«Исцеляющее Безумие»

Волк между строчками

На землях, где над восприятием властвуют безумные наслоения безумных образов – к исцелению ведет лишь ответное безумие. Здесь это напутствие на каждой пылинке высечено. На каждом кирпичике и блоке каждого здания, в каждом взгляде, в каждом движении и в каждом вздохе. Было бы поспокойней, не будь у восприятия силы менять пространство. Но сила есть. Никуда не уходит, что ты о ней ни говори. Та самая извечная и мистическая сила, которую воспевают еще с тех времен, когда и песен-то не было

Проще всего отмахнуться: и времена те прошли, и вообще – дремучий и дикий бред это все. И ведь отмахиваемся. Посылаем силу ко всем чертям своего восприятия. Сила, впрочем, в столь сомнительное и гаденькое место не уходит. Сила остается и продолжает делать то, что делала во все времена – продолжает быть силой.

И первое, что противостоит безумию в ореоле обитания одурманенного собственной слепотой человека – это безумие силы.

Впрочем, сама по себе сила к безумию отношения не имеет. Безумие – это пробоина в твоем восприятии, в которую та самая сила неотрывно смотрит. Суть же этой пробоины в том, что это – единственное живое место, которое от тебя осталось. По крайней мере, если говорить о том моменте, когда сила сверлит взглядом твою спину, а ты, отвернувшись, самозабвенно выковыриваешь себе глаза нужным твоей ячейке восприятием.

Так и живем. Каждый в своей ячейке.

Жизнь в силе, сила в пробоине, пробоина в восприятии, восприятие в ячейке, ячейка в обществе, общество в яйце, яйцо в утке, утка в зайце. А заяц в ужасе от такого расклада. Заяц от него бежит и своими задними мыслями понимает, что такие странные внутренние процессы его все ж добьют и от еще большего страха прыгает уже и от этого осознания. Потому что осознание зайца говорит о том, что скоро зайца порвут изнутри и он сдохнет. Вот и прыгает себе заяц: от безумия этого осознания. От силы прыгает. От волка своего.

А ты сейчас – глубоко в зайце.

Безумному восприятию – безумные образы по рецепту. Исцеляйся, чтобы прогрызть зайца. Или надейся оказаться вместе с зайцем в волке. Есть и иные пути освобождения из метафизического зверя, но ты ими ходишь по умолчанию.

Ты – в зайце. Заяц – в твоем разуме. Разум – в перспективе обеденного меню волка. А что до волка, то он тут, между строчками.

Спорный вопрос

Шаман – он и в Африке шаман. Но тут все зависит от того, откуда восприятие пляшет. Если от того, что шаман может быть ненастоящим шаманом и настоящим, то начинается умозаключительная ересь и поиск смыслов в таких сложных местах, где смыслы не водятся и вовсе.

Сразу же можно отсечь дорогу в дебри: настоящий шаман может быть только среди эвенков. Потому как «шаман» – это не кто-то, а эвенкийское слово. И иных разрешенных вопросов по этому поводу быть не может.

У эвенков – настоящий шаман. У бурят – настоящий боо. У алтайцев – настоящий кам.

Все же, что вне границ корней слова – настоящим и ненастоящим на основании каких-то ограничительных признаков называть опрометчиво. Особенно, если имеем дело со значением слова в широком, а не локально-географическом смысле.

Если есть необходимость в шамане – появляется то, что делает возможным становление шаманом. Появляется возможность – появляется человек, который этим самым шаманом становится. Как его при этом называть будут – дело десятое. А как он сам себя при этом назовет – иногда и вовсе не важно.

Необходимость в шамане складывается из всяческих личных необходимостей в шаманстве, обитающих в пространстве. От людей ли они берутся, не от людей ли. Есть личная необходимость – есть возможность ее разрешить. Есть множество личных необходимостей – есть возможность появления того, кто этими необходимостями живет.

Но для того, чтобы быть причастным к шаманству – шаманом становиться не обязательно. Шаман и шаманство друг от друга вполне отделяются. Человек и шаманство – это естественная потребность в работе с личной периодичной необходимостью в контакте с силой. Шаман и шаманство – это когда необходимость в контакте струится кровью по жилам, а пробоина в восприятии широка настолько, чтобы замещать собой восприятие целиком.

Кровь, впрочем, тоже вопрос деликатный, но разрешаемый. Есть традиция, есть безумие. Традиция – исцеляет. Безумие – позволяет исцелиться. Традиция – путь преемственности. Но аксиома любого пути преемственности подсказывает: что ни говори, а кто-то был достаточно безумным, чтобы оказаться первым. Безумие – эхо пути первого шамана. В условиях без четкой традиции, без утвержденного в пространстве шаманства и шаманов – есть потребность в дороге первого шамана и в безумии, которое способно утвердить и создать традицию.

Городские кочевья

Хорошие условия для возникновения шамана, шаманства и традиции шаманства – среди кочевников.

И города – сплошное кочевье. Безумная степь. Только кочует в нем не сколько тело, сколько восприятие. И задачи здесь другие. Но условия – подходящие.

Города и цивилизация – степь и пустыня. Восприятие – лошадь. Необходимость в шаманстве – юрта. Безумие – очаг юрты. Сила – вечное неизменное небо над всеми нами.

Удерживаешь восприятие на месте, и ты – степь и пустыня. Отпускаешь и пускаешься следом – кочевник. Но что ни делай – над тобой по-прежнему небо.

Кочевник кочевника, как водится, издалека видит. Тем более – в степи. И уж тем более – в степи уравненных восприятий, когда речь идет о кочующем и живом видении. Кочевник кочевнику – родич только потому, что они вообще встретились и друг друга увидели. Здесь родство за рамки крови выходит. Родство осознания, родство условий, родство необходимостей.

Незримая кровь восприятия течет в жилах незримых путей и утверждает под небом все новые степные «городские» племена и традиции. Архаика в чистом виде. И никуда от нее не денешься. То, что работало тысячи лет назад – работает и процветает сейчас. Работает, подтачивает угловатую картину «городского» мира, резонирует с безумием и позволяет оставаться живым даже здесь.

В твоем восприятии главенствует Вавилон. В моем – степь.

Если сравнять Вавилон с землей – все становится на свои места.

Болезнь восприятия

Есть болезни тела. Есть болезни разума. Есть болезни души. Есть болезни восприятия. Даже болезни теней есть. У всего свои болезни. И болезнь одного, как водится, имеет свойство увлекать за собой, как в упряжке, болезни всего остального. Болезни – уравновешивают. Задача исцеления состоит в том, чтобы достигнуть равновесия без помощи недугов.

В городе наиболее опасны болезни восприятия. Потому что зараженное восприятие совершенно не воспринимает, что в нем вообще что-то болит. Это – защитная реакция вируса. Чувствительность загоняется под наслоения и человек воспринимает мир наслоением, а не центром.

Осознание посредством наслоения может допускать в себя лишь те процессы, которые находится в сфере наслоения. Мир есть плоский круг внутри забора, а за забором ничего нет. Забор держится на трех дохлых, с душком, китах – страхе, слепоте и безысходности. Тела китов валяются на черепахе, а черепаха помирает от всего этого со смеху. Сверху на всем этом сидит человек и до экстаза упивается умозаключением о том, что «земля имеет форму шара». Этот и подобные ему тезисы с точностью отображаются одним магическим всепоглощающим словом, начертанном на внутреннем крае ограждения, чтобы человеку было что созерцать, появись вдруг такая необходимость у восприятия.

Такое вот красочное окно во внешний мир – слово «хуй» на заборе.

Пробоина в плоский мир

Но в заборе – дыра. Этот забор без дыры существовать не может. Не будь дыры – не будет ни забора, ни восприятия, вообще ничего не будет.

Дыра ведет непосредственно в небо. Если сильно повезет – с неба упадет инструмент для устранения забора. Назовем его топором. Если повезет очень сильно, то топор упадет не в руки, а непосредственно в голову. В этом случае вся работа свершится сама собой вместе с ликвидацией самого источника проблем – крыши.

Случится ли судьбоносный крышеснос волей провидения, или же забор придется ломать своими силами – за ним встретится видение подлинного плоского мира и ряд удивительных осознаний. Осознание первое: никакого забора не было. Второе: тебя самого – тоже не было и быть не могло вовсе, ибо ты существовал в месте, которого не существовало. Третье: несмотря на то, что ничего не было, что-то все же происходило, а ты в это время где-то существовал.

Вопрос в том, где и как это было и что ты при этом вообще делал.

Таинство безумия во всей красе.

 Суть вопроса

Почва для вопросов – сомнение или незнание. Путь познания – путь восстановления до той точки, когда человек мог являться существом не познающим, а переживающим.

Вопрос «зачем я здесь» равносилен восклицанию «где я» после жесткой попойки, а вопрос «в чем смысл жизни» не менее нелеп, чем вопрос «чем бы мне заняться», заданный у себя дома в сонливом приступе лени.

И – внимание! – кульминация душевной комедии восприятия: вопрос «кто я».

Да ты б еще у ноги своей спросил – «кто ты».

Ты – тот, кто ты есть. Ты здесь для того, чтобы быть там, где ты есть. Все твои смыслы обитают в самом твоем существовании. Попустись. Все очевидно. Ищи не вопросы, а их отсутствие: вопрос не убить ответом, ответ – это лишь наслоение на вопрос.

Убей ответ видением еще до того, как возникнет вопрос. Не спрашивай о жизни, переживай жизнь. Ты здесь – для этого. Хотя бы потому, что это, как ни крути, твое основное и единственное занятие на все времена.

Мифотворчество думающей головы

Думать и смотреть головой – дурная и вредоносная привычка. Лучше всего, когда думать и смотреть получается сразу всем телом. Да и не только им, но и всем тем, что его окружает. Голова в этом плане сильно ограничена. Голова рождает всякие таинства.

А все тайное никогда не было тайным. Во всяком случае, до появления думающей головы.

Это целое мифотворчество: голова родила мысль, мысль родила время, время родило настоящее и прошлое, голова запуталась. Стремление же человека к такой извращенной форме сказительства рождает завуалированную дурь, а дурь в свою очередь размножается почкованием.

Если бы человеку суждено было думать одной только головой, то он бы так и рождался – пузырем с оторванными от мира мыслями. Но у человека есть масса других частей тела. Если не давать им думать – они деградируют и тупеют. И все тогда начинает держаться на том самом пузыре, в одиночку который, кроме как в себя еду и информацию принимать, толком ничего делать-то и не умеет.

Со временем голова тухнет от сытости и в восприятии развивается общепринимаемая за норму мышления форма шизофрении: мир это то, что в моей голове. Хотя в голове в это время – мифотворческий пиздец и разруха.

Но даже самые поверхностные наблюдения говорят о том, что голова слишком маленькая, чтобы уместить в себе окружающий мир целиком. Более же глубокие и тщательные наблюдения могут подсказать, что в голову вообще не поместится ничего крупнее самой головы. Что же касается самого дна познания, то там становится ясно, что для того, чтобы в голову что-то положить, оттуда сначала нужно что-то достать.

Не скажешь даже, что туда способен поместиться хотя бы слепок и образ мира – хоть ты и мозг оттуда вынь. На эту роль голова не подходит. С другой стороны, человек, как и любая часть мира – изначально и является его слепком и образом. Так что, тут в голову и вовсе ничего помещать не надо, даже если бы и могло б получиться. Вся суть не в том, сколько мыслей можно засунуть в черепную коробку, а в том, что твоя голова, да и сам ты – проявленная мысль мира. Ты – в «голове» мира. И думаешь ты тем, что мир думает о тебе.

Особый орган бытия

Есть в человеке особый орган чувств, мышления, восприятия и вообще всего бытия в целом – тень.

Если отбросить аналогии и ассоциации и воспринять слово таким, какое оно есть, то все становится на свои места. Проведи рукой напротив источника света. То что появится за рукой – кто бы мог подумать! – и есть тень о которой идет речь. Если изловчиться и поймать в этот момент тень за хвост – уловишь суть принципа ее появления.

Тень уравновешивает движения свечения и прячется за проявленной волей – видно на примере теней тела. Тень есть у всего, что можно себе вообразить – у свечения мыслей, слов, явлений, поступков, у памяти, у вспышек сердца, души. В тени остается все то, что мы не улавливаем в своих движениях. Будь то неосознанное движение руки, случайная мысль, или веление сердца. В тени остается вся та область нашего восприятия мира, которая остается невостребованной осознанием, или чем-либо еще. Суть этой области – свободная теневая воля и раскрытая дверь на перекресток. Если есть движение свечения, но нет осознанного импульса, то эстафету перенимает тень – своеобразный предохранитель потока воли в частности и вселенского равновесия в целом.

Такой вот мистический аспект.

Тень, которая отбрасывает

У теней преобладают две очевидные функции – отбрасываться и отбрасывать. Вопреки естественному положению вещей, второе все ж происходит чаще: не отбрасывают тень, а она – отбрасывает хозяина. А после того, как отбрасывает – поглощает. Случай, когда видимая противоестественность процесса работает во имя сохранности естества. На практике и в личном контакте – сложная и запущенная штука.

Нет, не тень – «сложная и запущенная штука», а человек.

Если в человеке есть внутренние процессы, которые он, якобы за ненадобностю, отбрасывает, то на их место становится тень, которая начинает этим самым процессом управлять. И на деле получается, что человек отбрасывает в тень вовсе не что-то ему ненужное, а собственную волю и осознанность.

Спутница-тень от таких подарков отказываться не станет. Тем более, что само ее существование обсуловлено необходимостью получать подобного рода дары. Фактор, который уравновешивает волю к свечению, которая продолжает существовать несмотря ни на какие заборы сознания. Тут все по справедливости: не хочешь пользоваться волей – ею воспользуется твоя заботливая спутница.

Если долго и целенаправленно заниматься отбрасиванием и дарением личных сил, которые не вписываются во внутризаборное мировосприятие и во внутризаборную же мифологию, то рано или поздно окажется, что человека волоком по степи тащит за собой его собственая тень. Тащит – и светится, родная, а человек – тусклый и по земле распластанный. Но так же раслабленно продолжает, по привычке уже, силы свои отдавать. Это в нем уже целый способ выживания образовался – посредством замещения осознанности тенью.

 Уточняющее предисловие к следующему пункту

Есть такая необычная форма стерилизованного западнического шаманства, обозначаемая термином «неошаманизм». «Нео» приросло от древнегреческого «neos», «шаман» - от «шамана», а «изм» - от «онанизма».

И сказать тут более нечего.

 Второй спорный вопрос

В конец западный, донельзя цивилизованный и в меру шаманствующий индивид решает отправиться в шаманское путешествие. Подходит ко входу в пещеру в нижний мир, перед ним раскрываются автоматические раздвижные двери, индивид попадает в подземный супермаркет и идет выбирать подходящих духов. Духи аккуратно упакованы и лежат по полкам.

За всем этим непотребством сочувственно наблюдает его тень, а весь нижний мир заворожено следит за тем, как странного вида гуманоид, с продуктовой тележкой вместо головы, нарезает круги вокруг самого себя.

Тень заботливо берет индивида за руку и тянет его к поляне, где ждет животное. Индивид мысленно сверяется с "руководством для чайников" и кивает продуктовой тележкой:

– Беру.

Индивид уходит, а тень остается наедине с животным. Животное долго и укоризненно смотрит на собеседницу после чего спрашивает:

– Нет, ну ты скажи… вот нафига так-то?

Оглавление