«Приходи, следуй за Мною. Беседы по притчам Иисуса. Том 2»

Бхагаван Шри Раджниш Приходи, следуй за Мною Беседы по притчам Иисуса. Том 2

Bhagwan Shree Rajneesh

Come, follow me

Talks on the sayings of Jesus

Volume 2

Rajneesh Foundation 1977

Введение

Мои родители были евреями. Меня воспитывали без особого рвения в вопросах религии и даже без строгого соблюдения еврейских ритуалов и традиций. То, что я еврей, означало для меня главным образом то, что я не христианин. Христианами были люди, дома которых пахли вареной капустой, тогда как дома евреев пахли ростбифом и французской парфюмерией. Христиане были бедными людьми, а евреи богатыми. Раз в неделю христиане раньше уходили из школы за религиозными наставлениями. В ранние воскресные часы они не могли кататься на роликовых коньках, поскольку должны были идти в церковь. В их домах находились картины, а часто и статуи, длинноволосого человека с печальными глазами, привязанного к кресту, — кровь стекала с его ран; боль, замешательство и покорность читались на его лице. Благодаря нему рождество для них означало нечто большее, чем просто подарки под елкой, а пасха — нечто большее, чем просто охоту за пасхальными яйцами и поедание шоколадных зайцев.

Они называли этого истекающего кровью человека «наш Господь», «наш Спаситель». «Христос, Господь» — должны были мы петь в рождественских гимнах в школе, хотя большинство детей и были евреями. Но слова эти застревали в горле — мы не могли говорить их; произносить их было каким-то насилием над нашим еврейством, святотатством - поэтому посреди песни, когда полагалось петь запретные слова, аудитория вдруг замолкала.

Но втайне я был влюблен в их красивого Христа с печальными глазами. И я стыдился этого. Я не считал возможным даже произносить его имя — как я мог так увлечься им? Но как я желал, чтобы он больше не истекал кровью и не страдал. Этого было слишком много: бесконечная агония его боли. Я хотел бы танцевать с ним, я хотел бы сделать его счастливым... я хотел бы иметь право любить его.

Казалось, надо сделать выбор — или стать христианином, или забыть о любви к Христу. Быть евреем и любить его не представлялось даже отдаленно возможным. Собственное еврейство Христа казалось шуткой. Последней насмешкой этого гонимого избранного народа над христианскими угнетателями было: «Их собственный Бог — еврей!» Мы смеялись над иронической нелепостью этого, чтобы залечить нашу израненную гордость.

В этой серии бесед по притчам Иисуса Бхагаван Шри Раджниш говорит об Иисусе-человеке, об Иисусе-еврее, об Иисусе-революционере, об Иисусе-мистике. Таким образом, он говорит о Христе, но не о христианстве. Он говорит нам, что отцом христианства был не Христос, а святой Павел. Существующая же интерпретация (неправильная интерпретация) принадлежит ученикам Христа, и именно она дошла до нас, и именно на ней церкви построили свой фундамент.

Христос, о котором говорит Бхагаван Шри Раджниш, живой. Это не Христос, всего лишь страдающий на кресте. Это смеющийся Христос, Христос, празднующий и призывающий своих учеников праздновать Существование каждым своим деянием. Бхагаван Шри Раджниш не только дает мне право и, в конце концов, смелость танцевать с Христом, — он показывает мне Христа, танцующего рядом со мной.

Когда Бхагаван Шри Раджниш откликается на притчи Иисуса, то внезапно становится ясным, что говорил Иисус, что он имел в виду. Вы часто ловите себя на том, что снова и снова говорите: «Конечно, конечно» о том, что никогда не случалось с вами. Но благодаря ясному видению Бхагавана Шри Раджниша, благодаря его уникальной возможности сообщать эту ясность другим людям, то, что говорил Иисус, оказывается на самом деле таким простым, таким непосредственным, таким очевидным.

Беседы, содержащиеся в этом томе и в трех других томах серии «Приходи, следуй за Мною», представляют Иисуса в совершенно новом свете. Некто, кто знает, кто привел наконец, в порядок всю его историю. Бхагаван Шри Раджниш многое дал мне. Одним из самых прекрасных даров стал Иисус.

Ма Сатья Бхарти

Беседа 1. Когда отнимется жених

31 октября 1975г., Пуна.

Евангелие от Матфея, глава 9

14. Тогда приходят к Нему ученики Иоанновы и говорят: почему мы, и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся?

15. И сказал им Иисус: могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься.

16. И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленной ткани; ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже.

17. Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое.

Религия может быть здоровой — как здоров новорожденный ребенок, как здорово пение птиц по утрам, как здоров только что раскрывшийся лотос. И религия может быть больной, нездоровой, умирающей — совсем как старый человек: усыхающий, печальный, бредущий навстречу смерти.

Когда религия молода, вокруг нее аромат — аромат жизни. Вокруг нее песня, вокруг нее загадка. В ней танец, радость, восхищение. Это праздник. Когда религия молода, жива, свежа, она всегда праздник. Это пиршество. Она утверждает и распространяет жизнь.

Когда религия стара, умирает или уже умерла, когда она лежит как смердящий труп, тогда она — отрицание жизни; тогда она не праздник. Тогда она против жизни, тогда она отвергает жизнь. Тогда она оставляет мир, оставляет все то, что живо. Она становится самоубийственной — она усыхает.

Жизнь все время распространяется, смерть же — это усыхание. Когда вы молоды, вы течете во всех направлениях. Когда вы стары, вы замораживаетесь. Вы не течете больше. Вы только недовольно ворчите: вы стали жесткими, ваша гибкость потеряна.

Когда религия молода, жива, она обыкновенная. В ней нет ничего для удовлетворения эго — она очень обыкновенна. На самом деле, самой своей обыкновенностью она становится необыкновенной. Это великолепно — быть просто обыкновенным. Когда религия молода, достаточно самой жизни; не нужно никакого другого Бога. Тогда жизнь есть Бог, жизнь божественна.

Когда религия становится старой и больной... Все становится старым и больным, все родившееся должно умереть. Даже религия однажды рождается, живет некоторое время и умирает. Но последователи продолжают цепляться за мертвое тело. Тогда это мертвое тело убивает и самих последователей: оно становится источником болезней, неврозов; оно становится ненормальным, раковой опухолью. Когда религия становится больной или мертвой, она убивает вас; она становится ядовитой. Это должно быть понято со многих сторон.

Прежде всего, люди хотят пребывать больше в мертвой религии, чем в живой, потому что вас приучили бояться жизни, любви, счастья. Каждый ребенок в мире воспитывается с определенным обуславливанием — с чувством того, что есть что-то нехорошее в том, чтобы быть счастливым. Это очень неуловимое, смутное чувство, но оно есть. Оно влияет на всю вашу жизнь; вы думаете, что есть что-то нехорошее в том, чтобы быть счастливыми. Поэтому всякий раз, когда вы ощущаете счастье, вы испытываете и чувство вины — как будто сделали что-то нехорошее, как будто согрешили.

Только грешники кажутся счастливыми — праведники выглядят очень печально. Поэтому все в порядке, когда вы печальны. Если вы печальны, вы не испытываете никакой вины — вы, наверное, наблюдали это? Но если вы очень счастливы, тогда вы предпринимаете попытки спрятать свое счастье; никто не должен знать о нем. Почему так произошло с человеческим умом?

Каждого ребенка учат быть серьезным, мрачным, ходить с вытянутым лицом. Каждого ребенка поучают не прыгать, не бегать, не визжать, не восхищаться слишком явно, не смеяться слишком громко. «Сиди тихо», — как будто есть что-то плохое в выражающей себя энергии. Когда ребенок счастлив, семья, люди, окружающие его, — все начинают поучать ребенка, как будто что-то пошло не так. А когда ребенок несчастлив, когда он не испытывает счастья, все симпатизируют ему.

Когда ребенок болен, все ухаживают за ним; когда он здоров, все непрерывно останавливают его: «Не делай этого, не делай того». Когда ребенок лежит в постели больной, приходит отец, приходит мать, приходят родственники. Все они очень заботливы. Мало-помалу ребенок выучивается тому, что есть что-то в корне неправильное, плохое в энергии, в счастье, в радости. Есть что-то в корне неправильное в танце, в беготне, в визге восхищения. Ребенок получает добрые советы.

И есть что-то в корне правильное, хорошее в том, чтобы быть печальным и больным. Всякий раз, когда ребенок печален, за ним ухаживают, ему симпатизируют. Всякий раз, когда он здоров, все, кажется, настроены против него; весь мир против него. Это создает в ребенке чувство вины, глубокой вины, и эта вина следует за ним всю жизнь.

Если вы придете к праведнику и увидите его громко смеющимся, вы будете шокированы. Вы будете шокированы — как же, святой, и так громко смеется? Праведник должен быть печальным; у вас есть определенное представление о праведниках. Нормально смеяться в пивной, в отеле — это могут делать карточные игроки — но смеяться в церкви? Нет, это непозволительно. Когда входишь в церковь, нужно становиться серьезным; нужно становиться почти как труп.

Из-за такого обучения... и это обучение содержит в себе порочный круг: вас обучали ваши родители, ваших родителей обучали их родители. Когда-то, в прошлом, в глубоко спрятанной неизвестной истории, что-то пошло не так.

Может быть, дело в том, что того, кто счастлив, невозможно заставить работать, ведь счастье — это игра. Заставить работать можно только печальных людей. Вот почему, когда вы работаете, когда вы на службе, вы становитесь печальными. Выходные дни совсем иные. Тогда вы можете смеяться, вы можете радоваться.

В прошлом жизнь была трудной, человек постоянно боролся с природой. Выживание было единственной целью, и каждый должен был тяжело трудиться. Если вы счастливы, вы бы предпочли плясать, а не работать; если вы счастливы, вы предпочли бы петь, играть на флейте, а не отправляться на охоту. Если вы счастливы, кто станет беспокоиться о службе в учреждении? Если вы счастливы, вы предпочли бы отдохнуть и расслабиться. Это и было опасно.

Вот почему было осуждено счастье, была осуждена лень, был осужден отдых. Выучена, глубоко вошла в плоть и кровь мысль о том, что работа — цель жизни. Добрый человек всегда работает; у плохого человека, похоже, всегда праздник.

Мулла Насреддин нигде не работал долгое время, многие годы. Однажды он сидел рядом со мной. День был солнечный и он сказал: «Если бы я работал где-то, у меня был бы сегодня выходной». А ведь он не работал уже много дней, годы! Он скучает по работе, потому что не может взять выходной. От чего ему брать выходной? Он вспоминает о работе только тогда, когда приходит время брать выходной.

Весь человеческий ум обучен работать. Вот почему восхваляется служба и осуждается игра; восхваляется бизнес и осуждается азарт, риск. Карточный игрок рискует, играет; бизнесмен серьезен. Бизнесмена уважают; картежника осуждают. О нем думают как о низком человеке.

Религия — это совершенно иное измерение. Вполне возможно, что картежник сможет войти в нее, а бизнесмен - нет. Пьяница сможет войти в религию. Я не говорю, что вам нужно становиться пьяницами; я просто подчеркиваю это качество игривости, качество того, что вы можете наслаждаться и существовать, и не беспокоиться о результатах. Но слишком серьезный человек самой этой серьезностью ставит себе преграду.

Иисус создал для себя проблему. Он был религиозным человеком — здоровым, молодым, вибрирующим жизнью. Его Богом была жизнь. В Евангелиях много раз можно встретить сцены, описывающие его сидящим за обеденным столом — он есть и пьет. Могли ли евреи и люди, его люди, поверить, что он был религиозным человеком? Нужно было поститься, а он праздновал, он всегда создавал вокруг себя пиршество. Куда бы он ни отправлялся, он творил счастье. Что за религиозным человеком он был?

Его собственные родственники думали, что он немного не в себе, его собственные родственники думали, что он немного безумен. И общество, в котором он жил, думало, что он обжора, что он пьяница, — он мог бы быть грешником, но не праведником.

Вот почему его распяли вне города. У евреев был такой закон, они распинали двумя способами: или в городе, или за городом. Когда совершал что-то плохое человек, принадлежащий обществу, его распинали в городе. Но если совершивший плохой поступок был одновременно и пришельцем, то для того чтобы символизировать, что он не принадлежит обществу, что он отверженный, его распинали вне города.

Иисус был распят за городом. И не только это: чтобы подчеркнуть этот факт с ним были распяты два опасных преступника. С каждой стороны опасный преступник. Он был распят как раз между ними, чтобы подчеркнуть этот факт, чтобы посильнее вбить в умы людей, что он был преступником, опасным человеком — совершенно неуважаемым, отверженным человеком. Он должен быть вырезан, как червь, а не как человек. Что же он сделал? Какой грех он совершил? Грех быть счастливым.

Вот так осуждают и меня. Я понравился бы людям, если бы был печальным человеком; я понравился бы им, если бы постился и убивал свое тело. Я понравился бы им, если бы учил вас некоторого рода мазохизму — быть жестокими по отношению к себе. Я понравился бы им, они восхваляли бы меня, они называли бы меня аватарой.

Но я учу вас быть живыми, я учу вас быть счастливыми, я даю вам только одно евангелие: евангелие радости и любви. Вот оно преступление. Это создает опасную ситуацию, это портит людей.

Иисус совершил преступление, будучи счастливым. Это было его единственным преступлением, больше ничего не было.

Христиане всегда пытались изменить его лицо. Они говорят, что он никогда не смеялся. Можете ли вы представить себе человека, который сидит за обеденным столом, хорошо ест, пьет — и не смеется? Это невозможно! Но христиане вынуждены создавать уважаемого Христа, Иисуса, не преступника. Они разукрасили его лицо. Вы не найдете ни одной картины Иисуса, написанной христианами, ни одной статуи Иисуса, созданной христианами, которая была бы настоящей и истинной. Они абсолютно ненастоящие. Этот человек был предан.

Как раз прошлой ночью я читал одно стихотворение. Оно мне понравилось. Я хотел бы, чтобы вы его послушали. Это стихотворение Адриана Митчелла.

Освобожденный Христос дает интервью

Я ходил бы по воде, Но я не был полностью застрахован. И Британская медицинская ассоциация прислала бы мне повестку, После первого же исцеления прокаженного. Я проповедовал бы Нагорную проповедь, Но я не люблю смотреть с горы. И я накормил бы пятьдесят тысяч, Но не было прессы, чтобы подсчитать. И бизнесмены в храме Держали бригаду полицейских у дверей. И если бы я провел год в пустыне, Я точно потерял бы свою пенсию. Я превратил бы воду в вино, Но мне не дали разрешения. И я умер бы и был бы распят Вы знаете, как это делается. Я собираюсь сбрить бороду и остричь волосы И купить себе пуленепробиваемый жилет. Я освобожденный Христос, И у меня нет лишней крови.

Христиане сделали его совершенно иным. Он не был таким. Он был бунтующим человеком, необыкновенно революционным. И он жил этим, жил своим бунтарством. Он не был теоретиком: он жил этим и умер за это. Он любил жизнь так сильно, что готов был умереть за нее. Но он не был против жизни. Вот в чем было его преступление.

Даже с Иоанном Крестителем и его учениками были проблемы. Иоанн Креститель был старым, традиционным пророком. Его ученики были аскетами: постились, молились. Они были против жизни. Между Иисусом и учениками Иоанна Крестителя был конфликт. Эти сутры говорят об этом конфликте.

Тогда приходят к Нему ученики Иоанновы и говорят: почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся?

Почему пост становится таким важным? Почему такой важной становится брахмачарья, безбрачие?

Есть две вещи, от которых зависит жизнь: питание и секс. Если вы против жизни, то вы будете и против пищи, и против секса, поскольку они оба составляют саму основу жизни. За счет пищи живете вы; за счет секса будут жить будущие поколения.

Если вы поститесь, вы умрете. Если вы станете безбрачными, вы перекроете путь для прихода следующих поколений. Если безбрачие и пост станут абсолютными, жизнь исчезнет с лица земли. Те, кто против жизни, восхваляют пост, как метод, безбрачие, как цель.

Существенный вопрос: «Почему мы, ученики Иоанна Крестителя, постимся часто, и раввины, и фарисеи делают то же самое, а твои ученики не постятся?»

И ко мне приходят люди. Они говорят: «Почему вы не учите людей поститься?» Я всегда удивляюсь. Почему люди так заняты пищей? Если изучить жизнь Ганди, то можно увидеть, что вся его жизнь связана с пищей: питание и живот. Есть и ставить клизму — вот две постоянные основные проблемы. Почему он так боится пищи?

С питанием приходит страх. Страх секса. Если вы хорошо едите, создается сексуальная энергия. И если вы не знаете, как можно направить эту энергию в верхние слои вашего бытия, она начнет двигаться вниз. Вы не знаете, как эта энергия может двигаться наподобие огня, — тогда она будет двигаться наподобие воды. Поэтому с пищей приходит страх секса. Пойдите и посмотрите. В Индии много праведников, святых, особенно среди джайнов. У джайнов огромное число святых, которые непрерывно постятся. Их страх заключается в сексе, поскольку если есть хорошо, то создается энергия. А если есть энергия, то что вы будете с ней делать? Вы не можете смеяться, вы не можете танцевать, вы не можете любить. Что вы будете делать с этой энергией? Эта энергия станет для вас тяжким грузом. Уж лучше не создавать ее.

Пост — это попытка не создавать энергию. Вы живете на уровне голодания, так чтобы создавался минимум энергии, используемый для повседневной работы. У вас ничего нет про запас. Даже для доброго смеха нужна энергия; для танца нужна энергия. Вы живете по минимуму — ведь если энергия будет по максимуму, тогда она взорвется радостью.

Если не давать дереву достаточно воды, если не давать дереву достаточно удобрения, питания, то дерево может остаться, но оно не даст цветов. Цветы появляются только в том случае, когда у дерева есть запас энергии. Цветы — это роскошь: когда дерево имеет достаточно — больше, чем достаточно, — и оно хочет поделиться, тогда появляются цветы и распространяется аромат.

Вот так дерево радуется своей энергии. У него слишком много энергии; оно хотело бы поделиться ею с миром. Но когда нет достаточного, как можно делиться? Дерево может жить, но оно не будет по-настоящему зеленым. Оно будет почти умирающим — постоянно на краю смерти.

Люди выучили такой трюк: если поститься, то можно жить минимальной жизнью. Тогда опасность меньше. Невозможен гнев, ведь для гнева нужна энергия; невозможна любовь, ведь для любви нужна энергия; невозможна радость, ведь для радости нужна энергия. Жизнь — это игра энергии; энергия нужна для всего. Поэтому, если вы живете по минимуму, вы едва живы. Смерть всегда рядом.

Запомните, царство Божье рядом только в том случае, когда вы живете максимально, когда вы живете оптимальной жизнью, когда вы живете на вершине. Тогда царство Божье в руках ваших.

Те, кто живет по минимуму, — самоубийственные люди. Они недостаточно смелы, иначе совершили бы самоубийство тут же. Они трусы, совершающие медленное самоубийство, очень медленно отравляющие себя. Они будут жить, и они не будут жить совсем.

Иоанн Креститель и его ученики были аскетами, они жили по минимуму. Поскольку Иисус был учеником Иоанна Крестителя, то о нем думали как о предателе. Он изменил своему учителю, ведь он начал двигаться совершенно в ином измерении. Он стал источником живой религии. Он начал празднование.

Настоящий Иисус совершенно потерялся в пустыне христианской теологии. Он совершенно потерялся. В том хламе, который продолжает в больших количествах производить христианская теология, настоящее евангелие, настоящее откровение полностью потеряно и забыто. Откровение этого человека было в восхищении жизнью, поскольку только такой может быть благодарственная молитва к Богу. Жизнь должна быть пиром, а не постом.

Почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся?

И сказал им Иисус: могут ли печалиться сыны

чертога брачного, пока с ними жених? Но

придут дни, когда отнимется у них жених, и

тогда будут поститься.

Это очень насыщенная сутра. Иисус говорит: «Когда есть жених, могут ли печалиться сыны чертога брачного?» Это будет выглядеть абсолютно глупым, абсурдным, невротичным — когда жених в доме, нет вопроса о посте, печали, грусти. Тогда сыны чертога брачного будут танцевать, пировать и радоваться: жених с ними.

Но придут дни, когда отнимется у них жених.

и тогда будут поститься.

Эти дни пришли. Эти дни длятся на земле уже много времени, почти две тысячи лет. Церкви печалятся: нет больше жениха. Печалятся папы, не могут смеяться епископы. Их лица почти мертвы: жизнь застыла и увязла, гибкость ушла. Они просто механически продолжают повторять то, что сказал Иисус.

Иисус говорит, что пока религия жива, нет вопроса о посте. Время пировать и благодарить, благодарить за то, что жених с вами. Время танцевать и петь — и сходить с ума от чистого восхищения! Да, придет время, когда отнимется жених, Иисуса не будет больше. Тогда можно печалиться и поститься для своего облегчения. Иисус говорит: «Ведь я здесь, как они могут быть печальными? Когда я здесь, почему они должны поститься? Время радоваться!»

Иисус снова и снова говорит: «Радуйтесь!» Он никогда не говорит: «Отрекайтесь»; он говорит: «Радуйтесь». Если вы радуетесь, мир ваш; если вы счастливы, весь мир ваш.

Верно говорят: «Смейся, и весь мир будет смеяться с тобою. Плачь, и ты будешь плакать один». В глубоком смехе деревья, и птицы, и животные, и небо, и земля соединяются вдруг с вами. Смех — это приглашение, это открытость. Когда вы печалитесь, плачете, вы замкнуты. Тогда вы недоступны морям и пескам, и моря с песками недоступны вам. Вы стали монадой, одноклеточным: без окон, без дверей — все замкнуто.

Печальный человек замкнут, полностью замкнут в себе. Его бытие не распространяется; его бытие не похоже на реку, текущую к морю. Он мертвый пруд, который никуда не течет. Движение прекратилось, процесс жизни прекратился.

И сказал им Иисус: могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених?

Пока религия жива и молода, не упускайте шанс, ведь долгими будут дни, когда не будет с вами жениха. Тогда вы сможете и печалиться, и поститься, и делать все, что захотите.

Но в этом и есть проблема: когда Иисус здесь, люди убивают его; а когда он уходит, они поклоняются ему. Когда Будда здесь, люди кидают в него камни; когда он уходит, ему поклоняются. Всегда было так. Человеческая глупость потрясает!

Когда Иисус уходит... После его смерти создается совершенно иной тип религии, диаметрально противоположный его бытию, поскольку те, кто создавал религию после ухода Иисуса, были печальными людьми. Они были людьми головы, людьми, живущими головой. Они создают религию: они собираются вместе, они созывают конференции, они решают, каким был Иисус. Они красят и перекрашивают: истинное лицо совершенно теряется при этом. Они взваливают на себя бремя забот. Когда же Иисус был здесь, те же самые люди близко не подходили к нему, ведь он не был достаточно респектабельным человеком.

Вот неудача — пока Иисус жив, он недостаточно респектабелен для всех этих ученых мужей, фарисеев, раввинов, чтобы они могли прийти и послушать его. Они не придут, он ниже их. Они и так знают уже слишком много. Но когда аромат его улетучился, они немедленно являются, чтобы заполнить вакуум, заполнить место, оставленное Иисусом, - ведь теперь они могут обсуждать, что имел в виду Иисус, чего он не имел в виду. Теперь они могут решать, каков был характер Иисуса. Этот характер станет карикатурой, он станет абсолютно ложным, ведь они — это люди, никогда не понимавшие его, люди знаний.

Человек знаний не может понять Иисуса. Он понимает только писания, мертвые слова. Иисус — это слово, ставшее плотью. Оно живет, пульсирует, бьется.

Человек знаний — это эксперт по мертвецам. Он может рассечь мертвое тело, и потом он создает нечто, абсолютно, диаметрально противоположное настоящему человеку. Эти люди создали христианство, джайнизм, буддизм. Будда не был основателем буддизма, и Христос не был основателем христианства.

Христианство было создано людьми того же типа, что распяли Иисуса, — того же типа. Может быть, это были не в точности те же самые люди, но они были того же типа. Те, кто распял его, были священниками, и те, кто создал христианство, тоже были священниками.

Не имеет значения, является ли священник евреем или христианином. Все это лишь ярлыки; они не создают различия. Священник всегда против живого религиозного человека, он всегда за мертвое, поскольку мертвым он может манипулировать. Живой Иисус не стал бы слушаться раввина. Раввин боится живого Иисуса; он никогда не пересечет его путь, он постарается избежать встречи. Но когда Иисус мертв, раввины собираются вместе. На его трупе они создают церковь.

Именно об этом и говорит Иисус:

Могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься.

«Когда я буду мертв — говорит Иисус, — когда уйдет свежесть религии, тогда люди будут поститься, тогда они будут печалиться. Но прямо сейчас, пост — это совсем не то».

Так что запомните: когда религия пирует, она жива. Присоединяйтесь к ней! Но когда религия постится, бегите от нее как можно скорее, поскольку она не только мертва: она сделает мертвыми и вас, если вы позволите себе быть близко к ней.

И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты, из небеленой ткани; ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже.

Иисус говорит: «Традиционная религия, старая религия, не может праздновать». Празднование ново. Оно ново каждое мгновение, оно никогда не старо. И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани...

Новая, свежая, молодая религия никогда не подходит к старым традициям. Она подойдет когда-нибудь, когда ее новизна исчезнет, и она сама станет традиционной религией, мертвым прошлым.

Живая религия — это присутствие. Она в присутствии. Традиционная религия — просто воспоминание. Чувствуете ли вы явную разницу? Ее нужно почувствовать.

Вы любите женщину. Есть женщина, есть вы — между вами двумя протекает любовь. Это присутствие: что-то неподдающееся определению окружает вас, что-то, чего вы не можете ухватить, что-то нематериальное, что-то духовное. Что-то из иного мира снизошло на вас. Вы живете в мире совершенно иного типа. Это мгновение больше не часть этого мира: вы трансцендировали, перешли в какое-то неизвестное измерение.

Но потом уходит женщина, уходит любовь. Проходят годы. Все это теперь лишь воспоминание. Иногда вы пережевываете прошлое: вы закрываете глаза и снова представляете себе мгновения блаженства. Но теперь все это в пыли, много пыли собралось на этом. Теперь это не живо больше. Вы можете почувствовать, но теперь это чувство идет лишь только через ум — оно не является непосредственным.

Когда была любовь, чувство было непосредственным. Оно было чем-то, чего можно было коснуться, чем-то, что окружало вас. Оно было более живым, чем ваше собственное тело, оно было более живым, чем ваш собственный ум. Но теперь это только воспоминание.

Цветок: он жив утром, приветствует солнце, танцует в легком ветерке. Вечером лепестки опали, аромат исчез. Воспоминание о чем-то в прошлом. Им нельзя жить, о нем можно только думать.

Из-за этого размышления вы начинаете цепляться за прошлое. Так рождается традиция. Будда жил две тысячи пятьсот лет назад; Иисус — две тысячи лет назад; Кришна - может быть, пять тысяч лет назад. Что-то произошло в то мгновение, когда Иисус был здесь на земле. Теперь это только воспоминание: цветок уходит, уходит и аромат. Остается только пустота. Вы продолжаете поклоняться этой пустоте;

вы создаете вокруг нее храмы, церкви. Вы поклоняетесь этой пустоте. Это всего лишь воспоминание.

Что за глупость поселилась в человеческом сердце? Когда есть цветок, вы избегаете его; а когда остается только пустота, вы поклоняетесь ему. Вы боитесь настоящей религии. Вот почему вы становитесь индусами, мусульманами, христианами. Это трюк ума, обман. Это способ избежать религии, поскольку религия преобразует вас. Религия уничтожит вас таких, какие вы есть, и даст вам новое рождение. Через религию что-то новое придет к существованию, и вы боитесь этого — умирания и возрождения. Вы привержены старой традиции.

Иисус говорит: И никто к ветхой, одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани. Традиции стары, как ветхая одежда. Празднование всегда ново, оно никогда не старо. Оно здесь и сейчас. Мертвые религии все время постятся, они аскетичны. Новые религии — они празднуют, их окружает своего рода духовное жизнелюбие.

Читали ли вы книгу Казантзакиса «Грек Зорба»? Прочтите её. Иисус имел, должно быть, какие-то качества от грека Зорбы — потрясающую способность наслаждаться жизнью, бесконечное доверие к жизни, глубокое созвучие с настоящим. Роман Казантзакиса «Грек Зорба» несет в себе какое-то качество от Иисуса.

Конечно, папа в Ватикане будет очень оскорблен, если узнает, что я говорю о том, что Иисус имеет качества грека Зорбы. Но я говорю это. Он имеет их; я ничем не могу здесь помочь. Духовное жизнелюбие.

Позвольте мне пояснить термин «духовное жизнелюбие», поскольку вы обыкновенно думаете, что жизнелюбие - это что-то земное. «Есть, пить и веселиться», — вот земное жизнелюбие. В духовном жизнелюбии все это есть, но есть и еще нечто большее. «Есть, пить и веселиться» — и еще плюс Бог. Есть, пить и веселиться во имя святого, во имя вашего Бога, вашего Отца небесного.

Ешьте, пейте, веселитесь — сделайте это вашей молитвой. Пусть ваша еда, питье и веселье станут своего рода духовным ритуалом, своего рода молитвой — жестом счастья, жестом того, что: «Я в полном порядке, я счастлив, что ты дал мне рождение. Я счастлив, что я есть, и я посылаю тебе всю мою благодарность».

Духовное жизнелюбие есть всегда, когда религия живая. Когда религия становится мертвой, жизнелюбие полностью исчезает, и религия становится антагонистичной ко всему, чему радуется человек. Тогда религия ищет пути и средства, как быть печальной, как быть все более и более грустной, как убить все пути для восхищения и радости. Тогда она становится аскетичной.

Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое.

Только новая религия — новорожденная, свежая, изначальная — может праздновать. Тогда празднование подходит ей. Она может любить, может доверять, может радоваться.

Не вливают также вина молодого в мехи ветхие... Самый загадочный ответ. Они спросили: «Почему твои ученики не постятся?» — а ответ Иисуса оказывается очень косвенным. Есть вещи, о которых можно говорить только очень косвенно. Нельзя указать на них прямо.

Я гостил у одного своего друга. У него был прекрасный ребенок, мальчик, — всего восьми или девяти лет. Ребенок играл в саду, и я наблюдал за ним. Он гонялся за бабочками, собирал цветы, катался по траве, радовался влажной траве и каплям росы. Садовник обрезал живую изгородь, и свежесрезанные ветки издавали прекрасный аромат по всему саду. Мальчик прыгал, и танцевал, и носился в чистом восторге.

Потом он вошел в дом. Мать сказала ему: «Где ты был?»

Он сказал: «Там».

«Что ты делал?»

Он сказал: «Ничего».

Тогда я подозвал его и сказал: «Это неправильно. Ты делал так много вещей. А сказал, что ничего не делал».

Он ответил: «Вот почему я сказал "ничего". Об этих вещах нельзя сказать. Аромат...»

Да, я понял, что он хотел сказать. Аромат наполнял его ноздри — как это можно выразить? И когда он катался по траве: прикосновение травы, капли росы на теле; легкая прохлада, свежесть — как можно выразить это? И беганье за бабочками... Что происходит в уме ребенка, когда он бегает за бабочками? Как это может быть высказано? И солнце, и потоки света — как он мог высказать, что происходило в его сердце?

Да, я понял его. Он уклонился от ответа. Он сказал:

«Там». А когда его мать стала настаивать: «Что ты делал?» — он ответил: «Ничего». Он делал так много, что не было другого способа выразить это. Только «ничего» могло покрыть это все. И только «там» — пустое слово, которое покрывает столь многое. Там — включает весь мир. Там - солнце, деревья, бабочки, трава, капли росы. Все эти вещи там, вовне. И что происходило внутри ребенка? Чистое восхищение, без всякой видимой причины. Просто счастье. Как высказать его?

Когда Иисуса спросили: «Почему твои ученики не постятся?» — как высказать это? Он говорит: «Могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених?» Он отвечает как бы на другой вопрос:

Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься. И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани; ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже.

Не вливают также вина молодого в мехи

ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино

вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое

вливают в новые мехи, и сберегается то и другое.

Очень косвенный ответ, но он дает правильный ключ. Есть вещи, которые не могут быть высказаны прямо. Они настолько жизненны, что вы вынуждены ходить вокруг да около. Они подобны обнаженным проводам. Их нельзя касаться прямо; это опасно. Поэтому Иисус все время говорит притчами.

Однажды Адольф Гитлер сказал: «Я не понимаю, почему человек не должен быть так же жесток, как и природа». Почему человек не должен быть так же жесток, как и природа? А между прочим, человек и был так же жесток, как и природа, может быть, даже более жесток. Иногда вы жестоки к другим; иногда жестоки к себе. Это обыкновенные категории, на которые может быть разделено все человечество. Редко является человек, который не жесток ни по отношению к другим, ни по отношению к себе. Это тот человек, которого я называю Богом, Богочеловеком.

Очень легко переходить от одной крайности к другой. Обыкновенно люди жестоки по отношению к другим: насильственны, агрессивны. Тогда это насилие по отношению к другим, эта жестокость по отношению к другим должны быть дорого оплачены, ведь если вы насильственны к другим, они будут насильственны к вам. Вы не можете быть все время агрессивными по отношению к другим, насилие вернется к вам. Это опасно, это дорого — даже Адольф Гитлер или Наполеон вынуждены были платить. Они умерли смертью чистого насилия, которое вернулось к ним, пало на них.

Вы плюете в небо, и плевок возвращается к вам; вы копаете яму для других и однажды падаете в нее сами. Хитрые, расчетливые умы понимают тот факт, что быть насильственными по отношению к другим очень дорого и опасно, но они хотят быть насильственными, они хотят быть жестокими. Жестокость глубоко в их крови, в их животности, что же с ней делать?

Самый лучший и самый дипломатичный путь — быть насильственным по отношению к себе. Тогда не будет мщения. Поэтому обыкновенный человек насильственен по отношению к другим, а ваши так называемые праведники насильственны по отношению к себе. Они просто более расчетливы. Они трусы, беглецы. Но они насильственны по отношению к себе.

Знаете ли вы, что была одна христианская секта, — они все еще существуют; они не так известны сейчас, но все еще существуют, — члены которой бичевали себя каждое утро, избивали свои собственные тела? Начинала течь кровь — то была их молитва. Как будто Бог жаждал их крови, как будто Бог изголодался по их крови. Что же за Бога держали они в своих умах? Какого-то убийцу? Какую-то убийственную силу?

Нет, они жертвовали собой. Они старались показать Богу: «Посмотри, мы несчастны, мы очень несчастны. Помилуй нас». Это была их молитва: «Мы так печальны. Посмотри, кровь наша течет. Мы так страдаем. Помилуй нас». Но я говорю вам: милость Божья доступна только тем, кто счастлив.

Иисус произносит одно из самых загадочных своих высказываний: «Ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет». Никто не говорил так. Иисус просто несравним: «Кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет. Кто имеет, тому дано будет и приумножится».

Это выглядит очень антикоммунистически! Но это потрясающая истина, абсолютная истина. Когда вы счастливы, вам доступно большее счастье; когда вы несчастны, доступным становится большее несчастье. Когда вы счастливы, вам дается больше: двери открыты. Милость Божья на вас. Он любит тех, кто танцует, тех, кто приходит к нему с пением.

Но тех, кто приходит к нему с жалобами — с печальными лицами, с текущей кровью, — тех он не любит. Они не могут любить даже себя — как Бог может любить их? Они упустили. Они не смогли полюбить себя, как Бог может полюбить их? Запомните: если вы не можете любить себя, никто не полюбит вас. Забудьте о Боге — даже обыкновенное человеческое существо не полюбит вас.

Прежде всего, вы должны полюбить себя. Только тогда другие полюбят вас. И вы должны любить себя так бесконечно, так полно, чтобы в вас не осталось и капли ненависти к себе. Только тогда становится доступной любовь и милость Божья.

Он потрясающе любит тех, кто любит себя. Он любовник любовников. Его благодать нисходит на вас, когда вы танцуете, а не стоите в позе мученика. Это одна из самых безобразных поз, какую только можно принять. Никогда не старайтесь быть мучениками! Но посмотрите — Иисус это нечто совершенно иное, а вот христиане были мучениками, бичевали сами себя.

В России была христианская коммуна — большая коммуна до революции, — члены которой отрезали свои гениталии в жертву Богу. Что же это за жертва? Что они говорят? Они говорят: «Бог, посмотри! Мы отрезали свои гениталии, чтобы показать, что мы больше не интересуемся жизнью, любовью, счастьем. Нас больше не интересует никакой экстаз». И они постятся, они молятся.

Бог любит жизнь. Каждое мгновение он творит жизнь. Бог не против жизни: он — самое сокровенное ядро жизни, он любит жизнь.

В английском языке есть выражение: «Прожить свою жизнь». Я хотел бы немного изменить это выражение. Я хотел бы сказать: «Пролюбить свою жизнь». Не просто проживайте свою жизнь, это очень бедно. Пролюбите свою жизнь. Будьте пламенем и сгорайте с обоих концов. Если вы можете гореть с обоих концов, даже единое мгновение, и течь в любви во всех измерениях, вы немедленно войдете в божественное. Это я называю духовным жизнелюбием. Иисус — духовный жизнелюб.

Всегда наблюдайте за своим отношением к жизни, ведь существует вероятность, что в вас спрятан аскет. Всегда наблюдайте за своим отношением к жизни, поскольку из осознания этого отношения исходят ключи, открывающие многие двери.

Например, если кто-то печален, находится в боли, в страдании, очень легко испытывать по отношению к нему симпатию; вы полны симпатии. Но если кто-то счастлив, находится в великом удовольствии, то, что происходит? Вы не можете симпатизировать тому, кто счастлив. Вы чувствуете ревность, зависть: может быть, этот человек выиграл в лотерею, и вы чувствуете зависть. Потом умирает его жена, он ограблен, лотерея прошла мимо, и вы переполняетесь симпатией. Что происходит? Почему вы испытываете такую симпатию к печали?

Вы, должно быть, получаете какое-то скрытое удовольствие от этого. Вы насильственны. Вы никогда не симпатизируете чьему-то счастью, вы всегда симпатизируете чьему-то несчастью. Вы, должно быть, получаете от этого какое-то скрытое удовольствие.

Когда кто-то несчастлив, в глубине вы чувствуете, что очень хорошо, что это случилось с ним — «не со мной». Вы обошли его. Вы можете симпатизировать, это ничего не стоит.

Но можете ли вы танцевать с тем, кто счастлив? Можете ли вы быть, по-настоящему счастливы чьим-то счастьем? Много раз вы печалились людской печалью, но можете ли вы быть по-настоящему счастливыми, когда люди счастливы? Да, вы можете притвориться, но вы-то знаете. Вы улыбаетесь и говорите: «Хорошо. Бог был к вам милостив», — но в глубине души вы завидуете.

Вы можете симпатизировать счастью только в том случае, если вы сами знаете, как быть счастливыми. Вы же не знаете этого — вы несчастны, очень несчастны. Когда в сравнении с вами кто-то более несчастлив, вы чувствуете себя немного счастливее. Он ведь в еще более темном провале. Вы чувствуете себя лучше. Вы, по крайней мере, счастливее этого человека.

Но когда кто-нибудь счастлив, вы чувствуете, что вы в провале, а он на вершине. Вы испытываете зависть. Зависть никогда не уйдет, если вы сами не станете по-настоящему счастливыми. Ваша симпатия ложна, ваша симпатия аморальна, ведь в глубине она содержит в себе удовольствие - удовольствие оттого, что кто-то несчастлив.

Запомните: религиозный человек — это такой человек, который настолько счастлив, что не может испытывать зависть. Он так счастлив, что нет ничего, чего бы недоставало ему. Я не вижу, как мог бы я завидовать кому-то. Это невозможно. Я так счастлив, что большее счастье невозможно. А если большее невозможно, то как вы можете завидовать?

Люди пытаются не быть завистливыми. Это невозможно. Будьте счастливыми, и вы будете независтливыми. Будьте счастливыми, и у вас не будет амбиций; будьте счастливыми, и эго исчезнет. Эго существует только в глубоком несчастье и горе. Оно — житель ада; оно обитает в аду.

Посмотрите на свою собственную жизнь. Когда вы говорите «Бог», что вы имеете в виду? Знаете ли вы какого-нибудь другого Бога кроме зеленых деревьев и красных цветов... и облака, плывущие по небу... и солнечный свет... и луна в ночи и тихие звезды...? Знаете ли вы какого-нибудь другого Бога? И сердце внутри, и сердца вовне — знаете ли вы какого-нибудь другого Бога?

Целое есть Бог, единственный Бог. Но религии, так называемые религии, создали Бога, направленного против жизни. Они говорят: «Отрекитесь от жизни. Только тогда вы достигнете Бога».

Иисус говорит: «Живите жизнью, как молитвой». Любите жизнь, как самого Бога. Любите жизнь! Углубляйтесь в жизнь, и в глубочайшем ядре ее однажды внезапно вы откроете Бога. Он бьется в каждом сердце, он цветет в каждом цветке, он прячется в каждом камне.

Религии сделали ужасную вещь, они создали ужасную путаницу. Они все поставили с ног на голову.

Когда Хо Ши Мин был жив, он, бывало, говорил каждому американскому визитеру: «Скажите мне, а что, статуя Свободы все еще стоит в Америке? Не стыдитесь». Он, бывало, говорил: «Пожалуйста, скажите мне, поскольку я сомневаюсь. Даже если она стоит, она стоит, наверное, на голове».

Все церкви стоят на головах, и все так называемые религии стоят вниз головой. Бог стал не важен.

Если Бог против жизни, то Бог — просто концепция, просто абстракция — пустое слово. В нем нет плоти; в нем нет крови; в нем нет теплоты. Это просто холодная, абстрактная концепция.

Паскаль, один из глубочайших мыслителей Запада, видел однажды сон. Во сне он получил послание. Он проснулся — так глубоко задел его этот сон. Он немедленно поднялся и записал в своем блокноте полученное им послание. Он прочел это послание утром. Оно было потрясающе важным. Он зашил его в свое пальто; на протяжении всей его жизни оно было зашито в его пальто. Много раз, когда он шел по дороге или разговаривал с кем-нибудь, он, бывало, взглядывал на него и снова запахивал пальто. Это было очень простое предложение: «Я не хочу Бога философов; я хочу Бога Давида, Авраама, Иакова», — Бога жизни, а не философии;

Бога обыкновенного человека, а не экстраординарных эгоистов.

Бог Иакова, Авраама, Давида - Бог тех, кто любит жизнь и живет жизнью, — и есть настоящий Бог. Бог, который против жизни, — подделка, любой храм, который против жизни, — подделка. Остерегайтесь ее. Храм, который лелеет саму жизнь как Бога, — единственный истинный храм.

Иисус правильно отвечал, и если вы можете видеть жизнь как Бога, тогда вы всегда в брачном чертоге. Тогда жених всегда, всегда и всегда с вами. Если вы можете видеть жизнь как Бога, тогда жених никогда не покинет вас.

Этот Бог выражал себя через Иисуса; этот Бог выражал себя через Кришну. Он танцевал через Кришну, он играл на флейте через Кришну. Этот Бог иногда проникает и является на рыночную площадь, но вы не узнаете его, потому что у вас есть поддельный Бог.

Я слышал, как однажды так случилось, что один человек взял свою бабушку на одну выставку великих произведений искусства. Она впервые увидела настоящую живопись, подлинную живопись Винсента Ван Гога. Она посмотрела на картину и рассмеялась.

Человек спросил: «Почему вы смеетесь? Вам понравилась картина?»

Она сказала: «Это копия. На протяжении почти двадцати лет я держу календарь у себя на стене, и это как раз копия моего календаря».

Календарь был копией этой картины — это же была истинная, подлинная картина, — но она рассмеялась и сказала: «Почему такую обыкновенную вещь показывают здесь? Эта картина висит в моей комнате уже двадцать лет».

Если на вас слишком сильно повлияло поддельное, вы упустите настоящее. Если ваши глаза слишком наполнились поддельным, то когда вам встретится настоящее, вы можете не распознать его.

Бог — это жизнь, и нет другого Бога. Бог — это вы, я и все, и нет другого Бога. Празднуйте, радуйтесь тому, что Бог повсюду. Каждый камешек и каждый листок наполнены Богом; каждая капля воды наполнена Богом. Когда вы жаждете, это Бог жаждет внутри вас. И когда вы пьете холодную воду, это Бог течет внутри вашего бытия; это Бог утоляет вашу жажду. Жажда — это Бог, утоление жажды - это Бог, вода, утоляющая жажду, — это Бог. Все есть Бог.

От чего отказываться? По какой причине вы должны поститься? Празднуйте и танцуйте! Настоящая религия есть празднование; ложная религия есть отречение.

Беседа 2. Смерть: Возвращение домой

1 ноября 1975г., Пуна.

«Розы краснеют, фиалки голубеют, Если б не Иисус, все б мы были иудеи». Пожалуйста, прокомментируйте.

Мы всё еще иудеи. Иисус не смог преуспеть. Быть иудеем — не имеет ничего общего, ни с каким конкретным племенем; это позиция в жизни. Быть иудеем означает быть расчетливым, быть в мире закона, а не любви. Быть иудеем означает не быть поэтическим, но быть арифметическим. Быть иудеем означает не испытывать благоговейного трепета перед тем, что окружает вас.

Не случайно все это столетие доминируют три еврея - Маркс, Фрейд и Эйнштейн — ведь мир материалистичен. Он никогда не был таким материалистичным, как сейчас. Один еврей, Маркс, изобрел идею о том, что жизнь-это не что иное, как экономика. Это как раз то, что я и говорю: расчет. Даже религия — это экономика, даже поэзия — это экономика. Маркс говорит, что даже сознание зависит от экономической ситуации; оно является следствием ее. Сознание — следствие экономических ситуаций, структуры общества. Маркс - совершенный иудей. Лучшего образца не найти.

Потом есть Фрейд, который старался изобрести идею о том, что вся жизнь движется согласно инстинктам, законам подсознательного. В человеческой жизни нет сознательных событий; повсюду доминирует подсознание. Он был фаталистом; фатализм — это еще одна идея о том, что мир движется по мертвым правилам.

По Марксу, всем правит экономика. По Фрейду, всем правит бессознательный инстинкт. И еще есть Эйнштейн, который старался изобрести идею о том, что вся жизнь — не что иное, как комбинация атомов. Все трое расчетливы.

Быть иудеем не имеет ничего общего с еврейской расой. Есть иудеи среди индусов, есть иудеи среди джайнов, есть иудеи среди буддистов. Быть иудеем — это позиция.

Христос не преуспел: христиане — это иудеи! Христос преуспевает только в том случае, когда любовь побеждает закон, когда дух побеждает материю, когда безмолвие побеждает язык, когда поэзия побеждает прозу. Когда жизнь не управляется законами экономики, инстинкта, истории, но управляется благодатью — вот тогда Иисус преуспевает.

Не думайте, что вы не иудеи. Из ста человек девяносто девять процентов — иудеи. Лишь изредка, один человек не иудей. Этот человек живет жизнью любви. У него нет шаблона, под который нужно подгонять свою жизнь: он живет от мгновения к мгновению; он течет от одного мгновения к другому мгновению без всякой идеи о том, куда он направляется, без всякой цели. Так возникает свобода.

Только в свободе есть сознание, только в свободе есть Бог. Бог — это полная свобода. Если вы живете от мгновения к мгновению, не зная, куда направляетесь, не зная, откуда приходите, — если и прошлое, и будущее не имеют значения, если хоть какое-то значение, хоть какую-то реальность имеет лишь настоящее, — только тогда вы выходите за пределы того, чтобы быть иудеем.

Каждый рождается иудеем. Редко, очень редко, человек умирает не иудеем. Это редкое благословение. Просто называть себя христианами ничего не меняет. Меняется только ярлык. Меняется упаковка, содержимое остается тем же самым.

Иисус потерпел неудачу, — но не потому, что его революция не была достойна успеха. Иисус потерпел неудачу, потому что его революция была чрезмерна для вас, она превзошла ваши пределы. Невозможно лишь просто смотреть так далеко, так высоко. Ваши глаза зафиксированы на земле;

вы совершенно забыли о небе. И поскольку вы совершенно забыли о небе, вы забыли, что у вас есть крылья. Глядя вниз, пробираясь ощупью во тьме земли, вы стали пресмыкающимися — подобными змеям. Вы больше не птицы, птицы небесные.

Иисус потерпел неудачу, поскольку вы глубоко погружены в подсознательное. И Иисус будет терпеть неудачи; само его усилие таково, что успех почти невозможен. В том, что касается общества, он никогда не преуспеет. Успех возможен только с отдельными личностями.

Поэтому, все те, кто познал... Спросите пробудившихся: Будду, Иисуса, Кришну, Заратустру. Вы всегда увидите, что они настаивают на индивидуальном. Они хорошо знают, что ожидать высокого роста можно лишь от немногих. Большая часть человечества будет делать все, чтобы держаться за свое рабство, чтобы оставаться безопасными в своем тюремном заключении, чтобы оставаться в комфорте, — и жить как-нибудь, влачить жизнь как тяжелую ношу; и умереть как-нибудь. Большая часть людей не будет слушать, не поймет, не попытается преобразовать себя. Религия — это индивидуальное дело.

И у религии нет никакого имени. Когда кто-нибудь становится религиозным, тогда немедленно он перестает быть индусом, мусульманином, христианином. Он просто становится религиозным человеком. Это понимание; это иной род познания, иной способ зрения. И когда вы смотрите по-другому, вы видите другую реальность. Реальность зависит от вашего взгляда. Если ваш взгляд меняется, меняется и реальность.

Если вы расчетливы, вы никогда не узнаете ничего большего, чем материя, поскольку у расчета есть свое ограничение. Если вы слишком арифметичны, вы никогда не сможете узнать, что есть красота, что есть добро, что есть истина. Вы никогда не сможете узнать, поскольку расчет не в состоянии привести ни к чему такому.

Как вы узнаете красоту цветка с помощью арифметики? Вы можете пересчитать лепестки, но упустите красоту. Вы можете пересчитать части, но упустите целое. Вы точно упустите красоту, окружающую цветок, существующую подобно атмосфере вокруг цветка, но не схватываемую пересчетом лепестков. Вы должны забыть расчеты, вы должны забыть рассчитывающий ум.

Ум — это иудей. Когда вы выходите за пределы ума, вы входите в иной мир: мир, который не может быть рассчитан, мир, который не может быть объяснен; мир, который есть тайна и который останется тайной. Чем дальше вы углубляетесь в него, тем больше тайна; чем больше вы познаете, тем меньше вы знаете. И наступает момент, когда вы по-настоящему знаете его, вы знаете лишь одно: вы ничего не знаете.

О Бхагаван, сегодня, когда вы говорили, мне хотелось танцевать. Вы упомянули даже Казантзакиса, которого я люблю. Но я чувствовал, что танцевать запрещено, хотя и сидел позади. Ашрам кажется мне консервативным, но, может быть, я не танцевал из-за своего собственного консерватизма. Это вопрос?

Вовсе нет. Это признание.

Ашрам не консервативен. Но вы все консервативны, и вы создаете ашрам. Этот ашрам не мой, он ваш. Если бы он был мой, он не был бы консервативным, но я один, и я не могу создавать ашрам. Я здесь пришелец. Он состоит из вас, вы консервативны, и ашрам становится консервативным. Он не может выйти за ваши пределы, поскольку вы — его составляющие части. Он — сумма всех ваших консерватизмов.

Но кто беспокоится об этом? Если вы действительно в состоянии танца, то кто беспокоится? Тогда вы можете танцевать хоть на дороге. Может быть, явится полиция и заберет вас в тюрьму, но с этим все в порядке. Что вы можете сделать? Если вы можете прекратить танец, тогда им не стоит и заниматься. Он был, должно быть, игрой ума, он был, должно быть, лишь идеей, идеей о том, что вы хотели бы танцевать.

Но, на самом деле, вы не хотите танцевать. Когда возникает танец, он — не идея ума; вовсе нет. Он — потрясающая энергия тела. Он имеет свою собственную силу. Он овладевает вами, вы ничего не можете с ним поделать. Вы забываете ашрам, вы забываете общество, вы забываете мир. Вы беспомощны; танец владеет вами. Тогда в вас входит нечто извне ваших пределов.

То была, наверное, лишь идея ума. Вот почему вы остановили ее. Идеи можно остановить, но когда вами овладевает что-то, вы ничего не сможете сделать, чтобы остановить это. Это случается; это не делается. И когда что-то случается, оно божественно. Когда вы делаете что-то, оно обыкновенное, человеческое.

Это не вопрос. Это признание. И вы говорите, что любите Казантзакиса. Это тоже, может быть, лишь идея ума. Люди любят вещи, которых недостает им в жизни. Читая книгу «Грек Зорба», вы можете полюбить Зорбу, но если вы повстречаетесь с ним, он вам может не понравиться. Он совершенно другой, совершенно не такой, как вы. Даже Казантзакису никогда не было легко с Зорбой. Они были друзьями; Зорба ведь был реальным человеком, это не вымышленный характер. Даже Казантзакису было нелегко с ним, ведь он был человеком совершенно иного типа. Он был абсолютным жизнелюбом, абсолютно принадлежащим мгновению. Ничего, кроме счастья, для него не имеет значения.

Конечно, это выглядит очень большим себялюбием. Только печальные люди кажутся несебялюбивыми, счастливые люди всегда выглядят себялюбивыми. И счастливых людей всегда осуждают. Когда все общество несчастно, как вы осмеливаетесь быть счастливыми? Когда каждый так несчастлив, вы должны быть очень себялюбивыми, чтобы чувствовать себя счастливыми. Не улыбайтесь, когда каждый плачет и рыдает. И не смейтесь. Жизнь полна страданий, и ваше поведение будет выглядеть неприличным.

Человека, подобного Зорбе, не принимают ни в одном доме. Вы не разрешили бы ему остаться у вас, поскольку само его присутствие вносило бы беспокойство. Он не верит ни в какую мораль. Он знает только одну мораль: мораль счастья.

И я говорю вам, что это и есть единственная имеющаяся мораль. Все остальное — хлам. Только счастливый человек может быть моральным. Только счастливый человек не заинтересован в том, чтобы сделать несчастными других людей; только счастливый человек создает вокруг себя атмосферу, в которой и другие могут быть счастливыми. Но этим другим не понравится мысль о том, что вы счастливы, когда они несчастны.

Вы можете любить Зорбу, но вы не позволите ему быть гостем в вашем доме. Он ненадежен. Такой счастливый человек опасен! На печальных, мертвых людей можно положиться. Они не сбегут с вашей женой! А Зорба может сбежать с ней. Он живет мгновением. У него нет будущего, нет прошлого; нет рая, нет ада. Он поистине в настоящем мгновении.

Но вы можете полюбить его. Так случается. Это нужно понять.

Вы всегда влюбляетесь в противоположное, противоположное притягивает вас. Но лишь в фантазии. В реальной действительности противоположное причиняет беспокойство. Люди, никогда не любившие, все время читают любовную поэзию. Иногда они даже пытаются написать что-нибудь о любви. Я встречался со многими поэтами. Вот мое наблюдение: они упустили любовь в жизни, поэтому и пишут любовную поэзию. Это подделка. Очень бледная подделка, если не хуже, но все же приносящая небольшое удовлетворение. Хотя бы что-то. Искусственные цветы... но выглядят как настоящие. Любить опасно. Писать любовную поэзию совсем не опасно.

Посмотрите! Если кто-то читает стихи о любви, его можно приветствовать, но если человек по-настоящему погружается в любовь, тогда общество осуждает его. Вы можете прочесть историю Лейлы и Меджнуна или Ширин и Фархада, вы полюбите их. Но люди, жившие в дни Меджнуна, ненавидели этого человека. Кто любит любовника? Попытайтесь стать любовником, и общество осудит вас. Напишите стихи о любви, и, может быть, президент вручит вам награду, вам может достаться Нобелевская премия. Ни один любовник еще не получал Нобелевской премии — люди, писавшие стихи о любви, получали.

Человек стал бояться настоящего, но в том, что касается фальшивого, — здесь опасности нет. Вы, наверное, видели это? Иногда вы сидите в своей комнате или в своем доме, ожидая чего-либо или занимаясь чем-нибудь, и кто-то стучится в дверь. Вы чувствуете себя очень плохо: кто-то пришел побеспокоить вас. Вы не хотите и отвечать, вы хотели бы избежать ответа. Вы посылаете к двери слугу, не идете сами. Или вы посылаете к посетителю своего ребенка сказать:

«Папы нет дома». Но если кто-то звонит вам по телефону, тогда это не беспокоит вас. Тогда вы немедленно поднимаете трубку, реальность ведь так далеко от вас.

Однажды случилось так, что в чей-то дом прокрался вор и был там схвачен — схвачен из-за старой привычки. Зазвонил телефон. Он не мог устоять, он должен был ответить на звонок. На звонок нужно отвечать! Поэтому он поднял трубку, и был схвачен. Когда его спросили: «Зачем вам это было нужно?» — он ответил: «Я совершенно забыл, что я был вором в этом доме. Когда звонит телефон, нужно отвечать».

Один человек провел исследование этого явления. Он позвонил по двадцати общественным телефонам, и кто-то обязательно отвечал ему. Потом он спрашивал у того, кто отвечал: «Почему вы ответили на звонок? Он ведь был не вам».

Тот человек говорил: «Я просто проходил мимо».

«Тогда зачем же вы отвечали?»

Человек говорил: «Но телефон-то звонил!»

У телефона есть определенная сила. Когда он звонит, вы должны ответить на звонок. Он обладает каким-то определенным свойством, чем-то гипнотическим. Вы точно не связаны с этим телефоном, он определенно звонит не вам. Это общественный телефон; вы проходите мимо него, направляясь в свое учреждение. Совершенно определенно, что он звонит не вам. Зачем вы отвечаете ему?

Когда реальность далеко, легко отвечать. Когда реальность приближается, отвечать становится все труднее и труднее. Величайшие трудности в жизни связаны с теми людьми, которые весьма реальны для вас и весьма близки вам: ваша жена, ваши дети, ваш муж. Они очень близки, они реальны. С ними связаны проблемы.

Вам может нравиться Зорба. Даже Казантзакис любил этого человека — когда он был не с ним! Но когда они жили вместе, это было по-настоящему трудно. Иногда он возвращался домой пьяным и начинал танцевать — он мог протанцевать всю ночь. И он был очень мощным человеком — очень сильным. Когда вы живете с таким человеком, вам будет очень трудно, если вы и сами не такой же человек.

Не создавайте подделок. Это уловка ума чтобы обмануть вас. Любите настоящее, не любите фальшивое. Лучше любить, чем писать стихи о любви. Любовь преобразует вас, любовь дает вам понимание. Любовь дает вам понимание того, что творится в человеческом сердце, — в вашем сердце и в сердцах других людей. Любовь принесет много несчастных мгновений, много страданий, но будут и вершины радости. Вот так и растет человек: через ночи страданий и через дни радости. Человек растет через двойственность: это диалектический процесс.

Просто читать поэзию о любви — это так удобно, но не думайте при этом, что вы по-настоящему любите. Читать поэзию о любви очень просто, ведь при этом ничего не ставится на карту.

Лев Толстой написал в своих воспоминаниях, что когда он был маленьким ребенком, его мать часто бывала в театре. Они были очень богатыми людьми; они принадлежали к царской фамилии. В Москве падал снег — зимняя ночь, — а мать и ее ребенок в театре.

Толстой вспоминает, что всякий раз, когда игралась трагедия, его мать плакала, рыдала и всхлипывала, слезы катились по ее щекам. Толстой думал при этом: «Как глубоко ее сострадание!» Но мало-помалу, позднее, он осознал, что в ней совсем не было сострадания. Это была подделка.

Когда они возвращались из театра, кучер, сидевший в коляске и ожидавший их, замерзал до смерти. Он не мог оставить коляску, он должен был быть при ней, — они ведь могли появиться в любой момент. Он замерзал до смерти. Но мать Толстого не обращала на это ни малейшего внимания. Этого человека можно было выбросить прочь, можно было позвать другого кучера и ехать на нем. Над ним мать не плакала и не рыдала. Толстой говорит: «Тогда я понял, что ее сострадание было фальшивым. Это была уловка».

Очень легко плакать в театре, поскольку ничто ваше не вовлечено в действие. Очень легко плакать в кино. Все плачут в кино. Но плакать в жизни будет трудно, поскольку в этом случае вовлекается что-то ваше. Если вы заплачете над этим мертвым человеком, вашим кучером, то в следующий момент вы должны изменить весь стиль вашей жизни. Тогда, если идет большой снег, вы не отправитесь в театр. Или вы все сделаете так, чтобы кучер имел более теплую одежду, чтобы он мог посидеть где-нибудь в тепле. Но это повлияет на стиль вашей жизни.

Кого беспокоит реальный человек? Люди плачут, читая романы, сидя в кино, в театре. Но в реальной жизни их глаза пусты — в них ни слезинки.

Запомните это: если вы по-настоящему любите Зорбу, вы станете Зорбой; если вы любите Иисуса, вы станете Иисусом. Это один из фундаментальных законов жизни: если вы любите кого-то, если вы любите что-то, то мало-помалу объект вашей любви преобразует вас и вы становитесь похожими.

Вы наблюдали это? Иногда вам встречается пара, муж и жена, похожие друг на друга. Они говорят одинаково, они ходят одинаково, они улыбаются одинаково. Между ними глубокое родство. Что произошло? Они не брат с сестрой, так почему же они так похожи?

Они любят друг друга, и любят глубоко. Когда вы любите кого-то, вы уязвимы. Другой человек изменяет вас, а вы изменяете его. Под конец жизни муж и жена, если они по-настоящему любят друг друга, становятся совершенно похожими. Так и должно быть. Любовь преобразует.

Но театр, кино, романы и поэзия — они не слишком преобразуют вас. На самом деле, все это способы избежать преобразования. Все это способы не смотреть в жизнь, а жить фантазиями.

Это не вопрос: это признание. Если вы действительно хотели танцевать, кто мог запретить вам? И если бы случился такой танец, кто захотел бы запретить вам? Когда вами овладело что-то, и это что-то не связано с умом...

Следующий раз, когда вами овладеет что-то, не беспокойтесь об ашраме. Пусть они делают, что хотят. Не ваше дело беспокоиться об этом. Танцуйте! Но помните: это не должно быть связано с умом. В противном случае вы лишь создадите возмущение. Будьте одержимыми. Когда вы одержимы, танец — это святое.

Вы сказали: «Если бы не было реформаторов, то мир был бы более естественным и прекрасным». Тогда почему ваш ашрам полон реформаторов?

Чтобы реформировать реформаторов. Мир полон реформаторов — что делать? Их нужно реформировать. Я готовлю людей, которые могут реформировать реформаторов.

Вопрос не подписан. Человек, написавший его, должно быть, испугался. Вам не следует бояться. Вам следует подписывать свои вопросы, чтобы я точно знал, в чьем уме возник такой вопрос. Ведь я отвечаю не на вопрос, я отвечаю тому, кто спрашивает. Вопрос бесполезен, если вы настолько боитесь, что даже не подписываете его. Если вы не хотите раскрыть себя, то это означает, что в этом вопросе нет всего вашего сердца.

Почему вы пытаетесь обмануть? Даже если вопрос глуп, вам нужно объявить себя. Вы здесь не для того, чтобы прятаться, вы здесь для того, чтобы показать себя — показать себя мне, чтобы я смог изменить вас. Если вы все время прячетесь, то как я смогу изменить вас? Если вы глупы, все в порядке. Будьте глупыми, но покажите себя. Если вы в темноте, не бойтесь. Откройте двери, откуда иначе войти свету?

Здесь не будет какого-нибудь спора или обсуждения; я не интересуюсь никакими обсуждениями и никакими спорами. Если я что-то говорю вам, я говорю это не в порядке спора, я не говорю это ради какого-нибудь спора. Я не пытаюсь защищать никакие догмы, никакие религии, никакие священные писания. У меня нет ничего: ни догм, ни писаний, ни религии, которые я стал бы защищать. Я пытаюсь создать между вами и мной сообщество. Но если вы будете прятаться, вы упустите свою возможность.

Всегда открывайте себя. И не пытайтесь приглаживать свои вопросы, поскольку и это я почувствую. Вы пишете вопрос, вы приглаживаете его, вы пытаетесь написать его так, чтобы он выглядел очень изощренно, очень культурно. Чем больше вы приглаживаете его, тем дальше он от вашей реальности. Пусть вопрос будет сырым, чтобы быть ближе к сердцу.

Если сам ваш вопрос далеко ушел от вашего сердца, то как может мой ответ приблизиться к вам? Мой ответ ударит по вопросу, и вы окажетесь очень далеко от него. Пусть вопрос будет сырым, подобным ране, чтобы я смог ударить напрямую.

Будет больно. Именно поэтому вы пытаетесь оттолкнуть вопрос подальше от себя. Но если вы так боитесь, что будет больно, то тогда хирургия, которую я стараюсь провести, окажется невозможной.

Это хирургия. Ваш ум очень болен, в нем растет раковая опухоль. Его нужно оперировать. Будет больно, конечно, будет больно, но в этой боли благословение, поскольку мгновение боли — и раковая опухоль удалена, вы целы и здоровы. Поэтому не пытайтесь прятаться. Будьте искренним.

Запомните, вы можете двинуться к другой крайности: вы можете стараться выглядеть очень сырым. Это не поможет. Будьте просто самим собой.

В одном месте Христос просит своих учеников нести свой крест ежедневно, тогда как в другом месте он претендует на то, чтобы они праздновали его присутствие так, как будто он жених. Почему такое противоречие?

Противоречия нет. Это лишь кажется противоречием.

Каждое мгновение нужно помнить о смерти, ведь она может прийти в любой момент. В этом смысл слов «нести свой крест ежедневно» — вы не должны забывать о смерти. Забывая о смерти, вы снова впадаете в бессознательное. Если вы помните о смерти, вы остаетесь бдительными, бодрствующими.

Но когда мы говорим «помните о смерти», мы не имеем в виду, что вас должна подавить эта идея, что вами должна овладеть эта идея. Мы не имеем в виду, что вы должны сотворить великий страх перед смертью и непрерывно дрожать. Это было бы болезнью, извращением.

По отношению к смерти есть два типа извращенных людей. Первый тип: это те, кто полностью забыл, или пытается забыть, что смерть существует. Они пытаются избежать ее. Они не хотят даже говорить о смерти. Если вы начнете говорить с ними о смерти, они решат, что вы нецивилизованный человек, невоспитанный человек. Они избегают самой этой темы. Они не ходят на кладбище. Вот почему кладбища сооружаются вне городов. Никто не проходит по ним случайно. Только когда человеку нужно пойти на кладбище, он приходит туда. В ином случае кладбища можно избежать.

Смерть — это объект табу, на нее наложено табу более сильное, чем на секс. Никто не говорит о ней... и каждый знает, что она наступит. Человечество живет в глубоком обмане. Это один тип болезни.

И есть другой тип болезни. Вы можете впасть к другую крайность, и тогда вами овладеет идея смерти. Вы будете постоянно дрожать от страха смерти, просыпаться по ночам, поскольку, кто знает? — может быть, вы и не проснетесь утором. Вы не можете хорошо есть, поскольку как можно есть, когда подходит смерть? Вы не можете любить, поскольку как можно любить кого-нибудь, когда каждый умирает? Это тоже болезнь, это тоже извращение.

Иисус говорит: «Каждый день несите свой крест». Он говорит, что нужно помнить о смерти... И все же каждое мгновение нужно праздновать жизнь. Смерть наступает — вот причина праздновать еще глубже. Ведь кто знает, — может быть, это мгновение — последнее?

Это мгновение жизни не должно быть разрушено страхом смерти, оно должно быть против смерти, оно должно быть в контрасте со смертью, оно должно быть празднованием. Его нужно праздновать еще глубже, поскольку, кто знает, - следующего мгновения может и не быть вовсе. Пока жених здесь, празднуйте.

Притча о женихе имеет внутренний смысл. Внутри вас ваше тело есть тело смерти, а ваше сознание есть жизнь, источник жизни. Вы и то и другое. Ваше тело умрет: оно принадлежит земле — прах вернется в прах. Оно обязательно уйдет, вернется к истоку.

Вы принадлежите небу, вы принадлежите Богу — ваше сознание отделено от тела. В этом смысл Иисуса на кресте. Каждый из нас на кресте, поскольку сознание живет в теле, а тело — это смерть.

Если вы понимаете, то вы увидите, что каждый из людей — на кресте. Но не нужно впадать в пессимизм. Напротив, это все должно стать еще большей причиной для празднования. Жених внутри вас, и тело ваше — чертог жениха. Празднуйте его!

Иисус не противоречив; Иисус абсолютно прост. Противоречие лежит в самой жизни: жизнь существует через смерть и смерть существует через жизнь. Сама жизнь — парадокс. Но в этом и ее красота. Всякая красота существует в контрасте, и вся жизнь существует в напряжении противоположностей. Это мост, воздвигнутый между двумя берегами: смертью и жизнью.

Празднуйте каждое мгновение, поскольку оно может выть последним. Но, празднуя, не забывайте, что смерть наступает. Помните о ней.

Память о ней не должна становиться навязчивой; память о ней должна становиться празднованием. Несите свой крест, но несите его, танцуя; несите свой крест, но несите его, напевая; несите свой крест, но несите его, глубоко внутри себя празднуя. Тогда вы проживаете и то и другое: вы проживаете жизнь, и вы проживаете смерть. И вы проживаете и то и другое глубоко и напряженно. Если вы можете напряженно | жить и тем и другим, они становятся одним. Тогда вы осознаете, что жизнь и смерть — два аспекта одного и того же, одной и той же энергии. Жизнь — это выражение, проявление. Смерть — это возвращение.

Не могли бы вы определить и обсудить природу сознания? Как сознание связано с эго?

Является ли сознание принципом творения? (То есть, можете ли вы сказать: «В начале было сознание», вместо: «В начале было Слово или логос»?) Как сознание связано с Богом?

В начале было Слово или логос. То же самое нельзя сказать о сознании, поскольку в начале было также и бессознательное. Сознательное — это часть вашей реальности, реальности внутреннего. Бессознательное тоже существует. Поэтому просто сознания не было в начале. Бессознательного было столько же, сколько сознательного. Или, можно сказать, что в начале было нечто, что включало и сознательное, и бессознательное.

В этом смысл понятия «Бог». Бог — это не только сознательность: Бог — это сознательность плюс бессознательность. Бог — это и светлый день и темная ночь, и зима и лето, и жизнь и смерть. Бог — это и начало и конец, и то и другое. Бог — вне пределов двойственности, двойственность поглощается им. Он и материя и ум, и явное, и неявное.

Сознательное — лишь часть великого океана бессознательного. Сознательное — лишь на поверхности; глубоко под ним спрятаны слои и слои бессознательного. Нужно трансцендировать, пройти за пределы и того и другого, чтобы понять, что было в начале — что есть Бог.

«Не могли бы вы определить и обсудить природу сознания? Как сознание связано с эго?» Одна ваша часть — это сознательное, одна десятая часть. Девять десятых вас — это бессознательное. Если сознательная часть думает о себе, как о целом, она становится эго. Тогда она забывает о бессознательной части; тогда часть воображает себя целым. Вот тогда она - эго.

Если сознательное начинает понимать также и бессознательное... В этом и заключается все усилие религии, в этом и заключается все усилие медитации. Если сознание обращается назад, оглядывается назад, и осознает также и бессознательное, — темную ночь внутри себя, — то тогда сознание познает: «Я есть сознание, я же есть и бессознательное. Моя осознанность — лишь волна в океане. Неосознанность огромна». Тогда и исчезает эго. Эго — часть, думающая о себе как о целом. Не-эго — часть, осознавшая целое. Тогда эго исчезает.

Как определить природу сознательности? Она не была определена раньше, она никогда не будет определена в будущем. Кто определит ее? Чтобы определить ее, нужно выйти из нее. Для определения чего-либо нужно встать вне него, нужна дистанция. Если нет дистанции, не будет перспективы.

Вы есть сознательное, вы есть бессознательное. Нет никого, кто встал бы снаружи и определил бы это. Вот почему все религии загадочные, мистические, неопределенные, туманные — ведь ни одно основное понятие религии не может быть определено.

Субъект не может быть сделан объектом. Я не могу поставить себя напротив себя же, поэтому я и не могу определить себя. Не даст определения ни Будда, ни Иисус. Определение, как таковое, запрещено самой природой явления.

Все остальное может быть определено, поскольку дающим определение является сознание. Все остальное располагается перед сознанием. Сознание познает — оно может обходить вокруг, наблюдать, смотреть, экспериментировать, определять, расчленять — но кто определит сознание? От него нельзя уйти: вы есть сознание. Вы можете познавать его, но не сможете определить его. Знание его невозможно, возможен только процесс познания.

Я могу помочь вам создать состояние медитации, в котором вы познаете, что оно есть такое, я могу дать вам метод, но я не могу дать вам определения. Именно поэтому религия всегда выглядит немного подозрительной. «Почему вы не определите ваши термины? Сделайте так, как это делает наука. Определите! Если вы не можете определить ваши термины, то это просто показывает, что вы не знаете, о чем говорите».

Великий лингвист и философ-позитивист А. Дж. Айер говорит, что если взять два термина — «Бог» (God) и «собака» (dog) — то второй истинен, а первый ложен. Никто не может определить термин «Бог», это слово не имеет смысла. Понятие «Бог» не может быть определено. Понятие «собака» может быть определено — «собака» более значимо, чем «Бог».

Если вы настаиваете на определениях, то тогда можно давать определения лишь вещам; люди определены быть не могут. Гравитация может быть определена, но благодать - благодать определена быть не может. То, что вовне, определимо; то, что внутри, неуловимо. Это нужно понять... и идти в медитацию.

Будда говорит: «Будды могут показать вам лишь путь. Двигаться по нему должны вы. Однажды вы дойдете до цели. Никто не укажет вам цель заранее».

Даже определение ее невозможно. И это хорошо, что определение невозможно. Иначе вы успокоились бы на определении, успокоились бы на информации, не отправились бы в путешествие, в долгий путь к цели. И иногда так случается, что сама карта, которую вы думаете использовать в путешествии, становится препятствием. Сама карта уже удовлетворяет вас.

Я читал очень редкую автобиографию человека, принадлежавшего очень примитивной расе на реке Амазонке. Он был сыном вождя. Его отец питал великую любовь к реке Амазонке, он плавал к самому ее истоку.

Мальчик, сын вождя, приехал в Америку — какие-то миссионеры помогли ему отправиться туда на учебу. Там он получил образование и возвращался назад. Он думал: «Мой отец так сильно любит Амазонку. Он будет счастлив, когда я привезу ему карту, подробную карту. Амазонки». Он купил наилучшую из карт и повез ее отцу.

Он думал, что его отец будет очень счастлив, но его отец посмотрел на карту и весьма опечалился. Он выбросил карту прочь. Это очень задело сына. «Я привез подарок, дар, а отец выбросил его прочь. Почему?»

Он спросил отца. Отец сказал: «Это вещь совершенно ненужная, я не увидел там нигде Амазонки. Как может Амазонка быть на бумаге? Ты дурак, ты обманываешь меня. Я плавал по Амазонке, я знаю, что это такое. Не обманывайся этой картой. Там только линии».

Определения Бога — это карты: линии на бумаге. Определения сознания — карты. И иногда эти карты слишком овладевают людьми.

Иметь карту — вот лучший способ заблудиться. Вы не можете потерпеть неудачу: если у вас есть настоящая подробная карта, вы заблудитесь в ней. Ум будет думать: «Теперь мне все известно». Живая Амазонка прекрасна, опасна, ужасна. В любое мгновение на карту может быть поставлена жизнь. С картой — удобно расположившись в своем мягком кресле — вы можете изучать ее, и можете подумать, что все знаете об Амазонке.

К миру вне вас карты имеют не очень большое отношение, но к внутреннему миру они не относятся совершенно. Если у вас есть какие-нибудь карты, выбросьте их прочь. Каждая из религий дает вам карту. Выбросьте ее прочь! Хватит карт. Пусть это будет настоящее путешествие!

Когда вы достигнете сознания, вы будете смеяться над глупостью составителей карт. Тогда вы узнаете, что они никогда и не бывали у самого источника жизни. Они лишь копировали других составителей карт. Они копировали на протяжении столетий и добавляли свои собственные фантазии, свои собственные идеи. Они видоизменяли и приукрашивали карты. Все карты ложны, поскольку самое внутреннее остается неопределимым.

Но и не нужно определять. Сознание внутри вас. Вернитесь, и царство Божье в ваших руках. Зачем беспокоиться о каких-то определениях? Когда реальное так близко, почему бы не ощутить его вкус?

Когда перед вами река, вы спрашиваете меня об определении воды. Я знаю, что вы испытываете жажду, и я знаю, что никакое определение не утолит ее. Но вы говорите: «Пока вода не определена, как я могу пить ее? Я не понимаю ее смысла».

Если бы люди ждали определений — и только тогда утоляли бы свою жажду, — человечество давно исчезло бы, поскольку вода все еще остается неопределенной. Не дайте одурачить себя тем, что говорят ученые. Они скажут, что вода это Н2О — две части водорода и одна часть кислорода, — но когда ученый испытывает жажду, а вы дадите ему кислород и водород, чтобы напиться, он скажет: «Что вы делаете? Вы что, сошли с ума? Жажду утоляет вода, а не две части водорода и одна часть кислорода».

Сын Муллы Насреддина вернулся из университета. Там он изучал логику и стал великим философом — как каждый к тому склонен в юности. Юность глупа, философом стать легко.

Сын был очень заинтересован в том, чтобы продемонстрировать свои познания. Как и каждый свежий выпускник университета. Они сидели за обеденным столом, и мать принесла два яблока. Увидев хорошую возможность, сын Муллы Насреддина сказал: «Мама, я покажу тебе то, чему я выучился. Что ты видишь на этой тарелке?»

Мать сказала: «Два яблока».

Он сказал: «Нет, логика говорит нечто другое. Здесь три яблока, а не два».

Бедная мать посмотрела снова, но там было два яблока. Она сказала: «Что ты имеешь в виду?»

Он сказал: «Посмотри. Это яблоко одно, это яблоко два. Сколько будет одно плюс два?»

Мать сказала: «Конечно, один плюс два будет три» Сын был очень счастлив. Мулла Насреддин наблюдал за всем этим. Он сказал: «Хорошо, очень хорошо. Я съем первое, а твоя мать второе. Ты же ешь третье!»

Логику не съешь, науку не съешь, не съешь философию. Религия занята тем, как утолить вашу жажду, религия занята вашим голодом, — но не определениями, не картами.

Вы сказали: «Мы здесь ничего не делаем», — но те из нас, кто живет и работает здесь в ашраме. постоянно заняты «деланием». Действительно, чем больше мы делаем, тем больше нас хвалят; а тех, кто ничего не делает или делает мало, распекают. Пожалуйста, объясните.

Когда я сказал: «Мы ничего не делаем здесь», я имел в виду, что я ничего не делаю здесь. Ведь я люблю вас. Когда любишь, тогда делание не является деланием вовсе.

Если вы любите меня, то и вы не будете думать, что делаете слишком много. На самом деле, вы не будете думать, что делаете хоть что-нибудь. Любовь — это не долг. В любви работа становится поклонением.

Вы работаете в ашраме. Если вы любите меня, то все качество вашей работы и все ваше отношение к ней будут иными. Если вы не любите меня, тогда, конечно, это работа. Тогда ваш ум будет желать похвалы. Тогда вы многими способами постараетесь уклониться от работы — что и делают многие из вас! Вы все время находите пути и средства: как уклониться от работы, как не делать ее.

Я никогда не уклонялся, потому что я люблю вас. Чем больше я могу сделать, тем лучше я себя чувствую. Но вы уклоняетесь, как будто работа для вас — тяжелая ноша, бремя. Если работа — это бремя, то только тогда она и выглядит работой.

Если работа исходит из любви, она становится поклонением. Тогда не нужна никакая другая медитация. Этой достаточно. Работа сама по себе становится медитацией. Вы настолько глубоко уходите в нее, что ум прекращается.

Энергия нуждается в работе, в противном случае энергия становится беспокойством. Энергия нуждается в выражении, энергия нуждается в том, чтобы творить. В противном случае та же энергия, свившись внутри вас спиралью, станет болезнью. У вас есть энергия. Энергия должна творить. Нет другого счастья, кроме творения.

Но творение — это работа с любовью. Живописец пишет. Он не работает: он любит. Он абсолютно поглощен своим занятием — нет того, кто делает. Певец поет, или танцор танцует. Если танцор просто профессионал, тогда это работа. Он устанет от нее. Но если танцор по-настоящему любит танцевать, тогда чем больше он погружается в танец, тем больше приобретает он энергии, чтобы двигаться дальше.

О Нижинском — одном из величайших танцоров, когда-либо ходивших по земле, — говорят, что даже ученые удивлялись: они не могли поверить в его прыжки. Когда он танцевал, он совершал такие высокие прыжки, что они противоречили законам гравитации. Это невозможно: человек не может прыгать так высоко! И когда он опускался вниз, он приземлялся как голубь — так плавно, как будто гравитация не действовала на него. Много раз у Нижинского спрашивали: «В чем ваш секрет?»

Он говорил: «Я не знаю. Знаю только то, что я люблю танцевать». А однажды он сказал: «Когда любишь танцевать, тогда не подчиняешься законам гравитации. Тогда подчиняешься законам грации».

В этом различие между Моисеем и Иисусом. Моисей принес в мир закон гравитации: все эти Десять Заповедей — законы, подобные закону гравитации, а Иисус принес закон грации, благодати, который и не закон вовсе.

Когда вы глубоко любите, вы действуете совершенно в ином измерении. Если бы вы любили меня, такой вопрос никогда не возник бы у вас. Вы не думали бы об этом как о работе.

Понаблюдайте за матерью — как много она делает для ребенка. Но если вы спросите ее, она скажет: «Я не делала ничего. На самом деле нужно сделать гораздо больше, а я не смогла сделать. Я всегда чувствую, что мой ребенок не получает столько заботы, сколько ему нужно. «Потом пойдите к секретарю клуба или института и спросите у него. Он даст вам большой список того, что он делает на своем посту. В этот список будут включены вещи, которых он никогда и не делал! Он делает; мать любит.

Я читал биографию индусского санньясина, жившего в Южной Африке. Он пришел в Гималаи с паломничеством. Он взбирался вверх, и ему было жарко. Он вспотел и тяжело дышал: путешествие было трудным.

Как раз перед ним шла девочка, не старше десяти лет, которая несла на плечах очень тяжелого толстого ребенка. Она покрылась потом. Санньясин заговорил с ней и сказал:

«Дочь моя, ребенок кажется очень тяжелым».

Девочка посмотрела на санньясина и сказала: «Свамиджи, это не ноша. Он мой брат. Это совсем не ноша, у него нет веса — он мой брат». Когда любишь, вес исчезает; когда любишь, действуешь в совершенно ином мире.

Так ли это? Переживаю ли я вас? Началось ли последнее путешествие?

Это от Дхарматиртхи Бодхисаттвы. Да...

Беседа 3. Имена ваши написаны на небесах.

2 ноября 1975г., Пуна.

Евангелие от Луки, глава 10

1. После сего избрал Господь и других семьдесят учеников, и послал их по два пред лицом Своим во всякий город и место, куда Сам хотел идти.

2. И сказал им: жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою.

3. Идите! Я посылаю вас, как агнцев среди волков.

4. Не берите ни мешка, ни сумы, ни обуви, и никого на дороге не приветствуйте.

5. В какой дом войдете, сперва говорите: мир дому сему!

6. И если будет там сын мира, то почиет на нем мир ваш; а если нет, то к вам возвратится.

16. Слушающий вас, Меня слушает, и отвергающий вас, Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается от Пославшего Меня.

17. Семьдесят учеников возвратились с радостью и говорили: Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем.

18. Он же сказал им...

20. Однако-ж тому не радуйтесь, что духи вам повинуются; но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах.

21. В тот час возрадовался духом Иисус и сказал: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче! Ибо таково было Твое благоволение.

22. И, обратившись к ученикам, сказал: все предано Мне Отцом Моим; и кто есть Сын, не знает никто, кроме Отца, и кто есть Отец, не знает никто, кроме сына, и кому Сын хочет открыть.

Однажды два исследователя вышли на поляну в джунглях. То было прекрасное место — тысячи и тысячи цветов цвели там. Один из исследователей сказал: «Наверное, есть садовник, который ухаживает за этими цветами, присматривает за этим богатством». Он был верующим.

Другой не согласился с ним: «Я не вижу здесь никакого садовника. Я не вижу здесь ничьих следов. И нет никакого смысла разводить такой прекрасный сад в этом густом и глубоком лесу. Кто придет посмотреть на него? Кто насладится этими цветами? Никто не пройдет даже мимо. Нет, здесь нет никакого садовника. Весь этот сад случаен».

Они заспорили. Второй был неверующим, скептиком. Но не было способа решить, кто из них прав, поэтому они поставили свою палатку и прождали семь дней. Садовник не появился. Скептик был счастлив. Он сказал: «Посмотри, нет никакого садовника. Теперь это доказано».

Но верующий сказал: «Садовник невидим. Он приходит, но мы не видим его; он приходит, но мы не слышим его шагов. Такой сад не может быть без садовника».

Тогда они проложили вокруг сада колючую проволоку. Они пустили по проволоке электрический ток, они привели собак-ищеек, они следили день и ночь. Но никто не входил в сад. Не был слышен ни один пронзительный крик от удара электрического тока, текущего по проволоке. Ищейки не залаяли ни разу.

Через семь дней скептик сказал: «Довольно! Теперь, вне всякого сомнения, доказано, что садовника нет — ни видимого, ни невидимого».

Но верующий не был убежден. Он сказал: «Садовник не

только невидимый, он неосязаемый. У него нет запаха. Он вечно неуловим: его нельзя схватить электрическими проводами, его нельзя схватить ищейками, наши глаза не видят его. Но он есть — определенно, он есть».

Тогда скептик в великом разочаровании сказал: «Что сталось с твоим исходным утверждением? Какая разница между невидимым, неосязаемым, вечно неуловимым Богом или садовником, и тем, кого лишь только воображают, тем, кто и не существует вовсе? Какая разница между ними двумя? »

Я читал эту притчу. Она нравится мне, ведь именно так и велись всегда споры на земле. Верующие все время говорят о невидимом Боге, скептические умы все время отвергают какую-либо возможность существования его, и все они кажутся правыми. Или, все они неправы. Этот спор никогда не будет окончен.

С самого начала вся линия вопроса приняла неверный маршрут. Как только вы отделили садовника от сада — Бога от творения, — так сразу возникает проблема. И тогда она не может быть разрешена.

Сад — уже достаточное доказательство садовника. Но садовник не отделим от сада. Он не приходит ухаживать за садом: он находится в саду; Он есть сад. Он не ухаживает за цветами: он находится в цветах; он суть цветы. Он не невидим — он видим, но видим как цветы.

Если у вас есть идея Бога, вы никогда не найдете его. Сама эта идея станет преградой. Только те, у кого нет идеи Бога, придут к нему или позволят ему прийти к ним. Если у вас есть определенная идея, сама эта идея станет стеной, каменной стеной, между вами и истиной.

Верующий не был неправ, но он занял неверную линию в споре: он отделил садовника от сада. Садовник не может быть доказан, поскольку садовника не существует. Садовник отдельно от сада не существует.

Вот почему его друг-скептик и может спорить. И его аргумент справедлив — справедлив не против Бога или садовника; справедлив против верующего. Верующий принял не тот аргумент.

Для меня Бог — здесь и сейчас. Все, что вы видите, — Бог. Бог — это не что-то вовне; Бог — это что-то внутри. Или, если вы любите парадоксы, Богом можно назвать внутреннее вовне или внешнее внутри. Но Бог — неотъемлемая часть. Бог - сокровенное ядро существования.

Если вы начинаете не в том направлении, то обязательно промахнетесь. Не верьте в Бога, отделенного от своих созданий, от своего творения. Он не отделим, он не может быть отделен, он заодно со своим творением: он в нем, он и есть оно. Когда это понято, вы начинаете струиться; вся ваша жизнь становится молитвой.

Вот в чем основное откровение Иисуса. Именно поэтому он и говорит: «Бог — отец мой». Это способ выразить то, что говорю вам я.

Между отцом и сыном, или между матерью и ребенком, существует неразрывная связь. Отец живет в сыне; мать продолжается в ребенке. Сын — это не что иное, как продолжение существования отца — продолженная рука: как если бы старое тело потеряло способность к существованию и исчезает, а отец создает новое тело, чтобы жить внутри него.

Когда Иисус говорит: «Бог — отец мой», — он просто подразумевает: «Я неразрывен с ним; между нами никогда не было разделения. Он течет во мне: в каждой моей клеточке — он. Нигде нет разрыва». Вот в чем все значение того, что он говорит, и он использует слово «отец», поскольку разговаривает с очень простыми, неискушенными людьми. Он разговаривает с реальными, а не с искусственными людьми; он разговаривает не в университете. Он разговаривает с реальными людьми — с живыми людьми.

Он использует слово «отец». И в любом случае, это прекрасно, поскольку, если религия не становится персональной, личностной, она остается философией. Когда религия становится персональной, она становится жизнью. Религия — это то, чем нужно жить, а не то, над чем нужно тягостно размышлять. Религия — это нечто, что должно стать жизненным пространством вокруг вас; она — это нечто, что должно стать непрерывным дыханием, непрерывным биением сердца.

Религия — это путь жизни, путь бытия. Она не имеет ничего общего с думаньем. Когда Иисус говорит: «Бог - отец», он подразумевает, что существование не чуждо вам, что существование — это ваш дом. Вы можете отдохнуть в нем, вы можете положиться на него: вам не нужно бояться.

Это основное, что нужно понять, ведь современный человек так сильно напуган. Такого раньше никогда не было. Никогда раньше в истории человечества человек не был так сильно напуган, как сейчас.

Каждый день я разговариваю с людьми об их проблемах и почти всегда нахожу где-то внутри них глубоко спрятанный страх. Когда же они углубляются в свое бытие, другие проблемы, в конце концов, исчезают. Остается только одна проблема — страх. Почему современный человек так напуган? Никогда раньше так не было.

Что-то произошло, что-то подобное катастрофе. Раз в вашем сознании нет Бога, вы будете бояться — ведь без Бога существование становится вам чуждым. Тогда вы не у себя дома, тогда все против вас.

Если Бога нет, тогда существование становится враждебным, но оно лишь кажется вам таким. Оно представляется вам враждебным. Жизнь выглядит состязанием, борьбой за выживание. Великая зависть окружает вас. Если нет Бога, любовь исчезает; если нет Бога, исчезает ощущение дома.

«Бог» — это всего лишь символическое слово. Оно означает просто позицию, позицию того, что: «Я дома». Если Бог — отец, тогда все существование — ваш дом. Вы можете чувствовать себя свободно, вам нечего бояться — все в руках отца вашего.

Религия персональна. Все ее усилие направлено на то, чтобы смотреть на жизнь, как на семью. Дерево, хотя и в далеком, но в родстве с вами; оно — ваш родственник. То же и скала... то же и океан... то же и луна и звезды. Все в родстве со всем остальным; вы существуете в родственной семье.

Вы часть всего сущего — словно бы существование пытается через вас достичь чего-то, достичь высочайшей вершины сознания. Через вас Бог пытается достичь нового существования, новой вершины восторга, новой вершины осознанности, нового пути. Бог как бы через вас пытается достичь прорыва. Неожиданно для самих себя вы восприняты Богом.

Не только восприняты: через вас Бог пытается сделать что-то. Через вас творится история, через вас творится существование. Вы значительны; вы имеете потрясающее значение. Без вас Богу будет недоставать чего-то.

Только подумайте: без сына отцу не только недостает чего-то — он и не отец больше. Он будет бесплодным, пустынным. Сын — вот его реализация.

Вы — реализация Бога. Но когда вы забываете Бога или отбрасываете идею Бога, — как это сделал современный человек, — тогда вы внезапно становитесь чужими. Внезапно вы больше не чувствуете себя свободно. Куда бы вы ни пошли, вы идете как незнакомец — среди врагов, не среди друзей.

Один из моих друзей гостил у меня. Он был вице-канцлером университета — весьма атеистически настроенный человек. Я всегда любил деревья и всегда любил, чтобы деревья росли так близко к дому, чтобы они почти касались и покрывали его. Людям не нравится это, так как есть опасность, что дерево разрушит стены, разрушит фундамент. Но для меня это не важно, дерево стоит того. Даже если разрушится здание, дерево прекрасно.

Утром мой друг осмотрелся кругом и сказал мне: «Что вы сделали? Тут у вас джунгли. Разве вы не знаете, что Деревья — враги человека?»

В чем-то он прав, ведь деревья непрерывно сражались с человеком, а человек непрерывно сражался с деревьями. Все города, как вы знаете, когда-то были лесами. Человек уничтожил деревья, очистил землю, заявил на нее свои права. И сейчас, если ничего не делать с деревьями, они в течение двадцати лет распространятся и покроют всю землю снова. Они разрушат здания и дороги и все.

Поэтому он и сказал: «Что вы делаете? Деревья — враги».

Я впервые услышал эту мысль. Исторически она верна, но с точки зрения существования — ложна; по-научному она верна, но с точки зрения религии — ложна.

С научной точки зрения вся жизнь — борьба. Все вокруг борется с вами, и вы боретесь со всем окружающим вас. «Выживают самые приспособленные» — убийственное состязание, состязание в том, кто кому перережет горло. Не дружелюбен никто. Даже те, о ком вы думаете как о друзьях, — не друзья, не могут быть друзьями — по-научному.

Рождается ребенок. Теперь он новый конкурент в мире;

одним врагом становится больше. Он будет дышать, он будет уничтожать кислород, который могли бы использовать вы. Теперь он будет использовать его. Ему нужно будет место, ему нужна будет пища; ему нужна будет вода, и то и другое. Теперь одним врагом становится больше.

Когда умирает человек, умирает один враг. Вы можете отпраздновать этот факт. Теперь освободится больше кислорода, будет больше пищи — один конкурент ушел. По-научному - это верно, спросите у Мальтуса.

Да, это верно. Но с религиозной точки зрения... по-религиозному, мир — это единение. Сущее — это семья; мы существуем вместе. Жизнь — это единство, и это единство - Бог. Если вы не сможете почувствовать этого единства, вы будете чувствовать себя чужаками, и всегда будете бояться. Для религиозного человека бесстрашие наступает спонтанно. Для нерелигиозного человека страх — единственный способ существования.

«Бог, отец», — это можно перевести. Это означает: существование одно; оно едино. Оно — гармония, не конфликт.

Мы члены друг друга. Когда умирает кто-то, что-то и во мне умирает. Когда рождается ребенок, что-то рождается и во мне. С новым ребенком и жизнь становится более живой — жизнь улыбается. Когда умирает кто-то, выступают слезы.

Так и должно быть, ведь я исхожу из жизни; я возвращаюсь в жизнь. Жизнь что-то пыталась сделать через меня.

Каждый из нас — посланник; каждый мессия; у каждого свое предназначение. И пока вы не исполните свое предназначение, вы не почувствуете своего удовлетворения. У вас может быть много денег, но удовлетворение не придет через них. У вас может быть много секса; удовлетворение не придет через него. У вас может быть много власти; удовлетворение не придет через нее.

Удовлетворение наступает только в том случае, когда вы исполняете определенное предназначение, которое вы несли, которое было закодировано в вас, которое глубоко запроектировано в вас. Если вы не станете тем, ради чего вы были сделаны, — если вы не достигнете бытия, — вы не исполнитесь.

Исполнение — это покой, исполнение — это блаженство, исполнение — это удовлетворение. И лишь исполненное сердце может молиться, поскольку только исполненное сердце может испытывать благодарность, испытывать нисходящую благодать: дух Божий, подобный голубю.

Теперь сутры:

После сего избрал Господь и других семьдесят учеников, и послал их по два пред лицом Своим во всякий город и место, куда Сам хотел идти.

Евангелия написаны в телеграфном стиле, поскольку они предназначались для запоминания, для памяти. В них нет ни одного лишнего слова; они очень экономны. Поэтому все сказанное должно быть понято с глубоким доверием и благоговением, поскольку это единственный способ понять такие вещи. Глубокое благоговение — основное настроение и основное требование. Только в таком глубоком благоговении что-то входит в вас, стучится в ваше сердце, затрагивает вашу душу.

Если вы просто слушаете со скептическим умом - замкнутым, сомневающимся, — вы упустите все, поскольку это не принципы, это поэмы. Они указывают, и эти указания очень тонки. Они интимны... только в глубокой интимности и можно понять такие вещи.

После сего избрал Господь и других семьдесят учеников, и послал их по два пред лицом Своим во всякий город и место, куда Сам хотел идти.

Почему по два? Почему не по три? Почему не по одному? Почему по два?

Иисус показывает глубокое понимание человеческого ума. Больше двух — толпа, толпа никогда не объединена. Толпа распадается на части, когда в ней больше двух человек. Есть все возможности к тому, что они начнут спорить между собой, есть все возможности к тому, что разгорится конфликт из-за лидерства.

Больше двух — это толпа. Меньше двух — один человек одинок. В одиночестве возникают сомнения. В одиночестве человек теряет уверенность, в одиночестве человек становится пугливым, подозрительным. Иисус говорит по два. Это не должна быть толпа, и человек не должен быть одинок. «Идите по два вместе».

Два человека — интимны, близки друг к другу — приносят друг другу все, что в них есть великое. Вот почему так значительна любовь, ведь лишь в любви вы достигаете оптимума. В одиночестве вы существуете по минимуму. В любви вы прикасаетесь к максимуму.

Вы наблюдали это? Видели ли вы хотя бы одного человека, когда он влюблен? Наблюдали ли вы изменения, происходящие с ним? Внезапно он начинает ходить по-другому. Он меньше ходит, больше танцует. Его движения приобретают неожиданно новую грацию. Его глаза сверкают, лицо становится прекрасным. Что-то глубоко внутри его расслабляется и ликует. Он вибрирует, излучает. Можно видеть, как течет его энергия. Всего лишь несколько дней назад он был подавленным, усохшим. Теперь он влюблен, он открыт, он цветет. Он переполнен. Что случилось?

Другому человеку послан глубокий зов. Этот зов коснулся его души, он пробудил его. Его спавшие энергии стали динамичными. Теперь в его жизни появилась цель, назначение. Теперь его жизнь более не подобна пустыне. Она начинает цвести. Она начинает потрясающе расти. И вот в чем красота: другой человек тоже не теряет; другой человек тоже выигрывает. Двое любящих выигрывают оба, и никто из них не теряет. Оба подходят к своим вершинам, поскольку каждый возбуждает глубины другого, и каждый выносит самое прекрасное, что есть в другом. Каждый возбуждает в другом божественное.

Возлюбленные становятся друг для друга богами. А когда кто-то верит, что вы — бог, вы обязаны исполнить это. Что вы сможете сделать? Когда кто-то верит, что вы — бог, не осознавая, вы начнете исполнять это. Не осознавая, вы достигнете своего предназначения — вы станете богом.

Если никто никогда не верил в вас, вы многое упустите. Если никто никогда не любил вас, вы останетесь бесплодными. Если никто никогда не любил вас так глубоко, что, по крайней мере, для него одного вы стали божеством, тогда божественное в вас будет продолжать спать; оно не станет динамичным.

Когда Иисус говорит по двое, он говорит: «Идите не одни», — одни вы будете на своем минимуме, — «и не более чем по двое», — поскольку в противном случае возникнет конфликт. Идите по двое: в глубокой дружбе, глубокой любви, в глубоком доверии, так, чтобы вы могли помочь друг другу, чтобы вы побудили друг друга на достижение величайших из возможных высот. Потенциально все, чего достигает человек, он достигает через другого. «Идите по двое».

И сказал им: жатвы много... Он говорит на языке крестьян, рыбаков, плотников.

Жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою.

Всегда было так. Так было, когда был Будда. Так было, когда был Заратустра. Так было, когда был Махавира. Жатвы много, но делателей недостаточно. Сокровище огромно, но не с кем делиться. Высвобождается потрясающая энергия, но никто не открыт, чтобы принять ее. Цветок раскрылся, но никто не проходит мимо, чтобы наполниться его запахом. Аромат изобилует. Он мог бы быть использован, и люди могли бы достичь своих высочайших вершин. Но аромат продолжает распространяться в пустоту неба. Да: Жатвы много, а делателей мало.

Итак, молите, — говорит Иисус своим ученикам, — Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою.

Урожай пора убирать, и если не собрать его, он будет потерян. Есть время сеять, и есть время собирать посеянное. Иисус готов, урожай готов — не с кем разделить его.

Почему так случилось? Почему люди так слепы? Почему люди хотят оставаться в своем несчастье, и когда открыта дверь к счастью, почему они не заглядывают в нее?

Они сделали определенные вложения в свое несчастье;

они настроились на свое несчастье. Это и мое переживание. Вы приходите ко мне и говорите мне, что хотели бы быть счастливыми. Но в этот самый момент я вижу, что где-то внутри вас одна часть, огромная ваша часть, против этого. Эта часть не хочет быть счастливой, поскольку эта часть много вложила в то, чтобы быть несчастной. А теперь все это вложение должно уйти.

Вы хотите быть счастливыми, но вы не хотите потерять своих вложений, которые вы сделали в несчастье. В течение многих и многих жизней вы старались использовать несчастье для определенных целей. Например, люди слишком много говорят о своих несчастьях. Они преувеличивают. Почему они преувеличивают свои несчастья? В чем смысл говорить каждому о своих страданиях?

Через это достигается определенное счастье. Когда вы рассказываете о своем горе, люди проявляют к вам свою симпатию. Это способ завоевать симпатию. Конечно, вы где-то упустили свою любовь, в противном случае, кто стал бы думать о симпатии? Симпатия — слабая замена любви; это подделка. Если вы когда-нибудь любили кого-то, и если кто-то любил вас, вы не будете просить симпатии, нет. Симпатия — это оскорбление; любовь — совершенно иное. Но симпатия похожа на любовь. Это подделка. Она кажется любовью, но не является ею.

Когда кто-то любит вас, вы являетесь целью; когда кто-то симпатизирует вам, вы не цель. Когда кто-то любит вас, вы император; когда кто-то симпатизирует вам, вы нищий. Симпатия отдается вам, поскольку вы так страдаете; любовь отдается вам, поскольку вы так счастливы. Когда вы счастливы, люди любят вас. Когда вы несчастливы, люди симпатизируют вам.

Но симпатия дает ложное проявление любви, а вы так много вложили в симпатию. Как теперь вам отбросить свое страдание? Вы не можете. Когда приходит кто-то, подобный Иисусу, и открывает двери рая, вы не слушаете его. Вы говорите: «Здесь должен быть какой-то обман. Рай? Это невозможно. Мы не дураки; мы тоже боролись. Рай невозможен. Возможно только несчастье».

В последние годы своей жизни Зигмунд Фрейд стал большим пессимистом. На протяжении сорока лет он работал с человеческим умом. Никто не работал так упорно, настойчиво, так научно. Он наблюдал тысячи и тысячи человеческих умов: их функционирование, их механизмы. В последние годы он начал чувствовать, что человек, как он есть, не может быть счастлив. «Для человека, кажется, нет возможности быть счастливым. Что-то кажется неправильным в самой основе».

Нет ничего неправильного в самой основе. Просто человек вложил слишком много в несчастье.

Рождается ребенок. Когда ребенок счастлив, никто не заботится о нем. Но когда он болен, все симпатизируют ему, ухаживают за ним, любят его. Ребенок выучивает этот трюк. Если хочешь симпатии, если хочешь внимания, заболей. Не будь счастливым, поскольку, когда ты счастлив, ты в других возбуждаешь зависть. Когда ты несчастлив, ты в других возбуждаешь сострадание. Сострадание означает дружелюбие.

Именно поэтому вы не уважаете Иисуса. Он так счастлив; он жених. Он постоянно празднует, он никогда не постится.

Вы идете к праведникам, которые постятся, которые несчастны, — они ведь не возбуждают в вас зависти. Они так несчастны, что возбуждают в вас симпатию. И когда вы симпатизируете им, вы делаете их несчастье еще более ценным, чем оно было раньше.

Это порочный круг. В Индии это повсюду. Пойдите и посмотрите на ваших праведников: чем более они несчастны — чем больше они постятся, чем больше они убивают себя, чем больше они отравляют свое существо и тело, чем более они бледны и умирают, чем более они выглядят нездоровыми, - тем более они уважаемы, тем большие толпы собираются вокруг них. Люди говорят, что они великие аскеты. Их несчастье порождает симпатию.

Может ли Иисус пользоваться такой симпатией? Это невозможно. Если вы придете повидаться с ним, вы застанете его сидящим за обеденным столом с друзьями. Он наслаждается едой и питьем. Он должен был наслаждаться пением и танцами — я не представляю себе иного. Он человек, который наслаждается едой и делает еду священнодействием. Он говорит, что это свято, что это способ молиться. Это Бог голоден в вас, и когда Бог удовлетворяет голод, вы молитесь.

И не только это — ведь Иисус пьет и позволяет пить своим ученикам, поскольку говорит: «Жизнь нужно жить изобильно». Должны исполняться не только потребности, поскольку если удовлетворяются только потребности, жизнь всего лишь нормальна; она не является восторгом. Вино — это символ восторга: жизнь должна проживаться не только для удовлетворения потребностей. Она должна переливаться через край, она должна быть танцем. Вино — это не потребность, оно не является нуждой. Это празднование. Хлеб — потребность, он нужен всем, но вино — не потребность; это праздник.

Если вы повстречаетесь с Иисусом, он не возбудит в вас симпатии. Скорее он возбудит зависть. Именно поэтому он и был распят. Он создавал вокруг себя так много зависти. Всякий настраивался как-то недружелюбно по отношению к нему: «Праведники такими не бывают».

Вам всегда нравятся пессимисты, мертвые люди, люди, которые уже почти в могиле. Почему? И не стоит удивляться, что вы тоже мало-помалу становитесь похожими на них, - ведь вы становитесь похожими на тех, кого уважаете.

Уважайте счастливых людей, не уважайте тех, кто живет в горе и сам создает свое горе. Они больны, нездоровы. Не поклоняйтесь никому, кто так или иначе мазохист, кто создает сам свои собственные страдания. Так вы сами еще и поможете ему.

Только подумайте: если никто не придет к вашим праведникам-мазохистам, останутся ли они? Они сбегут из своих храмов. Они придут на рыночную площадь, они скажут: «Какой смысл? Мы все время постимся, а никто не приходит. Не организуются процессии, никто не уважает нас — какой смысл? Мы все время постимся, умираем, а нас никто не уважает». Тогда потеряется весь смысл.

Вот это будет им великой помощью; вот это будет по отношению к ним настоящим состраданием. Если вы не придете к ним, они вернутся обратно в жизнь. Но вы продолжаете уважать их, вы продолжаете удовлетворять их эго. Так несчастье становится великим вложением.

И в своей собственной жизни вы работаете точно так же. Люди цепляются за свои несчастья, поскольку это все, что у них есть. Именно поэтому так и получается: Жатвы много, а делателей мало.

Только люди, по-настоящему понимающие и по-настоящему осознающие, что жизнь существует, чтобы праздновать, смогут пройти сквозь двери, открытые для них Иисусом. Другие не пройдут. Они не только не пройдут — они станут отрицать само существование дверей. Если они признают, что двери существуют, это станет в их сердцах постоянным источником беспокойства, тревоги, тревоги о том, что дверь существует, а они не идут туда. Нет, они просто отвергнут существование дверей. И не только это, они скажут, что Иисус — обманщик, он не истинный пророк. «Пророки всегда несчастны, они живут в несчастье», — и вы в состоянии понять их язык, поскольку вы сами живете в несчастье.

Язык счастья является для вас абсолютно чужим; вы не понимаете его. Вы понимаете боль и страдание, но восторг? «Этот человек, должно быть, сошел с ума!» - экстаз выглядит сумасшествием. Вы понимаете боль, но удовольствие? Это вы не можете понять.

Вот проблема. Я тоже говорю вам: Жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, - чтобы выслал делателей на жатву Свою.

Идите! Я посылаю вас, как агнцев среди волков.

Очень опасно посылать восторженных людей к несчастным людям — очень опасно. Если вы танцуете на улице, рано или поздно вы обнаружите себя в полицейском участке. Если вы в горе, плачете и рыдаете, даже полицейский будет симпатизировать вам; но если вы смеетесь и танцуете, тогда с вами что-то не так. Что-то не то. Восторг? — «Этот человек безумен!» Вам нельзя позволить находиться среди людей. Вы опасны.

Посмотрите на этот абсурд. Счастливый человек кажется опасным, несчастный человек представляется нормальным. Несчастье подходит вам; счастье не подходит.

Идите! Я посылаю вас, как агнцев среди волков. Иисус знает, что посылает своих учеников в опасный мир. Прежде всего, люди не поймут, что им говорят. Люди поймут неправильно. Но даже и при неправильном понимании в умах людей будет таиться сомнение: «Может быть, эти люди правы».

Так создается еще большая опасность. Когда вы чувствуете, что что-то может быть правильным, тогда возникает беспокойство. Или вы должны совладать с этим беспокойством, или разрушить его источник — так уничтожается доказательство.

Иисус был распят, и так было уничтожено доказательство того, что человек может быть таким счастливым, таким восторженным. Человек может быть на самом деле сыном Божьим — доказательство этого должно быть уничтожено. Вы продолжаете требовать доказательств: какие есть доказательства существования Бога? А когда доказательство есть, вы уничтожаете его.

Иисус был доказательством. Если вы не смогли понять его, вы не смогли понять, что Бог существует. Нет другого способа узнать о Боге: узнать дерево можно только по плодам его. Иисус — это плод, урожай, жатва. Он был живым доказательством. Но он должен был быть уничтожен, поскольку если Бог существует, как вы можете продолжать жить в своих несчастных дырах? Вы должны будете выйти на свет.

Лучше отвергнуть Бога, чем выходить из своей тьмы, ведь вы так долго прожили в этой тьме. Вы настроились на нее. Да, это горе, но это ваше собственное горе. Да, это горе, но вы так долго прожили с ним, что возникла определенного рода привязанность. Вы привязались к нему.

Доктора опасаются, что когда человек долго живет с какой-нибудь болезнью, он цепляется за нее и в глубине души уже не хочет снова быть здоровым. Тогда не поможет никакое лекарство, поскольку он будет бороться против лекарства. Он хочет, чтобы болезнь продолжалась.

Я знаю одного человека: я наблюдал за ним; он провел в постели почти семь лет. До того, как заболеть, он был политиком.

Я наблюдал его все эти годы. Он заболел, потому что проиграл на выборах. Его болезнь была психологической: он не мог смириться с тем фактом, что проиграл. Его эго было потрясено; он заболел. Тело лишь отражает то, что в глубине происходит с эго.

Дальше болезнь продолжалась. Одна болезнь уходила; приходила другая. Другая уходила; случалось что-то третье. Так продолжалось. После года все в семье поняли, что он уже никогда не будет в порядке.

Лежа в постели, он впервые расслабился. Вы можете понять всю загадку жизни политика: конфликт, напряжение, тревога. В течение года он отдыхал. Теперь где-то в подсознании возникло глубокое ощущение, что так лучше. Теперь он знает, что, если встанет, он снова пойдет по тому же пути. Он знает только один этот способ жить в мире; он не умеет делать ничего другого, кроме как быть политиком. Это его профессия, единственное дело, которое он знает. Теперь он боится.

Прошло семь лет, и все пошло хорошо. Когда он работал и жил в мире, его сын совсем не беспокоился о делах семьи. Теперь с сыном все в порядке. Его жена многое взяла в свои руки. Даже его старый отец снова начал ходить по магазинам. Все идет хорошо, совершенно хорошо — лучше, чем когда-либо. Так зачем же вставать? Теперь болезнь стала оправданием.

Я пришел повидаться и поговорить с ним. Я сказал ему правду. Он очень рассердился. Он сказал: «Что вы имеете в виду? Вы подразумеваете, что я затягиваю свою болезнь? Я надеялся, что, по крайней мере, вы поймете. Вы не понимаете меня. Почему я должен лежать?»

Но в это же самое время я знал, что он-то понял. Я сказал: «Будьте откровенны — здесь никого нет. Я сохраню это между нами и не расскажу никому».

Он расслабился и сказал: «Может быть. Я подумаю над этим».

На следующий день я пришел снова и он признался. Он сказал: «Вы правы. Я думал об этом снова и снова; всю ночь я не мог уснуть. Похоже, что так оно и есть. Я не хочу поправляться. Жизнь никогда не была хороша ко мне. И теперь возвращаться в политику через семь лет будет почти невозможно».

С вами будет покончено, если вы выйдете из политики и на семь дней. Семь лет — люди совершенно забыли о нем. И семи дней достаточно для этого. Политик должен быть постоянно на глазах у публики. Он постоянно должен делать то одно, то другое, тот или иной вред — забастовку, голодовку или что-нибудь вроде этого. Во что бы то ни стало он должен быть на глазах у публики, в газетах. Если он не появляется в газетах семь дней, с ним покончено. У публики очень короткая память — кто будет вспоминать о нем? Люди и не признают теперь, что когда-то он был великим лидером. Теперь есть другие великие лидеры, заменившие его. Они не позволят ему вернуться.

Поэтому он сказал: «Это будет очень трудно. Было трудно с самого начала; теперь это будет почти невозможно. А так все хорошо».

Вот ситуация. Даже несчастье становится привязанностью, даже болезнь становится привязанностью. Болезнь становится оправданием для многих вещей. Запомните это, иначе вы никогда не будете счастливыми. Не играйте в игры с собой.

Иисус говорит: Я посылаю вас, как агнцев среди волков. Зачем? Почему агнцы среди волков? Потому что он знает: истина подвергнется нападению; он знает: подвергнется нападению экстаз.

Не берите ни мешка, ни сумы, ни обуви, и никого на дороге не приветствуйте.

Почему Иисус говорит это? Не берите ни мешка, ни сумы, ни обуви, и никого на дороге не приветствуйте. Он говорит, что теперь вы настолько счастливы и восторженны, вы настолько блаженны, вы ощутили вкус чего-то божественного, что этого достаточно, чтобы у вас были неприятности. «Теперь не берите ни мешка — идите как нищие, так чтобы вам могли хотя бы симпатизировать. Вы императоры, но идите как нищие. Идите даже без башмаков, тогда вы будете как нищие. Лишь у самого бедного нищего нет башмаков. Идите босоногими, чтобы вам могли хотя бы симпатизировать».

Это кажется причиной того, почему Будда называл своих санньясинов бхикками, нищими; почему Махавира настаивал на том, чтобы вы ходили как нищие. «Ведь вы наделены качествами императора, этого достаточно, чтобы создать себе неприятности. Теперь, если и ваш внешний вид будет императорским, на вас нападут немедленно. Пусть хотя бы ваша внешность будет как у нищего. И тогда еще не будет гарантии вашей безопасности, поскольку вы все еще как агнцы среди волков. Рано или поздно люди поймут, что вы императоры. Ваша внешность — слабая защита». Иисус говорит это, чтобы защитить своих учеников.

Не берите ни мешка, ни сумы, ни обуви. Почему он говорит ни сумы? Он имеет в виду: «Не идите как познавшие».

Есть два вида богатых: богатые снаружи и богатые внутри. Не идите как богатые люди, не идите как богатые знанием. Пусть думают, что вы не знаете ничего. Вам будут симпатизировать. Не несите с собой писаний, иначе на вас нападут без необходимости. С вами начнут спорить, и вы будете втянуты в препирательства.

Это тоже нужно запомнить. Не несите с собой писаний, не несите с собой знаний, идите как невинные дети. Это будет вашей защитой. Говорите исходя из вашего переживания, не вносите сюда писаний. Люди очень умны в том, что касается писаний. Раз вы внесли в свои речи писание, вас победят. Люди умеют спорить лучше вас.

Это стоит запомнить. Человек переживания постоянно колеблется, он ведь знает, что все пережитое им не может быть выражено. Он колеблется. Но человек, который не знает ничего, кроме писаний, абсолютно уверен. Уверены только дураки. Мудрые постоянно колеблются.

Поэтому не идите с писаниями, иначе попадетесь в сети ученых мужей, раввинов, и будете без нужды сбиты с толку. Тогда потеряется весь смысл.

Иисус говорит: Я посылаю вас, как агнцев — чистых, неиспорченных созданий; не испорченных знаниями, не испорченных внешними вещами. «Я посылаю вас, как девственниц — как непорочных. Это опасно, но это единственный способ донести мое послание», — говорит он.

...и никого на дороге не приветствуйте. Почему он говорит это: никого на дороге не приветствуйте? Он говорит, что на дороге встретится тысяча и одно отвлечение — «поэтому держитесь цели, к которой я посылаю вас. Держите в уме цель, к которой я посылаю вас. Даже обычное приветствие человеку, незнакомцу, на дороге может стать отвлечением».

Я расскажу вам одну историю. Это случилось на Тибете. Лама, работавший в отдаленном ущелье, написал письмо настоятелю монастыря, своему учителю, в котором просил прислать еще одного ламу: «Он нужен нам здесь».

Настоятель монастыря вызвал всех своих учеников, прочитал им письмо и сказал: «Я хотел бы послать пятерых из вас».

Один лама спросил: «Но просят только одного. Почему пять?»

Старый настоятель сказал: «Узнаете позже. Я пошлю пятерых, но и тогда не будет уверенности, что кто-нибудь из них дойдет, поскольку путь длинен и на нем тысяча и одно отвлечение».

Они рассмеялись. Они сказали: «Старик выжил из ума. Зачем посылать пятерых, когда нужен один?» Но старик настоял, и пятеро отправились в путешествие.

На следующее утро, когда они проходили по деревне, к ним подбежал посланец от деревенского главы. «Наш священник умер, и нам нужен священник. Жалование хорошее». Деревня выглядела богатой, процветающей, поэтому один из пятерых сказал: «Я хотел бы остаться здесь, ведь это тоже работа Будды. Зачем идти в ущелье? Здесь я буду делать ту же работу. Достаточно вас четверых — нужен ведь только один, — так что я остаюсь здесь». Один отпал.

На следующий день они проходили по окраинам города. Им повстречался царь этого города на своем коне. Царь посмотрел на них. Один молодой монах был очень красивым, здоровым и сияющим. Царь сказал: «Подожди. Я ищу молодого человека, поскольку моей дочери пора замуж. Я много смотрел и наблюдал, и ты кажешься мне совершенно подходящим. Ты готов? У меня только одна дочь. Все мое царство будет твоим».

Конечно, молодой человек сказал своим друзьям: «До свидания!» Он остался; исчез второй.

Теперь оставшиеся трое поняли, что старик не был сумасшедшим. Путь действительно был долгим, и на нем тысяча и одно отвлечение!

Теперь эти трое решили: «Но мы не сделаем такого», - хотя в глубине души они чувствовали зависть к тому, кто стал царем, и к тому, кто стал великим священником. И кто знает, что будет в этом ущелье?

На третью ночь они сбились с пути. Лишь вдали на холме светился один огонек, там стоял одинокий домик. Как-то они добрались туда. Там была только одна молодая женщина, и она сказала: «Хорошо, что вы пришли сюда. Вы божьи посланники, поскольку мои мать и отец должны были вернуться сегодня вечером и не вернулись. Я боялась оставаться одна в этом доме так далеко от города. Хорошо, что вы здесь. Вы божьи посланники, вас послал сам Будда. Пожалуйста, оставайтесь со мной, не покидайте меня, пока не вернутся мои родители».

На следующее утро они должны были уходить. Но один из них — тот, кто втайне влюбился в эту женщину, — сказал:

«Я не могу уйти, пока не вернулись ее родители. Это было бы не сострадательно». Дело было не в сострадании, дело было в страсти! Но когда есть страсть, люди говорят о сострадании.

Двое других сказали: «Это нехорошо. Мы должны добраться до места, а ты отпадаешь. А ведь мы решили не делать этого».

Тот человек сказал: «Всю мою жизнь меня учили быть сострадательным. Эта женщина одинока, родители не возвращаются. Оставить ее будет плохо, это будет не благородно. Будда никогда не простит мне. Вы можете идти, — на самом деле, он хотел, чтобы они ушли, — а я остаюсь». Третий отпал. В деревне на следующее утро оставшиеся двое были окружены толпой, поскольку в этой деревне жили атеисты; они не верили в Будду. Им двоим, был брошен вызов: «Вы должны доказать: то, что говорит Будда, — правда». В деревне жил великий ученый-атеист, он-то и бросил вызов.

Один из двоих принял этот вызов. Второй сказал: «Что ты делаешь? Кто знает, как долго это продлится?»

Он сказал: «Даже если на это уйдет вся моя жизнь... Я предан Будде, а этот человек бросил Будде и его философии вызов». То не был вызов Будде; то был вызов эго. «Я не могу покинуть эту деревню, я обращу эту деревню. Ты можешь идти. Действительно, нужен ведь только один».

Вот так и случилось. Тот человек остался спорить, а добрался только один!

Иисус говорит: и никого на дороге не приветствуйте. Это лишь способ сказать: «Пожалуйста, помните о цели».

В какой дом войдете, сперва говорите: мир дому сему!

Это мантра, благословение. Она меняет всю атмосферу. Иисус говорит: «Прежде чем войти в дом, говорите: Мир дому сему. Это не просто слова. Чувствуйте это, будьте в этом. Будьте мирными. Несите мир и покой в дом, поскольку лишь в мире может быть донесено мое послание. Сотворяйте духовную вибрацию покоя, распространяйте чувство покоя».

И если вы сами чувствуете покой, он распространяется от вас. Попробуйте. Когда кто-то приходит повидаться или повстречаться с вами, просто успокойтесь внутри себя. Станьте тихими. Когда входит человек, глубоко внутри почувствуйте покой и мир для него. Почувствуйте: «Мир этому человеку». Не просто говорите это, почувствуйте. Внезапно вы увидите перемену в этом человеке, как если бы что-то неведомое вошло в его бытие. Он совершенно изменится.

Попробуйте. Проведите эксперимент. Он абсолютно научный — ни во что здесь не нужно верить. Происходит непрерывная передача мыслей.

Иногда вы разрушаете себя своими собственными мыслями. Кто-то приходит, и вы начинаете подозревать: этот человек выглядит опасным. Вы передаете эту мысль человеку. Теперь он действительно может быть опасным! Если он опасен, вы скажете: «Я был прав!» Но на самом деле это вы создали эту вибрацию; на самом деле вы начали ее.

Муж, приходя домой, думает про себя, что жена его собирается завести неприятный разговор, и начинает планировать, как ответить ей, какое найти оправдание тому, что он так поздно вернулся. Может быть, он сам порождает сомнения в жене. Женщины обладают очень чуткой интуицией. Вы, может быть, и не обладаете способностью передавать мысли мужчине, но с женщиной почти невозможно не передавать их. Они гораздо более интуитивны. Они меньше в своих головах и больше в своих сердцах. Теперь жена готова рассердиться. И муж сам подготавливает ее к этому. Потом, когда она начинает ругаться, он думает: «Я был прав». В следующий раз он будет бояться еще больше, и его страх породит новые неприятности.

Попробуйте прямо противоположное. Возвращаясь домой, думайте, что ваша жена совершенно прекрасна. Почувствуйте это! Просто говорить, а чувствовать противоположное, — это не поможет. Почувствуйте, и однажды, неожиданно, вы поймете, что это работает.

Мы соединяемся друг с другом нашими сердцами; мы существуем как части одного чувствующего сердца. Это сердце — Бог. Он бьется в наших сердцах: это биение — он. Он живет: жизнь — это он.

Если вы сможете создать вокруг себя великую, сильную мысль, то от вас пойдет и распространится некоторое волнение. Если вы живете в мире, вы создаете его и получаете тот мир, который хотите.

В какой дом войдете, сперва говорите: мир дому сему!

И если будет там сын мира, то почиет на нем мир ваш: а если нет, то к вам возвратится.

Если все, что вы даете, принимается, это хорошо, поскольку в этом глубоком мире и покое вас будут приветствовать, Если же не принимается, если люди (или один человек) тяжелы, замкнуты, совсем не открыты и ваше откровение, ваша глубокая любовь и мир отвергаются ими, то и тогда не беспокойтесь. Этот мир возвратится к вам, он изольется на вас. И все будет хорошо, ничто не потеряется.

Слушающий вас, Меня слушает, и отвергающий вас, Меня отвергается; а отвергающийся Меня, отвергается Пославшего Меня.

Иисус говорит: «Если люди любят вас, — моих учеников,- они любят и меня, ведь через вас я прихожу к ним. И если они любят меня, они любят его, пославшего меня, поскольку через меня пришел он. Если они ненавидят вас, они ненавидят меня. Если они ненавидят меня, они ненавидят источник всей жизни».

Запомните: что бы вы ни делали, вы, в конце концов, делаете это для Бога. Пока что вы, может быть, делаете это для кого-то другого, но, в конце концов, обернется все так, что вы сделали это для Бога. Если вы ненавидите человека, то в пределе вы ненавидите Бога; если вы любите, то в пределе вы любите Бога. Все остальное — лишь промежуточные звенья. Что бы вы ни делали для других, делается не для них. В конце концов, это делается для источника, для самого семени.

Семьдесят учеников возвратились с радостью и говорили: Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем.

Он же сказал им...

Однако-ж тому порадуйтесь, что духи вам повинуются; нарадуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах.

Ученики — это ученики; они еще не пробудились. Они вошли в глубокий контакт с пробудившимся человеком. Этот пробудившийся человек стал заразителен для них, оказал на них глубокое влияние, его воздействие прошло до самых их корней, но они всё еще ученики; сами они не пробудились.

Возвращаясь, они были очень счастливы. В своем счастье они совершенно забыли Бога. Куда бы они ни пошли, люди слушали их с потрясающим вниманием; куда бы они ни пошли, их принимали с любовью. Они не могли поверить, что такое возможно. Они вернулись, радуясь и говоря: Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем.

Их кругозор простирается лишь до Иисуса. Они не видят Бога за ним. Иисус для них все еще не прозрачен; они не видят Бога. Самое большее, они могут видеть отраженного Бога, самое большее, они могут лишь почувствовать что-то неведомое, но это в них еще не установившееся, не центрированное чувство.

Они совершенно забыли Бога. Они говорят: и бесы повинуются нам. Теперь их эго стало напыщенным. Но они помнят все же одну вещь: о имени Твоем. «Это твое имя творит чудеса. Даже бесы повинуются нам».

Иисус немедленно говорит им: Однако-ж тому не радуйтесь. Не радуйтесь тому, что духи повинуются вам. Если действительно хотите радоваться, радуйтесь тому, чего пока не осознаете: порадуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах. Радуйтесь больше тому, что Бог слышит ваши молитвы. Не думайте о себе, не думайте об имени моем. Почувствуйте счастье того, что Бог слышит вас и помогает вам. Имена ваши написаны на небесах».

В тот час возрадовался духом Иисус и сказал:

славлю Тебя, Отче...

Ученики осознавали, что они творили чудеса. Они стали очень важными персонами. Они помнят об Иисусе. Иисус же возрадовался духом и сказал: славлю Тебя, Отче — он помнит о Боге. Не имя Иисуса работает. Если его имя и имеет какую-то власть, то только благодаря Богу. Он лишь посредник, флейта, на которой в своей милости решил поиграть Бог. Не имя Иисуса работает. Если его имя и имеет какую-то власть, то только благодаря Богу. Он лишь посредник, флейта, на которой в своей милости решил поиграть Бог и спеть свою песню.

Славлю Тебя. Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам.

Эти ученики все еще младенцы. Они ни мудрые, ни разумные. Они не знают священных писаний, они не знают традиции. Они не священники и не ученые мужи, они всего лишь младенцы: простые, невинные.

...что Ты, утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче! Ибо таково было Твое благоволение.

Все предано Мне Отцом Моим; и кто есть Сын, не знает никто, кроме Отца, и кто есть Отец, не знает никто, кроме сына и кому Сын хочет открыть.

Все предано Мне Отцом Моим... Он просто говорит: «Я не более чем посредник. Если вы платите мне уважением, не платите уважением мне. Самое большее, вы можете платить уважением через меня, но пройти уважение должно к Богу». Все предано Мне Отцом Моим...

...и кто есть Сын, не знает никто, поскольку, если вы знаете, кто есть сын, вы уже знаете отца. Если вы признаете Иисуса, вы уже признали Бога; если вы распинаете Иисуса, вы уже распяли Бога — ведь все, что вы делаете с Иисусом, вы делаете с Богом.

Не только Иисуса распинали на Голгофе; в тот день распинали и Бога. Вы не смогли поверить в Бога, выражавшего себя через Иисуса; вы не смогли признать его сына. Вы не поняли, откуда исходит песня; вы уничтожили флейту. Но, уничтожая флейту, уничтожили и песню.

Все предано Мне Отцом Моим; и кто есть Сын, не знает никто, кроме Отца. «Лишь он знает меня», — говорит Иисус, — и кто есть Отец, не знает никто, кроме сына, — «и только я знаю, кто он», — ведь это откровение возможно только в том случае, когда вы становитесь частью Бога, и Бог становится частью вас. Когда вы так глубоко связаны со всем существованием, что больше не разделены с ним, вот тогда вы знаете, кто есть Бог.

...и кто есть Отец, не знает никто, кроме сына, и кому Сын хочет открыть. Для обыкновенного человечества нет другого пути, кроме как смотреть через сына, принимать откровение, понимать Бога через него, который стал с Ним как одно. Раз вы понимаете это, вы уже стали сыном. Тогда через вас могут видеть другие, и все начнет распространяться.

Каждый человек, признавший Иисуса, сам немедленно стал Иисусом. Каждый человек, признавший Будду, сам немедленно стал Буддой. Благодаря самому своему признанию вы достигаете Бога. Тогда всякий, кто признает вас, связывается цепью, связывается мостом с Богом. Один человек может преобразовать весь мир: благодаря нему образуется цепь откровений.

Если вы признаете меня, вы уже стали мной. Потом кто-то признает вас; он стал вами. И это продолжается и продолжается. Лишь маленький камушек брошен в море, и возникают и распространяются волны.

Иисус — это камушек. Вы можете стать Иисусом, если признаете его. В этом настоящий смысл того, чтобы быть христианином: вы признаете Иисуса как сына Божьего и говорите: «Мои глаза еще не могут видеть солнца, свет слишком велик. Я смотрю на лампу... но я признаю, что свет таков же».

Смотреть на Бога прямо — ослепнешь. Смотреть на Иисуса — прекрасно, — он не ослепляет. Но через него можно познать, и глаза мало-помалу настроятся. Когда вы настраиваетесь на Иисуса, вы можете смотреть прямо и на Бога. Мало-помалу Иисус исчезнет — станет прозрачным и уйдет - и останется один Бог. Вот почему снова и снова Иисус говорит: «Я и отец мой — одно».

Признание — один из поворотных моментов жизни. Поиск учителя — это поиск человека, в котором вы можете признать Бога, в котором вы можете признать, что никакие другие доказательства не нужны, в котором вы можете признать — не интеллектуально, но по существу, — что да, есть Бог. Этот человек становится вашим учителем, он становится дверью. Вот почему Иисус все время говорит: «Я дверь, я отверстие, через которое вы можете прийти к Богу».

В противном случае вы можете продолжать спорить. Все ваши аргументы тщетны. Доказываете ли вы, что Бог есть, или доказываете, что Бога нет, не имеет большого значения. Все это интеллектуальная гимнастика; этим ничего не доказывается. Ни один атеист не сможет никогда обратить теиста, и ни один теист не сможет никогда обратить атеиста. На протяжении столетий продолжались эти споры. Похоже, никто не выиграл, похоже, что все это тщетно и бессмысленно. Вы не убедите никого ни в чем, если он сам не откроет глаза и не признает того, что скрыто.

Раз случилось так: Мулла Насреддин проснулся как-то утром и начал плакать и рыдать. Его жена забеспокоилась. Она сказала: «Что случилось? Ночной кошмар?»

Он сказал: «Нет, не ночной кошмар. Я умер, я мертв».

Как теперь убедить его, что он не мертв? Пыталась жена, пытались соседи, но доказать ему что-либо было невозможно. Он упорно стоял на том, что мертв.

Отвели его к психоаналитику. Психоаналитик осмотрел его, поговорил с ним — очень рациональный человек, аргументированный, — и вот говорит, что мертв! И просит: «Дайте мне какое-нибудь доказательство того, что я жив»!

Психоаналитик обдумал ситуацию и сказал: «Хорошо» — ему в голову пришла одна идея. Он сказал: «Пойдемте со мной».

Он взял Насреддина в больницу, в морг, и рассказал ситуацию докторам. Разрезали мертвое тело, и психоаналитик сказал: «Посмотрите, течет ли кровь?»

Крови не было. Идея психоаналитика заключалась в том, чтобы убедить Насреддина, что из мертвых тел кровь не течет, и тогда что-то еще можно будет сделать. Если, по крайней мере, он сможет показать Мулле, что из мертвых тел кровь не течет, а из живых течет...

В течение семи дней он брал Муллу на вскрытие трупов. Разумных убеждений было больше чем достаточно. «Вы убедились!» — спросил психоаналитик.

Мулла Насреддин сказал: «Больше не надо продолжать. Я убедился, что из мертвых тел кровь не течет. Но это никак не меняет моей позиции».

Психоаналитик сказал: «Подождите». Он взял руку Муллы, взял острый нож и сделал маленький надрез на пальце. Потекла кровь. Психоаналитик подумал, что это будет абсолютным доказательством того, что он не мертв. Но Мулла Насреддин посмотрел на кровь и сказал: «Боже мой! И мертвые люди кровоточат!»

Никакое доказательство не может быть доказательством. Если вы убеждены, что Бога нет, все доказательства покажут, что его нет. Если вы убеждены, что Бог есть, тогда все доказательства покажут, что он есть. Никакое убеждение не может быть изменено, поэтому, верите ли вы в Бога или не верите в Бога, и то и другое фальшиво, и то и другое - выдумки. Если вы не признаете... И это не вопрос аргументации. Если вы не откроете глаза и не увидите что-то, что вдруг наполняет вас, все ваше бытие, и в вас возникает уверенность, не интеллектуальная, но по существу...

Искать учителя — это искать кого-то, в ком вы можете признать Бога, кого-то, кто может стать доказательством Бога, — в чьем бытии вы можете ощутить вкус божественного;

в чьих глазах вы можете увидеть проблеск божественного; в чьей любви вы можете почувствовать, как что-то изливается на вас; в чьей песне вы можете почувствовать, можете познать вне сомнений текучую бесконечность. Учитель — это свирель, флейта — пустая флейта, пустота. Через него течет Бог. Если вы признаете это, вы уже стали с ним как одно целое. Теперь это могут в вас признать другие, и оно будет распространяться.

Одни человек, достигший Бога, может стать полным преобразованием для всего человечества. Этого не произошло, потому что люди упорствуют в том, чтобы быть несчастными, они упорствуют в том, чтобы быть слепыми, они упорствуют в том, чтобы быть такими, каковы они есть. Они защищают свой ад, они обороняют свое горе: они вооружаются против Бога.

Вот почему этого не произошло. В противном случае было бы достаточно одного Будды; было бы достаточно одного Иисуса. Но были тысячи Будд, Иисусов, Махавир, а вы продолжаете жить во тьме. Это просто невероятно, но это так.

Не ждите всего человечества. Никто не может сказать, когда вас станет слушать все человечество. Но если вы сами можете слушать, если вы сами можете признать Бога, то и вы станете дверью.

Беседа 4. Вы — величайший учитель?

3 ноября 1975г., Пуна.

Я отшатываюсь от самой мысли о распятии. Убийство Иисуса в тридцать три года, даже в большей степени, чем убийство Иоанна Крестителя или убийство Сократа, кажется совершенно ненужным. Не мог ли он, принц сострадания, завоевать симпатии верховных священников, видя безвыходность всей своей ситуации? В конце концов, они были епископами, не гестапо: несомненно, погруженные во мрак, но не убийцы же. Или хуже того, не толкнул ли он их сам преднамеренно к этой предельной невозможности — когда они были уже обязаны убить его, и, таким образом, выставил их злодеями?

Нужно будет понять одну из самых фундаментальных вещей, и она заключается в том, что люди, которых вы называете плохими, никогда не так плохи, как люди, которых вы называете хорошими. Плохие люди — это плохие люди, и в том, что они плохие, им нет оправдания. О них знают, что они плохие, им некуда спрятаться. Но люди, о которых думают, что они хорошие — респектабельные, заслуженные, уважаемые, религиозные, — вот они по-настоящему опасны, поскольку их плохие свойства могут прятаться за их хорошим обликом. Они могут убить и не почувствовать, что они убийцы. Они могут убивать и продолжать чувствовать, что они совершают убийство ради блага тех, кого убивают.

Обыкновенный плохой человек, преступник, выставлен напоказ. Он знает, что он нехороший. И в этом возможность преобразования: он может понять и может выйти из своего состояния. Но так называемые хорошие люди прячутся под своей личностью. Такой человек может и не понимать того, что он делает, может не понимать, в чем истинная причина того, что он делает. Но ему всегда удается дать этому рациональное объяснение.

Вот так и произошло. И не только в случае с Иисусом; так происходило всегда. Священники, которые были убийцами, никогда не думали, что они делают что-то плохое. Они думали, что спасают свою религию; они думали, что спасают мораль. Они думали: «Этот человек опасен. Он портит молодежь».

Иисусу предъявлялось обвинение — он портит людей, разрушает старую мораль, создает хаос. Это обвинение выдвигалось и против Сократа, это обвинение выдвигается и против меня. Всегда так было.

Священники, индусы они, греки или евреи, — не имеет значения. Священники — защитники старого. Храм построен из прошлого; они защитники, охранители традиции. Конечно, Иисус кажется им опасным. Он может разрушить всю их структуру.

Не то чтобы они обманывали самих себя. Они могли думать, без тени сомнения, что они совершенно правы. «Этот человек опасен. Уничтожить этого человека — значит спасти общество». И конечно, когда есть такая альтернатива - спасти общество, убив одного человека, — то такое убийство стоит того. Священники убивали его из своей доброты, из своей добродетели, из своей морали. Они убивали его именем бога; они убивали его совершенно невинно.

Эта ситуация возникала в истории снова и снова. Кажется, нет возможности изменить ее. Единственная возможность заключается в том, что Иисус должен быть настолько умеренным, чтобы никого не задевать. Но тогда он бесполезен. Он мог бы завоевать симпатии священников — вы правильно спрашиваете меня. Он мог бы справиться с этим, он мог бы быть очень умеренным и либеральным. Он мог бы говорить, как политики, которые говорят много, но так ничего и не скажут, которые говорят много, но всегда так неопределенно. Политик никогда ничего не утверждает явно; невозможно точно понять, что он сказал.

Преступление Иисуса состояло в том, что он был ясным, определенным; все, что он говорил, он говорил не как политик. Он открывал свое сердце. Он не был дипломатом. Если бы он разбавлял свое учение, проблем бы не было. Но тогда он не был бы и Христом. И это было бы великим убийством. Тогда Христос убил бы сам себя.

Как я вижу это, все могло быть только так, как было. Иисус должен был быть таким упорным, каким он был, должен был быть таким мятежным, каким он был. Он не мог обескровливать, выхолащивать свое откровение, он не мог идти на компромисс.

Священники были бы счастливы, если бы он сам стал раввином, священником. Тогда неприятностей не было бы. Если бы он сам держал себя в рамках традиции, если бы он не пытался открывать новое измерение человечества, тогда неприятностей не было бы. Тогда они поклонялись бы ему, любили его, произвели бы его в святые. Они запомнили бы его.

Но он пытался открыть новые измерения. Это было опасно. Но эта опасность стоила того. Иисус был распят, беспокоиться не о чем. То был единственный способ. Он подтолкнул человечество к высшему уровню бытия и сознания.

Это не значит, что он каким-то образом старался устроить так, чтобы его убили. В этом не было необходимости. Самих священников было достаточно; нет нужды провоцировать их. Они провоцируются автоматически, они движутся по механическим законам. Их не нужно было провоцировать - самого бытия Иисуса было достаточно.

Вы отшатываетесь от самой мысли о распятии, поскольку не понимаете. Это не обыкновенное убийство. Оно значительно, оно осмысленно. Оно многое сделало: оно создало нечто новое, чего не было раньше. Этим распятием Иисус изменил почти половину человечества, заставил двигаться его по иному пути, отличному от тех путей, по которым оно двигались когда-либо раньше.

Когда вы думаете о распятии, вы пугаетесь так, как если бы распинали вас. Вы не знаете, ведь Иисус не может быть распят. Только его тело, не он сам. Когда вы думаете о распятии, вы думаете, что это вас распинают и убивают. В вас еще нет понимания жизни и смерти.

В чем смысл истории о воскрешении, когда на третий день Иисус снова ожил, воскрес? Это просто означает, что можно распять тело Иисуса, но невозможно распять его дух. Через три дня он снова будет двигаться по земле. Он бессмертен. Распятие стало ситуацией, в которой он смог утвердить свое бессмертие.

Поэтому распятие, как таковое, совершенно нормально. Здесь не о чем беспокоиться. Так и будет продолжаться. Единственная возможность для Иисуса остаться жить и не быть распятым заключается в том, чтобы люди стали настолько равнодушными к религии, что перестали бы беспокоиться о нем. И это совсем не хорошая возможность, было бы очень печально, если бы так случилось. Иисус приходит и движется по земле — и никого это не задевает, ни один священник не испытывает беспокойства? Наоборот, люди радуются этому; собираются вокруг него. Иисус выглядит смешным, он выглядит дураком или шутом — кажется, что он говорит чушь.

Так говорят современные философы: говорить о Боге значит говорить чушь. Лишено смысла, бессмысленно. Используются слова, являющиеся лишь оболочкой, лишенные содержания. Бог, мокша, нирвана — что все это значит?

Если когда-нибудь придет Иисус и никого это не взволнует, — вот это будет самое печальное. Иисус задевает, поскольку это касается людей. Иисус задевает, поскольку религия имеет значение; Иисус вызывает антагонизм, поскольку с религией на карту ставится жизнь. Самым несчастным моментом в истории человечества будет момент, когда придет Иисус, и никто не побеспокоится бросить в него камень, никто не побеспокоится распять его. Он ходит вокруг по земле, а люди смеются и удивляются, глядя на него. Он выглядит шутом.

Нет, распятие Иисуса означает, что религия настолько значительна, что когда приходит человек, подобный Иисусу, он порождает в человечестве разлом. Все человечество разделяется на тех, кто любит его, и на тех, кто его ненавидит. Он значителен.

Много раз я думал об этом — в Индии такого никогда не было. Будду не распинали, Махавиру не распинали, Кришну не распинали. Почему? Эта страна слишком изощрена в религии, а когда вы изощрены, вы становитесь безразличными.

Эта страна допускала Будду, Махавиру, Кришну. Обыкновенные люди думают, что это потому, что эта страна такая религиозная. Это не мое мнение. Эта страна такая изощренная, что люди стали безразличными. Никого не волнует, что говорил Будда. На самом деле все уже знают, что он говорил. Все знают все, что можно знать, — кто будет волноваться?

Это все равно, как если бы Иисус отправился в Кембриджский или Оксфордский университет, где философы думают, что понятие «Бог» лишено смысла. Если Иисус придет в Оксфорд, встанет на перекрестке и закричит: «Я и отец мой — одно», эти философы соберутся вокруг и станут смеяться.

«О ком это он говорит? Чей отец? Где он? Что вы имеете в виду под словом "отец"? И кто тогда ваша мать?» Они будут задавать не относящиеся к делу вопросы и будут смеяться. Иисус будет просто смущен.

Это мое понимание: евреи в дни Иисуса были очень простыми, не изощренными людьми. Большое значение имела религия, но не философия. На карту ставилось все устройство их жизни. А этот человек разрушал это устройство; этот человек вырывал с корнем все, что они защищали на протяжении столетий; этот человек пытался создать революцию, хаос. Они глубоко любили свою традицию, ценности, которые они всегда хранили. Они не были безразличными, они не могли быть безразличными. Или они должны были последовать за Иисусом, или они должны были убить его. Не было другой альтернативы.

Индия — более философская страна, страна, живущая слишком много от головы. Евреи не жили в такой степени от головы. Для меня распятие Иисуса просто показывает одно: они восприняли Иисуса серьезно. Будду никогда не принимали так серьезно. Мы могли допустить его. «Все в порядке, пусть себе занимается своими делами. Из этого ничего особенного не случится. Зачем убивать его? Убийство его может оказаться более опасным, поскольку смерть наделает много шуму».

Иисус, если бы он был в Индии, стал бы одним из аватар. Но не больше. Не больше — мы включили бы его в традицию.

Даже Будда был включен. Будда отвергал все, что является основой индуизма, но индусы — очень изощренные люди. Они сказали: «Да, это тоже откровение Бога». Будда противоречил всему, что значительно для индуизма, но это их не беспокоило. Они сказали: «Он тоже воплощение Бога».

Индусы написали историю о Будде, которая показывает, как действуют изощренные умы. Когда Будда умер... Конечно, он был очень важным человеком, одним из самых важных, когда-либо рождавшихся в Индии, одним из самых влиятельных. Как совладать с ним, когда он отвергает индуизм? Индусы придумали об этом рассказ.

Они говорят, что Бог сотворил мир, небеса и ад. Прошли столетия. Люди умирали и незамедлительно отправлялись на небеса. Никто не отправлялся в ад, поскольку никто не был грешником. Поэтому народ, управлявший адом — дьявол и его ученики, — пошли к Богу и сказали: «Зачем ты создал ад? Никто не приходит туда. Все наше существование бессмысленно. Мы все время сидим и сидим, ждем, но никто не стучится в нашу дверь. Или закрывай все это — или присылай нам людей!»

Бог сказал: «Подождите. Вскоре я войду во чрево, чтобы родиться Гаутамой Буддой. Я разрушу умы людей. Я отравлю их умы, и тогда они отправятся в ад».

Вот почему родился Будда. Воплощение Бога: чтобы испортить умы людей. И с тех пор ад переполнен. Вот изощренный путь обойтись с таким человеком, как Будда.

Евреи же были простыми. Они просто не могли допустить Иисуса. Они убили его. Это означает, что они заплатили ему дань великого уважения. Они поняли значение этого человека, опасность этого человека. Живет или он, или их традиция. И то и другое вместе жить не могут.

Постарайтесь медитировать над распятием Иисуса, и вы уже не будете так озадачены и смущены. И вы не будете так сильно отшатываться от этого.

Хотя вы оживили мое внимание к Христу, Будде, Махавире, Кришне, Лао-цзы и всем тем, кто известен как просветленный, и мне действительно трудно представить вас отдельно от них, все же, когда кто-либо начинает высоко отзываться о них, автоматически из моего рта исходят слова о том, что никогда еще не было учителя более великого, чем Шри Раджниш, и, может быть, не будет и в будущем. Вызвано ли это моей любовью к вам, моим эго, или это реальность? Или я предвзят, необъективен? Пожалуйста, просветите.

Ученики Иисуса думали точно так же. Ученики Будды тоже думали так же. Это имеет отношение к любви, а не к реальности.

Это имеет отношение к любви. Вы влюбляетесь в женщину и думаете: «Такой женщины еще не бывало раньше; такой женщины больше не будет». Что вы имеете в виду? Реальность ли это? В некотором смысле да, для вас это реальность. Это не объективная реальность, это субъективная реальность. Это ваше чувство. А чувства так же реальны, как камни; они существуют.

Но это не сравнение. Вы ведь не говорите, что на самом деле не было раньше такой красивой женщины. Откуда вам знать? Миллионы и миллионы женщин жили на земле — откуда вам знать, как вы можете сравнивать? Вы не знаете даже всех женщин, живущих на земле прямо сейчас. Кто знает? — может быть, есть такая, которая красивее вашей возлюбленной.

Но это не существенно, смысл не в этом. Вы не выдвигаете сравнительного утверждения; ваши слова не означают, что вы изучили все статистики. Вы просто выдвигаете утверждение любви. Оно никак не связано с другими женщинами, оно не является сравнением. В момент любви возникает истина, субъективная истина. Это ваше чувство. Для вас это наилучшая женщина, а все остальные женщины становятся несущественными.

То же самое происходит, когда вы любите учителя. Это происходит даже на более высоком пределе, поскольку такая любовь глубже. Женщину вы любите физически; самое большее, психологически. Учителя вы любите духовно. Вы касаетесь глубочайшей сердцевины, он касается глубочайшей сердцевины в вас. В этом экстазе рождается субъективная истина.

Это не ново. С вами не происходит ничего нового, так всегда случалось. Спросите учеников Иисуса, и они скажут:

«Он единственный порожденный сын Божий». Они не представляют себе, как это Иисуса можно хоть как-то сравнивать с кем-нибудь другим. Он несравненный, уникальный - единственный порожденный сын. Они не в состоянии представить, что есть и другой сын Божий. Спросите последователей Будды, и они скажут: «Он достиг. И только он достиг недостижимого. Никогда ранее этого не было». Спросите последователей Махавиры. Они скажут: «Он единственный: всезнающий, всеведущий. Никого другого нет».

Что происходит? Простое явление субъективной любви. Влюбленный не в состоянии представить, что есть кто-то другой. В момент любви вы пребываете в таком экстазе, вы настолько отравлены. Любовь как отрава. В этом отравлении все, что вы говорите, — поэтично, но не научно.

В этом нет противоречия. Вот почему, когда я говорю об Иисусе, я забываю все о Будде, Махавире, Кришне. Они бледнеют. Они исчезают, блекнут. Тогда во всей истории возникает один только Иисус. Это единственный способ понять его. Нужно глубоко влюбиться.

Когда я говорю о Будде, я забываю об Иисусе, поскольку даже помнить о нем будет возмущением. Когда я говорю о Лао-цзы, я забываю обо всех остальных. Его одного достаточно, более чем достаточно. Он сам — такое обширное небо, что вы можете идти, идти и идти по нему, и не будет конца. Они все — обширные небеса.

Но точка зрения ученика — это точка зрения влюбленного. Он выдвигает поэтическое утверждение. Это не реальность, и все же это реальность. Это не реальность в объективном смысле слова. Это реальность субъективного чувства.

Но я хотел бы, чтобы вы вышли из этого состояния. Я хотел бы, чтобы вы достигли более великой любви, которая меньше похожа на отравление и больше похожа на осознанность.

В отношениях с учителем есть две ступени. Первая - влюбленность в него. Абсолютно необходимая ступень; без нее у вас никогда не будет контакта с учителем. Но это только начало, оно не должно становиться концом. В этом состоянии восторга вы будете поэтичными. Будьте поэтичными! Не беспокойтесь, не о чем беспокоиться. Объявляйте о своей любви. Забирайтесь на крышу и объявляйте о своей любви, ведь чем громче вы объявляете о ней, тем она сильнее.

Но это только начало. Это нужно, чтобы приблизиться к учителю. Но подойдите еще ближе, и наступит момент, когда два пламени — ученика и учителя — станут одним. Это прыжок, скачок, — два пламени становятся одним. Тогда вы становитесь осознающими. Тогда вы будете смеяться над своими собственными утверждениями.

Тогда вы узнаете, что просветленные люди ничем не отличаются друг от друга. Отличаются лишь имена. Будда - это имя, Иисус — это имя, Кришна — это имя, но просветление, случившееся с ними, одно и то же. Чем ближе вы подходите к Будде, тем ближе вы подходите и к Христу.

Вы как будто бы движетесь от периферии круга к его центру. На периферии одна точка — Будда, другая точка - Иисус, еще одна точка — Рамакришна. Чем ближе вы подходите к центру, тем больше эти линии становятся не такими отдельными, не такими различными, не такими удаленными. Рамакришна приближается к Христу, Христос приближается к Будде, Будда приближается к Кришне. Они сближаются. По мере того, как вы ближе и ближе продвигаетесь к центру, они встречаются и сливаются друг с другом. Когда вы достигаете точного центра, все они внезапно исчезают. Есть только просветление, есть только свет. Все исчезло. То были лишь персоналии.

Все, что вы видите во мне, — это персоналии. Это не качество света; это качество лампы. Это тело лампы, но не свет.

Качество света одинаково. Лампы различны. Одна лампа может быть просто глиняной, другая может быть золотой — разница огромная. Но это различие не создает разницы в качестве света. Глиняная лампа или золотая лампа — свет один и тот же.

Они одинаковы. Говорят, что Будда сказал: «Пойдите к морю и попробуйте вкус воды. Куда бы вы ни пошли, вкус морской воды везде одинаков». Одинаково качество Будды. Вы можете ощутить его вкус от меня, вы можете ощутить его вкус от Рамакришны, вы можете ощутить его вкус от Кришнамурти, вы можете ощутить его вкус от Иисуса - разница лишь в том, откуда вы вкушаете. Пристань, берег может быть другим, но океан один и тот же. Где бы вы ни вкушали его, вы вкушаете одно и то же. Та же соленость. То же пламя.

Так что в этом нет ничего неправильного. Не чувствуйте за собой никакой вины. Когда вы влюблены, вы должны стать безумными. Быть влюбленным и сохранить разум? — об этом никто еще не слышал. Если ваша любовь разумна, то она будет не очень-то любовью. Когда вы влюблены, вы безумны.

Когда Меджнуна говорит о Лейле, это не научное утверждение. Но, тем не менее, это истина: истина сердца Меджнуна. Его слова ничего не говорят о Лейле; они говорят кое-что о любви Меджнуна. Но и эта любовь тоже истинна.

Так что не испытывайте никакой вины по этому поводу, поскольку эта любовь — единственный способ продвинуться вперед. Но не цепляйтесь за нее. Двигайтесь. Идите и идите. Великое сознание ожидает вас. Когда любовь становится осознаванием, когда любовь становится сознательной, когда любовь возгорается и становится светом — тогда вы поймете, что все просветленные одинаковы и все они одно. В просветлении персоналии исчезают, исчезают персоналии Иисуса или Будды, остается лишь океан, и вкус его одинаков.

Это ваша любовь. Это хорошо — будьте счастливы с нею. Но не довольствуйтесь лишь любовью, не думайте, что этого достаточно. Это хорошо, но возможно большее.

Всегда смотрите вперед, и всегда пытайтесь трансцендировать состояние, в котором находитесь. Тогда настанет момент, когда не останется ничего для трансценденции. Это и есть реализация.

Все ли просветленные учителя производят такое впечатление эгоистической личности, как вы?

Так должно быть. Они производят впечатление эгоистичности, поскольку не могут быть смиренными в том смысле, в котором вы понимаете покорность, смирение. Попытайтесь понять это. Это тонкий момент.

Все, что вы называете смиренностью, — функция эго. Измененное эго. У просветленного человека нет эго, поэтому у него не может быть и измененного эго. Он не может быть смиренным. В том смысле, в котором вы понимаете, он не может быть смиренным.

В противном случае Кришна никогда не мог бы говорить Арджуне: «Оставь все и пади к моим ногам. Я Бог, создавший все сущее. Sarva dharman parityajya mamekam sharanam vraja. Приди к моим ногам». Какой эгоизм! Иисус не мог бы сказать: «Я — дверь, я — путь, я — истина». «Я и мой Отец небесный — одно». «Те, кто последует за мной, спасутся... только те, кто последует за мной, будут спасены». И когда Будда достиг своего состояния, он объявил небу, небесам: «Я достиг недостижимого!»

Они выглядят очень эгоистично. Прежде всего, они не могут быть смиренными в том смысле, в котором вы понимаете смирение. Ваше смирение — измененное, отшлифованное, окультуренное эго. Но тогда почему они производят такое впечатление эгоистичности?

Они не смиренны, а вы знаете только два качества, два способа существования: смиренный и эгоистичный. Они не смиренны — значит, они должны быть эгоистичными. У вас только две категории. И эгоизм вам легко понять — это ваш язык.

Когда вы говорите «я», вы имеете в виду одно; когда я говорю «я», я имею в виду что-то другое. Но когда я говорю «я», вы поймете это по-своему, не по-моему. Когда Кришна говорит Арджуне: «Приди к моим ногам!» — что он имеет ввиду? Конечно, вы вложили бы свой смысл, если бы сказали кому-нибудь: «Приди к моим ногам!» Таким же должен быть и смысл слов Кришны. Нет, это не его смысл. Он не оставляет никакого «я», он не оставляет никакого «мое».

Но он вынужден пользоваться вашим языком. И вы понимаете его по-своему. Так что все просветленные учителя производят эгоистическое впечатление, потому что это вы эгоистичны. Вы поймете их смирение только в том случае, когда исчезнет ваше эго. В противном случае оно не позволит вам этого. Единственный способ понять тех, кто пробудился, пробудиться самому.

Непрерывно я наблюдаю следующее: я говорю одно, вы понимаете что-то другое. Но это и естественно. Как вы можете понять мой смысл? Когда я говорю, до вас доходят слова, но не смысл их. Мой смысл остается в моем сердце. Потом слово проникает в вас и вы окрашиваете его, вы придаете ему смысл. Этот смысл ваш.

Они выглядят эгоистичными, но они не такие. Ведь если они эгоистичны, то это означает, что просветления еще не случилось. Просветление случается только в том случае, когда исчезает эго. Эго — это тьма души, эго — это темница души, «я» — преграда на пути к предельному.

Будда — это пустота, и когда он говорит: «Я достиг недостижимого», он просто говорит, что пустота реализовалась, ничего другого. Но как перевести это на ваши понятия? Он говорит, что пустота реализовалась, но при этом он вынужден сказать: «Я достиг недостижимого».

Когда Кришна говорит: «Приди к моим ногам», он говорит: «Посмотри! Пустота стоит перед тобой. Растворись в ней!» Но напрямую это не пройдет. Он вынужден пользоваться языком Арджуны. Он говорит: «Приди к моим ногам». Если Арджуна готов и желает отдать себя, если он доверяет и отдается, то касаясь ног Кришны, он чувствует, что касается пустоты. Только тогда произойдет осознание того, о чем говорит Кришна. Нет ног, нет Кришны — есть лишь потрясающее качество пустоты. Храм Бога пуст. Касаясь ног Кришны, он поклоняется пустоте, и пустота изливается в него. Но это будет возможно только в том случае, когда он доверяет.

Да, много раз я производил на вас впечатление эгоистичного человека. Но не обманывайтесь этим впечатлением, поскольку, если вы ухватитесь за эту идею, что я эгоистичный человек, вы никогда не сможете прийти в состояние всеприятия, не сможете отдать себя, и тогда ваше эго будет сохраняться. Тогда не нужно быть здесь со мной, ведь тогда теряется весь смысл. Вы понапрасну тратите свое время.

Есть только один путь быть здесь вместе со мной: хотеть отдать себя. В противном случае отправляйтесь прочь, найдите где-нибудь кого-нибудь другого, кому вы сможете легко отдать себя, ведь если вы не отдадите себя, вы не познаете, кто вы есть. А без познания себя, вы не сможете узнать, что случается с человеком, которого называют просветленным. Это станет ясным вам только через ваше собственное переживание.

Да, это выглядит эгоистичным. Тогда есть два пути. Если вы думаете, что это не только выглядит эгоистичным, но и является эгоистичным, — тогда отправляйтесь прочь от меня. Чем скорее вы уйдете, тем лучше, ведь все время, которое вы проводите здесь, тратится понапрасну. Или, если вы думаете, что это лишь выглядит эгоистично, но не является таковым, тогда отдайте себя. Тогда не ждите, поскольку иногда слишком долгое ожидание становится привычкой, вы можете пристраститься к нему. Тогда вы все время будете ждать, ждать и ждать.

А я не буду ждать слишком долго. Еще немного — и я уйду. Тогда вы будете раскаиваться, тогда вы будете страдать, тогда вы погрузитесь в печаль, но все это будет бесполезно.

Вам будет легко прикасаться к моим ногам, когда я уйду, поскольку тогда не будет отдачи себя. Вы можете пойти и коснуться ног статуи: статуя мертва; нет отдачи себя. Когда вы касаетесь ног живого человека — такого же живого, как вы, в таком же теле, как ваше, — вот тогда возникает проблема.

Эго сопротивляется.

Так что или верьте в свое эго, или верьте в меня. Есть только две возможности. До сих пор вы верили в свое эго. Чего вы достигли? Я открываю для вас другую альтернативу. Испробуйте ее...

Кто вы?

Все, что угодно, потому что это зависит от вас. Если вы смотрите на меня с полной пустотой, я буду одним. Если вы смотрите на меня с какими-то идеями, эти идеи окрасят меня; если вы придете ко мне с предубеждением, тогда я буду другим: я подобен зеркалу. В этом зеркале отражается ваше лицо. Говорят, что если в зеркало смотрится обезьяна, то она не найдет там апостола. Из зеркала на нее будут смотреть лишь обезьяна.

Так что, все зависит от того, как вы смотрите на меня. Я совершенно исчез, поэтому я не могу навязать вам, кто я есть. У меня нет ничего, что я мог бы навязать вам. Есть лишь ничто, зеркало. Теперь у вас полная свобода.

Если вы действительно хотите узнать, кто я, вам нужно быть такими же абсолютно пустыми, как и я. Тогда два зеркала будут стоять лицом друг к другу, и отражаться в них будет только пустота. Отражаться будет лишь бесконечная пустота: два зеркала смотрят друг на друга. Но если у вас есть какие-то идеи, тогда вы увидите во мне свои собственные идеи.

Во время лекции я ловлю себя на том, что мои глаза фиксированы на вашем лице. Каждый раз время от времени на нем происходит внезапное изменение и на несколько мгновений ваше лицо кажется сатанинским. Я знаю, что это мое представление. Что внутри меня?

Есть ли какая-нибудь необходимость мне рассказывать вам об этом?

Внутри вас две стороны: божественная и бесовская. Иногда, когда вы течете сквозь свою божественную сторону, вы увидите во мне божественное. Потом все меняется: вы течете сквозь бесовскую сторону. Тогда во мне будет виден дьявол. Но помните всегда, что на самом деле это вы. Я — всего лишь зеркало, ситуация развивается от вас к вам же, вот и все. Поэтому, что бы вы ни видели во мне, — медитируйте над этим, ведь то, что вы видите, является, должно быть, вашим качеством.

Уму очень легко воображать и при этом забывать, что это всего лишь воображаемое. Есть люди, которые полагают, что я действительно дьявол, бес, и есть люди, которые полагают, что я действительно божество. И те, и другие принимают воображаемое за действительное. Я — просто «я». Я просто зеркало; я показываю вам ваше лицо. В этом заключается функция учителя: показывать вам ваше лицо.

Поэтому, что бы вы ни видели во мне, — медитируйте над этим. Если вы видите дьявола, попытайтесь разыскать дьявола в себе и попытайтесь отбросить это. Не думайте, что дьявол во мне, поскольку тогда вам не удастся отделаться от своего дьявола. Если он во мне, что вы сможете сделать? Тогда вы беспомощны. Но если он в вас, что-то можно сделать. Вы Можете отбросить его.

Почему саньясинам ашрама не разрешается участвовать во всех медитациях? Почему им говорят участвовать только в одной медитации в день?

Это из-за вас, леди и джентльмены. Это из-за вашей лени.

Я все время говорю о неделании, и мои предложения становятся вашими предлогами. Недеяние ничего общего не имеет с леностью. На самом деле, ленивый человек никогда не продвинется к недеянию. Ленивый человек — почти самоубийца. Он замкнут; его энергия не течет. Неделатель - текучий человек, живой.

Неделатель не означает, что этот человек ничего не делает. Он делает множество вещей, намного больше обыкновенного делателя, но вместе с тем он не делатель. Все, что он делает, лишь случается. Он как инструмент: им как бы владеет божественное, и оно действует через него. Он никогда не думает: «Я делаю это». Самое большее, он думает: «Я допускаю это».

Неделатель делает множество вещей и не устает, потому что в нем нет напряжения. Неделатель делает множество вещей и не накапливает никакого эго, поскольку он не делатель. Все лишь просто случается. Неделатель любит свою работу, его работа становится поклонением.

Люди, находящиеся в ашраме, — им разрешается находиться в ашраме только ради одной определенной работы. Эта определенная работа такая: они превращают свою работу в поклонение. Но людям нравится лениться. Особенно в Индии санньяса рассматривается как разновидность лени. Люди, которые не хотят ничего делать, становятся санньясинами.

Я не кров для таких людей; я не укрытие для беглецов. Я здесь, чтобы учить вас жить, больше жить, еще больше жить, поскольку только тогда, когда течет ваша энергия, вы способны любить; только тогда, когда течет ваша энергия, вы способны познавать; только тогда, когда течет ваша энергия, вы однажды приобретете способность превзойти, трансцендировать смерть — иначе нет.

Но лишь для очень немногих в ашраме работа — поклонение. Многие продолжают уклоняться. Не то чтобы они хотели медитировать, поскольку если бы они хотели, тогда все было бы совершенно по-другому: они могли бы медитировать за своей работой. Но они предпочитают проделывать все возможные медитации как раз для того, чтобы избежать работы.

Немногие абсолютно ленивы и думают, что могут рационально прожить со своей ленью. В качестве примера позвольте мне рассказать вам об одном дне из жизни одного санньясина. Утром с шести до семи он медитирует. Затем идет на завтрак. Затем с восьми до девяти тридцати или до десяти лекция. Тогда он, конечно, к десяти часам успел уже сделать очень много: медитировал, слушал такую длинную лекцию... Так что немного поболтать — очевидная необходимость. Потом к одиннадцати, одиннадцати тридцати он готов для ланча. К двенадцати часам он сделал уже слишком много - медитировал, слушал, даже ел — поэтому в двенадцать часов он идет спать. До трех необходимый отдых. От трех до трех тридцати время чая или кофе. Три тридцать — четыре тридцать: Надабрахма, индивидуальная медитация. С четырех тридцати до пяти тридцати он, конечно, гуляет. Человек нуждается в легких физических упражнениях. С пяти тридцати до шести тридцати: кундалини-медитация. Затем время обеда. А потом, конечно, приходит подружка, и день окончен. Вам нужны еще медитации?

Я разговариваю, каждый день на протяжении девяноста минут. Это означает самое большее тридцать страниц текста. В ашраме у нас двадцать человек занимаются редактированием. Каждый день они должны редактировать, расшифровывать, корректировать тридцать страниц. Двадцать человек - это означает полторы страницы на санньясина. А работа все время накапливается. У них постоянно вытянутые лица, как будто они делают слишком много работы. Это кажется смешным: один человек говорит, двадцать редактируют. Это просто смешно. Но и в этом случае, работа никогда не выполняется. Она продолжает накапливаться.

Им говорят, чтобы они не медитировали слишком много, поскольку слушать меня — это медитация. Можно ли совершать лучшую медитацию, чем слушать меня? Если вы любите работу, если вы любите меня, это и есть медитация. Вся ваша жизнь должна быть медитацией. Люди, которые приходят сюда на несколько дней со стороны, должны учиться медитации, но те, кто живет в ашраме, — вся их жизнь должна быть медитацией. Гулять, сидеть, просто спать — все должно стать медитацией. Медитация должна быть здешним климатом, атмосферой. Не то, что вы делаете, а то, что вы есть.

Не носите таких лиц, которые показывают, что вы совершаете какую-то великую работу. Любите ее! Носить вытянутое лицо и тяжкий груз — это никому не поможет. И вы никого не обманете, поскольку все это выглядит смешно. У вас всего-навсего лишь идея этого тяжкого груза. Этот груз убивает вас. И если вы все время думаете об этом, то это и станет тяжким грузом. От этого образуется язва, от этого заболит все тело, вы станете напряженными и нервными. Тогда вы постараетесь показать еще сильнее, что вы очень тяжело нагружены. И вот вы начинаете двигаться по замкнутому кругу.

Вы здесь для того, чтобы наслаждаться, быть, радоваться. И работа тут такая легкая, что она, на самом деле, может быть сделана за несколько минут. Отредактировать, расшифровать, скорректировать полторы страницы — сколько на это может потребоваться? И это всего лишь пример. То же касается и других работ. Но есть люди, принимающие работу как поклонение. Они текут, растут, цветут. Это люди, которые работают, — и работают с любовью. Вот почему какая-то работа делается, в противном случае это было бы невозможно.

Но такие вопросы поступают от ленивых людей. Я не назову имени той, что задала этот вопрос, поскольку она — тот самый санньясин, которая хотела бы, чтобы ее имя было названо.

Страх и вина — это одно и то же? И точно, как свет подчеркивает тьму, так и Иисус, по-видимому, заставил людей осознавать свою вину.

Страх и вина — это не одно и то же. Воспринятый страх становится свободой; страх отвергнутый, отброшенный, осужденный становится виной. Если вы воспринимаете страх как часть ситуации...

Он есть часть ситуации. Человек — это часть, малая часть, крошечная часть, а все целое — огромно; капля, очень малая капля, а все целое — это целый океан. Возникает дрожь: «я могу потеряться в целом; может потеряться моя индивидуальность». Это страх смерти. Всякий страх — это страх смерти. А страх смерти — это страх аннигиляции.

Естественно, что человек боится, дрожит. Если вы воспримете страх, если вы скажете, что такова жизнь, если вы воспримете его целиком, дрожь немедленно прекратится и страх — та же самая энергия, ставшая страхом, — раскрутится и станет свободой. Тогда вы узнаете, что даже если капля и исчезает в океане, она все же остается. На самом деле, она станет целым океаном. Тогда смерть становится нирваной, тогда вы не боитесь потерять себя. Тогда вы поймете слова Иисуса: «Если вы спасете свою жизнь, то потеряете ее; а если потеряете ее, то спасете».

Единственный способ пойти дальше смерти — это принять смерть. Тогда она исчезает. Единственный способ быть без страха — это принять страх. Тогда энергия высвобождается и становится свободой. Но если вы осудите страх, подавите его, если спрячете тот факт, что боитесь, — если вы вооружитесь и защитите себя, — вот тогда возникнет вина.

Все подавленное создает вину; все неразрешенное создает вину; все идущее против природы создает вину. Тогда вы испытываете чувство вины за то, что лгали себе и другим. Эта неподлинность и есть вина.

Вы спрашиваете: «Страх и вина — это одно и то же?» Нет. Страх может быть виной, но может и не быть. Это зависит от того, что вы делаете со страхом. Если вы делаете с ним что-то неправильное, он становится виной. Если вы просто принимаете его и ничего не делаете с ним — с ним нечего делать! — тогда он становится свободой, он становится бесстрашием.

«И точно, как свет подчеркивает тьму, так и Иисус, по-видимому, заставил людей осознавать свою вину». Нет, вовсе нет. Иисус пытался помочь людям не испытывать чувство вины. В этом заключалось все его усилие. Все его усилие было в том, чтобы рассказать людям, что нужно принимать себя и не испытывать вины, не испытывать осуждения. Не говорите себе, что вы безобразны, что вы плохи, что вы грешны. Не осуждайте себя. Вы есть то, что вы есть. Примите этот факт, и само это приятие станет вашим преобразованием.

Иисус никогда не создавал чувства вины в людях. Это было одним из его преступлений. Он старался ободрить виноватых людей — вот его преступление. Он старался сказать им: «Не будьте виноватыми, не испытывайте чувства вины. Даже если что-то не так, с вами все так. Может быть, вы поступили неправильно, но из-за этого ваше существо не становится неправильным». Какой-нибудь поступок может быть неправильным, но существо всегда правильное.

Он воспринимал людей; грешникам было легко с ним, они чувствовали себя с ним как дома. Это стало причиной неприятностей. Раввины, епископы, священники начали спрашивать: «Почему? Почему вы позволяете грешникам быть с вами? Почему вы едите с ними, почему вы спите с ними? Почему так много отверженных следуют за вами?»

Иисус отвечал: «Так и должно быть. Я пришел к тем, кто болен. Больной ищет врача; те, кто и так здоров, не нуждаются в нем. Идите и подумайте об этом». Иисус говорил: «Я пришел к больным, к убогим. Я должен поддержать их, я должен сделать их сильными. Я должен принести им свет и должен снова вернуть им жизнь, чтобы их энергия обрела динамичность и стала течь».

Нет, Иисус — это не тот свет, который подчеркивает тьму. На самом деле, когда есть этот свет, тьма исчезает. Тьма не подчеркивается светом; она исчезает в свете.

Вот разница. Если есть священник, то он подчеркнет тьму. Он не свет; он не может уничтожить тьму. Он заставит вас испытывать чувство вины. Он создаст грешников — он будет обвинять и заставит вас бояться ада. Он создаст алчность и желание небес и небесных даров. Самое большее, он породит в вас больше страха и больше алчности. Вот что такое небеса и ад: ваша проекция страха и алчности.

Но когда появляется Иисус, провидец, тьма просто исчезает. Когда есть свет, тьма не видна. Тьмы просто нет, поскольку тьма — это не что иное, как отсутствие света.

Если в комнате тьма, и я даю вам лампу со словами:

«Идите. И возьмите с собой лампу, поскольку с лампой вам будет легко разглядеть тьму...» Если вы входите во тьму, как вы сможете ее увидеть? Логично, не правда ли? Но это абсурд! Тьму можно увидеть только тогда, когда нет света. Если вы возьмете с собой свет, вы никогда не увидите тьмы, ведь если свет есть, то тьмы больше нет.

Иисус просто уничтожает тьму, он уничтожает вину. Он создает надежду, он создает уверенность и доверие. Люди, которых осуждали так долго, потеряли надежду. Они приняли тот факт, что они грешны, они приняли свои безобразные жизни, и они знают, что ничего нельзя сделать. Они могут лишь ждать ада. Они приняли, что их бросят в ад, и там они будут страдать.

Иисус приходит и помогает людям выйти из их замкнутой тьмы. Он говорит: «Нет ада». Он говорит: «Выходите. Кроме вашего невежества, ада нет; кроме вашей собственной замкнутости, нет ада. Выходите из него, снова теките. Не застывайте и расплавляйтесь, снова живите жизнью. Выходите на солнечный свет. Бог существует».

Вот почему он говорит: «Возвращайтесь, царство Божье в руках ваших». Он не говорит, что если вы грешник, то возвращение займет много времени, а если вы уважаемый религиозный человек, то возвращение займет меньше времени, нет.

Подумайте обо всем этом так, как будто вы видели долгий сон, что вы грешник. Кто-то другой в этой комнате видит сон, что он праведник. Займет ли у вас больше времени очнуться ото сна, чем у того, кто видит себя во сне праведником? И праведник, и грешник оба спали. Им потребуется одинаковое время, чтобы пробудиться ото сна.

Парадоксально, иногда праведнику может потребоваться немного больше времени, ведь его сон так прекрасен. Он не хочет выходить из него. Грешник уже в кошмаре. Он хотел бы выйти из него; он плачет, рыдает, как бы ему выбраться оттуда. Он всеми способами пытается выбраться. Его сон вовсе не прекрасен, его сон безобразен. Он в аду. Но праведнику может и не хотеться, чтобы его беспокоили. Он хотел бы повернуться на другой бок и поспать еще немного.

Запомните, когда вы счастливы, возвращение затруднено; когда вы несчастны, вернуться легко. В этом значение слов: «Благословение прячется в несчастьях, прячется в бедствиях». Когда кто-нибудь счастлив и все идет гладко, то кто будет беспокоиться о том, чтобы преобразовать себя? Когда человек печален, когда он глубоко грустит, когда он в горе, в слезах, тогда он захочет выбраться из этого. Страдание также хорошо потому, что оно дает вам возможность пробудиться, выйти из сна. Ничего плохого нет, если вы сможете использовать его правильно. Даже яды могут использоваться как лекарство и могут способствовать укреплению жизни.

Если вы испытываете чувство вины, попытайтесь увидеть, почему вы испытываете это чувство. Да, человек беспомощен. Правильно! И человек невежественен — это тоже правильно. В своем невежестве он создал много такого, чего не должно быть так, как оно есть, — это тоже правильно. Примите эту беспомощность, это невежество и молитесь. Пусть прольются ваши слезы раскаяния, сожаления и скажут Богу: «Я был беспомощным, я был невежественным, и я не мог быть лучше. Я все еще не могу быть лучше, если ты не поможешь. Я, как есть, снова пойду неверным путем. Я, как есть, снова изменю тебе. Я не могу полагаться на самого себя. Помоги мне. Лишь твоя благодать спасет меня».

Вот о чем все учение Иисуса: просите милости Божьей, не верьте в самих себя — ведь сама эта вера и была всей вашей погибелью. Нет, он никогда и ни в ком не создавал чувства вины. Он пытался освободить людей от чувства вины.

Предпоследний вопрос:

Бхагаван, как?

Сейчас. И к этому нельзя добавить «как».

И последний вопрос:

Бхагаван! Бхагаван! Бхагаван!!!........???

Это способ. Если вы можете плакать, если вы можете молиться, если вы можете взывать из самой своей сокровенной сердцевины, божественное всегда будет доступно вам. Божественное всегда рядом; оно здесь, даже если бы вы его и не звали, не стучались в его дверь. Иисус говорит: «Стучите, и двери откроются вам. Просите, и дано вам будет...»

Беседа 5. ...И кто братья мои?

4 ноября 1975г., Пуна.

Евангелие от Матфея, глава 12

46. Когда же Он еще говорил к народу. Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним.

47. И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою.

48. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои?

И указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот Матерь Моя и братья Мои;

Ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь.

Евангелие от Луки, глава14

25.С Ним шло множество народа; и Он, обратившись, сказал им:

26. Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником;

27.И кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником.

Томас Карлейль сказал однажды об одном из своих друзей, что он родился мужчиной, а умер бакалейщиком. Каждый рождается великим, а умирает малым. Каждый рождается подобным богу и почти всегда умирает подобным собаке. Что происходит посредине? Почему жизнь калечит человека? Нужно бы надеяться, что человек будет расти к большим измерениям, к большим высотам, к большей жизни — к тому, что Иисус называет «жизнью изобильной», — но так случается редко. А обычно случается так, что человек начинает усыхать. С момента своего рождения человек начинает усыхать, становится меньше, меньше и меньше. Это нужно понять.

Когда рождается ребенок, он лишен личности. Он просто есть. Это состояние «есть» огромно, оно обладает амплитудой, у него нет ограничений. У ребенка еще нет имени, имя калечит; у ребенка нет личности, ребенок не знает, кто он. В этом его величие, в этом его огромность. Он един с существованием, он еще не отделен от него. У него нет границ, нет пределов.

У ребенка нет характера. В этом его красота. Характер убивает. Чем больше в вас характера, тем вы меньше. Характер — это броня вокруг вас, он определяет вас. А в каждом определении — смерть. Позвольте мне повторить: каждое определение — это смерть; живым является только неопределенное.

У ребенка есть тело, но у него нет формы. В его сознании не существует еще никакой формы. Даже если вы поставите перед ребенком зеркало, он не узнает себя в нем. Он будет смотреть в зеркало, но он не поймет, что это он отражается в нем, поскольку он еще не знает, кто он есть. В этом его невинность, его чистота. Потом вокруг него начинают собираться всякие вещи: имя, которое становится его тюрьмой; форма, личность. Религия, общество, цвет, нация — все становится тюремным заточением. Теперь ребенок усыхает, сжимается, обширность неба исчезает. Собираются облака, они удушают ваше существо. Вы умираете задолго до момента своей смерти.

В этом смысл этих сутр: если человек хочет снова достичь своей настоящей славы, он должен стать неопределенным, он должен потерять характер.

Меня будет трудно понять. Я говорю, что нужно потерять характер, потому что характер — это то, что ограничивает вас. Характер — это фиксация, замораживание. Если характер не расплавится и вы не станете снова течь, если вы не станете неизвестными самим себе, и непредсказуемыми... Никто, и даже вы сами, не знает, что случится в следующее мгновение. Вы начинаете жить от мгновения к мгновению. Расчет уходит, планирование исчезает, вы плывете подобно белому облаку в небе: движетесь, но без всяких мотивов; движетесь, не зная куда; движетесь, но остаетесь в мгновении, пребываете настолько полно здесь и сейчас, что прошлое и будущее лишены смысла, значительно только настоящее.

Что тогда будет вашей личностью? Кто вы будете? Вы ничего не сможете сказать об этом; это невыразимо. Это то, что Будда называет внутренней пустотой: анаттой, не-я; это то, что Иисус называет царством Божьим. Нечто таинственное, то, что есть вы. Не то, чем вы должны стать, — вы уже такие есть.

Вот что случилось во время Второй Мировой войны в японском концентрационном лагере. Охрана концентрационного лагеря узнала, что подход американской армии неизбежен. Американцы могли появиться в любой момент, и японцы были бы побеждены. Они испугались за свои жизни. Они открыли все двери и разбежались по лесам.

Но заключенные лагеря не знали, что теперь двери незаперты больше. Они все еще были заключенными. Охрана убежала, замки были открыты, но заключенные все еще были заключенными. Они уже были свободны, но не знали об этом. На следующий день, когда пришли освободители, им оставалось лишь объявить: «Вы уже свободны. Нам нечего здесь делать».

Вот это и я говорю вам: вы уже свободны. Охраны никогда не было, исключая лишь ваше воображение, и двери никогда не были запертыми. Вы видели дом, вы заключили себя в него как в тюрьму. Это единственная благая весть, которую несет вам Иисус или которую несу вам я: вы уже свободны.

Не то, чтобы вы должны стать свободными. Все ваше тюремное заключение — лишь позиция ума. Вы называете себя индусом, или христианином, или мусульманином. Но вы не христианин. Как вы можете быть христианином, как вы можете быть мусульманином? Как может всего лишь идеология заточить вас, как могут всего лишь слова выстроить для вас темницу? Для такой жизненной энергии, для такой жизненной реакции, как могут всего лишь слова — индуизм, христианство — стать тюремным заключением? Это невозможно.

Но вы верите им. И тогда невозможное, становится возможным. Вы думаете о себе, что вы то или другое. Сами такие мысли и делают вас тем или другим. Но вы не то и не другое. В самой сердцевине своего бытия вы остаетесь совершенно свободными, абсолютно свободными.

Теперь попытаемся войти в эти сутры. Они очень деликатны, и есть большая вероятность того, чтобы понять их неправильно. Иисус был неправильно понят по многим пунктам. Один из таких пунктов заключается в этих сутрах.

Люди находили, что он ошибается в этих сутрах. С одной стороны, он все время говорит о любви — он даже говорит:

«Бог есть любовь», — а с другой стороны, он говорит такие противоречивые вещи. Как может человек любви говорить такое? Но он это сказал. Так что есть большая вероятность того, что эти сутры были поняты неправильно. Давайте попытаемся...

Когда же Он еще говорил к народу. Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним.

И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою.

Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя, и кто братья Мои?

И указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот Матерь Моя и братья Мои! Это моя мать и это мои братья.

До этого все, что он сказал, понятно. Следующая сутра по-настоящему весьма опасна. Он говорит:

Ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь.

С Ним шло множество народа; и Он, обратившись, сказал им:

Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником;

И кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником.

Он говорит: «Если всякий, кто придет ко мне, не возненавидит своего отца, мать, жену, детей, братьев и сестер, тот не может быть моим учеником». Человек, постоянно говоривший о любви, — почему так внезапно говорит он о ненависти? Слово «ненависть» не подходит к устам Иисуса. Этот человек кажется противоречивым, парадоксальным, но это только видимость. Мы должны пройти глубже. Если Иисус говорит «ненависть», он должен иметь в виду что-то. Он имеет в виду...

Прежде всего: человек рождается как часть божественного, как часть всеобщего, целого. Ребенок в чреве матери находится не в чреве матери: ребенок находится в чреве целого. Мать — не что иное, как часть целого. Мать - ближайшая часть целого, но ребенок существует в божественном, во всеобщем. Он не знает матери; он просто существует. Потом он рождается, он отделяется от матери. Но даже отделившись от матери, он еще не приобретает личности. Он не может сказать: «Я есть». Все еще продолжается чистота состояния «быть».

Затем мало-помалу он начинает любить свою мать. В тот момент, когда он начинает любить мать, он забывает целостность состояния «быть», забывает всеобщее. Любовь матери становится забвением всеобщего. Потом он начинает любить отца — он полностью забывает всеобщее. Потом своих братьев, сестер... Потом создается семья, маленькая семья, и он забывает великую семью существования.

Если его сознание снова не отойдет от матери, от отца, от братьев и сестер и не изменится весь его гештальт, психическая структура, если он снова не станет смотреть на целое и целое не станет его семьей, если он снова не будет жить со звездами, и деревьями, и реками, и океаном, и песками, - то тогда он не сможет следовать за Иисусом; а вы не сможете следовать за мной. Ведь в чем смысл следования за Иисусом? Единственный смысл следования заключается в смещении фокуса сознания. Если вы влюбились в семью, вы должны пройти дальше этой любви. В противном случае сама эта любовь, сама эта привязанность не позволят вам войти в более великое целое.

Когда он говорит «ненавидьте», он просто подразумевает: не любите. Когда он говорит «ненавидьте», он использует очень сильное слово — чтобы подчеркнуть свою мысль. Поскольку любовь сделала вас частью маленькой семьи, то только ненависть сделает вас снова частью целого. Но под словом «ненавидьте» он не подразумевает «ненависть». Под словом «ненавидьте» он просто имеет в виду: устраните любовь, устраните привязанность.

В Индии мы используем слово асукти раг: привязанность, состояние привязанности. Не будьте привязанными, отрекитесь. Отрекитесь от малого, чтобы найти всеобщее. И вот в чем красота: если вы отречетесь от части, от малой семьи, и достигнете большой семьи, то тогда вы неожиданно поймете, что малая семья пребывает в большой. Куда же ей деться? В малой семье большой нет; но в большой семье малая семья есть.

Когда вся земля становится вашим домом, ваш дом включается в нее. Но когда ваш дом — это единственный ваш дом, вся земля не включается в него. Когда все небо становится вашим, тогда малое небо, то, о котором вы обычно думаете, как о своем, присутствует в нем.

Большое включает малое, малое не может включать большого. Ваш отец, ваша мать, ваши дети, ваша жена будут присутствовать — не как ваша мать, ваш отец, ваша жена, но как боги. В действительности вы ничего не взяли от них. Напротив, вы что-то дали им. Раньше они были обыкновенными человеческими существами; теперь они будут божествами. Ваше отречение от них ничего не разрушило. Напротив, оно многое открыло. Потеряйте малое, чтобы найти всеобщее, и это малое снова будет достигнуто, в большей славе.

Но вначале будет казаться, что вы движетесь прочь от любви, ведь это единственная любовь, которую вы знаете: любовь семьи, любовь родины. Это единственная любовь, которую вы знаете. И это ложная любовь, поскольку если любовь не включает всеобщее, она никогда не сможет удовлетворить вас. Любовь огромна, и может быть удовлетворена только огромным.

Если вы не любите Бога, ваша любовь будет напрасной. Ваша любовь породит разочарование, она никогда не принесет вам удовлетворения. Чтобы исполниться, любви нужно такое огромное проявление, что сделать это сможет только Бог. Ни отец, ни мать, ни жена, ни дети, ни брат, ни сестра, ни друг не сделают этого — если только Бог не придет к вам как отец или ваш отец не предстанет перед вами богом.

Если жена не станет всем или все не станет женой, вы не будете удовлетворены. Вот почему столько горя из-за любви. Вы любите часть, а ожидаете всего. Это страдание. Вы любите малое, а хотите большого. Это не может быть исполнено. Отсюда и разочарование. Когда вы влюбляетесь в мужчину, вы ожидаете чего-то божественного. Каждый, кто любит, ожидает этого. А если этого нет, это вас ранит, вы чувствуете себя обманутыми. Тогда и возникает страдание от любви.

Ожидания великие, а реальность крошечная. Вы ожидаете у неверного источника: вы хотите, чтобы малый поток стал океаном. Он не станет им, ожидание бесполезно. Когда ваши глаза открываются для реальности, и сновидение исчезает, и оканчивается медовый месяц... маленький крошечный поток. А вы-то думали, что это океан! Теперь вы падаете духом, разочаровываетесь, вы глубоко ранены в самое сердце.

Любовь ранит, потому что вы ожидаете всего от части. И это единственная любовь, известная вам. Эта любовь не в точности любовь. Это привязанность. Есть более великая любовь, которая возникает только в том случае, когда глаза ваши открыты для огромного, для бесконечного, для Бога. Когда Иисус говорит «ненавидьте», он просто говорит: чем бы ни была ваша любовь, она ничего не стоит. Двигайтесь к противоположному, двигайтесь к другой крайности. Отбросьте всю эту чепуху, которую вы называете любовью. Это не любовь. Может быть, это страх — страх одиночества, — но это не разделение бытия. Это игра эго, а любовь не может быть игрой эго. Отбросьте все это — тогда вам откроются потрясающие возможности.

Прежде всего, если вы отбросите всю так называемую любовь, — любовь к отцу, матери, брату, сестре, к семье, к жене, — если вы по-настоящему отбросите ее, то тогда внезапно потеряется ваша индивидуальность. Кто будет тогда, кто вы будете тогда? Если прямо сейчас кто-нибудь спросит вас, вы скажете: «Я чей-то сын, чей-то брат, чей-то муж, чей-то отец. Вот моя религия. Вот моя страна. Вот группа, к которой я принадлежу». У вас есть, что рассказать о себе.

Подумайте: если вы не принадлежите ни к какой стране, если вы не принадлежите ни к какой секте, церкви, вероисповеданию; если вы обрезали все связи с вашей семьей - отцом, матерью, женой — и абсолютно одни, кто вы тогда? Как вы скажете, кто вы? Отрезая привязанности, вы убиваете ваше эго.

В этом смысл Иисуса. Он говорит: через ваши привязанности существует и получает свою пищу ваше эго. Обрежьте все привязанности, и внезапно эго входит в коллапс. Ему не на чем стоять, не в чем найти поддержку. Внезапно оно входит в коллапс, и в этом коллапсе вы впервые рождаетесь. Впервые вы есть. Вы — не чей-то сын, не чей-то муж, не чей-то отец. Впервые вы просто есть, в вашей абсолютной обнаженности, чистоте, невинности. Вы неопределенны, все определения ушли. Внезапно в вас начинает биться новое сердце.

Вы становитесь частью всеобщего. Малая семья, окружавшая вас и создававшая границу, теперь отсутствует.

Вы становитесь малыми из-за привязанности к семье. Вы становитесь огромными тогда, когда эта привязанность трансцендируется. Вот почему Иисус использует очень сильное слово. Он говорит - ненавидьте, поскольку все, меньшее этого, будет недостаточным.

Послушайте:

Когда же Он еще говорил к народу. Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним.

Многое здесь нужно понять. Иисус хорошо знает, что его мать и братья не понимают его. Они думают, на самом деле, что он немного сошел с ума. Их собственный брат, и думает о себе, как о сыне Божьем! Подумайте такое о своем брате. Если он начнет думать, что он сын Божий, и все время говорить о Боге, что на небесах, естественно вы подумаете, что он выжил из ума. Вы отправитесь искать помощи у психиатров; чтобы вернуть его на землю, вы пропишете ему электрический шок.

Родственники Иисуса думали, что он был не в себе: немного эксцентричный, сумасшедший, безумный. Когда он приходил в свой городок, люди просто смеялись, насмехались над ним. Они изумлялись: «Посмотрите, это же сын плотника Иосифа — и вдруг он думает, что он сын Божий!» Они же хорошо знали, чей он сын. Всего лишь несколько лет назад он работал вместе со своим отцом в мастерской: возил деревья из леса, помогал отцу. А теперь вдруг сошел с ума. «Бедный Иисус!»

Так же думала и его семья. Они жалели его. Поэтому, когда некто сказал: «Вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою», он знает, о чем они собираются говорить. Он знает, что все их старания направлены на то, как бы вернуть его домой и сделать нормальным.

Это одна из проблем человечества. Люди, которых называют нормальными, вовсе не нормальны, но они в большинстве. Будда всегда выглядит ненормальным. Иисус выглядит ненормальным. В некотором смысле так оно и есть, поскольку он ведет себя не так, как вы, он не следует обыкновенным правилам. Он не подходит обществу, он выпадает из него. И если допустить его, то это вызывает подозрение в вашем уме: если он прав, тогда неправы вы. Это порождает сомнение и страх. Он должен быть неправым, нужно доказать, что он неправ. Он, должно быть, пошел где-то неверным путем. Конечно, об обыкновенном думают, как о нормальном — и то, что нормально, считается нормой — а исключительное, уникальное выглядит ненормальным.

Даже психоаналитики думают, что Иисус был невротиком. Против Иисуса было написано множество книг, в которых доказывается, что он был невротиком, что он был не в своем уме. Послушайте, что он говорит! Конечно, когда вдруг кто-то среди вас объявит себя сыном Божьим, вы рассмеетесь. Что он имеет в виду?

Иисус хорошо знает, о чем они хотят говорить. И они пришли не к нему. Они пришли к сыну Иосифа, которым он не является более. Он был им, но с тех пор, как Иоанн Креститель посвятил его в иную жизнь — изменил и обратил его в новую плоскость сознания, посвятил его, провел его к существованию через новые двери, — с тех пор он больше не тот.

Когда Будда вернулся в свой дом через двадцать лет, его отец не мог поверить, что он стал просветленным. Он сказал:

«Выброси всю эту чушь! Можешь дурачить других, но тебе не одурачить меня. Я породил тебя. Я знаю тебя с самого твоего начала. Оставь эту игру и возвращайся домой. Я твой отец, и поскольку я люблю тебя, мои двери еще для тебя открыты. Хотя ты и не достоин! Ты беглец. Ты сбежал в мои старые годы. Ты моя единственная надежда. Возвращайся домой!»

Конечно, отец не в состоянии понять, что случилось. Он слишком полон своих собственных мыслей, слишком полон своих воспоминаний, своих воспоминаний об этом мальчике, родившемся у него. И теперь вдруг он стал Буддой, просветленным, достигшим истины? Если бы он был чьим-то другим сыном, отец мог бы взглянуть на него по-другому, мог бы смотреть, наблюдать, мог бы быть более открытым; но это же его собственный сын. Глаза полны слез, гнева, привязанности, воспоминаний. Глаза омрачены прошлым; он не видит реальности, стоящей перед ним.

Будда рассмеялся и сказал: «Ты только посмотри на меня. Я не тот, кто покинул этот дом. К тебе пришел некто другой. Тот человек мертв! Я совершенно обновился».

Отец посмотрел снова и потом сказал: «Ты не обманешь меня. Ты тот же самый. Я хорошо знаю тебя. Я знаю тебя лучше, чем ты сам».

Иисус знает, о чем они хотят говорить. Они не собираются разговаривать с ним, с той реальностью, которой он стал теперь. Они хотят говорить с тем, кто не существует более. Иисус исчез в реке Иордан в тот день, когда Иоанн Креститель посвятил его в новую жизнь. Человек, который был раньше, теперь исчез. Дом старый, но обитатель сменился. В том же теле уже не живет та же персона. Тело то же самое, но в него вошло новое сознание. Там обитает новое сознание, а они пришли говорить со старым, которого нет больше.

И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою.

Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя, и кто братья Мои?

Это новое сознание — называйте его «Христос» — это новое сознание говорит: Кто матерь Моя, и кто братья Мои?

Если вы не в состоянии увидеть две личности — Иисуса, которого нет больше, и Христа, который подобно голубю спустился к нему и вошел в его душу, — вы не сможете понять этих слов. Эти сутры станут очень простыми, если вы увидите, что этот человек Иисус уже не тот Иисус, который был раньше.

Так случалось много раз с моими санньясинами. Когда они собираются возвращаться по своим домам, они испытывают легкую тревогу. Они приходят ко мне и говорят: «Это будет трудно. Мой отец не поймет меня, моя мать не сможет понять, что произошло. Когда я вернусь, они не смогут понять, что случилось со мной».

Я говорю им: «Не беспокойтесь. Просто идите и оставайтесь новыми. Ни в чем не ведите себя по-старому». Это нужно помнить, поскольку будет соблазн. Есть мать, есть отец, есть братья, все окружение старое, и будет соблазн вернуться к старому, поскольку даже если вы изменились, то зачем создавать возмущения для других? Действуйте по-старому.

Но если вы действуете по-старому, это будет глубоким возмущением для вас. Это будет обманом, не вашей подлинностью. И таким образом вы не поможете своей семье. Таким образом, вы будете неистинными с ними.

Будьте истинными. Даже если вначале они не понимают вас, примите это неправильное понимание. Это естественно. Но сами оставайтесь теми, кем стали. Не действуйте; оставайтесь истинными. Рано или поздно они поймут, и, когда они поймут, ваша реальность начнет преобразовывать и их тоже. Реальность — великая сила.

Так случалось много раз. Один санньясин из Англии как раз написал мне: «Я боялся, несмотря на то, что вы предупреждали нас. Я боялся, и по мере того как я приближался к Англии, мой страх становился потрясающим. Мой отец очень упрямый человек, — как и все отцы, — и я думал: он не поймет, он не станет даже слушать. Он подумает, что я сошел с ума, и попытается заставить меня отправиться к психоаналитику. "Что случилось? Зачем ты ходишь в оранжевом?" Он старый христианин, правоверный. Это будет почти шок».

Но он должен был вернуться. Потом он написал: «Они были шокированы. Они не могли поверить этому. Но как вы и сказали, я старался не поддаться соблазну действовать. Я оставался истинным. И через три-четыре дня они впервые расслабились. Тогда впервые что-то проступило между мной и моими родителями, что-то, что я могу назвать любовью - чего никогда не было раньше. Был страх, но не любовь. И они спрашивали меня: что произошло со мной? И они даже попытались медитировать!» — что, как он думает, является чудом. Он думает, что я, должно быть, что-то делаю отсюда.

Я отсюда ничего не делаю. Ваша истинность, ваша подлинность имеет в себе великую силу. Истина преобразует не только вас. Куда бы вы ни пошли, с кем бы вы ни общались, если вы истинны, вы становитесь великой силой.

Иисус знает, что они пришли не ради него. Они еще не готовы. Они не понимают, что в жизни Иисуса произошел разрыв. Старое ушло, и пришло новое, и они никак не связаны между собой.

Это проблема: когда приходит новое, это новое является абсолютно новым. Оно не модифицируется из старого. Когда старое уходит, оно уходит полностью. Наступает промежуток, безмолвие, пустота.

Старое уходит, а новое приходит — тело остается тем же. Никто не сможет понять, что произошло, но каждый почувствует, что что-то произошло. Даже вы сами осознаете мало-помалу, что вы уже больше не прежние.

Распознавание требует времени. Иногда на это уходят месяцы, иногда годы. Распознавание требует времени, но мало-помалу вы осознаете, что: «Я больше не тот человек, каким был». Когда это понимание окружает вас, вы расцветаете. Иная благодать становится доступной вам. Старый человек живет по закону; новый человек живет по любви. Старый человек живет в обществе; новый человек становится вершиной абсолютного уединения. Старый человек живет в прошлом, в будущем; новый человек живет только в настоящем. Новый человек обладает присутствием, иным качеством бытия. Магнетизмом, харизмой.

Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя, и кто братья Мои?

И указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот Матерь Моя и братья Мои!

Он создал новое сообщество.

Будда называл свое сообщество сангхой. Будда говорит своим ученикам искать три прибежища. Когда кто-либо приходит к нему отдать себя, он должен отдать себя в трех вещах. Он говорит: «Я отдаю себя Будде, я отдаю себя сангхе, я отдаю себя дхамме». Будда — живое присутствие здесь и сейчас. Но он не будет здесь всегда. Рано или поздно он исчезнет, как исчезает лампа, и тогда вы не сможете найти, куда подевалось пламя. Будда исчезнет — это тело не может хранить его долго, поскольку тело смертно, а он бессмертен. Транспортное средство слабо, оно не стоит долго. Рано или поздно тело падет и пламя исчезнет. Тогда кому отдавать себя? Поэтому Будда и говорит: «Я создаю сообщество: сангху».

Сангха — это сообщество тех, кто живет с одинаковой позицией, кто живет сообща, кто сообщается друг с другом. Это сообщество, сообщество ищущих одного пути, сообщество тех, кто влюбился в одного Будду, чья любовь соединила их вместе.

Сообщество — это группа. Когда Будда есть, можно смотреть на него — он помогает вам, он наставляет вас, он выводит вас из вашего горя и тьмы, — но когда он уходит, тогда есть единственная возможность: вы должны объединиться друг с другом, чтобы помогать друг другу. Некоторые будут немного впереди, некоторые будут не очень. Некоторые могут отстать, некоторые будут маршировать через силу, некоторые могут просто крепко спать; но если есть сообщество, тогда можно помочь и тем, кто отстает. Сообщество может позаботиться о них: сообщество может думать о них, может любить их, может помогать им, может направлять их. Когда Будда жив, в этом нет необходимости, но когда Будда уходит, сообщество остается единственным прибежищем.

Иисус создавал сообщество. Это сообщество — не церковь, запомните; это сообщество — не секта, запомните. Это сообщество — семья ищущих соратников, а не верующих соратников. Когда вы верите, сообщество становится сектой. Когда вы ищете, это сообщество. Сообщество — живое явление тех, кто ищет вместе и помогает друг другу.

В Индии есть притча о том, что однажды случилось так, что в лесу разразился великий пожар. Два человека оказались беспомощными в этом лесу, они не могли выбраться оттуда, поскольку один был слеп, а другой хром. Хромой не мог бежать: он видел, но не мог бежать. Слепой мог бежать быстро, но он не видел. И тогда они образовали сообщество. Они сказали друг другу: «Мы можем друг другу помочь». И слепой посадил хромого себе на плечи. Они стали одним человеком. Слепой мог ходить, хромой мог видеть. Они помогли друг другу. Они выбрались из огня; они спаслись. Порознь они бы умерли; вместе они нашли выход.

Сообщество — это сообщество слепых и хромых людей. Когда есть Будда, в сообществе нет необходимости. Когда Будда уходит, когда уходит учитель, тогда исчезает источник жизни. Весь лес в огне, и тьма повсюду. Кто-то хром, кто-то слеп — каждому недостает чего-то. Но каждый также и имеет что-то. Тогда и возникает сообщество.

Это семья Иисуса. Он говорит:

И указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот Матерь Моя и братья Мои!

«И потом, — говорит Будда, — придет время, когда сообщество тоже станет мертвым. Оно станет сектой». Семья Христова станет христианством; семья Будды, сангха Будды, превратится в секту буддистов. Это нечто мертвое: товарищество верующих, не товарищество ищущих. Никто никуда не стремится; они просто верят. Сообщество теперь уже совсем не сообщество. Они говорят, они дискутируют, но никто не собирается ничем рисковать, искать, вопрошать.

Тогда, дхамма. Тогда вы должны найти прибежище, вы должны отдаться и найти прибежище, только в чистом принципе дхармы. Чистый принцип, основной закон: то, что Лао-цзы называет дао, то, что Будда называет дхамма, то, что Иисус называет царством Божьим. Тогда вы должны отдать себя неизвестному.

Это трудно, поскольку Будда видим; его можно коснуться. Сообщество тоже видимо. Оно не такое просветленное, как Будда, но некоторые фрагменты жизни, некоторые фрагменты света сообщество несет в себе. Вы можете собрать их вместе, может быть создан определенный свет. Но когда сообщество стало сектой, мертвой религией, организацией, а не братством...

Запомните, братство — это не организация. Братство может быть организованным, но это не организация. Это нечто текучее. Братство организуется любовью: организация в нем является следствием, результатом. А организация — это просто организация. Она жестко навязана человеку. Она существует не по любви, а по закону.

Тогда человек должен смотреть на Бога, который не виден нигде, чей адрес неизвестен, чьи обстоятельства абсолютно неведомы.

Иисус говорит:

Вот матерь Моя и братья Мои!

«Это моя семья, мое сообщество, в котором я распространяю свою бытие, с которым я разделяю свою новую жизнь, с которым я разделяю мое новое видение и мое новое зрение».

Ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат и сестра и матерь.

«Кто готов следовать по пути Бога — тот моя мать, мой брат, моя сестра». Иисус говорит: «Только те, кто связан с Богом, связан со мной. Теперь никакая другая связь невозможна».

Даже если мать Иисуса снова хочет общаться с ним, она не может сделать этого из-за старой связи. Она должна будет искать новой связи, и эта новая связь возможна только в том случае, если она настроится на Бога. Только через Бога, посредством Бога, можно связаться с Иисусом. Другого способа нет.

Если вы приходите ко мне и приходите как настоящие искатели истины, вы немедленно становитесь связанными со мной. В противном случае связи нет. Только через Бога — вы не можете быть связанными со мной напрямую. Теперь все прямые связи невозможны. Если вы не ищете того, что нашел я, возможности для связи нет. Нет никакой возможности вообще.

Так случается: много раз люди спрашивали меня — всего лишь несколько дней назад Вивек спросила меня: «Почему мы никогда не видим здесь ваших друзей по колледжу, ваших школьных друзей? Почему они не приходят сюда?»

Прежде всего, у меня никогда не было много друзей, поскольку с самого начала для меня какая-нибудь дружба была, возможно, только с тем, кто ищет. Никакой другой возможности поддерживать связи со мной не было. Отсюда и очень немногочисленные друзья. Но даже и те потеряны, поскольку если они не связаны сейчас с моей новой реальностью, то и для них нет возможности. Или я должен спуститься вниз, чтобы общаться с ними, что невозможно, или они должны подняться — что трудно.

Мало-помалу друзья исчезли. Они продолжают думать обо мне, как о прежнем человеке, но того человека больше нет; тот человек умер. Они хотели бы общаться со мной прежним, но тот человек мертв. Как можно общаться с мертвым человеком?

Поэтому общение со мной становится для них затруднительным. Если они приходят, им становится трудно. Они не знают, о чем говорить, что сказать. Если они говорят что-то о прошлом и смотрят потом на меня, то все выглядит абсурдом. Во всем этом нет смысла. Самое большее, я могу слушать их, но я не могу сказать ни единого слова. Тогда они чувствуют себя очень неловко.

Они приходили, бывало; мало-помалу они отстали. Но моя семья еще не бросила меня. Они упорно старались справиться со мной. Они также упорно пытались почувствовать мою новую реальность. Это редкое явление. Иисус не был так удачлив, как я.

Ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат и сестра и матерь. С Ним шло множество народа; и Он, обратившись, сказал им:

Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником.

Если вы не отвергнете свою мирскую семью, вы не сможете стать частью духовной семьи. Если вы не отвергнете обычные путы тела, вы не сможете продвинуться в мир духа. Вы должны оставить позади мир материи, мир тела, чтобы продвинуться в мир духа.

И кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником.

И пока вы не умерли, вы не можете следовать. Вы должны умереть так, чтобы новое могло родиться в вас. Оно может родиться только в том случае, если вы ушли. Это не вопрос преобразования, это не вопрос исправления, это не вопрос того, чтобы что-то сделать лучше в вас. Как бы хорошо вы ни были сделаны, исправлены, изменены, вы останетесь теми же самыми.

Ваше эго может быть более отшлифованным. Его можно даже научить смирению. Вас можно научить быть простыми: вы можете жить обнаженными, без всякой одежды. Вас можно научить, не стремиться к собственности: вы можете оставить мир. Но если вы остаетесь теми же самыми, ваше отрицание собственности не многим поможет вам; ваша обнаженность не многим поможет вам. Ваша обнаженность станет новой одеждой для вашего эго.

Теперь эго будет удовлетворено тем, что: «Я отрекся от всего. Я не владею ничем. Я оставил свою семью», — но это «я» продолжается. А «я» должно быть отброшено. Если «я» не исчезнет, вы не станете достаточно пустыми, чтобы в вас вошло божественное. В вас нет для него достаточно пространства.

В этом смысл слов Иисуса, когда он говорит: И кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником. Быть учеником — значит умереть в учителе и ожить в учителе. Это значит, пропасть совершенно мертвым в учителе, чтобы его пламя жизни могло дать вам новый свет и новую жизнь.

Пока вы не умрете, у вас не будет никаких возможностей. И это очень пугает вас. Вы хотели бы исправиться, вы хотели бы стать лучше. Тогда не приходите к такому человеку, как Иисус. Он не заинтересован в том, чтобы сделать вас лучше, он не заинтересован в обновлении старого дома. Он говорит: «Вы будете разрушены и воссозданы заново», — ведь если вы обновляете старый дом, он остается старым. Вы шлифуете его, вы красите его, вы белите его — несколько мазков здесь и там — и думаете, что все стало новым. Это не так.

Никогда в жизни не пытайтесь обновлять что-то, потому что в этом есть что-то фундаментально неправильное. Основа неверна, неверен весь фундамент. И на этом фундаменте вы сами останетесь неверными.

Поэтому я и не заинтересован в том, чтобы вы становились более религиозными, нет. Я не заинтересован в том, чтобы вы становились более моральными, нет. Я не заинтересован в том, чтобы вы выработали в себе прекрасный характер, вовсе нет. Я заинтересован в вашем умирании, чтобы новое прорвалось в вас. Только после вашей смерти возможно воскрешение. И то, что воскреснет, будет божественным. Оно будет божественным!

Коль скоро вы готовы умереть, моральными или аморальными, грешниками или праведниками, все это не имеет значения. Коль скоро вы готовы умереть, вы обретете способность. Вы сможете открыть дверь. Вы скажете Богу: «Входи!»

Но помните, Бог приходит в ту же дверь, в которую приходит и смерть. Если вы боитесь смерти, вы будете бояться и Бога. Бог и смерть — два имени одного явления. Если вы боитесь, вы интерпретируете Бога как смерть. Если вы принимаете Бога, вы интерпретируете смерть как Бога. Смерть сама становится возлюбленной.

Вы ждете. Вы ждете так, как будто ждете возлюбленную. И смерть приходит, танцуя! Ничто не сравнится с ней. Невозможно представить себе ничего, что может превзойти ее красоту. Смерть становится возлюбленной. И больше нет одеяния смерти. Открывается Бог!

Так должно быть каждое мгновение, ведь каждое мгновение смерть стучится в вашу дверь. Каждое мгновение, когда вы выдыхаете, стучится смерть. Выдох — это смерть, вдох - это жизнь. Первое, что должен сделать ребенок, родившись, это вдох, а последнее, что сделает старый человек, умирая, это выдох. С выдохом — смерть, с вдохом — жизнь.

И так каждое мгновение. Всякий раз, когда вы вдыхаете, вы становитесь снова живыми; всякий раз, когда вы выдыхаете, вы становитесь снова мертвыми. Смерть, жизнь, смерть, жизнь: вот как вы движетесь. Они как два крыла, или как две ноги, два аспекта вас. Если вы по-настоящему умираете с каждым выдохом — вы расслабляетесь, вы отдаете себя, - тогда с каждым вдохом вы снова оживаете. И вы почувствуете такую свежесть, что даже капля утренней росы будет завидовать вам! Вы почувствуете такую свежесть, какую чувствуют ночные звезды.

Это вечная жизнь. Тот, кто выучил секрет, как умирать каждое мгновение, познал секрет и того, как жить вечно. Смерть теперь невозможна. Смерть возможна только тогда, когда вы сопротивляетесь. Сопротивление — это эго, смерть существует благодаря эго. Если вы отдали себя, смерть исчезает. Отдача себя — вот ключ.

Иисус говорит:

И кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником.

Не только отец должен быть отвергнут, и мать, и сестра, и братья, но вы должны также отвергнуть и саму жизнь свою. Ваша жизнь должна быть отвергнута, чтобы Бог мог жить в вас и через вас. Вместе они жить в вас не могут, запомните это. Или вы, или Бог. Вы хотели бы выделить и ему маленькую комнату в своем доме, маленький храм в дальнем углу дома. Вы хотели бы, чтобы он жил там, но это не его путь. Ему нужен или весь дом, или ничего не нужно. Этот трюк не сработает.

Я гостил у своего друга. Утром я увидел, как он направляется в гараж. Я спросил его: «Куда вы идете?»

Он сказал: «Мы устроили в гараже храм». Они живут во дворце, а их Бог живет в гараже! Как вы думаете, кого вы дурачите? И ведь он был очень счастлив. Он думает, что он очень религиозный человек.

Бог живет в гараже, он даже не званный гость. Даже с гостями вы обходитесь лучше, даже с бедными родственниками вы обходитесь лучше. Даже бедный родственник почувствует себя оскорбленным, если вы поместите его в гараже. Бог живет в гараже! Он был очень счастлив и сказал мне: «Мы устроили там очень красивый храм. Можете пойти и посмотреть».

Я сказал: «Бога там быть не может, поэтому не пойду и я. Вы идите и делайте там, что хотите, но это не будет молитвой».

Бог приходит к вам только в том случае, когда вы полностью сдаетесь, когда вы полностью пусты и говорите:

«Меня больше нет. Теперь можешь войти ты». Только в том случае, когда вы оставляете трон вакантным. Он восходит на него.

Беседа 6. Политика и любовь

5 ноября 1975г., Пуна.

Вы сказали: «Учить других — лучший способ научиться самому». Но вы также сказали: «Мир нерелигиозен, потому что слишком много проповедников». Поговорите, пожалуйста, об этом тонком различии между помощью другим и попытками изменить других.

Есть огромная и потрясающе значимая разница между тем, чтобы пытаться изменить других, и помощью другим людям. Когда вы помогаете кому-то, вы помогаете ему быть собой; когда вы пытаетесь изменить кого-то, вы пытаетесь изменить его в соответствии с вашей собственной идеей. Когда вы пытаетесь изменить кого-то, вы пытаетесь сделать из него копию. Вы не заинтересованы в этом человеке. У вас есть определенная идеология, фиксированная идея, идеал. Вы изменяете его в соответствии с этим идеалом. Идеал более важен, реальный человек не совсем важен.

На самом деле, пытаться изменить другого человека в соответствии с некоторым идеалом — это совершать насилие. Это агрессия, это попытка уничтожить другого. Это не любовь, это не сострадание. Сострадание всегда позволяет другому оставаться самим собой. У сострадания нет идеологии, оно лишь придает вам энергии. И тогда вы движетесь. Тогда ваше семя обязательно прорастет в согласии с его собственной природой. Вам никто ничего не навязывает.

Когда я говорю: «Идите и помогайте другим», — я имею в виду: помогайте им быть собой. Когда я говорю: «Мир нерелигиозен, потому что слишком много проповедников», — я имею в виду, что так много людей пытаются изменить, обратить, преобразовать других людей в соответствии со своей собственной идеологией. Идея не должна быть важнее человека. Даже все человечество не важнее одного человеческого существа. Человечество — это идея; одно человеческое существо — это реальность.

Забудьте о человечестве, помните о человеческом существе — о реальном, конкретном, пульсирующем, живом. Очень легко жертвовать человеческими существами ради человечества. Очень легко жертвовать человеческими существами ради ислама, христианства, индуизма; очень легко жертвовать ими ради идеи Христа, Будды, Махавиры. Помогайте, но не жертвуйте. Кто вы, чтобы жертвовать кем-то? Каждая индивидуальность имеет свою собственную цель. Не используйте ее как средство.

В этом смысл слов Иисуса, когда он говорит: «Суббота для человека, а не человек для субботы». Все сотворено для человека; человек — верховная ценность. Даже Бог, идея Бога, — для человека, а не человек для Бога. Жертвуйте всем для человека и не жертвуйте человеком ни для чего. Вот тогда вы помогаете.

Если вы начинаете жертвовать человеком, то тогда вы не помогаете. Вы разрушаете, вы калечите другого. Вы насильник, вы преступник. Поэтому все ваши так называемые Махатмы, пытающиеся изменить других, — преступники. Нужно просто любить, помогать и быть готовым отдавать без всяких условий.

Делитесь своим бытием, но пусть каждый движется к своему собственному месту назначения. Это предназначение неизвестно; никто не знает, какой расцветет цветок. Не нужно шаблонов, иначе цветок будет сломан. И помните, что каждое индивидуальное существо уникально. Не было такого существа никогда раньше и не будет никогда вновь. Бог не повторяется, он не повторяет дважды. Он все время изобретает новое.

Если вы пытаетесь заставить человека быть подобным Иисусу, вы разрушаете его. Иисус никогда не повторится снова. И в этом нет нужды. Один — прекрасно, много — уже скучно. Не пытайтесь сделать человека Буддой. Позвольте ему быть собой. Это его состояние будды. Не знает ни он и не вы, что он несет в себе. Это покажет только будущее. Не только вы удивитесь; он удивится, когда раскроется его цветок. Каждый несет в себе цветок бесконечной потенции и силы, бесконечной возможности.

Помогайте, давайте энергию, любите. Воспринимайте другого, и давайте ему почувствовать, что ему рады. Не давайте ему почувствовать вину, не давайте ему понять, что его осуждают. Все, кто старается изменить его, дают ему почувствовать вину, и эта вина отравляет.

Когда кто-то говорит: «Будьте как Иисус!» — он отвергает вас такого, каков вы есть. Всякий раз, когда кто-то говорит, что вам нужно быть как кто-то другой, вы не принимаетесь. Вам не рады, вы — незваный гость. Вас не станут любить, если вы не станете кем-то другим. Что же это за любовь, которая уничтожает вас, и только тогда, когда вы становитесь ложным, неподлинным...?

Искренне, подлинно вы можете быть только самими собой. Все остальное будет ложным, все остальное будет просто маской, личиной, но не вашей сущностью. Вы можете украсить себя личиной Будды, но это никогда не коснется вашего сердца. Это никогда не будет связано с вами, это никогда не подключится к вам. Это будет лишь внешнее. Лицо, но не ваше.

Поэтому всякий, кто пытается сделать из вас кого-то другого, кто говорит: «Я полюблю вас, если вы станете Буддой, Христом...», — вас не любит. Он, может быть, влюблен во Христа, но вас он ненавидит. И его любовь к Христу может, также не очень глубока, поскольку если бы он любил Иисуса по-настоящему, он понял бы совершенную уникальность каждого отдельного человека.

Любовь — это глубокое понимание. Если вы полюбили человека, вы обрели в себе иное качество видения. Теперь вы можете видеть ясно. Если вы полюбили Иисуса, то кто бы не предстал перед вами — вы увидите реальность этого человека, этого конкретного человеческого существа, его потенциальность здесь и сейчас. И вы полюбите этого человека, вы поможете этому человеку стать тем, кем он может стать. Вы не будете ожидать от него чего-то другого. Всякое ожидание — это осуждение, всякое ожидание — это отвержение, всякое ожидание — это отталкивание. Вы просто отдадите ему свою любовь — не ради награды, не ради результата. Вы просто поможете, без всякого будущего в уме.

Когда любовь течет без всякого будущего, она представляет собой потрясающую энергию. Когда любовь течет без всякой мотивации, она помогает, и ничто не помогает так, как она. Когда вы чувствуете, что далее одно-единственное человеческое существо воспринимает вас так, как вы есть, вы чувствуете себя центрированным. Вас не отвергают в этом существовании. По крайней мере, одно человеческое существо воспринимает вас, безусловно. Это дает вам почву под ногами, центрирование; это дает вам чувство того, что вы дома. И чем больше это чувство, что вы дома, тем ближе вы к Богу, поскольку самое глубочайшее в вашем сердце — это Он. Когда вы близки к себе, тогда вы близки и к Нему. Когда вы центрированы, вы в Нем.

Когда вы далеки от себя, вы далеки от Бога. Дистанция между вами и собой — это дистанция между вами и Богом, и нет никакой другой дистанции. Поэтому всякий, кто говорит:

«Станьте кем-то другим», отбрасывает вас от Бога. Вы станете ложными, вы будете носить маски. У вас будут личности, характер и тысячи других вещей, но у вас не будет души; у вас не будет сущности. Вы не будете осознанностью, вы будете обманом: псевдо-явлением, не подлинным явлением.

Поэтому, когда я говорю: «Помогайте, учите», я не даю вам идею учить их. Я говорю: просто создайте вокруг людей атмосферу. Куда бы вы ни пошли, несите с собой атмосферу любви и сострадания и помогайте другим быть собой.

Это самое трудное дело в мире — помогать другим, быть собой — поскольку это идет против вашего эго. Ваше эго хотело бы сделать из людей имитаторов. Вам хотелось бы, чтобы все имитировали вас; вам хотелось бы стать образцом, прототипом, и чтобы все следовали за вами. Тогда ваше эго будет весьма и весьма удовлетворено. Вы хотели бы думать о себе, как о проекте, которому должен следовать каждый. Вы становитесь центром, а все остальные оказываются ложными.

Нет, для эго эта идея не подходит. Оно хочет изменить других в соответствии с вами. Но кто вы такой, чтобы изменять других? Не берите на себя такой ответственности. Это опасно; вот так рождаются Адольфы Гитлеры. Это они берут на себя ответственность за изменение всего мира по-своему.

Есть большая разница между Махатмой Ганди и Адольфом Гитлером. Но в глубине разницы нет совсем, поскольку они оба вынашивают идеи изменения мира по-своему. Быть может, один использует при этом насильственные методы, а другой — ненасильственные, но оба используют методы изменения других по-своему. Быть может, один использует ружье, а другой угрожает: «Я вынужден буду долго поститься, если вы не последуете за мной». Быть может, один грозится убить вас, а другой грозится убить себя, если «вы не последуете за мной», но оба используют силу, оба создают ситуации, в которых вас могут заставить быть не теми, кем вы хотите быть, кем вы никогда не хотели быть. Оба они политики. Ни Гитлер не любит вас, ни Ганди не любит вас.

Ганди говорит о любви, но он не любит. Он не может любить, поскольку сама идея — идеал того, какими вы должны быть, — создает проблему. Есть только один способ любить людей: любить их такими, как они есть.

И это прекрасно: когда вы любите их такими, как они есть, они изменяются. Не по-вашему — они изменяются в соответствии с их реальностью. Когда вы любите их, они преобразуются. Не обращаются в вашу веру — преобразуются. Они становятся новыми, они достигают новых высот бытия. Но это случается в их бытии, это случается в соответствии с их природой.

Помогайте людям быть естественными, помогайте людям быть свободными, помогайте людям быть собой и никогда не пытайтесь насильно заставлять кого-либо, тянуть, толкать, манипулировать. Все это пути эго. И таковы все политики.

Полагают, что Христос был первым политиком любви, что заключалось в том, что он пытался спасти мир раньше, чем спас себя, и в том, что мы его дети: политики любви, ищущие неба на земле.

Политик и Христос? Политика и любовь невозможны вместе. Любовь анти-политична; политика против любви.

Я знаю, политики говорят о любви, но не обманывайтесь их разговорами. Они говорят о мире и готовятся к войне. Никогда не слушайте того, что говорит политик; всегда следите за тем, что он делает. Все, что он говорит, может быть отвлечением внимания, направленным на то, чтобы отвлечь вас и чтобы вы не видели, что он делает. Он все время говорит прямо противоположное тому, что делает. То, что он говорит, — маскировка, камуфляж. Покров, чтобы прятаться под ним.

Именно поэтому политики все время говорят — чтобы вы ни за что не могли понять, что же они делают. Они отвлекают вас своими разговорами. Они не общаются с вами, они не скажут много. На самом деле, они хотят все спрятать, чтобы ничего не было известно. Они говорят о мире и готовятся к войне. Они говорят о любви и создают ненависть в мире.

Но они фокусники, они дипломаты. Когда они говорят:

«Любите свою родину», они подразумевают: «Ненавидьте своих соседей». Они прячут свою ненависть в любви к родине. Когда вы скажете: «Любите свое отечество», ни у кого не возникнет и вопроса. Вопроса нет: каждый должен любить свое отечество. Но в глубине, под прикрытием учения о любви к отечеству, они готовят вас к войне. Тогда вы начинаете ненавидеть соседей: они не принадлежат вашей нации, они не принадлежат вашей расе, они не принадлежат вашей религии. Любите свою религию — тогда что вы будете делать с людьми, не принадлежащими вашей религии?

Конечно, нужно понять, что вы будете ненавидеть их. Если вы любите свою религию, вы будете ненавидеть другие религии; если вы любите свою родину, вы будете ненавидеть другие родины; если вы любите свой цвет кожи, вы будете ненавидеть людей другого цвета. Если вы действительно хотите любить человеческие существа, вы должны прекратить любить родину, вы должны прекратить любить религию, вы должны прекратить любить свой цвет. Если вы по-настоящему хотите любить человеческие существа, вы должны прекратить всю эту политическую чепуху.

Но политики очень изворотливы — они дипломатичны. Они говорят о любви и сеют семена ненависти, они говорят о ненасилии и готовят вас к насилию. Они говорят, что готовятся к войне, поскольку без войны мир невозможен. И они говорили такую чушь так долго, что вы даже не понимаете, насколько они противоречивы. И вот все человечество движется во тьму.

Запомните одну вещь: Христос не политик — даже не политик любви — поскольку политика — это отрава. Она отравит и саму любовь.

Христос совсем не политик. Если бы он был политиком, его бы не распяли. Немного дипломатии, и он спасся бы. Совсем немного дипломатии; в этом нет ничего особенного. Но он не был политиком. Вот в чем была неприятность. Он был очень подлинным и истинным человеком, но не дипломатичным. Он говорил то, что чувствовал.

Посмотрите: ваши так называемые Махатмы — политики. Они пытаются жить в соответствии со своими принципами, они пытаются быть в соответствии со своей идеологией. Они пытаются жить тем, что проповедуют.

Иисус совершенно иной. Он проповедует то, чем живет. Вот в чем различие. Махатма Ганди выглядит почти, как Иисус. Но он не Иисус. Он пытается жить тем, что проповедует, но проповедь важнее. Он хочет, чтобы и другие жили в соответствии с его проповедями, и он сам пытается жить в соответствии со своими проповедями.

Иисус совершенно иной. Он говорит и проповедует то, чем живет. Когда вы проповедуете то, чем живете, вы выражаете себя. Вы открыты и легко ранимы. Вы истинны перед собой, но тогда вы перестаете подходить обществу. Общество — это политика, общество — это дипломатия. Многое не говорится, многое из того, что говорится, не истинно.

Когда Понтий Пилат спросил Иисуса: «Что есть истина?», Иисус хранил молчание. Он мог бы сказать что-нибудь, он был красноречивым человеком. Он был великим поэтом в своих высказываниях, он мог бы сказать что-то. И вся его жизнь зависела от этого. Это было последнее, о чем спросил Пилат: «Что есть истина?» Иисус посмотрел в его глаза и ничего не сказал. Очень недипломатично, очень неполитично. Он поставил Пилата в трудное положение.

В этом молчании Пилат почувствовал себя очень беспокойно и неуютно. Иисус глубоко проник в него. Его молчание было чем-то, что он говорил от своего сердца.

Но Пилат хотел слов. Пилат не спрашивал: «Покажи мне истину!» Он спрашивал: «Что есть истина?» Он спрашивал об определении. Иисус не дал определения, поскольку истиной был он — он стоял перед ним!

Он посмотрел ему в глаза. Он, должно быть, что-то шевельнул в его душе. Пилат почувствовал себя неуютно. Он отвернулся от Иисуса. Он сказал священнику: «Возьмите этого человека и делайте с ним, что хотите. Распните его».

Я много раз думал об этом. Об этом моменте. Пилат, должно быть, почувствовал, что это его распинают этим молчанием. Только подумайте, что Иисус смотрит на вас. Вся ваша фальшь, все ваши маски, падают прочь, поскольку их быть не может, когда на вас смотрит Иисус. Обнаженными и голыми, вы стоите перед ним. Пустыми, лишенными всего.

Пилат был правителем от Римской Империи. Но внутри он бедный человек, нищий. Вся его фальшь не может обмануть Иисуса; он глубоко проникает в суть. Все, чего вы достигаете в миру - бесполезно. Он смотрит глубоко в вас и видит там нищего. И этот нищий начинает беспокоиться. Казалось бы, без причины.

Если бы Иисус был немного более дипломатичным человеком, он дал бы философский ответ. Пилат изучал философию, он понял бы. Иисус мог бы убедить его, поспорить с ним, склонить его. Пилат мог бы спасти Иисусу жизнь. Но вместо того, чтобы говорить что-нибудь, он создает настроение, ситуацию, в которой Пилат становится очень беспокойным.

Только подумайте: Иисус смотрит на вас. Молчание становится неловким, трудным. Этот человек кажется опасным, он как будто вонзает клинок в ваше сердце. Внезапно Пилат должен был почувствовать свою пустоту, свою нищету. Он отвернулся. Он сказал священнику: «Возьмите этого человека и делайте с ним, что хотите». Но в ту ночь, а может быть и целый месяц, он, наверное, не мог спокойно спать. Иисус, должно быть, преследовал его во сне.

Очень недипломатичный ответ. Иисус должен был бы сказать то, во что верил Пилат. Это было бы дипломатично. Политики говорят только то, во что вы уже верите. Тогда вы с ними. Они не тревожат, они утешают. Их ответы подобны лечебной мази.

Ответ Иисуса на вопрос: «Что есть истина?» подобен ране в сердце. Всю жизнь, должно быть, преследовало Пилата это молчание. «Что имел в виду этот человек? Почему он молчал, почему он так глубоко заглянул в меня? Почему?» Это было, вероятно, его кошмарным сном.

Иисус не был политиком, даже политиком любви. Любовь не может быть политикой.

Любовь проста, не сложна. Политика очень сложна и хитра. Любовь разумна; политика глупа. Только посредственные люди обретают интерес в политике. Любовь потрясающе разумна; любовь — это понимание. Когда вы любите, вы преобразуетесь благодаря любви.

Политики всегда связаны с обществом, нацией, всегда связаны с коллективным. Любовь всегда связана с индивидуальным. Любовь протекает между двумя душами, ей нет другого пути. Словно река между двумя берегами, любовь протекает между двумя душами. Любовь индивидуальна, интимна, тесна.

Она может протекать между одной индивидуальностью и всем существованием, поскольку существование имеет душу. Эта душа — Бог. Но она не может протекать между индивидуальностью и обществом. Общество — это просто слово. Она не может протекать между одной индивидуальностью и человечеством. Человечество — это просто слово. Некому принять ее, некому на нее откликнуться.

Иисус любил, но он не был политиком. И Иисус никогда не пытался изменить общество, запомните это. Это было непониманием со стороны части священников, что якобы Иисус пытался изменить общество. Он совсем не пытался изменить общество. Он пытался изменить индивидуальность. Но и то не в соответствии со своей идеологией, а в соответствии с потенциалом этой индивидуальности. Тому есть тысяча и один пример...

Иисус никогда не осуждает, Иисус никогда не создает в человеке чувство вины. Иисус никогда не говорит: «Это грех. Не делайте этого». Он открывает, что есть грех, но никогда не говорит этого. Он дает вам понять, что есть грех, но никогда не дает вам никаких мертвых догм.

В жизни мертвые догмы бесполезны. Полезно только живое сознание, поскольку каждое мгновение грех и добродетель изменяются. Что-то было добродетелью утром. Вечером это может уже не быть добродетелью. Это зависит от вас, от других людей, от обстоятельств. Добродетель — это не мертвая вещь, которую можно носить с собой. Она изменяется каждое мгновение. Если в вас нет гибкости, чувствительности изменяться вместе с жизнью, вы не узнаете, что есть грех. Жизнь меняется каждое мгновение. Что-то было добродетелью в определенное мгновение. То же самое становится грехом в другое мгновение. Поэтому никакая догма невозможна.

Иисус дает людям чувствительность, осознанность, внимательность, медитацию, чтобы они могли почувствовать, как они живут, чтобы они могли понять каждую ситуацию и действовать соответственно ей. Если погрузиться глубже в Приходи, следуй за Мною, том 2, то можно понять одну вещь: действовать осознанно — это добродетель, действовать бессознательно — это грех. Грех — это не качество того или иного действия. То же касается и добродетели. Грех и добродетель относятся к присутствию или отсутствию осознанности. Грех или добродетель не то, что вы делаете, а то - как вы делаете это: осознанно или бессознательно. Это не зависит от самого действия. Это зависит, в своей сути, от сознания — какое качество вы несете в нем.

Иисус любил. Это было одним из его преступлений: он любил. Раввин должен проповедовать, он не должен любить. Религиозный человек должен становиться примером, побуждать и соблазнять людей следовать его примеру. Иисус совсем не был примером. В обыкновенном смысле он не создал из себя никакого идеала. Он просто помогал людям быть более молитвенными, быть более внимательными, быть более наблюдательными. Он жил и любил.

Он жил как самый обыкновенный человек. Но он обладал необыкновенной осознанностью. Он жил подобно учителю дзэна. Евреи не могли понять его, они поняли его лишь потом. Хасиды могли бы понять, но они пришли много позже. Они поняли бы его, они поняли бы его абсолютно. Он был хасидским или дзэнским учителем.

Но его последователи не поняли его. Они думали, что он был политиком, и что он пришел изменить общество. Его враги тоже не поняли его.

Такое случается снова и снова. Вот я. Я совершенно не интересуюсь обществом, ни капельки. Но политики все время думают, что я планирую те или иные способы изменения общества. Я заговорщик и планирую какие-то секретные способы смены общества или правительства. Трудно убедить людей, что я совсем не интересуюсь их правительством или их обществом. Они же продолжают играть с этими глупыми игрушками. Я не интересуюсь.

Но они не могут понять этого, поскольку это вне их понимания. Они не могут понять такой простой вещи: кто-то не интересуется правительством, правящими людьми. Они полагают, что здесь есть какой-то обман; что-то прячется за этим. Они думают, что мои разговоры о религии — изменение индивидуальности, любовь к индивидуальности — это лишь фасад. За ним должна быть какая-то политика. Они понимают только политику и видят политику повсюду.

Это понятно. Я могу понять это. Они не могут выйти за пределы своих собственных умов. Это все равно как вор-карманник, пришедший к святому. Он не видит святого, он смотрит только на карманы. Он карманник.

Вы идете по дороге. Разные люди смотрят на вас по-разному. Башмачник смотрит на ваши башмаки и понимает вас в соответствии с состоянием и условиями, в которых находятся ваши башмаки. Если башмаки в плохом состоянии, он понимает, что ваше экономическое положение не очень хорошее. Если башмаки не отполированы, он понимает, что вы, по-видимому, безработный. Ему не нужно видеть ваше лицо; он смотрит лишь на ваши башмаки.

Если человек проработал с обувью тридцать, сорок лет, он становится почти психологом. По ботинкам он может сказать все: каково ваше финансовое положение, каков ваш статус в обществе. Даже что у вас на уме сейчас. Когда вы счастливы, походка у вас другая. Когда вы несчастны, вы тащитесь. Башмаки могут показать, что вы в течение долгого времени тащились, как будто тянули тяжелый груз.

Башмаки могут показать, влюблены вы или нет. Замечали ли вы это? Когда вы влюблены, вы полируете ботинки. Все становится очень важным. Какое-то человеческое существо заинтересовалось вами. Теперь все становится важным. Когда вас никто не любит, вы перестаете заботиться о себе. Кто станет думать о том, что на ботинках собралась пыль? Пусть себе собирается. Никто не интересуется вами — почему вы должны интересоваться ботинками?

У полицейского башмаки не такие, как у школьного учителя. Вы видите башмаки и знаете, какие из них какие. Полицейский должен быть насильственным, его башмаки покажут, что он насильственный человек. Школьный учитель — это просто школьный учитель. Башмаки расскажут целую историю.

Башмачник смотрит на башмак, карманник смотрит на карман, парикмахер смотрит на прическу. Он знает, обыватель вы или хиппи. Ваши волосы скажут это. И это не ново. В Индии одним из имен Кришны является Кешава. Кешава означает длинноволосый. Он был первым хиппи в мире.

Когда политик смотрит на Иисуса или на меня, его понимание тут же становится политическим. Он пугается, он думает, что явился его конкурент. Но Иисус не политик. Человек, познавший любовь, не может быть политиком. Почему? Потому что политик — это амбиция; любовь - отсутствие амбиции.

Политика — это способ править другими людьми. Любовь никогда не хочет править. Всякая попытка править, владеть, властвовать — это насилие. Это часть ненависти. Любовь отдает, отдает без всяких условий. Любовь — это не владение. Любовь — это не монополия, это не жажда власти.

Как может любовь быть политикой? Пожалуйста, не используйте этого слова вместе с Иисусом. Он не интересуется изменением общества. Он интересуется изменением сердца, сердца человека. Может быть, через это изменится и общество, но это не существенно. Так может случиться в виде следствия, но не это в центре его внимания.

Если изменяется человеческое сердце, общество обязано измениться, поскольку с другим человеком вырастает и другое общество. Но это следствие. Иисус не интересуется этим. Весь его интерес в том, как внутри себя почувствовать царство Божье. Вот почему он все время настаивает: «Царство Божье внутри нас». Оно не имеет ничего общего с внешним, с тем, что вне нас. Политика — это внешнее; религия — это внутреннее.

Любовь отдает, политика берет; любовь делится, политике нечем делиться. Она пытается владеть.

Бхагаван, я не знаю, кто я. Я чувствую, что мне нужно обосноваться на каком-то уровне. Разве нет для этого места?

Это хорошо, что вы не знаете, кто вы, поскольку все, что вы знаете о себе, неправильно.

Глубина вашего существа неопределима. У нее нет имени, нет формы. В самой глубине вашего существа всегда лежит неизвестное и непознаваемое. Сократ сказал: «Познай самого себя!» Не то чтобы вы могли познать себя. Он говорит:

«Пытайся познать самого себя, и однажды ты поймешь, что познать невозможно». И когда вы подходите к точке, где все знания исчезают, и вы останавливаетесь в глубоком невежестве перед собой, вот тогда наступает самое прекрасное переживание, величайший экстаз.

Только подумайте: если вы можете познать себя, то самим этим познанием вы становитесь ограниченными. Вы становитесь предметом потребления. Познав себя, вы не станете счастливыми; вы будете очень обыкновенными. Познав себя, вы с собой покончили. Что тогда вы будете делать с этим знанием? Поиск себя закончен, вам будет скучно с собой.

Ваше существо — это загадка. Чем больше вы познаете, тем меньше вы знаете его. Чем глубже вы проходите, тем больше бесконечного открывается перед вами. Глубина его такова, что вы никогда не можете коснуться его дна. Люди, думающие, что знают себя, очень поверхностны. Глубокие люди всегда осознают существование чего-то неизвестного. И это прекрасно, поскольку неизвестное всегда живо, неизвестное всегда бесконечно. Неизвестное вечно.

Сократ сказал: «Познай самого себя!» Он имеет в виду: пытайся познать самого себя. Это не значит, что вы можете познать себя. А после Сократа римлянин Марк Аврелий сказал: «Будь собой!» Он лучше Сократа. Познать себя невозможно, но быть собой возможно. Нет необходимости знать. Просто будь. Знание несущественно; достаточно бытия. Просто будь собой.

Поэтому не пытайтесь найти определение вашего существа. Это невозможно. Жить можно. Познать нельзя. Да и зачем беспокоиться о познавании? Разве бытия недостаточно?

Нам известно побуждение, глубокое побуждение, любопытство открыть и познать всякую тайну. Но это побуждение потерпит неудачу, когда вы двинетесь внутрь себя. Если вы движетесь вовне, это побуждение может быть удовлетворено — в некоторой степени. Наука удовлетворяет это ваше побуждение, поскольку ей кое-что известно о материи. Но и то, как я говорю, «в некоторой степени». Чем глубже, тем более шатким становится знание. Чем глубже, тем более неясным представляется все.

Один из величайших ученых Запада Эддингтон написал в своей автобиографии: «Когда я начинал, весь мир казался подобным механизму. Когда я начинал работать, искать, исследовать, мир казался подобным огромному механизму, и у меня была идея о том, что этот механизм однажды будет понят».

Он думал, что существование может быть разделено на две категории: известное и неизвестное. Известное: то, что мы уже познали; неизвестное: то, что мы познаем рано или поздно, это только вопрос времени.

В конце своей жизни он сказал: «Теперь жизнь представляется разделенной на три категории: известное, неизвестное и непознаваемое». Это непознаваемое... Известное и неизвестное мы можем понять. Это только вопрос времени — когда неизвестное станет известным, ведь известное сейчас когда-то было неизвестным. Но непознаваемое? То, что не может быть познано, что невозможно познать? С этой категорией и входит религия.

Потом Эддингтон сказал: «Теперь, когда я смотрю на мир, он не кажется мне механизмом. Скорее наоборот, он кажется мыслью. Очень загадочно». Если бы он прожил немного дольше, он наверняка сказал бы: «Мир не кажется даже мыслью, поскольку у мысли есть структура, логика. Мир выглядит как стихи, как песня».

И эта песня подобна той, которую поют по утрам птицы. Песня прекрасна, — но вы ничего не можете сделать из нее. Прекрасна и бесполезна. Потрясающе прекрасна, ею можно наслаждаться. Но в чем ее смысл? Смысла нет.

Вот мое понимание. Если вы не можете наслаждаться бессмысленным, бесполезным, вы никогда не станете религиозным. Для меня Бог — это бесполезная красота, которая окружает нас, бессмысленная песня, которая слышится повсюду вокруг: бессмысленное журчание ручья, бессмысленный шепот ветра, бессмысленное молчание звезд. Потрясающе прекрасно — и бессмысленно. Почему я говорю бессмысленно? Потому что непознаваемо.

Вещь остается бессмысленной, если она неизвестна. Когда вы познаете ее, она приобретает смысл. И я говорю вам, что звезды таинственны, но они ничто в сравнении с вашим внутренним бытием. Реки загадочны, но они ничто в сравнении с внутренним потоком вашего сознания. Гималаи таинственны, но они ничто в сравнении с внутренними вершинами вашего восторга.

Скорее будьте, чем знайте. Марк Аврелий представляется мне человеком, понимающим гораздо больше и глубже, когда он говорит: «Будь собой!», чем Сократ, когда он говорит: «Познай себя!» Хотя я хорошо знаю, что вы не сможете быть собой, если не испытаете изречения Сократа: познай себя! Попытайтесь познать. Вы никогда не сможете познать, и мало-помалу вы оставите поиск познания и начнете быть. Познание — это философия, бытие — это религия.

Одного из величайших американских христианских теологов этого столетия Пауля Тиллича спросили однажды - в конце его жизни, где-то в Санта Барбаре, один студент спросил его: «Сэр, вы молитесь?»

Он ответил: «Нет, я медитирую».

Но если вы спросите меня, я отвечу: «Нет, я не медитирую. Я просто есть».

Молитва — это двойственность: вы и Бог. Без Бога вы не можете молиться; для молитвы необходим кто-то другой. Это зависимость от другого. Прав Тиллич. Он говорит: «Нет, я не молюсь». Его ответ не христианский, его ответ буддийский. Он говорит: «Я медитирую».

Медитация — это свобода, свобода также и от Бога, поскольку тогда даже он не нужен. Нельзя молиться без Бога, поскольку кому же тогда молиться? К кому поднимать свою голову? К кому поднимать глаза? К кому обращать свои слова, с кем вести диалог? Бог необходим. Может быть, он есть, может быть, его нет — это несущественно, — но молитва требует Бога.

Это зависимость. Без Бога молящийся человек немедленно прекратит молитву. Если Бога нет — или придет новость, что он умер, на него совершено покушение, или что-нибудь в этом роде, или он умер от старости, — то тогда молящийся человек немедленно прекратит молитву, отбросит четки и скажет: «Кончено! Теперь в этом нет смысла. Кому молиться?»

Молитва — это зависимость. Вот почему буддизм выше христианства. Даже если Бог умрет, это не потревожит медитирующего человека. Он скажет: «Все в порядке. Не имеет значения, жив он или нет. Это никогда не было для меня непреложным требованием. Я достаточен сам для себя».

Медитирующий человек медитирует в одиночестве. Но если вы спросите меня: «Медитируете ли вы, сэр?», я отвечу:

«Нет, я даже не медитирую. Я просто есть», — поскольку медитация предполагает какую-то деятельность. Нет другого, нет диалога, но вы все-таки что-то делаете. Есть делание. Это делание становится тем самым другим: делатель и делание. Вы медитируете.

Медитация — это действие, вы что-то делаете. Иногда вы медитируете, иногда не медитируете. Это не многого стоит, поскольку то, что иногда есть, а иногда нет, не может быть вашей природой. Ваша природа всегда есть, она не зависит ни от какого делания.

Я просто есть. И это самая великая молитва, это самая великая медитация. Это то, о чем говорят учителя дзэна. Если вы спросите у них, что они делают, они скажут: «Мы рубим дрова, мы носим воду. Когда чувствуем голод, мы едим, когда устаем, мы спим». Это то, что я имею в виду, когда говорю, я есть. Нет больше зависимости даже от делания чего-либо.

Молитве нужен другой, медитации нужно действие - бытию ничего не нужно. И когда вы настроены на то, что ничего не требуется, тогда вы впервые соответствуете; тогда вы впервые познали.

Вы говорите мне: «Бхагаван, я не знаю, кто я». В этом нет необходимости. Единственная необходимость такова: не быть чем-то другим. Просто будьте тем, чего вы не знаете. Просто будьте. Не выходите из этого состояния. Нет необходимости знать, поскольку вы уже есть это. Знаете вы это или не знаете — не имеет значения. Знание ничего нового к этому не добавит. Незнание ничего не отберет от этого, знание ничего к этому не добавит, так какой же смысл? Вы есть!

Назовите розу другим именем, она останется розой. Знаете ли вы имя розы или нет — она остается розой. И назовете вы ее «розой» или не назовете «розой», розу это не взволнует. Она есть. Эмерсон говорит где-то в своем дневнике:

«За моим окном цветет розовый куст. Розовый куст не беспокоится о том, с кем он. Розы не сравнивают себя с другими розами из прошлого, они не думают о розах будущего. Прямо в это мгновение они с Богом. Они с Богом в этот день».

В вашем бытии вы есть Бог. Я не скажу с Богом. В вашем бытии, в этот самый момент, вы Бог, вы божество. Никакого знания не нужно.

Не беспокойтесь. Никто не знает, кто он. Он есть! А все те, кто говорит, что знает, лишь просто повторяют штампы. Они, должно быть, прочли об этом в священных писаниях. Но там все лишь слова. Вы можете сказать: «Я брахма», или «Я атман», или «Я высшая самость», но все эти слова — штампы. Они безобразны. Они ничего не говорят, они ничего не значат.

«Я чувствую, что мне нужно обосноваться на каком-то уровне». Да, это хорошо. Вам это нужно. Но обоснование не имеет ничего общего со знанием; обоснование имеет что-то общее с бытием. Вот почему я говорю, что Марк Аврелий лучше Сократа, когда говорит: «Будь собой!»

«Разве нет для этого места?» Место — это часть пространства. Время и место не существуют в вас — и время, и место исчезают там. Вы будете обоснованы только в том случае, если достигнете внутри себя определенного состояния: когда вы не сможете сказать, кто вы, когда вы не можете сказать, где вы, когда вы не можете сказать, когда вы. Все остановилось; время не движется. Часы, может быть, движутся: тик-так, тик-так; они могут идти. Вы можете слушать их, но время не движется — это лишь тщетные колебания часов. Что-то глубоко внутри вас остановилось. В этом смысл того, что я называю «точкой без времени».

И нет пространства. Вы не можете сказать, где вы, само понятие «где» не имеет значения. Вы не можете показать на карте, где вы. Вас больше нет на карте, вы не принадлежите карте. Вы больше не часть того, что может быть измерено, вы больше не часть того, что может быть вычерчено. Вы вышли за пределы, вы трансцендировали.

Вы можете смотреть на пространство, но вы сами не находитесь в пространстве; вы можете смотреть на время, но вы сами не находитесь во времени. Вот тогда вы обоснованы. Это то, что я называю «бытие»; это то, что Иисус называет «царство Божье»; это то, что Будда называет «нирвана».

Да, вам нужно обосновать себя. Но было бы лучше сказать: «Вы уже имеете основы. Вам нужно осознание их». Как вы можете быть, если у вас нет основы? Вы уже в Боге. Как может быть иначе? Не может быть по-другому; может быть только так. Но вы не осознаете этого. Становитесь более и более наблюдательными, осознающими. Не нужно беспокоиться о знании; не задавайтесь вопросом, кто вы такие. Просто станьте осознающими.

Кем бы вы ни были: X, Y, Z — это неизвестное действует. Кем бы вы ни были, просто станьте осознающими, внимательными. Пусть это неизвестное или непознаваемое внутри вас не впадает в оцепенение и не спит. Пробудите его. Не позволяйте ему предаваться сновидениям. Встряхните его ото сна, и тогда вы вдруг поймете, что уже имеете основы. На самом деле, все, что нужно, уже есть. Нужно только обернуться.

Вот что имеет в виду Иисус, когда говорит: «Вернитесь? Царство Божье под рукой». Он говорит о ваших руках. Царство Божье всегда в руках. Лишь немного протяните свою руку и вы коснетесь его. Это протягивание руки и есть то, что я понимаю под осознаванием.

Я никогда не имел возможности по-настоящему влюбиться, познать, что есть отдача себя. Удержит ли это обстоятельство меня от того, чтобы по-настоящему влюбиться в вас, впасть в это безумие любви? Достаточно ли просто ощущать тихую любовь, уважение — или все же необходима эта странная форма душевного нездоровья?

Не беспокойтесь. У вас возникает проблема, потому что вы, должно быть, сравниваете себя с другими. Это ваша странная форма душевного нездоровья.

У каждого свой способ влюбляться. Никогда не сравнивайте. Один может танцевать, может восторгаться и петь, а другой может сидеть тихо с закрытыми глазами. Каждый из них безумен по-своему. Не думайте, что вы не безумны, а тот, кто танцует, безумен, поскольку танцующий подумает: «Вы безумны? Вы влюбились и все-таки сидите с закрытыми глазами? Что вы делаете? Танцуйте!»

У каждого свой собственный способ сходить с ума. Как ни у кого нет лица, похожего на ваше, ни у кого нет глаз, похожих на ваши, ни у кого нет отпечатков пальцев, похожих на ваши, — так ни у кого нет и такого же безумия, как ваше. Каждый уникален.

Каждый влюбляется по-своему. И это хорошо; так и должно быть. Никогда не сравнивайте. Сравнение вызывает проблемы. Тогда вам начинает казаться, что вы что-то упускаете. Ваша любовь тиха, спокойна, уважительна. Поэтому вы начинаете думать, что с вами что-то не так. Почему вы не страстны в любви? Почему вы не похожи на шторм, почему вы веете лишь подобно легкому бризу? Но это ваш способ. И Богу нужны оба способа. Шторм, шторм и шторм... Ему тоже нужно немного отдыха. Легкий бриз всегда кстати.

Не беспокойтесь. Именно так вам случается Бог. Никогда не сравнивайте. Лишь смотрите в себя и наслаждайтесь всем, что случается там, так, чтобы этого могло случаться больше. Вы можете стать даже еще более нежным; ваш бриз может даже затихнуть и прекратиться. Так случалось. Путей, ведущих к Богу, столько же, сколько ищущих. У каждого свой путь, и нет сверхпутей, запомните это — нет сверхвысоких путей. Каждый идет по своей тропе.

На самом деле, нельзя найти готового пути. Вы прокладываете его своей ходьбой, и он исчезает, когда вы проходите вперед. Никто другой по нему не пройдет; он не остается позади вас. Это как птицы, летящие в небе. Пролетая, они не оставляют следов. Никто другой не может пройти по ним. И нет необходимости в этом.

Не сравнивайте. Довольствуйтесь собой. Наслаждайтесь, восхищайтесь — помогайте себе быть собой. Это ваш путь.

Я не искал вас, но вы все же нашли меня. Я не заслужил этого. Я знаю, есть другие, кто упорнее меня стремился найти истину. Почему я так удачлив?

Потому что вы смиренны.

Может быть так, что вы упорно стремитесь, но усилие ваше исходит из вашего эго. Вы можете не стремиться, вы можете просто ждать, но это ожидание исходит из смирения. Усилие, исходящее из эго, приведет к неудаче. Отсутствие малейшего усилия, исходящее из смирения, приведет к успеху. Если вы чувствуете: «Я не искал вас, но вы все же нашли меня», если вы чувствуете: «Я не заслужил», то именно этим вы и заслуживаете. Именно так!

Я нашел вас, чувствуя, что вы не ищете меня. Ваше глубокое смирение и глубокая покорность создали такую ситуацию. Учитель находится только в смирении, только в смирении случается божественное.

Ваше усилие бесполезно, поскольку оно ваше. Слишком много «вас». Это мешает пути.

До того, как вы нашли меня, я уже отрекся от своей семьи, нации и религии. Теперь все это изменилось. Я никогда не чувствовал себя столь задетым, как сейчас, поскольку мои родители и сестра тоже санньясины. Я чувствую, что что-то особенное и неописуемое произошло между мною и ними. И я нахожу и принимаю себя в иудаизме. Что случилось?

Так должно случиться.

Иисус говорит: «Ненавидь своего отца, ненавидь свою мать, ненавидь своих братьев и сестер». Он не учит ненавидеть — он использует ненависть как средство достижения настоящей любви. Вот что случилось. Вы отреклись от своей семьи, нации и религии, но это отречение исходило, по-видимому, из эго. Это не было восстание; то была, по-видимому, реакция. Вы сделали это, должно быть, не осознавая, что делаете.

Это отречение, может быть, вырвало вас из семьи, но не соединило вас с великой семьей существования. Оно разделило вас с семьей, но разделило и вас. То был просто развод, то не было браком с более великим. То было бессилие.

Потом вы пришли ко мне. Вы стали другим. Вы медитировали, вы стали более бдительным, и тогда, мало-помалу, ваша перемена стала притягательной силой и для вашей семьи, от которой вы отреклись когда-то. Тогда ваш отец, ваша мать и ваша сестра тоже пришли сюда.

Случилось просто то, что, если вы изменяетесь, вы сами становитесь притягательной силой. И, конечно, те, кто глубоко связан с вами, оказываются задетыми немедленно. Если меняется один человек из семьи, это задевает всю семью. Члены семьи могут начать обороняться. Это тоже знак. Они могут начать сражаться. Это тоже символ того, что они затронуты. Теперь и они не могут оставаться теми же самыми; что-то должно быть сделано.

Они пришли, они тоже переменились, и вы снова стали частью вашей семьи, в совершенно новом измерении. Брак случился теперь в совершенно новом измерении. Теперь ваша семья — лишь часть большой семьи, которую создаю я, — часть большой сангхи, союза, коммуны, которую создаю я. Теперь, через меня, вы соединились снова.

Вот почему христиане постоянно дополняют свои подписи словами «Ваш во Христе». Это очень важно. Теперь нет никакого другого моста. Если вы любите Иисуса, Иисус стал мостом. Вы были кому-то другом. Потом вам явился Иисус. Теперь дружба приобретает совершенно иное значение, иную поэзию. Теперь вы больше не связаны с этим человеком напрямую. Всегда где-то рядом Иисус, Иисус всегда где-то между вами. Теперь ваш друг больше не обыкновенный друг. Через Иисуса он тоже стал божественным, и вы говорите:

«Ваш во Христе».

Мало-помалу это случится со всеми вами. Через меня вы воссоединитесь с той же семьей, от которой отреклись.

Вот что случается в последние несколько дней: всякий раз, когда я чувствую необходимость настроиться на свой центр, я тут же вижу образ очень спокойного глубокого озера, окруженного горами. Все в покое и глубокой гармонии. Себя я вижу сидящим или у берега озера, или на вершине горы — просто сидящим и наблюдающим в спокойном счастье. Каждый раз белые и черные птицы тихо летают вокруг. Само место не из этого мира, и все же из этого мира. Этот образ немедленно центрирует меня. Он кажется, нужен мне, но все-таки это немного по-детски; и хотя не похоже на то, что я что-то делаю, я все же делаю что-то. Пожалуйста, прокомментируйте.

Это хорошо — здорово и благотворно. Это одна из старинных техник медитации. Вы, может быть, делаете ее бессознательно, но вы, наверное, делали ее в какой-то прошлой жизни. Теперь она снова поднялась на поверхность. Это одна из самых прекрасных техник. Эта техника работает так же, как работают и другие техники.

Применяйте ее. И не думайте, что это по-детски, поскольку всякое счастье детское, всякая радость детская, всякое восхищение детское. Наслаждайтесь этим; станьте ребенком. И когда работа сделана, техника исчезает. Когда работа сделана, образ озера, и гор, и птиц исчезнет мало-помалу. Образ исчезнет, но спокойствие останется. Озеро уйдет, но рябь на озере вашего сознания останется.

Наслаждайтесь этим так, как вы можете. Это имеет какую-то связь с вашим прошлым. Может быть, вы делали это раньше. Теперь это снова поднялось на поверхность. Так случается: если люди проделывали какие-то техники в своих прошлых жизнях и оставили их незавершенными, то когда снова начинаются медитации, тогда внезапно некоторые техники взрываются, поднимаются на поверхность и целиком овладевают этими людьми. Тогда вы не делаете этого. Это случается само.

И вот одна из самых значительных вещей, которую следует понять. Если метод случается вам без делания его, то этот метод для вас. Когда вы делаете что-то, это одно; когда это случается, это совершенно иное. Когда метод случается, он ближе к сердцу. Когда вы делаете его, он ближе к голове.

Допустите этот образ, наслаждайтесь им, пусть картинная красота озера полностью окружит вас. Забудьте себя;

будьте целиком во всем этом. Этот образ центрирует вас. И когда работа сделана, все образы исчезнут. Когда останетесь только вы — нет больше озера, нет больше птиц; ничто не предстает перед взором, остается только тот, кто смотрит, - вот тогда случается настоящая медитация. Вот что я называю «бытием», просто бытием. Это предельное.

Но эта техника может помочь. Когда она случается сама по себе, она может быть очень полезной. Допустите ее. Это здорово и благотворно. И не думайте, что это по-детски. Вся красота, все счастье, весь восторг — все это по-детски. Бог - это детство!

Беседа 7. Слышавший слово

6 ноября 1975г., Пуна.

Евангелие от Матфея, глава 13

10. И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им?

11. Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано;

12. Ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет.

18. Вы, же выслушайте значение притчи о сеятеле:

Ко всякому, слушающему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его — вот кого означает посеянное при дороге.

А посеянное на каменистых местах означает того, кто слышит слово и тотчас с радостью принимает его;

21. Но не имеет в себе корня и непостоянен: когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняется.

22. А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово, но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно.

23. Посеянное же на доброй земле означает слышавшего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать.

Иисус подобен алмазу. Каждая грань его вносит свой вклад в общий блеск. В печали он дает утешение; ищущему он дает знание; нищему он дает царство Божье; богатому он дает нищету духа; сильному — покорность; слабому — силу. Он — многое, он разный с каждым, кто приходит к нему. У него много лиц, много аспектов, и так и должно быть.

То же и с Буддой, то же и со всеми теми, кто пробудился, поскольку, когда они разговаривают с вами или обращаются к вам, они говорят с вами, они обращаются к вам. Они откликаются. Они не дают больше того, что вы можете взять; они не дают вам того, чего вы не просите; они не дают вам того, к чему вы не готовы. Они могут дать вам только то, за чем вы пришли.

От вас зависит, кем предстанет перед вами Иисус. Он - отклик, он отражает вас. Запомните это. Из-за этого возникли многие сложности. Многие люди будут рассказывать вам по-разному. И все они правы — и ни один не прав полностью. Все они говорят лишь о гранях, частях Иисуса, открывшихся им. Отсюда и так много историй...

Будда умер, и немедленно возникло великое волнение среди его последователей. Сангха, сообщество, разделилась на множество частей. Коммуна не могла остаться одной, поскольку рассказы были самые разные — как если бы Будда был не одним человеком, но многими. Он был одним, абсолютно одним, но он отражал столь многих людей, что они знали его по-разному — в соответствии со своими способностями, в соответствии со своей восприимчивостью, в соответствии со своей готовностью. Все они говорили разные вещи. Не только разные, но совершенно противоположные друг другу. Коммуна должна была разделиться.

То же случилось и с Махавирой: коммуна должна была разделиться. То же случилось и с Иисусом: коммуна не могла оставаться единой. И причина этому такова: Иисус различен различным людям. Он должен быть таким, он — лишь чистое зеркало. Вы приходите, и он открывает вам ваше лицо. Он существует так, что вы можете понять себя. У него нет идей, которые он хотел бы навязывать вам. У него совсем нет идей, он просто помощник. Если вы придете к нему в поисках знания, он откроет вам его. Если вы придете к нему в поисках любви, вам поможет его сострадание и любовь. Если вы пришли к нему как грешник, он даст вам спасение. Но это зависит от вас; он — ваше эхо.

Это нужно понять. Тогда эти сутры будут очень простыми.

И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им?

Ученики заметили, что где бы он ни говорил с массами, он всегда говорит притчами. Когда он говорит с учениками, он говорит по-другому.

Так и должно быть. Ученик — это другой человек. Ученик — это тот, кто отдал все свое. Он не просто последователь. Последователь — это тот, кто получил впечатление, но все же колеблется. А обыкновенные массы — это не последователи и не ученики. Они могут проявлять любопытство к тому, что это за человек, они могут быть заинтригованы этим человеком, они могут изумляться этому человеку — некоторые из них могут потом стать последователями, а некоторые из последователей потом могут стать учениками, — но массы все же не связаны с ним.

Они приходят к нему как любопытствующие искатели, так, между прочим. Кто-то сказал им: «Вот приходит Иисус. Великий человек, сын Божий», — и в них возникает интерес. Они снова могут потерять интерес, они могут пойти своими путями и совершенно забыть о нем — или, самое большее, он может остаться прекрасным воспоминанием, — но для них он не будет преобразованием.

Так что есть три типа людей, с которыми связан Иисус: массы, последователи и ученики. Ученики — это немногие избранные. Ученики — это те, кто пришел к решению, что этот человек — их спасение, и они поставили на него все, что имели. Теперь они готовы умереть за него. Если жить, они будут жить ради него; если умереть, они умрут ради него. Обратного пути больше нет. Они дошли до точки, от которой нет возврата. Они смотрят на этого человека, они любят его — теперь этот человек стал самой их жизнью. Самые сокровенные тайны откроются только этим ученикам.

Тайны откроются только тем, кто настолько готов, что если даже потребуется смерть, они не будут колебаться, они не будут уклоняться. А смерть необходима. Чтобы познать предельную тайну, нужно умереть, и пока вы не умрете, эта предельная тайна не родится в вас. Чтобы воспринять ее, нужно исчезнуть. Поэтому лишь для тех немногих учеников открывается истина в своей прямоте, в своей непосредственности.

Для последователей — что-то от истины, но не прямо; что-то от истины, но не непосредственно; что-то от истины, но в облачении; что-то от истины, но спрятанное. Им еще нужно будет работать. Только тогда смогут они познать, что было сказано им.

Для масс — только притчи. Притчи — это отдаленное эхо истины. Если кто-то настаивает, в притче есть нить. Я использую слово сутра. Это санскритское слово. Оно означает «нить».

Это очень важно. Когда я говорю «эти сутры», я имею в виду «эти нити». Если вы ухватитесь за них, вы достигнете предельного. Они подобны стрелам, идущим от предельного и достигающим вашего сердца. Если пройти по пути стрелы в обратном направлении, то достигнешь предельного. Вот они нити, сутры.

Притча — это сутра. Он дает вам просто нить, намек, указание. Она дает вам очень тонкий намек и очень деликатное указание. Вам же нужно отправиться в поиск. Тогда притча мало-помалу откроет вам свои сокровища. Они не открываются с поверхности. Если вы примите за действительное только то, что очевидно, притча останется не более чем красивой историей. Если вы обманетесь очевидным, вы потеряете тропу к скрытому. В притче очевидное не является действительным. В притче содержится много покрывающих слоев. Вам нужно раскрыть их; вам нужно упорно работать.

Я слышал правдивую историю о человеке, который припарковал свой автомобиль перед супермаркетом. Когда он вернулся, то увидел, что его автомобиль почти уничтожен. Кто-то врезался в машину; передняя часть была полностью смята. Но поблизости не было видимых следов другого автомобиля или другого человека. Его сердце упало.

Потом он нашел маленький клочок бумаги, зажатый под стеклоочистителем. Он обрадовался: человек оставил свой адрес и имя. Он взял клочок дрожащими руками. Развернул бумагу. На бумаге было написано: «Пока я пишу эту записку, По крайней мере, две сотни человек наблюдают за мной. Они думают, что я пишу свое имя и адрес. Но я не пишу!» Это было все. Очевидное — это не действительное. Они, эти две сотни человек, полагали, что он записывает свой адрес и имя и прикрепляет записку к лобовому стеклу. Человек этот уходит... расходятся те две сотни человек. Никто не подумал посмотреть, что же он там написал.

Если вы принимаете притчу как очевидное, то упускаете весь ее смысл. Очевидное не является действительным. Действительное спрятано, спрятано очень глубоко — как будто внутри головки лука спрятан алмаз. Вы раскрываете и раскрываете чешуйки лука, и, наконец, открывается алмаз.

Притча — это алмаз, спрятанный в головке лука. Очевидное не является действительным; действительное совершенно иное. Притча — это способ сказать некоторую истину потрясающей важности, но сказать так, чтобы даже ребенок мог понять ее, мог почувствовать, что понял. Чтобы раскрыть притчу, требуется глубокое понимание. Ребенок может почувствовать, что он понял ее, и вместе с тем даже у очень зрелого человека может оставаться ощущение того, что все-таки что-то ускользает от него. Притча и проста, и очень сложна. На поверхности она — рассказ; внутри ее — тайна.

Иисус разговаривает с массами притчами, маленькими рассказами. Их могут понять обыкновенные люди. А если работать над ними, то даже человек необыкновенного ума может что-то упустить в них. Никто не говорил так, как Иисус. Его притчи — самое прекрасное во всей истории человеческого разума.

Будда тоже рассказывал истории, но их невозможно сравнивать с притчами Иисуса. Истории Будды просты. Они что-то говорят, но то, что они говорят, очевидно. Они не притчи, они рассказы. Они что-то объясняют. Он скажет что-нибудь и для того, чтобы сделать это более явным, расскажет историю. Эта история вторична. Историю можно пропустить, поскольку сначала он высказал истину, а потом этим рассказом поясняет истину. Этот рассказ — не притча. Притча — это тогда, когда истина спрятана в рассказе, а не высказана вне него.

Рассказы Будды можно опустить, поскольку все, что он говорит в рассказах, он уже сказал напрямую. Он всегда сначала высказывает истину, а потом рассказывает историю, чтобы пояснить ее. Рассказы Будды предназначены для пояснения.

Притчи Иисуса не для пояснения. Все, что он хочет сказать, он говорит в них. Вы должны глубоко вкапываться, вы должны продвигаться внутрь рассказа. Притча похожа на китайскую коробочку: внутри коробочки другая коробочка, внутри этой еще одна. Вы открываете каждую и находите внутри нее другую коробочку — поменьше. У притчи много слоев — столько слоев, сколько типов людей.

Гурджиев применяет категорирование людей по семи типам. Первый тип, тип номер один, ориентирован на тело. Если такой человек слушает притчу, то он коснется лишь ее тела, поверхности. Для него действительным будет лишь очевидное. Он будет слушать рассказ, наслаждаться им, он пойдет домой и расскажет историю детям. Они тоже будут наслаждаться рассказом, и потом все забудут о нем. Это рассказ, чтобы им наслаждаться.

Номер два — человек, живущий в своих чувствах, он будет подозревать, что есть что-то более глубокое, чем тело. Он будет подозревать в рассказе некоторую поэзию, некоторое романтическое измерение откроется ему. Притча не будет всего лишь притчей, рассказом; она будет поэмой, сконцентрированной поэзией. Он будет глубоко наслаждаться ею. Она взволнует его, может быть, слезы выступят на его глазах. Или, он может пуститься в пляс. Но это все. Хорошая поэма — это тоже хорошая поэма. Она не преобразует вас. Она взволнует и уйдет. Она как бриз, который прилетает, касается вас, освежает вас и потом улетает.

Человек номер три, рациональный человек, постарается понять смысл. Притча для него станет философией. Он в ней и вокруг нее наведет рационализацию. Притча станет сухой, а он превратит ее в теорию.

Вот три обыкновенных категории: человек номер один, человек номер два и человек номер три. Все они здесь: вы найдете людей этих типов повсюду. Это обыкновенное человечество, массы.

Человек номер четыре не ограничен телом, или чувствами, или разумом. Человек номер четыре вырос выше этих трех вещей. Он стал осознающим, он стал наблюдателем. Он поймет глубокое значение притчи, и это значение преобразует его жизнь. Он станет последователем. Позднее он, может быть, станет учеником. Он может полностью преобразоваться.

И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им?

«Почему не говоришь прямо? Почему все время косвенно и косвенно? Почему все время вокруг да около? Почему бы не ударить по ним напрямую и говорить прямо?»

Один весьма широко известный христианский проповедник Гарри Эмерсон Фосдик сказал, что каждый человек — это остров. Если вы хотите высадиться на остров, вам нужно грести вокруг и вокруг, чтобы найти для высадки подходящее место.

Да, он прав. Каждый человек — это остров, и если вы хотите вступить с ним в контакт, в настоящий контакт, вы должны грести вокруг и вокруг, чтобы найти для высадки подходящее место и подходящее время. Если вы высадитесь в неверном месте, вас отвергнут; если вы высадитесь в неподходящее время, вас не примут. Если вы высадитесь в правильном месте, в правильное время, вы будете желанным гостем; в противном случае вы станете незваным гостем. Нужно подождать. Притча идет вокруг и вокруг острова человека, чтобы найти, где высадиться на него.

Но ученики не понимают этого. Почему? Почему с ними он говорит по-другому? И всякий раз перед многими людьми, почему изменяет он свои подходы и начинает говорить иносказательно?

Ученики — это те, чьи ворота открыты для Иисуса. Нет необходимости ходить вокруг да около. Ученики — это те, чьи места для высадки уже найдены. Они пребывают в контакте с Иисусом; Иисус всегда желанный гость, всегда желанный гость. Они ждут, с нетерпением ожидают его. Они как бы стали его ожиданием. Он жених: они стали его невестами. Их сердца открыты. Не нужно ходить вокруг да около.

Но в массах каждый человек — остров, и место для высадки еще нужно найти. И подходящий момент тоже.

Для чего притчами говоришь им?

Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано.

Кому дано знать тайны Царствия Небесного? Кому не дано? Тем, кто ищет, тем, кто стучится в двери небесные, — им дано. Te же, кто стоит без стука, или те, кто стоит спиной к вратам небесным, или те, кто совершенно забыл о существовании небес, — им вот не дано.

Если вы не движетесь к Богу, Бог не движется к вам. Если вы движетесь от Него, как он сможет добраться до вас? Если вы закрыты для него, как он может открыть вас? Если вы отвергаете его, как он может прийти и стать гостем в вашем сердце? Нет, тогда вам не дано, вам не даны небеса.

Иисус сказал:

Для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано.

Но они могут повернуться, они могут начать двигаться к Богу. Требуется та же энергия, движетесь ли вы от него или к нему; необходимо то же усилие. На самом деле, чтобы двигаться от него, требуется большее усилие, потому что тогда вы движетесь против течения. Чтобы двигаться к Богу, не нужно никаких усилий, поскольку тогда вы плывете вместе с потоком. Не требуется никаких усилий.

Люди думают, что когда кто-то достигает Бога, это чудо. Это не так. Чудо — то, что сделали вы: вы потеряли Бога. Вот это чудо. Это кое-что, это великое достижение. Так трудно идти против течения, для этого нужно много усилий, для этого нужно так много борьбы. И борьбы ни за что, поскольку в конце борьбы руки оказываются пустыми.

Чтобы достигнуть Бога, нужно расслабиться, начать дрейфовать к нему. Если вы просто пребываете глубоко в состоянии всеприятия, то река подхватит вас. Бог овладевает вами, если вы позволяете Ему.

«Покайтесь, вернитесь, царство Божье в руках ваших». Оно всегда было в руках, но вы стали глухи к посланию. Вы слушаете его, но не слышите. Иногда вы слышите его, но не понимаете. Есть несколько мгновений, когда вы его и понимаете, но вы никогда не вносите его в свою жизнь. Оно никогда не становится для вас существенным. Оно остается в уме ароматом и потом исчезает.

Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано.

«Вот почему я вынужден говорить им притчами». Они понимают только притчи, только притчи могут способствовать их пониманию. Они запомнят притчу, и в момент покоя, спокойствия, собранности притча, быть может, начнет действовать. В них останется семя, и когда пройдут дожди, может быть, оно прорастет. Оно подождет подходящего момента... и однажды подходящий момент наступит.

Может быть, они почувствуют себя счастливыми, может быть, они почувствуют себя очень успокоенными и тихими, может быть, они почувствуют себя расслабленными. Неожиданно вспомнят они притчу, и возникнет некоторый новый смысл ее. Его не было, когда они слушали притчу, ведь смысл зависит от вас; от вас зависит, какой смысл вы придаете вещам.

Я читал один рассказ. Два психиатра жили в одном доме. Каждый вечер они возвращались из своих учреждений и часто поднимались вместе на одном лифте. Лифтер был очень сильно заинтригован одной вещью, которая происходила каждый раз снова и снова. Первый психиатр, выходя из лифта, неизменно поворачивался и плевал на второго психиатра. Тот второй улыбался, спокойно доставал свой платок из кармана, вытирал лицо, или галстук, или пальто. Иногда лифтер даже слышал, как он довольно хихикал про себя.

Ему становилось все более и более любопытно. Однажды он не смог удержаться. Закрывая дверь за первым психиатром, он спросил: «Ради Бога, доктор, расскажите мне, почему ваш коллега постоянно поступает так с вами?»

Второй психиатр рассмеялся и сказал: «О, я не знаю. Это его проблема. Как я могу знать? И почему это должно меня беспокоить? Бедный человек, это его проблема».

Кто-то плюет вам в лицо... Действительно, это его проблема; это вас не касается. Но вы делаете это своей проблемой. Вы возмущаетесь, вы беспокоитесь, вы начинаете думать о том, как бы вам отомстить.

Понимаете ли вы смысл этого рассказа? Смысл его зависит от вас, интерпретация принадлежит вам. Даже когда кто-то плюет вам в лицо, вы можете рассмеяться, вы можете улыбнуться — вы можете даже почувствовать сострадание к этому бедному человеку. У него, должно быть, большие неприятности, в противном случае, зачем он так делает?

Притча — это как раз семя, которое дается вам. Как раскрыть его, когда раскрыть его зависит от вас и ваших настроений. Иногда случается так, что вы услышите что-то сегодня, но не поймете этого. Пройдут годы, и вдруг однажды вы поймете. Годы прошли. Что случилось за эти годы? Вы изменились. Вы стали более зрелыми; вы больше пережили. Вы уже не те же самые. Притча та же самая, но вы уже не те. Вы изменяетесь каждое мгновение, и, изменившись, вы найдете другой смысл той же самой притчи.

Иисус говорит с массами притчами, потому что они еще не готовы. Никто не знает, когда они будут готовы. Но что-то нужно дать им. Дар от Иисуса — притча. Прямо сейчас они могут просто изумляться, просто восхищаться, слушая красивый рассказ, но пока они восхищаются, притча входит в них.

Не сознавая того, они открыли свои сердца. Тогда притча будет пребывать там. Она подождет своего часа, своего времени года. Она подождет, когда человек будет готов. Тогда однажды — спустя годы, а иногда и многие жизни — притча расцветет и раскроется истина, которую несет в себе посеянное семя.

Тем, кто готов, истина может быть сказана прямо сейчас. Они услышат ее, они поймут ее. Но тем, кто не готов, — что-то должно быть дано и им.

Потом Иисус говорит одну очень парадоксальную вещь, одну из самых парадоксальных, какая только может быть произнесена, — но и очень значительную. Всегда помните, если вы обнаруживаете парадокс у Иисуса, Лао-цзы, Кришны, помните, высказано что-то очень, очень значительное, потрясающе значительное. Чем более великой является истина, тем труднее высказать ее обыкновенным языком. Нужно использовать парадокс, поскольку парадокс — это единство двойственности. Он содержит в себе противоположности. А великая истина всегда содержит в себе противоположности.

Иисус сказал:

Ибо, кто имеет... Хорошо вслушайтесь в это!

Ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет.

Это выглядит весьма жестоко — недобро, жестко. Мы-то думали как раз противоположное: дайте тем, кто не имеет, и если хотите отнять, отнимите у тех, кто имеет уже слишком много. Иисус говорит как раз обратное. Он говорит: тем, кто имеет, дано будет больше; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет. Это один из самых фундаментальных законов. Это так.

В обыкновенной жизни, в мирской жизни, действует противоположный закон. В обыкновенной жизни все так, как мы думаем: бедному человеку должно быть дано больше. Ничего плохого нет в том, чтобы отнимать у богатого; но если отнимать у бедного и давать богатому — можно ли себе представить что-либо более неправильное? Вы даете здоровому и отнимаете у больного?

Из этого закона родился коммунизм. Коммунизм говорит: дайте тем, кто не имеет, и отнимите у тех, кто имеет. Все правильно, коль скоро дело касается этого мира, но в ином мире, в царстве Божьем, все совершенно иначе. Дано больше будет только тем, кто имеет. А у тех, кто не имеет, отнимется и то, что они имеют. Почему?

Если вы медитируете, больше медитации случится вам. Если вы не медитируете, то отнимутся у вас и те немногие мгновения, когда случается вам ваше собственное спокойствие и тишина. Если вы кристаллизуетесь в себе, все существование поможет вам быть глубже в вашей кристаллизации. Все поможет вам быть более целостным. Если вы не кристаллизуетесь и с каждым днем становитесь, все более и более толпой, все поможет вам стать толпой еще большей.

Существование помогает всему, что происходит в вашем внутреннем мире. Всему. Если вы растете внутри себя, Бог помогает вашему большему росту. Если вы распадаетесь на части, становитесь расколотым, становитесь фрагментарным, все существование помогает вам стать еще более фрагментарным. Во внутреннем мире вы вынуждены зарабатывать; вы не получите ничего, если не заработаете этого. Вы не получите ничего без упорного труда ради этого. Вы не получите ничего, если не заслужите этого.

Ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет

Иисус сказал своим ученикам: «Вы имеете что-то. Я даю вам больше, больше добавляю к тому». Большее может быть дано только в том случае, когда вы имеете что-то, вы будете способны принять больше того, что дается вам.

Если вы не имеете ничего во внутреннем сознании, и я даю вам, то данное будет утеряно. Это будет напрасное усилие. Чтобы поглощать даваемое вам Иисусом, или Буддой, или любым другим учителем, вы должны иметь основание, фундамент. Если вы не имеете пока основания, то никто не даст вам, поскольку то будет совершенно напрасное усилие. Оно может оказаться даже опасным. Все, что вы получаете, не заработав, будет для вас опасно, поскольку никогда не станет вашей частью. То будет лишний груз. Он может сломать вас, но не поможет вашему росту.

Чем больше вы поглощаете, тем больше потечет к вам. Если вы не имеете, ничто не сможет добавиться к вам.

Вы же выслушайте значение притчи о сеятеле. И Иисус объясняет им притчу:

Ко всякому, слушающему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его: вот кого означает посеянное при дороге.

Иисус говорит нечто весьма значительное, но говорит он это на языке, преобладавшем в те дни. Этот язык теперь уже не в духе времени. Но христиане продолжают настаивать на нем. Это создает очень затруднительную ситуацию. Смысл никогда не устаревает, но язык устаревает постоянно; он больше не в моде.

Иисус говорит:

Ко всякому, слушающему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый — дьявол.

Это язык тех дней. Нет дьявола, нет личности дьявола. Нет личности ни в дьяволе, ни в Боге. Они оба — неличностное явление. Но это способ что-то сказать. И способ прекрасный, весьма поэтический. Это ведь притча.

Иисус говорит: «Если вы слышите о царстве Божьем», - слово, весть, добрую весть, — «и не понимаете этого, немедленно дьявол входит в ваше сердце и отнимает его». Это лишь способ сказать что-то. Попытайтесь понять.

Наука, современная наука, познала многие тайны жизни, не понимая их. Она познала, но не поняла. Была познана тайна атомной энергии: немедленно вошел дьявол; тайна не помогла человечеству. Такая великая тайна... она не могла помочь. Напротив, она стала разрушительной: Хиросима и Нагасаки. И есть страх, что она может уничтожить все человечество. Тайна познана, но не понята.

Всякий раз, когда вы познаете что-то, вы достигаете некоторой силы, поскольку знание дает силу; знание есть сила. Что вы будете делать с силой, если вы не понимаете ее? Если вы понимаете ее, сила будет поглощена вами; сила даст вам свет. Сила станет тишиной, сила станет глубоким спокойствием. Сила станет смирением, покорностью — она убьет ваше эго.

Но если вы не понимаете, тогда сила станет эго. Тогда сила станет разрушительной. Тогда вы будете пытаться овладеть другими людьми; тогда сила станет политикой. Это дьявол.

Позвольте мне высказать это на новом языке. Всякий раз, когда вы не понимаете новую тайну, она становится политикой: в нее входит дьявол. Когда вы понимаете, она становится религией. Тогда входит Бог. Все, что познано без понимания, всегда перейдет в руки политиков. Они — самая злая сила в мире; они всегда в поиске большей силы. Ученые обслуживают политиков, не зная, что они делают.

Если вы не пребываете глубоко в молитве и медитации, то всякая достигнутая вами сила послужит неверным целям. В этом смысл слов Иисуса:

Ко всякому, слушающему слово о Царствии — слово о царствии — величайшая тайна для проникновения во внутреннее ядро существования — и не разумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его. И он будет из-за этого еще беднее; он будет беднее, чем был раньше. Раньше, по крайней мере, лукавый не входил в него.

Ко мне приходят люди — иногда с неверными целями. Я понимаю это, поскольку люди заблуждаются. Как могут они прийти с правильными целями? Я должен постепенно убедить их остаться здесь со мной ради правильных целей.

В противном случае они могут быть здесь ради неправильных целей. Они приходят ко мне, чтобы достичь большей силы. Я же должен убедить их, что сила — это не хорошо. «Лучше работайте ради безмолвия».

Безмолвие кажется не таким привлекательным, как сила. Сила глупа, но для эго она кажется привлекательной. Люди спрашивают меня: «Если мы будем медитировать, то станем ли мы более сильными? Если мы будем медитировать, то придут ли к нам сиддхи, придут ли к нам силы? Будем ли мы способны творить чудеса?»

Вот что значит приходить ко мне с неверными целями. Все это глупо, поскольку если даже вы сможете творить чудеса, то, что из этого? Вы сможете привлечь толпу, вам будут поклоняться, но вы останетесь в своем эго. Вокруг вас будут ходить толпы, но Бог будет далеко от вас.

Те, кто глубоко работал в мире сознания — Патанджали и другие, — всегда предупреждали своих учеников о том, что иногда, даже без поиска, сила выходит на ваш путь. Будьте осторожны тогда! Не используйте ее, поскольку если вы начнете использовать ее, вы будете уничтожены ею. Тогда вы перестанете двигаться к Богу. Тогда ваш путь изменится; вы свернете на иную тропу. Вы заблудитесь на ней.

Вот кого означает, посеянное при дороге. Если вы бросаете семена и они падают при дороге, то тогда они не смогут прорасти. Люди будут все время ходить по ним; семена будут уничтожены.

А посеянное на каменистых местах означает того, кто слышит слово и тотчас с радостью принимает его;

Но не имеет в себе корня и непостоянен: когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняется.

Есть и второй тип людей, кто принимает слово с радостью — но на каменистом месте. Это каменистое место - ваша голова. Вы можете слышать истину и принимать ее головой. Голова очень камениста, скалиста; в ней нет почвы, чтобы помочь семени прорасти. Вы можете радоваться тому, что поняли, но это понимание не продолжится долго. Рано или поздно это понимание исчезнет.

Не будьте интеллектуальными, когда вы рядом с таким человеком, как Иисус или Будда. Они не учат философии, они не учат никаким доктринам. Они учат жизни... а жизнь может быть принята только сердцем, не головой.

Первый тип, которого Иисус называет посеянное при дороге, не принял даже головой. Он просто слушает. У него в одно ухо входит и из другого выходит. Он нигде ничего не принимает; это самый плохой тип. Второй тип немного лучше. Он принимает, но принимает на каменистом месте: головой. Слово входит в голову и становится его рассуждением, становится аргументом, доктриной, верованием, философией. Он может и радоваться этому; он может быть счастлив тем, что понял. Здесь вокруг меня много таких, кто думает, что они поняли, а семя упало на каменистое место...

Но не имеет в себе корня — в голове нет почвы, и семя не находит своих корней — и непостоянен — семя остается лишь на время, — когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняется.

Рано или поздно, если слово понято, ваша жизнь начнет изменяться. Вы станете мятежным, вы начнете выпадать с общественной тропы. Вам не будет так хорошо в обществе, как без него. Вы станете чужестранцем на своей собственной земле. Тогда придут скорбь, гонения, неприятности.

И тогда... тогда вы предадите слово. Ведь разума недостаточно. Разум может нести слово, если оно удобно, привычно, но когда возникают неприятности, разум отбрасывает и предает его. Лишь сердце может нести слово, даже когда тяжело, когда трудно. Даже если смерть глядит на вас, и тогда сердце будет нести слово. Только тогда семя пускает корни.

А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово, но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно.

И есть еще один тип людей, кто слышит слово и понимает его разумом или даже допускает его немного проникнуть в сердце, но он — посеянное в тернии. Его сердце не чисто, его сердце не посвящено целиком и полностью царствию Божьему. Им владеют тысяча и одно желание, много сорной травы растет в его сердце. Семя теряется в этих терниях.

Если Бог не станет вашей единственной целью, единственной целью; если один лишь Бог не будет взывать к вам, а все ваши желания не исчезнут, и он останется единственным вашим желанием; если он не будет вашей единственной любовью и не будет ему соперника в этом — то тогда вы потеряете семя. Вы не сможете расти и стать обширным древом божественного. Это будет невозможно.

У вас много желаний. Может быть, Бог — одно из них. У вас много любвей. Может быть. Бог — одна из них. Но Бог не может быть среди многих. Или он может быть одним-единственным, или его не будет. Вам не удастся разделить свое сердце.

Иногда ко мне приходят люди и говорят, что у них есть какой-то другой учитель. Я говорю им: «Это хорошо. Идите к своему учителю, не приходите ко мне. Или, если вы приходите ко мне, то приходите. Тогда забудьте своего старого учителя. Если вы счастливы со своим старым учителем, если все растет в вас, возвращайтесь с моим благословением. Если нет роста — что весьма вероятно, иначе, зачем вам приходить ко мне, — тогда наберитесь смелости и полностью отбросьте все старые связи».

Чтобы быть с учителем, надо быть целиком с ним. Если ваше сердце не доступно мне целиком и полностью, семя падет в тернии, где произрастают многие другие растения, и у семени может не оказаться шансов для роста. Вся почва вашего сердца должна быть очищена до того, как посеется семя.

А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово, но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно.

Посеянное же на доброй земле означает слышавшего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать.

Вот правильный человек, который принимает слово сердцем, в котором не растут тернии — где принимается только одно растение божественного, где существует только одна любовь, только одно стремление, только одно желание. Вот тогда ваше сердце становится храмом.

Вот эти четыре возможности. Иисус говорит: «Вот люди, что приходят ко мне. Я говорю с ними притчами. Чтобы каждый принял в соответствии со своим пониманием». Кто-то может просто наслаждаться притчей. Хорошо!.. но она не проходит далеко. Некоторые примут ее своим разумом, своими головами. Хорошо если так, но это не надолго. Скоро, когда наступят неприятности, они изменят, предадут.

В последнюю ночь, когда Иисус расстался со своими учениками, один из них последовал за ним. Иисус был схвачен, был взят под стражу. Враг вел его в темницу. Один ученик последовал за ним. Он сказал: «Господь, я пойду с тобой, куда бы ты ни пошел».

Иисус сказал: «Ты не знаешь. До утра, до восхода солнца, ты трижды отречешься от меня».

Но ученик сказал: «Никогда! Никогда я не отрекусь от тебя. Как могу я отречься? Никогда я не предам тебя. Даже если меня убьют, я готов».

И он последовал за Иисусом в толпе. Кто-то увидел его — вот какой-то незнакомец — и спросил: «Кто ты?»

Он сказал: «Я из другого города».

Его спросили: «Ты последователь Иисуса?»

Ученик сказал: «Нет, я не знаю, кто такой Иисус».

Иисус оглянулся и сказал: «Солнце еще не всходило». Никто не понял его, но тот ученик понял.

И снова, когда они подошли к темнице, кто-то снова посмотрел на этого человека и сказал: «Почему ты идешь с нами? Кто ты?» Они подумали, что он шпион или что-то подобное.

Он сказал: «Я чужестранец, и я следую за вами просто из любопытства к тому, что происходит».

«Так ты не принадлежишь Иисусу?»

Он сказал: «Кто такой Иисус? Я никогда не слышал о нем».

Иисус посмотрел назад и сказал: «До утра еще далеко».

В воротах темницы кто-то снова спросил его, и ученик снова отрекся — в третий раз до восхода солнца. Этот ученик понял, должно быть, слово каменистым местом, головой. Голова не может жертвовать. Жертвует только сердце.

Если вы не готовы жертвовать собой целиком, Бог не может стать для вас истиной. Он требует вас всего целиком, ни кусочком меньше. Он требует вас полностью. Вот его призыв. Лишь сердце достаточно безумно, чтобы поступать так; голова слишком умна. Она может дать немного, но всегда она многое держит позади. Она может выйти немного наружу, но большая часть остается внутри: наблюдает, смотрит, вычисляет — стоит ли. Она всегда готова отступить, если дело заходит слишком далеко.

Люди были с Иисусом, когда его приветствовали как сына Божьего, и было их много. Но когда его распинали, все эти массы исчезли. Никого не было. Остались только несколько учеников, и даже эти ученики прятались в толпе недругов. Когда распинали Иисуса, только три женщины близко подошли к нему. Это символично: только сердце может подходить близко в такие моменты.

Если бы Иисуса собирались возвести на трон, тогда все ученики были бы рядом с ним. На самом деле была бы великая конкуренция. Они бы даже спрашивали Иисуса перед его смертью: «Господь, когда ты поднимешься на небеса и сядешь по правую руку Бога, пожалуйста, скажи, где будет наше место? Кто будет сидеть рядом с тобой, кто будет следующим?» Амбициозные головы, амбициозные умы, амбициозные эго. Если бы Иисуса возводили на трон, они состязались бы за то, чтобы быть с ним рядом.

Но его распяли. Ученики наблюдали за этим, прячась в толпе. Если бы произошло чудо, они рванулись бы и возвестили: «Мы самые близкие ему, самые тесные друзья». Но ничего не произошло. Он просто умер, как обыкновенный человек. А ведь он мог так исцелять других. Он поднял мертвого из могилы, но не смог спасти себя. Он исцелял неизлечимые болезни, он творил всевозможные чудеса. Ученики ожидали, произойдет ли какое-нибудь чудо и достигнет ли Иисус славы и Бога — спустится ли Бог с небес, чтобы спасти своего сына, единственного порожденного сына; станет ли распятие восхождением на трон и будет ли он объявлен царем мира — вот тогда они рванулись бы. Но ничего не произошло, никакого чуда. Иисус умер, как обыкновенный человек.

Вот это и было чудо: то, что он принял. Какова бы ни была воля Божья, то была его воля. Он принял ее целиком. «Если он хочет, чтобы я был убит на кресте, хорошо. Так тому и быть. Так и должно случиться». Он полностью отбросил свое эго и свою волю. В этот самый момент и свершилось величайшее чудо.

Но это было так глубоко, настолько внутри, что ученики не смогли разглядеть этого. Только три женщины подошли к Иисусу, сняли его тело с креста.

Это символично. Сердце подошло близко к нему, даже когда он был мертв, распят, не мог ничего дать. Сердце всегда вместе. Во славе, в успехе, в неудаче — сердце всегда вместе. Голова вместе с вами, когда вам сопутствует успех. В неудаче голова изменяет вам. Она бежит. Она хитра, она знает, когда следует быть с кем-то, а когда нет. Она сдается, она просто отрекается. «Кто такой Иисус? Я даже не слышал этого имени».

Три бедные женщины, одна из них проститутка Мария Магдалина, подошли, чтобы забрать тело. Они сняли тело Иисуса с креста. Для сердца не имеет значения, распят ли, возведен ли на трон. Сердце — не калькулятор, сердце — не иудей. Сердце может все-все поставить на карту. Вот почему именно сердце становится дверью к Богу.

Это четвертая возможность. Тогда семя падает на подходящую почву.

...Так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать.

Из одного семени получается большой урожай. Помните, когда Иисус что-то дает вам, он дает вам просто семя. Если вы дадите ему шанс, вырасти в вашем сердце, оно принесет плод во сто крат, и даже в тысячу.

Вам не понять, что дает вам Иисус, пока это не вырастет в вас. Семя выглядит маленьким камушком. Оно не похоже на алмаз — всего лишь камушек. Иногда и камушек выглядит более красочно, более драгоценно. Но камушек остается камушком: в нем нет потенциала, он мертв. Даже в алмазе нет потенциала. Но семя... Здесь другое дело. Камушек мертв, алмаз мертв, но семя живо. Оно может расти, оно может становиться больше, больше и больше. Во сто крат, в тысячу крат — тогда получится миллион семян, и они снова вырастут во сто крат, в тысячу крат.

Говорят, что одно-единственное семя может покрыть зеленью всю землю. И для этого не требуется много времени. А если дать времени побольше, то одно семя покроет зеленью, покроет цветами всю вселенную. Таков потенциал семени.

Когда с вами говорит Иисус, он не дает вам цветов. Он дает вам семена. Вы, может быть, хотели бы получить цветы, ведь их ценность очевидна, но он дает вам семена, поскольку знает, что цветок лишь пребывает на одре смерти. Цветок - это последняя стадия; семя же еще и не начиналось. Семя - это бесконечная потенциальность; цветок уже исчерпал себя, выдохнулся.

В этом различие между тем, кто пробудился, и так называемыми браминами, раввинами. Они дают вам цветы: те, что выдохнулись. Вы можете немного понаслаждаться ими, украсить ими на время свою комнату, но цветы выдохлись. Будда, Иисус, Кришна — они дают семя. Вот почему раввин может быть очень знаменит в свое время, но потом забыт. Ученый-брамин может быть очень знаменит, пока жив, но когда он уходит, он уходит. Иисус же живет, живет и живет; Будда продолжает жить. Они дают семя. Миллионы цветов и миллионы семян произошли от них. Они продолжаются; вот неразрывность жизни.

Притча — это семя. От вас зависит, как оно раскроет себя. Вы можете потерять его как мертвую вещь, если слышали его, но не поняли. Или вы можете потерять его, если слышали его и поняли лишь разумом. Тогда оно падает на каменистую землю. Или вы можете потерять его, понимая, и даже давая ему место в сердце, но среди зарослей. Нет, Иисус хочет всего вашего сердца. Меньшего недостаточно. Это полное самоотречение.

Когда вы приходите ко мне, чтобы получить посвящение, это полная отдача себя. Это риск. Вы совершаете прыжок в неизвестное. Поэтому только смелые, очень смелые люди могут идти по этому пути. Только те, кто осмеливается. Это рискованно и опасно. Вы не знали этого пути раньше. Вы идете по нему впервые и не знаете его.

Я читал одну историю. Это случилось в пустыне: человек подошел к одному месту, испытывая огромную жажду.

Рядом с дорогой стоял ручной насос. Человек подошел поближе, в великой надежде, и нашел маленькую записку, прикрепленную к насосу. Записка гласила: «Пожалуйста. Движение по этой дороге сошло, почти на нет; годы пройдут, пока какой-нибудь путешественник пройдет по ней. Насос в порядке, но годами никто не использует его, поэтому первое, что вы должны сделать, это налить в него воду. Я спрятал большую бутыль с водой под белой скалой. Пожалуйста, не пейте ее. Если вы выпьете даже часть воды, тогда ее будет недостаточно для того, чтобы насос начал работать. Верьте мне. Если вы нальете в насос всю воду, он заработает, и вы получите из него достаточно воды. И помните, прежде чем вы уйдете, наполните бутыль снова и положите ее под скалой». Записка была подписана — и дата, стоявшая на ней, была двадцатилетней давности. За двадцать лет...

Человек подбежал к белой скале. Бутыль была там. Многие люди прошли здесь, но каждый поверил тому человеку. Вполне вероятно, что вы могли бы подумать: кто знает, может быть, тот человек безумен или сумасшедший? Или просто шутник, разыгрывающий вас? Если вы нальете воду, то кто знает? — вода потеряется, а насос не заработает. Вас мучает жажда посреди пустыни; на мили вокруг нет никакого города. Довериться опасно и рискованно. И человек тот неизвестен. Вы не знаете, кто он. Он написал свое имя, но кто он? И все-таки все последовали его указаниям. Вот оно доверие.

И этот человек тоже последовал. Вот движение в неизвестное: он умирал от жажды — был полный соблазн выпить сначала воду. Кто знает? И эта вода могла спасти его! Абсолютно ясно, что эта вода могла спасти его. Лить воду в насос... может быть, она потеряется, а насос не заработает. Это же пустынная земля... Кто знает? Может быть, насос работал, когда здесь был последний человек, а теперь он может не заработать. Это риск; на карту ставится жизнь. Но он налил воду. Трясущимися руками, со страхом, с ощущением близкой смерти.

Когда вы приходите ко мне, и я говорю вам что-то о неизвестном, вы должны доверять мне. Нет другого пути. И это опасно. Кто знает? Этот человек может оказаться шутником, может быть, он просто разыгрывает вас. Или, может быть, он сумасшедший, безумный. Это риск.

Идти с Иисусом — это риск, идти с ним — риск, поскольку там, куда он ведет вас, вы не были. Путь неизвестен, цель неизвестна. Только сердце может взять на себя такой большой риск, поскольку сердце невинно, невинно, как ребенок.

Посеянное же на доброй земле...

Сердце — это добрая земля. И добрые вести могут быть приняты только на доброй земле.

Иисус говорит: - «Вот почему я говорю притчами». Притча понимается в соответствии с тем, кто слушает ее. Слушающий притчу понимает ее согласно себе. Если есть что-то внутри него, тогда притча проникнет к этому источнику и даст многое. Если ничего нет в нем, притча потеряется.

Если нет у вас основания, притча не раскроет вам источника силы — ведь тогда входит лукавый, и дьявол овладевает вами. Тогда более сильным становится эго, и вместо помощи вам причиняется вред.

Притча прекрасна: она дает вам ровно столько, сколько вы можете взять. Она никогда не дает вам больше. Но если вы готовы — или однажды будете готовы, — тогда она начинает давать вам больше, больше и больше.

Я слышал о том, что, когда президент Абрахам Линкольн выбирал людей для своего кабинета, один из его советников предложил имя определенного человека. Абрахам отклонил его. Советник спросил, почему. Линкольн сказал: «Мне не нравится его лицо».

Это не может быть причиной! Советник сказал: «Но он не отвечает за свое лицо. Это не может быть причиной, по крайней мере. Что он с этим может поделать? Он здесь беспомощен».

Линкольн сказал: «Нет. После сорока лет каждый человек отвечает за свое лицо».

Я согласен с ним. Абсолютно верно. После сорока лет вы отвечаете за свое лицо. Оно показывает, как вы жили, любили, переживали. Оно показывает, как вы поступали, как общались. Насколько жалкими вы позволяли быть себе, или насколько восторженными. Это ваша автобиография. Но после сорока лет.

Вы несете ответственность за свое лицо. Но я хотел бы сказать вам нечто большее. Вы отвечаете и за свою душу, не только за лицо. Поскольку вы есть то, что вы выбрали для себя. Если вы жалки, несчастны, то это ваш выбор; если вы в глубокой тьме, то и это ваш выбор. Если вы не выберете возвращение, Бог не будет доступен вам. Не то чтобы он не доступен — он доступен всегда, — но он будет беспомощен.

Встаньте к нему лицом, повернитесь, взгляните на источник, и внезапно он прольется на вас. Да, помните этот фундаментальный закон: Ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет.

Беседа 8. Боязнь счастья

7 ноября 1975г., Пуна.

Бхагаван, узнаю ли я, когда буду готов стать перед Вами лицом к лицу?

Сначала вы станете передо мною лицом к лицу; знание же придет позже. Но не иначе — не знание придет сначала, а потом вы посмотрите мне в лицо. Знание не будет предшествовать этому; впереди будет идти реальность. Знание — это тень: оно следует сзади. Когда вы начинаете думать, что впереди идет знание, вы в хаосе. Я расскажу вам одну историю.

Однажды вечером в двери дзэнского монастыря постучался монах. Он хотел остаться там на ночь. Он устал, был голоден. Хозяин открыл дверь, но вместо того, чтобы приветствовать его словами «добрый вечер» или «здравствуйте», он встретил его дзэнским коаном — очень знаменитым. Он сказал: «Каково ваше изначальное лицо, лицо, которое было у вас до того, как родились ваши отец и мать?»

Монах снял с ноги свою сандалию и сильно ударил ею хозяина по лицу. Хозяин отступил назад, поклонился и сказал: «Добро пожаловать, добро вам пожаловать. Ваше понимание потрясает».

Потом у них была трапеза. Среди холодной ночи они сидели у огня, болтая, и гость спросил: «А сами вы получили ответ или нет? На тот коан, который вы задали мне - получили вы сами на него ответ или нет?»

Хозяин сказал: «Я не так удачлив. Нет, я не получил ответа. Но я понял его, когда вы дали мне ответ. Ведь я так много читал о дзэне, так много слышал о дзэне, я смог понять непосредственность вашего ответа. Вы не колебались ни единого мгновения, вы не думали над ним. Он исходил из вашей целостности. Он был не из головы — вот что я смог понять».

Гость не отвечал. Он продолжал потягивать свой чай. Но тогда хозяин немного заподозрил что-то. Он снова посмотрел на лицо гостя и нашел в нем что-то, что ему не понравилось. Поэтому он спросил снова: «Пожалуйста, скажите мне: вы действительно знаете ответ? Вы получили ответ?»

Гость расхохотался и начал кататься по ковру в глубоком веселье. Он сказал: «Нет, сер. Я тоже слишком много читал о дзэне и слишком много слышал о дзэне».

Если знаний становится слишком много, они становятся препятствием. Вы можете знать, не зная. Вот в чем опасность знаний. Вы можете знать, совсем не зная. Глубоко внутри вы остаетесь невежественным, но на поверхности вы знаете все, что можно знать.

Вы можете обмануть других, но еще большей опасностью является то, что однажды вы можете обмануть самих себя, вы можете обмануться собой. Тогда исчезнет всякая возможность роста.

Никогда не беспокойтесь о знании. Весь ваш вопрос должен быть о реальности, о том, что есть. Не нужно волноваться о знании, В этом различие между теологией и религией: теология постоянно говорит о Боге; религия рассказывает Бога, не говорит о нем. Это «о» и есть сфера теологии. Священники, проповедники, все они постоянно говорят «о». Религия не говорит о реальности. Религия рассказывает реальность.

Вы спрашиваете меня: «Узнаю ли я, когда буду готов стать перед вами лицом к лицу?» Сначала вы посмотрите мне в лицо; узнаете об этом потом. Знание всегда следует позади. Знание — это понимание того, что произошла какая-то реальная вещь. Вы не будете знать Бога до того, как познаете его. Сначала вы познаете его, а потом, как тень, последует знание. Вы поймете, что произошло, позднее. Сначала то, что происходит; понимание этого — потом.

Иногда для понимания может потребоваться много времени, ведь ум глуп. Иногда для понимания может потребоваться много времени. Так может происходить много раз в течение вашей жизни — в немногие мгновения вы достигаете потрясающей реальности, подлинности, но вы не в состоянии понять их. Они теряются в пустыне. Они уходят до того, как вы оказываетесь в состоянии понять их, и им на смену приходят другие вещи: ваш ум занят. Вы упустили.

Вот мое наблюдение: невозможно на всей земле найти ни одного человеческого существа, которому бы не открывались некоторые мгновения реальности. Наперекор вам самим иногда к вам приходит проблеск, поскольку не только вы ищете реальность — реальность тоже ищет вас. Не только вы нуждаетесь в Боге — Бог испытывает потрясающую потребность в человеке. Вы не можете без него; он не может без вас.

Вы можете забыть его, но он никогда не забывает вас. Вы можете стоять к нему спиной, но он всегда старается достать вас. Ваши руки могут быть малы; его руки не маленькие. Он может достать вас, где бы вы ни были, даже в седьмом круге ада. И он постоянно ищет вас, помните это.

Вот почему много раз — не благодаря вам, а наперекор вам — случаются проблески. Но вы не понимаете их. Многие люди испытывали религиозные переживания, но они не осознавали их как религиозные. Иногда они воспринимаются как эстетические переживания. Но никакое подлинно эстетическое переживание не может не быть религиозным.

Когда вы видите красивое лицо мужчины, женщины или ребенка, и если вы действительно задеты этой красотой, то ваше переживание является не только эстетическим; оно является религиозным. В это мгновение прекрасного, через это лицо на вас смотрит Бог; через это лицо Бог открывается вам. Через эти глаза с глубинами вашего существа пытаются связаться глубины существования. Глубина говорит с глубиной, они ведут диалог. Это не только эстетическое переживание.

Внезапно как-то утром вы легки и благодарны. Вы свежи и не отягощены ничем. Прошлое больше не преследует вас, а будущее еще не началось. Вы смотрите в небо - огромная пустота, и все останавливается в вас. Вы тоже становитесь огромной пустотой. Это не просто эстетическое переживание; это религиозное переживание. Красота есть истина... и истина прекрасна!

Иногда вы слышите музыку, и ум останавливается. Музыка окружает вас, вы тонете в ней. Вас больше нет. Лишь прозрачное присутствие: музыка льется и льется сквозь вас. В это мгновение случается не только музыка; случается религия. Но вы не распознаете ее.

Вы полагаете, что религия случается только в церкви, где мертвые священники все время ходят вокруг да около? На самом деле, церковь — это последнее место, где случается религия. Это кладбище; Бог не живет здесь. Церковь полна мертвых богов. Они жили когда-то, где-то в прошлом. Сейчас они просто история.

Когда Иисус ходил по земле, вокруг него живы были религиозные переживания. Но сейчас Иисус — мертвый миф. Ему поклоняются в церквях, проповедуют о нем, но его нет там.

Церковь, храм — последнее место, где случится религия, где Бог проникнет в вас. Он приходит к вам более живыми путями. Он приходит через жену, через ребенка, через мужа, через друга. Иногда даже через врага. Цветы, и океан, и песок, и горы, и звезды, и птицы: он приходит тысячами путей, но всегда живым.

Он есть жизнь; можете забыть имя «Бог». Это слово стало очень грязным — отбросьте его! Просто называйте его жизнью, это будет как раз то, что надо; называйте его существованием или бытием, этого будет достаточно. Если истина кажется слишком грубой, называйте его любовью, это будет то, что надо. Если истина слишком монополизирована философами, отбросьте ее. Любовь совершенно прекрасна.

Где бы ни испытывали вы поэтическое переживание, где бы ни становилось ваше сердце маленькой поэмой, — что-то пульсирует в вас, что-то неизвестное, — там везде религия. Понимание этого может потребовать времени. Иногда и в течение многих жизней вы не поймете этого. А когда поймете, вы просто рассмеетесь, вы сойдете с ума от смеха, ведь этим пониманием откроются многие другие вещи, которые оставались еще не понятыми.

Я слышал о дзэнском монахе — история просто невероятная! Он упорно работал. Его учитель дал ему коан, дзэнскую загадку, над которой надо работать. Коан был таким: если хлопать одной рукой, какой будет звук? Не хлопать одной рукой о другую; просто хлопать одной рукой в пустоту. Какой будет звук? Попытайтесь услышать его.

Он пытался и пытался, но не мог услышать этого звука. Шли годы. Он упорно приходил к учителю, постоянно приносил ему то, что услышал, а учитель это немедленно отвергал. Даже до того, как он произносил что-либо, учитель уже говорил: «Нет! Не приноси сюда этих глупостей. Иди обратно. Работай упорно».

Рассказывают, что прошло двенадцать лет, и учитель даже ни разу не бросил на него благосклонного взгляда. Он был жесток, и ученик потерял свое сердце, потерял свои нервы. Он сбежал из монастыря.

Куда пойти? У него не было дома. И люди дома не приняли бы его, ведь если ты стал монахом и прожил в монастыре двенадцать лет, то возвращаться домой — это полный провал. Это не респектабельно. Весь город будет смеяться над ним, над тем, что он потерпел неудачу, и его семье будет плохо. Лучше не ходить туда.

Тогда, куда же пойти? Он остановился в неизвестном городе, не зная, что делать, куда пойти. Из окна на него смотрела женщина. Монах стоял невдалеке... он был красивым мужчиной. Женщина позвала его. Не зная, кто она... И даже если бы он знал, теперь не было проблем. Его позвала женщина, которая была проституткой, и он пошел жить к ней.

Эта проститутка влюбилась в него. Она танцевала и играла на музыкальных инструментах. Она замечательно пела, музицировала, танцевала, и он забыл все, что выучил за двенадцать лет со своим учителем, дзэнский коан и все остальное, совершенно забыл — все стерлось так, как будто он и не был в монастыре.

В ту ночь он занимался любовью с этой женщиной — мне не встречалась история прекраснее этой — и когда он подошел к самой вершине, внезапно он услышал звук хлопка одной ладони! В глубокой любви возникает момент, когда двое становятся одним. Встречаются две энергии: ян и инь, мужчина и женщина. Мужчина исчезает, женщина исчезает; нет ни ян, ни инь. Круг, отсутствие двойственности. Внезапно коан был разрешен! Он услышал звук одной хлопающей руки. Рассказывают, что он подпрыгнул с кровати и выпрыгнул из окна.

Женщина не могла поверить этому: «Что ты делаешь? Ты сошел с ума?»

Он сказал: «Позволь мне прежде пойти к моему учителю. Это случилось!»

Он пошел к учителю, и вот диво-дивное: учитель ждал ученика на пороге храма. Он сказал: «Итак, это случилось? Не подходящее время прийти, чтобы повидаться со мной. Два часа — середина ночи!»

Учитель ждал его. Учитель все уже знает до того, как что-то случится с учеником. Если вы настроены на учителя, если вы действительно отдали себя учителю, то когда это случается с вами, это случается и с учителем. Учитель проживает все это много раз, он испытывает много сатори через своих учеников. Его собственное сатори случилось; он уже прибыл. Но много раз через своих учеников... Всякий раз, когда ученик достигает, через ученика снова достигает и он. Снова тот же танец.

Жизнь — это Бог, любовь — это Бог. Крепко запомните это, и не беспокойтесь о знании.

«Узнаю ли я, когда буду готов стать перед вами лицом к лицу?» Вы посмотрите мне в лицо. Вы подпрыгнете с кровати, вы выпрыгнете из окна, вы рванетесь. И вы не будете знать, что происходит. Происходящее больше вас. Как вы можете знать его? Оно обширнее вас. Как вы можете уразуметь его? Вы — просто капля в нем; оно как океан. Но позднее, когда снова все установится, и вы будете как дома в этом экстазе, в этом сатори, самадхи, тогда ум вернется назад. Начнется понимание, начнется размышление.

Понимание идет от ума; реализация не связана с умом. В момент глубокой реализации ум прекращается. Это такое явление и оно настолько неизвестно, что ум не может действовать, не может совладать с ним. Когда оно уходит, ум возвращается. Тогда ум начинает смотреть и наблюдать, думать и размышлять. Тогда внезапно возникает понимание: итак, это случилось?

Итак, это случилось? Ум не может поверить в это, ведь уму свойственно сомневаться. Но в это нужно поверить. Верите вы или нет, это случилось.

Понимание следует за реализацией. Вы узнаете, когда это случится, но вы не узнаете наперед. И в этом нет необходимости. Если вы знаете наперед, ваше знание станет препятствием. Так что, пожалуйста, не беспокойтесь об этом.

Как я могу служить Вам?

Просто будьте собой. Для меня нет никакой иной службы.

Просто будьте собой; вот так вы можете служить мне. Вот так вы уже послужили мне — если вы являетесь самим собой. Все мое усилие заключается в том, чтобы помочь вам быть самим собой. Если вы центрированы, укоренены, заземлены, если вы подошли к той точке, когда вы уже не обеспокоены тем, чтобы быть кем-то другим, когда все амбиции стать кем-то другим, отброшены, — когда нет больше желания двигаться в будущее, когда настоящее достаточно само по себе; когда вы глубоко удовлетворены собой; когда вы благодарите Бога, когда вы можете быть благодарными, и не возникает желания жаловаться; когда все ваше сердце просто полно благодарности — вот тогда вы послужили мне. Нет другого способа.

Конечно, было бы проще, если бы я дал вам какие-нибудь другие способы служить мне, ведь те другие вещи вы можете делать. Вы можете приходить и массировать мои ноги. Но это не поможет, это не будет способствовать вам. Это не приведет вас никуда. Вы можете чувствовать себя счастливым, но такое счастье — не блаженство.

Все мое усилие заключается в следующем: вернуть вас к себе. Не двигаться в будущее и не исходить в своих делах из будущего. Если это мгновение всецело становится вашей реальностью, то тем самым вы уже подошли близко ко мне, настолько близко, насколько одно существо может подойти к другому. Вы рядом со мной, когда вы являетесь сами собой; пытаясь быть кем-то другим, вы далеко отходите от меня.

Не будьте имитаторами. Ум — имитатор, поскольку легче разыгрывать игру имитации, чем становиться по-настоящему истинным. Вам было преподано множество идей: становитесь как Будда, становитесь как Иисус, становитесь как Кришна — так, как будто вы должны становиться кем угодно, только не собой. Как будто Бог исключительно против вас. Он за Кришну, за Христа, за Махавиру, за Будду — и исключительно против вас. Тогда зачем же он создал вас? Он выглядит тогда просто глупым. Почему он продолжает создавать вас? Если ему интересен Будда, он может создавать Будд. Почему вас?

Это было бы проще. Он может продолжать создавать Будд... как Форд свои автомобили. Они непрерывно сходят со сборочной линии: один автомобиль за другим; один Будда за другим. Вот будет хорошо. Но Богу не интересно это. Он не создает снова Будду, не правда ли? Он не создает, он не собирается создавать снова Иисуса. Почему?

Нет необходимости повторяться. Все повторения мертвы. Он все время создает новое, обновленное. Он создает вас! Ему гораздо интереснее вы, чем создание еще Будд, еще Христов. И помните, он никогда больше не повторит вас, так что, пока вы здесь, будьте подлинными и истинными. Будьте собой.

Я слышал одну историю. Один американец сделал очень красивую чайную чашку и потом захотел наладить ее массовое производство. Но массовое производство в Штатах обошлось бы слишком дорого, поэтому он послал чашку в Японию для организации массового производства там.

При перевозке ручка чашки была отбита. Японцы, как вы знаете, прекрасные имитаторы. Они организовали массовое производство чашки точно в таком же виде, в каком они ее получили: с отбитой ручкой. Они повторили ее в точности такой, какой она была!

Так было всегда. Бог все время создает новое. Бог все время создает обновленное. Бог все время создает вас, а имитаторы в церквях и храмах все время говорят: «Будьте как Иисус, будьте как Будда, будьте такими». А при перевозке все ручки отбиты!

Перевозка: две тысячи лет. Даже если Иисус вернется, он не узнает того Иисуса, которому поклоняются в церквях. Это невозможно. Иисус был совершенно другим человеком - живым! Церкви же продолжают поклоняться кому-то, кого никогда не было. Это их изобретение.

Почему я все время говорю об Иисусе, Будде, или о Кришне, или о Заратустре, или о Лао-цзы? Вот причина: я хотел бы доставить вам Иисуса таким, каким он был до перевозки: неразбитым, целым — до того, как священники вторглись в него.

В доме одного из моих друзей есть очень ценная картина: картина великого мастера семнадцатого века — драгоценная. Он любит ее так сильно, что даже боится чистить ее. Что-нибудь может нарушиться: она старая и очень хрупкая.

Но на ней скопилось очень много пыли, и возникла необходимость вызвать эксперта. Когда эксперт начал чистить картину, возникла новая проблема: краска стала шелушиться. Эксперт был очень обеспокоен. Он спросил: «Я должен прекратить?»

Я находился тогда у этого друга и сказал: «Не прекращайте. Продолжайте». Друга не было рядом, иначе он остановил бы этого человека.

Эксперт же сказал: «Картина может разрушиться».

Я сказал: «Не беспокойтесь. Продолжайте, поскольку я вижу за этой картиной что-то другое».

Так и оказалось. Когда с картины был снят слой краски, оказалось, "что за ней была спрятана настоящая живопись. Какой-то другой художник просто пытался подправить мастера. Было две картины, и настоящая появилась только тогда, когда была удалена наложенная поверх живописи краска. Тогда все были счастливы. Но был и риск!

Когда я говорю об Иисусе, я стараюсь отделить краску, которой христианство пыталось подправить изначальное лицо, созданное мастером. Это естественно при перевозке. При перевозке вещи меняются.

Будьте искренними с самим собой. Никогда не пытайтесь быть кем-то другим. Это единственный грех, который я называю грехом. Принимайте себя! Кем бы вы ни были, вы прекрасны. Бог принимает вас; вы также принимайте себя. Он создал вас по своему образу. Он доверяет вам; он вручил себя в ваше бытие. Не предавайте его, не становитесь имитаторами.

Вот единственный способ, которым вы можете служить мне: будьте собой. Будьте сами собой! Внезапно вы станете близким мне, таким близким, каким это только возможно. Имитируя, пытаясь быть кем-то еще, вы фальсифицируете свое бытие; вы становитесь предателем. Вы предаете все идеалы, изменяете всем идеалам.

Я не учу вас никаким идеалам, я не хочу, чтобы вы становились чем-то, что не присуще вам. Вы не знаете, кто вы; в этом трудность быть собой. Нужно уметь быть удовлетворенным непознанным.

Я слышал: когда апостол Павел прибыл в Афины, он сказал афинянам: «Вы добры, вы велики в своих мыслях, вы дали миру величайших философов. Но я вижу одну вещь: я видел в вашем городе храм, посвященный неизвестному Богу. Внутри храма нет статуй — лишь начертано на мраморе: "Этот храм посвящен неизвестному Богу"».

Павел сказал: «Этого недостаточно: неизвестный Бог. Недостаточно. Ваш фундамент не завершен. Я даю вам известного Бога, поскольку лишь с известным Богом возможен фундамент. Вашей культуре, вашей цивилизации не хватает фундамента».

Я же говорю вам, что только непознанный Бог есть Бог. Посвятив себя познанному Богу, вы уже начали фальсифицировать, ведь познанное станет знанием, познанное станет частью вашего ума. Будда познан — его легко имитировать, Иисус познан — его легко имитировать. Вы не познаны. И я учу вас оставаться истинным с непознанным Богом.

Познанное просто. Вы можете обращаться с ним, вы справляетесь с ним. Чтобы двигаться в непознанное, нужно много смелости, нужна решимость. И религия — это величайшее приключение. Это не утешение, это не удобство, это не респектабельность. Это движение в непознанное, непредначертанное, это риск жизнью.

То, что Павел сказал грекам опасно. Этот человек, Павел, говорит здравые вещи, но он очень опасен. Вы тоже почувствуете, что познанный Бог лучше непознанного, ведь с познанным легко общаться; с картой легко двигаться. Но я говорю вам снова и снова, нет лучшего способа заблудиться, чем иметь карту.

В мире истины все карты ложны, ведь истина не определена и остается неопределенной. Определенная, она перестает быть истиной. Это имеет в виду Лао-цзы, когда говорит: «Истина не может быть высказана. Высказанная, она больше не истина».

Бог есть непознанное. Или, лучше сказать, непознанное есть Бог. И это непознанное располагается в вас, обитает в вас. Если вы хотите служить мне и быть рядом со мной, будьте рядом с вашим непознанным Богом, который внутри вас. Служите этому непознанному Богу, который внутри вас, помогайте этому непознанному Богу быть: распространяться, становиться, течь, цвести.

Случилось самое странное: я чувствую себя счастливым! Мои проблемы, кажется, прояснились, я чувствую себя все более и более живым. Вы говорите о необходимости умереть. Как может мое счастье провести меня сквозь «темную ночь души»?

Это от Самбудды. Теперь, Самбудда, пожалуйста, постарайтесь не создавать новых проблем.

Вот так действует ум. Даже если вы счастливы, вы чувствуете себя неловко. Вы, и счастливы? — это невозможно. Что-то, должно быть, пошло не так; это не соответствует той идее, которая есть у вас о самом себе. Вы, и счастливы? Вы, должно быть, сошли с ума, или воображаете себе все это, или этот человек, Раджниш, загипнотизировал вас. Вы, и счастливы? Невозможно.

Теперь, Самбудда, не пытайтесь создавать новых проблем. Забудьте все, что вы говорили об умирании, ведь человек умирает в счастливейшие моменты. Смерть, о которой я говорю, — это не смерть от горя; смерть, о которой я говорю, — это не смерть от страдания, это не смерть в агонии. Смерть, о которой я говорю, — это смерть от экстаза, смерть от чистого блаженства, смерть, в которой вы настолько счастливы, что взрываетесь и просто исчезаете.

Не беспокойтесь об этом. Это придет само собой; это уже в пути. Если вы станете беспокоиться и волноваться о том, «почему я счастлив»... «Случилось самое странное: я чувствую себя счастливым!» Если вы будете беспокоиться об этом, то вскоре ваше счастье исчезнет, и вы снова вернетесь к вашему прежнему состоянию ума.

Наслаждайтесь этим счастьем. Углубляйтесь в него. Будьте смелее! Ум стал настолько несчастным и настолько жалким, что даже тогда, когда случается счастье, то и тогда он цепляется за прошлое. Он боится движения. Как быть счастливым? Как смеяться? Даже если он смеется, то смеется вполсердца. Даже если он движется, то движется готовым к отступлению в любой момент, если что-то пойдет не так. А счастье хочет, чтобы вы были в нем целиком. Оно призывает вас целиком!

Наслаждайтесь им, двигайтесь в него, пусть оно овладеет вами, и в этом обладании будет смерть. Когда счастье овладевает вами полностью, эго умирает.

Я не учу страданию, я не учу распятию, я не учу самоотречению. Я учу смерти, которая исходит из блаженства; смерти, которая исходит из величайшей вершины счастья; смерти, которая приходит, когда вы танцуете, поете, любите; смерти, которая приходит, когда вами овладевает целое и в каплю впадает океан. Конечно, капля умирает. Такое потрясающее явление: океан впадает в каплю. Может ли капля выжить тогда? Но какой смысл жить? Если капля пытается выжить, вот это и будет настоящая смерть. Если капля исчезает в океане... Именно это Иисус называет «жизнью, изобильной жизнью».

Допустите её. Это очень трудно. Люди все время ищут счастья, но когда оно приходит, они закрывают двери. Люди все время ищут любви, но когда она стучится в дверь, они прячутся где-нибудь в клозете. Люди все время ищут дружбы, а когда кто-нибудь подходит близко, они впадают в панику; они пугаются.

Что такое страх счастья? Страх смерти. Что такое страх любви? Страх смерти. Боится эго. Эго может оставаться в горе, оно может оставаться даже в седьмом круге ада, но легкий бриз счастья — и дом эго начинает падать, рушиться.

Ничто не убивает так, как счастье, ничто не убивает так, как экстаз; но этот риск стоит того, чтобы на него пойти, поскольку лишь после такой смерти возникает настоящая жизнь. Вы исчезаете. Тогда в вас живет Бог.

Почему для меня религия — грязное слово и почему оно угрожает мне здесь в Пуне гораздо сильнее, чем когда-либо раньше?

Религия стала грязным словом. Это слово использовалось слишком часто, им слишком часто злоупотребляли. Оно прошло через тысячи и тысячи рук. Оно похоже на старую монету или на старую денежную банкноту, прошедшую через множество рук и ставшую грязной. Все, используемое слишком много, становится грязным — не только религия.

Все прекрасные слова стали грязными. «Бог», «любовь», «экстаз» — все эти слова стали грязными. Причина естественна, очевидна. Ведь эти слова так прекрасны, что человечество стремится использовать их слишком широко. Взгляните на рекламу, вы найдете в ней все прекрасные слова — они используются для сигарет, мыла, автомобилей, мебели. Все прекрасные слова. Реклама сигарет может легко сказать, что сигареты вызывают экстаз. Вот и стало прекрасное слово грязным.

Каждый фильм, каждое кино мыслится как «изумительное», «легендарное». Если все легендарно, если легендарно каждое кино, то нет ничего легендарного. Теперь это слово ничего не значит. Если вы говорите, что что-то легендарно, то это ничего не значит. Это просто означает, что вы слишком много смотрите телевизор!

Все прекрасные слова стали грязными, поскольку ум стремится использовать их все больше и больше во всем, что можно. Религия стала грязной...

Это самая старая вещь в мире. Известен спор о том, какая профессия старейшая в мире. Двумя конкурентами являются профессии проститутки и священника. Я тоже думал об этом и не мог представить себе, как проститутка могла бы появиться раньше священника. Это невозможно! Если нет священника, то как можно представить себе проституцию? Это невозможно. Священник должен был появиться первым. Он должен был осудить секс; тогда и появилась проституция. Он должен был осудить это настолько сильно, что все это дело стало очень привлекательным.

Религия стала грязным словом, но запомните хорошо: когда слово грязно, это не означает, что грязна вещь, обозначаемая этим словом. Религия-слово может стать грязной, но религия-вещь все еще свежа и всегда останется свежей.

Вы можете использовать для нее другое слово. Любое слово подойдет; это не проблема. Запомните, не бросайте вещь, лишь потому, что слово стало грязным. Это все равно, что выплескивать с водой и ребенка. Вода после купания стала грязной — верно, выплескивайте ее, — но ребенка все-таки сохраните. Если вы можете сохранить ребенка, нет проблем.

Церкви сделали религию грязной. Они сделали из нее профессию, они испортили ее. Они сделали ее такой низкой, поскольку должны были донести ее до масс. Они сделали ее очень дешевой, чтобы вам ничего не нужно было делать. Они приходят и дают вам Библию; они изливают на вас религию, они навязывают ее вам. Они не спрашивают вашего разрешения. Они незваные гости, притворщики. Они испортили религию.

Но они не испортили религию как таковую. Они испортили лишь слово. Забудьте слово, но не забывайте реальности, на которую оно указывает.

Это может быть причиной: «Почему оно угрожает мне здесь е Пуне?» Потому что я не забочусь о слове; я забочусь о самой религии. Слово угрожает. Если вы пойдете в церковь, то вернетесь нетронутым; каким вы вошли в церковь, таким и вернетесь: точно таким же. Но если вы приходите ко мне, вы не сможете вернуться тем же самым.

Если вы по-настоящему близко подойдете ко мне, то самим этим приближением вы будете изменены и преобразованы. Вы можете сбежать, вы можете испугаться, запаниковать, но вы никогда не останетесь тем же самым. Я все время буду преследовать вас, где бы вы ни были. Я буду являться в ваших снах; я буду следовать за вами как тень.

Страх реален, угроза реальна. Когда вы идете в церковь, то священник — это ложная угроза. Он может грозить вам, но его угроза ложна. Он может выстреливать в вас именем Бога, но его угроза ложна.

Я слышал одну историю. Это случилось в дзэнском храме. Однажды утром произошло очень большое землетрясение — это было в Японии. Половина храма рухнула. Священник, претендовавший на то, что он настоящий человек дзэна, немедленно собрал своих учеников и сказал: «Посмотрите. Теперь вы должны увидеть, что представляет собой настоящее качество настоящего человека дзэна. Произошло землетрясение, но во мне ни на йоту не было страха. Видели вы это? Я оставался таким, как будто ничего не происходило. И не только это, вы, должно быть, видели, как после окончания землетрясения я пошел на кухню, поскольку испытывал жажду, и выпил большой стакан воды. Вы видели, что мои руки даже не дрожали, когда я держал стакан?»

Один ученик улыбнулся. Священник почувствовал раздражение. Он сказал: «Что в этом смешного? Почему вы улыбаетесь?»

Ученик сказал: «Ваше преподобие, то не был стакан воды. То, что вы выпили, был большой стакан соевого соуса».

Когда вы хотите пустить пыль в глаза, реальность, так или иначе, просочится наружу.

Пойдите к священнику. Его разговор в полном порядке - не более чем в порядке, а просто в порядке, — но если вы всмотритесь в реальность этого человека, страха не будет. Он всего лишь такой же, как вы. Он может притворяться... и вы можете притворяться в том, что все, в чем притворяется он, - правда. Так это и происходит. Притворствам нужно взаимное сотрудничество. Он притворяется в том, что он великий учитель, вы притворяетесь в том, что вы великий ученик. Он принимает ваше притворство; вы принимаете его притворство. Вот так вы оба взаимно удовлетворяете друг друга. А все остается тем же самым.

Когда вы здесь, вы действительно рядом с опасной точкой. Я — опасный человек. Вы должны быть бдительными. Приближайтесь ко мне с полным осознаванием — здесь есть опасность. Я не священник. Я не учу здесь религии; я готов давать ее вам. Это не учеба, это передача.

В церкви вы выучили слова «религия», «Бог» — все они стали грязными. Потом вы приходите ко мне и начинаете понимать, что эти слова могли стать грязными, но что-то спрятано за ними — что-то постоянно свежее, постоянно зеленое, постоянно живое и способное совершенно изменить вас. Вот тогда возникает страх.

Как раз на днях Атмада написал мне письмо, прекрасное письмо, в котором говорится: «Почему вы так беспокоитесь об этом распятом Иисусе? Хорошо, что распяли этого идиота! Почему это так волнует вас?»

Все это, фактически, сделали священники. Стараясь навязать вам Иисуса, стараясь быть агрессивными непрошенными гостями в вашем бытии, стараясь как-нибудь обратить вас в Иисуса, они загрязнили само имя этого прекрасного человека. Стараясь доказать, что он был мудрейшим из людей на земле, они смогли лишь усилить его недостатки и ничего другого.

Вот почему Атмада пишет мне о том, что он был идиотом. Я знаю, что он был им, но мудрый человек всегда такой.

Это нужно понять. По-настоящему мудрый человек представляет собой синтез всего того, что вы называете мудростью, и идиотизма. Он прост, как прост идиот, и сложен, как сложен всякий мудрый человек. Можно смотреть на него с обеих сторон. Если вы смотрите на него с одной стороны, он будет выглядеть идиотом. В Иисусе можно найти все то, что можно найти в идиотах.

Прочитайте книгу Федора Достоевского «Идиот». Она об идиоте, но в этом идиоте можно найти все прекрасные качества, какие есть в Иисусе: невинность, качество не-ума, качество доверия. Сомнения не возникают в нем. Все это качества идиота. Вы называете идиотом человека, если он верит всем и каждому; вы называете идиотом человека, если вы все время обманываете его, а он все-таки продолжает вам верить. Вы все время обманываете его, а он продолжает вам верить. Вы не можете вызвать в нем сомнения, поскольку у него нет ума.

Такой человек, как Иисус, тоже похож на идиота. Не потому, что у него то же состояние идиотии; он пришел к тому же состоянию из совершенно другого измерения. Круг замкнулся: он снова стал ребенком.

Идиот ниже ума, Иисус выше ума — оба представляют не-ум. У идиота нет ума. У Иисуса и Будды тоже нет ума, но разница есть. Они имели ум и нашли, что иметь ум — глупо. Они отбросили его; они стали идиотами добровольно. Они не глупы. Они идиоты, потому что мудры.

Да, я знаю: Иисус, Лао-цзы, Будда похожи на идиотов. В Индии у нас есть слово для обозначения идиота, происходящее от Будды. Это слово буддху. Это слово происходит от самого Будды. Будда (Buddha) — буддху. Буддху означает «идиот», а Будда означает «пробудившийся человек». Как эти два слова могут быть рядом?

Когда Будда умирал, его воздействие на людей было потрясающим. Тысячи и тысячи людей стали его последователями. Тысячи и тысячи людей сидели под деревом Бодхи с закрытыми глазами, медитируя. Люди звали их: «Буддхи, идите домой! Что вы делаете? Не будьте буддхами. Делайте что-нибудь, идите домой. Ваши жены страдают, ваши дети голодны. Не будьте идиотами! Не будьте буддхами!»

Я знаю, Иисус настолько невинен, что выглядит глупым. Эта глупость драгоценна.

Я тоже идиот, Атмада. И все, чему я учу вас, — это быть простыми и доверчивыми, чтобы тоже стать идиотами в некотором смысле. Но эта идиотия — высшая осознанность, эта идиотия — высшая мудрость. Встречаются полярности, двойственность исчезает.

В Иисусе вы всегда найдете парадокс: в нем противоположности сходятся вместе. Вы найдете в нем качества женские, вы найдете в нем качества абсолютно мужские. Они сталкиваются и смешиваются, они становятся одним целым. В нем мужское и женское стало одним; мудрый человек и глупец стали одним. Полярности исчезли. Противоречие больше не является противоречием; это синтез.

Уму это трудно понять. Ум сомневается; ум — скептик. И ум думает, что это очень разумно. Ум глуп, ум — посредственность. Он не имеет ничего общего с интеллектом. Интеллект — совершенно иное цветение вашего бытия; он ничего общего не имеет с умом. Ум — это просто механизм; это компьютер, биологический компьютер. Очень сложный, но все же механизм. Он не имеет ничего общего с интеллектом.

Интеллект приходит к вам только тогда, когда вы перестаете отождествлять себя с умом настолько, что можете видеть ум отдельно и себя отдельно. Этот интеллект будет и мудрым, и глупым.

Вот она загадка Иисуса. Вот он парадокс, вот она поэзия.

Вершины становятся совершенно замечательными, но ущелья глубже и темнее, чем раньше. Найти равновесие кажется невозможным. Что делать?

Нет необходимости что-то делать. Вы не находите равновесия; равновесие найдет вас. Просто двигайтесь. Когда приблизятся ущелья, отправляйтесь в ущелья. Когда тьма окружает вас, наслаждайтесь ею, почувствуйте блаженство в бархатистом ее прикосновении. Идите в нее, в ее бесконечное великолепие. Тьма обладает успокоительным свойством, которого не имеет никакой свет. Ущелье, долина — это отдых: как ночь, как смерть.

Не нужно стараться искать равновесие. Равновесие найдет вас. Просто отправляйтесь в ущелье. Когда ущелье приблизится, принимайте его. Не только принимайте - приветствуйте его. Наслаждайтесь им, восхищайтесь им - тьма прекрасна. А когда ущелье отходит и вы движетесь к вершине, это тоже совершенно прекрасно. Вот красота: свет, утро, солнце.

Но не цепляйтесь ни за то ни за другое. При цеплянии у вас возникают неприятности, из-за этого имеют место страдания. Если вы цепляетесь за вершину и говорите: «Я не хотел бы спуститься вновь в ущелье», то у вас будут неприятности. Тогда на самой вершине вы создадите ущелье. Тогда страдания уже начались. Вы боитесь: в вас вошел страх, уже началась агония. Вы больше не счастливы. Вы разрушили вершину.

Находясь в ущелье, вы будете страдать из-за того, что «вот уже ущелье». Вы будете страдать ущельем и не сможете наслаждаться вершиной. Это обыкновенная ситуация.

Когда вы счастливы, вы начинаете бояться. Останется ли это счастье или оно уйдет? Теперь страх, подобно червю, проедает ваше счастье и отравляет его. Вы счастливы, и все же вы несчастны. Что-то уже мертво: вы наполняетесь тревожными предчувствиями будущего. Когда вы несчастны, вы, конечно, несчастны. Когда вы счастливы, вы не можете быть счастливыми, так как же вы можете быть счастливыми, когда вы несчастны? Вся жизнь становится порочным кругом несчастья.

Теперь послушайте! Когда вы на вершине, танцуйте. Я знаю и вы знаете, что вершина не будет длиться всегда. Это и не нужно. Если она будет длиться постоянно, она создаст такое напряжение, которого вы не выдержите. Будет такое возбуждение, что вы не найдете в нем никакого отдыха. Это будет опасно, это убьет вас. Не нужно, чтобы вершина длилась постоянно. Но пока она длится, танцуйте, радуйтесь, пойте — хорошо зная, что все это будет вновь потеряно. Зная это, нужно наслаждаться вершиной даже еще сильнее, пока она не потеряна.

И помните, вот чудо: если вы наслаждаетесь ею, она длится дольше. Если вы счастливы в ней и танцуете, она забывает уйти от вас. Она остается с вами. Когда вы не цепляетесь за нее, она цепляется за вас. В этом весь секрет. А когда она уходит, то и тогда она не уходит. Она дала вам такое глубокое блаженство, что теперь вы отправляетесь в ущелье и можете отдохнуть там во тьме. Тогда ущелье становится расслаблением, а вершина становится наслаждением. Тогда вершина становится днем, а ущелье становится ночью; тогда вершина становится активностью, а ущелье становится пассивностью.

Нужно получать удовольствие и от ночи. Это единственный способ получать удовольствие ото дня. И если вы будете получать наслаждение ото дня, то длинная ночь станет великим отдыхом. Она освежит вас, она обновит вас.

Всегда помните: чем величественнее вершина, тем величественнее и ущелье. В противном случае, как вершина может стать великой? Если вы отправитесь в Гималаи, вы увидите там, что чем больше вершины, тем больше и ущелья. Если вы боитесь ущелий, тогда не спрашивайте о вершинах. Тогда перемещайтесь по ровной земле. Там не будет ни вершин, ни ущелий.

Это самая ничтожная жизнь: когда нет ни вершин, ни ущелий. Такой человек просто растет как растение. Это не жизнь. Такой человек просто влачит свою жизнь. Это монотонность. Это не диалог; это монолог. Для диалога нужна двойственность, для диалога нужно противоречие, для диалога нужны полярности, для диалога нужен парадокс. И внутри парадокса движетесь вы, от одного полюса к другому.

Не беспокойтесь о равновесии. Равновесие поищет вас; я вижу, как равновесие ищет вас. Вы же просто побольше делайте так: на вершине танцуйте; в ущелье отдыхайте. Принимайте ущелье; принимайте вершину. И то и другое - части одного целого, вы не можете отвергнуть ни одной его части. Это две стороны одной монеты.

Запомните, тот, кто больше наслаждается, тот обязан и больше страдать, поскольку он становится более чувствительным. Но страдание — это не плохо. Если вы правильно понимаете, страдание — это очищение. Если вы правильно понимаете, печаль имеет глубину, какой не имеет никакое счастье. Человек, который просто счастлив, всегда поверхностен. Человек, который не знал грусти, не знал печали, не знает этих глубин. Он не коснулся дна своего бытия; он остался лишь на поверхности. Нужно двигаться между этими двумя берегами. Между этими двумя берегами течет река.

И я говорю вам: равновесие найдет вас, если вы примете оба берега, если будете жить обоими берегами. Что бы ни случилось, приветствуйте его. И когда равновесие приходит к вам, оно оказывается чем-то совершенно отличным от того равновесия, которое вы можете навязывать себе.

Если вы навязываете равновесие, оно будет своего рода контролем. Контроль всегда является искусственным, контроль всегда является безобразным. Контроль содержит в себе насилие. Это нечто навязанное, искусственное. Когда равновесие приходит к вам само, оно случается. Внезапно оно нисходит к вам. Раскрываются небеса, и дух Божий, подобно голубю, нисходит на вас.

Все великое всегда приходит само. Все, что делаете вы, всегда маленькое, крошечное. Оно никогда не является великим. Все, что вы делаете, будет меньше вас. Все великое вы должны допускать его. Равновесие найдет вас. Бог найдет вас. Вы же будьте готовы.

И в этой готовности: принимайте все, что приходит, принимайте с благодарностью. Даже грусть, даже печаль, даже ущелье... тьму.

Бхагаван, на днях Вы с любовью сказали мне заниматься больше собой и меньше другими. Спасибо Вам, Бхагаван. Я понял смысл. И все же я должен задать еще один вопрос, касающийся не меня, а Вас. Что в точности происходит с Вами? С каждым месяцем Ваше тело становится более чувствительным ко всем явлениям и проявлениям, даже к моему состоянию неосознанности, и это устрашает. Можете ли вы сказать что-нибудь о Ваших изменениях?

Это от Чайтаньи Сагар. Хорошо, что она говорит, что это ее последний вопрос не о себе!

Я могу понять вашу озабоченность, ваше беспокойство. Факт прост. После тридцати пяти жизнь начинает клониться к упадку. Тридцать пять лет — это вершина: если вы проживете до семидесяти, то тридцать пять — это вершина. После тридцати пяти вы начинаете клониться книзу. Теперь перед вами спуск.

Если кто-то становится просветленным после тридцати пяти — как Будда стал просветленным в сорок лет, Махавира стал просветленным в сорок лет — тогда он сможет прожить немного дольше, поскольку он уже был на спуске. Просветление не потревожит тела больше, чем оно было уже потревожено.

Если вы становитесь просветленными до тридцати пяти лет, то это опасно. Шанкара стал просветленным до тридцати пяти лет. Он умер в тридцать три. Когда вы идете на подъем, и жизнь сильно движется в вас — и вы становитесь просветленными, — тогда нарушается связь между вами и вашим телом. Почти всегда так было, что люди, ставшие просветленными до тридцати пяти, не переживали этого возраста. Это трудно. Тело и вы становитесь настолько разделенными, что задача подъема оказывается очень трудной.

Вот на что это похоже: вы поднимались наверх и вдруг увидели, что в баке вашего автомобиля больше нет бензина. Задача подъема становится почти невозможной. Теперь вы должны выйти из автомобиля и толкать его наверх. Это очень трудно. Но если вы заметили, что бензина больше нет, тогда, когда автомобиль идет на спуск, то проблемы нет. На самом деле, бензина больше не нужно. Автомобиль может двигаться и без бензина.

Шанкара умер в тридцать три года. Будда дожил до восьмидесяти; Махавира тоже дожил до восьмидесяти. Это нужно понять. Я, на самом деле, должен был умереть до тридцати пяти. Как-то меня вытащили. Это «как-то» может быть понято.

Мало-помалу я отбросил жизнь; я отбросил всякую деятельность. Всю энергию, которую имеет мое тело, я использую для вас, вот и все. Во всем остальном я отбросил всякую деятельность: прекратил движение, прекратил путешествия — я прекратил почти все. Я выхожу только для того, чтобы увидеть вас по утрам и по вечерам. Во всем остальном я стал полностью бездеятельным, абсолютно пассивным. Какая маленькая энергия ни есть во мне, я использую ее настолько экономно, насколько это возможно.

Поэтому с каждым днем мое тело становится все более и более хрупким, более и более чувствительным. Мой корабль готов — я могу отплыть в любой момент. Я немного задерживаюсь на берегу ради вас. Вот почему я спешу. У вас есть |время задавать бесполезные вопросы. У меня нет времени отвечать на них.

У вас есть время, чтобы тратить его понапрасну. Мое время кончается. Поэтому, если вы на самом деле хотите воспользоваться этой возможностью, не упускайте ни единого мгновения. Не надо колебаться, не надо вкладывать в свое усилие лишь полсердца. Когда я уйду, вы будете раскаиваться, вам будет очень жаль, но ничего нельзя будет сделать. Пока я все еще здесь, используйте каждую возможность, которую я даю вам, и не тратьте понапрасну ни единого мгновения. Я имею то, что вы ищете. Я могу излить это на вас, но ваши чашки не готовы.

Вот на что это похоже: вы приходите ко мне, а у меня полный чайник чая. Вы испытываете жажду. Я хотел бы дать вам напиться, но я не могу наливать чай вам в ладони. Он обожжет вас. Я должен подождать, поскольку вам еще нужно сделать ваши чашки. А эти чашки делаются из самой сердцевины вашего существа.

Лишь ваша внутренняя сущность может стать такой чашкой. Лишь тогда я смогу налить вам все, что имею. Я жду, пока вы не сделаете свои чашки. Вы испытываете жажду, я знаю, и у меня есть то, что утолит вашу жажду, но чашки еще не готовы.

Поэтому не задавайте мне таких вопросов. Лучше смотрите на меня и пытайтесь понять.

Как раз прошлым вечером один санньясин говорил:

«Как вы можете помочь нам, если в вашем собственном теле не все хорошо?» Верно. Если в моем теле не все хорошо, то как я могу помочь вам? Выглядит абсолютно логично. Но знаете ли вы, было ли все хорошо в теле Будды?

В теле ни одного просветленного человека не было все хорошо — не может быть хорошо! — поскольку бытие и тело разорваны, мост между ними разрушен. Тело продолжает двигаться само по себе, и бытие продолжает пребывать в нем, но энергия, дававшаяся отождествлением их, не дается больше.

Вы живете как одно со своим телом. Я живу как двое. Мое тело лишь как моя одежда — абсолютно отдельно. Это чудо, что оно еще действует.

Будда вынужден был постоянно держать рядом с собой врача, поскольку опасность могла наступить каждое мгновение. Этот врач предназначался не для него. Его работа была сделана, он уже достиг. Врач предназначался для тех, кто еще жаждал. У него было нечто, что могло утолить их жажду. Врач предназначался для них.

Если доктор приходит посмотреть меня, то это не для меня. Это для вас. Если я увижу, что смысла нет, и я не могу помочь вам, в тот же момент я могу исчезнуть.

Но многие из вас упорно работают. У меня наибольшее число санньясинов, какое только возможно в мире двадцатого века: почти пятнадцать тысяч по всему миру. Все они упорно работают. Если они преуспеют, мы сможем освободить одну из величайших энергий, духовных энергий, в мире.

Я должен подождать, я должен еще задержаться — что бы там ни говорило тело. Тело говорит: «Пора, корабль готов. Можешь отправляться». Дом готов рухнуть, но я держу его.

Ни на что не тратьте понапрасну время. Используйте его, если можете. Вот проблема: вы можете не понимать сейчас, но потом, когда поймете, меня не будет. Тогда это понимание не окажет вам большой помощи. Оно даст вам лишь глубокую боль, печаль, агонию.

Пока я здесь, если вы понимаете меня, это может стать вашим экстазом. Когда я уйду, будет лишь агония.

Беседа 9. Сеющий доброе семя

8 ноября 1975г., Пуна

Евангелие от Матфея, глава 13

34. Все сие Иисус говорил народу притчами, и без притчи не говорил им.

36. Тогда Иисус, отпустив народ, вошел в дом. И, приступив к Нему, ученики Его сказали: изъясни нам притчу о плевелах на поле.

37. Он же сказал им в ответ: сеющий доброе семя есть Сын Человеческий;

38. Поле есть мир; доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого;

39. Враг, посеявший их, есть дьявол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы.

40. Посему, как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего:

41. Пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие,

42. И ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов;

43. Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их. Кто имеет уши слышать, да слышит!

44. Еще подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то.

На днях я прочел несколько строк у Стефана Крейна. Я хотел бы прочесть их вам:

Человек сказал вселенной: «Мадам, я существую». "Однако, — ответила вселенная, — этот факт не порождает во мне чувства ответственности».

Человек может существовать двумя способами. Один тот, когда целое празднует его; один тот, когда целое приветствует его; один тот, когда целое благодаря ему чувствует благословение, — и другой тот, когда целое чувствует себя проклятым.

Человек может жить жизнью добра, истины и красоты; и человек может жить жизнью неправды, зла и безобразности. Человек свободен жить и выбирать. Человек потрясающе свободен; это его исконная природа. Ничто не навязывается ему. Отсюда красота приключения, но отсюда и опасность. Вы должны выбирать. Ваш выбор определит ваше бытие, ваш выбор станет вашей судьбой. На каждом шаге, в каждое мгновение, вы должны решать, кто же вы.

Ко мне приходят люди и спрашивают, кто же они. Это не вопрос ищущего, поскольку бытие не статично, оно не ожидает, что вы раскроете его. Бытие нужно создавать каждое мгновение. Это единственный способ раскрыть его.

Каждое мгновение вы создаете себя. Вы не рождены как фиксированная сущность, но лишь как бесконечная потенциальность. Вы рождены как семя, а не как дерево. Вы рождены открытыми, не замкнутыми. Эта открытость потрясает. Каждое мгновение вы должны будете выбирать, кем вы собираетесь быть. Ваше решение — это ваша судьба. И если вы не проживаете свою жизнь так, что все целое чувствует благословение, вы не религиозный человек.

Религиозная жизнь — это спонтанная жизнь. Религиозная жизнь — это жизнь потока, динамизма. Религиозная жизнь — это жизнь молитвы.

Молитва — верховное добро. Позвольте мне объяснить, что такое молитва.

Молитва — это не то, что вы делаете; она ничего общего не имеет с деланием. Молитва — это то, чем вы постепенно становитесь. Это нечто, чем вы живете; это нечто, что окружает вас подобно атмосфере. Молитва — это нечто похожее на глубокую признательность. Когда вы смотрите на деревья, когда вы смотрите на море, когда вы смотрите на траву, в вас возникает потрясающее стремление сказать слова благодарности. Вот что такое молитва.

Вы не произносите ее. Она не в словах, она в самом стремлении, в самом настроении, в котором вы хотели бы высказать без всяких условий: «Благодарю тебя». Не зная, к кому обращены эти слова благодарности... не зная, кто создатель этого утра, этого вечера, этих звезд, этой луны, этого солнца... не зная, чьи руки прячутся за каждым листиком травы и кто улыбается в каждой капле росы — не зная всего этого.

Знание безобразно; незнание прекрасно. Помните, незнание — это не невежество. Незнание — это предельное знание. Оно выходит за пределы того, что вы называете знанием. Незнание — это невинность. В глубокой невинности возникает благодарность: безадресная, неизвестно к кому обращенная. Но смысл не в этом. Глубоко внутри вашего бытия, в ваших глубинах, вы чувствуете благодарность.

Молитва — это ощущение неизвестного присутствия. Это ощущение неизвестного присутствия, которое становится благоговением. Молитва должна быть подобной дыханию. Это не то, что вы сделали и покончили с этим. Это то, что должно продолжаться и продолжаться подобно дыханию.

Спите вы или бодрствуете, молитва окружает вас; она бьется в вашем сердце. Она становится почти вами; нет разделения.

Жизнь молитвой — это то, что я называю правильной жизнью. Жизнь благодарностью — это то, что я называю религиозной жизнью.

Эта жизнь спонтанности, течения, не знает, что такое грех. Грех приходит вместе со знанием. В этом смысл библейской истории. Адам согрешил, когда съел плод древа познания. Тогда он был выброшен из сада Эдемского. Эта история не имеет параллелей, эта история уникальна. Из-за того, что он съел плод древа познания...

Ни одна из религий не подчеркнула с такой кристальной ясностью, что знание есть грех, и если вы не станете снова словно дети, вы не станете хорошими. Если вы снова не отбросите все ваше знание и не станете невинными, не испорченными знанием, вы не будете приняты обратно. Ваш источник будет постоянно отвергать вас.

Не то чтобы источник хотел отвергать вас. Но то, как вы благодаря знанию себя ведете, порождает ситуацию вашего собственного отторжения. Бог вынужден был изгнать Адама и Еву. Не то чтобы он хотел этого — он плакал, должно быть, ведь они были его детьми — но он ничего не мог поделать.

Всякий раз, когда вы создаете в целом ощущение беспомощности, вы совершаете грех. Всякий раз, когда вы заставляете целое отвергать вас, вы совершаете грех. Всякий раз, когда вы заставляете целое выбрасывать вас из сада, вы совершаете грех.

Грех — это поведение с хитростью, такое поведение, как будто вы знаете. Грех — быть самоудовлетворенным, грех - думать, что вы достаточны сами по себе. Ребенок сам для себя не достаточен, ребенок беспомощен. Ребенок ничего не знает; он действует исходя из своей невинности. Вот тогда это добродетель. В то мгновение, когда вы начинаете действовать исходя из знания, совершается грех.

Постарайтесь понять важность того, что я говорю. Я говорю, что если вы живете добродетельной жизнью исходя из знания, то это не добродетель. Исходя из знания, вы можете иметь характер, исходя из знания, вы можете обладать моральными качествами, но это не мораль. Тогда вы все равно поедаете плод от древа познания.

Если копнуть глубже, то ваши так называемые праведники — грешники, поскольку они все еще получают свое пропитание от древа познания. Настоящий святой невинен. Он действует — но не согласно заповедям, поскольку все заповеди — грех. Он действует исходя из своей целостности; в каждое мгновение он откликается по-разному.

Он не действует исходя из ума. Действовать исходя из ума — грех, действовать исходя из ума — это быть выброшенным из сада, из царства Божьего. Как только вы приняли свой ум в качестве источника вашей деятельности, вы отвергли Бога, а отвергая Бога, вы отвергаете себя.

Всякий раз, когда вы действуете исходя из ума, ваше действие будет фрагментарным, поскольку ум — это явление рассечения. Ум не один: его много, он многократен. Имя ему легион. Всякий раз, когда вы действуете исходя из ума, действуют только части — против целого. Всякий раз, когда вы действуете исходя из не-ума...

Иногда вы действуете — вы знаете, что в эти мгновения вы действуете исходя из не-ума. Вы идете пешком. Вы вышли на длительную утреннюю или вечернюю прогулку, и внезапно на вашем пути встречается змея. У вас нет времени для раздумий. Уму требуется время; ум — это временной процесс. У вас нет времени думать. Если вы будете думать, с вами будет покончено! Вот она змея, и змея не станет ждать, пока вы подумаете. Змея действует исходя из не-ума, вы окажетесь в опасности, если доверитесь уму. Но и вы будете действовать исходя из не-ума. Вы просто отпрыгнете.

Помните — и понаблюдайте! Вы сначала отпрыгнете, а потом станете думать о том, что произошло. Этот прыжок исходит из вашей целостности; он не исходит из ума. Этот прыжок — спонтанная целостность. Он здесь и сейчас. Он не имеет ничего общего с прошлым, ничего общего с будущим. У него нет прошлого, нет будущего. Он абсолютно здесь, сейчас.

Качество добродетели — это качество действия, исходящего из вашей целостности. Вы влюбляетесь: вы видите мужчину или женщину и внезапно, вопреки вам, что-то происходит. Ваше целостное существо откликается по-новому. Вы и сами удивляетесь этому! Вы пульсируете, вы поете, внутри вас танец, как будто облака расступились, и вы увидели источник света. В единое мгновение... На самом деле, это мгновение не является частью времени. На самом деле, это «не-мгновение» — время как будто остановилось, что-то овладело вами. Это исходит из не-ума.

Любовь — это добро, на что бы она ни была похожа. Вот почему Иисус говорит: «Бог есть любовь». Он не говорит, что Бог любит. Он просто показывает качество: Бог имеет то же качество, что и любовь. «Добро» есть любовь; добро имеет то же качество, что и любовь.

Все, что исходит из ума, исходит от дьявола, — слово дьявол является лишь способом выражения — поскольку ум разделяет. Позвольте мне определить дьявола, как того, кто разделяет, а Бога, как того, кто объединяет. Бог и дьявол - оба лишь способы выражения. Это не сущности, это символы.

Всего несколько дней назад я прочитал прекрасную историю. Я хотел бы, чтобы вы послушали и попытались понять ее:

Был час дня, и я был голоден. Я пошел в ресторан, расположился там и потянулся к меню. Мой сосед по столу поднялся.

- Сэр, — сказал он, — вы хотите навязать свое общество тем, кто не хочет вас?

- Нет, — сказал я, — я хочу есть.

- Вы уверены, сэр, что это социальное равенство?

- Ничего подобного, сэр. Это голод, — сказал я и начал есть.

Дневная работа сделана, мне захотелось в театр. Пока я погружался в кресло, леди рядом со мной сжалась и скорчилась.

- Прошу прощения, — сказал я.

- Вы наслаждаетесь там, где вас не хотят? — спросила она холодно.

- О нет, — сказал я.

- Ну так знайте, что вас здесь не хотят.

Я был удивлен.

- Я боюсь, вы ошибаетесь, — сказал я. — Я определенно хочу слушать музыку, и мне нравится думать, что музыка хочет, чтобы я слушал ее.

- О, сэр, — сказала леди, — это социальное равенство.

- Нет, мадам, — сказал швейцар. — Это вторая часть пятой симфонии Бетховена.

После театра мне захотелось в отель, куда я отослал свой багаж. Клерк нахмурился:

- Что вы хотите?

- Отдыха, — сказал я.

- Это отель для белых, — сказал он. Я оглянулся.

- Такая цветовая гамма требует большой уборки, - сказал я. — Но не думаю, что я буду возражать.

- Мы будем возражать! — сказал он.

Тогда почему... — начал я, но он прервал меня.

- Мы не держим негров, — сказал он. — Мы не хотим социального равенства.

- И я не хочу, — ответил я мягко. — Мне нужна постель. В задумчивости я вошел в поезд.

- Несмотря на Техас, я возьму билет в спальный вагон. Я слегка не удовлетворен этим городом.

- Не могу продать вам.

- Я хотел взять лишь напрокат, на время, — сказал я, - на пару ночей.

- Не могу продать вам в спальный вагон в Техас, - поддержал он. — Это рассматривается как социальное равенство.

- Я рассматриваю это как варварство, — сказал я, — и думаю, что пойду пешком.

Пойдя пешком, я встретил другого путника, который тут же перешел на другую сторону дороги, где было очень грязно. Я спросил, в чем причина.

- Негры грязные, — сказал он.

- Такова же и грязь на дороге, — сказал я. — Более того, я пока не такой грязный, как вы.

- Но ты негр, верно? — спросил он.

- Мой дедушка назывался так.

- Ну, и о чем же тогда говорить? — отозвался он с триумфом.

- Вы живете на юге? — настаивал я вежливо.

- Конечно, — прорычал он. — И голодаю там.

- Я полагаю, что вы и негры должны собраться вместе и проголосовать против голода.

- Мы не разрешаем им голосовать! Понятно?

- Почему же? — сказал я с удивлением.

- Негры слишком невежественны, чтобы голосовать.

- Но, — сказал я, — я не такой невежественный, как вы.

- А ты негр?

- Да, я определенно то, что вы имеете в виду.

- Ну, и о чем же тогда говорить? — снова издал он до удивления непоследовательную ноту триумфа. — Кроме того, я не хочу, чтобы моя сестра вышла замуж за негра.

Я не видел его сестру, поэтому только прошептал:

- Пусть она сама скажет «нет».

- Клянусь Господом, ты не женишься на ней, даже если она скажет «да»!

- Но я не собираюсь жениться на ней, — ответил я, слегка обеспокоенный таким поворотом на личности.

- Почему нет? — выкрикнул он, еще более озлобленный, чем раньше.

- Потому что я уже женат. И мне нравится моя жена.

- Она негритянка? — спросил он с подозрением.

- Ну, — сказал я снова, — ее бабушка называлась так.

- Ну, и о чем же здесь говорить? — прокричал он все так же странно и нелогично.

Я сдался.

- Ну, пошли, — произнес я, — либо вы сумасшедший, либо я.

- Мы оба, — сказал он, пустившись рысью по грязи.

Ум безумен; ум сумасшедший. Ум создает разделения, фрагменты. Ум порождает нации, расы — белых и черных, бедных и богатых. Ум — это дьявол. Когда вы сможете почувствовать себя едиными со всем целым, тогда вы выйдете за пределы ума. Чувствовать себя единым со всем целым, чувствовать себя в гармонии с ним, — это быть добрым. И действовать исходя из этого единения — это быть религиозным.

Религиозный человек не имеет характера. Религиозный человек имеет естественность, спонтанность. Религиозный человек имеет каждое мгновение контакт с целым. Этот контакт не теряется никогда. Он живет молитвенно. Нерелигиозный человек может быть, очевидно, добрым, моральным, у него может быть характер, но он заморожен, он мертв. Он действует исходя из характера: исходя из ума, исходя из знания, исходя из правил. Он никогда не находится в контакте со всем целым; он всегда идет не в ногу. Вот что я называю «дьявол»; вот что я называю «зло».

И это то, что имеет в виду Иисус этой притчей. Он не был понят, он был понят совершенно неправильно. Но если вы сможете пронести чувство того, что есть добро и что есть зло, вы сможете глубоко проникнуть в эту притчу.

Все сие Иисус говорил народу притчами, и без притчи не говорил им.

Тогда Иисус, отпустив народ, вошел в дом. И, приступив к Нему, ученики Его сказали: изъясни нам притчу о плевелах на поле.

Иисус всегда говорил притчами. Притча — это поэтический способ высказать то, что не может быть высказано прозой. Это самый чувствительный способ высказать то, что идет от сердца, — то, что не может быть выражено головой. Притча — это способ говорить образами, картинками, не словами.

Наблюдали ли вы, что дети всегда понимают картинки? Именно поэтому в детских книгах так много цветных картинок. Текста не много; много картинок. Прежде всего, они понимают картинки, а текст понимают потом.

В ваших снах вы снова живете в притчах. У вас картинки, картинки и картинки — текста немного. Ваше подсознание понимает только картинки. Ваше сознание натренировалось в языке, словах, но подсознание все еще ребенок.

Когда говорит Иисус или человек, подобный Иисусу, он старается перекинуть что-то вроде моста между собой и вашим подсознанием. Он не проповедник. Когда вам говорит проповедник, он говорит концепциями. Он пытается установить связь от одной головы к другой голове. Когда говорит человек, подобный Иисусу, Будде или Заратустре, он старается установить какую-то связь от своей сокровенной глубины к вашей сокровенной глубине. Он всегда говорит притчами.

Притча становится картинкой. Чтобы понять ее, не нужна логика. Если вы полюбите ее с симпатией, этого будет достаточно; если вы сможете слушать ее с симпатией, этого будет достаточно. Будет достаточно, если вы сможете слушать ее с глубоким доверием; никакой логики не нужно. Притча сама заявит о себе, окружит вас, станет частью вашего бытия. Вы можете забыть откровение, но вы никогда не забудете притчу. Она глубоко впечатается в вас; она останется в вас навсегда. У историй есть способ проникать в сокровенное ядро.

Все сие Иисус говорил народу притчами, и без

притчи не говорил им.

Тогда Иисус, отпустив народ, вошел в дом.

И, приступив к Нему, ученики Его сказали:

изъясни нам притчу о плевелах на поле.

Он должен был использовать эту притчу для народа, для толпы. Ученики хотели узнать, что он имеет в виду. Ученики хотели узнать точное значение притчи.

Он же сказал им в ответ: сеющий доброе семя есть Сын Человеческий:

Поле есть мир: доброе семя - это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого:

Враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы. Посему, как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего:

Пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие

И ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов;

Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их. Кто имеет уши слышать, да слышит!

Простая притча, но очень значительная. Пройдем в нее шаг за шагом:

Сеющий доброе семя есть Сын Человеческий.

Сын Человеческий имеет очень конкретное значение в еврейской литературе. Это выражение использовалось только для пророков. Обыкновенно, те, кого вы называете человеческими существами, еще не являются человеческими существами. Они обладают потенциалом быть ими, но еще не реализовали этот потенциал. Они подобны лишь семенам. Они еще не проросли, они еще не расцвели. Их аромат — всего лишь возможность; его еще нет на самом деле.

Евреи называют человека «сын человеческий», если он совершенно реализовал себя: стал совершенным человеком. Он теперь не только потенциал. Он распустился, он расцвел.

«Сын человеческий» — это очень, очень уважительное выражение. Это выражение, следующее за выражением «сын Божий». И если вы не станете сыном человеческим, вы не сможете стать и сыном Божьим. Прежде всего, реализуйте человеческое существо: настоящее, подлинное, истинное. Потом станет возможным следующий шаг. Потом вы сможете трансцендировать человеческое, и стать сыном Божьим.

Иисус постоянно использует для себя выражение «сын человеческий» — гораздо чаще, чем «сын Божий». Он редко использует выражение «сын Божий» — чаще он использует «сын человеческий», — поскольку для тех, кто не стал еще и человеческим существом, сын Божий — просто миф. Они не поймут этого. Вы понимаете только то, что так или иначе стало действительным внутри вас; вы понимаете только то, что стало частью вас.

Вы частично человеческие существа. Когда Иисус говорит «сын человеческий», тогда хоть часть вас может откликнуться и сказать, да, он прав. Часть внутри вас может довериться ему. Но когда он говорит «сын Божий», он движется в некотором направлении, о котором вы совершенно не осведомлены. Вы не знаете его, вы даже не слышали о нем. Оно не имеет для вас смысла.

Поэтому Иисус использует выражение «сын Божий» очень редко, только с очень близкими учениками, растущими мало-помалу в божественное; чьи руки прикасаются к божественному, кто шел ощупью и теперь вошел в двери; кто достиг небольшого проблеска предельного. Только тогда Иисус использует выражение «сын Божий». В иных случаях он говорит «сын человеческий».

Он же сказал им в ответ: сеющий доброе семя есть Сын Человеческий.

Тот, кто реализовал себя, тот, кто стал по-настоящему человеком, — как вы узнаете его? Ведь эта кристаллизация будет его сокровенным явлением, вы не сможете ее увидеть. Вам не удастся заглянуть внутрь его; вам не удастся понять, что случилось внутри него. Это останется для вас загадкой, это останется спрятанным от вас. Но одну вещь вы сможете увидеть, одну вещь вы сможете увидеть и понять, и это: сеющий доброе семя есть Сын Человеческий.

Вы увидите по его действиям, по его словам, даже по его жестам, что он сеет доброе. Что бы он ни делал, как бы он ни двигался — ходил, сидел, спал, — он постоянно сеет доброе семя. Вся его жизнь — не что иное, как разбрасывание вокруг доброго семени. Куда бы он ни отправлялся, он все время сеет доброе семя.

Он не думает об этом преднамеренно, он не планирует этого, он не предпринимает никаких усилий, он не становится очень опытным в какой-то дисциплине — нет. Естественно... Он не помогает этому. Он вот такой. В нем так происходит; так действует теперь все его существо. Доброта/добрые дела/добро — образ действия того, кто реализовал себя.

Помните, вас выучили прямо противоположному. Вас учили: стань добрым в своих действиях, так ты раскроешь себя. Это неправильно; это взгляд на вещи с неправильной стороны. Настоящие учителя так не скажут. Они скажут прямо противоположное. Они скажут: реализуйте себя, и вы найдете, что ваши действия стали добрыми.

Характер не подлежит культивированию. Культивированный характер аморален, каким бы моральным он ни казался. Культивированный характер — это рабство, это тюремное заключение, и все, кого вы называете людьми характера, все они заморожены, они мертвые люди. Им нужно растаять, чтобы они снова могли течь.

Может быть, они добры, но они дурно пахнут. Может быть, они добры, но с ними очень трудно жить. Может быть, они добры, но они парализуют других — калечат. Если вы живете с ними, они лягут тяжелым грузом на ваши плечи. Они разрушат и уничтожат вас. Они деструктивны.

Когда вы соприкасаетесь с добрым человеком, добрым человеком, доброта которого не навязана, не культивирована, но с таким человеком, который осознал свой потенциал, и теперь доброта его истекает... Доброта его подобна аромату раскрывшегося цветка. Когда цветок раскрылся, аромат его распространяется во все стороны. Не иначе. Иначе можно взять пластиковый цветок и опрыскать его одеколоном. Характер, который нужно поддерживать, который нужно контролировать, подобен одеколону. Такой цветок не настоящий.

Иисус говорит: Сеющий доброе семя есть Сын Человеческий. Поймите, что он сын человеческий. Вы сможете понять это по его действиям. Он не действует согласно морали, согласно дисциплине. Он действует согласно своему сердцу. Вы не увидите его сердца, не увидев его действий. Это ваша слепота.

И никогда не пытайтесь следовать действиям добрых людей. Вот так весь мир стал почти мертвым — огромное кладбище. Я недавно читал, что Павел, Святой Павел, сказал своим людям: «Я имитирую Христа. Вы имитируете меня. Вот путь».

Это опасное учение. Этот человек Павел понял все совершенно неправильно. Он говорит: «Я имитирую Христа. Вы имитируете меня». Он говорит: «Делайте то, что делаю я. Вот путь». Эти люди совершенно уничтожили откровение Христа.

Если вы имитируете, вы останетесь ложными. Вы можете стать подобными Христу, но вы не будете Христом. Вы можете стать подобными Будде, но вы не будете Буддой. Вы будете всего лишь псевдо-Буддой, ложной, неистинной вещью. Это не сделает вас блаженными, это не создаст в вас чувства признательности существованию.

Он же сказал им в ответ: сеющий доброе семя есть Сын Человеческий. Вот способ, с помощью которого вы узнаете его, вот и все.

Поле есть мир: доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого.

Как перевести это слово лукавый — дьявол, вельзевул, сатана — на язык двадцатого столетия? Я называю это: ум.

Будда более современен, более нов, чем Иисус. Будда никогда не скажет такого. Он скажет, что портит ум, не дьявол. «Дьявол» — это символический способ сказать то же самое.

Но и опасный. Поскольку в результате в христианстве дьявол стал очень, очень важным; в христианском уме дьявол стал реальностью. Бог также стал персонифицированной реальностью. Они не персоны, не личности; они оба - интерпретации определенного внутреннего явления.

Это внутреннее явление заключается в том, что ваше существо может действовать двумя способами: или посредством ума, или посредством не-ума. Если вы действуете посредством ума, то это есть то, что Иисус называет лукавый. Если вы действуете посредством не-ума, тогда вы действуете согласно вашей природе. Это то, что Будда называет нирваной: отсутствием эго, анаттой, просветлением.

Вы отделены от ума. Коль скоро вы знаете, как действовать без ума, как обойти его, как отложить ум в сторону, тогда вы действуете в целостности, вместе с целым. Тогда вы в гармонии с ним, тогда вы не похожи на изолированный остров. Вы отдали себя и стали частью материка, континента. Тогда вы не отделены от существования. Не вы существуете,

Бог существует в вас. Тогда эго исчезает подобно капле росы под утренним солнцем.

Поле есть мир; доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого. Враг, посеявший их, есть диавол...

Дьявол не вне вас. Очень хочется думать, что он - вне, ведь тогда вы перебрасываете всю ответственность на него и совершенно освобождаете от ответственности себя. Люди всегда отыскивали козлов отпущения, на которых можно переложить свою ответственность.

Что бы ни было неправильного в вас, вы всегда найдете причину этому в ком-то другом. Кто-то что-то говорит, и вы сердитесь. Вы думаете, что он оскорбляет вас. На самом деле, это вы рассердились, — а не он оскорбил вас. Если бы вы были немного более осознающими, гнева не было бы, не было бы и оскорбления.

Вы перекладываете ответственность на другого. Хорошо себя чувствовать, переложив ответственность на чьи-то плечи. Это один из старейших приемов, которым человеческий ум постоянно защищает себя. Раз вы можете сказать, что отвечает кто-то другой, то сами вы можете расслабиться и можете быть самим собой, кем бы вы ни были. Не нужно преобразовывать себя.

Но если вы видите, что дьявол внутри вас и нет смысла перекладывать ответственность с себя на кого-то другого - проблема в вас, — тогда жить с такой проблемой становится трудно. Жить с такой проблемой становится почти невозможно. Приходит мгновение, когда вы должны отбросить ее; ее становится слишком много. Глупо нести ее дальше. Она не принесет вам пользы; вы просто будете раздавлены под ее весом.

Никогда не перекладывайте ответственности на какого-то дьявола извне. Дьявол внутри — настолько же внутри, насколько внутри и Бог. Если вы действуете через ум, это дьявол. Если вы действуете вне ума — если вы действуете через медитацию, не-ум — это Бог. Бог — это ваша функция. Дьявол — это тоже ваша функция.

Если вы действуете неосознанно, небдительно, не помня себя, вы позволяете войти в вас дьяволу. И помните, я не следую здесь никакому антропоморфизму. Нет никого вовне, кто входил бы в вас. Это лишь способ выражения.

Враг, посеявший, их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы. Посему, как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего: Пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие. И ввергнут их в печь огненную; там, будет плач и скрежет зубов; Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их. Кто имеет уши слышать, да слышит!

Иисус говорит, что добро выживает, а зло умирает. Иисус говорит, что добро вечно, а зло временно. Иисус говорит, что добро остается, а зло мимолетно. Это должно быть понято.

Забудьте его слова, они уже не в духе времени. Христиане все время говорят об этих словах и объясняют их. Слова мертвы. То, что он говорит, очень значительно, и навсегда останется значительным, но язык должен быть изменен.

Послушайте, как по-иному будет звучать это, если я скажу: добро — это то, что выживает. Может быть, временно оно побеждается, но фактически, в конечном итоге, оно побеждает. В Индии мы говорим: «Satya mevajayate... истина побеждает, в конце концов». Может быть, на мгновение покажется, что ложь побеждает, но в конечном итоге так не будет. Ложь есть ложь, и когда-нибудь она проявится. Она не может стать вечной. Только подумайте: как ложь может стать вечной? Она не имеет корней в существовании, она не имеет своего собственного бытия. Даже если она существует на мгновение, она не имеет своего собственного бытия. Даже если она существует на мгновение, она должна заимствовать свое бытие от какой-то истины.

Вот почему всякий раз, когда вы высказываете ложь, вы должны защищать ее. Вы аргументируете в ее пользу, вы пытаетесь доказать ее, и вам нравится говорить: «Это истина». Вы пытаетесь заимствовать бытие и жизнь у истины... для лжи. Но заимствованная жизнь — это ложь. Она может обмануть на мгновение, но она не может обманывать вечно; она не может обманывать постоянно. Однажды она обязательно проявит себя.

Ложь есть ложь; и она не станет истиной. А истина есть истина, может быть, спрятанная на мгновение, неправильно понятая — не услышанная, услышанная неправильно, неправильно интерпретированная, — но истина есть истина. Алмаз есть алмаз. Он может потеряться в грязи, но сам он не грязь и не может стать грязью. В конце концов, он будет обнаружен. Истина вечна. Или лучше будет сказать как раз противоположное: то, что вечно, есть истина.

Не цепляйтесь за то, что не вечно. В противном случае вы живете с ложью. И все время, которое вы будете жить с нею, потрачено напрасно. Ложь проявится, и вы обнаружите, что ваши руки пусты.

Иисус говорит, что, в конце концов, добро выживает, а всякое зло погибает в огне, уничтожается. Поэтому посмотрите, вглядитесь в свою жизнь. Что сеете вы? Мир — это поле, жизнь — это возможность. Что вы сеете?

Сеете ли вы любовь или вы сеете лишь вожделение? Если вы сеете только вожделение, в конце концов, вы узнаете это. И будете сильно раскаиваться, ведь это вожделение было лишь мимолетной фантазией, лишенной почвы, лишенной каких-либо корней. Оно было лишь в уме. Любовь? Вот на нее можно положиться. Тогда вы строите свой дом на скале, не на песке.

Что вы накапливаете в мире? Владения? Вещи? Богатства? Тогда вас обманывает дьявол: посредством ума, посредством амбиции, желания.

Пытаетесь ли вы понять, кто вы есть? Реальное богатство. Единственная вещь, которой вы можете владеть, — это ваше существо, ведь вы уже владеете им. Ничем другим владеть невозможно. Если вы ищете одну вещь, которой вы можете владеть и которая может быть вашей — может быть вашей навсегда, даже смерть не сможет отобрать ее у вас, - вот тогда вы сеете семя, которое Иисус называет сыны Царствия.

Если вы немного бдительны, немного чутки... И я надеюсь, что вы такие. В противном случае вы не можете быть рядом со мной; вы не можете быть здесь. Часть вас уже стала бдительной. Поэтому-то вы здесь. Часть уже стала пробудившейся. Наблюдайте из того угла, который стал светлым. Вглядитесь в свое прошлое. Находите ли вы там то, что может быть вечным, что может быть постоянным навсегда? Если нет, тогда ваша жизнь прошла напрасно. Не повторяйте ее. Выпрыгните из порочного круга, остановите это колесо. Если же вы думаете, что да, что есть что-то, что может быть вечным, тогда поливайте это водой. Защитите это; помогите ему расти.

Вот так человек находит свою религию. Ее не найти в Библии, ее не найти в Гите или Коране. Ее находят в своем собственном переживании. Смотрите, наблюдайте, и все время отделяйте доброе семя от злого. До того, как Бог отвергнет его, пожалуйста, отвергните его сами. Не несите с собой того, что следует бросить в огонь. Не несите с собой того, что умрет.

Будет трудно, тяжело отделять себя от ложного, ведь вы достигли в ложных вещах такой значительности. Вы понапрасну тратите свою жизнь на неважные вещи — это детство.

Человек все время накапливает богатство. Он все время думает, что когда-то в будущем он заживет; прямо сейчас он лишь готовится. Но это приготовление никогда не исполнится. Однажды, внезапно, вы умрете. Накопленное богатство вот оно, и кто-то другой станет владеть им. Такой человек напрасно прожил всю свою жизнь. Он мог бы жить, он мог бы жить красиво — ведь, на самом деле, если вы хотите жить, то все, что нужно, уже дано вам.

Позвольте мне повторить вам это: если вы хотите жить, то все, что вам нужно, уже дано вам. Не нужно готовиться. Всякое приготовление — лишь откладывание, всякое приготовление — лишь уловка дьявола — ума. Ум говорит: как ты можешь жить сейчас? Как ты можешь танцевать? Сначала тебе нужен мраморный пол; потом ты сможешь танцевать.

Сначала заимейте мраморный пол. Потом вы сможете танцевать. Видите в этом фальшь? Если вы хотите танцевать, достаточно пляжа; достаточно земли. Если вы хотите танцевать, вы можете танцевать в любом месте, в любое время. Каждое мгновение так же хорошо, как и другое. Ничего другого не нужно. Нужна только жизнь в вас, и она есть. Вам нужна текущая жизнь, вот и все. Это все, что нужно, чтобы танцевать. Не нужно даже учиться танцам. Сама жизнь — танец. Просто позвольте ему случиться.

Вы хотите петь? Тогда чего же вы ждете? Вы хотите любить? Тогда что же вы откладываете? Это мгновение единственное для этого, и эта жизнь единственная для этого. Забудьте о будущем и начинайте жить здесь и сейчас. И помните, если вы в это мгновение живы, то в следующее мгновение вы найдете себя еще более живым, ведь следующее мгновение рождается из этого.

А если вы упускаете это мгновение, последует великое наказание. Не то чтобы есть кто-то, сидящий на золотом троне на небесах, кто постоянно наказывает вас. Если вы упускаете это мгновение и не танцуете в нем, то мало-помалу вы теряете способность танцевать. Вот оно наказание. Это единственное наказание; нет никого, кто наказывал бы вас.

Если вы молитесь в это мгновение, вы вознаграждаетесь, ведь в следующее мгновение вас ждет еще большая молитва. Если вы не молитесь в это мгновение, вы теряете способность молиться. Мало-помалу вы становитесь абсолютно неспособным к молитве. Тогда вы идете и спрашиваете у людей, как молиться, как медитировать, как любить.

Только посмотрите на абсурдность вопроса: как любить? как молиться? как медитировать? как жить? Абсурдные вопросы... но они показывают нищету, внутреннюю нищету человека. Он все откладывал и мало-помалу все забыл. Каждый ребенок знает, как молиться, и каждый ребенок знает, как любить, и каждый ребенок знает, как танцевать, и каждый ребенок знает, как жить. Каждый ребенок приходит завершенным, в нем все готово. Нужно лишь начать жить.

Видели вы следующее? Если вы плачете, и вас видит маленький ребенок, он подойдет к вам. Он не может говорить, он не может убедить вас не плакать, но он положит свою руку на вашу. Чувствовали вы это прикосновение? Никогда вновь никто не коснется вас так, как прикоснулся ребенок. Он знает, как прикоснуться. Позднее люди просто холодны, тверды. Они прикасаются к вам, но ничего не истекает из их рук. Когда же ребенок прикасается к вам — нежность этого прикосновения, мягкость этого прикосновения является откровением — он изливает в нем все свое существо.

Каждый рождается завершенным для жизни. И чем больше вы живете, тем более вы становитесь способными жить. Вот она награда. Чем меньше вы живете, тем менее вы способны. Вот оно наказание.

Религия, которую вам нужно искать, внутри вас. Вы каждое мгновение должны наблюдать свою жизнь и отбрасывать все, что кажется мимолетным. Это мимолетное может быть очень волнующим, но, в конце концов, оно тщетно. Отбросьте его! Глубоко всмотритесь в те мгновения, которые могут быть не такими волнующими. Вечное не может быть очень волнующим, ведь то, что должно быть навсегда, должно быть очень тихим, спокойным. Конечно, блаженным, но не волнующим. Глубоко блаженным, но без всякого шума вокруг. Более похожим на безмолвие, чем на звук.

Вы должны расти в осознанности, чтобы суметь рассортировать все это. Иначе, в конце концов, вы обнаружите, что прожили напрасную жизнь. Это то, что Иисус называет плевелы на поле.

Кто имеет уши слышать, да слышит!

Еще подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем, идет и продает все, что имеет, и покупает поле то.

Да, так оно и есть. Когда вы узнаете вечное, существенное, бесконечное, когда вы почувствуете это, тогда вы будете готовы пойти и продать все, чем владеете, что накопили. Тогда вы будете готовы продать все, лишь бы иметь это сокровище вечности.

Я повторю снова:

Еще подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем, идет и продает все, что имеет, и покупает поле то.

Именно об этом вся моя санньяса.

Ищите вечное. Какова бы ни была цена, ставьте все на карту, и вы не проиграете. Постараетесь сохранить накопленное, и вы потеряете его. Говорит Иисус: «Те, кто сберег свои жизни, потеряют их; а те, кто готовы отдать их, обретут жизнь — жизнь изобильную».

Беседа 10. Бог стучится к вам все время

9 ноября 1975г., Пуна

Шалтай-Болтай. Сидел на стене. Шалтай-Болтай Свалился во сне. Вся королевская конница, Вся королевская рать Не может Шалтая, Не может Болтая, Шалтая-Болтая, Болтая-Шалтая, Шалтая-Болтая собрать!

Это не о Шалтае-Болтае. Это о вас. Это о человечестве, о человеческом уме — фрагментарном человеческом уме, в котором нет единства, но который стал толпой — толпой, внутри которой идет сражение, толпой, непрерывно находящейся в состоянии войны. Всмотритесь в ваш собственный ум, и вы найдете там Шалтая-Болтая.

В вашем уме нет центра. Там нет хозяина, там только слуги. И у каждого слуги ложная идея о том, что хозяин он. Каждый слуга имеет несколько мгновений, когда он на троне. Он становится хозяином: он ведет себя как хозяин и раздает обещания как хозяин. Потом, в следующее мгновение, его царство проходит. Другой слуга берет верх. Другой слуга не знает, кто был первый. Он и не слышал, что первый обещал. Как он может выполнять его обещания?

Когда вы любите женщину или мужчину, вы даете тысячу и одно обещание, которое не можете выполнить. Вы говорите: «Я твой навсегда». В следующее мгновение, когда любовь прошла, вы даже не помните, что говорили. Если кто-нибудь напомнит вам, вы пожмете плечами. Вы скажете: «Я, должно быть, сказал это вопреки самому себе. Я, должно быть, был не в себе. Я был отравлен, загипнотизирован». Или, вы скажете: «Те слова были лишь поэзией. Я не предполагал под ними слишком многого».

В то мгновение, когда вы влюблены, слуга «любовь», эмоция «любовь», сидит на троне, становится царем. В следующее мгновение, когда любовь проходит и на троне ненависть, вы совершенно иные. Так продолжается все время, колесо крутится. В любое мгновение отправьтесь внутрь. Вы найдете там нового царя на троне, а старый сброшен.

Вы лишь только думаете, что вы есть. Пока продолжается это состояние ума, это состояние Шалтая-Болтая, вы не можете осмысленно сказать, есть ли вы. Вы толпа.

Так случилось: к Иисусу пришел человек и захотел стать его учеником, следовать за ним до самого конца жизни. Иисус спросил его: «Прежде всего, пожалуйста, скажи мне: как тебя зовут, кто ты?» Под этим воздействием, под этим ударом, в этом свете, в этом ослепительном свете Иисуса, человек понял, что его нет. Кто будет следовать? Кто пойдет за Иисусом до самого конца жизни?

Мысль — это не постоянная вещь. К тому моменту, когда вы осознаете ее, она уходит. Она исчезла, ушла прочь. Ее место заняла другая. Это непрерывный процесс.

Тот человек осознал, что его нет. Он осознал, что он не одно лишь имя. Он посмотрел на Иисуса и под этим впечатлением сказал: «Мое имя? Вы спрашиваете мое имя? А я на самом деле не знаю, какое из них мое».

Понаблюдайте за своею жизнью в течение двадцати четырех часов. Внутри себя вы найдете тысячу и одного человека. Вот тогда вы осознаете, что вас еще нет. Вы еще не родились; вы все еще в утробе. Тело вышло из утробы, но не душа. Как тело, вы родились; но как душа, еще нет. И еще вы колеблетесь, рождаться ли; и еще вы боитесь родиться. И еще вы не решили, рождаться ли вам.

Каждому рождению предшествует смерть. Вы рождаетесь как тело вне утробы. Жизнь внутри утробы умирает перед тем, как вы рождаетесь к жизни вовне. И вы рождаетесь как одно, только тогда, когда все Шалтаи-Болтаи в вас умирают, когда исчезают все мысли, когда исчезают все настроения. Когда небо больше не покрыто облаками, когда оно является пустым, — когда вы пусты, — Шалтаи-Болтаи исчезают.

Запомните, когда я говорю о пустоте, я не говорю об отрицательной пустоте. Всякий раз, когда я говорю «пустота», я имею в виду такую пустоту, при которой вы наполнены. Небо пусто и полно. Полно собой, пусто от облаков. Пусто от постороннего элемента, полно своей собственной природой.

Когда вы пусты от мыслей, тогда вы есть. Когда вы пусты от всех настроений, тогда впервые вы рождаетесь, воскресаете. Тогда рождается сын человеческий, о котором говорит Иисус. Вы становитесь совершенными.

Прямо сейчас вы толпа, сумасшедший дом. Да, это верно: Шалтай-Болтай сидел на стене. Вы тоже сидите на стене, откуда каждое мгновение можете свалиться. Эго все время отыскивает место выше и выше, на которое можно усесться; оно хочет быть на вершине.

Шалтай-Болтай сидел на стене. Эго всегда сидит на стене. И чем выше уходит стена, тем опаснее будет падение.

Шалтай-Болтай свалился во сне. Всякий раз, когда падает эго, оно падает потрясающе — ведь оно поднималось и поднималось все выше и выше. Приходит момент, когда вы уже не можете на такой высоте сохранять равновесие. Вся жизнь — это политика добраться выше и выше. Вся жизнь - желание и амбиция добраться до высочайшей вершины, до Эвереста — выше всех. Но потом когда вы падаете, падение будет сильным.

Шалтай-Болтай свалился во сне. Вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая, не может Болтая, Шалтая-Болтая, Болтая-Шалтая, Шалтая-Болтая собрать! Тогда никто не сможет собрать вас. Вся королевская конница, вся королевская рать... Даже если весь мир займется вашей сборкой, это будет невозможно. Эта работа не может быть выполнена.

Каждый день я встречаюсь с людьми, которые хотели бы, чтобы я собрал их. Это невозможно! Никто не может собрать вас, ведь всякая сборка снова поместит вас на стену. Эта сборка снова будет ложной. Эта сборка снова будет подобна сну, под ней фрагменты продолжат свое сражение: война будет продолжаться.

Да, как-то с этим можно управиться. Это то, чем на Западе постоянно занимаются психоаналитики. Они собирают Шалтая-Болтая. Всякий раз, когда кто-то падает со стены... Этой стеной может быть Вашингтон или Уолл-Стрит в Нью-Йорке; это может быть Мэдисон Авеню, или Дели, или Москва — стена может быть где угодно. Все, что дает вам ощущение того, что вы кто-то, и есть стена.

Когда кто-нибудь падает, психоаналитики пытаются собрать его. Это то, что они называют «сделать его снова нормальным». Он стал ненормальным. Теперь он не может удерживать свои части собранными — части разбегаются от него во все стороны. Он как рассеянное облако. Его со всех сторон подбивают; собирают снова. Его ставят на землю, пытаются как-то отрегулировать его.

Вот в этом различаются западный психоанализ и восточный подход, и различаются потрясающе. На Востоке, если вы отправитесь к Будде, он не станет собирать вас. Он скажет:

«Благословенны вы оттого, что упали. Оставьте теперь все эти части как есть. Не нужно собирать их. Это хорошо, это благословение Божье, что вы разрегулировались», — ведь только в глубокой разрегулированности возникает возможность революции.

Когда вы отрегулированы, вы даже не осознаете, что понапрасну тратите жизнь — в клубе, на рынке или даже в храме. Если вы респектабельный гражданин, то это означает, что вы все еще сидите на стене. Респектабельный гражданин — уважаемый людьми, ваша целостность хорошо известна.

А какого рода целостность возможна для вас? Она не может быть более чем фасадом, камуфляжем, ложным лицом. Это лицо кажется одним, но за маской прячется еще тысяча и одна маска. Падение неизбежно в любой день.

Тогда и соберутся психоаналитики. Вся королевская конница и вся королевская рать будут пытаться собрать вас, будут пытаться скрепить вас. Но они не помогают вам. Они на самом деле пытаются сделать вас нормально ненормальными, обыкновенно сумасшедшими, вяло сумасшедшими, чтобы вы могли соответствовать тем другим сумасшедшим людям, которые окружают вас. Вам дают транквилизаторы, вам дают электрический шок, вам будут делать многое, чтобы помочь вам вернуться к вашему «я». А у вас нет никакого « я ». У вас его никогда и не было!

Сильное падение — это великое благословение. Не пытайтесь собрать свои части. Оставьте их, как они есть, и бегите. Если вы придете к Будде, он скажет: «Оставьте эти части, как они есть. Хорошо, что они развалились. Теперь растите вне них». Вы выходите из этого Шалтая-Болтая, не испорченными им. Вы становитесь небом.

Не беспокойтесь об облаках. Не беспокойтесь о мыслях. Становитесь осознающими. При осознавании вы не собираетесь. Внезапно вы поймете, что всегда были собраны. Этот Шалтай-Болтай был только на периферии. Внутри, в глубочайшем ядре, в сердцевине вашего существа вы всегда были едины. Никогда не было по-другому, но вы не осознавали этого.

Когда вы приходите ко мне, я не собираю вас. На самом деле, если вы приходите ко мне, чувствуя, что вы собраны, я толкну вас: я крепко толкну вас, чтобы столкнуть со стены, чтобы вы сильно упали. Когда вы разбросаны, возникает возможность. Когда вы разбросаны, вы можете трансцендировать. Вы можете наблюдать, что произошло.

Настоящее, сокровенное ядро едино. Это то, что мы называем атманом, наивысшей самостью. Это то, что мы называем «Христос». Иисус — это Шалтай-Болтай; Христос - это центр, Гаутама Сиддхартха — это Шалтай-Болтай; Будда - это сокровенный центр. Вардман — Шалтай-Болтай; Махавира — центр.

Я чувствую пустоту... и глубокое острое желание. И кажется, что нет способа находиться в состоянии восприятия.

Оставайтесь с этим.

Есть два типа пустоты. Один тип — отрицательная пустота; другой — положительная пустота.

Отрицательная пустота — это одиночество. Вы теряете присутствие чего-то или кого-то. Вы не наслаждаетесь чистотой уединенности. Вы теряете... Жена умерла, и вы чувствуете пустоту. Ее присутствие было своего рода наполнением, ее присутствие давало вам ощущение наполненности. Теперь она умерла. Теперь вы чувствуете пустоту, вы скучаете без нее. Эта пустота отрицательная.

И есть положительная пустота. Положительная пустота не скучает по отсутствию кого-то другого. Напротив, она лелеет, смакует присутствие одного. Когда вы сидите в уединении — просто наслаждаясь собой, просто восхищаясь бытием, — вы пусты, но эта пустота положительная.

Отрицательная пустота — от дьявола, положительная пустота — от Бога. И то и другое пустота, но в их качестве есть потрясающее различие. Нужно двигаться в направлении положительной пустоты. Это и происходит.

«Я чувствую пустоту... и глубокое острое желание. И, кажется, нет способа находиться в состоянии всеприятия». В этом нет необходимости. Просто допустите эту пустоту; не пытайтесь изменить ее. Так через заднюю дверь входит ум.

Шалтай-Болтай ушел. Теперь оставайтесь с этой пустотой. Смакуйте ее! Она прекрасна; нет ничего подобного ей. Это невинность; это безмолвие; это покой; это девственность. Когда Шалтай-Болтай уходит от вас впервые, тогда из-за вашего незнания положительной пустоты, — вы знали лишь отрицательную пустоту, — вы неправильно интерпретируете эту пустоту. Вы думаете, что это та же пустота; та же отрицательная пустота. Вы хотите выйти из нее.

В этом нет необходимости. Расслабьтесь в этой пустоте; будьте в ней. Допустите ее, и не пытайтесь никаким образом изменить или модифицировать ее.

Это трудно! Это смерть, настоящая смерть, из которой придет воскрешение. Это крест, настоящий крест. И каждый ежедневно должен нести его. И не только ежедневно, но еще и танцуя — приветствуя его, чувствуя глубокую благодарность.

Когда вы входите в эту пустоту впервые, вам кажется, что это та же самая пустота. Естественно, ведь вы не знали ее раньше. Допустите ее, оставайтесь с ней — вот что я хотел бы сказать вам. Не старайтесь думать вне нее. Будьте ею! Внезапно фокус изменится, изменится гештальт, психическая структура. Внимание сдвинется — вы смотрите на пустоту, и она больше не является одиночеством; она становится уединенностью. Она больше не является изоляцией; она становится бесконечным присутствием. Вы исчезли... и в этом исчезновении появляется Бог. Бог и вы — это лишь гештальты. Если есть вы, Бог прячется. Когда вы исчезаете, он проявляется. Когда вы снова возвращаетесь, он прячется. Само ваше присутствие прячет его; ваше присутствие действует как облако.

Наслаждайтесь пустотой, допускайте ее... любите ее. Оставайтесь в ней все больше и больше. Когда у вас есть время, не тратьте его где-нибудь. Закройте глаза; будьте пустыми. Вскоре вам откроется красота этого состояния. Мало-помалу вы ощутите вкус нового вина — абсолютно нового, поскольку вы не знали его ранее. Хотя оно и было всегда, вы не пробовали его раньше. Оно подействует на вас, оно сделает вас более восторженными. Через него вы преобразуетесь.

Не пытайтесь искать выход. Из этого нет выхода, поскольку это все. Вам не удастся никуда выйти. Единственный выход — снова вернуть Шалтая-Болтая. Единственный выход — ум снова начнет работать, из страха. Вы соберете свои мысли, вы установите связи; вы отправитесь на рыночную площадь, вы затеряетесь в толпе. Тогда вы не пусты, но тогда вы и упустили — вы упустили дверь, которую искали на протяжении многих жизней.

Я чувствую пустоту. Я плачу. Что дальше?

Это отрицательная пустота. Иначе вы не плакали бы; вы бы смеялись. Эта пустота подобна одиночеству, а не уединенности. Эта пустота не является глубоким присутствием; это просто отсутствие. Эта пустота — лишь смерть, и нет в ней воскрешения.

Вот почему приходит плач. Вы наполняете свою пустоту плачем, слезами. Это трюк ума. И вот почему возникает вопрос: «Что дальше?» — ведь когда вы чувствуете отрицательную пустоту, вы хотите наполнить ее чем-нибудь. Вам очень хочется, чтобы что-нибудь случилось: какая-нибудь связь, какое-нибудь достижение, какая-нибудь лотерея... что-нибудь случилось. «Что дальше?»

Пустота, когда она отрицательна, никогда не дает покоя себе. Это размышление о будущем. Это надежда на то, что в будущем этой пустоты не будет, «и я буду исполненным».

Пустота, когда она отрицательна, создает будущее. Пустота, когда она положительна, не имеет будущего для себя.

Для нее нет ничего дальше; вы уже дома. Нечему быть дальше. Она достаточна сама по себе.

Этот тип пустоты, отрицательная пустота, должен быть отброшен. Он не исходит из медитации; он исходит из жизненных разочарований. Он не исходит из любви; он исходит из разочарования, которое каждому несет вожделение. Это следствие неудачи.

Положительная пустота случается, когда вы находитесь в глубокой внутренней удовлетворенности; отрицательная пустота случается, когда вы глубоко разочарованы. Жизнь вам кажется бессмысленной. Что бы вы ни делали, вы делаете как робот, механически. В этом нет романтики. Вы влачите свою жизнь; в ней нет танца. Вы не можете петь, вы не можете быть счастливыми, вы не можете праздновать.

Отбросьте этот тип пустоты! И этот тип пустоты может быть отброшен только в том случае, если вы попытаетесь изменить отрицательную пустоту, на положительную. Больше медитируйте, и медитируйте без ожиданий. Больше любите, и любите без ожиданий.

Если вы чего-то ждете от любви или медитации, вы добьетесь лишь разочарования, и получится отрицательная пустота. Если вы любите из чистой радости любви, если вы медитируете из чистого восхищения медитацией и не держите в уме никакого результата — вы не ориентированы на цель, — вот тогда приходит пустота, являющаяся положительной. Вы начинаете ощущать полноту существования. Вы впервые начинаете ощущать, что вы есть. Ощущается бытие, и это бытие потрясающе прекрасно, блаженно. Это сат-чит-ананда: это существование, это сознание, это блаженство.

Всегда помните, что надо остерегаться отрицательного. Двигайтесь от отрицательного к положительному; и когда случается положительное, оставайтесь с ним. Допускайте его. Открывайте себя ему целиком, будьте ранимы им - откройте все двери и окна, чтобы положительное могло входить отовсюду, и могло полностью затопить вас. Тогда оно становится вашим воскресением.

Что есть божественная воля и как она действует через индивидуума, отказавшегося от себя?

Это интеллектуальный вопрос. Напрасный. Нелепый. Он возникает в интеллекте, потому что интеллект не в состоянии понять. Запомните навсегда, интеллект — это не разум. Вы не найдете вещи более глупой, чем интеллект.

Интеллект — это не разум. Разум существенен, интеллект заимствован. Вы не знаете, что есть божественная воля, вы не знаете, что есть индивидуум, отказавшийся от себя, - отсюда и этот вопрос.

Этот вопрос похож на следующее: вы не знаете, что такое свет, и спрашиваете: «Когда мы вносим свет в комнату, то должен ли он бороться с тьмой, чтобы уничтожить ее?» Или:

«Когда мы вносим свет в комнату, сколько времени потребуется тьме, чтобы покинуть комнату».

Вопрос абсурден, поскольку вы знаете, глуп, поскольку вы знаете. Вопрос выглядит глупым, поскольку вы знаете, что тьма не существует сама по себе. Когда вы вносите свет, это не означает, что тьма уходит. Закройте все двери и смотрите! Поставьте в дверях стражу и смотрите! Спросите у стражи: «Вы видели, как уходит тьма?»

Когда вы вносите свет, само присутствие света — смерть для тьмы, ведь тьма не имеет своего собственного существования. Она — лишь отсутствие света. Когда есть свет, тьмы нет. На самом деле, ее никогда и не было. Она — просто отсутствие. Вот почему невозможно внести тьму. Если в комнате вам нужно немного больше тьмы, вам не удастся внести ее. Вы не можете пойти к соседям и попросить немного тьмы, вы не можете носить ее мешками, вы не можете заставить или убедить ее прийти к вам.

Непосредственно с тьмой вам ничего не удастся сделать. Наблюдали ли вы тот факт, что если вы хотите что-то сделать с тьмой, вы должны сделать что-нибудь со светом, не с тьмой? Если вам нужно больше тьмы, вы должны повесить на окна занавески. Вы что-то делаете со светом, чтобы он не мог войти, вот и все. Если вам нужно больше тьмы, то вы должны выключить свет. Если вы не хотите тьмы, вы должны включить свет. Но вы что-то делаете со светом, вы ничего не можете сделать с тьмой. Тьма — это отсутствие, она не существует.

Теперь прислушайтесь к вопросу: «Что есть божественная воля и как она действует через индивидуума, отказавшегося от себя?» Отдавшая себя воля божественна, неотдавшая себя воля не божественна. Нет другой божественной воли, кроме отдавшей себя.

Отдавшая себя воля божественна; неотдавшая себя воля не божественна. Неотдавшая себя воля есть эго, а отдавшая себя воля есть отсутствие эго. Когда эго исчезает, как может существовать индивидуум? С исчезновением эго индивидуальное тоже исчезает, умирает.

Это не означает, что есть отдавший себя индивидуум и божественная воля, работающая через него. Отказавшийся от себя индивидуум и есть божественная воля. Его теперь больше нет. Есть только Бог. Он же стал вакантным, он стал пустым. В эту пустоту входит Бог. Индивидуума же больше нет.

Это слово «индивидуум» очень красивое, но оно использовалось очень неправильно. Индивидуальный означает «неделимый» — то, что не может быть разделено. Вас нельзя называть индивидуумами, это неправильный язык. Вы дивидуумы, вас можно разделять. Индивидуален только Бог. Когда исчезает дивидуум, появляется индивидуум. Но здесь нет двойственности. Это не вы, через вас действует Бог. Это снова эго.

Однажды ко мне пришел Гандхиан и сказал: «Махатма Ганди обычно говорил: "Я лишь инструмент божественной воли". А Кришна говорит: "Я Бог"; Иисус говорит: "Я Бог"; Мансур говорит: "Я Бог". Провидцы из Упанишад говорят: "Ахам брамхасми... Я абсолют"». Гандхиан сказал мне: «Эти люди кажутся эгоистами. А Ганди смиренен».

Я сказал ему: «Не обманывайтесь очевидным. На самом деле, Ганди является эгоистом, когда говорит: "Я инструмент божественного". Вот оно эго, действующее как инструмент. Если эго уходит, то даже такое большое различие оказывается невозможным: что Бог что-то делает через меня. Когда эго ушло полностью, это различие невозможно. Тогда не Бог входит через что-то внутри вас. Тогда вы Бог. Вы не инструмент; вы стали самим Богом».

Это очень трудно понять. Когда Кришна говорит: «Я Бог!» — это выглядит эгоистично. Это звучит эгоистично;

Ганди представляется более смиренным, менее эгоистичным. Но не обманывайтесь кажущимся. Ганди более эгоистичен. Конечно, эго очень смиренно, очень благочестиво — его можно назвать религией, — но оно есть: отшлифованное, задрапированное, очищенное. А очищенный яд еще более ядовит, очищенное эго еще более опасно.

Кришна может сказать: «Я Бог», — поскольку он не Бог. На самом деле, это не Кришна говорит: «Я есть Бог». Это Бог говорит: «Я есть». Кришны нет больше. Он предстает перед Арджуной, поскольку наши глаза слепы. Он предстает перед нами, поскольку мы не можем видеть. Когда Кришна говорит: «Я есть Бог», — мы думаем, что это говорит Кришна. На самом деле, Кришны больше нет. Это говорит Бог. «Я есть! Я есть!» — вот и все.

Самоотречение, отдача себя - это то, что требует обучения, или то, что случается?

Для вас это будет то, чему учатся. Для меня — то, что случается.

Если я скажу, что отдача себя случается, то вы скажете:

«Что же мы можем поделать? Нам нужно ждать», — и вы будете ждать, оставаясь такими, как есть. Самоотдача не случилась до сих пор, потому что для вас таких, какие вы есть, она не может случиться. Вы будете ждать, оставаясь такими, как есть. Она никогда не случится.

Я знаю, что она случается, но случается в подходящие моменты. Она случается, когда ваше существование настроено. Она случается, когда вы гармоничны, когда вы не хаос, не конфликт, но глубокая гармония.

Да, самоотдаче нельзя научиться. Ведь кто будет учиться ей? Вы? Вы — преграда. Научившаяся преграда — даже еще большая преграда, чем невежественная. Кто будет упражняться в отдаче себя? Все, что достигается упражнениями, упражняется посредством эго. Это усиливается благодаря этим упражнениям. Так что, на самом деле, научиться самоотдаче нельзя. Вы должны допускать ее.

И вот этому допущению нужно научиться! Вы должны открыть для себя путь, ведь вы же очень упрямы. Все, что может быть выучено, выучивается в отрицательном смысле. Вам же нужно открыть для себя путь: допускать, не сопротивляться. Вот этим-то вещам и можно научиться. Когда вы научитесь им, случится самоотдача.

Самоотдача — это не то, что вы можете делать... но вы можете ей препятствовать. Это нужно понять. Это похоже на то, как вы сидите в темной комнате: темно и двери закрыты. Свет ждет снаружи. Вы открываете двери. Когда вы открываете их, входит свет. Не то чтобы вы внесли свет. Как вы можете внести его? Нет у вас такого способа. Как можете вы вносить свет? Вы лишь открыли дверь: он входит. Его вхождение случается, но открывание двери должно быть сделано. Вот она отрицательная часть.

Вы должны научиться быть в состоянии всеприятия, вы должны научиться расслабляться, вы должны научиться не сопротивляться, не быть упрямыми, не быть отрицательными, когда Бог стучится в ваши двери. Как говорить «да» и не говорить «нет» — вот этому нужно научиться.

И помните: Бог стучится каждое мгновение. Каждый удар сердца может быть его стуком. С каждым вдохом входит он; и с каждым вдохом вы движетесь. Он окружает вас. Он всегда за углом, рядом. Иисус все время говорит: «Вернитесь, покайтесь, царство Божье в ваших руках». В руках — это эмфаза, акцент.

Самоотдаче нельзя научиться, она случается. И это хорошо, что она случается. Если бы ей можно было научиться, она была бы ниже вас. Она же такое огромное явление. Она не похожа на каплю, падающую в океан. Как раз наоборот: океан впадает в каплю, Бог нисходит в вас.

Вам просто не нужно бояться и дрожать, вот и все. Когда придет Бог, скажите: «Да, входи. Добро пожаловать». Поклонитесь. Откройте двери вашего сердца, будьте уязвимыми. Позвольте ему двигаться через и посредством вас.

Вы можете научиться, как быть в состоянии всеприятия; вы не можете научиться, как отдавать себя. Когда вы в состоянии всеприятия, тогда внезапно, однажды... Никто не может предсказать, когда. Не беспокойтесь об этом; это «когда» несущественно. Когда вы ждете, находясь в состоянии всеприятия, однажды случится настройка. Мало-помалу вы становитесь единым со всем существованием; страх исчезает. Вы больше не обороняетесь, вы больше не боитесь. Вы говорите: «Добро пожаловать все».

Вот почему я все время говорю вам: больше учитесь говорить да. И посмотрите: вашего нет слишком много. Действительно, ваша тенденция — всегда говорить нет. Вы говорите да, но с большими колебаниями; вы говорите нет - с большим удовольствием. Ваше нет - обладает силой; ваше да - почти бессильно. Вы вынуждены, поэтому и говорите его.

Если есть какая-нибудь возможность сказать нет, вы скажете нет.

Станьте говорящими да. Не только словами, но и существом. Допустите больше и больше да в ваше бытие. Это то, что я называю быть теистом. Теист — это тот, кто говорит да. Приходит момент, когда он говорит да даже страданию, даже боли, даже смерти. Вот тогда вы полностью уязвимы. Вы не обороняете себя: вокруг вас нет брони; вы полностью обнажены. В такой момент, однажды, когда-нибудь, где-нибудь, случится настройка. Вы настроены на все существование, и оно впадает в вас. Это то, что случается.

Этому нельзя научиться. И это хорошо, что этому нельзя научиться, в противном случае вы сделали бы это техникой. Это не техника. В конечном итоге, все прекрасное, истинное и доброе не является техничным. Из этого нельзя сделать технологии. А религии делали именно это — пытаясь создать технологии, — и они разрушили все прекрасное.

Молитва не является техникой. Это разговор между сердцами. Или — молчание между двумя сердцами. Это глубокое понимание, благоговение. Ощущение неизвестного присутствия вокруг, повсюду, глубокое благоговение. Вы не можете сказать ни единого слова. На самом деле, как вы можете сказать что-нибудь? Когда вы в глубоком благоговении, все слова кажутся бесполезными; все слова кажутся помехой. Когда тишина и музыка тишины окружают вас, произносить хоть слово будет глупостью. Вы в глубоком трепете. Все остановилось. Вот тогда это молитва.

Церкви и храмы постоянно учат вас молиться. Они говорят вам, как это нужно делать. Молитва не делается так. Так вы можете научиться чему-то, что абсолютно ложно, фальшиво. Все великое, все запредельное случается. Оно не имеет ничего общего с вашим деланием.

Но не поймите меня неправильно и не думайте: какой же тогда смысл делать что-либо? Медитировать, молиться - какой смысл? Нет, я просто говорю: вам нужно будет медитировать, вам нужно будет молиться, вам нужно будет делать многие вещи, чтобы подготовить себя. Когда чашка готова, Бог нальет себя в вас. Вы не можете заставить его наливать себя, это совершенно верно, но вы должны подготовить чашку. Вы должны произвести чашку из вашего сердца.

Он уже изливается. Никогда не было иначе. Он льется дождем, он изливается, но ваша чашка не готова. Или, даже если и готова, то стоит вверх дном. Он все время изливается, а вы остаетесь пустыми. Вы совершаете сиршасану, стойку на голове. Он все время изливается, но ваша чашка не принимает. Она находится не в том положении, в котором возможен контакт.

Научитесь, как быть чашкой. Научитесь, как держать чашку правильной стороной вверх.

Бхагаван, что я могу дать вам? И что я могу взять от вас? И кто я?

«Что я могу дать вам?» Вы не можете дать мне ничего. И что вы можете взять от меня? Вы не можете взять ничего. Но ваше «ничто» отрицательно, а мое «ничто» — положительно.

«И кто я?» Между этими двумя «ничто» — всего лишь мимолетная волна между этими двумя берегами из «ничто». Вы есть между «ничто» отрицательным и «ничто» положительным. Просто волна.

Попытайтесь понять это. Вы не можете дать мне ничего, поскольку у вас ничего нет. Я могу дать вам все, поскольку у меня тоже нет ничего. И между этими двумя «ничто» находится ваше эго: лишь дрожание, лишь волна, напряжение. Если вы принимаете меня, эго исчезнет. Если вы готовы принимать меня, вы уже должны отдать свое эго.

Двигаться от «ничто» отрицательного к «ничто» положительному — это двигаться от мира к Богу. Между ними двумя — эго.

Когда вы говорите об экстазе, который доступен сейчас и который станет нашей агонией, когда вы уйдете, я чувствую себя таким неполноценным и таким бессильным, что единственное, что я могу делать, это лишь стучаться головой в стену.

Это не поможет вашей голове! Стена же может стать просветленной...!

Стучаться головой недостаточно, но отбрасывание головы может помочь. Стучаться: голова всегда хочет делать это. Это то, что вы делали всю свою жизнь — стучались головами, сражались. Не пытайтесь стучать. Просто отбросьте голову, будьте без головы.

Испытайте это как медитацию. Это одна из самых прекрасных медитаций тантры. Ходите и думайте, что головы больше нет — одно лишь тело. Сидите и думайте, что головы больше нет — одно лишь тело. Постоянно помните, что головы больше нет. Представляйте свой облик без головы. Сделайте свое увеличенное изображение — без головы. Посмотрите на него. Опустите ниже свое зеркало в ванной комнате, чтобы не видеть в нем своей головы — только тело.

Несколько дней такого напоминания себе, и вы почувствуете такую невесомость, такое потрясающее безмолвие, ведь проблема именно в голове. Если вы сможете представить себя без головы... И так можно представить, это не трудно. Тогда все больше и больше вы будете центрироваться в сердце.

Вот сейчас именно тот момент, когда вы можете представить себя без головы. Тогда вы немедленно поймете, что я говорю. Не будет провала между тем, что я говорю, и тем, что вы понимаете. Это голова создает всю чепуху.

Но, пожалуйста, не стучите ею об стену, ведь стене это может не понравиться. Стена может быть еще не готовой к получению просветления. Стучите головой об пустоту, а не об стену. Тогда она отпадет.

Быть без головы — это быть в медитации. Быть совершенно без головы — это достичь недостижимого. Ваша голова - ваше безумие. Если вы можете представить себя без головы, то все безумие исчезнет. Просто испытайте это. Попытайтесь. Это один из самых потенциальных методов.

Можно ли стать просветленным во сне?

Не только возможно — всякий раз, когда это случается, это случается во сне. Все, о чем вы думаете, как о своем бодрствующем сознании, еще не является бодрствующим, еще является спящим. Вы думаете, что, сидя здесь, передо мной, вы бодрствуете? Я не вижу этого. Я слышу ваш храп. И если вы прислушаетесь, то и сами можете услышать его: глубокий храп внутри, глубокий сон — и сны, сны.

Во сне случаются только сновидения. В нашей стране мы настаиваем на этом постоянно: ваш мир иллюзорен, это майя. Когда Шанкара говорит, что мир есть майя, он говорит не о своем мире. Он говорит о вашем мире. Ведь во сне можете ли вы знать, что есть настоящее? Сон искажает, сон создает совершенно иной мир: мир сновидений. Все, что вы называете вашей жизнью, сделано из того же вещества, что и сновидения. Это вещество снов.

Поэтому всякий раз, когда вы становитесь пробудившимися и просветленными, это происходит во сне. Будда стал просветленным — или Иисус, или Заратустра, или Лао-цзы - все они стали просветленными во сне. Сон был прерван: они пробудились ото сна. Они огляделись вокруг: сна нигде не было; все стало совершенно иным. Это то, что они называют Богом, нирваной, истиной, брахмой, царствием Божьим. Так они называют это. Это не ваш мир; это пробуждение. Просветление — это как раз пробуждение ото сна. Это осознание.

Вы заблудились в своих снах. Ваша субъективность полностью завалена сновидениями. Это очень похоже на то, как вы ходите в кино. Вы хорошо знаете, что на экране ничего нет. И все же вы обманываетесь. Когда начинается кино, экран наполняется картинами. Просто игра света и темноты, просто очень тонкое вещество сновидений, и вы заблудились. Вы забыли себя. Вы забыли зрителя, вы стали частью действия. Иногда вы можете плакать и рыдать, когда на экране случается какая-то трагедия. Иногда вы можете смеяться; иногда вы можете становиться очень напряженными. Вы следуете за всем тем, что происходит на экране. Ничего не происходит, но на два, три часа вы совершенно теряетесь.

Такова жизнь. На семьдесят лет, восемьдесят лет вы совершенно теряетесь. Будда — один из тех, кто пробудился в кинотеатре, внезапно встряхнул себя и понял, что нет ничего, — только широкий экран, покрытый белыми и черными тенями; покрытый неистинным, сноподобным веществом. Он рассмеялся — не над тем, что увидел, а над собой — и вернулся домой. Нет смысла оставаться в этом кинотеатре. Он понял. Он больше не часть сновидения; он пробудился.

Испытайте это. Как-нибудь сходите в кино и понаблюдайте, как вы становитесь настолько неосознанными, что все нереальное начинает казаться вам реальным. Тогда снова и снова возвращайте себя. Становитесь осознающими. Встряхните тело, посмотрите снова и вспомните, что это белый экран и на нем ничего нет. И снова наблюдайте. Через несколько секунд вы снова уйдете. Снова вашим сознанием завладеет вещество сна. И снова вы наслаждаетесь, следите за действием. Снова вспомните!

Это тот же самый процесс, который Будда делает в мире. Кинотеатр может быть совершенным местом для медитации, если вы можете помнить. Тот день, когда вы сможете непрерывно на протяжении трех часов помнить, что нет ничего... И помните, не нужно повторять это: нет ничего. Это не поможет. То, что нет ничего, должно быть познано. Вы должны постоянно помнить, что вы лишь свидетель, что вы должны наблюдать, что вы не влияете ни на что происходящее.

Когда впервые появилось стереоскопическое кино, оно произвело суматоху в мире. Когда новое стереоскопическое кино впервые было показано в Лондоне... Лошадь приближалась на полном скаку. Люди пугались. Это было объемное кино; лошадь была почти как настоящая. Люди даже освобождали проход, по которому лошадь могла бы пробежать. Настолько настоящей она выглядела!

Ваша реальность — всего лишь стереоскопическое сновидение. Нужно пробудиться. И пробуждение обязательно происходит во сне, поэтому не имеет значения, какого типа сон вы видите.

Вот почему я говорю, что нет необходимости менять сновидение. Вы можете пробудиться, где бы вы ни были. Вы можете видеть себя грешником, преступником; вы можете быть в тюрьме. Или вы можете думать о себе, как о великом Махатме. Вы можете быть в храме, и вам могут поклоняться тысячи и тысячи людей. Это не имеет значения. Махатма в глубоком сне, если он верит в то, что видит, и оказывается под влиянием поклонения, которое посвящается ему. Если кто-нибудь оскорбляет его, и он чувствует гнев, досаду, то тогда он настолько же во сне, насколько и грешник в тюрьме.

Все это не относится к изменению сновидения: к тому, чтобы сначала стать Махатмой, а не преступником. Из грешника вы можете стать праведником. Это глупо. Зачем зря тратить время, когда вы можете пробудиться прямо оттого состояния, в котором находитесь? Вы можете стать просветленными, находясь в тюрьме, вы можете стать просветленными прямо из того состояния, в котором вы есть. Вы грешники, хорошо, — ведь грех такой же сон, как и ваша праведность. Пробуждение одинаково.

Ночью во сне вы увидели, что вы убийца. Утром, когда вы проснетесь, это не будет вас беспокоить. Вы не станете повторять: «Я буду каяться. Я был убийцей во сне». Вы просто посмеетесь над всем этим. Вы не будете обвинять себя. Ведь это был только сон. Или вы видите во сне, что стали великим Махатмой, великой душой: праведником, которому поклоняются миллионы. Утром, когда вы проснетесь, вы не пойдете рассказывать людям, каким великим Махатмой вы были во сне!

Есть одна дзэнская история. Великий учитель проснулся утром. Он позвал своего лучшего ученика и сказал:

«Подойди ко мне. Я видел сон, я расскажу его тебе. Интерпретируй его».

Если бы ученик был Фрейдом, или Юнгом, или Адлером, он был бы потрясающе счастлив, он немедленно начал бы интерпретировать сон. Но ученик был медитатором, не Юнгом, не Фрейдом. Он сказал: «Подождите. Не говорите ерунды. Я принесу воды, чтобы вы могли умыть свое лицо».

Он принес кувшин с водой. Пока учитель умывал свое лицо, мимо проходил другой ученик. Учитель сказал: «Подойди сюда. Я видел сон. Не хотел бы ты интерпретировать его?»

Ученик обернулся. Он сказал: «Подождите. Чай готов, и я принесу вам чашечку чая. Тогда вы придете в чувство!» Сон не стоит даже того, чтобы его интерпретировать.

Учитель был счастлив. Рассказывают, что весь тот день он танцевал. Он говорил: «По крайней мере, два ученика...» Он говорил: «Если бы вы интерпретировали мой сон, я выгнал бы вас из моего монастыря», — ведь сон — это чепуха, а пытаться интерпретировать его еще большая чепуха.

То, что сделали эти ученики, было наилучшей интерпретацией. Первый принес кувшин с водой и сказал старому учителю: «Умойте свое лицо, и вы скорее проснетесь».

Другой принес чаю. «Просто выпейте чаю, немного горячего чаю, и это приведет вас в чувство. Вы станете более сознательным».

Нужно сознание, а не интерпретация. Все сновидения одинаковы: нет хороших снов и нет плохих снов. Как могут быть сны хорошими или плохими? И те, и другие нереальны. В нереальности нельзя провести разделения между хорошим и плохим. Морально, аморально; грешник, праведник — все это сновидения. Не пытайтесь менять одно сновидение на другое. Все это цепи. Стальные или золотые, не имеет значения.

Пробудитесь! Все пробудившиеся просто стоят с кувшинами воды и чашечками горячего чая...

Когда вчера вы говорили, что все, что случается с нами, — это наш собственный выбор, наше собственное решение, тогда на меня внезапно снизошло, что это действительно просто: просто стать положительным, просто позволить умереть старым шаблонам, просто быть; просто и даже естественно случиться просветлению. Не это ли «пробуждение»?

Это просто размышление о пробуждении. Еще немного, еще один прыжок.

Не обманывайтесь этим. То, как все идет, — хорошо, но зашло оно еще не слишком далеко, недостаточно далеко. Хорошо, что вы понимаете, но это еще интеллектуальное понимание. Хорошо — вы, по крайней мере, не поняли неправильно. Почувствуйте блаженство этого, почувствуйте удачу. Вы не поняли неправильно. Вот так я и говорю: это просто, просто быть. Но не думайте, что это уже пробуждение.

Я говорю о пище. Я говорю о ней; вы поняли это. Потом начинается поиск пищи. Не пытайтесь есть меню; это не пища. Не пытайтесь наслаждаться картой так сильно, чтобы совершенно забыть о цели. Карта — это не территория. Даже прекрасная фотография Гималаев, совершенно соответствующая им, даже она — это не Гималаи.

Но хорошо, что вы поняли. Это пробуждение: вы поняли смысл. Теперь позвольте этому смыслу стать самим вашим бытием. Не позволяйте ему остаться только в интеллекте, поскольку тогда рано или поздно, если он останется там надолго, он станет мертвой концепцией. Пусть он станет экзистенциальным, жизненным.

Да, это просто. Это так просто, что вы можете пробудиться каждое мгновение. Не спрашивайте «как», поскольку раз вы спросили «как», это перестало быть простым; тогда это становится сложным. Из-за ваших «как» находятся люди, которые отвечают вам. Вы спрашиваете «как»; они показывают вам способ. На самом деле, способа нет — это путь без пути. На самом деле, для этого нет никакого «как». Это просто понимание, сдача.

Если вы поняли смысл, живите им. Ведь только через жизнь он станет конкретной реальностью.

Вы сказали, что ум — это дьявол: «Отбросьте его!» Но человек современного цивилизованного, сложного общества, такой человек, как я, чувствует себя окруженным и потерявшимся в уме, в уме, и ни в чем другом. Как быть? Более того, если в этот мир войдет человек с невинным детским умом, он, вероятно, будет обманут.

Обманывайтесь. В этом есть смысл. Что у вас есть такого, что вы так боитесь быть обманутыми? Голый факир беспокоится, где будет сушить одежды после купания. Обманывайтесь! У вас ничего нет.

Эта идея, что «...с невинным детским умом, он вероятно будет обманут» уже хитра, умна, ловка, расчетлива. Если вы хотите стать детьми, то даже и тогда вы рассчитываете, что случится? Ребенок — это просто ребенок. Все, что случается, случается.

И я говорю вам, если вы позволяете себя обманывать, то в конце вы найдете, что те, кто обманывал вас, на самом деле оказались жертвами. Это они обмануты. Они ничего не могут отнять у вас, поскольку, прежде всего, вы ничего не имеете.

Когда смерть постучится в вашу дверь, вы будете счастливы, что вы в большей степени позволяли людям обманывать вас, а не обманывали их. Ведь есть только две возможности: или обманываете вы, или вы позволяете другим людям обманывать вас. Нет другой возможности. Если вы думаете:

«Я не буду обманывать других, но и никому не позволю обманывать себя», — то вы занимаете неправильную позицию. Вы не понимаете того, о чем думаете. Такое невозможно.

Единственный способ не быть обманутым — обманывать. Спросите у Макиавелли, он знает. Спросите у Каутильи или у Чанакьи, они знают. Макиавелли говорит: «Единственный способ защиты — это нападение». Он — в точности ваша воплощенная хитрость. Он воплощение хитрости. Но он говорит совершенно логично: если вы не хотите быть обманутыми, обманывайте. Это единственный способ не быть обманутым; другого способа нет. Но я говорю вам, если вы обманываете людей, то в конце вы обнаружите, что делали вы много, а руки ваши пусты.

Когда умирал Александр, он сказал своим людям: «Мои руки должны свешиваться из гроба наружу».

Те забеспокоились. Они сказали: «Так никогда не делалось. Что вы думаете и почему? Почему ваши руки должны свешиваться из гроба?»

Он сказал: «Чтобы люди могли видеть, что я ухожу с пустыми руками». Великое понимание снизошло на него. Но слишком поздно, когда уже ничего нельзя было сделать. Он накапливал вещи мира, он почти стал завоевателем всего мира, и в конце он понял, что руки его пусты.

Руки всегда будут пустыми, если вы обманываете людей. Раз вы поняли, что нечего бояться, пусть их обманывают. В том, что они обманывают вас, они не очень умны; они просто глупы.

И чем больше вы позволяете им обманывать себя, чем больше вы верите им, тем больше всякого рода сокровища откроют вам свои двери. Это доступно только детскому сознанию — невинному сознанию.

Бхагаван, что такое невинность?

Бхагаван молчал, долго молчал. Аудитория рассмеялась... и беседа закончилась.

Беседа 11. И приходи, следуй за Мною

10 ноября 1975г., Пуна

Евангелие от Луки, глава 18

18. И спросил Его некто из начальствующих: Учитель благий! что мне делать, чтобы, наследовать жизнь вечную?

19. Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог.

20. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою.

21. Он же сказал: все это сохранил я от юности моей.

22. Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, следуй за Мною.

23. Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат.

24. Иисус, видя, что он опечалился, сказал: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие!

25. Ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие.

26. Слышавшие сие сказали: кто же может спастись?

27. Но Он сказал: невозможное человекам - возможно Богу.

Человек — это парадокс. Он в пути: вот почему он обязан быть парадоксом. Он еще не прибыл. Отправление состоялось, но прибытие еще впереди. Человек — это процесс. Человек — это еще не завершенное существо, человек все еще становление. Отсюда и парадокс. Мир животных остался позади, отправление состоялось, но мир богов еще не достигнут.

Человек — это мост между этими двумя мирами — между прошлым и будущим — и отсюда постоянное напряжение. Прошлое тянет его назад, будущее зовет его вперед. Человек всегда в тревоге. Что делать? Эта тревога очень глубока: быть или не быть?

Из-за этого человек вынужден оставаться в противоречии, если только он не трансцендирует, не превзойдет человеческое. Часть человека останется в прошлом, а часть останется в будущем, еще не родившемся. Эти две части будут постоянно сражаться друг с другом в сердце человека: добро и зло, или ночь и день, жизнь и смерть, или вообще полярности — что бы вы ни назвали этим словом.

Из-за этой полярности все, что вы делаете, идет лишь вполсердца. Она не дает удовлетворения. Вы не можете отказаться от полярности, и вы не можете полностью довериться ей. Вы любите, но любите вполсердца. Из любви ничего не получается; вы остаетесь теми же. Вы медитируете, но медитируете вполсердца. Из медитации ничего не получается, поскольку вы никогда не погружаетесь в нее полностью. Все случающееся возможно только в том случае, если вы полностью вовлечены в него: когда вы не остаетесь сзади, когда вы погружаетесь полностью, предельно полностью. Нечего сдерживаться... прыгайте. В этом прыжке прошлое исчезает, будущее исчезает. Новое человеческое существо возникает только здесь и сейчас.

Это человеческое существо и есть то, что мы понимаем под словом «Бог». Вы несете эту возможность внутри себя, но все время боретесь с противоположностями. Из-за этой борьбы и суматохи вы не можете разглядеть, кто вы, вы не можете почувствовать, кто вы уже есть. Глубоко внутри вашего собственного существа спрятана истина. Внутри вас враг, и друг тоже. Внутри вас любимый, внутри вас также и лукавый. Это нужно понять, поскольку само это понимание станет свободой, станет освобождением.

Одна из самых значительных притч Иисуса была полностью утеряна. О ней есть лишь упоминание в Евангелии от Луки, но вся притча отсутствует во всех санкционированных церковью Евангелиях, и даже в пятом Евангелии от Фомы. Некоторые спрятанные источники, некоторые тайные общества постоянно медитировали над этой притчей. Я хотел бы рассказать вам ее. Притча настолько значительна, что, может быть благодаря своей значительности, она и не была включена в официальные Евангелия. Притча эта кажется опасной. Выводы из нее потрясающе важны и значительны.

Эта притча о том, как кто-то тайно сеет сорняки на пшеничном поле, пока хозяин и слуги спят. Слуги бросились скорее вырывать их, но хозяин сказал, что во время уборки урожая можно более эффективно отделить зерна от плевел.

Слуги посовещались и сказали друг другу: «Было бы лучше вытащить сорняки прямо сейчас, чем ждать, но мы должны подчиняться хозяину, даже если он неправ. Тем временем, давайте поищем, что за враг творит это зло нашему хозяину, который так добр к каждому и не заслужил такого наказания».

Они потихоньку навели справки и поискали по всей окрестности, но не нашли никого; они не смогли найти никакого врага.

Один из слуг пришел приватно к главному слуге ночью и сказал: «Сэр, простите меня, но я больше не могу скрывать мою тайну. Я знаю врага, который посеял плевелы, я видел его ».

В ответ на это главный слуга удивился и наполнился гневом. Но перед тем как наказать его, он спросил у слуги, почему тот не пришел гораздо раньше.

«Я не осмеливался, — заплакал слуга. — Я со страхом осмелился прийти и рассказать вам это даже сейчас. Я бодрствовал в ту ночь, когда были посеяны плевелы, я видел человека, который сделал это. Он прошел мимо меня, вроде как наяву, но все же спящий. Он, похоже, не узнал меня, но я узнал его».

«И кто же это был? — спросил главный слуга в великом волнении. — Скажи мне, чтобы он мог быть наказан».

Слуга повесил голову. Наконец слабым голосом он ответил: «Это был сам хозяин».

И они оба согласились ничего не говорить об этом ни единому человеку.

Враг не снаружи. Если бы он был снаружи, не было бы так трудно избавиться от него. Вы могли бы спастись бегством. Но вы не можете убежать от этого врага, потому что он внутри.

Любимый, друг, он тоже не снаружи. В противном случае вы могли бы легко отыскать его, и раз он найден одним человеком, другим не трудно было бы последовать этому поиску. Именно так и происходит в науке: истина снаружи.

Научная истина лежит снаружи. Один человек открывает, и открытие становится частью человеческого знания. Тогда все и каждый знают о нем. Эйнштейн мог двенадцать лет работать, чтобы дойти до истины теории относительности, но коль скоро он познал ее, она стала общим наследием. Даже школьники могут изучать ее. Ее можно выучить в течение минут и часов. Она всегда есть.

Истина науки лежит снаружи, но истина религии находится внутри. Иисус, быть может, открыл ее, но его открытие останется персональным. Оно не может быть передано никому другому. Будда, быть может, открыл ее, но его открытие исчезает с исчезновением Будды. Каждый ищущий должен снова и снова индивидуально находить эту истину.

Религиозная истина персональна. Религиозная истина не может быть заимствована; она должна быть отыскана. Каждый ищущий должен сам заработать ее. Вы не можете встать на чьи-то плечи, вы не можете наследовать истину. Она должна быть заработана.

Оба внутри: и животное, и бог. Это порождает проблему. Иногда вы отождествлены с божественным в вас. И тогда все течет прекрасно. Тогда вы чувствуете повсюду вокруг тепло. Тогда вы чувствуете покой, глубокое спокойствие. Тогда вы чувствуете восторг. Все кажется вам благословенным. Все вместе соответствует единому целому, все согласуется между собой. Глубокое удовлетворение окружает вас, нисходит на вас. Вы дома.

Всякий раз, когда вы отождествлены с божественным, вы чувствуете себя счастливыми. Всякий раз, когда вы отождествлены с лукавым, вы становитесь несчастными; вы становитесь жалкими. Все ваше горе и все ваше счастье - всего лишь отождествление: или с божественной частью, или с дьявольской частью. Обе части внутри вас. Религиозный человек должен пройти за пределы обеих этих частей. Это не только означает, что он должен устранить свое отождествление с дьяволом. Это должно быть сделано, но он должен также устранить свое отождествление и с богом. В самом этом отождествлении и заключена проблема.

С лукавым вы будете несчастны. Это миф об аде: о том, кто так глубоко погрузился в отождествление себя с тьмой, с дьяволом, что вся его жизнь стала адом, — долгой цепью страданий, которым не видно конца.

Вы должны устранить свое отождествление с темной стороной, но и все хотят сделать это. Настоящая проблема возникает тогда, когда учителя, подобные Иисусу и Будде, говорят об устранении отождествления и с добрым, поскольку глубоко внутри само отождествление, а не предмет его, является проблемой. Тогда исчезает и счастье, как исчезает и несчастье.

Все, что остается — качество «х», — есть блаженство. Это ни страдание, ни счастье. Это качество совершенно отличается и от того и от другого. Оно неопределимо. Оно неуловимо. Вам не удастся ухватить его. Чем больше вы пытаетесь, тем больше оно убегает от вас. Но вы можете жить им. Этим качеством «х» можно жить.

Отождествление должно уйти. Не отождествляйте себя ни с чем. Оставайтесь наблюдателями, оставайтесь свидетелями. Что бы ни случалось с вами, случается само, вы не вовлечены в это. Запомните это. Постоянно помните себя.

Пришла печаль. Она случилась вам; это не вы. В тот момент, когда вы вспомните об этом, внезапно вы увидите расстояние, возникающее между вами и этой печалью. Она не влияет больше на вас. Когда вы теряете осознанность, печаль влияет на вас; когда вы обретаете осознанность, возникает расстояние. Чем выше к своей вершине поднимается осознанность, тем расстояние становится больше и больше. Наступает момент, когда вы настолько далеко от своей печали, что как будто ее и не было.

То же самое должно быть сделано и со счастьем. Это будет трудно, потому что человек хочет держаться за счастье. Но если вы хотите держаться за счастье, то тем самым вы сеете семена несчастья.

Вот таково потрясающее значение этой притчи. Сам хозяин — в своем сне, в своей неосознанности — пришел на поле, хлебное поле, и посеял семена сорняков. В своем глубоком сне... Он был, должно быть, сомнамбулой; человеком, который ходит во сне и что-то делает. Утром же он спрашивает: «Кто сделал это?»

Вы что-то сами для себя сделали. Утром, проснувшись, вы спрашиваете: «Кто сделал это?» — и начинаете искать врага. А враг внутри, враг — ваша неосознанность.

Есть суфийская притча, очень похожая на эту притчу.

Один человек очень беспокоился тем, что каждую ночь кто-то входил в его сад и разрушал его. Он сделал все, что можно, чтобы защитить свой сад. Вокруг забора была поставлена стража, но никто ни разу не видел, чтобы кто-нибудь ночью входил в сад. Было сделано все, но ничего не помогало. Сад разрушался каждый день.

Этот человек пошел к суфийскому учителю, полагая, что у учителя есть, должно быть, качество видеть отдаленные вещи. Учитель закрыл глаза и сказал: «Сделайте одну вещь. Поставьте свой будильник на два часа ночи».

Человек сказал: «Как это может помочь? Мои люди постоянно следят и обходят вокруг дома».

Учитель сказал: «Не нужно спорить. Просто сделайте, как я сказал. Поставьте будильник на два часа. И приходите на следующий день. Все, что произойдет, сообщите мне».

Человек очень сомневался, но все же попробовал этот совет.

В два часа, когда прозвенел будильник, он проснулся. Он стоял в своем саду, уничтожая растения.

Он был сомнамбулой. Мы все сомнамбулы. Вы сеяли семена в вашей глубокой тьме — в вашей ночи, в вашем сне, в вашей неосознанности, несознательности — вы разбрасывали семена и уничтожали свое собственное поле.

Вы любите кого-то, а потом начинаете завладевать этим человеком. Вот и появляются плевелы. Вы любите, а потом начинаете ревновать. Вот и растут сорняки. Вы любите, и из-за простейших вещей сердитесь. Вы любите: совсем из ничего — бессмысленных, мелких вещей — возникает ненависть. Вот пшеница и смешивается с плевелами.

Когда вы любите, вы чувствуете себя счастливыми. Каждая любовь начинается с глубокого счастья, празднования, и каждая любовь кончается великой печалью.

На днях я читал стихотворение Т.С.Элиота. Стихотворение заканчивается следующими строками:

Так кончается мир,

Так кончается мир,

Так кончается мир;

Не взрывом, но хныканьем.

Так кончается все. Ваша любовь, ваша медитация, ваша добродетель. Даже не взрывом, но хныканьем.

Вы непрерывно противоречите сами себе. Что бы вы ни сделали, вы потом переделываете. Одной рукой вы строите дом; другой разрушаете его. Наблюдайте, будьте бдительными, и чем более вы бдительны, тем лучше вам будет видно, что нет никого другого, кто работает против вас. Нет дьявола, работающего против вас; дьявол внутри вас. И нет Бога, помогающего вам. Этот Бог тоже внутри вас. Если вы пройдете дальше их обоих, дальше добра и зла, вы сами станете этим Богом.

Эти сутры Иисуса должны быть поняты с глубокой симпатией. Вы можете слушать их без симпатии. Тогда вы услышите их, но они не станут частью вашего сердца. Вы открываетесь лишь в глубокой симпатии. Эти сутры — семена. В них содержится многое, что может вырасти, если подходящая почва вашего сердца позволит им расти, если вы поможете им расти. Они сами — лишь указания, жесты. Если вы поможете им расти, они могут стать самым стилем вашей жизни.

И спросил Его некто из начальствующих:

Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?

Наследовать? Именно здесь этот человек уже пошел неверным путем. Этим словом «наследовать» он потерял контакт с Иисусом. Вечная жизнь не может наследоваться. Это не удача или мирское царство. Вы должны заработать ее; каждый должен отыскать и заработать ее сам. Ее нельзя наследовать. Отец не может передать ее сыну, учитель не может передать ее ученику, любимый не может передать ее возлюбленной, нет. Нет способа наследовать ее.

Мирские вещи могут наследоваться, поскольку, когда человек умирает, он должен оставить все свои мирские владения здесь. Он не может взять их с собой. Но когда человек умирает духовно, он ничего не оставляет здесь. Его сокровище уходит с ним; оно не может быть унаследовано.

И спросил Его некто из начальствующих, — он был начальником, очень богатым человеком. — Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Прежде всего, нужно запомнить, что вы не можете получить ее ни от кого другого. Вы должны заработать ее.

В жизни Махавиры есть одна история. К нему с визитом пришел великий царь. Этот царь был великим завоевателем, он стал правителем почти всей страны. Он знал только один язык: язык войны, язык завоевания. Он завоевал все, что было достойно завоевания; он стал богатейшим человеком страны. И вот кто-то сказал ему, что все эти мирские владения бесполезны, если не завоевать внутреннее царство. «Если вы не достигнете дхъяны, самадхи, если вы не достигнете внутреннего экстаза, все это будет бесполезным».

Поэтому он сказал: «Где я могу получить его? Покажите мне лишь место; я завоюю его». Он знал только один язык: язык завоеваний.

Экстаз не может быть завоеван. Напротив, вы должны ему позволить завоевать вас. Вы не можете завоевать его; вы должны отдаться ему. Он завоевывает вас. Вы не можете владеть им, вы должны позволить ему владеть вами. Это единственный путь. Но то был язык, которого он никогда не знал.

Некто сказал ему "Как раз поблизости отсюда в лесу остановился Махавира. Пойдите к нему. Он уже достиг». Поэтому с великой армией царь отправился туда — этот человек знал только один язык.

Он окружил лес. Потом он подошел к Махавире. Он подумал: «Если он сдастся без боя, тогда все в порядке». Поэтому он подошел к Махавире и сказал: «Я пришел, чтобы завоевать царство, которого ты уже достиг, царство внутреннего экстаза».

Махавира рассмеялся. Он сказал: «Хорошо, ваше желание хорошее. Но, похоже, что вы абсолютно не осознаете того, о чем спрашиваете. Оно не может быть завоевано вами. Я имею его здесь, но я не могу отдать его вам, и вы не можете завоевать его».

Царь сказал: «Не беспокойся об этом. Только покажи мне, где оно. Ты не можешь отдать его? Что ты имеешь в виду? То, что ты не хочешь отдать его мне? Я могу заставить тебя отдать его. Я не встречал ничего такого, чего нельзя было бы завоевать. Ты только покажи мне, где оно».

Махавира, должно быть, ощутил в своем сердце глубокое сострадание к этому человеку. Глупый, но таково человечество. Он сказал: «Сделайте одну вещь. Нет необходимости приходить ко мне. В вашей собственной столице есть один очень бедный человек, и он, может быть, захочет поторговаться с вами. Он тоже достиг. Пойдите к нему».

Царь никогда не слышал имени этого бедного человека, но сказал: «Я пойду». Он отправился к этому бедному человеку. Тот действительно был нищим, но с тем же светом в глазах, что и у Махавиры, с тем же ароматом вокруг, с той же невинностью. Он сидел под деревом. Царь сказал: «Ты часть моего царства, отдай мне все то, чего ты достиг! Я готов дать тебе взамен все, что ты захочешь. Даже если ты захочешь все мое царство, я отдам его тебе. Но принеси, дай мне, свое самадхи».

Человек рассмеялся. Он сказал: «Я могу отдать вам свою жизнь, она в ваших руках, но я не могу отдать вам самадхи. Не то чтобы я не хотел отдать вам его, но сама природа самадхи такова, что оно не может быть отдано. Вы должны заработать его».

Царь сказал: «Но я никогда ничего не зарабатывал. Я завоеватель. Я завоевываю все, в чем нуждаюсь. Я не бизнесмен; я никогда ничего не зарабатывал. Я кшатрий, воин».

Нищий сказал: «Но здесь ни ваш меч, ни ваша армия не помогут. Здесь нужно идти одному, ведь это путь внутрь. Вы должны пройти к своему собственному центру. И оно не может быть дано, поскольку вы уже имеете его. Оно должно быть только познано, открыто».

Наше невежество — единственная причина того, что мы не имеем этого центра. Не то чтобы мы не имели его — он всегда есть, — но мы забыли его. Мы стали забывчивыми, наши глаза омрачены. Видение потеряло кристальную ясность, необходимую для повторного открытия.

Наблюдали ли вы следующее? Иногда вы пытаетесь вспомнить чье-нибудь имя. Вы знаете его, и все же оно не приходит. Вы чувствуете себя очень озадаченными. Вы говорите, что имя вертится на кончике языка. Вы говорите:

«Я знаю его», — но если кто-то настаивает: «Если знаете, то почему не скажете?» — вы говорите: «Но оно не приходит».

Наблюдали ли вы эту пустоту? Вы знаете имя, вы знаете, что знаете, но вот провал. И этот провал не пуст, этот провал не пассивен. Этот провал очень активен, интенсивно активен. Этот провал есть поиск, сам этот провал находится в поиске забытого имени.

И другая вещь, если вы наблюдали ее: кто-то предлагает какое-то имя и вы говорите: «Нет, это не то». Это прекрасно. Вы не знаете, что истинно, но вы знаете, что ложно. Вы говорите: «Это не то». Кто-нибудь предлагает вам другое имя. Вы говорите: «Нет, и это не то. Я знаю, что не то!» Этот провал не мертв; он динамичен. Он знает, что ложно, он знает, что не истинно, но он забыл истинное.

Поэтому, если кто-то учит вас ложному богу, вы немедленно поймете это. С этим нет проблемы. Если кто-нибудь даст вам фальшивую вещь, вы немедленно поймете это. Вы не знаете, что есть истина, вы не знаете, что есть правда, но вы можете немедленно почувствовать неистинное, поскольку истина спрятана внутри вас. Быть может, вы забыли ее, но вы не забыли, что она там.

Вот почему, всякий раз, когда вы слышите истину, что-то вдруг внутри вас воспринимает ее. Это не вопрос времени. Другие, кто не может воспринять ее, подумают, что вы загипнотизированы. Сначала спорить, размышлять, думать над этим, раздумывать — потом верить. Но всякий раз, когда вы слышите истину, само качество ее таково, что она немедленно заполняет ваш провал, ведь была вызвана ваша собственная истина.

Всякий раз, когда вы слышите истину, она не приходит извне. Внешнее — лишь только возможность к тому, чтобы открылось внутреннее. Вы незамедлительно узнаете, что есть истина. Не то чтобы вы могли спорить о ней, не то, чтобы вы могли доказать ее, не то, чтобы вы могли быть убеждены ею, нет. Она преобразует вас, не убеждает. Она — это обращение, не убеждение.

И спросил Его некто из начальствующих:

Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?

Наследовать? Она не может быть унаследована.

Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим?

Человек сказал: Учитель благий. Невозможно обмануть такого человека, как Иисус. Он пытался польстить Иисусу:

Учитель благий. На самом деле, достаточно называть его учителем, поскольку благость неотъемлема от учителя. Называть его благим учителем — повторение. Учитель благ уже тем, что он учитель. Это просто лесть.

Тот человек — мирской человек. Он знает манеры. Если вы хотите что-нибудь от кого-нибудь, вы должны польстить ему и подмазать. Этот человек пытается действовать обыкновенными дипломатическими приемами. Этот человек должно быть ученик Дейла Карнеги: Учитель благий. Когда вы обязаны кому-то и хотите чего-то от него, вы должны действовать именно так, чтобы убедить его.

Но вам не обмануть такого человека, как Иисус, поскольку он видит через вас и сквозь вас. Он знает, что вы даже не знаете, что он учитель, вы не верите, что он учитель. Но вы называете его: Учитель благий!

Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог.

Как может быть благ человек, когда он по природе разделен. Человек — это и добро и зло, человек — это полярность, парадокс, противоречие. Это нужно понять.

Даже внутри величайшего святого сидит грешник. И обратное также верно: в величайшем грешнике сидит святой. Акценты различны, но святой — это и грешник, а грешник - это и святой. Может быть, святой был грешником в прошлом, может быть, грешник будет святым в будущем. Акцент лишь во времени, во всем ином различия нет.

Различаются лишь акценты. Настоящие святые знают это; только ложные святые, псевдосвятые, этого не знают. Псевдосвятой просто верит, что он святой; в нем нет грешника. Он не прав, ведь куда мог уйти его грешник? Может быть, грешник стал бездействующим, неактивным, но он есть. В любой момент он может раскрутиться, начать действовать.

Пойдите и поведите себя со святым не так, как он ожидает, и вы немедленно увидите совсем иное лицо. Вы немедленно увидите, что этот человек гневается, раздражается. Он уже не такой святой, каким был. Что-то изменилось. Вы поклоняетесь ему, касаетесь его ног, и он улыбается. У него иное лицо.

Испытайте то же самое как-нибудь с грешником, с преступником. Пойдите и коснитесь его ног, и лишь посмотрите на него. Его лицо станет лицом праведника. Когда кто-нибудь касается ваших ног, вы обязательно будете праведником. Что еще вы можете делать? А когда кто-то оскорбляет вас, вы обязательно будете грешником. Что еще вы можете делать? Может быть святой свят на девяносто девять процентов, но один процент грешника все же есть. Все великие святые осознают это. Иисус говорит:

Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог.

Но наступает момент трансценденции. И тех, кто трансцендировал, прошел за пределы и грешника, и святого — их мы называем мудрецами.

Святой — очень обыкновенное явление. Мудрец — необыкновенное. Мудрец — это трансценденция. Он больше не святой, не грешник. Запомните, если вы пытаетесь стать святым и пытаетесь при этом отбросить вашего грешника, этот отброшенный грешник останется уцепившимся в вашем подсознании. Это наследие останется. Если вы пытаетесь стать грешником, тогда глубоко внутри, где-то в подсознании, будет ждать своего часа святой.

Такое случается: праведникам все время снятся грехи, которых они лишили себя сами. Эти сны праведников безобразны, поскольку они поддельны, а сны грешников прекрасны. Грешникам всегда снится то, что они стали праведниками. Грешнику может сниться то, что он стал Буддой, сидящим под деревом Бодхи. Но праведники, святые, так называемые святые, боятся своих снов. Их сны раскрывают их внутреннюю реальность. Они сбежали со всеми женами — ведь сон это то, что вы отвергли в своей жизни.

Мудрецу не снятся сны, ведь он лишен полярностей. Он просто свидетель. Когда вы становитесь свидетелем в жизни, ваша жизнь оказывается абсолютно простой. Я не говорю о простоте, в которую вы можете ввести себя. Я говорю о простоте, которая приходит, когда вы бдительны и осознающи, о простоте, которая приходит автоматически, спонтанно. И когда вы являетесь осознающим, сновидения отбрасываются. Наступает момент, когда сон лишается сновидений.

Когда сон лишается сновидений, день становится без мыслей. Они уходят вместе. Тогда человек становится как маленький ребенок, как новорожденный. Иисус говорит, что это и есть то качество, которое необходимо, чтобы войти в царствие Божье.

Иисус сказал:

Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою.

Иисус сказал тому человеку: «Знаешь заповеди. Следуй им. Если хочешь войти в царствие Божье, в жизнь вечную, знай заповеди. Каждый ребенок знает их: Не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою».

Он же сказал: все это сохранил я от юности моей.

Это очень значительно. Иисус дал ему закон, потому что человек этот был очень мирским. Он даже пытался польстить Иисусу: Учитель благий. И был этот человек очень мирским потому, что он думал наследовать жизнь вечную. Он знает только один язык: язык этого мира. Иной мир — он даже не слышал о нем.

Иисус сказал ему следовать закону, заповедям Моисея. Он же сказал: все это сохранил я от юности моей. В чем смысл этого?

Смысл в том. Что вы можете следовать всем заповедям, и все же вы упустите царство Божье. Заповеди — явление низшего порядка. Закон — он для тех, кто бессознателен; для тех, кто осознает, — любовь. Любовь — вот высший закон;

закон — низшая любовь. Закону следуют моралисты. Любви следуют люди религиозные. Религия — это не закон, это любовь.

Закон несет в себе дисциплину, это насильственная вещь. Он делает вас подобными роботам. Вы движетесь как поезд по рельсам. Закон действует фиксировано, рутинно. Он механический.

Любовь не имеет для себя никакой внешней дисциплины. Любовь — это свобода. Вы движетесь как река, а не как железнодорожный состав. Вы движетесь подобно реке. Вы прокладываете себе путь своим собственным движением. Этот путь не фиксирован. Каждый момент река может изменить его. Любовь подобна реке, свободе.

Любовь — это великая ответственность, ведь вы свободны и нет внешней дисциплины, чтобы держать вас под контролем. Есть только внутреннее чувство. Только это внутреннее чувство дает вам дисциплину. С законом вы постоянно следуете мертвой рутине. Закон становится частью вашего механического ума. Вам не нужно быть ответственным. Вам не нужно даже беспокоиться об этом; все становится автоматическим. Точно так же вы учитесь печатать. Вначале вы должны думать об этом, но потом печатание становится механическим, роботоподобным явлением. Тогда вы можете печатать и разговаривать при этом, вы можете печатать и одновременно петь. Ваш ум может думать над тысячею и одной проблемой, а тем временем вы продолжаете печатать.

Таким же оказывается и вождение автомобиля. Когда вы только начинаете водить, вы должны быть очень бдительными, поскольку кругом полно опасностей. Но когда вы узнали, как водить, вы можете даже на мгновения засыпать за рулем. Такое случается. Водители, которым приходится вести машину всю ночь, начинают на несколько секунд засыпать между двумя и четырьмя часами. Они даже не осознают этого. Даже когда их глаза закрыты, они продолжают видеть дорогу, поскольку их глаза так сфокусированы на дороге, что дорога стала их частью. Они могут видеть дорогу с закрытыми глазами. Они полагают, что раз видят дорогу, то стало быть не спят. Пятьдесят процентов всех несчастных случаев происходит между двумя и четырьмя часами ночи. Иногда происходит и такое: водитель настолько настраивается на управление автомобилем, что может спать с открытыми глазами. Это еще более опасно. Его глаза открыты, а он крепко спит. И все еще продолжает вести машину.

Закон требует упражнения. Любовью нужно жить, не упражняясь. Любовь — это все равно, как если бы вы отправились на дикую природу. Вы сами, своими ногами, прокладываете путь; путь не ждет вас там готовым. Это потрясающая ответственность.

Иисус говорил о законе. Он, должно быть, понял этого человека, понял, что это человек мирской, человек этого мира. Он может следовать закону.

Но человек сказал: «Всему этому я уже следовал, но ничего не случилось». Ничего не случится, если просто следовать закону. Вы можете стать совершенно моральными людьми, но не станете религиозными. Религия не имеет ничего общего с законом; она имеет кое-что общее с благоволением и любовью. Религия не имеет ничего общего с правилами, изобретенными нами.

Эти правила — социальные вещи. Они нужны. Они как правила дорожного движения — «держитесь правой стороны». Это правило не несет в себе окончательного приговора. Если вы держитесь левой стороны, вы не совершаете греха, но вы все же создаете проблемы для себя и для других, ведь другие держатся правой стороны. Если вся страна решит держаться левой стороны, тогда проблем не будет: вы держитесь левой стороны. В Индии вы держитесь левой стороны. В Америке вы держитесь правой стороны. Когда американец ведет автомобиль по индийской дороге, это опасно, ведь в его уме зафиксировано: держись правой стороны. И тот и другой варианты хороши, в них нет ничего плохого. Оба используются; ни один из них не является первичным. Любовь первична. В ней нет ничего, что может использоваться.

Иисус говорил о законе. «Следуй закону!» Тот человек мог бы понять это.

Но человек сказал: «Я уже делал все это, но ничего не случилось». Через закон ничего и не случается. Через закон, посредством закона вы можете жить комфортабельной, удобной жизнью, но никакая революция через закон невозможна.

Если вы не последуете закону, у вас могут быть неприятности. Если вы следуете закону, неприятностей не будет, но не случится и никакого преобразования; вы не станете светлой душой. Такая душа не имеет ничего общего с законом.

Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, следуй за Мною.

Иисус сказал: «Если ты уже сделал все это, то тогда только одно осталось тебе сделать. Любить». Любить означает разделять. Любить означает отдавать, отдавать без всякой мысли о возвращении, о вознаграждении. Все, что имеете, отдайте тем, кто не имеет. Разделите свое бытие, раздайте себя.

Еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, следуй за Мною.

Если вы исполнили закон и ничего не случилось, тогда попытайтесь исполнить высшую заповедь любви. Иисус говорит: «Моисей дал вам закон. Я даю вам любовь. Моисей принес вам закон, я приношу вам высший закон благодати».

Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат.

Когда бедный человек слышит это — «Пойди и раздай все, что имеешь», — он, может быть, не почувствует печали, ведь ему нечего отдавать. Он может сказать: «Да, я уже беден и мне нечего отдавать». Но богатый человек, имеющий многое... Чем больше вы имеете, тем более скупым становитесь. Чем больше вы имеете, тем сильнее цепляетесь за то, что имеете, и сильнее защищаете его. Чем больше вы имеете, тем больше боитесь; чем больше вы имеете, тем менее хотите делиться тем, что имеете. Бедному человеку легко делиться. Проблема возникает у богатого человека.

Обыкновенно мы хотели бы думать, что должно быть иначе, должно быть как раз наоборот: богатый человек имеет так много, что мог бы поделиться. Но он не может делиться, поскольку он имеет так много и он боится. Если он будет делиться, он ведь потеряет. Бедному человеку нечего терять. Вот почему бедные люди являются более любящими, чем богатые. Они могут позволить себе любовь, поскольку им нечего терять.

Если вы отправитесь по индийским деревням, то найдете там очень бедных, но очень любящих людей. У них мало что есть — на самом деле, они не имеют ничего, — но они всегда готовы делиться. Они пригласят вас пообедать с ними. Может быть, у них не хватает и на двоих, но они всегда с охотой поделятся.

Богатый человек обязан опечалиться. Он имеет так много. Как может он просто пойти и продать все, и раздать все? Вся его жизнь в этом богатстве: он кто-то именно благодаря всему тому, что имеет. Запомните, «иметь» становится заменой для «быть». Если вы много имеете, вы думаете, что вас много есть. И как только об имении начинают думать, как о бытии, им становится трудно делиться, ведь тогда чем меньше вы будете иметь, тем меньше будет ваше бытие. Человек цепляется за богатство, потому что оно дает ощущение наполненности. Если богатство уйдёт, вы будете пустыми.

Только в глубокой пустоте нисходит Бог. Только в пустоте открываются двери. Вы так наполнены мирскими вещами, что нет пространства божественному войти в вас.

Иисус просто говорит: «Создайте пространство. Сотворите любовь».

Любовь и пространство всегда вместе. Когда вокруг вас слишком много вещей, любовь задыхается и умирает. Очень редко удается найти человека богатого и любящего — очень редко.

Люди хорошо это знают. Если вы сын богатого человека, вы знаете, если вы жена богатого человека, вы знаете, если вы муж богатой женщины, вы знаете, что богатые люди не любят. Они постоянно боятся. Любовь кажется опасной, ведь когда вы любите, вы должны делиться. Это страх.

Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат.

Иисус, видя, что он опечалился, сказал: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие!

Ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие.

Одна из самых содержательных сутр Иисуса: Ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, — что невозможно, но Иисус говорит, что даже это проще, — нежели богатому войти в Царствие Божие.

Почему это так трудно? Потому что чем большим вы владеете, тем меньше вы способны любить. Любовь — это дверь. Или, чем меньше вы способны любить, тем больше вы начинаете овладевать вещами. Вещи становятся заменой любви.

Давайте попытаемся понять это. Рождается ребенок. Если мать любит его — и психоаналитики изучили это явление, были проведены многочисленные исследования - если мать любит его, ребенок никогда не будет пить слишком много молока, потому что он знает, это не выраженное словами понимание, что мать всегда рядом и готова поделиться с ним. Так чего бояться? Если мать любит ребенка, ребенок будет пить ровно столько молока, сколько нужно. Если ребенок любим, вы никогда не увидите у него большого животика. Ребенок будет пропорциональным. На самом деле, мать будет постоянно беспокоиться, что ребенок не ест, или не пьет, или берет столько еды, сколько нужно. Но ребенок-то понял, что всякий раз, когда возникнет потребность, мать будет рядом. Он может положиться на любовь.

Но если мать не любит ребенка, тогда он боится за свое будущее. Любви нет, нет невыраженного словами понимания, поэтому всякий раз, когда ему предоставляется возможность, он будет есть столько, сколько сможет, он будет пить столько молока, сколько сможет. Вот он и становится почти скупым; он уже начал копить — в теле. Он боится. Кто знает, что будет завтра? Эта мать ненадежна; нужно накапливать про запас. Поэтому он будет накапливать жир, много есть.

Люди, которых не любили в детстве, продолжают много есть. Никакая диета не поможет, если не возникнет любовь. Они будут есть; еда стала заменой любви. Если кто-нибудь полюбит их, они тут же увидят, что их переедание прекратилось.

Из материнской груди исходят и любовь, и пища. Первое переживание любви исходит из материнской груди, и первое переживание пищи тоже исходит из материнской груди. Поэтому любовь и пища оказываются связанными между собой. Если любви оказывается меньше, то она должна заменяться большим количеством пищи.

Если любви достаточно, можно позволить себе не есть много. Нет необходимости. Наблюдали ли вы это? Когда вы сильно влюблены, чувство голода исчезает. Вы не чувствуете голод. Любовь дает такое большое удовлетворение, что вы чувствуете себя наполненным. И человек начинает есть все меньше и меньше.

Одна женщина рассказывала мне. Она была очень озадачена. У нее умер муж, и она сказала мне: «Я держала в секрете одну вещь. Я никому не говорила о ней, потому что никто не понял бы меня. Но вы можете понять, поэтому вам я расскажу. И я сброшу с себя груз, поймете вы или нет. Но, пожалуйста, никому не рассказывайте об этом».

Я сказал: «Что же случилось?»

Она сказала: «Когда мой муж умирал, я ночью почувствовала сильный голод. В доме лежал труп. "Что подумают люди, если я отправлюсь есть?" Вся семья бодрствовала, пришли родственники, собралось много друзей. А я почувствовала такой сильный голод, какого никогда не чувствовала».

Поэтому она вынуждена была, как вор, прокрасться на кухню. Она ела в темноте. И вот сейчас, с тех самых пор, она испытывает чувство вины. «Мой муж умер. Время ли испытывать голод? Его труп лежал в доме. Я была, как вор, ела в темноте на своей же кухне». Она спросила меня: «Что произошло?»

Я сказал: «Это простой факт. Умер человек, любивший вас. Вы тут же почувствовали себя пустой. И вот эта пустота должна была быть чем-то наполнена».

С той поры я разговаривал со многими людьми и пришел к заключению, что всегда, когда вы печальны, вы едите больше. Всякий раз, когда вы в глубокой грусти, вы испытываете больший голод. Всякий раз, когда вы счастливы, течете, радуетесь и любите, любовь изливается на вас, думаете ли вы о еде? Тогда для пропитания достаточно и малого количества еды, ведь любовь насыщает вас так сильно.

Люди, не умеющие любить, всегда становятся скупыми — накопителями, собирателями вещей. Люди, накапливающие вещи, не могут любить, а те, кто не любит — как могут они войти в царствие Божье? Да, Иисус прав: Ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие.

Это не означает, что Иисус осуждает богатство. Он осуждает собственничество. Если бы этот человек, услышав, как Иисус сказал пойти и раздать все, сказал бы: «Подождите! Я пойду и раздам все. Потом приду следовать за вами», - то имеется вероятность того, что Иисус сказал бы, что делать этого не нужно. Если человек готов был делиться, он мог бы оставаться богатым и вместе с этим попасть в царствие Божье. Вопрос не в богатстве; вопрос в собственничестве. Богатство не преграждает путь. Преграждает путь собственничество.

Слышавшие сие сказали: кто же может спастись?

Эти люди, должно быть, забеспокоились о себе. Иисус говорит: «Невозможно войти богатому человеку». Люди спрашивают: Кто же может спастись? — ведь каждый более или менее богат. Каждый что-то имеет, каждый что-то накопил. Никто настолько не беден, что ничего не имеет. И никто не богат настолько, что имеет все.

Даже самый бедный имеет, за что ухватиться, и у самого богатого есть еще неудовлетворенные амбиции. Даже нищий богат, поскольку у него есть за что держаться. Это может быть просто чашка для сбора подаяний, но не важно, царство это или чашка нищего. Вопрос не в объектах, которыми вы владеете; вопрос в вашем собственничестве. Вы можете иметь царство, не испытывая чувства собственничества, и вы можете быть нищим с сильно развитым этим чувством.

Поэтому, когда Иисус говорит, что богатый человек не может войти в царствие Божье, он говорит о человеке, являющемся собственником, скупым, о человеке, который замкнут и не может делиться, о человеке, который не может участвовать в жизни, — который всего боится и становится как бы изолированным островом, который отделяет себя от всего сущего и становится замкнутой вещью, который остается как бы коконом. Вот кого Иисус имеет в виду под богатым человеком.

И они услышали и спросили: Кто же может спастись?

Но Он сказал: невозможное человекам, возможно Богу.

Вот что приносит в мир Иисус: закон благодати.

Он сказал: «Смысл не в этом. Не в том смысл, кто может спастись». Если это зависит от человечества, то никто не способен спастись. Если это зависит от вас, тогда снова и снова вы будете находить в себе то, что будет препятствием. Но коль скоро вы поняли свою беспомощность — и коль скоро вы плачете и поднимаете свои глаза к небу, прося Его о помощи, — тогда невозможное человеку становится возможным Богу.

Иисус говорит: «Просите, и дано будет. Стучите, и двери откроются вам». Но из-за своего эго вы даже и не постучали. Из-за своего эго вы даже не попросили. Вот почему все оказывается невозможным.

Если вы беспомощны, и в вашей беспомощности возникает молитва, немедленно невозможное, становится возможным. Но нужно отбросить эго. Только тогда действует благодать. Благодать действует только тогда, когда нет эго. Когда вы пусты, внезапно вы перестаете быть частью мира гравитации. Вы становитесь частью мира благодати.

Я читал Эмерсона. Он говорит одну очень красивую вещь. Он говорит, что грех — не просто нарушение закона. «Грех — не просто нарушение закона, но неудача в открытии приключения в самом сердце жизни». То, что делает вас грешником, это не вопрос нарушения закона. Вы становитесь грешниками, если вы недостаточно смелы, рискованны, если вы не находитесь в постоянном поиске вашего внутреннего бытия. Если вы не находитесь в постоянном поиске все более высокого блаженства, если ваша жизнь не приключение, если вы стали мертвым ископаемым — вы влачите свое существование, — вот тогда вы становитесь грешниками.

Одного из великих христианских мыслителей Фосдика спросили однажды: «Что есть грех?»

В весьма юмористическом тоне он ответил: «Грех — это три вещи: три буквы в слове грех (по-английски «грех» - sin). «S» обозначает смердящую глупость (stinking stupidity), упрямство (stubbornness), скептицизм (skepticism); «N» обозначает раздраженное отрицание (nagging negativity), нервозность (nervousness), невроз (neurosis), нарциссизм, самолюбование (narcissism), нигилизм (nihilism); а между смердящим «S» и раздраженным «N» находится «I» («я») — эго».

Когда вы отбрасываете это «я», грех исчезает. Тогда нет греха. Но это «я» очень упрямо. Оно глупо... но уходит очень неохотно.

Как раз прошлой ночью я читал стихотворение Говарда Нимрова:

«Вы потеряли вашу религию», — сказал раввин. «Не за что было особенно держаться», — сказал я. «Вы должны утверждать дух — сказал он, — и общую солидарность».

«Я не чувствую себя достаточно твердым», — сказал я.

«Мы люди Писания», — сказал раввин.

«Не телефонного справочника», — сказал я.

«Традиции наши велики, — сказал он, — а история

прекрасна».

«Но история закончилась», — сказал я.

«Мы евреи — творческие люди», — сказал раввин.

«Тогда сделайте что-нибудь», — сказал я.

«В науке и искусстве, — сказал он, — у нас есть

скрипачи и физики».

«Действительно, скрипка и физика», — сказал я.

«Упрямый, как осел», — закричал раввин.

«Вы причинили мне боль», — сказал я.

«Вместо того чтобы поклониться, — сказал он, — ты

продолжаешь свое упрямство».

«Мы евреи такие», — сказал я.

Но не только евреи такие. Индусы, мусульмане, христиане, евреи — все такие. Упрямые, упорные, сопротивляющиеся. Они продолжают сражаться, сражаться за свое эго, убивающее вас. Они продолжают хранить свое эго, отравляющее вашу систему. Они продолжают искать пути и средства, как представить, что вы не эгоисты: как защитить эго, как состязаться за него, как бороться ради него.

В мире есть только два типа людей. Одни — это те, кто все время защищает свое эго. Они защищают свою собственную смерть. Они защищают все то, что глупо, они защищают свое невежество. Потом они все время чувствуют себя жалкими и спрашивают, как им быть счастливыми. И есть другой тип, очень редкий тип людей, которые видят все дело, всю его глупость, видят, что единственная проблема — это «я».

Это не означает, что Бога нет, это не означает, что невозможно блаженство. Невозможное человеку - возможно Богу, но тогда вы должны полностью исчезнуть. Вы должны освободить путь; вы должны поклониться, отдать себя.

В этой самоотдаче возникает то, что Иисус называет нищетой — внутренней нищетой духа. То, что Будда называет пустотой. В этой пустоте открываетесь вы. Божий бриз может протекать сквозь вас, и птицы Божьи могут петь внутри вас, и реки Божьи могут танцевать внутри вас. Но тогда вас нет.

Единственная проблема — вы. Нет других проблем. Все другие проблемы — лишь следствие основной проблемы. Основная проблема — эго.

«Иисус на кресте» — это символ того, что эго должно быть распято. На третий день после распятия на кресте Иисус воскрес. Совершенно иное человеческое существо. Святящееся. Сделанное не из материи, но из духа; рожденное не землей, но небесами. Совершенно иной тип существа. Но это случилось только после того, как Иисус умер. До этого он был сыном человеческим. После этого он стал сыном Божьим.

И каждый должен пройти через крест. Иисус постоянно говорит: «Приходи, следуй за мною. Но каждый день должен нести ты крест свой... до самой смерти».

Он прав. Эта истина универсальна. Она не имеет ничего общего с Иисусом, Буддой, Заратустрой. Даже когда их не было на свете, истина эта было. И она всегда будет. Когда люди совершенно забудут об Иисусе и Кришне, истина эта останется той же самой. Иисус, Кришна или Будда — не они приносили эту истину в мир; они просто повторно открывали ее. Они просто вновь открывали ее, они переоткрывали ее. Потом из-за нашего эго и нашего невежества покров снова падал на нее.

Каждый должен пройти через смерть, приносящую воскресение. Богатый человек, тот, кто владеет многим, боится потерять то, чем владеет, поскольку, если он потеряет это, будет потеряно эго. Исчезнет «я». Тогда приходит страх; человек начинает дрожать. Если исчезает «я», то тогда какой смысл? Кто тогда войдет в царствие Божье?

Однажды я разговаривал с человеком — очень интеллигентным человеком, профессором одного университета — и он сказал: «Я понимаю. Но если я исчезаю, то какой смысл? Кто тогда войдет в царство Божье? Тогда лучше оставаться здесь».

Я рассказал ему последние слова Джорджа Бернарда Шоу. За несколько минут до смерти он открыл глаза и сказал:

«Я хотел бы отправиться на небеса. Но если я не первый там, тогда будет лучше выбрать ад. Но я хочу быть первым любой ценой. Хорош и ад, если я там первый! А если я номер два, то и небеса не стоят того».

«Я» всегда хочет быть первым. Если вы входите в небеса без «я», то это кажется бессмысленным. Вместе с «я» даже ад представляется осмысленным.

Что такое «я»? Наблюдали вы когда-нибудь, размышляли, медитировали с закрытыми глазами о том, где оно? Вы не найдете этого «я» нигде. Это только мысль, концепция. Его нигде нет, это не реальность. Это иллюзия.

Если вы можете видеть иллюзию — то, чего нет, то вы просто поверили в нее... Так было нужно. Это «я» имеет социальную функцию. Оно было нужно так же, как вам нужно имя. Имя нереально; оно было дано вам. Когда вы пришли в мир, вы пришли без имени. Вы были совершенны. В вас не было недостатка. Но имя было необходимо вам, иначе как другие называли бы вас, как другие обращались бы к вам? Имя было необходимо. Имя имеет функцию.

То же справедливо и для «я». Когда рождается человек, он не имеет эго. Имя предназначается для других, чтобы называть человека, а «я» предназначается для того, чтобы называть себя. Если вы говорите о себе, то как вы будете говорить? Вы должны использовать какое-то слово. Это «я» — лишь лингвистический инструмент. «Я» предназначается для себя; имя предназначается для использования другими. И то и другое — лингвистические инструменты.

Язык — это общество. Безмолвие — Бог. В глубоком безмолвии все имена исчезают, все слова исчезают. Сам язык исчезает. И это парадокс: тогда впервые вы есть — в вашей реальности, в присущей вам реальности, в вашей подлинной реальности. Когда вас нет, только тогда вы есть. Когда же вы есть, вы просто кажетесь. Вас нет.

Иисус сказал тому человеку:

Еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, следуй за Мною.

Это единственный способ следовать за Иисусом или Буддой. Вы не можете следовать, если не любите настолько глубоко, что готовы делиться всем и со всеми. И не только вещами — вы готовы делиться своим бытием.

Смелость любить — это величайшая смелость. Это единственный способ следовать за Иисусом, это единственный способ стать христианином. Посещая церковь каждое воскресение, вы не станете христианами, читая каждый день Библию, вы не станете христианами, но вы станете христианами, разделяя свою любовь. Но это христианство не имеет ничего общего с христианством. Это христианство — существенная религия. Это и существенный индуизм, это и существенный иудаизм. Это сама существенная религия.

Любовь — вот существенная религия. Закон представляет, как жить с человеком; любовь представляет, как жить с Богом. Следуйте закону, поскольку вы являетесь частью общества. Следуйте любви, поскольку еще больше вы являетесь частью Бога.

Общество временно. Бог вечен. Общество создано человеком; это всего лишь человеческое творение. Будьте частью его — следуйте закону. Это необходимо, но не достаточно. Необходимо, но не может стать исполнением. Следуйте закону, но живите любовью. Это единственный способ следовать за Иисусом.

Его приглашение открыто: Приходи, следуй за Мною. Но если вы эгоистичны, вы не услышите этого приглашения. Если вы слишком охвачены собственничеством, если вы жалки, если вы боитесь, вы не сможете вступить в мир любви. Но я говорю вам: если вы не вступаете в этот мир, вы совсем не живете. Нет жизни кроме любви, и нет Бога кроме любви. Любовь — это величайте благо.

Оглавление

.

Введение

Беседа 1. Когда отнимется жених

Беседа 2. Смерть: Возвращение домой

Беседа 3. Имена ваши написаны на небесах.

Беседа 4. Вы — величайший учитель?

Беседа 5. ...И кто братья мои?

Беседа 6. Политика и любовь

Беседа 7. Слышавший слово

Беседа 8. Боязнь счастья

Беседа 9. Сеющий доброе семя

Беседа 10. Бог стучится к вам все время

Беседа 11. И приходи, следуй за Мною

Реклама на сайте