«Сто тысяч лучей солнца: жизнь и учения мастера Чод, ламы Церинга Вангду»

Сто тысяч лучей солнца: жизнь и учения мастера Чод, ламы Церинга Вангду (fb2) - Сто тысяч лучей солнца: жизнь и учения мастера Чод, ламы Церинга Вангду (мастера тибетского буддизма - 1) 4501K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лама Вангду

Сто тысяч лучей солнца: жизнь и учения мастера чода ламы Церинга Вангду

Рождение и годы юности

Посвятить себя, тело, речь и ум, делу Святой Истины -

Лучшее и Высочайшее занятие, о народ Дингри.

Если у вас не получается ухватить смысл, молитесь Гуру

И не сомневайтесь, что понимание придёт, о народ Дингри!

Падампа Сангье, X век

Рождение и ранние годы

Я родился в деревне под названием Палкири, что в долине Палкор, которая расположена в центре региона западный Дингри в Тибете. Этот регион окружен священными местами. На юге возвышается гора Эверест, а на западе – Лапчи. За Дингри расположен Ципри. На северо-западе Понгронг, а на севере Бутра. Дингри, сама по себе, священная область, чье образование было предсказано самим Буддой Шакьямуни. Когда Он давал Учение о Совершенстве Мудрости на пике Стервятников рядом с Раджгиром (в Индии), его ученик Рабджор спросил: «Ранее Ты обучал нас Совершенству Терпения, Усилий и другим совершенствам. Почему сейчас, Будда, Ты учишь нас совершенству Мудрости?»

Будда ответил: «Из всех совершенств, это Учение – самое важное».

«Если оно настолько ценное, где оно распространиться в будущем?», - спросили ученики.

Будда ответил: «Мое учение распространится от Пика Стервятников на север, и затем снова на север».

Рабджор снова спросил: «Ты уйдешь из этой жизни, и я уйду. Кто же обучит Совершенству Мудрости эти северные регионы?»

И тогда Будда дал предсказание: «На северной земле мое Учение о Совершенстве Мудрости будет распространяться моей младшей сестрой, Богиней Гор, и моим учеником Мипамом Гонпо. Эти двое будут распространять Дхарму на севере».

Когда Будда произнес это, его сестра не ответила, но его ученик Мипам Гонпо заговорил: «Если нам двоим предстоит распространять Дхарму в Тибете, в каком именно месте нам предстоит учить?».

В ответ Будда подобрал камень размером с кулак, и сжал его, оставив на камне отпечатки, словно это было масло. «Там, где приземлится этот камень, вы и будете обучать Совершенству Мудрости в будущем, и моя Дхарма распространится».

В те времена Дингри еще представлял собой озеро. Когда Будда бросил камень, он упал в это озеро со звуком «Динг!», который разнесся по окружающим горам. Из этого звука и возникло название региона Дингри. После того, как Будда ушел в Паринирвану, озеро постепенно высохло и люди стали заселять эту область. Как и было предсказано, Мипам Гонпо был рожден как Падампа Сангье, один из величайших 84-х махасиддхов, знаменитых практиков из Индии.

Через несколько сотен лет после времени Будды, все эти существа достигли полного Просветления, следуя священным путем Махаяны и Тантраяны. Практикуя в лесах и ведя бродячую жизнь, эти великие мудрецы встречались раз в год, в южном Палкири в горах Палки, чтобы рассказать о своих чудесах и достижениях перед махасиддхами Нагарджуной и Сарахой. Пока другие рассказывали о своих силах, Падампа Сангье хранил молчание. Сараха, наконец, спросил у него: «А как насчет твоей практики?».

«Я не занимаюсь никакими практиками Просветления, ведущими в Чистые Земли», - ответил Дампа. «Также я не хочу заниматься практиками ламы, сидящего на высоком троне. Я хочу Дхарму, которая моментально прекращает страдания живых существ. Вот что я практикую».

Тогда Сараха ответил: «Твоя практика воистину велика. Такой вид любви и сострадания, на самом деле, является основой для разрешения страдания живых существ. Твоя практика подобна мускусу оленя. Есть много разных животных, но мускус оленя имеет большое значение, поскольку является целебным и лечит многие болезни».

Нагарджуна также похвалил практику Дампа Сангье и сказал: «Твоя Дхарма избавляет от страданий в один момент. Я назову ее умиротворение, Шидже».

Когда Падампа Сангье совершал паломничество вокруг Ципри, он увидел Дингри с вершины горы. Покрытый снегом, сверху Дингри выглядел как горшок с молоком. Однако Дампа заметил отрезок темной земли на западе, свободный от снега, в форме спящего слона. Сейчас это место называется Лангкор, долина слонов. Падампа спустился с горы, чтобы попробовать отыскать знаменитый камень, который Будда выкинул в предыдущей жизни. Когда Дампа Сангье пришел к берегу реки, он увидел место, где шесть мускусных оленей ходили по кругу и делали подношение мандалы. Как только Дампа подошел ближе, шесть оленей растворились в одном, который, в свою очередь, растворился в том самом камне, брошенным с Пика Стервятников давным-давно. Так, Дампа Сангье нашел камень. По этой причине, это место сначала назвали Ла Кор: «Ла» означает «олень», а «кор» - «ходить по кругу».

Есть также еще одна версия того, как Лангкор получил свое название. Когда Дампа Сангье позже основал там монастырь и давал там Учения, король Поронга поднес ему белого быка, без единого черного волоса. Этот бык доставлял воду сотням практикующих, от двери к двери, в летнее время. А зимой он доставлял лёд. Закончив работу, бык отправлялся в монастырь Дампа Сангье и обходил его по кругу. «Ланг» означает «бык», а «кор» - «ходить по кругу», так эта область получила название Лангкор. Так что одинаково правильно говорить и «Лакор» и «Лангкор». В этом месте я и родился.

Мои родители

Хотя моя мать была родом из богатой семьи в Лангкоре, она работала прислугой в семье моего отца. Она была средней из трех сестер, братьев не было. Мать моя была не слишком красива и получила прозвище «свиное рыло». Мой отец был старшим из семи братьев и самый богатый человек в деревне Пенак в Дингри. Его семья носила имя Пенакпа, но люди звали его Топгье. Младший брат был монахом в монастыре Шелка Чоде, в котором жили около 300 монахов.

В то время, пока моя мать работала прислугой в семье Пенакпа, у нее были тайные отношения с моим отцом Топгье, и так она забеременела мной. Его законная жена, чья семья была родом из Линг-Шар на севере (рядом с Цирпи), не имела детей. Имя ее семьи – Чупонда.

У этой жены был брат, который, в основном, жил с семьей Пенакпа. Он тоже утверждал, что является мои отцом, то есть у меня, в общем-то, два отца. Один был сыном семьи Пенак, а другой был его шурином. Оба спали с моей матерью, служанкой, и поэтому оба считали себя моими отцами.

Когда моя мать забеременела, она прекратила работать и отправилась к своей семье в Лангкор. Оба моих отца совсем не заботились о ней во время ее беременности. Акушерками на родах были ее сестры.

Есть линия прямых потомков Пакье Гонпа в Лангкоре. Пакье Гонпа был великим практиком во времена Дампа Сангье, и его линия преемственности все еще существовала в семье в лице одного мирянина и одного монаха. С точки зрения семейственной преемственности Дхармы, его семья считалась святой. Моя мать к ним обоим обращалась словом «дядя», хотя я не знаю точно, была ли это форма вежливого обращения или же они на самом деле были родственниками.

Незадолго до моего рождения у моей матери открылось сильное кровотечение, словно менструация. Она попросила сестру сходить к дяде, чтобы тот погадал. И он дал такое предсказание: «Перед тем, как она родит сына, у нее будет кровотечение, называемое «первой кровью». Вам не нужно волноваться. Вскоре после этого она родит сына. Выкидыша не будет».

Роды

Ранним утром солнце пролилось в окно маленькой комнатки, где я был рожден. Это был 10-й день 1-го месяца тибетского лунного календаря, 1936 год.

Ламы проводили церемонию подношений в монастыре, что является традицией для 10-го дня каждого лунного месяца. Меня родили без осложнений, если не считать того, что я был завернут в карман из кожи. Моя мать вспоминала с ужасом, что я выглядел «как желудок». На самом деле, и мать, и тетя боялись ко мне прикоснуться, поскольку я не выглядел как человеческое существо!

Они позвали одну деревенскую старуху и та сказал им: «Если что-то рождается таким образом, и если это мальчик, то это хорошо. Карман нужно открыть». Эта старая женщина вскрыла «желудок», и там был я ] амниотический мешок к этому моменту был все еще цел]. Однако когда меня вытащили, пуповина все еще обвивала меня, как медитационный шнур, и я плакал. Старая женщина сказала: «Если сын рождается с пуповиной, обвязанной таким образом, - это очень благоприятный знак. Поскольку у мальчика, по сути, нет отца, тебе следует заботиться о нем особым образом».

Затем моя мать отправила тетю к ламе за именем для меня. Когда она прибыла в дом ламы, ламы практиковали там Чод линии Па Дампа Шидже. В тот момент, когда она приехала, они читали отрывок из практики Чод, включающий практику «Вангду», что означает покорение и подавление препятствий. Моя тетка объяснила: «Сын был рожден, обвязанный пуповиной, словно поясом для медитации, не могли бы вы дать ему имя?». В соответствии с тем, что лама читал в момент ее приезда, он сказал: «Его имя будет Церинг Вангду». Так я получил это благоприятное имя, означающее «могущественная длинная жизнь».

Ранние годы

В процессе моего развития на моем теле возникли естественные шрамы. Одни люди говорили «у тебя тело словно раскрашено под тигра», другие говорили «как листья», или «прямо как шрамы».

Однажды, когда я уже знал несколько слов, я разбудил свою мать после того, как мы уже отправились спать: «Не спи, вставай, мы должны молиться!» Мать ответила: «Я не знаю, какую молитву мне говорить?» И тогда я сказал ей: «Дэва чен по кьи по шор» (Пусть я обрету рождение в чистой земле Будды). Этой мантре, которой, по словам моей матери, я обучил ее как только начал говорить.

В возрасте, когда я уже мог ходить и бегать, другие дети моего возраста играли в разные игры. Но я не играл. Вместо этого я сооружал много ступ из камней и совершал перед ними простирания. Однажды двое представителей деревни Лангкор прибыли из центрального правительства в Лхасе. Чиновник и его жена обходили наши поля. Они увидели меня, делающего простирания, и подумали, что я, должно быть, инкарнация какого-то ламы, очень преданного практике. Я помню, что они были очень добры ко мне и подарили мне много сладостей.

Даже будучи маленьким, я давал учения по Дхарме пяти или шести мальчикам и девочкам, которые со мной играли. Дети приходили с цампой, чтобы лепить пирожки. Но вместо пирожков мы делали церемониальные подношения для ритуалов. Вскоре они дали мне прозвище «лама лама». Когда другие дети приставали к деревенским курам и разбивали их яйца, я плакал и просил их не вести себя так. Вскоре, если я был неподалеку, они воздерживались от убийства животных или разбивания яиц. Среди моих друзей, которых я обучал Дхарме, была одна слабослышащая девочка. Мы играли в такую игру: я сажал ее себе на колено и рассказывал на ухо истории, связанные с Дхармой.

Но мое детство ожидали большие перемены. Была одна семья по имени Угьен Шика на севере Дингри, члены которой каким-то образом приходились родственниками моей семье. Сын Угьен Шика хотел перевезти мою мать в их семью, и он также хотел забрать меня с собой. Когда члены семьи Пенак об этом узнали, то отобрали меня у моей матери, несмотря на то, что я все еще питался ее молоком.

14-й день 6-го месяца тибетского календаря – годовщина паринирваны Падампа Сангье под названием «религиозный праздник Лангкор». В основе данного праздника – события, произошедшие после того, как Падампа умер. Когда деревенские жители и преданные ученики плакали от горя, Дампа Сангье вдруг ожил и сказал им: «Не плачьте обо мне! Лучше, в этот праздничный день танцуйте, пойте и возносите молитвы!» Так что в этот день жители всего региона Дингри собираются вместе и празднуют. И в этом году на праздники люди распевали такие комментарии: «Есть обычай не позволять пони пить молоко кобылы. А это обычай Пенакпы - прервать кормление ребенка молоком матери» - эти слова были о том, как Пенакпа забрал меня от моей матери в то время, пока я еще кормился грудным молоком.

Боль взросления

Так я остался с моим отцом Топгье и его официальной женой. Я также жил с моим дядей Норбу Тондрупом, который делил одну жену с моим отцом. Полиандрия была обычной в Тибете того времени. Они были бездетны, и поэтому растили меня с огромной любовью. Семья Пенакпа была очень богатой и поэтому в этом сообществе жило очень много людей, включая бабушек, дедушек и так далее – в целом около 18-ти членов семьи. Поэтому в течение нескольких лет обо мне заботились очень хорошо. Я очень хорошо помню смерть моей бабушки, за которой, почти сразу, последовала смерть официальной жены моего отца. Эти две женщины особенно сильно заботились обо мне. После их смерти в семье Пенакпа появилась новая жена, но так сложилось, что ей не было дела до меня. По правде говоря, она предпочитала посылать меня присматривать за стадами овец на пастбищах, чем со мной пересекаться.

Пять или шесть других детей гуляли со мной, пока я пас овец. Я находился внутри каменной стены, окружающей наше поле, и использовал камни со стены для возведения маленьких ступ. В своей пастушьей сумке я носил маленький барабанчик и колокольчик, и совершал свои религиозные практики прямо на пастбищах. Мне говорили, что когда я был маленьким, я был как йогин и не любил носить много одежды. В нашем доме на первом этаже жили овцы. Я жил на втором этаже и сделал из своей комнаты алтарь, используя маленькие глиняные статуи и абрикосовые косточки в качестве подношений. Я даже делал небольшие одежки для статуй из фантиков конфет.

Поскольку у моей семьи были стада овец, в определенный период некоторых животных уводили на убой. Обычно мои родители выбирали овцу, а в мои обязанности входило удерживать животное на каменной глыбе. Сначала я плакал от жалости к животным и умолял, чтобы овцу не убивали. Позже, я прямо противодействовал тому, чтобы овцу уводили на убой. Моим родителям приходилось выбирать овцу и прятать ее от меня, пока я не проснусь. В день, когда овцу убивали, я не улыбался и не смеялся. Мои родители говорили: «лама зол, его лицо потемнело» и называли меня «лама с черным лицом». В это время мне было восемь или девять лет».

Осенью мы должны были собирать урожай ячменя и оставлять его на поле, отделив стебли от зерен. Ночью я спал на зерновых полях, а днем пас овец. Я помню, что когда жители теряли своих яков, овец или других животных, они приходили ко мне и просили погадать. И хотя у меня не было подходящих для гадания шариков или кубиков, я говорил им: «Идите в такое-то или такое-то место и там вы найдете свое животное». И практически всегда они на самом деле его там находили. Другие дети также просили меня остановить дождь или град – но это срабатывало лишь несколько раз!

Я редко ел мясо. Одной весной вода испортилась. Поскольку я ел лишь цампу, и моему организму недоставало питательных веществ, мое тело, руки и голова опухли и пожелтели. Мой отец Топгье очень волновался, что если я не начну есть мясо, я умру. Он сварил суп из мяса, риса и молока и дал мне. В этом время рис был большой редкостью. Через несколько дней такого питания опухлость спала.

Вскоре моя мачеха родила двух дочерей и стала еще более ревнивой и жестокой по отношению ко мне. Она говорила: «Твоя мать в Лангкор, твой отец на севере Дингри, что же ты до сих пор тут делаешь?». С появлением новых детей ее отношение ко мне стало еще хуже. Так мы жили достаточно долго, и никто не обучал меня даже основам чтения и письма, не говоря уже об обучении Дхарме.

Однажды в осенний день я задремал в поле, присматривая за овцами. Вдруг я услышал чей-то разговор, привстал и увидел, что лама по имени Угьен пришел на поле со своим сыном и учит его чтению. Каждый день я наблюдал за ним, а ночью повторял услышанное. Однажды ночью, когда я произносил алфавит, это услышал мой отец и удивленно воскликнул: «Где ты научился алфавиту?». Я ответил, что господин Угьен учит своего сына, и я научился от него. И тогда мой отец подумал: «Что ж, я тоже должен обучить своего сына». Ему удалось найти текст с алфавитом, и он дал его мне. Я был способен выучить все за один день.

Там где я жил, в Тибете, раз и два в год мы отправлялись на водяную мельницу молоть ячмень. Господин Угьен был главным на этой водной мельнице, и я приходил туда на 5-6 дней помогать ему. Когда практикующие аскеты (чье питание зависело от подаяний) вместе с простыми нищими прослышали, что я работаю на мельнице, они все пришли, поскольку знали, что я дам им много зерна. Также в реке рядом с водной мельницей водилось много рыбы. Я делал ритуальные подношения из зерен, совершал практику и выбрасывал подношения в воду на корм рыбам.

Осенью, когда люди занимались сбором урожая, йоги и практики приходили и просили милостыню. Я ходил вместе с ними в течение двух-трех дней, а затем возвращался домой. Поэтому йоги и практики, просившие милостыню, любили меня и думали обо мне хорошо.

Встреча с Гуру

Когда я был еще достаточно молод, я сказал своему дяде, монаху монастыря Шелкар Чё Де, что я всегда готов встать на путь Дхармы. В моей сумке всегда лежали ритуальный барабанчик и колокольчик, так что я был готов уйти в любой момент. Но меня все не отправляли на учебу в монастырь. И вот однажды моя семья пригласила великого Трулшика Ринпоче освятить алтарную комнату в нашем доме. Когда он увидел мою личную комнату и мой алтарь с игрушками, он поинтересовался: «Что это еще такое?»

Мой отец с гордостью ответил: «О, это дело рук моего сына! Он любит делать подношения».

Трулшик Ринпоче был очень доволен, и сказал: «Этот мальчик, должно быть, является реинкарнацией практика Дхармы. Нужно отправить его в монастырь учиться». Затем он обратился ко мне и спросил, хочу ли я отправиться в его монастырь или в монастырь Шелкар Чё Де. Я ответил ему прямо: «Я не собираюсь ни в какой монастырь. Я буду практиковать Дхарму самостоятельно».

Когда я так сказал, Трулшик Ринпоче замолчал и ушел прочь.

Позднее отец объяснял мне, что если бы я дал согласие отправиться в монастырь Трулшика Ринпоче, учитель забрал бы меня. Но поскольку я отказался уходить в какой-либо монастырь в принципе, меня никуда не взяли. «Удача тебе не светит, иначе Трулшик Ринпоче взял бы на себя заботу о тебе полностью», - говорил отец.

В другой раз, моя мать спросила одного известного ламу из монастыря Трулшика Ринпоче об обстоятельствах моего рождения и шрамах на моем теле. И этот известный лама сказал: «Он является реинкарнацией практика Дхармы. Однажды кто-то придет забрать его. Когда это время наступит, не мучайся сомнениями и просто отдай его». Он дал мне имя Угьен Дордже Пунцок.

Через некоторое время после этих событий у меня начались жуткие боли в коленях. У моего отца был особый гуру из Кхама (восточный Тибет) по имени Наптра Ринпоче, которого в семье считали нашим основным ламой. Все в деревне его очень уважали, и поэтому меня усадили на лошадь между двумя большими мешками, и повезли к нему. К моему приезду Наптра Ринпоче проводил церемонию на крыше только что отстроенного здания и монахи начали дудеть в длинные горны с глубоким звучанием под названием санг дунг. Шум испугал мою лошадь, она в ужасе побежала и сбросила меня. Мои родители очень испугались, что я переломал себе кости и ухудшил состояние своих ног. Но на самом деле, при падении с лошади, я упал на кучу овечьего дерьма, и не получил никаких повреждений. Я просто стоял на куче овечьего навоза!

Затем меня как следует очистили и отправили на аудиенцию к Напрта Ринпоче. Ринпоче сказал: «Этот мальчик должен практиковать Дхарму и принять обеты, в этом случае у него будет долгая жизнь. Если он этого не сделает – жизнь его будет коротка». Он сказал, что я буду хорошим практиком. Услышав и обдумав сказанное, мои родители попросили ламу позаботиться о моем обучении и попросили его срезать локон волос с моей головы, чтобы Ринпоче стал моим коренным (основным) учителем. Учитель спросил меня, хочу ли я практиковать Дхарму, и я ответил «да». После этого он отрезал локон моих волос и дал мне духовное имя Нгаванг Чёсанг. Я оставался в монастыре в течение 15-ти дней вместе с моими родителями. Я прибыл туда с болью в коленях и ступнях. Но, прожив эти две недели с Ринпоче, я полностью восстановился, и боль оставила меня полностью.

Дальнейшая учеба

Мне было 12 лет, когда я провел еще два года в монастыре Наптра и получил много практик от Наптра Ринпоче. Я получил инструкции о тонких энергиях в нашем теле для практики выброса сознания, и о других техниках медитации. По прошествии двух лет мой отец сказал: «Теперь, когда ты стал хорошим практиком Дхармы, пришло время тебе научиться более продвинутому чтению и письму». И он отвез меня к моему дяде в монастырь Шелкар Чё Де. Мне было 14 лет, когда я впервые вошел в монастырь Шелкар Чё Де лишь с одной маленькой пастушьей сумкой в руках.

В это время мой дядя Понлоп Чанпа возглавлял монастырь. С рассветом я прибыл в его дом. Он был рад меня видеть и, называя меня моим старым прозвищем «ребенок, лишенный молока», предложил мне сладкие печенья. Пока я гостил у дяди, он научил меня писать, читать и произносить правильно слова. Он также научил меня мантре Манджушри, чтобы у меня был сильный и острый ум. Каждое утро я вставал и читал перед ним молитвы. Днем, после ежедневных церемоний, восемь-девять монахов приходили обучаться у него диалектике. Я подавал им чай и прислушивался. Когда монахи забывали что-то, чему их учили, я был способен вспомнить и подсказать им. Возможно, что именно мантра Манджушри дала мне такую хорошую память!

На стенах монастыря было много рисунков, и я проводил много часов, рассматривая их. Я заметил, что там совсем не было изображений Гуру Ринпоче. Однако на верху стены Мани у входа к ступе была небольшая статуя Гуру Ринпоче. Поэтому проходя мимо по пути на занятия, я останавливался и всматривался в нее. Также в основном зале монастыря было изображение Дампа Сангье и Миларепы, встретившихся и соревнующихся в исполнении чудес. Время от времени я приходил туда и долго-долго рассматривал эти рисунки.

Традиционно в Шелкар Чёде приезжал высокий лама из монастыря Сера в Лхасе, чтобы служить в качестве кхенпо или учителя диалектики. В этот год один из этих кхенпо познакомился со мной и сказал: «Этот мальчик очень умный и хороший». Я ему очень нравился и он угощал меня печеньем и фруктами. Затем этот ученый лама спросил меня, не хотел бы я стать монахом в его монастыре.

«Нет, я не хочу быть монахом. Я хотел бы быть йогином и, напротив, сторониться монастырей. Я хочу практиковать самостоятельно», - ответил я.

«Какой смысл становиться йогином, прежде не побывав монахом?», - протестовал кхенпо.

Я ответил: «Я не принесу никакой пользы Дхарме будучи монахом. Я могу только послужить Дхарме и другим живым существам в качестве йогина, путем глубокой медитации и самостоятельной практики».

Возвращение к ламе

После того, как я уже отлично обучился чтению и письму, я стал сильно скучать по Дингри и моей деревне. Поэтому в возрасте 15-лет я отправился домой в сопровождении отца. Должно быть, была весна, когда я вернулся, так как нам пришлось переходить высокие воды реки Бум-Чу. Снег и лед растаяли, река была переполнена водой и поднялась, по ней плавали большие куски льда. Переход реки был опасным мероприятием. Мой отец попросил меня читать мантры, пока мы переходим, чтобы нас не ударил и не снес одна из таких ледяных глыб. Я читал мантры и мы успешно перешли реку.

К этому времени мне было 15, я вырос вдали от моей настоящей матери и ее семьи. И не было никого, к кому бы я испытывал родственные чувства. Когда я гостил в доме отца, его новая жена ревновала и просила меня уйти. Мне приходилось все время с ней спорить. По большому счету заботились обо мне только отец и дядя. Мой отец, дядя и дедушка всегда с уважением предлагали мне самое лучшее место, чтобы сесть, и так далее.

После моей остановки в Дингри, меня снова отправили на учебу к моему ламе в монастырь Наптра. Я жил в комнате монаха рядом со внутренним двориком. В это же время в монастыре проживали две монахини, одна из Понгронга на Западе, другая с севера. Они обе просили меня о женитьбе на них, но я сказал, что в данный момент времени в мои планы не входит женитьба, и ни с одной из них у меня не было интимных отношений.

В течение моего пребывания там я получил все учения по подношению мандалы, практике Ваджрасаттвы и другим предварительным практикам. В этом году я сделал 100 000 простираний, 100 000 подношений мандалы, прочел 100 000 сто-слоговых мантр и 1 200 000 мантр Гуру Ринпоче. Теперь мне исполнилось 16-ть и я был готов к получению более продвинутых медитативных практик.

Политические интриги в феодальном Тибете

Я вернулся домой из монастыря в возрасте 17-ти лет. Среди семейных обязанностей, которые были наложены на меня, я должен был присматривать за овцами на пастбище, по просьбе отца. Однажды, когда я, как обычно, спустился с овцами к реке, я наткнулся на человека в белой чубе, его белая лошадь пила чистую воду из реки. Он спросил меня: «Это ты тот самый Церинг Вангду?» Когда я утвердительно покачал головой, мне сказали, что мой дядя, что обычно проживал в монастыре Шелкар Чёде, был назначен официальным представителем деревни Тонг-Мон Шика – поселении внутри маленького округа Тонг-Мон. Кисонга Тундрупа, господина в белом, отправили, чтобы привезти меня. Он настаивал, чтобы мы отправились уже на следующий день. Однако я отказал, так как хотел прежде посетить монастырь Наптра и получить благословление моего ламы.

Я пришел домой и мой отец объяснил мне: «Твоего дядю назначили главой округа Тонг-Мон. Это очень высокая должность и ему потребуется помощь. Более того, его здоровье сильно ухудшилось, так что твоя помощь нужна прямо сейчас. Тебе на самом деле нужно отправляться в путь завтра – пакуй свои дамару и колокольчик». На следующее утро я оседлал своего коня и отправился вслед за мужчиной в белой чубе на белой лошади через Дингри. К ночи мы достигли деревни Пхатрук Гара, а через несколько дней доехали до деревни под названием Ганг-гья. Это название указывает на плодородные земли этой деревни: «ганг» означает «один», а «гья» - «сотня». Говорили, что из каждого зерна, посаженного в этой долине, вырастет сто ростков. Зерно и основной склад администрации Тонг-Мон Шика находились также здесь. Когда я приехал, в деревне был праздник – люди пили и танцевали. Семья, у которой я остановился, предложила мне мясо и рисовое пиво, встретив меня очень хорошо в соответствии с лучшими местными традициями. У них были две прекрасные дочери: старшая – Угьен Долма, и младшая – Калсанг Долма. Я еще вспомню о них через несколько лет. На следующий день, когда я взобрался на лошадь и собирался ехать дальше, они подарили мне бутылку рисового пива в поездку.

Деревни

Мы прибыли в Тонг-Мон. Название Тонг-Мон означает: «в момент, когда ты видишь это, тебе это нравится». Это указывает на что-то спокойное, мирное и богатое. Соответствуя этому названию, управление деревни Тонг-Мон располагалось в красивом пятиэтажном здании, окруженным красивыми деревьями. У центрального входа стоял большой молитвенный барабан.

Когда мы прибыли, у этого молитвенного барабана стоял совершенно обнаженный молодой человек, без какой-либо одежды. «Кто этот парень?», - спросил я. «У него нет отца, а мать его очень бедна. У него попросту нет одежды», - ответил Кисонг. Я ощутил большое сострадание к этому человеку и на следующий день пригласил его в свою комнату, дал ему одежду и еду. Я предложил ему стать моим сопровождающим и, с этого момента, он следовал со мной, куда бы я ни шел. Его звали Мигмар.

Мой дядя, чей официальный титул был Дэва Шика, жил в большой комнате внутри основной резиденции. Он объяснил мне, что меня назначили руководить всеми его делами, включая посещение ферм и владений. Я узнал, что мне придется занимать этот пост в течение, по крайней мере, двух лет, так что я не мог продолжать учиться в монастыре, пока этот срок не истечет. В конце концов, так сложилось, что я провел здесь три года.

Деревенский чиновник показал мне, как заходить в амбар с зерном, объяснил правила раздачи зерна и создания записей о кредитах. Я узнал, где храниться рисовое пиво, травы и поджаренная мука. Я также узнал, что хотя официальная резиденция была очень богатой и внушительной, сами жители деревни были очень бедными. Только некоторые чувствовали себя сравнительно комфортно, остальным же приходилось брать зерно для пищи и траву для животных в залог.

В резиденции Тонг-Мон Шика было много комнат. Овцы и разные продукты занимали нижний этаж. Склад мяса, рисового пива и поджаренной муки, а также многих других товаров, располагался на втором этаже. На третьем этаже была официальная резиденция и алтарные комнаты, а на четвертом – зерно про запас на случай голода. Многое из этой гуманитарной помощи лежало здесь годами, запечатанное глиняными кирпичами. И наконец, на самом последнем этаже здания располагались комнаты, посвященные женскому и мужскому божествам-охранителям Палден Лхамо и Дамчен Дордже Лекпа. Именно в этих комнатах проводились ежегодные церемонии подношений. Основным сакральным объектом этого места была статуя высотой с фут, изображавшая Палден Лхамо на муле. Если вы занимаетесь бизнесом, то этот охранитель и его статуя могут помочь принести много прибыли и успех в делах. Комнаты этой резиденции также имели много ценных объектов и роскошную мебель.

Деревни Самдруп Кханг, Канг Сар и Лха-Зук также были частью территории области Тонг-Мон. На севере были Ганг-кья и Ца-кор. Деревни Карда, Трак и Бум-Танг были расположены на востоке. Чу-Шар и Йон-Чухир на юге, а через перевал – деревни Лха-Пар, Гадонг, Тей, Йеджанг и Цого. Помимо нашей резиденции, администрация района Шика хранила зерно в деревне Цого. Все эти места находились под юрисдикцией администрации Тонг-Мон и люди из всех этих маленьких окружающих деревень приходили сюда работать. Им платили поджаренной мукой, чаем, сырым ячменем или рисовым пивом. Каждому из десяти работников, по очереди, наполняли один (его собственный) горшок рисовым пивом в течение дня.

Если работникам платили строго в соответствии с этими правилами, они еле сводили концы с концами. Поэтому я не следовал дотошно этим указам. Вместо этого, я давал работникам столько, сколько мог. Если предполагалось, что я должен выдавать один горшок с рисовым пивом, – я давал два. Иногда жители приходили на внутренний двор и ждали под палящим солнцем. Когда домработники оповещали меня об этом, я давал бедным масло, одежду и поджаренную муку. Через некоторые время другие бедняки прослышали об этом, и пускались в долгие путешествия ко мне, чтобы получить эту помощь.

Чуть ниже, в деревне Кхарта, жила группа людей, которые когда-то были богатыми, а потом стали нищими. Странно, но они сохранили имена высшего класса. Раньше у них были большие дома, но сейчас они пребывали в разрухе. У этих людей не было достаточно еды и питались они лишь жидким овощным супом. У администрации Шика хранились многолетние записи об их долгах, доходившие до 10 000 единиц измерения. И хотя эти долги были четко задокументированы, никакой надежды когда-либо получить зерно от этих бедных людей не было. Когда я посетил деревню Кхарта, я сказал им, чтобы они принесли рог яка, наполненный зерном, в качестве символа возврата всех своих старых долгов. Сделав этот символический жест, я просто сжег все документы об их старых долгах и сказал им: «Теперь вы больше не должны волноваться о своих старых долгах перед администрацией Шика. Вы должны чувствовать себя так, словно вы оплатили все свои задолжности этим рогом яка, полным зерна. Однако, с этого момента, если вы берете у меня в долг зерно, вам следует оплатить его в следующем году».

До моего приезда в деревне Шика не было традиции исполнения ритуальных подношений или церемоний ламами. Я решил пригласить святого нингмапинского ламу из ближайшей деревни. Я попросил его провести посвящение и ритуальный цог для всех. По завершении мы раздали еду всем присутствующим семьям. За услуги ламы я преподнес ему соответствующие пожертвования и отправил его в его деревню. Позже я также пригласил высокого ламу линии Кагью по имени Гьялцен, который жил на северной стороне, в деревне Цого. Он носил на голове длинные дреды йогина, так как он не был монахом, никогда не обрезал свои волосы, и жил как аскет. Он также провел в деревне посвящения и подношение еды, которая была потом разделена между жителями.

После двух лет в Тонг-Монг, я знал обо всем, что происходило в деревнях под моей юрисдикцией. Семьям, которые брали в долг, я говорил, что все зерно, которые они получают сейчас, они должны оплатить следующей осенью с процентами. «Когда в следующем году вам снова понадобится зерно и вы уже показали, что вы платежеспособны, я дам вам его несмотря на любые долги, которые вы имели до моей службы». Я говорил так бедным семьям, которые обычно одалживали небольшое количество зерна, чтобы не иметь впоследствии больших долгов.

То же самое я говорил богачам. Эти богатые жители часто приглашали меня проводить церемонии. Я оставался с ними в течение двух-трех дней для проведения ритуалов, просто наслаждаясь. Вскоре я получил прозвище «Новый Шика Вангду-ла». До моего правления, если приезжал чиновник, жители пугались и буквально разбегались в рассыпную. Сейчас, когда приезжал я, никто не боялся. Напротив, все подходили поприветствовать меня, предлагали выпить, потанцевать и хорошо провести время. Я также даровал ячмень, мясо и поджаренную муку практикам Дхармы ежегодно. Но все же, время от времени, мне приходилось навещать людей для разговоров о выплате долгов. И так продолжалось три года.

Осенью моего второго года правления, когда мне исполнилось 18 лет, я остановился в деревне Ганг-гья, где располагался второй амбар с зерном области Шика. Если вы помните, в этом месте я остановился, когда ехал вступать в должность в первый раз, где две прекрасные девушки поднесли мне рисовое пиво и я уехал на лошади. Ранее, весной, когда жители делали посадки, я дал этой семье семена. Последующей осенью, когда семена взошли и урожай был собран, я приехал забрать зерно.

Взрослея в маленькой деревне Дингри у меня почти не было контактов с девушками. Будучи ребенком, я предпочитал держаться в уединении и практиковать Дхарму. Но в 17-ть лет, когда меня отправили на службу в качестве управляющего области Шика, и я остановился у этих добрых людей, я впервые обратил внимание на этих двух девушек. Этой осенью я стал проводить время с младшей дочерью по имени Калсанг Дролма, и вскоре мы решили пожениться.

После нашей свадьбы она на короткое время приехала со мной в Шика, а затем вернулась в свою собственную деревню, оставив меня работать. Поскольку я был практиком Нингма, я обучил ее некоторым практикам, а также чтению и письму. Летом я работал в офисе Шика, заботясь об амбаре с зерном, а она жила со своими родителями. Осенью, после сбора урожая, мы с женой отправлялись в Дингри повидать Наптра Ринпоче и получить от него Учения.

Было еще одно хранилище зерна Тонг-Мон в месте под названием Йечанг. Там у меня была еще одна жена по имени Ньяма Тронма. Эти жены, разделенные большим расстоянием, ничего не знали о существовании друг друга. Требовалось три дня ходьбы, чтобы попасть из деревни одной жены в деревню другой. Даже их диалект различался. Обе жены были очень добродетельными. Ньяма Тронма не родила детей, а Калсанг Долма родила одного сына, который умер через 3 дня, и это было за год до того, как она снова забеременела.

Заговор

Пока я работал чиновником в Шика, богатый доктор по имени Эмджи Палден ввязался в спор с моей семье по поводу пастбищ. Его основная резиденция располагалась в Ганг-гья, но у него также были земли в Шанто и Пенак. Таким образом, у него было три дома в трех разных деревнях, но и этого было недостаточно, чтобы удовлетворить его жадность. Его богатство позволяло ему подкупать адвокатов и выигрывать все суды. У него также были хорошие отношения с одним из главных чиновников в Дингри – и это влияние распространялось на все диспуты, возникающие из-за неправомерных действий Палдена.

Например, была одна очень бедная семья, жившая неподалеку от моих родственников в Дингри. Эмджи Палден конфисковал некоторые участки земли у этих людей без какой-либо на то причины. Они подали иск, но естественно проиграли. В другой раз, Эмджи присвоил себе пустые земли, находящиеся за владениями моего отца в Ю-Чунг, вскопал землю и построил там большой дом, словно эта земля была его собственностью. Затем, Эмджи забрал себе землю, где местные разводили коз и овец, оставив жителей ни с чем. К этому моменту, этот человек просто перешел все границы, и земли у него было необоснованно много. Со всем этим богатством он был просто одержим и постоянно пребывал в волнении по поводу своих домов и земель.

Словом, так случилось, что Эмджи Палден забрал себе землю, находящуюся за нашим домом, и дело было передано в суд. Он и его союзники также хотели занять посты управляющих в Шика, поскольку на этих должностях они обеспечили бы себе богатство и престиж. Эмджи активно порождал подозрения, что с тех пор как я занял должность администратора в Шика, я использовал свое положение для того, чтобы обогатиться и завладеть властью, и, конечно же, по его мнению, именно я сформировал дело против него. Так что он вынашивал план.

Палден наводил обо мне справки: «Так как Тонг-Мон Шика поживает сейчас?» И вот некоторые из услышанных им ответов:

«Глава Тонг-Мон Шика болен и живет в монастыре. Один из его родственников, некто по имени Вангду, работает в его офисе. Этот Вангду приглашает лам линий Нингма и Кагью и раздает им богатства».

«Нам достался служащий, который также является нашим духовным лидером, и мы очень этому рады».

«Он дает людям столько, сколько они могут унести. Люди приезжаю даже из очень дальних мест».

«Он разрушил все правила старой администрации».

«Этот лама привез много священных объектов».

«Чиновники высокого ранга должны жить в официальной резиденции и заниматься административными делами, но этот Вангду приходит в каждый дом, даже к бедным. Он не просто так просиживает время на своем высоком месте».

Обычно чиновники проверяли количество собранного урожая после того, как зерна были разделены. Во время моего руководства я прекратил проверять урожай и сказал: «Пока вы добросовестно выплачиваете свои долги, проверять ваши зерновые я не буду». Люди говорили: «Жители Тонг-Мон должны были тайно питаться до этого времени, но, с тех пор как пришел Вангду, нам больше не нужно прятаться. Мы можем радоваться жизни и наслаждаться. Мы очень счастливы». Такие слухи распространялись. В монастыре Шелкар, принадлежавшем Гелукпе и имевшем политический авторитет над всеми административными центрами, также услышали эти сплетни.

Лама по имени Чеса был самым главным монахом в монастыре Шелкар и управлял общиной из трехсот монахов. Эмджи Палден доложил ему, что я раздавал зерна всем практикующим и что амбар в Шика сейчас совершенно пуст. Монастырь Шелкар получал зерно из абмара в Шика, которым я руководил. Когда до главы монастыря дошли эти слухи, он произнес поговорку: «Ты ешь траву на пастбище, а испражняешься в скалах». Другими словами, усилия, вложенные ими в администрирование деревнями, были не выгодны для них.

Жена Эмджи Палдена была родом из города Цера Мета, и у нее в монастыре Шелкар Чёде был один родственник. Их следующим шагом было подговорить этого монаха взять управление Шика на себя. Они убедили его, что это принесет пользу всем. Поэтому этот монах доложил Чеса (главному ламе монастыря Шелкар Чёде): «Настоящий управляющий Шика, находящийся в этом монастыре, болен. Его родственник, работающий в Тонг-Мон практик-мирянин, все раздает и совершенно не заботиться о выплате налогов. Он все подносит во время ритуалов и раздает в качестве милостыни нищим. Из-за всего этого, нет никакой надежды, что монастырь Шелкар получит вообще какое-либо зерно. Если ты не заменишь его другим человеком, амбары Тонг-Мон Шика будут пусты!»

Сложилось так, что этот главный лама был также родом из деревни Церу-Мета в Патрук, так что они с монахом стали близкими друзьями, сформировав альянс и став единым целым. Монах – родственник жены Палдена – сказал главному ламе, что я должен уйти в отставку из администрации Тонг-Мон. Предлогом служило то, что я приглашаю лам линий нингма и кагью проводить пуджи и отдаю все для ритуальных подношений. Этот монах тайно сговорился с главой монастыря: «Если ты сместишь Шику, и отдашь мне его должность, я дам тебе и твоему окружению еду на три года вперед, а также все, что тебе понадобится для твоего дома».

Вообще, этот высокий лама был духовным человеком, но он быстро освоил манипулятивные трюки от Эмджи и семьи Церу-Мета. Пребывая в таком состоянии ума, он пообещал заговорщикам: «Я сделаю так, что нынешний Шика лишится своего поста, а взамен ты отдашь мне зерно и другие вещи, что мне понадобятся». Так было заключено соглашение.

Отставка

Соседом по комнате моего дяди был монах по имени Понлоп Чампа, высочайший лама по духовным вопросам в монастыре: он давал учения, проводил церемонии по обрезанию волос, обучал диалектике. Он был активно вовлечен в духовные практики, и не занимался мирскими делами. Даже в сравнении с другими монахами, этот монах был беден и жил аскетично. Он был настоящим практикующим и никогда не был вовлечен в светскую деятельность монастыря. По большому счету, именно Понлоп Чампа был духовным лидером и главным ламой монастыря, а Чеса (сформировавший альянс с Эмджи) являлся политическим директором монастыря. Однажды политический директор вызвал Понлоп Чампа-ла и сказал: «Я слышал, что из-за болезни нынешнего управляющего и Вашей концентрации на духовной практике, сейчас молодой человек по имени Вангду работает в Тонг-Мон. Он все раздает нищим и практикующим. Жители говорят, что они счастливы, что у них есть духовный лидер, но он же раздает все блага. Нам нужно сменить управляющего. Будьте готовы передать администрацию в другие руки».

Понлоп просто ответил: «Что ж, хорошо. Но мы ведь и не просили назначать нас официальными управляющими Тонг-Мон. Это же Вы нас назначили, помните? И помимо прочего, Вы назначили больного человека на должность администратора! Как Вы знаете, я слишком занят обучением диалектике и духовными практиками, и у меня нет времени присматривать за Шика! Мы послали за этим человеком, потому что больше не было никого, способного исполнять эту работу. Мы – практики Дхармы, а Вы назначили нас против нашей воли. Так что будет хорошо, если Вы просто снимете с нас эту ответственность». Двум ламам даже не пришлось спорить. Этими простыми словами было решено, что администрирование передадут в другие руки. Верховный лама сказал Понлопу Чампа: «Вы должны отправиться в Тонг-Мон Шика на один месяц, чтобы подготовить дела для передачи. Когда все будет готово, отправьте мне сообщение, и я пришлю нового управляющего».

Понлоп прибыл в резиденцию с несколькими монахами, чтобы осуществить захват. Он уведомил меня: «Наше время пришло к концу, и в течение месяца мы должны передать все в руки другого управляющего. Мы должны привести в порядок всю бухгалтерию. Нам нужно также посчитать поголовье овец и других животных в наличии». И так началась подготовка. Я занялся инвентарем и провел учет всего существующего зерна. Все, что было отдано в долг, я записал. После того, как все было готово, я сказал: «Сейчас мы можем приступить к следующему этапу. Пожалуйста, зовите нового управляющего».

Тем временем главный монах монастыря Шелкар обратился к божеству-охранителю и провел гадание на выбор нового кандидата на должность. Он утверждал, что у него было видение о монахе из семьи доктора, но, как нам уже известно, сделка была заключена до этого события. И вскоре новый монах прибыл в сопровождении других монахов, чтобы забрать себе наши обязанности.

Открытый конфликт

Я передал все дела ему. Сначала все шло благополучно, но затем этот монах выдвинул обвинения, указав на некие нарушения. Особенно он жаловался на две вещи. «Во-первых, этот Вангду Шика проводил церемонии подношений с ламами линий Нингма и Кагью. Никогда не было, чтобы ламы Гелук делали подношения ламам Нингма и Кагью. Мы, Гелукпа, обладаем правительственной властью. Мы не должны подносить даже звук колокольчика или дуновение благовоний ламе из Нингма. Но этот Вангду встречал лам Нингма и Кагью музыкой, и им даже позволялось проводить ритуалы и давать посвящения людям! Это все просто неприемлемо».

Понлоп Чампа, который также был гекукпинцем, возразил: «Хотя подношения делались ламами Нингма и Кагью, еда отдавалась жителям деревни. Точно так же, как нет ничего плохого в произнесении мантры Ом Мани Падмэ Хум, это просто духовная практика, приносящая людям пользу. Только Вас нужно винить за создание проблемы!»

«Во-вторых», - продолжал монах – «этот Вангду сжег все документы с записями о долгах долины Кхарта, которые велись с исторических времен. Если эти документы не будут восстановлены, я не возьмусь за управление!» Новый управляющий уже вернул рог яка, полный зерна, семьям долины Кхарта со словами: «Заберите свой рок яка с зерном. Это ничего не значит. Нам нужно сделать новое соглашение».

Семьи были все еще очень бедны и до сих пор ели разбавленный суп. Поэтому старики и старухи ответили: «Хорошо. Мы поднесли эти рога яков Вангду-ла. Если Вам это не нравится, верните их. Если Вы хотите заключить новое соглашение, хорошо. Если число 2000 – вы можете записать 20 000, если число 10 000 – запишите 100 000. Это на самом деле ничего не значит! Это всего лишь цифры, которые мы по-любому не сможем оплатить. Для нас это всего лишь бумага. И ваша бумага ничего не значит! Попросите нас подписать ее однажды, и мы подпишем ее десять раз», - выкрикивали жители. Понлоп и монах ввязались в спор и некоторое время не соглашались. В какой-то момент монах сказал: «раз мы не можем прийти к соглашению, нам нужен свидетель».

В монастыре Шелкар был один ученый, работавший секретарем. Высший лама отправил этого секретаря в Шика засвидетельствовать передачу дел. Расследовав ситуацию в резиденции, он сказал на собрании: «Сам Вангду-ла не имеет даже небольшой собственности. Все что он делал, было сделано на благо людей. Другие управляющие никогда не поступали таким образом». Новому монаху он сказал: «Ты варвар!»

Новый монах, который, кстати, обучился искусству ведения дебатов у самого Понлопа, уставился в изумлении. Секретарь продолжал: «Понлоп любезно предложил передать тебе власть. Он твой персональный лама и учитель в монастыре! Если ты приводишь своего ламу в суд, то становишься настоящим врагом своему ламе и Дхарме! Думай, что ты делаешь!».

На это новый монах рассердился еще больше: «Тебя прислал главный лама для того, чтобы ты засвидетельствовал передачу дел. Тебя не прислали сюда для того, чтобы ты оскорблял меня! А сейчас ты называешь меня варваром и врагом Дхармы!»

Секретарь парировал: «Я работал секретарем в монастыре много лет. Тебе кажется, что давать милостыню – плохо. Я не могу далее быть твоим свидетелем». И спор продолжался таким образом еще какое-то время.

В мою защиту

Наконец секретарь решил вернуться в монастырь и доложить обо всем настоятелю Чеса. «Как вы знаете, новый управляющий ведет себя аморально. Он опустил своего собственного учителя на уровень мирских разборок. Настоящий Шика болен и не способен работать. Человек, работающий вместо него, Вангду, не дал ничего монастырю, даже стола. Но давал материальную помощь и развернул духовную деятельность, например, приглашал лам линии Нингма и Кагью для проведения пудж. У него самого ничего нет – даже лошади. Все, что он сделал – это сжег два или три документа о долгах семей, которые в любом случае не способны их оплатить».

Но секретарь также сделал выговор верховному ламе: «Вы сказали, что, согласно проведенному гаданию, тот монах будет подходящим человеком для передачи власти. Вы сказали это перед божеством-охранителем. Вам не нужно было так поступать. В монастыре Шелкар более трехсот монахов, находящихся на содержании их семей. Любого из этих людей можно было отправить туда. Вам не нужно было проводить гадание для решения таких мирских дел».

«В таком случае, я отправлюсь туда сам, чтобы засвидетельствовать передачу полномочий», - наконец согласился верховный лама. И так он прибыл в официальную резиденцию с девятью другими монахами. Но перед отъездом старые монахи стали умолять его: «До этого момента высокие чиновники не опускались до решения дел столь низкого уровня. Неблагоприятно оставлять свое высокое место ради решения таких мелких проблем. Вы можете послать других людей решить это». Но верховный монах не слушал их речей.

С тех пор, как Понлоп прибыл в резиденцию более месяца назад, проблемы достигли такого уровня, что две официальных главы монастыря были вовлечены. Когда они обсуждали проблему, верховный лама сказал: «Кто этот Вангду, проводивший ритуальные подношения?», - и меня вызвали к нему.

В присутствии главного монаха, новый монах-управленец высказал все свои обвинения в мой адрес, включая приглашение лам линий Кагью и Нингма, проведение подношений, и сжигание старых документов о долгах. Верховный лама серьезно спросил меня: «Ты действительно все это делал?»

«Да, я это делал», - ответил я. «В резиденции Шика так много старого и прогнившего зерна, что даже лошади его не едят. А у жителей совсем нет зерна, так что я раздал каждому человеку по упаковке с едой от ритуала подношений. Я также посещал деревни, чтобы навестить жителей и убедиться в том, что им, на самом деле, нечего есть, когда он просили в долг. Ради них я сжег долговые бумаги, потому что у них на самом деле не было никакой возможности оплатить долги».

К моему удивлению, верховный лама не стал выговаривать меня. Вместо этого он сказал новому монаху-администратору: «Тебе не стоит так поступать! У Вангду нет ничего в собственности. Если тебе нужна еда, сунь руку в мучной мешок. Если мука в порядке, ешь ее».

Монахи монастыря Шелкар решили провести следствие насчет меня, чтобы убедиться в моей честности. Они расспросили жителей деревни о моей деятельности. Некоторые жители доложили: «В летнее время он все время работал как Шика. Зимой он всегда отправлялся к ламам и практиковал в пещерах. У него нет своей лошади и он всегда путешествовал пешком». Они также проверили, одаривал ли я свою жену драгоценностями, но узнали, что меня, напротив, поддерживала ее семья. Таким образом, верховный управляющий убедился в моей честности и занял мою сторону.

Наконец верховный лама принял решение: «Вангду не сделал ничего плохого. Здесь достаточно зерна, чтобы прокормить монастырь. Всех животных посчитали – все на месте. Другие управляющие Шика только выполняли требования и присваивали себе все, что хотели. Но Вангду не брал ничего себе. Все что он делал – проводил церемонии подношений и ритуалы».

По прошествии непродолжительного спора между новым Шика и верховным ламой, последний настаивал: «Тебе на самом деле не стоит поступать так с Вангду. Если ты откажешься взять дела на себя, я просто назначу кого-то другого. Ты не обязан делать эту работу!». Мне он просто сказал: «Сейчас ты можешь вернуться домой. Проблема исчерпана».

Перед тем, как я отправился в путь, монахи спросили меня: «Чем ты владеешь?»

Я ответил: «У меня есть дамару, ганлин, тексты, горшки для подношений, и, конечно, моя жена». Все засмеялись на это и сказали, что раз у меня только лишь это, то мне легко будет уехать без тяжкой ноши на себе. Так что я немедленно отправился в путь.

Эпилог

После этих событий, Чеса, политический глава монастыря Шелкар, уехал резиденции Шика в свою родную деревню, расположенную недалеко. Он провел там семь дней на горячих источниках. После этого начал свой путь обратно в монастырь. Он остановился попить чай недалеко от Чела – высокого перевала. Монахи организовали для него там чай и еду, и лама попросил перед едой всех монахов сделать подношения божествам-охранителям.

Практика и пророчество

Путешествие на 108 кладбищ

После увольнения из управления Шика, я смог позволить себе снова сконцентрироваться на практике медитации. Я отправлялся в паломничество и провел много времени в ретритах в пещерах, включая выполнение известной практики «пять стотысячных» (нёндро): 100 000 простираний, 100 000 подношений мандалы, 100 000 мантр Ваджрасаттвы,1 200 000 мантра Гуру Ринпоче. Моя жена также выполнила 100 000 простираний и занималась чтением мантр. Она задержалась с выполнением практики подношения мандалы, но, в конце концов, все же завершила ее. Затем мы отправились вместе в пещеру под названием Кья-Шук, бывшую некогда ретритным местом для Репа Шива О – знаменитого ученика Миларепы. Мы оставались там и практиковали всю зиму. Однако моя жена забеременела, и, с приходом весны, я вернулся к своему ламе, а она отправилась в свою семью.

Монастырь моего учителя, Наптра Ринпоче, располагался на горном хребте, состоящем их семи вершин, которые местные называли «Семь братьев». Гора, на которой был расположен монастырь моего ламы, называлась Бутра Пундун. Два сияющих озера украшали эту высоту: Белое озеро и Черное. Есть народная песня об этих озерах: «Не говори, что на священном горном хребте Ципри нет сокровищ, если Белое озеро и Черное озеро нельзя назвать драгоценностями, то назвать драгоценностью нельзя ничто».

Однажды, когда мы сидели вместе, мой лама сказал мне очень серьезно: «Обычно ученики должны выполнить предварительные практики три раза прежде чем получить определенные учения. Но этот год очень важен. Несмотря на то, что ты завершил лишь два нендро, я собираюсь дать тебе Посвящение прямо сейчас. Нельзя терять времени!».

После получения особых наставлений, ца-лунг (практика с каналами) и Пхова (перенос сознания), лама дал мне полное посвящение, передачу и объяснения практики Чод. Затем он отправил меня, и сорок других учеников, практиковать в горы на 7-ми дневный ретрит. Мы имели при себе лишь свои ритуальные инструменты: ганлин – труба из бедренной кости и дамару – ручной барабан.

Когда мы остановились рядом с Белым и Черным озерами, неожиданно пошел сильный град, как знак нашей успешной практики. По завершении недели всех учеников отправили домой, но лама сказал, что я должен остаться один и практиковать еще три дня. После этого он сказал мне прийти к нему, там он поднес мне большой ритуальный пирог и сказал: «В течение одного месяца мы изучали практику Чод, а затем практиковали его в горах10 дней. В западном Тибете, откуда я родом, существует традиция посещения 108 кладбищ для практики Чод в течение трех месяцев и десяти дней». С этими словами мой лама отправил меня в незабываемое путешествие.

Путешествие начинается

Восходя из монастыря в направлении священного горного хребта Ципри, необходимо пересечь место под названием Чанг Ла. Если продвигаться по гребню, можно дойти до священного кладбища близ монастыря, известного как Сингатрак. Там я провел ночь в доме одного человека по имени Аку Сангпо. Аку Сангпо жил со своей матерью, и бесконечно готовил чай для посетителей, а также заботился о храме. В его работу также входило постоянно вращать молитвенный барабан, пока его друзья читали религиозные тексты. Он был очень щедрым человеком, а также очень разговорчивым.

«Ты должно быть очень устал таскать свой рюкзак», - сказал он. «Давай выпьем чайник чая и ты можешь остаться здесь на ночлег». Пока мы с Сангпо разговаривали о буддизме, его мать открывала небольшой пакетик с маслом и отрезала половину, чтобы заварить чай с маслом, оставив другую половину во дворе. Принеся нам закуски, она села рядом и стала слушать наши разговоры. Вдруг со двора донесся какой-то шум, но мы остались на своих местах, поскольку были поглощены разговором.

Когда мать вышла, чтобы заварить еще чаю, она обнаружила, что все масло исчезло. Его съели птицы. Войдя в комнату с пустым чайником в руках, она воскликнула: «Масла больше не осталось! Его полностью съели вороны!» Сын отругал ее за то, что она не позаботилась о продуктах должным образом, а я почувствовал, что это был очень ироничный знак.

«Мы только что говорили о практике Чод», - сказал я Сангпо, - «в которой все тело, кровь и плоть, раздается в качестве подношения. Какое, в таком случае, имеет значение, если пол горшка масла пропало?»

«А ведь правда!», - сказал он и мы разразились смехом.

После ужина я отправился на кладбище практиковать. Ночь я провел, не получив каких-либо особых знаков. Наутро я встал и отправился помочиться, и вдруг вдалеке увидел небольшую вспышку света, как огонь. Отправившись посмотреть, в чем дело, я нашел небольшой белый камень в форуме раковины. Я посчитал это за благоприятный знак и носил этот предмет с собой весь день.

Затем я отправился в Дзомо Корва на горе Ципри. Там располагалась деревня под названием Не-Сар, и я посетил местный монастырь Чуцанг. Там я смог выразить свое почтение статуе Тары по имени «Санг-Сум Дролма-Сум чё» - три секретных места тридцати Тар. Считалось, что эта статуя разговаривала. Я также посетил священные захоронения в Чарок Дзонг.

Отсюда я продолжил движение в направлении монастыря Шелкар, который был с левой стороны горы. Я обошел гору вокруг и посетил кладбище Дупде. Пересекая перевал, я наткнулся на еще одно кладбище под названием Лоло. В этом месте из земли изливался горячий источник, а над ним располагалась большая и красивая пещера. В ней жил отшельник по имени Геше.

Очень высокий, он носил одежды мирянина. Местные жители имели сильную веру в этого простого человека. Его единственными спутниками были три овцы, которые жили перед пещерой и питались травой и остатками заварки. На самом деле, в пещере Геше всегда заваривалось три больших чайника, несмотря на то, что жил он один. Он всегда подавал вкуснейший чай и настаивал, чтобы его посетители пили много чая. Если ему предлагали деньги или материальную помощь, он просто отдавал все это в монастырь в обмен на масляные лампы. Единственным священным объектом, которым он владел, была каменная статуя Тары. Он так тщательно о ней заботился, что она была вся покрыта маслом, которое он использовал для чистки ее.

«Это мой самый священный объект», - объяснил он мне. Я попросил его дать мне учение, на что он ответил: «Я немного знаю о Чод, но я могу дать тебе практику Тары, так как Тара является моим главным божеством». Затем Геше посоветовал мне: «Если ты собираешься на кладбища практиковать Чод, тебе понадобятся одеяла и одежда, а также животные для переноса твоих вещей». Затем, искупавшись в горячем источнике, я пошел просить милостыню у местных жителей, и мне поднесли ячменную муку для моего дальнейшего путешествия.

Страшные места

В Шелкар располагался приток реки, куда люди сбрасывали мертвые тела. Люди побогаче отвозили своих мертвых в более святые места, такие как Дупде. Здесь же люди жили бедные, и поэтому просто скидывали трупы в открытую реку. Я провел там одну ночь: Это было, возможно, самое страшное захоронение из виденных мной, и у меня там было несколько чрезвычайно пугающих переживаний. Во-первых, там было много странных свистящих звуков. Появилось четыре или пять волков, а затем мертвые тела упали практически над тем местом, где я сидел. Когда я осмотрел это место утром, я нашел лишь три больших камня, трупов там не было!

Проходя Цамбулинг в сторону Гоцанг, я прибыл к горной пещере в самой середине горы Ципри. Ветер был настолько сильным, и в воздухе было так много пыли, что мне пришлось читать текст Прибежища, спрятавшись за большим камнем. На следующий день я заболел, но заставил себя идти дальше. Я дошел до небольшой горы под названием Кунцом Гьялпо. И хотя на вершине развевалось много молитвенных флажков, это было очень страшное место. Когда я попробовал забраться выше, прямо на меня сбежали два скелета. Я подумал: «Это место - подлинная Ньенса!» (место силы для практиков Чод, полное духов и привидений, - прим. Aniezka). Я тут же достал ганлин и дамару и начал практику. Затем вдруг поднялся ослепляющий шторм из пыли, и демоны исчезли из виду.

Я расставил свою палатку на вершине горы для практики ритуала Чод. Но ночью поднялся сильный штормовой ветер, спустивший мою палатку вниз по склону. Я знал, что не смогу следовать за ней при той скорости, на которой она неслась, поэтому я просто решил не думать пока о палатке, и остался на вершине горы, делая свою практику. Однако в ранние утренние часы мне приснилось, что появился человек, одетый в белое, и положил мне на подушку подарок. Когда же я проснулся, то обнаружил белую сумку, в которой было немного ячменя, а также пять или шесть тибетских монет. Поскольку мне показалось, что это упало откуда-то со стороны молитвенных флажков, я вернул сумку на то место. Затем я отправился на поиски своей палатки и нашел ее глубоко в лесах, наполовину покрытую песком. К счастью, мне удалось ее достать и снова установить.

Однажды я встретил монахиню, которая шла с 10-15-тью овцами и читала молитвы. «У каждой из моих овец есть имя», - сказала она мне, взглянув на них с нежностью. Я сразу же вспомнил о совете Геше о том, что мне понадобятся животные, чтобы перевозить мои одеяла и провизию. «Я собираюсь посетить сто кладбищ для практики Чод», - сказал я ей, - «мне нужно несколько овец для перевозки моих вещей. Не могла бы ты дать мне одну или две овцы?»

Но она ответила: «Я слишком сильно люблю своих овец, и не могу отдать ни одну».

Мы дошли вместе до местного монастыря Кьецанг гомпа, болтая по пути. «Я из Кхапма и я люблю Чод. Если ты практик, можешь ли ты провести для меня ритуал?», - спросила она. Я провел практику Чод и станцевал ритуальный танец. Она была восхищена и подарила мне небольшую сумочку с ячменной мукой. Смотря на меня пристально, она сказала: «Теперь я вижу, что ты честный практик и не съешь мою овцу, если я тебе ее отдам. Моего старшего барана звать Тарчин Норбу (совершенная драгоценность). Он питается только ячменной мукой. Ты должен очень хорошо о нем заботиться!». Говоря так, она показала мне своего старшего барана. Баран был очень большой с огромными рогами, с белым телом, черным лицом и ногами. Этот умный баран мог, на самом деле, понимать мои слова. Если я ему говорил: «Иди поешь травы», - он так и поступал. А если я говорил: «Иди сюда и ложись спать», - он следовала моей команде.

Я обнаружил, что в том монастыре жил большой лама по имени Трипон Ринпоче. Этой ночью я оставил свою овцу, Норбу, у монаха, жившего в пещере под монастырем Кьецанг, и на следующий день отправился повидать Ринпоче. К сожалению, Ринпоче отсутствовал – он был в ретрите. Но они прислал мне сообщение через своих помощников, сказав, что я должен встретиться с другим ламой, живущим неподалеку, объяснив, что «это будет то же самое, что увидеться со мной». И так я готовился к встрече с Кушап Лама. Когда я пришел к нему, то застал его за поеданием пирожных с сумкой ячменной муки рядом с ним. Он был не очень стар и оказался родом из Кхама.

«Откуда ты?», - спросил он.

«Я ученик Наптра Ринпоче, и он наказал мне посетить сотню кладбищ. Могли бы вы дать мне какие-нибудь передачи или практики?»

«Это прекрасно!», - сказал он. «Я впервые слышу о практикующем из Дингри, делающим эту практику посещения сотни мест. Если ты можешь исполнить пожелания своего мастера – этого достаточно. У меня нет для тебя других наставлений». Затем он дал мне длинный защитный шнурок. «Если ты намерен совершить эту практику, готовься к тому, что будет много трудностей. Пожалуйста, возьми с собой эту ячменную муку». Я заметил, что он не был богат и жил как простой йогин.

Я ответил: «У меня достаточно муки», - и вернул подарок.

«Ты кажешься мне особенным человеком. Это благоприятно, что я тебя встретил», - таковы были его прощальные слова.

Приключения с бараном

Предполагалось, что я завершу свое путешествие по местам захоронений через три месяца и десять дней, но возвращаясь обратно, у меня еще оставалось десять дней. Прибыв в место под названием Цакор, я практиковал на огромной скале прямо под деревней. Пока я делал свою практику, вдруг появился мужчина, одетый в красное, и сказал: «Я принесу траву твоему барану».

Я ответил: «Замечательно, моему барану нужна еда». Мужчина в красном дал мне горсть цветков стручкового горошка. Я был удивлен увидеть эти зеленые растения, ведь еще была зима, и вокруг все было сухое желтое и коричневое. Я подвязал эти цветы к центральному шесту палатки и, проснувшись следующим утром, думая, что возможно это был сон, поднялся взглянуть, были ли цветы на месте. Они все еще были привязаны к шесту. Я дал эту траву своему барану Тарчин Норбу, и сохранил одну веточку для себя в качестве священного объекта, чтобы помнить о встрече с этим волшебным существом.

Из Цакора я 5 часов добирался до Пангри. Семья местных жителей пригласила меня остановиться у них, угостив меня супом с лапшой и чаем. Пересекая перевал за деревней Пангри, я достиг долины Патруг, и нашел там кладбище Гьяша. Хотя простые жители называли это место таким образом, местные монахи сказали мне, что настоящее значение этого места: «шляпа сотни священных мест». Это было очень приятное место, и люди говорили, что ученик Миларепы, Шива О, останавливался там. Поскольку это место было изолированным, воду приходилось таскать снизу. Я провел в этом месте 4 дня. Там было еще два старых практика, а также четыре или пять монахинь. Все пили просовое вино, и я пил вместе с ними. Один из йогинов отметил ловкость моей овцы: «У тебя великолепное животное. Оно может лазить за тобой вверх и вниз по склону горы, и следует за тобой во многие священные места. Ему повезло, что он с тобой. Как его зовут?»

«Тарчин Норбу», - ответил я.

Йогин продолжал: «Это просто животное. Достигнет ли он просветления или нет – я не знаю. Но поскольку это очень благоприятная ситуация, что он путешествует с тобой, практиком Чод, я дам ему имя Калсанг Норбу (драгоценность удачи)». Однако когда я обратился к своему барану по имени Калсанг Норбу, он никак не отреагировал. Так что я по-прежнему продолжал называть его Тарчин Норбу! Этот баран был себе на уме.

Отсюда я отправился в Тругду, где жили два ламы. Один дал мне благословленные пилюли и сказал: «Ты исполняешь пожелания своего ламы, и это имеет большое значение. Мы не можем предложить тебе больше этого». Я дал одну пилюлю своему барану.

Затем я отправился в место под названием Кара, где располагался монастырь Гелук и община монахинь. Здешнего ламу звали Гари Ринпоче. В прошлом он был монахом в Шелкар, но ушел оттуда, чтобы жить здесь, в маленькой деревеньке, и люди его очень высоко ценили. Этот Ринпоче пригласил меня в свой монастырь и попросил монахинь приготовить мне чай. Он был очень разговорчив, но мне показалось, что он не любит животных.

Он сказал: «Это неправильно, ты должен держать своего барана снаружи». Но когда я оставил Норбу снаружи он начал без остановки блеять: «Беееееееееее, бееееееее». Это разбудило Ринпоче. «Твоя овца представляет собой большую проблему. Она не спит, и бесконечно плачет». Я ответил, что ему надо было разрешить остаться со мной, потому что иначе она будет чувствовать себя одиноко и будет плакать. Так, я забрал барана в комнату Ринпоче, но поскольку он была животным, всю ночь он испражнялся в его комнате!

Несмотря на этот конфуз, Ринпоче щедро угощал меня прекрасной едой и чаем во время моего пребывания у него. Он сказал: «Здесь захоронений нет, но дальше, вверх по горе, есть место, где мы подносим молитвенные флажки двум божествам-охранителям. Это место может быть весьма страшным ночью. Ты совершенно точно можешь практиковать там Чод». Последовав его совету, я отправился вверх по горе со своей овцой и выполнил практику, но не увидел никаких манифестаций.

Далее я прошел поселение кочевников и высокий перевал, с которого открывался вид на мою родную деревню. Рядом с перевалом я встретил мужчину, который назвался Шеки Нелунг – это было имя очень известной зажиточной семьи из деревни Дингри. Мы шли вместе, но, еще не дойдя до деревни этого человека, оказались у священного места под названием Цари Бук. Он сказал мне: «Если ты собираешься провести здесь ночь в пещере, добро пожаловать ко мне в дом завтра!». Я согласился, но поскольку у меня с собой было несколько довольно тяжелых одеял, я попросил его забрать их в свою деревню на лошади, чтобы после я смог их там забрать.

Смотрителем этого места была практик-мирянин, чья жена была очень стара. Он пригласил меня остановиться у него на один день и приготовил праздничный ужин. Позже он сказал мне, что он сын ламы по имени Кушу Гьялцен, которого я приглашал провести цог в то время, когда работал правителем Шика. Когда я объяснил ему, кто я такой, он очень взволновался и с радостью показал мне тайную комнату под пещерой, где находилось много древних статуй и ступ. На следующий день он проводил меня до деревни.

По дороге я зашел к человеку, у которого оставил ранее свои одеяла. Но люди из его семьи в деревне Цари Бук сказали мне, что он отправился в горы, и его здесь нет. Они отказались вернуть мне мои вещи, несмотря на то, что смотритель также просил их об этом за меня. Оказалось, что человек, которого я встретил, был совсем не богат, хотя его фамилия принадлежала богатой семье. И даже если бы он был дома, то не вернул бы мои вещи. Так я потерял свои одеяла.

Небесные похороны

Я практиковал Чод рядом с деревней Дингри в месте под названием Нечунг Пула в Сингатрак. Наконец, я посетил пещеру Мачик Лабдрон, в которой уже однажды бывал, и остался в ней на 2-3 дня. Отсюда я направился через перевал Дингри-Кхангмар в место под названием Дунца. Я дошел до кладбища Лангкор, которое считалось очень страшным местом. Но я совсем не нашел его таким уж пугающим. Единственное – там раздавался вой диких шакалов. На следующий день кто-то принес труп старика для небесных похорон. Я размышлял о непостоянстве жизни и исполнил танец Чам и ритуал Чод.

Никогда раньше не видев, как обращаются с трупом, я стоял и следил за процессом. Вначале они сняли одежду и положили тело на камень лицом вниз. Я спросил монаха, отвечающего за ритуал похорон: «Почему Вы не кладете труп по направлению на Запад так, как это делается традиционно, почему вы размещаете его лицом вниз?»

«Потому что труп располагается в направлении монастыря Падампа Сангье в Лангкор, который расположен снизу», - объяснил он мне.

Пока труп так лежал, работники пили рисовое пиво и пировали. Затем они сняли свою обычную одежду, надели плащи и взяли ножи. Сначала они разрезали спину трупа. Они вытащили все мышцы и мясо, оставив кости и другие остатки. Они запаковали это мясо в большое одеяло и отложили в сторону.

К этому моменту все стервятники уже собрались вокруг тела и ждали. Обращаясь к этим птицам, монах скомандовал: «Теперь примите это подношение». Вороны также прилетели, но им не разрешалось есть. Стервятники вытянули шеи, но пока еще не притрагивались к еде. Когда я спросил почему они не едят, монах объяснил: «Король птиц, хозяин этих мест, еще не прибыл». Рядышком разожгли благовония, поднесли ячменную муку – в западном направлении.

В этот момент король птиц появился со стороны мыса и подлетел, проделав необычный маневр, к месту похорон. Когда король птиц приземлился, его крылья издали особенный звук «шшшшшш». Хоронящий монах озвучил имя того, кто умер, и птица ответила карканьем: «аааарркк, аааррррк».

Монах объяснил: «Когда птица прилетает и издает звук «шшшш», она спрашивает таким образом: «кто этот человек?». Затем я сообщаю имя умершего. А когда птица издает звук «аааарркк, аааррррк» - это означает: «я сожалею о вашей потере». Затем король птиц принялся клевать тело, после чего и другие птицы присоединились и стали есть. Даже кости были съедены моментально, буквально одним глотком, ведь у птиц были очень мощные клювы. Кроме головы и костей ног, они съели все менее чем за 10 минут.

Монах разломал оставшиеся кости на кусочки и смешал их с мясом, которые было отложено предварительно. Все это было съедено в течение минуты хищными птицами. В конце концов, осталось лишь несколько костей. Их поместили в маслянистую впадину в скале и стали толочь их камнем. Затем они поместили голову в скалу и также ее размололи. Смешав кости с мозгами, эту смесь также отдали стервятникам. Птицы особенно нетерпеливо кружили в ожидании этой еды, словно это был деликатес.

Кроме четырех или пяти кусков костей, которые птицы не смогу съесть, все тело было сожрано подчистую. Потом, эти оставшиеся кости сожгли в костре в лесу неподалеку от места похорон. Птицы были абсолютно сыты, они расселись спокойно вокруг места погребения и чистили свои перья. Работники кладбища отдали имущество умершего, одежду и другие мелкие предметы, носильщикам воды.

Подчинение собак

Затем я отправился в деревню под названием Шингри с двумя другими монахами. Там я также практиковал Чод. На следующий день мы пришли в огромное поселение кочевников.

Кочевники традиционно владеют большими собаками. Как только мы подошли ближе, три огромных мастиффа атаковали нас. Со мной была моя овца, однако собаки были совсем не заинтересованы в ней, они хотели кусать только нас! Я вынул шест от палатки и попытался их остановить, но собаки по прежнему нападали на нас. Они были гигантского размера!

Я визуализировал Трома Нагмо, гневное божество, и набросился на собак. Я ударил одну собаку по голове шестом от палатки с криком: «Ха!». Я стукнул ее так, что она потеряла сознание. Через некоторое время собака очнулась, ведя себя так, будто она пьяна. Другие собаки отпрянули назад.

Затем все кочевники побежали встретить нас. Но они вовсе не разозлились. Напротив, они сказали: «Вам повезло, что вы смогли ударить эту собаку! Обычно никто не может к ней даже приблизиться. Она погрызла многих и всегда преследует людей, даже если они едут на лошади. Даже сейчас, когда она была привязана металлической цепью, посмотрите, как легко она вырвалась». Кочевники были добры и щедры. Они увели собак и угостили нас огромным куском баранины.

В это самое время, хотя мы не были свидетелями происходящего, мы услышали новости о конфликте между китайскими войсками и тибетцами на западе. Об этом велись бесконечные разговоры. Монах, с которым я путешествовал, сказал: «Ты такой сильный! Если ты смог подчинить эту собаку, то сможешь подчинить десять китайцев без проблем!». Они попросили меня отправиться с ними в Кьиронг на западе, но поскольку я не мог дождаться, когда я, наконец, встречусь со своим учителем, я не присоединился к их военному маршу. Мы поделили мясо на две части и расстались.

Большое наводнение

На обратном пути я проходил реку, впадающую в небольшое озеро, над которым нависали большие горы. Подходя к реке, я набрал древесины в лесу, разжег костер и начал варить баранину. Когда еда была почти готова, я взглянул наверх и увидел, что в небе сгустились черные тучи. Взглянув затем вниз, я увидел нечто, что выглядело как белая лошадь, бегущая в мою сторону. Решив, что это всего лишь призрак, созданный духами местности, я тут же достал ганлин и дамару, и начал практиковать под стремительно темнеющим небом. Но когда я снова взглянул туда, то понял, что это была вовсе не лошадь, а гигантская стена воды. Вода в реке поднималась!

Я погнал свою овцу в безопасное место, в то время как река наполнялась водой и выходила из берегов. Мой котелок с мясом смыло водой, только палатка еще оставалась на месте. Мои дамару и ритуальные предметы намокли, а все мои одеяла уплыли вниз по течению. Карабкаясь наверх, я увидел небольшой белый домик и пещеру. Надеясь, что кто-то живет там, я взобрался на холм, помогая себе палкой и ведя за собой овцу. Приближаясь к белому дому, я обнаружил себя на пастбище, огороженном вокруг каменной стеной. Я повесил палатку на стену сушиться, но лечь отдохнуть не смог, так как вся земля была испачкала овечьими испражнениями. Так что я просто сел в медитационную позу Будды Вайрочаны.

В сумерках я увидел, что кто-то ко мне приближается. Это был мужчина в белой чубе, его волосы были заплетены в косы, а спереди была челка. Один рукав был снял, и он нес воду в глиняном горшке, а также веревочную сеть. Я подумал, что должно быть он житель того самого дома, расположенного сверху. Но когда он подошел к тому месту, где висела моя палатка, он словно испарился. Я встал и стал искать его, но никого не обнаружил. Позже я слышал звук падающих камней в том самом месте, где сохла моя палатка. Я предположил, что, должно быть, это просто вода, капающая с моей мокрой палатки. Когда я проснулся следующим утром, никаких видений больше не было. Однако когда я начал запаковывать свое укрытие, я заметил мертвое тело, лежащее между камней. Должно быть, это был брошенный труп. Возможно, он и был той сущностью, которая спускалась вчера с холма?

Я отправился к приозерной стороне и выполнил там практику Чод и танец Чам. Затем я повстречал двух высоких женщин, доивших яков. Старшая из них жаловалась на зубную боль, и попросила почитать мантры для излечения ее недуга. Это сделало ее очень довольной и она предложила мне чай. «Тебе повезло, что ты не погиб во время наводнения. Мы называем это наводнение «река, пожирающая людей», - сказала она. «Много людей из-за него умерли». Судя по всему, это было связано с гневной активностью божества монастыря Понгронг – места, которое я ранее посетил.

Отсюда было некуда больше идти. На западе дорога упиралась в перевал Кьиранг, поэтому ничего не оставалось, как повернуть обратно. Ночь я провел в Шапкар. Там я познакомился с глубокорелигиозной супружеской парой, у которой была одна дочь. Их дом был очень скромен, там был лишь небольшой сарай для овец с простой крышей. Работой отца семейства было написание мантр на камнях. Из-за их сильной веры в буддизм, они попросили меня остаться и практиковать Чод. Они сказали мне: «Если ты поднимешься вверх по холму, ты выйдешь к пещере Пепце, которая служила жилищем Миларепе. Если ты останешься там, мы обязуемся носить тебе еду в течение месяца». Но и это был не предел их религиозного порыва. «У нас только одна дочь», - сказали они и попросили меня жениться на этой добродетельной девушке. Поскольку срок моего паломничества подходил к концу, я должен был отложить любые решения подобного рода. «Прежде я должен повстречаться со своим ламой и я сделаю то, что он мне скажет», - ответил я. «Позже я вернусь, чтобы практиковать в этой пещере».

Водные демоны

На обратном пути я забрел в монастырь Начолинг – в этом месте берет свое начало большая река. Лама, живущий в этом монастыре, пригласил меня в свою комнату, рассказав, что его статуя издает какие-то звуки ночью. Он попросил меня исполнить для него ритуал Чод. Этот лама был нингмапой, и также получал передачи и посвящения от моего Учителя. Он сказал: «Ты посетил так много мест, что должно быть очень устал. Ты можешь отдохнуть здесь». Я остался провести ритуал, а он устроил для меня большое религиозное пиршество с йогуртом и едой, приготовленной его сестрой - монахиней.

Монастырь располагался рядом с речным источником под названием Бумчу, что означало: «вода, исходящая из вазы». И хотя это было настоящим названием этого места, некоторые люди звали его Понг-Чу, что означало «ослиная вода».

Над этим местом располагалась ступа под названием Бумпа («ваза»). Под ступой, прямо из горы, били источники, и люди считали это место священным. Лама сказал: «Это источник реки Бумчу, впадающей в Индию. Тебе следует практиковать Чод здесь в течение одной ночи. Ты можешь столкнуться с кем-то очень страшным». Следуя его совету, я выполнил практику Чод и танец Чам. В начале никаких манифестаций я не заметил, но через какое-то время появился наг – существо, напоминающее змею. Он был блестящего черного цвета, нижняя часть его тела выглядела как хвост змеи и оставалась неподвижной, в то время как верхняя часть тела яростно корчилась. У него было гневное лицо с клыками, как у собак, при этом он очень громко кричал. Я обратился к этому демону-нагу со словами: «Не волнуйся. Если ты голоден, я дам тебе свое мясо. Если ты хочешь пить, я дам тебе свою кровь». И тут наг заговорил: «Я не возьму твою плоть, а кровь возьму». Медитируя, я предложил ему кровь из своих пальцев.

Обычно в практике Чод, мы подносим как мясо, так и кровь, демонам. Мы представляем, как кровь превращается в молоко, и исходит от таких божеств как Ченрезиг или Мачик Лабдрон в качестве подношений. Таким образом, мы распространяем наше сострадание на демонов и духов, которые могут угрожать человеку.

После того, как жажда нага была утолена, он погрузился обратно в реку. Когда его голова еще оставалась над водой, он сказал мне: «Этой крови недостаточно, я выпью больше». Он пропал под водой, и тут на месте нага вдруг появились двое молодых мужчин с лошадьми. Их волосы были заплетены в традиционном стиле. Мужчины дрались на ножах. Один был сильно ранен, и из его тела вылилось много крови.

Годами позже, когда люди из этой местности прибыли в Катманду, я расспросил их об этом месте, и они связывали со мной то, что произошло там. Когда китайская полиция 20 лет назад ослабила вожжи, и людям было позволено развешивать молитвенные флажки снова, разразилась драка. В этом месте был убит человек из-за спора за землю. Мое видение было предсказанием этого убийства.

На следующее утро я отправился к ламе, предложившему мне практиковать там, и рассказал о своем опыте. Затем я собрал свои вещи и уехал из монастыря.

Эту область населяли кочевники, живущие в палатках. Продвигаясь на восток, я встретил какие-то старые руины, относящиеся к кочевникам. Я слышал о том, что эти места были очень страшными, и отправился практиковать там Чод. Возможно, это был дух местности, но передо мной появился старый мужчина, одетый в пальто из овечьей шкуры и в желтой шапке, при этом он вращал молитвенный барабанчик. Он спросил меня: «Что ты здесь делаешь?», и я ответил: «Я практикую Чод». Тогда он сказал: «Если ты хочешь практиковать Чод, ты должен делать это в скалистых местах вон там». Затем он ушел.

Когда я проснулся ранним утром, я увидел, что прилетели восемь или девять птиц Кхонгмо, похожих на журавлей. Эти прекрасные птицы сидели вокруг меня. Больше в округе никого не было. Когда солнце взошло, я возобновил свое путешествие.

Когда я уходил из этого места, еще одна сумасшедшая собака стала меня преследовать. И это было реальностью, а не видением. Защищаясь при помощи трости, которую я использовал для ходьбы, я пытался уйти от нее, но собака продолжала меня преследовать. Мне понадобилось два или три часа, прежде чем я сумел от нее отделаться. Я спрятался за песчаным холмом, а собака проследовала дальше вдоль берега. Выглянув из-за песчаного холма, я увидел, как собака побежала к каким-то кочевникам с яками.

Затем я отправился в место, где стояли разрушенные старые дома и было развешено много молитвенных флажков. Ночь я провел в старом амбаре. Я сделал там практику Чод и исполнил танцы Чам. Никаких особых проявлений той ночью не было, если не считать звука раковины два или три раза. Я проснулся с рассветом и отправился осмотреть разрушенные дома и молитвенные флажки. Прямо у ступы, где люди развесили свои флажки, я обнаружил очень красивую статую Ганеши. Она стояла тут, должно быть, с древних времен. Я очень хорошо запомнил этот образ. Даже сейчас божество Ганеша имеет для меня особое значение.

Плоды благого и неблагого

Я остановился в монастыре Тракар у старого йогина, который попросил меня провести ритуал Чод в его доме. Йогин был очень доволен моей практикой и сказал: «Пожалуйста, оставайся! У меня много чая. Завтра я покажу тебе священные реликвии монастыря». Поскольку этот монастырь очень древний, в нем находилось много древних статуй и рисунков.

«В Тралкар есть кладбище с огромным плоским камнем. Говорят, что этот камень появился у нас из Индии. Это очень страшное место, и поэтому тебе стоит сделать там Чод». Затем он проводил меня туда. Плоский камень располагался на склоне холма, и был размером с целую комнату. В самом центре камня проходила трещина.

Я спросил своего провожатого о причине этой трещины. «Однажды здесь был похоронен мясник простолюдин. И из-за нечистоты этого человека камень разломился надвое. Также на этом камне провели кремацию одного ламы».

«Так камень треснул из-за похорон этого мясника или из-за погребального огня от этого ламы?», - спросил я. Он ответил, что сам не знает. Я сказал ему: «В Дхарме нет высшего или низшего – все равны. Есть лишь доброе сердце и злое сердце. Камень треснул не из-за мясника, а, скорее всего, потому, что на нем слишком часто разжигали костры. Пожалуйста, в следующий раз, не говори так о простолюдинах, потому что образованные люди тебе не поверят. Лучше говори, что камень раскололся из-за сильного огня». С этим йогин согласился.

Поскольку мне не удалось разбить свою палатку прямо на этом камне, я просто сложил ее и использовал в качестве сидения, пока делал там свою практику Чод. Камень впитал в себя скверный запах от небесных похорон: остатков сломанных костей и человеческого жира. Этой ночью, во время практики, вдруг, во всех направлениях, появилось много шакалов, лис и диких кошек, издающих неприятные и пугающие звуки. Я визуализировал, как подношу им свою плоть и кровь, а затем заснул крепким сном.

Мне приснился сон, в котором появился человек в белой накидке. Мы принялись спорить, а вскоре и вовсе драться. Я схватил его за волосы на голове и крепко держал. Вздрогнув, я проснулся и увидел рассвет. Затем я взглянул на свою руку и увидел, что она вся была в человеческих волосах. Я думал, что видел сон, но все случилось абсолютно реально! Когда я собирал свои вещи утром, я осмотрел все вокруг этого камня. И тут я обнаружил, что когда они проводят церемонию похорон, они срезают волосы и кладут их под камень, скармливая останки стервятникам.

Я вернулся к старому йогину и рассказал о том, что произошло. Он сказал: «Все верно. Всего лишь несколько дней назад умер пастух. Может быть, его ум все еще привязан к этому месту». Я дал им указания, чтобы впоследствии, во время похоронного обряда, также сжигали и волосы мертвых людей. Ничего нельзя оставлять. Он сказал: «Мы верим, что этот камень приплыл сюда из Индии тысячи лет назад, и если помещать волосы под камень – ум человека получает благословление». «Это так не работает», - объяснил я. «Лишь плоды благих и неблагих деяний влияют на ум, а не земной камень или волосы умершего. Когда вы очищаете камень от плоти и костей человека, вам также нужно избавиться и от его волос». Йогин понял мои слова и их смысл. Однако я не знаю, последовали ли они моим увещеваниям, поскольку у меня больше не было возможности вернуться в то место.

Роды

На следующий день, когда я шел по дороге, вдруг на встречу мне выбежала молодая женщина. «Куда ты так спешишь?», - поинтересовался я. «Моя подруга беременна, и сейчас у нее сильно болит живот. Я боюсь, что она может умереть. Никого в округе больше нет, и я подумала, может Вы сможете оказать ей помощь?».

Я последовал за ней и обнаружил ее подругу в сарае, всю покрытую потом. Я ощутил большое сострадание в сердце и сделал ритуал Чод для ее исцеления. Как только я закончил и отложил дамару в сторону, у женщины с громким криком родился ребенок.

«Мне нужно отрезать пуповину», - сказала ее подруга, торопясь. Я держал одеяла, пока она искала подходящий ножик. Маленькое тело ребенка дрожало по другую сторону, в то время как мать его лежала совершенно изможденной, словно она умерла. К пуповине в двух местах была привязана нитка. В центре был сделан разрез ножом, после чего брызнуло немного крови.

«Ребенок в порядке или она была ранена?»

«Ребенок в порядке», - ответила женщина. Она завернула новорожденного в белые одеяла и отнесла его отдыхающей матери. Женщина накормила уставшую мать ячменной мукой и кашей с маслом, после чего мать принялась кормить ребенка грудью.

Она попросила меня остаться на ночь, но я сказал, что я слишком занят и должен идти. Эта добрая женщина поднесла мне немного шерсти и масла. Я сказал ей: «Я не умею прясть и не знаю, что делать с шерстью, так что мне она не нужна. Кроме того, молодой матери это масло нужнее, чем мне». Так что, я отказался от подношений и продолжил свой путь.

Реализация

Затем я достиг места, огороженного каменной стеной. Этой ночью шел такой сильный ливень, что моя палатка и одеяла совершенно вымокли. От холода у меня стучали зубы, и я ощущал себя очень подавленно. После ночи, показавшейся мне вечностью, наконец, забрезжил рассвет. Я попытался отжать воду с моего одеяла и палатки, и развесил их сушиться на стене. Я подтянулся и залез на большой камень, сев там абсолютно обнаженным, пытаясь согреться на солнышке.

Во время медитации на этом камне я вдруг осознал природу непостоянства. Еще вчера у меня были одеяла и дамару, а сейчас я не мог использовать ничего из этого. Сейчас я был просто гол, как в тот день, когда родился.

Я задумался на тему того, что ни Миларепа, ни Падампа Сангье не владели дамару или какими-либо вещами в принципе. Так зачем же они нужны были мне? Я почувствовал себя таким счастливым и свободным, что стал громко петь. Вскоре я принялся распевать и танцевать на вершине этого камня голышом.

И в этот самый момент ко мне вдруг подошли трое мужчин и две женщины. Первый мужчина сказал, обратившись к другим: «Смотрите, там мертвое тело, и оно движется!». Они закричали. «Я не труп, я живой человек!», - ответил я им. «Это демон! Это демон!», - они с криком убежали. Я смеялся так громко, что чуть не упал со своего валуна.

Мои вещи, в конце концов, высохли, но запасы ячменной муки вымокли и испортились. Взглянув наверх, я заметил струйку дыма, исходящую от холма в отдалении. Я направился к этому источнику человеческого обитания, а по дороге встретил неопрятную старуху. Она не пригласила меня в свою палатку, но, вместо этого, вынесла шкуру яка и попросила меня сесть снаружи. Она предложила мне чашку чая и немного йогурта с ячменной мукой, а затем попросила меня вознести молитвы Таре. Я согласился, хотя у меня совсем не было свободного времени. После этого я обратился к этой старой женщине: «Я практик Чод, так что если Вы хотите, я могу провести для Вас этот ритуал». Но она уверенно ответила: «О, мне не нужен ритуал Чод, пуджи Таре будет для меня достаточно!»

За исполнение пуджы Таре она поднесла мне баранью ногу. Я сказал ей: «Мясо – это конечно хорошо, но будет более целесообразно, если Вы мне дадите ячменную муку для моего путешествия, так как у меня совсем ее не осталось».

Итак, я ушел от этой старой женщины с мешком, полным ячменной муки. Отсюда я направился в сторону озера на вершине холма. Это было очень приятное и спокойное место для практики. Солнце согревало своими теплыми лучами, трава была очень мягкой, и дождя не было, так что я заснул на солнышке голышом. Ночью я слышал, как о берег плещется вода в озере. Я выполнил свою практику Чод без каких-либо проявлений. На следующее утро, когда я уже собирался покинуть это место, на дороге вдруг возник заяц, словно преграждая мне дорогу. Если я пытался обойти его справа – он также шел в этом направлении. Если я пытался пройти слева – он снова преграждал мне путь. Куда бы я ни шел – он следовал в мою сторону. Потом я понял, что этот заяц был слепой, он просто следовал за звуками моих движений.

Предсказания ламы

Около полудня я прибыл в монастырь своего ламы. Прошло ровно три месяца и десять дней с тех пор, как я покинул его. Когда я достиг склона холма, я отправил Ринпоче сообщение о своем прибытии. Ринпоче прислал мне ответ, в котором сообщал, что мне не следует возвращаться этим вечером. Дословно там было следующее: «Это неблагоприятно возвращаться вечером. Лучше завтра утром – приходи, когда протрубят ганлины».

Многие друзья по Дхарме пришли поприветствовать меня. Некоторые принесли с собой лапшу, некоторые чай, еду, и много других разных подарков. «Что ты здесь делаешь?», - спрашивали они. «Пошли в нашу комнату!». Эти люди не знали о моем путешествии по кладбищам, потому что Ринпоче отправил меня в это паломничество тайно. «Ты сильно похудел и так почернел. Что с тобой случилось?», - интересовались они. Я сказал им, что был болен. «Если ты болен, пошли в нашу комнату. У нас есть хорошее место для сна».

«Я не хочу спать в комнате. Я несколько разленился», - отвечал я им. «Я останусь в своей палатке». Услышав такой ответ, он думали, что все это достаточно странно, и быстро ретировались.

Когда на следующее утро взошло солнце, я упаковал все свои вещи и принялся ждать. Я прождал несколько часов, прежде чем услышал звук ганлина. Только после десяти утра Ринпоче дал мне сигнал. Когда я двигался в направлении этого звука, я ощущал одновременно и счастье, и уныние.

Оставив сумки у дверей монастыря, я сразу направился к ламе – это традиция. Однако он сразу спросил меня: «Где твоя сумка?»

«У дверей», - ответил я.

«Принеси ее сюда», - скомандовал он. Ринпоче сидел на троне и также подготовил место для меня. Его помощники принесли мне чай. Он предложил мне тарелку с кусковым сахаром, с которой я взял кусочек или два.

Учитель попросил помощника открыть мою сумку. Ринпоче внимательно рассмотрел мою палатку и одеяла. Затем он принялся читать много молитв. Его лицо раскраснелось, и он смотрел в небо. Он читал молитвы и делал визуализации, сопровождая это мудрами.

Затем он попросил меня сесть. Ринпоче отметил, что в моей сумке было довольно много ячменной муки и мяса. Он спросил: «Откуда все это?»

«Я встретил женщину, которая дала мне много еды. Я ел это только в течение двух дней, и здесь находится то, что осталось».

«У тебя не было никаких проблем с едой, не так ли?», - Ринпоче рассмеялся.

Он расспросил меня о моей практике, о том, что я делал, где был, и какой опыт получил. Я рассказал ему обо всем.

События со смыслом

«Что из пережитого показалось тебе самым сложным?», - спросил он.

«Находясь у притока реки под деревней Шелкар, трупы падали в воду словно камни, и я чуть было сам туда не свалился. Там мне было сложнее всего».

Ринпоче объяснил: «Это место, где встречаются три реки, и, кроме того, это священное место Дордже Пагмо. Там ты получил благословление Дордже Пагмо».

Я рассказал ему о случае, когда повстречал два скелета и так сильно испугался, что просто остолбенел. Ринпоче некоторые время об этом размышлял. «Если бы эти два скелета поднимались вверх за тобой, а ты бы, наоборот, спускался, это было бы благоприятным знаком. Но в твоем случае, ты шел вверх, в то время как скелеты спускались. Это нехороший знак. Он означает, что у тебя будет мало учеников». В моем случае, они не только спускались, но еще и испарились. Если бы я исполнил танцы с этими скелетами, это создало бы причины для более благоприятного исхода.

Я рассказал также о разных ламах, которых повстречал на пути. «Это очень хорошо. Ты сделал очень хорошо», - отметил Ринпоче.

Я рассказал ему о том случае, когда попытался встретиться с очень высоким ламой, но тот был в ретрите, и, вместо него, я встретился с его другом, который ел простую, но душевную еду. «Большие ламы всегда будут добры к тебе».

Я поделился с Учителем историей о том, как попросил человека отвезти мои одеяла, но в итоге он их украл. «Это не проблема. Когда ты практикуешь Дхарму, будут возникать препятствия. Это препятствие он забрал с собой. Теперь тебе следует длительное время практиковать сострадание к этому человеку, не потакая своей злости и зависти».

Затем Ринпоче рассказал мне, что он повстречался с тем самым смотрителем – сыном Ринпоче, которого я в прошлом приглашал дать посвящения в Шика. И этот смотритель вспомнил об этой истории с украденными одеялами, добавив к ней недостающую главу. Этим летом в том регионе была жуткая гроза, во время которой того мужчину ударила молния и он погиб на месте. Не только он сам умер, но также и много его овец погибло. «Ты сделал это с помощью черной магии?», - спросил Ринпоче.

«Нет, я этого не делал. Это противоречит моей практике. На самом деле, я ощущал большое сострадание к нему».

Затем я описал ритуалы погребения в Лангкор, как скармливали тело птицам... «Это хорошо. Лангкор – место твоего рождения. Это хороший знак, что тебе удалось увидеть, как происходят эти похороны. Однако если бы ты увидел там труп женщины, это было бы более благоприятным знаком».

Затем я вспомнил историю в деревне Понгронг, где большая собака набросилась на меня. «Твоя коренная практика – Дордже Пагмо, гневная форма Ваджрайогини. Тебе следует ее практиковать».

Я рассказал о наводнении, которое все смыло. «Это знак, что однажды ты будешь жить в другой стране».

Я упомянул о ситуации с трупом, который я обнаружил в поле посреди камней и овечьего помета. «Этот знак указывает на то, что в будущем у тебя не будет проблем с едой, одеждой или богатством».

Я рассказал Ринпоче о паре резчиков по камню, которые предложили мне остаться и жениться на их дочери. «Это знак, что ты расстанешься со своей нынешней женой».

Я вспомнил про ламу, который устроил мне праздничный ужин. «В будущем ты встретишь много лам, которые помогут тебе в практике Дхармы».

Далее я рассказал о птицах Кхонгмо и о зайце, который перегородил мне дорогу. «Это указывает на то, что ты поможешь многим бедным и больным людям».

Я поведал о том, как увидел белую статую Ганеши. «Божества богатства будут к тебе благосклонны. Если ты будешь посещать жилые дома, то будешь приносить их обитателям удачу».

Я продолжил свой рассказ и дошел до того места, где встретил беременную женщину. «В будущем ты еще встретишь много ситуаций, подобных этой».

Я рассказал о старой женщине, которая дала мне ячменную муку и мясо. «Это знак, что божества всегда будут о тебе заботиться».

Затем я упомянул о том событии, когда практиковал сидя на большом плоском камне. Когда я обнаружил в своей руке волосы, очнувшись ото сна, в котором я дрался с мужчиной в белой накидке. «Это знак того, что многие будут завидовать тебе, но твоя практика будет такой же реальной, как золото».

Потом я рассказал ему о мужчине в красном, который подарил мне цветы зимой. «Это знак, что в конце своей жизни ты окажешься в месте, где урожай бывает и зимой, и летом».

Я поведал о монахине, которая отдала мне свою овцу. «Это указывает на то, что ты всегда будешь счастлив и психически уравновешен».

Таким образом, Ринпоче объяснял каждое событие, которое мне довелось пережить. Затем он спросил меня: «Зародилось ли в твоем уме бесстрашие?»

«Да, в моем уме и сердце нет страха. Во мне нет цепляний за материальное. Я не чувствую привязанности ни к плохому, ни к хорошему, ни к чистому, ни к грязному».

И снова Учитель спросил: «Ощущаешь ли ты равновесие ума, свободное от возбуждения или вялости?» Я ответил: «Да, именно это я ощущаю».

«Этого состояния сознания чрезвычайно сложно достичь. Из этого состояния очень легко обрести просветленный ум. Если ты сейчас вернешься домой к своей жене и родителям, начнешь питаться хорошей пищей, твой ум может деградировать, и все изменится. Ты снова разовьешь привязанность к материальным вещам, к дому, семье и комфорту, жене и детям. Ты будешь чувствовать отвращение при виде грязных вещей, и радость, когда вещи чистые. Если кто-то заговорит с тобой вежливо или злобно, ты почувствуешь симпатию или антипатию. Если ты обнаружишь, что твой ум изменился подобным образом, тебе предстоит пережить очень нехорошие чувства. Послушай меня! Храни сказанное в уме, который остается непривязанным к материальным объектам, и отправляйся в паломничество в Непал на год или два. Тогда тебе удастся успешно завершить путь Дхармы. Даже если ты не доберешься до самого Непала, все равно твое путешествие будет паломничеством. Если бы ты сейчас находится в трех шагах от смерти – с таким состоянием ума твоя практика будет успешной».

Как только я оправился от удивления, я сказал: «Я не уверен насчет двух лет. Я не знаю ни этот регион, ни его язык. Но в соответствии с Вашими указаниями, я отправлюсь туда на один год».

Паломничество в Непал

Приключения в земле Пал-Юл

Я остановился в пещере, в которой когда-то жила великая тибетская святая Мачик Лабдрон, продолжая получать учения у своего ламы и практикуя их. Я останавливался в этой пещере несколько раз, по разным случаям, в течение нескольких лет, и в этот раз там собралось для медитации около 13-ти мирян и монахинь. Поскольку Наптра Ринпоче попросил меня отправиться в Непал, я хотел отправиться в путь как можно скорее, но для путешествия у меня оставалось слишком мало ячменной муки. Так что я решил пригласить всех своих друзей по Дхарме на пиршество. Всю еду, которая у меня была, я поднес на этой церемонии, включая свой небольшой запас муки.

Обычно практики-аскеты очень бережно относятся к своим запасам еды, поэтому монахини заметили: «Он совершенно изменился, ведет себя как безумный». Одна старая монахиня даже сказала: «Он должно быть не в себе, скорее всего, сошел с ума». Другая монахиня, по имени Калсанг, была достаточно смелой, чтобы спросить меня напрямую: «Вы поднесли всю еду, которая у Вас была, на этой церемонии. Уж не сошли ли Вы с ума?»

«Я не псих, но я ощущаю некоторое сумасшествие, словно становлюсь необузданным», - ответил я ей.

Через три дня я снова позвал своих друзей в пещеру. В этот раз я попросил их забрать себе все мои вещи, столы, глиняные горшки, одеяла – все. «Я отправляюсь в Непал, и не знаю, вернусь ли я оттуда вообще. Берите все, кроме медных горшков, которые мне понадобятся в случае, если я вернусь». Они сначала очень стеснялись, но, в конце концов, разобрали все мои пожитки.

Через некоторое время один из лам в пещере подошел ко мне и также выразил свою озабоченность: «Я слышал, что ты раздал все свои вещи. Уж не помутился ли твой рассудок?»

Я ответил: «Я не сумасшедший. Просто я отправляюсь в паломничество».

«Хмм…кому же ты отдал свою хорошую чубу?»

«Я оставил ее себе в качестве одеяла».

«Продай его мне», - попросил лама.

Зная, что у этого ламы были хорошие ганлин и дамару из региона Кхам в Тибете, которые использовал его собственный гуру, я сделал предложение. «Если ты отдашь мне свои дамару и ганлин, я отдам тебе свою чубу, а затем смогу начать свое путешествие». Он просто влюбился в мою чубу, но также захотел и две кожаные сумки в придачу, которые я использовал для переноски муки. «Ты можешь забрать их тоже», - сказал я. Я очень обрадовался, что заполучил эти дамару и ганлин. Раздав все близким друзьям, у меня остался лишь деревянный рюкзак (wooden backpack в оригинале – подозреваю, что это какие-то носилки, которые носят за плечами – aniezka).

Перед тем, как отправиться в Непал, у меня появилось сильное желание увидеть своего деда Пенакпа, который был очень близок мне. Я обнаружил его спящим в поле посреди разобранного ячменя. «Куда ты направляешься?», - спросил меня он.

«Я просто иду в Ньялам, не очень далеко», - ответил я. Я не стал рассказывать ему о том, что раздал все свои вещи, и о долгом паломничестве, которое мне предстояло совершить. Пока я разговаривал со своим дедушкой на ячменном поле, моя недобрая мачеха наблюдала за нами из комнаты на верхнем этаже. Ее интересовало, с кем это мой дед разговаривает, а когда она поняла, что это я, она поспешила спрятаться!

Дедушка сказал: «Если ты просто идешь в Лангкор, тебе не нужно тащить с собой сумку. Ты можешь взять одну из моих лошадей». Но поскольку свободных лошадей не оказалось, он привел белого быка. «Возьми этого быка с собой в Лангкор!»

«Если я возьму этого быка, сможет ли он потом сам вернуться домой?», - спросил я.

«Нуу», - сказал он, - «конечно, этот бык очень послушный и очень хорошо знает дорогу. Просто подведи его вниз к реке, и он без проблем найдет дорогу домой». Перед отъездом, я молился, чтобы мне еще довелось увидеть своего дедушку. Об отце и о мачехе я так много не думал. Я поднес деду в подарок порцию мяса и отправился в путешествие. Оказавшись недалеко от Лангкор, я снял свои вещи с быка и провел его к реке. Бык направился прямяком домой.

Со мной все еще был мой баран в качестве компаньона, и хотя в деревне моего дедушки было поголовье более чем тысячи овец, я не хотел оставлять его там. Ведь в этой деревне постоянно забивали овец. К счастью, в течение своего путешествия я навести семью Маце в деревне Шелкар.

Это поселение, в районе Дингри, было названо самим Падампа Сангье в соответствии со следующей легендой: «Давным давно, когда Дампа Сангье искал камень, брошенный Буддой, он заметил кусок земли, не покрытой снегом. Подойдя к семье, которая там жила, он сказал им: «Я совершаю паломничество, и я очень замерз. Не могли бы вы предложить мне теплое питье?». У хозяйки этого дома было два чайника с чаем. Она предложила Дампа тот чайник, который был почти пуст, и, когда она наливала ему чай, он заполнил лишь половину чашки. В этот момент через окно засияло солнце и заполнило лучами чашку. «Как звать вашу семью?», - спросил Дампа.

«Чампа», - ответила мать.

«Твой чай не заполнил мою чашку, значит, вашей семейной линии не суждено быть богатыми. Однако поскольку солнце осветило чашку, ваша семейная линия будет долго существовать. Поскольку солнце взошло в тот миг, когда ты наливала чай, вас будут звать Шелкар или белый кристалл».

В Шелкар разводили овец, но не убивали их. Я объяснил этим добрым людям: «В деревне моего деда убивают овец, а у вас, насколько я знаю, нет. Этот баран сопровождал меня в моем паломничестве на 108 кладбищ, и я бы очень хотел сохранить ему жизнь. Поэтому мне хочется оставить его у вас. Вы можете состригать его шерсть, и использовать его в рабочих нуждах. Когда он умрет, вы можете просто выбросить его труп в реку, так что он не создаст вам проблем». Они пообещали заботиться о моем баране, и я отправился дальше своей дорогой. Примерно через пять лет, когда я остановлюсь в деревне Шерпа, у меня будет сон о нем. Тогда я сразу подумал: «Этот баран, должно быть, умер». В то время у меня ничего не было для ритуального подношения, так что я просто поднес масляные светильники и прочел молитвы для его блага.

Друзья на пути

Где-то в три-четыре дня я достиг Лангкор. Если бы я рассказал своей матери или сестрам о том, что я отправляюсь в Непал, они принялись бы плакать. Поэтому я решил не идти в саму деревню, а остановился в каменном сарае для овец. Когда стало смеркаться, я отправился в храм Мани неподалеку. Я оставил свои сумки снизу в саду и попросил у хранителя разрешения увидеть статую Падампа Сангье, и он согласился меня впустить. Я думал, что возможно это последний раз в моей жизни, когда я могу увидеть эту священную статую Падампы, так что я помолился перед ней и трижды обошел вокруг, прежде чем продолжить путь.

Я шел в ночи и вдруг увидел на дороге трех людей. Я размышлял над тем, что, возможно, они следуют в том же направлении, что и я. Один из них носил шапочку, какую обычно носят монахи. Эти люди казались настоящими практиками. «Откуда вы?», - спросил я их.

«Мы из деревни Суцо, которая находится под монастырем Наптра Ринпоче».

Я продолжил расспрашивать: «А из какой вы семьи?»

«Я Лосанг», - ответил монах, который оказался моим старым другом по Дхарме. На самом деле, мы даже вместе получали посвящение в практику Чод. Они также направлялись в Ньялам.

«Есть ли там какое-то место, чтобы провести ночь», - интересовались они.

«Это сложно. Для себя я тоже не нашел там места. Я собираюсь просто остановиться во дворе храма Мани». Лосанг, его жена Кончог, и их друг Ани Тимок, провели эту ночь рядом со мной. Они принесли дрова, так что мы сделали чай и сварили суп с лапшой. Отсюда мы решили дальше идти вместе, что дало мне возможность обучить их практике Чод по пути.

Однажды ночью мы обсуждали высокий перевал, который нам предстояло пересечь на следующий день. Поскольку они несли с собой шерстяные одеяла и большой кусок мяса для продажи в Непале, их рюкзаки были чрезвычайно тяжелы. Я предложил арендовать двух вьючных животных у моего двоюродного брата Намкха, который жил неподалеку. Это сильно облегчило бы нам дорогу.

Прибыв к дому Намкха к полуночи, мы постучали в дверь. Нам сразу же ответили и пригласили войти. Но мы объяснили: «Нам не нужно входить, мы просто хотим взять в наем двух вьючных животных для пересечения перевала. Мы отправляемся в путь рано утром». Они быстро привели для нас двух животных. Вскоре весь наш багаж оказался на спинах животных, и мы подошли к перевалу, имея в руках лишь палки для ходьбы.

Тем днем мы перешли через перевал и остановились в долине на другой стороне. Когда взошло солнце, мы приготовили чай, и я заплатил своему кузену парой добротных тибетских ботинок. Он вернулся домой, а мы продолжили путь в Ньялам. Дальше Лосангу пришлось тащить на себе очень тяжелую сумку. Видя это, я предложил сделать подношение некоторых вещей во время ритуала, чтобы облегчить груз – в это время мы как раз добрались до пещеры Миларепы. Они согласились, но когда мы принялись готовить подношения, их стали одолевать сомнения: «Если мы используем всю ячменную муку, что же мы будем есть дальше?»

«Мы можем просить еду в качестве милостыни. У нас будет достаточно еды!», - заверил я их. Но когда я сказал так, они просто рассмеялись. Никто из них не знал, как просить у жителей милостыню!

В то время как мы проводили церемонию, к нам подошли монахи из ближайшего монастыря и поинтересовались, что за ритуал мы исполняем. Мы ответили им, что делали практику подношений Чод. «Поскольку мы Гелукпа, вам не разрешено играть в дамару или колокольчики на территории нашего монастыря. Но сразу под этой пещерой есть дом. Там вы можете исполнить свой Чод». Нам разрешили зайти в дом с большим садом, и там мы провели наш ритуал.

Наконец мы прибыли в город Ньялам Цонгду. Поскольку была осень, многие приводили сюда своих овец, чтобы продать их на забой непальцам. Я не хотел видеть все эти убийства, и решил уйти. «Давайте отправимся в Непал как можно скорее», - предложил я своим друзьям.

«Если мы сейчас пойдем, то внизу попадем в самую жару», - возразил Лосанг. Но это была не настоящая причина, по которой он не хотел идти. Дело в том, что он был опытным портным, и здесь за такие услуги очень хорошо платили. Его жена также умела ткать фартуки и одежду. Они оба плотно занялись своей работой. Я сказал им, что, в таком случае, я отправляюсь дальше один, но они не позволяли мне уйти, настаивая: «Ты не знаешь, какой дорогой идти. Мы тебя позже проводим».

Тогда я попросил: «Раз уж вы решили остаться здесь, пожалуйста, проведите меня в пещеру, где я мог бы остановиться и практиковать».

Подруга Лосанга, торговавшая йогуртом и дровами, была родом из деревни на горе, располагавшейся недалеко от города, поэтому эта женщина очень хорошо знала эти места. Она сказала: «Есть много мест, где Вы можете остановиться. Наверху есть местечко Пулок, чуть выше над ним монастырь Пелай, а за монастырем есть гора со множеством пещер». И так я отправился вслед за этой женщиной, чтобы найти место для уединения.

Пещера пророчеств

Вначале она привела меня в свой небольшой домик. Ее мать страдала болезнью ног, и меня попросили провести целительную церемонию для нее. Я сказал, что постараюсь помочь, и ночью выполнил практику Чод, прогнав всех негативных духов этого места. На следующий день эта женщина привела меня в пещеру, располагавшуюся над красивыми пастбищами и небольшим женским монастырем Пелай. «В этой пещере ты будешь слышать разные звуки ночью, так что не удивляйся. Если тебе нужна еда, мы ее тебе принесем». Я остался в этой пещере на два месяца. Стали приходить люди с просьбами о гадании и разной помощи. Я решил выполнять практику Палден Лхамо и совершать ей подношения, так как это божество очень важно при выполнении определенных видов гадания. Чтобы выполнить ритуал гадания Палден Лхамо, нужно иметь ее изображение, пару игральных костей и зеркало. Изображения у меня не было, так что я направился попросить его в женский монастырь, расположенный ниже.

В промежутке между моей пещерой и женским монастырем жил старик по имени Непо Танг Гелонг, который находился тут в ретрите. Я пошел спросить Гелонга, могу ли я одолжить изображение Палден Лхамо на несколько дней. Пока я жил в тех местах, монахини пристально следили за Лхамо Церинг – женщиной, которая показала мне ту пещеру, а затем приносила мне еду и другие подношения. Они доложили обо всем Гелонгу, и он сказал мне шутя: «Тебе не нужно изображение Палден Лхамо, ведь к тебе ежедневно приходит Лхамо Церинг!»

«Кто рассказал тебе об этом?», - поинтересовался я.

«Монахини сказали мне, что видят, как она ежедневно к тебе ходит», - ответил он.

«Все верно. Она показала мне эту пещеру и предложила ежедневно приносить мне еду, если у меня нет своей». Гелонг рассмеялся и предложил мне рис и хороший чай.

«У меня нет ни одного изображения Палден Лхамо, но в женском монастыре внизу есть много. Можешь сходить туда поискать свое изображение».

Придя в монастырь, я попросил разрешения посетить основную алтарную комнату. Две монахини показали мне комнату, и в ней я обнаружил три изображения Палден Лхамо. «Могу ли я одолжить вот это изображение на один месяц для выполнения своей практики?», - спросил я.

Две монахини, которые были очень молодыми, ответили: «Нет. Мы не знаем, откуда ты. Если ты уйдешь со свитком, как мы потом разыщем тебя? Это невозможно. К тому же, старшие монахини очень строгие. Если мы делаем что-то хорошо, они не хвалят нас. Если же мы делаем что-то неправильное, они кричат на нас. Они не говорят ни «спасибо», ни «пожалуйста»! Они разозлятся, если мы отдадим тебе изображение».

Одна из этих монахинь сейчас живет в Дхарамсале. Другая же является моим консортом. Ее зовут Таши Лхамо (женщина удачи).

Так что мне пришлось делать практику без тханки в течение месяца. После этого, я сказал Лхамо Церинг, что мне нужно вернуться в деревню к своим друзьям. Она предложила, чтобы я пожил два дня в ее доме, прежде чем уйду. После чтения религиозных текстов в ее доме в течение двух дней, Дордже Пунцок – отец богатой семьи Шунгпа – спросил, могу ли я помочь в чтении 100 000 строк Праджняпарамиты в его доме с двумя другими монахами. Дордже Пунцок присутствовал и слушал, как мы читаем текст, а затем попросил свою супругу подарить мне серебряный подстаканник, со словами: «Этот монах заслуживает, чтобы пить из такой посуды». На самом деле, я был очень одаренным чтецом в этот период своей молодости. Мы читали текст в течение семи дней, и, читая его, я обрел глубокое понимание совершенства мудрости и пустоты.

Затем у моего покровителя возникла еще одна просьба. Обычно, во время сбора урожая, фермеры ведут яков топтать ячмень, но если вдруг пойдет снег – это уничтожит весь урожай. Дордже Пунцок объяснил: «Завтра я собираюсь разделить стебли ячменя при помощи десяти моих яков. Можешь ли ты сделать так, чтобы этой ночью не было снега?». Той ночью я подносил благовония и читал молитвы трижды. И этой ночью, на самом деле, не было снега. Возможно, это произошло благодаря моим молитвам, а может просто такова была погода. В любом случае, теперь Дордже был убежден в том, что я способен контролировать элементы.

«По возвращении из Катманду, добро пожаловать сюда! У меня есть одна пещера – как раз над той, в которой ты останавливался в этот раз. Я предложу тебе еду и одежду, и все что тебе будет нужно. Пожалуйста, возвращайся!»

Затем его супруга обратилась ко мне: «Люди из деревни Ньялам непредсказуемы. Сначала, они могут поддерживать тебя, но нет никакой гарантии. Хотя Дордже предложил тебе все, что нужно для жилья здесь, на самом деле мы можем дать тебе лишь масло и ячмень с нашей собственной земли. Может так получиться, что мы не сможем предоставить тебе мясо и рис, которые привозят из деревни». В качестве последнего знака признательности, перед тем, как я отбыл в Катманду, Дордже предложил мне чай, муку и масло. Он починил мои износившиеся ботинки, и очень хорошо ко мне относился.

Целительство по дороге в Катманду

Когда я вернулся на рынок и встретил там своих друзей, они были совершенно погружены в работу. Им хорошо платили, они хорошо питались, и поэтому больше были не заинтересованы в отъезде. Но, так случилось, что я встретил еще одну супружескую пару из моей деревни, которые тоже собирались в Катманду, и мы решили идти вместе. Вначале мы прибыли в Чогшам, где остановились у одной семьи в деревянном доме. В семье был сын, который уже долгое время болел, а в тот момент, когда мы приехали, у него были сильнейшие боли. Всем казалось, что он вот-вот умрет. Естественно, семья этого мальчика спросила, мог бы я провести для них гадание и как-то помочь их больному сыну. Я ответил: «Не знаю насчет гадания, но я могу исполнить Чод».

Той ночью я делал свою практику. Все двери были закрыты, но, как только я закончил ритуал, основная дверь с резким грохотом распахнулась! Все очень испугались. «Не волнуйтесь», - сказал я им, - «демон покинул дом».

«Это правда?», - спрашивали они.

«Да, правда. Демон, который вредил вашему сыну, ушел». Затем мы все отправились спать. На следующее утро отец семьи подошел ко мне с ведром кукурузной муки и риса и сказал: «Мой сын абсолютно выздоровел. Спасибо тебе большое!» . Я взял для себя немного провизии, а остальное отдал своим товарищам по путешествию.

Затем мы добрались до рынка под названием Драм, что по другую сторону границы. Это, должно быть, был год 1958. В Драм я остановился в доме семьи Шерпа. Там была большая комната с кухней и спальным местом, которую семья сдавала в аренду путешественникам. У жены хозяина был десятимесячный ребенок. Они рассказали мне, что двое их сыновей умерли, не достигнув годовалого возраста. «Мы ожидаем, что этот ребенок также умрет. Один лама сказал нам, что если мы сделаем подношение 100 000 торма, наш сын выживет. Поэтому мы каждое утро делаем это подношение. Поскольку ты знаком с этой практикой, не мог бы ты нам помочь поднести 100 000 торма для нашего сына?». Я согласился помочь, но как только увидел кухню, где мне предстояло сделать эти подношения, у меня было видение о многих путешественниках, останавливавшихся здесь. Они ели, распивали рисовое пиво, напивались и иногда дрались. Я объяснил хозяину, что нельзя делать здесь подношения, так как вся эта деятельность слишком разрушительна. Есть ли здесь более удаленное место для практики? Он сказал, что да, такое место было. На следующий день мы отправились искать подходящее место для практики.

У горы располагался монастырь и было несколько пещер, но в этих местах жило много народу. Чуть выше мы обнаружили укрытие из трех стен в тихом местечке с мягкой травой. «Отличное место, буду практиковать здесь», - решил я.

«Сюда могут прийти медведи и снежные леопарды, а твое укрытие не имеет двери! Это не безопасно для тебя», - предупредил хозяин.

«У меня есть небольшая палатка, которую я могу использовать в качестве двери. Если придет медведь или леопард, я стану дуть в ганлин». Но Шерпа все еще не был убежден. Я заверил его, что никакой проблемы не будет и снова заявил о своем желании остаться здесь. Следующим утром мы принесли продовольственные запасы на гору к моему убежищу. Через четыре дня хозяин пришел проведать, как мои дела. Он открыл дверь-палатку с вытянутым ножом в руке, на случай, если внутри находится дикий зверь, пожирающий меня. «Я все еще здесь. Пожалуйста, не входите», - сказал я, и он робко спрятал нож. Через два или три визита, он стал меньше волноваться, что меня могут съесть дикие звери, и был доволен тем, что может навещать меня примерно раз в 10 дней.

Я хорошо устроился в своем пещерном жилье. Когда, в один прекрасный день, у меня закончились спички, я не мог больше разжигать огонь. Я не мог сделать себе чай, так что мне пришлось питаться лишь сырой мукой и пить воду. Через три дня я услышал, как к моему укрытию приближаются тибетцы. Они отворили мою дверь-палатку, и я увидел монаха и женщину в фартуке с термосом в руках. Сначала я решил, что возможно это демоны, но когда они приблизились, то заговорили: «О, здесь лама. Здесь лама». Я пригласил их внутрь и предложил сесть.

«Откуда ты?», - поинтересовались они.

«Я из Дингри».

«Ты монах из Ципри?», - спросила женщина.

«Нет. Мой лама – Наптра Ринпоче».

Затем она сказал мне: «Я из Ципри, я ученица Трипона Ринпоче. Вчера мы встретили члена семьи Шерпа, который сказал нам, что здесь проживает лама, которому он носит еду. Мы решили, что ты, должно быть, ученик Трипона Ринпоче, ведь кто бы еще остановился в таком далеком месте? Поэтому я и пришла сюда тебя повидать. Но, несмотря на то, что ты оказался учеником Наптра Ринпоче, это на самом деле не имеет значения. Пожалуйста, угощайся чаем». У них были с собой три спички и я, наконец, смог разжечь огонь.

«Ваш чай был великолепным, но ваши спички еще более прекрасны!», - шутил я.

Монах, который оказался геше, расспросил меня о моем происхождении, и я сказал ему, что родом из семьи Пенакпа. «О, Пенакпа был моим спонсором! Ты монах из монастыря Шелкар Чёде?»

«Нет», - я пытался избежать разговора на тему того, как я работал чиновником.

«Если ты не монах из монастыря Шелкар Чёде, то ты, должно быть, чернолицый лама!». Я был поражен – Геше знал мое детское прозвище! Затем он встал и сделал предо мной три простирания. «Ты был хорошим мальчиком, когда был маленький, но сейчас ты великий практик. Я провел много пудж в твоем доме и хорошо знаю твою семью. Ты не должен оставаться здесь. Если у тебя нет ковров, чтобы постелить на землю, ты скоро заболеешь. Я приготовлю для тебя хорошее место рядом с монастырем».

Предложение было очень заманчивым, но я сказал ему: «Я должен поднести 100 000 торма. Когда я закончу, я спущусь». Через пять дней я завершил эту практику и отправился в дом Геше.

Геше жил в большом доме. Он показал мне другой маленький домик, где я мог бы остановиться, но здание не выглядело безопасным – крыша была готова вот-вот обвалиться. На отдаленном холме я заметил молитвенные флажки и скамейки и сказал Геше, что я лучше остановлюсь там. «Зачем тебе останавливаться там? Там Шерпы проводят свои пуджи. Ты не боишься оставаться в таком месте?».

«Я много раз останавливался вот в таких священных местах. Я не боюсь». Я возвел свою палатку между скамейками-бревнами. Геше принес мне котелок для приготовления еды, немного мяса, и одеяла из шерсти длинношерстного яка, которые я использовал в качестве ковра. Он навещал меня ночью, и мы вместе пили рисовое пиво. Я провел там пять дней, но вскоре почувствовал сильную боль в ногах. Возможно, это произошло потому, что, как Геше правильно заметил, я долго обходился без ковра. Боль становилась такой сильной, что мне приходилось использовать палки для передвижения. Геше рекомендовал мне отправиться в Татопани, где находились горячие источники, которые могли бы облегчить мое состояние. У Геше была супруга, которая помогла мне донести мой багаж, и мы отправились в Татопани вместе.

Я прибыл в большой двухэтажный гестхауз, но поскольку у меня была сильная боль в колене, я остался на первом этаже. Также там проживали два непальца, один из которых был стариком со множеством ран. Вспоминая о нем сейчас, я понимаю, что у него, вероятнее всего, была проказа. Я жил вместе с ним в одной комнате. Мы очень подружились и делились друг с другом едой. Я читал мантры и дул на его раны, и мы мылись вместе в горячих источниках. Через 15 дней он практически выздоровел и отправился домой. Мне же пришлось там задержаться еще на месяц, прежде чем я также выздоровел.

Видения и шаманы

Прямо под Татопани пролегала широкая река, через которую не было моста. Чтобы люди могли перебираться с одного берега на другой, между двумя деревьями была натянута веревка, с которой свисала корзина. Чтобы пересечь реку на этой повозке, нужно было заплатить 12 центов. После того, как я благополучно перебрался на тот берег, я встретил тибетцев. Когда я спросил, куда они направляются, они ответили: «Мы возвращаемся в Тибет». Мы разошлись в разные стороны и, продолжая нести свой рюкзак, опираясь на палку, я продолжил свой путь вдоль берега реки в сторону Катманду. Но думая о том, что мои братья тибетцы сейчас идут на север, обратно в Тибет, я чувствовал грусть. Я остановился, присел на большой валун и принялся медитировать на Гуру Ринпоче. Вскоре, большое облако над отдаленной вершиной вдруг приняло образ самого Гуру Ринпоче, четко и ясно. Он был одет в синие одежды, на голове была лотосоподобная шапка, в левой руке у него были атрибуты святого, а правой он указывал путь, которым я должен идти. Я ощутил счастье и успокоение.

Я продолжил идти дальше по дороге. Когда я достиг высокого перевала, я увидел в отдалении белые домики, окруженные зеленым полем. Идя в направлении этой деревни, я повстречал старую женщину с седыми волосами, одетую в красное платье. Она тащила на своей спине корзину с травой. «Куда ты направляешься?», - поинтересовалась она на диалекте Шерпа.

«Я понятия не имею. Мне негде остановиться. Может, Вы знаете место, где я мог бы провести ночь?»

«Да, конечно», - ответила она с теплотой. Я проследовал за ней в ее дом с маленькими комнатенками, выходящими окнами на небольшой треугольный садик, где стояли две коровы, привязанные к столбу. Крыша дома была покрыта шифером, а внутри находился травяной матрас и немного дров рядом с каменным очагом. Я очень обрадовался, увидев этот матрас и очаг. «Это подойдет?», - спросила она.

«Да, мне очень здесь нравится!», - ответил я. Я, наконец, снял свой рюкзак и обессилевший прилег на матрас. Через некоторое время женщина принесла мне тарелку с кукурузным тестом и чашу с йогуртом, со словами: «Если тебе негде жить, ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь. Я буду подносить тебе еду».

«Я останусь здесь немного, а затем отправлюсь в Катманду. Но позже я вернусь», - ответил я.

Я остановился в этом доме и практиковал здесь целый месяц. Меня очень радовал непальский пейзаж и домики. Все казалось таким волшебным и красивым.

Я отправился в Катманду с двумя тибетцами, с которыми познакомился в пути. Первым местом, куда мы добрались, было Намо Будда – священное место для буддистов. Там я исполнил подношение Чод. После этого, лама Таманг спросил меня, где я научился делать Чод. «Ты делаешь практику точь-в-точь, как мой лама Сурканг в Дингри. Поскольку ты знаешь эту практику, я позволю тебе остановиться здесь у меня», - сказал он. Я провел у него одну неделю и пообещал навестить его снова.

Затем я достиг Бодданатха – места с великой ступой. Там я провел месяц у старика, который изготавливал рисунки для гобеленов, а также заботился о ступе. Он был настолько добр, что давал мне пищу в течение всего моего пребывания у него. Из Бодды я направился в Джавалакхел и остановился в гестхаусе рядом с зоопарком.

Дальше я проследовал в Парпинг, где остановился в гестхаусе рядом с маленьким озером. Какие-то непальцы приходили ранним утром в храм для проведения пудж и церемоний, пели и играли на барабанах и колокольчиках. Там также жил старик, владевший единственным рестораном в деревне. Этот мужчина торговал мясом и рисовым пивом, а также регулярно посещал храм Ваджрайогини на холме. В то время там еще не было построено никаких монастырей, да и гестхаус был только один. Если не считать еще два или три дома, а также небольшой базар, Парпинг был фактически пустой. Утром единственными звуками, которые можно было услышать, было пение птиц и плеск воды в озере. Здесь было так тихо, что я провел в таком идиллическом Парпинге целый месяц.

Одной ночью я делал Чод в скальных пещерах над храмом. Около одиннадцати ночи из кустов вдруг появился тигр. Он царапал землю и громко рычал. Я подул в свой ганлин, и зверь отскочил от пещер вниз к ручью.

На следующий день я решил спуститься вниз через лес и осмотреть окрестности. Когда я зашел в чашу, я увидел красное сияние между ветвями. Когда я подошел ближе, я понял, что это был небольшой костер. Рядом с большим деревом и раскаленными углями на траве лежала женщина. Она была совершенно обнажена и покрыта пеплом. Вокруг шеи у нее висели четки. Рядом с ней на земле лежала палка-трость. Вокруг женщины и костра была натянута красная веревка. Эта странствующая йогини, женщина-гуру медитации, заговорила со мной на непальском: «Что бы ты ни делал, пожалуйста, не переходи веревку». Я подумал, что она, должно быть, является манифестацией Ваджрайогини или Дордже Пагмо, и очень обрадовался.

«Откуда ты родом?», - спросила она.

«Я пришел из Тибета. Но что ты здесь делаешь?»

«Я пытаюсь вызвать дождь».

«Прошлой ночью был сильный шум. Что это было?»

«Это были звуки тигра. Ты испугался?», - спросила йогини.

«Да».

«Чего бояться? Ты был защищен скальными пещерами. Я же находилась лишь под укрытием больших деревьев, но не испытывала страха».

Позже несколько непальцев пришли и принесли ей фрукты. Она надела красные одежды и ушла с ними. Следующей же ночью пошел очень сильный дождь.

Позднее я узнал, что эта женщина также получала учения у моего ламы, Наптра Ринпоче, во время его визита в Непал. Поскольку она умела вызывать дождь, король Непала назначил ее на особую должность, и она могла заходить во дворец в любое время. Она просила у правительства разрешения построить монастыри, и получила имя Ама Дэви. Позже я видел ее на фото вместе с королем: она носила свои длинные волосы подобно Шиве, держа ритуальный предмет в правой руке и вазу долгой жизни в левой.

Болезнь и исцеление

После месяца, проведенного у озера, я отправился в пещеру Асуров, где Гуру Ринпоче однажды медитировал на тантру Ваджракилая. В те дни тропинка туда была еле видна. Перед пещерой лежала груда кирпичей, служившая очагом, а свежую воду приходилось таскать из источника внизу. Прямо под пещерой жил низкорослый старый лама таманг, который говорил по-тибетски. Когда приходили паломники, он продавал им масляные светильники по цене две рупии. Этот лама советовал мне, где я могу собирать подаяния, говоря: «Если ты пойдешь этим путем, то получишь там рис. А если пойдешь сюда – кукурузу». Я провел там месяц, выполняя свои практики.

Когда пришло время идти дальше, лама таманг показал мне путь, который вел в Риксвор – другое священно место, связанное с Гуру Ринпоче. По пути в Риксвор, находясь на высоком перевале, я остановился в сарае, окруженном пастбищами. Этой ночью совсем рядом я услышал рев тигра и сразу вспомнил Ама Дэви.

Отсюда я спустился в долину и остановился у берега реки. И хотя там располагалось довольно много домов, само место было очень тихим. Продолжив путь, я сделал остановку на склоне горы, и местные жители помогли мне найти дорогу, ведущую в Риксвор. Они предупредили меня: «Это очень удаленное место, и там нет возможности остановиться на ночлег или найти еду. Если ты будешь просить милостыню, то сможешь получить лишь красный рис и кукурузное пиво».

Когда я прибыл туда, я остановился в убежище из трех стен, внутри которого стояла сломанная белая статуя Гуру Ринпоче. В этом самый момент я почувствовал себя очень плохо, и не мог понять, почему. Мои ступни и лицо опухли, и люди говорили, что моя кожа приобрела желтый цвет. Возможно, это случилось потому, что я долгое время жиль лишь на цампе и рисе, и совсем не ел мяса. Однажды, старая женщина народности таманг дала мне курицу, я съел ее, но лучше мне не стало. Лама-таманг предложил мне отправиться в Свайамбу, и приготовить там суп из мяса буйвола в качестве лекарства как раз от таких состояний. Я начал путь, но двигаться мог очень и очень медленно. Прошло целых пять дней, пока я добрался из Риксвора в Свайамбу.

В Свайамбе я остановился в гестхаусе, который, кстати, по сей день существует. Неподалеку мясники разделывали буйвола. Они обычно выбрасывали ноги, так я подобрал эти ноги и сунул их в какие-то глиняные горшки. Затем я их вымыл и целый день варил себе суп, а ночью, наконец, его съел. Хотя в ином виде это мясо очень жесткое и несъедобное, если его долго готовить, оно становится очень вкусным. Я ходил за подаяниями, и получил столько пива, риса и муки, сколько мне было нужно. Через месяц такого питания я поправился, и был даже способен обходить вокруг ступы и делать Чод, как раньше. Затем я снова вернулся в Боддху, но в этот раз остановился в другом месте. В то время там было много дров, а по улицам ходили ослики.

Я встретил двух тибетцев из Ньялам, которые приехали в Непал продавать овец. Мы были очень рады этой встрече, так как других тибетцев в округе не было. Одного звали Таши Топгье, а другого Тензин Норбу. У Тензина, старшего тибетца, всегда было припасено много историй, которые он любил рассказывать. «Если ты помолишься о чем-то перед ступой, ты обязательно это получишь. Если ты хочешь детей - получишь детей, а будешь молиться о богатстве – станешь богатым». Они дали мне мясо и муку из Тибета, а еще чай и немного денег. Их дела, должно быть, шли очень хорошо, так как они спонсировали перекраску ступы, а также разместили новые молитвенные флажки. «Давай вернемся вместе в нашу деревню, у нас там нет ни одного ламы». – просили они. Даже в Боддхе в то время был лишь один лама по имени Гья Лама. Ему принадлежал единственный монастырь, этого ламу все очень уважали. Если ты попросишь у него благословления, он только прочтет мантру Гуру Ринпоче.

«Я не могу уйти раньше, чем проживу тут один год, в соответствии с наставлениями своего ламы», - ответил я этим пожилым зажиточным тибетцам.

Пьяный лама

Проведя месяц в Боддхи, я отправился в Сангку, где находится древний священный храм Ваджрайогини. Прямо под храмом было место для жертвоприношения животных. Там стояла совершенно белая статуя Ганеши, а земля под ней была вся красная от крови. Поскольку это меня очень расстраивало, жители гестхауса, где я остановился, посоветовали мне перебраться в пещеры повыше. Я провел там двенадцать дней, а затем решить выдвигаться обратно в Татопани.

И снова мне пришлось переходить широкую реку, но в этот раз там была лодка, перевозившая людей с берега на берег. Это была длинная деревянная лодка, а люди в ней сидели друг за другом в длинную линию. Хотя лодка выглядела безопасней чем веревка и упряжка, которую использовали ранее, она неожиданно опрокинулась, когда мы почти достигли берега. Я не умел плавать, но, к счастью, мой ремень зацепился за гвоздь на лодке, и, держась за нее, я добрался до берега, где тут же ухватился за дерево. Я был в безопасности, но все мои вещи попадали в воду. Непальцы умели плавать, и они помогли извлечь мой багаж, однако моя мука и дамару были испорчены. Я остался сушить свои вещи, разложив их под деревом, в то время как остальные люди продолжили свой путь.

В этот миг мое сердце наполнилось одновременно и радостью и грустью. Я просто развалился там голышом. И вдруг появились две старые женщины таманги с детьми. Они закричали: «Ты совсем голый! Сумасшедший что ли?!»

«Нет, я не сумасшедший. Лодка, в которой я плыл, перевернулась и все мои вещи упали в воду. А сейчас я просто сушу свою одежду».

«О, тебе холодно?»

«Да».

«Ты бы хотел выпить немного настойки?»

«Да, не отказался бы».

Женщина достала фляжку и наполнила содержимым мою деревянную чашу. Я медленно пил настойку и не заметил, как напился. Чувство грусти покинуло меня, мое тело согрелось, и я начал петь и танцевать. Непальцы наблюдали с холмов и веселились, видя мой голый пьяный танец.

Этой ночью я спал под деревом без одеяла, потому что все мои одеяла промокли, и у меня был очень беспокойный сон. Передо мной стояла высокая черная женщина. Ее лицо напоминало лицо той женщины, которая ранее налила мне настойку. В моих руках был длинный меч, очень яркий и сияющий во всех направлениях. Я задумался, где я достал этот меч. Но женщина сказал мне: «Этот меч для того, чтобы ты отрезал себе голову. Хорошо, если ты это сделаешь».

«Но не умру ли я, если отрежу себе голову?», - спросил я.

«Ты не умрешь, не заболеешь, и даже не поранишься».

После этих слов взял себя за голову и рубанул по ней. Меч прошел, как по маслу.

«Отрежь еще раз!», - приказала она. Я отрезал еще над тем местом, где отрезал ранее. Во сне я не умер, не заболел и не поранился – все как она обещала.

Когда я проснулся, то почувствовал, что это была нехорошая женщина, и что я встретился с какими-то серьезными препятствиями. Много сомнений родилось во мне. Я осмотрел свое тело, но не нашел никаких признаков болезни, так что я забросил на плечи свой рюкзак и возобновил путешествие по направлению в Тибет. По пути я остановился в одном месте для отдыха и приготовил себе чай. Там я встретил геше из Сера (большого гелукпинского монастыря), который направлялся в паломничество в Катманду. Я расспросил его о своем сне. «Ты не должен бояться, это был очень благоприятный сон! Появление Дордже Пагмо в твоем сне указывает на то, что ты способен отсечь свое эго. Храни это в секрете». Геше дал мне очень ценный совет.

Я достиг Баррабеса, где мужчина невари предложил мне много риса. Я принес его старой женщине шерпа, которая предложила мне комнату год назад, когда я впервые пришел сюда из Тибета. Прошел почти целый год, и она была очень рада увидеть меня снова. У этой старой женщины было три сына, все женатые, и она предложила мне присоединиться к ее большой семье в купании в горячем источнике Татопани. Я не знал о том, что они купят живую курицу, и мне придется стать свидетелем ее забоя. «Зачем вы убили курицу?!», - воскликнул я. «Когда мы окунаемся в горячий источник, мы обычно убиваем курицу, чтобы это помогло избавиться от тяжелых эмоций».

Возможно, я был пьян из-за настойки, но я расплакался прямо там перед ней. Я чувствовал себя очень плохо, находясь с людьми, которые покупают, а затем убивают животных. Они спросили меня, почему я плачу. «Это нормально покупать мясо, но вы покупаете живую курицу, а потом убиваете ее – это просто ужасно. Мне не нравятся убийства, и у меня чувство, будто я провожу время с убийцами». Они очень опечалились произошедшим, и с тех пор перестали убивать животных.

Нет пути назад

С тех пор, как я покинул Тибет, прошел год и два месяца. Пришло время возвращаться назад. Однако, как только я решил выдвигаться в путь, я встретил монаха с перекошенным ртом. Он сказал мне: «Ситуация в Тибете совсем не хорошая. Вторглись китайцы, и Далай лама уже бежал в Индию. Возвращаться сейчас было бы безумием». С тех пор, как я отбыл в Непал, это были первые новости, которые я услышал о своей Родине. Я был в шоке. Сейчас, вместо того, чтобы следовать к границе, я должен был вернуться в свою семью Шерпа. Сыновья этой семьи посоветовали мне никуда не идти, и предложили остаться у них на время.

На холмах, что над Катманду, располагалась большая деревня под названием Танг Шинг, а на другой стороне долины – деревня Марме. От 15 до 20 монахов обычно участвовали в ритуалах Нингма для этих деревень. Но когда кто-то умирал в деревне Танг Шинг, 4-5 лам Шерпа собирались вместе для проведения пудж, и сами люди Шерпа проводили ритуал и раздавали подаяния. Поскольку я умел хорошо читать, я согласился помочь им. Они попросили меня провести Чод, и, когда я закончил, ламы были очень довольны и высоко оценили меня. Они сказали: «У тебя нет отца, матери, жены и детей. В наших текстах есть предсказание, что сын без отца и без матери, который трудится на благо других людей, является реинкарнацией ламы, и пришел в мир, чтобы принести пользу живым существам. Ты, должно быть, и есть этот лама. Тебе больше не нужно просить милостыню. С этого момента мы будем предоставлять тебе еду». В соответствии с этим, когда созревала кукуруза, жители деревни Танг Шинг подносили мне около 80 бочек. Каждый год 8 или 9 носильщиков их мне относили. У меня совсем не было места, где хранить все это зерно, так что я поместил его в большие круглые бамбуковые корзины, и отдавал 10-15 бочек кукурузы бедным жителям Шерпа.

Тем временем, независимо от того, каким образом я снова замышлял добраться до Тибета, сейчас это казалось совершенно невозможным. Все больше и больше людей оставляли Тибет, а новости приходили все хуже и хуже. Наконец, граница была целиком закрыта. Шанса вернуться домой больше не было.

После этих событий, я остался в деревне с семьей Шерпа на целых пять лет. В течение моей жизни с ними, семья эта была очень бедна, но две коровы у них все же было. Я делился с этой семьей тем кукурузным зерном, что у меня было, и проводил для них ритуалы на обретение процветания и удачи. И, на самом деле, позднее эта семья разбогатела. В течение моего пребывания там, я также отремонтировал ступу, которая стояла над дорогой, чтобы люди, проходящие под ней, получали благословления.

Среди многих тибетцев, покинувших свою страну, четыре Кхампа остановились в нашей деревне. Один из них был стариком, преуспевшим в деле высечения мантр на камнях. Я дал ему работу, платя кукурузой за выписывание мантр. Он сделал мантры Мани, Ваджра Гуру и молитвы долгой жизни. Я создал небольшую стену Мани из его камней и установил большой молитвенный флаг. Постепенно, еще семь тибетских семей прибыли жить сюда. Они приходили покупать у меня кукурузу, которая в то время стоила 1 рупий за 3 кг. В то же время, услуги носильщика, переносившего кукурузу, стоили 10 рупий! А когда был хороший урожай, цена кукурузы была лишь пол рупии на 1 кг.

Хотя многие тибетцы бежали с родины, я не встретил ни одного человека из области Дингри, так что я решил снова наведаться в Катманду. Там я обнаружил, что в Боддхе уже жило много тибетцев. Лагерь беженцев был организован в Джавалакхеле, где пряли и ткали ковры во временных городских трущобах. Люди жили в маленьких соломенных хижинах с бамбуковыми стенами, и собирали дрова на близлежащих горах. Обычно в три утра мужской голос кричал: «Пошли за деревом!». И некоторые люди выходили и отправлялись за древесиной. К десяти они возвращались с полными корзинами. Местные жители обычно приносили мне немного дров, а взамен я проводил для них церемонии.

Я арендовал небольшую комнатенку в доме в непальском стиле у семьи Брахмин – рента стоила всего три рупии в месяц! В соседней комнате жил полицейский с женой и сыном. Я прожил там одну зиму, а затем решил снова вернуться в деревню Шерпа. Но как только я решил уехать, тибетцы стали меня умолять: «Не уезжай так далеко в непальскую деревню! Оставайся с тибетцами в лагере! Если ты умрешь в деревне, никто больше не позаботится о нас!». Так что мне пришлось еще задержаться в Катманду.

Паломничество в Индию

Священные места и Далай лама

От многих тибетских беженцев я слышал весть о том, что Его Святейшество Далай лама находится в Дхарамсале, северной Индии. Я очень хотел навестить его, и я начал планировать путешествие туда. Но, в то время мало кто из тибетцев знал хинди – язык Индии. Из трех семей, что приглашали меня отправиться в путь с ними, только лишь один человек знал немного хинди, так что я решил идти с его группой. Я какое-то время жил в Боддхе с тибетской семьей из деревни Ньялам, и они заверили меня, что мне совершенно ничего не нужно брать с собой в путешествие: ни одеял, ни еды, ничего. «Далай лама уже прибыл в Индию. Тебе не нужно платить за поезд. Тебе не нужно платить за еду. Просто возьми одну чашку, измельченный рис и небольшое одеяльце. Этого достаточно», - настаивали они. Я прислушался к их советам, чувствуя, что мне не нужно искать подтверждения этой информации у других людей или семей.

Когда на следующий день я встретился с другими семьями, отправляющимися в Индию, они заметили: «У тебя нет с собой даже горшка!». Я повторил им, что мне сказала семья Ньялам, на что они ответили: «Никто не даст тебе ничего бесплатно». Но к этому моменту было уже слишком поздно – мы были в пути. В грузовике рядом со мной был тот самый человек, говорящий на хинди, а также его мать и брат, который был монахом. Никто из путешествующих до этого ни разу в жизни не ездил в машине, и всех тошнило. Для рвоты использовали горшки для готовки. Старая женщина сокрушалась: «И зачем вообще я поехала?». Я успокаивал ее словами: «Поскольку мы отправляемся в паломничество, такие слова ведут к накоплению неблагого». Когда мы, наконец, остановились и вышли из грузовика, им пришлось готовить чай в тех же самых горшках! Я тихо ел мой измельченный рис и пил чай.

Однако следующим утром я ощутил тошноту, а на моей лице появились язвы, начался жар. Затем мы достигли местечка Лак (Luck), где стали дожидаться нашего поезда. Я настолько плохо себя чувствовал, что заснул прямо на платформе. Один индиец разбудил меня и попросил следовать за ним. Я спросил своего тибетского друга, говорившего на хинди: «Что нужно этому человеку?». «Он сказал, что хочет отвести тебя в хорошую клинику». Так что я позволил этому человеку отвести себя в больницу, расположенную рядом со станцией. Доктор полностью меня обследовал и прописал таблетки и мазь, но не спросил ни о какой оплате! После того, как я принял это лекарство, я очень быстро поправился.

В конце месяца мы прибыли в Дхарамсалу, за две недели до Лосара – тибетского Нового года. Мы остановились под деревом, просто потому, что в округе не было домов. Мы также узнали, что Его Святейшество устраивает аудиенции только по средам и субботам. Мои тибетские друзья, после двух таких аудиенций, решили вернуться в Непал. Они сказали, что у них нет больше времени для дальнейшего паломничества по Индии, так как им нужно прибыть домой ко времени посадки картофеля.

Я спросил единственного монаха в группе: «Поскольку мы оба практикующие, может быть нам отправиться в паломничество вместе? Приехав в Индию, было бы досадно не посмотреть священные места, связанные с Буддой. Пусть они едут, а мы вместе отправимся смотреть святые места». «О, я совсем не могу отправиться с тобой», - ответил он. «Посмотри на меня», - сказал он очень серьезно. «Индийцы поймают тебя и подвесят за ноги! А затем они выжмут тебя для получения масла. Я слишком боюсь идти, я лучше вернусь в Непал!». Так что на следующий день они, все до единого, уехали. Я до сих пор дразню того человека, напоминая ему его же собственные слова, сказанные в тот день, а он всегда над ними хохочет.

Дхарамсала

И вот я остался совершенно один в Дхарамсале, даже без горшков для приготовления пищи. Все что у меня осталось – моя чашка. Я притащил одеяло и сумку в гестхаус и спросил старого тибетца-хозяина, могу ли я здесь остановиться. Он сказал: «Это невозможно». Тогда я отправился дальше, вверх по холму, где встретил пожилого монаха. «У меня нет горшков для приготовления еды. Могу ли я присоединиться к Вам?», - спросил я. «Хорошо, можешь остаться», - просто ответил он. Этот почтенный монах, у которого было несколько износившихся одеял, немного пожитков и несколько старых горшков, рассказал, что он сам из Янгпачен, монастыря Гелук. Он спал в гамаке, завязанном между деревьями. «У тебя нет ковров или матраса», - сказал он, - «У меня есть, что постелить на землю, так что, почему бы тебе не поспать в гамаке?». Вскоре мы с ним подружились, делились друг с другом едой, и много общались.

На следующий день был Лосар. Все тибетцы приготовили жареные печенья в своих горшках, но у нас не было масла для жарки. Монах сказал мне: «Ты делай пуджу богатства, а я пойду просить подаяния. Скоро у нас будет больше печенья, чем у кого-либо». Я поместил чай и рис в медный горшок для масла и принялся молиться белому Ганеше, а монах отправился просить милостыню с сумкой на плече и играя в дамару. Он ушел рано утром, но вернулся лишь спустя несколько часов. Я думал, что, возможно, с ним что-то случилось, но его сумка была до краев полна печенья и вареного риса! Мы очень хорошо поели в тот день, и даже смогли немного отложить на будущее.

На третий день Лосара у короля Ладакха была аудиенция с Его Святейшеством Далай ламой. У моего друга-монаха появилась умная мысль: «Ты бы хотел, чтобы Его Святейшество поговорил с тобой?». «Я бы очень хотел этого», - ответил я. Так, мы присоединились к ряду ладакхских рабочих, которые переносили статуи и тханки для короля Ладакха, которые предназначались в качестве подношений Далай ламе. Я спросил у одного мужчины: «Что за текст ты несешь?». «Это ламрим», - ответил он, в то время как мы с моим другом уже ухитрились приблизиться к Его Святейшеству.

Когда мы проникли внутрь, Его Святейшество стоял и благословлял каждое подношение. Все тханки и статуи были поставлены в сторону. За мной шел мужчина, которого я расспрашивал о тексте. Его Святейшество спросил моего друга-монаха: «Что это за текст?». И он ответил: «Это ламрим». «О, будьте очень осторожны с ним!», - дал указание Его Святейшество. Когда мы вернулись, то от радости просто стали плясать у ворот. «Нам даже удалось получить благословление речи от Его Святейшества Далай ламы! И не только это, я сам с ним говорил!», - восклицал мой друг. И хотя диалог был коротким и безличным, мы оба ощутили важность момента и поток благодати от этой встречи.

Некоторое время спустя монах сказал мне: «Я отправляюсь в монастырь в Далузи, чтобы присоединиться к другим монахам. Ты молод. Ты можешь поступить в институт тибетской медицины. Ты должен попросить разрешения на вступление у доктора Еше Дондена». Когда я отправился к доктору, первое, о чем он меня спросил – умею ли я писать или читать. Я сказал, что умею. Затем он попросил ученика принести текст с печатными буквами. Я прочел его. Потом был принесен рукописный текст. Его я также прочел. «Ты очень хорошо читаешь, но тебе придется подождать одну неделю», - сказал доктор. Я подождал, но через неделю наша еда уже подходила к концу, так что я отправился сам к доктору Еше. «Нам все еще нужно решить кое-какие организационные вопросы», - сказал он. «Тебе нужно подождать еще неделю». Мой друг-монах прокомментировал это так: «Возможно, он старомоден и ожидает от тебя подношений. Тебе нечего ему поднести, так что придется ждать». Поскольку мне нечего было больше есть, то пришлось собирать вещи и отправляться в дорогу. Я разделил еду с другом и направился в Цо Пема – самое священное из всех водных мест для тибетцев.

Озеро лотосов

Тибетский мальчик из Непала помог мне сесть в правильный автобус до Цо Пема на автобусной остановке, написав название Цо Пема на хинди, чтобы я знал, где мне выходить, когда кондуктор прокричит название. В автобус набилось много людей, включая моих земляков. Ночью мы доехали до Цо Пема.

Люди без конца делали кору вокруг озера, читая мантры и молитвы-пожелания. Некоторые тибетцы открыли рестораны в бамбуковых хижинах, но поскольку у меня было мало денег и не было горшков для приготовления пищи, я просто остановился под деревом без какой-либо еды. Через некоторое время в встретил мистера Самдрупа и его семью, которых я знавал в Дингри. Когда они узнали, что мне не в чем готовить пищу и негде остановиться, они предложили мне еду и ночлег. В течение двух дней ко мне очень хорошо относились. Затем я повстречал своего знакомого кхенпо Кхенсура из Лама Гьюпа. Мы сделали кору и остановились вместе. Я сделал для него Чод, что ему очень понравилось, и мы стали хорошими друзьями.

На озере было некоторое количество плавающих маленьких «островков», созданных из разных веток и земли, с растительностью и даже небольшими деревцами. Они постоянно передвигались из-за сильных подводных течений озера, и считались священными элементами этого места. Каждое дерево на озере даже имело собственное имя. Однако самый видный остров долгое время не двигался с места. Кхенпо сказал: «Если мы проведем очистительную практику, этот остров с деревом снова закружится». На следующий день был 10-й день лунного месяца – в этот день монахи и ламы проводят пуджи, танцуют ритуальные танцы в масках, и делают огненные пуджи. Кхенпо дал мне благовония и вазу с водой, и со всем этим я направился к дереву и вознес молитвы. Как только мы закончили нашу пуджу, стая черных птиц взлетела в небо, какие-то шумы стали исходить из дерева – остров поплыл. Все закричали: «Прибыл Гуру Ринпоче!». Когда дерево немного притормозило на своем пути, люди повесили на него молитвенные флажки и хадаки. Через 30 минут дерево сделало полный круг по озеру, и все маленькие деревья следовали за ним. Они были словно лодки, которые двигались сами по себе, кружась по озеру. Местные жители сказали, что они уже год не видели ничего подобного.

Кхенпо Кенсур попросил меня проводить Чод каждый вечер. Однажды вечером он заметил: «Ты так хорошо делаешь Чод. Мы живем в Сиккиме, а в Сиккиме, если кто-то знает, как делать Чод, этого человека считают особенным. Если ты пойдешь с нами, у тебя будет очень хорошая жизнь». Я очень хотел отправиться с ними, но у меня все же были смешанные чувства. Продолжая наш путь, кхенпо, сопровождающие его семь монахов и я сели на автобус в сторону Амритсар в Пунджабе.

Стены внутри большого монастыря были украшены зеркалами, и можно было увидеть отражение, дублирующееся десять раз. Сихки пунджаби дали нам хорошую еду бесплатно - столько дхала и хлеба, сколько мы могли съесть, а вот мясо запрещалось есть внутри монастыря. Кхенпо сказал, что все это было благословлением Гуру Ринпоче, и мы должны есть здесь хотя бы раз. Все вместе мы провели там два или три дня.

Затем мы отправились в Варанаси, где остановились на несколько дней, читая тесты по просьбе одного местного монаха. Наконец, мы достигли Бодхгаи. Там было много тибетцев, мирян и монахов, обходящих вокруг ступы. Увидев ступу, построенную в том самом месте, где Будда Шакьямуни достиг просветления, я испытал глубокое чувство веры. Мы несколько дней провели в садах у ступы, делая наши практики. Через несколько дней кхенпо был готов к возвращению в Сикким, и, предполагалось, что я уйду с ним. Не понимая, что именно я должен сделать, я выполнил 100 простираний перед статуей Будды и сделал практику чод. Я попросил Будду даровать мне сон, в котором будет ответ, отправляться ли мне в Сикким, или в Непал.

Этой ночью мне приснился сон. Я находился в Боддхе, обходя вокруг ступы с двумя тибетцами. Я не помнил, как я там оказался, но у меня было чувство: «Это, должно быть, сон». Я взглянул на ступу с сомнением. Я увидел глаза ступы и все молитвенные флажки так ясно, что подумал: «и все же это реальность». Я посмотрел на землю и увидел все белые, черные и разбитые камушки в мельчайших деталях. Все было настолько ясно. За воротами ступы располагался магазин чанга под названием Кхола Ченпо. Женщина, которая работала там, Пурбу-ла, никогда не была зла или груба. Большая медная чаша чанга там стоила всего лишь 25 центов. Он был вкуснейший. Он не только утолял жажду и наполнял желудок, но также и опьянял! Поскольку в Индии я так долго пил лишь горячую воду, я захотел испить наконец ячменного пива. «Так, это точно должно быть Боддха. Я должен сходить к Пурбу-ла и выпить», - думал я. И затем направился в магазин чанга.

Обычно внутри магазина толпится много народу, но сейчас людей было мало. В центре магазина стояла Пурбу-ла в черном сари с белой шалью, держа в руках большую медную чашу с чангом. Как только я вошел, она сказала: «Так вы вернулись, лама!». «Да, я был в Индии и очень соскучился по твоему пиву. Все что я мог там пить, была лишь кипяченая горячая вода. И сейчас я бы очень хотел чашечки пива». В тот же миг она подала мне чашу, которую я схватил и выпил до дна одним глотком. Чанг был холодным и очень вкусным, и я чувствовал себя глубоко счастливым. Когда я закончил, я посмотрел в ее лицо. В тот же миг я проснулся и обнаружил себя снова в Боддхгае. Я испытывал сильную грусть, скучая по своему Боддхе, который видел во сне.

И вдруг я осознал, что Будда, на самом деле, дал мне предсказание. Сердцем я понял, что должен вернуться в Катманду, а не отправляться в незнакомый мне Сикким. Я сказал об этом своим друзьям, но они не поверили моему опыту. «У тебя не было никакого сна или предсказания. Кто-то, должно быть, уговорил тебя отправиться в Непал. Просто забудь об этом!». Они, настаивали, чтобы я отправился в Сикким, но и я настаивал, что у меня на самом деле был тот сон, и что он имел большое значение.

Дорога домой

На следующий день я начал свой путь из Бодхгайи обратно в Непал. К счастью, я встретил того самого тибетца, которой помог мне найти автобус до Цо Пема. Он отвел меня на автобусную станцию и усадил в подходящий автобус со словами: «Не сходи, пока они не скажут «Патна». Там тебе надо будет переплыть реку на пароме». Эта информация мне очень помогла, так как я был единственным тибетцем в автобусе в течение всего пути, и никто не говорил на моем языке. Когда, вечером, автобус разгрузился в Патне, все пассажиры бросились к реке, чтобы приобрести билеты. Я тоже присоединился к суматохе, заполучил билет и сел в лодку.

В этот раз лодка была достаточно большой, и я не беспокоился, что она может перевернуться. И снова, хотя меня окружало много людей, я оставался единственным тибетцем. Я видел, как люди ходили вверх-вниз по лестничному проходу, и поскольку никто не запрещал людям забираться вверх, я тоже залез наверх посмотреть. К моему удивлению, там находился целый ресторан, наполненный людьми, кушающими хлеб и картофель! Я заметил двух непальцев, которые спросили меня на непальском: «Куда ты направляешься?». Когда я ответил, что держу путь в Катманду, они сказали: «Садись с нами!». Они принесли мне три небольших куска хлеба, картошку и соус. Я спросил, могли бы мы путешествовать вместе, поскольку у меня не было сопровождающего. «Но мы не собираемся сразу в Непал, у нас есть кое-какие дела. Однако если ты собираешься туда, мы можем показать тебе путь». Когда мы, наконец, сошли с лодки, было десять вечера. Пройдя по какому-то песку, мы вышли к станции. Мой непальский друг указал на пустой поезд со словами: «Он доставит тебя в Непал. Не сходи с этого поезда, пока кондуктор не прокричит: «Раксол!»».

Двери поезда были заперты, так что моим спутникам пришлось проталкивать меня через окно. Внутри, я немедленно заснул глубоким сном прямо на полу. Когда я проснулся, поезд уже вовсю качался и был заполнен людьми, некоторые из которых стояли прямо надо мной. Когда кондуктор прокричал «Раксол!», я вышел и купил себе немного чая, а затем переправился через небольшую реку в направлении соломенных домиков. Я знал, что я близок к дому, потому что здесь все говорили по-непальски. Когда я подошел к деревне, из одного дома закричали: «Лама! Лама!». Это была семья Шерпа из деревни Марме у тибетской границы, где я ранее останавливался. Наконец я встретил кого-то, кого я знал! Они предложили мне рис, дхал, мясо и чанг. Когда я сказал им, что направляюсь обратно в Непал, они дали мне 20 рупий и посадили меня в небольшой поезд, идущий к границе.

В конце концов, я вышел из поезда в том самом месте, где мы сделали нашу первую остановку в Индии, когда все пили чай из немытых горшков. Я спал в одиночестве под тем самым деревом. Было должно быть три или четыре утра, когда меня растолкал непальский ребенок со словами: «Эй, лама! Эй, лама!». Я проснулся и он спросил: «Вы направляетесь в Катманду?»

«Да».

«Тогда идем за мной!»

Он подвел меня к грузовику на дороге, который готовился к отправке. Пенджабский сикх спросил, есть ли у меня 11 рупий за проезд, и когда я ответил утвердительно – он разрешил мне войти. Ребенок сказал: «Залезай сзади!». Внутри грузовик был забит товарами, но между сумками было немного места. «Оставайся здесь!», - скомандовал мальчик. Там было на самом деле достаточно комфортно и мягко. Пока грузовик катился, я заснул, проснувшись только, когда мы остановились на высоком горном перевале. Я увидел, как водитель с ребенком пили чай в магазине. Они пригласили меня спуститься и присоединиться к ним, но я ответил: «У меня болит голова, я не буду пить чай».

«Сними свою накидку», - сказал пенджабец. Я снял свою верхнюю накидку из красного шелка, и он повязал ее мне на голове. Затем он стал сильно помассировал мою руку. «Теперь возвращайся обратно в грузовик и спи».

Они сделали еще одну остановку недалеко от въезда в Катманду и настояли, чтобы я пошел с ними поесть. Водитель дал мне дхал, рис и мясо. Только при утреннем свете я осознал, почему грузовик был таким комфортабельным – там был хлопок! Наконец мы достигли города, и водитель попросил свои 11 рупий. Я отдал ему деньги и наполнился счастьем от того, что, наконец, знаю, где я нахожусь, и могу дальше ориентироваться в этих местах самостоятельно, после стольких незнакомых земель. Но как только я отправился дальше, меня нагнал водитель. Сначала я испугался, подумав, что возможно я не неправильно ему заплатил, но оказалось, что я просто забыл свою ламскую накидку в грузовике.

В ресторане поблизости я застал своего друга Нгаванга Дордже за поеданием йогурта и битого риса. Он пригласил меня присоединиться и купил мне немного еды. После этого я отправился на выход из города, находясь в нескольких милях по направлению к Боддхи. По дороге для меня остановился джип. Оказалось, там был мой друг Цетен Намгьял, так что до Боддхи меня довезли на машине. К моему приезду уже был вечер, и люди обходили ступу.

Возвращение в Катманду

Учение о смерти и другие истории

В деревне я снова остановился в доме моей знакомой старой женщины. К этому времени столько новых тибетцев прибыло в деревню. Очень много людей из Ньялам. В каждом доме Шерпа жили по две тибетских семьи. Возможно из-за небывалой жары, но многие люди умирали – в основном старики и дети. Я должен был проводить похоронные ритуалы, Пхову и Чод. Иногда мне приходилось предавать тела реке, а иногда сначала разрезать тела, а затем выбрасывать в реку.

В сети рыбаков часто попадало много человеческого мяса. Казалось, что рыбе останки совсем не по вкусу.

Каждый день мне приходилось заниматься подобной работой. Я ходил везде. Иногда меня кусали пиявки. Многие люди говорили: «Если ты будешь так трудиться днем и ночью, то скоро заболеешь». Но я никогда не заболевал.

Там был монах по имени Ургьен Келсанг, чей отец умер в Танто Пани. Они попросили меня прийти в их соломенный дом и провести Чод. Когда я делал ритуал, изо рта умершего отца вырвался звук. Причину я не знаю, демон или божество. Все люди в страхе выбежали из комнаты. Я встал, чтобы взглянуть на него. Шея трупа была напряжена. Было впечатление, что он стремился встать, чтобы стать зомби. Я ударил его два раза по голове своим ганлином. После этого покойник обмочился, и от него стали исходить странные пары. Следующим утром я сбросил тело в реку Танто Пани.

Рядом жила еще одна семья из северного Тибета по имени Гхарипу. Муж в той семье был довольно сильным мужчиной, но он неожиданно скончался. Они попросили меня провести похороны. Там было три или четыре брата, помогавших вдове. Младший из этих братьев, который хромал, хорошо умел читать тексты. Ночью я попросил младшего брата помочь мне в чтении молитв. Он уселся в одном из углов комнаты. Я остался в другом углу с остальными братьями. Я чувствовал сонливость и на секунду задремал. Когда я очнулся, все братья, друг за другом, выбегали из комнаты. Я не понимал, что происходит. Я просто поднял свой дамару и продолжил практику. Однако мальчик, сидящий в углу, не играл в дамару. Я спросил его: «Что происходит?»

«Он что-то говорит».

«Кто?», - спросил я. Мальчик указал в сторону трупа. Я положил свой дамару и прислушался. «Гррррр». Тело издавало звуки. Сначала я испугался, а потом разозлился. Когда я снял с трупа хлопковую накидку, мой помощник сбежал.

Труп был опухшим и его пенис был возбужден. Я ударил покойника по голове, когда его волосы уже стали подниматься дыбом. Это не помогло. Мудрый дедушка принес мне немного песка. Я визуализировал мантру в песке и бросил его на тело. Труп тут же вырвало кровью, и он описался. Комната была совершенно покрыта кровью и мочой. Дедушка сказал: «Все еще не хорошо, мы должны привязать его веревкой!». Я крепко привязал тело к потолочным балкам из бамбука. Труп снова стал издавать звуки, и снова я бросил в него песком. Покойника вырвало кровью.

Сбежавших братьев было невозможно нигде найти, так что я нанял двух людей, и мы завернули тело в одеяло. Мы отнесли его к берегу реки и я сделал Чод. Когда я раскрыл одеяло, из тела исходили пары. Затем я сбросил труп в реку.

Я провел около 40-ка похоронных ритуалов в той области, но только эти двое похорон были такими странными. Другие тела не издавали ни звуков, ни чего-то подобного.

Когда люди заболевали, я давал им мантру и лекарства. У них с дерьмом выходили лягушки и ящерицы, и люди поправлялись. Когда умирали бедняки, я проводил похороны, используя собственные запасы. Тибетцам без зерна я давал большую сумку кукурузы. Если умирали мужья, оставляя жен и детей в одиночестве, я пытался найти вдовам дом и работу. Люди просто приходили ко мне за помощью. В те дни, если у тебя было 10 рупий, ты считался богатым.

Тогда я также пил много ракши.

Поскольку я оставил свою жену в Тибете, в деревне Шерпа я жил один. Жители думали, что я монах-бхикшу и называли меня деревенским Гелонгом. Они подносили мне их первый урожай в году. Что бы они ни выращивали, кукурузу, овощи, или картофель, они всегда приносили первый сбор мне. Тибетцы провели там один год, и многие умерли. Затем они перебрались в Катманду или ближе к Танто Пани. Некоторые разместились в других деревнях Шерпа, некоторые в Джолекьел, некоторые в Индии. Многие люди считали, что я тоже должен отправиться в Индию. Я ответил: «Я там уже был, и снова не собираюсь».

Жизнь в Катманду

Я возвратился в Катманду, и жил там в разных местах. Начиная с этого года, я больше не мог вернуться в деревню. В Катманду меня часто приглашали проводить пуджи, и я был очень занят. Однажды шерпа пришли в город, чтобы разыскать и вернуть меня. «Я уже дал согласие остаться здесь на один год и помочь тибетцам в Джавалакхеле. Вы можете использовать все те вещи, что я оставил в деревне». Я дал им кое-какие подарки и отправил обратно.

Я остался в Джавалакхеле для проведения пудж. Я ходил в дома ко всем, будь то арендованные жилища или соломенные времянки. Тибетцы ткали ковры, пряли шерсть, вязали одежду. Там, в лагере беженцев, я повстречал свою нынешнюю жену.

Работник швейцарского красного креста по имени миссис Фишерсон помогала тибетцам в лагере. Эта женщина сказал мне: «Если ты только практикуешь Дхарму, у тебя должно быть достаточно денег на еду. Но если тебе хватает лишь на еду, то наверняка не хватает на одежду. Вместо того чтобы заниматься Дхармой, почему бы тебе не поработать?»

«Но у меня нет никаких навыков. Что я могу делать?», - спросил я. Она сказала, что научит меня одной легкой технике, и показала мне, как рисовать на бумаге дизайны ковров. Я научился очень быстро. На самом деле, я был первым в Непале, кто разрабатывал дизайны ковров на бумаге. Традиционно мы никакие графики не использовали. Моя зарплата была три рупии в день. До встречи с миссис Фишерсон я никогда не видел шоколад. Каждый день она приносила мне две шоколадки.

Лагерем в Джавалакхеле управлял один тибетец. В прошлом он был гелукпинским монахом. Он не очень хорошо ко мне относился. А швейцарцы были ко мне благосклонны. Швейцарки всегда поддерживали меня: «Хотя этот мужчина совсем не знает языков, он много работает и очень талантлив».

У директора была одна тибетская прислужница. У той женщины был муж, и оба они были когда-то кочевниками. Ее супруг вырезал мантры на камнях и продавал их. Директор поручил мне научить ее мужа, как делать графики-дизайны ковров. Однако когда мы работали над дизайном ковров, умер его дядя.

Швейцарцы говорили директору, что он мне должен больше платить, поскольку я был единственным, кто знал, как изготовлять дизайны для больших ковров. Я умел создавать большие графические дизайны ковров из маленьких картинок. Эта работа была очень трудной.

Обычно перед сном я читал мантру Па Дампа Сангье, а затем мне снился дизайн ковра. Затем я просто рисовал то, что видел во сне. Это очень хорошо работало. Я там проработал целых шесть лет, пока швейцарскую леди не перевели в другое место.

Она устроила большую вечеринку, и, хотя я не говорил по-английски, мне передали, что она сказала, что я единственный человек, который может создавать эти большие дизайны, и что мне следует хорошо платить.

Швейцарского директора заменили непальцем. Непалец сказал: «Этому ламе очень мало платили. По непальской традиции, дизайнеру должны платить больше. А этому человеку только и хватает на то, чтобы купить хлеб утром». Он увеличил мою зарплату до пяти рупий в день.

Но тибетский директор возразил: «Этот человек как Миларепа. Он может прожить на одной крапиве. Ему не нужно повышение».

В мою защиту швейцарка сказала: «Миларепа тоже был живым существом. Это несправедливо».

Непалец не только повысил мою зарплату, но и предоставил мне квартиру. Я проработал там еще три года.

Люди, больные всем чем угодно, от зубной боли до сумасшествия, приходили ко мне за лечением. Другие ламы не могли их вылечить, а я мог. Если у них болели зубы, я просто лечил зубы мантрами. Если у кого-то был приступ, я делал пуджу и человек поправлялся. Если в лагере кто-то умирал, они слушали мои советы. Если умирал бедняк, я относил его тело и проводил для него Чод. Эти семьи были очень счастливы. Если люди влюблялись, то они приходили ко мне за гаданием, стоит ли им жениться. Если я говорил им, что им можно пожениться, то их союз был очень благополучен. Если гадание не указывало на хороший союз, я говорил им не жениться. Но иногда они просили меня проводить пуджи, и все равно жили вместе. Однако затем эти люди, как правило, разводились.

Меня прозвали Попо лама. В школе, если дети падали и ушибались, они плакали: «Позовите ламу Попо!». Я приходил, дул на рану, и дети поправлялись.

Черный защитный шнур

Я начитывал мантры Па Дампа Сангье на черные защитные шнурки и раздавал их всем своим ученикам, чтобы у тех не было никаких препятствий. Все носили этот шнур. Когда они отправлялись в колледж, я давал им шнурок. Они чувствовали себя защищенными и счастливыми. Куда бы они ни отправлялись, в Дхарамсалу или Мисори, они всегда получали от меня шнурок. Дети рассказывали мне, что если они плохо спали, то просто надевали шнурок, и затем спали хорошо.

Возможно, это произошло в Дхарамсале… один учитель сказал ученику: «Тебе не стоит носить черный шнур – он может быть плохим. Он может быть китайским». Этого ученика звали Тундруп. Каждый раз, когда он надевал этот шнур, учитель его бранил. Мальчик думал: «Мне не позволяют носить шнурок, но если я не буду его носить, то буду плохо спать, и у меня появятся препятствия». Так что мальчик зашел в ванную, порезал шнур на мелкие кусочки, и проглотил его. Он думал, что таким образом шнурок окажется ближе к сердцу. Мальчик описал эту историю в письме своему отцу, а его отец пришел ко мне спросить, хорошо ли это.

Я ответил: «Этот учитель, возможно, знает много разных вещей, но он не знает Дхармы. Защитный шнур может быть красным, желтым, синим, или черным. Если мальчик съел этот шнур, то будет чувствовать себя защищенным. Нет никакой проблемы».

Когда дети садились в автобус или на самолет, они спрашивали друг друга, имеются ли у них защитные шнурки от Попо ламы.

Черный защитный шнур. Часть 2

Недавно три или четыре девочки потеряли сознание в школе Сонгцен в Боуде, одна за другой. Также случились еще странные вещи. В школе провели много пудж для избавления от препятствий, но это не помогало. Все больше и больше учеников падало в обморок каждый день. Они пригласили меня разобраться с этой проблемой. Утром, когда я приехал, директор попросил меня прочесть лекцию. Все ученики собрались в саду. Там было много учеников разных возрастов и учителя. Я прочитал лекцию о черных защитных шнурках.

Я сказал: Будда оставил 84 000 учений. Каждое из них соответствует способностям того или иного существа: иногда мягкие, иногда гневные. Для всего есть лекарства, а когда лекарства заканчиваются – ты умираешь.

Вы учитесь и у вас не так много времени на все это, так что забудьте о разных божествах. По крайней мере, вы знаете о четырех направлениях: восток, запад, юг, север, и центр. Солнце восходит на востоке спереди, правая сторона считается югом, задняя западом, а левая севером. Таким образом, пять цветов соответствуют каждому направлению. Восток – белый, юг – желтый, запад – красный, север – зеленый, и центр – темно-синий. Их этих цветов все физическое создается на основе пяти элементов. Белый восток – это вода, и, благодаря ей, у всех живых существ есть кровь. Желтый юг – это земля, и, благодаря ей, у живых существ есть кости и плоть. Красный запад – огонь, дающий существам движение и тепло. Зеленый север – это ветер, благодаря ему, у всех существ имеется дыхание. А синий центр – это ум. Живые существа происходят из этих пяти элементов, а во время смерти все эти элементы разделяются. Мы видим эти пять направлений в виде божеств: белый – Ваджрасаттва с консортом, желтый – Ратнасамбхава с консортом, красный – Амитабха с консортом, а синий – Вайрочана с консортом. Если ты практикуешь с желтым божеством, то получишь благословление элемента земли. Если ты практикуешь с красным божеством, то получишь соответствующее благословление, и так далее. Вот так действуют божества, и вот почему существуют защитные шнурки разных цветов.

Иногда можно делить на три цвета, например: тело – белый, речь – красный, а ум – синий. На лбу белый Ом, в горле красный А, а в сердце синий Хум. Мой черный шнурок на самом деле темно-синий, и представляет ум Будды. Данное божество носит имя Чан Наг Дордже (Ваджрапани – прим. Aniezka).

Белый Ом представляет собой наш мыслящий ум. Божество – желтый Манджушри. Красный А представляет Авалокитешвару, речь всех Будд. Темно-синий Хум – Чан Наг Дордже, который представляет ум Па Дампа Сангье, а также ум всех Будд. Авалокитешвара, Манджушри и Чан Наг Дордже объединены в Па Дампа Сангье. Его цвет очень темный и насыщенный. Божество Дампа – темная Ваджрайогини (Дордже Палмо, Нагпо). По этой причине мантра также черная. У нее есть девять священных узлов в ряд. Это дает защиту от девяти вредных воздействий. Шнур защитит тебя от оружия, диких животных, и любого физического вреда. Он также защищает от бестелесных существ, таких как демоны, приведения, и т.д. В случае привидений, есть разные виды. Цен – красный, Ду – черный, Лха – белый, астрологические – полосатый, Ньен – желтый, а Наги – зеленый. Чтобы избавиться от вреда, нанесенного этими бестелесными существами, призывается ум всех Будд. Цвет черный, божество Чан Наг Дордже, а буква черный Хум. Завязываются девять священных узлов с мантрой Хум, чтобы прогнать все вредоносное.

Так что эти черные шнурки я сделал в соответствии с Учением Будды, а не чем-то китайским. Возможно из-за незнания Дхармы или зависти, некоторые люди думают, что защитные шнурки должны быть только красными, а черные шнурки идут от китайцев. Правда заключается в том, что в своей жизни я видел только двух китайцев, причем в Непале, а не в Тибете.

Это все я объяснил ученикам и их учителям в школе Самтомба. Я сделал практику Чод и прогнал вредоносных духов при помощи статуи из теста. Затем я научил учеников читать соответствующие мантры. После этого все заболевания прекратились.

Одержимость

Подобным образом я лечил людей мантрой Па Дампа Сангье. Однажды в мать секретарши одного дельца вселился демон. Бедная женщина посетила множество больниц и целителей, но так и не излечилась. Тогда ее привели ко мне. Я начал было проводить ритуал исцеления, но тут она стала громко кричать. Я спросил: «Кто ты?»

Демон ответил: «Я бог, пожирающий людей. Я ем людей. Я съем тебя, лама».

«Если ты хочешь меня съесть, сделай это сейчас. Возьми мою плоть, возьми мои кости. Съешь меня сейчас», - сказал я, и принялся ждать. Одержимая вела себя так, словно пыталась меня сожрать. Но затем она устала и немного успокоилась. Я сделал визуализацию Дампа Сангье и Мачиг Лабдрон, и неожиданно выкрикнул: «ПХЭТ!». Женщина рухнула без сознания.

Я побрызгал на нее водой. Женщина очнулась со словами: «Простите! Простите!».

Я спросил демона: «Зачем ты сделал это с ней?»

«Я ей вредил, потому что она много занималась делами (бизнесом – прим. Aniezka), но мне не помогала».

«Не вреди им. Ты уже накопил много неблагих деяний. С этого момента эти люди будут тебе помогать. Просто выпей воды». Демон выпил воды и оставил тело женщины. Затем, она действительно полностью поправилась. И с этого момента ее семья всячески помогала другим семьям вести дела.

Последние 100 000

Я проводил время, занимаясь только проведением пудж. День и ночь я работал, иногда практически одновременно, для нескольких семей. Я также много выпивал. В то время я мог выпить до 12 стаканов друг за другом. Так продолжалось примерно четыре года. В конце концов, я заболел и отправился на проверку к врачу. Я принимал прописанные лекарства – но это не помогло. Я стал подвергать все сомнению, размышляя так: «Я даже не убил ни одного насекомого за свою жизнь. Почему же я болен?»

Я сразу же вспомнил слова своего ламы в Тибете: «Если ты сделаешь предварительные практики три раза, посетишь кладбища, и отправишься в паломничество на один год – этого будет достаточно. Тебе не потребуются наставления от других лам». Я сделал 100 000 простираний в монастыре своего ламы, еще 100 000 сделал в пещере Мачиг, но я не сделал третье 100 000. Возможно, я заболел потому, что не завершил всего того, что хотел от меня мой лама.

Я поселился в комнате прямо напротив ступы Сваямбу и стал подносить свои 100 000 простираний. Однажды ко мне пришли три ламы: Ургьен Тулку, Саптру Ринпоче и Дапсанг Ринпоче. Ургьен Тулку сказал: «Если ты будешь делать простирания здесь, многие люди будут беспокоить тебя. Я могу предоставить тебе комнату в своем монастыре для уединения». Но я ответил ему, что уже начал свою практику, и переезжать сейчас слишком поздно.

Я жил в старом доме в непальском стиле. Прямо надо мной жили семьи тибетских кочевников. На первом этаже хранились продукты. Я жил на втором этаже.

Я чувствовал, что могут возникнуть препятствия из-за того, что я живу в этом доме (дом был очень старый). Чтобы ничто не мешало моим простираниям, по вечерам я делал Чод. Однажды, после практики Чод, я уснул, и у меня был сон. Дверь была закрыта, но, проснувшись, я обнаружил ее открытой и свет зажженным. В дверях стояла старая непальская женщина. У нее были белые причесанные волосы, и все зубы были на месте. Она была одета в зеленое платье с белой накидкой. Она просто смотрела на меня. Я поинтересовался, почему она пришла ко мне в полночь. «Что ты хочешь?», - спросил я. И женщина тут же испарилась. Я вышел из комнаты посмотреть, не пошла ли она на третий этаж. Возможно, у кочевников были посетители. Я проверил, но все они спали.

Я также вышел проверить – может быть открыта основная дверь, но она оказалась плотно запертой. «Возможно, появление этой женщины является каким-то сверхъестественным знаком от демонов», - размышляя так, я уснул.

И снова появилась та же самая женщина. Но на этот раз у нее была голова обезьяны и она визжала. Я подумал, что это уже точно должен быть знак. Я крикнул «Пхэт!», и она исчезла.

На следующее утро ко мне пришел мужчина за гаданием для его семьи в Джавалакхеле. Я положил гадальные кости на стол и предложил мужчине выпить чаю. В этот миг в окно запрыгнула обезьяна, и забрала мои кости. У меня было странное чувство насчет женщины прошлой ночью и этой, сегодняшней, обезьяной. Как бы то ни было, я просто вернулся к своим простираниям.

Визиты ламы Гелуг

Однажды, когда я весь в поту выполнял свои простирания, один гелукпинский лама по имени Секунг Ринпоче зашел ко мне в комнату. Его голова была повязана тканью. Лама сел на пол. Когда я наконец-то узнал его, я дал ему подушки для сидения. «О, мне они не нужны! Я могу сидеть на полу. Используй их сам, ты, должно быть, устал после простираний».

Через некоторое время пришли дети. Лама дал им 5 рупий на конфеты. Дети вскоре вернулись с конфетами. Лама разложил разложил их на полу и сказал: «Сейчас я провел цог, а для тебя осталось пять штук». Он дал мне пять конфет, а остальные раздал детям.

Затем лама поднялся и спросил меня, какие молитвы я читаю. Я сказал ему. «Это хорошо. Но будет лучше, если ты будешь в качестве своей молитвы произносить: «НАМО МАНДЖУШРИЕ НАМО СУШРИЕ НАМО УТТАМА ШРИЕ СВАХА». И я согласился читать ее.

Лама попросил меня одолжить ему четки. Он сходил с ними к ступе. Держа мои четки в сложенных ладонях, он молился на них. Затем он вернул их мне и посоветовал: «Просто расслабься, хорошо выполняй свои простирания, и наслаждайся». В то время мне было сорок лет.

Внешность ламы была очень изменчива, он казался пьяным. Однажды я отправился проведать этого Ринпоче в его монастырь, находившийся под ступой Сваямбу. В его комнате был приготовлен рис и чай, словно он собирался делать пуджу. Изображение Его Святейшества висело на стене. Ринпоче расположился на своем сидении и попросил меня сесть возле. «Мы одинаковы», - сказал он. Но я не принял его предложение.

Я сел на кровать перед ним и сказал, что мне здесь больше нравится.

Он спросил меня: «Ты был в паломничестве?».

«Да».

«Я очень давно не видел Его Святейшества Далай ламу и Его Учителей. Где они сейчас?»

Я понял, что его ум был нестабилен. «О, Его Святейшество живет в Дхарамсале, у него все хорошо. Его Святейшество также надеется, что и у тебя все хорошо и желает тебе здоровья». Тогда Ринпоче сделал три простирания со словами: «Спасибо большое! Спасибо большое! Спасибо большое!». Затем он сказал: «Я практикую Палден Лхамо, Гадон, и Нечонг, но я не видел их проявлений. А перед тобой они все появлялись, они смотрят за тобой. Пожалуйста, сделай пуджу для меня».

Его служитель спросил меня: «Где вы остановились?»

«Я живу в Джавалакхеле».

«Этим утром Ринпоче объявил, что придет много людей, и нужно развесить молитвенные флаги и спустить вниз все изображения из главного зала. Он создает нам так много проблем. Пожалуйста, сделайте пуджу для нас».

Я пришел узнать, каково состояние Ринпоче, и провел пуджу прямо в его комнате. Ринпоче очень обрадовался и сказал: «Спасибо тебе большое!». Он попросил служителя принести самый большой хадак. Хадак был таким длинным, что мне пришлось обернуть его несколько раз вокруг шеи. Затем Ринпоче достал из своего белого бумажника пять рупий и сказал: «Выпей на эти деньги чанг. Если напьешься, можешь остаться здесь». Казалось, что этот Ринпоче обладал способностью к ясновидению, и знал, что я люблю пить чанг.

Затем он спросил: «Ты делаешь Чод?»

«Да, делаю».

«Мачик Лабдрон была хорошим практиком. Пожалуйста, и ты хорошо практикуй». И снова мне показалось, что у Ринпоче был момент ясновидения.

Прислужники попросили меня уйти. Когда я уже уходил, Ринпоче догнал меня с одеялом в руках: «Я иду с тобой!»

Служителю пришлось сказать ему: «Этот лама собирается в Сваямбу в паломничество, и позже вернется сюда. Вы можете встретиться с ним вечером».

После этого случая, у меня больше не возникало никаких препятствий и я смог завершить все свои простирания. Я сделал подношения светильников и вернулся в Джавалакхел.

Истории с чангом

Я не знаю, с чем это было связано, но я вдруг сильно поправился. У меня было больше возможности хорошо питаться, но я попытался уменьшить количество потребляемого алкоголя. Однажды я встретил своих друзей Кхампа в магазине чанга и мы с ними сильно напились. Я не помню, что произошло потом. Знаю лишь то, о чем мне рассказали люди. В то время при мне были лишь мои четки. Один черный бык дрался с рыжим быком рядом с армейским лагерем в Патане. Многие люди наблюдали за этим боем. Мне сказали, что я отправился прямо в то место, где дрались быки. Непальцы заговорили между собой: «Бык убьет ламу!»

Я задрал одеяние и показал быкам свои голые ягодицы. Быки сразу перестали драться и уставились на мой зад. Дальше, как мне передали, я обратился к черному быку на хинди и попросил его уйти. Черный бык ушел. Затем я сказал рыжему быку присесть. Бык уселся и я заговорил с ним на каком-то из индийских языков. Затем и этот бык ушел, а я отправился домой.

Почти рядом с Джавалакхелом я уронил свои четки у дерева. Один старик нашел мои четки и решил продать их туристам. Он выложил находку в витрине своего магазина. Ночью мои четки превратились в черную змею. Старик так сильно перепугался, что не мог уснуть. На утро четки выглядели как обычные четки. Тогда старик отправился в лагерь и стал расспрашивать, чье это. Люди узнали мои четки и принесли их мне.

В другой раз я понес свои колокольчик на починку кузнецу. Пока того его чинил, я проводил время в магазине чанга и напился там. По дороге домой я выронил свой колокольчик. Его нашел непалец и принес домой. Всю ночь колокольчик звонил сам по себе. На следующее утро этот мужчина вышел из дому и стал звонить в колокольчик. Когда я вернулся в поисках своего утерянного колокольчика, я увидел непальца, которых стоял рядом с магазином чанга и звенел. «Это мой колокольчик».

«Пожалуйста, просто забери его. Колокольчик сам звонил всю ночь! А я просто нашел его на дороге».

В другой раз, один человек дал мне 30 000 рупий на проведение пуджи. Я со своими друзьями по Чоду отправился в Намо Боуда, чтобы провести практику там. Я обошел вокруг ступы и отправился в магазинчик выпить немного ракши. Там находилось около двадцати тибетских паломников из граничащей территории. Каждому из этих тибетцев я раздал по 1000 рупии. Когда мои друзья поинтересовались у меня, где деньги, чтобы купить товары к пудже, я сказал им, что я все отдал. «Деньги закончились». Друзья стали ругать меня: «Ты отдал все деньги! Нам теперь не то что на пуджу не хватит, но даже на автобус до дома!».

«В этом самом месте Будда отдал свою плоть и кости тигрице. Я всего лишь дал этим людям милостыню какими-то бумажками. Вам бы попробовать отдать свое тело тигрице».

Потом один друг сказал: «Пришло время делать тукпа (тибетский суп на основе лапши, - прим. Aniezka), а мяса нет».

А сказал: «Почему бы тебе просто не положить эту собаку в суп?»

Той ночью все мои друзья разозлились на меня. Они все скинулись по 100 рупий и купили достаточно для небольшого цога.

Тем временем богатый Шерпа из Бактапура и его верующая жена приехали в Намо Боуда. И жена тут же поднесла нам 60 000 рупий!

Посмотрите, как бывает, когда вы даете милостыню. У нас было 30 000 рупий, и я их все раздал. А затем мы получили 60 000 взамен. Это урок о том, как хорошо отдавать. После этого случая, все мои друзья изменились. Они стали меньше цепляться за вещи, и стали более открытыми. Они по-настоящему поверили в меня.

Другие ламы

В Джавалакхеле я жил рядом с двумя старыми богатыми тибетцами. Один из них был из Дзонг Гха. Даже в Тибете он был богачем. Однажды этот мужчина отправился в Лхасу, чтобы провести пуджи долгой жизни для Его Святейшества. Также он провел много пудж в Непале. И вот, по прошествии лет, я читал тексты дома у этого человека. Один тибетец жил без семьи, а у другого было два сына. Когда бы я ни отправлялся в паломничество, я любил брать с собой этих двух стариков.

И вот я, вместе с этими двумя старыми тибетцами, отправился посетить Дуджома Ринпоче, когда тот остановился в Катманду. Дуджом Ринпоче прибыл, чтобы освятить отреставрированную ступу Боуда Натх после того, как в нее ударила молния. Также прибыли многие другие Ринпоче, и многие миряне хотели повидаться с ними. Мой знакомый старик очень хотел увидеть Дуджома Ринпоче, и попросил меня помочь ему.

Утром мы отправились в Боуду и получили разрешение на аудиенцию с Ринпоче. Старик поднес ламе камни Зи, камни Мани, серебряные монеты, тексты, записанные золотом, и много других вещей. Ринпоче обратился ко мне: «Ты сын этого мужчины?»

«Я не его сын. Я практикующий, а он мой покровитель и сосед. Я провожу пуджи в его доме, а еще беру его с собой, когда отправляюсь в паломничество».

«Это очень хорошо. Именно так поступают практики. Все мужчины - твои отцы, все женщины - твои матери, а все дети - твои дети. Тебе нужно практиковать таким образом до последних дней жизни. Тебе следует считать этого мужчину своим отцом, а ему тебя – своим сыном».

Я также принес с собой все тексты Лончен Ньянтиг. «Я получил кое-какие передачи от своего ламы в Тибете. Но здесь много тибетцев, для которых я должен проводить пуджи. Иногда мне нужно делать «подношения божествам», но у меня нет этой передачи. Не могли бы Вы мне ее дать?»

Ринпоче ответил: «У меня сейчас с собой нет книги».

«Я принес ее».

«В таком случае я могу дать тебе передачу. Если не давать передачи практикам, то кому еще их давать?». Затем Ринпоче дал мне все передачи. Он также дал двум старикам и мне ритуальные медальоны, содержащие внутри мантры. «Через ношение их вы освободитесь от неблагих поступков». Мы все были очень счастливы.

В следующий раз мы встретили Дуджома Ринпоче, когда тот прибыл в Тхамел. Мы провели цог и исполнили для него песни Чод. Мужчина, который поднес столько всего Ринпоче в прошлый раз, сейчас очень волновался, что потеряет зрение. Ринпоче дал ему совет: «Как только ты просыпаешься, еще до того как выпьешь что-нибудь, тебе нужно начитать Мани 20 раз. Делай по крайней мере одну сессию каждое утро. Затем нужно подуть мантрами на свой безымянный палец и помассировать им глаза. Если ты будешь так делать, я гарантирую, что ты никогда не лишишься зрения». Старик тщательно выполнял данные наставления, и никогда не терял зрение.

Когда этот старик умер, Дуджом Ринпоче провел для него Пхову, а мы поднесли ламе все имущество этого человека.

Встреча с Сангье Палджор

В этот год Чатрал Ринпоче попросил меня прийти получить учения у Дулдула Ринпоче. Там было еще 100 людей, также получавших Учения. Ринпоче дал передачи, посвящения и объяснения на весь Лончен Ньинтиг.

На следующий год Чатрал Ринпоче привез из Тибета Мотса Ринпоче. Он был ламой монастыря Каток Дорджеден в Тибете. В монастыре Каток было два верховных ламы: Ринцен Лонгсар и Дулду Дордже. Эти два ламы написали 20 томов текстов. И опираясь на эти двадцать томов, Мотса Ринпоче давал Учения.

Учения проходили в Годарви. Мы все разбили там палатки. Моя палатка была в стиле Кхампа, и сделана была кхампами. Однажды подул сильный ветер и все палатки посносило. И только моя осталась стоять на месте. Все практикующие остались без палаток.

Также там присутствовал один человек с Запада, получавший Учения, по имени Сангье Палджор. Он был очень удивлен, когда все палатки попадали, кроме одной. С любопытством он исследовал мою палатку изнутри и снаружи, и подошел пообщаться со мной. Я предположил: «Возможно, она не упала благодаря защитному шнурку, который я повесил на стенку палатки».

«Скорее всего, так и есть, потому что веревки и колышки у других палаток явно крепче. Твою, должно быть, очень легко снести ветром. Но ведь твоя палатка не рухнула. Значит все дело в защитных шнурках».

После этого случая Сангье Палджор обрел сильную веру в действие защитных шнурков. Он отвез их в большом количестве в Лондон. Дважды в год он приезжает в Непал. Иногда он просит меня о гадании. Однажды он сравнил мои предсказания с данными другими ламами, и нашел мои предложения более эффективными. Он говорит и на тибетском, и на непальском.

После тех Учений я решил меньше употреблять алкоголь. В эти дни я так много больше не пью.

Народный лама

После моего, более чем месячного, отсутствия в лагере, тибетцы стали говорить, что я слишком отдалился. Поэтому я решил посвятить себя полностью проведению пудж и помощи семьям. Пока я помогал тибетцам с пуджами, похоронами и лечением в Джавалакхеле, я также продолжал заниматься дизайном ковров и рисованием графиков на заводе. Люди в лагере собрались однажды на собрание и сказали: «Если лама занимается разработкой графиков и узоров, он не сможет, в то же самое время, делать для нас пуджи. Важнее, чтобы он исполнял свою религиозную работу для нас».

Старейшины попросили директора лагеря, чтобы я оставил свою работу, и занялся помощью семьям беженцев. Так что я обучил трех молодых тибетцев делать мою работу, и уволился.

Когда я уже уходил, директор попросил меня зайти к нему. «Старые люди из лагеря попросили, чтобы ты прекратил работать. Поскольку ты не вовлечен в бизнес, а просто занимаешься Дхармой для помощи людям в лагере, я не могу выгнать тебя. Это важно. Но когда будут проводиться пуджи для Его Святейшества, тебе следует пойти и помочь».

Когда руководители лагеря приглашали других лам для проведения пудж, дети спрашивали: «А почему здесь нет ламы Попо?». И мне приходилось посещать эти пуджи. Директор лагеря заволновался и пригласил меня на еще один разговор. Я объяснил ему: «Если вы попросите меня прийти, я приду. Не проблема». Так что я всегда приходил, когда меня просили.

Лагерь беженцев

Также люди, которые съели всю мою цампу и масло в то время, когда я уехал в Индию, поселились в том же лагере беженцев. Они попросили меня провести для них пуджу. Я сделал пуджу, но они вели себя очень плохо. Они напились, и стали очень грубо со мной разговаривать: «Убирайся отсюда!».

Я ответил: «Хорошо, я ухожу».

Позже у них появилось множество препятствий, и они снова меня просили прийти и провести пуджу.

Также там жил мужчина, который был родом из моей деревни в Дингри. Поскольку мы были земляками, он очень хорошо ко мне относился. Я научил его делать графики ковров, а он приглашал меня проводить пуджи. Однажды он попросил меня провести гадание на его брак. Я предложил ему благоприятную дату свадьбы.

Этот человек женился, и все у него шло благополучно. У него был небольшой бизнес, а жена ткала ковры. Когда он уезжал по делам, я приходил смотреть за его детьми и делать пуджи на неделю. Позже они стали очень богатыми, и попросили меня уйти. «Уходи», - сказали они. Я ответил: «Хорошо, никаких проблем».

Также многие известные ламы и богатые люди просили меня проводить пуджи. Однако никто из них никогда не просил меня уйти и больше не приходить. Они не были со мной грубы, как некоторые другие.

Когда я только начал проводить пуджи в Джавалакхеле, я получал 5 рупий в день. В те времена я ел только хлеб и пшеничную кашу. Через 3-4 года мне стали платить 10 рупий. Сейчас мне предлагают больше. Богатые предлагают 500 рупий, а бедные предлагают 100.

Хотя у многих семей были целые дома, я жил в одной комнате, предоставленной мне лагерем. Некоторые богатые покровители выражали мнение, что мне нужен дом. Но у меня не было денег, поэтому я и не думал над тем, чтобы его построить.

Мой дом

В Патане была семейная пара Невари. Мужчина был фермером низшей касты, а жена происходила из семьи высшей касты. Они просили своих родителей дать разрешение на брак, но в итоге женились вопреки социальным традициям. Семья девушки была опозорена, так что новоиспеченную пару выгнали из города, чтобы они жили в полях. Они построили маленький домик с одной деревянной колонной. Они спали на голой земле и пользовались крайне скромной кухней. Этот муж однажды пришел ко мне и попросил провести пуджу: «Наши родители нас выгнали. Мы очень бедны. Пожалуйста, проведите для нас пуджу богатства».

Я почувствовал большое сострадание к этой молодой паре, увидев, как бедно они были одеты и как скромен их дом. Так что я отправился со своим другом провести для них пуджу. В доме, в общем-то, и комнаты для этого не было. Из щелей в деревянных стенах дул ветер. Я попросил хозяев принести вазу, и наполнил эту вазу священными объектами и благословлениями.

В тот день мой друг отказался читать со мной текст. Я спросил его: «Почему ты не читаешь текст ритуала, ты заболел?»

Он ответил мне со злостью: «Они такие бедные! Их деревянные стены такие холодные, что я чувствую себя просто отвратительно весь день. Мы могли бы сегодня провести пуджу для богатой семьи, почему ты не пошел туда? Ты сумасшедший».

«Ты заблуждаешься. Дхарма существует для всех людей. И если ты даешь Дхарму бедным, это более благотворно. Если же ты занимаешься этим ради блага лишь богачей, это все равно что торговать Дхармой».

Через год тот же самый мужчина Невари пришел ко мне. Он снова попросил меня провести пуджу богатства. Перед его домом на поле были сложены дрова объемом в три грузовика. Он попросил меня провести гадание. «В горах умер муж одной женщины. Ей принадлежит лес и грузовик. Эта женщина обратилась ко мне с просьбой продать эти дрова. Она бы поставляла дрова, а после я бы отдавал ей выручку. Стоит ли меня этим заняться? Справлюсь ли я?».

«Сейчас божества заботятся о тебе. Ты должен быть смелым и заняться этим бизнесом. Будь осторожен и плати ей в назначенное время. Ты заработаешь большую прибыль, и все это будет очень хорошо для тебя». Он последовал моему совету.

В это время набирала обороты отрасль производства ковров. Всем заводам требовалась древесина для ткацких станков. И все заказчики пришли к нему за дровами. Он продал так много древесины, что через три года стал очень богатым.

После этого он стал заботиться обо мне. К примеру, он установил в моем доме деревянную панель, чтобы внутрь не пробирались крысы. Позже одна крыса таки смогла прогрызть дыру в деревянной панели. Когда этот мужчина однажды пришел меня навестить, он увидел, как из моей стены выбегает крыса. Он сказал мне: «Мне очень грустно оттого, чтобы мой лама живет с крысами. Поскольку у меня хорошо налажен бизнес с деревом, если тебе понадобятся какие-то стройматериалы для постройки дома, ты можешь взять их у меня».

Между тем, один лама Кагью пришел ко мне за советом. У него были проблемы в монастыре, и лама не знал, стоит ли ему оставаться там или уйти. Он был хорошим ученым, получившим образование в Ванарисе. Я провел гадание и сказал: «Ты хорошо знаешь языки, плюс – ты симпатичный. Другие монахи тебе завидовали. Сейчас тебе не стоит оставаться в этом монастыре. Тебе нужно отправиться к ламе Нингма, получить посвящение и стать практиком Нингма. Тебе следует отправиться на Запад, чтобы учить».

«Если это мне на пользу, то так я и поступлю».

«Я провел пуджу богатства и дал ему защитный шнурок, перед тем как он уехал в Германию, Данию и Швейцарию. Позже он стал очень богатым, миллионером! Когда он вернулся с Запада, он обзавелся большим домом в Боуде и построил монастырь. «Пожалуйста, приходи ко мне домой. Я поднесу тебе мандалу». Он поднес мне большое блюдо, наполненное тысячами банкнот (рупии). Впервые в жизни я видел такое огромное количество денег.

Я сказал ему: «Я йогин, и эти деньги не сильно мне нужны».

«Послушай. Ты не должен так жить. Один человек уже поднес тебе древесину. Я поднесу тебе кирпичи. Построй дом!».

Я никому не рассказывал об этих предложениях, кроме моего друга Сензина Дордже. Когда он продавал ковры, его жена умерла от отравления. А жена эта была дочерью тех людей, которые ранее забрали мои цампу и масло. После того, как она умерла, я провел для нее все необходимые похоронные обряды. А ее муж стал очень богатым. Он сказал мне: «Поскольку другие люди уже предложили тебе древесину и кирпичи, я предложу тебе все железо, которое необходимо для постройки дома».

Я заботился об одной женщине Кхампа, когда она была маленькой. Когда она заболевала, я помогал ей. Она была мне очень близка. С тех пор, она выросла в успешную замужнюю женщину. Она предложили купить мне необходимый цемент для постройки дома.

Я рассказал брату своей жены все о дереве, кирпичах, железе и цементе, которые мне предложили. Я спросил его: «Стоит ли мне построить дом или нет?»

«Ты, должно быть, был пьян. Ты пьешь слишком много чанга. В наши дни никто просто так не раздает такие вещи», - сказал он.

«Это не сон. Люди действительно предложили мне все это». Он мне все никак не мог поверить, так что он сел на свой мотороллер и навестил все семьи, которые мне обещали сделать эти подношения. Семьи были очень расстроены им.

Семья брата моей жены была довольно богатой, они владели целым пятиэтажным зданием. Семья Невари, предложившая мне древесину, сказали: «Этот лама такой бедный, живет в доме с крысами. Вслед за королем, все непальцы и тибетцы отправятся ему на помощь. Очень грустно видеть, что он живет в таких условиях. Я сказал, что предоставлю ему стройматериалы. Между прочим, ты сам родственник этого ламы, да еще и довольно богатый, живешь в своем пятиэтажном доме. Как так получилось, что тебе вообще наплевать на эту ситуацию?».

С помощью всех этих людей я смог построить дом, в котором и проживаю в настоящий момент. Продавец дерева продал мне дерево стоимостью 130 000 рупий. Его имя Чантра Кхандра. Лама Кагью предложил мне кирпичи на 100 000 рупий. Его зовут Демпе Гьялцен. Сензин Дордже пожертвовал 50 000 рупий на железо. Кхампа Денджен Сомо предложила цемент на 55 000. Храм на верхнем этаже был построен благодаря Тензин-ла, который предоставил 100 000 мешков с цементом. Швед по имени Рульдоф поднес мне статую Гуру Ринпоче стоимостью 130 000 рупий. В прошлом я помог ему излечиться от сумасшествия. Другие статуи, такие как Авалокитешвара стоимостью 100 000 и Тара стоимостью 100 000, были поднесены немцем по имени Кастинг.

Мой дом со всеми этими статуями стал как монастырь. Каждый месяц я провожу дома пуджи. В прошлом у меня не было ни дома, ни монастыря. А сейчас у меня есть и то, и другое.

Болезнь и выздоровление. Часть 2

Возможно из-за того, что я слишком был занят разного рода деятельностью, у меня случился сердечный приступ, после которого левую часть тела парализовало. Ургьен Тулку пригласил меня в свой монастырь Наги Гонпа. Там я оставался в течение 15-ти дней, получая посвящение и благословения, после чего я абсолютно оправился от паралича.

Я остался на некоторое время в Парпинге. Меня немного рвало кровью, так что я обратился к терапевту. Он не понял, что это за болезнь, так что я решил обратиться к индийскому доктору. Этот доктор мне также не смог помочь, и я отправился к врачу Невари. Он тоже не знал, что делать, и перенаправил меня к доктору брахману. Врач брахман сказал, что у меня болезнь легких. Мне требовался рентген. Они провели рентген и отправили меня к персональному врачу короля. «Ранее, другие доктора писали, что у тебя рак. Ты поёшь?»

«Я не пою, но я начитываю нараспев пуджи. Иногда это подобно крику или пению».

«Как много лет ты занимаешься этим?»

«Лет сорок уже».

«О, возможно, это и есть причина. Твое пение стало причиной появления ран в легких. Тебе нужно отправиться в Бомбей на операцию».

Бизнесмен Кастинг сказал мне, что если я решусь на операцию, он даст мне 100 000 индийских рупий, чтобы я смог оплатить ее.

Я никогда не относился к людям плохо, хотя и был болен. Я много практиковал и не боялся смерти. Но умереть я бы предпочел в священном месте. Что делать? Я отправился к Чатралу Ринпоче за гаданием. Я объяснил ему, что мне сказали врачи, и спросил: «Стоит ли мне ехать в Бомбей на операцию?»

«С верой в Гуру Ринпоче у тебя будет долгая жизнь», - таков был его ответ. Я немедленно отправился в Парпинг, чтобы начать ретрит. Девять месяцев я просидел в комнате рядом с храмом Ваджрайогини, читая молитвы. Все это время обо мне заботилась моя внучка. После этого ретрита я поправился.

Пока я находился в ретрите, беженцы, памятуя о том, как много я им помогал на протяжении долгих лет, проводили для меня пуджи. Они не хотели, чтоб я умер, и в течение двух дней проводили пуджи. Особенно сильно старые люди молились о том, чтобы я их не оставил. «Из всех люде на свете, больше всех должен быть защищен лама Вангду», - молились они. Однажды они даже провели для меня особую пуджу Тары. Некоторые из них приносили мне подарки, пока я был в Парпинге. В конце концов, я совершенно оправился от болезни.

Я думаю, мой лечащий врач был чрезвычайно смущен, потому что, в том же году, он тоже преподнес мне подарки на непальский Новый год.

Однажды умерла одна тибетская женщина, и я пришел в больницу, чтобы провести для нее Пхову. В больнице я повстречал врача, который ранее диагностировал у меня рак. «Бог мой! А Вы как здесь оказались?!», - он был очень удивлен, когда увидел меня. Этот врач пригласил меня к себе домой. «Мне немного стыдно за то, что я не смог Вас вылечить», - признался он.

Тогда я объяснил: «Вы оказали мне огромную услугу. Благодаря Вам я узнал о своей болезни. Вы на самом деле мой Учитель. Если бы Вы не поставили тот диагноз, я бы продолжал жить в Джавалакхеле, ни о чем не подозревая, занимаясь разными делами. У меня не было бы возможности сесть в ретрит и выздороветь. Вы мой лама!».

Дом в Парпинге

Один хозяин дома в Парпинге планировал жить в своем здании, отведя нижний этаж монахам. Он построил себе небольшую комнатку на крыше. Однако когда владелец дома закончил строительство, он неожиданно умер от сердечного приступа. Его опечаленные сыновья говорили: «Наш бедный отец так много работал, чтобы построить ретритный центр. А сам не смог провести в нем ни дня».

Кхампа Денджен Сомо сказала: «Наш лама живет в Парпинге, оплачивая аренду. Можно ли ему остановиться в вашем доме?».

Сыновья сказали: «Лама для нас как родной отец. Он всегда делает пуджи для нас. Конечно, он может жить здесь!»

Я немедленно въехал. Если приходили посетители и шел дождь, мы все намокали и бежали прятаться внутрь. Днем люди получали солнечные ожоги. Одна монахиня принесла мне синюю парусину, чтобы разместить на крыше. Однако когда шел дождь или дул ветер, брезент сильно шумел.

Женщина по имени Семо Палмо пришла за гаданием. Она сказала: «Если Вы установите жестяную крышу, то будете защищены от ветра и дождя. Я позабочусь об этом для Вас!». И однажды, Семо Палмо приехала на арендованном грузовике, наполненном жестяными листами. Она сказала: «У нас оказались лишние жестяные листы, так что мы установим Вам крышу». Непальские рабочие водрузили шесты и сделали крышу за один день.

Я покрыл крышу тканью. Но однажды сильный порыв ветра сорвал всю эту ткань. Монахини, жившие снизу, заменили отсутствующую ткань разными одеялами, одеждой, пластиком и другими вещами. Людям, искавшим меня в Парпинге, местные жители часто говорили: «Его очень легко найти. Он живет между пещерой Тары и храмом Ваджрайогини. У него жестяная крыша, покрытая обрывками ткани, и вместо окон пластик».

Я сказал: «Это все неважно. В прошлом, такие великие мастера, как Па Дампа Сангье, Джигме Лингпа и Миларепа, жили в пещерах или под деревьями, имея при себе лишь маленькое одеяло. Они питались остатками с похорон и носили одежду, оставленную умершими. У нас уже и так слишком много комфорта. Мы словно насекомые по сравнению с ними. Для меня жить в таких условиях не проблема».

«Возможно это не духовно корректно говорить так, но мы чувствуем грусть видя, что наш лама живет в таких условиях». Многие люди хотели предложить что-то для обустройства комнаты.

Монахини сказали хозяевам дома, что, хотя я всем доволен, комната выглядит просто ужасно. Люди проходят мимо и видят развевающийся пластик, а туристы даже это фотографировали. И хозяева дома наконец-то решили установить стеклянные окна.

Статуи в Тибет

Три года назад я скопил достаточно денег для изготовления статуй. Мне изготовили статуи Па Дампа Сангье, Миларепы и Тонгтон Гьялпо. Статуя Дампа Сангье была покрыта золотом и стоила около 375 000 рупий. Изготовление Миларепы и Тонгтон Гьялпо обошлось по 100 000 рупий. Я купил серебряные чаши для подношений за 50 000 рупий, а также барабаны, цимбалы и другие религиозные предметы общей стоимостью 775 000. Я сделал 100 000 подношений цог, и отправил эти объекты в Тибет.

Китайцы дали разрешение тибетцам Дингри принести эти статуи. Лама из Лангкора и один китайский чиновник должны были подойти к границе, чтобы получить статуи. Я тоже получил необходимое разрешение от археологического департамента в Непале на то, чтобы статуи можно было вывезти. Я упаковал статуи для отправки в специальные коробки.

Утром, когда я собирался уезжать, несколько людей мне помогали загрузить грузовик. Какие-то люди вдруг закричали: «Обезьяна проникла в Вашу алтарную комнату!».

«В Джавалакхеле нет обезьян, откуда же ей взяться в моей комнате?» Я отправился наверх, чтобы самолично убедиться. Там действительно была огромная черная обезьяна с белой бородой, сидящая ровно там, где хранились статуи. Сперва я пребывал в замешательстве. Я подумал, что это, должно быть, указывает на препятствия для передачи статуй на границе, либо машина попадет в аварию. Но вдруг я немедленно вспомнил Дампа Сангье, который должен был иметь лицо обезьяны. Я почувствовал утешение. Я понял, что это вовсе не препятствие, а эманация Дампа Сангье.

Я принес обезьяне дюжину бананов. Когда я предложил бананы, обезьяна сошла со стоек для статуй и забралась на коробку, в которую статуи были упакованы. Обезьяна глядела на меня в упор, словно ей было что мне сказать. С бананом в руке я произнес: «Миларепа, Тонгтон Гьялпо и Дампа Сангье, я пытаюсь вывезти вас троих в Тибет. Я желаю, чтобы солнце счастья вскоре засияло в мире. Пожалуйста, помогите статуям добраться в Тибет». Я поднес бананы обезьяне. Он взял бананы, отправился вверх по лестнице и уселся там. Затем он взял два банана в правую руку и принялся снимать кожуру. Он смотрел на меня очень счастливый. Я почувствовал облегчение и покой. Это было не препятствие, а чудо от Махасиддхов.

Я поместил все в машину. И вдруг на моем пути встала рыжая собака и перекрыла мне дорогу. Казалось, что это знак, что я не должен отправляться. Я снова ощутил сомнения. Я спросил тибетского друга в машине: «Собака встала у меня на пути. Что бы это могло значить?»

«Кажется, это означает, что ты должен отправить статуи в Тибет, но ты не должен отправляться туда сам», - интерпретировал он. Я сел в машину, одновременно ощущая радость и сомнение.

Обычно в Непале, на местах проверочных постов, дороги блокируется пучками из веток бамбука. В этот раз нас ни разу не останавливали и не задавали вопросов. Водитель воскликнул: «Обычно сидящих в машине людей допрашивают на проверочных постах. Это очень странно. Они ни о чем нас не спросили и позволили просто проехать».

Когда мы достигли границы, непальская полиция спросила, что находится в машине. Я показал сертификат, выданный археологическим департаментом. «Здесь много статуй и медных предметов. Что это все такое?»

Водитель ответил: «Старый лама собирается передать эти вещи в монастырь в Тибете».

«Это объекты для проведения пудж? А когда лама сделает пуджу для меня?»

Водитель ответил: «Это бедный лама. У него недостаточно денег для проведения пуджи. Сколько «пудж» тебе нужно?»

Полицейский сказал: «Мне нужно 3000 рупий для моей пуджи».

«У него вообще нет денег. Давай я лучше тебе дам 1500».

И они наконец-то позволили машине пересечь границу.

Мы встретились с людьми, которые должны были сопровождать статуи, и составили два документа. Там было указано: «Это от сына семьи Пенак. Я долгое время проживал в Непале. Все те деньги, что я заработал проведением пудж, я использовал на изготовление этих статуй, которые я передаю в монастырь Лангкор Дампа Сангье на 14-й день 11-го лунного месяца по тибетскому календарю, в год 1998 по западному летоисчислению».

Когда я передал все вещи ламе из Лангкора, он расплакался. Я сказал ему: «Благодаря кармическим связям ты был рожден в Лангкоре. Как говорится в текстах, это большая удача родиться в священных местах. Тебе нужно заботиться о монастыре. Не думай о том, чтобы извлечь материальную выгоду для себя. Если я смогу, то отправлю вам деньги из Непала». Мне поднесли чанг и мясо из Тибета.

На 15-й день лунного месяца, в полнолуние, статуи добрались до Лангкора. На 16-й день в монастыре подобающим образом расположили статуи, нарядили и благословили. На 17-й день они пригласили всех жителей деревни Лангкор. 515 людей пришло взглянуть на статуи. Каждому человеку выдали по черному защитному шнурку, которые я прислал. Люди интересовались: «Кто этот Вангду, что прислал такое прекрасное подношение в нашу деревню?». Многие молодые тибетцы хотели увидеть меня. Они написали мне: «Если ваша жизнь продлится долго, пожалуйста, навестите нас в Лангкоре, хотя бы один раз».

Хотя я не могу вернуться домой с 1958 года, получив их приглашение, я мысленно пребывал в местах своего рождения.

На фото лама Вангду вместе со Свами Джи (Свами Четанананда)

Свами

В прошлом году я повстречал американца по имени Свами Джи. Он сказал, что практиковал индуизм, но ему также нравятся практики Миларепы, Дампа Сангье и других аскетов. Он стал спрашивать местных жителей, есть ли какие-нибудь йогины в Непале. И его привели ко мне. Когда я встретил его, он спросил меня, какой именно аскетической практикой я занимаюсь. Я сказал ему: «Я родился в деревне, где был основан монастырь Дампа Сангье. Мои основные практики относятся к традиции Дампа Сангье».

«Какие практики связаны с этой традицией?». – спроси он.

«В основном мы практикуем Чод». Свами попросил меня исполнить одну практику Чод. Он высоко оценил эту практику и выразил заинтересованность выучить ее постепенно. Свами попросил меня исполнить Чод на кладбище, так что я дважды ходил в Пашупатинатх, чтобы выполнить Чод и ритуальные танцы. Я также выполнял Чод на кладбище под названием Рамадоле.

Однажды я уже проводил Чод в Рамадоле с Чатралом Ринпоче и его монахами.

Свами спросил меня: «Я слышал, что есть священное место, где можно молить Гуру Ринпоче о даровании долгой жизни. Не мог бы ты сходить туда и провести пуджу для нас?». Так 25 американцев и 5 тибетцев прилетели на вертолете, и участвовали в церемонии в течение 5 дней.

«Твои практики Па Дампа Сангье, твое лечение, практики Пхова и Мантра очень глубоки и несут в себе мудрость. Сейчас тебе 63 года. Ты можешь прожить еще лет 15. Если ты сейчас начнешь обучать тибетцев, они смогут продолжить традицию. Если твои ученики станут экспертами, они смогут преподавать в Америке. Тебе стоит учить тех, кто обладает хорошим знанием английского и чей уровень выше уровня средней школы. Я буду поддерживать этот проект. Мы будем спонсировать трех или четырех таких тибетских детей».

В данный момент я серьезно обдумываю предложение Свами Джи о нахождении молодого тибетца, которого я бы мог обучить традиции Дампа Сангье.

Другие предложения

Однажды человек по имени Церинг Тундруп пришел ко мне вместе с одним немцем. Они сказали: «У нас есть Дхарма-центр в Германии. Мы бы хотели, чтобы Вы посетили его в этом году и дали Учения. Пожалуйста, побыстрей оформляйте документы».

Я отказал, объяснив: «В настоящий момент я не чувствую себя физически способным на путешествия».

В то же самое время пришли тайваньцы и попросили меня посетить Тайвань так скоро, как только возможно. «Я не знаю языка, у меня нет переводчика, и документов для путешествия тоже нет. Я не могу приехать», - мне снова пришлось отказать.

Пуджа

Чтобы выразить благодарность своей семье, на каждый 10-й и 25-й день тибетского месяца я делаю подношение Цог. Эта традиция зародилась еще во времена моего детства в Лангкоре. Также на 4-й день 6-го месяца, когда Будда спустился с небес, я подношу 100 000 цогов в Боуде. Я также спонсирую покраску ступы и смену ее одеяний.

В нынешнее время я провожу гадания на брак, а также занимаюсь исцелением от болезней, если люди того хотят.

Вот таков мой рассказ до настоящего момента.

Окончание

Я повстречал Нгаванга Калдена (Джошуа Волдмен) и Тинлея Тундрупа, которые хотели написать историю о моей деятельности. Я тех пор, как началась эта работа, многие люди успели высоко оценить этот проект. Были и другие люди, которые раньше хотели этим заняться, но так и не смогли довести начатое до конца.

«Калден Лей Дро Чен» означает «благая связь», так что у Нгаванга Калдена есть благая связь со мной и историей моей жизни.

Переводчик Тинлей, чье имя означает «просветленная активность, запредельная Вселенной» на самом деле принесет пользу бесчисленным существам за пределами Вселенной.

Мне понравилось рассказывать историю своей жизни, насколько я мог ее вспомнить в периоде от семилетнего возраста и до 63 лет. Если вы сможете выпустить эту книгу на английском и тибетском, тогда люди обретут доверие и веру в Дхарму и получат огромную пользу. А тем, у кого нет веры в Дхарму, кто обладаем неверными взглядами, кто завистлив или глуповат, - тем моя биография вряд ли принесет какую-то пользу. Чтобы бы там ни произошло, это деяния моего йогического стиля жизни безумной мудрости, которые подобны распустившемуся цветку лотоса.

Конец

Перевод: Aniezka

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg