«Пересекая границу. Психологическое изображение пути знания Карлоса Кастанеды»

Дональд Ли Уильямс Пересекая границу. Психологическое изображение пути знания Карлоса Кастанеды

Donald Lee Williams

Border Crossing.

A Psycholgical Perspective on Carlos Castaneda's Path of Knoledge

Введение

Летом 1960 года аспирант антропологического факультета университета Лос-Анджелеса в Калифорнии встретился с "седовласым стариком-индейцем" по имени дон Хуан Матис. Старый индеец, был магом, колдуном, brujo. Постижение различных сведений Карлосом Кастанедой от дона Хуана превратилось в приобретение иного переживания и нового опыта исходного (аутентичного) знания. Сейчас, когда прошло 20 лет и написано 5 книг[01], Карлос полностью посвящен в "путь Знания" дона Хуана, и его книги — своеобразный самоотчет на этом пути — нашли гораздо больше читателей, чем другие современные работы по психологии и духовной традиции.

Очевидно, что поразительное ученичество Карлоса Кастанеды у дона Хуана оживило и выбило из привычной колеи западное воображение. Истории, поведанные Кастанедой, затронули и изменили наш психологический кругозор и еще долгое время будут оказывать на него свое влияние. Эти истории — освежающий дождь, выпавший на наше пересохшее воображение.

Но несмотря на то, что в последние двадцать лет работами Кастанеды зачитывается множество людей, до сих пор еще не появилось ни одного серьезного — с психологической точки зрения — исследования его эмпирических опытов[1].

Какие же душевные раны могут исцелить волнующие образы этих историй? И к каким инфекциям они, возможно, делают нас более уязвимыми? Как нам следует понимать раскрывающиеся перед нашими глазами образы мира дона Хуана, чтобы достойно и без жалкой имитации мы могли бы интегрировать его видение в свою урбанизированную жизнь? В этой книге мы и попытаемся найти возможные ответы.

Отправные точки

Прежде всего нам необходимо сделать нечто вроде конспекта своей собственной жизни, то есть рассмотреть в себе все то, — как это сделал Кастанеда, — что мы принесем в пустыню Сонора к дону Хуану. И мы увидим, что социальные и религиозные устои прошлого, составляющие этот конспект, больше не дают нам духовной пищи. Мы оказываемся в духовном вакууме, Сегодня для многих людей традиционные религиозные скрепы, устои семьи, социальные и политические проблемы жизни заменены психотерапией. Однако основная линия в современной психологии не направлена на потребности жизни духовной. Бессознательное, познаваемое в целом, представляется проблематичным вместилищем подавленных в себе младенческих и хаотических вожделений, и уж никак не творческих факторов, обеспечивающих возможность смысла, направления и духовного обновления. В большинстве психологических учений страдание рассматривается "не иначе" (высокомерное — "ничто иное, как") как следствие действия неисправных механизмов сознания. И такое страдание подступает к нам еще ближе ввиду всевозрастающего обилия разнообразных психологических техник, позволяющих поддержать ощетинившееся запуганное эго, но не способных коснуться более глубоких ран или глубинных источников психического. И в результате, все великолепные приемы и техники лишь истощают душу.

В 60-е годы в этот духовный вакуум ворвались психоделические наркотики. Но хотя такие психоделики, как ЛСД и мескалин продемонстрировали нам, что бессознательное есть нечто большее, нежели простая сумма наших личных желаний и проблем, все же весьма незначительное число людей обрели в них средство для понимания собственных видений или для интеграции этих своих впечатлений в сознательные рамки повседневной жизни. Кастанеда, во всяком случае, предлагает нам такие образы интегрирования бессознательного материала в измененных состояниях сознания (ИСС). Между тем, изначальная значимость психоделиков, предвкушаемая в 60-е годы, уже в 70-е годы была переосмыслена, поскольку сама их популярность стала носить рыночный характер, а, собственно, способность (ability) — наряду с табаком и алкоголем — оказалась действенной лишь в рамках защиты и укрепления старых, изведанных путей эго, но не для утверждения нового порядка.

Запад также засвидетельствовал растущий интерес к религиям Востока и появление многочисленных групп, объединившихся вокруг восточных духовных учителей; все они также предлагали свои способы заполнения духовного вакуума. Но по большей части мы остались несведущими относительно внутренней авторитарности и уникальности источников бессознательного, так как одновременно и легко, и соблазнительно проектировать свою внутреннюю авторитарность на кого-либо из духовных учителей или на религиозную традицию. И хотя подобная тенденция и приводила порой к некоторому изначальному удовлетворению и росту, все же и она не изменила нашего первоначального состояния.

Карл Густав Юнг, один из основоположников современной психологии, позволил нам осознать, что бессознательное само активно продуцирует значимые символы с тем, чтобы скомпенсировать утрату значения, которую мы сознательно переживаем; незадолго до своей смерти он кратко описал эту трудность современного индивида:

Никаких Богов, к которым мы могли бы обратиться за помощью, больше не существует. Сами мировые религии страдают от все возрастающей анемии, поскольку помогающая нумина (божественность) оставила кустарники, реки, горы, животных, а Сого-человек скрылся в подземелье бессознательного[2].

Следовательно, каждый из нас имеет доступ к исцеляющей деятельности бессознательного психического с помощью снов, фантазий, видений и других способов. Но мы остаемся неутоленнными из-за своих сознательных предубеждений относительно внутреннего мира:

Буддист отбрасывает мир бессознательных фантазий, как «отвлеченный» и бесполезно-иллюзорный; христианин помещает между собой и своим бессознательным «свою» Церковь и «свою» Библию", а рационалист-интеллектуал еще даже и не знает, что его сознание не составляет всю сумму (целостность) его психического[3].

Более того, сам Фрейд, первым открывший двери в психическое и познакомивший нас с реальностью бессознательных процессов, "непроизвольно упрочил и усугубил существовавшее презрение к психическому. До него бессознательным просто пренебрегали и не замечали его; теперь оно сделалось мусорной свалкой для всевозможных моральных отбросов и источников страха"[4].

В противоположность этому, в работах Карлоса Кастанеды мы обнаруживаем мезоамериканского индейского шамана, дона Хуана, которого мы могли никогда и не встретить. Надо отметить, что Кастанеда весьма уклончив — мы почти ничего не знаем о личной истории этого человека. У Кастанеды и дона Хуана нет своего культа или последователей, за исключением таковых из самих читателей. По-своему, Кастанеда и дон Хуан уникальны. Мы можем противиться учению дона Хуана, но можем с его помощью найти и пути к самопознанию и к непосредственному переживанию бессознательного духа. В то же время нас не ожидают комфорт и утешение в кругу его последователей или на пути отказа от своей собственной авторитарности. Уклончивость Кастанеды в этом смысле не является недостатком или неудачей; скорее, это приношение.

То, чему Карлос Кастанеда научился у дона Хуана, дает нам картину процесса обращения к бессознательному для самопознания, для трансформации и длительного взаимоотношения с той частью психического, которая выходит за пределы времени. Благодаря тому, что Карлос боролся за то, чтобы стать "человеком Знания", мы узнали смысл совершенного мужчины и совершенной женщины и что означает вырасти за пределы своей личной и коллективной истории. Следуя неотступно за Кастанедой, мы могли бы увидеть, как все наши старые мысли меняются напрочь или разбиваются вдребезги, и теперь мы уже больше не можем сказать "не иначе", произнести наше высокомерное "ничто иное, как". Кастанеда дает нам понимание статуса символической жизни, понимание того, что значит иметь способность видеть глубинные смысловые и могущественные факторы в действии в нашей повседневной жизни.

Первым и наиболее важным моментом для западного человека является то обстоятельство, что учителем Кастанеды оказывается индеец. Коренная американская душа оказалась более сродни западному человеку, чем душа Востока; в частности, нынешние жители американского континента ощутили, что это душа земли, на которой все они обитают и ныне, а, следовательно, она более гармонирует с их бессознательными корнями. Но оказалось, что это не только коренная американская традиция нашего духовного наследия, которую мы едва не проглядели, но это еще и дух, способный к интеграции таким способом, каким дух Востока не обладает[5]. Наша психика оказалась более близкой к тому, чтобы находить пищу для своего духовного утоления в динамической индивидуальности шамана, нежели в квиетизме (смиренном, созерцательном, духовном самоуглублении), более характеризующем Восток.

В своем очерке по американской психологии Юнг рассматривает индейцев как фактор "экстраординарной потенции" в психологии американцев, который, однако в большинстве своем функционирует без прямого осознания собственного эго. Он заявляет, что индейцы в американском бессознательном кажутся носителями или символами героических действий и духовных видений, и, должен добавить, эроса, глубокого чувства родственности ко всей жизни; в индейцах проявляется лучшее что есть в американцах[6]. Юнг также замечает, что дух завоеванных людей, индейцев в нашем случае, неизбежно проникнет в бессознательное завоевателей:

Без сознательной имитации американцы бессознательно излучают спектральное поле ума и темперамента Красного Человека. Здесь нет ничего таинственного. Так было всегда: завоеватель подчиняет себе коренных обитателей телесно, но подчиняется им духовно[7].

Наступило время рассчитаться со своим «хозяином», и Карлос Кастанеда сделал одну из наиболее серьезных попыток в нашем столетии такого расчета. В отличие от ре-возрожденческих попыток (ревитализации) в рамках христианской традиции, а также попыток достижения превосходства в духовности Востока, думается, что возрождение, которое будет иметь место в Америке, обнаружит свои корни в духе аборигенных американцев, хотя мы можем и не осознавать сам источник.

Действующие лица

Карлос Кастанеда представил нам дона Хуана Матисз, как шамана или колдуна, мага из индейского племени Яки, родившегося в 1891 году на юго-западе Мексики. В 1900 году вместе со своим, отцом дон Хуан переселился в Центральную Мексику, когда мексиканское правительство выслало из Соноры тысячи индейцев. С 1900 по 1940 год дон Хуан жил в Центральной и Южной Мексике. Кастанеда говорит, что встретил дона Хуана летом 1960 года в Аризоне, и что само ученичество проходило в Северной Мексике.

В 1968 году Кастанеда опубликовал свою первую книгу "Учение дона Хуана", в которой изложил серию ярких эпизодов, пережитых им во время обучения. 140 страниц текста охватывают период с 1960 по 1965 годы, начиная от первой встречи с доном Хуаном на автобусной станции в Аризоне и кончая пугающим столкновением с колдуньей и ее покушением на его жизнь. "Учение дона Хуана" концентрируется, главным образом, на тех ощущениях, которые Карлос испытал с помощью галлюциногенных растений: пейота, мексиканского кактуса (Lophophora williamsii), марихуаны (Дурман вонючий, Jeemson weed, Datura inoxia) и гриба (предположительно, Psilocybemexicana).

Возвратившись в Мексику более чем через два года после отъезда, Кастанеда привез с собой экземпляр опубликованной книги. Хотя продолжение работы с доном Хуаном не предполагалось, сам визит положил начало новому циклу его ученичества. Этот цикл описан в "Особой реальности" и здесь сконцентрирована попытка Кастанеды с помощью "маленького дымка"(Psilocybemexicana) увидеть таинственный мир повседневной жизни. Он боролся со "стражами"(опекунами) из другого мира и с "союзниками" и был ознакомлен с более глубинными аспектами колдовства и магии, скрытыми под поверхностными слоями прорицания и силы, с которыми он был по большей части связан на протяжении всей первой книги. В "Особой реальности" мы также встречаем дона Хенаро, другого мага и колдуна, ставшего в конечном итоге бенефактором для Карлоса, тем, кто позже посвятит (инициирует) его в наиболее глубокие переживания своего бессознательного.

Первоначальная рукопись третьей книги Кастанеды "Путешествие в Икстлан" стала его диссертацией для получения докторской степени по антропологии в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. По многим показателям эта книга наиболее впечатляющая из всего написанного Кастанедой[02]. "Она создана на основе обзора полевых записей, сделанных для "Учения дона Хуана". Кастанеда осознает, что дон Хуан начал знакомить его с магическим описанием мира с самого первого момента их встречи и что он, Карлос, упустил многое из наиболее значимого в учении дона Хуана, потому что сфокусировал свое внимание слишком узко на применении пснхотропных растений. "Путешествие в Икстлан" раскрывает аспекты учения дона Хуана, не имеющие отношения к наркотикам, с момента их первой встречи вплоть до декабря 1962 года. Последние три главы книги перескакивают в 1971 год и касаются переживания Карлосом "союзника" без использования наркотиков.

"Сказка о Силе" появилась в 1974 году, и в этой четвертой книге уже видно, сколь быстро продвигается Кастанеда по пути приобретения Знания. К этому моменту он уже научился останавливать свой внутренний диалог и, не пользуясь наркотиками, получать прямой выход в бессознательное или туда, что сам дон Хуан именует нагуальным (то, чему нет имени). Теперь главным действующим лицом становится дон Хенаро по мере того, как ученичество Карлоса близится к завершению. Сама книга начинается со столкновения Карлоса с союзником и с двойником. А заканчивается скачком в пустоту, в шаманистский полети финальным прощанием со своим учителем и своим бенефактором. "Сказка о Силе" сводит вместе все ученичество Карлоса как постигаемое целое, она также дает нам более тщательно составленное представление о теоретической стороне учения дона Хуана о пути Знания.

В 1977 году вышла книга "Второе кольцо Силы". В ней описывается драматический разрыв с прошлым ученичеством Карлоса. Эта книга охватывает события лишь нескольких дней после первого возвращения Кастанеды в Мексику спустя два года с момента его прыжка в финале "Сказки о Силе". Теперь Карлос сам законный колдун и маг. Дон Хуан и дон Хенаро ему больше не нужны. Но они не нужны и нам, ищущим смысл в том хаосе, в возникшей путанице, когда девять учеников — пять женщин (донна Соледад, Лидия, Жозефина, Роза, ла Горда) и четверо мужчин (Карлос, Паблито, Нестор, Бенигно) — собираются вместе со своими силами и слабостями и девятью различными точками зрения. Эти люди сталкиваются с задачей продолжения совместного движения по пути Знания и проработки своих личностных различий в отсутствие руководителя и наставника. Читатель "Второго кольца Силы" может, по всей видимости, оказаться озадаченным и сбитым с толку, как и сам Карлос. После нескольких весьма напряженных дней пребывания в Мексике вместе с остальными учениками, Карлос уезжает в Лос-Анджелес. Но уезжаете уверенностью, что он еще вернется, что эта группа колдунов и магов связана вместе судьбой, и — что важнее прочего, — теперь его главная задача: стать для них лидером.

Дон Хуан: факт, или вымысел

Основана ли работа Кастанеды на действительных фактах или придумана им? Этот вопрос вызывает вполне законный интерес. Но в тех книгах, где делается попытка отнести Кастанеду к разряду писателей-фантастов, например, Ричарда де Милля "Путешествие Кастанеды" и "Бумаги дона Хуана" этому вопросу уделяется слишком большое внимание. Гораздо более важен вопрос о том, каков же сам процесс того пути Знания, который, как мы видим, раскрывается с помощью самого дона Хуана, дона Хенаро, Карлоса и других учеников. И здесь вопрос о степени реальности или вымышленности приобретает серьезность лишь тогда, когда читатель сталкивается с теми вопросами, которые будут обсуждаться нами в шестой главе. Но так или иначе, вопрос о реальности или вымышленности дона Хуана вполне уместен.

Со своей стороны представляет интерес и сам Карлос. Если мы, глядя на него, проведем различие, как это делает Милль, между «Кастанедой», автором книги, и "Карлосом"- ее персонажем, то увидим, что отношение Карлоса ко всему оказывается весьма рутинным и предсказуемым, чего не скажешь о доне Хуане[8]. Это рутинное предсказуемое качество в большей степени можно было бы ожидать от коллективного комплекса, нежели от действительного ученика мага и колдуна; рутинное поведение Карлоса, как мне кажется, является в основном вымышленным[9]. Карлос в книгах Кастанеды кажется воплощением старых личностных привычек и коллективных тенденций, таких, как интеллектуализация, зависимость от причины, страх перед бессознательным. Карлос является типичным представителем нашего осознаваемого косного мира. Переживания Карлоса с доном Хуаном оставляют ощущение подлинности. Но его вопросы, объяснения и сами заботы, интересы и участие кажутся недостоверными, лишь подтверждая, что они воплощают (персонифицируют) коллективное сознательное отношение (аттитюд), в котором без особого труда распознается и обнажается рутинность невымышленного Кастанеды; рутинность, которая начинает разрушаться уже в начале его работы с доном Хуаном. Мы видим, как вымысел рационального, аналитического и скептически-подозрительного, сознательного отношения поддерживается на протяжении первых трех книг и как он начинает постепенно исчезать в двух последующих, когда необходимость в нем отпадает.

Так как я рассматриваю "индейскость" дона Хуана в качестве весьма значимого аспекта "приношения" Кастанеды, то необходимо упомянуть об одной весьма важной и отчетливой ценности индейского характера, которая подозрительно отсутствует во всех работах Кастанеды. Это свойство общности, коммюнитарности, всегда присутствующего участия в благополучии общины, группы, заботы о ней. Отсутствие упоминания об этом можно объяснить либо краткостью появления дона Хуана, либо узостью поля зрения Кастанеды (что характерно для большинства из нас), либо как свидетельство вымышленности фигуры дона Хуана. Как бы там ни было, живя в индустриальном обществе, следует помнить об отсутствии в нем важного качества общности, от чего все мы страдаем и коллективно, и поодиночке.

Ученики дона Хуана и дона Хенаро предприняли попытку поддержать друг друга и сформировать общину, когда поняли, что должны научиться жить рядом друг с другом. Возможно, в будущих книгах Кастанеды мы узнаем об их попытках найти свое место в повседневном мире.

Объяснение специфики подхода

В описанных переживаниях Карлосом мира дона Хуана мы находим естественный процесс психологической эволюции. Соответственно, я следовал хронологически за образами переживаний Карлоса и как ученика, и как вполне самостоятельного посвященного. Поскольку в книге представлены сами образы, то читателю нет особой необходимости предварительно знакомиться с работами Кастанеды, В самом построении этой книги легко просматривается широкий эскиз процесса внутреннего развития. В первой главе рассматривается отправная точка путешествия, прослеживаются сам путь и цель этого пути. Ученик овладевает знанием, укрепляя свое личностное начало и выстраивая прочные, надежные отношения с бессознательным, изучая пути охотника и воина (глава 2 и 3). Этот процесс ведет к отделению и последующему усвоению бессознательных характеристик сиера (Видителя) (глава 4). Затем ученик приобретает более всеобъемлющее постижение структуры психического, необходимое для адекватного понимания экстатического или шаманистского полета (глава 5). Следуя дальше за Карлосом, мы становимся свидетелями интровертного переживания и реализации бессознательного. Вплоть до этого момента внутреннее видение еще не переносилось в жизнь группы, общины. Теперь экстравертные аспекты реализации знания начинают проявляться в столкновениях Карлоса с женщинами и в борьбе маленьких групп сходномыслящих воинов (глава 6). Завершается рассмотрение имеющегося в наличии материала образом прощального жеста дона Хуана и дона Хенаро, собирающихся покинуть этот мир.

Я рассматриваю материал, предложенный Кастанедой, с юнгианских позиций, поскольку это моя собственная точка зрения и в этом русле осуществлялась моя подготовка. Я проясняю образы ученичества Карлоса с помощью сравнительного материала, взятого из сказок, мифов, сновидений и литературы по шаманистскому опыту, соотнося его с аналитическим процессом.

Я часто говорю о «бессознательном». Бессознательное относится, прежде всего, ко всему тому, что мы не осознаем — всему, что однажды было осознано, но стало затем вытесненным и подавленным или забытым, а также ко всему, что никогда и не было сознательным. Бессознательное является динамическим фактором, не зависящим от наших сознательных желаний и намерений. Оно удивляет, расстраивает и зачастую ошеломляет нас своими эмоциями, воодушевлением, настроением, обмолвками, сновидениями, фантазиями, видениями, невротическими симптомами, психосоматическими расстройствами и т. п. Бессознательное воздействует на сознание с помощью вышеупомянутых средств, действуя таким путем, который кажется целесообразным. То есть бессознательное обладает, в сущности, сознанием себя самого. Так, продукт бессознательного, такой, скажем, как сновидение или психосоматический симптом, указывает на специфический образец или тип развития, стремящийся проявиться в индивидуальном. Наконец, мое использование термина "бессознательное" эквивалентно в словаре дона Хуана таким понятиям, как "другой мир", "другая сторона", "нагуальный" и "магическое время".

Глава 1. Первоначальные образы

Лето 1961 года, спустя год после первой встречи Карлоса с доном Хуаном в пограничном городке в штате Аризона. Карлос настойчиво просил дона Хуана познакомить его с пейотом. Дон Хуан старательно избегал касаться этого вопроса. Для Карлоса «знакомство» означало собрать информацию. Для дона Хуана такая «встреча» свидетельствовала о получении непосредственного опыта, переживания. Еще раз Карлос просит дона Хуана научить его всему, связанному с пейотом, и снова дон Хуан отказывается. Дон Хуан отказывается по причине того, что Карлос не знает своего собственного сердца. [10]

Где начинаются все лестницы11

Подобно большинству из нас, Карлос достигает пути знания, имея при себе сомнительные цели, неисследованные предположения и весьма незначительное самопонимание. Имеет смысл взглянуть на психологию Карлоса, поскольку она не только драматически окрашивает саму атмосферу и прогресс его ученичества, но еще и потому, что здесь мы, как в зеркале, можем обнаружить многое, составляющее нас самих: утрату самооценки, озабоченность силой, страх близости, предпочтение информации перед знанием, неспособность доверять своему собственному переживанию, чрезмерная зависимость от интеллекта и в конечном итоге — пренебрежение своими собственными лучшими качествами. Низкая самооценка Карлоса проявилась уже при его первой встрече с доном Хуаном на автобусной станции. Тогда дон Хуан указал ему на могущество пейота. На пейот, как пример силы. Карлос сделал несколько неуклюжих попыток повернуть разговор, а затем начал импульсивнорассказывать о самом себе, как о человеке, уже много знающем о пейоте, которому можно рассказать еще больше. Ему не было бы нужды до такой степени отстаивать свою собственную значимость, если бы у него не было довольно серьезных сомнений по этому поводу. Однако такая импульсивная, спонтанная попытка самовосхваления верно указала, что Карлос все еще не способен признать: он знает значительно больше, чем в состоянии себе это позволить. Его преувеличенный автопортрет обнажает, как осознаваемое чувство несоответствия, так и, в большей степени, бессознательную личность, пытающуюся проявиться. Борьба Карлоса с демоном несоответствия выражена несколькими способами: через попытку продемонстрировать себя в качестве антрополога, показать свое особое отношение к дону Хуану, особенно в проявлении его интереса к силе и контролю.

Озабоченность силой и контролем бросается в глаза с первых страниц первой книги Кастанеды. Он знакомит нас с миром дона Хуана с помощью образов силы колдовства и черной магии, образов колдунов, способных превращаться в животных, а также тех образов, которые возникают при употреблении "могущественных растений" или "растений силы". Поэтому нет ничего удивительного в том, что дон Хуан представлен нам, как человек, которого следует скорее бояться, а не любить и уважать. Изначально для Карлоса важно не самопознание, а приобретение силы. Разрушительные аспекты стремления к власти или комплекса власти заключаются в том, что самопознание отодвигается на второй план, уступая место самовозвеличиванию, а такое взаимоотношение страдает от утраты способности к развитию.

Я думаю, что именно из-за такого одностороннего интереса Карлоса к силе и закончилось его ученичество у дона Хуана в конце 1965 года. Погоня Карлоса за знанием и его взаимоотношения с доном Хуаном оказались удушающе безысходными. Такое ученичество не могло более продолжаться без изменения отношения самого ученика. Именно это и случилось весной 1968 года в начале книги "Особая реальность", когда Карлос возобновил свои отношения с доном Хуаном. Карлос посетил дона Хуана с тем, чтобы подарить ему экземпляр своей книги "Учение дона Хуана". Отложив на время поиски знания, Карлос при встрече с доном Хуаном пережил чувство удовольствия, теплоты и привязанности. Чувство удовольствия, которое Карлос испытал в обществе Хуана и послужило толчком в возобновлении его ученичества, Дон Хуан подтверждает. что их работа развалилась из-за комплекса власти или силы Карлоса, когда говорит, что Карлос ушел, поскольку "чувствовал слишком важное проклятие"[12]. Сила и могущество продолжают оставаться главной проблемой Карлоса в его ученичестве, но его интерес к этому со временем оказывается не столь прочным, благодаря перерыву в самих поисках и последовавшему литературному успеху.

К.Г.Юнг рассматривает в качестве противоположностей не силу и бессилие, а силу и эрос:

Где царствует любовь, там нет стремления к силе, а там, где верховодит воля к власти, там любовь утрачена. Одно есть ничто иное, как тень другого; человек, вставший наточку зрения Эроса, обнаруживает свою компенсаторную противоположность в стремлении (воле) к власти, а тот, кто делает акцент на силе и могуществе, стремится к Эросу[13].

Карлос оказался на стороне силы, следовательно, у него оказались либо не развиты, либо утрачены чувства любви и дружбы. Он хотел продолжать борьбу с этими аспектами взаимоотношений как в рамках своего ученичества, так и вне его.

Стремление к силе и власти имеет положительную сторону. Как видно, оно отражает частичную и компенсаторную истину, интегрируемую в форме законного чувства внутренней полномочности. Но оно также ведет себя обманчиво, как трикстер, совращая Карлоса самой попыткой достижения знания. Властолюбивые фантазии Карлоса оказываются способными всколыхнуть сильные эмоции, поставляя энергию, необходимую для больших и трудных начинаний. Образ такого процесса можно отыскать в Восточно-Европейском мифе о творении, в котором именно дьявол подсказывает Богу идею сотворения Земли и человечества[14]. Дьявол в этом примере выступает как эквивалент комплекса силы, теневого подчиненного начала. В нескольких версиях этого мифа дьявол посылается вниз в исходные «первичные» воды, чтобы добыть "семена земли", необходимые для сотворения. Однако этот миф четко идентифицирует самого Творца: хотя дьявол проделывает огромную предварительную работу (от самой идеи до ее исполнения), сам творческий акт может соотноситься только с именем Бога. То есть стремление к власти должно уступить дорогу более высокой цели.

Другим аспектом психологии Карлоса, окрашивающим его сотрудничество с доном Хуаном, является его рационализм. Поскольку разум выступает в качестве выгодного союзника, Карлос доводит его до крайности. Фактически он персонифицирует общую трудность нашего времени: упорное пристрастие к разуму и утрату внимания к чувству, интуиции и символической ценности субъективных аспектов переживания. Такая зависимость от разума может быть бессознательной попыткой самосохранения, которая в конце концов становится тюрьмой. Дон Хуан поэтому использует психотропные растения, с целью расшевелить высокомерные привязанности Карлоса, его самонадеянность.

Рациональная точка зрения позволяет исключить иррациональные аспекты переживания, рассматриваемые лишь как эффект воздействия наркотика. Таким путем, рационалист защищает самого себя от воздействия бессознательного, но тем самым лишаясь возможности понять и оценить значение и смысл своего переживания. В той степени, в которой этот процесс преобладает, переживание бессознательного не в состоянии уйти от психоделического уровня к психологическому.

Так же, как и у Карлоса, у всех нас есть свои причины достижения пути знания, и эти причины есть нечто большее, нежели только тени какого-то более глубокого побуждения. Мы приближаемся к бессознательному и начинаем задавать вопросы самим себе, поскольку мы достаточно часто стремимся преодолеть невротический симптом или сохранить взаимоотношения. Мы не хотим прислушиваться к своим симптомам (депрессия, беспокойство, сексуальные трудности, стресс, избыточный вес и т. п.); мы переживаем бессознательное как проблему, которую необходимо решить, а не как приглашение жить более глубоко. Однако наши симптомы и являются таким приглашением, и они ведут нас к нам самим, а также к более глубоким тайнам, в которых мы принимаем участие. Наши симптомы могут оказаться сигналом к воину о его признании.

Призвание воина

Для воина на пути знания первое событие в любом начинании имеет символическую ценность. когда Карлос встречает дона Хуана на автобусной остановке в Аризоне и начинает «болтовню», дон Хуан рассматривает это событие как знак (omen)[15]. Случайные обстоятельства их встречи вкупе с тем фактом, что дон Хуан видит нечто особое в Карлосе, позволяет ему предположить, что Карлос может быть «избранным». Более конкретный знак или указание на то, что Карлос «избран» для знания, появляется тогда, когда он первый раз пробует пейот, и дух пейота, Мескалито, принимает его. Как станет видно из других примеров знаков, определяющих других учеников, существуют более общие индикаторы, указывающие на призвание воина.

Традиционным знаком, сигнализирующим индивиду призыв к его вступлению на путь знания, оказывается обычно какая-нибудь странная болезнь, сопровождаемая глубоко впечатляющими снами или видениями. Одна из учениц дона Хуана, Жозефина, пришла к нему после того, как сошла с ума; Лидия оказалась совершенно одинокой, больной и готовой к смерти в заброшенной горной хижине; Горда страдала от переутомления и имела избыточный вес, и дон Хуан увидел, что над ней нависла смерть. Но не каждому заболевшему или увидевшему вещие сны суждено было стать шаманом. Выбор зависел от последующего предрасположения бессознательного и от способности эго вместить более глубокие переживания психического. Выбор зависел также и от соответствующих обстоятельств или условий. Например, когда Нестора и Бенигно ударило молнией, они были не одни; дон Хенаро, прозванный Гордой "колдуном молнии", оказался свидетелем случившегося. Наконец, именно борьба человека со своей болезнью, страданием, как и требования бессознательной психики, позволяют ему стать чувствительным, прикасаясь к ранам других людей.

Хотя сейчас и не модно говорить о "призывающем голосе", само переживание его достаточно распространено. Например, священник может рассказать о своей болезни в молодости и религиозном видении во время нее, что и предопределило в последующем его выбор в пользу религиозного профессионального поприща. Кто-то еще переживал и страдал из-за ужасного внутреннего конфликта, позволившего ему еще в раннем возрасте близко соприкоснуться с миром психологии. Женщина принимает участие в анализе, чтобы сохранить брак и с самого начала видит сновидение, в котором старуха ведет ее в подземный мир, чтобы научить древним секретам; анализ вовремя становится "дорогой сердца".

Часто первые сновидения в анализе указывают на природу специфического пути знания того или иного человека, на маршрут этого пути и на то, сколь далеко он ведет. Карлос, например, преувеличил свои знания и могущество, встретившись с доном Хуаном, и уже, оказавшись на этом пути, постоянно стремился наверстать самого себя, принять ответственность за знание и силу, которыми он вполне законно владел. Паблито впервые встретил дона Хуана в весьма своеобразных обстоятельствах. Он чуть не сбил его с ног, пытаясь сбежать через служебный выход из магазина, в подсобке которого он тайно занимался любовью с дочерью его владельца. Гораздо позже мы обнаруживаем, что задачей Паблито, как воина, было увязать свои взаимоотношения с женщинами; он не мог от этого ускользнуть. В его задачу входило обратиться к своей матери, донье Соледад, с тем, чтобы наполнить свое мужское начало чем-то большим, помимо сексуального чувства, и установить взаимоотношения с "маленькими сестрами", основанные на взаимном уважении.

В ряде примеров знак свидетельствует об отношениях между учителем и учеником. Оба часто призываются для того, чтобы вместе работать над общей задачей или раной. Дон Хенаро был призван вместе с Нестором и Бенигно "с помощью" внезапного удара молнии, символически переполненной свыше озаряющей силой. Мы уже видели, что у Карлоса была проблема в отношении к силе. Сам Дон Хуан столкнулся с такой проблемой еще в детстве, когда войны, в которых участвовало и племя яки, принесли смерть в его семью и втянули в конфликт между угнетателями и угнетенными. Открытие доном Хуаном секрета идентичности силы и бессилия сместило их равновесие в пользу понимания, любви и исцеления в контексте общей раны, которую он разделял вместе с Карлосом. Тот же самый мотив обнаруживается и в первой встрече дона Хуана с Лидией. Оказавшись в горах, он почувствовал, как его тянет куда-то в определенное неведомое место, и каждый раз, сбиваясь с предназначенного ему пути, дон Хуан ощущал, что ветер начинал дуть настолько сильно, что не позволял открыть глаза. Когда, наконец, он обнаружил Лидию в заброшенной горной хижине, то первое, что увидел: пораженные болезнью глаза, опухшие и закрытые. Общая связь между ними существовала еще до самой встречи.

Враги знания

Дон Хуан считает, что мужчина знания или женщина знания — это человек, способный терпеливо и безукоризненно следовать по пути воина, стремясь жить в гармонии с бессознательным и следовать за всеми извивами своей собственной судьбы. В "Учении дона Хуана" дон Хуан называет и описывает четырех врагов знания: страх, ясность, сила и старость. [16] Второй и третий враг разыскиваются самим воином, но становятся его врагами лишь после того, как они были найдены. Таким же образом можно рассматривать и страх: как союзника и одновременно как препятствие, которое необходимо преодолеть. Нам необходим страх перед бессознательным — сродни страху, который мы чувствуем, переправляясь через ненадежные воды. Страх извещает нас об опасности, которая поджидает нас, и о тех возможных последствиях, которые могут произойти, если мы наобум, вслепую и безрассудно двинемся вперед. Человеческая жизнь не может существовать без страха, и те, кто приближается к глубоким уровням бессознательного без страха вполне могут быть сметены или уничтожены как сумасшедшие, эксцентрики или возомнившие о себе пророки. У Братьев Гримм есть сказка о молодом человеке, от которого отрекся отец, поскольку тот не знал, что такое страх, и который был вынужден один отправиться в мир, чтобы отыскать его. [17]

С другой стороны, мы должны противостоять стремлению поддаться своему страху или отождествиться с ним, стремлению предпочесть временный комфорт болезненным уколам самознания. Мы ежедневно видим людей, которым теми или иными обстоятельствами брошен вызов из внешнего или внутреннего миров и которые из-за отождествления со своим страхом ушли от предложенного столкновения. На их пути знания можно отметить то место, где они остановились, закрыли глаза, побежали или воздвигли препятствие к своему изменению. Дон Хуан считает, что человек, уступивший своему первому врагу, превратится либо в робкого, неуверенного, запуганного человека, либо сделается хулиганом, задирой или бандитом. Робкий, застенчивый человек отождествился со своим страхом, в то время как хулиган и задира компенсирует свой страх агрессивностью, проецируя, перенося свою трусость на своих приятелей.

По мере того, как человек следует по пути знания под угрозой страха, он приходит ко второму врагу — ясности. Так как страх по своей природе заключает человека в тесные и ограниченно-узкие рамки сознания, преодоление страха, естественно, расширяет возможности сознательного постижения и позволяет добиться большей объективности. Тот же, кто будет захвачен вторым врагом, превратится в "веселого жизнерадостного воина" или «клоуна», который видит и смеется, потому что для него ничто не имеет значения. Человек, отождествившийся со своей ясностью, становится нетерпимым к своей собственной темноте и глупости; он переносит их на своих соседей, становящихся объектом его насмешек. Опасность ясности заключается в том, что она оказывается односторонней и направлена в пользу сознания и светлого принципа, лишая тем самым темноту ее законных полномочий. Чтобы избежать уступок в пользу своей ясности, воин должен постоянно вбирать в себя свою собственную темноту.

После бесчисленных стычек на пути знания воин получает силу. В качестве примера можно упомянуть о силе дона Хуана и его безукоризненном владении собой. Чтобы избежать требовательной силы, следует жить частичной жизнью, но идентифицироваться с ней означает уступить третьему врагу. Прилипание к силе порождает "жестокого и капризного человека", нетерпимого к слабости. Удовлетворение силой делает такого человека слепым к собственной уязвимости и слабости. Его слабости проецируются на его же приятелей, с которыми он обращается так же плохо, как и с собственной слабостью, — отрицая, презирая, либо пренебрегая ею. Человек силы нуждается в том, чтобы стать открытым к сердечной ранимости. Мексиканские индейские шаманы из племени Хуичоли знают об этом и почитают необходимость в поддержании равновесия между силой и ранимостью, используя во время всех своих церемоний исцеления специальный стул, сделанный из сильных и слабых пород дерева[18].

Хотя четвертый враг, старость, понятен буквально, о нем следует сказать в смысле психологическом. Старость — это некая разумная конструкция, в которой мы можем оказаться в любом периоде своей жизни. В своем положительном аспекте старость оказывается мудростью, символизируемой целой жизнью, наполненной переживаниями и самоанализом. Эта та мудрость, которую ищет воин. Но кроме того, она также может изолировать его и лишать омолаживающей энергии юного видения. В своем опасном качестве такая мудрость ведет к тому, что человек начинает во всем видеть непрерывную игру противоположностей, и это порождает чувство, что нет ничего нового под солнцем, — человек пресыщается глупостью своих сподвижников.

Чтобы стать охотником, обычный человек должен превозмочь страх. Чтобы стать воином, охотник должен быть готов к выходу из пределов ясности. Чтобы стать видящим, воин не должен более замыкаться на силе. И только когда человек прочувствует этих четырех врагов знания, сразится с ними за их дары, объединится и разойдется с ними, он сможет претендовать на то, чтобы быть человеком знания, только тогда, говорит дон Хуан, наступит момент смерти.

Обычный человек, охотник, воин и видящий

Описывая Карлосу различные отношения, которые могут возникать у человека с бессознательным, дон Хуан даст нам еще одну четырехмерную типологию развитию сознания[19]. Обычный человек, говорит он, может оказаться побежденным своим страхом, если столкнется с духовным зверем, оказавшись один на один в лесу. Страх превратит такого человека в добычу бессознательного. Обычный человек имеет две возможности: он может убежать от зверя, либо стать перед ним. Если он не вооружен, то убежит, спасая свою жизнь, а если вооружен, то остановится и немедленно упадет на землю.

Духовного зверя дон Хуан именует "волшебным оленем", что означает проявление психопомпа или проводника, обнаруживающего следующий шаг в процессе индивидуации. Оказаться в одиночку в лесу, — одна из ситуаций, в которой могут проявиться мощные бессознательные силы. Оказаться одному, вне привычного окружения, без друзей и знакомой обстановки равносильно лишению всякой защиты перед бессознательным. Мари-Луиза фон Франц, аналитик из Цюриха, долгое время работавшая с Юнгом, замечает в своей работе "Тень и зло в сказках", что "одиночество вызывает силы Потустороннего, как добрые, так и злые":

Естественным объяснением к этому может быть то, что количество энергии, обычно используемое человеком в отношении к своему окружению, возвращается назад и активирует бессознательное, загружая бессознательную часть психического так, чтобы она оживала, когда человек долгое время находится один; и здесь вы оказываетесь в ловушке к лучшему или к худшему; либо дьявол овладеет вами, либо вы обретете более глубокую внутреннюю реализацию. [20]

Обычный человек имеет два выбора, когда бессознательное начинает пробиваться сквозь его рутинное осознание. Он может попытаться ускользнуть, переключившись всполошенно с одной деятельности на другую, переместившись в какое-нибудь место, в котором в данный момент жизнь кажется ясной, каждый раз надеясь, что тут-то и можно увидеть вещи по-другому. Если, с другой стороны, он вооружен, то может и остановиться; в этом случае человек использует какой-нибудь доступный ему инструмент, механизм (знакомый из психологии Фрейда), дабы изгнать или уничтожить (подавить) бессознательные фантазии или импульсы. В этом случае, сама личность оказывается более ограниченной, символически представленная тем, что человек замер (замерз) на месте.

Несмотря на искушение убежать прочь или отдаться в руки бессознательного (как, например, эмоции, непреодолимой фантазии, беспокоящей идее, импульсивности и так далее), охотник может сделать бессознательное объектом внимания. Охотник осознает свое бессознательное, и, следовательно, один, изолированный от всех, в лесу, он ищет точки безопасности, защиты, места, в которых его запах не будет разнесен ветром. Внимающее и видящее эго охотника развилось до такой степени, что он способен быть защищенным почти во всех обычных обстоятельствах. Охотник всматривается в глубь себя и наблюдает само настроение и другие формы бессознательного либидо. С этой позиции он усиливает быстроту своего разума, чтобы постигнуть, в чем же заключается его бессознательное желание.

Воин, в противоположность обычному человеку и охотнику, движется прямо навстречу тому, что возникает на его пути. С незамутненным, как и у хорошего охотника, сознанием, он использует "контролируемую непринужденность" с тем, чтобы стать единым с волшебным зверем. Воин умышленно изменяет на противоположные свои сознательные ценности для того, чтобы пережить другой мир, соединиться с объектом своего страха или страстно желает узнать его путем активного воображения. Воин не только наблюдает активность бессознательного, он также участвует в нем с помощью активного воображения или других измененных состояний сознание (ИСС).

Человек, идущий по пути колдовства и магии, не находит защиты с помощью старых способов, которые он уже оставил позади и, соответственно, должен приспособиться к пути охотника или воина, чтобы противостоять пугающим аспектам знания. Видящий, с другой стороны, не должен приближаться к бессознательному так, как воин. Видящий предвидит те трудности и опасности, с которыми сталкивается воин; видящий направляет свою жизнь с помощью того, что он видит. Видящий обладает способностью видеть за поверхностью вещей, знать вещи такими, "какие они есть" и улавливать семена будущего. Видящий подобен даосскому монаху, чье видение отделило его психическую энергию от тысячи вещей в его жизни. Для видящего "Все превращается в ничто", и везде он видит таинственное Дао. [21] Видящий восприимчив и изменчив, в то время как воин стоит в двух мирах, и его бдительность и расторопность всегда близки к смерти.

Четыре видения пути знания

Пути дона Хуана и Карлоса пересекаются с путями других учеников, ищущих в горах могущественные предметы (предметы силы) — кварцевые кристаллы. [22] Все собираются вокруг костра и сидят в молчании, повернувшись лицом к огню. Дон Хуан оставляет присутствующих на несколько минут, а когда неожиданно появляется снова, то огонь вспыхивает ярче, и шокированный этим Карлос видит дона Хуана в костюме пирата. Когда же он вновь исчезает за огромным валуном, то все начинают оживленно обсуждать только что увиденное. Один утверждает, что видел не пирата, а скорее, человека, одетого в черную рясу или сутану с капюшоном, возможно, рассвирепевшего, который только что убил монаха и надел его одежду, Другой, юноша, говорит, что дон Хуан был одет в лохмотья и был похож на человека, возвратившегося из "вечного странствиям. Третий участник разговора увидел в появившемся доне Хуане здорового и сильного хозяина ранчо. Все четыре видения можно рассматривать, как компенсацию сознательного отношения (аттитюда) четырех учеников. Например, Карлос застенчив, и его сознательная неуверенность скомпенсировалась агрессивностью образа пирата, Дон Хуан истолковал это видение так, что Карлос должен научиться брать от жизни то, что он хочет. Отношение (атитюд) пирата могло бы внести равновесие в состояние Карлоса, интровертированного интеллектуала, чувствующего, что он не заслуживает того, что получает от жизни и определенно боится взять то, чего он хочет.

Образ свирепого мужчины, убившего монаха, подтверждает, что человек, который увидел эту картину, испанский католик, чье сознание определено коллективными христианскими ценностями. Дикий и сугубо индивидуальный путь шамана или колдуна, мага противоположен и подменен духовной позицией преданного верующего. Образ обнищавшего странника скомпенсировал реальность ученика, привязанного к земным радостям и удовольствиям этого мира, к теплу домашнего очага и традициям прошлого. Путь знания ведет его далеко от дома к границам его воображения и освободит от многих мирских привязанностей. Образ богатого хозяина ранчо подсказывает ученику, витающему в идеалистических облаках и иных мирах, кто должен притязать на мировую силу, как на часть своей задачи индивидуации.

Пират, свирепый человек, бродяга и пышущий здоровьем хозяин ранчо — все это вполне самоценные пути, — пути интеллектуала, христианина, человека комфорта и идеалиста. И хотя, как говорит дон Хуан, все эти пути ведут в никуда, тем не менее, каждый или все вместе они имеют свою ценность, когда "имеют сердце",[23] то есть когда это пути, по которым захочет идти сила.

Метод Учения

В книге "Второе кольцо Силы" Горда рассказывает Карлосу, как дон Хуан учил ее и других учеников сознанию и бессознательному. [24] Дон Хуан собрал в мешок повседневную всячину, и ученики отнесли этот мешок и стол на несколько миль в горы. Добравшись до отдаленного и изолированного места, дон Хуан установил стол посередине долины и вывалил на него все принесенное ими из мешка. Он объяснил, что стол и все предметы на нем подобны нашему индивидуальному сознательному миру. Бессознательное, или как он называет его, нагуальное, — это безбрежность долины, окружающей и поддерживающей этот стол. Затем он предложил ученикам прогуляться в горы вверх, откуда они могли бы полюбоваться на стол сверху и обозреть саму долину. Он объяснил, что колдуны и маги, в отличие от обычных людей, должны учиться обозревать свое собственное сознание из отдаленной перспективы. Затем ученики, по указанию дона Хуана, вернулись к столу и еще раз осмотрели все предметы, лежащие на нем. В то время, пока они обозревали долину, дон Хуан убрал со стола некоторые предметы и, таким образом, проверял их память, отмечая, насколько правильно ученики могли определить убранные предметы. После чего очистил стол и попросил каждого ученика лечь на него животом и тщательно осмотреть все, что находится под столом. Пока они укладывались и поворачивались, он убрал из-под стола несколько камней и веток. Затем попросил определить, чего не хватает под столом. Но эту задачу ученикам не удалось выполнить столь хорошо, как предыдущую. Наконец, дон Хуан объяснил, что безбрежность гор и долин слишком велика для человека, чтобы охватить их даже взором, поэтому колдуны и маги работают с той областью бессознательного, которая им доступна. В данном случае областью под столом, или, можно было бы сказать, в области тени стола. После этого урока о сознании и бессознательном, тональном и нагуальном, ученики унесли стол и мешок обратно.

Колдуны и маги развивают особое внимание к столу и всему на нем лежащему, ко всем элементам сознания от личности до внешнего окружения. Тренируя это внимание, индивид медленно, но уверенно очищает и упорядочивает свой сознательный мир. Когда процесс интроспекции и сознательного действия скрыт, ученик учится фокусироваться на том, что лежит под столом, на том, что однажды уже было известно, но с тех пор выпало из сознания, и на том, что никогда не было известно или сознаваемо. Это то, что дон Хуан называет "вторым вниманием". В этой точке в процессе индивидуального развития человек начинает приближаться к своей всеобщности, тотальности переживать оба мира, оба внимания. Он больше не отождествляется ни с эго или внешним миром, ни с бессознательным, и таким образом, приобретает способность к постижению обоих миров.

Дон Хуан понимает учение как нечто неотделимое от переживания. Когда он вводит учеников в мир тонального и нагуального, его слова адресованы когнитивному процессу (тональному), а действия направлены на бессознательное восприятие через тело (нагуальное). Когда ученики относят стол и мешок, преодолевая большоерасстояние, их тела учатся фиксировать в памяти то, что напоминает ношу знакомых привычек сознания. Затем они телесно ощущают безбрежность неизвестного. Ученики достигают прозрения (инсайта) путем вербальных коммуникаций дона Хуана и с помощью рефлексии, а в то же самое время их тела тоже учатся, проводят аналогии, образуют память.

Однако мы привыкли отделять тело от классной комнаты, библиотеки, наших разговоров с друзьями, внутренних размышлений; само тело к участию не приглашается. [25] Исследование отношений между телом, психикой и психологическими комплексами обнаруживает неестественность такого разделения. Юнг заложил эмпирическую основу для объединяющего видения психического и телесного еще в начале своей научной карьеры с помощью своего исследования природы бессознательных комплексов. Комплекс оказывается образом эмоционально окрашенного процесса, обладающего "сильной внутренней связью", автономным и контролируемым сознанием и "несовместимым с привычным состоянием сознания".[26] Он показывает, что каждое воздействие бессознательного комплекса на сознание сопровождается физическими событиями, такими, как покраснение, заикание, изменение ритма дыхания, мускульные спазмы, изменение положения и т. д. Юнг говорит, что комплексы являются архитекторами сновидений и симптомов. [27] Следуя за символами, продуцируемыми сновидениями, или за физическими расстройствами, происходящими в теле, можно прийти к комплексам. Арнольд Минделл, аналитик-юнгианец, практикующий в Цюрихе, пошел в своих исследованиях еще дальше, уделяя то же самое внимание телесным процессам в анализе, какое уделялось символическим процессам при изучении сновидений и жизненных фантазий. Точно так же, как мы говорим о свете, как о волне или о частице, согласно Минделлю, психологический процесс проявляет себя двухканальным образом: через психическое и через телесное. [28]

Поскольку целью пути знания дона Хуана и индивидуации Карла Юнга является "всеобщность самого себя", союз тела и психики оказывается интегральной частью процесса индивидуального развития. Обратившись теперь к начальной стадии этого процесса, рассмотрим, каким образом охотник достигает этой мифической задачи.

Глава 2. Путь охотника

Дон Хуан и Карлос остановились на отдых в пустыне. Помолчав, дон Хуан приподнял шляпу, надвинутую на глаза, посмотрел на Карлоса и сказал: "У тебя есть сноровка для охоты. И то, чему теперь тебе следует научиться, — это охотиться. О растениях отныне забудь". После этих слов дон Хуан немедленно изменил свою тактику по отношению к Карлосу. "Остаток дня мы бродили по пустыне, и он подробнейшим образом рассказывал о гремучих змеях: в каких местах они живут, и как подбираются к жертве, и как ведут себя в разные времена года, и какие у них ухватки". Затем дон Хуан сумел поймать и убить большую гремучую змею, которую приготовил для еды. Он настоял на том, чтобы Карлос съел порцию змеиного мяса, а затем дал несколько указаний на то, что значит быть охотником. [29]

Охота как психологическое отношение (аттитюд)

Рассуждения дона Хуана об охоте представляют собой символическое описание психологического отношения, подходящего для получения информации из бессознательного. Прежде всего дон Хуан сообщает Карлосу, что игр для охотника предостаточно всегда; охотник может заниматься своей охотой где угодно, в какой бы игре он не участвовал. Другими словами, если мы внимательны, то всегда можем найти бессознательный материал, с которым можно работать дома или в ресторане, или в офисе, или, уединившись, в пустыне. При отсутствии сновидений, фантазий или симптомов — наиболее явных бессознательных форм — существуют и иные средства подхода к бессознательному, такие, как болтовня, оговорки, телесные реакции, знаки-знамения, события, поразительно совпадающие по времени, и любые повторяющиеся черты и характеристики нашей повседневной жизни. Охота — обычное дело, о чем свидетельствуют две нижеприводимые истории.

Не так давно у меня начал свой курс психоанализа молодой человек двадцати лет. Он только что окончил университет, и наша аналитическая работа началась с его рассказа об одном из профессоров, прекрасном преподавателе, утратившем свое реноме из-за недостаточного количества научных публикаций. Молодой человек отождествлял себя с профессором, проигравшим сражение "публикация или смерть". Мой анализанд успел в том же разговоре упомянуть, что в свободное время работает на солнечном коллекторе, используемом в качестве машины Стерлинга, и что работа продвигается очень медленно. Когда в течение того же часа я узнал о нем больше, то понял, что с самого начала он коснулся самых главных моментов своего личностного мифа. В детстве его бросил отец, и эта утрата пагубно отразилась на его способности самооценки в плане творческого потенциала. Бессознательно он чувствует, что должен что-то создать в своей жизни либо погибнуть; из-за отсутствия уверенности в этом вопросе он боится погибнуть. Однако работа с солнечным коллектором исцеляет его. Для того чтобы создать что-либо и построить свою бегущую машину, он должен собрать и сфокусировать свою жизненную энергию. Когда же он сфокусирует свою энергию, то сможет использовать ее в форме, символизирующей машину Стерлинга. Построение солнечного коллектора (отцовский принцип) и трансформация солнечной энергии для практического использования оказались идентичными его внутренней психологической задаче: осознанно собрать вместе или ассимилировать отцовский мир и действовать в соответствии с этой целью.

В сущности, все элементы его раны и потенциал для исцеления оказались затронутыми в первые же несколько минут нашего разговора. Спонтанность выбранной темы стала основой для охоты, указавшей направление его психологического процесса.

Другая история повествует о молодом человеке, попросившем меня изменить время аналитического приема. Мы разговаривали в ближайшем кафе за чашкой кофе. Разговор начинал становиться слишком интеллектуальным и скучным, когда я заметил, что молодой человек несколько раз оглядел двух женщин, сидевших за соседним столиком. Одна из них ему явно понравилась, и я спросил, что привлекло его внимание к ней. Он ответил, что поражен тем, как та слушает свою подругу и радуется своему участию в разговоре. И тогда я вдруг понял, что именно этот элемент и отсутствует в нашем разговоре. Я указал ему на это, и тогда он стал говорить более проникновенно и лично. Перемена отношения оживила беседу. Символического это можно выразить так, что бессознательное, как нечто очень важное, о чем он и не подозревал, находилось за соседним столиком и пыталось привлечь его внимание. Обучаясь охотиться в любое время и в любом месте, мы учимся наблюдать движения бессознательного и искать значение во всех его проявлениях.

Охотник принимает все, что производит бессознательное и работает скорее с этим материалом, нежели с сознательными проектами и чаяниями это. Он не охотится за горными львами, когда в поле бегают кролики, не гоняется за интеллектуальным знанием, когда на сцену выходит чувство. Такое восприимчивое отношение необходимо, поскольку бессознательное вводит нас в конфронтацию с тем, что сильно отличается от ожидаемого. Например, я работал с женщиной, которая пешком отправилась на два дня бродить по горам в охоте за видением (vision). Когда она собиралась спать, она надеялась, что увидит сон, в котором сможет "увидеть свет (light)". Во сне у нее было религиозное переживание, но это было переживание темноты, а не света. Ей снилось, что ее всосало в себя "мировое дерево" и погрузило в пульсирующую теплую темноту, Темнота была живой, и полностью охватывала ее. В корнях дерева она обнаружила маленький кусочек дерева, на котором была записана вся мировая история. Хотя сновидица охотилась за очевидным прояснением своего положения, сон, напротив, звал ее дальше и глубже в темноту вместо того, чтобы искать ясность и различение, которые приносит солнечное сознание. Между прочим, сновидица не была знакома с символизмом "мирового дерева" и "дерева-книги судьбы", обнаруженным в сообщениях о шаманистском опыте. [30]

Охотник не ограничен единственным представлением о мире, как говорит дон Хуан. Он может рассматривать жизнь с точки зрения своего сознающего эго, но с равным успехом, может относиться к ней с позиции вневременного психического бытия; он оценивает свою ситуацию сознательно и видит, что бессознательное говорит о том же самом с помощью сновидений и фантазий. В отличие от охотника большинство людей весьма смутно осознают возможность слышать, что изнутри говорит о жизни "Великий человек". Еще ребенком Юнг глубоко пережил эти два взаимодополняющие взгляда на жизнь:

Где-то глубоко внутри я всегда знал, что состою из двух личностей. Одна была сыном моих родителей, ходила и школу и всегда была не столь умна, активна, добросовестна и прилична, как многие другие мальчики. Другая была взрослой личностью, фактически, старой — скептической, недоверчивой; отдаленной от людского мира, но близкой к природе, земле, солнцу, луне, погоде, всем живым существам и, прежде всего, близкой ночи, сновидениям и ко всему, что Господь в нее внедрил. [31]

Личность "номер два", описанная Юнгом, компенсировала чувство опасности, переживаемое эго, но говорить о ней в отдельности, значит серьезно исказить саму природу явления. Все мы носим внутри себя «другую» личность, связывающую нас со всем, что имеет отношение к нуминозному и священному, к миру, в котором время неотделимо от безвременья. Обычно мы жертвуем личностью номер два, по мере того, как сознательное эго становится все более и более отчетливым. Хотя эта жертва, в некоторой степени, естественная и необходимая в эволюции сознания, отрицание безвременных аспектов психического, в то время как они продолжают существовать, вносит раздробленность и неполноту. Согласно Юнгу, необходимо "идти вперед — в мир исследований, поисков, делания денег, ответственности, запутанности, замешательства, ошибок, подчинения, поражений" — то есть в область времени, не отрицая при этом перспективу отсутствия времени и наличия священного. [32] Аналогично, охотник, согласно дону Хуану, живет в обоих мирах: временном и безвременном.

Дон Хуан далее говорит Карлосу, что охотники охотятся потому, что это их природа, их суть — выходить на охоту, а не потому, что им это нравится. Чтобы проникнуть в скрытую жизнь бессознательного, человек должен ощутить призвание; выбор поприща (vocation) охотника не является решением, находящимся в руках эго и только; скорее, он есть требование или предложение, исходящее из другого источника. Призвание охотника-шамана проявляется, как мы уже видели, посредством определенных знамений-предчувствий или же с помощью снов и видений, возникающих спонтанно, или в результате преднамеренных поисков видения, или же сильного страдания. Знаки, сновидения, видения и болезнь возникают для того, чтобы призвать охотника-шамана, обнаружить, кто он есть на самом деле. Есть гораздо более глубокая причина для охоты, нежели любое удовольствие, которое получает эго. Слова дона Хуана предостерегают: налаживание отношений с бессознательным становится подозрительным, когда оно служит для получения наслаждения, ибо удовольствие, получаемое эго, может выйти за этические рамки в отношении предмета охоты.

Затем дон Хуан объясняет, что охотник должен находиться в равновесии с остальным миром, иначе охота теряет смысл и делается поденщиной. Охота, о которой мы говорим, теряет смысл, когда идет по пути, не питающему душу, то есть когда она делается для целей только самого эго. Например, нет смысла в работе над нашими снами лишь с целью улучшения взаимоотношений или для преодоления беспокойства и страдания без постижения внутреннего требования бессознательного в более глубоком переживании и более полном узнавании сущности нашего страдания.

Дон Хуан объясняет, что он извинился перед гремучей змеей за то, что отнял у нее жизнь, зная, что однажды смерть придет за ним также неожиданно; он говорит, что охотник" находится "на равных" со своей жертвой. Как символические охотники мы благодарим змею, когда относимся к своим снам с уважительным вниманием, принимая осознанную ответственность за их значение — мясо змеи — и позволяя этим значениям жить в нас самих. Когда мы видим, что та же самая жизненная сила, создающая змею или сновидения, требует чего-то и от нас, тогда мы сохраняем уравновешенную перспективу. Мы уравновешиваем удовлетворение своего голода с этическим или религиозным отношением к предмету нашей охоты. Юнг тоже говорит об этическом отношении к бессознательному:

В равной степени было бы серьезной ошибкой думать, что достаточно достичь некоторого понимания образов [бессознательного] и знание на этом остановится. Глубинное проникновение в них (инсайт) должно превращаться в этическое обязательство. Без этого мы рискуем направить жертву во всевластие принципа силы, а это порождает опасные последствия, разрушительные не только для других, но и для самого знающего. Образы бессознательного возлагают большую ответственность на человека. Неумение понять их или уклонение от этической ответственности за них лишают человека его целостности и вносят болезненный раскол в его жизнь. [33]

Образ благодарения змеи напоминает сон, который рассказала девушка одному из моих друзей. Во сне она увидела себя в темной пещере, и слабый свет впереди, по направлению к которому и начала двигаться. Она чувствовала запах в пешере, и этот запах говорил ей, что в пещере есть змеи ("змеиный запах"). Продвигаясь к свету, девушка увидела женщин-змей, которые сказали ей, что бояться не следует, так как они, змеи, находятся здесь для того, чтобы научить девушку своему знанию. Получив инструкции от женщин-змей, сновидица поняла, что наступило время вернуться домой. Женщины-змеи предложили ей показать обратную дорогу, но в качестве дружеского жеста юная девушка должна была поцеловать каждую женщину-змею в лоб.

Мы видим в этом сне уже обсуждавшийся нами процесс поиска согласия со своим бессознательным и одновременно то же самое предупреждение о том, что, если бы она оказалась невосприимчивой к тому, что ей предлагалось, то не смогла бы найти дорогу домой. Поскольку змеи представляли женское начало и так как змеи сами по себе символизируют наиболее глубокие инстинктивные уровни психического, то можно предположить, что сновидица оказалась в пещере, интровертном и архетипическом месте трансформации, потому что в ее текущей жизни на земле она лишилась контакта (соприкосновения) со своими женскими инстинктами. В долгосрочной перспективе сон показывает, что сновидица имеет возможность связи с наиболее глубокими уровнями бессознательного; в другом отношении можно сказать, что сновидица призывается стать на поприще женщины-врачевателя.

Существует еще один аспект пути охотника, о котором хотелось бы упомянуть. Согласно дону Хуану, "Охотник… наблюдает за всем… все говорит ему о каком-то секрете".[34] Таким образом, до сих пор я указывал на то. что охотник высматривает появление бессознательного, но дон Хуан говорит, что охотник наблюдает за всем. Охотник всматривается внутрь, вокруг, под, за и над вещами, разгадывая их секреты. Поскольку охотник предполагает, что все ему необходимое, ему обеспечено, то он не скучает и не разочаровывается. Вместо этого он удивляется и наблюдает Если же все-таки начинает скучать или разочаровываться, он переключает внимание на это чувство пустоты или потери, зная, что это переживание в свою очередь откроет ему нечто новое.

Внимание — это энергия; внимание разогревает вещи, проводит с ними разминку. Соответственно, в процессе внимательного наблюдения мы проходим как бы инкубационный период равно как вынашивается и объект нашего пристального внимания; и секрет, в конце концов, будет выведен подобно инкубаторскому цыпленку.

На пути к этому возникают различные препятствия. Одно из них заключается в том, что коллективно мы склонны допускать, что не существует ничего кроме того, что мы видим. В дополнение к этому, мы слишком озабочены предельными сроками, достижением целей и удовлетворением самих требований, которые выставляет нам владеемое нами, чтобы еще и наблюдать. Наблюдать и находиться в спешке — состояния, в известной степени, взаимопротивололожные. Другая трудность состоит в том, что с нашей тенденцией к специализации мы все больше и больше зависим от экспертов и утрачиваем способность видеть свои собственные возможности. Например, один человек говорит мне: "Я не могу ждать, пока кто-нибудь предложит мне курс по шаманизму, поскольку мне снился сон о врачующем человеке", и я знаю, что проблема состоит в том, что он будет ждать, хотя ему ждать не следует; он должен изучать само явление, думать, чувствовать и воображать его. Но он будет ждать.

"Все раскрывает свой секрет", — говорит дон Хуан. Мы можем пропустить сам секрет, потому что в своей занятости мы пытаемся загнать то, что наблюдаем, в уже известный образец, шаблон. Если мы удержимся от соблазна заключить внешний мир в рамки своего описания, то с удивлением обнаружим, что объекты нашего внимания демонстрируют нечто новое и неожиданное.

Наконец, главным препятствием к охотничьей зоркости и наблюдательности является чувство собственного достоинства. Когда его уровень низкий, то с большей вероятностью мы принимаем тот факт, что наша жизнь, наши чувства и мысли, и наше окружение не стоят внимания. Соответственно, обучаясь охотиться, мы должны научиться заботиться о себе.

Я описываю охотника психологически, как человека по большей части индивидуального, а не коллективного отношения к священному. Как мы увидим, это описание подтверждается исторически шаманистской традицией, обнаруженной среди охотничьих обществ, в противоположность священнической традиции, связанной с обществами сельскохозяйственными.

Шаманы и Охотники

В "Первобытной мифологии" Джозеф Кемпбелл говорит, что подавление чувства индивидуализма оказывалось главным в обществах, основанных на сельском хозяйстве, в которых "урок растений" заключается в том, что индивид является "всего лишь элементом или моментом в гораздо большем процессе".[35] По контрасту, в маленьких группах охотников или общинах собирателей преобладало воспитание чувства личного вклада. [36] Поскольку общества охотников и собирателей имели своих шаманов, как своих священников имели сельскохозяйственные общины, каждый охотник, в отличие от сеятеля, полагался на действия шамана, и организовывал заботу о личных, семейных и племенных потребностях с помощью знаков, сновидений и постоянного духовного помощника. Видение и сила шамана определялись индивидуально, в то время как священник оказывался "социально посвященным" членом "признанной религиозной организации".[37]

Охотник-шаман посвящается, скорее, с помощью собственного опыта бессознательного, нежели через социально признанную религиозную организацию. Одним из примеров может служить история сибирского шамана Кизласова, который после тяжелой болезни, визионерских блужданий и наставлений духов-предков предстал в состоянии транса перед шаманом-предком для посвящения в шаманы. Предок-шаман измерил окружность, вес и длину его барабана, "сосчитал все брелки и подвески на нем и после этого представил его помогающим духам"[38].

Охотник-шаман утвердился в своем призвании путем внутреннего переживания, а не «рукоположением» религиозными старейшинами, университетом или организацией, имеющей лицензию. Охотник-шаман проходит через долгие и трудные испытания, но он не подчиняется социальной организации, Коллективно мы переживаем все возрастающее напряжение между ценностью индивидуального переживания и личного вклада и внешними ценностями, детерминированными опытом и обучением. В области психологии, например, наблюдается раскол между теми, кто оправдывает и защищает более строгие разрешительные требования и теми, кто такими требованиями пренебрегает в пользу акцента на целостности и чистоте, и глубине индивидуального внутреннего переживания. Шаман и священник — полярные противоположности. Шаман не в силах разглядеть значение коллективных ценностей, а священник не может узреть ценность уникального внутреннего переживания.

В книге "Полет дикого гуся" Кэмпбелл пересказывает миф Апачи, описывающий напряженные отношения между охотником и сеятелем, шаманом и священником. Этот миф возник в период, когда Джикарима Апачи, "исконные люди-охотники… пришли в область, занимаемую Пуэблос, которые выращивали маис. Они пришли в XIVвеке до новой эры и усвоили местное неолитическое церемониальное знание".[39] В самой истории Хактчин — священники Апачи и противники Богов в масках Пуэбло — были творцами первого мира. В этом мире было много шаманов, которые начали говорить и ссориться по поводу своей силы. Один утверждал, что остановит солнце над головой, другой, — уберет с небосвода месяц. Хактчин предупреждал их об опасности такой болтовни, но они продолжали болтать и хвастаться. На четвертый день солнце провалилось в дыру в небе, а за ним последовала и луна — наступило первое затмение.

Хактчин попросил шаманов применить свою силу, чтобы вернуть назад солнце и луну. Те продемонстрировали впечатляющую силу, но безрезультатно: солнце и луна не возвращались. Тогда дали такую возможность животным, и те произвели множество различных даров природы, но солнце и луну вернуть не смогли. Тогда стали действовать сами Хактчин, священнослужители, и в результате их усилий появился гром, тучи, дождь и радуга. Хактчин посеяли семена на четырех холмах песочного цвета. Запели птицы и закричали животные, и холмы начали расти, образуя, в конце концов, единую гору. Было отобрано двенадцать шаманов, чтобы образовать Тсанати, членов общины танцоров. Сотворили шесть Клоунов, которые вместе с Тсанати и остальными людьми соединились в танце, дабы гора росла еще больше. И как только вершина горы достигла дыры в небе, в которой исчезли солнце и луна, были сооружены четыре лестницы, так что каждый смог подняться в следующий мир, на нашу землю. [40] Кэмпбелл указывает на дискредитацию шаманов, утверждая, что "сам эпизод представляет победу принципа социально помазанного священничества над весьма опасной и непредсказуемой силой индивидуального жертвования (вклада). [41]

Такой конфликт между индивидуальным духом и коллективными ценностями неизбежен, но думается, что мы свидетельствуем его усиление, поскольку индивидуальный дух становится все более вознаграждаемым. В Америке существует напряженность между грубым индивидуализмом, провозглашаемым в качестве ценности капитализмом (которым мы, американцы, все пропитаны) и монопольным коллективизмом, в котором мы, в действительности, живем. Я помню, например, как возвратившись в Америку после пятилетнего пребывания за границей, когда меня буквально огорошила телевизионная реклама самых разных продуктов, пышно провозглашавшая, что "Америка любит…" или "Америка всегда доверяет…".

Юнг усердно работал над тем, чтобы ясно обозначить и понять путь между двумя полюсами коллективной идентичности и эксцентричности, между погружением в социальные роли и полной изоляцией. Он сформулировал саму проблему и сомнение в ней следующим образом: "Сопротивляемость у индивидуального человека организованной массе может быть эффективной лишь тогда, когда он организован в своей индивидуальности столь же высоко, сколь и сама масса".[42] С помощью интенсивного внутреннего переживания и рефлексии индивид, как и охотник, за которым мы здесь следуем, приходит к узнаванию и пониманию своего уникального пути или мифа. Соответственно, на индивиде лежит ответственность, — избежать соблазна "блестящего одиночества" и соотноситься с коллективным через уникальность своего индивидуального мифа.

Молодой охотник, возвращающийся из поиска своей мечты (vision), получает новое имя, благодаря которому он будет узнаваем в картинах своего воображения. Именно благодаря его искреннему стремлению воплотить свою мечту, он находит взаимоотношение с теми, кого оставил позади, когда он искал себя в дикой природе (wilderness). Кэмпбелл видит возможность нашего возрождения (обновления) в архетипе охотника-шамана:

То, что всем нам требуется духовно или материально, — это прежде всего лишенная страха самодостаточность нашего шаманистского наследия, а не боязливое благочестие неолитического человека, ведомого священником. Те из нас, кто никогда не осмелились бы быть титанами, но лишь послушными детьми, верно следуя всем повелениям Зевса или Яхве, или Государства, обнаружат теперь, что сами эти повеления являются в какой-то степени переменными условиями, меняющимися со временем. Так как нарушенный цикл, круг есть мандала истины. [43]

Пример жизненного пути охотника и его связь с шаманистским опытом существует в индейской культуре отстоящей далеко от культуры юго-западной Соноры, — у индейцев Наскапи в Лабрадоре. Из известного нам ясно, что Наскапи являются охотниками за пищей и охотниками за жизнью души. При этом то, за чем охотятся Наскапи, называется Мистапео (Mista'peo), "Великий Человек" внутри. Великий Человек переводится как душа или эго, хотя оба эквивалента не вполне удовлетворительны. Было бы более точнее рассматривать "Великого Человека", как архетипический образ Самости, гораздо большую личность внутри, являющуюся как личной, так и сверхличной, как человеческой, так и священной, божественной, и которая пытается стать действенной, «быть» через нас самих. Великий Человек обитает в области сердца — вспомним "путь сердца" дона Хуана, — и оказывается ответственным за сновидения:

Великий Человек обнаруживает себя в сновидениях. У каждого индивида есть свой Великий Человек, и, соответственно, имеются сновидения. Те, кто относится к своим снам серьезно и с должным вниманием, обдумывая их, пытаясь по секрету истолковывать их смысл и проверять их подлинность, достоверность, могут наладить более глубокую связь с Великим Человеком. Последний вознаграждает такого человека большим количеством снов более лучшего качества. Следующим обязательством для индивида является следование указаниям, получаемым в сновидениях, и воплощение образов сновидения в искусстве. [44]

Этот короткий абзац о Великом Человеке суммирует существенные элементы психологического отношения и переживания охотника-шамана. Охотник преследует Великого Человека; он охотится за бессознательными образами, которые открывают ему, кто он есть и что значит для него быть в собственной всеобщности.

Уделяя уважительное внимание этим образам, пытаясь их понять и действуя на основе своих выводов, мы развиваем более тесное взаимоотношение с внеличным и объективным центром личности, источником мудрости. Наши усилия вознаграждаются большим количеством лучших по качеству сновидений, и, соответственно, более глубинным раскрытием богатства психического. И, как мы уже видели, мы несем этическую ответственность — почитать то, чему мы учимся.

Наконец, в описании Наскапи существует один новый элемент. Это предписание, повеление дать творческое выражение сакральному, священному. Приведенный ниже рисунок охотника Наскапи, изображающий Великого Человека, поясняет, что Великий Человек является выражением целостности и завершенности, то есть психической интеграции. [45]

Мандалическое представление этого образа, символизирующее дифференцированность (многообразие) личности, формализовано геометрически с помощью четырех или восьмикратных элементов. Равновесие элементов, в свою очередь, выражает успокоенность, сдерживание и гармоническую интеграцию разнообразных и противоречивых аспектов личности — света и тени, духовного и земного, сильного и уязвимого. Круговая форма бережет внутреннее переживание множественности и единства, и ритмичности движения к центру и от центра. В широком смысле, мы видим в этой мандале сотворение центрального ядра и расцвет целостной личности.

Люди, следующие своей внутренней жизни, анализируя ее или нет, часто ощущают необходимость объективизации сновидения или видения с помощью живописи, скульптуры или другой формы творческого выражения.

Юнг, например, рисовал или вырезал на камне образы своего внутреннего переживания. Точно так же, как он зарисовывал мандалы еще до того, как постигал их полный смысл, Юнг начал сооружение своей Башни в Боллингене, не имея понятия, что это может быть, «конкретизацией» его собственного процесса индивидуации.

Постепенно, через научную работу, я смог утвердить свои фантазии и бессознательные образы на твердой основе. Слова и бумага, однако, казались мне недостаточно полновесными; требовалось что-то еще. Выражения своих внутренних мыслей и приобретаемых знаний мне пришлось добиваться с помощью камня. Или, иными словами, мне пришлось исповедаться в камне. Так началась Башня, дом, который я построил для себя в Боллингене. [46]

До сих пор я говорил об охоте психологически, как о поиске кем-либо своего личностного мифа или смысла. Возможно, что в процессе такого поиска мы охотимся также и за энергией. Если наша сознательная энергия находится на низком уровне, то мы также обращаемся к сновидениям, фантазиям и активному воображению, чтобы найти образ бессознательного содержания, в котором заключена наша энергия. В "Мифах творения" Мари-Луиза фон Франц дает нам интерпретацию динамики творческого процесса. В этой книге она описывает потерю энергии, связанную с творческим настроением или появлением какого-то нового содержания из бессознательного:

В индивидуальном случае это, главным образом, то, что мы называем "понижением ментального уровня" (abaissement du niveau mental), который обнаруживается весьма часто перед тем, как важное бессознательное содержание пересечет порог сознания. Отчасти это феномен энергетический. Представьте, что важное содержание, обладающее большой энергетической нагрузкой, находится на пути к пересечению порога сознания. Когда оно приближается к эго-комплексу, то притягивает из него энергию-либидо, поскольку, подобно массе частиц, оно воздействует на другие частицы — и это содержание поэтому притягивает либидо из эго, заставляя его чувствовать себя обессиленным, усталым, тревожным, подавленным до тех пор, пока это содержание не прорвется. [48]

В охоте за бессознательным мы должны быть готовы менять направление, следовать своей интуиции, возвращаться по своим следам, искать знаки, отметки, чувствовать изменение и следовать за колебаниями энергии.

Часто во время аналитического процесса тот или иной комплекс делает невозможным анализ сновидений, и человек должен вначале поохотиться и определить сам конфликт, место, в котором сознательная энергия попала в ловушку. Это не относится к ситуации, в которой человек оказывается в очевидном кризисе, но лишь к более тонким моментам, когда возникает ощущение, будто что-то не так или что-то пропущено. Например, человек вносит вопрос о сновидениях и пытается на них сфокусироваться, чтобы избежать своих чувств к аналитику или скрыть какую-то беспокоящую его тайну; тогда необходимо скрупулезно охотиться за самим непосредственным объектом внимания и источником эмоции или энергии. Или же работа может выглядеть на поверхности хорошо выполняемой, но оказаться при этом предметом разрушающего влияния полуосознаваемых эмоционально окрашенных предположений. Такими предположениями могут оказаться: "Да, но моя жизнь в действительности никогда не изменится", "Это интересно, но это всего лишь теория, и я не могу принять ее достаточно серьезно", или "Я уверен, что мной вы не интересуетесь".

Аналитическая работа учит человека острой восприимчивости (чувствительности) к отсутствию, наличию и уровню наличия энергии у него самого и у других. Как указывает фон Франц, комплексы привлекают энергию, а становление осознания комплекса освобождает энергию. Посмотрим теперь на взаимоотношение между охотником и заведенным порядком бессознательных комплексов.

Охотники, привычки и комплексы

Пока Карлос изучал повадки животных и приемы, которые ему было необходимо усвоить, чтобы стать хорошим охотником, дон Хуан заметил, что Карлос быстро схватывает суть охоты на привычку. Затем неожиданно дон Хуан воспроизвел звук, напоминавший фабричную сирену, сигнализировавшую, что наступил обеденный перерыв. Карлос прекратил строительство ловушки для водных крыс и подошел к дону Хуану. Дон Хуан повторил тот же звук через несколько минут и сказал, что обед, к сожалению, закончился. Карлос вернулся к своей работе с клеткой. Еще через несколько минут звук сирены вновь повторился, и дон Хуан объяснил, что уже пять часов и наступило время уходить; Карлос снова прекратил работу. Дон Хуан дал Карлосу понять его склонность к заведенному распорядку. Он подчеркнул затем, что хороший охотник должен знать повадки и привычки своей жертвы, добычи, но что сам охотник привычек иметь не должен.

Тот факт, что дон Хуан имитировал фабричный гудок, весьма знаменателен: главная привычка западной цивилизации — работа. Мы работаем по привычке, и также по привычке мы превращаем любую задачу или интерес в работу. Хотя сама идея анализа заключается в том, чтобы следовать за бессознательным, тем не менее, появляется демон работы, и тогда сама игра проиграна. Например, аналитический сеанс с женщиной-программистом на компьютере, которая регулярно перерабатывает, показал, что свои собственные проблемы она решает так, будто это ошибки в программе, а не благоприятная возможность жить более насыщенно и глубоко. Сеанс протекал весьма благополучно, но ближе к концу она подняла одну проблему и оказалась стиснутой необходимостью найти эффективное решение. Я почувствовал ее обеспокоенность и с трудом выдержал еще двадцать минут сверх положенного времени, все время собираясь остановить сеанс, чтобы уйти обедать. Когда мы все-таки остановились, осталось чувство неудовлетворенности. Естественно, что эта неудовлетворенность была вызвана узким масштабом нашего внимания, появлением демона работы и, соответственно, моим невниманием к собственной реальности. Я знал, что ей необходимо получить больше внимания к своим чувствам и меньше к пуританской рабочей этике, и меж тем, проигнорировал свои чувства и переработал. Короче говоря, я позволил себе стать добычей нашего общего демона, а помощи не принес.

В положительном смысле наши привычки защищают нас от бессознательного. Они являются щитами против неизвестного. Но нам нужно понимать, однако, что в той степени, в какой наши привычки нас охраняют, они также снижают уровень сознательного понимания и, тем самым, все дальше отдаляют нас от даров бессознательного и ослабляют наш потенциал для подлинного переживания. То, что бережет, также и ослабляет, а, в конечном итоге, приносит вред.

Поскольку наши привычки, по определению, являются механическими образованиями, их легко определить: переработка, лень, бумажная рутина, интеллектуализация, курение, алкоголь, жадность, амбициозность, соблазн, осторожность — любая форма поведения, осуществляемая механически, является возможным щитом против какой-то воображаемой или невоображаемой угрозы. Дон Хуан объясняет в "Особой Реальности", что охотник или воин учится заменять свои привычки другими защитными устройствами, а именно: всем тем, что для него значимо и что затрагивает его сердце. [49] Подлинным щитом является "путь с сердцем".

Индейцы Равнин и в самом деле носят символические щиты из кожи, на которых живописно нарисованы характерные качества владельца, символическое врачевание и личная история, открывшиеся ему в его мечтах и видениях. Эти символические изображения рассказывают, кем является этот человек, о чем он думает, кем он хочет быть, что он любит, чего боится, о чем его сновидения. Почти все о нем записано там, отражаясь в Зеркале его Щита… Женщины тоже носят свои Врачующие Знаки так, чтобы их было видно, обычно в виде символического рисунка, сплетенного с иглами дикобраза или бусинами, помещаемого на платье или на поясе".[50] Сходным образом, для нас единственным щитом является щит само-знания, постижения своего личностного мифа.

Один из признаков психологических комплексов заключается в том, что они в высшей степени косны и неизменны, как неизменны инстинктивные модели поведения животных. Как указывает Арнольд Минделл в своих Цюрихских лекциях о доне Хуане, охотник усваивает свои привычки, изучая различные поведенческие модели (паттерны). Он узнает о богах, богинях, карликах, эльфах, героях, обманщиках, русалках, ведьмах, глупцах, мудрых старцах и старухах и, конечно, о старых привычках-традициях своей семьи, поскольку субъективно они представлены в виде комплексов. Юнг также подчеркивал важность изучения этих привычек-традиций — "сравнительной анатомии психического" — и настаивал на том, чтобы его студенты изучали сказки, мифологию, сравнительную религию и первобытную психологию, поскольку данный коллективный материал иллюстрирует архетипические модели-паттерны, скрытые за нашими личностными конфликтами. [51]

Архетип не является унаследованной идеей или эзотерическим образом. Он, скорее, представляет инстинктивную, универсальную тенденцию организовывать определенные идеи и образы и вести себя определенным символическим образом. Архетипы, пишет Юнг, являются внутрениими силами:

[Они] возникают из глубинного источника, не сотворенного сознанием и не находящегося пол его контролем. В древней мифологии эти силы именовались мана или духи, демоны и боги. Сегодня они также активны, как и когда-либо прежде. Если они соответствуют нашим желаниям, мы называем их счастливыми предзнаменованиями или предчувствиями, импульсами — "что-то как бы кольнуло" — и полностью на них полагаемся, будучи весьма сообразительными. Если же они направлены против нас, то мы говорим, что это просто несчастливая звезда, или неудача, или что какие-то люди настроены против нас, или же, что причина наших несчастий лежит, должно быть, в какой-то патологии [невроз]. Единственная вещь, которую мы упорно не хотим признать, — это то, что мы зависимы от «сил», которые находятся вне нашего контроля. [52]

Мы не можем узреть сам архетип или динамический фактор, как таковой, но можно распознать его с помощью эффектов и репрезентаций, которые он вызывает, точно так же, как мы распознаем инстинкт вить гнезда через поведение птиц, строящих эти гнезда.

Одним из примеров архетипической привычки или рутины является герой. В своей книге "Герой с тысячью лиц" Джозеф Кэмпбелл показывает нам, что мифологические герои весьма различаются по своим особенностям, однако всегда соответствуют основной символической модели (паттерну) поведения общему во всем мире (в широком смысле, это паттерн ухода, инициации (посвящения) и испытания, получение-овладение "сокровища, которое трудно добыть", и возвращение). Снова и снова мы сталкиваемся с теми же самыми деталями "чудесного и простого рождения героя, раннего проявления его сверхчеловеческой силы, быстрого возвышения до заметного положения в окружающем мире, получения власти или силы, триумфальной борьбы с силами зла, подверженности гордыне (грех гордости — hibris) и падения в результате предательства или «героической» жертвы, завершающейся гибелью героя".[53] В силу нашей архетипической предрасположенности продуцировать героические образы и переживать их, как составляющие авторитарное и нуминозное (божественное) содержание, мы способны к переживанию героического в другом человеке и говорим о своем собственном "поклонении герою". Поведение другого человека не выходит за пределы человеческих возможностей, однако, в силу присутствия архетипа героя, мы наделяем данное лицо качествами, присущими сверхличной богоподобной силе. В такой модели человеческой реакции мы постигаем сам архетип на фоне, образуемом под влиянием наших личных чувств и восприятий. Сходным образом, архетипический образ героя со всей его нуминозной сущностью и оснасткой констеллируется (приобретает форму) в сновидениях и фантазиях и тогда, когда мы оказываемся в экстремальных ситуациях, требующих от нас полной отдачи сил. Героические устремления, сновидения и идолы у разных людей различны, равно как они различны и в разных культурах, но сама героическая тенденция остается неизменной.

Прекрасной иллюстрацией косных (неизменных, рутинных) составляющих комплекса является сказка Братьев Гримм "Йоринда и Йорингель". Ее текст воспроизводится здесь:

Воспроизводится по тексту: Сказки Братьев Гримм. Художественная литература, 1978. Пер. Г. Петникова.

Стоял когда-то в большом и густом лесу старый замок, и жила в том замке только одна старуха, и была она самая большая колдунья. Днем превращалась она в кошку или ночную сову, а вечером принимала опять свой прежний человеческий вид. Она умела приманивать всяких зверей и птиц, убивала их, варила и жарила себе на еду. Если кто подходил на сто шагов к этому замку, тот останавливался как вкопанный и не мог сдвинуться с места, пока она не снимала с него заклятья: а если входила в тот заколдованный круг невинная девушка, колдунья обращала ее в птицу, запирала в клетку и уносила в одну из комнат замка. Так собрала она в замке целых семь тысяч клеток с разными диковинными птицами.

А жила-была в ту пору девушка и звали ее Йориндой, и была она прекрасней всех остальных девушек на свете. Посватался за нее такой же прекрасный юноша, звали его Йорингель, и это были предбрачные дни, — и, весело радостно было им вместе.

И вот, чтобы поговорить наедине, пошли они раз погулять в лес.

— Только смотри, — говорит ей Йорингель, — к замку близко не подходи.

А вечер был хороший, ярко светило солнце сквозь деревья в темную лесную зелень, и жалобно пела горлинка над старыми буками.

Йоринда несколько раз принималась плакать, потом села она на солнышке и пригорюнилась. Йорингелю тоже стало грустно. И были они так печальны, будто предстояла им близкая смерть. Они оглянулись — видят, что заблудились, не знают, как найти им теперь дорогу домой. А солнце еще не зашло за горы, но скрылось уже наполовину за вершинами.

Глянул Йорингель сквозь заросль лесную, видит — стоят перед ними уже близко-близко старые стены замка. Испугался он и стало ему до смерти страшно. А Йоринда запела:

Как птичка красногрудая все жалобно поет,

Про гибель неминучую все голубку поет,

Так жалобно, все жалобно,

Тю-вить, тю-вить, тех-тех!

Посмотрел Йорингель на Йоринду и видит — обернулась она соловьем, который пел свое "тю-вить, тю-вить".

Ночная сова с горящими глазами трижды облетела вокруг соловья и трижды ухнула: «угу-угу-угу». И не мог Йорингель сдвинуться с места, стоял точно вкопанный — ни плакать, ни слова молвить, ни рукой пошевельнуть, ни ногой двинуть. Вот закатилось и солнце. Улетела сова в лесную чащу, и вышла тотчас оттуда горбатая старуха, желтая да худая; большие красные глазища, нос крючком до самого подбородка. Проворчала она что-то себе под нос, поймала соловья и унесла с собой на руке. И слова вымолвить не мог Йорингель, и с места не сойти ему было: пропал соловей. Вернулась, наконец, старуха и говорит глухим голосом:

— Прощай, Захиэль! Как глянет месяц в клеточку, ты развяжись — и прощай.

Освободился от чар Йорингель. Упал он перед старухою на колени, взмолился, чтобы вернула она ему назад Йоринду.

Но старуха ответила:

— Никогда тебе больше не видать Йоринды, — и ушла.

Он кричал, горько плакал и горевал, но все было понапрасну. "Ах, что же мне делать теперь?" — И ушел Йорингель оттуда и попал, наконец, в какую-то чужую деревню; там долгое время он пас овец. Он часто бродил вокруг замка, но близко к нему никогда не подходил. И вот приснился ему сон, будто нашел он алый цветок, а в середине его большую, прекрасную жемчужину. Цветок он сорвал и пошел с ним к замку, и к чему он ни прикасался тем цветком, все освобождалось от злых чар; и приснилось ему еще, что и Йоринду он нашел благодаря тому же цветку.

Проснулся он утром и стал искать по полям и горам, не найдется ли где такой цветок. Он все искал, и на девятый день нашел на рассвете алый цветок. И лежала внутри цветка большая росинка — такая большая, словно жемчужина. Пошел он с этим цветком, и он шел целый день и целую ночь, в сторону замка. Он подошел к нему на сто шагов, и никто его не остановил, и вот подошел он к самым воротам. Сильно обрадовался Йорингель, прикоснулся цветком к воротам — и распахнулись они перед ним. Вошел он, идет через двор, прислушивается, не слыхать ли где птичьего пения; и услышал он вдруг птичьи голоса. Он отправился дальше и нашел зал, а в нем колдунью, и увидел, что она кормит птиц в своих семи тысячах клеток. Как увидела она Йорингеля, рассердилась, сильно разгневалась, стала браниться, плевать на него ядом и желчью, ну а подступиться к нему и на два шага была не в силах. А он на нее и не смотрит, идет себе по залу, осматривает клетки с птицами; и видит он много сотен соловьев в клетках, но как найти ему свою Йоринду?

Присматривается он и замечает, что старуха тайком достает одну клеточку с птицей и несет ее к двери. Мигом прыгнул он за нею, дотронулся цветком до клеточки и до старухи-колдуньи, — тут потеряла она свою колдовскую силу, и вот явилась перед ним Иоринда; она бросилась к нему на шее, и была она такая же красивая, как и прежде. И он обратил тогда и всех остальных птиц в девушек и воротился домой со своей Йориндой, и жили они счастливо долгие-долгие годы. [54]

В этой сказке колдунья предстает в образе автономного негативного комплекса, обладающего способностью заманивать юные девичьи души (или души юношей, если бы мы интерпретировали сказку с маскулинной точки зрения). Колдунья воплощает динамически организованный фактор — архетип — в ядре этого комплекса. Замок, с другой стороны, отражает структуру и порядок, равно как и строгость, устойчивость и идею защищенности комплекса как такового. Комплекс имеет сферу влияния; по мере приближения к нему, мы попадаем под его чары (воздействие). Степень воздействия комплекса (50 шагов, 100 или 500) зависит от частоты и интенсивности проявления внешнего фактора, его образующего (констеллирующего), и от индивидуальной способности или неспособности сталкиваться с конфликтами и страданием и переносить их. Например, если мать оставляет своего ребенка без всяких объяснений, то отношение ребенка к женщинам и его самооценка пострадают больше, чем это могло бы произойти, если бы она попросту находилась от него вдалеке по причине ее других обязательств, но при этом присутствуя эмоционально и тем самым поддерживая. Интенсивность комплекса, однако, зависит не только от таких наблюдаемых личных факторов, но также и от факторов архетипических — другими словами, от того, что делает детское воображение с переживанием потери.

Юнг заметил, что определенные слова, возникая по ассоциации, оказываются спусковым механизмом комплекса. Эксперимент по словесной ассоциации, который он разработал еще в самом начале своей научной деятельности, является точным инструментом локализации активных комплексов личности и оценки их интенсивности. [55] Тест на базе этого эксперимента заключается в ответе испытуемым на сто предъявляемых ему слов, которые воспроизводит экзаменующий: например, слово-стимул «черный» получает ответ «белый», "вода"-"земля", "дом"-… (следует пауза)… «чужой». Нарушения, созданные комплексом, проявляются в эмоционально насыщенных ответах-реакциях, в необычной форме самого ответного слова, в замедленном времени-реакции, в телесной реакции (жест, покраснение, быстрое дыхание и т. д.) или в каких-то других наблюдаемых формах. Само нарушение, расстройство и есть колдовские чары, заклинание колдуньи.

Поскольку в сказке говорится о колдунье, следует посмотреть на сам рутинный порядок, структуру негативного материнского комплекса. Колдунья ведет себя независимо, автономно, накручивая негативные фантазии и чувства; женщина, попав под ее чары, чувствует вину, безнадежность, страх утраты, изолированность, беспокойство. Этот комплекс может формироваться, «затвердевать» многие годы, в течение которых чувствам и личностным особенностям женщины как ребенка отказывалось в их проявлении, последние отвергались как несоответствующие, неподходящие или даже вредные. Сила комплекса возрастает, когда похожее негативное переживание возникает во внешнем по отношению к семье окружении, и когда переживание нездорового материнства заражено или усугублено архетипическими образами заброшенности, ввергнутости в пустоту, разрушенности и т. д.

Как только женщина чем-то рискует и становится уязвимой, тут же образуется (формируется, констеллируется) негативный материнский комплекс и появляется колдунья; уязвимость — это ребенок, который образует негативного родителя либо в самой женщине, либо в ее окружении, как, например, в критически настроенном муже, друге, коллеге. Чем сильнее эмоция, тем больше оказывается сфера влияния комплекса. Всего лишь незначительное замечание может легко стать спусковым крючком для включения комплекса, и женщина вдруг убедится, что человек, с которым пересеклась ее жизнь, ее не любит, что больше никому она не сможет понравиться. Такая женщина, подобно Йоринде, оказывается во власти колдовских чар, парализованная чувством вины и сомнения в себе. В этой внутренней неуверенности женщина реагирует на внешнее окружение единственным безопасным образом, который ей известен, пытаясь понравиться привычным для нее образом. Здесь она становится птицей в клетке.

В сказке произошло два события, которые способствовали появлению решения, то есть лишению комплекса его силы. Первое заключалось в том, что Йорингель провел долгое время в брожении "вокруг замка колдуньи; он наблюдал сам комплекс, страдал от него, но избегал его чар. Поведение Йорингеля эквивалентно психологическому процессу «обхождения»: когда человек двигается по кругу проблемы, «обходит» ее, исследуя со всех сторон, страдание делается более интенсивным и постепенно нагревается, порождая глубокое осознание самого центра. Йорингель преданно остается со своей проблемой и тем самым дает возможность медленному созреванию в себе ее решения.

Другим фактором, способствовавшим решению, оказалось внимание Йорингеля, проявленное им к бессознательному: он внимательно наблюдает за своими снами. Концентрируясь в сновидениях, бессознательное порождает исцеляющий символ алого (кроваво-красного) цветка с жемчужиной в центре. Этот цветок симметричен; он представляет собой мандалу, символизирующую порядок в природе, равновесие и психическую целостность, отсутствующие в сознательной ситуации. Пыл, страстность алой крови не антагонистична духовности и блистающей чистоте жемчужины; природный инстинкт уравновешен чистотой сердца и может вмещать ее в себе. Таким же образом, мимолетность жизни цветка и долговечная прочность жемчуга составляют гармоничное единство противоположностей, в терминологии Юнга, подлинный "символ трансформации". Этот символ выражает нечто гораздо большее, нежели наше сознание может ухватить и понять, и его внешность оказывает соответствующее воздействие. Какой бы разлад в сказке ни исцелял этот символ, будь то борьба между страстью и любовью или раскол между природой и духом, он описывает условие целостности и дарует свободу там, где царило порабощение.

Теперь мы видим, что охотник охотится за более глубоким пониманием воздействующих на него бессознательных комплексов. При этом он внимательно изучает повадки и рутинные особенности своих комплексов. Далее он рыскает в поисках направления, поддержки и озарения того, что индейцы Наскапи называют Великим Человеком, а Юнг именует Самостью, архетипом целостности и регулирующим центром личности, источником исцеления и преображения. Посмотрим же и мы теперь, каким образом связаны между собой сами рутинные элементы комплексов, как они связаны с тем, что в предписаниях дона Хуана называется «досягаемым» или «недосягаемым».

Досягаемое и недосягаемое

Поймав пять перепелов, дон Хуан отпустил трех из них, а двух приготовил для еды. Карлос удивился: он хотел зажарить всех. Позже дон Хуан сообщил, что если бы они употребили в пищу всех, то никогда не оставили бы это место живыми. Тут подступили сумерки, усилился ветер, и дон Хуан почувствовал, что наступил момент посвятить Карлоса в то, что значит быть недосягаемым.

Стоя на вершине ближайшего холма, дон Хуан «жестом» демонстрировал Карлосу силу ветра. Жест является в высшей степени поучительным символическим действием. Пока они укладываются и покрывают себя ветками, ветер стихает. Как только они, встав или только заговорив, делают заметным свое присутствие, ветер начинает свои поиски и вскорости приходит.

"И тут же мне в лицо хлестнуло ветром. Я испугался. Я различал странную волну, бегущую по верхушкам кустов. Стараясь не поддаваться страху, я принялся искать какое-нибудь приемлемое объяснение. На следующий день они оставались около дома "на счет ветра", и дон Хуан попытался вновь продемонстрировать необходимость быть недосягаемым. Тут он сосредоточился на прошлых отношениях Карлоса с «блондинкой» и причинах, по которым они расстались. Дон Хуан сказал, что Карлос потерял ее оттого, что был постоянно досягаем, постоянно у нее под рукой".[56]

Быть слишком досягаемым, согласно дону Хуану, значит быть подобным голодному, подобным выдавленному из формы, обеспокоенным, цепляющимся за обстоятельства. Поскольку большинство наших встреч с этим миром продиктованы голодом и жадностью того или иного вида, если не доминированы ими, то несложно найти подтверждения и примеры такого процесса. Коллективно нас потрясают следующие одна за другой экологические катастрофы, последствия одностороннего отношения к земле, ориентированного на силовое воздействие. На личностном уровне то, что мы делаем с землей, и ее ответная реакция, сопоставимы с тем, что происходит и с нами, во многих отношениях. Точно также, как мы способны истощать землю, забирая у нее слишком много, мы истощаем и кровные отношения, и взаимосвязь людей вообще, требуя от них слишком много или слишком много в них вкладывая.

Первичным психологическим фактором любых взаимоотношений является проекция. В той степени, в какой мы находим в другом человеке иную непрожитую часть нашей собственной души и судьбы, нас влечет и привлекает к себе данный человек с переживанием либо любовной к нему жажды, либо ненавистной с ним борьбе. Этот другой человек может какое-то время нести такой спроецированный на него аспект нашей личности, в особенности, когда такая проекция приукрашена или преувеличена, или когда она затрагивает данного человека в хорошо обустроенном комплексе (например, мать, отец, комплекс неполноценности, и т. д.). Но проекция всегда взваливает и некий груз на такого человека, что, в конечном итоге, истощает и разделяет этих людей, и в не меньшей степени, в какой прежде сводила их вместе.

Однажды мне пришлось работать с мужчиной, который влюбился без памяти в замужнюю женщину. Женщина призналась, что и она любит его, но не может бросить своего мужа. Мужчина рассматривал ее, как оказавшуюся во власти бесчувственного мужа, не имеющую силы следовать за своими эмоциями и прийти к нему. Он чувствовал, что должен использовать любую возможность, чтобы быть с ней, поскольку время их встреч было крайне ограниченным. Она стала единственным смыслом его жизни, и, естественно, он боялся ее потерять. Поскольку ему не пришло в голову определить свои подавленные чувства, то он оказался во власти обыденного желания и обеспокоенности. Избранница была любима и одновременно недостижима для него. Внешняя ситуация отразила его взаимоотношение со своей внутренней жизнью, со своей душой: его собственные чувства оказались запертыми, и во всех своих отношениях с жизнью он испытывал затруднения в принятии ответственности за свое сердце. Он заставлял ее принять решение, чем уже порядком утомил, но сам так и не мог принять решение по поводу дальнейшего в своей собственной жизни.

Есть одна трудность в распознавании проекции, состоящая в том, что проекции обычно содержат в себе элемент истины. Женщине, например, не хватало уверенности, и она стремилась следовать своему сердцу. Чувственная проблема, таким образом, оказалась их общей ношей, но ей пришлось нести эту ношу в одиночку, и тяжесть этой ноши привела к концу. Через год она оставила обоих мужчин и стала жить одна. Если бы мужчина сконцентрировался на своих собственных чувствах и жизненных интересах, а не на том, чтобы преследовать свою возлюбленную с целью обладать ею, то его борьба могла бы обеспечить ей свободу последовать за ним. Вместо этого отношение привело к истощению.

Быть недосягаемым означает не только и не столько вопрос физического расстояния, на котором оказалась эта пара, сколько сознательного отношения, которое, по словам дона Хуана, "включает в себя бережное прикосновение к окружающему тебя миру". Быть недосягаемым значит лишь слегка прикасаться к другому человеку, не перегружая его своей собственной психологией. Иногда это подразумевает и физическую недоступность. Когда мы видим, что становимся слишком досягаемыми, нам следует поинтересоваться, не отражает ли сам привлекающий объект или его противоположность что-то такое в нас самих, что мы не имели еще возможности осуществить, или осознать, или спросить, какой вопрос, еще остающийся без ответа, этот другой человек ставит перед нашей собственной жизнью. Это и есть сам процесс изъятия и интеграции проекции; он высвобождает энергию и укрепляет ощущение индивидуальной целостности и свободы в отношениях.

Описание ветра, изложенное доном Хуаном, связано еще с одним аспектом проекции. Ветер подобен непреодолимой бессознательной силе, находящейся вне нашего контроля. [57] Ветер, говорит он, "и падает", и «кружит» или, другими словами, ветер либо толкает и побуждает нас, либо кружит и дезориентирует. Когда мы чувствуем себя побуждаемыми или дезориентированными, то можем признать, что становимся слишком досягаемыми, и, как и охотники, оказываемся перед необходимостью определить источник ветра, его происхождение. Дон Хуан говорит Карлосу, что у ветра есть лицо, то есть любая непреодолимая сила, которой мы противостоим, имеет обыкновение к своей персонификации. Ветер может быть представлен некой фигурой в сновидении или фантазии или оказаться кем-то из окружающего нас мира, на кого спроектировано то или иное бессознательное содержание. Персонификация наделяет ветер объективным качеством и обеспечивает нас специфическими сведениями о самой себе.

Для того, чтобы оставаться бодрствующим и путешествовать в ночи, охотник, согласно дону Хуану, может умышленно сделать себя доступным ветру, способным к броску из бессознательного. Он может использовать ветер, двигаясь, например, в том же самом направлении. Когда Король Лир восклицает: "Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!" (Акт III, сцена вторая), он просит ветер — необузданное чувство внутри самого себя — подгонять его усерднее и сильнее до тех пор, пока он не окажется в состоянии видеть. То, что человек позволяет себя подталкивать, оказывается для него важным и подтверждается в нижеприводимом сне одной молодой женщины:

"Я нахожусь в небольшом горном городке вместе с каким-то мужчиной, и мы видим, что начинается наводнение. Спасаясь, мы убегаем, стараясь все время быть впереди настигающего нас водного потока. Пока мы бежим, становится известно, что мои родители погибли от наводнения. В конце концов мы забираемся на самую вершину какой-то горы неподалеку от города. Вода, следовавшая за нами неотступно, плещется рядом, но больше уже не поднимается, С другой стороны горы видна прекрасная и мирная долина. Мужчина поворачивается ко мне и говорит: "Это твоя новая жизнь. Твои родители умерли, и теперь ты должна взять ответственность за свою жизнь".

Со стороны сама сновидица производила впечатление очень независимого человека, способного к самоконтролю. Бессознательно она была привязана к своим родителям, стремясь получить от них больше, чем это удавалось, Если бы она последовала за своим сновидением и позволила своим чувствам вырасти до масштабов половодья (сродни поиску порыва-толчка ветра), ее жизнь могла бы измениться. Прежнее приспособление к жизни, символизировавшееся ее родителями, отмерло бы, и она получила бы возможность свободно жить в собственной жизни. Необычайная красота долины, столь впечатлившая ее, выглядит попыткой бессознательного втянуть ее в этот процесс.

Переживание Карлоса демонстрирует нам, что когда начинает дуть ветер, можно улечься и ощутить, что набрасывающийся на нас в беспорядке ветер оказывается ласкающим. Мы переживаем само это кувыркание, когда оказываемся переполненными чувством, своим собственным или чьим-то еще, или же и тем, и другим вместе. Мне вспоминается случай, когда я вернул однажды секретарше некоторые официальные бумаги, отчитав за ряд обнаруженных в них технических погрешностей. В сердцах она бросила бумаги в мусорную корзину, после чего принялась нападать на мой характер и мое профессиональное положение.

Прежде я ответил бы эмоциональной защитой или же контратакой, но сейчас решил «залечь». Пока она кричала, что со мной бесполезно иметь дело, поскольку ничего правильного я сделать все равно не могу, я некоторое время молчал, а потом сказал ей, что она была права, что как бы старательно я ни стремился делать вещи правильно, мои усилия никогда не были вполне успешными, что я в самом деле обеспокоен и нахожусь в замешательстве по поводу своего несовершенства. Ее атака на меня сразу же прекратилась. Она достала бумаги из корзины и принялась меня утешать — вот он, ласкающий ветер. Истинным наслаждением в том момент для меня было само внутреннее постижение того, что поскольку я смог принять свою несостоятельность, то оказался свободным. Мое действие вызвало к жизни момент озарения и пришедшее ему на смену чувство освобождения, как говорит дон Хуан, когда можно считать, что худшее уже произошло.

Мой собственный сон расширяет этот образ состояния недосягаемости. Он указывает на внутреннее духовное измерение, которое уводит человека с "проторенного пути". В этом сне летним вечером я разговаривал со своим аналитиком. Я припомнил два или три сновидения, о которых меня кто-то спрашивал, и мне хотелось отложить работу над ними на некоторое время. Когда я упомянул об этом своему аналитику, он показал мне способ и путь их толкования. Он зажег свечу, которую установил на земле, а затем спокойно улегся рядом со свечой. В тот момент его жест во сне осенил меня мыслью, как не делать интерпретации сновидений. Сама свеча привлекла или притянула к себе своим светом значение сновидения. Это свет сердца, в котором и должно рассматриваться само сновидение. Как отметил Юнг: "Если наши впечатления слишком отчетливы, нас удерживает настоящее — час и минута — и не дает возможности узнать, как к этому прислушивается наша родовая унаследованная психика и как она понимает это настоящее".[58] Когда мой аналитик улегся на спину в сновидении, он «говорил», что работа по истолкованию требует прежде всего восприимчивого отношения как к самим образам сновидения, так и к ответу своей собственной психики. [59] И это напоминает образную картину Карлоса и дона Хуана, лежащих на вершине холма, неподвижных и покрытых ветками деревьев; меняющийся ветер от "непрерывно порывистого" до "мягко вибрирующего", укрывает их своей силой, оберегает их словно кокон.

Таким образом, мы обсудили различные аспекты отношения охотника к жизни и к бессознательному. Мы увидели, как охотник охотится. И пришло время понять, что тот, кто охотится, также является предметом охоты.

Охотиться и быть предметом охоты

Однажды Юнг заметил, что его работа с бессознательным была не только экспериментом, который проводил он, но также экспериментом, который проводился и над ним. [60] Аналогичным образом, все мы не только охотники, но также и «охотимые», то есть те, на кого охотятся. Архетип целостности или символ Нового Мужчины или Новой Женщины стремится стать бытием через нас, и когда мы не желаем идти навстречу своей собственной тотальности, всеобщности, тогда у нас возникает чувство, что нас неумолимо преследуют. Говоря проще, за нами охотится новая жизнь, которой мы сопротивляемся, и старые конфликты, которые мы подавляем.

Я благодарен Аллену Ашби, поэту и давнему другу, за три нижеприведенных сна, рассказанные ему одной женщиной. В первом сне эта женщина живет в какой-то будке или лачуге. Туда приближается мужчина и хочет войти; она держит дверь, не давая ему это сделать. В другом сне к ее жилищу приближается медведь; сновидица опять держит дверь, но тут она проявляет большее беспокойство, поскольку медведь выглядит более устрашающе, чем мужчина из предыдущего сна. В последнем сне этой серии впустить в дом попросил сам дьявол (в образе женщины); сновидица безуспешно пыталась удержать дверь закрытой и проснулась в холодном поту.

В этих сновидениях можно увидеть, как нечто пытается пробиться к самой сновидице, то есть, пробиться в ее сознание. Всякий раз, когда она закрывала дверь на просьбу впустить, бессознательное приобретало все более примитивную и устрашающую форму. Сновидения показывают нам, что чем больше комплекс, здоровый или разрушительный, подавляется, тем более вероятно, что он аккумулирует энергию в бессознательном и тем самым угрожает сознательному миру своим вторжением. Это тот самый случай, когда охотнику следует освободиться от привычной схемы поведения, от жестких рутинных матриц. Закрывать дверь есть реакция привычная, шаблонная. Пригласить войти и начать диалог с тем, кто хочет войти, есть свободный поступок.

Хотя за всеми нами охотятся, такая охота приобретает особую форму у творческих и мечтательных людей. В литературе по шаманизму, например, можно увидеть, что зачастую индивиды призываются на путь знания, переживая тяжелую болезнь и страдания. Индейский шаман из племени Хуичоли Рамон Медина Сильва был избран для своего призвания необычными сновидениями и укусом змеи в восьмилетнем возрасте, после которого он оставался парализованным в течение шести месяцев. Он оправился после болезни уже зная, что его судьба стать "mara'akame" или шаманом. [61] Сибирский шаман, тунгус, Семен Семенов объяснил, что болел целый год прежде, чем начал шаманствовать: "Болезнь, которая наставила меня на этот путь, проявилась в том, что мое тело раздулось и опухло, я часто терял сознание. Когда же я начинал петь, плохое самочувствие обычно проходило".[62]

Другой шаман из сибирского региона осознал, что ему нужно освоить шаманскую практику, дабы излечить свою собственную болезнь. Семь лет он наращивал и развивал свое знание, прежде чем попытался лечить других, и все это время у него было видение прекрасной женщины, которая стала его aymaiили духом-помощником. Здесь приводится один из их диалогов:

Она сказала: "Я aymai твоих поедков, шаманов. Я научила их шаманству. Теперь я собираюсь научить тебя. Старые шаманы умерли, и нет никого, кто мог бы помогать людям. Ты обязан стать шаманом".

Затем она сказала: "Я люблю тебя У меня сейчас нет мужа, и ты будешь моим мужем, а я буду твоей женой. Я дам тебе духов-помощников. Ты должен лечить с их помощью, а я буду учить тебя и тоже буду помогать. Пищу нам дадут люди".

Я чувствовал тревогу и пытался сопротивляться. Тогда она сказала: "Если ты не будешь мне повиноваться, то тем хуже для тебя. Я тебя убью".[63]

Как показывают эти примеры, бессознательное предлагает свои дары охотнику, но предъявляет ему и очень жесткие требования.

Волшебным Олень

Дон Хуан рассказал историю о том времени, после которого он стал охотиться уже профессионально. Тогда, будучи один в лесу, он услышал "нежный свист", который не мог принадлежать никакому обыкновенному животному. (Дон Хуан уже тогда был опытным охотником, но еще не профессионалом). "Я вдруг сообразил, какое счастье мне выпало: это волшебный олень!" Поскольку дон Хуан знал, что это существо прекрасно знает все повадки охотников, то сделал вещь неожиданную: встал на голову и принялся жалобно причитать и плакать. Когда олень приблизился, дон Хуан объяснил, что он не хотел его обидеть. Тогда олень подошел и шепнул в самое ухо: "Не грусти".[64]

В чем же природа этого оленя? И как объяснить необычную манеру поведения дона Хуана?

Олень — хорошо известное проявление архетипа психопомпа или проводника; в алхимических трактатах он появляется в облике Меркурия, иногда соотносимого с "бродячим оленем".[65] У индейцев Хуичоли в Мексике Священный Человек-Олень тоже является проводником и посланцем, доставляющим людям мысли и чувства бога огня Татевари. "Татевари раскрывает послания и пожелания всех богов шаману [mara'akame] либо непосредственно в снах и видениях, или же косвенно с помощью Кауумари, Священного Человека-Оленя. [66]

Кауумари — культурный герой, проводник, посланник и трикстер. Он "не знает самого себя" и "делает других сумасшедшими". Но в своей глупости он мудр и способен обнаружить смысл в бессмыслице. Когда индейцы Хуичоли отправляются в паломничество на свою священную землю, место своего происхождения, они охотятся за Священным Оленем, который открывает каждому тайное видение и по возможности объясняет смысл его жизни. На священной земле Священный Олень принимает форму пейота, мексиканского кактуса, и шаман, (в действительности) подкрадываясь к молодому, нераспустившемуся бутону пейота, совершает как бы ритуальное убийство, и, как и все настоящие охотники, гарантирует посредством ритуального лечения пейота, что Священный Олень будет жить вновь. Волшебное животное, за которым охотится дон Хуан, является поэтому неуловимым источником открытий и откровений "другой стороны".

Судя по тому, как ведет себя дон Хуан с волшебным оленем, можно сказать, что это процесс освобождения самого себя от рутины личных и коллективных комплексов, позволяющий оленю, символу проводника на пути знания, приблизиться мирным, а не устрашающим образом. Олень приближается тогда, когда, как говорят о священном олене китайцы, "появляются совершенные правители и достигнуто Дао короля".[67] Другими словами, мы сталкиваемся с проводником, когда оказываемся в состоянии Дао, в правильном отношении к жизни и природе.

Дон Хуан встал на голову, тем самым, перевернув мир вверх ногами, и выл, и причитал, хотя на самом деле был несказанно рад возможности встретиться с волшебным оленем. Именно перевернув окружающие предметы вверх ногами, дон Хуан вошел в больший контакт с другим миром, местообиталищем духа-оленя. Шаманы часто описывают Мировое Дерево в подземном мире, растущее точно так же, но только вниз — и нужно карабкаться по нему вниз, чтобы добраться до преисподни. Часто существует короткий путь обнаружения бессознательной позиции, когда сознательное отношение рассматривается в перевернутом виде. Если кто-то говорит нам, что он ненавидит (не любит) беспокоить нас, то можно сделать вывод, что он любит причинять нам беспокойство и будет это делать в дальнейшем. Или же обратное следует само по себе: "Я не хочу вмешиваться, но..". (Вспомним в связи с этим ту женщину, которая хотела испытать просветление, а вместо этого столкнулась с первородной темнотой).

Тот же самый паттерн перевернутости обнаруживается в разыгрывании индейцами Хуичоли своего ежегодного паломничества к святым местам, где они охотятся за пейотом с помощью лука и стрел. Шаман Рамон Медина Сильва описывает этот процесс: "Охотясь за пейотом, мы меняем названия вещей, потому что, когда мы пересекаем эти земли, направляясь в Вирикуту, вещи становятся настолько священными, что все превращается в свою противоположность… все должно перевернуться вверх дном и обратно".[68] Вирикута, священное место, является эквивалентом рая. Индейцы представляют его, как "противоположность известному миру", и разыгрывая сознательное переворачивание, его полную перемену, они дают возможность Вирикуте предстать в большей яркости и живой осязаемости. Эти перемены вводят Хуичоли в гармонию со священным миром. Приводимый отрывок дает некоторое представление о том, как выглядят такие перемены на практике:

Пришедший [паломник] становится «осликом», который хотел бы остановиться, "если он выбежал из текилы [мексиканская водка]", и который двигался по прекрасной автостраде вместо привычной колеи, тянущейся как дорога, и способной в конце концов привести нас домой в «Лос-Анджелес»…

Эти переворачивания применимы как к поведению, так и к людям и предметам, так что тот, кто обращается к другому, стоящему перед ним, делает это, повернувшись к нему спиной, а принимающий что-то от другого, говорит дающему: "Пожалуйста!", в то время как дающий говорит: "Спасибо".[69]

Дон Хуан вошел в священное время и приспособился к оленю с помощью своего варианта переворачивания — он встал вверх ногами и взвыл. Таким путем он уравновесил радость человека, обретшего свою жизнь с печалью человека, живущего одиноко и глупо и, возможно, даже страшащегося своего видения. И печаль, и радость подлинны. И, может быть, это и есть сама душа, которая подобно сияющему оленю, уже больше не угрожающему, шепчет: "Не грусти".

Глава 3. Путь Воина

Августовский вечер 1961 года. Карлос вместе с пятью индейцами с помощью дона Хуана пытается заглянуть в другой мир, используя пейот. Разжевав шесть бутонов кактуса и отхлебнув текилы, чтобы избавиться от горечи во рту, Карлос почувствовал сильнейшую жажду. Дон Хуан принес кастрюлю с водой и поставил ее на пол. Карлос удивленно смотрел на воду, она казалась ему какой-то необыкновенно блестящей, стекловидной, будто отлакированной. Он заметил, что к кастрюле подошла черная собака и принялась лакать воду. Постепенно собака становилась прозрачной, а вода засветилась и начала переливаться по телу собаки. Карлос увидел, как эта радужная вода, пройдя через все тело, изливается наружу через собачью шерсть, образуя подобие "длинной белой шелковистой гривы". Теперь уже засветилась вся собака, и свет изливался из ее тела, "озаряя все вокруг словно костер". Вслед за псом Карлос принялся лакать воду "и пил, пока не воспламенился весь и не заполыхал, а жидкость не стала изливаться из меня через каждую пору, вытягиваясь подобно шелковым нитям. Вокруг меня тоже возник лучезарный переливчатый ореол. Я глянул на пса: он светился и полыхал точно так же, как я!" Карлосом овладела неописуемая радость, и он принялся играть с собакой. Он чувствовал, что собака знает все о его желаниях, а он знает все желания собаки. Через какое-то время чувство эйфории стало ослабевать, и Карлос стал возвращаться в нормальное состояние сознания. Эффект воздействия кактуса заканчивался, и Карлос был шокирован тем сдвигом в ощущении от эйфории до "великой печали. Оказывается, я совершенно забыл, что я — человек!"

На следующее утро Карлос подробно изложил свои впечатления предыдущего вечера. Дон Хуан истолковал его переживания, сказав, что собака, с которой Карлос играл, была на самом деле Мескалито, персонификацией духа пейота, внутреннего проводника на пути знания. Мескалито, сказал дон Хуан, не принимает людей, но и не отвергает их. Он видел Мескалито шаловливым, заставлявшим людей смеяться и шутить, но никогда не видел, чтобы Мескалито с кем-либо играл. Дон Хуан объяснил это необычайное событие, как знак, свидетельствующий о том, что Карлос — человек «избранный», человек, которому суждено идти по пути знания. Благодаря этому знаку, данному Мескалито, дон Хуан сообщил Карлосу, что будет учить его, как стать воином. [70]

Мескалито

Мескалито является защитником и проводником. Следовательно, переживание бессознательного, которое испытывает человек, с помощью пейота, не есть переживание случайное, оно организовано и значимо. Переживание бессознательного Карлосом с помощью пейота руководимо и. целенаправленно, и Мескалито является персонификацией динамического руководства бессознательным. Сознательно, мы имеем тенденцию защищать самих себя и управлять своей жизнью с помощью своей философии, своих моральных принципов, чувства здравого смысла и своей способности к продумыванию и прочувствованию. До определенной степени эти сознательные проводники и руководители делают свою работу. Однако они часто заводят нас в тупиковые ситуации, в которых мы безнадежно застреваем. И вот здесь нам необходимо услышать бессознательное.

Пейот — не единственное средство нахождения проводника за пределами нашего сознания Мы сталкиваемся с бессознательным в своих эмоциях, настроениях, фантазиях, снах, знаках, физических симптомах, совпадающих событиях (синхронистичность) или, по возможности, в дивинаторных (гадательных) практиках (карты Таро, Книга Перемен, игра в кости и т. д.). Исследуя все или некоторые из этих разнообразных проявлений бессознательного, можно уяснить, что, по сути, сознание погружено в бессознательное (символизируемое, в нашем случае, Мескалито); бессознательное, которое оказывается источником мудрости, лежащим за пределами границ наших обычных сознательных возможностей и гораздо большим по глубине.

В одном из разделов книги "Особая реальность" дон Хуан рекомендует пейот своему племяннику Лусио и его друзьям. [71] Лусио и другие возражают, говоря, что у них есть свои собственные защитники и покровители — Христос, Мария и Дева Мария Гваделупе. Дон Хуан возразил, что их покровители не помогают им жить правильной жизнью. Христос, Мария и святая Дева Гваделупе помогают только в том случае, когда люди их слушают. Дон Хуан сказал, что Мескалито — покровитель другого порядка, поскольку Мескалито заставляет слушать.

Символы, к которым мы обращаемся за руководством, будь то Христос или Будда, не в силах заставить нас слушать, если они утратили свою божественность или свою связь с живым потоком бессознательного. На протяжении многих веков сознательной рефлексии и усовершенствования наших религиозных символов — Христа, Марии, Авраама, Моисея, Будды и так далее — человеческое сознание узурпировало само место религиозного переживания. Таким образом, для многих людей идеалы правильного поведения ассоциируются с самими религиозными символами, заменившими религиозное переживание. В беседе дона Хуана с Лусио и его друзьями раскрывается сама проблема многих наших современников, обнаруживших, что знакомые и общеизвестные символы утратили свою жизненность. Эти символы не имеют более потенции вести нас сквозь тернии и путаницу сегодняшних этических конфликтов. Именно по этой причине человек обращается к бессознательному, дабы вдохнуть в себя новую жизнь, получить направление и возможность преображения.

Сам разрыв между сознательными и бессознательными ценностями (в нашем случае — между Христом и Мескалито) имеет глубокую предысторию. Он проявился, например, в конфликте между Церковью и алхимиками. Хотя большинство средневековых алхимиков считало себя христианами, они, тем не менее, пребывали в разладе с традиционными ценностями Рима, поскольку признавали иной, чем Христос, руководящий принцип. Этот руководящий принцип персонифицировался в фигуре Меркурия.

Существует несколько поразительных символических параллелей между Мескалито и Меркурием. Например, Карлос переживает Мескалито в виде сияющего огненного света и в то же время, как лучезарную текущую воду. Меркурия называют "божественной водой", "водой, которая не мочит рук."[72] И одновременно Меркурий является огнем, "тайным, адовым огнем, чудом мира, системой высших сил в низших", и "всеобщим искрящимся огнем природного света, несущего в себе небесного духа".[73]

В последующих переживаниях Мескалито Карлос снова сталкивается с огнем и водой. Он переносится неведомыми водами и затем видит Мескалито, глаза которого сотворены из той же самой воды. Вода возникает повсеместно, как символ бессознательного психического, и, таким образом, мы можем сказать, что благодаря Мескалито Карлос видит вещи глазами (или сознанием) бессознательного, природы или вневременной психики. В последующем переживании Мескалито возникает в виде сверкающего луча света, освещающего небо и землю. Здесь Мескалито выступает как природный свет (растительная жизнь, пейот), божественная искра духа, наличествующего в земной природе.

Мескалито, как и Меркурий, непредсказуем, поскольку противоположности пребывают в единстве и присутствуют в нем, и потому никто никогда не знает, какой из его аспектов будет обнаружен и явлен богом. Говоря о Меркурии, алхимик замечает: "Мои вода и огонь разрушают и соединяют вместе."[74] Мескалито может быть ужасным или игривым, безжалостным или исцеляющим. Следующая цитата из «Розариума», алхимического средневекового текста, раскрывает смысл смысл двойственной природы этого архетипа проводника:

Философы называют меня Меркурием; моей супругой является [философское] золото; я старый дракон, которого можно найти везде, отец и мать, молодой и старый, очень сильный и очень слабый, смерть и воскресение, видимый и невидимый, твердый и мягкий; я спускаюсь на землю и поднимаюсь на небеса, я высший и низший, легчайший и тяжелейший, порядок природы часто меняется во мне на противоположный в отношении цвета, числа, веса и меры; я содержу свет природы; я темный и светлый; я пришел с неба и земли; я известен, и, однако, совсем не существую; благодаря солнечным лучам все цвета сияют во мне, и все металлы блестят. Я драгоценный солнечный камень, самая благородная чистая земля, с помощью которой вы можете изменить медь, железо, олово и превратить их в золото. [75]

И Мескалито, и Меркурий компенсаторны сознанию Западного мира, в котором доминирует иудео-христианская традиция. Христос — это свет откровения и символ целостности психического, но на протяжении веков все, что оказывалось в нем темным и содержавшим намеки на зло, усердно подавлялось или исключалось из коллективного понимания этого символа Бого-человека. Мескалито и Меркурий, с другой стороны, тоже оказываются светом, но также близки и к темноте, оказываются высоким, но и низким, жизнью, но и смертью. Юнг говорит о Меркурии следующее:

В сравнении с чистотой и единством символа Христа Меркурий… двусмысленный, темный, парадоксальный и, несомненно, всецелый язычник. Поэтому, он воплощает ту часть психического, которая определенно не была сформирована христианством и ни в коей мере не может быть выражена символом Христа. [76]

В мексиканской мифологии существует параллель отношению Меркурий-Христос, в которой Кетцалькоатль (бог сознания индейцев Нахуатль) скомпенсирован в бессознательном Тецкатлипокой, богом тьмы и природных процессов. Тецкатлипока, Мескалито, Меркурий и Кауу-мари (Священный Человек-Олень) компенсируют предсказуемые, структурированные привычки сознания и приводят человека к спонтанному, естественному и высокоиндивидуальному переживанию. Они дают нам возможность ритуального вхождения в наш собственный индивидуальный миф. Но здесь присутствует и опасность.

Дон Хуан говорит Карлосу, что если бы Лусио приблизился к Мескалито с характерной для него жадностью, то Мескалито попросту его уничтожил бы. Индейцы Хуичоли выражают ту же самую мысль в отношении Кауумари, когда говорят о "другом пейоте": "Другой пейот, который кто-то покупает, не проявляет себя в манере Хуичоли. Этот человек за ним не охотился, не приносил ему жертву там [в священной земле]. Вот почему он для нас не годится".[77] Хуичоли говорят также и о двух сортах пейота, которые очень похожи: хорошем пейоте (Lophophora retusus) и плохом пейоте (Ariocarpus retusus). Тот, кто не достиг бога священным образом (путем), непременно съест плохой пейот, именуемый tsuwiri.

Если человек придет туда, не поведав свою жизнь, если он придет, не очистившись от всего, то фальшивый hikuri [пейот] обнаружит это. Пейот намерен вывести из него все злое, которое пребывает в нем и пугает его. Он знает все дурные мысли человека. [78]

Другими словами, лицо, которое мы показываем бессознательному, как в зеркале, отражено в лице, которое бессознательное являет нам. Как говорили о поведении Меркурия алхимики: "Доброе к добру, зло к злому".[79]

Посмотрим теперь на то, как бессознательное ведет Карлоса сквозь его переживание пейота. Это переживание включает затрудненность в речи, восприятие светящейся воды и игривую возню с собакой. Прежде всего, речевая трудность возникает в результате самой непосредственности переживания; разговор — один из сознательных инструментов, который Карлос использует на всем этапе своего ученичества, чтобы избежать бессознательного. Поэтому первое, что делает Мескалито, — он закрывает путь такому избеганию. Карлос вынужден остаться со своим внутренним переживанием, вместо того, чтобы излить его в разговоре.

В этом первом воздействии Мескалито на Карлоса есть послание многим из нас, поскольку мы сохраняем устойчивую тенденцию уходить в сторону от переживания самих себя, а именно, мы немедленно начинаем говорить о, а не с тем, что мы чувствуем. Как ни странно, это стремление уходить в сторону в Америке усиливается акцентом на «касательство». Этот акцент ведет нас к тому, что, уделяя слишком много внимания другому человеку, мы жертвуем своим собственным переживанием. Бессознательное часто компенсирует эту сознательную тенденцию автономным поведением, уводящим от соприкосновения, примером чему является избегание зрительного контакта, закрывания глаз, сухость, неприветливость во взгляде, позевывание. В терапии такое поведение часто и по-глупому истолковывается как сопротивление; часто это спонтанная попытка поддержать самоощущение или уйти глубже в свои переживания, чем рисковать их потерей в попытке установить такое касательство.

Восприятие Карлосом светящейся воды и игра с Мескалито обращает его внимание на подвижность, в которой он нуждается в своей повседневной жизни. Мескалито уводит Карлоса от его оцепенелости и открывает ему игривость, спонтанность и теплоту инстинктивного контакта. Проблема, о которой говорит Мескалито, — это то отчаяние, с которым просыпается Карлос. Мескалито ведет Карлоса к переживанию удовольствия и наполненности, которых ему недостает в сознательной жизни.

Поскольку дон Хуан видит, что Мескалито отметил Карлоса как «избранного», он начинает знакомить его с более трудными ступенями знания. Он пытается стряхнуть с Карлоса некоторые из его привычек, используя "Чертову Травку" и "Маленький Дымок".

Чертова Травка

В самом конце августа 1961 года дон Хуан познакомил Карлоса с "Чертовой Травкой" (Jimson Weed). [80] Он называет Чертову Травку «союзницей», ведущей человека к силе. Различные части этой травы могут быть использованы, соответственно, для лечения болезней, чтобы сводить людей с ума, для восстановления жизненных сил, увеличения выносливости, возбуждения желаний, страсти или для предсказания будущего. Только одна доля Чертовой Травки, семена, укрепляет сердце, три другие доли служат различным целям силы.

Как мы видели в случае с Мескалито и пейотом, существует психический фактор, проектируемый на Чертову Травку. Специфическая природа измененного состояния сознания, вызываемая этой Чертовой Травкой, побуждает к проекции женской фигуры мужчинами и мужской фигуры женщинами. Поэтому для Карлоса Чертова Травка выглядит отчасти, как женщина. А для женщины Чертова Травка будет вести себя скорее как мужчина.

Такие архетипические комплексы Юнг называет анима и анимус. На основе общей или архетипической человеческой тенденции и на базе первичного опыта все мы формируем вполне бессознательно образ противоположного пола. Анима есть образ женщины в психологии мужчины, а анимус — образ мужчины в женской психологии. У всех нас есть опыт Чертовой Травки или анимы-анимуса. Но обычно мы не осознаем свои переживания, поскольку проявляем мало объективности в своих настроениях, эмоциях, мнениях и вдохновении, которые в действительности берут свое начало в этом внутреннем «другом», относящимся к противоположному полу.

Каким же образом мы оказываемся пойманными в сети Чертовой Травки, и как поступить, чтобы сделать ее своей союзницей?

Давайте вначале рассмотрим переживание анимы. Вообразим мужчину, встретившего на вечеринке женщину. Есть нечто в том, как она выглядит, говорит и двигается, что очаровывает его. Он подходит к ней в возбуждении и с некоторым страхом. У них есть возможность лишь краткой беседы, но по прошествии уже многих дней он никак не может избавиться от ее образа в своем сознании. Он чувствует, что будто бы знал ее всегда; возможно, думает он, она есть его истинный душевный друг. Он встретил аниму, Чертову Травку. Что-то в этой женщине вызвало проекцию мужского образа того, что есть женщина, а поскольку он почти ничего о ней не знал, ничто и не могло препятствовать такой проекции.

Меж тем, и женщина может проектировать свой собственный образ-анимус на мужчину. Позже возникает некоторая путаница и последующие столкновения между образом и реальностью. Если оба они переживут разочарования и расстройства, то могут образовать и развить сознательные отношения; или они разойдутся, разочарованные тем, что другой человек оказался не тем, кем каждый представлял его себе. Образ, который проецирует мужчина, имеет свою собственную личность, и эта личность воздействует на его сознание специфическим образом. Если он хороший охотник или воин, то он распознает эту личность, воздействующую на него в сновидениях, через эмоции и фантазии и через женщину, на которую он может проецировать этот образ. Тот же самый процесс имеет место и для женщины с образом анимуса.

Вообразим и другое общее переживание этого спроецированного образа. У женщины бурные отношения с мужчиной. Она находит его творческим и интересным, но постоянно безответственным, раздражающе отчужденным и, по всей видимости, неверным. Она часто раздражается и сердится и однажды заявляет, что уходит от него. Но ее беспокоит и тот факт, что во всех ее взаимоотношениях с мужчинами на протяжении последних нескольких лет сама модель, схема этих отношений оказывается той же самой. Лица, имена и индивидуальные привычки были разными, но каждый партнер оказывался возбуждающимся и холодным, творческим, но безответственным. Каждое отношение во многом начиналось, развивалось и заканчивалось одинаковым образом. Образ, который она сохраняла о мужчине, анимус или Чертова Травка, вовлекал ее силой проекции в отношения именно с этими мужчинами и структурировал ее переживания этих отношений. Возможно, что она мечтала об ответственных, но скучных бизнесменах, интересных, но безответственных артистах, и испытывала определенную трудность в том, чтобы быть ответственной к самой себе и своим собственным творческим побуждениям.

Мы переживаем аниму/анимус не только в проецированной форме. Образ противоположного пола, который мы сохраняем и носим в себе, возникает также и в сновидениях. И эти же образы стоят позади наших некритичных чувств, настроений, мнений, вдохновений, интриг, фантазий и так далее. Рассмотрение этих разнообразных проявлений бессознательного ведет к самопознанию и постижению более глубоких тайн жизни. Этот процесс изучения и оценки есть то, что дон Хуан называет приручением союзника.

Перед тем, как добраться до семян Чертовой Травки, приходится сражаться со всеми опасными аспектами этого психологического процесса. Анима и анимус, пишет Юнг, являются "обманчивыми фантазмами, замешанными на высоком смысле и самой зловредной бессмыслице; подлинный покров Майи, соблазняющий и сбивающий всякого смертного с пути".[81] И дон Хуан говорит, что Чертова Травка соблазнительна, коварна, изворотлива, "сурова и безжалостна со своим протеже", постоянно проверяя границы его понимания и характер. Комплекс, персонифицируемый Чертовой Травкой, нашептывает нам о нашем непризнанном величии, а позже напоминает нам, что мы никогда ничего не добьемся. Когда мы в «чертовском» настроении или в аффекте, травка забирает нас. Дурман-трава настаивает, чтобы мы были совершенны и рассуждает о наших несовершенствах. Она соблазняет нас и втягивает в сексуальность, в амбиции и побуждает к творчеству. Объективность не характерна для первых трех частей или «голов» Чертовой Травки. Фактически сами слова «всегда» и «никогда» часто сигнализируют о присутствии анимы или анимуса: "Ты всегда занят, когда я о чем-нибудь тебя прошу!" или "Ты никогда не повзрослеешь!" Мы совращены Чертовой Травкой в полное отождествление со своими эмоциями, мнениями и фантазиями, но персонифицируясь с самой этой травой или анимой/анимусом, мы оказываемся в состоянии уловить автономную природу этого комплекса и постигнуть его истинное намерение или цель.

Комплекс Чертовой Травки персонифицирован Кастанедой еще в одном случае, а именно, как "существо ночи", совращающее человека с его пути с помощью мелодичных звуков. [82] Во время прогулки в горах вечером дон Хуан значительно опередил Карлоса, и Карлосу пришлось следовать за ним, прислушиваясь к его шагам и звукам совиного крика, который имитировал дон Хуан. Отличительным признаком этой имитации было то, что они вначале звучали «резко», а затем мелодично и приятно. "Существа ночи", однако, производят "очень мелодичные звуки", и им трудно имитировать резкие человеческие крики или крики птиц. По мере того, как Карлос двигался вслед за доном Хуаном, он начал слышать слева мягкое звучание крика совы. Черная масса метнулась впереди наперерез, и Карлос услышал еще более захватывающий совиный крик, но такой мягкий и успокаивающий, что он невольно остановился. В этот момент он услышал резкие крики дона Хуана и стремительно бросился вперед.

Точно так же анима может заманивать мужчину и сбивать его с пути. Карлос, как мы уже видели, сбит с пути своей депрессией, чувством никчемности, неуверенности в себе. Фон Франц описывает этот негативный аспект анимы в книге "Человек и его символы" .

В своем индивидуальном проявлении характер мужской анимы, как правило, определяется и формируется матерью. Если мужчина чувствует, что что мать оказывала на него отрицательное влияние, его анима будет часто выражать себя в раздражительном и подавленном настроении, неуверенности, ненадежности и ранимости… Эти "капризы анимы" являются причиной некоторой тупости, страха болезни, импотенции или несчастного случая. Все и жизни приобретает печальный или гнетущий характер. Такие мрачные состояния могут даже подтолкнуть к самоубийству, тот самый случай, когда анима становится демоном смерти. [83]

В гомеровской «Одиссее» сирены ведут себя как "существа ночи" и стремятся сбить Одиссея с пути. Одиссей привязывает себя к мачте, а уши своих спутников заклеивает воском, чтобы нежное пение сирен не увлекло их на берег. Одиссей, как и Карлос, уже получил предостережение о темной стороне бессознательного, о соблазнительной стороне красоты, о темноте кажущейся невинной красоты:

Прежде всего ты увидишь сирен, неизбежною чарой

Ловят они подходящих к ним близко людей мореходных

Кто, по незнанью, к тем двум чародейкам приближась, их гладкий

Голос услышит, тому ни жены, ни детей малолетних

В доме своем никогда не утешить желанным возвратом-

Пением сладким сирены его очаруют, на светлом

Сидя лугу; а на этом лугу человечьих белеет

Много костей, и разбросаны тлеющих кож там лохмотья. [84]

Когда человек сталкивается с несущими смерть аспектами анимы/анимуса, то возникает тайная сила, — его привязанность к повседневной жизни. У Одиссея это дом и семья, у Карлоса — влечение к «резким» человеческим звукам дона Хуана. Фактически, притягательная сила бессознательного часто приобретает эффект усиления сознательной позиции. Из страха мы компенсируем влечение к Чертовой Травке утверждением ценностей сердца, разъясняя, кто мы такие. «Мужество», необходимое для взаимодействия с Чертовой Травкой, и есть та сила убеждения относительно своей подлинной личности.

В своих отношениях с анимой воин идет дальше, чем охотник, и вступает с ней в диалог в активном воображении. Юнг описывает этот процесс и его последствия в "Воспоминаних, сновидениях, размышлениях":

Именно она, [анима] соединяет образы бессознательного с сознательным разумом, и я ценю ее, главным образом, за это. На протяжении десятилетий я всегда обращался к аниме, когда чувствовал нарушенным свое эмоциональное поведение, а бессознательное давало почувствовать, что в нем что-то созревает. Тогда я спрашивал аниму: "Что ты собираешься предпринять? Что ты видишь? Я хотел бы знать". После некоторого сопротивления она обычно выдавала образ. Как только появлялся образ, беспокойство эмоций перерастало в интерес и любопытство по поводу тех образов, с помощью которых она связывалась со мной, так как я должен был попытаться понять их наилучшим образом, точно так же, как и сновидение. [85]

Таким образом, человек способен уловить бессознательные процессы, когда они еще в «зародыше» и не пустили корней. Тогда сознание способно выделить то, что значимо и ценно из деятельности анимы/анимуса, и более полно и мудро участвовать в разворачивающихся событиях. [86] Таким образом, человек «приручает» четвертую «голову» Чертовой Травки.

В процессе приобретения союзника Чертовой Травки, важно не заморозить контрсексуалъный аспект данного комплекса. Заманчиво прийти к обобщающему выводу, отметив, что комплекс мужской анимы несет в себе качество эффективности (эмоциональную, настроенческую основу), поскольку мужчины имеют обыкновение представлять женщин более эмоциональными, а комплекс женского анимуса преимущественно абстрактен по своему качеству (идеи, мнения), потому что женщины склонны, видеть мужчин более рациональными. Однако такой подход несостоятелен по двум причинам: первая — потому, что индивид несет в себе больше индивидуального, чем общего, и вторая — поскольку сами мыслимые нами качества, — быть женственным или мужественным, не имеют в себе универсальной основы (validiti), а существуют скорее как тенденции, тренды (кстати, выходящие из употребления) в нашей собственной культуре, в наше время. По всей видимости, были времена, когда мы стояли ближе к своим биологическим корням, когда индивиды соответствовали специфическим сексуальным чертам, легко распознававшимся как женственные или мужественные. И мужчины, и женщины продолжают переживать друг друга как отличных от самих себя и будут продолжать переживать это отличие, как нечто влекущее и беспокоящее, не обращая внимания на специфическую природу такого различия. Хотя наши образы могут меняться, они останутся постоянным психологическим фактором, с которым мы имеем дело в качестве анимы, анимуса или Чертовой Травки. Но далее невозможно приписывать особые черты мужскому или женскому принципу, мужчинам или женщинам со штампом абсолютной истины. В процессе индивидуации мы ощущаем призыв осознать себя в качестве индивидов, то есть довериться и следовать своему собственному уникальному опыту, невзирая на то, соответствует он или нет общему направлению.

Сновидения двух отличных друг от друга женщин иллюстрируют этот подход. Одна из женщин восприимчива к тем впечатлениям, которые она получает из внешней среды. Она чувствительна к проявлению чувств других людей, и для нее важно поддерживать атмосферу теплоты в своих отношениях. Однако во сне она налаживает дружбу с " агрессивным мужчиной, который, по всей видимости, знает, чего он хочет в жизни и однозначен в своих устремлениях. Ее влечет к нему, и она его боится. То, что стремится в этой женщине к раскрытию, это отношение (аттитюд), которое внесло бы в ее личность большую определенность и которое позволило бы ей, когда это необходимо, достигать собственных результатов, несмотря на возможный вред, который это может нанести той гармоничной атмосфере, которую она создала. В то время как ее сознательное отношение оказывается более диффузным и восприимчивым, отношение бессознательного анимуса, стремящееся проявиться, сфокусировано и направлено. В этом заключается природа союзника, которого ей необходимо приручить.

Другая женщина активна, весьма результативна в профессиональном смысле и находится в лидирующем положении. Она чувствительна к чувственным проявлениям других людей, но строит свои отношения далеко не так, как это делает первая женщина. В сновидении эта другая женщина видит комнату в своем доме наверху, о наличии которой до этого не знала. В этой комнате большое окно, сквозь которое солнце освещает полки с экзотическими растениями. Стены покрыты живописью и рисунками. Полусогнувшись в кресле в углу, молодой человек поглощен поэтическим занятием — он пишет поэму. Его мысли блуждают где-то далеко, и он не замечает ее появления. Здесь анимус подсказывает сновидице отношение, весьма отличное от ее собственного; отношение, требующее воплощения в качестве составляющей части ее жизни. Мужское сознание органично, эстетично, мечтательно и тяготеет к неосязаемому. То, что эта женщина переживает, как мужской принцип, становится для нее в данный момент мечтой.

Хотя наши образы могут бесконечно варьироваться, все мы ощущаем другой пол и свой образ другого пола, как, в известном смысле, отличный от нашего. И эта разница отнюдь не является абсолютной. Я предполагаю, что на самом деле мы сознательно придумываем эту разницу, так как только через напряжение различия мы становимся сознательными. Чертова Травка может совлечь нас в жизненные хитросплетения или вообще увести нас из жизни, но если мы будем к ней внимательны, она будет способствовать пробуждению нашего сознания.

Маленький Дымок

Познакомившись с Чертовой Травкой, Карлос узнал, что у дона Хуана есть и другой союзник, "маленький дымок".[87] Маленький Дымок открывает ученику его способность к психической объективности, потому что природа этого галлюциногенного гриба обеспечивает состояние беспристрастной ясности.

Юнг пережил тот же самый психический фактор, персонифицированный Маленьким Дымком, столкнувшись в своем активном воображении с фигурой, названной Филемоном. Филемон представлял из себя старца с крыльями зимородка, рогами быка и четырьмя ключами, которые он держал так, будто бы собирался открыть замок. Путем внутреннего диалога с Филемоном, Юнг пришел к пониманию глубокой объективной реальности психического.

В своих фантазиях я вел с ним разговоры, и он говорил вещи, о которых я сознательно не думал. И я ясно наблюдал, что это говорил он, а не я. Он говорил, что я отношусь к мыслям так, словно генерирую их сам, но по его мнению, мысли оказывались точно животные в лесу или люди в комнате, или птицы в воздухе, и добавлял: "Если ты увидишь людей в комнате, то не думай, что ты создал этих людей или что ты за них в ответе".[88]

Сходным образом, Маленький Дымок доставляет ученику объективность, недостающую ему в его переживании Чертовой Травки.

Маленький Дымок проникает в нас с помощью трубки, и в том, как дон Хуан держит свою трубку, видно, что трубка, как и сам Маленький Дымок, играет значительную символическую роль. Трубка оказывается физическим символом того отношения, которое мужчина или женщина развивает между эго и бессознательным; это мост, миротворец, символ родства, связи и принципа эроса. Эротический аспект трубки и объективность Маленького Дымка тесно связаны друг с другом. В анализе, например, правдивость объективности аналитика может предложить самое глубокое принятие полной человеческой индивидуальности. Этот вид глубоко уважительной объективности часто оказывается наибольшим проявлением любви, которую один индивид может предложить другому. Такая объективность беспримесна, незагрязнена и ясна и в то же самое время сохраняет близость и привязанность. На этом уровне глубины объективность (Маленький Дымок) и эрос (трубка) суть одно.

У индейцев Сиу символ трубки и дыма тщательно разработан. Трубка в качестве подарка была принесена Сиу женщиной из другого мира, Священной Женщиной-Теленком Бизона (Sacred Buffalo Calf Women). Эта трубка связывает Сиу не только с духовным миром, но и со своими собратьями, с мужчинами и женщинами, с землей и совсем на ней сотворенным. Джозеф Браун описывает сам ритуал использования трубки:

При набивании трубки все пространство (представленное жертвоприношениями силам шести направлений) и все вещи (представленные частицами табака) сужаются до масштабов единственной точки (чашеобразной части трубки или «сердца» трубки), так что трубка вмещает или, в действительности, является, вселенной, универсумом. Но поскольку трубка — вселенная, она также и человек, и тогда тот, кто набивает трубку должен отождествляться со вселенной, устанавливая при этом не только центр универсума, но и свой собственный центр; он, поэтому, «расширяет» эти шесть направлений пространства, фактически пребывающие внутри него самого. И таким «расширением» человек утрачивает свою частичность, фрагментарность и становится целым или святым: он разрушает иллюзию отделенности, обособленности. [89]

Трубка устанавливает мир между противоположными частями — между эго и бессознательным, собой и своими врагами, небом и землей, духом и материей, разумом и телом.

В своем Западном наследии мы утратили подобные ритуалы для установления отношений с бессознательным, с объективной землей и ее обитателями. Когда-то «слово» служило нам мостом к тем тайнам, которые объединяют нас. Эта связь между словом и трубкой прояснилась для меня несколько лет назад. В 1976 году я должен был лететь в Вашингтон по личному делу, и в конце последнего дня моего пребывания там, когда делать уже было нечего, что-то потянуло меня пойти на Капитолий. Там, под куполом, мои глаза натолкнулись на четыре эмблемы, выгравированные в камне над арочными сводами, символы наших отношений с индейцами. Одна в особенности поразила меня: поселенец держит свиток и читает написанное на нем «ДОГОВОР», в то время как индеец протягивает трубку. Я увидел, что трубка и печатное слово являются эквивалентами; оба они оказываются священными предметами.

В то время как для индейцев связь с духом осуществляется с помощью трубки (принцип эроса), такая же связь поддерживается для нас словом (принцип логоса). В отличие от индейцев у нас, однако, отсутствует живой ритуал, который освящал бы наши слова. Наши слова больше не переносят нас в священное время и не воссоединяют нас больше с нашим собственным центром или с центром всего сотворенного, как это делала трубка у индейцев. Юнг обсуждает эту проблему в "Нераскрытой самости":

Слишком мало внимания уделяется тому факту, что по причине нашего всеобщего безверия и атеизма, отличительного знака христианской эпохи, его высочайшим достижением стал врожденный порок нашего века: верховенство слова, Логоса, который выдвинут в качестве центральной фигуры нашей христианской веры. Слово стало буквально нашим богом и остается таковым, даже если мы знаем о христианстве лишь понаслышке. Слова типа «Общество» и «Государство» оказываются столь конкретными, что они почти персонифицированы…

Кажется, никто не замечает, что такое поклонение слову, которое было необходимым на определенной фазе умственного развития человека, имеет и свою зловещую теневую сторону. Это тот момент, когда слово, как результат своего векового развития и образования, получает универсальную всеобщую законность и разрывает свою первоначальную связь с Божественной Персоной. Появляется персонифицированная Церковь, персонифицированное Государство; вера в слово становится доверчивостью, легковерием, а само слово — бесчеловечным лозунгом, готовым на любой обман. С легковерием появляются пропаганда и реклама, чтобы дурачить граждан политическими спекуляциями и компромиссами, а сама ложь достигает масштабов, никогда не виданных прежде в человеческой истории.

Таким образом, слово, первоначально возвещавшее единство всех людей и их союз с фигурой одного Великого Человека, стало в наши дни источником подозрения и недоверия всех против всех. [90]

Возможно, нам посчастливится увидеть то время, когда дух коренного Американца, как и эрос, объединит землю и исцелит наши раны. Тогда, возможно, и появится какой-то символ, могущественный и божественный, как некогда было слово.

Каталина

Озадачивающий эпизод борьбы Карлоса с колдуньей по имени Каталина в книге "Учение дона Хуана" тематически и психологически связан с его борьбой с "Чертовой Травкой".[91] Тот факт, что Каталина упоминается и в последующих книгах, указывает на то, что Карлос все еще «зациклен» на комплексе силы, который она представляет.

В один из своих приездов Карлос узнал, что дон Хуан вывихнул ногу. Индеец объяснил, что несчастный случай не был случайностью. Его подстроила колдунья по имени Каталина, приходившая его убить. Карлос спросил, использует ли дон Хуан свои колдовские приемы, чтобы защититься от нее. Сам вопрос выдал интерес Карлоса к силе и магии. В свой следующий визит Карлос нашел дона Хуана крайне озабоченным: Каталина снова появилась в доме, на этот раз в форме черного дрозда. Дон Хуан объяснил, что проснулся как раз во время, когда уже нужно было бороться за свою жизнь. Поэтому, сказал он, Карлос является его козырной картой в этом сражении. Карлос может спасти его от смерти, поскольку его появление приводит Каталину в крайнее удивление. Из сочувствия к дону Хуану Карлос соглашается взять на себя роль "достойного противника". В последующих эпизодах он имел несколько пугающих и странных встреч с Каталиной, вызвавших у него страх за свою жизнь. В конце книги "Учение дона Хуана" Карлос рассказал о последней "битве силы" с Каталиной. Успех сопутствовал ему, но Карлос почувствовал, что сами переживания Чертовой Травки, Маленького Дымка и Каталины оказались столь беспокоящими, что решил завершить свое ученичество.

Во всех описанных эпизодах Каталина предстает перед нами в образе колдуньи или ведьмы. Она упоминается не как «видящая», а, скорее, как могущественная ведьма, мастер магии. Как мы уже видели, Чертова Травка учит человека силе: сексуальной силе, мощи, склонности к риску, способности манипулировать другими. Карлоса соблазнила сила Травки, и мы знаем из книги "Сказки о Силе", что он был завлечен Каталиной и, фактически, распустил слюни и понес околесицу, когда увидел ее. Проверяя воздействие Чертовой Травки, Карлос попытался испытать с Каталиной свою силу.

Завершая историю о сражении Карлоса с Каталиной (психологически с Чертовой Травкой), следует добавить и ту информацию, которую дон Хуан суммировал Карлосу как ученику, проясняя свою стратегию учителя. [92] Каталина никогда не угрожала дону Хуану; он придумал эту историю для того, чтобы втянуть Карлоса в борьбу с ней, так как Карлос переживал период, когда был искушаем сойти с пути знания.

Дон Хуан разработал стратегию появления противника для Карлоса; нужно было заставить Карлоса проверить и использовать все, чему он научился за время своего ученичества, и гарантировать ему продолжение обучения. Дон Хуан объясняет, что есть время, когда большинство людей предпочитают обычную жизнь трудному пути воина, и учитель должен убедиться, что ученик сам избрал безупречный путь воина. Тогда противник оказывается тем, кто заставляет ученика жить, как воин, для того чтобы выжить.

В эпизодах с Каталиной и борьбой Карлоса с Чертовой Травкой задача остается той же самой — возвыситься над соблазнами силы. Хотя с самого начала дон Хуан не проявляет никакого интереса к силе или к Чертовой Травке, он, тем не менее, временами оказывается жертвой принципа силы. Например, можно рассматривать придуманную им историю об угрозе Каталины его жизни, как историю, выражающую символическую правду. Выставив ловушку Карлосу, дон Хуан сам ненадолго уступает третьему врагу знания — силе. То, что, казалось бы, должно быть самым важным решением на пути знания, отбирается у ученика и передается в руки учителя. Как, можно спросить, учитель знает, что он не лишает ученика его судьбы? Ловушка для дона Хуана — это попытка вынудить Карлоса действовать определенным образом или манипулировать (третья «голова» Травки) им определенным образом. Но это не только выдает утрату доверия у Карлоса, но и потерю доверия к бессознательному, что совсем не похоже на дона Хуана.

Утверждение дона Хуана о том, что хитрость необходима, чтобы удержать человека на пути знания, вызывает тревогу. Как позднее указывает сам дон Хуан в "Сказке о Силе", самые важные решения в жизни являются в действительности в руках нагуального или бессознательного, Природа, а не учитель, обеспечивает нас сноровкой и хитростью, поддерживая наш рост. Если человек думает повернуть с пути знания обратно, внешние обстоятельства могут сложиться так, что судьба закроет дверь в прошлое, сделав невозможным возвращение к ограниченности одного мира. Или же болезнь побудит вернуться на путь знания, что и происходит обычно, когда шаман оставляет свою утомительную профессию; он заболевает и поправляется только тогда, когда снова начинает шаманить. На таком выборе могут настаивать и сновидения. В конце концов успешный выбор совершенного пути и жизни воина имеет смысл только тогда, когда, собственно, и можно сделать этот выбор.

Разбирая историю дона Хуана о подкрадывающейся к нему, спящему, Каталины, мы видим, что эта история является истинной на символическом уровне. Принцип силы угрожает дому Хуану, когда он не осознает свой собственный план (спит или дремлет) действий. Дон Хуан запутан и теряет свою позицию в результате комплекса силы. Нигде в книгах Кастанеды дон Хуан не оказывается болеебессознательным относительно применения им силы, чем когда он обманывает Карлоса.

Можно также взглянуть на символический смысл того, что Карлос является козырной картой дона Хуана. Карлос может помочь, потому что он в значительной степени является источником проблемы. Карлос расшевелил сам комплекс силы, спроецировав всю силу на дона Хуана. Эта проекция выглядит следующим образом: Карлос не сознает свое стремление контролировать все свои встречи с доном Хуаном и свои столкновения с бессознательным. Вместо того, чтобы прийти в потрясение от своего манипулятивного поведения, Карлос непрерывно проецирует свои манипулятивные контролирующие тенденции на дона Хуана. Он постоянно воображает, что дон Хуан отчасти привлекает друзей, чтобы дурачить его, Карлоса, и теоретизирует, что эксперименты с пейотом являются, главным образом, результатом "манипуляции социальными ролями".[93]

За исключением эпизода с Каталиной, дон Хуан обычно не подвластен силе — манипуляциям с ее стороны или попыткам ввести в заблуждение. Постоянно сопротивляясь знанию, которое он, тем не менее, ищет, Карлос приглашает дона Хуана принять позицию силы. Как говорит Адольф Гуггенбуль-Крейг в своей книге "Сила в исцеляющих профессиях": "Фантазии пациента о колдуне и его ученике имеют очень мощное воздействие на терапевта, в бессознательном которого начинает констеллироваться фигура мага или спасителя".[94] Желание Карлоса учиться спроецировано на дона Хуана; он сопротивляется ему и тем самым вынуждает дона Хуана заставлять его, Карлоса, учиться. Имея эту мысль в виду, нетрудно понять, что дон Хуан мог вообразить Карлоса спасающим его от Каталины — Карлос спасает их обоих от комплекса силы, сражаясь с ним сам, а не проецируя его на дона Хуана.

Для того, чтобы иметь дело с пугающими аспектами знания, символизируемыми Чертовой Травкой, ученик изучает пути воина. Воин, как мы увидим, ищет бессознательное, но не уступает перед ним.

Безупречный воин

После того, как Карлос столкнулся с Мескалито и был произведен им в качество «избранного», дон Хуан начал систематически обучать Карлоса, как стать доступным бессознательному. И чем больше Карлос становился доступным, тем больше ему требовалось знать путь воина.

Воин не относится к бессознательному как к врагу, но знает, что если он ослабит свое внимание, бессознательное может овладеть им, особенно если он отважится проникнуть в наиболее чуждые пределы. Литература по шаманизму пестрит ссылками на образы войны. Например, в книге Мирчи Элиаде «Шаманизм» есть указания на то, что костюмы алтайских шаманов имеют миниатюрные луки и стрелы, чтобы пугать духов. [95] Опасные нападения бессознательного представлены в сновидениях такими образами, как наводнение, мировая война, извержение вулканов, землетрясения, могучие звери, такие, как львы, медведи, змеи. Сновидения содержат также в большом количестве образы, в которых на сновидца совершается нападение, за ним охотятся или его помещают в тюрьму.

В "Сказках о Силе" дон Хуан объясняет, что возрастание бессознательного приводит к расщеплению одного на два. Пока сам ученик не имеет силы оставаться невредимым и желания вернуться обратно в сознание, это может означать для него смерть или психоз. (Симптомы, которые он описывает, действительно, напоминают шизофреническое состояние). Слишком много людей, которые уходят в бессознательное и в духовные поиски, теряют способность видеть опасность в своих начинаниях. Хотя в бессознательном имеются факторы, выстраивающие и обогащающие сознание, есть и такие аспекты, которые могут все это снести напрочь. Комплексы негативной матери или отца, например, появляются под многими масками и прочно удерживают сознание. Если мы усыпим свою бдительность в неподходящий момент или отнесемся к злу с наивной беспечностью, эти комплексы могут вызвать весьма разрушительные последствия и даже привести человека к смерти.

В качестве примера одна женщина рассказала мне сон, в котором она находилась в автомобиле вместе со своей матерью. Мать остановила автомобиль неподалеку от крутого прибрежного склона и вышла из машины что-то проверить. «Случайно» она не поставила машину на тормоз, а рычаг коробки передач оставила в «нейтральном» положении. Автомобиль начал скатываться вперед, и сновидица успела управиться с тормозами буквально за секунду до того, как машина скатилась за край обрыва. На следующий день эта женщина по рассеянности начала переходить улицу в момент переключения светофора. Она бы точно угодила под машину, торопившуюся проскочить перекресток на желтый свет, если бы оказавшийся рядом другой пешеход не удержал ее за руку в последний момент. В тот момент она была озабочена своими отношениями с другим человеком, оказавшимися под угрозой потери, и горькая и гневная смута кипела в глубине ее души. Материнский комплекс в данном случае был в ответе за блокирование эмоции и кажущееся внешнее спокойствие. Сон явился предупреждением о последствиях быть «нейтральной» в связи с потерей отношений и не признавать свои действительные чувства.

Даже сама попытка бессознательного лечить наши психические раны может иметь разрушительный эффект, если бессознательный материал не интегрирован в повседневную жизнь правильным образом и если сама бессознательная мудрость не противоречит юмору, чувству, повседневным делам и здравому смыслу. Фон Франц комментирует возможные опасности переживания Самости:

Темная сторона Самости является самой опасной вещью именно потому, что Самость есть самая могучая сила в психическом. Она может вынудить людей «раскручивать» мегаломанические или другие обманчивые фантазии, которые захватывают и «овладевают» ими. Человек в таком состоянии переживает огромное возбуждение и думает, что ему доступны самые великие космические загадки, которые он может разрешить; поэтому он утрачивает все связи с человеческой реальностью. Верным симптомом, указывающим на такое состояние, является потеря чувства юмора и человеческих контактов. [86]

Я помню молодого парнишку, который сказал, что ощущает себя "мировой куклой". Бессознательное пыталось компенсировать такой односторонний негативный образ самого себя, возникший из ранних детских переживаний, наряду с равно односторонним образом спасителя. Он переживал видения и глубокие инсайты (прозрения), но не имел способа сделать их личностными. Он двигался из одной крайности в другую, поскольку не мог удержать напряжение противоположностей. Он не мог уравновесить эти два образа и понять, что, будучи одаренным, не являлся спасителем и, будучи в замешательстве, вовcе не оказывался куклой или чучелом. В то время как вторжение коллективного бессознательного потенциально являлось исцеляющим, на самом деле оно оказывалось гораздо опасней, чем предшествующий негативный образ себя, обусловленный личной историей.

Посмотрим теперь на некоторые отличительные аспекты пути воина. Отношение воина таково, что самое худшее уже произошло; он рассматривает себя как уже мертвого, и, таким образом, ему уже нечего терять. То же самое отношение заложено и в природе шаманизма. Шаман часто переживает свое собственное расчленение тела и его восстановление, и в его костюме можно увидеть кости или их металлические заменители. Мирча Элиаде поясняет:

В иллюстрации попытки имитировать скелет, человеческий или птицы, костюм шамана свидетельствует об особом статусе своего хозяина, «носителя», который, в некотором смысле уже был мертвым человеком и вернулся к жизни…

Шаманы верят в то, что их убивают духи предков, и после «приготовления» (cooking) их тел в пищу, считают кости и заменяют их, скрепляя вместе железом и покрывая новой плотью. [97]

Ритуальная смерть и возрождение являются существенным аспектом переживаний шамана и пути знания вообще, где бы они ни возникали. Поскольку воин пережил разрушение своих старых путей и был «приготовлен» бессознательным, то может сказать, что он уже мертв.

Мы можем вполне сознательно поддерживать и развивать в себе это отношение воина. Например, существуют моменты, когда мы охвачены страхом и тревогой, потому что, сознательно или полусознательно, мы ожидаем самого худшего. В той степени, в какой мы этим ограничены и стеснены, ограничены и наши возможности и стеснены нашим страхом; мы уклоняемся от самого вызова. Альтернативой в такой ситуации является, как считает дон Хуан, осознание того, что все худшее уже случилось, и следует все это принять. Воин может нарочно приветствовать это худшее для того, чтобы узнать его секрет. Худшее может даже обернуться самым лучшим шансом. Если худшее оказывается неудачей, то может возникнуть потрясающее чувство освобождения от возможности неудачи, будь это провал на экзамене, крушение брачного союза или потеря работы.

В "Особой Реальности" дон Хуан объясняет, что воин способен найти пищу, потому что он не голоден, и в состоянии остановить то, что наносит ему вред, поскольку не чувствует боли. Не выдержать голод и избегать боли — это не путь воина. Голод и боль являются символическими комплексами. Они имеют жесткий и ограниченный набор привычек и схем поведения и обычно доминируют в поле сознания. Воин вовсе не игнорирует свой голод или свою боль — в конце концов они тоже часть его пути, но он эффективно работает с этими комплексами, поскольку не идентифицируется с ними и не следует их привычкам.

Для описания бесконтрольного подчинения комплексу дон Хуан часто использует слово «потворство» (indulgence). Потворство отождествляется с комплексом, будь это комплекс эго или какой другой, появляющийся из бессознательного. Если возникают подавленное настроение, сила побуждения или какое-то желание, то «потворствовать» (индульгировать) означает слепо принимать те предпосылки, цели и эмоции комплекса, которые за ним находятся. До тех пор, пока мы находимся в этих сетях, мы не можем по-настоящему их видеть. Поэтому воин умышленно выражает свое настроение или желание; он тренирует контролируемую несдержанность. Безупречность воина заключается в его способности испытывать как бессознательное, так и границы, относимые к эго, не отождествляясь при этом ни с тем, ни с другим. Несдержанность оказывается отрицательной, когда подавлен контроль, и сам контроль становится отрицательным, когда он оторван от своей противоположности, несдержанности. Вместе они образуют настроение воина, чьим путем является равновесие. Дон Хуан говорит, что воин — "пленник силы". Работая с бессознательным, воин сталкивается со своей судьбой и личным мифом. Однако воин повязан необходимостью выполнить ту задачу, которую перед ним ставит его бессознательное. Хотя воин охраняет свою свободу и избегает рутинных схем комплексов, его единственным выбором в этой свободе является стать самим собой. Воин ищет жизнь в связи со своей тотальностью, всеобщностью или с тем, что Юнг называл архетипом Самости. Эта тотальность, однако, накладывает на воина свои требования, и, таким образом, он оказывается пленником той Самости, которую он ищет. Как писали алхимики: "Этот камень [философский камень, цель алхимического процесса] пребывает под тобой, как повиновение, и над тобой, как повеление."[98] Юнг истолковывает это высказывание следующим образом:

"Применимо к Самости, это могло бы означать: "Самость подчинена вам, однако, с другой стороны, управляет вами. Она зависит от ваших собственных усилий и вашего знания, но превосходит вас и включает в себя всех тех, кто оказывается схожими в устроении своего разума". Это имеет отношение к коллективной природе самости, поскольку самость составляет целостность личности."[99]

Путь воина — гармония и равновесие. Воин ищет установления отношений между интересами эго и интересами Самости, включая все персонажи бессознательного, которые в нем возникают. Этот путь парадоксов и напряжения, путь, при котором сохранены противоположности. Воин переживает крайнюю степень свободы и в то же время чувствует себя слугой, он знает полноту жизни и одновременно близок к смерти. Поиск воином равновесия сдвигает центр его личности от эго к "точке среднего пути между сознанием и бессознательным."[100] Этот новый центр равнозначен китайскому понятию Дао, "Среднему Пути и творящему центру всех вещей".[101] (Мы вернемся к этому понятию при обсуждении "двойника".)

Мы видели равновесие воина, символизированное у индейцев Сиу использованием трубки. Мы должны также понять, что оно имеет прежде всего динамический, а не статический характер. Барбара Мейерхофф обсуждает это динамическое равновесие в культуре Хуичоли в своей книге "Охота за пейотом". Она подняла вопрос о различии понятия равновесия у индейцев Нахуа и в Западной культуре, который, в свою очередь, рассматривает Рафаэль Гонзалес. Последний замечает:

На Западе "золотой серединой" всегда является условие компромисса, достигаемое разумом. Equilibrio в мире Нахуа оказывается чем-то другим, более динамичным. Это напряженное равновесие, возникающее не через компромисс, а как столкновение двух или более безусловных и безудержных сил, которые примиряются не тем, что удерживают раскачивание на грани хаоса и разрушения, и не вследствие причины, разумного основания, а случайным опытным путем. На Западе "золотая середина" стремится и достигает комфорта; у Нахуа equilibrioозначает достижение смысла. [102]

Алхимики выражают это динамическое чувство равновесия с помощью таких выражений, как "непримиримый мир", "сладкая рана", "кроткое зло".[103]

Сновидение и Активное Воображение

Как-то Карлос пожаловался, что с той поры, как он пережил встречу с Мескалито, его мучают "яркие сны и кошмары", и дон Хуан убедил его учиться сновидению. [104] Согласно дону Хуану сновидение — это способ взаимодействия с гиперактивностью нагуального (бессознательного). Это прямая аналогия тому, что Юнг называл активным воображением, — "наилучшее средство… уменьшить чрезмерную продукцию бессознательного"[105] — в нашем случае ночные кошмары Карлоса.

Сновидение или активное воображение являются деятельностью, в которой тонкое равновесие управляемой непринужденности воина достигает своего апогея. Если по причине беспокойства контроль слишком высок, тогда сознание сужено, а бессознательные образы не могут проявиться и раскрыться. Если же, однако, непринужденность слишком велика, то человек просто засыпает или же само эго делается бессознательным и человек не может вспомнить само переживание.

Как в сновидении, так и в активном воображении сознательная личность активно участвует в развертывании бессознательного процесса, либо вводя сознание непосредственно в само сновидение или включая его на период после пробуждения. В обоих случаях человек ожидает, что будет участвовать в сновидении или фантазии так, как он привык это делать в другое время. Описывая такой процесс, Юнг замечает:

Вы начинаете с любого образа… Созерцаете его и внимательно наблюдаете, как разворачивается или изменяется сама картинка. Не пытайтесь превратить ее в нечто, ничего не делайте, а просто наблюдайте, каковы ее спонтанные изменения. Любая ментальная картина, созерцаемая вами таким образом, будет рано или поздно изменяться путем спонтанных ассоциаций, которые и приведут к легкому изменению самой картины. Вы должны тщательно избегать нетерпеливого перепрыгивания от одного предмета к другому. Задержитесь на одном выбранном вами образе и ждите до тех пор, пока он сам не изменится. Отметьте все эти изменения и в конечном итоге войдите в картину сами, и если это говорящая фигура, то скажите то, что вы хотите сказать этой фигуре и слушайте затем, что скажет в ответ эта фигура. [106]

Паттерн активного воображения есть тот образец, который мы находим в путешествии шамана в другой мир или в путешествии героя в царство мертвых, описанное в классической литературе. Есть, например, точные параллели практике сновидения воина в том совете, который был дан Одиссею Цирцеей, когда он готовился к путешествию в царство мертвых, дабы отыскать там мудрого старца Тиресия:

Дай обещанье безжизненно веющим теням усопших:

В дом возвратятся, корову, тельцов не имевшую, в жертву

Им принести и в зажженный костер драгоценностей много

Бросить, Тиресия ж более прочих уважить, особо

Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.

После (когда обещание дашь многославным умершим)

Черную овцу и черного с нею барана, — к Эребу

Их обратив головою, а сам обратясь к Океану, -

В жертву теням принеси; и к тебе тут немедля великой

Придут толпою отшедшие души умерших; тогда ты

Спутникам дай повеленье, содравши с овцы и с барана,

Острой зарезанных медью, лежащих в крови перед вами,

Кожу их бросить немедля в огонь и призвать громогласно

Грозного бога Лида и страшную с ним Персефону;

Сам же ты, острый свой меч обнаживши и с ним перед ямой

Сев, запрещай приближаться безжизненным теням усопших

К крови, покуда ответа не даст вопрошенный Тиресий. [107]

Другими словами, чтобы достичь инсайта и предвидения подземного мира или бессознательного, необходимо пожертвовать энергией (овцами и баранами), которая обычно тратится в интересах повседневной жизни. Но сразу же возникает сложность: поскольку процесс активного воображения протекает в бодрствующем состоянии, то многие вещи сразу же привлекают наше внимание, наподобие "безжизненных теней усопших", которых необходимо отгонять "острым мечом", покуда "ответа не даст вопрошенный Тиресий". Эта часть фрагмента отражает предписание Юнга "придерживаться строго избранного образа".

Арнольд Минделл высветил процесс активного воображения, проводя параллели между ним и иудейской легендой о сотворении голема. Интерпретируя тот факт, что голем создан в священную у евреев Субботу для выполнения домашней работы, которую сам рабби не мог делать, Минделл пишет:

Эго совершает то, что оно может делать в течение обычной рабочей недели, а затем должно отдыхать; это и есть время для активного воображения, — когда оно жило, сколько могло, за счет эго, но его «дом» не оставался в полном порядке. Активное воображение не является заменой активной жизни. Это момент ухода для обновления человеческого полхода к жизни. Узнать «священное», бессознательное, отыскать (или переоткрыть) смысл жизни является целью «Субботы» — или любого другого выбранного дня недели. И активное воображение должно завершить этот священный для эго день, подводя итог его повседневному, активному, обычному существованию. [108]

(Голем — глиняный великан, оживляемый магическими средствами. Персонаж еврейского фольклорного предания, каббалы. — Прим русс к. ред.)

Минделл замечает, что на лбу у голема следует написать слово ИСТИНА, чтобы подтвердить правоту и автономность бессознательного, но:

…голема следует спустить на землю, переставив буквы этого слова на его лбу, и проследив перевернутый цикл истории его сотворения, стереть буквы так, чтобы слово читалось как СМЕРТЬ вместо истина(В английском языке такая перестановка осуществляется стиранием соответствующих букв в слове truth, чтобы получить слово death. — Прим. русск. ред.). Психологически, это важные шаги в решении вопроса об активном воображении. Переживания не должны быть забыты, ими не должно пренебрегать. Когда человек утрачивает способность осмысливать происходящие процессы, то он теряет дорогу назад в повседневное существование. Когда фантазии возникают и множатся, изливаясь по своей прихоти в реальную жизнь, голем живет. Их течение демонстрирует отсутствие сознательного участия. [109]

Принимая во внимание опасность активного воображения, Бог, по одной из версий легенды о големе, призывает рабби стать участником своего творения:

С самого начала бессознательные фигуры вводят человека в заблуждение, дурачат его; но если аналитик или советчик-друг сомневается в информации, поставляемой активным воображением, то человек вынужден переоценить и осознать относительность мудрости бессознательного (чего не может сделать психотик). [110]

Относясь к использованию бессознательного как к помощи, а не как к замене, предпочтительнее в конфликтной ситуации принять, прежде всего, сознательное решение, а уж после этого смотреть, что по этому поводу «думает» бессознательное. Такой подход позволяет перехитрить робость и леность эго, а также не обедняет авторитет сознания. Я вспоминаю время в Цюрихе, когда я был поставлен перед необходимостью принять важное для себя решение. Перед тем, как сделать это, я хотел обсудить одно из сновидений со своим аналитиком, поскольку чувствовал, что это поможет прояснить ситуацию. Он шокировал меня тем, что спросил о моем решении до того, как хотел обсудить сам сон. Он видел, что для меня сохранялась опасность принять решение только на основе анализа сновидения; причем отсутствие сознательного участия могло повредить самому решению. Конечно, для кого-то другого могло произойти и обратное, когда, отождествляясь с эго, человек недооценил бы важности бессознательных факторов.

Отдельные процедуры или сама форма активного воображения, которые выбирает тот или иной человек, — дело индивидуальное. Сами образы часто требуют, чтобы их конкретизировали; но некоторые люди, например, чувствуют себя недостаточно уверенно, скажем, в рисунке или в живописи. Тогда они могут выбрать запись своего диалога с бессознательным. Другие предпочитают танец, глину, "игру в песочек" или какую-то другую форму. Важным здесь является активная взаимосвязь с бессознательным, поскольку именно она делает безопасным индивидуальный путь знания.

Потребность в активном воображении в анализе постоянно развивается, в особенности в анализе долговременном, где более значительную роль играют сновидения. Хотя сама ситуация, управляемая аналитиком, как правило, несовместима с целями индивидуации. Роль проводника опасна, поскольку проводник, как мы уже видели в ситуации с доном Хуаном, легко может быть сбит с пути своим собственным влечением силы. Существует слишком много всяких историй о терапевтах, шаманах, священниках и духовных лидерах, которые не справились с третьим врагом знания и решили, что они знают лучше, что требуется их ученику. Направляемая фантазия лишает человека свободы и ответственности. Совет Минделла иметь "аналитика или друга-помощника" относится, в частности, к сотрудничеству после события. Как указывает фон Франц, использование активного воображения является выражением целостности уникального процесса роста индивида: "Ни образ, ни реакция по отношению к внутренним образам не являются для него указом; но лишь единственно таковым оказывается сам путь к его самости, неохраняемый, но и не нарушаемый какой-либо направляющей рукой."[111]

Активное воображение или сновидение открывают в конце концов воину путь достижения бессознательного, называемый видением, следующим этапом в развитии Карлоса.

Глава 4. Путь видящего

После ужасных столкновений с Каталиной Карлос оставил свое ученичество. Два года спустя, в апреле 1968 года, Карлос вернулся в Мексику с копией своей первой книги, предназначенной для дона Хуана. Он не собирался возобновлять свое ученичество, но вскоре осознал, как много он потерял, лишившись теплоты партнерства с доном Хуаном и глубины его мудрости. Карлос вновь начинает регулярно видеться с доном Хуаном. У него появляется растущий интерес к тому феномену, который дон Хуан называет видение, и к ноябрю Карлос чувствует, что готов снова, начать пробовать курительную смесь дона Хуана для того, чтобы видеть. Благодаря своей способности видеть, дон Хуан знал, что Карлос сможет освоить видение, несмотря на многократные неудачные попытки в этом направлении. Дон Хуан использует Маленький Дымок для того, чтобы убрать преграду, мешавшую Карлосу, и в конечном счете помогает ему увидеть. [112]

Формы видения

Видеть означает постигать бессознательный фон, контекст любого события или ситуации и, тем самым, понимать вещи такими, какие они есть в своей всеобщности.

Существуют три разные формы или пути видения, которые встречаются в процессе работы дона Хуана с Карлосом. Все они достижимы и без применения галлюциногенных средств, Первая форма видения представляет собой спонтанную уверенность, внезапную и убедительную интуицию о действительной природе вещей. Вторая форма видения — это восприятие спонтанного образа, который раскрывает бессознательный или психический фон; ее можно назвать образованием души предметов. Эта форма видения наступает, например, когда дон Хуан говорит, что люди кажутся видящему в виде яйцевидных пучков светящихся нитей. Последняя форма видения есть восприятие, прежде всего, с помощью физических ощущений, нежели посредством визуальных образов.

Эпизод из "Сказок о Силе" дает нам пример первой формы видения. [113] Дон Хуан и Карлос сидят в парке в Мехико. Дон Хуан предлагает Карлосу взглянуть на молодого человека в зеленых брюках и розовой рубашке, стоящего в нерешительности около церкви. Молодой человек размышляет войти ему вовнутрь или пойти дальше. От Карлоса требуется высказать свое впечатление по этому поводу. Когда Карлос смог остановить свой внутренний диалог, то непроизвольно заметил, что данный человек, видимо, много пьет. Дон Хуан это предположение подтвердил и в продолжение сказал, что видение имеет место тогда, когда человек непроизвольно приходит к какому-то выводу о другом человеке, выводу, вполне убедительному, хотя и полученному без каких-либо усилий или логической дедукции. Эту форму видения можно было бы назвать острой интуицией, и она, вероятно, является наиболее доступной формой. В зависимости от образа мы можем раскрыть в себе способность видеть, сформулировав в данной ситуации вопрос, имеющий к нам отношение, остановив свой внутренний диалог и, оставаясь открытыми тому, что производит бессознательное.

Потенциальные пути исследования видения таким способом неистощимы, но, как и все прочее на пути знания, необходимо подвергнуть наше видение проверке. Это легко сделать, проверив, в частности, один такой способ. Обнаружив, что ваш сон заинтересовал вас и в то же время сильно озадачил, войдите в состояние глубокого расслабления, удерживая при этом сон в поле зрения вашего разума. Зачастую спонтанно возникает ясная мысль, которая точно выражает основную идею сна и дает человеку представление о том, как усвоить данный сон. Преимущество такого пути достижения видения состоит в том, что он позволяет нам соприкоснуться с бессознательным материалом и выступает своего рода хранителем от какой-либо инфляции, которая может возникнуть в процессе нашего" чтения" других людей, а именно, что мы знаем об этих людях больше, чем они сами.

В описанной процедуре существует четыре пути, по которым можно проверить и оценить точность нашего восприятия. Первым указанием на собственно видение является то, что мысль или образ поражают нас внезапно; при этом обнаруживается то, о чем мы сознательно не думали. Во-вторых, здесь ожидается переживание «Ага-реакции», определенного «щелчка». В-третьих, по мере того, как мы начинаем усваивать информацию сна, у нас должно возникать более глубокое ощущение того, что мы находимся на правильном пути, и жизнь продолжается. И, наконец, чтобы быть уверенным в правильности избранного пути и знать, что наши привычки восприятия и чувства, равно как и бессознательные комплексы, не слишком повлияли на наше видение, мы можем разбирать последующие сны с целью корректировки и уточнения своего понимания. Естественно, можно также исследовать эту форму видения в ситуациях, когда мы сомневаемся или оказываемся перед каким-то вопросом, на который не можем найти рационального ответа. В других случаях мы обнаруживаем, что видим без какой-либо сознательной подготовки. В таких случаях полезно наблюдать то, что произвело бессознательное, и не пренебрегать им только потому, что оно выглядит иррациональным. Все мы либо переживаем это явление сами, либо слышим, как другие говорят: "Я знал, что это должно случиться, но не поверил своей интуиции". Когда мы испытываем неожиданную уверенность подобного рода или «видим» образы грядущих событий, то было бы мудро внимательно рассмотреть эту информацию, найти дальнейшее ей подтверждение, исследовать ее психологически или рискнуть и действовать на основе этой информации, проверяя валидность своего зрения.

Вторая форма видения характерна тем, что бессознательное выбрасывает зрительные образы или сцены, картины, которые могут иметь огромное значение. (Я говорю, "могут иметь", потому что интуитивы или медиумы видят факты жизни человека, которые хотя и точны, но вовсе не обязательно соответствуют его жизненной ситуации; здесь мы говорим лишь о значимых образах.)

Пример тому есть в книге "Особая реальность", когда дон Хуан видит нечто важное в прошлом Карлоса. [114] Дон Хуан знает, что Карлос сам может видеть, и, тем не менее, делая последовательно все необходимые шаги, Карлос не видит. Дон Хуан сбит с толку, Карлос печалится по поводу своей неудачи и неожиданно начинает говорить о своем детстве. Дон Хуан пристально на него смотрит. Карлос ощущает появление теплоты в области живота, и тогда дон Хуан говорит: "Возможно, это и есть обещание". В этот момент дон Хуан увидел, что Карлос, будучи еще ребенком, дал какое-то обещание и попросил его вспомнить и рассказать об этом. Карлос не может вспомнить, он вообще плохо понимает, чего дон Хуан добивается от него, но тот продолжает настаивать, говоря, что он видит плачущего мальчика, испуганного малыша, который сейчас плачет. Вдруг на Карлоса нахлынули образы из его прошлого, и он узнает этого плачущего мальчика. Мальчик все еще плачет, потому что Карлос дал ему обещание, и это обещание до сих пор живо.

Воспоминание заработало на полную мощь. Это был период жизни Карлоса, когда он находился в жестоком противоборстве со своими многочисленными двоюродными братьями и сестрами. В конце концов он научился бороться с ними и побеждать. Но не знал, как остановиться и прекратить эту войну, распространившуюся и на школу. В школе к нему привязался мальчик двумя годами младше. Карлос дразнил его и мучил, но мальчик, Хоакин, сносил все мучительства и повсюду за ним следовал. Однажды Карлос опрокинул на малыша учебную доску. Доска сломала бедняге ключицу. Карлос почувствовал, что боль отозвалась и в нем самом, что-то сломалось и у него внутри, и в тот момент Карлос решил, что никогда больше не будет побеждать. Мальчик поправился, а дон Хуан смог увидеть, что это обещание мешало Карлосу претендовать на знание.

Дон Хуан смог дать выход эмоциям Карлоса через область живота и увидеть место и время, когда Карлос был заблокирован. Первоначально казалось, что видение дона Хуана не имело отношения к неудачным попыткам Карлоса увидеть стража другого мира. Однако с непреклонной настойчивостью дон Хуан продолжал верить видимому им образу и не отступал от Карлоса, заставляя его вспомнить.

В этой связи вспоминается мой визит с моей приятельницей к одному медиуму в 1970 году. После того, как приятельница первой побывала у нее, вошел и я. Медиум сказала мне, что она сердита, так как моя спутница не была с ней достаточно откровенна. Позже я спросил об этом свою приятельницу. И она рассказала мне, что медиум настойчиво говорила ей, будто у нее есть два ребенка, оба они здоровы, — медиум видела их обоих. Приятельница запротестовала, сказав, что у нее есть только один ребенок. Но медиум продолжала настаивать на своем, добавив, что ее ли клиентка не хочет быть откровенной, то ей лучше уйти. Рассказывая об этом, приятельница вдруг вспомнила, что десять лет назад она забеременела, родила ребенка и отдала его в центр усыновления детей В отличие от дона Хуана женщина-медиум не стала искать возможный смысл увиденного ею образа.

В истории с «обещанием» Карлоса хорошо видно первичное условие видения, а именно, состояние эмоциональной настойчивости: что-то не так. Мы обращаемся к бессознательному, когда исчерпаны все доступные нам сознательные средства. Другой важной характеристикой в этом эпизоде является то, что в тот момент, когда дон Хуан пристально смотрел на Карлоса, его глаза помутнели и потеряли фокус. Для того, чтобы увидеть, мы должны затуманить то, на что направлено наше зрение, иначе мы останемся в настоящем, и наше сознательное восприятие будет удерживать нас. Утрата сознательного фокуса создает «дыру» — отверстие для бессознательного образа.

Другим важным элементом в этой истории является то, что дон Хуан и сам однажды дал такое же обещание. Он рассказал Карлосу, что во время великой войны, которую в конце XIX века вели индейцы Яки, его родители были убиты мексиканцами. Солдаты били и дона Хуана, и сломали ему руку. Его отец умер не сразу, долго перед этим мучился от ран. Перед смертью отца дон Хуан дал себе слово, что однажды он обязательно покарает убийц отца. Однако со временем это обещание утратило смысл, поскольку дон Хуан увидел, что угнетатель и угнетаемый — это одно и то же. Бессознательно они тождественны друг другу. Он научился избегать такого противопоставления с тем, чтобы больше его не могли держать ни ненависть, ни обещание. Это подтверждает то, что нам легче увидеть нечто в другом человеке, если мы сами пережили это нечто.

В качестве примера третьей формы видения с помощью физических ощущений рассмотрим визит Карлоса к Сакатеке, человеку знания. [115] Когда в 1962 году Карлос пришел к нему, Сакатека немедленно почувствовал что-то неладное. Он начал танцевать вокруг Карлоса, чтобы увидеть, что бы это могло быть. Во время танца он прикрывал глаза, постукивал правой ногой по левой, медленно поднимал правую руку с открытой ладонью перпендикулярно земле, направив палец в сторону Карлоса. В этот момент Карлос ощутил беспокойство и тревогу. Удивленный своей реакцией и разочарованный, Карлос повернулся и ушел, не сказав ни слова. Интуиция не подвела Сакатеку: Карлос приходил не в поисках дружбы, а с тем, чтобы "заполучить мысли".

Сакатека, как и дон Хуан, расфокусировал свое зрение. Затем использовал ритмичное постукивание ногой для того, чтобы снизить уровень сознания. Таким образом, он смог почувствовать бессознательную картину происходящего. Действительно, ритмичные действия во всем мире являются средством достижения трансового состояния для того, чтобы испытать ощущения прорицателя. Однако в конце концов именно с помощью движения своей руки Сакатека смог увидеть. Это знание было бессознательно подхвачено Карлосом, который в ужасе ушел.

Менее распространены способы видения через ощущение тела. Дрожание рук считается у американцев признаком прорицательного дара. Шаман делает руками пассы вдоль тела больного человека; когда его руки начинают дрожать, он определяет место и природу болезни. Известен рассказ о том, как один фермер попросил шамана сказать, кто украл курицу и жива ли она. [116] Шаман завернул штанину на левой ноге, положил левую руку на икру под коленом, закрыл глаза, что-то тихо бормоча, и через три минуты сообщил требуемую информацию. Шаман объяснил, что с ним говорили мускулы его ноги. Другой пример того, как прием "накладывания рук" используется на практике, дает Движение Харизматиков, хотя здесь, — как, впрочем, и в любой другой технике — надо быть осторожным относительно мотивации и характера действий практикующего.

Мы можем испытать этот особый способ видения, хотя и в измененной форме, обратив особое внимание на свои физические реакции в присутствии другого человека. Если эмоция группируется на другом человеке и ее осознание подавлено, то можно легко определить физические симптомы, касающиеся этой эмоции. Например, можно вспомнить начало психоаналитического сеанса, когда я вдруг почувствовал тошноту. Я не мог найти в себе причину этого физического симптома и поэтому спросил анализируемую мной женщину о том, не происходит ли с ней что-то, о чем она мне не сказала. «Щелчок» сработал, и она излила мне очень эмоциональную историю, имеющую отношениек ее болезненным ощущениям. Как только она стала рассказывать, у меня прекратилось чувство тошноты. Я увидел нечто, хотя и не знал, что именно.

Эмоции заразительны. Наши тела реагируют на них и дают нам ключевую информацию о том, что происходит в нашем собственном бессознательном или в бессознательном кого-то, кто нам близок. Иногда кажется, что сильно сгруппированная эмоция хочет выйти на поверхность, и она выплескивается у того человека, который либо осознает ее в большей степени, либо менее всего ей сопротивляется. [117]

Точно так же иногда мы испытываем сексуальное чувство к кому-то, хотя, на самом деле у нас нет сексуального влечения к этому человеку. Внезапное иррациональное чувство желания указывает на тот факт, что в сознательном отношении пропущено нечто, что имеет место быть, какое-то иное чувство, которое у одного или у обоих участников не выражено. И тогда иистинкт компенсирует утрату чувства в таком сознательном отношении. Если мы не знаем данной фундаментальной психологической реальности, то мы, вероятнее всего, сфокусируемся на сексуальном опыте и упустим реальное чувство. (Чувства, переживаемые нами телесно, как сексуальные, не всегда, между прочим, могут оказываться положительными. С равным успехом можно бессознательно сердиться на человека и тут же испытать физическое влечение к нему, или же мы можем испытывать желание, поскольку другой человек не осознает этого гнева).

Общим для всех трех форм видения является снижение уровня сознания. Фактически воин умышленно стремится снизить сознание для того, чтобы уловить происходящее за его рамками. Конечно, снижение сознания включает в себя потерю энергии, и тогда будет возникать вопрос о том, как эту энергию восстановить. Например, фон Франц рассказала историю об одном хироманте, который мог собрать огромное количество сведений о ком-либо, как только тот человек входил в комнату, но ему нужно было сфокусироваться на ладони вошедшего и тем самым снизить уровень своего сознания, чтобы, в свою очередь, дать ход своей интуиции. [118] Этому человеку приходилось буквально «хватать» клиентов, чтобы забрать свою энергию и не остаться с ощущением полной пустоты. Естественно, такая привычка встречала непонимание и многими воспринималась болезненно. Фон Франц далее подчеркивает, что для целителя или аналитика важно получить энергию назад, "вновь наполнить газовый баллон", не причинив вреда пациенту или другим окружающим. Врачу необходимо время для творческой работы, активного воображения или какой-либо другой деятельности, которая генерирует энергию и восстанавливает утраченное.

Рассмотрев видения в различных аспектах, поговорим теперь о том. что действительно видит Карлос, и о тех воздействиях видения на сознание того, кто видит.

Страж

Карлос начинает обучаться процессу видения, и дон Хуан советует ему попытаться увидеть стража другого мира. Карлос использует трубку дона Хуана, чтобы «выкурить» стража. Он теряет контроль над своим телом и падает на левый бок. Дон Хуан приказывает ему смотреть пристально левым глазом прямо перед собой. Первое, что увидел Карлос, был комар. Затем он начал осознавать, что встает и смотрит вперед. Он видит перед собой страшного зверя ростом около тридцати метров. Это диковинное животное и есть страж. По мере того, как Карлос разглядывает его по частям, образ стража постепенно проясняется. У него два выпуклых глаза, два коротких крыла, с помощью которых страж легко и быстро поднимается над землей. Когда два месяца спустя Карлос встретился со стражем во второй раз, выявились еще некоторые детали: огромные слюнявые губы, гладкая блестящая чешуя, торчащие пучки волос. При этом казалось, что каждая часть стража жила как бы сама по себе, будто он имел миллион глаз. [119]

Прежде чем выяснить, почему страж предстал перед Карлосом в таком специфическом виде, рассмотрим сам феномен стража. Символ стража-хранителя, часового другого мира, не уникальная особенность мира дона Хуана. Он характерен для религий и мифологий во всем мире. Например, у древних греков ворота Гадеса (Аида) стережет Цербер; у христиан на райских вратах стоит архангел Михаил. Всегда между нашим миром и миром иным, будь то рай или царство мертвых, присутствует фигура стража.

В "Сказках о Силе" дон Хуан говорит Карлосу, что в ходе развития сознания мы неизбежно создаем защиту против подавляющего нас влияния бессознательного, и эта защита выполняет необходимую и целенаправленную функцию, позволяющую эго развивать свою силу. Однако он объясняет, что страх сознания постепенно забирает так много силы, что превращается в тюремного охранника, делая нас своим пленником. Другими словами, страж представляет собой символическое выражение тех аспектов личности, которые однажды защитили Карлоса от его бессознательного, а теперь не дают восстановить разрушенную связь. Страж выражает основную защитную структуру, присущую каждой личности. Это естественный феномен, отличающийся от защитных механизмов невротика. Страж ближе к тому, что в психиатрии называется "защитой характера", к интегральным аспектам личности, таким, как стремление добиться силы, престижа или совершенства, или же таким, как состояние чрезмерной доброты или непомерной капризности. Страж является символическим выражением устойчивых привычек нашего сознательного приспособления к жизни. Эти привычки однажды уже обеспечили личность структурой и поддержкой, но в конце концов встали на пути целеустремленных попыток войти в контакт с бессознательным. Страж — это и есть сумма наших собственных наиболее упорных стремлений.

Пытаясь понять, что такое страж для Карлоса, нам следует посмотреть, что это странное существо обнаруживает в личности Карлоса. В работе по материалам Кастанеды Минделл указывал, что широко открытый слюнявый рот стража имеет отношение к привычной склонности Карлоса говорить, вместо того, чтобы действовать. Карлос следует своей жесткой привычке чрезмерно говорить и использует свой рот, чтобы избежать контакта с самим собой, доном Хуаном или бессознательным. В подтверждение такого понимания стража, Минделл заметил, что Карлос начинает говорить сразу же после встречи со стражем, и дон Хуан выражает недовольство его "вечной болтовней".

У Карлоса есть еще и другая характеристика, также отгораживающая его от бессознательного: склонность к подозрительности, — ожиданию, что кто-то хочет его обмануть, облапошить и к поиску разумного объяснения всего происходящего. Такая подозрительность, мешающая ему увидеть или допустить значимость собственных переживаний бессознательного, символизируется "миллионом глаз" стража. Здесь обнаруживается параллель в греческой мифологии в фигуре Аргоса, тело которого было испещрено множеством глаз. Неусыпный Аргос был приставлен Герой, женой Зевса, стражем к возлюбленной Зевса, Ио, превращенной в корову. Глаза Аргоса символизируют настороженную бдительность. Стремление стража парить над землей тоже символично и выражает упрямство Карлоса, его привычку не стласться по земле.

Наконец, есть особое сходство между чудовищным стражем и комаром. Дон Хуан говорит, что страж по отношению к другому миру является комаром. Это означает, что характеризующие нас вещи и отделяющие нас от бессознательного, кажутся маленькими и незначительными, когда они впервые возникают в сознании. Сами привычки сознания, однако, столь прочно и глубоко укоренены, что и их почти невозможно преодолеть, игнорировать или обойти.

Дон Хуан говорит, что перед тем, как человек пересечет границу в бессознательное, страж должен стать ничем: только подлинное видение позволит стражу стать ничем. В книге "Второе Кольцо Силы" Горда соотносит этот процесс с "утратой человеческой формы".[120] Видение — это больший процесс, нежели сама способность воспринимать образы; это глубокое и преображающее проникновение (инсайт) в природу вещей: глубокий инсайт изменяет и побеждает стража; и это не достигается участием эго.

Разбирая внимательно и детально свои рутинные привычки и свойства (экстраверсия, интроверсия, материнство, отцовство, интеллектуализация и т. д.), можно начать испытывать ощущение своего собственного стража. Рассматривая стража как персонификацию нашего сопротивления бессознательного, мы можем поиграть с этим образом более свободно и тогда обнаружим, что страж появляется самым неожиданным путем. Например, как-то с одним другом из Цюриха мы поднимались по канатной дороге в горы, чтобы съехать на лыжах вниз, и беседовали. В разговоре я затронул тему о страже и начал играть мыслями о том, кем мог быть этот страж. И тут мой приятель заметил, что немногим ранее я пожаловался на боль в колене, говоря, что мне следует быть более осторожным на спуске. Он посмотрел на меня и чисто интуитивно отметил, что именно в тот момент ему показалось, что страж и был той самой болью в моем колене. Другими словами, то, что стояло между мной и ощущением пьянящей радости на склоне горы, предстало в виде предостережения, символизировавшегося болью в колене. Я принял это замечание к сердцу и был доволен тем, что в дальнейшем не чувствовал боли или трудности на склонах.

Резюмируя, отметим, что можно выделить различные аспекты стража, осведомляясь более о тех моментах, когда мы находимся под его опекой.

Светящееся яйцо и воля

Когда вы учитесь видеть, говорит дон Хуан, то видите, что все люди выглядят, как светящиеся яйца, состоящие из чудесных световых нитей, струящихся от головы к пупку. И вы видите, что люди соприкасаются с окружающим их миром с помощью длинных пучков света, исходящих из самого центра живота. Эти пучки ответственны за специфику равновесия и устойчивости воина. Дон Хуан называет эти особые пучки волей.

Видениеоткрывает сущность того, что есть. Следовательно, если мы исследуем символ Светящегося яйца, как его описывает дон Хуан, мы получаем некоторое указание на то, как он понимает существенную природу человека. Прежде всего, яйцо символизирует целостность и потенциальность, или, если слегка перефразировать, яйцо и есть наша собственная потенциальная целостность. Символ светящегося яйца находит отголоски в других религиозных традициях, таких, как даосизм и западная(алхимия. В алхимической традиции сферический свет, огонь внутри Бога, сводится к точке. Он представлен также, как сияющее и сверкающее тело, которое обитает в сердце человека. [121] С яйцом сравнима и таинственная субстанция в алхимии. [122] Эта скрытая субстанция есть та, что содержит противоположности в несоединенном виде, как начало всех вещей. [123] Состояние яйца является предварительным условием философского камня, символа цели в процессе индивидуации. Свет или сияние яйца соотносится с тем, что алхимики называют божественной искрой, которая возникает в природе, в том числе и в природе человека.

Светящееся яйцо в представлениях даосистов предстает в образе Золотого Цветка: "Золотой Цветок — это и есть Свет… подлинная сила трансцендентного Великого."[124] Даосисты говорят еще и о свете, распространяющемся по кругу. Циркуляция света для них, как и циркуляция светящихся пучков для дона Хуана, представляет то, что даосисты называют "методом обратного потока". Эта циркуляция является сосредоточенностью на своем либидо или внимании, а циркуляция самого внимания представляет процесс саморефлексии. Из этого обращенного внутрь зрения приходит не только наше познание самих себя от вершины до глубин, но и кристаллизируется то, что называется божественным в нас. Циркуляция света во времени создает центр личности. Именно, поэтому даосисты говорят, что циркуляция света создает природные дух-тело, сущностное сознание индивида, которое изменяет время и пространство и продолжается после смерти. Дух-тело — это постижение своего сияния; оно есть двойник.

Понимание доном Хуаном воли представляет естественное продолжение его взгляда на человека, как светящегося яйца. Воля состоит из щупальцеобразных пучков, выходящих из тела человека в области солнечного сплетения. Возникновение воли — это естественный результат циркуляции света, или процесс постепенного просветления в нашем постижении своей всеобщности. Эти светящиеся пучки, по словам дона Хуана, соединяют человека с внешним миром. Воля оказывается связью между центром личности и текущей жизнью, в которой он участвует как воин. Позже нам скажут, что воля направляет действия воина, и что она бросает вызов чувству здравого смысла, и что воин осознает появление воли, когда совершает невозможные действия и допускает совершение невозможного в отношении самого себя. Воля — это та сила, которая сохраняет воина, когда ему уже становится очевидно, что рока судьбы не избегнуть. Именно этот непостижимый фактор и является решающим в пользу жизни. Следовательно, воля является символическим воплощением глубочайшего инстинктивного ядра личности и ее привязанности к жизни. Воля — это отношение между трехмерной реальностью и гораздо большей личностью, чем та, которая пытается проявить себя в жизни.

Думается, что это описание воли соответствует фактам. Например, когда дон Хуан говорит, что воля воина наделяет его способностью совершать невозможные действия и переживать невероятные вещи, он имеет в виду, что существует равенство между проявлением воли и синхронистическими явлениями. Синхронистические события — это такие значимые совпадения, которые поражают нас идентичностью внутреннего и внешнего, переживания. Например, когда мы испытываем внутреннее чувство гармонии, то обнаруживаем, что внешние конфликты разрешаются без какого-либо сознательного усилия, или мы видим во сне какой-то особый творческий прожект, а на следующий день кто-то из друзей приносит книгу, имеющую непосредственное отношение к предмету нашего интереса. [125]

Юнг часто говорил о психической жизни, пользуясь образом спектра. Область инфракрасного излучения является местопроявлением инстинктов, тогда как ультрафиолетовая зона спектра отражает область архетипов, символических представлений тех же самых процессов, которые проявляются в инстинктивной области. Мы постигаем архетипы через психику, а инстинкты — с помощью физической сферы. И те, и другие оказываются проявлениями одного и того же явления, так же, как два конца спектра являются различными аспектами одного светового явления. На физическом конце спектра обнаруживается воля в виде инстинктивной силы, а на психологическом — мы встречаем архетип Самости.

Воля поддерживает необходимое равновесие по отношению к результатам видения. Видение, как говорит нам дон Хуан, отделяет нас от мира, разоблачая его глупость. Со своей стороны, воля вновь объединяет нас с миром и с принципом жизни. Как выражение связи с миром, она является трансличностным влечением внутри нас стать сознательным или воплотиться в мире через нас. Наша собственная всеобщность ищет способа войти в бытие с помощью воли, как своего выражения. В этом смысле мы можем либо препятствовать волевым замыслам, либо, как говорит дон Хуан, умерять их до тех пор, пока они не сделаются четкими, здравыми и вполне достоверными.

Позже дон Хуан говорит Карлосу, что сначала человек осознает волю, как какое-то теплое местечко, постепенно становящееся сильной болью, переходящей в конце концов в конвульсии. Он говорит, что сила воли может быть такой же сильной, как и человеческие страдания. Это рассуждение о воле напоминает мысль Юнга о том, что сила влечения к индивидуации (воля) столь же сильна, что и сила симптомов. Воля есть Дао, действие природы на ее самом глубочайшем уровне. Как и воля, Дао определяет ход вещей и событий и творит равновесие. О Дао говорят: "Высокое — оно (Дао) снижает, низкое — поднимает. Чрезмерное — удаляет, к недостаточному — прибавляет".[126]

Теперь обратимся к управляемой глупости Видящего, к отношению, которое вытекает из специфической направленности зрения Видящего отделять себя от жизни, как таковой, и склонности его воли быть привязанным к жизни.

Контролируемая глупость

Одним из результатов видения для дона Хуана является распознавание того, что наши собственные действия, равно как и действия окружающих нас людей, глупы. Воин контролирует свою глупость, действуя так, будто вещи что-то значат в свете знания, но само знание не значит ничего. Дон Хуан объясняет, что именно его воля "контролирует глупость" его жизни и направляет ее течение. Для него не имеет значения, что все ничего не значит. [127]

Воин использует свою контролируемую глупость во всех своих взаимодействиях с миром, кроме тех случаев, когда он имеет дело с союзниками знания. Никто не может увидеть союзника самого по себе, он видит лишь форму, которую союзник принимает на данный момент, тогда как воин может видеть своих спутников. Безличностная сила архетипа или союзника допускает различные формы или символические представления, но сам по себе архетип мы увидеть никогда не можем. Мы всегда имеем дело с образами или представлениями — "герой с тысячью лиц", например. Можно видеть глупость тысячи и одной вещи, захватившей наше внимание, но сам союзник представляет сверхличностную силу, источник которой составляет тайну, выходящую за пределы наших возможностей.

Чтобы лучше понять контролируемую глупость, отделим контроль от глупости. Глупость жизни характеризуется коллективными и личными привычками сознания. Наша глупость это наше отождествление себя с повседневной жизнью, в которой мы смотрим, но никогда не видим дальше того, что лежит за пределами наших привязанностей и увлечений. Отказ отождествиться с повседневной жизнью — то, что Юнг называл временным отношением, — равнозначен бессознательному, равнозначен глупости. Временное отношение дает человеку чувство того, что настоящее — не вполне "реальная вещь". Реальная жизнь всегда где-то в будущем, и если настоящее, по какой-либо причине, неприятно, то человек не обязан в нем жить. Человек, имеющий временное отношение, ощущает ту глупость, которую воин видит, но его воля развита недостаточно, чтобы помочь ему наиболее полно пережить свою глупость и принять на себя ответственность за нее. Воля воина контролирует его глупость, потому что она организует глупость в значимую форму. Воин контролирует свою глупость, потому что видит гораздо больший символический процесс, совершающийся в стремлении стать сознательным через себя самого и свою жизненную ситуацию.

Именно через самоосознание и понимание смысла нашего переживания мы контролируем свою глупость. В 1932 году Юнг читал лекции о психологической основе кундалини-йога и обсуждал понятие, которое содержит параллели к контролируемой глупости в понимании дона Хуана. В кундалини-йоге различают два разных аспекта ощущений разных чакр стула (sthula) и суксма (suksma): "Аспект стула — это просто вещи, такие, какими мы их видим. Суксма аспект — это то, как мы представляем их себе: или абстракции, или философские заключения, которые мы делаем из наблюдаемых фактов".[128]

Юнг дал пример того, как эти два аспекта проявляются в отношениях двух людей. Когда мы кого-то любим, то отождествляемся с этим человеком и живем вместе с ним бессознательно в мистическом соучастии (participation mystique). И, следовательно, подавляем свою индивидуальность и индивидуальность своего партнера. В результате начинает развиваться сопротивление, и мы испытываем неприятные ощущения, разочарование и приступы ненависти или страха. Путем таких отрицательных эмоций в аспекте стула мы отделяемся от любимого человека. Если же мы посмотрим на это с позиции аспекта суксма, то увидим, что бессознательное разделяет нас для того, чтобы каждый мог осознать свои различия и индивидуальные черты. Как говорил Юнг: "Мы учимся тому, что все возможные прискорбные привычки, невыносимые настроения или неизъяснимые несогласия в аспекте стула оказываются совершенно иными в аспекте суксма".[129] Значение аспекта суксма контролирует глупость аспекта стула. "Если человек всегда это понимает…, он знает, что если он любит, то вскоре возненавидит. Поэтому он смеется, когда идет в гору, и плачет, когда спускается с горы, как Тиль Уленшпигель".[130]

Контроль и глупость неразделимы. Контроль без глупости изолирует нас от жизни и мешает нам что-либо понять; глупость без контроля погружает нас в бессознательное и препятствует росту нашей индивидуальности. Ранее мы обнаружили тот же союз в комбинации Чертовой Травки и Маленького Дымка. Чертова Травка погружает нас в глупость страсти, амбиции и силы и ведет нас к Маленькому Дымку, объективности, позволяющей нам увидеть более глубокое значение символической жизни, пытающейся реализовать себя с помощью нашей глупости.

Глава 5. Шаманский полет

Дон Хуан и Карлос сидят за столиком в ресторане в Мехико. На доне Хуане нет привычной одежды и сандалий, он одет в сшитый на заказ костюм, поскольку сегодня собирается учить Карлоса понятиям «тонального», "нагуального" и "целостности самого себя". Дон Хуан объясняет, что у всего есть две стороны, пара противоположностей: одна — тональное, другая — нагуальное. Тональное, говорит дон Хуан и потирает при этом руками грудь, обозначает все, что нам известно и что можно обозначить словом. Моя личность, добавляет он, тоже тональ. Нагуальное, с другой стороны, представляет все то, что неизвестно. С рождения мы все нагуальны, но постепенно начинает прорастать тональное. Оно проявляется в нас до тех пор, пока не наступит время признания всего только тональным.

Для иллюстрации дон Хуан указал на стол, предметы на нем и сравнил его с островом, омываемым огромным морем. На острове имеется все, что нам известно, а все нам неизвестное и о чем мы сказать ничего не можем, окружает остров. Человек знания не только знает и наблюдает результаты нагуального на самом острове, но также может переносить себя в нагуальное время. [131]

Тональное и нагуальное

Встреча Карлоса с доном Хуаном в Мехико и появление дона Хуана в цивильном сшитом на заказ костюме символизируют прорыв в развитии Карлоса. Большинство людей, как говорит дон Хуан, не понимают нагуальное и не могут видеть дальше мира очевидного, то есть тонального.

Однако в истории продвижения Карлоса к данной точке развития мы очень мало видели и слышали о его отношении к повседневному миру, а в первую очередь знакомились с его приключениями с нагуальным. Данная встреча поэтому привлекает особое внимание к тому факту, что все представляемое доном Хуаном, оказывается, «прекрасно» вписывается в повседневный мир бизнеса, дорожного движения, денег, жилища, налогов, взаимоотношений и так далее. Шок недоверия, пережитый Карлосом, когда он увидел дона Хуана в костюме, означает его неудачу в попытке понять необходимость изменить свою каждодневную жизнь с помощью знания, которое он приобрел в своем переживании нагуального.

В качестве острова сознания тональное оказывается суммой наших многочисленных описаний самих себя и мира. Более точнее, оно является врожденной склонностью создавать порядок из хаоса, который структурирует и организует наш опыт и актуализирует само бытие: характер, жизненную ситуацию и мировоззрение.

Дон Хуан говорит, что существуют личностный и коллективный тональ. Личностный тональ это наша отдельная личность и определенное восприятие мира. Поскольку все мы живем в коллективном окружении (Америка, Лос-Анджелес, Мехико, и т. д.), мы участвуем также в коллективном описании мира, который мы разделяем с другими или оказываемся с ними несогласными. Но вне зависимости от того, согласны мы или нет, республиканцы мы или демократы, все мы окружены коллективным тоналем. Примерами различных коллективных тоналей являются Индейский тональ, утверждающий, что земля — наша мать, которую должно почитать, благодарить и сохранять, в то время как Американский тональ говорит (по крайней мере, до недавних пор), что земля является объектом использования в наших насущных целях и к нашей выгоде. Индейский тональ говорит, что духи существуют вне нас и могут селиться в определенных местах на земле, а Западный тональ считает, что духи являются психологическими комплексами, спроецированными на предметы, места и людей в окружающей среде. По поводу личностного и коллективного тоналей дон Хуан замечает, что индейцы растеряли как личностный, так и коллективный. [132] Индивидуально и коллективно коренные американцы оказались подавленными и дискриминированными, их мировоззрение подверглось ошеломляющему и дискредитирующему воздействию технологического сознания и специфического клеймения рациональностью, принадлежащих Западной культуре.

Сходное разрушение тонального можно увидеть и в других культурах. Юнг говорит, например, об утрате тонального, которое он наблюдал у африканского племени элгонийцев. [133] В 1925 году во время своего пребывания там, Юнг спросил одного пожилого лекаря о сновидениях. Глаза мужчины наполнились слезами, и он сказал: "В старые времена laibons (врачеватели) видели сны и знали, где идет война, и будет ли болезнь, и пойдет ли дождь, и куда нужно перегнать стада."[134] Он рассказал Юнгу, что после прихода белых людей, уже никто больше не видит снов, по крайней мере, «больших» снов. "Сны больше не нужны, поскольку теперь есть англичане, которые знают все!"[135] Этот старый лекарь был "живым воплощением" разрушения африканского тоналя, или, как говорит Юнг, "расширяющейся дезинтеграции разрушительного, бесформенного, невосстановимого мира".[136]

Описание доном Хуаном тонального, как острова в море нагуального, соответствует тем образам, которые можно часто найти в снах, мифах о сотворении мира и сказках. Мифы большинства дивергентных культур (Дивергентная культура — культура с разнообразными формами и типологическими особенностями. — Прим. перев.) описывают сотворение мира, как выброс илистой грязи со дна морского с целью возвышения земной тверди посреди первозданных вод, основы всего ведомого и неведомого. В сновидениях мы часто видим свое эго, и прочность нашего сознательного мира испытывается приливными волнами и наводнениями. Часто сознательная жизнь в снах представлена скучной, механически-безжизненной и иссушенной; затем какая-то сила ведет сновидца к источнику, колодцу, текущей реке или к океану, где живые воды нагуального могут утолить его жажду к обновлению.

Таким образом, многое из того, что делает Карлос во время своего ученичества, направлено на то, чтобы выполнить задачу по очищению острова тонального. Очищение острова тонального соответствует стремлению к физическому здоровью, эмоциональной устойчивости, хорошей приспособляемости к своему социальному и экономическому окружению (контексту) и к развитию сознания, способному снимать стресс и разрешать конфликты. Наведение порядка на своем острове — одна из главных задач безупречного охотника или воина. Хотя работа по очистке может потребовать своей позиции во внешнем мире, все же более существенным аспектом, собственно, тонального является реализация сильного, решительного и уравновешенного, сознательного отношения. Здесь более точным и важным оказывается само качество индивидуального сознательного отношения, чем менее устойчивые составляющие этого острова, такие как профессия, жалование, семейное положение и т. д.

Дон Хуан говорит, что нагуальное постоянно поддерживает тональное. Борьба с бессознательным (аналитический процесс — пример такой борьбы), как раз то, что укрепляет эго. Юнговская формулировка данного утверждения гласит, что интеграция Тени более остального укрепляет и усиливает это. Другими словами, когда теневые структуры, которые мы традиционно привыкли отрицать, вроде секса, жадности, агрессии, гнева, лени и так далее, существуют неподалеку от берега нашего острова, то мы будем чувствовать себя в гораздо большей безопасности в своих повседневных делах, если будем хорошо знакомы со всеми прибрежными мелями и рифами. Неосознание своей тени ослабляет и разрушает нас, поскольку теневые устремления и тенденции оказываются наиболее влиятельными именно тогда, когда мы их отвергаем. Многое из того, что мы считаем терапией, состоит из процесса интеграции тени, использования бессознательного для поддержания и укрепления эго и очищения острова.

Продолжая знакомить нас с понятием совершенного тоналя, дон Хуан характеризует его балансом и уравновешенностью. Он говорит, что каждый тональ имеет две стороны — активную, грубую, сильную и более мягкую сторону, более связанную с суждением и решением. И хотя дон Хуан не уточняет, что он имеет в виду, давая эти различия, думается, что он подразумевает нечто схожее с юнговским понятием двух сознательных аттитюдов — экстраверсии и интроверсии. Интроверсия представляет тенденцию нашего внимания и психической энергии устремляться вовнутрь и фокусироваться на субъективном переживании, в то время как экстраверсия оказывается тенденцией направлять психическую энергию ко внешним объектам. Равновесие совершенного тоналя подтверждает, что данный индивид развит в обоих проявлениях личности настолько, что не ограничен лишь одним аттитюдом, более естественным и удобным для него.

Неудивительно, что дон Хуан, знакомя Карлоса с пониманием совершенного тонального, побуждает его перевести это понимание в переживание. Прежде всего он предлагает Карлосу оценить тональное проходящих мимо людей. По мере того, как Карлос изучает этих людей и комментирует свое восприятие силы или слабости их тоналя, дон Хуан учит Карлоса распознавать различные формы индульгирования, то есть способы, с помощью которых люди делают свой тональ слабым. Как они обучаются взращивать свою робость, покорность, скуку, подчиненность и так далее. Мы также тщательно и прилежно обхаживаем свои слабости, как китайские женщины из высшего общества следили за тем, чтобы размер их маленьких ножек не увеличился.

Дон Хуан говорит Карлосу, что нужно иметь терпение дожидаться появления совершенного тонального. Мимо проходит привлекательная и хорошо одетая женщина, и у Карлоса незамедлительно возникает предположение, что она пребывает в гармоническом согласии с собой и окружающей средой. Дон Хуан подтверждает оценку Карлоса — да, она обладает качеством потенциального воина. Дон Хуан настаивает на том, чтобы Карлос, по крайней мере, заговорил с этой женщиной. Он заставляет Карлоса почувствовать переживание реальности и завершенности совершенного тоналя.

Когда некоторое время назад я размышлял об этом эпизоде, то решил понаблюдать за людьми с точки зрения их тональности и посмотреть, встречусь ли я с кем-то в течение дня, чей тональ покажется мне совершенным. Я был в банке, когда эта идея стукнула мне в голову, и оттуда я направился на почту. Когда я вышел из машины, чтобы бросить письмо в почтовый ящик, то увидел женщину лет тридцати, которую я встретил полгода назад в Мексике. После мига узнавания и краткого разговора я осознал, что вот он, тот самый совершенный тональ, который я искал. Весьма любопытно, что хотя мы и живем в одном и том же маленьком городке, я ни разу не встречал ее после Мексики. Я узнал, что у нее крепкий брак, большие обязательства перед семьей и глубокое чувство собственной индивидуальности. Она была хорошо приспособлена к внешнему миру и вместе с мужем принадлежала той же самой христианской вере, основанной на глубоком внутреннем переживании. Религиозная жизнь была для нее ответом-реакцией на внутренние требования, а не данью традиции или приспособлением к последней.

Возвращаясь к наугальному, мы видим, что, хотя оно неведомо и неизмеримо, тем не менее, воздействует на сознательную жизнь. Следуя образу моря и острова, можно сказать, что нагуальное воздействует на береговую линию или границы сознания. Оно вызывает как едва заметные перемены в очертаниях нашего мира, так и весьма существенные изменения в нем. Оно порождает странные существа, чуждые нам, принадлежащие другой среде, абсолютно отличной от нашей. Нагуальное выбрасывает на берег обломки, утонувшие в море предметы и сброшенный с берега мусор. Вещи, которые когда-то принадлежали сознанию, либо ускользают назад в бессознательное, прочь с глаз, или же подавляются, или забываются. Впоследствии же, бессознательное достаточно спонтанно воспроизводит эти вещи, хотя, кое-что и меняется под воздействием воды. Каким-то более внутренним (сухопутным) образом. Когда же мы внимательно созерцаем море, то этот процесс каким-то еще более глубинно-внутренним образом тоже будит в нас нечто, а именно: вдохновение, прозрение, настроение, творческие идеи и совершенно неожиданные фантазии. Из воздействия нагуального можно сделать вывод, что оно является источником спонтанного творчества и значимых внутренних и внешних переживаний, будь эти переживания сновидениями, фантазиями, предчувствиями или же символическими событиями во внешней жизни.

Дон Хуан учит Карлоса замечать мгновенные воздействия нагуального. Только что Карлос ощутил дрожь, и дон Хуан заставляет его обратить внимание на то, что происходит, когда дрожь пробегает по телу, поскольку в этот момент появляется нагуальное. Я помню аналогичную историю, происшедшую у меня однажды вечером с друзьями в Цюрихе, когда только что была опубликована книга "Сказки о Силе". Кто-то из нашей компании попытался рассказать о нагуальном. "Нагуальное", — начал он, — "есть хм…." и замолчал. Его рот продолжал оставаться открытым, но слова не появлялись. И тут другой заговорил и сказал: "Вот, вот! Это и есть нагуальное!" Нагуальное продемонстрировало себя само. Когда нагуальное проявляется телесно, как потеря речи, судороги, глубокого вздоха или зевоты, то эго получает возможность осознать, что в работе участвует еще нечто, что противостоит нашему сознательному настрою или, по крайней мере, отличается от него, нечто, не поддающееся нашим попыткам упорядочения. Эти воздействия нагуального дают нам картину мгновенного проблеска нашей тотальности, всеобщности. Точно так же, как мы оказываемся в состоянии управлять машиной, не осознавая сам факт управления, мы переживаем воздействие нагуального на наше тело, не замечая самого его существования или значимости этого другого измерения.

Дон Хуан объясняет, что наши глаза принадлежат тональному и что мы должны учиться моргать, когда чувствуем нагуальное. Наши глаза приспособлены к описанию мира, сделанному эго; они были натренированы обнаружением тонального. Наше зрение обычно подавляется образами и переживаниями нагуального, поскольку последние не соответствуют тому описанию реальности, к которому мы привыкли. Способность мигать глазами является способностью рассеивать чары бессознательного. Она оказывается способом переносить нас в другой мир, связующей нитью с которым мы являемся в повседневной жизни. Моргание глазами — это тот щит, который составлен из элементов, которые представлены в сердце воина. (Интересно отметить, что шизофреники мигают с меньшей частотой, нежели другие люди; они наводнены бессознательным).

По мере того, как воин продвигается по пути знания, он учреждает «таможню» между тональным и нагуальным. «Таможня», говорит дон. Хуан, — это его намерение. На этой стадии воин продвинулся уже достаточно далеко, чтобы быть в состоянии отделить часть своего сознания от тонального; то есть он развил наблюдающее эго. Пользуясь наблюдающим эго, воин может различать тональное и нагуальное, и знать, с каким миром он имеет дело. Он в состоянии в любой данной ситуации избрать, с чем ему предпочтительней иметь дело: с тональным или нагуальным. Воин может фокусироваться и на бессознательном фоне (аспект суксма, отмеченный выше) с помощью рефлексии или активного воображения или выбирает нужный фокус и вступает в контакт с вещами, каковыми они являются (аспект стула). Образ таможни выражает тот факт, что наблюдающее эго воина становится психической средней точкой, которая не принадлежит ни тональному, ни нагуальному.

Таможня или наблюдающее эго позволяет нам, когда мы испытываем, скажем, чувство гнева или страха, выбрать по желанию либо его разрядку, либо поиск глубинного смысла этого чувства. Этот образ оказывается полезным также при различении между сознательным и бессознательным содержанием в наших взаимодействиях с другими. Молодая женщина, например, рассказывает своей матери, что ее интерес к живописи вырос, и показывает свою последнюю работу. Мать реагирует весьма воодушевленно и радостно и советует дочери брать классные уроки у одного из хорошо известных преподавателей живописи в университете. Мать думает, что симпатизирует дочери и поддерживает ее. Однако дочь воспринимает сказанное, как то, что все создаваемое ею недостаточно совершенно, включая и эту работу. Она не скрывает от матери своей досады или гнева; мать в растерянности, а дочь остается с чувством вины и непонятости. Но где же правда? Почувствовала ли дочь какое-то бессознательное содержание в устах матери или тут сработал ее собственный отрицательный материнский комплекс? По мере того, как молодая женщина учится дифференцировать между видимым или слышимым проявлением своего отношения с матерью и структурой (констелляцией) негативного материнского комплекса, она узнает, где она имеет дело с тоналем, а где с нагуалем, и учится вести себя соответствующим образом.

Когда дон Хуан впервые говорит Карлосу о тональном и нагуальном, тот ссылается на собственное знание этих понятий из антропологической литературы. Он полагает, что тональ — это сторожевой дух, обычно животное, которого каждый ребенок получал при рождении, а нагуаль — это имя, дававшееся либо человеку знания, либо лицу, способному превращаться в животное. Дон Хуан поправляет понимание тонального Карлосом: он говорит, что это не животное-страж, а скорее, страж, который мог символизироваться каким-то животным.

Будучи в Цюрихе, я обнаружил монографию «Нагуализм», написанную Даниелем Бринтоном в 1894 году, в которой прояснялись понятия тонального и нагуального. Слово tonalliпереводится с языка индейцев Нахуатль, как означающее уникальную индивидуальность человека.

Бринтон утверждает, что тональ является досознательной индивидуальностью, с которой человек рождается и которая в его последующей жизни может либо усиливаться, либо ослабляться. Астрологическая карта-гороскоп рождения человека является попыткой дать информацию о человеке как о tonalli, и точно так же, как сам астрологический солнечный знак говорит очень многое о сознательном аттитюде, так и слово tonalli, образованное из корня tona, означающее «греть» или "быть гретым", имеет отношение к tonalli, что значит "солнце".[137]

В XVIII столетии, когда было собрано большинство сведений о нагуализме, укрепилась вера (она и сейчас распространена среди многих людей), что сторожевой дух, или тональ, мог блуждая, потеряться или быть украденным, принося болезнь или несчастье для человека. И мы переживаем нечто подобное в опыте "потери души", когда нами овладевают апатия, депрессия, болезнь или другие расстройства. К такому человеку индейцы приводили шамана, и шаман совершал обряд, называвшийся "восстановлением тоналя".[138] Целью такой церемонии было возвращение сторожевого духа и приведение пациента обратно к прежним нормальным отношениям с самим собой, со своей природной энергией и своим естественным воодушевлением. Терапевт или целитель часто напоминает tetonaltiani, того, "который имеет отношение к тональному".[139] Бринтон также подтверждает идею о том, что человеком знания является тот, кто строит мост к нагуальному. Он указывает, что в языке Нахуатль корень na содержит понятие «знать» или "знание".[140] Первые сообщения миссионеров из Испании говорят о naualli, "мастерах мистического знания".

Испанские католики были весьма озабочены тем, что «нагуалисты» так обожают свой нагуаль, своих союзников. Бринтон цитирует епископа Чапы (Chiapas), в 1962 году издавшего указ, по которому за счет церкви были сооружены тюрьмы для наказания тех индейцев, которые либо учились нагуальному, либо следовали его доктрине. В 1968 году епископ писал:

Нельзя сказать, что все они поддались искушениям Дьявола, как прежде, но все же достаточно тесно союзничают с ним и превращаются в тигров, львов, буйволов, во вспышки света и огненные шары. Можно сказать, по признанию этих грешников, что они вступили в плотскую связь с Дьяволом…, который связывается с ними в форме их Нагуального. [141]

Интересно, что епископ, живший в столь давние времена, не сомневался относительно реальности нагуального или же по поводу способности нагуалистов превращать себя в животных, становиться невидимыми, перемещаться за секунды на значительные расстояния или же "на глазах у зрителей сотворять реку, дерево, дом или животное там, где они не существовали".[142] И теперь Кастанеда представляет нам подобные превращения и чудеса столь же серьезно, как об этом писали испанские католики в XVI, XVII и XVIII веках, хотя и делает эти более с почтением, нежели с осуждением. [143]

Союзник

Первая встреча Карлоса с союзником состоялась 3 сентября 1969 года, когда он испробовал курительную смесь, приготовленную доном Хуаном. Карлос пережил видение отдаленного склона, перепаханного горизонтальными бороздами. По одной из этих борозд навстречу ему двигался мужчина в одежде мексиканского крестьянина. Карлос разглядел на поле три огромных валуна, внизу находился овраг или водный каньон. Союзник достал из мешка, который нес с собой, веревку и намотал ее на левую руку. Затем стал всматриваться в пространство, простиравшееся перед ним и вытянул руку в сторону оврага. Дон Хуан истолковал это видение таким образом, что Карлос на своем пути знания имеет три камня преткновения, и ему необходим ловец духов вроде веревки из мешка союзника. Лучшие места, где он может обрести наибольшую силу, — это овраги и водные каньоны типа, указанного союзником. [114]

Переживание союзника доступно всем нам; это не неведомый дух, обитающий в горах Мексики, который только немногие люди вроде Карлоса могут встретить. О видении духов Юнг говорит следующее:

Общепринято, что видение призраков, привидений гораздо более распространено среди первобытных, нежели цивилизованных людей. Причем доминирует представление, что это не что иное, как предрассудок, суеверие, поскольку у цивилизованных людей, если они не больны, таких видений не бывает. Вполне очевидно, что цивилизованный человек гораздо меньше пользуется гипотезой о духах, нежели первобытный, но также равновероятно, по моему мнению, что психические явления столь же часты и у цивилизованных людей, как и у первобытных. Единственная разница заключается в том, что когда первобытный говорит о духах, европеец рассказывает о сновидениях, фантазиях, невротических симптомах, и придает им меньшее значение, чем это делает первобытный. Я убежден, что если бы европейцу пришлось пройти через ту же самую систему обрядов и церемоний, которые совершает врачеватель, чтобы сделать духов видимыми, то он испытал бы то же самое. Конечно, он истолковал бы это совершенно иначе и не придал бы никакого значения, но это не меняет самого факта, как такового. [145]

Союзник — это то, что мы обычно называем духом. Если мы посмотрим на духов и союзников психологически, пишет Юнг, то они "окажутся автономными бессознательными комплексами, возникающими, как проекции, поскольку у них нет прямой связи с эго".[146] Юнг также отмечает, основываясь на психологии первобытных, разницу между душами и духами. И души, и духи являются бессознательными автономными комплексами, но души, по ощущению, принадлежат эго, в то время как духи ему чужды. Соответственно, в первобытной психологии выделяют два вида болезней: потерю души и одержимость духом. Состояние депрессии является примером потери души, так как оно включает потерю энергии и интереса, которые обычно являются доступными сознанию. Возникновение странного, сумасбродного поведения или вспышки гнева может, однако, указывать на случай одержимости. [147]

Души и духи или союзники связаны и являются частью психологического континуума. Один и тот же психологический фактор будет переживаться в душевной части континуума, как личностный, а в области духов, как безличностный и чуждый. Этот процесс можно представить в терминах индивидуального гнева в том виде, в каком он возникает в сновидении. Если индивид отгорожен от своего гнева, он может переживать жуткий страх, когда попадет в ситуацию, группирующую (констеллирующую) его гнев. Возможно, во сне он видит, что в самой основе лежит какая-то ужасающая невыразимая сила. Со временем он начинает развивать отношение со своим гневом, и по мере того, как он становится все более способным интегрировать этот аспект своей тени, сами репрезентации его гнева в сновидениях подвергнутся разнообразным изменениям. Гнев может появиться в виде разъяренного быка, угрожающего сновидцу, а затем в образе бога войны, Ареса. Как бог Арес, его гнев оказывается в узнаваемой человеческой форме, но все еще безличностным, богоподобным потенциальным союзником, однако, еще не прижатым к земле. По мере того, как его гнев становится более естественной частью его жизни, он может увидеть во сне разгневанного приятеля. В начале самого процесса он переживает гнев, как жуткую чуждую силу, а в конце он предстает ему в виде знакомой части самого себя. В процессе реализации, приручения своего союзника он может раскрыть главные секреты, касающиеся его жизни и своего личного мифа, поскольку союзник является, как говорит дон Хуан, "передавателем секретов". Союзник, конечно, может быть и просто любовью, творческой энергией, религиозной идеей или любой другой архетипической возможностью.

Союзник представляет понятие, проходящее через разные стадии в работах Кастанеды. В "Учении дона Хуана" Карлос считает, что могущественные растения, Чертова Травка и Маленький Дымок, являются союзниками дона Хуана и однажды могут стать и его союзниками. Во второй книге "Особая реальность" Карлос узнает, что могущественные растения вовсе и не союзники, но что они могут привести человека туда, где может быть найден союзник. Карлос снова пробует Маленький Дымок и входит в контакт с союзником в образе мексиканского крестьянина. В другой раз он намеревается встретиться с союзником, не прибегая к курительной смеси, приготовленной доном Хуаном. Один, вечером в горах, он слышит, что вокруг него ломаются ветки. Карлос проводит всю ночь, скрючившись на земле, с курткой, обвязанной вокруг живота, слушая страшный шум вокруг себя, почти достигающий его живота.

В конце "Путешествия в Икстлан" Карлос встречает союзника в форме койота и выполняет свою задачу, не пользуясь Маленьким Дымком. Кроме того, он чувствует, что союзник-койот не страшен; они вполне уживаются вместе и ведут приятный разговор. В "Сказках о Силе" Карлос испытывает то, что дон Хуан называет истинным союзником — мотылька. После встречи с мотыльком в чапаррели (Чапаррель — густая чаща вечнозеленых дубов. — Прим.) он продолжает процесс активного воображения и с его помощью видеть своих друзей и знакомых и в Лос-Анджелесе, и в Мехико. Окончательная информация о союзнике возникает, таким образом, во встречах с союзниками дона Хуана и дона Хенаро и представлена в "Сказках о Силе" и во "Втором Кольце Силы".

Вначале союзник проецируется на могущественные растения и конкретизируется в качестве внешнего фактора. Однако позже Карлос начинает видеть, что союзник является автономным психологическим фактором, независимым от галлюциногенных растений и способным принимать любую форму. Это необязательно форма человека. Один из союзников дона Хуана, например, появляется в форме темного прямоугольника.

Женщина, с которой я работаю, как аналитик, недавно видела во сне союзника в виде картотечного шкафа. Шкаф «вел» себя весьма плутовским образом: ел ее пищу, разорвал юбку и не переставал преследовать ее со своими проказами. На дне картотечного шкафа она обнаружила кучу фотографий, которые она недавно сделала. Теперь фотография для сновидицы является главным творческим увлечением. Сон говорил о том, что различные стороны ее жизни были тщательно упорядочены, распределены по картотечным отделам; бессознательное попыталось разрушить этот привычный распорядок, но одновременно продемонстрировало ей способ творческого самовыражения. Затем во сне она увидела проказливого мужчину, сидевшего в кинотеатре позади нее и ее мужа, который шаловливо трогал их за плечи. Последнее появление этого трикстера (Трикстер — архетипическая фигура обманщика, плута (см. ниже Словарь). — Прим. перев.) было в сновидении, в котором она беседовала со своим мужем. У мужа было совершенно невинное выражение на лице — он абсолютно не подозревал о проказах бесенка за его плечом, строившего рожи его жене. Это говорит о том, что муж сновидицы не сознает свои собственные проделки в их взаимоотношениях, но сама серия сновидений указывает на какую-то проблему, разделяемую ими, проблему, отнимающую у них слишком много жизни и отвергающую их творческие индивидуальные инстинкты. По всей видимости бессознательный союзник будет продолжать проказливо разрушать вещи до тех пор, пока сновидица не займется этой проблемой не прожитой жизни.

Придавая слишком большое значение могущественным растениям, Карлос пробует курительную смесь, чтобы встретить союзника. Появление союзника в одежде мексиканского крестьянина подтверждает значимость земной инстинктивной стороны жизни, от которой Карлос отдален. Кажется, что союзник хочет отношений с Карлосом, так как он движется ему навстречу и показывает Карлосу способы построения отношений — веревку, ловца духов. Комментарий дона Хуана по поводу союзника, показывающего Карлосу, что овраги и водные каньоны — лучшие для него места для обретения наибольшей силы, интересен в свете откровения, сделанного позднее Гордой о том, что видение Бога или "человеческого образца", "человечьей формы", ассоциируется с глубоким оврагом. Может показаться, что этот земной союзник ведет Карлоса к более глубокому духовному переживанию и пониманию.

Связь между каньонами и переживанием Бога, признаться, привела меня в некоторое замешательство и восхищение. Различные геологические образования видимым образом подтверждают различные психологические констелляции или процессы; священность мест заслуживает большего изучения. Овраг или каньон в видении Карлоса предстает зеленым в сравнении с иссушенными склонами окружающих гор. Возможно, в таком окружении каньоны оказываются местами, где дающая жизнь вода имеет выбор, — течь ей дальше или не течь, местами, в которых можно вообразить себе появление чего-то нового из ничего. Бог, говорит Горда, является представляемой «сущностью», которая сгруппировывает жизненные силы в человеческую форму из изобилующей и порождающей пустоты нагуального. [148] Для сравнения вспомним древних греков, размещавших места для своих встреч с богами вокруг священных рощ и источников.

Далее Карлос ощущает союзника в вечерних горах в виде пугающего слухового и физического присутствия. Союзник не принимает видимой формы и, тем самым, само переживание отстранено и никак не увязывается с его знанием самого себя и мира. Карлос слышит треск веток вокруг себя, затем приглушенные скрипящие звуки и шум хлопающих над ним крыльев, в то время как он скрючился на земле в утробной позе. Многие звуки он ощущает чисто физически. В завершение этого кошмарного ночного опыта он чувствует прикосновение чего-то мягкого к задней стороне шеи.

Это переживание Карлоса напоминает явление полтергейста в виде перемещающихся предметов, странных звуков и необъяснимого света. Такие явления принадлежат к крайней области спектра вынесенных наружу комплексов (экстериоризированных). Как показало исследование Уильяма Ролла, явления полтергейста всегда связаны со специфической индивидуальностью. [149] Когда такой индивид отсутствует, никаких причудливых парапсихологических событий не происходит. Ролл смог провести психологическое тестирование некоторых индивидов, связанных со случаями таких парапсихологических явлений, и в каждом случае нашел, что каждый такой индивид был одержим тем или иным комплексом и жил с высоким уровнем внутреннего стресса. Исследование Ролла подтверждает более раннее утверждение Юнга о связи между парапсихологическими событиями и высокозаряженным эмоциональным комплексом, отколовшимся от сознательно постигаемого индивидом.

Один из моих анализируемых пережил однажды поразительно подобное встрече Карлоса с союзником. В одиночку он отправился в горы поудить рыбу и, против обыкновения, выбрал неизвестную ему доселе часть верховья реки. Он сидел перед вечерним костром и, как и Карлос, начал испытывать нахлынувшую и лишившую его мужества фантазию о каком-то низкорослом и грубом мужчине, подошедшем сзади и ударившем его по шее или затылку. Пока он пребывал в этой фантазии, неожиданно над ним обломилась ветка стоявшего рядом дерева и упада на него и ударила точно в то самое место на затылке. Уединенное место и синхронистичность фантазии и сломанной ветки подтверждали присутствие союзника. Именно этому человеку угрожала его собственная агрессивная мужская тень. В обычном состоянии она пребывает на психологическом фоне, но когда он отделился от привычного окружения, всплыл комплекс, угрожая захватить его извне.

В "Путешествии в Икстлан" Карлос переживает союзника в облике койота. Койот — довольно распространенное воплощение архетипа трикстера (плута). В известном смысле, трикстеры относимы к переживанию бессмыслицы, но в процессе своих глупых и озорных проделок они вносят в сознание нечто новое. В мифологии коренных жителей Америки койот является воплощением того, кто вносит смысл в бессмыслицу и творит культуру из хаоса, даже если он сам этот хаос и создает. Он также выражает и мудрость, и рост, и инсайт, возникающие при пробуждении готовности индивида следовать кажущейся глупости бессознательного. Думается, никого не удивит тот факт, что Кастанеда имеет союзником трикстера.

Способность Карлоса говорить с койотом и вести понятный ему разговор является сродни известному сказочному мотиву, в котором животные часто оказываются учителями и помощниками героев и героинь. Сходным образом и шаманы во всем мире пользуются духами животных в качестве проводников и помощников и во время своего ученичества часто изучают язык животных. Этот мотив выражает способность индивида постигать инстинктивный или животный уровни психического. В традиции коренных американцев многие охотники получают свою силу от особого животного-союзника, появляющегося в снах или видениях. За этими животными ведется наблюдение и в повседневной обычной жизни, при этом часто имитируются их привычки и манеры. Животные-духи учат мужчин и женщин как жить, но могут также и подсказать охотнику, как отыскать дичь, если ее оказывалось недостаточно.

Далее, в "Сказках о Силе" Карлос воспринимает союзника в виде ночной бабочки. Карлос и дон Хуан идут в то место, где обитает сила в зарослях чапарреля, — неподалеку от рамады дона Хуана. Здесь в полной темноте дон Хуан усаживает Карлоса лицом на юго-восток и наставляет прекратить внутренний диалог. Когда Карлос оказывается в состоянии остановить внутренний диалог, поддерживающий тональный или сознательный взгляд на мир, он отделяет силуэт на еще более темном фоне кустов. Тональное все еще присутствует в достаточной степени и побуждает Карлоса увидеть в силуэте фигуру мужчины. Однако объективный наблюдатель, сидящий в Карлосе, позволяет этому образу принять свою собственную форму. В этот самый момент он испытывает боль в желудке, и когда снимает напряжение, то видит темное очертание большой птицы, летящей на него из кустов. Карлос вскрикивает и падает на бок.

Дон Хуан и Карлос в полном молчании возвращаются обратно. Дон Хуан объясняет, что тональное Карлоса сложило образ человека; темная форма в действительности была ночной бабочкой, хотя и это утверждение нельзя считать окончательной правдой, но лишь способом описания. Ночные бабочки, объясняет дон Хуан, являются "стражами вечности… хранителями золотой пыли вечности".[150] Знание, которое ищет воин, является той самой золотой пылью, которая подобно брызгам из душа, стекает с крыльев ночной бабочки. Дон Хуан говорит Карлосу, что у ночной бабочки есть какой-то призыв, зов, голос, и если он может остановить свой внутренний диалог и прислушаться к этому зову ночной бабочки, то сможет увидеть. Карлос переживает звук, как физическое ощущение. Этот шипящий звук навевает в его памяти смех своего приемного сына. Он предается этому воспоминанию до тех пор, пока дон Хуан не выводит его из состояния транса. Дон Хуан также усматривает некий намек в воспоминании Карлоса и объясняет, что на сегодняшний вечер перед ним стоит задача — увидеть всех своих друзей. И по мере того, как Карлос прислушивается к зову ночной бабочки, "сферическое бормотанье" плывет ему навстречу, окутывая подобно золотой пыли. Булькающие звуки прерывают один другого, и каждый открывает перед ним некую сцену, позволяющую ему увидеть тех людей, которых он выбрал среди своих друзей.

Появление союзника в виде ночной бабочки означает, что Карлос проделал долгий путь. Союзник больше не является угрожающей фигурой, а скорее, прекрасным творением ночи. В основе символа ночной бабочки заложен процесс трансформации. Ночная бабочка — очаровательное существо, начинающееся с гусеницы, строящей кокон; затем превращающейся в куколку, из которой появляется прекрасное крылатое бытие, устремляющееся в полет. Ночная бабочка — это преобразующий аспект бессознательного, ищущий путей к сознанию. Это тайная трансформация, которая хочет произойти в жизни воина. Выражаясь иным путем, можно было бы сказать, что союзник есть секрет трансформации, раскрытый с помощью активного воображения.

Зов ночной бабочки — это то, что Джеф Рафф, аналитик из Денвера, назвал "пороговым явлением" активного воображения. "Пороговое явление" обычно является слуховым или физическим событием, возникающим как раз в тот момент, когда сознание человека делает переход из бодрствующего состояния в бессознательное. "Пороговое явление" оповещает об этом переходе, но зачастую также и удивляет человека в активном воображении и отбрасывает такого, человека назад в состояние обычного бодрствования.

Образования в виде золотой пыли, летящей вниз из крыльев ночной бабочки, отражает новый уровень развития в работе Карлоса с активным воображением. Прежде Карлос достигал бессознательного со страхом человека, готового к битве. Теперь он готов к переживанию нагуального с отношением активной восприимчивости.

Существует параллель этому образу знания, как золотой пыли, в греческом мифе о Данае и Зевсе. [151] У Акрисия, короля Аргоса, была дочь по имени Даная. Этот удивительный ребенок рос, чтобы стать совершенной женщиной. Король хотел сына и призвал оракула из Дельф. Оракул ответствовал, что у Акрисия никогда не будет сына, но что дочь родит сына, от которого ему, Акрисию, сужденасмерть. Акрисий соорудил бронзовый терем, в который запер свою дочь со служанкой. Но Даная была столь исключительна, что привлекла внимание Зевса. Зевс превратил себя в золотой дождь, спустился на крышу и проник в терем. Служанка своей одеждой словила пролившийся дождь, и из золотой пыли вышел Зевс. Тюрьма Данаи превратилась в брачную светлицу, и от этого Священного союза Даная родила греческого героя Персея.

Зевс как психологическое переживание равносилен моменту озарения. [152] Этот момент озарения есть момент знания, а золотая пыль предстает как "сокровище, которое трудно добыть". История Данаи и Зевса добавляет элемент священного союза к поиску знания. Карлос теперь, скорее, восприимчивая невеста, новобрачная знания, нежели воин, ищущий требуемого знания. Карлос пребывает теперь в положении беременности этим новым знанием, а именно необходимости создать что-то новое и реальное из этого союза.

В терминах эволюции понятия союзника опыт Карлоса с ночной бабочкой обнаруживает, что истинный союзник, "передаватель секретов" есть само активное воображение. [153] Ночная бабочка символизирует освобождение сознания от пут обыденного времени и пространства. Встреча Карлоса с ночной бабочкой есть кульминация нашего понимания сущностной природы союзника. Хотя союзник является архетипическим комплексом, но еще более фундаментально, это — процесс самого активного воображения.

Гораздо позднее Карлос встречает союзников дона Хуана и дона Хенаро. Союзники Дона Хуана принимают форму темной прямоугольной тени или койота, а союзники дона Хенаро воплощены в облике ягуара и "длиннолицего, лысого, необычно высокого, раскрасневшегося человека". Мы уже знакомы с союзником-койотом. Ягуар является символом родства с шаманом и путешествия в подземный мир, преисподню. Согласно Брундаге, его работе "Пятое солнце", одно и то же слово в языке Майя balam используется для обозначения понятия ягуара и колдуна, волшебника, мага. [154] Ягуар, в частности, тесно связан с Тецкатлипокой, темным шаманским богом Ацтеков. Брундаге описывает Тецкатлипоку, как "невидимого и вездесущего бога, мага, трикстера, маньяка, Видящего и меняющего форму"[155] Сходным образом, ацтеки воспринимали самого ягуара, как Видящего:

Он обитает в лесах, скалах, водах; благородный, знатный. Он — царь, правитель животных. Он осторожен, мудр, горд. Он не питается падалью. Он — тот, кто ненавидит и презирает, которого тошнит от всего грязного. Он горд и благороден… И ночью он не дремлет; он высматривает то, за чем охотится, что ест. Его зрение ясно. Он видит хорошо, очень хорошо видит; он видит далеко. Даже если очень темно, Очень туманно, он видит. [156]

Ягуар символизирует сознание, которое рыскает и подкрадывается в темноте и тумане другого мира. Ягуар обретает человеческое в воине, который видит и выслеживает знание и стремится осуществить свой миф.

Герой-трикстер и герой-шаман — оба являются архетипическими комплексами, существующими независимо от дона Хуана и дона Хенаро. Темная тень и лысый человек определены не столь определенно; соответственно, их психологическая конфигурация выражена слабо, хотя и можно допустить, что оба символизируют качества архетипической тени. Нам было сказано, что союзников привлекает яркость Карлоса, его озаренность. Предположительно, эти архетипические комплексы находятся в том же отношении к Карлосу, как в свое время к дону Хуану, тогда они будут продолжать пытаться стать осознанными через Карлоса.

Для прояснения понятия Союзника я упомяну об отношении женщины к союзнику-мужчине. Этой женщине около тридцати, и она весьма одарена, но живет очень условной жизнью, лишь частично реализуя себя. Первый раз она увидела во сне своего союзника, многокрасочного, эксцентричного и мудрого англичанина, три года назад. В последующем их отношения развивались, и она стала периодически видеть его в своих снах и в активном воображении. Подавленная и несчастная, она однажды увидела во сне, что отправилась к нему в гости:

Я иду искать Л.С. Я иду к его дому и стучусь в дверь. Мне открывает женщина-домохозяйка, средних лет, типичная британка. "О-о, — говорит она, — вы как раз вовремя застали его. Сегодня, как вам известно, День Костюмов.

Она отходит назад, и тут из дома вываливается группа людей в ярких сверкающих костюмах. Они проходят мимо меня. Последним выходит Л.С., и его костюм почти заставляет меня вскрикнуть. Он одет в темную неопределенную одежду, белолицый, и само лицо сделано так, чтобы напоминать свинью. Это ужасно. Вокруг шеи болтается светло-голубая лента, а на голове соломенная шляпа с воткнутым в нее цветком. Смехотворность костюма производила пугающее впечатление. Он — последний человек на земле, которого я хотела бы видеть в таком одеянии. И однако, что-то красивое взирает на меня из его глаз. "Сегодня — День Костюмов, — говорит он, — запомните это". Затем говорит: "Вы больны. Я могу вам помочь. Если ты сможешь посмотретьмне в лицо, то сможешь установить правильные отношения со всем остальным".

Я напугана ею поросячьим липом и заставляю себя смотреть на него. Я смотрю прямо в его глаза. Его глаза и все окружающее их растворяется в совершенно ясном свете — все, что остается, — это маленькие черные линии на краю зрачков и контуры век. А остальное было ясным, бесцветным, полным света, яснее, чем прозрачная вода, и, как мне казалось, бесконечным. У меня закружилась голова. Затем постепенно свет стал туманиться, и его глаза вернулись в прежнее состояние. Я снова смотрела к его лицо. "Ты видишь?" — сказал он.

Глаза ее союзника напоминают воду глаз Мескалито, глаза бессознательного. Ее союзник представляет комбинацию живого трикстера и мудрого старца. Видом своего костюма он ослабляет всю охваченную виной напряженность ее сознательного отношения; соединяет ее с таинственными водами бессознательного и, возможно, даже показывает ей здесь, что допустимо быть и свиньей и хотеть от жизни большего, чем она осмеливается просить. Хотя ее союзник появлялся в разных воплощениях и масках, его имя и высокая специфичность его личности всегда оставались теми же самыми. И хотя интеллектуально кажется уместным говорить об этой фигуре и о союзнике, как об архетипическом комплексе, чувство имеет другой ответ-реакцию и с готовностью стремится узнавать независимую жизнь союзника и существование за пределами наших пространственно-временных границ.

Союзник этой женщины настойчиво открывает перед ней глубокие истины и прозрения и оказывается верным проводником на правильном пути ее жизни. Ее взаимоотношения с ним становились постепенно все более и более основательными. Через несколько месяцев после вышеописанного сновидения ей приснилось, что ее союзник впервые приехал в Америку; расстояние, отделявшее сознательное отношение сновидицы от сознательного отношения союзника, уменьшилось. А не так давно ей приснилось, что она вышла замуж за своего англичанина. Она проснулась и внезапно осознала, что не сможет больше избегать ответственности за свершение в жизни своей задачи: то ли убежав прочь или совершив самоубийство. Это брак с союзником стал браком с ее собственным процессом индивидуации, и в этом смысле, как, впрочем, и в других, союзник стал очень реальным аспектом ее повседневной жизни.

Мы рассмотрели союзника, как автономный дух или комплекс, способный возникать в любой постигаемой форме — мексиканского крестьянина, койота, ягуара, ночной бабочки и т. д. В конечном счете сами союзники — это маски Бога. Союзник — это составляющая Бога, которая воздействует на нас в сновидениях, видениях, симптомах и в опасных синхронистских событиях. Союзники — это божьи попытки инкарнации, попытки стать сознательными через нас. За нашими схватками с союзниками оказываются далекие отзвуки, эхо борьбы Якова с ангелом и Иова взыскующего справедливости перед лицом вспыльчивого Яхве. [157] Нет ничего более благородного, ужасающего или преображающего для человечества, чем такая внезапная встреча с "передавателем секретов".

Столкнувшись с союзником — ночной бабочкой — в активном воображении, Карлос собрал воедино свое "второе внимание" достаточное, чтобы быть способным к настоящему шаманскому полету.

Прыжок в нагуальное

Карлос стоит на краю скалы между доном Хуаном и доном Хенаро. Дон Хуан начинает шептать Карлосу в правое ухо, в то время, как дон Хенаро шепчет ему в левое. Учитель и бенефактор шепчут, соответственно, о тональном и о нагуальном. Затем у Карлоса появляется ощущение, что он проваливается в пустоту. Привычное и знакомое ему понятие «я» распадается на тысячи кусков. В этот момент он знает, что эти тысячи кусков являются его отдельными осознаниями. Они составляют «колонию», собравшуюся вместе, чтобы образовать его самого. Периодически что-то пошевеливает все эти разбросанные "самородки сознания" и жизненная сила приносит их обратно вместе в осознание, которое Карлос распознает, как "меня самого". В эти моменты Карлос видит какую-то связную сцену из каждодневного мира или же связную сцену нагуального. В один из таких моментов Карлос видит себя самого и дона Хуана на вершине скалы. Он переживает эту картину как физически реальную и чувствует в следующий момент, как дон Хуан обнимает его. [158]

Когда дон Хуан и дон Хенаро шепчут Карлосу, соответственно, в правое и левое ухо, они совершает то действие, которое они называют расщеплением ученика. Здесь действующим моментом оказывается суммирование ученияКарлоса, за которое он сражался с самого начала своего ученичества. Он научился фокусировать свое внимание на сознательной жизни и очищать свой отдельный остров тонального. Дон Хуан символизирует это, шепча Карлосу в правое ухо. Он также научился фокусировать свое "второе внимание" на нагуальное, и его бенефактор дон Хенаро направляет теперь это внимание с помощью своего нашептывания. Действие фокусирования внимания на обоих мирах освобождает сознание человека от исключительной привязанности к какому-либо из миров. Так что когда он проваливается в пустоту, то способен наблюдать сцены как тонального, так и нагуального, включая картину себя самого на вершине скалы. Такое освобожденное сознание является той психической средней точкой, которая в идеале возникает во время путешествия по дороге знания или на пути индивидуации. Переживание этой новой формы сознания приносит с собой и распознание истины утверждения дона Хуана о том, что "мы пониматели" (perceivers). Мы — пониматели, постигатели, ощущатели, которые могут свидетельствовать о многих мирах без абсолютной зависимости от какого-то одного из них.

Переживание Карлосом распадения своего осознавания на отдельные составляющие и последующее воссоединение этих частей говорит нам о чем-то большем относительно природы сознания. Наше сознание состоит из множества душ, независимо действующих единиц сознания. Можно достаточно легко узнать об этом в терминах нашего мышления, чувства, ощущения, интуиции, инстинктивных реакций и так далее, но Карлос идет гораздо дальше. Давайте вообразим, что в какой-то момент мы наблюдаем что-то нашими глазами, пока в то же самое время не следим за совершенно не связанным с этим ходом мыслей, пока одновременно не ощущаем что-то в своих коленях, замечая при этом, что мы чувствуем нечто в своих коленях, и так далее в непрерывно изменяющемся распорядке нашего сознания от одного момента к другому. В отношении прыжка Карлоса, мы видим все эти отдельные осознавания, идущие отдельными путями. Сгустки или самородки, однако, поддерживаются вместе сторожевым духом со стороны тонального и волей со стороны нагуального. Карлос научился доверять этой инстинктивной связанности своей индивидуальности. Большинство людей вполне законно боятся, что глубокое переживание бессознательного может привести к дезинтеграции, распаду, и, таким образом, сам страж подстрекается к тому, чтобы стать еще более неусыпным и бдительным. Воин, однако, организует свою жизнь и настраивает свою волю до такой степени, что может переживать себя и как единого, и как многих.

Наставления шаманов раскрывают один и тот же паттерн расчленения на части и восстановления в исходное состояние. Например, в Сибири наблюдающее эго шамана свидетельствует смерть, расчленение и восстановление тела, и необходимо изучать имена и названия всех многочисленных костей и органов на языке шаманов. После того, как все кости будут приготовлены и очищены, они заменяются, хотя в некоторых наставлениях кости заменяются на металлические дубликаты, знаменующие прочность и выносливость перестроенной личности шамана. Шаман вынужден пережить фрагментаризацию своего собственного сознания, различать запутанность и сложность своей природы, и к такому переживанию он зачастую принуждается своим собственны! психологическим расстройством.

В сновидении или состоянии транса у шамана, он не восстанавливает себя, а скорее, свидетельствует или наблюдает за тем, как эту работу выполняет предок шамана или шаманов. Предок шамана символизирует бессознательное побуждение к индивидуации (волю), которая в одинаковой степени ответственна и за его распад и за его восстановление. Как и Карлос, шаман учится доверять врожденной мудрости бессознательного.

Двойник

Когда Карлос размышляет по поводу своего скачка в нагуальное, описанного выше, то осознает, что у него имеется два совершенно различных вида памяти — память непрерывной последовательности картин, которые он наблюдал, перемежаемой моментами дезинтеграции, и непрерывного воспоминания о пребывании на вершине скалы, когда он дурачился вместе с доном Хенаро. До сознания Карлоса доходит, что эти два вида непрерывной памяти, в сущности, есть воспоминания о двух переживаниях, случившихся в то же самое время.

Дон Хуан напоминает Карлосу о более раннем прыжке, когда его сознание исчезло на краю скалы и свинцовым грузом опустилось на дно внизу ущелья. Пока оно пребывало на дне, дон Хенаро бросил с вершины скалы камень. Дон Хуан напоминает Карлосу, что тот запечатлел в памяти зримый образ дона Хенаро, бросающего камень, и воспоминание со дна ущелья, когда он видит камень, летящий вниз. Карлос, который видит дона Хенаро, бросающего камень, — это тот Карлос, которого мы знаем. Карлос на дне ущелья есть двойник. Двойник есть тонкое тело, существующее в бессознательном.

Двойник, говорит дон Хуан, развивается с помощью сновидения; или, более точнее, человек начинает осознавать двойника в процессе сновидения. Согласно дону Хуану двойник является осознанием нашей способности светиться. Мы можем истолковать это заявление, как означающее, что с помощью анализа сновидений, сновидения, активного воображения и других форм работы с бессознательным мы осознаем гораздо большую личность, существующую в нас. Эта большая личность в нас есть она сама, и при этом она больше, чем мы способны представить это себе в области тонального, вне зависимости от того, насколько само эго и двойник начинают сближаться друг с другом. Как и представление о нашей светимости, двойник есть осознание нашей всеобщности, которая является одновременно и личностной, и сверхличностной, священной и профанной. Двойник есть «Я», которое свидетельствует и переживает более обширные области, сферы зрения. Тонкое тело активного воображения не испытывает на себе тех же самых ограничений пространства и времени, накладываемых на нас бодрствующей жизнью.

Можно прояснить понятие двойника с помощью даосистского алхимического текста, посвященного бессмертию, а именно, "Тайны Золотого Цветка". Здесь можно найти следующее: "Когда зарождается Единый признак индивидуации, сущность и жизнь разделяются надвое. С этого момента, если не достигнут окончательный мир, сущность и жизнь никогда не увидят друг друга снова".[159]

Понятно, что сами понятия «сущность» и «жизнь» связаны с двойником и бодрствующей самостью специфически, а с тональным и нагуальным в более общей форме. Для Даосистов практика "способа обратного течения" включает в себя глубокую интроспекцию и йогические практики, ведущие к появлению тонкого тела, переживанию и постижению «сущности» чего-либо.

"Свет двигается легко, но с трудом стоит на месте. Если он достаточно долго может идти, по кругу, то тогда он кристаллизуется; это и есть естественный дух-тело… Это и есть то условие, о котором говорится в Книге Печати Сердца: В молчании утром ты улетаешь вверх".[160]

Согласно дону Хуану, Даосистам и другим религиозным традициям двойник сохраняет тайну истинного шаманского полета и секрет преодоления смерти.

Дон Хуан замечает Карлосу, что наступает момент, когда воин начинает осознавать парадокс, стоящий за переживанием самого себя в бодрствующей жизни и двойником. Парадокс заключается в том, что в той же степени, в какой кажется, что бодрствующая самость грезит о двойнике, правдой оказывается и то, что двойник мечтает о бодрствующей самости. В своей автобиографии Юнг ссылается на сон, который был у него в связи с этой проблемой "сновидца и сновидимого". В сновидении он вошел в "маленькую придорожную часовню", в алтаре которой на месте распятия и образа Девы Марии обнаружил "удивительное цветочное убранство". Перед алтарем он увидел йога в" позе лотоса, в глубокой медитации". Юнга шокировало то, что у йога было его лицо, и этот шок разбудил его с мыслью: "Ага, значит он тот, кто созерцает меня. Он видит сон, и этот сон — я. Я знал, что когда он проснется, то меня уже не будет".[161] Юнг говорит об этом сне:

Сама фигура этого йога могла в большей или меньшей степени представлять мою бессознательную пренатальную целостность, и Дальний Восток есть, как это часто бывает в снах, чуждое и противоположное нашему собственному психическое состояние… медитация йога «проецирует» мою эмпирическую реальность. [162]

С точки зрения эго, может показаться, что мы видим во сне двойника в процессе нашей попытки осознать свою целостность, в то время как с точки зрения двойника, кажется, что сам двойник видит нас во сне для того, чтобы актуализироваться в "трехмерном существовании". Как и сон Юнга, переживание Карлосом двойника "предполагает, что, по мнению "другой стороны", наше бессознательное существование является реальным, а наш сознательный мир что-то вроде иллюзии. Очевидная реальность сконструирована для специфической цели, подобно сну, кажущемуся реальностью, пока мы в нем пребываем".[163]

Ниже, в шестой главе, мы вернемся к этому вопросу сохранения индивидуального сознания после смерти в форме двойника. Но вначале посмотрим на специфические проблемы, поднятые в пятой книге Кастанеды "Второе кольцо Силы".

Глава 6. Испытания и открытия

Прошло два года с тех пор, как Карлос попрощался с доном Хуаном и доном Хенаро и шагнул в пропасть с голой вершины гори в Центральной Мексике. Теперь Карлос возвратился вновь, чтобы навестить Паблито и Нестора и поискать их понимание захватывающих видений, которые он пережил в этом прыжке. Повинуясь какому-то импульсу, он остановился в рыночной части того города, где обычно встречался с доном Хуаном. Его тело чувствовало присутствие дона Хуана, а позже он столь же явственно и твердо ощутил, что дон Хуан ушел. На следующее утро Карлос поехал к дому Паблито. Это заняло несколько часов. Его встретила мать Паблито, донья Соледад, совершенно непохожая на усталую тучную женщину, которую Карлос когда-то раньше знал. Теперь она выглядела моложе и более живой, стройной и мускулистой. Эта встреча с доньей Соледад помогла Карлосу осознать, что дон Хуан и дон Хенаро оставили этот мир, и теперь он впервые остался один па своем пути, не имея возможности обратиться к дону Хуану за руководством или теплым участием. Ученичество кончилось. [164]

Донья Соледад, как и вслед за ней "маленькие сестры", получила указания от дона Хуана украсть силу Карлоса, воспользоваться ей в своем собственном путешествии, а если потребуется, то и убить его. Донья Соледад прибегает к множеству уловок, чтобы завлечь Карлоса и отнять у него его силу. После того, как все попытки закончились неудачно, она, наконец, решается поговорить с ним подробно, зная про себя, что он уязвим к словам. Она говорит о самой себе, о "маленьких сестрах", о том, как все они попали в обучение к дону Хуану и об их индивидуальных битвах. Увлекая его своей речью, она подходит к нему все ближе и пытается воспользоваться своей возможностью заарканить его своей головной повязкой, притянуть к себе и задушить. И тут, чувствуя наступающее удушье, Карлос ощутил появление нагуального. Он осознает, что смотрит сверху вниз на свое безжизненное тело на кровати, и на донью Соледад, пытающуюся удушить его; и здесь он внезапно сильным ударом поражает ее в лоб. После такой атаки двойника Карлоса донья Соледад уже бессильна причинить ему дальнейший вред. Когда она приходит в сознание, то начинает бояться, что потеряла свою душу. [165]

Без проводника

Хотя дона Хуана в этом мире больше нет, его присутствие все еще ощущается в тех сложных задачах, с которыми сталкиваются Карлос и другие ученики. Дон Хуан оставил после себя весьма запутанную сеть инструкций и предписаний для разных учеников, втягивая их не только в борьбу друг с другом, но и в ощущение глубокого единства. Пятая книга Кастанеды "Второе Кольцо Силы" описывает события нескольких дней, во время которых Карлос переживает последовательные волны тревожных реализаций, сначала с женщиной, ученицей дона Хуана, а затем, с мужчинами, учениками дона Хенаро.

Первым и самым глубоким шоком для Карлоса стало его столкновение с доньей Соледад, от которой он с удивлением узнал, что та была ученицей дона Хуана еще до его появления в 1961 году. После того, как он выжил в схватке с доньей Соледад, Карлос продолжил свою борьбу уже с Лидией, Розой и Жозефиной — ученицами дона Хуана и подопечными доньи Соледад. Только когда он оказался в состоянии выстоять в сражениях за силу с доньей Соледад и "маленькими сестрами", Карлос встретил Горду, самого безупречного воина из всех девяти. В своем мастерстве и обстоятельствах, складывавшихся вокруг ее жизни, она более всего была близка к дону Хуану. Постепенно Карлос воссоединяется со своими друзьями и компаньонами: Паблито, Нестором и Бенигно — учениками дона Хенаро. Эта маленькая община из девяти женщин и мужчин начинает исследовать всю сложность своих внутренних взаимоотношений и находить общую взаимосвязь. Карлос дает нам точное описание той области переживания, в которую он погрузился:

Ученики дона Хуана никоим образом не были столь поглощены, как он сам. Их открытия, хотя и необычные, оказывались всего лишь пропущенными частями составной картинки-загадки. Необычный характер таких частей заключался в том, что и с ними картинка не становилась яснее и понятнее, но, наоборот, делалась еще более сложной. [166]

Мир "Второго Кольца Силы" является более запутанным, нежели мир первых четырех книг, поскольку впервые у нас нет каких-либо объяснений или центрирующего присутствия дона Хуана. Карлос предоставлен сам себе, окруженный равными ему. Хотя Карлос и мог оставлять авторитет дона Хуана и дона Хенаро без внимания, тем не менее, он чувствовал себя более уверенно в атмосфере их авторитета. Теперь у него не было места, где он мог приткнуть голову, и мы, читатели, тоже оказались в таком же положении. Мы больше уже не можем обратиться к дону Хуану, как делали это в других книгах, и, — что еще хуже, — мы имеем девять разных точек зрения, и все они должны восприниматься с достаточной серьезностью. Мы испытываем радикально различные конфликтующие чувства, исходящие от девяти учеников, чувства, касающиеся дона Хуана, дона Хенаро и других. Например, Карлос воспринимает Горду как безупречного воина и как женщину, которой он может доверять, но приехавший Паблито не разговаривает с Карлосом до тех пор, пока не избавляется от Горды, называя ее "эта ведьма". Паблито относится к Карлосу восторженно, как к «маэстро», а в других случаях, некоторые из женщин описывают Карлоса, как «дьявола», как человека, не способного проявлять уважение или восторг.

Поскольку перед нами девять разных людей, то мы должны быть готовы рассматривать любое переживание с девяти различных точек зрения. Мы не можем успокоиться лишь в попытке понять, какова цель стычки Карлоса с доньей Соледад для Карлоса; мы должны также уяснить, что это значит для нее и какова причастность к этому остальных семи учеников. Только таким путем мы можем адекватно приблизиться к смыслу, который данная книга приготовила для нас и для нашего собственного путешествия. В конце концов как и Карлос, мы должны встать на собственные ноги и возыметь свои собственные суждения, на этот раз без поддержки дона Хуана.

"Второе Кольцо Силы" сконцентрирована вокруг идеи о том, что происходит, когда учитель ушел и когда у учеников уже нет мастера, на которого они могут опереться. В этом случае, внутреннее руководство должно заменить это отношение к учителю. Каждый из девяти учеников поставлен перед этой задачей усвоения учения дона Хуана и дона Хенаро и раскрытия своих собственных ресурсов, на которые теперь только и можно полагаться. Кроме того, восемь учеников (Донья Соледад не в счет, поскольку она должна идти дальше одна) обнаруживают, что их жизненная задача связывает их друг с другом. Они узнают, что их судьбы переплетены, и им должно следовать инструкциям, оставленным доном Хуаном и доном Хенаро, — жить друг с другом в гармонии.

Ученики никак не могли установить позитивные отношения с противоположным полом. Мужчины и женщины в этой книге никак не преуспевают. В основе их общности лежат задачи воина и обязательства строить отношения с нагуальным, но в этом плане узы доверия и воодушевления, существующие среди них, не простираются на противоположный пол. Карлос видит, что община раскалывается, и в качестве воинов они призваны исцелить это разделение. Целостность, о которой они пекутся, должна проявиться в переживании ее полноты. Общность сама по себе символизирует целостность, поскольку в ней присутствуют четверо мужчин и четверо женщин. Четыре есть число или сумма целостности, завершенности, а также равновесия и гармонии; восемь символизирует реализацию качества четыре на более развернутом уровне; другими словами, восемь указывает на более дифференцированное переживание тотальности, всеобщности.

Вовлеченный в силовую связь между этими четырьмя женщинами и четырьмя мужчинами сюжет книги "Второе Кольцо Силы" концентрируется на дифференциации феминных и маскулинных оценок и видов переживания и, тем самым, на различных взаимоотношениях. Как свидетельствуют события в самой книге, ученики проделывают длинный путь, прежде чем оказываются способными к подлинному эросу. Благодаря своим недостаткам и изъянам ученики способны научить и нас. Наши собственные взаимоотношения с противоположным полом испорчены борьбой за власть, за силу в гораздо большей степени, чем нам этого хотелось бы, и, хотя наша борьба за силу может показаться менее магической, она не менее смертоносна и не менее изощренна. Можно кое-что узнать о своих собственных затруднениях, вглядевшись повнимательнее в попытки и неудачи во взаимоотношениях этих учеников.

В сражениях Карлоса с доньей Соледад и "маленькими сестрами" его победы являются одновременно и его поражениями, а их поражения оказываются также и их победами. Каждое сражение прокладывает дорогу новому возможному взаимоотношению. Победа Карлоса над доньей Соледад является поражением его фальшивой невинности и привычной неготовности к подлинному переживанию. Обе тенденции препятствуют возможности подлинной соотнесенности. Сходным образом сила доньи Соледад противостоит переживанию эроса. Ее поражение — это победа уязвимости над силой. Сила доньи Соледад не разрушена, она скорее стала более полной в той степени, в какой усвоила уязвимость. Таким образом, поскольку "Второе Кольцо Силы", во многих смыслах, страдает от отсутствия эроса, оно предполагает ту возможность и те средства роста за пределы ролевых идентификаций, которые более не удерживаются в силу требования любви.

Обсуждая книгу "Второе Кольцо Силы" в 1978 году с Алленом Ашби, мы решили, что было бы уместным для нас, как для читателей, создать тест для Карлоса. Мы задались вопросом, а что бы нам хотелось увидеть в следующей книге или книгах, дабы определить, не отрывается ли Карлос все дальше и дальше от земли. Мы хотели иметь тест, который позволял бы нам легко проверить, имеет ли смысл продолжать идти вслед за этим человеком. Мы решили, что, принимая Карлоса серьезно на будущее, мы должны быть убеждены, что он сделал свою наилучшую попытку осуществить последнюю рекомендацию дона Хуана в конце книги "Сказки о Силе", а именно, обрести глубокую любовь земли. Психологически любовь земли может продемонстрировать как глубокое чувство умиротворенности с жизнью, так и восторг, теплоту и уважение среди этих восьми учеников.

Если бы Кастанеда писал художественное произведение и оставался бы в неведении, не осознавал и не был бы захвачен тем, о чем он писал, то тогда с еще большей вероятностью он оказался бы пойманным таинственными и магическими сетями бессознательного. Тогда следовало бы ожидать, что он постепенно будет уходить от всего человеческого. Если же, однако, Кастанеда пишет материал, основанный на грубых фактах, или же он сочиняет совершенную выдумку, но при этом пытается воплотить путь знания в свою жизнь, то он будет вынужден любить саму землю, свою жизнь и своих спутников. Здесь можно ожидать, что он обогатится в человеческом смысле и отыщет связь с духом, который изменит его повседневную жизнь. В сущности, такой тест помог бы нам определить, научился ли Карлос любить и уважать своих спутников. Если Карлос и другие ученики не научились любить, то тогда можно предположить, что на каком-то этапе они собьются с пути знания.

Корни Чертовой Травки

Как мы видели в эпизоде с Каталиной, для дона Хуана не является совершенно недопустимым втягивать Карлоса, припутывая сюда и других учеников, в потенциально смертельное сражение. Карлос был поставлен против Каталины, как против своего достойного противника, для того, чтобы заставить себя применить все то, чему он научился, и выбрать, оставаться ли ему учеником и впредь. Карлос опять на перекрестке, и дон Хуан вновь погружается в тень своей силы — поддавшись искушению любого колдуна, учителя, проводника или терапевта манипулировать и управлять событиями. Однако сам факт интриги дона Хуана не обесценивает значение и смысл самого сражения между этими воинами, которые стали друг для друга достойными оппонентами. Смертельная силовая схватка между колдунами достаточно распространена и обычна в литературе по шаманизму. Более внимательное рассмотрение этой специфической битвы высвечивает природу многих наших собственных конфликтов с силой.

Когда Карлос видит, как донья Соледад выходит из своего дома и идет к нему с приветствием, он с удивлением обнаруживает, что она больше не "беспомощная старуха" в форме «пирамиды». Вместо этого, она выглядит физически стройной и сильной и ведет себя уверенно и сексуально. Она преобразилась. И чем глубже Карлос осознает ее преображение, тем сильнее он взволнован. Он видит ее как будто бы в первый раз, и результатом этого нового осознания ее является реализация того, что он должен смотреть на всех своих спутников в новом свете. Преображение доньи Соледад сбивает с толку и переориентирует Карлоса. Он должен пересмотреть свой мир и признать свою слепоту к окружающим его людям, и, в частности, слепоту по отношению к женщинам. Позже Горда объяснит Карлосу, что его стычка с доньей Соледад была знаком, открывающим то, что женщины, а не мужчины, станут теперь на какое-то время его учителями. Более того, само переживание покажет ему те пути, по которым женщины оказываются впереди мужчин в поисках знания.

Если не учитывать на какой-то момент само колдовство во встрече с доньей Соледад, то видно, что такая модель повторяется в жизни людей неоднократно. Большинство переходных периодов как у женщин, так и у мужчин связано или сопровождается столкновением с кем-то противоположного пола. Например, мужчина в середине своей жизни может обнаружить, что его внимание и энергия нацелены на большее, чем тому способствуют проложенные пути, и что такое изменение в его жизни вызвано присутствием реальной женщины. Само новое лицо группирует (констеллирует) потребность в изменении, преобразовании. Если, с другой стороны, мужчина настроен на внутреннюю жизнь, то в этом случае, попросту вероятней, что такое преобразование пойдет через стремление его собственной бессознательной женской природы. Появится внутренняя женщина, как персонификация бессознательного, и повернет его глаза в другую сторону. Она может возникнуть в его сновидениях, как, например, у художника, садовника или поэта, предвосхищая новое развитие в его собственной жизни, которое он начнет постигать по мере того, как станет рисовать, работать в саду или писать. Это новое развитие пойдет неожиданными путями, чтобы углубить личность и обогатить зрение.

Мы подойдем к специфической природе преобразования Карлоса позднее; а сейчас вернемся к первым напряженным моментам его встречи с доньей Соледад. Его тело начинает быстро на нее реагировать, давая ему понять, что она ведьма и что он пойман в ловушку. Осознание этого выдает самый мощный импульс — уйти; соответственно, для доньи Соледад самым сильным выступает стремление удержать Карлоса, не дать ему уйти. Такая специфическая констелляция вполне распространена во взаимоотношениях, разве что часто половые роли меняются местами. Поставив себе цель удержать его любыми силами, донья Соледад применяет различные хитрости, чтобы вывести Карлоса из состояния равновесия и отвлечь его внимание. Использовав один прием, она тут же пробует другой. Ее трюки — прекрасный пример искусства манипуляции. Она взывает к его чувству, отвлекает его, обращается с вызовом к его мужскому эго, она заявляет о своих добрых намерениях, призывает на помощь авторитет дона Хуана, чтобы дискредитировать Карлоса и избавиться от его стража, и она использует непредсказуемое эмоциональное поведение, чтобы дезориентировать его. Этот список продолжает расти. Она пробует сексуальное совращение, использует вину, она доказывает, что сама судьба свела их вместе, пытается завоевать его уступчивость за счет понимания. Ее самая тонкая хитрость заключается в том, чтобы завлечь Карлоса информацией, различными сведениями, историями. И когда все ее карты оказываются битыми, она пытается задушить Карлоса головной повязкой.

Чары доньи Соледад, как мы только что видели, напоминают нам нечто, с чем мы все уже знакомы, — полусознательные интриги, которые развиваются во взаимоотношениях и принимают форму: "Если я сделаю это, тогда он сделает вот то". Если бы Карлос был более знаком с собственным бессознательным, то мог бы распознать и интриги других и гораздо меньше удивлялся бы и пугался поведению доньи Соледад. Ее попытки заловить Карлоса составляют прекрасный перфоманс, вид игры, и, понимая суть происходящего, видишь некую смехотворность каждой отдельной интриги. Когда мы втягиваемся в подобные замыслы, то все просчитывается для получения своего результата, и ко всему еще есть и тайная цель.

Работая над этим материалом, я услышал об изумительном примере такого бессознательного заговора. Женщина намеревалась устроить прощальную вечеринку для какого-то друга. У нее сохранялось неразрешенное легкое чувство обиды на него, и поскольку она не могла с этим, справиться и чувствовала гнев и раздражение, то, не подумав, включила в число гостей двух своих приятелей, которые проявляли открытую враждебность к этому се другу. Приглашенные приятели окончательно разрушили атмосферу вечеринки, и, хотя ее гнев был бессознательно удовлетворен, настроение всех присутствующих было испорчено. Бессознательные хитрости работают одинаково, когда мужчина ведет себя предсказуемым образом, чтобы завлечь и соблазнить, или же когда он хочет просто подурачиться и расстроить женщину. Такие уловки переживаются как организованные и спланированные другим человеком заранее, поскольку сознательное эго участвует в их организации слабо. Лучше всего всякие заговоры осуществлять в темноте; с другой стороны, мы действуем лучше, когда осведомлены об интригах, как других людей, так и своих собственных.

Поскольку Карлос усердно опирается на свой интеллект и из-за недостатка эроса, как мы уже увидели это в предыдущих книгах, можно предположить, что Карлос оказывается не на высшем уровне как в своих собственных эмоционально определяемых проектах, так и в подобных проектах у женщин. Легко поверить, что дон Хуан рассказал донье Соледад, что Карлосу нравятся женщины, и поэтому он может стать легкой для нее добычей. Дважды до этого мы уже видели, как Карлос становился легкой добычей для женщин — первый раз с Чертовой Травкой, а второй — с Каталиной. Корни Чертовой Травки способствуют увеличению половой чувствительности и физической бодрости, но для целей силы, а не любви. Поведение доньи Соледад указывает на все характеристики Чертовой Травки; она использует свою сексуальность и силу, чтобы заманить Карлоса в ловушку. Когда она говорит, что и она, и Карлос составляют сексуально одно целое, то говорит, что они одинаковы в своем бессознательном относительно разрыва между силой и любовью. Оба должны сказать «НЕТ» такой форме отношений — один через поражение, другой — через победу. Это указание на единство появляется вновь позднее с Гордой, когда та говорит Карлосу, что однажды они станут одним и тем же. [167] Однако союз и единство, к которому движутся Горда и Карлос, несколько иного рода, он характеризуется теплотой и уважением.

Интересно рассмотреть тот момент, когда донья Соледад призывает Карлоса «слиться» сексуально и стать одним. Карлос реагирует на ее призыв в наиболее непредсказуемой, эффективной и забавной форме. Когда эта привлекательная женщина разлеглась на кровати и предложила себя, Карлос неожиданно закричал: "Но ведь ты же мать Паблито!", а затем воззвал всей силой своих легких к дону Хуану. Это была определенно неожиданная реакция на соблазн, но должно заметить, что такое внезапное, неожиданное поведение есть просто способ остановить враждебные действия, будь это угрожающее животное или атака нагуального. Донья Соледад быстро выпрыгивает из кровати и накидывает на себя рубашку. В противовес склонности Карлоса к пониманию, именно, его иррациональность вновь и вновь приходит ему на помощь.

Пол доньи Соледад

Находясь в спальне доньи Соледад, Карлос в какой-то момент заметил, что в комнате настелен новый пол. Прежний, как он помнил, был земляным, темным и грязным, новый же выглядел красновато-розовым и великолепным, сделанным из обожженных плит. Плиты были размещены симметричным образом, совпадая в направлении с линиями, идущими с севера и сходящимися в центре комнаты, где находилась кровать доньи Соледад. Известны некоторые дополнительные детали об этом поле и его рисунке. Во-первых, пол донья Соледад соорудила сама с помощью дона Хуана и северного ветра, она использовала силовое направление линий пола с целью омоложения. Для этого, говорит она Карлосу, она должна лечь на кровать и ощутить пустоту внутри себя, освободившись от мыслей и чувств, и тогда линии пола «забирают» ее морщины. Во-вторых, донья Соледад надеялась, что сила линий пола ослабит Карлоса, но внимание, проявленное им к полу, тщательное рассматривание самого рисунка и бурный восторг по поводу искусной работы, наоборот, ослабили саму эту силу. Наконец, мы знаем, что после своего поражения в схватке с Карлосом донья Соледад демонтирует этот пол и уйдет в своем собственном, предназначенном только ей, направлении, отличном от пути Карлоса и других учеников.

Очевидно, что рисунок на полу носит символический характер. Это мандала, и в качестве мандалы он производит объединяющий и центрирующий эффект. Сами линии симметричны и сходятся в центре, что символизирует интеграцию личности доньи Соледад на новом уровне и возникновение нового центра ее личности. Кроме того, сходимость линий с севера — а это символическая область бессознательного — показывает нам сам психологический источник ее преобразования.

Кровать доньи Соледад расположена в центре, в том месте, где сходятся линии. Расположение кровати в центре предполагает, что символически кровать тесно связана с реорганизацией жизни доньи Соледад. В прошлом ее приспособлением к жизни было исключительно материнство. Состояние, определяемое ролью матери, предполагало, что сексуальность ассоциировалась с детьми, а не с удовольствием или близостью. Образ доньи Соледад, сохраненный Карлосом из прошлого, подтверждал, что она несла эту свою материнскую роль в образе посвященной мученицы. Расположение кровати на полу показывает, что осознание доньей Соледад своей сексуальности оказалось центральным трансформирующим фактором в ее развитии как женщины и как воина. Ее сексуальность, когда-то проигнорированная ее телом, теперь стала частью личностного пути и частью самой личности.

Когда женщина отождествляется исключительно с ролью матери, тогда ее индивидуальность — символически, тело — уменьшается, сводясь только к данной роли. Кроме того, когда сама роль матери доминирует, другие люди и даже предметы оказываются детьми, за которыми надо ухаживать, о которых необходимо заботиться. Индивидуальность такой женщины, как и индивидуальность другого человека, страдают из-за ограничения видения в рамках этой роли: все и всяк, что не есть мать, тотчас становится ребенком.

В роли матери-мученицы донья Соледад обладала значительной силой, хотя и не опознанной ею самой. Бессознательная сила и действует бессознательно, обычно с помощью манипуляции. Сооружение пола и возникновение отношения с северным ветром привело к преобразованию самой доньи Соледад и ее ощущения своей собственной силы. Теперь она приобрела сексуальную и личностную силу, и это стало огромным достижением в ее развитии как женщины. Тем не менее, что-то оказалось пропущенным, и это что-то было опытом любви.

У нас определенно не складывается впечатления, что донья Соледад способна к близким отношениям с кем-либо. По этой причине, она и должна проиграть это сражение и разобрать свой пол в комнате. Сам пол представляет интеграцию ее личности на новом, более высоком уровне, но этого, оказывается, недостаточно. Существующий порядок — пол — должен быть разрушен и заменен иной интеграцией, содержащей и выражающей больше из того, что она представляет в своей тотальности. Домысливаю, что такая новая интеграция могла бы включать и кровать как центральное переживание, но на этот раз, как место скорее для близости, чем для силы. Донья Соледад надеялась, что вновь обретенная сила ее личности, символизируемая орнаментом на полу, захватит Карлоса, но его внимание и неподдельный интерес неизбежно затронули как раз то, что и было пропущено: ее сердце. Не важно, в какой степени бессознательно, но он должен был достичь ее уязвимости и тем самым уменьшить силу ее агрессивного удара. Она оказалась поверженной его интересом и его отказом подчиниться чему-то, находящемуся по личностному уровню ниже их обоих.

Сотворение и разрушение символических паттернов целостности — частая тема в процессе индивидуации. Фон-Франц комментирует это в книге "Индивидуация в сказках":

Люди могут рисовать мандалы определенного вида, и у вас возникает чувство, что в их активном воображении они поселяются в этой мандале. Можно было бы подумать, что рост этого внутреннего ядра личности происходит так же, скажем, как рост дерева, наращивающего еще одно очередное кольцо. Можно также вообразить, что кто-то изобразил мандалу так, а затем, позднее, сделал ее несхожей, отличающейся от прежней определенным образом, но это неправда. Вообще сновидения показывают, что этот процесс не направляется сознательными усилиями, но всегда полностью разрушается, а затем восстанавливается. Это так, как будто природа создает паттерн целостности и опять разрушает его, чтобы создать более дифференцированную модель (паттерн). [168]

Комбинация мандалы и пола высоко значима. Пол — это та вещь, на которой стоит донья Соледад, ее основа, базис ее мира, и его устройство является символической реорганизацией ее жизни "во всех отношениях". Этот мотив распространен и встречается в сновидениях как символический рисунок-план пола дома или как мандала, изображенная на плитке, ткани или шерсти в центре комнаты. И этот мотив появляется в культурах, в которых ковры ткутся со специальными орнаментами, имеющими спиритуальное значение, символизирующее основу самых благих жизненных намерений. Ту же самую идею можно увидеть и среди индейцев Пуэбло на юго-западе, где живопись на песке в мандалической форме используется для лечебных целей. [169] Песчаная живопись (sand painting) создает особый порядок и значение, несущие исцеляющую функцию для участников ритуального действия, подобно тому, как донья Соледад обретает новые жизненные силы и центрируется линиями своего пола.

Замысел дона Хуана

Во всем, что произошло между Карлосом и доньей Соледад, чувствовалась рука дона Хуана. Он тщательно подготовил донью Соледад к этой встрече, и по его просьбе в этой подготовке принимали участие и "маленькие сестры". Ученики дона Хенаро знали об этом испытании Карлоса и доньи Соледад. Им было также сказано о возможных исходах и последствиях. Дон Хуан сказал им, что в маловероятном случае, если Карлос выживет, то они должны будут довериться ему и принять, как своего лидера.

Все, за исключением Карлоса, предвидели исход этой битвы. Однако донья Соледад не имела одной весьма существенной вещи — кое-каких сведений о Карлосе. Она не знала ничего о его ужасной стороне и не ожидала появления его двойника. И он появился, хотя как будто бы донья Соледад сделала все, чтобы он не отыскался. Ей было сказано, что Карлос является легкой добычей для женщин, но не сказано, что, вероятно, его спасет собственная иррациональная сила. Донья Соледад говорит: "Было предсказано, что сегодня ночью один из нас умрет, но я не знала, что предсказание говорило обо мне".[170] Ее ситуация аналогична переживанию Креза у Дельфийского оракула. Когда он спросил оракула, следует ли ему предпринять поход против персов, то получил ответ, что, если "он нападет на персов, то может разрушить великую империю".[171] Оракул оказался прав, только великой разрушенной империей оказался он сам.

Хотя для нас, людей, смертельной ошибкой является попытка сознательно устраивать или вмешиваться в судьбу другого человека, нельзя не признать, что бессознательные факторы порой организуют именно такие столкновения, наподобие вышеуказанного. Переживание таких «урегулирований» остается тем же самым и столь же значимым, называем ли мы саму движущую силу Богом, судьбой или архетипом. Мы чувствуем" перед собой "полный набор" в том смысле, в каком он менее всего воображаем и более всего порождает в нас желание его избегнуть. Посмотрим теперь на природу этого специфического «набора». Жизнь каждого изменилась после прибытия Карлоса и его победы. Хотя сами изменения не проявились тотчас же, мы знаем, что донья Соледад удалилась прочь от всех по своему предназначенному лишь для нее пути, а другие ученики были вынуждены двигаться дальше и делать это уже как группа. Посмотрим прежде всего на то, как замысел дона Хуана отразился на донье Соледад и Карлосе.

Донья Соледад верила, что ей что-то нужно от Карлоса, какая-то "особая сила", которую дон Хуан оставил Карлосу. Эта "особая сила", которую она искала, представляется как раз теми аспектами Карлоса, которые помогли ему победить, а ей проиграть: иррациональная сила, появившаяся, когда Карлос оказался под давлением, а также нечто, связанное с его "суицидным безразличием", его готовность пойти на большой риск. Рассказ доньи Соледад о самой себе подтверждает эту мысль. Она говорит, что проблема, возникающая на ее пути, заключается в том, что ей необходима «поддержка», так как она уже стара, теряет мужество и у нее "появились раздумья и сомнения". Карлос, с другой стороны, более связан с внушающей ужас стороной бессознательного посредством применения могущественных растений (растений силы) и в состоянии дать любому необходимый отпор. Донья Соледад несколько старше Карлоса и, вполне возможно, колеблется принять вызов последнего врага знания — робость и желание обезопасить себя характеризуют пожилой возраст и истощенный сознательный аттитюд. Ей необходимо обнаружить в себе то безрассудство, которое она видит в Карлосе; не безрассудство, предъявляющее еще большие претензии к силе, а безрассудство принятия своей уязвимости и более глубоких тайн бессознательного. Теперь Карлос — поворотный пункт в ее жизни, так же как раньше поворотным пунктом был дон Хуан. Дон Хуан научил донью Соледад стать воином и ощутить себя более полно как женщину. Благодаря ему она больше не прячется за маской материнства со всеми его тяготами и самоунижением. Она потребовала силы, но ее требования были слишком ограничены. Теперь в ее жизни появился второй мужчина, и я подозреваю, что он оказал на нее столь же мощное преобразующее воздействие.

До появления в своей жизни дона Хуана донья Соледад приспосабливалась к жизни, приняв на себя роль матери-мученицы. Линда Леонард, аналитик-юнгианец из Калифорнии, описывает этот паттерн, как один из четырех способов приспособления и защиты у жителей Амазонки; остальными тремя являются Суперзвезда, Послушная Дочь и Воительница-Королева. [172] Она говорит о Мученице:

Общим для этого паттерна характерно стоическое самоотрицание, часто проявляющееся в областях сексуальности и творчества. По-моему, это исходит из страха перед иррациональным и, соответственно, трансрациональным. Страх закрывает доступ такому типу женщин к радости и жизненному изобилию и удерживает от собственной творческой активности и специфического видения. [173]

Донья Соледад обнаруживает в себе героические устремления и изменяется под воздействием дона Хуана, но в ее силе остается элемент защиты, нечто, что не позволяет ей принять иррациональные радости и страдания своего духа, своего сердца и своего пола. С разрушением такой защиты появляется возможность принять слабость, боль, обиду и неспособность к действию наряду с творческими муками, любовью, страстью и экстатическими переживаниями. В качестве примера рассмотрим короткую историю, рассказанную Джоан Халифакс о женщине-эскимоске, пережившей разрушение своих старых путей — по сути, разрушение защитного панциря — последовавшего за пробуждением нового сознания, которое смогло отреагировать на неуправляемую мистерию жизни более с радостью, нежели со страхом:

Увавнук, женщина эскимосского племени Нетцилик, обрела огромную силу в один чрезвычайно драматический момент… с неба скатился огненный шар и ударил ее, обесчувствив. Когда она пришла в себя, внутри нее пребывал дух света. Огромная ее сила использовалась ею только для помощи людям. И когда она пела, "все присутствующие освобождались от своего грешного бремени и всего неправедного; зло и обман исчезли как пылинка, сдутая с ладони".[174] Вот ее необычная песня:

Огромное море привело меня в движение,

Направило меня по своему течению,

Направляя меня, как травинку несет по течению реки.

Небесный свод и могущество штормов

Направляли дух, обитавший во мне,

Пока я неслась прочь

Дрожа от наслаждения и радости. [175]

Возможно, такая судьба ожидает и донью Соледад.

Когда Карлос спросил Горду, почему для доньи Соледад было так важно одолеть его, Горда ответила: "Соледад — женщина, подобная мне".[176] Затем она сказала, что расскажет Карлосу свою историю, чтобы он, наконец, понял. Это была история о том, как плохо с ней обращались мужчины и как они недооценивали ее; это и был ее ответ на его вопрос. Ее жизнь соответствовала образцу женщины, у которой был слишком довлеющий, слабый или несостоятельный отец в паре с негативными материнскими суждениями о жизни типа: "Не следует ожидать многого" или "Мужчины более важнее, чем женщины". Если донья Соледад похожа на Горду, то здесь отсутствует внутреннее самоуважение, и она подчинялась мужчинам, которые ее не ценили. С помощью дона Хуана донья Соледад заглянула в свои собственные глубины и преобразовала старые пути и способы, но в самом этом процессе она приобрела и новый защитный панцирь. Она утверждала свои собственные важность и силу для того, чтобы скомпенсировать внутреннее ощущение слабости и сомнения относительно своей ценности. В этом донья Соледад психологически похожа на многих современных женщин, стремящихся стать такими же сильными, какими им представляются мужчины, чтобы затем посоревноваться с ними в этих «мужских» качествах. Так что порой они воспроизводят что-то вроде непреклонности или суровости, стойкости, составляющие мужскую проблему. Такие женщины не могут допустить какой-либо уязвимости в себе или наличия какого-то особого видения и вооружены так же, как и их партнеры-мужчины. Чувствительность, закрытая панцирем, взывает о восстановлении в своих правах, а сам панцирь не требует такой жесткости и крепости вне зависимости, идет ли речь о мужчинах или о женщинах.

Теперь нужно посмотреть на значение замысла дона Хуана для Карлоса. Нам было сказано, что ему от доньи Соледад ничего не нужно; однако очевидно, что и он учится кое-чему в этом столкновении. Испытания для него важны в том смысле, что он должен учиться и узнавать, а не в том, что он должен брать от других. Перво-наперво, ему нужно узнать кое-что большее о природе Чертовой Травки и о тех бессознательных интригах, которые плетет донья Соледад. Внутренне Карлос должен отвергнуть или исключить для себя определенные виды поведения, а внешне — некоторые формы отношения, основанные на силе. Ему нужно увидеть более темные аспекты бессознательного в условиях соблазнительности эмоций и силы, символизируемые доньей Соледад. В конце концов, на протяжении всех первых четырех книг мы видели логические сноровку и мастерство, которые бессознательно направлялись его эмоциональными потребностями в силе и безопасности. Снова и снова он размышлял и задумывался над объяснением и оправданием, над контролем или использованием своего опыта знания.

Единственной самой важной целью данного столкновения для Карлоса было отыскать более глубокое отношение к "Великому Человеку" в самом себе. Когда появляется двойник и спасает Карлоса от смерти, он осознает, что обладает ресурсами, о наличии которых он и не подозревал, и знает гораздо больше, чем готов признать в себе или в других. Он должен пережить это сражение для того, чтобы получить послание от доньи Соледад:

"Нагуаль (дон Хуан) сказал, что в случае моего поражения я должна передать тебе его сообщение", — сказала она. — "Он сказал мне передать тебе, что он уже давно заменил твое тело. Теперь ты — это он сам."

"…Ты больше не сын своего отца. Ты сам Нагуаль".[177]

Дон Хуан ушел, и Карлосу некуда повернуть, кроме как к своим собственным возможностям и ресурсам. Любой, кто работал с учителем и спроецировал архетип целостности на этого человека, знает, что в конечном итоге необходимо забрать назад эту проекцию и принять вызов жизни самому. Некоторые люди переживают постепенно растущее осознание своей внутренней силы и ядра архетипических факторов, судьбоносно формирующих их жизнь. Для других, такое постижение может вспыхнуть внезапно и в драматической форме, как это случилось с Карлосом. Карлосу нужно знать, что годы, проведенные в создании отношений с бессознательным, дали свой плод, что существует само отношение с другой стороной и продолжается независимо от присутствия учителя, и что это бессознательное будет его поддерживать.

Другой аспект данного урока заключается в том, что для Карлоса недостаточно только понимать; он должен также взять на себя ответственность и за свои знания. Его столкновение с доньей Соледад лишь первый повод осознать более глубоко необходимость действовать; он продолжает подвергаться испытанию, будь то "маленькие сестры" или само бессознательное, — на протяжении всей остальной части книги. Видя донью Соледад и самого себя в новом свете, а старый реквизит поломанным, Карлос понимает, что теперь он должен, как в первый раз, соединиться со всеми своими компаньонами. Но он также видит и свое влияние на них и должен взять ответственность за это влияние.

В конце книги Карлос оказывается перед выбором: либо вести всех дальше, либо уйти. Старые пути и привычные положения разрушены, и куда и как они все пойдут, зависит от Карлоса. Принять такую роль для Карлоса значит оспорить свой же паттерн индульгирования (потворства, потакания), заключающийся в желании понять, но не действовать. Для других этот вопрос выглядит совершенно иначе; возможно, Карлос должен сделать выбор и вести, поскольку он может предложить связь с другим миром, которой ни один из других учеников не имеет. Горда говорит Карлосу, что, хотя она бесформенна и более лучший колдун, чем Карлос, он знает мир людей лучше, нежели она. Возможно, Карлосу требуется помощь его друзей, чтобы жить ближе к бессознательному, а им необходим мост к внешнему миру, который он может предложить.

Женщины и Ветер

В моменты затишья между приступами насилия донья Соледад пытается совратить Карлоса словами. Она объясняет ему особую связь, которую женщины имеют с ветром. Существуют четыре ветра, связанные с четырьмя сторонами света, с направлениями компаса, и каждый ветер имеет свои особые характеристики. Донья Соледад имеет особое отношение к северному ветру. Как ей объяснил дон Хуан, четыре ветра — это четыре богини. Другими словами, сами ветры составляют женскую типологию — различные архетипические модели (паттерны) для женщин. [178] Дон Хуан познакомил донью Соледад с ее специфическим ветром, потому что, говорит он, "женщины учатся быстрее [чем мужчины], если придерживаются своего особого ветра".[179]

Что это значит, что женщины идут по пути знания быстрее, если находят свой индивидуальный ветер? Прежде всего, этот особый женский ветер есть персонификация глубочайшего женского инстинкта, естественного пути, и поиски женщиной знания будут протекать более естественно, если она прислушивается и следует своему природному инстинкту. Женщина в этом случае будет чувствовать себя более уверенно и безопасно, чем когда она пытается заставить себя развиваться искусственным путем. Соответственно, она может начать предпринимать более рискованные шаги на пути знания.

Донья Соледад объясняет Карлосу, как она почувствовала необходимость открыться ветру. Требовалось лежать обнаженной на вершине плоской горы, и когда появился ветер, она почувствовала, что он живой. Он облизал ее тело, а затем вошел в нее и стал двигаться внутри, в ней. Таким путем она интернализировала переживание ветра, и, познав ветер, как внутреннее событие, смогла услышать, что он ей говорит. Ветер сказал ей, что нужно делать с ее жизнью и как ее изменить. Ветер, говорит донья Соледад, двигается внутри женской матки. Если она спокойна и расслаблена, он подбодрит и поднимет настроение. Он не скажет ей только, что делать, но снабдит энергией, чтобы справиться с теми делами, которые ей кажутся не по плечу. Женщины, благодаря способности рожать, знают больше, чем мужчины (по крайней мере, что-то другое) о том, как сделать вещи реальными. Архетипическая сила ветра становится подлинным переживанием, когда она чувствует его присутствие в своей матке. Например, ветер сообщил донье Соледад (как она сама утверждает), что Карлос не верит ей, когда она сказала ему, что "маленькие сестры" являются учениками дона Хуана. И именно ветер дал возможность донье Соледад превратить себя из усталой старой женщины в сильного воина.

Здесь ветер переживается скорее как женская (феминная) сила, нежели мужская (маскулинная), что обычно соответствует Западной христианской традиции. Ветер как богиня представляет архетипическую женскую возможность поведения и восприятия. Чтобы лучше понять богиню, как «возможность», можно обратиться к греческим богиням. В Греции женщина могла поклоняться богине Афине, ведя при этом культурную и интеллектуальную жизнь, продвигаясь и отстаивая более высокие ценности цивилизации, не боясь быть названной «мужеподобной». Альтернативой этому была Афродита, представлявшая иной архетип, особую форму женской сексуальности и любви к удовольствиям. Афродита была одной из тех, кто ломал границы, в то время как с другой стороны, мы имеем Геру, которая всегда рассматривала себя как жену, и которая в очень сильной степени придерживалась установленных границ. Гера представляла осуществление только через связь с одним мужчиной, Зевсом, и, соответственно, границы очень много значили для нее. С другой стороны, Артемида была богиней девственной природы, охотницей, избегавшей поклонников.

Если мы представим теперь этих известных богинь, как «возможности», как «ветры», символизирующие естественные устремления женского инстинкта, то подойдем ближе к пониманию самого переживания, описанного доньей Соледад. Женщина открывает себя (образ доньи Соледад) Афине и чувствует духовный подъем и с помощью обряда восходит к священному пути, воплощенному богиней. Или же женщина может быть тем, кого люди называют "простой домохозяйкой", и тем не менее, она ощущает восторженное состояние и самоосуществление в поклонении Гере. Аналогичным образом женщина может прийти в соприкосновение с божьей искрой в ней самой, следуя по путям Афродиты или Артемиды, — путям противоположным, но в обоих случаях священным.

В современном мире нам недостает символов, которые были бы глубоко инстинктивно женскими и священными. В других культурах женщины и мужчины направляемы и руководимы женскими символами в образе богинь. Как женщины, так и мужчины посвящали себя какой-то определенной богине и посредством такого посвящения находили свой собственный путь, ведший их естественным образом к полноте и завершенности. Испытывая недостаток в таких образах, сегодняшние женщины, по всей видимости, чувствуют, что не имеют поддержки в культурной традиции, равно как и помощи свыше. Так что им гораздо труднее уловить и засвидетельствовать свое внимание к тому, что пытается обрести в них форму. [180] Имеющиеся в нашем распоряжении образы (домашняя хозяйка, деловая женщина, мать, любовница и т. д.) слишком ограничены по форме и им не хватает духовной и инстинктивной глубины. Как засвидетельствовал сон одной женщины: "Новые времена нуждаются в новых женщинах".

Отсутствие коллективных образов, однако, предполагает возможность обнаружения новых, более индивидуальных символов. Откровения доньи Соледад предполагают, что мы обратимся к символообразующей деятельности бессознательного с тем, чтобы найти священные образы, которые пытаются реализоваться через нас. Описание северного ветра, входящего в матку доньи Соледад напоминает процесс, посредством которого образ воспринимается психологически. После чего человек подчиняется этому образу и дает ему возможность развиваться и давать результаты. Сам образ не анализируется и берется отдельно, но прежде всего он вносится таким путем, что может воздействовать на нашу жизнь изнутри.

Тони Вульф, аналитик и сотрудник Юнга в Цюрихе, чувствовала необходимость в особой типологии для женщин. Типологическая модель не только помогает нам понять индивидуальные различия, но также увидеть более ясно наши силу и слабость. Юнговская типология (экстравертированные и интровертированные чувства, мышление, интуиция и ощущения) имеет огромную ценность, но не покрывает необходимость в специальной типологии для женщин. Это тот вакуум, который заполнили Тони Вульф и Линда Леонард своей работой о "раненой женщине".[181] Хотя представление о каком-то отдельном естественном типе не заменяет внутреннее переживание символов бессознательного, такое представление вносит понимание и ясность в поведение этого типа и в женские символы, продуцируемые в снах и видениях.

Поскольку работа Тони Вульфа важна для нашего повествования и мало известна, я позволю себе описать ее модель несколько подробнее. Она дает четыре структурные формы женственности по двум осям, одной личностной, а другой внеличностной, как показано на диаграмме. В этой модели мать и гетера находятся на противоположных полюсах той же самой оси; обе находят свое осуществление в личностных отношениях, но мать соответствует основным человеческим потребностям, в то время как гетера отвечает единственным в своем роде индивидуальным интересам тех, кто ее окружает. Средняя женщина и амазонка (Тони Вульф использует термин «амазонка» иначе, нежели Линда Леонард, чье внимание сфокусировано на доспехах амазонки или защитных структурах) относятся к жизни внеличностно, но средняя женщина соответствует внеличностным и архетипическим факторам внутреннего мира, в то время как амазонка отвечает объективным задачам внешнего мира.

"Без снисхождения" женщина материнского типа "поддерживает и консолидирует то, что не завершено и нуждается в помощи, обеспечивает пространство для психического развития и большую безопасность".[182] Она предпочитает "материнские профессии и виды деятельности", а в браке стремится встретить эмоциональные и практические потребности своего мужа и детей. Во взаимоотношениях с мужчиной она будет охранять и укреплять его потребность в безопасности, достижении и признании; его социальное и экономическое положение контролируют ее внимание больше, чем его индивидуальность. В браке женщина материнского типа может игнорировать и подавлять любые чувства своего мужа, угрожающие устойчивости дома; поэтому, он может начать чувствовать себя "сыном или любым непременным членом" дома и компенсировать это ощущение преувеличением "своей мужесткости в своей профессии или в мужской компании".[183] Негативный аспект матерински ориентированной женщины проявляется в беспокойном чувстве материнства, в потребности поддерживать отношения зависимости и в тенденции проецировать ее нереализованные амбиции и непризнанные недостатки на объекты своей заботы.

Гетера устанавливает связь как компаньон и друг, и глубоко заинтересована исключительно индивидуальными интересами, ценностями и конфликтами как своими собственными, так и других людей. Ее естественное стремление — "пробуждать индивидуальную психическую жизнь у других".[184] Для нее социальная и финансовая безопасность не столь важна по сравнению с "потенцианльными возможностями и нюансами" оцененного ею отношения; соответственно, она оказывается перед опасностью нанести ущерб себе и другим, уделяя слишком мало внимания требованиям внешней жизни. В любовном треугольнике "другая женщина" с большей вероятностью окажется гетерой. В браке гетера избегает риска подавления своих потребностей в связях с другими людьми, помимо семьи, и компенсирует это, делая "воображаемых любовников из своих сыновей и подружек из своих дочерей".[185]

Во внеличностных формах женского амазонка представлена как независимая фигура, самодостаточная и устремленная к достижению чего-либо. "Быть женой выдающегося мужчины для нее ничего не значит; она сама стремится к почестям и признанию".[186] Во взаимоотношении с мужчиной она может быть "подбодряющим товарищем…, который не предъявляет личных требований" и который заслуживает уважения и вдохновляет на достижения. [187] Отрицательные аспекты амазонки состоят в том, что она может оказаться движимой "мужским протестом", может подавлять личные конфликты в себе и других, и она может измерять отношения мерками достижения чего-либо или языком деловой выгоды.

Наконец, средняя женщина описывается как «агент», "посредник", который "погружен в психическую атмосферу своего окружения" и своей эпохи. Она выражает то или действует "тем, "что наличествует в воздухе", что сама среда не может или не желает допускать, но что, тем не менее, является её частью".[188] Когда она способна к достижению личностной определенности и ясности, то может взращивать и эффективно передавать другим целительные воды бессознательного. В случае нехватки личностной определенности средняя женщина может активизировать бессознательный материал, для которого отсутствует контейнер (вместилище) и тем самым, вносить сумятицу и путаницу; при таких обстоятельствах она может восприниматься как «заколдованная».

Тони Вульф утверждает, что любая женщина переживает один из этих четырех женских типов, как свое естественное стремление — то, что донья Соледад называет своим "специфическим (особым) ветром". Следуя свойственной ей устремленности, женщина развивает свои личные таланты, силу и эффективность более легче, чем в случае, если бы ей пришлось заставлять себя следовать по одному из других путей. В то или иное время, однако, ей потребуется развивать вспомогательные виды восприятия и поведения для того, чтобы пополнять свою личность. Тенденция или склонность, противоположная естественной, остается самой упрямой и неподатливой функцией, с которой женщине приходится иметь дело (как и в типологии Юнга), и ее следует рассматривать, как путь в бессознательное. Например, амазонка в идеальных условиях может достигнуть личного удовлетворения, уверенности и безопасности с помощью своих достижений во внешнем мире. Между тем, со временем может возникнуть и дополнительный рост, если она разовьет свои положительные материнские качества и чувствительность к нюансам индивидуальных взаимосвязей. Противоположная структурная форма, средняя женщина, представляет "слишком большой контраст", чтобы характер амазонки мог конкретно выжить, хотя, однако, для самой амазонки возможно, через смиренное обращение вовнутрь, обрести первичные образы бессознательного, которых она могла бы достичь в самом глубочайшем переживании своей всеобщности и своего личностного мифа. Сходным образом, как мы видели, естественным порывом доньи Соледад была материнская ориентация; следовательно, в задачу процесса ее индивидуации входила интеграция качеств амазонки и средней женщины. В конечном итоге эти качества ассоциировались с гетерой или индивидуальным отношением.

Рассмотрим теперь различия между мужчинами и женщинами в том виде, как их описала донья Соледад, и попробуем взглянуть на непривычную перспективу того, что менструация в большей степени благословение, чем проклятие.

Менструация: Дверь в другой мир

Животное осуществляет свою жизненную задачу естественным путем. Горный лев, по всей видимости, не страдает от сомнений по поводу того, ягуар ли он или же кролик. Горный лев выполняет свою задачу как горный лев; женская и мужская особи, каждая наследуют свои собственные инстинктивные реакции и модели (паттерны) поведения. У людей, однако, такая ясность в вопросе половых идентификаций встречается редко. Все мы, более или менее, сомневаемся по поводу того, что же такое на самом деле мужское, а что женское, и в этом смысле не всегда ясно понимаем свою индивидуальную задачу. Для нас, обоих по полу, существует видовая биологическая задача, равно как и индивидуальная. Перед женщиной, например, стоит биологическая задача пережить как можно легче менструации, сексуальность, вынашивание ребенка, его рождение, менопаузу, и индивидуальная, — выстоять в любви и в работе. Сверх этого, нет ничего другого в способе адаптации, который являлся бы специфически женским. Временами возможные пути противоречат друг другу или же противоречат коллективным культурным ценностям. Среди этих путей женщине необходимо отыскать тот, который соответствует ей, как индивидуальности. Усложняя задачу далее, женщина оказывается перед жизненным вызовом, перед вопросом раскрытия своего собственного личностного мифа и, кроме того, перед осознанием и осуществлением бессознательных мужских аспектов своей личности. Нелегкая задача, потому и неудивительно, что мы рассматриваем животных, как более приближенных к Богу.

Донья Соледад, а позднее, Горда подняли вопрос о различиях между женщинами и мужчинами. Сам вопрос, возможно, еще более труднее решать сегодня, когда наличествуют равносильные тенденции затушевать или дискредитировать сексуальные различия, и в то же самое время осознать их на более глубоком уровне. В предыдущем разделе мы рассмотрели образы четырех богинь четырех ветров. Это указывает на возможность переживания различных видов женских инстинктивных моделей как архетипических факторов со священной основой, а не просто как способов познавательного поведения, которые могут оказаться невыученными. С этой точки зрения, для женщины важно в повседневной жизни пребывать в естественной устремленности и осознавать, что этот естественный путь может варьироваться по мере усвоения новых культурных образов того, что есть женское. Аналогично, мужчине необходимо, прежде всего, чувствовать себя мужчиной по отношению к самому себе, а кроме того, осознавать и осуществлять те пути, по которым на него воздействует образ его женской души.

Размышления над сексуальными различиями или над различиями между принципами женского и мужского являются чрезвычайно значимыми до тех пор, пока мы способны признавать в своих знаках и определениях известную долю относительности. Например, в сказках, этих вечных свидетельствах коллективной души, героическая задача для женщины заключается гораздо чаще в том, чтобы ожидать и преодолевать изоляцию и страдание, чем предпринимать опасное и трудное путешествие. Героический путь мужчины гораздо чаще связан с трудным и рискованным путешествием. Но это вовсе не означает, что женщине никогда не приходится отправляться в героическое путешествие за "сокровищем, которое трудно добыть", а мужчине не остается ничего, как ждать и томиться в одиночестве и изоляции. На самом деле временами наш собственный процесс индивидуации требует от нас отказа от проекций того, что есть женское, а что — мужское. До тех пор, пока эти две различные тенденции сохраняют коллективную силу, они не могут любым способом прилагаться к конкретному индивиду. Поэтому наиболее подходящим путем идентификации естественной маскулинности или феминности любого человека и интеграции противоположной сексуальной тенденции в бессознательном является индивидуальный путь следования собственному и единственному в своем роде процессу с помощью изучения символов, продуцируемых в сновидениях и фантазиях.

Различие между прямым поиском и открытым ожиданием показано также и в объяснении доньи Соледад Карлосу, что мужчины должны прыгнуть в бездну, чтобы получить знание, в то время как женщины естественным образом каждый месяц подходят к двери в другой мир путем менструального цикла. Донья Соледад далее говорит Карлосу, что дон Хуан считал женщин непревзойденными колдуньями, имеющими в своем распоряжении большую силу и способными обучаться гораздо быстрее, чем мужчины. Донья Соледад не согласна с доном Хуаном в том, что у женщин больше силы, но такая реакция может быть легко объяснима, как отражение ее личного отцовского комплекса, а именно, ее склонности отдавать свой авторитет мужчинам. Источником женского естественного преимущества над мужчинами является менструация. На протяжении этого периода, говорит донья Соледад, женщина становится чем-то еще. [189] Менструация подводит женщину к бездне, и там она может ждать, готовая получить то, что эта бездна производит.

Во время менструации защита женщины против бессознательного снижается, оставляя ее обнаженной и открытой. Например, во время менструации женщина может быть более уязвимой, более сексуальной, более интровертной и более одухотворенной, чем в остальное время. Уязвимость, сексуальность, раздражительность, интроверсия или одухотворенность и есть эта связь с другой стороной, с бессознательным. Другими словами, во время менструации женщина чувствует себя иначе, но и более полно, завершенно, так как ее сознательное переживание расширяется за счет того, что находилось без присмотра, было подавлено или же никогда не осознавалось. [190]

Одним из аспектов менструации является ее указание на то, что женщина не беременна. Если мы посмотрим на менструацию с позиции, предложенной доньей Соледад, то сможем сказать, что временное буквальное бесплодие делает женщину открытой для проникновения бессознательного, готовой забеременеть психологическим ребенком, новой жизнью духа или внутренней души. Тогда месячный цикл оказывается периодическим напоминателем о женской всеобщности и о новой жизни в ней, которая там пребывает и ищет своего проявления. В конечном итоге новое проявление — само творческое дитя, сам намек на все, что несет в себе будущее. (Это также справедливо и для мужчин, которые видят сны о беременности и деторождении не менее часто, чем женщины).

Одним из примеров менструации как символического открытия в новый мир является сон, приведенный Максом Зеллером в его книге "Сновидения — Видение Ночи". В этом сновидении женщина идет в ванную и обнаруживает, что месячные начались раньше, чем обычно:

Я увидела сперму среди крови. Позже я проверила вновь и заметила, что сперма развивается и растет, это должно было означать, что я беременна. Когда я стала проверять снова, то обнаружила на туалетной салфетке рисунки вместо крови. Эти рисунки я сделала много лет назад и совершенно о них забыла. На них был изображен то ли эволюционный процесс, то ли рост ребенка до взрослого состояния. Это было развитие человека от первых гоминид с наклонной походкой до прямостоящего гомо сапиеис. Па последнем рисунке была изображена доисторическая женщина, держащая за руку ребенка. На ней была лишь набедренная повязка, и весь ее облик вызывал приятные чувства. Это напомнило мне доисторического мужчину, впервые открывшего огонь. [191]

Образы, возникающие из менструальной крови, представляют собой то, как могла бы сказать донья Соледад, что ожидает женщину, которая воспринимает свой месячный цикл, как желанную возможность связаться со своим собственным бессознательным.

Хотя древнее менструальное табу оказывалось благоприятной возможностью для ухода во внутренний женский мир, можно также предположить, что здесь приложили свою руку и мужчины по причине своих страхов и переживаний женщин во время менструаций, как каких-то сверхсильных, более ужасающих, более таинственных и более непредсказуемых. Любопытно, что о менструации написано очень мало, даже в плане научных исследований, что весьма симптоматично в век, в котором мы исследуем буквально все. Неудивительно, что женщины склонны недооценивать и игнорировать происходящее с ними во время менструации, пока существует общепринятое и хитроумное представление, что это "Евино проклятие".

Стебель, Листья, Цветы, и Семена

Подходя к вопросу с точки зрения Карлоса, можно увидеть в его переживании доньи Соледад, "маленьких сестер" и Горды осуществление того, что было им предвосхищено в 1961 году, когда он впервые познакомился с Чертовой Травкой. Мы видели это родство между ведомостью доньи Соледад и корнями Чертовой Травки. Стебель и листья дурмана составляют вторую «голову» Чертовой Травки и применяются для лечения болезней. Лидия и Роза лечат изнеможение и обеспокоенность Карлоса, уложив его на постель дона Хуана. Сами они ложатся рядом по обе стороны от него, чтобы охранять. Они также подсказывают Карлосу, как исцелить те две раны, которые он нанес донье Соледад и Розе, и как узнать то, что исцеляют сами раны. В результате этих действий Лидии и Розы Карлос снова говорит «нет» старому пути отказа от необходимости действовать и спонтанно обнаруживает свои новые неожиданные возможности.

Цветы растения дурмана являются третьей «головой» Чертовой Травки, используемой для того, чтобы сделать людей сумасшедшими или покорными или же убить их. На сцену появляется Жозефина, скрытый и замаскированный мастер сводить людей с ума. Она была сумасшедшей тогда, когда дон Хуан встретил ее, и теперь она осталась немного такой же. Она симулирует психологическое ухудшение речи, в то время как Лидия и Роза убеждают Карлоса попытаться вылечить ее. Лидия и Роза роняют Карлоса на пол вместе с Жозефиной, пытающейся вскарабкаться на него. Карлос чувствует, что сердце Жозефины не только бьется рядом, но и входит в его собственную грудную клетку, после чего снова появляется нагуальное. В этот момент Горда открывает дверь, и ее приход рассеивает безумие схватки. Если бы Жозефина преуспела, то безумный ритм ее сердца мог бы слиться с собственным чувством Карлоса и овладеть им. Этот процесс уже фактически происходил, когда Карлос «повиновался» сентиментальным призывам "маленьких сестер".

Четвертая «голова» Чертовой Травки, семена, известна как "трезвая голова", и из всех женщин-воинов Горда самая трезвая. Вспомним также, что только семена Чертовой Травки укрепляют сердце. Горда одна среди этих женщин не интересуется силой, и одна осуществляет цель объединения и укрепления членов этой маленькой общины воинов. Она несет семена будущего, семена будущего обновления и роста. Понятие «единое» было сообщено Карлосу доньей Соледад и "маленькими сестрами"; оно же было произнесено снова Гордой, но с некоторой разницей: она говорит Карлосу, что однажды они станут одним и тем же и что только двое из них могут быть одним и тем же.

Символически Карлос должен был сказать «нет» искушениям силы, «нет» самодовольному искушению стать целителем (он может только дотрагиваться до ран, которые пережил или причинил) и «нет» соблазну эксцентричности. Однако он должен сказать полное «да» семенам знания — этическому обязательству следовать по пути знания и жить жизнью сердца. Пройдя через свои битвы, Карлос превзошел первые три «головы» Чертовой Травки и помог донье Соледад пожертвовать своей озабоченностью силой и руководством. Он также помог "маленьким сестрам" пожертвовать своим закрытым и отчасти молодым обществом и, возможно, их ограниченным личностям «целителей» и «эксцентриков». По мере того, как он приходит к более глубокому переживанию своего «мужчинства», он помогает им более глубоко пережить их индивидуальную «женскость» и готовится к более высокому уровню отношений с самим собой и с другими. Этому он учится у Горды.

Восстановление грани

Горда открывает Карлосу, что результатом того, что человек имеет ребенка и является родителем, является утрата собственной завершенности, полноты. Она говорит: мы полны до появления у нас ребенка и не полны после. Она убеждена, что ребенок уносит существенную часть человека, которая должна быть восстановлена; необходимо "украсть грань" обратно от ребенка, чтобы вернуться к былой завершенности. Это и личный вопрос самого Карлоса, поскольку у него самого двое детей — его собственный ребенок, которого он никогда не видел, и ребенок жены от ее предыдущего брака, юный мальчик, к которому Карлос очень эмоционально привязан. Горда думает, что его ребенок поглощает своими глубокими чувствами пасынка, и оба стали одним.

В сущности, в настойчивом утверждении Горды о необходимости восстановления «грани» и обретении завершенности или полноты мы наблюдаем в работе два психологических процесса. Прежде всего, ее история повторяет библейскую притчу об Аврааме и Исааке. Горда понимает, что человек должен пожертвовать тем, что он любит больше всего, поскольку это то, что стоит между ним и Богом. Никакой земной привязанности не должно возникать между верующим и Богом. И любовь к своему ребенку, о чем рассказывает история Авраама и Исаака, является высшим символом земной человеческой привязанности. Другой психологический процесс затрагивает специфическую природу того, что мы проецируем на ребенка. Мы вдалеке от завершенности, когда проецируем части своей психологии на любые объекты или людей в окружающей среде, а так как мы неизменно проецируем внутреннего психологического ребенка на физического ребенка, то появление собственного ребенка утверждает собственную незавершенность. Внутренний ребенок в символическом смысле является символом обновления: ребенок полон потенцией и содержит все, чем мы могли бы однажды стать. Кроме того, ребенок является нашей стихией, нашей связью с миром игры, воображения и творчества. Люди мечтают и видят в снах, что у них есть ребенок, часто тогда, когда что-то новое, хрупкое и полное потенции пытается пробиться в сознание. Вероятно, символ ребенка появляется тогда, когда сознание сделалось жестко структурированным, малоподвижным, косным и прочно обоснованным. Тогда архетип ребенка вырастает позади новой неиспробованной идеи, способной скомпенсировать долгий срок нашего сознательного аттитюда (отношения).

Если мы посмотрим на то, что мы узнали об отношении Карлоса со своим приемным сыном, то увидим, насколько он не завершен и какие проекции ему необходимо забрать назад. Мальчик символизирует дружбу, смех и теплоту привязанности, и это как раз те области, которые у самого Карлоса заблокированы. Само упоминание об этом маленьком мальчике приводит Карлоса к осознанию — впервые — как много он упустил в своей дружбе и общении с доном Хуаном. Карлос не насытился своими взаимоотношениями. Годами он игнорировал "маленьких сестер", а с Хенаросом его чувства занимали, по сути, второе место, уступая желанию получить необходимую информацию. Карлос восстановит свою «грань» и станет полным, учась уважать и любить компанию "маленьких сестер" и Хенароса без того, чтобы что-то «красть» у своего пасынка.

Горда говорит Карлосу, что мальчик возьмет самую большую часть своей «грани» от своего отца, и аналогично девочка возьмет это же у своей матери. Обычным является, однако, когда ребенок берет большую часть «грани» от родителя противоположного пола, то есть оказывается под большим влиянием бессознательного этого родителя. Мать может, например, проецировать свои амбиции или свою амбициозную «грань» на своего сына (процесс возможный в патриархальных культурах) так же, как отец может проектировать «грань» своего чувства на свою дочь. Как-то у меня на приеме оказались мать и сын. Мать была интровертна и отчасти вела себя пассивно, в то время как сын проявлял активность и отчасти агрессивность. Я узнал, что две ее дочери также были весьма агрессивны, как, впрочем, и ее бывший муж. Казалось ясным, что эта женщина проецировала «грань» своей агрессии на своих детей, когда она жила со своим мужем, и пребывала с ними в мистическом соучастии (participationmystique). Она могла восстанавливать часть своей завершенности, начав, осознавать свою собственную бессознательную агрессию; и это само по себе могло уменьшить внутреннее побуждение к агрессии у детей. *

По всей видимости, Горда думает, что ребенок теряет свое безумие, когда родительская «грань» восстанавливается. Она в этом права до той степени, в какой ребенок отреагирует (acting out) на непрожитую жизнь родителей. Но каждый ребенок имеет свое собственное безумие или «грань», которая входит в бытие с момента рождения, вне зависимости от родительских проекций. Собственная индивидуальная «грань» может быть вполне достаточной и не требовать дополнительной ноши от родителей.

Как мы уже видели, равновесие и гармония являются путем воина, и необходимость в равновесии стоит за той настойчивостью, с которой Карлос восстанавливает свою «грань» по отношению к своему приемному сыну. Обычно, когда мы становимся родителями, мы покидаем психического ребенка в нас самих для того, чтобы заботиться о своем физическом ребенке. Таким образом, мы разрываем пару родитель-ребенок и теряем равновесие; мы потакаем (индульгируем) ответственностям своего «взрословства» и «детскости» своих детей. Чтобы восстановить это равновесие, нам необходимо уважить требования своего внутреннего символического ребенка, равно как и требования взрослости.

Дон Хуан и дон Хенаро ждут

Карлос уже собирается покинуть "маленьких сестер" и Хенарос и возвратиться в Лос-Анджелес. Горда говорит ему то, что он хотел узнать с самого начала: местонахождение дона Хуана и дона Хенаро. Карлос знает, что оба не умерли, а выбрали другое видение для пребывания, но он не знает, какое именно видение. Горда напоминает ему о красном насекомом, на которое ему указал дон Хуан в горах на севере Мексики. Она говорит Карлосу, что дон Хуан познакомил всех учеников с этими красными насекомыми и настаивал на том, чтобы каждый хорошо запомнил это насекомое. По всей видимости, мир этих красных насекомых — это мир красоты и наслаждения. Это то самое видение, на котором дон Хуан и дон Хенаро сосредоточили свое "второе внимание". Это то видение, в котором они пребывают, и то видение, в котором встретятся и. все ученики, когда осуществят свои индивидуальные задачи в жизни и разовьют свое собственное "второе внимание".

Если мы отнесемся серьезно к этому образу дона Хуана и дона Хенаро, выбирающих неведомый мир красного насекомого в горах Северной Мексики, как к миру, в котором продолжится их сознание, то сам образ заслуживает, по крайней мере, наш интерес и удивление, и, естественно, вызывает вопросы. Если взглянуть на существенные моменты в утверждениях Горды, то в какой-то момент оказывается, что ничего удивительного в них нет. Дон Хуан и дон Хенаро умерли, и их духи просто переселились в другой мир. Таким образом, нет расхождения между тем, что мы узнали от Кастанеды и нашим собственным христианским наследием, утверждающим, что все мы имеет духовное тело, которое возносится после нашей смерти на небеса. Или же можно сказать, что продолжение дона Хуана и дона Хенаро как отдельных особей красного насекомого созвучно идеям реинкарнации на Востоке. И здесь наши соглашения заканчиваются, особенно в смысле нашей Западной традиции.

Если индивидуальные сознания, как дона Хуана, так и дона Хенаро, оставили этот мир ради, как мы знаем, другого, то они поступили так благодаря своей безупречности, как воины, и завершенности на своем пути знания. Они бы не поступили так просто из чувства веры. С точки зрения христианства жизнь духа после смерти гарантирована. В том мире, в котором существует Кастанеда, продолжение сознания после смерти гарантировано только тем немногим, которые способны развить силу своего "второго внимания" и осознать наличие двойника.

Другим уникальным моментом относительно самого ухода дона Хуана и дона Хенаро является тот факт, что они, как единственные в своем роде индивиды, сознательно выбрали то место, куда они намереваются поместить свое сознание после смерти. Это место весьма специфично, и кроме того, если мы примем вышеупомянутое условие Горды, это место доступно любому из нас, у кого есть серьезные намерения обнаружить для себя этих весьма своеобразных красных насекомых, обитающих в горах Северной Мексики.

Многие люди не воспринимают христианских догматов веры, и среди этих людей, кажется, уже почти немодным поднимать вопрос о бессмертии, несмотря на тот факт, что жизнь после смерти остается важнейшим религиозным вопросом для всего человечества с самого начала его истории. Бессмертие — это предмет мистической традиции во всех мировых религиях прошлого и настоящего, и, тем не менее, едва ли, когда-либо мы слышали, чтобы кто-то открыто заявлял о своем интересе к бессмертию. С научной революцией и с ослаблением традиционной религиозной веры бессмертие в качестве законного интереса было положено на дальнюю полку. Основываясь на нашей истории и индивидуальном опыте переживания смерти, мне кажется, что сами вопросы, поднятые уникальным уходом дона Хуаном и дона Хенаро, вполне закономерны,

Исцеление Разрыва

Как мы видели во "Втором Кольце Силы", ученики дона Хуана и дона Хенаро раскололись между собой. Ученики дона Хенаро прекрасно ладят друг с другом так же, как и "маленькие сестры". Когда же они оказываются вместе, то мы видим среди них одни только споры и оправдания. Никто не хочет меняться. Раскол просматривается между путями двух учителей, он пролегает также и по лини" половой принадлежности.

Прежде всего я хочу указать на то, что дон Хуан и дон Хенаро весьма разные индивиды, и они оставили соответствующее клеймо на своих учениках. Мы знаем, что дон Хуан в детстве ужасно страдал, и возможно, по этой причине, неудивительно, что все ученики дона Хуана были в плохой форме либо физически, либо психологически до того, как стали его учениками. По контрасту ученики дона Хенаро не были "людьми отчаяния"; все они неплохо управлялись в жизни и были достаточно счастливы до того, как встретили дона Хенаро. Другая разница между этими двумя мужчинами заключается в том, что дон Хенаро побуждал своих учеников жить и не печалиться о вещах, в то время, как объясняет Паблито, ученики дона Хуана обучались не получать удовольствие, а "беспокоиться и пытаться".[192] Действительно, Паблито относится к безупречности, как к способности воина сделать самого себя жалким и отверженным. Всевозможные другие различия, существовавшие между доном Хуаном и доном Хенаро, преодолевались ими глубокой любовью и уважением, которые они питали друг к другу.

Это мост взаимной любви и уважения рухнул, когда оба человека знания оставили этот мир; две группы воинов оказались разделенными взаимной враждебностью. Теперь у учеников появилась новая задача — восстановить гармонию и согласие, но восстановить это новым образом, иным путем. Прежде центр их переживаний конкретизировался в двух мужчинах; теперь же стало необходимым конкретизировать его в мужчине и женщине, Карлос и Горде, — двух наиболее безупречных воинах из восьми. Новый уровень гармонии должен объединить оба пути дона Хуана и дона Хенаро и объединить также и два пола. Таким образом, пара Мужчина-Женщина, существующая теперь в центре этой маленькой группы, ожидает проявления большего разнообразия в психологическом союзе. Психологически от учеников дона Хуана требуется большая открытость их самих переживанию удовольствия и легкости, и более подлинная убежденность в необходимости собственного существенно хорошего самочувствия и значимости как индивидов. Ученики же дона Хенаро стоят перед психологической необходимостью научиться работать и пытаться, даже если они знают, что их работа ничего не изменит. Хенарос также необходимо остаться в соприкосновении со своими собственными страданиями, вместо того, чтобы проецировать их на "маленьких сестер" и Карлоса. Таким путем сам разрыв может начать излечиваться.

Дон Хуан и дон Хенаро сказали каждому из учеников, что частью их колдовской миссии было остаться вместе и научиться жить в гармонии. Как позднее указывает Горда, гармония просматривается в том, в ком все восприняты без каких-либо условий и уважаемы в том, в чем они явлены.

Другая линия разрыва между учениками проходит по границе полов. "Второе Кольцо Силы" вычерчивает определенные различия между полами, Эти различия следует ценить и уважать, но сами различия, однако, не являются исключительной принадлежностью одного или другого пола. Например, наши персонажи, или женщины вообще, могут быть больше открыты бессознательному, чем мужчины, а мужчины, описанные Кастанедой, или мужчины вообще, могут быть связаны с бессознательным, более непосредственным и сфокусированным образом, чем женщины. Но любой отдельный мужчина или отдельная женщина не ограничены этими общими тенденциями. Бывают времена, когда мужчинам; необходимо приблизиться к бессознательному с восприимчивым сознанием, способным вобрать вещи вовнутрь, и есть времена, когда женщинам необходимо совершить драматический свободный прыжок в неизведанное. Горда подтверждает это, когда говорит, что именно женщина может научить Карлоса удерживать свое "второе внимание", а Карлос, в свою очередь, способен научить женщин проталкивать это "второе внимание", продвигать его. [193]

Аннулирование и интеграция этих, завязанных на учителя и ориентированных на пол, проекций приблизят учеников к той гармонии, которую они ищут. Это и есть работа сознания, но одно сознание не в силах исцелить раны этих воинов-женщин, и воинов-мужчин или раскол в их общине. Только нагуальное, бессознательное может прикоснуться к источнику, первопричине этих ран, и исцелить их, а само движение нагуального туманно, таинственно и непредсказуемо.

Примечания

[01] Эти строки написаны в 1981 г. Прим. русск. ред.

[02] Автор характеризует корпус из пяти книг, написанных к 1981 году. — П.З.

Единственным известным нам исключением является А.Минделл, юнгианский аналитик, прочитавший обширный курс лекций на материале дона Хуана в Институте К.Г.Юнга в Цюрихе.

"Символы и толкование сновидений". В кн.: Символическая жизнь, CW, том 18, пар. 598.

Там же, пар. 601

Там же, пар. 606

Я ссылаюсь на духовную традицию коренных американцев, как будто бы речь идет лишь об одной традиции, хотя очевидно, что их много. Во многих традиционных американских культурах существуют общие для всех черты и качества, и по этой причине я буду иногда ссылаться на американскую традицию, как на нечто специфическое и единственное в своем роде.

"Сложные вопросы американской психологии". В кн.: Цивилизация в пути, CW, том 10, пар. 946–980

Там же, пар. 978–979

Ричард де Милль. Путешествие Кастанеды, стр. 23ff.

Во время беседы в Цюрихе в 1975 году Мария-Луиза фон Франц указала на то, что если бы дон Хуан был вымышленной фигурой, то был бы психологическим комплексом. Поскольку комплексы предсказуемы, чего не скажешь о доне Хуане, фон Франц считает маловероятным, что дон Хуан — плод художественного вымысла.

Кастанеда. Учение дона Хуана

Уильям Итс, "Брошенные цирковые животные". В кн.: Собрание Стихов, стр. 335–336:

Now that my ladder's gone,

I must lie down where all ladders start,

In the foul rag-and-bone shop of the heart.

Кастанеда. Особая реальность, стр. 141.

"Проблема Типа Аттитьюда", В кн.: Два эссе об аналитической психологии, CW,том 7, пар. 78. Н.

Мирча Элиаде. Zalmoxis: Исчезающий Бог, с. 76.

Кастанеда. Сказки о Силе, стр. 230.

Кастанеда. Учение дона Хуана, стр. 58.

"Сказка о том, кто ходил страху учиться". В кн. брание сказок братьев Гримм, стр. 29–39.

Барбара Мейерхофф. Охота за пейотом, стр. 75.

Кастанеда. Путешествие в Икстлан. М., 1991.

Фон Франц. Тень и зло в Сказках, стр. 150–151.

Кастанеда. Особая реальность.

Кастанеда. Путешествие в Икстлан.

Кастанеда. Учение дона Хуана.

Кастанеда. Второе Кольцо Силы.

"Для человека Западной культуры характерно в целях познания разделять физическую и духовную стороны жизни, но эти противоположности пребывают вместе в психическом, и психология должна признать этот факт", — Карл Густав Юнг, комментарий к книге "Тайна Золотого Цветка" в переводе Рихарда Вильгельма.

"Обзор теории комплексов". В кн.: Структура и динамика Психического, CW, том 8, пар. 201.

Там же, пар. 210.

Арнольд Минделл. Сновидящее тело.

Кастанеда. Путешествие в Икстлан.

Мирча Элиаде. Шаманизм, стр. 269–274 о Мировом Дереве.

Юнг. Воспоминания, Сновидения, Размышления.

Там же.

Там же.

Кастанеда. Путешествие в Икстлан.

Джозеф Кэмпбелл. Маски Бога: Мифология первобытных.

Там же.

Там же.

Джоан Халифакс. Голоса Шаманов

Джозеф Кэмпбелл. Полет дикого гуся.

Там же.

Там же.

"Нераскрытая Самость"

Кэмпбелл. Полет дикого гуся.

Франк Спэк. Наскапи, стр. 43.

Там же.

Юнг. Воспоминания, Сновидения, Размышления.

Там же.

Фон Франц. Мифы Творения, стр. 135.

Кастанеда. Особая Реальность.

Сторм. Семь стрел.

Юнг. Подход к бессознательному, В кн.: Архетип и символ, М., Ренессанс, 1991. стр. 64

Там же, стр. 76.

Джозеф Хендерсон. Древние мифы и современный человек. В кн.: Человек и его символы, стр. 101.

Мой собственный перевод (В.В.)

Экспериментальные исследования, СW, том 2.

Кастанеда, Путешествие в Икстлан.

Девер цитирует Фазо: "Необходимо подчеркнуть в этой связи, что когда Мохаве замечает, как один из небольших смерчей, внезапно поднявшихся в пустыне, направился в его сторону, он сразу же старается увернуться от него, дабы душа его не унеслась в землю мертвых, заставив его умереть"- Этнопсихиат-рия и суицид, стр. 181.

Юнг. Воспоминания, Сновидения, Размышления.

Естественно, это не подходит тем, кто слишком легко полагается на бессознательное и избегает сознательного освобождения.

Юнг. Воспоминания, Сновидения, Размышления.

Халифакс. Голоса Шаманов, стр. 12

Там же.

Там же.

Кастанеда. Путешествие в Икстлан.

См. К.Г.Юнг. "Дух Меркурия"

Барбара Мейерхофф. Охота за пейотом, стр. 77.

Цитируется Юнгом в кн "Психология и алхимия", CW, том 12, пар. 548.

Мейерхофф. Охота за пейотом, стр. 148–149.

Там же.

Кастанеда. Учение дона Хуана.

Кастанеда. Особая реальность.

Дух Меркурия. В кн.: Алхимические учения, CW, том 13, пар.255.

Там же, пар, 256–257.

Там же, пар. 267.

Там же.

Там же, пар. 289.

Мейергофф. Охота за пейотом, стр. 216.

Там же, стр. 217.

Дух Меркурия. В кн.: Алхимические учения, CW, том 13, пар.276.

Кастанеда. Учение дона Хуана.

"Парацельс как духовный феномен". В кн.: Алхимические исследования, CW, том 13, пар. 222.

Путешествие в Икстлан.

Фон Франц. Процесс индивидуации. В кн.: Человек и его Символы, стр. 186–187.

Гомер. Одиссея. М.: Художественная Литература, 1967. стр. 557.

Юнг. Воспоминания, Сновидения, Размышления.

"Аналогично, алхимик, — пишет Юнг, — выжимает все самое значимое и ценное, что совершается в процессе дистилляции, и улавливает драгоценные капли licuor Sophiae (влаги мудрости) в приготовленный сосуд своей души, в котором они "отверзают очи" пониманию". — Алхимические исследования, CW, том 13, пар. 222.

Кастанеда. Учение дона Хуана.

Юнг. Воспоминания, Сновидения, Размышления.

Джозеф Браун. Священная трубка, с. 21.

Цивилизация в пути, CW, том 10, пар. 554.

Кастанеда. Учение дона Хуана.

Кастанеда. Сказки о Силе.

Кастанеда. Особая Реальность.

Адольф Гуггенбуль-Крэг. Сила в исцеляющих профессиях.

Элиаде. Шаманизм.

Фон Франц. Процесс Индивидуации. В кн.: Человек к его Символы, стр. 234.

Элиаде. Шаманизм.

Дух Меркурия. В кн.: Алхимические учения, CW, том 13. пар. 287.

Там же.

Юнг, том 7, пар. 365. Москва: Ренессанс, 1993.

Там же.

Мейерхофф. Охота за псйотом.

"Психология Переноса". В кн.: Практика Психотерапии, CW, том 16, пар. 523.

Путешествие в Икстлан.

Письма, том 1. с. 459, См. также фон Франц, К.Г.Юнг: Его Миф в наше время, с. 112. и Юнг, Таинство Связи, Близости, Родства, CW, том 14, пар. 706–707.

Письма, том 1, стр. 460.

Одиссея, стр. 539–540.

Арнольд Минделл, «Голем», стр. 111.

Там же.

Там же.

Фон Франц. "К.Г. Юнг", стр. 119

Кастанеда. Особая реальность.

Кастанеда. Сказки о Силе

Кастанеда. Особая реальность.

Особая реальность.

Иб. Мауд Оакес. Два Креста Тодоса Сантоса, стр. 183.

См. Юнг. "Психологический взгляд на Сознание", Цивилизация в пути. CW, том 10, пар. 850–851: "Когда человек разговаривает с кем-то, чьи бсссознательные содержания «сгруппированы», "сконстеллированы", то в собственном бессознательном такого человека возникает параллельная констелляция. Активируется тот же самый или же сходный архетип, и так как этот человек бессознателен в меньшей степени, нежели его собеседник, поскольку не имеет оснований к подавлению таких содержаний, то он все более явственней различает чувственный тон констелляций… Данный психоидный архетип обладает тенденцией вести себя так, как будто бы он не был локализован в одном человеке, а активизировался во всем окружении".

Фон Франц. Психологическая интерпретация "Золотого Осла" Апулея, стр. ХII-15. См. также: фон Франц. О Божественности и Синхронистичности.

Кастанеда. Особая Реальность.

Кастанеда. Второе Кольцо Силы.

Таинство Связи, Близости, Родства, CW, том 14, пар. 41.

Там же.

Там же.

Вильгельм. Тайна Золотого Цветка.

См. историю о вызывателе дождя в Таинство Связи, Близости, Родства, CW, том 14, пар. 604: "В качестве примера того, что значит "быть в Дао" и в его синхронистических сопровождениях, я перескажу историю, рассказанную мне покойным Рихардом Вильгельмом о вызывателе дождя из Киаошау. В местечке, где жил Вильгельм, случилась ужасная засуха; уже много месяцев подряд ни капли воды не оросило иссушенную землю, и ситуация становилась катастрофической. Католики совершали свои процессии, молились протестанты, китайцы жгли пахучие молитвенные палочки, стреляли из ружей, чтобы запугать демонов засухи, но все безрезультатно. В конце концов китайцы сказали: "Мы призовем вызывателя дождя". И из другой провинции прибыл худощавый пожилой человек. Единственная вещь, о которой он попросил, — предоставить ему где-нибудь маленький тихий домик, в котором и закрылся на три дня. На четвертый день собрались тучи и разразилась чудовищная снежная буря, и вес это в то время года, когда никакого снега никто не мог ожидать, да еще в таком количестве, так что город был весь переполнен слухами о чудесном вызывателе дождя. И Вильгельм не выдержал и отправился к этому человеку, чтобы узнать как ему удалось совершить подробное чудо. В истинно европейской манере он сказал: "Они называют вас вызывателем дождя, не могли бы вы сказать мне как вам удалось вызвать снег?" И маленький китаец сказал: "Я вовсе не вызвал снег, я за это не отвечаю". — "Но тогда, что же вы делали все эти три дня?" — "О, это я могу объяснить. Я прибыл из других краев, где все в порядке. Здесь же не все в порядке, здесь вещи не такие, какими они должны быть по небесных законам. Поэтому, вся страна не находится в Дао, и я тоже оказываюсь вне естественного порядка вещей, поскольку я в беспорядочной стране. Поэтому, я был вынужден прождать три дня, чтобы опять вернуться в Дао, и тогда, естественно, пришел и дождь".

Лао-си, Тао-те кинг, гл. 77.

Особая реальность

Юнг. "Психологический комментарий к Кундалини-Йога". стр. 4.

Там же.

Там же. Тиль Уленшпигель — легендарный германский народный герой, чьи подвиги демонстрируют превосходное остроумие и разум простого крестьянина, часто скрываемое под маской тугодума и глупца. Тот же самый архетипический мотив возникает в сказках типа "Иванушки-дурака" или сказок о младшем брате, чьи очень наивные и детские ответы-реакции приводят его к неожиданному получению сокровища или невесты.

Кастанеда. Сказки о Силе.

Там же.

Юнг. Воспоминания, Сновидения, Размышления.

Там же.

Там же.

Там же.

Даниэль Бринтон. Нагуализм, стр. 11.

Там же.

Там же.

Там же.

Там же.

Там же.

Понятия тонального и нагуального можно встретить и в других культурах. Например, в Древнем Египте считалось, что индивид имеет две души, ка-душу и ба-душу. Ка-душа соответствует тональному, аба-душа — нагуальному. Ба-душа являлась бессмертной частью индивида и традиционно представлялась как птица с человечьей головой. В Китае те же самые две души концептуализировались в образе физической души кусй (kuei) и души шин (shin), той, что возносится в мир духа в момент смерти. Понятие тонального и нагуального не является, таким образом, изолированным явлением. Основываясь на свидетельствах из других культур, мы можем сказать, что существует архетипическая тенденция образовывать такие идеи. См.: Фон Франц, Индивидуация в сказках, стр. 13–14 и Юнг, Семинары по видению, стр. 312.

Кастанеда. Особая Реальность

"Психологические основы веры в духов". В кн.: Структура и Динамика Психического, CW, том 8, пар. 573.

Там же.

Там же.

Кастанеда. Второе Кольцо Силы.

Уильям Ролл. Полтергейст.

Кастанеда. Сказки о Силе

Карл Кереньи. Греческие Герои.

См. Карл Кереньи. Зевс и Гера.

Д-р Минделл предвосхитил эту идентичность между союзником и активным воображением в своих Цюрихских лекциях задолго до публикации "Сказок о Силе".

Бёр Картрайт Брундаге. Пятое Солнце.

Там же.

Там же.

См. Юнг. "Ответ Иову".

Кастанеда. Сказки о Силе.

Вильям. Тайна Золтого Цветка.

Там же.

Юнг. Воспоминания, Сновидения, Размышления.

Там же.

Там же.

Второе Кольцо Силы.

Там же.

Там же.

Второе Кольцо Силы.

Фон Франц. Индивидуация в Сказках.

См. Дональд Санднер. Символы Исцеления у Навахо.

Кастанеда. Второе Кольцо Силы.

Геродот. История.

Линда Леонард. Паттерны Пуэллы (Вечной девочки).

Линда Леонард. Доспехи Амазонки.

Халифакс. Голоса Шаманов

Там же.

Кастанеда. Второе кольцо Силы.

Там же.

Ср. Карл Люмхольц. Неизвестная Мексика, том 2, стр. 94. Люмхольц ссылается на Богиню Западных Облаков среди индейцев Хуичоли, как напоминающую Афродиту.

Кастанеда. Второе Кольцо Силы.

Интересной и ценной попыткой воссоединить вновь современных женщин с их женским инстинктом и образными моделями является книга Сильвии Бринтон Переры Спуск к Богине: Путь Инициации для Женщин. В ней рассматривается психологическое значение спуска богини Инанна-Иштар в подземный мир к своей темной «сестре». См. также Марион Вудман, Сова была дочерью Пекаря: Тучность, Анорексия (отсутствие аппетита) на нервной почве, и Подавленная Женскость.

Линда Леонард. Пуэлла (вечная девочка) иизвращен-ный старик.

Тони Вудьф. Структурные формы женской Психики, стр. 4. См. также Клермон Кастийо, Знающая женщина.

Там же.

Там же.

Там же.

Там же.

Там же.

Там же.

Кастанеда. Второе Кольцо Силы.

Прекрасное юнгиански-ориентированное исследование психологии менструации смотри в работе Пенелопы Шатл и Питера Редгроува "Мудрая рана". Они попытались показать, что менструация не столько проклятие, сколько женское открытие источника для переживания глубин бессознательного. Их исследование дает научное, мифологическое, религиозное, историческое и психологическое изображение менструации и подтверждает утверждения доньи Соледад.

Макс Зеллер. Сновидение — Видение ночи.

Кастанеда. Второе Кольцо Силы.

Там же.

Оглавление

Введение

  Отправные точки

  Действующие лица

  Дон Хуан: факт, или вымысел

  Объяснение специфики подхода

Глава 1. Первоначальные образы

  Где начинаются все лестницы11

  Призвание воина

  Враги знания

  Обычный человек, охотник, воин и видящий

  Четыре видения пути знания

  Метод Учения

Глава 2. Путь охотника

  Охота как психологическое отношение (аттитюд)

  Шаманы и Охотники

  Охотники, привычки и комплексы

  Досягаемое и недосягаемое

  Охотиться и быть предметом охоты

  Волшебным Олень

Глава 3. Путь Воина

  Мескалито

  Чертова Травка

  Маленький Дымок

  Каталина

  Безупречный воин

  Сновидение и Активное Воображение

Глава 4. Путь видящего

  Формы видения

  Страж

  Светящееся яйцо и воля

  Контролируемая глупость

Глава 5. Шаманский полет

  Тональное и нагуальное

  Союзник

  Прыжок в нагуальное

  Двойник

Глава 6. Испытания и открытия

  Без проводника

  Корни Чертовой Травки

  Пол доньи Соледад

  Замысел дона Хуана

  Женщины и Ветер

  Менструация: Дверь в другой мир

  Стебель, Листья, Цветы, и Семена

  Восстановление грани

  Дон Хуан и дон Хенаро ждут

  Исцеление Разрыва

Примечания

Реклама на сайте