«Секреты мироздания»

Секреты мироздания (fb2) - Секреты мироздания 2349K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александра Сергеевна Смирнова - Н И Литвененок

Смирнова А.С., Литвененок Н.И "СЕКРЕТЫ МИРОЗДАНИЯ"

1. ФЕНОМЕН ЖИЗНИ В ПОНИМАНИИ МУДРЕЦОВ И УЧЕНЫХ

Что такое человек, что составляет в нем живую сущность, каково его происхождение, было ли когда-нибудь начало жизни и живого, или жизнь и живое такие же вечные, как материя и энергия, — вопросы, над которыми так или иначе задумываются многие. «Нет вопросов более важных для нас, чем вопросы о загадке жизни, — писал академик В. И. Вернадский в книге ”Начало и вечность жизни” (1922), — той вечной загадке, которая тысячелетиями стоит перед человечеством и которую оно стремится разрешить всеми духовными сторонами своего личного и своего коллективного творчества… Ни в ясных логических построениях разума, ни в связанных с ними мистических переживаниях философского мышления напрасно в течение почти 3000 лет пытается человек найти разгадку жизни».

Более 2200 лет назад Аристотель, размышляя над этими вопросами, писал: «…Мы утверждаем, что одушевленное отличается от неодушевленного наличием жизни. Но так как [слово] жизнь употребляется в самых разнообразных смыслах, то даже в случае наличности одного какого-нибудь признака жизни мы говорим, что организм живет — сюда относятся, например, ум, ощущение, движение и покой в пространственном смысле, также движение в смысле питания, уничтожения и роста. <…> Что касается естественных тел, то одни из них одарены жизнью, другие — нет. <…> Однако если и существует такое тело, одаренное жизнью, тело душой все же не является. Ведь тело не есть то, что [приписывается] предмету, а скорее само является предметом и материей. <…> Но потенциально живым является не лишенное души тело, но тело, душой обладающее».

Аристотель признавал биогенез (т. е. зарождение из живого) для человека, птиц, млекопитающих и некоторых низших животных, высших растений и абиогенез (зарождение вне живого) для низших животных, некоторых позвоночных, многих растений.

В древности и до конца средних веков весь мир верил в существование самопроизвольного зарождения. Многие авторы даже описывали способы производить лягушек из морской тины или угрей из воды рек.

В 1657 году английский врач и физиолог Вильям Гарвей (1578–1657) на основе результатов многолетних исследований по зарождению животных и растений провозгласил принцип — всякое животное происходит из яйца. А в 1668 году флорентийский академик, врач и натуралист Франческо Реди (1628–1697) на основе простых опытов и анализа работ других авторов доказал отсутствие самозарождения у насекомых и других живых организмов.

Болонский ученый Андрей Валлисниери (1661–1730) на основе принципа Реди установил, что всякий подобный организм происходит от себе подобного.

В 1859–62 годах Луи Пастер (1822–1895) — известный французский химик и бактериолог проводит серию опытов, неопровержимо доказавших невозможность самопроизвольного зарождения даже на уровне микроскопически малых организмов.

В своей классической работе «Об асимметрии органических соединений» писал: «Все искусственные тела и все минералы выказывают покрывающее себя зеркальное изображение. Наоборот, большинство естественных тел — я мог бы сказать даже все, если бы привел лишь те, которые играют важнейшую роль в жизни растений и животных, — все важнейшие вещества для жизни асимметричны и асимметрия эта такого рода, что предмет не совпадает со своим зеркальным изображением.

Искусственные тела не обладают молекулярной асимметрией, и я не знаю более глубокого различия между телами, возникающими под влиянием жизненных процессов и всеми остальными, чем именно это. <…>

Клетчатка, крахмал, гумми, сахар (углеводы)… винная кислота, яблочная, хинная, дубильная (кислоты)… морфий, кодеин, хинин, стрихнин, бруцин (алкалоиды)… масло терпентинное, лимонное… альбумин, фибрин, желатина. Все эти естественные тела молекулярно асимметричны. Все растворы этих тел обладают вращательною способностью, необходимым и достаточным признаком для установления асимметрии, даже в тех случаях, когда возможность кристаллизации отсутствует и когда нет, стало быть, такого важного показателя этого свойства, какова гемиэдрия. Наша таблица содержит все важнейшие вещества растительного и животного организма. <…>

Таким образом, — заключает Пастер, — в физиологические исследования вводится мысль о влиянии молекулярной асимметрии естественных органических продуктов, — важнейший признак, быть может, образующий единственную строгую пограничную черту, которая, может быть, при современном состоянии науки, проведена между химией мертвой и живой природы».

В середине XIX века появляется модная и поныне идея происхождения видов растений, животных и человека под названием дарвинизм.

1.1. Гипотеза Дарвина

Начало этому направлению в естествознании положил английский ученый Дарвин Чарльз Роберт (1809–1882). В 1859 году он впервые публикует свою гипотезу в книге «О происхождении видов», а в 1871 году — в книге «Происхождение человека и половой отбор». Сочинения эти надолго захватили в плен интеллекты ученых разных областей знания, поскольку гипотеза Дарвина завораживающе просто объясняла загадки жизни, над которыми безуспешно бились многие титаны мысли в течение более 2000 лет.

В чем же суть гипотезы Дарвина? Вот как он сам ее формулирует в работе «Происхождение видов путем естественного отбора или сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь»: «Если при меняющихся условиях жизни органические существа представляют индивидуальные различия почти в любой части своей организации, а это оспаривать невозможно; если в силу геометрической прогрессии возрастания численности ведется жестокая борьба за жизнь в любом возрасте, в любой год или время года, а это, конечно, неоспоримо; если вспомнить бесконечную сложность отношений органических существ (как между собой, так и к их жизненным условиям), в силу которых бесконечное многообразие строения, конституции и привычек полезно для этих существ; если принять все это во внимание, то крайне невероятно, чтобы никогда не встречались вариации, полезные каждому существу для его собственного благополучия, точно так же, как встречались многочисленные вариации, полезные для человека. Но если полезные для какого-нибудь органического существа вариации когда-либо встречаются, то особи, характеризующиеся ими, конечно, будут обладать наибольшей вероятностью сохранения в борьбе за жизнь, а в силу строгого принципа наследственности они обнаружат наклонность производить сходное с ними потомство. Этот принцип сохранения, или выживания наиболее приспособленного, я назвал Естественным отбором.

Он ведет к улучшению каждого существа по отношению к органическим и неорганическим условиям его жизни и, следовательно, в большинстве случаев и к тому, что можно рассматривать как повышение организации. Тем не менее, просто организованные, низшие формы будут долго сохраняться, если они хорошо приспособлены к их простым жизненным условиям.

На основании принципа наследования признаков в соответствующем возрасте естественный отбор может модифицировать яйцо, семя или молодой организм так же легко, как и организм взрослый. У многих животных половой отбор содействовал отбору обыкновенному, обеспечив самым сильным и наилучше адаптированным самцам наиболее многочисленное потомство. <…> В процессе модификации потомства одного какого-нибудь вида и в процессе непрерывного напряжения сил всех видов для повышения своей численности вероятность успеха у потомков в их жизненных столкновениях будет тем больше, чем более многообразными они будут становиться. Таким образом, малые различия, отличающие разновидности одного вида, постоянно склонны разрастись до размеров больших различий между видами одного рода и даже до родовых различий.

…Наиболее изменчивы виды обычные, широко распространенные и повсеместно расселенные, принадлежащие к сравнительно большим родам каждого класса; они склонны передать своим модифицированным потомкам то превосходство, которое делает их доминирующими в их родной стране. Естественный отбор, как только что было замечено, ведет к дивергенции признаков усовершенствованных и промежуточных форм жизни [т. е. расхождению признаков и свойств у первоначально близких групп организмов в ходе эволюции]. На основании этих принципов можно объяснить и природу родства, и обычно ясно выраженные различия между бесчисленными органическими существами каждого класса во всем мире. Поистине изумителен тот факт (хотя мы его не замечаем, так он обычен), что все животные и все растения во все времена и повсюду связаны в группы, соподчиненные одна другой так, как это везде наблюдается, а именно: разновидности одного вида наиболее тесно связаны друг с другом; менее тесно и неравномерно связаны виды одного рода, образующие надвиды и подроды, еще менее близки между собой виды различных родов, связанных различными степенями взаимной близости и образующих подсемейства, семейства, отряды, подклассы и классы. Различные соподчиненные группы одного класса не могут быть расположены в один ряд, а скучиваются вокруг отдельных точек, которые в свою очередь группируются вокруг других точек, и так почти бесконечными кругами. Если бы виды были созданы независимо друг от друга, то для этой классификации невозможно было бы найти объяснение; но она объясняется наследственностью и сложным действием естественного отбора, влекущего за собой вымирание и дивергенцию признака.

Родство всех существ одного класса иногда изображают в форме большого дерева. Я думаю, что сравнение очень близко к истине. Зеленые ветви с распускающимися почками представляют существующие виды, а ветви предшествующих лет соответствуют длинному ряду вымерших видов. В каждый период роста все растущие ветви образуют побеги по всем направлениям, пытаясь обогнать и заглушить соседние побеги и ветви точно так же, как виды и группы видов во все времена одолевали другие виды в продолжительном жизненном столкновении. Разветвления ствола, делящиеся на своих концах сначала на большие ветви, а затем на более и более мелкие веточки, были сами когда-то, когда дерево было еще молодо, побегами, усеянными почками; и эта связь прежних и современных почек, через посредство разветвляющихся ветвей, прекрасно представляет нам классификацию всех современных и вымерших видов, соединяющую их в соподчиненные друг другу группы. Из многих побегов, которые расцвели, когда дерево еще не пошло в ствол, сохранилось всего два или три, которые разрослись теперь в большие ветви, несущие остальные веточки; так было и с видами, живущими в давно прошедшие геологические периоды, — только немногие из них оставили по себе еще ныне живущих модифицированных потомков. С начала жизни этого дерева много более или менее крупных ветвей засохло и обвалилось; эти упавшие ветви различной величины представляют собой целые отряды, семейства и роды, не имеющие в настоящее время живых представителей и нам известные только в ископаемом состоянии. <…> Как почки в процессе роста дают начало новым почкам, а эти, если только сильны, разветвляются и заглушают многие слабые ветви, так, полагаю, было при воспроизведении и с великим Древом Жизни, наполнившим своими мертвыми опавшими сучьями кору земли и покрывшим ее поверхность своими вечно расходящимися и прекрасными ветвями».

Дарвин, говоря о формах перехода, пишет: «Если бы возможно было показать, что существует сложный орган, который не мог образоваться путем многочисленных последовательных слабых модификаций, моя теория потерпела бы полное крушение. Но я не могу найти такого случая. Без сомнения, существуют многочисленные органы, для которых мы не знаем переходных ступеней…

Мы должны соблюдать крайнюю осторожность, заключая, что тот или другой орган не мог образоваться посредством переходных ступеней. Можно было бы привести множество примеров, где один и тот же орган выполняет у низших животных одновременно совершенно различные функции; так, у личинки стрекозы и у рыбы Cobites пищеварительный канал несет функции дыхания, пищеварения и выделения. Два различных органа или один и тот же орган в двух очень различных формах могут выполнять одновременно одну и ту же функцию, и это представляет крайне важную форму перехода. Приведу один пример: существуют рыбы, дышащие посредством жабер воздухом, растворенным в воде, и в то же время свободным воздухом из их плавательного пузыря, причем этот орган снабжен перегородками, крайне богатыми сосудами, и имеет ductus pneumaticus, доставляющий воздух.

Пример с плавательным пузырем рыб, — считает Дарвин, — наглядно обнаруживает в высшей степени важный факт: орган, сформированный первоначально для одного назначения, а именно всплывания, может быть приспособлен для совершенно иного назначения, именно дыхания… Нет основания сомневаться в том, что плавательный пузырь действительно превратился в легкие или орган, исключительно употребляемый для дыхания…

В соответствии с этим взглядом можно прийти к заключению, что позвоночные животные с истинными легкими произошли путем обычного размножения от древнего неизвестного прототипа, который был снабжен аппаратом для всплывания, или плавательным пузырем. Таким образом, мы можем понять, как я заключаю из интересного описания этих частей, данного Оуэном, тот странный факт, что каждая частица пищи или питья, которую мы проглатываем, должна проходить над отверстием дыхательного горла с риском попасть в легкие, несмотря на удивительный аппарат, при помощи которого закрывается голосовая щель. У высших позвоночных жабры совершенно исчезли, но у зародыша щели по бокам шеи и петлевидные артериальные дуги все еще отмечают свое прежнее положение. Однако мыслимо, что совершенно утраченные в настоящее время жабры были постепенно переработаны естественным отбором для какого-нибудь иного назначения: так, например, Ландуа (Landois) показал, что крылья насекомых развились из трахей; таким образом, весьма вероятно, что в этом обширном классе органы, когда-то служившие для дыхания, действительно превратились в органы летания.

Рассуждая о переходах между органами, так важно не упускать из виду возможности превращения одной функции в другую, что я приведу еще один пример. Стебельчатые усоногие имеют две маленькие складки кожи, названные мною яйценосными уздечками, которые своим липким выделением обеспечивают прикрепление яиц на время, пока в мешочке из них не вылупится молодь. Эти усоногие не имеют жабер, а вся поверхность их тела и мешочка вместе с маленькими уздечками служит для дыхания. У Balanidae, или сидячих усоногих, с другой стороны, не существует этих яйценосных уздечек; яйца лежат свободно на дне мешка внутри тщательно закрытой раковины; но на месте, соответствующем расположению уздечки, у них имеются сильно складчатые перепонки, свободно сообщающиеся с циркуляционными полостями мешка и всего тела и рассматриваемые всеми натуралистами как жабры. Я полагаю, никто не станет спорить, что яйценосные уздечки в одном семействе и жабры в другом строго между собой гомологичны; и действительно, эти органы градуально переходят один в другой.

Таким образом, нельзя сомневаться в том, что эти две маленькие складочки кожи, первоначально служившие как яйценосные уздечки и в то же время в слабой мере участвовавшие в дыхании, градуально, под влиянием естественного отбора, превратились в жабры, просто увеличившись в размерах и утратив свои липкие железы. Если бы все стебельчатые усоногие вымерли — а они подверглись истреблению более, чем сидячие, — кому пришло бы в голову, что жабры в этом последнем семействе существовали некогда в виде органов, служивших только для того, чтобы препятствовать вымыванию яиц из мешка?

Существует и другая возможная форма перехода, а именно через ускорение или замедление периода воспроизведения. Так, например, некоторые животные могут размножаться в очень раннем возрасте, даже прежде чем они приобрели вполне развитые признаки; если бы у какого-нибудь вида эта способность прочно установилась, то, по-видимому, рано или поздно были бы утрачены зрелые стадии развития, и в таком случае основные черты испытали бы глубокое изменение и деградировали, особенно если личинки резко отличались от взрослого животного. Далее, у значительного числа животных по достижении зрелости и в течение почти всей их жизни признаки продолжают перестраиваться». Так, у млекопитающих форма черепа значительно преобразуется с возрастом; рога у оленя все более и более разветвляются с возрастом, и оперение у некоторых птиц становится более развитым; у некоторых ящериц форма зубов с годами значительно меняется; у ракообразных ряд важных частей принимают совершенно новый характер после достижения половой зрелости. «Во всех таких случаях — а их можно было бы привести немало, — если бы размножение было отодвинуто на более поздний возраст, то признак вида претерпел бы модификацию, по крайней мере, во взрослом состоянии; возможно также, что в некоторых случаях начальные и более ранние стадии развития ускоряются и, наконец, утрачиваются. Модифицируются ли виды при помощи такой сравнительно внезапной формы перехода и часто ли это происходит — не берусь судить, но если она когда-нибудь имела место, то, вероятно, различия между молодым и зрелым и между зрелым и старым возрастом первоначально приобретались только градуальными шагами».

Каким же образом можно объяснить градуальную лестницу усложнения и разнообразные способы достижения одной и той же цели? — спрашивает Дарвин.

«Ответ, — пишет он, — без сомнения таков, что, когда две формы, которые уже отличаются одна от другой в некоторой слабой степени, будут изменяться, эти изменения не могут быть совершенно одинаковыми по своей природе, а следовательно, и результаты, достигаемые посредством естественного отбора для одной и той же цели, не могут быть одинаковыми. Мы не должны также упускать из виду, что каждый высокоразвитый организм прошел через многие изменения и что каждая модификация строения не может легко утрачиваться полностью, а будет вновь и вновь преобразована. Таким образом, строение каждой части любого вида, для чего бы она ни служила, является суммой многих унаследованных изменений, через которые прошел данный вид в своих последовательных адаптациях к менявшимся условиям и образу жизни. <…>

Почему Природа, — пишет Дарвин, — не совершает внезапных скачков от одного строения к другому? На основании теории естественного отбора мы можем ясно понять почему: естественный отбор действует, только пользуясь слабыми последовательными вариациями; он никогда не может делать внезапных, больших скачков, а всегда продвигается короткими, но верными, хотя и медленными шагами…

Так как естественный отбор действует через посредство жизни и смерти, через выживание наиболее приспособленных особей и истребление менее приспособленных, я иногда испытывал серьезную трудность в том, как объяснить происхождение или образование несущественных частей организма; трудность эта хотя совершенно иного рода, но почти так же велика, как и в отношении наиболее совершенных и сложных органов. <…>

Органы, теперь имеющие ничтожное значение, в некоторых случаях, вероятно, представляли большую важность для отдаленного предка и после продолжительного, медленного усовершенствования были переданы почти в том же состоянии нынешним видам, хотя теперь они слабо используются; но всякому действительно вредному уклонению в строении воспрепятствовал бы, конечно, естественный отбор. Зная, какое важное значение играет хвост как орган передвижения у большинства водных животных, можно, по-видимому, объяснить его обычное наличие и использование для разных целей у столь многих сухопутных животных, у которых легкие, т. е. модифицированный плавательный пузырь, обнаруживают их водное происхождение. Хорошо развитый хвост, образовавшийся у водного животного, мог впоследствии найти себе применение и в совершенно иных направлениях: как хлопушка для мух, как хватательный орган или как помощь при поворачивании, как у собак, хотя в этом последнем случае значение его едва ли существенно, так как заяц, почти лишенный хвоста, делает повороты гораздо быстрее.

…Органические существа, — полагал Дарвин, — созданы по двум великим законам — Единства Типа и Условий Существования. Под единством типа подразумевается то основное сходство в строении, которое мы усматриваем у органических существ одного класса и которое совершенно не зависит от их образа жизни. По моей теории единство типа объясняется единством происхождения. Выражение «условия существования», на котором так часто настаивал знаменитый Кювье, вполне охватывается принципом естественного отбора. Естественный отбор действует либо в настоящее время путем адаптации варьирующих частей каждого существа к органическим и неорганическим условиям его жизни, либо путем адаптации их в прошлые времена. При этом адаптациям содействовало во многих случаях усиленное употребление или, наоборот, неупотребление частей, на них влияло прямое действие внешних условий и они подчинялись во всех случаях различным законам роста и вариаций. Отсюда в действительности закон Условий Существования является высшим законом, так как он включает, через унаследование прежних вариаций и адаптаций, и закон Единства Типа».

Дарвин понимал, что одним из серьезных возражений против его теории происхождения видов является обособленность видовых форм и отсутствие между ними бесчисленных связующих звеньев. «Главная причина того, что бесчисленные промежуточные звенья не встречаются теперь повсеместно в природе, зависит от самого процесса естественного отбора, посредством которого новые разновидности непрерывно вытесняют свои родоначальные формы и становятся на их место. Но ведь в таком случае количество существовавших когда-то промежуточных разновидностей должно быть поистине огромным в соответствии с тем огромным масштабом, в каком совершается процесс истребления. Почему же в таком случае каждая геологическая формация и каждый слой не переполнены такими промежуточными звеньями? — спрашивает Дарвин. — Действительно, геология не открывает нам такой вполне непрерывной цепи организмов, и это, быть может, наиболее очевидное и серьезное возражение, которое может быть сделано против теории. Объяснение этого обстоятельства заключается, как я думаю, в крайней неполноте геологической летописи.

Прежде всего, нужно всегда иметь в виду, какого рода промежуточные формы должны были, согласно теории, некогда существовать. Когда я рассматриваю какие-нибудь два вида, мне трудно преодолеть в себе желание создать в воображении формы, промежуточные непосредственно между этими двумя видами. Но это совершенно неправильная точка зрения; мы должны всегда ожидать формы, промежуточные между каждым данным видом и его общим, но неизвестным предком, а предок, конечно, должен был чем-нибудь отличаться от всех своих модифицированных потомков… Если мы рассматриваем сильно различающиеся формы, например, лошадь и тапира, мы не имеем никаких оснований предполагать, что существовали когда-нибудь звенья, промежуточные непосредственно между ними, но можем думать, что они существовали между каждой из этих форм и их неизвестным общим предком. Этот общий предок должен был иметь во всей своей организации много сходного и с тапиром, и с лошадью, но некоторыми чертами своего строения он мог значительно отличаться от обоих этих животных, может быть, даже больше, чем они отличаются один от другого. Поэтому во всех подобных случаях мы были бы не в состоянии распознать родоначальную форму каких-нибудь двух или нескольких видов, даже если бы подробно сравнили строение родоначальной формы и ее модифицированных потомков; нам удалось бы это лишь в том случае, если бы мы располагали в то же время почти полной цепью промежуточных звеньев.

Согласно теории, вполне возможно, что одна из двух ныне живущих форм произошла от другой, например лошадь от тапира; в этом случае существовали промежуточные звенья непосредственно между ними. Но такой случай должен предполагать, что одна из форм оставалась в продолжение очень долгого периода неизменной, в то время как ее потомство претерпело глубокое изменение; но принцип конкуренции между одним организмом и другим, между детьми и родителями допускает такой результат крайне редко, так как всегда новые и более совершенные формы жизни склонны вытеснить старые и менее совершенные.

По теории естественного отбора все ныне живущие виды были связаны с родоначальным видом каждого рода не большими различиями, чем те, которые мы видим между естественными и одомашненными разновидностями одного и того же вида в настоящее время; эти родоначальные виды, ныне в большинстве случаев вымершие, были в свою очередь подобным же образом связаны с более древними формами и так далее назад в глубь веков, постоянно сходясь к общему предку каждого большого класса. Таким образом, количество промежуточных и переходных звеньев между всеми живущими ныне и вымершими видами должно было быть непостижимо велико. И, конечно, если только эта теория верна, все они существовали на Земле…

Итак, — заключает Дарвин, — если геологическая летопись настолько неполна, как многие думают, а можно, по крайней мере, утверждать, что нельзя отстаивать ее полноту, то главные возражения против теории естественного отбора в значительной степени ослабляются или исчезают. С другой стороны, все главные законы палеонтологии ясно, как мне кажется, свидетельствуют, что виды произошли путем обычного рождения, причем старые формы вытеснялись новыми и улучшенными формами жизни — этими продуктами Вариации и Выживания наиболее приспособленных».

В «Происхождении видов» Дарвин уделил человеку всего одну строку в конце книги, сказав, что благодаря его теории происхождения видов «много света будет пролито на происхождение человека и его историю». Для Дарвина из этой теории неизбежно вытекал вывод о происхождении человека от какой-то иной более низкоорганизованной формы. Человек для него был только частным случаем — одним из множества видов. «Если дать простор нашим предположениям, — писал Дарвин в записной книжке (1837–1838 гг.), — то животные — наши братья по боли, болезни, смерти, страданию и голоду, — наши рабы в самой тяжелой работе, наши товарищи в наших удовольствиях — все они ведут, может быть, свое происхождение от одного общего с нами предка — нас всех можно было бы слить вместе». И далее: «Различие интеллекта у человека и животных не так велико, как между живыми существами без мысли (растениями) и живыми существами с мыслью (животными)».

24 февраля 1871 года вышла в свет книга «Происхождение человека и половой отбор». Суть основной идеи книги сводится к следующему: «Наш предок был животным, которое дышало в воде, имело плавательный пузырь, большой хвостовой плавник, несовершенный череп и, несомненно, было гермафродитным! Вот забавная генеалогия для человечества» (из письма Дарвина к Лайелю от 10 января 1860 г.).

Доказательство происхождения человека от какой-то низшей формы Дарвин прежде всего строит на основе сопоставления физического строения тела человека и тел более низко организованных животных. «Всем известно, — пишет Дарвин, — что тело человека устроено по одному общему типу или образцу с другими млекопитающими. Все кости его скелета могут выдержать сравнение с соответствующими костями обезьяны, летучей мыши или тюленя.

То же самое замечается и относительно его мышц, нервов, кровеносных сосудов и внутренностей. Мозг, важнейший из всех органов, следует тому же закону…» Соответствие органов у организмов разных видов (гомологичность) становится вполне понятной, говорит Дарвин, «если принять, что они произошли от одного общего родоначальника и изменились с течением времени, приспособляясь к разнообразным условиям жизни. Со всякой другой точки зрения, сходство между рукой человека и обезьяны, ногой лошади, ластом тюленя, крылом летучей мыши и т. д. остается совершенно непонятным. Нельзя назвать научным объяснением ту теорию, по которой все они были созданы по одному идеальному плану. Что касается развития, то мы можем легко понять, почему зародыши столь различных животных сохраняют, с большей или меньшей полнотой, характер строения общего родоначальника, если мы допустим, что видоизменения, происшедшие в позднейший зародышевый период, были унаследованы в соответствующий же период развития. Никаким другим образом нельзя объяснить поразительного факта, что зародыши человека, собаки, тюленя, летучей мыши, пресмыкающегося и т. д. вначале едва могут быть отличимы друг от друга. Чтобы понять существование рудиментарных органов, нам стоит только предположить, что отдаленный родоначальник обладал этими частями в их полном развитии, и что под влиянием измененных условий жизни они значительно уменьшились или от простого их неупотребления или вследствие естественного отбора тех особей, которые были менее обременены этими излишними органами. Наряду с этими причинами влияли и другие…»

Человек в строении своего тела носит «ясные следы происхождения от какой-то низшей формы. Но, — пишет Дарвин, — мне могут возразить, что вывод этот содержит какую-то ошибку, потому что человек поразительно отличается от других животных по своим умственным способностям. Бесспорно, разница эта громадна, даже если сравнить умственные способности низшего из дикарей, не умеющего считать дальше четырех и с трудом употребляющего какие-либо абстрактные выражения для самых обыкновенных предметов или чувств, с умственными способностями высших из обезьян…

Если бы ни одно из органических существ, за исключением человека, не обладало какими-либо умственными способностями или если бы способности человека были совершенно иной природы, чем у низших животных, то мы никогда не были бы в состоянии убедиться в том, что наши высокие способности развились постепенно. Но можно ясно доказать, что коренного различия в этом отношении [между человеком и животными] не существует.

Мы должны также согласиться с тем, что различие в умственных способностях между одной из низших рыб, например, миногой или ланцетником, и одной из высших обезьян гораздо значительнее, чем между обезьяной и человеком. Это громадное различие сглаживается бесчисленными переходными ступенями.

Точно так же нельзя назвать ничтожной разницу… в умственных способностях между дикарем, с трудом употребляющим какие-либо абстрактные выражения, и Ньютоном или Шекспиром.

Различия подобного рода между величайшими людьми наиболее развитых рас и низшими из дикарей тоже связаны между собой тончайшими переходами. Поэтому возможно, что различия эти переходят одно в другое и развиваются одно из другого.

…В умственных способностях между человеком и высшим млекопитающим не существует коренного различия», — утверждает Дарвин. — Но… каким же «образом развились впервые умственные способности у низших организмов — это такой же безнадежный вопрос, как и тот, каким образом впервые развилась жизнь. Такие проблемы принадлежат далекому будущему, если только их когда-либо суждено решить человеку.

Так как человек обладает органами чувств, одинаковыми с низшими животными, то и основные побуждения его должны быть одинаковы. У человека и животных существует, кроме того, несколько общих инстинктов, например, чувство самосохранения, половая любовь, любовь матери к новорожденному детенышу, способность последнего сосать и т. д.»

Нельзя отрицать прогрессивное развитие, считает Дарвин, умственных и нравственных способностей человека, потому что «мы ежедневно видим примеры развития этих способностей в каждом ребенке и могли бы проследить совершенно постепенные переходы от ума полного идиота, более низкого, чем ум самого низкого животного, до ума Ньютона. Нет сомнения, что существует огромная разница между умом самого примитивного человека и самого высшего животного. Если бы человекообразная обезьяна могла иметь беспристрастный взгляд относительно самой себя, она бы допустила, что, хотя она умеет составить искусный план грабежа сада, знает употребление камней для драки или разбивания орехов, — мысль об изготовлении из камня орудия все-таки далеко выше ее сил.

Как бы ни было велико умственное различие между человеком и высшими животными, оно только количественное, а не качественное… Чувства и впечатления, различные эмоции и способности, как любовь, память, внимание, любопытство, подражание, рассудок и т. д., которыми гордится человек, могут быть найдены в зачатке, а иногда даже и в хорошо развитом состоянии у низших животных. Они способны также к некоторому наследственному усовершенствованию, как мы видим на домашней собаке в сравнении с волком или шакалом. Если бы можно было показать, что известные высшие умственные способности, как, например, самосознание, формирование общих представлений и пр., свойственны исключительно человеку, что крайне сомнительно, то не было бы невероятным допущение, что эти качества являются привходящим результатом других высокоразвитых интеллектуальных способностей, а последние представляют, в свою очередь, результат постоянного употребления совершенной речи. В каком возрасте новорожденное дитя приобретает способность к отвлеченным понятиям или делается самосознательным и начинает размышлять о своем существовании? Мы не можем ответить на это, как не можем ответить на тот же вопрос относительно животных в восходящей органической лестнице. Полуискусственный и полуинстинктивный характер речи все еще носит на себе печать ее постепенной эволюции…

Если допустить, что человекообразные обезьяны составляют естественную подгруппу, то, на основании сходств между ними и человеком, не только по признакам, которые он разделяет со всей группой узконосых [обезьян], но и по другим особенным признакам, например, по отсутствию хвоста и седалищных мозолей, а также по общему виду, мы имеем право предположить, что нашим прародителем был какой-нибудь древний член человекообразной подгруппы. Мало вероятия, чтобы один из членов какой-либо из других низших подгрупп мог посредством аналогичных изменений дать начало человекообразному существу, сходному в столь многих отношениях с высшими человекообразными обезьянами. Нет сомнения, что человек претерпел громадное количество видоизменений сравнительно с большинством своих родичей, главным образом в результате значительного развития его мозга и вертикального положения. Тем не менее, мы должны помнить, что он представляет лишь одну из нескольких особенных форм приматов».

Две главные группы обезьян — узконосые и широконосые (с их подгруппами) произошли от общего древнего родоначальника. Древние потомки последнего, «прежде чем они дивергировали друг от друга, должны были составлять одну естественную группу. Но некоторые из видов или зачинающихся родов должны были уже указывать своими дивергирующими признаками на будущее отчетливое разделение на узконосых и широконосых обезьян. Отсюда следует, что члены предполагаемой древней группы не должны были отличаться таким однообразием в строении зубов или ноздрей, как существующие теперь узконосые обезьяны, с одной стороны, и широконосые, — с другой, но что они имели в этом отношении больше сходства с родственными им лемурами, которые весьма отличаются друг от друга по форме морды и еще более по зубам. Пробел между человеком и его ближайшими родичами в этом случае сделается еще больше, потому что он будет лежать между человеком, можно надеяться, еще более цивилизованным, чем кавказское племя, и какими-то обезьянами, настолько низкими, как павианы, тогда как теперь этот пробел идет от негра или австралийца к горилле.

Что касается отсутствия ископаемых остатков, которые могли бы связать человека с его обезьянообразными родоначальниками, то никто не будет придавать этому факту особенного значения… поскольку во всех классах позвоночных открытие ископаемых остатков было крайне медленным и случайным.

Наиболее вероятно, «что обезьяны (simiadae) произошли первоначально от родоначальников существующих теперь лемуров [полуобезьян], а эти, в свою очередь, от форм, стоящих очень низко в ряду млекопитающих. <…>

При попытках проследить генеалогию млекопитающих, а следовательно, и человека, спускаясь все ниже по ступеням животного царства, мы погружаемся в более и более темные области…

Главные пять классов позвоночных, именно млекопитающие, птицы, пресмыкающиеся, земноводные и рыбы — все произошли от одного первоначального типа, так как у всех их много общего, в особенности в зародышевом состоянии». Этот вывод Дарвин делает на основе публикаций Геккелем фотоснимков зародышей пяти классов позвоночных. [Впоследствии ученые доказали, что фотографии Геккеля являются фальсификацией]. «Так как класс рыб, — пишет далее Дарвин, — представляет самую низшую степень организации и появился раньше других, то мы можем заключить, что все члены позвоночного царства произошли от какого-либо рыбообразного животного. <…> Группы животных, соединяющих более или менее тесно обширные классы позвоночных, существовали или существуют до сих пор». Так, утконос представляет собой переход к пресмыкающимся; «динозавры занимают по многим важным признакам промежуточное положение между некоторыми пресмыкающимися и некоторыми птицами; к таким птицам принадлежат страусовые (которые, в свою очередь, представляют рассеянные остатки некогда обширной группы) и Archaeopteryx, странная юрская птица с длинным хвостом, подобным хвосту ящерицы. У ихтиозавров, больших ластоногих морских ящеров, много сходного с рыбами, или, скорее… с земноводными. Последний класс (заключающий в своем высшем отделе лягушек и жаб), очевидно, близок к ганоидным рыбам. Рыбы эти жили в громадном числе в ранние геологические периоды и были устроены, как обыкновенно говорится, по весьма обобщенному типу, т. е. представляли различные черты сродства с другими группами животных. Земноводные и рыбы соединены, далее, между собой так тесно чешуйчатником (Lepidosiren), что естествоиспытатели долго спорили о том, к которому из обоих классов должно быть отнесено это животное. Чешуйчатник и немногие из ганоидных рыб избегали окончательного вымирания, живя в реках, которые представляют спасительные гавани и относятся к большим водам океана, как острова к материкам.

Наконец, один из членов обширного и разнообразного класса рыб, именно ланцетник, или Amphioxus, настолько отличается от всех других рыб, что… он должен был бы составлять отдельный класс в позвоночном царстве…Ланцетник имеет некоторое сродство с асцидиями, беспозвоночными гермафродитными морскими животными, постоянно прикрепленными к посторонним телам.

Асцидии не имеют даже вида животных и состоят из простого кожистого мешка с двумя небольшими выдающимися отверстиями… Их личинки несколько похожи по внешнему виду на головастиков и могут свободно плавать. Если верить эмбриологии… то можно с полным правом думать, что в чрезвычайно отдаленный период времени существовала группа животных, сходных во многих отношениях с личинками современных асцидий, и что эта группа разделилась на две большие ветви, из которых одна регрессировала в развитии и образовала теперешний класс асцидий, другая же поднялась до венца и вершины животного царства, дав начало позвоночным.

Древние родоначальники человека были, без всякого сомнения, покрыты некогда волосами, и оба пола имели бороды; их уши были заострены и способны двигаться, а тело имело хвост с принадлежащими к нему мышцами. Их конечности и туловище были приводимы в движение многими мышцами, которые появляются лишь случайно [у современного человека], но составляют нормальное явление у четвероруких. Главная артерия и нерв плеча в это время проходили через надмыщелковое отверстие. Кишки образовывали еще больший слепой мешок — coecum, чем существующий теперь у человека. Нога, судя по форме большого пальца у зародыша, была в это время хватательным [органом]. Наши предки были, без всякого сомнения, по своему образу жизни, древесными животными и населяли какую-нибудь теплую лесистую страну.

Самцы имели большие клыки, которые служили им грозным оружием. В еще более ранний период времени матка была двойная, испражнения выводились посредством клоаки, и глаза были защищены третьим веком, или мигательной перепонкой. Еще раньше предки человека должны были быть по своему образу жизни водными животными, потому что морфология ясно показывает, что наши легкие состоят из видоизмененного плавательного пузыря, служившего некогда гидростатическим аппаратом. Щели на шее человеческого зародыша указывают на прежнее положение жабер. В месячных или недельных сроках наступления некоторых функций нашего тела мы, очевидно, сохраняем отголоски нашей первобытной родины — морского берега, омываемого приливами.

Около этого же времени настоящие почки были представлены Вольфовыми телами. Сердце имело вид простого пульсирующего сосуда, и chorda dorsalis занимала место позвоночного столба. Эти древние предки человека, которых мы усматриваем в темной дали прошлых веков, должны были быть организованы так же просто, как ланцетник, или амфиоксус, или даже его проще».

В последних строках своего сочинения «Происхождение человека» Дарвин с огромной убежденностью писал: «Главное заключение, к которому нас привело настоящее сочинение… состоит в том, что человек произошел от некоторой менее высокоорганизованной формы. Основы, на которые опирается этот вывод, никогда не будут поколеблены, потому что близкое сходство между человеком и низшими животными в зародышевом развитии, равно как и в бесчисленных чертах сложения и строения — важных и самых ничтожных, — далее, сохранившиеся рудиментарные органы и ненормальные реверсии, к которым иногда склонен человек, представляют такие факты, которые невозможно оспаривать… Великий принцип эволюции становится ясным и прочным…»

1.2. Версия Энгельса

Свою идею о происхождении и сущности жизни Энгельс (1820–1895) изложил в книге «Диалектика природы» (1886). В ней, по его словам, он сделал попытку «вскрыть объективную диалектику, и тем самым обосновать необходимость сознательной материалистической диалектики в естествознании, изгнать из него идеализм, метафизику и агностицизм, а также и вульгарный материализм, дать диалектико-материалистическое обобщение важнейших результатов развития естествознания и тем самым обосновать всеобщность основных законов материалистической диалектики».

Энгельс считал, что общими законами исторического развития природы, человеческого общества и мышления являются:

— закон перехода количества в качество и обратно;

— закон взаимного проникновения противоположностей;

— закон отрицание отрицания.

Свое определение жизни философ сформулировал так: «Жизнь есть способ существования белковых тел, существенным моментом которого является постоянный обмен веществ с окружающей их внешней природой, причем с прекращением этого обмена веществ прекращается и жизнь, что приводит к разложению белка.

Если когда-нибудь удастся составить химическим путем белковые тела, то они, несомненно, обнаружат явления жизни и будут совершать обмен веществ, как бы слабы и недолговечны они ни были».

Рассматривая проблему появления белка, составляющего основу тел всех живых существ нашей планеты, а также возникновение самой Земли, Солнца и других планет, Энгельс писал: «Из вихреобразно вращающихся раскаленных газообразных туманностей… развились благодаря сжатию и охлаждению бесчисленные солнца и солнечные системы нашего мирового острова, ограниченного крайними звездными кольцами Млечного пути». Сначала охлаждаются спутники, астероиды, метеоры; медленней охлаждаются центральное светило и планеты.

«Время, когда планета приобретает твердую кору и скопления воды на своей поверхности, совпадает с тем временем, начиная с которого ее собственная теплота отступает все более и более на задний план по сравнению с теплотой, получаемой ею от центрального светила. Ее атмосфера становится ареной метеорологических явлений в современном смысле этого слова, ее поверхность — ареной геологических изменений, при которых вызванные атмосферными осадками отложения приобретают все больший перевес над медленно ослабевающими действиями вовне ее раскаленно-жидкого внутреннего ядра.

Наконец, если температура понизилась до того, что — по крайней мере на каком-нибудь значительном участке поверхности — она уже не превышает тех границ, внутри которых является жизнеспособным белок, то, при наличии прочих благоприятных химических предварительных условий, образуется живая протоплазма…

Прошли, вероятно, тысячелетия, пока создались условия, при которых стал возможен следующий шаг вперед и из этого бесформенного белка возникла, благодаря образованию ядра и оболочки, первая клетка. Но вместе с этой первой клеткой была дана и основа для формообразования всего органического мира. Сперва развились, как мы должны это допустить, судя по всем данным палеонтологической летописи, бесчисленные виды бесклеточных и клеточных протистов [протисты — одноклеточные организмы], из которых одни дифференцировались постепенно в первые растения, а другие — в первых животных. А из первых животных развились, главным образом путем дальнейшей дифференциации, бесчисленные классы, отряды, семейства, роды и виды животных и, наконец, та форма, в которой достигает своего наиболее полного развития нервная система, — а именно позвоночные, и опять-таки, наконец, среди них то позвоночное, в котором природа приходит к осознанию самой себя, — человек».

Рассуждая о жизни и смерти, Энгельс пишет: «Уже и теперь не считают научной ту физиологию, которая не рассматривает смерть как существенный момент жизни, которая не понимает, что отрицание жизни по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится в соотношении со своим необходимым результатом, заключающимся в ней постоянно в зародыше, — смертью. Диалектическое понимание жизни именно к этому и сводится. Но кто однажды понял это, для того покончены всякие разговоры о бессмертии души. Смерть есть либо разложение органического тела, ничего не оставляющего после себя, кроме химических составных частей, образовывавших его субстанцию, либо умершее тело оставляет после себя некий жизненный принцип, нечто более или менее тождественное с душой, принцип, который переживает все живые организмы, а не только человека. Таким образом, здесь достаточно простого уяснения себе, при помощи диалектики, природы жизни и смерти, чтобы устранить древнее суеверие. Жить значит умирать».

В очерке «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» Энгельс дает разработанную им трудовую теорию антропогенеза — процесса историко-эволюционного формирования физического типа человека; первоначального развития его трудовой деятельности, речи и общества. По мысли философа именно благодаря труду в результате длительного исторического процесса из обезьяноподобного предка развилось качественно отличное от него существо — человек.

«Труд, — пишет он, — источник всякого богатства… Труд действительно является таковым наряду с природой, доставляющей материал, который человек превращает в богатство. Но он еще и нечто бесконечно большее, чем это. Он — первое основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека.

Много сотен тысячелетий тому назад, в еще не поддающийся точному определению промежуток времени того периода в развитии Земли, который геологи называют третичным, предположительно к концу этого периода, жила где-то в жарком поясе — по всей вероятности, на обширном материке, ныне погруженном на дно Индийского океана, — необычайно высокоразвитая порода человекообразных обезьян. Дарвин дал нам приблизительное описание этих наших предков. Они были сплошь покрыты волосами, имели бороды и остроконечные уши и жили стадами на деревьях.

Под влиянием, в первую очередь, надо думать, своего образа жизни, требующего, чтобы при лазании руки выполняли иные функции, чем ноги, эти обезьяны начали отвыкать от помощи рук при ходьбе по земле и стали усваивать все более и более прямую походку. Этим был сделан решающий шаг для перехода от обезьяны к человеку. <…> Если прямой походке у наших волосатых предков суждено было стать сначала правилом, а потом и необходимостью, то это предполагает, что на долю рук тем временем доставалось все больше и больше других видов деятельности. Уже и у обезьян существует известное разделение функций между руками и ногами. Но… как велико расстояние между неразвитой рукой даже самых высших человекообразных обезьян и усовершенствованной трудом сотен тысячелетий человеческой рукой. Число и общее расположение костей и мускулов одинаково у обеих, и тем не менее рука даже самого первобытного дикаря способна выполнять сотни операций, не доступных никакой обезьяне. Ни одна обезьянья рука не изготовила когда-либо хотя бы самого грубого аменного ножа». Однако прежде, чем с помощью руки человек превратил первый камень в нож, прошел такой огромный период времени, «что по сравнению с ним известный нам исторический период является незначительным. Но решающий шаг был сделан, рука стала свободной и могла теперь усваивать себе все новые и новые сноровки, а приобретенная этим бoльшая гибкость передавалась по наследству и возрастала от поколения к поколению.

Рука, таким образом, является не только органом труда, она также и продукт его. Только благодаря труду, благодаря приспособлению к все новым операциям, благодаря передаче по наследству достигнутого таким путем особого развития мускулов, связок и, за более долгие промежутки времени, также и костей, и благодаря все новому применению этих, переданных по наследству усовершенствований к новым, все более сложным операциям, — только благодаря всему этому человеческая рука достигла той высокой ступени совершенства, на которой она смогла, как бы силой волшебства, вызвать к жизни картины Рафаэля, статуи Торвальдсена, музыку Паганини.

Но рука не была чем-то самодовлеющим. Она была только одним из членов целого, в высшей степени сложного организма.

И то, что шло на пользу руке, шло также на пользу всему телу, которому она служила… Постепенное усовершенствование человеческой руки и идущее рядом с этим развитие и приспособление ноги к прямой походке несомненно оказали, также и в силу закона соотношения, обратное влияние на другие части организма.

Начинавшееся вместе с развитием руки, вместе с трудом господство над природой расширяло с каждым новым шагом вперед кругозор человека. В предметах природы он постоянно открывал новые, до того неизвестные свойства. С другой стороны, развитие труда по необходимости способствовало более тесному сплочению членов общества, так как благодаря ему стали более часты случаи взаимной поддержки, совместной деятельности, и стало ясней сознание пользы этой совместной деятельности для каждого отдельного члена. Коротко говоря, формировавшиеся люди пришли к тому, что у них появилась потребность что-то сказать друг другу. Потребность создала себе свой орган: неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась путем модуляции для все более развитой модуляции, а органы рта постепенно научились произносить один членораздельный звук за другим.

Что это объяснение возникновения языка из процесса труда и вместе с трудом является единственно правильным, доказывает сравнение с животными. То немногое, что эти последние, даже наиболее развитые из них, имеют сообщить друг другу, может быть сообщено и без помощи членораздельной речи. В естественном состоянии ни одно животное не испытывает неудобства от неумения говорить или понимать человеческую речь Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг, который, при всем своем сходстве с обезьяньим, далеко превосходит его по величине и совершенству. А параллельно с дальнейшим развитием мозга шло дальнейшее развитие его ближайших орудий — органов чувств. Подобно тому как постепенное развитие речи неизменно сопровождается соответствующим усовершенствованием органа слуха, точно так же развитие мозга вообще сопровождается усовершенствованием всех чувств в их совокупности».

Прошли сотни тысяч лет, прежде чем из стада лазящих по деревьям обезьян возникло человеческое общество. Но в чем отличие человеческого общества от стада обезьян? В труде, который начинается с изготовления орудий. А что представляют собой наиболее древние орудия? Это — орудия охоты и рыболовства. Именно охота и рыболовство способствовали переходу от растительной пищи к потреблению наряду с ней и мяса, «а это, — считает Энгельс, — ознаменовало собой новый важный шаг на пути к превращению в человека». Употребление мясной пищи привело человека к пользованию огнем и к приручению животных.

«Благодаря совместной деятельности руки, органов речи и мозга не только у каждого в отдельности, но также и в обществе, люди приобрели способность выполнять все более сложные операции, ставить себе все более высокие цели и достигать их. Самый труд становился от поколения к поколению более разнообразным, более совершенным, более многосторонним. К охоте и скотоводству прибавилось земледелие, затем прядение и ткачество, обработка металлов, гончарное ремесло, судоходство. Наряду с торговлей и ремеслами появились, наконец, искусство и наука; из племен развились нации и государства. Развились право и политика, а вместе с ними фантастическое отражение человеческого бытия в человеческой голове — религия. Перед всеми этими образованиями, которые выступали прежде всего как продукты головы и казались чем-то господствующим над человеческими обществами, более скромные произведения работающей руки отступили на задний план, тем более, что планирующая работу голова уже на очень ранней ступени развития общества (например, уже в простой семье) имела возможность заставить не свои, а чужие руки выполнять намеченную ею работу. Всю заслугу быстрого развития цивилизации стали приписывать голове, развитию и деятельности мозга. Люди привыкли объяснять свои действия из своего мышления, вместо того чтобы объяснять их из своих потребностей (которые при этом, конечно, отражаются в голове, осознаются), и этим путем с течением времени возникло то идеалистическое мировоззрение, которое овладело умами в особенности со времени гибели античного мира. Оно и теперь владеет умами в такой мере, что даже наиболее материалистически настроенные естествоиспытатели из школы Дарвина не могут еще составить себе ясного представления о происхождении человека, так как, в силу указанного идеологического влияния, они не видят той роли, которую играл при этом труд».

1.3. Дюринг был прав

Евгений Дюринг (1833–1921) — немецкий мыслитель, чьи сочинения были обращены к цельной человеческой природе, к каждому, кто носит в себе благородные стремления и руководствуется во всем справедливостью, кто хочет научиться лучше отличать дурное от хорошего.

«Человек, смотрящий на свободу, доверие и справедливость, — пишет Дюринг в работе “Ценность жизни (1865 г. — первое издание, 1891 г. — четвертое, исправленное издание), — как на нравственные требования, необходимые для каждого существа, которое он уважает и с которым держит себя на равной ноге, — будет чувствовать себя болезненно потрясенным, если от него будут требовать признания, что в основе всех вещей царят деспотизм, полное отсутствие доверия, несправедливость и предательство. Такая основа вещей будет не лучше какого угодно ада». Основу ценности жизни необходимо составляет нравственность. Именно нравственность является критерием нашего бытия. «Если в людях нет нравственности, то ее не окажется и в мировом порядке…

Рис. 1.1. Евгений Дюринг

У большинства людей наилучшая мораль разлетится в прах, если общая картина всей основы вещей будет ей противоречить. Такой случай имеет место, если борьба за существование [курсив наш] будет объявлена, как обязательный для людей основной закон природы и как наилучший способ совершенствования. Победа при помощи дурных средств и, вообще, устранение другого ради собственных интересов является в этой борьбе за существование шагом, обеспечивающим дальнейшее усовершенствование. Подобное представление, к тому же в ореоле научности, особенно безнравственно. Оно искажает этим путем истинный характер природы, который будто является не только индифферентным в отношении к лучшей человеческой морали, но как бы согласующимся с самым безнравственным поведением и потому поддерживающим его. Как согласить надолго лучшие человеческие стремления с подобными мнимыми выводами о существе природы? Очевидно, здесь целая пропасть между воззрениями на основные законы мирового порядка и лучшею моралью. Одно не годится для другого и потому или должна исчезнуть лучшая нравственность, или устранено, в качестве ложного, подобное учение о природе. Третье невозможно, так как не может долго продолжаться бессодержательная смесь представлений. Разумеется, не может быть ни одной минуты сомнения в том, что вышеуказанная теория есть явление преходящее. Но происхождение ее интересно в нравственном отношении; она коренится непосредственно не столько в научном заблуждении, сколько в дурной морали, которая в свою очередь имеет своим основанием низменное настроение и недостаток восприимчивости к лучшим стремлениям. <…> Доктрина Дарвина, — говорит Дюринг, — опирающаяся на естествознание и в сильной степени перемешанная с деморализующими теориями, явилась исходным пунктом для прославления насилия и грубости…

…Деморализующая, излагаемая в дарвинистской форме, борьба за существование превратилась в настоящее время в общий лозунг и сделалась теоретическим средством оправдания самого грубого эгоизма.

Построить свое собственное существование на уничтожении чужой жизни — вот принцип, выработавшийся во всей цинической наготе из теории борьбы за существование. Перенесение этого принципа на все частные и общественные отношения, как отдельных личностей, так и национальностей, является главным средством распространения всеобщей деморализации.

Общественная испорченность, убившая всякое взаимное доверие между людьми, нашла в учении о борьбе за существование необходимое для себя теоретическое дополнение и начала развивать дарвинизм во всех направлениях, в литературе и жизни.

Когда, действительно, борьба за существование приносила с собою успех, то это было торжество насилия и хитрости, прославляемое со стороны дарвинизма. Каждое существо ведет борьбу против других за свое и во вред чужому существованию и благополучию; оно стремится очистить путь к своей цели от посторонней конкуренции, и если ему удастся, то, по господствующей теории, это является его заслугой и средством к дальнейшему усовершенствованию; преимущества, доставившие ему победу, все равно, заключались ли они в насилии, хитрости или вообще в каком-нибудь низком качестве, могут теперь беспрепятственно распространяться, между тем как качества побежденных и их носители должны отныне исчезнуть или, по крайней мере, быть стеснены в своем развитии. Отсюда вытекает первая заповедь — быть сильнейшим и стараться одерживать всюду верх над врагами. Роль побежденных обеспечивает возможность истинного усовершенствования. Без уничтожения чужой жизни ради собственных целей, по этой теории, немыслимо движение прогресса. Его наибольший расцвет достигается только тогда, когда сильнейший одолевает слабейшего.

Это, более чем жестокое последствие, живо напоминает о том новом оправдании, которое, благодаря учению о борьбе за существование, было бы в руках известного разбойника [здесь намек на Наполеона III], если бы только он захотел оправдывать себя и с нравственной стороны. Ему бы только стоило всю свою ловкость по части убийств и разбоя бросить на чашку весов новомодной справедливости и обратить при этом общее внимание на то, как значительно помогли ему эти качества в борьбе за существование и что, можно надеяться, посредством их постепенного распространения, выработать прелестную разновидность, которая будет эксплуатировать все, попадающееся ей на дороге.

Нравственная сторона дарвинизма наполовину представляет обобщение мальтузианства. Последний [Мальтус] желал, чтобы размножение, расширение и усиление власти высших и средних классов совершалось беспрепятственно со стороны низших, необеспеченных слоев, и его практическая программа стремилась подавить жизнь в одном направлении, чтобы в другом сделать ее еще сильнее и обеспеченнее. Сильнейший, по его теории, должен сделаться еще сильнее, а слабый подпасть еще большим стеснениям.

Из этого мальтузианского закона размножения и мальтузианской формы представления соперничества за существование Дарвин, прежде всего, сделал общий зоологический закон, а затем теорию, которая в человеческих отношениях выдвинула на первый план так называемое право сильного и провозгласила его культурно-историческим орудием прогресса. Если в этом последнем отношении у Дарвина были кое-какие недомолвки, то все они получили в руках его второстепенных последователей, в особенности в Германии, ясное для каждого толкование. При этом все политически и общественно-реакционные условия получили самое выгодное для себя освещение, так что для каждого стало совершенно ясно, что теория борьбы за существование способна оправдать не только всякую нравственную испорченность, но и дать деятельную поддержку реакционным стремлениям всякого рода. Ее главное качество, заставившее нас остановиться подробнее на этом предмете, заключается в ее близости ко всем началам бесчеловечности, уменьшающим ценность жизни, возбуждающим презрение человека к человеку и к более благородным формам существования. Судьба дарвинизма та же, что и мальтузианства, и уже недалеко то время, когда историк нравов упомянет о нем, как о позорной странице в развитии человеческой мысли».

Рассуждая о происхождении жизни, Дюринг писал:

«Было бы полнейшим непониманием дела желать отыскать нечто, похожее на зародыши жизни вне самой области жизни, т. е. для нашей планеты во всем другом, кроме человека, животного и растения. Хотя и является более утонченным, тем не менее все-таки решительным суеверием предполагать, что из простых физических, химических и т. п. сил могла бы возникнуть жизнь на Земле. Если бы на нашей планете были уничтожены все отдельные живые существа, то вместе с ними иссякла бы навсегда и жизнь (курсив наш. — А. С.). Вновь не явилось бы ничего, раз ниоткуда со стороны не присоединились бы новые семена живых элементов. Даже для предшествовавших природе времен мы не имеем оснований допустить самозарождение в том смысле, что из общей материи, то есть из физических, химических и т. п. сил без зародыша, содержащегося в определенных частях материи, может возникнуть живое существо. Было бы даже логическим противоречием — утверждать, что безжизненное в состоянии произвести из себя живое. Размножение, очевидно, не есть единственно возможный способ возникновения живого, но самозарождение, откуда бы оно ни происходило, в смысле первоначального возникновения живого из неживого, представляется логическим противоречием.

Смена чередующихся поколений не может в прошедшем продолжаться до бесконечности; но задатки жизни должны содержаться в известных определенных частях материи и не могут быть присущи любому веществу. Здравое понимание и правильные выводы никогда не приведут нас к заключению, что простые состояния, которые испытывает, под влиянием изменения теплоты, общая материя в физическом, химическом и т. п. отношениях, могут в результате произвести жизнь. Стремиться в настоящее время отыскать начало растительной и животной жизни в неорганических веществах и силах — значит допускать спиритические свойства в материи… Здравое понимание сумеет найти сферы, где, действительно, обретаются жизнь и сознание, и отмерить область, в которой могли бы они находиться первоначально или оказаться в будущем. Искать жизнь еще где-нибудь, кроме как в живых существах, их потомстве и тех первоначальных состояниях, где она существует, среди остальной материи, как отдельные, бессознательные, предназначенные для жизни элементы, искать жизнь еще где-нибудь — значит сделать скачок к ни на чем неоснованным фикциям…»

1.4. Ученые России о несостоятельности дарвинизма

1.4.1. Чичерин

Русский мыслитель Борис Николаевич Чичерин (1828–1904), одна из ключевых фигур российской науки XIX столетия, на простых примерах показал несостоятельность дарвиновского подхода к объяснению феномена жизни. В работе «Собственность и государство» (1882–1883) он писал: «Знаменитейшая… теория эволюции, построенная на реалистических началах, при ближайшем рассмотрении оказывается только сплетением несообразностей».

Жизнь и смерть, процветание и упадок равно не поняты эволюционистами, поскольку невозможно объяснить действие внутреннего, живого, духовного начала движением внешних, механических сил. Учение эволюционистов «обозначает то печальное состояние человеческого ума, когда мысль вместо того, чтобы поднять глаза к небу, зарывается в землю и старается вывести самые высокие явления из самых низменных причин.

Тем же механическим взглядом на вещи страдает и другое современное учение, в некотором отношении сродное с системою Спенсера, но имевшее еще большее влияние на умы, учение, которое зародилось в среде естествознания, но которое приверженцы его стараются приложить и к развитию человечества. Я говорю о теории Дарвина, — поясняет Чичерин. — Сущность этой теории общеизвестна. В отличие от Спенсера [английского философа и социолога (1820–1903)], Дарвин приписывает весьма небольшое значение прямому действию внешних сил. Но он признает известную изменчивость организма, как факт, удостоверяемый искусственным подбором, с помощью которого человек развивает в домашних животных нужные ему качества. Такого же рода подбор, но производимый естественным путем, Дарвин отыскивает и в природе. Здесь, вследствие стремления органических существ к безмерному размножению, повсюду кипит борьба за существование. Огромное большинство организмов погибает; остаются только те, которые способнее других выдержать борьбу; они, по закону наследственности, передают свои свойства потомкам. Поэтому, если в силу изменчивости организма, в какой-либо органической особи явилось качество для нее полезное, помогающее ей выдержать борьбу за существование, то это качество сохраняется и упрочивается в других поколениях. А так как этот процесс продолжается беспрерывно, то отсюда медленно, путем незаметных переходов, происходит постепенное совершенствование организмов. Можно даже предположить, что все организмы таким путем развились из простейших форм, в течение тысяч веков, накапливая полезные признаки и передавая их своим потомкам.

Последователи Дарвина развили эту теорию в чисто механическое миросозерцание. Они возвестили, как несомненную истину, что все в мире совершается действием физических и химических сил, которые с помощью приспособления и наследственности, и под влиянием борьбы за существование, постепенно ведут организмы к большему и большему совершенствованию. Со своей стороны, социологи не преминули воспользоваться этим воззрением для своих целей. Ланге [(1828–1875), немецкий философ] провозгласил борьбу за существование основным законом истории; Шефнер [(1831–1903), немецкий социолог] старался на этом начале построить целую теорию исторического развития. Все это учение, по общему признанию, имеет только значение гипотезы. Фактических доказательств тут нет и не может быть.

Действительного превращения одной породы животных в другую никто никогда не видел; для того, чтобы подобное превращение совершилось, как признают сами последователи этой теории, нужны тысячи и даже сотни тысяч лет. Все, следовательно, ограничивается логическим построением, а потому эта система может держаться лишь настолько, насколько она соответствует строгим требованиям логики. Но именно этого соответствия в ней и не видно.

Прежде всего, нельзя не заметить, что весь процесс развития представляется здесь произведением случайности. Люди, не привыкшие к точному мышлению, воображают, что, нагромоздивши миллионы веков, дело решается само собою. Но это значит, — замечает Чичерин, — вместо мысли, пробавляться воображением.

…Для того чтобы целесообразное строение, хотя бы в малейших размерах, могло проявиться в организме, надобно, чтобы последнему была присуща сила, производящая это целесообразное строение…Если случай может сделать то же самое, что делает целесообразно действующая сила, то это одинаково относится и к произведениям природы, и к произведениям человека. По понятиям Ланге выходит, что, например, сочинения Шекспира могли бы через несколько миллионов лет появиться совсем отпечатанными, хотя бы никогда не существовали ни Шекспир, ни изобретатель книгопечатания, ни изобретатель бумаги, ни фабрикант, ни типографщики. Неизвестно откуда происшедшие буквы, по воле случая, сами когда-нибудь расположатся в требуемом порядке на неизвестно откуда явившихся листах. И это создание случая имело бы более шансов на продолжительное существование, нежели другие, ему подобные, ибо случайно появившиеся на свете люди, столь же случайно научившиеся английскому языку, бережно сохраняли бы эту книгу, тогда как бессмысленные сочетания букв оставлялись бы без внимания. Подобные выводы, логически вытекающие из принятых начал, обличают их несостоятельность. Если нет производящей причины, то никогда не будет и следствия, сколько бы веков не повторялась игра случая. <…>

Если известный результат представляется невозможным по существу дела, то нельзя вопрос разрешить тем, что это делается понемножку. А именно к такой аргументации прибегает Дарвин. Он прямо говорит [в работе «О происхождении видов»], что предположение, будто глаз, со всеми его изумительными приспособлениями, сложился в силу естественного подбора [отбора] может показаться в высшей степени нелепым; но стоит предположить постепенность, и все объясняется очень легко. На этом доводе держится вся его система. А между тем это чистый софизм. Этим способом можно доказать, например, что человек в состоянии поднимать горы. Стоит только приучать его понемножку, прибавляя песчинку к песчинке: при изменчивости организма и наследственной передаче приобретенных привычек через несколько тысяч поколений он будет уже нести Мон-Блан. <…>

Точно также и борьба за существование не что иное, как известный способ действия, который сам по себе не способен служить объяснением явлений… Дарвин уверяет, что именно вследствие всеобщей борьбы за существование сохраняются лишь наиболее приспособленные к ней организмы. Но в таком случае, — говорит Чичерин, — должны были бы исчезнуть все низшие формы, а между тем они существуют рядом с высшими. Если они сохраняются, то значит между ними и высшими борьбы нет, и тогда борьба не может быть признана всеобщим законом… В силу борьбы за существование, прежде, нежели исчезли промежуточные формы, они должны были уничтожить низшие; если последние не уничтожились, то это опять означает, что борьбы не было, и что тем и другим было достаточно просторно. <…>

Борьба за существование не объясняет и превращение органов, которые, для того чтобы перейти из одного полезного состояния в другое, должны пройти через промежуточное бесполезное состояние, где носитель их будет находиться в худшем положении нежели прежде. Так, например, предполагают, что крыло птицы развилось из лапы пресмыкающегося. Очевидно, что для подобного превращения нужны сотни тысяч лет, в течение которых превращающийся орган не будет ни лапою, ни крылом, следовательно, не будет служить ни к чему. В борьбе за существование обладатель его, имея более несовершенные орудия, нежели другие, непременно погибнет, а потому крыло никогда не разовьется. Польза крыла может оказаться только в конце развития». В этом случае борьба за существование «может оказаться только препятствием, ибо она ставит животное, находящееся в переходном состоянии в невыгодные условия. Даже первоначальное развитие организмов при таком взгляде становится невозможным…

Хотя физически человек, — пишет Чичерин, — весьма мало отличается от других животных, но в духовном отношении между ними лежит целая бездна. В человеческих обществах господствуют начала, неизвестные материальному миру: наука, искусство, религия, право, нравственность, политика. Человек, с одной стороны, покоряет своим целям внешнюю природу, с другой стороны, он возвышается разумом и чувством к абсолютному источнику всего сущего и сознает вечные законы, управляющие Вселенною.

Это и составляет содержание истории». Не материальные, а духовные начала определяют весь последовательный ход истории. Поэтому перенесение на историю законов, которые «коренятся в свойствах материи, не имеет никакого смысла. Сюда принадлежит, между прочим, и борьба за существование. Если в органическом мире это начало не может считаться движущею пружиною развития, то тем менее оно способно управлять историей человечества…

Уже сам родоначальник этой теории, говоря о борьбе за существование, заявил, что он принимает этот термин в обширном и метафорическом значении. Но, прилагая это начало к истории человечества, Дарвин заметил, что даже в обширном и метафорическом значении оно не объясняет множества явлений».

1.4.2. Данилевский

Один из самых замечательных людей России Николай Яковлевич Данилевский (1822–1885) всю свою зрелую жизнь ревностно изучал организмы и лишь под конец приложил это огромное изучение к разбору теории Дарвина. «Знание животных и растений, — по словам философа Страхова, — было его главным знанием, и он занимался этим предметом с необыкновенным постоянством и любовью. В своих далеких и частых поездках он не только изучал животных… но делал тысячи наблюдений над всякого рода явлениями природы, а в свободные часы читал сочинения натуралистов. Познания Данилевского в науке об организмах не было ознакомлением с ними по книгам, по гербариям и чучелам… это было изучение живой природы во всей полноте ее жизни, многолетнее близкое знакомство со всей игрой органических явлений; это было точное знание, соединенное с тем пониманием, которое дается лишь любовью и непосредственными впечатлениями.

Рис. 1.2. Н. Я. Данилевский

Спокойный ум Николая Яковлевича был готов, по-видимому, — писал Страхов в статье «Полное опровержение дарвинизма» («Русский вестник», январь, 1887), — без конца поглощать познания, лишь отчеканивая их в свою отчетливую форму. Но явился случай, когда это самое стремление к отчетливой ясности поставило его в большое затруднение и привело к тому критическому исследованию, которое было изложено им в трехтомном труде «Дарвинизм. Критические исследования» (1885).

Скрупулезно разбирая пункт за пунктом теорию Дарвина, Данилевский при этом проявил поразительную беспристрастность. «Для беспристрастия, — говорит Страхов, — требуется очень трудное условие: нужно приостановить свое решение, воздержаться от заключения, то есть подняться в область безразличного, непредубежденного суждения, в область чистой науки. Только тогда мы в состоянии точно проверить и основания наших собственных мнений, и доводы нашего противника, и этот противник будет у нас судим с тем же вниманием, как и самый дорогой наш сторонник. <…>

Ход мыслей в целом сочинении совершенно правильный, отчетливо логический; разделение на части и порядок частей имеют полную строгость и ясность; наконец, сам автор, по мере хода исследования, делает краткие обзоры всего изложенного, так что стоило бы только выписать эти обзоры и окончательные выводы, чтобы получить полный очерк всего сочинения… Кто вполне познакомится с этой книгой, тот найдет в ней такую удивительную стройность и ясность, какая встречается в очень и очень немногих книгах…»

«Я, — пишет Данилевский во введении, — принадлежу к числу самых решительных противников Дарвинова учения, считая его вполне ложным. Но возможно ли, скажут мне, чтобы учение, подчинившее себе весь современный мыслящий мир с такой беспримерною быстротою, не имело на своей стороне великих достоинств, которые хотя отчасти оправдали бы всеобщее им увлечение? Хотя из истории наук я мог бы указать на многие примеры учений и систем, признанных впоследствии ложными, которые однако же, тем не менее, долго господствовали в науке, и в свое время считались торжеством разума; — со всем тем, я весьма далек от мысли, чтобы учение Дарвина было лишено всякого значения и достоинства. Не говоря уже о том, что теория, проведенная с последовательностью через все многообразие явлений органического мира, и, по-видимому, включившая их все в круг своих объяснений, выведенных из единого начала, есть уже, во всяком случае, великое произведение человеческого ума, независимо от его объективной истинности: многие стороны этого учения должны считаться значительным вкладом в науку. Но сущность этого учения, т. е. предлагаемое им объяснение происхождения форм растительного и животного царств, и внутренней, и внешней целесообразности строения и приноравливания организмов — это последнее, если возможно еще в большей степени, нежели первое — считаю я ложным безусловно. <…>

Если бы дарвинизм был учением, основанным на фактах, то я не посмел бы и думать о споре с его автором, который был и таким великим мастером их наблюдать, и имел такую многолетнюю опытность и столько случаев к наблюдению. Не вступил бы я также в спор с его огромной эрудицией. Но на факты должно отвечать фактами же, на наблюдение — другими наблюдениями, или теми же, только точнее произведенными.

Дарвинизм есть учение гипотетическое, а не положительно научное; с этой точки зрения и должно его разбирать, и только такой разбор и может привести к сколько-нибудь решительному результату».

В здании дарвиновской теории Данилевский выделяет следующие основные положения, которые признает или пытается доказать эта теория.

Для домашних животных и культурных растений:

а) появление по каким бы то ни было причинам различных по направлению и силе изменений, в том числе и таких, которые в несколько большей степени соответствуют потребностям и вкусам человека;

б) передача этих изменений с большей или меньшей полнотой детям и вообще потомкам наследственностью;

в) подмечание этих полезных для человека и потомственно передающихся изменений, а затем более или менее строгое отделение измененных индивидуумов с целью более или менее исключительного допущения их к размножению породы, то есть искусственный отбор.

И как результат всего этого:

г) выживание наиболее пригодных для человека индивидуумов, постепенно образующих определенные породы путем накопления отобранных признаков, и, наконец, уменьшение числа и вымирание тех, которые не были отобраны.

Для диких животных и растений в их природном состоянии:

а) появление время от времени различных по направлению и силе изменений у существующих форм животных и растений, в том числе и таких, которые полезны для самого индивидуума по отношению к органическим и неорганическим условиям его существования;

б) передача этих изменений наследственностью;

в) борьба за существование, при которой неизменные, или в невыгодном направлении измененные индивидуумы гибнут в большем числе, чем измененные в благоприятном смысле.

И как результат всего этого:

г) выживание приспособленнейших.

Таким образом, в каждой из указанных областей действуют три необходимых фактора: изменчивость, наследственность и отбор (в первом случае — искусственный, во втором — естественный). Эти три фактора, по мысли Дарвина, являются движущей силой в образовании биологических видов.

Дарвин и думал, что он вывел и объяснил причину происхождения и многообразия органического мира. Однако критический анализ дарвинизма, выполненный Данилевским, привел его к следующим неопровержимым результатам:

— размеры изменчивости домашних животных и культурных растений нельзя прямо распространить на все прочие, живущие в дикой природе организмы, поскольку именно высокая прирожденная способность к изменчивости необходимо должна была обусловливать сам выбор животных для приручения по одним, а растений для культуры — по другим причинам (глава III, «Дарвинизм. Критические исследования»).

Причем все известные факты говорят за то, что при одичании организмов, прежде прирученных или культивированных, они возвращаются к своему дикому типу (гл. III).

Заключение Дарвина о том, что изменчивость диких животных и растений по сравнению с домашними во столько раз сильнее, во сколько природа могущественнее человека, есть чистейший софизм (гл. III).

— Необходимо строго различать то, что относится к домашним организмам от того, что относится к диким; и помнить, что искусственный отбор состоит ни в чем ином, как в устранении скрещиваний, то есть в том, что животным и растениям, представляющим известные свойства, не дают смешиваться с другими организмами того же вида.

…Скрещивание — и это главное — должно сглаживать, уничтожать все, что неопределенная изменчивость могла бы произвести, если даже допустить полную ее безграничность. Посему нет и не может быть никакой аналогии между искусственным отбором и отбором естественным (гл. VIII и IX).

— Никакие известные факты не показывают, чтобы в естественном состоянии изменения организмов когда-нибудь переходили границу вида (гл. IV) и точно так же наиболее значительное из известных изменений — изменения домашних животных и культурных растений — не переходят этой границы (гл. V).

— Естественный отбор не существует, не существовал и существовать не может. Отбор есть не что иное, как именно устранение скрещиваний. Казалось бы, что если бы Дарвин, так много рассуждавший об отборе, только принял на себя труд дать ему точное и строгое определение, то он не мог бы не увидеть, что отбора в природе нет и быть не может (гл. IX).

Все мои возражения, — говорит Данилевский, — против Дарвинова учения о отборе, основанные на том, что сколь бы предполагаемыми индивидуальные изменения сами по себе полезны ни были, они должны поглотиться скрещиванием очень скоро после их возникновения, остаются в полной силе; и естественный отбор есть нечто совершенно мнимое, в действительности не существующее, основанное на неправильной аналогии с искусственным отбором, и из борьбы за существование никоим образом не вытекающее, хотя бы за этой борьбой мы согласились признать и те свойства, которыми в действительности она не обладает.

Борьба за существование составляет весьма важное начало для объяснения географического распространения животных и растений… но новых форм она производить на свет не может, то есть не может считаться фактором, аналогичным искусственному отбору, по той очевидной причине, что ей недостает того именно свойства, которое только и делает отбор отбором, то есть недостает способности устранять скрещивание (гл. IX).

Борьба за существование в дикой природе, согласно Дарвину и его последователям, соответствует искусственному отбору в мире домашних животных и растений. Однако в дикой природе этот фактор не действует как отбор, так как борьба за существование совершенно лишена для осуществления отбора таких свойств, как: крайняя интенсивность, непрерывность и единство направления (гл. VII).

Неустанная, неумолкающая, неумолимая борьба за существование есть только отвлеченная математическая формула, а не выражение действительности, в которой борьба то одним, то другим средством постоянно умеряется, и на более или менее продолжительный срок даже совершенно прекращается. То там, то здесь, то для одних, то для других существ наступают более или менее продолжительные перемирия, во время которых полученные преимущества, если даже допустить частные торжества и начинающиеся победы, теряются; и дело всякий раз приходится начинать снова, как вкатывание на гору Сизифова камня. То же действие должны иметь не только совершенные перемирия, но и всякое изменение в направлении и в объекте борьбы (гл. VII, XI).

Борьба за существование, без сомнения, существует и обращение на нее внимания естествоиспытателей составляет действительную заслугу Дарвина; но подбирательных свойств она не имеет, она есть принцип биогеографический, определяющий во многом распределение организмов по лику Земли, но биологического значения не имеет и иметь не может (гл. VIII, IX).

Что касается наследственности, то предмет этот, — говорит Данилевский, — хотя и самой первостепенной важности, слабее всех прочих элементов обработан Дарвином. Его работы по этому вопросу наполнены частностями, выводами и доказательствами некоторых второстепенных свойств, как, например, передача признаков в соответствующем возрасте, вопросы реверсии и атавизма; но сущность дела остается весьма шаткою и неясною. Я разумею под сущностью, в занимающем нас отношении, вопрос: усиливается ли, укрепляется ли наследственность с передачей признаков в течение долгого времени, то есть с увеличением числа поколений, в которых происходит эта передача, или нет? И в самом деле, это чрезвычайно затруднительная дилемма для Дарвиновой теории. Если принять, что продолжительность наследования не укрепляет передаваемых признаков, не усиливает их постоянства, — это значит лишить учение главной опоры. Как же тогда продолжительный отбор достигнет своей цели и зафиксирует происходящие изменения? В самом деле, пусть постоянно гибнут негодные формы (не соответствующие направлению, в котором идет отбор), — хорошие, однако же, никогда не размножатся, если давность не усиливает наследства. Если принять, напротив того, что постоянство передаваемых признаков усиливается с увеличением числа поколений, в продолжение коих происходит передача, — это значит вооружить коренные виды сильнейшим оружием в борьбе с происходящими уклонениями от его типа. Вид — старая форма — будет непременно передавать все свои признаки потомству, образовавшиеся же индивидуальные изменения будут передаваться весьма слабо, даже часто исчезать уже одними реверсиями [переходом в исходный тип], не говоря о других причинах. В самом деле, если бы признаки получали, с продолжительностью их передачи, все возрастающую степень устойчивости при наследственной передаче, то происходящие в видах индивидуальные изменения никогда не могли бы вытеснить коренной типической формы в борьбе за существование. Сколь бы ни было велико преимущество их в такой борьбе, они всегда имели бы в ней одну капитальную невыгоду, именно, слабую способность быть передаваемыми по наследству — в противоположность сильной к этому способности типических видовых признаков, имевших много времени укрепляться.

Из этой дилеммы Дарвину и не удается вполне и решительно выпутаться (гл. VII).

Таким образом, сам факт наследственности, если мы точно его анализируем, — говорит Данилевский, — если составим о нем ясное понятие, уже приведет нас к опровержению теории Дарвина.

Наследственность, по самой своей сущности, есть начало консервативное, сохраняющее тип, принадлежащий организму, так что наследственность и постоянство видов представляют один и тот же принцип, только различно выраженный. Если все видовые признаки неизменно передаются по наследству, то никакое случайное отступление не может удержаться наравне с ними и должно исчезнуть. Для того, чтобы новый признак мог остаться, он с самого начала должен явиться со всеми правами наследственности, следовательно, он должен соответствовать некоторой норме, должен, в силу какого-то закона, составлять исключение из числа тех колеблющихся отступлений от типа, которые, как показывает ежедневный опыт, беспрестанно появляются, но исчезают бесследно.

С положительно научной точки зрения виды и после Дарвина, как и до него, остаются для нас постоянными, неизменными в своей сущности, но только колеблющимися около некоего нормального типа, ибо таковыми оказываются они, насколько охватывают наши наблюдения (исторические и геологические) и наши опыты (культуры и гибридизации) (гл. XIV).

Напрасно учение Дарвина причисляют к числу теорий развития. Под развитием, — говорит Данилевский, — разумеется ряд изменений, необходимо одно из другого проистекающих, как бы в силу определенного, постоянного закона, хотя бы, в сущности, мы этой необходимости и не понимали, как на деле, действительно, почти никогда и не понимаем, а заключаем о ней лишь из постоянства повторения ряда. Так развивается бабочка из куколки, куколка из гусеницы и, вообще, всякий органический индивидуум из зародыша. Но ничего подобного у Дарвина нет. У него вместо развития по некоторому закону — накопление случайных, мелких изменений под влиянием не внутренней, а внешней причины, отвергающей одни принципы и принимающей другие.

Говорить о развитии — значит предполагать некоторый принцип (закон, правило, норму), в соответствии с которым и совершается развитие, и, кроме того, исходить из того, что этот принцип внутренний, содержащийся в самих развивающихся существах.

Однако сущность и сила теории Дарвина заключается в отрицании всякой необходимости такого принципа и в доказательстве того, что изменения организмов совершаются случайно, без всякой нормы, и что если из бесчисленных возможных форм только некоторые определенные существуют в действительности, то это зависит не от внутреннего свойства организмов, а от выбора, который происходит совершенно от них независимо… Случайность — основная характеристическая черта Дарвинова учения (гл. II).

Самые элементарные требования вероятности попираются учением Дарвина…

Дарвиново учение не удовлетворяет даже приблизительно первому и необходимому требованию, чтобы процесс, им предполагаемый, мог уместиться во времени, какою бы щедрою рукою его не расточать, и одинаково противоречит основным данным геологии и требованиям естественной системы.

…Естественная система требует места (то есть собственно времени) для сотни тысяч, в крайнем случае, для десятков тысяч видовых переходов, незаметными оттенками переливающихся от простейшего одноячеечного организма, или живого комочка протоплазмы, до человека, — Дарвиново учение предлагает их лишь несколько десятков [видовых переходов]; он хочет нас уверить, что человек и этот живой комочек разнятся друг от друга только в какие-нибудь тридцать-сорок, пятьдесят раз более, чем насколько между собою разнятся лошадь от осла, волк от лисицы или малина от ежевики. Для происхождения большего различия, для большей дифференцировки не хватает времени от момента достаточного охлаждения Земного шара, не хватает и осадочных формаций, для помещения большего числа этих соединительных звеньев, по самым посылкам теории, с какою бы смелостью, с какою бы дерзостью, хотя бы Геккелевскою, мы не отрешались от фактически дознанных истин науки (гл. XIII).

Если бы естественный отбор существовал в природе, то он должен бы был оставить известного рода следы своей деятельности, как в ныне живущем животном и растительном мире, так и в мире палеонтологическом; но следов этих, то есть незаметными оттенками переливающихся переходных форм, ни здесь, ни там не существует (гл. XII).

Главное объяснение отсутствия этих следов, представленное Дарвином: крайняя скудость, неполнота, недостаточность геологических и палеонтологических документов, — частью пустая отговорка, частью же неверное перетолковывание фактов; ибо, как раз те самые формации, которые по Дарвину должны были бы преимущественно сохраниться, именно формации опускания, должны бы представлять и наибольшее количество переходных форм, а никак не наоборот, никак не формации поднятия, имеющие менее шансов на сохранение. Если, следовательно, следов этих не находится в формациях опускания, то в формациях поднятия их и подавно не было (гл. XII).

Все примеры вымирания видов, которые мы можем проследить, не предоставляют нам коррелятивного, соответственного вымиранию, нарождения новых форм, вытеснение коими первых и должно бы, по теории [Дарвина], главным образом обусловливать их вымирание, как побежденных в борьбе за существование, в которой поражение ведь означает смерть… Все случаи вымирания, истории коих более или менее известны, ни разу не представили подтверждения нормальному Дарвинову процессу (гл. XIII).

Если бы естественный отбор существовал, то тот органический мир, который произошел бы как результат его деятельности, им обусловленный, т. е. происшедший от взаимодействия изменчивости постепенной, неопределенной и безграничной; наследственности, передающей старые и новые признаки путем, предначертанным ей Дарвином, и борьбы за существование, обладающей всеми теми свойствами, которые ей Дарвин приписывает, притом при устранении каким бы то ни было образом сглаживающего и поглощающего влияния скрещивания, то этот, на Дарвиновых началах построенный органический мир, имел бы совершенно иной характер, нежели тот, который ныне действительно существует. То был бы мир… нелепый и бессмысленный. Таким образом, Дарвиново учение приводится ad absurdum (гл. X, XI). <…>

Шиллер в великолепном стихотворении «Покрывало Изиды» заставляет юношу приподнять покрывало, скрывавшее лик истины, пасть мертвым к ногам ее. Ежели лик истины носит на себе черты этой философии случайности, если несчастный юноша прочел на нем роковые слова: естественный отбор, то он пал, пораженный не ужасом ее величия, а должен был умереть от тошноты и омерзения, перевернувших все его внутренности, при виде гнусных и отвратительных черт ее мизерной фигуры. Такова должна быть и судьба человечества, если это — истина», — такими словами Данилевский заключает свой труд.

«Труд Данилевского, — писал Страхов в указанной выше статье, — нужно причислить к самым редким явлениям во всемирной печати. Можно смело сказать, что эта книга составляет честь русской ученой литературе, что она надолго свяжет имя автора с важнейшим и глубочайшим вопросом естествознания, и что с борьбою против одного из характернейших и распространеннейших заблуждений нашего века, с опровержением теории естественного отбора, имя Н. Я. Данилевского должно быть связано уже навсегда».

1.4.3. Чернышевский

Чернышевский Николай Гаврилович (1828–1889) — российский ученый, писатель, литературный критик в работе «Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь» (Предисловие к некоторым трактатам по ботанике, зоологии и наукам о человеческой жизни), опубликованной в журнале «Русская мысль» в 1888 г., кн. IX, за подписью — Старый Трансформист, дал свою оценку учению Дарвина и его последователей.

«Вредно или полезно вредное — вопрос, — писал Чернышевский, — как видите, головоломный. Поэтому ошибиться в выборе между двумя решениями его очень легко. Этим и объясняется то, что почтенные авторы трактатов, предисловие к которому пишу я, держатся теории благотворности так называемой борьбы за жизнь.

Своим основанием они имеют мысль, блистательную в логическом отношении: «вредное полезно».

В каком отношении к фактам неизбежно должна находиться теория, основанная на нелепости? Выводы из нелепости нелепы; их отношение к фактам — непримиримое противоречие.

Теория благотворности борьбы за жизнь противоречит всем фактам каждого отдела науки, к которому прилагается, и, в частности, с особенною резкостью противоречит всем фактам тех отделов ботаники и зоологии, для которых была придумана и из которых расползлась по наукам о человеческой жизни.

Она противоречит смыслу всех разумных житейских трудов человека и, в частности, с особенною резкостью противоречит смыслу всех фактов сельского хозяйства… начиная с первых забот дикарей об охранении прирученных ими животных от страданий голода и других бедствий и с первых усилий их разрыхлять заостренными палками почву для посева».

Из каких же материалов сплетена эта теория? Она была заимствована из теории Мальтуса (1766–1834), которая была разработана последним исключительно для решения одного из специальных вопросов политической экономии и изложена в «Трактате о принципе размножения населения» (1797).

Итак, Дарвин задумал пересоздать естествознание на основании политического памфлета. «Прекрасно, — восклицает Чернышевский. — Но если уж пришлось заимствовать у Мальтуса теорию, объясняющую изменения форм растений и животных, то следовало, по крайней мере, вникнуть в смысл учения Мальтуса. <…>

Мальтус говорит, что каждый вид органических существ имеет силу размножаться; что по действию этой силы количество существ каждого вида становится и остается превышающим количество пищи, находимой этими существами; что потому некоторые из них подвергаются голоду и погибают или прямо от него, или от болезней и других бедствий, производимых им.

Все это правда. Но для чего Мальтус выставляет ее на вид? Он хочет показать, от чего происходят бедствия, которым подвергаются люди, когда чрезмерно размножаются, и показывает, что в этом случае причина их бедствий — чрезмерное размножение: они размножаются, как неразумные существа, и подвергаются бедствиям, каким подвергаются через свое размножение неразумные животные. О чем же говорит Мальтус? О бедствиях и причине бедствий. Что такое, по его понятиям, бедствия? Они, по его понятиям, бедствия, и только; зло, и только. Видит ли он что-нибудь хорошее в причине бедствий, о которой говорит, в чрезмерности размножения? Ничего хорошего в ней он не видит: она — причина бедствий, и только; причина зла, и только.

Так это по Мальтусу. И на самом деле так. Он не прав лишь тем, что производит все бедствия от одной причины — от чрезмерности размножения; есть и другие причины их, совершенно различные от нее; они есть не только у людей, но и у разумных животных и у растений. Например, когда молодые сухопутные млекопитающие, играя, забудут смотреть себе под ноги, забегут в болото и утонут, или когда буря ломает дерево: — это бедствия, происходящие от причин, не имеющих ничего общего ни с недостатком пищи, ни с чрезмерностью размножения. <…>

Дарвин был убежден, что Мальтус думает о бедствиях подобно ему, считает их или благами, или источниками благ. Те бедствия, о которых говорит Мальтус, — голод, болезни и производимые голодом драки из-за пищи, убийства, совершаемые для утоления голода, смерть от голода, — сами по себе, очевидно, не блага для подвергающихся им; а так как они, очевидно, не блага, то из этого, по понятиям Дарвина, следовало, что их должно считать источниками благ. Таким образом, у него вышло, что бедствия, о которых говорит Мальтус, должны производить хорошие результаты, а коренная причина этих бедствий, чрезмерность размножения, должна считаться коренною причиною всего хорошего в истории органических существ, источником совершенствования организации, тою силой, которая произвела из одноклеточных организмов такие растения, как роза, липа и дуб, таких животных, как ласточка, лебедь и орел, лев, слон и горилла. На основании такой удачной догадки относительно смысла заимствованной у Мальтуса мысли построилась в фантазии Дарвина теория благотворности борьбы за жизнь. Существенные черты ее таковы.

История органических существ объясняется мыслью Мальтуса, что они, чрезмерно размножаясь, подвергаются недостатку пищи и часть их погибает или от голода, или от его последствий, из которых особенно важны в этом отношении два: борьба за пищу между существами, живущими одинаковою пищей, и борьба между двумя разрядами существ, пожираемыми и пожирающими; совокупность фактов, производимых голодом и его последствиями, мы будем называть борьбою за жизнь, а результат борьбы за жизнь, то есть погибель существ, не способных выдержать эту борьбу, и сохранение жизни только существами, способными выносить ее, будем называть естественным отбором; сравнивая прежние флоры и фауны между собою и с нынешними флорой и фауной, мы видим, что некогда существовали только растения и животные низкой организации, что растения и животные высокой организации возникли позднее и что совершенствование организации шло постепенно, а соображая данные сравнительной анатомии и эмбриологии, находим, что все растения и животные, имеющие организацию более высокую, чем одноклеточные организмы, произошли от одноклеточных организмов; а так как коренная причина изменений органических форм — борьба за жизнь и естественный отбор, то: причина совершенствования организации, источник прогресса органической жизни — борьба за жизнь, то есть голод и другие производимые им бедствия, а способ, которым производит она совершенствование организации, — естественный отбор, то есть страдание и погибель…

Мальчики, растущие в обществе людей, загрубевших от бедности, то есть главным образом от недостатка пищи, — грубые, невежественные, злые мальчики, когда мучат мышонка, не думают, что действуют на пользу мышам; а Дарвин учит думать это. Изволите видеть: мыши бегают от этих мальчиков; благодаря тому в мышах развиваются быстрота и ловкость движений, развиваются мускулы, развивается энергия дыхания, совершенствуется вся организация.

Да, злые мальчики, кошки, коршуны, совы — благодетели и благодетельницы мышей. Полно, так ли? Такое бегание полезно ли для развития мускулов и энергии дыхания? Не надрываются ли силы от такого бегания? Не ослабевают ли мускулы от чрезмерных усилий? Не портятся ли легкие? Не получается ли одышка? По физиологии, да: результат такого бегания — порча организма. И беганием ли ограничивается дело? Не сидят ли мыши, спрятавшись в норах? Полезно ли для мышей, млекопитающих животных, то есть существ с полною потребностью движения и очень сильною потребностью дыхания, неподвижное сидение в душных норах? По физиологии, не полезно, а вредно. Но стоит ли соображать, что говорит физиология? Есть книга Мальтуса; достаточно выхватить несколько строк из нее, и — готова теория, объясняющая историю органических существ.

Что постыдятся сказать в извинение своих злых шалостей невежественные мальчики, то придумал и возвестил миру человек умный, человек очень добрый и — натуралист, которому, кажется, следовало бы помнить основные истины физиологии; вот до какого помрачения памяти и рассудка может доводить ученое фантазерство, развивающее ошибочную догадку о значении непонятых чужих слов!

Много дурного говорил Мальтус… Но в том, что взвел на него благодарный ученик, он не виноват… Напрасно он [Дарвин] называет свою теорию применением теории Мальтуса к вопросу о происхождении видов — это не применение теории Мальтуса, а извращение смысла его слов, — извращение грубое, потому что истинный смысл его слов ясен. Он считает чрезмерность размножения причиною бедствий, и только; а бедствия он считает бедствиями, и только. В этом он верен истине, верен естествознанию. Дарвин называет совокупность результатов чрезмерного размножения борьбою за жизнь; хорошо; что же такое борьба за жизнь с точки зрения, на которую ставит своих читателей Мальтус? Совокупность бедствий, и только бедствий. Результат борьбы за жизнь Дарвин называет естественным отбором; хорошо; что же такое, сообразно понятиям Мальтуса, естественный отбор? Никак не благо, а непременно нечто дурное, потому что чрезмерность размножения не производит, по его понятиям, ничего хорошего, производит только дурное.

Так это по Мальтусу. Совершенно так, как по физиологии.

Мальтус нам не мил и не авторитетен. Но пренебрегать физиологией не следует…

Но зачем помнить физиологические законы, когда есть Мальтус?

Хорошо; Мальтус важнее физиологии, то пусть будет важнее. Но и мысль Мальтуса, рекомендуемая нам взамен физиологии, ведет к тому же понятию о естественном отборе. Ход вывода прост и ясен.

Чрезмерность размножения производит только бедствия; естественный отбор — результат чрезмерного размножения; спрашивается, что такое естественный отбор, благо или зло? Кажется, не очень мудрено сообразить: он — зло. Что такое зло в применении к понятию об организации? Понижение организации, деградация.

Насколько видоизменяются организмы действием естественного отбора, они деградируются. Если б он имел преобладающее влияние на историю органических существ, не могло бы быть никакого повышения организации. Если предками всех организмов были одноклеточные организмы, то при преобладании естественного отбора не могли бы никогда возникнуть никакие организмы хотя сколько-нибудь выше одноклеточных. А если одноклеточные организмы не первобытные формы органической жизни, если первым фазисом существования жизни, ставшей впоследствии органическою, было существование микроскопических кусочков органического, но еще не организовавшегося вещества, называемого теперь протоплазмой, то из этих неорганизованных кусочков протоплазмы не могли, в случае преобладания естественного отбора, возникнуть никакие организмы, ни даже самые низшие разряды одноклеточных существ; и мало сказать, что из них не могли возникнуть никакие организмы, — нет, не могли бы продолжать своего существования даже и эти кусочки протоплазмы: каждый из них в самый момент возникновения был бы уничтожен действием естественного отбора, разлагался бы на неорганические комбинации химических элементов, более устойчивые в борьбе, чем протоплазма. А если первобытными существами были не бесформенные кусочки протоплазмы, а одноклеточные организмы, то и о них следует сказать, что они под преобладанием естественного отбора не только не могли бы повышаться в организации, но не могли бы и продолжать свое существование: он отнимал бы у них организацию, превращал бы их в кусочки бесформенного органического вещества, а его превращал бы в неорганические соединения».

1.4.4. Богословский

«Для мелкого мещанского ума, — пишет Иван Владимирович Богословский в книге «Развитие жизни» (1908), — требовалось теоретическое оправдание практики насилий, и когда Дарвин дал это оправдание, все объятия сразу открылись для его теории…

«Чудовищная», по выражению Дюринга, теория Дарвина не признает никаких других законов развития, кроме законов разрушения, голода и смерти, ибо из них «прямо следует возникновение высших форм жизни», — как выражается Дарвин. — Хорошо зная, что по разрушении организма наступает гниение, вызываемое так называемыми гнилостными бактериями, мы, вслед за Дарвином, должны признать форму жизни этих бактерий за «высшую», ибо она только «прямо следует» за разрушением, голодом и смертью. Как ни странно, с зоологической точки зрения, называть высокоразвитых позвоночных — «низшими», а простейших беспозвоночных — «высшими», тем не менее «великий общий закон» Дарвина делает это выворачивание наизнанку всей зоологии непосредственно. «Может быть, нелогично, — говорит Дарвин, — но зато, на мой взгляд, удовлетворительнее видеть в личинках наездников, которые кормятся за счет живых тел своей добычи, слабое и частное выражение великого общего закона, ведущего к совершенствованию всех органических существ: плодитесь, изменяйтесь, пусть живет сильнейший, а слабейший пусть умирает».

«Великий общий закон», как видим, ведет органические существа к «совершенствованию» в том порядке, что сложные позвоночные формы, как «слабейшие», должны вымирать, чтобы из этой «смерти прямо следовало возникновение высших форм жизни», каковы бактерии и личинки наездников, ибо под воздействием «борьбы» особь передает в наследство следующим поколениям только те признаки, которые «полезны» виду. Такая передача «полезных» признаков, обусловливающая собой указанный порядок «совершенствования», точно согласуется с распорядками на скотных дворах и на конских заводах. Скотовод, подметив в той или иной особи желательные для него качества, начинает усиленно упитывать ее, между тем как другую, носящую на себе все признаки убыточности, немедленно убивает. Этот «отбор» делает то, что скотовод закрепляет за собой барыш и пользу, а вместе «совершенствует» для рынка породу, обнаруживающую расхождение видовых признаков настолько полно, что при незнании процесса происхождения породы легко можно было бы принять ее за новый вид. <…>

Теория Дарвина была оценена рынком по ее значению, т. е. по количеству тех разнузданных вожделений, каким она потакала.

И нужно отдать должное рынку, в этом направлении он понял теорию Дарвина в совершенстве: «отбор», «выгода» и «конкуренция» так полно завладели рыночным мышлением, что не только планеты, камни, кристаллы, химические элементы, клетки и ткани выступили между собой в «борьбу» из-за «выгоды», но даже прыщ на носу рыночника не мог вскочить без «конкуренции микробов». <…>

То здесь, то там против лживой теории прогрессивного влияния голода, убийства и смерти природа выдвигала и выдвигает целый арсенал конкретных доказательств того, что из голода, кроме смерти, из убийства, кроме смерти, и из смерти, кроме смерти ничего не получается. Когда в пампасах Южной Америки наступила продолжительная засуха, и бродившие там стада животных не находили ни пищи, ни питья, смерть поражала животных без справок о том, кто от кого родился, кому «выгодно» или «невыгодно» такое положение вещей и кто «приспособлен» или «неприспособлен» к возникшим условиям, ибо в опустевшей стране, после наступления в ней условий, благоприятных для жизни, «наиболее приспособленными» оказались одни только коловратки. Разумеется, рыночники, стада которых все без остатка вымерли, взбудоражились от верхнего края даже до нижнего и пустились изыскивать меры к устранению «всеобщего бедствия», несмотря на то, что незадолго перед этим аплодировали «великому закону», будто «из голода и смерти возникают высшие формы жизни». Когда английские миссионеры, офицеры и солдаты «вкупе и влюбе» стали убивать тасманийцев для корма своих собак, от этого австралийского племени скоро не осталось ни единого человека, вопреки утверждениям рыночников будто «из голода и смерти возникают высшие формы жизни… Многие виды черепах совершенно истреблены, другие находятся на пути к окончательному истреблению; корабельные сосны, хинное дерево и гуттаперча истребляются самым варварским образом, а птицы с роскошными перьями сделались зоологической редкостью; американские бизоны все истреблены без остатка, носороги истребляются, а африканский лев сохранился только в юмористических рассказах Додэ; остатки слонов Абиссинии европейскими хищниками уже теперь обзываются «бродячими миллионами» и, конечно, не замедлят обратиться в миллионы, реализованные в билетах Лондонского банка. Всюду и везде «фактор прогресса», т. е. убийство и смерть, господствует в полной мере и, однако, из трупов убиенных не получается никакой новой жизни, если не считать за таковую, определенное количество фунтов стерлингов, вырученных европейскими хищниками от продажи мяса, костей, шкур и перьев истребляемых ими естественноисторических видов. <…>

Самый беглый обзор трудов Дарвина, — пишет Богословский, — убеждает в том, что никакая биологическая проблема не решается его трактатами. Дарвинисты, восприняв от Дарвина его схоластику [оторванное от жизни бесплодное умствование], усвоили вместе с тем и его манеру исследования, заменяя факты словами, а их анализ — измышлением фантастических предположений…

Вирхов [известный немецкий патолог, (1821–1902)] на съезде германских антропологов в Вене в 1889 г., а затем в Москве в 1893 г., имел решительно все права, чтобы сказать, что «известная гипотеза [Дарвина] может обсуждаться, но значение она приобретает только тогда, когда за нее приводятся фактические данные. Этого, по крайней мере, по отношению к антропологии, дарвинизму не удалось достигнуть. Тщетно искали тех промежуточных членов, которые должны связать человека с обезьяной. Человеческий организм, в особенности во время зачаточного периода, отличается многими чертами, заимствованными не только у обезьян, но и у других животных; однако значение этих заимствованных черт вовсе не велико: оно не больше значения рунообразных волос, которые существуют у негра, овцы и пуделя, но существование которых не принимается за доказательство того, что негры произошли от пуделя или овцы… Никогда мы не видели, чтобы от обезьяны родился человек или обезьяна от человека».

Почему теория Дарвина, спрашивает Богословский, «не удовлетворяющая самым элементарным требованиям точной методологии и представляющая из себя сплошную клевету на природу, в короткое время захватила умы, возвела автора на пьедестал гения и сделалась символом веры для обширной группы людей?

По свидетельству Грант-Аллена, «сам Дарвин был удивлен быстрым успехом своей книги… Менее чем в шесть недель книга сделалась знаменитой». Мало этого, установилось время (к счастью для человечества безвозвратно миновавшее), когда возражения против теории убоя приравнивались к измене, карались презрением и ставили возражателя в положение Дрейфуса. Нужно было запастись дипломом, прочно осесть на профессорской кафедре и приобрести славу авторитета в какой-либо области, чтобы можно было отважиться заявить, что учение Дарвина непозволительно для школ, как сделал Вирхов, что «это учение самое близорукое, самое низменно-глупое и самое зверское», как заявил ботаник Шимпер, и что то же учение представляет из себя «хаос невероятностей и недоказанных наглых нелепостей», как выразился проф. Гибель.

Но и этим столпам науки немало досталось за отвагу. Вирхов попал в разряд «ограниченных и невежественных противников Дарвина», а о проф. Гибеле говорили: «Какой-нибудь Гибель с ясностью медного лба объясняет нам, что теория Дарвина есть такой же вздор, как столоверчение». Когда Чернышевский под псевдонимом Старого Трансформиста вздумал разоблачить всю философскую малограмотность Дарвина, его статья «Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь» подверглась презрительному замалчиванию и только громкая популярность автора спасла его от вторичного пригвождения к столбу, хотя достоинства самой статьи позволили кн. Кропоткину назвать ее «замечательным очерком дарвинизма». Почтенный труд Данилевского вызвал целый поток издевательств со стороны фанатизированных дарвинистов и остался неведомым большой публике, которая, со слов сектантов, стала презрительно относиться к этому труду и пожимала только плечами при имени Данилевского. <…>

При чтении огромного большинства дифирамбов, написанных в честь Дарвина, бросается в глаза тот поразительный факт, что песнопевцы, участвовавшие в создании славы творца теории убоя, как великого ученого, и заявлявшие себя поклонниками книги «О происхождении видов», имели весьма смутное понятие о виде.

До сих пор дети рынка разных толков, не спускающие с языка «борьбы» и «отбора», в своих естественноисторических знаниях идут не дальше умения отличить свинью от собаки».

1.4.5. Скворцов

Профессор Харьковского университета Иринарх Скворцов в статье «Борьба или мир управляют жизнью и всем миром?» (журнал «Наука и жизнь», № 3, 1897), давая оценку одному из основных положений гипотезы Дарвина, писал: «В настоящее время в науке и жизни сделали из борьбы за существование какой-то культ со всеми его дурными сторонами, в том числе и с нетерпимостью к противникам. В таких случаях очень легко сами по себе верные мысли и воззрения доводятся до абсурда, до нелепости, вроде, например, борьбы за существование миров Вселенной, среди звуков человеческой речи, среди нравственных идей. Мало ли где и с чем бывают сходства, но нельзя же все уравнивать между собой. Нельзя, например, простое сопоставление и сравнительную оценку мыслей или чувств считать явлениями одной категории с поеданием одного зверя другим, с вытеснением черного таракана бурым, или наоборот и т. п.»

Давая определение понятию борьба, Скворцов пишет: «Борьбою мы называем такое деятельное соотношение двух (или более) предметов, целых их обществ, которое клонится к вытеснению одного из них другим, обладающим какими-либо преимуществами, с большим или меньшим подрывом, а то даже и с полным уничтожением существования первого.

Что мы видим в природе? Видим то, что в ней все созидается, видоизменяется и поддерживается не борьбою сил и вещей, а их взаимодействием вообще, которое часто сопровождается и разрушением, но сущность не в отрицательной, а в положительной стороне последнего, т. е. не в разрушении, а в созидании, не в соперничестве, а в содействии. Существование Вселенной и весь порядок этого существования в пространстве и во времени обусловливаются взаимным всемирным тяготением в разнообразных его проявлениях, а не всемирным взаимным отвращением или соперничеством. Так, физическое тяготение, или физическое сродство, проявляясь в мельчайших частицах вещества — в его атомах и молекулах — создает разнообразные, более или менее геометрически правильные кристаллические формы. Химическое тяготение, или сродство, образует различные… более или менее правильные химические формы вещества.

Что может создать физическое или химическое отталкивание или соперничество? Если в известных смесях кристаллизация или химизм принимает одно определенное направление, то это есть результат не борьбы, не победы сильного над слабым, умелого над неумелым, — а первоначальных свойств вещества, связанных с самим его происхождением, без сомнения, чуждым какой бы то ни было борьбе».

Что касается живого организма, то он представляет собой «вещество в движении, при котором своеобразное жизненное сродство и поддерживает видимую цельность формы. Поддержка эта складывается из множества взаимных частиц и частей, составляющих живое тело — и лучше всего может быть охарактеризована словом симбиоз, или взаимополезное сожитие, всегда предполагающее известную цель и известное направление в деле достижения последней… Симбиоз в самых разнообразных видах — каковы, с одной стороны, сложные организмы (собственно жизненный, или органический симбиоз), а с другой — разные общества, стада, рои, орды и т. п. (бытовой симбиоз), проникает всю жизнь и все ее проявления от начала и до конца.

Наименее развитые и сложные живые существа состоят из таких отдельных оформленных частиц (клеток и т. п.), которые часто обладают способностью самостоятельного существования.

Наиболее развитые и сложные живые существа, каков человек, представляют высшее проявление органического симбиоза, разнородные и разнозначные члены которого существуют лишь в условиях взаимной зависимости, не обладая в обычных внешних условиях способностью самостоятельного существования. Никто, конечно, не сомневается, что благодаря только взаимной поддержке, а не борьбе членов и органов нашего тела, мы существуем и действуем. Жизнь каждого из нас начинается таинственным по своей сущности соединением двух начал. Такое единение поддерживается особым, собственно родовым чувством, которое красной нитью проходит по всей жизни людей — личной, семейной и общественной, — тем чувством, разнообразные проявления которого объединяются в понятие о любви, — этой основе высших нравственных учений, видящих обыкновенно во всем человечестве одну семью, один род. <…>

Не в борьбе, а в согласии, в содействии сила и залог существования всей природы, всей жизни. Разнообразнейшие виды ассоциаций — от солнечных систем до микробических колоний, и от этих последних до совершеннейших сложных организмов и сложных обществ обнимают всю Вселенную, весь космос — и направляют все виды проявления в ней деятельности. Сопротивление, препятствия, столкновения, борьба — неизбежные явления в мире и жизни, но они мешают, а не способствуют движению и, специально, развитию жизни… Борьба вызывает и вызывала лишь то усиление или укрепление, то — реже — ослабление готовых уже основных органов или целых существ… Но она не создаст не только мозга, сердца, легкого, желудка, глаза, уха, крови, но даже зуба или когтя, если уже внутренние симбиотические отношения в организме не положили им основания в виде каких-либо зачатков. Видеть в борьбе направляющий фактор жизни все равно, что считать тьму положительным, а свет отрицательным явлением. В борьбе и победитель, и побежденный одинаково теряют то, что могло бы явиться плодом их совместной деятельности.

Борьба за существование есть вторичное явление в области жизни. Она, прежде всего, зависит не от качества, а от количества жизни — и на том же количестве существенным образом сказывается ее влияние. Борьба — явление внешнее для жизни, которое может лишь подать повод ко внутренним изменениям, само не производя их и даже имея лишь условное влияние на их направление. <…> Борьба родит ожесточение, разжигает страсти, которые затемняют ум и извращают волю, — и тем, очевидно, не повышает, а понижает уровень душевной [духовной] жизни. Поэтому человечество в лице своих отдельных представителей — единичных лиц и целых обществ — подвигалось вперед делами, словами, мыслями не вражды, ненависти, укоризны, а согласия, любви, прощения. <…>

Все, что приобретено человечеством доброго, приобретено миром и любовью. Развитие мысли мудрецами, развитие внутреннего духовного, или нравственного чувства проповедниками, развитие знаний исследователями и искусств художниками — все это плод мира, а не борьбы, любви, а не вражды. Борьба, вражда всегда только мешали развитию того или другого, уродовали или останавливали его».

И в заключительных строках профессор Скворцов пишет: «В мире человеческом и теперь постоянно стремятся к борьбе во что бы то ни стало. В нем чуть не каждый человек, каждое общество, государство, каждый культ, каждое учение считают себя лучше и выше других и стремятся всеми силами подчинить других своей воле. Эта гордыня духа есть следствие распущенности, необузданности, духовной слепоты, нравственного идиотизма, словом — это отрицание основного жизненного мотива, выражаемого афоризмом: «в единении — сила». В нем же, этом единении, и самый смысл жизни во всех формах ее проявления, а тем более — в наивысшей ее форме — в человеке…»

Доктор М. Глубоковский в статье «К вопросу о дарвинизме» (1892) писал: «Нет надобности пояснять, что дарвинизм в настоящее время вовсе не носит характера отвлеченной научной теории, ибо он проник в жизнь, ибо многие, даже знающие о его сущности лишь понаслышке, применяют теорию «борьбы за существование» — на практике, оправдывая этой теорией свои действия, исходящие из низменных побуждений. В этом великая опасность».

1.5. Версия академика Опарина

Александр Иванович Опарин (1894–1980) и его многочисленные ученики принадлежат к числу верных последователей теории Дарвина. Свой подход к проблеме происхождения живых существ он излагает следующим образом в работе «Возникновение жизни на Земле»: «Мы окружены живыми существами, да и сами принадлежим к их числу. Естественно поэтому, что каждый из нас задает себе вопрос: откуда эти живые существа произошли, как они, в конце концов, возникли?

Повседневно мы наблюдаем, что живые существа всегда происходят от подобных им: человек родится от человека; теленок — от коровы; цыпленок вылупляется из того яйца, которое снесла курица; рыбы образуются из отложенной такими же рыбами икры; растения вырастают из тех семян, которые созрели из таких же растений. Но было ли так всегда вечно? Наука учит нас, что и сама наша планета Земля не всегда существовала. Она когда-то возникла, отделилась от Солнца и в первые периоды своего существования не могла быть заселена животными и растениями, так как ее температура была слишком высока для этого».

Чарлз Дарвин доказал, что «современные нам растения и животные, в том числе и человек, произошли от более низкоорганизованных, менее сложноустроенных живых существ, когда-то населявших Землю. Эти живые существа, в свою очередь, берут начало от еще более просто устроенных существ, живших еще ранее. Так постепенно, спускаясь со ступеньки на ступеньку, мы придем к началу жизни, к тем наипростейшим живым существам, которые явились родоначальниками всего живого на Земле. И здесь встает вопрос: как же возникли, откуда взялись эти самые простые, самые первичные живые существа? Может быть, они возникли сами собой, может быть, они самозародились непосредственно из безжизненных, неорганических веществ окружающей природы?».

Пастер своими опытами показал, что даже такие простейшие, как микроорганизмы, не могут самозарождаться, и они, подобно всем живым существам, всегда возникают от себе подобных. Тогда откуда на нашей планете появились первые живые существа? Возможно живые зародыши когда-то были занесены на безжизненную Землю с других планет звездного мира, и эти отдаленные миры являются плантациями таких зародышей? Наука полностью отвергает такую возможность. Мировое пространство пронизано ультрафиолетовыми коротковолновыми лучами, которые губительны для всего живого. Любой зародыш жизни, попав в безвоздушное мировое пространство, обязательно погибнет под действием этих лучей в течение очень короткого времени. До поверхности Земли доходит лишь малая доля ультрафиолетовых лучей, поскольку они поглощаются озоном, присутствующим в атмосфере. Таким образом, жизнеспособные зародыши никогда не могли попасть на Землю. Но жизнь на Земле когда-то и как-то началась! — считает академик и предлагает следующую версию происхождения жизни.

Примерно три миллиарда лет тому назад от поверхности Солнца оторвался ряд газовых сгустков, из которых в дальнейшем сформировались все планеты солнечной системы. Уже на ранних стадиях формирования Земли в центре ее газового сгустка возникло массивное раскаленное ядро, вокруг которого в дальнейшем сформировались остальные части планеты. Наряду с другими элементами в состав газового сгустка входили углерод и его соединения, из которых построены все тела живых существ.

Современная атмосфера планеты состоит в основном из кислорода и азота. Первичная атмосфера не содержала в себе эти элементы, она почти целиком состояла из перегретого водяного пара. Вода современных морей и океанов была в виде водяного пара, окутывавшего Землю мощной оболочкой. Извергнутые из недр на земную поверхность раскаленные огненно-жидкие карбиды при взаимодействии с водяными парами образовали углеводороды. Эти вещества Опарин называет органическими; и возникли они, по его мнению, задолго до появления первых живых существ. Когда температура поверхности Земли снизилась настолько, что началась конденсация водяных паров, тогда сильные ливни затопили планету, образовав первичный океан. Находившиеся в атмосфере органические вещества, увлеченные ливнями, перешли в воды этого океана. Что же с ними произошло дальше?

Постепенно, пишет Опарин, «в результате взаимодействия между водой и простейшими производными углеводородов путем ряда последовательных химических превращений, в водах первородного океана образовался тот материал, из которого в настоящее время построены все живые существа. Однако это был еще только строительный материал. Для того чтобы возникли живые существа — организмы, этот материал должен был приобрести необходимое строение, определенную организацию.

Первоначально эти вещества находились в водах тогдашних морей и океанов просто в виде растворов. Здесь отсутствовало какое-либо строение, какая-либо структура. Но при смешении между собой растворов белков и других подобных органических соединений происходит выделение из раствора особых полужидких студенистых образований, так называемых коацерватов.

Несмотря на то, что капельки являются жидкими, они обладают определенным внутренним строением. В них частицы вещества расположены не беспорядочно, как в растворе, а определенным, закономерным образом. Следовательно, при образовании коацерватов возникают зачатки некоторой организации, правда, еще очень примитивной и весьма неустойчивой…

Понятно, что каждая отдельная капелька не могла все время расти как одна сплошная масса — она распадалась на дочерние капельки. По своему внутреннему строению они были сходны с капелькой, их породившей. Но отделившись друг от друга, каждая из них стала расти и изменяться самостоятельно. Все неудачные формы организации погибали, разлагались, а для дальнейшей эволюции сохранялись лишь наиболее совершенные капельки. Так возник в процессе становления жизни своеобразный «естественный» отбор» коацерватных капелек. Поэтому по мере все ускоряющегося роста коацерватов на земной поверхности не только увеличивалось количество организованного вещества, но и качество самой организации все время улучшалось, совершенствовалось. Таким путем создавалась та приспособленность внутреннего строения к несению определенных функций, которая так характерна для организации всех живых существ. <…>

На основании изучения организации современных нам простейших живых существ мы можем сейчас шаг за шагом проследить, как шло постепенное усложнение и усовершенствование организации описанных нами образований. В конечном итоге, оно и привело к возникновению качественно новой формы существования материи. Так произошел тот диалектический «скачок», в результате которого на земной поверхности возникли простейшие живые существа…

«На заре жизни», в начале так называемой эозойской эры, и растения, и животные представляли собой мельчайшие одноклеточные живые существа. Большим событием в истории последовательного развития природы было возникновение многоклеточных организмов, объединения отдельных клеток в сообщества. Живые организмы стали делаться все сложнее и разнообразнее. В течение эозойской эры, которая насчитывает многие и многие миллионы лет, население Земли изменилось до неузнаваемости. Мощные водоросли заселили воды морей и океанов, в их зарослях появились многочисленные медузы, моллюски, иглокожие и морские черви.

Жизнь вступала в новую, палеозойскую эру, которая длилась более трехсот миллионов лет.

В начале этой эры единственной ареной жизни было еще только море… Однако во второй половине палеозойской эры растения и животные начинают быстро заселять сушу. Появляются земноводные, а затем и пресмыкающиеся.

Последующая за палеозойской эрой так называемая мезозойская эра, длившаяся также многие миллионы лет, явилась периодом расцвета пресмыкающихся. Гигантские динозавры и игуанодонты владели сушей. В морях плавали плезиозавры и ихтиозавры, а в воздухе летали безобразные птеродактили.

К концу мезозойской эры путем последовательного развития пресмыкающихся возникли птицы и млекопитающие. Их царством явилась кайнозойская эра, которая продолжается и сейчас. В последнем, четвертичном периоде этой эры на Земле появился человек и сформировался весь тот мир живых существ, который мы наблюдаем сейчас. <…>

Невольно, — пишет Опарин, — возникает вопрос: почему же это не происходит сейчас? Почему теперь живые существа родятся от себе подобных? Ответ на этот вопрос с первого взгляда может показаться странным. Жизнь в настоящее время не возникает потому, что она уже возникла.»

1.6. Развитие Вселенной по Циолковскому

Константин Эдуардович Циолковский (1857–1935) на основе принципов эволюционного учения в работе «Монизм Вселенной» (1925) дал свое видение преобразования человека, природы и Вселенной в будущем. Вот что он писал по этому поводу: «Человек сделал великий путь от «мертвой» материи к одноклеточным существам, а отсюда к своему теперешнему полуживотному состоянию. Остановится ли он на этом пути?.. Ничто сразу не останавливается. Не остановится и человек в своем развитии, тем более, что ум уже давно подсказывает его нравственное несовершенство…

Можно вскоре ожидать наступления разумного и умеренного общественного устройства на Земле, которое будет соответствовать его свойствам и его ограниченности. Наступит объединение, прекратятся вследствие этого войны, так как не с кем будет воевать. Счастливое общественное устройство, подсказанное гениями, заставит технику и науку идти вперед с невообразимой быстротою и с такою же быстротой улучшать человеческий быт. Это повлечет за собою усиленное размножение. Население возрастет в 1000 раз, отчего человек сделается истинным хозяином Земли. Он будет преобразовывать сушу, изменять состав атмосферы и широко эксплуатировать океаны. Климат будет изменяться по желанию или надобности. Вся Земля сделается обитаемой и приносящей великие плоды. Сначала исчезнут вредные животные и растения, потом избавятся и от домашних животных. В конце концов, кроме низших существ, растений и человека, ничего на Земле не останется… Многочисленное население Земли будет усиленно размножаться, но право производить детей будут иметь только лучшие особи. Все будут иметь жен и счастливо жить с ними, но не все будут иметь детей. Таким образом, численность людей, дойдя до своего предела, не будет возрастать, но зато их качество будет непрерывно изменяться к лучшему. Естественный отбор заменится искусственным, причем наука и техника придут ему на помощь.

Так пройдут тысячи лет, и вы тогда население не узнаете. Оно будет настолько же выше теперешнего человека, дойдя до своего предела, не будет возрастать, но зато качество их будет непрерывно изменяться к лучшему. Естественный отбор заменится искусственным, причем наука и техника придут ему на помощь.

Так пройдут тысячи лет, и вы тогда население не узнаете. Оно будет настолько же выше теперешнего человека, насколько последний выше какой-нибудь мартышки. Исчезнут из характера низшие животные инстинкты. Даже исчезнут унижающие нас половые акты и заменятся искусственным оплодотворением. Женщины будут рожать, но без страданий, как родят низшие животные.

Произведенные ими зародыши будут продолжать развитие в особой обстановке, заменяющей утробу матери. Будет полный простор для развития как общественных, так и индивидуальных свойств человека, не вредящих людям».

Заселение Солнечной системы и Млечного Пути пойдет следующим образом. «Техника будущего даст возможность одолеть земную тяжесть и путешествовать по всей Солнечной системе. Люди посетят и изучат все ее планеты. Несовершенные миры ликвидируют и заменят собственным населением. Окружат Солнце искусственными жилищами, заимствуя материал от астероидов, планет и их спутников. Это даст возможность существовать населению в 2 миллиарда раз более многочисленному, чем население Земли. Отчасти она будет отдавать небесным колониям свой избыток людей, отчасти переселенные кадры сами будут размножаться. Это размножение будет страшно быстро, так как огромная часть яичек (яйцеклеток) и сперматозоидов пойдет в дело.

Кругом Солнца, поблизости астероидов, будут расти и совершенствоваться миллиарды миллиардов существ. Получатся очень разнообразные существа: пригодные для жизни в разных атмосферах, при разной тяжести, на разных планетах, пригодные для существования в пустоте или в разреженном газе, живущие пищей и живущие без нее — одними солнечными лучами — существа, переносящие жар, существа, переносящие холод, переносящие резкие и значительные изменения температуры.

Впрочем, будет господствующим наиболее совершенный тип организма, живущего в эфире и питающегося непосредственно солнечной энергией (как растения).

После заселения нашей Солнечной системы начнут заселяться иные солнечные системы нашего Млечного Пути». Исходным пунктом расселения совершенных в Млечном Пути станет Земля. Как же это будет происходить? Там, «где на планетах встретят пустыню или недоразвившийся уродливый мир, там безболезненно ликвидируют его, заменив своим миром. Где можно ожидать хороших плодов, там оставят его доразвиваться. Тяжкую дорогу прошло население Земли. Страдальческий и длинный был путь. И еще осталось много времени для мучительного развития. Нежелателен этот путь. Но Земля, расселяясь в своей спиральной туманности (т. е. в Млечном Пути), устраняет эту тяжелую дорогу для других и заменяет ее легкой, исключающей страдания и не отнимающей миллиарды лет, необходимых для самозарождения».

Будущий мир представляет собой «беспредельную вселенную с бесконечным числом дециллионов совершенных существ, получившихся безболезненным размножением и расселением. Такие очаги жизни, как Земля, составляют чрезвычайно редкое исключение, — как младенец, имеющий одну терцию возраста. Потому мучительная жизнь Земли редкость, что она получилась самозарождением, а не заселением. В космосе господствует заселение, как процесс более выгодный», — считал Циолковский.

1.7. Почему так привлекательна вера в самозарождение?

«Интересно, все же, — почему так трудно искоренить веру в самозарождение? — писал профессор С. П. Костычев в работе «О появлении жизни на Земле». Причина кроется в том, что при помощи самозарождения можно было бы просто и понятно разъяснить происхождение жизни на Земле, между тем как с опровержением теории самозарождения начало жизни покрывается глубокой тайной. Так как… теория эволюции вполне удовлетворительно объясняет изменяемость организмов и их прогрессивное развитие, то стоит только разъяснить происхождение какого-нибудь простейшего микроба, и тогда появление более сложноорганизованных существ становится логически понятным. Но именно здесь, между живым и мертвым, оказывается непроходимая пропасть. <…>

Справедливость требует признать, что вероятность случайного самозарождения в какое бы то ни было время и при каких бы то ни было условиях чрезвычайно ничтожна. Легко вообразить себе такие условия, при которых могли бы в природе образоваться белки и другие органические вещества, входящие в состав тела живых существ, но почти немыслимо понять случайное построение даже простейшего организма из этих материалов. Каждый организм представляет собой весьма сложный аппарат… Все характерные для живых существ превращения веществ и энергии были бы невозможны без посредства специально приспособленного аппарата. Но именно случайное возникновение сложного аппарата крайне неправдоподобно. Если бы я предложил читателю обсудить, насколько велика вероятность того, чтобы среди неорганизованной материи путем каких-нибудь естественных, например, вулканических процессов случайно образовалась фабрика — с топками, трубами, котлами, машинами, вентиляторами и т. п., такое предложение произвело бы впечатление неуместной шутки.

Однако простейший микроорганизм устроен еще сложнее всякой фабрики, значит, — его случайное возникновение еще менее вероятно. Ввиду этих соображений трудно оспаривать категорическое мнение великого физика В. Томсона (лорда Кельвина), утверждавшего, что, на основании огромного количества индуктивных доказательств, невозможность самозарождения в какое бы то ни было время так же прочно установлено, как закон всемирного тяготения.

Надо заметить, что авторы, предполагавшие возможность самозарождения при метеорологических условиях, весьма непохожих на существующие теперь, сами сознавали крайнюю шаткость своего допущения и для оправдания его приводили обыкновенно то обстоятельство, что будто бы еще труднее придумать другое естественное научное объяснение происхождения жизни на Земле. <…>

Вероятно, однако, когда отзвуки споров о самозарождении окончательно заглохнут, тогда все признают, что жизнь только меняет свою форму, но никогда не создается из мертвой материи».

1.8. Великий Бородин о загадке жизни

«Милостивые господа!

Почти полвека тому назад, в естествознании родилось новое понятие, а в научном языке, новый термин, которому суждено было играть огромную роль в истории человеческой мысли и произвести своего рода переворот в наших воззрениях на природу живых тел. Термин этот — протоплазма, — такими словами Александр Порфеньевич Бородин (1848–1898), член «Могучей кучки», автор национального героического эпоса — оперы «Князь Игорь», а также многих трудов по органической химии, начал свой доклад «Протоплазма и витализм» 28.12.1893 года на юбилейном собрании по случаю 25-летия Общества естествоиспытателей при Императорском С.-Петербургском университете. — Протоплазмою назвал в 1846 году Гого Моль [известный микроскопист, профессор из Тюбингена] азотистую, подвижную, обыкновенно мелкозернистую слизь, находящуюся внутри клетки. Что же за вещество эта живая слизь в химическом отношении?…Она содержит азот и притом в виде так называемого белкового вещества. А химия утверждает, что белковые вещества представляют собою самые сложные из всех химических соединений, существующих в природе. Едва нужно прибавлять, что они встречаются исключительно в живых телах… <…> И вот, вместе с культом протоплазмы [в науке] создается культ белка. Протоплазма — субстрат жизни, а белок — химический ключ к уразумению жизненных явлений, разыгрывающихся в этом субстрате. Протоплазма и белок почти отождествляются, становятся чуть не синонимами. Только бы удалось получить искусственно в лабораторной колбочке белок, мечтается ученым, и попытка Вагнера [Егор Егорович, (1849–1903), российский химик-органик] кристаллизовать Гомункула [существо, подобное человеку, которое якобы можно получить искусственно в пробирке] в реторте была бы осуществлена хоть с другого конца, — вместе с белком мы получили бы протоплазму, а с получением протоплазмы в нашей колбочке загорелась бы жизнь!

В настоящее время задача искусственного получения белка, как выражаются химики, синтетическим путем почти осуществлена; во всяком случае, мы накануне ее решения, и возможно, что надвигающемуся двадцатому веку мы поднесем, как ценное наследство, созданное нами в лаборатории белковое вещество. Но что сталось с розовыми надеждами на искусственное получение этим путем жизни? Немного найдется теперь людей, продолжающих верить в эту химеру. То — последние могикане, не желающие сдаваться и закрывающие глаза на современное движение науки, чтобы не видеть крушение дорогих иллюзий. И все еще мерещится им, что хоть где-то там, на рубеже живой и мертвой природы, существо и вещество оказываются синонимами.

В действительности, однако, по мере того, как росла вера в возможность искусственного получения белкового вещества, не увеличивалась, а, напротив, слабела надежда на получение вместе с ним хоть искорки жизни. <…>

Окидывая беглым взглядом полувековую историю исследования протоплазмы, мы вынуждены, хотя, быть может, и с тяжелым сердцем сознаться, что жизненный субстрат представляет для нас по-прежнему один сплошной икс. «Темно строение, наитемны отправления», — сказал древний анатом о человеческом мозге; выражение это всецело применимо и к протоплазме… Дальше слабого лепета о свойствах белковых веществ, которыми, будто бы, объясняются жизненные явления, мы не пошли.

Почти параллельно с развитием учения о протоплазме, как гнездилище жизни», развивалось и учение [витализм] о том, какую огромную роль в живых существах играет так называемая «жизненная сила». «Одним из важнейших оплотов витализма издавна служил оригинальный химический состав живых тел, нахождение в них множества веществ, в мертвой природе совершенно не встречающихся». Однако искусственное получение химиком Вёлером в лаборатории мочевины, без всякого участия жизни, а затем решение химиками задачи получения белкового вещества сильно пошатнули устои витализма. «Жизненная сила изгоняется из науки, как понятие, не только бесполезное, но положительно вредное, убаюкивающее будто бы мысль физиолога и тем тормозившее долгое время правильный ход естествознания. На развалинах, казалось бы, погибшего витализма водворяется строго механический взгляд на живые тела, жизнь отныне ничто иное, как необычайно сложная игра физических и химических сил в необычно сложном субстрате… а организм не более, как крайне сложный самодействующий механизм.

Поражение казалось полным, крушение его окончательным. Но это именно только казалось. И вот, в настоящее время мы присутствуем при зрелище, столь же любопытном, сколько неожиданном, — витализм начинает возрождаться, хотя и в иной, обновленной форме… Относиться к возрождению витализма можно различно, но нельзя отрицать самого факта. Не какие-нибудь дилетанты, а серьезные ученые решаются, наперекор господствовавшему течению, заговорить снова о жизненной силе. У нас в России сигнал был подан интересною вступительною речью профессора Коржинского в Томском университете под заглавием: «Что такое жизнь?» (Томск, 1888). <…>

Итак, старушка жизненная сила, которую мы с таким триумфом хоронили, над которой всячески глумились, только притворилась мертвою и теперь решается предъявлять какие-то права на жизнь, собираясь воспрянуть в обновленном виде…

В чем же выражается это обновление? В том, что неовитализм, как его уже называют, безусловно признает господство физики и химии в живых телах, подчинение последних силам мертвой природы. Только под этим условием, конечно, мыслимо какое бы то ни было возрождение, — прежний витализм, решавшийся творить из ничего, разумеется, погиб бесповоротно. <…>

…Гипотеза особой жизненной силы не создает ни малейшей опасности для поступательного движения науки и даже, наоборот, может играть роль возбуждающего стимула.

Механическое воззрение на организмы, отрицающее существование в них какой-либо особой жизненной силы, выставляется обыкновенно как продукт современного естествознания… На самом деле мы в обоих случаях имеем перед собою дары философии, той самой философии, к которой с таким нескрываемым и незаслуженным пренебрежением относится, к величайшему сожалению, большинство современных естествоиспытателей. Достаточно заглянуть в историю философии, чтобы видеть, как слабо механическое воззрение на живые тела связано с фактическими о них сведениями…Мы уже в XVII столетии встречаем этот взгляд, высказанный совершенно определенно Декартом; и это в то время… когда не были прочно установлены законы вечности вещества и сохранения энергии.

Но, может быть, то, что высказывалось некогда философами в виде простой догадки, современному естествознанию удалось превратить в прочно установленный, незыблемый факт?» Ответ на этот вопрос звучит не в положительном смысле: «основа жизни для нас по-прежнему — terra incognita.

Ни один естествоиспытатель не сомневается, конечно, в том, что человек, хотя бы это был гениальный Ньютон, полетит вниз совершенно наподобие бездушной гири… Никто не сомневается в том, что благородная кровь Ньютона текла в его жилах совершенно согласно с законами гидродинамики, как в каучуковых трубках. Все мы убеждены, что фосфор в мозгу гениального человека… решительно не отличается от фосфора любой спичечной головки. Если мы на основании подобных данных… делаем вывод: значит все, происходящее в Ньютоне, вплоть до блестящих проявлений его гения, не более, как сложная игра физики и химии, а сам Ньютон не более, как сложнейший автомат, то не рискуем ли мы очутиться на узкой точке зрения того лакея, для которого, согласно французской поговорке, не существует великого человека, не существует потому, что он видит ежедневно лишь простейшие будничные отправления его жизни. <…>

Мне кажется… вполне возможным, вместе с Бунге [профессор физиологической химии в Дерпте, Базеле; автор работы «Витализм и механизм»] защищать то положение, что история физиологии учит нас прямо противоположному. «Чем обстоятельнее, разностороннее, основательнее мы изучаем жизненные явления, — говорит Бунге, — тем более мы убеждаемся, что процессы, которые мы уже полагали возможным объяснять физически и химически, в действительности несравненно сложнее и пока еще решительно не поддаются объяснению».

Подобно тому, «как механик, строя свою машину, не в состоянии создать ни единого атома, ни малейшей крупицы силы, не может нарушить ни единого из законов природы и, тем не менее, достигает сознательно намеченной им цели, так же точно и организмы оказываются, безусловно, подчиненными законам вечности вещества и сохранения энергии, что не исключает, однако, существования в них особого зиждительного начала…

…Вместо того, чтобы утверждать с уверенностью, — сказал в заключении доклада Бородин, — что организм есть механизм, а жизнь — физико-химическое явление… разыгрывающееся в протоплазме, скажем скромно, что живые тела подчинены действию механических сил мертвой природы, но жизнь, по-прежнему, остается для нас величайшею из тайн. Удастся ли науке когда-нибудь сломать все печати, скрывающие эту тайну от пытливого ума человека, покажет лишь отдаленное будущее, наш же догорающий XIX-й век осекся, вскрывая одну из этих печатей, осекся на вопросе о происхождении жизни».

Осеклись на этом XX-й и начало XXI-го века.

1.9. И сегодня…

Дарвиновские гипотезы, несмотря на их полный разгром видными мыслителями — современниками Дарвина, оказались настолько привлекательными и живучими, что из их плена не избавились не только ученые двадцатого, но и нынешнего столетия. Отсюда и взгляды на природу, общество, материю, жизнь и сознание, основанные на дарвиновской платформе, на сегодняшний день не продвинулись ни на шаг (как в теоретическом, так и экспериментальном планах), разве что стали широко использоваться такие замысловатые понятия, как торсионные поля, Абсолютное «Ничто», информация, относительность времени, ноосфера, самоорганизация, коллективный разум, информационное поле планеты и т. д. В качестве примера сказанному приведем взгляды на мироздание, изложенные в работах академиков Шипова и Моисеева.

Шипов Геннадий Иванович (1938) — академик Российской академии естественных наук свое понимание мироустройства изложил в работе «Теория физического вакуума» (1997; 2003 гг.), в которой выдвигается тезис: в основе мира лежит Великая Пустота — вакуум; эволюция мира, в том числе и эволюция сознания, неотвратимы.

Все физические объекты состоят из элементарных частиц, которые обладают спином (собственным вращением), поэтому все живые и неживые тела и системы имеют свои собственные «торсионные портреты», создаваемые вращением частиц, из которых они состоят. Существование торсионных полей, как идеальных носителей информации, предсказывает, по мнению Шипова, теория физического вакуума. Причем торсионные поля у неживых и живых систем весьма отличаются по своей структуре: у неживых систем торсионные поля устроены проще, чем у живых. Что касается живых систем, то наибольшей сложностью строения обладает торсионное поле, создаваемое телом человека. На основе уравнений теории физического вакуума академик рассматривает три мира, составляющие реальность мироздания: грубоматериальный, тонкоматериальный и мир высшей реальности.

При этом в мире высшей реальности выделяются три уровня: Абсолютное «Ничто», первичный вакуум и физический вакуум.

Поскольку Абсолютное «Ничто» обладает максимальной устойчивостью, то именно этот уровень порождает уровни первичного вакуума и физического вакуума. Абсолютное «Ничто» — Творец обладает такими качествами, как Сверхсознание и Бесконечные Творческие Способности.

Первичный вакуум представляет собой первичную матрицу, в соответствии с которой создаются первичные торсионные поля.

Эти поля по своим свойствам отличаются от обычной материи тем, что они не принимают участия в силовых взаимодействиях, т. е. не искривляют пространства. Рожденные из первичного вакуума первичные торсионные поля образуют тонкоматериальный мир.

Физический вакуум содержит информацию, в соответствии с которой строится рождаемая из вакуума грубая материя, участвующая в силовых взаимодействиях. Эта информация выражается в уравнениях вакуума в виде физических законов, устанавливающих отношения между грубоматериальными объектами. «Уравнения вакуума [физического] и первичного вакуума устроены так, что они не содержат никаких конкретных физических констант.

Пустота не может характеризоваться чем-то конкретным. Более того, сами уравнения носят характер тождеств, поскольку удовлетворяют любому набору искомых переменных. Допустимыми оказываются любые виды тонкоматериальной и грубоматериальной материи».

Первичные торсионные поля, присутствующие в пространстве, делают «структуру физического вакуума неустойчивой, вызывая рождение из вакуума элементарных частиц — простейших представителей грубоматериального мира».

Грубоматериальный мир состоит из всех видов материи, обладающих энергией. Этот мир включает четыре уровня реальности: элементарные частицы, газы, жидкости и твердые тела.

Что касается тела человека, то оно, согласно Шипову, включает физическое тело и ауру, состоящую из шести «тонких тел»: тела духа, тела души, ментального, астрального, призрачного и эфирного тел. Все эти семь тел связаны с тремя мирами: грубоматериальным, тонкоматериальным и высшим. При этом физическое и эфирное тела относятся к грубоматериальному миру; к тонкоматериальному миру относятся ментальное, астральное и призрачное тела; к миру высшей реальности — тела духа и души, которые определяют сущность человека и хранят главную для его эволюции информацию. Каждое из указанных тел отвечает за соответствующее проявление в различных мирах.

В теории физического вакуума творение веществ и миров Абсолютное «Ничто» начинает из физического вакуума — потенциального состояния материи. Причем число возможных миров — безгранично, поэтому Творцу нужны добровольные помощники, то есть люди, которых он сам создает на уровне проявленной материи «по своему образу и подобию». Цель помощников — эволюция и постоянное совершенствование. При этом под эволюцией человека понимается его продвижение вверх (по лестнице сознания) от грубоматериального мира к тонкоматериальному миру и миру высшей реальности. В процессе своих перерождений человек способствует эволюции всей Реальности. Хотя цель у помощников одна, но все они находятся на разных уровнях эволюционной лестницы. Чем выше уровень, тем ближе помощник к Абсолютному «Ничто» по своим творческим возможностям. У наиболее продвинутых помощников творческие возможности настолько огромны, что они способны создавать звездные системы и разумных существ, подобных современному человеку. Шипов предполагает, что человек планеты Земля был создан помощниками-творцами высокого уровня, и цель космической эволюции человека и природы состоит в том, чтобы помогать Абсолютному «Ничто» в процессе его творческой работы. При этом именно преуспевающие помощники восходят вверх по эволюционной лестнице, становясь «свободными и получая все больше и больше возможностей для творческой деятельности».

Сегодня наряду с дарвинизмом весьма популярен креационизм — учение о сотворении Богом материального мира, живых существ и человека из ничего. Придерживаются этой концепции не только многие религиозные конфессии, но и некоторые современные ученые.

Креационисты представили убедительные доказательства несостоятельности теории Дарвина в отношении происхождения биологических видов, в том числе и человека. Однако, будучи не в силах разгадать феномен жизни, они выдвигают тезис: «Бог создал мир, растения, животных и человека из ничего, потому что Он — Всемогущий и Вездесущий».

Но… кто такой Бог, кем Он нам приходится, где Он живет, каковы Его деяния, время, цель и задача прихода на Землю — никто из креационистов не знает. Поэтому их утверждения: «Бог создал этот мир» — беспочвенны.

Никита Николаевич Моисеев (1917–2000) в книгах «Расставание с простотою» (1998); «Универсум. Информация. Общество» (2001); «Быть или не быть… человечеству» (1999); «С мыслями о будущем России» (1997); «Как далеко до завтрашнего дня?» (2002) свое миропонимание изложил, по его словам, с позиций современного рационализма, согласно которому существующим, или реальным, считается только то, что наблюдаемо и измеряемо, а все другое лежит за пределами научных знаний. В основу указанных работ положен принцип самоорганизации косных и живых систем, получивший название универсальный эволюционизм.

На основе дарвиновской триады — «изменчивость», «наследственность», «отбор» Моисеев (см. работу «Универсум. Информация. Общество») строит модель развития трех этажей Универсума — неживой (или косной) материи, живого вещества и мира человека. Причем под Универсумом понимается некоторая Система связанных, т. е. взаимозависимых элементов. При этом предполагается, что «взаимосвязь свойств системы и ее элементов гораздо более глубокая, чем это принято думать: не только свойства системы зависят от свойств элементов, составляющих систему, но и обратно — свойства элементов, составляющих систему, могут зависеть от свойств системы. И по мере восхождения по ступеням сложности эта взаимозависимость проявляется все более и более отчетливо…»

Развитие динамической системы материального мира происходит таким образом, что до определенного времени «система эволюционирует по «дарвиновскому» принципу, т. е. происходит медленное накопление новых особенностей. Но наступает момент, когда «дарвиновское» развитие теряет устойчивость… и происходит переход в новый эволюционный канал». Именно на этом этапе под действием механизмов самоорганизации, в результате непрерывного усложнения системы организации косного вещества возникает качественно новая форма организации материи — живое вещество. «Мы не знаем, — пишет Моисеев, — того механизма, действие которого привело к возникновению живого вещества. Но я убежден в справедливости этой гипотезы, ибо она отвечает общей логике развития систем — логике универсального эволюционизма и позволяет выстроить непротиворечивое и стройное здание развития Универсума».

Возникновение жизни изменило само существо Универсума.

«Жизнь многократно ускорила процесс развития неживой материи. Ее геохимические процессы стали превращаться в биохимические, стали возникать новые формы неживой материи, создаваемые живым веществом…» Но самый главный результат появления жизни на Земле состоит в том, что стали реальными предпосылки «для возникновения Разума и его носителя — человека — еще одного, качественно нового, этажа в структуре Универсума…

Человек — это совершенно новая форма существования материи, — считает Моисеев, — которая возникла в результате эволюции живого вещества. Эта форма развития материи, которая называется человечеством, не может нарушить ни законов развития мира косной материи, ни законов развития живого вещества».

О том, что же такое жизнь, написано много работ, но ни одна из них не содержит точного определения этого феномена. «Я тоже, — пишет Моисеев, — не могу дать определение феномена жизни, и, как мне кажется, его удовлетворительного и достаточно полного определения просто не существует. Но в то же время мы всегда можем отличить живое от неживого. Более того, я думаю, что провести четкую грань отличия живого (возникшего в процессе эволюции неживой материи) от неживого — нельзя. Только отойдя достаточно далеко от некой мифической черты, мы способны утверждать, что нечто, нами изучаемое, является живым или неживым. Это утверждение не является эмпирическим обобщением.

Оно суть некоторая гипотеза, которая основывается на предположении о том, что «жизнь» — это результат эволюции материи и что в процессе ее развития неизбежно должны были бы существовать промежуточные формы, неустойчивые, как и всякие промежуточные формы, и поэтому исчезнувшие в процессе эволюционного развития, не оставив каких-либо следов…

Жизнь вносит качественное изменение в сам характер эволюции Земли, как элемента Универсума», но существует она только в форме организмов. Примеров существования «живого вещества», не состоящего из организмов, природа не знает. Под живым веществом здесь понимается некоторое множество организмов. «Согласно закону Пастера — Кюри любое «живое вещество» или продукт его жизнедеятельности поляризует свет. Причина этого явления заключается в том, что молекулы одного и того же вещества могут иметь разного типа симметрию в расположении атомов, и вещества одного и того же химического состава могут иметь различную геометрию молекул. Такие вещества химически неразличимы. А живой организм, несмотря на это, отбирает и использует для своей жизнедеятельности молекулы только одного типа симметрии… не обладая ни электронным микроскопом, ни другими средствами современного физического анализа. Как устроен механизм подобной селекции, мы не понимаем и по сей день!» Интересно отметить, что выполненные на основе закона Пастера — Кюри анализы космического материала, включая лунный грунт, показали, что в космосе не существует «живого вещества» или результатов его жизнедеятельности. Закон Пастера — Реди гласит, что все живое происходит только от живого. Этот закон не дает возможности выстроить ту эволюционную цепочку, которая бы связала живое вещество с косной материей. Чтобы описать «Картину мира» с участием живого вещества, Моисеев вводит понятие «информация» и переформулирует закон Пастера — Реди на основе непроверяемой гипотезы следующим образом: «в современных условиях живое происходит только от живого».

Академик полагает, что при рассмотрении эволюции неживой материи не требуется использовать такие понятия, как «информация», «информационное взаимодействие», но при объяснении жизнедеятельности живых организмов невозможно обойтись без термина «информация», под которым понимается некоторая совокупность сведений. Так, например, каждый ген несет определенную информацию о свойствах будущего организма. Зная генотип, то есть набор генов, можно составить модель тех свойств, которыми будет (или не будет) обладать организм. Однако ответа на вопрос, «как могло случиться, что в земных условиях передача наследственной информации, необходимой для развития биоты, при всем ее удивительном многообразии определяется единым генетическим кодом всего из четырех «букв» (четырех нуклеиновых кислот), то есть вполне определенной структурой физико-химического взаимодействия… пока нет. Нет даже рабочей гипотезы».

По каким же закономерностям шло развитие человечества?

«…В развитии человечества, — по мысли Моисеева, — прослеживается та же логика эволюции динамических систем, на том же языке может быть описан механизм самоорганизации вида Homo sapiens, как и других динамических систем, составляющих Универсум. <…>

Развитие человечества проходит через ряд катастроф [бифуркаций], в основе каждой из которых лежит тот или иной вариант разрушения условий коэволюции человека и биосферы. И каждый раз, когда человечеству удавалось найти выход из кризиса, оно поднималось на очередную ступень по пути восхождения к Разуму». Причиной катастрофы, в результате которой возник Разум, было иссушение климата (аридизация). В результате этой аридизации существенно сократилась площадь тропических лесов, и как следствие — резко усилилась борьба за жизненные ресурсы между родственными видами, употреблявшими растительную пищу тропических лесов. И в этой борьбе наши предки — австралопитеки проиграли предкам современных шимпанзе, горилл и другим человекообразным обитателям тропического леса.

Большая часть австралопитеков погибла, а выжившее меньшинство переселилось в наполненную хищниками саванну. Оказавшись в опасной саванне, австралопитеки поднялись на ноги, что позволило им видеть приближающихся врагов и убегать от них. Благодаря тому, что у австралопитеков стали свободными передние лапы, ставшие со временем руками, они научились использовать различные подручные средства, в том числе палку и камень.

Пережив катастрофу выселения, «наши предки вступили в относительно спокойный период «дарвиновского» развития, когда происходило довольно быстрое расселение неоантропов по разным регионам планеты, а вместе с расселением шло и развитие нескольких ветвей австралопитеков. И шло оно по разным направлениям. Возникали, например, недолговечные формы гигантизма.

Но общим было быстрое развитие мозга, который стал основным гарантом выживания. За 2 миллиона лет потомки лесных австралопитеков расселились из Африки по всей планете. Среди них были и питекантропы, и синантропы, и неандертальцы.

По-видимому, 100–200 тысяч лет тому назад из питекантропов выделился и наш непосредственный предок — кроманьонец… Этот этап антропогенеза характеризовался быстрым совершенствованием не только мозга, но и всей нервной системы, совершенствованием навыков создания искусственных орудий, использованием их и природных сил. Быстро возрастала роль информационных процессов, и начала возникать система «Учитель». Так Моисеев называет систему накопления, хранения и передачи навыков и знаний следующим поколениям — всей той информации, которая не кодируется генетическим механизмом и не передается по наследству, как врожденные инстинкты.

Следующая перестройка характера эволюционного процесса антропогенеза «носила уже чисто «техногенный» характер, то есть причиной новой бифуркации была деятельность самого прачеловека». В то время предки человека уже не австралопитеки, а «почти люди» (их объем мозга лишь на проценты отличался от объемов мозга современных людей), изобрели каменный топор и способ добывания огня. «Это был грандиозный шаг, — пишет Моисеев, — в развитии человечества, как биологического вида, но он впервые поставил человека перед фактом, что развитие технических средств может не только обеспечить более высокие стандарты жизни, но и привести на порог деградации. Впервые случилось так, что действия Разума, того инструмента, который обеспечил нашему предку могущество, неведомое другим видам животных, могли послужить началом постепенной деградации вида, а может быть, и пути к гибели».

Новая бифуркация начинается с появления «нравственности — особого свойства homo sapiens, которыми не обладали другие живые виды… Появление табу «Не убий» означало затухание внутривидового отбора, а следовательно, и замедление, постепенное прекращение чисто биологического совершенствования прачеловека». Следствием появления основ нравственности явилось то, что прачеловек постепенно из животного стал превращаться в человека. Именно в это время у человека стало возникать сознание (осознание себя): он стал изучать себя и оценивать свое поведение.

В этот период у человека «начал формироваться духовный мир — феномен, мало понятный и сегодня, но постепенно играющий все большую и большую роль в судьбах людей. По-видимому, в это же самое время возникает язык, без которого невозможна передача сложной информации об особенностях новых технологий и правил поведения в усложняющемся обществе. <…> Становление разума, возникновение духовного мира у человека это — результат удивительного сочетания не только системы свойств нервной системы, но и организации всего организма в целом, и того сообщества, вне которого вряд ли могли возникнуть оба эти феномена».

Рассматривая вопрос о возможной грядущей катастрофе, Моисеев отмечает, что современная планетарная обстановка такова, что наблюдаются:

— несоответствие стандартов поведения человека и техногенным воздействием на окружающую Природу;

— монополизм, несовместимый с нравственными установками;

— несоответствие растущих потребностей человека ограниченным ресурсам планеты;

— отсутствие представления об ответственности каждой личности за судьбу планетарного сообщества.

«Сегодня большинство населения планеты… находится в состоянии определенной эйфории от успехов современной цивилизации, от результатов действия механизмов рыночного типа и возможностей производства…

Мы действительно находимся на пороге нового глобального кризиса… Беда грядет! Каковы же индикаторы грядущей беды?

Вот они:

— катастрофически растущее загрязнение окружающей среды отбросами человеческой деятельности;

— потепление климата вследствие выброса в атмосферу «парниковых» газов, из-за которых средняя температура планеты повышается, а это может повлечь за собой снижение продуктивности основных житниц планеты;

— урбанизация и связанные с ней загрязнение окружающей среды, растущая преступность, потребление наркотиков и т. д.;

— приближение мальтузианской катастрофы.

Мальтус ошибался в деталях, но в принципе он был прав: производство пищи на душу населения, начиная с конца 1970-х годов, сокращается. Около миллиарда людей сегодня живут в условиях голода или недоедания.

«Если сегодня не принять специальных мер, — пишет Моисеев, — не изменить качественно характер нашей цивилизации, то есть системы ценностей, которые определяют деятельность людей, их стремлений (в конечном счете, нравственность), то теряющая стабильность биосфера даже без шоковых воздействий человека способна перейти в состояние, непригодное для его существования».

Если человечество будет продолжать жить по-старому, не изменит своего поведения, не найдет в себе силы сформировать новую парадигму и новые нравственные устои, то кризис глобального масштаба не заставит себя долго ждать.

Можно надеяться, что однажды, еще до наступления катастрофы, человечество поймет, что настало время не только сформировать, но и усвоить новую нравственность, совершенно необходимую для лучшего мира.

В 2001 году институт Discovery (Сиэтл, США) подготовил воззвание к ученым, желающим подтвердить официально свое несогласие с догматами дарвинизма.

«Мы со скептицизмом относимся к заверениям о том, что случайные мутации и естественный отбор являются причиной наблюдаемого многообразия и сложной организации живых существ, — говорится в документе. — Результаты научных исследований в предметных областях, как: космология, физика, биология, искусственный интеллект, полученные в последние десятилетия, заставили ученых подвергнуть сомнению основной догмат дарвинизма — принцип естественного отбора, а также приступить к более тщательному исследованию фактов, трактуемых в его пользу.

До настоящего времени общественное телевидение, политика в области образования и учебники утверждают, что теория эволюции Дарвина полностью объясняет сложность организации живых существ. Общественность убеждена, что все научные доказательства подтверждают дарвинизм и что фактически каждый ученый в мире уверен в справедливости теории.

Нижеподписавшиеся ученые оспаривают первое утверждение из вышеперечисленных и служат наглядным подтверждением неверности второго».

В приложениях к призыву содержится длинный перечень фактов, непосредственно расходящихся с теорией Дарвина.

Воззвание подписали свыше 600 видных ученых из российской, венгерской, индийской, чешской, нигерийской, польской и других академий наук, а также многочисленные ученые из США.

Итак, ситуация с разгадкой феномена жизни в начале двадцать первого века такова:

— закон Пастера — Реди не отменяется: живое возникает только от живого;

— промежуточные формы, подтверждающие гипотезу Дарвина, не найдены; и дарвиновская теория продолжает оставаться фантазией английского естествоиспытателя;

— истинный ответ на вопрос: что является сущностью живого— никто из людей дать не смог.

2. ВЕРСИИ ЛЮДЕЙ О ДУШЕ И СОЗНАНИИ

Сознание является очевидным фактом личного опыта каждого человека, однако стоит только задуматься над тем, что же такое сознание, как возникает масса вопросов. Тысячелетние раздумья людей над загадками сознания не привели к успеху. Сознание оставалось самой таинственной вещью на свете.

По представлениям, существовавшим в древности, в теле человека действует особая сила — душа, которая является источником его мыслей, чувств и желаний. Древнеиндийские философы писали в «Упанишадах»: «Знай, что атман — владелец колесницы; тело — колесница; знай же, что разум — колесничий, а ум — поводья. Чувства называют конями. Атмана, соединенного с телом чувствами и умом, мудрецы называют наслаждающимся».

Атман означает душа.

Демокрит полагал, что душа и тело — не одно и то же; это душа приводит в движение тело, в котором она находится. «Душа бессмертна, — учил Пифагор, — но переходит в тела других существ, а все происходящее в мире снова повторяется через определенные промежутки времени, и ничего нового не происходит». Ум — есть душа, которая является источником движения, говорил Анаксагор.

Великие мыслители Запада — Сократ, Платон, Аристотель, Августин Аврелий, Джордано Бруно, Декарт, Паскаль, Оствальд; российские философы — Грот, Лопатин, Страхов, Кавелин и другие — высказали много интересных догадок о душе и сознании.

2.1. Сократ

Сократ считал, что ум, память, рассудительность, желания и удовольствия принадлежат душе. В беседах с учениками, зафиксированных Платоном в «Филебе», «Федоне» и других сочинениях, Сократ говорил следующее. «Всякое влечение и вожделение живых существ, а также руководство ими принадлежит душе.

Поэтому наши рассуждения отнюдь не допускают, чтобы наше тело жаждало или голодало, или испытывало что-нибудь подобное… Знания, искусства и так называемые правильные мнения были названы нами также свойствами души». В беседе с Протархом Сократ рассуждал: «Мне представляется, что душа походит на своего рода книгу. Память, направленная на то же, на что направлены ощущения и, связанные с этими ощущениями, впечатления кажутся мне как бы записывающими в нашей душе соответствующие речи. И когда такое впечатление записывается правильно, то от этого у нас получается истинное мнение и истинные речи; когда же этот наш писец сделает ложную запись, получаются речи, противоположные истине… Когда душа, утратив память об ощущении или о знании, снова вызовет ее в самой себе, то все это мы называем воспоминанием». На вопрос о том, чем же питается душа, Сократ ответил: «Знанием, разумеется».

В диалоге с Федоном и Кебетом Сократ приводит четыре доказательства того, что душа непорождаема и бессмертна. «Я полагаю, — говорил мыслитель, — что ни Бог, ни сама идея жизни, ни все иное бессмертное никогда не гибнет, — это, видимо, признано у всех. Итак, поскольку бессмертное неуничтожимо, душа, если она бессмертна, должна быть в то же время и неуничтожимой. И когда к человеку подступает смерть, то смертная его часть, по-видимому, умирает, а бессмертная отходит целой и невредимой, сторонясь смерти. Значит, не остается ни малейших сомнений в том, что душа бессмертна и неуничтожима».

Что же является причиной болезней тела?

Отвечая на этот вопрос, Сократ говорил: «Как не следует пытаться лечить глаза отдельно от головы, и голову — отдельно от тела, так не следует и лечить тело, не леча душу, и у эллинских врачей именно тогда бывают неудачи при лечении многих болезней, когда они не признают необходимость заботиться о целом, а между тем, если целое в плохом состоянии, то и часть не может быть в порядке. Ибо все — хорошее и плохое в теле и во всем человеке — порождается душою, и именно из нее все проистекает.

Потому то и надо прежде всего и преимущественно лечить душу, если хочешь, чтобы и голова и все остальное тело хорошо себя чувствовали…

Если душа бессмертна, то она требует заботы не только на нынешнее время, которое мы называем своей жизнью, но и на все времена, и, если кто не заботится о своей душе, впредь мы будем считать это грозной опасностью. Если бы смерть была концом всему, она была бы счастливой находкой для дурных людей: скончавшись, они разом избавлялись бы и от тела, и — вместе с душой — от собственной порочности. Но на самом-то деле, раз выяснилось, что душа бессмертна, для нее нет, видно, иного прибежища и спасения от бедствий, кроме единственного: стать как можно лучше и как можно разумнее. <…> Нечего тревожиться за свою душу человеку, который в течение целой жизни, пренебрегая всеми телесными удовольствиями и, в частности, украшениями и нарядами, считал их чуждыми себе и приносящими скорее вред, нежели пользу, который гнался за иными радостями, радостями познания и, украсив душу не чуждыми, но доподлинно ее украшениями — воздержанностью, справедливостью, мужеством, свободой, истиной, готов пуститься в путь, как только позовет судьба», — таковы были слова Сократа перед казнью.

Ученик Сократа — Платон говорил в «Тимее»: «Бог сотворил душу первенствующей и старейшей по своему рождению и совершенству, как госпожу и повелительницу тела… Что касается недугов души, то они проистекают из телесных следующим образом.

Нельзя не согласиться, что неразумие есть недуг души, но существуют два вида неразумия — сумасшествие и невежество. Значит, все, что сродно любому из двух названных состояний, заслуживает имени недуга, и тогда к самым тяжелым среди этих недугов души придется причислить нарушающие меру удовольствия и страдания… Любовная необузданность есть также недуг души».

2.2. Аристотель

Великий мудрец древней Эллады придавал особое значение исследованию проблемы души. Вот что он писал в своем знаменитом трактате «О душе»: «Признавая знание хорошим и почтенным [делом], [можно ставить] одну [отрасль знания] выше других либо по [степени] отчетливости [знания], либо потому, что [предмет данной науки] более ценен и возбуждает большее восхищение, — по обеим этим причинам было бы правильно исследованию о душе отвести одно из первых [мест]. Известно, что познание души может дать много нового для всякой истины, главным же образом для познания природы. Ведь душа есть как бы начало живых существ. <…>

Быть может, прежде всего необходимо различить, к какому роду [предметов] относится [душа] и что она [собою] представляет, я имею в виду: является ли она чем-нибудь определенным и сущностью, или количеством, или качеством, или какой-нибудь другой категорией из [нами] установленных, кроме того, относится ли она к тому, что существует в возможности или, скорее, представляет собою нечто актуальное, — ведь это немаловажная разница. Также следует выяснить, делима ли душа или нераздельна и все души — однородны или нет? И если не однородны, то как они [друг от друга] отличаются — по виду или по роду?.. Одно ли понятие души, как [понятие] животного, или у каждой [души] свое особое [понятие], как, например, у лошади, собаки, человека, бога. <…>

В отношении душевных состояний: все ли они свойственны также и носителю [души, т. е. телу], или существует нечто специально присущее самой душе. Ведь это следует, но не легко выяснить. По-видимому, в большинстве случаев душа ничего не испытывает и не действует вне зависимости от тела, так при гневе, отваге, желаниях, вообще при ощущениях. По-видимому, наиболее свойственно душе мышление».

Аристотель не соглашается с Эмпедоклом в том, что элементы находятся в душе, а ум и ощущающая способность также состоят из элементов. «…Познание, — пишет Аристотель, — осуществляется у души не вследствие того, что она состоит из элементов…

Так как душе свойственно познавать, ощущать, предполагать, также желать и хотеть, вообще ей свойственны стремления; пространственное же движение, в свою очередь, возникает у живых существ под влиянием души, также рост, зрелость и разрушение, то [напрашивается вопрос], следует ли приписывать каждое такое [состояние] всей душе и, [следовательно], мы мыслим, ощущаем, движемся, делаем или испытываем все остальное [с помощью] всей души, или различные [душевные состояния переживаем] разными частями [нашей души]? Также присуща ли жизнь какой-нибудь одной из этих частей, или нескольким, или всем, или же есть какая-нибудь другая причина [жизни, помимо души]?.. Что же в таком случае, однако, связывает душу, если она по природе делима? Конечно, ведь не тело. На самом деле, по-видимому, скорее наоборот: душа связывает тело; во всяком случае, когда она выходит, то тело рассеивается и сгнивает».

Философ снова и снова в своем трактате «О душе» подтверждает мысль о том, что тело душой не является. Это душе свойственны и сон, и бодрствование. А живым является тело, душой обладающее; одушевленное отличается от неодушевленного наличием жизни. Душа есть причина и начало живого тела. Что касается растений, то они кроме способности роста, никакой психической способностью не обладают. Такими способностями, считает Аристотель, обладают только человек и животные. В отличие от растений, человек и все животные обладают ощущениями; «без души не может быть никакого ощущения».

Разбирая вопрос о способностях человека думать и познавать, Аристотель пишет: «…Я определяю ум как то, чем душа мыслит и постигает. Поэтому немыслимо уму быть связанным с телом.

Ведь в таком случае он оказался бы обладающим каким-нибудь качеством, — холодным или теплым, или каким-нибудь органом… в действительности же он ничем таким не является. В связи с этим правильно говорят философы, утверждающие, что душа есть местонахождение идей…

Душа живых существ определяется двумя способностями: суждением, которое представляет собою функцию рассудка и ощущения, а также пространственным движением… К ним еще надо присоединить способность воображения, а также стремление».

Таким образом, главным лейтмотивом трактата Аристотеля «О душе» является мысль о том, что душа, а не тело воображает, ощущает, чувствует, мыслит, познает, судит и желает.

Следует отметить, что у Аристотеля и его предшественников не было в трудах термина «сознание»; однако многие мыслители последующих времен использовали применительно к проблеме сознания мысли Аристотеля, изложенные им в трактатах: «О душе», «Об ощущениях», «О памяти», «О сне», «О сновидениях», «О дыхании», «О рождении и смерти», «О юности и старости».

2.3. Августин Аврелий

Виднейший теолог и философ западно-христианской церкви Аврелий Августин (354–430) оказал огромное влияние на все дальнейшее развитие христианской мысли, этических взглядов и церковного устройства. Им написано 93 сочинения в 232 книгах.

Литературное наследие Блаженного Августина включает ряд философских произведений, среди которых: «О блаженной жизни», «О порядке», «О количестве душ», «О бессмертии души» и другие.

В первых трех сочинениях Аврелий Августин излагает свои размышления о душе в форме бесед, в которых участвуют он сам, его ученики, мать, братья и другие. Аврелий повествует:

«Когда все расселись и настроились слушать, я спросил:

— Согласны ли вы, что мы состоим из души и тела?

Все согласились…

— …Поскольку все согласны, что человек не может быть ни без тела, ни без души, я спрашиваю: ради чего из них двоих мы нуждаемся в пище?

— Ради тела, — ответил Лиценций.

Остальные же засомневались и стали рассуждать о том, что пища скорее необходима не для тела, но для жизни, а жизнь, между тем, принадлежит только душе.

— Кажется ли вам, — сказал я тогда, — что пища имеет отношение к той части, которая, как мы это наблюдаем, от пищи возрастает и делается крепче?

С этим согласились все, за исключением Тригеция, который возразил:

— Отчего же я не продолжаю расти вследствие своей прожорливости?

— Все тела, — ответил я, — имеют свой, природою установленный размер, перерастать который они не могут; однако они делаются меньше в объеме, если им недостает пищи, как это легко заметить на примере животных. И никто не сомневается, что тела всех животных худеют, лишившись пищи.

— Худеть, — заметил Лиценций, — отнюдь не значит уменьшаться.

— Для того, чего мне хотелось, достаточно и сказанного. Ибо вопрос в том, принадлежит ли телу пища? А она принадлежит ему, потому что тело, когда его лишают пищи, доводится до худобы.

Все согласились, что это так.

— Не существует ли, — спросил я, — и для души своей пищи?

Представляется ли вам пищей души знание?

— Именно так, — отвечала мать, — я полагаю, что душа питается ничем иным, как постижением вещей и знанием.

Когда Тригецию это мнение показалось сомнительным, мать сказала ему:

— Не сам ли ты ныне показал нам, откуда и где питается душа? Ибо после одного обеденного блюда ты сказал, что не заметил, какой мы пользовались посудой, потому что думал о чем-то другом, хотя от самого блюда не удерживал ни рук, ни зубов.

Итак, там, где был в тот момент твой дух, оттуда и такого рода пищей, поверь мне, питается и твоя душа, питается умозрениями и размышлениями, если может через них познать что-нибудь.

— Не согласны ли вы, — сказал я, когда они шумно заспорили об этом предмете, — что души людей ученейших как бы в своем роде полнее и больше, чем души несведущих?

Все согласились.

— Значит, будет правильно сказать, что души тех людей, которые не обогащены никакой наукой, не насыщены никаким добрым познанием, — души тощие и как бы голодные?

— Полагаю, — возразил Тригеций, — что души и таких людей бывают полны, но только полны пороков и распутства.

— То, что ты упомянул, — сказал я, — представляют собою некоторого рода бесплодие и как бы голод духа. Ибо как тело, когда его лишают пищи, почти всегда подвергается всевозможным болезням, так же точно и души тех людей полны таких недугов, которые свидетельствуют об их голодании. На этом основании древние назвали матерью всех пороков распутство, потому что оно представляет собою нечто отрицательное, т. е. потому что оно — ничто. Противоположная этому пороку добродетель называется воздержанностью. Таким образом, как эта последняя получила свое название от плода из-за определенной духовной производительности, так то названо распутством от бесплодности, т. е. от ничто: ибо ничто есть все то, что уничтожается, что разрушается, что исчезает и как бы постоянно погибает. От того и называем мы подобных людей погибшими. Противоположное же этому есть нечто пребывающее, постоянное, остающееся всегда таким же: такова добродетель, значительная и самая прекрасная часть которой называется умеренностью или воздержанностью. Если же это представляется вам не настолько ясным, чтобы вы могли понять, то согласитесь со мною в том, по крайней мере, что как для тела, так и для души, — поскольку и души несведущих как бы полны, — существует пища двух родов: одна — здоровая и полезная, другая — нездоровая и зловредная. <…>

…А откуда душа ведет свое начало, — спросил Августин своих учеников, — зачем она живет в этом мире, насколько зависит от Бога, что имеет своего собственного и что вносит в ту или иную природу, насколько подлежит смерти, в чем оправдывается ее бессмертие — разве все эти вопросы не заслуживают того, чтобы заняться их изучением? Без сомнения — да!»

В сочинении «О количестве душ» Августин излагает свои мысли в форме диалога с Еводием.

Августин. Перечисли коротко, что ты желаешь услышать о душе.

Еводий. Изволь: у меня это подготовлено долгими размышлениями. Я спрашиваю: откуда душа, какова она, сколь велика, зачем она дана телу, какой она становится, когда входит в тело, и какою — когда оставляет его?..

Августин. Отчизна души, я полагаю, есть сам сотворивший ее Бог. Но субстанцию души я назвать не могу. Я не думаю, чтобы она была из тех обыкновенных и известных стихий, которые подпадают под наши телесные чувства: душа не состоит ни из земли, ни из воды, ни из воздуха, ни из огня, ни из какого-либо их соединения. Если бы ты спросил меня, из чего состоит дерево, я назвал бы тебе эти четыре общеизвестные стихии, из которых, нужно полагать, состоит все подобное, но если бы ты продолжал спрашивать: из чего состоит сама земля, или вода, или воздух, или огонь, — я уже не нашелся бы, что ответить. Также точно, если спросят: из чего составлен человек, я отвечу: из души и тела, и если еще спросят о теле, я сошлюсь на указанные четыре стихии. Но при вопросе о душе, которая обладает своей особенной субстанцией, я нахожусь в таком же затруднении, как если бы спросили: из чего земля?

Еводий.…Теперь прошу объяснить мне, какова она.

Августин. Мне кажется, что она подобна Богу. Ведь ты, если не ошибаюсь, спрашиваешь о душе человеческой.

Еводий. Этого-то именно я и желал, чтобы ты объяснил мне, каким образом душа подобна Богу, когда о Боге мы верим, что Он никем не создан, человеческая же душа, как ты сам сказал выше, создана Богом.

Августин. Как, ты полагаешь, что Богу трудно было создать нечто подобное Себе? Разве ты не видишь, что это по силам даже нам, причем в самых разнообразных видах?

Еводий. Но ведь мы производим смертное, а Бог создал душу, как мне кажется, бессмертную. Или ты думаешь иначе?.. Теперь скажи, сколь велика душа?

Августин. В каком смысле ты спрашиваешь, сколь она велика? Я не понимаю, спрашиваешь ли ты о ее широте, долготе, толщине, или обо всем этом вместе, или желаешь знать, какой она обладает силой. Мы имеем, например, обыкновение спрашивать, сколь велик был Геркулес, т. е. скольких футов достигал его рост, равно и сколь велик был сей муж, т. е. сколь велика была его сила и доблесть.

Еводий. Я желаю знать о душе и то и другое.

Августин. Но первое не может быть не только разъяснено, но даже и мыслимо о душе. Ибо о душе никоим образом нельзя предполагать, чтобы она была или длинна, или широка, или как бы массивна: все это телесное… Поэтому сколь велика душа, — если исследовать ее в означенном направлении, — я сказать не могу, но могу утверждать, что она не длинна, не широка, не обладает массой и не имеет ничего, что обыкновенно определяется при измерении тел… <…>

Августин. Скажи мне, пожалуйста: то, что называется памятью, не кажется ли тебе пустым именем?

Еводий. Кому же так может казаться?

Августин. Считаешь ли ты ее принадлежностью души, или тела?

Еводий. И в этом сомневаться смешно. Разве можно верить или быть убежденным, что бездушное тело что-нибудь помнит?

Августин. Помнишь ли ты город Медиолан?

Еводий. Конечно.

Августин. Стало быть, не видя его в настоящее время глазами, ты видишь его душой?

Еводий. Совершенно верно…

Августин. Но если душа так же мала по объему, как и ее тело, то каким образом в ней могут отпечатлеваться столь великие образы, что она может представлять в своем воображении и города, и обширные области, и всякие иные громады? Я желал бы, чтобы ты несколько внимательнее подумал над тем, сколько великого и как много содержит в себе наша память, которая, в свою очередь, содержится в душе…

Еводий…Я согласен, что душа не есть тело или что-нибудь телесное; но скажи же мне наконец, что она такое?

Августин.…Если же ты хочешь, чтобы я определил тебе душу, и поэтому спрашиваешь, что такое душа, то я легко отвечу тебе.

Душа, по моему мнению, есть некоторая субстанция, причастная разуму, приспособленная к управлению телом…Мы напрасно, по-моему, стараемся отыскать величину души, которой она не имеет, коль скоро мы согласились, что она лучше линии. И если из всех плоских фигур самая лучшая есть та, которая очерчивается круговой линией, а в этой фигуре, по учению разума, нет ничего лучше и могущественнее точки, которая, в чем не сомневается никто, частей не имеет, то что удивительного в том, что душа нетелесна и непротяженна, хотя и настолько сильна, что от нее зависит управление всеми членами тела и она представляет собою как бы средоточие всех телесных движений?

Но как середина глаза, которая называется зрачком, есть не что иное, как известная точка глаза, в которой, однако же, такая сила, что с какого-нибудь возвышенного места может видеть и охватывать половину неба, пространство которого беспредельно, так не противоречит истине и то, что душа не имеет никакой телесной величины, определяемой тремя указанными измерениями, хотя и может представлять в своем воображении какие угодно громады тел. Но не многим дано посредством самой души созерцать душу, т. е. чтобы душа видела саму себя; видит же она посредством ума… Поверь мне, что о душе следует мыслить нечто великое, но великое безо всякого представления о массе. <…>

Августин.…Правильно говорится о душе, что она как бы растет, когда учится, и, напротив, уменьшается, когда забывает, но говорится это в переносном смысле… При этом нужно остерегаться, чтобы при слове «растет» не представлять себе, будто она занимает большее пространство; нужно представлять, что, становясь более сведущей, она приобретает для своей деятельности большую силу, чем она имела прежде…

Еводий. Не могу с тобой не согласиться; и, тем не менее, я сокрушаюсь, что душа наша является такою во всех отношениях невежественной и скотской, какою мы ее видим в новорожденном младенце. Почему она не приносит с собой никакого знания, коль скоро вечна?

Августин. Ты поднимаешь великий вопрос, и притом такой, по которому мнения наши до такой степени противоречат друг другу, что тебе кажется, будто душа не принесла с собой никакого знания, а мне кажется, напротив, что принесла все, и что так называемое учение есть не что иное, как припоминание и представление прошедшего в настоящем. <…>

Августин.…Теперь же, если хочешь, выслушай, или лучше — узнай, какова душа не по объему места и времени, а по силе и могуществу, ибо таковы, если помнишь, наши первоначальные предположения и распорядок. О числе же душ, хотя и это относится к тому же вопросу, я не знаю, что тебе сказать… Поэтому выслушай от меня то, что, по моему мнению, ты можешь выслушать с пользой…

Еводий. Согласен…

Августин. …Прежде всего, однако, я урежу твои слишком широкие и безграничные ожидания: не думай, что я буду говорить о всякой душе, но только — о человеческой, о которой одной мы должны заботиться, если обязаны заботиться о себе. Итак, во-первых, она, как это легко видеть всякому, животворит своим присутствием это земное и смертное тело; собирает его в одно и содержит в единстве, не дозволяя ему распадаться и истощаться; распределяет питание равномерно по членам, отдавая каждому из них свое; сохраняет его стройность и соразмерность не только в том, что касается красоты, но и в том, что касается роста и рождения… Теперь… обрати внимание на то, какую силу обнаруживает душа в чувствах и в самом движении существа более наглядно одушевленного, — в чувствах и в движении, в которых у нас нет ничего общего с теми, которые прикреплены к месту корнями.

Душа простирается в ощущение и в нем чувствует и различает теплое и холодное, шероховатое и гладкое, твердое и мягкое, легкое и тяжелое. Затем, вкушая, обоняя, слушая, видя, она различает бесчисленные особенности вкусов, запахов, звуков, форм…

Силой привычки привязывается к вещам, через среду которых проводит тело и которыми тело поддерживает, и отрывается от них, будто от членов, с болью; эта сила привычки, не разрываемая самой разлукой с вещами и промежутком времени, называется памятью. Но всю эту силу, как согласится каждый, душа проявляет и в бессловесных животных.

Итак, поднимись на третью ступень, которая составляет уже собственность человека, и представь эту память бесчисленных вещей, не приросших силою привычки, а взятых на сохранение и удержанных наблюдательностью и при помощи условных знаков; эти разные роды искусств, возделывание полей, постройки городов, многоразличные чудеса разнообразных сооружений и великих предприятий, изобретения стольких знаков в буквах, в словах, в телодвижениях, во всякого рода звуках, в живописи и ваянии; столько языков у народов, столько учреждений, то новых, то восстановленных; такую массу книг и всякого рода памятников для сохранения памяти и такую заботливость о потомстве; эти ряды должностей, властей, почестей и санов в быту ли то семейном, или в государственном внутреннем и военно-служебном, в светском ли то или в священном культе; эту силу соображения и вымысла, потоки красноречия, разнообразие поэтических произведений, тысячи видов подражания ради потехи и шутки, искусство музыкальное, точность измерений, науку вычислений, разгадку прошедшего и будущего на основании настоящего. Велико все это и вполне человечно. Но все это богатство еще обще, с одной стороны, душам ученым и неученым, с другой, — добрым и злым».

В сочинении «О бессмертии души» приводится ряд доказательств вечности души. Вот что Августин пишет об этом:

«1. Если наука существует в чем-нибудь (а существовать она может только в том, что наделено жизнью), и если она существует всегда (а, коли так, то вместилище ее тоже должно быть вечным), то, следовательно, то, в чем существует наука, живет вечно. К такому выводу приходим мы, т. е. наша душа, а так как делать правильные умозаключения без науки нельзя, а без науки может существовать только та душа, которая лишена ее в силу своей природы, то, значит, в человеческой душе наука существует.

Итак, поскольку наука существует, то она непременно существует где-нибудь (ведь не может же она существовать в «нигде»).

Точно так же не может она существовать в чем-нибудь таком, что лишено жизни, ибо мертвое ничего не знает и не познает, в том же, что не знает и не познает, наука существовать не может…

Затем, когда мы производим умозаключения, то это бывает делом души. Ибо это дело лишь того, что мыслит; тело же не мыслит; да и душа мыслит без помощи тела, потому что когда мыслит— от тела отвлекается… Тело не может помогать душе в ее стремлении к пониманию… Все же, что знает душа, она имеет в себе, и все, что обнимается знанием, относится к какой-либо науке. Ибо наука есть знание каких бы то ни было вещей. Следовательно, душа человеческая живет всегда.

2. Разум, несомненно, есть или сама душа, или же он пребывает в душе. Но разум наш лучше, чем наше тело, а наше тело — некоторая субстанция. Быть же субстанцией лучше, чем быть ничем. Следовательно, разум не есть ничто. Затем, если в теле существует какая-либо гармония, она необходимо существует, как субъект, именно в теле, неотделимо от него; и ничего в этой гармонии не предполагается такого, что с одинаковой необходимостью не существовало бы в теле, как субъект, с которым неразделима сама гармония. Но тело человеческое подлежит изменениям, а разум неизменен. Ибо изменчиво все, что не существует всегда одинаковым образом. А два, и четыре, и шесть существуют всегда одинаково и неизменно — они всегда остаются теми же, что они есть: в четырех содержится два и два, но в двух столько не содержится — два не равняются четырем. Основное положение это неизменно — следовательно, оно и есть разум. Но когда изменяется субъект, не может не изменяться то, что существует в субъекте неотделимо от него. Итак, душа не есть гармония тела. С другой стороны, смерть не может быть присущей вещам, не подлежащим изменению. Следовательно, душа живет всегда, независимо от того, есть ли она сам разум, или разум существует в ней, но существует нераздельно.

3…Нет движения без субстанции, а всякая субстанция или живет, или не живет; все же, что не живет, бездушно; и действия бездушного не существует. Следовательно, то, что приводит в движение так, что само не изменяется, может быть только живой субстанцией…

4. Если есть в душе нечто неизменное, что без жизни существовать не может, то в душе необходимо есть и жизнь вечная. Дело же обстоит именно так, что если есть первое, будет и второе. Но первое есть. Ибо, не упоминая о другом, кто осмелится утверждать, что основания чисел изменчивы; или что какое-либо искусство обязано своим существованием не разуму; или что искусство не существует в художнике, хотя бы он и не употреблял его в дело; или что оно может существовать вне его души, или там, где нет жизни; или что неизменное может когда-нибудь не быть; или что наука — это нечто одно, а разум — совсем другое? Хотя мы и говорим о той или иной науке, что она есть как бы некоторый свод разумных положений, однако мы можем с полным на то основанием называть и представлять науку как тот же самый разум…

…Наука же, очевидно, не только существует в душе знающего ее, но и нигде не существует, если не в душе, и притом — с нею нераздельно. Ведь если бы наука отделилась от души или существовала вне души, она или существовала бы в «нигде», или переходила бы последовательно из души в душу…

А если бы наука переходила из души в душу, переставая быть в одной, чтобы установить местопребывание в другой, то всякий, обучающий науке, неизменно бы ее терял, а каждый обучаемый постигал бы ее только благодаря забвению или смерти учащего.

Если же это, как оно и есть в действительности, в высшей степени нелепо и ложно, то душа человеческая бессмертна. <…> Все истинные разумные положения существуют в тайниках ее, хотя вследствие неведения или забвения и кажется, что она имеет их или потеряла.

8…То, что не сотворено и не рождено, а, между тем, существует, по необходимости должно быть вечным. Кто припишет подобную природу и превосходство какому-нибудь телу, тот крайне заблуждается. Но зачем нам опровергать его? Ведь в таком случае, мы тем более должны будем приписать это душе. Действительно, если есть хоть какое-нибудь вечное тело, то не вечной души нет никакой. Ибо любая душа предпочтительнее любого тела, как, в сущности, и все вечное — не вечному.

9. Если же кто-нибудь скажет, что душе следует бояться не той смерти, вследствие наступления которой бывшее нечто обращается в ничто, но той, что лишает живущее жизни, тот пусть обратит внимание на то, что никакая вещь не лишается самой себя. Душа есть известного рода жизнь; поэтому все, что одушевлено, живет, а все неодушевленное, что могло бы быть одушевлено, считается мертвым, т. е. лишенным жизни. Следовательно, душа не может умереть. Ибо, если бы она могла лишиться жизни, она была бы не душой, а просто чем-то одушевленным. Если же это нелепо, то душе еще гораздо менее следует бояться этого рода смерти, который вовсе не должен быть страшен для жизни. Ведь, если бы душа умирала тогда, когда оставляла бы ее эта жизнь, то тогда душою следовало бы признавать саму жизнь, которая в данный момент ее оставляет. Так что душой будет не то нечто, что оставляется жизнью, а сама жизнь, оставляющая то, что умирает, но себя саму, разумеется, не оставляющая. Следовательно, душа не умирает.

10…Но если она существует сама через себя, то поскольку сама служит причиной своего существования и никогда себя не оставляет, она никогда не умирает, как мы и рассуждали выше.

Если же она получает бытие от истины, то нужно внимательно исследовать, что может быть такое противное истине, что отняло бы у души ее бытие, как души, доставляемой ей истиной. Что же это такое? Не ложь ли это, так как она — истина? Но насколько душе может вредить ложь, это очевидно и у всех перед глазами. Ведь большего она не может сделать, как только обмануть. А обманывается только тот, кто живет. Следовательно, ложь не может убить душу. Если же то, что противно истине, не может отнять у души ее бытие, как души, которое дала ей истина (ибо до такой степени непобедима истина!), то что найдется другое, что отняло бы у души то, что она есть душа? Разумеется, ничто…»

2.4. Джордано Бруно

Джордано Бруно (1548–1600) — итальянский философ и поэт, одна из значительных фигур эпохи Возрождения в сочинении «Диалоги» писал: «…Душа находится в теле, как кормчий на корабле. Этот кормчий, поскольку он движется вместе с кораблем, является его частью; если же рассматривать его, поскольку он управляет и движет, то следует понимать его не как часть, но как самостоятельного деятельного агента. <…>

Итак, мы имеем внутреннее начало формальное, вечное и существенное, которое несравненно лучше того, что выдумано софистами, занимающимися акциденциями, не знающими субстанций вещей и в результате полагающими субстанции исчезающими, потому что они называют субстанцией больше всего, в первую очередь и главным образом то, что возникает из состава; это же есть не что иное, как акциденция, не содержащая в себе никакой устойчивости и истины и разрешающаяся в нечто. Они утверждают, что человек поистине есть то, что возникает из состава, что душа поистине — то, что есть совершенство и действительность живого тела или же вещь, возникающая из известной соразмерности строения и членов; отсюда неудивительно, что они внушают другим такой страх перед смертью и сами столь страшатся смерти и разрушения, как люди, которым угрожает выпадение из бытия. Против этого неразумия природа кричит громким голосом, ручаясь нам за то, что ни душа, ни тело не должны бояться смерти, потому что как материя, так и форма являются постояннейшими началами:

О запуганный род перед ужасом смерти холодной: Что же вы Стикса, ночей и пустых названий боитесь, Лишь поэтических грез и опасностей лживого мира? Хоть бы тело костер огнями иль плесенью ветхость Уничтожили, всё не считайте, что вред ему выйдет. Смерти не знает душа и всегда, первобытный покинув Дом, избирает иной и, в нем водворяясь, проживает. Всё изменяется, но ничто не гибнет.

Далее Бруно приводит формулу вечности, о которой говорил Соломон, считавшийся мудрейшим среди евреев: «Что такое то, что есть? То же что было. Что такое то, что было? То же, что есть. Ничто не ново под Солнцем». В русском переводе Библии этот текст читается так: «Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было».

В рукописях Джордано Бруно, хранящихся в Москве в Государственной библиотеке, имеется место, где философ красноречиво говорит о том, что является питанием души: «Известно, что пищей души является истина, которая подобно надежному питанию превращается в ее субстанцию. Совершенством и завершением это го питания является свет наблюдения, при помощи которого наш дух способен созерцать очами разума первоначально, конечно, солнце первой истины, а затем то, что находится вокруг него. Нахождение частностей есть как бы первое принятие пищи, соединение их в чувствах внешних и внутренних есть как бы переваривание обретенного. Понимание — это совершенное осведомление и в той же мере увеличение теперешнего состояния нашего совершенства, к каковому, т. е. к пользе и совершенному составу души, все в природе, стремясь к знанию, страстно желает приблизиться. Внезапно исполненные понимания и укрепленные этого рода пищей, мы оказываемся в таком расположении, что подвигаемся вперед в делах разума при помощи искусства и науки; ведь за опытом, или за опытностью, следует искусство, за искусством — наука; за бездействием же и неопытностью — случай и фортуна».

В 1592 году Джордано Бруно был арестован католической инквизицией по обвинению в свободомыслии и ереси. Бруно отказался признать свои философские воззрения ложными и отречься от них.

По повелению папы римского Климента VIII девять кардиналов — генеральных инквизиторов — подписали приговор о сожжении Джордано Бруно и всех его книг. Во дворец кардинала Мадруцци у церкви св. Агнессы (церковь существует и в настоящее время) Джордано Бруно был приведен в одежде кающегося монаха с горящей свечой в руках и веревкой на шее. Палач поставил его на колени перед кардиналами, советниками инквизиции и нотарием инквизиции, читавшим приговор. В тот момент, когда нотарий Фламиний Адриан закончил чтение приговора, Джордано поднялся с колен и громко произнес свои знаменитые слова: «Вы с большим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его».

Церемония церковного проклятия и снятия с него духовного сана происходили за неделю до казни.

16 февраля 1600 года Джордано Бруно — гигант учености, духа и характера был заживо сожжен в Риме на Площади цветов.

Документы Венецианской инквизиции

4-й допрос Джордано Бруно

2 июня 1592 г. (отрывок)

Ему сказано: — Убеждены ли Вы в том, что души бессмертны и не переходят из одного тела в другое, как, по имеющимся сведениям, вы говорили?

Ответил: — Я держался и держусь мнения, что души бессмертны, представляют собой подлинные существа, самостоятельные субстанции, т. е. интеллектуальные души. Говоря по-католически, они не переходят из одного тела в другое, но идут в рай, чистилище или ад. Однако я обдумывал это учение с точки зрения философии и защищал тот взгляд, что если душа может существовать без тела или находиться в одном теле, то она может находиться в другом теле так же, как в этом, и переходить из одного тела в другое. Если это неверно, то, во всяком случае, правдоподобно и соответствует взгляду Пифагора.

2.5. Декарт

Значительная часть творчества великого французского философа и математика Рене Декарта (1596–1650) посвящена исследованию проблемы человеческого разума. «Хотя о душе и судят многие, — писал Декарт в книге «Размышления о первоначальной философии» (1644), — природа ее не легко поддается исследованию, а некоторые даже осмеливаются говорить, будто душа умирает одновременно с телом».

Размышляя над природой нашего «я», Декарт писал: «…Утверждение «аз есмь», «я существую» с необходимостью будет верным всякий раз, когда оно высказывается мной или занимает мой ум. Все же я еще не ясно представляю себе, кто же этот уже по необходимости существующий я. Теперь мне придется опасаться, как бы я случайно, самым нелепым образом, не посадил на свое собственное место кого-нибудь другого и не отклонился бы от истины в том знании, которое должно быть для меня вернейшим и очевиднейшим. Поэтому поразмыслю снова, каким я считал себя ранее…

Итак, чем же я считал себя ранее? Ну, разумеется, человеком. Но что такое человек? Должен ли я сказать: наделенное разумом животное? Нет, потому что тогда встанет вопрос, что такое животное, и что такое наделенное разумом, и таким образом я с одного вопроса скачусь к разрешению многих, причем — более сложных, а у меня не так много времени, чтобы расточать его на остроумие. Здесь же я обращу внимание скорее на то, что естественным образом сразу же приходило мне на ум всякий раз, когда я задумывался над тем, что я такое есть. И прежде всего я, конечно, замечал, что у меня есть лицо, руки, плечи и вообще все это устройство членов и органов, которое распознается даже в трупе и которое я обозначаю именем тела. Помимо этого я замечал, что питаюсь, хожу, чувствую и мыслю, и относил эти функции к душе. Но что такое эта душа, я или вовсе оставлял без внимания, или представлял себе нечто тончайшее, неведомое подобие ветра, огня или эфира, разлитое по более грубым составным частям моего организма. В отношении тела я никогда ни в чем не сомневался и считал, что знаю его природу совершенно определенно. Если бы мне пришлось объяснять, какой такой представляется моему уму телесная природа, я бы, пожалуй, выразил это так: под телом я понимаю все, что должно быть ограничено некоей формой, что занимает некое место и так наполняет пространство, что исключает из него всякое другое тело; тело воспринимается осязанием, зрением, слухом, вкусом или обонянием, а также способно различным образом двигаться, но не своей собственной силой, а какой-то другой, с которой оно входит в соприкосновение.

Ведь я считал, что наличие силы, позволяющей двигать самое себя, равно как и чувствовать или мыслить, никоим образом не относится к природе тела; да я просто поражался, встречая такие способности в некоторых телах.

Что же теперь, когда я предполагаю, что некий могущественнейший и, с позволения сказать, злобный обманщик намеренно дурачил меня во всем, что было в его силах? Могу ли я утверждать, что имею хоть малую толику вышеназванных относящихся к природе тела обстоятельств? Я напряженно пытаюсь обосновать, размышляю, пробую так и эдак, но ничего не получается, и одну усталость рождает во мне постоянное повторение. А как насчет тех вещей, которые я приписал душе? Питаться, двигаться?

Ясно, что раз у меня нет тела, все эти вещи — только плод воображения. Чувствовать? Но и чувства невозможны без тела. В снах мне часто представлялось, что я ощущаю весьма многое, после чего, естественно, становилось ясно, что я не переживал этого вовсе. Мыслить? Здесь я нахожу, что мышление существует. Оно одно не может быть отделено от меня. Аз есмь, я существую — верно и определенно. Но как долго? Очевидно — пока мыслю, ибо возможно, что когда я буду лишен всякого мышления, именно тогда я и вовсе прекращу существовать. Я не допускаю сейчас ничего такого, что по необходимости не было бы верным. Итак, в самом последнем и точном смысле, я есть вещь мыслящая, иначе говоря, я есть ум или душа, или разум, или рассудок — обозначения, смысл которых ранее был мне непонятен. Значит, я — вещь истинная и действительно существующая. Но какая вещь?

Да, я сказал это, — мыслящая.

А что дальше? Дам волю своему воображению. Я не представляю собой то соединение членов, которое называют человеческим телом, я и не какое-то легчайшее дуновение, разлитое по этим членам, не ветер, не огонь, не дым, не испарение (так я могу выдумать что угодно), — все это я только что объявил ничем.

Остается следующее положение: все-таки я есть нечто. Может ли, однако, произойти так, что сами эти вещи, которые я объявляю ничем оттого, что они мне неизвестны, на самом деле не отличаются от того меня, который теперь знаком мне. Этого я не знаю и спорить об этом уже не берусь. Я могу выносить суждения только об известных мне вещах. Я знаю, что я есть, и спрашиваю себя, кто таков этот я, которого я знаю. Знание этого, столь точно взятого данного, наверняка не зависит от тех вещей, о бытии которых я до сих пор пребываю в неведении, и тем более — от тех вещей, которые я измышляю силой своего воображения. Это слово — измышляю, выдумываю — напоминает мне как раз о моей давешней ошибке. Ведь я бы и в самом деле всего лишь выдумывал, если бы создавал о себе воображаемое представление, ибо воображение есть не что иное, как рассмотрение формы телесной вещи или ее образа. Я же теперь, наверное, знаю, что существую, и что все эти образы и вообще все, относящееся к телесной природе, вполне может быть ничем, кроме грез. Это мы рассудили и теперь уже нелепым будет говорить: «Дам простор воображению, чтобы точнее и яснее понять, кто я такой». Гораздо лучше сказать следующее: «Я, собственно, уже очнулся от снов и вижу наконец нечто верное, но поскольку я вижу это не совсем ясно, постараюсь теперь заснуть нарочно для того, чтобы сны вернее и яснее представили мне это». Итак, я понимаю: ничто из тех вещей, которые я мог схватывать силой воображения, не относится к моему знанию о себе, и нужно осторожнейшим образом удерживать от них ум, если он вообще хочет получить наиопределеннейшее представление о своей природе.

Итак, что же я такое? Вещь мыслящая, что же это значит? Вещь сомневающаяся, осознающая, утверждающая, отрицающая, желающая и не желающая, а также — воображающая и чувствующая. В сущности немало, если только все это относится ко мне. Но почему бы этому не относиться ко мне? Разве не сам я сомневаюсь уже почти во всех вещах, но все их при этом осознаю, утверждаю, что верно лишь это одно, и отрицаю прочее, желаю знать больше и не желаю быть обманутым, воображаю многое, даже против воли, обращаю внимание на огромное количество вещей, как если бы они шли от чувств. Пусть даже я сплю, и Творец мой обманывает меня, насколько это Ему удается, — разве среди перечисленных вещей есть нечто такое, что ни было бы столь же непреложным, как мое собственное бытие? Что из них может быть отлично от моего мышления, отдельно от меня самого? Ведь то, что это я сам сомневаюсь, осознаю и желаю, — крайне определенно и никак не может быть выражено яснее. Однако явно тот же самый я и воображаю. Ведь хотя, как уже определено, воображаемая вещь вовсе не обязательно верна, тем не менее, сама сила воображения существует на самом деле и составляет часть моего мышления.

Наконец, это все тот же я, который чувствует или воспринимает вещи в определенном смысле посредством чувств. Действительно, я все еще вижу свет, слышу звук и чувствую тепло. <…>

Что же, наконец, касается родителей, то путь даже верно то, что я некогда думал о них (как о моих создателях), все равно они, право же, не могут сохранять мое существование. Не могли они также создать меня в качестве мыслящей вещи. Скорее, они внесли в беспорядочную материю некое расположение, в котором, как мне представляется, я, то есть разум (ведь теперь я принимаю за себя один только разум), нашел свое местопребывание. И поэтому с ними здесь и далее не может возникнуть никаких трудностей.

Но следует вывести общее и абсолютное заключение: одно только то, что я есть и что во мне присутствует некая идея совершеннейшего сущего, то есть Бога, самым очевидным образом указывает на то, что Бог также существует.

Остается только посмотреть, каким способом я перенял эту идею от Бога. Я же не мог почерпнуть ее из чувств, и она ни разу не приходила ко мне внезапно, как обыкновенно приходят идеи вещей, воспринимаемых чувствами, когда вещи эти, попадаясь навстречу внешним органам чувств, приходят (или кажется, что приходят) с ними в соприкосновение. Представление это не может быть и выдуманным мной самим, так как я не могу ни отнять от него, ни прибавить к нему что бы то ни было. Остается только одно: это — мое врожденное представление, идея, данная мне от самого появления на свет, так же как и идея меня самого. <…>

…Когда я направляю внутрь себя острие своего внутреннего взора, свое собственное существование я вижу несовершенным, зависимым, неопределенно стремящимся ко все большему и лучшему; Того же, от Которого завишу, признаю держителем этого недостающего мне высшего, причем не неопределенно и в потенции, но по-настоящему действенно, актуально; таким образом — признаю в Нем Бога. Вся сила этого доказательства заключается в том, что я такой, какой я есть, а именно: имеющий в себе представление о Боге, — не могу существовать без того, чтобы Бог не существовал также; тот самый Бог, идея которого есть во мне, то есть — обладающий всеми совершенными качествами, которые я не могу охватить, но только коснуться своим сознанием; Тот, Которого не смущают никакие недостатки. И все это делает достаточно очевидным, что Он не может быть лжецом и обманщиком, ибо ложь и обман берут начало в недостатке, и это освещено и выявлено естественным светом.

Но прежде чем начать здесь более тщательное исследование и попытаться достичь истин, которые из этого следуют, я хочу бросить еще один мысленный взгляд на Бога, оценить для себя Его свойства, узреть, насколько мне позволяет ослепленный разум, немыслимую красоту Его света, поразиться и поклониться ей. Точно так же, как, согласно нашему убеждению, высшее счастье жизни иной состоит в одном только созерцании Божественного Величия, так и мы при таком, хотя и намного более далеком от совершенства взгляде на Него, испытывали величайшее наслаждение, на какое только в этой жизни способен человек. <…>

Я знаю, что существую, и не приписываю своей природе или своей сущности ничего кроме одного того, что я есть вещь мыслящая. Отсюда я по праву заключаю, что моя сущность состоит только в том, что я мыслящая вещь. Возможно (скоро я могу сказать — наверняка), я имею тело, которое весьма тесно связано со мной. С одной стороны, у меня есть ясное и определенное представление о самом себе, а именно о вещи мыслящей, не имеющей протяженности в пространстве; с другой стороны, — о теле, вещи, которая имеет пространственную протяженность и не мыслит. Итак, ясно: я действительно отделен от тела и могу существовать независимо от него. <…>

…Большая разница, — говорит Декарт, — между телом и разумом состоит в природной делимости тела и абсолютной неделимости разума. Действительно, если я рассматриваю разум или себя самого только как мыслящую вещь, то не могу различить в себе никаких частей, но понимаю, что я, напротив, есть вещь единая и неделимая. Может показаться, что со всем разумом связано все тело, но если мне отняли ногу, руку или какую-нибудь другую часть тела, я не чувствую, что нечто отнято и у моего ума. Точно так же способности желать, чувствовать, мыслить и т. д. не могут быть поделены на части, ибо испытывает желание, чувствует и размышляет все время один и тот же разум. Напротив, я не мыслю ни одной телесной или протяженной вещи, которую нельзя было бы легко разложить на составные части. Так я познаю делимость подобных вещей. Одного этого вполне хватило бы, чтобы показать мне, что разум и тело совершенно различны, даже если бы я достаточно не знал об этом из других источников.

Далее я отмечаю, что разум не испытывает непосредственного воздействия со стороны всех частей тела, но только от мозга или, возможно даже, — только от той незначительной части мозга, в которой, как говорят, должно располагаться общее чувство. <…>

Физика учит, что если я чувствую боль в ступне, это происходит от рассеянной по ней сети нервов, которые распространяются оттуда, подобно цепочкам, вплоть до моего мозга. И если воздействию подвергаются нервные окончания ступни, то при этом затрагиваются и скрытые части мозга, к которым по цепочке тянутся эти окончания. Там, в мозгу, они возбуждают определенное движение, которое назначено природой для такой ситуации: ум должен воспринимать чувство боли, хотя и возникшее в ступне. Но эти нервные реакции для того, чтобы достичь мозга, должны пройти через голень, бедро, поясницу и шею, и если даже начало цепи, расположенное в ступне, не будет затронуто, но будет возбуждена одна из промежуточных стадий, все равно мозг отреагирует совершенно так же, как если бы болезненные ощущения исходили из ступни. Мозг испытает точно такую же боль. То же самое следует думать и о любом другом чувстве.

В конце концов я замечаю, что каждое отдельное движение, которое происходит в части мозга, непосредственно влияющей на разум, сообщает последнему всегда только одно определенное чувство, и, пожалуй, здесь нельзя придумать ничего лучшего, чем такая ситуация, когда из всех возможных ощущений разуму сообщается то, которое более всего и чаще всего способствует сохранению человека в здоровом состоянии. Таковыми, судя по опыту, являются все наши естественные ощущения, и следовательно, в них не находится ничего, что свидетельствовало бы не в пользу могущества и благости Бога. Так, например, когда нервы, расположенные в ноге, подвергаются сильному и непривычному раздражению, это их движение передается через позвоночный столб к внутренним областям мозга и дает разуму сигнал к какому-то ощущению, а именно к ощущению боли в ноге. От этого разум стремится к устранению, насколько это в его силах, причины боли, например, чего-то, причиняющего боль ноге. Бог мог бы, впрочем, сотворить человеческое естество таковым, что это движение внутренней части мозга сообщало бы разуму нечто другое, например, сообщало бы о нахождении самого разума в мозгу, в ноге или в каком-нибудь другом из промежуточных звеньев. Но ничто, кроме существующей, описанной выше ситуации, не могло бы равно способствовать сохранению тела. Сходным образом, когда мы испытываем жажду, в горле возникает ощущение сухости, раздражающее его нервы и через их посредство возбуждающее внутренние части мозга. Такое раздражение сообщает разуму чувство жажды, ибо во всем этом деле нет ничего более полезного, чем знание о необходимости утоления жажды для сохранения здоровья.

В других случаях действительны соответствующие вещи».

«Надо иметь в виду, — пишет Декарт в работе «Страсти души», — что хотя душа соединена со всем телом, но тем не менее в нем есть такая часть, в которой ее деятельность проявляется более, чем во всех прочих. Обычно предполагается, что этой частью является мозг, а, может быть, и сердце: мозг — потому, что с ним связаны органы чувств, сердце — потому, что в нем как бы чувствуются страсти. Но внимательно исследовав это, я считаю, что часть тела, в которой, по-моему, душа непосредственно проявляет свои функции, ни в коем случае не сердце и не весь мозг, а только часть его, расположенная глубже всех; это известная очень маленькая железа, находящаяся в центре мозга… Всякое действие души заключается в том, что она, желая чего-нибудь, тем самым заставляет маленькую железу, с которой она тесно связана, двигаться так, как это необходимо для того, чтобы вызвать действие, соответствующее этому желанию».

2.6. Паскаль

Блез Паскаль (1623–1662) — французский математик, физик, философ и писатель, один из представителей математического естествознания, создавший еще в юношеские годы основополагающие работы по исчислению вероятностей и гидростатике, в посмертно изданной философской работе «Мысли» (1669) писал:

«В довершение нашей неспособности к познанию вещей является то обстоятельство, что они сами по себе просты, а мы состоим из двух разнородных и противоположных натур: души и тела. Ведь невозможно же допустить, чтобы рассуждающая часть нашей природы была недуховна. Если нам считать себя только телесными, то пришлось бы еще скорее отказать себе в познании вещей, так как немыслимее всего утверждать, будто материя может иметь сознание. Да мы и представить себе не можем, каким бы образом она себя осознавала. <…> Человек сам по себе самый дивный предмет природы, так как не будучи в состоянии познать что такое тело, он еще менее может постигнуть сущность духа; всего же непостижимее для него, каким образом тело может соединиться с духом. Это самая непреоборимая для него трудность, несмотря на то, что в этом сочетании и заключается особенность его природы…

Все наше достоинство заключается в мысли… Будем же стараться хорошо мыслить: вот начало нравственности».

2.7. Оствальд

Вильгельм Фридрих Оствальд (1853–1932), немецкий физико-химик и философ, лауреат Нобелевской премии (1909), рассматривая вопрос о применении энергетики в психологии и социологии в работе «Энергетический императив» (1913), писал: «Естественнонаучно образованный психолог или социолог признают уже принципиально, что ни в области духовной, ни в социальной жизни не происходит создания работы из ничего, — что, следовательно, и явления этой области протекают в границах поставленных законами энергетики…Во всех областях учения об энергии действуют законы, совершенно однородные с законами термодинамики». При этом особое философское значение имеет второе начало термодинамики. И если первое начало, закон сохранения количества энергии, общеизвестно и до известной степени популярно, то совершенно иначе обстоит дело со вторым началом. Даже в кругах специалистов существует немалое разнообразие мнений относительно содержания и значения второго начала. «Между тем работы последних десятилетий все более рассеивают мистический туман, окутывавший прежде второе начало, и вместе с тем доказывают, что сфера применения этого закона далеко не ограничивается областью учения о теплоте или термодинамикой». Второе начало «выражает некоторое общее свойство энергии во всех ее различных формах. Первое начало устанавливает количественное соотношение исчезающей и образующейся всякий раз энергии и утверждает, что здесь произошли какие-то превращения энергии; второе же начало определяет само условие, которое должно быть выполнено, чтобы такое превращение вообще могло наступить.

Так как все, что ни совершается на небе и на Земле, насколько хватает нашего знания, представляет какое-либо преобразование энергии, то второе начало оказывается необходимым условием, чтобы вообще что-либо могло произойти… таким образом, оно выражает общий закон всего совершающегося.

Глубочайшее философское значение всего совершающегося очевидно и не требует особых доказательств; знание такого закона дает нам надежду найти, хотя бы приблизительно, решение всех великих вопросов, которые уже тысячелетия волнуют человечество… Не думая исчерпывающим образом охватить многообразные проявления этого закона к высшим областям человеческой деятельности, я хочу, — пишет Оствальд, — остановиться здесь на особом, выдающемся, выдающемся по своей важности, случае.

Я хочу доказать, что последнюю и самую общую основу всех волевых явлений следует искать во втором начале энергетики [термодинамики]». В качестве пояснения действия второго начала энергетики ученый приводит следующий пример. Если температура двух точек в какой-нибудь ограниченной области различна, то неизбежно произойдет выравнивание существующих различий в температурах, но никогда не может произойти, в чисто тепловых процессах, увеличение температурного различия, наоборот, — всегда лишь его уменьшение.

«Совершенно те же особенности обнаруживают и все другие виды энергии; и у них имеется некоторая измеряемая величина (являющаяся одним из факторов данного вида энергии), которая сама по себе (т. е. без содействия других видов энергии) может становиться всегда лишь меньшей, но никогда не большей. Эти величины (вернее, ценности, так как это не величины в тесном смысле слова, потому что не могут суммироваться) называют интенсивностями данных видов энергии. Второе начало гласит, что, во-первых, должно произойти нечто, если имеется различие в интенсивностях какого-либо вида энергии, и, во-вторых, что всегда при этом происходит уменьшение этих различий.

Гораздо запутаннее будут отношения, если в одном и том же пространстве будет находиться несколько взаимодействующих видов энергии, причем изменение происходит не только у одного вида, а у нескольких одновременно и в известной зависимости друг от друга. Тогда могут произойти усиления различий в интенсивности данного вида энергии, но при условии, что одновременно уменьшаются различия интенсивности другого вида энергии, и притом это уменьшение будет непременно больше, чем происшедшее в другом пункте усиление различия интенсивностей. Поэтому можно выделить некоторую общую функцию имеющихся налицо видов энергии, которую называют (в несколько расширенном значении) свободной энергией данной системы. К этой свободной энергии относится то же, что было только что сказано относительно различий температур и интенсивности вообще: в силу всех естественных явлений, она становится все меньшей, но никогда не большей.

Закон бытия в этом случае принимает следующую формулу.

Для того чтобы что-либо происходило, необходимо присутствие свободной энергии, и всякое явление состоит в некотором уменьшении свободной энергии (…следует заметить, что при исчезновении свободной энергии образуется такое же количество несвободной, или связанной энергии, так что общее количество энергии остается, согласно первому началу, неизменным)».

Вильям Томсон [лорд Кельвин] этот общий факт уменьшения свободной энергии назвал рассеянием энергии. В связи с законом рассеяния энергии, «жизнь можно охарактеризовать, — пишет Оствальд, — как непрерывное и автоматически регулирующееся потребление свободной энергии… без такого потребления организмы существовать не могут… Обмен веществ, который считают самой характерной особенностью живых существ, представляет лишь особую форму, какую при господствующих на Земле отношениях принял поток энергии…Источником свободной энергии является исключительно химическая энергия, а потому условием жизни стало явление обмена веществ.

…Деятельность наших органов чувств может осуществляться исключительно благодаря свободной энергии, а потому тоже должна регулироваться законом рассеяния…Все содержание нашей жизни, в конечном счете, сводится к добыванию и целесообразному преобразованию свободной энергии…

Особенности организации живых существ, обусловленные законом рассеяния энергии, усиливаются еще более благодаря одному специфически жизненному свойству… это свойство состоит в истощении с течением времени жизнеспособности индивидуального организма. Хотя живому существу всегда доступно необходимое количество свободной энергии, все же оно с течением времени стареет и становится, в конце концов, нежизнеспособным, т. е. неспособным преобразовать наличную свободную энергию в желательном для себя смысле и для своих целей. <…>

Мы должны, наконец, ожидать, — пишет Оствальд, — что там, где жизненные функции руководятся высокоразвитым органом, сознанием, выработаются и соответственные содержания сознания…

От явлений звездного мира, протекающих в согласии с законом рассеяния энергии, до высших проявлений человеческой культуры с их основной тенденцией избегать растраты энергии, — всюду мы встречаем действующее с одинаковой силой второе основное начало».

Человек, поставивший перед собой задачу держать себя по отношению к природе и к своим близким по возможности целесообразнее, должен придерживаться некоторого общего правила поведения. «Это правило указывает ему, каким путем переводить свободную энергию самым целесообразным, т. е. наивозможно совершенным способом, в желательные полезные формы; вместе с тем оно дает человеку возможность контролировать и, в случае надобности, улучшать свои механизмы, чтобы возможно более повысить сумму целесообразной энергии… Эту общую тенденцию, или точнее, общую задачу всех человеческих поступков и всякого человеческого действия можно выразить в одном сжатом и кратком положении, которое я — в противовес кантовскому категорическому императиву — предлагаю, — пишет Оствальд, — назвать энергетическим императивом. Последний гласит: Не растрачивай энергию, используй ее.

Это краткое изречение, в самом деле, представляет наиболее общее правило всякого человеческого действия и притом значение его не ограничивается технической или практической работой, но простирается на все виды человеческой деятельности, вообще, до самых возвышенных и благородных его проявлений».

2.8. Грот

Н. Я. Грот, Л. М. Лопатин, Вл. Соловьев, князь С. Н. Трубецкой, Н. Н. Страхов, Н. Я. Данилевский, А. А. Григорьев, Б. Н. Чичерин, К. Д. Кавелин и другие составляют целый пласт российской философии, без которого просто немыслима история отечественной культуры. Их воззрения неразрывно связаны с далеким прошлым и в то же время от них идут нити влияния и взаимосвязи в психологию, биологию, историю, литературу и искусство. Влияние этой «могучей кучки» философов на современников и духовную жизнь потомков было настолько значительным, что оно зачастую не осознавалось как таковое, подобно тому, как авторская песня незримо становится народной. Все они, помимо написания книг, печатались и участвовали в полемике на страницах журнала «Вопросы философии и психологии», основанного в 1889 году, который был закрыт в 1920 году по причине резкой смены идеологии страны.

Рис. 2.1. В. С. Соловьев, князь С. Н. Трубецкой, Н. Я. Грот, Л. М. Лопатин

Николай Яковлевич Грот (1852–1899) родился в высокообразованной семье. Его отец Я. К. Грот — филолог, академик Петербургской академии наук был известен всей России своими научными трудами. Николай Яковлевич воспитывался в семье, жившей самыми широкими интеллектуальными интересами: в доме родителей собирались многие видные представители науки и культуры Петербурга. По окончании Петербургского университета он уже через год, в 1876 году, был назначен профессором философии в историко-филологический институт кн. Безбородко в Нежине, где проработал до 1883 г. В 1883 г. он становится профессором Новороссийского университета, а в 1886 году переводится на философскую кафедру Московского университета, избирается председателем Московского Психологического Общества.

По воспоминаниям современников, с приходом Н. Я. Грота Психологическое Общество из мало заметного научного учреждения превратилось в один из популярнейших центров не только московского, но и русского просвещения вообще. За короткое время Общество выпустило в свет целый ряд томов своих трудов; стало издавать свой собственный журнал «Вопросы философии и психологии» с неожиданно большим для России кругом читателей.

«Н. Я. Грот, — вспоминает Лопатин, — обладал редким, удивительным даром: он умел заражать своим интересом к самым отвлеченным проблемам знания всех, с кем он сталкивался. И мы присутствовали при поучительном зрелище: вопросы о свободе воли, о духе и материи, о времени, о сохранении энергии и т. д. приковывали общественное внимание, становились предметом живого обсуждения среди студентов, дам, военных, сельских учителей и священников. Некоторые рефераты, читанные на наших заседаниях, приобретали прямо характер общественных событий. Инициатором, — скажу больше, творцом всего этого подъема сил был Н. Я. Грот… Твердость в преследовании целей соединялась в Н. Я. Гроте с замечательным талантом организатора…

Это был человек страшно впечатлительный и порывистый; казалось бы, при такой натуре в нем должна была развиться неустойчивость и изменчивость в увлечениях. Но его впечатлительность уравновешивалась в нем своеобразной выдержкой: однажды взявшись за какое-нибудь дело, он всегда доводил его до конца…»

Наиболее дорогими чертами его личности были поразительная доброта, мягкость, благожелательность, бескорыстная, сердечная участливость ко всем, с кем его сводила судьба. «Но отзывчивость, откровенность и благожелательность Н. Я. Грота не распространялись только на тех, кого он хорошо знал и часто видел. Он ни от кого не скрывался, интересовался всяким мнением и каждому готов был высказать, что он думает. Этим объясняется его колоссальная корреспонденция, отнимавшая у него очень много времени. Ему писали со всех концов России, обращаясь иногда с очень трудными и тонкими вопросами; и он всем отвечал и считал это своей нравственной обязанностью. Оттого он был так популярен: к нему всегда можно было прийти, рассказать все, что есть на душе, и никто не слыхал от него сухого и гордого ответа. Смело можно было идти к нему и со всякою практическою нуждою. В таких случаях он готов был сделать все и хлопотал без конца. Я никогда не встречал человека, который был так скор на помощь.

Из этих свойств Н. Я. Грота как человека и из всего склада его ума, — писал Лопатин, — вытекают его особенности как мыслителя. Его философская мысль отличается чрезвычайной восприимчивостью и широким примирительным направлением. Как в каждом встречном человеческом мнении он старался отыскать скрывающуюся в нем крупицу правды, так и в каждом философском учении он стремился выделить содержащееся в нем зерно истины.

Во всех своих философских построениях он постоянно пытался найти средину между крайностями и гармонически примирить противоположные тенденции различных философских школ. При этом он не был мыслителем замкнутым: который пробивал бы свою особую дорогу, отвлекшись от всего, что думают другие. Для этого он был слишком впечатлителен, слишком захвачен той умственной атмосферой, в которой живут все. Поэтому он не столько творец совсем новых взглядов, сколько искусный систематизатор, одушевленный толкователь и талантливый популяризатор тех идей, которые носятся в воздухе, составляют общую духовную пищу и являются интимною подкладкой общественных настроений. Это не мешало Н. Я. Гроту быть философом самостоятельным: наоборот, можно было отметить очень многие пункты, в которых Н. Я. Грот высказывал вполне самобытные, замечательно своеобразные воззрения…

Воззрения Н. Я. Грота не составляли раз и навсегда сложившейся, законченной и неподвижной системы. Напротив, они у него неоднократно менялись и в частностях, и даже в самом существе. Он совсем не признавал возможности раз навсегда разрешить все вопросы и в полной неподвижности миросозерцания видел лучшее доказательство его мертвенности и односторонности».

Научная деятельность профессора Грота началась рано и была весьма плодовита. Назовем только те его сочинения, которые имели особенно важное значение в развитии его философского миросозерцания: «Психология чувствований в ее истории и главных основах» (1879–1880 гг., магистерская диссертация); «К вопросу о реформе логики, опыт новой теории умственных процессов» (1883, докторская диссертация); «Опыт нового определения понятия прогресса» (1883); «Отношение философии к науке и искусству» (1882); «К вопросу о классификации наук» (1884); «Дж. Бруно и пантеизм» (1885); «О душе в связи с современным учением о силе» (1886); «О значении философии Шопенгауэра» (1888); «Значение чувства в познании и деятельности человека» (1889); «Критика понятия свободы воли в связи с понятием причинности» (1889); «La causalite et la conservation de l’energie dans le domaine de l’activite psychique» (1890); «Жизненные задачи психологии» (1890); «Что такое метафизика» (1890); «Основание нравственного долга» (1892); «Нравственные идеалы нашего времени — Фридрих Ницше и Лев Толстой» (1893); «К вопросу о значении идеи параллелизма в психологии» (1894); «О времени» (1894); «Устои нравственной жизни и деятельности» (1895); «Памяти Н. Н. Страхова. К характеристике его миросозерцания» (1896); «Понятия о душе и психической энергии в психологии» (1897); «Критика понятия прогресса» (1898).

Особый интерес представляют дуалистические взгляды Грота на мир, изложенные им в 1886–1898 гг. Так, в работе «О душе в связи с современным учением о силе» он делает попытку обосновать такое нравственное мировоззрение, которое на основе естественнонаучных учений о силе, о законе сохранения энергии, о природе восстановило бы нравственные идеи добра, долга, свободы воли и т. д.

«История человеческой мысли и жизни, — пишет в ней Грот, — учит нас, что утверждение или отрицание существования души в человеке всегда налагало печать на все миросозерцание человечества, на весь склад его идей, чувств, стремлений и действий. И это понятно: признание духовного начала в основе своего собственного бытия давало человеку возможность логически оправдать существование высшего духовного начала… убеждение в действительном значении идей добра и зла, нравственного и безнравственного, веру в прекрасное, в идеалы справедливости и высшего духовного совершенствования. Но зато, как скоро наоборот, вопрос о существовании души решался отрицательно, то весь мир идеальных понятий человеческого сознания превращался в одну сплошную игру воображения, в мир иллюзий и праздных выдумок поэтов и философов, поощряемых «трусливым суеверием» толпы. Если нет души в человеке… а во Вселенной нет Высшего Разума, то не может быть в ее существовании и развитии высших разумных целей и внутреннего нравственного смысла; если же все совершающееся есть игра слепой необходимости и продукт прихотливого столкновения случайностей, то неоткуда приобрести критерии и для нравственной деятельности человека».

Должно быть ясно для каждого, что решение вопроса о существовании души в человеке «это не только вопрос праздного ученого любопытства: это — проблема, затрагивающая самые дорогие, самые священные и близкие для человеческого сердца «интересы жизни».

От него человеческая мысль неизбежно восходит и к высшим вопросам о природе и законах бытия Вселенной, от него же она нисходит и к решению самых мелких, но все же важных «вопросиков» повседневной жизни. Мы смело, — говорит Грот, — назовем его центральным вопросом знания, связанным бесконечно разнообразными и часто неуловимыми нитями со всеми остальными вопросами мысли, которым он и дает ту или другую степень жизненности…

Казалось бы, одно то соображение, что все крайние мнения всегда существовали совместно или быстро сменяли друг друга, а после снова возвращались, могло бы заставить нас предположить, что истина состоит в примирении и объединении противоположных идей, из которых каждая представляет сама по себе только известную часть ее.

Но на самом деле опыт истории пропадал даром для человечества, и оно продолжает и до сих пор искать истины непременно направо или налево. Прямой путь, который, по-видимому, должен быть признан кратчайшим расстоянием ко всякой цели, казался большинству людей всегда наиболее подозрительным и опасным. По этому прямому пути шли несомненно гениальные мыслители древнего и нового времени, но за ними следовали лишь немногие из обыкновенных смертных…

Все эти соображения особенно приложимы к занимающему нас вопросу «о природе души».

Нельзя сказать, чтобы этот вопрос никем не ставился с достаточною широтою и не разрешался именно в духе упомянутого выше примирения требований мысли и высших идеальных стремлений человеческой природы. Напротив, во все почти века можно указать на мыслителей (Платон, Аристотель, Декарт, Спиноза, Лейбниц, Кант и др.), обсуждавших проблему о душе столь разносторонне, что и в настоящее время их исследования могли бы считаться поучительными. Но этих мыслителей общество не хотело слушать и понимать, и вскоре их глубокие учения забывались…

Масса человеческая охотнее шла за теми второразрядными умами, которые предлагали ей крайние решения проблемы (мистическое и материалистическое), и мысль человеческая продолжает увлекаться и поныне учениями наиболее поверхностными и наивными» (курсив наш. — А. С.). В России в каждую эпоху «царит и властвует одно направление, пока вновь не одолеет противоположное, — и горе тому, кто пойдет против господствующего течения, даже в качестве миротворца…

Вопрос о душе разделял у нас, конечно, судьбу всех вопросов, занимавших общественную мысль. Все мы хорошо помним, как в 60-х и в начале 70-х годов значительная часть нашего общества, и в особенности молодежь, увлекалась крайними материалистическими воззрениями, которые приводились Малешоттом в его «Круговороте жизни», Карлом Фохтом в «Физиологических письмах», Бюхнером в сочинении «Сила и материя», игравшем роль своего рода катехизиса нового направления, наконец, Геккелем, стремившемся в многочисленных биологических сочинениях своих совершить синтез немецкой материалистической доктрины с учением Дарвина. Всем также памятно, конечно, в какой моде было у нас еще Фохтовское сравнение мысли, как отделения мозга, — с желчью, как отделением печени, и какие разнообразные применения находил у нас материализм не только в литературе, но и в жизни, начиная от направления художественной критики в оценке произведений гениальных поэтов и кончая грубым поклонением толпы золотому тельцу.

Симпатии общества однако же неустойчивы. В последнее время материализм, как направление теоретической мысли, значительно ослабел. Теперь общество начинает все более и более увлекаться совершенно противоположными учениями и идеями — мистическими идеями Достоевского и Толстого, а с другой стороны — спиритизмом, отгадыванием мыслей на расстоянии, опытами «материализации» (!) души и всевозможными другими выдумками…

Конечно, нельзя не радоваться, что прежнее материалистическое направление умов, сопровождавшееся очень часто грубым отрицанием высших идеалов, всяких нравственных принципов и эстетических начал миновало». Но в состоянии ли сегодня философия вырвать нас из объятий материализма и нелепых спиритических фантазий, которые еще Юм и Кант назвали догматизмом, т. е. направлением знания, «которое строит теории, не проверив самых основ познавательной деятельности человека?..

Из истории человеческой мысли, занимавшейся разрешением вопроса о душе, мы узнаем о существовании во все времена четырех главных воззрений на природу духа [души], в соотношении с природою другого начала — материи…

Согласно одной теории, реально существует только материя — духа [души] нет: это лишь название для одного из свойств развивающейся материи. Дух — это все равно, что цветок или плод, вырастающий со временем на древе вещества. Такова доктрина материализма.

Согласно другой теории, существует только дух, а материя есть только представление, одна из идей духа: на самом деле ее не существует. Материя — это только создание творческой мысли духа, имеющего потребность облечь в конкретный образ мыслимую им противоположность своего собственного бытия. Такова доктрина чистого спиритуализма (spiritus — дух) или идеализма, ибо для этого учения реально существуют только идеи духа.

Согласно третьему воззрению, дух и материя одинаково реальные начала, совершенно противоположные друг другу по своей природе и не имеющие между собою ничего общего ни в свойствах, ни в законах своего действия. Такое учение названо было дуализмом… а иногда обозначается и именем спиритуализма, ибо для предшествующей доктрины употребительнее термин идеализм, да и притом… материализму чаще противополагалось учение о двойственности материи и духа, чем учение о реальном существовании одного только духа.

Четвертое учение признает также действительное существование материи и духа, но не как двух совершенно противоположных и самостоятельных начал, а как «двух сторон или противоположных полюсов» одного и того же высшего бытия — двух качеств или атрибутов одной высшей субстанции. Эта доктрина называла себя часто монизмом, или, по характеру соответствующего учения о Вселенной, пантеизмом, так как вследствие признания конечного единства духа и материи вся природа представлялась ей наполненною и одушевленною духом, Богом.

…Каждая из этих доктрин имела разнообразные выражения и претерпевала видоизменения, создавшие немало переходных форм между указанными контрастами. В конечном счете, различие рассмотренных доктрин можно определить, — пишет Грот, — следующей наглядной схемой:

1) Материя — причина, дух — действие ее (материализм).

2) Дух — причина, материя — действие (идеализм).

3) Материя и дух [душа] суть обе независимые причины различных явлений бытия, не будучи действиями ничего иного (чистый дуализм).

4) Материя и дух суть оба — действия третьего высшего начала или общей причины и сами не суть самостоятельные конечные причины чего-либо реального, ибо чрез них действует всегда общая причина всякого бытия (монодуализм)».

Грот далее отмечает, что, в общем, «идеализм всегда был на поверку скрытым дуализмом, а пантеизм — скрытым или же особою формой материализма. Другими словами, весь вопрос в том, существует ли дух, как независимое от материи начало или не существует, т. е. составляет только свойство материи, второстепенный придаток ее развития. При противоположном решении этой дилеммы большую роль играло всегда понятие силы, как термин, посредствующий между понятиями материи и духа.

Материалисты утверждают, что дух есть особая форма силы, а сила — качество материи или даже основа и настоящая ее сущность.

Спиритуалисты, как мы отныне, — говорит Грот, — будем называть для краткости всех искренних дуалистов, без различия оттенков в их воззрениях, утверждают также, что дух [душа] есть сила, но совершенно особого рода сила, не имеющая ничего общего с физическою или материальною силою…

Отсюда ясно, что главное разногласие вертится около вопроса о природе силы. Что такое сила? Есть ли она только свойство материи, или нечто более, — есть ли два рода сил или только один, и если два, то какие?..

Следовательно, коренной вопрос во всем споре есть вопрос о соотношении силы и вещества. А этот вопрос сводится к вопросу о том, что такое сила?

В возможности выразить идею духа термином силы никто не сомневается; но многие признают в то же время возможным выразить идею материи термином силы. Если бы, однако, и то и другое оказалось возможным, то и тогда спор спиритуалистов и материалистов еще не был бы решен, так как может быть есть два рода сил: сила — дух и сила — вещество, или сила духовная и сила материальная. Если есть такие два рода сил, то спиритуалистический дуализм оказался бы совершенно правым в признании двойственности начал. Если же есть только один род сил, то оказался бы правым материализм, ибо силу материальную, как более конкретно и непосредственно данную для человека, труднее отвергнуть, чем силу духовную — невидимую, недоступную чувствам». Рассуждая далее, Грот пишет, что сила-материя (пассивная сила) является чем-то совершенно отличным от силы-духа (активной силы).

«…Существование двух начал в природе — силы-духа и силы-материи, активной и пассивной силы, едва ли может быть предметом дальнейших сомнений… В великом законе сохранения энергии… лежит основание для противоположения двоякого рода сил: активных сил — форм силы духа [души] и пассивных форм — форм материи силы». Что касается разгадки абсолюта Бога, то «своим ограниченным умом постигнуть эту чистую силу мы не в состоянии, и сущность реального бытия ее для нас — вечная тайна. Пред этой тайной, но только перед нею, сознает свое бессилие, ограниченность наш сильный ум, пред нею умолкает слово знания, пред нею смиряются гордость и самомнение человека».

Далее Грот пишет: «Представим себе следующую картину. Во Вселенной, как конкретно-данном факте, есть две силы — сила духа и материя-сила… Одна есть источник активности, жизни, сознания, самосознания, идеальности, другая — источник пассивности, смерти, бессознательности, материальности. Победа первой— освобождение ее из основ второй — есть основа свободы, прогресса, счастья, добра. Победа другой — есть источник рабства, регресса, несчастья, зла. Могла ли первая сила быть вечно в оковах материи? Конечно, нет. Ее естественное состояние есть состояние полной свободы. <…>

Очевидно, наша доктрина силы-духа могла бы служить основой для переработки всех нравственных, индивидуальных и социальных идей и идеалов человечества. Она опровергает доктрину пессимизма…

Мы думаем также, что и вечная загадка человеческого бытия — загадка будущей судьбы человека может быть вновь подвергнута обсуждению, с точки зрения доктрины силы-духа. Сила-дух неуничтожима и может только переходить из свободного состояния в напряженное. Но напряженное состояние для нее может быть только временным. Конечное освобождение несомненно. Дух должен быть бессмертен и, по всему вероятно, именно в человеке (на Земле) он может достигать бессмертия, т. е. окончательной победы над силою сопротивления, которая его связывала в остальной природе».

В работе «Понятие души и психической энергии» («Вопросы философии и психологии», 1897, кн. 37) Грот подробно рассматривает вопрос о существовании особой психической энергии. «Современные психологи, — пишет он, — чуждые самодовольства и враждебные духу рутины, осознают отлично, что их наука еще не настоящая точная наука, а только система наблюдений и конкретных опытных понятий, еще не связанных в одно органическое целое общими законами и единообразным принципом…

Вся история психологии, начиная от Платона и Аристотеля, является рядом попыток установления таких понятий и общих принципов, отправляясь от которых эта наука могла бы связать все явления и факты душевной жизни и деятельности в одну цельную и стройную систему, подвести их под однообразные начала.

Такими основными понятиями для «древней и средневековой» психологии были понятия души, душевных способностей и сил и их взаимодействий; для новой «метафизической» психологии Декарта и его гениальных преемников Мальбранша, Лейбница, Беркли и их последователей, — то же значение имели понятия духовной субстанции, ее атрибутов и модусов [изменений]; для новой «эмпирической» школы психологов, т. е. Локка, Юма, Гертли и их продолжателей, — понятия сознания, психического явления и законов ассоциации этих явлений». Несмотря на различия в подходах к психическим процессам «одно признается ныне верным психологами всех школ, — именно, что психическая жизнь есть весьма сложный процесс, тесно связанный с физическими процессами среды и физиологическими процессами организма, в особенности же нервно-мозговыми. Но каков основной закон этого процесса и под какое основное понятие можно подвести природу этого процесса, никто еще не определил. Следует ли его считать чисто физиологическим, или он представляет собою нечто несоизмеримое с понятием чисто физиологического процесса, подчинен ли он одному закону со всеми прочими процессами в природе или нет? На эти вопросы психологи разных школ и миросозерцаний отвечают различно…».

Вся проблема, считает Грот, сводится к ответу на вопрос: есть ли основание говорить об особой психической энергии? «Философы, если и употребляют понятие психической энергии, то с разными оговорками и как нечто противоположное физической энергии.

Так, Н. Н. Страхов в книге «О вечных истинах», доказывая, что дух не есть физическая сила, пишет: «Если живой человек оборвется с вышины и будет падать, или если мы его подбросим вверх, то во всех этих случаях центр тяжести его тела будет с математической точностью совершать те самые движения, проходить те самые линии и те самые времена, как и центр тяжести подброшенного камня… Если бы дух был физической силой, то вот случай, где, кстати, было бы все напряжение этой силы. Но никакие духовные напряжения не могут нисколько, ни на какую малейшую величину изменить движения человеческого тела в этих случаях, и оно разбивается с ударом, пропорциональным весу и падению… Дух и физическая сила суть понятия несоизмеримые, не имеющие ничего общего». <…>

Поставим же снова, — восклицает Грот, — вопрос ребром: что такое психическая или душевная энергия, чем она отличается от энергий физических, и что общего у нее с ними, — можно ли считать вероятною гипотезу, что и психическая энергия подчиняется закону сохранения энергии, и какое значение это понятие и этот закон могут иметь в науке психологии? <…>

Наука должна считаться с фактами, а фактами являются: с одной стороны, зависимость психических процессов и явлений в мире и человеке от физиологических и вообще физических, и с другой стороны, зависимость некоторых природных процессов в среде и организме от сознания, от идей… В этой взаимной связи и зависимости принципиально уже никто не сомневается; взаимодействие сознания и физической среды есть факт. <…>

Законы психического процесса современные психологи, без сомнения, стараются выяснить, но одно из двух: или они намеренно, или же незаметно для себя, подставляют под понятие «психического» процесса понятие процесса нервно-физиологического — так делают чистые психофизиологи, — или в попытках определения природы и законов психического процесса они приходят к таким субъективным понятиям и формулам, как понятие апперцепции Вундта, — как знаменитые законы ассоциации идей, констатирующие факт, что идеи ассоциируются, т. е. связываются между собой.

Именно энергетическое учение, — пишет Грот, — действительно способно внести единообразный принцип в анализ психических и физиологических процессов. Все же прочие quasi-научные принципы, понятия и точки зрения психологии устарели, и само понятие души, как основы своеобразных явлений сознания, может получить новый смысл и научное освещение только на почве разработки понятия психической энергии и закона ее сохранения и превращений».

Хотя не выработаны и не изобретены еще точные меры для измерения психической энергии, «но нет никаких, ни логических, ни фактических, оснований для отрицания приложимости мирового закона сохранения энергии и к душевным процессам, и к работе чисто психической, а также к анализу интенсивности и качественного содержания психической работы».

Психическая энергия, по Гроту, есть способность деятеля совершать при известных условиях работу, и каждый деятель представляет собою определенное количество энергии, которая может быть кинетической или потенциальной. При этом нервно-мозговая энергия есть несомненная реальность, но наряду с нервно-мозговой энергией столь же несомненно существует и психическая энергия.

«Мы постоянно говорим, — пишет Грот, — о психической или душевной энергии и работе людей, об их умственной, волевой, нравственной, творческой, деятельной энергии, употребляем выражения: энергичный, неэнергичный, малоэнергичный человек, разумея большую или меньшую силу воли, инициативы, настойчивости и постоянства в преследовании целей, — говорим, что душевная энергия у человека ослабела или возросла, сосредоточилась на том или другом предмете и т. п. Все эти выражения нам всем понятны, и мы едва ли нашли бы иной, лучший способ обозначения для фактов, которые этими терминами обнимаются. Что мы, собственно, под этими выражениями подразумеваем? То, что человек, при известных условиях и обстоятельствах, может проявить большую или меньшую способность психической деятельности, усилий и напряжения… Психическая или душевная энергия есть факт, а не «измышление»; различие частных форм психической энергии есть тоже факт: — энергия воли, энергия мысли, энергия чувства, энергия восприятия, памяти, воображения, творчества, — все это различные формы психической энергии, давно отмеченные психологами сначала в учении о способностях (или силах) души, затем в учении о различных классах психических явлений. <…>

Закон сохранения энергии нисколько не нарушится, — пишет Грот, — если допустить, что в общую сумму энергий природы входит, как слагаемое, особая «психическая энергия». Истина, что психическая энергия, говоря вообще, подлежит количественной оценке, представляется бесспорною… Во всех суждениях о наших душевных качествах подразумевается сама собою такая количественная оценка: в этом смысле мы говорим о больших или меньших способностях людей, об их талантливости, даровитости, гениальности, о слабых и сильных характерах, о большей или меньшей чувствительности, восприимчивости, внимательности, о качествах памяти, воображения, эстетического и нравственного развития. Можно сказать, что всякая квалификация душевных свойств человека, т. е. определение его умственных, нравственных и других качеств и достоинств, есть в то же самое время и квантификация его психической энергии, той или другой ее формы, а общая квалификация личности в таких выражениях, как умный, способный, даровитый, глупый, ограниченный человек и т. п. есть так или иначе и общая квантификация [количественное выражение качественных признаков] всей ее душевной энергии.

Но само собой разумеется, что от возможности общей количественной оценки еще далеко до точного измерения. И общее популярное сознание всегда искало математических и физических мер для этой оценки: самым наглядным образчиком этого искания является изобретение балльной системы для оценки умственных способностей, прилежания и действительной работы учащихся.

Общественная оценка духовных заслуг, — умственных, нравственных, художественных и иных, — путем постановки памятников, бюстов, портретов, путем поднесения дипломов и адресов, разных подарков и венков, путем аплодисментов и шиканий — разве это не любопытные, хотя и примитивные образчики неотразимого стремления людей физическими мерами и знаками возможно точно выразить психическую меру, оцениваемой в данной личности душевной энергии и проявленной ею психической работы?..

Итак, когда мы говорим о душевных «достоинствах» и о «степени развития» духовных существ, то в этих понятиях подразумевается оценка меры душевной энергии, как потенциальной, так и кинетической, а также часто их взаимных отношений…

…Психическая способность производить работу и в этом смысле «психическая энергия» без сомнения существует. Вся наша психическая жизнь и психическая деятельность есть непрерывная работа. Термин работы соответствует столько же физическим, сколько и психологическим представлениям и понятиям. Мы говорим: работа мысли, работа воображения, работа чувств, работа воли, — и это не переносные выражения, так как мы ощущаем в этих работах свои духовные усилия и напряжения, ощущаем препятствия, которые эти различные работы встречают, устаем от них, исчерпав известный запас психической энергии, и отдыхаем».

Грот полагает, «что оснований для разграничения понятий «психической» энергии и «нервно-мозговой» — не меньше, чем для разграничения «тепловой» и «световой», или «световой» и «электрической» — в физике, и нет оснований для априорных отрицаний гипотезы, что в нервно-мозговом аппарате есть особая невесомая, эфирная среда, являющаяся носителем этой энергии. <…>

Душа человека, в прежнем значении слова, может быть, и есть эта эфирная нервная среда, вместе с ее особыми психическими энергиями? Если тепловая энергия переходит из одного тела в другое, а электрический ток или энергия переходит по проволоке из одного аппарата в другой, то почему (a priori) психический ток не может перейти через эфирную среду в другие тела или пространства? На почве энергетизма учение о бессмертии личного сознания, может быть, со временем найдет себе новое, научное оправдание.

Конечно, все это гипотезы, предположения, догадки, мечты. Им можно противопоставить другие гипотезы, догадки и предположения. Мы хотели только показать, — заключает Грот, — что энергетическая теория, теория «психической энергии» и подчинения ее «мировому закону сохранения энергии» сама по себе не предрешает ни одного метафизического вопроса, а только ставит их на совершенно новую почву. Весьма вероятно и возможно, что со временем именно на почве закона сохранения энергии будет оправдан постулат сохранения известной части энергии сознания, т. е. энергетический постулат личного бессмертия…

А новая энергетическая психология будет иметь то преимущество, что понятие «психической энергии» даст новое обоснование старому учению о психической активности и о реальном действии психических сил на физическую среду, т. е. понятию воли, как творческого начала и деятеля, понятию «идей-сил» и т. п. В то же время является возможность новых объяснений процессов ощущения, чувствования, мышления, творчества, — явлений воли, памяти, иллюзии и т. п.»

2.9. Лопатин

Лев Михайлович Лопатин (1855–1920) был другом Вл. Соловьева с детских лет. Это был, по описаниям князя Е. Н. Трубецкого, «чудак и оригинал, каких свет не производил… в особенности поражало в нем сочетание тонкого, ясного ума и почти детской беспомощности». Высоко талантливый, очень самостоятельный в своих воззрениях, Лопатин был одним из самых популярных университетских деятелей в Москве. После смерти Н. Я. Грота он оставался председателем Московского Психологического Общества вплоть до его закрытия после революции 1917 года. В 1920 году в сложных условиях, которые царили в России в то время, он скончался от голода и истощения.

Писал Лопатин очень просто, ясно и увлекательно. Его многочисленные работы посвящены наиболее интересным разделам философии, этики и психологии. Льва Михайловича Лопатина можно по праву отнести к числу самых выдающихся российских психологов; его статьи по психологии и доныне сохраняют свое высокое значение.

Особое место в трудах Лопатина по психологии занимает проблема отношения душевных и телесных явлений. Наиболее четко он сформулировал свои взгляды на этот предмет в работе «Спиритуализм, как психологическая гипотеза» (1897, «Вопросы философии и психологии», кн. 38). «Мы слишком мало знаем о мозге, — писал Лопатин в ней, — чтобы на точном фактическом основании детально установить в нем процессы, отвечающие операциям духа. Тождество психических и физических фактов следует непременно отвергнуть потому, что они представляют чистейший абсурд для всякого ясного ума…Субъективное состояние нашего сознания — ощущения, мысль, воля, чувство, — рассматриваемые сами в себе, не имеют ни физических, ни химических свойств, как же они будут продуктом физико-химических изменений?..

Психические явления, взятые сами по себе, как состояния сознания, непротяженны — стало быть… и не слагаются из материальных частей, — в этом согласны все психологи… Механическое движение, какие бы сложные формы мы ему ни приписывали, одинаково будет далеко отстоять по всем своим свойствам от свойств и качеств нашего психического мира, — как же оно может быть адекватною причиною психических состояний? Поэтому неизбежно приходится отказаться от мысли, что физические, химические, вообще механические процессы вещества могут быть действительными, исчерпывающими причинами психических фактов. <…>

Для нас все-таки остается вопрос, почему в нашем сознании протекают именно мысли со всем их решительным различием от каких бы то ни было физико-химических явлений?.. То, что в нас сознает, есть, в то же время, источник действий и стремлений к действию. Само наше сознание непосредственно испытывается нами, как деятельность усвоения разнообразных данных опыта в едином акте понимания или усмотрения их. Эти свойства психической сферы обладают для нас прямою достоверностью и очевидностью: их можно различно стараться объяснить, но нельзя отрицать их субъективного присутствия в нас». Попытки объяснить эти свойства «из физических схем, как бы они остроумны ни были, всякий раз лишь дают доказательство полной несоизмеримости каких бы то ни было физических схем с действительным содержанием психических процессов. Не значит ли это, что рядом с весьма сложным физическим составом мы должны признать в нашем организме присутствие некоторого особого агента… Такого деятеля, отличного от тела, хотя весьма тесно связанного с ним в своих проявлениях, лежащего в основе сознания во всей совокупности его состояний и действий, мы называем душою. Итак, — говорит Лопатин, — нужно признать душу, если мы не хотим вечно уподобляться химику, который бесплодно хлопочет в том, чтобы сделать воду из одного водорода.

В учении о душе, как самостоятельном источнике и носителе субъективных явлений, переживаемых нами, заключается сущность спиритуалистической гипотезы [дуализма]. И теперь можно видеть, что она представляет собою нечто более важное, чем простая гипотеза: по всем признакам в ней идет речь о положительной истине; окончательную формулу наших предшествующих рассуждений можно выразить так: психические явления несомненно существуют, и их ничем нельзя объяснить, кроме души. <…> Связь души с телом принципиально признавалась всеми спиритуалистами, а в настоящее время ее глубокое и всеохватывающее значение является общепризнанным фактом, с которым одинаково придется считаться всякой гипотезе. Однако, — возразят на это, — именно выяснение связи души и тела составляет едва ли не самую трудную проблему философии… Душа и тело — сущности противоположные по всем своим свойствам, — между ними невозможно перебросить никакого моста, — как же они могут образовать одно существо и слиться в одну жизнь?…Едва ли не во всех школах (даже у материалистов) в психологических теориях господствовал дуалистический взгляд, т. е. душу различали от тела, как особый принцип.

Тем не менее, только последователи Декарта впервые сознали необыкновенную трудность понимания связи между душою и телом».

Те, кто испытал на себе влияние философии Канта, «провозглашают весь материальный мир, а, стало быть, и наше тело, и наш мозг, субъективным призраком нашего сознания, невольным порождением нашей психики. Но едва возбуждается вопрос о происхождении самой психики и сознания, они сразу забывают о своем скептицизме, и мозг, с его физическими процессами и энергиями, немедленно превращается в единственный и всемогущий источник всего состава нашей душевной жизни. От субъективного идеализма они с легким сердцем переходят к предположениям простого материализма и мало заботятся о том, что столь враждебные точки зрения не должны были бы уживаться вместе в одном и том же уме… Едва ли когда удастся метафизикам или психологам свести наш физический организм совсем на нет, для этого он слишком убедительно и живо обнаруживает свою реальность в каждое мгновение нашего бытия. <…>

Душа — это трансцендентная сущность, она не есть предмет опыта; непосредственному опыту доступны только явления и состояния души…В жизни нашего сознания мы прямо воспринимаем реализующую себя в ней субстанциональную силу. Наше я или наша душа непосредственно раскрывается внутреннему опыту как единая, пребывающая, деятельная субстанция [сущность], которая сознает себя в этих качествах. Такова, по моему убеждению, — пишет Лопатин, — должна быть непредвзятая оценка очевидных данных психического существования… Душа существует как пребывающая, внутренно единая, деятельная сила, сознающая себя, которая по неизвестным для нас причинам связана с телом и стремится реализовать себя в нем, как в своем органе, а через него и в окружающем мире соответственно своим интересам и целям. Действительно, если душа связана с телом и сознает себя, то изменения в телесном организме должны отражаться на ее самочувствии, и, стало быть, она должна испытывать нечто аналогичное тому, что мы называем в себе ощущениями. Если наше душевное существо едино и остается самим собою при всех переживаемых им переменах, его разнообразные состояния, связанные между собою непрерывностью его пребывания, должны являться для его восприятия самого себя соотнесенными друг с другом, как элементы единого опыта… Если есть существо деятельное и непрерывно стремящееся реализовать себя, из этого с неизбежностью вытекает телеологический характер нашей душевной жизни: наше психическое существование внутренно направляется нашими стремлениями и оценками; наше я на всех ступенях своего развития постоянно делает выбор между пригодным для него и ему враждебным… Душа в силу своей связи с телом относится к нему не безразлично и равнодушно, а как к своему органу, соответственно его пригодности в этом качестве… Поэтому то, что в данный момент благоприятно для жизни организма или для нормальной деятельности его частей, представляет источник приятного; напротив, что в данное мгновение разрушает нормальные функции тела или препятствует им, то субъективно воспринимается, как физическое страдание. Вообще, следует сказать, что столь важный в эмпирической психологии закон самосохранения с аналитической необходимостью вытекает из данного нами определения душевной сущности и при этом получает более широкую постановку. Ведь раз наш дух неустанно стремится к возможно более полному осуществлению своей деятельной природы и борется с представляющимися преградами, тем самым дана воля, как основной фактор психической жизни в конкретной бесконечности ее форм, с другой стороны, тем самым дается диктуемое нашими стремлениями внутреннее отношение к явлениям окружающей нас действительности, — отрицательная или положительная реакция на них, — которая воплощается в наших эмоциях во всем их неограниченном разнообразии».

При объяснении феномена памяти Лопатин в работе «Понятие о душе по данным внутреннего опыта» (1896, «Вопросы философии и психологии», кн. 32) пишет следующее: «Наш дух в самом деле есть сверхвременное субстанциональное существо, и поэтому все, что им было пережито и воспринято, хранится в нем, объединенное в стройную, последовательную картину. Но эта картина отражается в его самосознании только в очень тусклом, смутном и слитном, — так сказать сжатом, — виде…

В основе всех психических явлений, — утверждает мыслитель, — лежит нематериальная, духовная субстанция».

2.10. Страхов

Николай Николаевич Страхов (1828–1896) происходил из семьи священнослужителей (рис. 2.2). После окончания философского отделения Костромской семинарии он поступает в Петербургский университет. Однако под гнетом нужды через два года переходит на казенный счет в Главный педагогический институт на естественный факультет. По окончании института в течение 10 лет он преподавал естественную историю сначала в Одессе, а затем во второй Петербургской гимназии. В 1857 г. Н. Н. Страхов получает степень магистра зоологии, а в 1861 г. выходит в отставку и всецело погружается в литературную и научную деятельность, сотрудничая в журналах: «Время», «Эпоха», «Библиотека для чтения», «Отечественные записки», «Заря», позднее — в «Русском вестнике», «Руси», «Новом времени», журнале министерства народного просвещения, в «Вопросах философии и психологии» и многих других. Служба Н. Н. Страхова библиотекарем в Императорской публичной библиотеке (с 1873 по 1885 г.), а затем в учебном комитете министерства народного просвещения (с 1874 г. и до смерти) имела для него главным образом то значение, что давала ему необходимые средства для существования.

Рис. 2.2. Н. Н. Страхов

Жил Николай Николаевич скромно на пятом этаже большого петербургского дома и все свои сбережения тратил на пополнение личной библиотеки. «Приобретение книг было его единственным «светским удовольствием», спортом, охотой, — вспоминает профессор Санкт-Петербургского университета Б. В. Никольский. — Составленная им библиотека поражала всякого обозревателя систематичностью, обдуманностью подбора, разнообразием, богатством и полнотою содержания».

Тесные дружеские отношения Страхова с Н. Я. Данилевским, Ф. М. Достоевским, А. А. Григорьевым, А. А. Фетом и особенно с Л. Н. Толстым, приятельские связи и переписка с философами наполняли его досуг.

Всегда спокойный, неизменно деликатный и благодушный, мягкий и вежливый, Н. Н. никогда не позволял себе обмолвиться ни одним грубым словом, — таким вспоминают Страхова все, кто лично знал его.

«О себе самом Страхов почти никогда не говорил, даже местоимение я проскальзывало у него в разговоре, как и в сочинениях, только в виде исключения. Комфорт, удовольствия и удобства жизни для него, можно сказать, не существовали, он заменял их только редкой чистотой, аккуратностью и порядком… Его добросовестность, пытливое отношение к жизни и науке является теперь чуть ли не наивностью; но эта наивность и есть та самобытность, которая восхищает нас в характерах древности, и которой мы сами так неуловимо лишились. Такие умы, как он, — их можно пересчитать по пальцам, — те немногие праведники, которые спасут нас от полного осуждения историей.

Страхов был настоящим философом. Его философская деятельность неразрывно связана с естествознанием. Он посвятил целый ряд статей опровержению дарвинизма в связи с разбором превосходной критики дарвинизма Н. Я. Данилевским. Был Н. Н. и великолепным критиком, критиком одинаково компетентным, тонким, проницательным не только в области философии, точных наук, политических доктрин, но и в области литературы».

Важнейшие труды члена-корреспондента Петербургской академии наук (с 1889 г.) Н. Н. Страхова (помимо более, чем ста его статей, опубликованных в разных журналах) следующие: «Мир как целое» (2-е изд. 1892); «Об основных понятиях психологии и физиологии» (1894); «О вечных истинах (мой спор о спиритизме)» (1887); «Философские очерки» (1895); «Борьба с Западом в нашей литературе» (1887, 90–96); «Из истории литературного нигилизма» (1890); «Заметки о Пушкине и других поэтах» (1888); «Критические статьи об И. С. Тургеневе и Л. Н. Толстом» (1895); «Воспоминания и отрывки» (1892).

В ряде своих работ Страхов особое внимание уделил исследованию вопросов о душе, теле, материи и сознании. «Существует ли душа? — пишет Страхов в «Философских очерках». — Если понимать этот вопрос в материалистическом смысле (а так ведь хотят его понимать новые философы, сделавшие для себя материализм мерилом философского мышления), то он будет значить следующее: есть ли в человеке что-нибудь отличное от тела, от вещества? Не всё ли в нем материя? Но что такое материя? Прежде всего, это есть одно из понятий, составляемых нашею душою… Отсюда следует, что неизвестно, существует ли сама материя — то, что мы выражаем под этим понятием, но что, наверное, существует душа — то, что [кто] составляет понятия. Мыслю, следовательно, существую, хотя бы ни в одной моей мысли не было еще и крупицы истины. Я составляю понятия, следовательно, я — существо, способное составлять понятия, хотя бы совершенно было неизвестно, годятся ли куда-нибудь эти понятия, сообразны ли они хоть сколько-нибудь с действительностью. Может быть, все мои мысли — пустая фантазия, бред, пустяки, но одно несомненно, что я — есть существо, производящее эти фантазии, этот бред. Cogito, ergo sum…

Материя есть один из вопросов души, а душа есть нечто, стоящее вне всякого вопроса и, напротив, — производящее всякие вопросы. Сказать, что душа есть материя так же нелепо, как сказать, что вопрос существует без вопрошающего, или, что тот, кто спрашивает — не существует, а существует только то, о чем еще спрашивается, то, что подлежит сомнению. Если мы думаем, размышляем, сомневаемся, то первое, что мы должны признать существующим, есть наша мысль, наше сомнение, а никак не тот предмет, о котором мы еще только думаем, в существовании которого еще сомневаемся.

Но обыкновенно рассуждают иначе. Источник большей части ошибок, как самых грубых, так часто и весьма тонких, заключается в том, что люди свои мысли принимают за действительность. Человек всегда расположен к вере, а не к сомнению. Ошибка материализма именно в этом и состоит. Первое правило философии заключается в том, что надобно исследовать правильно ли мы думаем, не ошибается ли душа в своих представлениях. Материалисты же идут прямо противоположным путем: они так верят в свои представления, что не спрашивают об их правильности, а, наоборот, спрашивают, подходит ли душа под их представления?

Между тем, сомневаться в душе есть нелепость…

Нелепо признавать душу веществом. Бытие собственной души не есть призрак. Cogito, ergo sum. К душе мы относим не только мышление, познание, сомнение, но и каждое ощущение. В каждом ощущении, не исключая и самого простейшего, повторяется появление той неизгладимой черты, которая отделяет непосредственно душевный мир от всего остального, что существует или может существовать. Возьмем что-нибудь самое простое, например, ощущение сладкого. Это ощущение столь же хорошо известно малому ребенку, как и ученейшему физику, химику, физиологу; оно независимо от всяких понятий о свойствах и составе сладких веществ, о нервах, мозге и т. д. Мы можем тысячу раз изменить химическую формулу сахара, меда и пр., тысячу раз переделать наши представления об устройстве нервов и их деятельности, но все это нимало не будет касаться ощущения сладости; в этом ощущении мы ничего не можем изменить, не можем ни йоты прибавить к нему или отнять от него, и оно для величайшего ученого будет тем же самым, чем для дикаря или ребенка. <…>

Вещество есть всегда предмет, нечто находящееся вне душевного мира и не могущее иметь с ним ничего общего. Вещество есть то, что познается, но оно само познавать не может; вещество мыслится, но само не мыслит, ощущается, но само не ощущает, бывает видимо, осязаемо и пр., но само не видит, не осязает и т. д.».

Душу нельзя признать чем-либо вещественным. «Декарт первый, — пишет Страхов в книге «Об основных понятиях психологии и физиологии», — положил ясную границу между веществом и духом [душой], границу, незыблемо существующую до сих пор, — и, следовательно, он первый дал правильное понятие и о веществе, и о духе.

Вещество есть чистый объект, то есть нечто вполне познаваемое, но нимало не познающее. Вещество не имеет в себе ничего субъективного, ни познаний, ни чувств, ни желаний…

Дух, напротив, есть чистый субъект, то есть нечто познающее.

Объективный мир есть вообще неизбежная среда для взаимного познания независимых друг от друга духовных существ [душ].

…Душа наша заключена в нашем теле, или окружена им, как оболочкой. Это значит, что тело есть та часть объективного мира, которая в своих явлениях постоянно отражает явления нашей души, и помимо которой душа ничего не может выразить и не может воспринять никакого чужого выражения. Только в таком смысле нужно уразуметь связь души и тела…Эти два мира остаются строго разграниченными, но один служит для выражения другого, подобно тому, как буквы выражают звуки, а звуки выражают мысли».

Декарт первый «отнял у вещества всякую тень чего-либо субъективного, и потому сделал его мертвым в полном смысле слова…

Мы утверждаем, — пишет Страхов, — что к сущности вещества принадлежит отсутствие жизни».

Для самого себя каждый человек есть нечто единое и целое.

Именно по отношению к нашему я части нашего тела «и оказываются связанными в одно целое… Все наши ощущения и все наши действия относятся к одному и тому же центру нашего я и только потому считаются явлениями одного существа; иначе невозможно получить никакого единства. <…> О целости животного единства мы всегда судим не по вещественной целости, а по проявлениям жизни, из которых самые несомненные и ясные суть чисто психические. Мы вообще должны отказаться от искания вещественных признаков жизни. Мы называем организмы живыми существами не по каким-нибудь их вещественным особенностям, а потому, что переносим на них то понятие жизни, которое черпаем из самих себя и в котором первоначально не заключается никакой вещественной черты. С вещественной же стороны организмы то же, что и другие тела, т. е. некоторые скопления вещества — и только. <…>

…Физиология, как наука о жизни, необходимо должна иметь в виду и то, что составляет жизнь по преимуществу, то есть психические явления…Психическими явлениями мы называем только наши сознательные явления, т. е. те, которые наблюдаем внутри самих себя, в своем сознании… Других психических явлений, кроме сознательных, мы не знаем.

Спрашивается, в каком же отношении находится психология к физиологии, то есть к тому, что собственно составляет физику человеческого тела? Сознательные явления не имеют ничего общего… с явлениями мертвого бессознательного вещества; по самой своей сущности они не могут быть даже заимствуемы, передаваемы…» Поэтому главное дело научной физиологии «должно состоять в том, чтобы в бесчисленных и разнородных фактах, которые ей представляются, найти их чисто физиологическое значение, ту сторону, которою они подходят под чисто физиологические принципы. При исследовании физических и химических явлений, происходящих в организмах, мы должны следовать физике и химии…

Исследование же психических явлений должно вполне подчиняться психологии».

В работе «Мир как целое», рассматривая животные существа, обитающие на планете, Страхов пишет: «Животные суть существа одушевленные; следовательно, мы различаем в них: во-первых, телесное устройство и различные вещественные явления, например, пищеварение, теплоту тела и пр.; и во-вторых, другие явления, называемые душевными, например, страсти, привычки, привязанности и прочее. Причем в химическом отношении растения и животные существенно сходны между собою и существенно отличаются от остальной минеральной массы земного шара. Однако существенные признаки животных — не вещественные, не органические… Уже Линней отличал животных тем, что они чувствуют и произвольно движутся… Подвергаться внешним влияниям свойственно всем телам, — чувствовать могут только животные. <…>

Истина, очень простая и очевидная для всякого, кто смотрит на дело без предубеждений, состоит в том, что организмы, все организмы с включением царя природы — человека, суть вещественные предметы в полном смысле этого слова… Возьмем для примера прекраснейшее, благороднейшее из всех тел природы, тело человека, и рассмотрим его именно как тело.

Во-первых, все вещественные силы и влияния действуют на него точно так же, как и на другие тела. Попробуйте его резать — оно режется, и не более, как с таким сопротивлением, какое свойственно твердости его тканей; попробуйте нагреть его — оно нагреется, охладить — оно замерзнет. Зарядите его электричеством — оно будет издавать искры; капните на него едкою кислотою — оно будет проедено; жгите его — оно обуглится; бросьте, наконец, его на воздух, и вы увидите, что оно опишет такую же линию, ту же параболу, какую описывает брошенный камень…

Пойдем далее. В теле человека совершается множество материальных явлений, но все они суть обыкновенные вещественные процессы. Грудь вбирает и выпускает воздух точно так же, как мех; сердце разгоняет и собирает в себя кровь не особенною силою, а точно так, как насос; словом, всякое вещественное явление тела человеческого… оказывается процессом, строго повинующимся всем законам вещества…

Голос, как известно, происходит от дрожания гортанных тяжей; движения — от сокращения мускулов; в этих процессах нет ничего духовного и нет никакого отступления от механических законов природы».

Итак, все яснее и яснее становится очевидным для многих, что между материей и сознанием существует целая бездна.

2.11. Кавелин

Российский философ Кавелин Константин Дмитриевич (1818–1885) в работе «Задачи психологии» (1872), размышляя о душе и сознании писал: «Что такое материальный мир, что такое материя, мы не знаем, как не знаем, что такое психический мир [сознание] и душа…

Очевидные и бесспорные факты показывают, что в душе нашей происходят своего рода процессы, вырабатываются своеобразные явления, которые нельзя объяснить иначе, как самодеятельностью души… Надо признать, что в душе совершаются свои, ей свойственные процессы, которые приводят в новые сочетания поступающий в душу материал, а это прямо указывает на самостоятельную психическую деятельность». Даже самое простое наблюдение над нашей ежедневной жизнью подтверждает этот вывод.

Так, «без всякого внешнего повода мы иногда припоминаем давно забытое. Это значит, что оно из нашего психического резервуара или хранилища поднимается на поверхность и представляется нашему внутреннему зрению. То же происходит в нас, когда мы узнаем уже знакомый нам внешний предмет или явление». Когда же мы встречаем предмет или явление, которых до того времени совсем не знали, или забыли, то «мы сравниваем тогда полученное новое впечатление с однородными и сходными представлениями, которые находятся в нашей душе, и затем определяем, что они такое, куда его отнести, какие его отличительные признаки и какие общие с другими, т. е. узнаем его, но как нечто новое, чего мы прежде не знали. Все эти и подобные им психические процессы доказывают самостоятельную, хотя в большинстве случаев и бессознательную [подсознательную] деятельность души. <…>

Ряд выводов из положительных фактов привел нас к заключению, что психическая жизнь действительно есть нечто особое, самостоятельное, имеющее свою деятельность, свои процессы, свои отправления. Общее сознание называет это нечто — душою и противополагает [ее] как вообще окружающему материальному миру, так в особенности телу, которое, однако, в то же время представляется вместилищем души, ее скорлупою, хоть и чуждой ей по своей природе и своим свойствам… Будучи своего рода самостоятельным организмом [сущностью], душа при соприкосновении с внешним миром не сливается и не смешивается с ним».

Одной из излюбленнейших тем материалистов стало в наше время приравнивание человека к животным. Эта тема «повторяется на всевозможные лады и вошла в плоть и кровь взглядов и убеждений значительного большинства современного образованного общества. Все так ею проникнуты, что мы теперь едва уже сознаем, чем собственно разнится человек от остального мира. Между тем сравнение человека с животным есть довод не в пользу, а скорее против материалистических воззрений…» Человек коренным образом отличается от всего остального мира своей способностью передавать в образах и знаках свои психические состояния, свой взгляд на внешние предметы и явления. «Ни одно, даже самое развитое и совершенное животное не может изваять статуи, нарисовать картины, начертить план или фасад, положить звуки на ноты, написать письмо или книгу…

Душа представляет нечто особое, различное от материального мира. Мы должны признать душу, — пишет Кавелин, — за организм [сущность], но, конечно, особого рода, резко отличающийся от всех других известных нам во внешней природе. В частичке: Я выражается то, что человек внутренне, психически видит самого себя. Это состояние его можно выразить так: он смотрит на самого себя как на нечто постороннее, другое, сознавая в то же время, что это другое есть он сам…

Сознание, а тем более самосознание предполагают в душе два свойства: память и способность раздвояться внутри себя, оставаясь в то же время единой и цельной. На эти свойства указывает самое простое соображение. Видеть психически можно только то, что есть, находится в нашей душе, что, отпечатлевшись, сохранилось или удержалось в ней; а как психическое зрение есть обращение души на то, что в ней же самой происходит или на самую себя (в самосознании), то значит, она способна раздвояться в себе, оставаясь нераздельной и цельной. <…>

Память, в смысле свойства души сохранять впечатления, есть одно из первых, основных условий психической жизни. Если бы в душе вовсе не сохранялось то, что на нее действует, и каждое впечатление без следа исчезало вместе с удалением предмета или явления, которые произвели впечатление, то человек не мог бы ничего сопоставлять, сравнивать, различать, не мог бы узнавать знакомое, не имел бы ни представлений, ни мыслей, словом, он стоял бы ниже всех животных, которые, будучи психически менее развиты, чем человек, умеют, однако, различать предметы и узнавать их. Нет ни одного психического акта, который бы не предполагал памяти. Без нее было бы невозможно самое представление о душе, как о чем-то самостоятельном и самодеятельном…Нет ни малейшего сомнения в том, что мы удерживаем в душе не только черты человека, с которым познакомились, слышанный разговор или музыкальную пьесу, но и мысль, которая нам пришла в голову, чувства, желания, которые когда-то испытывали, намерение, созревшее в душе. Впечатления тоже сохраняются в душе…Сознавая свое чувство, мысль, намерение, мы в то же время знаем, что они находятся в нас, в нашей душе; сознавая себя, мы знаем, что это мы сами.

Тысячи данных показывают, — отмечает Кавелин, — что психические явления не остаются без глубокого действия и влияния не только на наше тело, но и на окружающий человека мир. Отсюда следует, что душа, которой приписываются психические явления, есть один из деятелей и в реальном мире. Опираясь на положительные факты, доступные внешним чувствам, можно доказать, что физическая природа преобразуется и получает другой вид везде, где является человек, и что эти преобразования совершаются при участии и под влиянием психических элементов».

2.12. Бехтерев

Владимир Михайлович Бехтерев (1857–1927) — известный невролог, психиатр, психолог, академик в работе «Психобиологические вопросы» («Научное обозрение», № 1, 1902) писал: «Внутренний мир человека, называемый в философии душою или духом, в физиологии сознанием или вообще психической сферой, представляют собою одно из тех явлений, которые всегда привлекали к себе пытливый ум человека. Этим именно и следует объяснить то обстоятельство, что уже со времен глубокой древности и до позднейшего времени создавались различные воззрения на природу души и на отношения ее к телу…

Все эти воззрения сводятся к двум главным, из которых одно может быть названо дуалистическим или дуализмом, другое же монистическим или монизмом. <…>

Дуалистическое воззрение, известное под названием дуалистического спиритуализма, рассматривает дух и материю, как две сущности, различные по природе своей: тело имеет протяженность, но бесчувственно; — душа, напротив того, непротяженна и представляет собою чувствующую сущность; тело подчинено механическим законам, душа же — психологическим законам. Обе эти сущности, не имея между собою ничего общего, связаны лишь внешним образом, но при этом тело является подчиненным душе, обладающей волей, которая властвует над телом, как нечто высшее, самостоятельное и само себя определяющее.

Второе воззрение предполагает существование лишь одной сущности, причем эта сущность является или духом, или материей, или же духом и материей одновременно. В последнем случае дух и материя представляются слитными, образуя одну нераздельную сущность. <…>

…Несмотря на необыкновенную по своим размерам затрату умственного труда со стороны видных мыслителей старого и нового времени, вопрос об отношении духовного или психического начала к физическому не продвинулся вперед ни на один шаг. Мы и теперь, как тысячу лет назад, останавливаемся перед назревшими загадками мира, что такое дух и материя и какое их взаимное отношение друг к другу?»

Переходя к выяснению собственных воззрений, Бехтерев пишет, что «нет никаких оснований в нашей внутренней психической деятельности обособлять не одну, а две энергии — психическую и нервную, так иначе мы запутаемся в дебрях параллелизма и должны будем признать, что благодаря какой-то таинственной силе или благодаря предустановленной гармонии Лейбница при действии психической энергии всегда идет рука об руку и нервная энергия, неизбежно связанная с физическими изменениями нервной ткани, или должны будем признать, что психическое и физическое есть одно и то же, что в сущности также недопустимо…

Следует далее иметь в виду, что сознание не может быть результатом материальных условий.

Известное материалистическое изречение, по которому мозг производит мысль, подобно тому, как печень вырабатывает желчь, в настоящее время у всех серьезно мыслящих лиц вызывает улыбку, совершенно подобную той, которую способен в нас вызвать детский лепет.

Невозможность вывести сознательное из материального, между прочим, очень выразительно изображена знаменитым Du-Bois-Reymond’ом в следующем выражении: «Я полагаю, что могу весьма убедительным образом доказать, что не только при настоящем состоянии наших знаний сознание необъяснимо из материальных условий, в чем каждый согласен, но что по природе вещей оно никогда не станет объяснимым из этих условий. Противоположное мнение, что нельзя терять надежды на познание сознания из материальных условий и что последнее может еще удасться по накоплении в продолжении ста тысячелетий непредвидимого богатства человеческих знаний — есть второе заблуждение, которое я намерен оспаривать…

Я намеренно употребляю здесь слово «сознание», так как здесь дело идет о духовном процессе какого бы то ни было характера, даже и простейшего. <…>

В самом главном, — объяснение из материальных условий наиболее возвышенной деятельности души не менее затруднительно, чем объяснение из них воспринимаемых чувствами ощущений.

С первым возбуждением удовольствия или неудовольствия, которое ощутило наипростейшее живое существо на Земле, с первым восприятием качества уже разверзается пропасть, и мир становится вдвойне непонятным» [«Veber die Grenzen des Naturerkennens, Die sieben Wetrathsel», 1884, E. Du Bois-Reymond].

Другой могикан мысли, проф. Grizinger [ «Душевные болезни», 1875], по поводу того же предмета выражается не менее решительно: «Действительного описания того, что происходит в душе, не может дать ни материализм, стремящийся объяснить душевные процессы деятельностью тела, ни спиритуализм, объясняющий тело душою. Если бы мы действительно знали все, что происходит в мозге при его деятельности, если бы мы могли проследить во всех подробностях все химические, электрические и т. п. процессы, то и тогда даже это не повело бы ни к чему. Все колебания и дрожания, все электрические и механические процессы не составляют еще душевного состояния представления. Каким образом они обращаются в последнее — загадка, вероятно, никогда не разрешимая, и, мне кажется, что если даже к нам сошел теперь с неба ангел, чтобы объяснить это, то наш разум не был бы в состоянии даже и понять его!»

По Гёффтингу [датский философ, историк философии], физические причины могут иметь только физические следствия, сознание же необъяснимо физическими причинами.

Лопатин по этому поводу говорит: «Что субъективный язык — наше сознание — существует — это несомненнейший факт из всех доступных для каждого из нас. <…>

Что данный факт имеет причину — это тоже должно быть бесспорным для каждого, кто полагает, что нет в мире беспричинных вещей. Но такою причиною не могут быть физические процессы, ввиду их абсолютной несоизмеримости с этим фактом; эта причина должна иметь особую природу сравнительно с предметами и явлениями, о которых ведает физика и которые всецело подчиняются ее законам…» («Вопросы философии и психологии», № 39, 1897).

В подобном же смысле высказываются и многие другие авторы и должно признать, что за этими взглядами стоит непреложная сила логики. <…>

Мы, — говорит Бехтерев, — держимся… идеи параллелизма, как научного факта, но признаем, что психическое и физическое суть два несоизмеримых между собою явления, не допускающих никаких непосредственных переходов одно в другое. Если же они всегда и везде протекают параллельно, то этот факт объясняется ничуть не тождеством физического и психического, рассматриваемого нами лишь с двух различных точек зрения, как допускают некоторые, а тем, что оба порядка явлений обязаны своим происхождением одной общей, скрытой от нас причине, которую мы условно назовем скрытой энергией. Если два несоизмеримых друг с другом порядка явлений протекают совершенно независимо друг от друга, нигде друг с другом не встречаются и, тем не менее, везде и всюду протекают параллельно, то уже прямая логика вещей приводит к выводу, что оба порядка явлений, т. е. психические и физические процессы, должны иметь одну общую производящую причину, которую мы и обозначаем именем скрытой энергии. <…> Разные формы проявления деятельного начала в природе мы называем силами или энергиями. Таким образом, и под названием скрытой энергии мы понимаем особый вид деятельного начала, присущий всякой вообще живой организационной среде и не представляющий собою чего-либо материального в настоящем смысле этого слова.

<…>…Скрытая энергия организмов есть ничто иное, как особый вид мировой энергии, как деятельного начала в природе, внешним выражением которой являются те физические или материальные изменения в нервной ткани, которыми сопровождаются, вообще, все совершающиеся в ней процессы проведения, тогда как внутренним выражением той же энергии являются те субъективные или сознательные явления, которые мы открываем в нас самих путем самонаблюдения… Считаем возможным допустить, что проявления скрытой энергии организмов в форме сознания обусловливаются теми особыми условиями среды, которую они собою представляют».

Далее Бехтерев пишет: «Открываемый нами путем самонаблюдения субъективный или сознательный мир представляет собою такого рода явления, причины которых кроются в особой, непознаваемой непосредственно, скрытой от нас энергии. Все, так называемые психические образы (ощущения, чувствования, представления и пр.), суть лишь внутренние знаки тех количественных превращений, которым подвергается скрытая энергия в нас самих при внешних воздействиях на наши органы чувств. <…>…И все внутренние факты и явления, которые мы открываем в нас самих путем самонаблюдения, и все сопутствующие им материальные изменения нервных центров обязаны своим происхождением скрывающейся за ними энергии. <…>

Таким образом, нам становится понятным тот факт, что высшее развитие скрытой энергии вместе с богатым развитием умственных сил получает пластическое выражение в прекрасно развитом мозге, в то время как материальные нарушения мозга приводят eo ipso к измененному проявлению скрытой энергии, а следовательно, и к нарушению умственных отправлений. <…>

…Между скрытой энергией, с одной стороны, и психическими явлениями, а равно и материальными процессами в мозгу, с другой, существуют отношения причины к следствию. Так как при этом все психические процессы обязаны своим происхождением одному и тому же источнику, т. е. скрытой энергии, подчиняющейся в своих проявлениях определенным законам, то и между ними самими устанавливается постоянное взаимоотношение определенной последовательности, которое мы обыкновенно уподобляем причинным соотношениям…

Так как субъективные явления суть прямые выразители или, точнее говоря, показатели скрытой энергии, доступные нашему самонаблюдению, то очевидно, что мы их признаем за внутренние руководители наших стремлений, действий и поступков, тогда как основной причиной наших стремлений, действий и поступков является непознаваемая нами непосредственно скрытая энергия. Та же скрытая энергия при посредстве производимых ею субъективных образов дает возможность качественной оценки явлений внешнего мира по отношению к субъективным потребностям организма, как проявлению той же скрытой энергии».

Подвергнув анализу многочисленные работы, посвященные исследованию электрохимических реакций нервной ткани высших организмов, Бехтерев пишет: «Электрохимические реакции нервной ткани высших организмов мы можем уловить точными измерительными приборами (отклонение стрелки мультипликатора, повышение Т°, кислотная реакция, материальные изменения нервных клеток, ядра их и пр.). Но в чем, собственно, заключается причина того, что электрохимические реакции в нервной ткани высших животных (как и в протоплазме простейших), наряду с материальными изменениями приводят к развитию субъективных явлений, сознания, современный научный анализ оставляет без ответа, как он отставляет без ответа природу энергии вообще. Мы ни на йоту не приблизились к пониманию сущности энергии или силы с тех пор, как мысль человеческая начала задаваться вопросом о начале Вселенной, о жизни и о природе сознания…»

2.13. Фаминцын

Российский физиолог, академик Андрей Сергеевич Фаминцын (1835–1918) в работе «Современное естествознание и психология» (1898) писал: «Современное естествознание зиждется на следующих положениях. Мироздание есть единое целое. Человек — частичка мироздания и, как таковая, отражает в себе все особенности последнего и ничем существенным от природы его окружающей, не отличается; так что различие между живым и мертвым есть лишь поверхностное, так сказать, второстепенное. Силы, заправляющие явлениями мертвой природы, заправляют и явлениями жизни; никакой особенной жизненной силы, отличной от вездесущих сил природы, в живом организме нет. Явления жизни принадлежат к той же категории, как и явления мертвой природы, и отличаются от последних лишь большею сложностью. <…>

Мы непосредственно сознаем внутреннюю сторону явлений нашей жизни, но сравнительно лишь мало знаем о внешних, материальных процессах, происходящих в нас; что же касается до явлений внешнего мира, то мы сравнительно легко познаем внешнюю их сторону, между тем как внутренняя остается и в настоящее время неразгаданной тайной.

Я вполне сочувствую мысли, что одни и те же законы заправляют как явлениями мертвой природы, так и явлениями жизненными, но не могу согласиться, чтобы сводимые на движение атомов законы физики и химии, представляющие нам лишь внешнюю сторону явлений мертвой природы, могли бы исчерпывать собою явления жизни полностью, т. е. только со стороны внешнего ее проявления, но и хорошо знакомую нам по непосредственному ощущению ее внутреннюю — психическую сторону. <…>

Я не считаю возможным допущение двух, якобы реальных сущностей: духа и материи (субстанции); принимая оба эти термина за абстракцию, я не могу не признать за ложные и все, на реальности их построенные философские системы. Явления духовные и материальные, различаемые лишь по способу познавания их нами, могут ведь оказаться на самом деле лишь различными сторонами одного и того же бытия, в котором взаимные их отношения представляют для нас неразрешимую тайну».

2.14. Дубровский

Доктор философских наук Д. И. Дубровский, анализируя достигнутый к концу двадцатого столетия уровень разработки кардинальной проблемы современной науки: сознание и мозг, пишет в книге «Мозг и разум» (1994): «Главные теоретические трудности проблемы «психика и мозг» встают перед нами, когда психическое берется в качестве явлений сознания и речь идет о выяснении двух главных вопросов: 1) как связаны явления сознания с мозговыми вопросами, и 2) каким образом явления сознания способны управлять телесными изменениями».

Сегодня в многочисленных работах, посвященных проблеме духовного и телесного, сознания и мозга доминируют два направления: одно основано на материалистическом подходе, другое — на принципах дуализма.

К великой досаде «научных материалистов» приверженцами дуалистического направления оказались такие выдающиеся нейрофизиологи, как И. Шеррингтон, У. Пенфилд, лауреат Нобелевской премии Джон Эклс, Э. Полтен и другие. Так, Эклс неоднократно в своих работах и выступлениях отмечал, что дуализм является единственно приемлемой позицией для решения проблемы духовного и телесного.

Ограничиваясь последними десятилетиями, Дубровский выделяет, не считая дуализма, три главные парадигмы и соответственно три разных концептуальных подхода к проблеме «сознание и мозг»: физикалистский, бихевиоральный и функционалистский.

Физикалистский подход базируется на том, что весь мир являет собой совокупность физических процессов, поскольку любое знание, в конечном счете, базируется на физике. Его последователями были Бюхнер, Фогт, Моллешот, Д. Армстронг и другие.

Особенность бихевиорального подхода состоит в том, что явления сознания и мозговые процессы рассматриваются нерасчлененно, в их изначальном единстве и описываются в поведенческих терминах, в отождествлении сознания с рефлексом. Последнее особенно часто встречается в работах современных последователей учения И. П. Павлова, в которых психические явления рассматриваются как рефлекторная деятельность высшей нервной системы. Отождествление сознания с рефлексом, считает Дубровский, совершенно несостоятельно: желаемое выдается за действительное.

Функционалистский подход при решении проблемы «психика и мозг» рассматривает психические явления в качестве функциональных состояний мозга, как функциональные свойства протекающих в мозгу нейрофизиологических процессов. В этом подходе при описании психических и нейрофизиологических процессов используются синергетика, кибернетика, теория информации, семиотика, системные и структуральные исследования. Трактовка психических явлений с позиций информационных процессов, которые, как предполагается, осуществляет мозг, ряд современных исследователей считают наиболее перспективным в решении проблемы «сознание и мозг». Но так ли это?

2.15. Полонников

Доктор технических наук Р. И. Полонников придерживается идеи, что в основе мира лежит информация. Вот, что он пишет по этому поводу в работе «Информатика — на пути к новой парадигме?» (журнал «Парапсихология и психофизика», № 1, 1999).

«Будем считать материальное и идеальное проявлением более общей сущности — мира, как живого целого. Как все живое он обладает и сознанием — вселенским сознанием, достоянием которого являются своеобразные банки данных в виде:

— антропного принципа, категорий (пространства-времени, причинности, взаимодействия, импликативных связей и т. п.; у Канта 12 категорий) и законов сохранения;

— смыслов;

— сферы ценностей (истина, красота, добро, свобода, святыня и т. д.).

Попробуем…, опираясь на сделанное допущение, дать содержательное определение информации. Итак, информация — это универсальная реалия, действующая в сфере материального и в сфере идеального, проявляющая себя в этих сферах как процесс, функция, мера и свойство (материи и живого) и существующая в этих сферах как вселенская целестремительная семиотическая система, наделенная различной степенью анимации (проявления интуиции, чувственно-образного восприятия и реагирования, эмоционального содержания и т. п.).

Важнейшей особенностью информации следует считать содержащийся в ней непроявленный смысл. Проявление (раскрытие) смысла производится оператором индивидуального сознания. Изначальная приуготовленность смыслов требует допущения существования метасистемы (надиндивидуального сознания, метасознания, вселенского сознания, Абсолюта, Логоса и т. п.). Проявление смысла — понимание — преобразует информацию в знание.

Проявление смысла невозможно без использования категории оценки, опирающейся на приуготовленную сферу ценностей. Без знания нет жизни, нет развития, нет цивилизации. Даже электрон должен многое «знать». <…>

Эволюция всякого живого существа подчиняется принципу максимума информации и направлена на повышение эффективности его деятельности. С появлением человеческой руки, способной свободно манипулировать предметами, эта тенденция эволюции получила новое направление. Его содержание состоит в создании и применении орудий труда и знаков, которые затем превращаются в машины и системы машин, в знаковые информационные системы. Орудия и знак встают между человеком и окружающей средой, становятся посредниками между ними. Большую часть вводной информации человек начинает получать не непосредственно, а через знаковые формы, точно так же, как большую часть своих воздействий на среду он оказывает не непосредственно, а через орудия труда. Основная черта орудий и знаков, отличающая их от органов человека, — это возможность их быстрого и безграничного совершенствования, темпы которого намного превосходят темпы эволюции естественных органов. Кроме того, орудие и знак являются еще и инструментами рефлексии: орудие можно использовать для изготовления других орудий, а знак — для обозначения других знаков, что многократно умножает их эффективность и наращивает темпы эволюции. В нашу эпоху люди проникают в отдаленные, непосредственно недоступные для наших чувств области природы, лишь косвенно, с помощью сложных технических средств, поддающихся исследованию. <…>

Основные формы существования информации: знаки, образы, символы, сигналы, коды и, наконец, языки (естественный, научный — язык математики, образный). Безусловно, что основополагающей из них является последняя, то есть — язык. Все остальные являются производными, выводимыми из нее». Считается, что именно на основе информатики — науки об информации и информационных взаимодействиях возможно создание технических интеллектуальных систем управления (ТИСУ). «Для создания ТИСУ, — пишет Полонников, — необходимо научить компьютер оперировать языком человека. Главной из этих операций является понимание смысла поступающих в компьютер сообщений», так как «способность к пониманию является центральным признаком искусственного интеллекта». Однако более трех десятков лет, потраченных мировым научным сообществом на создание искусственного интеллекта, не привели к положительному результату.

В работе «Биомедицинская информационная система для оценки и прогнозирования динамики возможного развития процессов в организме и сознании» («Биомедицинская информатика и эниология», 1995) Полонников и другие, давая определение сознанию, пишут: «Сознание — универсальное явление, существующее повсюду: и в самых маленьких и в самых крупных объектах Вселенной», то есть сознанием наделено все сущее, и даже атомы и молекулы способны обмениваться между собой и окружающим миром информацией, могут реагировать на последнюю квазиинтеллектуальным образом. Только «сознание в атомных, молекулярных и неживых системах представляется… пассивным (не проявленным) совсем не в силу его отсутствия или характерного отличия его свойств на данных уровнях, а по причине микроскопичности составляющих часть целого элементов и нашей неспособности увидеть его в данной системе в настоящем свете».

2.16. Волченко

Академик В. Н. Волченко считает, что «сознание целесообразно понимать, как высшую форму информации — творящую информацию, причем «информация — сознание» понимается столь же фундаментальным проявлением Вселенной, как и «энергия — материя». Исходя из этой парадигмы, он строит информационно-энергетическую модель Мира Сознания, объединяющую вещественный и тонкий миры (см. «Миропонимание и экоэтика XXI века», 2001; «Духовная экоэтика в мире сознания и в Интернете» в журнале «Сознание и физическая реальность», 1997, т. 2, № 4). При этом автор широко использует различные виды информационно-энергетических взаимодействий, которые имеют место в природе. В модели предполагается, что жизнь можно измерять накопленной в системе информацией, точнее — уровнем сознания. Расположив при построении модели все живые системы вдоль стрелы роста сложности этих систем (стрелы витальности, или жизнеспособности), автор построил информационно-энергетическое пространство (IEV-пространство) Универсума, в котором информативность I линейно растет при переходе от косных к живым системам, а энергетичность Е гиперболически падает. Под витальностью (жизнеспособностью) понимается отношение удельного объема структурно-смысловой информации, вырабатываемой в системе, к необходимой для этого удельной энергии, то есть, V = I / E. При этом для живых систем доминантой состояния является информация, а для косных — энергия. К живым системам отнесены мир человека, животный и растительный миры, к неживым — твердое, жидкое, газообразное состояние веществ, компьютерные системы. Считается, что рост витальности, зависящий от возрастания количества и качества информации в элементарных ячейках Универсума, ведет к совершенствованию косного вещества, его переходу к живым системам и в конечном счете — к человеку.

«Особенности модели академика В. Н. Волченко, — пишут В. и Т. Тихоплавы в книге «Начало начал», 2005, — в том, что все системы как в вещественном, так и в Тонком Мире — информационно-энергетические и могут рассматриваться как живые, обладающие в той или иной мере эквивалентом сознания. IEV-пространство Вселенной является миром сознания, единым для вещественных и чисто информационных систем.

Важнейший вывод, который позволяет сделать модель информационно-энергетического Мира Сознания, таков: человеческое сознание — это неотъемлемая часть Сознания Вселенной как живой системы! Кроме того, IEV-модель четко показывает, что все, окружающее нас, и есть… Мир Сознания! Все творится Сознанием!»

Абсолютно вся информация, считают Тихоплавы, которая имеется у человечества, получена из единого источника знаний — из информационного поля.

2.17. Налимов

Доктор технических наук, профессор В. В. Налимов, рассматривая сознание как некий смысл, в книге «Спонтанность сознания: вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника» (1989) пишет: «Всякий текст — это носитель смыслов.

Наш текст особый — удивительно гибкий, подвижный, динамичный, способный к изменению. Текст эволюционирующий. Все время создающийся заново.

Сознание открыто Миру. Взаимодействуя с ним, оно управляет своей текстовой природой. Управляя, задает вопросы и прислушивается, получая ответы из ниоткуда, из Мира метасемантики. Создавая новые тексты, сознание порождает новые Миры — новые культуры. Сознание оказывается трансцендирующим устройством, связывающим разные Миры. Оно выступает в роли творца — микродемиурга.

Такова картина, возникшая у нас на фоне того, что мы узнали за всю свою жизнь. Чтобы ее детализировать, нам надо набросать хотя бы весьма схематические контуры карты функционирования человеческого сознания (рис. 2.3). Будем исходить из многоуровневой схемы. Первый, высший уровень — это тот слой нашего сознания, где смыслы подвергаются раскрытию через обычную — аристотелеву логику. Это уровень логического мышления. Второй уровень — это уровень предмышления, где вырабатываются те исходные постулаты, на которых базируется собственно логическое мышление.

Третий уровень — это подвалы сознания, там происходит чувственное созерцание образов. Там осуществляется встреча с архетипами коллективного бессознательного, если пользоваться терминологией Юнга. А дальше — нижний слой — само физическое тело. Здесь скорее всего мы имеем в виду общесоматическое состояние человека. Эмоции, столь сильно влияющие на состояние сознания человека, возникают, вероятно, в теле, а не непосредственно в мозгу… Те измененные состояния сознания, которыми так интересуется сейчас трансперсональная психология, возникают при отключении верхнего, логически структурированного уровня. Отключение осуществляется направленным воздействием на тело — релаксацией, сенсорной депривацией, регулированием дыхания.

Управляющему воздействию подвергается все, что может изменить собственное время. В этой системе представлений тело, если хотите, становится одним из уровней сознания.

Рис. 2.3. Карта сознания в вероятностно-ориентированной модели личности (по В. В. Налимову)

На рис. 2.3 кроме трех уровней собственно сознания и четвертого уровня — уровня телесной его поддержки, показан еще пятый, отдельно отстоящий уровень — уровень метасознания. Этот уровень не входит в семантически-телесную капсулизацию человека. Не будем бояться непривычно звучащих (для науки) метафор и положим, что уровень метасознания уже принадлежит трансличностному — космическому (или — иначе — вселенскому) сознанию, взаимодействующему с земным сознанием человека через бейесовскую логику. На этом космическом уровне происходит спонтанное порождение импульсов, несущих творческую искру… (будем их называть бейесовскими фильтрами). Таким образом, показывается, как «гностическая плерома» через человека, локализованного в теле — носителе смыслов, — доходит до возможности взаимодействия с реальным (готовым к социальному действию) миром земной жизни, созданной в значительной степени смыслами, запечатленными в человеке. Так возникает миф, расширяющий границы личного сознания до существования того, что в какой-то степени напоминает ноосферу… Представление о ноосфере обретает некоторую конкретность.

Первые три уровня, приведенные на рис. 2.3, будем называть собственно сознанием человека. Часть сознания — уровни (2) и (3) отождествимы с бессознательным. Здесь существенное отличие от З. Фрейда. Для него не существовало уровня (2), поскольку он не рассматривал логику порождения смыслов как самостоятельную задачу. Для него бессознательное порождалось влечением, инстинктивным по своей природе, что означало, что в игру включался прежде всего уровень (4) и уровень (3), но последний лишь в смысле развития там пансексуальной доминанты. Конфликт, трагический для личности и в то же время творческий, в широкой исторической перспективе, созревал в нашей интерпретации Фрейда при столкновении уровней (3), (4) непосредственно с уровнем (1).

Уровень (5) у нас выступает как некий неподвластный нам, спонтанно действующий и потому таинственный для нас семантический триггер. Фрейду он был не нужен, так же, как был не нужен уровень (2), через который этот триггер действует. И именно в этом смысле концепция Фрейда несла отпечаток грубого — механистического материализма. Уровень (3) у нас связан с уровнем (6) — нижним слоем космического сознания. Это сближает нас с представлениями К. Юнга о коллективном бессознательном.

Но Юнг опять-таки миновал представление об уровне (2) — для него не возникала задача рассмотрения логики глубинных процессов мышления, а следовательно, космическое сознание не выступало у него в виде нарисованного у нас двухслойного пирога. Двухслойность здесь интерпретируется так: нижний слой — это мир фиксированных архетипов, это как бы наружная, защитная оболочка космического сознания, или — иначе — подвалы этого сознания; второй слой — область порождения творческих импульсов. Вход в него осуществляется через защитный слой коллективного бессознательного, где архетипы, по выражению самого Юнга, выступают в роли ключей.

Итак, в нашей модели, — пишет Налимов, — новым, самым существенным моментом является введение уровней (2) и (5), ответственных за процесс предмышления, играющий, как это нам кажется, решающую роль в функционировании сознания. Нам представляется, что именно с помощью процессов, протекающих на этих уровнях, раскрываются смыслы а нашем сознании». Процессы, происходящие на втором уровне, и есть внутренний семантический облик человека. «Именно на этом уровне, — считает Налимов, — смыслы обретают свою действенную силу».

Описание процессов, происходящих на уровне предмышления, выполнено на основе вероятностного исчисления смыслов. В качестве исходных предпосылок этого исчисления приняты следующие:

— весь эволюционирующий мир рассматривается как множество текстов. В случае биосферы текстами являются отдельные особи, виды и другие составляющие биосферы, для ноосферы — сознания людей как в их личных, так и коллективных проявлениях;

— тексты характеризуются дискретной (семиотической, т. е. знаковой стороной языка) и континуальной (семантической, т. е. смысловой стороной языка слов) составляющими;

— семантика определяется вероятностно задаваемой структурой смыслов, а смыслы — это то, что делает знаковую систему текстом;

— смыслы мира спрессованы так, как спрессованы числа на действительной оси;

— спрессованность смыслов — это нераспакованный (непроявленный) Мир: семантический вакуум; — распаковывание (проявление текстов) осуществляется вероятностной взвешиваемостью оси µ: разным ее участкам приписывается разная мера. Метрика шкалы µ предполагается изначально заданной и остающейся неизменной;

— семантика каждого конкретного текста задается своей функцией распределения (плотностью вероятности) — р (µ).

«Введение в рассмотрение вероятностной меры, — пишет Налимов, — позволяет сделать смыслы соизмеримыми по своей значимости для человека, если принять постулат о возможной упорядоченности смыслов по оси µ. Смысл того или иного текста, взятого в целом, оказывается теми весовыми соотношениями, которые определяются функцией р(µ). Смыслы, будучи по своей природе качественными, обретают количественную характеристику». Отмечается, что «природа смысла может быть раскрыта только через одновременный анализ семантической триады: смысл, текст, язык…

Каждый элемент триады раскрывается через два других. Включая в триаду язык, мы вносим представление о том, что сама триада становится возможной только когда есть наблюдатель — носитель сознания, воспринимающий тексты и оценивающий смыслы. Триада становится носителем сознания.

Если мы теперь хотим говорить о смыслах нашего Мира в целом, то его природе надо приписать текстово-языковую структуру. <…>

Процесс порождения или понимания текста — это всегда творческая акция. С нее начинается создание новых текстов, и ею завершается их понимание. Все это осуществляется в подвалах сознания, где мы непосредственно взаимодействуем с образами.

…Это чаще всего неосознанный процесс, скрытый под покровом логически структуированного восприятия Мира. Пережитое в подвалах сознания передается на уровень предмышления, где таким образом создается обстановка, благоприятная для появления тех или иных фильтров, фигурирующих в бейесовской логике».

Выход на вершину надводной, видимой части айсберга сознания — «это не единственно возможное, исконно заложенное проявление нашей природы. <…>

Замыкание мышления на подвалы сознания позволяет связать нашу интеллектуальную деятельность непосредственно с телесным состоянием человека».

Налимов придерживается мысли, что «Мир во всех своих проявлениях — физическом, биологическом или психологическом — устроен некоторым одинаковым образом. Его сердцевиной является некая изначально заданная данность, раскрывающаяся через число… Нельзя сказать что-либо серьезное о сознании, не постулировав изначальное существование непроявленной семантики. <…>

Глобальный эволюционизм… оказался возможным потому, что на Земле и в Космосе в целом реализовались совершенно уникальные внешние условия, а в глубинах Мироздания оказались заложенными потенциальные возможности семантической Природы, которые в этих условиях могли раскрываться через многообразие живых текстов».

2.18. Джан

Некоторые современные физики ведут поиск возможностей квантово-механической интерпретации феномена сознания. О подходе к сознанию с позиций квантовой механики говорят такие крупные ученые, как П. К. Муртал (США), Р. Пенроуз (Англия), Р. Джан, Б. Дан (США) и другие.

Укажем здесь на теоретическую модель квантовой концепции сознания, разработанную в лаборатории Школы инженерных и прикладных наук Принстонского университета под руководством Р. Джана (см. «Принципы реальности. Роль сознания в физическом мире», 1995; «О квантовой механике сознания применительно к аномальным явлениям», 1984–1986). В этой модели авторы исходят из двойственности сознания, а также из положения о том, что любая функционирующая система (как живая, так и неживая) может быть квалифицирована, как обладающая сознанием. Квантовая теория сознания строится на таких трех постулатах, как: геометрия реальности, волновая природа сознания и квантовая механика человеческого опыта. Полагается, что сознание — это диффузная среда, заполняющая бесконечную область внешнего мира. Сознание включает в себя все аспекты человеческого опыта: эмоции, интуицию, восприятие, познание, а также подсознание, сверхсознание (или неосознанное), и оно заключено в так называемый «контейнер» («потенциальную яму», т. е. ограниченную область пространства, определяемую физической природой взаимодействия частиц, в которой потенциальная энергия частицы меньше, чем вне ее). Реальность, включающая в себя поведение, самовыражение и все проявления опыта, в квантовой модели сознания строится через взаимодействие человеческого сознания с окружением. В основании реальности положена информация, потоки которой могут течь в любом направлении, поскольку сознание не только вносит информацию в окружающий мир, но и извлекает ее из него. Особенность данной модели состоит в том, что двойственным (волна — частица) рассматривается само сознание человека, а не только физический мир. При этом частота и длина волн, квант и волновая функция, расстояние, время, масса, энергия, импульс, электрический заряд, магнитное поле рассматриваются в качестве информационно-организующих категорий, которые разработаны сознанием человека, чтобы привести в порядок хаос стимулов, которыми сознание обменивается с окружающим миром.

По аналогии с физическими величинами американские ученые разработали такие метрики сознания, как: пространство сознания, время сознания, масса и заряд сознания. Пространство сознания определяется числом шагов, необходимых ему для перехода от одной опытной позиции к другой. По аналогии с методами измерения физического времени (колебание маятника, течение песка, солнечные, лунные и земные циклы) колебания сознания, или его циклы обработки информации, рассматриваются в качестве периодов, которыми измеряется время познавательного или эмоционального опыта. Тогда скорость приема информации представляет собой число единиц информации на единицу времени ее обработки данным сознанием. Под массой сознания понимается количество информации или энергии, требуемой для смещения сознания с данной позиции. Кинетическая энергия сознания — способность вызывать изменения как в самом сознании, так и в его окружении, то есть чем больше кинетическая энергия сознания, тем выше его способность влиять на другие сознания или изменять свое собственное. Однако вышеуказанные метрики сознания не имеют сегодня количественных стандартов, в которых можно было бы его измерять.

В данной концепции авторы приняли, что человек — это квантово-механический атом сознания, способный взаимодействовать со своими соседями и различными частями своего окружения всеми способами, которые характерны для физической волновой системы, включая обмен излучением, тоннелирование (или коллапс волнового состояния) и квантово-механические столкновения. При этом предполагается, что длина волны сознания качественно отражает масштаб и глубину восприятия информации сознанием, а также точность, с которой оно адресует ее объекту излучения.

Короткие волны соответствуют редукционистскому, специализированному, аналитическому стилю мышления, а длинные волны отражают свободные, холистические, обобщенные и эстетические виды работы сознания. Обычному поведению человека соответствует достаточно коротковолновая функция сознания, тогда как если длина волны сознания превышает характерные размеры объекта внимания, то его точное определение становится невозможным изза таких процессов волновой механики, как интерференция, дифракция, тоннельный эффект.

Американские ученые на основе разработанной ими квантовомеханической теории сознания делают следующие выводы:

— различие между живыми и неживыми системами или между системами, обладающими и не обладающими сознанием, довольно размыто как с биологической, так и с физической точек зрения;

— любая функционирующая система, способная генерировать, получать или обрабатывать информацию, может быть квалифицирована как сознание;

— молекулярное сознание достигает самой сильной связи в тех случаях, когда роли утверждения и восприятия выполняются в режиме динамического обмена: дать — взять. Если два участника делают попытку играть одну и ту же роль, то возникает разрыв связи и их отторжение;

— любые ситуации, задачи, устройства, которые наделяются антропоморфными свойствами (т. е. свойствами сознания), могут приобретать свойства волновой функции сознания оператора для отображения их взаимодействия с окружением, включая оператора.

2.19. Велихов, Зинченко, Лекторский

В работе «Сознание: опыт междисциплинарного подхода» («Вопросы философии», № 11, 1988) вице-президент АН СССР Е. П. Велихов и другие отмечают, что «сознание как субъективная реальность не менее реально, чем любая другая сфера реальности. Однако главные вопросы, на которые нет однозначного ответа, состоят в следующем: где эта реальность находится и каким должен быть язык ее описания». В некотором роде — это «вечный вопрос». «Сознание» — это не просто эпитет, используемый применительно к понятиям «деятельность» и «личность», оно должно составлять их сущностное свойство, входить в их определение… С проблемами онтологии сознания и языка его описания теснейшим образом связана существенная методологическая проблема современной науки — проблема наблюдаемости — ненаблюдаемости изучаемого явления… Общеизвестно, что квантовая физика решает проблему наблюдаемости, ставя между наблюдателем и наблюдаемым объектом прибор, позволяющий получить объективные данные об этом объекте». Во многих направлениях психологии функцию «прибора» выполняет слово. Конечно, слово является важным инструментом исследования и богатейшим источником наших знаний о духовной жизни, об образных явлениях.

Однако при всем том слово — это прибор, который, в конечном счете, не дает сведений о сущности сознания.

«Недостаточность слова как прибора для изучения сознания, неполнота данности сознания в слове, обнаруживаемая даже в самонаблюдении, толкают многих ученых на поиски других приборов. Одно из предлагаемых решений состоит в том, чтобы между сознанием, как предметом исследования, и наблюдателем поставить в качестве прибора мозг… Однако не только многие философы и психологи, — пишет Велихов и др., — но и выдающиеся физиологи и нейрофизиологи (от И. Шеррингтона до А. Р. Лурия) его отвергают… Они утверждают простой, очевидный и все же многими неприемлемый тезис о том, что в мозгу есть многое, но непосредственно в нем нет ни грана сознания. Они его там не нашли, хотя и добросовестно искали». Поиски сознания в мозгу продолжаются, несмотря на заявления ряда выдающихся нейрофизиологов ХХ века (в том числе лауреата Нобелевской премии Эклса, видного нейрохирурга Пенфилда и других) о том, что поиски феномена сознания и его характеристик нельзя сводить к сколь угодно скрупулезному изучению интимных механизмов нервной системы в целом или ее отдельных нейронов, ионных токов, сопровождающих синаптическую передачу, морфологических особенностей и т. д. Бесперспективность поиска сознания в организме понимал и Гегель.

В качестве концептуальной основы междисциплинарных исследований сознания выдвигается методологическая идея трактовки сознания как «духовного организма», оснащенного функциональными органами.

«Какова же должна быть методология исследования сознания?

Как преодолеть ограниченные возможности наблюдения его образующих? Что касается проблемы наблюдаемости, — пишут авторы указанной выше работы, — то, может быть, с точки зрения исследователя, было бы лучше, если бы все образующие сознания были вовсе ненаблюдаемы, как это происходит в квантовой физике. Их частичная данность в наблюдении и самонаблюдении создает иллюзию того, что явления сознания вот-вот полностью раскроются. Равным образом, их частичная и довольно существенная неданность в наблюдении и самонаблюдении толкает ученых к тому, чтобы между сознанием, как предметом исследования, и наблюдателем в качестве прибора использовать чужеродные сознанию устройства, например, мозг или компьютер». Но сознание это не вещество, не вещь и не физиологический процесс!

В каком же состоянии находится разрешение проблемы сознания в современной науке?

Отвечая на этот вопрос, профессор Налимов констатирует: «Несмотря на все успехи нейрофизиологических исследований, несмотря на попытки физиков обратиться к квантово-механическому пониманию сознания, несмотря на всю убедительность практики Востока, направленной на регулирование состояний сознания через тело, несмотря на хорошо осознаваемую остроту проблемы, проблема материя — сознание остается нерешенной… Именно эта проблема расщепила философскую мысль на два враждующих лагеря. Но ни один из них не дал вразумительного раскрытия своих позиций. Если сознание есть функция высокоорганизованной материи, то где же модель, раскрывающая механизм этого функционирования? Почему ее не удалось создать до сих пор?

Неумение ответить на эти вопросы свидетельствует о нашем незнании фундаментального в природе человека. И именно здесь со всей очевидностью проявляется вся несостоятельность современной науки…»

3. ПО ТУ СТОРОНУ…

В 1915 г. в США вышла книга Джека Лондона (1876–1916) под названием «Смирительная рубашка: странник по звездам», в которой писатель от лица профессора Даррела Стэндинга ярко и во многом прозорливо рассматривает проблему жизни, смерти и вечности. Вот, что он пишет об этом: «Всю жизнь в душе моей хранилось воспоминание об иных временах и странах. И о том, что я уже жил прежде в облике каких-то других людей… Поверь мне, мой будущий читатель, то же бывало и с тобой. Перелистай страницы своего детства, и ты вспомнишь это ощущение, о котором я говорю, — ты испытал его не раз на заре жизни. <…> Эти отрывки детских воспоминаний — они принадлежат к другому миру, к другой жизни, они — часть того, с чем тебе никогда не приходилось сталкиваться в твоем нынешнем мире, в твоей нынешней жизни. Так откуда же они? Из какого-то другого мира?

Из чьей-то другой жизни? Быть может, когда ты прочтешь все, что я здесь напишу, ты найдешь ответы на эти недоуменные вопросы, которыми я сейчас поставил тебя в тупик и которые ты, еще прежде чем раскрыть мою книгу, задавал себе сам. <…>

Да, мрак темницы смыкается над нами, едва успеваем мы появиться на свет, и слишком быстро мы забываем все. Однако, рождаясь, мы еще помним иные места, иные времена. Беспомощные младенцы, покоясь у кого-то на руках или ползая на четвереньках по полу, мы грезим о полетах высоко над землей. Да, да.

И в наших кошмарах мы переживаем страдания и муки, изнывая от страха перед чем-то чудовищным и неведомым. Едва родившись, еще не получив никакого опыта, мы тем не менее уже с момента появления на свет знаем чувство страха, страх живет в наших воспоминаниях, — а воспоминания возникают из опыта.

Если говорить о себе самом, то в том нежном возрасте, когда я едва начинал складывать слова, а чувство голода или желание сна выражал еще в нечленораздельных звуках, — да, уже тогда я знал, что когда-то блуждал в пространстве среди звезд. Мой язык еще ни разу не произносил слова «король», а я помнил, что когда-то я был сыном короля. И еще я помню: я был рабом и сыном раба когда-то и носил на шее железное кольцо. Более того. В возрасте трех… четырех… пяти лет я не был самим собой. Я еще только начинался, мой дух еще не застыл в устойчивой форме, соответствующей моему телу, моему времени, моему окружению. В этот период все, чем я был в предыдущие «мои жизни», боролось во мне, в моей… душе, стремясь воплотить себя во мне и стать мною.

Нелепо, не правда ли? Но вспомни, мой читатель, который, как я надеюсь, будет странствовать со мной во времени и пространстве, вспомни, прошу, мой читатель, что я немало размышлял над этими предметами, что долгие, долгие годы, в бесконечном мраке, пропахшем кровью и потом, я оставался наедине с моими другими «я», и общался с ними, и изучал их. Я вновь претерпел горе и муки былых существований, чтобы принести тебе познание, которое ты разделишь со мной как-нибудь на досуге, спокойно перелистывая страницы моей книги.

Итак, как я уже сказал, в возрасте трех, четырех и пяти лет я еще не был самим собой. Я еще только выкристаллизовывался, обретая форму, в сосуде моего тела, и могучее неизгладимое прошлое, определяя, чем я стану, воздействовало на ту смесь, из которой я должен был сложиться. Это не мой голос раздавался по ночам, исполненный страха перед чем-то хорошо известным, что мне, без сомнения, не было и не могло быть известно. И не о том же ли самом говорят мои детские пристрастия, вспышки ярости или приступы хохота? Чужие голоса звучали в моем голосе, голоса живших когда-то встарь мужчин и женщин, голоса теней — моих предков. <…>

Но, пожалуй, мне пора представиться. Я не слабоумный и не сумасшедший. Я хочу, чтобы вы это поняли, иначе вы не поверите тому, что я хочу вам рассказать. Меня зовут Даррел Стэндинг…

Восемь лет назад я был профессором агрономии на сельскохозяйственном факультете Калифорнийского университета. Восемь лет назад сонный университетский городок Беркли был потрясен известием о том, что в одной из лабораторий геологического факультета убит профессор Хаскелл. Убийцей был Даррел Стэндинг.

Я и есть тот Даррел Стэндинг. Меня застигли на месте преступления. Кто из нас был прав, а кто виноват в этой ссоре, не имеет значения. То было сугубо личное дело. Важно лишь одно: в припадке гнева, оказавшись во власти багровой ярости, которая была извечным моим проклятием во все времена, я убил моего коллегу.

Так было записано в судебном решении, и я признаю, что на этот раз суд не ошибся.

Нет, меня повесят не за убийство профессора Хаскелла. За это преступление я был присужден к пожизненному заключению. Мне было тогда тридцать шесть лет. Теперь мне сорок четыре года.

Восемь последних лет я провел в Сен-Квентине — в государственной тюрьме штата Калифорния. Из этих восьми лет пять лет я прожил в полном мраке. Это называется одиночным заключением.

А те, кто его испытал, называют его погребением заживо. Но мне во время этих пяти лет жизни в могиле удалось достичь такой свободы, какой редко пользовался кто-нибудь из людей. Я был заперт в одиночке, меня бдительно охраняли, и тем не менее я не только скитался по свету, но странствовал и во времени. Те, кто замуровал меня там на несколько жалких лет, подарили мне, сами того не зная, простор столетий. <…>

Я прошел через все муки тюремной жизни, но страшнее всего…

был тот ад, который воцарился в карцерах» тюрьмы Сен-Квентин после того, как был раскрыт готовившийся побег заключенных.

«Одного за другим — и всякий раз по одному — заключенных уводили из камер, и один за другим, воя и стеная во мраке, обратно возвращались сломленные и телом и духом люди. А я лежал в своем карцере и прислушивался к этим стонам и воплям, к бессмысленному бормотанию одуревших от боли существ, и смутные воспоминания рождались в моей душе: мне начинало казаться, что когда-то я, надменный и бесстрастный, сидел на высоком помосте, и до меня доносились такие же вопли и стоны. Впоследствии, как вы увидите, я открыл источник этих воспоминаний, узнал, что эти стоны и вопли доносились со скамей, к которым были прикованы гребцы-рабы, а я, римский военачальник, слушал их, сидя на корме одной из галер Древнего Рима. Это было, когда я плыл в Александрию по пути в Иерусалим… Но об этом я расскажу позднее. А пока…

А пока я был во власти ужаса, наблюдая то, что творилось в карцерах, после того как был обнаружен готовившийся побег. Ни на секунду за все эти бесконечные часы ожидания, ни на секунду не покидала меня мысль о том, что рано или поздно настанет и мой черед отправиться тем же путем, как и другие заключенные, что и меня, как и других, подвергнут чудовищным мукам допроса, а потом принесут обратно утратившим человеческий облик и швырнут на каменный пол за обитую железом дверь карцера.

И за мной пришли. Безжалостно, грубо, с пинками и проклятиями, погнали куда-то, и я предстал перед капитаном Джеми и начальником тюрьмы Азертоном, окруженными своими подручными — наймитами штата Калифорнии и налогоплательщиков. <…>

Тюремное начальство предложило сделать выбор: если я укажу, где спрятан динамит, то буду назначен старостой тюремной библиотеки и освобожден от работы в ткацкой мастерской. Если же я откажусь сообщить его местонахождение, то до конца дней своих останусь в одиночке.

Мне дали двадцать четыре часа смирительной рубашки, чтобы я мог поразмыслить над их ультиматумом. Затем я вторично предстал перед тюремным начальством. Что я мог сделать? Я же не мог указать им, где хранится динамит, когда никакого динамита не существовало. Я так им и сказал, а они сказали мне, что я лгу. <…>

Меня поместили в одиночку номер один. В номере пятом сидел Эд Моррел. В номере двенадцатом находился Джек Оппенхеймер.

И он сидел там уже десять лет. А Эд Моррел сидел первый год. Он был приговорен к пятидесяти годам заключения. Джек Оппенхеймер был осужден пожизненно, так же, как и я. Казалось бы, всем нам троим предстоит пробыть там немалый срок. Однако прошло всего шесть лет, и уже никого из нас там нет. Джека Оппенхеймера повесили. Эд Моррел стал главным старостой Сен-Квентина и совсем на днях был помилован и выпущен на свободу. А я здесь, в Фолсемской тюрьме, жду, когда судья Морган в положенное время назначит день, который станет моим последним днем. <…>

Через несколько дней меня выведут из камеры и потащат к высокому шаткому помосту, над которым болтается крепкая веревка.

И с помощью этой веревки меня повесят за шею, и я буду висеть на ней, пока не умру. <…>

Дураки! Словно они могут лишить меня моего бессмертия с помощью своего неуклюжего приспособления из веревки и деревянного помоста! О нет, еще бессчетное количество столетий я буду бродить снова и снова по этой прекрасной земле! И не бесплотным духом буду я — я буду владыкой и пахарем, ученым и невеждой, буду восседать на троне и стонать под ярмом.

Очень тяжело и тоскливо было мне первые недели в одиночке, и часы тянулись нескончаемо долго. <…> А я был приговорен к пожизненному заключению, и это означало, что мне предстоит — если только я не сумею сотворить чудо, создав тридцать пять фунтов динамита из ничего, — все оставшиеся годы жизни провести в безмолвии и мраке. <…>

Для нас, живших в вечном мраке, дни и ночи сливались в одно. Спать мы могли в любое время, перестукиваться — только от случая к случаю. Мы пересказали друг другу почти всю нашу жизнь, и долгими часами Моррел и я лежали молча, прислушиваясь к доносившимся издалека слабым, глухим звукам. Это Оппенхеймер медленно, слово за словом выстукивал историю своей жизни». У Джека Оппенхеймера была кличка «Человек-Тигр». «Однако я видел в Джеке Оппенхеймере черты истинной человечности. Он был надежный и верный друг. Он никогда никого не выдавал, хотя не раз нес за это наказание. Он был отважен. Он был терпелив. Он был способен на самопожертвование…

Моррел был тоже добрый, верный товарищ и тоже обладал недюжинным умом. В сущности, трое самых умных людей в тюрьме Сен-Квентин (стоя одной ногой в могиле, я имею право заявить это, не боясь, что меня обвинят в нескромности) гнили бок о бок в одиночных камерах. <…>

Ребенок, который определил память, как «то, чем забывают», был не так уж неправ. Умение забывать — это свойство здорового мозга. Неотвязные воспоминания означают манию, безумие.

И в одиночной камере, где меня осаждали неотвязные воспоминания, я искал способа забыть. Но, забавляясь с мухами, играя сам с собой в шахматы, перестукиваясь с товарищами, я находил лишь частичное забвение, а искал я полного.

Оставались детские воспоминания об иных временах и об иных странах — «чуть брезжущие отблески сияния», как писал Вордсворт [выдающийся английский поэт-романтик (1770–1850)]. Неужели ребенок, становясь взрослым, утрачивает эти воспоминания безвозвратно? Неужели они полностью стираются? Или память об иных временах и об иных странах все еще дремлет, погребенная в нас, как я был погребен в одиночке тюрьмы Сен-Квентин?

Известны случаи, когда люди, приговоренные к пожизненному одиночному заключению, получали помилование и, словно воскреснув, вновь любовались солнечным светом. Так почему же не может воскреснуть и детская память о другой жизни?

Но как воскресить ее? Забыв настоящее и все, что легло между этим настоящим и детством, решил я.

А как же достигнуть этого? С помощью гипноза. Если с помощью гипноза мне удастся усыпить сознание и разбудить подсознание, тогда победа будет одержана, тогда все тюремные двери в мозгу распахнуться и узники выйдут на свободу, к солнцу. Так я рассуждал, а к чему это привело, вы узнаете далее. Но сперва я хочу рассказать про мои собственные детские воспоминания об иных временах. Я упивался тогда отблесками сияния других жизней. Меня, как и всех детей, мучила память, кем я был прежде. Происходило это в дни, когда я только становился самим собой, и присущие мне в иных жизнях характеры еще не затвердели и не выкристаллизовались в новую личность, которая несколько коротких лет звалась Даррелом Стэндингом.

Я расскажу только ободном эпизоде. Случилось это в Миннесоте на нашей старой ферме. Мне еще не исполнилось шести лет.

В нашем доме остановился переночевать вернувшийся из Китая миссионер, которого Миссионерский совет послал собирать пожертвования среди фермеров. То, о чем я хочу рассказать, произошло на кухне после ужина, когда мать укладывала меня спать, а миссионер показывал нам фотографии Святой Земли.

Я, разумеется, давно забыл бы то, о чем собираюсь сообщить вам, если бы впоследствии не слышал множество раз, как мой отец рассказывал об этом удивленным слушателям.

Увидев одну из фотографий, я вскрикнул и стал ее рассматривать — сначала жадно, а потом разочарованно. Сперва она показалась мне такой знакомой, словно это была фотография отцовского сарая, а потом все вдруг стало чужим. Однако я продолжал ее рассматривать, и изображение снова стало щемяще-знакомым.

— Это Башня Давида, — объяснил миссионер, обращаясь к моей матери.

— Нет! — убежденно воскликнул я.

— По-твоему, она называется не так? — спросил миссионер.

Я кивнул.

— Ну, а как же она называется, милый мальчик?

— Она называется… — хотел я ответить и запнулся. — Я забыл.

— Она стала какой-то не такой, — добавил я, помолчав. — Ее всю перестроили.

Тут миссионер выбрал из пачки другую фотографию и протянул ее матери.

— Я побывал здесь полгода назад, миссис Стэндинг, — сказал он и, указав пальцем, добавил: — Это Яффские ворота, через которые я прошел прямо к Башне Давида — она вот тут, на заднем плане, где прижат мой палец. В этом согласны все ученые-богословы. Эль Кулах называл ее…

Тут я опять перебил его и, показав на развалины в левом углу фотографии, воскликнул:

— Она где-то вот тут! Так, как вы, ее называли евреи. А мы называли ее по-другому. Мы называли ее… я забыл.

— Нет, вы только его послушайте! — засмеялся отец. — Можно подумать, что он бывал там!

Я уверенно кивнул, так как не сомневался, что мне доводилось бывать в тех местах, хотя они как-то странно изменились. Отец расхохотался еще громче, а миссионер решил, что я смеюсь над ним. Он показал мне еще одну фотографию: унылая пустыня, без единого деревца или травинки, прорезанная лощиной с пологими каменистыми склонами. Неподалеку виднелась кучка жалких лачуг с плоскими крышами.

— Ну, а это что такое, милый мальчик? — осведомился миссионер.

И я вспомнил.

— Самария! — ответил я, не задумываясь.

Отец захлопал в ладоши, мать совсем растерялась, не понимая, что на меня нашло, а миссионер как будто рассердился.

— Мальчик не ошибся, — сказал он. — Эта деревня действительно находится в Самарии. Я проезжал через нее. Поэтому я и купил эту фотографию. А мальчик, несомненно, уже видел другие такие фотографии.

Но и отец и мать стали уверять его, что этого быть не может.

— Только на картинке она не такая, — расхрабрился я, а моя память в это время деятельно восстанавливала все исчезнувшие особенности ландшафта. Общий его характер остался прежним, так же, как и очертания далеких холмов. Я начал вслух перечислять изменения, тыча пальцем.

— Дома были вот здесь, справа. А здесь были деревья, много деревьев, много травы и много коз. Я, как сейчас, их вижу. <…>

— Покажите ему еще что-нибудь, попросил отец.

— Тут все не так, — пожаловался я, разглядывая фотографию, которую протянул мне миссионер. — Только вот этот холм на месте и другие холмы. Вот тут должна бы проходить дорога.

А там — сады и дома за высокими каменными изгородями.

А с другой стороны должны быть расселины в скалах, где они хоронили своих покойников. Видите это место? Тут они кидали камнями в людей, пока не забивали их до смерти. Сам я этого не видел. Мне об этом только рассказывали.

— А что это за холм? — спросил миссионер, показывая на возвышенность в центре изображения, ради которой, видимо, и делался этот снимок. — Ты знаешь, как он называется?

Я покачал головой.

— Он никак не называется. Там убивали людей. Я сам видел много раз.

— То, что он говорит, теперь согласуется с мнением большинства авторитетов, — удовлетворенно заявил миссионер. — Этот холм — Голгофа, «Холм черепов», а может быть, ему дали такое название потому, что он напоминает по форме череп. Вот посмотрите, сходство действительно есть. Здесь распяли… — Он умолк и повернулся ко мне: — Кого они распяли тут, юный ученый? Скажи нам, что ты еще видишь?

Да, я видел — отец рассказывал, что глаза у меня так и лезли на лоб, — но я упрямо помотал головой и пробурчал:

— Я вам не скажу, потому что вы надо мной смеетесь. Я видел, как там убивали много людей. Их прибивали гвоздями долго-долго… Я видел, да только не скажу. Я никогда не вру. Вот спросите у моей мамы, вру ли я. Или у отца. Да он бы за вранье шкуру с меня спустил! Вот спросите его.

И больше миссионеру ничего не удалось от меня добиться, хотя он соблазнял меня фотографиями, от которых моя голова шла кругом: столько в ней теснилось картин-воспоминаний; слова сами рвались на язык, но я упрямо проглатывал их и молчал.

— Из него, надо полагать, выйдет хороший знаток священного писания, — сказал миссионер моим родителям, когда я, пожелав им всем спокойной ночи, ушел спать. — А может быть, благодаря такому богатому воображению он станет известным писателем.

Это доказывает, как ошибочны бывают пророчества. Вот и сейчас я сижу в камере Коридора Убийц и пишу эти строки, ожидая своего конца, или, вернее, конца Даррела Стэндинга, ибо его скоро выведут отсюда и, затянув на его шее петлю, попробуют погрузить во мрак; и я улыбаюсь про себя. Я не стал ни знатоком священного писания, ни модным романистом. Наоборот, перед тем, как меня на пять лет заживо похоронили в одиночке, я занимался тем, о чем миссионер даже не подумал: я был знатоком сельского хозяйства, профессором агрономии, специалистом по снижению непроизводительных затрат труда, экспертом интенсивного сельского хозяйства, ученым-исследователем, работавшим в лабораториях, где абсолютным законом являются точность и проверенные под микроскопом факты.

И вот я сижу жарким, летним днем здесь, в Коридоре Убийц, и перестаю писать свои воспоминания, чтобы послушать успокоительное жужжание мух в сонном воздухе… И, глядя на авторучку, зажатую в моей застывшей руке, я вспоминаю другие мои руки, которые в давно прошедшие времена сжимали кисточку, гусиное перо и стиль, и успеваю мысленно спросить себя, приходилось ли этому миссионеру, когда он был малышом, ловить чуть брезжущие отблески сияния и обретать на мгновение радость прежних дней скитаний среди звезд.

Но вернемся к дням, которые я проводил в одиночке, когда уже постиг код перестукивания, но все же находил часы, пока бодрствовало сознание, невыносимо долгими. С помощью самогипноза, к которому я прибегал не без успеха, я научился погружать свое сознание в сон и пробуждать, высвобождать подсознание. Но оказалось, что оно не знает и не признает никаких законов. Оно блуждало по кошмарам, где не было никакой связи между событиями, временем и личностью. Я гипнотизировал себя чрезвычайно простым способом. Усевшись по-турецки на свой тюфяк, я начинал напряженно вглядываться в обломок желтой соломинки, который прилепил к стене камеры вблизи от двери, где было светлее всего. Я смотрел на эту яркую точку, приблизив глаза почти вплотную к ней и заводя их кверху, чтобы напряжение было сильнее. Одновременно я ослаблял свою волю и отдавался головокружению, которое неизменно меня охватывало. И когда я чувствовал, что вот-вот потеряю равновесие и опрокинусь назад, я закрывал глаза и в тупом оцепенении падал на тюфяк. А затем полчаса или десять минут, а то и целый час нелепо метался по складам памяти о моих вечных возвращениях на землю, но эпохи и страны сменялись слишком быстро. Пробуждаясь, я сознавал, что весь этот пестрый и нелепый калейдоскоп был связан воедино личностью Даррела Стэндинга. Но и только. Мне ни разу не удалось полностью прожить какое-то единое существование, не удалось уловить в своем сознании единую точку совпадения времени и пространства. Мои сны, если их можно назвать снами, были лишены системы и логики. <…>

О, эта смена ярких образов и бурных жизней! На несколько минут высвободив свое подсознание, я успевал побывать в королевских дворцах, сидеть там выше соли и ниже соли, успевал стать шутом, дружинником, писцом и монахом; я успевал стать правителем, восседавшим во главе стола, — моя светская власть опиралась на мой меч, на толщину стен моего замка и на многочисленность моих дружинников, но и духовная власть принадлежала мне, потому что священники и жирные аббаты сидели ниже меня, тянули мое вино и угощались моим жарким.

Я носил железный ошейник раба под холодными небесами и любил принцесс царского дома в полную солнечных запахов тропическую ночь, когда черные невольники разгоняли духоту опахалами из павлиньих перьев, а вдалеке, за фонтанами и пальмами, раздавалось рыканье львов и вопли шакалов. Скорчившись в ледяной пустыне, я грел руки над костром из верблюжьего помета; я лежал ничком у высохшего колодца, в скудной тени спаленной солнцем полыни, и хриплым шепотом просил воды, а вокруг меня на солончаках валялись кости людей и животных, которые когда-то тоже просили воды, а потом умерли.

Я был рулевым на корабле и наемным убийцей, ученым и отшельником, я низко склонялся над рукописными страницами огромных пропыленных фолиантов в тихом полумраке монастыря, воздвигнутого на высоком холме, а на склонах, под монастырскими стенами крестьяне все еще трудились в виноградниках и среди олив, хотя солнце уже зашло, и пастухи гнали с пастбищ блеющих коз и мычащих коров; да, и я вел вопящие толпы мятежников по мостовой древних, давно забытых городов, разбитой колесницами и лошадиными копытами; торжественно и мрачно я объявлял закон, указывал на серьезность преступления и приговаривал к смерти людей, которые, подобно Даррелу Стэндингу в Фолсеме, нарушили закон. <…>

Вот какие обрывочные мимолетные видения посещали меня, когда в одиночной камере тюрьмы Сен-Квентин я терял сознание, пристально глядя на ярко блестевший обломок соломинки. Откуда приходили они ко мне? Я ведь не мог создать их из ничего в своей глухой темнице, как не мог создать из ничего тридцать пять фунтов динамита, которых с таким упорством добивались от меня капитан Джеми, начальник тюрьмы Азертон и тюремный совет.

Я, Даррел Стэндинг, родившийся и выросший на ферме в Миннесоте, в прошлом профессор агрономии, «неисправимый» арестант в тюрьме Сен-Квентин, а сейчас приговоренный к смерти человек в Фолсеме. И то, о чем я пишу, то, что я извлек из складов моего подсознания, не принадлежит Даррелу Стэндингу.

Я, Даррел Стэндинг, родившийся в Миннесоте и приговоренный к повешению в Калифорнии, никогда не любил царских дочерей в царских дворцах, никогда не дрался врукопашную на качающихся палубах, не тонул в винном погребе корабля, упившись ромом под пьяные крики и предсмертные песни моряков, когда судно билось и трещало на чернозубых рифах и вода журчала над головой, под ногами и повсюду вокруг.

Все это не имеет никакого отношения к жизни Даррела Стэндинга, и все же я, Даррел Стэндинг, нашел все это в тайниках моей памяти, гипнотизируя себя в одиночке Сен-Квентина. Все эти события так же не принадлежали Даррелу Стэндингу, как не принадлежало ему подсказанное фотографией слово «Самария», когда его детские губы произнесли это слово.

Нельзя создать что-нибудь из ничего. Как я не мог создать в одиночке тридцать пять фунтов динамита из ничего, так я не мог создать в одиночке из ничего эти видения времени и пространства, ведь они не имели отношения к жизни Даррела Стэндинга. Все это крылось в глубинах моего сознания, а я только-только начинал находить путь к ним. <…>

Однако в долгие мучительные часы бодрствования я, кроме того, научился чрезвычайно важной вещи: я научился подчинять тело духу. Я научился страдать пассивно, как этому, вероятно, выучиваются все, кто прошел высший курс смирительной рубашки. Это вовсе не просто — погружать мозг в такую сладостную нирвану, что он уже не воспринимает лихорадочных, томительных жалоб измученных нервов.

Именно потому, что я научился подчинять плоть духу, мне удалось так легко воспользоваться секретом, который открыл мне Эд Моррел.

— Ты думаешь, тебе крышка? — простучал мне как-то ночью Эд.

Перед этим я пролежал сто часов в рубашке и необычайно ослаб. Так ослаб, что не чувствовал своего тела, хотя все оно было сплошной массой синяков и страдания.

— Похоже, что крышка, — простучал я в ответ. — Если они еще немного постараются, мне конец.

— А ты им не поддавайся, — посоветовал он. — Есть один способ. Я сам научился ему в карцере, когда нам с Масси дали хорошую порцию рубашки. Я выдержал, а Масси протянул ноги.

Я выдержал только потому, что нашел способ. Но пробовать его надо тогда, когда совсем ослабеешь. Если у тебя еще есть силы, то можно все испортить и потом уж ничего не получится… Потому-то я и ждал, чтобы ты как следует ослаб. Теперь тебе без этого не обойтись, и я расскажу. Все зависит только от тебя самого. Если захочешь по-настоящему, то получится. Я это делал три раза, я знаю.

— Ну, так что же это за способ? — нетерпеливо простучал я.

— Вся штука в том, чтобы умереть в рубашке, заставить себя умереть. Сейчас ты меня, конечно, не понимаешь, но погоди. Ну, ты знаешь, как тело в рубашке немеет — то рука, то нога. С этим ничего поделать нельзя, но зато этим можно воспользоваться. Не жди, чтобы у тебя онемели ноги или тело. Расположись как можно удобнее и пусти в ход свою волю. И все это время ты должен думать только об одном и верить в то, о чем думаешь. Если не будешь верить, ничего не получится. А думать ты должен вот что: твое тело — это одно, а твой дух — совсем другое. Ты — это ты, а твое тело — чепуха и ни за чем тебе не нужно. Твое тело не в счет.

Ты сам себе хозяин. Никакого тела тебе не нужно. И когда ты подумаешь об этом и поверишь в это, то надо будет это доказать, пустив в ход свою волю. Ты заставишь свое тело умереть. Начать надо с пальцев на ноге, и не сразу, а по очереди. Ты заставляешь свои пальцы умереть. Ты хочешь, чтобы они умерли. Если у тебя хватит веры и воли, пальцы на твоих ногах умрут. Это самое трудное — начать умирать. Но стоит только умереть первому пальцу на ноге, как дальше все пойдет легко, потому что тебе незачем будет больше верить. Ты будешь знать. А тогда ты пустишь в ход всю свою волю, чтобы и остальное тело умерло. Я знаю, о чем говорю, Даррел. Я проделал это три раза. Как только начнешь умирать, дальше все пойдет гладко. А самое странное, что ты все время присутствуешь при этом целый и невредимый. Вот пальцы на твоих ногах умрут, а ты сам ничуточки не мертв. Потом ноги умрут по колено, потом по бедро, а ты все такой же, каким был раньше. Твое тело по кусочкам выходит из игры, а ты остаешься самим собой, точно таким же, каким был перед тем, как взялся за это дело.

— А что потом? — спросил я.

— Ну, когда твое тело целиком умрет, а ты останешься, каким был, ты просто вылезешь наружу и бросишь свое тело. А если ты выберешься из своего тела, то и выберешься из камеры. Каменные стены и железные двери не выпускают тела на волю. А дух они удержать не могут. И ты это докажешь. Ты же будешь духом снаружи своего тела. И сможешь посмотреть на свое тело со стороны. Я знаю, что говорю, я сам это проделал три раза — три раза смотрел со стороны на свое тело.

— Ха! Ха! Ха! — Джек Оппенхеймер простучал свой хохот через тринадцать камер.

— Понимаешь, в этом-то и беда Джека, — продолжал Моррел.

— Он не может поверить. Когда он попробовал, то был еще слишком силен, и у него ничего не вышло. А теперь он думает, что я его разыгрываю.

— Когда ты помрешь, то станешь покойничком. А покойнички не воскресают, — возразил Оппенхеймер.

— Да говорю тебе, что я умирал три раза, — настаивал Моррел.

— И дожил до того, чтобы рассказать нам об этом, — съязвил Оппенхеймер.

— Но помни одно, Даррел, — простучал мне Моррел, — это дело рискованное. Все время такое чувство, будто ты слишком своевольничаешь. Я не могу этого объяснить, но мне всегда кажется, что если я буду далеко, когда они вытащат мое тело из рубашки, то уж я не смогу в него вернуться. То есть мое тело по-настоящему помрет. А я не хочу, чтобы оно помирало. Я не хочу доставить такое удовольствие капитану Джеми и всей остальной сволочи. Но зато, Даррел, если ты сумеешь сделать это, то оставишь Азертона в дураках. Если тебе удастся убить вот так, на время, свое тело, то пусть они держат тебя в рубашке хоть целый месяц, это уж никакого значения не имеет. Ты не чувствуешь боли, твое тело вообще ничего не чувствует. Ты ведь слышал, что некоторые люди спали по целому году, а то и больше. Вот так же будет с твоим телом. Оно будет спокойненько лежать себе в рубашке, ожидая, чтобы ты вернулся. Попробуй, я тебе дело говорю.

— А если он не вернется? — спросил Оппенхеймер.

— Тогда, Джек, значит, в дураках останется он, — ответил Моррел. — А может, и мы, потому что торчим в этой дыре, раз отсюда так просто выбраться.

На этом наш разговор оборвался, потому что Конопатый Джонс, очнувшись от своего противозаконного сна, злобно пригрозил подать рапорт на Моррела и Оппенхеймера, а это означало бы для них смирительную рубашку на следующий день. Мне он грозить не стал, так как знал, что я получу рубашку и без этого.

В наступившей тишине я, забывая о ноющей боли во всем теле, начал размышлять о том, что сообщил мне Моррел. Как я говорил выше, я уже пробовал с помощью самогипноза вернуться к моим предыдущим бытиям. Я знал также, что мне это отчасти удалось, хотя видения мои прихотливо переплетались без всякой логики и связи.

Но способ Моррела настолько очевидно был противоположен моим попыткам загипнотизировать себя, что я заинтересовался.

При моем способе в первую очередь гасло сознание, при его способе сознание сохранялось до конца, и когда тело умирало, сознание переходило на такую высокую ступень, что покидало тело, покидало стены Сен-Квентина и отправлялось в дальние странствования, по-прежнему оставаясь сознанием.

«Во всяком случае, стоит попытаться», — решил я. Вопреки моему скептицизму ученого, я не сомневался в возможности проделать то, что, по словам Моррела, ему удавалось уже трижды.

Возможно, легкость, с которой я ему поверил, объяснялась моей огромной слабостью. Возможно, у меня не хватало сил быть скептиком. Это предположение уже высказал Моррел. Выводы его были чисто эмпирическими, и я тоже, как вы увидите, подтвердил их чисто эмпирически.

А важнее всего было то, что на следующее утро начальник тюрьмы вошел в мою камеру с твердым намерением убить меня…

Это было видно по его лицу. И это доказали его распоряжения.

— Осмотрите его, приказал он доктору Джексону.

Эта жалкая пародия на человека, этот «доктор» сорвал с меня заскорузлую от грязи рубаху, которая была на мне с тех пор, как я попал в одиночку, и обнажил мое жалкое, истощенное тело; моя кожа, обтягивавшая ребра, словно коричневый пергамент, от частого знакомства со смирительной рубашкой покрылась воспаленными язвами. Осматривал он меня с бесстыдной небрежностью.

— Ну что, выдержит он? — спросил начальник тюрьмы.

— Да, — ответил доктор Джексон.

— Как работает сердце?

— Великолепно.

— По-вашему, он выдержит десять дней?

— Конечно.

— Я в это не верю, — сердито сказал Азертон, — но мы все-таки попробуем… Ложись, Стэндинг.

Я подчинился и лег ничком на расстеленную рубашку.

Начальник тюрьмы, казалось, вдруг заколебался.

— Перевернись, — приказал он.

Я попробовал перевернуться, но слабость моя была слишком велика, и я только беспомощно дергался и изгибался.

— Притворяется, — заметил Джексон.

— Ну, ему незачем будет притворяться, когда я с ним разделаюсь, — ответил начальник тюрьмы. — Помогите-ка ему. Мне некогда с ним возиться. <…>

И они перевернули меня на живот и затянули так, как меня еще никогда не затягивали. Главный староста показал все свое умение. Я попытался отвоевать хоть чуточку пространства. На многое рассчитывать было нельзя, потому что я давно уже стал худ, как щепка, а мышцы мои превратились в веревочки. У меня не оставалось ни сил, ни тела, ни мускулов, чтобы их напрячь, и той малости, которую мне удавалось урвать, я добивался, выпячивая свои суставы. Я готов в этом поклясться. Но и этой малости Хэтчинс лишил меня — до того, как попасть в старосты, он изучил все уловки с рубашкой внутри этой рубашки.

Дело в том, что Хэтчинс был подлецом. Может быть, прежде он и был человеком, но его изломали на колесе. <…>

И вот этим утром в одиночке по приказу начальника тюрьмы Эл Хэтчинс изо всех сил старался совершить убийство. Он отнял у меня даже то крохотное пространство, которое я сперва было украл. А когда я его лишился, тело мое осталось без защиты, и он, упираясь ногой в мою спину, стянул шнуровку так, как ее еще никто не стягивал. Мои лишенные мускулов кости сдавили сердце и легкие, и смерть, казалось, могла наступить в любую минуту.

И все же моя вера поддержала меня. Я был убежден, что не умру.

Я знал, повторяю, я знал, что не умру. Голова у меня отчаянно кружилась, а бешеные удары сердца прокатывались по всему телу, от пальцев ног до корней волос на затылке.

— Пожалуй, туговато будет, — растерянно заметил капитан Джеми.

— Ничего подобного, — отозвался доктор Джексон, — ни черта с ним не случится, вот увидите. Он ненормальный, другой не его месте давно бы уже умер. <…>

Они перевернули меня лицом вверх. Я глядел на них выпученными глазами. Я знаю одно: если бы меня затянули так, когда я в первый раз попробовал рубашки, я умер бы через десять минут.

Но я прошел хорошую школу. У меня за спиной были уже тысячи часов, проведенных в рубашке, а кроме того, я верил в способ Моррела… Дверь со стуком захлопнулась, в камере воцарился серый сумрак, и я остался один. <…>

Помнится, я заметил тогда, что на душе у меня удивительно спокойно. Тело мое ощущало обычную боль от рубашки, но сознание было таким бездеятельным, что я не замечал боли, как не замечал пола под собой или стен вокруг. Это было идеальное состояние духа для предстоявшего мне эксперимента. Конечно, в основном я был обязан им огромной телесной слабости. Но не только ей. Я уже давно приучил себя не обращать внимания на боль. Меня не терзали ни страх, ни сомнения. Я был преисполнен абсолютной веры в безграничную власть духа над телом. В этой бездеятельности сознания было что-то от сна…

Я собрал всю свою волю. Мое тело уже начинало неметь из-за нарушенного кровообращения. Сосредоточившись на мизинце правой ноги, я приказывал ему умереть в моем сознании. Я приказал этому мизинцу стать мертвым для меня, его господина, существующего помимо него. Началась упорная борьба. Моррел предупреждал меня, что так будет. Но даже тень сомнения не омрачила моей веры. Я знал, что мизинец умрет, и я уловил мгновение, когда он умер. Сустав за суставом он умирал под воздействием моей воли.

Остальное было уже легко, хотя не отрицаю, что весь процесс оказался очень медленным. Сустав за суставом, палец за пальцем прекратили существование пальцы на ногах. И сустав за суставом мое тело продолжало умирать. Настала минута, когда исчезла плоть моей стопы. Настала минута, когда исчезли обе лодыжки.

Мой экстаз был так глубок, что я не чувствовал ни малейшей гордости от удачи эксперимента. Я сознавал только, что заставляю мое тело умирать. И все то, что было мной, целиком посвятило себя этой задаче…

По истечении часа мое тело было мертво по бедра, но я продолжал умерщвлять его сустав за суставом, и смерть поднималась все выше.

Однако когда я добрался до уровня сердца, сознание мое впервые затуманилось. Испугавшись обморока, я приказал умершей части тела оставаться мертвой и сосредоточился на пальцах рук.

Ясность сознания тотчас вернулась ко мне, и я очень быстро умертвил руки и плечи.

Теперь все мое тело было мертво, если не считать головы и кусочка груди. Бешеные удары моего стиснутого сердца перестали отдаваться в голове. Оно билось теперь ровно, хотя и слабо. Если бы я посмел тогда обрадоваться, эта радость была бы порождена отсутствием ощущений. <…>

Я начал лениво обдумывать новый и чрезвычайно важный вопрос. Моррел рассказал мне, что он освобождался от своего тела, убивая его, вернее, отделяя сознание от тела, что, впрочем, одно и то же. Так вот, мое тело было настолько близко к полной смерти, что стоило мне быстро сосредоточить волю на оставшемся живым кусочке, как он тоже перестал бы существовать, — в этом я был абсолютно убежден. Но тут-то и крылась загвоздка, о которой Моррел мне ничего не сказал, — должен ли я убить и голову?

Вдруг, если я сделаю это, тело Даррела Стэндинга навеки останется мертвым, что бы ни происходило с духом Даррела Стэндинга?

Я решил, что рискну убить грудь и сердце. Напряжением воли я мгновенно добился желаемого результата. У меня больше не было ни груди, ни сердца. Я был только духом, душой, сознанием— называйте это, как хотите, — заключенным в туманном мозгу, который, оставаясь внутри моего черепа, тем не менее уже вышел за его пределы и продолжал расширяться вне их.

И вдруг во мгновение ока я унесся прочь. Одним прыжком я оставил тюрьму далеко внизу, пронизал калифорнийское небо и оказался среди звезд. Я говорю «среди звезд» совершенно сознательно. Я гулял среди звезд… и никто не звал меня назад…

А потом, все еще на том же пути, я сквозь дрему почувствовал, что засыпаю и сон этот удивительно сладок. Время от времени я шевелился во сне — обрати внимание, читатель, на этот глагол, — я шевелился. Я двигал руками и ногами. Я чувствовал прикосновение чистых мягких простынь. Я ощущал себя здоровым и сильным.

До чего же это было чудесно! Как людям, гибнущим в пустыне от жажды, грезятся журчащие фонтаны и кристальные источники, так мне грезилось освобождение от уз смирительной рубашки, чистота вместо грязи, бархатистая и здоровая кожа вместо жесткого пергамента, обтягивавшего мои ребра. Но грезилось мне это, как вы убедитесь, совсем по-иному, не так, как им.

Я проснулся. О, совсем проснулся, но не стал открывать глаз.

Пожалуйста, поймите одно — все дальнейшее меня нисколько не удивило. Я воспринимал его как что-то привычное и естественное.

Я был самим собой, запомните это. Но я не был Даррелом Стэндингом. У Даррела Стэндинга было столько же общего с этим человеком, как у пергаментной кожи Даррела Стэндинга с этой нежной и здоровой. И я понятия не имел ни о каком Дарреле Стэндинге, и не удивительно, ибо Даррел Стэндинг еще не родился и до его рождения должны были пройти века.

Я — граф Гильом де Сен-Мор лежал, не открывая глаз, и лениво прислушивался к доносившимся до меня звукам. Снаружи по каменным плитам размеренно цокали подковы. Звенело металлом оружие на людях, звенела металлом сбруя, и я понял, что под моими окнами по улице проезжает кавалькада. И без всякого интереса подумал: кто бы это мог быть? Откуда-то (впрочем, я знал, откуда, — со двора гостиницы) донеслись звонкие удары копыт и нетерпеливое ржание, которое я сразу узнал: это горячился мой конь.

Потом звук шагов и шорохи — шаги, как будто бы почтительно приглушенные, а на самом деле нарочито шумные, чтобы разбудить меня, если я еще сплю. Я улыбнулся про себя уловке старого мошенника.

— Понс, — приказал я, не открывая глаз, — воды! Холодной воды побыстрей и побольше. Я вчера вечером хлебнул лишнего, и в глотке у меня сухо, как в раскаленной пустыне.

— Вот зато сегодня вы и заспались, — проворчал он, подавая мне заранее приготовленную кружку с водой.

Я сел на кровати, открыл глаза и обеими руками поднес кружку к губам. Я пил и разглядывал Понса.

Теперь заметьте две вещи: я говорил по-французски и не сознавал, что говорю по-французски. Только много времени спустя, вернувшись в одиночку и вспоминая события, о которых я сейчас рассказываю, я вдруг понял, что все время говорил по-французски, и притом как настоящий француз. Я же, Даррел Стэндинг, тот, кто пишет эти строки в тюрьме Фолсем, в одной из камер Коридора Убийц, знаю французский язык только в объеме школьного курса, то есть кое-как читаю французские книги и журналы.

А говорить не умею совсем. Даже заказывая обед в ресторане, я не всегда правильно произносил названия блюд».

Далее идут воспоминания графа о роковой дуэли, в которой он — Гильом де Сен-Мор — был убит.

«…Бергсон [Анри (1859–1941) — французский философ, основатель интуитивизма] прав, — пишет автор повествования, — жизнь невозможно объяснить с помощью чисто рационалистских понятий. Когда Конфуций сказал: «Если мы так мало знаем о жизни, что можем мы знать о смерти?» А ведь мы и в самом деле так мало знаем о жизни, что даже не можем дать ей определение.

Мы воспринимаем жизнь только в ее внешних проявлениях — как феномен; так дикарь может воспринимать динамо-машину.

Но жизнь как ноумен для нас совершенно непостижима, мы ничего не знаем о внутренней сущности жизни.

Далее, Маринетти не прав, когда он утверждает, что материя — это единственная тайна и единственная реальность. Я утверждаю, и, как ты понимаешь читатель, утверждаю с полным на то правом, что материя — это единственная иллюзия. Конт называет мир (что в данном случае равносильно материи) великим фетишем, и я согласен с Контом.

Жизнь — вот что и реальность и тайна. Жизнь безгранично шире, чем просто различные химические соединения материи, принимающие те или иные формы. Жизнь — нечто непрекращающееся. Жизнь — это неугасающая огненная нить, связующая одну форму материи с другой. Я знаю это. Жизнь — это я сам. Я жил в десяти тысячах поколений. Я жил миллионы лет. Я обладал множеством различных тел. И я, обладатель всех этих тел, продолжал и продолжаю существовать. Я — жизнь. Я неугасимая искра, вечно сверкающая в потоке времени, изумляя и поражая, вечно творящая свою волю над бренными формами материи, которые зовутся телами и в которых я лишь временно обитаю.

Посудите сами. Вот этот мой палец, столь восприимчивый и столь чувствительный, обладающий такой тонкой и многообразной сноровкой, такой крепкий, сильный, умеющий сгибаться и разгибаться с помощью целой хитроумной системы рычагов — мышц, —

этот мой палец не есть я. Отрубите его. Я жив. Тело искалечено, но я не искалечен. Я, то есть дух [душа] по-прежнему цел. Отлично. Отрубите мне все пальцы. Я — это по-прежнему я.

Дух ничего не утратил. Отрубите мне кисти рук. Отрубите мне обе руки по самые плечи. Отрубите мне обе ноги по самые бедра. И я, несокрушимый и неразрушимый, я продолжаю существовать. Разве меня стало меньше оттого, что искалечено тело, оттого, что от него отрублены куски? Разумеется, нет. Отрежьте мне волосы.

Отрежьте нос, губы, уши острой бритвой. Вырвите даже глаза из глазниц и замурованный в этом безликом черепе, соединенном шеей с обрубком торса, там, в этой телесной камере, состоящей из химических соединений и клеток, там по-прежнему буду я, все тот же я, целый и невредимый.

А сердце все еще бьется? Отлично! Вырежьте сердце или, еще лучше, швырните остатки моего тела в мясорубку с тысячью ножей и искрошите его на мельчайшие куски, и тогда я, — вы понимаете, я, дух и тайна, живой огонь и жизнь, — унесусь прочь, но не погибну. Погибнет только тело, а тело — это еще не я.

Я верю, что полковник Дерош говорил правду, когда утверждал, что, загипнотизировав девицу Жозефину, он послал ее обратно через все восемнадцать лет ее жизни, через мрак и безмолвие, предшествовавшие ее рождению, к свету ее предыдущей жизни, когда она была прикованным к постели стариком, артиллеристом в отставке Жаном Клодом Бурдоном. И я верю, что полковник Дерош и в самом деле загипнотизировал вновь пробужденную к жизни тень старика и силой своей воли послал ее через все семьдесят лет его жизни назад, во мрак и безмолвие, и из мрака и безмолвия еще дальше — к свету тех дней, когда он существовал в образе злой старухи Филомены Картерон.

Я ведь уже открыл тебе, читатель, что когда-то давно я обитал в разнообразнейших сплавах материи и был в разные времена то графом Гильомом де Сен-Мор, то безымянным, тощим и грязным отшельником в Египте, то мальчишкой по имени Джесси, чей отец вел караван в сорок фургонов во время большого переселения на запад», когда весь караван был расстрелян мормонами и индейцами. «И разве теперь, когда я пишу эти строки, я не Даррел Стэндинг, бывший профессор агрономии сельскохозяйственного факультета Калифорнийского университета, ныне приговоренный к смерти и содержащийся в Фолсемской тюрьме?

Материя — величайшая иллюзия. Другими словами, материя проявляет себя в той или иной форме, а форма — это лишь видимость. Где теперь выветрившиеся утесы и скалы старого Египта, куда, как дикий зверь в берлогу, скрылся я когда-то, чтобы грезить о божьем граде? Где теперь тело Гильома де Сен-Мор, пронзенное шпагой огненно-рыжего Ги де Виллардуэна на залитой лунным светом лужайке? Где теперь сорок больших фургонов, стоявших плотным кольцом в селении Нефи, и где все мужчины, женщины, и дети, и отощавший скот, укрывавшиеся внутри этого кольца? Ничего этого больше нет, ибо то была лишь форма, в которую вылилась нестойкая материя, существовавшая, пока не распалась эта форма, и вот все это сгинуло и более не существует.

Теперь, думается, уже ясно, что я хочу сказать. Дух — вот реальность, которая не гибнет. Я — дух [душа], и я существую.

Я, Даррел Стэндинг, обитатель многих телесных оболочек, прибавлю еще какое-то количество строк к этим воспоминаниям и отправлюсь дальше. Форма, то есть мое тело, распадется на части, после того как я буду добросовестно повешен за шею, и вскоре в мире материи от этой формы не останется и следа. Но в мире духа останется нечто — останется память обо мне. У материи нет памяти, ибо ее формы быстротечны и все, что претерпевает эта форма, гибнет вместе с ней».

В повествовании о мальчике Джесси рассказчик дает следующее описание последних минут каравана переселенцев у селения Нефи.

«Все произошло в ту секунду, когда наши мужчины поравнялись с милицией мормонов. Я услышал, как майор Хигби крикнул зычным голосом: «Исполняйте ваше долг! — и все мормоны дали залп из всех ружей, и все наши мужчины повалились на землю, как подкошенные. Старуха Демдайк и ее дочери упали тоже. Я быстро обернулся, ища глазами мать, но и она уже лежала на песке. Сбоку из кустов прямо на нас выскочили индейцы — их были сотни, — и все они палили в нас. Я увидел, как две сестры Дэнлеп бросились бежать в сторону, и побежал за ними, потому что и белые и индейцы убивали всех нас без разбору. На бегу я еще увидел, как возница одного из фургонов пристрелил двоих раненых. Лошади второго фургона рвались, бились в постромках и вставали на дыбы, а возница старался их удержать…

В то мгновение, когда девятилетний мальчик, которым я был когда-то, бросился бежать вслед за сестрами Дэнлеп, на него обрушился мрак и поглотил его. На этом обрывается все, что хранила память Джесси Фэнчера, ибо в это мгновение Джесси Фэнчер как таковой перестал существовать навсегда. То, что было Джесси Фэнчером, форма, в которую это нечто было облечено, тело Джесси Фэнчера, то есть материя, или видимость, как всякая видимость исчезла, ее не стало. Но дух не преходящ, и он не исчез. Он продолжал существовать и в своем следующем воплощении нашел свою временную оболочку в теле некоего Даррела Стэндинга, которое скоро будет выведено из этой камеры, повешено на веревке и отправлено в небытие, где оно исчезнет так же, как исчезает все, что не больше как видимость.

Здесь, в тюрьме Фолсем, содержится Мэтью Дэвис, отбывающий пожизненное заключение. Он староста камеры смертников.

Это уже глубокий старик, а его родители были одними из первых поселенцев в этих местах. Я беседовал с ним, и он подтвердил, что истребление каравана переселенцев, во время которого погиб Джесси Фэнчер, действительно произошло. Когда этот старик был еще ребенком, у них в семье одно время только и разговору было, что о резне на Горных Лугах. Остались в живых одни лишь ребятишки, ехавшие в фургоне, сказал он. Их пощадили, потому что они были слишком малы и не могли рассказать о случившемся.

Судите же сами. Никогда за всю мою жизнь, пока я был Даррелом Стэндингом, не слышал я ни единого слова о том, как погиб караван капитана Фэнчера на Горных Лугах, и не прочел об этом ни единой строки. Однако история этой гибели открылась мне во всех подробностях, когда я был затянут в смирительную рубашку в тюрьме Сен-Квентин. Я не мог создать все это из ничего, как не мог создать из ничего несуществующий динамит. Но все описанные мною события действительно происходили, и то, что они стали известны мне и я мог о них поведать, имеет только одно объяснение: свидетелем этих событий был мой дух — дух [душа], который в отличие от материи вечен.

В заключение этого эпизода я хочу сообщить вам следующее: Мэтью Дэвис рассказал мне еще, что несколько лет спустя после истребления нашего каравана Ли [историческая личность, один из руководителей мормонов и организатор расстрела каравана переселенцев] был арестован американскими властями, отвезен на Горные Луга и казнен на том месте, где стоял когда-то наш лагерь. <…>

…Эд Моррел, который изведал то же, что и я, хотя и шел другой дорогой, поверил моему рассказу. Он сказал, что когда тело его лежало мертвое в смирительной рубашке, а дух покинул тюремные стены, он в своих странствиях всегда оставался Эдом Моррелом. Он никогда не переживал вновь свои прежние воплощения. Когда его дух бродил, освобожденный от телесной оболочки, он бродил только в рамках настоящего. Моррел сказал, что совершенно так же, как он покинул свое тело и, взглянув со стороны, увидел его распростертым на каменном полу одиночки в смирительной рубашке, так же он покинул тюрьму, перенесся в современный Сан-Франциско и поглядел, что там происходит. Он дважды посетил свою мать и оба раза застал ее спящей. Но во время этих блужданий, сказал Моррел, он был лишен какой бы то ни было власти над предметами материального мира. Он не мог отворить или затворить дверь, сдвинуть с места какую-нибудь вещь, произвести шум — словом, тем или иным способом обнаружить свое присутствие. И, с другой стороны, материальный мир не имел власти над ним. Ни стены, ни замкнутые двери не служили для него препятствием. Та сущность, то нечто реально существующее, чем он был, представляло собой дух [душу], мысль, не более. <…>

И все же у нас, в нашем царстве теней, были развлечения и более возвышенного порядка. Так, например, я обучил Оппенхеймера играть в шахматы. Подумайте, как невероятно сложна эта задача: с помощью перестукивания обучить игре в шахматы человека, отделенного от меня двенадцатью камерами. Научить его мысленно представлять себе шахматную доску, представлять себе все фигуры, их расположение, научить его всем разнообразным ходам и всем правилам игры, и притом научить так основательно, что мы с ним в конце концов могли разыгрывать в уме целые партии. В конце концов, сказал я? Вот вам еще одно доказательство блистательных способностей Оппенхеймера: в конце концов он стал играть несравненно лучше меня, хотя никогда в жизни не видел ни одной шахматной фигуры!

Интересно, что представлялось его воображению, когда я выстукивал ему, к примеру, слово «ладья»? Не раз и совершенно тщетно задавал я ему этот вопрос. И столь же тщетно пытался он описать мне словами этот предмет, которого он никогда не видал, но которым тем не менее умел пользоваться так искусно, что частенько ставил меня во время игры в чрезвычайно затруднительное положение.

Размышляя над этими проявлениями человеческой воли и духа, я в который раз приходу к заключению, что именно в них и есть проявление истинно сущего. Только дух является подлинной реальностью. Тело — это видимость, фантасмагория. Я спрашиваю вас: как, да, повторяю, как тело, как материя в любой форме может играть в шахматы на воображаемой доске воображаемыми шахматными фигурами с партнером, отделенным от него пространством в двенадцать камер, и все с помощью только костяшек пальцев. <…>

Я уже много раз повторял, что форма бренна. Позвольте мне сказать это еще раз. Форма бренна. Материя не обладает памятью. Помнит только дух…

Дух! Не существует ничего неизменного, кроме духа. Материя плавится, кристаллизуется и плавится снова, и ни одна форма никогда не повторяет другую. Форма распадается в вечное ничто, из которой нет возврата. Форма — это лишь видимость, она преходяща… а дух [душу] нельзя уничтожить. <…>

Ты, верно, помнишь, читатель, что в самом начале моего повествования я рассказал тебе, как еще мальчиком на ферме в Миннесоте я увидел фотографии Святой Земли, узнал некоторые места и указал, какие в них произошли перемены. И еще ты, верно, помнишь, как я описал исцеление прокаженных, которому был свидетелем, и сказал миссионеру, что я был тогда совсем большим, владел большим мечом и смотрел на все это, сидя на коне.

Этот эпизод моего детства был, говоря словами Вордсворта, всего лишь отблеском воспоминаний. Когда я, Даррел Стэндинг, был еще совсем малышом, я смутно помнил иные времена и страны. Но образы, которые вспыхивали в моем детском сознании, постепенно тускнели и изглаживались. Меня постигла та же участь, что и всех других детей: словно бы тюремные стены сомкнулись вокруг меня, и я забыл свое величественное прошлое. Оно есть у каждого человека. Но редко кому посчастливилось так, как мне, провести долгие годы в одиночном заключении и долгие часы — в смирительной рубашке. Да, мне посчастливилось. Мне была дана возможность снова вспомнить все…»

Далее автор повествования пишет, что «замирание жизни — явление отнюдь не новое; оно свойственно не только… низшим формам животной жизни, но и высокоразвитому сложному организму самого человека… Каталепсия — всегда каталепсия, чем бы она ни была вызвана. С незапамятных времен индийские факиры умели по желанию вызывать у себя каталептические трансы.

У индийских факиров есть старый фокус: их погребают заживо, и они продолжают жить в могиле. А сколько раз врачи ошибались, принимая летаргию за смерть, и давали разрешение хоронить таких мнимых покойников?

В Сен-Квентине меня продолжали пытать смирительной рубашкой, и я все чаще размышлял над явлением, которое называется замиранием жизни. Мне приходилось читать, что где-то на севере Сибири крестьяне на всю долгую зиму погружаются в спячку, словно медведи и другие дикие животные. Ученые, осматривавшие этих крестьян, установили, что в период такого «долгого сна» дыхание и пищеварительные процессы почти совсем прекращались, а сердечная деятельность настолько замирала, что обнаружить ее удавалось только опытным врачам.

Когда организм находится в таком состоянии, все процессы угасают, и ему почти не требуется ни воздуха, ни пищи. Вот почему я так смело бросал вызов начальнику тюрьмы и доктору Джексону. Я даже подзадоривал их уложить меня в рубашку на сто дней. Но они не посмели!

Теперь, когда меня затягивали в рубашку на обычные десять суток, я умел обходиться не только без пищи, но и без воды.

Какое это было мучение — внезапно вырываться из сна, переносившего меня в иные времена и страны, для того, чтобы оказаться в отвратительном настоящем и увидеть гнусную физиономию врача, прижимающего к моим губам кружку с водой! И вот я предупредил доктора Джексона, что, во-первых, находясь в рубашке, не буду пить воды и что, во-вторых, окажу отчаянное сопротивление всякой попытке напоить меня насильно.

Конечно, дело не обошлось без некоторой борьбы, но в конце концов доктор сдался. И с этих пор пребывание в рубашке занимало в жизни Даррела Стэндинга лишь несколько секунд. Чуть только меня кончали шнуровать, как я погружался в малую смерть. Теперь благодаря моему опыту это было просто и легко. Я выключал жизнь и сознание так быстро, что почти не ощущал мучительной остановки кровообращения. Мрак смыкался почти в ту же секунду. А когда в следующий миг я, Даррел Стэндинг, приходил в себя, в камере снова горел свет, надо мной склонялись люди, снимавшие с меня рубашку, и я понимал, что десять дней опять прошли в мгновение ока.

А как чудесны, как великолепны были эти десять дней, проведенные мною вне стен тюрьмы, за пределами нашего времени! Путешествие по длинной цепи существований, долгий мрак, неверный свет, разгорающийся все ярче, и прежние мои «я», обретающие осязаемое бытие…

Я много размышлял и о взаимосвязи этих других моих «я» с теперешним мною… Я мужчина, рожденный женщиной. Дни мои кратки, но мое «я» неистребимо. Я был женщиной, рожденной женщиной. Я был женщиной и рожал детей. И я буду рожден вновь. Неисчислимые века буду я рождаться вновь! А глупые невежды вокруг меня думают, что, накинув мне на шею веревку, они уничтожат меня.

Да, я буду повешен… И скоро. <…>

Какая нелепость! Как смехотворна эта наглость червей в человеческом облике, воображающих, будто они могут убить меня!

Я не могу умереть. Я бессмертен, как и они бессмертны! Но разница в том, что я это знаю, а они — нет.

Чушь! Я сам был когда-то палачом и хорошо это помню. Но моим орудием был меч, а не веревка. Меч более благороден, хотя все орудия казни одинаково бессильны. Ведь дух [душу] нельзя пронзить сталью или удушить веревкой. <…>

У начальника тюрьмы Азертона не было никаких шансов сломить мой дух пыткой одиночного заключения. Ведь я — жизнь, существующая вечно. <…> Плоть ничтожна. Трава есть плоть, и плоть становится травой, зато дух живет и пребывает вечно. Я презираю поклонников плоти. Если бы они попробовали сенквентинской одиночки, то быстро бы научились поклоняться духу [душе]. <…>

Я прожил так много жизней. Я устал от бесконечной борьбы страданий и бедствий. <…>

Я торопливо оглядываюсь назад, на множество моих жизней, прожитых в иные времена и в иных странах. Нигде никогда не встречал я жестокости более страшной или хотя бы столь же страшной, как жестокость нашей современной тюремной системы.

Я уже рассказал вам о том, что мне пришлось испытать, когда в первое десятилетие двадцатого века от рождества Христова в тюремной одиночке на меня надели смирительную рубашку. В давние времена мы карали тяжко и убивали быстро. Мы поступали так, потому что таково было наше желание или, если хотите, наша прихоть. Но мы никогда не лицемерили. Мы никогда не призывали к себе на помощь печать, церковь или науку, дабы они освятили своим авторитетом нашу варварскую прихоть. Если мы хотели что-либо совершить, мы совершали это открыто, и с открытым лицом встречали укоры и осуждение, и не прятались за спины ученых экономистов и буржуазных философов или состоящих у нас на жалованье проповедников, профессоров, издателей.

Да, сто лет назад, пятьдесят лет назад, даже пять лет назад здесь у нас в Соединенных Штатах нанесение легких увечий в драке не влекло за собой смертной казни. А вот в этом году, в году 1913 от рождества Христова, в штате Калифорнии именно за такое преступление повесили Джека Оппенхеймера, а завтра за такое же, караемое смертной казнью, преступление — за удар кулаком по носу — меня выведут из камеры и повесят. Не правда ли, нельзя утверждать, что обезьяна и тигр умерли в душе человека, если подобные законы входят в уголовный кодекс штата Калифорнии в году 1913 от рождества Христова? Боже милостивый, Христа всего лишь распяли! Джека Оппенхеймера и меня пытали куда страшнее. <…>

Настало утро — последнее утро в моей жизни…

Только что ушли репортеры. Еще раз — в последний раз — я увижу их уже с эшафота, перед тем как палач надвинет мне на лицо черный капюшон. У них будет до смешного жалкий вид. Странные молодые люди! Заметно, что некоторые из них выпили для храбрости, а кое-кого уже начинает мутить при одной только мысли о том, чтo им предстоит увидеть. Пожалуй, быть повешенным легче, чем присутствовать при казни…

Это уже последние строки. Я, кажется, задерживаю церемонию.

В мою камеру набилось видимо-невидимо различных официальных и высокопоставленных лиц. Все они очень нервничают. Они хотят, чтобы с этим было покончено поскорее. Без сомнения, многие из них приглашены куда-нибудь обедать, и их, конечно, очень раздражает то, что я пишу сейчас эти несколько строк. Священник снова выразил свое настоятельное желание проводить меня в последний путь. Зачем мне лишать беднягу этого утешения? Я согласился, и он сразу повеселел. Какая малость может сделать некоторых людей счастливыми! Если бы все они не спешили так ужасно, я мог бы сейчас вволю посмеяться добрых пять минут.

И вот я кончаю. Я могу лишь повторить еще раз то, что сказал. Смерти не существует. Жизнь — это дух, а дух [душа] не может умереть. Только тело умирает и распадается на свои составные химические части, которые вечно неустойчивы, вечно в брожении, вечно кристаллизуются лишь для того, чтобы снова расплавиться и распасться, а затем вылиться в какие-то новые, отличные от прежних формы, столь же эфемерные и столь же хрупкие. Один только дух вечен… Кем я стану, вновь возродившись к жизни? Как знать! Как знать…»

Многие народы мира, особенно Востока, всегда верили в перевоплощение. Даже на Западе вера в него была широко распространена в дохристианские времена. Христианство в течение долгих столетий ревностно искореняло эту веру. Однако с прогрессом научного знания интерес к проблеме смерти и бессмертия, реинкарнации и связанными с ними вопросами значительно возрос среди обычных людей и ученых. «Впервые в человеческой истории, — пишет доктор Роберт Элмедер — философ, профессор университета штата Джорджия (США), директор Центра технологии и гуманитарных наук в книге «По ту сторону смерти: свидетельства жизни после смерти» (1988), — мы имеем множество фактических данных, подтверждающих обоснованность веры в некую форму существования после смерти. До недавнего времени вера в жизнь после смерти имела теологическую или философскую основу… В последние несколько десятилетий для доказательства реальности реинкарнации, привидений, одержимости духами, внетелесного опыта… стали использоваться научные методы. <…>

Если люди могут покидать свои тела, следовательно, человеческая личность не тождественна плоти, а представляет собой некую самостоятельную сущность, живущую в нем». В связи с этим особый интерес, считает Элмедер, представляет так называемый внетелесный опыт.

Общепризнанным авторитетом в исследовании внетелесного опыта в проблеме жизни после смерти является доктор Раймонд Моуди (США), написавший известные ныне во всем мире работы: «Жизнь после жизни» (Л., 1991), «Снова о жизни после жизни. Дальнейшие размышления о феномене смерти» (М., 1998). В этих книгах Моуди рассматривает первые стадии посмертного существования или последние предсмертного на основе показаний своих пациентов, прошедших через клиническую смерть и сохранивших воспоминания о том, что происходило с ними во время нее. «Мы много знаем о смерти, — пишет доктор Элизабет Кублер-Росс (США) — специалист в области танатологии [науки об умирании] в предисловии к книге Моуди «Снова о жизни после жизни…», — но все еще остается открытым вопрос о моменте смерти, об ощущениях, переживаемых человеком в момент наступления смерти. Исследования, описанные… доктором Моуди, проливают свет на то, о чем нам говорят уже более 2000 лет, — жизнь не прекращается после смерти.

Доктор Моуди и не утверждает, что он изучал смерть, но из его исследований видно, что, находясь в состоянии клинической смерти, человек сознательно воспринимает окружающую его обстановку. Это во многом согласуется и с моими исследованиями и свидетельствами «умерших», которые впоследствии ожили. Все эти пациенты переживали существование вне своей материальной оболочки, ощутив при этом тишину и покой. Большинство из них осознавало переход в другую форму существования». Свидетельства доктора Моуди являются подлинными: их описал искренний и честный ученый.

Моуди, отмечает Элмедер, дал самые блестящие доказательства внетелесного опыта. На основе отчетов своих пациентов, он создал модель отделения сознания от тела, описал этапы этого процесса и характерные ощущения людей, переживших это состояние.

«Несмотря на то, что ситуация, при которой происходит встреча со смертью, и люди, участвующие в этом, существенно отличаются друг от друга, — пишет Моуди, — остается фактом, что все рассказы переживших это состояние очень схожи. Сходство настолько велико, что в заявлениях можно найти около пятнадцати общих элементов, появляющихся опять и опять во многих рассказах. На основании собранного материала мною сделана попытка воссоздать краткое свидетельство, в которое вошли общие элементы околосмертного состояния.

Человек умирает. Находясь уже в точке наивысшего разлада физических функций, он слышит голос доктора, который утверждает, что пациент мертв. После этого до человека доносится какой-то беспокоящий шум, громкий звон или гудение; человек чувствует, что с большой скоростью летит через длинный туннель.

Затем он внезапно оказывается вне своего собственного физического тела, не покидая привычного физического окружения, — теперь он чувствует себя зрителем, созерцающим свою телесную оболочку со стороны. С этой необычной точки зрения он наблюдает за работой врачей-реаниматоров, ощущая при этом удивительный эмоциональный подъем.

Через некоторое время человек как бы осваивается со своим новым состоянием: теперь оно не кажется ему таким странным.

Он замечает, что все еще обладает «телом» — правда, теперь это тело несколько иной природы, да и сила его коренным образом отличается от силы, свойственной физическому телу, неподвижно лежащему внизу.

Вскоре начинают происходить новые изменения… Перед ним появляется дух, излучающий теплоту и любовь, светящаяся сущность, никогда не встречающаяся в физическом мире. Без слов, при помощи спонтанной передачи мысли, существо света задает ему вопрос, просит ответить, дать оценку своей жизни. Чтобы помочь ему, [сущность] показывает в картинках панораму важных событий его жизни (все это происходит моментально).

В определенный момент «умерший» чувствует, как он подходит к какому-то препятствию, к границе, которая, очевидно, является линией раздела между земной [предыдущей] и последующей жизнями. Он может вернуться, если не пришло его время умереть. Но он не хочет этого, поскольку захвачен жизнью после смерти. Его переполняют чувства радости, любви и покоя. Несмотря на это, он снова соединяется со своей материальной оболочкой и продолжает жить. Позднее он пытается рассказать другим о своем околосмертном опыте, но здесь его встречают трудности.

Первая из них — он не находит слов, которыми мог бы описать эти неземные эпизоды.

Вторая — люди смеются над ним, — и он прекращает говорить на эту тему. Что было, то было, но опыт смерти изменил жизнь, особенно его взгляды на смерть и на отношение к смерти и жизни.

Мне хочется подчеркнуть, — пишет Моуди, — что все приведенное здесь не является опытом одного конкретного человека.

Прежде всего нужно сказать, что это модель, составленная из совместных элементов многих свидетельств. Модель была составлена для того, чтобы читатель имел какое-то понятие о том, что переживает человек, умирая».

По поводу данной модели Моуди приводит следующие общие замечания:

«1. Между свидетельствами существуют бросающиеся в глаза общие элементы, и нет свидетельств, полностью противоречивых.

2. Ни в одном из свидетельств не появляются одновременно все элементы, упомянутые в «модели», но многие из свидетельств содержат большинство из них (от восьми до пятнадцати).

3. Ни один из элементов, перечисленных в «модели», не входит в каждое из свидетельств. Хотя несколько их появляется почти везде.

4. В абстрактную «модель» не вошел ни один элемент, на который я натолкнулся только в одном-единственном свидетельстве.

Каждый из элементов появлялся в большинстве показаний.

5. Очередность состояний, в которых человек пребывает, не всегда одинакова. Некоторые люди, например, рассказывали, что ослепительный шар света встречали в тот момент, когда покидали материальную оболочку, некоторые — раньше. Показанная в модели очередность, в которой происходит переход из одного состояния в другое, является типичной, хотя случаются и довольно ощутимые отклонения.

6. В «околосмертном опыте» полные ощущения переживает тот, кто действительно был в состоянии клинической смерти. Полнота ощущений зависит от того, как долго он в этом состоянии находился. Можно сказать, что переживаемое пациентами состояние было полнее и богаче у тех, кто «умер», чем у тех, кто только приблизился к смерти. Соответственно люди, дольше находившиеся в состоянии смерти, сильнее прочувствовали это состояние.

7. Однако некоторые из тех, с кем я разговаривал, находились в состоянии «смерти», были реанимированы — и при этом не прочувствовали состояния, о котором идет речь в модели. Говорят, что они вообще ничего не помнят. Я разговаривал со многими людьми, которые в течение нескольких лет дважды переносили состояние клинической смерти. И только у некоторых из них было нечеткое видение».

Общеизвестно, что большинство людей отождествляют себя со своим телом. «Мы, конечно, допускаем, что есть разум, — пишет Моуди, — но большинству разум представляется более эфемерным, чем тело… Многим невозможно представить какое-либо другое состояние вне привычного материального тела. До своего «околосмертного опыта» люди, с которыми я беседовал, ни своим положением, ни чем-то другим не отличались от обычного среднего человека. Поэтому, проходя через мрачный туннель, люди были так потрясены. В то же время они понимали, что смотрят на свое материальное тело, находясь вне этого тела. Вот характерные свидетельства людей: «Я был зрителем», или «Я был сторонним наблюдателем в помещении»; «Я наблюдал за людьми, событиями, как на сцене» или «как в кино».

Рассмотрим несколько примеров таинственного пребывания вне тела.

Рассказывает одна из пациенток доктора Моуди:

«Год назад я попала в больницу. У меня была болезнь сердца. Проснулась от сильной боли в груди. Я нажала кнопку, вызвала сестер, они подошли ко мне и стали оказывать помощь. Мне было неудобно лежать на спине, я повернулась, но когда это сделала, остановилось дыхание. Мое сердце перестало биться. Какой-то миг я слышала, как кричали сестры. Пока они шумели, я почувствовала, как я отделилась от тела, проскользнула между матрасом и бортиками кровати — и, похоже, я на самом деле прошла сквозь эти бортики кровати, оказавшись на полу. Потом я стала медленно подниматься. Я видела, как еще одна сестра прибежала в комнату. Их было человек двенадцать. Вызвали моего врача. Это было время обхода. Я видела, как он вошел, и подумала: «Спрошу, что он здесь делает». Я переместилась к месту, где находился светильник, — я видела его сбоку и очень четко — и остановилась.

Я парила под самым потолком и смотрела вниз. Я чувствовала себя кусочком бумаги, брошенной кем-то под потолок. Сверху я наблюдала, как меня пытаются оживить. Мое тело лежало вытянутым на кровати, я хорошо это видела, все стояли вокруг него.

Одна из сестер сказала: «Боже, она умерла!» Другая сестра склонилась надо мной и делала мне искусственное дыхание рот в рот.

В это время я смотрела на ее затылок. Я никогда не забуду ее волосы, они были коротко подстрижены. Я видела, как вкатили аппарат и закрепили на груди моего тела электроды. После электрошока я видела, как мое тело подпрыгнуло, слышала, как трещали в нем кости. Это было просто ужасно. Наблюдая за ударами тока по моей груди, видя, как они трут мне руки и ноги, я думала: «Зачем они это делают, ведь мне хорошо?» <…>

Необычное впечатление произвел на меня, — пишет Моуди, — рассказ молодой женщины, которая свои впечатления передала следующим образом:

«Я думала, что умерла, и не жалела об этом. Но я не знала, куда мне следует идти. Мое сознание и мои мысли остались такими же, как и при жизни. Я постоянно думала: куда мне идти? Что делать? О Господи, я просто не верю, что я умерла! Похоже, что никто из нас не верит окончательно в то, что он умрет. Это то, что случается с другими, и, хотя мы знаем, что мы смертны, в глубине души не можем в это поверить. Поэтому я решила подождать, пока возбуждение утихнет, и когда унесут мое тело, тогда я попытаюсь разобраться, куда мне идти дальше». <…>

В одном из рассказов околосмертные ощущения приняли крайне комическую форму. «Врач рассказал, как он во время клинической смерти находился возле кровати и смотрел на собственный труп, который стал серо-пепельного цвета. В состоянии отчаяния и возбуждения он попытался придумать, что предпринять. Он решил уйти с этого места. В детстве дед ему рассказывал о привидениях. И, как ни парадоксально, он не хотел находиться возле вещи, которую называли мертвым телом, «даже если оно было моим».

Другие рассказывали, что они не испытывали совсем никаких чувств по отношению к своему телу. <…>

Некоторые люди не могли вспомнить, принимали ли они облик какого-то другого тела, когда покидали свое, настолько они были захвачены происходящим вокруг. Но большинство опрошенных утверждали, что после того, как покинули материальное тело, они очутились в другом теле, которое Моуди со слов пациентов назвал «духовным». Это тело по своим свойствам существенно отличается от обычного физического тела. Большинство опрошенных свидетельствовали, что это тело прозрачно, невесомо, не имеет плотности, перемещается в пространстве практически мгновенно и имеет форму материального тела. Вот свидетельство мужчины, попавшего в автомобильную катастрофу:

«На повороте я потерял управление машиной, машина взлетела в воздух. Я помню голубое небо и машину, летящую в овраг.

В этот момент я подумал: «автомобильная авария». Я потерял ощущение времени, перестал чувствовать себя, свое тело, потерял с ним контакт. Мое существо, дух, разум, естество, или как его еще назвать, покинуло тело. У меня было такое ощущение, что я выхожу через голову. Мне не было больно… Я ощущал, что мое «существо» обладает определенной «плотностью», но это не была физическая плотность, а скорее что-то похожее на волну, или что-то наподобие этого. Могу предположить, что оно не было материально, но представляло некую наполненность, оно из чего-то состояло… Его можно было сравнить с облаком. Оно выглядело так, как будто имело собственную оболочку… Больше всего я был поражен тем, что эта моя сущность, находившаяся вне моего тела над головой, как будто решала: покинуть мое тело или вернуться в него. В этот момент казалось, что время замерло. Вначале и после аварии все происходило на большой скорости, но в этом определенном промежутке времени, пока моя сущность парила над телом, машина летела к насыпи. Я не думал ни о машине, ни об аварии, ни о своем собственном теле — я только волновался о моем духе. Хотя моя сущность не имела физических свойств, но я вынужден описывать ее физическими терминами. Я мог бы это сделать, но никакие слова не смогут передать мои мысли».

Пережившие опыт «духовного» тела отмечают, что не слышали физический звук, а воспринимали мысли окружающих. В таком состоянии, отмечает Моуди, человек как бы «отрезан от окружающих: он их видит, понимает их мысли, но они его не слышат, не видят и не ощущают. Одна женщина рассказывала: «Я видела окружающих меня людей и понимала, о чем они говорят. Но я не слышала их так, как слышу вас. Я знала, о чем они думают, точно знала их мысли. Слова, которые они произносили, для меня ничего не означали. Я понимала их мысли раньше, чем они открывали рот».

«Самым невероятным явлением во всех изучаемых мной свидетельствах, — пишет Моуди, — была встреча с ярким светом. Встреча со светом основательно меняет личность того, кто это состояние переживает. Вначале свет бледный, вскоре он становится более ярким, пока не достигает неземного сияния. И хотя это сияние трудно описать, пациенты обычно говорят, что свет «белый и ясный», необычно яркий, но пациенты подчеркивают, что свет не ослеплял их, не мешал глазам видеть другие предметы (возможно, по причине отсутствия физических глаз). Несмотря на необычность такого свечения, ни один из пациентов не сомневался, что речь идет о cуществе, созданном из cвета. Это существо — личность. Любовь и тепло, которое излучает это существо, невозможно описать словами. Умирающий окружен теплом и светом, в присутствии светящегося существа чувствует себя хорошо, он взят под его опеку. К свету его влечет неодолимая сила. Он неизбежно тянется к нему». После своего появления Существо из Света вступает в контакт с умирающим. Причем, как утверждали опрошенные, они не слышали голос, т. е. физический звук, исходивший от Существа, и сами не отвечали ему с помощью звука. Все утверждали, что была прямая передача мыслей, но в такой чистой форме, что какое-либо утаивание или ложь по отношению к Свету были просто невозможны. Кроме того, хотя обмен мыслями происходил не на родном языке человека, но он мгновенно все понимал.

После своего появления Существо задает умирающему вопросы типа: «Чего ты достиг в жизни? Доволен ли ты достигнутым?»

«Все опрошенные подчеркивали, что вопросы задавались без малейшего осуждения… В вопросах не было обвинений или угроз, от них исходили любовь и поддержка. Казалось, они задавались с целью подтолкнуть человека к размышлению о собственной жизни».

Далее наступает момент, когда Существо показывает умирающему ретроспективу его жизни. Все опрошенные соглашались, что «ретроспектива меняющихся картин жизни проходит на немыслимой скорости, причем у всех было такое чувство, что Свет преподал им урок осознания важности двух вещей в жизни человека: любовь к человеку и приобретение знаний. Вот характерный пример этого опыта:

«Как только появился Свет, он спросил у меня: «Принесла ли ты пользу в своей жизни?» Потом он показал мне картины прожитой жизни. Я подумала: «Что произошло?» Я вдруг стала маленьким ребенком. В один момент я снова прожила все годы своей жизни, все, до сегодняшнего дня.

Все это выглядело очень необычно. Я была маленькой девочкой, играла у ручья. Последовали другие события жизни того времени: переживания, связанные с сестрой, соседи — все так, как было. Я пошла в детский садик, вспомнила любимую игрушку, я ее поломала и очень о ней плакала. Для меня это было драматическим событием. Картины продолжали меняться — вот я скаут, ученица средней, высшей школы. Тогда считалось большой честью быть избранной в общество лучших учеников школы. Я стала членом этого общества. Затем выпускные экзамены, первые годы в колледже. Все до настоящего момента. Все происходило в хронологической последовательности, картины были подвижными, в цвете. У меня было ощущение, что я действующее лицо этих картин. Все картины были подвижны. Это не походило на просмотр с моей сегодняшней перспективы. У меня было ощущение, что какая-то другая девочка из кино играет на детской площадке, хотя это была я. Я видела, как я вела себя, что делала, будучи ребенком, и все это было в действительности. Я это могу рассказать, я все это помню. Пока это длилось, я не видела Свет. Он исчез, как только мне были заданы вопросы, но я знала, что Свет здесь со мной, он вел меня через эти картины. Я ощущала его присутствие, его комментарий. В каждой из сцен он хотел что-то подчеркнуть, напомнить некоторые из картин, помочь их вспомнить. Все это время он подчеркивал важность любви. Это было наиболее отчетливо видно в моменты общения с моей сестрой: мы всегда были близки с ней. Свет показал мне сцены, где я была эгоистична по отношению к ней, а потом случай, где я проявляла к ней любовь и делилась с ней.

Он как бы подчеркивал важность любви к другим людям, советовал мне больше их любить и сделать для них все возможное. Это не было обвинением в мой адрес. На этих сценах он учил меня, и это была его позиция. И в той сцене, где я была эгоисткой, его занимал вопрос, связанный с приобретением знаний. Постоянно указывалось на то, что с этим связано. Он «говорил», что я должна продолжить учебу, и когда «он снова придет (я уже знала, что я вернусь в жизнь), у меня должна быть тяга к знаниям». Он говорил, что приобретение знаний — это постоянный процесс, я поняла, что он продолжается и после смерти. Я подумала, что ретроспективный просмотр научит меня многому.

Вся ситуация была довольно странной. Я присутствовала, смотрела вспышки из прошлого, переживала их за короткий промежуток времени. Не верю, что все это долго длилось. Появился Свет, я прошла через вспышки прошлой жизни. Мне кажется, что все вместе не длилось больше пяти минут, — секунды! Я не могу сказать, как долго это было. Мне было страшно один раз, в тот момент, когда я испугалась, что не смогу закончить свою жизнь на земле. Мне было интересно смотреть на собственное прошлое, и я им наслаждалась. Мне понравилось возвращение в детство — это было так, как будто я пережила его еще раз. В обычной ситуации это не могло произойти». Пережившие встречу со Светом высказывали мнение, что это был Бог.

«Существует понятие, — пишет Моуди, — согласно которому смерть не есть и не может быть уничтожением сознания.

Традиция, из которой следует такое мышление, очень стара, вероятно, одна из старых. Она состоит в том, что человек живет, а когда материальное тело перестает функционировать, оно разлагается. Неуничтоженная форма имеет много названий: душа, дух, психика, естество, сущность, сознание».

Доктор Майкл Сэйбом, профессор медицинского факультета в Эмори (США), специалист-кардиолог с большим практическим опытом реанимации (оживления), в 1981 г. издает книгу «Воспоминания о смерти. Медицинские исследования». В ней он подтвердил достоверность результатов исследований Р. Моуди и других ученых: после смерти тела жизнь продолжается.

Доктор Сэйбом рассказывает, что мысль об изучении феномена жизни после смерти пришла к нему в то время, когда он работал в больнице на ночных дежурствах со срочными вызовами к умирающим. В то время его взгляды на смерть были такими же, как и у многих современных людей: «человек умирает и это — всё». Познакомившись в 1976 году с книгой Моуди «Жизнь после жизни»,

Сэйбом заинтересовался поднятыми в ней вопросами и начал расспрашивать своих пациентов, переживших временную смерть. К его удивлению, их рассказы подтвердили описанное Моуди. Эти люди рассказывали, что, оставив тело, они могли: свободно перемещаться куда угодно, видеть и слышать происходившее в других помещениях и коридорах больницы, смотреть со стороны на свое собственное бездыханное тело, лежащее на операционном столе, и видеть, что с ним делают врачи и медсестры, пытавшиеся вернуть его к жизни.

Доктор Сэйбом собрал и опубликовал 116 случаев. Для своих наблюдений он отбирал только уравновешенных и психически здоровых людей. Сэйбом лично проверял, совпадают ли рассказы больных с тем, что в это время происходило в действительности: применялись ли именно те методы оживления и аппаратура, которые описывали люди, бывшие в это время мертвыми; действительно ли в комнате для ожидающих находились именно в то время и именно те люди, о которых рассказывали возвращенные к жизни.

Он составлял подробные протоколы с учетом времени, места, участников, произнесенных ими слов и т. д. Исследования доктора Сэйбома полностью подтвердили, что и после смерти тела существование личности продолжается (она видит, думает, слышит, понимает, как и раньше).

«Мы знаем, что разделение тела и сознания вполне обычное явление, — пишет Лайэлл Уотсон (США) в книге «Ошибка Ромео», — у нас нет достаточных оснований накладывать на этот процесс пространственные или временные ограничения. Условия отрешенности, путем сознательного контроля, весьма напоминают те, которые спонтанно возникают при анестезии, потере сознания в результате несчастного случая и умирании. Если разделение тела и сознания может происходить в живом организме, а мы находим тому достаточно подтверждений, тогда нет основания отрицать, что оно может происходить и в организме, находящемся в том состоянии, которое следует за клинической смертью. <…>

Каждое тело имеет биоплазменного двойника, который существует на менее физическом [тонком] уровне, принимает приблизительно те же формы, что и тело, и имеет отношение к контролю и организации жизненных функций. Его нелегко измерить, но его существование вытекает из практики иглоукалывания и может обнаружиться с помощью специальной техники, состоящей из высокочастотной аппаратуры. Оно не исчезает и в момент клинической смерти».

Как отмечает ряд исследователей, не все случаи околосмертного опыта связаны с клинической смертью. Порой люди переживают аналогичное состояние, оказавшись в ситуациях, угрожающих их жизни. Первые наиболее обстоятельные исследования в этой области выполнил известный исследователь Альп Альберт Хейм, цюрихский профессор геологии. Пережив несколько случаев падения в горах, которые едва не закончились трагически, Хейм заинтересовался субъективными переживаниями людей, оказавшихся в критических ситуациях. В течение нескольких десятилетий он собирал отчеты людей, прошедших через смертельно опасные ситуации. Это были строительные рабочие, падавшие с высоты, солдаты, раненные в бою, люди, попавшие в железнодорожные катастрофы, и альпинисты, сорвавшиеся во время восхождений в горах, но оставшиеся в живых. Изучение многочисленных случаев привело Хейма к выводу, что субъективные переживания состояния неминуемой смерти приблизительно в 95 % случаев сходны между собой. Различия были лишь в незначительных деталях.

Почти все люди, столкнувшиеся лицом к лицу с неизбежностью гибели, не испытывали отчаяния, горя, растерянности, дезориентации, замешательства, обычно поражающих людей во время ситуаций, прямо не угрожающих их жизни. Напротив, в эти минуты активность и скорость мышления увеличивались в сотни раз.

Восприятие событий и осознание их трагического исхода были очень ясными. Течение времени, при этом, в сознании как бы замедлялось, люди действовали четко, реалистично оценивая ситуацию. Все это обычно сопровождалось мысленным проигрыванием основных событий жизни потерпевших, божественными звуками музыки необыкновенной красоты. Вот отчет самого Хейма о несчастном случае, произошедшем с ним в Швейцарских Альпах во время занятий альпинизмом (публикация в ежегоднике Швейцарского альпийского клуба под названием «Замечания по поводу падений, опасных для жизни», 27 (1892):327):

«Поскользнувшись и начав падать, я сразу же понял, что грохнусь о скалу, и живо представил силу предстоящего удара. Пытаясь затормозить движение, я стал цепляться скрюченными пальцами за снег. Руки покрылись кровью, но чувства боли не было.

Я ясно слышал удары головы и спины по всем выступам скалы и глухой удар снизу. Но боль я почувствовал лишь несколько часов спустя. То, что я ощутил за пять-десять секунд, невозможно описать и за десятикратный промежуток времени. Все мои мысли были абсолютно логичными и четкими. Они ни в коем случае не походили на сновидения.

Прежде всего я оценил перспективу и сказал себе: «Та часть скалы, на которую меня вскоре швырнет, уходит отвесной стеной вниз, поскольку мне не видно было подножия. Было очень важно, лежит ли у подножия снег. Если да, то снег, стаявший со стены, окружает основание скалы валом. Если я упаду на этот снежный вал, то, возможно, останусь живым, в противном случае — ударюсь о камни, и при падении с такой скоростью смерть неминуема. Если в момент удара я не погибну и не потеряю сознание, то должен сразу же достать маленькую фляжку с уксусным спиртом и капнуть несколько капель на язык. Мне не следует избавляться от альпенштока: он, может быть, мне еще пригодится». Поэтому я крепко держал его в руке. Я подумал, что хорошо бы снять и отбросить очки, чтобы уберечь глаза от осколков, но меня так быстро вращало, что у меня не было силы поднять для этого руки. Затем последовал ряд мыслей и соображений относительно тех, кто остался позади. Я сказал себе, что как только приземлюсь, независимо от тяжести полученных ран, надо тут же позвать спутников, чтобы успокоить и сказать им, что со мной все в порядке. Тогда брат и трое друзей смогут прийти в себя и осуществить довольно трудный спуск ко мне. Следующей мыслью было, что я не смогу дать первую университетскую лекцию, которая была уже объявлена и должна состояться через пять дней. Я представил, как весть о моей гибели достигнет любимых мною людей, и мысленно их утешал. Затем я увидел всю свою прошлую жизнь в виде многочисленных картин, как бы разыгрывающихся на сцене на некотором расстоянии.

Я был главным героем представления. Все было прекрасно, свободно от горя и как бы преображено райским светом. Противоречия переродились в любовь. Приподнятые и гармоничные мысли соединяли отдельные образы и царили над ними. Божественное спокойствие окутало душу. Прекрасные небеса, разукрашенные розовыми и фиалковыми облачками, на вечные времена раскрывались передо мной. Я погрузился в них и увидел, что теперь нахожусь в свободном падении и подо мной — снежное поле. Мысли, объективные наблюдения и субъективные чувства развертывались одновременно.

Затем я ощутил тупой удар, и падение закончилось».

Другой пример Хейма — это отчет студента теологии, попавшего в 1891 году в железнодорожную катастрофу, когда обрушился Моншенстейнский мост. «Когда мы подъезжали к мосту через Бирс, — рассказывает студент, — я неожиданно ощутил резкий рывок. В тот же момент поезд внезапно остановился. Инерция движения отбросила пассажиров прямо к потолку. Из-за оглушительного металлического скрежета, я предположил, что произошло столкновение. Открыв дверь, сделал попытку выйти, но увидел, что следующий за нами вагон задрался вверх и грозил рухнуть на меня. Тогда я вернулся на место и собрался крикнуть соседу: «Отойдите от окна!»

Я закрыл рот, сильно прикусив язык, поскольку в кратчайшее мгновение произошло кошмарное падение. Я машинально вцепился в сидение. Руки и ноги функционировали нормально. Со скоростью молнии, на рефлекторном уровне стал отбиваться от досок, жердей и скамеек, валящихся на меня. В это время самым четким образом пронесся поток мыслей. Они говорили: «Следующий удар убьет меня».

Перед глазами стала быстро проноситься цепь картин, на которых представало всё мною любимое и то прекрасное, что я когда-то испытал. В перерывах между картинами звучала могучая мелодия прелюда, которую я слышал утром: «Бог всемогущ, небеса и земля покоят ся в Его руке; мы должны склониться перед Его волей». С этой мыслью в душе, находясь в центре происходящего вокруг смятения, я был захлестнут чувством бесконечного покоя. Вагон тряхнуло еще дважды, а затем его головная часть неожиданно врезалась в Бирс под прямым углом, а задняя, где я находился, раскачивалась из стороны в сторону, то свешиваясь над ограждением, то вновь наклоняясь к реке. Вагон был вдребезги разбит. Я лежал, зажатый со всех сторон, засыпанный грудой скамеек, досок, и ждал, когда на мою голову обрушится следующий вагон. Но неожиданно наступила тишина. Грохот стих. Кровь капала со лба, но боли я не ощущал. После непродолжительного барахтанья я выбрался из-под груды обломков и вылез через окно. Только тут я понял кошмарный масштаб произошедшей катастрофы».

Подводя итоги своим исследованиям, Хейм пишет, что смерть от падения, с субъективной точки зрения, приятна. Погибшие в горах в последние мгновения жизни обозревали картины своей жизни, пребывая в преображенном состоянии и находясь во власти благородных мыслей, величественной музыки с ощущением покоя и примирения. Как отмечает Хейм, смертельные падения более ужасны для оставшихся в живых, чем для жертв. Гораздо болезненней, с точки зрения испытываемых в этот момент чувств, и во время последующих воспоминаний, видеть падающим кого-то другого, чем падать самому.

«Некоторые считают, — пишет Элмедер, — что лучшим доказательством существования жизни после смерти являются различные истории о призраках [привидениях], которых иногда видят люди… Нередко люди заявляют, что привидения выглядят настолько натурально, что человеку, не знающему о смерти данной персоны, легко спутать мертвого с живым».

Но, может быть, встречи с привидениями — это чистая галлюцинация? Однако многие люди убеждены, что видели именно привидение. Тогда в каких случаях встреча с привидениями отличается от галлюцинаций? Существуют следующие «четыре типа случаев, — пишет Ганс К. С. Айзенк в книге «Объяснение необъяснимого» (1997), — которые не так просто назвать галлюцинацией: коллективные видения, когда несколько человек одновременно видят привидение в одном месте, в одно время и дают схожие показания; повторяющиеся видения, когда разные люди, в разное время, но в одном месте видят приведение; кризисные видения, когда призрак умирающего предстает живым перед людьми накануне своей смерти; информативные видения, когда привидения дают видевшим их людям информацию, которую невозможно получить другими средствами. <…>

Вот типичный пример повторяющегося видения: «Я прожил в Трондхайме четыре года и покинул город в 1938 году, но часто наезжал туда позже. Я был заинтересован в завершении строительных работ в кафедральном соборе. Одним солнечным утром я зашел в собор и прошелся по северной галерее. Взглянув в сторону южного притвора, я заметил монахиню, тихо сидевшую в одной из множества ниш вдоль стены. Меня заинтересовало, что она делает здесь в такое время. Мне захотелось поговорить с ней, но когда сделал шесть или семь шагов в ее направлении, она растаяла в воздухе, и больше я ее не видел! Должен сказать, я был озадачен. Пройдя в западную часть собора, я остановился и заговорил с одной из женщин, занятых уборкой: «Мне показалось, я видел католическую монахиню, сидящую в нише, но когда подошел ближе, она исчезла. Как это могло быть?» «О, — ответила женщина, — мы часто видим ее». И это подтвердили другие.

Такие случаи, когда наблюдения велись при хороших условиях (солнечный день, дневной свет в соборе), когда опрошены независимые свидетели и детали проверены, непросто назвать галлюцинацией».

Рассмотрим весьма интересный случай, описанный Джоном Фуллером (США) в книге «Призраки рейса 401» (1978). История эта произошла не в мрачном старинном замке или викторианском особняке, а в довольно неожиданном месте — на борту современного авиалайнера.

Глухой ночью 28 декабря 1972 года самолет восточных авиалиний (типа Л-1011, рейса 401, компании «Истерн Эйрлайнз») потерпел аварию в Эверглейдских болотах Флориды, в результате которой вместе со всем экипажем погиб 101 человек (из 176). Спустя два месяца в салонах и кабинах лайнеров того же типа стали появляться приведения (призраки) двух членов экипажа погибшего лайнера: пилота — капитана Боба Лофта и бортинженера Дона Репо. Причем число сообщений об их появлении росло с невероятной быстротой.

Изучить факты произошедшей катастрофы — вещь несложная, но… расследовать историю с призраками оказалось делом непростым. Руководство компании «Истерн Эйрлайнз» засекретило все сообщения очевидцев о встречах с призраками, зафиксированные экипажами в бортовых журналах, и делало все возможное, чтобы история с привидениями не стала достоянием гласности (вплоть до угрозы увольнения или помещения в психиатрическую больницу тех сотрудников, которые воочию видели призраков на авиалайнерах и рассказывали об этом другим). Однако… призраки продолжали посещать авиалайнеры типа Л-1011 вплоть до июня 1974 года. Фуллер взялся за расследование этого дела, поскольку история о последствиях гибели Л-1011, окажись она реальностью, «символизировала бы контраст между натиском сомнительного материализма и возможностью существования души и жизни после смерти».

До расследования истории, случившейся в «Истерн Эйрлайнз», Фуллер, по его признанию, почти ничего не знал о приведениях (или призраках). Для него, как и для многих людей, это было тайной за семью печатями. На основе рассказов очевидцев Фуллеру удалось воспроизвести множество случаев встречи с приведениями, произошедшими на лайнерах Л-1011.

Одна из свидетельниц — стюардесса Гинни — рассказывает.

Полет проходил на самолете с бортовым номером 318. Гинни в ожидании подъемника находилась в нижней кухне у переборки, отделявшей кухню от отсека, где помещалось электронное оборудование самолета. «Краем глаза Гинни заметила нечто туманное, похожее на облачко, зависшее у переборки прямо над дверью. Удивившись, она принялась его разглядывать. Свет в кухне был достаточно ярким, и Гинни могла разобрать каждую деталь. Нет, это не конденсация пара и не дым. Размером оно было с грейпфрут, но постепенно росло. К тому же облачко странным образом пульсировало, и границы его были более четкими и плотными, чем у дыма.

Если это был дым или даже пар, следовало тут же вызвать инженера. Чтобы убедиться, она перевела взгляд на ближайшее вентиляционное отверстие. Рядом с ним никакого дыма не было.

Гинни снова нажала на кнопку подъемника и обернулась к облачку. Теперь оно приняло форму слегка вытянутого баскетбольного мяча в нескольких дюймах от стены, продолжая сгущаться и как бы уплотняться. Словно зачарованная, Гинни не могла двинуться с места. Облако все увеличивалось. Гинни снова надавила на кнопку и отвернулась.

— Возможно, — успокаивала она себя, — если я не буду смотреть, оно исчезнет.

Она снова нажала кнопку. Подъемник не появлялся. Облачко стало еще более отчетливым. Оно явно превращалось в лицо.

Сверху до нее донесся стук двери, и кабина начала спускаться.

Гинни яростно давила на кнопку, хотя в этом уже не было необходимости.

Когда дверцы кабины распахнулись, она снова взглянула. Лицо уже было видно целиком — темные волосы, седина на висках и очки в стальной оправе, четко выделявшиеся на трехмерном изображении. Без сомнения, это лицо, и, без сомнения, в очках. Это стало последней каплей. Гинни могла бы попытаться убедить себя в том, что это все-таки пар, хотя прекрасно знала, что это не так.

Но очки в стальной оправе и темные волосы развеяли последние сомнения. Гинни распахнула дверцу и прыгнула в кабину подъемника. Ее трясло. Наверху она отправилась прямиком в «биффи» — так на самолетах называют туалетную комнату — и постаралась взять себя в руки. Сделать это оказалось нелегко. Она слишком боялась поделиться с кем-нибудь своими страхами. Слишком дико это прозвучало бы, слишком невероятно».

Члены погибшего экипажа, отмечает Фуллер, были, подобно многим, привязаны к своему воздушному судну, но особенно его любил Дон Репо. Мужественный и сильный человек с седыми висками Дон и сам пользовался уважением и любовью у летчиков и стюардесс. С теплотой отзывались коллеги и о командире Лофте.

Оба были профессионалами высшего класса и необычайно гордились своей работой.

Примерно месяц спустя после истории с Гинни произошел случай, ошеломивший многих. Самолет с бортовым номером 318 должен был лететь из Нью-Арка в Майами. Была обычная предполетная проверка: «бортинженер заканчивал обход, командир и второй пилот проверяли различные мелочи, которые могли повлиять на безопасность полета. В салоне хлопотали стюардессы, готовя самолет к приему пассажиров. Поставщики провизии фирмы «Мариотт» уже закончили погрузку контейнеров в нижнюю кухню.

Пассажиров быстро впустили, проводили к креслам и попросили приготовиться к взлету.

В салоне первого класса старшая стюардесса Сис Патерсон* [* — означает, что по просьбе очевидцев их имена изменены] как обычно пересчитала пассажиров. Обнаружив одного лишнего, она вернулась, чтобы повторить подсчет. Вскоре она поняла причину расхождения: в одном из кресел сидел мужчина в форме командира «Истерн Эйрлайнз». Вероятно, он возвращался обратно в Майами после полета в Нью-Арк. Это было в порядке вещей и порой такие пассажиры, проведя первую часть полета в салоне, перебирались затем на откидное кресло в кабину. Однако, необходимо было окончательно удостовериться и Сис подошла к летчику со списком.

— Простите, командир, — извинилась она. — Вы совершаете обратный рейс? Вас нет в моем списке.

Летчик не отозвался. Он смотрел прямо перед собой.

— Прошу прощения, командир, — повторила она. — Я должна записать вас как дополнительного пассажира или как пассажира первого класса. Не могли бы вы помочь мне?

Летчик по-прежнему не отвечал. Он продолжал сидеть прямо, ни голосом, ни жестом не показывая, что слышит стюардессу. Сис растерялась. К ней подошла инспектор полетов Диана Боус*.

Она тоже была удивлена. С виду вполне нормальный мужчина, но все же как будто не в себе. Сис направилась в кабину. Может быть, командиру удастся добиться ответа от странного летчика?

Командир прошел в салон вслед за Сис. Упрямого летчика уже окружили несколько любопытных пассажиров, пытавшихся выяснить, что происходит. Командир рейса подошел к креслу, стремясь быстрее покончить с возникшей неприятностью и поднять самолет в воздух. Его удивило, что коллега не значился в списке, а стало быть, у него не было пропуска в самолет. Подойдя к стюардессам, командир нагнулся, чтобы заговорить с коллегой.

Но застыл от изумления.

— Боже, да ведь это Боб Лофт! — пробормотал он.

В салоне воцарилась тишина. Затем произошло нечто, что впоследствии никто из стоявших рядом не смог объяснить. Летчика больше не было в кресле. Секунду назад он сидел в нем — и вот его не стало.

Командир связался со службой управления аэропортом. Вылет отложили. Самолет тщательно обыскали, но пропавшего летчика не нашли. Наконец 318 направился к взлетной полосе. Число его пассажиров теперь полностью совпадало со списком, но ошеломленный экипаж никак не мог прийти в себя.

В считанные часы эта история разнеслась среди служащих «Истерн» и других авиалиний».

Если привидение было настолько отчетливым и реальным, как его описали свидетели, то «не говорит ли это о том, что личность продолжает жить и после смерти? И может вернуться в такой «живой» форме, что введет в заблуждение даже технически мыслящий экипаж?

Гинни рассказала и о другом случае, который она так и не смогла объяснить. Почти сразу же после взлета самолет номер 318 начал мягко наклоняться вправо и так же мягко выравниваться.

Когда Гинни подошла по вызову к одному из пассажиров, тот «поинтересовался:

— А что это у нас на крыле?

Гинни нагнулась и выглянула наружу. У самого кончика крыла виднелась дымчатая светящаяся масса. Она была слишком плотной для облака и, нависая, двигалась вместе с крылом. Вместе с пассажиром Гинни следила за ней несколько минут. Они заметили, что масса — размером с большой чемодан — время от времени поднимается на несколько фунтов от крыла и самолет тут же выравнивается.

Затем масса снова опускается на крыло и самолет наклоняется. Этот процесс повторился несколько раз. Наконец, пассажир предложил Гинни пойти в кабину и все рассказать бортинженеру.

Она нерешительно послушалась. Бортинженер прошел вместе с ней к иллюминатору и взглянул на массу.

— Облако, — заявил он. — Скоро оно отстанет.

Пассажир возразил. Он объяснил инженеру, что наблюдает за массой уже порядочное время. Инженер был явно озадачен. Единственным объяснением, которое он смог предложить, была конденсация, но он и сам понимал, что это неубедительно. Он заверил их, что, несмотря на наклон, самолет в полной безопасности, и что он потребует полной проверки лайнера после посадки.

Полчаса спустя самолет начал с той же частотой наклоняться в левую сторону. К этому моменту любопытство Гинни уже пересилило тревогу. Когда ее окликнул пассажир, сидевший у левого крыла, она восприняла это как нечто само собой разумеющееся.

Вместе с пассажиром она выглянула в иллюминатор. Там была светящаяся масса, и когда она приподнималась, самолет шел ровно. Когда же она садилась на конец крыла, самолет накренялся и никакие рули не могли его выпрямить.

Самолет благополучно приземлился в Майами…»

Одна из историй «касалась женщины, летевшей в салоне первого класса борта 318 из Нью-Йорка в Майами. Самолет еще был на земле, и старшая стюардесса не подсчитала, как обычно, число пассажиров. В соседнем с женщиной кресле сидел мужчина в форме бортинженера компании «Истерн». Что-то в его внешности насторожило пассажирку. Он выглядел бледным и больным, а когда она заговорила с ним, он не ответил. Она спросила, все ли у него в порядке и не позвать ли стюардессу. Ответа не было. Женщина забеспокоилась и окликнула стюардессу. Та тоже пришла к выводу, что у мужчины нездоровый вид. Она спросила, не помочь ли ему. На них обратили внимание еще несколько пассажиров.

И тут— на глазах у всей группы — бортинженер попросту пропал.

Все были ошеломлены, а у женщины началась истерика. Прилетев в Майами, она потребовала, чтобы ей показали фото всех бортинженеров компании, чтобы она смогла опознать мужчину.

Говорят, и она, и стюардесса указали на фотографию Репо, как на мужчину, сидевшего в кресле салона первого класса».

В феврале 1974 года борт 318 совершал рейс Нью-Йорк — Мехико. Во время полета одна из стюардесс, как обычно, находилась в нижней кухне. Занимаясь своими делами, она случайно взглянула на окошко одной из электроплит для подогрева пищи и «ясно увидела смотрящее на нее лицо Дона Репо. Она тут же вскочила в подъемник, поднялась в салон, схватила первую встретившуюся ей стюардессу. Вдвоем спустились в кухню и подошли к плите. Вторая стюардесса так же отчетливо разглядела лицо, и стало ясно, что это не отражение. Девушки связались с кабиной и рассказали все бортинженеру. Он немедленно спустился к ним.

Лицо Репо было прекрасно видно, и бортинженер сразу узнал его. Вдобавок, Репо заговорил с инженером. «Остерегайтесь пожара на этом самолете, — произнес он, а затем бесследно исчез».

Днем позже во время полета у этого лайнера загорелся один из двигателей. Информационный бюллетень Фонда безопасности полетов США опубликовал этот случай. Причем, как уверялось в бюллетене, его реальность подтверждается записью в бортовом журнале сверхмощного реактивного лайнера.

Командир Боинга-727 Морган описал следующий случай в Фениксе. Ровно в час ночи он посадил свой самолет в аэропорту Феникс, штат Аризона. «По соседству с ним оказался один из Л-1011… Внимание командира привлекли несколько полицейских машин, окруживших лайнер…

У Моргана и его коллег было сорок пять минут до вылета. Они вышли из самолета и отправились выяснить, в чем дело. Оказалось, что Л-1011 совершил длинный беспересадочный полет с несколькими остановками. Одна из пассажирок, ничем не выделяясь, тихо и спокойно просидела весь полет, пока самолет не приблизился к Фениксу. Вдруг она закричала и объяснила, что рядом с ней в кресле внезапно возник мужчина. Она в то время как раз смотрела на кресло. Как только она начала кричать, он исчез.

Стюардессы никак не могли успокоить женщину и вынуждены были вызвать полицию».

По мере бесед с опытными и вполне здравомыслящими людьми — стюардессами, пилотами, бортинженерами, механиками — Фуллеру и его добровольным помощникам удалось выявить следующие наиболее общие черты, присущие случаям с привидениями на лайнерах компании «Истерн»:

— привидения командира Лофта и бортинженера Репо появлялись и исчезали на глазах очевидцев неожиданно и внезапно, обычно во время полетов;

— призраки были четкими, трехмерными, казались плотными и вполне узнаваемыми;

— встречи с Лофтом происходили реже, чем с Репо. Причем Дон Репо обычно являлся на борт самолета, чтобы оказать помощь экипажу в вопросах безопасности и управления лайнером.

Например, механик Гарри Льюис рассказал Фуллеру, как Репо встретил бортинженера и провел его прямо к тому месту, где была неисправность в гидравлической системе. И только когда Репо внезапно исчез, ошеломленный инженер понял, что говорил не с человеком, а с призраком;

— привидения, по словам очевидцев, не причиняли никакого вреда или разрушения;

— существуют многочисленные свидетельства, что командир Лофт и особенно Дон Репо неоднократно появлялись перед собратьями в виде привидений;

— имеется множество веских убедительных теоретических доказательств, что привидения (призраки) существуют.

События, последовавшие за катастрофой на Эверглейдских болотах, можно счесть убедительным доказательством реальности существования сознания личности после смерти, а также независимости разума от мозга.

Не всегда внетелесные переживания связаны с клинической смертью или несчастными случаями. У некоторых эти переживания наблюдаются в то время, когда человек просто отдыхает или собирается заснуть.

Наиболее полно исследовал и описал переживания собственного внетелесного опыта Роберт Аллан Монро в книге «Путешествие вне тела» (1971, 1977, США). Эта книга является «классической работой, — пишет ее редактор, — о внетелесных переживаниях. Преуспевающий американский бизнесмен против своей воли столкнулся с этим явлением и, руководствуясь поразительным мужеством и здравомыслием, взялся за его исследование. В отличие от скованных предрассудками оккультистов Роберт Монро изучал свой собственный опыт объективно и беспристрастно; с самого начала он использовал научный подход, занялся разработкой уникальной методики и показал себя одним из тех редких людей, которые готовы к экспериментальному сотрудничеству с учеными.

Монро с юмором и трезвостью рассудка описывает в этой книге только то, что видел и ощущал, не прибегая к досужим домыслам, какие часто свойственны толкованиям необычных и непостижимых событий.

Но слово «смерть» Монро теперь употребляет только в кавычках.

Р. Монро долгое время оставался едва ли не единственным представителем «научной школы» среди множества людей, объявляющих о том, что они обладают необычными психическими способностями. К тому времени, когда врач Раймонд Моуди подтвердил широкую распространенность внетелесных переживаний в мгновения клинической смерти, знаменитый Институт Монро уже был переполнен добровольцами, жаждущими испытать это явление на личном опыте».

Со времени опубликования этой книги «огромное число людей, — по мнению видного специалиста в области человеческого сознания и его потенциальных возможностей доктора Чарлза Тарта, — нашли утешение в понимании того, что они не одиноки, а случившиеся у них внетелесные переживания — вовсе не признак безумия».

Многие ученые, как правило, либо не обращают внимания на подобные явления, либо утверждают, что они невозможны, так как нет, по их мнению, «твердо установленных научных данных».

Однако, несмотря на это, «все же можно сделать, — пишет Тарт, — некоторые выводы из имеющихся материалов:

Первое. Внетелесный опыт (ВТО) — это универсальное явление, присущее человеку. Его универсальность состоит… в том, что он известен на протяжении всей письменной истории человечества, и его проявления у людей самого разного культурного уровня явно совпадают. Сообщения о ВТО, близко напоминающие описания, известные по литературе Древнего Египта или из других восточных источников, можно обнаружить, скажем, у домохозяек из Канзаса.

Второе. ВТО, как правило, бывает один раз в жизни, и при этом «случайно». Иногда он связан с болезнью, особенно такой, в результате которой человек оказывается на краю смерти. Иногда он вызывается сильным эмоциональным стрессом. Часто он просто случается во время сна без какой-либо видимой причины. И лишь в очень редких случаях он может быть вызван намеренным усилием воли.

Третье. ВТО относится к числу глубочайших личных переживаний испытавшего его человека и в корне меняет его представления.

Четвертое. Для испытавших ВТО — это, как правило, чрезвычайно радостное событие. По моей приблизительной оценке 90–95 % людей во время ВТО ощущали глубокую радость и только 5 % были сильно напуганы, так как единственное объяснение, приходившее им в голову, сводилось к тому, что они умирают».

Для изучения феномена внетелесных переживаний, считает Тарт, необходимы такие опытные люди, которые способны по своему желанию вызвать у себя это состояние, и обладающие способностью внимательного, вдумчивого наблюдателя. Именно таким человеком и был Роберт А. Монро, лично переживший внетелесное состояние сотни раз и давший их подробное хронологическое описание в книге «Путешествие вне тела».

Вот что рассказывает сам Монро о своем опыте: «В 1958 году, без каких-либо видимых причин, я покинул свое материальное тело и повис над ним. Это случилось не по моей воле, я отнюдь не пытался добиться подобных свершений». Давая более подробное описание случившемуся, Монро пишет: «Был поздний вечер, я лежал в постели, собираясь заснуть. Жена лежала рядом и уже спала. Какая-то волна хлынула мне в голову, а затем распространилась по всему телу. Все это было уже знакомо. Пока я размышлял, как бы по-новому проанализировать происходящее, в сознании сама собой всплыла мысль: вот бы хорошо завтра после обеда взять планер и полетать (в то время я увлекался планеризмом).

Не задумываясь о последствиях, даже не предполагая, что они могут быть, я просто представил себе удовольствие от полета.

Спустя мгновение я почувствовал, как что-то давит мне на плечо. Удивившись, я потянулся рукой назад и вверх, чтобы нащупать, что там такое. Рука наткнулась на гладкую стену.

Я провел по стене ладонью сколько хватило руки — стена была гладкой и не кончалась. <…>

Затем я пригляделся повнимательнее. Что-то было не так.

В стене не было ни дверей, ни окон, возле нее не стояло никакой мебели. Это не могло быть стеной моей спальни. И в то же время это было что-то знакомое. Понимание пришло мгновенно: это не стена, это — потолок! Я парил под потолком, легонько подпрыгивая при каждом движении. Я перевернулся в воздухе, поглядел вниз и вздрогнул. Внизу в полумраке я увидел постель и две фигуры в ней. Та, что справа, была моей женой. Рядом лежал еще кто-то. Оба, похоже, спали.

«Странный сон, — подумал я. — Кто это приснился мне в постели с моей женой?» Приглядевшись еще внимательнее, я был потрясен. Этим некто был я сам!

Последовавшая за этим реакция была мгновенной. Я — здесь, а мое тело — там. Я умираю, это — смерть. А я не готов умирать.

Эти вибрации каким-то образом убили меня. Страшно перепугавшись, я, словно водолаз, устремился вниз к своему телу и нырнул в него. Я сразу ощутил себя в постели, накрытым одеялом…

Что произошло? Неужели я и вправду чуть не умер? Сердце быстро билось в груди, но не сказать чтобы как-то по-особенному.

Я пошевелил руками и ногами. Как будто все в порядке…

Прошло немало времени, прежде чем я снова лег в постель и попытался заснуть».

Что же произошло? — снова и снова спрашивал себя Монро, «ведь в тот момент я не спал и потому не мог считать это переживание обычным сновидением. Я пребывал в полном сознании и прекрасно отдавал себе отчет в том, что происходило, — разумеется, от этого становилось еще страшнее. Я решил, что перенес жестокую галлюцинацию, вызванную каким-то серьезным — быть может, смертельным — заболеванием: опухолью мозга, припадком или развивающейся душевной болезнью.

Явление повторялось. Я не мог ничего поделать. Обычно оно начиналось, когда я ложился, собираясь отдохнуть или поспать.

Это происходило не всякий раз, но достаточно часто: несколько раз в неделю. Я поднимался на несколько фунтов над своим телом, и лишь тогда начинал понимать, что происходит. Испытывая леденящий ужас, я судорожно барахтался в воздухе, пытаясь вернуться в материальное тело. Я не сомневался в том, что умираю, но, несмотря на все свои усилия, не мог прекратить регулярно возобновлявшиеся выходы из тела.

В то время я считал себя достаточно здоровым человеком, не страдающим какими-либо физическими и душевными расстройствами. У меня было много забот: я владел несколькими радиостанциями, занимался и другими делами. У меня были офис на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке, дом в округе Вестчестер и, что не менее важно, жена и двое маленьких детей. Я не принимал никаких лекарств, не употреблял наркотики и чрезвычайно редко прикладывался к спиртному. Я не считал себя особенно религиозным человеком, не увлекался восточными учениями и прочими высокими материями.

И я оказался совершенно не готов к таким резким переменам.

Трудно передать, какой страх и чувство одиночества охватывали меня в подобных случаях. Рядом не было человека, с которым можно было бы поговорить. Первое время я не решался завести разговор даже с женой, так как не хотел ее тревожить. Поскольку меня всегда привлекали западная культура и научный подход, я без раздумий обратился за советом к традиционной медицине и науке. После обстоятельных медицинских осмотров и ряда анализов мой личный врач заверил меня в том, что у меня нет ни опухоли мозга, ни каких-либо иных физиологических отклонений. Прочие причины пребывали вне сферы его компетенции.

Через некоторое время я набрался смелости и обратился к своим друзьям, психиатру и психологу. Один заверил меня в том, что я не сошел с ума, — он очень хорошо меня знал. Другой предложил посвятить целые годы обучению у какого-нибудь гуру в Индии, но подобная мысль была для меня совершенно неприемлемой. Ни одному из них, да и вообще никому, я не рассказывал о том, насколько пугает меня это явление…

Этот первый наглядный опыт, — пишет Монро в «Путешествиях вне тела», — нанес мне поистине сокрушительный удар. Осознание, что все это реальность, а не сны наяву, галлюцинации, начальная стадия шизофрении, невротические аберрации, фантазии, вызванные самогипнозом, опрокидывало практически все мое знание жизни, накопленное к тому времени, все, чему меня учили, мои представления, мою систему ценностей. Больше того, это подрывало мою веру в полноту и достоверность научного знания, наработанного нашей культурой. Прежде я был уверен, что наши ученые знают ответы на все вопросы или, по крайней мере, на большинство из них.

И наоборот, отвергнуть очевидное — пусть для одного меня и никого больше — означало бы отвергнуть все то, что я ставил так высоко: убежденность в том, что освобождение человечества и его прогресс определяются прежде всего его способностью познавать неизвестное с помощью разума и научного подхода».

Монро назвал свои внетелесные переживания Вторым состоянием, а другое, тонкое тело, которым мы обладаем, — Вторым Телом. «Самое надежное подтверждение того или иного явления — его повторяемость и многократность. С помощью довольно тщательных (насколько это было в моих силах) аналитических экспериментов я, — пишет Монро, — пришел к бесповоротному убеждению в существовании Второго Тела. Полагаю, что оно есть у каждого. Трудно допустить, чтобы я в этом смысле был каким-то исключением».

Что же оно собой представляет? На основании многих сотен личных опытов и наблюдений других, Монро в книге «Путешествие вне тела» приводит следующие особенности Второго [тонкого] Тела.

Во-первых, это тело подвержено действию силы тяжести, хотя и в значительно меньшей степени, чем физическое тело. Оно обладает малой плотностью, что позволяет ему проникать сквозь стены.

Во-вторых, при некоторых условиях Второе Тело может быть видимо.

«В-третьих, Второму Телу присуще чувство осязания, которое, по всей видимости, очень сходно с физическим: когда нефизические руки касаются друг друга, ощущение идентично тому, как если бы это были физические руки. Кроме того, руками этого тела можно осязать физическое тело; это подтверждается следующим экспериментом с непосредственным обследованием тела…Очень необычный эксперимент, — пишет Монро. — Легко поднявшись из тела и оставшись в комнате, наконец-то я набрался храбрости внимательно рассмотреть свое физическое тело, лежащее на постели. Медленно спустившись вниз, стал шарить руками в полумраке (комната была освещена лишь светом вечерних сумерек с улицы, и, быть может, это было к лучшему, ибо в разглядывании своего физического тела есть что-то отталкивающее). Шаря внизу руками в поисках своей физической головы, наткнулся… на ноги! Сначала решил, что попал куда-то не туда, и это не я, но тут нащупал пальцы своих ног. На ногте большого пальца левой ноги у меня нарост (когда-то давно придавил бревном). Теперь его не было. Ощупал руками правую ногу — ноготь большого пальца… с наростом! Все наоборот, словно в зеркальном отражении. Медленно ощупал тело, но за исключением большого пальца, так и не смог определить, перевернуто оно или нет. <…> Может быть, паря в воздухе, я просто потерял ориентацию? Но ведь нарост на ногте оказался не на левой ноге, а на правой».

В-четвертых, Второе Тело удивительно пластично. Оно может принимать любую форму по желанию индивида. Иллюстрируя эту особенность, Монро пишет: «В субботу опять… вышел из физического тела в той же комнате. Снова обратила на себя внимание удивительная эластичность этого другого тела. Стоя в центре комнаты, я мог дотянуться до стены, находившейся в восьми футах от меня. Поначалу рука не доставала, но я продолжал ее вытягивать, и вот она ощутила поверхность стены. В результате рука стала в два раза длиннее, но при этом никаких изменений я не заметил. Ослабил усилие, и она приняла свой обычный вид.

Этим подтверждается другой вывод: руке можно придать любую форму, стоит только… мысленно представить ее себе. Оставленная без внимания она обретает свой обычный вид. Подозреваю, что можно принять любой облик, о котором сознательно подумал».

В-пятых, не исключается «возможность того, что Второе Тело представляет собой обратную проекцию физического тела. Это подтверждается… экспериментом с обследованием инертно лежащего физического тела, в ходе которого оба тела оказались в прямо противоположном положении относительно друг друга (голова к ногам), что, впрочем, может объясняться потерей ориентации в условиях недостаточного освещения. Однако в комплексе с идентификацией большого пальца данное обстоятельство заслуживает внимания. Подтверждение высказанному предположению было обнаружено и в результате других экспериментов, первоначально приписанных мною дезориентации и сугубо субъективными реакциями…

В-шестых, непосредственное изучение устройства Второго Тела, судя по всему, подтверждает наличие между ним и физическим телом связующего их «шнура», начиная с глубокой древности многократно описанного в эзотерической литературе. Для каких целей он служит, пока неясно. Можно предположить, что посредством этой коммуникации сосредоточенный во Втором Теле разум осуществляет контроль над физическим телом. По-видимому, по тому же каналу информация от физического тела поступает во Второе, что иллюстрируется следующим случаем. Рано вечером, примерно в семь тридцать, решил попробовать навестить Р. У. в ее квартире, в восьми милях от моего дома. Я был уверен, что она сможет почувствовать мое присутствие (не физически, конечно). Без каких бы то ни было трудностей тут же очутился в какой-то гостиной, где рядом с ярким светом сидел кто-то, показавшийся мне Р. У. Приблизился к ней, но она, похоже, не обратила на меня никакого внимания. Затем, я уверен, она увидела меня, но, кажется, испугалась. Я отступил назад и заговорил с ней, но тут что-то повлекло меня назад в физическое тело… Причиной возвращения была рука, затекшая от недостаточного кровообращения — я лежал в неудобной позе.

На другой день Р. У. спросила меня, что я делал накануне вечером? Я поинтересовался, почему это ей так важно, и она рассказала: «После ужина я сидела в гостиной и читала газету. Что-то заставило меня поднять глаза, и в другом конце комнаты я увидела нечто висящее и колышущееся в воздухе.

Я спросил: «Как оно выглядело?»

«Словно отрез тонкого, как паутина, серого шифона, — ответила она, — сквозь него были видны находившиеся за ним стена и стул. Затем оно стало приближаться ко мне. Я перепугалась, потом подумала, что это, может быть, ты, и спросила: «Боб, это ты?» Но оно только висело в воздухе, слабо колеблясь. Я еще раз спросила, не ты ли это, и если да, попросила тебя уйти домой и не тревожить меня. Тогда оно отступило назад и быстро растаяло».

Таким образом, — заключает Монро, — я не очень ярко выраженный призрак и в этом состоянии не обладаю (по крайней мере иногда) человеческим обликом…

В-седьмых, заслуживает самого пристального внимания воздействие на Второе Тело электричества и электромагнитных полей.

На это указывает эксперимент с клеткой Фарадея», описание которого приводится ниже. «Эксперимент, — пишет Монро, — повторить который мне бы не хотелось. Я оказался в заряжённой клетке Фарадея (медный, ячеистый экран, над землей, под постоянным током напряжением 50 киловольт). Решил попробовать пройти сквозь клетку. Из физического тела вышел без затруднений, а затем запутался в каком-то большом мешке из гибкой проволоки. В ответ на мои усилия мешок подавался, но проникнуть сквозь него я не мог. Я бился словно животное, попавшее в силки, и, в конце концов, вернулся в физическое тело. Поразмыслив, пришел к выводу, что это была не сама проволока, а электрическое поле, повторявшее форму клетки, только более гибкое.

Может быть, этот феномен лежит в основе «ловушки для призраков»?

В результате эксперимента с клеткой Фарадея было установлено, что проникновение Второго Тела сквозь заряжённые стенки невозможно и лишь после отключения напряжения это без труда удавалось».

Монро описывает и случаи, когда он неожиданно влетал в тело другого человека. «Примерно в 11:30 вечера… вышел из тела с намерением посетить Агню Бэнсона. Начал перемещаться, словно меня несло ветром, но почти сразу же (по крайней мере, так мне показалось) вернулся в физическое. Я не лежал в постели, а стоял. Какой-то грузный и сутулый мужчина поддерживал меня слева. Он был гораздо выше меня. Справа меня поддерживала молодая девушка. Они заставляли меня пройтись по комнате.

Ходить мне было трудно, но они держали меня с обеих сторон под локти. Я слышал, как они переговаривались между собой насчет моих рук — с ними что-то было не в порядке. Не то чтобы мужчина с девушкой были ко мне недружелюбны, нет, просто мне было ясно, что я попал куда-то не туда. К счастью, я не растерялся: применил «вытягивание» и пулей вылетел оттуда прочь. Спустя одну-две секунды я снова был в своем физическом теле. Прежде чем пошевелиться, внимательно осмотрелся (физически). Тело мое, спальня моя. Прошло еще много времени, пока, наконец, я успокоился и смог заснуть».

Вот еще один аналогичный пример.

«Просто поразительный случай! Не хотел бы, — пишет Монро, — чтобы такое повторилось еще раз. Лег спать поздно, часа в два ночи, очень усталый. Вскоре, без всякого усилия с моей стороны, начались вибрации, и я решил, вопреки необходимости отдохнуть, попробовать «сделать что-нибудь». (Может быть, именно в этом и заключается отдых.) Вышел из тела легко. Мельком, одно за другим посетил несколько мест, затем, вспомнив, что нужно отдохнуть, решил попробовать вернуться в физическое. Мысленно представил себе свое тело, и буквально в тот же момент очутился в постели. Но что-то сразу показалось мне не так. Над ногами у меня помещалось какое-то похожее на ящик приспособление, предназначенное, видимо, для того, чтобы удерживать простыни от соприкосновения с ногами. В комнате находились двое — мужчина и женщина в белом, очевидно, сиделка. Они тихо переговаривались между собой, стоя поблизости от постели.

У меня мелькнула мысль, что что-то случилось: может быть, жена обнаружила мое тело бездыханным и срочно поместила меня в больницу. В пользу этого говорили стерильная чистота комнаты и присутствие сиделки. Но все же что-то здесь было не то.

Через минуту те двое замолчали. Женщина (сиделка) вышла из комнаты, а мужчина подошел к постели. Я перепугался, ибо понятия не имел, что ему нужно. А когда он мягко, но крепко взял меня за плечи и склонился надо мной, глядя мне в лицо своими блестящими, навыкате глазами, я испугался еще сильнее. Самое скверное состояло в том, что мои отчаянные попытки пошевелиться ни к чему не приводили. Казалось, все мускулы моего тела были парализованы. Внутренне содрогаясь от ужаса, я всеми силами пытался отпрянуть от нависшего надо мной лица.

Затем, к моему неописуемому изумлению, он наклонился еще ниже и поцеловал меня в щеки. Я явственно ощутил прикосновение бакенбард и разглядел, что глаза его блестели от стоявших в них слез. После этого он выпрямился, выпустил мои руки и медленно вышел из комнаты.

Несмотря на сковывавший меня ужас, я сообразил, что ни в какую больницу жена меня не помещала и что я снова попал куда-то совсем не туда. Нужно было что-то предпринимать, но как я ни старался, напрягая всю свою волю, ничего не получалось. Через какое-то время я услышал в голове у себя шипение, похожее на звук, издаваемый сильной струей пара или воздуха.

Подчиняясь некоему смутному побуждению, я сконцентрировался на нем и стал им пульсировать, делая его то тише, то громче. Все сильнее и сильнее учащая пульсацию, я вскоре довел ее до вибрации высокой частоты. Попробовал подняться из тела — удалось беспрепятственно. Немного спустя слился с другим физическим телом.

На этот раз я был осторожен. Ощупал постель. За стеной раздавались знакомые звуки. Когда открыл глаза, в комнате было темно. Пошарил там, где должен быть выключатель. Он оказался на месте. Включил свет и вздохнул с огромным-огромным облегчением: я вернулся».

При Втором Состоянии, считает Монро, никакого интеллектуального скачка не происходит. Что касается памяти, то уже с самых первых внетелесных опытов ее «переполняют события, места, люди, предметы, никак не связанные с данной физической жизнью… Источник этих воспоминаний остается загадкой».

В мае 1980 года в Сан-Франциско на ежегодной встрече Американской Ассоциации Психиатров был заслушан доклад докторов медицины Стюарта Твемлоу, Глена Габбарда и доктора педагогики Фоулера Джонса на тему «Внетелесные переживания: феноменология». В нем были представлены описательные данные по 339 опрошенным, откликнувшимся на предложение рассказать об испытанных ими внетелесных переживаниях. Опрос охватывал весьма разнородные слои населения: домохозяек, студентов, пенсионеров, врачей, государственных служащих и т. д.

Исследования проводились при участии Института Монро (Института Прикладных Наук в Фабере, штат Виргиния), кафедры психиатрии университета при Канзасском Медицинском Центре, Фонда Меннингера в Топике (штат Канзас).

На основе обзора литературных источников и выполненного исследования авторы пришли к выводу, что внетелесные переживания [ВТП] это такое состояние, «при котором субъект ощущает, что его разум или самоосознание отделяется от материального тела, а также он живо и достоверно чувствует, что происходящее совершенно отличается от сновидения. <…>

Проведенное исследование, — отмечают ученые, — вызвало у нас фундаментальные вопросы о природе того, что в действительности является действительностью. Опрос с очевидностью показал, что при ВТП возникает не просто ощущение отделения сознания от тела — сознание отделяется во всей своей полноте, так что происходящее лучше всего определить как ощущение полного отделения личности. По зрительным впечатлениям опрошенных, в материальном теле не остается никакого сознания. Личность во всей полноте, включая наблюдающую и воспринимающую функции эго, переносится в иное, отличное от мозга, пространственное положение, а материальное тело при этом выглядит обездвиженным и «лишившимся сознания». Не возникает провалов в сознании, о каких сообщают в случаях гипноза, рассеивающего сна и обычных сновидений, в том числе и снов с частичным сохранением сознания; напротив, опрошенные подчеркивают обостренное самосознание. Одной из самых поразительных особенностей рассказов опрошенных является их полная уверенность в том, что случившееся не было сном, независимо от того, когда именно начинались переживания — как при мучительных болях, так и при обычном отдыхе».

Одним из самых сильных доводов существования жизни после смерти является реинкарнация (перевоплощение). «Чем можно объяснить сходство между реинкарнацией и переживанием близости смерти? Думаю, — пишет ученый из США Кеннет Ринг в предисловии к книге Кристофера Бейча «Круги жизни: реинкарнация и паутина жизни» (2003), — что ответ заключается в том, что трансцендентное состояние сознания, вызванное околосмертным кризисом, одновременно доказывает реальность реинкарнации.

Многие люди, с которыми мне доводилось встречаться, рассказывали, что, пережив околосмертный опыт, они, если не поверили в реинкарнацию, то, по крайней мере, убедились в возможности ее существования. Испытавшие околосмертные переживания вплотную подошли к тому, что переживает проходящий через реинкарнацию человек: к пониманию того, что мир души — это наш настоящий дом… и что жизнь на самом деле вечна.

Познавший реинкарнацию человек добавил бы: «Мы всегда возвращаемся».

«Во многих мировых культурах реинкарнация рассматривается как истинная основа существования, а вся наша жизнь, движущаяся сквозь бесконечность, — как протекающая на фоне бесчисленных кругов, — пишет Кристофер Бейч в своей книге. — Кто не верит в реинкарнацию — тот или не знает об уже опубликованных исследованиях, или слепо верит в другую теорию жизни, не совместимую с реинкарнацией. <…> Доказательства реинкарнации действительно с каждым годом становятся все убедительнее. Мое мнение таково: исследователи накопили столько неопровержимых свидетельств реинкарнации, что эта тема, ранее считавшаяся бездоказательной, теперь может быть переведена в разряд тем средней и даже высокой доказательности. <…>

Можем ли мы знать, что уже жили прежде?..

Единственный путь определить что-либо, связанное с прошлым, — это идентифицировать имеющиеся у нас воспоминания и обеспечить независимую проверку хотя бы нескольких из них.

Процедура установления существования предыдущих жизней, по сути, такая же. Нужно: 1) найти в нашей психике переживания предыдущей жизни, которые ощущаются как подлинные; 2) обеспечить внешнюю проверку, по крайней мере, некоторых из них.

Проверить воспоминания предыдущих жизней сложнее, чем нынешней, по двум причинам. Во-первых, наша психика прячет эти воспоминания более глубоко, их труднее извлечь целиком, и они не свободны от искажения. Во-вторых, поскольку исследуемое событие происходило давно, сложнее получить свидетельское подтверждение».

Существует два вида воспоминаний прошлых жизней, исследованных учеными: спонтанные (непроизвольные, обычно возникающие у детей) и вызванные (спровоцированные гипнозом или другими техниками расширения сознания).

Лучшими из имеющихся свидетельств реинкарнации являются скрупулезные и добросовестные исследования доктора медицины Яна Стивенсона, профессора психиатрии в университете Медицинской школы Виргинии (США).

Доктор Стивенсон ограничил круг своих исследований только спонтанными воспоминаниями. Его пациентами были маленькие дети, которые начинали рассказывать о своих прошлых жизнях по собственному желанию, не будучи на это ничем спровоцированными. Эти исследования оказались более сильными и доказательными, чем гипнотические регрессии в прошлые жизни у взрослых, поскольку при спровоцированных воспоминаниях, по мнению критиков, возможно внушение определенных идей и доказать подлинность воспоминаний довольно трудно.

Книги Стивенсона содержат самые достоверные свидетельства реинкарнации на сегодняшний день. Это такие работы, как: «Двадцать случаев, заставляющих задуматься о реинкарнации» (1974), «Случаи реинкарнации» (Т. 1–4; 1975, 1977, 1980, 1983 гг.), «Невыученные языки» (1984), «Дети, помнящие предыдущие жизни» (1987) и другие. Публикации Стивенсона содержат самые детальные отчеты выполненных исследований, методика которых в общих чертах состоит в следующем.

Сообщения о случаях возможной реинкарнации доктор Стивенсон получает через разветвленную мировую сеть исследователей, от знакомых и единомышленников. Получив сообщение, он без промедления отправляется знакомиться со случаем из первых рук — на Аляску, в Ливан, Индию, Бразилию и многие другие страны.

Каждый из случаев начинается с того, что ребенок (обычно двух — пяти лет) начинает рассказывать о своей прошлой жизни, называя места, имена людей и событий, о которых никто из членов семьи до того не слышал. В большинстве случаев он также описывает детали своей смерти, чаще всего насильственной. Порой ребенок заявляет родителям, что его настоящее имя — другое и у него совсем другие родители, братья и сестры, а иногда он называет имена своей жены (или мужа) и детей и настоятельно просит отвезти его к ним. Несмотря на стремление семьи подавить в ребенке эти воспоминания, он упорно продолжает говорить о них не день и не два, а на протяжении месяцев и лет. Когда слухи о воспоминаниях ребенка доходят до людей, у которых был родственник, чья биография совпадает с историей, описываемой ребенком, они проявляют желание встретиться с ним, с тем, чтобы уяснить, действительно ли этот ребенок является воплощением их умершего родственника.

Родители, уступая настойчивым просьбам ребенка встретиться с семьей из прошлой жизни, отвозят его в названное им место.

При первом же посещении ребенок, как правило, самостоятельно находит дорогу к «своему» дому. Уверенно шагая по улицам, узнает прохожих, здоровается с ними, правильно называя их по имени. Придя в дом, где он жил в предыдущем рождении, безошибочно узнает членов своей «бывшей» семьи, обращается к ним по именам, спрашивает о вещах и людях, которые отсутствуют в данный момент, а также вспоминает некоторые факты из жизни семьи, о которых не могли знать посторонние. В некоторых случаях ребенок вспоминает потайные места хранения драгоценностей и ценных бумаг, о которых не известно членам «прошлой» семьи.

При этом перемены, которые произошли в доме, во внешности членов семьи с момента его смерти, ему в новинку.

Когда доктор Стивенсон приезжает знакомиться с очередным случаем, то он делает все возможное, чтобы избежать ошибок в исследованиях. Он принимает в расчет только показания прямых свидетелей. Без ведома семьи находит и спрашивает других жителей места прошлой жизни ребенка, не связанных с данным случаем и способных охарактеризовать в той или иной мере участников истории. Он проводит «перекрестный допрос» ребенка, членов его семьи, родственников предыдущей личности и других свидетелей, пытаясь выявить малейшие несоответствия в их показаниях.

Стивенсон владеет пятью языками, но если он не знает местного языка, то во время опросов пользуется услугами двух, а иногда трех переводчиков с тем, чтобы избежать ошибок в переводах. Все беседы фиксируются письменными и магнитофонными записями. Для подтверждения устных свидетельств тщательно проверяются документы, регистрационные книги и архивы. Кроме того, выясняется, не получил ли ребенок информацию любым другим путем, кроме воспоминаний. Скрупулезно проверяется возможность даже самых отдаленных контактов между этими двумя семьями.

При изложении случаев оговариваются все «за» и «против» любых возможных погрешностей в опытах. Верифицированным доктор Стивенсон признает только такой случай, в котором совпадения фактов настолько убедительны, что их можно объяснить только воспоминаниями из прошлой жизни.

В работах Стивенсона описано много захватывающих историй.

Приведем краткое изложение некоторых из них.

История Сварнлаты (из «Двадцати случаев») является весьма типичным примером исследованных Стивенсоном случаев. Родилась Сварнлата Мишра в 1948 году в Индии, штате Прадеш в семье юриста. Когда однажды она в трехлетнем возрасте проезжала с отцом город Катни, расположенный в ста милях от их дома в Панне, девочка внезапно попросила водителя свернуть на дорогу, которая, как она сказала, ведет к «ее дому». Вполне понятно, что шофер не выполнил ее просьбу. Когда они остановились в Катни попить чаю, Сварнлата заявила, что в ее доме, расположенном поблизости, им предложили бы чай получше. Слова дочери озадачили Мишру, так как он хорошо знал, что ни сам, ни кто-либо из родственников никогда не жили в Катни и его окрестностях.

В течение нескольких следующих лет Сварнлата время от времени рассказывала родителям, но чаще сестрам и братьям, эпизоды из своей предыдущей жизни. Она говорила, что звали ее Бия и что родилась в семье Патхак; жила в Катни, вышла замуж и родила двух сыновей. Девочка уверяла, что их дом в Катни был из белого камня с черными дверями; в нем было четыре оштукатуренных комнаты, остальные — не доделаны, пол выложен каменными плитами. Из окон дома можно было видеть железную дорогу и известковые печи. Позади дома находилась школа для девочек.

По ее словам, у семьи Патхак была машина, что для Индии тех лет большая редкость. Родители Сварнлаты, сомневаясь в подлинности воспоминаний дочери, более шести лет не предпринимали никаких попыток проверить их.

Когда Сварнлате было десять лет, семья Мишра жила в Чхатарпуре. Профессор Агнихотри из этого же города, узнав о заявлениях Сварнлаты, будто она помнит предыдущую жизнь, попросил отца девочки привести ее к нему, чтобы она поделилась своими воспоминаниями с ним и его коллегами. Тогда же Сварнлата, услышав, что жена профессора вернулась из Катни, выразила желание встретиться с ней. Как только миссис Агнихотри вошла в комнату, девочка сразу же узнала в ней свою подругу. Сварнлата напомнила ей о свадьбе в деревне Тилора, где они были вместе и о том, как не могли отыскать там туалет. Ошеломленная жена профессора подтвердила эти и многие другие сведения из жизни Бии в Катни. После этой встречи Мишра позволил записывать рассказы дочери для их дальнейшей верификации.

Весной 1959 года Сварнлату посетил профессор Хемендра Банерджи, индийский исследователь и коллега доктора Стивенсона.

После двухдневных бесед со Сварнлатой, Банерджи отправился в Катни, где без труда, на основе описаний Сварнлаты отыскал дом Патхаков. Позже он встретился с этой, довольно зажиточной семьей. Патхаки никогда не слышали ни о Сварнлате, ни о семье Мишра, но подтвердили, что воспоминания Сварнлаты совпадают с событиями из жизни их дочери Бии Патхак. Бия действительно жила в Катни до замужества. Выйдя замуж за человека по имени Чинтамани Панди, она переехала в город Майхор, расположенный в ста милях от Катни. Умерла Бия Патхак в 1939 году от сердечного приступа, оставив мужа и двух сыновей. Профессор Банерджи верифицировал все рассказы, услышанные от Сварнлаты, и убедился в их правдивости.

Через несколько месяцев вдовствующий муж Бии с ее сыном Мурли и старшим братом приехали в Чхатарпур, чтобы встретиться со Сварнлатой. Пригласив с собой девять горожан и сохраняя инкогнито, они пришли в дом Мишры. Среди гостей девочка тут же узнала «своего» старшего брата и назвала его ласкательным именем «Бабу», которое ему дала Бия. Затем десятилетняя Сварнлата обошла комнату, внимательно рассматривая лица каждого из присутствующих. Когда она подошла к Чинтамани Панди — мужу Бии, девочка опустила глаза и застенчиво, как это делают жены в Индии, назвала его по имени. Сварнлата безошибочно идентифицировала сына Бии, Мурли, которому было тринадцать лет, когда умерла его мать. Но Мурли, не веривший в то время в реинкарнацию, решил сбить девочку с толку и почти сутки настаивал на том, что он не ее сын, но… в результате сдался. Более того, он привел с собой чужого человека и пытался убедить ее, что это второй сын Бии, Нареш. Но Сварнлата не попалась на удочку и позже правильно определила своего настоящего второго сына при визите в Майхор. Наконец, Сварнлата напомнила своему бывшему мужу о том, что он однажды взял сто двадцать рупий из ящика, где она хранила деньги. Мужчина уверял, что только он и Бия знали об этом случае.

Через несколько недель Мишра отвез девочку в Майхор, где жила и умерла Бия. Войдя в дом, она сразу же рассказала об изменениях, произошедших в доме. Девочка узнала комнату Бии, а также вспомнила другую комнату, в которой она умерла. Кроме того, она точно идентифицировала более двадцати человек из знакомых Бии, при этом проявила эмоции, соответствующие характеру отношений Бии с каждым из них. Причем люди, знакомые с Бией, перемешивались с большим количеством (от 11 до 40 человек) с совершенно посторонними людьми. Зачастую члены семьи пытались сбить ее с толку, представляясь не своими именами, или отказывались признать правильность ее слов.

Приехав в Катни, Сварнлата узнала многих членов семьи Патхак, включая четырех братьев Бии, четырех сводных сестер, двоюродную сестру, множество друзей, знакомых, прислугу. Семья Патхак считала, что труднее всего девочке будет узнать их пастуха.

Но Сварнлата выдержала и этот экзамен, хотя один из братьев Бии пытался убедить ее в смерти этого человека. Четвертый брат утверждал, что у его сестры не было передних зубов. Но Сварнлата уверенно сказала, что у нее на передних зубах были золотые коронки. Братья Патхак не могли вспомнить, так ли это, но их жены подтвердили правильность слов Сварнлаты.

Стивенсон отмечает, что Сварнлата в семье Мишры вела себя как ребенок, которым она и была, разве что проявляла большую серьезность и самостоятельность, чем это свойственно для большинства детей ее возраста. Однако в семье Патхак она непроизвольно вела себя в отношении мужчин как старшая сестра, которые были старше ее на сорок и более лет. С сыновьями Бии в присутствии других Сварнлата вела себя сдержанно, но, по словам Мурли, когда они оставались наедине, переставала сдерживаться и общалась с ними как мать.

Сварнлата вспомнила, что ее отец носил тюрбан, в действительности так оно и было.

И еще одна важная деталь, которая делает случай Сварнлаты особенно интересным. Девочка заявила, что у нее есть отрывочные воспоминания о реинкарнации, которая была между жизнью Бии и жизнью в качестве Сварнлаты. Она даже назвала имя этой промежуточной реинкарнации — Камлеш. Сварнлата вспомнила, что жила в районе Силхета и обрисовала несколько географических подробностей, которых, однако, оказалось недостаточно, чтобы идентифицировать место ее прошлой жизни. Тем не менее оказалось, что именно из нее она перенесла в свою нынешнюю жизнь замечательную способность. Лет с пяти она танцевала три сложных танца, сопровождая их пением на бенгальском языке, на котором никто из семьи Мишра не говорил. Сама Сварнлата тоже не понимала этот язык и не знала других слов, кроме слов песни.

Девочка заявила, что выучила эти танцы и песни, будучи Камлеш. В течение нескольких лет она исполняла эти танцы, причем всегда одинаково, ничего не добавляя и не пропуская. Это удивляло ее родителей, поскольку они не учили ее этим танцам, и были абсолютно уверены, что вне дома она не могла их выучить.

Индийский помощник Стивенсона профессор Пэл установил, что эти танцы были в стиле сантинектан; что касается песен, то две были на стихи Рабиндранада Тагора, автора третьей песни установить не удалось. В окрестностях Силхета основной язык — бенгали, и происхождение танцев из этого района вполне вероятно.

Стивенсон после всестороннего исследования пришел к выводу, что Сварнлата не могла выучить эти танцы в этой жизни.

Интересно, что Сварнлата ничего не знала о том, что случилось с членами семьи Патхак после смерти Бии.

В последующие годы Сварнлата довольно регулярно посещала семью Патхак. У нее установились любящие отношения со многими членами этой семьи, которые принимали ее как возрожденную Бию. Отец Сварнлаты также принял правду о предыдущей личности своей дочери. Спустя годы, когда наступила пора выходить замуж, она советовалась с Патхаками о том, кого ей следует выбрать в мужья.

Стивенсон, поддерживающий с ней связь в течение многих лет, сообщает, что она с отличием закончила университет и превратилась в красивую женщину. Сварнлата искренне призналась Стивенсону, что когда она вспоминает свою счастливую жизнь в Катни, на ее глазах появляются слезы и возникает сильное желание вернуться в ту роскошную жизнь, но, прекрасно понимая свое положение, она сохраняет преданность семье Мишра.

Доктор Стивенсон, исследуя случаи, наряду с их верификацией, особо обращал внимание на поведение детей, их наклонности, привычки, вкусы, не характерные для данной семьи, но присущие предыдущей личности. Например, дети, вспомнившие свою предыдущую жизнь в семье, принадлежащей высшему классу, часто упрекали своих родителей, занимающих более низкое социальное положение, за бедность, требовали подавать им лучшую пищу, отказывались носить дешевую одежду и т. п. И напротив, дети, помнившие о своей принадлежности к бедным слоям общества, проявляли искреннюю благодарность родителям, получая лучшую пищу и более богатую одежду, чем они имели в предыдущем рождении.

Когда ребенок, пишет Стивенсон в работе «Дети, которые помнят свои предыдущие жизни», посещают семью своей предыдущей личности, то он часто ведет себя по-разному с различными людьми, знакомыми ему по прошлой жизни. В качестве примера Стивенсон приводит рассказ о девочке из Таиланда, которая проявила огромную радость при встрече с дочерью из прошлой жизни, в то же время довольно враждебно отнеслась к мужу прошлой личности, брак с которым был несчастливым.

Прекрасным примером поведенческой реакции являются фобии.

Стивенсон приводит пример с девочкой Шамлини, которая с рождения страдала двумя фобиями. Крошка Шамлини очень пугалась воды и поднимала страшный крик, когда ее пытались искупать.

Кроме того, она начинала истерически плакать каждый раз, когда видела какой-нибудь автобус. Ее родители не находили объяснения такому поведению ребенка, так как в жизни Шамлини не было ни одного инцидента, который мог бы породить эти две фобии. Когда она начала говорить, то рассказала родителям, что помнит свою прошлую жизнь, которая проходила в деревне Галтудава. Она также поведала им подробности своей смерти. Однажды утром она отправилась купить хлеб. Из-за разлива реки пришлось идти по обочине дороги. Проезжавший мимо автобус отшвырнул ее на затопленное рисовое поле. Она подняла руки и воскликнула: «Мама!» — после чего, по ее словам, погрузилась в глубокий сон.

Позже семья узнала историю одиннадцатилетней девочки из деревни Галтудава. Эта девочка, пытаясь увернуться от проезжавшего мимо автобуса, оступилась и, упав на залитое водой рисовое поле, утонула. Когда Шамлини исполнилось четыре года, ее отвезли в деревню Галтудава. Там она узнала членов семьи по своей предыдущей жизни, которые подтвердили рассказы девочки и согласились, что она действительно является той, кем когда-то была Шамлини. В результате родители поняли причины фобий своего ребенка, которые исчезли вскоре после того, как девочка познакомилась с семьей своей предыдущей личности.

В «Двадцати случаях» Стивенсон приводит весьма интересную историю с Рави Шанкаром. Мальчик родился в 1951 году. В четырехлетнем возрасте он заявил родителям, что на самом деле его имя не Рави, а Мунна, и он сын парикмахера Джагешвара Прасада из Канауджа. Рави подробно рассказал, как двое знакомых мужчин (другой парикмахер и мойщик окон) заманили его в сад Храма Чинтамани и, перерезав ему горло, закопали в песок. На протяжении двух лет он рассказывал эту историю родным, друзьям и школьному учителю. Учитель сообщил эту историю профессору Б. Л. Алтрейя, который и начал первым расследовать этот случай.

Рави постоянно просил родителей купить ему игрушки, которые у него были в предыдущей жизни — часы, деревянного слоника и игрушечный пистолет. Семья Шанкара была не в состоянии приобрести такие игрушки, но маленький Рави продолжал требовать их. Порой мальчик грозился убежать к «своей другой семье».

Рассказы Рави распространились по деревне, а затем просочились в соседние районы. Дошла история Рави и до Джагешвара Прасада, испытывавшего огромное горе от утраты сына. Его единственный сын — шестилетний Мунна, был зарезан бритвой. Отыскались и свидетели, видевшие, как мальчик шел с парикмахером Джавахаром и мойщиком Чатури. Последних арестовали, но за отсутствием улик они были отпущены на свободу. У одного из подозреваемых был мотив для убийства ребенка, так как после этого он автоматически становился наследником его отца.

Когда Прасад узнал, что какой-то мальчик утверждает, что в предыдущей жизни ему перерезали горло парикмахер и мойщик, он отправился в деревню, где жил Рави, с тем чтобы проверить, действительно ли он является его перевоплощенным сыном. Но отец Рави, испугавшись, что Прасад может забрать у него сына, отказался показать ему ребенка. Но мать Рави, ослушавшись мужа, отвела своего четырехлетнего сына к Прасаду. Рави тут же узнал своего бывшего отца и даже напомнил ему, что часы, которые у него на руке, он купил в Бомбее для Мунны. Мальчик рассказал детали смерти Мунна, полностью совпавшие с вещественными доказательствами преступления. Прасад подтвердил, что перед убийством у его сына были все те игрушки, о которых так часто вспоминал Рави. В толпе незнакомых людей Рави узнал своих убийц и поклялся, что отомстит им за свою смерть.

Есть еще одна важная деталь в этой истории. Рави родился с полосой, идущей поперек горла. Эта полоса напоминала длинный шрам от ножевой раны. Когда Рави рассказывал «свою» историю, то он всегда показывал на нее, говоря, что именно в этом месте ему перерезали горло парикмахер и мойщик.

Когда Стивенсон встретился с Рави в 1964 году, он обследовал родимое пятно, проходившее в горизонтальном направлении через шею мальчика. Вот что он записал в результате обследования: «Полоса более темного цвета, чем окружающие ткани, и очень напоминает давний шрам, оставшийся после ножевой раны». По словам родственников, эта полоса была более длинной, когда Рави был совсем маленьким, но с возрастом стала уменьшаться. Когда в 1969 году Стивенсон еще раз встретился с Рави, родимое пятно, проходящее через шею, было хорошо различимо. Рави тогда же рассказал, что его воспоминания о прошлой жизни ушли, исчезли и все фобии, связанные с парикмахерами и бритвами, хотя он до сих пор испытывает неприятные чувства, когда проходит по саду Храма Чинтамани.

Родимое пятно на шее Рави Шанкара, точно соответствовавшее смертельной ране, не единичный случай в историях, исследованных Стивенсоном. В его монографии «Реинкарнация и биология: К вопросу об этиологии родимых пятен и врожденных дефектов» на 2300 страницах рассмотрено 210 случаев, в которых родимые пятна детей или врожденные дефекты совпадали с ранами из прошлых жизней. По мнению Стивенсона и других исследователей, родимые пятна и некоторые врожденные уродства, если они могут быть сопоставлены с патологоанатомическими записями соответствующих смертей, доказывают прямую зависимость между прошлой и нынешней жизнями. Стивенсон приводит случай, как у одной женщины на спине было три хорошо различимых родимых пятна линейной формы, очень напоминавшие шрамы. В детстве она вспомнила, как была убита тремя ударами топора по спине. А один мальчик родился с культями пальцев на правой руке. Он вспомнил свою предыдущую жизнь, когда его пальцы были отрезаны комбайном при уборке урожая.

Следует отметить, что родимые пятна, описанные Стивенсоном, не похожи на обычные родинки, которые есть на теле любого взрослого человека. А это — большие пятна причудливой формы, и они действительно напоминают шрамы и раны, которые «чаще всего, — отмечает ученый, — имеют сморщенную поверхность, напоминающую шрам, порой образуют впадины, лежащие под поверхностью кожи, или представляют собой зоны сниженной пигментации, лишенные растительности или напоминающие пятна, оставленные портвейном. То же относится и к врожденным дефектам, которые имеют вид последствий наружной травмы.

Доктор медицины Ян Стивенсон исследовал только те случаи, когда родственники подтверждали, что родимые пятна и врожденные дефекты были у ребенка с самого рождения. Он игнорировал случаи, где врожденные дефекты могли быть обусловлены генетически, то есть переданы по наследству от прямых родственников, а также дефекты, обусловленные травмами во время беременности. Он тщательно верифицировал факты из прошлой жизни личности на основе рассказов очевидцев, медицинских записей и протоколов вскрытия. В заключении он сравнивал врожденные особенности ребенка, вспомнившего прошлую жизнь, с верифицированными смертельными ранами.

Конечно, оппоненты могут приписать эти родимые пятна факту случайности. Но во многих случаях Стивенсон описывает два и более совпадающих родимых пятна. Например, в девяти случаях смерти от пулевых ран родимые пятна не только соответствовали входному и выходному отверстиям, но там, где пуля вошла в тело предыдущей личности, располагалось маленькое, круглое родимое пятно, а там, где пуля вышла из тела, находилось большое пятно неправильной формы. Стивенсон подсчитал, что вероятность совпадения двух родимых пятен с местами двух пулевых ранений составляет 1 к 25 600.

Объем работ, выполненных Стивенсоном и его коллегами за сорокалетний период, впечатляющий: собрано и верифицировано более 2600 случаев реинкарнации, имевших место в самых различных странах.

Стивенсон исследовал и такое довольно редкое явление, как ксеноглоссия, то есть способность понимать и разговаривать на языках, не изучавшихся человеком любым естественным путем.

Этому феномену посвящена его монография «Невыученные языки». Стивенсон описывает случай с Лидией Джонсон. В 1973 году Лидия согласилась помочь мужу в его экспериментах по гипнозу.

Однажды, когда муж выводил ее из транса, она вздрогнула, как от удара, и закричала, схватившись за голову (настолько сильной была головная боль). И так повторилось дважды. Приходя в себя, Лидия рассказывала, что оба раза видела сцену, в которой ее и каких-то стариков затягивало под воду. Затем следовал удар, она начинала кричать и тут же появлялась головная боль. Не понимая, в чем дело, Джонсон вызвал другого гипнотизера — доктора Джона Брауна, который повторил эксперимент. Всё случилось тогда, когда Браун начал выводить Лидию из транса: Лидия неожиданно для присутствующих заговорила частью на ломаном английском, но в основном на иностранном языке, которого никто не понимал. При этом тембр ее голоса изменился и стал подобен мужскому. Затем эта тридцатисемилетняя женщина заявила: «Я — мужчина, меня зовут Йенсен Якоби, живу в маленькой шведской деревне», и стала описывать события трехсотлетней давности.

С Лидией было проведено несколько опытов, которые записывались на магнитофон и фиксировались письменно. Во время последних экспериментов Лидия говорила почти исключительно по-шведски, который ранее ей был совершенно незнаком. Во время опытов Лидия демонстрировала поразительное знание исторических событий, деталей быта давно минувших лет, которыми ни она, ни ее муж не обладали в реальной жизни.

Ксеноглоссия, по мнению Элмедера и других ученых, является не менее веским доказательством реальности перевоплощений.

Рассмотрим два случая, взятые не из работ Яна Стивенсона.

Джо Фишер в книге «Случаи, свидетельствующие о реинкарнации» рассказывает историю Роми Крис, родившейся в 1977 году в семье Барри и Бонни Крис в городе Дес-Моинс (штат Айова). Ее родители, набожные католики, пришли в растерянность, когда девочка начала говорить. Роми неоднократно стала повторять историю ее предыдущей жизни, в которой она была мужчиной по имени Джо Уильямс. Девочка рассказывала, что выросла в доме из красного кирпича, в городе Чарльз-Сити, что была жената на женщине по имени Шейла и у них было трое детей. Джо и Шейла погибли в аварии, когда ехали на мотоцикле. Особенно подробно она описывала эпизод их гибели и при этом всякий раз говорила: «Я боюсь воспоминаний о мотоциклах».

Среди множества воспоминаний из жизни Джо было воспоминание о пожаре, в результате которого его мама — Луиза сильно обожгла руку. «А еще у мамы Уильямс болит нога, вот здесь», — показывала девочка на свою правую ногу. Роми часто просила отвезти ее в Чарльз-Сити, чтобы встретиться с мамой Уильямс.

Родители пытались разуверить девочку, говоря, что все это плод ее фантазии. Но в конце концов они обратились к профессору Хемендра Банерджи, исследователю спонтанных воспоминаний детьми их предыдущих жизней, автору книги «Американцы, которые были реинкарнированы». В 1981 году профессор с женой и двумя шведскими журналистами приехали в Дес-Моинс, где встретились с Роми и ее родителями. Затем все вместе отправились в Чарльз-Сити для верификации воспоминаний Роми. Во время поездки девочка была сильно взволнована от ожиданий предстоящей встречи с мамой Уильямс. На подъезде к городу Роми заявила: «Мы должны купить маме Уильямс цветы, она любит голубые. А когда мы доберемся туда, то не сможем войти в парадную дверь, нам надо будет завернуть за угол и войти в ту, что находится посредине».

Когда они остановились на окраине городе у белого дома, Роми выпрыгнула из машины и потащила за собой Банерджи. Это был не тот дом из красного кирпича, о котором говорила девочка, но по пути им попался указатель: «Просим воспользоваться черным ходом». Им открыла дверь старая женщина, опиравшаяся на костыли: ее правая нога была туго забинтована. Женщина подтвердила, что она — миссис Уильямс, и что у нее был сын Джо.

Миссис Уильямс удивилась, что Роми подарила ей голубые цветы и вспомнила, что последним подарком Джо были именно голубые цветы. Она рассказала, что они с Джо действительно жили в красном кирпичном доме, но во время торнадо, 10 лет назад, он был разрушен. Джо помог ей построить этот дом и настоял, чтобы зимой парадная дверь была закрыта. Миссис Уильямс поразилась, что Роми знает так много подробностей из жизни Джо. «Откуда она может знать такие подробности?» — спрашивала женщина. — Я не знакома ни с вами, ни с кем-либо другим из Дес-Моинс».

Миссис Уильямс подтвердила многие факты из рассказов Роми о Джо, в том числе и его женитьбу на Шейле, наличие троих детей, имена родственников, случай с пожаром. Она полностью подтвердила слова Роми об аварии на мотоцикле, которая произошла за два года до рождения девочки. Однако несмотря на доказательства, ни родители Роми, ни миссис Уильямс не были в то время готовы к тому, что Роми — реинкарнация Джо Уильямса. Но в конце концов мать Роми сказала: «Я не знаю, как это объяснить, но точно знаю, что моя дочь не лжет».

Исследовательница Антонио Миллс задокументировала десять случаев реинкарнации, когда ребенок был индуистом, а в прошлой жизни мусульманином, или наоборот.

Нареш Кумар Райдас родился в индуистской семье, рассказывает Миллс. Когда он начал говорить, то стал настаивать, что его имя Мушир, и родился он мусульманином в семье старика-дервиша от его второй жены. С двух лет он исполнял намаз (ежедневное пятикратное моление у мусульман) так, чтобы не видела его индуистская семья; следуя заветам дервиша, просил милостыню и молился за людей, как это делают мусульмане. Когда Нареш встретился с семьей дервиша, то сразу узнал отца, сестер, братьев. Он рассказал им о своей смерти: погиб, катаясь с матерью на тележке. На месте удара, ставшего для сына дервиша смертельным, у Нареша было хорошо различимое родимое пятно. До встречи с Нарешом старый дервиш не верил в реинкарнацию, но после беседы с Миллс был потрясен до глубины души. «Не в силах заснуть, — пишет Миллс, — он ночью взывал к Аллаху, прося объяснить эту тайну» (см. Айзенк «Объяснение необъяснимого»).

«Реинкарнация свидетельствует, что все в жизни взаимосвязано, — пишет Кристофер Бейч в работе «Круги жизни», — что настоящий момент времени связан с другим в далеком прошлом или в отдаленном будущем. Реинкарнация напоминает о существовании глубинных течений, прокладывающих свой путь через историю, траектория которых охватывает сотни и тысячи лет…

Однако взаимосвязанность, о которой говорит реинкарнация, не только простирается сквозь жизни, но и пронизывает нашу настоящую жизнь».

Далай-лама четырнадцатый в предисловии к книге «Правильная жизнь, правильная смерть» (2003) пишет: «Реинкарнация — это понятие, которое мы, тибетцы, принимаем как само собой разумеющееся. Мы росли с сознанием, что наша нынешняя жизнь есть следствие нашего поведения в прошлом, а наша будущая жизнь зависит от того, как мы поступаем сейчас. Я чувствую, что во многом это очень полезный подход, так как вместе с ним мы определенно получаем в свои руки ответственность за то, какие мы есть сейчас и какими мы можем стать».

4. МОЖЕТ ЛИ МОЗГ МЫСЛИТЬ?

Мозг — самое завораживающее образование в теле человека. Является ли мозг сущностью нашего внутреннего «я»?

Способен ли мозг мыслить? Какова связь между мозгом и душой? — загадки, над которыми продолжают ломать головы многие ученые. Исследованиями деятельности человеческого мозга занимаются самые различные дисциплины: физиология, психология, психиатрия, психофизика и другие.

Всем известно, что мозг — это материальная субстанция, и он является составной частью нервной системы. Нервная система, пронизывая все органы тела, совместно с эндокринной осуществляет регуляцию деятельности органов и их систем, а также обеспечивает целостность организма. К нервной системе человека относят: спинной и головной мозг, нервные стволы, нервные узлы, нервные сплетения и нервные окончания. В ней различают центральный и периферический отделы. Последний включает соматическую и вегетативную части.

Соматическая нервная система осуществляет иннервацию, т. е. связь органов и тканей с центральной нервной системой (ЦНС) посредством нервов. Различают афферентную иннервацию (от органов и тканей к ЦНС) и эфферентную (от ЦНС к органам и тканям).

Вегетативная (автономная) нервная система регулирует деятельность внутренних органов и систем дыхания, пищеварения, размножения, выделения, кровообращения и др., а также обмен веществ и функциональное состояние тканей организма.

Центральная нервная система состоит из головного мозга, ствола мозга и спинного мозга.

Спинной мозг представляет собой тяж из нервных волокон, расположенный в позвоночном канале. Он участвует в осуществлении большинства рефлексов и служит связующим звеном между периферией и головным мозгом: его волокна передают двигательные и чувствительные импульсы от головного мозга к частям тела и обратно. Спинной мозг на входе в череп расширяется, образуя ствол мозга, в котором находятся жизненно важные структуры ЦНС, ответственные за дыхание, работу сердца, пищеварение и т. д.

Головной мозг — высший отдел центральной нервной системы наряду с эндокринной системой участвует в регуляции всех жизненно-важных функций организма. Он расположен в полости черепа. По своему химическому составу головной мозг состоит примерно на 75 % из воды, а 25 % составляют белки, углеводы, нуклеиновые кислоты и продукты их обмена, неорганические вещества. Вес мозга человека при рождении составляет около 300 граммов, у взрослого — 900–2000 граммов.

Основными анатомическими отделами мозга являются: ствол мозга (включает продолговатый, задний, средний, промежуточный мозг) и конечный мозг (рис. 4.1). Внутри головного мозга расположены полости — желудочки мозга, в которых происходит образование спинномозговой жидкости. Снаружи головной мозг покрыт тремя мозговыми оболочками, осуществляющими защитные и другие функции.

Продолговатый мозг является продолжением в полости черепа спинного мозга. В нем содержатся: ядра черепно-мозговых нервов, принимающие информацию от вкусовых и слуховых рецепторов (то есть окончаний чувствительных нервных волокон или специализированных клеток, преобразующих внешние или внутренние раздражения в нервное возбуждение — импульс, передаваемый в ЦНС), от органов равновесия, внутренних органов; ядра, являющиеся эфферентными (двигательными) центрами для внутренних органов, сосудов, мышц языка и гортани. Продолговатый мозг участвует также в механизмах дыхания и кровообращения.

Задний мозг состоит из моста и мозжечка. Мост связывает кору больших полушарий с корой мозжечка; содержит ядра черепно-мозговых нервов — тройничкового, отводящего, лицевого и др.

Мозжечок состоит из червя и двух полушарий. С соседними частями головного мозга он связан с помощью волокнистых пучков — ножек мозга, которые соединяют его с мостом, продолговатым и передним мозгом. Мозжечок осуществляет регуляцию координации движения тела через специальные системы восходящих и нисходящих проводящих путей, связывающих его со спинным мозгом, откуда начинаются двигательные нервные волокна, идущие к скелетным мышцам.

Средний мозг находится между мостом и промежуточным мозгом. Состоит из четверохолмия и ножек мозга. Верхние холмики четверохолмия являются первичными зрительными центрами,

а нижние — слуховыми. Через ножки мозга проходят восходящие пути, несущие импульсы к таламусу и полушариям мозга; и нисходящие пути, проводящие импульсы к мосту, мозжечку и спинному мозгу.

Главными образованиями промежуточного мозга являются таламус или зрительные бугры, являющиеся коллекторами всех чувствительных (кроме обонятельных) путей, приходящих к головному мозгу, гипоталамус (подбугорье), коленчатые тела с подкорковыми зрительными и слуховыми центрами (забугорье) и шишковидное тело с прилежащими образованиями (надбугорье). Таламус (от греч. комната) является главным подкорковым центром, направляющим импульсы всех видов чувствительности (температурной, болевой и др.) к стволу мозга, подкорковым узлам и коре больших полушарий. Гипоталамус (от греч. под комнатой) расположен книзу от таламуса и представляет собой скопление нервно-проводниковых и нейросекреторных клеток. Гипоталамус большим числом нервных путей связан с ниже и выше лежащими отделами центральной нервной системы; является местом взаимодействия нервной и эндокринной систем. Нервные центры гипоталамуса осуществляют регуляцию: обмена веществ (в частности водно-солевой обмен и терморегуляцию), кровяного давления, дыхания, голода, насыщения, деятельности сердечно-сосудистой, пищеварительной, выделительной систем, желез внутренней секреции, механизмов сна, бодрствования, эмоций. Кроме того, гипоталамус контролирует функции размножения, лактации, постоянства внутренней среды организма (гомеостаза), участвует в реализации защитно-приспособительных реакций организма в целом; содержит центры регуляции иммуногенеза. Гипоталамус связан с гипофизом (железой внутренней секреции) в единую гипоталамо-гипофизарную систему. Клетки гипоталамуса вырабатывают рилизинг-гормоны, стимулирующие или угнетающие секрецию гормонов передних долей гипофиза, а также нейрогормоны, вазопресин, окситоцин, выделяемые гипофизом.

Конечный или большой мозг разделен продольной бороздой на два полушария — правое и левое, соединенных между собой мозолистым телом. Размеры конечного мозга превышают все другие отделы головного мозга вместе взятые; сверху он полностью покрывает ствол мозга и мозжечок. Полушария конечного мозга покрыты плащом, образованным серым веществом — корой головного мозга, изрезанным большим количеством борозд, между которыми находятся извилины. Белое вещество полушарий образовано нервными волокнами, связывающими кору одной извилины с корой других извилин своего и противоположного полушария, а также с нижележащими образованиями.

В других структурах головного мозга также различают белое и серое вещество. Белое вещество образует пучки нервных волокон, соединяющие различные образования головного мозга между собой и со спинным мозгом. Серое вещество представляет собой скопление нервных клеток, из которых образованы базальные ядра, ядра черепно-мозговых нервов, кора головного мозга и мозжечок.

Следует отметить, что «строительными блоками» в мозгу являются нервные клетки — нейроны, их число достигает примерно ста миллиардов. Нервная клетка представляет собой тело клетки с отходящими от него отростками — дендритами длиной менее 1 мм и одного аксона длиной от долей миллиметра до метра и более (рис. 4.1).

Рис. 4.1. Схема строения нервной клетки (нейрона):

1 — дендриты; 2 — тело; 3 — аксон; 4 — эффекторные нервные окончания

Тело нейрона содержит ядро, митохондрии и другие структуры, характерные для клеток организма человека (рис. 4.2). Ветвящиеся отростки нейрона — дендриты принимают сигналы от других нейронов, рецепторных клеток или непосредственно от внешних раздражителей, а тело клетки — от других нейронов. Аксон передает нервные импульсы от данного нейрона другим нейронам в области синапса — места, где концевые участки аксона близко подходят к телам или дендритам других нейронов, не соприкасаясь с ними вплотную. Нервный импульс (волна возбуждения) распространяется по нервному волокну со скоростью от 0,5 до 120 м/с.

Рис. 4.2. Схема строения клетки тела человека:

1 — микроворсинки; 2 — пиноцитозные пузырьки; 3 — десмосома; 4 — митохондрии; 5 — агранулярная эндоплазматическая сеть; 6 — гранулярная эндоплазматическая сеть; 7 — впячивание плазматической мембраны; 8 — плазматическая мембрана (плазмолемма); 9 — базальная мембрана; 10 — рибосомы; 11 — комплекс Гольджи; 12 — лизосомы; 13 — секреторные пузырьки; 14 — клеточный центр; 15— ядерная оболочка (видны наружная и внутренняя мембраны, перинуклеарное пространство); 16 — кариоплазма; 17 — ядрышко; 18 — пора ядерной оболочки. Стрелками указано направление процесса (например, образования пиноцитозных пузырьков или транспорта различных веществ из ядра в цитоплазму)

Каковы же взаимоотношения нервной системы с телом человека? Отвечая на этот вопрос, известный российский физиолог Иван Михайлович Сеченов (1829–1905) писал в работе «Физиология нервных центров» (1890): «С тех пор, как современная физиология доказала, что на животное тело можно смотреть, как на своеобразно устроенную машину, все работы которой направлены, в конце концов, к поддержанию индивидуального существования, общее значение нервных актов в жизни тела было найдено: в этих границах деятельности, притом как часть животной машины, нервная система не может работать иначе, как на счет внешних сил, и деятельности ее, в свою очередь, должны быть направлены к тому, чтобы поддерживать индивидуальную жизнь, т. е. сохранять, наперекор разрушающим влияниям, анатомическую и физиологическую целость тела. Правда, сфера участия нервной системы в рабочих процессах еще не определена в точности… но везде, где связь между нервной системой и рабочим органом очевидна, физиологическое отношение между ними, как частями машины, всегда проявляется на один и тот же лад».

Хотя деятельность рабочих органов тела «с виду крайне разнообразна, но, тем не менее, зависит она от нервной системы на один и тот же лад — нарушьте каким бы то ни было образом связь органов с последней, и вся их деятельность сразу прекращается.

На мышце, отделенной от нервной системы, легко показать прямыми опытами (искусственного раздражения), что она сохраняет способность производить свойственную ей работу, если заменить нормальные импульсы из нервной системы искусственными (раздражающими) толчками. Значит, мышцу, вне ее связи с нервами, можно рассматривать, как существенную часть машины, предназначенной производить механическую работу, а нервный снаряд ее считать придатком, который, смотря по потребностям организма, пускает машину в ход или останавливает ее, усиливает или ослабляет ее деятельность. Но такие придатки в машинах называют обыкновенно регуляторами, следовательно: в отношении мышц и многих желез как рабочих органов нервная система представляет собрание разнообразных регуляторов их деятельности; притом действие регуляторов должно быть согласовано с интересами организма, в смысле обеспечения анатомической и физиологической сохранности тела.

В большинстве общеизвестных машин регуляцией заведует машинист, — его рука пускает в ход тот или другой придаток. Но есть в машинах и такие регуляторы, которые заменяют руку машиниста, приходя в целесообразную деятельность, как говорится, сами собой, но в сущности — под влиянием изменяющихся условий в ходе машины. Наиболее известным примером такого регулятора может служить предохранительный клапан в паровиках Уатта. По мере того, как напряжение пара в котле возрастает за известный предел, клапан сам собою увеличивает отверстие для выхода пара вон, и наоборот. Таких приспособлений известно множество и все они носят название анатомических регуляторов.

В животном, как самодействующей машине, регуляторы, очевидно, могут быть только автоматическими, т. е. приводиться в действие измененными условиями в состоянии или ходе машины и развивать деятельности, которыми эти неправильности устраняются. Только при этом условии самодействующий регулятор способен заменять руку машиниста, руководимую разумом. Отсюда уже легко понять, что устройство регуляторов должно отвечать следующим двум основным условиям: снаряд должен быть чувствителен ко всяким нарушениям правильности в состоянии или ходе машины и направлять деятельность рабочих органов к устранению вытекающих отсюда неудобств для организма».

И головной мозг, пишет Сеченов в работе «Физиология головного мозга», действует, как любая машина, точно так, как, например, в стенных часах стрелки двигаются роковым образом от того, что гири вертят часовые колеса. Мысль о машинности мозга, при каких бы то ни было условиях, для всякого натуралиста клад. Он в свою жизнь видел столько разнообразных, причудливых машин, начиная от простого винта до тех сложных организмов, которые все более и более заменяют собою человека в деле физического труда; он столько вдумывался в эти механизмы, что если поставить пред таким натуралистом новую для него машину, закрыть от его глаз ее внутренность, показать лишь начало и конец ее деятельности, то он составит приблизительно верное понятие и об устройстве этой машины [мозга] и о ее действии. Однако это самая причудливая машина в мире. И все-таки всякая машина, как бы хитра она ни была, всегда может быть подвергнута исследованию. <…>

Мир явлений, который родится из деятельности головного мозга, охватывает собою всю психическую жизнь… Мозг есть… такой механизм, который, будучи приведен какими ни на есть причинами в движение, дает в окончательном результате тот ряд внешних явлений, которыми характеризуется психическая деятельность. <…> Все бесконечное разнообразие внешних проявлений мозговой деятельности сводится окончательно к одному лишь явлению — мышечному движению. Смеется ли ребенок при виде игрушки, улыбается ли Гарибальди, когда его гонят за излишнюю любовь к родине, дрожит ли девушка при первой мысли о любви, создает ли Ньютон мировые законы и пишет их на бумаге — везде окончательным фактом является мышечное движение… Все без исключения качества внешних проявлений мозговой деятельности, которые мы, — пишет Сеченов, — характеризуем, например, словами: одушевленность, страстность, насмешка, печаль, радость и пр., суть не что иное как результаты большего или меньшего укорочения какой-нибудь группы мышц — акта… чисто механического».

Иван Михайлович полагал, что «все акты сознательной и бессознательной жизни по способу происхождения суть рефлексы».

При этом под рефлексом понимается реакция организма на раздражение рецепторов, представляющих собой анатомические образования (чувствительные нервные окончания или специализированные клетки), преобразующие воспринимаемое раздражение (возбуждение) в нервные импульсы. Нервные импульсы передают по нервам сигнал о возбуждении в центральную нервную систему, которая в свою очередь отвечает на него также возбуждением; последнее по эфферентным (секреторным, двигательным и др.) нервам передается к различным органам (железам, мышцам и др.).

По мнению Сеченова, именно с позиции физиологии — науки о жизнедеятельности целостного организма и его отдельных частей— клеток, органов, функциональных систем возможно познание глубин человеческой психики. Главное доказательство, приводимое им, сводилось к следующему: раз между физиологическими и психическими процессами не усматривается четкой границы, то не существует различия между двумя явлениями и по сути. По этому поводу к. м. н. И. В. Князькин и д. м. н. А. Т. Марьянович в комментариях к книге «Главные труды Сеченова» (2004) пишут: «Между двумя классами явлений (в том числе явлениями физиологическими и психологическими) может и не быть четкой границы, но это совсем не означает тождества самих явлений».

Сеченов не поддерживал версию многих философов и психологов о том, что ни один орган человека, в том числе и его мозг, сознанием не обладают, то есть, что человек = тело + душа.

Академик Павлов Иван Петрович (1849–1936), российский физиолог, продолжая идеи Сеченова, строил свое учение о высшей нервной деятельности на основе гипотезы о том, что в основе психической деятельности лежат материальные физиологические процессы, происходящие в коре больших полушарий и подкорковых центрах головного мозга. Он, как и Сеченов, полагал, что мышление есть продукт деятельности мозга.

С точки зрения материализма, писал оппонент Сеченова в «Задачах психологии» профессор Кавелин К. Д. (1872), психические процессы — это «нервный или головной рефлекс, который не предполагает ни особой психической среды, ни участие воли и совершается механически… Как бы много ни было сделано наукою… никогда не удастся доказать, что вся психическая жизнь сводится к одним рефлексам». Существует множество явлений, которые не могут быть объяснены иначе, как собственною, свободною инициативою души. «Несмотря на то, что в мозгу и нервах совершаются психические явления, эти предметы, сами по себе, как физические и материальные, не одно и то же с психической жизнью, которой они служат подкладкой. Этот вывод, бросающийся в глаза, не обратил на себя… должного внимания реалистов. Усиливаясь доказать, что психические явления не что иное, как необходимое роковое последствие материальных условий и фактов, реалисты, сами того не замечая, делают прыжок из материального мира в психический, недоступный внешним чувствам и потому закрытый для их исследований. Если бы даже все психические явления имели единственною причиною материальные изменения в мозгу и нервах, и первые соответствовали последним, как звуки рояля ударам по клавишам, то все же надобно было бы признать, что существуют два рода явлений: одни материального свойства, другие — психические; узнать и определить их взаимные отношения можно не иначе, как зная те и другие и сравнивая их между собою; а путем реальных исследований мы можем знать только один ряд явлений, именно материальные факты; другой же ряд, — соответствующие им явления психические — остается недоступным для реального исследования, вследствие чего, как бы мы глубоко ни изучали физиологию и патологию мозговой и нервной системы, мы бы не только не узнали, но и не подозревали бы происходящих в ней психических явлений, если бы они не были доступны другим путем, — посредством психического наблюдения. <…>

Телесные действия, выполняемые посредством нервов, движения по решениям души, называются произвольными… Так или иначе все-таки первичная причина произвольного движения заключается в способности души направлять деятельность нерва. <…>

Рядом с такими, несомненно, произвольными движениями, мы выполняем множество других, не только непроизвольно, но даже вопреки решениям души… Конвульсии, судороги и т. п. приводят наши члены в движения непроизвольные, которые мы осознаем, но которых остановить не можем.

Действия произвольные и непроизвольные прямо противоположны друг другу; тогда как первые мы исполняем вследствие решения души и они, стало быть, вызываются психическим деятелем, вторые, наоборот, выполняются автоматически, без всякого участия души, нередко вопреки ее решениям, вследствие одних внешних, материальных возбуждений и причин. <…> За очень немногими исключениями, все непроизвольные движения и действия были сначала произвольными и только вследствие более или менее долгого в них упражнения обратились в привычку, и вследствие лишь того могут исполняться автоматически, непроизвольно и даже бессознательно [подсознательно]. Разлагая сложные произвольные действия на их составные части, мы уже замечаем в них присутствие движений непроизвольных, которые вначале были произвольными. Никто, несмотря на прирожденный талант, не может сделаться художником, не овладев сперва техникой искусства; техника же, между прочим, именно и состоит в умении выполнять быстро и отчетливо, и притом по привычке не думая, бесчисленное множество движений, необходимых для возможно совершенного воспроизведения художественного образа, звука и т. п. Если бы в каждое мелочное движение, при беспрестанных его повторениях, вносились и сознание и воля, то человек не мог бы выполнить ни одного сколько-нибудь сложного и быстрого действия; оно потому и возможно, что входящие в его состав отдельные движения выполняются непроизвольно, по привычке; а чтобы приобрести такой навык, необходимо выучиться этим движениям, то есть бесчисленное множество раз проделать их с намерением и сознательно. Внимательно следя за постепенным развитием человека с младенчества, нетрудно заметить, что его речь, физиономия и манеры образуются из бесчисленного множества отдельных, сначала произвольных движений, которые мало-помалу обратились в непроизвольные и бессознательные [подсознательные]; потому-то мы и узнаем по ним, как по признакам, психические свойства и нравственную биографию человека. <…> Но в то же время непроизвольные действия так целесообразны, носят на себе несомненную печать психического происхождения, наконец, они до того кажутся рассчитанными, обдуманными, предумышленными, что невольно возбуждается сомнение, не следует ли отнести и их к явлениям психическим, так как нет внешнего мерила для различения их от действий произвольных. <…> Никакого особого своего содержания произвольная деятельность и не имеет и иметь не может, точно так же, как нет и не может быть чистой, безусловной произвольности, или так называемой безусловной воли. Свободный почин души — единственная черта, которою произвольная деятельность отличается от других явлений — вполне обусловливается наличными в душе мыслями, понятиями, представлениями, как непроизвольная деятельность обусловлена вызывающими ее невольными побуждениями и толчками. То, что не содержится в душе в виде мысли, представления, понятия, не может, ни в каком случае, быть обращено произвольным актом души в мотив деятельности. Этого мало. В развитии и действиях своих, свободный почин души ограничен ее привычками, прирожденными наклонностями, способностями, свойствами и тому подобными положительными данными. Переходя в объективный или реальный мир, произвольная деятельность ограничена его законами, с которыми должна сообразоваться и которых ни отвергнуть, ни переступить не может. <…>

Произвольная деятельность предполагает, что вся жизнь души не исчерпывается мыслями, обобщениями и отвлечениями, которые в ней заключены, но имеет, кроме того, еще и особое, независимое от них существование. Следовательно, центр произвольной деятельности должен находиться в самой душе, из нее самой должен идти толчок, превращающий безразличную, холодную мысль в мотив деятельности. Только при таком условии возможно произвольное ее отношение к мыслям, отвлечениям и обобщениям.

…Находясь в теснейшей связи и беспрерывном взаимодействии с материальными условиями своего существования, психический организм непрерывно испытывает на себе влияние окружающей среды, которая не может оставаться чуждой ее настроениям и расположениям. <…> Материалисты и реалисты не признают существование психического организма и, подводя все психические отправления под законы механики, глубоко искажают смысл этих отправлений».

Знаменитый математик и физик Джон (Янош) Нейман (1903–1957) в ряде своих работ развил мысль о том, что организм человека и вычислительная машина — это два вида «автоматов». Так, в книге «Общая и логическая теория автоматов» (1951) он писал:

«Изучение центральной нервной системы обнаруживает в ней наличие элементов обеих процедур — цифровой и моделирующей. Нейрон передает импульс. По-видимому, в этом состоит основная его функция, хотя последнее слово относительно этой функции и о том, ограничивается ли ею роль нейрона в центральной нервной системе, еще далеко не сказано. Нервный импульс в основном подчиняется принципу «включено — выключено», «все или ничего», и его можно сравнивать с двоичной цифрой. Таким образом, наличие цифрового элемента очевидно, но также очевидно, что это еще не все. Многое из того, что происходит в организме, обусловлено не явлениями этого рода, а зависит от общего химического состава крови и других гуморальных сред [гуморальные среды — жидкость, лимфа, тканевая жидкость]. Хорошо известно, что в организме имеется множество сложных функциональных цепей, в которых переход от первоначального раздражения к конечному эффекту осуществляется через целый ряд этапов; некоторые из этих этапов являются нейронными, т. е. цифровыми, другие гуморальными, т. е. моделирующими. Цифровые и моделирующие участки такого рода цепи могут различным образом чередоваться. В некоторых случаях этого типа цепь может фактически иметь обратную связь «на себя», т. е. стимул на ее выходе может в свою очередь оказывать воздействие на ее начальный вход.

Хорошо известно, что такие смешанные (частично нейронные, а частично гуморальные) цепи обратной связи могут порождать весьма важные процессы. Так, механизм, поддерживающий постоянство кровяного давления, является механизмом смешанного типа.

Нерв, который воспринимает давление крови и сигнализирует о его величине, осуществляет это в виде последовательности нейронных импульсов, т. е. цифровым способом. Мышечное сокращение, вызванное этой системой импульсов, можно описать как результат наложения многих цифровых импульсов. Однако влияние этого сокращения на ток крови является гидродинамическим и, следовательно, моделирующим. Воздействие изменившегося давления на нерв, сигнализирующий о давлении крови, замыкает кольцо обратной связи, и в этом месте моделирующая процедура вновь превращается в цифровую. Следовательно, в этом пункте аналогия между живыми организмами и вычислительными машинами явно не полная. Живые организмы являются очень сложными — частично цифровыми, а частично моделирующими — механизмами. Вычислительные же машины, по крайней мере, в том виде, какой они имели до настоящего времени (и из которого я исхожу в настоящем изложении), являются чисто цифровыми. <…>

Нейроны, — считает Нейман, — вполне допустимо рассматривать как электрические органы. Раздражение нейрона, развитие и протекание его импульса, а также воздействие этого импульса на синапс — все это может быть описано электрически». Нейрон и электронная лампа, рассматриваемые как «черный ящик», служат примерами того, что принято обозначать терминами «переключательный орган» или «релейное устройство». Основными переключательными органами живых организмов являются нервные клетки (нейроны). Основными переключательными органами вычислительных машин старого поколения служат электронные лампы; в современных машинах переключательные органы представляют собой полупроводниковые приборы.

Функцию памяти в вычислительных машинах выполняют различного класса запоминающие устройства, емкость памяти которых зависит от класса машин. «Наличие запоминающего устройства (или, возможно, нескольких устройств) в нервной системе, — пишет Нейман в работе «Вычислительная машина и мозг» (1956), — это вопрос догадок и предположений…»

Исходя из предположения, что память содержится в нервной системе, Нейман выполнил оценку «емкости» памяти у человека по аналогии с расчетом «емкости» памяти искусственных автоматов — вычислительных машин. Память способна хранить определенное максимальное количество информации, а любая информация всегда может быть преобразована в некоторую совокупность двоичных единиц — битов. «Принимая общее число нервных клеток за 1010 и допуская, что при соответствующих условиях каждая из них является по существу рецептором (внутренним или внешним), получаем, — пишет Нейман, — суммарный вход в 14∙1010 битов в секунду» (каждый стандартный рецептор может воспринимать 14 различных цифровых выражений в секунду).

Принимая далее допущение (в пользу которого есть некоторые свидетельства), что в нервной системе ничего по-настоящему не забывается, иными словами, однажды полученные впечатления могут лишь уходить из основных областей нервной деятельности, т. е. из центра внимания, но не изглаживаться окончательно, можно получить оценку для всей продолжительности нормальной человеческой жизни. Принимая ее за 60 лет ≈ 2∙109 секунд, получаем (при принятых допущениях) необходимую емкость памяти примерно в 14∙1010 х 2∙109  = 2,8·1020  битов. Безусловно, цифра астрономическая. Реальна ли она, если считать, что памятью обладают нервные клетки?»

Д. Вулдридж, известный английский физик, в книге «Механизмы мозга» (1965) и анализирует вопрос о том, существует ли реальная возможность у мозга хранить информацию, которую мы получаем в течение всей жизни. То, что эта информация где-то хранится, подтверждают уже давно распространенные в литературе сообщения о феноменальных проявлениях памяти в состоянии гипноза. «Одно такое сообщение, — пишет Д. Вулдридж, — обсуждавшееся на нескольких симпозиумах, посвященных исследованию мозга, касается 60-летнего каменщика, который в состоянии гипноза мог описать отдельные кирпичи в стене, выложенной им в возрасте между 20 и 30 годами. Наличие описанных им в гипнозе неровностей на поверхности кирпичей можно было проверить, и они оказались там на самом деле! Еще один случай, приводимый психологами, касается взрослого человека, которого просили вспомнить некоторые подробности классной комнаты, где он сидел в возрасте 6 лет. Вначале он не смог этого сделать даже в состоянии гипноза, но легко описал нужные детали, когда гипнотизер внушил ему, что ему снова 6 лет!

Такого рода намеки на сохранение в мозгу постоянной записи прошлых событий, далеко превосходящей по полноте то, что мы обычно можем воспроизвести сознательно, заставил некоторых исследователей серьезно отнестись к возможности того, что все… данные, которые мы получаем на протяжении нашей жизни, полностью сохраняются где-то в памяти».

Согласно выполненным Нейманом расчетам, емкость памяти должна составлять у человека ~2,8∙1020 битов информации. Если для записи одного бита, — пишет Вулдридж, — требуется один двухпозиционный переключатель, то это означает, что на каждый нейрон в нервной системе приходится объем памяти, эквивалентный 30 миллиардам таких переключателей». Поскольку указанное число для одного нейрона является фантастическим, то Вулдридж, желая спасти идею о том, что сознание есть продукт деятельности мозга, сделал попытку уменьшить это число. Для этого он ограничил расчет количеством информации, доставляемой одними лишь сенсорными рецепторами. «Большая часть нашей входной информации, — пишет в связи с этим Вулдридж, — приходится на долю зрения; емкость памяти, вычисленная на основе данных об электрической активности волокон зрительных нервов, не слишком отличалась бы от той, которая требуется для записи всех входных раздражителей. Если число рецепторов в сетчатках обоих глаз принять равным 2 миллионам, среднюю частоту выходного сигнала раздражаемого нейрона сетчатки — 14 импульсам в секунду и продолжительность жизни — 2∙109 секундам, или 60 годам, то необходимая емкость памяти составит уже всего 6∙1016 битов, что соответствует 6 миллионам двоичных элементов памяти на каждый нейрон. Это число, хотя оно и значительно меньше полученного фон Нейманом, все же кажется нам малоутешительным», поскольку наша память хранит значительно больший объем информации, чем принято в данных расчетах.

Тогда возникает вполне естественный вопрос: служит ли основным элементом памяти нейрон? Ведь это возможно лишь в том случае, если число битов хранимой информации меньше числа нейронов в головном мозгу. Как видно из вышесказанного, это требование удовлетворить невозможно.

«Нам совершенно неизвестен, — пишет Вулдридж, — механизм образования следов памяти на микроскопическом нейронном уровне. Не удалось даже идентифицировать какой-либо участок головного мозга, который, подобно запоминающему устройству электронной цифровой вычислительной машины, можно было бы с уверенностью признать местом хранения информации; ни одному хирургу еще не удалось с помощью скальпеля «удалить» воспоминание об отдельном событии или программу какого-либо определенного навыка».

Что касается речи, которой обладает только человек, то, как показали многочисленные хирургические операции, удаление участков мозга в так называемой «речевой» зоне коры не вело к существенному расстройству речи. Центр, связанный с управлением речью, считает известный нейрофизиолог доктор Вильдер Пенфилд (1891–1976), располагается в стволе мозга (в центральной части таламической области). Ни результаты электрического раздражения, ни наблюдавшиеся последствия естественных поражений мозга или хирургического давления его частей не дают сведений о том, где же хранится память о различных словах и в каких нейронах записана программа языковых синтаксических отношений. Нарушение процесса изложения смысловой речи ряд ученых связывают с какого-то рода «поломкой» мозговых устройств.

Пенфилд, анализируя клинические исследования мозга, выполненные им и его коллегами в Монреальском неврологическом институте (США), пишет в книге «Речь и мозговые механизмы» (1964): «Если существует переход между мышлением и мозгом, то при всяком речевом общении этот переход происходит дважды.

Очевидно, что-то происходит при переходе от сознания к мозговым механизмам говорящего и от мозговых механизмов слушателя к его сознанию», т. е. существует граница между мозгом и мышлением. «Этой границы, по объяснению некоторых философов, вовсе не существует. Но для нейрофизиолога такая действующая граница, бесспорно существует. Физиологические методы все больше приближают его к этой границе, но тут он приходит в тупик и выйти из этого тупика с помощью современных методов нейрофизиолог не может. Если он будет утверждать, что распространение нервных импульсов по определенным ганглиозным структурам и мышление — одно и то же, то он не много добавит для будущей работы, за исключением того, что лишит себя полезной терминологии.

Любой человек, применяющий дуалистическую терминологию, говорит о двух элементах живого сознательного человека: теле и душе, мозге и мышлении, электрической энергии, проводимой по интегративным путям полушарий мозга, и сознательной мысли; живой машине и духе [душе]…

Необходимость (которую чувствуют многие ученые) обращения к дуалистическим концепциям разума и тела выражена известным анатомом С. Ж. Херриком (1955) следующим образом: «Проблема мысли и тела, — писал он, — никогда не будет разрешена путем игнорирования таких больных вопросов, как дух и материя…

Имеются и две другие гипотезы: во-первых, существует точка зрения, когда-то настойчиво проповедовавшаяся епископом Беркли, что материя не существует вне восприятия мыслью человека или мыслью бога. Во-вторых, существует противоположная точка зрения, именуемая материалистической. Для тех, кто придерживается последней, не существует души, и разум человека следует объяснять только механизмами мозга. <…>

Ученики Ивана Павловна надеются, что условные рефлексы…

могут служить для материалистического объяснения мышления».

В настоящее время наиболее важная часть исследований в России посвящена условным рефлексам, но это еще не решает проблемы.

«В конечном счете то, что мы ищем, — пишет Пенфилд, — это раскрытие тайны, которая хранится с незапамятных времен…

В научной медицине нет места для недоказуемых гипотез. Мы должны удовлетворяться изучением человека и животных научным методом, пользуясь языком «делового здравого смысла». Это — язык дуализма.

В настоящее время у нас нет оснований для научного объяснения отношений между мышлением и мозгом… И если когда-нибудь наступит день, когда научный анализ тела и мозга решит «тайну», то люди, искавшие истину со всей искренностью, будут одинаково рады: убежденные материалисты и дуалисты, ученые и философы, агностики и верующие. Безусловно, никто не должен бояться правды».

В течение длительного времени предполагалось, что мозговая кора является высшим органом и что деятельность сознания совершается здесь. Совершенно очевидно, что в мозгу находится центральный координирующий и интегрирующий механизм. «Если эта «машина» [мозг] во всем сходна с другими машинами, то в ней должно быть место, в котором происходит конвергенция [схождение] потока сенсорных импульсов; должно быть место, из которого выходит поток моторных импульсов, приводя в движение обе руки, выполняющие симультанное [одновременное], планированное действие; должны быть нейронные цепи, в которых деятельность обоих полушарий каким-то образом суммируется, — цепи, активация которых делает возможным такое сознательное планирование. Исходя из определенной философской точки зрения, можно сразу же отказаться от изложенного выше предположения. Так как никто не знает природу психической деятельности, так же легко представить… что она зависит от центрально расположенной зоны, где нейронная деятельность суммируется и окончательно интегрируется… Имеются доказательства, указывающие на то, что центральная интеграция действительно имеет место».

В 1936 г. Пенфилд на основе клинических исследований сделал следующее заключение: «Имеются данные о наличии уровня интеграции в центральной нервной системе более высокого, чем интеграция, которую можно найти в мозговой коре… Необходимая основа сознания лежит вне мозговой коры, возможно, в диэнцефалоне [гипоталамической области]…

Высший уровень интеграции, описанный Хьюлингом Джексоном [известным английским неврологом], локализуется не в лобных долях, как он считал, а в диэнцефалоне и мезенцефалоне», т. е. центральная интегральная система расположена в верхних отделах мозгового ствола (рис. 5.2). При поражении центрэнцефалической системы сознание человека выключается.

При раздражении электродами определенных частей головного мозга, по наблюдениям Пенфилда и его коллег, у некоторых больных возникали переживания «уже виденного» («deja vu») и «уже пережитого» («deja vecu»). Например, у одной больной при воздействии электродов возникало ощущение того, что эта операция уже производилась раньше, и она даже знает, что будет хирург делать дальше. Другой больной стало казаться, что сейчас она рожает ребенка, причем окружающие предметы и события точно соответствуют тому, что окружало больную при действительных родах. «Обычно, — пишут Пенфилд и Робертс, — когда раздражение во время оперативного вмешательства вызывает у больных реакцию, отражающую прошлый опыт, сам больной считает, что его ответ — это нечто, имевшееся в прошлом опыте. В то же время больной может вполне осознавать тот факт, что он лежит на операционном столе. Таким образом, больной в состоянии размышлять, говорить об этом двойственном представлении и рассматривать его как странный парадокс.

Молодой человек И. Т. (Пенфилд и Джаспер, 1954, с. 136), недавно приехавший со своей родины, Южной Африки, восклицал во время раздражения верхней поверхности правой височной доли: «Да, доктор! Да, доктор! Вот я слышу смех людей — моих друзей — в Южной Африке». После прекращения раздражения больной мог обсуждать свое двойственное переживание и выражать удивление, так как ему казалось, что он был со своими кузинами у них дома, где он смеялся вместе с двумя молодыми девушками. Он не помнил, над чем они смеялись… По крайней мере, для больного вся сцена была так ясна, как если бы он закрыл глаза и уши и буквально через 30 секунд после этой сцены воспроизвел бы всю сцену «по памяти». Все то, что он видел, слышал и его личная интерпретация — было воспроизведено при приложении электродов.

Важно, однако, что во время воспроизведения прошлого переживания у больного не было побуждения говорить со своими кузинами; и он обращался к «доктору», находившемуся в операционной… Больные никогда не считали подобный опыт воспоминанием. Им представлялось, что они как будто вновь слышат, вновь видят — вторично переживают моменты прошлого…

Одна больная слышала рождественскую песню на своей Родине в Голландии. Ей казалось, что она находится в церкви и что она так же растрогана красотой окружающего, как это было в сочельник, несколько лет назад.

При описываемых реакциях на электрическое раздражение не бывает неподвижных образов. «Вспышка пережитого» имеет значительные зрительные и слуховые компоненты. Они всегда развертываются в виде зрительных и звуковых ощущений, а также, хотя и редко, в виде ощущения положения тела.

Когда электрод нейрохирурга случайно активирует пережитое в прошлом, то переживание развертывается от момента к моменту.

Это несколько сходно с магнитофонной записью или с лентой кинофильма, на которой запечатлено все то, что однажды пережил индивидуум… Лента времени в таком фильме, проходя вперед, следует от начала к концу, никогда не движется назад, даже если она воскрешалась из прошлого. Представляется, что лента движется вперед с тем же неизменным шагом времени… Пережитое в прошлом воскрешается до тех пор, пока приложены электроды.

Оно не останавливается, не возвращается назад, не перекрещивается с другими периодами. Когда электроды убирают, переживание останавливается так же внезапно, как и началось.

Прервав раздражение и вскоре повторив его в той же или соседней точке, можно иногда повторить какой-либо кусок ленты. В этом случае каждый раз ответ начинается с того же момента времени». Наличие «вспышек пережитого в прошлом» указывает на то, что запечатленное в памяти сохраняется на длительный период времени. Пенфилд высказывает предположение, что подобно ленте кинофильма, содержание записи проецируется на экране человеческого сознания, а его дубликат, созданный прохождением потенциалов по постоянно меняющимся кругам конечной интеграции, запечатлевается во временной последовательности между предыдущими и последующими событиями, совершенно точно в мозгу человека.

Профессор Берлинского университета Герман Эббингауз (1850–1909) в книге «Основы психологии» (1912) писал: «Головной мозг является центральным органом чисто телесных и недуховных процессов». Носитель же духовной жизни, как совокупность всего содержания сознания, называется душой. «Только совершенный педант будет этим смущаться и стремиться даже совсем изгнать это слово из психологии… В тесной зависимости от воззрения на душу, как на существо неделимое и простое, находится и мысль о связи души с мозгом, связи, ограниченной одною лишь точкою или — самое большее — точно ограниченною небольшой областью. Действительно, трудно себе представить отношения между простым [душою] и пространственно столь обширным органом, как мозг, на протяжении всей его массы… Дело поэтому представляется так, что душа — самое большее — может находиться только в одном непротяженном элементе тела, в одной его точке, влиять на него и воспринимать от него воздействия. Как следует представлять себе внутреннее строение мозга, чтобы оно могло целесообразно служить находящемуся где-то в нем седалищу души?

Образно говоря, оно должно было бы походить на карту железных дорог Франции. Это значит, что нервные пути должны с известною определенностью указывать на один и тот же центр, в котором они сходились бы и из которого исходили бы. <…>

Далее, как должен был бы функционировать мозг в случае существования в нем седалища души? Очевидно, с разрушением этого определенного места или заполнения его иной тканью, вместо нормальной, вся душевная жизнь в ее зависимости от тела совершенно прекратилась бы; повреждение же всех остальных мест имели бы лишь маловажное значение и лишь постольку, поскольку они прерывали бы связь с определенными периферическими органами».

Действительно, многочисленные клинические данные о последствиях крупных травм мозга, его повреждений во время войн, врожденные аномальные случаи демонстрируют относительно малую чувствительность умственных способностей к обширным повреждениям мозга.

Интересное исследование провел профессор нейрофизиологии Шеффлдского университета Джон Лорбер («Is your brain really necessary?», 2006, http://www. alternative science.сom/no brainer.htm). Когда один из студентов математического факультета обратился к врачу по поводу незначительного недомогания, то тот заметил, что размер головы студента несколько больше обычного. Врач послал студента к профессору Лорберу на обследование. Студент отличался хорошей успеваемостью и имел коэффициент интеллекта (IQ) 126. Выполненное Лорбером сканирование мозга показало, что у пациента практически отсутствует мозг: вместо двух больших полушарий в черепной коробке был обнаружен слой церебральной ткани толщиной менее 1 мм, покрывающий верхнюю часть позвоночного столба. Студент страдал гидроцефалией — нарушением циркуляции спинномозговой жидкости, когда последняя вместо того, чтобы циркулировать вокруг мозга и затем поступать в кровь, оказывалась запертой внутри черепной коробки. Как правило, подобная патология приводит либо к смерти в первые месяцы жизни ребенка, либо к серьезной умственной неполноценности. Однако этот студент жил совершенно нормальной жизнью, закончил университет и даже достиг определенных успехов в математике.

Подобные случаи не так уж редки. Так, в 1970 г. в возрасте 35 лет скончался житель Нью-Йорка. В свое время он закончил школу (без особых академических достижений). Работал консьержем, обслуживал систему отопления дома, любил читать прессу и пользовался уважением хозяина и жильцов дома. Когда произвели вскрытие трупа для определения причины преждевременной смерти, то было обнаружено отсутствие у этого человека мозга.

Профессор Лорбер идентифицировал несколько сотен пациентов, которые, будучи вполне развитыми в умственном отношении (коэффициент их интеллекта доходил до 120), имели весьма малое количество мозговых клеток. Некоторых пациентов он описал как тех, у кого «мозг не обнаружен», но по тесту коэффициент интеллекта таких людей достигал 120.

Известный нейрохирург В. Брувел совместно с Майклом Алби оперировали 29-летнего Джеймса Корделла, который жаловался на сильные головные боли. Пациент незадолго до этого защитил докторскую диссертацию по экономике и праву в Гарвардском университете. У Джеймса подозревали мозговую опухоль, но… когда сделали ему томографию мозга, то оказалось, что у больного полностью отсутствует правое полушарие мозга. Этот случай привел в растерянность ученых: ведь у молодого человека были выдающиеся интеллектуальные способности (см. издание Американской психологической ассоциации).

Известный немецкий нейрофизиолог профессор Хуфланд провел посмертное вскрытие черепной коробки пациента, которого незадолго до смерти разбил паралич. Несмотря на паралич, больной до последней минуты сохранял свои умственные способности. Результат вскрытия поразил профессора: вместо мозга в черепной коробке было обнаружено около трехсот граммов воды.

В 1976 году пятидесятилетний голландец Ян Герлинг, обладавший прекрасным здоровьем, внезапно умер. Вскрытие показало, что в его черепной коробке вместо больших полушарий мозга была вода (около 300 граммов). Родственники возмутились таким сообщением врачей: ведь Ян был известен в стране, как лучший часовщик.

Есть многочисленные примеры, когда люди, получившие тяжелые травмы мозга, продолжали нормальную жизнь без утраченной части мозга. Наиболее известен случай с Финеасом Гейджем, довольно часто цитируемый в работах по нейрофизиологии.

В 1842 году Гейдж, старший мастер бригады дорожников-строителей, получил сквозную травму головы железным ломом. Подготавливая очередной взрыв, он заложил пороховой заряд в отверстие скалы для очередного взрыва. В соответствии с правилами производства взрывных работ его помощник должен был засыпать порох сверху песком. Однако этого не было сделано, а Гейдж не проверил выполнение этой операции. Полагая, что порох прикрыт песком, он ударил железным ломом по пороху со всей силой.

В результате, железный лом толщиной в 3 сантиметра и длиной более метра насквозь пронзил головной мозг Гейджа, войдя через левую щеку и выйдя около темени. В течение часа Гейдж находился в оглушенном состоянии, после чего он с помощью сопровождающих смог пойти к хирургу. Идя по дороге, он спокойно и невозмутимо рассуждал о дырке в своей голове. В конце концов, он оправился от инфекции, развившейся в ране, и прожил после этого еще 12 лет. Финеас Гейдж умер при обстоятельствах, потребовавших вскрытия его тела. Вскрытие показало, что не только левая лобная доля была тяжело повреждена, но травма распространилась и на правую лобную долю. Как череп, так и железный лом экспонируются ныне в Гарвардском университете. Как ни поразителен исход такой серьезной травмы, не менее поразительными были ее последствия, и, прежде всего то, что в психике Гейджа отсутствовали резкие изменения. Он по-прежнему оставался дееспособной личностью: не было никакой потери памяти, и он был в состоянии заниматься своим делом.

В «Медицинском вестнике Нью-Йорка» (1888 г.) приводится случай с матросом, который в 1857 г. был зажат аркой моста и палубной надстройкой. В результате мостовой брус срезал верхнюю часть черепа (около одной четвертой части головы). Срез был настолько чистым, что казалось, будто сделали его медицинской пилой. Через несколько часов после происшествия пострадавший был доставлен в больницу, где хирурги остановили кровотечение и закрыли зияющую рану. Когда врачи закончили перевязку, матрос сел, затем встал на ноги и начал как ни в чем не бывало одеваться. Изумленные врачи не могли поверить своим глазам.

Этот человек с огромной вмятиной на голове прожил после травмы более 30 лет, будучи в полном рассудке.

В медицинской практике известны и другие случаи. Так, в 1952 г. 60-летний Роберт Моллет упал с четвертого этажа.

В результате операции ему удалили четвертую часть мозга. Оперировавший Роберта врач не гарантировал, что он будет двигаться и говорить. Но… Роберт не только выздоровел, но и дожил до 84 лет, занимаясь спортом и делами своей фирмы.

В 1959 году во время работы на стройке на голову Джоан Бликер (США) упала тяжелая бетонная балка. Пострадавшую срочно отвезли в больницу, где ей сделали операцию, в результате которой была удалена пятая часть мозга. После перенесенной травмы Джоан прожила еще 34 года в полном здравии и рассудке, и умерла она в результате автомобильной катастрофы в 1993 г.

В 1957 году на заседании Американской психологической ассоциации доктора Ян В. Брюэль и Джордж В. Олби выступили с докладом об успешно проведенной операции, в результате которой 39-летнему пациенту пришлось удалить всю правую половину мозга.

Больной быстро поправился и не утратил своих умственных способностей, которые так и остались выше среднего уровня. Согласно данным многих авторов, при огнестрельных проникающих ранениях мозга в 15–25 % случаев отсутствует потеря сознания. Многие исследователи считают, что положение Бреслауэра — Шюка, рассматривающее потерю сознания как очаговый симптом поражения продолговатого мозга (отдела ствола головного мозга), является правильным.

Анализируя клинику сотрясений мозга на основании наблюдений, сделанных в период Великой Отечественной войны, М. О. Гуревич приходит к выводу, что расстройство сознания в начальной стадии преимущественно зависит от нарушения стволовых механизмов, функция которых является предпосылкой для деятельности сознания. При наличии грубых явлений нарушения базальнодиэнцефальных (гипоталамических) отделов или задней черепной ямки больные обычно погибают в течение ближайших суток после травмы.

Сегодня у большинства специалистов не вызывает сомнения тот факт, что центр, управляющий эмоциями и другими жизненно важными функциями, локализован в стволе мозга.

Большинство современных нейрофизиологов строят свои исследования на основе эволюционизма и гипотезы о том, что этим структурам мозга присущи мышление, чувства, память, способность принимать решения, интуиция и т. д.

Так, например, член-корреспондент РАН, профессор А. М. Иваницкий в работе «Главная задача природы: как на основе работы мозга возникают субъективные переживания» («Психологический журнал», 1999, № 3), рассматривает проблему «сознание и мозг», исходя из гипотезы о том, «что субъективно переживаемые феномены возникают в результате синтеза различных видов информации в ключевых для соответствующей психической функции зонах коры». При этом «синтез информации обеспечивается специальной организацией процессов мозга, включающей кольцевое движение нервных импульсов по структурам мозга. В процессе такого движения происходит активация памяти и возбуждение соответствующих центров мотиваций и эмоций, после чего возбуждение возвращается к местам первоначальных проекций, где осуществляются синтез и сравнение новой функции с той, которая хранилась в памяти…Ощущение возникает в результате синтеза на нейронах проекционной коры сведений о физических и сигнальных свойствах стимула. При мышлении синтез информации происходит в корковых динамических образованиях, названных фокусами взаимодействия, которые представляют собой центры нервных связей. Их топография специфична для различных мыслительных операций: при образном мышлении фокусы располагаются в теменно-височной, а при абстрактном мышлении — в лобной коре. Перекомбинация и синтез информации в центре приводят к нахождению решения». Ощущение своей индивидуальности, своего «я», по мысли Иваницкого, также имеет мозговую основу.

Эдельман Джералд Морис (р. 1929), лауреат Нобелевской премии в области молекулярной биологии, предложил свою физиологическую теорию сознания, в основу которой положен «механизм возврата импульсов к тем же нейронным группам мозга, которые участвовали в первичной обработке поступившей информации, после дополнительного анализа и обогащения сведениями в других группах, в том числе в результате поступления новых сигналов из внешней среды» (см. «Разумный мозг», 1981).

Хьюбел Дэвид Хантер (р. 1926), врач, нейрофизиолог, лауреат Нобелевской премии, анализируя свои многолетние исследования мозга, пришел к выводу, что мозг можно сравнить с компьютером. «Большинство нейробиологов при обсуждении этого вопроса согласятся с тем, что мозг можно рассматривать как машину, которая не обладает свойствами, лежащими за пределами возможностей научного исследования. Но верно и то, что с этим согласятся не все нейробиологи. В то же время несомненно все будут согласны с тем, что компьютер — это машина и ничего больше…

Если считать машинами и мозг и компьютер, то в таком случае как их сравнивать? Такое упражнение представляет интерес. Компьютеры изобретены человеком и поэтому совершенно понятны, если принять, что человеческие существа вообще что-нибудь понимают; но чего люди не знают, это какими окажутся будущие компьютеры. Мозг… во многих важных отношениях остается непонятным. Обе машины перерабатывают информацию и обе имеют дело с сигналами, грубо говоря, электрическими. В самых крупных вариантах и та и другая машина содержит множество элементов. Однако в этом между ними имеется интересное различие. Биологическим путем клетки производятся достаточно просто, и нейроны создаются в поистине огромных количествах. Между тем, умножить число элементов в компьютере, по-видимому, не так легко, даже несмотря на то, что это число быстро растет. Но если принять, что элементами нервной системы являются не нейроны, а синапсы, то я не могу себе представить, что компьютеры могли бы сравниться с ней. Никто не станет гадать, сколько в мозгу синапсов, но число 1014 (100 триллионов) не кажется невероятным.

Еще большее значение имеет одно качественное различие. Мозг не подчиняется чему-либо подобному линейной программе, во всяком случае, те его части, о которых нам хоть что-нибудь известно.

Он скорее сходен с цепью в радиоприемнике или телевизоре, а может быть, с сотнями или тысячами таких цепей, соединенных последовательно и параллельно, со множеством перекрестных соединений. Мозг, по-видимому, основан на принципе относительно жестко запаянного блока из сложных цепей, элементы которого работают на низких скоростях, измеряемых тысячными долями секунды; компьютер подчиняется программам, содержит гораздо меньше элементов и работает на скоростях, при которых имеют значение миллионные доли секунды».

«Когда мы видим правильные ряды клеток в мозгу, — пишет Хьюбел в книге «Глаз, мозг, зрение» (1990), — впечатление создается такое, как если бы мы рассматривали телефонную станцию, печатный станок или внутренность телевизора…»

Как же работает человеческий мозг? «Несмотря на значительные достижения, этот вопрос, — пишет Хьюбел в работе «Мозг» (1984), — остается одним из самых трудных в современной науке.

Может ли мозг понять мозг? Может ли он понять разум? Что он такое — гигантский компьютер или какая-либо иная гигантская машина, или нечто большее? Эти вопросы задаются постоянно, и было бы полезно от них избавиться». Трудности, связанные с подобного рода вопросами, «несут на себе груз таких слов, как «понимать», или «разум» — слов для многих целей полезных, но с расплывчатыми очертаниями…

Мозг представляет собой ткань — запутанную, сложно сотканную, сложнее всего, что нам известно во Вселенной, однако, как любая живая ткань, она состоит из клеток. Вместе с тем, хотя это высокоорганизованные клетки, их активность подчинена законам, которые управляют любыми другими клетками. Их электрические и химические сигналы можно обнаружить, зарегистрировать и истолковать; вещества, из которых они состоят, можно определить; связи, образующие густую сеть, можно проследить. Короче говоря, мозг можно изучать совершенно так же, как изучают любой другой орган, скажем почку.

Проблема возникает тогда, когда мы ставим вопрос о понимании, потому что такое слово привносит сложность внезапного откровения или прояснения, предполагает наличие такой минуты, когда можно сказать, что из темного туннеля мы выходим на свет. Но мне не ясно, может ли в данном случае наступить такая минута и узнаем ли мы о ее наступлении.

Исследование мозга — это древняя область науки, а область спекуляций о мозге — еще древнее…

Проблема понимания работы мозга в чем-то сходна с проблемой понимания структуры и функции белков. Каждый организм содержит миллионы сложных изощренных молекулярных комбинаций, причем один человек совершенно отличен от другого. Для того чтобы детально изучить структуру хотя бы одного белка, по-видимому, потребуются годы, не говоря уже о том, чтобы узнать точно, как он работает. Если понять белки — это значит узнать, как все они работают, то перспективы здесь, пожалуй, отнюдь не радужные. Точно так же мозг состоит из очень большого числа (хотя и не миллионов) функциональных подразделений, из которых каждое обладает своей особой архитектоникой и своей сетевой схемой; а дать описание одного из них вовсе не значит описать их все. Поэтому понимание пойдет медленно… и будет развиваться по асимптоте, безусловно с прорывами, но вряд ли достигнет конечной точки.

Разум — это тоже полезное слово, но (увы!) еще более расплывчатое. Поскольку оно поддается лишь нечеткому определению, говорить о его понимании (не слова, а того, к чему оно относится) — это значит говорить об упражнении в мыслительной гимнастике, которая, по-видимому, лежит за пределами естественных наук.

Математик Г. Харди (G. Hardy) будто бы сказал, что математик — это тот, кто не только не знает, о чем говорит, но и не интересуется этим. Тех, кто углубляется в такие вопросы, как физиология разума, вероятно, это занимает, но я не представляю себе, как они когда-либо смогут ответить на эти вопросы».

«На протяжении последних двадцати пяти веков, — пишет американский ученый Джеймс Хэссет в книге «Введение в психофизиологию» (1981), — делалось много попыток объяснить, каким образом эта масса водянистой серой ткани может создавать такие вещи, как теория относительности, Мона Лиза или ЛосАнджелевский Фри-вэй? Однако сознание по-прежнему остается тайной само для себя.

Как это происходит, что вы решаете почитать эту книгу, рассмотреть нужную иллюстрацию или задумываетесь над тем, что же имел в виду автор? Ученые до сих пор бьются над разрешением вопроса, который Гэри Шварц назвал «парадоксом саморегулирования мозга» — как мозг говорит сам себе что надо сделать? Проблему «тело — сознание» вряд ли можно считать решенной».

Российский философ Ф. Т. Михайлов в книге «Загадка человеческого Я» (1976) пишет: «Мой внутренний мир, моя душа, мое «Я» — нечто столь интимное, личное, освоенное, что как-то странно говорить о загадке… «Я» — это я. Не случайно утверждение Cogito ergo sun (мыслю, — следовательно, существую) Р. Декарт считал первым, исходным положением (знанием), в истинности которого нельзя сомневаться. Оно ясно, интуитивно четко и просто: я же мыслю, — следовательно, я есть, я существую… Я есть, и не нужно никаких дальнейших определений. Ибо «Я» (как душа) вечно. <…>

Мозг — это вещество, материя, а мысль, чувство… Ну разве мысль — вещество? Откроем черепную коробку, исследуем происходящие под ней процессы. Разве можно сказать, что данные вполне вещественные процессы взаимодействия нейронов и т. д. и есть мысль? <…>

Когда я закрываю глаза и вспоминаю, как выглядит треугольник, то образ треугольника возникает передо мной, я его вижу.

Мозг — тело, протекающие в нем процессы — процессы чисто материальные, физиологические. Образ же, как и сам объективно существующий предмет, надо кому-то увидеть. Но где же расположен сам «зритель», именующий себя «Я», любующийся видами, открываемыми ему органами чувств?

Естествознание, руководствуясь так называемым «здравым смыслом», в течение многих лет твердит: хочешь знать, что такое сознание, — изучай мозг. Однако у многих ученых на этот счет имеются довольно большие сомнения…»

Тело человека по своей структуре представляет собой сложную машину, элементарными составляющими которой являются различные клетки. Но если клетка, основная структурная единица тела, сознанием не обладает, то как совокупность клеток, составляющая ткани, органы, системы органов, может превратиться в сознательную сущность? Мозг, по мнению многих, — это компьютер, значит, обязательно должен быть его сознательный пользователь. Кто же эта сознательная сущность, которая, используя компьютер-мозг, управляет всем телом? Этой сущностью является душа.

5. АНАТОМИЯ СОЗНАНИЯ

5.1. Что такое душа и каковы ее взаимоотношения с телом?

На протяжении более 20-ти веков различные авторы высказывали множество мнений о душе (см. гл. 2), и ряд из них были довольно близки к истине. Однако никто из них не смог дать точного представления о том, каковы форма души, ее размеры, способности, действия, откуда она приходит и куда уходит, кто ее отец и в чем ее непреходящее величие. Что такое душа нет и в писаниях.

Современные ученые прилагают усилия, чтобы с помощью физических приборов зафиксировать, как в момент смерти душа выходит из тела. Но ни глаз человека, никакой прибор не могут сделать этого. Душу невозможно увидеть, ее только можно понять интеллектом. Она незрима, потому что является сущностью нематериальной.

Душа и тело — это две совершенно различные субстанции. И все-таки большинство людей отождествляют себя с телом, исключая все остальные возможности. Действительно, если взглянуть на себя в зеркало, то в нем будет видно только тело — простое соединение физических органов, но себя — душу мы там не увидим. Тело соткано из элементов материи, и когда в нем нет души, то это просто кукла. Однако именно оно притягивает внимание всех, но «я» — не тело. «Я» — душа!

Знание о том, что «я» — душа, а не тело — Новое знание.

Новое — это хорошо забытое старое. Да, мы забыли душу и в течение 2500 лет считали себя телом, то есть были в телесном сознании. Осознать себя душой — значит придти в духовное сознание.

Хозяином тела является душа, а не наоборот. Без души ни один орган тела, в том числе и мозг, не могут функционировать.

Это душа заставляет их работать. В то же время душе необходимо тело. Как семени требуется земля, чтобы оно полностью проявило дерево, так и душе необходимо тело. Без тела душа не может выполнить никаких задач. Но душа — не тело, а семя — не земля. Это душа совершает действия: хорошие и плохие. Именно душа говорит: «моё тело», она не говорит: «я — тело». Если из тела убрать душу, то, чтобы с ним ни делали — щипали, били, резали — оно не издаст ни единого звука. Именно душа, используя рот, может сказать: «Не причиняйте боль моему телу». Болеет тело, но страдает, испытывает боль душа. Дерется, говорит грязные слова, пьет алкоголь, курит, применяет наркотики тоже душа.

Совершая различную работу через тело, душа устает, поэтому ей нужен отдых — сон. Во время сна душа как бы отделяется от тела. Сон — это своего рода защита. Для отдыха телу требуется гораздо меньше времени, чем душе.

Иногда тело сравнивается с колесницей или машиной, на которой ездит душа — водитель. Когда душа садится в тело, тогда оно начинает двигаться.

У души есть, прежде всего, связь с физическими органами.

Именно душа говорит, видит, слышит и т. д. Она говорит через рот, смотрит через глаза, слышит через уши. Шедевры искусства, литературы, науки и техники создают души, будучи в соответствующих телах. Так, «Сикстинскую мадонну» нарисовала душа Рафаэля Санти; роман «Война и мир» написала душа Льва Толстого; закон всемирного тяготения сформулировала душа Исаака Ньютона, оперу «Пиковая дама» создала душа Чайковского и т. д.

Но люди, не зная душу, думают, что буквально всё делает тело. Фактически души — это актеры, причем абсолютно точные.

Все души получают костюмы — тела, чтобы играть в них свои роли на поле действия (рис. 5.1.).

Рис. 5.1. Душа играет разные роли

Роль одного не может быть идентична роли другого. Каждая душа играет свою собственную роль, а не так, что она может забрать у кого-то его роль. Вся роль записана в душе. Красота души в ее роли!

Душа — вечная: она не может быть съедена, сожжена, убита, одним словом, уничтожена. Тело умирает, но душу не может постигнуть смерть. Тело создается из материи. Оно, как и растение, растет, но душа не становится больше или меньше. Сначала, в утробе матери, тело совсем маленький зародыш. Когда у тела появляются органы, тогда в него входит душа, и оно начинает шевелиться. С этого момента тело становится живым. Достигнув стадии утробной зрелости, оно появляется «на свет». В момент рождения душа забывает прошедшую жизнь. Правда, в редких случаях, как правило, дети (иногда взрослые), вспоминают свою жизнь в прошлых рождениях. Примеры этого феномена приведены в гл. 3.

Живой сущностью является душа. Только когда душа входит в тело, оно становится живым человеком. Таким образом, человек = душа + тело. Смерть наступает в тот момент, когда душа окончательно покидает тело. Такое тело называют трупом — его хоронят или сжигают. Умирает тело, а душа — бессмертная. Просто она, оставив прежнее тело, принимает новое, в котором начинается ее следующая роль. Если кто-то умирает, то не следует расстраиваться. Та душа не вернется от того, что вы расстраиваетесь. У нее началась новая роль в новом теле, в новой семье.

У людей много страха из-за смерти. Не понимая сущности жизни и смерти, энтузиасты вечной жизни соглашаются на участие в совершенно безумных проектах. К таковым относится и криостаз — консервация людей путем их замораживания до ультранизких температур в институте крионики (Детройт, США). Дорога из Детройта в «бессмертие» начинается с контракта, согласно которому клиент завещает институту свое тело и соглашается заплатить за погребение 28 тысяч долларов. С этого момента он всегда носит на запястье табличку, требующую немедленно связаться с институтом крионики в случае его смерти. Как только клиент умирает, его тело, обложенное сухим льдом, в считанные часы перевозят в институт. Причем родственники покойного должны сразу же после смерти положить лед на голову, чтобы уберечь мозг от разложения. После процедуры вымывания крови и замены ее раствором глицерина тело помещают в титановую капсулу с азотом и постепенно охлаждают до минус 196 градусов — температуры жидкого азота. Клиенты верят, что по прошествии какого-то времени их тела разморозят, и они продолжат в них свое существование. Но душа любого умершего сразу же оставляет тело и принимает новое, в котором начинается ее следующая роль.

Она никогда не вернется в размороженное тело, не сделает его живым. Так что ни о каком оживлении трупов не может быть и речи.

Мы, души, принимаем рождения в разных телах (иногда в женских, иногда в мужских) и в различных странах. Никто не может перестать принимать рождения, освободиться от цикла смертей и рождений.

Некоторые считают, что люди принимают рождения и в телах других существ. Да, существует свыше 8 млн видов разных существ, но людей есть только один вид. Душа человека не может принимать тела других видов. Люди принимают в каждом цикле максимально 83 рождения, минимально — одно, но в другие виды никогда не переходят. Человеческие души играют роли только человеческих существ.

Никто и ничто не существует без формы. Есть форма и у души.

По форме душа очень крошечная точка света сознательной энергии.

Нет ничего меньше души в этом мироздании! Она такая маленькая, что более неделима, а потому неуничтожима и бессмертна. Конечно,

многим кажется странным думать о себе, как о точке света, поскольку все привыкли отождествлять себя с телом. Но в действительности все, что «я» есть, сосредоточено в вечной, неповторимой, бесконечно малой, невидимой точке сознательной энергии. Душа — это метафизическое существо, точка света, полная сил, способностей и нравственных качеств. Душа и есть сознание, живая сущность, которая, входя в тело, делает его живым человеческим существом.

Душа — это своего рода живая батарея, заряженная сознательной энергией. В физике в соответствии с физическими процессами, происходящими в материи, различают энергии: механическую, тепловую, электромагнитную, гравитационную, ядерную и т. д. Однако помимо энергий, представляющих собой количественную меру различных форм движения материи, существует сознательная энергия, источником и носителем которой является душа. Сознательная энергия обладает такими возможностями и способностями, которых нет и быть не может в материальных формах энергии.

Все души по форме и размеру одинаковые. Но между ними существуют различия, которые заключены в способностях души.

Каждая душа, придя в тело, являет собой неповторимую личность!

5.2. Местоположение души

Люди приписывают самые различные места расположения души в теле. Одни считают, что душа находится в сердце, другие — в солнечном сплетении, третьи — в пятках, а некоторые говорят, что она разлита по всему телу. В действительности, когда душа через темя входит в тело, то она располагается в полости промежуточного мозга вблизи гипоталамуса и гипофиза — важнейших, хотя и чрезвычайно малых по размеру структур мозга (см. рис. 5.2). Именно отсюда душа осуществляет управление всем телом, используя мозг, нервы и тонкую структуру (тонкое тело).

Рис. 5.2. Схематический разрез мозга

В свою очередь, внешние раздражения, воздействуя на органы чувств, поступают в форме соответствующих сигналов к душе.

Интеллект, получив эти сигналы (информацию), анализирует их и принимает решение, которое затем с помощью тела превращается в действие. Взаимоотношения мозга, нервов и других составляющих тела с душой настолько универсальны, что современный человек не чувствует присутствия хозяина тела и его безупречную деятельность по осуществлению слаженной работы всех частей тела.

В проекции на лобную часть лица местоположение души соответствует середине лба. Недаром люди говорят: «Звезда, сияющая посреди лба». Но звезда эта — сознательная, живая и совсем крошечная, а звезды на небе — неживые и только кажутся маленькими, в действительности же их размеры огромны. Такая крошечная душа, а какую огромную работу она выполняет. Это чудо!

5.3. Способности души

Душа, или сознание, обладает тремя главными способностями: умом, интеллектом и санскарами (отпечатками совершенных действий).

Ум — это способность души формировать мысли, иметь желания, воображать, проявлять чувства, эмоции. Ум составляет неотъемлемое свойство души. Никакие, даже тонкие материальные образования, находящиеся в теле, умом не обладают.

Интеллект — это способность души понимать, запоминать, различать, судить и принимать решения. Именно интеллект оценивает мысли, сформированные умом, и решает, что делать. На основе принятого решения душа через тело совершает действия.

Любое выполненное действие оставляет в душе отпечаток — санскару, то есть запись в подсознании. Знания находятся в интеллекте. У каждой души разный уровень интеллекта: у одних — высокий, у других — средний, а у некоторых — низкий. Нет и двух людей с одинаковым интеллектом.

Санскары — это отпечатки, оставляемые на душе любыми совершенными ею действиями. Привычки, наклонности, черты характера, темперамент — все это заключено в санскарах. Ум, интеллект и санскары действуют в такой взаимосвязи, что сначала ум формирует мысли, которые могут быть хорошие, плохие или нейтральные. А так как мысли бывают разные, то в работу включается интеллект, который принимает решение — какую мысль воплотить в действие. Любое действие, которое совершается человеком, формирует в душе либо новую санскару (новую запись), либо усиливает (углубляет) старую, если подобное действие уже совершалось. При многократном повторении данного действия санскара становится такой глубокой (сильной), что превращается в привычку. Тогда уже санскара оказывает настолько сильное влияние на интеллект, что понуждает душу совершать данное действие. Именно многократным повторением действия формируются хорошие и плохие привычки, наклонности. Например, когда человек впервые в жизни выкурил сигарету, то на душе возникает слабый отпечаток, который еще нельзя назвать привычкой. Лишь после многократного курения санскара становится настолько глубокой, что курение становится привычкой, от которой душе уже трудно избавиться. Конечно, интеллект понимает, что курение вредит здоровью, но преодолеть воздействие глубокой (сильной) санскары у него нет сил. Именно поэтому от старых привычек люди избавляются с большим трудом.

В форме санскар в душе содержится запись всех совершенных ею действий (счета за действия). Наше поведение является непосредственным отражением наших санскар. Когда душа оставляет тело, то она уносит с собой все свои санскары.

5.4. Закон действия и противодействия

Существует три типа действий: хорошие, то есть чистые действия, приносящие счастье; грешные действия, приносящие страдания, и нейтральные. Действия никогда не проходят бесследно. «Каждому действию есть равное и противоположно направленное противодействие» — гласит третий закон Ньютона. Закон этот всеобщий и приложим не только к материи, но и к сознанию (то есть к духовной сфере). Он действует независимо от наших желаний. Никто никогда не может избежать результатов того, что совершил. Каждому придется пожинать плоды своих действий, если не сразу, то спустя какое-то время или даже в последующих рождениях. Каковы действия — таковы и плоды. Не случайно говорится: «Что посеешь, то и пожнешь».

Если я причинил кому-то страдание, то обязательно получу плод (счет) — страдание, а если подарил счастье, то плодом этого будет счастье.

Счастье и страдание — это счета наших собственных действий. Однако, как правило, мы наблюдаем за плодами, отстоящими довольно далеко по времени от породивших их действий.

Поэтому и не осознаем своей собственной ответственности за полученный плод. В таких случаях мы зачастую указываем пальцем на других, говоря, что это они виновны в наших страданиях и неудачах. А некоторые даже считают, что это Бог контролирует страдание и счастье. Счета за действия — это счета лично каждого.

Какие бы действия ни совершал кто-либо, он обязательно накапливает их счета и рано или поздно непременно получает возврат своих действий — хороших или плохих. Например, если кто-то рождается в королевской семье, то это не какая-то случайность, а плод огромной благотворительности, совершенной данной душой в предыдущем рождении. Когда человек на свои средства открывает колледж, то он получает большую мудрость в следующем рождении. Если у кого-то развилась привычка воровать, то он примет рождение в неблагополучной семье. Именно от наших поступков в предыдущем рождении зависит то, в какой семье мы рождаемся — в хорошей или плохой. Все это — счета за совершенные действия. Болезни — тоже счета за грешные действия, совершенные если не в этом, то в прошлых рождениях.

Когда человек гневается, то он приносит боль не только другим, но в первую очередь самому себе. Его мучает совесть, появляется напряжение ума, портится настроение и т. д. Такое стрессовое состояние ведет к нарушению деятельности сердечно-сосудистой системы, к выделению рядом желез вредных веществ, которые, попадая в кровь, наносят вред здоровью.

Итак, причина наших сегодняшних страданий — грешные действия, которые были совершены нами в этой жизни, или же мы расплачиваемся за содеянное нами в предыдущих рождениях.

Закон действия и противодействия накладывает на человека полную ответственность за его собственную судьбу. Понимание этого закона делает нас не рабами, а творцами своей судьбы. Совершая хорошие, чистые действия сейчас, каждый может создать свое будущее по собственному выбору.

5.5. Силы, добродетели, пороки

Как в материальном мире существуют разнообразные силы, так и душа, сознательная энергия, обладает многими силами. Основных сил у души восемь.

Сила различать. Как ювелир отличает истинные драгоценности от фальшивых, так с помощью этой силы человек может отличить ложь от правды, истину от заблуждения, плохое от хорошего. Когда человек обладает этой силой, то он ясно понимает ситуацию, ни в чем не путается, не подвергается обману и т. д.

Сила решать. Чем больше у души силы решать, тем выше порядок ее интеллекта. Кто обладает в полной мере этой силой, способен в любых ситуациях и в точное время принять правильное решение.

Сила отключаться. Благодаря этой силе человек способен легко отключить свой ум, интеллект от совершенных действий, не зацикливаясь на них.

Сила терпимости. Эта сила позволяет выдерживать любые атаки во взаимоотношениях с другими. Когда душа в полной мере владеет этой силой, то кто бы ни совершал или ни говорил плохое в ее адрес, она способна выдержать любые нападки не силой ответной атаки, а силой терпимости. Иными словами, в нее бросают камни, а она дарит в ответ цветы.

Сила противостоять помогает выстоять при любых обстоятельствах и ситуациях, не позволяет впадать в состояние безысходности.

Сила приспосабливаться. В современном мире нет ни одного человека без недостатков. И все-таки, если мы хотим мира и гармонии в семье, на работе, в государстве и т. д., то придется научиться уживаться с теми, у кого много слабостей и недостатков.

При этом мы не должны вбирать этот мусор в себя, думая или говоря о плохих поступках других.

Сила собираться («упаковываться») позволяет «упаковать» в свой ум лишь необходимое, отставляя в сторону все лишнее, то есть пустое и негативное.

Сила сотрудничать. Народная мудрость гласит: «Один в поле не воин». А сотрудничающим душам под силу совершить многое, даже решить задачу обновления мира. Если каждый подставит палец сотрудничества, то мир несомненно будет преобразован к лучшему. Созидательной силой при этом является сила возвышенных мыслей, слов, действий и устремлений многих.

Именно эти восемь важнейших сил определяют величие человека и его жизненный успех. Нехватка же одной или нескольких сил ведет к неудачам, беспокойствам, раздорам, хаосу и беспорядкам.

Души, пребывающие в состоянии нравственного совершенства, обладают тридцатью шестью добродетелями. Вот они:

Каждой добродетели соответствует и определенная сила души.

Скажем, любви — сила любить, удовлетворенности — сила удовлетворенности, энтузиазму — сила энтузиазма и т. д.

Некоторые считают, что душа не подвержена влиянию действий.

Но это не так. Все в этом мире подвержено переменам. Дом еще недавно был новым, а теперь уже стал старым. Каким красивым был этот человек в молодости, но жизненные невзгоды унесли у него столь недолговечную красоту. Мнение о душе, как о существе, неподверженном «загрязнению примесями», деградации, неверно. В действительности, душа, находясь в теле, думает, чувствует, решает и т. д. На нее влияют боль, радости, печали.

Подчиняясь нерушимому закону причинно-следственных связей, душа испытывает хорошие и плохие результаты своих действий.

Все, что каждый из нас воспринимает с помощью органов чувств, представляет собой результат совместной работы ума и этих органов. Скажем, отражение предметов внешнего мира через сетчатку глаза передается по нервам в мозг, а оттуда — душе. Видит и понимает душа. То есть основную работу с помощью ума и интеллекта совершает душа, а органы тела выступают лишь в роли посредников. Известно, что работа есть мера изменения количества энергии. Таким образом, душа, совершая различные действия (то есть работу), обязательно затрачивает свою энергию (сознательную, иначе говоря, духовную), которая постепенно, от рождения к рождению, уменьшается. Падают и силы души, а вместе с этим теряются ее добродетели. По мере расходования запаса духовной энергии наступает такой момент, когда душа переходит из состояния духовного сознания в телесное сознание. Иными словами, сознание «я — душа» замещается сознанием «я — тело».

Именно с этого времени появляются болезни души — пороки, под влиянием которых душа начинает совершать грешные (нечистые) действия. Результатом таких действий и являются различной формы страдания. Вслед за болезнями души в мире появляются болезни тела, число которых продолжает расти и сейчас. То есть сначала душа становится нечистой, а потом нечистым (с болезнями и изъянами) становится тело.

Итак, нечистота, войдя в сознание людей в начале Медного века (см. рис. 7.1), породила страдания, о которых не ведали люди в Золотом и Серебряном веках, поскольку были они в духовном сознании, в состоянии наполненности чистотой, покоем, счастьем, всеми силами и добродетелями. Именно телесное сознание, то есть отождествление себя с телом, является основной причиной пяти главных пороков: похоти, гнева, жадности, привязанности и гордости (эго). Лень, ненависть, зависть, обидчивость, ревность, месть и т. д. — это родные дети вышеназванных пороков.

У пороков нет формы. Олицетворяющие зло Дьявол, Сатана — это наши пороки, а не какие-то реальные сущности. Пороки являются причиной конфликтов, насилия, преступлений и войн. Это пороки отняли у людей покой, счастье, здоровье и мир во всем мире. Появившись в начале Медного века, грешные действия в Железном веке достигают своего апогея. Именно из-за них душа полностью запуталась сегодня в счетах своих собственных порочных действий, совершенных в данном и предыдущих рождениях.

Душа стала настолько слабой, что у нее уже не хватает внутренних сил преодолевать проблемы, терпеть оскорбления, принимать правильные решения и т. д. Однако «батарея» души никогда не разряжается полностью — какая-то сила обязательно остается.

Во всяком случае, у души сейчас еще есть немного силы, чтобы носить свое тело.

Следует отметить, что изменения, которые из века в век претерпевает душа, полностью повторяются, то есть этот процесс перемен цикличен. В каждом круговороте душа проходит четыре стадии: золотую, когда душа в состоянии истинности и полной чистоты; серебряную, когда чистота и истинность слабее золотого состояния; медную, когда «примесь» входит в душу; и железную, когда нечистота становится доминирующей.

Изменение состояния человеческой души оказывает влияние и на материю. Нечистыми стали души, пришла нечистота и в природу. Нет сейчас даже той чистоты в природе, которая была еще в начале двадцатого века, не говоря уже об абсолютно чистой природе Золотого века. Мощный прогресс в науке и технике, с одной стороны, а с другой стороны, стремительное падение нравственных и социальных ценностей, привели к глобальным масштабам загрязнения окружающей среды. Природа не выдерживает такого сильного двойного прессинга и отвечает на него невиданными ранее масштабами стихийных бедствий, несущих страдания сотням тысяч людей.

Человек, попав в плен своих собственных пороков, лишил себя, прежде всего, свободы. Свобода — это не вседозволенность и не «осознанная необходимость». В действительности свобода — это состояние полной освобожденности души от любого вида пороков. Но как получить столь долгожданную свободу? Для этого есть только один метод: необходимо придти в духовное сознание, то есть осознать себя душой, а не телом, смотреть на других, как на души, и видеть мир, как единую семью. Однако надо помнить, что «ржавчина» уже настолько глубоко проникла в душу, что избавиться от нее одномоментно невозможно. Санскара телесного сознания стала очень сильным инстинктом, она прочно сидит в подсознании каждого. Поэтому, чтобы покончить с санскарой телесного сознания, надо прилагать ежедневные усилия постоянно ощущать себя душой — бесконечно малой точкой сознательного света, расположенной в полости мозга. При этом интеллект должен постоянно держать ум под контролем, чтобы в нем не возникали негативные и пустые мысли, а были только чистые мысли и добрые пожелания к каждому. Ведь мысли — это пища для души.

Именно положительные мысли делают душу сильной и здоровой.

Практика духовного сознания является единственным методом, ведущим к истинной свободе, всеобщей трансформации и установлению лучшего мира на Земли.

5.6. Истинный дом

Мир, где мы — души — сейчас живем (каждая в своем теле), называется Телесным. Но это не наш Дом. Наш Дом находится за пределами грубого Физического мира так далеко, что никакой современный аппарат не в состоянии его достичь. Дом душ — это мир света золотисто-красного цвета; его жители — не человеческие существа, а души. Он наполнен абсолютной чистотой, тишиной и покоем. Именно отсюда все души приходят на Землю и сюда же, в конце концов, возвращаются. Никто не может вернуться Домой, не став чистым. Это — наш духовный Дом, а здесь — земной дом. Души в своем Доме — бестелесные. В нем нет никаких звуков, движений, мыслей, и души не испытывают ни счастья, ни страдания. Они спокойно висят в Высшем жилище и «ждут» начала своей роли на поле действий под названием планета Земля.

5.7. Материя, сознание, живое

5.7.1. Материя

Согласно современным воззрениям материя существует в виде веществ и физических полей. Вещества состоят из элементарных частиц (электронов, протонов, нейтронов и др.). Физические поля, представляющие собой системы с бесконечным числом степеней свободы, являются особой формой материи. Примером таких полей могут служить электромагнитные, гравитационные, поля ядерных сил, а также волновые (квантовые) поля, соответствующие различным элементарным частицам (например, электрон-позитронное поле). В качестве источников физических полей выступают частицы (например, для электромагнитного поля — заряженные частицы).

В мире существуют следующие типы материальных систем и соответствующие им структурные уровни материи: элементарные частицы и поля, атомы, молекулы, макроскопические тела различных размеров, геологические системы, планеты, звезды, галактики и особый тип материальных систем — организмы, способные к размножению.

Элементарные частицы — это мельчайшие частицы материи.

Представления о них отражают уровень познания наукой материи. Эти частицы нельзя увидеть невооруженным глазом. Об их свойствах и природе ученые судят с помощью приборов и специальных методов исследований на различных ускорителях. К мельчайшим частицам материи относятся: протон, электрон, нейтрон, фотон, а также пи-мезоны, мюоны, гепероны, тяжелые лептоны, нейтрино трех типов, разнообразные резонансы, ипсилон-частицы, «красивые» частицы, промежуточные бозоны — всего более 350. Все эти частицы не являются атомами или атомными ядрами (за исключением протона). Большинство из них имеют массу порядка величины массы протона, равной 1,6·10–24 г. Размеры протона, нейтрона, пи-мезона и других адронов (то есть частиц, участвующих в сильных взаимодействиях) имеют порядок 10–13 см, а размеры электрона и мюона меньше 10–16 см. Такие малые размеры и массы определяют квантовую (волновую) специфику их поведения. Наиболее важным квантовым свойством всех элементарных частиц является способность возникать и уничтожаться (испускаться и поглощаться). В этом смысле они аналогичны фотону. Все процессы с элементарными частицами (включая распады) протекают через последовательность актов их поглощения и испускания. Например, в результате взаимодействия электрона с другими частицами он может на короткое время превращаться в мю-мезон и пару нейтрино или находиться в состоянии системы, состоящей из антипротона, нейтрона и нейтрино, а от фотона может возникнуть («родиться») пара электрон — позитрон. Фотон — это квант электромагнитного поля, элементарная частица с нулевой массой и спином 1, переносчик электромагнитных взаимодействий между заряженными частицами. Способность элементарных частиц к взаимным превращениям не позволяет рассматривать их как простейшие, неизменные «кирпичики» мироздания, подобные атомам Демокрита.

Каждая элементарная частица (за исключением абсолютно нейтральных) имеет свою античастицу. Причем масса, спин, время существования и некоторые другие внутренние характеристики у частицы и античастицы одинаковые, но отличаются они знаками электрического заряда и магнитного момента, барионного заряда и др. При их столкновении происходит аннигиляция, то есть частица и античастица исчезают, превращаясь в другие частицы, число и вид которых лимитируется законами сохранения. Например, при малых энергиях столкновения в процессе аннигиляции пары позитрон — электрон возникают фотоны, а пары нуклон — антинуклон — основные пи-мезоны.

Процессы, протекающие с элементарными частицами, довольно различны по интенсивности. В соответствии с этим выделяют три класса взаимодействия: сильное, электромагнитное и слабое. Все микрочастицы обладают также гравитационным взаимодействием.

Сильное взаимодействие приводит к самой сильной связи между элементарными частицами. Так, связь протона и нейтрона в ядрах атомов обусловлена этим взаимодействием. В основе электромагнитного взаимодействия лежит связь частиц с электромагнитным полем. Связь электронов атомов с ядрами и атомов в молекулах обусловлена электромагнитным взаимодействием. Слабое взаимодействие вызывает весьма медленно протекающие процессы с элементарными частицами. Иллюстрацией слабого взаимодействия может служить тот факт, что нейтрино, обладающие только слабым взаимодействием, беспрепятственно пронизывают толщу Земли и Солнца. Гравитационное взаимодействие элементарных частиц является наиболее слабым из всех известных фундаментальных взаимодействий из-за малости масс этих частиц.

В зависимости от типа взаимодействия все известные элементарные частицы (за исключением фотона) разделяются на две основные группы: адроны и лептоны. Адроны обладают сильным взаимодействием, наряду с электромагнитным и слабым, тогда как лептоны участвуют только в слабом и электромагнитном взаимодействиях. Первыми исследованными представителями адронов были протон и нейтрон, а лептонов — электрон. Фотон, обладающий только электромагнитным взаимодействием, не может быть отнесен ни к лептонам, ни к адронам, и поэтому его выделяют в отдельную «группу».

Общими характеристиками всех элементарных частиц являются масса, время существования, электрический заряд и спин (собственный момент количества движения, имеющий квантовую природу и не связанный с перемещением частицы как целого). В зависимости от времени существования элементарные частицы делятся на стабильные, квазистабильные и нестабильные (резонансы). Стабильными являются фотон, электронное и мюонное нейтрино, электрон, протон и их античастицы (время существования у них неограниченно большое), остальные элементарные частицы самопроизвольно распадаются за время от ~ 103 секунд (для свободного нейтрона) до 10–22 –10–24  секунд (для резонансов).

По современным представлениям физики микромира не только фотоны, но и электроны, и любые другие микрочастицы материи наряду с корпускулярными (корпускулы — частицы), обладают также волновыми свойствами. Согласно квантовой механике, свободное движение элементарных частиц можно представить как плоскую волну (волну де Бройля).

Атом — наименьшая составная часть вещества, в которой сохраняется индивидуальность химического элемента. Сам химический элемент являет собой совокупность атомов одного сорта. Взаимодействие между одинаковыми или разными атомами может приводить к образованию из них более сложных комплексов — молекул. Любые твердые, жидкие и газообразные вещества составлены из одного или нескольких химических элементов. Фактически именно атомы выступают в роли строительных «кирпичей» вещества и в конечном счете ответственны за его механические, химические, оптические, электрические, магнитные и другие свойства.

Атом состоит из тяжелого ядра с положительным электрическим зарядом и окружающих его электронов с отрицательным зарядом. По современным представлениям ядро атома состоит из протонов и нейтронов (нуклонов), удерживаемых в ядре мощными ядерными силами. Масса протона в 1836, а масса нейтрона в 1839 раз больше массы электрона, поэтому практически вся масса атома сосредоточена в его ядре. Ядро окружено облаком электронов, образующих электронные оболочки атома. Линейные размеры атома определяются размерами его электронной оболочки и составляют величину порядка 10–8 см, что в десятки тысяч раз превышает размеры ядра. В обычных условиях атом электрически нейтрален: число электронов в оболочке равно числу протонов в ядре. Причем положительный заряд протона и отрицательный электрона одинаковы по абсолютной величине. Нейтрон электрическим зарядом не обладает. Теряя электроны, нейтральный атом превращается в ионизированный атом — положительно заряженный ион, а в результате присоединения одного или нескольких электронов — в отрицательный ион.

Характеристикой атома, обусловливающей его принадлежность к определенному элементу, является заряд ядра. Число протонов в ядре, определяющее заряд ядра, называется атомным номером, который совпадает с порядковым номером элемента в периодической системе элементов Д. И. Менделеева. Масса атома пропорциональна общему числу протонов и нейтронов в ядре и возрастает с увеличением числа протонов в ядре.

Строение электронных оболочек атома, прежде всего его внешней оболочки, и связанные с этим химические и большинство физических свойств (оптические, электрические, магнитные, механические) определяются в основном электромагнитными взаимодействиями электронов с ядром и электронов друг с другом.

Нуклоны связаны в ядре благодаря ядерным силам, которые значительно превосходят силы электростатического отталкивания между положительно заряженными протонами. Ядерные силы являются проявлением самых интенсивных из всех известных в физике взаимодействий. Для расщепления ядра на составляющие его нуклоны (протоны и нейтроны) требуется преодолеть эти силы, то есть затратить энергию. Соединение нуклонов с образованием ядра, наоборот, сопровождается высвобождением энергии связи ядра. Это — максимальная энергия, которая может выделиться. Энергия связи ядра складывается из энергии притяжения нуклонов друг к другу под воздействием ядерных сил и энергии электростатического отталкивания протонов. Ядерная энергия, высвобождающаяся при ядерных превращениях, может выделяться при слиянии легких ядер (реакция синтеза ядер — используется в ядерной энергетике, термоядерных бомбах) или при расщеплении тяжелых ядер (деление ядер, лежащее в основе взрыва ядерной бомбы).

Так как общий центр масс ядра и электронов располагается вблизи ядра, а само ядро обладает малыми размерами, большой массой и незначительной скоростью перемещения относительно центра масс, то атом можно рассматривать как систему электронов, движущихся вокруг неподвижного притягивающего центра. Полная энергия такой системы равна сумме кинетических энергий всех электронов и потенциальной энергии притяжения их ядром и отталкивания электронов друг от друга. Поскольку атом является квантовой системой, то есть подчиняется квантово-механическим законам, то его основная характеристика — полная внутренняя энергия — квантуется, то есть может принимать дискретный (прерывный) ряд значений, соответствующих устойчивым, стационарным состояниям атома. Промежуточные значения эта энергия принимать не может. Она может изменяться только скачкообразно путем квантового перехода из одного стационарного состояния в другое (иными словами, с одного уровня энергии на другой).

Самый нижний (основной) уровень, отвечающий минимальному значению энергии, соответствует наиболее устойчивому, нормальному состоянию атома, в котором атом, не подверженный внешним воздействиям, может находиться неограниченно долго. Все остальные уровни соответствуют возбужденному состоянию атома, в которых атом обладает большей энергией. В возбужденном состоянии атом может находиться очень кратковременно (~ 10–8 с — для свободного атома). При переходе из возбужденного в основное состояние атом испускает фотон, энергия которого равна разности энергий верхнего и нижнего уровней. При обратном переходе с нижнего уровня на верхний атому должна быть сообщена энергия. Возбудить атомы можно различными способами: тепловым, когда благодаря нагреву усиливается молекулярное движение, и при соударении атомов электроны переходят на более высокие уровни; фотовозбуждением, когда электроны переходят на более высокие уровни за счет поглощения энергии падающих фотонов (флуоресценция, фосфоресценция); электрическим возбуждением, например, в газоразрядных лампах, где электроны и ионы двигаются с высокими скоростями и, соударяясь с атомами, переводят их в возбужденное состояние. Следует отметить, что видимый свет испускают только внешние электроны атома, возбужденные указанными способами.

Квантование энергии атома является следствием волновых свойств электрона, которыми он, как и другие частицы микромира, обладает (наряду с корпускулярными свойствами). Движению электрона в атоме соответствует стоячая волна длиной ~ 10–8 см (то есть порядка линейных размеров атома). Поскольку для стоячей волны в ограниченном объеме возможны лишь определенные значения длины волны, то и энергия атома также может принимать только дискретный ряд значений. Свободное движение электрона, оторванного от атома, подобно распространению бегущей волны в неограниченном объеме, для которой возможны любые значения длины волны; его энергия при этом не квантуется и имеет непрерывный спектр. Наличие спина (собственного момента количества движения) у электрона позволяет рассматривать электрон как «вращающийся волчок» с собственным механическим и магнитным моментами. Учет спина у электронов позволил ученым объяснить порядок заполнения электронных оболочек в многоэлектронных атомах, а следовательно, и физические закономерности периодической системы элементов Д. И. Менделеева.

Распределение электронов по внешним оболочкам определяет конфигурацию атома. Большинство свойств атома определяется строением и характером его внешних оболочек, в которых энергия связи довольно слабая. Электроны внешних оболочек атома легко подвержены внешним воздействиям. Так, при сближении атомов возникают сильные электростатические взаимодействия, которые могут приводить к образованию молекул. Именно электроны внешних оболочек участвуют в химических связях. Внешними электронами определяются и магнитные свойства атомов. Свойства атомов, находящихся в связанном состоянии (например, входящие в состав молекул), отличаются от свойств свободного атома. Наибольшие изменения претерпевают свойства атома, определяемые самыми внешними электронами, принимающими участие в присоединении данного атома к другому. При этом свойства атома, определяемые электронами внутренних оболочек, могут практически не измениться (как это имеет место для рентгеновских спектров).

Молекула — это наименьшая часть данного вещества, являющаяся носителем его основных химических и физических свойств, способная к самостоятельному существованию. Молекула состоит из одинаковых или различных атомов, связанных между собой химическими связями. Число атомов в молекулах может быть от двух до сотен тысяч (некоторые витамины, гормоны, белки). Атомы в молекуле связаны в определенной последовательности и расположены в пространстве определенным образом. Атомы непрерывно совершают в молекуле колебательные движения. А в газовой фазе молекулы могут совершать поступательное и вращательное движения. Размеры молекул растут с увеличением в них числа атомов и находятся в пределах 10–8 — 10–5 см. Молекулу нельзя увидеть невооруженным глазом, однако ее существование доказывают такие явления, как: диффузия, броуновское движение, дифракция электронов, нейтронов и т. д.

Молекулы представляют собой электрически нейтральные системы, однако электронная плотность распределена в них неравномерно. Число электронных уровней в молекуле больше, чем у атомов, составляющих молекулу, поскольку каждый атом находится в электрическом поле других атомов. Электроны в молекуле располагаются вокруг ядер определенным образом, формируя электронные оболочки. Прочно связанные внутренние электронные оболочки атомов в молекуле практически не изменяются. Химические и большинство физических свойств молекулы определяются ее внешними электронами. Только внешние электроны участвуют в образовании химических связей. Устойчивость молекулы как физической микросистемы зависит от прочности связей между атомами, составляющими молекулу. Отдавая или присоединяя электроны, молекула превращается в положительно или отрицательно заряженный ион.

Подобно атому, молекула является квантовой системой — ее внутренняя энергия может принимать только определенные значения, то есть квантуется. Внутренняя энергия молекулы приближенно равна сумме энергий электронных движений, колебания ядер и вращения молекулы.

Итак, атомы, связываясь непосредственно друг с другом или в составе молекул, образуют газы, жидкости, твердые тела и организмы. Атомы и молекулы состоят из элементарных частиц, которые, как отмечалось выше, обладают корпускулярно-волновым дуализмом, то есть в их поведении проявляются как корпускулярные, так и волновые черты материи. Но… способностью мыслить, чувствовать, решать, испытывать угрызения совести, иметь чувство долга, желание справедливости и т. д. элементарные частицы материи не обладают. Тогда откуда может появиться сознание в теле человека, все органы которого, в том числе и мозг, состоят из этих частиц? Ведь ничто в этом мире не возникает из ничего.

5.7.2. Сознание

Долгие годы известные нейрофизиологи мира честно искали сознание в мозгу. Однако обнаружить сознание в мозгу им так и не удалось, потому что… его там нет (см. гл. 3, 4).

Сознание — это способность души мыслить, желать, чувствовать, осознавать, помнить, судить, решать различать и т. д. Ум, интеллект, санскары — это свойства и проявления сознательной, нематериальной сущности — души, а не каких-то тонких материальных образований, находящихся в теле отдельно от души. Правы Хьюбел и другие ученые, говоря, что мозг подобен компьютеру. Но компьютер не осознает своего существования и своих действий. Он не подвержен эмоциям, боли, любви, ненависти и т. д., которые ощущает сознательная сущность — душа. Он не знает, как он устроен, кто и когда его создал, кто на нем работает, то есть он не обладает способностью чувствовать, осознавать. Например, сообщая о размерах убытка, понесенного вследствие падения курса доллара, компьютер не испытывает боли и желания исправить ситуацию. Мнение о том, что мозг думает, имеет желания, эмоции, понимает и принимает решения, опровергается довольно часто наблюдаемым феноменом, когда некоторые люди, как правило в раннем детстве, очень ярко вспоминают о событиях, происходивших с ними в предыдущем рождении, и которые при проверке оказывались правдой (см. примеры в гл. 3).

Возникает вопрос: где хранились эти воспоминания, если тот мозг вместе с телом были кремированы?

Помнить, думать, любить, понимать, желать и т. д. — это способности сознательного существа — души. Находясь в теле, душа действует через него и испытывает результаты своих действий. Это душа, войдя в тело, делает человека живым, мыслящим, разумным. Иными словами, когда живая душа покидает тело, то это тело становится мертвым. А когда душа, оставив одно тело, входит в другое, то тело оживает.

5.7.3. Что же такое живое не просто в биологическом смысле, а в более глубоком аспекте миропонимания?

Живое — это то, что способно осознавать свое существование, мыслить, отличать хорошее от плохого, принимать решения, судить; обладает памятью, имеет желания, чувства, эмоции. Уникальность живого состоит и в том, что каждое живое существо несет в себе полную запись своих действий настоящего и прошлых рождений (воплощений).

Если посмотреть на тело с этих позиций, то окажется, что руки, ноги, глаза, уши и даже голова этих свойств не имеют.

Запись хороших и плохих действий (санскары) находятся в живом существе — душе, если бы они были в теле, то они сгорали бы вместе с телом, сотканным из элементов материи. Материя — неживая, она сознанием не обладает.

5.8. Загадка гениальности

Гениальность — это наивысшая степень проявления творческих сил человека. Гений обладает уникальным умом и способностями создавать качественно новые, неповторимые творения, открывать ранее неизведанные пути творчества.

Основной особенностью гения является способность к титаническому труду, максимальная самомобилизация, исключительная целеустремленность в достижении совершенства при решении поставленных задач. Возможно, некоторые личности по коэффициенту интеллекта и были не менее одаренными, чем гении, но свой творческий потенциал они расходовали на добывание мелких благ, престижа, почестей, денег или просто распылялись на многочисленные трудности и соблазны, которыми всегда богата жизнь.

Имена многих гениев хорошо известны: Архимед, Сократ, Аристотель, Микеланджело, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Декарт, Шекспир, Ньютон, Моцарт, Пушкин, Пастер, Чайковский, Лев Толстой, Эдисон — всего около 400.

Поиски истоков гениальности ведутся давно. Со времен античности идет взгляд на гениальность, как на род иррационального вдохновения, «озарения свыше». В XIX–XX вв. исследования этого феномена велись физиологами, психиатрами, психологами, социологами и философами. При этом подавляющее число ученых исходили из идеи о том, что сознание является продуктом жизнедеятельности мозга. Некоторые физиологи делали попытки связать гениальность с размерами мозга. Однако прямой зависимости веса мозга с уровнем одаренности обнаружено не было. Более того, известны случаи, когда при отсутствии значительной части больших полушарий мозга люди обладали творческими способностями выше среднего уровня (см. об этом гл. 4). Объяснения гениальности с позиций наследственности опровергаются следующим простым фактом: истории не известны случаи, когда в многодетной семье рождалось несколько гениев. Так, например, Анна Мария родила семерых детей, и только последний из них — Вольфганг Амадей Моцарт был гением. Из пяти сыновей тосканского чиновника Буонаротти лишь Микеланджело достиг гениальных творческих высот. Нотариус Мессэр Пьеро да Винчи произвел на свет 12 детей, и только один его сын — Леонардо был гением. Не появлялись гении и среди потомков гениальных людей.

От кого же мы получаем свои таланты: от самих себя или от родителей?

Известный русский философ и психолог Николай Лосский (1870–1965) в книге «Учение о перевоплощениях» пишет, что каждый из нас «получает свои свойства не от своих родителей, а от самого себя, именно из своих предыдущих жизней. Моцарт выработал свой музыкальный гений в жизни, предшествовавшей его рождению в 1756 г., в такой совершенной степени, что уже в возрасте трех лет увлекался музыкой и начал творить, будучи пятилетним ребенком; поэтому нам кажется, что гениальность получена им даром, без всяких усилий с его стороны. Только второстепенные свойства, зависящие от строения тела, могут быть получены по наследству от родителей и других предков, например, цвет волос, строение какой-либо железы, соотношение между центростремительными и центробежными путями в мозгу, благоприятное для музыкальной виртуозности, и т. п. …Некоторые сходства между предками и потомками объясняются не наследованием свойств, а соединением сходных существ в одну социальную группу [т. е. семью]».

Напрасно искать истоки гениальности в мозгу, в генной структуре или в проявлении потусторонних сил. Гениальность — это творческие способности ума и интеллекта человеческой души.

Когда ребенок рождается, то он приносит с собой свою судьбу.

Если личность в предыдущем рождении приложила максимальные творческие усилия в какой-либо области, а смерть или другие внешние обстоятельства не дали возможности реализовать их в полной мере, то в следующем рождении эта душа продолжит и гениально завершит свои замыслы. Судьбу гения душа зарабатывает своими действиями в предыдущем рождении точно в соответствии с ее ролью в Мировой Драме, которую не может изменить никто.

Вполне вероятно, что одна и та же душа играет роль гения, по крайней мере, два-три раза.

Классическим примером гения всех времен и народов является Исаак Ньютон — тот, кто открыл нам мир без чудес, мир, управляемый вечными законами. Ньютон прожил долгую жизнь. Он родился в рождественскую ночь 1642 года в семье фермера-протестанта средней руки в деревне Вулсторп, расположенной в 150 км от Лондона.

Ньютон появился на свет в тот год, когда умер (оставил тело) Галилео Галилей — выдающийся итальянский физик и астроном, оказавший значительное влияние на развитие научной мысли.

Именно от него берет начало физика как наука в современном ее понимании. Галилей родился в итальянском городе Пиза — в том самом, где находится знаменитая наклонная Пизанская башня.

Его отец был обедневшим патрицием, музыкантом и музыковедом по профессии.

В 1581 г. Галилео поступил в Пизанский университет, где по желанию отца занимался медициной. Но, увлекшись геометрией и механикой, он оставил университет и вернулся к отцу во Флоренцию. Там 4 года самостоятельно изучал математику, причем настолько успешно, что в возрасте 25 лет был назначен профессором Пизанского университета. Однако Галилей мечтал о преподавании в престижном итальянском университете — Падуанском, где кафедра математики была вакантной с 1588 г. В 1592 г. его мечта осуществилась — он назначен профессором математики. Галилео было 28 лет, когда он приступил к преподаванию в Падуе. В этом городе ученый оставался 18 лет, занимая должность профессора в старейшем в Европе университете «Студио» (основан в 1222 г.).

Находясь под контролем Венецианской республики, университет представлял собой один из признанных центров европейской науки и культуры, где академическая деятельность велась на высоком уровне благодаря строгому отбору профессоров, богатейшей библиотеки и щедрым денежным субсидиям Венецианской республики. Авторитету университета в немалой степени способствовал традиционный дух терпимости к представителям разных конфессий и глубокое чувство уважения к свободе мнений и методам преподавания. Однако власть Венецианской республики была крайне нетерпима ко всему, что безоговорочно относилось к ересям.

Именно здесь по обвинению в ереси был арестован и брошен в застенки Венецианской Инквизиции Джордано Бруно, а затем передан Римской Инквизиции и казнен ею в 1600 г.

Как в Пизе, так и Падуе Галилей преподавал геометрию и астрономию. Однако после казни Джордано Бруно при ведении занятий по астрономии и другим дисциплинам требовалась большая предусмотрительность, поскольку в Падуе, как и в большинстве европейских университетов, теоретическую основу преподавания естественных наук составляли аристотелевские воззрения. В связи с этим Галилей вел курс астрономии, исходя из геоцентрической системы мира, согласно которой планеты, Солнце и другие небесные светила обращаются по своим орбитам вокруг Земли. Однако сам Галилей считал теорию Коперника более соответствующей действительности, но честное и серьезное отношение к науке не позволяло ему выступать в защиту новых идей без предварительного и всестороннего их обдумывания и доказательства. Даже если интуиция подсказывала ему правильность теории, но научная беспристрастность требовала от него не делать поспешных выводов и публичных выступлений. Галилей впервые выступил с критикой аристотелевской космологии только в 1604 г., да и то лишь косвенно, подвергая сомнению теорию Аристотеля о совершенстве, т. е. завершенности и неизменности положения небесных тел.

В течение всей своей жизни Галилей пытался найти доказательства истинности теории польского астронома и создать новую «естественную философию», которая бы представила миру физическое оправдание этой теории, открыв тем самым путь к ее всеобщему признанию.

Научная деятельность Галилея не ограничивалась областью чисто теоретической. В Падуе он построил небольшую лабораторию (мастерскую) для проведения научных опытов. Именно в ней он сконструировал такие измерительные приборы, как: угломеры, масштабные циркули, компасы и т. д. Но самым важным инструментом, созданным ученым, была подзорная труба (телескоп). Как известно, Галилей не был ни первым изобретателем подзорной трубы, ни первым, кому пришла в голову мысль об использовании ее для наблюдений за небесными телами. Все началось с того, что в 1608 г. в Голландии — стране с развитой наукой и техникой изготовления оптических изделий — была изобретена подзорная труба. Узнав об этом, Галилей принимается за создание собственной подзорной трубы, и, как он со временем писал, «построил себе прибор в такой степени чудесный, что с его помощью предметы казались почти в тысячу раз больше, и более, чем в тридцать раз ближе, чем при наблюдении простым глазом». В трактате «Звездный вестник», вышедшем в Венеции 12 марта 1610 г., он описал открытия, сделанные им с помощью этого телескопа: обнаружение гор на Луне, четырех спутников у Юпитера, доказательство, что Млечный Путь состоит из множества звезд. Создание телескопа и астрономические открытия принесли Галилею широкую известность. Вскоре он открывает фазы у Венеры, пятна на Солнце и т. д. Галилей налаживает у себя производство телескопов. В 1610–14 гг., изменяя расстояние между линзами, создает микроскоп.

Благодаря Галилею линзы и оптические приборы стали мощным орудием научных исследований. «Именно от Галилея, — писал академик С. И. Вавилов, — оптика получила наибольший стимул для дальнейшего теоретического и технического развития».

Оптические исследования Галилея были также посвящены природе света, физической оптике и учению о свете.

Галилей отчетливо осознавал, что его астрономические открытия со всей очевидностью подтверждают правильность учения Коперника и ошибочность системы Аристотеля и Птолемея. В связи с этим он решает написать большой трактата, в котором были бы рассмотрены все доводы «за» и «против» этих двух систем. Хотя ученый предполагал выпустить книгу в «скором времени», но на ее создание потребовалось 22 года.

В 1610 г. Галилей оставляет Падуанский университет и переезжает во Флоренцию, где получает место придворного математика и философа (без обязанностей преподавания) у правителя Флоренции герцога Козимо II Медичи. С этого времени начинается наиболее драматический период жизни ученого.

Несмотря на появление в научном мире все новых и новых подтверждений правоты Коперника, сторонники геоцентрической системы мира не сдавались. Более того, с церковных кафедр все чаще раздавались голоса о том, что учение Коперника несовместимо со Священным Писанием. Будучи не согласен с таким аргументом, Галилей в 1613 г. в письме к своему ученику и другу Б. Кастелли писал: «…Разумно, полагаю, было бы, если бы никто не позволял себе прибегать к местам Писания и некоторым образом насиловать их с целью подтвердить то или иное научное заключение, которое позже вследствие наблюдения и бесспорных аргументов придется, быть может, изменить на противоположное. И кто возьмет на себя смелость поставить предел человеческому духу?

Кто решится утверждать, что мы знаем все, что может быть познано в этом мире?»

В 1615 г. на Галилея был составлен донос и передан в Инквизицию. Галилей едет в Рим и блестяще защищается. Однако 5 марта 1616 г. книга Коперника была запрещена, а его учение признано противоречащим Священному Писанию. С этого момента открыто пропагандировать гелиоцентрическую систему было опасно. Но… критика Птолемея и Аристотеля официально не была запрещена.

Воспользовавшись этим, Галилей с разрешения церковных властей в 1632 г. публикует «Диалог о двух главнейших системах мира».

Полное название книги, составленное согласно желанию папы римского Урбана VIII, гласило: «Диалог Галилео Галилея, члена Академии Линчеи, математика Пизанскеого университета и Главного математика и философа Великого герцога Тосканского, в котором в течение четырех дней обсуждаются две главнейшие системы мироздания — Птолемея и Коперника, в защиту каждой из которых выдвигаются неокончательные философские и научные аргументы. С правом на издание во Флоренции у Г. Б. Ландини, 1632.

Разрешено властями». Эта острополемичная книга была действительно написана в форме диалога, который ведут Сагредо и Симпличио, а также флорентинец Сальвиати.

Сальвиати и Сагредо — имена двух (умерших к тому времени) друзей Галилея, из которых первый выражает мысли самого автора, а второй ему сочувствует. Симпличио (по-итальянски «простак») защищает взгляды перипатетиков, постоянно обращаясь к авторитету Птолемея и Аристотеля.

«Диалог» произвел на современников такое сильное впечатление, что стал книжной сенсацией, заинтересовав даже далеких от науки людей. Выход книги вызвал такое негодование среди церковников и в кругу приверженцев университетской науки, что в 1633 г. над Галилеем был учинен судебный процесс. Инквизиция объявила его «сильно заподозренным в ереси» и заставила публично по тексту, составленному Инквизицией, отказаться от гипотезы Коперника. Это спасло Галилею жизнь. На «Диалог» был наложен запрет. Галилей был объявлен «узником Инквизиции», и он вынужден был жить сначала в Риме, а затем в Арчетри, близ Флоренции.

Хотя Галилею так и не удалось найти строгого доказательства движения Земли (кстати, он и сам это осознавал), но, тем не менее, он с подлинной научной методичностью устранил все препятствия на пути признания системы Коперника. Так как продолжать открыто коперниковскую программу было невозможно, то Галилей решает систематизировать результаты своих исследований в области динамики, которые, по его мнению, имели даже большее «коперниковское» значение, чем его предыдущие работы.

Воодушевленный друзьями и учениками, которые остались ему верны и после осуждения, он осуществил эту работу, дав ей название «Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки» (1638).

Стоит ли осуждать Галилея за отречение? Ведь именно благодаря отречению появилась эта великая книга, открывшая дорогу «Началам» Ньютона.

В 1637 г. Галилей полностью ослеп, но, несмотря на это, он, благодаря помощи друзей и пламенно преданных учеников, продолжил свою научную деятельность, сохраняя при этом необычайную силу духа, искренность и открытость в общении. Вплоть до конца 1641 г. здоровье ученого продолжало ухудшаться. Постепенно он становился слабее и было ясно, что конец приближается. Вот что писал некоторое время спустя молодой ученик Галилея Винченцо Вивиани, который вместе со своим сыном и Эванджелистом Торричелли, другими учениками находился у ложа Галилея в момент его смерти: «В среду 8 января 1642 года от Воплощения в четыре часа утра в возрасте семидесяти семи лет, десяти месяцев и двадцати дней с философским постоянством и христианской верностью он [Галилей] отдал свою душу Творцу, направив ее вдаль для того, чтобы, как нам хочется верить, ближе наслаждаться теми удивительными вечными и неизменными чудесами, которые эта душа, обуреваемая желанием и нетерпением, пыталась представить нашим смертным очам с помощью несовершенных средств».

Однако отношение церкви к ученому и после его смерти оставалось резко отрицательным. Лишь спустя почти 100 лет Святейшее Учреждение дало разрешение на сооружение надгробного памятника при условии, что содержание надписи будет сообщено заранее. В 1737 г. в знаменитой капелле Санта-Кроче во Флоренции, недалеко от могил Микеланджело и Макиавелли, было установлено надгробие Галилея, выполненное на средства, завещанные на это Винченцо Вивиани. Сам факт, что Святейшее Учреждение не воспрепятствовало воздвижению памятника, а также одобрило надпись на нем, свидетельствует о том, что за прошедшее время церковные власти вынуждены были изменить свое отношение к теории Коперника. Новая философия природы, основание которой заложил в своих трудах Галилей, была в дальнейшем развита и завершена Исааком Ньютоном в его великом труде «Philosophiae Naturalis Principia Mathematica» (1678). Влияние этого трактата было настолько велико, что старая аристотелевская физика была окончательно отодвинута в тень. Новая ньютоновская физика (с учетом трех законов Кеплера) дала теоретическое обоснование гипотезе Коперника о положении Солнца в центре Солнечной системы.

Помимо астрономических открытий человечество обязано Галилею двумя принципами механики, сыгравшими большую роль в развитии не только механики, но и всей физики: это известный галилеевский принцип относительности для прямолинейного, равномерного движения и принцип постоянства ускорения силы тяжести. Именно исходя из галилеевского принципа относительности, Исаак Ньютон пришел к понятию инерциальной системы отсчета, а второй принцип, связанный со свободным падением тел, привел его к понятию инертной и тяжелой массы.

Галилей установил закон инерции; законы свободного падения; движения тела по наклонной плоскости и тела, брошенного под углом к горизонту; открыл закон сложения движений и закон постоянства периода колебания маятника (явление изохронизма).

Именно от Галилея берет свое начало динамика. Помимо этого он изобрел термоскоп — прообраз термометра; сконструировал гидростатические весы для определения удельного веса твердых тел; определил удельный вес воздуха; предложил идею применения маятника в часах и т. д. Дело Галилея по созданию классической механики также завершил Ньютон. Следует отметить, что все свои математические построения Галилей делал с помощью геометрии, дифференциального и интегрального исчисления тогда еще не существовало — его разработал Ньютон. Задачу о природе морских приливов и отливов Галилей так и не решил — это сделал Ньютон.

До конца жизни Галилей оставался «узником Инквизиции», и лишь в 1992 г. папа римский Павел II (первый с 1523 г. неитальянский папа) объявил решение суда Инквизиции ошибочным и реабилитировал ученого.

Галилео Галилей умер в начале 1642 года, так и не завершив большую часть своих идей и планов. А в конце того же года в Англии рождается гениальный мальчик Исаак Ньютон, который впоследствии, как уже отмечалось выше, продолжил и развил начатое Галилеем.

Напрасно искать в родословной Ньютона каких-либо значительных личностей, потому что их там нет. Отец Ньютона — тоже Исаак, умерший за два месяца до рождения мальчика, ни одним своим умением и талантом не давал намека на столь великую судьбу сына. Он был малограмотен, но, как и все Ньютоны, весьма трудолюбив. Его жена Анна Эйскоу — женщина волевая, умная и очень добрая — тоже едва писала и читала. Ни в наследственности, ни в окружении юного Ньютона мы не находим ничего, что предвещало бы его великое предназначение.

Исаак-отец оставил жене обширные земли и дом. «Пусть, — завещал он, — если родится сын, будет тоже Исааком и продолжит мое дело — накопление и умножение поместья». Но судьба распорядилась иначе. Спустя три года после рождения сына Анна вышла замуж за священника Варнаву Смита, и маленький Исаак остался в Вулсторпе один на попечении бабушки. Здесь в ближайших сельских школах он выучился чтению, письму и арифметике.

В двенадцать лет Исаака посылают в Грантем в королевскую школу, поселив у городского аптекаря Кларка. В 1656 г. мать Ньютона, овдовев второй раз, вернулась с тремя малолетними детьми, братом и сестрами Исаака, в Вулсторп. Желая приучить старшего сына к сельскому хозяйству, Анна забирает его из Грантема в Вулсторп. Однако поняв, что его призвание совсем в другом, снова возвращает его в грантемскую школу.

Грантемская школа, в которой Ньютон проучился в общей сложности почти пять лет, имела немалое значение в освоении латинского языка, математики и богословия, необходимых в то время для поступления в университет. Во главе школы стоял известный педагог Генри Стокс. По рассказам современников, Стокс высоко оценил способности и прилежание мальчика. Именно он уговорил мать Ньютона пойти навстречу желаниям сына и вернуть его в школу, а затем отправить в университет. По окончании школы Стокс провожал Исаака со слезами на глазах и в своей прощальной речи восхвалял его таланты и характер.

К грантемскому периоду, как предполагают биографы, относится единственное романтическое увлечение Ньютона мисс Сторей, воспитанницей аптекаря Кларка, и даже намечался брак. Но впоследствии, когда определилась его университетская деятельность, Ньютон навсегда отказался от намерения жениться, и, по его собственному признанию, всю жизнь сохранял целомудрие. По средневековой традиции, подтвержденной специальным указом Елизаветы I (1533–1603), студенты и профессора Кембриджа и Оксфорда должны были оставаться холостыми. Просуществовал этот запрет до 1882 г. Ньютон достаточно хорошо понимал, что отсутствие целомудрия ослабляет ум, интеллект и снижает творческий потенциал. Известный итальянский философ Марсилио Фичино (1433–99) среди пяти главных опасностей, подстерегающих ученого, наряду с чревоугодием и сибаритством (любовью к роскоши), называет похоть. Великий ученый и врач Авиценна учил, что прелюбодеяние ослабляет ум и сердце.

Напряженные научные изыскания, «да и самый великий ум Ньютона, — писал французский историк Фонтенель, — не давали ему возможности чувствовать ни пустоты в своей жизни, ни нужды в домашнем обществе. Племянница, которую он выдал замуж, и которая жила у него со своим мужем, заменяла ему место детей и доставила случай для семейных забот».

Уже в раннем детстве у Ньютона проявилась склонность к конструированию, изобретательству, экспериментированию и рисованию. Сохранились рассказы о том, что мальчик любил строить механические игрушки, самокаты, модели водяных мельниц, солнечные и водяные часы, а для участниц детских игр делать маленькие столики, шкафчики и другие поделки. Любил заниматься воздушными змеями и запускал их иногда ночью с бумажными цветными фонариками, распространяя в шутку слух о новой комете.

По словам Ньютона, первый физический опыт был произведен им в 1658 г.: желая определить силу ветра во время бури, измерил дальность своего прыжка по направлению и против ветра. «…Раннее мастерское владение сэром Исааком Ньютоном механическими приспособлениями и его мастерство в рисовании и проектировании, — писал доктор Стэкли в своем труде о Ньютоне (1752), — сослужили ему хорошую службу в его экспериментальном пути в философии [в естественных науках] и подготовили прочный фундамент для развития его пытливого ума…»

5 июня 1661 г. Исаак Ньютон был принят в Тринити-колледж (коллегия Троицы) Кембриджского университета в качестве субсайзера (так назывались бедные студенты, выполнявшие для заработка обязанности слуг в колледже). Характерной особенностью для английских университетов, и в частности для наиболее знаменитого из них — Кембриджского, было предоставление широкой инициативы самому студенту, а также неразделимое смешение учебных и ученых функций. С кафедр студентам передавалось наследие старой науки, но с тех же кафедр это старое порой беспощадно разрушалось и создавалась новая наука, а ученик превращался в оппонента и сам начинал учить.

Согласно запискам Ньютона, первые годы учебы протекали обычно: в течение двух лет он изучал арифметику, геометрию по Евклиду, тригонометрию, богословские науки и древние языки (латинский, в меньшей степени греческий и еврейский), к этому же времени относится его знакомство с системой Коперника и оптикой.

Учителем, оказавшим большое влияние на Ньютона, был Исаак Барроу (1630–1677) — молодой профессор лукасовской кафедры.

Превосходные знания древних языков и математики позволили Барроу сделать блестящие переводы античных геометров — Архимеда, Евклида, Аполлония. Но главные заслуги Барроу относятся к области математики: разработанный им новый метод нахождения касательных к кривым стал важным этапом в развитии исчисления бесконечно малых. Ранняя смерть Барроу огорчила многих ученых, знавших его. Ньютон в старости говорил, что наибольшую боль смерть учителя и коллеги причинила, конечно, ему.

По окончании университета в 1665 г. Ньютон получает ученую степень бакалавра, и очень скоро, в 1668 г., он становится «мастером искусств» (магистром). Через год Барроу передает ему почетную лукасовскую кафедру, и Ньютон в возрасте 27 лет становится профессором Кембриджского университета. Эту должность он занимал до 1701 г.

В 1665–1667 гг. Ньютон во время страшной эпидемии чумы находился в своей родной деревне Вулсторп. Эти годы были наиболее продуктивными в научном творчестве ученого. В деревенской тиши, вдали от многолюдного колледжа он с головой погрузился в осуществление своих многочисленных идей и проектов. За эти «чумные» годы Ньютон создает анализ бесконечно малых — метод флюксий, как он его называл, или, по принятой теперь терминологии Лейбница, дифференциальное и интегральное исчисление. Метод был изложен им в пяти коротких мемуарах, написанных между маем 1665 г. и ноябрем 1666 г. В это же время в полной мере проявился и экспериментальный талант Ньютона. В вулсторпском доме он создает на свои средства первоклассную оптическую лабораторию, оснастив ее большим количеством оптических приборов, линз, телескопов, микроскопов. Ньютон сам был искусным мастером по шлифовке и полировке стекла, металла и конструированию приборов. В Вулсторпе он провел свои знаменитые опыты над разложением и сложением света и начал сооружение изобретенного им отражательного (зеркального) телескопа. По словам Ньютона, к этому времени относятся его первые мысли о тяготении.

Многим кажется непостижимым тот факт, что основные идеи и результаты в математике, механике и физике получены Ньютоном за два года (1665–1666), которые он провел в Вулсторпе. По собственному признанию Ньютона, в эти годы он «был на высшей точке своей изобретательности и размышлял о математике и философии (физике) больше, чем когда-либо позже». Но в этом нет ничего удивительного: ведь гений продолжает и завершает ту творческую работу, над которой он с полной отдачей трудился в предыдущем рождении. Университетская жизнь Ньютона началась в те годы, когда ученый мир Европы все еще находился под впечатлением астрономических открытий, сделанных Галилеем в 1609–1610 гг. при помощи созданного им телескопа. До Галилея наука в основном описывала явления и делала попытки их объяснить. Галилей впервые показал, что наука способна открывать новые, совершенно неожиданные тайны природы. Он сделал это при помощи телескопа с выпуклой и вогнутой линзами. Однако попытки Галилея и его учеников улучшить возможности телескопа путем совершенствования стеклянных объективов к существенным результатам не привели. В 1664 г. Ньютон-студент приступает к работе по улучшению телескопа. Он, по его словам, занялся собственноручным изготовлением несферических стекол, поскольку шаровые линзы из-за сферической аберрации и радужного окаймления не давали качественного изображения. Вскоре Ньютон прекратил эту трудную работу. Он приходит к выводу, что «стекла, коим дали бы фигуры наилучшие, какие для этой цели можно придумать, не будут действовать и вдвое лучше сферических зеркал, полированных с той же точностью» («Лекции по оптике», 1669). Этот вывод определил два направления деятельности Ньютона в этой области: одно — исследование причин хроматической аберрации, другое — работа над телескопом с отражающим сферическим зеркалом. Несомненно, что мысль о возможности построения такого телескопа возникла у Ньютона вполне самостоятельно. Как видно из переписки Галилея, отражательные телескопы неоднократно обсуждались им с учениками и друзьями, но попытки создать такой прибор к положительным результатам не привели. Только в 1668 г., благодаря упорному труду и многочисленным опытам по изготовлению сплавов и полировке металлических поверхностей, Ньютону удалось построить первый телескоп-рефлектор длиной всего 15 см.

К 1671 г. Ньютон построил второй телескоп, больших размеров и лучшего качества. В письме к секретарю Королевского общества Ольденбургу Ньютон писал следующие слова, живо воскрешающие перед нами образ Ньютона-химика и металлурга: «Сначала я расплавил одну медь, затем положил туда мышьяк и, сплавив несколько, размешал все вместе, остерегаясь вдыхать ядовитый дым. Затем добавил олова и снова, после очень быстрого расплавления его, все перемешал. После этого сразу все вылил».

Впоследствии Ньютон подробно описал разработанный им способ полировки металла для зеркал в своей «Оптике». Осенью 1671 г. Ньютон послал свой телескоп на усмотрение короля и членов недавно утвержденного Королевского общества. Инструмент получил высокую оценку, и 11 января 1671 г. Исаак Ньютон был избран членом Общества. Следует отметить, что Королевское общество в Лондоне — это одно из самых известных научных обществ в мире, продолжающее интенсивную работу и в наши дни.

Членами Общества тогда были такие блестящие ученые, как: Барроу, Бойль, Грегори, астроном Гевелиус, Гук, Гюйгенс, философ Локк, математик Уоллис, архитектор Рен и др. Общество послужило образцом для большинства научных академий, учреждение которых стало в конце XVII и XVIII вв. «хорошим тоном» в Европе. Основанная в 1724 г. Санкт-Петербургская Императорская Академия наук явилась своего рода отзвуком на возникновение Королевского общества. С 30 ноября 1703 г. и до конца своей жизни Ньютон был президентом этого Общества.

Телескоп Ньютона быстро стал предметом национальной гордости англичан. Много усилий было затрачено на его усовершенствование Гадлеем при жизни автора; да и сам Ньютон еще лет десять продолжал работать над инструментом. Успех Ньютона не был временным или случайным — его инструмент предопределил на несколько веков одно из главных направлений в развитии инструментальной астрономии. Для всех задач астрономии, при решении которых нужны телескопы с большими отверстиями, рефлектор остается единственным прибором и в настоящее время. Самый большой в мире рефлектор имеет диаметр главного зеркала 6 м.

Воодушевленный успехом телескопа, Ньютон уже через неделю представил Королевскому обществу мемуар «Новая теория света и цветов», в котором изложил свои исследования по дисперсии света. Оппонентом его теории выступил Роберт Гук, который вовлек Ньютона в длительную дискуссию. Гук занимался волновой оптикой, в том числе и вопросом возникновения цветов, но, как это с ним часто случалось, не довел дело до конца. Гук ревностно относился к вопросам приоритета и оспаривал его не только у Ньютона, но также у Гюйгенса и других. Почти каждый талантливый ученый-современник становился врагом Гука, потому что деятельность Гука в науке была настолько разносторонней, что постоянно приходилось затрагивать вопросы, которые так или иначе им изучались. По жизни, характеру, складу ума Гук был настоящим антиподом Ньютону — с его выдержкой, настойчивостью, способностью доводить работу до конца, с математически точным умом и щепетильной аккуратностью в эксперименте. Длительная полемика в течение четырех лет отнимала у Ньютона силы и время. В 1673 г. он пишет секретарю Королевского общества Ольденбургу, что не желает больше заниматься естественными науками и отказывается отвечать на критические статьи и письма. 18 ноября 1676 г. он снова пишет Ольденбургу: «…Я вижу, что сделался рабом философии. Когда я освобожусь от дела мистера Лукаса, я решительно и навсегда распрощусь с философией, за исключением работы для себя и того, что я оставлю для опубликования после смерти; я убедился, что либо не следует сообщать ничего, либо придется тратить все силы на защиту своего открытия».

Ньютон принимает решение, что при жизни Гука работы по оптике публиковать не будет. Он сдержал свое слово: книга «Оптика» увидела свет в 1704 г. (Гук умер в 1703 г.).

После полемики, вызванной его «Новой теорией…», Ньютон уже не торопился публиковать свои научные разработки. Как создатель анализа бесконечно малых, он стал известен миру через 30 лет, об открытии всемирного тяготения ученый мир узнал через 20 лет, а многие его разработки так и остались в рукописях.

Одной из главных причин такой поразительной медлительности в публикации научных результатов была и крайняя требовательность Ньютона к безошибочности и точности своих утверждений.

Очень интересным документом, дающим представление как о житейских, так и о научных интересах совсем молодого Ньютона, служит его письмо к кембриджцу Астону (впоследствии секретарю Королевского общества), отправлявшемуся в заграничное путешествие. «Сэр, — писал Ньютон, — в письме Вашем Вы позволяете мне, не стесняясь, высказать мое суждение о том, что может быть для Вас полезным в путешествии, поэтому я делаю это значительно свободнее, чем было бы прилично в ином случае. Я изложу сначала некоторые общие правила, из которых многое, думаю, Вам уже известно; но если хотя бы некоторые из них были для Вас новы, то они искупят остальное; если же окажется известным все, то буду наказан больше я, писавший письмо, чем Вы, его читающий.

Когда Вы будете в новом для Вас обществе, то: 1) наблюдайте нравы; 2) приноравливайтесь к ним, и Ваши отношения будут более свободны и откровенны; 3) в разговорах задавайте вопросы и выражайте сомнения, не высказывая решительных утверждений и не затевая споров; дело путешественника учиться, а не учить.

Кроме того, это убедит Ваших знакомых в том, что Вы питаете к ним большое уважение, и расположит к большей сообщительности в отношении нового для Вас. Ничто не приводит так быстро к забвению приличий и ссорам, как решительность утверждения.

Вы мало или ничего не выиграете, если будете казаться умнее или менее невежественным, чем общество, в котором Вы находитесь; 4) реже осуждайте вещи, как бы плохи они ни были, или делайте это умеренно из опасения неожиданно отказаться неприятным образом от своего мнения. Безопаснее хвалить вещь более того, чем она заслуживает, чем осуждать ее по заслугам, ибо похвалы не часто встречают противоречие или по крайней мере не воспринимаются столь болезненно людьми, иначе думающими, как осуждения; легче всего приобрести расположение людей кажущимся одобрением и похвалой того, что им нравится. Остерегайтесь только делать это путем сравнений; 5) если Вы будете оскорблены, то в чужой стране лучше смолчать или свернуть на шутку, хоть бы и с некоторым бесчестием, чем стараться отомстить; ибо в первом случае Ваша репутация не испортится, когда вы вернетесь в Англию или попадете в другое общество, не слыхавшее о Вашей ссоре.

Во втором случае Вы можете сохранить следы ссоры на всю жизнь, если только вообще выйдете из нее живым. Если же положение будет безвыходным, то, полагаю, лучше всего сдержать свою страсть и язык в пределах умеренного тона, не раздражая противника и его друзей и не доводя дело до новых оскорблений. Одним словом, если разум будет господствовать над страстью, то он и настороженность станут Вашими лучшими защитниками. Примите к сведению, что оправдания в таком роде, например: «Он вел себя столь вызывающе, что я не мог сдержаться», понятны друзьям, но не имеют значения для посторонних, обнаруживая только слабость путешественника.

К этому я могу прибавить несколько общих указаний по поводу исследований и наблюдений, которые сейчас пришли мне в голову.

Например:

1) надо следить за политикой, благосостоянием и государственными делами наций, насколько это возможно для отдельного путешественника;

2) узнать налоги на разные группы населения, торговлю и примечательные товары;

3) законы и обычаи, поскольку они отличаются от наших;

4) торговлю и искусство, насколько они выше или ниже, чем у нас в Англии;

5) укрепления, которые попадутся Вам на пути, их тип, силу, преимущества обороны и прочие военные обстоятельства, имеющие значение;

6) силу и уважение, которыми пользуются дворяне и магистрат;

7) время может быть небесполезно потрачено на составление каталога имен и деяний людей, наиболее замечательных в каждой нации по уму, учености или уважению;

8) наблюдайте механизмы и способ управления кораблями;

9) наблюдайте естественные продукты природы, в особенности в рудниках, способ их разработки, извлечение металлов и минералов и их очищение. Если Вы встретитесь с какими-либо превращениями веществ из их собственных видов, как, например, железа в медь, какого-либо металла в ртуть, одной соли в другую или в щелочь (insipid body) и т. д., то обращайте на это внимание более всего, так как нет опытов в философии, более проясняющих и обогащающих, чем эти;

10) цены съестных припасов и других предметов;

11) главные продукты данной страны.

Эти общие указания (которые я мог сейчас придумать) могут, во всяком случае, пригодиться при составлении плана Вашего путешествия. Что касается частностей, то вот что я мог сейчас надумать:

1) Узнайте, превращают ли в Хемнице в Венгрии (где находятся рудники золота, меди, железа, купороса, антимония и пр.) железо в медь растворением в купоросной воде, которую находят в расселинах скал в рудниках, и затем плавлением в густом растворе на сильном огне, причем при охлаждении обнаруживается медь. Говорят, что то же самое делается и в других местах, которые я теперь не могу припомнить, может быть в Италии. Лет двадцать — тридцать тому назад оттуда привозили особый купорос (называемый римским купоросом), более благородный, чем вещества, называемые теперь этим именем; мы не можем достать этого купороса, возможно, что его выгоднее применять на превращение железа в медь, чем на продажу.

2) Не существуют ли в Венгрии, Словакии, Богемии, около города Эйла, или в Богемских горах, вблизи Силезии, золотоносные реки; может быть, золото растворено в какой-нибудь едкой воде, вроде царской водки (acqua regis), и раствор уносится потоком, пробегающим через рудник. Держится ли в тайне или практикуется открыто способ класть ртуть в эти реки, причем ее оставляют там до тех пор, пока она не напитается золотом, после чего ртуть обрабатывается свинцом и золото очищается.

3) В последнее время в Голландии изобрели мельницу для выравнивания и, как я думаю, также для полировки стекол; может быть, стоило бы ее посмотреть.

4) В Голландии находится некто Бори, который несколько лет содержался папой в тюрьме с целью выпытать от него секреты (как я слышал) большой важности как для медицины, так и для обогащения; ему удалось скрыться в Голландию, где он охраняется. Кажется, он обыкновенно одет в зеленое платье. Пожалуйста, справьтесь о нем и узнайте, принесли ли какую-нибудь пользу его таланты голландцам. Вы можете также узнать, не имеют ли голландцы каких-нибудь средств для предохранения кораблей от червей во время их путешествий в Индию. Применяются ли часы с маятником для определения долгот и т. д. Я очень устал и, не вдаваясь в долгие комплименты, желаю Вам только доброго пути, и да будет Господь с Вами.

Ис. Ньютон

Пожалуйста, пишите нам о Вашем путешествии. Я передал две Ваши книги Др. Арроусмиту».

Содержание этого письма достаточно красноречиво говорит о зрелом и уравновешенном характере 26-летнего профессора, а также о том уважении, которым он пользовался. Молодой Ньютон был бережлив и аккуратен в своих расходах: большую часть средств он тратил только на книги и научные приборы. Не публикуя свои труды, Ньютон не прекращал теоретическую и экспериментальную работу. В 1685 г. Ньютон даже взял в помощь секретаря, однофамильца и земляка Гемфри Ньютона. Вот что впоследствии рассказывал Гемфри о жизни Ньютона в 80-е годы: «В это время он писал свои “Начала”, по его распоряжению я переписывал это великолепное произведение… Сэр Исаак был в это время очень любезным, спокойным, очень скромным и, повидимому, никогда не впадал в раздражение; я никогда не видел, за исключением одного случая, чтобы он смеялся… Он постоянно был занят работой, редко ходил к кому-нибудь или принимал у себя гостей, за исключением двух — трех друзей — д-ра Эллиса, м-ра Лотона и химика м-ра Вигани. Он не позволял себе никакого отдыха и передышки, не ездил верхом, не гулял, не играл в кегли, не занимался спортом; он считал потерянным всякий час, не посвященный занятиям. Редко уходил он из своей комнаты, за исключением только тех случаев, когда ему надо было читать лекции как лукасовскому профессору… Посторонних он принимал с простотой и почтением; если его приглашали на ужин или обед, что случалось очень редко, он с удовольствием устраивал ответное угощение. Занятиями увлекался он настолько, что часто забывал обедать… Раньше двух — трех часов он редко ложился спать, а в некоторых случаях засыпал только в пять, шесть часов утра.

Спал он всего четыре или пять часов, особенно осенью и весной, когда в его химической лаборатории ни днем, ни ночью почти не прекращался огонь. Я не мог узнать, чего он искал в этих химических опытах, при выполнении которых он был точен и аккуратен; судя по его озабоченности и постоянной работе, думаю, что он стремился перейти черту человеческой силы и искусства.

У Ньютона в это время не было никого, кто бы помогал ему в работе. Только один раз за все время он был болен и пролежал несколько дней в постели; страдания он выносил с большим терпением, совершенно безразлично относясь к жизни и смерти…

Иногда во время прогулки в саду Ньютон внезапно останавливался, взбегал по лестнице в свою комнату, и, подобно Архимеду, начинал писать за своим пультом, забывая сесть…

Не найдя на лекции ни одного слушателя, Ньютон через четверть часа возвращался обратно. Он подолгу ходил в своей комнате взад и вперед, подобно ученику перипатетиков. Днем он никогда не спал. Думаю, его немало печалила необходимость тратить время на еду и сон. Хотя у него была большая библиотека, он редко справлялся в книгах».

Так создавались, по словам очевидца, «Начала». Возможно, еще многие годы продолжалась бы эта титаническая работа, о которой никто в мире и не подозревал, если бы астроном Галлей, будучи в августе 1684 г. в Кембридже, не зашел к Ньютону. По словам Галлея, в 1683 г. ему удалось вывести из закона Кеплера обратную квадратичную пропорциональность тяжести с расстоянием, но он не смог отсюда объяснить и вывести эллиптическое движение светил. Во время разговора на эту тему Ньютон заметил, что доказательство, которое ищет астроном, им сделано и обещал Галлею прислать рукопись. Прочтя рукопись, Галлей сразу понял огромное значение новой работы Ньютона и стал убеждать его опубликовать свой труд. Только с помощью влиятельных лиц Кембриджа Галлею удалось сломить Ньютона и 19 мая 1686 г. на заседании Королевского общества было принято решение опубликовать труд на средства Общества. Однако печатание задерживалось из-за отсутствия у Общества необходимых средств. В конце концов, Галлею пришлось издавать «Начала» на свои деньги. Кроме того, Гук, по обыкновению, стал предъявлять свои претензии. Из-за этого Ньютон даже хотел отказаться от печатания третьей части «Начал», в которой шла речь о системе мира. «Третью часть, — говорил он, — я намерен устранить, философия — это такая наглая и сутяжная дама, что иметь дело с ней — это все равно, что быть вовлеченным в судебную тяжбу». Все-таки Ньютон сохранил эту часть и заглавие книги «Математические начала натуральной философии» (кратко «Начала») только для того, чтобы оправдать расходы Галлея на ее издание. Следует отметить, что по современной терминологии название этого сочинения “Philosophiae Naturalis Principia Mathematica” наиболее точно передается словами: «Математические основания физики». Термин «натуральная или естественная философия» сохранился до сих пор в английской литературе.

Книга вышла в 1687 г. «В истории естествознания не было события, — писал академик С. И. Вавилов, — более крупного, чем появление «Начал» Ньютона. …Ньютоново учение о пространстве, времени, массах и силах давало общую схему для решения любых конкретных задач механики, физички и астрономии. Величественный пример системы мира, разработанный Ньютоном, увенчанный открытием всемирного тяготения, увлекал науку на этот новый путь, на применение ньютоновской схемы ко всем разделам физики». Система мира Коперника теперь получила то динамическое обоснование, к которому стремился Галилей, иными словами, гелиоцентрическая система мира была теоретически доказана. Одновременно было завершено дело Галилея по созданию новой механики. Через 100 лет знаменитый Лагранж назвал это сочинение «величайшим произведением человеческого ума».

Как и предвидел Ньютон, его «Начала» вызвали довольно оживленную дискуссию, несмотря на трудный и специальный характер изложения. Его определения абсолютного времени, абсолютно пустого пространства и гравитационных сил, действующих на расстоянии через пустоту, породило философские споры, которые не смолкают до сих пор.

«Начала» являются вершиной научного творчества Ньютона.

Обобщив результаты предшественников и свои собственные исследования, он создал единую систему небесной и земной механики, которая легла в основу всей классической физики. Ньютон впервые дал, теперь уже знакомые всем образованным людям, определения таких исходных понятий, как: количество материи, эквивалентное массе, плотности; количество движения, эквивалентное импульсу; различные виды сил. Он сформулировал свои три знаменитые законы механики (законы Ньютона):

— закон инерции, открытый Галилеем (первый закон Ньютона);

— закон пропорциональности количества движения силе (второй закон Ньютона);

— закон равенства действия и противодействия (третий закон Ньютона).

Из второго и третьего законов вывел закон сохранения количества движения для замкнутой системы. Приложив законы механики к движению под действием центральных сил, он доказал, что траекториями таких движений являются конические сечения (парабола, гипербола, эллипс). Применив свои принципы к движениям планет и комет, к своеобразному движению Луны, явлениям падения тел на земной поверхности, к приливам и т. д., Ньютон пришел к закону всемирного тяготения. Творчески развивая довольно несовершенные идеи своих предшественников, Исаак Ньютон, прежде всего, вводит понятие силы тяготения, которая на поверхности Земли становится равной силе тяжести. Он сделал заключение, что сила тяготения пропорциональна массе взаимодействующих тел, и в подтверждение этому приводит знаменитые опыты Галилея, доказывавшие независимость времени падения тел на Землю от их массы. Ньютон проверил этот факт «точнейшим образом» по «равенству времени качания маятников».

«Тяготение существует ко всем телам вообще, — писал Ньютон в «Началах», — и пропорционально массе каждого из них». Все планеты и кометы притягиваются к Солнцу, а спутники — к планетам с силой, обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними. С помощью закона всемирного тяготения Ньютон разработал теорию движения небесных тел, объяснил особенности движения Луны, явление прецессии и сжатия Юпитера, рассмотрел задачи притяжения сплошных масс, предложил теорию фигуры Земли. Он объяснил закономерности приливов и отливов, над которыми так долго и безуспешно размышлял Галилей.

В «Началах» Ньютон привел результаты своих экспериментов по движению тел в газах и жидкостях. Здесь же он рассмотрел скорость распространения звука в сплошных средах, дал закон охлаждения нагретого тела. Ньютон математически доказал полную несостоятельность гипотезы Декарта, объяснявшего движение небесных тел с помощью понятия о разнообразных вихрях в эфире, заполняющем Вселенную. В этом же сочинении Ньютон рассмотрел закон механического подобия, на основе которого впоследствии развилась теория подобия.

Таким образом, в «Началах» впервые дан метод решения задач естествознания, основанный на математических и экспериментальных началах, тогда как Аристотель и многие другие принципиально исключали математику и эксперимент как метод познания природы. История показала, что победил метод Галилея — Ньютона, приведший в дальнейшем физику к колоссальным успехам.

Задачи естествознания, поставленные Ньютоном, требовали разработки принципиально новых математических методов. Математика в руках Ньютона была необходимым орудием при физических изысканиях. Он неоднократно подчеркивал, что понятия математики заимствуются извне и возникают, как абстракция явлений физического мира и, по существу, она является частью естествознания. Однако вспомогательная роль математики в руках Ньютона ни в коей мере не умаляет значения его великих открытий в этой области. В наше время труд дифференцирован: физики ставят задачи, математики дают их решения. Ньютон делал то и другое одновременно. Разработанный Ньютоном метод дифференциального и интегрального исчисления (метод флюксий по терминологии Ньютона) явился важной вехой в развитии математики.

В работе «Метод флюксий и бесконечные ряды» (1670–71, опубликован в 1736 г.) Ньютон сформулировал две основные взаимообратные задачи: определение скорости движения в данный момент времени по известному пути (задача дифференцирования) и определение пройденного за данное время пути по известной скорости движения (задача интегрирования дифференциального уравнения). Метод флюксий применен здесь к большому числу геометрических задач, а также уделено большое внимание интегрированию обыкновенных дифференциальных уравнений, решению некоторых задач вариационного исчисления. В «Началах» и во введении к «Рассуждению о квадратуре кривых» Ньютон дает первоначальное учение о пределе, которое впоследствии благодаря разработкам Деламбера, Эйлера, Коши и др. получило глубокое развитие в математике XIX в.

В работе «Перечисление кривых третьего порядка» (опубликована в 1704 г.) Ньютон приводит классификацию этих кривых, способы построения кривых 2-го и 3-го порядков. Этот труд сыграл важную роль в развитии аналитической и проективной геометрии. Во «Всеобщей арифметике» приводятся теоремы о симметричных функциях корней, о приводимости уравнений и др.

Своими математическими трудами Ньютон окончательно освобождает алгебру от геометрической формы.

В 1688–69 гг. Ньютон был членом парламента от Кембриджского университета, поэтому большую часть времени проводил в Лондоне. В Лондоне Ньютон познакомился с известным философом Джоном Локком. Это знакомство оказало большое влияние как на Ньютона, так и на Локка. Обоих мыслителей, прежде всего, объединяли их интересы к богословию и к алхимии.

Политическая деятельность и жизнь в Лондоне не прошли для Ньютона без следа. Еще до возвращения в Кембридж Ньютон стал выяснять возможность получения должности в Лондоне. В этом ему помогали Монтегю, Локк и другие. В 1694 г. Чарльз Монтегю (впоследствии граф Галифакс) получает министерский пост канцлера казначейства. Став во главе финансовой политики страны, Монтегю различными мерами сумел не только навести порядок в денежных делах, но и поставить Англию на путь обогащения.

Одной из таких мер была перечеканка циркулировавшей в стране монеты, поскольку Англия в то время была наводнена неполновесной (обрезанной) и фальшивой монетой. Такая реформа требовала резкого повышения производительности Монетного двора.

В связи с этим, в 1695 г. Ньютон был назначен смотрителем Монетного двора. По словам Монтегю, успех его реформы стал возможным благодаря безукоризненной административной работе творца «Оптики» и «Начал». Это не была синекура, ибо Ньютону было поручено перечеканить всю монету Англии; что он и исполнил за два года, увеличив производительность Монетного двора в восемь раз, не прибавив ни одного станка. В 1699 г. по завершении реформы Ньютон получил должность директора Монетного двора, на которой оставался практически до конца жизни. В это же время Ньютон покидает Кембридж, который был ему домом в течение 38 лет. Административный талант Ньютона, проявившийся на такой ответственной работе, может показаться совершенно неожиданным у мыслителя, постоянно погруженного в размышления и забывавшего о сне и обеде. Но если мы вспомним письмо к Астоку (1669 г.), приведенное выше, то станет более правдоподобным, что это письмо писал смотритель Монетного двора. С другой стороны, следует отметить, что после смерти Барроу в 1677 г. пост директора Тринити-колледжа предлагался Ньютону, и что он был депутатом от университета в парламенте. По-видимому, административные задатки всегда уживались в Ньютоне с научной сосредоточенностью. На новом посту Ньютону пришлось встретиться с малоприятными ситуациями: на него писались доносы, делались попытки снять с поста путем предложения более выгодного места, ему предлагались взятки. Но Ньютон ни разу не поступился своими нравственными принципами: он всегда строго и честно выполнял свои обязанности. В 1705 г. королева Анна возводит Ньютона в пэры Англии, и он получает титул сэр Ньютон. Такое отличие в ученом мире в Англии было оказано впервые.

Ареной научной и общественной деятельности Ньютона в Лондоне стало Королевское общество, президентом которого он был избран в 1703 г. и оставался им до конца жизни. В качестве подарка Обществу вновь избранный президент преподнес придуманный им прибор для зажигания солнечными лучами (состоял из семи линз). В Лондоне Ньютон издает «Оптику» и ряд своих математических трудов.

В Лондонский период жизни Ньютон не испытывал материальных трудностей. Его доходы от занимаемой должности и умно управляемого хозяйства в Вулсторпе во много раз превосходили заработок скромного кембриджского профессора. Он занимал богатую квартиру, держал шесть слуг и имел карету для выездов.

Хозяйством, как отмечалось выше, заведовала его племянница Екатерина Бартон.

Все биографы утверждают, что Ньютон был благотворителен.

Он не заботился о том, что будет с его богатством после смерти, поэтому щедро раздавал его при жизни. Был всегда великодушен и добр к родственникам и тем из своих друзей, про нужду которых знал; часто давал стипендию нуждающимся молодым людям. Так, в 1724 г. он назначил стипендию Маклорену, впоследствии знаменитому математику, и отправил его за свой счет в Эдинбург в помощники Джему Грегори, шотландскому математику и астроному. Впоследствии Ньютон пожертвовал крупную сумму приходу, в котором родился.

Во многих житейских вопросах он был сдержан до робости, скромен до застенчивости и порой рассеян до комизма. Ему было совершенно чуждо напускное важничанье и тщеславие научных светил и знаменитостей второй величины. Скромность Ньютона проявлялась и в научной сфере. Достаточно вспомнить, как долго он не решался публиковать свои открытия, как собирался уничтожить некоторые из глав «Начал». «Я только потому стою высоко, — говорил Ньютон, — что стал на плечи гигантов». Он прекрасно понимал ничтожную малость известного в сравнении с областью неизведанного и ясно видел, что любое новое открытие порождает новые вопросы, новые неизвестные величины. Незадолго до смерти Ньютон сказал: «Я не знаю чем кажусь миру. Но самому себе я кажусь похожим на мальчика, играющего на берегу моря и радующемуся, когда ему удалось найти цветной камешек или более других красивую раковину, тогда как великий океан истины расстилается перед ним по-прежнему неисследованным».

Доктор Пембертон, познакомившийся с Ньютоном, когда тот был уже стар, не мог надивиться скромности этого гения. По его словам, Ньютон был чрезвычайно приветлив и не имел ни малейшей напускной эксцентричности или выходок, свойственных иным «гениям». Он отлично приспосабливался к любому обществу и никогда не проявлял ни малейшего признака чванства. «Что всего замечательнее, — говорит Пембертон, — и что меня сразу очаровало и изумило: ни его весьма престарелый возраст, ни его всемирная слава не сделали его упрямым в своих мнениях. Мои замечания о его «Началах» он всегда принимал с величайшей добротой, и они не только не производили на него неприятного впечатления, но, наоборот, публично выказывал мне свое расположение». Но зато и в других Ньютон не любил высокомерного авторитетного тона, и особенно не терпел насмешек над чужими убеждениями.

Наружность Ньютона не представляла ничего выдающегося (рис. 5.3). Был он среднего роста, в молодости хорошо сложен, но в старости потучнел. Его глаза выражали ум и проницательность.

Рис. 5.3. Исаак Ньютон

Одевался всегда просто и аккуратно. У него всегда было хорошее здоровье до восьмидесятилетнего возраста. Он никогда не носил очков и потерял только один зуб в продолжение всей жизни. «Ньютон, — писал Фонтенель, — страдал много только в последние двадцать дней жизни. Решили, что у него в мочевом пузыре камень и что он не сможет выздороветь. В жестоких припадках болезни он никогда не испускал ни одного возгласа и не подавал никакого знака нетерпения, только на лице появлялись капли пота. Когда же он имел несколько минут покоя от своих страданий, то он улыбался и говорил со своей обыкновенной веселостью.

До этого времени он всегда читал или писал по несколько часов в день. В субботу 18 марта, утром, он еще читал газеты и долго беседовал с доктором Мэдом, знаменитым медиком, и обладал совершенно всеми своими чувствами и умом, но вечером потерял уже сознание и более не возвращался к нему, как будто способности его души совсем уже угасли, а не только ослабли. Он умер 20 марта 1727 г. восьмидесяти пяти лет от роду. Его тело было выставлено на парадном месте в Иерусалимской камере, откуда оно было отнесено на место, где погребаются знаменитые люди, а иногда и коронованные особы… Тело было зарыто подле входа на хоры [в Вестминстерском аббатстве]. Родственники Ньютона на его могиле воздвигли величественный памятник, на котором была написана эпитафия, заканчивающаяся словами: «Пусть смертные гордятся тем, что существовал человек, который оказал много чести человечеству». На статуе, воздвигнутой Ньютону в 1755 г. в коллегии Троицы в Кембридже, помещена надпись из Лукреция: «Разумом превосходил род человеческий».

«Несовершенными средствами человеческой речи, — говорил академик С. И. Вавилов, — нам хочется выразить кратко значение дела Ньютона в истории человеческой мысли, а также исключительность, аномальность самой личности Ньютона.

Произведем на минуту такой мысленный опыт: вообразим, что имя Ньютона вычеркнуто из истории науки, его не существовало.

Что бы случилось? Нет оснований сомневаться, что соединенными усилиями Гуков, Галлеев, Лейбницев и их потомков человечество так или иначе получило бы в руки результаты, содержащиеся в «Началах», «Оптике» и математических работах Ньютона. Но, с другой стороны, бесспорно, что это произошло бы много позже.

Когда? Вопрос, не имеющий ответа. Во всяком случае, ни Гук, ни Лейбниц, ни Гюйгенс не создали эквивалентов «Началам» и «Оптике» и едва ли могли их создать. Самая идея тяготения как математическая фикция, формально сопряженная с любой материальной точкой, отпугивала многих уже после появления «Начал», казалась недопустимой Лейбницу, Гюйгенсу, впоследствии Эйлеру и Ломоносову. Можно думать, что, подобно Гуку и Гюйгенсу, физики надолго завязли бы в гипотезах о причинах тяготения, прежде чем прийти к формальному закону Ньютона.

Ньютону принадлежит могучий «метод принципов», позволивший временно обходить неразрешенные загадки. Формулировать принципы значило надолго направить человеческую мысль по определенным рельсам; принципы могли бы принять иную форму, можно было бы, как показал Герц, например, обойтись без понятия силы; в этом смысле Ньютон заставил физику мыслить посвоему, «классически», как мы выражаемся теперь. На языке Ньютона мы думали и говорили, и только теперь делаются попытки изобрести новый язык. Вот почему можно утверждать, что на всей физике лежал индивидуальный отпечаток его мысли; без Ньютона наука развивалась бы иначе.

Лагранж, который часто называл Ньютона величайшим гением, когда-либо существовавшим, тотчас прибавлял: «он самый счастливый, систему мира можно установить только один раз».

«Ньютон, — писал Локк, — действительно замечательный ученый и не только благодаря своим поразительным достижениям в математике, но и в теологии и благодаря своим большим знаниям в священном писании, в чем мало кто может с ним сравниться».

Слава Ньютона как ученого богослова среди современников была также велика. Однако до сих пор не все его рукописи богословского содержания опубликованы. Дело в том, что редактором наиболее полного собрания трудов Ньютона был епископ Горслей, выбравший для печати только те рукописи, которые бы не бросали тени на Ньютона, как на еретика. Многочисленные документы из архива Ньютона однозначно свидетельствуют о его «еретической» позиции. Мемуар Ньютона «О двух важных искажениях текста священного писания» (опубликован в 1754 г.) содержит критику латинского перевода двух текстов из апостольских посланий, являющихся опорой церковного догмата троичности. Биограф Ньютона Л. Мор на основе рукописей Ньютона, посвященных догмату троичности, делает однозначный вывод — сэр Исаак отрицал божественную природу Христа. Из историко-богословских работ Ньютона наиболее известны: «Замечания на книгу пророка Даниила и Апокалипсис св. Иоанна» (издана через 6 лет после смерти), «Толкования», «Хронология древних царств» (опубликована в 1728 г.).

«Хронологией» Ньютон занимался около 40 лет. Свою хронологическую систему он строил на основе астрономических наблюдений древних (главным образом карты Евдокса). Анализ исторических памятников, философских сочинений приводит Ньютона к выводу, что хронологические сведения, содержащиеся в исторических манускриптах, фантастичны и в большинстве случаев являются элементарным вымыслом. Огромная протяженность древней истории должна быть, по его мнению, чрезвычайно сжата, иными словами, мир моложе, чем полагают.

Не обошел Ньютон вниманием в своих богословских сочинениях и Бога. Согласно Ньютону, «Бог есть существо вечное, бесконечное, вполне совершенное… Бог существо единое, простое, без тела и частей». Бог, по мысли Ньютона, существо нематериальное.

6. ДВА ОТЦА

У каждого человека есть два отца — телесный и духовный. Телесный (физический) отец — это отец тела. Он отцом души не является: душа не может быть рождена чревом — она вечная.

Физический отец, как создатель, дает имя ребенку, поддержку, воспитание и материальное наследство. Однако этот отец — отец только на одно рождение: когда душа оставляет тело, то она принимает рождение через чрево в семье уже другого телесного отца.

А кто отец души?

Высшая душа — это бестелесный Отец всех человеческих душ.

Он и есть наш духовный, изначальный, вечный Отец. Он и Отец отцов религий. Духовный Отец только один! У Него нет ни матери, ни отца. Когда говорится: Высшая Душа, Высший Отец, Всевышний, то это значит, что речь идет о Боге. Нет ни одного человека, который бы не упоминал Бога.

Люди взывают: «О, Бог, Отец!» Но за этим ничего не стоит: они не знают каковы Его имя, форма, местожительство, время прихода и деяния. Ни у кого нет точного знания о душе, тогда как у людей может быть знание о Высшей Душе. Многие думают, что изучение писаний, паломничество приведут к пониманию Бога и встрече с Ним.

Но представления об Отце в писаниях нет, и в местах паломничества Он не сидит! Никто ничего не может узнать об Отце всех человеческих душ, пока Он сам не придет и не расскажет о Себе и о нас.

Какой же Он?

Отец говорит: «Каков Отец — таковы и дети, какая душа — такая и Высшая Душа. Дети — души, Отец — тоже душа, только Высшая, благодаря уникальности своих качеств». Все души невидимы и Отец тоже невидим, потому что они — сущности нематериальные (метафизические). У каждой души есть ум, интеллект, санскары. Высшая Душа тоже обладает умом, интеллектом, санскарами и является личностью. Его ум излучает безграничные чувства любви и покоя. Интеллект Всевышнего полон Мудрости и Знания. Он — Истина и рассказывает нам новые, истинные вещи.

Он и есть источник Абсолютного Знания, о котором пишут в своих работах некоторые ученые.

Высший Отец — благодетель, поэтому в Его санскарах заключено только благо. Он никому никогда не приносит страданий!

Отец такой сладкий, любящий и милосердный! Но люди недоумевают: «Бог — Всемогущий, тогда почему Он позволяет происходить страданиям?» Страдания — это плод действий каждого: хорошие поступки приносят счастье, плохие — страдание. Это не так, что Отец придет и остановит страдания. Он не может нарушить закон причинно-следственной связи, т. е. третий закон Ньютона, который неумолимо действует и на духовном плане.

Всевышний — абсолютный альтруист. Он всегда Дарующий.

Во всем мире только один Отец ничего для себя не берет и Ему ничего не надо. Он никогда не ест, не пьет, у Него нет желаний и ожиданий. У Отца есть только одна забота: показать детям путь к обретению здоровья, счастья и процветания.

Форма Отца такая же, как у детей. Он тоже — бесконечно малая точка сознательного света. Этот свет, исходя из точки, принимает форму овала, напоминающего пламя свечи. В память об этом в храмах зажигают свечи, создают изображения овальной формы из драгоценных металлов, камней, яиц, льда и т. д.

Мы, души, как дети одного Отца, являемся братьями. Поэтому есть память о братстве.

Отец — бестелесный, то есть у Него нет человеческой формы. Это значит, что любой, обладающий телом, не может быть Богом. Люди не знают Бога, но многие понимают, что ни один человек не может быть Богом. Разве есть кто-то лучше, чем Бог?

Каким бы хорошим человек ни был, но только Бог — величайший, вечно чистый. И никто кроме Него не способен вывести нас из деградации, превратить грешные души в чистые, нравственно совершенные. Ведь сейчас все в полной деградации, в кромешной тьме невежества и атеисты, то есть те, у кого нет точного знания о Боге.

Хотя мы, как дети Высшей Души, имеем такие же, как и Он, форму, размеры, обладаем умом, интеллектом, санскарами, но существуют и различия. Так, все души, спускаясь на сцену Мировой Драмы, принимают тела, в которых играют ту или иную роль в рамках Цикла смертей и рождений. Только один Отец не принимает рождений, в которых есть смерть. Высшая Душа, Высший Отец всегда бестелесный. Он не подвержен дуализму смертей и рождений, поэтому вечно наполнен всеми силами, добродетелями и сознательной энергией, в то время как любая человеческая душа постепенно, от рождения к рождению, теряет энергию, силы и качества.

Бога зовут Отцом, но у Отца должно быть имя. Некоторые считают, что Он вне имени и формы. Если бы Отец был вне имени и формы, тогда и дети должны быть вне имени и формы. Люди мира, не зная точно, кто такой Бог, дали ему множество имен: Аллах (прекрасный, дарующий), Шива, Прабху, Саваоф, Яхве (Ягве), Ахурамазда и другие. Каждое из этих имен верно, поскольку характеризует то или иное качество Бога. Но только одно имя включает в себя такие значения, которые отражают сущность Бога, — это санскритское Шива. Слово «Шива» означает «Благодетель», «Точка», а также «Семя». Однако слово «Отец» лучше всего выражает наши близкие отношения со Всевышним.

С одной стороны, люди славят Бога, а с другой, считают Его вездесущим. Они полагают, что Бог пронизывает Вселенную, наполняет собою весь мир, что Он — в каждом, и, куда бы они ни посмотрели, везде видят Его. Если Всевышний во всем, тогда и Его качества должны присутствовать во всем. В таком случае не было бы разницы между живым и неживым, сознанием и материей, и каждый, в том числе и животные, отражали бы качества Бога, Его уникальность. Тогда во всем мире царили бы чистота, любовь, покой, счастье, истинное Знание, и не было бы грехов, страданий, ошибок, нечистоты и деградации. Бог говорит: «Дети, Отец никогда не говорил, что Он — вездесущий. Разве Бог может быть в грязи, разве Он может деградировать. Величайшее оскорбление Отца — это называть Его вездесущим. Дети, я не во всем и не в каждом, я — Отец всех человеческих душ. Если бы я был вездесущим, тогда все были бы Богом».

Бестелесный Отец не живет здесь. Он не живет и в каждой частичке. О Нем вспоминают как о том, кто живет наверху. Бог только один. Он живет там же, где и мы — души. Дом душ, откуда приходят все души (каждая в свое время), а в конце Цикла возвращаются назад, является и Домом Высшего Отца. Только один раз за весь Мировой Цикл Отец покидает Высшую Обитель — мир вечного света и спускается в этот мир.

Люди понимают, что Бог должен придти, но когда, как и с какой целью они не знают. Бог говорит: «Я приходу из Духовного Мира в то время, когда большинство душ уже спустилось на Мировую сцену. Я приходу в Переходном веке от Железного к Золотому, когда мир становится старым». Преобразовать Старый мир в Новый — это задача и цель прихода Бога на Землю. Неважно, сколько бы премий мира ни получали люди, но Новый, истинный мир создает только Бог. Установление Нового мира производится в Старом мире, а не так, что сначала уничтожается Старый, а затем происходит сотворение Нового мира. Бог говорит: «Я пришел превратить Старый мир в Новый. Я не произвожу разрушение. Моя роль — создать Новый мир. Разве можно создать Старый мир? Мир стареет сам собой».

Некоторые считают, что было такое время, когда ничего не существовало, и однажды из этого «ничего» Творец создал природу, животных, людей и т. д. Бог говорит: «Мир — вечный, нет и речи, что он когда-то был создан».

Как же тогда происходит Творение?

Может быть, дело обстоит так, что сначала уничтожается Железный век с его городами, заводами, пашнями, со всеми материальными вещами, которые окружают людей, а затем нас переносят в долгожданный мир всеобщего счастья. Будет ли это называться сотворением Нового мира? Ведь если сегодня дать людям чистый, непорочный мир, то во что они превратят его назавтра? Этот прекрасный мир снова обратится в бездну ада. Ясно одно: чтобы настала Новая эра, необходимо, прежде всего, преобразить человеческое сознание, то есть сделать души совершенными. Эту задачу может выполнить только Бог. Высшая Душа не создает души — они вечные. Он их реформирует из нечистых в чистые, из деградировавших в совершенные, наполненные энергией, всеми силами и добродетелями. Иными словами, Он их воссоздает. Бог приходит и делает своих детей совершенными, потому что Он сам совершенный. Отец говорит: «Дети, я пришел сейчас, а потом я снова приду через пять тысяч лет. Я должен придти и снова сыграть роль Очищающего».

Очистить мир и сделать его совершенным не под силу ни одному человеку. Эту задачу выполняет Всевышний.

Создатель приходит и создает сад благоухающих цветов, который потом превращается в заросли шипов. Мы были цветами, а стали шипами. Все в этом мире сначала возвышенное, затем подходит к серединному состоянию, после которого начинается деградированное состояние.

Истинное знание о людях, душе, сознании, Боге, пространстве, времени, вечности, истории и географии мира есть только у Высшей Души. Именно Знание Бога открывает путь к совершенству.

Благодаря образованию, которое дает Отец — Высший Учитель, происходит трансформация душ. Усвоение Знания Бога поднимает нас на уровень осознания себя вечной душой, ребенком вечного Отца, приводит к пониманию времени, вечности, своей роли, роли Бога в Мировой Драме и многого другого. С помощью этого Знания интеллект обретает мудрость и становится способным уничтожить старые привычки и вместе с этим усвоить новое видение, новые черты характера, новые формы поведения, основанные на чистоте и высокой нравственности.

Каким же путем Знание Всевышнего достигает человеческих душ? Ведь у Бога нет ни физического, ни тонкого (из света) тела.

Он — бестелесный. Без тела никто не может слушать и говорить.

И Высшая Душа не может создать звук и учить без поддержки тела. Бог говорит: «Отец не будет учить сверху, сидя Дома, через вдохновение. С помощью вдохновения звук не создается. Отец должен заимствовать тело, чтобы учить вас. Как я могу учить вас без тела?» Поэтому Высшая Душа один раз за Мировой Цикл покидает Высшую Обитель, спускается на землю и говорит через человека. Он входит в тело старого человека, которого избирает, в соответствии с планом Драмы, посредником (инструментом), и говорит через его рот. Душа хозяина тела (колесницы Бога) сидит при этом рядом. На первый взгляд может показаться, что говорит человек, но если прислушаться к содержанию, то становится ясно, что это — нечеловеческий Источник информации. Знание, о котором здесь говорится, было открыто нам Всевышним через выбранный Им инструмент. Имя, данное Богом этому инструменту, — Отец Человечества (Адам, Ади дев).

Силой Знания Бог разрушает мировое зло — пороки, с тем чтобы снова могла начаться Новая эра человечества. Возникает вопрос: откуда у Высшего Учителя есть это Знание? Если учитель учит, то значит он сам где-то учился. Откуда Он все это знает? Бог отвечает: «В соответствии с вечной Драмой у меня есть все это Знание. Отец ни у кого не учился, не изучал писаний — это Знание есть у Него всегда. Он знает его потому, что Он — Семя человеческого рода. Отец — это живое Семя, поэтому Он в состоянии передать вам все Знание. Это Знание записано у Него в интеллекте навечно. Он рассказывает то, что рассказывал и пять тысяч лет назад. Отец — это точка сознательного света и зовется эта точка Океаном Знания».

Высший Учитель не только наполняет нас силой Знания, но дает и метод, благодаря которому душа может достичь совершенства. Суть этого метода: соединение со Всевышним и размышление (воспоминание) в состоянии осознания себя душой. Как же с Ним соединиться и установить духовную связь в то время, когда Он находится за пределами Физического мира — в Высшей Обители? Ведь никакие силы материального мира — свет, звук, тепло, электричество, магнетизм и т. д. не могут помочь установить с Ним связь, потому что Бог — существо нематериальное.

С Ним можно установить контакт лишь с помощью силы мысли, которая по интенсивности превосходит все материальные силы.

У мысли такие сила и скорость, что она способна за долю секунды проникнуть в самые отдаленные миры и достигнуть бестелесного Отца. Чистая мысль — это единственное средство, с помощью которого душа может установить «беспроволочную связь» с Высшей Душой в ее Вечной Обители. Это подобно тому, как настроив приемник на определенную волну, человек слушает программу далекой радиостанции.

Есть высказывание: «Общество окрашивает. Кого вспоминаете, такими и становитесь». Вспоминать Высшую Душу — значит пребывать в обществе Отца, окрашиваться Его особенностями, наполняться чистотой и силами. Бог говорит: «Вспоминайте Отца, ощущая себя душой. Помните меня и вы станете чистыми.

Ни один грех не может быть разрушен без воспоминания об Отце.

Помнить о теле — значит вспоминать глину, но глина не может разрушить грехи. Главное — вспоминать Отца точно, то есть таким, каков Он есть на самом деле. У тех, кто остается в воспоминании, грехи уничтожаются. Ваши грехи будут сожжены только благодаря точному воспоминанию об Отце — другого метода нет.

Вы вспоминаете Отца и получаете от Него силы. Это как с машиной: когда бензин заканчивается, то его заливают; когда батарея аккумулятора разряжается, то ее заряжают снова. Батарея может быть заряжена, если она подключена к зарядному устройству. Когда батарея перезарядится, то ее вставляют в машину, и тогда машина может двигаться. Потом, постепенно работая, батарея становится слабой. Сейчас «батарея» любой души стала разряженной, но полностью она никогда не разряжается — какая-то сила остается. Ничья душа не может зарядить другую душу. Отец пришел сейчас зарядить «батареи» душ. Зарядить душу можно только с помощью воспоминания. Если нет точного соединения с Отцом, то ваша батарея не заряжается».

Воспоминание об Отце — это естественная практика. Как легко вспоминать мать, друга, возлюбленного, насколько бы далеко они ни были, точно так же мы можем вспоминать о Высшей Душе.

Унося свое сознание за пределы этого мира в Дом душ — Мир безмолвия и тишины, Мир золотисто-красного света, мы тем самым устанавливаем «беспроволочную» связь с Отцом. И тогда мы начинаем переживать близость к Всевышнему, Его беспредельные качества покоя, любви, чистоты, блаженства и силы, омывающие нас (рис. 6.1). Такое глубокое воспоминание об Отце очищает душу, заряжает духовными силами, энергией, обновляет ее, и открывает путь к счастливому будущему.

Бог-Отец дает Своим детям много мудрых советов, следуя которым, каждый может сделать свою жизнь ценной, как бриллиант. Вот некоторые из них:

6.1. Сделайте Отца своим спутником, и тогда вам будет сопутствовать успех.

6.2. Вы окрашиваетесь светом того общества, в котором находитесь. Избегайте плохого общества: хорошая компания вытащит, плохая — утопит. Насколько возможно, оставайтесь в обществе Отца.

6.3. Просыпайтесь рано утром и вспоминайте Отца с большой любовью. Утренние часы нектара очень благотворны. Именно в это время вы можете легко соединиться с Высшей Душой и получить от Него силы, которые сделают вас неутомимыми в течение дня.

6.4. Быть в воспоминании об Отце, не имея при этом посторонних мыслей, называется находиться в состоянии тишины.

6.5. Дети, вам надо придти в духовное сознание. Усвойте привычку осознавать себя отдельно от тела. Ощущайте себя душой и на других смотрите как на души. Постоянно практикуйте: «Я, душа, двигаю этим телом… Я, бестелесная душа, — ребенок Высшей Души». Помните, что вам предстоит вернуться Домой.

Рис. 6.1. Связь души с Высшей Душой

6.6. Будьте внимательны к своим мыслям. Мысли — это основа действий. Если вы в состоянии контролировать свои мысли, то автоматически будете контролировать свои слова, устремления и действия.

6.7. Станьте абсолютными вегетарианцами: не ешьте тела животных, не пейте алкоголь и т. п. Это делает интеллект тяжелым. Старайтесь готовить пищу сами в воспоминании об Отце, ощущая себя душой, тогда Он внесет в пищу аромат и силу.

6.8. Не попадайте в ловушку чьего-либо имени и формы.

6.9. Зависимость приносит много страданий.

6.10. Не вступайте в конфликт мнений, не критикуйте, не делайте замечаний. Таким образом вы никого не измените, разве что принесете страдания другим. Станьте сами хорошими, и тогда другие, глядя на вас, будут становиться хорошими.

6.11. Вы пожинаете плоды того, что делаете, поэтому не совершайте действий, приносящих страдания.

6.12. Что бы вы ни делали, у вас не должно быть гордости. Гордость — это порок. Смирение означает, что нет гордости.

6.13. Порочить других в каждую дверь — это грех. Насколько возможно, перестаньте сплетничать.

6.14. Люди думают, что знать недостатки других — значит быть очень умным. Недостатки — это мусор, тогда зачем его подбирать. Смотрите на добродетели других и сами становитесь добродетельными.

6.15. Быть терпимым и через это погружать слабости других на дно — значит жить в сердце каждого. Даже если кто-то причиняет вам боль, все равно благословляйте. Благодаря этому автоматически придет добродетель — терпимость. Некоторые говорят: «Все, что я сказал, подумал и сделал — правильно». Эта царственная клятва «я», «я» ослабляет силу терпимости. Пожертвуйте «я», «я», и тогда придет терпимость.

6.16. Если испытываете неприязнь к кому-то, тогда действия этого человека будут беспокоить ваш интеллект. Неприязнь — это царственная форма ваших эгоистических мотивов: этот должен делать то, а этого тот не должен делать. Из-за постоянных мыслей о душах, которые вам не нравятся, вы будете вращать диск наблюдения за другими, и ваши силы будут тратиться впустую.

6.17. Начните думать положительно, и тогда автоматически в душе зажжется свет.

6.18. Если совершаете неправильные действия, то будете чувствовать угрызения совести.

6.19. Нет большего греха, чем самоубийство. Самоубийство — это убийство тела, а не души. Тот, кто совершает самоубийство, разрушает свою судьбу.

6.20. Помните девиз: прошлое — прошло. Драма все равно не позволит вам что-либо изменить.

6.21. Многие пишут Отцу: «Часто приходят на ум отрицательные мысли. Означает ли это грех?» Тогда Отец отвечает: «Дети, грех будет, если вы переведете грешные мысли в действия. Когда же отрицательное приходит в форме мыслей, то душа теряет счастье, но накопления греха не происходит».

6.22. Инструмент для появления любого порока, в мелкой или крупной форме, — это мотив, выражаемый одним словом. И слово это — «я», «я» телесного сознания. Из-за одного единственного слова «я» приходит гордыня. Если гордыня не удовлетворена, то приходит гнев. Признак гордыни: такая душа не может вынести ни одного обидного для нее слова, и тогда приходит гнев. Поклоняющиеся приносят в жертву животных, а вы принесите в жертву, отдайте Отцу ограниченное сознание «я».

6.23. Груз грехов не может быть смыт с помощью омовения «святой» водой, молитвами и т. д. Чистыми можно стать только благодаря воспоминанию об Отце, пребывая в сознании души.

6.24. У вас не должно быть никаких желаний, кроме одного — стать совершенным. Если твердо сказать себе: «Да, я стану совершенным», тогда цель притянет средства.

6.25. Обретайте опыт, поскольку никакой авторитет не может победить авторитет опыта [духовного, профессионального, жизненного].

7. ЦИКЛ МИРОВОЙ ДРАМЫ

Легко представить себе цикличность, связанную с такими обыденными понятиями, как цикл суток, цикл времен года, круговорот воды в природе и т. д. Однако цикличность событий мировой истории является одной из самых трудных для понимания вещей. Гипотеза Дарвина об эволюции, идея Эйнштейна об относительности времени, теория Большого взрыва и т. п. направили человеческую мысль по ложному пути, который к пониманию истинной истории и географии мира, к раскрытию секретов мироздания так и не привел. Ученые до сих пор блуждают в потемках, веря, что материя, человек и все животное царство возникло из ничего, благодаря эволюции в течение миллиардов лет (см. гл. 1, 2, 8).

Мы привыкли считать, что все имеет начало и конец, и когда заходит речь о вечности, то большинство приходит в смятение.

В этом нет ничего удивительного, поскольку в течение многих веков люди отождествляли себя с телом и потому ставили свое существование в пространственно-временные границы: рождение — начало жизни, смерть — ее конец. Но стоит только оторвать ум от тела и осознать себя вечной, нематериальной сущностью — душой, которая проходит по вечному замкнутому кругу своего существования, как понятие цикличности мироздания, через которую реализуется вечность, становится само собой разумеющейся вещью.

Колесо истории не вращается хаотично, оно движется строго определенным образом. Закономерность его вращения ни на одно мгновение не может изменить никто. Этот космический цикл называется также Циклом Мировой Драмы, на Сцене которой играют роли миллионы человеческих душ.

В мире существует множество кинофильмов, пьес, в которых количество актеров, сцен и продолжительность действий ограничены. В Мировой Драме число действий, сцен, декораций, костюмов и актеров не счесть. Ее главный Актер и Режиссер — Высшая Душа. Актеры в этой Драме — души, а тела — их костюмы.

Мировая Драма совершенна — в ней каждая душа играет роль, точно соответствующую ее уму, интеллекту и характеру. Роль и внешний облик одного человека не могут быть идентичны роли и чертам другого. У каждого — своя роль: невозможно, чтобы Христу досталась роль Будды или наоборот. Роль кого-либо в Драме не может быть сыграна дважды в одном Цикле. Например, душа Исаака Ньютона снова сформулирует закон всемирного тяготения только в следующем Цикле — точно так же и в то же время, как она это сделала в данном и во всех предыдущих Циклах.

Все души — безупречные актеры. Ведь на протяжении многих веков никто не догадывался, что идет на Всемирной Сцене игра в сегодня-завтра, в счастье и страдание, в победу и поражение.

Роль любой души не вправе изменить никто: она записана в ней навечно (секунда за секундой, день за днем). Это и называется судьбой. Мировая Драма предопределена; всему, что установлено в ней, суждено произойти. Если кто-то умирает, то это значит, что по плану Драмы та душа должна была уйти и начать другую роль. Ее уже невозможно вернуть назад. Если пошевелился листок, то это — в соответствии с Драмой, а не так, что им движет Бог. Судьбы государств, их президентов и народов тоже предопределены. Смотря на разные роли, мы не должны никого оскорблять, потому что действия каждого установлены Драмой — в ней нет виноватых.

Цикл Мировой Драмы повторяется идентично. Его вращение остановить невозможно. Цикл за Циклом все живое и неживое, история и география мира повторяются секунда в секунду. Тут не может быть никаких изменений. Продолжительность Цикла — пять тысяч лет, а люди говорят о миллионах лет. Только подумайте — все происходит за пять тысяч лет. И нет ничего древнее пяти тысяч лет!

Многие спрашивают: «Когда и кем была создана эта Драма?»

Драма — вечная, ее никто не создавал, поэтому нет и речи о том, для чего и когда она была создана. Души — вечные, Высшая Душа — вечная и Цикл — вечный. Мир так или иначе существует всегда.

Он просто превращается из нового в старый, а затем из старого в новый. Ничто не может оставаться постоянно новым и чистым. Все новое непременно превратится в старое. Когда мир просуществовал в Цикле три тысячи лет, то его называют Старым.

В любой пьесе актеры не выходят на сцену все сразу. Они появляются на подмостках, когда наступает время их роли. Актеры Всемирного Спектакля тоже спускаются на Сцену в порядке номеров. Христос не может появиться раньше Авраама или Будды. Он приходит в свое точное время, чтобы основать христианскую религию. Все эпизоды в Драме происходят в точное время. Высшая Душа спускается на Мировую Сцену тоже в точное время. Люди не понимают, что даже Бог связан узами Драмы. Хотя о Нем помнят, как о Величайшем Авторитете, но Ему тоже приходится двигаться по рельсам Драмы. Никто не может быть освобожден от Драмы. Люди спрашивают: «Что, вечного освобождения не будет?» Бог говорит: «Нет, не будет, потому что роль каждого вечная». И число актеров не может увеличиться или уменьшиться.

Когда должна начаться роль у души, тогда она и спускается на Сцену автоматически.

Как же вращается Цикл Мировой Драмы? В соответствии со сценарием, Драма начинается с Золотого века, который сменяется Серебряным, а за ними идут Медный и Железный века. Вселенские часы идут точно — каждому веку они отсчитывают ровно 1250 лет. Итак, половина Цикла Золотой и Серебряный, а вторая половина — Медный и Железный века (рис. 7.1).

Рис. 7.1. Цикл Мировой Драмы

Золотой век — это чудо света, Рай. В нем всё абсолютно чистое и совершенное — души, взаимоотношения, природа. В этот период наука, техника, искусство, культура, государственное устройство и т. д. находятся в зените, поскольку сознание жителей Золотого века самое возвышенное. Там существует твердое понимание, что бестелесная душа играет свою роль в телесном костюме. Они осознают, что душа вечная, а тело преходящее. В Золотом веке нет нехватки ни в чем — все счастливы, здоровы и богаты, одним словом, — Рай.

Во втором действии Драмы разыгрываются сцены Серебряного века. Там все прекрасно, но чистоты, счастья и процветания на 20 % меньше, чем в веке Золотом. Это уже полурай.

На слиянии Серебряного и Медного веков в мир приходят страдания, начинаются стихийные бедствия. Человеческие существа, растратив за первую половину цикла значительную часть сил, энергии и качеств, забывают свое истинное «я» и впадают в телесное сознание (т. е. «я» — тело). В мольбах о счастье, об избавлении от страданий люди начинают взывать к Богу. Бога в счастье не помнят, Его вспоминают в страдании. В Медном веке на Сцене Мировой Драмы один за другим появляются Великие Актеры — основатели главных религий: Авраам, Будда, Христос. Человечество вступает на путь поклонения, обрядов, молитв и писаний.

В Железном веке все неправедное достигает апогея: ложное сознание, безнравственность, насилие, загрязнение окружающей среды, истощение мировых ресурсов. Природа реагирует на все это стихийными бедствиями.

К концу Железного века души настолько теряют свои силы и добродетели, что становятся подобными ржавому железу, а мир превращается в заросли шипов, в сущий ад. Нищета, болезни, страдания увеличиваются с каждым днем. Актеры устали от игры на безграничной Сцене и жаждут покоя, здоровья и милосердия.

Сознание о вездесущности Бога становится подавляющим. В мире устанавливается полная безрелигиозность (то есть утрачиваются силы и добродетели, поддерживающие души в течение Цикла).

Сейчас на сцене Мировой Драмы — ад, полная темнота. В это трудное для человечества время и приходит на Землю Высшая Душа — Отец всех человеческих душ. С момента Его прихода начинается благоприятный Переходный век. Именно в Переходном веке от старого к новому Циклу Главный Режиссер и Актер дает Знание о Себе, о нас, о цикле, об истории и географии мира.

Он наполняет души энергией, добродетелями, очищает их, а через них и всю материю. Когда мир становится чистым, души-актеры вместе с Высшей Душой отправляются в свой Дом на отдых.

И колесо истории начинает свое вращение в очередном Цикле.

Ход истории остановить невозможно. События, которые должны произойти, произойдут обязательно. Ничья воля не в силах их предотвратить. Приведем несколько примеров сказанному.

Александр Сергеевич Пушкин довольно серьезно относился к приметам, гаданиям и т. п. Быть таким суеверным заставила, по его словам, встреча со знаменитой гадалкой Александрой Кирхгоф, к которой зашел он однажды, шутки ради, с друзьями. Госпожа Кирхгоф предсказала поэту помимо ежедневных моментов и важные вехи его будущей жизни. Без сомнения, Пушкин в тот же день забыл о гадалке и о ее гадании. Но… спустя недели две предсказания стали сбываться. Это и заставило его вполне серьезно отнестись к словам Кирхгоф.

«В многолетнюю мою приязнь с Пушкиным, — писал друг поэта С. А. Соболевский («Русский архив», 1870, № 7), — я часто слышал от него самого об этом происшествии, он любил рассказывать его в ответ на шутки, возбуждаемые его верою в разные приметы. Сверх того, он в моем присутствии не раз рассказывал об этом именно при тех лицах, которые были у гадальщицы при самом гадании, причем ссылался на них. Для проверки и пополнения напечатанных уже рассказов считаю нужным присоединить все то, о чем помню положительно… Предсказание было о том, во-первых, что он скоро получит деньги; во-вторых, что ему будет сделано предложение; в-третьих, что он прославится и будет кумиром соотечественников; в-четвертых, что он дважды подвергнется ссылке; наконец, что он проживет долго, если на 37-м году возраста не случится с ним какой беды от белой лошади или белой головы, или белого человека (weisser Ross, weisser Kopf, weisse Mensch), которых и должен он опасаться. Первое предсказание о письме с деньгами сбылось в тот же вечер: Пушкин, возвратясь домой, нашел совершенно неожиданное письмо от лицейского товарища, который извещал его о высылке карточного долга, забытого Пушкиным. Товарищ этот был — Корсаков, вскоре потом умерший в Италии.

Такое быстрое исполнение первого предсказания сильно поразило Александра Сергеевича; не менее странно было для него и то, что несколько дней спустя в театре его подозвал к себе Алексей Федорович Орлов (впоследствии князь) и стал отговаривать его от поступления в гусары, о чем уже прежде была у него речь с П. Д. Киселевым, а, напротив, предлагал служить в конной гвардии. Эти переговоры ни к чему не привели, но были поводом к посланию…

Вот это послание в возможно полном виде:

К   А. Ф. ОРЛОВУ О, ты, который сочетал С душою пылкой, откровенной (Хотя и Русский генерал) Любезность, разум просвещенный! О, ты, который с каждым днем Вставая на военну муку, Усталым усачам, верхом, Преподаешь………….науку, Но не бесславишь сгоряча Свою воинственную руку Презренной палкой палача! Орлов, ты прав: я покидаю Свои гусарские мечты, И с Соломоном восклицаю: Мундир и сабля — суета! На генерала Киселева Не положу моих надежд: Он очень мил, о том ни слова, Он враг коварства и невежд; За жирным, медленным обедом Я рад сидеть его соседом, До ночи слушать рад его; Но он — придворный: обещанья Ему не стоят ничего. Итак, смирив свои желанья, Без доломана, без усов, Я скроюсь с тайною свободой, С цевницей, негой и природой Под тенью дедовских лесов! Над озером, в покойной хате, Или в траве густой лугов, Или холма на злачном скате, В бухарской шапке и халате, Я буду петь моих богов, — И буду ждать, пока восстанет С одра покоя бог мечей, И брани грозный вызов грянет. Тогда покину мир полей; Питомец пламенной Беллоны, У трона верный гражданин, Орлов! Я стану под знамена Твоих воинственных дружин: В шатрах, средь свечи, средь пожаров С мечом и лирой боевой, Рубиться буду пред тобой, И славу петь твоим ударам!

Вскоре после этого Пушкин был отправлен на Юг, а оттуда, через четыре года, в псковскую деревню, что и было вторичною ссылкою. Как же ему, человеку крайне впечатлительному, было не ожидать и не бояться конца предсказания, которое дотоле исполнялось с такой буквальной точностью??? После этого удивительно ли и то, о чем рассказывал Бартеневу Павел Федорович Нащокин? Прибавлю следующее: я как-то изъявил свое удивление Пушкину о том, что он отстранился от масонства, в которое был принят, и что он не принадлежал ни к какому другому тайному обществу. «Это все-таки вследствие предсказания о белой голове, — отвечал мне Пушкин. — Разве ты не знаешь, что все филантропические и гуманитарные общества, даже и самое масонство, получили от Адама Вейсгаупта направление, подозрительное и враждебное существующим государственным порядкам? Как же мне было приставать к ним? Weisshopf, Weisshaupt — одно и то же [и означает «белая голова»]».

В добавление к сказанному, приведем воспоминания Н. И. Куликова («Русский архив», 1881, № 8): «Был уже час одиннадцатый ночи, в это время приехал Гончаров, брат жены Пушкина.

Нащокин, не дав сесть гостю, закидал его вопросами: что? что? нет ли какого приятного известия? будет ли жив? не смертельна ли рана? Гончаров ответил, что судя по последнему письму, где описывают заботы доктора, особенно Арнда, присланного самим государем, можно надеяться на благополучный исход…

Нащокин вдруг перебил его:

— Ты знаешь Дантеса?

— Да.

— Какой цвет волос у него?

— Белокурый.

— Конец! Конец! Надежды нет! Александр Сергеевич умрет от раны!.. Никакие арнды не помогут. Умрет непременно!

Мы в недоумении спрашивали: как? почему? какое отношение имеют белокурые волосы Дантеса к смерти его соперника?

— А вот какое: ему предсказана такая смерть. Это страшная, непостижимая, даже — как и мы тогда думали — невероятная вещь… а вот теперь оказывается вероятной!..

…Убитый горем Павел Воинович с совершенной уверенностью прибавил: «Вот увидите, что скоро придет известие о его смерти!

Бедный, несчастный друг! Знаете ли, что из всех своих заблуждений молодости, даже воспетых им стихами, он за одно только укорял себя, с душевным, искренним покаянием проклинал одно свое противорелигиозное стихотворение. «Клянусь Богом, — часто говорил он мне, — я с радостью отдал бы полжизни, если бы мог уничтожить существование этого мерзкого богохульства!» И вот ровно полжизни отдает по воле Провидения! Будем же, друзья, молиться; да простит Бог заблуждения поэта!» И мы, почти уверенные в скорой смерти Пушкина, грустные, безнадежные расстались с другом его».

Всю жизнь Пушкин пытался угадать «белую голову». Желание избежать предсказанного не покидало его. Как-то он собрался ехать в Польшу, где правительственные войска вели войну с повстанцами. Однако, узнав, что имя одного из деятелей восстания Вейскопф («белая голова»), решил не искушать судьбу и остался в Москве.

Но… все попытки избежать предначертанного так и не удались: в назначенный судьбой день и час на его жизненном пути появился «белый человек» с «белой головой». Им был белокурый в белом мундире Жорж Шарль Дантес. Он и убил поэта. Гибель Пушкина на 37-м году жизни от руки «белого человека» была предсказана ему за много лет до того дня, когда на Черной речке раздался роковой выстрел.

А вот пророчество для советского политического деятеля Н. И. Бухарина, опубликованное журналом «Огонек» со слов его жены Лариной А. М. «Летом 1918 года Николай Иванович находился в Берлине. Его командировали для подготовки документов, связанных с мирным Брестским договором. Затем он рассказывал дома, что однажды услышал рассказ об удивительной гадалке, предсказывающей судьбу. Любопытства ради вместе с Г. Я. Сокольниковым они решили посетить обитавшую на окраине города предсказательницу. То, что наворожила ему прорицательница, было поразительно: «Вы будете казнены в своей стране». Бухарин оторопел. Ему показалось, что он ослышался, и переспросил: «Вы считаете, что советская власть погибнет?»

«При какой власти погибнете — сказать не могу, но обязательно в России». Через двадцать лет Бухарин был казнен сталинской инквизицией.

Удивительной точностью обладали предсказания американки Джейн Диксон. В 1945 г. она предрекла Уинстону Черчиллю поражение на предстоящих выборах. «Английский народ никогда не отвергнет меня!» — возразил он. Но через полгода Черчилль проиграл выборы. Диксон напророчила президентство Трумэну и Эйзенхауэру; Неру она назвала имя человека, который унаследует его пост премьер-министра; махатму Ганди предупредила, что он будет убит и назвала день и час этой трагедии. После смерти Сталина Диксон описала американскому послу в Москве внешность каждого из лидеров СССР, которые взойдут на вершину политического Олимпа: Маленкова, Булганина, Хрущева… Как-то в 1968 г. один из гостей Джейн Диксон заговорил о Мартине Лютере Кинге, возглавившем марш в Вашингтон. «Мартин не придет в Вашингтон, — сказала Джейн, — он будет убит выстрелом в шею.

Но предстоит еще одна смерть. Следующим будет Роберт Кеннеди». Через несколько месяцев предсказательница выступала в отеле «Амбассадор». Ее слова о кончине Роберта Кеннеди к этому времени были уже известны многим. Однако кто-то из присутствующих все-таки поинтересовался, станет ли Роберт президентом?

«Нет, — ответила Джейн, — он никогда не будет президентом США. Этому помешает трагедия, которая произойдет именно в этом отеле». Роковое предсказание сбылось: ровно через неделю Роберт Кеннеди был убит в отеле «Амбассадор».

Вот, что рассказывает о судьбе Дома Романовых в России Ю. В. Росциус в очерке «Синдром Кассандры», опубликованном в книге «Невозможная цивилизация» (1996). Герой его повествования — монах Авель (1757–1841) из Тульской губернии, обладавший поразительным даром предвидения. Многое претерпел Авель за этот дар. Его бросали в тюрьмы, отправляли в ссылки и, в конце концов, делали все, чтобы деяния и имя его были преданы полному забвению. Даже через 60 лет после смерти Авеля появляется циркуляр цензуры, запрещающий допускать в печати любые сообщения о его пророчествах и упоминать имя монаха. «Авель, — пишет Росциус, — даром своим, делами и писаниями своими, воздействовал на жизнь людей, никогда его не встречавших, родившихся после его смерти, привлекал к себе их мысли, лишая сна, терзая дух и тело предсказаниями своими, серьезность коих доходила до сознания особенно хорошо тогда, когда они начинали сбываться. А сбывались они всегда!

Есть все основания полагать, что и через 77 лет после смерти Авеля, то есть в середине июля 1918 года, пребывая в стенах Ипатьевского особняка в Екатеринбурге, последний из императоров российских Николай Второй и его супруга Александра Федоровна не раз и не два не без основания вспоминали монаха Авеля, быть может, неотступно думали о нем…»

На первых шагах своей провидческой деятельности Авель в годы царствования Екатерины Второй написал первую «Зело престрашную книгу», в которой, в частности, говорилось «в каком году, в каком месяце, в какой день и час… и какой смертью умрет царица!» Книга попала к главе сената — генералу Самойлову.

«Самойлов, раскрыв присланную ему книгу, сразу узрел в ней крамольную запись о том, что Императрица Екатерина Вторая вскорости лишится жизни! И что смерть ее будет скоропостижная и тому подобное… Генерал с криком «Како ты злая глава, смела писать такие титлы на земного бога!» троекратно ударил беднягу по лицу, при сем вопрошая: «Кто научил его такие секреты писать и зачем он стал такую книгу составлять!»

Стерпел Авель и смиренно ответил генералу, что-де «…меня научил писать эту книгу Тот, Кто сотворил небо и землю, и вся иже в них. Тот же повелел мне и все секреты составлять!»

Самойлов же воспринял поведение Авеля за юродство и приказал его посадить под секрет в тайную, а сам донес о происшедшем Государыне.

Поинтересовалась Императрица, кто же такой Авель есть и откуда? И приказала отправить его в Шлиссельбургскую крепость, где быть ему «до смерти живота своего», то есть пожизненно.

А случилось это в феврале — марте 1796 года… И было по сему исполнено! Ладно, да не совсем!

Шло неумолимое время, истекали последние месяцы, затем недели, дни… наконец — последние часы жизни Екатерины Второй.

Пятого ноября 1796 года фрейлины Императрицы нашли ее без чувств на полу покоя… Императрицу поразил удар! Она скончалась на следующий день — 6 ноября 1796 года, как утверждают, в полном соответствии с записью в «Зело престрашной книге», сделанной примерно за год до того!»

6 ноября 1796 года на трон взошел Павел Петрович — сын императрицы. Императору показали извлеченную из секретных дел Сената «Зело престрашную книгу» Авеля. Павел повелел отыскать монаха Авеля и привезти его к лицу Императора. В беседе с Авелем Павел спросил, что ему предстоит в будущем? Авель «открыл Императору ужасные подробности, уготованные ему судьбой. Внимание, уделявшееся Павлом пророчествам Авеля, несомненно, усугублялось, стимулировалось тем, что предыдущее его предсказание сбылось с поразительной, как утверждают, точностью, во всех деталях. В 1796 году Авеля высылают в Валаамский монастырь, где он пишет свои очередные прорицательные тетради, а с 1798 года он был посажен в каземат равелина Петропавловской крепости.

«Чуть менее года оставалось жить Павлу Петровичу. Неумолимо приближался трагический, многократно предсказанный момент…

Закончился 1800 год. Трудами и стараниями ряда высокопоставленных и титулованных лиц, приближенных к Императору Павлу, он был убит в ночь с 11 на 12 марта 1801 года, и на трон незамедлительно вступил его старший сын Александр Павлович, в какой-то мере знавший о существовании заговора против родителя своего». Авель продолжал пребывать в заключении. «Завершился второй круг его зловещих предсказаний, как утверждают, в сроки, загодя зафиксированные в его второй «Зело престрашной книге». После гибели Павла Александр Первый повелевает отца Авеля выпустить из Петропавловской крепости и направить в Соловецкий монастырь под присмотр. Но вскоре Авель получает свободу и принимается за написание третьей «Зело престрашной книги». В 1802–1803 годах Авель сделал в ней запись о грядущем вторжении в 1812 году противника в Россию, о сожжении Москвы. Книга дошла до Александра Первого. «Что в ней возмутило покой монарха? Или ему за державу обидно стало? Либо усмотрел в писании этом личную обиду?

Так или иначе, но решение воспоследовало: монаха Авеля тотчас заключить в Соловецкую тюрьму и быть там ему дотоле, когда сбудутся его пророчества самою вещию». Наступил 1812 год, Наполеон вошел в Москву. И тут же в монастырь приходит письмо, написанное князем А. Н. Голицыным от имени Александра Первого. В нем предлагалось отца Авеля исключить из числа колодников и «включить в число монахов на полную свободу. Получил Авель паспорт и свободу, и вышел из Соловецкого монастыря 1 июля 1813 года. Душа его пела и ликовала. По прибытии в Петербург, он явился к князю Александру Николаевичу Голицыну, с которым был преизрядно знаком.

…У Авеля было много знакомых высокопоставленных лиц и со многими «сильными мира сего» он вел регулирую переписку». Вот как описана эта встреча в книге «Житие и страдание отца и монаха Авеля»: «Князь же Голицын, видя отца Авеля, и рад бысть ему до зела; и начал вопрошати его о судьбах Божиих и о правде его. Отец же Авель начал ему рассказывать вся и обо всем, от конца веков и до конца, и от начала времен до последних…»

Предсказания Авеля охватывают не только современное ему время. Так, князь М. Н. Волконский в книге «Слуга Императора Павла» упоминает пророчество Авеля о том, что «… через сто лет будет великая битва с немцами…» Не оставил Авель без внимания и судьбу Дома Романовых в ХХ веке. «Императору Павлу Петровичу монах-прозорливец Авель, — пишет А. Д. Хмелевский в работе «Таинственное в жизни Императора Николая II», — сделал предсказание о судьбах державы Российской, включительно до праправнука его, каковым и является Император Николай II. Это пророческое предсказание было вложено в конверт с наложением личной печати Императора Павла с его собственноручной подписью: «Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины». Все государи знали об этом, но никто не дерзнул нарушить волю предка. 11 марта 1901 года, когда исполнилось 100 лет согласно завещанию, Император Николай II с министром двора и лицами свиты прибыл в Гатчинский дворец и после панихиды по Императору Павлу вскрыл пакет, откуда и узнал свою тернистую судьбу».

С. А. Нилус в работе «К берегу божьей реки» приводит воспоминания Марии Федоровны Герингер, бывшей обер-камер-фрау при Императрице Александре Федоровне и хорошо знавшей интимную сторону жизни царской семьи. «…И Государь и Государыня, — сказывала Герингер, — были очень оживлены и веселы, собираясь из Царскосельского Александровского дворца в Гатчину вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились как к праздничной интересной прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселые, но возвратились задумчивые и печальные, и о том, что обрели они в ларце, никому, даже мне, с которой имели привычку делиться своими впечатлениями, ничего не сказали. После этой поездки я заметила, что при случае Государь стал поминать о 1918 годе, как о роковом годе и для него и для династии». Далее Нилус приводит описание случая, подтверждающего рассказ М. Ф. Герингер. «6 января 1903 года на Иордани у Зимнего Дворца при салюте из орудий от Петропавловской крепости одно из орудий оказалось заряженным картечью, и картечь ударила по окнам дворца, частью же около беседки на Иордани, где находилось духовенство, свита Государя и сам Государь. Спокойствие, с которым Государь отнесся к происшествию, грозившему ему самому смертию, было до того поразительно, что обратило на себя внимание ближайших к нему лиц окружавшей его свиты. Он, как говорится, бровью не повел… Государя спросили, как подействовало на него происшествие. Он ответил: — До 18 года я ничего не боюсь…»

Итак, российские императоры знали о судьбоносных событиях и времени, когда они должны произойти. Казалось бы, в императорских руках было их предотвратить. Но изменить ход Мировой Драмы не властен никто. Это закон.

8. ВРЕМЯ И ВЕЧНОСТЬ

Время и вечность — два взаимосвязанных аспекта мироздания, над которыми люди размышляют уже более 2000 лет. Однако и сегодня однозначного ответа на то, что такое время и каким образом реализуется вечность, нет.

«Пока мы не выходим за пределы области сознания, понятие времени относительно ясно. Мы не только легко отличаем ощущение в настоящем от воспоминания ощущения в прошлом или предвидения ощущения в будущем, но также отлично знаем, что хотим сказать, когда утверждаем, что из двух осознанных явлений, о которых мы сохранили воспоминание, одно имело место раньше другого, или что из двух осознанных явлений, которые можно предвидеть в будущем, одно будет иметь место раньше другого», — писал известный французский ученый Анри Пуанкаре в книге «Теоретическая физика».

Аристотель, анализируя проблему времени в сочинении «Физика», прежде всего, задается вопросом о том, «принадлежит ли время к числу существующих или несуществующих вещей, затем какова его природа.

Что время или совсем не существует, или едва существует, будучи чем-то неясным, можно предполагать на основании следующего. Одна часть его была и ее уже нет, другая — будет, и ее еще нет; из этих частей слагается и бесконечное время, и каждый раз выделяемый промежуток времени. А то, что слагается из несуществующего, не может, как кажется, быть причастным существованию».

Рассматривая взаимосвязь времени и движения, Аристотель доказывает, что «время не есть движение, но и не существует без движения. <…> Поэтому, когда мы исследуем, что же такое время, нужно начать именно отсюда и выяснить, что же такое время в связи с движением. Ведь мы вместе ощущаем и движение, и время, и если даже темно и мы не испытываем никакого воздействия на тело, а какое-то движение происходит в душе, нам сразу же кажется, что вместе с тем протекло и время. И наоборот, когда нам кажется, что прошло какое-то время, вместе с тем представляется, что произошло какое-то движение. Следовательно, время есть или движение, или нечто связанное с движением, а так как оно не движение, ему необходимо быть чем-то связанным с движением… И во времени есть предыдущее и последующее, потому что одно из них всегда следует за другим… <…> Когда же есть предыдущее и последующее, тогда мы говорим о времени, ибо время есть не что иное, как число движения по отношению к предыдущему и последующему.

Таким образом, — заключает Аристотель, — время не есть движение само по себе, но является им постольку, поскольку движение заключает в себе число. Доказательством этому служит то, что большее или меньшее мы оцениваем числом, движение же, большее или меньшее, — временем, следовательно, время есть некоторое число. А так как число имеет двоякое значение: мы называем числом, с одной стороны, то, что сосчитано и может быть сосчитано, а с другой, — то, посредством чего мы считаем, то время есть именно число считаемое, а не посредством которого мы считаем. Ибо то, посредством чего мы считаем, и то, что мы считаем, — вещи разные. <…>

Что время, таким образом, есть число движения в отношении к предыдущему и последующему и, принадлежа непрерывному, само непрерывно, — это ясно. <…>

Ясно также, что время не называется быстрым или медленным, а большим или малым, долгим или коротким. Поскольку оно непрерывно, оно долгое и короткое, поскольку оно число — большое и малое, а быстрым и медленным не бывает; ведь ни одно из чисел, служащих для счета, не может быть быстрым или медленным.

И, взятое сразу в определенный момент, время повсюду одно и то же, а как предшествующее и последующее — не одно и то же, так же как изменение, происходящее теперь, едино, а прошедшее и будущее — разные. Время не есть число, которым мы считаем, а подлежащее счету. <…> Далее, как в движении одно и то же может повториться снова и снова, так и во времени, например, год, весна или осень. <…>

Так как быть во времени — значит быть в числе, то можно взять время большее всякого, в котором находится что-либо, существующее во времени; поэтому все находящееся во времени необходимо объемлется временем, как и все другое, что находится в чем-нибудь, как, например, находящееся в месте объемлется местом. И в каком-то отношении вещи подвергаются воздействию со стороны времени — как мы имеем обыкновение говорить: «точит время», «все стареет от времени», «все со временем забывается», но не говорим: «научился от времени» или «сделался от времени молодым и красивым», ибо время само по себе скорее причина уничтожения: оно есть число движения, движение же лишает существующее того, что ему присуще. Отсюда ясно, что вечные существа, поскольку они существуют вечно, не находятся во времени, так как они не объемлются временем и бытие их не измеряется временем; доказательством этому служит то, что они, не находясь во времени, не подвергаются воздействию со стороны времени.

Так как время — мера движения, то оно будет и мерой покоя, ибо всякий покой — во времени. Не надо думать, что находящееся во времени так же необходимо движется, как и все находящееся в движении: ведь время не есть движение, а число движения, в числе же движения возможно быть и покоящемуся. Всякое изменение и все движущееся существуют во времени. <…>

Достойно рассмотрения, — говорит Аристотель, — также то, каково отношение времени к душе и почему нам кажется, что во всем существует время — и на земле, и в море, и на небе. <…>

Может возникнуть сомнение: будет ли в отсутствии души существовать время или нет? Ведь если не может существовать считающее, не может быть и считаемого, а, следовательно, ясно, что не может быть и числа, так как число есть или сосчитанное, или считаемое. Если же ничему другому не присуща способность счета, кроме души и разума души, то без души не может существовать время, а разве лишь то, что есть как бы субстрат времени; например, если существует без души движение, а с движением связаны «прежде» и «после», они же и есть время, поскольку подлежат счету.

Может также возникнуть вопрос: для какого именно движения время есть число? Оно есть число непрерывного движения вообще, — считает философ, — а не какого-нибудь определенного вида.

<…> Ни качественное изменение, ни рост, ни возникновение не равномерны, а таково только движение. Оттого время и кажется движением сферы, что этим движением измеряются прочие движения, и время измеряется им же. Отсюда и обычная поговорка: человеческие дела называют круговоротом и переносят это название на все прочее, чему присущи природное движение, возникновение и гибель. И это потому, что все перечисленное оценивается временем и приходит к концу и к началу, как бы определенным образом чередуясь, ибо и само время кажется каким-то кругом. А оно, в свою очередь, кажется кругом потому, что оно мера подобного движения и само им измеряется. Таким образом, называть совершающееся в мире вещей круговоротом — значит утверждать, что существует какой-то круг времени, — и это потому, что время измеряется круговращением: ведь измеренное не обнаруживает ничего другого, кроме меры, разве только в целом имеется несколько мер».

Согласно представлениям Аристотеля (физическим и космологическим) вечным, непрерывным и равномерным может быть только движение по кругу: «Круговое движение связывает конец с началом и оно одно, — говорит Аристотель, — совершенно».

Взгляды Аристотеля по основным аспектам феномена времени были положены в основу многих последующих концепций времени.

Августин Аврелий (354–430) — христианский богослов, отец Церкви, родоначальник христианской философии, истории — изложил свое понимание времени в одиннадцатой главе «Исповеди».

Что же это — время? «Твердо знаю я, — говорит Августин, — только одно: если бы ничего не проходило, не было бы прошедшего; если бы ничего не приходило, не было бы будущего; если бы ничего не было, не было бы настоящего. Но как может быть прошлое и будущее, когда прошлого уже нет, а будущего еще нет?

А если бы настоящее не уходило бы в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность. Настоящее именно потому и время, что оно уходит в прошлое. Как же можно тогда говорить о том, что оно есть, если оно потому и есть, что его не будет. Итак, время существует лишь потому, что стремится исчезнуть. <…>

Настоящим можно назвать только миг, который уже не делится на части… <…>… Мы понимаем, что такое промежутки времени, сравниваем их и говорим, что одни длиннее, а другие — короче. Мы даже можем измерить, насколько одно время короче или длиннее другого… Измеряем же мы время только тогда, когда оно идет, ибо мы не чувствуем, как нам измерить прошлое, которого уже нет, или будущее, которого еще нет?» Однако Августин все-таки считает, что прошлое и будущее существуют. «Мы измеряем текущее время, и если бы кто-либо спросил меня, откуда я это знаю, я бы ответил, что знаю благодаря самому измерению, ибо измерить можно только существующее… Но как измерить настоящее, если у него нет длины? И откуда, как и куда идет время? Откуда, как не из будущего? Как? Через настоящее, у которого нет длины. Куда? В прошедшее. Из того, чего еще нет, через то, у чего нет длины, в то, чего уже нет. <…>

Мы все твердим: «Время, время, времена, времена; как долго такой-то говорил то-то; как долго он делал; как долго я тебя не видел; чтобы произнести этот слог требуется вдвое больше времени, чем для произнесения того, краткого. <…>

Мне довелось слышать, — говорит далее Аврелий, — от одного весьма ученого мужа, что время — это движение солнца, луны и звезд. Но почему же тогда не считать временем движение вообще всех тел? <…>

Хочешь ли, чтобы я признал, что время — движение тел? Нет, не хочешь. То, что всякое движение — во времени, это я понимаю: Ты [Бог] говоришь это мне. А что само это движение — время, этого я не понимаю… <…> Если же нами был замечен момент начала движения и момент его окончания, то в этом случае мы можем уже сказать, сколько времени длилось это движение. Коль скоро движение — это одно, а мерило его — нечто другое, то разве не ясно, что скорее должно быть названо временем? И если иное тело, когда движется, а когда стоит на месте, то разве не можем мы также измерить время его покоя и сказать: «Оно покоилось столько-то, а двигалось — столько-то… Выходит время не есть движение тел». Время, считает Аврелий, «есть некая протяженность, но не совсем ясно протяженность чего?»

Согласно Декарту, время, как мера истинной длительности, является абсолютно равномерным.

Пьер Гассенди (1592–1655) — французский философ, математик и астроном, современник Декарта, рассматривал время, как объективную, не зависящую ни от каких материальных процессов и абсолютно равномерно текущую реальность. «Я, — писал он, — по крайней мере, знаю одно — единственное время, которое, конечно (я этого не отрицаю), может называться или считаться абстрактным, поскольку оно не зависит от вещей, так как существуют вещи или нет, движутся они или находятся в состоянии покоя, оно всегда течет равномерно, не подвергаясь никаким изменениям. Существует ли кроме этого времени какое-то другое, которое могло бы называться или считаться конкретным постольку, поскольку оно связано с вещами, т. е. поскольку вещи длятся в нем, я никоим образом не могу знать» (Гассенди П. Сочинения, т. 2, 1968).

Классическая физика, фундамент которой был заложен Исааком Ньютоном, предполагает абсолютность пространства и времени. Ньютон (1643–1727) в книге «Математические начала натуральной философии», пишет:

«Абсолютное, истинное математическое время само по себе и по своей сущности, без всякого отношения к чему-либо внешнему, протекает равномерно, и иначе называется длительностью. Относительное, кажущееся или обыденное время есть или точная, или изменчивая, постигаемая чувствами, внешняя, совершаемая при посредстве какого-либо движения, мера продолжительности, употребляемая в обыденной жизни вместо истинного математического времени, как то: час, день, месяц, год. <…>

Абсолютное время различается в астрономии от обыденного солнечного времени уравнением времени. Ибо естественные солнечные сутки, принимаемые при обыденном измерении времени за равные, на самом деле между собою неравны. Это неравенство и исправляется астрономами, чтобы при измерениях движений небесных светил применять более правильное время. Возможно, что не существует (в природе) такого равномерного движения, которым время могло бы измеряться с совершенною точностью. Все движения могут ускоряться или замедляться, течение же абсолютного времени изменяться не может. Длительность или продолжительность существования вещей одна и та же, быстры ли движения (по которым измеряется время), медленны ли, или их совсем нет, поэтому она надлежащим образом и отличается от своей, доступной чувствам, меры, будучи из нее выводимой при помощи астрономического уравнения. Необходимость этого уравнения обнаруживается как опытами с часами, снабженными маятниками, так и по затмениям спутников Юпитера».

Леонард Эйлер (1707–1783) в своих работах отстаивает идею абсолютно равномерного течения времени и полемизирует с теми, кто субъективирует время. В работе «Основы динамики точки» он пишет, что «если бы у нас, как некоторые склонны думать, не было других средств для определения времени, кроме как из рассмотрения движения, то мы не могли бы признать ни времени без движения, ни движения без времени, следовательно, мы никак не могли бы познать ни того, ни другого. Правда, делить время на части мы научились из наблюдения движения, а именно движения Солнца, но, мне кажется, и без помощи движения мы имеем представление о том, что такое до и после, и отсюда, по-видимому, само собой вытекает понятие последовательности.

И хотя более детальным изучением времени мы обязаны рассмотрению движения, отсюда еще не следует, что время само по себе представляет собой не что иное, как лишь то, что мы воспринимаем. Что представляют собой два равных промежутка времени, это понимает всякий, хотя бы в течение этих промежутков, может быть, и не произошло равных изменений, на основании которых можно было бы прийти к заключению о равенстве этих промежутков времени.

Поэтому, независимо от споров, какие могут вести философы по поводу течения времени, нам следует для изучения движения применить некоторую меру времени; при этом следует допустить, что время протекает независимо от движения, так что можно себе представить отдельные части его, между которыми существует равенство или неравенство в любой пропорции. <…>

Точное разделение времени, — считает Эйлер, — мы можем получить из равномерного движения; ведь мы можем геометрически разделить путь на части, а отсюда получится аналитическое разделение времени на равные или неравные части.

Отсюда ясно, что деление времени на части не является чисто умственной операцией, как обыкновенно утверждают те, которые помещают время только в нашем сознании, не отделяя понятия времени от самого времени.

В самом деле, если бы время представляло собой не что иное, как последовательность наступающих друг за другом явлений, и если бы вне нашего сознания не существовало никаких средств для измерения времени, то нам ничто не помешало бы при всяком движении считать равными те части времени, в течение которых проходятся равные пути, так как они кажутся следующими друг за другом через равные промежутки. Следовательно, мы могли бы с одинаковым основанием рассматривать любое движение как равномерное. Однако сама природа вещей достаточно убедительно свидетельствует, что равномерное движение существенно отличается от неравномерного; следовательно, равенство промежутков времени, на котором это основывается, представляет собой нечто большее, чем содержание наших понятий. В силу этого следует придти к выводу, что равенство времени имеет под собой определенное основание, находящееся вне нашего сознания, и, по-видимому, мы скорее познаем его извне — из наблюдения над равномерным движением».

Ньютоновское представление о времени на протяжении более 200 лет оставалось незыблемым и оказало заметное влияние на развитие техники и естествознания. Теория относительности Эйнштейна поколебала в умах ряда исследователей идею абсолютного времени классической механики. Эйнштейн на основе анализа результатов экспериментов со световыми явлениями отказывается от существования эфира и ставит свет в особое положение, считая, что свет относительно любых движущихся тел имеет одну и ту же скорость. Постоянство скорости света в пустоте он возводит в закон, формулируя его следующим образом: «…закон постоянства скорости света в пустоте должен одновременно выполняться для движущихся относительно друг друга наблюдателей таким образом, что один и тот же луч света имеет одну и ту же скорость относительно всех этих наблюдателей». Этот закон становится важной основой для разработки специальной теории относительности. Однако сей закон подвергся критике уже с момента своего появления; недоумения по поводу этого закона публикуются и в настоящее время. Многих удивляет, почему скорость в природе ограничивается 300 тыс. км/с (скорость света в пустоте), когда астрономические наблюдения фиксируют движение небесных тел и со скоростями, в несколько раз превышающими эту скорость.

В специальной теории относительности Эйнштейн обосновывает новую кинематику, базирующуюся на принципе относительности пространства и времени. Принцип же относительности Галилея однозначно предопределяет абсолютность пространства и времени, сформулированные Ньютоном.

Великий французский математик, механик и философ-просветитель Жан Лерон Д’Аламбер (1717–1783) так же, как Ньютон и Эйлер, считал, что «время по своей природе течет равномерно».

При этом «нельзя сравнивать между собой две вещи различной природы, какими являются пространство и время, но можно сравнивать отношение частей времени с отношением частей пройденного [телом] пространства, — писал Д’Аламбер в книге «Динамика»…Совершенно очевидно, что никакое тело не может сообщать движение самому себе. Оно может быть выведено из состояния покоя только в результате действия какой-либо внешней причины». Причем «простейшим законом, которому может следовать тело в своем движении, будет закон равномерности…..Закон равномерности, присущий движению как таковому, дает нам одно из лучших оснований, на которое может опираться измерение времени при помощи равномерного движения. <…> При равномерном движении отношение промежутков времени равно отношению соответствующих частей пройденного пути. Таким образом, равномерное движение дает нам одновременно и средство сравнить отношение промежутков времени с таким отношением, которое наиболее доступно нашим чувствам, и средство осуществить это сравнение наиболее простым способом. Следовательно, в равномерном движении мы находим наиболее простую меру времени… Закон равномерности, т. е. равенство отношения между промежутками времени и отношения между пройденными путями, является свойством этого движения, взятого само по себе. Поэтому равномерное движение имеет наибольшее соответствие с длительностью, и вследствие этого оно наиболее пригодно служить мерой этой длительности, поскольку части последней следуют одна за другой также неизменно и равномерно. Напротив, всякий закон ускорения или замедления движения, так сказать, произволен и зависит от внешних обстоятельств. Неравномерное движение не может быть поэтому естественной мерой длительности».

«Какой же постулат мы неявно принимаем, когда пользуемся для измерения времени часами? Он состоит в том, — писал Жюль Анри Пуанкаре (1854–1912) в работе «Измерение времени», — что продолжительность двух идентичных явлений одна и та же; или, если хотите, что одни и те же причины требуют одинакового времени, чтобы произвести одинаковые следствия». Однако «самые точные часы должны время от времени проверяться, и поправки производятся с помощью астрономических наблюдений; принято, что звездные часы отмечают час, когда соответствующая звезда пересекает меридиан. Другими словами, именно звездные сутки, т. е. продолжительность оборота Земли, и принимается постоянной единицей времени».

Полностью независимая от астрономических наблюдений равномерная система счета времени основана на понятии атомной секунды в атомных (квантовых) часах. Такие часы представляют собой устройство, содержащее кварцевый генератор, роль «маятника» в котором играют атомы. Ход квантовых часов регулируется частотой излучения атомов при их переходе с одного уровня энергии на другой. Эта частота настолько стабильна, что квантовые часы позволяют измерять время точнее, чем астрономическими методами. Относительная точность таких часов составляет 10–12 — 10–14 , то есть максимальная ошибка — 1 секунда за три миллиона лет.

Сегодня проблема времени обсуждается представителями самых разных научных дисциплин. Большинство естествоиспытателей и философов придерживаются мнения, что время — это единая универсальная категория бытия мироздания, представляющая собой некоторую равномерную длительность, количественной мерой которой является «секунда» — одна из основных единиц СИ (Международной системы единиц физических величин). Но ряд исследователей придерживается идеи множественности форм времени: «биологического», «геологического», «химического», «социального» и т. д. Однако эта идея не получила достаточно надежного обоснования, поэтому у нее гораздо больше противников, чем сторонников.

Доктор физико-математических наук Илья Пернов так оценивает современное состояние науки о времени (2000): «Среди физических величин, характеризующих окружающий нас мир, нет, пожалуй, величины более таинственной, неуловимой, недоступной пониманию, чем время. Над сущностью его с глубокой древности задумывались самые могучие умы, самые выдающиеся мыслители пытались постичь сокровенный смысл времени. Но, увы, до сих пор оно остается загадкой для человечества. В современной физике существует, по крайней мере, три концепции времени. Одни ученые говорят о стреле времени, которая является образом однозначной необратимой направленности времени из прошлого в будущее. Другие придерживаются теории циклического времени, утверждая, что Вселенная возвращается к своему исходному состоянию и затем повторяет раз за разом уже пройденные циклы. Эта идея вечного возвращения — круга времени — обнаруживается уже в древнегреческой философии, в философских системах Индии, Китая, Ближнего Востока. Третьи считают, что время отнюдь не одномерно, а многомерно и, грубо говоря, может течь в любом направлении и с разной скоростью».

Большинство философов XVI–XX вв., уделяя основное внимание феномену времени, практически исключали из рассмотрения понятие вечности, а некоторые, в частности М. Хайдеггер, вообще считали сам вопрос о вечности совершенно бессмысленным. Однако уже античные философы разрабатывали проблему вечности по одному из следующих двух представлений этого феномена: как нескончаемая длительность и как всецелая бытийная собранность, вне становления, возникновения и рассеяния. Так, Эмпедокл, говоря о вечности, писал:

Если из вовсе не сущего, не может что-либо возникнуть, То невозможно, нелепо, чтоб сущее в корне исчезло.

Так что всегда оно будет, где б ему быть ни случилось. В. И. Вернадский в работе «Труды по философии естествознания» пишет о вечности так: «В конце XVIII в. в Эдинбурге, в Шотландии, в 1787 г. один из основоположников современной геологии, врач и сельский хозяин, философ и натуралист Джеймс Геттон (1726–1797) выразил важнейшее эмпирическое геологическое обобщение: “В геологии мы не видим ни начала, ни конца”.

Идеи Геттона вошли в науку в начале XIX столетия после того как его друг и ученик Д. Плейфер (1748–1819) изложил их ярко и ясно. Я буду называть это обобщение принципом Геттона. Его можно выразить иначе: в геологии мы имеем дело с явлениями геологически (планетно) вечными. Я буду называть геологически вечными земные явления и тела, для которых нет эмпирических указаний на их начало и конец. Геттону же принадлежит и другое эмпирическое обобщение, которое было положено в основу современной геологии английским геологом… Ч. Лайелем (1797–1875). И почти одновременно, по-видимому, независимо, это было высказано К. Гоффом (1771–1837), другом Гёте.

Это принцип актуализма. Он гласит, что, изучая современные геологические процессы, можно точно судить о прошлых геологических процессах в течение всего геологического времени. В сущности, он установил, что биосфера в основных чертах геологически вечна, в частности, что геологически вечно живое вещество на Земле и та форма энергии, которая поддерживает геологические процессы и живое вещество».

«…Начала жизни в том космосе, какой мы наблюдаем, — пишет В. И. Вернадский в работе «Начало и вечность жизни», — не было, поскольку не было начала космоса. Жизнь вечна постольку, поскольку вечен космос и передавалась всегда биогенезом. То, что верно для десятков и сотен миллионов лет, протекших от архейской эры до наших дней, верно и для всего бесчисленного хода времен космических периодов истории Земли. Верно и для всей Вселенной».

Ю. М. Антонян в работе «Миф и вечность» (2001) на основе анализа мифов разных народов пришел к выводу, что «…история всего лишь череда идентичных циклов. В их рамках существуют вечные, бесконечно повторяющиеся принципы, знание которых и следование которым должно обеспечить надлежащее поведение.

С позиций цикличности линейная история и хронология почти ничего не значат по сравнению с вечными принципами циклов…

Основным моментом в цикличности является творение, когда прошлое уходит, болезни и грехи изгоняются и т. д., а главное — появляется новое. <…>…Цикличность обеспечивает непрерывность жизни и в то же время представляет собой повторяемость…»

Что касается конца света, то он тоже нечто цикличное, это — макро-катастрофа в отличие от менее масштабных катаклизмов.

«Конец света будет, но он уже был… Особенностью мифологических представлений о конце света, — отмечает Антонян, — является то, что пришествию качественно новой жизни и «подлинной» свободы должно предшествовать уничтожение прежнего мира…

Отличительной особенностью конца света, т. е. разрушения всего старого и наступления блаженного рая, является то, что он, согласно мифам многих народов, уже был. Однако в силу разных причин (недостойных поступков человека, козней злых сил и т. д.) он сменился нынешним упадком и разложением. Но несомненно, что рай вернется и вера в это как раз и поддерживается тем, что так в прежние (мифологические) времена и было, т. е. вера опирается на мифологический факт», в котором содержится зерно истины, запечатленное в памяти людей.

«Мифология закрепляет цикличность времени, наступление упадка, угасания, смерти и нового рождения, что следует отнести к числу ее крупнейших достижений. Цикличность зафиксирована во множестве обрядов и традиций, в том числе инициации». Важность цикличности состоит и в том, что она обеспечивает непрерывность жизни и в то же время представляет собой идентичную повторяемость событий. «Не менее существенно, что цикличное обновление сигнализирует личности, что жизнь никогда не заканчивается. <…>

Празднование Нового года есть отражение законов космогонии: народился Новый мир, мир чистый, свежий, богатый, со всеми достоинствами, присущими лишь чему-то новому, не тронутому временем, иными словами — родится такой мир, каковым он являл себя в первый день творения…

Не вызывает сомнений, что празднование Нового времени связано с надеждой на обновление и очищение, в том числе на космическом уровне».

Российский астроном Б. А. Воронцов-Вельяминов в книге «Было ли начало и будет ли конец мира?» (1949) о вечности вещества,

материи и ее движении пишет следующее: «Выдумки о происхождении мира по воле каких-то высших существ противоречат науке, которая на основании всего человеческого опыта утверждает: мир не мог быть создан из ничего; вещество или, лучше сказать, материя вечна — она не созидаема и неуничтожима. Возможны лишь переходы ее из одного вида в другой. Неуничтожимо и движение, как неотъемлемое свойство материи, которая существует извечно и лишь меняет свои формы. Этот закон выведен из опыта… Вот несколько примеров.

Если два химических вещества, соединяясь друг с другом, образуют химическую смесь, то вес ее равняется в точности сумме весов каждого из этих веществ в отдельности — не больше и не меньше. Значит, материя (вещество) не создается вновь и не исчезает. Если разложить химически на составные части, скажем, восемнадцать граммов воды, то мы получим два грамма водорода и шестнадцать граммов кислорода. Вода — жидкость, водород и кислород — газы. Но в воде и в тех газах, на которые она распадается, количество вещества всегда будет абсолютно одинаково.

Из всего этого мы видим, — пишет астроном, — что вещество неуничтожимо, хотя его форма может меняться. В последнем примере одно и то же количество вещества выступает то в виде жидкости, то в виде газа.

Точно так же нельзя ни уничтожить, ни вновь создать движение, присущее материи. Оно может только менять форму, то есть из одного вида переходить в другой. Предположим, что вы бросили камень. Пролетев некоторое время по воздуху, он упал на землю. Но исчезло ли при этом движение? Как будто бы оно прекратилось, ибо камень лежит спокойно и не движется. Но, оказывается, это совсем не так. При падении камень рассек воздух, вдавил землю, переместив ее частицы, и немного нагрел их и себя.

Теплота тоже вид движения, только скрытый: его мы не видим глазом. В нагретом веществе происходят быстрые колебания его частиц; таким образом, движение камня в воздухе перешло в движение частиц вещества камня. <…>

Таким образом, материя и ее движение не создаются из ничего и не умирают. Они по своему существу вечны и только меняют форму… <…>

Мы знаем, что материя вечна. Значит, и мир существовал всегда…

Наукой установлено также, что во всем мире законы природы едины. Одним из таких законов является закон всемирного тяготения… Согласно этому закону все тела притягиваются друг к другу… Но этот закон справедлив не только на Земле… Силой, заставляющей Луну обращаться вокруг Земли, а Землю и другие планеты — около Солнца, является все та же сила всемирного тяготения. Вся стройная система мироздания подчиняется закону тяготения. Если бы Солнце не притягивало Землю, то Земля не обращалась бы около него, а продолжала бы свой путь по прямой линии и быстро унеслась бы от него в мировое пространство…

Подобно тому, как Вселенная, по данным науки, оказывается бесконечной в пространстве, она бесконечна и во времени, то есть вечна. У Вселенной никогда не было начала и никогда не будет конца, она всегда существовала, — пишет Воронцов-Вельяминов, — и всегда будет существовать».

Как же в действительности осуществляется вечность?

Если история движется по спирали, тогда есть начало и конец, но нет вечности. Вечность реализуется путем непрерывной смены идентичных Циклов Мировой истории, когда каждое событие предыдущего Цикла идентично повторяется в последующем Цикле.

Если все вечно, тогда какие факты и доказательства, подтверждающие теорию эволюции, может представить современная наука?

Дарвин совершенно справедливо отмечал, что если его теория верна, то должно существовать огромное число промежуточных форм, запечатленных в окаменелостях. Например, если конечность рептилии (пресмыкающегося) изменилась и стала крылом птицы, тогда мы должны находить серии окаменелостей, иллюстрирующих стадии этого процесса: полуконечность — полукрыло или получешуйка — полуперо. Дарвин прекрасно понимал, что отсутствие таких переходных форм — это самое очевидное и серьезное возражение против его теории.

Геофизик и геолог доктор Дэвид Киттс из Оклахомского университета (США) констатирует: «Несмотря на радужные обещания, которые палеонтология дает желающим «увидеть» эволюцию, она представила несколько неприятных затруднений для эволюционистов, самое общеизвестное из которых — наличие «пробелов» в летописи ископаемых. Эволюция требует наличия промежуточных форм между таксонами, а палеонтология не дает их» (Paleontology and evolutionary theory // Evolution, 1974, vol. 28, September).

Доктор Колин Паттерсон — главный палеонтолог Британского музея естественной истории, эволюционист и специалист по окаменелостям написал серьезную книгу об эволюции. Однако, отвечая на вопрос о том, почему он не привел в своей книге рисунков переходных форм, писал: «Я совершенно согласен с вашим замечанием по поводу отсутствия в моей книге иллюстраций эволюционных промежуточных форм. Если бы я знал хоть одну из них (живую или окаменевшую), то непременно включил бы ее в книгу…

Как палеонтолога, меня заботит философская проблема определения предшествующих форм в окаменелостях. Вы просите меня хотя бы «показать фотографию ископаемого, от которого произошли все виды организмов». Скажу вам откровенно: нет ни одной окаменелости, о которой это можно было бы сказать с уверенностью».

«Итак, мы теперь живем примерно 120 лет спустя после Дарвина, и знания об ископаемых данных значительно расширились.

У нас теперь имеется четверть миллиона ископаемых видов, но… как ни нелепо, у нас даже меньше примеров эволюционного изменения, чем их было во времена Дарвина», — пишет профессор геологии Чикагского музея естественной истории Давид Рауп в работе «Conflicts between Darwin and paleontology» (Field museum of natural history, 1979, vol. 50 (1), January).

Лондонское геологическое общество и Палеонтологическая ассоциация Англии провели широкое изучение ископаемых видов.

120 специалистов под руководством профессора Мичиганского университета Джона Моура подготовили 30 глав отчета о проделанных исследованиях, в котором было показано, «что каждая крупная форма или вид растений и животных имеет отдельную и особую историю, резко отличающуюся от всех других форм и видов.

Группы растений и животных внезапно появлялись в летописи ископаемых… Киты, летучие мыши, лошади, приматы, слоны, зайцы, белки, суслики и т. д. — все они также различны при своем первом появлении, как и теперь. Нет и следа общего предка… В летописи ископаемых не было обнаружено никаких переходных форм, так как никаких переходных форм и не существует на ископаемой сцене вообще… Очень вероятно, что переходы между видами и иными группами животных или переходы между видами и иными группами растений никогда не существовали» (John N. Moore. Should evolution be taught? // New Scientist, 1983, September, 15).

Что касается эволюции человека, то убедительных подтверждений тому, что человек произошел от обезьяноподобных существ, также нет. Исследовательская группа, возглавляемая выдающимся британским анатомом Солли Цукерманом, в течение пятнадцати лет изучала ископаемые останки предполагаемых человекоподобных существ (гоминид). В результате, ученые пришли к следующему выводу: невозможно логически оспорить положение о том, что человек за очень короткий геологический промежуток времени эволюционировал от обезьяноподобного существа, не оставив никаких следов стадий этого преобразования. В летописи ископаемых нет никаких доказательств такой эволюции (см. Solly Zuckerman. Boyond the ivory tower. 1970, США).

«Фактически все материальные доказательства эволюции человека, которые мы имеем, — пишет антрополог доктор Лейелл Уатсон в работе «The water people» (Science Digest, 1982, vol. 90, May), — можно, чтобы сэкономить место, положить в один гроб!..

Например, современные обезьяны, как видно из антропопалеографических данных, не были ничьими отпрысками. У них нет прошлого, нет ископаемых предков. А истинное происхождение современных людей — прямоходящих, голых, изготовляющих орудия труда, имеющих большой мозг существ, если мы будем честными перед самими собой, — это непостижимый вопрос».

Многие ученые, в том числе ведущие эволюционисты, утверждают, что ископаемые формы (от простейших до самых сложных организмов) являют собой полностью структурно оформленные организмы, между которыми отсутствуют даже следы промежуточных форм.

Сегодня нет никаких доказательств того, что сама жизнь возникла из неживой материи. Выдающийся английский ученый, профессор астрономии Кембриджского университета Фред Хойл на основе количественного анализа информации, содержащейся в простейших живых организмах, пришел к заключению, что «вероятность образования жизни из неодушевленной материи равна отношению единицы к числу с 40 000 нулей после нее… Оно достаточно велико, чтобы похоронить Дарвина и всю теорию эволюции. Никакого первичного бульона не существовало ни на нашей, ни на какой-либо другой планете…» (Hoyle on evolution // Nature, 1981, vol. 294, № 5837, November 12).

Однако ряд ученых, а также составители школьных и вузовских учебников продолжают убеждать публику в том, что в летописи ископаемых существуют многочисленные промежуточные формы. В качестве хрестоматийного примера эволюционисты часто приводят жирафа. При этом утверждается, что длинная шея жирафа развилась в результате отбора этого признака под воздействием внешней среды. Считается, что длинная шея обеспечивает жирафу то преимущество, которое позволяет ему дотягиваться до листвы, расположенной высоко на деревьях. Но… никто никогда не обнаружил останков древнего жирафа с короткой шеей.

Классический пример предполагаемого утраченного звена между рептилиями и птицами — окаменелые отпечатки животного, названного археоптериксом. Хотя это существо имеет черты обоих классов, на самом деле оно не содержит в себе ни одной из решающих переходных структур, способных положить конец сомнениям, — перья полностью сформированы, крылья — уже крылья, когти повернуты назад, и конечности изогнуты, как у птиц, сидящих на ветках. Если бы кто-то попытался восстановить это существо, то оно ни в коем случае не походило бы на бегущего динозавра с перьями.

Некоторые из ныне живущих существ также обладают рядом черт, которые можно найти у разных классов. Например, утконос — странное маленькое существо, у которого мех — как у млекопитающих, хвост — как у бобра, ядовитые железы — как у змеи, клюв — как у утки, подобно рептилиям откладывает яйца, хотя детенышей вскармливает грудью. Многие годы считалось, что целакант (или кистеперая рыба латимерия) являет собой звено, связывающее земноводных и рыб. Эволюционисты считали, что это существо вымерло около 90 миллионов лет назад. Однако в 1939 году в прибрежных водах Мадагаскара был выловлен живой целакант.

В ряде учебников приводится схема эволюции лошади, согласно которой современная лошадь произошла от существа размером с кролика. Считается, что этот процесс эволюции занял много миллионов лет. Однако доказательства, приводимые для обоснования этого утверждения, не имеют под собой никаких оснований.

Для доказательства происхождения современного человека от обезьяноподобного существа эволюционисты предлагали многочисленные недостающие звенья между обезьяной и человеком. Однако объективный анализ показал, что они были основаны на неадекватных аргументах. Один из таких примеров — Небрасский человек, которого долгое время ученые использовали в качестве примера промежуточного звена в процессе эволюции человека из обезьяны. Причем это звено было реконструировано из единственного зуба, который, как было впоследствии установлено, оказался зубом вымершей свиньи.

«В своем желании найти свидетельства существования “обезьянолюдей” некоторые ученые, — пишет Джон Ридер в книге «Missing links» (1981), — стали жертвой настоящего обмана, например, в случае с Пилтдаунским человеком в 1912 году. Приблизительно в течение 40 лет большинство сторонников эволюции признавало его подлинным. Наконец, подделка была разоблачена в 1953 году, когда современные методы исследования обнаружили, что человеческие и обезьяньи кости были сложены вместе и подвергнуты искусственному старению».

В течение долгого времени более 150 органов и анатомических структур считались всего лишь рудиментарными, то есть органами, которые утратили в процессе эволюции свое основное назначение. Однако по мере углубления физиологических знаний этот список постоянно сокращался. И сегодня является уже установленным фактом, что каждый орган, считавшийся ранее рудиментарным (аппендикс, копчик, миндалины, шишковидная железа и другие), несет полезную для организма функцию. Например, аппендикс содержит лимфоидную ткань, участвующую в защите организма от инфекций (особенно у детей), а копчик служит точкой прикрепления тазовых мышц, участвующих в выведении мочи и дефекации.

Таким образом, так называемые рудиментарные органы не могут служить подтверждением теории эволюции.

Эволюционисты считают, что сходство в строении ряда органов у различных видов животных (так называемая гомологичность) является свидетельством того, что эти животные произошли от одного предка. Например, передние конечности наземных позвоночных имеют локтевую, лучевую и плечевую кости, а также аналогичное строение и количество пальцев. Человеческая рука и передняя конечность собаки, летучей мыши, крысы, лошади и т. д. имеют определенное анатомическое сходство. Однако генетические данные полностью дискредитировали эволюционную интерпретацию гомологичности. Исследования показали, что внешне сходные гомологичные структуры воспроизводятся абсолютно различными комплексами генов у различных видов. Если бы организмы произошли от одного общего предка путем эволюции, то гены, определяющие гомологичные структуры, были бы сходными, так как именно гены — единицы наследственности — определяют все характеристики организма.

Во многих учебниках биологии до сих пор пропагандируется теория рекапитуляции, суть которой состоит в том, что во время эмбрионального развития организмы повторяют свое эволюционное развитие. В качестве доказательства этой теории приводятся изображения эмбрионов рыбы, саламандры, черепахи, курицы, кролика и человека, которые иллюстрируют невероятное сходство эмбрионов разных животных на ранней стадии развития. Рисунки были выполнены немецким биологом-эволюционистом Эрнестом Геккелем (1834–1929). Однако скрупулезные исследования, проведенные Майком Ричардсоном и его группой в 1997 году с использованием настоящих фотографий множества различных зародышей, показали, что эмбрионы разных родов существенно отличаются друг от друга. По этому поводу Ричардсон пишет: «…Рисунки Геккеля 1874 года по большей части подделка. В подтверждение этой точки зрения отмечу, что одна из первых его картинок — «рыба» — состоит из кусочков разных животных, в том числе и мифических. Иначе как «мошенничеством» это назвать трудно…

Как это ни печально, эти рисунки 1874 года, несмотря на свою позорную репутацию, до сих пор появляются во многих английских и американских учебниках по биологии» (см. Richardson M. K. Haeckel’s embryos, continued // Letter to Science, 1998, 281 (5381): 1289, August 28).

Для эволюционной модели чрезвычайно важным моментом является фактор времени. Именно продолжительные периоды времени способны породить идею о том, что невозможное может стать возможным. Проиллюстрируем сказанное нижеследующим.

Предположим, что некто разработал теорию, согласно которой одноклеточный организм — амеба, претерпев ряд изменений, развился в человека в течение лишь нескольких дней. Безусловно, подобную теорию никто бы не принял всерьез. Но если бы некто заявил, что такое развитие произошло в течение многих миллионов лет, то это положение вполне бы устроило многих ученых.

Эволюционная теория и построена на предпосылке, что главное значение для развития простейших форм жизни в сложные имеет огромная продолжительность времени. Но… если отбросить миллионы и миллиарды лет, то вся концепция тут же рушится.

Имеется значительное число примеров ошибочного датирования возраста геологических формаций. Общеизвестно, что лучшим способом определения достоверности метода датирования является его проверка на материале, возраст которого известен. Так ученые и поступают. Например, в 1968 году в журнале «Science» (том 162, 11 октября) сообщалось, что вулканические породы, известный возраст которых составлял 200 лет, датировали радиометрическим методом и получили цифры от 12 до 21 миллиона лет.

Возраст известной «Люси», представляющей по заявлениям эволюционистов наиболее вероятное звено в предполагаемом ряду поколений от обезьяны до человека, составил, согласно радиометрическому методу, 3 миллиона лет: эта цифра была получена путем датирования вулканического материала, в слоях которого была обнаружена эта окаменелость. Возраст знаменитого «черепа-1470», подобного человеческому, также был определен путем датирования радиометрическим методом вулканического материала, в котором находился этот череп, и составил около 3 миллионов лет.

В свете подобных фактов можно поставить под сомнение возраст указанных находок, выполненных радиометрическими методами.

Насколько же надежен метод датирования по углероду-14, часто используемому для определения возраста органического материала? Многие исследователи заявляют, что такое датирование заслуживает доверия. Но вот примеры, ставящие под сомнение достоверность этого метода.

Живых моллюсков «датировали» методом «углерода-14». Результаты анализа дали возраст 2300 лет (см. журнал Science, т. 130, 11 декабря 1959 г.).

Возраст только что отстреленных тюленей, согласно датированию по углероду-14, составил 1300 лет. Мумии трупов тюленей, умерших 30 лет назад, были датированы как имеющие возраст 4600 лет (см. Antarctic Journal of the United States, 1971, т. 6).

Таким образом, используемые в современной практике методы датирования дают результаты, весьма отличающиеся от действительности: все они многократно завышают возраст окаменелостей и земных слоев.

До сих пор не стихают споры между учеными о том, как образовались окаменелости: постепенно в течение миллионов лет или в результате катастроф планетарного масштаба?

Большие скопления окаменелостей, найденные в различных регионах планеты, представлены самыми разнообразными формами жизни: это кости и зубы, затвердевшие в результате процессов минерализации, насекомые, оказавшиеся в толще янтаря, отпечатки различных частей растений и животных, а также целые организмы, вмерзшие в лед.

Эволюционисты считают, что останки флоры и фауны оказались в земных пластах в результате процессов, длившихся много миллионов лет.

Так ли это?

Известно, что трупы живых существ либо поедаются хищниками, либо подвергаются немедленному разложению. Как же тогда шел процесс образования больших скоплений окаменелостей в прошлом? Наиболее логичное объяснение этому: гибель флоры и фауны происходила внезапно, в результате глобальных катастроф, которые сопровождались мощными землетрясениями, извержениями вулканов, перемещениями литосферных плит, повышением температуры и давления, гигантскими наводнениями. Этот вывод подтверждается множеством примеров из летописи окаменелостей.

Так, исследование огромного кладбища водных организмов площадью в 25000 квадратных километров и толщиной 45 метров в районе Рэд Сэндстоун (Великобритания) показало, что рыбы умерли в конвульсиях.

На севере Италии в пластах известковых сланцев были обнаружены тысячи окаменелых, хорошо сохранившихся скелетов рыб, лежащих вплотную друг к другу. Хорошо сохранившиеся отпечатки чешуи говорят о том, что рыбы погибли до того, как их мягкие части начали разлагаться.

В Канаде в районе Холкирка обнаружено кладбище окаменевших двухстворчатых моллюсков с закрытыми створками. Известно, что когда моллюски умирают, то спустя несколько часов обе половинки раковины раскрываются. Причем на многих моллюсках обнаружены следы расплавленной магмы. Все это свидетельства того, что моллюски погибли внезапно.

В США (штат Огайо) в скалистых пластах толщиной в несколько десятков метров были обнаружены останки акул самых разных размеров. И все они располагались брюхом вниз (в позе живых рыб). Очевидно, смерть их застала внезапно.

Останки динозавров часто находят в положениях, говорящих за то, что животных настигла внезапная насильственная смерть (их шеи, хвосты были переломаны).

В Сибири и на Аляске в зоне вечной мерзлоты довольно часто находят останки мамонтов. Исследования показали, что мамонты замерзли очень быстро: в их желудках сохранилась непереваренная пища, а в полости рта — трава. Кроме мамонтов в Сибири и на Аляске встречались вмерзшие в лед останки других животных (овец, носорогов, бизонов, лошадей, львов и других). Этот факт также подтверждает картину внезапной гибели животных в результате мощной катастрофы (см. Маклин «Очевидность сотворения мира. Происхождение планеты Земля», 1993).

Геологи-эволюционисты считают, что угольные пласты образовались из древесины за несколько миллионов лет. Однако «ученые из Национальной лаборатории в Аргоне (США) взяли кусочки обычной древесины, — пишет доктор Карл Виланд в книге «Камни и кости» (2000), — смешали с кислотно-активированной глиной и водой, нагревали 28 дней до температуры всего лишь 150 градусов Цельсия без воздействия давления в кварцевой вакуумной трубке, и получили высококачественный антрацит. Процесс получения не потребовал миллионов лет!»

Анализируя проблему времени, Виланд пишет: «В наше время принято считать, что численность населения Земли постоянно увеличивается более, чем на 1 % в год. Учитывая болезни, голод, войны и так далее, давайте возьмем куда более сдержанное значение 0,5 % в год. При таких темпах прироста необходимо всего около 4000–5000 лет для того, чтобы количество людей, живших на Земле, достигло современных масштабов, начавшись с восьми человек на горе Арарат».

Новое Знание также констатирует: нет большего времени, чем 5000 лет!

Само же время — циклично, абсолютно и его течение равномерно. Цикл времени начинается в первую секунду первого часа первого дня первого месяца первого года каждого Цикла Мировой Драмы, а заканчивается через 5000 лет 31 декабря в последний час, последнюю секунду последнего года Цикла. Продолжительность Цикла времени — 5000 лет, и никто не властен ее изменить. Каждое событие предыдущего Цикла повторяется идентично в последующем Цикле и происходит точно в то же самое время, в какое оно происходило в предыдущем Цикле, и будет таким и в то же самое время в последующем Цикле. Иными словами, всем сценам, ситуациям, встречам, расставаниям, болезням, радостям и печалям любого из нас суждено повторяться идентично в каждом Цикле. И Николай II — император всея Руси в то же самое время и таким же образом отречется от престола в следующем Цикле, у него будут такие же жена и дети. Их тела будут другими, но точно такими же, — души будут теми же самыми.

Души — вечны, события вечны, Цикл вращается вечно, но… чтобы пройти его требуется 5000 лет.

Если бы нарушился закон идентичного повторения событий — закон цикличности, то мир закончился бы навсегда.

Как в сутках есть утро, день, вечер и ночь, так и в Цикле времени есть четыре периода продолжительностью 1250 лет каждый: Золотой, Серебряный, Медный и Железный века. У каждого из этих периодов есть свои особенности, непосредственно связанные с духовным состоянием людей (чистотой их душ, с уровнем нравственности).

Золотой век — это Рай. Он наполнен чистотой, покоем, здоровьем и процветанием.

Через 1250 лет наступает время Серебряного века. В нем состояние человеческих душ все еще высокое, однако уже не такое, каким оно было во времена Золотого века. Продолжительность Серебряного века — 1250 лет. Души в нем все еще непорочные, но степень чистоты несколько меньше, чем в Золотом веке.

На границе перехода от Серебряного века к Медному духовная атмосфера достигает такого состояния, что на планете начинаются глобальные катаклизмы: поворачивается ось Земли, возникают разломы в литосферных плитах и единый материк распадается на шесть материков: Евразию, Африку, Южную Америку, Северную Америку, Австралию и Антарктиду; происходят извержения вулканов, наводнения; появляются ледовые шапки на полюсах и т. д.

С этого момента заканчивается единство языка, государства, культуры, и мир во всем мире уже не существует.

В Медном веке из Мира душ, каждый в свое время и со своей задачей, спускаются основатели трех главных религий. 2500 лет назад приходит Авраам, через 250 лет после него — Будда и 2000 лет назад — Христос. Даты их прихода зафиксированы в драме — не может быть ошибки или сбоя по времени ни на секунду.

После Медного века наступает ночь человечества — Железный век, в конце которого мир достигает состояния полного разлада.

Люди говорят о мире во всем мире, но мира нет, никто не хочет войны, но смертоносные виды оружия продолжают создаваться; разрабатываются новейшие лекарства, а число болезней растет; распадаются семьи, государства и т. д. Железный век заканчивается в свое точное время — через 1250 лет. И в это заключительное время Цикла в недрах Старого мира зарождается Новый мир, подобно тому, как в ночи зарождается утро, которое обязательно наступит.

С утра начинается отсчет времени нового Цикла, который начнется, продолжится и закончится точно так же, как и предыдущий Цикл. И так продолжается вечно: никто и ничто не может остановить вращение Цикла времени или изменить его продолжительность.

У времени есть три аспекта: прошлое, настоящее и будущее.

Поскольку смена Циклов происходит непрерывно, идентично и вечно, то эти три аспекта времени реализуются следующим образом: то, что было прошлым, потом становится будущим, затем настоящим и оно опять станет прошлым. Иными словами, будущее становится настоящим, а оно очень скоро станет прошлым. И так вечно.

Высшая душа, Отец всех человеческих душ — Бог говорит: «Я этот мир не создавал, я вас не создавал и меня никто не создавал — просто это все вечно». Когда мир достигает состояния деградации и полной безрелигиозности, именно тогда, в конце Железного венка, приходит Высшая Душа, Отец всех человеческих душ — Бог. Миссия Бога состоит в том, чтобы Старый мир превратить в Новый, и тем самым запустить вращение Цикла времени по следующему кругу. Сейчас, в конце Цикла, свет каждой души погас, все лишены глаза истинного Знания (третьего глаза), забыли душу, Высшую Душу и свой истинный Дом. Бог приходит и пробуждает в нас забытое, силой Знания зажигает свет каждой души, заряжает «батареи» душ сознательной энергии с тем, чтобы они смогли сыграть свои роли в следующем Цикле. Он зарядит души энергией настолько, насколько каждый из нас приложит усилия в ее получении. Чем больше человек находится в точном воспоминании о Высшей Душе, ощущая себя душой, насколько он перебирает драгоценности Знания Бога, настолько его душа и зарядится. От степени зарядки «батареи» души зависит время прихода души из Мира душ на сцену Мировой Драмы и число рождений, которые она примет в Цикле (минимальное число рождений — одно; максимальное — 83, из которых: 8 — в Золотом веке, 12 — в Серебряном, 21 — в Медном, 42 — в Железном). От глубины понимания Знания и степени его практического усвоения зависят роли, которые душа будет играть в Цикле.

9. КАК УСТРОЕН МИР?

Любуясь красотой ночного неба, люди издавна задумывались над тем, как устроена Вселенная, есть ли ее рождение и смерть, существует ли жизнь на других планетах, что находится за пределами видимой части небосвода?

Согласно современным воззрениям, основными структурными единицами Вселенной являются грандиозные звездные скопления — галактики, к которым относится и наша Галактика. Совокупность галактик, в доступной для наблюдателя части Вселенной, образует Метагалактику, которая содержит несколько миллиардов галактик. Важным свойством Метагалактики является равномерность распределения в ней материи, что свидетельствует об однородности свойств материи и пространства во всех ее частях.

Основная масса вещества Вселенной сосредоточена в звездах и лишь несколько процентов приходится на межзвездную среду — газ и пыль. Незначительная часть материи находится в форме излучения и электромагнитных частиц. Планетная материя составляет доли процента от общей массы галактик.

Галактики представляют собой крупномасштабную структуру Вселенной, иными словами, доступная наблюдению часть Вселенной — это мир галактик. Форма галактик весьма разнообразна.

Около 25 % изученных галактик имеют эллиптическую форму.

Это наиболее простые по структуре, звездному составу и характеру внутренних движений системы. Звезды в таких галактиках движутся с высокими скоростями (около 200 км/с) в самых произвольных направлениях.

Наиболее распространенным типом (около 50 %) являются спиральные галактики. Эти звездные системы имеют два или более клочковатых спиральных рукава, образующих плоский диск, и в центральной области — сфероидальное вздутие, в котором находится ядро галактики. Как правило, в спиральных рукавах сконцентрированы наиболее яркие газовые туманности, окружающие горячие звезды — сверхгиганты, а также облака темной газово-пылевой материи. Примерно у половины спиральных галактик рукава начинаются от ядра (нормальные спиральные галактики), а у остальных галактик через ядро проходит яркая перемычка, от концов которой начинают закручиваться спиральные рукава. Одна из красивейших спиральных систем, видимых «с ребра», — туманность «Сомбреро» (в созвездии Девы). Наша Галактика также является спиральной. Спиральные галактики вращаются вокруг своей оси не как твердый однородный по массе диск, а по закону, зависящему от характера распределения массы.

Около 20 % галактик относятся к линзообразному типу. В такой системе различают ядро, «линзу» и слабый «ореол». Пять процентов галактик образуют тип неправильных галактик, в которых обычно отсутствует симметрия формы.

Основными физическими характеристиками галактик являются: размер, масса и светимость. Массы галактик принято выражать количеством солнечной массы (mс), равной примерно 2∙1030 кг.

Галактики распределены в пространстве неравномерно, образуя скопления (группы), т. е. относительно близко расположенные галактики, связанные в единую систему силами гравитации. Плотность последних до 8–10 тысяч галактик в 1 Мпк3 (1 мегапарсек равен 0,31∙1020 км). Наиболее исследована сегодня Местная группа галактик, в которой самыми массивными и яркими являются туманность Андромеды (ее масса ~3,6∙1011∙mс) и наша Галактика (масса ~2,5∙1011∙mc). Каждая из них имеет по богатому семейству. Так, в семейство нашей Галактики входят 14 карликовых эллиптических галактик, несколько шаровых внегалактических скоплений и неправильные галактики, среди которых крупнейшие — Магеллановы Облака. Соседние группы галактик расположены на расстоянии в 2–5 Мпк от Местной группы и по составу похожи на нее. Ближайшее крупное скопление галактик находится в созвездии Девы на расстоянии около 20 Мпк. В его состав входят: 7 гигантских эллиптических галактик, 10 спиральных галактик, из которых самая яркая — «Сомбреро». Всего в это скопление входит около 200 галактик высокой и средней светимости, среди которых примерно 30 % эллиптические и линзообразные, остальные — спиральные. Размеры скопления — ~5 Мпк, центральная плотность — около 500 галактик на 1 Мпк3.

Наша Галактика состоит примерно из 200 миллиардов звезд (в их число входит и Солнце). В ней также содержится значительное количество пыли, газа, частиц высокой энергии (космические лучи), и она насквозь пронизана магнитными полями. Звезды в Галактике образуют в пространстве довольно правильную фигуру, которая выглядит как плоский диск с шарообразной выпуклостью в центре, называемой балджем. Размер диска в поперечнике составляет около 30 кпк (1 кпк = 1000 пк; 1 пк (парсек) = 3,086·1013 км), а балджа — 4 кпк. От центральной части диска к периферии отходят спиральные рукава, в которых концентрируются наиболее яркие звезды.

Солнечная система находится в Галактике ближе к краю диска и лежит в плоскости его симметрии. Земной наблюдатель видит диск «с ребра», поэтому огромное количество звезд сливается для него в одну светящуюся полосу, которая образует на ночном небе Млечный путь. Диск с балджем окружены звездным гало (сферической подсистемой) протяженностью около 20 кпк по радиусу. За пределами гало располагается гигантская сфероидальная оболочка, в состав которой, возможно, входят очень слабые красные звезды. Пространственная концентрация звезд в галактической окрестности Солнца равна примерно одной звезде в 10 пк3; в центре Галактики плотность в 10 миллионов раз выше (~106 звезд в 1 пк3).

В нашей Галактике отчетливо выделяются группы звезд — звездные подсистемы, сильно отличающиеся друг от друга химическим составом, характером орбит, скоростей и пространственным положением.

Солнце и движущиеся вокруг него по своим орбитам небесные тела — девять планет (с их спутниками), кометы, астероиды, метеорные тела, а также солнечный ветер (постоянный поток плазмы солнечного происхождения) составляют Солнечную систему. Планеты, в зависимости от их расстояния до Солнца, располагаются следующим образом: Меркурий (время обращения вокруг Солнца — 88 суток); Венера (224,7 суток); Земля (365,3 суток); Марс (687 суток); астероиды (3–8 лет); Юпитер (11,86 лет); Сатурн (24,46 лет); Уран (84,01 лет); Нептун (164,8 лет); Плутон (247,7 лет).

Экваториальный радиус Земли — 6378,16 км, Меркурий, Марс и Плутон меньше Земли соответственно в 2,6, 1,9 и 4,2 раза; Венера примерно одного с ней размера; Сатурн — больше Земли в 9,5 раз, Юпитер — в 11, Уран — в 3,8, Нептун — в 3,9. Все планеты двигаются вокруг Солнца по эллиптическим орбитам.

Вокруг некоторых планет вращаются их спутники. Земля имеет 1 спутник, Марс — 2, Юпитер — 16, Сатурн — 17, Уран — 15, Нептун — 6, Плутон — 1.

Земля мчится вокруг Солнца со средней скоростью 29,765 км в секунду. От Земли до Солнца ~150 млн км; солнечный свет доходит до нее за 8 минут. Солнце в 109 раз больше Земли, его масса (2·1030 кг) превосходит в 330 000 раз массу Земли.

Состав атмосферы планет следующий: Земли — воздух [смесь азота (N2) — 78,1 % и кислорода (O2) — 20,95 %], остальное — водяные пары (H2O), углекислый газ (СО2), инертные газы и др.; Марса — СО2 (95 %), N2 (2,5 %), аргон (Ar) — 1,5–2 %, окись углерода (СО) — 0,06 %, Н2О (до 0,1 %); Венеры — СО2 (97 %), N2 (около 3 %), Н2О (0,05 %) и примеси — СО, SO2, хлористый водород (HCl), фтористый водород (HF); Сатурна — метан (СН4), водород (Н2), гелий (Не), аммиак (NH3); Меркурия — Ar, неон (Ne), Не; Нептуна — СН4, Н2, Не; Урана — Н2, Не, СН4; Плутона — обнаружен метан; Юпитера — Н2, СН4, NH3, Не.

По сильно вытянутым орбитам вокруг Солнца движутся кометы — самые эффектные тела Солнечной системы. Кометы относятся к группе малых тел, куда входят также астероиды, метеорные тела и облака межпланетной пыли. Кометы, находясь вдали от Солнца, выглядят как слабосветящиеся пятнышки овальной формы (размытые диски со сгущением в центре). С приближением к Солнцу у них появляются «голова» и «хвост», направленный в противоположную от Солнца сторону (иногда к Солнцу). Яркие кометы могут иметь несколько хвостов разного цвета и длины; иногда в хвосте наблюдаются параллельные полосы, а вокруг «головы» — концентрические кольца — галосы. Такие кометы очень похожи на голову с распущенными волосами («комета» с греческого означает длинноволосый).

Ежегодно открывают 5–10 новых комет. Довольно часто (один раз в 2–3 года) вблизи Земли и Солнца проходит очень яркая комета с длинным хвостом. Наиболее известными являются периодические кометы: Галлея (период обращения вокруг Солнца Р ≈ 76 лет, ближайшее сближение с Солнцем наблюдалось 09.02.1986 г.); Энке (Р ≈ 3,3 года); Швассмана — Вахмана и др.

Согласно современным данным, в Солнечной системе насчитывается около 1015 больших и малых комет, двигающихся по произвольно ориентированным в пространстве эллиптическим орбитам различных размеров. Размеры орбит многих комет в тысячи раз больше поперечника планетной системы. Такие кометы большую часть времени находятся на далеких окраинах Солнечной системы в так называемом облаке Оорта. При движении в области, занятой планетами, у всех комет изменяется форма орбиты под действием притяжения планет.

При приближении кометы к Солнцу на расстояние менее 4–6 а. е. (1 а. е. равна 149,6 млн км) ядро, состоящее из отдельных камней, пылеватых частиц, вмерзших в глыбу льда, начинает выделять газы и пыль. Последние создают вокруг ядра туманную оболочку — атмосферу кометы (кому), яркость которой убывает к периферии. Атмосфера комет существует лишь тогда, когда газы и пыль выделяются из ядра. Ядро вместе с комой составляют голову кометы, которая со стороны Солнца имеет форму параболы. По мере приближения кометы к Солнцу и усиления нагрева ядра происходит быстрое нарастание блеска кометы и яркости хвоста, вызванное резким увеличением интенсивности выделения газов и пыли из ядра под влиянием его нагрева солнечными лучами. При удалении комет от Солнца их блеск быстро убывает.

Размеры ядер комет составляют, предположительно, 0,5–20 км; их массы соответственно равны ~1011–1019 кг. Практически вся масса комет сосредоточена в их ядрах. Ядра комет состоят из 67 % льда и 33 % каменистых веществ (по массе). Лед имеет необычный характер: в нем, кроме водяного льда, содержится лед из СО, СО2, СН4, NH3 и других газов.

Хвосты комет состоят из ионизированных газов и пыли. Длина их видимой части составляет 106–107 км. Атомы и молекулы, находящиеся в головах и хвостах комет, поглощают кванты солнечного света и затем переизлучают их (механизм резонансной флюоресценции); благодаря этому многие кометы видны невооруженным глазом, хотя их ядра редко превышают 1–5 км. Поскольку орбиты комет пересекают орбиты планет, то предполагается, что иногда возможны их столкновения.

Астероиды — малые планеты с диаметром от 1 до 1000 км. Орбиты большинства астероидов расположены между орбитами Марса и Юпитера (так называемый пояс астероидов). Известно всего несколько десятков астероидов, чьи перигелии (ближайшие к Солнцу точки орбиты) расположены внутри орбиты Земли. Периоды вращения крупных астероидов находятся в диапазоне от 5 до 20 часов. Только немногие из них имеют прямое вращение (Церера, Паллада, Веста), т. е. вращаются вокруг оси в ту же сторону, что и Земля. Лишь для трех крупнейших астероидов имеются сведения о массах — Цереры (1,2·1021 кг, диаметр ее d = 1025 км), Паллады (2,2 · 1020 кг, d = 583 км), Весты (2,8 · 1020 кг, d = 555 км).

Общая масса всех малых планет в ~1000 раз меньше массы Земли.

Плотность астероидов и состав их обломков, выпавших на Землю в виде метеоритов, свидетельствуют о преимущественно каменистой природе астероидов. Согласно поляризационным исследованиям, поверхности астероидов покрыты реголитом — обломками разных размеров, перемешанных с пылью.

Астероиды светят отраженным солнечным светом и в поле зрения телескопа напоминают медленно движущиеся слабые звездочки. Всего единственный астероид — Весту можно увидеть иногда невооруженным глазом.

В межпланетном пространстве Солнечной системы присутствует большое количество твердых частиц — от мелких пылинок до каменистых и железных глыб размером в десятки и сотни метров.

В метеорной астрономии эти пылинки и глыбы называют соответственно метеорными частицами и метеорными телами. Они движутся вокруг Солнца подобно планетам преимущественно в том же направлении, как и наша Земля. Когда метеорная частица массой в доли грамма влетает в атмосферу, то на небе наблюдается так называемая «падающая звезда» — метеор. При вторжении в атмосферу метеорного тела массой в сотни граммов или несколько килограммов на небе появляется яркий огненный шар — болид. Свечение метеорных частиц и тел (т. е. явления метеора и болида) возникает вследствие нагревания последних в результате их трения о воздух.

Мелкие метеорные частицы полностью разрушаются в атмосфере, не достигая поверхности Земли. Метеорные тела при движении через атмосферу подвергаются дроблению и абляции (расплавлению, разбрызгиванию, частичному испарению). Уцелевшие от полного разрушения остатки метеорных тел падают на поверхность Земли. Такие упавшие на Землю остатки называются метеоритами. Если крупное метеорное тело достигает поверхности Земли со скоростью свыше 3–4 км/с, то происходит взрыв метеорита и выброс грунта с образованием кратера. На земном шаре известно свыше 100 кратеров метеоритного происхождения размером от 0,2 до 100 км в поперечнике.

По составу — метеориты в основном каменные (93,3 %) и только немногие железные (5,4 %) и железокаменные (1,3 %). Все метеориты состоят из тех же химических элементов, что и земные объекты. Наиболее распространены в них железо, никель, сера, магний, кремний, алюминий, кальций и кислород. Последний присутствует в виде соединений с другими элементами. Обнаружены в метеоритах в ничтожном количестве серебро, золото, платина и даже алмазы. Согласно современным воззрениям, метеориты представляют собой тела Солнечной системы, а не проникают из далеких межзвездных пространств.

В последнее время все чаще появляются сообщения об открытии планетных систем на расстоянии 40 и более световых лет от нас (1 световой год = 9,46 · 1012 км). Справедливости ради следует сказать, что увидеть планеты на расстоянии в несколько триллионов километров пока никому не удавалось. Астрономы всего мира, в том числе и России, с большим интересом ждут момента, когда они смогут своими глазами увидеть эти обнаруженные планетные системы. Открыть планеты очень трудно, так как яркость звезд заслоняет светимость планет, поэтому планеты остаются невидимыми. Их пытаются определить опосредованно — по периодическим колебаниям лучевых скоростей звезд, а также «транзитным» (затменным) методом по периодическим ослаблениям светимости звезд во время прохождения предполагаемой планеты по звездному диску. Если светимость звезды изменяется, то предполагается, что вокруг нее движется планета. Кроме того, используется метод, основанный на регистрации смещения спектральных линий звезд, обусловленного тем, что гипотетическая (предполагаемая) планета оказывает слабое гравитационное воздействие на центральную звезду. На сегодняшний день таким способом открыто несколько десятков гипотетических планет. При этом предполагается, что все они — газово-жидкие шары (типа нашего Юпитера); движутся по нерегулярным орбитам; имеют сильное гравитационное поле и отбрасывают тела, подобные Земле, либо внутрь планетной системы, либо в космическое пространство. На таких экзопланетах, считают ученые, не может существовать жизнь.

Итак, науке известна только одна планета — Земля, на которой есть жизнь. Однако ряд ученых, исходя из идеи эволюционного развития Вселенной, предполагают, что планетных систем, сходных с Солнечной, только в нашей Галактике насчитывается несколько миллиардов, и потому… на каких-то планетах возможна жизнь. Для некоторых специалистов путеводной звездой в поисках внеземных цивилизаций стала идея Джордано Бруно о множественности обитаемых миров. Если это так, то естественно возникает вопрос: каковы же реальные пути установления контактов с разумными обитателями других планетных систем?

Предположим, что высокоразвитые цивилизации обитают на некоторых планетах Вселенной. Тогда для них Солнце должно представляться как звезда, вокруг которой обращаются планеты, где возможна разумная жизнь. В таком случае представители этих цивилизаций, обладая мощными техническими средствами, будут стремиться установить связь с жителями какой-то из планет Солнечной системы. Но какова же природа этой связи? Д. Коккони и Ф. Моррисон еще в 1959 г. показали, что такая связь может быть установлена с помощью электромагнитных волн, спектр которых довольно широк. Это радиоволны с длиной волны 104–10–3 м; оптический диапазон — от 10–3 до 10–9 м (видимый диапазон — от 770 до 380 м); рентгеновские лучи — от 10–9 до 10–12 м, менее 10–12 м — гамма-излучение. Скорее всего, считают многие исследователи, разумные существа будут пытаться установить связь на длине волны радиолинии водорода, равной 21 см, потому что водород, как самый распространенный элемент в природе, является своего рода эталоном частоты, которым и должна воспользоваться развитая цивилизация. Осуществление такой радиосвязи находится в пределах технической возможности сегодняшнего дня. Идея установления контактов с внеземными цивилизациями стала интенсивно реализовываться в разных странах, начиная с 70-х годов прошлого столетия. На волне 21 см производили обзор неба в США, Австралии, Аргентине, Италии, СССР и т. д. (в основном в рамках программы «SETI: поиск внеземного разума»).

Вот уже более 30 лет идет глобальное прослушивание космоса в надежде выделить из общего «шума» возможные сообщения от других цивилизаций. Однако во всем огромном диапазоне от радиоволн до рентгеновских лучей ничего похожего на сигналы внеземных цивилизаций не получено. Из Вселенной поступает единственное послание: «Там никого нет». «Мы одиноки во Вселенной», — пишет в «Эссе» С. Лем («Земля и Вселенная», № 5, 2003).

Уникальна ли наша цивилизация?

Отвечая на этот вопрос, крупнейший астрофизик современности И. С. Шкловский говорил: «В настоящее время, характеризуемое огромными успехами в астрономии, утверждение о нашем практическом космическом одиночестве значительно лучше обосновывается конкретными научными фактами, чем ставшее уже догматическим ходячее мнение о множественности обитаемых миров («Знание — Сила», 1977, № 7). Почему не наблюдается проявление деятельности внеземных цивилизаций, «не слышно позывных наших предполагаемых «братьев по разуму», никто, никогда не посещал нашу старушку Землю (а, казалось бы, — должны, уж очень симпатичная и комфортабельная планета!). И это при огромном желании землян встретиться с упомянутыми братьями, отражением чего является массовый психоз, — пишет Шкловский в книге «Вселенная, жизнь, разум», — с «Неопознанными Летающими Объектами». Молчит Вселенная, не обнаруживая даже признаков разумной жизни. А могла бы! Ведь должны же быть, например, у сверхцивилизаций мощные радиомаяки… Самое простое, можно сказать, тривиальное объяснение феномена «молчащей Вселенной» состоит в том, что внеземных цивилизаций … просто нет». Это и есть «решение» Астросоциологического парадокса (парадокса молчания Вселенной).

Наша цивилизация вступила или близка к состоянию информационного кризиса, отмечает в своих работах физик Панов А. Д., о котором предупреждал еще С. Лем в середине ХХ века. Цивилизация, достигшая состояния, близкого к информационному кризису, нуждается в доступе к новому научному источнику, отличающемуся от источников современных (см. «Эволюция и проблема SETI»; «Кризис планетарного цикла Универсальной истории и возможная программа SETI» и др., ).

«Не подлежит сомнению, — говорится в энциклопедии «Вселенная», 2001 г., — что мир стоит на пороге создания новой научной системы взглядов и способов познания. В истории философии науки подобная ситуация называется «сменой научной парадигмы» и означает, по сути, научную революцию. Эта смена, судя по всему, будет иметь невиданные масштабы и может в корне изменить наши воззрения на мир, природу, человека».

Новое Знание, основанное на новой парадигме, исходящей от вечного Источника, гласит: земная цивилизация уникальна, и поиски внеземных цивилизаций — это напрасная трата времени, сил и материальных ресурсов.

Каково же происхождение Вселенной?

Есть два возможных ответа на этот вопрос: либо Вселенная зародилась в определенный момент времени, либо она существовала всегда. Конечно, обе эти идеи в равной мере сложны для понимания. Большинству людей даже трудно представить, что у Вселенной нет начала и конца (т. е. она вечная). В то же время бесполезно пытаться понять, каким образом вещество обрело бытие при зарождении Вселенной: ведь молекулы и атомы, из которых состоят все вещества, должны откуда-то были произойти?

Если предположить, что Вселенная началась с Большого взрыва около 15 миллиардов лет назад, то тогда возникает вопрос: что же происходило раньше, что послужило «первоначальным толчком» к ее образованию, и, вообще, куда и во что она расширяется?

В отношении же того, как именно произошел Большой взрыв, многие ученые признают, что все обычные законы физики в данном случае утрачивают силу.

Новое Знание, отвечая на вопрос о происхождении Вселенной, гласит: этот мир — вечный, у него нет начала и конца, его никто не создавал. Просто он из Нового становится Старым, а потом опять Новым. Все в мире повторяется идентично секунда в секунду, от Цикла к Циклу.

Как же устроен мир?

Галактики с бесчисленным числом звезд, включая Солнечную систему, составляют Физический мир (космос). А что находится за пределами Физического мира? Новое Знание дает на это следующий ответ: за пределами Физического мира находятся Тонкий и Бестелесный миры (рис. 9.1). Тонкий и Бестелесный миры не являются частью Физического мира. За Бестелесным миром ничего нет. Все эти три мира имеют овальную форму.

Тонкий мир — это мир серебристого света. В нем нет плоти, костей и звука, как здесь, а есть тонкое белое тело, мысль и движение.

За Тонким миром располагается Бестелесный мир — Мир душ.

В нем живут все души — это их Дом. После завершения очередного Цикла Мировой Драмы все души возвращаются Домой. Там каждая душа имеет свое точное местопребывание в строго определенной секции — оно никогда не меняется. Скажем, души, изначально принадлежащие христианской религии, располагаются в христианской секции вместе с душой Христа, а кто исламу — в исламской секции и т. д.

Рис. 9.1. Три мира

В Мире душ ничего нет от Физического мира. Никакими материальными приборами невозможно получить сведения о нем. Его можно понять и ощутить с помощью метафизических особенностей души: ума и интеллекта. Хотя и называют эту область великим элементом, но в нем ничего, кроме душ и Высшей Души, нет; это — пустое пространство. Как висят звезды в космосе, так и души пребывают в Бестелесном мире. Здесь у души нет органов тела, она находится в своей изначальной форме — в форме самосветящейся точки сознательного света, сознательной энергии, вне имени и формы (тела), за пределами счастья и страдания. В этом мире нет действий, внешних раздражителей, роли, разговоров; каждая душа пребывает в пассивном состоянии — в спящей форме, подобно семени. Все мысли и стремления погружены на дно.

Абсолютный покой, чистота и тишина царят в стране душ. Души живут там с Высшим Отцом определенное время, а когда наступает начало их роли, спускаются вниз на Сцену Мировой Драмы, преодолевая многотриллионное расстояние от Духовного до земного дома за одну секунду. Все души приходят на Землю — каждая в порядке номеров, точно в соответствии со своей ролью в Драме, а потом уходят Домой в конце каждого Цикла.

10. СЦЕНА МИРОВОЙ ДРАМЫ — ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ

10.1. Общие представления о Земле

Земля, на которой разыгрываются самые различные эпизоды Мировой Драмы, — это одна из планет, вращающихся вокруг Солнца и одновременно вокруг собственной оси. У нее есть спутник — Луна, обращающаяся вокруг Земли на расстоянии в среднем 384 400 км.

Современная география Земли выглядит следующим образом.

Мировой океан занимает большую часть поверхности Земли — 361,1 млн км2, т. е. 70,8 %. Средняя глубина океана — 3800 м, наибольшая — 11022 м (Марианский желоб в Тихом океане), объем воды — 1370 млн км3. Суша составляет 29,2 % поверхности планеты, т. е. 149,1 млн км2  и образует сегодня шесть материков и острова. Горы занимают свыше 33 % суши (наиболее высокая точка — гора Джомолунгма имеет высоту 8848 м). Пустыни покрывают почти 20 % поверхности суши, редколесье и саванны — 20 %, леса — 30 %, ледники — 20 %. Под сельскохозяйственные угодья занято примерно 10 % суши.

Согласно современным воззрениям, Земля имеет плотное ядро радиусом около 3400 км и более легкую мантию толщиной приблизительно 2900 км.

Самая верхняя (поверхностная) оболочка — земная кора мощностью около 30 км составляет менее 0,1 % от общей массы планеты и отделяется от мантии четко выраженной границей, известной под названием раздела Мохоровичича. Верхний слой земной коры (только ее доступная часть) состоит из восьми химических элементов, составляющих 98,5 % ее веса. Это — кислород — 46,6 %, кремний — 27,7 %, алюминий — 8,1 %, железо — 5 %, кальций — 3,6 %, натрий — 2,8 %, калий — 2,6 %, магний — 2,1 % и лишь 1,5 % — остальные элементы таблицы Менделеева.

Земная кора — это основа, на которой мы живем, которая нас кормит и откуда мы извлекаем наши ресурсы: минералы, металлы и топливо.

Земное ядро состоит из металла, основной компонент которого— железо. Ядро содержит около 10–20 % элементов легче железа. Согласно современным гипотезам, этими элементами могут быть никель, сера или кремний. Внешний слой ядра считается жидким, внутреннее ядро радиусом около 1100 км — твердым.

Мантия составляет примерно 83 % объема Земли. Вещество, слагающее мантию, по составу близко к породе из оливина (Mg, Fe)2SiO4 и пироксена (Mg, Fe)SiO3. По скоростям сейсмических волн было установлено три слоя мантии: верхняя мантия (от поверхности Земли до глубины примерно 400 км), нижняя мантия (от глубины 700 км до ядра) и переходный между ними слой.

Мантия постоянно взаимодействует с земной корой, т. е. в то время как новое вещество земной коры (океанической или континентальной) образуется из мантии, «старое» вещество земной коры опускается в нее.

Литосфера — внешняя сфера «твердой» земли — включает земную кору и часть верхней мантии (субстрат).

Под литосферой в верхней мантии располагается слой пониженной твердости, прочности и вязкости (его вязкость — 1020–1019 П, вязкость верхней мантии — 1025–1026 П), именуемый астеносферой («ослабленная» сфера). Верхняя граница астеносферы располагается под материками на глубине около 100 км, под дном океана — около 50 км, нижний слой — на глубине 250–300 км. Астеносфера играет важную роль в эндогенных процессах, протекающих в земной коре (магнетизм, метаморфизм, тектонические процессы, сейсмическая активность и т. п.). Плотность литосферы континентов (3–3,1 г/см3) меньше плотности астеносферы (3,22 г/см3), поэтому континенты обладают плавучестью и не погружаются в астеносферу. Что касается океанической литосферы, то она на большей части океанов (кроме их центральных частей, занятых срединно-океаническими хребтами) имеет плотность 3,3 г/см3, то есть больше плотности астеносферы. Поэтому в любом месте, где внутри океанической литосферы происходит раскол, она должна тонуть в астеносфере.

Газовая оболочка Земли — современная атмосфера — состоит, исключая воду и пыль (по объему), из азота (78,08 %), кислорода (20,95 %), аргона (0,93 %), углекислоты (около 0,09 %), а также водорода, неона, гелия, криптона и ряда других газов (в сумме около 0,01 %). Считается, что в древние времена количество углекислого газа было много большим, а кислорода — меньшим. Атмосфера делится на три слоя: нижний — тропосферу, средний — стратосферу и верхний — ионосферу. Тропосфера до высоты 7–10 км (над полярными областями) и 16–18 км (над экваториальной областью) включает более 79 % массы атмосферы, а ионосфера (от 80 км и выше) всего около 0,5 %. Во всех слоях атмосферы происходят с различными скоростями и в разных направлениях вертикальные и турбулентные движения.

Одной из особенностей Земли является наличие у нее магнитного поля, тесно связанного с существованием ядра планеты. Современное магнитное поле напоминает поле, созданное постоянным магнитом (магнитным диполем), который расположен в центре Земли и направлен Северным полюсом к югу. Предполагается, что в древние времена ось геомагнитного диполя совпадала с осью вращения Земли. Если предположить, что геомагнитный диполь расположен в центре Земли, и затем мысленно продлить диполь до пересечения с земной поверхностью, то точки, где это произойдет, называются геомагнитными полюсами. Земное магнитное поле характеризуется медленным направленным изменением во времени, а также претерпевает ряд обращений и инверсий. Предполагается, что миграция магнитных полюсов Земли относительно ее поверхности происходит вследствие наличия континентального дрейфа.

Магнитная ось Земли составляет с осью вращения угол около 11,5°. Географические полюсы, Северный и Южный, представляют собой точки пересечения оси вращения Земли с земной поверхностью. Северный полюс находится в центральной части Северного Ледовитого океана, а Южный — в пределах Полярного плато Антарктиды на высоте 2800 м. Считается, что местоположение географических полюсов не остается постоянным.

Основные черты строения Земли прояснились лишь в последние 50 лет благодаря систематическим геолого-геофизическим исследованиям земной коры и, прежде всего, океанического дна.

Выяснилось, что по центру океанов протягиваются системы срединно-океанических хребтов общей длиной около 80 тысяч км.

По оси хребтов располагаются узкие ущелья (шириной в несколько десятков километров и глубиной до 1,5 км), получившие название рифтовые долины. Местами (например, в Калифорнийском заливе на западном побережье Северной Америки, в Анденском заливе на восточном побережье Африки) рифтовые долины выходят из океана на континенты, где они продолжаются узкими ущельями (например, Восточно-Африканские грабены).

По многим окраинам океанов располагаются глубочайшие линейные впадины — глубоководные желоба, опускающиеся до максимально известных глубин 10–11 км. Эти желоба со стороны континентов сопровождаются вулканическими островными дугами или вулканическими поясами на окраинах континентов. Глубоководные желоба обнаружены в Тихом, Индийском и Атлантическом океанах. Серия изогнутых цепочек островов, расположенных на окраинах Тихого и Индийского океанов, являют собой яркий пример островных дуг. Это — Алеутские острова, Курилы, Япония, острова Рюкю, Филиппины, Индонезия, Соломоновы острова. Все они сопряжены с глубоководными желобами. Системы островных дуг и желобов играют важную роль в процессах переформирования географии Земли.

Яванский глубоководный желоб (в Юго-Восточной Азии) и сопровождающая его вулканическая дуга островов Ява и Суматра переходят, как и рифтовые зоны, на континент и продолжаются на нем в виде грандиозного Альпийско-Гималайского пояса. Желобам на континенте отвечают глубокие прогибы перед фронтом гор, такие, как Месопотамская низменность и Индо-Гангская равнина. Указанные прогибы возникли на месте прежних глубоководных желобов.

Океаническая земная кора отличается от континентальной: в океане нет гранитов, так типичных для континентов. С поверхности коренное океанское ложе повсеместно сложено базальтами.

Исследования океанических рифтовых зон, выполненные геологами с подводных аппаратов, показали, что вулканические постройки образовались всего лишь сотни и тысячи лет назад, т. е. с геологической точки зрения недавно.

Все срединно-океанические хребты имеют вулканическое происхождение. Вулканизм в них идет строго по оси хребтов, локализуясь в узких (шириной в несколько километров) экструзивных зонах. Сейсмические пояса Земли строго совпадают с двумя мировыми системами рельефа: рифтов и желобов. За пределами этих систем землетрясения происходят довольно редко, а внутри их они наблюдаются постоянно.

10.2. География мира: вчера, сегодня, завтра

Если внимательно посмотреть на контуры материков нашей планеты, то обнаруживается поразительное сходство очертаний их противоположных берегов. Это обстоятельство, в первую очередь, наводит на мысль, что когда-то континенты составляли единый материк. Мысль эта сама по себе не нова. Неслучайность этого сходства отмечал еще в XVII в. английский философ Ф. Бэкон в работе «Новый органон» (1620), а француз Ф. Пласе в 1658 г. высказал предположение, что Новый и Старый Свет разделились в результате глобальной катастрофы — Всемирного потопа. Итальянский ученый Антонио Снидер-Пеллегрини в 1858 г. на основе сходства очертаний противоположных берегов Атлантики, ископаемых растений и месторождений угля в Европе и Америке обосновал идею образования Атлантики в результате раскола единого праматерика и раздвижения его осколков. В 1965 г.

А. Смит, Э. Буллард, Дж. Эверетт уже с помощью ЭВМ подобрали наилучший вариант совмещения естественных границ материковых склонов приатлантических континентов (на глубине в 500 морских саженей; рис. 10.1).

Рис. 10.1. Схема совмещения границ приатлантических континентов (по Э. Булларду, Дж. Эверетту, А. Смиту, 1965; см. А. С. Монин, 1980)

Американский ученый Ф. Тейлор в 1908 г. выдвинул ряд весомых аргументов в пользу движения континентов. Геолог Бейкер в серии статей 1911–1912 гг. обосновал движение континентов соответствием горных систем на противоположных берегах Атлантики и предложил реконструкцию единого праматерика, которая обеспечивала непрерывность этих горных систем.

Наиболее полное обоснование гипотезы перемещения материков (мобилизм) было дано выдающимся немецким геофизиком Альфредом Вегенером, которая была сформулирована в статье «Происхождение континентов» (1912), а затем в книге «Происхождение континентов и океанов» (1937). Исходя из факта сходства контуров материков, особенно Южной Америки и Африки, Вегенер на основе принципа изостазии и гипсографической кривой сделал вывод о коренном отличии коры континентов и океанической коры (первая сложена в основном из гранитов, вторая — из базальтов). Анализ фактов сходства контуров противоположных берегов, геологического строения, а также ископаемых флоры и фауны материков, ныне разделенных океанами, — Южной Америки, Африки, Индостана и Австралии — привел Вегенера к выводу, что в древние времена все материки были объединены в один суперконтинент, которому он дал название Пангея. Предложенная Вегенером реконструкция Пангеи и ее распад получили в дальнейшем полное подтверждение. Эта классическая реконструкция Пангеи и стадии ее распада приведены на рис. 10.2.

Рис. 10.2. Реконструкция Пангеи (1) и процесса ее распада (2, 3); по А. Вегенеру, 1912

Благодаря созданию мировой сети сейсмических станций к 1967 году окончательно прояснилась картина сейсмической активности Земли. Оказалось, что землетрясения могут происходить только в жесткой среде. Такой средой является прочная литосферная оболочка Земли или в случае глубокофокусных землетрясений — погруженные в мантию пластины литосферы. Как отмечалось выше, литосфера располагается на астеносферном слое, обладающем пониженными, в сравнении с литосферой, прочностью и вязкостью.

В пределах этого слоя очаги землетрясений отсутствуют, а слагающее его вещество находится в состоянии, близком к точке плавления и способно к перетеканию подобно ньютоновским жидкостям. Именно в астеносфере зарождаются базальтовые магмы.

Сплошность литосферы нарушается поясами сейсмичности, разбивающими ее на серию блоков, так называемых литосферных плит.

Именно сейсмические пояса, включающие 95 % всех землетрясений, являются границами литосферных плит. Карта литосферных плит Земли и была составлена с учетом местоположения сейсмических поясов (рис. 10.3). Следует отметить, что литосферные плиты могут быть либо чисто океаническими, либо (что редко) чисто континентальными, либо включать континенты и смежные пространства океанов вплоть до срединно-океанических хребтов.

10.3. Карта литосферных плит и скорости их взаимных перемещений (Ю. И. Галушкин, С. А. Ушаков, 1978):

1 — океанических рифтовые зоны и трансформные разломы; 2 — континентальные рифтовые зоны; 3 — зоны поддвига океанических литосферных плит под островные дуги; 4 — то же, под активные окраины континентов андийского типа; 5 — зоны столкновения «коллизии» континентальных плит; 6 — трансформные (сдвиговые) границы плит; 7 — литосферные плиты; 8 — направления скорости (см/год) относительного движения плит

Главных, т. е. наиболее крупных литосферных плит Земли всего девять:

1) Тихоокеанская, занимающая большую часть Тихого океана и расположенная между системой глубоководных желобов на западе океана и спрединговыми хребтами в восточной и юго-восточной его частях;

2) Североамериканская, заключенная между поясами Северного Ледовитого океана и Атлантики с одной стороны и сейсмическим поясом западной окраины Северной Америки— с другой; в эту плиту попадают Чукотка и, возможно, Камчатка;

3) Евразиатская, расположенная между сейсмическими поясами Северной Атлантики, Альпийско-Гималайского складчатого пояса и запада Тихого океана;

4) Африканская, границами которой служат сейсмические пояса Средиземноморья, Южной Атлантики и Индийского океана;

5) Южноамериканская, оконтуренная поясами землетрясений Южной Атлантики с одной стороны и Перуано-Чилийского желоба — с другой;

6) Индийская или Индо-Австралийская, в состав которой входят: полуостров Индостан, Австралия и сопредельные части Индийского океана. Она располагается между зонами землетрясений Гималаев, Западной Бирмы, Индонезии, Меланезии и сейсмическими поясами центральных частей Индийского океана;

7) Антарктическая, ограниченная сейсмическими поясами срединно-океанических хребтов Индийского океана и южной части Тихого океана;

8) Наска, окруженная сейсмическими зонами Восточно-Тихоокеанского поднятия, Галапагосского и Чилийского хребтов и Перуано-Чилийского желоба;

9) Кокосовая, ограниченная сейсмическими поясами северной части Восточно-Тихоокеанского поднятия, Галапагосского хребта и Центрально-Американского желоба.

В среднем размеры плит составляют 6000–7000 км в поперечнике, только размеры Тихоокеанской плиты достигают в широкой части 10 000–11 000 км, а плит Кокосовой и Наска — 1000 км.

«С поясами сейсмичности, — пишут известные специалисты в области тектоники плит Л. П. Зоненшайн и Л. А. Савостин в книге «Введение в геодинамику» (1979), — то есть с границами литосферных плит… совпадают наиболее выдающиеся формы современного рельефа: либо грандиозные по протяженности и ширине срединно-океанические хребты, либо рифтовые зоны континентов, либо системы глубоководных желобов и островных дуг, либо молодые складчатые цепи, либо области обновленного горообразования. Подавляющая масса молодых вулканических извержений также сконцентрирована строго вдоль границ литосферных плит.

Достаточно напомнить знаменитое «огненное» вулканическое кольцо, окружающее Тихий океан и полностью совпадающее с сейсмическими поясами. Современные вулканические излияния непрерывно происходят в срединно-океанических хребтах, также приурочиваясь к границам плит. Следовательно, границы литосферных плит выступают как зоны сосредоточения тектонической и магматической активности. Вместе с тем границы литосферных плит и по характеру сейсмичности, и по приуроченным к ним формам рельефа и по составу магматических продуктов не одинаковы».

Предполагается, что в настоящее время перемещения литосферных плит по поверхности астеносферы происходят под влиянием конвективных течений в мантии. Подобно ледоходу на реке, происходящему под действием речных течений, литосферные плиты в процессе своего движения могут расходиться, сближаться или скользить относительно друг друга. Границы плит соответственно разделяются на три категории: раздвижения, сближения и скольжения. Когда литосферные плиты расходятся (спрединг), то образовавшееся между ними пространство заполняется базальтовой выплавкой из астеносферы, а сами плиты на своих краях наращиваются (т. е. образуются новые участки океанической коры).

Такие границы обозначаются как границы наращивания плит или конструктивные, созидательные границы. Границам наращивания плит отвечают внутриконтинентальные рифтовые зоны, образующие в большей своей части единую глобальную рифтовую систему и срединно-океанические хребты.

На границах сближения литосферные плиты сходятся и поддвигаются одна под другую. Такой процесс поддвига называется субдукцией, а границы плит — границами поглощения. Вдоль границ этого типа проходят океанические желоба и цепь вулканических островных дуг. Когда в зоне субдукции сближаются два континента, легкая кора которых предохраняет их от погружения в мантию, то происходит столкновение континентов и формируются горноскладчатые пояса, такие, например, как Альпийско-Гималайский пояс. Картина возникновения зон столкновения, согласно Зоненшайну и другим, выглядит следующим образом. «До тех пор, пока в глубоководных желобах идет поглощение океанической литосферы, никакого столкновения не происходит. Но наступает такой момент, когда в зону субдукции вместе с движущейся литосферной плитой придвигается континент, микроконтинент или какая-то другая крупная масса земной коры (например, прежняя островная дуга или обширные подводные горы), которые в силу своей легкости и «плавучести» не могут быть пододвинуты и поглощены на большие расстояния. Аналогичные современные ситуации можно наблюдать в Австралии, придвинутой в Яванский желоб, или Новой Каледонии, подступающей к Ново-Гебридскому желобу. В результате происходит блокировка зон субдукции, то есть дальнейшее поглощение становится невозможным. Однако движение плит продолжается и, поскольку ни одна из них не поглощается, неизбежно должно произойти их непосредственное столкновение, прямым результатом которого будет образование горноскладчатого сооружения. <…>

С процессами блокировки зон субдукции и столкновением плит тесно связано явление надвигания пластин прежней океанической коры на края плит, прилежащих к складчатому поясу, главным образом на бывшую пассивную континентальную окраину. Это явление получило название обдукции (как, казалось бы, противоположное субдукции). Обдуцированные пластины океанической коры в виде офиолитовых покровов широко развиты, например, во фронте Альпийско-Гималайского пояса (Кипр, Оман, Белуджистан и др.). Они характерны для Урала, Аппалач и многих других древних складчатых сооружений. Одной из разновидностей механизма обдукции является вариант, рассмотренный Зоненшайном и др., которые исходят из того, что в зону поглощения в конечном счете придвигается пассивная континентальная окраина. Увлекаемая погружающейся океанической плитой, какая-то часть континента также оказывается затащенной под край нависающей плиты. Величина поглощения континентальной литосферы из-за ее плавучести не может быть слишком большой: согласно расчетам О. Г. Сорохтина, она не превышает 150–200 км (по длине), обычно значительно меньше. <…>

Когда поглощение прекращается из-за блокировки зоны субдукции легкой континентальной литосферой и начинается процесс столкновения и активного тектонического движения масс в верхних структурных этажах, пластины океанической коры легко могут перемещаться дальше в сторону континента. Этому способствует то, что затащенный вниз отрезок континентальной литосферы начинает изостатически воздыматься вместе с перекрывающими его комплексами океанической коры. В результате возникают условия для чисто гравитационного соскальзывания тектонических покровов и их нагромождения перед фронтом складчатого пояса. Одновременно термический режим зоны поглощения, выражавшийся в виде термического желоба с глубоким погружением геоизотерм, прекращает свое существование: геоизотермы подымаются, что приводит к разогреву и плавлению погруженных участков континентальной литосферы. <…>

Прекращение поглощения в зоне субдукции в результате ее блокировки и столкновения плит неизбежно должно отражаться на изменении глобальной системы движения литосферных плит: где-то в других местах либо скорости поглощения должны возрастать, либо будут возникать новые зоны поглощения.

Вдоль границ скольжения литосферные плиты лишь сдвигаются друг относительно друга, не испытывая ни расхождения, ни сближения. Абсолютно чистое скольжение достигается крайне редко; всегда вдоль границ скольжения обнаруживается какая-то компонента растяжения или сжатия. К границам скольжения относятся трансформные разломы срединно-океанических хребтов, крупные сдвиги внутри континентов, являющиеся продолжением или аналогом трансформных разломов, и крупные, сложно построенные зоны скольжения, разделяющие некоторые главные литосферные плиты.

Трансформные разломы, выделенные в особую категорию Т. Вильсоном, составляют системы протяженных поперечных разломов, рассекающих срединно-океанические хребты. Они присутствуют во всех океанах, достигая иногда, как в Тихом океане, длины в несколько тысяч километров. Смещения осевых зон срединно-океанических хребтов и магнитных аномалий измеряются от нескольких километров до многих десятков и даже первых сотен километров. Примерами трансформных разломов являются: Мендосино, Кларион, Клиппертон, Элтанин в Тихом океане, Атлантис, Романш, Вернадского в Атлантическом океане, Оуэн в Индийском океане и многие другие… Трансформные разломы рассекают океаническую литосферу на всю ее мощность. Некоторые ущелья, сопровождающие трансформные разломы, имеют глубину до 5000–6000 м; в их стенках вскрывается полный разрез океанической коры».

Итак, в масштабах всей Земли, «плиты расходятся в одних местах и там наращивается новая кора, в других местах они сближаются и кора поглощается, т. е. общая сумма движений, — считает Зоненшайн, — равна нулю. Ложе океанов постоянно обновляется, старая кора поглощается в желобах, новая кора рождается в срединно-океанических хребтах». Зная параметры перемещения одной плиты относительно другой, можно предсказать, какие события будут происходить в любой точке их совместной границы, «и значит, какие комплексы полезных ископаемых можно здесь ожидать».

В геотектонике математическое описание движения литосферных плит осуществляется на основе предположения о жесткости плит и о неизменности радиуса Земли. При этом подразумевается движение какой-либо одной плиты по отношению к другой. Например, Евразиатская плита в настоящее время отодвигается от Североамериканской плиты в районе Северной Атлантики на восток. Но с тем же правом можно сказать, что Североамериканская плита отодвигается от Евразиатской плиты на запад.

Любую из этих плит можно принять в качестве неподвижной и анализировать по отношению к ней движение другой плиты.

«Материалы, касающиеся движения литосферных плит и получаемые путем непосредственных наблюдений вдоль границ плит, — пишут Зоненшайн и др., — отражают исключительно (или преимущественно) относительные перемещения двух плит, соприкасающихся по этой границе. Так, изучая рисунок полосовых магнитных аномалий и ориентировку трансформных разломов в Северной Атлантике, мы получаем данные для суждения об относительном перемещении Североамериканской и Евразиатской плит».

Если за расчетную величину принять скорость перемещения Северной Америки равной 10 см/год (согласно обработке данных наблюдений обсерваторий мира за 40–70 лет, выполненные японскими учеными в 1974 г.) и при этом исходить из предположения, что от начала распада Пангеи до сегодняшнего дня эта скорость в среднем была такой же, тогда Северная Америка пройдет путь длиной 8200 км (расстояние от берегов Франции до Нью-Йорка) в среднем за 82 млн лет. По данным разных авторов эта величина колеблется от 400 до 80 млн лет.

Однако, как отмечалось выше, в истории Земли нет времени более 5000 лет. При принятой скорости движения указанный материк сместится относительно Евразии за 5000 лет всего на 0,5 км.

В таком случае оставшийся путь в 8199,5 км придется преодолеть за весьма ограниченное время. Если это происходит в течение года, то скорость его удаления от Европы должна быть равна примерно 22,5 км в сутки (0,94 км/час), если в течение месяца — 264,5 км/сутки (11 км/час), а если за одни сутки — 341,6 км/час.

При таких больших скоростях перемещения литосферных плит распад Пангеи можно отнести к категории крупной мировой катастрофы, которая должна сопровождаться мощными землетрясениями, наводнениями, извержениями вулканов, пожарами и разрушениями.

Поскольку процессы формирования единого суперматерика и его последующий распад, как и все в этом мире, цикличны, то следующее глобальное перемещение литосферных плит с расположенными на них материками приведет к спаиванию последних в точно такую же Пангею, какой она была в предыдущем Цикле.

Этот единый суперконтинент (суперматерик) просуществует половину Цикла, а затем снова распадется на шесть материков точно так же и таким же образом, как и в предыдущем Цикле. И так будет вечно!

Формирование суперконтинента Пангея, как и ее распад, происходит за весьма короткий промежуток времени и сопровождается катастрофическими явлениями: мощными перемещениями литосферных плит вместе с материками, наводнениями, землетрясениями, значительными разрушениями, извержениями вулканов и т. д.

Эти две глобальные катастрофы, происходящие в каждом Цикле с интервалом в 2500 лет, в мировой истории известны под общим названием Всемирный потоп (рис. 10.4). Отрывочные воспоминания о них зафиксированы в религиозных писаниях, мифах, сказаниях разных народов, согласно которым причиной этих катастроф, в конечном счете, было падение нравственности людей.

Рис. 10.4. Всемирный потоп

Идеи о катастрофических преобразованиях лика Земли казались совершенно логичными для многих выдающихся естествоиспытателей. Так, французский геолог Л. Эли де Бомон объяснял перерывы и несогласия в напластовании горных пород катастрофическими событиями. Профессор Оксфордского университета У. Бекленд собрал обширный и разнообразный материал в подтверждение катастрофического Всемирного потопа, считая его самой крупной катастрофой Земли.

Выдающийся французский ученый Жорж Кювье — зоолог, один из реформаторов сравнительной анатомии, палеонтологии и систематики животных, почетный иностранный член Петербургской Академии наук — научно обосновал, что в истории Земли периодически повторяются события, внезапно изменяющие характер залегания горных пород, рельеф земной поверхности и органический мир. «В физической истории, — писал Кювье в работе «Рассуждения о переворотах на поверхности земного шара и об изменениях, какие они произвели в животном царстве», — нить процессов обрывается, поступь природы меняется и ни один из факторов, используемых природой ныне, нельзя признать достаточным для работы, выполненной в прошлом». Периодические отступления и вторжения моря на сушу «не все были медленны, не все происходили постепенно; наоборот, большая часть катастроф, их вызвавших, была внезапной, и это легко доказать, в особенности в отношении последней из них, которая двойным движением затопила, а затем осушила наши современные континенты или, по крайней мере, большую их часть. Она оставила в северных районах трупы крупных четвероногих, которых окутали льды и которые сохранились до наших дней вместе с кожей, шерстью, мясом. Если бы они не замерзли тотчас после того, как были убиты, гниение разложило бы их. С другой стороны, вечная мерзлота не распространялась раньше на те же места, где они были захвачены ею, ибо они не могли бы жить при такой температуре. Стало быть, один и тот же процесс и погубил их, и оледенил страну, в которой они жили.

Это событие произошло внезапно, моментально, без всякой постепенности, а то, что так ясно доказано в отношении этой последней катастрофы, не менее доказательно и для предшествовавших. Разрывы, поднятия, опрокидывания более древних слоев не оставляют сомнения в том, что только внезапные и бурные причины могли привести их в то состояние, в котором мы их видим теперь; даже сила движения, которую испытала масса вод, засвидетельствована грудами осколков и окатанных валунов, которые переслаиваются во многих местах с твердыми слоями. Итак, жизнь не раз потрясалась на нашей земле страшными событиями. Бесчисленные живые существа становились жертвой катастроф: одни, обитатели суши, были поглощаемы потопами, другие, населявшие недра вод, оказывались на суше вместе с внезапно приподнятым дном моря; сами их расы навеки исчезли, оставив на свете лишь немногие остатки, едва различаемые для натуралистов.

К таким заключениям необходимо приводит рассмотрение объектов, которые мы встречаем на каждом шагу, которые мы можем проверить каждую минуту почти во всех странах. Эти великие и грозные события ярко запечатлены повсюду для глаза, который умеет читать историю по ее памятникам. <…>…Все заставляет нас думать, что вид человека не существовал в тех областях, где находят ископаемые кости, погребенные в эпоху переворотов, так как нет никакой причины, чтобы он целиком мог избежать таких общих катастроф, и чтобы остатки его не могли встречаться теперь наравне с остатками других животных. Отсюда, однако, я не хочу делать вывода, что человек совершенно не существовал до этой эпохи. Он мог жить в каких-нибудь небольших областях, откуда мог заселиться после этих ужасных событий; возможно также, что те места, где он жил, были окончательно разрушены и кости его погребены на дне современных морей, за исключением небольшого количества особей, которые и продолжали его род.

Как бы то ни было, обоснование человека в странах, в которых, как мы сказали, находятся ископаемые наземные животные, то есть в большей части Европы, Азии и Америки, должно было произойти не только после тех переворотов, при которых эти кости животных были погребены, но и после тех, которые обнажили слои, их содержащие… Отсюда ясно, что ни в самих этих костях, ни в более или менее значительных скоплениях камней и земли, их прикрывающих, нельзя почерпнуть никакого аргумента в пользу древности человеческого рода в этих странах».

Приводя физические доказательства относительной новизны современного состояния континентов, Кювье говорит: «Подробно исследуя то, что произошло с того времени, как… континенты приобрели современный вид, по крайней мере, в их сколько-нибудь возвышенных частях, ясно видно, что этот последний переворот, а следовательно, и обоснование наших современных обществ не могли быть очень древними. Это один из наиболее хорошо доказанных и в то же время наиболее неожиданных выводов здравой геологии, — вывод, тем более ценный, что он связывает непрерывающейся цепью историю естественную с историей гражданской.

Измеряя эффект, производимый в определенное время ныне действующими силами, сравнивая его с тем эффектом, который эти силы произвели со времени начала их действия, удается приблизительно определить момент, когда началось их действие, момент, который необходимо должен совпадать с тем, когда континенты приняли их современный облик… Действительно, именно начиная с этого отступления, наши современные обрывы начали осыпаться и образовывать у подножья холмы из обломков; с этого же времени начали течь наши реки и отлагать свои наносы; начала распространяться современная растительность и образовывать перегнойную почву, наши береговые скалы начали подтачиваться морем, наши современные дюны начали сбрасываться ветром; так же как с этой же эпохи начали, или вновь начали, распространяться человеческие колонии и обосновываться в местах, где это допускала природа… Чрезмерная древность, приписываемая некоторым народам, не заключает в себе ничего исторического…Природа повсюду говорит нам одним и тем же языком: всюду она говорит, что настоящее состояние вещей не имеет большой древности; и, что еще замечательнее, человек говорит нам то же, что и природа, обратимся ли мы к подлинным преданиям народов или будем исследовать их моральное», политическое и интеллектуальное состояния. «История народов подтверждает сравнительную недавность континентов…

Хронология ни одного из народов запада не восходит связанной цепью дальше, чем на три тысячи лет. Ни один народ не может представить нам до этого времени ни даже два, три века спустя, с какой-либо долей вероятности, связанную цепь событий… Из истории Западной Азии мы имеем лишь несколько противоречивых отрывков, которые восходят сколько-нибудь последовательно лишь на двадцать пять веков назад… Первый светский историк, труды которого мы имеем, Геродот, имеет давность не более двух тысяч трехсот лет. Предшествующие историки, у которых он мог черпать, старше его лишь на сто лет. О том, что они собой представляли, можно судить по нелепостям, сохранившимся в отрывках от Аристея Прокоинезского и некоторых других. До них мы имеем лишь поэтов. Гомер самый древний, какого мы имеем, Гомер, учитель и вечный образец для всего Запада, удален от нашей эпохи лишь на две тысячи семьсот или две тысячи восемьсот лет… Так же точно преувеличена древность некоторых горных работ».

Та последняя катастрофа, о которой упоминает Кювье, действительно произошла недавно — около 2500 лет назад. Это был весьма непродолжительный период времени, в течение которого распался суперконтинент Пангея с образованием ныне существующих шести материков. Распад Пангеи, согласно Вегенеру и другим, происходит следующим образом: вначале суперконтинент раскалывается на два — Лавразию, включающую в себя Северную Америку, Евразию, и Гондвану, в составе которой — Африка, Южная Америка, остров Мадагаскар, Индостан, Австралия и Антарктида. Затем Северная Америка откалывается от Евразии. Распад Гондваны происходит в следующей последовательности: от Африки отходит Южная Америка, а затем от Индостана откалывается Австралия с Антарктидой, и далее от Африки отходит Индостан, а Австралия отделяется от Антарктиды (рис. 10.2).

«Восстановление по геолого-геофизическим данным расположения и конфигурации континентов в прошлом, — пишет российский ученый К. С. Лосев (1985), — свидетельствует о том, что они то собирались в единый ансамбль, формируя один суперконтинент, то расходились в разные стороны». По современным представлениям, одной из главных причин объединения и разъединения материков являются конвективные течения в мантии, точнее, смена одноячеистой конвекции в мантии на двухъячеистую. «Обе структуры конвекции, — отмечает Лосев, — неустойчивы и регулярно (в геологических масштабах времени) переходят одна в другую. <…> При одноячеистой конвекции все материки объединялись в единый суперконтинент, а при двухъячеистой — суперконтинент раскалывался на части, которые дрейфуют в сторону вновь возникших нисходящих потоков в мантии. В эпохи установления одноячеистой конвекции тектоно-магматическая активность Земли повышается в несколько раз». Во время установления двухъячеистой конвекции эта активность Земли также увеличивается.

А. Вегенер объяснял причины смещения материков по их базальтовой постели, прежде всего, силами, связанными с осевым вращением Земли (ротационными силами), в сочетании с гравитационным воздействием Луны. Упоминая о конвекционных течениях в мантии (симе), Вегенер пишет: «При рассмотрении поверхности Земли нельзя, однако, не признать, что раскалывание Гондваны, а также бывшей Северо-Американско-Европейско-Азиатской материковой глыбы можно рассматривать как результат воздействия такой циркуляции симы».

Следует отметить, что в последние годы ряд исследователей, занимавшихся изучением ориентировки крупных разрывов литосферы, показали, что геодинамическая роль ротационного фактора в геотектонике весьма значительна. Так, П. С. Воронов в книге «Роль сдвиговой тектоники в структуре литосфер Земли и планет земной группы» (1997) рассматривает ротационные силы Земли как важнейший фактор развития ее сдвиговой тектоники. Немаловажное значение в геотектонике имеет и такой ротационный фактор, как изменение положения оси вращения Земли. Воронов обращает особое внимание на тот факт, что в теле нашей планеты идет постоянное борение трех физических полей: гравитационного, термального и ротационного. «Это силы исполинские, — говорит ученый, — и их взаимодействие нельзя больше игнорировать…»

Многие исследователи признают важную роль тектоники плит в перераспределении, локализации и генерации рудно-магматического вещества в земной коре, в формировании рудных месторождений (то есть месторождений каких-либо металлов или минералов). Как полагают специалисты в области геотектоники, главными рудогенерирующими структурами являются границы литосферных плит. Геологи говорят: «Ищи границы плит, найдешь полезные ископаемые». Так, непосредственно с границами плит связаны рудные месторождения меди, цинка, свинца, железа, марганца, олова, вольфрама, золота и серебра. «Другие полезные ископаемые, — считает Зоненшайн, — связаны с границами плит лишь косвенно, либо возникая внутри структурных форм, унаследованных от прежних границ плит, либо образуясь в связи с движением плит, но вдали от их границ. Это в основном осадочные месторождения, такие как нефть, каменная соль, медистые сланцы, битуминозные сланцы, некоторые урановые месторождения. Есть полезные ископаемые, которые формируются внутри плит и вовсе не приурочены к границам плит. Для таких полезных ископаемых, как болотные железняки, торф, бокситы, определяющими являются климатические условия, а не взаимодействие плит. Однако для прогноза их поиска важно знать, где был тот или иной район в конкретную геологическую эпоху, т. е. историю дрейфа континентов. Некоторые рудные месторождения, например оловянные или редкоземельные, образуются в связи с внутриплитовым магматизмом». С внутриплитовым магматизмом связаны и такие важные месторождения, как алмазы (кимберлиты), медно-никелевые руды, олово и другие.

Следует отметить, что с появлением в геологии концепции тектоники литосферных плит удалось выяснить природу многих эндогенных (в недрах планеты) процессов, а также установить связь между этими процессами и геологическими явлениями, наблюдаемыми на поверхности Земли. В этой связи новое звучание получили проблемы происхождения и формирования месторождений полезных ископаемых. Не составила исключения в этом отношении проблема происхождения алмазоносных пород. Но… несмотря на достигнутые успехи в изучении геологии, петрологии и геохимии алмазоносных кимберлитов, лампроитов и родственных им пород, общепринятого представления на происхождение алмазов пока не сформировалось. Однако все геологи сходятся на том, что алмазоносные кимберлиты, а вместе с ними и месторождения алмазов, встречаются только на континентальных щитах. Ни кимберлиты, ни лампроиты и родственные им глубинные породы карбонатитового и щелочно-ультраосновного рядов на океаническом дне не встречаются. Экспериментальное изучение образцов перидотитов, часто встречающихся в кимберлитовых породах, позволило установить, что алмазоносные кимберлиты формируются на глубинах, превышающих 120–150 км (но не более 300 км).

В рамках классических представлений процесс формирования кимберлитовых и многих других рудоносных магм связан с интенсивным движением веществ в верхней мантии в периоды максимальной тектономагматической активности Земли. Проявляется эта активность (под действием ротационных, гравитационных и термальных сил) в интенсивном перемещении литосферных плит вместе с континентами, в землетрясениях, в плавлениях земной коры, во внедрении глубинных магм в кору, в извержениях вулканов, в деформациях земной коры и во многих других случаях движения земного вещества. Традиционно считается, что рудные вещества эндогенных полезных ископаемых обычно поступают непосредственно из мантии за счет дифференциации мантийного вещества, либо с поднимающимися из мантии водными флюидами.

Места выхода глубинных рудоносных расплавов, в том числе кимберлитовых комплексов, на дневную поверхность Земли связаны с разрывами сплошности в ослабленных зонах литосферы. Эти разрывы (расколы) происходят, как правило, там, где под воздействием внешних сил в жесткой литосфере возникают напряжения растяжения, превышающие по своей величине пределы прочности пород на разрыв. Считается, что именно обстановка растяжения приводит к ситуации образования и быстрого раскрытия трещин (магмовыводящих каналов) шириной порядка нескольких метров и более. Чем меньше вязкость магм, тем быстрее раскрытие трещин и тем стремительнее (порой со скоростью курьерского поезда) подъем ранее дифференцированных рудосодержащих расплавов. Мощный поток глубинных магм приводит к абразии стенок магмовыводящих каналов и отрыву от них кусков коренных пород, которые выносятся в виде «окатанных» валунов ксенолитов глубинных пород. Например, реальные скорости подъема кимберлитовых магм достигают таких высоких значений, что они легко выносят с собой даже тяжелые ксенолиты эклогитов и гранатовых перидотитов.

Заложение наиболее известных алмазоносных провинций, а также месторождений многих других полезных ископаемых происходит в каждом Цикле Мировой Драмы в период формирования суперконтинента Пангеи. Примером тому могут служить наиболее богатые алмазоносные провинции Южной Африки, Канады, Бразилии, Индии, Австралии, Сибири и Севера Балтийского щита, заложение которых произошло во время формирования Пангеи.

Именно это время считается уникальной эпохой рудонакопления, когда возникают богатейшие месторождения алмазов, золота, серебра, свинца, олова, никеля, меди, железа, урана и многих других ценных элементов. В течение каждого Цикла происходит постепенное истощение рудников, которые вновь наполняются полезными ископаемыми в то же самое время и таким же образом, как и в предыдущих Циклах.

10.3. Климат планеты

Глобальные катастрофы кардинально изменяют не только географию планеты, но и ее климат.

Огромное количество фактов отчетливо показывает, что в большинстве районов Земли климат в иные времена был совсем другим, чем ныне. Так, например, известно, что в Европе на протяжении значительной части истории Земли климат был субтропический и тропический. «Особенно яркий пример больших климатических изменений, — пишет Альфред Вегенер в книге «Происхождение континентов и океанов», — представляет полярная северная область, например, хорошо известный Шпицберген, который отделен от Европы лишь участком мелкого моря и, следовательно, образует часть большого Евразиатского континентального блока.

В настоящее время Шпицберген находится в суровом полярном климате, под материковым льдом, а в далекие времена «там стояли леса, отличавшиеся большим богатством пород, что ныне можно встретить и в Средней Европе. Там произрастали не только сосна, ель и тис, но также липа, бук, тополь, вяз, дуб, клен, плющ, терн, орешник, боярышник, калина, ясень и даже такие теплолюбивые растения, как водяная лилия, грецкий орех, болотный кипарис (Taxodium), мощная секвойя, платан, каштан, гинкго, магнолия и виноградная лоза! Очевидно, тогда на Шпицбергене должен был существовать такой климат, какой сегодня характерен для Франции, то есть средняя годовая температура здесь была примерно на 20° выше, чем в настоящее время. А если мы еще больше углубимся в историю Земли, то найдем здесь признаки еще более теплого климата», когда здесь «росли саговые пальмы, которые ныне встречаются только в тропиках, гинкго (в настоящее время есть один единственный вид в Китае и Южной Японии), древовидный папоротник и др. Наконец… мы находим в некоторых районах Шпицбергена мощные пласты гипса, свидетельствующие о субтропическом засушливом климате, а также флору, которая имеет субтропический характер.

Такая резкая смена климатов — в Европе от тропического до климата умеренных широт, а на Шпицбергене от субтропического до полярного — сразу наводит на мысль о смещении полюсов и экватора и вместе с ними всей зональной системы климатов. При этом можно предположить следующее. Если меридиан Шпицберген — Южная Африка испытал наибольшие изменения климата, то одновременное изменение климата на двух меридианах, лежащих на 90° восточнее и западнее его, должно было равняться нулю или во всяком случае быть весьма незначительным. И это действительно так, ибо Зондский архипелаг, который находится на 90° восточнее Африки», в ту давнюю эпоху «определенно имел такой же тропический климат, как и теперь. Это видно из того, что там сохранились без изменения многочисленные древние растения и животные, например такие, как саговая пальма или тапир…»

На основе палеоклиматических данных, наблюдений Международной службы географических широт, многочисленных исследований в смежных областях Вегенер и ряд ученых из разных стран мира пришли к следующим выводам:

10.3.1. Миграция полюсов (их смещение) носит характер периодических колебаний относительно неизменного среднего положения.

10.3.2. Между внутренним смещением осей и миграцией полюсов существует связь, о которой выдающийся теоретик лорд Кельвин писал: «Мы можем не только допустить, но и считать в высшей степени вероятным, что наибольшая ось инерции и ось вращения, всегда находившиеся близко друг к другу, в древние времена могли быть значительно удалены от их современного положения и они постепенно могли переместиться на 10, 20, 30, 40 или больше градусов…»

10.3.3. Периодические преобразования географии Земли, когда континенты то собираются в единый суперконтинент, то расходятся в разные стороны, приводят к весьма существенным изменениям климата.

10.3.4. Наклон земной оси (оси суточного вращения Земли, т. е. прямой, проходящей через центр планеты и ее географические полюсы) к эклиптике (т. е. к плоскости земной орбиты, по которой Земля обращается вокруг Солнца) характеризуется существенными периодическими колебаниями, которые, в совокупности с соответствующими изменениями долготы в перигелии и эксцентриситетом орбиты, оказывают решающее влияние на последовательную смену ледниковых и межледниковых периодов. Причем «в периоды материкового оледенения наклон эклиптики был меньше, а в те периоды, когда ледников не было и происходило значительное распространение организмов в сторону полюсов, — больше.

Нетрудно выяснить, — пишет Вегенер, — влияние таких изменений наклона эклиптики на климатическую систему Земли. Для этого нужно только представить себе, что годовое колебание температуры в значительной степени обусловлено наклоном оси вращения Земли по отношению к эклиптике. Если бы наклон эклиптики (по отношению к экваториальной плоскости) был бы равен нулю, то есть земная ось была бы ориентирована перпендикулярно к плоскости орбиты Земли, то при незначительности эксцентриситета орбиты не было бы вообще годового колебания температуры и повсюду на Земле на протяжении всего года господствовала бы температура постоянная во времени, как это имеет место в настоящее время только в тропиках».

По индикаторам климата прошлого, считают ученые, можно сделать заключение о том, что в определенные периоды истории Земли различие между климатом полюса и экватора существенно уменьшается.

10.3.5. Состояние атмосферы — ее масса и состав — являются немаловажным климатообразующим фактором. Из всех характеристик атмосферы особо важное значение имеет содержание углекислого газа, хотя он и присутствует в ней в ничтожном количестве — всего 0,03 % объема. «В целом, — пишет К. С. Лосев в книге “Климат: вчера, сегодня и завтра” (1985), — атмосфера прозрачна для потока солнечного излучения, которое происходит в основном в световом, то есть коротковолновом, диапазоне. Поток солнечных лучей, доходящий до поверхности Земли, частично отражается, а частично поглощается. В результате, поверхность планеты нагревается и, в свою очередь, начинает излучать энергию в виде теплового потока — инфракрасного, или длинноволнового, излучения. Земля, таким образом, работает как аппарат, преобразующий видимое (коротковолновое) излучение в невидимое инфракрасное (длинноволновое). Излучаемое Землей тепло уходит в пространство, но значительная его часть задерживается молекулами СО2, так как углекислота непрозрачна для тепловых лучей.

Оценки показывают, что отсутствие СО2 в атмосфере могло бы привести к весьма существенному снижению средней температуры на поверхности Земли…

Основная масса СО2 находится не в атмосфере, а в океане, где ее в 50 раз больше. Другим резервуаром углерода и углекислого газа является биосфера. Но, конечно, больше всего связанного и захороненного углерода находится в земной коре, откуда углекислый газ поступает в атмосферу вместе с вулканическими извержениями. Между всеми резервуарами углекислого газа идет сложный обмен, стремящийся к равновесию. Нарушение равновесия должно приводить к изменениям содержания СО2 в атмосфере и, следовательно, изменениям климата на поверхности Земли. Очевидно, что изменения СО2 могли происходить по разным причинам…»

Расчеты, выполненные М. И. Будыко, А. Б. Роновым, Л. И. Яншиным (1980), показали, что всплески СО2 достаточно хорошо согласуются с периодами теплых эпох, а уменьшение — с эпохами оледенений. Причем колебания концентрации углекислого газа происходят в довольно узком пределе. Основную причину всплесков содержания СО2 в атмосфере указанные авторы видят в повышении вулканической активности.

10.3.6. Важное значение для климата Земли в целом имеет относительная площадь Мирового океана — чем эта площадь больше, тем более мягким («морским») будет климат на планете, т. е. тем меньше будет размах широтных изменений температуры воздуха и ее суточных, синоптических и годовых колебаний.

В геологической истории Земли не раз происходили явления наступления (трансгрессии) и отступления (регрессии) океана, в результате которых изменялись соотношения суши и моря, а также глубина океана. «…В результате регрессии океана, — пишет Лосев, — площадь суши на Земле возрастает и наша планета становится ярче в связи с тем, что суша обладает значительно большей отражательной способностью (большим альбедо). А это приводит к понижению температуры. При крупных трансгрессиях, когда затапливается до 40 % суши (по сравнению с современной), планета тускнеет, так как уменьшается ее альбедо; поверхность разросшегося океана поглощает больше солнечных лучей, что приводит к общему повышению температуры».

Одной из главных причин «крупнейших трансгрессий и регрессий океана являются процессы в недрах Земли, вызывающие движение литосферных плит и изменения конфигурации, размеров и глубины океана. Сейчас создана обоснованная физическая теория, объясняющая трансгрессии и регрессии океана изменением скоростей приращения (спрединга) литосферных плит в районах рифтовых долин срединно-океанических хребтов. При быстром раздвижении плит вновь образующаяся океаническая кора не успевает остывать и формирует поэтому “мелкий” океан. В таком случае при условии постоянства объема воды в океане он не должен затапливать часть суши. Когда скорость приращения литосферных плит уменьшается, образовавшаяся океаническая кора постепенно остывает и в соответствии с законом физики сжимается, в результате, океан снова становится “глубоким” и вода уходит с затопленной суши. Начинается регрессия океана. Огромное влияние на изменения климата… оказывает перемещение материков по поверхности Земли в составе литосферных плит». Как отмечалось выше, расположение материков на поверхности планеты и их конфигурация периодически изменялись. Причем в период оледенения один из материков располагался в районе полюса. «Уже самое замещение воды сушей, альбедо которой значительно выше, приводило, — говорит Лосев, — к снижению температуры в этом районе. Еще из школьных учебников известно, что из-за шарообразности Земли районы полюсов значительно холоднее других районов планеты, так как получают значительно меньше солнечного тепла. В силу физических причин в районе полюсов осадки выпадают часто в виде снега, при этом количество стаивавшего снега было меньше количества выпавшего. Накапливавшийся из года в год остаток снега превращался в лед и формировал ледниковый покров. Возникал глобальный холодильник, что постепенно приводило к охлаждению поверхности всей планеты. Когда же на месте полюсов располагался океан, ледниковый покров возникнуть не мог. Расчеты показывают, что при океанических «жидких» полюсах температура на них не должна быть ниже 0 °C, а у экватора — около 30 °C, то есть перепад температуры в теплую эпоху между экватором и полюсом составлял около 30 °C. Значение океана на полюсе видно из такого современного факта. Сейчас оба полюса покрыты постоянным льдом, на Южном — он лежит на суше, на Северном — на воде, соответственно средняя температура на полюсах такая: на Южном — минус 50 °C, а на Северном — минус 14 °C. Таким образом, океан даже подо льдом повышает температуру по сравнению с сушей в 3,5 раза.

Восстановление по геолого-геофизическим данным расположения и конфигурации континентов в прошлом свидетельствует о том, что они то собирались в единый ансамбль, формируя один суперконтинент, то расходились в разные стороны. Это тоже приводило к длительным изменениям климата на Земле, так как менялось ее альбедо, а следовательно, и величина усвоения солнечной радиации. Расположение единого суперконтинента по обе стороны экватора могло повысить температуру на нашей планете на 10 °C по сравнению с современной, когда континенты разобщены и сдвинуты к полюсам. Такой единый суперконтинент — Пангея — действительно располагался по обе стороны экватора» в период одной из самых теплых эпох климата.

10.3.7. В последнее время происходит много дебатов по поводу возможных последствий для климата ядерной войны. «Тотальный ядерный удар, — пишет по этому поводу Лосев, — который может быть осуществлен практически мгновенно, вызовет катастрофические изменения в атмосфере. Ядерный взрывы колоссальной мощности как на земле, так и в воздухе и последующие пожары в городах и в лесной зоне приведут к выбросу в атмосферу и стратосферу огромного количества пыли, сажи, дымов, аэрозолей, пара и газов, которые могут подняться до высоты 30 км. При этом мельчайшие аэрозольные частицы сосредоточатся в верхней части тропосферы и стратосфере, а более крупные и пылевые — в нижней части. Этот многослойный «пирог» из пыли и аэрозолей резко уменьшит прозрачность атмосферы и вызовет настоящее «солнечное затмение», ослабив светимость Солнца для наблюдателя на поверхности Земли от 2 до 200 раз в зависимости от местоположения. Мрак будет рассеиваться в течение многих дней. Отрезанная от солнечного излучения поверхность планеты начнет охлаждаться. Расчеты по имеющимся климатическим моделям с помощью компьютеров дают такие величины понижения температуры в первые десятки дней у поверхности Земли: по отношению к средней годовой глобальной температуре оно составит 15 °C, а для северного полушария 20–25 °C. На территории США температура упадет на 30–40 °C, в Центральной Европе на 50 °C, на Аравийском полуострове на 50 °C, на Камчатке на 40 °C. Если это будет летом, то значительная часть биосферы Земли погибнет, а если зимой, то гибель будет несколько меньшей.

Пока поверхность планеты и тонкий приземный слой воздуха будут охлаждаться, сама атмосфера, в которой как в многослойном пироге увязнет солнечная радиация, будет разогреваться. В результате после сильного охлаждения температура у поверхности Земли сначала выровняется, а потом начнет быстро повышаться. На 300–350-й день после войны температура в северном полушарии повысится по отношению к среднегодовой на 25–35 °C. Ледяной холод сменится удушающей жарой. На континентах летом температура местами подскочит до 50–60 °C, что приведет к уничтожению наземной жизни. Разумеется, это только самые первые прикидки, основанные на еще несовершенных и весьма упрощенных моделях климата при отсутствии достаточно обоснованной исходной информации, а также природных аналогов таких явлений. Рассматривая естественные изменения климата, воздействия на него человека, возможные сценарии климата завтрашнего дня, не следует забывать, что не это сейчас самое важное в развитии человечества, так же как и не экологический, продовольственный, энергетический и другие кризисы. В случае ядерной войны все эти проблемы, которыми занимаются многочисленные ученые и общественные деятели, просто перестанут существовать вместе с человеческим обществом».

Однако Новое Знание дает более оптимистичный прогноз: «Какие бы катаклизмы ни происходили на Земле, вплоть до ядерной войны, полного уничтожения никогда не происходит. Потому что откуда появился бы тогда человеческий род в начале следующего Цикла — ведь Цикл Мировой Драмы вращается вечно».

Мы сейчас живем в эпоху очередного оледенения. Время нашей жизни — конец Железного века, а точнее Переходного (см. рис. 7.1).

Это очень удачное время — время, когда в недрах Старого мира снова, как и Цикл назад, зарождается Новый мир — Золотой век человечества.

Существовавший в Золотом и Серебряном веках единый континент Пангея в начале Медного века распался и из его осколков сформировались современные континенты, что привело к более «мелкому» океану и, как следствие, трансгрессии — затоплению части суши. Причем один из осколков Пангеи — Антарктида переместился в южно-полярную область, где сформировался мировой «холодильник» — мощный ледниковый покров площадью около 14 млн км2 и объемом 24 млн км3. Это составляет сегодня около 90 % объема всех ледников мира; объем Гренландского ледникового щита равен 2,6 млн км3; на арктические и горные ледники остается менее 1 %; растопление всего антарктического льда повысило бы уровень Мирового океана на 55 м. В период распада Пангеи происходит глобальная перестройка климатической системы: возникают обширные ледниковые покровы, что существенно сказывается на средней температуре воздуха (глобальная температура воздуха у поверхности Земли уменьшается приблизительно с 22 °C до 15–10 °C), так как планета становится более яркой, отражая значительно больше солнечных лучей. Субтропическая растительность в высоких широтах сменяется растительностью умеренных и холодных широт. Исчезают динозавры и многие виды животных, на смену которым приходят иные, более близкие к современным. Изменилось все: океан, суша, растительность, насекомые и почвы. Все эти изменения, считают Лосев и другие исследователи, происходили довольно быстро.

Свидетельства, собранные учеными в самых разных районах планеты, говорят о том, что в межледниковье (то есть во времена Золотого и Серебряного веков) климат на планете был теплым и мягким: не было практически суточных, синоптических и годичных колебаний температуры воздуха; отсутствовали ледниковые и снежные покровы; разница температур в районах полюсов и экватора была незначительной — повсюду была «вечная» весна.

10.4. Народонаселение в череде веков

Преобразования лика Земли, происходящие в результате глобальных катастроф в середине и конце каждого Цикла, приводят к кардинальному изменению географии и структуры народонаселения.

В первой половине Цикла (после формирования Пангеи) население планеты было немногочисленным. Люди жили в восточной части единого материка в том месте, где в результате объединения континентов расположились Индия, Австралия, часть Африки и Азии (рис. 10.2). Жители Пангеи (единого государства под названием Бхарат) обладали высокой нравственной культурой, не ведали о бедах и страданиях.

Глобальная катастрофа, вызвавшая распад Пангеи, в мгновение ока разбросала людей по пяти континентам. В результате, люди потеряли все: единство, мир, покой, счастье, комфорт, богатство, сознание души и своего бессмертия. Начинается новый этап истории человечества — вторая половина Цикла. Именно в этот период происходит формирование различных народов, языков, культур, государств, религий.

Численность народонаселения растет идентично в течение любого Цикла мировой истории, несмотря на периодические войны, стихийные бедствия, эпидемии. Например, от эпидемии чумы, бушевавшей в Европе с 1347 г. по 1670 г., погибло около 15 млн человек, от голода в XIX в. — свыше 50 млн, от пандемии «испанка» (грипп) в 1918–1919 гг. — около 20 млн, в двух мировых войнах — 60 млн.

Рост населения происходит довольно неравномерно. Так, за 3000 лет до Рождества Христова на Земле жило около 1 млн человек, в V в. до н. э. население едва достигало 330 млн, к 1500 г. н. э. оно увеличилось до ~ 640 млн, к 1650 г. — до ~ 800 млн. Численность населения достигла первого миллиарда примерно в 1820 году, 2 млрд — через 107 лет (в 1927 г.), 3 млрд — 32 года спустя (в 1959 г.), 4 млрд — через 15 лет (в 1974 г.), 5 млрд — по прошествии всего 13 лет (в 1987 г.), 6 млрд — в конце 1999 г., в 2005 г. — 6,07 млрд, в 2006 г. — 6,54 млрд. Расчеты демографов ООН показывают, что рост населения замедляется, и сроки приращения седьмого и последующих миллиардов будут увеличиваться.

Если взглянуть на график рис. 10.5, то можно видеть, что максимальное увеличение населения произошло за последние 100 лет, то есть подавляющее число душ спускается из Мира душ на Сцену Мировой Драмы в двадцатом веке.

Рис. 10.5. Население мира от 3000 г. до Рождества Христова и от Р. Х. до наших дней

Современная география народонаселения выглядит следующим образом: в Европе проживает более 700 млн человек; в Азии, образующей вместе с Европой материк Евразию, — более 3,5 млрд; в Африке — более 850 млн; в Австралии и Океании — около 32 млн, в Северной Америке — свыше 500 млн, в Южной Америке — более 360 млн человек.

Этническая структура планеты весьма разнообразна. В мире насчитывается около 5 тысяч народов. Причем численность народов колеблется в широких пределах — от многих миллионов (1992; китайцы (хань) — 1120 млн, хиндустанцы — 240 млн, американцы США — 205 млн, бенгальцы — 200 млн, бразильцы — 160 млн, русские — 150 млн, японцы — 123 млн) до нескольких сотен и даже десятков человек (тоала — в Индонезии, ботокуды — в Бразилии, алакалуфы и ямана — в Аргентине и Чили). 321 народ, численность каждого из которых более 1 млн, составляет 96,2 % всего населения планеты.

Общее число языков в мире — 4–5 тысяч. Точную цифру лингвисты затрудняются назвать ввиду условности различия между разными языками и диалектами одного языка. Название народа и языка, как правило, совпадают, однако встречаются случаи, когда несколько народов говорят на одном и том же языке. Например, испанский язык является родным не только для испанцев, но и для большей части народов Латинской Америки; на немецком языке говорят немцы, австрийцы и германошвейцарцы; на английском — англичане, австралийцы, новозеландцы, англоканадцы, американцы США и ряд других народов. Довольно часто в современном мире встречается двуязычие. Это особенно характерно для многонациональных стран, где национальные меньшинства, кроме родного, используют язык наиболее многочисленной нации.

К широко распространенным языкам мира (по числу говорящих, на начало 1990-х гг.) относятся: китайский (1200 млн человек), английский (450 млн), хинди и урду (350 млн), испанский (300 млн), русский (240 млн), бенгальский, индонезийский и арабский (по 180 млн), португальский (170 млн), японский (123 млн), немецкий (100 млн), французский (100 млн). Почти две трети населения мира говорит на этих 12 языках. Причем, английский, русский, французский, испанский, арабский и китайский являются официальными и рабочими языками Организации Объединенных Наций.

Как же появилось такое разнообразие языков? На этот вопрос лингвисты ответа не дают.

В первой половине Цикла (в Золотом и Серебряном веках) люди говорили только на одном языке — хинди. Глобальная катастрофа, произошедшая на стыке Серебряного и Медного веков, разметала десятки миллионов людей по всем частям света. В результате небывалого стресса от пережитых ужасов Всемирного потопа у людей, оказавшихся волей судьбы в разных уголках планеты, проявилась ксеноглоссия — феномен внезапно возникающей способности говорить на неизвестных ранее языках.

Согласно исследованиям Яна Стивенсона (см. гл. 3) и других ученых, ксеноглоссию могут вызвать стрессы, травмы головы, иногда гипноз. В истории человечества известно много случаев, когда люди под действием тех или иных обстоятельств начинали говорить на языках, которых прежде не изучали. Приведем несколько примеров.

В середине 1990-х годов в Германии произошел необычный случай с молодым сантехником Томасом, который в результате ссоры с женой испытал такой сильный стресс, что, проснувшись наутро, вдруг заговорил с ней на… русском языке. Перепуганная жена вызвала «скорую помощь». Врач был в полном недоумении, когда услышал, как обычный сантехник, никогда не покидавший родной город Боттроп, не учивший иностранных языков, заговорил на прекрасном русском языке. Ко всем окружающим Томас обращался только по-русски, забыв все немецкие слова и выражения.

Жена поступила на курсы русского языка, чтобы общаться с «новым русским», но учиться нужно было очень долго. Пришлось обратиться к специалистам, которые с большим трудом «вытеснили» из сознания сантехника русский язык и восстановили знание немецкого языка.

Порой тяжелые телесные травмы вызывают дар ксеноглоссии.

Так, медсестру одной из софийских больниц, пораженную высоковольтным разрядом, врачам удалось вывести из состояния клинической смерти. Но… когда девушка пришла в себя, то оказалось, что она полностью забыла болгарский язык и стала говорить порусски. Однако вскоре болгарский язык полностью вытеснил русский.

Один пакистанский крестьянин, будучи поражен молнией, неделю не приходил в сознание и в бреду говорил на непонятном для окружающих языке. Лингвисты установили, что это был чистейший японский язык. Когда же крестьянин пришел в себя, то он полностью утратил дар, обретенный столь трагичным образом (см. газету «Пятое измерение», № 4, 2002).

В 2003 году газета «Комсомольская правда» опубликовала в нескольких номерах рассказ о Наташе Бекетовой из Анапы, которая, по ее словам, думает и разговаривает на нескольких языках.

Вот рассказ Наташи о себе. Родилась в 1979 г. в семье военнослужащего, с которой объездила всю Россию. Когда отец вышел на пенсию, семья поселилась в Анапе. В 1993 г. в школе на уроке математики Наташа внезапно потеряла сознание. «Я, — рассказывала она, — словно выскользнула из тела и наблюдала за происходящим сверху. Как вернулась в тело — не помню. Но поняла, что напрочь забыла русский язык. Зато в голове всплыли десятки других загадочных языков. Почти на всех я сейчас могу писать и свободно разговаривать».

Современная наука констатирует реальность этого феномена.

Некоторые ученые считают, что ксеноглоссия относится к явлениям так называемой «скрытой памяти», которая проявляется из глубин сознания (подсознания) под воздействием стрессов и т. п.

Однако ряд из них полагают, что подсознание является прерогативой генной структуры тела. Как говорилось выше, ни одна часть тела, в том числе и мозг, сознанием не обладают. Сознание является свойством души, которая наделена такими способностями, как ум и интеллект. Какое бы действие человек ни совершал, оно обязательно фиксируется в душе, подобно видеомагнитофонной записи. В соответствии с законом сохранения, который справедлив и в отношении сознательной энергии, источником и носителем которой является душа, ничто (в том числе и наше знание языков) не исчезает бесследно, а просто погружается в «глубины» души (в подсознание). Роли, которые мы играем в течение Цикла, записаны в душе каждого из нас навечно, и эту запись не может стереть никто, даже Бог. Запись проявляется в точное время в соответствии с ролью, какую человек играет в том или ином рождении. Например, когда в процессе распада Пангеи группа людей оказалась на территории, именуемой ныне Испанией, то… в результате пережитых ужасов глобальной катастрофы эти люди забыли свой язык (хинди) и начали изъясняться, думать, писать на испанском языке, которого в данном рождении не слышали и не изучали. Аналогичным образом появляются и другие языки.

Все люди планеты в Золотом и Серебряном веках жили в одной стране, имевшей монархическую форму правления. Увеличение числа государств началось с Медного века. В настоящее время вся суша планеты, за исключением Антарктиды и некоторых других территорий, разделена между примерно двумястами государствами.

По размеру территории в первую десятку стран входят: Россия— 17,075 млн квадратных километров; Канада — 9,976 млн; США — 9,640 млн; Китай — 9,598 млн; Бразилия — 8,512 млн; Австралия — 7,687 млн; Индия — 3,288 млн; Аргентина — 2,767 млн; Казахстан — 2,727 млн; Судан — 2,506 млн. Наиболее населенными государствами являются (2005 г.): Китай — 1306 млн человек; Индия — 1080,26; США — 300,73; Индонезия — 241,97; Бразилия — 186,11; Пакистан — 162,42; Россия — 142,22; Бангладеш — 126,96; Нигерия — 128,77; Япония — 127,42 млн.

Согласно политической карте (2006 г.), в мире существует 193 независимых государства, в которых преобладают республиканская и монархическая формы правления. По сведениям «Нового универсального справочника стран и народов мира», в 2006 г. в мире было 146 республик. При республиканском строе различают: президентскую республику, где президент возглавляет правительство и наделен большими полномочиями (США, ряд стран Латинской Америки), и парламентскую республику, где роль президента меньше, а правительство возглавляет премьер-министр (ФРГ, Австрия, Италия, Индия). В современном мире 31 монархия (2006 г.): 14 — в Азии, 12 — в Европе, 3 — в Африке и 2 — в Океании; среди них есть королевства, герцогства, княжества, папское государство — Ватикан, вождество и одна империя. Как правило, власть монарха пожизненна и передается по наследству, но в Малайзии и Объединенных Арабских Эмиратах монарх избирается на пятилетний срок.

Большинство современных монархий — это конституционные монархии, в которых законодательная власть принадлежит парламенту, а исполнительная — правительству, в то время как монарх царствует, но не правит, и его роль преимущественно представительно-церемониальная. Таковыми являются: Великобритания, Бельгия, Дания, Испания, Нидерланды, Норвегия, Швеция, Япония.

Характерным примером современной монархии может служить Великобритания. Полный титул королевы Елизаветы II, занимающей свой трон более пятидесяти лет, звучит так: «Милостью божией королева Соединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии и других подвластных ей владений и территорий, глава Содружества наций, хранительница веры, суверен британских рыцарских орденов». Следует отметить, что в состав Содружества наций, помимо Великобритании, входят такие государства, как: Канада, Австралия, Новая Зеландия, Ямайка, Сент-Китс, Сент-Люсия, Тонга, Папуа — Новая Гвинея, Тувалу, Соломоновы острова, Антигуа и Барбуда, Багамские Острова, Барбадос, Белиз, Гренада, Сент-Винсент. Они являются независимыми государствами, а по форме правления — конституционными монархиями (монарх — королева Великобритании). Королева пользуется правом созывать и распускать парламент, утверждать законы, принятые парламентом, назначать и смещать премьер-министра, возводить в пэры королевства, жаловать награды и объявлять помилования. Но… во всех этих акциях она руководствуется решениями или советами парламента и правительства. В конце каждого года королева произносит в парламенте тронную речь, но пишется она премьерминистром. С XVIII в. не было случая, чтобы английский король наложил вето на закон, принятый парламентом, сместил премьер-министра и т. п. Однако с символами монархии граждане Великобритании встречаются на каждом шагу. Законы объявляются «именем королевы»; страной руководит «правительство ее величества»; деньги печатает королевский монетный двор; письма рассылает королевская почта и т. д. На званых обедах первый тост обычно произносится за королеву.

Наряду с конституционными, в современном мире сохранилось несколько абсолютных монархий, где правительство и другие структуры ответственны лишь перед монархом, а парламент в ряде случаев вообще отсутствует или является совещательным органом.

Таковы: Бруней, Катар, Саудовская Аравия, ОАЭ, Оман. Бахрейн и Кувейт «де-юре» относятся к конституционным, а «де-факто» — к абсолютным монархиям.

Еще совсем недавно многим россиянам казалось, что монархия — это пережиток прошлого. По этому поводу глава Российского императорского Дома великая княгиня Мария Владимировна в свой приезд в Россию в марте 2007 г. сказала: «…Долгие десятилетия антимонархической пропаганды сделали свое дело.

У многих соотечественников сложилось мнение, что монархия — это нечто устаревшее, отжившее, противоречащее свободе, демократии и тому подобное. На самом деле монархия в современном мире имеет, по крайней мере, не меньше прав на существование, чем республика. В основе монархической идеи лежит осознание себя народом как единой семьи, возглавляемой прирожденным государем, символическим отцом нации. Царствующая династия связывает прошлое, настоящее и будущее, обеспечивает естественную преемственность и стабильность. Главное достоинство монархии — независимость наследственной верховной власти от партий, от денежных мешков, от каких бы то ни было частных интересов.

Благодаря этому монарх способен быть представителем всей нации, осуществлять подлинно независимый арбитраж, гасить конфликты, примирять противоречия. Монарх подобен дирижеру в оркестре — он сам не играет ни на одном из инструментов, но без него музыка превращается в какофонию. Республика — это государство, построенное по образцу акционерного общества. В ней есть трезвый расчет, но нет души. Монархия при всех ее недостатках, которых тоже немало, все-таки гораздо человечнее. <…>

В большинстве стран, в том числе в республиканских и в бывших коммунистических, вопрос о статусе прежде царствовавших династий давно решен ко взаимной пользе. Государство признает за королевским или императорским Домом статус исторической институции, связывающей современную жизнь с прошлым, с традициями и древними устоями общества. Уверена, что рано или поздно также будет и в России. На этом пути уже сделаны важные шаги. В любом случае и я, и вся наша семья стараемся быть полезными России и нашему народу, помогать по мере сил президенту в его работе по возрождению страны как сильного и стабильного государства. Конечно, на некоторые вещи у нас есть свой взгляд. Но, как я много раз повторяла, Российский императорский Дом не занимается политикой, не участвует ни в какой партийной борьбе, потому что это противоречит его природе. Историческая династия, независимо от того, находится она на престоле или лишена власти, должна объединять, а не разобщать». («Российская газета», Федеральный выпуск № 4315 от 15.03.2007 г.).

11. МИРОВЫЕ РЕЛИГИИ И ИХ ОСНОВАТЕЛИ

Современный мир можно с полным правом назвать миром разнообразия религий. Однако среди множества религий лишь ислам, буддизм и христианство относятся к мировым. Говорят: «Современный мир стоит на ногах трех религий, а нога четвертой религии сейчас сломана». У каждой их трех религий есть основатель, последователи, писания, символ веры, храмы, обряды и места поклонения.

11.1. Ислам

Ислам — в переводе с арабского означает «предание себя Богу, покорность».

Основная формула символа веры в исламе звучит так: «Он — Аллах — един, Аллах, вечный; не родил и не был рожден, и не был ему равным ни один!»

С точки зрения мусульман, Аллах — единый и единственный Бог, творец мира и господин Судного дня; Он определяет все происходящее в мире, Он приведет этот мир к концу. Воскресив мертвых, Аллах призовет всех людей к суду: праведники обретут блаженство в райских садах, а грешники отправятся в огненную геенну — джаханнам (ад).

Аллах время от времени избирает среди людей своих посланников и пророков, призванных нести людям весть о Боге. Признаваемые исламом пророки — это Адам (прародитель человечества), Авраам (Ибрахим), Моисей (Муса), Соломон (Сулайман), Иисус (Исса). Последний из них — Мухаммед (Магомет).

Мухаммед, сын Абдаллаха, родился около 570 года н. э. в Мекке (Западная Аравия) в небогатой, но знатной семье. Рано лишившись родителей, он с 6 лет воспитывался в доме деда. Мухаммед смолоду принимал участие в караванной торговле, вел, в частности, торговые дела богатой мекканской вдовы Хадиджи бинт Хувайлид, на которой впоследствии женился. Женитьба не только изменила его материальное положение, но и предоставила ему досуг, который был заполнен духовными поисками.

В то время у арабов не было единой религии — каждое племя поклонялось своим божествам. Однако надо всеми божествами стоял Аллах — величайший и общий Бог. Его имя призывалось при заключении договоров и при самых священных клятвах. Впрочем, в Аравии были личности, получившие название «ханифы» (кающиеся), которые отвергали многобожие и признавали единого Бога— Аллаха, считая своим долгом покоряться его воле (поарабски — ислам), быть ответственным за свои поступки.

Монотеистическое учение ханифов нашло благодатную почву в сознании Мухаммеда (Магомета). По примеру одного ханифа он стал часто и надолго удаляться в пещеру на горе Хира (недалеко от Мекки), где предавался молитвам и аскетическим упражнениям. «Его ум, — писал известный российский философ, историк Владимир Соловьев в работе «Магомет» (1896), — перерабатывал и усваивал те духовные влияния, которые в обычной жизни получил от евреев, христиан и ханифов. В нем вырастало и укреплялось сознание… что истинный Бог — один над всеми и для всех, что этот Бог, которого некогда в этой самой Мекке исповедовал праотец Авраам, открывал потом свою истину и свою волю разным народам…» Но арабы забыли веру Авраама. «К тому же Авраам не оставил после себя книги. А книга настолько была необходима для религиозного сознания арабов, что многие ханифы, за неимением подлинных писаний Авраама, добывали и переводили с халдейского [семитского] языка на арабский распространенные в Сирии и Месопотамии апокрифические Авраамовы свитки (сохоф), принадлежавшие, по всей вероятности, к священной литературе сабиев (крестильников), упоминаемых в Коране».

Когда Мухаммеду исполнилось 40 лет, во время одного из его уединений в горах ему явилось видение: пред ним предстал ангел Гавриил (Джибрил) и, указав на явившиеся извне слова, велел произнести их. Магомет ответил ангелу, что неграмотен и не может их прочесть, но ангел продолжал настаивать и Мухаммеду вдруг открылся смысл этих слов. Ему сказано было выучить их и передать другим людям. В течение последующих двух лет Мухаммед не получал никаких видений, но затем они стали являться ему вновь и уже не прекращались до самой смерти. Первоначально Мухаммед испугался видений, но затем убедился в том, что избран Богом в качестве посланника и пророка, чтобы нести людям весть о величии единственного и единого Бога — Аллаха. В принципе, нет оснований сомневаться в искренности ощущений Мухаммеда. В истории разных религий известны случаи, когда люди в качестве плода своей искренней веры и преданности получали видения. Вера в то, что Мухаммед действительно пророк и посланник Аллаха, стала важным догматом для всех его сподвижников и последователей. Одновременно это стало и главным предметом расхождений ислама с другими монотеистическими религиями.

Следует отметить, что нравственное учение ислама основано на иудейском и христианском учениях и в существенных своих чертах мало чем от них отличается. «Ислам, — говорит Мухаммед в Коране, — есть религия Ноя, Авраама, Моисея, Иисуса» (Сура [глава] XLII.II.). Мухаммед придерживался мнения, что изначально человечество имело одну религию. Сам же Мухаммед называл себя воссоздателем и преобразователем чистой религии — откровения, переданного Аврааму. Он выводил свое учение из священных книг иудеев и христиан, о содержании которых получил представление через монахов и «ученых иудеев». Мухаммед считал, что его идеи, проповеди и толкования являются восстановлением и подтверждением первоначального и истинного единобожия Авраама (Ибрахима). Однако в отношении христиан он резко восставал против веры в божественность Иисуса Христа, а также против «многобожества» — представления христиан о троице; в отношении иудейства — против обрядных стеснений, из которых он, однако, заимствовал, вместе с рядом других, запрещение употреблять в пищу свинину, к чему прибавил еще и запрещение вина.

Первоначально в своем учении об обрядности Мухаммед сделал некоторые уступки иудейским религиозным обрядам — пост в 10-й день первого месяца, обращение к Иерусалиму, но вскоре, ввиду упорного нежелания иудеев поддержать его учение, отменил их.

В результате, к концу проповеднической деятельности Мухаммеда были установлены следующие предписания, налагаемые исламом не мусульман:

1) аш-шахада — вера в то, что нет другого Бога, кроме Аллаха, а Мухаммед — пророк и посланник Аллаха;

2) ас-салат — молитва: пятикратное ежедневное совершение установленного богослужения;

3) ас-саум — пост в течение месяца рамадан. Он включает в себя полное воздержание от пищи, питья, употребления наркотиков, табака, соблюдение целибата в светлое время суток, с наступлением темноты запреты снимаются;

4) аззакат — взнос в пользу бедных в общественную казну;

5) алхаджж — паломничество в Мекку.

Ислам в своем первоначальном виде проповедовал равенство всех мусульман без различия племен и рас, выступал против нравов и обычаев, основанных на племенной розни, провозглашал терпимость и кротость. Запрещение вина, азартных игр, ростовщичество имело целью развить в людях умеренность и серьезное отношение к жизни. Однако ислам решительно отвергает аскетизм и целибат (целомудрие). Он ограничил полигамию правом иметь лишь четырех законных жен. Гаремы и евнухи созданы не исламом.

Источником учения ислама является Коран («чтение вслух», «наизусть», «чтение священного текста», «назидание»), в который требуется верить, как в откровение Бога. Коран представляет собой запись проповедей, произнесенных Мухаммедом в форме «пророческих откровений» в Мекке и Медине с 610 по 632 г. При жизни Мухаммеда Коран не был оформлен в виде священной книги. Его текст передавался главным образом устно, по памяти.

Существовали записи лишь отдельных откровений. Считается, что первые записи полного текста Корана появились в кругу ближайших сподвижников Мухаммеда после его смерти и отличались друг от друга количеством и порядком расположения откровений, названием некоторых сур.

Согласно мусульманским преданиям, по приказу халифа Османа в период между 650 и 656 гг. был подготовлен список Корана, который постепенно вытеснил другие рукописные варианты текста Корана. Самые ранние сохранившиеся списки Корана относятся к рубежу VII–VIII веков, семь вариантов из которых призваны одинаково правомочными. Орфография, структура текста и правила чтения были окончательно канонизированы официальным изданием Корана в Каире (1919, 1923, 1928 гг.). Коран произносился и записан на арабском языке.

Современный текст Корана содержит 114 сур. Большинство сур составлено из текстов откровений, произнесенных в разное время и часто не связанных тематически. Большая часть текстов Корана представляет собой диалоги между Аллахом (говорящем то в первом, то в третьем лице, то через посредников в лице духа, Джибрила и др., но всегда устами Мухаммеда) и противниками Пророка или же обращения Аллаха с увещеваниями и предписаниями к последователям Мухаммеда. Значительная часть текста Корана составлена в форме рифмованной прозы. Красной нитью через проповеди Мухаммеда, запечатленные в Коране, проходит идея единобожия. Аллах в Коране — творец мироздания и первопричина жизни. Осознавая всемогущество Бога, люди должны следовать его советам (наставлениям) и во всем полагаться на него. Значительную часть содержания Корана составляют: описания ада и рая, предупреждения о Судном дне, истории, восходящие к иудейским и христианским преданиям (об Аврааме, Иисусе, Марии, Соломоне и т. д.).

В Коране довольно подробно и неоднократно приводятся эпизоды жизни Авраама (Ибрахима), его «гимны» во славу Бога. Ибрахим, согласно Корану, — первый проповедник единобожия, пророк, общий предок евреев и арабов, библейский Авраам. Ему мусульмане дали самые разные титулы: халлил Аллах («друг Аллаха»), ханиф («исповедующий единобожие»), имам («глава общины»), сиддик («правдивый»). Он был первым, кто учил людей истинной религии, единобожию. Он не был ни иудеем, ни христианином, а был ханифом. Именно религию Авраама был призван возродить Мухаммед. Именем Ибрахима (Авраама) освящено поклонение Каабе (буквально — куб) — главному святилищу ислама, в сторону которого обращаются во время молитвы мусульмае. Кааба расположена в Мекке и представляет собой здание кубической формы, в восточный угол которого вмонтирован черный камень. Этот камень, согласно мусульманским преданиям, когда-то был белым яхонтом, почерневшим от греховности людей. Он был дарован Адаму Аллахом, и Адам построил над ним первое сооружение — Каабу. Однако после потопа Кааба разрушилась. Ее снова возвел Ибрахим (Авраам) с сыном Исмаилом. Ежегодное паломничество к Каабе — один из главных элементов исламского ритуала— ал-хаджжа. Именем Авраама освящено не только поклонение Каабе, но и весь ритуал ал-хаджжа, который является как бы воспроизведением эпизодов жизни Авраама и его семьи.

Авраам — великий патриарх, реальная историческая личность. Родился в городе Уре северной Месопотамии около V в. до н. э. (по другим версиям за 2040 лет до Рождества Христова). Его отца звали Фарра (у евреев — Терах; у арабов — Азар). Имя матери в Ветхом Завете не упоминается, однако по арабским преданиям ее звали Адна, а по раввинским — Аматлея. У Авраама были братья: Нахор и Аран, племянник Лот и две племянницы. О детстве и юности Авраама в писаниях ничего не упоминается. Ветхий Завет сообщает, что Авраам был женат и у него были дети.

Свою проповедническую деятельность о почитании единого для всех Бога Авраам начал у себя на родине. Он первый провозгласил, что Бог — один, и у Него нет телесной формы. Однако не все соплеменники приняли эту весть о Всевышнем. Гонимый соотечественниками Авраам оставляет родительский дом и переправляется через Евфрат в землю Ханаанскую (библейское название Палестины). С этого момента он начинает жизнь странствующего проповедника. Его имя Аврам (переселенец, пришелец) изменяется на Авраам (отец множества народов, Бытие, 17:5).

Авраам исходил всю Ханаанскую землю, побывал в Египте, у филистимлян, у финикийцев и др. По утверждению арабов, он бывал и в Мекке. О его посещении Аравии сообщает и еврейское предание. Арабы считают Авраама родоначальником различных арабских племен, а евреи — еврейского народа. Погребен Авраам в Хевроне в пещере Мацхелу. Мусульмане построили над ней мечеть и охраняют ее, как одну из величайших святынь. И по сей день образ великого патриарха почитается у иудеев, христиан и мусульман, как пример наивысшего благочестия и праведности.

Ислам в принципе не наделяет Мухаммеда сверхъестественными свойствами. В Коране неоднократно говорится, что он такой же человек, как и все. Тем не менее, с течением времени возникло ряд легенд, фольклорных сказаний о чудесах, якобы сотворенных Мухаммедом: в его присутствии малой пищи хватало на множество людей; недойная овца начинала давать молоко и т. д. На протяжении многих веков личность Мухаммеда служила предметом глубокого почитания и подражания. Он стал примером «совершенного человека». Его поступки и высказывания были признаны образцом для поведения всех последующих поколений мусульман. Эти сохраненные преданием примеры жизни были оформлены в виде сунны. Сунна почитается всеми течениями ислама, как следующий после Корана источник сведений о том, какое мнение или поведение угодно Богу. Сунна объясняет и дополняет Коран; ее изучение, наряду с Кораном, является важной частью мусульманского религиозного образования.

Современные ученые придерживаются мнения, что Мухаммед является исторической личностью, и он действительно произнес значительную часть слов, составляющих Коран, создал и возглавил первое мусульманское государство в Аравии. Теократический образ власти Мухаммеда служит и сегодня идеалом «исламского правления», сущность которого состоит в нераздельности светской и духовной власти в руках главы мусульманской общины.

Однако именно вопрос о природе верховной власти через тридцать лет после смерти Мухаммеда расколол мусульманскую общину на три части — суннитов, шиитов и хариджитов. Хариджиты были сторонниками выборности главы религиозной общины независимо от его происхождения. Шииты считали, что власть в мусульманской общине должна принадлежать только Али (двоюродному брату и зятю Пророка) и его потомкам, которые и являются имамами. Сунниты, последователи наиболее многочисленного направления в исламе, заняли промежуточную позицию между божественным и коллективным источником власти, ограничив халифа (главу мусульманской общины) формальным согласием общины (иджна) и принадлежность его к роду хашимитов (потомков Хашима б’Абу Манафа — прадеда Мухаммеда). В результате, ислам не создал единой концепции верховной власти.

На рубеже VII–VIII вв. среди мусульман возникли споры и расхождения в понимании веры (иман), природы Корана, сущности и атрибутов Аллаха, божественного предопределения. Идейные расхождения в этих вопросах привели к образованию в исламе различных религиозно-правовых школ, толков, учений и т. п. Уже в середине VIII в. в исламе существовало пять основных религиознополитических группировок: шииты, хариджиты, сунниты, мутазилиты, мурджииты. Суфизм, как мистико-аскетическое течение в исламе, оформилось в IX–X вв. Все эти направления существуют и в современном исламе.

Сегодня мусульмане живут в странах, имеющих различные социальные, культурные и географические условия. В каждой из них ислам имеет свои региональные особенности, но они несущественны в сравнении с единством общих представлений, обычаев, ритуалов и правил быта, которые реально объединяют всех мусульман в «общину ислама» («уммат аль-ислам»). Почти все стороны жизни мусульман считаются религиозно-значимыми. Каждый мусульманин знает из Корана несколько арабских фраз (хотя многие значения этих фраз и не понимают), а также пять «столпов» (предписаний) ислама: аш-шахада, ас-салат (персидское — намаз), ас-саум, аз-закат, ал-хаджж.

Мусульмане мира объединены в ряд организаций, важнейшие из которых: организация «Исламский конгресс» (создана в 1969 г. и объединяет свыше 40 мусульманских государств); «Всемирный исламский конгресс» (создан в 1926 г.); Лига исламского мира (создана в 1962 г.); Афро-азиатская исламская организация, образованная в 1964 и в 1970 году переименованная во Всемирную исламскую организацию.

Мусульман во всем мире в 2007 году насчитывалось около 1 млрд 330 млн человек, из них примерно 83 % сунниты, 16 % — шииты, 0,1 % — хариджиты и 0,9 % — мутазилиты, мурджииты, суфии и др. Больше всего приверженцев ислама проживает в Азии — около 840 млн человек. В Африке их 400 млн, в Европе — 50 млн, в Америке — 9 млн (в том числе 5 млн в США), в Австралии и Океании — около 1 млн человек.

В России мусульман около 14 млн; сосредоточены они в основном в Поволжье, на Урале, в Западной Сибири и на Северном Кавказе.

11.2. Буддизм

Буддизм — одна из четырех мировых религий — возник в третьем веке до н. э. (по другим версиям — в VI–V вв. до н. э.). Основатель буддизма — Будда (в миру Сиддхартха Гаутама). Ему было дано много имен: Шакьямуни — «мудрец из племени шакья»; Татхагата — «так приходящий и так уходящий»; Джина — «победитель».

Согласно преданиям, Гаутама был родом из касты воинов (кшатриев), наследным принцем, сыном царицы Майи и царя Шуддходаны — правителя народа шакья. Богатый царский род сделал все, чтобы юный принц жил в роскоши, не ведая забот и скорби.

Любимая жена и маленький сын довершали картину безоблачного счастья. Но жизнь повернулась так, что царевич, узнав о существовании старости, болезней, скорби и смерти, в возрасте 29 лет покидает дом и отправляется на поиски пути избавления человечества от страданий.

Вступив на путь отыскания истины, бодхисатва (с санскрита буквально «существо, стремящееся к просветлению») стал отшельником. Он пошел к мудрым учителям, но ни один учитель не удовлетворил его. «Не приводят они к спасению», — думал бодхисатва. И стал он тогда в одиночестве предаваться созерцанию, подавляя в себе все желания, все потребности. Остались от него кости да кожа. Но сколько он ни истязал себя, не пришло к нему ни просветление, ни высшее разумение. И тогда бодхисатва решил, что не голодом и самоистязанием он достигнет высшего познания. Углубившись в леса Урувелла, он погрузился в самосозерцание и размышление (медитацию) о путях спасения и освобождения от страданий. И вот однажды ночью, рассказывают древние писания, наступила решительная минута, свершился тот перелом, когда познаваемое стало достоянием познавшего. Сидя под деревом, которое с тех пор стало называться деревом познания, прошел он через все состояния добровольной утраты своего собственного сознания, и тогда снизошло на него чувство всеведущего просветления, и понял он, что сущность преграды к спасению в неведении, в дурных мыслях, в дурных словах и дурных делах.

С этого момента аскет Гаутама стал Буддой, прозревшим, просветленным.

После знаменательного момента «просветления» Будда проводит семь дней в размышлениях под деревом познания. По прошествии недели Будда принимает решение передать миру открывшуюся ему истину, в которой он лично нашел покой. С этой целью он отправляется в Бенарес (Варанаси), где и состоялась его первая проповедь.

Рассказ о первой проповеди Будды буддийские тексты, со свойственной им торжественностью, передают так: «Переходя с места на место, Великий пришел в Бенарес к глухому парку Усипатана, где пребывало пять монахов… И Великий сказал тогда пяти монахам: «Есть две крайности, избегать которых обязан тот, кто ведет духовный образ жизни. Какие же это крайности? Одна — жизнь среди сладострастия, похоти, наслаждений: это низко, неблагородно, недуховно, недостойно, ничтожно. Другая — жизнь среди самоистязания: это грустно, недостойно, ничтожно. Совершенный, монахи, избег двух крайностей и вступил на тот срединный путь, где ум и взор его просветляются, на тот путь, который ведет к покою, познанию, просвещению, к нирване [высшему состоянию блаженства]. Что же это за срединный путь, монахи, познанный совершенным, где просветляются ум и взор, путь, который ведет к покою, познанию, просвещению, к нирване? Это и есть святая восьмеричная стезя, именуемая: истинная вера, истинная решимость, истинное слово, истинное дело, истинная жизнь, истинное стремление, истинные помыслы, истинное самопознание [погружение в самого себя]. Таков, монахи, срединный путь, познанный совершенным, где просветляются ум и взор, который ведет к покою, познанию, к просвещению, к нирване».

В этой же проповеди Будда изложил монахам четыре истины о страданиях и избавления от них. После проповеди монахи обратились к Будде с просьбой посвятить их в преподанное им учение.

На что Будда произнес следующие слова: «Приблизьтесь, монахи, вам сообщено новое учение; пребывайте в святости, да закончатся для вас все страдания».

Так было положено начало общине учеников Будды, число которых быстро росло. Когда количество посвященных достигло более пятидесяти, Будда посылает их с проповеднической миссией в разные части Индии. Напутствуя монахов, Будда сказал: «Ученики, я свободен от всех уз, и божественных и человеческих.

И вы, ученики, свободны от всех уз, и божественных и человеческих. Идите, ученики, странствуйте на спасение многих, на радость многим, из жалости ко всему миру, на благо всем людям. Не ходите вдвоем по одной и той же дороге. И проповедуйте, ученики мои, учение, которое бесподобно в начале, бесподобно и в конце, по духу и по букве; возвестите цельное, совершенное, чистое хождение в святости».

Каждый год жизни Будды и его учеников распадался на два периода: время странствий сменялось временем отдыха и уединения. Будда из года в год в течение трех месяцев периода дождей проводил среди учеников, стекавшихся к нему отовсюду. После дождливого времени наступала пора странствий, когда Будда в сопровождении толпы народа, которая, по словам древних текстов, доходила до трехсот — пятисот человек, переходил из одного города к другому; от одной деревни к другой. Цари и их царства оказывали Будде и сопровождавшим его ученикам сердечное гостеприимство, принимая их в своих жилищах и садах, специально отведенных для общины. Странствовал Будда преимущественно в восточных землях Индии. Области западного Индостана — колыбели ведийской культуры и браминства лишь изредка посещались им. Границ собственно Индии он никогда не переходил.

Став главой значительного числа последователей, Будда сам установил правила образа жизни в общин и поддерживал их личным примером. Вступавший в общину давал обет соблюдать целомудрие, бедность и не иметь собственности, исключая, конечно, необходимые для жизни вещи. Собственность считалась оковами, которые связывают стремящегося к свободе духа. Ученикам Будды, как каждому в отдельности, так и всей общине, запрещалось принимать в дар золото, серебро и другие драгоценности. В то же время Будда отверг в общине различного рода самоистязания и заменил их строгой нравственной дисциплиной, касавшейся всех сторон жизни его учеников. Член общины должен был отличаться прямодушием, правдивостью, быть любезным, спокойным и беспристрастным, держать себя с чувством собственного достоинства.

Несмотря на строгость уставных предписаний, любому монаху общины предоставлялось определенное право выбора в удовлетворении индивидуальных потребностей и вкусов. Кто хотел, мог ограничить себя скудной пищей, однако никому не запрещалось принимать приглашение на обед благочестивых мирян. Да и сам Будда несчетное число раз ходил на подобные приглашения. Кто хотел, мог сам сшить себе желтое монашеское одеяние, но монаху не запрещалось носить платье, подаренное ему мирянами. Согласно общинному уставу, монахам предписывалось жить небольшими братствами недалеко друг от друга с тем, чтобы они могли общаться между собой, оказывать помощь в сомнениях, неприятностях, ухаживать друг за другом в случае болезни и поддерживать между собой духовную дисциплину. Следует отметить, что многочисленные должностные лица общины не стояли на какой-либо ступени иерархической лестницы. При обсуждении общинных дел на собрании инициатива могла принадлежать любому монаху. Какая бы ни была общинная должность, главным для любого ученика был неустанный труд над собственным совершенством и проповедование учения Будды. «Шаг за шагом, пядь за пядью, час за часом должен тот, кто благоразумен, очищать свое «я» от всякой нечисти, подобно тому, как очищает золотых дел мастер золото от примесей; а когда укрепится в добре собственное «я», тогда можно идти и поучать других» — такова была основа жизни монаха.

Различия каст в общине не существовало: любой, кто признавал себя учеником Будды, автоматически отрекался и от касты. Община не владела полями, рабами, лошадьми, рогатым скотом, не занималась сельским хозяйством и не вела его за счет труда других.

Все выдающиеся ученики Будды являли собой образец высшей нравственности, непорочности, внутреннего покоя и воплощения общинного духа. В числе учеников Будды было много людей, известных по своему уму, образованию и происхождению, но были и люди совершенно неизвестные, выходцы из низших каст. Согласно древним преданиям, среди мирских последователей были царственные особы, князья, знатные брамины, купцы, богатые и высокопоставленные люди. Многие из них поддерживали общину и были ее верными защитниками.

Будда прожил 80 лет, из них последние 44 года он посвятил общественной деятельности, которая сводилась, главным образом, к произнесению проповедей. Говорил он не на санскрите, а на языке народов восточных земель Индостана. Им ничего не было написано. Однако учение, завещанное Буддой своим последователям, не погибло и уже незадолго до нашей эры, или вскоре после того, проникло в отдаленные страны за Гималаи и Гиндукуш.

В течение многих веков учение Будды не подвергалось письменной фиксации и существовало лишь в устной традиции.

Буддийские предания, не богатые историческими событиями, сохранили два важных факта из истории своего писания:

— собор (сходка монахов, сангити), созванный индоскифским царем Канишкой. Этот собор имел большое значение в истории буддизма, хотя о нем ничего не знает цейлонское предание. На нем пятьсот старцев сочинили трактат Упадеса шастра, комментарии к Сутра питаке, Виная питаке и Адхидхарма питаке. Они написали триста тысяч стихов, разъяснили полностью три указанные питаки. Их комментарии быстро распространились повсюду и стали источником сведений для всех буддистов. Канишка приказал эти комментарии вырезать на медных листах и заключить их в ступу. По преданию это событие происходило через 400 лет после смерти Будды;

— другой факт — запись в книги текста трех питак и комментариев к ним, выполненная по приказу цейлонского царя Ваттагамани. Цейлонские хроники относят это событие к 450 году после смерти Будды. До этого времени учение хранилось в памяти старцев (монахов) и передавалось устно.

«Сама запись святого слова, — пишет основоположник российского востоковедения И. П. Минаев в работе «Буддизм», — должна пониматься в одном смысле: устной литературе была придана известная форма; ее не только записали, но и распределили по отделам, подотделам и т. д.; классифицируя по содержанию, разместили по разным питакам, или сосудам… Часть учения, изложенная в каноне, может быть незначительная, несомненно гораздо древнее времен царя Ваттагамани, к тому же, по всей вероятности, неокончательная; но древняя часть учения не составляет исключительного содержания трех питак: рядом с древним там может быть и более новое; в современный канон вошла та доктрина, которая росла и развивалась в продолжение более четырехсот лет, начиная с года смерти Будды до эпохи установления письменной редакции».

Современный буддийский канон «Типитака» (на пали, на санскрите — «Трипитака»), в котором есть и много древнего, состоит из трех разделов: Виная питака — раздел дисциплинарных установлений; Сутта питака — изречения и проповеди Будды в изложении его любимого ученика Ананды и раздел Абхидхамма питака, в которой систематизированы все положения учения, изложенные в Суттапитаке, и комментарии к ним. В оригинале святое писание буддистов сохранилось только на Цейлоне на языке пали.

Чему же учил Будда?

Краеугольным камнем учения Будды, его главным благовестием, является учение о четырех благородных истинах. Согласно Далай-ламе XIV — современному духовному авторитету буддистов Тибета, Монголии, Бурятии, Тувы, Калмыкии, Бутана и др., лауреату Нобелевской премии, Благословенный (Будда) говорил так: «Это — истинные страдания, это — истинные источники, это — истинные пресечения, это — истинные пути. Страдания следует познать, источники их — устранить, пресечение страданий — осуществить, пути [к освобождению] следует пройти. Страдания следует познать — тогда не останется страданий, которые следовало бы познать. Источники страданий следует устранить — тогда не останется источников, которые следовало бы устранять. Пресечения страданий следует осуществить — тогда не останется пресечений, которые следовало бы осуществлять. Пути следует пройти — тогда не останется путей, которые следовало бы проходить».

Таковы Четыре благородные истины с точки зрения их сущности, необходимых действий и в связи с их результатами. В объяснении их мы будем в основном следовать, — пишет Далай-лама в очерке «Буддизм Тибета» (1991), — толкованию системы Прасангика-Мадхьямика, высшей из буддийских философских школ.

Истинные страдания — это явления, которые проистекают от омраченных действий и скверн и входят в понятие круговорот бытия. Истинные источники — это причины, производящие истинные страдания. Истинные пресечения — это состояния уничтожения и исчезновения страданий и истинных источников. Истинные пути — это особые методы достижения истинных пресечений.

Так как истинные страдания возникают из истинных источников, источники на самом деле предшествуют страданиям. Также истинные пресечения осуществляются посредством прохождения истинных путей; по сему на самом деле пути предшествуют пресечениям. Однако Благословенный изменил этот порядок на обратный, когда учил Четырем благородным истинам, что чрезвычайно важно. Ведь сначала человек распознает страдания, и потом он исследует их причины; поэтому Будда объяснил источники страданий после определения самих страданий. Когда рождается уверенность в возможности уничтожить страдания, возникает и желание пресечь их. Отсюда появляется желание пройти пути [к пресечению]; поэтому Будда объяснил истинные пути после определения истинных пресечений. <…>

Источников страданий два: омраченные действия и скверны».

Скверн существует великое множество, «но основные — это [эгоистичное] желание, злоба, гордость, ложные взгляды и т. д. Из них главные — желание и злоба. Злость появляется из-за первоначальной привязанности к самому себе, когда случается что-либо нежелательное. Затем из-за привязанности к себе появляется гордость, и человек считает себя лучше других. Точно так же, когда мы чего-то не знаем, появляется ложное представление, что данный объект не существует. <…>

Действия, с точки зрения их природы, бывают двух видов: намерения и осуществления. Намерение предшествует физическим или словесным деяниям и представляет собой фактор сознания, дающий импульс к действию. Осуществление — это физическое или словесное действие, которое происходит при выполнении намерения.

С точки зрения вызываемых ими следствий, действия бывают трех видов: дающие заслугу, не дающие заслугу и дающие неколебимое. Действия, дающие заслугу, имеют следствием счастливое перерождение: жизнь в облике людей, полубогов и богов. Действия, не дающие заслугу, имеют следствием плохое перерождение: жизнь в облике животных, голодных духов и мучеников адов.

Действия, дающие неколебимое, подвигают к высшим мирам, то есть к миру форм и миру без форм.

Все действия можно подразделить на физические, словесные и умственные, а с точки зрения того, каким образом испытываются следствия, можно выделить три вида следствий: следствия деяний, «накопленные» в этой жизни, могут быть испытаны в этой же самой жизни, в следующей жизни или в любом из последующих перерождений.

…Круговорот бытия — это оковы, а освобождение означает свободу от оков. Как объяснялось выше, причины круговорота бытия — омраченные действия и скверны. Если корни скверны устранены, и если новые действия не накапливаются, то, поскольку уже нет скверн, которые могли бы активизировать потенции омраченных действий, сохранившиеся от прошлого, тем самым устранены и причины круговорота бытия. Значит, это — свобода от оков. До тех пор, пока еще остаются психофизические совокупности, произведенные прежними омраченными действиями и сквернами, — это, как говорят некоторые, нирвана «с остатком». Когда таких совокупностей больше нет, это нирвана «без остатка».

«Без остатка» означает, что не осталось психофизических совокупностей, произведенных омраченными действиями и сквернами, однако поток сознания и поток неомраченных психофизических совокупностей все-таки существуют.

Устранением причин сводятся на нет омраченные совокупности, а освобождение от них приводит к исчезновению связанного с ними страдания. Таково освобождение, которое может быть двух видов: освобождение, заключающееся просто в уничтожении всех форм страдания и их источников, и великое, непревзойденное освобождение, состояние Будды. Первое — это уничтожение всех обусловленных сквернами препятствий [на пути освобождения от круговорота бытия], но не препятствий к прямому постижению всех объектов познания. Второе — это наивысшая ступень, полное уничтожение как скверн, так и препятствий к всеведению».

Учение о четырех благородных истинах составляет смысловой центр буддийской религиозной идеологии, является символом веры в буддизме.

Каковы же общие основы практики буддизма?

Далай-лама XIV по этому поводу говорит, «что практиковать религиозное учение не обозначает чисто внешние изменения — жизнь в монастыре или начитывание [священных текстов], но это не означает, что они не могут входить в религиозную практику.

В любом случае религиозной практикой следует заниматься применительно к своему сознанию. Если знаешь, как ввести учение в собственный поток, то все физические и словесные действия можно согласовать с практикой. Без этого, сколько бы человек ни медитировал, или начитывал писания, или проводил жизнь в храме, — всё это не поможет; ибо для практики важен именно ум. Таким образом, важнее всего принять Прибежище в Трех Драгоценностях (Будде, Его Учении и Духовном Сообществе), учитывать связь между действиями и их следствиями, выработать в себе стремление помогать другим. <…>

Аморальный образ жизни, требующий обмана, лжи и тому подобного, противоположен религиозной практике и несовместим с ней.

Однако можно жить в гармонии с религиозной практикой, занимаясь достойными мирскими делами. <…> Тому, кто полагается на Три Драгоценности, зная, что должен достичь их, следует самому породить Тройственное Прибежище в потоке своего сознания.

Любое следствие, хорошее или плохое, неизбежно возникает в зависимости от причин и условий. Следовательно, уже в настоящем нужно реально обрести в потоке своего сознания причины, родственные Драгоценности Учения, подлинному Прибежищу. Для этого следует продвигаться путями, включающими Три Практики (тришикша): высшую нравственность (адхишила), высшее медитативное сосредоточение (адхисамадхи) и высшую мудрость (адхипраджня). <…>

Хотя практика нравственности имеет много форм, но в основе их всех лежит «этика воздержания от десяти недобродетелей», из которых три относятся к действиям тела (насилие, воровство, разврат), четыре — к действиям речи (ложь, злословие, грубость, пустословие) и три — к действиям ума (зависть, злонамерение, ложные взгляды).

В противоположность этим десяти недобродетелям существует десять добродетелей, следование которым называется практикой нравственности.

Занятие медитацией представляет собой однонаправленное сосредоточение сознания на определенном объекте, мысли, идее и т. п.

Высшая мудрость — это мудрость абсолютного знания (т. е. знания природы бытия). Выработав эту мудрость «в своем потоке сознания, можно полностью, — считает Далай-лама, — преодолеть препятствия скверны и препятствия к всеведению». Что касается порядка выработки трех Практик, то самое важное вначале — это практика нравственности.

Буддистская концепция включает в себя идею о перерождениях (психической трансмиграции), однако наряду с этим существует принцип анатма (отсутствие души). Это обстоятельство приводило в недоумение многих — если нет души, тогда кто является носителем сознания и кто участвует в Цикле перерождений. Идея человеческого «я» отождествляется в буддизме с совокупным функционированием дхарм. Считается, что изначальное состояние дхарм — это покой, то есть отсутствие волнения дхарм. Страдание — это состояние беспокойства, напряженности, множества желаний и одновременно пульсация дхарм. Освобождение (нирвана) — это состояние непривязанности к внешнему миру и одновременное прекращение волнения дхарм. На санскрите слово дхарма означает— «то, что держит, поддерживает». «И религия, — по определению Далай-ламы XVI, — это дхарма, в том смысле, что она поддерживает людей, защищает их от бедствий».

В отличие от других мировых религий в буддизме нет Бога как Создателя и безусловно Высшего Существа. Останавливаясь на этом факте, академик Д. И. Щербатской в работе «Философское учение буддизма» (1919) пишет: «Три главные идеи являются достоянием всякой религии: бытие Бога, бессмертие души и свобода воли; без них не может быть построено учение о нравственности.

Таково учение Канта и с ним европейской науки, равно как таково и убеждение широких слоев образованных людей. И вот, однако, существует религия, которая ярким пламенем горит в сердцах миллионов своих последователей, которая воплощает в себе высочайшие идеалы добра, любви к ближнему, духовной свободы и нравственного совершенства, — которая облагородила и, вместе, внесла цивилизацию в жизнь народов Азии, — эта религия, тем не менее, не знает ни Бога, ни бессмертия души, ни свободы воли…

Хотя буддизм признает существование личностей более совершенных, чем обыкновенный человек, и называет их святыми и богами, они ни в коем случае не стоят вне или выше мира и мирового предела жизни, они также подчинены действию мирового закона и мировых сил, как обыкновенные люди».

«Мир для буддизма, — пишет Г. Ольденберг — немецкий востоковед в сочинении «Будда, его жизнь, учение и община», — не создан Богом, не произошел от какой-либо абсолютной субстанции, не развивался и из недр творческой силы природы. Он принимает его бытие, действие мирового закона просто лишь как факт».

Для буддизма абсолютнее всего является именно мировой закон — закон причинно-следственной связи: какое дело мы совершаем, такого существования и достигаем, иными словами, мы есть то, какими сделали нас наши поступки. Буддизм учит: «Мое дело — мое достояние, мое дело — утроба матери, родившей меня, мое дело — родственное мне поколение, мое дело — мое прибежище».

Закон причинно-следственной связи облекается в буддизме в образ нравственной мировой силы. Никто не может избежать его влияния. «Ни в воздушном пространстве, — говорится в «Дхаммападе», — ни среди моря, ни вглуби горных пещер не найдешь ты на Земле места, где бы мог избежать плодов твоего злого деяния».

Будда в своем учении не отвергал божеств других религий и не запрещал поклоняться им. Он говорил, что это может дать какое-то временное облегчение, но не приблизит человека к конечной цели — просветлению, нирване, спасению. Именно поэтому значительное число местных божеств добуддийских Индии, Китая, Японии и других стран вошли в буддийский пантеон. Это — прародитель человечества Брахма, бог дождя — Индра, Ганеш, Вишну, Рама, птицеголовые и звероголовые духи Тибета, человекообразные духи Монголии, синтоистские божества Японии и т. д. Параллельно шел процесс канонизации реальных исторических лиц, сыгравших важную роль в осмыслении и распространении учения.

Прежде всего, это касается самого Будды и его ближайших учеников. Затем к ним были присоединены настоятели крупных монастырей, учителя веры, отшельники.

Уже до письменной фиксации канона, в рамках единой буддийской доктрины, начали оформляться первые школы и направления. Так, через 100 лет после смерти Будды возникают два главных направления в буддизме — тхеравада (южный буддизм) и махаяна (северный буддизм). Между этими двумя направлениями четкой разграничительной линии никогда не существовало: их концепции содержат все основные положения учения Будды. Школу тхеравады сразу после смерти Будды образовали наиболее фанатичные последователи Будды, которые стремились сохранить в памяти каждый жест, каждое слово, каждый эпизод из жизни Будды. Поэтому тхеравадины придают большое значение периодическим собраниям ученых монахов — сангити, на которых вновь и вновь восстанавливаются жизнь и учение Будды (последнее сангити было проведено в 1954–1956 гг.). Тхеравадины считают Будду земным существом, который благодаря своим уникальным способностям достиг просветления через 550 перерождений. Согласно тхераваде, Будда появляется среди людей через каждый 5 тысяч лет. Тхеравадины изначально относились нетерпимо к малейшим отступлениям от принятых ими дисциплинарных правил и толкований образа жизни и поступков Будды. Для них он — учитель, знание которого зафиксировано в палийском каноне «Типитака».

Махаяна отличается от тхеравады большей религиозностью.

На более поздних этапах в буддизме махаянской традиции происходит усложнение культовых элементов, появляется буддийский пантеон бодхисатв. Если цель тхеравады — достижение личного спасения, то цель махаяны — достижение состояния бодхисатвы, то есть того, кто достиг состояния нирваны, но отказывается от личного спасения, остается на земле, оказывая помощь всем живым существам в обретении спасения.

Священные книги махаяны написаны на санскрите и включают в себя мифологические и философские сюжеты, которые отсутствуют в тхераваде. Значительное число сутр, таких, как Ланкаватара, Вирмалакиртинир и др., было положено в основу канона махаяны, который, однако, так и не был систематизирован. Махаяна с начала нашей эры распространилась в Китае, Тибете, Японии.

На третьем сангити в период правления царя Ашоки от тхеравады отделилась школа сарвастивадинов, сыгравшие большую роль в распространении буддизма.

Через 1250 лет после основания буддизма от махаяны отделяется ваджраяна, которая вскоре становится третьим основным направлением в буддизме. Другое ее название — «тантра», имеющее в санскрите много значений, в том числе «тайное знание», «хитросплетение», «поток», «непрерывность». Согласно тантрической теории главное ритуальное действие должно затрагивать три стороны живого существа: тело, речь, мысль. Тело действует с помощью жестов, речь — через мантры, мысль — через транс.

Тантризм сочетает в себе веру в авторитет духовного наставника, практику медитации и философию мадхьямиков (первой философской школы махаяны). Тантризм создал огромный пантеон мифологических божеств, сверхъестественных сил, волшебство, колдовство, черную магию и т. д. Однако тантрики не возражают против утверждения раннего буддизма о том, что единственной реальностью является пустота, а все остальное многообразие — это лишь иллюзия, игра воображения.

В обширной мифологии ваджраяны есть легенда о Шамбале — стране всеобщего благоденствия и счастья. В ней не бывает болезней, скорби, безвременной смерти, неурожаев, стихийных бедствий.

Ее жители — красивые, сильные, стройные люди, наполненные всеми добродетелями и живущие до глубокой старости. Они не просто буддисты, но проникли в самые глубины сокровенного знания. Путь в Шамбалу, гласит легенда, могут найти лишь те, кто глубоко овладел этими знаниями и преодолел в себе чувственную привязанность к бытию. Все прочие могут пройти рядом и не заметить ее. Существует немало легенд о людях, побывавших в ней и унесших свет истины в свои страны. На поиски этой прекрасной страны отправлялись отдельные энтузиасты и целые экспедиции в прежние века и в наше время. Не избежал соблазна найти страну благоденствия и Николай Рерих. Шамбалу искали в Гималаях, Тибете, на Памире, Алтае, но пока безрезультатно.

Наиболее почитаемые в буддизме места связаны с жизнью и деятельностью Будды. Согласно буддийскому канону «Типитака» («Трипитака») Будда сам определил эти места: Лумбини — место его рождения (Непал); Бодх Гая — место просветления (Южный Бихар, Индия); начало общественного служения — окрестности Варанаси (Бенарес, Индия); Кушинагара — уход из этой жизни (вблизи г. Горакхпур, Индия).

Хронология и география распространения буддизма выглядят следующим образом. Перед началом новой эры он проникает из Индии в Шри-Ланка; в первые века н. э. — на территорию Кушанской империи, включавшей в себя земли, входившие в состав Средней, Центральной и Передней Азии; в I в. н. э. — в Китай; в IV в. н. э. — в Корею; в VI в. — в Японию; в VII в. — в Тибет; с XIII по XVI вв. — в Монголию; в XII–XVIII вв. — в Бурятию, Туву. В странах Индокитайского полуострова (Лаосе, Камбодже, Мьянме, Вьетнаме, Таиланде) и далее — в островной части Юго-Восточной Азии буддизм стал завоевывать свои позиции начиная со II в. н. э. и в VIII–IX вв. окончательно утвердился там. В конце XIX — начале XX вв. он проникает в Европу и Америку. По мере распространения буддизма происходило приспособление буддийского учения к местным традициям и верованиям народов, что вело к образованию многочисленных региональных форм буддизма (ламаизм — Тибет, Монголия; чань-буддизм — Китай; дзэн-буддизм — Япония; чук лам — Вьетнам).

По оценкам Д. Б. Баррета, крупного специалиста по конфессиональной статистике, буддистов во всем мире в 1996 году насчитывалось около 325 млн человек (это — 6 % населения мира). Из них буддистов в Азии — 322 млн человек (9 % населения этой части света), в Америке — 1,5 млн, в Европе — 1,6 млн, в Африке — 38 тысяч, в Австралии и Океании — 200 тысяч. Традиционные районы России, где проживают буддисты, — это Бурятия, Калмыкия, Тува, Читинская и Иркутская области. Буддизм на территории России представлен школой гелугпа («школой добродетелей»), которая являет собой разновидность тибетского буддизма, сочетающего в себе черты махаяны и ваджраяны. Численность буддистов в России составляет около 1 млн человек.

Буддисты мира объединены в две международные организации — Всемирное братство буддистов со штаб-квартирой в Бангкоке (Таиланд) и Азиатскую буддийскую конференцию за мир (штаб-квартира в Улан-Баторе, Монголия).

11.3. Христианство

Христианская религия возникла в восточных провинциях Римской империи, в Палестине. Ее основатель Христос — реальная историческая личность. Его жизнь и учение изложены в Новом Завете священного писания христиан, а также в других раннехристианских сочинениях.

Родился Иисус во времена правления Августа, около 750 римского года, точнее сказать, несколькими годами ранее первого года Новой эры, начало которой все христиане считают предполагаемым днем его рождения. Из всей массы преданий о его детстве и отрочестве можно извлечь лишь два-три достоверных факта.

— Первый факт — родился Иисус в Галилее, в городе Назарете. Всю жизнь его называли галилеянином и назарянином (Матфей, 26:69–71; Марк, 1:24; 14:67; Лука, 18:37; Иоанн, 1:45; 7:41; 19:19; Новый завет), и та же кличка остается за ним после его смерти и переходит на его последователей. Правда, Матфей и Лука пишут, что родился он в городе Вифлееме иудейском. Но то обстоятельство, что, по их же свидетельству, родители Иисуса там не жили, показывает, что указанные евангелисты в этом случае руководствовались не исторической правдой, а догматическим заключением пророка Михея (5:2).

— Второй факт — отец Иисуса, по всей вероятности, был плотником. Следовательно, происходил Иисус из низкого сословия. По словам евангелий, жители Назарета называли его сыном плотника или просто плотником (Матфей, 13:55; Марк, 6:3).

С другой стороны, имена обоих родителей — Иосифа и Марии (особенно последнее) так часто упоминаются в Новом Завете, что их нельзя не считать исторически достоверными. Причем тот факт, что имя матери упоминается при описании всей жизни Иисуса (и даже после его смерти), а имя отца фигурирует лишь в сказаниях о детстве, свидетельствует о том, что Иосиф либо умер рано, либо не сочувствовал проповеднической деятельности сына. Но… вполне вероятно, что предание об Иосифе, которого по догматическим соображениям нельзя было признать истинным отцом Иисуса, было умышленно опущено евангелистами.

Иисус никогда не называл себя сыном Давида. Многие христианские группы («эбониты», «евреи», «назаряне» и др.) на протяжении трех столетий упорно отрицали царское происхождение Иисуса и подлинность его родословной.

Что касается семейных отношений Иисуса, то у него были братья и сестры (Матфей, 13:55; Марк, 6:3). Имена братьев известны: Иаков, Иосий, Симон, Иуда, о сестрах же говорится лишь то, что во время общественного служения Иисуса они жили в Назарете. После распятия Иисуса мать и братья, вместе с апостолами, составили ядро христианской общины (Деяния, 1:14; Коринф, 9:5).

Однако существует версия, что Иаков, так называемый брат Господен, сыгравший выдающуюся роль в первые годы становления христианства, был не родным, а двоюродным братом Иисуса. Иисус не был женат (Галат., 1:19, 2:9, 12; Деяния, 15:13, 21:18).

В евангелиях нет никаких сообщений об образовании Иисуса. Многие исследователи (Ренан, Штраус, Турчанинов и др.) полагают, что он не получил никакого образования. «Однако же оригинальность, свежесть, отсутствие книжного доктринерства, которое нередко проступает даже у просвещенного апостола Павла, — пишет немецкий теолог Штраус Давид Фридрих, — в свою очередь, наводят на мысль о самостоятельном развитии Иисуса, чему могло способствовать его галилейское происхождение». В Галилее в те времена жило смешанное население, и там было много язычников (особенно в северной ее части), поэтому она часто называлась языческой Галилеей (Матфей, 4:15). Обитатели Иудеи смотрели на галилеян свысока и не считали их полноценными евреями. Все эти обстоятельства вполне могли способствовать развитию нового религиозного течения.

Иисус на тридцатом году жизни встретился с Иоанном Крестителем, но, по свидетельству евангелий, эти контакты не оказали никакого влияния на его мировоззрение. Нет необходимости отрицать, считает большинство исследователей, историческую достоверность безобидного сообщения о том, что Иисус был крещен Иоанном. Синоптики (Матфей, Марк, Лука) утверждают, что Иисус был у Иоанна раньше, чем стал играть общественную роль, которая началась вскоре после заточения Иоанна в тюрьму (Матфей, 4:12).

Когда же и каким образом Иисус достиг гармонического настроя души, состояния просветления и прозрения? Эту загадку пытались разрешить многие.

«Имеющиеся у нас сведения о его жизни, — пишет Штраус в работе «Жизнь Иисуса», — не содержат никакого указания на то, что он приобрел это [состояние] путем тяжелой душевной борьбы… Если предположить, что периоду ясного душевного равновесия предшествовал период тяжелой мрачной борьбы, и, может быть, различных заблуждений, то, если здесь уместны аналогии, от такой борьбы должны были сохраниться какие-нибудь следы в дальнейшей жизни, о которой у нас имеется достаточно сведений.

Все крупные деятели, вроде Павла, Августина, Лютера, дошедшие до просветления путем борьбы и крутой ломки, всю свою жизнь сохраняли неизгладимые следы пережитого… У Иисуса ничего подобного не наблюдается». Он как бы родился заново. Описывая момент преображения Иисуса, евангелисты отмечают, что голос молодого плотника проникся вдруг необыкновенной сердечностью. Бесконечным очарованием веяло от него, и те, кто видели Иисуса раньше, не узнавали его. Именно к этому моменту можно предположительно отнести начало его публичных выступлений; с этого времени и навсегда он становится Иисусом Христом.

«У него еще не было учеников, — пишет Ренан Жозеф Эрнест в работе «Жизнь Иисуса», — и толпа, окружавшая его, не была ни сектой, ни школой; но в ней уже чувствовался общий дух, что-то трогательное и проникающее в сердце. Его прекрасный характер и, без сомнения, одна из тех очаровательных наружностей, которые иногда появляются в иудейской расе, обладали таким обаянием… которому никто не мог противостоять».

Уже в первых публичных выступлениях Христос убедительно проповедовал усвоение таких нравственных правил, как: милосердие, добрые дела, кротость, миролюбие, смирение [отсутствие эго], бескорыстие. Авторитет молодого учителя с каждым днем возрастал. О том, что Христос оказывал огромное влияние на людей, свидетельствуют не только евангелия, но также исторический успех его деятельности. Иустин страстотерпец, анализируя в «Апологии Иисуса» причину такого успеха, пишет: «Речи его были кратки, и убедительны… и слово его отражало в себе силу Божию». Он не был софистом, он не был раввином, не говорил как книжник (Матфей, 7:29), а говорил метко и доказательно. Собрание огромного количества изречений, содержащихся в евангелиях, отражают его ясный ум и чистое сердце. «Воздайте кесарю — кесарево, а божье — Богу; никто к ветхой одежде не приставляет заплат из новой небелёной ткани; вынь прежде бревно из собственного глаза, а потом постарайся вынуть сучок из глаза ближнего твоего; не до семи раз должен ты прощать согрешившему брату, а до семижды семидесяти раз», — такие мудрые изречения Христос высказывал по разным поводам.

Христос ни на одну минуту не допускал святотатственной идеи, что он — Бог. Бог — это милосердный, любящий Отец — вот вся теология Христа. Свое отношение к Богу он рассматривал, как отношения сына к Отцу. Бог Христа — это не деспот, избравший народ Израиля своим народом и покровительствующий ему во всем.

Невзирая на предрассудки своей нации, он устанавливает всеобщее почитание Бога как Отца всего человечества. Иисус Христос никогда не выдавал себя и за воплощение Бога на Земле. В синоптических евангелиях нет никаких следов этой идеи. Обвинение, что он называет себя Богом или равным Богу, даже в четвертом евангелии рассматривается как клевета иудеев (Иоанн, 5:18, 10:33). Христос считал, что все люди, как и он сам, — сыны Божии. «Да будете сынами Отца вашего Небесного, — говорил Христос, — ибо он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми, и посылает дождь над праведными и неправедными» (Матфей, 5:45). «Такое представление о Боге Иисус не мог почерпнуть из сказаний Ветхого Завета, где Иегова, — пишет Штраус, — является Богом гневным, страстным, сурово и безмерно мстящим и карающим… Представление о Боге — Отце всех людей было совершенно чуждо Ветхому Завету. Такое представление об отношении Бога к человеку Иисус мог почерпнуть только из самого себя… Подобно Богу, долготерпеливому Отцу, терпимо и спокойно относиться к злобе, воздавать за зло добром, побеждать врага благодеянием — все эти принципы Иисуса проистекали из глубины его собственного сердца. Христос наказывал своим последователям поступать согласно этим принципам, дабы они показали себя истинными сынами Отца Небесного. Он их увещевал быть совершенными, как совершенен Отец Небесный. Всеобъемлющей любовью, которая и зло побеждает добром, определялся его высокий религиозный настрой, и основной чертой Бога он признавал ту же всеобъемлющую любовь.

Если все люди — сыны Божьи, то в отношении друг к другу они — братья, а потому их отношения определяются началом равенства, которое обязует относиться к другим так же, как к себе, не судить других строже, чем себя, и вообще поступать с людьми так, как мы хотим, чтобы люди поступали с нами.

Недаром эта заповедь всегда считалась важным самобытным принципом христианской морали: в ней заключается основная идея гуманности…»

Понятие о братстве детей Бога и вытекающие из него высокие правила нравственности и милосердия проповедовались Христом с чрезвычайно возвышенным чувством. Основу высокой нравственности и милосердия у него всегда составляло одно: «Будьте совершенны, как Отец совершенен».

Христос не приемлет любое жестокое слово, возмездие, лихоимство, развод и находит, что сладострастное желание так же преступно, как и прелюбодеяние. Прекрасный наставник, он учил прощать обиды и, в противовес принципам строго соразмерного воздаяния любви к друзьям и ненависти к врагам, проповедовал заповедь терпимости и любви к недругам (Лука, 6:35). Он провозглашал, что его религия — это добрые дела.

Христос был далек от тех или иных крайних воззрений. Он ничего не говорил против Моисеева закона, но постоянно повторял, что следует делать более того, что требуют древние учения (Матфей, 5:20). Он не выдавал себя за мессию, не провозглашал определенного канонического права, не устанавливал символов, и напрасно будем искать в евангелиях какой-либо обряд, указанный Христом. Далек был Христос и от мысли о написании священной книги, включающей в себя свод канонов веры. Писания, обычай крещения и многое другое появились спустя многие годы после смерти Христа, и… впоследствии были приписаны его почину.

Личным делом Христа было великое основание религии.

Христос во всех ситуациях своей жизни предстает перед нами, прежде всего, как личность удивительно смиренная и скромная.

Если смирение выражается в отсутствии притязания и желания любой внешней славы, блеска и почета, то именно это и наблюдается у Христа. Так, на свою общественную деятельность он вступил в роли скромного народного учителя, таким он и остался до конца.

Он никогда не выказывал своего превосходства над другими, не старался выделиться среди толпы. Напротив, он всегда был окружен людьми и не находил ничего унизительного в том, чтобы проводить время в обществе падших, грешников и мытарей, презираемых всеми и вся. Он не искал почетных мест на пиршествах, на которые бывал приглашен и отклонял любую попытку оказать ему внешний почет. Он не был фамильярен и никогда ни перед кем не заискивал. При всей скромности его общественного положения он в любых обстоятельствах держал себя независимо, с благородным достоинством. В обращении он был прост, кроток и доступен.

Но самой выдающейся чертой в характере Христа была его любовь к людям, в истинном смысле этого слова. Кто действительно любит других, тот уважает в каждом его личность, не обращая внимания на его недостатки и слабости. Он совершенно одинаково относился как к людям безупречной репутации, так и к грешникам (рис. 11.1). Когда народ недоумевал и негодовал по поводу милосердного отношения Христа к падшим и грешным душам, то Христос отвечал им на это: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные». Не приемля любую порочность, он к личности человека относился всегда с уважением, будь то друг или враг.

Рис. 11.1. «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень (Евангелие от Иоанна, 8:1-12)

Христос лично для себя никогда ничего не требовал от других.

Христос был не только безупречен в нравственном отношении, но более того — совершенно безгрешен. Именно поэтому он никогда не испытывал внутреннего разлада, нужды в прощении, покаянии, в угрызениях совести; и его свободная от греха личная жизнь была наполнена душевным миром и покоем.

По утверждению евангелистов Иисус Христос вел жизнь странствующего учителя. Он ходил по городам и селениям всей Иудеи — от Галилеи до Иерусалима. «И следовало за ним множество народа из Галилеи и Десятиградия, из Иерусалима и Иудеи и из-за Иордана» (Матфей, 4:25). Проповедовал он в разных местах: в синагогах, под открытым небом перед многочисленной толпой, в Иерусалимском храме, в частных домах среди друзей и гостеприимных людей. Словом, Христос использовал любую возможность, чтобы сеять семена своего учения в расчете на то, что где-нибудь они дадут благодатные всходы. Кроме меняющихся волн народной аудитории, рядом с Христом была группа учеников, составивших ядро первоначальной общины нарождающейся религии. Круг ближайших учеников Христа, как известно, состоял из 12 лиц (апостолов), имена которых сохранились в Новом Завете. Вот они: первый Симон, называемый Петром, его брат Андрей, Иаков Заведеев и его брат Иоанн, Филипп, Варфоломей, Фома, мытарь Матфей, Иаков Алфеев, Леввей, прозванный Фаддеем, Симон Кананит и Иуда Искариот (Матфей, 10:2–4).

В сгруппировавшейся вокруг Христа общине не существовало никакой иерархии — все назывались братьями (Матфей, 20:25–26, 23:12–18; Марк, 9:34–35, 10:42–45). В обычае новой общины некоторое время была общность имущества (Деяния, 4:32, 34–37). Вступавшие в общину давали обет бедности. Пристрастие к собственности рассматривалось как недостаток (Матфей, 19:21; Лука, 14:33, Деяния, 4:32, 5:1–11). Хотя многие ученики к моменту встречи с Христом были семейными, но безбрачие предпочиталось более всего (Матфей, 19:10; Лука, 23:29). При жизни Иисуса апостолы и другие ученики проповедовали в разных городах и селах, но далеко от него никогда не уходили (Лука, 9:6). Посылая своих последователей на проповеди, Христос наказывал им, чтобы добрым и учтивым обращением они делали свои проповеди приятными и благостными для всех. Он учил членов своего общества быть отрешенными от всего приземленного, быть безгранично преданными своему делу и мужественными. Он посылал их, как овец среди волков, предупреждая, что их будут бить в синагогах и заключать в темницы; брат будет предан братом и сын отцом, а если их будут преследовать в одной стране, то следует бежать в другую. «Не бойтесь убивающих тело, душу же не могущих убить», — говорил Христос (Матфей, 10:24–31; Лука, 12:4–7).

Прямого указания на то, как долго действовал Иисус Христос публично, в евангелиях нет. «Исходя из синоптических евангелий, — пишет Штраус, — мы можем предположить, что он действовал либо один год, либо много лет. Предположение о том, что деятельность Иисуса продолжалась только один год, высказывалось многими отцами церкви и еретиками… Однако существует и другое мнение многих отцов церкви, а именно, что Иисус крещен был на 30-м, а распят на 50-м году жизни. Дело в том, что по словам Иоанна (8:57) иудеи однажды заметили Иисусу: «Тебе нет еще пятидесяти лет, и ты видел Авраама?» Принимая хронологическую дату Луки («В пятнадцатый год правления Тиверия…», 3:1) за время крещения Иисуса Крестителем, Штраус определяет максимальный срок деятельности Христа в семь лет. «Но разумеется, что при неполной достоверности даты Луки, это наше исчисление, — пишет Штраус, — тоже весьма шатко».

К концу общественной деятельности Христа в сгруппировавшемся вокруг него тесном и скромном кругу братства существовали уже крепкие зародыши того религиозного и нравственного сознания, которому суждено было в дальнейшем развиться в мировую религию — христианство. Однако название «христиане» закрепилось за приверженцами новой религии не сразу и начало употребляться с 40–44-х гг. в Антиохии (третьем после Рима и Александрии городе Римской империи; ныне город Антакья в Турции).

Как же воспринял еврейский народ появление Христа и апостолов на исторической арене?

Прежде всего, посмотрим на непростую историю еврейского народа, из недр которого вышло и распространилось христианство.

Согласно еврейской традиции, евреи сложились в народ в процессе Исхода порабощенных предков евреев из Египта и овладения ими обетованной земли Израиля примерно в начале V в. до н. э. (согласно дотировкам других авторов, в середине второго тысячелетия до н. э.). В этот период складывается первое древнееврейское царство, основанное царями Саулом и Давидом со столицей в Иерусалиме. Строится первый Иерусалимский храм, формируются традиции и писания монотеистической религии евреев, у основания которой стоял Авраам.

По представлению иудаистов, первым еврейским патриархом был Авраам, заключивший «брит» (священный союз — «завет») с Богом, в соответствии с которым евреи брали на себя миссию исполнения предписанных им заповедей («мицвот»), а Бог обещал умножить и защитить потомство Авраама и дать ему во владение страну Израиля.

Согласно вероучению евреев, в результате чудесного Исхода из египетского рабства и последовавшего за ним сорокалетнего странствия по пустыне, где были обречены на смерть все рабы, на землю Израиля вступили только свободные люди. И тогда Бог через Моисея на горе Синай даровал еврейскому народу боговдохновенную Тору (Закон), или Пятикнижие Моисеево. Этот акт, известный как Синайское откровение, знаменует собой начало существования еврейского народа и его религии — иудаизма. На протяжении последующих трех — четырех веков Иерусалимские храмы становятся единственным разрешенным местом культового служения.

В этот период формируются основы храмового иудаизма и завершается написание священной книги иудаизма — Танаха.

В первом веке до н. э. иудаизм распадается на три секты: фарисеев, саддукеев и ессеев, из которых именно фарисеи — сторонники демократизации учения и внесения в него норм обычного права, так называемой Устной Торы, дают начало современному раввинистическому иудаизму.

Этническое и культурное единство древних евреев было нарушено распадом древнееврейского царства на две самостоятельные монархии — Израильскую и Иудейскую и последовавшим за этим завоеванием этих царств Вавилоном и Ассирией. Завоеватели разрушили Первый храм и увели большую часть населения за пределы Израиля. Спустя годы часть евреев возвращается в Иудею из Вавилонского плена и строит Второй храм в Иерусалиме, вокруг которого снова начинается духовная и государственная консолидация евреев. С той поры складывается этническая модель евреев, включавшая центр в Иудее и обширную диаспору (то есть совокупность евреев, расселившихся вне Палестины со времени Вавилонского плена). Первоначально сложившись в Месопотамии, диаспора уже на рубеже новой эры распространилась в Египет, Малую Азию, Сирию, Иран, Северную Африку, Западное Средиземноморье, Крым, Кавказ, часть Средней Азии. В период второго древнееврейского Хасмонейского, или Макковеевского царства (164–34 гг. до н. э.), в состав евреев включаются нееврейские семитские народы Заиорданья, Негева, эллинизированное население Галилеи, береговой полосы Израиля. Римское завоевание и разгром еврейских движений за освобождение привели к массовому насильственному изгнанию римлянами в середине второго века н. э. значительной части евреев из Иудеи. Изгнанники пополнили еврейские общины диаспоры. Следует отметить, что этнический центр в Иудее прекратил свое существование после арабского завоевания Палестины в 638 году. Однако незначительные группы евреев продолжали жить на своей исторической родине постоянно.

Тяга к возвращению в Израиль, к горе, на которой стоял Иерусалимский храм, то есть возвращение в Сион, постоянно сохранялась среди евреев. После разрушения Иерусалимского Второго храма в 70 г. н. э. оформляется приспособленный к жизни в диаспоре раввинистический иудаизм, в основе которого лежат священные книги евреев Танах и Талмуд. Центром общинной и религиозной жизни в диаспоре становится синагога («дом собрания»), служителем которой является раввин — ученый знаток и толкователь традиции. Хозяйство древних евреев в Палестине было в основном земледельческим. Однако неполноправный социально-экономический статус евреев в диаспоре способствовал формированию культуры и хозяйства, приспособленных к жизни в диаспоре. Большинство евреев жили в городах, как правило, обособленными общинами, в особых кварталах (гетто). Основную массу евреев составляли ремесленники и мелкие торговцы. Значительная часть евреев диаспоры занималась мелким предпринимательством и ростовщичеством.

Основу традиционной социальной организации в диаспоре составляла территориальная община (кегила), расположенная в городском поселении или его части. Самоуправление общиной осуществлялось элитой (гвиры, парнасы). Еврейские кварталы (гетто, жудерия, меллах и др.) от остальной части города отделялись стеной. Обязательными элементами еврейских поселений были синагоги, ритуальные бани, странноприимный дом, еврейское кладбище. Жилище евреев было однотипно с жилищем коренных народов, но отличалось тем, что на восточной стене делались специальные росписи или аппликации, и часть стены оставлялась непокрашенной или неоштукатуренной в память о разрушении Иерусалимского храма. Преобладала у евреев малая семья, и до нового времени смешанные браки были запрещены.

С возникновением идеологии сионизма, поставившего целью переселение всех евреев в Палестину, с конца девятнадцатого века началась миграция евреев разных стран (преимущественно из Восточной Европы) в Палестину. В 1948 году на основе решения Генеральной Ассамблеи ООН было создано государство Израиль, куда началось переселение евреев, главным образом из Европы и Ближневосточных стран. Такова краткая история еврейского народа, среди которого начал свою проповедническую деятельность Христос в первом веке н. э.

Итак, в эпоху Христа Палестина входила в состав Римской империи, которая была настолько сильной, что получить еврейскому народу свободу и политическую самостоятельность, по мнению могущественных в то время фарисеев, можно лишь благодаря помощи свыше. Евреи были убеждены, что помощь придет обязательно в форме Мессии и мессианского царства. На пришествии Мессии сосредоточились в то время национальные, личные и политические упования всех евреев (Палестины и диаспоры). Единственным способом низвести Мессию на Землю, считали фарисеи, является ревностное исполнение Закона. Фарисеи в те времена являли собой одну из трех древнееврейских сект, возникших в эпоху расцвета иудейской династии Маккавеев (около 150 г. до н. э.). Эти три секты: фарисеи, саддукеи и ессеи в основе своей стояли на учении Моисея и отличались друг от друга лишь различным отношением к способу применения его в жизни. Так, особенность миросозерцания саддукеев состояла в признании абсолютной свободы воли человека, отрицании бессмертия души и воскресения мертвых, а также отрицании ангелов и духов. В противоположность им ессеи ставили поступки людей в полную зависимость от предопределения, а фарисеи предоставляли лишь ограниченную роль свободе воли. Саддукеи, как секта преимущественно политической направленности, прекратили свое существование вместе с прекращением государственной жизни Иудеи, а фарисеи, слившись с народом, положили начало талмудическому еврейству; ессеи, как чисто религиозная секта, державшаяся всегда в стороне от политических треволнений, в значительной части примкнули к учению Христа и образовали первые еврейско-христианские общины в Иудее.

К моменту прихода Христа единственным упованием еврейского народа был Мессия. Главным делом Мессии, считали евреи, должно стать свержение римской власти и установление политической самостоятельности Израиля. Явиться Мессия должен был в награду за праведность Израиля. Он должен был олицетворять собой идеальную нравственность и ревностное соблюдение Закона.

А тот, кто нарушает Закон или учит нарушать его, тот, с точки зрения фарисеев, — преступник в глазах народа, поскольку мешает приходу Мессии.

Отсюда понятно, что рассказы о Христе как о Мессии представлялись фарисейству пагубной ложью, поскольку проповеди Христа и апостолов, вместо того чтобы призывать к освободительной войне и завоеванию Израилем мира, учили, что царствие Божие в душах людей — внутри нас. Кроме того, Мессия фарисейский не прощает грешников, он и права на то не имеет, а судит. Далее, Мессия есть награда праведных за их праведность, а Христос был «другом мытарей и грешников» и т. д.

Христос был объявлен лжемессией. По требованию фарисеев, книжников и саддукеев Иисус был предан казни через распятие на кресте. Враги Христа и его сподвижников успокоились. Однако «не прошло и двух месяцев с той пасхи, в навечерие которой был погребен «обманщик», как его ученики в Иерусалиме, по соседству с Голгофой начали проповедовать о том, что распятый был Мессией, и что начиная с третьего дня многократно являлся им, а на сороковой день вознесся на небо, обещав вернуться снова как Мессия — судия». Один из этих проповедников по имени Стефан был забит камнями до смерти (рис. 11.2). Так началось первое гонение на Иерусалимскую церковь. Главным участником гонений был фарисейский ученик Савл — иудей, родом из города Тарса.

Рис. 11.2. Первомученик Стефан (Деяния, 6:8-12, 7:55–60)

Гонение разогнало христиан из Иерусалима по всей Иудеи и Самарии, что явилось следствием создания общин по всей Палестине и даже в Газе и Дамаске. Апостолам удалось удержаться в Иерусалиме, откуда они периодически отлучались для проповеди в разные места.

Гонение угасло совершенно неожиданно. И вот как это произошло. Христианская община в Дамаске с ужасом ждала появления Савла, который должен был прибыть туда с полномочиями от иерусалимского синедриона разгромить ее. Савл явился… и начал проповедовать в синагогах о том, что Христос является действительно Мессией, и что ему, Савлу, было дано по пути в Дамаск видение Христа. В результате, гонение, душой которого был Савл, — с того момента Павел (апостол Павел), затихло (рис. 11.3).

Рис. 11.3. Апостол Павел в синагоге в Фесcалонике (Деяния, 17:1–4)

А между тем проповедь изгнанных из Иерусалима последователей Христа достигла уже Кипра, Финикии и Антиохии (проповедники пока обращались только к иудеям, отчасти к эллинам Антиохии).

Следует отметить, что во многом успеху распространения христианства содействовала политическая объединенность античных народов под сенью римской власти. Простираясь от Евфрата до Атлантики и от Каледонских гор до Сахары, Римская империя охватывала в то время почти всю occumene, так что весь обмен культурных и других благ происходил внутри ее границ, а римский гражданин осознавал себя гражданином мира. Кроме того, содействовала успеху христианства внеполитическая организация Римской империи. Основной единицей этой организации были коллегии — круг лиц, объединенных общностью цели. Указанные коллегии распадались на две группы, а именно, — коллегии религиозные и коллегии профессиональные (по общности профессии).

Организационной основой жизни коллегии служил устав. В коллегиях имелись: два председателя, казначей, секретари, кураторы, почетные члены и т. д. Большинство коллегий носило религиозный характер. Можно предположить, что коллегиальная организация общества в Римской империи была благостной почвой для христианской проповеди и явилась прообразом христианской общины. Нет сомнения, что коллегия была внешней формой, которой воспользовались для своих религиозных целей евреи, проживавшие в Римской империи. Именно еврейские общины явились очагами зарождения христианства и его дальнейшего распространения в Римской империи. Характер еврейского расселения в Римской империи во многом определил картину распространения в ней христианства. Еврейская диаспора в империи была очень обширной. Так, согласно энциклопедическим источникам, в первом веке н. э. евреев и еврействующих в Египте был миллион, в Сирии (кроме Палестины) — больше миллиона, в Риме — несколько десятков тысяч, всего в империи их было более четырех миллионов (~7 % всего населения). Благодаря своей сплоченности и энергии диаспора являла собой внушительную силу, с которой римская политика вынуждена была считаться. Еврейские общины, следуя внешним формам допущеннных государством корпораций, имели вид коллегий. Однако евреи твердо держались своих традиций и на уступки не шли. Они сумели завоевать в римском государстве почти полную автономию. Если представить себе, что все римское государство было опутано сетью таких автономных общин, имевших постоянные контакты друг с другом, то станет ясно, что раздавшееся в Иерусалиме пророческое слово должно было сначала облететь все эти общины и вызвать в них соответствующую реакцию, и лишь потом обратить на себя внимание кого бы то ни было в этих общинах. Однако еврейские общины состояли не только из евреев; к ним принадлежали, или, по крайней мере, примыкали еврействующие, то есть все те, кто в той или иной мере приняли еврейский Закон. Немалое значение для еврейского прозелитизма (новообращение в иудаизм; прозелит — человек, принявший новое вероисповедание) имело то, что общееврейским языком в диаспоре был греческий (поэтому и перевод Ветхого Завета был сделан с древнееврейского на греческий язык). Греческий язык оставался языком римского еврейства до восстания лжемессии Бар-Кохбы при Адриане. Это событие положило конец еврейскому прозелитизму, так что иудаизм так и не превратился в мировую религию, а остался религией евреев. Однако следует отметить, что у иудаизма был налицо ряд положительных сторон, которые выгодно отличали его от многих других культов: это — почитание единого Бога, как чистого духа, не допускающего поклонения себе в рукотворном изображении, и главное — это требование чистой и нравственной жизни. Все это действовало на язычников, которым нетрудно было представить еврейскую религию как настоящую, истинную, которой надлежит следовать.

Говоря об организации первых христианских общин, необходимо упомянуть об их отношениях к еврейским общинам, из которых они выделились. Хотя апостольское слово и раздалось прежде всего в синагогах (еврейских общинах, коллегиях), но принималось оно не ими. Первые христианские общины состояли из трех элементов: евреев, отпавших от синагоги; евреев-прозелитов, променявших иудаизм на христианство, и бывших язычников, принявших христианство помимо иудаизма. Христианская община вторым кольцом окружала еврейскую общину (первым были прозелиты). Поскольку христиане в то время считались еврейской сектой, то они обладали в империи всеми еврейскими привилегиями. Однако вскоре синагоги из очагов христианства превратились в источники его гонений.

Что касается организационной структуры христианской общины, то в ней присутствовало два элемента: элемент, характеризующий ее как коллегию, и элемент, характеризующий ее как очаг христианства. К первому элементу принадлежали: епископ (подобно синагогам, управление в христианских общинах осуществлялось на основе единовластия); диаконы, которых можно сравнить с кураторами коллегии; «пресвитеры», аналогичные декурионам коллегий; собрание всех членов общины — «экклесия». Ко второму элементу, перешедшему в христианские общины от иудаизма, принадлежали: апостолы, пророки и дидаскалы (учителя), делом которых было распространение христианства.

Следует отметить, что до 80 г. н. э. все христианские группы и общины еще не составляли единой христианской церкви, хотя все члены общин и сознавали, что принадлежат к таковой, а не к местному толку. Обмен известий и мнений был очень оживленным благодаря переездам апостолов и пророков, а также широко развитому гостеприимству. Кроме римской общины, основанной апостолом Петром, существовали общины, возникшие благодаря апостольской деятельности Павла (бывшего фарисея Савла) в собственно Греции, Македонии и Малой Азии. Уже в это время наблюдались попытки римской общины возвыситься над остальными.

Объединение христианских общин, то есть образование христианской церкви, относится к 180 г. н. э. К 235 г. н. э. христианство окончательно порывает свою связь с иудаизмом и становится предметом внимания не только римских властей, но и римского общества. Иерархическими элементами христианской церкви к этому времени были: епископы отдельных общин; митрополиты, то есть епископы главных общин каждой митрополии; папа, то есть епископ римской общины. Этим трем иерархическим ступеням соответствовали три ступени соборные: епископу — экклесия, то есть собрание членов общины; митрополиту — синод, то есть собрание епископов всех общин, имеющих своим центром данную митрополию, и папе — Вселенский собор, то есть собрание епископов всех христианских общин. К 325-му году христианство настолько распространилось в Римской империи, что император вынужден был признать его равноправие с другими религиями государства.

Интенсивность распространения христианства, согласно данным Д. Б. Баррета, в первые пять веков выглядит следующим образом: в 100-м году христиане составляли 0,6 % мирового населения, в 200-м г. — 3,5 %, в 300-м — 10,4 %, в 400-м — 18,6 %.

В первый век существования христианства собственно христианской литературы не существовало. Была лишь устная передача историй и учений первых проповедников. Христианская литература, по свидетельству многих источников, началась не ранее второй четверти второго века н. э.

Главное место в письменном наследии древней церкви занимает Новый Завет — кодекс специфически христианского откровения, написанный, как полагает церковь, теми апостолами и апостольскими учениками, чьи имена значатся в заголовках книг Нового Завета.

Что касается внецерковной науки, то в ней мнения об авторах и времени написания новозаветных книг далеко расходятся, начиная с почти совпадающих с церковными и кончая взглядами ученых (Спинозы, Ньютона, Глубоковского и других), не признающих подлинность ни одной из них и относящих их все, в том виде, в каком они существуют, ко II–III вв. Из новозаветных апокрифов (кроме неканонических евангелий) ко II–III вв. относятся «Деяния Петра», «Деяния апостола Иоанна», «Деяния апостола Павла»; прочие же деяния апостолов Андрея, Матфея, Фомы, Филиппа, Фаддея — даже в основе своей, как отмечает Н. Н. Глубоковский, не старше III века.

Библия — священное писание христиан состоит из двух частей: Ветхого Завета, который признают и иудаисты под названием Танах, а также Нового Завета. Ветхому Завету принадлежит 39 книг, чтимые священными как у евреев под именем Танах, так и у христиан. Новому Завету принадлежит 27 книг, написанных на греческом языке евангелистами христианской церкви. Следует отметить, что еще в начале второго в. н. э. вполне законченного канона Ветхого Завета не существовало; тридцать девять книг его были кодифицированы масоретами (учеными раввинами) лишь в пятом веке н. э. Первое печатное издание Ветхого Завета появилось в 1488 г. в Болонье. Первое печатное издание Нового Завета было опубликовано в 1514 г. Следует отметить, что две полные копии Нового Завета (рукописные) датируются примерно 350-м г. н. э.: одна находится в Ватиканской библиотеке, другая — в Британском музее. Последняя была куплена у советского правительства перед Рождеством 1933 года за 100 000 фунтов стерлингов.

Христианство в настоящее время не представляет собой единого целого, а распадается на большое число отдельных направлений, течений, деноминаций. Его основные направления: православие, католицизм, протестантизм, монофиситство, несторианство.

От начала христианства до IX в. н. э. в мире существовала только одна вселенская кафолическая (соборная) церковь. В девятом веке началось и в одиннадцатом веке (1054 г.) завершилось окончательное разделение церкви на восточную и западную, причем каждая из них оставила за собой название «кафолическая» или по латино-романскому произношению — «католическая» (то есть Римско-католическая и Восточно-кафолическая церкви).

Римско-католическая церковь представляет собой одно из основных направлений христианства — римский католицизм. Она едина в отношении вероисповедания; что касается обрядности, то здесь допускаются некоторые различия. В связи с этим существует деление на католиков латинского обряда (их 98,4 % от общего числа приверженцев католицизма) и католиков восточных обрядов. Во главе Римско-католической церкви стоит папа, которого считают преемником св. Петра и наместником Бога на земле. Папе принадлежит право церковного законодательства, право управления всеми церковными делами, высшая судебная власть, право посольства, учреждение должностей и т. п. Помощниками папы по церковному управлению являются кардиналы, которые с папой образуют Высшую коллегию. Кардиналы образуют курию, которая рассматривает все дела церкви и обладает правом выбирать из своей среды большинством в две трети голосов, после смерти папы, нового папу. Управление церковью отличается высокой степенью централизации. В каждой стране, где есть достаточное число католиков, имеется несколько епархий, возглавляемых архиепископами и епископами. Для всех ступеней духовенства — от высших (папа, кардиналы, епископы, архиепископы) до низших (пресвитеры, диаконы) обязательным является безбрачие.

Католицизм — самая крупная конфессия в мире. В 1996 г. в мире насчитывалось 981 млн католиков (что составляло 50 % всех христиан и 17 % населения мира). Наиболее крупная группа католиков живет в Америке — 484 млн (62 % населения этой части света). В Европе их проживает 269 млн (37 % ее населения), в Африке — 125 млн (17 %), в Азии — 94 млн (3 %), в Австралии и Океании — 8 млн (29 %).

В XVI веке в ходе происходившего в Европе движения Реформации ряд важных доктринальных, культовых и организационных установок католицизма был отвергнут. Это антикатолическое движение породило ряд течений, которые в совокупности получили название протестантизм (одно из трех, наряду с католицизмом и православием, главных направлений христианства). Протестантизм, в отличие от католицизма и православия, никогда не представлял собой единого целого и с момента своего возникновения являет собой совокупность нескольких течений. Характерной чертой протестантизма является то, что каждый христианин, будучи избранным и крещеным, получает «посвящение» на общение с Богом и право проповедовать и совершать богослужение без посредников (церкви, духовенства). В протестантизме отсутствует целибат. Протестанты не признают в церкви власть какого-либо первосвященника (и римского папы в том числе), а в ряде случаев и власть епископов. Церковное устройство в протестантских церквах имеет в основном следующие три формы: епископальную, когда ряд церковных общин в пределах определенного региона управляется епископом; пресвитерианскую, где ряд соседних церковных общин образует пресвитерию, обладающую правом определенного контроля над этими общинами; и конгрегациональную, когда каждая церковная община фактически независима. Несмотря на различия в церковном устройстве, современные протестантские конфессии все же имеют какие-либо объединения на национальном уровне, хотя из роль в каждом случае может быть различна: одни из них обладают реальной властью, другие выполняют чисто консультативные и информационные функции.

Существующий в протестантизме принцип личной интерпретации Священного Писания привел к тому, что из его первоначальных течений выделилось много дочерних, которые в свою очередь разбились на многочисленные деноминации. В настоящее время в протестантизме существуют следующие течения: лютеранство (возникло в Германии в 1517 г.); кальвинизм (Швейцария, 30-е гг. XVI в.) в трех формах: реформаторство (Швейцария, 30-е гг. XVI в.), пресвитерианство (Шотландия, 1560), конгрегационализм (Англия, XVI–XVII вв.); меннонитство (XVI в.); методизм (Англия, 1720); баптизм (Голландия, 1609); адвентизм (США, 1831); пятидесятничество (США, 1901); реставрационизм (США, 1832).

Отдельные течения также образуют: Армия спасения (Англия, 1865); Плимутские братья (Ирландия, 1826) — замкнутые (1848), открытые (1848); Братья (Германия, 1708); Квакеры (Англия, XVIII в.); Моравские братья (Моравия, 1457); Вальденсы (Франция, 1173). Особое явление в протестантизме представляют так называемые объединенные церкви, которые образовались в результате слияния нескольких церковных организаций, относящихся к различным течениям протестантизма. Примером таких объединений являются: Объединенная церковь Канады (в ее состав входят методисты, пресвитериане и конгрегационалисты, 1925); Евангелическая церковь в Германии (лютеране и реформаторы, 1817); Объединенная церковь Христа (конгрегационалисты и реформаторы, США, 1957), Объединяющаяся церковь в Австралии (методисты, пресвитериане и конгрегационалисты, 1809).

В протестантизме существует ряд международных объединений, которые не обладают какими-либо властными функциями, а созданы лишь с целью обмена опытом, информацией и взаимной поддержки. К ним относятся: англиканские Ламбетские конференции (создана в 1867 г.); Всемирный альянс реформатских церквей (1875); Всемирный союз баптистов (1905); Всемирная конвенция церквей Христа (1930); квакерский Всемирный консультативный комитет друзей (1937); Всемирная пятидесятническая конференция (1947).

Общая численность протестантов составляет свыше 600 млн человек (без маргинальных протестантов, которых свыше 100 млн), что составляет 36 % всех христиан и 12 % всего населения мира. В России — свыше 1 млн протестантов, в США — около 160 млн (61 % населения), в Англии — 30 млн (53 %), в Австралии — 6,6 млн (40 %).

Одним из пяти основных направлений христианства является монофиситство. Это направление сформировалось в 433 году на Ближнем Востоке, но официально обособилось в 451 г., когда Халкидонский Вселенский собор принял диофиситскую доктрину природы Христа (учение о двух природах Христа) и осудил монофиситство как ересь, а его сторонников как еретиков. Основателем этого направления был архимандрит Евтихий (ок. 378–454 гг.) — игумен одного из монастырей в Константинополе, который учил, что Христу присуща одна природа — божественная, а не две — божественная и человеческая. Из Вселенских соборов монофиситы признают только первые три:: Никейский (325 г.), Константинопольский (381 г.) и Эфесский (431 г.). Культ в монофиситских церквах очень близок по своему характеру к православию, отличаясь от последнего лишь в деталях. Основными монофиситскими деноминациями являются: Армянская апостольская церковь, Сирийская православная (яковитская) церковь, Коптская православная церковь (включая близкие к ней Нубийскую и Эфиопскую церкви). Общая численность монофиситов в мире составляет 36 млн человек.

Несторианство возникло в начале пятого века н. э. Его основателем был монах Несторий, бывший в 428–431 гг. константинопольским патриархом. Основным отличием несторианства от других ветвей христианства является то, что несториане считают, что Христос не был сыном Божьим, а был человеком, в котором жил Бог. В связи с этим, дева Мария у несториан считается не Богородицей, а Христородицей и не является объектом почитания. На III Вселенском (Эфесском) соборе (431 г.) вероучение Нестория осудили как ересь, сам он был сослан, а его книги сожжены.

В несторианских храмах нет икон и статуй (в отличие от православных, католических и монофиситских). Возглавляет несториан патриарх — католикос Востока, имеющий резиденцию в Тегеране. В настоящее время им является МарДинха IV, причем эта должность с 1350 года является наследственной в семье Мар-Шимун (племянник наследует своему дяде).

Патриарху подчинены митрополиты и епископы. Должность священников также носит наследственный характер. Священники не обязаны соблюдать целибат и могут вступать в брак до и после рукоположения. Богослужения и обряды совершают священники, а помогают им диаконы.

Общая численность несторианской Ассирийской церкви Востока около 200 тысяч человек. Несториане проживают в Ираке (82 тыс.), Сирии (40 тыс.), Индии (15 тыс.), Иране (13 тыс.), США (10 тыс.), России (10 тыс.), Грузии (6 тыс.), Армении (6 тыс.) и других странах. В Россию, США и другие страны несториане стали переселяться с 90-х гг. XIX в. после погромов, организованных в Оттоманской империи. По национальной принадлежности большинство несториан (кроме Индии) — ассирийцы, индийские несториане — малаяли.

Одним из основных направлений христианства является православие. Хотя православными называли себя в первом тысячелетии обе ветви христианства (восточная и западная), однако после происшедшего в 1054 году раскола название «православная» закрепилось за Восточной церковью. Из всех христианских направлений православие в наибольшей степени сохранило черты раннего христианства. Религиозным символом у православных является крест (признается, четырех-, шести- и восьмиконечный крест).

Православные признают Священное Писание — Библию и Священное Предание, которое включает в себя постановления признаваемых церковью соборов и учения отцов Церкви II–VIII вв. Православная церковь признает лишь семь первых Вселенских соборов, состоявшихся до отделения западной церкви: I Никейский (325 г.), I Константинопольский (381 г.), Эфесский (431 г.), Халкидонский (451 г.), II Константинопольский (553 г.), III Константинопольский (686 г.), II Никейский (787 г.).

У православного духовенства существует трехступенчатая иерархия: диаконы, иереи (священники) и архиереи (епископы, архиепископы, митрополиты, патриархи), причем все архиереи в харизматическом отношении равны. Священный сан могут иметь только мужчины. У православных практикуется монашество (женское и мужское). Православное духовенство делится на черное (монашествующее) и белое — в зависимости от пострижения или непострижения в монашество. Для белого духовенства доступны только две первые ступени. В архиереи рукополагаются только монашествующие священники. Белые священники до принятия сана имеют право жениться, что касается черного духовенства, то оно дает обет безбрачия.

В православии почитают Богородицу, ангелов, святых, а также распространено поклонение священным реликвиям, святым мощам, общение с Богом и святыми перед иконами. У православных довольно сложный и очень торжественный культ. Богослужения более длительные, чем в других христианских конфессиях. Во время богослужения зажигаются свечи, употребляется ладан; духовенство одето в нарядную одежду. Богослужение сопровождается красивым хоровым пением.

У православных нет жесткой церковной централизации. Крупные местные церкви полностью автокефальны, то есть самостоятельны. Все автокефальные церкви равноправны независимо от того, как именуется глава церкви: патриарх, митрополит или архиепископ. В настоящее время автокефальность имеют пятнадцать церквей: Константинопольская (Вселенская), Александрийская, Антиохийская, Иерусалимская, Русская, Грузинская, Сербская, Румынская, Болгарская, Кипрская, Элладская (Греческая), Албанская, Польская, Чешских земель и Словакии, Американская. Кроме того, существуют автономные православные церкви, находящиеся в подчинении от определенной автокефальной церкви: Финляндская церковь — от Константинопольской православной, Японская — от Русской, Синайская — от Иерусалимской.

Значительную автономию получила в последнее время Украинская православная церковь Московского патриархата, в ведении которой находится основная часть православных храмов на Украине. Возглавляется она митрополитом Киевским и всея Украины.

Последний является одним из пяти постоянных членов Священного синода Русской православной церкви. Некоторые из православных церквей, такие как: Македонская православная церковь (1967), Украинская православная церковь Киевского патриархата (1992) — объявили себя независимыми, однако их самостоятельность не была признана автокефальными церквами. Есть также такие православные церковные организации, которые не признают руководства ни одной из автокефальных церквей и не претендуют на автокефальность. К ним, в частности, относится Русская православная церковь за границей (Карловацкая церковь), которая в 1921 году отделилась от Русской православной церкви. Самыми древними из автокефальных православных церквей являются: Иерусалимская, Константинопольская, Александрийская и Антиохийская. Эти церкви получили статус патриархата и стали автокефальными на четвертом Вселенском соборе в 451 году.

Основателем Иерусалимской православной церкви считается святой апостол Иаков Алфеев, бывший первым епископом Иерусалима. Догматика и культ в этой церкви такие же, как и в других православных церквах. Возглавляется патриархом, имеющим титул: Блаженнейший и Всесвятейший (имя) патриарх Святого града Иерусалима и всея Палестины, Сирии, Аравии, обонпола Иордана, Каны Галилейской и святого Сиона. При патриархе действует Священный синод. Резиденция патриарха находится в Иерусалиме. Одной из важнейших функций Иерусалимской православной церкви является сохранение святых мест. Эту обязанность выполняет в основном Святогробное братство (при храме Гроба Господня), состоящее из послушников, монахов, диаконов, иеромонахов, архимандритов и архиереев. Высшее духовенство составляют по традиции в основном греки; греками являются также монашествующее духовенство и монахи; белое духовенство и миряне — в подавляющем большинстве арабы. Общая численность последователей Иерусалимской православной церкви составляет свыше 130 тысяч человек, из них 99 % — арабы, 1 % — греки.

Константинопольская православная церковь, другое ее название — Вселенская православная церковь, или Вселенский патриархат, — одна из старейших автокефальных православных церквей. Уже на втором Вселенском (I Константинопольском) соборе в 381 г. глава Константинопольской церкви по преимуществам чести был назван вторым вслед за римским папой. На четвертом Вселенском (Халкидонском) соборе в 451 г. Константинопольская православная церковь получила статус патриархата, наряду с тремя другими, а ее патриарх, несмотря на противодействия римского папы, был формально приравнен ему. В 588 г. Константинопольский патриарх получил титул архиепископа Константинополя — Нового Рима и Вселенского патриарха Востока. После раскола христианства на православие и католицизм патриарх Константинопольский становится первым среди равных в православном мире. После падения Византийской империи и захвата турками Константинополя в 1453 году многие старинные православные церкви, в том числе и знаменитый храм Святой Софии, были превращены в мечети.

Догматика Константинопольской православной церкви такая же, как и в других православных церквах. Она возглавляется патриархом, полный титул которого — Святейший архиепископ Константинополя — Нового Рима и Вселенский патриарх. Резиденция патриарха находится в Стамбуле. При патриархе действует Священный синод. По мере получения статуса автокефальности новыми церквами территория, на которую распространялась юрисдикция Константинопольской церкви, сокращалась. Кроме того, многие греки в 1922 году после греко-турецкой войны покинули территорию Вселенского патриархата. В настоящее время под юрисдикцией Константинопольской православной церкви на территории Турции находится 5 епархий. За рубежом ей подчинены три епархии: Северной и Южной Америки; Австралии; Великобритании и Фиайтерии, а также шесть епархий: Галлии (во Франции), Германии, Австрии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга, Швеции и всей Скандинавии, Новой Зеландии, а также греческие острова (Крит и Южные Спорады) и чисто номинально епархии на севере Греции. В юрисдикции Константинопольской православной церкви находятся и знаменитые монастыри на святой горе Афон (греческом полуострове Халкидики).

Число последователей Константинопольской церкви составляет около 3 млн человек. По национальной принадлежности это в основном греки, имеются также русские, украинцы, сербы, болгары, арабы и др.

Антиохийская православная церковь основана в тридцатые годы первого века н. э. в городе Антиохии (ныне город Антакья в Турции). Ее основателем считается апостол Петр. После разрушения в 70 году Иерусалима Антиохия становится центром христианства на Востоке. Во времена Никейского собора (325 г.) под юрисдикцией Антиохийской православной церкви находились Сирия, Финикия, Палестина, Аравия, Киликия, Кипр и Месопотамия. В 431 году после третьего Вселенского собора от нее откололись те восточные епархии, которые приняли несторианство. В 550 году Антиохийская православная церковь разделилась на православную и яковитскую (монофиситство). После ликвидации в 1268 году антиохийского королевства крестоносцев город Антиохия был почти полностью разрушен, в результате чего патриарший престол в 1366 году переносится в Дамаск (Сирия). С 1724 по 1829 гг. высшее духовенство патриархата избиралось исключительно из греков, однако в последующие годы высшие духовные саны стали получать и арабы.

Догматика и обрядность в Антиохийской православной церкви такие же, как и в других православных церквах; богослужение идет на арабском и греческом языках. Глава церкви — патриарх с резиденцией в Дамаске. При патриархате имеется Священный синод. Антиохийская православная церковь включает в себя 18 епархий, из которых 6 находится в Сирии, 6 — в Ливане, остальные — в Турции, Ираке, Кувейте, странах Аравийского полуострова, Иране, в Северной и Южной Америке, Австралии и Новой Зеландии. Число последователей Антиохийской православной церкви составляет около 800 тысяч человек. По этнической принадлежности — это в основном арабы.

Александрийская православная церковь (или Греко-православный патриархат Александрии) основана в тридцатые годы первого века евангелистом святым Марком, который считается египетским апостолом. Церковь получила статус патриархата на Халкидонском Вселенском соборе (451 г.). Благодаря своей древности Александрийская православная церковь пользуется среди других православных церквей большим уважением. В результате разгоревшихся в Египте дебатов по поводу природы Иисуса Христа в начале V века большинство христиан Египта стали монофиситами.

После завоевания Египта турками-османами в XVI в. и без того сравнительно небольшая численность последователей Александрийской православной церкви значительно сократилась. Современная Александрийская православная церковь по догмату и культу практически не отличается от других православных церквей. Богослужение идет на греческом и арабском языках.

Александрийская православная церковь считается родиной монашества. Возглавляется церковь патриархом. Резиденция его находится в Александрии. Полный титул патриарха: Блаженнейший и высочайший отец, господин и владыка (имя), папа и патриарх великого града Александрии, Ливии, Пентаполя, Эфиопии и всея земли Египетская, апостол и судья Вселенной. Патриарх возглавляет Священный синод, состоящий из всех действующих архиереев. Под юрисдикцией Александрийского патриархата находятся епархии: Египта; подавляющее большинство епархий в других странах Африки: Ливии, Тунисе, Марокко, Судане, Эфиопии, Джибути, Кении, Уганде, Танзании, Замбии, Малави, Мозамбике, на Мадагаскаре, в Зимбабве, ЮАР, Конго, Руанде, Бурунди, Гане, Сьерра-Леоне, Нигерии и Камеруне.

Общая численность последователей Александрийской православной церкви составляет 700 тысяч человек. По этнической принадлежности — это греки, арабы, кикуйю, лухья, ванда, ланго и другие.

Русская православная церковь — крупнейшая из автокефальных церквей. Ее прежнее название — Греко-кафолическая российская православная церковь. По преданию, еще в первом веке нашей эры земли, на которых позже возникло Древнерусское государство, посетил с проповедями Андрей Первозванный — один из 12 апостолов. Христианство стало проникать на южную часть территории современной России с третьего века, распространяясь в основном среди греков. В шестом веке обращены были в христианство обитавшие в Причерноморье адыгсйские племена. Впоследствии кроме адыгов христианство приняли предки осетин, население Чечни и Дагестана. Позднее христианство у перечисленных выше, кроме осетин, было вытеснено исламом. С конца девятого века началось проникновение христианства на территорию Древней Руси из Византии, то есть в своей восточной форме. Христиане были уже среди дружинников князя Игоря. В 957 году крестилась княгиня Ольга. Массовое принятие христианства началось с 988 года, когда киевский князь Владимир I Святославович (Владимир Святой), сам приняв новую веру, приказал крестить в Днепре жителей Киева. С этого времени христианство становится религией Древнерусского государства и начинает свое распространение по территории страны.

До 1448 года Русская православная церковь находилась под юрисдикцией Вселенского (Константинопольского) патриархата и составляла Русскую митрополию. В 1448 году Архиерейский собор Русской православной церкви самостоятельно (без согласия Вселенского патриархата) избрал митрополитом епископа Рязанского Иону, который получил титул митрополита Московского и всея Руси. В 1458 году произошло разделение Русской митрополии на митрополию Московскую и Литовскую (первая из них стала фактически независимой, а вторая находилась в подчинении Константинопольского патриарха). Только в 1589 году Российская православная церковь получила автокефалию официально, когда Вселенский патриарх дал митрополиту Московскому Иову сан патриарха и произвел увеличение числа членов в иерархии Российской православной церкви. В 1590 году автокефалия и патриаршество были закреплены на Константинопольском соборе.

Во второй половине XVII века в Российской православной церкви произошел раскол. Причиной раскола послужило то, что часть духовенства и верующих не приняли церковной реформы патриарха Никона, касавшейся, прежде всего, некоторых изменений в обрядности и исправлений в богослужебных книгах с целью приведения их в полное соответствие с греческими оригиналами. Противники реформ порвали с Российской православной церковью и образовали старообрядчество.

В 1720 году Петр I издает «Духовный регламент», по которому высшая власть в церкви передавалась царю, а церковное управление — Святейшему синоду во главе с президентом в сане митрополита. Надзор за деятельностью синода осуществлялся государственным чиновником в чине обер-прокурора Святейшего синода. В 1791 году «Духовный регламент» был утвержден архиереями епархий, монастырями и таким образом было отменено патриаршее правление Русской православной церковью. В начале 1900-х годов началось активное обсуждение вопроса о восстановлении патриаршего управления церковью. В 1917 году Временное правительство упразднило пост обер-прокурора на основе изданного им постановления «О свободе совести». С 15 августа 1917 г. по 9 декабря 1917 г. в Москве работала первая сессия Поместного собора Русской православной церкви, в результате чего в России было восстановлено патриаршество. Патриархом был избран митрополит Московский Тихон (Белавин). До 1917 года в ведении Российской православной церкви находилось 54 тысячи приходских храмов, 25 тысяч часовен и 12 тысяч монастырей. После выхода в свет в 1918 году декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» против Российской православной церкви началось гонение, в результате которого в 1938 году в России осталось всего 400 церквей, а все монастыри были закрыты. Тысячи священников и огромное число простых верующих были уничтожены физически.

После смерти патриарха Тихона (1925) местоблюстителем патриаршего престола был назначен митрополит Крутицкий Петр (Полянский). В декабре 1925 года он был арестован, а в 1937 году расстрелян. Гонения на церковь продолжались до 1943 года, когда руководство советским правительством, с целью поднятия морального духа народа, разрешило открыть храмы, монастыри и духовные учебные заведения. В то время были освобождены из заключения многие священнослужители. Церковь получила разрешение на избрание патриарха. В сентябре 1943 года Архиерейский собор избрал патриархом местоблюстителя патриаршего престола Сергия, а также Священный синод Российской православной церкви. Одновременно с этим, с целью контроля за деятельностью церкви, был учрежден Совет по делам Российской православной церкви при правительстве СССР.

Однако с конца 1950-х годов началась новая волна гонений на церковь: закрываются многие храмы, монастыри, семинарии, в печати развернулась антирелигиозная пропаганда. Положение начало постепенно улучшаться лишь со второй половины 1980-х гг.

Догматика Российской православной церкви практически не отличается от таковой других православных церквей. Богослужение совершается очень торжественно. Музыку для церковного пения сочиняли М. И. Глинка, П. И. Чайковский, Н. А. Римский-Корсаков, А. С. Аренский и другие.

Главой Российской православной церкви является патриарх Московский и всея Руси, который управляет делами церкви совместно со Священным синодом. Синод состоит, помимо патриарха, из пяти постоянных членов: митрополита Киевского и всея Украины, патриаршего экзарха всея Беларуси, митрополита Минского и Слуцкого, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского, митрополита Крутицкого и Коломенского, председателя Отдела внешних церковных сношений, а также из шести временных членов — епархиальных архиереев. Высшим церковным органом является Поместный собор (собирается не реже одного раза в 5 лет). В промежутках между поместными соборами таким органом является Архиерейский собор (созывается не реже одного раза в два года).

В настоящее время в ведении Российской православной церкви находится около 20 епархий. Во главе епархии может стоять митрополит, архиепископ либо епископ. В свою очередь епархии делятся на благочинные округа, состоящие из приходов. Епархии Российской православной церкви (Р. П. Ц.) находятся в России, странах ближнего зарубежья, а также в государствах дальнего зарубежья: Сурожская — с центром в Лондоне, Корсунская — с центром в Париже, Берлинская, Цюрихская, Брюссельская, Гаагская, Венская и Аргентинская (объединяющая приходы, находящиеся в Латинской Америке). Приходы Р. П. Ц., расположенные в США и Канаде, управляются викарием Московской епархии.

Общая численность последователей Р. П. Ц. составляет свыше 110 млн человек, основная часть из которых проживает в Российской Федерации.

В юрисдикции Р. П. Ц. находится Японская православная церковь, имеющая статус автономной церкви. В ХХ веке из подчинения Р. П. Ц. вышло ряд церковных организаций, таких как: Русская православная церковь за границей, Российская православная свободная церковь, разные ветви Истинно православной церкви, разные группы Истинно православных христиан, Украинская православная церковь Киевского патриархата, Украинская автокефальная церковь. В Эстонии часть православных священнослужителей и верующих осталась в Р. П. Ц., а остальные перешли под юрисдикцию Вселенского патриархата.

В России, помимо Русской православной церкви, существует множество ветвей, которые в свое время откололись от Р. П. Ц. Это: субботники (XV в.), дырники (XVI в.), духовные христиане (XVII в.), поповцы (XVII в.), беспоповцы (XVII в.), спасовцы (XVII в.), федосеевцы (XVII в.), молокане (XVIII в.), филипповцы (XVIII в.), иеговисты-ильинцы (XIX в.), иоаннисты (1883), лужковцы (1822), Русская православная старообрядческая церковь (1846), трезвенники (XIX в.), часовенное согласие (XIX в.), имяславцы (1911), федоровцы (1920-е гг.), Русская древне-православная церковь (1923), Истинно православная церковь (1927), молчальники (1920) и другие.

Основные догматы христианства изложены в трех символах веры: Апостольском, Никейском (Никео-Константинопольском) и Афанасьевском. Одни христианские конфессии признают все три символа, другие — один из них, а отдельные протестантские деноминации не придают особого значения ни одному из них.

Древнейший из символов — Апостольский был сформулирован в середине второго века. Этот символ пользуется авторитетом во многих христианских конфессиях. В православии Апостольский символ фактически вытеснен Никео-Константинопольским, который близок к первому, но более четко отражает сущность христианского вероучения. Никейский символ веры был принят в окончательном виде на первых двух Вселенских соборах — I Никейском (325 г.) и I Константинопольском (381 г.) и звучит на русском языке следующим образом: «Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого.

И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, Который рожден от Отца прежде всех веков, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворенного, единосущного Отцу, через Которого все произошло. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшего с небес и воплотившегося от Духа Святого и Девы Марии и вочеловечившегося. Распятого за нас при Понтии Пилате, и страдавшего, и погребенного. И воскресшего в третий день по писаниям, и восшедшего на небеса, и сидящего одесную Отца. И опять имеющего прийти со славою судить живых и мертвых, которого царствию не будет конца. И в Духа Святого, Господа животворящего, Который исходит от Отца, Которому поклоняемся и Которого славим вместе с Отцом и Сыном, Который говорил через пророков. Во единую святую соборную и апостольскую Церковь. Исповедую единое крещение во оставление грехов.

Жду воскресения мертвых. И жизни будущего века. Аминь». Третий символ — Афанасьевский был составлен в V–VI вв. и отличается от других строгим догматизмом и сжатостью.

В церковной организации у разных конфессий христианства наблюдается довольно широкое разнообразие: от жесткой централизации (Римско-католическая церковь, Армия спасения, Адвентисты седьмого дня) до фактически полной независимости каждой отдельной церковной общины (конгрегациональные церкви, церкви Христа и другие). Однако большая часть христианских конфессий признает необходимость создания церковной структуры и подготовки священнослужителей.

Общая численность христиан, согласно данным Д. Б. Баррета, в 1996 году составляла 1955 млн человек (около 34 % всего населения мира). Это почти вдвое больше числа последователей ислама. В настоящее время наибольшее число христиан находится в Америке — 711 млн (36 % всего христианского мира планеты).

В Европе живет 556 млн христиан (28 % от общего числа христиан, сюда входит и азиатская часть России), в Африке — 361 млн (18 %), в Азии — 303 млн (16 %), в Австралии и Океании — 24 млн (1 %).

В Америке христиане составляют 90 % от общего ее населения, в Европе — 76 %, в Австралии с Океанией — 84 %, в Африке — 48 %, в Азии — только 9 %. Самая большая группа христиан Америки живет в США — 216 млн (86,5 % всего населения страны).

В Европе также преобладают христиане. В Африке из 57 стран в 29 христиане образуют большинство.

В Азии, хотя христианство и возникло в этой части света, в настоящее время только две страны, где христиане составляют большинство населения, это — Кипр (536 тыс. человек, или 78 % населения) и Филиппины (56 млн человек, или 90 % населения).

Более трети населения составляют христиане в Ливане и Южной Корее.

Помимо рассмотренных выше трех главных мировых религий (христианство, буддизм, ислам), существует в мире множество других верований, культов, связанных с традиционными народными верованиями. К ним, прежде всего, относятся: зороастризм (возник в Иране в ~V в. до н. э.), даосизм (Китай, II в. н. э.), конфуцианство (Китай, V в. до н. э.), синтоизм (Япония, VI–VII вв.), индуизм (Индия, IV–V вв. до н. э.), группа корейских синкретических сект (XIX в.), группа афро-американских синкретических сект (XIX в.), шейкеризм (религия индейцев юта) и многие других.

11.4. Религия ненасилия

В современном мире существует множество самых различных религий, но только четыре из них являются мировыми: ислам, буддизм, христианство и религия ненасилия. Эти религии устанавливаются согласно одному незыблемому закону: мировую религию может основать только полностью чистая — непорочная душа, которая, спустившись из Мира душ, инкарнирует в тело, принадлежащее другой душе. Иными словами, чистая душа-основатель входит во взрослое тело другой души, садится рядом и производит через это тело установление религии.

Например, христианскую религию устанавливает не первая душа — хозяин тела (Иисус), а вторая — чистая душа, только что пришедшая из Мира душ (Христос). Только когда религия установлена, вслед за основателем приходят его последователи: каждый должен следовать за своим лидером. Так, Христос вначале пришел один, и только затем ветка христианства начинает расти.

Точно так же душа Будды не входит в чрево; он входит в того, чье тело родилось из чрева, т. е. в тело Сиддхартха Гаутамы. Буддистскую религию установила только одна душа — душа Будды. Аналогичным образом устанавливается и ислам. Слово христианство пошло от Христа, буддизм — от Будды, ислам — от Авраама.

Люди считают, что Бог посылает основателей религий установить религии. Но Бог говорит: «Это неправильно. Я никого никуда не посылаю и не зову обратно. Они приходят установить свои религии, а остальные души — их последователи — спускаются из Мира душ вслед за ними. Авраам, Будда, Христос приходят каждый в точное время в соответствии с их ролью в Драме. У каждого игра начинается в свое время — это закон Драмы, который действует автоматически». У отцов религий есть сила религии. Символ силы религии — это корона из света — ореол чистоты (нимб), который изображается вокруг головы. Корона из света может быть только у основателей религий, потому что каждая из них чистая душа — инкарнация, которая входит во взрослое тело, а другие души принимают рождение через чрево. Момент «просветления» и есть тот миг, когда основатель инкарнирует (входит) в тело. После смерти основателей им строят большие места для поклонения.

Памятники начинают создаваться с Медного века.

У каждой религии есть свои писания. Однако ни один из основателей религий не прикасался ни к каким писаниям. Основатели приходят, чтобы установить свою религию. Они учат только тому знанию, которое есть у них в интеллекте. Бог говорит: «Когда приходит Христос, то он не читает никаких писаний. Разве он брал в руки Библию? Тогда и речи не было о Библии. Он приходит основать религию».

Писания не создаются при жизни основателей: это происходит позже, когда появляется уже достаточное число читателей, а до этого учение основателей передается устно. Вначале писания были рукописные — всего в несколько страниц, и лишь с течением времени они разрастаются в большие печатные фолианты.

А кто же создавал писания? Христос, Будда, Авраам их не писали. Только спустя годы люди сели и изложили в них свои собственные мысли, а также то, что услышали от других. В писаниях содержится много назидательных, порой страшных, историй с тем, чтобы люди, читая их, изменялись к лучшему. Но никто не смог преобразиться благодаря этим историям. Сколько бы люди ни читали писаний, батареи их душ не заряжаются. Да, изучая писания, люди получают временное счастье, но никто не может освободиться от страданий с помощью писаний. Писания, молитвы, обычаи, обряды, храмы и т. д. — всё это убранства пути поклонения, который начинается с Медного века. Именно в начале Медного века первым был построен храм Высшей Душе — Сомнатх.

Верующие считают, что все духовное знание изложено в религиозных писаниях. Однако люди не знают значения слова духовное. Они считают писания, философию и т. п. духовными. Бог говорит: «Духовное Знание — значит знать душу, Высшую Душу и Цикл. Но этого Знания в писаниях нет».

Основатели трех мировых религий Авраам, Будда и Христос — это Великие души. Каждый из них должен не только создать свою религию, но и поддерживать ее до конца Цикла. Так, согласно своей роли в Драме, Христос после завершения основания религии покидает тело Иисуса и принимает рождение через чрево. В каждом из последующих рождений он занимает высокое положение в своей религии для ее расширения и поддержания. Христос, по крайней мере, 2–3 раза был папой римским.

Души основателей религий — тоже дети Бога! Никто из них не может освободиться от Цикла. Любая душа должна принимать перерождения. Души Авраама, Будды, Христа тоже принимают перерождения, и они сейчас здесь. Однако каждому суждено из чистого становиться нечистым, то есть проходить свои золотую, серебряную, медную и железную стадии (идентично в любом Цикле). При этом падение происходит медленно — просто расходуется энергия, причем у каждой души свой запас энергии, с которым она приходит на Сцену Мировой Драмы. От величины этой энергии, то есть степени зарядки «батареи» души сознательной энергией, зависит время прихода, число рождений и скорость падения души от чистого к нечистому состоянию.

Все религии, как и всё в этом мироздании, проходят через свою золотую, серебряную, медную и железную стадии. В самом начале каждая из них — единая, сильная, свежая, но… с течением времени, теряя постепенно свои силы, религии все более отходят от первоначальных учений своих основателей о чистоте, любви, единстве, высоких нормах нравственности, возникают конфликты, происходит разделение на многочисленные конфессии.

Итак, три главные религии мира устанавливают человеческие существа — Великие души.

А какую религию создает сам Бог — Высшая Душа, Высший Отец, Высший Учитель?

Когда Бог приходит, то Он устанавливает изначальную мировую религию — религию ненасилия. Все остальные религии — ее дети (ветви ствола Дерева разнообразия религий, рис. 12.1).

Инкарнация Бога происходит в веке Переходном от Железного к Золотому. Это самая первая инкарнация. Инкарнации Авраама, Будды, Христа происходят спустя столетия (в Медном веке — в соответствующее Драме время).

Установление изначальной религии Всевышний производит силой Знания. Когда Бог приходит, то Он основывает Всемирный Университет через тело, в которое инкарнирует. Высший Учитель говорит: «Мне, конечно, приходится пользоваться телом, а как бы иначе я рассказал вам Знание. Без тела я не могу говорить.

Здесь нет и речи о вдохновении. Это не так, что я сижу «там» и всё проиходит по воле Божьей… Вы слышали это Знание и в предыдущем Цикле, но забыли его. Да, некоторые слова сохранились в вашем интеллекте, но они, как щепотка соли в мешке муки».

Инженерному делу, медицине, праву и т. д. учат в различных университетах люди, а во Всемирном Университете учит сам Бог.

Он дает своим детям-душам Знание о Высшей Душе, о душе, об устройстве мира, Цикле Мировой Драмы, о том, как отцы религий устанавливают свои религии, а также о методе преобразования нечистого Старого мира в Новый, совершенный мир.

Бог не берет в руки писаний. Он ни у кого не учился. Его роль— учить других, а не учиться. Высший Учитель говорит: «Я даю Знание, которое есть в моем интеллекте».

Любое знание нуждается в авторитете. Авторитетом истинного Знания может быть только Бог — Океан Знания. Он единственный, кто владеет Абсолютным Знанием. Здравый смысл подсказывает, что Бог — Истина и Он говорит истину. А какая же разница между ложью и истиной? У истины — простота, у лжи — много помпы. Откровения Бога основаны на истине, у которой есть три главных аспекта: первый аспект — знать свою истинную форму: «я — душа»; второй аспект — иметь истинное представление о Высшей Душе — Отце всех человеческих душ; третий аспект — иметь знание о Мировом Цикле: что он из себя представляет, и какова наша роль в нем. Истина — значит вечная, и от того, что кто-то ее не принимает, она не исчезает. Лодка истины может качаться, но она никогда не утонет. Истина подобна философскому камню. Как философский камень превращает железо в золото, так истина делает природу, души, взаимоотношения с другими и т. д. совершенными — «золотыми».

Когда порочность общества к концу Цикла достигает крайних пределов, и человечество подходит к краю пропасти, именно тогда на Землю спускается Высший Отец, Высший Учитель, чтобы потушить водой Знания пламя всех пороков, включая и похоть. Бог говорит: «Когда в мире наступает полная безрелигиозность, тогда я прихожу и устанавливаю истинную религию — религию ненасилия. Из всех религий она — главная». Благодаря Знанию, которому учит Бог, души обретают авторитет религии, то есть становятся воплощением высоких нравственных качеств. Обладателей возвышенными качествами, совершенным характером называют божествами. Божества — это тоже люди, но следующие высшему кодексу поведения. Говорят: религия — это то, что поддерживает.

Только высший кодекс поведения может дать истинную поддержку и стать основой счастья, здоровья и процветания.

В религии ненасилия нет и следа принесения кому-либо страданий мыслями, словами, действиями. В этой религии нет обрядов, поклонения Богу или какому-нибудь человеческому существу, но есть божественные санскары, выражающие высшие духовные качества (качества души). Эта религия к началу Медного века была утрачена, а божества, растеряв все свои божественные качества, становятся обыкновенными людьми.

Именно сейчас Бог сам приходит и устанавливает изначальную религию — состояние божества, то есть состояние совершенства, наполненности всеми добродетелями, чистотой, покоем и счастьем. Как много силы есть в чистой душе! Поэтому и говорят, что религия ненасилия — религия божеств — обладает огромной силой.

12. ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОЕ ДРЕВО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

История основных религий убедительно свидетельствует об их тесной взаимосвязи, несмотря на различия в обрядах, писаниях, храмах, объектах поклонения, символах, месте и времени основания. Если человеческий род изобразить в виде Дерева жизни, то мы увидим, что, с одной стороны, он разнообразен, а, с другой, — представляет собой части одного Генеалогического Древа.

У обычного дерева есть корни, ствол и ветви с листьями, формирующие его крону. Семя такого дерева — неживое, потому что оно не может ничего рассказать о свойствах будущего дерева, хотя информация об этом и содержится в нем. Семя — основа продолжения рода. Вначале из семени появляется росток, у которого по мере роста увеличиваются корневая система и ствол. Из ствола одна за другой появляются ветви с листьями. Дерево растет не беспредельно. Наступает момент, когда оно перестает увеличиваться в своих размерах и начинает стареть. Старея, дерево разрушается. Однако разрушение не означает конец. Когда дерево окончательно состарится, то его семя способно воспроизвести дерево, подобное предшествующему.

Таким образом, дерево проходит стадии зарождения, роста, развития, разрушения. А затем из его семени снова возрождается новое дерево. Аналогичные стадии проходит и Дерево человечества, у которого, так же как и у обычного дерева, есть корни, ствол, ветви, листья и Семя. Только Семя Дерева человечества живое, сознательное. У него есть полное Знание о Дереве, и Оно в состоянии поведать нам о его прошлом, настоящем и будущем.

Когда Дерево окончательно состарится и готово вот-вот рухнуть, только тогда на Земле воплощается Семя — Всевышний с тем, чтобы заложить основу нового Дерева с помощью силы Знания.

Хотя Семя — Бог и дает все Знание о Дереве, но это не означает, что Он его создает. Просто сажается росток нового Дерева. Если саженец не посадить, то наступит конец.

Давайте посмотрим, что символизируют отдельные части Генеалогического Древа человечества, представленного на рис. 12.1.

Рис. 12.1. Генеалогическое Древо человечества

Корни — это фундамент Дерева. Именно корни дают устойчивость, поддержку и питание. Если корни мощные и глубокие, то дерево хорошо выдерживает все превратности судьбы. Когда человеческие души усваивают в практической форме Знание, силы, качества, добродетели и чистоту, которую передает Высшая Душа — Семя, то это и означает рост и развитие корневой системы нового Дерева. Как только росток нового Дерева окрепнет, а старое Дерево под действием разрушительных сил природы и человека валится, Семя исчезает с поля Мировой Драмы — уходит в Мир душ, и мы его забываем. Вновь Семя появится на Земле только в конце существования очередного Дерева.

Ствол, в который переходят корни, является наиболее развитым многолетним стеблем дерева. Ствол символизирует Золотой и Серебряный века — время полного покоя, счастья, здоровья и процветания каждого. В этот период мир един: одно государство, один язык, одно правление, одна религия. Царят мир и гармония во всем мире.

В Золотом веке люди, животные, материя обладают стопроцентным совершенством. Атмосфера Земли пронизана светом наивысшего сознания. Души людей наполнены божественными качествами, поэтому жителей Золотого века можно назвать божествами, память о которых сохранилась во многих религиях. Здесь все пребывают в сознании души, но не в сознании Бога. Бог говорит: «Когда вы в счастье, то вы забываете меня. Вы вспоминаете обо мне в страдании». Здесь нет религиозных обрядов, писаний и поклонения Богу, но есть божественные качества, выражающие собой религию ненасилия — религию божеств. Эта религия поддерживает мир в Золотом и Серебряном веках. Ведь, по определению религиозных авторитетов, «религия — это то, что поддерживает».

Вслед за Золотым веком следует Серебряный. Здесь также есть покой, счастье, процветание и единство. Но, пройдя восемь рождений в Золотом веке, души теряют часть своей изначальной чистоты, энергии и две степени совершенства (из 16-ти степеней). Поэтому в Серебряном веке максимальное число рождений — 12 и продолжительность жизни уже меньше 150-ти лет.

К концу Серебряного века души утрачивают половину своих сил, энергии, чистоты и т. д. В души входит примесь. Начинается Медный век. С его приходом происходят серьезные перемены в сознании людей и в природе. На смену сознания: «я — бессмертная душа, а тело — мой костюм, в котором я играю свою роль» приходит сознание: «я — тело»; появляется влечение не только к собственному телу, но и к физическим костюмам других. Божества съедают «запретный плод» — похоть и падают с пьедестала чистоты. Рай — королевство возвышенных людей — божеств — исчезает, и в мир приходит насилие, появляются болезни души: гнев, гордость, жадность, лень, зависть и т. д., а вслед за ними и физические болезни. Человек перестает быть хозяином самого себя; он становится подвластным своему уму, органам чувств, эмоциям, силам гнева, лжи, зависти и т. д. С забвением души уходит сознание бессмертия. Отождествляя себя с телом, люди стали считать себя смертными, и в жизнь вошло горе утраты близких, друзей, знакомых. Уходит единство во всем, появляются различные языки, государства, правители; исчезает религия ненасилия — религия божеств. Впав в телесное сознание, люди из достойных поклонения становятся поклоняющимися; приходит беспокойство, страдание, неуверенность в завтрашнем дне и возникает необходимость в поддержке — в религиях. В результате, ствол Дерева расщепляется, появляются ветви — разнообразные религии. На сцену Мировой Драмы из мира Душ один за другим спускаются основатели религий: Авраам, Будда, Христос и другие.

Страдание пробудило в людях память о Боге. Люди начинают считать, что это Бог контролирует страдание и счастье (в действительности это игра счетов действий каждого). Человечество вступает на путь поиска и поклонения. Прежде всего, начинается поклонение Бестелесному, излучающему свет существу, символом которого был алмаз. Именно Всевышнему после Всемирного потопа на берегу океана строится первый на Земле храм — Сомнатх, в центре которого располагался огромный алмаз Кохинор. В настоящее время небольшой осколок этого алмаза находится в сокровищнице Английской Короны. Богатейший храм Сомнатх был впоследствии разграблен Махмудом Газневи (но он не знал, что это храм Аллаха).

Когда пришла неверность и началось идолопоклонство, спускается Авраам. Он возвещает миру о том, что Бог — Один, Он — Свет и у него нет телесного образа. С приходом Авраама появляется первая ветвь Дерева.

Спустя 250 лет насилие достигает такого масштаба, что возникает потребность в поддержании общечеловеческих норм морали и нравственности. Появляется Будда. Он проповедует ненасилие и показывает восьмеричный путь чистых и благородных действий.

Так возникает вторая ветвь Дерева — буддизм. Когда равновесие любви и закона покачнулось в сторону закона, довольно жестко регламентирующего отношения между детьми и родителями, мужем и женой, учителем и учениками, служителем культа и паствой, тогда приходит Христос. Он начинает проповедовать необходимость равновесия между любовью и законом. Так появляется третья ветвь — христианство.

С приходом Христа внимание людей и их любовь все больше стали устремляться не на Бестелесного Отца, а на самого Христа.

Через 600 лет после Христа на сцене Мировой Драмы появляется Мухаммед (Магомет). Мухаммед, следуя Аврааму, напоминает людям о том, что Бог — Один, у него нет телесного образа, и нужно помнить только Одного.

В Медном веке на Генеалогическом Древе человечества появляются все ветви основных религий мира (буддизм, христианство, ислам), цель которых — поддержание в мире чистоты, покоя, любви, милосердия, общечеловеческих норм морали и нравственности. Со временем каждая религия (ветвь) по мере распространения делится на крупные и мелкие направления (ветки и веточки).

Особенно много ветвей появляется в Железном веке, но ни одну из них нельзя отнести ко всемирным религиям. На верхушке Дерева (в конце Железного века) вырастает очень много маленьких веточек — сект, культов, общин и т. п. С каждым днем их число растет и разногласия проявляются во всем. В это время Дерево достигает стадии полного упадка: ствол сгнил, а ветви стали настолько слабы, что уже с большим трудом поддерживают Дерево.

Когда старое Дерево готово вот-вот рухнуть, на Землю спускается Семя — Бог с тем, чтобы посадить саженец нового Дерева. Он дает душам (листьям старого Дерева) Знание, которое приводит к изменению сознания, черт личности, способностей, устремлений и т. д. На основе Знания души наполняются утраченными силами, нравственными качествами, и их «батареи», за счет энергии Отца всех человеческих душ, заряжаются настолько, чтобы хватило ее придти в следующий Цикл и сыграть отведенные им Драмой роли. Одновременно с духовным преобразованием идет процесс разрушения зла через стихийные бедствия и войны. В результате, старое Дерево падает и сгорает, а готовый саженец, чьи корни к этому времени уже укрепились, зацветает. Начинается новое Дерево, Новый мир, и весь Цикл повторяется снова.

13. ГРЯДУЩИЙ МИР

Железный век — ад подходит к концу. Приближается счастливое время в мировой истории — Рай. Рай это не иллюзия и не сказка, а реальность, которая была на планете Земля и будет снова и снова в первые 1250 лет каждого Цикла (рис. 13.1).

Рис. 13.1. Золотой век человечества

Память о Рае есть у каждого народа в форме мифов, легенд и писаний, но никто в точности не знает, что такое Рай и когда он существовал. Люди ищут его повсюду: в горах, во льдах и на дне морском. Но… тщетно.

Каков же грядущий мир — Рай?

Рай — это Золотой век человечества, в котором все счастливы, здоровы и богаты. В нем нет ни одного порока, никакой формы лжи, борьбы и войн. Качества людей, природа и материальные блага самые наилучшие. Все аспекты жизни в нем совершенны: государственное устройство, экономика, техника, транспорт, земледелие, наука, искусство, образование и т. д.

Давайте совершим путешествие в мир Золотого века и познакомимся вкратце с некоторыми сторонами его бытия.

Природа в Золотом веке пребывает в состоянии полной чистоты, гармонии и совершенства. Она преданно служит душам, даря им радость и комфорт. Как много страданий людям и животным приносят сейчас ураганы, землетрясения, наводнения, пожары. В Раю не бывает стихийных бедствий, морозов, жары, проливных дождей, наводнений, засух и т. д.

В Золотом веке не существует современных материков, а есть единый огромный континент, окруженный океаном. Этому континенту в ХХ веке присвоили имя Пангея, о которой довольно подробно рассказано в гл. 10. Если взглянуть на землю Рая с большой высоты, то перед взором предстанут самые разнообразные ландшафты: речные долины, реки, озера, горные массивы с ущельями и водопадами, леса, луга, сельскохозяйственные угодья, сады, дома, дворцы с парками и фонтанами, промышленные предприятия, шахты и т. д. Кругом — безбрежные просторы, но люди живут на небольшой территории, потому что их численность в то время еще очень маленькая. Там нет такого разнообразия животных и растений, но все они красивые и первоклассные. В мире счастья даже животные приносят друг другу счастье. Поэтому говорят, что в Раю лев и ягненок пьют воду вместе из одного ручья. Птицы, как живые игрушки, развлекают людей красивыми голосами и играми. Их сладкое пение по утрам пробуждает божеств ото сна.

В домах никто не держит животных и птиц — они обитают в лесах. Горы там невысокие и их не так много, как сейчас. Живут божества по берегам рек, русла которых наполнены чистейшей водой. Цветы, травы, минералы горных долин служат источником тонкого аромата воздуха и воды. В Раю все цветет. Даже леса подобны садам. Но есть разница, как дня и ночи, между цветами и плодами там и здесь.

Климат в Раю теплый, мягкие и ровный: суточные, сезонные и региональные колебания температуры воздуха незначительны. Осадки выпадают ночью в количестве, необходимом для растительности и питания рек, которые служат источником водоснабжения людей и животных.

Население планеты в начале Золотого века небольшое — всего около одного миллиона. Однако души продолжают спускаться из Мира душ, и население постепенно растет, так что через 1250 лет оно составляет более двух десятков миллионов.

В современном мире существует много национальностей, поэтому есть и дискриминация, то есть умаление прав какой-либо группы граждан в силу их национальности, расы и т. д. В Раю только одна национальность — национальность божеств. Ведь божества — тоже люди, только они наполнены всеми добродетелями, в неведении о пороках, исповедуют одну религию, обладают божественным характером и следуют высшему кодексу поведения. Благодаря чистоте и совершенству они живут долго. Там каждый стареет, но нет безвременной смерти.

На земле счастья все говорят, пишут, думают на одном, совершенном, языке, что создает легкость и комфорт в общении. О языковом барьере, переводчиках не может быть и речи. Разнообразные языки появляются в Медном веке.

Государственное устройство. На протяжении многих веков политические мыслители разных стран делали попытки решить проблему лучшего устройства государства. Большинство из них в своих философских трудах склонялись к мысли, что лучшей формой государственного устройства является наследственная монархия, когда правитель получает власть, как право по рождению (см. подробно об этом в книге «Золотой век человечества», 2004).

Золотой век — это чистый, Новый мир, в котором все имеет высший уровень совершенства (так называемые шестнадцать степеней совершенства). Существует в то время и наилучшая форма государственного правления — наследственная монархия во главе с императором и императрицей. В их руках сосредоточена вся полнота власти. Они — самые добродетельные и совершенные среди всех жителей страны, поэтому пользуются всеобщей любовью и авторитетом. Им нет нужды издавать законы: каждое их слово — уже закон для всех. Каковы правители — таков и народ. Там нет советников, министров и проблем, потому что у царствующих особ есть сила править. Когда же короли становятся порочными и во многом утрачивают силу правления, тогда возникает необходимость в советниках. Министры и советники появляются в Медном веке.

В династии правителей Золотого века трон родителей наследует сын. В стране Процветания нет других государств, есть только одна страна, один язык, одна культура, есть единство и мир во всем мире. В сегодняшнем мире и бедные, и богатые испытывают много страданий. В Раю существуют различия в положении, роде занятий, богатстве, но ни у кого нет чувства ущемленности, зависти или обиды. У каждого есть свои достижения в жизни.

Хотя роли у всех разные, но во всех взаимоотношениях они испытывают много счастья. Отношения между правителями и народом наполнены любовью, как между родителями и детьми.

В Золотом веке все действия нейтральные, поэтому нет счетов за совершенные деяния (кармических счетов), а отсюда не может быть и речи о наказаниях. Нет там полиции, судов и тюрем, потому что никто не совершает преступлений. Жизнь каждого основана на законе чистоты. Все — цивилизованные.

Экономика. В Золотом веке действует экономическая система, непохожая ни на один из типов современной экономики. Прежде всего, это — безналоговая система. Деньги там существуют, но нет банков, кредитов, залогов, акций, ипотеки, аренды. Нет и цены на землю — сейчас это делается искусственно. В стране Процветания все товары настолько дешевы, что при их приобретении деньги имеют чисто символическое значение.

Все структуры: промышленность, земледелие, транспорт, наука и т. д. находятся в состоянии совершенства. Ничто не загрязняет окружающую среду, не приводит к авариям, несчастным случаям, поэтому нет и страховых компаний. Техника и другие вещи никогда не портятся и не ломаются.

В современном мире используются разные источники энергии: уголь, нефть, атом, Солнце, вода и т. д. В Золотом веке все будет двигаться на безопасной атомной энергии.

Там каждый исполняет определенную работу, но кто бы ни был: учитель, ученый, инженер, рабочий, шахтер, садовник, ювелир и т. д., он воспринимает ее как игру. Ведь в то время все в сознании души, играющей роль в телесном костюме. Никто никогда не испытывает чувства усталости. Дисциплина — их естественное качество.

Сколько есть великолепия в конце Железного века современного мира в различных областях науки, техники, искусства и т. д. Высокие профессионалы обретают навыки сейчас, а потом они возьмут их с собой (в форме санскар) и создадут в Золотом веке великолепные самолеты, дома, ювелирные изделия, картины и т. д. Шахты, которые сейчас стали пустые, наполнятся всеми видами полезных ископаемых одним из способов, рассказанных выше (гл. 10). В рудниках там столько золота, что оно используется при строительстве домов и дворцов. Медь и железо начнут добывать с Медного века.

Все сооружения там — одноэтажные. Их строительство осуществляется очень быстро. Фасады, интерьеры зданий блистают совершенством и великолепием.

Транспорт. Основной вид транспорта в Раю — высокоскоростные самолеты. Их конструкция настолько простая и безаварийная, что ими может управлять и восьмилетний ребенок. Движущая сила этих самолетов — безопасная атомная энергия. На самолетах доставляются любые грузы. Водного и железнодорожного транспорта в то время нет.

Земледелие. В стране Процветания земли так много, что любой может взять ее столько, сколько пожелает. Сама земля настолько плодородная, что для получения хорошего урожая не приходится много трудиться. Но это не изнурительный труд сегодняшнего дня.

Вся работа в полях и садах подобна игре. Земля настолько легкая и мягкая, что ее вспашка и посев семян не требуют больших усилий. Плоды различных культур появляются, как по мановению волшебной палочки, очень быстро. В год собирается несколько урожаев первоклассных плодов и зерна. Природа исправно служит людям и делает все в точное время. Дождь, например, увлажняет почву ночью в нужный для вегетации период. Первоклассные коровы дают высокие надои молока. Жители Золотого века животных не едят — они абсолютные вегетарианцы, поэтому разведением овец, свинец, ловлей рыбы, моллюсков и т. д. никто не занимается.

Наука в Золотом веке приносит только счастье. Сейчас она приносит людям и счастье, и страдание. Как много комфорта создано наукой за последние 100 лет, но не меньше изобретено и разнообразных видов оружия массового уничтожения. У науки большая сила — это сила интеллекта, позволяющая делать уникальные открытия. Сколько сейчас вещей сделано с помощью науки! Еще совсем недавно не было электричества, телевидения, компьютеров, микроволновых печей, сверхзвуковых самолетов и многого другого. Именно в данное время, в самом конце Цикла Мировой Драмы, мы наблюдаем головокружительный взлет науки и техники. Почему? Не означает же это, что в прежние времена люди были глупее. Это происходит потому, что вещи, достойные Золотого века, должны быть изобретены здесь. Именно сейчас интеллекты ученых наполняются научными навыками, которые они унесут с собой (в форме санскар души) с тем, чтобы в Новом мире очень быстро создать все совершенные и полезные вещи. Новейшие технологии этого мира будут использованы там. В интеллектах ученых останется только искусство приносить счастье, а искусство причинять страдание, разрушать и убивать исчезнет. Самолеты, электричество, беспроволочное освещение, двигатели на безопасном атомном топливе и т. п. будут в Раю нужны, поэтому наука продолжает изобретать все новые и новые полезные вещи.

В Золотом веке вся техника будет простой и полностью безопасной. Ничто не будет выходить из строя, ломаться и портиться, не будет никаких имитаций.

В Раю нет археологии. Она появляется в Медном веке.

Быт. В Золотом веке действует система чистой семейной жизни. В семье обязательно есть мать, отец и дети. Свадьбы празднуются с большой пышностью. Дети появляются спустя годы после свадьбы. Вначале рождается сын, а через 7–9 лет — дочь. Никто не принимает рождение через порок. В Раю — совершенная семья, в ней нет материальной зависимости жены от мужа. Семейные взаимоотношения наполнены счастьем, радостью и удовлетворенностью. Дети очень сладкие, они не создают родителям беспокойств и проблем.

Там нет сирот, усыновления, старых дев и холостяков. На земле счастья нет вопросов: «Как ваше здоровье? У Вас все в порядке?» Потому что никто никогда не болеет, не устает и не имеет трудностей ни в чем. Не только люди, но и животные не испытывают чувства боли. Здесь лишь единицы доживают до ста, а в Раю у всех полная продолжительность жизни (в Золотом веке — 150 лет; в Серебряном — 125). Нет там больниц, докторов, домов отдыха, санаториев и курортов. Слово «смерть» в то время не существует, и никто никогда не скажет: «тот-то и тот-то умер».

Сейчас у людей такой страх смерти! Там все находятся в сознании, что как только тело достигнет состояния упадка, они сбросят его и примут новое. Когда наступает такой момент, к человеку приходит ясное видение: «Сейчас я-душа сниму этот старый костюм, войду в чрево моей будущей матери и надену новый телесный костюм». Душа в одну секунду оставляет старое тело, а в следующую входит в новое тело. При этом никто не испытывает страдания, чувства утраты, не устраиваются скорбные похоронные процессии.

Просто труп помещают в электрическую машину и сжигают, как старую, ненужную вещь.

В Раю никто не плачет. У каждого есть глубокое чувство принадлежности к безграничной семье. То — мир любви во всех взаимоотношениях, мир, где нет давления счетов (кармических). Флейты счастья звучат постоянно и автоматически.

В Новом мире — стопроцентная чистота. Когда есть чистота, тогда есть мир и процветание. Там много богатства, роскоши и комфорта, однако пустых трат никто не делает.

Божества совершают путешествия по вечерам на личных самолетах (одиночных или семейных).

В Раю все — дети, молодые, старики естественно красивы. Им не нужна косметика. Божества великолепно одеты. Костюм каждого точно соответствует времени, месту и характеру занятий, поэтому в течение дня одежда меняется несколько раз. Чистота душ, материи и энергии настолько воздействует на гравитацию, что все предметы, в том числе украшения, короны, одежда, там легчайшие.

Едят божества мало — у них нет жадности. Пища готовится вкусная, чистая (вегетарианская) — в ней нет чеснока, лука и трупов животных. К столу, как правило, подается около 30 блюд.

Там все в неведении об алкоголе, а потому пивных, винных, водочных заводов не существует. Соки они пьют естественным образом. Для этого используются большие и сладкие фрукты, наполненные соком, подобно кокосу. Как много сахара и соли потребляется сейчас! Божества их не едят и сахарных, соляных заводов не строят. Для придания пище определенного вкуса используются соответствующие плоды.

Какова пища, таково и состояние души. Кто ест мясо, у того интеллект становится тяжелым, грубым.

В современном мире возводят дома-небоскребы (до 100 этажей высотой). В Золотом веке строятся только одноэтажные дворцы, поскольку очень много земли.

Учиться придется и в Раю. Но учеба построена в форме игры, поэтому скучно не будет. Кроме прочих предметов, важное место в образовании занимают музыка, изобразительное искусство, танцы, пение.

В Золотом веке много театров, в которых играются комедии, водевили и т. д. Кино в то время нет.

Сейчас в мире бесчисленное количество ритуалов, обрядов, поклонений и хождений в паломничества. Ничего этого там нет. В Раю только одна религия — религия ненасилия. Ненасилие и есть истинная религия, имя которой — религия божеств.

Рай называют Землей Истины, где есть чистота, покой, счастье, здоровье, богатство и все типы достижений. Прекрасный мир!

Он был здесь, на этой Земле, не на небесах и не на других планетах, и он снова придет. Мир один: просто он из старого становится новым, а потом из нового — старым. И так будет вечно. Но когда и кто этот многострадальный мир сделает Новым, счастливым?

Пронизана память таинственным знаньем О судьбах земли и судьбе Человека. Все глухо, но светит одно предсказанье О новом пути двадцать первого века. Начнется его благодатное время В двадцатого века жестоких глубинах. Прекрасное, нежное, доброе семя Средь хилой травы прорастет на руинах.

Таковы строки из центуриев пророка Мишеля Нострадамуса.

Превратить мир лжи в мир истины может только тот, кто сам является Истиной. Такое преобразование не под силу ни одному человеческому существу. Это — задача Бога и цель Его прихода на Землю. Если бы Он не приходил, то как бы мог Железный век превратиться в Золотой? Говорится, что «Богу не потребовалось много времени, чтобы превратить людей в божеств». Но делает Он это не через вдохновение, а практическим образом с помощью силы Знания. Именно сейчас, в Переходном веке, Всевышний Отец приходит к своим детям — человеческим душам и дает им Знание о душе, Высшей Душе, об устройстве мира, о Цикле Мировой Драмы.

Он учит тому, как воссоздать, вернуть утраченное нами изначальное, истинное, золотое состояние души — состояние чистоты, покоя, счастья, наполненности всеми силами и добродетелями. Невозможно придти в Золотой век нового Цикла, не став чистыми.

А метод, которому учит Высший Учитель, очень легкий. Просто надо ощущать себя душой — бесконечно малой сознательной точкой света и помнить Отца — Очищающего — таким, каков Он есть на самом деле (об этом см. гл. 6). Бог говорит: «Ощущайте себя душой и постоянно помните меня, и тогда груз грехов многих ваших рождений будет сожжен. Нет другого метода стать чистым!»

Воспоминание подобно включению сознания, когда душа с помощью силы мысли автоматически соединяется со Всевышним и получает от Него поток любви, сил и блаженства (рис. 6.1).

Высший Отец говорит: «Сладкие дети, будьте легкими в воспоминании. Просто помните одно — точку. Сами станьте точкой; зная Отца, помните точку и, глядя на Драму, ставьте точку. Вам надо знать точку и помнить точку. Зная значение точки, вы в состоянии постоянно пребывать в воспоминании об Отце.

Семя — это тоже точка, и в нем заключено все дерево. Душа — это тоже точка, и в ней записаны роли всех ее рождений.

В Переходном веке Драма приближается к концу: вам всем предстоит стать точкой и вернуться Домой. Там все мысли погружены на дно: на них поставлена точка.

Бог — Высший из Высших и Он — всего лишь точка. Когда вы контактируете с кем-либо, то что сияет во лбу каждого? Точка.

Даже если вы летите на Луну, то кто это делает? Кто летит?

Точка. Сила создавать есть у точки.

Все дерево вырастает из семени. Но когда оно выросло, то во что оно превращается? В семя, точку.

Знание о трех аспектах времени и о трех Мирах очень большое.

Но кто его получает? Точка. Вы играли свою роль от начала и до конца. Но кто играл? Вы — точки.

Когда понимаете точку, то вы понимаете все. Когда устанавливаетесь в состоянии точки, то все дела автоматически становятся возвышенными.

Сознательная энергия — это сама душа (атма) — точка света.

Эта энергия используется для созидания.

Вы спускаетесь вниз, как точка света, и поднимаетесь наверх, как точка света.

Помнить точку легко. Даже маленький школьник способен очень легко поставить точку. Вы прикоснулись карандашом и уже поставлена точка. А разве трудно запомнить точку? Что может быть проще? На пути поклонения, обрядов люди помнят большие образы. А здесь у вас Знание, которое заключено в точке. Будучи в сознании того, что вы — душа, точка сознательного света, вы становитесь воплощением успеха. Тогда что проще — помнить маленькое или что-то большое? Так что станьте совсем легкими: поймите, осознайте себя душой — точкой и помните Высшую Душу — точку, и все будет постоянно легким.

Как вопросительный знак — кривой, так и вы становитесь на кривую дорогу, когда углубляетесь в детали. Когда забываете о точке, то вы оказываетесь в лесу и тратите время в поисках дороги в джунглях.

В каждом языке есть слово «точка». Даже если вы ничего не знаете, то, по крайней мере, можете выучить слово «точка». Слово «точка» — магическое слово. Станьте точкой, а потом отдайте приказание, и все будет готово. Этот хлопок точки будет услышан всеми вашими спутниками, материей, природой. Вы умеете хлопать в ладоши, как точка?

Тем, кто постоянно устойчив в своей изначальной форме, кто понимает величие изначальной формы, кто устойчив в форме точки и благодаря этому обретают все сокровища, — любовь, воспоминание и благословения от Отца».

Итак, когда мы начинаем практику воспоминания, то, прежде всего, должны стабилизировать себя в сознании: «Я — душа, точка сознательного, нематериального света, бесконечно малая, неуничтожимая и неделимая. Моя истинная, изначальная природа — покой и чистота. Я — ребенок Высшей Души, Бога. Он, как и я, — сияющая точка сознательного света, только Он — выше всех по своим силам, качествам и добродетелям. Он — вне Цикла смертей и рождений, а потому вечно чист и совершенен».

Затем, ощущая себя душой — точкой света, и представив Высшую Душу тоже точкой сознательного света, обитающую в Бестелесном мире, мы можем обратиться к нему с такими, например, словами: «О, мой любимый Отец, Ты — Океан покоя, любви и блаженства; Ты — абсолютная чистота, вечный Источник света сознательной энергии, духовных сил и добродетелей; Ты — дарующий счастье».

Воспоминание об Отце позволяет нам мгновенно установить с ним мысленную связь и капля по капле наполняться духовными силами и божественными добродетелями. Однако надо помнить, что практика воспоминания требует не простого повторения слов:

«Я — душа, ребенок Высшей Души; Он — мой Отец, полный любви, покоя…» — а мы должны реально ощутить себя душой, погрузиться в состояние любви к Отцу, прочувствовать чистоту, покой, блаженство. И тогда мы ощутим сильные вибрации, исходящие от Всевышнего, заряжающие душу сознательной (духовной) энергией. Со временем, в результате регулярной практики воспоминания, эти переживания, становясь все более глубокими, будут производить изменения в нас самих и в нашей жизни.

Очень важно практиковать воспоминание как можно чаще в течение дня (хотя бы две-три минуты каждого часа). При этом необходимо поддерживать чистоту в мыслях, словах, действиях и пище. Кроме того, в повседневной жизни мы должны видеть не только себя душой, но и смотреть на других людей, как на души, играющие роли в своих телах, а также осознавать их детьми одного Отца, то есть своими братьями.

Лучше всего воспоминание начинать рано утром, когда окружающая атмосфера наиболее чистая. Открыв глаза на рассвете, мы сразу же должны осознать: «Я — душа, моя истинная природа — покой». Обращаясь к Высшей Душе, мы говорим ему: «Мой любимый Отец, доброе утро…» Это станет хорошим началом нового дня.

Такое воспоминание ведет к скрытым пластам сознания, очищает душу от груза грехов многих рождений, обновляет ее, заряжает духовной энергией и наполняет нашу жизнь покоем и счастьем.

* * *

Оглавление

1. ФЕНОМЕН ЖИЗНИ В ПОНИМАНИИ МУДРЕЦОВ И УЧЕНЫХ

  1.1. Гипотеза Дарвина

  1.2. Версия Энгельса

  1.3. Дюринг был прав

  1.4. Ученые России о несостоятельности дарвинизма

    1.4.1. Чичерин

    1.4.2. Данилевский

    1.4.3. Чернышевский

    1.4.4. Богословский

    1.4.5. Скворцов

  1.5. Версия академика Опарина

  1.6. Развитие Вселенной по Циолковскому

  1.7. Почему так привлекательна вера в самозарождение?

  1.8. Великий Бородин о загадке жизни

  1.9. И сегодня…

2. ВЕРСИИ ЛЮДЕЙ О ДУШЕ И СОЗНАНИИ

  2.1. Сократ

  2.2. Аристотель

  2.3. Августин Аврелий

  2.4. Джордано Бруно

  2.5. Декарт

  2.6. Паскаль

  2.7. Оствальд

  2.8. Грот

  2.9. Лопатин

  2.10. Страхов

  2.11. Кавелин

  2.12. Бехтерев

  2.13. Фаминцын

  2.14. Дубровский

  2.15. Полонников

  2.16. Волченко

  2.17. Налимов

  2.18. Джан

  2.19. Велихов, Зинченко, Лекторский

3. ПО ТУ СТОРОНУ…

4. МОЖЕТ ЛИ МОЗГ МЫСЛИТЬ?

5. АНАТОМИЯ СОЗНАНИЯ

  5.1. Что такое душа и каковы ее взаимоотношения с телом?

  5.2. Местоположение души

  5.3. Способности души

  5.4. Закон действия и противодействия

  5.5. Силы, добродетели, пороки

  5.6. Истинный дом

  5.7. Материя, сознание, живое

  5.8. Загадка гениальности

6. ДВА ОТЦА

7. ЦИКЛ МИРОВОЙ ДРАМЫ

8. ВРЕМЯ И ВЕЧНОСТЬ

9. КАК УСТРОЕН МИР?

10. СЦЕНА МИРОВОЙ ДРАМЫ — ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ

  10.1. Общие представления о Земле

  10.2. География мира: вчера, сегодня, завтра

  10.3. Климат планеты

  10.4. Народонаселение в череде веков

11. МИРОВЫЕ РЕЛИГИИ И ИХ ОСНОВАТЕЛИ

  11.1. Ислам

  11.2. Буддизм

  11.3. Христианство

  11.4. Религия ненасилия

12. ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОЕ ДРЕВО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

13. ГРЯДУЩИЙ МИР Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg