«Мудрость Толтеков. Карлос Кастанеда и философия дона Хуана»

Норберт Классен Мудрость толтеков Карлос Кастанеда и философия Дона Хуана

Предисловие

Когда тринадцать лет назад я впервые взял в руки книгу Карлоса Кастанеды, я не имел ни малейшего представления, к какому захватывающему познанию это меня приведет и какие странные для обычного человека знания передо мной откроются. Я не искал в то время ничего подобного “миру магов” или “мудрости толтеков”. Слово “маг” означало для меня человека, который смешит публику искусными карманными трюками и способен разве что достать кролика из Цилиндра.

Однако обстоятельства, при которых произошло мое первое знакомство с “Учением дона Хуана”, сделали “магию” для меня не только помощницей в жизни, но и моим жизненным путем. В то время у меня был рак крови и я подвергался многолетнему сложному лечению. И тут оказалось очень кстати толтекское учение о жизни воина, который воспринимает все на своем жизненном пути как вызов, вместо того чтобы жаловаться на судьбу и погрузиться в жалость к самому себе. Оно придало мне мужество без оговорок начать мою собственную борьбу против болезни и в конце концов выйти из нее победителем.

И не только это; книги Кастанеды предлагают множество различных таинственных техник, которые позволили мне самому бросить взгляд на мир и переживания магов. Я экспериментировал, в частности, со сновидением и уже очень скоро получил удивительные результаты в этой необыкновенной области обычно не используемых возможностей нашего человеческого сознания. Я начал понимать, что стерильное, рациональное осознание реальности в наше время скрывает от нас существенные аспекты собственно человеческого бытия, и все более концентрировался на практическом познании мудрости толтеков.

С течением времени я нашел нескольких спутников, которые точно так же открывали себя впечатлениям необычной реальности, куда указали нам путь книги Кастанеды. Это упрочило мое предположение о возможности научного подтверждения учения дона Хуана. Но я понял также, что мое западноевропейское воспитание требует объяснения всего того, что я пережил и переживаю поныне. И спустя несколько лет после моего первого контакта с книгами Кастанеды я начал изучать философию в университете, что дало мне глубокое понимание толтекского учения.

Оказалось, что знания толтеков вовсе не являются чем-то столь чужеродным в истории философии, как это кажется на первый взгляд, но обладают такой стройной логической последовательностью, что едва ли уступают научной строгости и последовательности западноевропейского научного описания мира. По моему мнению, восприятие этого учения как “чужеродного” происходит скорее всего из трудновоспринимаемого нами, европейцами, индейского контекста, из которого и вырастает это учение. К большому счастью я нашел во время моей учебы в университете одного преподавателя философии — доктора Хорхе Миранда-Луицага, который не только является знатоком индейской философии, но и сам — потомок южноамериканских индейцев аймара. Он помог мне значительно расширить область понимания произведений Кастанеды.

Все эти события и постижения привели к написанию данной книги, в которой я попытался представить оба направления моего подхода к знанию толтеков: путь разума в форме сравнения с трудами западноевропейской философии и путь сердца, путь практики в форме подробного описания важнейших толтекских техник — как овладевали ими я и мои спутники. Любой другой подход был бы односторонним и недостаточным для целостного освещения толтекского учения.

При первом выходе из печати этой книги я гордился не только ее методологической полнотой, но и тем, что мне удалось представить в целостности “Шесть основных положений учения” — рукопись Кастанеды, которая до сих пор была доступна только в Мексике. Однако сейчас, с выходом в свет девятого тома Кастанеды “Искусство сновидения”, меня постигла типичная “судьба” вторичной литературы.

Эта девятая книга преуспевающего автора, похоже, является составной частью толтекского “Великого наступления” на общественность после того, как долгое время не было ничего слышно ни о Кастанеде, ни о его спутниках-магах. В это же время в Соединенных Штатах Америки вышли еще две очень важные книги по данной теме, которые впервые представляют женскую сторону толтекского мира в его единстве. Первая — это книга Флоринды Доннер “Жизнъ-в-сновидении”, в которой автор описывает свое проникновение в мир магии вслед за легендарным доном Хуаном Матусом. Вторая — книга Тайши Абеляр “Магический переход”, своего рода параллельное произведение к книге Флоринды Доннер, к которой Кастанеда лично написал предисловие. Книга Абеляр выйдет в Германии осенью 1994 года под названием “Волшебница”, перевод книги Доннер до сих пор еще не сделан.

Все эти публикации последних лет очевидно показывают, что, видимо, начинается новая эра, в которую мудрость толтеков уже не будет тщательно скрываться от общества. Я очень надеюсь, что и моя книга станет скромным вкладом в дело проникновения учения толтеков в сознание общества и что она может помочь одному-другому читателю обрести мужество — как мне дал мужество Кастанеда — обратиться к иной, действительно честной, сильной и свободной жизни. В таком случае она бы выполнила свою задачу.

Весна 1994

Норберт Классен

ВВЕДЕНИЕ

Со времени появления первого тома произведений Карлоса Кастанеды “Учение дона Хуана” не прекращается поток вопросов и спекуляций об авторе и его учителе — индейском маге Хуане Матусе, которого Кастанеда уважительно называет дон Хуан. Что же произошло?

Карлос Кастанеда, будучи студентом антропологии, прибыл в 1960 году в пограничную область между США, Аризона, и Мексикой, Сонора, для проведения полевых исследований применения лекарственных растений и наркотических средств у проживающих там индейцев. На автобусной остановке на границе он встретился с брухо 1) Хуаном Матусом и, прежде чем сам осознал это, сделался избранным учеником старого мага. Верный традициям своего учения, дон Хуан демонтировал мировоззрение ученика, обучил его жить по-другому и в конце концов ввел его в таинственный мир толтекских магов. В первых четырех книгах Кастанеда впечатляющим языком описывает процессы и сценарий своего обучения и посвящения в пустыне Сонора и в мексиканском высокогорье.

Первые две книги, “Учение дона Хуана” и “Отдельная реальность”, сообщали о сбивающих с толку опытах с галлюциногенными растениями, контактах с бестелесными живыми существами, называемыми союзниками, и об ином способе представления действительности. На материалах первой книги Кастанеда защитил диссертацию на звание доктора наук в университете Лос-Анджелеса (США).

Третья и четвертая книги — “Путешествие в Икстлан” и “Сказки о силе” — последовательно описывают процесс обучения Кастанеды. Благодаря помощи еще одного мага, Хенаро Флореса, дон Хуан знакомит своего ученика с образом жизни магов и преподносит ему удивительные демонстрации действительного существования тех сил, о которых он ему рассказывает. В конце четвертой книги, завершая процесс своего обучения, Кастанеда и Паблито, ученик Хенаро, прыгнули в отнюдь не символическую пропасть. Дон Хуан и Хенаро окончательно оставили в это время тот мир, который мы знаем.

И хотя описание необычных процессов и чудесных событий было очень конкретным и реалистичным, дело не обошлось без упреков как неуклюжей защитной реакции стерильного рационалистического сознания нашего времени — будто все представленное в этих книгах — не что иное, как фикция 2). Другой формой защиты было мнение, что книги Кастанеды возникли в результате синтеза наследия мистической мысли и старых эзотерических учений, приперченных кусочком индейской мифологии. При таком подходе все сколь-нибудь чужеродное, неизвестное было удобно отправить на полочку с надписью “давно известное” или “уже встречалось” — действие, которое делает невозможным серьезный подход к теме 3).

Кастанеда написал четыре следующие книги о своем опыте проникновения в мир магов, не уставая указывать, что он не рассказывает никаких выдуманных историй, но сообщает о действительно пережитом. В пятой и шестой книгах — “Второе кольцо силы” и “Дар Орла” — Карлос Кастанеда описывает свои встречи с другими учениками и ученицами дона Хуана и Хенаро. Они требуют от Кастанеды, как главного наследника знаний дона Хуана, возглавить их группу магов. Кроме того, они понуждают Кастанеду, который и так уже считает, что к нему предъявляют слишком высокие требования, вспомнить обо всех тех событиях, которые произошли с ним в другом состоянии сознания. После многих драматических сцен и борьбы ему, наконец, удается все вспомнить. Эти воспоминания открывают в конце концов перед Кастанедой всю систему знаний и обучения толтекских магов. Смысл и цели учения становятся ясными.

Об этих воспоминаниях рассказывает далее также седьмая и восьмая книги — “Огонь изнутри” и “Сила безмолвия”.

Поскольку здесь речь идет о воспоминаниях, в книгах опять действует дон Хуан как учитель. Он вводит Кастанеду в абстрактную систему знаний магов, ему открываются истинные цели толтеков.

Таков краткий обзор произведений Кастанеды.

Большинство критиков поставили под сомнение все работы Кастанеды по причине недостатка сведений о персоне автора. Казалось, автор был одержим дерзкой идеей: ни в коем случае не выдавать личностные данные, могущие привести к точной идентификации написавшего книги. Он категорически отказывался фотографироваться или давать интервью. Почему? “Рекламный трюк” — предполагали одни. “Потому что дон Хуан учил его не давать никаких справок о своей персоне” — говорили другие.

После того как появилось в печати третье интервью 4), которое взяла у избегающего публики автора аргентинская писательница Грациэла Корвалан, для многих читающих произведения Кастанеды стало более правдоподобным, что он действительно является человеком, излагающим миру традиционное учение индейцев, и что он сам живет в соответствии с данной традицией. Интервью вышло в Германии под заголовком “Путь толтеков”.

Кастанеда дает в интервью много личностной информации о своем происхождении, своей жизни в настоящее время, своих целях и представлениях. Всю эту информацию он связывает с толтекским учением, что еще более повышает достоверность его произведений.

Кто же такие, однако, эти толтеки и что представляет собой их система знаний, о которой и пойдет речь в этой книге? В вышеназванном интервью мы читаем: “Согласно Кастанеде, слово “толтекский” имеет очень широкий диапазон значений. О некоем человеке говорят: “Он — толтек”, как о другом “Он — демократ” или “Он — философ”. То, как это слово используется, не имеет ничего общего с его антропологическим значением. “Толтек — это тот, кто знает тайны сталкинга и сновидения. Они все являются толтеками. Они образуют небольшую группу, которая пытается сохранить живой традицию более чем трехтысячелетней давности 5) ”.

Известный исследователь Мексики Вольфганг Кордан пишет о термине “толтек” следующее: “У народов, являющихся преемниками исторических толтеков, как, например, ацтеки, слово “толтек” было синонимом слов “образованный человек” или “человек искусства””. Историк Генри Штирлин переводит слово “толтек” как “знающий”, “человек знания”.

Толтеки обучаются как мастера и художники в искусствах сталкинга и сновидения. Сталкинг представляется как система контроля и использования повседневных отношений, которая позволяет обучающемуся выйти наилучшим образом из любой мыслимой ситуации в жизни. Сновидение является прагматическим контролем за происходящим во время сна, который ведет к полному овладению нашим осознанием. Обе системы содержат практический кодекс поведения, названный “правилом”, которое обучающийся благодаря тренировке глубоко запечатлевает в душе. Третья система — овладение намерением — обслуживает непосредственный контакт человека с властью судьбы, которая у толтеков называется “намерением”, “духом” или “нагвалем”.

Эти три системы — сталкинг, сновидение и намерение — базируются на абстрактно изучении толтеков о человеческом восприятии и человеческом сознании. Самое подходящее, по мнению дона Хуана, название для этих знаний — нагвализм.

Итак, источниками наших знаний о толтекском нагвализме являются не только восемь книг Кастанеды, но и интервью, которые содержат значительный материал по нашей теме.

Особое значение, по моему мнению, имеет также книга немецко-венесуэльской писательницы Флоринды Доннер “Сон ведьмы”, которая, однако, к большому сожалению, остается неизвестной большинству поклонников Кастанеды. Дело не только в том, что Кастанеда написал к этой книге очень благожелательное предисловие. Флоринда Доннер точно так же принадлежит к миру Хуана Матуса, но она рассказывает о мире магов с точки зрения женщины. Великолепная книга, которая могла возникнуть только в результате точного и чувствительного женского взгляда.

Задачей настоящего исследования является подвергнуть точной перепроверке весь комплексный феномен толтекского нагвализма, учитывая как теоретическую, так и практическую стороны данного учения.

В первую очередь, необходимо исследовать теоретические рамки, мировоззренческие основы и предпосылки — по крайней мере, в их первых приближениях. Мы можем это сделать путем сравнительного анализа толтекского понимания мира с признанными работами западноевропейских гуманитарных наук. Предпосылки для такого “наблюдения” предлагают теория познания Эдмунда Гуссерля, глубинная психология Карла Густава Юнга и религиозные научные исследования Мирчи Элиаде, Этим мы и займемся непосредственно в первой части данной книги “Нагвализм как философия толтеков”. Чтобы избежать ситуации, при которой на переданное Кастанедой учение будет, согласно свойственной европейскому научному пониманию милой привычке, принудительно натянут тугой корсет, мы определили конструкцию первой части только исходя из внутренней структуры самого толтекского учения.

Во второй части мы займемся перепроверкой практического содержания, то есть верификацией описанных Кастанедой техник и способов действия. Для этой цели автор совместно с группой единомышленников занимались на протяжении многих лет выполнением упражнений согласно принципам толтекского учения. Результаты данного практического исследования о возможностях человеческого сознания вошли во второй раздел книги — “Практические искусства толтеков”. Эта часть соответствует некоему “наблюдению изнутри”, которое само выросло из системы толтеков. Наконец, заключение составляют опубликованные до сих пор только в Мексике “Шесть основных положений учения” Карлоса Кастанеды, которые показывают с большой ясностью истинные параметры толтекского пути.

Связующим элементом частей книги является сравнение с другими традиционными индейскими учениями, как, например, рассказы шамана-сиу Ламе Деера или сообщения дона Хозе Матсувы.

Глубокое знакомство с миром индейских представлений помогает прийти к более широкому пониманию способа мышления и действия толтеков. Восприятие сообщений Кастанеды о своей учебе у магов как чужеродных происходит не в последнюю очередь из-за непонимания чуждого для нас культурного контекста, в котором и развилось это учение. Еще более усиленный вследствие рационалистического отчуждения способа мышления и образа жизни европейской традиции во времена так называемого просвещения разрыв между мировоззренческими позициями наследников индейской традиции и белых “всезнаек” кажется неизмеримо большим. И сколь долго мы будем цепляться за старую схему “чужое — значит, враг; знакомое — значит, друг”, столь долго для нас будут недоступными — не говоря уже о том, чтобы быть понятными, — знания чужих культур.

Итак, мы стоим перед необходимостью изменить точку зрения. Если мы передвинемся в позицию, до сих пор чуждую нам, мы откроем самих себя и получим возможность почувствовать чужую культуру в нас самих. Чтобы это стало возможным, мы должны или изменить нашу жизнь и практиковать другую, или, по крайней мере, обратиться к человеку, для которого чуждый нам мир является известным. По другую сторону экватора, в южноамериканских Андах, нас рассматривают тоже совсем не так, как мы о себе думаем. Боливийский автор Хорхе Миранда-Луилага, прямой потомок культуры индейцев аймара, рассказывал мне историю своей первой встречи с европейской традицией — с католической церковью. Он был тогда еще ребенком и несказанно удивился, когда узнал, что католики во время одного из ритуалов едят тело и пьют кровь их спасителя Иисуса, Христа. Он был тогда искренне возмущен такого рода, каннибализмом, пусть даже и символическим. Однако похоже, что европейцы, да и католики вообще, никогда не замечали такого положения дел.

Если посмотреть из такой перспективы, то мы, “цивилизованные”, оказываемся на самом деле “дикими”, нецивилизованными варварами. Это действительно только вопрос исходной точки зрения. И чем дальше мы будем сомневаться в возможности но крайней мере толерантно относиться к другой исходной точке и не попытаемся хотя бы мысленно последовать за ней, тем дольше горизонт нашего восприятия будет узко ограничен только нашей культурой, что в конце концов превращает нас в рабов этой культуры. Согласно дону Хуану, мы имеем здесь дело с всеобщим человеческим заблуждением, так как искренне верим, что мир действительно таков, каким мы видим его через призму наших предрассудков. На понимании, этого заблуждения и строится учение толтеков.

ЧАСТЬ I. НАГВАЛИЗМ КАК ФИЛОСОФИЯ ТОЛТЕКОВ

В последующих девяти главах мы рассмотрим некоторые самые значительные аспекты учения толтеков. Приведем сначала пояснения по поводу выбора этих аспектов и методики исследования.

Для проверки действенности какого-либо учения (теории) необходимо прежде всего исследовать исходные посылки, то есть основные положения соответствующего учения. Чистая перепроверка логических взаимосвязей внутри одной системы высказываний не имеет доказательной силы в смысле существования в ней истины и ничего не может нам сказать об отношении данного учения к действительности. Ведь и любая пропаганда убедительна сама по себе, поскольку она тоже строится по законам логики. Вот только исходная посылка в данном случае сомнительна или вообще взята с потолка. Лишь в том случае, когда подтверждается исходная посылка какой-то теории, мы можем продолжать далее наше исследование, применяя законы логики; и это значит: из истинного следует всегда истинное, из ложного может, однако следовать, как истинное, так и ложное.

Поэтому в предлагаемом вашему вниманию исследовании будут рассмотрены прежде всего исходные посылки и основные положения нагвализма и их отношение к признанным работам в области гуманитарных наук европейской традиции. Испытание же процесса мышления у Кастанеды — в смысле классической логики — мы предоставляем далее самим читателям.

Следует также учитывать, что исследование системы обучения толтекскому знанию является только рассмотрением, так сказать, подмостков, на которых строится здание научной системы. Такое исследование настолько же мало отражает действительную жизнь толтеков, насколько мало рентгеновский снимок даст нам представление о нашем действительном облике, совершенно ничего не говоря о нашем образе жизни.

Дон Хуан разделяет толтекское учение на три методические системы, которые и определили построение первой части данной книги:

1. СТАЛКИНГ — здесь говорится об отношении толтеков к нормальной реальности, повседневному миру. Мы сравним данную методику с теорией познания философии Эдмунда Гуссерля. Сталкингу посвящены главы 1. Кажущееся, 1.1. Описание мира и 1.2. Тональ и первое кольцо силы.

2. СНОВИДЕНИЕ — эта часть учения относится уже к настоящему миру магов, к не-повседневной реальности. Мы проводим сравнение с данными исследований глубинной психологии Карла Густава Юнга и посвящаем сновидению главы 2. Скрытое, 2.1. Сон, смерть и трансцендентность, а также 2.2. Нагваль и второе кольцо силы.

3. НАМЕРЕНИЕ — в данной части учения содержатся знания толтеков о власти судьбы и о непосредственном контакте с этой силой. Для сравнения будут взяты религиозно-научные исследования Мирчи Элиаде. Соответствующие главы: 3. Связующее звено, 3.1. Космология и миф, 3.2. Единство себя как освобожденное восприятие.

1. Кажущееcя — Карлос Кастанеда и Эдмунд Гуссерль

"Действительность, как ее понимает человек, — абсолютно прочное, независимое от нас, однако познаваемое нами бытие — такая действительность не существует и не может существовать"

Ганс Файхингер (1852–1933)

С самого начала возникает, естественно, вопрос о духовных основах толтекского нагвализма — не столь в историческом, сколь в мировоззренческом отношении. Дон Хуан объясняет своей ученице Флоринде Доннер:

"…Нагвализм покоится на двух аксиомах: уверенности, что человек является необыкновенным существом в необыкновенном мире, и уверенности, что ни человек, ни мир никогда не могут рассматриваться как нечто само собой разумеющееся" (6).

Это высказывание базируется непосредственно на так называемом правиле сталкинга:

"Первое предписание правила состоит в том, что все, окружающее нас, является непостижимой тайной.

Второе предписание правила состоит в том, что мы должны пытаться раскрыть эту тайну, даже не надеясь добиться этого.

Третье предписание состоит в том, что воин, зная о непостижимой тайне окружающего мира и о своем долге пытаться раскрыть ее, занимает свое законное место среди тайн и самого себя рассматривает как одну из них" (7).

Из этих кажущихся простыми основ вытекает весь образ мышления, как и образ действия толтеков, например дона Хуана. Точно так же первым шагом в обучении Кастанеды было разрушение его представления о мире как незыблемом образовании. Дон Хуан достигает этого двумя путями. Это во-первых, различные действия и трюки, которые вырывают ученика из привычного круговорота мыслей, причем совершенно неважно, каким образом эта цель достигается. Во-вторых, дон Хуан ведёт со своим подопечным продолжительные диалоги, которые должны показать ученику, что мир не так уж прочен и действителен, как обычно думают. При этом одновременно подвергается сомнению и прочность собственного Я. Это сомнение не является, однако, ни в коей мере деструктивным или нигилистическим, но имеет, как мы увидим в дальнейшем, собственную методологическую ценность.

Прежде всего подвергается сомнению возможность абсолютного познания посредством человеческого разума, языка и их помощников — пяти органов чувств человека. Если такое сомнение оправданно, это подтвердило бы вышеназванные основы нагвализма.

Однако такое сомнение отнюдь не является чем-то новым в западноевропейской философии. Сомнение как метод мышления является основой одного из течений в истории философии, так называемого скептицизма. Представителями различных направлений скептицизма были многие мыслители древности такие, как Платон, а в Новое время — Декарт, Кант, Беркли и Гуссерль. Мы назвали только несколько известных имен. Сила скептицизма заключается прежде всего в его критическом отношении к нередко переоцениваемой эффективности человеческой способности к познанию. Как таковой, скептицизм оказывает огромное влияние на историю западноевропейской науки и поныне.

Скептицизм в теории познания особо занимается вопросом о возможности достижения истины вообще, будь то посредством восприятия, мышления или научного исследования. Главным представителем этого направления теории познания был немецкий философ и математик Эдмунд Гуссерль (1859–1938). Его теория — феноменология — ставит вопрос: насколько может быть познан и, соответственно, будет познан человеком окружающий мир.

Грациэла Корвалан пишет в своей книге-интервью: "Кастанеда считает, что феноменология* дает ему необходимые теоретико-методологические рамки, чтобы понять учение дона Хуана".8)

Достаточный повод, чтобы обратиться к феноменологии и проявить связи между нею и учением толтеков. Попробуем доказать с помощью учения Гуссерля, что мир действительно является непостижимой тайной, и, таким образом, правило Сталкинга как основа толтекского учения подтверждается и теорией познания.9)

Однако феноменология Гуссерля, как и любая основательная теория о познании, представляет собой сложную систему, в которую не так-то легко проникнуть неспециалисту. Трудности возрастают еще и по причине формалистического языка Гуссерля. Попытаемся поэтому представить основные положения феноменологии коротко и доходчиво.

Феноменология обозначает дословно "учение о являющемся, кажущемся", "учение о показывающем себя", то есть она занимается всем тем, что противостоит нам, познающим субъектам, как познаваемое. К этой области принадлежат как объекты нашего восприятия, так и объекты наших представлений. Таким образом, феноменология занимается всем тем, что замечает, распознает наше сознание в окружающем мире.

Это сознание, однако, обнаруживается всегда как "сознание о чем-то". Такую толковательную направленность сознания на предполагаемое содержание Гуссерль называет интенциональностью (от латинского intentio — стремление — сознание направляет свое стремление на что-то, что-то конструирует).

Так каждое восприятие ссылается на воспринимаемое содержание, каждое представление — на представляемое содержание и так далее. Каждый акт осознания неразрывно связан с интенциональностью, стремлением дать с самого начала всему воспринимаемому, вспоминаемому название, определение.

Поэтому интенциональность является толковательной функцией нашего сознания. В своей работе "Идеи чистой феноменологии" Гуссерль так определяет интенциональность:

"Она является постольку характеристикой всей сферы переживаний, поскольку все переживания тем или иным образом участвуют в интенциональности… Интенциональность есть то, что в полном смысле характеризует сознание, и она в то же время оправдывает для нас наше стремление обозначить весь поток переживаний как поток сознания и говорить о целостности сознания"10).

Наивное, «естественное» мышление стремится, например, к тому, чтобы в наших ощущениях мы имели дело с реальным миром объектов. Гуссерль критикует это хотя и «естественное», однако с точки зрения теории познания ничем не обоснованное представление. Естественный образ мышления, разделяемый, также классическими естественными науками, подчиняет себе представленный мир, считая его действительным — миром, который существует на самом деле по ту сторону нашего сознания и притом совершенно независимо от него. Такой мир, однако, не может быть нами познан или воспринят, поскольку он находится как раз "по ту сторону" нашего сознательного восприятия. Наши познания получают право на существование только в нашем сознании.

В своих произведениях Гуссерль попытался ответить на вопрос, является ли мир, который мы конституируем, то есть строим в нашем сознании с помощью, например, восприятия, чем-то общим с действительным миром, существующим вне нашего сознания. Тут мы вновь возвращаемся к центральному вопросу теории познания — вопросу о соотношении между истинным бытием и познанием. Однако единственное истинное бытие, которое нам дано непосредственно ощущать, — это, как мы признали выше, само наше сознание. "Бытие как сознание" — основная мысль феноменологии.

Попытаемся показать все вышеизложенное на простом примере. Пусть предметом нашего познания является яблоко. Когда мы представляем себе яблоко, каждому ясно, что это яблоко нашего представления не является действительным объектом, но мы его конструировали, сделали, построили в нашем сознании. У нас есть воспоминания о «яблоке», и мы знаем правила, по которым можно создать представление о яблоке. Только таким путем можем мы прийти в нашем сознании к образному преставлению "яблока".

Но для того, чтобы я мог прийти к воспоминанию о конструировании яблока, — возразит нормально мыслящий человек, — я должен сначала знать «яблоко», я должен также одновременно воспринимать его, — и тут положение вещей кардинальным образом изменяется: тогда нужно, чтобы реальное яблоко всегда находилось перед глазами. И как раз это, отвечает феноменология, есть важнейший пункт: нам достаточно знать, то есть прежде изучить, что такое яблоко, иначе мы не смогли бы его воспринимать или узнавать как таковое.

Пронаблюдаем процесс восприятия яблока. Данные органов чувств при этом восприятии весьма скудные: наше зрение передает данные — круглое, зеленое, маленький темный черенок. Эти данные упорядочиваются в нашем сознании и систематически сравниваются со всем прежним опытом. В тот момент, когда мы осознаем, что речь идет о яблоке, то есть находим подходящее понятие, слово, — вступает в игру наша интенциональность. Интенциональность раскрывает перед нами многослойное значение «яблока»: что мы можем с ним делать, что яблоки растут на деревьях; возможно, интенциональность раскроет даже символическую область вплоть до яблока с древа познания в легендарном раю. Она соединяет все наши прежние знания о «яблоке». Все это разыгрывается в мельчайшие доли секунды в нашем сознании — и только там. Даже сами данные наших органов чувств, будь то зрение, ощущение, запах или вкус схватываются и связываются взаимно в нашем сознании, и интенциональность придает им конкретное значение.

Естественные науки с из постулатом объективности, тем не менее благодаря их же исследованиям деятельности мозга и процесса получения ощущений, утверждают, что наши ощущения являются лишь продуктом действия нашей нервной системы и объективный мир в действительности может быть представлен совершенно по-другому. К сожалению, они слишком быстро забывают об этом и в своей вере в достигнутую посредством опыта «о6ъективность» приходят к абсурду. Потому что самый лучший компьютер и современный осциллограф, подключенные к сверхсложным измерительным приборам и техническим устройствам, абсолютно ничего не стоят без последующего субъективного, сознательного восприятия человека. Как же при таком положении вещей может быть когда-либо достигнута истинная объективность?

Так как «естественный» образ мышления, очевидно, не имеет никакого фундамента, — развивает Гуссерль собственную методику наблюдения, которая учитывает очевидное положение вещей, — наше познание всегда конституируется в сознании. Феноменология воздерживается от утверждениям «действительности» представляемою мира самостоятельно существующих объектов она не отрицает этот мир, она только "заключает в скобки" наше представление реальности, подвергает сто «карантину». Гуссерль называет это воздержанием — эпохе' (от греческого epoche' — остановка). Процесс исключения всех предварительных суждений в отношении мира вещей по ту сторону сознания, который ведет к эпохе', он называет феноменологической редукцией.

Эта редукция, понятая как шаг назад к акту сознания, например конкретному ощущению, позволяет нам беспристрастно наблюдать «сущность» данного познавательного акта. В связи с этим Гуссерль применяет понятие "созерцание сущностей" для феноменологически редуцированного наблюдения предметов познания. Созерцание сущностей ведет нас к видению чистых феноменов, явлений, т. е. мы рассматриваем вещи так, как они сами себя представляют, без того, чтобы что-то добавить иди сократить. В таком редуцированном наблюдении речь идет о чистом описании данных познания (в случае ощущения — данных органов чувств), а не о синтетическом продукте нашего интеллекта, базирующемся на понятиях, суждениях и умозаключениях. Феноменологическая редукция возвращает нас, таким образом, к до-рациональной области чистого созерцания, с которой каждый был знаком в младенчестве.

Гуссерль предпринимает два следующих еще более радикальных шага в редукции, которые необходимо упомянуть для полноты описания. В так называемой "эйдетической редукции" "заключаются в скобки" все без исключения образные представления, и в "трансцендентальной редукции" в «скобках» оказываются все трансцендентальные понятия, будь то Бог или что-либо иное из области сверхчувственного. По причине большого объема размышлений Гуссерля по этому поводу мы не станем далее углубляться в его учение. Интересующиеся могут обратиться к произведениям самого автора. Мы же вернемся назад, к нашему вопросу о реальности правил сталкинга. Что бы сказал по этому поводу Гуссерль? В своей книге "Эдмунд Гуссерль — введение в его феноменологию" приват-доцент Пауль Янсен как раз и отвечает на этот вопрос:

"Что же остается нам после совершения трансцендентальной редукции? — спрашивает Гуссерль в «Идеях»… и отвечает: — Мы оставили для себя лишь немного от абсолютной области бытия чистого сознания. Это — сфера переживаемого в самом широком смысле… Потеряли же мы непосредственную веру в явление как истинное отражение сущности мира"11).

На этом круг замкнулся. Исследования Гуссерля в области теории познания дают нам однозначный вывод, что мы никогда не сможем иметь достоверных знаний о мире иди нашем собственном бытии. Мир есть и останется непостижимой тайной, так же как и мысами. Несмотря на это, мы можем попытаться разгадать эти тайны, однако только в плане разгадки нашего осознания и работы его механизмов.

Объяснением осознания занимается, впрочем, другая толтекская система — «сновидение», к которой мы еще обратимся впоследствии. Однако сначала давайте исследуем еще некоторые значительные параллели толтекского учения и феноменологии Гуссерля.

Главной техникой в толтекском знании является так называемая "остановка мира", процесс, который приравнивается к "остановке внутреннего диалога". Эта техника, но словам дона Хуана, является ключом к миру магии. Он убежден в том, что мы удерживаем наше обычное восприятие мира только посредством нашего внутреннего диалога, посредством бесконечно продолжающегося рефлексивного разговора с самим собой. Только если этот длительный поток слов и интерпретаций будет остановлен, мы сможем познать мир таким, каков он есть на самом деле. Дои Хуан говорит об этом так:

"Мы постоянно ведем внутренний диалог… Я скажу тебе, о чем мы разговариваем сами с собой. Мы разговариваем о нашем мире. Фактически, мы создаем наш мир своим внутренним диалогом… Когда мы перестаем разговаривать с собою, мир всегда такой, каким он должен быть. Мы обновляем его, наполняем его жизнью, мы поддерживаем его своим внутренним диалогом. Но не только это. Мы также выбираем свои пути в соответствии с тем, что мы говорим себе. Так мы повторяем тот же самый выбор еще и ещё, до тех пор, пока не умираем. Потому что мы продолжаем все тот же внутренний диалог. Воин сознает это и стремится остановить этот диалог"12).

Но как же приостановить постоянный кругооборот мыслей? Согласно толтекскому учению, внутренний диалог является, в сущности, «деланием». "Делание — это то, что делает скалу скалой, а куст — кустом… Мир является миром, потому что ты знаешь делание, из-за которого он становится таким… Если бы ты не знал этого делания, мир был бы другим", — поясняет дон Хуан.13) Без такого делания не было бы ничего привычного в окружающем нас мире. Мы можем легко распознать толтекское понятие «делание» в вышеописанной интенциональности естественного образа мышления. Только это «делание» придает предметам окружающего мира — да и самому миру в целом — значение и смысл — положение вещей, которое интенциональность. в сущности, выявляет и определяет.

Для того чтобы остановить "делание мышления", внутренний диалог, и одновременно "остановить мир", нужно практиковать так называемое «не-делание». He-делание является важнейшим используемым средством в толтекской технике, чтобы разрушить единство привычного для нас мира и создать лазейку в мир магии. Можно определить это не-делание в основном как действие в обход всей рутины и рассуждений.14) Это — прямая противоположность нашего обычного рутинного делания. На практике не-делание во всех его многочисленных вариациях представляет самый подходящий путь к остановке мира.

И вновь мы встречаем бросающиеся в глаза параллели к феноменологии Гуссерля. Процесс, не-делания очень похож в своих основах и форме на феноменологическую редукцию которая также служит средством исключения предварительных суждений естественного образа мышления. Результатом процесса редукции у Гуссерля является эпохе', состояние воздержания, или, если дословно перевести с греческого, — остановки. Остановка мира дона Хуана обнаруживается как феноменологическое эпохе' в терминологии Эдмунда Гуссерля. Нет ничего удивительного, что Кастанеда называет феноменологию "подходящими теоретико-методологическими рамками". Действительно ли Кастанеда использовал в своих произведениях идейное богатство Гуссерля, как утверждают злые языки? Или обе системы являются последовательным выражением одной и той же трансцендентальной истины?

Во всяком случае, ясно, что мы можем найти еще немало имеющих значение параллелей между двумя системами. Упомянем еще одну из них: дон Хуан делает различие между «смотрением» среднего человека, который лишь поверхностно схватывает вещи, и «видением» человека знания. Постоянная цель толтеков — стать человеком знания, и это значит для них — научиться видеть. При таком «видении» мир воспринимается не как мир реальных объектов, но как мир светящихся сущностей, то есть мир восприятия абстрактных энергетических полей. Дон Хуан объясняет своему ученику:

"Видение, конечно, является высшим достижением человека знания. И видение постижимо только тогда, когда он остановил мир, пользуясь техникой не-делания"15).

Если мы заменим слова дона Хуана в этом выражении терминологией Гуссерля, мы придем к заключению, что видение в феноменологии именуется созерцанием сущностей. Вторую часть цитаты мы могли бы перевести следующим образом:

" к созерцанию сущностей приходят только в том случае, если воздерживаются посредством метода феноменологической редукции эпохе' (воздержание) от обычных представлений о мире".

Высказывание совершенно в духе Гуссерля и вполне могло бы происходить от него. Так велики параллели.

Однако существуют и значительные различия между позициями феноменологии и толтекского учения. Гуссерль не открывает в своем "созерцании сущностей" никакого мира светящихся энергетических полей, которые толтеки воспринимают в своем видении. Кастанеда говорит следующее об этом различии: "Гуссерль никогда не поднимался выше теоретизирования и не занимался человеком в его повседневной жизни"16).

Нужно согласиться с Кастанедой в этом пункте, потому что Гуссерль действительно до конца своей жизни боролся за логическую стройность отдельных положений своих объемных произведений. Однако он догадывался о действительной ценности своего основательного анализа процесса человеческого познания. Гуссерль часто говорил в отношении своих исследований о "повороте в духе Коперника"17) в истории науки. Он был убежден, что его феноменология поможет классическим естественным наукам преодолеть кризис, связанный с разработкой Эйнштейном теории относительности и открытием Гейзенбергом принципа неопределенности. Он мечтал дать наукам прочный фундамент в виде стабильной теории познания. С исторической точки зрения, эта попытка провалилась. Мысли Гуссерля оказали существенное влияние только на психологию, а также искусство и литературу. Естественные науки, к сожалению, научились, так сказать, существовать с нестабильным духовным фундаментом и опираются все сильнее — в виде компенсации — на хозяйственную деятельность. Такое положение вещей в значительной мере ответственно за злоупотребление естественными природными ресурсами Земли и разрушение окружающей среды, которые характерны для нашего времени духовного упадка.

Благодаря своему практически-философскому образу мышления учение толтеков может оказать гораздо большее влияние на мир, чем был в состоянии оказать теоретик Гуссерль. Это влияние уже заметно в мышлении нового поколения, которое, как спящая красавица, начинает пробуждаться от дремотного состояния членов "благополучного индустриального общества", или "общества потребления". Практические аспекты знаний толтеков лучше всего подходят для того, чтобы удалось всестороннее познание действительного положения человека в космосе.

Однако чтобы продвинуться к этому трансцендентному положению, предстоит очиститься от немалого количества мусора в виде предрассудков и предвзятых мнений. Для этой цели необходимо прежде всего поближе познакомиться со способом возникновения и способом функционирования современной картины мира. Здесь видится толтекская мудрость в виде традиции старинного знания об охоте. Нашей добычей должны стать наши слабости и предрассудки, которые одновременно являются слабостями и предрассудками нашего времени. Чтобы достичь успеха в охоте за нашими слабостями, мы должны, однако, прежде изучить и познать их повадки; тогда нам будет не столь трудно поставить на них ловушки и поймать их в символический капкан, аналогично тому, как Гуссерль "заключает в скобки" естественный ход мышления. Это — центральное требование нашего времени, наш единственный шанс изменить Status quo собственного бытия.

1.1. Описание мира

"В настоящее время только пять или шесть голов на Земле начинают догадываться, что физика дает нам только одну интерпретацию, раскладку мира, но никак не объяснение мира"

Фридрих Ницше (1844–1900)

В предыдущей главе мы обнаружили, что все человеческое познание есть продукт нашего сознания и поэтому действительный трансцендентный мир не может восприниматься нами. Все достижимое нами бытие обнаруживается как сознание, каждое восприятие — как понятие сознания. Ясное дело — мы воспринимаем. Но чем же является то, что мы воспринимаем, как не реальным миром?

Толтеки убеждены, что то, что мы воспринимаем, на самом деде является только описанием, только мнением о мире. Эта первая посылка толтекского учения кажется, с учетом всего вышеизложенного, вполне разумной и воспринимается как само собой разумеющееся. Описание мира есть продукт процесса обучения, который начинается в самом раннем детстве. В “Путешествии в Икстлан” Кастанеда так пишет об этом:

“… Любой, кто входит в контакт с ребенком, является учителем, который непрерывно описывает ему мир до тех пор, пока ребенок не начнет воспринимать мир гак, как он описан. Согласно дону Хуану, мы не сохраняем в памяти этого поворотного момента просто потому, что никто из нас не имеет никакой точки соотнесения, чтобы сравнить его с чем-либо еще. Но с этого момента ребенок становится членом. Он знает описание мира, и его членство становится полным, когда он приобретает способность делать все должные интерпретации восприятия, которые, подтверждая это описание, делают его достоверным”. 18)

Другими словами: “Мы выучиваемся думать обо всем, и затем приучаем наши глаза видеть так, как мы думаем о вещах, на которые смотрим”. 19)

Это сводится к тому, что мы обучаемся нашему восприятию мира, то есть нашему познанию мира через описание мира. Это описание постоянно рефлектирует, отражается к другим людям, так что на протяжении всей жизни практически используется и подкрепляется. Без продолжающегося отражения описания мира паше восприятие потеряло бы непрерывность. Непрерывность событий, своего рода поток — существенный признак нашего повседневного восприятия.

Как же, однако, функционирует наше описание мира, каковы его основные механизмы? Согласно Гуссерлю, основное влияние на описание мира оказывают идеально-типические картины объектов восприятия (Гуссерль называет их “эйдосами”: Eidos — картина, образ), которые позволяют нам классифицировать объекты, различать их и, соответственно, упорядочивать. Возьмем, например, несомненно необходимое для нашей жизни различие “ядовитый — съедобный”. Каждое из этих понятий должно изучаться в отдельности. Мы должны знать признаки ядовитых растений, чтобы не сделаться их жертвой; мы должны узнать их идеально-типический образ и отнести встреченное растение к категории “ядовитый”.

В философской традиции — у Канта или Аристотеля — такая идеально-типическая картина растения, животного или любого другого объекта называется Morphe, что значит образ, облик. В толтекской традиции мы имеем аналогичное понятие. Наше описание мира традиционно содержит огромный инвентарный список таких образов, которые позволяют нам различать при необходимости вещи и служат предпосылкой возникновения речи и систем понятий. Мы можем любое существующее понятие — будь то дерево, цветок, бабочка, кошка, собака и т. д. — связать с одним из визуальных идеальных образов, картин.

Однако маленький ребенок не являющийся еще членом описания мира, скорее всего назовет, согласно своему опыту, кошку “мяу-мяу”, а овцу “бе-е”. Однако и на этом уровне он уже научился, благодаря постоянным заботам своих учителей, связывать живого зверя с рудиментарным понятием.

Однако если описание мира полностью способно к функционированию, то влияние этой системы понятий-образов настолько возрастает, что мы можем отныне воспринимать и думать только в жестких образцах описания. Приведем один пример для пояснения вышеизложенного. Пусть мы наблюдаем дерево. Это дерево уникально, оно — единственное в своем роде, другого такого больше нет в Универсуме (в смысле материи, энергии и вообще существования). И однако мы причисляем этот уникум к семейству деревьев. Восприятие среднего человека предлагает нашему уникальному дереву точно такой же вид, как если и не всем, то во всяком случае многим другим деревьям. Интересующийся предметом дилетант заметит, возможно, по форме листьев, что речь идет о дубе. Ботаник распознает по виду плодов, о каком виде дубов идет речь. Он заметит еще и много других особенностей.

Однако во всех этих случаях мы имеем дело с обобщающим категоризированием — каждый из люден имеет жесткий, оказывающий па него влияние образ дерева, без которого невозможно ни распознавание, ни классифицирование специалистом. Но ни один из наших наблюдателей не видит особенность существования этого уникума творения, эту самостоятельно живущую энергию, которая и составляет сущность данного “дерева”.

Только тот, кто способен устранить проекции нашего знания о мире, наше описание мира, признает действительную уникальность наблюдаемого феномена. Маленькие дети имеют способность непредубежденного, свободного от предрассудков созерцания, поскольку они еще не испытывают сверхмощного влияния Описания мира. Когда они исследуют какой-нибудь предмет, они рассматривают его очень углубленно, трогают его, пытаются укусить и т. д. Они не размышляют ни о потенциальной полезности феномена, ни о цеди своих действий. Они полностью погружены в свои исследования, раскрыв широко глаза и направив взгляд на объект, при этом они частенько открывают и рот. В исследованиях человеческого поведения такое типичное выражение лица называют “лицом внимания”. Выражение сосредоточенного внимания можно наблюдать не только у людей, но и у большинства других приматов. Оно пошляется всегда в момент, когда воспринимается что-то новое, чуждое или неожиданное.

Протестируйте сами разок это выражение лица: направьте ваш взгляд с широко раскрытыми глазами на любой предмет вашего окружения, позвольте подбородку удобно отвиснуть. Вы убедитесь, что с таким выражением лица, “лицом внимания”, невозможно думать. Внутренний диалог, который поддерживает и оживляет наше описание мира, останавливается на мгновение в этом положении. Как было описано в предыдущей главе, только через такую остановку внутреннего диалога и приходят толтеки к своему “видению”. Поэтому нет ничего удивительного, что Ла Горда, еще одна ученица дона Хуана, использует в качестве вспомогательного средства в ее “видении” именно это “лицо внимания”.

Уже такие простые техники могут вызвать эффект, подобный не-деланию толтеков или феноменологической редукции Гуссерля. Техники не-делания, которым посвящены две дальнейшие главы, представляют, конечно, более эффективные возможности остановки тирании описания мира. Они позволяют вернуться к тотальному опыту чистого наблюдения ребенка. Специально примененные техники не-делания могут положительно повлиять и даже устранить навязчивые идеи и невротические проявления в манере держать себя. Различные направления медитации используют, в принципе, аналогичный способ действия.

Кто-то уже сейчас хочет задать вопрос: почему вообще нужно стремиться к остановке внутреннего диалога? Что плохого содержится в нашем описании мира? И внутренний диалог, и описание мира, без сомнения, имеют смысл и необходимы.

Мы не будем здесь подвергать сомнению необходимость описания мира, но это описание должно занимать лишь полагающееся ему место! Оно должно постоянно проверяться и обновляться, так как в нем полно предрассудков, которые превращают описание мира в нашего тирана. Такие предрассудки, например, заключаются в суждениях типа “Ночная бабочка — вредная моль”, “Пауки омерзительны и опасны” или “Одуванчик и полевой мак являются докучливыми сорняками”.

Эти и подобные предрассудки привели целые поколения ослепших людей (слепых из-за описания мира) к бессмысленному преследованию и уничтожению другой жизни. И jtqmv сумасшествию еще и сегодня не видно конца. Дело зашло так далеко, что одни люди подозревают, преследуют и убивают других людей только потому, что те имеют другой цвет кожи, религию иди даже только способ питания. Проблема, которая, к сожалению, вновь актуальна сегодня. Пока толерантность и любовь к ближнему будут оставаться только отвлеченными понятиями в совершенно окостеневшем описании мира со всеми его предрассудками и глупыми, но опасными мнениями, они всегда останутся только понятиями. Основательная ревизия описания мира у отдельного человека необходима для того, чтобы, подведя баланс, действительно — то есть “действенно” — что-то изменить. Когда изменяется описание мира, изменяемся и мы сами и изменяется наш мир.

Толтекское учение исходит из того, что наше описание мира является лишь одним из множества возможных описаний. Дон Хуан учит своих учеников описанию мира магов, которое содержит иные образцы, понятия и методы. Описание магов утверждает, например, что мы можем разговаривать с растениями и животными и что растения и животные со своей стороны тоже разговаривают с нами. Процесс общения с растением не является для мага чем-то сверхъестественным. “Нормально” думающий человек, конечно же, сразу задаст вопрос, возможно ли это в действительности. Ответ звучит так: “Да, это возможно — во всяком случае, в описании мира у магов, которое, однако, не более и не менее “реально”, чем описание мира у обычного человека”.

Естественно, нужны многие годы, чтобы какое-либо описание мира стало способным к функционированию, т. е. пока человек станет членом соответствующего соглашения о мире. Дети не рождаются со способностью говорить. Чтобы научиться разговаривать, чтобы овладеть каким-нибудь ремеслом или иным сложным деланием, нам всегда необходимо определенное время, в большинстве случаев долгие годы. Только в три года большинство детей начинает разговаривать мало-мальски связно, для изучения избранной профессии в профессиональном училище тоже нужно два — три года. После этого получают соответствующий диплом. Для того чтобы в какой-либо профессии стать хорошим работником и даже мастером своего деда, нужно еще более продолжительное время. Это справедливо и для магии. Если кто-то думает, что вполне достаточно для овладения делом просто получить информацию о нем, он глубоко заблуждается. Каждое описание требует определенного времени для изучения; это тем более справедливо для сложнейшего описания мира, будь-то обычный мир или мир магов.

Изучение описания магов, то есть собственно магии, не является, однако, ни в коей мере целью толтеков; это познание является лишь средством достижения цели. Здесь автор книги “От Мейстера Экхарта до Карлоса Кастанеды” Ганс Ульрих совершил грубую ошибку. Похоже, он действительно полагает, что магия и волшебство имеют практическую ценность в нашем мире. Дон Хуан говорит не один раз, что собственно магия заводит в тупик, и потому этот путь является ошибкой. Настоящая цель толтеков — абсолютное освобождение от рабства у любого описания мира, потому что ни одно описание не является самим миром.

Почему же тогда дон Хуан учит магии? Как уже сказано, магия у дона Хуана является только средством достижения цели. Нужно противопоставить друг другу различные описания мира, чтобы в конечном счете достичь окончательною освобождения от описаний. Толтеки проскальзывают через щель между описаниями, где описания отсутствуют вообще, чтобы прийти к их видению, их истинному познанию мира.

Слова “скользят” и “щель” являются, конечно, только метафорами, точно так же, как и выражение “другой мир” надо понимать метафорически. Другой мир является воспринимаемым продуктом иного описания мира, точно так же, как и обычный мир воспринимается только благодаря традиционному описанию. Другой мир ни в коем случае не является действительным “местом” в трансцендентном смысле, как это понимает Ганс Ульрих.

Чтобы предотвратить подобные недоразумения, рассмотрим один пример скольжения-между-описаниями. В качестве иного мироописания нам послужит мир представлений южноамериканских индейцев аймара. Для методического противостояния нашему мироописанию пригодно не только описание магов, но и любое другое описание, принадлежащее чуждому нам культурному кругу. В качестве объекта исследования мы возьмем понимание времени, которое является существенной составной частью любого описания мира. Эдмунд Гуссерль даже посвятил феномену времени и осознанию времени целую книгу, в которой он доказывает важность “внутреннего осознания времени” в восприятиях человека. Доказательством этого служит то, что в основе каждого акта сознания лежит временной модус — сознание всегда существует для нас “во времени”.

Гуссерль говорит о так называемом “трехступенчатом горизонте переживаний”, который включает “ретенцию-удержание” (непосредственное прошлое), “мгновение” (настоящее) и “претенцию-притязание” (непосредственное будущее). Эти три уровня характерны для любого истинного переживания.

Один из моих преподавателей феноменологии, доктор Блаше, говорил нам, что феноменология — это нахождение того, что вечно говорит, но никогда не присутствует. Как раз это мне и хочется сейчас исследовать в названных Гуссерлем трех фазах “горизонта переживаний”. Приставка “ре” в слове ретенция имеет значение “назад”, в то время как приставка “пре” в слове “претенция” означает “перед”. Таким образом, мы имеем в этом высказывании однозначное указание направления нашего осознания времени. Согласно последнему, прошлое лежит всегда “позади” нас, а будущее — “впереди”. Само собой разумеется, согласится европеец, будущее лежит перед нами, а прошлое остается сзади. И если кто-то спросит: “Почему вы так думаете?”, то получит, вероятно, ответ, что такое положение дел соответствует нашему естественному направлению движения при передвижении, и это запечатлено в чувствах людей. В данном случае представляют, что время “движется” совершенно так же, как и человек.

Однако “само собой разумеется” это далеко не везде. Индейцы аймара и некоторых других племен, вместе составляющие большую часть современных коренных жителей Америки, понимают время “с точностью до наоборот”. Они угверждают: будущее находится позади нас, а прошлое лежит перед нами. 20) Для европейского уха это может звучать как высказывание сумасшедшего, однако индейцы имеют интересные аргументы для подкрепления своей точки зрения. Прошлое известно, говорят они, а будущее всегда неизвестно. Мы не можем видеть, что находится позади нас, следовательно, “сзади нас” лежит неизвестное. Таким образом, прошлое лежит перед нами — оно есть известное, видимое. А будущее лежит позади нас — оно есть неизвестное, невидимое.

Этот пример показывает нам впечатляющее различие одной их основных структур любого мироописания — понимания времени. Достаточно иметь хоть немного фантазии, чтобы представить себе последствия, которые это основополагающее различие оказывает на описание мира. Нечего и удивляться тому, что нам, европейцам, южноамериканские индейцы представляются фаталистами.

Но вернемся назад к толтекам. Что будет означать скольжение-между-описаниями в нашем вышеупомянутом примере описания времени? Прежде всего это, безусловно, будет значить, что толтеки не привязываются к какому-то одному пониманию времени. Они ищут некое абстрактное понимание времени, которое не будет больше описанием, а будет познанием сущности. Такое познание сущности и обозначение сущности должно подходить к самым различным возможным описания, потому что у них у всех есть нечто общее — их воспринимаемость. Одно существенное высказывание о времени в этом смысле мы можем найти в шестой книге Кастанеды. Толтекское понимание времени описано там так: “Флоринда объяснила, что когда она и ее друзья говорят о времени, они не имеют в виду что-то такое, что измеряется движением часовой стрелки. Время является сущностью внимания”. 21) Данное высказывание столь абстрактно, что подходит к обоим описаниям времени в нашем примере. Оно подходит и к теоретическим размышлениям Гуссерля о внутреннем осознании времени, так что отвечает и самым высшим философским запросам.

Интересно далее рассмотреть практическую сторону учения толтеков о времени. В искусстве сталкинга есть одно упражнение, которое называется “поворотом головы”. Мы не станем описывать сложный метод выполнения этого упражнения, но следующая цитата показывает нам практическое значение противопоставления одного описания мира другому.

“Обычно мы смотрим на время, уходящее от нас. Только сталкеры могут менять направление и поворачиваться лицом к накатывающемуся на нас времени… Поворачивание головы не равносильно взгляду в будущее, а означает, что время видится как нечто конкретное, хотя и непонятное”. 22)

Скольжение-между-описаниями означает далее практическое использование приема, позволяющего избежать проецирование собственного “я” на мнимые объяснения какого-либо мироописаиия, которые на самом деле абсолютно ничего нам не “объясняют”. Такой образ действия получил у толтеков наименование “быть свидетелем”. В интервью с Грациэлой Корвалан Кастанеда объясняет концепцию “свидетеля” следующим образом: “Быть свидетелем означает, что будьте ни о чем нельзя выносить суждений. Это означает, что речь идет о вечном видении, которое само по себе столь много значит, что никакие суждения уже не нужны”. 23)

Каким же образом, однако, мы приходим к нашим предварительным суждениям, которые в итоге всегда являются только нашим описанием мира, независимо от того, родились мы в горах Южной Америки или в центре Европы? Этот вопрос отсылает нас к истории развития описания мира, которая в конечном счете является историей развития самого человека. С помощью истории человечества мы попытаемся еще раз показать все значение проблематики данной главы.

Дон Хуан утверждает в связи с этим, что человеческое восприятие сильно изменилось в ходе истории. Возраст “разума” с его строгим описанием мира сравнительно невелик, и человек провел большую часть своей истории в ином, более свободном состоянии. 24)

Это высказывание полностью соответствует точке зрения палеоантропологии — одного из направлений исследований современной антропологии. Первым значительным шагом в становлении современного человека было прямохождение. Встав на две ноги, предки современного человека подучили. свободные руки, которые уже не использовались более при ходьбе. Кроме того, руки попади в сферу влияния глаз, что позволило управлять “владением” ими из одного центра. Первобытный человек учился “схватывать”, “охватывать” вещи из своего окружения; мы и поныне используем эти “понятия”, которые однозначно указывают на способность человеческой руки, для описания акта понимания: “Он легко схватывает материал”. Находясь в поле зрения, руки обусловили в дальнейшем саморефлексию, первое самопознание, первый познавательный акт в философском смысле.

Палеоантропология доказывает сегодня, насколько сильно связано развитие человеческой руки с развитием мозга. Похоже, рука была своего рода катализатором в процессе развития больших полушарий мозга, являющихся, по мнению ученых, ответственными за функционирование языка и понимания. Внутри этого процесса развития человеческое мышление становилось все более саморефлексивным, направленным на самого человека. Появляется первый язык, причем ученые считают, что он состоял из знаков руки, жестов. Такой язык можно встретить еще и сегодня у племен, живущих первобытной естественной жизнью, например у бушменов Африки. С течением времени человек приобретал все больший контроль над, своими органами слуха, что привело к возникновению языка в современном смысле этого слова.

Параллельно этому человек учился изготовлению и использованию инструментов. Он познакомился также с согревающим и защищающим свойством огня и научился впоследствии разжигать его. Язык позволил превратить в традицию все эти способности, а также опыт, приобретаемый во время охоты. С этого момента могла возникнуть культура, опирающаяся на собственные традиции.

Однако саморефлексия и все традиционное делание человека было столь объемным и разнообразным, что с течением времени заполнило собой всю область сознания. Этот процесс отделил культуру от се праматери — природы. Современное индустриальное общество и культура общества потребления с их рационалистическим мышлением развили до предела этот медленный процесс отчуждения, начавшийся с того, что мы оторвали наши руки от матери-земли.

Многие люди испытывают сегодня страстное желание вернуться назад, к прежнему безвинному состоянию гармоничной жизни вместе с природой, вместо того чтобы с ней “бороться”. Однако в их душах шевелится одновременно страх потереть все то, что человек с огромными усилиями описал и узнал за прошедшие тысячелетия. Сможем ли мы сохранить наше понимание и одновременно вернуться назад, к природе? Этот вопрос ждет своего решения, и если он не будет решен отдельными людьми, то не разрешится никогда.

1.2. Тональ и первое кольцо силы

"Высшая задача образования — помочь человеку овладеть своим трансцендентальным “я”, стать самим собой… Без совершенного понимания себя невозможно научиться понимать других"

Новалис (1772–1801)

Чтобы логически завершить тему отношения толтеков к “нормальной” реальности и миру обычных людей, опишем основные положения толтекского учения.

Темы предыдущих глав “Кажущееся” и “Описание мира” в смысле толтекского учения являются аспектами одной и той же упорядочивающей инстанции, которую толтеки называют “тональ” (от толтекского tonalli — казаться, являться, показывать себя, быть видимым). Тональ является одновременно и описанием мира и творцом этого описания. Дон Хуан объясняет тональ следующим образом:

“Тональ — это организатор мира… Его громадную работу можно, вероятно, лучше всего объяснить, если сказать, что на его плечах покоится задача упорядочивания хаоса мира. Не будет преувеличением утверждать, как это делают маги, что все, что мы как люди знаем и делаем, является произведением тоналя… Тональ — это все, чем мы являемся… Посмотри вокруг! Все, для чего у нас есть слова, является тоналем. И поскольку тональ является не чем иным, как только своим собственным деланием, все попадает, следовательно, в сферу его действия”. 25)

Тональ является частью того, что дон Хуан называет исходной парой или истинной парой. Другая часть обозначается как “нагваль”. Толтекское учение говорит, что обе эти части существуют совместно при рождении ребенка. Они вместе образуют первоначальное “единство себя”. Толтеки исходят из того, что все мы от рождения обладаем двумя этими различными видами сознания. Их можно представить как близнецов, из которых один — тональ — воспитывается, обучается и научается. Второй близнец после рождения будет заперт в подвал и в дальнейшем о нем забудут. Это сокровенная часть человека, нагваль, который выражает себя у обычного человека разве что во время сна. Об этой части нашего единого “я” мы поговорим в последующих главах

Вернемся назад к тоналю. Мы все являемся тоналей. Тональ — это наше “я”, наша личность, все, что мы знаем, учим и познаем. Ведь “мой” мир — это все то, что “я” знаю, узнаю и познаю. О таком отношении вещей мы только что говорили в предыдущей главе. Чтобы правильно понять тональ, воспользуемся приемом аллегории. В “Кольце силы” дон Хуан объясняет тональ, используя обычный стол в ресторане. Поверхность стола является как бы островом. Этот остров — тональ человека и одновременно сама личность. На острове находятся самые различные предметы, все вещи, существующие в мире этого человека. Остров является, таким образом, одновременно и миром и самим “я”. Это личностный тональ.

Такое редуцированное представление “мир как я” мы находим также и у Гуссерля, который благодаря радикальным шагам редукции трансцендентального эпохе' (самовоздержание от какой бы то ни было действительности вне собственного сознания) приходит к “трансцендентальному я” и представлению о “трансцендентальной субъективности”. Аллегорию “я как остров” находим мы также в психологии, например, у Зигмунда Фрейда или Карла Густава Юнга.

Толтеки считают также, что существует коллективный тональ для всех, который называется “тоналей времени”. Дон Хуан указывает Кастанеде на другие с голы в ресторане. Хотя на разных столах стоят разные тарелки и различная еда, все же все столы очень похожи друг на друга. Точно так же, как похожи один на другой столы, похожи и личностные тонали. Причина этого — совместный тональ времени.

Собственно, мы воспитываемся и обучаемся по правилам тоналя времени тому, как мы должны называть и упорядочивать предметы на нашем острове. Так, например, каждый тональ имеет тенденцию разбивать все предметы на острове на пары. Согласно дону Хуану, это происходит потому, что тональ чувствует свое несовершенство, поскольку является лишь частью первоначальной пары тональ— нагваль, и пытается изо всех сил восполнить это:

“Мы чувствуем две наши части, но мы представляем их себе всегда только при помощи предметов тоналя. так мы говорим, что две наши части — это душа и чело. Или дух и материя. Или добро и зло, Бог и сатана. Но мы никогда не поймем, что объединяем в пары только вещи с нашего острова, точно так же, как мы связываем попарно чай и кофе, хлеб и блины или горчицу и перец”. 26)

Для европейца, который дифференцирован своим тоналей времени на суждения и оценки, может показаться невыносимой относительность, двойственность любой ценности, которая логически вытекает из данной цитаты. Все масштабы оценки, такие, как положительный — отрицательный, плохой — хороший и т. д., выпадают из их определяющих шаблонов и становятся тем, чем они всегда и были, — самостоятельными, независимыми предметами нашего тоналя, нашего описания мира. Для индейского тоналя времени такое отношение к ценностям не является чем-то чуждым. Аймара знают закон относительности ценностных представлений: “В единстве бытия нет никаких представлений о ценности. Если мы обозначаем что-то как “хорошее” или “плохое” мы должны всегда осознавать относительность подобных суждений” 27)

Дон Хуан рекомендует своим ученикам рассматривать других людей всегда как тонали, потому что тогда нельзя никого ни осудить с точки зрения морали, ни оправдать из сочувствия. Наблюдать кого-то как тональ — значит судить не приговаривая и не извиняя. Осуждать нельзя, потому что ясна относительность подобного процесса; оправдывать же нельзя потому, что другой человек имеет власть над своим тоналем, то есть он сам привел себя в это положение. Мы находим здесь типичную стратегию свидетеля.

Если мы говорим о власти, которую человек имеет над своим тоналей, то это значит, что мы имеем тональ, который сам на себя влияет. Эту власть надо понимать как возможность изменить фасад нашего острова тоналя. Мы можем как угодно располагать предметы на столе в аллегорическом пояснении дона Хуана, переставлять их. К содержанию тоналя невозможно что-то добавить или оттуда что-то убрать, но взаиморасположение вещей внутри тоналя мы изменяем сами, изменяя при этом и обстоятельства своей жизни. Но надо сказать, что обычный человек никогда не изменяет фасад своего тоналя. Лишь очень плохие условия, такие, как тяжелая болезнь, война или подобные судьбоносные явления, могут принудить его изменить свое мышление, свой образ жизни — и только из огромного желания выжить. В обычной жизни однажды выученное описание и взаиморасположение вырастает в мелочное, деспотичное “я”, которое еще более укрепляет свои структуры благодаря монотонному внутреннему диалогу, так что они в конце концов становятся настолько жесткими, что уже совершенно не способны к изменению. Достопримечательно, что психология говорит в этой связи о “я-комплексе”.

Толтеки, напротив, изменяют с помощью воли фасад своего тоналя, чтобы вновь организовать его стратегически осмысленным образом. Средствами к так называемой “трансформации острова тоналя” являются, например, техники сталкинга, не-делания и, не в последнюю очередь, остановка внутреннего диалога. При этом предрассудки, дурные привычки и тому подобное могут быть отправлены на задний план острова, где они останутся как неиспользуемый инвентарь. А другие вещи выдвигаются на передний план, — вещи, о которых мы всегда знали, но никогда их не использовали. Это может быть все, что угодно. Параметром трансформации является здесь для толтеков “делание стратегии” и “путь с сердцем”.

Концепция “делания стратегии” исходит их того, что тональ в сущности представляет собой инвентарный список вещей и способов поведения себя самого. На самом верху инвентарного списка находятся позиции, которые требуют наибольшего расхода энергии. Обычно это способы отношений с очень ограниченной действительной ценностью для выживания человека. Толтеки убеждены, что почти у всех людей под номером 1 в инвентарном списке находится самомнение, чувство собственной важности. При этом они направляют усилия на изменение позиции в инвентарном списке, чтобы на место чувства собственной важности поставить иной способ поведения, как, например, контроль за своими действиями или самодисциплина. Во второй части книги мы подробно представим техники достижения подобного изменения, такие, как “не-делание собственной важности”.

Концепция “путь с сердцем” исходит из того, что вещи на фасаде тоналя являются защитными щитами против неконтролируемых атак нашего сумасшедшего близнеца — нагваля. По словам дона Хуана, все делание обычного человека является таким щитом против сил, которые в полном смысле принадлежат к нашему единому “я”, но которые мы оторвали от себя в? процессе нашего развития. Поскольку толтеки сознательно ищут контакт с этими силами, им нужны особые щиты, которые бы не блокировали данные силы, а помогали их использовать. Поэтому им нужно некоторое количество избранных вещей и способов поведения, которые бы давали им мир и радость, чтобы не допустить в их мысли страх или сомнения:

“Именно последовательный выбор пути с сердцем делает воина отличным от среднего человека. Он знает, что путь имеет сердце, когда он един с этим путем, когда он испытывает огромный покой и наслаждение, идя по нему. Веши, которые воин отбирает, чтобы сделать свои щиты, — это элементы пути с сердцем”. 28)

Делание стратегии — это в определенной степени рациональный момент трансформации тоналя, в то время как путь с сердцем является очень индивидуальным, зависимым от чувств личности масштабом изменения. Однако и тот и другой прежде всего являются свободными масштабами, которые не принуждают толтеков к какому-либо определенному деланию. В этом заключается важнейшее отличие толтекского учения от многочисленных “священных учений”, которые в строго определенных догматических формах увлекают и “соблазняют” своих учеников.

Следующей целью толтеков является гармонизация внутри личностного тоналя. Собственно тональ, выражаясь упрощенно, имеет две стороны. Поверхность или фасад острова — это наши действия, наше поведение. Внутренний тональ ответствен за наши суждения и решения. В “корректном” тонале обе части находятся в равновесии, они полностью гармонируют друг с другом. Это значит, что корректный тональ действует согласно своим решениям и делает то, что он считает правильным. Если мы решили что-то — мы должны действовать в соответствии с нашим решением: если мы осознали какую-то истину или положение дел — мы должны в дальнейшей жизни всегда учитывать их на практике. Для толтеков это и есть “гармония в тонале”.

Все же иное означает неравновесие, а значит, и борьбу в собственном тонале, в собственном “я”. “Я” недовольно “мной”, потому что “я” не сделало того, что “я” для “меня” запланировал, — вот это и есть пример борьбы в тонале. И как говорит дон Хуан: “Борьба в самом тонале — это одна из самых бессмысленных битв, какую я только могу представить”. 29)

Как мы уже указывали выше, у толтекского понятия “Я” — тоналя необычайная похожесть с “трансцендентальным я” Гуссерля. К тому же мнение толтеков совпадает с представлением аналитической психологии Карла Густава Юнга о так называемом “Я-комплексе”. Параллели этих теорий о “Я” совпадают вплоть до малейших деталей. Было бы, однако, рискованно вдаваться в детали, потому что такое занятие многократно превысило бы объем настоящего исследования. Поэтому мы отсылаем интересующихся читателей к оригинальной литературе по аналитической психологии.

Во всяком случае, уже сейчас очевидно, что мы имеем дело не с какой-то примитивной идеей о “Я”, а со сложной теорией, причем подтвержденной исследованиями в теории познания. Кроме того, толтекская философия личности нацелена на практическую перепроверку и использование знаний о тонале — существенная черта, которой недостает нынешней европейской философии в целом. Не будет преувеличением сказать, что толтекское учение может служить образцом практической философии. Мы еще поговорим об этом в дальнейшем.

Чтобы завершить теоретические размышления о толтекском взгляде на тему “тональ — обычная реальность”, представим читателю еще так называемое “первое кольцо силы”. Оно. называется еще “первое внимание” или “внимание тоналя”. Посредством первого кольца силы мы воспринимаем наш повседневный мир, придаем ему смысл и действительность. Дон Хуан замечает по этому поводу:

“Это кольцо, которое замыкается вскоре после нашего рождения, — разум и его спутник — разговор. Совместно они порождают мир и держат в горсти. Таким образом, мир является в своей основе миром, созданным посредством описания и его догматических, нерушимых правил, которые наш разум учится уважать и защищать”. 30)

Немного выше мы познакомились с принципом придания смысла и истинности как функцией нашего сознания — интенциональностью. Соответствующий механизм описания мира мы тоже в некотором смысле осветили. И тот и другой самым тесным образом связаны с первым кольцом силы, которое графически может быть представлено следующим образом (рис. 1).

[Рис. 1. Первое кольцо силы, или внимание тоналя]

Разум является центром кольца силы, это, так сказать, наблюдательный пост, из которого мы обозреваем весь мир тоналя. Он управляет правилами, по которым мы понимаем и познаем мир.

Разговор представляет собой спутник, который вращается вокруг центра — разума. Он символизирует кругообразное движение нашего внутреннего диалога вокруг разумного объяснения мира, которое представляет собой продукт языка, речи. Разум и разговор непосредственно связаны между собой: они могут функционировать только совместно. Разум упорядочивает речь — речь является единственным средством выражения правил разума. Связь между речью и разумом символизирует процесс понимания.

Посредством этой системы мы поддерживаем наш разумный мир в действии. Если бы мы этого не делали, то вы никогда не смогли бы прочесть этих строк, они не имели бы для вас никакого смысла. Система служит для того, чтобы прийти к восприятию, которое может быть познано, и к разумному мышлению, а не только для того, чтобы просто открыть глаза. Мы должны познать все, что пас окружает!

Грудной младенец, например, хотя и является полноценным человеком, но не может ничего поделать с огромным количеством вещей, которые мы воспринимаем как само собой разумеющееся. Об этом не следует забывать. Философия вообще, как и учение толтеков в частности, показывает, что человеческое познание вовсе не является таким простым и понятным делом, как нам бы того хотелось. Нужно приложить огромные усилия, чтобы сделать из новорожденного мыслящего человека. Обучение начинается уже в семье, от родителей, и далее продолжается с помощью огромной машины — образовательной системы, начинающейся в обычной школе и заканчивающейся университетом. Все то, что мы изучаем, наполняет постепенно наше сознание, занимает его целиком и полностью аналогично тому, как предметы и отходы нашей цивилизации угрожают переполнить Землю.

Мы не хотим умалить здесь исторические достижения разума, но они должны подвергнуться основательной критике. Они должны занимать только соответствующее им место. С точки зрения теории познания, толтеки совершенно правы, когда говорят, что “разум отражает в конечном счете только внешний порядок и что он не знает ничего, кроме этого порядка… Разум может только переживать действия тоналя, но никогда не сможет полностью понять или разгадать его. Уже то положение дел, что мы думаем и говорим, указывает на порядок, который мы поддерживаем, не зная, что мы это делаем и что собой, собственно, представляет этот порядок”. 31)

Тут, однако, вновь замыкается круг, так как мы опять приходим к заключению, что мир является необъяснимой тайной и останется таковой навеки. Первая заповедь правила сталкинга самоочевидна. Хотя мы и разгадали кое-что о том, “как” происходит процесс познания нормальной действительности, мы раскрыли механизмы познания; но то, “что” является познаваемым, мир в его трансцендентном смысле мы не можем, разгадать. “Мир в себе” есть и остается единственным чудом,

Поводом для несказанного удивления. К тому же тональ, наше “я” и наше повседневное восприятие смертны. “Тональ начинается с рождением и заканчивается смертью” 32), мы все это знаем, хотя многие и хотели бы забыть о таком положении дед: Однако именно честный взгляд на нашу смертность мог бы открыть нам врата к другим опытам и другой действительности, которые не подчиняются естественным ограничениям разума. Этой и подобными темами мы займемся в последующих главах.

2. Скрытое — Карлос Кастанеда и К. Г. Юнг

"Я спал, и я видел во сне старый мир. Но что является более истинным? Сколь мало посылают нам сны духи, столь же мало посылает нам сны наше "я"."

Теодор Адорно (1903–1969)

Вторая большая система толтекского учения — искусства сновидения — исходит из предпосылки, что все мы от рождения обладаем двумя видами сознания. С первым видом — тоналем — мы только что познакомились. Это очень хорошо известное каждому “Я”-сознание, благо даря которому мы действуем и функционируем в повседневной жизни.

Другой вид сознания толтеки называют “нагваль” (от толтекского nahualli — себя скрывающее, маскирующее). Для области нагваля нет ни слов, ни понятий, потому что она для нашего я — тоналя — совершенно недоступна. Мы можем пережить только воздействие нагваля, почему он и понимается прежде всею как “сила”. В аллегории о тонале как острове нагваль является морем, которое окружает остров.

По мнению толтеков, мы, люди, обладаем особыми воспринимающими функциями, которые позволяют нам воспринимать нагваль и его мир точно так же, как разум и разговор помогают нам воспринимать мир тоналя. Одной из таких функций нагваля является “сновидение”. Толтекское “сновидение”, однако, не идентично нашему обычному ночному сновидению, но больше похоже па дневные мечтания или представления желаемого. “Сновидение” является практической системой для сознательного контроля за собственными действиями в происходящем во сне. Соответствующие техники будут описаны в дальнейшем.

Сначала же мы попытаемся снова испытать исходные посылки толтекской системы знаний на их достоверность. Наш вопрос должен звучать так: действительно ли существует некая другая автономная часть человека, которая неравна известному Я-сознанию и даже якобы противостоит ей? И как раз этот вопрос определил всю историю современной психологии двадцатого века.

Зигмунд Фрейд считается по праву отцом современной психотерапии и психоанализа. Его самой большой заслугой было открытие теории инстинктов, которая сводила все душевные процессы к сексуальной мотивации (сексуальная энергия, либидо), и открытие и исследование превосходящею значения утонченной неосознаваемой психики.

По его мнению, неосознаваемая часть нашей психики находит выражение в сновидениях. Фрейд исходил из тезиса, что в области “бессознательного” остается вытесненный нашим “я” материал переживаний, чтобы оттуда автономным образом снова проникать на поверхность нашего опознания. При этом Фрейд предложил модель понимания психических процессов, которая объясняла прежде всего происхождение неврозов, тех аномалий поведения, которыми соответствующие лица не в состоянии сознательно управлять. Он заявил также, вразрез с психопатологией того времени, что существует принципиальная возможность позднейшей обработки психических травм, которые в настоящий момент являются вытесненными из сознания, но могут позже быть переработаны с помощью снов и сознательного подхода к их содержанию.

Область души, которая у Фрейда была равнозначна области бессознательного, имеющейся у каждой личности, имела для него в этом смысле значение некоего рода буферной зоны или даже психических “мусорных отвалов” для вытесненных нашим “Я” содержаний сознания, преимущественно сексуальных.

Швейцарский психолог Кард Густав Юнг (1875–1961) был в юности учеником Фрейда. На основании своего практического опыта психиатра он развил впоследствии комплексную систему широкого понимания психического, которая не содержала очевидных недостатков теории Фрейда. Он показал относительность сексуальной ориентации неосознаваемых психических процессов, играющей у Фрейда исключительную, едва ли не всеобъемлющую роль, и разработал многослойную модель “бессознательного”. Так, Юнг делает, например, различие между индивидуально унаследованным “личностным бессознательным” и тоже унаследованным общечеловеческим “коллективным бессознательным”. Силу стремлений души, понимаемую Фрейдом как чисто сексуальную, как либидо, Юнг объясняет по-другому. По его мнению, существует так называемая “психическая энергия”, которая, наряду с сексуальным аспектом, имеет также и многочисленные иные формы выражения. Аналитическая или комплексная психология К. Г. Юнга с ее идеей о бессознательном как дополняющем, автономном бытии нашего “Я” удивительно похожа на толтекское учение о тонале и нагвале. Она послужит нам в дальнейшем сравнительным базисом при исследовании толтекского учения о сновидении. Психология Юнга как будто специально предназначена для подведения опор под учение толтеков, не в последнюю очередь и потому, что исследование сновидений является ее специальной областью. Юнг собственноручно проанализировал за свою жизнь более чем 80 000 сновидений у своих пациентов и таким образом пришел к заключению об основных структурах психики.

Однако и перед Юнгом стояла та же проблема — доказать свои тезисы с помощью рационалистического научного метода. Можно ли вообще говорить о некоей автономной психической составляющей? Обычное восприятие большинства современных людей идентифицирует психику с сознанием, с так называемой “духовной внутренней жизнью” человека. Многие психологические теории современности также имеют тенденцию к подобному наивному пониманию. Итак, есть ли вообще нашим “я” неосознаваемая, самостоятельная психика, как это постулирует Юнг? На этот вопрос сам Юнг отвечает следующее:

“Такое понимание является эмпирически совершенно верным, поскольку не только на примитивной ступени, но и у так называемого культурного человека психическое показывает себя как нечто объективное, что в большой степени уклоняется от нашего “мыслимого сознания”. Так, например, мы не можем подавить большинство эмоций, мы не можем превратить плохое настроение в хорошее, мы не можем ни заказать сновидения, ни отказаться от них… Мы только любим убаюкивать себя мыслью о том, что мы являемся господами в собственном доме. В действительности же мы обречены в значительной мере лишь надеяться на то, что наша бессознательная психика правильно функционирует сама по себе и не оставит нас при необходимости на произвол судьбы… С учетом такого положения вещей становится понятным, что старые представления о душе как о чем-то самостоятельном, не только объективном, но и даже опасно произвольном, оправданны””. 33)

Это значит, что действительно имеется некая инстанция внутри или около нас, которая не осознается нашим “я”, а действует совершенно автономно. Эта инстанция, которую толтеки и называют нагвалем, может даже при обычных обстоятельствах взять на себя контроль над всеми телесными процессами, которые иначе подчиняются сознательному “я”. Вспомним хотя бы пример лунатизма, который нередок у детей и подростков до периода полового созревания. Соответствующий человек лежит в постели, спит, заснуло также и его сознательное “я”. Вдруг он встает, как будто проснулся, ходит туда-сюда, что-то делает и даже нередко разговаривает некоторое время с другим человеком. Но его я-сознание продолжает спать. Оно не будет иметь никаких воспоминаний о происходящем и действиях, совершенных в данном состоянии, потому что оно в этих действиях не участвовало. Совсем иная, автономная сила взяла на некоторый срок управление телом лунатика. Лунатизм ни в коей мере не является одержимостью какими-то духами — это только другая часть нашего общего “я”, которая также обладает особого рода осознанием и на некоторый срок принимает на себя функцию контроля. Поэтому психология не видит в сомнамбулизме никаких болезненных проявлений. Скорее всего это некое чудесное состояние, которое открывает нам первоначальную мощь бессознательного, нагваля.

Итак, мы можем исходить из того, что у человека действительно имеется некая таинственная часть, о которой “я” не знает и не хочет ничего знать. Предпосылки второй толтекской системы могут, следовательно, рассматриваться как истинные. Но прежде, чем мы подойдем поближе к нашей теме “сон — сновидение”, необходимо избавиться от ходячего заблуждения при обычном понимании психологии К. Г. Юнга. А именно — что бессознательное само без-сознания. Это недоразумение возникло вследствие термина “бессознательное”. Бессознательное — это не обязательно “не осознающее само себя”, оно имеет, скорее, другой род осознания, которое, однако, в обычном случае не имеет отражательной природы. Оно более похоже на осознание предков современного человека. Надо хорошо понимать, что бессознательное потому названо бессознательным, что оно скрыто от нашего “я”, от нормального состояния Дознания. Юнг сам утверждает: “Бессознательное воспринимает, имеет намерения и догадки, совершенно так же чувствует и думает, как и сознание. Мы знаем об этом достаточно из опытов психопатологии и исследований функции сна”. 34)

Согласно мнению глубинной психологии, функция сна имеет компенсаторный характер. Как говорит Юнг в своей статье “О сущности снов”, компенсация является “противопоставлением или сравнением различных данных или исходных положений, благодаря чему возникает равновесие или исправление”. 35) Сон представляет собой, таким образом, своего рода мост понимания между бессознательным и сознанием, по которому бессознательное выражает свое мнение об установках сознания. Однако толкование посланий, которые по мосту сна проникают к “я”, удается последнему только в редких случаях, так как бессознательное говорит своим собственным языком образов и символов. Даже опытные психоаналитики нередко сталкиваются с трудностями в толковании снов, потому что система значений символов не имеет единства.

Толтеки также познали, что сны представляют собой мост, естественную связь между обеими сторонами человеческого сознания. Правда, они не занимались толкованием снов. Дон Хуан просто заявляет в “Путешествии в Икстлан”, что это было бы слишком мелко. Они разработали специальную методику видеть сны, которую они называют “искусством сновидения”. Дон Хуан называет сновидение “методом делания-себя-доступным-силе”. Обычно мост сновидения функционирует только в одном направлении: от бессознательного к сознательному, от нагваля — к тоналю. Толтеки идут в противоположном направлении. Они движутся с полным осознанием себя по мосту сновидения к силе, к нагвалю, к бессознательному. Однако как можно представить это практически?

Главное различие между обычным сном и сновидением толтеков — в сознательном контроле собственных действий в происходящем во сне. Обучение методике сновидения начинается с того, чтобы в одном из снов суметь увидеть свои руки. При этом подразумеваются, конечно, руки тела сновидения, а не руки физического тела. Это смотрение-на-руки содержит определенную меру рефлексии — отражения, так что человек при этом осознает, что он находится в состоянии сна. Этот “трюк” действительно функционирует, как познали многие на собственном опыте. Кроме того, он представляет собой точное повторение акта возникновения рефлексивного Я-сознания, о котором мы говорили в предыдущей главе, когда поясняли взаимосвязь рука—речь—разум.

Удивление действительно очень велико, если спящий понимает, что он находится в полном опознании и при этом, однако, не в своем физическом теле. Он воспринимает кажущийся вполне реальным мир сновидения и совершенно новое собственное тело, так называемое тело сновидения. Его взгляд начинает блуждать от созерцания рук этого тела сновидения к предметам окружающею мира сновидения. Таков обязательный первый шаг при обучении искусству сновидения. Благодаря тренировке эта техника становится все более совершенной, пока сновидящий не научится сознательно задерживаться в мире сновидения продолжительное время. Далее толтеки развивают благодаря сознательному контролю сновидения некоторый вид параллельного существования нормального “я” — так называемый “двойник”, или “другое я”.

Европейские исследователи сна также усиленно занимаются в последние годы этим сознательным родом сновидений, которые получили у нас названия “ясное сновидение”, или “осознанное сновидение”. Однако хотя эти исследователи и приоткрыли дверь в “сновидения” и “период сна”, они, кажется, н сами не понимают, что же они открыли и чему это может служить. Тем не менее они делают первые шаги в совершенно новой области сознания, и это можно только приветствовать.

С другой стороны, в различных эзотерических кругах имеются объединения в виде сект, которые пользуются техникой сновидения, чтобы привязать к себе новых сторонников. Я считаю подобного рода козни весьма опасными, так как такой образ действий не может быть полезным для серьезных занятий сновидением.

Техника сновидения служит у толтеков методом получения новых знаний. Здесь, вероятно, кто-то возразит, что совершенно невозможно из порождений нашей фантазии — снов — получить какие-либо знания. Является ли, однако, сон действительно лишь фантастическим образованием? Мы не можем его ни произвольно задавать, ни определить его чувственное содержание.

Феноменология Гуссерля считает восприятие во сне равноправные обычной функции восприятия. Воображение, к которому принадлежит фантазия, определяется согласно Гуссерлю, по переменному модусу, то есть мы фантазируем всегда или в области будущего, или в области прошедшего. Фантазию невозможно найти в “здесь и сейчас”, но всегда только “там и тогда”. Восприятие же всегда находится в модусе настоящего, точно так же, как и сон. Имеются еще и другие феноменологические признаки принципиального единства сна и восприятия, которые мы не станем приводить и обсуждать по причинам их объемности.

Аналитическая психология особо подчеркивает познавательную функцию сна. Юнг пишет так: “Ценностное значение неосознаваемой психики как источника познания вовсе не является столь иллюзорным, как хотелось бы нашему западному рационализму” 36),

У первобытных народов сновидения всегда ценились очень высоко. Цивилизованного человека вводит в заблуждение прежде всего понимание сна как “внутреннего” переживания. Он полагает, что сновидения не имеют никакой реальной ценности, поскольку они происходят в нашем мозге и являются внутренним продуктом, фантазией. Но при этом он слишком быстро забывает о том, что это точно так же справедливо для всех его восприятий и вообще всего прочего познаваемого, так как все эти процессы тоже происходят “только” в мозге. Мы уже сталкивались в первой главе с подобным способом размышлений.

Но что является справедливым для сна вообще, должно быть тем более справедливым для осознанного сновидения. Ведь там сновидящий развивает благодаря контролю над телом сновидения некий живой субъект в реальном мире сновидения — прототип “я” в обычном мире. Юнг догадывался о принципиальной возможности существования такого двойника, “другого я” толтекского учения:

“Если бессознательное может содержать все, что известно как функция сознания, то сам собой напрашивается вывод, что в конце концов, бессознательное, как и сознание, содержит нечто подобное субъекту, своего рода "я"”)37)

Однако, в отличие от толтеков, во всем, что касается иной личностной сущности, Юнг останавливается на своих догадках о тех возможностях, которые открываются при этом для нашего познания. Он лишь предполагает, “что существующая рядом с сознанием другая психическая система… постольку имеет абсолютное революционное значение, поскольку она может изменить нашу картину мира в самых ее основах. Если бы мы попытались передать в я-сознание только те восприятия, которые происходят во второй психической системе, то открылись бы неслыханного размера картины мира… так как если у субъекта восприятия и познания свершается такое кардинальное изменение, несравнимое даже с удвоением, то должна возникнуть картина мира, полностью отличная от существующей”.)38

А толтеки действительно переживают это двойное существование тоналя — нормальной личностной сущности, обидного мира, и нагваля — другого себя и другого мира. Переживаемый реально мир сновидения с его субъектом — телом сновидения постоянно противостоит реальному миру физического тела.

В ходе трехтысячелетней практики толтеки разработали картину мира, соответствующую их глубокому знанию человеческой природы. Дон Хуан рассказывает в “Огне изнутри” захватывающую историю исследования возможностей человеческого осознания толтекскими видящими древности. Благодаря их сновидению им открылась новая модель описания мира, с которой мы сейчас и познакомимся.

И Толтеки описывают космос как бесконечное скопление энергетических полей. Они похожи на тонкие нити света и излучаются из первоисточника всего сущего, который символически назван “Орлом”. Поэтому эти энергетические поля называются также “эманациями Орла”.

Человек состоит, точно так же, как и любое другое живое существо, из бесконечного числа таких нитеобразных эманации. Они образуют закрытый агломерат, который представляется как световой шар, соответствующий величине тела данного живого существа. Человек похож на большое светящееся яйцо.

Внутри шара освещается только узкий спектр энергетических нолей, и он освещается из одной интенсивно светящейся точки, которая находится на внешней поверхности шара. Эта точка, называемая “точкой сборки”, определяет, какие энергетические тюля соответствующее живое существо воспринимает как свой мир. Точка освещает эманации в своем непосредственном окружении и делает их при этом воспринимаемыми.

Такое представление несколько упрощенно, но, в сущности, соответствует ядру толтекского учения о сознании. Для лучшего понимания всего вышеизложенного на рисунке 2 представлены графически светящееся ядро человека и его важнейшие области.

При осознании в бодрствующем состоянии точки сборки всегда фиксируется па внешней поверхности шара, на том самом месте, которое должно первым познаваться в жизни. Ее положение определяется регионом, где зафиксирована точка сборки других существ данного вида или, соответственно, окружающих человека людей. Удержание данного узко ограниченного региона может пониматься буквально как “нормальность”.

[Рис. 2. Толтекская модель осознания, или “светящийся кокон” и “точка сборки”. М = точка сборки, обычная позиция = Я — сознание; Т = позиция точки сборки во время сна. (пример) = сознание сновидения = естественный сдвиг точки сборки во сне. ]

[Рис. 3. Модель психики по Юнгу (вып. М. Л. фон Франц). ]

В состоянии сна точка сборки скользит естественным образом внутрь светящегося яйца, при этом освещаются энергетические поля внутри шара, которые обычно не используются. Так возникают сновидения, восприятие сепаратного мира снов. Такой сдвиг точки сборки могут вызвать также наркотики, тяжелая болезнь, температура, голод иди травматические состояния. При каждом сдвиге монтируется, собирается другой мир, то есть посредством точки сборки выбираются восприятия, независимо от того, как мы эти восприятия интерпретируем (например, как “галлюцинации”, “фантазии” или еще как-то).

“Сновидеть” означает, собственно, фиксировать точку сборки в необычной позиции светящегося яйца. При обычном сне точка сборки находится в постоянном движении, почему и образы сна постоянно меняются: одни лица превращаются в другие, ландшафт изменяется или покрывается сверху иными картинами и т. д. Читатель знает подобные феномены из собственного опыта. Но если точка сборки будет во сне зафиксирована, как это происходит в сновидении толтеков, то сценарий сновидения больше не изменяется, но будет восприниматься как прочный, законченный в себе мир.

Это описание мира кажется, естественно, чуждым. Но К. Г. Юнг пришел в результате своих исследований функции сна и сущности психического к совершенно аналогичной модели сознания и психики:

“Я могу сравнить психику с шаром, который имеет на своей внешней поверхности светлую область (А), которая представляет сознание. Эго является центром поля (что-то только тогда осознается, если “я” это знаю). Личностная сущность является центром и одновременно всем шаром (В); ее ново-образовательные процессы вызывают сновидения”. 39)

Достойно внимания, что и Юнг, и толтеки пришли к их моделям путем исследования сновидений. Похожесть обеих концепций столь очевидна, что можно было бы задаться вопросом, кто у кого ее списал. Мы, однако, убеждены, что в данном случае нет никакого плагиата. Обе модели походят более на два сепаратных отпечатка пальца — они представляют одну и ту же сущность, которую толтеки называют нагвалем, а Юнг обозначает как бессознательное. Но сущность этих двух названий, как и палец, с которого сделаны отпечатки, остается за этими моделями по-прежнему необъяснимой. Однако модели позволяют разуму распознать, о чем идет речь. В прямой же контакт с этой силой, которая в собственном смысле принадлежит нам самим и даже является нашей личностной сущностью", вступают только практики, сновидящие, в их осознанном, контролируемом сновидении.

2.1. Сон, смерть и трансцендентность

"Сны в высшей степени важны для психологов, а также для историков человечества. Сны привнесли очень многое в культуру и образование человечества — отсюда, по праву, огромное уважение к снам в древности."

Новалис

В последней главе мы увидели, что действительно существует вторая автономная часть человека, которая совершенно скрыта от нашего “я”. К. Г. Юнг называет эту часть “бессознательным”. Толтеки называют ее нагвалем, что в переводе обозначает “скрытое”, “маскирующееся”. Сны выполняют связующую функцию между бессознательным, нагвалем и Я-сознанием, тоналем. Они являются своего рода видением, которое может перемещать восприятие между двумя видами осознания и принадлежащими им мирами. Это означает, что сон сам по себе является мостом между миром повседневной жизни, жизни “я”, и другим миром — миром магии.

Чтобы осветить действительное значение данной темы, рассмотрим различные аспекты феномена сон\осознание сна. Естественнонаучные исследования снов показали, что функция сна имеет очень древние исторические корни. Кошки и собаки, овцы и обезьяны сновидят, очевидно, совершенно аналогично нам людям. Даже у очень древнего рода млекопитающих — опоссума — может быть установлена активность во время сна. Отсюда мы имеем право заключить, что функция сна существует по крайней мере несколько сотен миллионов лет.

Можно, таким образом, предположить, что сны уже очень долго сопровождали жизнь предков человека, задолго то того, как речь и разум сделали свои первые несмелые шаги. У народов, живущих естественной жизнью, так называемых “примитивных народов”, представление о “я” является не столь прочным, как у рационалистически мыслящих европейцев, — и тем более важную роль в их жизни играет сон. Так, например, некоторые австралийские коренные жители — аборигены — убеждены, что сновидения представляют действительный мир, а нормальная для нас реальность является миром кажущимся.

Прежде чем мы рассмотрим подробнее значение сна в человеческой истории и у первобытных и культурных народов, покажем еще раз основополагающую необходимость снов.

Естественнонаучные исследования различают два различных вида сна: ортодоксальный сон без сновидений, называемый также глубоким сном, и парадоксальный сон — сон со сновидениями. Биохимические исследования в связи с этим установили, что сны, очевидно, являются жизненно необходимыми. Животные, которым не давали видеть сны, но которые имели возможность спать глубоким сном достаточно долго, умирали в среднем на двадцатый день. У людей, которые согласились подвергнулся подобным опытам, уже на четырнадцатый день появились заметные изменения в психике и нарушения обмена веществ. Эти показатели были столь четкими, что пришлось прервать эксперименты. Таким образом, сновидение имеет важное значение для жизни, его функция сравнима с обменом веществ и дыханием, или же, как предполагают биохимики, сновидения являются частью этих жизненно важных функций. Во всяком случае, сновидения вовсе не являются “пеной”, как нас уверяет пословица. Каждый человек видит за ночь много снов, даже если он не может или не хочет их вспомнить. Они имеют общую продолжительность как минимум 90 минут, отдельный сон продолжается от трех до 55 минут. Эти данные не учитывают содержание снов, однако значение содержания снов широко представлено в работах по аналитической психологии.

Все древние нецивилизованные и культурные народы проявляли огромный интерес к сновидениям, и надо сказать, по тем же причинам, что и толтеки. Сны служили непосредственным источником познания; они передавали знания той другой составляющей человека, которая, как уже указывалось, нередко идентифицировалась с душой. Юнг говорит об этом:

“Древние представления о душе как источнике высшей, даже божественной мудрости можно хорошо понять, если учесть обстоятельство, что все культуры, начиная от примитивных народов, использовали постоянные сны и видения как источник познания. Бессознательное действительно имеет в своем распоряжении сублиминантное восприятие, которое по своему богатству и широте граничит с чудесным. С учетом этого обстоятельства сны и видения использовались на примитивной ступени как важнейший источник информации, и на этой психологии возникли мощные древние культуры, такие, как индийская и китайская, которые исследовали до тонкостей, философски и практически, путь внутреннего познания”. 41)

В ряд этих старых мощных культур мы можем, безусловно, поставить также египетскую и — не в последнюю очередь — толтекскую. Они точно так же содержат практически-философский путь познания, как об этом говорится у Юнга.

Рассмотрим вначале значение снов у нецивилизованных народов, поскольку здесь в особенно чистой форме представлены основополагающие принципы работы с феноменом сна. Приведем уже много раз по этому поводу цитированный пример — представления о сне индейцев наскапи с полуострова Лабрадор. На этот типичный случай культа сна у архаичного народа-охотника ссылаются как этнография, так и аналитическо-психологические исследования снов. Ученица Юнга Мария-Луиза фон Франц пишет об индейцах наскапи следующее:

“Эти лесные охотники живут маленькими семейными группами столь обособленно, что у них не развивались никакие племенные обычаи, религиозные взгляды или ритуалы. Поэтому наскапи-охотники полагаются только на их внутреннюю бессознательную интуицию и сновидения. Они учат, что душа человека является не чем иным, как внутренним спутником, которого они называют “мой друг” или Mista'peo — “большой человек”. Он живет в сердце каждого человека и бессмертен. Те наскапи, которые видят сны и пытаются толковать их скрытый смысл и проверять их истинность, могут вступать в тесные взаимоотношения с “большим человеком”. Он награждает таких людей и посылает им больше снов или лучшие сны. Наряду с главной обязанностью индивидуума — следовать указаниям своих снов, существует и другая обязанность — увековечивать сны с помощью произведений искусства… Таким образом, сны дают наскапи полную ориентацию также и в отношении их внешнего окружения, природы: о возможностях охоты, погоде и других обстоятельствах, от которых зависит их жизнь”.42)

Этнолог Майнхард Шустер сообщает, что охотник-наскапи обязательно должен перед охотой увидеть сон об охоте, чтобы, например, узнать правильную дорогу, которая приведет к желаемой добыче. Удивительно не только то, что этот метод очевидно функционирует, — чему может служить достаточным доказательством многовековое существование наскапи в климатических условиях, непригодных для ведения нормальной хозяйственной жизни; но и то, что они совершенно серьезно воспринимают связь сна об охоте и успешной охоты как важнейшую часть всего процесса. Шустер пишет о наскапи, что “без соответствующего сна вряд ли можно ожидать успеха в охоте; после победы во сне конкретный выстрел представляет лишь не особо сложный, в определенной мере само собой разумеющийся исход сна в мире материальных вещей”. 43)

Итак, сон для наскапи представляет непосредственную полезную функцию их сознания, то есть они используют знания, подученные во сне, как само собой разумеющиеся для получения информации об окружающем мире, точно так же, как западноевропейский человек использует для этой цели разум

В этом материале о культе сна у наскапи содержатся многие существенные признаки исследования сна у других нецивилизованных и культурных народов, о которых мы еще для сравнения поговорим далее.

“Большой человек” наскапи представляется как исследователь и направляющая сила сновидения. Это некая персонификация “души сновидения”, которая называется также “свободной душой”, поскольку она может кратковременно покидать тело сновидящего, и при этом не наступает смерть. Ее следует отличать от “дышащей”, или “жизненной”, души, которая постоянно находится в теле и без которой тело не может жить дальше.

Согласно Шустеру, мы находим подобное различие почти по всей Земле как у культурных, так и у аборигенных народов.

Что касается концепции души, то западноевропейское монистическое представление кажется сравнительно бедным в своих формах определения данной сущности. Нецивилизованные народы часто различают до пяти разных душ у одной и той же личности. А грубое деление на две различные души у одного человека мы встречаем практически повсеместно. Индуизм делает различие между “золотой душой” (жизненной душой) и “серебряной душой” (душой сновидения). Во время сна серебряная душа покидает тело и воспринимает в сновидении другие места в мире или даже иные миры. Индейцы аймара различают “большую душу” (жизненную душу) и “маленькую душу” (душу сновидения). Такое деление целиком совпадает с индуистским. Согласно последнему, душа сновидения во время ее путешествий соединена с жизненной душой тонким светящимся шнуром, который может сколь угодно растягиваться. По этому шнуру и возвращается душа сновидения после путешествия назад к жизненной душе и к физическому телу. 44)

Древнеегипетское учение о душе различает по крайней мере три аспекта души: Ка, Ах и Ба. Ка — принцип жизненной силы и поэтому может пониматься как вышеназванная “жизненная душа”. Ах находится в непосредственной связи с нею. А душой сновидения в египетском представлении является, собственно, Ба. На старых картинах ее изображают как птицу с человеческой головой. Поэтому Ба имеет еще и другое наименование — “птица души”. В справочнике по египетской культуре мы можем прочесть о Ба следующее: “Если хотят самым простейшим образом представить Ба, то это — свободная душа какого-нибудь живого существа, которая в состоянии производить любые действия”.

В толтекской терминологии душа сновидения> соответствует “телу сновидения”, иди“ двойнику”. Однако сновидящие могут использовать его не только в состоянии сна; оно может также при соответствующей тренировке отделяться от тела и светящегося яйца (жизненной души), находящихся в бодрствующем состоянии, и самостоятельно действовать.

Итак, очевидно, что представление о самостоятельной душе сновидения широко распространено. Всеобщим может считаться и представление о бессмертии этой части существа, как мы только что узнали из системы мировоззрения наскапи. Ба — душа древних египтян — тоже бессмертна. Весь, культ мертвых возник на этом представлении. Пирамиды и гробницы именно поэтому имеют на восточной стороне вход или выход, нередко в форме нарисованной двери. На этой двери также очень часто встречаются изображения птицы души, которые символизируют Ба — душу. Мумификация физического тела и отверстие в крышке саркофага также служили культу бессмертного Ба. Все эти предварительные приготовления должны были позволить Ба странствовать по ее желанию и по желанию возвращаться к телу как месту покоя и исходному базису.

Однако не только культы у нецивилизованных народов и древние культуры исходят из утверждения о бессмертии души. На этом представлении базируются и сегодняшние великие религии, такие, как буддизм, ислам и христианство. К. Г. Юнг говорит о представлении о душе: “Если нет пространства, то нет и тела. Тело умирает, но невидимое, не имеющее пространства, может ли оно исчезнуть?” 45)

Толтекское учение также исходит из бессмертия нагваля: “Тональ начинается с рождения и заканчивается смертью, но нагваль никогда не заканчивается. Нагваль безграничен”46. В мире нагваля смерть не играет никакой роди. Мы можем в сновидении пережить смерть и умереть различными способами, но это не имеет никакого значения, — мы продолжаем сновидеть дальше иди попросту просыпаемся.

“Я”, наша личность и наше физическое тело действительно представляют собой смертную часть нашей целостной сущности. Загадка смерти занимает людей уже с начала времен; первыми открытыми культовыми действиями наших предков были ритуальные погребения. Древний культ мертвых ясно говорит о существующих уже тогда представлениях о продолжающейся после физической смерти жизни. Доказательством существования подобных представлений у первобытных людей служит наличие в погребениях целого ряда различных предметов, таких, как одежда, продукты питания, оружие и так далее, которые могли понадобиться умершему во время его путешествия в потусторонний мир духов.

Еще одним доказательством существования идеи о жизни после смерти является погребение мертвых головой к востоку, в направлении восхода солнца. Восток символизирует возрождение умерших. В основе этого представления лежит миф о солнце: солнце умирает на исходе дня на западе и вновь рождается на востоке к новому рождению. Аналогичный путь, думали древние люди, проделывает и умерший. Подобные представления существуют и поныне у многих нецивилизованных народов, например у индейцев гопи и цуньи. В солнечном мифе, период состояния смерти — ночь, время, которое у людей отводится для сна и сновидений. На связь между сном и смертью указываем мы и поныне, когда говорим об умершем человеке “усопший”.

Однако, по моему мнению, недостаточно только мифа о циклическом умирании и возрождении солнца, чтобы объяснить возникновение идеи о вечной жизни души у первобытного человека. Скорее всего, сам миф является только оформлением идеи бессмертия. Палеоантропология придерживается очень интересной теории возникновения представления о вечной жизни, которую мы сейчас и рассмотрим.

Человек древности жил маленькими кочевыми союзами, в которых люди совместно охотились и совместно оборудовали стоянки. Члены племени были обречены на очень тесную связь друг с другом. Такое событие, как смерть одного из членов этого тесного общества, служило большим потрясением для остальных соплеменников и вызывало удивление. Тело мертвого выглядело так, будто он спал, только не дышал более. Смерть разрывала привычное единство племени. Однако взаимосвязь членов племени с умершим не обрывалась окончательно даже после погребения. Живущие продолжали общаться с умершим в своих сновидениях. Сон восстанавливал общество, мертвые были снова рядом, — они охотились в сновидении совместно с живущими, сидели у лагерного огня и т. д. Так развивалось не только естественное представление о неумирающей душе сновидения и жизни после смерти, но и представление об абсолютном приоритете действительности, в которой люди находились в сновидении, — представления, с которыми мы уже познакомились у наскапи.

Австралийские аборигены также разделяют точку зрения об абсолютном приоритете мира сновидения, который они идентифицируют с древним миром, описанным в мифах.

Аборигены проживают еще и сегодня на уровне развития людей каменного века; они сохранили неизменным свой образ жизни на протяжении последних 40 000 лет в тех местах, где его не разрушили пришельцы из Европы. Культ сновидений у аборигенов настолько распространен, что мужчины, которые хотят стать отцами, должны сначала увидеть в сновидении своего будущего ребенка. Будущий отец отправляется для этого на священное место своего рода, на “место, где снятся дети”. Этнолог Шустер так описывает обычай сновидеть о ребенке: “…Духовную составляющую будущего ребенка можно заполучить только там, — там, где предки существуют и “духи детей” пред-существуют. Туда же новорожденный возвратится затем после смерти. Если отец не может увидеть во сне ребенка, то и биологический половой акт останется без последствий. Из данного утверждения некоторые европейские наблюдатели сделали совершенно нелепый вывод — будто австралийским аборигенам совершенно неизвестна взаимосвязь между половым актом и рождением детей. Это было известно, но простого акта было недостаточно для рождения человеческого существа. Души ребенка нужно было добиться в потустороннем мире”. 47)

Похожие нравственные правила распространены и у индейцев Северной Америки. У индейцев ойибва будущий отец обязан до совершения полового акта узнать в сновидении имя своего будущего ребенка. Если ему никак не удается выполнить задачу, он может попросить своего ближайшего друга сновидеть об имени. 48)

При описании всех этих феноменов мы имеем дело, как представляется, отнюдь не с единичным случаем, который можно было бы представить как забавное мировоззрение “примитивного” народа. Напротив, совершенно ясно, что представление о бессмертной душе сновидения человека является общим культурным наследием, нашим древним наследством. Душа сновидения взаимосвязана с рождением и смертью человека, она содержит некий момент трансцендентности, перехода границы бытия этого мира к бытию иному, потустороннему, и наоборот. Это некая толковательная трансценденция, которую всегда искали как нецивилизованные, так и культурные народы. Они использовали это потустороннее “свидетельство” как духовное оправдание бытия, смысла жизни. Именно такое значение имеют и слова Иисуса: “Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух. Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше” 49). Оправдание бытия духовного и принципов душевного невозможно вывести из материальности вещей, даже если материалистическое миропонимание лживо уверяет нас в этом.

Для североамериканских индейцев сновидения и видения по этим же причинам являются трансценденцией огромного значения, которую даже трудно представить из перспективы рационалистической Западной Европы. Так, у племени сиу юноши должны добиться сначала определенного сновидения или видения, прежде чем они будут допущены в общество взрослых мужчин. Для этой цеди они проводят в одиночестве многие дни в особой хижине для видений, не имея ни еды, ни питья в ожидании их видения или сновидения. Когда таковое, наконец, случается, то молодой сиу уже не считается более ребенком, а становится вполне уважаемым мужчиной. Сон, который он увидел, определяет отныне всю его дальнейшую жизнь. Он приносит решение, будет ли юноша колдуном, воином, знахарем или шутом. Такой обряд посвящения сиу полностью определяет направление его жизни, начинающейся с этого момента. И эта ориентация не является чем-то надуманным, произвольно запланированным, — она происходит от того трансцендентного мира, из которого первоначально рождается душа и в который она возвращается после смерти. Теперь мы покинем священную область трансцендентности рождения, смерти и посвящения и обратимся к последнему пункту нашего исследования снов и сновидений: прагматической полезности сновидений, с которой мы познакомились на примере охотничьих сновидений наскапи. Наскапи сновидят охоту, прежде чем отправляются охотиться, чтобы получить во сне необходимую им информацию.

Для толтеков это тоже используемый образ действий. Так, Ла Горда во “Втором кольце силы” описывает упражнение сновидения подобного рода, которое она должна была выполнить под руководством дона Хуана. Она должна была найти особый предмет, который по размерам точно подходит к пупку. Данный предмет она должна была сначала искать в сновидении, а затем вновь найти в обычном мире. Ла Горда сообщает: “Я нашла во сне одну гальку, которая точно подходила к моему пупку, и нагваль заставлял меня день за днем искать эту гальку в источниках и ущельях, пока я ее не нашла. Тогда я изготовила для этой гальки пояс и ношу его всегда — день и ночь. Когда я его ношу, мне легче удерживать образы моего сновидения” 50). Независимо от цели данного упражнения, мы находим здесь типичное представление о практическом использовании информации сновидения. Множество других убедительных примеров будет приведено во второй части книги в теме “Сновидение”.

Но то, что человек первобытного общества воспринимает как само собой разумеющееся, остается для западноевропейца в основном непонятным, если не сплошным “суеверием”. Данная проблема вырастает, как уже указывалось, из традиционных убеждений эпохи просвещения: сон представляет собой только внутренний продукт мозга и ничему не соответствую в действительности. Однако такой вывод оказывается не выдерживающим критики даже с позиций теории познания. Так, например, согласно Гуссерлю, сон и восприятие — равноправные функции. Возможно, когда-нибудь эта мысль дойдет до “цивилизованных” европейцев.

Снам у нас в Европе уделяется столь мало внимания, что нечего и удивляться, если эта функция сознания остается в зачаточном состоянии. Этот недостаток, по моему мнению, в значительной степени ответствен за широкое распространение в настоящее время невротической манеры держать себя. Бессонница, навязчивые идеи, опустошенность и скука — все эти проблемы, с точки зрения аналитической психологии, вырастают из неравновесия между сознательным “я” и бессознательным.

Сновидения представляют собой связующий мост между двумя частями нашей сущности и предлагают возможность решить данную проблему индивидуально. Всем тем людям, которые ищут ориентацию в жизни, ищут смысл жизни, можно только посоветовать побольше заниматься своими сновидениями, чтобы, возможно, когда-нибудь — совсем как толтеки — полностью сознательно пройти самому по мосту сновидения к трансцендентному.

2.2. Нагваль и второе кольцо силы

"Мы никогда не поймем себя до конца, но можем и сделаем намного больше, чем только понимание"

Новалис

Мы по необходимости ввели толтекское понятие “нагваль” в главе 2.1 и сравнили далее с понятием “бессознательное” у К. Г. Юнга. Но поскольку понятие “бессознательное” является понятием психологии и относится к области психического, как ее понимают на Западе, возникают некоторые проблемы в понимании, которые требуют руководящих пояснений

Обычное западноевропейское мышление рассматривает все, что имеет отношение к психике, душе и духу, как внутренне происходящее, в чем мы уже убедились на примере сновидений Мы думаем обычно по дуалистической упорядочивающей схеме о психическом — как субъективном, внутреннем, нереальном, и о телесном — как объективном, внешнем, реальном. В системе наблюдений нецивилизованных народов психическое представляет прежде всего внешне происходящее и имеет все атрибуты действительности, или даже сверх-действительности. С многочисленными примерами такого способа понимания мы достаточно познакомились в предыдущей главе.

К. Г Юнг также прекрасно осознавал это положение вещей. Он писал:

“Почему наивное мировоззрение должно было отказаться от собственного опыта, что душа живет по ту сторону тела? Я должен признать, что в этом так называемом суеверии я вижу не более бессмыслицы, чем в результатах теории наследственности или психологии инстинктов” 51)

Кастанеда также спрашивает у дона Хуана, существуют ли тональ и нагваль действительно в нас самих Дон Хуан отвечает: “Ты бы сказал, они находятся в нас Я же скажу, они в нас не находятся, — но оба мы ошибаемся. Тональ твоего времени требует, чтобы ты утверждал, что все, что относится к твоим чувствам и мыслям, происходит в тебе Тональ магов говорит, что напротив — все находится снаружи Кто же прав? Ни один из них. Снаружи или внутри — это действительно не имеет значения” 52)

Нам следует обратить внимание только на существенное, по ту сторону от вопроса “внутри или снаружи?”. А существенным в данном случае является прежде всею действительное существование обеих частей нашей собственной личности, действительность исходной пары тональ — нагваль.

О тонале и внимании тоналя — первом кольце силы — мы говорили в главе 1.2. С помощью функций “разговор” и “разум” он создает основы для восприятия и использования нашего обычного мира Однако человек имеет и другие функции восприятия, которые толтеки называют “вниманием нагваля” иди “вторым кольцом силы” Одну их этих функций — сновидение — мы уже представили Дон Хуан говорит о втором кольце силы:

“Тайна светящихся существ состоит в том, что они имеют еще следующее кольцо силы, которое обычно не используется, — волю Трюк магов полностью соответствует трюку, который применяют обычные люди И те, и другие имеют описание Один — обычный человек — получает это описание с помощью разума, другой — маг — получает его с помощью воли. Оба описания имеют свои правила, и эти правила воспринимаемы, но преимущество магов заключается в том, что воля содержит в себе более чем разум”. 53)

Толтеки называют “волей” не функцию характера в нашем обычном представлении, не желание или что-то еще подобное. Понятие воли принадлежит уже к иному мироописанию — мироописанию магов, о котором и говорит дон Хуан. Второе кольцо силы имеет шесть позиций, шесть различных функций восприятия, которыми и умеют пользоваться толтеки.

Воля является центром второго кольца силы. С нею соединены пять следующих точек: “Чувствование”, “Сновидение”, “Видение”, “Тональ” и “Нагваль”. Они представляют особые функции сознания, которые мы сейчас по отдельности рассмотрим. Схематически можно представить себе второе кольцо силы так:

[F = чувствование Tr = сновидение F = видение W = воля T = тональ N = нагваль

Рис. 4. Второе кольцо силы — внимание нагваля. ]

“Чувствование”

“Так или иначе мы знакомы с чувствованием, хотя и смутно” 54), — говорит дон Хуан об этой функции. Это к тому же единственная функция второго кольца силы которую, привычно использует и обычный человек. “Чувствование” участвует непосредственно во всех наших делах. Для толтеков весь мир является чувством. В наших схемах первого и второго кольца силы “чувствование” представляет, так сказать, связующее звено между двумя видами внимания, оно связано как с “волей”, так и с “разговором” первого кольца силы. Поэтому мы и можем непосредственно говорить о наших чувствах, и “разум” играет в этом минимальную роль.

Толтекское понимание “чувствования” неравнозначно “чувствующей функции” в смысле К. Г. Юнга. Он понимает под чувствованием оценочную функцию нашего сознания, которая нам говорит, нравится нам что-то или нет. Мы можем так описать в терминах психологии толтекское понимание чувствования: эмоциональная область, корни которой находятся в бессознательном. Так как “чувствование” исходит из глубин бессознательного, оно всегда содержит аспект, необъяснимый для нашего “разума”, что может подтвердить каждый человек из собственного опыта. Мы можем представить наше “чувствование” на основании его посреднической функции между двумя кольцами силы, между сознательным и бессознательным, как некий вид канала или шахту колодца, в которой состояние воды является барометром нашего настроения. Иногда, даже во время действия бодрствующего сознания, через этот канал проникают на поверхность сознания сообщения и послания нашего бессознательного, нагваля. Толтеки говорят в этой связи о “проявлении, всплытии нагваля”, внезапном всплытии совершенно необъяснимых, сверхмощных проявлений чувств, которые угрожают смести со своего пути наше повседневное сознание.

Психология называет подобные весьма неприятные для “я” эмоциональные реакции “аффектами”, “вторжениями” бессознательного. Сознательное “я” обычно пытается в такой ситуации подавить эмоциональные реакции, поскольку контроль над ними для нашего “я”, для “разума” совершенно невозможен. Имеются в виду такие ситуации, где только чистое насилие укрощает наши эмоции, нечто подобное сжатым кулакам в карманах или то, что мы называем “стиснуть губы”, “сцепить зубы” и т. д.

Таково “чувствование”, которое по причине его темного, бессознательного происхождения не может быть однозначно описано. А дефиниции — это всегда дело “разума”, который существует отдельно от “чувствования”. Мы покинем сейчас пограничную область нормального, известного мира и вступим в точке “сновидение” в настоящий мир магов.

“Сновидение”

Мы уже познакомились со “сновидением” толтеков и указали на его отличие от привычных нам снов. Обычные ночные сновидения представляют собой только основу для сознательного толтекского сновидения. Обычные сны содержат нечто подобное остаткам осознания, что связывает их с нашим нормальным сознанием. К. Г. Юнг говорит о такой остаточной сознательности: “В сновидении сознание не полностью выключено, напротив, существует некоторая осознаваемость. Так, человек осознает в большинстве сновидений свое “я”, хотя и очень ограниченное, произвольно измененное “я”, которое называют “Я-сновидения”. Это “я” — только фрагмент или указание бодрствующего "я"”. 55) Именно такой порядок вещей обыгрывает дон Хуан в “Путешествии в Икстлан”, вводя понятие “остаточная сознательность”.

Развить далее это зачаточное “я-сновидения” и является целью толтекского обучения сновидению. Оно превращается благодаря данной практике в полностью сознательное, способное принимать решения и действовать единство, которое называется “телом сновидения” иди “двойником”.

Сновидение является серьезнейшей тренировкой способности сознавать, потому что обычно нужны долгие годы, пока зачаточное сознание во сне перейдет в полную осознаваемость. Осознание сновидения по своей природе первоначально имеет слабую рефлексивную, до-рациональную природу. Оно сильно напоминает зачаточное “я” маленького ребенка, который только после долгих лет обучения станет мыслящей личностью. Развитие осознания сновидения аналогично, в принципе, развитию обычного сознания бодрствующего человека. Оно аналогично употребляется, оно проходит те же шаги в развитии и точно так же требует времени и терпения. В обучении процессу сновидения сновидящий учится сначала различать, находится ли он в состоянии сновидения или в бодрствующем сознании. Как только он осознает, что находится в сновидении, он должен посмотреть на свои руки. Этот шаг содержит в себе определенную долю рефлексии, осознание, что находишься в сновидении, при этом становится более прочным. Далее сновидящий учится наблюдать предметы вокруг себя, то есть собственно мир сновидения. Если это ему удалось и сновидящий может воспринимать более или менее ясно мир сновидения и тело сновидения, наступает следующий шаг: сновидящий должен учиться передвигаться в сновидении, по своему желанию находить любые другие места в мире сновидения. Только на этом этапе можно говорить о “сновидении” в толтекском смысле. Благодаря сновидению открываются совершенно новые миры человеческих возможностей и восприятия.

“Видение”

Толтекское “видение” представляет собой совершенно иную функцию восприятия, чем обычное смотрение глазами, но обозначает единственное в своем роде состояние сознания, в котором человек способен воспринимать мир другим, совершенно новым способом. Так, при “видении” человек воспринимается как светящееся существо. “В действительности люди, если ты видишь, выглядят как светящиеся яйца”, — говорит дон Хуан в “Отдельной реальности”. В понятии “видение” речь идет о восприятии, которое создается на основе мироописания магов.

Во время видения воспринимают ту часть мира, которая обычно скрыта от нас, — мир нагваля. Все существующее воспринимается как светящиеся энергетические поля, как конгломерат светящихся энергий, которые находятся в постоянном изменении. В процессе видения можно научиться познавать многие частности в светящемся яйце человека и определять их значение. Так, можно, например, видеть здоров человек иди болен. Видение представляет, таким образом, для толтеков функцию восприятия, столь же прагматическую и полезную, как и обычное восприятие.

Вся система знаний толтеков в определенном смысле является продуктом подобного “видения”, и дон Хуан называет толтеков нередко просто “видящие”. 56) Техники сталкинга и сновидения имеют одну и ту же цель — научить, видению, что не происходит, однако, в течение одного дня, а должно познаваться совместно с изучением мироописания магов.

Настоящее, то есть полностью сформировавшееся видение имеет следующие характеристики:

1. Чувство “видения”, которое сначала проявляет себя как раздражение черепной коробки, желание почесать голову, далее распространяется как дрожание, сотрясение всего тела и, наконец, превращается в определенный вид визуального восприятия, который, однако, не является смотрением глазами. Первоначальное чувство раздражения тела, желание почесаться превращается в чувство, что знаешь нечто с полной уверенностью.

2. “Голос видения”: при каждом настоящем видении видящий слышит голос, как будто кто-то шепчет ему на ухо, объясняя и озвучивая все то, что видящий видит.

Способности к видению обучаются во время практики сновидения, но видение происходит в бодрствующем состоянии сознания. Это позволяет толтекам воспринимать мир иным, более широким способом и служит им для верификации их знаний о различных мирах всех наших возможных восприятий.

“Воля”

“То, что маг называет волей, — это сила внутри нас самих.

Это не мысль, не предмет, не желание… Воля — это то, что заставляет тебя побеждать, когда твои мысли говорят тебе, что ты побежден. Воля — это то, что делает тебя неуязвимым. Воля — это то, что позволяет магу проходить сквозь стены, сквозь пространство, на Луну, если он хочет”, — говорит дон Хуан о центре второго кольца силы. 57) Воля не имеет ничего общего с привычным понятием воли.

Воля в толтекском понимании — это часть светящегося яйца человека. Она является одновременно и центром яйца, и чудесной прицепкой, своею рода щупальцем, которое исходит из центра и соединяет нас с миром. Дон Хуан обозначает “волю” как связующее звено между человеком и его миром. Это видно и из схемы второго кольца силы (рис. 4); “водя” — один-единственный пункт, который имеет непосредственную связь с тоналем и нагвалем, исходной парой.

Каждый человек имеет связующее звено воли, но у обычного человека эта функция заржавела от слишком редкого употребления. Он ведет постоянно один и тот же внутренний диалог и отражает поэтому один и тот же мир, его личностный тональ.

Положение воли у обычного человека остается неизменным именно по этой причине. Толтеки пытаются сделать данную первоначально мощную функцию вновь способной к действию, одновременно полезной и используемой. Это важно прежде всего потому, что воля-это такая функция, которая делает невозможное возможным. Одновременно воля является трансцендентной функцией, посредством которой мы можем прийти к действительному познанию мира. “Маг использует свою волю для того, чтобы воспринимать мир. Однако это восприятие непохоже на слух. Когда мы смотрим на мир или когда слышим его, мы получаем впечатление, что он вне нас и что он реален. Когда мы воспринимаем мир нашей волей, мы знаем, что он не настолько “вне нас” и не так “реален”, как мы думаем”. 58)

Па этом мы закончим пока рассмотрение “воли”, поскольку она является также темой следующей главы — “Связующее звено”, где мы познакомимся с трансцендентным значением этой функции. На толтекском понимании “води” как связующего звена базируется третья большая система толтекского учения — знание об овладении намерением.

“Тональ”

Мы говорили о тонале в главе 1.2, что он характеризует отношение к обычному миру и одновременно представляет наш обычный мир. Толтекское представление о “тонале” включает как обычно воспринимаемый мир, так и “я”, к которому и привязано все содержание восприятия. Мысль о единстве “я” и обычного мира не является чем-то идущим вразрез с основными положениями теории познания, так как мы знаем, что мир, который мы воспринимаем, конституируется только в нашем сознании. Это отношение вещей и выражают толтеки их образом “острова тоналя”, который одновременно представляет и личность, “я” человека, и его индивидуально воспринимаемый мир.

Читатель, возможно, удивляется, каким образом тональ, который мы в главе 1.2 рассматривали как первое кольцо силы, здесь выступает как часть, как точка второго кольца силы. Причина заключается в значительной степени в том, что тональ сам по себе привязан прежде всего к “разуму”. На него можно оказать влияние только через волю. Мы видим на рис. 4, что тональ связан с другими функциями нашей личностной сущности через “волю”.

Большое значение в данной связи имеет то обстоятельство, что “я” и обычный мир составляют лишь часть общего “тоналя”. Они представляют, как уже указывалось, личностный тональ. Толтеки говорят также и о “неописуемом тонале”, бесконечно большой области, которая может стать доступной нашему восприятию, но не принадлежит миру повседневности. Когда воспринимается какой-нибудь порядок, в этом в значительной степени участвует “тональ”.

Такое происходит, к примеру, при контролируемом сновидении; если мы воспринимаем таким образом мир, который имеет определенный, пусть даже и иного рода, порядок — этот порядок всегда есть произведение тоналя. Можно сказать об образе “тональ как остров” следующее: при каждом сновидении из мира нагваля всплывает новый остров тоналя и становится доступным для упорядоченного восприятия. Мы видим, что существует бесконечное множество таких “островов тоналя”, которые толтеки могут воспринимать во время их сновидений. Как раз это и подразумевает выражение “неописуемый тональ”.

Дон Хуан говорит: “Тональ каждого из нас есть только отблеск того неописуемого неизвестного, что наполнено порядком”. 59) Невозможно когда-нибудь точно узнать, чем в действительности является этот трансцендентный порядок, однако это не мешает нам узнавать его непосредственно в наших восприятиях.

“Нагваль”

“Нагваль” относится к той области, для которой нет ни слов, ни имен, ни описаний. Легче всего представить его как силу, поскольку он сам по себе представляет чистое действие. Действия нагваля мы можем описать, хотя и не в состоянии понять или объяснить. Наше общее восприятие может быть переключено на область нагваля, и при этом мы ощущаем нагваль. Кастанеда описывает такое “погружение в нагваль” следующим образом:

“Я растворился. Что-то во мне разделилось. Что-то освободилось во мне из того, что я на протяжении всей моей жизни держал взаперти… Уже не существовало столь любимого мною единства, которое я называл моим “я”. Не было ничего, и все же это ничто было наполненным. Не было ни света, ни тьмы, ни жары, ни холода, ни приятного, ни неприятного. Ничего, что бы двигалось, или находилось в состоянии покоя, или парило, также и я не был уже отдельным единством, собственной личностью, как я привык ощущать себя. Я был мириадами собственных личностей, и все они были “я”, целая колония существующих отдельно единств… И все мои отдельные сознания “знали”, что “я”, “собственная личность” моего привычного мира были колонией, конгломератом изолированных, независимых чувств, которые были связаны друг с другом в неразрушимой солидарности” 60)

Дон Хуан замечает в качестве пояснения: “Нагваль есть нечто невыразимое словами. В нем плавают все возможные чувства, сущности и “я”, как челноки в воде, — мирно, неизменно, вечно”. 61) Так появляется вновь аллегория о “нагвале” как море, которое омывает остров или, точнее, острова тоналя. Параллельную аллегорию находим мы у К. Г. Юнга в размышлениях о коллективном бессознательном:

“Если бы можно было персонифицировать бессознательное, то мы получили бы коллективного человека, вне половых различий, вне возрастных различий, без рождения и смерти и располагающего бессмертным человеческим опытом приблизительно от одного до двух миллионов лет… Это был бы сновидящий секуляризованных сновидений, и он был бы непревзойденный источник прогнозов по причине своего неизмеримою опыта… Этот коллективный человек, как представляется, не был бы личностью, но чем-то подобным бесконечному потоку или, возможно, морю из образов и форм, которые посещают нас время от времени в сновидениях или в исключительных душевных состояниях”. 62)

Образ Юнга о “море образов и форм” полностью соответствует толтекской аллегории о “нагвале”. Эта цитата объясняет также причину интереса толтеков к “нагвалю”. Нагваль содержит непредставимо огромные знания обо всем и обо всех, которые, если бы только они стали доступны, имели бы для нас неизмеримо большое значение. Позже мы займемся нагвалем как “безмолвным знанием”.

3. Связующее звено — К. Кастанеда и М. Элиаде

"Мы были изгнаны из рая, но ничто не было разрушено. Изгнание из рая было своего рода счастьем, потому что, если бы мы не были изгнаны, рай был бы разрушен."

Франц Кафка

Венцом толтекского учения является третья большая система, учение об “овладении намерением”. В последних главах мы занимались изучением механизмов как обычного, так и необычного восприятий, но причины и происхождение осознания остались для нас скрытыми. Толтеки видят в “намерении” как раз эти причины.

“Владеющая всем сила и причина всего — намерение. Дело обстоит не так, будто мы осознаем нечто, потому что мы это нечто воспринимаем, напротив, мы воспринимаем, потому что намерение схватывает нечто и принуждает к этому и нас”.

Нижеследующие цитаты помогают глубже осветить своеобразное понимание “намерения” толтеками. Дон Хуан говорит:

“Маги обозначают намерение как нечто неописуемое, дух, абстрактное, нагваль”. 64)

В другом месте он объясняет намерение так:

“В универсуме… существует неизмеримая и неописуемая сила, которую маги называют намерением. И все, существующее в космосе, связано с намерением посредством связующего звена”. 65)

Таким образом, “намерение”, очевидно, идентично тому, с чем мы только что познакомились как с “нагвалем”. Связующим звеном является здесь “воля”, та чудесная прицепка или щупальце, которое исходит из центра светящегося тела человека. Центр, который также совпадает с серединой человеческого тела, обозначается доном Хуаном как истинное местопребывание Силы.

К. Г. Юнг, чья модель психического представляет собой некую параллель к светящемуся яйцу толтекского учения, видит в этом центре также некую особую силу. Он обозначает данную силу как исследователя и управителя сновидениями. Названный в аналитической психологии “индивидуацией”, весь процесс развития души протекает, согласно Юнгу, как осуществление деятельности этого психического центра.

Толтекское учение, однако, идет на несколько шагов впереди, оно утверждает, что намерение определяет не только наши сновидения, то есть восприятие, во время сна, но и обычное восприятие, как следует из вышеприведенных цитат. Толтеки говорят, что наше восприятие побуждается связующим звеном, “волей”. Но если все наши восприятия возникают благодаря побуждающей силе намерения, то весь наш мир, все наши ощущения — что бы это ни было — являются вынужденным миром, вынужденным переживанием. Это позволяет нам сделать следующий вывод: намерение и представляет собой то, что мы называем силой судьбы. Оно определяет наши восприятия, наши чувства и в конечном счете нашу жизнь и нашу смерть.

Все вышеизложенное звучало бы совершенно фаталистически, если бы не существовала возможность манипулировать связующим звеном с намерением и использовать его. Как раз подобные манипуляции со связующим звеном и являются магией, но чтобы на практике подойти к данному пункту повседневного использования силы намерения, нужно одолеть на пути почти непреодолимые трудности.

“Любое начало пути магов трудно, — говорит дон Хуан, — потому что речь идет о том, чтобы привести в порядок связующее звено. У обычного человека связующее звено с намерением практически мертво, и маг должен начать работу со связующим звеном, которое бесполезно, поскольку оно не в состоянии реагировать спонтанно”. 66) Здесь не место описывать весь сложный путь оживления связующего звена с намерением, мы коснемся этого вопроса во второй части книги. Но нам следует уяснить тот факт, что толтекское учение постулирует равенство намерения и власти судьбы, которое содержит все необходимые атрибуты Божественного, такие, как всевластие, вездесущность и всезнание. Подобные представления, однако, выходят за рамки как обычной философии, так и психологии. Толтекское учение о намерении затрагивает область теологии, религии, поскольку здесь ставится вопрос о конечной трансценденции — по ту сторону жизни и смерти. По этой причине мы рассмотрим здесь знание о намерении в сравнении с религиозными научными наблюдениями Мирчи Элиаде.

Румынский исследователь религий Элиаде (1907–1986) занимался в основном исследованием происхождения и историей развития религии. Одно из его произведений — “Шаманизм и архаичные техники экстаза” — кажется как раз подходящим для нашего сравнения; во-первых, потому что Элиаде рассматривает феномен шаманизма и родственные культурные формы в широком культурологическом контексте и, во-вторых, поскольку толтекское учение содержит в себе многие элементы шаманизма, как мы это увидим ниже.

Перейдем к деталям: поскольку намерение идентично нагвалю, то связующее звено с намерением является одновременно и связующим звеном с миром магов. Если оно может быть использовано, то оно является некоего рода мостом от нашего мира (тоналя) к иному миру (нагвалю) и одновременно обозначает власть судьбы. Такое положение дел представлено также и в схеме второго кольца силы (рис. 4), где “воля” является единственным связующим звеном между обеими частями исходной пары, космическими областями тоналя и нагваля.

Согласно Элиаде, идея связующей оси между космическими областями небо — земля — подземный мир является очень широко распространенным представлением в космологии древних народов. Он пишет:

“Речь идет о повсеместно распространенной мысли, которая возникла на основании веры в возможность непосредственной связи с небом. В макрокосмической области эта связь изображается как ось (дерево, гора, колонна и так далее), в микрокосмической области — как центральная несущая балка жилища или как отверстие вверху палатки (вигвама, юрты). Это означает, что каждое человеческое жилище проецируется в центр “мира”, что каждый алтарь, каждая палатка, каждый дом позволяет осуществить прорыв земной области и достижение неба”. 67)

Символическое соответствие данной связи миров мы находим, согласно Элиаде, и в представлениях о древе миров, связке между небом и землей или в более простых символах, таких, как мост, лестница или стремянка. Они представляют собой не только символы связи, но одновременно также символ центра, Нейтральной точки мира. В своей книге “Космос и история” Элиаде поясняет подробнее символику центра и указывает, что космическая ось связи имеет исходной точкой некий “пуп мира”.

Толтекское учение также располагает связующую ось, связующее звено с намерением в центре. Оно имеет в качестве “воли” исходную точку в центре светящегося яйца и в центре физического тела. Дон Хуан утверждает многократно, что воля исходит из тела в районе пупка. Таким образом, толтекское учение проецирует вышеприведенные макрокосмические представления непосредственно на микрокосмос человеческого тела, или, возможно, мы проецируем наше тело на макрокосмос, что, по сути, на деле не имеет большой разницы.

Согласно Элиаде, имеются самые различные формы обхождения с космической связующей осью. Самый распространенный и привычный вид такого обхождения — чествование, почитание, например, символические подношения и жертвования в честь небесных богов (к примеру, воскурения или разжигание жертвенного огня). Другой вид обхождения — непосредственное использование, которое характерно, например, для шаманов: непосредственный подъем на небо, личное, конкретное перемещение в другие космические области.

Рассмотрим оба варианта использования космической оси.

Первая форма взаимосвязи с вышеназванным центром мира — чествование, жертвоприношение, молитва. Это наиболее широко распространенный вариант ритуально-символического использования связующего звена между небом и землей, между человеком и властью судьбы. Так, многие народы поклоняются своим священным горам, как центру, как “пупку мира”. Гора символизирует одновременно и космическую связующую ось. Вспомним хотя бы античные представления греков, что боги живут на священной горе Олимп. Австралийские аборигены точно так же видят местопребывание богов и душ предков в огромных монолитах Айерс-Рок в сердце Австралии, которые они называют “Улуру”. Это место имеет непосредственную связь с их мифическим “Временем сновидений”. Индейцы Анд почитают священные горы Иллимани и Иллампу. В Африке чествуют и страшатся горы Килиманджаро как места пребывания духов.

Аналогично представлениям о “космической горе”, как ее называет Элиаде, проявляется символика “древа миров”. Эта символика также распространена по всему миру. Чествование больших старых деревьев вытекает из подобных представлений — вспомним, хотя бы, дуб-советчик у древних германцев или их священные деревья: тис, ясень и березу. Так, Один — древний верховный бог в германской мифологии — получает свою магическую силу после того, как он много дней якобы распятый висел на мировом ясене.

Для чествования священного дерева, однако, вовсе не обязательно наличие действительного, живого дерева, часто оно заменяется символом — колонной или стелой. Например, ритуальный танец Солнца североамериканских индейцев совершается вокруг лежащего на земле ствола, который, однако, специально выбирается и освящается. Во время ритуала участники в прямом смысле слова привязываются к космической оси, к их древу миров. С помощью шила или пера орла они протыкают свою кожу в области груди и привязывают тросиком перо к стволу, создавая таким образом символическую ось. Далее они танцуют столь долго, пока кожа в месте нахождения пера не разрывается от напряжения. Их боль и их кровь — это жертва власти судьбы, которая для индейцев отождествляется с отеческой властью Солнца.

Древние германцы использовали аналогичные приспособления — “трос, связывающий миры” — который они называли “ирминсул”, что дословно переводится “трос, который все (весь мир) несет”. В исторических хрониках сообщается о том, что Карл Великий разрушил в 772 году один такой прообраз космической оси после своего обращения в христианство. Распространенный до сих пор в Германии обычай установки “майского дерева” на 1 мая представляет собой остаток древнего культа, при этом играет роль и повязываиие дерева лентами — “связка” с осью мира. Принято такое майское дерево изготовлять из березы, священного дерева, что подтверждает происхождение обычая. Также обычай водружать и украшать новогоднюю елку, который не имеет ничего общего с христианством, представляет собой реликт архаичного культа дерева, далекое эхо праздника зимнего солнцестояния.

Однако и практика больших религий сегодняшнего дня точно так же содержит следы архаичных форм почитания, которые сохранились неизменными на протяжении тысячелетий. Очень распространенная практика молиться со сложенными вместе руками также имеет своим происхождением ритуал привязывания себя к дереву или стволу во время молитвы. Связь с мировой осью и при этом с властью судьбы или божественным символизируется здесь как бы изображаемой привязкой к ритуальному дереву или столбу. Одно из возможных толкований слова “религия” также обозначает “связывание” или “связывание вновь” человека и Бога (латинское слово religare буквально обозначает “связывать”, “снова привязывать”). Символ “связанных”, сложенных для молитвы рук, который представляет обратную связь, привязку к небу, кажется мне особенно значащим и подходящим символом, поскольку, как мы увидели в главе 1.1, сознательное использование рук было нашим первым шагом, когда мы покинули “безвинное” состояние древнего, нерефлексивного познания. Использование рук, наше “схватывание” мира и было, возможно, нашим настоящим грехопадением, тем самым яблоком с древа познания. Поэтому соединение рук в смысле обратной связи с естественным природным состоянием в согласии с “Волей Господа” — хороший, сильный символ.

К первоначальным формам взаимодействия с “центром мира” и космической “осью” принадлежит также сооружение алтарей, башен, кафедр и пирамид в некотором священном центральном месте. Башни церквей, например, устремлены своей вершиной в небо и символизируют прорыв космической области. Пирамиды являются стилизованным символом, отражением “космической горы”.

Прекрасный пример символики центра и космической связи между небом и землей дает нам Библия. В “Бытии” (глава 28) описывается история сновидения Иакова, родоначальника израильских племен:

“Иаков же вышел из Вирсавии, и пошел в Харран,

И пришел на одно место, и остался там ночевать, потому что зашло солнце.

И взял один из камней того места, и положил себе изголовьем, и лег на том месте.

И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божий восходят и нисходят по ней.

И вот, Господь стоит на ней и говорит…” 68)

Иакову открывается на этом месте его судьба, сам Бог открывает ему его судьбу и предназначение. Когда Иаков наконец просыпается, он говорит в большом страхе:

“Как страшно сие место! Это не иное что, как дом Божий, это врата небесные!”

Затем он берет камень, служивший ему изголовьем, сооружает из него алтарь и приносит жертву своему Богу. Позже он возвращается назад на это место и сооружает там священную постройку — храм.

В смысле объяснений Элиаде видение Иакова является типическим — оно представляет собой переход ко второй форме использования космической оси мира, типичному для шаманов переживанию подъема на небо. Элиаде говорит об этом: “То, что остается для остального человеческого общества лишь космической идеограммой, становится для шаманов (и, соответственно, героев) мистическим путем. Для первых “центр мира” дает возможность посылать небесным богам молитвы и жертвования, для вторых — это места полета на небо в прямом смысле слова. Истинное сообщение между тремя космическими зонами возможно только для них”. 69)

Впечатляющее описание такого полета шаманов предлагает мексиканский шаман-хуихоль дон Хозе Матсува. Он описывает космическую ось связи как большой колеблющийся световой туннель, по которому шаманы, называемые у хуихолей “мара'акамэ”, поднимаются в мир предков и духовных существ. Эти духовные существа носят название “урукатэ”. Матсува сообщает: “Когда мара'акамэ поднимается по нирике (туннелю видения), то он движется точно так же, как движется этот световой дым. Скрытые потоки несут его одновременно вперед и во все стороны. Точно так же, как дым твоей и моей сигареты поднимаются вверх, смешиваются и пронизывают друг друга, так скачет и мара'акамэ, как на гребне волны, плывет сквозь нее и сквозь иные волны. Эти другие волны и есть урукатэ. Они постоянно издают музыку, поют и обучают тому, что не знает и никогда не сможет знать ни один человек. Потому что, когда мара'акамэ возвращается назад, его воспоминания об урукатэ и их мире блекнут. От фантастического путешествия, которое он предпринял, остается в воспоминаниях только слабый отблеск”. 70)

Совершенно независимо от данной типичной проблемы вспоминания при перемене области осознания, с которой вынужден был бороться и Кастанеда, остается, однако, сообщение о непредставимом путешествии вне физического тела. Урукатэ (духовные существа) в сообщении Матсувы сравнимы с ангелами, которых видит Иаков в своем видении небесной лестницы поднимающимися вверх и опускающимися вниз. В терминологии толтекского учения можно говорить о “союзниках”, неорганических живых существах, обладающих сознанием, но не имеющих физической субстанции, которые населяют семь иных миров нашей Земли и часто встречаются во время подобных путешествий.

Эти существа описаны самым разным способом, в полном соответствии с мифологической идеологией, в соответствии с магическим описанием мира, к которому принадлежит и описание шаманов. Однако несмотря на различные описания и наименования, везде в переживаниях шаманами подъема на небо они выполняют функцию хранителей знаний и опыта.

Во время своего путешествия шаман воспринимает космическую ось связи как физическую реальность. Матсува описывает “нирика” — туннель видения — как большой колеблющийся проход из света. Толтеки называют этот туннель “модальностью времени”. Кастанеда сообщает о нем, что “его физически можно описать как туннель бесконечной длины и ширины; туннель с отражающими бороздками. Каждая бороздка бесконечна, и бесконечно их число. Живые существа созданы силой жизни так, что смотрят только в одну бороздку. Смотреть же в нее означает быть пойманным ею, жить ею, этой бороздкой… То, что воины называют волей, относится к модальности времени”. 71)

Отдельные бороздки модальности времени в их единстве представляют все возможности человеческого сознания, каждая отдельная бороздка — это дополняющая версия, один мир в себе. Однако мы воспринимаем обычно только один из возможных миров — наш повседневный мир, который составляет лишь единственную бороздку общего спектра всех мыслимых представлений. И мы привязаны взглядом к этой бороздке, не подозревая даже, что она является лишь одной версией среди множества других. Толтеки пытаются разорвать принудительную силу этого смотрения-в-одну-бороздку и готовы заплатить за свою свободу своей символической, но реальной смертью.

Переживание смерти принадлежит непременно и к каждому обряду посвящения в шаманы и становится переживаемой реальностью для шаманов в состоянии экстаза. Экстаз обозначает дословно “находиться вне себя”, т. с. шаман переживает отрыв собственной души или по крайней мере части собственного восприятия от физического тела, что в конце концов равнозначно переживанию смерти. Далее для шаманов следует состояние двойного восприятия — они одновременно находятся в своем собственном теле и в ином мире, который представляется в большинстве случаев как небесная сфера. В этом экстатическом состоянии бытия — вне себя — они могут также хорошо переживать другие места нашего мира, нормальной реальности повседневности.

Вхождение состояние двойного восприятия обозначает в толтекском понимании достижение собственного центра. Мы описали во второй главе толтекскую модель осознания, светящееся яйцо и точку сборки, которая и определяет, что и как мы воспринимаем. В духе этого представления достижение собственного центра означает сдвиг точки сборки в середину светящегося яйца, в центр, где находится связующее звено с намерением — воля.

В этом состоянии бытия-в-собственной-середине достигают, по словам дона Хуана, непосредственного знания намерения, нагваля. Поскольку данное знание существует независимо от разговора и разума, толтеки называют его “безмолвное знание”. Это познание всего человеческого опыта, которое, согласно Юнгу, сохранено в коллективном бессознательном. Достижение собственной середины позволяет толтекам, магам и шаманам непосредственно черпать из этого неизмеримого источника сокровищ опыта сотен и тысяч поколений жизни на нашей Земле. Что это означает на практике — мы поговорим в заключении.

Мифы почти всех народов рассказывают о некоем легендарном времени, когда непосредственная связь с небом и властью судьбы существовала для всех людей и использовалась ими. Австралийские аборигены говорят о мифическом “времени сновидения”, христиане рассказывают о рае, в котором существовала не только непосредственная связь с Богом, но и гармония между всеми живыми существами. Хуихоль Матсува сообщает о временах, когда все люди без исключения могли свободно перемещаться по туннелю видения, нирика, между мирами. Элиаде указывает, что данный миф распространен повсеместно.

Миф развертывается следующим образом: в результате грехопадения людей или полубогов, которыми они были в то время, прервалась трансцендентная связь; в христианском учении это соответствует изгнанию из рая. Данный элемент мифа также распространен повсеместно.

Шаманы и маги восстанавливают эту связь, которая в доисторические времена была у всех людей, но за это они платят большую цену. Матсува говорит:

“…Исключение было сделано только для тех, кто был готов во имя знания принести себя в жертву, перестрадать самым серьезным образом. Эти особые люди были известны как мара'акамэ (шаманы-целители), и они могли использовать их силы лишь для целения, защиты и руководства своими народами”. 72)

Итак, цена посвящения в шаманы — конкретные страдания адепта и символическая смерть (самопожертвование).

В восстановлении первоначальной связи между человеком и трансцендентной силой судьбы, намерением, заключается истинный смысл толтекского учения магов.

Кастанеда пишет: “Дон Хуан утвердился в своем убеждении, что христианские представления об изгнании из рая были аллегорией потери нашего безмолвного знания, нашего знания о намерении. Магия, таким образом, — это возвращение назад, к началу, возвращение в рай”. 73)

Элиаде также разделяет подобное мнение об истинной цели шаманизма. Он пишет о шамане, каким он является у всех нецивилизованных народов:

“…С другой стороны, он прикладывает усилия для восстановления “возможностей сообщения”, которые существовали in illo tempore между нашим миром и небом. Потому что то, что шаманы переживают сегодня в состоянии экстаза, было первоначально, на заре времен, возможно для всех людей in concrete; они поднимались на небо и спускались назад, не нуждаясь в состоянии транса. Экстаз возвращает на непродолжительное время и незначительное число людей — шаманов — в древнее исходное состояние всего человечества. С этой точки зрения, мистические переживания “примитивных народов” — это возвращение к первоисточнику, в мистическое время утерянного рая”. 74)

Этим высоким стремлением толтеки и настоящие шаманы отличаются от обычных ведьм, колдунов и знахарей. Их стремление направлено на трансцендентность и на ее практическое переживание, а не на руководствующиеся самомнением устремления, такие, как власть над другими людьми, деньги и тому подобные вещи. Власть в толтекском смысле означает власть над собственным осознанием, чтобы начать магическое путешествие в забытый, но по-прежнему существующий рай безмолвного знания.

3.1. Космология и миф

"Только порядок или беспорядок, соответствующие космическому порядку, являются истинным порядком."

Афоризм Амаута

В предыдущей главе прозвучали понятия космологии и мифа. Мы увидели, что шаманы вновь оживляют и даже практически переживают миф о райском пред-времени, когда земля и небо были еще соединены друг с другом, магически-экстатическим образом. Однако в Европе сегодня господствует представление, что мифы или являются бессмысленными сказками, или что они должны быть поняты и объяснены с точки зрения психологии. Напротив, в жизни нецивилизованных народов и в древности мифы играют очень значительную роль, потому что действуют на повседневную жизнь упорядочивающим образом, совершенно так же, как кодексы законов представляют регулирующую инстанцию в жизни современного человека. Кроме того, мифы служат основой для религиозных практик и церемоний. Особенное значение имеют мифы для магов и шаманов, и об этом значении мы поговорим в этой главе. Особо следует выделить космогонические и космологические мифы, в которых рассказывается о возникновении мира и мировом порядке.

Рассмотрим в первую очередь вопрос о всеобщем смысле, основополагающей функции мифов. Элиаде пишет об этом:

“Мифы сохраняют и передают парадигму, достойные примера образцы для всеобщей ответственной деятельности людей”. 75) Как таковые, они передаются от поколения к поколению. Передача производится обычно из уст в уста, а не через написанное слово. Поэтому содержание мифа некоторым образом изменяется; например, меняются действующие лица. Лишь ядро, прочная основная структура мифа остается стабильной и неизменной.

Подобные неизменные структуры мы исследуем в этой главе. К примеру, мифы древних греков и римлян во многом похожи: Зевс превращается в Юпитера, точно так же, как Гермес в Меркурия, Афродита в Венеру, а Хронос в Сатурна. Однако в целом функция отдельного мифического персонажа — в данном случае бога — остается неизменной, сохраняется прочная иерархия и специфические поля деятельности.

Рационалист может возразить, что все это, конечно, хорошо и прекрасно, и с исторической точки зрения даже правильно, но такие мифы стали сегодня бессильными, они не действуют. Однако это не так. Возможно, мифы и утратили свое явное воздействие, но подспудно — и часто совершенно неосознаваемо — архаические структуры мифов продолжают действовать. Так действует и поныне иудейско-христианская космогония, миф о сотворении мира Богом в начале времен. “И благословил Бог седьмый день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал” 76), — читаем мы в Библии, в Бытии, истории творения евреев и христиан.

Точно так же делим мы и сегодня неделю на шесть “рабочих” дней и свободный “день отдыха”, воскресенье, который даже удостоился законодательной защиты. Все это — дальний отголосок, последействие давно забытой мифологии.

Рассмотрим далее пример недели как отрезка времени и исследуем ее мифические корни и структуры. Почему мы имеем неделю именно с семью днями?

Является ли деление времени по семь дней лишь пустой, ничего не значащей традицией? Сотворение мира в иудейско-христианской мифологии заняло ровно семь дней, и семь является также символом Бога. Отсюда можно заключить, что мифическое значение числа семь древнее, чем иудейско-христианские предания.

Историки религии относят культ семи к вавилонско-месопотамскому культу звезд, который и сегодня подспудно действует, как мы сейчас покажем. Потому что уже многие тысячи лет назад жрецы Междуречья заметили, что только семь видимых звезд явно не “прикреплены” к небосклону т. е. свободно движутся по небу согласно собственным законам. Этими небесными телами были пять планет — Сатурн, Юпитер, Марс, Венера и Меркурий, а также Солнце и Луна. Все остальные небесные тела движутся однообразно, согласно четким закономерностям. Только вышеназванные семь составляют исключение, хотя каждое из них и следует в своем движении своим собственным законам.

На этих наблюдениях и основали вавилоняне культ, ставший прародителем космологических мифов древности. Отсюда развивается пантеон богов греков и римлян, отсюда берут начало астрология и астрономия. И не только это. Культ звезд определяет с тех пор деление времени на недели — семь дней, где каждый день посвящается одному небесному телу, соответственно данному божеству. Названия отдельных дней недели являются сегодня доказательством мифологии звездного культа. Следующая таблица дает наглядное представление исходного посвящения дней недели звездам. Поскольку, однако, на протяжении тысячелетий германская, кельтская, римская и христианская мифологии привнесли сюда нечто свое (изменение имен), то мы для более ясного представления сравним немецкие, английские, французские и испанские наименования дней недели. Выводы читатель легко сделает сам.

Дни недели / Планета / Немецкий / Английский / Французский / Испанский

Понедельник / Луна / Montag / Monday / Lundi / Lunes

Вторник / Марс / Dienstag / Tuesday / Mardi / Marte

Среда / Меркурий / Mittwoch / Wednesday / Mercredi / Miercoles

Четверг / Юпитер / Donnerstag / Thursday / Jeudi / Jueves

Пятница / Венера / Freitag / Friday / Venredi / Viernes

Суббота / Сатурн / Samstag / Saturday / Samedi / Sabago

Воскресенье / Солнце / Sonntag / Sunday / Dimanche / Domingo

Наши месяцы и их наименования берут свое начало из древнего культа Луны и мифов о Луне. Представление о годе следует из солнечной мифологии и так далее. Итак, мы видим, что наше сегодняшнее время, несмотря на все усилия рационалистического просвещения, далеко не свободно от мифологических элементов и их действия. Практически, мы руководствуемся в наших действиях мифами, которые в большинстве своем ушли в забытье, но вопреки всему продолжают дальше действовать и тонко руководят нами, определяя наше деление времени на годы, месяцы, недели.

Если бы человек открыл свои глаза для мифов и их основополагающих структур, то он бы увидел за многими повседневными, кажущимися банальными явлениями, рутиной и способами поведения влияние древнего мифического комплекса, который пусть бессознательно, но постоянно продолжает действовать в настоящем. Современному человеку не удалось полностью освободиться от архаичных мифов; и вовсе не потому, что он не был достаточно упрям в процессе просвещения и осквернения мира, но потому, что мы и поныне нуждаемся в регулирующем и упорядочивающем действии мифа. Мифы — это то, что позволяет нам обосновать и определить наше положение в космосе. Они придают нашему существованию смысл и трансцендентное значение, к чему наше аналитическое мышление никогда не сможет быть способно. Элиаде говорит в связи с этим: “Если кто-то пытается обосновать аутентичное значение какого-либо архаичного мифа или символа, он не может не утверждать, что через них становится явным для сознания определенное положение в космосе и что они при этом включают и метафизическое положение”. 77)

Таким образом, мифы направлены на трансцендентный порядок космоса и в этом смысле придают значение существованию отдельной индивидуальной человеческой жизни, далее они поднимаются над индивидуальным и отдельным и соединяют его с трансцендентным. Это мы уже объясняли на примере мифа о райском “пред-времени”.

В жизни нецивилизованных народов явственно проявляется эта смыслообразующая компонента мифа. Их жизнь ритуализируется согласно правилам мифа, и каждое действие является повторением мифического элемента с присущим ему внутренним смыслом и ясно выраженным значением. Ритуализированные действия повторяют дела мифических прародителей, богов и героев символическим способом и таким образом связывают исполняющего с мифическими лицами и их силой. Жизнь отдельного человека у нецивилизованных народов вводится целиком в русло мифа. Миф позволяет узнать будущее индивидуума, когда он рассказывает о судьбах живых и мертвых и связывает прошлое и настоящее символическим образом.

Если такое интуитивное мифологическое бытие в высшем космическом порядке отсутствует, то жизнь человека сокращается до чисто биологических актов — еда, сон, размножение. Жизнь теряет при этом свой трансцендентный смысл и становится лишь удовлетворением инстинктов. И современный человек опускается вновь до уровня примитивного животного, представляет собой жалкое творение, идущее по жизни без плана и цели.

Но как говорит Кастанеда: “Должно же существовать еще что-то большее, чем земное бытие, чем еда и размножение”. 78) Поэтому мы поговорим сейчас о роли мифов у шаманов и толтеков, чья активность выходит далеко за рамки “чисто земного бытия”.

Элиаде говорит об отношении шаманов к космологии и мифу следующее: “Ни в коем случае нельзя утверждать, что шаманы создали сами для себя космологию, мифологию и теологию соответствующего племени, нет, они только внутренне приняли существующие, вновь оживили их и используют как план в их экстатических странствиях”. 79) Посмотрим, насколько это высказывание справедливо для толтеков.

Для этой цели нам необходимо сначала представить основополагающий миф, который широко распространен у индейцев обеих Америк и который имеет космологическое значение: миф о четырех углах мира. Ламе Деер, колдун племени сиу, так говорит о четырех: “Четыре — это самое священное число. Четыре обозначает Татуйе Топа — четыре четверти земли”. 80)

Для европейца совершенно непредставимо, какое огромное значение играет мифическая четверка и сегодня в жизни потомков народа сиу. Следующая цитата Ламе Деера о практическом значении числа четыре показывает это весьма впечатляюще. Одновременно она указывает на то, что мы прежде назвали введением человека в русло мифа:

“Святое число четыре олицетворяет четыре ветра, четыре стороны света, его символ — крест. Сумка больших тайн колдуна содержит четыре раза четыре предмета… Четыре элемента образовали универсум: земля, воздух, вода, огонь. Мы, сиу, говорим о четырех добродетелях, которыми должен обладать мужчина: смелость, свобода передвижения, выносливость, мудрость. Для женщины четыре добродетели: смелость, свобода передвижения, искренность, плодовитость. Мы, сиу, делаем все четыре раза: если мы курим трубку — мы делаем четыре затяжки. Те из нас, кто принадлежит Native American Church, принимают за ночь, когда мы всю ночь молимся, четыре раза по четыре ложки пейота. В парилке мы плещем четыре раза воду на горячие камни. Четыре ночи продолжается ожидание видения у посвящаемого. Если предстоит важная церемония, то мужчины четыре дня и четыре ночи избегают контакта с женщинами”. 81)

Таким образом, число четыре образует у сиу некий мифический основополагающий образец, который распространяется на все действия, идеи и способы поведения. Это удержание мифическо-космологического порядка при каждом действии поднимает данное действие из рутины повседневности и возвышает его до составной части священно-трансцендентного порядка универсума.

Толтеки так же знакомы с мифом о четырех — мифом о четырех углах мира, и придают ему значение, аналогичное значению у сиу. Донья Соледад, ученица дона Хуана, рассказывает: “Существуют четыре ветра, как существуют четыре стороны света. Это справедливо, естественно, для магов и для того, что маги делают. Четыре является для них числом силы”. 82) Вот примеры деления вещей на четыре аспекта у толтеков: четыре естественных врага, которых встречает человек на пути знания; четыре качества сталкера, четыре атрибута воина, четыре ступени на пути овладения намерением и т. д. Толтеки, так же как сиу, переносят мифическую четверку и на свои повседневные действия. Ла Горда во “Втором кольце силы” объясняет толтекский процесс питания: “…Воин делает каждый раз только четыре глотка. Позже он снова делает четыре глотка и так далее”. 83)

Толтекское знание, насколько нам известно, вытекает непосредственно из высокоразвитых культур Мексики доколумбовой эпохи. В этих культурах число четыре также играло выдающуюся роль. Ацтеки, майя и толтеки, а также южноамериканские инки оформляли все свои произведения в соответствии с этой основополагающей мифическо-космологической структурой.

Почтительный страх перед священной властью числа четыре звучит, например, в истории творения у майя, “Пополь Вух”: “Поистине мощным является описание, свидетельство, как все создано было, небо и земля; как четыре ветра, которые определяют четыре стороны, и знаки созданы были; как была натянута нить и измерены дали неба и земли. Четыре угла мира, четыре стороны мира создали Тсаколь и Витоль, как говорят, мать и отец жизни и творения”. 84) Переводчик “Пополь Вух” Вольфганг Кордан пишет в своих примечаниях об основании городов в предколумбовой Америке, которое всегда производилось по образцу подобного космогонического мифа:

“В древние времена основание города было не произведением на рационалистической чертежной доске, а скорее магическим актом. Город как образ мира был обычно ориентирован по четырем сторонам света, разбит на квадраты, обнесен квадратной стеной или стеной, имеющей форму круга, в которой вторая форма действительно представляет квадратуру круга, и в целом получалось изображение той пра-фигуры, которую Юнг называет мандала…” 85)

Каждое творение, такое, как закладка города, было, таким образом, магически-символическим повторением мифа о сотворении мира. Это обеспечивало единство вновь создаваемого с первоначальным космическим порядком, который был явлен в мифе. В качестве примера мы приводим здесь упрощенную схему магическо-символического плана города инков Тиванаку (рис. 5).

Приведем некоторые пояснения к плану. В центре Тиванаку (a) находится главная пирамида “Акханана”, которая ориентирована по четырем сторонам света и представляет собой как бы центр космического миропорядка. На внутреннем круге b) находятся священные ценности, которые соответственно располагаются по углам внутреннего квадрата. Внешний круг (c) представляет собой границу священного города Тиванаку. На ней, по углам внешнего квадрата, находятся древние пограничные камни и указатели священного города-храма.

[Рис. 5 Мифическо-символический план города Тиванаку (по Миранде). 86)]

Если мы спроецируем рисунок 5 на местность вокруг Тиванаку, то окажется, что и другие города инков построены в соответствии с данным магическо-космогоническим порядком. Если Тиванаку представить как центр древнего государства инков и одновременно как “пуп мира”, то весь город будет для нас точкой а схемы. На внутреннем круге мы найдем по углам, квадрата (b) древние города Пукара, Ана, Такна и Оруро. Hа внешнем круге (с) находятся, опять же но углам квадрата, священные юрода Куцко и Потоси. Таким образом, инки соорудили по правилам космологического мифа не только свою столицу, но и все государство. 87)

Такие закономерности мы найдем во всех высоких культурах древней Америки, для которых каждый акт творения должен был всегда осуществляться по священным правилам первого творения, сотворения мира, космогонии. Такой образ мышления и деятельности весьма далек от целесообразной мышления нашей рационалистической культуры, но результаты древних культур говорят сами за себя, если принять во внимание хотя бы только эстетическое воздействие на нас древних монументов. Современный большой город с его омерзительными целесообразными постройками никогда не сможет иметь магической красоты древних городов-храмов, которые во времена своего расцвета распространяли по всей земле блеск и великолепие древней культуры.

Толтеки не представляют в этом смысле исключения, но время священных городов и храмов ушло в прошлое. Нынешние толтеки не воздвигают пирамид и городов из камня, однако они создают нечто из мяса и крови, из живых людей. Вот мы и подошли к собственному мифу толтеков, который вряд ли может быть понят европейцем во всей его широте без предварительных объяснений, сделанных нами в этой главе. Миф толтеков называется “Правило нагваля” и может быть представлен основных положениях следующим образом.

Ту силу, которая создала Универсум, космос, толтеки называют Орлом — не потому, что она имеет что-то общее с этой птицей, а потому, что эта сила примерно так представляется видящему. Орел руководит судьбой всех живых, существ. Он наделяет живое существо при рождении осознанием, которое существо должно далее на протяжении жизни развивать и расширять. Увеличение осознания является задачей всего живущего и определяет смысл жизни. Вместе со смертью живого существа Орел получает “проценты” за его жизнь, потому что он кормится осознанием, которое в процессе жизни существа расширилось и увеличилось. В момент смерти индивидуальное осознание разрушается и поглощается Орлом. Этот процесс толтеки изобразили во всей полноте на своих фресках (см. рис. 6).

[Рис. 6, “Орел”, проглатывающий светящиеся яйца, которые представляют осознание умирающего живого существа. (“Кетцалькоатль” — Пирамида в Туле, Мексика; примерно 1000 г. н. э. Рисунок по фотографии Генри Стайерлинса). 88)]

Однако Орел предоставляет каждому живому существу возможность противостоять судьбе и не быть съеденным, сохранить свое осознание и одновременно бессмертие. Для этой цели Орел создал лазейку к свободе, к тотальному осознанию. Он создал щель, позволяющую сохранить осознание. Кроме того, Орел сотворил особые живые существа, названные нагвалями, которые могли бы провести те живые существа, которые стремятся сохранить осознание, к скрытой лазейке в свободу. Не следует путать этих нагвалей с нагвалем — Силой, с которой мы уже познакомились. Это так называемые двойные существа, которые состоят не из двух частей, как прочие живые существа, а из четырех. Это относится, разумеется, не к физическом телу, а к светящемуся кокону данных существ.

В человеческом случае нагваль выступает парой — как нагваль-мужчина и нагваль-женщина, которые вместе образуют союз, единство. Они получают от Орла задание — провести группу людей к лазейке в свободу. Эта группа, называемая “партия нагваля”, состоит их четырежды четырех, то есть из шестнадцати человек, которые принадлежат к различным человеческим типам, созданным Орлом. Орел создал четыре типа мужчин и дважды четыре типа женщин, которые мы кратко здесь и представим ниже.

Женские типы названы четырьмя направлениями, четырьмя ветрами, четырьмя углами квадрата. Толтеки говорят о восточных, северных, западных и южных женщинах. Женские типы разделяются далее на два больших лагеря, названных правой и левой планетами; правая планета объединяет четырех сталкеров: восточную, северную, западную и южную женщин-сталкеров. Левая планета объединяет сновидящих: восточную, северную, западную и южную. Четыре мужских типа носят названия: любознательный человек — ученый, человек действия, организатор за сценой и курьер. Вместе с нагвалем-мужчиной и нагвалем-женщиной эти люди, принадлежащие к различным человеческим типам, образуют партию нагваля, как схематически представлено на рис. 7.

На рисунке 7 мы легко распознаем похожесть расположения на типичную схему города Тиванаку (сравн. с рис. 5). Партия нагваля соответствует и древней толтекской пирамиде “Кетцалькоатль” в Туле, древней столице исторических толтеков, откуда взято и изображение орла на фреске (рис. 6). Атланты, которые и поныне стоят на вершине пирамиды, представляют четырех сновидящих, они соответствуют принципу нагваля. Там есть и четыре покрытые старинными письменами колонны, изображающие воительниц — это четыре женщины-сталкера, которые соответствуют принципу тоналя.

[Рис. 7. Партия нагваля как живая пирамида.]

На руинах мексиканского города Ла Вента, возраст которого исчисляется многими тысячами лет, была открыта в центре большой земляной пирамиды группа из 16 маленьких нефритовых статуэток, пятнадцать из которых расположены вокруг центральной фигуры — доказательство, что архаичный миф о партии нагваля является очень древним. Сегодняшние толтеки, к которым принадлежат и дон Хуан с Кастанедой, живут в этом мифе — и для них миф является большим чем просто рассказ — это своего рода “карта”. Это соответствует и способу, которым шаманы, согласно Элиаде, используют свои мифы.

В главе 7 мы еще вернемся к теме “партия нагваля”, потому что эта тема столь широка и захватывающа, что не может быть представлена на трех страницах. Заметим только, что и Юнг делит людей на четыре группы, четыре различных психологических типа, что придает мифу о партии нагваля не только мифологическое, но и очень реалистическое значение. К этому мы также вернемся в седьмой главе, где нам предстоит дать характеристику отдельным типам.

Итак, мы убедились, что мифология и космология являются животрепещущими темами для индейцев и для толтеков, в то время как в Европе мифы считают умершими и давно погребенными. В лучшем случае, они являются у нас темой психологических наблюдений — для потомков индейцев они и сегодня являются переживаемой реальностью.

3.2. Единство себя как освобожденное восприятие

"Тот, кто научит людей летать, тот сведет с ума все ограничивающие знаки, все ограничивающие знаки сами взлетят в воздух, и землю он по-новому окрестит."

Фридрих Ницше

В данной главе мы закончим теоретическое рассмотрение толтекского учения. Поэтому мы хотим еще раз осветить все шаги нашего наблюдения, чтобы показать их значение и взаимосвязь. Еще раз заметим, что предлагаемое исследование отдельных тем ни в коем случае не исчерпывает всего толтекского учения и только создает возможные предпосылки для дальнейших разработок. Для сравнения мы могли бы взять, конечно, и другие произведения из области духовных наук, получив аналогичные результаты. Скажем, можно было бы использовать философию древних греков, например Платона или досократиков, можно было бы обратиться к экзистенциализму в лице Сартра или Виттгенштейна или к исследованиям в области лингвистической философии. Однако ссылки на вес эти работы привели бы пас, в лучшем случае, к теоретической запутанности в терминах, так что я решил ограничить данное исследование уже приведенными примерами и сравнениями. Работы Э. Гуссерля, К. Г. Юнга и М. Элиаде предлагают, по моему мнению, плодотворную почву для подобного исследования, потому что они, с одной стороны, делают толтекское учение “понятнее”, с другой — не позволяют зубастому волку рационалистического мышления произвести обычное для него “объясняющее” обесценивание какого-либо учения. Итак, вызовем в памяти еще раз все предпринятые нами шаги и попытаемся на основе такого обобщения высветить собственные цели толтекского учения.

Нашим первым шагом было философское рассмотрение учения толтеков с точки зрения теории познания. В сравнении с феноменологией Гуссерля выявились следующие философские аспекты толтекского учения: оно включает в себя учение о кажущемся, являющемся, и содержит в этом смысле собственные методы редукции, с помощью которых может сделаться возможным приближение к “вещам в себе” или “миру в себе”. Методы “не-делания” толтеков и метод феноменологической редукции Гуссерля оказались очень похожи. Обе теории приходят в конце концов к заключению, что реальный трансцендентный мир, как его понимает нормальный, наивный разум, нами не познается и не может быть познан. Единственное бытие, о котором мы с уверенностью можем и имеем право говорить с точки зрения теории познания, — это наше сознание. В этом смысле учение толтеков имеет собственную философскую онтологию (учение о бытии) и представляет собой учение о сознании.

Обычное сознание сохраняется с помощью описания мира, которое мы с малолетства усиливаем и позже придерживаемся и отражаем как нечто само собой разумеющееся. И в этом пункте толтекское учение и феноменология Гуссерля едины. Это описание мира поддерживается и охраняется посредством непрекращающегося внутреннего диалога, разговора с самим собой. “Взятие в скобки” всего выученного и отраженного материала толтеки называют “остановкой внутреннего диалога” или просто “остановкой мира”. Гуссерль говорит при этом о трансцендентном эпохе’ (греч. “остановка”). Используя эту радикальную редукцию, Гуссерль приходит к “трансцендентному я”, представлению, в котором “я” является как центром осознания, так одновременно и всем познаваемым и воспринимаемым миром. Толтекское учение имеет совершенно аналогичное представление, в котором такое положение вещей определяется посредством аллегории об “острове тоналя”.

Толтеки называют две основополагающие функции восприятия, с помощью которых обычное восприятие и вместе с ним обычный мир могут сохраняться: “разговор” и “разум”. Функциональное единство, которое образуют оба эти способа, обозначается как “первое кольцо силы” или как “внимание тоналя”. Целью толтекского учения о нормальном осознании, названном искусством сталкинга, является низведение с пьедестала нашего тиранического “я” — тоналя и сокращение описания нашего мира до необходимого минимума. Однако это происходит не само по себе, а имеет под собой твердую почву, потому что, как показывает второй шаг нашего исследования, люди имеют от рождения еще и иной вид осознания, второй психический центр, который противостоит нашему “я” и в обычном случае скрыт от него. Поэтому толтеки называют такое осознание нагвалем (от толтекского nahualli — себя скрывающее, маскирующееся). Нагваль ответствен, в частности, за наши сновидения и необъяснимые эмоциональные состояния. Нагваль изучает вторая часть толтекского учения — искусство сновидения.

Мы сравнили эту часть учения с аналитической психологией К. Г. Юнга и установили, что и здесь достаточно параллелей. Юнг постулирует на основании своего многолетнего опыта психиатра совершенно такой же второй вид осознания, автономную психическую часть человека, которую он называет “бессознательным” и которую мы идентифицировали с толтекским представлением о нагвале. Обе теории содержат аналогичные модели этой части нашей единой личности. Здесь имеется в виду толтекское описание светящегося яйца и шарообразная модель “психического” Юнга. Однако толтекское учение о сознании с его теоретическими и практическими знаниями об этой второй части нашей личностной сущности выходит далеко за рамки сегодняшней психологии.

Далее мы исследовали значение сновидений и видения, которые вместе представляют продукт бессознательного, нагваля, у нецивилизованных и культурных народов. Оказалось, что большинство так называемых “примитивных” народов имеют целостную, комплексную и высокоразвитую психологию. Так, например, они различают определенные виды души: жизненную душу, или душу дыхания, и в целом независимую от физического тела свободную душу, или душу сновидения. Мы смогли показать, что такие представления распространены повсеместно и имеют огромное значение, так как они указывают на трансцендентное.

В связи с этим следует подчеркнуть, что ни в представлениях нецивилизованных народов по данной теме, ни в толтекском учении речь не идет об эзотерике. Слово “эзотерика” обозначает занятие чем-то внутренним, но сон и душа сновидения являются как у нецивилизованных народов, так и у толтеков чем-то совершенно реальным и внешним, что делает невозможным “эзотерический” подход к феномену. Во всех этих представлениях также нет речи ни о каком “тайном учении”, потому что у народов, живущих естественной жизнью, занятия сновидением и знание о душе сновидения являются общим наследственным опытом, настолько широко распространенным и само собой разумеющимся, как у нас чтение и письмо. Действительность мира сновидения считается у многих народов основополагающей, “первоначальной”, если не единственной существующей реальностью. Отсюда и широко распространенный подход к сновидениям как к непосредственному источнику познания.

Однако сновидение является для толтеков только одной из многих функций восприятия иных видов сознания, иной действительности нагваля. Они различают шесть различных функций, получивших названия “чувствование”, “сновидение”, “видение”, “воля”, “тональ” и “нагваль”. Эти функции относятся к особенным, не-повседневным состояниям сознания, к которым толтеки подключаются в результате обучения магии и которые они используют. Все эти виды сознания образуют функциональное единство, называемое “вторым кольцом силы” или “вниманием нагваля”. Особое значение имеет центр второго кольца силы, “воля”, и “нагваль”, который достигается только посредством воли.

Это привело нас к третьему шагу нашего исследования, рассмотрению толтекского учения об овладении намерением. Толтеки идентифицируют намерение, которое определяет все наше восприятие и познание и руководит нашей связью с нагвалем, скрытой частью нашей собственной личности. Однако эта наша составляющая уже не является личностной составляющей, потому что все, что мы связываем с понятием “личность”, является тоналем. “Нагваль” определяется поэтому как надличностная власть, к которой мы все привязаны посредством нашего связующего звена — воли.

Этот аспект выводит нас за рамки философии и психологии в область теологических рассуждении, в религию как науку. Мы установили в сравнении с религиозно-историческими исследованиями Мирчи Элиаде, что идея о непосредственной связи с властью судьбы явно имеет самое широкое распространение. При подробном рассмотрении выяснилось, что эта связь представляет на самом деле “восстановление связи” (религию!) с мифическим пред-временем, с легендарным раем. Шаманы и толтеки пытаются вновь восстановить эту связь, после того как она когда-то прервалась в человеческой истории. Оба направления стремятся достичь непосредственного опыта трансценденции, действительного возвращения в утерянный рай, что удается шаманам на непродолжительное время с помощью их техник экстаза. В этом отношении учение толтеков представляет собой один из видов религии, однако своеобразно измененный: непосредственное, практическое возвращение и восстановление связи без веры и без Бога.

В связи с этим мы столкнулись с руководящей и направляющей ролью мифов, которые имеют для шаманов и толтеков особое значение. Оба направления используют мифы как своего рода карту и указатель пути на спутанных дорогах их познания Они практически живут мифом, то есть они повторяют действия своих мифических образцов. Такое использование мифов является, однако, большим чем простое ритуализирование, оно означает в прямом смысле конкретное, практическое переживание мифа. Особое значение имеют космогонические и космологические мифы, потому что в них объясняется естественный порядок организации космоса и мира.

Мы представили толтекский миф “Правило нагваля”, который является своеобразной версией общеиндейского мифа об организации мира, о четырех углах мира. Данный миф показывает также трансцендентную цель всех толтекских устремлений — абсолютную свободу. Миф об освобождении у толтеков включает в себя как составную часть также освобождение от смерти, самого мощного противника человека, который преследует нас, согласно иудейско-христианскому мировоззрению, только со времени “грехопадения”, изгнания из рая. Абсолютное освобождение в толтекском учении можно приравнять к окончательному, действительному возвращению — или, лучше сказать, к возвращению домой — к первоначалу, к исходному состоянию мифического пред-времени.

Таков краткий перечень всего вышеизложенного. Насколько сильно похожи толтекский нагвализм и шаманизм, который повсеместно распространен у нецивилизованных народов, можно видеть из следующею высказывания этнолога Джоан Халифакс:

“Если хотят понять шаманизм хотя бы в его основах, то необходимо по крайней мере внимательно послушать рассказы шаманов о своей жизни. Есть шаманы, которые сплетают воедино обычный мир, в котором они живут, и философское представление о космосе, которое можно только вообразить. Человеческое бытие, страдание и смерть сводятся шаманами в систему философских, психологических, спиритуальных и социологических символов. При этом шаман устанавливает, благодаря разгадке онтологических парадоксов и ограничений бытия, нравственный порядок и устраняет самые болезненные и безрадостные стороны человеческого бытия. Совершенство вечного прошлого, рай мифической эры экзистенциально осуществляются в настоящем. И через свое священнодействие шаман наделяет такой возможностью всех.” 89)

В толтекском учении, которое, безусловно, как любая религия, наука или мировоззрение, в конечном счете берет свое начало из магического, пралогического учения шаманов, такое сплетение философских, психологический и религиозных элементов особенно заметно. Оно не ведет человека к фрагментарным истинам частных наук, как это делает современное научное знание, но ориентирует его на понимание целого, разрушая при этом практически и последовательно все разделяющие границы обычного мышления. Так прорывается, например, разделяющая граница между обычным миром и миром сновидения, при этом обычная реальность редуцируется до продукта нашего сознания — чем она в конечном счете и является. Благодаря этому магическо-философскому акту исчезает разделяющая черта, за которой сон вырывался из нашей осознанной жизни и понимался как нереальное, как ничего не стоящий продукт нашей психики. Обе части — сон и обычная реальность — ставятся на одну ступень, с равной ценностью и равными претензиями быть действительными в единой действительности нашего осознания.

Данная тенденция к разрушению разделяющих барьеров, к становлению единства и исцелению нашего разделенного в себе сознания проходит красной нитью через все учение толтеков и является также центром, сущностью шаманизма. Вновь восстановить наше психическое единство — эту цель преследует и аналитическая психология К. Г. Юнга. Он пишет о смысле своего учения: “Вершиной, психологии является необходимый психике своеобразный процесс развития, который заключается в интеграции всех содержаний, способных осознаваться. Это означает становление целостности психического в человеке, которое будет иметь для я-сознания столь же достопримечательные, сколь и неописуемые последствия…”. 90)

Одним из таких последствий может быть то, что ставший целостным человек не будет воспринимать себя больше как ограниченную рамками физического тела личность, но как распространяющуюся на все сущее посредническую форму бытия — всеобщее экстатическое состояние сознания, каким оно представляется у шаманов. Подобная интеграция всех способных к осознанию содержаний и вместе с тем становление целостного человека является также главной целью толтеков, без достижения которой невозможно освобождение, возвращение в первоначальное состояние. Дон Хуан говорит в этом смысле о “единстве себя”:

“После продолжающейся на протяжении всей жизни борьбы я знаю, что дело не в том, чтобы выучить новое описание, но чтобы достигнуть единства себя. Нужно достичь нагваля, не повредив при этом тональ”. 91) Толтекское обучение магии не является самоцелью данного магического учения, но скорее возможностью достичь магического единства себя, которое не так-то просто для одиночки, — за единство себя нужно заплатить борьбой на протяжении всей жизни. К подобному единство себя принадлежит владение обоими кольцами силы, с которыми рождается каждый человек, но только очень немногие могут их развить..

Дон Хуан поясняет в “Сказках о силе”, что каждый имеет от рождения восемь точек. Разум и разговор известны всем. Чувствование всегда неопределенно, однако не чуждо повседневному сознанию. Но лишь в мире магов можно полностью освоить сновидение, видение и волю. На внешнем кольце силы находятся еще две точки — тональ и нагваль. Все вместе они и образуют целостное “я”, единство себя. 92) Он показывает Кастанеде суть объяснения с помощью схематического изображения этих восьми точек и связей между ними, которые выглядят примерно так, как на рисунке 8.

[Рис. 8. Восемь точек единства себя. ]

Данные восемь точек, как мы уже объяснили, представляют, согласно толтекскому учению, основополагающие функции восприятия нашего осознания. Это означает, что данные точки нашего восприятия мы можем осознавать, однако это ни в коем случае не означает, что мы можем их понять, поскольку понимание является привилегией разума, а разум — это только одна из точек нашей первоначальной единой сущности. Разум представляет собой только одну из возможностей использования наших восприятий и наших познаний. Другие точки так же, как разум или чувствование, образуют сепаратные миры в себе. Мы можем, к примеру, научиться сновидеть, чтобы осознанным образом воспринимать и познавать отдельные новые миры. Сумеем ли мы понять происходящее — совсем другой вопрос. Еще раз подчеркнем: достижение единства себя не есть академический вопрос, но прежде всего практическая задача, и, нет смысла пытаться объяснить или понять эту мистерию. По этой причине я хочу представить значение достижения единства себя только аллегорически:

Наше первое кольцо силы — это день, это бодрствующее сознание. Естественное время имеет, однако, и ночь, — время, когда человек обычно спит, то есть находится в бессознательном состоянии. Второе кольцо силы — это ночь, осознание сновидения, которое только у толтекских магов полностью осознанно. Только день и ночь вместе дают нам целостное время, и только бодрствующее сознание и осознание сновидения дают целостное осознание. Толтеки стремятся достичь гармонии между обеими сторонами нашей целостности, в то время как обычный человек даже не осознает существование второй стороны и не подозревает, что она, возможно, гораздо обширнее, чем наш разум и наш разумный мир.

“Сумерки — это трещина между мирами… Они — ворота в неизвестное” 93), — говорит Дон Хуан. Это означает, что перед нами постоянно открыто гораздо больше возможностей, чем мы предполагаем или хотели бы иметь. Только сумеречный свет между днем и ночью, между мирами, наполняет нас нашей целостностью, единством всех возможностей нашего осознания.

Можно сказать об этом по-другому: наше осознание тесно связано с нашим физическим телом, обычное тело — как результат нашего мироописания — является тюрьмой для осознания, можно представить его как птицу в клетке. Если же мы удалим прутья клетки — тиранические нормы нашего разума, — мы можем свободно взлететь, подобно душе Ба у древних египтян, которую и рисуют как птицу. И дон Хуан говорит в связи с достижением целостности себя о “распрямлении крыльев восприятия”. Только единство себя, только целостное “я” может привести к лазейке в свободу и к мифическому раю пред-времени, в вечности которого смерть не играет никакой роли. Целостность самого себя — это освобожденное из тюрьмы осознание, освобожденное восприятие. И толтекское учение показывает один из возможных путей достичь такого освобождения.

Этот путь ведет к той трансцендентности, которую вот уже сотни лет пытаются выследить, однако не могут достичь философы. Причина здесь кроется в недостатке практических исследований данной духовной науки. Только практическая направленность может позволить философии стать действительно ориентиром для человека в его индивидуальной жизни. Нам нужна практическая философия, такая, которую как само собой разумеющееся имеют шаманы и толтеки — ибо какую ценность могут иметь знания, если их нельзя использовать и применять?

Толтеки учат практической философии, и для нас настало время перейти к практическому содержанию нагвализма, ведь, как говорит дон Хуан, “когда ты говоришь, что понимаешь мое знание, то ты не делаешь ничего нового”. 94)

ЧАСТЬ II. ПРАКТИЧЕСКИЕ ИСКУССТВА ТОЛТЕКОВ

В первой части книги мы занимались духовными предпосылками толтекского учения. Мы привлекли в качестве помощников выдержки из работ западноевропейской традиции в области духовных наук. Однако это ни в коей мере не означает, что учение толтеков не имеет собственных теоретических основ. Оно представляет собой законченную систему, имеющую солидный теоретический фундамент и до тонкостей разработанные практические пути. Практическая философия и искусства толтеков станут темой ближайших двенадцати глав.

Вторая часть книги написана с точки зрения практика, ведь я тоже являюсь толтеком. При судьбоносных обстоятельствах я изучил практические искусства толтеков, такие, как искусство Сталкинга и искусство сновидения, и сохранил знание этих искусств в моем теле. Ведь “познание” для толтеков — это вовсе не занятие для разума; это дели тела, которое действительно изучает удивительные вещи. Тело “познает” всегда только через практику, через действительную жизнь и переживание. Мои заключенные в разуме — в западноевропейском смысле — знания о толтекском учении, я уже изложил в первой части книги в их главных положениях. Одновременно первая часть служит как бы введением в толтекский нагвализм и в произведения Кастанеды, введением, которое избежало западни, обычной для вторичной литературы, когда какое-либо учение разбирает человек “со стороны”, не имеющий никакой внутренней связи с темой. Общий вступительный характер первой части позволяет нам сейчас непосредственно перейти к практике, поскольку нам известны уже и цели толтекского учения, и основные термины.

Давайте вспомним: цель всех устремлений толтеков — абсолютное освобождение. Эту свободу надо понимать как освобожденное восприятие и освобожденное осознание. Мы уже также объяснили, что толтеки “видят” человека как светящееся яйцо. Это светящееся тело имеет характерную особенность — точку сборки, о которой мы сказали, что она определяет, что же мы в конце концов воспринимаем. В этом смысле толтекское стремление к освобождению есть стремлением смещению точки сборки. Для этой цели толтеки разработали три большие методические системы, которые позволяют с помощью воли свободно смещать положение точки сборки: искусство Сталкинга, искусство сновидения и овладение намерением. Три данных метода, если ими овладеть в совершенстве, делают возможным свободное движение точки сборки и при этом освобожденное восприятие. Это значит, что, используя техники данных трех систем, толтеки способны собирать любые возможные миры восприятия и путешествовать между ними.

Несмотря на объемную первую часть, нам придется сейчас ввести еще несколько понятий толтекского учения, которые относятся непосредственно к практике и будут в этой части постоянно появляться.

[Рис. 9. Основная конструкция толтекской практики — четыре элемента пути воина. ]

Практиков трех толтекских искусств дон Хуан называет общим понятием “воин”. “Путь воина” — основная концепция толтекской практики. Однако этот “воин” ни в коей степени не является воинственным, ищущим битвы человеком нашего европейского словаря, — это некто, борющийся за знания и осознание. Символическое название “воин” относится скорее к внутренней установке, которая нужна на пути познания, — “духу воина”. Оно обозначает исключительную ситуацию пробужденного, сознательного человека в мире, в котором правит смерть.

Толтекский воин живет согласно “вызову”, потому что все окружающее является для него загадкой, которую он должен разгадать, или испытанием, которое он должен выдержать. Центральный вызов для воина заключается в преодолении смерти, в том окончательном освобождении, которое мы приравняли возвращению в мифическое пред-время.

В своем стремлении к свободе воин руководствуется концепцией “безупречности”. Для него это означает подчинение кодексу отношений воинов, который называется “правило”. Мы уже познакомились с каждой строкой этого правила как мифом толтеков. Но для толтеков миф вовсе не является мифом в западноевропейском понимании. Для толтеков “правило” работает и поныне и используется в качестве карты, инструмента для правильной ориентации. “Безупречность” обозначает в этом смысле всегда делать лучшее, на что ты способен.

В следующих главах будут представлены мои собственные переживания и опыт как воина в смысле толтекского учения, а также опыт моих толтекских спутников, которых я здесь еще раз хочу поблагодарить за поддержку. Кроме того, в этой части я хочу коснуться некоторых элементов толтекского знания, которые до сих пор не получили достаточною освещения в литературе по данной теме, но которые кажутся мне на основании моего практического опыта очень важными, — такие знания, как толтекское целительское искусство или знания о животном-нагвале.

Размышления об отдельных толтекских искусствах охватывают четыре самостоятельные главы. Далее следуют главы о партии нагваля и о толтекских знаниях о Земле, которые имеют для практика совершенно особое значение. Заключительные размышления завершают вторую часть.

4. Искусство Сталкинга

"Это — твой мир, — сказал он, указывая на оживленную улицу перед окном. — Ты человек этого мира. И именно здесь, в этом мире находятся твои охотничьи угодья. Нет способа избежать делания нашего мира. Поэтому воин превращает свой мир в свои охотничьи угодья"

Дон Хуан

Искусство Сталкинга — основополагающая практическая система толтекского учения. Я называю ее основополагающей, потому что она открыта каждому, кто готов заниматься этим. В область этого искусства попадают все действия и события повседневной жизни, обычного мира, с которым мы только что познакомились как с первым кольцом силы. Поскольку оно называется также “вниманием тоналя”, мы будем в дальнейшем называть ею коротко “первое внимание”.

Мы все представляем собой часть первого внимания, без него не существовал бы обычный мир с разумом и разговором. Сталкинг занимается вопросом первого внимания и поэтому доступен каждому.

Практики данного искусства, называемые сталкерами, придерживаются во всех своих действиях определенного кодекса поведения и предписаний, которые называются “Правилом Сталкинга”. Мы уже представили это правило в первой главе и повторим сейчас коротко еще раз основные мысли отдельных заповедей:

— Первое предписание правила состоит в том, что все, окружающее нас, является непостижимой тайной.

— Второе предписание правила состоит в том, что мы должны попытаться раскрыть эту тайну, даже не надеясь добиться этого.

— Третье предписание состоит в том, что мы сами — как часть мира — также представляем непостижимую тайну и, следовательно, равны всему остальному.

Из этих заповедей и вытекает собственно задача сталкеров: они должны активно пытаться понять мир вокруг себя. Это и есть вызов сталкера — разрешить загадку окружающего мира и загадку самого себя. Они учатся на этом пути — и это обучение может быть бесконечным. Поэтому жизнь и мир никогда не могут быть для сталкера удобной подушкой для отдыха и, согласно правилу, — никогда — бегством от реальности.

Несмотря на их убеждения, что мир является непостижимой мистерией, сталкеры являются целиком и полностью реалистами, которые занимаются — согласно правилу — всеми вещами обычного мира и обычной личности. Так, они изучают человеческие отношения и человеческое тело, которое, по толтекским убеждениям, является главным выражением нашего первого внимания. Знание о физическом теле включает в себя знание о правильном питании и целительское искусство для поддержания здоровья, о чем мы особо поговорим дальше.

Все другие вещи повседневного мира, будь то пауки, книги, животные, растения или предметы, изготовленные рукой человека, точно так же представляют собой часть мистерии бытия и одновременно — часть великой загадки, которую пытаются разгадать сталкеры. Флоринда, спутница дона Хуана, так выражает подобное положение вещей:

“Следовательно, воин не знает конца тайны бытия, будь то тайна бытия камешка, муравья или его самого”. 96) Ничто не имеет приоритета, все равно и одинаково важно. Также и мы сами равны всему остальному.

Итак, поле возможной деятельности сталкера безгранично велико; к тому же условия жизни и индивидуальные миры людей существенно отличаются один от другого. Однако многие люди разделяют твердо сложившийся предрассудок, будто хороший, правильный образ жизни в соответствии с учением дона Хуана возможен только в идеальных условиях естественного природного окружения или даже что только в Мексике можно стать и быть толтеком. Такой предрассудок несовместим с основополагающим образом действий воина, который живет согласно вызову. И первым вызовом для сталкера является его личный, индивидуальный мир, его собственные условия и обстоятельства жизни, совершенно независимо от того, каковы они и что они собой представляют. Его собственный мир является для него полем охоты.

Для лучшего понимания вышесказанного следует заметить, что слово “сталкер” буквально означает “выслеживающий”. И дон Хуан нередко называет сталкеров “охотниками”. 97) На примере охоты поясняется также толтекское понимание Сталкинга: для успешной охоты охотник должен иметь обширные знания об окружающем мире, об особенностях своего участка для охоты, о поведении и повадках той добычи, на которую он охотится. Он изучает инстинкты и повадки своей будущей добычи, ее любимые дороги, способ питания. Кроме того, он должен знать, как он может схватить добычу, как мастерят ловушки и в каких местах их нужно ставить.

Итак, сталкер нуждается прежде всего в двух вещах: с одной стороны, в знаниях о его мире (окружение, поле охоты, добыча) и, с другой стороны, ему нужны подходящие методы, чтобы охота была успешной (ловушки и иные трюки охотника).

Сталкеры переносят это древнее архаичное знание об охоте на все в повседневном мире. Ведь и повседневные действия человека в обычном мире являются, по сути, привычками, как и каждое “делание”. Под “деланием” толтеки понимают осмысленную цепочку действий, направленных на достижение какой-либо цели. Отдельные шаги этой цепочки действий функционируют так же, как и все в обычном описании мира, на основе привычек.

Как науки, так и отдельные люди имеют определенные “привычки”, которые сталкер стремится познать. Прежде всего сталкер исследует самого себя, потому что собственные плохие качества и способы поведения тоже не что иное, как специфические привычки. Сталкер пытается сначала подробно изучить эти привычки, чтобы потом — если это необходимо — избавиться от них, то есть поставить на них ловушки. Данный процесс они называют “выслеживанием самого себя” — существенная, основополагающая мысль искусства сталкинга и единственный способ осмысленно изменить наше собственное поведение.

Для достижения этой цели сталкер развивает метод контроля за собственным поведением. Он разрабатывает собственный кодекс поведения, который включает основные заповеди правила сталкинга и делает их применимыми на практике: это семь основных принципов искусства сталкинга. Описывая эти принципы, я хочу коснуться и конкретного воздействия, которое оказывает на обучающегося их применение, — представить опыт, который имеется у меня и моих соратников.

“Первым принципом искусства Сталкинга является то, что воин сам выбирает место для битвы… Воин никогда не вступает в битву, не зная окружающей обстановки”. 98) Кое-кому не понравится применение воинственных терминов. Но понятия “битва”, “поле битвы” и “воин” обозначают в нашем случае исключительное состояние и сознательно переносятся на ситуацию практикующего.

В этом смысле в “первом принципе” речь идет о том, что мы уже говорили об охотнике: если я хочу иметь успех, я должен сначала изучить поле моей деятельности. На практике это означает — всегда исходить из максимально изученной позиции или по крайней мере знать основные данные.

Мы не охотимся сегодня больше на дикого зверя, но мы можем распространить первый принцип Сталкинга на любую нашу деятельность. Типичное делание — это, например, разговор, диалог. Выполнением первого принципа в данном случае будет не болтать попусту и не привязываться ни к какой “идее фикс”. И прежде всего нужно знать, о чем говорить, не вмешиваться в дискуссию, не имея ни малейшего представления о предмете. Если же невозможно удержаться от разговора на тему, о которой у вас нет ясного представления, то правильным будет не высказывать никаких “окончательных” мнений. Или попытаться при необходимости заранее узнать что-либо по данному предмету — “изучить поле битвы”.

Возникающие при выполнении принципа преимущества очевидны и не нуждаются в длительных объяснениях. Опыт показывает, что для последовательного применения первого принципа необходима определенная самодисциплина, которая при постоянной практике неуклонно повышается. Человек становится при этом сильнее и ясно понимает, чего он на самом деле хочет и что находится в диапазоне его возможностей.

Второй принцип искусства сталкинга гласит, что надо отбросить все, не являющееся существенно необходимым. Это означает, что на пути к успеху надо ограничиться необходимыми шагами во всех делах и действиях и не заниматься никакими отвлекающими или мешающими делами. Применение принципа требует не только дисциплины, но и постоянного контроля за своими действиями. К ясному взгляду на собственные способы действия, которые теряют свою сложность и запутанность, добавляется сила логического мышления, которая значительно улучшается при целенаправленном применении.

Благодаря постоянному сокращению до лишь действительно необходимых, исчезает целый ряд бессмысленных действий и мыслей, о присутствии которых вы ранее и не подозревали. Если кто-то попытается точно пронаблюдать, чем заполняет свой день современный человек, то окажется, что большая часть всех этих вещей и действий ничего не добавляет для действительного благополучия или хорошего самочувствия этого человека. Такие вещи, как телевизор, компьютер, видео и тому подобное сделались настоящими тиранами личной жизни и в значительной степени определяют сегодня жизнь отдельного человека. Они говорят нам, как, когда и чем должен заполнять человек свое осознание, свой мир, так что в конце концов не остается времени для действительного самопознания. Потребление заполняет сегодня все — и несмотря на это большинство людей скучает. Сталкер не позволит себе попасть в рабскую зависимость от телевизора, он ищет достойного для него — человека — вызова.

Третий принцип искусства сталкинга называется: “Последняя битва на земле”. Сталкер должен ясно осознавать, что каждое его действие может оказаться последним. Никто из нас не имеет гарантии, что наша жизнь продлится дальше этого мгновения. Смерть является самым великим охотником — поэтому что она никогда не упустит свою добычу. Поэтому смерть имеет в представлении сталкера первостепенное значение. Она требует от него четкого решения, стоит заниматься данным делом иди нет, потому что любое из дел может оказаться последним. Мы должны однозначно выбрать наше решение, так, чтобы мы могли нести за него ответственность до самого конца, до смерти.

Применение принципа требует от практикующего постоянной, ответственной силы принимать решения. Пересмотр собственных желаний и целей становится еще более важным, при этом мы выигрываем в доверии к самим себе, потому что при ясном осознании, что каждое действие может стать последним, значительно возрастает способность к концентрации.

Однако концентрация не должна приводить к напряженности, мысли о смерти — к параноидальному страху. Поэтому четвертый принцип искусства сталкинга звучит: расслабься, будь легким, ничего не бойся! Поскольку человек осознает неумолимость смерти, ему уже нечего бояться, ведь он всегда готов к наихудшему. Он может действовать совершенно отрешенно от забот и ожиданий. На практике этот принцип представляет некое единство с принципом третьим, последней битвой на земле. Комбинация обоих принципов делает практикующего способным к тому, чтобы развить совершенно новое чувство доверия к себе и собственной ответственности, что ведет к развитию всей личности сталкера.

Пятый принцип — контролируемое отступление. “Встречаясь с неожиданным и непонятным и не зная, что с ним делать, воин на какое-то время отступает, позволяя своим мыслям блуждать бесцельно. Воин занимается чем-нибудь другим. Тут годится все, что угодно”. 99) Если, таким образом, в мыслях или действиях сталкера встречается препятствие, которое не может быть непосредственно преодолено, тогда используется контролируемое отступление. Вместо того чтобы пытаться годовой пробить стену, разрешается отойти назад, восстановить свои силы и немного расслабиться. В применении этот принцип очень прост и осуществляется без проблем, нужно только не забыть после проведенного отступления вернуться к теме, к собственному действию со свежими силами. На применении контролируемого отступления строится па практике применение шестого принципа искусства сталкинга — уплотнение времени.

“Воин сжимает время, даже мгновения идут в счет. В битве за собственную жизнь секунда — это вечность, вечность, которая может решить исход сражения. Воин нацелен на успех, поэтому он экономит время, не теряя ни мгновения”. 100) Это означает на практике не терять в жизни ни секунды времени, действовать одновременно и целенаправленно, и уверенно. Однако это ни в коей мере не означает все делать в спешке, потому что спешка есть не что иное, как действовать быстро и неряшливо, чтобы наверстать потерянное время. Но наверстать время совершенно невозможно, и сталкеры знают это. Сталкер никогда не мечется, он никогда не спешит. Уплотнять время для него обозначает выйти на сцену в решающий момент и провести свои действия быстро и уверенно. Чувство, которое возникает при изучении этого принципа, можно наилучшим образом сравнить с состоянием предельного внимания каждому действию или делу.

Седьмой принцип искусства сталкинга в том, что воин никогда не выдвигает себя на передний план. Применение этого принципа возможно только после усвоения шести предыдущих. Неуклонное выполнение первых шести принципов приводит, собственно, к очень высокой степени самодисциплины и контроля за своим поведением, которые необходимы, чтобы действительно овладеть седьмым принципом. Он требует, согласно моему опыту, очень высокой дисциплины и контроля чтобы никогда не чувствовать себя важным, не выпячивает себя вперед и не стремиться к свету рампы вместе с каким-нибудь воображаемым обществом “мастеров своего дела”.

Седьмой принцип включает в себя всю последовательность правила сталкинга, а именно — что каждый равен всем остальным и всему остальному. Это “быть равным со всеми" толтеки называют также “кротостью воина”. Дон Хуан так выражает эту квинтэссенцию правила сталкера: “Воин не склоняет головы ни перед кем, но в то же время он никому не позволяет склонять голову перед ним.” 101) Выдвигать себя на первый план уже бы означало, что человек пытается возвыситься над другими, ведь многие думают, что они лучше других или важнее других или еще что-то подобное. Такое типичное человеческое самомнение, однако, полностью иллюзорно, потому что все живое чудесным способом уравнивается тем, что в конце концов попадает в руки смерти. Всеобщность смерти показывает абсурдность всех человеческих устремлений, подобных тщеславию и глупости, и сводит нас к тому, чем мы на самом деле и являемся: ничем, абсолютным нулем перед лицом необъяснимой смерти.

Сталкеры сознают как глупость всего человеческого делания так и абсолютно неотвратимость смерти. Для того чтобы можно было в столь парадоксальной ситуации продолжать действовать в обычном мире, они создали концепцию “контролируемой глупости”.

Когда сталкер действует, его невозможно отличить от других людей; он кажется целиком погруженным в свое занятие, и его дело кажется столь же глупым, как и все иные дела. Единственная разница между обычным человеком и сталкером состоит в том, что первый не контролирует свою глупость, потому что он верит в то, что он делает. Второй, сталкер, контролирует собственную глупость, и он не обязательно верит в то, что он делает, напротив, он сознает преходящую суетность любого делания вообще.

Сталкер контролирует свою глупость, применяя на практике семь принципов, которые в процессе тренировки глубоко запечатлеваются в его душе. Они помогают новым способом использовать и по-новому осуществлять все действия сталкера. Не имеет никакого значения, к какому действию, к какому деланию или мыслям эти принципы применяются — для практика буквально все может служить вызовом.

Попробуем обобщить воздействие всех семи принципов на практикующего. Их применение ведет — при точной установке — к высокой мере самодисциплины и контроля за собственным поведением. Далее оно ведет к улучшению способности трезво мыслить и прививает терпение и устойчивость в любом виде активной деятельности. Кроме того, развивается способность к активной импровизации в любой возможной ситуации. Мне кажется очень важным заметить здесь, что применение принципов сталкинга ни в коей мере не вредит деланию. Оно не препятствует человеку вести активную социальную жизнь. Поскольку принципы в процессе тренировки могут быть распространены на все без исключения человеческие действия, сталкеру нет необходимости отказываться от чего-то существующего в мире — поэтому сталкеры никогда не являются аскетами.

Если сталкинг, контролируемая глупость изучаются без спешки и принуждения, то они оказывают общее положительное влияние на спектр настроений обучающегося, человек делается способным смеяться над самим собой и становится, обретая чувство уверенности в себе и контроль, даже социально более привлекательной личностью.

Сталкеры обучаются своей контролируемой глупости в любой возможной ситуации и постоянно стремятся к контролируемому изменению своего поведения и к изменению окружающей обстановки. Таким способом они не только познают обычный мир и обычные человеческие возможности во всех мыслимых вариантах и аспектах, но и обучаются сдвигать свою точку сборки. Сдвиги точки сборки, происходящие при применении техник сталкинга, являются малыми сдвигами, они не ведут к восприятию других миров, а находят выражение в изменении настроения практикующего. Благодаря практике сталкинга проявляются типичные образцы настроения которые одновременно характеризуют определенные позиции точки сборки.

Толтеки говорят в связи с этим о “четырех настроениях сталкера”: безжалостность, искусность(хитрость), терпение и мягкость. Только если четыре этих состояния настроения контролируются практикующим, то есть он может по желанию вызывать их и использовать, он может называть себя сталкером. Каждое из этих состояний настроения требует пояснения, поскольку названия могут ввести в заблуждение.

— Безжалостность — это не жестокость, в понимании сталкеров она означает полное отсутствие жалости, прежде всего — жалости к самому себе, но она не мешает сталкеру всегда быть готовым помочь.

Готовность помочь означает для сталкера не желание изменить других, а, напротив, всегда принимать и поддерживать людей такими, каковы они есть. При этом сталкер никогда не осуждает других и постоянно готов к действию.

— Искусность (хитрость) никогда не может быть коварством и предательством, она означает изобретательность, находчивость сталкера во всех ситуациях, его уловки и проделки. Но это не мешает сталкеру одновременно быть очень дружелюбным.

— Терпение никогда не может быть небрежностью или ленью; оно означает для сталкера способность ждать и одновременно способность продолжительное время заниматься одним и тем же деланием.

— Мягкость не равна глупости или слабости, она является выражением свободной от насилия целеустремленности сталкера. Они знают — посредством принуждения никогда ничего не может быть достигнуто — все равно, направлено ли это принуждение против других или против самого себя.

Мягкость, кротость можно назвать “продолжительной настойчивостью”, которой можно добиться намного большего, чем непосредственным действием “в лоб”.

Приведенные выше аспекты искусства сталкинга представляют собой, так сказать, практические основы, основные методы этого искусства, которые справедливы для всего и всех в мире первого внимания. Семь принципов и четыре настроения сталкинга являются необходимыми для каждого практикующего основными упражнениями. По собственному опыту могу судить, что они действительно очень широко применимы и могут принести пользу во всех мыслимых ситуациях. Однако этим практическая деятельность сталкера ни в коем случае не исчерпывается. Изучающие данное искусство практикуют наряду с названными основными методами также и специальные упражнения, такие, как “перепросмотр личной истории” или “не-делание себя”, которые станут темами следующих глав.

4.1. Перепросмотр жизни

"Все вспоминаемое является настоящим. В чистом виде все вспоминаемое кажется необходимым предисловием."

Новалис

Одной из важнейших техник искусства сталкинга является “перепросмотр личной истории”. В этом упражнении речь идет о тренировке способности вспоминать и о памяти в больших объемах, что оказывает огромное влияние на практикующего. При перепросмотре сталкер вспоминает всю прежнюю жизнь вплоть до мельчайших подробностей. Но это не только тренировка памяти — упражнение имеет и более глубокий смысл, потому что перепросмотр жизни — это один из путей, приводящих к свободе, главной цели толтекских устремлений.

В основе такого понимания лежит идея, что Орел, та власть, которая наделяет нас при рождении осознанием и которая в момент нашей смерти это осознание поглощает и разрушает, может быть удовлетворен копией нашего осознания, предлагаемой ему вместо подлинного осознания. Поэтому сталкер изготавливает как можно более точную копию своего осознания. Средством создать такую копию и одновременно самой копией является перепросмотр жизни.

Детальный пересмотр всех событий собственной жизни хотя и является несложным делом, но эффект такой работы по вспоминанию настолько явен и значителен, что применение этого метода практиками действительно себя окупает. Прежде чем мы перейдем к объяснению глубинного значения перепросмотра жизни, опишем сначала, как к нему подготовиться.

Сталкеру нужны три основных элемента для проведения личного перепросмотра: так называемый инвентарный список, ящик или особое пространство для проведения перепросмотра и овладение специальной техникой дыхания. Первым элементом служит инвентарный список, который одновременно является началом процесса перепросмотра. В него сталкер вносит все данные своей личной жизни, начиная с настоящего момента и назад — до момента собственного рождения. Этот инвентарный список содержит, например, имена всех людей (насколько сталкер может их вспомнить), с которыми он имел дело в своей жизни; важнейшие события; места, в которых он жил или бывал; особые предметы, которые ему запомнились, действия, привычки и так далее. Практика показала, что является весьма удобным использовать при составлении инвентарного списка собственную схему классификации, которая должна соответствовать индивидуальной жизни практикующего. Под классификацией я понимаю деление списка на различные части, например, части “школа — трудовая жизнь” в отличие от “семья — личная жизнь”, эти области мы обычно подразделяем и в повседневной жизни, поэтому они раздельно всплывают в сознании и при составлении списка.

Такая классификация облегчает способность вспомнить отдельные события и связанных с ними людей, а вот попытки составить инвентарный список в хронологической последовательности с указанием дат, напротив, оказались на практике безуспешными. Мой личный инвентарный список содержал в конце работы десять различных категорий, в которых, к моему удивлению, оказалась заключенной вся моя прежняя жизнь. Некоторые из моих соратников получили большее число вспомогательных категорий, другие — меньшее. В конце концов инвентарные списки настолько же отличаются один от другого, как и люди в их индивидуальной жизни.

Однако такой инвентарный список не должен слишком вдаваться в детали, потому что детальное вспоминание — это следующий шаг процесса перепросмотра. С другой стороны, инвентарный список должен быть настолько полным, чтобы позволить нам вновь найти в нашем воспоминании отдельные события нашей жизни; список должен быть составлен так, чтобы служить ключом к воспоминанию, своеобразной картой нашей предыдущей жизни. Мой совет для тех, кто практически изучает эту технику, применять при составлении списка систему карточек, так как на практике, согласно опыту, вновь и вновь всплывают воспоминания о событиях, которые вроде бы уже перепросмотрены и которых мы больше никак не ожидали.

Тут уже проявляется конкретное действие процесса перепросмотра: всплывают воспоминания о событиях, которые были давным-давно забыты и совершенно ушли из нашего поля зрения, приятные и неприятные, веселые и грустные события поднимаются снова на поверхность сознания. Но впервые эти события будут связаны воедино, впервые рождается конкретный взгляд на всю прошедшую жизнь личности. Каждому, составившему такой инвентарный список, обязательно приходит на ум мысль о том, что он в действительности никогда прежде не предъявлял счет своей собственной жизни и что эта жизнь, если рассмотреть ее в целом, прошла совсем по-другому, чем мы прежде о ней думали. При этом инвентарный список оказывается отличным инструментом охоты-на-самого-себя. Уже на этой стадии любому практикующему становится ясно, что в действительности его жизнь никогда не находилась под его сознательным контролем и многие решают изменить такое положение дед, а вместе с тем — изменить и самого себя.

Вторым элементом, необходимым для перепросмотра жизни, является темный ящик. Он должен быть достаточно большим, чтобы было удобно сидеть. Этот ящик воспоминаний служит при подробном вспоминании, при детальном перепросмотре своего рода защитным экраном, потому что воспоминание всех событий протекает гораздо легче, если исключены все внешние раздражения, все помехи. Экран, защищающий от помех, помогает повысить способность к концентрации.

Нередко не является даже необходимым специально строить такой ящик, потому что иногда для достижения цели подходят другие, уже имеющиеся пространства. Так, в “Даре Орла” сообщается, что донья Соледад, ученица дона Хуана, пряталась в обычной земляной пещере, чтобы там год за годом перепросматривать собственную жизнь. Сам я в начале процесса перепросмотра прятался в старый шкаф для одежды, который оказал мне при этом неоценимую услугу. Главное значение тут имеет защита от внешних помех чем она лучше, тем лучше будут и практические результаты детального перепросмотра.

Наконец, необходим еще и третий элемент перепросмотра: правильное дыхание. Оно позволяет достичь особой глубины воспоминаний, которое уже даже не является больше воспоминанием, а скорее одновременно образным и чувственным переживанием вновь вспоминаемой ситуации. Психологу К. Г. Юнгу тоже знаком подобный комплексный процесс вспоминания, в котором вспоминающий будто бы вновь переживает событие. Юнг называет это состояние “гипермнезия” по его мнению, этот вид воспоминания выполняет естественную психотерапевтическую функцию.

В своей книге “О психологии бессознательного” Юнг описывает случай с одной пациенткой, которая в сумеречных состояниях сознания, например в полусне, постоянно вспоминала таким образом. Эти состояния привели ее к воспоминанию о главных проблемах ее предыдущей жизни и о причинах ее невротического расстройства. Юнг описывает ее состояния вспоминания: “Переживания того времени выступали в сумеречных состояниях вновь и вновь с фотографической точностью и настолько отчетливо вплоть до мельчайших деталей, как никогда не бывает в состоянии столь пластично и точно воспроизвести бодрствующая память. (Такое нередко встречающееся в суженных состояниях сознания возрастание способностей вспоминать называется гипермнезией.)”. 102)

Я выбрал именно эту цитату, потому что Юнг описывает здесь совершенно точно то, что сталкеры называют вспоминанием или перепросмотром. “Фотографическая четкость” вспоминаемых картин — это типичный эффект применения метода вспоминания толтеков. Юнг говорит о “суженных состояниях сознания” как благоприятно влияющем факторе; такой же эффект достигает сталкер благодаря защите от раздражений и сложной технике дыхания. Перепросмотр сталкера был бы — в терминах психологии — контролируемой гипермнезией и как таковой имеет, естественно, терапевтическую ценность, поскольку способствует внутреннему равновесию между актуальным сознанием и скрытым бессознательным.

Вернемся назад, к технике дыхания, которая дополняет толтекскую методику перепросмотра жизни. Мы опишем ее ниже в соединении со всем процессом детального вспоминания.

Когда сталкер подготовил свой инвентарный список и построил темный ящик или выбрал другое подходящее для перепросмотра место, и начинается собственно перепросмотр. Он берет свой инвентарный список, карту своего личного прошлого, и усаживается в ящик. Процесс вспоминания сопровождается особым видом дыхания.

“Сталкер начинает с того, что его подбородок лежит на правом плече, и по мере медленного вдоха он поворачивает голову по дуге на 180 градусов. Вдох заканчивается, когда подбородок укладывается на левое плечо. После того как вдох окончен, голова возвращается в первоначальное положение в расслабленном состоянии. Выдыхает же сталкер, глядя прямо перед собой.

Затем сталкер берет событие, стоящее в его списке на первом месте, и вспоминает его до тех пор, пока в памяти не всплывут все чувства, которые это событие вызвало. Когда сталкер вспомнит все эти чувства, он делает медленный вдох, перемещая голову с правого плеча на левое… Сразу же за этим следует выдох слева направо.” 103)

Надо сказать, что не так просто удерживать упорядоченный ритм такого дыхания, но уже при некоторой тренировке метод показывает себя не только как практичный, но и крайне необходимый. С помощью интенсивности вдоха и выдоха можно регулировать остроту и глубину воспоминания, совершенно аналогично тому, как установленный у лампочки освещения регулятор может регулировать яркость освещения. Благодаря дыханию удается вызвать в памяти даже те события, воспоминания о которых были смутными, по крайней мере вспомнить их главное эмоциональное содержание. Ритуальная техника дыхания, при которой справа налево происходит вдох, а слева направо — выдох, выбрана ни в коем случае не произвольно. Она базируется на знаниях толтеков о человеке как светящемся яйце, как светящемся теле энергии.

Толтеки познали в своем “видении”, что светящиеся тела людей постоянно выбрасывают тончайшие, похожие на паутину нити света, которые приводятся в движение нашими чувствами и эмоциями. Эти пучки света, которые являются частью нашей собственной исходной силы свечения, остаются обычно на том месте, где они были созданы или куда направлены. Благодаря особой технике дыхания во время вспоминания они могут быть возвращены назад из вспоминаемого события. Это возвращение происходит при вдохе справа налево. При этом благодаря дыханию, которому толтеки приписывают магическое значение по причине его жизнедарующей функции, восстанавливается первоначальная сила нашего светящегося тела.

При выдохе слева направо сталкер извергает из себя те нити света, которые оставили в нас другие люди, принимавшие участие в этом событии. Исторжение чужеродных пучков, которые представляют собой эмоции других людей, имеет для сталкера особое значение, потому что толтеки считают, что эти “чужие нити являются основой для безграничного роста чувства собственной важности”. 104) Без отторжения таких нитей сталкеру совершенно невозможно овладеть контролируемой глупостью, которая требует от нас прежде всего глубокого убеждения, что мы равны всему остальному. Высокомерие и чувство собственной важности несовместимы с образом жизни сталкера и практикой контролируемой глупости.

Я могу только подтвердить на основе собственного опыта справедливость такого взгляда. Во время детального перепросмотра приходят к пониманию истинных чувств личного прошлого и переживают неслыханное психическое равновесие. По этому чувству равновесия и узнают, достаточным ли было воспоминание о событии или нет. Если воспоминание по-прежнему вызывает тяжелые чувства, Нужно продолжить работу над событием, пока не будет достигнуто чувство “постороннего наблюдателя”.

Так постепенно перерабатываются один за другим все наши комплексы и чувства, просто посредством вспоминания, которое является и процессом становления сознания. Человек получает при этом точную картину всех личностных привычек, комплексов и безрассудств, при этом он узнает также, каким образом все эти качества у него возникли и как они впоследствии делались вес более и более прочными.

Перепросмотр в этом смысле аналогичен тому направлению психотерапии, которое пытается на основе переработки переживаний детства устранить невротические напряжения, навязчивые идеи и тому подобное. Это направление нацелено на мощный психический процесс очищения и выравнивания, который Юнг назвал бы переработкой собственной “темной стороны”, нашего личностного бессознательного.

После детального перепросмотра сталкеру уже практически невозможно обмануть самого себя и представить вещи в таком свете, который исходно несовместим с ним. Потому что все наши предрассудки и ошибочные суждения благодаря подробному процессу вспоминания, который может продолжаться целые годы, выходят на свет сознания и подпадают таким образом под сознательный самоконтроль. Кастанеда говорит в интервью Грациэле Корвалан по этому поводу: “Кажется, что мы наконец познали все наши уловки и больше нет никакой возможности каким-то образом представить наше “я”, чтобы нам сразу же не стало ясно, что мы хотим при этом инсценировать. Благодаря личному перепросмотру становятся свободными от всего”.

Поскольку мы уже подошли к последнему аспекту комплексной темы “перепросмотр жизни”, естественно возникает вопрос, в какой степени, собственно, метод вспоминания жизни освобождает сталкера, то есть в какой степени он помогает продвинуться но пути к столь желаемой толтеками свободе. Чтобы ответить на этот вопрос, надо еще раз вернуться к толтекскому стремлению к свободе и к вопросу о смерти, так как оба эти понятия связаны для сталкера с личным перепросмотром жизни.

Мы указали в главе 3.1, что для толтеков понятие свободы обозначает преодоление смерти, возможность не-6ыть-съеденным-Орлом. Это означает далее, что человек, достигший свободы, может сохранить свое осознание. Мы указали также, что перепросмотр жизни изготовляется как копия нашего собственного сознания, чтобы затем пожертвовав ее Орлу и при этом сохранить оригинал — собственное осознание. В этом смысле перепросмотр жизни представляет собой символическую уплату нашего долга Орлу, который наделил нас при рождении осознанием, чтобы позже потребовать это осознание назад с процентами. Орел может, однако, удовлетвориться и точной копией нашего осознания.

Мысль о перепросмотре жизни вытекает также и непосредственно из толтекских знаний о смерти. Толтеки, собственно, утверждают, что смерть личности как раз и начинается с такого перепросмотра жизни. В момент смерти мы переживаем еще раз полное повторение всей нашей жизни, причем точно так же в обратном порядке, от момента смерти до момента нашего рождения. Такое представление о процессе умирания повсеместно распространено среди южноамериканских индейцев 105), однако, как представляется, речь здесь вовсе не идет о мифе, так как и европейские исследователи смерти, например Кублер-Росс, также сообщают о таком “фильме жизни”, личностном перепросмотре. Потому что в тот момент, когда мы застреваем на каком-то воспоминании нашей жизни, будь то страх, удивление или радость, Орел проглатывает нас и гасит наше осознание. Если же мы несем бесстрастно все воспоминания нашей жизни вплоть до последнего момента, нашего рождения, мы достигаем свободы, Орел не проглатывает нас и мы можем сохранить наше осознание.

Личный перепросмотр является для сталкера непосредственной подготовкой к личной, индивидуальной смерти. В некотором смысле это упражнение является ритуализированным переживанием смерти, которое позволяет сталкеру еще при жизни бросить взгляд на свой конец. Люди в Европе тоже должны наконец опомниться и вновь осознать, что в конце жизни нас ожидает смерть и ничто не может ее отменить. Представители нецивилизованных народов, в отличие от европейцев, знают не только то, как они должны жить, но и то, как они должны умирать. О том, как надо жить, европейцы тоже, как им кажется, кое-что знают, но знают ли они хоть что-нибудь о смерти и искусстве правильного умирания?

Кроме всего прочего, личный перепросмотр жизни является и возвращением человека к его исходному состоянию до рождения, “regressus at uterum”, как сказал бы Мирча Элиаде. Он пишет о совершенно аналогичных техниках дыхания и устранения помех в Индии и Китае, которые используются для той же цели, что и перепросмотр жизни у толтеков: для “возвращения к началу” и в конечном счете — бессмертию. Мы видим, что и здесь освобождение связано с окончательным возвращением в рай, когда мы и мир еще не были разделены.

Похожие техники использует и трансперсональная психология Станислава Грофа, которая ставит во главу угла основополагающее значение повторного переживания событий детства и прежде всего собственного рождения, без которого, как считает эта наука, едва ли возможна наполненная, счастливая жизнь. Гроф указывает на определяющее значение родовой травмы, которая по своей особой структуре оказывает влияние на все наши страхи, и главное, на страх смерти. Благодаря повторному переживанию рождения мы можем устранить все эти страхи. Применяемые Грофом техники дыхания действительно, как показывает опыт, являются очень эффективным средством для воспоминаний о прошлом, однако они могут быть опасными и подходят не каждому человеку.

Перепросмотр жизни, как и все элементы искусства сталкинга, доступен каждому, он находится в диапазоне обычных человеческих возможностей. Кастанеда говорит об этом: “Перепросмотр жизни возможен для всех людей, нужно только иметь несгибаемую волю. Кто колеблется или медлит — тот потерян: Орел проглотит его. В этой области нет места сомнениям”. 206)

4.2. Не-делание себя

"Для людей, какими они являются сегодня, есть только одна радикальная новость — и всегда одна и та же: смерть."

Вальтер Бенджамин (1892–1940)

Семь техник “не-делания себя” указывают сталкеру, чьим полем охоты является область первого внимания, обычный мир, путь ко второму кольцу силы, второму вниманию. С их помощью он может разрушить привычное единство своего повседневного взгляда на мир.

Мы ввели уже в первой главе этой книги идею не-делания, но, пожалуй, требуется еще раз привести краткое пояснение принципа.

Обычный мир и одновременно область первого внимания являются для толтеков, в сущности, продуктом делания. “Делание — это непрерывная цепь поступков или мыслей, которые служат определенной цели. Элементы цепи делания — это элементы нашего описания мира, и упорядочивание этих элементов происходит по правилам описания. Цепь делания нуждается в любом случае во всех элементах, чтобы быть неким функциональным единством; если, например, один из элементов выпадает, цепь разрывается.

He-делание базируется на идее, что, если мы перестраиваем какой-либо мешающий элемент в цепи делания, цепь точно так же разрывается и открывается свободный путь к новому опыту, который уже не подчиняется правилам описания мира.

Не-делание себя нацелено — как говорит уже название — на разрыв нашего обычного представления о нас самих, нашего обычного образа себя. Этот образ сокращается до того, чем мы в действительности являемся. Он позволяет нам увидеть, каким произвольным был наш образ самого себя, что он, в основном, базировался на заученных суждениях, которые слились в комплексное представление о нас как личности. He-делание себя является вместе с тем средством изменить себя, изменить наше отношение к жизни, наше поведение и даже способ жизни. Отдельные виды не-делания себя разрывают единство делания, в данном случае — делания собственного образа, в самых различных местах, почему мы в дальнейшем и рассмотрим их no-отдельности. По поскольку все эти техники являются частью искусства сталкинга, они дают нам также различные возможности выслеживания-самого-себя, как мы это сейчас и увидим. Вершиной этих техник является “остановка мира”, которая дает нам ключ ко второму кольцу силы, к миру магов.

1. He-делание привычек

Не-делание привычек (рутины) — это главный вид не-делания себя. Оно покоится на наблюдении сталкеров, что все обычные человеческие действия состоят из определенных привычек, рутины. Все делание обычного человека построено на таких привычках Так, например, планируется заранее точно распорядок дня; человек встает утром в одно и то же время, в одно и то же время и на одном месте завтракает, в определенное время обедает и засыпает в одно и то же время на одной и той же кровати. Можно заполнить целые тома описанием подобных привычек, но не в этом заключается цель упражнения.

Поскольку привычки одного человека легко отличить от привычек другого, сталкер ставит вначале перед собой цель — точно наблюдать и изучать собственные привычки. При этом весьма полезно делать записи о собственных привычках. Когда же они будут изучены, следует новый шаг — сталкер пытается избавиться от своих привычек. Сначала можно попытаться достичь этого не-деланием самых простых привычек, например изменением обычного режима дня. Например, есть тогда, когда действительно голоден, а не по часам. Возможно и изменение привычного сна: положить подушку на другой конец кровати, спать понемногу несколько раз в сутки вместо одного продолжительного ночного сна или спать днем, а не ночью. Затем можно перейти к не-деланию привычек, связанных с нашим образом мышления. Точная последовательность зависит, конечно, от того, какие привычки имеет практикующий, а они, как известно, могут быть самыми различными.

Возможно, человек, не знакомый с данной техникой, не видит никаких преимуществ подобною не-делания, но сталкер сразу ощущает их. Например, он изучает и наблюдает с новой стороны свое тело и его истинные потребности, потому что, когда он не ест и не спит по привычке, он ест только тогда, когда голоден, и спит, только если действительно устал. И такие проблемы, как бессонница, трудность засыпания или излишний вес исчезают из жизни практикующего благодаря этой простой практике не-делания. Не-делание привычек является вместе с тем первым шагом на пути к истинному самопознанию, познанию нашего истинного бытия, освобожденному от цепи установившихся, но недостойных человека привычек. Разрушением устоявшихся привычек занимаются и последующие виды не-делания, которые уже не имеют ничего общего с нашим режимом дня, но относятся к области манеры поведения нашего обычного “я”.

Очень важным добавлением к вышесказанному является следующее: когда мы разрушаем какую-либо привычку и на ее место ставим новый способ действия или поведения, мы не должны совершить типичную для многих ошибку: превратить новый способ поведения в точно такую же рутину — ведь тогда окажется, что на деле мы ничего не достигли. Сталкер стремится к тотальному освобождению от всех бессмысленных привычек, которые не только превращают нас в рабов, но и мешают настоящему самопознанию, которое, собственно, и является целью практика.

2. Не-делание личной истории

Данное не-делание, которое называется также “стиранием личной истории”, также принадлежит к принципам толтекского учения. Из-за этого принципа и возникли в основном сомнения в достоверности самого существования Кастанеды как автора специальной литературы. Принцип имеет своим основанием представление, что сталкеру не нужна никакая личная история в смысле полной картины прошлого — ни у себя самого, ни у других людей, и поэтому личная история должна быть стерта или попросту отброшена. С точки зрения мышления, метод чрезвычайно прост: сталкер рассказывает бесконечные истории, но ни одной из них— о своей действительной сущности, о своей личности, о своей жизни нормального человека в обычном мире.

Как раз этот метод и применяет при написании своих книг верный духу толтекского учения Кастанеда. Хотя он н сообщает о событиях, происходящих во время его ученичества и овладения практикой магии, но он исключает из них все, что может иметь хоть малейшее отношение к его личной жизни. Вытекающий отсюда недостаток информации о личности автора принес Кастанеде самую непримиримую критику и привел к самым странным спекуляциям и предположениям со стороны критиков. С другой стороны, эта мера предосторожности защитила Кастанеду от целой армии почитателей и желающих у него учиться, потому что благодаря своему не-деланию Кастанеда остается не-находимым и не-достижимым. Таким образом, он, может без помех продолжать свою жизнь и жить беспрепятственно дальше в согласии с традиционными правилами толтеков. He-делание личной истории сохранило за ним возможность исходной свободы бытия “неизвестного”.

Принцип этого не-делания вытекает непосредственно из остальных практик сталкинга, он очень тесно связан с седьмым принципом, согласно которому сталкер никогда не выдвигает себя на передний план. Ведь совершенно не имеет значения, кто мы есть (а только об этом и сообщает наша личная история), но имеет значение — что мы из себя представляем, а именно — смертные люди в таинственном мире. К тому же стирание личной истории является непосредственным последействием перепросмотра жизни сталкером, ведь практика перепросмотра представляет собой символическое ритуальное переживание смерти. После окончания детального перепросмотра сталкер больше не привязан к ограничениям своей личности, которую он оставляет позади вместе со всем комплектом воспоминаний и делает энергетически недействительной посредством техники дыхания. Практическое применение не-делания собственной истории протекает поэтому значительно легче после подробного перепросмотра жизни, как, впрочем, и нижеследующие техники не-делания. Стирание личной истории освобождает нас от ограничений собственного образа как воображаемой исторической непрерывности, которая после выполненного перепросмотра оказывается не столь уж непрерывной.

3. He-делание собственной важности

Не-делание собственной важности — один из центральных принципов толтекского учения. Собственная важность, называемая также часто “самомнением”, является, согласно убеждениям толтеков, самым большим врагом настоящего познания. Самомнение людей есть прямое следствие нормальной “я-направленности” всего познания человека. Если все, что мы познаем, знаем и воспринимаем, привязано к нашему “я”, то мы, конечно, воспринимаем нас как очень важных, поэтому все кажется нам связанным с единым центром — нашим “я”. Данная я-направленность или ее превосходная степень — собственная важность мешает нам действительно отрешенно видеть окружающий мир, потому что из подобного угла зрения все видится лишь через призму наших воображаемых интересов.

Дон Хуан говорит своему ученику совершенно однозначно: “До тех пор пока ты чувствуешь, что являешься самой важной, вещью на свете, ты не можешь в действительности воспринимать мир вокруг. Ты как лошадь с шорами. Все, что ты видишь, — это ты сам отдельно от всего остальною”. Собственная важность находится в полном противоречии с третьим предписанием правила сталкинга, которое гласит, что мы равноценны всему остальному.

Для утраты чувства собственной важности имеется много техник, но мы ограничимся кратким описанием лишь некоторых из них. Дон Хуан советует своему ученику в “Путешествии в Икстлан” разговаривать с растениями, чтобы потерять чувство собственной важности. Однако чтобы честно разговаривать с растением, мы должны спуститься вниз с пьедестала, где мы себя переоцениваем и встать на одинаковую ступень с растением. По моему собственному опыту знаю, что этот метод действует особенно эффективно, потому что для современного человека из-за его отчуждения от природы действительно очень трудно вести честный разговор с растением и преодолеть чувство неловкости, возникающее в начале такого упражнения. Естественно, можно столь же успешно разговаривать с жуком или ночным мотыльком — только чувство должно быть соответственным. Нужно стремиться быть честным и ни в коем случае не снисходительным, потому что лицемерие приносит при такой тренировке совершенно противоположные результаты. Прорыв постоянной я-направленности чувства собственной важности представляет на практике первую победу над собственной глупостью и предвзятостью. Это — настоящее освобождение от тирании “я”, оно возвращает нас к нашему естественному положению равно-оправданного существования в мире. Только подобное не-делание открывает нам все пути к настоящему, непредвзятому самопознанию.

4. He-делание сомнении и раскаяния

Этот принцип не-делания себя относится к человеческой привычке страдать, сомневаться и раскаиваться впоследствии в собственных решениях и действиях. Исключение такой привычки совершается через использование простого принципа “принятия на себя ответственности”. Сталкеры принимают на себя полную ответственность за все свои решения и действия, такое решение освобождает их от всех сомнений или сожалений. Принцип этого не-делания весьма близок третьему и четвертому принципам сталкинга. Третий принцип, названный “последней битвой на земле”, однозначно указывает сталкеру на то, что каждое действие может быть его последним действием. Но это не дает сталкеру основания для отчаяния, а, напротив, побуждает его действовать легко и свободно — четвертый принцип сталкинга.

Сталкер всегда готов принять в расчет самое худшее — смерть, и как раз это заставляет его брать на себя полную ответственность. Как можно впоследствии сомневаться в решении или действии, если он не привело к этому наихудшему?

Сталкеры считают, что нужно заботиться о принятии правильного решения и хорошо его обдумать. Но когда решение принято, то остается время только для действия, а сомнения и раскаяния при этом будут лишь помехой. Отсюда, естественно, следует, что сталкер должен принимать решения, только продумав все точно и основательно. Постоянное следование этому не-деланию требует от практикующего высокой степени дисциплины, овладение этой техникой представляет собой овладение толтекской этикой. Ответственные действия, которые следуют за основательными размышлениями и решением, составляют основу этого принципа, основу, которая может принести большие преимущества современным людям в современном мире, где, как представляется, никто ни за что непосредственно не несет ответственности. Не-делание раскаяния и сомнений очень тесно связано со следующим не-деланием — не-деланием забот.

5. Не-делание забот

В нашем обычном мире мы все очень хорошо научились заботиться и переживать о чем угодно. Заботы о деньгах, о том, как мы выглядим, о нашей чести и тому подобное определяют нашу повседневную жизнь. Однако все эти заботы, если к ним присмотреться повнимательнее, столь же бесполезны, как наша собственная важность или наша личная история. Мы увидим бесполезность забот лишь тогда ясно и определенно, когда мы достигнем ясного понимания неотвратимости нашей собственной смерти.

Моя мама любила повторять: “У рубашки мертвого нет карманов”, то есть мы не можем иметь что-то “вечно” или взять что-то с собой в последний путь. Метод не-делания забот соответствует этой основополагающей мысли, и это тот же метод, который дон Хуан называет “спросить совета у собственной смерти”. Толтеки, собственно, утверждают, что смерть является нашим постоянным спутником. Она всегда находится на расстоянии вытянутой руки слева позади нас. Она наблюдает за нами — ее добычей, — пока мы живы, пока в один прекрасный день не коснется нашего левого плеча и не возьмет нас с собой.

Тогда придет момент смерти и одновременно конец нашего существования как личности. В смерти все люди и вообще все живые существа наконец становятся равными — и это тоже доказывает тщетность и глупость нашего самомнения и переоценки себя.

Если заботы, нетерпение или иные подобные чувства угнетают сталкера, то он спрашивает указания у своей смерти. Дон Хуан так объясняет этот процесс: “Когда ты неспокоен… следует повернуться налево и спросить совета у своей смерти. Невероятное количество мелочей свалится с тебя, если твоя смерть сделает тебе жест, или если ты заметишь ее отблеск, или если у тебя просто появится чувство, что твой компаньон здесь и ждет тебя”. 107)

“Спросить совета у смерти” означает для сталкеров нечто большее чем просто метафора, потому что они могут в этот момент физически ощущать свою смерть. Если смерть отвечает, или просто дает знать о своем присутствии, человек чувствует содрогание, ледяным холодом проходящее от затылка вниз по спине. Такое ощущение и является для сталкера сигналом о таинственном присутствии всемогущей смерти, которая сводит на нет все проблемы и сокращает человека до голого смертного бытия. Сталкеры утверждают, что посредством ощущения содрогания смерть говорит им: “Я еще не дотронулась до тебя, а в счет идет только мое прикосновение!” 108)

Перед лицом смерти исчезают не только заботы, но и чувство собственной важности, переоценка самого себя, сомнения и раскаяние. “Смерть как советчик” даст сталкерам идеальный, метод не-делания и охоты-на-самого-себя. Метод как таковой частенько используется на практике, потому что он является также одним из самых эффективных для обретения уравновешенности во всех отношениях.

6. He-делание веры и ожиданий

Данное не-делание называется по-другому просто “действовать, не оглядываясь назад” 109) и относится к особой способности сталкеров действовать даже тогда, когда они не верят в Действие или его цель. Обычный человек действует только тогда, когда он уверен, что действие имеет смысл или что оно обещает ему какую-либо выгоду. Оба варианта имеют под собой то основание, что обычный человек всегда связывает с действием какие-то свои ожидания. Если же его ожидания после действия не оправдываются, он бывает разочарован. Но если бы у него с самого начала не было связано с действием никаких ожиданий, то он бы избежал в случае неудачи хотя бы разочарования. Сталкеры развивают не-делание ожиданий именно по этой причине.

“Действовать, не оглядываясь назад”, так как это понимают сталкеры, нужно сначала научиться, потому что целесообразное мышление о пользе, которую должна приносить деятельность, распространено не только в Европе. К такому не-деланию приходят, выполняя мелкие, кажущиеся бессмысленными действия. Так, можно, например, застегивать ремень на другую сторону, или спать не в кровати, а рядом с нею, или носить постоянно соломенную шляпу, даже когда солнце не светит, и тому подобное. Однако если только такое действие начинает превращаться в привычку, надо прекратить его применение, так как оно уже выполнило свою задачу.

Подобные действия развивают у сталкера труднодостижимую способность действовать даже тогда, когда он не видит смысла в своих действиях и не ждет от них никакого результата. Благодаря такому “действию без веры” практики получают конкретное чувство того, что человеческие возможности сильно возрастают, если мы не связываем с делом никаких ожиданий. Человек познает со всей отчетливостью, что если бывают истинные и ложные высказывания, то не бывает истинных или ложных действий. Действие теряет при этом в целом оценку разумом, к которой мы привыкли, и как раз этому обстоятельству придают толтеки значение в подобном не-делании. Метод освобождает толтеков от принудительного целесообразного способа мышления нашего разума и позволяет сталкеру просто “не оглядываясь назад” экспериментировать, чтобы открыть мир по-новому — играючи.

7. He-делание разговора

Все приведенные до сих пор виды не-делания становятся основой для будущего целостного результата, который толтеки называют “остановкой мира” или “остановкой внутреннего диалога”. Такое состояние не-думания, включающее как составную часть не-делание разговора, является главной целью всех практических упражнений не-делания. Дон Хуан говорит о значении данной техники:

“Однако ключом к миру магов является остановка внутреннего диалога… Все остальные техники являются только опорой. Их смысл сводится лишь к тому, чтобы ускорить остановку внутреннего диалога”. Поскольку об этом не-делании разговора — как говорит уже само название — нельзя, собственно, и говорить, я хочу сейчас рассказать маленькую историю о моем собственном опыте не-делания и последовавшей затем остановке мира, которая послужит пояснением ко всему вышесказанному. Но прежде хочу еще раз указать на общую тенденцию всех приведенных техник, чтобы стало видно, что же все-таки заключено в не-делании себя.

Общей тенденцией всех техник не-делания себя является сокращение нашего собственного образа “я” до самого существенного. Отдельные техники помогают исключить определенные привычки в самонаблюдении. Благодаря не-деланию собственной истории исключается воображаемая непрерывность нашего собственного прошлого, которая является существенной составной частью обычного человеческого образа себя; аналогичным способом исключает из образа себя не-делание собственной важности наше воображаемое самомнение и так далее.

Этот общий процесс исключения очень напоминает метод феноменологической редукции Гуссерля, который также использует исключение (“взятие в скобки”) предварительных суждений, чтобы прийти в конце концов к действительно чистому познанию. Не-делание себя выходит, однако, далеко за рамки такого теоретического уровня и позволяет практикующему сбросить свой образ как маску и увидеть свою подлинную сущность. Если мы снимем маску с представляемого образа себя, выступит наружу первоначальная, истинная сущность нашей собственной личности, освобожденная от всех привнесенных картин созданного нами описания мира. Дон Хуан говорит об этом: “…Единственная реальная вещь — это то существо в тебе, которое умрет. Достигнуть этого существа является не-деланием самого себя”. 110)

Такое конкретно-реалистическое, свободное от иллюзий присутствие духа сводит, естественно, нашу озабоченность образом себя до минимума, — однако имеет удивительно положительный эффект. Оно позволяет нам воспринимать мир новым, не привязанным к нашему “я” способом. Снятие маски нашего самолюбования освобождает действительно совершенно новые возможности, о существовании которых обычный человек даже не подозревает. И моя история должна служить этому подтверждением.

Случай, о котором я хочу рассказать, произошел несколько лет назад, но я сохранил его в памяти вплоть до мельчайших подробностей. В то время мы остановились с моими товарищами у подножия горного хребта в люксембургских Арденнах. Мы прибыли на это место, чтобы попробовать там некоторые толтекские техники. Согласно убеждениям толтеков, горы имеют особую силу, которая редко встречается па равнинах. Меня особенно занимала в то время мысль — отыскать в этих горах какие-нибудь предметы силы, что-нибудь особенное, типа кристаллов или перьев, которые заряжены специальной энергией и поэтому могут применяться для различных целей в магии.

Я как раз просидел полдня на скале у края горного озера, наблюдая за сарычами, кружившими в отдалении над вершиной горы. Меня не оставляла мысль о том, чтобы найти несколько перьев этого младшего брата орла. В мыслях я кружил вместе с птицами и, как мне казалось, осознавал, какая особенная сила живет внутри их перьев. И я решил на следующий день отправиться с одним из моих друзей на поиски таких перьев.

Мы отправились рано утром и прочесывали горный лес без всякого плана. Вскоре мы пришли к заключению, что такие обычные поиски или надежда на счастливую случайность не приведут нас ни к успеху, ни к перьям. В то время как я раздумывал, что бы такое сделать, чтобы удача нам улыбнулась, я вышел на большую поляну и передо мной вдруг появились заросли ясменника пахучего. Это растение было для меня чем-то особенным, потому что оно мне в последнее время часто снилось. Поэтому я усиленно старался подружиться с этим растением. Я частенько говорил с ясменником, что было для меня упражнением не-делания собственной важности. Я говорил с растениями без всякой надежды, что они мне когда-нибудь ответят.

Так и в этот раз я сразу начал разговаривать с ясменником, пока меня не охватило странное чувство. Казалось, растения необъяснимым способом требовали, чтобы я съел несколько стебельков. Я проглотил несколько тонких верхушек растения, усевшись среди них на поляне. Внутреннее состояние вдруг заставило меня раскачиваться. Я больше не разговаривал с ясменником — я пел ему песню, которая дала мне неописуемое чувство принадлежности к этому лесу и к этим горам. Но больше всего я чувствовал свою связь с этими растениями, и это ощущение вдруг необъяснимым способом преобразилось в картину, в некое видение.

Я видел край леса и лежащий передо мной луг. Посреди луга стояло большое старое дерево, носившее следы от удара молнией. На этом дереве висели перья орла, точно так, как я знал из описаний ритуального танца поклонения солнцу у индейцев Северной Америки. Видение исчезло столь же внезапно, как и появилось, но у меня осталось чувство уверенности, что сейчас я точно знаю, где я должен искать.

Мы мгновенно покинули место видения, и внутреннее чувство вело нас целенаправленно через горные леса. После часа быстрой ходьбы, во время которого мы не проронили ни слова, мы достигли опушки леса. Я не верил своим глазам, потому что картина, открывшаяся передо мной, в точности соответствовала моему видению. В то время как я еще стоял, остолбенев от удивления, я услышал крики моего друга, который нашел большое перо из хвоста сарыча. Затем мы осмотрели пространство вокруг дерева и каждый нашел по пять больших перьев, предположительно от разных сарычей, у которых, вероятно, на этом месте была линька.

Этот случай был не только первым, когда я остановил мир, используя технику не-делания себя, но и когда я с помощью ясменника получил мои первые действительные объекты силы, которыми я и поныне владею. Они являются для меня видимым символом наших скрытых возможностей, которые только тогда выходят на свет, когда разрушена наша тупая привязанность к собственному образу, к прочной картине нашего “я”. Только если мы сбросим эту маску, наш взгляд свободно обратится к миру, который является не просто загадочной метафорой, но переживаемой, воспринимаемой реальностью. Я мог бы рассказать еще и о других подобных случаях, поскольку вышеописанное переживание не осталось для меня и моих спутников единичным случаем. Переживания такого рода означают для меня, как, вероятно, и для всех толтеков, настоящее, истинное самопознание, которое вырывает нас на одно мгновение из обычного мира в иные, новые измерения наших возможностей, в мир магии.

4.3. Целительство

"Ты должен применять целительское искусство в той области, где лежат твои силы. Эти силы не достаются по наследству, ты должен упорно трудиться, ты должен поститься, призывать их в сновидениях."

Ламе Деер

В книгах Кастанеды мы находим много указаний на то, что дон Хуан и некоторые из его спутников и спутниц занимались еще и целительством, однако конкретные указания на то, что у толтеков имеется особая целительская техника или что нагвализм включает в себя и особую медицинскую философию, на первый взгляд, в книгах отсутствуют. Кажется, что все устремления толтеков направлены только на достижение измененных состояний сознания. Однако это впечатление обманчиво, потому что в обширной системе знаний толтеков заложены также основы особого целительского искусства, которое не в последнюю очередь вытекает из учения об измененных состояниях сознания, как мы сейчас и увидим.

Области целительства, целительского искусства очень сложные и не выделяются в индейской культуре как отдельное поле деятельности человека. Например, колдун сиу Ламе Деер различает много различных видов и вариантов колдунов и целителей, которые не только имеют различные области действия, но и используют совершенно различные методы лечения. В книге “Сон ведьмы” Флоринда Доннер рассказывает, что Флоринда Матус, одна из спутниц дона Хуана, называла ей различные категории целителей и объяснила их отличие. Они разделяются, по существу, на три различные группы:

1) спириты;

2) ведьмы и волшебники;

3) простые целители.

Такая классификация распространена по всему пространству индейской культуры, так, например, в Андах мы встретим деление на брухо (маг), курандеро (целитель) и другие особые группы, такие, как ятири (ясновидящий). 111)

Подобное разделение ни в коей мере не является произвольным, потому что оно направлено непосредственно на различные болезни и недомогания, точнее, на различные причины их. Современная официальная медицина тоже подразделяется на специфические области, психиатр занимается, естественно, иными болезнями, чем терапевт или уролог, — такое деление тоже связано с различным происхождением болезней, их исходного различия одной от другой.

Заветная цель всех целителей — будь то западноевропейский врач или индейский маг — полное исцеление болезни или, если это невозможно, хотя бы уменьшение связанных с болезнью страданий. Эта общая прагматическая целенаправленность представляет основу любой целительской практики, современной или архаичной, западной или восточной — не имеет значения. Методы, ведущие к исцелению, могут быть совершенно различными, но за феноменом исцеления, согласно толтекскому учению, всегда стоит один и тот же упорядочивающий принцип, о котором мы и поговорим в этой главе.

Кто ожидает здесь прочесть продолжение весьма прискорбного спора между официальной западной медициной и иными целительскими практиками, тот ошибается, потому что для процесса исцеления совершенно не важен метод или его теоретические основы — ценно лишь достижение цели, исцеление болезни. “Кто исцеляет, тот и прав”, — говорил уже греческий врач Гиппократ (приблизительно IV век до нашей эры), который является отцом западноевропейской медицины как практической науки. И если различные системы исцеления с различными теоретическими основами являются в состоянии излечить одну и ту же болезнь, то какая из них верная? Я бы сказал: обе и, одновременно, ни одна; но такое утверждение нуждается в пояснении. Поэтому я хочу привести еще одну цитату из книги Флоринды Доннер, которая как раз и поясняет мое утверждение:

“Шутливым тоном, в котором я, однако, могла услышать серьезные нотки, она утверждала, что и я склоняюсь к мнению, будто не-западные практики совершеннее, чем западная медицина. Она сказала, что я заблуждаюсь, потому что исцеление… зависит от врача, а не от определенной сокровищницы знаний. Говорить о не-западных целительских практиках совершенно бессмысленно, потому что в целительстве речь не идет, как в медицине, лишь о формальной дисциплине”. 112)

Отсюда следует, что сам целитель играет ведущую роль в процессе исцеления, а вовсе не его специальные знания. Способность исцелять, активно воздействовав на того или иного пациента, является главной предпосылкой любого успешного лечения. Флоринда Доннер пишет об этом следующее:

“Флоринда (Матус — прим, автора) была твердо убеждена в том, что тот, кто способен исцелить другого человека, — будь то врач или знахарь — в состоянии кардинально изменить основополагающие чувства своего пациента, что означает, что телу и одновременно духу этой личности открываются новые возможности, а привычные формы взаимодействия тела и духа систематически разрушаются. Тогда становятся доступными иные формы восприятия, И “обычное” представление о здоровье и болезни может быть изменено в процессе кристаллизации новых убеждений”. 113)

Это высказывание не просто понять во всей его целостности, однако как раз оно содержит квинтэссенцию толтекских знаний о целительском искусстве. Чтобы сделать объяснение более понятным читателю, я попробую сейчас реконструировать толтекскую философию медицины и далее объяснить ее. Для этого нам нужно сначала иметь ясное представление о двух основополагающих понятиях — болезни и здоровье.

Итак, что же означает здоровье в толтекском понимании? Конечно, оно не обозначает “способность к труду”, с чем тесно связано современное понимание здоровья на Западе. Здоровье является прежде всего равновесием, совершенной гармонией между различными частями нашей личности. В первую очередь нужно назвать, конечно, равновесие внутри тоналя. Во-вторых, имеет значение равновесие между тоналем и нагвалем. Только в том случае, если все эти части и слои пашей собственной личности гармонируют друг с другом, можно действительно говорить о здоровье в широком смысле слова. Настоящее здоровье не знает никакого прогресса, потому что его не может быть “больше”.

В этом смысле ни одна естественная система, которая точно так же находится в состоянии естественного равновесия, не имеет ничего похожего на прогресс или развитие. Каждое произвольное нарушение в такой системе непременно разрушает естественную гармонию. Если мы, например, рассмотрим с этой точки зрения экологическое равновесие в окружающем нас мире, то такое нарушение означает экологическую катастрофу различного масштаба. Если мы рассматриваем помеху в плане нарушения внутреннею равновесия нас самих, то результирующая катастрофа называется болезнью. В смысле всего вышесказанного “прогрессивное” мышление, на котором покоится сегодняшняя цивилизация, ведет к неизбежным катастрофам — малого или большого масштаба, поскольку прогресс принудительно разрушает исходное равновесие.

Я назвал две различные системы равновесия, присущие нам, людям. Нарушения в тонале вызывают иные болезни и проблемы, чем нарушение равновесия междутоналем и нагвалем, о чем мы еще поговорим особо.

Итак, первый случай возникновения болезни — это нарушение равновесия внутри тоналя. С двумя различными слоями личностного тоналя мы уже познакомились в главе 1.2: грубый, внешний слой, который представляет собой наши дела и действия, и более тонкий внутренний слой, который поставляет суждения и решения. Равновесие в тонале в этом случае будет означать, что данная личность, данный тональ действует в соответствии со своими решениями и убеждениями. Неравновесие — соответственно, болезнь — что данное лицо действует, возможно вынужденно, вопреки собственным убеждениям. Такая дисгармония не обязательно сразу вызывает видимую, телесную болезнь, однако является решающей предпосылкой для возникновения болезни. Современная медицина говорит в связи с этим о “диспозиции”, предрасположенности.

Тональ, который идентичен личности, нашему обычному физическому телу, представляет собой, согласно толтекскому учению, результирующую всех наших деланий. Если в этой сумме деланий всегда господствуют только определенные действия и способы поведения — привычки, то естественно возникает неравновесие, потому что из-за переоценки определенных видов делания другие способы поведения вообще исключаются или оставляются без внимания. Таким образом, болезнь возникает не по прихоти природы — в подавляющем большинстве случаев сам больной принял участие в возникновении своей болезни, он сам несет ответственность за свое теперешнее состояние. Шаман-хуихоль Матсува разделяет это убеждение толтеков:

“Он говорит, что здоровье и самочувствие менее зависят от того, что человек делает (ест, любит, курит, пьет кофе и так далее), чем от того, что человек не делает (тяжелую физическую работу, пешие странствия к святым местам, церемонии, посвященные богам). Каждый раз он радуется вещам из первого ряда. Второй ряд закостеневает, поскольку этими задачами пренебрегают и оставляют их невыполненными.

Тогда и находит болезнь слабые тела и духа, которые легко становятся ее жертвой”. 114)

Выход из состояния болезни является поэтому не только внешним лечением, делом врача, но целитель должен совместно с пациентом постараться найти глубинное решение проблемы. Надо иметь в виду, что успех целения в этом смысле преимущественно зависит от совместной работы с пациентом, потому что если последний не выполняет указания врача, успех в лечении почти никогда не наступает. Я потому подчеркиваю такое положение вещей, что для окончательного устранения какой-нибудь телесной болезни в большинстве случаев требуется полное изменение образа жизни и способов поведения пациента. Только такое радикальное средство может обеспечить выравнивание результирующей всех действий и при этом восстановление здоровья.

На этих знаниях о связи между всем нашим деланием и действиями и нашим здоровьем базируется оригинальная система заботы о здоровье толтеков. Дон Хуан объясняет своему ученику, что абсолютно не является(!) необходимостью делать специальные упражнения для тела или заниматься спортом, чтобы продолжать быть здоровым; он считает: “…все, что нужно, чтобы быть в безупречном состоянии — это вовлечь себя в не-делание”. 115) В смысле всего вышесказанного такое заявление не удивляет, потому что если неравновесие возникает вследствие одностороннего делания (привычек), то эту тенденцию можно выровнять только путем не-делания привычек. Не-делание создает для толтеков равновесие с рутинным деланием и при этом восстанавливает вновь потерянное здоровье. Поэтому все техники не-делания себя, описанные в предыдущей главе, являются как бы профилактическим средством поддержания здоровья во всем теле, даже если они на первый взгляд кажутся никак не связанными с этим.

У толтеков есть и совершенно особая техника не-делания, которую они всегда применяют в случае, когда хотят изгнать болезнь из тела. Сначала укладываются на пол и сгибают правую руку в локте так, что предплечье смотрит вверх; ладонь при этом направлена вперед. Затем сгибают пальцы так, будто держат в руке шар. Далее описывают ладонью и предплечьем кругообразные движения, будто вращают ручку механической кофемолки. Благодаря этому движению возможно изгнание болезни из тела.

Я сам очень часто практиковал это упражнение и должен сказать, что оно оказывает на практикующею единственный в своем роде эффект. Во время описанною кругообразного движения приходит со временем ощущение — скорее ощущение телом, как будто действительно какой-то твердый предмет передвигают туда-сюда. Сначала в руке ощущается нечто вроде пенной, текучей массы, затем это ощущение переходит в ощущение того, что в руке действительно находится конкретный предмет, который, по толтекским понятиям, и есть сама выходящая наружу болезнь. Это шарообразное энергетическое образование можно, когда его действительно четко почувствуешь в руке, просто напросто выбросить куда-нибудь или раздавить, чтобы при этом покончить с болезнью. Однако упражнение надо сразу прервать, если рука холодеет, потому что при этом теряется очень много энергии и из-за этого можно как раз в этот момент заполучить новую болезнь. Если же рука остается теплой, не существует никакой опасности, и процесс можно успешно довести до конца.

Это упражнение на практике является очень полезным, но я советую, по крайней мере в начале, бороться таким образом только с мелкими недомоганиями и плохим самочувствием, потому что при серьезных заболеваниях в большинстве случаев равновесие нарушено столь сильно, что только врач или истинный целитель могут привести его в порядок.

Вторым видом нарушения равновесия является дисгармония между тоналем и нагвалем, которая редко выражает себя в простых телесных заболеваниях, но в форме психических нарушений различной степени является очень распространенным феноменом всей нашей цивилизации. Непосредственными следствиями такого неравновесия являются, например, бессонница, нервозность, неврозы и депрессии. У подверженных таким заболеваниям людей имеется в подавляющем большинстве случаев сильно выраженное ощущение потери смысла жизни и опустошенность, — состояние, которое частенько характеризует сегодняшних людей.

Все эти нарушения выражают неестественный избыток “внимания тоналя”, продолжительную переоценку сознательного “я” по сравнению с бессознательным, нагвалем. Если “я”, тональ, постоянно игнорирует послания другой части нашей собственной личности, бессознательного (нагваля), последний обращается в конце концов против нашего самочувствия и против нашего здоровья. Нагваль делает это не потому, что он склонен к слепому разрушительному гневу, но чтобы дать сознательному “я” бесспорный знак своего существования и показать свою исходную власть над всей нашей личностью.

Если человек в своей сознательной жизни не обращает внимания на свою вторую часть — появляются вышеназванные симптомы, которые могут далее развиться в тяжелые, в том числе и физические, болезни. При этом нагваль создает для данного тоналя безвыходную ситуацию. В подобной ситуации человек поневоле вынужден перестроить всю свою жизнь, если не хочет умереть. Современная медицина говорит в таких случаях о “психосоматически” обусловленных заболеваниях. Подобные заболевания трудно излечить без применения психотерапии, поскольку пациенты обычно склонны к рецидивам. Как очень распространенный пример, я хотел бы привести только случай психически обусловленной хронической язвы желудка. Такие болезни по причине их глубинных предпосылок должны лечиться совершенно по-другому, чем обычные заболевания тела, которые обусловлены неравновесием в самом тонале. При заболеваниях, подобных хронической язве желудка, нужно всегда серьезно привлекать на помощь психотерапию.

Единственная имеющая смысл профилактика против таких, к сожалению, очень часто сегодня встречающихся болезней — это серьезно относиться к посланиям бессознательного, нагваля, которые он постоянно отправляет нам. Здесь имеется в виду прежде всего активное занятие сновидением, которое как раз и направлено на то, чтобы обеспечить действительное равновесие между обеими частями нашей собственной личности.

В этом смысле толтекская практика сновидения, о которой мы будем говорить в следующей главе, предлагает нам такую возможность равновесия и при этом средство к полноценному здоровью. При глубоких нарушениях равновесия между тоналем и нагвалем необходима в большинстве случаев посредническая работа мага-целителя или психотерапевта.

Итак, как мы видим, толтекское учение имеет собственную теорию здоровья и болезни, она содержит две фундаментальные системы равновесия, практическая гармония которых определяет в конечном счете состояние здоровья индивидуума. Дисгармония внутри тоналя ведет в большинстве случаев к простым телесным заболеваниям, потому что тело является выражением нашего тоналя, нашей личности. Дисгармония между тоналей и нагвалем обусловливает нарушения самого различного порядка — от легкой депрессии до полной потери желания жить и тяжелых психосоматических заболеваний всей нашей жизненной системы.

Толтеки имеют также собственную систему профилактики здоровья, которая в основном базируется на идее не-делания. Эти техники могут поддерживать равновесие между разными слоями нашей личности благодаря тому, что они имеют как бы противоположные структуры. Они принципиально препятствуют любой односторонности практикующего и ведут к естественно-здоровому разнообразию во всех областях жизни. Это, по сути, основы толтекских знаний о целительском искусстве, хотя многие мелочи и особенности остались вне поля нашего внимания по причине объема книги. У нас остался только один вопрос, который мы должны здесь осветить, — сам целитель.

В связи с этим вновь возникают два типичных вопроса: как становятся целителем? Какие методы применяют разные целители? На оба вопроса я попытаюсь сейчас в заключение ответить.

В пространстве индейской культуры, как и вообще у нецивилизованных народов, целительское искусство — удел избранных. Обычно недостаточно только одного желания сделаться целителем, но должны быть в наличии особенные обстоятельства. Сиу Ламе Деер говорит о призвании к целительству:

“…Ты станешь врачом и целителем, если тебе об этом скажет сон. Но ни один человек не сновидит всю медицину. Ты должен применять твое целительское искусство в той области, где лежат твои силы”. 116) Мирча Элиаде тоже указывает на значение сновидений при признании целителем у шаманов; еще один распространенный вид определения признания он видит в болезни посвящения (инициации) будущего целителя. В основе последнего представления лежит распространенная среди нецивилизованных народов мысль, что истинный целитель сначала должен исцелить сам себя, прежде чем он начнет лечить других людей. Это исцеление-самого-себя кажется мне имеющим первостепенное значение, потому что это в конце концов означает, что призванный таким образом восстановил свое собственное равновесие, после того как был на пороге смерти в результате обычно очень тяжелой болезни. Он получил таким способом знания и силу восстановить потерянное равновесие, завоевав при этом способность исцелять других.

Знания таких целителей, конечно, не являются знаниями в западноевропейском смысле, они скорее являются непосредственным знанием тела, в первостепенном значении которого убеждены толтеки. Тело целителя познало благодаря болезни и возвращению здоровья различные стадии равновесия и неравновесия, и, что еще более важно, он научился контролировать эти состояния. Такое непосредственное знание будущий целитель может получить и через свои сновидения, в которых он точно так же может приобрести разнообразный опыт системы равновесия.

У нецивилизованных народов очень часто появляются также самозваные целители, которые пытаются научиться профессии целителя без вышеуказанных “квалификационных параметров”. Однако эти целители рассматриваются всеми как более слабые, чем истинно призванные. А как самый способный целитель рассматривается в большинстве случаев такой, кто удовлетворяет обоим вышеназванным параметрам, и который к тому же прошел предварительно многолетнюю школу обучения у старого опытного целителя.

Несмотря на такую принципиальную общность в деле призвания к целительству, нужно, однако, отличать друг от друга разные группы целителей, как мы уже указывали. Они используют различные методы исцеления, которые, естественно, всегда находятся в тесной взаимосвязи с соответствующей историей призвания целителя. Если кто-то, например, сновидит определенный метод целительства, то он должен всегда применять именно этот метод, потому что в нем — его особая сила целителя. Он не может просто так переходить на другие методы, даже в том случае, если он в интеллектуальном плане ими владеет. Потому что в этой области в счет идет только сила целителя, и лишь малую толику составляют его знания о медицине и лечении.

Самый распространенный вид среди различных практиков-целителей — это обычный целитель. Он занимается только восстановлением здоровья и хорошего самочувствия своих пациентов. Как главное целительское средство он использует, в основном, лекарственные растения, то есть предписывает чаи из различных кореньев или иные процедуры — ванны, омовения и т. д. Обычный целитель знает прежде всего целебные свойства природных материалов и целенаправленно применяет эти знания в лечении.

Чтобы стать таким целителем, нужно самому находиться в состоянии равновесия. Для обычного целителя также большое значение имеет равновесие между ним и растениями, которые он применяет. Настоящий целитель никогда не будет применять в лечении растение, с которым он лично не знаком и не подружился. Он говорит с растениями, которые он собирает для своих лечебных целей, и только такой верный способ поведения позволяет ему сохранить равновесие между ним и растениями. Целитель обязан извиняться перед растениями, которым он во время сбора причиняет боль. Если бы он этого не делал, эти растения были бы заряжены враждебной энергией, совершенно непригодны для лечения и могли бы принести пациентам только вред. Итак, для такого целителя не столь важны знания ботаники и медицины, как равновесие с природой, в котором он находится. В большинстве случаев “щадящая” медицина целителей растениями применима при разнообразных легких телесных заболеваниях и обещает в этой области самое быстрое и надежное исцеление.

Другой вид целительского искусства практикуют маги и ведьмы. Метод лечения этих практикующих целителей состоит в основном в непосредственном влиянии на пациентов. Маги достигают влияния на других, когда заставляют воздействовать на клиента особые силы, находящиеся в их распоряжении. Такой маг-целитель должен, естественно, находиться в полном равновесии с этими силами, так как иначе он может лишь повредить как пациентам, так и себе самому. Указания о протекании процесса излечения он получает обычно в сновидениях и видениях. В понимании толтеков такой целитель непосредственно смещает точку сборки у своих пациентов, что сразу и окончательно изменяет жизнь соответствующего лица. Для достижения этой цели он обращается со своим подопечным без поблажек, потому что это создает идеальные предпосылки для сдвига точки сборки. Можно также сказать, что маг останавливает таким образом внутренний диалог пациента и одновременно открывает ему дверь в магический мир, где “чудо исцеления” является обычным повседневным делом. Этот вид исцеления не так просто понять, но наличие успеха в исцелении доказывает правоту практиков такого рода.

Другой вид целительства практикуют спириты. Они заклинают различных духов, в христианском мире — святых или дьявола, и просят их стать покровителями пациентов. Они являются посредниками между больным и высшими инстанциями, которые в конце концов должны поспособствовать достижению равновесия и исцелению. Толтеки заклинают в этом смысле только намерение, саму власть судьбы. К этой теме мы еще вернемся. Часто все три формы целительства смешиваются, потому что есть практики, которые владеют всеми этими методами.

Толтеки приходят в процессе обучения в соприкосновение со всеми тремя методами. Целительство растениями включается у них в обучение искусству сталкинга. Сталкер также создает необходимое равновесие внутри тоналя — равновесие между человеком и его миром — и это позволяет толтекам использовать все силы природы для их целительских целей. Они достигают способности регулировать равновесие и у других людей, но для этого они применяют в большинстве случаев методы магии.

Практики магии очень отличны одна от другой, и толтеки обращаются к разным в зависимости от индивидуальных обстоятельств, например к сновидению. Этот вид магического целительства применяется прежде всего тогда, когда нарушено равновесие между тоналем и нагвалем. В таком случае часто придерживаются определенных ритуально-магических обрядов исцеления, которые при ближайшем рассмотрении оказываются очень похожими на психотерапевтические процедуры.

Точно также на восстановление равновесия направлен и другой метод — призывание намерения. Такой способ действия возможен только для опытных практиков, и механизм такого исцеления — если таковой вообще существует — не так-то просто понять. По этой причине мы не будем больше здесь говорить об этом.

Все вышесказанное делает понятным, что дон Хуан и его сподвижники также были практиками целительского искусства. Знание о лечении, о болезни и здоровье находится на пути толтеков, поэтому они занимаются целительством как само собой разумеющимся, мимоходом. Однако возвратимся к пути собственно толтекской практики и займемся другой большой областью: искусством сновидения, благодаря которому немало практиков неожиданно стали целителями.

5. Искусство сновидения

"Будущее учение жизни: наша жизнь не является сном — но она должна и, возможно, станет им."

Новалис

Искусство сновидения — вторая практическая система толтекского учения. В то время как искусство Сталкинга открыто для всех людей, практика сновидения является особой областью магии, потому что через эту практику человеку открывается собственно мир магии. В эту область попадают все действия и события, происходящие вне обычного времени и обычной реальности, такие, как измененные состояния сознания, сновидения и видение, и выходящие за рамки привычных действия магов, которые обычный разум не считает возможными.

Практики этого искусства, называемые «сновидящими», приобщаются посредством специальных техник к мирам общего осознания человека; они идут даже еще дальше и исследуют сущность и возможности осознания вообще. Целью сновидящих является "овладение осознанием", которое означает в плане всеобщего стремления толтеков к свободе освобождение осознания от узких ограничений обычной реальности. Они стремятся получить возможность свободно путешествовать через все возможные, достижимые человеческим осознанием зоны восприятия. Все это объяснить на словах гораздо труднее, чем оно осуществляется на практике, поэтому я сразу перейду к освещению основных техник сновидения.

Прежде всего, мне хотелось бы предостеречь читателя: нижеописанные техники, согласно моему опыту, крайне действенны и из-за своей эффективности — небезопасны. Поэтому я советую психически неустойчивым людям оставить все попытки практического овладения описанными техниками; однако для психически уравновешенных людей, чьи системы равновесия гармонируют друг с другом, эти техники могут дать новое понимание мира и новое понимание самого себя, потому что они позволяют взглянуть вглубь нашей собственной сущности. Но и тут я хотел бы предостеречь последователей, потому что описанные методы действительно представляют собой вход в чудесный мир магии и на этом пути в определенной точке практических возможностей уже нельзя повернуть назад. Сновидящий, овладев в совершенстве данной техникой, навеки становится магом, потому что если печать на двери, отделяющей обычный мир от мира магии, однажды сорвана, уже нельзя закрыть открывшийся таким образом канал связи между временами и мирами.

В конкретной практике сновидения используются в основном три различных шага, которым надо обучаться последовательно, один за другим. Первый шаг дон Хуан называет "настройкой сновидения". Он объясняет своему ученику: "…"Настраивать сновидение" означает иметь сознательный и прагматический контроль над общей ситуацией сна, сопоставимый с тем контролем, который имеешь, например, в пустыне, когда решаешь забраться на вершину холма или остаться в тени водного каньона. Ты должен начать с чего-нибудь очень простого… Сегодня во сне ты должен смотреть на свои руки". 117)

Если в сновидении сознательно рассматривают какой-нибудь предмет, он начинает постепенно менять свою форму. Поэтому первое задание, которое получает здесь практикующий, — избежать этого изменения. Это удается одним-единственным путем — сновидящий должен постоянно изменять поле своего восприятия. Если практикующему удастся в первый раз взглянуть на свои руки, когда он находится во сне, он должен, прежде чем картина сновидения начнет изменять его руки, посмотреть на другие предметы, составляющие сцену сновидения. Когда он почувствует, что имеет сознательный контроль над восприятием во сне, он возвращается взглядом к своим рукам. Это действие восстанавливает осознание, поскольку оно привносит в сон определенную меру саморефлексии. Так практикующий блуждает взглядом от своих рук к предметам окружающей обстановки и назад до тех пор, пока он не потеряет контроль над сновидением, что означает, что он использовал всю имеющуюся на этот раз для сновидения энергию. На этом и заканчивается первое упражнение искусства сновидения.

Во время обучения сновидения, в основном, короткие, но при некоторой тренировке особым образом накапливая энергию (об этом мы еще поговорим), вам удается впоследствии находиться в состоянии сновидения сколь угодно долго. Вышеописанное упражнение обучающийся повторяет до тех пор, пока он не овладеет контролем над своими восприятиями во сне. Дон Хуан говорит: "Сновидения реальны, когда добьешься того, что сможешь приводить все в фокус. Тогда не будет разницы между тем, что ты делаешь, когда спишь, и тем, что делаешь, когда не спишь. Понимаешь, что я имею в виду?" 118)

Как показывает практика, уже на этой стадии обучения наблюдается большая разница в успехах обучающихся. После того как я сам более десяти лет обучался искусству сновидения, я начал несколько лет назад обучать других людей активно-осознанному использованию сновидений. Я руководил тогда группой из восьми человек обоего пола. Четверо из них смогли по прошествии трех-восьми недель осознанно смотреть во сне на свои руки. Другим удалось войти в состояние сновидения только после нескольких лет безуспешных попыток. Их первые опыты оказались неудачными по причине того, что они вообще очень редко видели сны. Двум из восьми вход в область сновидения не удался вообще. Оба имели с самого начала одну и туже проблему: они очень редко или вообще не могли вспомнить ни одного сна. Видимо, способность к вспоминанию обычных сновидений является важнейшим параметром для практического обучения искусству сновидения, потому что те люди, которые научились сновидеть за короткое время, обладали очень хорошей способностью вспоминать свои обычные сны. Одной из женщин моей группы вообще не было надобности обучаться сновидению по толтекской схеме, потому что она, к удивлению всех остальных, с самого начала природно осознанно контролировала все свои сны.

С течением времени я приобрел более широкий опыт обучения сновидению с другими учениками, который подтвердил мою версию различных естественных способностей у разных людей. Люди, которые имели способность вспоминать их обычные ночные сны, обучались искусству сновидения легко и без проблем; первых успехов они достигали уже в течение двух месяцев после начальных попыток. Были, конечно, и исключения: люди, у которых внутренняя структура протекания снов мешала сознательному вхождению в сновидение.

Люди, которые очень редко или почти никогда не вспоминают свои ночные сны, в подавляющем большинстве не могут овладеть сновидением. Эти люди должны, если все же хотят со временем добиться успеха, сначала «приманить» свои сны, что означает, что они должны снова восстановить общую способность вспоминать о снах. Это возможно, например, посредством постоянного записывания всех, даже самых кратковременных сновидений и кажущихся бессмысленными воспоминаний сразу после пробуждения. Благодаря таким заметкам способность к вспоминанию снов часто очень резко усиливается, и в дальнейшем возможен успех в толтекском обучении сновидению.

Сам я принадлежу к первой группе людей, потому что у меня всегда были очень четкие воспоминания о моих ночных сновидениях. Поэтому мне не составило большого труда увидеть во сне мои руки. Уже через несколько дней после того, как я прочитал в "Путешествии в Икстлан" об этом упражнении, я достиг первого успеха. В большинстве случаев это происходило в каких-то абсурдных сновидениях, благодаря которым я осознавал, что нахожусь во сне, а не в нормальном мире восприятия. Как только мне это становилось ясным, я смотрел на свои руки. Я не знаю, как можно описать то чувство, которое я вначале испытывал при этом. Это смотрение-на-руки вызывает странную ясность и усиление осознания в сновидении. Немного похоже на то, будто снимается некая завеса перед глазами, которая до сих пор ограничивала ясность взгляда. Другой образ, который приходит мне в голову, когда я хочу описать ощущение вхождения в состояние осознанного сновидения, — это образ ныряльщика. Наши обычные сновидения размыты и неясны, точно так же, как если бы мы плыли под водой с открытыми глазами без очков. Сознательное вхождение в сновидение вызывает удивительное прояснение воспринимаемого во сне, совершенно аналогично, как если бы мы вновь вынырнули на поверхность воды, где все внезапно становится четко очерченным и ясным.

Мои первые опыты в искусстве сновидения ограничивались простыми опытами смотрения-на-руки, которое при постоянной смене окружающего составляло определенный аспект сцены сновидения. Вначале мне удавалось в таких сновидениях до десяти раз переводить взгляд с рук на окружающую обстановку и обратно, в моих субъективных ощущениях времени такие периоды продолжались от двух до десяти минут. Со временем эти состояния расширились во временном отношении, и нередко у меня было чувство, что я провел в этом осознанном состоянии сновидения более получаса. Увеличилось и количество успешных попыток, так что в иные ночи я попадал в состояние осознанного сновидения до пяти раз.

Мне хочется эскизно описать только одно сновидение этого рода — не потому, что оно было чем-то особенным, но потому, что оно действительно очень типично для данной фазы обучения.

Я находился на старой замковой горе соседствующего с моей родиной городка. Вдруг я заметил, что я — так, как я там стоял — не касаюсь ногами земли. Мои ноги не задевали поверхности земли. Тут я понял, что, очевидно, я сплю. Я сразу посмотрел на свои руки и смотрел до тех пор, пока картина не стала расплываться и становиться неясной. Тогда я обратил взгляд к окрестности. Я видел невдалеке церковь, которая выглядела совсем обыкновенно, — так, как если бы я действительно стоял на месте моего сновидения. Мой взгляд переместился на расположенные рядом руины старой крепостной стены, но я чувствовал, что острота моего взгляда снижается. Мой взгляд сразу же вернулся назад к рукам, и мгновенно осознание возвратилось и стало столь же острым, как прежде. Тогда я направил взгляд на ближайшее окружение. Я увидел парковую скамейку, стоявшую около меня. Возле нее росли различные растения и трава, я распознал среди прочих стебли дикого чеснока и цветки полевой гвоздики. Мой взгляд еще несколько раз перемещался к моим рукам и к другим элементам сцены, прежде чем я потерял контроль и весь процесс закончился в нормальном сне.

У меня в большинстве случаев осознанные сновидения заканчивались в обычных снах или в глубоком сне без сновидений. Однако есть сновидящие, которые сразу просыпаются после такого сна. Этот вариант показал себя весьма проблематичным для начинающих, так как они тогда просыпаются сразу после первого смотрения-на-свои-руки и не могут продолжительное время оставаться в новом состоянии осознания. Подобные нередко возникающие проблемы могут быть преодолены только многократными тренировками, что справедливо и для любых аналогичных начальных трудностей в новом деле. В этом отношении обучение сновидению не отличается от других процессов обучения, вроде обучения ходьбе или речи, которыми тоже нельзя овладеть в одночасье. Чтобы изучить какое-либо новое дело в нашей жизни, нам нужно большое количество собственной энергии, и процесс обучения всегда требует определенного времени. Первый шаг в процессе обучения сновидению завершен тогда, когда сцены сновидения больше не изменяются и могут восприниматься столь же реально и четко, как и наш нормальный мир.

Далее следует второй шаг. Он ставит практикующего перед проблемой научиться передвигаться во сне, что означает, что практик должен научиться находить волевым усилием определенные места. Он должен учиться путешествовать со своим вновь обретенным вниманием — вторым вниманием. Для этого нужно отправиться в сновидении в определенное, заранее избранное место. Однако в царстве второго внимания имеется истинно бесконечное число различных возможностей передвижения. Можно, например, изучить различные техники полета или разные техники "перемены сцены". Такие техники позволяют сновидящему переходить от одной сцены сновидения к иной, желаемой, что происходит практически мгновенно. Каждый сновидящий развивает при этом собственную технику, потому что сновидение — это такой практический феномен, который недостижим только посредством объясняющих слов. Дон Хуан также указывает на такое положение вещей: "У каждого воина свой собственный способ сновидения. Все они различны. Объединяют нас только уловки, направленные на то, чтобы заставить себя отступиться. Единственный выход — это продолжать дальше, несмотря на все неудачи и разочарования". 119)

Для представителей нашей группы, которые обучались сновидению, второй шаг обучения не представлял особых проблем. Все были единодушны во мнении, что опыт такого, расширенного благодаря передвижению сновидения является абсолютно и с чем не сравнимым переживанием. Воспринимаемая в состоянии осознанного сновидения реальность выходит далеко за рамки обычного восприятия. Человек имеет в сновидении фантастические, почти безграничные возможности чувствования и восприятия, так что Cyber-Space нынешнего века компьютеров кажется в сравнении с ними не более чем детскими глупыми забавами.

В виртуальной реальности сновидения для сновидящего становится вполне конкретной, переживаемой действительностью давняя мечта человечества летать без каких-либо вспомогательных средств. Я говорю «действительностью», потому что это единственно подходящее слово для чудесного переживания конкретного события — полета над домами и полями.

Ко второму шагу в обучении сновидению, обучению передвигаться, принадлежит также "координация времени сновидения". Сновидящий должен научиться приводить в соответствие время, когда он спит и сновидит, с временем переживаемого сновидения. Это конкретно означает, что если сновидят ночью, то сцена сновидения должна точно так же происходить ночью, и если сновидят днем, в сновидении должен быть день. На практике это означает для сновидящего еще и то, что он должен отказаться от привычки к регулярному ночному сну, если он хочет наслаждаться в сновидении дневным светом. Это один из вариантов не-делания рутины, с которым мы познакомились прежде в главе 4.2. Надо заметить, что различные виды не-делания имеют для практикующего искусство сновидения большое значение, и об этом мы еще поговорим в главе 5.2.

Второй шаг в обучении завершен, если сновидящий может по своему желанию выбирать сцену, где происходит сон, и координировать время своего путешествия во сне. На этой ступени возможностей практик уже не является больше учеником, а становится образованным сновидящим. Если я говорю, что сновидящий сам определяет место сновидения, то это не означает, что он имеет непосредственное влияние на это место или может нафантазировать сцену сновидения, но это означает выбор, аналогичный тому, как я выбираю между билетом на проезд до Гамбурга или до Мюнхена. Мюнхен так и останется Мюнхеном, какой бы билет я ни купил, и сцена сновидения остается сценой сновидения, разве что толтекские сновидящие могут по желанию выбирать эту сцену, что для обычного спящего человека невозможно.

Дон Хуан так поясняет основной принцип, по которому сновидящий выбирает тему, место своего сновидени: "Объяснение магов относительно выбора темы сновидения заключается в следующем… Воин выбирает тему сознательно, прервав внутренний диалог и удерживая образ в голове. Иными словами, если он может на какое-то время прервать беседу с самим собой, а затем, пусть даже на одно мгновение, удержать мысль о желаемом в сновидении образе, он увидит то, что ему нужно". 120)

Этот метод оказывает на практике большую пользу. Если я, например, встречаю в обычном мире особенную местность, в которую я бы охотно возвратился в сновидении, то я просто рассматриваю этот ландшафт, приостановив свой внутренний диалог. Тело воспринимает таким способом наблюдаемую картину достаточно глубоко, чтобы снова вызвать ее в состоянии сновидения.

Такой же принцип я применяю к фотографиям, картинам и тому подобному, что позволяет мне посещать в моих сновидениях другие места этого мира, где я никогда не бывал в моем физическом теле. Сохраненная в памяти картина всплывает тогда в моем сновидении, и я могу действовать там точно так же, как будто бы я был действительно на этом месте в моем физическом теле.

Этот метод разработан в толтекской технике "пристального созерцания", которую я опишу в главе 5.2 как один из методов техники не-делания для сновидящих. Сновидящие пользуются "пристальным созерцанием", особым видом рассматривания вещей, чтобы вновь найти наблюдаемый предмет — чем бы он ни был — в своих сновидениях. Ученик Кастанеды Рихард Йенсен, который был моим бенефактором, показал мне, кроме всего прочего, особый метод усовершенствования этой техники. Во время рассмотрения сцены, избранной для сновидения, можно значительно улучшить результаты, если особенно интенсивно дышать. При этом нужно представлять себе, будто глубоко вдыхаешь наблюдаемую картину, — процесс, который показывает магическую силу нашего дыхания и, по моему собственному опыту, является очень действенным и полезным.

Весь второй шаг в искусстве сновидения — обучение передвигаться и путешествовать во сне — является последовательной подготовкой к третьему, самому трудному шагу: выделению двойника. Второй шаг координирует сновидения с нормальным миром, и такая координация места и времени должна позволить сновидящему использовать сновидения практически, то есть в обычном мире. Это происходит с помощью двойника, которого называют также «другой». Ученик Дона Хуана Нестор говорит о нем: "Двойник — это другой, тело, которое получают в сновидении. Он выглядит точно так же, как сам человек". 121)

В сновидениях тоже имеют тело, которое не обязательно идентично физическому, потому что оно может летать, проходить сквозь стены и совершать иные невероятные вещи. Толтеки называют это тело просто "телом сновидения". Двойник — это тоже тело сновидения, но представляет собой точную копию физического тела. Этот двойник действует не просто в каком-то сне или сновидении, но в обычном, физическом мире. Собственно говоря, опытный сновидящий может проецировать свое тело сновидения не только в любой сон, но может отправить его точно так же в мир повседневности. Однако третий шаг искусства сновидения не может управляться сознательно или ускоряться с помощью различных методов, как первые два; гораздо чаще третий шаг начинается с совершенно особенного сна, который, собственно, завершает процесс обучения.

В этом сне сновидящий видит обычно себя самого лежащим в постели и наблюдает, как спит его нормальное «я». Вместо того чтобы проснуться, сновидящий, который теперь является двойником, начинает заниматься какой-либо деятельностью. При этом он может действовать совершенно так же, как если бы он был в своем физическом теле. Это, однако, не означает, что двойник будет иметь все те же качества, что и физическое тело. Он не может, например, ни есть, ни пить. Зато он обладает всеми способностями тела сновидения — он может летать и проходить сквозь стены, кроме того, он обладает удивительной способностью превращаться по желанию в любую форму жизни, в растение или в животное. Об этой способности двойника и тела сновидения и всех его широчайших возможностях мы поговорим в следующей главе, где будет также место для некоторых поясняющих практических примеров.

В нашей группе только двое достигли в настоящее время этой ступени искусства сновидения: один из моих спутников и я сам. В обоих случаях между изучением первых шагов и выходом двойника лежали долгие годы упорных тренировок. Это доказывает серьезность обучения сновидению, которое не является продуктом фантазии, но серьезным практическим изучением одной из форм восприятия, которая однозначно принадлежит к широким возможностям человеческого осознания. Однако эти возможности очень редко развиваются, то ли от страха перед чудовищностью внетелесного познания, то ли просто от неосведомленности. Для толтеков достижение такого осознания представляет один из главных вызовов, который вознаграждается как раз соразмерно его трудности.

В заключение я хочу еще раз коснуться вопроса об особой энергии, которая, как уже упоминалось, необходима для осознанного сновидения. Эта энергия — наша главная жизненная энергия, которую толтеки называют также корректно "сексуальной энергией". Толтекское понимание сексуальной энергии в целом совпадает с представлением психологии о так называемом «либидо» как сексуально-мотивированной жизненной силе. То, что вся наша жизненная энергия имеет сексуальную природу, объясняется очень просто — тем, что наша жизнь возникает в результате сексуального акта. Первая искра осознания возникает в момент зачатия, когда мужская и женская энергия смешиваются для возникновения нового живого существа. Эта сексуальная энергия является также энергией нашего осознания.

Мы обычно используем нашу энергию осознания целиком в нормальном восприятии нашего обычного мира, как, естественно, и при каждом случае сексуальной активности. Так что для осознанного сновидения в конце концов совсем не остается энергии.

Значит, сновидящим необходимо — чтобы успешно владеть своим искусством — экономить свою сексуальную энергию и научиться перераспределять ее. Перераспределение сексуальной энергии означает прежде всего, что человек избегает в своих повседневных действиях бесполезного использования энергии осознания. Это достигается в первую очередь посредством различных техник не-делания, а также постоянным следованием семи принципам поведения сталкера. Все эти техники приводят к сознательному обхождению с нашей жизнью и, следовательно, к сознательному перераспределению жизненной энергии.

Непосредственная экономия сексуальной энергии означает для сновидящего и воздержание от сексуальной активности, потому что последняя делает ею энергию совсем низкой. Поэтому в сексуальном отношении большинство сновидящих ведут аскетическую жизнь. Однако данная аскеза не имеет моральной основы, она является для практикующею энергетической необходимостью. Дон Хуан говорит об этом: "Это сексуальная энергия, которая руководит сновидением… Нагваль Элиас учил меня, — а я учил тебя, — что ты с твоей сексуальной энергией или занимаешься любовью, или сновидишь. Другой возможности нет". 122) Отсюда, однако, не следует вывод, что сновидящие должны вообще отказаться от сексуальной активности, потому что это в конце концов приведет к неравновесию и, соответственно, к болезням. Воздержание означает скорее сознательное обхождение с сексуальной энергией, которая по своей природе представляет нечто большее, чем только возможность удовлетворения инстинктов.

5.1. Тело сновидения и животное-нагваль

"Сон странным образом обучает нас легкости проникновения нашей души в любой объект и одновременно превращению в него."

Новалис

После всех пояснений, сделанных в предыдущей главе, вы можете, вероятно, составить примерное представление о «сновидении» толтеков. Однако на практике искусство сновидения представляет собой столь огромную область чудесного, что очень трудно конкретно описать действительное богатство сферы сновидения. Дело в том, что искусство сновидения охватывает иной мир, чем искусство сталкинга. Кто вспомнит диапазон, охватываемый сталкингом, тот, вероятно, удивленно возразит, что это невозможно, потому что мы говорили, что сталкинг включает все вообще возможные вещи и действия, существующие в обычном мире, которые обретают в этом искусстве единство. Это верно, но сновидение идет еще дальше. Следующая цитата дает примерное представление о размерах этой области. Зулейка, одна из спутниц Дона Хуана и одновременно учительница Кастанеды в искусстве сновидения, так объясняет основы своего искусства:

"Она сказала, что наше первое внимание привязано к эманациям земли, тогда как второе — к эманациям вселенной. При этом она имела в виду, что сновидящий уже по природе своей находится вне всего, что касается повседневной жизни". 123) Так, например, путешествует Кастанеда в своих сновидениях с помощью Зулейки к иным планетам в других солнечных системах. Все это не представляет проблемы для сновидящего, если он накопил достаточно энергии для такого путешествия. Конечно, подобные путешествия совершаются не в обычном физическом теле, а в теле сновидения. Тело сновидения является воспринимающей формой выражения нашего второго внимания и представляет собой на самом деле пузырь энергии, светящийся шар; в противоположность ему наше обычное тело является воспринимающей формой выражения нашего первого внимания.

Но только что, в предыдущей главе, я говорил о том, что двойник толтеков также является телом сновидения, и я сказал также, что двойник представляет собой точную копию нашего тела. Как понять это, если тело сновидения представляет собой светящийся шар? Пояснение простое, хотя, на первый взгляд, и не совсем понятное: человеческий облик двойника — это проекция нашего собственного воспоминания о нашем физическом теле, это вид голограммы внутри светящегося поля энергии истинного тела сновидения. Поэтому тело сновидения может принимать и любые другие формы; оно может представить себя — точно так же в виде голографической проекции — животным или растением.

На этой способности тела сновидения, которая доступна в полной мере только магам, покоится бесчисленное количество историй о ведьмах и волшебниках, которые предположительно могут превращаться в животных. Особенно в пространстве индейской культуры, в частности в Мексике, ходит множество таких рассказов о магах и ведьмах, которые способны к подобным превращениям. Архаически-угрожающая курьезность всех этих рассказов, как представляется, ввела в заблуждение европейскую этнологию, потому что в ней существует абсурдное мнение, будто весь нагвализм ограничивается подобным культом превращения в животное. Естественно, толтекский нагвализм знает о принципиальной возможности подобного превращения, однако это — только узкий аспект комплексной системы знаний толтеков.

Чтобы немного прояснить возникшие на этой почве недоразумения, я хочу поближе коснуться данной темы. Неверное понимание со стороны сегодняшней этнологии не может быть преодолено до тех пор, пока этнология будет продолжать рассматривать данный феномен со стороны. Это значит, что этнолог, чтобы действительно понять, что же делают маги чужих народов, должен сам сделаться таким магом — так, как это сделал Кастанеда. И уж по крайней мере он должен без предвзятости, внимательно слушать рассказы магов о своей практике.

В ходе моих тренировок в искусстве сновидения я тоже собрал некоторый опыт таких превращений. Так, я учился превращаться в кошку или в сарыча. Поскольку невероятно трудно описать такие необычные опыты с помощью интеллекта, я хочу просто рассказать, как происходил один из подобных случаев. Опыт, который я сейчас опишу, основывается не на одном-единственном переживании, то есть на одном сновидении, а на целой серии сновидений. Как представляется, один из типичных параметров сновидений и есть тот, что определенные темы регулярно повторяются, одни и те же — для каждого сновидящего свои — мотивы всплывают вновь и вновь в сновидениях.

В то время, о котором я хочу рассказать, я постоянно сновидел о полетах. Мои сновидения развились уже до такой степени, что мне не было нужды смотреть на свои руки, чтобы иметь ясное осознание, что я нахожусь в сновидении. Сцены сновидения проявлялись четко и не изменялись. В этих сновидениях о полетах я воспринимал все еще как человек с человеческим телом, аналогичным обычному физическому телу. И вот летал я в человеческом обличии по воздуху, как какой-нибудь супермен или родственник призраков. Я продолжал так летать до тех пор, пока не произошло следующее.

Вдруг я очутился в горах. Я знал, что я нахожусь в состоянии сновидения, потому что несколькими мгновениями прежде я лежал с открытыми глазами в моей постели. Вероятно, ранее я бы сразу проснулся от страха при такой внезапной смене места сновидения, но постоянная тренировка в сновидении приносит удивительное спокойствие и отрешенность в подобных ситуациях. Итак, я осматривал новую сцену. Горы были мне знакомы. Это были те самые горы, где я совсем недавно останавливался с моими спутниками. Я почувствовал желание передвигаться и попытался немного пройтись. Однако эту попытку пришлось вскоре оставить, потому что обычная ходьба человеческого физического тела трудна для тела сновидения. Поэтому я полетел. При этом мне в голову пришла мысль, что я никогда еще не видел эту местность сверху, потому что никогда прежде в сновидениях я не летал над горами. Я начал быстро набирать высоту, потому что подобные мысли не являются для тела сновидения делом разума, которого он в обычном смысле не имеет, но скорее непосредственным приказом, который сразу же переходит в действие.

Так кружил я некоторое время над верхушками деревьев, покрывающих склон горы. Вдруг позади себя я услышал призывный крик сарыча. Я развернулся в полете и увидел птицу, сидящую невдалеке на верхушке дерева и наблюдающую за мной. Когда сарыч заметил, что я его тоже вижу, он расправил свои крылья и взлетел. Я было испугался, что он сейчас улетит прочь, когда увидел, что птица направляется прямо ко мне. Он пролетел совсем рядом со мной, и вскоре развернулся и возвратился. Он кружил возле меня. Хотел ли он изгнать непрошеного гостя из своего пространства? Я инстинктивно посмотрел в темный птичий глаз, чтобы узнать о его намерениях. Тут я почувствовал, что он требует от меня, чтобы я полетал вместе с ним. Так начался мой первый урок обучению полетам у птиц. Возможно, в устах европейца это звучит смешно, но все произошло точно так, как я описываю. Итак, я продолжаю рассказ.

Сарыч летел на некотором расстоянии впереди меня. Мимолетно взглядывая назад, он требовал, чтобы я прочувствовал все его движения в полете. Вероятно, мои первые попытки показались птице очень неуклюжими, потому что она подлетела ко мне и стала показывать в нарочито преувеличенной манере каждое отдельное существенное для полета движение. Я понял, что должен значительно больше концентрироваться на руках, если я хочу научиться летать так, как мой оперенный учитель. Едва я осознал это, как мои руки тела сновидения превратились в крылья. Я чувствовал каждое отдельное перышко, но самым удивительным была подвижность совершенно нового рода, которой обладали эти крылья. Совершенно легкими вращательными движениями или взмахами я мог управлять своим полетом. Мой спутник с любопытством разглядывал меня, однако он казался все еще недовольным мною. Он начал, опять-таки преувеличенно, вертеть туда-сюда своей головой. Тут я понял, что он хочет сказать: у меня до сих пор была человеческая голова, мое превращение было еще не полным. Я начал точно так же вращать моей головой, как мне показал сарыч. Мне очень трудно описать, что затем произошло. Я сам сделался сарычем, и у меня было такое чувство, будто я никогда и не был кем-то другим. Я кружил вместе с моим товарищем по виду на невидимом воздушном потоке в вышине. Этот способ передвижения вообще не требовал никакой затраты сил, ощущение было, будто скользишь на теплой невидимой подушке. В этот момент я знал все об этих птицах, потому что я и сам был одной из них. Однако эти знания почти невозможно передать словами, я чувствовал их в этот момент находящимися глубоко внутри меня. Знание было в движении крыльев, в повороте головы, содержалось во всех частях птичьего тела — и этой птицей был я сам.

Затем к нам прилетели еще два товарища-сарыча. Вместе кружили мы в гигантской невидимой спирали все выше и выше. И всегда, когда я поворачивал голову в сторону, я мог видеть горный пейзаж далеко внизу под нами. Удивительно изменилось мое восприятие цвета, все зеленые оттенки казались значительно насыщеннее, чем при обычном восприятии. Моими глазами орла я мог распознавать все контуры ландшафта вплоть до мельчайших деталей. Предметы казались резче отграниченными друг от друга, то есть мои глаза обладали существенно повысившейся разрешающей способностью, чем прежде.

По моему субъективному восприятию времени я очень долго летал вместе с сарычами над горами. Наконец какое-то чувство позвало меня назад в человеческое тело. Я лежал по-прежнему с открытыми глазами в моей постели и, казалось, видел, как горы, над которыми я летал, превращаются постепенно в ворсистое одеяло на кровати в моей комнате.

Проснувшись, я перепроверил продолжительность моего приключения. Объективно могли пройти лишь несколько минут, но несмотря на это, я на протяжении многих часов был в этих горах и увидел и пережил невероятное. Связанные с этим сновидением чувства и ощущения были столь реальными, насколько вообще могут быть реальными наши ощущения. А то, что сновидениеявно происходит не по времени, которое указывают наши часы, я замечал нередко уже и прежде. Кастанеда также обращает внимание на такое положение дел. Грациэла Корвалан пишет в своей книге интервью:

"Кастанеда считает, что сновидение не имеет времени. Это значит, что сновидение происходит не в том времени, которое мы измеряем с помощью часов. Время сновидения — нечто очень компактное". 124)

Однако в этом моем сновидении был и новый элемент, который я не встречал ранее. Птица явно ушла меня летать как птицы. Это обстоятельство, казалось, объяснялось тем, что мое тело сновидения одновременно превратилось в такую же птицу. Пока я находился в этом птичьем состоянии, у меня было ощущение, что я всегда был птицей, и воспоминание о моем человеческом облике почти померкло. Я получил при этом мое первое конкретное чувство, что сновидящие, как говорит Зулейка, оставляют позади себя границы повседневного восприятия.

Если мне захотят задать набивший уже оскомину вопрос, чувствую ли я себя сарычем, который сновидит, что он человек, или человеком, который сновидит, что он сарыч, то я должен честно сказать, что меня это мало интересует. Как толтек, я считаю, что в моем опыте имело значение только расширение обычных границ восприятия. Моя внутренняя сущность не есть ни человек, ни орел, она, как и сущность любого живого существа, — чистое осознание или, как говорят толтеки, чистая сила свечения.

Начиная с этого времени я, во всяком случае в моих сновидениях, имел возможность превращаться в сарыча. Мне нужно было только повторить в сновидении все те шаги, которым обучил меня старый сарыч. Поэтому я часто возвращался назад в эти горы, чтобы в образе птицы встретиться с моим старым учителем и его сородичами. Таким способом я узнал многое об этих птицах и от этих птиц, что я смог потом подтвердить также и в повседневном мире первого внимания. Эти птицы из семейства грифов имеют свою собственную систему передачи информации, которая, конечно, базируется не на громкой речи, а в основном на визуальных сигналах, таких, как контакт взглядом или поворот головы. После моих продолжительных опытов в сновидении я захотел протестировать мои действительные возможности понимания языка сарычей в нормальном повседневном мире — и сделал это. Я отправился в парк орлов, чтобы поговорить с моими новыми родственниками из сновидения. При этом я использовал вышеописанную систему знаков, так, как я ее изучил в сновидении, и коммуникация действительно прошла успешно! Птицы давали мне соответствующие ответные знаки, которые я в большей части понял. Наш «разговор» был не о чем-то, имеющем значение для человека, — мы просто поделились друг с другом нашими чувствами.

Позже я часто приходил в этот зоопарк, где животные гуляют на свободе, чтобы поддерживать контакт с моими родичами из сновидения, и у меня были там очень интересные встречи; однако это уже совсем другая история…

У нецивилизованных народов постоянно можно услышать кажущиеся выдумкой истории о магах и шаманах, которые умеют разговаривать на языке животных. Мой собственный опыт говорит, что такие способности ни в коей мере не являются фикцией, но они столь же действительны, как и другие человеческие способности. Однако чтобы попытаться понять другую форму жизни, человек должен сначала спуститься с высоты своей переоценки. Сколь долго он считает себя венцом творения, столь долго он не узнает, кто же он есть на самом деле: маленькая составная часть творения. И к такому пониманию мы все должны прийти, если человек хочет избежать самого большого несчастья, глобальной катастрофы невиданных масштабов.

Мы должны учиться понимать внутреннюю жизнь здесь, на Земле, и к этой жизни принадлежим не только мы, люди, — только вместе все растения и животные образуют великий потенциал жизни. Когда я слышу, как ученые отправляют в космос зонды, чтобы исследовать бесконечные дали там, снаружи, и дать другим разумным существам в космосе знак нашего существования, я всегда спрашиваю себя: попробовали ли они установить контакт хотя бы однажды с живыми существами здесь, на Земле? Другие, напротив, заклинают инопланетян и ждут сенсационных контактов третьего рода. Я ничего не знаю об инопланетянах, но я кое-что знаю о жизни на нашей планете.

Здесь для нас, людей, постоянно возможны контакты третьего рода — встречи с другими формами жизни нашей Земли. И эти встречи, согласно моему собственному опыту, часто намного чудеснее, чем самые заумные описания летающих тарелок или зеленых человечков. Я говорю здесь не только о сновидениях, потому что непосредственный контакт с другими живыми формами Земли — как описано выше — выходит для толтеков за рамки любого психологического символизма и используется в сфере обычного мира. Изученное в сновидениях, как мы увидим в дальнейшем, полностью переносимо на мир первого внимания.

В давние времена, как и сегодня у народов, традиционно живущих естественной жизнью, связи с другими формами жизни были очень важны, потому что они давали охотникам первобытной эпохи важную информацию об окружающем мире. Как показывают сегодняшние исследования у народов, живущих до сих пор на ступени людей каменного века — наскапи, аборигены Австралии, — такая информация из сновидения служит непосредственной помощью в охоте. Со временем образовались настоящие культы животных, которых видели во сне. Я очень хорошо могу понять такую заинтересованность людей архаичной эпохи в переживаниях превращений в иные формы жизни, пусть даже только в сновидении, потому что чувство внутреннего родства со своим животным сновидения не поддается никакому описанию словами. Это совершенно особое чувство и было, по моему мнению, причиной того, что впоследствии на животных сновидений переставали охотиться, но от них получали как бы особую поддержку и защиту, они становились с тех пор табу.

Особые культы животного сновидения образуются объединением людей, которые сновидят одно и то же животное. Если человек видел во сне много разных животных, то он мог одновременно принадлежать разным культам. Члены одного культа сравнивали свои знания и пытались интенсивно контактировать с животным своего сновидения. Со временем, однако, отношения с животными сновидения все более и более ритуализировались, так что нередко уже не требовался больше опыт непосредственного превращения, чтобы стать участником общества, поклоняющегося тому или иному зверю. Достаточно было в большинстве случаев простого ритуально-символического посвящения в соответствующий культ.

Только в некоторых традициях сохранилось в чистоте общение с животным в сновидении так, как в толтекском нагвализме. У большинства же народов существовали только ритуализированные формы такого культа, в которых соответствующее животное сновидения, понимаемое теперь как некий вид духа-хранителя, определялось, например, по дате рождения человека в особом ритуальном календаре. Подобная догматизация привела, конечно, в большинстве случаев к опрощению первоначального культа, потому что отсутствовал действительный опыт культового содержания.

Из такого развития дел становятся понятными и все ошибки в понимании культа животного, которые присущи сегодняшней этнологии. Так, в карманной энциклопедии Мейера можно прочесть о нагвализме следующее: "Нагвализм… — распространенная прежде всего в Центральной Америке вера в персональный дух-хранитель, понимаемый чаще всего как животное или растение, с которым индивид чувствует себя связанным судьбоносным совместным существованием". Л вот что пишет Вольфганг Кордан, переводчик "Пополь Вух", в своих примечаниях к термину "Дух-хранитель (нагваль)":

"В тексте — nagual — слово, которому придает магическое значение каждый индеец Центральной Америки, даже если он «католицизирован» и «интегрирован». Нагвали — это духи-хранители, чаще всего — животные, которые сопровождают каждого живущего. День рождения человека определяет его нагваль. Индейцы в Гватемале почти все имеют после своих испанских имен третьим именем нагваль, имя, которое они из страха тщательно скрывают от других людей. Потому что вполне достаточно поймать и замучить особым ритуальным способом животное — покровителя своего врага, например броненосца, чтобы послать противнику болезнь или даже смерть". 125)

В этих высказываниях содержится много правильных замечаний, однако они таким неудачным способом связываются между собой, что в целом высказывание надо признать неверным. Поэтому я, как практик толтекского нагвализма, хочу попытаться распутать клубок значений в вышеприведенных попытках дать определение феномену:

"Совместное существование": Это выражение действительно подходит к одному из основополагающих понятий нагвализма, а именно, к исходной двойственности тоналя и нагваля. Так, этнология правильно идентифицирует центральноамериканский тонализм с нагвализмом. Совместное существование состоит из «я», обычного физического тела, которое является выражением тоналя, и другого «я», тела сновидения, которое является выражением нагваля. Это тело сновидения, то есть нагваль, может представить себя животным, и это приводит нас ко второму понятию.

"Животное-хранитель": Лично я предпочитаю термин "животное сновидения" для этого аспекта нашего второго внимания. Толтеки применяют также название «животное-нагваль». Это животное-нагваль представляет собой только предпочтение соответствующего мага, который способен к превращению в животное. Так, дон Хуан предпочитал ворон, а дон Хенаро — орлов. О Кастанеде сообщается, что его животное-нагваль — саблезубый тигр, то есть животное давно прошедших эпох. Сам я предпочитаю кошку как животное-нагваль. Но вы также уже читали, что я в сновидениях превращался в сарыча. Это показывает, что животное-нагваль обозначает только соответствующее пристрастие, предпочтение практикующего. Тело сновидения имеет бесконечное количество форм своего выражения и проявления. Но истинный «дух-хранитель» личности — второе внимание, сам нагваль, а не определенный вид растений или животных. Однако благодаря соответствующему животному сновидения, животному-нагвалю, и эти животные и растения тоже могут стать друзьями и доверенными помощниками мага.

Влияние благодаря манипуляциям с животным-нагвалем: Именно здесь громоздятся неправильные представления этнологов. Не через ритуальное воздействие животного соответствующего вида вызывается магическое влияние, а через непосредственные манипуляции с воплощенным вторым вниманием соответствующего мага. Так, другой маг или иной злоумышленник не могут повредить мне, если они замучают сарыча или кошку, — они должны поймать само мое воплощенное второе внимание, мое тело сновидения. Таким образом, нужно действительно иметь в руках животное сновидения, которое является самим магом, — а это, к счастью, не так-то просто сделать.

Нагвализм: Знания о животном-нагвале и все связанные с ним практики представляют собой только боковую ветвь истинного нагвализма, и эта боковая ветвь не имеет большого значения. Дон Хуан, например, предостерегает Кастанеду от того, чтобы уделять слишком много внимания подобным превращениям, потому что это может затуманить истинную цель нагвализма — полное освобождение. Человек слишком легко попадает на окольные пути неизмеримо большой области возможностей нашего осознания. Для меня лично такие превращения являются как раз символом неизмеримой огромности диапазона нашего восприятия, знаком, который свидетельствует о возможностях больших, чем наше человеческое существование в повседневном мире, и открывает нашу истинную природу — как чистого осознания, в которой форма — человек ли, животное или растение — играет только вторичную роль. Нагвализм во всяком случае является чем-то гораздо более сложным, чем простая вера в каких-то животных-духов. Вся эта книга рассказывает о различных аспектах этого древнего учения. Обратимся к другим практикам в области нагваля, а именно, к различным видам не-делания фиксирования взгляда, которые имеют большое значение для практикующих искусство сновидения.

5.2. He-делание фиксирования взгляда

"Ты сейчас не понимаешь меня из-за своей привычки думать так, как смотришь, и смотреть так, как думаешь."

Дон Хуан 126)

Мы только что показали на нескольких примерах, чем может сновидящий заниматься в своих сновидениях, какие возможности открываются перед ним в этом искусстве. Однако практикующий не всегда находится в состоянии сновидения, так что закономерно возникает вопрос, что делает сновидящий в обычном мире, в будничное время, и прежде всего — какие техники он практикует, чтобы повысить свою способность сновидеть?

В этом отношении надо прежде всего назвать различные виды не-делания, из которых я уже выше описал одну группу, а именно — не-делание себя. Эти техники использует и сновидящий в своей повседневной жизни. Однако он знает еще и иные техники не-делания, из которых я назвал одну группу — за неимением более подходящего определения — "не-делание фиксирования взгляда".

Вспомним: не-делание — это практическая противоположность деланию. Делание всегда является привычкой, рутиной. He-делание разрывает привычный круг рутины, который в действительности является беличьим колесом нашего самонаблюдения, нашей постоянно продолжающейся мысленной саморефлексии. И не-делание фиксирования взгляда нацелено, как говорит уже само название, на привычное преимущество зрения во всем нашем восприятии.

Мы все привыкли воспринимать наш мир прежде всего глазами, наше сознательное привычное познание — это «смотрящее» познание. Насколько сильно мы привязаны к глазам, можно определить хотя бы только рассмотрев первобытный страх человека перед темнотой, в темноте глаза не могут больше привычно упорядочивать мир — и возникает вакуум в восприятии. Поэтому обычный человек совершенно беспомощен в абсолютной темноте, ведь он очень сильно зависит от обычного использования глаз. Однако слепой чувствует себя в темноте столь же хорошо, как и на свету. Он научился использовать другие органы восприятия, например, слух, которые позволяют ему ориентироваться в его темном мире. По аналогии строится и первое упражнение не-делания фиксирования взгляда.

1. Прислушивание к шумам окружающего мира

Обычное мышление и действие направлено на видимые цели и результаты, поскольку обычно наши глаза первыми определяют смысл восприятия. И все мировоззрение является лишь тем, о чем нам говорит само слово: воз-"зрением" на мир, что показывает непосредственную связь между нашими глазами и нашей визуальной силой представления. Мы полагаемся также гораздо больше на то, что мы "увидели собственными глазами", чем на те сведения, которые каким-то иным путем достигли нашего сознания.

Итак, «воззрения» нашего обычного понимания мира поддерживаются в основном благодаря зрению. Исходя из этого существующего положения развился заколдованный круг, в котором все наши другие органы чувств превращаются во что-то вторичное. Непосредственное следствие — дегенерация всех так называемых «вторичных» органов чувств. Прервать этот заколдованный круг можно, если концентрироваться сильнее всего на иной, до сих пор вторичной функции — на слухе.

Дон Хуан говорит об этом: "Прежде всего, ты должен использовать уши, чтобы снять часть нагрузки со своих глаз. Мы с самого рождения использовали глаза для того, чтобы судить о мире. Мы говорим с другими и с собой главным образом о том, что видим. Воин сознает это и прислушивается к миру, он прислушивается к звукам мира". 127)

Упражнение очень простое: человек переносит свое внимание с глаз на уши. При этом обращают внимание больше на то, что слышат, вместо того чтобы, как обычно, наблюдать мир. На практике совершенное овладение данной техникой требует однако тренировки и самодисциплины. Но если овладеть ею в достаточно большом объеме, она становится испытанным средством остановки внутреннего диалога.

Когда в таком состоянии не-думания полностью концентрируются на шумах мира, то переживают странные, нередко сенсационные слуховые восприятия. Мне очень сложно описать связанные с ними чувства. После проделывания таких упражнений практикующий чувствует себя в большинстве случаев совершенно расслабленным и заполненным новой, щекочущей энергией. Этот прилив энергии является показателем для данной группы упражнений не-делания: наше тело при этом ощущаемым образом набирает энергию из окружающего мира. Можно сказать, что сновидящий таким путем повышает свою жизненную энергию, основной потенциал сексуальной энергии. Прислушивание к шумам мира увеличивает также, в частности, нашу способность различать шумы, обычно очень слаборазвитую, со временем человек научается распознавать столь тонкие нюансы звуковых впечатлений, о существовании которых он ранее не имел ни малейшего представления.

2. Правильная ходьба

"Правильная ходьба" направлена одновременно против двух типичных привычек: во-первых, против привычки при ходьбе носить что-либо в руках и, во-вторых, против привычки центрированного, целенаправленного смотрения при продвижении вперед. Практическое выполнение данного не-делания очень просто: во-первых, при ходьбе не разрешается носить что-то в руках. Если необходимо что-то нести, то применяют рюкзак или заплечную сумку, так чтобы руки всегда оставались свободными. Затем сгибают пальцы внутрь, однако не сжимая при этом руку и не образуя кулак. Во время передвижения с таким образом подогнутыми пальцами не концентрируют взгляд на каких-нибудь деталях восприятия, но пытаются одновременно воспринимать весь угол зрения в диапазоне 180 градусов. Глаза при этом остаются смотрящими вперед, взгляд не должен фиксироваться на каком-то одном объекте, но должен воспринимать все окружающее одновременно и с одинаковой силой. Дон Хуан дает следующие пояснения правильной ходьбе:

"Речь идет совсем не об определенном положении пальцев… Речь идет о том, чтобы посредством напряжения пальцев в различных непривычных положениях направить внимание на руки; единственно важным является то, что несконцентрированно смотрящие глаза схватывают громадное количество образов мира, не видя их четко. В этом состоянии глаза могут воспринимать детали, которые являются слишком мимолетными для обычного наблюдения". 128)

Это упражнение является наилучшим средством остановки внутреннего диалога, потому что, как говорит дон Хуан, правильная ходьба затопляет наш тональ информацией. Человек воспринимает таким способом все то, что прежде по вине нашего определяемого разумом смотрения было выведено из нашего осознания. Это бесчисленное количество зрительной информации не может более переработаться нашим первым-вниманием, при этом внутренний диалог прекращается.

При этом упражнении правильной ходьбы можно иметь удивительные чувственные переживания; человек физически чувствует переполнение тоналя. Это похоже на то, как будто через физическое тело проходят волны неизвестного действия. Это в то же время похоже на чувство наполнения энергией благодаря силе не-делания, о которой я рассказал немного выше. При правильной ходьбе после некоторой тренировки человек схватывает иногда картины светящегося мира энергетических полей, как их описывают маги. Это происходит потому, что при связанной с выполнением упражнения остановке внутреннего диалога активизируются другие функции восприятия второго внимания. Таким образом, правильная ходьба как упражнение помогает также при обучении толтекскому «видению», которое представляет собой нечто гораздо большее, чем простое смотрение. Ведь при видении толтеки познают мир таким, каким он на самом деле является: миром бесконечного изменения находящихся в нем энергетических полей, которые могут восприниматься как светящиеся объекты.

3. Походка силы

"Походку силы" нельзя смешивать с предыдущим упражнением, потому что она обозначает самостоятельную технику не-делания, которая позволяет практикующему передвигаться вперед в темноте. В обычных условиях никто не отправится по своей воле гулять в темноте, особенно по бездорожью в темном лесу или ночью, когда ни зги не видно. И как раз это является также одной из привычек обычных людей, они избегают подобных приключений просто по привычке. И походка силы как раз и позволяет практикующему передвигаться вперед уверенно и целенаправленно в темноте, в ситуациях, вызывающих страх у обычного человека. Поскольку речь идет о не-делании, точные указания к выполнению этого упражнения еще более удивят обычного человека, потому что походка силы — это никакая не ходьба в темноте, а очень быстрый бег.

Этот специальный вид бега требует особого положения тела: при беге корпус слегка наклонен вперед, однако спина остается прямой. Колени при каждом шаге поднимаются очень высоко, а отдельные шаги должны быть короткими и точными. Пальцы руки и в этом случае сгибаются к ладони, только указательный и большой палец остаются расправленными, при этом указательный палец должен показывать прямо вниз, на землю.

Таким способом можно действительно бегать в абсолютной темноте по бездорожью; я сам частенько тренировался подобным образом. Мы пробовали учиться походке силы вместе с тремя моими спутниками в нетронутых горных лесах во время беззвездных ночей. Большинство людей на земле и не знают сегодня, как в действительности темна ночь, потому что знают только современный мир с ночными фонарями на улице и светящимися фарами автомобилей. А ночь в горном лесу действительно беспросветна. Однако после некоторой тренировки каждому из нас удалось успешно применить походку силы. Мы бежали в быстром темпе — почти как при дневном свете — через горные леса, заполненные поваленными деревьями. Иногда один из нас спотыкался — обычно тогда, когда его взгляд не был направлен непосредственно под ноги, или если его отвлекали какие-то посторонние шумы.

Однако применение походки силы требует от практикующего особого настроения, без которого упражнение обречено на неудачу. Во-первых, это чувство уверенности в собственных возможностях, и во-вторых, чувство отрешенности. Последнее, вероятно, лучше всего можно описать, если сказать, что при применении походки силы нужно слиться с ночью. Если становятся частью ночи посредством «соединения» своих чувств с нею, возможно передвижение даже в безлунные ночи, как я узнал на собственном опыте. Однако пока отсутствует уверенность в себе и отрешенность, никто не должен практиковать это упражнение, потому что, вероятнее всего, он только поранит себя.

Для опытного практика это упражнение полезно не только потому, что позволяет в любых обстоятельствах продвигаться вперед, но и в смысле накопления энергии. Во время упражнения тело переживает ощутимые непосредственные толчки энергии, которые я не могу точно описать словами; это касается многих толтекских упражнений — надо их самому испытать, чтобы действительно знать, что они собой представляют. Все эти упражнения приводят, как и походка силы, к ощутимому расширению горизонта наших собственных возможностей.

4. Поиски места для отдыха

Обычный человек считает, что каждое место на Земле в принципе одинаково хорошо для отдыха и пребывания, потому что он ничего не знает об энергиях Земли. Повсюду на земной поверхности имеются хорошие и плохие места. Хорошими являются такие места, которые увеличивают энергию пребывающего там живого существа, а плохие — такие, которые высасывают и уменьшают энергию. Большая же часть поверхности Земли состоит из более-менее нейтральных мест.

"Поиски места отдыха" — это одно из упражнений не-делания, которое помогает находить такие хорошие места, где наша энергия возрастает. В этом упражнении речь идет о том, чтобы «чувствовать» глазами энергию того или иного места. Подобное "чувствование глазами", конечно, не принадлежит к репертуару обычного восприятия, почему и необходимо долго тренироваться, пока полностью овладеешь данной техникой.

При подобном не-делании поступают следующим образом: если человек находится в какой-нибудь местности, где он предполагает остановиться, он не фокусирует свой взгляд, оглядываясь в поисках по сторонам, то есть не направляет взгляд на определенные места. Прищуривают глаза настолько сильно, чтобы изображение расплывалось. Подобным способом удается воспринять «визуальные» ощущения, которые исходят как энергетические волны от всего существующего. Эти чувства проявляют себя у разных практиков различным образом. Сам я воспринимаю эти чувства как некий вид цветных полей: фиолетовый цвет указывает мне на плохие места, которые высасывают энергию, светло-зеленые — на хорошие места, где моя энергия увеличивается. Эти «цвета», конечно, не являются цветами в обычном смысле слова, это скорее особенные чувства, которые я лично прежде всего могу сравнить с цветовыми ощущениями.

Если прищуривание глаз не приводит к цели, можно децентрировать взгляд, скашивая глаза. Это происходит потому, что, когда мы прерываем фиксацию взгляда, наши глаза могут воспринять много необычных вещей, а также те ощущения, которые исходят от мира. Нормальное восприятие требует от нас постоянного фиксированного взгляда и не позволяет нам при этом получить опыт, который не только возможен, но и, как при поиске хорошего места для отдыха, совершенно необходим.

5. Чувствование линий мира

Технику этого не-делания я уже описал ранее в главе 4.3, когда речь шла о целительском искусстве толтеков. Эта техника была там подробно описана как способ изгнания болезни из физического тела, так что здесь я коснусь ее только кратко. Целью данного упражнения является научиться чувствовать руками особые энергетические поля и энергетические линии, подобно тому, как в предыдущем упражнении мы привлекли глаза к такому необычному акту «чувствования». Сновидящие собирают при этом знания о таких линиях для своих сновидений, где они могут с помощью линий, например, передвигаться вперед. Дон Хуан называет такие энергетические или световые линии также "линиями мира" и придает им большое значение, о котором мы здесь не будем пока говорить.

Данное упражнение ограничивается тем, чтобы научиться выталкивать энергетические линии из нашего тела, прежде всего такие, которые являются причиной болезни или плохого настроения. Это единственное упражнение в данной группе не-деланий, которое применяется не для сбора и накопления энергии, но при котором, напротив, энергия выделяется. Однако выделяемая при этом энергия имеет вредную для нас природу, отчего упражнение и дает целительский эффект, который я сам весьма оценил на практике.

6. Смотреть, разинув рот

Важнейшей техникой данной группы не-деланий для сновидящих является так называемое "смотрение, разинув рот"*.

Под смотрением-разинув-рот толтеки понимают особый способ рассматривать вещи. Обучение этой технике представляет собой длительный и сложный процесс, который приносит, однако, совершенно особые плоды. Упражнение в смотрении-разинув-рот является, собственно, наилучшей подготовкой к процессу сновидения. Так, дон Хуан обучал своих учеников (за исключением Кастанеды, который из-за своей рационалистической зацикленности, требовал совершенно иного способа "обслуживания") смотрению-разинув-рот как подготовительному шагу в искусстве сновидения. Ла Горда так описывает первые шаги смотрения-разинув-рот:

"В первый раз Нагваль (дон Хуан — прим. автора) положил на землю сухой листок и велел мне на протяжении многих часов рассматривать его. Каждый день он приносил листок и клал его передо мной. Сначала я думала, что это всегда один и тот же листок, но потом заметила, что это были различные листья. Если мы это узнали, сказал Нагваль, значит, мы больше не смотрим, но мы смотрим, разинув рот". 129)

Смотрение-разинув-рот требует, следовательно, от практика совершенно особенного внимания, потому что при простом рациональном категоризировании невозможно отличить один объект, такой, как сухой лист, от другого аналогичного объекта, в данном случае точно такого же сухого листа. Наше первое внимание, разум и разговор, считают при таком задании, что от них требуется невозможное. И если мы на практике обучаемся делать такое различие, то нам должен при этом помогать иной вид внимания, а именно — второе внимание. Упражнение в смотрении-разинув-рот усиливает, таким образом, наше второе внимание, и при этом, одновременно, нашу способность сновидеть. Непосредственная связь между сновидением и смотрением-разинув-рот становится понятной из следующего сообщения Ла Горды:

"Потом он положил передо мной целую пригоршню сухой листвы. Он велел мне в то время как я смотрю, разинув рот, левой рукой перемешивать кучу и чувствовать листья. Сновидящий перемешивает листья но спирали, смотрит на них, разинув рот, и в конце концов сновидит о картинах, которые образуют листья. Нагваль сказал, что сновидящий может утверждать, что он овладел созерцанием листьев, если он сначала сновидит образцы листьев, а потом на следующий день находит точно такие образцы в своей куче сухих листьев". 130)

He-практику такое упражнение, естественно, кажется бессмыслицей, однако при постоянном упражнении смотрящий-разинув-рот обучается волевой остановке внутреннего диалога. При такой глупой монотонной активности, как смотрение-разинув-рот, внутренний диалог со временем затихает. А без внутреннего разговора с самим собой первое внимание хотя и способно к функционированию, но непосредственно отключается вторым вниманием, которое берет на себя инициативу в происходящем. При смотрении-разинув-рот обучаются собственно выключению или остановке первого кольца силы и, одновременно, включению второго кольца силы, внимания нагваля. Поскольку при сновидении речь идет именно о таком «включении», становится очевидной связь между этими двумя техниками; сновидение и пристальное созерцание идут на практике, так сказать, рука об руку. Что это означает, я хочу пояснить здесь на примере маленькой истории из собственного опыта.

Сам я смотрю таким образом на камни. Упражнение смотрения-на-камни-разинув-рот является, конечно, развитием этой техники. Сухие листья — это упражнение для новичков, и их особенно часто используют вначале. Но когда техника усвоена, практик может смотреть-разинув-рот на что угодно. Я смотрю уже много лет на щебенку. Но если в смотрении на листья я очень быстро добился успеха, то со щебенкой все было иначе, мне пришлось очень долго ожидать результата, я просто не мог отыскать камни в своем сновидении. Однако положение кардинальным образом изменилось, когда однажды я нашел совершенно особый камешек — маленький янтарного цвета агат. Я особенно интенсивно смотрел, разинув рот, на этот камень, потому что тонкий рисунок его линий восхитил меня с первого взгляда. И уже через короткое время этот камень появился в моем сновидении. Я узнал в нем новые свойства агата, я мог, например, очень отчетливо воспринимать его светящуюся силу, его специфическую энергию. Когда я, проснувшись, снова взглянул на камень таким образом, я понял, что перенес эту способность видеть агат как светящуюся энергию из своего сновидения в обычный мир. Я узнавал каждую деталь, которую я в сновидении научился «видеть». Так я сделался смотрящим-разинув-рот-на-камни.

Несколько недель спустя я вновь сновидел об агате, но он уже больше не был один. Другой агат точно такой же величины лежал рядом с ним. Я познал до мелочей структуру нового камня. Несколько дней спустя, в состоянии обычного осознания, я пережил одни из самых больших сюрпризов в своей жизни. Я нашел в куче щебня за нашим домом точно такой камень, о котором я сновидел. Сначала я подумал, что моя память сыграла со мной шутку — точно так, как иногда бывает, когда нам кажется, что определенную сцепу мы уже однажды пережили или увидели. Однако такие переживания со временем становились все более частыми, так что я должен был исключить всякие сомнения. Я сновидел время от времени о других девяти камнях, все они были маленькие агаты, и вскоре после сновидения я находил эти камни снова в обычной действительности. Сегодня у меня уже 48 таких камешков, которые я храню в маленьком кожаном мешочке.

При некоторых из этих сновидений я сновидел даже точное место, на котором я позже должен был найти камень. Кроме того, я получил в сновидении точные указания, для чего я должен использовать эти камни. Так, некоторые из них служат для целительских целей, другие я применяю в магии, а еще некоторые — для предсказаний.

Все эти случаи дали мне первое впечатление о действительной власти сновидения и о возможностях смотрения-разинув-рот. Поэтому я считаю комбинацию сновидения и смотрения-разинув-рот самым лучшим способом обучения «видению», тому особому виду восприятия, который используют толтеки, чтобы познавать мир таким, каков он в действительности, — мир светящихся полей энергии.

Чтобы достичь этого, сновидящие выполняют технику смотрения-разинув-рот с чем угодно, они тренируются в рассматривании таким образом растений, животных и других феноменов, будь то дождь, туман, огонь или облака. В сновидении практикующий получает знания о конкретных деталях темы, избранной для смотрения-разинув-рот. Эти знания тонкостей он учится переносить при следующем смотрении в обычный мир. Таким образом, изученное в сновидении становится применимым непосредственно в повседневном мире.

7. He-делание сна и сновидений

Все виды не-делания фиксирования взгляда косвенно способствуют обучению сновидению, которое точно так же представляет собой не что иное, как не-делание. Это не-делание сна и обычных сновидений. Нормальный человек имеет привычку быть во сне или полностью бессознательным или не воспринимать серьезно изредка случающиеся ясные моменты сновидения. Толтеки изменяют этот порядок вещей в их осознанных сновидениях, в которых человек имеет некоторый контроль над всеми событиями и действиями, происходящими во сне, совершенно так же, как если бы он был в обычном мире.

Сновидение, безусловно, не является продуктом фантазии, потому что оно магическим образом переходит на события обычного мира и действительность. Сновидящие достигают в процессе обучения своему искусству и сопровождающим техникам таинственной способности переносить все знания из сновидений в практику мира повседневности. Вершиной всех устремлений сновидящих в этом отношении является, конечно, перенос тела сновидения в обычный мир и обычное время, который называется "выделением двойника". К этой теме я вернусь в следующей главе.

Все описанные в связи с искусством сновидения действия, техники и события могут показаться читателю недостоверными, парадоксальными или даже абсурдными. Должен признаться, что и мой разум — по прошествии многих лет практического опыта — колеблется признать все эти вещи во всей широте. Но опыт научил меня, что они доступны на практике, если даже и недоступны для нашего понимания. Искусство сновидени достопримечательным способом обучает нас действительной природе нашего осознания, всего нашего бытия. Все техники толтекского учения, кажется, направлены к тому, чтобы мы познакомились с нашим осознанием как с необъяснимой тайной, которая хотя и полезна, но не обязательно понятна. Возможно, это так, как говорит дон Хуан: "Тут нечего понимать. Понимание — это очень небольшое дело, совсем маленькое". 131)

5.3. Мистерия осознания

"Вот истинная тайна осознания. Она переполняет нас. Эта тайна сочится сквозь все наши поры, мы буквально насквозь пропитаны тьмой и чем-то еще — невыразимым и необъяснимым. И относиться к самим себе по-иному — безумие."

Дон Хуан 132)

В данной главе я хочу коснуться целей толтекского искусства сталкинга, ведь все описанные техники ни в коем случае не являются самоцелью.

Они образуют вместе объемный план, который ведет к двум главным целям. Первой надо назвать овладение осознанием. Это та цель, которая в дальнейшем ведет к достижению окончательного освобождения.

Естественно, овладение осознанием может быть использовано и для недостойных целей, например, ведьмами. К счастью, достижение этой цели столь сложно, что люди с подобными амбициями обычно с самого начала обречены на неудачу. Собственно, практика искусства сновидения производит удивительные перемены в психике сновидящего. Дон Хуан говорит об этом: "Когда воин однажды научается видеть и сновидеть, он больше не интересуется подобными вещами". 133)

Дон Хуан подчеркивает здесь снова значение знания о том, что мы — светящиеся существа, и это для толтеков не метафорический оборот речи, а переживаемая реальность. Знание о нашей природе как о светящихся существах, как пучке энергетических полей является ключевой точкой толтекского объяснения нашего осознания. По этой причине я и попытаюсь сейчас представить здесь самые существенные пункты толтекского учения об осознании.

В главе 2 я уже привел толтекское представление о человеке как светящемся яйце в качестве модели осознания, хотя в действительности это представление гораздо шире, чем приведенная модель. Человек может действительно сам научиться видеть других людей и всех иных живых существ как светящиеся коконы. Однако это происходит не с помощью обычного повседневного восприятия, но через видение, которое, несмотря на вводящее в заблуждение название, не имеет ничего общего с нашими глазами. Видящий может, например, «видеть» мир светящихся существ и с закрытыми глазами.

Как я уже сказал, способности видеть обучаются легче всего через практику сновидения. Я могу, например, в моих сновидениях очень легко распознавать светящийся аспект всех вещей и существ. Однако в привычном мире результаты моих усилий в этой области еще весьма скромные, так, я распознаю, например, в моем видении цвета и интенсивность силы свечения какого-нибудь живого существа, но очень многие значительные частности я до сих пор не могу уловить. Видение является одной из самых сложных или даже самой сложной способностью в искусстве толтеков, поскольку к нему приходят не через изучение определенной техники — оно развивается постепенно вместе с овладением другими техниками и способностями, такими, как сновидение.

Толтекское знание об осознании базируется на многовековой традиции видящих, которые систематизировали и упорядочили результаты своего видения. При этом возникла система, которую толтеки называют "истинами об осознании". 134) В них содержится все толтекское мировоззрение, причем толтеки понимают мир в несколько редуцированном смысле — как пространство возможностей нашего сознания. В этом смысле они различают три основные области: известное, неизвестное и непостижимое.

Известное идентично с тоналем, обычным миром, физическим телом и принадлежащим ему повседневным восприятием. В область известного попадают все наши человеческие альтернативы, то есть все наши возможности выбора действий и восприятий в обычном мире. Неизвестное идентично нагвалю, другому миру — миру магов, телу сновидения и всем принадлежащим ему возможностям познания с помощью не-повседневного восприятия, как, например, видение или сновидение.

Область неизвестного охватывает все человеческие возможности в смысле восприятия всего того, что вообще доступно нашему упорядочивающему осознанию. Поэтому неизвестное во многом похоже на известное, как видно и из нижеследующего высказывания дона Хуана:

"Неизвестным они назвали то, что скрыто от человека неким подобием занавеса из ткани бытия, имеющей ужасающую фактуру, но тем не менее находящееся в пределах досягаемости. В некоторый момент времени неизвестное становится известным. Непознаваемое же суть нечто неописуемое и не поддающееся ни осмыслению, ни осознанию. Непознаваемое никогда не перейдет в разряд известного, и все же оно всегда где-то рядом, оно захватывает и восхищает нас своим великолепием, и в то же время грандиозность и безграничность его приводят нас в смертельный ужас". 135)

Непознаваемое — это та область, где наше восприятие — все равно, в какой форме — не может быть более упорядоченным. Поэтому толтеки категорически избегают этого диапазона, потому что увлечение непознаваемым приводит к большому духовному истощению, которое может быть непоправимым в зависимости от обстоятельств. Только область неизвестного является истинным полем исследований толтекских видящих.

В ходе тщательной работы на протяжении столетий толтеки измерили область неизвестного, область человеческих возможностей. Они сделали это в первую очередь благодаря видению древних видящих. Они наблюдали таким образом все и каждое существо на этой Земле, но решающий прорыв удался им тогда, когда они сконцентрировали свое видение на самом человеке. Они познали сам механизм восприятия благодаря видению светящегося кокона человека, познали, что сила свечения и есть сила осознания; они познали также, что светящееся яйцо освещено не равномерно, некоторые зоны излучают свет интенсивнее, чем другие. Они открыли область, которая имела особенно яркое свечение и находилась примерно у вершины светящегося кокона.

Этот диапазон привлек к себе внимание тех видящих еще и по другой причине — он не был так, как другие параметры светящегося тела, локализирован в одной определенной точке, но во время сна смещался вглубь светящегося яйца. Видящие зарегистрировали особенно сильное смещение этой светящейся зоны, когда наблюдали людей, видящих сны. В ходе опроса каждого сновидца получились интересные результаты: чем глубже сдвигалась ярко освещенная зона внутрь яйца, тем более фантастическим и сложным было переживаемое содержание сновидения. Благодаря этому обстоятельству видящие пришли в конце концов к заключению, что эта светящаяся зона определяет, что данное существо воспринимает. Они обозначили данную область как точку, где восприятия связываются или собираются, короче, как «точку сборки».

С тех пор толтеки обосновывали на этом знании все свои исследования области неизвестного. Они «видели», что известное представляет из себя привычную позицию точки сборки и что эта позиция не дана человеку от рождения, но определяется в ходе обучения. У новорожденного существа, все равно, человека ли, животного или растения, эта точка еще легко передвигается в довольно широком диапазоне. Только в процессе обучения, который происходит под давлением других существ данного вида, точка сборки закрепляется на одном месте. В случае новорожденного человека это означает, что окружающие люди принуждают его зафиксировать свою точку сборки точно на том месте, где она находится у окружающих. Только такое равенство позволяет людям воспринимать общий мир, который создан по общим для всех людей законам.

Социальное соглашение, понимаемое как нормальность человека, является продуктом одинакового положения точки сборки внутри определенной группы людей. Однако это одинаковое включение, очевидно, функционирует лишь в бодрствующем состоянии сознания, и бодрствующее осознание есть не что иное, как положение точки сборки в ее привычной позиции. Однако во сне точка сборки смещается очень глубоко внутрь светящегося яйца, и могут быть восприняты другие, необычные вещи.

Так, необычные восприятия имеют место тогда, когда точка сборки покидает свою исходную позицию, позицию нормальности, и смещается в другие области светящегося кокона. Видящие поняли, что неизвестное в собственном смысле слова представляет те зоны светящегося яйца, которые не принадлежат к области, воспринимаемой при стабильном положении точки сборки. Эти зоны могут восприниматься очень редко (а у некоторых людей — вообще никогда) в состоянии сновидения, потому что во сне точка сборки смещается естественным образом.

На этих знаниях толтеки далекого прошлого основали начала искусства сновидения, с помощью которого можно было контролировать естественный сдвиг точки сборки во сне и вызывать определенный сдвиг по желанию. Благодаря практикам контролируемого сновидения и «видения» видящие познали со временем, что определенные позиции точки сборки всегда вызывают одинаковые сновидения у соответствующих сновидящих. Таким образом им удалось измерить неизвестное — можно сказать, они картографировали эту область, расшифровав значения всех областей светящегося яйца человека. Рисунок 10 показывает фрагмент такой карты неизвестного, светящегося кокона человека. Каждая обозначенная точка представляет собой одну из возможных позиций точки сборки, значение которых мы рассмотрим ниже.

К нашему рисунку необходимы некоторые предварительные пояснения: ту полосу, которая вертикально опоясывает светящийся кокон, толтеки называют "полосой органической жизни" или просто "человеческой полосой". Эта полоса светится сильнее, чем остальное яйцо. Она опоясывает кокон как самостоятельный слой светящейся силы. Все органические живые существа имеют такую полосу в своих светящихся телах, и их точка сборки всегда удерживается в границах этой узкой полосы (В и С). Когда маг сдвигает свою точку сборки из области нормальности (А) в область животных (В), то он воспринимает мир так, как если бы он превратился в животное. Если он передвигает свою точку сборки ниже экватора светящегося яйца (область С), то он переживает превращение в растение. Естественно, в зоне животных (В) и растений (С) имеется не одно возможное положение точки сборки, а почти бесконечное множество. В этих диапазонах существует по крайней мере столько позиций точки сборки, сколько есть на Земле различных видов растений и животных, а их, только известных, многие миллионы. Все эти сдвиги, которые приводят к переживанию превращений, происходят всегда на внешней поверхности светящегося кокона и всегда в полосе органической жизни.

[Рис. 1 °Cветящийся кокон и области точки сборки. ]

Однако во сне точка сборки сдвигается внутрь светящегося яйца, не оставляя при этом полосы органической жизни. Обычные сновидения при этом происходят почти всегда на краях полосы, которые придают снам особое значение. Как на правом, так и на левом краю полосы органической жизни находятся странные скопления человеческого "мусора осознания", которые толтеки называют еще "правым и левым отвалом".

На левом краю сновидящий находит видения, связанные с религиозностью, духовностью, страх Божий и тому подобное, в то время как на правой стороне царят видения и чувства насилия, сексуальности; сладострастия и физической активности. Вблизи этих областей происходят все обычные сновидения, которые можно разделить на "правосторонние и левосторонние отвалы". Однако и на краях, ограничивающих область «нормальности», "здорового человеческого рассудка" тоже имеются подобные отвалы. Людей, чья точка сборки постоянно — то есть в бодрствующем состоянии, — фиксируется в одной их этих позиций, называют в человеческом обществе «фанатиками» или "экстремистами".

Контролируемое сновидение толтеков происходит не по краям полосы, но в ее середине. Края, отвалы с их сильными волнениями чувств делают невозможным трезвый контроль сновидения. Типичной зоной для сновидений был бы, например, обозначенный на рис. 10 диапазон F. Конечно, это только пример, потому что сновидящие могут, в принципе, сдвигать свою точку сборки в любое место светящегося кокона. В середине органической полосы толтекские сновидящие воспринимают светящийся мир, который уже не является больше миром объектов, но представляет собой мир энергетических полей. Если же такие сдвиги точки сборки в глубину органической полосы светящегося яйца происходят не в состоянии сновидения, а непосредственно в бодрствующем состоянии сознания, то говорят не о сновидении, а о "видении".

Видение в принципе аналогично сновидению, только происходит из других исходных позиций. При сновидении толтеки используют естественный сдвиг точки сборки во сне, в то время как при видении точка сборки должна сдвигаться с помощью волевого усилия. И именно это является главной проблемой толтекской практики.

Фиксация точки сборки в ее обычном положении внутри области нормальности в большинстве случаев очень прочна. Нам потребовались годы рационального воспитания, чтобы укрепить ее там намертво, и, естественно, нужно длительное время, чтобы человек стал снова способным смещать точку сборки из этого положения. Все толтекские практики имеют конечной целью именно этот эффект сдвига. Сталкинг тоже ставит себе такую конечную цель. Вспомним: сталкинг — это система контроля отношений в повседневном мире. Видящие стремятся владеть этой системой, потому что они точно установили, что необычные отношения и системы поведения, если их придерживаются постоянно, заставляют вибрировать, дрожать точку сборки. Все без исключения техники не-делания оказывают подобный эффект на точку сборки. Эффект со временем суммируется, и сталкеры становятся в конце концов способны волевым усилием свободно смещать точку сборки, манипулируя своим собственным поведением.

В противоположность сталкерам, сновидящие используют для этого естественный сдвиг точки сборки. Хотя точка сборки у каждого человека сдвигается во время сна очень глубоко внутрь светящегося кокона, но обычный человек не имеет никакого контроля над этим процессом. Сознательное сновидение толтеков позволяет осуществить такой контроль, хотя и не в обычном смысле этого слова. Сновидящий контролирует не сдвиг точки сборки самой по себе, потому что она во время сна может смещаться в любом направлении. Они обучаются скорее — и в этом разница между сновидением и обычным сном — удерживать точку сборки на ее новом месте. Благодаря этому удержанию для сновидящего на короткое время возникает совершенно новый мир восприятий, который, однако, в каждом отдельном случае зависит от того, куда, собственно, сместилась точка сборки. Только в результате очень долгой тренировки практику удается контролировать также и направление смещения.

Особенно интересные сновидения происходят, если точка сборки приближается к середине светящегося яйца (рис. 10, зона D). Здесь всплывают типичные сюжеты, и в первую очередь — встречи с "человеческой матрицей", которую толтеки отождествляют с западноевропейским представлением Бога.

Человеческая матрица — это, собственно, та сущность, которая создала нас — как об этом сообщает и иудейско-христианская история творения — по своему образу и подобию. Однажды и мне посчастливилось встретить в сновидении этот облик. Он является в большинстве случаев как излучающее свет существо, имеющее совершенно аналогичную человеку форму. Это, собственно, наш прообраз, шаблон, по которому мы оформлены. Очень сложно описать то, ни с чем не сравнимое чувство счастья, которое возникает у человека при встрече с человеческой матрицей. Однако, согласно толтекскому учению, эта матрица не имеет никакой власти, потому что она не идентична тем силам, которые управляют нашей судьбой.

Другое типичное восприятие, которое происходит, когда точка сборки приближается к середине, — это гигантская стена желтоватого тумана. Эта стена является, собственно, "барьером восприятия", который отделяет органический мир, каким мы его знаем, от действительно других миров. Если точка сборки сдвинута к самой середине, есть возможность покинуть органическую полосу и проникнуть в иные части светящегося кокона.

Кроме органической полосы, там имеется еще семь других полос, которые могут стать доступными нашему восприятию. Эти семь полос принадлежат на самом деле другим живым существам, которые тоже существуют на Земле, однако не принадлежат к органическому миру и не имеют видимых для нас тел. Толтеки говорят об этих "неорганических живых существах" как о существах хотя и имеющих осознание, но не имеющих собственной жизни в органическом смысле. Их называют также «союзники», потому что маги часто вступают с ними в контакты, которые приносят пользу обеим сторонам.

Союзники живут в семи параллельных мирах, которые находятся тут же, на нашей Земле, но отделены друг от друга барьерами восприятия. Если маг преодолевает такой барьер (стену тумана), он попадает сначала в некоторый род промежуточной зоны, на ничейную землю, которую маги называют "преддверием ада" или «чистилищем» и которая расположена между органической полосой и лежащими далее семью мирами. Для точки сборки это означает, что она находится сейчас вне органической полосы и проникла в область, которую толтеки обозначают как "неизмеримое неизвестное" (рис. 10, зона G). Дон Хуан говорит о таком сдвиге точки сборки: "…они относятся не к человеческому неизвестному, как, скажем, незадействованные эманации человеческой полосы, а к почти неизмеримо огромной области неизвестного, где не просматривается ни одной человеческой черты. Эта область настолько ошеломляюще обширна, что описать ее вряд ли смог бы даже самый великий из видящих". 136)

Я тоже не хочу пытаться это сделать, потому что при этом нужно использовать наши человеческие понятия, которые для этой области совершенно не подходят. Поэтому я только замечу, что за стеной тумана находятся другие тотальные миры, которые точно так же абсолютны и фактически-реальны, как и наш обычный мир повседневного восприятия.

Эффект, который дает сдвиг точки сборки в середину светящегося яйца — прежде всего, в состоянии сновидения, — это, собственно, вход в область двойного восприятия, который называется также "достижением двойника". В этот момент переживают отделение части своего «я» от обычно целостной личности. Поскольку я не могу говорить за других магов, мне не остается ничего иного, как описать, как происходил выход двойника у меня самого.

Однажды утром я находился, как и очень часто, в состоянии осознанного сновидения. В этом сновидении мною вдруг овладела сумасшедшая идея: я спрашивал себя, что произойдет, если я просто позволю себе упасть назад. Как я уже указывал, подобные мысли не являются для тела сновидения дискурсивными мыслями, но превращаются в непосредственный приказ. Итак, я позволил себе падать назад, но вместо того, чтобы удариться или затормозиться при достижении земли, я падал все дальше и дальше. Я мчался с неописуемой скоростью по какому-то световому туннелю, который, казалось, не имел конца. Вдруг я приземлился в свое собственное тело. Я вновь лежал в моей постели и думал, что этот маневр ничего, в сущности, не принес. Вдруг внезапно меня подхватил странный живой ветер, который, казалось, дул снизу из-под моей кровати. Этот ветер был столь силен, что он приподнял меня в вышину. Мои волосы трепетали, в то время как я качался примерно на высоте одного метра над кроватью, поддерживаемый лишь силой этого странного ветра. Такого я не переживал никогда прежде. Ветер утих, и я стоял возле моей кровати. Когда я взглянул на постель, меня охватил страх: я все еще лежал там и спал глубоко и спокойно. Тогда я понял, что я нахожусь в моем двойнике и что я не должен будить себя ни в коем случае. Поэтому я сразу покинул комнату и отправился гулять по дому.

Я пытался узнать, изменилось ли что-нибудь в моем восприятии, но все было совершенно нормально и абсолютно реально. Только я был не нормален: я спал и в то же время гулял по дому в бодрствующем состоянии. Я стал наблюдать все мелочи этого утра до тонкостей, я видел, например, мою мать на кухне, которая занималась приготовлением пищи, но, очевидно, меня никто не замечал. Наконец какое-то чувство позвало меня назад в физическое тело, и я сразу проснулся. Мои мысли сразу же обратились к верификации только что пережитого.

Я встал и отправился на кухню. Моя мать стояла там и готовила еду. Она готовила то самое блюдо, которое видел только что мой двойник. Все другие мелочи, которые я заметил, тоже были на своих местах. Так, я получил этим утром письмо и мой двойник видел это письмо на том самом месте, где я сейчас его нашел. Это было мое первое переживание своего двойника, и я очень удивился всему происшедшему. Я представлял себе все совершенно по-другому, но какое это имело теперь значение? Первоначальное чувство смущения сменилось постепенно странным опьяняющим чувством счастья: мне удалось выделить моего двойника!

В то время я еще почти ничего не знал о точке сборки и ее смещениях, но мне стало очевидно, что я открыл дверь в самую странную мистерию нашего существования. С тех нор прошло уже несколько лет, и я все чаще и чаще имел возможность убедиться в действительном существовании двойника. Такие переживания, безусловно, являются высшей наградой всем усилиям на пути овладения искусством сновидения.

Однако вернемся назад к точке сборки и ее смещениям. Сновидящие обучаются передвигать эту точку усилием воли по всему светящемуся кокону. При этом они достигают тех зон осознания и восприятия, которые закрыты и недоступны для обычного человека. Путь к свободе для сновидящих ведет через весь этот опыт в спектре возможностей всего нашего осознания. Но окончательного, абсолютного освобождения сновидящие достигают посредством совершенно особого акта, к которому я еще, конечно, не готов. Они перемещают точку сборки на огромной скорости по всей ширине светящегося яйца. Это действие воспламеняет тотальное осознание, то есть человек одновременно осознает все. Именно этот процесс и приносит свободу. Кастанеда пишет об этом: "И когда выбранный миг наступает, приходит огонь изнутри, и они сгорают в нем, исчезая с лица Земли, свободные, словно их никогда здесь не было". 137)

Как представляется, условием достижения такого результата является полное овладение осознанием, произвольной подвижностью точки сборки. И только чтобы научиться сдвигать эту точку, толтеки обучаются всем их искусствам. Искусство Сталкинга вырывает точку сборки из ее привычной прочной фиксации и позволяет практику совершать небольшие ее перемещения. Искусство сновидения обусловливает перемещения по всему пространству, которые, однако, практикующий должен научиться контролировать. Третий метод сдвига точки сборки — "овладение намерением", и к практическим аспектам этого метода мы сейчас и перейдем.

В заключение этой главы мне остается только предостеречь от переоценки объяснения осознания принципом местоположения точки сборки. Осознание есть и останется всегда непостижимой тайной, единственным в своем роде чудом. Практики легко согласятся с этим, потому что какой мир действительнее: обычный или тот, что снится? Что есть «я»: двойник, птица или физическое тело? И есть ли вообще в нашем осознании место для чего-то еще, кроме чуда?

6. Овладение намерением

"Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа."

(Евангелие от Иоанна 3,8)

После пояснений, данных в предыдущей главе по поводу светящегося кокона и точки сборки, может легко возникнуть неверное впечатление, что тайна нашего восприятия и нашего осознания находится в нас самих и может будто бы быть сведена к внутреннему психическому процессу. Это впечатление обманчиво, потому что, как и везде, толтекское учение и здесь оказывается намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Учение о механизмах восприятия светящегося кокона не является солипсическим учением, что означало бы, что на самом деле существуем лишь мы сами, а наш мир является чисто вымышленной картиной нашего восприятия. Но это не так, потому что светящееся яйцо связано с миром щупальцем воли, связующим звеном, чем бы в конце концов мир на самом деле ни являлся. Поскольку мы можем воспринимать различные миры и вещи, как показывает толтекская практика, это “что-то”, с чем мы связаны посредством связующего звена, должно быть чем-то сверхмощным и таинственным. Толтеки называют это “что-то” намерением, духом, нагвалем или абстрактным, потому что здесь речь не идет о чем-то таком, что может ухватить наше сознание. И однако оно существует и определяет наше восприятие, укрепляя точку сборки на определенном месте. Определяя то, что мы воспринимаем, оно задает одновременно нашу судьбу. Если мы, например, воспринимаем, что мы попали в аварию, то принуждает нас к такому восприятию собственно намерение, и в то же время эта “авария” в своем действии становится нашей судьбой. По причине такого непосредственного действия намерения сам я предпочитаю среди всех наименований для этой власти судьбы название “Сила”.

Поскольку намерение имеет определяющее значение и, прежде всего, поскольку оно определяет позицию нашей точки сборки, толтеки создали третью практическую систему своего учения, которая была названа “овладение намерением”. Эта система отличается от двух других систем — искусства сновидения и искусства Сталкинга, и в то же время является связью между обеими и квинтэссенцией обеих. Такое положение дел непросто понять, хотя практику оно становится очевидно. Намерение — это особая сила, которая имеет атрибуты всемогущества и вездесущности. Однако, несмотря на такие качества, это ни в коем случае не Бог, потому что намерение нельзя ни описать, ни представить. А с Богом человек связывает определенное представление, образ Бога, который, если его повнимательнее рассмотреть, всегда оказывается в конце концов образом человека, то есть имеет человеческую форму. Поэтому толтеки говорят, что Бог — это человеческая матрица. Она проявляет себя также как чистый свет любви, который познают мистики в их единении с Богом и который они описывают как ни с чем не сравнимое чувство счастья и как чувство вновь обретенной целостности.

Намерение, напротив, совершенно неописуемо, мы можем его почувствовать только через его действия. Поэтому в прямом смысле невозможно говорить о намерении. Если намерение определяет и предписывает все наши восприятия, располагая в определенной позиции точку сборки, то, следовательно, все наши восприятия и являются действием намерения. Поэтому толтеки говорят, что намерение постоянно проявляет себя в восприятии. Однако обычный человек проходит, к сожалению, мимо откровения, содержащегося в характере его восприятия, потому что восприятие, мир и существование — все это сводится для него к чему-то повседневному и скучному, не имеющему особо глубокого значения. Если он что-то воспринимает, то он спрашивает себя, как это можно использовать, но никогда не спрашивает себя, что же это должно значить. Обычный человек зафиксирован на своем собственном образе и связанном с этим образом делании, и именно эта постоянная фиксация препятствует использованию приходящих к нему откровений намерения. Именно такое положение дел толтеки называют первым абстрактным ядром знаний о намерении. Поскольку о намерении в прямом смысле нельзя говорить, они представили все знание о намерении в виде маленьких историй. Я процитирую одну из этих историй первого абстрактного ядра так, как ее передает Кастанеда:

“История рассказывает об одном мужчине, который когда-то жил, нормальном мужчине без каких-то особенных способностей. Как и любой другой, он был проводником духа. И благодаря этому он был, как и любой другой, частью духа, частью абстрактного. Но он не знал об этом. Мир занимал его настолько полно, что у него не было ни времени, ни склонности разбираться в сущности вещей. Напрасно дух пытался проявить связь между ними. С помощью внутреннего голоса дух открывал ему свои тайны, но мужчина был не способен понять эти откровения. Конечно, он слышал внутренний голос, но он думал, что это были его собственные чувства, которые он воспринимал, и его собственные мысли, которые он думал. Чтобы вытащить его из его сна, дух дал ему три знака, три друг за другом следующих откровения. В физическом теле и бросающимся в глаза способом дух пересекал путь мужчины. Но мужчина не был восприимчив ни к чему, кроме своих собственных забот”, 138)

Как раз это и есть ситуация обычного человека; и хотя действующее лицо в этой истории — мужчина, можно то же самое рассказать о “женщине”. Фиксация на нашем собственном образе делает нас слепыми ко всему остальному. Нам могли бы быть в восприятии открыты величайшие откровения — мы не увидели бы их в своем самоослеплении или приняли бы их за продукт нашего собственного гения. Наше самолюбование вводит нас достопримечательным способом в заблуждение, и эффект всегда один и тот же, потому что из-за постоянной фиксации на нас самих ржавеет наше связующее звено с намерением. Таким образом мы грабим самих себя, грабим наши исходные возможности, даже не зная об этом.

Если бы люди знали о своей постоянной связи с намерением, они могли бы активно воздействовать на судьбу, манипулируя связующим звеном. По крайней мере, им бы были ясны планы судьбы, и их жизнь уже не была бы бессмысленным случаем, но стала бы взаимосвязанной со всем остальным. С другой стороны, это не были бы уже обычные люди, они стали бы магами. Давайте вспомним: нормальность означает, что точка сборки постоянно удерживается в определенной позиции. Но именно из этой постоянной фиксации развивается стагнация (От лат. stagnum — стоячая вода — застой. — Прим. ред), ржавеет наше связующее звено с намерением. Нормальность — это стагнация, и стагнация — это смерть нашего связующего звена.

Мы все научились — любой ценой быть нормальными. Ненормальность презирается обществом, потому что мешает социальному порядку. Но чем же является этот порядок, который, кажется, стал богом современного общества? Он заставляет нас вскоре после рождения выучиться играть определенную роль, — роль, которая, если повнимательнее присмотреться, недостойна человека.

Можно очень коротко описать историю жизни современного человека, живущего в социальном порядке, в “нормальности”. Она читается как анкета, которую мы заполняем при приеме на работу: мы тогда-то и там-то родились, посещали детский сад и школу, выучились какой-то профессии и работаем до старости. Возможно, мимоходом мы обрели семью и родили детей. И когда-то мы умираем, не попытавшись бросить хотя бы один-единственный взгляд на смысл нашей жизни. Вот такую — типичную — жизнь я и называю недостойной человека, как бы резко это ни звучало.

Верующий человек утешает себя хотя бы мыслью о потустороннем бытии, но кто сегодня истинно верует? Многие считают себя таковыми, но кто из них готов постоять за свою религию и соблюдать все все правила без исключения в повседневной жизни? И большинство людей мастерят для себя собственную “религию”, достопримечательную смесь из капитализма, христианства и гуманитарного образования, но — и это главное — я что-то не встречал среди них счастливых людей. И пресловутое известное “позитивное мышление” не изменит положение ни на йоту. Вы скажете, возможно, что это очень легко: высокомерно осуждать мир, но я отвечу на это, что как раз высокомерие мне чуждо. Я хочу только разбудить читателя, потому что я являюсь проводником духа, намерения.

Такое представление не пришло ко мне само по себе — я обучался ему в очень жестких условиях. Ведь и я в прошлом презрел откровения, которые дух ниспосылал мне. В моей глупости я даже не замечал, как учащаются странные “случаи” в моей жизни.

У нас у всех есть эта замечательная “способность”: оценивать как случайность и тут же забывать особенные, удивительные происшествия различного рода. Точно так же поступал и я, пока не столкнулся со вторым абстрактным ядром. Это тоже одна история сама по себе, она повествует о том, как дух, не получая ответа на свои откровения, ставит мужчине ловушку. Дон Хуан рассказывает: “Это была великолепная хитрость, не потому, что мужчина был чем-то особенным, но потому, что необъяснимая цепь событий, которые вызывал дух, сделала мужчину восприимчивым как раз в тот момент, когда дух постучал в его дверь”. 139)

Точно так случилось и со мной. Поскольку намерение является, собственно, властью судьбы, оно имеет самые различные возможности и способы поставить человеку западню. Мне оно поставило ловушку в виде тяжелой болезни. Это произошло, конечно, не в один день, а имело свою предысторию. У меня в течение нескольких лет были странные сновидения, которые, как я теперь знаю, имели сложное магическое содержание. Однако под воздействием моего западноевропейского воспитания я просто не обращал внимания на содержание сновидений. Тогда постепенно эти сновидения превратились в кошмары, которые иногда были столь ужасными, что я просыпался и меня тошнило. Эти сновидения были соединены со странными сенсорными ощущениями, которые мне трудно описать. Я чувствовал при этом, как я, то есть мое восприятие, покидает мое тело через верхнюю часть черепной коробки и качается высоко над моим физическим телом. От связанных с этим ощущений меня тошнило, и я боролся как мог с такими состояниями. Постепенно стали появляться другие болезненные симптомы непосредственно в физическом теле. Я ходил от врача к врачу, но получал один и тот же ответ: я страдаю типичными психосоматическими расстройствами, связанными с периодом полового созревания. Однако и спустя несколько лет эти состояния не прошли, не помогло и различное медикаментозное лечение; состояние продолжало ухудшаться.

В один “прекрасный” день все закончилось срывом, и я был препровожден в больницу. После нескольких недель обследования оказалось, что я болею раком крови. Мне сказали, что у меня только один шанс — согласиться на сложное полуторагодовое лечение, иначе мне осталось жить не более трех месяцев. Я был загнан в угол; ловушка судьбы, намерения или как там его еще назвать, захлопнулась. У меня не было выбора; при таких обстоятельствах я должен был в корне изменить свое отношение к жизни, а вместе с этим — и саму жизнь. Впервые за мою короткую жизнь я должен был бороться, и бороться просто за то, чтобы выжить. В подобной ситуации очень многие люди пытаются помочь, но чем тут поможешь? Я впервые осознал, что я — хотя и окружен людьми — совсем один. В счет шла только моя борьба, и ценой игры было мое существование, моя жизнь, — цена, которую только я мог заплатить; борьба, в которой никто не мог меня заменить. Я чувствовал то, что Флоринда Матус, спутница дона Хуана, говорит своим ученикам, хотя и не мог тогда выразить это словами: “В привычном окружении имеются сотни способов поведения… Но если человек один в опасности и мраке, имеется только один путь — путь воина”. 140)

В этот период одинокой борьбы против смерти меня коснулось что-то, о чем я тогда имел лишь слабое представление: дух постучался в мою дверь. Я должен был в начальный период лечения несколько месяцев находиться в больнице и там вел самые разные разговоры. Я рассказал одной из медицинских сестер о моих странных сновидениях и ощущениях, которые меня все еще преследовали. Она слушала с большим интересом и сказала, что некоторые элементы моего описания напоминают ей определенные сообщения парапсихологов, о которых она читала в какой-то книге. Она перевела наш разговор на парапсихологию и тему опыта людей, находящихся в состоянии клинической смерти. Вы, конечно, можете себе представить, что все это в моей тогдашней ситуации очень меня интересовало. Я никогда прежде не относился серьезно к подобным темам, а мысли о смерти были мне вообще незнакомы.

Этот разговор добавил еще один камень в лавину, которую отныне уже ничто не могло удержать. Этот камень скатился в пропасть, ударился, подскочил и освободил внутреннюю сущность — и эти камнем был я сам, даже если я тогда не знал или не понимал этого.

Примерно неделю спустя Сабина, помощница медицинской сестры, неожиданно принесла мне книгу. Это было произведение английского биолога о внутренних причинах оккультных и парапсихологических феноменов. Книга называлась “Тайное знание”, и ее автором был англичанин Лайол Уотсон.

Сначала я просто не знал, что мне делать с этой книгой. Перелистав страницы, я прочел столько абсурдных тезисов, что мне было очень трудно отнестись к написанному серьезно. Но что мне было терять, да и времени было предостаточно — то, чего я никогда не имел прежде. При внимательном чтении книга оказалась не такой уж и плохой, как я подумал вначале. Сабина была совершенно права, потому что я нашел удивительные параллели между тем, что я переживал сам, и некоторыми случаями, описанными в книге. Одна глава мне понравилась особенно: “Дух сильнее, чем материя”. 141) В ней был описан феномен ауры и говорилось о методе “видения” Кастанеды. 142) Когда я это читал, мне стало ясно, что и у меня случались такие восприятия светящейся силы людей, но я интерпретировал их как нарушения в моей психике. Однако несмотря на это, между мною и описанным в книге все еще была огромная дистанция, потому что хотя я и был молод, рационализм уже прочно завладел мною. Так я упустил в книге самое существенное, хотя оно находилось прямо перед моим носом.

Чтение следующих глав книги Уотсона принесло странные плоды. Вместе с одним врачом и одним практикантом я начал мастерить бумажные пирамиды и некоторые другие приспособления, чтобы проверить некоторые эксперименты Уотсона. Тогда я рассматривал это занятие только как вид трудовой терапии и желаемое разнообразие во время малоприятного лечения рака. Сегодня я знаю, что моя судьба, дух указал мне на мое собственное предназначение, но я был все еще настолько слеп, что не мог этого понять.

Однако время не имеет остановок, и катящийся камень уже нельзя было остановить. Так я оказался внутри третьего абстрактного ядра, которое толтеки называют “очищение связующего звена” или “охота на самого себя”. А именно: чтобы вновь получить доступ в сферу духа, нужно подвергнуть связующее звено очищению, очистить его от всего мусора повседневности, от наших страхов и забот. Наилучшим средством такого очищения являются различные виды не-делания себя, которые я описал в главе 4.2. Они представляют собой также методы выслеживания самого себя, идет ли речь о потере чувства собственной важности, или о том, чтобы спросить совета у смерти. В это время абсолютной неопределенности моего будущего и даже вообще моей жизни у меня было предостаточно возможностей заниматься вопросом моей смерти. Такое повышенное внимание к смерти в столь серьезных случаях, как мой, вовсе не обязательно приводит к покорности судьбе, меня оно, во всяком случае, пришпорило вдвойне, заставив полностью сконцентрироваться на борьбе за мою жизнь.

Я практиковал различные техники не-делания, о которых мой разум не имел тогда никакою представления. Мое тело само открывало все эти возможности, причем главным катализатором в происходящем было, очевидно, высокое давление болезни. Я думал о моем возможном конце — без страха и без оговорок — и нашел в смерти советчика. Я мастерил пирамиды и читал книги, смысла которых я не улавливал, — сегодня я знаю, что при этом я открыл не-делание веры и ожиданий, потому что чего я вообще мог ожидать? Все это необыкновенно помогло мне, даже если тогда я и не замечал изменений. Я проходил через невольный процесс очищения, следствием которого было полное сведение счетов с моей предыдущей жизнью. Многие люди в подобной ситуации, когда речь идет о жизни и смерти, пытаются обмануть сами себя, уверяя, что они совершенно невиновны в их теперешнем положении, и спрашивают себя постоянно, чем они это “заслужили”? Во всяком случае я знал со всей определенностью, что сам ответствен за свое плачевное состояние, и начал понимать, каким образом я угодил в этот тупик.

Здесь не место описывать глубинные причины моей болезни — так, как я их “вижу”, — но позвольте мне сказать о главной: причина была в моем чувстве собственной важности, В повседневном самоослеплении. С точки зрения толтекского целительского искусства, можно говорить о сильно нарушенном равновесии между тоналем и нагвалем. И как раз на эту область благотворно повлияли практики не-делания, которыми я занимался, но о которых ни мое “я”, ни мой разум ничего не знали. Однако решающий прорыв произошел несколько недель спустя. Я должен при этом указать, что в это время я знал о Кастанеде и доне Хуане только то, что я прочитал у Уотсона — а это были лишь короткие выдержки.

Прорыв произошел в форме сна, видения — хотя я и не знаю, спал ли я действительно, когда случилось это странное происшествие, о котором я сейчас хочу рассказать. Я уже говорил, что кошмары и связанные с ними необычные ощущения и восприятия по-прежнему преследовали меня. Они закончились вместе с этим сновидением или видением, которое с тех пор определяет мою жизнь.

Вдруг я снова очутился дома, и даже не знал, что я был долгое время в больнице. Я находился в доме, когда услышал, что мой отец зовет меня из сада. Он звал меня и моего брата, он говорил что-то о странном видении, которое показалось на небе. Я и мой брат выбежали из дома, чтобы посмотреть, что же, собственно, происходит. Мой отец с жаром рассказал, что он увидел летающую тарелку, и показал рукой в направлении на северо-восток, на светящийся объект, который висел над горизонтом. Когда я его увидел, объект начал передвигаться в нашем направлении. Он становился все больше, и я уже мог рассмотреть все подробности. Я не мог бы описать этот предмет, хотя вся сцена того видения и сегодня стоит перед моими глазами. Он принимал разные формы и постоянно изменялся. Интуитивно я понял, что видение имеет характер откровения, потому что я знал: то, что мы наблюдаем, вовсе не было неопознанным летающим объектом.

Предмет все расширялся и расширялся и, казалось, угрожал коснуться нас. Когда объект уже достиг нас, я увидел, что он представляет собой некий проход. Я крикнул отцу и брату, что они должны прыгнуть в этот проход, но, казалось, было уже поздно. Я прыгнул один и приземлился на другой стороне. Мой отец и мой брат исчезли; я был один. Но что произошло с миром? Хотя это был тот же сад, в котором я находился перед прыжком, но все казалось совсем другим.

Я знал, что это — рай, Небеса. Все излучало животворящий свет, который, казалось, исходил от всего и от всех. И я видел новое солнце, которое дарило интенсивный оживляющий свет. Бесконечно долгое мгновение смотрел я на этот свет, пока не проник в него и сам не сделался светом. Так заканчивалось видение, но оно сопровождает меня повсюду, где бы я ни находился. Оно является как бы параллельной сценой, которая постоянно присутствует, не пересекаясь с восприятием обычного мира. Я знал — даже без Кастанеды, — что я нашел лазейку к свободе.

Сегодня я уверен, что то, что мне тогда представилось, было четвертым абстрактным ядром, четвертым шагом на пути к намерению. Четвертое абстрактное ядро называется также “нисхождением духа”. Дон Хуан говорит об этом: “Имеется порог, который, если он однажды перейден, уже не позволяет возвратиться назад… От мгновения, когда дух постучит в дверь, проходят обычно годы, пока ученик достигает этого порога. Однако иногда этот порог достигают сразу”. 143) Это был как раз мой случай. Я “видел” дух, который нисходил в меня. Для меня он манифестировал себя как рай, но главным является не форма, в которой дух себя показывает, а практическое изменение, которое вызывается его прикосновением. С этого мгновения я знал без тени сомнения, что я выиграю мою борьбу. Это пришло ко мне не как рациональное убеждение, но выразилось практически в моем ощущении жизни. Мгновенно и обычный мир расцвел новыми красками, и я спрашивал себя: возможно, прежде я неправильно смотрел вокруг? С тех пор в моей жизни произошел неожиданный поворот, и — вы видите — я жив и сегодня, я выиграл мою борьбу.

На этом я хочу закончить рассказ о моем первом контакте с духом. Я надеюсь, что читатели поймут, что вышеприведенные истории не только рассказывают о событиях, которые сделали меня магом, но что эти истории — непосредственные сообщения о намерении и его действии, судьбе. К сожалению, невозможно говорить о намерении словами. Поэтому я поступил точно так же, как делают толтеки, рассказав о действиях намерения на примере моей собственной истории.

Еще мне кажется важным указать, что каждый человек, каждое живое существо связано с намерением через связующее звено; при этом каждый имеет исходную возможность влиять на намерение, на свою судьбу. Это влияние ни в коем случае не является ни актом веры, ни делом разума — для этих вещей всегда необходимы слова. А знание о намерении — это знание без слов, без мыслей и без желаний. Дух, намерение, независим от всех подобных вере или разуму вещей, и все-таки это знание находится в распоряжении человека. Поэтому толтеки называют знание о намерении “безмолвным знанием”. Оно открывается каждому, кто готов практически заниматься этим; каждому, кто готов снова оживить свое связующее звено с намерением, чтобы познать сверхчеловеческое, которое всегда существует.

6.1. Личная сила и несгибаемое намерение

"И потому руководит воля, которая никогда не умирает. Кто познает мистерию воли во всей ее мощи? Не является ли и сам Бог только одной великой волей, которая пронизывает все вещи в своем непрерывном усердии? Человек стоит позади ангелов и подвержен смерти в конечном счете только по причине слабости своей вялой воли."

Иозеф Гленвиль (1636–1680)

В этой главе я хочу попытаться подробнее осветить собственную технику взаимодействия толтеков с намерением. В связи с этим надо прежде всего пояснить два центральных понятия толтекского учения, которые тесно связаны между собой, а именно: “личная сила” и “несгибаемое намерение”. Оба этих принципа и обозначают сущность практического взаимодействия магов с властью судьбы. Но если в предыдущей главе на переднем плане находилось влияние намерения на человека, то здесь мы должны рассмотреть вопрос в противоположном направлении, а именно: влияние магов на намерение, а вместе с чем — и на свою судьбу.

Но прежде чем мы перейдем к вопросу о влиянии на намерение, мы должны уяснить себе, почему намерение становится властью судьбы, так как с пониманием этого принципа становится явной и возможность влияния на намерение. Ла Горда вспоминает кое-что из того, что говорил дон Хуан о намерении: “Но он говорил, что люди, как и все живые существа, являются рабами намерения. Оно крепко держит нас в своих руках. Оно заставляет нас делать все, что оно хочет. Оно заставляет нас действовать в мире. Оно заставляет нас даже умирать”. 144)

Мы уже пояснили, что это сверхмощное влияние определяется тем, что намерение само определяет, как и что мы воспринимаем. Но, с другой стороны, мы говорили, что в процессе воспитания, социализации мы познаем то, что будем воспринимать как наш мир. Очевидно, мы имеем дело с парадоксом.

Однако этот парадокс существует только для разума, потому что на практике такие кажущиеся противоречия разрешаются сами собой.

Хотя намерение и понуждает нас к познанию мира, но мы изначально свободны выбирать, какой вид реальности мы хотим воспринимать и как мы эти восприятия будем интерпретировать. В этом знании — наш исходный личный магический подарок. Обычный человек знает только намерение повседневного мира, намерение делания, потому что он не выучил никакого другого. А маг знает также о намерении не-делания, которое делает нас способными воспринимать другой мир, то есть другие аспекты намерения.

Благодаря тому, что маг изучает иной вид восприятия, он имеет по крайней мере две возможности восприятия, а именно: обычное, повседневное восприятие и особое, не-повседневное восприятие. Это удвоение возможностей дает магу определенную меру свободы. Он может отныне в любой момент выбирать, хочет ли он воспринимать мир обычным способом, или он хочет использовать другие функции восприятия, которые позволяют ему по-другому видеть все вещи. У обычного человека нет такой свободы, так как у него есть только одна возможность — обычное восприятие; и все это только потому, что он не научился ничему другому. А свобода означает, что мы можем выбирать по крайней мере из двух различных возможностей.

По этой причине толтеки говорят, что люди являются рабами намерения. Они являются рабами последнего, потому что у них есть только одна-единственная возможность взаимодействия с их миром, которую толтеки называют деланием. Но если человек подключается к иным возможностям восприятия и обхождения с миром — изменяется все. Ла Горда продолжает в вышеприведенной цитате: “Когда мы становимся воинами, намерение превращается в нашего друга. Оно позволяет нам на секунду быть свободными”. 145) Этот момент свободы — конечно, момент переключения на другую функцию восприятия. Но если мы способны воспринимать другие вещи, то при этом изменяется и наша судьба.

Мы видим, что главной предпосылкой нашего освобождения от плохой судьбы является в первую очередь освобождение нашего восприятия. Однако достигнуть этого нелегко, потому что обычное восприятие настолько глубоко укрепилось у большинства людей, что уже не осталось места для новых опытов и новых возможностей. К тому же восприятие обычного мира использует всю энергию осознания, которая находится в распоряжении у среднего человека. Средний человек находится в заколдованном круге: он научился только одному виду наблюдения мира, и это забирает у него все время и к тому же использует всю его энергию. Если бы у него оставалось какое-то количество энергии, он мог бы — точно так же, как маги, — достичь иных форм восприятия и прорвать свой заколдованный круг. Если бы только он имел эту энергию! Но у него ее нет.

У большинства людей даже не хватает энергии на то, чтобы видеть собственные изъяны. Они не понимают, что с самого начала лишены свободы и ведут рабскую жизнь. Это печально, но, к сожалению, истинно. Мой опыт говорит мне, что большинство людей лишь убеждают себя, что они свободны, но не являются таковыми на самом деле. Они в огромной степени зависят от своего мира, от своего восприятия; и есть только один выход из этого кажущегося безвыходным тупика нормальности и прочно укоренившихся привычек — накопление энергии, личной силы.

Такое накопление энергии, является, в сущности, освобождением энергии; освобождение происходит в некотором процессе, называемом толтеками развитием “несгибаемого намерения”. 146) Принцип развития несгибаемого намерения необыкновенно прост, что, однако, не означает, что на практике он легко осуществим; это существенно зависит от способностей человека прилагать постоянные усилия. Весь процесс начинается с какого-нибудь избранного действия, которое должно повторяться на протяжении длительного периода. При постоянном повторении постепенно возникает чувство, которое толтеки и называют несгибаемым намерением. Дон Хуан говорит об этом: “Это — решительность, которую проявляют некоторые люди. Это целеустремленность, свободная от противоречивых желаний и интересов”. 147)

У небольшого количества людей способность к несгибаемому намерению присутствует изначально; эти люди являются, так сказать, прирожденными магами. Но эту способность можно также развить, если, как уже сказано, последовательно повторять определенное действие. Для лучшего понимания приведем только один пример: толтеки развивают, например, свое несгибаемое намерение при постоянных упражнениях в сновидении. Обучение сновидению покоится на самом деле на простом акте постоянного повторения наших усилий. Человек пытается снова и снова посмотреть во сне на свои руки — все равно, считает ли он это упражнение имеющим смысл или нет, и все равно, сколько неудач он на этом пути встретит. Только такой способ поведения, как представляется, приносит успех в обучении сновидению. И даже если человек уже овладел техникой сновидения, постоянное повторение этих усилий, как показывает мой опыт, крайне необходимо. Нужно, так сказать, постоянно обновлять собственное намерение входить в сновидение. Такое постоянное повторение усилий приводит в конце концов к несравненной самодисциплине, которая и оформляется в чувстве несгибаемого намерения. Если вы хотя бы один раз познали это чувство, то можно переносить его на любое понравившееся дело.

Естественно, несгибаемое намерение может быть достигнуто не только через сновидение, потому что буквально все является способным в конечном счете привести нас к этому чувству. Так, толтеки пользуются для развития данного чувства также самыми различными практиками не-делания, принципами Сталкинга и так далее. Единственным условием является то, что соответствующее упражнение должно постоянно повторяться. В этом случае со временем проявляется совершенно особенный энергетический эффект, который можно назвать “освобождением энергии”. Дон Хуан говорит об этом: “Несгибаемое намерение является также избытком силы, которая становится свободной, когда точка сборки фиксируется в иной позиции, чем обычно”. 148)

Эта освобожденная сила или энергия и есть то, что в произведениях Кастанеды определяется как “личная сила”. Целью воина является накопление как можно большего количества этой силы, потому что она и является той энергией, которая делает магов способными к их магическим действиям. В этом смысле несгибаемое намерение тоже является методом магов приводить в движение их точку сборки.

В мире толтекских магов все начинается со следующего акта намерения: воин “намеревается” сдвинуть свою точку сборки и одновременно намеревается овладеть новыми возможностями восприятия, как это происходит, например, в случае сновидения. Все начинается с намерения посмотреть во сне на свои руки. Если результат достигнут, то есть смотрение на руки действительно удается, то воин изучил путь взаимодействия с новым намерением. Он достиг способности, которая подчиняется отныне непосредственно его собственному намерению, его личной силе. И если, например, воин обучается в сновидениях летать, то он, собственно, обучается намерению летать. Когда он однажды познает все чувства и ощущения, связанные с полетом, то ему потребуется только вызвать у себя вновь эти чувства — снова намереваться, — и он уже летит.

Этот же принцип действует и в обычном мире и касается любого практического акта обучения. Но в обычном мире мы изучаем только различные намерения делания, и они уже стали столь привычны для нас, что мы не замечаем самой сущности акта обучения. При делании мы находимся в постоянном заблуждении, будто самым существенным являются цели нашего делания. В действительности же трудность состоит совсем не в уверенности в целесообразности любого избранного делания, а в изучении отдельных шагов, которые имеют минимальное отношение к конечным целям.

Это обстоятельство лучше всего пояснить примером: возьмем, скажем, обучение езде на велосипеде. Целью такого делания является более быстрое и без особых усилий передвижение от одного места к другому. Однако данная цель не играет при обучении практической способности ездить на велосипеде совершенно никакой роли, в лучшем случае, она служит шпорами для людей в их усилиях в процессе обучения. Собственно же обучение езде на велосипеде заключено в обучении на практике поддерживать равновесие, которое мы здесь используем новым способом. В контексте толтекского учения маг бы сказал, что надо научиться намереваться иметь это новое состояние равновесия. Но если однажды познали намерение этого равновесия, то надо только вспомнить все связанные с этим чувства — и уже все функционирует. Отсюда видно, сколь малую роль в обучении играют цели, потому что наш пример действует, в принципе, для каждого практического делания, для каждой способности, которой мы обучаемся. Однако мы все слишком легко забываем об этом, потому что цели, которые, в сущности, являются делом разума, а не практики, имеют столь высокую ценность в нашем мироописании. Толтеки хорошо знают об этом ослеплении людей и сокращают акт обучения до того, чем он на самом деле является: делом намерения, делом личной силы.

Дон Хуан поясняет это вновь и вновь своим ученикам; так, он объясняет изумленному Кастанеде: “Есть только один способ учиться. Этот способ — войти в это все самому. Один разговор о силе бесполезен. Если ты хочешь узнать, что такое сила и если ты хочешь накапливать ее, ты должен сам ко всему прикоснуться”. 149) По этой причине недостаточно, если здесь я только поясню, что надо понимать под личной силой и несгибаемым намерением. Читателю было бы все это непосредственно ясно, только если бы он сам занялся практическими упражнениями толтеков, такими, например, какие описаны в главе о не-делании. Но поскольку эти упражнения не столь уж просты, а при определенных обстоятельствах могут быть даже опасными, то я хотел бы привести одно простое упражнение не-делания, которое может пояснить все вышесказанное. Я сам выполнял это упражнение, которое, в сущности, является не-деланием фиксирования взгляда, как вспомогательную технику в искусстве сновидения. Оно быстрее всего может помочь не-практику понять, что же это значит — зафиксировать точку сборки в необычном положении. При этом упражнении приходится косить глазами, но не бойтесь, для зрения это совсем не опасно.

Речь идет об упражнении “контролируемого скашивания глаз”, которое я называю еще “объединением равного”. Вам нужны для выполнения упражнения два одинаковых объекта, например, две похожие гальки одинаковой величины, две игральных кости или любые другие, по возможности, одинаковые предметы. Важно то, что они не должны быть больше вашего большого пальца. Вы можете также просто попробовать это упражнение с двумя одинаковыми кругами, изображенными на рисунке 11, которые специально придуманы для этого эксперимента. Расположите свои предметы подобным образом рядом друг с другом, причем расстояние между ними не должно превышать десяти сантиметров.

Расстояние от глаз до предметов должно составлять примерно 15–20 сантиметров. Глаза по возможности должны смотреть на объекты сверху вниз по вертикали. Далее мы начинаем скашивать глаза. При этом можно заметить, что объекты заметно перемещаются по направлению друг к другу. Далее косят глазами так, что объекты — или круги на рисунке 11 — взаимно перекрывают друг друга. При этом у нас возникает визуальное впечатление, что между двумя объектами появляется третий точно такой же объект. Вначале этот полученный от скашивания глаз объект может казаться несколько расплывчатым, но при некоторой тренировке удается совершенно легко настолько ясно воспринимать этот в действительности не существующий объект, как если бы он на самом деле лежал перед глазами. Иногда в начале упражнения картины, наоборот, удаляются друг от друга, но это тоже легко преодолевается при тренировке. Упражнение должно получиться уже через несколько минут. Если нет подходящих предметов под рукой, попробуйте прямо сейчас с кругами на рисунке 11, при этом книгу надо развернуть на 90 градусов.

[Рис. 11. Эксперимент “не-делания”.]

Если упражнение вам все-таки не удалось, перечитайте еще раз все указания, потому что при точном выполнении это неделание получается всегда. Если у вас не получается четкой картины, то есть контуры не видны ясно, то попробуйте просто изменять во время упражнения расстояние между предметами и глазами, (в большинстве таких случаев его нужно уменьшить), и вы увидите третий предмет совершенно отчетливо.

Вы также несомненно заметите, что во время выполнения подобного упражнения невозможно ясное мышление, потому что, как и всякое не-делание, оно приводит к остановке внутреннего диалога. Поскольку речь идет о не-делании, не является также необходимым верить в смысл или цель упражнения. Потому что всегда, когда человек действует без ожиданий или веры в успех, речь идет о не-делании. Упражнение приносит нам ощущение, что человек может целеустремленно и уверенно действовать даже тогда, когда он не связывает с действием никаких специфических ожиданий. Именно данная целеустремленная уверенность является прообразом того, что толтеки называют несгибаемым намерением. Если упражнение вам удалось, то вы выучили при этом новое намерение, намерение “объединения равного”. Поэтому попробуйте упражнение еще раз. Вы убедитесь, что теперь оно удается вам совершенно легко и первоначальные проблемы уже не существуют. Причина — в совсем простом обстоятельстве: вы уже знаете, что вы намереваетесь сделать, чтобы в результате две картины соединялись и давали третью.

Внимание, которое необходимо, чтобы объединить два объекта в одну картину, очень похоже на внимание, которое используют при сновидении. В обоих упражнениях — сновидения и контролируемого скашивания глаз — используется второе внимание, и воспринимаемое удерживается при этом не благодаря разуму и разговору, а благодаря нашей воле, контролируемому намерению.

Один из эффектов, вызываемый вышеприведенным упражнением, становится не сразу заметным: эффект освобождаемой и накапливаемой энергии. Потому что, как говорит дон Хуан: “Особенность силы в том, что она незаметна, когда ее накапливают”. 150) Возможно, вы спросите, откуда берется эта сила, которая высвобождается и накапливается? Ответ прост: при вышеприведенном упражнении — если оно правильно выполняется, — совсем немного сдвигается ваша точка сборки. Только этот сдвиг позволяет совершенно новое восприятие и слияние двух объектов в один-единственный. Благодаря сдвигу точки сборки становится более подвижной ее обычная фиксация на повседневном мире. А подобное ослабление равнозначно освобождающейся энергии.

Мы даже не представляем себе, сколько энергии, сколько силы необходимо, чтобы удерживать фиксацию точки сборки в нормальной позиции; сколько энергии нам требуется, чтобы быть “нормальными”. Некоторое представление об этом напряжении, о необходимой для этого силе можно получить, если призадуматься, что естественная усталость, которую ощущает каждый па исходе дня, является продуктом истощения нашей энергии, которая нужна нам для фиксации точки сборки в позиции “нормальности”, бодрствующего осознания. Усталость выражает стремление точки сборки расслабиться и сдвинуться в позицию сновидения. И только процесс сна восстанавливает нашу энергию осознания. Такое объяснение проливает свет на причину, по которой нам необходимы наши сны. Естественные науки также экспериментально пришли к выводу об очевидной необходимости сновидений для жизни, но они не могут объяснить причину. Толтекское представление о точке сборки и ее передвижении не только бросает свет на “почему?” в данном вопросе, но и превращает весь процесс в практически используемую возможность.

Все техники не-делания осуществляют различные сдвиги точки сборки — от легких до самых глубоких, которые практики к тому же учатся контролировать. Поэтому для них становится возможным сознательное распределение своей энергии, несмотря на то обстоятельство, что даже толтеки не в состоянии замечать свою накопленную энергию. Но, в противоположность обычным людям, воины знают, что нормальность — фиксация нашей точки сборки — нуждается во всей нашей энергии. Однако упражнения не-делания позволяют им удерживать их точку сборки в беспрестанном движении. Этот процесс ведет к вышеназванному высвобождению энергии и при этом — к освобожденному восприятию.

Видящие определили, что при таких процессах энергия перераспределяется от точки сборки к нашему связующему звену с намерением. Они “видели” это, наблюдая за воинами во время, когда последние занимались не-деланием, и регистрируя определенные изменения яркости силы свечения в различных областях светящегося кокона. Они видели, как в ходе тренировок связующее звено с намерением становилось все сильнее и сильнее. Чем более энергии собирается на связующем звене, тем сильнее будет влияние мага на намерение и, следовательно, на свою судьбу.

Человек замечает, когда накапливается определенное количество энергии. Это выражается в большинстве случаев в спонтанных действиях магов, которые наш разум не считает возможными. Толтеки говорят в таком случае о достижении воли или просто об освобожденном связующем звене с намерением. Практик становится внезапно способным к самым невероятным действиям, он может влиять на вещи или изменять их, даже не касаясь их своим телом. Все явления, которые парапсихология называет телекинезом или психокинезом, попадают в эту область.

Сам я ощущал волю лишь несколько раз. Она выражает себя обычно спонтанно, в ситуациях, когда этого менее всего ожидаешь. Так, однажды я возвращался домой поздней ночью через печально известную часть города, где было полным-полно пьяных любителей затеять ссору. И я также скоро оказался в неприятной ситуации. Двое пьяных мужчин внезапно появились передо мной из-за угла метрах в двадцати. Заметив меня, они начали сквернословить. Я продолжал идти вперед, но чувство замешательства от этой неприятной ситуации все более захватывало меня. Эти двое, должно быть, заметили мою нерешительность, и один из них угрожающе двинулся мне навстречу. Мне стало дурно, настолько, что я боялся в любую секунду потерять сознание.

И вдруг я ощутил в середине тела странное чувство, немного похожее на удар электрическим током; нечто выстрелило из моего тела где-то около пупка и ударило пьяницу, который уже подходил ко мне, по ногам. Было так, будто сбоку по его ногам стукнули невидимой толстой балкой. Он упал на землю, потом с трудом поднялся и, крича и дрожа, побежал прочь. Его приятеля охватила такая же паника; оба, к моему удивлению, мчались так, будто от этого зависела их жизнь.

Сознательно при этом я вообще ничего не делал — это чувство наполнило меня неожиданной силой и освободило меня из неприятной ситуации. Сначала я пытался убедить себя, что здесь речь идет только о глупом случае, но последовавшие далее опыты с волей были столь похожи, что я убедился — дело было действительно в манифестации личной силы, воли магов.

Мне остается только сказать в заключение, что воли нельзя достичь сознательным усилием, это значит, нет никаких специальных техник, которые бы вызывали волю. Единственный путь к ней лежит в накоплении энергии с помощью различных техник не-делания и в терпении. “Терпение” означает для воина настоящую способность ждать, ждать его “волю”, которая дает истинную возможность влияния на намерение и на судьбу. А до этого времени практикам остается лишь одно: экономно обходиться со своей энергией, с жизненной силой, без которой как маги, так и обычные люди являются только беспомощным игрушечным мячиком в руках власти судьбы.

6.2. Жесты и предвестники

"И человек познает в сказках и стихах истинную историю мира. Тогда от одного тайного слова уносится прочь вся ложная сущность."

Новалис

Возможно, читатели спрашивают себя, почему я ставлю перед каждой главой эпиграф. Это не стилистический искусственный прием, и не сентиментальная причуда. Я понимаю подобные девизы и афоризмы не как простые сентенции, но как провозвестники. Толтеки используют такие предвестники как практическое вспомогательное средство. Искусство посылать предвестники принадлежит к области знаний о намерении и является для магов практическим делом. По этой причине в произведениях Кастанеды снова и снова появляются стихи испанских романтиков, таких, как Хуан Рамон Хименес или Сесаро Вальехо. Возможно, читателю до сих пор не ясно, что же представляет собой такой предвестник и для чего он нужен. Поэтому я хочу попытаться пояснить этот вопрос, поскольку он имеет немаловажное значение для практического взаимодействия с намерением.

О доне Хуане и его толтекских спутниках постоянно сообщается, что они любили стихи. Можно, конечно, сказать: ясное дело, каждому нравится хорошее стихотворение. Но для толтеков это предпочтение имеет еще и более глубокую причину. Чтобы пояснить эту причину, я должен сначала обратиться к поэтам, которые играют особенную роль как творцы лирических произведений, роль, которую можно понять также как историко-культурную функцию. Дон Хуан высказывает по данной теме следующие мысли: “Поэты… неосознанно тяготеют к миру магии. Но поскольку они не являются магами на пути к знанию, притяжение — это все, что у них есть”. 151)

Особенно сильно выступает на передний план это стремление к магическому волшебному миру в литературном течении романтизма. В пространстве немецкой культуры нужно прежде всего назвать Гофмана, Тика и Новалиса. Я лично предпочитаю Новалиса, потому что он выражает поэтическим образом многие мысли магов с необыкновенной прозорливостью. Я бы хотел привести здесь один пример, стихотворение, где говорится о смерти и где глубоко прочувствована мысль о “смерти как советчике”. Это отрывок из стихотворения Новалиса “Песня мертвых”:

Помогите нам только связать духа земли, Помогите понять смысл смерти И найти слово жизни; Однажды вас возвратят назад. Твоя власть должна скоро исчезнуть, Свет, данный тебе при рождении, — поблекнуть, Совсем скоро тебя свяжут, Дух земли, твое время истекло.

Стихотворение напоминает нам об окончательной предопределенности всего живущего, но здесь обыгрывается также тема, непонятная для обычного человека. Таково, например, выражение “свет, данный тебе при рождении” — определение, типичное для толтекских видящих. Таким образом, поэт выполняет функцию видящего, которая поднимает его высоко над обыденностью и помогает понять трансцендентное положение вещей. Большинство поэтов выполняют эту посредническую функцию между трансцендентно-святым и человечески-обыденным совершенно неосознанно, на что и указывает дон Хуан. Однако Новалис очень хорошо понимал свою роль. Он пишет, например: “Поэт и проповедник были прежде одним и тем же лицом, и только в более позднее время они разделились. Однако настоящий поэт всегда является проповедником, так же как настоящий проповедник всегда остается поэтом. Не должно ли будущее снова возвратить прежнее положение вещей?” 152)

Функция проповедника является посреднической ролью, о которой я говорил выше. Согласно Новалису, это справедливо и для поэтов, чьи корни находятся в том же самом трансцендентном фундаменте. Маги тоже понимают себя как проводников духа, абстрактной власти судьбы и творения, которую они проявляют своими делами и произведениями. Все вышесказанное касается, несомненно, и Кастанеды, который в своем поэтическом описании пережитого в мире магов выходит за пределы простого сообщения и превращает все в единое произведение искусства. Толтеки и понимают себя преимущественно как людей искусства, что, однако, в связи с современным понятием “человек искусства” может быть неверно истолковано. Настоящие произведения искусства выражают глубинную сущность реальности, они занимаются тем, что остается скрытым от обывательского, повседневного взгляда среднего человека. В связи с этим предвестники имеют совершенно особое значение, о котором и говорит дон Хуан:

“Маги обучаются искусству посылать вперед ищущих дорогу, предвестников, которые исследуют границы нашего восприятия. Это — еще одна причина, почему я люблю стихи. Я воспринимаю их как предвестников. Но, как я тебе сказал, поэты не знают столь же хорошо, как маги, чего могут достичь такие предвестники.” 153) Итак, предвестники исследуют границы человеческого восприятия; они показывают имеющиеся у нас возможности нашего целостного осознания. Вот пример:

Вы все, конечно, знаете французского писателя Жюля Верна (1828–1905), который основал литературное направление фантастики своими книгами “20 000 лье под водой”, “Путешествие вокруг Луны” и “От Земли до Луны”. Жюль Верн описал за сотню лет, в 1865 году, приземление космического корабля с экипажем на поверхность Луны, событие, которое произошло в действительности только в 1969 году. И хотя у Жюля Верна используется другой вид ракетного топлива и астронавты не нуждаются в скафандрах, однако в целом описание прилунения было вполне точным. И это было сделано в то время, когда еще не думали даже о конструировании автомобиля, не то что о космических кораблях с людьми на борту. В книге “20 000 лье под водой” Жюль Верн дает описание подводной лодки, об открытии которой тогда тоже еще никто не думал. Литературный мир Жюля Верна должен был стать действительностью только спустя сто лет.

Очень часто можно слышать утверждение, что Жюль Верн предсказал в своих произведениях будущее, и, возможно, кто-то сделает вывод, что именно поэтому его можно называть предвестником. Однако это не так. Жюль Верн не предсказывал будущее — он исследовал и измерил в своих книгах человеческие возможности. И в этом смысле можно говорить о нем как о предвестнике в понимании толтеков. Такие предвестники ни в коей мере не предсказывают какое-то детерминированное будущее, потому что таковое не существует, но они постигают широту человеческого осознания и общие возможности нашего познания.

В рамках такого подхода проблема выдумки в литературе предстает в совершенно новом свете. Может ли писатель или поэт действительно что-то “открыть”? Не схватывает ли он в своем представлении всегда именно те вещи, которые он имеет где-то в глубине себя? Литературный акт творчества, как представляется, имеет в своей основе нечто большее, чем только плод фантазии автора. Откуда-то он должен брать свои образы, свои идеи; нельзя творить из пустого ничего. И даже если бы Кастанеда был писателем, описывающим фиктивные события, то однажды мог бы появиться кто-то (например, я), кто осуществил бы на практике все это, до сих пор придуманное, совершенно так, как это было в случае Жюля Верна. Однако в этом отношении я должен ввести некоторое ограничение, которое не может быть упущено в определении литературного творчества: нужно очень точно определять различие между конструкциями нашего разума и истинным творчеством. Конструкция всегда разумна, она строится по правилам уже известного, в то время как истинное творчество всегда содержит некий необъяснимый, новый элемент, который выходит за узкие рамки известного.

Но не будем больше касаться проблемы фиктивного и рассмотрим, каких предвестников знают толтеки и как они используют их? В действительности большая часть толтекского учения состоит из таких предвестников, которые называются “сказки о Силе”. Так в оригинале называется четвертая книга Карлоса Кастанеды, которая вышла в Германии под названием “Кольцо Силы”. Так, например, двойник или освобождение путем перепросмотра жизни являются “сказками Силы”. Для дилетанта или ученика магов рассказы силы звучат сначала как сказки или мифы, которые должны пояснить какое-либо символическое содержание. Таким образом, они кажутся символами. И обычный читатель книг Карлоса Кастанеды не поднимется выше этой ступени символического понимания рассказов. Это ни в коем случае не упрек, потому что первая ступень взаимодействия с рассказами силы по необходимости требует символического понимания. Однако многим не ясно, как можно подняться над этой ступенью. Можно посоветовать самому повторить содержание рассказов и сделаться прототипом каждой истории. Я говорю здесь не об акте фантазии, но о действительной реализации рассказа по другую сторону от какого бы то ни было символизма.

В этом отношении предвестник является рассказом, который показывает нам наши действительные возможности. Сможем ли мы когда-нибудь использовать эти возможности — зависит от различных факторов. Здесь следует назвать прежде всего терпение и способности к использованию возможностей практика. Под способностями я понимаю прежде всего, естественно, личную силу человека, свободную энергию, которая представляет собой абсолютную предпосылку для любого акта восприятия. Сказки о Силе — нечто большее, чем просто сказки или истории; они являются предвестниками действительных действий магов и как бы сценариями спектаклей, которые ставятся на магической сцене. Такое положение дел, к сожалению, никогда не сможет понять не-практик, и рассказы Силы останутся для него всегда только рассказами.

Для меня и моих спутников, однако, они не остались только рассказами, но превратились в конкретные действия Силы. Я описывал, например, как непосредственную практику искусство сновидения, которое для многих читателей, кажется, представляет только странный вид игры ума. Так, двойник для меня не является больше персонажем рассказа, но непосредственно достигнутой реальностью. Многие другие примеры я уже описал в этой книге.

Вообще в произведениях Кастанеды очень много рассказов Силы, но они чаще всего упоминаются как бы мимоходом и потому излагаются коротко. Один из этих рассказов повествует! о ночных бабочках, которые имеют для толтекских магов особое значение. Дон Хуан говорит о них: “Ночные бабочки с незапамятных времен являются доверенными друзьями и помощниками магов.” 154) Далее он сообщает, что ночные бабочки — это послы силы, которые выполняют, так сказать, посредническую функцию между Силой, намерением и магами. И я тоже всегда невнимательно читал это место в книге “Кольцо силы”, поскольку эта тема была мне совершенно непонятна. Рассказ о ночных бабочках оставался для меня всего лишь рассказом до тех пор, пока не произошло событие, о котором я хочу рассказать. Я выбрал эту историю, потому что она является переходной к другой теме данной главы — теме о жестах. Жесты — совершенно особенный способ, которым пользуются маги, чтобы посылать послов к Силе, к намерению. И при этом вряд ли существует лучший способ выполнить эту задачу, чем естественные посланцы — ночные бабочки.

Я — сновидящий, поэтому все новое в моей жизни начинается с особенного сновидения. Так, однажды я видел во сне большую бабочку, которая порхала вокруг меня. Она демонстрировала мне свое впечатляющее искусство: она то превращалась в светящийся шар, то вновь обретала свой обычный облик. Я внимательно следил за ней. Затем она влетела прямо в мое лицо, и я почувствовал, как объединились наши энергии. Я воспринял это как очень приятное и обогащающее чувство. Затем я проснулся.

На следующий день — это был конец лета — большая бабочка влетела в дом и стала беспокойно кружить вокруг лампы. Я начал говорить с ней и сказал, что она может не волноваться, потому что ей нечего бояться меня. Тогда она уселась на стену и я подошел к ней поближе. Ее глаза, казалось, сверкали, они были как два оранжево-красных светящихся шара, до краев наполненных таинственной энергией. Я почувствовал, что бабочка рассматривает меня снизу доверху своими глазами. Она взлетела и вновь начала кружить возле лампы. Я раздумывал, как бы мне сделать бабочку своим другом. И тут меня осенило: я предложил ей напиться. Я завернул рукав рубашки и сунул руку под водопроводный кран. Мокрую руку я протянул к порхающей бабочке как практический жест моего намерения. Я сказал ей, что она, вероятно, испытывает жажду и что она может спокойно сесть на мою руку, чтобы напиться. Сначала бабочка осторожно облетела мою руку, однако затем, к моему удивлению, уселась на нее, вытянула свой длинный хоботок и действительно стала пить.

Влага на моей руке на глазах уменьшалась от летней жары, и это был вопрос мгновений, пока моя рука не стала вновь сухой. Ночная бабочка начала беспокойными движениями своего хоботка выискивать последние микроскопические капельки влаги в порах и складках руки. Затем она свернула свой хоботок и начала ползти по моей руке. Она целеустремленно продвигалась вверх, к моему лицу. Добравшись до моего рта, она снова развернула свой хоботок. Хотя я не мог этого видеть, однако я отчетливо ощущал ищущие движения тоненького зонда в углу моего рта. Щекотание ее лапок по моей коже было мне очень приятно. Однако она задержалась у моего рта не слишком долго и продолжала карабкаться выше и выше. Следующую остановку она сделала у моего левого глаза, и процедура повторилась. Только теперь бабочка пила из моего глаза. Мое веко непроизвольно вздрагивало от щекотки, что, казалось, нисколько не беспокоило бабочку. После того как она, видимо, достаточно напилась, она еще долго ползала по мне. Позже я вышел с бабочкой на моей рубашке из дому в ночь, где я отправил ее лететь с посланием к Силе. Я просто сказал: “А теперь лети!” — и она исчезла.

После этого случая у меня установились особо дружественные отношения с ночными бабочками. Всегда, когда одна из них но ошибке или целенаправленно влетает в наш дом, я предлагаю ей пищу. Большие ночные бабочки больше всего любят воду с медом и капелькой рома или другого алкогольного напитка. Маленькие бабочки охотно пьют фруктовые соки, например яблочный. Ночные бабочки любят находиться поблизости от людей, но только если они точно знают — а это они чувствуют, — что им не угрожает никакая опасность. Тогда они могут часами сидеть на одном человеке; похоже, они наслаждаются большим энергетическим полем человека. Некоторые мои спутники тоже научились позже практическому обхождению с ночными бабочками и завязали с ними дружбу. Такие живые отношения всегда начинаются с жеста. Как гостю-человеку в качестве знака расположения предлагают пищу и напитки, точно так же приветствуют и гостей нечеловеческого вида. Иногда летними или осенними вечерами наш дом представляет собой необыкновенно любопытное зрелище. Часто на нас усаживаются сразу по несколько ночных бабочек, или просто сидят на столе, точно в мире нет ничего более обыкновенного.

Такой вид дружбы — это первый шаг назад, к утерянным первоосновам нашего существования, при которых, согласно легенде, звери и люди жили вместе в дружбе и взаимосвязи. Поэтому не прогоняйте бабочку, если она залетела к вам но ошибке, и прежде всего — не делайте ей зла. Последствия такого необдуманного действия могут быть совершенно неописуемы, потому что ночные бабочки — это старинные друзья власти судьбы, которая после такого случая может объявить вам открытую войну. Именно по таким причинам нередко и возникают болезни, которые заболевшие пытаются объяснить как летний грипп или нечто подобное. Слишком редко люди приходят к мысли, что болезни и несчастья могут возникнуть оттого, что они забыли, что являются частью природы, частью духа. Если же вы хотите завязать дружбу с ночными бабочками, с окружающей природой и с вашей судьбой, то вы должны показать это избранному вами партнеру. Только тогда ночные бабочки, окружающие люди или счастье придут к вам. И объявление о таком намерении происходит всегда с помощью какого-нибудь жеста. Однако этот жест никогда не должен быть связан с эгоистическими ожиданиями; он должен скорее исходить из нашей внутренней сущности. Можно, вероятно, сказать, что истинный жест должен исходить из сердца, потому что оно является выражением нашей внутренней открытости всему живому, а вместе с тем и духу, той силе, которая руководит нашей судьбой. Дон Хуан говорит об истинных жестах:

“… дух прислушивается только тогда, когда тот, кто к нему обращается, говорит жестами… Эти жесты не являются, однако, знаками или телодвижениями, — это действия истинной непринужденности, действия величественности, истинной щедрости, истинного юмора. В качестве жестов для духа маги проявляют все в себе и спокойно предлагают это абстрактному.” 155)

Все заклинания и ритуалы магов и шаманов во всех традициях преследуют данную цель, однако из-за жестких рамок ритуала очень многие забывают внутренний элемент — истинную радость. По этой причине толтекская традиция отмежевывается от ритуалов и подобного им, потому что они, к сожалению, слишком легко могут превратиться в неподвижный, догматический формализм. Нечто подобное произошло и с христианством, и прежде всего — с католической церковью. К сожалению, ей очень редко удается быть проводником истинной радости жизни, истинного светлого духа, который был вначале основой всех действий и ритуалов церкви. Сегодняшние люди должны вновь обратиться к духу, однако не существует проторенных, широких дорог, чтобы достичь его. Но первый шаг всегда и у всех одинаков: вновь ощутить радость жизни, без которой наша жизнь превращается в неодушевленный механизм.

* * *

Современная бессмысленная жизнь, принимающее все большие размеры отчуждение как раз и указывают на недостаток естественной радости жизни, что выражается в большинстве случаев в досаде и чувстве безрадостности всевозможных оттенков. Современный человек должен сначала вновь обрести желание жить, прежде чем он сможет разбудить свой дух к новой жизни. Все подходит для этой цели, пока существует хотя бы один предвестник на пути к счастливой жизни. Некоторые люди находят вновь свои внутренние чувства, когда слушают музыку, другие — при чтении стихов или прозы, некоторые — когда они выезжают “на природу”, — и все эти пути одинаково хороши. “Применяй все, чем ты располагаешь”, — сказал мне мой бенефактор, и он оказался прав. Только если мы вновь найдем истинные чувства, которые являются предпосылкой для истинной радости, может измениться наша судьба и судьба всего человечества. Дух, Сила, намерение или как там его еще назвать, придет, если вы вновь обретете ваши чувства. Возможно, дух даже даст вам несомненный знак своего присутствия, предзнаменование, откровение, которое укажет дальнейший путь вашей судьбы.

6.3. Предзнаменования и оракулы

"Но мы не принимаем во внимание, что дух, в силу своей первоначальной, также психологически несомненной автономии, всегда в состоянии проявлять самого себя."

К. Г. Юнг

В двух последних главах мы рассмотрели, как маги приходят к Силе, к намерению. Но я уже указывал в главе 6, что и само намерение со своей стороны приходит к людям и проявляет себя. Толтеки называют такой акт откровения предзнаменованием, или знаком. Подобные предзнаменования появляются обычно в начале какого-то действия. Таким образом, всегда можно истолковать обстоятельства, сопровождающие начало какого-то дела, как такого рода знак. Маги наблюдают множество кажущихся незначительными мелочей и событий в окружающем мире, которые обычному человеку ни о чем не говорят. Однако нельзя утверждать, что маги читают подобным образом будущее, они получают посредством знаков важнейшие указания о тенденциях всего происходящего. Такую информацию о тенденциях дальнейшего направления развития судьбы можно также определенным способом “провоцировать” или вызывать заклинаниями. Этой цели служит, в основном, предсказание, которое представляет собой определенные техники вопрошать судьбу. Две данные темы я и хочу сейчас осветить, чтобы завершить рассмотрение вопроса о намерении, о судьбе.

Чтобы коротко и ясно представить данный круг вопросов, я должен еще раз вернуться к восприятию и его механизмам. Прежде всего требует пояснения, как понимают толтеки воспринятое в плане знаний о намерении. Я уже сказал, что намерение определяет в конечном счете наше восприятие, и именно по этой причине является властью судьбы. Поэтому толтеки называют воспринятое, которое обычному человеку является как окружающий мир, “зданием намерения”. Дон Хуан поясняет по этому поводу: “Намерение воздвигает перед нами здание и требует от нас, чтобы мы вошли в него. Именно так понимают маги все, что происходит вокруг них.” 156) Следовательно, здание намерения является выражением всего того, что намерение принуждает нас воспринимать посредством связующего звена. Все это было бы слишком фатально, если бы намерение не сообщало бы нам одновременно также информацию о внутреннем порядке воспринимаемого. Такая информация заложена уже в основных структурах воспринимаемого, и она проявляется всегда в тот момент, когда мы входим в какое-либо новое здание намерения.

Все это звучит намного сложнее, чем проявляется на практике. Но предпосылкой для практического распознавания предзнаменований и знаков является звучащее, то есть способное к функционированию связующее звено. Предзнаменования и знаки — это, по существу, жесты духа, намерения, которое оно делает по отношению к нам, людям; жесты, совершенно аналогичные тем, которые мы только что описали в предыдущей главе, только на этот раз они идут в обратном направлении. Дух говорит с нами посредством этих жестов, он показывает нам свое намерение. Однако нужно различать различные виды такого откровения: настоящие предзнаменования или требования, а также указатели пути и подтверждения. Все эти виды знаков руководят магом на его пути в мире, при прохождении через различные здания намерения. Ниже я хочу осветить подробнее различные виды жестов духа но отношению к людям.

Самый значительный вид знаков — настоящие предзнаменования, которые мы можем определить по их основной структуре. Они всегда состоят их трех частей, то есть из трех отдельно воспринимаемых элементов. Если я, например, столкнулся внезапно с каким-то человеком, и в это время почувствовал порыв ветра, в момент, когда солнце прорвалось из-за туч, — я восприму это как такое предзнаменование. Такой вид знаков уже не является простым указанием судьбы, намерения, — это непосредственный приказ, так сказать, недвусмысленный намек. Если кроме человека, с которым я столкнулся, никого поблизости нет, то толкование знака очень просто — оно относится именно к этой личности. Жизнь этого человека отныне — новое здание, намерения, в которое мы должны войти. В этом случае маги говорят, что у них есть знак в отношении данного человека. Этот знак обязывает их далее активно заботиться о встреченном человеке.

Приведенный пример является, конечно, экстремальным случаем, потому что одновременность указывает на особенно сильное предзнаменование. Конечно, подобные предзнаменования не всегда относятся к людям. Они могут относиться ко всему и вся, и могут принимать самые разнообразные формы.

Очень трудно по этой причине понятно рассказать о предзнаменованиях. Но они — это как раз то, что обычный человек знает как странное совпадение кажущихся случайными событий. Нередко они незаметны для обычного человека и открывают себя лишь обостренному чувству мага. Общим у всех подобных предзнаменований является лишь то, что всегда три заметных элемента следуют друг за другом или происходят одновременно. Дон Хуан говорит о предзнаменованиях, имеющих три составные части, что они являются “всегда повторяющимся образцом, который каждый раз заметен, если намерение хочет указать на что-то особенно значимое.” 157)

Маги руководствуются исключительно подобными предзнаменованиями, и они никогда не начнут что-то новое, не получив соответствующего знака. Как раз по этой причине и невозможно просто прийти к магу и попросить его взять в ученики. Магам всегда нужен знак судьбы, предсказание, чтобы подтвердить такую активность. Поэтому и ученику нужно сначала предсказание, связующий знак о своем учителе для того, чтобы могло развиваться плодотворное сотрудничество. Все другое было бы “действием против судьбы”, что для обеих сторон могло бы иметь фатальные последствия. Однако с другой стороны, если маг имеет знак по поводу определенного человека, и этот знак подтверждает, что данная личность должна войти в мир магов, то маг приложит все усилия, чтобы привлечь этого человека. Только предзнаменование играет в данном процессе решающую роль, так как в нем однозначным способом проявляется указание власти судьбы.

В связи с этим всегда возникает вопрос, может ли маг однозначно толковать какое-либо предзнаменование, потому что иные случаи в целом позволяют самое разнообразное толкование. На практике предсказательные процессы обычно бывают очень ясными и однозначными, но, как уже указывалось, для такой ясности необходима четкая и действующая связь с намерением. Некоторые люди, даже не являясь магами, имеют изначально способное к функционированию связующее звено. Они столь же хорошо, как и маги, объясняют все происходящее в их жизни. Большинство таких людей имеют очень хороший, сильный и естественный стиль жизни; они живут в согласии со своей судьбой, а не борются с ней. О толковании предзнаменований дон Хуан обобщающе говорит следующее:

“…Когда маг истолковывает знак, он совершенно точно знает ею значение, не имея ни малейшего понятия о том, откуда приходит это знание. Это одно из самых непостижимых следствий его связующего звена с намерением. Маги имеют возможность получать знания непосредственно, надежность этих знаний зависит от прочности и четкости их связующего звена И поскольку маги целенаправленно стремятся к пониманию и усилению этой связи, то можно сказать, что они все постигают интуитивно — безошибочно и точно. Истолкование знаков — обычное для магов дело. Ошибки случаются лишь в случае вмешательства личных чувств, затуманивающих связь мага с намерением. В других случаях их непосредственное знание функционально и безошибочно.” 158)

Я бы хотел привести только небольшой пример подобного знака. В то время, когда произошел этот случай, я как раз искал жилье. Живу я в городе, где постоянно ощущается нехватка жилья. И я раздумывал о различных возможностях, как бы мне все же снять подходящую квартиру. В тот день, когда я как раз собирался заняться поисками, мне трижды встретилась на улице одна и та же женщина. Я знал ее и раньше — она была моим куратором в первый учебный год. Затем я не видел ее более трех лет. И вот она уже в третий раз за этот день встретилась мне на улице. Я решил последовать за ней, потому что мне было очевидно, что событие имеет предзнаменовательный характер. Она прямиком привела меня к посредническому бюро для ищущих квартиру. Я подумал, что она тоже ищет жилье, но когда я вошел в бюро, она сидела за письменным столом — она руководила этой фирмой. И как раз в этот день она получила подходящее предложение, которое я сразу же принял. Так я нашел жилье без долгой беготни, дачи объявлений и подобной волокиты. Сила, намерение предложило мне это жилье, и я должен сказать, что я во всех отношениях доволен им. Безусловно, предзнаменования распространяются на всевозможные вещи и дела, но этот случай был очень типичным. Трехчленный знак, который указывает на вход в новое здание намерения. В этом случае это было здание и в прямом смысле слова.

Другой вид знаков представляют указатели пути и подтверждения. Они не столь заметны, как настоящие знаки, но имеют огромную важность для практики магии. В аллегории о здании намерения мы могли бы сказать, что здесь речь идет об указателях пути внутри здания, которые дает нам намерение, чтобы мы не заблудились внутри. Настоящие знаки, о которых шла выше речь, всегда указывают на возможность или необходимость вхождения в новое здание намерения, тогда как подтверждения и указатели пути являются внутренними характеристиками этого здания. Такие указатели пути могут, однако, как и все проявления намерения, принимать любую форму и образ. Поэтому я буду придерживаться только наиболее общих параметров, чтобы пояснить, что же понимать под указателем пути. Указатель пути — это нечто такое, что обычный человек называет странным случаем. Так сказать, подходящий странный случай. Например, я думаю уйти из дома и навестить друга. И в это время я слышу, как по телевизору кто-то говорит: “А не лучше ли остаться здесь?”

Это я и делаю, и через пять минут приходит ко мне очень важный гость, с которым иначе мы бы не встретились. Это — типичный пример указателя пути. Указатели пути не имеют такого деления на три части, как знаки, они скорее являются кажущимися случайностями, которые, однако, по своей структуре точно вписываются в ход выполняемого действия и осмысленно изменяют его.

В этом плане для мага имеют значение многие мелочи. Так, дон Хуан часто руководствуется действиями ворон, которые имеют для него характер знаков, потому что ворона является его животным-нагвалем. Лично я получаю указатели пути из поведения кошек. Если на моей дороге лежит мертвая кошка, которую переехала машина, то я просто поворачиваю назад, потому что такого рода плохой знак не предвещает ничего хорошего в дальнейшем продолжении начатого дела. Этот указатель пути для меня — как предупреждающий знак. Кто-то, может, скажет, что это все только глупое суеверие, но результаты показывают правоту магов. По моему мнению, намного наивнее верить в случай, ведь сама жизнь и упорядочивающее осознание являются чем-то большим, чем слепое попадание в цель наудачу.

Следующий вид проявления намерения представляют подтверждения, которые маг может получить от всех и от всего в мире. Здесь тоже можно определить снова и снова повторяющуюся основную структуру событий. Такое подтверждение обычно протекает следующим образом: раздумывают о каком-либо деле или говорят на определенную тему. Однако при этом человек не уверен, является ли верным то, что он думает или говорит. И именно в тот момент, когда осознают это, вдруг холодильник издаст громкий звук, или гремит гром, или какая-то вещь падает с грохотом со стола. Подобные шумы, которые возникают внезапно и следуют сразу же за чем-то сказанным или за мыслью, толтеки называют согласием Силы или просто подтверждением. Подтверждения могут происходить и любым иным способом, например, как внезапный порыв ветра или еще что-то, но они всегда имеют одинаковое значение: человек находится на правильном пути. Сила, намерение говорят нам таким образом: “Правильно! Продолжай и дальше!”

Надо, однако, очень четко различать эти три основных вида знаков, потому что не все странные и необычные “случайности” или события имеют одинаковую ценность, т. е. одинаковое значение. Самое большое значение имеют настоящие знаки, которые всегда указывают на что-то значительное и новое, чем нам следует заняться. Указатели пути служат для коррекции курса, которую следует предпринять на данном этапе. Подтверждения не имеют столь важного значения, хотя именно они могут быть очень полезны для начинающего на пути магии. Для опытного практика подтверждения служат прежде всего поводом повеселиться еще и потому, что некоторые шумы, принадлежащие к подтверждениям, на самом деле вызывают смех, так что действительно нелегко удержаться от улыбки. Вы, наверное, и сами можете догадаться, о каких шумах я говорю.

Все эти знаки указывают магу его личный путь в мире, они маркируют дорожные повороты, объезды и верстовые столбы на пути его судьбы. Он постоянно ищет проявления намерения, которое руководит им таинственным образом и помогает вести лучшую, более сильную жизнь.

Я хочу коснуться последней темы данной главы, и вопрос здесь стоит о том, как можно спросить о чем-нибудь у намерения. Если маг не знает, как он должен дальше поступить, тогда он не просто придумывает что-то, но спрашивает у намерения, как ему быть дальше, какой путь избрать. Обычно он отправляется для этого на какое-то важное для него место и ожидает там знака. В исключительных случаях он использует также оракула, чтобы получить проявление намерения, то есть спросить судьбу. Этот метод применяется обычно тогда, когда к магу приходит пациент или ищущий совета человек со своей проблемой.

Естественно, существуют различные виды оракулов, и сегодня очень многие системы предсказаний вновь становятся популярными. Мы можем назвать среди них таро, китайскую Книгу Перемен и древние германские руны. Во всех этих системах человек имеет дело с мудрыми методами вопрошания судьбы, и все они, безусловно, выполняют свое предназначение. Однако точность ответов такого оракула во многом зависит от практика, от того человека, который задает и толкует ответы. Здесь мы должны избежать главного недоразумения, которое возникает при работе с данными мудрыми системами, поскольку очень часто при пользовании ими делают вывод, что оракул предсказывает четко определенное будущее. Однако это не так. В лучшем случае они дают информацию об общих тенденциях нашей судьбы, о планах, которые есть у намерения в отношении нас. Они могут подсказать спрашивающему, что ему следует предпринять в своей дальнейшей жизни и как ему лучше это сделать. Однако в дальнейшем судьба проживается каждой отдельной личностью, потому что никакой оракул не подменяет собою жизнь, а служит лишь вспомогательным средством для ориентации.

Я не буду здесь вдаваться в подробности относительно вышеназванных систем предсказаний, хотя на практике я много занимался ими. По данной теме существует достаточно интересной литературы. Однако я хочу подробно описать одну типичную мексиканскую систему предсказаний, которая в своей архаичной простоте содержит основы любого оракула. Мексиканские маги, так же как толтеки, используют для опроса судьбы простую систему предсказаний с помощью зерен кукурузы.

Имеются различные формы предсказаний с помощью кукурузных зерен, но все они берут за основу обыкновенное бросание зерен. Для гадания необходимо иметь 24 кукурузных зерна и плотный прямоугольный шерстяной или полотняный платок, который должен быть достаточно большим. Вопрошающий оракула усаживается на одном конце платка, а задающий вопросы — на противоположном конце. Нецелесообразно вопрошать оракула для самого себя, потому что в данном случае собственные ожидания могут перекрыть связь с намерением, и мы получим неверный результат. Поэтому вопрошающий оракула и человек, желающий узнать свою судьбу, никогда не могут быть одним и тем же лицом. Если вопрошающий оракула является магом, то он садится лицом к предпочтительной для него стороне света, а если он не маг, то он садится лицом к северу. Пациент или человек, желающий задать вопрос, садится напротив, и обращает лицо в направлении к югу, потому что с юга приходит сила.

Затем начинается процесс общения с судьбой. Человек, задающий вопрос, должен громким голосом произнести свое желание или просьбу, обращаясь скорее к Силе, чем к предсказателю. Когда просьба высказана, предсказатель призывает намерение. Он делает это таким же громким голосом, поскольку в противном случае результат может быть ошибочным. Он кричит трижды: “Намерение!” или: “Судьба!” При третьем крике он бросает кукурузные зерна над платком, причем непременно левой рукой, ведь левая рука является рукой второго внимания, Силы. Правая рука не может дать желаемого результата, поскольку она является рукой разума, первого внимания.

Когда зерна брошены, ответ находится перед глазами. Только в том случае, если зерна упали за границы платка, весь процесс — вплоть до мельчайших подробностей — может быть повторен. Причем повторять можно в общей сложности не более трех раз. Если зерна продолжают скатываться с платка, гадание должно быть прервано без результата.

В случае, если все зерна оказались на платке, следует толкование ответа. Оно, естественно, находится в тесной взаимосвязи с вопросом ищущего совета. Если он, скажем, спросил, вылечится ли он от болезни, то очень важным является, оставляют ли зерна свободной прямую линию между ним и предсказателем. В данной форме предсказания этот параметр является важнейшим. Если кукурузные зерна перекрывают прямую линию между магом и пациентом, то излечение пока невозможно. Препятствия, которые символизируют зерна, закрывают прямой путь к исцелению. Если же существует свободная линия, то свободен и путь к исцелению, и на этом пути отсутствуют препятствия.

Таков общий вид справки, даваемой данной формой оракула. Она или говорит, что путь к намерению вопрошающего открыт, или же — что путь закрыт. При определенном опыте предсказатель может прочесть по числу и положению кукурузных зерен вид и свойства препятствий или испытаний; таким образом, он может сказать, что ожидает спрашивающего.

Исходя из числа кукурузных зерен в различных углах платка, он может дать точную справку по поводу всех тонкостей соответствующего ответа. Это зависит в основном от ориентации платка по различным сторонам света. Север показывает способности и сильные стороны спрашивающего, восток — его мысли и планы, запад — чувства и склонности, а юг — его скрытые силы и потенции. При этом очень важным является и то, сколько зерен находится в том или ином углу платка. Четные числа указывают на равновесие, нечетные — на неравновесие. Число три и кратные ему говорят о динамике и движении, число четыре и кратные ему — о гармонии и стабильности.

В этом смысле имеются сотни мелочей, которые предсказатель может увидеть, применяя эту кажущуюся столь простой систему. Но я не хочу углубляться в данную тему и оставляю за интересующимися право самим проникнуть в тайны оракульского искусства. А лучшим и единственным путем учиться, как и всегда, является практика и ничто иное, кроме практики. И, прежде всего, это относится ко всему тому, что связано с темой судьбы и намерения. Так и Карлос Кастанеда приходит в конце концов к выводу, что “естественное знание намерения было доступно всем, но овладели им только те, кто был готов исследовать его.”

7. Партия воинов нагваля

"Толтек — это тот, кто знает тайны сталкинга и сновидения.

Они все являются толтеками. Они образуют небольшую группу, которая пытается сохранить живой традицию более чем трехтысячелетней давности."

Карлос Кастанеда

Теоретическое и практическое представление толтекского учения было бы неполным, если бы мы оставили без внимания очень важный аспект: самого толтека, человека, изучившего три искусства: сталкинг, сновидение и намерение. Эти практики ведут толтеков к ориентированной на свободу, самостоятельной жизни. Но, несмотря на эту подлинную самостоятельность, толтеки образуют небольшие группы, которые состоят из определенного числа практиков, называемых воинами. Одна такая группа обозначается как “партия воинов нагваля” или “поезд нагваля”. Люди, принадлежащие к такой группе, объединяются и руководствуются общим стремлением к свободе и истинному знанию. Существуют специальные правила, по которым образуется подобная группа. Так, отдельные воины партии воинов нагваля должны принадлежать к определенным человеческим типам. Внутри группы различные люди выполняют разные задачи. Об этом я и хочу рассказать в данной главе. Прежде всего, следует указать, что никто не может собрать подобную группу просто по своему желанию. Связь между отдельными личностями в группе постоянно укрепляется посредством предзнаменований, то есть Сила сама выбирает соответствующих людей. Только власть судьбы имеет право решающего голоса в том, способен ли человек стать воином, ищущим свободу и знания, а также определять, какие спутники будут его сопровождать в его поисках. О толковании подобных предзнаменований я уже рассказал в предыдущей главе. Кроме того, отдельные воины принадлежат к основным человеческим типам, из которых состоит раса людей. Поэтому сначала займемся типологией.

Толтеки подразделяют все человечество на четыре основные группы, каждая из которых впоследствии может быть дифференцирована более тонко. Такое фундаментальное деление противоречит европейской мысли о единстве и принципу равенства. Однако в пространстве индейской культуры подобное деление по закону четырех повсеместно распространено и представляет собой необходимость космического порядка (см. главу 3.1). Аналитическая психология также приходит сегодня к такому заключению: Юнг различает четыре типа функционирования, которые проявляются, соответственно, господством одной из четырех фундаментальных психических функций. Юнг поясняет результаты своих исследований следующим образом:

“Я различаю в целом четыре основные функции, две рациональные и две иррациональные, а именно: мышление и чувствование, ощущение и интуицию.” 160) Исходя из этого основополагающего различия, Юнг приходит затем к выводу о “…базирующихся на этих основных функциях человеческих типах, которые можно назвать мыслительным, эмоциональным, интуитивным и ощущающим типами… Дальнейшее деление на два класса позволяет направление движения либидо, а именно: интроверсия и экстраверсия. Все основные типы могут принадлежать как к первому, так и ко второму классу.” 161)

Мы кратко представили основную типологию людей, разработанную Юнгом в его программном произведении “Психологические типы”. В этом труде он дает подробное и точное описание отдельных типов, которые мы не будем здесь приводить по причинам объема книги. Однако они полностью, вплоть до мельчайших подробностей соответствуют типологии толтеков. Но для Юнга всеобщая типологизация не является жестким образцом; по его мнению, происходит всевозможное смешивание чистых типов. А толтеки убеждены, что человеческие типы выступают, в основном, в своих чистых формах, и только процесс воспитания обманывает нас кажущимся смешением типов. Их типология базируется, собственно, не только на свойствах характера, но и на природном различии светящихся коконов соответствующих человеческих типов.

Итак, обратимся непосредственно к толтекской типологии людей:

“Женщины-воины называются “направлениями”, четырьмя углами квадрата, четырьмя темпераментами, женскими личностями, существующими в человеческом роде.

Первая — Восток. Это порядок. Она оптимистична, беззаботна, обходительна, как устойчивый бриз.

Вторая — Север. Это Сила. Она находчива, резка, пряма, несгибаема, как сильный ветер.

Третья — Запад. Это чувство. Она интроспективна, совестлива, артистична, подобна прохладному порыву ветра.

Четвертая — Юг. Это рост. Она питает, она шумна, застенчива, тепла, как горячий ветер.” 162)

Всегда существуют две различные группы женщин, которые одновременно представляют вышеназванные типы: сталкеры и сновидящие. Оба эти основополагающие направления Юнг бы описал как экстравертные и интровертные типы. Сталкеры занимаются миром и поэтому экстравертны. Сновидящие менее “реалистичны” в обычном смысле слова и поэтому прежде всего интроверты. Однако такое деление является дополнительным по отношению к основному делению по четырем сторонам света. Толтеки говорят, к примеру, о южных или северных сталкерах или о западных или восточных сновидящих. В этом плане возможны любые комбинации, откуда следует, что существует восемь различных женских типов, четыре сновидящих и четыре сталкера.

Мужчины также подразделяются на четыре группы, однако на этом классификация заканчивается. Интроверсия и экстраверсия, как представляется, не играет здесь значительной роли. Рассмотрим сейчас толтекскую классификацию мужчин:

“Трое мужчин-воинов и курьер представляют собой мужской тип деятельности и темперамента.

Первый тип — любознательный человек, ученый, благородный, на него можно положиться, он спокоен, полностью предан выполнению своей задачи, какова бы она ни была.

Второй тип — человек действия, очень переменчивый, большой весельчак и ненадежный компаньон.

Третий тип — организатор за сценой, загадочный, непознаваемый человек. О нем нельзя ничего сказать, так как сам он никакой информации о себе не сообщает.

Четвертый тип — курьер. Это помощник, неразговорчивый, бесстрастный, действует очень хорошо, если его должным образом направить, но не может действовать полностью самостоятельно.” 163)

Здесь совершенно четко проявляется соответствие человеческим типам у Юнга: любознательный человек соответствует типу мыслителя, человек действия — эмоциональному типу, организатор — интуитивному типу, а курьер — ощущающему. И даже если толтеки исходят из того, что смесь различных типов является только кажущимся, обусловленным воспитанием искажением, но и им известен один промежуточный тип, который объединяет в себе свойства всех четырех типов. Этот тип встречается как среди мужчин, так и среди женщин. В таком случае говорят о редко встречающемся двойном существе, чей светящийся кокон имеет необычную структуру, он, можно сказать, разделен на две части — правую сторону с волнообразным движением энергии, а левую — с вихревым движением. У нормального светящегося яйца движение всегда однообразно.

Двойные существа отличаются также другими особыми свойствами, к примеру, по причине двойного бытия они обладают необыкновенно большим потенциалом энергии, которую могут применять для самых разных целей. Кроме того, имея, в сущности, все свойства различных человеческих типов, они являются идеальными посредниками между людьми. Толтеки используют практически все эти особые свойства, доверяя таким двойным существам, так называемым нагвалю-мужчине и нагвалю-женщине, руководство группой воинов. Например, дон Хуан был таким нагвалем-мужчиной, которому было доверено руководство его группой воинов. Подобную роль вождя не следует, однако, понимать превратно. Нагвали — это не люди, издающие приказы для других, но проводники, которые показывают всем участникам группы путь к свободе.

“В личностном смысле нагваль-мужчина является опорой, он постоянен и неизменен. Женщина-нагваль всегда воюет и в то же время она расслаблена, Ее осознание постоянно, но не напряжено. Оба они отражают четыре типа их пола как четыре варианта поведения.” 164)

В настоящее время, когда одинаковое мышление сделалось центральным модусом социального порядка, мысль о различии определенных человеческих типов звучит для многих как еретическая. Она оскорбляет всемогущих божков идеи равенства нашей цивилизации. Однако типизация совсем не обязательно содержит и ценностную составляющую. К. Г. Юнг поясняет необходимость изучения различных человеческих типов следующим образом:

“По вине психологического различия людей — этого самого необходимого фактора именной энергии человеческого общества — не падет никак социальное законодательство. Поэтому совершенно необходимо говорить о различных человеческих типах. Эти различие каждое в своем роде, обуславливают различное понимание счастья, чего не сможет никогда сделать даже приблизительно самое совершенное законодательство.” 165)

Это высказывание говорит само за себя. Оно содержит также некоторые важнейшие: мысли, которые имеют главное значение для партии воинов толтеков. Так, Юнг говорит о различии типов как о “самом необходимом факторе жизненной энергии человеческого общества”. Это надо понимать таким образом, что видовое различие приводит к некоего роду поляризации среди людей, и эта поляризация создает определенный перепад напряжений, из которого вытекает любая социальная энергия и потенция. Разнообразие с необходимостью вызывает какое-то развитие, в то время как одинаковость препятствует ему. Это — энергетический принцип, который касается буквально всех процессов, протекающих в человеческом обществе. И толтеки прекрасно осознают это, предписывая разнородность типов внутри партии воинов.

Толтекская группа воинов состоит из двух двойных существ: нагваля-мужчины и женщины-нагваль; четырех мужчин: ученого, человека действия, организатора и курьера нагваля; восьми женщин: восточной, северной, западной и южной сталкеров и восточной, северной, западной и южной сновидящих; далее, в идеальном случае, такая группа имеет еще группу курьеров из трех человек, которые могут быть или мужчинами типа курьера или южными женщинами.

Такое максимальное различие членов партии дает самую полную энергию, какая вообще может существовать в каком-либо человеческом обществе; эта группа в конечном счете дает наибольшее возможное разнообразие. Я не стану отрицать, что подобные энергетические перепады напряжений могут привести и к самым большим столкновениям внутри группы. Я сам довольно часто сталкивался с этим, и Кастанеда постоянно упоминает о противоречиях внутри его группы воинов. Но чем более развивается осознание отдельных членов группы, тем реже возникают подобные напряжения, и тогда энергия может направляться только на осмысленные цели. Да и сами такие столкновения и противоречия являются весьма полезными для развития осознания, даже если вначале они и не кажутся таковыми.

Другой важный аспект вышеприведенной цитаты Юнга — то обстоятельство, что разнородность людей обусловливает их различное представление о счастье. Тип мыслителя переживает чувство счастья в тот момент, когда он с полным пониманием размышляет о каком-нибудь предмете; понимание связано для него со счастьем самым тесным образом и потому является его жизненной целью. Человеку, для которого главным является ощущение, мысли значат очень мало, его счастье — в переживании настоящего, поэтому главным для него является ценность момента. Интуитивному типу не удается связать с настоящим моментом слишком многого, для него существует только “завтра”. Он лишь тогда по-настоящему счастлив, когда может работать для будущего. Эмоциональный тип очень мало интересуется настоящим или будущим, он постоянно концентрируется на одной проблематике: считает ли он что-либо хорошим или плохим. Это эстет, который расцветает только в соответствующем окружении.

Согласно моему опыту, эти типы существуют повсеместно, и их основополагающее различие каждый может наблюдать в своем непосредственном окружении. Если мы игнорируем различия, мы создаем этим искусственно-стерильный климат, в котором люди не могут действительно развиваться и процветать. Юнг тоже прямо указывает на невежество современного так называемого “социального” законодательства в этом отношении. Толтеки используют в полной мере подобное естественное различие людей в своих группах. Так, каждый член партии выполняет особые задачи, которые не могут выполнить остальные, и наоборот. Дон Хуан рассказывает о том, как в свою бытность учеником он был поражен тем, как была организована группа воинов его учителя:

“С удивлением и радостью он обнаружил, что ни один не имеет более высокого ранга, чем другие. Некоторые выполняли задачи, которые были непосильны для других, — но они делали это, не раздумывая.” 166)

Далее я хотел бы поближе рассмотреть отдельные задачи различных человеческих типов внутри одной группы воинов. Любознательный мужчина занимается искусством сталкинга и всеми прилегающими к нему темами. Его рабочая область — царство первого внимания, обычное тело и обычный мир. Все его задачи связаны поэтому с данной сферой. Он — целитель и занимается целительством. В нем он специализируется прежде всего на обычных болезнях человеческого тела; его типичный метод — лечение лекарственными растениями и природными средствами. Одновременно ученый имеет задание заботиться о здоровье всей группы воинов. В данной области он главный авторитет и обучает своих спутников, например, применению и обработке лекарственных растений.

Человек действия занимается искусством сновидения; у него имеются особые таланты в этом диапазоне возможностей осознания. Он тонко чувствует второе внимание и его движение. Эта чувствительность к внутреннему изменению всех предметов и существ делает его специалистом в деле определения как верной скорости любого действия, так и равновесия сил. Поэтому он является авторитетом в делах равновесия и осознания. Он обучает своих спутников всем тем упражнениям не-делания, которые относятся к его специальной области.

Организатор — это настоящий шеф группы воинов. Его областью является намерение и поэтому — непосредственный контакт с властью судьбы. Он — знаток скрытых значений всех символов и специалист в делах ритуалов и техник заклинаний. Он рассматривает людей и их проблемы со своего поста — наблюдателя за кулисами. Он познает проблемы взаимодействия всех живых существ и интуитивно чувствует правильные возможности решения. Его типичным занятием является искусство предсказания. Он обучает своих спутников в этом направлении и заботится о функционирующей связи с намерением. Кроме того, в его обязанности входит вся организация внутри партии воинов; можно сказать, что он заботится о точном установлении их социального порядка.

Курьер нагваля — это, так сказать, помощник нагваля-мужчины. Однако его задача имеет очень большое значение, так как он разведывает как лазутчик и искатель дорог будущие пути и возможности всей группы воинов. Он ведет разведку неизвестного, которое группа должна преодолеть на пути к окончательному освобождению. Результаты своей работы он докладывает нагвалю-мужчине, который далее передает их всей группе воинов.

Нагваль-мужчина является посредником между этими четырьмя типами, которые без него не имели бы ничего общего. Он заботится о том, чтобы группа работала вместе, и одновременно выступает как ее лидер. Задача нагваля-мужчины — нахождение лазейки к свободе. Он — ведущий на пути всей партии воинов и поэтому является наивысшим авторитетом в делах “пути воина”. К тому же он — прямой представитель намерения, и должен заботиться о том, чтобы группа в истинном духе выполняла свою задачу.

Он делит свое задание с женщиной-нагвалем, которая имеет равный авторитет и положение внутри группы. Нагваль-мужчина и нагваль-женщина являются, в сущности, одним существом, так как дух освобождения заставляет исчезнуть разделяющие ограничения личности. Женщина-нагваль является далее посредником между женскими воинами группы; она — лидер для них и центр всех женских энергий.

Четыре женщины-сталкера — специалисты в обхождении с другими людьми и всеми повседневными обстоятельствами. Они — приводная сила партии воинов в обычном мире. Восточная женщина-сталкер ответственна за все обстоятельства, связанные с порядком в области первого внимания, в то время как северная женщина-сталкер специализируется прежде всего на силах, сильных сторонах этого порядка. Западная женщина-сталкер — мастерица в обхождении с человеческими чувствами, ее задачи и область действий находятся здесь. Наконец, южная женщина-сталкер ответственна за рост и развитие первого внимания. В этой роли она наблюдает даже самые тончайшие изменения и новшества в данной области. Она, например, решает, являются ли контакты воинов группы с другими людьми полезными и обогащающими. Рабочая область сталкеров очень велика, так как она охватывает все без исключения альтернативы первого внимания и обычного мира.

Четыре сновидящих являются высшими авторитетами в своем искусстве. Они обладают прирожденной способностью легкого вхождения в царство второго внимания. Восточная сновидящая — знаток скрытого порядка сновидений. Северная сновидящая знает прежде всего силы и возможности влияния второго внимания. Однако наилучший “нюх” на все эти вещи имеет западная сновидящая, которая является истинным экспертом в тонкостях искусства сновидения. Наконец, южная сновидящая ответственна за рост и развитие второго внимания. Она охраняет новые силы и энергии, которыми занимаются воины группы. Как и сталкеры, сновидящие имеют огромное поле деятельности; но оно относится прежде всего к возможностям не-повседневного восприятия и новым мирам, которые могут быть открыты посредством сновидений.

Два дополнительных курьера могут выполнять различные задания, которые зависят от того, к какому воину-мужчине или воину-женщине они прикреплены. Курьер мужского пола прикрепляется к одному из трех воинов, курьер женского пола — к одной из женщин-воинов.

Они помогают в качестве разведчиков и исследователей выполнению задач соответствующего воина. Если, например, курьер прикреплен к мужчине-ученому партии воинов, то он станет его ассистентом и помощником в исследованиях. Он может тогда, к примеру, находить новые лекарственные растения или выполнять что-то подобное. Это же справедливо и при ином прикреплении.

Вы видите, что порядок такой группы не столь прост, он представляет сложную структуру, в которой каждый выполняет определенные задачи. Эти задачи соответствуют собственной сущности того или иного человеческого типа и дают возможность проявить себя в своей области наилучшим образом. Существование всех других прирожденных типов людей внутри группы способствует тому, чтобы соответствующее лицо не сделалось слишком узким специалистом. Похоже, что природа предусмотрела благодаря типизации, то есть образованию различных человеческих типов, распределение труда и специализацию точно так, как и социальные структуры. Эта же мысль заключена в высказывании, что такая группа представляет собой отражение космического порядка.

Я уже указывал в главе 3.2 на определяющую взаимосвязь между космогоническими и космологическими мифами и человеческой жизнью. Партия воинов нагваля предоставляет такую возможность достижения совместной жизни в мифе. Если миф оживляется, то он превращается в конкретную возможность и становится жизненным путем.

Вся толтекская система базируется на такой возможности. Это ни в коем случае не какой-то бессвязный конгломерат отдельных техник и практик. Это нечто целое, полная жизненная система с присущим ей внутренним смыслом. Поскольку вся активность толтеков определяется космическим порядком, целью практики является освобождение от ограничений повседневного, стерильного сознания, которое держит нас заключенными в жизни, ни в коем случае не соответствующей нашему истинному существованию. На место обычного, рутинно-обусловленного способа жизни среднего человека выступает осмысленный способ жизни воина, который вновь открывает все исходные возможности человеческого бытия.

Партию воинов можно лучше всего понять с помощью аллегории: толтекское знание — это корабль; группа воинов составляет экипаж, команду корабля. Исходной гаванью является обычный мир; цель и пункт назначения корабля — проход к свободе. Но успешным плавание будет только в том случае, если команда готова к нему. Прежде будут предприняты многочисленные тренировочные плавания по морю второго внимания к другим островам восприятия. В этом заключен глубинный смысл упражнений в искусстве сновидения. Отдельные члены команды выполняют на борту различные задачи. Организатор — это, собственно, капитан. Он передает свои указания штурманам: нагвалю-мужчине и нагвалю-женщине. Эти двое являются навигаторами корабля, потому что они знают расчищенную дорогу к свободе. Другие воины тоже выполняют определенные обязанности, которые я поясню только на нескольких примерах. Так, любознательный человек служит корабельным врачом; он заботится о здоровье всех членов экипажа. Курьер нагваля — разведчик, как бы наблюдатель, который своими наблюдениями существенно влияет на курс корабля. Человек действия — нечто вроде боцмана; распределяя груз по палубе, он заботится о том, чтобы корабль поддерживал равновесие, а приказывая ставить паруса, он определяет скорость путешествия. Южная женщина-сталкер определяет, куда разместить новые грузы, в то время как восточная женщина-сталкер следит за тем, чтобы груз находился в порядке, и за его распределением, и так далее. Можно продолжить данный пример и дальше, но я думаю, читатель уже понял, что я хотел сказать такой аллегорией.

Я тоже являюсь членом партии воинов. Принадлежащих к ней людей избрало само намерение через соответствующие предзнаменования. Некоторые их них находятся на пути толтеков и вместе работают описанным выше образом. Другие пока живут как обычные люди и еще не в полной мере познали и признали свое предназначение. Но ведь вся судьба — как и развитие сообщества воинов, ищущих свободы и знании, это процесс, находящийся в постоянном изменении, и плоды его зреют длительное время. Но главное: никто не может быть принужден к образу жизни воина, потому что его образ жизни — это абсолютная свобода. В таком понимании, однако, заключена надежда, которую разделяю я и мои спутники на Пути толтеков: надежда, что свобода открыта для каждого человека, который стремится к ней с решимостью воина, с несгибаемым намерением

8. Земля

"Мы все должны рассматривать себя как часть Земли; не как врага, который приходит извне и пытается подчинить ее своей воле. Мы, те, кто знает значение священной трубки для курения, знаем также, что мы — как часть Земли — не можем навредить никакой ее части без того, чтобы не навредить самим себе."

Ламе Деер.

Знание толтеков включает одну очень важную тему, которой мы еще не касались: тему о Земле. Лишь она делает возможным наше существование и наше осознание. Знание этого обстоятельства наполняет толтеков глубокой благодарностью к нашей родной планете, которая представляет собой нечто большее, чем человек обычно знает или предполагает. Поэтому в заключение я хочу рассказать о толтекских знаниях о Земле, которая имеет для них совершенно особое значение.

Первое, на что я хочу обратить ваше внимание в связи с этим, — это природа Земли, ее внутренняя сущность, которая остается скрытой для большинства людей. Большей части человечества неизвестно то обстоятельство, что Земля сама является живым существом. Дон Хуан поясняет своему ученику:

“Древние видящие увидели, что у Земли есть кокон. Они увидели — существует шар, внутри которого находится Земля. Этот шар — светящийся кокон, заключающий в себе эманации Орла. Таким образом, Земля — гигантское живое существо, подверженное действию всех тех же самых законов, действию которых подвержены и мы.” 167)

Земля — это не только груда неорганической материи, как поясняют нам в школе, но живое существо, которое является первопричиной существования всего живого, включая и человека. Более правильным было бы сказать, что наша жизнь составляет лишь крошечную частичку этой огромной глобальной жизни. И все другие живые существа на этой Земле точно так же составляют частичку этого сверхупорядоченного, всеобъемлющего существования. Люди, принадлежащие к нецивилизованным народам, говорят о растениях и животных как о наших братьях и сестрах. И это не является ни примитивным естественным сибаритством, ни примитивным пониманием мира, но корректным выводом из того обстоятельства, что Земля — это большая мать всех живых существ.

В Европе тоже можно иногда услышать слова о “Матери-Земле”, но в устах европейца это звучит обычно как чистая насмешка. Потому что, если Земля — наша мать, то тогда большинство современных цивилизованных людей — явные, бессовестные осквернители своей матери. У нас в большинстве случаев отсутствует даже малейшее уважение к Земле: мы переполняем ее отходами; мы отравляем ее атмосферу, мы насилуем ее буровыми установками и машинами; и мы оскверняем ее, заливая асфальтом, смолой и бетоном только для того, чтобы помчаться на еще более быстром автомобиле навстречу нашей смерти. Ряд таких примеров и сравнений может быть продолжен до бесконечности. Вам нужно только разок оглянуться вокруг, и вы увидите, какой “прекрасный новый мир” создали мы в нашей безграничной глупости.

На Земле существуют многие миллионы видов растений и животных, и только один из этих видов унаследовал способность осознанно обозревать все остальные: человек. И что делает он с этой способностью? Он использует ее, чтобы эксплуатировать окружающую природу, чтобы вытянуть из нее еще больше прибыли. Но при этом он неправильно оценивает свою глубокую взаимосвязь со всем происходящим в природе Земли, и неуклонно устремляется к своей собственной гибели.

Мы все должны научиться правильно применять наши способности, и для этого всеобщее изменение осознания более важно, чем вес остальное. Мы являемся частью целостной жизни Земли, и, как часть общего, мы неотделимы от всего остального. Мы призваны научиться существовать в единстве с Землей и ее жизнью вместо того, чтобы бороться против нее. Но все это должно произойти из глубокого внутреннего понимания, а не просто потому, что мы боимся потерять наше жизненное пространство.

И так называемому цивилизованному человеку тоже придется понять, что существует фундаментальная разница между тем, что он называет “жизнью”, и тем, что действительно представляет собой жизнь. То, что сегодня называется “жизнью”, я бы обозначил как неприкрытое стремление выжить, соединенное с огромным количеством совершенно ненужных вещей. Настоящая жизнь — это жизнь в созвучии и гармонии со всеми существами и вещами на этой живой планете. Как воин, я изучил эту жизнь, и главным учителем такого образа жизни является сама Земля.

Это может звучать несколько странно, но для толтеков Земля является учителем, да еще к тому же и несравненным учителем. Мы можем учиться у нее, как и у наших братьев и сестер — растений и животных. Для этого необходимо, чтобы человек отказался от чувства собственной важности, потому что иначе, пока он смотрит на все существующее сверху вниз, он не сможет осознать свою истинную судьбу как составную часть жизни Земли. Он должен спуститься назад, на поверхность матери-Земли и целиком и полностью осознать тот факт, что он стоит на одной и той же ступени с растениями и животными. Мы все: животные, растения и человек — разделяем одну судьбу, один общий удел — смертных существ на этой планете. Смерть ставит нас всех на одну ступеньку, в ней вновь объединяются в одно все до сих пор раздельные существования.

Только на этом базисе возможно действительно практическое обучение. Человек, принадлежащий к нецивилизованным народам, никогда не покидал своей почвы и живет чаще всего в созвучии с природой. Он знает интуитивно, что прогресс в западном понимании — это самая большая глупость, и он знает это, потому что он глубоко чувствует законы равновесия всего живого. А цивилизованный человек, который не чувствует более своей связи с природой, должен бы спросить себя: не являются ли его мысли о прогрессе только дальнейшим ослеплением от избытка самомнения? Разве может “прогрессивно развиваться” естественное равновесие? Знает ли здоровье “прогресс”? Или знает ли “прогресс” счастье? Едва ли. Естественное равновесие не может быть “улучшено”, оно представляет собой вершину, оптимальное соответствие всех внешних условий. Каждое изменение, даже и под прикрытием понятия “священного прогресса”, — это помеха, нарушение равновесия, от которого мы, люди, в конечном счете полностью зависим, и поэтому — тупик.

Основное требование заключается в том, чтобы изменить нашу внутреннюю установку ко всем элементам природы, если мы хотим продолжать существовать. Часто бывает достаточно честно и искренне говорить с каким-нибудь растением или животным, чтобы вновь ощутить чувство единения со всем живущим. Многим людям делать что-то подобное кажется глупостью, но не боятся ли они при этом и впрямь оказаться глупцами по сравнению с растением или животным?

За годы моей практики на пути толтекского воина я завязал дружбу со многими растениями и животными, и я был удивлен, что от них можно узнать буквально обо всем и у них можно всему научиться. Дон Хуан тоже постоянно указывает, что прежде всего можно учиться у Земли. Но при этом подразумевается не просто наблюдение закономерностей, царящих в природе, как можно подумать, но действительная, непосредственная коммуникация с другими формами жизни этой планеты. Кто скажет: “это невозможно”, того я хотел бы спросить: “а попробовал ли он хоть один раз сделать это?”.

Для того чтобы прийти к растению или животному и пообщаться с ними, надо иметь соответствующее расположение духа; так сказать, у человека должно быть правильное настроение и установка, только тогда может осуществиться коммуникация. Животное сразу чувствует, приближаетесь вы с хорошими или с плохими намерениями. Оно не нуждается в размышлениях об этом; оно сразу знает, какой дух вы приносите с собой, с каким намерением вы приходите. В большинстве случаев достаточно одного простого жеста, чтобы уговорить бабочку или птицу сесть на протянутую руку. Если наше намерение ясно и чисто, это не составляет никакой проблемы. Таким образом можно завязать интересную дружбу со многими живыми существами.

Таким способом толтеки восстанавливают шаг за шагом исходное состояние совместной жизни. И для этого нет необходимости жить обязательно в деревне или “на природе”. Я живу, например, в настоящее время в городе, но и сюда приходят животные, с которыми я дружу, чтобы меня навестить. Часто они приносят с собой послания из отдаленных мест, и тогда я знаю, что там происходит. Ночные бабочки, например, танцуют свои послания; они исполняют определенный танец, информацию которого я непосредственно воспринимаю, если отключаю внутренний диалог и просто смотрю. Знания животных и растений — это, собственно, знания без слов и речи, которое толтеки обозначают как “безмолвное знание” или “знание намерения”. Такое знание доступно для всех людей, но оно включается только тогда, когда человек осознанно стремится к нему.

Нам должно быть ясно, что все живые существа обладают осознанием, которое, однако, значительно отличается от нашего рефлексивного мышления и познания. Оно очень похоже на осознание первобытного человека или маленького ребенка. Мы все несем в себе кайму этого первоначального вида осознания, оно выражается в наших сновидениях, предчувствиях и чувствах. И если мы снова захотим начать жить по-настоящему, то мы должны научиться доверять нашим снам, предчувствиям и чувствам. А пока мы будем продолжать не замечать их, от нас, будет скрыта существенная часть нашего “я”. Только когда мы сами сделаемся целостными, мы сможем заняться тем, чтобы действительно помогать другим живым существам, будь то люди, животные или растения.

Это — главная задача толтеков и партии воинов нагваля: помогать всем живым существам в развитии их осознания и активно поддерживать их в этом. Кастанеда говорит по этому поводу: “Если каждый достаточно совершенен, можно помочь большому количеству существ.” 168) Это, конечно, справедливо и в отношении людей; Кастанеда говорит далее: “Всегда имеется возможность передавать знания дальше. Всегда помогают. Помогают словом, небольшой подсказкой… Это делает каждый, кто честно выполняет свою задачу. Все люди могут учиться. Все имеют возможность жить как воины.” 169)

Но говоря обо всех этих вещах, мы не должны забывать о главном положении — о том, что Земля сама является гигантским живым существом. Толтеки передают по традиции специальное знание, касающееся этого обстоятельства. Они знают, что Земля как живое существо также обладает собственным осознанием. Земля чувствует и воспринимает совершенно аналогично другим живым существам. Поэтому толтеки ведут с Землей непосредственные “разговоры”, конечно, в смысле коммуникации, посредством безмолвного знания. Они знают специальные техники, облегчающие такую коммуникацию. Так, они ищут пещеры, или роют яму в земле, чтобы там схоронить себя на некоторое время. Если человек находится подобным образом как бы под кожей Земли, можно лучше ощущать живую пульсацию ее осознания и даже непосредственно заряжаться энергией Земли, которую далее можно использовать для самых разных целей. Данная энергия имеет совершенно иное качество, чем энергия поверхности Земли. Внутренняя энергия — мирная, спокойная, но необычайно большой силы. По этой причине толтеки погребают себя время от времени, например, если они хотят достичь ясности в каком-нибудь вопросе, или если им предстоит уладить очень трудное дело. Они получают тогда силу и совет у матери всего живого на нашей планете, у самой Земли.

Нужно самому хотя бы раз испытать это особенное чувство, чтобы действительно понять, что Земля живет и наполнена такой необыкновенной силой, которая далеко превосходит все наши представления. Скажем, если человек проводит целую ночь в пещере, то все его мысли и чувства очищаются; я сам проверял это неоднократно на собственном опыте. Похоже, Земля вытягивает и отфильтровывает все плохие энергии будничной жизни, будь то фрустрация, нетерпение, агрессия или изнурение. У человека возникает чувство значительного облегчения и очищения. Мы как бы возвращаемся на мгновение к началу времен, когда все еще было в согласии друг с другом.

Ночь в естественной пещере или земляном саркофаге воспринимается в нашем субъективном ощущении времени также намного длиннее, чем ночь в обычном окружении. Восприятие времени в пещере экстремально замедляется, один час такой пещерной ночи сравним с целой ночью в городской квартире. У человека есть время получить ясное представление о всей своей жизни, у него даже возникает ощущение, что именно к этому понуждает нас сама Земля. В непосредственной связи с этим очищением часто возникают видения или другие состояния измененного восприятия. Тогда сама Земля говорит с нами. У Земли, собственно говоря, есть возможность сдвигать своей энергией осознания нашу точку сборки. Таким образом она может поделиться с человеком своими знаниями и опытом. К сожалению, я не могу больше рассказать об этом, потому что мой опыт практически невозможно описать обыкновенными словами.

Толтеки используют знание о Земле и для своих целительских задач; они даже говорят, что сама Земля является наилучшим целителем. Она, собственно, обладает способностью ограничивать власть смерти. Хотя она и находится тоже под постоянным влиянием силы смерти, но она необъяснимым способом научилась отталкивать от себя эту силу. В связи с этим, я надеюсь, глупые выходки современного цивилизованного человека не изменят этого положения вещей. Поэтому вдвойне хорошо, если по возможности большее число людей снова очнется и начнет собирать опыт, накопленный нашей великой матерью и всеми ее детьми.

Забудьте как можно скорее и основательнее выражение “Сделайте землю подвластной вам!”. Еще достаточно времени, чтобы найти дорогу из тупика современности и вернуться назад, к самому первоначальному опыту — опыту принадлежности к великому — жизни на Земле. Для этого нам вовсе не надо становиться тупыми или “примитивными”, потому что я говорю не о призыве в стиле Руссо: “Назад, к природе!”, а о действительном понимании основ нашей жизни, которое в силу необходимости превосходит интеллектуальное понимание. Мы не должны отказываться ни от нашего разума, ни от наших исходных возможностей познания. И то, и другое уменьшило бы наше человеческое наследство и свело нас только к части истинной целостности. Нам нужно и то, и другое: разум и безмолвное знание, чтобы объединить их в живое единство — единство нашей личностной сущности.

На этом учение толтеков о Земле не исчерпывается, оно имеет множество аспектов, которые, однако, всегда принимают во внимание то обстоятельство, что Земля является живым, сознательным существом. Поэтому Дон Хуан всегда ищет со своими учениками особые места, которые толтеки называют “местами силы”. Кастанеда говорит об этом: “Земля — это нечто живое. Такие места — это входы, через которые Земля периодически получает из космоса силу или энергию. Воин должен накапливать эту энергию.” 170) Энергия, о которой идет речь, — это самая чистая жизненная сила, та сила, которая только и способна поддерживать жизнь Земли и населяющих ее живых существ.

Кастанеда пишет далее об этом: “Каждые восемнадцать дней на Землю приходит волна энергии… Вы можете ее воспринимать. Эта волна энергии может быть сильной или не очень, в зависимости от обстоятельств. Если Земля воспринимает очень большую волну энергии, то она достигает нас везде, где бы мы ни находились. По сравнению с величиной этой силы Земля невелика, и энергия распространяется повсеместно.” 171) Для практически интересующихся я приведу одну дату прохождения волны энергии: 21 июня 1994 года был такой “День силы”. От этой даты вам нужно только отсчитать восемнадцатидневные циклы, чтобы получить все дальнейшие даты. Как говорит и Кастанеда, эту силу можно воспринимать. Сильнее всего она проявляется в горах, и прежде всего — в вышеупомянутых местах силы.

Места силы постоянно окружены сильным энергетическим полем, которое может ощущаться утонченными органами восприятия мага: они ощущают эту энергию как щекотание или зуд, которые заметны по всему телу. Из этих мест исходит и очень своеобразная расслабленность, которую ощущает каждый, сделавший привал на этом месте.

Это объясняется непосредственным действием энергии на точку сборки, которая склонна там к смещению. Толтеки используют данное действие, смещая свою точку сборки в другие, новые области восприятия только благодаря энергии такого места.

По этой причине маги утверждают, что места силы являются проходами в другой мир. Конечно, это нельзя понимать буквально, потому что переход в другой мир — это всегда переход в иное восприятие. Однако этот переход может происходить всегда и в любом месте, если практик имеет для этого достаточно опыта и, главное, достаточно энергии. Но на месте силы такой энергией обеспечены с избытком, поэтому подобные действия удаются здесь особенно легко.

Естественно, энергию такого места силы можно накапливать и впрок. Для этого подходят, в основном, все упражнения не-делания. Но существуют и особые техники накапливания энергии Земли. Я хочу ниже коротко описать два таких упражнения. Они различны, потому что мужчины и женщины воспринимают энергию разным способом.

Мужчина укладывается на спину на ровную поверхность, и подтягивает свои ноги таким образом, что подошвы касаются друг друга. Бедра и икры должны по возможности касаться земли. Руки раскинуты горизонтально и предплечье от локтя поднято в направлении к небу. Ладони повернуты друг к другу, пальцы растопырены. Голова при этом упражнении всегда указывает на восток. Уже через короткий промежуток времени можно ощущать, как между ладонями протекает поток энергии. Это означает, что тело начинает накапливать энергию.

Упражнение для женщин выполняется по-другому. Они должны кувыркаться по земле, совершенно так, как выполняли классический “кувырок вперед” на уроках физкультуры, только тело должно быть предельно сжато, должно быть похоже на кувыркающийся шар. Чтобы избежать неприятных ощущений при выполнении этого упражнения, рекомендуется повязать бедра толстым шерстяным платком. Он предохраняет от неприятного давления на позвоночник и таз, как уверили меня мои женщины-воины. Естественно, существует бесконечное число иных возможностей накопить энергию, но два вышеописанных показали себя на практике как самые эффективные.

Подобным образом накопленная энергия может, в принципе, применяться для каких угодно целей в соответствии с задачами и склонностями данного практика. Однако самое лучшее применение — для контролируемого сдвига точки сборки, как, к примеру, в сновидении. Энергия Земли помогает практикующему таким образом овладеть его осознанием и в конечном счете — при освобождении последнего. По этой причине толтеки испытывают бесконечную благодарность и любовь к Земле. Но и обычный человек должен осознать, что и его жизненная сила исходит непосредственно от Земли. Все растения, служащие нам пропитанием, произрастают на материнской поверхности, и вся остальная органическая жизнь построена на этом. В связи с этим нельзя забывать и об отце жизни — Солнце. И но данной теме у толтеков есть особое учение, о котором мы не можем поговорить по причинам объема книги. Мы скажем только, что наша природа как светящихся существ делает нас непосредственными детьми Солнца, которое и само есть не что иное, как гигантское проявление светящейся Силы, живое существо непредставимой величины и измерений.

Однако вернемся назад, к матери, к Земле. Я хочу завершить эту главу еще одним высказыванием дона Хуана, к которому мне нечего добавить:

“Только если любишь эту Землю с непоколебимой страстью, можно избавиться от своей печали… Воин всегда весел, потому что его любовь неизменна. И его возлюбленная, Земля, обнимает его и осыпает его невообразимыми дарами. Печаль — удел лишь тех, кто ненавидят эту Землю, дающую укрытие всем живым существам… Это милое существо, которое живо до последней пылинки и понимает любое чувство, успокоило меня, оно излечило меня от моей боли и, наконец, когда я полностью осознал мою любовь к нему, научило меня свободе.

Только любовь к этому великолепному существу может дать свободу духу воина. А свобода — это радость, способность к действию и неустрашимость перед лицом любых препятствий. Это последний урок.”

9. Заключение

Надо признаться, что мне не удалось коснуться всех тем, которые я бы хотел осветить в книге. Многие вопросы остались без ответа; а те, о которых мы говорили, могли бы быть освещены полнее. Кроме того, в учении толтеков имеется целый ряд побочных тем, из которых я назвал лишь некоторые.

Однако моим намерением было — послать предвестников, предложить возможности, которые позволят читателю нового рода взаимодействие с Кастанедой и его произведениями. Эти предвестники — предпосылки: предпосылки разума и предпосылки практики. Я думаю, что такой вид подхода к написанному Кастанедой — единственный, который действительно послужит толкованию его произведений. Я говорю это и как практик, и как теоретик толтекского знания. Это высказывание нуждается в некотором пояснении, и для этого необходимо описать основные возможности подхода к произведениям Кастанеды. Заключительное пояснение призвано еще раз представить основную проблематику и способствовать читателю самому определить свою позицию.

Какие виды подхода к произведениям Кастанеды вообще существуют? Как принимается учение дона Хуана у нас в Европе? Вилли Кёлер в своем предисловии к книге Корвалан “Путь толтеков” различает три группы читателей, которые демонстрируют различный подход к книгам Кастанеды:

“В любом случае следует различать среди читателей и любителей Кастанеды по крайней мере три группы: те, кто читают его книги как сказки или легкомысленные фантазии; те, кто принимают “отдельную реальность” за чистую монету, и такие, которые рассматривают его истории и разговоры в форме платоновских диалогов как расширяющую сознание игру мысли и как богатый улов в древнем море возможностей человеческого мышления.” 173)

По моему мнению, такое деление совершенно правильно, но он забыл еще о четвертой группе: о тех, кто благодаря чтению Кастанеды получили мощный импульс, который их самих сделал толтеками и воинами. И если мы добавим эту четвертую группу, то получим снова исходную группу четырех, проявление типического отражения космического порядка. Эта группа четырех выявляется также из того, что говорит дон Хуан:

“Имеются три плохие привычки, которые нас снова и снова захватывают, когда мы в жизни конфронтируем с необычными ситуациями. Во-первых, мы можем то, что произошло или происходит, отрицать и поступать так, будто ничего не произошло. Так поступают лицемеры. Во-вторых, мы можем все без оглядки принимать во внимание и так поступать, как если бы мы знали, что происходит. Так делают ханжи. В-третьих, какое-то событие может принудить нас заниматься им, потому что мы не можем его ни отрицать, ни без оглядки принимать во внимание. Так делают глупцы. И ты тоже? Однако есть еще четвертая возможность, а именно — верная, возможность воина. Воин поступает так, как если бы ничего не произошло, потому что он ни во что не верит, и однако он все принимает во внимание без оглядки. Он принимает во внимание не принимая и отрицает, не отрицая.” 174)

Книги Кастанеды также представляют собой необычную ситуацию для западноевропейского читателя, и можно легко распознать в описанных Вилли Кёлером группах читателей различные “плохие привычки”, о которых говорит дон Хуан. Несмотря на это, я надеюсь, что моя книга сможет заинтересовать все четыре группы читателей. Сомневающиеся могут сомневаться в моих сообщениях и анализе, ханжи могут и далее продолжать во все верить, глупцы могут следовать своему принуждению. Однако мое особое приветствие относится к воинам, тем, кто не верит, и не отрицает, но просто-напросто использует действие всех текстов Кастанеды, чтобы сдвинуть свою точку сборки и взглянуть в лицо необъятному. Я знаю, вас много — там, снаружи, в мире.

Некоторые из вас спрашивают себя, почему я разделил книгу на две части: теоретическую и практическую. Причина очень проста:

Мы, люди, состоим из двух частей, тоналя и нагваля, сознательного и бессознательного, и обе эти части говорят на разных языках. И я попытался говорить на двух разных языках, и надеюсь, что это мне удалось. Для меня эти два вида рассмотрения предмета не представляют противоречия, напротив, на практике они объединяются в гармоническое целое. Если мы хотим полностью соответствовать нашему положению в мире как люди, мы не можем исключить ни одну из наших частей. Разум должен точно также иметь свои права, как и другая, более древняя часть человека, которую толтеки называют нагвалем, намерением или безмолвным знанием.

Обе стороны у каждого человека могут гармонично связываться друг с другом, и такую возможность я могу засвидетельствовать. Толтеки говорят о двух мостах с односторонним движением, которые связывают между собой наш разум и область безмолвного знания. В связи с этим становится ясным, что, собственно, проделывает маг со своими учениками, то есть что изучает обучающийся магии. Духовный дедушка дона Хуана, нагваль Элиас, объясняет своему “внуку”, что

“…нагваль Хулиан хотел обучить дона Хуана и направить его точку сборки в позицию разума, чтобы он мог развиваться как мыслитель, вместо того, чтобы принадлежать к части необразованной, но эмоционально чрезмерно возбужденной публики поклонников разума. Одновременно он хотел сделать дона Хуана истинно абстрактным магом, чтобы он не оставался частью патологически необразованной публики поклоняющихся неизвестному.” 175)

Вот по этой причине я и разделил свою книгу на две части. Первая часть должна дать человеку импульс самому размышлять о мире, причем основательным, самостоятельным способом, который перепроверяет и испытывает с точки зрения теории познания нормы современной разумности. Одновременно я оставил свободным место для высказываний толтеков об этом процессе. Вторая часть сообщает о практических опытах и техниках, способных дать импульс к действительно новым возможностям и исследованиям, которые хотя и доступны каждому, однако могут познаваться лишь теми, кто активно прилагает к этому усилия. Обе части образуют мосты между разумом и безмолвным знанием, знанием намерения. Смысл этого поясняет нагваль Элиас:

“Существует один мост с односторонним движением, который ведет от безмолвного знания к разуму. Этот мост с односторонним движением обозначается как “интерес”. Тот интерес, который является истинным представителем безмолвного знания как источника наших знаний. Другой мост с односторонним движением, который ведет от разума к безмолвному знанию, обозначают как “чистое понимание”. Понимание как истинный представитель разума о том, что разум — это только один остров в бесконечно огромном море, наполненном островами. Человек, у которого работают оба моста с односторонним движением… является магом. Он всегда находится в непосредственном контакте с духом — той животворящей силой, которая делает возможными обе позиции.” 176)

Я желаю всем людям, которые преодолевают эти мосты, счастья и успеха как в мышлении, так и в действиях. Что же касается тех, кто не чувствует в себе потребность к этому, — я по крайней мере надеюсь, что они теперь согласятся, что в толтекском нагвализме, мудрости толтеков, речь идет о чем-то большем, чем только о “примитивном индейском учении”. Знание толтеков — это знание, которое по своей сложности и основательности не уступает современной науке в западноевропейском смысле, даже если оно и происходит из другого, чуждого нам описания мира.

Оглавление

.

Предисловие

ВВЕДЕНИЕ

ЧАСТЬ I. НАГВАЛИЗМ КАК ФИЛОСОФИЯ ТОЛТЕКОВ

  1. Кажущееcя — Карлос Кастанеда и Эдмунд Гуссерль

    1.1. Описание мира

    1.2. Тональ и первое кольцо силы

  2. Скрытое — Карлос Кастанеда и К. Г. Юнг

    2.1. Сон, смерть и трансцендентность

    2.2. Нагваль и второе кольцо силы

  3. Связующее звено — К. Кастанеда и М. Элиаде

    3.1. Космология и миф

    3.2. Единство себя как освобожденное восприятие

ЧАСТЬ II. ПРАКТИЧЕСКИЕ ИСКУССТВА ТОЛТЕКОВ

  4. Искусство Сталкинга

    4.1. Перепросмотр жизни

    4.2. Не-делание себя

    4.3. Целительство

  5. Искусство сновидения

    5.1. Тело сновидения и животное-нагваль

    5.2. He-делание фиксирования взгляда

    5.3. Мистерия осознания

  6. Овладение намерением

    6.1. Личная сила и несгибаемое намерение

    6.2. Жесты и предвестники

    6.3. Предзнаменования и оракулы

  7. Партия воинов нагваля

  8. Земля

  9. Заключение

Реклама на сайте