью одну вещь в нашем мире: чувствуем всё чаще, что мы, священники, не находим православного подхода выслушать, понять, воскресить человека. И скажу вам как человек Запада, где в течение тысячи лет Церкви уже нет, и где западная духовность потерпела полный крах, который в XX-м веке обнажился, но был в ней издавна. И теперь Запад, западные просвещённые люди всё более и более тянутся к Православию, тому Православию, которое было неверно понято в этих родных ему краях. И мы рискуем оказаться сейчас в позиции евреев, которые сами потеряли традицию, которая была дана их роду. Говорю это для того, чтобы подобного не случилось снова, и прошу Бога, чтобы не только западные люди нашли истину, но чтобы и вы обновились богатством, которое является вашим наследием, нашим наследием.

Итак, на Западе, где Церкви уже нет, мне кажется, что эта наука психология - своего рода милость Божия для мира, для которого Бог уже не существует. И существует пара-Церковь, пара-священство, я бы так сказал, не хочу говорить «псевдо» - хотя, возможно, следовало бы.

То есть что такое психолог? Это человек, к которому ты можешь прийти, выложить ему всё и знаешь, что при этом не будешь судим и что по профессиональным соображениям он будет хранить тайну твоей «исповеди». Отцы священники, это наша прерогатива! Мы должны быть не только в состоянии заменить психолога, но и превзойти выше всякого ожидания то, что может сделать психолог для своего клиента. Почему? Потому что у нас есть Тайна, есть Бог, Которым мы можем поделиться. И снова скажу вам: хоть немного войдём в Тайну Божию, я не знаю, до какой степени. Я видел массовые воскресения, я видел, как через одного человека, обратившегося к Богу, воскресли из мёртвых десятки семей на Западе и здесь.

Итак, скажу: конечно же, к священнику! Но, простите меня, братья священники и архиереи, мы должны признать и эту правду: мы находимся настолько в плохом состоянии, что уже не помним своего призвания. И тогда народ, сбитый с толку, идёт, куда может и к кому может. Скажу вам и это: психология, которая, насколько я знаю, началась с господина Фрейда и продолжилась господином Юнгом и другими, имена которых известны сегодня, причинила много зла человеку, но опять-таки если рассматривать с точки зрения истории, то даже в этом человек ищет себя, ищет своё истинное бытие. Скажу вам, что есть много психологов - по крайней мере, на Западе я это видел и думаю, что ещё больше у нас в исконно православных странах, - которые находят и открывают много истин. Если вы вглядитесь, эти истины были известны когда-то в Церкви, и мы, к нашему стыду, уже не живём ими и не применяем их.

Знаете, я считаю, что мы все являемся одним человеком, моя исповедь - это твоя исповедь, моя жизнь - это твоя жизнь, мы разделяем одну и ту же судьбу. Я хотел бы призвать вас всех, как одного человека, обновиться в Духе. Не говорю это для того, чтобы вы, миряне, осуждали священников, говорю, чтобы вы молились за нас, чтобы Бог просветил нас и мы могли бы просвещать вас. Говорю это для моих братьев священников, чтобы они знали, что мы находимся в ужасном падении, и чтобы они брали пример и справа, и слева, и от Отцов, и в психологии. И будем научаться и из мира правды, и из мира греха, поймём из всех свидетельств с помощью Божьей и обратимся, как говорится в Апокалипсисе, к одной из Церквей: «Итак вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе, и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься» (Откр.2:5).

Вы сказали однажды: «Всё связывается и разрешается в Духе. Объясните нам, пожалуйста.

Отец Рафаил Да, я сказал и это. Всё, что делает человек, начинается невидимо, то есть в тайне его сердца. Когда ты положил в сердце «это», Бог увидел. И если ты решился на «это», очень возможно, что это начнёт когда-то осуществляться в твоей жизни. Посмотрите, я приведу вам пример. Один монах, грек, сказал мне однажды: «Я поругался с монахом из другого монастыря и каялся после этого, и хотел попросить прощения. Но он уже не хотел меня слушать, настолько он был обижен. И я спросил себя: как мне быть? Завтра-послезавтра я должен уехать, я хочу приступить к Святому Причастию, но я обидел моего брата. Как я смогу приблизиться к Причастию, как мне продолжать покаянную жизнь, если мой брат не хочет принять меня? Я хочу попросить у него прощения, а он даже не хочет слушать». Я вспомнил слова из Литургии Василия Великого по-гречески - сожалею, что наш перевод этого не отражает, - в поминовении после освящения Даров, после слов «Помяни, Господи, тех, кого ты оправдал царствовать на земле» говорится так: «Возвести в их сердцах доброе для Твоей Церкви и для Твоего народа». Монах тоже вспомнил это изречение и сказал: «Господи, возвести в его сердце о моём покаянии; скажи ему, что я раскаиваюсь о содеянном, прошу прощения и прощаю его». Потом он рассказал мне: «В нашу следующую встречу как будто бы никогда не было «туч на небе» между нами, всё исчезло, и наше примирение уже свершилось». Когда я услышал эту историю, я многим людям советовал то же самое, и почти каждый раз случались подобные чудеса.

Монахиня, которая была новенькой в одном монастыре, говорила: «Отче, я боюсь всех (она была очень чувствительна и ранима, особенно боялась одну монахиню, которая была немного старше и авторитетнее). Когда я вхожу на кухню, меня охватывает страх, я не знаю, что делать». Я посоветовал ей молиться так: «Господи, положи в её сердце доброе слово обо мне». И однажды она прибегает ко мне и: «Отче, отче, знаете, что случилось? Она пришла, меня охватил страх, и я сказала: „Господи, скажи ей, что я её люблю!” И не знаю, отче, это совпадение или что другое, но она по-хорошему посмотрела на меня и сказала мне доброе». Год назад, когда я видел её последний раз, у неё было такое же светлое лицо, как тогда, десять лет назад, она была умиротворённой, и мне думается, что эти «совпадения» продолжались.

Итак, связывается и разрешается в Духе, в тайне сердца. И, пользуясь случаем, скажу и это: думаю, мы должны стараться делать то же, что наши предки, разумеется, делали, потому что были хоть сколько-то близки Богу; для каждого дела они призывали Бога, видя опасность: «Господи!»… И говорили что-то Богу. Видишь грех в себе: «Господи, посмотри, что во мне, не оставь меня в этом!» Видишь кого-то, кто опечалил тебя, и не можешь примириться с ним: «Господи, скажи что-нибудь в моём сердце в защиту моего ближнего!» И так далее. Призывайте Бога. Мы говорим, что Иисус Спаситель - единственный Посредник между Богом и человеком (см. 1Тим.2:5). Дерзну сказать, что Богу нравится посредничать между людьми. Призывай Бога быть посредником между тобой и твоим врагом, между тобой и теми, с кем ты в ссоре, и увидишь, как я говорил кому-то недавно: «Бог не существует». Конечно, нет! Он лишь делает вид, что не существует! Притворись и ты, что поверил, и увидишь, как и Бог «притворится», что существует! И будем провоцировать подобные «совпадения».

По сути, пользуюсь случаем сказать: научимся, братья, призывать Бога во всех обстоятельствах, просить Его совета, благодарить Его, когда Он подаёт нам просимое, спрашивать Его, что значит то или это, и все наши недоумения поведаем Ему. Вначале «Господи!» пусть будет в нашем сердце, а затем всё остальное. Если хочешь увидеть своего духовника, а он находится в ста метрах от тебя, ты должен преодолеть эти сто метров, и может, кто-то другой задерживает его, или тебе нужно позвонить ему. С Богом ничего подобного. Прямо сейчас ты можешь сказать: «Господи!», и ты установил связь, как говорил кто-то со «спутником «Господи!»; и увидишь, как этот Бог «притворится», что существует!

Отец Рафаил, вы сказали, что в наших краях Православие недопонято и недостаточно проживается. Мы хотели бы, чтобы вы поподробней рассказали об этом.

Отец Рафаил Да, я рад этому вопросу. То, что случилось со мной, случилось со многими на Западе: нам не хватало всего того, что мы считали добрым, и мы начали искать. В этих поисках мы нашли намного больше, чем ожидали сами. В моём случае, когда я говорю вам, что пережил Православие как саму человеческую природу, это было то «намного больше», чем я ожидал. Я спрашивал Бога в глубине сердца: «Господи, но почему же Православие должно быть более истинным или более мудрым, или более глубоким, или ещё что-то, чем протестантизм, который, как мне казалось, я открыл для себя». И Бог показал мне, что Православие не было «более», не было более мудрым, более истинным - оно было самой человеческой природой! Поэтому оно «более» чего бы то ни было. Любая религия, любое заблуждение, любой идеал - это человек в поисках себя, и лишь Православие - это именно то, чего ищет человек!

В наших краях случается подобное тому, что было с евреями в Ветхом Завете: осознавая данным им божественным откровением, что они являются избранным народом, они возгордились. Естественно, что грех стал «подгребать жар под свою лепёшку». Глас Слова Божия, то есть Иоанн Креститель (тропарь называет его Гласом Слова, гласом, вопиющим в пустыне), в первом своём слове проповедовал: «И не думайте говорить в себе: "отец у нас Авраам", ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Матф.3:9).

Подобные слова применимы сегодня для всего Православия на его родине - у нас, и, возможно, у русских, и у греков я столкнулся с подобной же ситуацией. Парадоксально, но то, что случилось в истории и в Ветхом Завете, повторяется сегодня. Множество заблуждений на Западе, в диаспоре и между всеми православными; человек ищет себя, где-то чуть-чуть находит, где-то теряет, но часто осмысление того, что есть Православие, во много раз сильнее даётся там, где его нет. И человек ищет не там, где следует, потому что «это лежит на всех дорогах» и принимается как привычное: и здесь есть церковь, и там, улицы и площади переполнены священниками, если хочешь исповедаться - тебе есть куда пойти. Всё к твоим услугам, но из-за того, что принимаем всё за привычное, мы теряем. Потому что грех «подгребает жар под свою лепёшку», а грехом является безразличие, равнодушие, гордость, что мы являемся «таким-растаким народом», Божьим народом.

Скажу вам, что из всех народов, что я узнал, нет ни одного, который бы не считал себя «пупом земли». Это земля с десятками «пупов», из которых первый, разумеется, я и мой народ! Этот грех и этот жар, что он подгребает, и совершили то, что избранный народ Божий распял Бога и потерял Его и свою традицию. Апостол Павел готов был принять анафему от Христа, чтобы только его народ смог обратиться к Истине, - но он до сих пор не обратился (обращается сегодня, многие пробуждаются)! Я говорю об этом именно для того, чтобы и мы не повторяли этой ошибки. Мой духовный отец говорил: «Мы православные, но мы не можем гордиться тем, что мы православные; мы должны смиряться тем, что мы православные, и Православие хранится в смирении».

Отец Рафаил, как мне уберечься от приходящих ко мне злых помыслов?

Отец Рафаил Ты не можешь уберечься! И то, что я говорил другим молодым людям, скажу и вам сегодня: всё, что является заповедью Божьей, всё, что кажется тебе ужасно тяжким, совсем не тяжело: это невозможно! Твоё естество, находясь в отчаянии оттого, что «смогу ли я когда-нибудь достигнуть этого», само свидетельствует, что «это не от меня», это не принадлежит нашему биологическому естеству. Но от Бога даже не ожидайте ничего меньшего, чем невозможного! Бог работает только в невозможном, потому что возможное и нам по силам. Бог не зарится на твой хлеб! Но если речь идёт о заповедях Божьих, то только Дух Божий в тебе сможет работать. Ты хочешь уберечься от помыслов? Бог да поможет тебе, и поступай так: столько раз, сколько видишь злой помысел в твоём сердце, моли: «Господи, посмотри, что со мной!» И проси у Бога! Может быть, ты озадачен: «А почему этот помысел грешен?» Спроси у Господа. Связывай и разрешай «в духе и в невидимом». Хочешь знать, как больше не повторять такого? Спроси у Господа: «Как мне оградиться?» Проси у Господа защиты, чтобы не впасть в грех. Всегда работай с Господом. Бог, зная что даёт нам заповеди, которым человеку невозможно следовать, я бы сказал абсолютно невозможно, не ждёт, что я их исполню; Он ждёт, чтобы я, увидев, что не могу быть таким, как должен, воскликнул: «Господи, сделай Ты что-нибудь! Ты веди меня Своими путями». Христос говорит Апостолам: «И, как сказал Я Иудеям, что, куда Я иду, вы не можете придти, [так] и вам говорю теперь» (Иоан.13:33). Не можете! «А после пойдешь за Мною» (Иоан.13:36). Когда после? После схождения Святого Духа. Это схождение да будет вам, тебе, брат или сестра, что задали этот вопрос, и всем. Держите связь со спутником «Господи!»

Как мы можем достигнуть чистой молитвы, сосредоточенности мысли в ней?

Отец Рафаил Опять скажу вам: это невозможно! Чистая молитва - это состояние превысшее естества. Это «невозможно» да будет вам дано Богом. Сейчас Божие делание имеет множество сторон: Таинства Церкви, всё это… когда в благодарственной молитве по Святом Причащении мы говорим «Да будут мне эти дары к вечной жизни», что значат эти дары? Это восполнение сил, когда ты изнемог, потому что много работал; и ты присядешь, переведёшь дыхание, съешь что-нибудь и снова начнёшь сначала, продолжаешь работать. Таковы и эти дары, Таинства Церкви, в особенности Святое Причастие, но и все святыни Церкви: Святая Вода, Маслособорование, Просфора и всё то, что свято и через что мы получаем эти энергии, с помощью которых можем продолжать нашу покаянную жизнь и даже сделать её действенной, когда и мы достигаем Недостижимого (как говорит акафист Божьей Матери о встрече с Волхвами). То есть невозможное человеку случится в нас Божьим соизволением только при нашем соработничестве.

И здесь воспользуюсь случаем сказать вам ещё одно: часто я и сам задавался этим вопросом, и молодёжь меня много раз об этом спрашивала: «Если Бог всеведущ, зачем мне нужно молиться и говорить Ему?» Не нужно, но часто молитва - это единственный способ, которым я могу выразить своё соработничество с Богом. Бог знает о моём желании, но, говоря: «Боже, хочу этого», поступая так, я начинаю соработать Богу. Возможно, иногда это единственное, что я могу сделать, а в другой раз - добавляется к тому, что я делаю. Итак, «Господи, дай мне терпение!» - это уже соработничетво, Бог хочет дать мне терпение. Почему? Потому что Бог долготерпелив. Наступит ли тот момент, когда я смогу продемонстрировать своё терпение? Попытаюсь, как смогу. Удастся ли мне или я упаду - увидим! Но, уже испрашивая у Бога терпения, я соработаю с Богом в моём спасении. Не жду по пословице: «Ждёт лентяй в рот каравай», а делаю и я что-то. И что я могу сделать? Сначала попросить у Господа: «Господи, подай мне это!»

Отец Рафаил, некоторые священники говорят, что нехорошо часто причащаться. Что вы нам посоветуете относительно Святого Причастия?

Отец Рафаил Я советую всем причащаться насколько можно чаще, так часто, как советуют вам ваши духовники. И это не только потому, чтобы не войти в конфликт с духовничеством, к которому принадлежу, но потому - и этот момент очень важно понять - что человек не является предметом и вообще-то не подчинён закономерностям. Каждый человек - исключение. Каждая душа, существовавшая в этой истории - это странствие из небытия к вечному обожению. И единственное странствие. И я советую приступать к причастию как можно чаще - не частое причащение, но я бы сказал, причащение часто. А насколько часто полезно тебе или другому - это я оставляю решать твоему духовнику. И прошу Господа вложить каждому духовнику, насколько часто полезно тому или другому. Для тебя, может быть, «приходи через два года», для другого - каждое воскресение, для третьего - в воскресение и праздники, для прочих - раз в две недели, и так далее.

Отче, дайте нам практическое руководство, которым мы могли бы положить доброе начало в нашей жизни.

Отец Рафаил Да, это просто, в связи с тем, о чём я говорил. Кстати, о том, что всё связывается и разрешается «в духе и в невидимом» - единственное руководство, которое я могу дать всем, это: «Держите связь со спутником «Господи!». Научимся призывать Господа во всех обстоятельствах, будем начинать с «Господи!» и думаю, что другого руководства я не смог бы дать, не задев одного или другого. Потому что все законы имеют свою ценность, но и свои границы. А у «Господи!» нет никаких границ.

Мы заметили, что Вы очень часто употребляли слово «слава», избегая слова «величие». Можно ли провести различие между этими двумя словами?

Отец Рафаил Я не избегал слова «величие». Из шести языков, которыми я владею, только в румынском есть недопустимая путаница между «славой» и «величием». И не только. Если вы проанализируете наш язык, то заметите, что путаница внесена между всеми близкими определениями. Например, в старом переводе Пятидесятого Псалма мы говорим Богу: «Яко да исправишься во словесех Твоих…». То есть как должен исправиться Бог? Но я думаю, что ни один румын не подумал, что Бог должен исправиться, а понял, что: «Яко да оправдишася во словесех Твоих…». Итак, между словами «оправдаться» и «исправиться» (в румынском языке: a se оndrept i и a se оndrepta) снова произошла путаница!

Румынское мышление ещё не доработано. «Слава» и «величие» - это два близких понятия, но различных. Нет языка из тех, которыми я владею, которые бы их смешивали. Они так близки, что сложно сказать, в чём состоит различие, и единственной истинной возможностью их различения являются правильные переводы, а уже из контекста мы увидим, где «величие» и где «слава».

Теперь могу вам сказать, что в греческом языке слово «величие» используется намного реже, чем «слава». Не могу вам объяснить, почему. Я мог бы проанализировать и произвести какой-то синтез, но используется оно намного реже. У нас по разным мотивам (между прочим, историческим и идеологическим) даже были попытки заменить слово «слава» словом «величие», что является просто-напросто заблуждением, семантическим и филологическим. Есть два слова: ’ (величать) и ’ (славить); ’ (величие) и ’ (слава). - великий (megaloman, человек с манией величия), а ’, которое происходит от другого определения, означало изначально «мнение». В притче о Добром Самарянине, когда Спаситель спрашивает Законника: «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?» (Лук.10:36), используется слово: ’ «кто тебе кажется», «кто, по твоему мнению…». Это ’ даёт ’, и считаю, что эволюция слова ведёт к тому, что тот, кто высок или велик во мнении людей, - прославлен. Итак, «слава» имеет иное существование, чем слово «величие».

Сложно определить все эти понятия духовно. «Величать» - значит делать более великим, величить Бога - значит делать Его великим среди всего другого, что встречается в нашей жизни; а «славить» Бога - в этом чувствуется что-то намного более высокое - переживание этого слова «слава» чувствуется как что-то намного более духовное.

Я не столько избегал слова, сколько мне не представили контекст, в котором его нужно использовать, потому что я говорил о правильном славлении; иначе говоря, «правильное величание» нигде в греческом языке не существует. Выражения «правовеличающая Церковь» нет в греческом языке. Это путаница нашего пока ещё неясного мышления. И думаю, что мышление менее спутано, чем речь, которая осталась у нас смешанной в силу нашей истории. Есть и ещё один момент, который мы должны осознать и в некоторой степени доработать, а дорабатывать - простите меня, братья учёные! - не исходя из филологии, я надеюсь, а более - из литургики. Осознание слова рождается в литургике и молитве. А затем уже наука, например, филология может демонстрировать свою силу. Но первично необходимо духовное осознание, литургическое осознание.

Что в связи с этим вы думаете о переводах Святого Писания и религиозных книг на румынский язык?

Отец Рафаил В действительности их следовало бы переделать снова. Это тяжело, я вам скажу! Если я, встретившись с нашей Церковью на греческом языке и в славянском переводе, возвратился к нашему языку, то скажу, что очень болезненно переживаю всё, что встречаю. Но не знаю, возможно ли ещё в этот исторический период что-либо сделать, потому что перевод начинается всё-таки с совершенствования жизни, с литургического понимания. Невозможно, взяв словарь, просто читать по-гречески и переводить на румынский язык; необходимо переживать по-гречески и даже по-славянски, если сможешь. Славянский - почти что «калька» греческого языка, но славянский перевод был сделан не славянами. Вся литургика и Писание, были переведены, начиная с Кирилла и Мефодия, двух святых греческого языка. Всё, что они переживали на своём языке, они перенесли в язык, которым очень хорошо владели. Но этих переводов было недостаточно, и они были пересмотрены святым Максимом Греком, Ватопедским Монахом со Святой Горы Афон, который пересмотрел от начала и до конца всё, что существовало в славянской Церкви, проделав прекрасную работу. И скажу, что если сегодня потерялся бы греческий перевод и пришлось бы переводить слово за словом из славянского, перевод получился бы почти что схожим с первоисточником.

Таким должен быть и румынский язык, и наш румынский способен, он обладает большим потенциалом, но некому было актуализировать его в истории. А сегодня не думаю, что есть ещё возможность и время. Думаю, что мы находимся в конце истории. Всё-таки надеюсь, что это ещё может совершиться, а если нет, то остаётся слово Апокалипсиса: «Иной ноши не даю тебе: храни, что имеешь». То есть худо-бедно в этих переводах, которыми я так был расстроен прежде, но мало что мог сделать с ними, а особенно теперь, потому что восемь лет только этим и занимался - всё-таки что-то от истинного, правильного славления сохраняется, и, может, этого достаточно, чтобы мы спаслись. Так что в самом худшем случае будем «хранить, что имеем», но не будем больше терять! И хорошо было бы нам осознавать всё более и более, может, подобно Золушке, и прежде полуночи достигнуть более полного осознания. Думаю, что это возможно. Но это между Богом и моим народом.

Уместно ли актуализировать язык церковных книг?

Отец Рафаил Это зависит от того, что вы называете актуализацией. То, что я называю актуализацией, - это созидание языка, который достойным образом выражает то, что хочет выразить. И в этом я упрекаю наш язык, потому что он недостаточно полно выражает духовное. А может! Потому что скажу вам, и во французском языке та же проблема, но французский не может, не обладает! Во французском, думаю, необходимы не знаю сколько поколений монахов, чтобы они переработали литургический язык. У нас есть потенциал! Вот это - актуализация. А чтобы совать в церковный язык все неологизмы, которыми мы загрузили нашу речь, начиная с Хелиаде-Радулеску и до сих пор - мерси, нет! Простите меня! Чтобы наш нежный язык не был лишь музейным экспонатом где-то в Музее Села в Бухаресте. Но сможем ли мы? Не знаю… Скажу вам даже и это: я бы избежал этого вопроса, но если вы задали его мне, то… отвечаю вам.

Вы упомянули об отце Софронии, старце монастыря в Эссексе, расскажите нам об опыте Вашей жизни около этого Духовного Отца, ученика Святого Силуана Афонского.

Отец Рафаил В связи с тем, что я говорил выше, предвечно святость не была задумана Богом лишь для некоторых, и никого из людей с рождения Бог не воздвиг на высокий пьедестал. Отец Софроний ценил, возможно, превыше многих вещей, естественность. И он был настолько естественным человеком! В одном из Евангелий говорится, что Апостолы окаменели сердцем, привыкнув к чудесам, которые творил Учитель. Видите, это естественность святости, но как можно привыкнуть, как тебе может надоесть добро! Это я созерцал, в определённой степени сознательно, когда был с отцом Софронием; я замечал, что привыкаю к отцу Софронию. Это один элемент из множества других; я мог бы рассказывать днями напролёт, но не знаю, почему этот элемент естественности пришёл мне на ум первым.

До каких пор он распространяется? В старости отец Софроний уже не принимал, уже не мог ни исповедовать, ни общаться с людьми. Он оставлял это нам. Редко, если приезжал какой-то Епископ, скажем, приезжал Высокопреосвященнийший Серафим, митрополит Германии, тогда отец Софроний делал усилие поговорить с ним, но это было очень редко. А если какой-нибудь больной раком приезжал просить его молитв, то в этом случае он всегда выходил, часто поддерживаемый с обеих сторон людьми, которые вели его. Те, кто приезжали из Греции лечиться от рака в Англии, прежде чем обратиться в больницу или сразу после, приходили в Монастырь просить молитв отца Софрония. И я начал понимать, что это была не случайность, что, возможно, что-то происходило в Греции. И вот этим летом я узнал о множестве чудес, которые случались. И я жил около отца Софрония, в этой естественности - и как я говорил вначале, святых не чудеса увлекают и интересуют больше всего, а смирение и любовь, которые являются основанием человека, часто незримым. Основанием, на котором затем могут совершаться, по правде говоря, и чудеса. Чудо естественно человеку, когда он совершенен, и совершенство - это святость. Отец Софроний говорил, что рак - это болезнь, которая боится молитвы. И улыбался, и даже смеялся. А о себе самом часто говорил, когда я вечером приходил к нему: «Посмотри, опять приехали из Греции. Они считают, что я святой, обо мне идёт сейчас слава по Греции, что я святой. Но ничего, пусть верят, что я святой. Они будут верить в мою молитву, и тогда она исцелит их. Но Бог находит средство смирить меня». И смеялся, его распирало от смеха, говоря: «Для меня сейчас существует единственная реальность: всё болит! Все мои кости болят!» И действительно, так и было. Говорил это и смеялся.

Вот один фрагмент из жизни рядом с таким человеком. И я видел эту естественность и у отца Порфирия. Я не знал его лично, но через его учеников и по книгам, которые имел. И у отца Паисия - его я знал - и у других, Ефрема из Катунак (о нём тоже писалось). Все эти люди, будучи почти что «ангелами», были такими простыми людьми! Одни - потому что были крестьянами, простолюдинами, безграмотными; другие, как отец Софроний - образованные, обладая огромной культурой и воспитанием, но простые и естественные!

И говорю это, потому что и мы должны этому следовать. Отец Софроний призывал к этому, к естественности. Он не любил притворства, наигранности и манерности. Совсем не любил. Он говорил: «Смирение воистину естественно, оно красиво, свято». И «красиво, свято и естественно» были три слова, которые часто сочетались у него вместе в одной фразе.

О человеке

Антропология изучает человека, чтоб узнать, что он собой представляет; мы же изучаем Христа, чтоб познать человека. Христос - это Бог, но это Бог, который принял наше естество, чтоб показать, что есть человек, как Он его замыслил. Ни одному из сыновей Адамовых не удалось достичь той славы, которой должен был стать всецелый человек. И тогда Господь, как «мастер», «закатав рукава», взялся за работу, показывая ученику, как надо работать. То есть Он стал Человеком, облёкся в наше естество, которое Он Сам сотворил, показав нам, что есть Человек.

Чем был Адам до грехопадения? И что это такое, грех, в конце концов? Грех не только познание как такового, что есть добро, а что зло, как сказал змий: «Будете подобны богам, познав добро и зло». Бог, будучи безгрешен, знает добро и зло и различает их. Пища сродни причастию: Адам причастился злу. Смысл пищи в том, чтобы через неё получать жизнь, усваивать её. А жизнь, полученная Адамом от причастия злу, была гнилью, ядом его жизни.

Разумеется, Христос жил в этом мире, и, как говорит Святой Апостол Павел в Послании к Евреям, показывая, каким Архиереем был для нас Христос, говорит, что Он был таким же человеком, как и мы, искушаемым во всем, подобно нам, но без греха. Он единственный человек, который не сошёл с пути истинного, который держался пути истинного человеколюбия от начала и до конца, воссоздав этим заново образ человека, каким он был создан Им в Раю.

Чем же был человек до грехопадения? Говоря словами Святого Серафима Саровского, царём творения. Святой Серафим говорил, что человек в воде не тонул, огонь не мог причинить ему вреда, все животные были ему друзья, он не отягощался тяжким трудом, усталостью - обладал совершенством, которое потерял после падения.

После грехопадения он влился в этот поток животной жизни, подобно всем животным. Наука даже не в состоянии полностью провести границу между человеком и животным. Этим наука признала, что человек - животное с высшим интеллектом, даже если и пыталась это иногда отрицать. Без духовного понимания нет никакой возможности постичь разницу между человеком и животным.

Христос, проведя жизнь без греха, был единственным Человеком, который прожил совершенно от зачатия до самой смерти. Что же происходит? Все мы причащаемся человеческого естества, потому что оно одно. Делание Христа заключалось в том, чтобы, причастившись естества человека и прожив его совершенно, исцелить его. Таким образом, в умирающее от Адама и до наших дней человеческое естество Он добавил новый потенциал: возрождение естества, его полное исцеление вплоть до воскрешения из мертвых (даже тела на Страшном Суде) и восседание одесную Отца. Когда причащаемся Тела и Крови Христовой, мы причащаемся Человека, через Которого восстановилось естество. Причастившись этого восстановления, каждый на своём жизненном пути получает исцеление, добавляя свои подвиги как проявление нашего свободного выбора.

Правильнее рассматривать грехопадение не как нравственный аспект, а как болезнь. Это аспект бытийный: грех - это само естество, которое заболело, отравилось, и смерть уже не только касается тела, но в особенности духа. Кое-что из того, о чём я говорил этим вечером: горе нам, пытающимся усладиться тем, что не может усладить, потому что нам неведом вкус истинных услаждений благодати Святого Духа! Мы мертвы для этого - мы не в состоянии этого почувствовать, не можем этого возжелать.

Во Христе достигается постепенно исцеление естества каждой человеческой личности причащением Тому, в Котором естество восстановилось. Существует другой аспект, который я понял позднее: Адам не был цельным человеком в том смысле, что его естество не прошло свой путь от Альфы до Омеги (Христос говорит: «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний» Откр. 22:13). Адам родился на земле, и гласит Литургия Святого Василия Великого, что Бог обещал ему «безсмертие жизни и наслаждение вечных благ в соблюдение заповедей». И первой же заповеди, с которой он столкнулся, сопутствовало искушение (то есть испытание заповеди - Господь позволил, как всегда, лукавому испытать Адама, потому что искушение означает испытание), Адам же не смог сохранить её.

В истории человеческого естества Адам представляет собой детство человека. Ребёнка милого, красивого, нежного, чем-то беспорочного, невинного, чистого. И в то же время какое-то незнание, несовершенство, незрелость, так пугающие родителей. К примеру, ребёнок может обжечься, промочить ноги, его могут украсть цыгане, потому что он беспечен, беззащитен, и в какой-то мере Адам, хотя и был взрослым человеком, мог понимать, всё же в определённом смысле был несовершенен. В этом смысле ему было необходимо жизненно созреть.

И заповедь Христа - потому что Христос был Тем, кто говорил с Адамом в раю - Слово Божье, Которое всегда говорило с человеком от имени Отца, - сопровождала бы Адама по ещё неведомым ему путям, со всем его «совершенством»; но он споткнулся о первое же препятствие. Впервые, когда он услышал голос «чужого» (поэтому я его сравнил с ребёнком в его невинности и неведении), ему надлежало слушаться Бога с большей любовью, большим доверием. Но он дал себя обмануть и пал, споткнувшись о «голос чужого» (см. Иоан.10:5).

И вот Адам стал земным человеком, в то время как земля есть нечто преходящее, как и весь этот мир с его жизнью; но человек не животное, привязанное к этой земле, и не в состоянии насытится землёю. И если мы не в состоянии увидеть это в духе, то можем увидеть это хотя бы в грехе. Посмотрите на жизнь во грехе, и не только в нашей жизни: существуют разные истории, из которых видим, что ни один грешник никогда не нашёл полного удовлетворения, и, потому что грех не может его насытить, он ищет со всё большим желанием и рвением; даже должен разжигать в самом себе желание, когда оно ослабевает, потому что все эти земные желания, как и всё земное, в определённый момент ослабевают. Когда ты поел и уже не голоден, но всё же хочешь чего-то сладкого, чтоб себя побаловать, как ты поступаешь? Получается, как у древних римлян с их оргиями, и так далее. Но что это за удовольствие?

Очевидно, что «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Матф. 4:4), и если человек знает, откуда идёт у него эта ненасытность, то не может насытить дух свой материальными благами, будь они праведными или грешными.

Христос - единственный Человек, восстановивший человеческое естество, пройдя путь человека не только от зачатия и до смерти, но и далее. Куда? На иконе Воскресения мы видим Христа, вызволяющего из ада Адама и Еву, а на более полных иконах узнаём ветхозаветных Пророков от Давида, Соломона, даже до Иоанна Крестителя. То есть насколько бы святы они ни были, они не были в состоянии исполнить своё естество, быть с Отцом.

Иисус Человек, единственный после Воскресения, или, скажем, в Воскресении восстановил адамического человека, каким он был до грехопадения. Человека, которому нет более нужды стучаться в дверь: «Откройте!» Он входит, выходит, появляется, исчезает, не подчинён законам естества, может есть - Он ел рыбу и мёд перед Учениками - но уже не подчинялся законам, которым мы подчинены.

Наше спасение состоит не только в восстановлении ветхого человека, но и в «путешествии» одесную Отца. И мы причащаемся сейчас Христа, Который не только привёл умершего к Воскресению, но и усадил его одесную Отца. После грехопадения Адама никто не мог достичь небес, потому что наше естество истлело, прежде чем кто-то совершил это путешествие. Христом нам через Воскресение снова была дарована жизнь, и более того: нам было даровано всё остальное путешествие, никем доселе не совершенное, до «одесную Отца».

В связи со всем сказанным на ум приходит вопрос: что есть человек? И вот уже несколько лет мне раскрывается определение человека. Что есть человек? Человек - это то, что остаётся после Страшного Суда Господа нашего Иисуса Христа. Что остаётся после Страшного Суда?

Мы видим на примере наших близких, надоедающих и утомляющих нас, докучающих нам советами принять сторону наших недругов, с которыми мы непримиримы, которые «нервируют» нас или которых мы боимся по поводу или без и так далее. Но это ли человек?

Когда я достигну Суда Христова (а я предназначен Богом для вечности), и если не подпаду вечному проклятию, то пройду этот Суд, как фильтр: за моей спиной останутся мои грехи и смерть, а я спасусь. Возможно, я обидел тебя чем-то, брат мой, угрожал тебе, может, ты обиделся на меня, но ты должен видеть во мне то, что остаётся после Суда Христова, после «фильтра». И считаю, что это пока самое творческое определение человека: - Человек - это то, что остаётся после Страшного Суда Христова.

Вот почему среди прочего Христос мог заповедать нам: «Любите врагов ваших!» (Матф.5:44): потому что не знаем, кто наши враги. Вот один из Двенадцати возлюбленных Его Апостолов после Суда оказался предателем и врагом, а другой, который убивал и истреблял, становится Апостолом народов. И это суд всего лишь исторический, тем более Страшный Суд, за которым следует вечность!

И может быть, этим определением я закончу слово о человеке.

О Святом Причастии

Просим Вас немного рассказать о Причастии, о частом Причащении. Вы, может быть, знакомы с проблемой, существующей в нашей стране относительно двух великих светочей Православия, отца Иоанна из Речи и отца Клеопы, мнения которых по этому вопросу различны. Есть ли связь между их мнениями?

Отец Рафаил Прежде всего я бы хотел призвать вас всех, братья, не разделять Церковь, «не поляризировать» её. Мы не должны воспринимать этих отцов как два полюса, я бы сказал, что вернее всего было бы рассматривать их как разные школы, используемые для разных целей.

Я не знаю, отчего это так, и оставляю это в Воле Божьей, Который Единственный знает, как спасти человека; но, возможно, вокруг отца Клеопы мог бы спастись один определённый круг людей, а вокруг отца Иоанна - другой, воистину потому, что нужды различны!

Это видение целостности Церкви не является лишь заступничеством во избежание скандала, но является более искренним переживанием, если живём в духе и истине Христовых. Итак, хочу призвать всех вас, братья и сёстры, к этой жизни, чтобы вы для начала умели это хотя бы теоретически; но молитесь, чтобы Бог открыл и нам, и всей Церкви это видение - потому что я иногда опасаюсь этого риска поляризации. И это в первую очередь.

Во-вторых, читая работы отца Клеопы (я читал и слышал немногое из того бесчисленного, чем нас обогащает отец), я отметил для себя, что его позиция против частого причащения не настолько окончательна. Я бы сказал, что из прочитанного мною понял, что он по меньшей мере оставляет дверь открытой, но у него есть и определённая позиция, и, возможно, эта позиция связана с тем типом душ, которых Бог хочет поручить отцу Клеопе. Но между нами говоря, я скажу так: Господь да просветит каждого - если моя душа нуждается в школе отца Клеопы, тогда пусть в ней Бог меня и спасёт (не говорю, что мы непременно должны обращаться к этому отцу; но любой из отцов даст благословение, кому следует - реже, а кому - чаще). А если моя душа нуждается в школе отца Иоанна из Речи, тогда я буду обучаться по отцу Иоанну. Итак, мы должны иметь разрешение оставить «двери открытыми» и дать возможность Богу спасти каждого, как Он знает, потому что человек не предмет массового производства как на современных фабриках.

Каждый человек - это другое спасение, каждая душа - это другой аспект образа Божьего, которого никогда ещё не было в истории и во всём творении, и никогда не будет. И так Он собирается поступить с величием каждого человека. Итак, каждый человек - это совсем иной путь от небытия к бытию. Пути могут быть схожи, иногда почти параллельны, но никогда идентичны: подобно лучам одного круга, по слову Аввы Дорофея Газского.

В творении Бога не существует репетиций; кажется, что даже среди миллиардов снежинок нет двух одинаковых: так насколько же более индивидуален каждый человек! Теперь что же получается? (Я всё время был склонен размышлять между двумя полюсами, доводить размышления до конца и даже часто до абсурда). В Православной Церкви запрещено причащаться более одного раза в день. В католицизме можно служить до семи литургий в день, и при этом священник может причащаться семь раз. В нашей Церкви - нет.

Я бы вернулся немного назад, к началам Божьего творения. Для Бога не существует репетиций, нигде и никаким образом. Бог творит однажды для вечности, и слово Божие не повторяется. Если Христос дал Своё Тело и Кровь для причащения человека, человек причащается однажды за всю вечность, и достаточно. Отец Софроний пошёл намного дальше; он говорил, что и любая молитва, если мы творим её однажды, и даже если не всю, лишь слова «Отче наш», но в полном духовном сознании, то уже спасены для вечности.

То есть, в понимании Божием, в Его творении спасение совершилось. Но что получается: мы, которые живём в это время спирали, репетиции, возрождения, и так далее - циклы, эта цикличность времени и материи - нам необходимо сколько-то времени для достижения совершенства каждого дела, которое мы хотим совершить. Ничто не случается, как у Бога: «Да будет!» - и это случилось. Для человека - не так, он должен трудиться для этого в поте лица. Так и в спасении. Что происходит? Мы причащаемся; но познали ли мы благодать во всей её полноте благодаря тому, что причастились Тела и Крови Христовых? Или мы всего лишь предвкусили (или не дай, Бог, впустую, так, как мы часто причащаемся, как мы говорим в молитве «не рассуждая Твоего Тела и Крови»). И что тогда? Возвращаемся, и возвращаемся до тех пор, пока репетиция - не для Бога, а для меня - не станет привычкой, не накопит всё то, что даёт репетиция.

И возвращаясь к Православной Церкви: не чаще одного раза в день, и лишь единожды, и лишь в определённом месте. Например, нельзя служить Литургию дважды в день на одном и том же престоле. В чём понимание этого дня? Для Бога это однажды, однажды и навеки.

Что такое вечность? Это не «время», которое длится математическую бесконечность. Отец Софроний с хитрой улыбкой говорил: «Вечность очень коротка, это лишь миг», лишь миг, который не заканчивается, у него нет длительности, он вечное настоящее.

Что такое настоящее для нас? Я сказал «настоящее», но сейчас моё слово уже в прошлом, а то, о чём я думаю как о будущем, когда я скажу об этом, - оно уйдёт в прошлое. В этом течении времени не существует настоящего. С точки зрения науки, мы можем сказать, что настоящее - это фикция. Но мы не говорим «фикция», чтобы не назвать Бога обманщиком, потому что настоящее мы проживаем: но настоящее является своего рода границей между прошлым и будущим, которое всё течёт и течёт…

Вечность соседствует с этой границей, в которой нет ни капли времени, и никто из тех, кто не прожил благодать вечности ещё на земле, не может её даже представить. Мы, в самом лучшем случае, можем понять вечность как «философскую» способность, о которой сейчас я говорю.

Итак, вечность - это миг, короткий миг, но не будем представлять себе слишком много, потому что мы и не способны в нашем состоянии, - лишь единственно благодать может раскрыть нам это в житии. Но на секунду остановим нашу мысль на этом: для человека ночной сон представляется смертью; а день, который заканчивается ночью, - образ целой жизни; а вся жизнь - это образ вечности. Таким образом, день является прообразом целой вечности, образом «невечернего дня».

Ограничьтесь мыслью о сегодняшнем дне, этого трезвения достаточно («доколе говорится: "ныне, когда услышите глас Его, не ожесточите сердец ваших, как во время ропота" (Евр.3:15)). И это сегодня становится как бы вечностью. Рождение дня, его смерть, цикличность, характерная опыту нашей жизни от рождения до смерти. Итак, в земной жизни человека день представляет своего рода «вечность». Церковь говорит: дважды причащаться Богу - это нонсенс. С Богом тебе никогда нет необходимости настаивать. Однажды и навеки! Но какой вечности? Ну вот, смотри, мы проживаем как бы «вечность» в течение двадцати четырёх часов.

А теперь следуем дальше. Если «не чаще одного раза в день», значит, причастие можно получать каждый день. И Святой Василий, и многие другие Святые говорили, что христиане хотели бы причащаться ежедневно, чтобы начинать каждый день с Богом, каждую «вечность» освящать Им.

Причастившись Богу, теперь мы имеем силу продолжать жить, может, даже так, как мы просим на Литургии: «Дне сего совершенна, свята, мирна и безгрешна». Без Бога ничто не возможно; и Сам Спаситель сказал: «Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне» (Иоан.15:4) - так же, как отрезанная от ствола ветвь вянет. Я бы сказал, что в какой-то мере день без Причастия - это день, в который мы духовно вянем.

Но наш рассказ не заканчивается на этом. Опыт Церкви говорит о том, что не все обладают рвением и упорством Апостолов, которые познали Христа; и тогда мудростью, разумением, данными человеку Духом Святым, появилась эта практика воздержания. Например: «С кем ты, человек, с Богом или с сатаной? Если ты не с Богом, тогда оставайся без Него, попробуй и увидишь. Тебе нравится? Хочешь этого? Потому что Бог ни к чему не принуждает». И здесь появляется истинно христианское понятие наказания.

Наказание (по-гречески) означает «воспитание детей» (по-гречески ребёнок). Бог наказанием научает нас. Как научает? Если мы отдаляемся от Бога, Он не тянет нас к Себе, а говорит: «Хорошо, попробуй, вкуси». Разве Бог запретил Адаму вкусить от того древа? Плод не был запрещён. Когда мы говорим «запрещён», будем внимательны к тому, что говорим, чтобы понимать, что подразумеваем под «запретным плодом». Опасность не в том, что он был «запрещён», Бог его не запретил, а только сказал: «Адам…», и так далее. Теперь хочешь или не хочешь? Если Адам «не хотел», Бог позволил ему, но позднее проверил его; в словах Бога «Адам, где ты?» слышится подтекст: «Ты рад этому? Не говорил ли Я тебе, что умрёшь, если вкусишь от этого? Открылись ли твои глаза, как обещал тебе змей? Это ли ты хотел увидеть? Увидеть себя нагим и устыдиться? Стыдился ли ты прежде того, как вкусил этого плода? Была ли постыдна нагота, которую Я дал тебе? Не покрывала ли тебя благодать своим светом? Доволен ли ты тем, чем ты стал теперь?»

Адам не понял слов Божьих и понёс грех далее. Вместо того, чтобы сказать: «Согрешил, Господи, действительно не хотел», он свалил вину на Бога: «Жена, которую Ты мне дал…». И Бог снова оставил его: «Пусть Я возьму ответственность на Себя, может, Адам считает Меня виновным, Меня, Бога. Хорошо, возьму ответственность на себя. Поговорю с Евой». И обратился к Еве: «А ты что сделала?». И Ева отвечает в том же духе. И что же тогда происходит? Наказание, воспитание: Адам должен был вкусить смерти и, вкусив от неё и её болезней, может быть, смог бы когда-нибудь воззвать: «Помилуй мя, Боже, согрешил, беззаконовал пред Тобой». Так говорит Канон Андрея Критского. И этот крик Пророков «Приклони небеса и сойди, Господи, потому что без Тебя не спасёмся!…». И «приклонились небеса», и Он сошёл, и принял Своё творение - обновление человека. Но заметьте, что Бог не запрещает, а позволяет, и в этом опасность в отношениях с Богом. И это случается и с нами.

Язычники, будучи обращены от мрака язычества, почувствовали благодать силы этой новой жизни, смогли переживать это сильное желание любви Христовой, подобно Святому Павлу (хотя он не был язычником). То, что в Ветхом Завете было светом, в Свете Христа стало тьмой; и теперь свет, которым Великий Илья убил восемьсот пророков Ваала, стал тьмой, с таким же рвением Апостол Павел шёл, «как второй Илья», истребить с лица земли «эту секту, которая обожествляет какого-то человека». Итак, ради этого рвения, доброго в своём намерении, даже если и неверно использованного, Христос Бог, зная, что Павел был добр в своём сердце, приходит и является ему в Свете. После этого Света Павел ослеп (потому что то, что было светом в Ветхом Завете, становится тьмой перед лицом света Нового Завета, перед лицом Света Христа); и Павел преображается, и с каким вдохновением он теперь говорит о Том, кого вчера убивал и гнал, и становится великим столпом Церкви и «Апостолом народов».

Со временем в жизнь и опыт Церкви всё-таки ввели определённую «полярность» между тем, что такое спасительно и что на пользу - парадокс! Спасительно причащаться Христу. Но иногда некоторым бывает на пользу не причащаться какое-то время по разным причинам. И это началось в особенности со времени Константина Великого, когда все граждане Римской Империи обязаны были креститься по повелению Императора. Да, христианство стало религией новой Империи, но так как не все стали христианами по убеждению, то и их сознание не было на высоте истинного христианства. И всё-таки начался длинный период, в котором Христос должен был «царствовать со Своими Святыми» (См. Откр.20:4-6), по крайней мере столько, сколько Церковь своей святостью открывала миру через Святых догматическое видение, своё богословие, каноны как этическую норму христианского общества. Христианского - но только в определённой степени, потому что эти нормы, эти «ценности», формально принятые «всем миром», были сильно смешаны с лицемерием и лукавством человечества, которое на самом деле никогда не принимало Христа. Мирча Илиаде говорил, что человечеству было недостаточно двух тысяч лет, чтобы понять послание Христа.

В этом «царстве» Христа на земле, с Его Святыми, которые оставили каноны и нормы, образ жизни, этос и моральную этику, человек никогда не умел так жить, так же как и Адам не смог жить в Раю; и вместо того, чтобы приблизиться к Богу, человек отдалился, «пресытился добром», как мы говорим. Всё было так просто, церкви одна рядом с другой, сколько хочешь священников, ты мог причащаться, где хочешь, когда хочешь - ежедневно: Рай на земле! Но этому не дано было случиться, потому что человек не сумел прожить Рай, и тогда Церковь признала необходимость немного отдалить причастие, ввести «паломничество», пост, и это для того, чтобы человек приходил к причастию хоть с немного обострённым сознанием, чувствуя «на своей шкуре», что это нечто важное.

Потому что на самом деле, что мы видим? Ну, священника, у которого есть ложечка с кусочком хлеба и каплей вина. Говорил один священник, что он спрашивал своих прихожан: «Знаете, чем вы причащаетесь? Знаете, что такое причастие?». «Причастие - это Причастие, отче», - отвечали они ему. Это был замкнутый круг. И таким образом, мы достигли положения, когда человек уже не имеет никакого понятия о святом, что грех является грехом, и не знает «даже вкуса благодати». И тогда с чего начать? Начинаешь, воздвигнув им несколько препятствий, немного устрашив человека, и здесь необходимо быть внимательным - какого рода устрашения, чтобы, не дай, Бог, не отпугнуть человека от Церкви, но чтобы пробудить в нём какое-то сознание, постепенно воцерковляя его и ведя к причастию, к спасительному деланию.

Таким образом, случается, что непричащение может быть в некоторых условиях, как я сказал выше, во благо. Сейчас те времена прошли, модернизм убил Церковь, и теперь мы находимся в этой постмодернистской эпохе. Но если вы задумаетесь над этими словами - это очевидно эсхатологические слова, потому что «модерн» не имеет определённой эпохи. «Modo» с латинского означает «сегодня». То есть мы находимся в «постсегодня», находимся уже в «завтрашнем» дне, и трагичная жизнь, которую, в каком-то смысле, почувствовали больше мы, изгнанные, в том смысле, что там у нас уже не было православных церквей, там мы были чужими на чужой земле, в чужом народе с чужими законами, всё было чуждо… И там, когда мы тосковали о Церкви, наша тоска была живая, и было чувство смерти в нас, и поэтому произошло много обновлений как было с Израилем в его вавилонском плену. В какой-то мере обновились и они, но хочу сказать, что теперь идёт и сюда и на весь православный род (пришло через коммунизм бедствие этому роду) бедствие Нового Века, Нью Эйдж, постмодернизм, называйте, как хотите, который мы уже пережили на Западе. И жизнь Церкви истребляется, снова предельно вводится старый дух язычества.

В Америке давно, десятки лет существуют зарегистрированные сатанистские церкви: это их название, они узаконены и творят там, что хотят. Хочу сказать, что закончилась та «лёгкая» эпоха, теперь всё более и более происходит «просеивание», и я очень опасаюсь, дорогие студенты, что и вы в эти дни увидите… кто знает?

Преосвященный говорит, что уже некоторые люди - возможно, крещённые православные христиане, - не подчиняются Церкви, и даже из среды преподавателей. Это, так сказать, нормально для наших дней. Будьте готовы к этому и к более худшему. Просеивание - это: «Хочешь, Адам, или нет? Если хочешь, то ты со Мною, а если нет, то Я сказал тебе уже…».

Слова Апокалипсиса: «Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще» (Откр.22:11) показывают, что теперь своего рода «делай, что хочешь». И снова скажу, что здесь для человека есть опасность погибнуть. Но в этом разрушении, которое мы переживаем на земле, может родиться и осознание (которое началось, может быть, особенно в изгнании) огромной необходимости более частого причащения. И мне представляется, что эта необходимость будет всё более ощутима и в Румынии, и в Греции, и в тех странах, где Православие было гонимо, как у нас, где царил коммунизм и где, имея за спиной инерцию двух тысяч лет истории, перемены проходят тяжело.

На Западе, где мы были, как ветви, отрезанные от ствола, - с ветвью можешь делать, что хочешь, а со стволом сложнее - но хочу сказать, что там я сразу почувствовал необходимость большего приближения к Святому Причастию. В этом ещё есть делание Православной Церкви, которая ещё поддерживает нас. И скажу вам ещё: сектанты и католики (греко или римо), румыны, крещёные в любой секте, даже не отдают себе отчёта, насколько и они живут от крови Православия, от духа, от воздуха Православия, которым дышат.

Один протестант, швейцарский пастор, дважды проводил отпуск в Румынии и настолько сильно полюбил эту страну и Православную Церковь, что двух своих детей крестил в Православии, у нас в стране, хотя они с женой остались протестантами - потому что, думаю, не хотели устраивать скандала в своей церкви (не знаю точно, но, кажется, в этом их классическая проблема). И он воодушевлённо говорил, что в Румынии будто бы и природу по-другому ощущаешь, и я был рад это слышать, потому что мне это знакомо. Это объясняется в богословии в определённых «формулах», которые вы изучаете. Но заметьте, что «формула» произошла из кем-то конкретно пережитого опыта, кто увидел, что природа освящена.

Как же ей не быть освящённой, когда во всей Румынии есть православные церкви с почти двухтысячелетней историей - не знаю, что происходило в Трансильвании во времена Букова, - но уже около двух тысяч лет всё ещё освящается вода на Крещение, и освящается всё естество этой водой, а люди хоть как-то причащаются. И секты, существующие здесь у нас, даже не отдают себе отчёта, что живут православным воздухом.

На Западе, где этого «воздуха» нет, западная духовность под давлением современности претерпевает всё больший крах, и всё больше западных верующих обращаются к Православию. Чтобы вы знали, Православие больше оценено на Западе, чем здесь, в нашей стране - понятно, что в кругах, способных оценить. Я не говорю о деловом мире и так далее, но те, кто хоть немного ценят дух, может, и не становятся сами православными (как и тот протестантский пастор, который не стал православным), но любят и ценят Православие, что редко можно найти в православных на их родине. И здесь парадоксальный момент: мы находимся в положении евреев времён Христа, когда мы имеем шанс потерять наследие к выгоде чужих или язычников. То есть язычники приняли и полюбили Христа, а Его народ оставил Его. И поэтому есть большая необходимость причащения для того, чтобы мы просто-напросто смогли выжить.

Я знаю, что есть люди, которые причащаются ежедневно. И даже и отец Софроний, когда его спрашивали: «Кто вы такие, монахи, что вы делаете? Чего вы хотите, почему становитесь монахами?», отец Софроний объяснял им следующими словами: «Мы бы хотели, если бы могли, начинать каждый день Святой Литургией». Но как вы знаете, у нас Святая Литургия не означает лишь службу, на которой мы произносим «Аминь», «Господи, помилуй!» У нас в основном все причащались на каждой литургии. Если она служилась три раза в неделю, то мы причащались трижды, если четыре раза - почти все причащались четырежды. Чаще не было возможности, но если бы она служилась ежедневно, мы бы причащались так, как в Светлую Седмицу, когда причащаемся ежедневно (кроме Понедельника, потому что мы взяли епитимию только в Понедельник не причащаться, так как в Пасхальную ночь едим немного мяса, пусть и «символически», один раз в год; но раз вкусили мясное, причащается лишь служащий священник).

Но я почувствовал всё более возрастающую необходимость причащения и думаю, что это придёт и к вам, снова почувствуется всё большая необходимость частого причащения, но пока что продолжают существовать эти две тенденции, результатом которых являются две различные школы.

Сейчас я не говорю о достоинстве и недостоинстве, потому что все мы недостойны; идёт речь о свойстве недостоинства, которое приводит к тому, что для некоторых спасительно и во благо причащаться чаще или даже ежедневно. Для других во благо воздерживаться, может, для того, чтобы закрепить результат - чувство покаяния. Поётся в одном из тропарей этой недели Великого Поста: «Чертог Твой вижу, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь», то есть пробудить хоть немного дерзновения, любви, «спасительных болезней». Но в итоге мне кажется, что нужды останутся различными.

И, подводя итог этой темы, я бы сказал, что должно быть так: духовник должен быть тем, кто решает случаи каждой души. Каждый человек, каждая душа нуждается в разном. И я бы сказал, не только человек как индивид, но, может быть, и местность - кто знает, может, бедный Ардял, познавший столько гонений с 1700-го года, и Буков, и другие не нуждаются в более частом причащении. И кто знает, какова ситуация в Молдове! Почему отец Клеопа в Молдове и отец Иоанн в Ардяле?…

Есть вещи, о которых даже не нужно много рассуждать, каждый из нас должен лишь давать отчёт пред Богом за свою исповедь, и будем отчитываться Богу через своего духовника, и увидим, как устраивает Бог наше спасение.

В остальном самым здоровым подходом будет оставить это на рассмотрение духовников, и нам следует знать, что существует множество путей и типов духовничества, которые соответствуют различным типам людей, и что все мы образуем одну Церковь.

Святой Апостол Павел говорит: «Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его» (Рим.14:3), потому что «Кто ест, для Господа ест, ибо благодарит Бога; и кто не ест, для Господа не ест, и благодарит Бога» (Рим.14:6), то есть оба находятся на добром пути.

Сейчас мне стала ясней и другая мысль в связи со Святым Причастием. Именно богословски, быть может, вернее было бы говорить «причащаться часто», чем «частое причащение». Потому что «часто» относится к нашей практической жизни, жизни, составленной из цикличностей (дни и ночи, смена времён года и так далее); но даже эта жизнь когда-то будет проживаться как один «день», один миг (например, на Страшном Суде). Причастие же, наоборот, как всякий божественный акт является в самой своей сути «`» - однажды и навсегда.

Другая мысль, которой я хотел бы поделиться незамедлительно: никогда относительно любого субъекта нам не следует забывать целостного контекста, частью которого является элемент, о котором мы размышляем. Всем вышесказанным я старался ответить как можно точнее именно на поставленный вопрос, но всё-таки не следует забывать всего остального контекста жизни спасения в Церкви: молитвы, поста, спорной «подготовки», покаяния, души, вечности, Бога… Церковный разум - это «всецелостное разумение», «`»; «цельное» - и в смысле «исцелённое» («здравомыслие»), и в смысле целостности видения. Без этого мы рискуем разделиться на разные лагеря, забывая, что речь идёт о цельном теле, где ни рука, ни нога не могут быть недооценены. Мы рискуем забыть, что в итоге важно, чтобы все мы встретились «у ворот Рая», как нам говорил отец Клеопа.

Вместо послесловия . Письмо к одному Архиерею

Возлюбленный Преосвященный Отец, благословите

[…] Дерзну сейчас сказать, что особенно нам, «церковным лицам», необходимо «распознавать времена» (Лук.12:54-57), в которых мы исторически находимся, чтобы соработать Богу в Его жизни - и идти с Ним в одном направлении.

Сейчас время просеивания. Мы должны будем потерять многих из рядов священников и из числа верующих: на Западе это уже произошло, особенно после войны, начиная с пятидесятых годов и до наших дней; а те, кто остались, - среди них есть те, кто признают, любят и принимают Православие.

Парадоксально, но нас коммунизм в какой-то мере своеобразно сохранил, а теперь настало время (см. Иоан.17:1). Мы будем вынуждены наблюдать процветание и победы католицизма и других сект; будем осмеяны и обесчещены средствами массовой информации, и мы сами и наша любимая Церковь, и всё то самое святое и дорогое, что у нас есть в мире; претерпевать поругание и гонение извне, а внутри - безумства, преткновения, предательства (см. Откр.13:7).

Коммунизм поразил мечом; Нью Эйдж - особенно ложью этого преходящего века: потому что наступил «их час и сила тьмы» (см. Лук.22:53). И если «дана была им власть» (см. Откр.13:7), то кто сможет противостоять воле Божией?

Но Богу ли мы хотим противостать? Как мы тогда будем Его Церковью и Невестой Его Христа? Потому что, судя по Писаниям, как и по тому, что нас окружает, есть необходимость в этом гневе для Церкви, то есть для нас, чтобы мы очистились от всех прелюбодеяний, омылись от всякой нечистоты (см. Иез.16), чтобы, наконец, «определиться», и золото очистилось бы в печи искушений от всего, что чуждо его святости, смириться до конца, и Невеста приготовилась бы ко встрече Жениха (см. Откр.22:16,17).

Сейчас должна определиться наша вера; сейчас, наконец, станет ясно, чем была Церковь - и чем нет, сейчас - кто был тот «благочестивый народ отовсюду» (см. Новый Румынский Служебник), и что именно «не одолеют врата ада» (см. Матф.16:18)… и что должно пасть. Необходим этот гнев (см. 1Фесс.5:3), потому что сейчас, наконец, Время готово родить Вечность.

Устрашающие вещи… но, не «спрятав голову в песок», как страус, мы приготовимся к тому, чему не сможем воспрепятствовать. Страшное время; но если попущено Богом - то спасительное. «Ибо ныне ближе к нам спасение, нежели когда мы уверовали» (Рим.13:11) и чем когда уверовали наши праотцы; потому что если во дни Святого Иоанна Крестителя Царствие Небесное лишь «приблизилось» (см. Матф. 3:2), то сейчас оно «при дверях» (см. Мар. 13:39), и «смоковные побеги» извещают о лете (см. Мар.13:28). Сейчас началось уже то время, когда «неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится» (Откр.22:11), - и разве не переполнена наша Земля «промискуитетом» и необузданной свободой, когда то, что тридцать лет назад было невообразимо, сейчас уже «обиходная монета»? -… но чем менее очевидно, и время, когда «праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще» (Откр.22:11), потому что «Грядущий придёт и не умедлит» (Евр.10:37) и «возмездие Мое со Мною чтобы воздать каждому по делам его» (Откр.22:12).

Наступило время, чтобы Церковь вернулась на круги своя, чтобы мы снова научились доверять больше Богу, нежели тому, что видим, и тому, «что под рукой», и будем уповать более на Божественную помощь, нежели на средства этого мира: и это в особенности тогда, когда эти средства принуждают нас принять условия этого мира, отложив, пусть даже и условно, Заповеди Христовы. Потому что сегодня, если мы окажемся разделёнными со Христом, что мы сможем сделать сами, когда нас встретят «врата ада»! (см. Иер.12:5) - «Не воинством и не силою, но Духом Моим, говорит Господь Саваоф» (Зах.4:6).

Возлюбленный Преосвященный, молю Господа, чтобы Он открыл в вашем сердце то, что есть в моей душе, чтобы эти заметки не только не огорчили Вас, но, может, даже каким-то образом принесли радость.

Бог да просветит нас на всякое время творить правду перед Ним. А сейчас, в нашей старости, Он Сам да научит нас, как научил Петра, сказав «…а когда состаришься…» (Иоан.21:18).

* * *

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

28.11.2008

Оглавление

Предисловие

Слово Божие - Культура Духа.

О духовничестве.

О покаянии

О страхе Божием

Пост и прощение, судьба и призвание человека в Православии.

О человеке

О Святом Причастии

Вместо послесловия . . Письмо к одному Архиерею

Реклама на сайте