«Пустотность, или полное отсутствие невозможного «я»»

Пустотность, или полное отсутствие невозможного «я»

Александр Берзин Москва, Россия, ноябрь 2005

русский перевод: Александр Нариньяни

расшифровка аудио

Часть первая: контекст постижения пустотности

This weekend I’ve been asked to speak about the Buddhist teachings on voidness.

В этот семинар в два выходных дня, в субботу и в воскресение, меня попросили рассказать вам о буддийском воззрении пустотности.

Voidness is a very difficult topic, but a very essential topic.

Пустотность, или пустота, сама по себе является весьма сложной темой для объяснения, для понимания, но является она и ключевой, наиважнейшей.

In order to approach it, we need to see where it fits into the general presentation of the Buddhist teachings.

Для того чтобы взяться за эту тему, разобрать её, прежде всего необходимо понять, какое место она занимает в общем изложении, в общей структуре буддийской доктрины, буддийского учения.

As we all know, Buddha taught his understanding, his realization in terms of what is known as the four noble truths.

Как все вы знаете, первое изложение Дхармы, первое учение Дхармы, данное Буддой, было сделано им в формате Четырёх благородных истин. Что означает «благородная истина» или «Четыре благородные истины»?

These are four facts, which are seen as true by any arya. An arya is somebody who has had nonconceptual cognition of voidness.

Итак, прежде всего, необходимо немножко разобраться с этимологией. Мы называем их «Четыре благородные истины» или «Четыре истины благородного»; «благородный» – это «арья» на санскрите. «Арья» означает то существо, которое обладает прямым, неопосредованным постижением пустотности, то есть знает реальность напрямую. Итак, Четыре благородные истины, или четыре истины арья, – это четыре факта о реальности, которые выступают как истинные, бесспорные факты для того, кто обладает таким видением, то есть для арьи это истины.

So ordinary beings like us, we don’t see these things as true. These facts are not so clear to us or obvious.

Обычные существа, такие как мы с вами, которые не обладают прямым постижением реальности, не видят эти вещи как истинные и для нас они бесспорными фактами априори не являются.

But those who have actually seen reality straightforwardly, these aryas, have seen that these facts are true.

Те же, кто воспринимает подлинную сущность реальности, те, кто воспринимает пустотность напрямую – арьи, или благородные существа, они видят эти вещи как бесспорные, истинные факты.

So what are these four facts?

Итак, каковы эти четыре факта?

The first is the fact of suffering.

Первый факт – это факт наличия страданий.

When we speak about suffering, we are talking about problems or unsatisfactory situations.

Говоря о страданиях, мы говорим о различных ситуациях: боли, переживаний, неудовлетворённости.

We have three varieties of suffering.

Существует три типа страданий, мы сейчас их перечислим.

The first of these is just ordinary, gross suffering, the suffering of pain.

Итак, первый тип страдания, который мы выделяем, – это самое грубое и очевидное страдание, которое дословно переводится как страдание страдания, или страдание боли.

Ordinary difficult situations that we all experience in terms of physical pain, mental pain, growing old, getting sick, dying, all these usual things.

Это то, что знакомо всем нам, то, с чем все мы сталкиваемся рано или поздно в нашей жизни. Это те очевидные, явные трудные ситуации, как на ментальном плане, так и на физическом: боль, страдания, переживания на физическом плане, телесные или умственные, – это болезнь, это различные болевые ощущения, это смерть и так далее.

The wish to overcome these types of sufferings, to avoid them, is not something terribly special. Even animals have that wish not to have physical pain.

И желание преодолеть эти страдания, избавиться от них навсегда, избежать их любой ценой, не является чем-то особенным и свойственно даже животным.

Some animals will store away food for the winter so they won’t be hungry. We can do much more than that to avoid this type of suffering.

Некоторые животные настолько умны, настолько находчивы, что даже запасают себе провиант на зиму, чтобы не голодать, не испытывать страдания боли – первого типа – зимой. Мы, люди, более развиты интеллектуально, можем гораздо больше себе позволить в плане действий по преодолению этих страданий.

The second type of suffering is called the suffering of change.

Второй тип страдания в данном контексте именуется страданием перемены.

This is referring to the ordinary type of happiness that we experience.

И это как раз относится к тому, что мы привыкли в наших мирских бытовых терминах именовать счастьем, мирским счастьем.

Although this ordinary type of happiness may be nice, it may be pleasant, it doesn’t last

И хотя это мирское счастье, эта мирская радость может быть действительно приятным переживанием, но по природе своей она преходяща, она не длится бесконечно,

and so we are always frustrated when it ends.

и рано или поздно мы испытываем разочарование и какую-то тревогу, раздражение, когда оно проходит.

And it never satisfies: we always have to have more. It is not sufficient to just eat once, but we always want to eat again, don’t we?

Мы никогда полностью не удовлетворены переживанием этого счастья, нам всегда хочется ещё и ещё, больше и больше. Поев однажды, мы не насыщаемся на всю жизнь, нам необходимо есть постоянно, снова и снова.

There is no security with it. We have no certainty of what we’re going to experience next, whether we’re going to have more happiness or whether we’re going to have pain.

И в этом типе страдания, в том, что мы именуем мирским счастьем, нет ничего определённого и гарантированного: мы никогда не можем знать, чем оно обернётся уже в следующее мгновение.

Now to wish to overcome that, to avoid that, to get to a situation that is free from that, is not particularly Buddhist either.

Стремление избежать этого типа страдания, второго типа страдания, также не является чем-то исключительным, и другие доктрины, небуддийские учения, также подразумевают выработку отвращения к этому типу страдания.

There are many non-Buddhist religions that teach paths to get to some sort of paradise, some sort of everlasting happiness that will be beyond, and much, much better than the so-called worldly happiness.

Существует великое множество небуддийских учений, различных религиозных доктрин, которые исповедуют духовный путь, ведущий к обретению некоего длящегося, постоянного, неизменного блаженного состояния, некоего рая, Чистой земли и так далее.

So to follow the Buddhist path just to overcome the first two types of suffering is really not taking the full essence of the Buddhist path, as we might overcome them in other ways as well.

Следовать буддийскому пути лишь для того, чтобы избавиться от этих двух первых типов страдания – от страдания боли и от страдания перемены – не будет являться чем-то разумным: мы не будем извлекать саму сущность буддийского учения, занимаясь лишь этим.

Although of course we could question “can you really overcome completely the first two types of suffering with other paths?,” but that is a big debate.

И далее весьма спорный вопрос: «А можете ли вы действительно избавиться в полной мере и окончательно от этих двух первых типов страдания: от страдания боли и от страдания перемены, следуя путям, предлагаемым другими религиозными традициями?» – большой вопрос.

In any case, Buddha was not emphasizing overcoming these first two types of suffering, because everybody else was talking about that as well.

Так или иначе, Будда не озадачивался объяснением необходимости освобождения или ограничения необходимости освобождения от этих двух типов страдания. Этим занимались и все другие религии, существовавшие в то время.

Buddha was pointing out a third type of suffering, which is much more serious and a deeper problem.

Будда был озабочен тем, чтобы указать своим последователям на третий, наиболее глубокий, наиболее тонкий уровень страдания.

This is what is known as the all-pervasive suffering.

Этот тип страдания именуется обычно и переводится как «всеобъемлющее страдание» или «всепроникающее страдание».

This is the underlying problem behind the first two,

По сути, этот тип страдания является тем фактором, который пронизывает, который служит основой первым двум типам.

which is namely that every moment of our existence is conditioned by, or affected by, or arises from our basic unawareness of reality, our confusion.

И по сути этот третий тип страдания – всепроникающее, или всеобъемлющее страдание, «обусловленность» также его иногда называют, – можно объяснить как то, что каждый момент, каждая частичка нашего бытия обусловлена нашим неведением относительно реальности.

Each moment of our existence is mixed with this confusion.

И каждый момент, каждое мгновение нашего бытия, нашей жизни обусловлены, пронизаны этим неведением относительно реальности.

And because of that, each moment of our experience perpetuates or produces more moments mixed with confusion.

И поэтому каждый момент нашего бытия, нашего существования порождает массу других, следующих за ним в качестве результатов моментов, также пронизанных этим неведением.

That’s the real problem,

Такова проблема в действительности.

because if everything is coming from confusion, mixed with confusion and produces more confusion, then what we experience because of that, we experience the ups and downs of samsara. Sometimes we have pain. Sometimes we have the worldly pleasure that doesn’t last. It goes up and down, up and down.

И если причина пронизана неведением, то результат такой причины будет также пронизан неведением. И если всё в нашем бытии, в нашей жизни, в нашем существовании – причина, предыдущие моменты и последующие моменты, – всё пронизано этим неведением, жизнь наша неминуемо будет наполнена страданиями, наполнена взлётами и падениями, перепадами ощущений и ситуаций.

Just staying in this situation, which is going to go on forever, this is called samsara.

И оставаясь в этой ситуации, в этой круговерти сансары, в круговращении, – то, что именуется на санскрите сансарой, – ситуация не изменится сама по себе, мы будем вращаться в ней бесконечно.

“Samsara” means uncontrollably recurring existence

Сансара дословно означает бесконтрольное или неподвластное нам повторение, циклическое круговращение рождений и смертей,

with no beginning.

без начала

It is going to go on forever, unless we stop it.

и без конца, если мы не приложим к тому, чтобы завершить её, закончить её сознательные волевые усилия.

So that’s the true suffering, that’s the true problem, this all-pervasive problem that we all have.

И вот где находится настоящая проблема, действительная причина нашей ситуации страдания: это третий тип страдания – всепроникающее страдание обусловленности.

That’s the real thing the Buddha was speaking about with the first fact, this first noble truth.

И это та тема, о которой говорил Будда, которую исследовал Будда, на которую он указывал.

The second fact is that this problem of recurring, recurring confusion, recurring difficulties and so on, comes from a natural cause.

Второй факт, или вторая Благородная истина, заключается в том, что у этой ситуации неподконтрольного круговращения, круговращения неведения, круговращения страдания существует определённая причина, вызывающая его.

It’s not coming from no cause.

Она не возникла беспричинно,

It’s not coming from a cause which is completely irrelevant or from some higher power that is punishing us.

она не возникла из причины совершенно иррелевантной этому круговращению, то есть никак с ним не связанной, типа какой-то, чей-то чуждой воли, некоего творца, создавшего всё это, наказывающего нас.

But it’s coming from a cause which is in harmony with what the problem is. And that cause is our unawareness of reality.

Но возникла она из причины, которая тесно связана и гармонична с порождённой ею ситуацией, а именно из нашего фундаментального неведения, незнания.

Often, that is translated as “ignorance.” The connotation of that word in English is “stupid.” And it’s not that it’s “stupid”: there is no connotation within that that is “stupid.”

И здесь необходимо разобраться в этимологии терминов. Когда мы говорим «ignorance» по-английски, что обычно переводится на русский как «неведение», то здесь присутствует определённая коннотация тупости. Говоря об этом, это не значит, что мы тупы изначально или глупы, – это скорее означает некое незнание. Русское слово «неведение», оно более соответствует здесь, нежели английское.

But in Russian “nevidya” – that’s much closer, because you have a negation word ["NE"] and then you have “vidya” which means “to know.” It’s the same thing in German ["Unwissenheit."]. It’s a Sanskrit word. [The Sanskrit word here is “avidya,” which starts with the negation prefix “a” plus “vidya,” also meaning “to know.”] So this is much closer to the original meaning.

Мне кажется, что русский текст гораздо ближе к оригинальному смысловому наполнению санскрита, где это звучит как «a» – отрицательная частица, «vidya» – ведать – «avidya», а у нас «неведение», то есть довольно близко и удачнее, чем в английском.

Now, there are two meanings of this word “unawareness,” which would be the closer English equivalent.

«Unawareness», или «неосознавание», «неведение» будет более подходящим, на мой взгляд, английским термином для передачи этого смысла.

The first is the meaning that we find in the abhidharma texts. These are the texts from the Sanskrit that deal about topics of knowledge, special topics of knowledge.

Существует два объяснения, или два смысловых наполнения этого текста. И первый из них мы находим в текстах традиции абхидхармы – это переводится как «особые темы познания», или «особые темы знания».

In those texts, we find this “unawareness” defined as simply not knowing, “we just don’t know,” either cause and effect, in terms of our behavior, or how things exist,

В текстах абхидхармы неведение объясняется как простое незнание: мы просто не знаем чего-то, каких-то фактов; мы не знаем связи между нашими действиями как причинами и последствиями как результатами; мы просто не знаем то, как вещи существуют на самом деле; то есть мы не знаем реальности.

mostly how we ourselves exist.

В основном здесь необходимо знать и, соответственно, мы не знаем о том, каким именно образом мы сами на самом деле существуем.

When we don’t know the actual effects of our behavior, understand cause and effect, then we act destructively, and that causes our gross problems of suffering.

Не зная о связях первого уровня, связях причин и последствий, мы не осознаём то, какие результаты повлекут за собой наши собственные действия. В результате этого мы из-за неведения действуем деструктивно, создавая причины для собственных очевидных страданий, переживаний, боли в будущем.

So, although that type of unawareness does produce true suffering and problems, it’s not the deepest level.

И хотя такая ситуация и неведение, лежащее в её основе, влекут за собой страдания, неведение это не является глубочайшим уровнем неведения, от которого необходимо избавиться.

But because we are unaware of how we exist, or if we look at it in a Mahayana, larger context of how everything exists, then that produces our all-pervasive problem, this more serious, underlying problem.

И гораздо более глубоко лежащая, более серьёзная проблема – это наше неведение относительно того, как, каким образом мы сами существуем, и, в более широком махаянском контексте, – неведение того, как всё вокруг или как все вокруг нас существуют, каким образом, какова реальность.

That is the first understanding of this unawareness: we simply don’t know.

Итак, это первое понимание, первое истолкование термина «avidya», «неведение» – просто незнание.

It’s not that we’re stupid. It’s just that it’s not obvious.

Мы не говорим, что это глупость или тупость, это просто незнание.

Our minds make things appear to exist in all sorts of ways that don’t correspond to reality,

И неведение это создаёт различные видимости перед нашим умом, видимости, которые в действительности не существуют. Мы воспринимаем вещи в ином свете, в ином виде.

like for instance that “I am the center of the universe.” We have this little voice going on in our heads and even when you close your eyes, that voice is still going. So it appears as though “obviously, I am the center of everything out there, I can just sort of shut it off by closing my eyes.”

И этот голос внутри нас, который тихо нашёптывает нам постоянно, непрестанно, что мы – это центр вселенной. Даже если мы закроем глаза – он продолжает, заткнём уши – он продолжает говорить нам, что мы – центр всего сущего и что всё остальное – это его периферия. Мы можем, блокировав свои органы чувств, отсоединиться от всего, что вокруг нас.

It is confusing: we just don’t know that that isn’t really how things exist.

И это действительно смущение ума, это действительно неведение, потому что это не соответствует тому, каким образом вещи существуют на самом деле.

Another Indian master, Dharmakirti, defined “unawareness” differently.

Но затем другой великий индийский учёный, мастер Дхармакирти описывает иным образом неведение.

He defined it as “knowing things in a reverse, or inverted, type of way” -- in other words, knowing things in a way which is opposite to the way in which they actually exist.

Дхармакирти объясняет неведение как извращённое, или перевёрнутое, неверное знание того, каким образом всё существует.

So that means that it’s not just simply that we don’t know how things exist, but we believe that they exist in the wrong way, the way that is exactly opposite to how it actually does exist.

Итак, в объяснениях Дхармакирти, неведение, или «avidya», не означает простого незнания; на месте простого незнания присутствует знание – нечто позитивное, знание, но знание извращённое, знание на самом деле прямо-таки противоположное тому, как вещи существуют на самом деле.

We can see that this is actually a much more serious cause of problems than that “we simply don’t know.” We are very convinced of what is incorrect.

И в этой версии мы видим, что ситуация наша действительно гораздо тяжелее, если это так. Это не просто незнание чего-то, а это знание, противоположное истинному положению вещей. И, соответственно, ситуация наша тяжелее.

So we can add, on to our naivety about not knowing, things like being very stubborn and antagonistic to anybody that tries to say that what we believe is wrong. It’s just complete garbage.

Таким образом, вместо того, что мы просто не знаем чего-то, мы добавляем к этому наше упорство, самонадеянность, веру в собственную точку зрения и всё, что говорят нам другие, то, что не соответствует нашей точке зрения, мы избавляемся от этого как от какого-то мусора.

We think, “What do you mean I am not the most important person? Of course I am the most important one. I have to get the best seat. I have to get the best of everything. I have to get my own way.”

Мы свято верим в то, что мы себе внушили посредством этого неведения, которое есть неверное знание. Когда кто-то говорит нам, что мы не центр вселенной, мы возмущаемся, мы противодействуем, мы пытаемся сделать всё, чтобы доказать свою правоту. Мы говорим: «Нет, мне нужно лучшее место, нет, мне нужно лучшее то, лучшее сё, и вообще, всё должно быть по-моему».

We can get quite an antagonistic attitude in terms of this.

Всё это укореняет в нас такое антагонистическое отношение ко всему.

The third fact, the third noble truth, is that it is possible to achieve a true stopping of these first two facts, the problems and their cause.

И третий факт о реальности, или третья Благородная истина, состоит в том, что возможно достичь пресечения первых двух.

In other words, the nature of the mind is something, which is pure of this cause of our problems and therefore pure of the problems and suffering itself.

Это подразумевает принятие того, что природа нашего ума изначально, априори чиста от всех этих омрачающих факторов второго класса, а именно причин страданий, и, очистив её должным образом, мы останемся в отсутствии этих причин.

In other words, this recurring uncontrollable situation, the confusion just goes on and on and on -- and that confusion itself is not part of the nature of the mind.

Иными словами, бесконечный, безначальный самовоспроизводящийся цикл рождений и смертей в страданиях сансары запускается и вращается нашим неведением, но это неведение не является имманентно присущей характеристикой природы нашего ума: это наносное, это внешнее относительно природы.

It is possible to get rid of these things

И, безусловно, мы можем избавиться от всех этих факторов.

and it is possible to get rid of them forever, so that they never recur.

И, более того, мы способны избавиться от всех них навсегда, и свобода эта будет вечной, непреходящей.

To understand that and to be actually convinced that it is true is not easy,

Никоим образом я не хочу сказать, что это очень легко – понять это, убедиться в этом и, тем более, осуществить это.

because it requires understanding the nature of the mind.

Необходимо понимать, что такое природа ума.

It requires understanding a great deal, actually, in order to become convinced that this third fact, true stopping, is actually possible.

На самом деле необходимы довольно обширные познания, обширные постижения, для того чтобы убедиться полностью, на все сто процентов, что действительно эта третья истина – истинное пресечение она называется, или истина пресечения страдания, – возможна и работает.

But Buddha didn’t say, “Just shut up and believe it.” He said that this is something which can be experienced, it can be understood through logic, and so we need to work on it.

Но Будда никогда и не говорил, что: «Просто замолчите и слушайте – это так». Он призывал своих последователей и говорил, что это возможно исследовать логически, анализировать, медитировать, убеждаться на личном опыте и принимать это лишь на основании личной убеждённости и опыта.

But unless we are actually convinced that it is possible to achieve this true stopping, then our work on the path to achieve it is something which is going to be insecure. We are not really convinced that we can achieve it, that it is possible.

Но до тех пор пока в нас не будет истинной непоколебимой веры, уверенности, убеждённости в том, что этот третий аспект достижим, наше продвижение по пути будет довольно зыбким мероприятием.

That brings us to the fourth fact, which is true path.

И это приводит нас к четвёртому факту о реальности, или к четвёртой Благородной истине, а именно к истинному пути.

When we call it a path, we have to understand what we mean by path.

Называя это путём, прежде всего необходимо разобраться в том, что именно подразумеваем мы, говоря слово «путь».

It doesn’t mean something that you walk on.

Это, прежде всего, не означает некую поверхность вроде дороги или тропинки, по которой мы перебегаем из одной точки в другую.

It refers to a mind, a mental state, a type of understanding.

Путь относится здесь скорее к сознанию, к уму, к определённым ментальным состояниям, к определённым ментальным уровням, которых мы достигаем.

That mental state will act as a path, or in English it comes out much more nicely if you call it a “pathway” that will lead us to a goal. So I call it in English “a pathway mind.”

В английском я называю это состояние «pathway» – дорога ведущая, дорога-путь. Эти состояния ума, эти ментальные уровни, которых мы достигаем, послужат тем путём, или тем проходом, который приведёт нас к желаемой цели, которую мы изначально для себя полагаем.

So there is an understanding that will actually bring about that true stopping and also the resultant state of mind which has achieved that true stopping.

Этот путь – это те понимания, те постижения, которые приводят нас к конечной цели, к пресечению страданий, к третьей Благородной истине, – и формирует у нас то состояние ума, ту ментальную форму, которая является этим третьим состоянием.

What is the way of understanding? What is the type of mental state that will bring about this true stopping?

Каково то ментальное состояние, или то состояние ума, сознания, которое способно осуществить третью истину, или истинное пресечение страданий?

It needs to be one that is exactly the opposite of the state of mind that is producing all the problems.

Прежде всего, это должно быть диаметрально противоположное состояние ума тому, которое производит страдания.

Not just the opposite like “black and white,” not like our opposites, which allow for the grey in between.

Не такой противоположностью, какую являет белому чёрное, позволяющее серому существовать где-то в промежутке.

But it has to be a state of mind that is mutually exclusive with the state of mind that is causing our problems; in other words, if you have one you can’t have the other.

Но оно должно являться диаметрально противоположным и взаимоисключающим состоянием ума. Таким образом, что наличие одного в нашем сознании автоматически полностью исключает наличие другого.

If we speak in general,

В общем и целом говоря,

we could say that if we understand our unawareness to be simply that we don’t know how things exist,

если мы ограничим своё понимание неведения как простого незнания того, как вещи существуют на самом деле,

then what would be the opposite of that would be to know how things exist, and to know correctly with total conviction,

что будет диаметральной противоположностью этого ментального состояния – это будет знание того, как вещи существуют на самом деле и полная убеждённость в этом знании.

based on logic and experience and so on, so it’s not just blind belief.

И это не будет какой-то слепой верой: это будет убеждённостью, знанием, верой, основанной на жёсткой, безупречной логике и на личном опыте, или переживании, достигнутом в медитации.

And we need to be able to sustain that understanding all the time, so that the lack of understanding never recurs.

Более того, это не должно быть каким-то разовым или эпизодическим переживанием, а мы должны быть способны постоянно, неустанно поддерживать каждое мгновение это знание реальности без его убывания, в полную силу.

That’s where the understanding of voidness comes in, because when we know voidness and we are convinced of voidness, then that is the opposite of the unawareness of how things exist.

Говоря об этом, мы как раз и начинаем говорить о пустотности, о постижении пустотности, о постижении истинной реальности, ибо она является как раз тем фактором, который позволяет нам изжить неведение.

The understanding of voidness is stronger than the understanding of confusion,

Знание пустотности гораздо сильнее и эффективнее, нежели наше знание в формате неведения, которое у нас сейчас есть.

because although the understanding of confusion is supported by habit and our understanding of voidness is not supported by habit, because we did not understand it before;

Даже несмотря на то что знание неведения, которое в нас присутствует сейчас, поддерживается эпохами, эрами, эонами привычки, это очень инертное знание, оно имеет огромную инерцию, а знание пустотности – истинное, верное знание реальности не поддержано никакой привычкой, потому что в нас его доселе не было.

nevertheless, the understanding of voidness is supported by logic, and reason, and valid perception, valid cognition.

Но, тем не менее, оно сильнее, поскольку оно, в отличие от знания в формате неведения, поддерживается логикой, безупречным анализом, доказательством, умозаключением и личным опытом, медитативным переживанием прямого видения реальности.

The more we analyze and investigate our confusion, the more we see that it is incorrect; it falls apart. Whereas the more that we analyze and investigate the understanding of voidness, the more we see that it is actually true.

А чем больше мы анализируем, исследуем, проверяем наше восприятие в контексте неведения, тем слабее оно становится, тем более шатким оно становится, тем дальше оно распадается на какие-то куски и фрагменты, и от него не остаётся в результате ничего. Но чем больше мы исследуем с помощью этих же инструментов: логики, опыта и так далее, постижение в русле верного знания пустотности, абсолютной реальности, тем крепче оно становится и тем меньше мы находим в нём каких-либо изъянов.

Even more convincing is the fact that the more we believe in our unawareness, the more problems and sufferings we create for ourselves. The more I believe that “I am the center of the universe” and that “I have to always get my way,” the more problems we have.

И ещё один аспект происходящего состоит в том, что, чем больше мы действуем, основываясь на первом типе видения, или на первом типе знания, – знания, основанного на неведении, – тем больше проблем возникает в нашей жизни. Чем более мы эгоцентричны, чем в большей степени мы считаем себя центром вселенной, тем больше страдания возникает из-за этого для нас и для окружающих.

Whereas the more convinced we are of the understanding of voidness, to put it very simply, that “no one is the center of the universe and we are all here together and have to live with each other,” then the less problems we have.

И с другой стороны, чем сильнее наша убеждённость, степень нашей убеждённости в знании в контексте мудрости, или верного постижения пустотности, и, соответственно, чем слабее наш эгоцентризм – понимание себя как центра вселенной, как «пупа земли», и чем больше наше понимание того, что все вокруг одинаковы, что все мы здесь вместе, тем больше счастья в жизни нашей и в жизни окружающих.

After all, that is what Buddha is talking about: what kind of understanding we can have that will enable us to get rid of all our problems so that they will not recur again.

Именно об этом говорил Будда, когда он вопрошал, а какой же именно вид знания необходим всем нам, для того чтобы избавиться от страданий, которые преследуют всех нас в этой круговерти смертей и рождений, жизней.

But simply to replace “not knowing” with “knowing” is not as deep as we could go.

Но в то же самое время простая замена «незнания» на «знание» не является глубочайшим уровнем духовного достижения, которого мы можем достичь.

The most sophisticated level of the Buddha’s teachings prefers Dharmakirti’s definition of unawareness, which is “to know things in an inverted way,”

Наиболее глубокое понимание буддийского учения склонно принимать позицию Дхармакирти по этому вопросу, понимавшего неведение как активное неверное знание.

because this is a much more active way of approaching the problem, eliminating the problem.

Это происходит оттого, что подобная точка зрения подразумевает гораздо более активный подход к решению проблемы, гораздо более действенный, деятельный подход.

This gets us into the topic of phenomena which we can call negations. They are things that we negatingly know: we know them by negating something else.

И это подводит нас к таким феноменам, которые принято называть отрицанием, – феномены, которые мы познаём, отрицая что-то или устраняя что-то.

For instance, there are certain things that we know in an affirming way and other things that we know in a negating way. Like for instance “apple” we know in an affirming way, but there is something else that is “not an apple.” How do I know that this is not an apple? To know “not an apple,” that is something we know in a negating way. We’ve negated “apple,” “it is not an apple.”

Наша вселенная наполнена предметами и явлениями, которые мы знаем, некоторые – через утверждение, через позиционирование, некоторые – через отрицание или устранение. Например, мы говорим о яблоке. Яблоко мы познаём через утверждение: «Это – яблоко». Как же мы познаём «не яблоко», например, указывая на стакан? «Не яблоко» мы познаём лишь через устранение того, что является яблоком: это познание через отрицание.

This is a very interesting question from the point of view of cognitive science. How does a baby learn the concept of “not food?” In the beginning, the baby thinks that everything is food. But eventually, it learns the concept of “not food.”

Это действительно очень интересный вопрос в свете когнитивной науки – науки, изучающей процесс познания окружающей действительности. Как младенец исследует и понимает понятие «не еда»? Ведь изначально для ребёнка всё еда и всё, что ни попадётся ему в руки, он тотчас тянет в рот. В какой-то момент в нём рождается понятие «не еды», через отрицание.

In order to know a negating phenomenon or negation, what you need to know first is what’s being negated and then you have to exclude or preclude it. First you have to know an “apple” in order to know “not an apple.”

Ситуация здесь такова, что для того, чтобы познать что-то путём отрицания, необходимо прежде всего хорошо разобраться с отрицаемым, или устраняемым, объектом. Для того чтобы понять, что такое «не еда», необходимо разобраться с едой; для того чтобы познать, что такое «не яблоко», прежде необходимо твёрдо знать, что такое яблоко, – тогда мы сможем это устранить успешно.

So the same thing is true in terms of our unawareness of reality.

И то же самое сто процентов верно и в отношении нашего неведения по отношению к реальности.

With this approach based on Dharmakirti’s definition of unawareness,

С позиции Дхармакирти, с позиции его понимания неведения,

then, we have to recognize first “what is this crazy, confused way in which I think that things exist,

мы прежде всего должны разобраться в том, каков тот способ восприятия, который столь силён во мне, – этот безумный, совершенно неподкреплённый реальностью способ видения себя и всего вокруг.

which my confusion makes me believe is true?”

Тот, в который моё неведение заставляет меня свято верить.

Then I have to negate it, exclude it and say, “That’s not right!

И затем вычленить его, сделать его явным. Необходимо его отсечь, устранить.

That doesn’t correspond to how things really exist.”

Понять, что это всё не так, это в действительности не то, каким образом всё существует, и разделаться с ним,

That negation phenomenon, that negation of this incorrect way in which things exist -- that is voidness.

ибо это неправильно – это наше неведение, наш неверный образ реальности. Устранение его и является постижением пустотности. Отсутствие его и есть пустотность, пустота.

“There is no such thing as this garbage that my mind is producing, no such thing as a real referent of it.”

«Не существует такой вещи, как этот ментальный мусор, который порождает моё сознание. Этого не существует, это всё фикция, рождённая моим невежественным умом».

When our mind is thinking in this way, “There is no such thing as this garbage,” and we cut it off very, very decisively

И мы думаем, что такого не существует. Ум наш знает это, что такого способа существования нет ни во мне, ни в иных феноменах; мы решительно и чётко отсекаем его, устраняем.

and we are able to focus with that and stay with that forever, then there is no way we can think in this distorted, confused way. Then we really achieve a true stopping.

Если мы действительно сможем всегда удерживать в фокусе своего внимания это отсечение невозможных способов существования, полное их устранение, пребывать в этом знании, в этом постижении, тогда мы действительно сможем достичь третьей Благородной истины, этого третьего факта, – пресечения страданий.

When we talk about voidness in Buddhism,

Итак, говоря о пустоте, или пустотности, в буддизме,

we are talking about what is it that a true pathway mind understands that will bring about a true stopping?

мы говорим о том, что же постигает этот ум, который является истинным путём, приводя нас к третьему факту – к истинному пресечению.

It’s not that first you understand this and then, one moment later, you achieve a true stopping.

Это не означает, что, поняв это, в следующий момент вы тотчас достигаете истинного пресечения, – это не так.

That understanding is the attainment of a true stopping.

Это постижение само по себе и является достижением истинного пресечения, оно не следует за ним – оно и есть оно.

It’s not that you turn the light on and then the next moment the darkness goes away. Turning on of the light is equivalent to the darkness going away.

Это подобно тому как, включая свет, включая выключатель, через мгновение тьма начинает куда-то уходить, или уходит. Включение света и исчезновение тьмы – это одномоментный процесс.

So we have that mind that understands “there is no such thing!” and we cut off this confusion: that is the true stopping.

Итак, ум, постигающий, что таких невозможных способов существования в природе не существует, их нет, и избавляющийся решительно от них, – и есть третья Благородная истина, пресечение страдания.

So when we speak about voidness, the real phrase that we have to understand -- what is it talking about -- it is talking about “no such thing,” “there is no such thing as this garbage that I am thinking, that my mind is projecting. There is no such thing; it is not referring to anything real!”

Произнося термин «пустота» или «пустотность», мы всегда должны понимать, о чём идет речь. Речь идёт о том, что не существует, невозможно так, таких вещей нет в природе: это всё нонсенс, это всё абсурд, это всё фикция, ментальный мусор, созданный моим собственным сознанием, этого нет. Вот что понимается.

The projection of course is occurring, the projection of confusion is occurring, but it is not referring to something real. That’s what we are cutting off, a real referent to it.

Омрачённые проекции нашего ума постоянно происходят, они постоянно функционируют, но это не значит, что если мы их видим, если они нам являются, что они действительно существуют, – это всё заблуждения. И это необходимо понять.

It’s like this small child thinks there is a monster under the bed. That fear, that belief that there is a monster under the bed of course causes the child to be very afraid, but that projection is not referring to anything real. There is no monster under the bed.

Это подобно тому как маленький ребёнок страшно боится монстра, который прячется у него под кроватью, какого-то чудовища. Чудовища на самом деле не существует и не может существовать под его кроватью, но это вселяет в него реальный страх, он сильно переживает по этому поводу, боится, трясётся, и для него это вполне реально.

This is the basic structure, the basic context within which we approach the study of voidness, namely the structure of the four noble truths.

Итак, это тот самый базовый, основополагающий контекст, та основа, из которой мы шагаем в изучение, собственно, пустотности, постижение пустотности – это Четыре благородные истины, – то место, та роль, которую играет в ней пустотность и её постижение.

And we need the full understanding of voidness to overcome two sets of obscurations.

И полное, всеобъемлющее постижение, понимание пустотности необходимо нам для того, чтобы преодолеть два набора, или два класса, препятствующих изъянов.

We see the habit, the constant habit -- it’s going on every minute -- of believing in this nonsense that our mind produces. That habit causes our minds to project appearances and confusion; it makes the mind think that there are monsters under the bed.

Та привычка, которая столь сильна в нас, – привычка воспринимать всё именно в таком свете, в свете, в картине, которую даёт нам неведение, – она чрезвычайно сильна, и поэтому образы эти, это проецирование внешней реальности в омрачённом, в невежественном свете постоянно возобновляется и происходит в нашем уме. Это подобно тому как ребёнок постоянно, привыкнув, думает о том, что у него под кроватью живёт какое-то чудовище.

So, first we have to overcome our belief that this projection is referring to something real,

Итак, прежде всего нам необходимо избавиться от веры, от убеждённости в том, что проекции, создаваемые нашим умом, они верны, они истинны, реальны.

because when we believe it, then that produces all sorts of disturbing emotions, like the child having fear, because it believes there is a monster under the bed.

До тех пор пока мы будем уверенны в том, что эти проекции истинны, что они не ложны, это будет порождать целый калейдоскоп различных омрачённых эмоций, которые будут бушевать в нашем сознании подобно тому, как страх охватывает ребёнка, который верит, что монстр под его кроватью действительно существует.

When we stop believing in this garbage,

Перестав верить в весь этот ментальный мусор,

then we gain what is called liberation or nirvana.

мы достигаем то, что именуется индивидуальным освобождением или нирваной.

But the habits are still there, the mind is still projecting all this garbage,

Но привычки до сих пор остаются в нас, и ум наш продолжает проецировать до определённой степени весь этот мусор.

and because of it projecting all this garbage, we are unable to really see – everything, to understand why somebody has this type of problem, what would be effective if I teach this person this, or that. Our mind is limited.

И потому, что в нас остаются эти привычки, эта инертность нашего ума, которая омрачает его до определённой степени, мы не в состоянии видеть всё во всей полноте. Например, то, почему тот человек действует таким-то образом или какие будут последствия у того, что я в данный момент преподам что-то конкретное вот этому человеку. Мы не в состоянии видеть реальность во всей полноте, какова она есть.

We have to become so habituated to this understanding of voidness that eventually we get rid of the habit of this unawareness, which is causing that projection. Eventually, our mind stops projecting this garbage.

Нам необходимо довести свою привычку видеть вещи в свете мудрости, в свете постижения реальности, в свете знания пустотности до такой абсолютной силы, которая полностью вытеснит противостоящую ей привычку видеть всё в омрачённом свете, в свете неведения. И тогда ум наш сможет воспринимать, избавившись от неё, всё во всей полноте.

That is the attainment of enlightenment –

И это будет именоваться достижением полного просветления.

we overcome these obscurations, which are preventing omniscience.

Это будет преодолением второго класса препятствующих изъянов – когнитивных изъянов, или изъянов, которые препятствуют всеведению.

To do that, to overcome this second set of obscurations, the understanding of voidness is the same as what’s necessary for overcoming just the obscurations preventing liberation.

Итак, для преодоления первого класса препятствий, а именно изъянов, или препятствий, мешающих нам достичь освобождения от сансары, и второго класса препятствий, а именно когнитивных препятствий, или препятствий к всеведению, необходимо одно и то же, ничем не отличающееся друг от друга постижение пустотности. То есть знание, философское наполнение знания пустотности, одинаково.

The difference is this strength of mind that is behind that understanding.

Разница – в силе ума, который стоит за этим постижением, или который это постижение осуществляет, который постигает пустотность.

To overcome both sets of obscurations, the second set particularly, what we need is the strength of what is known as “bodhichitta.”

Для преодоления обоих типов препятствий, и в особенности для преодоления второго типа препятствий – когнитивных препятствий, нам необходимо то, что именуется настроем, или умом, бодхичитты.

Bodhichitta is brought on by love and compassion, but it’s certainly not the same as love and compassion.

Бодхичитта – это ум, который взращивается посредством культивации любви и сострадания, но не следует понимать, что бодхичитта эквивалентна любви и состраданию.

Love is the wish for others’ happiness and the causes for happiness.

Любовь – это желание другим счастья. В буддийском контексте любовь объясняется как желание другим счастья и обладания причинами счастья.

Compassion is the wish for others to be free of their suffering and the causes of their suffering.

В то время как сострадание, или милосердие, является желанием освободить других от страданий и освободить их от причин, влекущих за собой эти страдания.

Compassion has a little bit of a sense of responsibility, “I am going to help them to overcome that.”

Соответственно, сострадание несёт в себе некую долю ответственности, или принятия на себя ответственности за других: мы хотим деятельное что-то совершить для того, чтобы они не страдали.

Then we have the extraordinary resolve. We resolve that “I am not going to help them just to overcome a little bit of suffering, I am going to really resolve to help them overcome all their suffering and to reach enlightenment” – a much larger commitment.

Затем на фундаменте любви и сострадания мы культивируем то, что именуется в буддийских терминах совершенной решимостью или возвышенной решимостью, которая решает, что: «Да, я люблю их, я им сопереживаю, и я не оставлю это лишь на таком уровне сочувствия, но я сделаю всё, что от меня требуется, я сделаю это сам, своими силами, чтобы избавить их от страдания и принести им счастье».

On the basis of that, we have bodhichitta.

И на основе уже этих трёх факторов мы обретаем то, что именуется умом бодхичитты.

Bodhichitta is a mind which is focused on enlightenment.

Бодхичитта – это ум, который устремлён к просветлению.

Not just on enlightenment in general.

Но не только на просветлении как таковом, в общем.

Not on the enlightenment of Shakyamuni Buddha,

Не на просветлении кого-то, например Будды Шакьямуни,

but on our own, personal, individual enlightenment, which has not yet happened,

но на нашем собственном, личном просветлении, которое наступит в будущем и которое пока не наступило,

but which is possible for it to happen on the basis of our Buddha-nature factors that are part of our mental continuum.

но которое, возможно, наступит и должно наступить. Возможность этого гарантирована присутствием в нас изначально просветлённой, изначально чистой будда-природы, или природы будды.

And of course it is accompanied by conviction and understanding that it is possible for me to achieve this.

И, естественно, оно должно сопровождаться верой в то, что достижение мною просветления возможно.

So it’s something way further down on our mental continuum, and it is possible for it to happen, for us to achieve it. It is very important to understand, we are talking about our own, personal, individual enlightenment, not some vague enlightenment up in the sky.

Необходимо здесь понимать, что речь идёт о нашем собственном реальном будущем просветлении. Речь не идёт о каком-то абстрактном просветлении где-то там, а о том финальном, кульминационном состоянии нашего сознания путём духовного развития, к которому мы приходим в конце духовного пути.

So we are driven by “I’ve got to be able to help everybody.

Движимые этим, мы стремимся стать способными эффективно помогать другим.

It is something further down the line in time that I can actually achieve,

Мы фактически видим себя в конце пути, там вдалеке, в будущем, – себя, который может и который вот-вот достигнет этого.

that will enable me to really help everybody as much as I would like to,”

«И это сделает меня способным помогать другим так, как я стремлюсь помогать им уже сейчас».

and then the strong intention that “I’ve got to achieve that.

Затем сильное намерение: «Я хочу достичь этой точки, я хочу стать таким.

I am going to work as hard as possible to achieve that

Я готов работать и делать всё необходимое для того, чтобы этого достичь.

and when I achieve that,

И когда я достигну этого состояния,

I am going to help others as much as is possible. And all along the way I’m going to help others as much as is possible according to the level I’m at.

я буду помогать им, как только я буду способен. Я буду все силы свои направлять на то, чтобы помогать живым существам и не только тогда, но и теперь, на пути, сообразно тем возможностям, которые будут у меня на разных стадиях этого духовного пути, я буду по мере своих сил всецело помогать людям и живым существам». Вот что такое бодхичитта.

When we have that as the driving force of our minds,

Когда мы обретаем бодхичитту как движущую силу нашего духовного прогресса, нашего ума,

which is our deep, deep intention even if we’re asleep, it doesn’t matter -- you don’t have to be thinking about it -- but it is so deeply ingrained that “this is my intention, this is what I am doing with my life,”

когда мы обретаем её в виде всепроникающей, всеобъемлющей убеждённости – истинную, или спонтанную, её ещё называют, бодхичитту, – когда она пронизывает всё наше существо и нам даже не надо сознательно думать: «Я хочу этого, я буду делать то-то и то-то», – она просто становится нашей второй природой и присутствует даже во сне. Мы даже во сне не расстаёмся с ней.

then that understanding of voidness will have the strength behind it to cut through and eliminate and stop all these projections of garbage that are basically preventing us from being able to help others as best as is possible.

И тогда наше понимание пустотности будет подкреплено этим мощным потоком благого, позитивного настроя бодхичитты и оно обретёт силу, необходимую для того, чтобы разобраться и устранить все эти фабрикации, все эти ментальные нагромождения, построения, фикции нашего омрачённого, невежественного ума.

When we approach the study of the topic of voidness, we need to see it within two contexts.

Подходя к изучению такой темы, как пустотность, как существование абсолютной реальности, мы должны прежде всего разобраться с двумя подходами, которые существуют в этом.

First we see it within the context of the four noble truths, that’s the most general context, which is common and shared between the Hinayana schools and the Mahayana schools.

Прежде всего мы смотрим на тот контекст, который очерчен Четырьмя благородными истинами, о котором мы говорили. Это общее изложение, которое в равной степени приемлют как школы Малой колесницы – хинаяны, так и школы Великой колесницы – махаяны.

Then we need to see the understanding of voidness within the context of bodhichitta or the mind that we are going to use to understand voidness, which is the specific context within Mahayana teachings.

Затем мы должны взглянуть на особенное изложение постижения пустотности, или пустотности, с точки зрения того ума, который мы используем для постижения пустотности, а именно ума бодхичитты, и это будет особым, эксклюзивным изложением, которое мы находим лишь в махаяне.

If we want to go further into tantra,

Затем, если мы хотим пойти ещё глубже, ещё дальше и взглянуть на тантрические учения,

specifically the highest class of tantra, anuttarayoga tantra,

в особенности на высший класс тантрических учений, а именно на ануттарайога-тантру,

then we have the shared context with Hinayana, the four noble truths. We have in addition the context of general Mahayana with bodhichitta, and we have another context, which is the context of the most subtle level of mind, which is called the clear light mind.

тогда мы получаем уже три различных взаимосвязанных изложения. Это первое изложение общего понимания пустотности, которое даётся в контексте Четырёх благородных истин, единого для хинаяны и для махаяны; затем изложение понимания пустотности, которое мы встречаем исключительно в махаяне, которое связано с подкреплением его умом бодхичитты; и затем мы переходим к наиболее глубокому пониманию пустотности – постижению пустотности в контексте собственно тантрических практик и использования тончайшего ума, или ума ясного света, в этом постижении.

This most subtle level of mind, which we all have every single moment, is underlying every moment of our experience, including death.

Это является тончайшим уровнем нашего ума, тончайшим слоем нашего ума – ум ясного света. Он является умом, который присутствует, который является подосновой всех наших переживаний, всех наших восприятий, включая и переживание смерти, например.

It is so subtle that it doesn’t have any of these disturbing emotions -- it’s much more subtle than that.

Ибо ум этот настолько тонок, что он лишён каких бы то ни было всяческих омрачений. Ничто не входит в его природу: ничто из омрачённых факторов не является составляющим моментом, присущим его природе.

It is so subtle, it doesn’t even produce these projections of confusion.

И он настолько тонок, что в нём даже не возникает проекций этих омрачений.

It is just providing the continuity from moment to moment of the basic nature of the mind.

Он лишь поддерживает из момента в момент, от мгновения к мгновению континуум, непрерывный поток природы нашего ума, базовой природы нашего ума.

Now, it doesn’t necessarily understand how things exist, if we go back to our “old,” original abhidharma definition of unawareness, it doesn’t know. You wouldn’t call it officially “unawareness,” but still it doesn’t know how things exist. “It doesn’t recognize its own face” is the jargon that is used for that.

В терминах буддийских говорится о том, что он не знает собственное лицо, то есть он не познаёт. Здесь мы возвращаемся к тому определению неведения, или незнания, которое давалось в контексте абхидхармы. Он не распознаёт сам, он не знает сам, чем он является, то есть он не является активно познающим умом.

That’s a terminology that is used in dzogchen teachings, which is very descriptive, actually, of the situation.

Это терминология, которая используется в учениях дзогчена, в доктрине дзогчен, и это действительно очень помогающая нам характеристика описания. Весьма зрелищно можно представить себе это.

But, in this highest class of tantra, or if we speak in terms of dzogchen and the dzogchen teachings, then we want to gain that same understanding of voidness with this level of mind, because that is the most efficient level. [It’s the same in mahamudra].

Говоря в контексте уже учений высшей йога-тантры, ануттарайога-тантры или дзогчена, мы стремимся к тому, чтобы постигать реальность, верно постигать пустотность, используя этот тончайший уровень ума – ум ясного света.

Mahamudra is a division within anuttarayoga tantra; it’s an approach to anuttarayoga tantra.

Махамудру можно понимать как подразделение, или включение, внутри высшей йога-тантры.

In any case, what I want to point out here is that this understanding of voidness is a central theme, which we find in all aspects of Buddha’s teachings, because it is that understanding of voidness that will bring about the true stopping of our problems, true stopping of our inability to help others, which is what we need, which is what the Buddhist path is.

Итак, то, что я хочу донести до вас, – то, что пустотность и постижение пустотности, то есть знание и понимание реальности, является ключевой темой во всех контекстах буддийского учения: на всех его этажах, на всех его уровнях. Почему? Потому что это является именно тем фактором, именно тем противоядием, которое и позволяет нам избавиться от тех проблем, которые изначально мы обнаруживаем и позиционируем как нежелательные. Это именно то, что позволяет нам их решить.

It’s not just to enable us to no longer have any pain in your back or to always get hungry, because what will happen after you eat, you will get hungry again.

Это не является таким фактором, который, например, избавляет нас [только] от боли в пояснице, или это не является тем фактором, который [избавляет нас от голода] делает нас, например, постоянно голодными: мы только поели, и вот мы опять голодны.

But, an understanding of voidness will get rid of the all-pervasive problem, that our samsara just continues over and over again, and as a side thing, of course our back won’t hurt anymore and we won’t have problems of being hungry all the time.

Иными словами, это не нацелено лишь на освобождение нас от первого типа страданий – от страданий боли, как боль в пояснице, или от страданий голода, например, или пресыщения пищей. [Это не только] делает для нас возможными избежать страданий второго типа, или страданий перемены, а это нацелено и способно устранить страдания третьего типа – всепроникающее страдание обусловленности, которое является подосновой первых двух типов страданий.

An understanding of voidness will enable us to overcome having what is known as a “limited mind.”

Постижение пустотности позволит нам избавиться от того, что принято именовать ограниченным умом.

“Limited mind” is a term that is found in the expression “sentient being.” Sentient being is someone with a limited mind.

Ограниченный ум – это то, чем обладают те, кого принято в буддизме называть живыми существами. Оговоримся, что будда не является живым существом в этом контексте, ибо живое существо – это, по определению, обладатель ограниченного ума.

Limited mind does not mean someone who is mentally deficient or low IQ,

Ограниченный ум не означает кого-то, кто обладает определёнными ограничениями в умственном плане, как человек с низким интеллектуальным коэффициентом. Нет, речь не о том.

but it describes anybody’s mind who is not a Buddha.

Это ум всех, кто не является буддой, кто не является всеведущим.

The way I like to describe that is like, “We are in a submarine under the water and we are looking through a periscope. And what we are able to perceive is very limited, just what is within the boundaries of that periscope.”

Я люблю сравнивать это с ситуацией тех, кто находится в подводной лодке. Мы словно все находимся в подводной лодке, и реальность, на которую мы смотрим, она предстаёт перед нами лишь в тот перископ, который мы используем, поэтому видение наше ограничено рамками этого перископа.

So, we are not able to see all the causes for what is happening, going all the way back with no beginning and we are not able to see all the consequences of anything that we might do or teach somebody all the way in the future. We are limited.

Этот перископ нашего ограниченного, или омрачённого, невежественного ума не позволяет нам видеть всё богатство и бесконечную цепь причин, породивших ситуации, которые разворачиваются теперь. Эти ограничения не позволяют нам видеть все последствия, которые будут порождены теми событиями, которые происходят сейчас, теми действиями, которые происходят сейчас, то есть картина нашего видения мира весьма и весьма ограничена.

We are terribly limited. The hardware is limited. This body can only see out of these two holes in the front of the head; it can’t see behind you. And the hardware, the brain, wears out after a certain number of years and then you have to replace it with yet another body and then that’s going to break as well, there is no guarantee.

Мы чрезвычайно ограничены в своём уме. Мы ограничены также и в, так сказать, «железе» нашей составляющей, а именно в такой плотской составляющей, материальной составляющей нашего существа. Наши глаза ограничены: мы не можем смотреть назад, мы не можем смотреть по бокам, мы можем смотреть только вперёд. Наши уши ограничены, и также ограничены все остальные органы наших чувств, то есть то «железо», которое поддерживает наше сознание. Оно стареет, оно воспринимает всё хуже и хуже. Мы вынуждены его оставить позади, принимать новую оболочку, новую форму и воспринимать мир иначе, нежели с ним.

So we have a hardware problem that is causing our all-pervasive problem -- this type of body, this type of limitation –

Итак, мы также подвержены проблеме этого «hardware» – проблеме «железа», то есть материальной составляющей нашего существа, которая постоянно ограничивает нас и стареет. Мы вынуждены менять его, избавляться от него.

and we have a software problem as well, because the programs that we are running in each of our lifetimes is all sorts of weird concepts that are also garbage.

И также мы испытываем проблемы и «программного обеспечения», «операционной системы», которая оживляет это «железо», а именно нашего сознания, которое оперирует из жизни в жизнь с разными наборами каких-то там фантомов, иллюзий, фабрикаций, ментального мусора, неверного восприятия и так далее.

If we can gain this understanding of reality and overcome the habits of believing in it, what happens is that we are free from this second set of obscurations that I was referring to that’s causing us to see things through a periscope, to be limited.

Избавившись от этого второго типа препятствий, который я упоминал, второго типа изъянов, а именно когнитивных изъянов, препятствий к всеведению, – мы способны будем освободиться от ограничивающих рамок этого перископа и увидеть реальность таковой, какова она есть во всей полноте.

Then we become omniscient. That is the mind of a Buddha, because the mind, not constricted by the limitations of hardware and software, is capable of being omniscient.

Итак, мы обретём ум, или мудрость, её принято называть, – всеведущую мудрость будды, не ограниченную рамками этого перископа, ограниченного ума живых существ. Мы обретём «железо» или «soft» будды, то есть «программное обеспечение» и иные компоненты, присущие всеведущему существу, и сможем видеть реальность во всей полноте ежемоментно такой, какая она есть.

It’s able to perceive everything and know everything, because there is nothing preventing it from doing that.

Мы будем способны видеть всё. Больше не будет ничего существовать в нашем уме, что препятствовало бы этому, то есть мы устраним все завесы, все преграды, которые мешали этому до этого.

This understanding of voidness is very central within all these different contexts. And before we get into a more detailed discussion of what actually voidness is referring to -- what is this garbage we have to refute -- it is important to understand this general context and the importance of understanding voidness.

Итак, это является вводной частью в постижение и понимание пустотности, которая призвана показать нам ключевую роль, которую играет сама концепция пустоты, сама пустота и постижение, верное постижение реальности, знание пустотности во всём буддийском учении, – чтобы ещё раз подчеркнуть ту её значимость, её важнейшую роль, ключевую роль и затем уже изучить, исследовать, собственно, что подразумевается под этим.

It is important to not look at voidness as “Oh, it’s very difficult to actually study this topic,” but to see how it really is very central if we want to get rid of our suffering and if we want to help others.

Необходимо, прежде всего, понять, что пустотность не является какой-то заоблачной, сложной научной темой, доступной лишь академикам, доступной лишь людям научного склада ума: «Меня это не касается, это слишком философски для меня». Это реальная тема, важная ключевая тема в практике каждого существа, если мы хотим добиться тех целей, которые мы перед собой ставим.

Without that understanding of voidness and correct understanding, that all-pervasive problem is uncontrollably recurring moment-to-moment in samsara. We will go on forever.

Без постижения пустотности, без принятия знания пустотности на индивидуальном уровне, для нас это возобновляющееся неподконтрольное вращение колеса сансары – колеса страданий, колеса неведения, будет продолжаться бесконечно.

No matter what we do, we will continue to have problems,

Что бы мы ни делали, мы по-прежнему будем вынуждены испытывать проблемы,

because our whole way of interacting and doing things is just perpetuating more and more problems, because it is based on this unawareness.

потому что сам наш образ функционирования, образ бытия в этой вселенной пронизан неведением, движим неведением и всяким своим действием может запускать вновь и вновь это колесо страданий.

As much as we want to help others, we are very often not going to be very successful in that, because we really don’t know what is the best thing to do to help someone.

И как бы мы ни стремились, какими бы ни были наши благие намерения в деле помощи другим, мы не сможем порой эффективно помогать им, как бы мы к тому ни стремились: мы будем весьма и весьма ограничены.

So that is the basic introduction.

Итак, это завершает такое базовое введение в тему пустотности.

Perhaps we can take one or two minutes to just let that sink in. And then, we can have one or two questions.

Итак, мы будем завершать,

Try to think about what we have just said,

и давайте попробуем, посидим в тишине, немножечко успокоимся и попытаемся переварить, так сказать, ту информацию, которую мы сейчас получили, немножко её осмыслить. И после этого, если у вас будет один – два вопроса, может быть, мы сможем на них ответить.

in terms of true problems, true causes, true stopping of that, and true mind, a pathway mind, the understanding of voidness that will bring about that stopping,

Подумайте о тех четырёх фактах реальности, о которых мы говорили: о проблемах, которые существуют, о тех причинах, которые их вызывают, о возможности прекращения этих проблем и о том ментальном пути, который способен это совершить.

and that, with the understanding of voidness, we have to cut off completely this garbage of our confusion and our confused beliefs and the confused appearances,

И что путём нашего постижения пустотности мы должны совершенно отсечь, отбросить весь этот мусор, весь этот шлак, все эти фикции, существующие в нашем уме относительно реальности, – этот полный абсурд.

and the necessity to have the force of bodhichitta behind that,

О необходимости иметь силу и энергию бодхичитты, ведущую весь этот процесс.

“I’ve got to get rid of all this garbage. I’ve got to make my mind stop producing all this garbage, so that I can help others. Otherwise I am filled with fear and insecurity and all these things that are just obstacles.”

Необходимо освободить свой ум от всего этого внутреннего мусора, для того чтобы в нём создалось пространство и он стал способен эффективно помогать другим живым существам. Иначе он наполнен всеми этими ненужными переживаниями, страхами и прочим.

Think about that for a moment.

Подумайте некоторое время об этом.

[pause]

[пауза]

OK, do you have one or two questions?

Может быть, один – два вопроса?

Вопрос: Тот мусор, который нужно отсечь и выбросить, о котором только что был разговор, – этот мусор, он касается прежде всего ментальных каких-то идей и умопостроений или он также касается и реальных каких-то предметов и материальных объектов, окружающих нас?

Question: The garbage you mentioned before, the garbage we must discard – is it only concerned with the mental creations, like thoughts or concepts, or does it also concern objects, objects that we find around ourselves Alex: What we need to get rid off is basically coming from the side of the mind.

Алекс: То, от чего нам в первую очередь предстоит избавиться, действительно приходит к нам со стороны, или из нашего ума.

The problem is not the table. The problem is my attitude toward the table, that “This is my table. Don’t you use it, and if you use it, I’ll get very angry, especially if you break it.”

Проблема, к примеру, не в этом столе per se, а проблема в том, как я отношусь к этому столу, как я вижу этот стол. Я обозначаю этот стол как «мой стол»: «Это мой стол, истинно мой. Если ты воспользуешься им, тебе, так сказать, мало не покажется. Я разозлюсь на тебя, я тебя возненавижу», – и так далее, то есть все отношения, которые проецирует наш ум относительно этого стола.

It starts to get very complicated very quickly when we look into what is the relationship between objects and the mind,

Но затем всё становится довольно сложно, когда мы начинаем исследовать отношения нашего ума с объектами,

because all we can really talk about or think about are objects of the mind.

потому что всё, о чём мы вообще можем говорить или думать, по сути, является объектами ума.

If we are talking about it, it is an object of mind; we are thinking about it, it’s objects of mind.

Говоря о чём-то, мы говорим об объекте ума. Думая о чём-то, мы думаем о ментальном объекте – объекте ума.

So we can’t really speak or conceive of an object totally independent of mind or totally independent of a relationship to mind.

Поэтому в результате мы придём к пониманию того, что мы не можем даже вообще ни о чём говорить, что не было бы объектом ума, было бы совершенно независимо от ума, независимым от этой связи с умом, тесной связи с нашим сознанием.

That doesn’t mean that everything exists just in my head.

Но это не значит, что вся окружающая действительность существует лишь в моей голове – это крайность.

This relates to a very deep and extensive discussion of the relationship between mind and appearances and objects and so on.

Это тропинка, которая приведёт нас к очень детальной и глубокой дискуссии о взаимоотношениях ума с окружающей действительностью, о ментальных объектах, кажущихся видимостях и прочем, и прочем.

Basically, we think that the problem is on the side of the object, but it’s not on the side of the object, it’s on the side of the mind.

Нам свойственно видеть, что проблема в объекте, или существует со стороны объекта, но на самом деле проблема не в объекте, а в нашем уме относительно этого объекта.

If confusion existed out there, there would be very little we could do to change that. It’s the confusion in our mind that we can affect.

Если бы неведение действительно существовало вовне, в объектах, то ситуация была бы проще, разобраться с ней было бы проще. Но проблема в том, что оно действительно укоренилось в нашем собственном сознании. [Если бы неведение существовало вовне, мы немногое могли бы сделать, чтобы изменить это. Но мы можем влиять на неведение в нашем уме].

It’s a very deep topic and I can’t answer that question in just a few sentences,

Это такой глубокий вопрос, и если углубляться в эту тему, мы, конечно, не сможем её за минуту объяснить,

but it’s exactly the topic that the investigation of voidness leads into.

но это как раз то направление, в котором происходит изучение, исследование пустотности, в котором мы направляемся.

Вопрос: Как соотносятся постижение пустотности, которое является абсолютным, одновременным и пиковые переживания и ментальные знакомства с построением пустотности? Если мы говорим, что постижение пустотности является единовременным и абсолютным, то наш опыт – в практике, в трансовом состоянии, или ментальное знакомство с идеей пустотности – концептуальное, – как они соотносятся: как путь и как опыт?

Question: What is the relationship, like cause and effect, between the conceptual understanding of voidness and some experiential, direct understanding of voidness, but in some sort of “trance state?” Alex: The question is: “What is the relation between the conceptual and the nonconceptual cognition of voidness?” When we speak about the conceptual cognition of voidness, first of all we have to speak about a correct conceptual cognition and not an incorrect one.

Aлекс: Если мы говорим о верном концептуальном понимании пустотности, то мы отметаем неверное, мы действительно верно мыслим о пустоте, концептуально постигаем её.

And the relation between that and a nonconceptual cognition,

Отношение между таким ментальным постижением, концептуальным, мысленным постижением пустотности и прямым её восприятием,

the difference between those two is that with a conceptual cognition, we are focusing on voidness through the category “voidness.”

разница в том, что при первом роде постижения пустотности – концептуальном, мы фокусируемся на пустотности посредством фокусировки на категории, на ментальной категории «пустотность».

“Category,” this is what conceptual cognitions are all about.

Категории – это единственное, чем способно оперировать концептуальное сознание, наше обыденное мышление.

I look at this object in front of me and I think of it and understand it as “a glass.” So, I’m thinking of it and focusing on it through the category of “glass.” There are many, many objects that could fit in that category.

Итак, я смотрю на этот объект передо мной, я привык обозначать его как «стакан», он совпадает с моим пониманием, видением стакана, я смотрю на него через призму категории «стакан». Но категория «стакан» способна вместить в себя ещё массу других объектов, не являющихся идентичными этому.

There are two types of categories. One is a category, which would be a sound-category or it could be a picture-category -- a sound, like the sound of a word or just a mental picture of what “a glass” is. Then there is the meaning category, which is the meaning of these things. Usually they are mixed, but they don’t have to be. I don’t have to say “glass” in my head to see this object as “a glass.”

Итак, существует два рода категорий. Первая – это звук, или термин: «стакан» или нечто иное. И затем то, как эта категория выглядит, собственно «стакан»: форма, цвета и так далее. Обычно мы мыслим путём смешения этих двух категорий. Итак, мы говорим о терминологическом обобщении, или терминологической категории, и визуальной, иной категории.

I can look at this object and know that it is a glass, without having to say it in my head, “glass.” I am thinking of the meaning of that category “glass.” It’s a meaning category.

Глядя на этот стакан, мне не надо произносить у себя в голове: «Стакан, стакан», – я просто мыслю категорией «стакан» глядя на него. Мне не надо это озвучивать.

We shouldn’t think that a conceptual mind is one that is mentally verbal. It’s not limited to that, it can be that, but it is much wider than that.

Не надо думать, что концептуальный ум по определению и с необходимостью вербализован, то есть мы должны ментально что-то вербализовывать, то есть стакан – «стакан». Он может быть и тихим.

Becoming nonconceptual is not simply quieting the voice in our head; that’s a very superficial level.

Прекращение внутреннего диалога в нашей голове не означает переход на неконцептуальный уровень. Если наш внутренний диалог, вербализация внутреннего ума умолкает, мы не становимся прямо постигающим умом.

It’s very difficult to quiet the voice in our head, but it’s still a superficial level of being nonconceptual.

Очень сложно заставить замолчать внутренний диалог в нашей голове, но это не значит, что это есть достижение прямого переживания, прямого постижения. Это довольно грубый и поверхностный уровень всё-таки – умолкание внутреннего диалога.

So when we have nonconceptual cognition, that is perceiving something not through a category, which is very hard to recognize.

Достижение прямого переживания, или прямого постижения, есть устранение из нашего восприятия категорий, то есть мы мыслим уже не категориями – это весьма продвинутый, сложный процесс, сложный для достижения.

It is difficult to recognize, because in our ordinary sense perception it occurs only a microsecond before one looks at this object and understands it as “a glass.” “I know what it is. It is a glass. I know what to do with it.”

Это очень сложный процесс даже для того, чтобы его зарегистрировать, даже для того, чтобы его осознать, поскольку в нашем обыденном омрачённом восприятии он происходит за миллисекунду. После того как мы посмотрим на этот стакан, проходит миллисекунда и мы обозначаем его стаканом, то есть мы даже не в состоянии уловить момент прямого восприятия этого стакана.

It could also be in the category of “something I don’t know what it is.”

И вполне это попадает [может попадать] в категорию «понятия не имею, что это такое», потому что никогда его не отслеживали даже.

Nonconceptual is without a category, no categories,

Итак, неконцептуальное, прямое восприятие лишено категорий,

but that doesn’t mean we don’t know what it is. That’s why I say that it is difficult to recognize what is nonconceptual cognition of something.

но это не значит, что мы не знаем, что мы познаём. Это всё так же будет стакан, мы будем знать, что это стакан, и он остаётся стаканом. Но нам даже сложно объяснить каково это – прямое восприятие без категорий, но знание.

So it is the same thing in terms of conceptual and nonconceptual cognition of voidness. One is through a category, primarily the meaning category of voidness; the other is not.

То же самое верно и для концептуального, или опосредованного, опосредованной категории, и неопосредованного, или прямого, постижения пустотности, как и со стаканом.

After all, each moment of our experience of focusing on voidness, and each time that we focus on voidness, does that fit into the category of “we focus on voidness,” or not? It becomes very complex.

[В конце концов попадает ли в категорию «мы сосредотачиваемся на пустотности» каждый отдельный момент нашего переживания, когда мы сосредотачиваемся на пустотности, а также каждый промежуток времени, когда мы сосредотачиваемся на ней? Это становится очень сложным]. Всякий момент нашей фокусировки, нашей концентрации на пустотности есть фокусировка на категории «пустотность».

Is each moment still the understanding of voidness or is it something completely different?

Есть ли это постижение пустотности в каждый момент или это нечто другое?

So the conceptual cognition is necessary as a step to gain the nonconceptual one.

В плане их соотношения, концептуальное постижение пустотности является необходимым, предваряющим шагом к её прямому постижению.

The difference between the two, as described in the texts, is the difference in vividness of the perception, but what that really refers to in terms of experience, I don’t know.

И разница между первым и вторым, согласно тому как она описана в текстах, состоит в живости восприятия. Что такое живость в этом контексте, мне сложно сказать, потому что я не знаю пустотность напрямую.

“To have some understanding of voidness that you get in some trance” – now that of course depends very much on what we mean by trance. If it is just sort of spacing out on a drug, or spacing out on God knows what, chances are that that is an incorrect understanding of voidness, not a correct one.

Вхождение в некое трансовое, или запредельное, пограничное состояние и переживание в нём пустотности – разговор об этом зависит от того, какой смысл мы вкладываем в понятие «транс», поскольку это очень размытое понятие. Если же говорить так, что принятие определённых наркотиков или ещё чего-то, стимулирующих каких-то веществ, которые позволяют нам воспринимать пустотность верно, то для меня это большой вопрос – способны ли они вызвать верное переживание пустотности.

In order to have an understanding of voidness, as I was getting into in our discussion of negation phenomena, requires certain steps,

Достижение верного концептуального понимания пустотности требует устранения определённых заблуждений, определённых ментальных конструктов.

and we will get into this later on in the weekend.

К этому мы подойдём позже в нашем семинаре.

Voidness is speaking about “an absence of impossible ways of existing.”

Мы говорим о пустоте как об отсутствии невозможных способов бытия себя и всего.

First, we have to perceive the basis for it -- what is it that doesn’t exist in impossible ways –

И прежде всего необходимо осознать фундамент для этого постижения, а именно чего не существует, каков этот неверный способ существования,

whether are we talking about “me” that “I don’t exist in an impossible way” or the table.

говорим ли мы обо мне как о несуществующем какими-то невозможными путями, или о столе, лишённом этих невозможных способов существования.

In the next phase, I have to recognize the impossible way that I think exists,

Следующий шаг – это распознавание.

the impossible way, in which I believe that it exists, that is being projected onto it.

Распознавание того, каким образом я воспринимаю его существующим в омрачённом ключе.

The third step is that then I have to decisively cut that off. This is the negation phenomenon, “This is garbage; this is not referring to anything real,” and very actively cut it off.

И третий шаг – это решительное устранение этого невозможного, выявленного невозможного способа существования, полное его отбрасывание: это мусор, это не так, это абсурд.

And then focus on “there is no such thing.” That is the understanding of voidness.

И затем фокусировка на отсутствии такого способа существования и есть медитация на пустоте.

It’s a very active state of mind that is built in phases;

Это весьма активное, весьма энергичное состояние ума, которое выстраивается посредством прохождения через определённые фазы медитации.

it’s not something that one would have in sort of a spaced-out trance that just comes from some karmic reason or something like that.

Мне не кажется, что возможно получить именно это постижение реальности, чётко логически выстроенное, посредством принятия какого-то препарата или посредством какого-то кармического импульса. Это довольно тонко настраиваемый процесс.

That’s always a big danger that people think that they have gained an understanding of voidness, whereas in fact what they have gained an understanding of is “nothing.”

На мой взгляд, большая опасность, когда люди начинают думать, что посредством какого-то такого переживания, спонтанного переживания они постигли пустотность. Как правило, это скорее переживание «ничего», нежели пустоты.

Voidness is not nothing.

А пустота – это не есть ничто.

Часть вторая: утончающиеся слои невозможного «я»

We were speaking about voidness and we saw that voidness is a negatingly known phenomenon, it’s a negation. We know it by negating something.

Итак, мы говорили о пустоте, или о пустотности, и мы обсуждали то, что пустотность является отрицанием. Пустотность является феноменом, который познаётся посредством устранения чего-то или отрицания чего-то.

If we put the word voidness into different terms, then we could say that it is an absence of something.

Различным образом склоняя, или переиначивая, термин «пустотность», или «пустота», мы можем сказать, что это отсутствие чего-то.

There are many different types of absences.

Мы можем иметь дело с различными видами отсутствия.

We could talk about the temporary absence of the dog from the room, in which case the dog could come back; it’s just not present here now.

Мы можем иметь дело с таким явлением, как временное отсутствие чего-либо где-то. Например, временное отсутствие собаки в этой комнате – это познаваемый феномен, но оно временно, поскольку собака может зайти в эту комнату.

But voidness is not talking about that type of absence.

Итак, говоря о пустотности – шуньяте, мы не имеем в виду такое отсутствие, такого рода.

We could talk about the absence of a monster in the room, in which case the monster is something that never existed and never was in the room and didn’t go outside and is waiting to come back in. There was never a monster in the room and there never will be a monster in the room. So there is that type of absence.

И это скорее тот тип отсутствия [Мы можем сказать ещё об одном типе отсутствия], который метафорически можно передать как отсутствие монстра в комнате. В первую очередь надо сказать, что монстра никогда не существовало. Физического монстра – его никогда в действительности не существовало, а отсутствие его в этой комнате верно. Но изначально, в отличие от собаки, монстра никогда не было. Поэтому присутствие монстра в этой комнате – это также невозможный феномен. Это скорее отсутствие такого рода [Это ещё один вид отсутствия].

Voidness isn’t speaking about that either.

Пустота также не такое отсутствие.

But rather, what is absent is an impossible way of existing.

Итак, что же такое отсутствие в контексте пустоты? В контексте пустоты, или шуньяты, отсутствие – это отсутствие невозможного способа существования.

When we speak in terms of an absence of an impossible way of existing, then there is a basis for that. In other words, this is the object that is devoid of existing in an impossible way.

И говоря о пустотности, мы говорим, что она базируется, или как бы находится, в каком-то объекте – мы говорим о пустотности какого-то объекта. Итак, существует объект – некий феномен, явление, которое пусто от (но это не по-русски, это по-английски) и лишено, или свободно от некоего невозможного, нереального способа существования.

There are many different ways of existing that are impossible.

И существует масса всевозможных способов существования, которые нереальны, которые неестественны, которые невозможны.

When we look at the Indian schools of Buddhist tenet systems, philosophical systems, they can be studied in a graded way, in which, going from one to the next, we refute more and more subtle impossible ways of existing.

Рассматривая учения буддийских философских школ Древней Индии, мы рассматриваем их как некую цепь философских учений, философских доктрин и проводим это деление по тому, насколько глубоко каждая из этих школ проникает в выявление и в отрицание того или иного невозможного способа существования, то есть мы идём от низшей школы к наивысшей, углубляя всё больше, и больше, и больше тот объект, то невозможное существование, которое устраняется в понимании пустотности.

Although it’s not clear that people in India studied these schools of philosophical positions in this way, the Tibetans do. They study them in a graded way. You start with the grosser descriptions of how things exist and you work your way to the more and more subtle and the more and more sophisticated versions.

Не факт, что изучение этих школ в Индии происходило подобным же образом, то есть делался общий обзор этих школ на то, как наиболее из них примитивная рассматривает невозможный способ существования как наиболее грубый, и затем он утончается и доходит до самого абсолютного, самого тонкого уровня невозможного существования, который устраняется в наивысшей школе. Не факт. Но тибетцы изучают эти школы именно так: в качестве общего обзора и этого прогресса от наиболее грубого объекта отрицания к наиболее тонкому.

This is a very helpful way of studying, because what we are doing is basically narrowing in on a more and more precise understanding.

И этот тип действительно является очень полезным, очень благотворным подходом для нас, полезным для нас в изучении этой темы, поскольку, изучая таким образом и сужая фокус своего исследования с наиболее грубого, очевидного и общего невозможного способа существования в наиболее тонкий и неявный, скрытый, мы прогрессируем (как зум у нас получается), мы сужаемся на нём и верно выявляем наиболее тонкий невозможный способ существования.

We discover a certain way that we imagine things to exist in, and we realize through logic and so on that this is impossible, and then we see what is left over when we exclude this projection of this impossible way of existing, what’s left over.

Итак, мы выявляем, обнаруживаем все эти невозможные способы существования, которые мы себе фантазируем относительно себя самих и внешних феноменов: мы их все определяем, выявляем, идентифицируем, затем устраняем путём логического исследования, выявляя их несостоятельность, их нереальность, и смотрим, что же у нас осталось: как же тогда всё существует, если не так, не так и не так.

What is important is to see is that although a certain impossible way of existing is absent, never was there, nevertheless, with what is left over, things still function.

И здесь очень важно, и это очень интересно, сделать открытие, что, хотя мы не обнаруживаем тех невозможных способов существования, в которые мы изначально верили, и путём логического верного анализа мы их устранили, вещи от этого не исчезают, и остаётся нечто, что продолжает действительно функционировать, работать.

Then, with what is left over, we see there is still another more subtle level of impossible way of existing that I am projecting onto this. Then we have to refute that and see what is left over next.

Итак, устранив более грубый уровень, мы видим всё равно, что что-то ещё мы проецируем на объект, объект функционирует, мы исследуем дальше, обнаруживаем под ним более тонкий слой иллюзий, более тонкий слой проекций нашего омрачённого ума, идентифицируем его и устраняем его путём такого отсечения.

Like this, we get deeper and deeper, and more and more subtle in our understanding of voidness.

Мы углубляемся, слой за слоем снимая покров своего омрачения, своего неведения и углубляясь в природу явления.

It is a very big mistake to just jump, at the beginning, to the very most sophisticated explanation of voidness without working through these steps.

И было бы ошибкой с нашей стороны сразу же погружаться в самую глубину философского понимания пустотности, не проходя этих предварительных стадий – стадий более грубых заблуждений, более грубых и очевидных невозможных способов существования, которые проецирует наш ум.

Because then, if we do that, we look at the most subtle and profound assertion, and without having the context within which we would understand it, it seems trivial.

Если мы поступаем противоположным образом, иным образом, и сразу же пускаемся в исследование наиболее тонкого, наиболее неочевидного, скрытого аспекта нашего заблуждения – объекта отрицания, в то, каков он, как он излагается и каков контекст этого объяснения, – всё это кажется нам слишком тривиальным, слишком обычным, слишком доступным. И в этом подвох.

“Where is the self? Can you find the self?” “It’s not in my head. It’s not in my foot. It’s not up my nose. Where is the self? I can’t find the self.” So what! There is no context to it and it seems trivial. It seems obvious and it seems trivial. That certainly is not the understanding of voidness.

Мы сразу же пускаемся в элементарный анализ так называемый, когда мы ищем своё «я», своё эго. Мы спрашиваем себя: «Оно в руке, оно в носу, оно в глазу, в ноге, в голове – где оно?» Мы его не находим: эго нет. «О, всё как просто, это пустота, это понимание пустоты». Всё не так просто, и действительно всё гораздо сложнее.

We have this step-by-step study and progression into the understanding of voidness to get to the most profound understanding.

Для того чтобы достичь наиболее глубокого, наиболее полного понимания пустотности, мы и проходим через эти постепенные этапы, поэтапно изучая от наиболее грубого объекта отрицания к наиболее тонкому.

The great Indian master, Shantideva, in his text Engaging in Bodhisattva Behavior, makes the very large point that the deepest understanding -- what is known as the Prasangika Madhyamaka school of Indian Buddhist thought -- that its explanation of voidness is the most profound and the most necessary. In fact, without that understanding, there is no way to gain even liberation, let alone enlightenment.

И наиболее глубоким, наиболее полным, доскональным пониманием и верным пониманием пустотности является то понимание и устранение того объекта отрицания, который утверждается, или который излагается, в концепции, в доктрине наиболее высокой, наиболее продвинутой философской школы буддизма, индийского буддизма и тибетского буддизма, – это школа мадхьямака-прасангика. И на это прямо указывает, обширно, детально излагая это в своём труде «Бодхисаттва-чарья-аватара» («Вхождение на путь бодхисаттвы»), индийский буддийский мастер и учёный Шантидева.

We have four schools of Indian Buddhist philosophy and one of them is divided into two: Madhyamaka has two divisions.

Итак, мы имеем дело, в общем и целом, с четырьмя философскими школами индийской буддийской мысли, при том что одна из них далее подразделяется на две подшколы – это мадхьямака.

There is no opportunity now, no time to go into a detailed discussion of all these different schools, the positions of these schools. That’s quite a complex and deep study.

И временной формат нашего семинара не позволяет нам в полной мере углубиться в изучение всех воззрений, всех тонких различий между этими четырьмя философскими школами.

But one point that I think is important for us to realize is that if we look at the four Tibetan traditions of Buddhism, we find that they have, each of them, different explanations of these four Indian positions. It’s not that there is only one understanding of what the Indians were saying. So that makes it even more complex.

Важно также иметь в виду то, что если вы взглянете на понимание этих четырёх философских школ, пришедших из Индии, буддийских философских доктрин, на то, как их понимают четыре различные духовные традиции тибетского буддизма: ньингма, кагью, сакья и гелуг – то вы увидите, что в понимании каждой из этих школ тибетского буддизма четыре философские школы древней индийской мысли понимаются по-разному. Поэтому не считайте, что есть какое-то унифицированное, общее понимание каждой из них, свойственное всем тибетским буддистам.

If we look at these positions in general, what we can say is that the older schools within Tibetan Buddhism: Kagyu, Sakya and Nyingma, have one general explanation, although they have slight variations within that. And then Tsongkhapa was a radical, radical, revolutionary thinker. He understood these positions in the Indian schools in quite a different way.

Итак, взглянув на это в общем, мы можем сказать, что более старые, более ранние школы, или традиции, тибетского буддизма, а именно ньингма, кагью и сакья, имеют определённое общее, более-менее схожее видение различий между четырьмя философскими школами буддийской мысли Древней Индии. У них есть какие-то свои локальные вариации, но в целом они могут согласиться по основным позициям. В то время как четвёртая школа, а именно гелуг, в лице своего основателя ламы Цонкапы, взгляд их совершенно революционен, взгляд их совершенно радикален и во многом, во многом отличен от трёх прежде упомянутых школ.

So, when we read books in our own language of the different authors, and different modern lamas as well, explaining these positions, it is very important to identify which Tibetan tradition this is coming from, in order to not get confused, because a Kagyu or a Sakya explanation of Prasangika would be very different from a Gelugpa explanation.

И практический вывод для нас должен быть следующим: читая различные изложения, читая различные книги, трактаты на родном языке – на русском, переводные книги, учения, мы должны понимать и мы должны верно идентифицировать автора, из какой традиции он происходит, соответственно, понимать, что его изложение философского воззрения будет розниться, будет отличаться в зависимости от того, к какой школе, к какой традиции мысли он принадлежит. Например, изложения воззрения мадхьямаки-прасангики, наивысшего воззрения буддизма, как принято считать в тибетской буддийской традиции, кагьюпинского ламы или гелугпинского ламы-учителя будут весьма и весьма различны.

One of the things that His Holiness the Dalai Lama likes to do very much is to get an overview of all the different positions of all the different schools. When you have this larger knowledge of all the different traditions, then you can see how actually they fit together and that they are not really contradictory. They are looking at things from different points of view with slightly different definitions, and so on.

И что очень любит делать Его Святейшество Далай-лама в своих учениях – это давать такой обзор, удалённый, поверхностный обзор различных традиций мысли внутри тибетского буддизма, школ тибетского буддизма: то, как они смотрят на одни и те же моменты в индийских школах философской мысли. Тогда у нас появляется такая более общая, более понятная для нас картина: как всё это укладывается вместе, как они смотрят на одни и те же вещи несколько с разных углов, используют несколько отличные вокабулярий, терминологическую базу и дефиниции, то есть определения.

Just as the scientists are trying to look for the grand unified theory to explain everything, His Holiness is always looking to develop the grand unified theory to be able to fit all the different Buddhist explanations together.

Подобно тому как современные учёные: физики, астрофизики и так далее – ищут всё время каких-то общих подходов для того, чтобы создать какую-то объединённую теорию всего, как бы теорию всего, которая объясняла бы гармонично все явления во вселенной, так и Его Святейшество пытается, отстранившись и взглянув сверху, свести воедино, объяснить гармонично все позиции школ мысли различных традиций философских внутри тибетского буддизма.

Conversely, when we face this situation of so many different explanations and so many different systems, it is important not to get discouraged,

Для нас, для начинающих, для новичков, не вполне знакомых с этим вопросом, когда мы сталкиваемся с таким разнообразием формулировок, с таким разнообразием изложений, объяснений, толкований, для нас это довольно затруднительно, мы можем запутаться, и надо быть в этом весьма осторожными.

but just to work step-by-step, trying to understand one system at a time. And, depending on our capacity, we can learn many systems or not so many systems.

Необходимо продвигаться постепенно, шаг за шагом, изучая в отдельности различные философские системы, разбираться с каждой из них по отдельности, и, в зависимости от наших интеллектуальных способностей, от нашего уровня понимания, мы сможем охватить их все, охватить их часть, одну из них.

What also is important is to avoid arrogance when we study these systems.

Также очень важно избежать гордыни или какого-то высокомерия, когда мы изучаем эти системы.

Arrogance manifests itself in the attitude that: “This is a lower explanation; this is childish; this is stupid; only Prasangika is really correct.”

Гордыня может выражаться в изучении таких моментов в каком-то таком подходе, что мы считаем низшей школой, мы считаем более ранние школы индийской философской мысли чем-то низшим, чем-то, не заслуживающим внимания. Мы от них отказываемся: «Это всё для детей, это всё детский лепет». Вот мадхьямака-прасангика – это единственно верное учение, это действительно, а остальное всё не имеет значения.

After all, Buddha taught all of these systems,

Необходимо помнить, что Будда с какой-то целью преподал все эти доктрины, все эти философские системы,

and the various Indian commentaries that were written that explain the systems were written by great masters, who, as my teacher Serkong Rinpoche said, were not idiots. These were not stupid people.

и те толкования, те шастры, которые были написаны для объяснения всех этих доктрин великими индийскими мастерами прошлого – они также были написаны весьма и весьма умными и логичными людьми, они не были написаны какими-то глупцами. Серконг Ринпоче, учитель Александра, всегда говорил ему об этом: если они тратили своё время на толкование этих воззрений, значит, наверное, в этом был какой-то глубокий смысл.

Each of these systems is useful for lessening our suffering, our problems, our confusion. That’s why Buddha taught them.

Каждая из этих систем вносит свою лепту в избавление нас от наших проблем, от наших заблуждений, от наших страданий, и поэтому они полезны, поэтому они необходимы.

The “less sophisticated” systems might not be able to rid us of everything, of all the deepest level of the confusion, but they are able to help us to eliminate certain levels, which will lessen our suffering and be helpful. Don’t be arrogant about this and say, “Oh, who needs to think like this? Why should I bother?”

И такие более базовые, более основные и доступные системы, они, может быть, не способны с их воззрением, с их объектом отрицания устранить все причины наших страданий и освободить нас от сансары в полной мере. Но, безусловно, они способны в некой мере уменьшить наши страдания, ослабить наши какие-то цепляния и так далее, и этим самым, безусловно, полезны и достойны того, чтобы мы их изучали.

Shantideva pointed out the method for going deeper and deeper with these systems.

Шантидева учил нас методу такого постепенного изучения посредством углубления, проходя от более простых к более сложным системам.

If we can understand a certain example within a system that gives a very simple explanation, if we can understand that example there, then we can understand that same example in a more sophisticated system. I will explain that giving you an example.

Я поясню это на примере: если мы способны понять какую-то метафору, какой-то пример, используемый для изложения более доступного, более простого, более грубого воззрения и объекта отрицания, и это нам стало доступным, мы постигли это, тогда нам будет легче разобраться с использованием этого же примера в более глубоких, в более сложных системах, распространяющих более тонкие объекты отрицания.

The example Shantideva used is the example “everything is like an illusion,” which all the different Buddhist systems accept.

И пример, который приводил Шантидева в своём труде, – это утверждение, что всё иллюзорно, или всё подобно иллюзии. Каждая из школ использует этот пример, излагая свою доктрину.

Now, Buddha is not saying that everything is an illusion, not everything is the same as an illusion. He is saying “everything is like an illusion.”

Отметьте, что никто в буддизме [Будда] не говорил никогда, что всё есть иллюзия. [Он говорил, что] всё не есть иллюзия, но всё подобно иллюзии, или иллюзорно. Поэтому не путайте.

Things are like an illusion in the sense that they appear to exist in a certain way, but they don’t actually exist that way.

Итак, всё иллюзорно, или всё подобно иллюзии, потому что, подобно иллюзии, оно кажется нам одним, на деле являясь другим.

But Shantideva says quite clearly, killing somebody in a dream and killing somebody when we are awake are quite different.

Но Шантидева, чтобы его превратно не поняли, тут же уточняет, что убить кого-то во сне и убить кого-то наяву – две совершенно разные вещи.

So, let me give an example of what I’m trying to point out here.

Давайте я попробую пояснить на собственном примере то, что я сейчас пытаюсь вам объяснить.

If we look at the first system, the so-called simplest system within the Buddhist tenet systems, this is the position of the Vaibhashikas.

Давайте рассмотрим систему воззрений наиболее базовой, наиболее простой, доступной, первой, или низшей в каком-то смысле, если мы восходим, школы индийской буддийской философской мысли. Эта школа именуется вайбхашика.

The Vaibhashikas point out that objects, like this table or this chair, appear to be solid, but actually they are made up of tiny particles.

Итак, вайбхашика говорит, что внешние объекты, окружающие нас, подобно этому столу, являются нашему восприятию, нашему уму чем-то таким прочным, овеществлённым, реальным, материальным, – на самом деле они состоят из крохотных частиц.

So our mind makes them appear as if they were solid. “This chair appears to be solid, my body appears to be solid, but actually both of them are made of atoms, electrons and quarks and a tremendous amount of empty space, so it’s like an illusion that they appear to be solid,

Наш омрачённый ум воспринимает их как прочные, как цельные, как реальные, а на самом деле они состоят из великого множества составных частей: молекул, атомов, электронов, ядер и огромного количества пустого пространства меж ними. И их иллюзорность заключается в том, что они кажутся нам плотными, такими едиными, а на самом деле они составлены из массы частей. В этом они подобны иллюзии. Наш ум иллюзорно воспринимает их.

so that’s impossible, it’s impossible that they are solid.” These things are devoid -- although the Vaibhashika does not use this terminology, we can understand it in this way -- they are devoid of existing as something solid.

Итак, они кажутся нам существующими: твёрдыми, плотными, такой плотью. На самом деле они такой твердью не являются. Стало быть, существование в виде такой тверди, чего-то единого – это нереальный способ существования, невозможный способ существования. Понимание отсутствия его есть понимание пустотности. Примерно так объясняет свою позицию вайбхашика.

Coming from Western science, we would agree that this chair and my body are certainly not solid objects.

И подходя с позиций современной западной науки, мы в полной мере согласимся с воззрением вайбхашики, сказав: «Да, действительно, эти вещи кажутся нам плотными, кажутся нам какими-то цельными, но на самом деле они состоят из огромного количества пустого пространства и каких-то миниатюрных частиц, соединённых друг с другом».

Now that’s not so difficult.

И это не так уж сложно понять. Не так ли?

The difficult part is the nevertheless that comes after that -- “...and nevertheless, I don’t fall through this chair. Although my body is not solid and the chair is not solid, and it’s tiny particles and energy fields and so on; nevertheless, in spite of all of that, I do not fall through this chair, which here supports me.” That is difficult to really understand.

И затем мы подходим к той части, которую трудно понять. И звучит она так – через оговорку но, в то же самое время, или но, несмотря на это, я не проваливаюсь через этот стол, через этот стул, через этот пол. Я сделан из огромного количества пустого пространства и каких-то миниатюрных частиц, из них же сделан и стул, но мы не проходим друг сквозь друга, а стул поддерживает меня, и я спокойно и надёжно сижу на нём. Это происходит несмотря на то, что ситуация такова, как мы её объяснили.

If you think about it, “How in the world am I supported by this thing that is not solid?”

Итак, мы думаем: «Как то, что не является чем-то таким овеществлённым, или плотным, какой-то твердью по сути, как оно способно, наподобие тверди, поддерживать меня?»

So it’s like an illusion, in that it seems to be solid, nevertheless it functions.

Оно, иллюзорно являясь нам как некая твердь, но на самом деле, подобно реальной тверди, оно способно поддерживать нас.

That takes quite a while for that to sink in, and to really understand that, and to accept that,

И для того чтобы осмыслить это, понять это как-то, принять это в своём уме, потребуется изрядная доля размышлений, времени и такой рефлексии.

and to accept that on all levels.

И принять это на всех уровнях.

Did you ever think about language? How do you understand anything?

Вы когда-нибудь думали о языке? Как вообще вы понимаете какую-то информацию?

You hear somebody speaking

Вы слышали, как кто-то говорит

and all you hear in one moment is a consonant or a vowel, a tiny little sound; and when the next syllable is pronounced and you hear it, you’re not hearing that first syllable any more; it’s finished.

и всё, что вы слышите, когда вы слушаете чью-то речь, – это просто набор, цепочка гласных и согласных звуков. Когда вы слышите следующий слог, предыдущий слог уже перестал существовать, его нет. Тем не менее, это как-то всё выстраивается у вас в уме в связную речь.

So you never hear a word in one moment. You only hear tiny, little sounds in one moment; and you certainly don’t hear a sentence in one moment.

Итак, мы никогда, ни в какой заданный момент не слышим ни одного слова, мы не слышим ни одного предложения. В каждый отдельный момент мы слышим какой-то звук: гласный, согласный.

So there is nothing solid about the sound of a sentence at all. Nevertheless, here is the difficult one, nevertheless we understand the sentence and it communicates. That’s incredible, if you think about it. How in the world can that work?

Нет никакой целостности, или какой-то «тверди» – в кавычках, в предложении, или в слове, или в целом в речи. Тем не менее, лишь отдельные звуки, какие-то «искры» мы слышим в каждый отдельный момент, но, в то же время, или опять же, запятая, несмотря на это, мы понимаем всё это, речь функционирует – до нас доходит смысл слов, словосочетаний, фраз.

Think about that for a moment.

Подумайте об этом некоторое время.

[pause]

[пауза]

That is very funny, we are sitting here and we are not falling through the floor. All we are hearing is tiny little sounds at a time, and nevertheless we’re understanding something – hopefully.

Итак, это действительно

That’s unbelievable.

удивительно и невероятно: мы сидим здесь все и не проваливаемся сквозь пол, хотя пол не есть твердь – нечто целое, мы не есть твердь – нечто целое, неделимое. Также и речь наша: мы слышим отдельные писки, всплески, колебания звуков каждую секунду. Тем не менее, мы воспринимаем происходящее – то, что нам сообщается. Не так ли? Странно это.

So, to understand this Vaibhashika position is not so simple.

Так, можно сделать заключение, что понять позицию вайбхашики – не такое уж и простое дело, как оказалось.

But if we can understand it, it can be very, very helpful. Somebody says, “You’re an idiot! You’re stupid!” and what is it? It’s just one tiny, little sound, one syllable after another. What is it? It’s just sound. What’s the big deal? It helps us not to get so angry.

Не просто понять её, а, поняв её, мы, безусловно, сможем извлечь для себя какую-то выгоду из этого, получить от этого какую-то пользу. Например, кто-то говорит: «Ты придурок!» – и так далее, оскорбляя нас, а мы понимаем, что всё, что здесь происходит, – это всего лишь какие-то всплески, колебания звуковых частот, которые достигают наших ушей в каждое отдельное мгновение и ничего больше в этом нет: нет никакой тверди, нет никакой целости, какого-то оскорбления, как мы привыкли видеть. И мы легче к этому относимся, и польза очевидна.

Nevertheless they did say something and we have to stop and rethink the situation,

Тем не менее, это было сказано, мы это поняли, зачем-то это было сказано, надо как-то отреагировать.

but it helps us not to get angry.

Но, по крайней мере, мы уже не будем сразу же впадать в ярость.

So it’s useful.

Поэтому это полезно.

Now, what Shantideva says, if we can understand this “nevertheless,” that is the word here, “it is like an illusion, but nevertheless it still functions,” if we can understand that with the simple example of particles, then maybe we can understand how things are like an illusion on a much more subtle level –

И здесь Шантидева объясняет как раз о полезности понимания этого более базового, более доступного воззрения и, главное, этого ключевого слова «и, тем не менее», «но, в то же самое время» или «несмотря на это». Если мы поймём как это «несмотря на это» работает в примере с базовым, доступным воззрением вайбхашики, а именно вещи состоят из частиц и пустого пространства, но, тем не менее, они функционируют таким-то и таким-то образом, то вполне возможно, что это понимание поможет нам осознать то, как это «но, несмотря на это» работает и в более сложных, в более глубинных, трудно достижимых, трудно постижимых воззрениях других школ.

not devoid simply of being solid, but they are devoid of much more subtle, impossible ways of existing, and nevertheless….

Поскольку утверждение это делается примерно в одном формате во всех школах, отсутствие невозможного способа существования как некого неделимого целого, некой тверди и, тем не менее, существование в виде неделимой целостной тверди не является самым глубоким объектом устранения, объектом отрицания: существует ещё много, много, много слоёв, которые необходимо отринуть. Но, разобравшись с тем, что этого нет, «но, тем не менее…», мы сможем, подставляя другие, более глубокие невозможные способы существования, всякий раз получать выгоду от этой постигнутой формулы.

We always have to preserve our understanding with these two sides, that “it’s devoid of existing in an impossible way” -- that helps us avoid the extreme of thinking that things are solid, permanent, and so on -- and we have to always reaffirm that “nevertheless they do function,” which helps us to avoid the extreme of nihilism, to say that “nothing exists, there is just nothing.”

Итак, нам поможет это на каждом прогрессивно более глубоком уровне. Поддержание вот этого осознавания того, что всё: а) не существует таким-то и таким-то способом в зависимости от глубины воззрения той или иной школы, но в то же самое время, б) тем не менее, функционирует. Мы заменяем это каждый раз на определённый способ существования, которого там нет, – нереальный, невозможный, и в то же самое время всё всё же таки существует. Итак, первое – а) – позволяет нам избежать крайности овеществления, или реализма, другое – б) «но, тем не менее, существует» – помогает избежать нам крайности нигилизма, или полного, излишнего отрицания.

Do you follow?

Вы со мной? Вы понимаете, куда я вас веду?

Let’s take a few more moments to let that digest.

Давайте тогда проведём ещё несколько моментов, пытаясь переварить услышанное.

[pause]

[пауза]

OK, any questions on it?

Возникают у вас какие-то вопросы по ходу изложения?

Вопрос: Вайбхашика ограничивается вот этим? Она не задаёт вопрос следующий: «Как это тогда существует, раз… После «но, тем не менее»?

Question: Does Vaibhashika stop there, saying that this doesn’t exist as a solid, indivisible something, but it’s made of particles, nevertheless it functions. Does it just stop there? Alex: Vaibhashika, first of all, is only asserting voidness of persons.

Алекс: Итак, начнём с того, что вайбхашика лишь заинтересована, лишь занимается отрицанием самости личности или отрицанием самобытия личности.

So, what I am explaining here is the Vaibhashika description of phenomena, but they don’t discuss it in terms of “type of voidness.”

И то, что я сейчас излагаю здесь, – это относится к пониманию вайбхашикой, или школой вайбхашика, способа существования внешних явлений, не личности. Но то, что мы сейчас обсуждаем, они не будут именовать «пустотностью» или «бессамостностью».

What they speak about is two types of true phenomena.

Они говорят о двух типах истинных феноменов.

One type are the conventionally true phenomena, which would be these solid objects,

Это внешние какие-то, материальные предметы на относительном уровне, как относительно истинный внешний феномен, например этот стол: он не есть какая-то твердь, да, но он внешний.

but that’s just the superficially true phenomena.

И он лишь поверхностно истинен, он лишь поверхностно верен.

The deepest truth phenomena are these particles things are made of.

Это относительный, или поверхностный, уровень истинного феномена – это этот стол как целостность. И другой уровень – это уже тонкий, или глубинный, уровень истинного феномена, или глубинный истинный феномен, – это элементарные частицы, из которых составлен этот стол.

So these superficially true phenomena, the conventionally true phenomena, these solid objects – they work because they are affected by causes and conditions, and things like that, and they produce effects.

Поверхностно, или условно, или относительно, истинный феномен, как этот стол, он функционирует, он действует. Он является последствием каких-то причин, он сам – причина, порождает какие-то последствия, участвует в цепи такого взаимозависимого происхождения, причинно-следственной цепи и функционирует, действует, существует.

Although it is necessary in the Vaibhashika system to understand the two types of true phenomena, it’s not essential for gaining liberation from disturbing emotions, according to their explanation. But one does need to know them.

В воззрении вайбхашики утверждается, что, хотя и желательно, хотя и нужно знать эти два типа истинных феноменов, поверхностно и глубинно истинные феномены, но это не является необходимым пререквизитом, то есть необходимым требованием, условием для достижения освобождения от сансары, то есть для достижения нирваны. Можно и без этого знания.

But the way that I am explaining here is a way of looking at the assertions of Vaibhashika, and then the next schools, and the next schools, and so on, in such a way in which we could see how the understanding of voidness could develop more and more sophisticated levels, although it is not the traditional way in which the material would have been presented in India, or even in Tibet.

Но то, что я пытаюсь объяснить вам теперь, – это то, как следует смотреть на воззрения более базовых, более доступных школ философских, таких как вайбхашика и следующие за ним – саутрантика и так далее, – с целью того, чтобы постижение более сложных воззрений, более сложных пониманий пустотности, прогрессивно возрастающее в различных школах, было нам легче доступно, было нам легче осуществить. Поэтому я рассматриваю это именно под этим углом, и это несколько отличается от традиционных взглядов и от традиционных способов изложения этого материала как у тибетцев, так и, естественно, в собственно индийской традиции философской.

But, this way in which I am explaining is implied, is implicit, in Shantideva’s explanation of the method with which one gains an understanding of voidness.

Но тот способ изложения, который я здесь задействую, он подразумевается в том изложении, которое содержится в труде «Бодхисаттва-чарья-аватара» Шантидевы. Именно к этому он нас подводит.

We were discussing a little bit yesterday about Buddhism in the West and one of the things that I think can characterize Buddhism in the West is a way of explaining that takes advantage of our Western way of training the mind.

Вчера мы говорили с вами, разговаривали о буддизме на Западе и о тех преимуществах и недостатках, с которыми сталкивается, вернее, которые испытывает на себе человек с западным культурным контекстом, из западного культурного поля. И здесь как раз можно отметить то преимущество, которым все мы обладаем, пройдя через систему тренировки интеллекта, – готовность к логическому восприятию, исследованию.

I am looking from a historical perspective of how Buddhism has evolved and developed over the centuries as it has gone from one civilization to another. So what can Western civilization do to contribute to the way in which one studies and masters Buddhist teachings? That is the question I am investigating.

Рассматривая, как я вам уже говорил, для себя наиболее интересный вопрос, для меня он состоит в том, как буддизм развивался, как он трансформировался, как он развивался, переходя из культуры в культуру, какая культура что добавляла к нему, какие преимущества он приобретал, входя в контакт с той или иной цивилизацией. И в данный момент я исследую этот интересный для меня вопрос: «Что западная цивилизация, что западная мысль, западный культурный фон может дать буддизму? Какое преимущество мы как люди с Запада имеем, занимаясь буддизмом?»

There are five types of deep awareness, sometimes translated as five types of “Buddha-wisdom,”

Существует пять типов глубинной осознанности, или глубинного осознавания, постижения, которые часто переводятся и именуются «пятью мудростями будды».

but calling them Buddha-wisdoms is a bit misleading, because even the earthworm has these five. It’s just simply the mechanism, the structure, with which the mind works.

И называть их «мудростями будды» – в том внесено некоторое заблуждение, потому что даже червь земляной обладает этими пятью видами сознания, поэтому это просто передаёт их метафорический образ [Это просто структура, в рамках которой работает ум].

One of them is the individualizing deep awareness:

Одна из них – это индивидуализирующее глубокое осознавание.

it is looking at individual details -- this individual point, that individual point, that individual point – as an individual thing.

Оно рассматривает индивидуальные аспекты.

I look at you in the room and I see each person as an individual, not just as a group of people.

Оно различает индивидуальные аспекты какого-то явления: мы здесь, в этой комнате, группа людей; глядя на всех вас, я вычленяю каждого из вас и индивидуально воспринимаю вас, каждого как отдельную личность, идентифицируя.

The Tibetans specialize in this type of deep awareness. Their entire education system emphasizes this through debate – debate on very individual aspects, very individual points.

Тибетская образовательная система, буддийская тибетская образовательная система подчёркивает важность этого глубинного осознавания индивидуализирующего, или различающего, аспекта, и в философских дебатах дебатирующие, как раз их призывают идти как можно глубже в индивидуальные аспекты, исследовать каждый детально и в полной глубине.

Another type of deep awareness is the equalizing deep awareness and this is the awareness that allows us to see patterns, to put things together, to look at them equally with equalizing awareness.

И другой тип «мудрости будды» или, как мы их называем здесь, «глубинного осознавания», – это уравнивающее, или выравнивающее, глубинное осознавание. Оно позволяет нам выявлять какие-то рисунки, выявлять какие-то общие характеристики и фокусироваться на них.

So it is with this type of awareness that I can look at some people in this room and put them equally in the category of “women” and others equally in the category of “men.” We all have this. This is not profound. The earthworm has that. It puts things equally in the category of “food.”

Итак, это глубинное осознавание, обобщающее, или выравнивающее, приравнивающее, можно проиллюстрировать опять же на моём взгляде на вас, всех, находящихся в этой комнате, и, разглядывая вас, помимо вычленения индивидов, я также сразу же определяю какие-то группы: я распределяю вас по полам (я вижу, где-то есть женщины, есть мужчины), возрастам и так далее; то есть я делаю и обобщения. И также все живые существа, а не только будды, обладают этим глубоким осознаванием, и даже червь, который создаёт категории в своём уме, а именно «еда», «съедобное» и, например, «несъедобное».

We are trained to develop this type of awareness in our Western education. We are trained to look at patterns of how did something develop historically, theories of how things fit together, and so on. It’s our specialty in Western thought.

В контексте западного образования, западной традиции и культуры мы более натренированы, нам более прививалась культивация именно этого типа глубинного осознавания – обобщающий, или уравнивающий. Мы привыкли выявлять сходства, мы привыкли создавать какие-то объединяющие, всеобъемлющие теории, мы привыкли рассматривать вещи в сравнении: как нечто развивалось исторически, какие у кого общности, какие у кого общие черты и так далее. То есть у нас к этому склонность и это наша сильная сторона.

In presenting the Vaibhashika insight the way that I did, what I am doing is applying that Western way of thinking, that equalizing deep awareness, to try to see the pattern of how you would develop an understanding of “things being like an illusion, nevertheless they function,” going from one Indian system to another. See the pattern, see how it evolves, that the Western mind is perfectly suited to. The Tibetan mind is very limited in being able to do that, because of their education system.

И чем я занимаюсь здесь сейчас? Я пытаюсь применить именно это преимущество, которым все мы обладаем посредством нашего культурного прошлого, нашего образования, нашей системы мышления, которая культивируется на Западе, и применять эту обобщающую способность нашего интеллекта, нашего сознания к системе философских воззрений Древней Индии. Я пытаюсь провести параллель между тем, как «а») и «б») балансируются через «но, в то же самое время». То есть устранение объекта отрицания, но, в то же самое время, всё существует, всё функционирует. Как, поняв это на более доступной, более общей философской системе, по типу вайбхашики, мы сможем применить ту же конструкцию, понять это на более глубоких уровнях отрицания и функционирования в других школах, вплоть до мадхьямаки. И мы в этом имеем преимущество. Именно поэтому я пытаюсь вам это изложить, потому что тибетцы этого преимущества не имеют. Их культура, их образовательная традиция делает акцент на именно различающей мудрости, на индивидуализирующей мудрости.

This is what I think in terms of the historical development in Western Buddhism. What can we contribute? This is what we can contribute: it’s that usage of equalizing deep awareness as a pedagogical tool to help us to understand and put together the Buddhist teachings. It is suggested by Shantideva’s text and it is certainly something that His Holiness the Dalai Lama, who is very unique as a Tibetan, is able to see, and what he is trying to do with this unified theory, to put everything together. But most Tibetans don’t have that wide a capacity to use this equalizing deep awareness as well as they use the individualizing one.

Если нам интересно, что мы как западные буддисты, или как представители западной цивилизации, являясь в то же самое время буддистами, можем принести, какую пользу мы можем принести в буддийское учение, то, мне кажется, именно постановка акцента на этой обобщающей, или выравнивающей, уравнивающей мудрости, поскольку именно к этому призывает нас и сам автор «Бодхисаттва-чарья-аватары» мастер Шантидева, и это имплицитно присутствует в его тексте. И таким исключением скорее среди тибетцев является позиция Его Святейшества Далай-ламы, поскольку он сам уникальная личность, сочетающая в себе во многом знания западной модели мышления и тибетской модели мышления. И он скорее исключение среди тибетцев, поскольку никто из них в такой мере как Его Святейшество не заинтересован и не пропагандирует подобную такую обобщённую теорию всех философских воззрений: как они смотрят с разных точек на одно и то же, как они гармонично сочетаются друг с другом.

This is what I was hinting at, yesterday, when I said that in order to make a bridge between traditional Tibetan Buddhism, for example, and Western Buddhism, it is very necessary to understand both cultures, because when we see what is the way of thinking on a deep level -- what is the way of thinking of, let’s say, traditional Tibetan culture with this emphasis on the individualizing deep awareness, and what is the way of thinking in a Western mind, which is this equalizing deep awareness of seeing patterns, putting things together, developing theories, and so on -- then we can understand the statement that came out at tea that I made, that it was very, very few Westerners who really made significant attainments, reached significant attainments in the Buddhist practices. It’s not that we are stupid; it’s not that we are incapable. But with the pedagogic tools for most Westerners being taught in the traditional Tibetan way, with this emphasis on very individual facts and so on, we have great difficulty in putting it all together and seeing the patterns, and seeing how to apply it.

Итак, это также соотносится с тем, что я говорил вчера на своей вчерашней лекции о том, как нам необходимо понимать, если мы хотим служить мостом, соединяющим западный буддизм и буддизм восточный – традиционный буддизм, в данном случае тибетский: нам необходимо иметь две «несущих колонны». Одна из них, погружённая и представляющая собой понимание способа мышления, такого более типичного подхода, существующего среди восточных практикующих, и нашего собственного культурного фона, нашего способа понимания того, в чём мы сильны, будучи другой колонной. И тогда мы сможем совместить в себе и то и другое и извлечь из этого наибольшую выгоду. И это также соотносится с тем, что я сказал сегодня за чаем, когда там проходила беседа о том, что мне кажется, что мало среди западных людей высоко реализованных мастеров, именно потому, что

How to apply it would be another type of deep awareness, the accomplishing deep awareness.

для нас всё это трудно свести воедино и достичь чего-то посредством применения уже следующего типа глубинного осознавания, а именно свершающего глубинного осознавания, которому мы благодарны за различные духовные свершения.

As we, Western teachers, develop these pedagogic tools of putting together patterns, of developing training programs that work with these patterns, then that makes it easier for the Western mind to understand and to follow. On that basis, then I think there is a much better chance that people will be more successful in their practice, in terms of actually doing it, making sense of it, rather than it being just discordant, little fragments of things that they can’t put together, and be more successful in applying it in their lives.

Итак, если западные учителя будут учитывать этот культурный фон и те образовательные привычки, которыми все мы обладаем, и тот фон, из которого все мы черпаем, входя в буддизм, они смогут развить, выработать те педагогические инструменты, тот инструментарий, дав который своим ученикам, они сделают их способными наилучшим образом собрать воедино все эти фрагменты знаний, создать какую-то общую теорию, общее видение духовного пути и преуспеть на нём определённым образом. Иначе, если они этого делать не будут, то за счёт этого культурного дисбаланса и различия этих образовательных тенденций, тенденций, заложенных обществом-социумом, культурой восприятий, знание останется фрагментарным и успех не будет достигнут.

I apologize for that very long answer, but I think that these are important points for understanding how can we deal with the Tibetan Buddhist teachings,

Я извиняюсь за столь долгий и пространный ответ, но, мне кажется, это важный момент, который нам необходимо усвоить для того, чтобы извлечь максимальную пользу из изучения, из практики буддийского учения.

how can we make sense of them,

Как разобраться в них?

because it’s very easy to say, “Well, trying to put these teachings together, and so on, that’s just making concepts and we must not be so conceptual.”

Кто-то может сказать: «Ну, пытаться всё свести это воедино, всё это познать, создать общую картину – это всё концептуализация, это всё умопостроения. Не надо нам этим заниматься, не для этого мы здесь».

This equalizing deep awareness isn’t necessarily conceptual.

Но это уравнивающее, или обобщающее, глубинное осознавание, оно не с необходимостью концептуально, необязательно концептуально.

It may be, but there is nothing wrong with conceptual thinking. Conceptual thinking is putting things together into categories,

Оно может быть концептуально, но нет ничего изначально порочного в концептуальном мышлении: оно позволяет нам соединять воедино кусочки информации и выстраивать какую-то общую, гармоничную, понятную картину.

and I think that it’s very necessary for us to try to identify the patterns to see how the teachings fit together. As I said, the traditional way of teaching is that we are given pieces of the puzzle, and it’s up to us to put it together. And most of us don’t really know how to put them together, but we have the training with a type of deep awareness, this equalizing awareness, which can help us to put them together.

И мне кажется, это очень важно – научиться сводить воедино эти кусочки знаний и вырисовывать из них какую-то общую картину, которая бы давала нам представление о том, что мы изучаем. Поскольку, как я уже говорил опять же вчера, зачастую информация до нас доходит в виде как раз такой рассыпанной мозаики, рассыпанного пазла, который нам предстоит собрать воедино.

And we just need a little guidance.

И нам в этом не помешает какое-то руководительство, чьё-то руководительство и помощь.

When we speak of an absence of impossible ways of existing, we can speak of that with reference to persons, “me and you,” that we don’t exist in impossible ways, and we can also speak in terms of everything: all objects, and everything including me and you.

Итак, говоря об отсутствии во всём сущем невозможных, нереальных способов существования, мы говорим о двух категориях: об отсутствии невозможных способов существования в индивидах – во мне, в вас, во всех живых существах, населяющих вселенную, – а также отсутствии невозможных способов существования в каких-то неодушевлённых предметах всевозможных видов, свойств, форм, окружающих нас.

When we get angry or when we get greedy of someone, primarily because of our projection of impossible ways of existing onto me. “You insulted me!” “I want you!”

Возникновение в нас, зарождение в нас различных тревожащих эмоций, переходящих в омрачённое состояние сознания, таких как гнев, таких как зависть, – всё это происходит в основном в силу нашей веры в эти невозможные способы существования относительно нас самих и других живых существ, то есть индивидов. Мы думаем: «Я хочу!», «Я таков!», «Мне нужно!», «Я хочу тебя!», – и так далее.

“I want you to like me!” “I want this object for me.” “You just ruined and broke my computer.” The problem is not the computer. The main problem is me. “It’s mine.”

«Я хочу нравиться тебе!», «Я таков. Я такой – я сякой», «Ты сломала мой компьютер». «Ты сломала мой компьютер» – но проблема, конечно, и в компьютере тоже, но основная проблема в том, что ты сломала мой компьютер, и поэтому возникают все тревожащие эмоции, которые в этом случае возникают.

When we look at these schools of Indian philosophy, the initial ones say that the impossible way of existing of persons and the impossible way of existing of objects is different. But when we look at the most profound explanation, the Prasangika explanation says that the impossible way of existing of persons and objects is the same.

И также здесь необходимо понимать, что, когда мы говорим о более ранних, о более базовых школах индийской буддийской философии, таких как вайбхашика, для них понимание невозможных способов существования личности и невозможных способов существования явлений, или феноменов, внешних феноменов, различны. Итак, это не один и тот же способ существования. Но когда мы переходим к изучению более глубоких воззрений, в частности высочайшего воззрения мадхьямаки-прасангики, то тогда мы говорим уже об одном и том же невозможном способе существования, который мы проецируем как на индивидов, так и на внешние явления.

So Prasangika agrees, of course, what the so-called lower schools say is impossible about a person is impossible. But there is a more subtle impossible way of existing, which applies to everything, including “me and you.”

Прасангика, безусловно, соглашается с теми воззрениями, которые излагают низшие школы – более общие, более базовые школы. Они говорят, что то, что невозможно для вайбхашики, то, что невозможно для саутрантики, действительно невозможно и такого способа существования нет ни в явлениях, ни в индивидах, но есть какой-то более глубокий, более основной невозможный способ существования, который един для всего: и для индивидов, и для феноменов.

So we look at what is an impossible way of existing of persons. That’s quite important to understand first.

Итак, прежде всего давайте посмотрим на те невозможные способы существования, которые мы видим в индивидах, в личностях. Это важнее всего.

For this, we have to understand what is the conventional me?

Для этого прежде всего необходимо понять, что такое «я» на относительном, условном уровне.

Remember, we spoke about the stages for gaining an understanding of voidness. First we need to know the basis, the conventional “me” that does exist – then the impossible “me” that we are projecting on it, and then the negation of that impossible “me.” First we have to know the conventional “me” that does exist.

Помните, я говорил вам о трёх стадиях изучения этого. Сначала мы должны верно выявить то условное, или относительное, «я» – личность, которая существует. Затем рассмотреть то, как это «я» проецируется невозможными способами, существующими в нашем омрачённом уме, и затем совершить отрицание, то есть провести отрицание и устранение этого невозможным способом существующего «я». Три эти фазы. Итак, мы переходим к первой из них, а именно выявлению условно существующего, условно реального «я».

That is very, very important, because if we don’t identify the conventional “me” that does exist, and we just refute the impossible “me”, then just refuting the impossible “me” leaves us with nothing. And that is psychologically extremely dangerous.

И это очень важный момент – позиционирование такого условно существующего «я», выявление относительно реального «я», потому что если мы сразу перейдём к отрицанию «я», существующего невозможными способами, то в результате устранения такого «я» мы останемся ни с чем, а это очень опасный в психологическом плане момент.

If we are a young person, for instance, and we haven’t really established ourselves in the world, with a conventional identity and so on, we are left with nothing and then they fall to the extreme of thinking, “Well, why get an education, why get a job, why do anything? Everything is void.” That’s a big mistake.

Если вы молодой человек, вы молоды, вы не реализовали как-то и не утвердили себя ещё в этом мире конвенционально, на относительном, принятом уровне конвенции вы не самореализовались и вы получаете эту идею, что ничто не существует. Вы отрицаете своё существующее невозможным образом «я». Всё вокруг вас становится пустым, вы пусты, вас нет, ничего нет. И к чему тогда вообще всё? К чему тогда образование, к чему работа, к чему какие-то действия? И вы впадаете в такой нигилизм.

Even if we are an older person, if we have low self-esteem, and we haven’t confirmed the conventional “me” that does exist and we just refute the impossible way, it just makes our low self-esteem worse, “I am nothing, I am no good.” So the next step is “I am nothing,” isn’t it?

И если мы пожилой человек, и у нас недостаточно самоутверждённости, и мы опять же, не утвердив действительно существующее конвенциональное, условное, относительное «я», на базе этого полностью устраняем своё существующее невозможными способами «я», то опять же мы остаёмся с такой картиной: «Раз я такой, меня никакого нет», опять же «Я никто, я ничто». И опять же психологические проблемы.

So in order to understand the conventional “me,” we need to understand what is known as the five aggregates.

Для того чтобы понять, что такое условно существующее, или условно реальное, «я», необходимо разобраться с тем, что именуется «пятью скандхами» или «пятью совокупностями».

Five aggregate factors, I call them, which make up each moment of our experience. In other words what that means is that each moment of our experience is made up of many, many things that are changing all the time. This system of aggregates is only a system for classifying changing phenomena, things that change from moment to moment, so-called “nonstatic.”

Говоря о пяти факторах-совокупностях, или, на санскрите, о пяти скандхах, я говорю об описании нас как личностей через описание моментов нашего бытия: мы преходящи, мы изменчивы, мы изменяемся каждое мгновение, переживая различные опыты, различные переживания. Чтобы описать их, чтобы описать нестатичное, какое-то динамичное явление, каковым мы и являемся, мы используем описательную модель этих пяти совокупностей.

These groups don’t exist somewhere in big boxes in the sky. It is just a conceptual classification scheme, which is helpful for understanding what is going on in our experience.

Итак, эти пять факторов не существуют где-то, упакованные в коробке, или где-то на небесах. Они есть лишь описательная модель, категория или концепция, которую мы используем для удобства описания, классификации нашего способа бытия.

Each moment of our experience is made up of one or more items of each of these five so-called boxes or categories.

И так или иначе, каждый момент, каждое мгновение нашего существования состоит из одного или более факторов этих пяти совокупностей.

In each moment, we have some form of physical phenomenon.

В каждый момент нашего бытия мы имеем некую физическую форму –

Let’s say colored shape, something visual,

нечто визуальное, а именно форму и цвет,

or it can be a sound,

или некое звучание,

or a smell,

запах,

a taste,

вкус

physical sensation,

какое-то тактильное [физическое] ощущение.

this sort of things,

Такого рода вещи.

and also the cognitive sensors, I call them. These are like the photosensitive cells of the eyes, the sound-sensitive cells of the ears, smell sensors of the nose, and so on.

Затем, какие-то познавательные сенсоры, или познающие сенсоры. Это могут быть фоторегистрирующие волоски в глазу, на дне нашего глазного яблока, вкусовые рецепторы на языке, в носу, на коже – окончания и так далее.

We are talking about body, basically, various physical things within the body through which we are able to perceive sense data, basically.

И мы опять же говорим здесь, конечно, о физической форме, о теле, о различных проявлениях материи, в данном случае живой материи, которая позволяет нам регистрировать, проводить внутрь, доводить до сознания какие-то внешние информативные, несущие информацию о внешнем мире, импульсы.

Every moment of our experience of life has one or more items from this category, even when we are asleep.

В каждый момент нашего бытия мы обладаем одним или несколькими факторами из этой первой группы, или из этой первой коробки «форма», или «рупа-скандха». Даже когда мы спим.

Then there is in each moment some sort of consciousness. In Buddhism we don’t speak about consciousness in general, like we do in the West, but we speak of eye-consciousness, ear-consciousness, nose-, taste- and tongue-consciousness, body consciousness and mental consciousness.

Затем, в каждый момент нашего бытия, нашего существования в нас присутствует то, что принято именовать сознанием. В буддизме мы не говорим, как в терминах западной психологии или западной когнитивной науки, о сознании в целом. Мы говорим о конкретных сознаниях, а именно пяти чувственных и ментальном. Мы говорим о сознании носа, о сознании языка, или густаторном, ольфакторном, аудио, визуальном и тактильном [телесном]. И ментальном.

It’s like what channel are we on, on the television. Are we on the seeing channel, the hearing channel, the smelling channel, or what channel are we on?

Это подобно тому, на какой программе находится наш телевизор, «телевизор» нашего сознания: на вкусовом, на обонятельном, на осязательном или видео, аудио.

Each moment of our experience has some level of feeling, and feeling here is a very, very specific mental factor. It is speaking only of feeling some level of “happy” or “unhappy.” It has nothing to do with emotions.

Затем, каждый момент нашего бытия в нас присутствует то или иное ощущение. Это также одна из скандх, одна из совокупностей. И говоря об ощущении, или о чувстве, мы говорим об очень специфическом, очень особом ментальном факторе, ничего общего не имеющем с теми чувствами, как мы привыкли использовать в быту этот термин, подразумевая эмоции, какие-то эмоциональные переживания. Мы говорим о чисто номинальном чувстве комфорта или дискомфорта, радости или печали, приятного или неприятного. На таком очень базовом уровне.

Then, each moment has some distinguishing in it: I call it, “distinguishing.” That is often translated as “recognition,” but that is really very misleading and incorrect. “Recognition” is much too sophisticated here. What we are talking about is, within a sensory field, for example in the visual sensory field, being able to distinguish one colored shape from another colored shape. “How do I distinguish the colored shape of your face from the colored shape of the wall?” That distinguishing is what we are talking about here. It doesn’t mean that we know what it is. It doesn’t mean we are giving a name to it, or a label to it or anything like that. It’s just how we distinguish things within some sort of cognitive field. Without that, it’s impossible for us to be able to be aware of anything.

Следующим фактором, который присутствует в каждом моменте, в каждое мгновение нашего бытия, – это то, что я предпочитаю переводить как «различение» или «распознавание». Я предпочитаю не переводить это как «узнавание» или как «понимание», поскольку это слишком сложный будет термин для данного действия. Оно гораздо проще, оно не подразумевает распознавание и узнавание чего-то как что-то. Это просто различение: как я различаю в моём визуальном поле зрительного восприятия цвет вашего лица от цвета крашеной стены. Я как-то различаю, что одно – это одно, другое – это другое, то есть я, не обозначая их, провожу меж ними различия. И это различение. Итак, это различение – это опять же ментальный фактор – это одна из скандх, которая присутствует в нас в каждый момент в том или ином поле нашего восприятия, не обязательно зрительном.

Then the fifth aggregate factor here is “everything else,” everything else that changes that is part of our moment of experience. So it is here that we get all the emotions, both the positive and the negative ones, plus all the mental factors that help us in knowing things, like concentration, and attention, sleepiness, these sorts of things. Everything else is in this last “box.”

Пятый фактор, пятая коробка – это такая сборная солянка из всего остального, то есть всё, что не вошло в первые четыре скандхи, мы валим туда. Там находятся все наши эмоции, как негативные, так и позитивные; там находятся ментальные факторы, способствующие когнитивному процессу, акселерирующие его, например способность концентрироваться, способность фокусироваться; там же находятся такие ментальные факторы, нейтральные по своей природе или переменчивые по своей природе, как сонливость, например, и так далее.

I call this the aggregate of other affecting variables. Everything else that is a variable, that changes and affects our experience, which is literally what the Sanskrit word samskara means. It’s something that affects something else.

На санскритском они именуются самскара-скандхой и этимологически означают «оказывающие воздействие». Я их предпочитаю переводить как «вариации, оказывающие воздействие» или «воздействующие различности», как-то так. Различности подчёркивают то, что это совокупность всевозможных факторов, не вошедших в первые четыре категории, а то, что они влияют, или оказывают воздействие, – влияющие факторы – подчёркивает их характеристику влияния на наше восприятие, на наше мироощущение.

In each moment, we are on one or more channels. There is a big discussion whether we can see and hear simultaneously or not. There are different opinions on that. It doesn’t matter.

Итак, в каждый момент нашего бытия мы находимся на нескольких каналах одновременно. Вопрос дискутабельный: «Можем ли мы слышать и видеть одновременно, воспринимать одновременно видео- и аудиоинформацию?» Здесь мнения будут расходиться.

But anyway, we are on some sort of consciousness channel, and some objects, some physical forms that we are aware of, and there is a distinguishing of various features within the sense field, and some level of happiness with that, and then everything else, all the emotions, and concentration and all of that.

В каждый момент нашего бытия мы находимся на том или ином «канале» сознания. Мы оперируем на нём, функционируем на нём, мы присутствуем в какой-то форме: какая-то форма, материя задействована в этом. Мы различаем те или иные объекты внутри сферы поля нашего восприятия, того или иного. Это ассоциируется с определёнными приятными или неприятными чувствами, или ощущениями, переживаниями и дополняет это скопище всех остальных факторов, которые в самскара-скандхе.

All these are changing constantly and they are changing at different rates.

И все эти факторы постоянно меняются, они нестатичны. И скорость их перемен различна.

Now what is the “me?”

Что же тогда «я»?

The “me” is what can be labeled onto all of this,

«Я» – это то, что может быть обозначено на основе любой из них, или любого сочетания из них [на основе всего этого].

in the sense as a way of integrating the continuity of the moment-to-moment of all these changing factors.

«Я» – это то, что объединяет совокупность потоков этих скандх.

But it is not something which is physical.

Но это не что-то, что материально.

It is not something which is a way of being aware of something,

Это не есть осознавание чего-то,

although we say, “I know this,” or “I see you,” but it’s not the same as a consciousness.

хотя мы и привыкли говорить: «Я знаю это», «Я думаю то», «Я вижу тебя», – это «я» – это не осознание.

That’s just a way of talking.

Это просто такая вербальная экспрессия, мы так привыкли выражаться.

But it is something which we label onto, or how we designate, this continuum of all these ever-changing factors.

Итак, «я» это всего лишь, или эго, или личность, индивид, – это лишь то обозначение, которое мы делаем поверх, или тот ярлык, который мы навешиваем на поток вечно меняющихся пяти совокупностей.

It’s almost like an organizational scheme, but it is not just a scheme.

Это похоже на некую организационную структуру, но это не в полной мере организационная структура.

Let’s give an example that might make this easier to understand.

Давайте попробуем привести пример, который может облегчить понимание этого.

What is an orange, a fruit -- an orange?

Что такое апельсин?

I see this object, sitting on the table.

Я смотрю на апельсин, который лежит на столе.

What do I see?

Что я вижу?

I see an orange ball; I see an orange circle,

Я вижу оранжевый круг.

an orange sphere, actually. If I am able to see in three dimensions, I see an orange sphere.

Если видеть трёхмерно, стерео, я могу видеть сферу, скажем оранжевую сферу.

Is an orange an orange sphere? I could draw an orange sphere, couldn’t I?

Я могу нарисовать оранжевую сферу, если мне захочется.

That’s not an orange.

Но это же не будет апельсином, правильно, если я нарисую оранжевую сферу.

I smell something.

Я ощущаю какой-то запах, исходящий от него.

Is the orange a smell?

Итак, так что, апельсин – это запах апельсина?

No, it’s not.

Нет.

I could hold something in my hand, and my eyes closed, and I feel something, some physical shape. Is that the orange or is that a physical shape, is that a physical sensation?

А может быть тогда, апельсин – это та физическая форма, которая его представляет? И, закрыв глаза, нащупав что-то круглое и такой консистенции апельсина, я могу сказать: «Вот он, апельсин».

It’s a physical sensation, isn’t it?

Что это тогда – физическое ощущение?

I could put something in my mouth and I can taste it. Is that taste the orange? Is that all that an orange is?

Я могу положить его себе в рот и почувствовать вкус апельсина и сказать: «Вот апельсин, апельсин – это вкус, вкусовое ощущение апельсина».

It’s a taste, isn’t it?

Это вкус, не так ли?

I could take the orange and throw it against the wall and hear a sound. Is that the orange?

И я могу швырнуть его об стену, и он лопнет, взорвётся с каким-то характерным звуком. И сказать: «Вот, это звук – вот это апельсин».

I can close my eyes and think of an orange ball. Is that the orange?

Или я могу закрыть свои глаза и представить себе ментально оранжевый шар – апельсин. Это будет апельсином?

What’s the orange?

Итак, что такое апельсин? Что из этих шести?

Orange is, one can be imputed or designated on the basis of all of these things: the colored shape, and a smell, and a taste, and a physical sensations, etc.

Апельсин – это то наименование, которое мы вправе присвоить любому из этих проявлений: запаху, вкусу, ощущению и так далее.

On the basis of these various pieces of sense-information, on the basis of that, we say “an orange.”

На базе всех этих данных от органов чувств, всех этих импульсов, всех этих данных мы вправе сказать, что это апельсин.

But none of those things by themselves are an orange.

Но, взятые по отдельности, ни одно из них не является апельсином per se.

Is there such a thing as an orange?

Итак, существует ли такая вещь, как апельсин?

Yes, of course there is.

Конечно, существует.

I see this colored shape. I don’t just see this colored shape, I see an orange.

Я вижу эту цветную сферу оранжевого цвета, я вижу апельсин, не так ли?

I see a colored shape of this body and I see a person. I don’t just see a colored shape and I don’t just see a body. I see a person.

Видя эти очертания, эту цветную форму человеческого тела, я вижу человека, я не вижу просто какие-то очертания и цвета.

But, that person that I see is not just a colored shape, is it? It is what is designated, what is imputed, what is labeled -- it’s all these jargon words -- on the basis of these colored shapes.

Но этот человек, эта личность, не есть лишь совокупность цвета и формы. Это личность, которая обозначается на основе, или поверх, или ярлык, который навешивается на нечто, в ряду чего находится также и форма, и цвет.

It’s the same thing with “me.”

То же самое верно и в отношении «меня».

There are always certain things to see, and consciousness, and feeling happy, unhappy, and all this other stuff – none of them are “me” –

«Я» обладает формой, переживаниями, чувствами, сознанием, различением и так далее – всеми этими эмоциями, но ни одно из них, отдельно взятое, не идентично мне.

although you might think that “I am my body” or “I am my mind,” but that’s pretty weird, actually.

Оказавшись в различных ситуациях, мы можем начать думать, что «я» это моё тело, или «я» это моё сознание, «я» это то, «я» это сё, но это довольно странно и неправдоподобно.

So, “me” is what we could label onto all these things that are changing all the time.

Итак, «мы» это то, что мы вправе обозначить поверх этих явлений, этих потоков, которые постоянно, ежеминутно, ежесекундно изменяются.

It’s like an illusion.

И оно подобно в силу этого иллюзии.

It seems as though there is a solid “me” there.

Нам кажется, что там есть некое твёрдое, такое овеществлённое «я».

It seems as though I’m seeing Sasha. What am I seeing? I’m seeing some colored shapes.

Мне кажется, что я вижу Сашу: я вижу какой-то цвет, очертания.

Nevertheless,

Но в то же самое время,

this is Sasha and he is a person and can speak and do all sorts of tricks and things.

он личность, он говорит и делает много всяких вещей.

Here is our “nevertheless” factor. It is like an illusion. It seems as though there is a solid thing all by itself. This orange circle seems to be an orange, nevertheless I can eat it, and it fills my stomach, and it tastes good.

Итак, он иллюзорен, он не есть форма и цвет, но, тем не менее, он способен выполнять все функции, присущие человеку. Эта оранжевого цвета сфера, оранжевый шар, он не есть апельсин, а поскольку оранжевый цвет и шар само по себе не есть апельсин, то его можно взять, съесть и получить от этого соответствующее удовольствие.

Let’s take a few moments to think about that. That’s not very easy at all,

Нам это опять же не просто принять, не просто понять. Давайте потратим несколько минут, несколько мгновений, попробуя подумать об этом.

but I think if we use the example of the orange, it can help us to get into this way of thinking of “something,” like the orange is imputed on the basis of all these different pieces of sense information and that’s analogous to how the “me” is imputed on all these different aggregates, what makes up our experience each moment.

Этот пример, безусловно, полезен, поскольку, разобравшись на таком простом примере, как апельсин, на различной чувственной информации, передаваемой нам нашими сенсорными органами, на основе чего мы делаем обозначение «апельсин», всё это поможет нам на этом примере понять то, как на основе пяти скандх и моментов различных скандх мы обозначаем себя самих, говоря: «Я, – говоря: – он, она», – и так далее.

And that “me” does this; that’s the “me” that each moment

Поверьте, этот «я», он действительно существует. Этот условный, или относительный, «я», он действительно существует и функционирует.

“I’m talking,” “I’m listening,” “I’m sitting,” “I’m walking.”

«Я сижу», «я хожу», «я говорю», «я слушаю».

It’s true.

Всё это истинно так.

It’s not just “the mouth is talking” and it’s not just “sound is happening.”

Это не просто какой-то разговор, случающийся где-то, почему-то звук: это я говорю, я функционирую.

I don’t expect you to understand this in a few seconds. This could take years of work to try to really understand what this is talking about.

Не ожидайте, что постижение этого снизойдёт на вас через несколько мгновений. Потому что пройти могут годы, прежде чем вы действительно поймёте это.

I’m just indicating a way that might make it a little more accessible.

Что мы делаем сейчас? Мы пытаемся просто указать на некоторые способы, некоторые приёмы, которые смогут сделать это понимание и постижение более лёгким, более скорым.

[pause]

[пауза]

I think that’s enough for this evening.

Я думаю, этого достаточно для сегодняшнего вечера.

Rather than opening up our discussion for questions, I think perhaps a better idea is to let you to think about this over night, and then ask me questions tomorrow.

Вместо того чтобы начинать задавать вопросы и получать ответы прямо сейчас, давайте попробуем уйти с этой информацией, обдумать её ночью и, вернувшись сюда завтра, после обеда, мы можем тогда выявить все непонимания и ответить на вопросы.

OK, the dedication. Whatever positive force and understanding that comes from this, may it go deeper and deeper,

Пусть всякое понимание, которое нам удалось обрести в результате этого учения, пусть оно углубится,

and act as a cause for reaching enlightenment for the benefit of all.

эта благая заслуга, пусть она послужит причиной достижения нами состояния полного просветления.

Часть третья: взаимозависимое возникновение с точки зрения умственного обозначения

Yesterday, we were speaking about voidness and we saw that voidness is a negation phenomenon, something that we know by negating or refuting something else.

Итак, вчера мы говорили о пустотности – о шуньяте. И мы разобрались в том, что пустотность – это нечто, что познаётся посредством устранения некоего объекта отрицания; то есть мы знаем пустотность, мы постигаем пустотность через устранение чего-то.

What we are refuting, when we know voidness, is impossible ways of existing with respect to everything: ourselves, others, and all objects in general.

И более конкретно, тем объектом отрицания, который мы устраняем, и в целом мы постигаем пустотность, являются всевозможные невозможные способы существования, применимые, или находимые нами, или проецируемые нами на что бы то ни было: на нас самих, на других живых существ, на неодушевлённые предметы и явления вокруг нас.

We started to look in terms of the person or “me” and the voidness of the person,

Мы начали рассматривать то, чем являемся мы сами, то есть то, что такое личность, персона, или человек. И поговорили о пустотности: от невозможных способов бытия до лишённости невозможных способов бытия.

and the relationship between a person or “me” and the aggregate factors that make up each moment of our experience,

Затем мы поговорили о том, каким образом «я», или моя персона, «я» как личность, связан с теми пятью психофизическими совокупностями, известными как скандхи, или с их потоком.

because when we first start to try to understand voidness, we start with trying to understand the voidness of the self, the person, because that is a bit easier to understand than the voidness of all phenomena, although voidness is the same with respect to both.

Также необходимо помнить о том, что, приступая к изучению или пытаясь постичь пустотность, мы начинаем с попыток постичь, понять пустотность, или бессамостность индивида, бессамостность меня, или личности. Несколько легче познать бессамостность индивида, нежели бессамостность внешних предметов и явлений, хотя, как мы уже вчера тоже говорили, упоминали это, пустотность, или отсутствие невозможного способа бытия, в личности или во внешних предметах и явлениях по сути одна и та же.

We saw that the self of a person is something which is imputed or designated onto the basis of all the aggregate factors that make up each moment of our experience, and we looked a little bit more deeply about what that actually meant.

Итак, мы рассмотрели, как существует это относительное, или это условное «я», которое функционирует. Мы выявили, что оно является тем обозначением, или тем ярлыком, которое наше сознание навешивает, или применяет к, по отношению к потоку пяти психофизических совокупностей, или скандх. И мы рассмотрели этот вопрос несколько глубже, несколько более детально, по каждой скандхе.

If we look at our experience, the question is, “What’s happening; what’s happening each moment?”

Глядя на наш опыт, на наши переживания и ощущения жизни, мы исследуем, что происходит с нами в каждый отдельно взятый момент.

All that is happening at each moment is that we are on some “channel of consciousness,” when we’re seeing, hearing, thinking, or whatever.

Итак, в каждый отдельно взятый момент, конкретный момент нашего бытия мы настроены на какой-то один «канал», или «программу» сознания, а именно мы более в слухе, мы более в зрении, мы более в тактильном ощущении или иных.

There are various objects that we are aware of, particularly here in terms of sense objects: sights, sounds and so on.

Мы окружены различными сенсорными объектами, то есть объектами, которые познаются в ощущении нашими органами чувств: визуальными, аудио, тактильными, обонятельными и так далее, прочими объектами.

Within the sense field -- because when we see, we take in a whole sense field -- there is distinguishing certain colored shapes from other colored shapes, for instance, if we think in terms of vision.

Если мы будем говорить в терминах визуального, или зрительного, сознания, во всей этой массе видимых форм, цветов, оттенков и очертаний, в каждый момент нашего бытия присутствует некое распознавание, или различение, как мы называли его вчера, – различение. Мы отличаем одно от другого, у нас всё это не сливается, а мы выделяем отдельные элементы.

And how do we actually experience these various shapes, and objects, and so on, that we distinguish? We experience them with some level on the spectrum between “completely happy” or “completely unhappy.”

И затем идёт собственно переживание, или тот опыт, который мы обретаем, входя в контакт с этой внешней реальностью, которую мы видим, воспринимаем и различаем, а именно тот спектр переживаний такого элементарного уровня, который простирается от полюса «счастливо», «радостно», «блаженно» и до полюса «несчастье», «боль», «неприятность».

Feeling some level of happiness is defined as that which ripens from our karma. In other words, depending on the positive force from constructive behavior that we’ve done in the past, or on the negative force from the destructive behavior we’ve done in the past, we experience things with happiness or unhappiness.

Тот фактор, который определяет, какое именно переживание мы испытываем в тот или иной момент нашего бытия, а именно от полюса «несчастье» до полюса «счастье», этот фактор – это карма, то, что именуется кармой. А именно можно описать карму как некую положительную энергию от наших благих деяний прошлого или негативную, отрицательную энергию, неблагую энергию от каких-то дурных деяний, от злодеяний, совершённых нами же в прошлом. То есть спектр или та позиция в этом спектре, которую мы переживаем в тот или иной момент, определяется кармой.

After all, two people can be served the same food: one person experiences it with happiness and pleasure, they like it, the other person hates it, is very unhappy, “I don’t like this.” This is the ripening of karma.

Ситуация может быть такой, что двум разным людям дали одно и то же блюдо: одному оно нравится, он его любит; другому оно не нравится, он его ненавидит. Употребляя в пищу одно и то же блюдо, один получает удовольствие и счастлив, другой страдает, и морщится, и испытывает отвращение. Карма – одно и то же «блюдо», разные вкусы, разные видения.

It’s quite interesting, if you think in terms of a computer that is dealing with information. How is that different from a mind dealing with information? A computer doesn’t experience happiness or unhappiness with that information, whereas a mind does.

И здесь выходит на передний план разница, которую необходимо проводить между нашим умом, или нами, и нашим восприятием и компьютером, получающим различную информацию из внешних источников. Получая информацию, компьютер не испытывает никаких переживаний по поводу этой информации: плохая она, хорошая или нейтральная. Мы же, получая какие-то импульсы, сигналы, информацию, судим её и переживаем её соответствующим образом, – какие-то внешние импульсы.

Although we might think that the computer is very unhappy with us when it loses our data.

Хотя мы можем подумать, что компьютер переживает, или компьютер рассержен на нас, или разгневан, когда он стирает, или удаляет, какую-то нужную нам информацию.

And then also what is part of our experience is this last aggregate, the aggregate of everything else, all other affecting variables: all the emotions, and concentration, sleepiness, and interest, and all these other things in there.

И также мы говорили о последней совокупности – о той последней коробке, том коробе, куда свалено всё остальное, что не является первыми четырьмя скандхами: там находятся все наши чувства, эмоции, там находится сон, сонливость, там находится интерес, веселье и так далее, и тому подобное.

And what is “me?” “Me” is found in this last aggregate, by the way, in the aggregate of other affecting variables. It’s not that it’s outside the system.

Итак, эта самскара-скандха, или скандха «прочих влияющих», она включает в себя и то, что мы привыкли именовать «собой», или «я», «мной». Мы попадаем туда же. То есть пять совокупностей, они покрывают все явления, и «я», явление «я», находится именно в этой пятой группе.

The “me,” the self, is something which can be labeled onto each moment of all these aggregate factors that are changing all the time.

«Я» – это то обозначение, которое может быть присвоено, сделано, или дано, любому моменту течения, потока этих совокупностей.

In a sense, it is a way of labeling the whole.

И в каком-то смысле это способ обозначения целого, или всего.

Like, if we have a movie: a movie is made up of one moment after another moment, after another moment, and the content of it is changing continuously. But we can give it a name, “a movie,” which is referring to the whole thing, isn’t it?

Примерно так, как мы обозначаем некоторую последовательность кадров и развитие каких-то сюжетных линий в фильмах. Говоря «фильм», мы понимаем, что он состоит из отдельных кадров, либо множества отдельных кадров, сцен, событий и так далее, но, тем не менее, мы даём всему этому одно общее название – «фильм» как единое целое.

This was what we covered last time,

Итак, это вкратце то, что мы рассмотрели вчера, о чём мы говорили с вами вчера.

and we saw that this “me” is what’s known as the “conventional me,” which can be labeled onto a particular stream of continuity of aggregate factors – that this is something which conventionally does exist.

Говоря об этом «я», мы называли его условным или относительным «я», функционирующим, существующим «я», «я», которое является обозначением, или ярлыком, навешенным на любой момент функционирования, тока наших пяти совокупностей. Это «я» существует. Оправдано утверждать, что оно относительно, условно существует.

What we are refuting is an impossible way in which that “me” exists.

Что мы отрицаем, или что мы стремимся отбросить, – это невозможные способы существования этого «я»: не то, что такое «я», как мы его описали только что, существует.

Yesterday, I suggested that perhaps you think over this material, and if you had any specific questions on it before we proceed –

Если вы помните, вчера я посоветовал вам поразмыслить над услышанным до того, как вы придёте вновь сюда. Если у вас возникли какие-то специфические, конкретные вопросы именно по этой теме, может быть, вы зададите их и я попробую ответить вам на них до того, как мы продолжим изложение.

but before I ask for questions, let me just explain one small thing, which is not so small, but a very important point that perhaps might have caused you some confusion.

Но прежде чем я приглашу вас задавать ваши вопросы, я хотел бы объяснить ещё один момент, маленький, но в то же время очень важный момент, который мог вызвать у вас определённое замешательство.

A person or “me” is not just a name or a word that is a mental label.

Итак, «я», или персона, или личность, не есть лишь слово, не есть лишь термин, ментальное обозначение.

When we talk about mental labeling or imputation, there are three things that are involved.

Когда мы говорим о ментальном обозначении, или обозначении умом, мы подразумеваем три компонента этого.

First is the basis, the basis of the labeling.

В первую очередь мы говорим об основе для обозначения.

Remember, yesterday we were giving the example of oranges. We spoke about an orange circle, we spoke about a smell, we spoke about a taste, these sort of things, that is the basis for labeling.

Вы помните, вчера, когда мы рассматривали пример с апельсином, существования апельсина, мы говорили об оранжевом шаре с определённым вкусом, запахом, консистенцией и тому подобным.

The label “orange,” well, that’s just a word. An orange is not a word,

Слово, или термин, «апельсин» – это лишь слово, или термин, «апельсин». Это не есть сам апельсин, естественно.

that’s the second thing, the label. We have the basis for labeling and the label.

Итак, мы имеем основу для обозначения, затем собственно обозначение: слово, или термин, – это тот ярлык, который навешивается на основу для обозначения. Итак, основа, ярлык «апельсин».

Then, the third thing is what the label or word refers to, and the referent object of the label is the actual orange.

И затем то, что подразумевает ярлык. И это собственно апельсин.

What does the label refer to? It refers to an orange.

Это то, к чему термин относится. К чему относится термин «апельсин»? К собственно апельсину. На что он ссылается? Это смысл слова «апельсин».

Do you follow? There is an actual orange. The orange is not an orange-colored circle, it’s not a smell, and it certainly is not just the word “orange.” That’s just a combination of sounds,

Итак, вы понимаете, о чём я говорю? Существует апельсин: апельсин не есть оранжевый шар, апельсин не есть его запах, апельсин не есть его вкус, апельсин не есть слово «апельсин». Слово «апельсин» – это просто совокупность каких-то звуков.

but those sounds -- we use that as a convention, on the basis of these orange circles, and smells and taste -- we refer to the conventional object “orange.”

Но осмысленную совокупность этих звуков мы, тем не менее, используем по общему согласию, конвенционально, для обозначения вещи, – пахнущей, на вкус и с виду похожей на апельсин, – апельсина. То есть мы вправе обозначать этой комбинацией звуков условный, или относительный, феномен, явление, – апельсин.

The orange isn’t the basis; the orange isn’t the word.

Апельсин – это не основа для обозначения, апельсин – это не термин.

It’s like an illusion. It’s somewhere in between, isn’t it?

Некая иллюзия, что-то подобное иллюзии, где-то посередине. Это и не термин, это и не основа.

But there are oranges.

Но апельсины существуют, не так ли.

So, it’s the same thing in terms of there are all these moments of experience: seeing, talking, and thinking and all these sort of things, and there is the name “me,” which in this particular life is also given the name Alex, and that refers to a person. I am not a name. Surely that’s not true. A person is, a person is not just a name.

Итак, существует основа для обозначения и личности – это поток, или любой момент тока, этих пяти психофизических совокупностей. Существуют различные переживания, восприятия, – всё то, что составляет моё существо, основа для обозначения. Затем есть имя, данное мне в этой жизни: термин, или ярлык, «Алекс». Я не есть этот звук, совокупность звуков, я не есть ярлык, но, тем не менее, я как личность условно, или относительно, существую.

A person is what the word or label “me” refers to, on the basis of a stream of continuity of experiences.

Персона, или личность, – это то, что подразумевает имя применительно к соответствующей, или к подходящей, основе для обозначения, к току этих моментов.

Like in a movie theater – you sit there and you only see one moment at a time on the screen. That’s the basis for labeling. The label is “a movie,” “Star Wars,” or whatever movie you want to talk about. “Star Wars” is not just the name “Star Wars.” I actually saw a movie “Star Wars.” This moment wasn’t it, and that moment wasn’t it, and it wasn’t the name either. It’s what the name, the title of the movie refers to, is the movie “Star Wars,” on the basis of the sequence of moments.

И то же самое происходит, когда мы отправляемся в кинотеатр для просмотра фильма. В каждый отдельный момент всё, что мы видим, – это лишь один кадр фильма, одну конкретную статичную картину, которая сменяет другую. Мы не видим всего фильма в каждый отдельный момент. В то же самое время, когда мы просмотрели этот фильм, кто-то спрашивает нас: «Видел ли ты фильм "Звёздные войны"?» Ты говоришь: «Да, я видел фильм "Звёздные войны"». Я не видел слово «звёздные войны». Фильм не есть слово, или термин, или ярлык «звёздные войны», или «фильм "Звёздные войны"», и это не есть каждый отдельный кадр. Это нечто другое – какая-то совокупность, то, что стоит за обозначением «фильм "Звёздные войны"», сделанная на основе тока моментов, его моментов, его кадров.

“Who am I?” I’m what the word “me” refers to, on the basis of my whole life experiences.

Кто я? Я тот, что подразумевает собой термин «я», моё имя, основанное на этих моментах: всех моих жизненных переживаниях, жизненного опыта.

[pause]

[пауза]

OK, do you have any questions on this?

Итак, появились ли у вас какие-то вопросы относительно этого?

This is very important to understand. If you don’t understand this, it will be very difficult, if not impossible, to understand what voidness is talking about.

Это очень важно разобраться в этом моменте, поскольку, если вы в нём не разберётесь, для вас будет практически невозможным понять то, что стоит за таким термином, понятием «пустотность».

Вопрос: Мне не очень понятно, что такое эта третья составляющая, на что мы ссылаемся. И насколько она отличается от основы. В конечном счете, это то же самое?

Question: It’s not quite clear what the third component is, because the basis for labeling seems to be what the referent object of the label is. Alex: This is what the whole issue of voidness is all about. It is the relationship between what the label is referring to and the basis for designation.

Алекс: Это на самом деле и есть ключевой вопрос постижения пустотности – эта разница, умение отличать, различия между валидной, верной, основой для обозначения и тем, чем объект является на самом деле.

If the orange is just an orange-colored circle, then the taste or smell could not be an orange, an orange could only be that orange-colored circle.

Если бы апельсин являлся лишь оранжевой сферой, оранжевым шаром, то запах апельсина уже не мог бы являться апельсином.

If the orange was not just the orange-colored circle, but also the smell and also the taste, then there would be three different oranges. The orange would be three different things.

Но если бы и запах апельсина, и его вкус, и его консистенция, являлись бы тоже апельсином, тогда мы имели бы дело уже с тремя, четырьмя апельсинами и так далее, то есть множеством апельсинов.

We are talking about the conventional object, an orange, a commonsense object, an orange.

Мы говорим об условном, об относительном объекте «апельсин».

When somebody says, “Would you like to eat an orange?” we don’t think in terms of eating an orange-colored circle. We think of eating a fruit.

Когда кто-то спрашивает нас: «Не хотите съесть апельсин?» – мы не думаем о поглощении оранжевого шара, мы думаем о поглощении фрукта – апельсина. Ведь это всё в конвенциях этого мира, это всё очевидно для всех. Вот в чём дело.

The visual form, an orange-colored circle, is the basis for designation. The actual, conventional, commonsense object, an orange, is what the word “orange” refers to. Of course it could be referred to by many names in different languages. It’s just a convention, made up by a society.

Оранжевая сфера, оранжевый шар со вкусом, запахом и так далее является достойной, или подходящей, основой для обозначения апельсина как условного явления, с которым все мы согласимся. Мы используем разные лейблы, разные ярлыки для обозначения: «апельсин» в русском, «orange» в английском. Но мы говорим всегда об одном и том же, и мы понимаем друг друга, о чём идёт речь. Итак, есть ярлык, есть основа для обозначения, есть апельсин, стоящий за термином.

Do you follow? “Who am I? Am I my body?” Well, this body, when I was a baby, and the body of, you know, who I’m now, as an older man, it’s not the same at all. There is not a single cell in the body that is the same.

И кто такой я? Я – это моё тело? Является ли моё тело моей личностью? Но моё тело, когда я был ребёнком, оно было весьма и весьма отлично от моего тела, которым я обладаю сейчас, – тела пожилого человека. И, как вы знаете, каждые семь лет в нём не остаётся ни одной идентичной клетки, то есть все клетки умирают и сменяются, то есть там уже нет ни одной клетки из тех, что там были в детстве.

Вопрос: Вопрос, собственно, о границах конвенциональности. В принципе мы все знаем, что апельсин – это набор цвета, запаха и так далее, и так далее, но, в принципе, любой человек может представить себе синий апельсин, то есть апельсин, но вот синий или со вкусом мыла. И, тем не менее, это окажется апельсин, но вот просто такой уродливый. Таким образом, мы получаем, что вот этот третий фактор, он отличен: это получается некая самосущая, такая платоновская идея апельсина, которая может не совпадать с основой для наименования.

Question: Where lies the limits of the conventionalities of conventionally true phenomena, because all of us, we can sort of try and imagine a blue orange? It’s sort of OK, so we can have a blue orange. Or an orange with a salty taste, we can also try to imagine. So, we can substitute the basis for designation and still have the orange behind it. So if the idea of an orange that sits behind the term -- is kind of a Platonic idea thing, which is self-sufficient, independent, standing on its own... Alex: No, not at all. This gets into the discussion of voidness.

Алекс: Нет, это не так. И опять это уводит нас в дискуссию собственно о том, что такое пустотность.

So we have to jump ahead in order to answer your question.

Для того чтобы дать ответ на твой вопрос, нам придётся немножко запрыгнуть вперёд.

Well, we might as well do that, since our weekend is short.

И уж коли мы делаем это вкратце, давайте, может быть, попробуем это сделать.

When we talk about voidness, what we are talking about is what is it that establishes the existence of something?

Итак, говоря о пустотности, что является тем фактором, позволяющим нам утверждать о существовании чего-то?

“Establish” is the same word as “to prove.”

«Утверждать о существовании» – это примерно то же (“establish” – утверждать что-то), что и «доказывать что-то».

We are not talking about what creates the object.

Мы не говорим, что создаёт объект, что его порождает, что его утверждает, позиционирует.

Voidness is saying that there is nothing on the side of the referent object that establishes the existence of that object as that object,

Пустотность свидетельствует о том, или говорит о том, подразумевает то, что со стороны постигаемого объекта, подразумеваемого объекта, нет ничего, что подразумевало бы его существование как данного объекта. Итак, в самом подразумеваемом объекте нет ничего, что свидетельствовало бы,

as a validly knowable item.

что утверждало бы сам этот объект как познаваемую сущность, как вещь, которую можно знать («knowable item» – познаваемую сущность), верно, или доподлинно, познаваемый феномен.

We are not talking about calling this table an orange.

Я не говорю о том, что… [Мы не говорим о том, чтобы называть стол апельсином]

When we talk about objects, we are talking about something that is knowable, which is validly knowable, which can be known correctly, and other people who know correctly would agree. Nobody would agree that this thing in front of me is an orange. It’s a table.

Я говорю о верном познании, об объекте, который может быть верно познан. Говоря это, я оговариваюсь о невозможности неверного познания, я не говорю о неверном познании, например о наименовании этого стола, или о познании этого стола как апельсина. Я говорю о том познании, с которым согласятся окружающие, которое конвенционально, или относительно, обусловленно истинно.

Let’s use an example to illustrate what I’m talking about.

Давайте проиллюстрируем на примере то, о чём я говорю.

Think of an emotion.

Подумайте о какой-то эмоции, о чувстве.

An emotion that I usually use is jealousy, but it could be any emotion.

Обыкновенно для примера я использую зависть или ревность, хотя это может быть любая из них.

What is jealousy?

Итак, что такое зависть?

Or let’s use the simpler example first, the color – red.

Или давайте попроще пример рассмотрим для начала: цвет. Красный.

If you think of the light spectrum,

Итак, думая о световом спектре,

there is absolutely nothing on the side of the light spectrum that has boundaries and markers, that from the side of the light, divides the spectrum into yellow, orange and red: on this side of the line it’s orange and on that side of the line it’s red. There is absolutely nothing on the side of the light.

в самом световом спектре или в этой палитре цветов, которые мы находим в естественном цветовом спектре, мы не находим со стороны самой этой палитры, со стороны самого этого спектра никаких чётких, установленных кем-то или самой этой шкалой, разделителей, линий, которые бы говорили нам недвусмысленно, что здесь кончается оранжевый, здесь начинается красный, здесь начинается зелёный и так далее. Ничего такого со стороны этой шкалы не существует.

So, what establishes it as red or yellow or orange is merely concepts, and words, and labels -- nothing on the side of the object.

Что утверждает те или иные цвета, как зелёный, желтый, красный, синий и так далее, – это лишь ментальные обозначения, это концепции и это вербализация, то есть термин, употребляемый по отношению к тем или иным цветам.

A group of people, thousands of years ago, got together and they decided that they were going to refer to a certain band with a certain set of arbitrary sounds, totally arbitrary sounds, “rah eh dah,” with no meaning in these sounds. But they said, “Brilliant idea!” We will use these sounds to represent something with which -- in their minds -- they divided the light spectrum.

Примерно что происходило. Видимо, тысячи лет назад собралась какая-то группа людей, абстрактная группа людей, которая решила, что определённую волновую частоту светового спектра они будут называть каким-то на тот момент совершенно абстрактным, непрактичным понятием, «кэрэасный». Её так назвали – и отныне пошла у них тенденция, что это называется красным. Вот так отныне и повелось.

Different groups of people maybe had a similar idea, but they didn’t necessarily divide the light spectrum in exactly the same way -- maybe, a few angstroms in this direction, a few less in that direction. That, they decided, was “red,” and they used another arbitrary set of sounds to refer to it.

И в этот момент также могла произойти какая-то другая встреча другой группы людей, не менее авторитетной, которая решила, исходя из своих вкусов и предпочтений, что границы красного несколько шире: залезаем здесь в оранжевый, здесь в какой-то иной цвет; и решили назвать это красным, но придав этому какое-то другое звучание, назвали это каким-то другим словом. И понятие красного у них было пошире, чем у первой группы.

And even the definition of “red” is made up by some group of people with the concept they made of the definition. The defining characteristics – you can’t find them on the side of the object, “from this wavelength to that wavelength.”

И даже дефиниция красного цвета, или то определение, которое даёт ему наука, также спорно и также было создано как конвенция в какой-то момент собравшейся группой людей, которые сказали, что «красный» означает от такой-то частоты до такой-то частоты.

So, “red” is established not at all from the side of the object. “Red” -- it’s established from the mental label, the concept “red.”

«Красный» существует не со стороны этого цвета, в ранге, а со стороны ума, который произвёл такое обозначение.

Nevertheless, if we ask, “What color is this table?” “It’s red.”

Но, в то же самое время – здесь включается тот оборот, который мы обсуждали вчера, – запятая, но, в то же самое время, этот стол красный. С этим все согласятся.

“Is it red?”

Красный он?

“Yes,” we would all agree, if we were “valid cognizers,” it’s called. Somebody who is color-blind might not think that this is red. But that would be contradicted by somebody who had good eyesight.

Итак, в миру мы согласимся, что это действительно красный стол. Мы согласимся с тем, что он красный, являясь верно познающими субъектами. Здесь может среди нас быть дальтоник, который с этим не согласится. Но это, что называется, его проблемы, а мы его оспорим, его точку зрения, являясь верно познающими субъектами.

So, the same thing with your example of the oranges. There are many different varieties of oranges that are found around the world. Some convention decides that this group of different kinds are all called “oranges.” In fact it’s even weirder -- I mean, aside from hybrids and all of that -- because what makes all of these round orange-colored circles that we see in the store next to each other, what makes each of them an orange? Why don’t we have a different word for each one of them? We have groups -- that’s getting into this whole topic of categories. Words are what we use to refer to categories, and then within that category, to items within the category, particulars.

Итак, также нам следует поразмыслить и о том, как в мире воспринимаются различные вариации апельсина. Существует масса сортов апельсина, помимо различных гибридных форм, которые где-то между мандарином и апельсином, и так далее. Являются ли они апельсином? И где эта грань, где конвенция: «апельсин» – «не апельсин»? Задуматься о том, почему, глядя на совокупность этих оранжевых шаров, выложенных на фруктовом прилавке, почему мы не называем каждый из них как-то индивидуально, а для нас всё это – апельсины. И тогда уже встаёт вопрос категорий частного и общего, категорий обобщения и вычленения чего-то как отдельного апельсина в группе, состоящей из отдельных апельсинов..

If this is true with respect to colors, if it’s true with respect to different types of fruit, we can see, when we start to talk about emotions and these sort of things, how really, “What is jealousy?” It’s just some group of people came up with this concept “jealousy.” But do we always experience exactly the same thing when we experience what we would call “jealousy?” I wrote an article on it, it’s on my website, actually it’s the most popular article on the website, that explains all of this.

И, поскольку это верно для цветов, то же самое верно и для апельсинов – и для фруктов. То же самое верно и для эмоций, которые также являются верно познаваемыми феноменами и явлениями. Какова она, эта ревность? Кто её определил? Каждый определяет её по-своему. Переживая то, что мы называем ревностью или завистью, все ли мы переживаем одно и то же или у нас у каждого совершенно индивидуальные наборы переживаний? И на самом деле на моём сайте, и в книгу вошла, которая здесь продаётся, есть статья о том, как работать с завистью или ревностью, и о том, как она понимается в разных культурах по-разному, разные наполнения. А вообще слова «зависть» и «ревность», между прочим, они уже добавляются в русском на одно слово «jealousy». И это одна из самых популярных статей на самом деле на сайте.

[См.: Работа с завистью.]

Now, of course, if we understand this, this is incredibly helpful.

И если мы понимаем это, это действительно окажет нам большую помощь.

We have been in this situation and we feel something, and so, what do we say? “Oh, I am so jealous. I am feeling so much jealousy.” So, “what am I feeling?” It’s just one moment after another in which all the factors are changing, constantly.

И это действительно важно понять, что происходит в нашем уме, когда мы говорим: «О! Я сейчас так ревную. Я сейчас так завидую». Что происходит? Это какая-то совокупность отдельных моментов, переживаний, которые постоянно меняются, которые нестатичны, но мы обозначаем всё это термином «зависть» или «ревность».

I am just using some sort of concept, the word “jealousy,” that I was taught as a child, and “here it is” in the dictionary. “OK, that’s what I am feeling,” using it to organize what I am feeling, to understand it.

Что происходит? Я организую и каталогизирую свои чувства. Есть какая-то концепция, в моём уме есть какая-то концепция, я оперирую в терминах «зависти» или «ревности», которые мне привили, смысл которых мне объяснили с детства. Я знаю, что есть словарная статья в энциклопедии, которая говорит: «Зависть – это то-то, то-то и то-то». Я говорю: «О! Это то, что я сейчас чувствую: я сейчас завидую, я сейчас ревную». Вот что происходит.

Now, conventionally that is correct,

И на относительном уровне это действительно так.

because our society has agreed upon this definition of this word.

Потому что общество, в котором мы живём, оно действительно согласилось с таким значением термина «ревность» и это то, что есть.

So it is referring to something. There is jealousy,

Он действительно относится к чему-то, за этим термином что-то стоит, и это действительно именуется, принято считать ревностью.

even though it is just established by a word of a concept.

Хотя это по сути всего лишь условность, которая принята в обществе.

Dealing with it in terms of this concept, I can apply various methods that are used for overcoming jealousy.

И относясь к ней как к некой концепции и к тому, что стоит за этой концепцией, или за этим термином, я могу выбрать из обширного инструментария какие-то техники, методы подавления, работая с этой эмоцией, применить их, достичь в этом успеха.

But because there is nothing on the side of this “jealousy” that is making it “jealousy,” then I don’t make a big deal out of it.

И понимая, что в самой зависти, в самой этой эмоции, нет ничего, что говорило бы о том, что это действительно самосущая зависть, я могу с ней работать, я могу изменять ситуацию.

There is no “solid thing like a big rock inside me,” called “jealousy,” and “there it is sitting,” and “Oh my god! This is such a problem,” and so on.

Не существует какой-то тверди, какого-то камня, или скалы, которая бы покоилась в моём уме, или в моей душе, и именовалась бы «зависть», и ничего бы с ней нельзя было поделать.

But, as I said, this has jumped way, way ahead in our discussion of voidness,

Но это очень большой прыжок вперёд в плане изложения материала.

and in order to really be able to work with that, it’s necessary to approach it more and more gradually.

Но для того чтобы с успехом работать с этим пониманием, необходимо подходить к нему очень постепенно и издалека.

But this weekend seminar is just to introduce you to some of the basic ideas that we’ll hear in our discussion of voidness.

Этот семинар, который мы проводим здесь на выходных, он является как раз таким базовым учением, вводным учением, дающим вам общее представление о том, что такое пустота.

So you can start to work with it.

И вы можете начать работать с этим уже самостоятельно.

Вопрос: Мне интересно, а как насчёт совсем маленьких детей. Пока никто не учил их, они вообще свободны от этого концептуального дифференцирования?

Question: What about small children that have no concepts yet? Does it mean they are free of emotions, before they learn what, let’s say, jealousy is? Alex: Oh no, it’s not like that. It’s important to understand that when we talk about concepts, and labels, and so on, they don’t necessarily have words associated with them.

Алекс: Итак, необходимо понять одну важную вещь, что, говоря о концепциях, говоря о ярлыках, мы не всегда подразумеваем, и совершенно с необходимостью не следует из этого, что им должен соответствовать некий вербализованный термин, некое слово.

Things exist in terms of mental labeling, are established in terms of mental labeling, regardless of whether anybody is actively labeling it or not. That is not relevant here.

Итак, вещи существуют, обозначенные умом, независимо от того, активно обозначает ли их кто-то в своих ментальных обозначениях – этот процесс – или нет.

“I am feeling something.”

Я чувствую что-то.

It doesn’t matter whether or not I can identify and give it a name “jealousy.” I am still feeling something.

Это неважно, могу ли я это распознать, идентифицировать и присвоить этому титул «зависть», термин «ревность». Я что-то чувствую.

But if we ask the question, “What is it?”

А если нас спрашивают: «А что ты чувствуешь? Что это?», –

then we have to bring in mental labeling.

тогда необходимо будет задействовать ментальные обозначения.

But I don’t have to label it in order to feel it.

Но для того чтобы чувствовать, мне нет нужды обозначать это ментально.

A baby feels hunger, an infant feels hunger, it doesn’t know the word “hunger,” but it certainly feels it.

Ребёнок не знает слово «голод», но дети чувствуют голод и хотят есть.

Вопрос: Такой вопрос: правомерно ли сравнивать, например, познания красного цвета, цвета этого стола, и, скажем, зависти. Ведь мы можем сказать, что конечная точка познания цвета стола – это температура, длина волны. Мы будем называть это конвенционально красным, если длина волны такая же. И оспорить это невозможно, то есть всегда можно измерить и сказать объективно. А как, например, так же измерить эмоции?

Question: He wonders whether is it correct to compare such things as colors, for instance the red of this table, with emotions? Emotions are totally individual experiences. We can’t expose them and judge them or compare them. But with this table, we all can reach the conclusion: this is the weight, the length, number such and such, like fifteen. No one can disagree with that. It can be proven scientifically with an experiment and repeatedly, which is not the case with emotions. So is it justified to compare such things? They seem to be different. Alex: When we try to understand a basic mechanism, such as mental labeling, of course the defining characteristics that are also made up by concepts, which are used in relation to different objects, will be different. So, with a color, yes, we have certain wavelengths where we can say, “That’s the dividing line.” With emotions, that’s much more difficult. With oranges, perhaps there you can get into a genetic “thing” that might be more specific. But whether it is something which is very specific like that or just more abstract like with “jealousy,” what we are talking about here are defining characteristics. So there are many types of defining characteristics. It could be a wavelength; it could be something that someone puts in a dictionary and says, “This is the defining characteristics of jealousy.” So, the principle is the same.

Алекс: Мы здесь говорим о принципе, об общих положениях, когнитивных, познания этого и как одно коррелирует с другим. Но, естественно, существуют разные уровни сложности, принципиально различные уровни дефиниций: более объективные и более субъективные. Для цвета дефиницией, опять же по согласию между людьми, была избрана какая-то единица меры, а именно длина волны. Для, например, какого-то другого явления это нечто записанное в словаре, с которым согласились все психологи или ещё кто-то, и сказали, что зависть – это то-то, то-то, а ревность – это то-то, то-то, то-то. То есть механизм общий здесь един, но дефиниции, определения, естественно, разные: одни более определяемые объективно, другие менее. Но так или иначе, это какие-то конвенции.

But there are certainly different societies that divide the color structure quite differently. There are some societies that don’t have “orange,” for example. It’s just “yellow” and “red.” So the dividing line is quite different. There are societies that have not just “green” and “blue,” but they have three colors there. Experiments were done like that at my university, when I was at school, taking people from different cultures and showing them different colors and saying, “What color is this?” And they found that different cultures certainly divide the color structure differently, and individuals do that as well.

И даже в отношении такого, казалось бы, объективно познаваемого явления, как цвета, идентифицируемого, также в разных культурах существуют разные понятия и разные рамки понятий голубого, например, и зелёного. И проводились эксперименты в университете, где я обучался, когда людей просили обозначить тот или иной пограничный цвет. Кто-то называл его зелёным, кто-то называл его синим, а кто-то называл его третьим цветом, для чего в его языке имелся соответствующий термин. У тибетцев, кстати, тоже эта тема присутствует. Салатовым, синий называют салатовым.

Вопрос: Если в разных культурах, получается, разные дефиниции, скажем, относительно цвета, получается, что у двух групп, например китайцы или австралийцы, для каждой из них этот стол – для одних красный, для других тёмно-жёлтый. Получается, что каждая из этих групп имеет условно достоверное понимание этого момента. Тогда каким же образом возникает вот это «nevertheless»? Потому что для одних он функционирует как красный, а для других, тем не менее, он функционирует как жёлтый.

Question: So then the problem seems to come that… OK, let’s say for the Australians, it’s a red table and for the Chinese it’s a dark yellow table. And then the spark of nevertheless comes. So, but conventionally for one group of people it functions as a red table. For the other group of people, nevertheless, it functions as a dark yellow table. So there are two correctly fully functional tables of different colors. How is that possible? Alex: Why not?

Алекс: В чём проблема?

For one person, let’s say you take this item in my hand. I look at it and I give it the label “watch.”

Я беру этот предмет в свою руку, смотрю на него, оцениваю и обозначаю «часы».

Other people around here might also agree that this is a watch and it functions as a watch.

И многие из вас согласятся – здесь, в этой комнате, наверное, большинство, – что это часы, – если не все. И для вас, и для меня они действительно будут функционировать как часы, выполнять функцию часов.

The baby looks at it and labels it as a “toy,” and other babies would agree and they could play with it and it would function as a toy.

Ребёнок возьмёт в руки этот предмет и обозначит его как «игрушка», «бирюлька», и будет с ней играть. Дети другие вокруг согласятся с ним и также обозначат её игрушкой и будут играть в неё вместе. У них будет своя компания.

So what is it? Is it a watch or is it a toy?

Так что это? Игрушка или часы всё-таки?

And, it is only established as a watch or a toy by mental labeling concepts alone.

И этот объект утверждается как часы лишь посредством ментального, умственного обозначения, сделанного по отношению к основе для обозначения.

There is nothing on the side of the object that establishes it as a watch or a toy; because if it did, if there were something on the side of the object, then it would have to be two different objects, or a toy would be a watch, it would have to be one of them.

В самом объекте не существует ничего, что свидетельствовало бы о существовании этого объекта в качестве часов, потому что иначе в этом объекте были бы и часы одновременно, и игрушка. Потому что они должны были бы свидетельствовать как минимум о двух вещах: о том, что это игрушка, о том, что это часы.

Do you follow that? Because it is only established by mental labeling, then it can function as both, and there is no problem.

Поскольку утверждается он лишь ментальным обозначением: он может быть утверждён ментально как часы – и функционировать как часы, ментально обозначен как игрушка – и выступать игрушкой.

But if I think that this is established from its own side as “a watch,”

Но если я думаю, что в самом этом объекте существует некая «часовость», то есть часы проецируются из объекта в объект,

then I would get very angry with the baby, “You stupid baby, this isn’t a toy!”

тогда мы должны разгневаться на ребёнка и сказать: «Глупое дитя, неразумное. Это не игрушка, это часы! Почему ты играешь с часами?»

It’s perfectly valid for the baby to think of it as a toy. If I don’t want it to break it, I take it away from the baby, but I don’t get angry.

Для ребёнка совершенно нормально воспринимать это как игрушку и играть с ней. Если я не хочу, чтобы он это делал, или если есть риск, что он их повредит, тогда я просто заберу. Но злиться на это, переживать по этому поводу смысла нет.

For me, it’s a watch; for the baby, it’s a toy. It’s established merely by concepts and labels.

Для меня это часы, для ребёнка это игрушка. И то, и другое основано лишь на ментальном обозначении, или выполнено лишь посредством ментального обозначения, сделанного тем или иным субъектом познающим.

Вопрос: Можно сказать, что всё релятивно, все объекты релятивны?

Question: So we can say that all is relative, basically. Alex: All is relative, yes. That’s another way of saying it.

Алекс: Да, можно сказать, что всё релятивно, относительно того, кто обозначает.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, эти понятия, в данном случае апельсин, это объект взаимозависимого происхождения. И нашим умом обозначен, мы назвали его «апельсин». Если бы мы его назвали «круглый шарик жёлтый», мы бы его так бы называли, также как и личность. Всё состоит из мельчайших частиц, то есть чистого понятия такого нет. И также с эмоциями: зависть или ревность...

Переводчик: Вопрос в чём? В одном предложении, если можно.

Вещи существуют в силу взаимозависимого происхождения, они обозначены нашим умом, ярлык, то есть мы назвали его «апельсин», принято...

Правильно ли я понимаю, что объект – в данном случае апельсин – это в силу того, что мы обозначили, дали ему ярлык, назвали апельсином, в качестве ярлыка, а сам объект произошёл в силу взаимозависимого происхождения. А как такового, в смысле самосущностного, апельсина нет, а в силу того, что он обозначен нашим умом…

Question: The orange came into being through interdependent origination. Then there’s no true existent “orange,” from its own side, and then we label it as an “orange,” so it appears as an orange. Is that a correct understanding I have? Alex: When we talk about dependent origination, that has several meanings.

Алекс: Прежде всего, когда мы используем термин «взаимозависимое происхождение», в него вкладывается порой очень и очень различный смысл.

Things can arise in terms of causes and conditions, and so certainly the orange arose dependently on causes and conditions.

Зависимое порождение может, прежде всего, восприниматься как порождение в зависимости от причин, или условий, и в этом ключе апельсин возник, завися от причин и условий, его породивших.

And so, certainly, we had to have the causes and conditions first, the seed, and the earth, and water, and sunlight and so on, before we got the orange.

И, безусловно, до того как мы получим собственно апельсин, должны наличествовать причины, его порождающие, а именно семя, почва, солнце, вода, удобрение и так далее.

Another meaning of dependent origination is things arise dependent on parts.

Другое понимание зависимого порождения, или взаимозависимого происхождения, – это зависимость от составных частей.

Now, in the case of an automobile, perhaps you have the parts first, and then you get the whole, because you put them together. But that is certainly not the case with an orange. It isn’t that you put together the meat and the skin and paste it together and then get an orange. In this case, the parts and the whole are simultaneous.

Взаимозависимое происхождение также понимается как зависимость от составных частей – происхождение через, в зависимости от составных частей. Это удобнее проиллюстрировать на случае автомобиля, когда автомобиль возникает из составления воедино, совмещения различных его составных частей. С апельсином это так не работает, потому что процесс возникновения апельсина в силу причин и условий совпадает и сочленение его: апельсин не собирается на конвейере посредством сочленения его мякоти, цедры, кожуры и прочего.

But when we speak of dependent origination on the deepest, most profound level,

Но затем следует и глубочайшее понимание взаимозависимого происхождения:

we are thinking in terms of items that can be validly known arise dependently on mental labeling, which does not mean that the mental label creates them.

мы говорим о том, что вещи существуют, опираясь на, или благодаря их ментальному обозначению, или благодаря выполненному ментальному обозначению. Мы не говорим о том, что ментальное обозначение породило, или создало, их.

A common mistake, which is refuted in the Buddhist teachings, is the mistake that is the position of one Indian philosophical non-Buddhist school, the Samkhya school, which is basically, everything is this primal soup, an undifferentiated soup. And our concepts are like a cookie cutter, and it cuts objects out; it makes objects out. But without that, it would be just this big, undifferentiated glob of soup. And Buddhism says, “No, that’s not the case.”

Одной из ошибочных концепций, которую буддизм опровергает и которая характерна для индийской философской школы самкхья, является как раз подобное видение, видение всего вокруг нас, всей вселенной как некоего такого индифферентного, аморфного какого-то супа, бульона, полного всяческих возможностей. А сознание наше, или наш ум, уподобляется такому штампу, которым вырубаются печенюшки, звёздочки и так далее, который штампует из этого «супа потенций» различные объекты и так далее, реальность.

There are, conventionally, oranges and apples, and red and green,

Итак, существуют относительно верные, или условно реальные, апельсины, яблоки, красное, зелёное.

but they are not established from the side of the objects, because the referent object of words and labels can’t be found. There is nothing on the side of the referent object that makes it the referent object.

Но со стороны самого подразумеваемого объекта нет ничего, что с его стороны, в нём самом существовало бы как этот объект и свидетельствовало бы об этом.

I was indicating earlier on, when I cited Shantideva and we gave the example of the Vaibhashika position. If we can understand that this chair is made of particles and my body is made of particles and nothing solid about it whatsoever. Nevertheless I don’t fall through this chair, it functions. If we can understand that and accept that, then, although there is nothing on the side of the chair that makes it a chair and there is nothing on the side of my body that makes it a body, all in terms of what words and concepts refer to, nevertheless, I am sitting on a chair, and everybody would agree.

Это относится именно к тому, что я пытался объяснить вам вчера, цитируя Шантидеву, который призывал нас, изучая, постигая более простые, более доступные философские системы, подобные системе вайбхашика, которая утверждает, что всё существует из каких-то миниатюрных частиц, элементарных частиц и огромного количества пустого пространства меж ними, то есть стул состоит из таких частиц и моё тело, но в то же самое время и тело моё функционирует как тело, и стул служит ему опорой, и тело не проваливается через стул. Далее, переходя на более глубокий уровень, постигнув эту зависимость: а) но, в то же самое время, б) мы научимся понимать и более глубокие воззрения, более тонкие философские воззрения высших школ; и поймём, что «я», или со стороны меня, или во мне, не существует ничего, никакой самости, во мне не существует некого «я», не существует такого «я» и в стуле, то есть «стуловости» не существует в самом стуле, но, тем не менее, стул успешно служит опорой телу, а я функционирую как личность и сижу на стуле.

That’s why this “nevertheless-factor” is very important and not easy at all to really understand.

Связующее звено «но, в то же самое время» является очень важным, является довольно сложным для понимания.

Nevertheless things are functioning.

Но, невзирая на это, вещи успешно функционируют.

Вопрос: Вопрос такой: мы сейчас говорим о том, что вещь не проявляет свойств, как я понимаю, но также мы имеем дело, например, с твёрдостью этого стула. То есть можно сказать, что твёрдость этого стула – это свойство предмета? Или же это концепция? Мы можем её преодолеть, преодолев её, погрузить в этот стул руку.

Question: The qualities of the object like the hardness or the parts of the chair, they are not naturally projected from the side of the object. So, somehow if we realize the emptiness of the qualities of the object, we push our hand through the chair, or something like that? Is it that possible? Or those are true and not changeable qualities of the matter or of the chair.

Alex: There are several parts to your question.

Алекс: Ваш вопрос подразумевает несколько составных частей.

It is true that the qualities of an object are not established from the side of the object.

Истинно то, что свойства объекта, или его качества, не существуют самосуще, со стороны самого объекта,

But they are established by the concept of hardness/softness, and there can be all sorts of scientific measurements that people five hundred years ago didn’t even know that there were. So it’s established by concepts;

но они утверждаются путём опять же конвенций, путём вербальных конвенций, путём обозначений «твёрдость», «мягкость», путём каких-то научных измерений, данных приборов, путём каких-то иных понятий, которые существовали столетия или тысячелетия назад.

nevertheless -- here it is again, our nevertheless, which is the most difficult aspect -- nevertheless things do have qualities.

Но, в то же самое время – и здесь мы возвращаемся опять к этому сложному и вездесущему обороту «но, в то же самое время», – качества эти присутствуют, качества эти себя проявляют и функционируют.

Now we get back to our dependent arising. Various qualities, especially physical qualities, will be affected by gravity, and the speed of the object, and the speed of the observer and all these sorts of things, getting back to relativity here.

И здесь опять мы переходим в теорию взаимозависимого происхождения и в частности в теорию относительности, что качества объектов вовсе не абсолютны: они будут зависеть от точки расположения обозревателя, от скорости обозревателя, от скорости объекта, от силы гравитации и прочего, и прочего, и прочего.

But it doesn’t mean that there is nothing there on the side of the object. It doesn’t mean that there is a findable “nothing.” We are not going to the extreme of nihilism.

Но это не значит, что нам следует впадать в крайность нигилизма и утверждать, что существует некое обнаруживаемое, или верифицируемое, «ничто» в объекте. Это также было бы неправильно.

Now it’s a whole different issue whether or not, through an unbelievable development of the mind, it becomes possible to have control over the elements: that is something else. Whether you can put your hand through something -- that is something different.

И затем, ваш вопрос подразумевает некое иное поле, иную плоскость: возможно ли посредством некоторого невероятного, запредельного, развития сознания, культивации сознания обрести власть над элементами.

But that is extremely, extremely difficult to understand how Milarepa could shrink himself into the size of going into a yak-horn, and certainly that’s not something that we are going to be able to do.

Да, но это уже совершенно другая тема для дискуссии. Сможем ли мы овладеть материей путём культивации сознания настолько, что сможем провести свою руку через стул? Материя не будет нам препятствовать. И постичь то, каким образом, например, великий йогин Миларепа мог изменить размер своего тела до такой степени, что, не уменьшая его и не увеличивая рог, он, тем не менее, смог укрыться в роге яка.

[См.: Extraphysical and Extrasensory Powers.]

Вопрос: Вопрос в том, что в некоторых практиках есть такой момент, где говорится – возвращаясь к вопросу о пустоте без следствия, – есть момент, что нужно оставить «я», растворяясь в пустоте. Вот именно практически, что бы Александр посоветовал в этот момент предполагается делать?

Переводчик: Что существует в тот момент, когда необходимо растворяться в пустоте?

Question: In many sadhanas we use the words and the visualizations of dissolving ourselves into emptiness. What would be the practical advice from your side, what we should use to be more successful in this dissolving visualization that we do in our daily practice? Alex: Again, there are many points to your question.

Алекс: Опять же твой вопрос подразумевает много подтем в нём.

As I indicated before, the steps for meditating on voidness are first to think of the basis for the refutation, which is basically the basis of the imputation. And so you think of, for instance, “My body is the body of a Buddha-figure, a deity.”

Итак, как я уже говорил, существует несколько этапов медитации на пустотности, постижения пустотности, и одним из них, первым, является размышление об объекте отрицания. [Так, например, вы думаете: «Моё тело – тело образа будды, божества».] В этом контексте объект отрицания будет практически совпадать с основой обозначения. В данном случае основа для обозначения будет совпадать с основой для отрицания, или отрицаемым объектом.

We could start here with, although one is not supposed to do this, because supposedly one is visualizing oneself as a deity all day long, but if we have forgotten that and are conceiving of ourselves in terms of our ordinary body; then first we think of our ordinary body.

Итак, мы здесь, в этом месте садханы должны визуализировать себя в форме себя самого сначала как обычного существа. Это оговорка уже, потому что по идее мы должны визуализировать себя в течение всего дня и поддерживать эту визуализацию себя в качестве формы божества, но если по какой-то причине мы забудем это, или визуализация эта утеряна, мы визуализируем прежде всего себя самих.

So, our ordinary body is -- of course -- imputed on parts, and “me” is imputed on the body.

Итак, наше обычное тело, естественно, зависит от составных его частей, и «я» является обозначением, сделанным поверх этого физического тела.

The second object to be refuted, which is the appearance of the body and “me,” as if there is something on the side of the body, something on the side of “me” that made it “me,” that made it “my body.”

И затем мы выявляем объект отрицания, которым является моё тело, которое само по себе свидетельствует, или в котором в самом заключена некая самость: «Это я, это моё тело», – или тот «я» – личность, которая сама по себе свидетельствовала бы, несла бы в себе информацию, была бы самосуще «мной». И так мы разбирается с ними.

The example that I always use is, “as if these things existed, sitting here like a ping-pong ball, with a little label on it saying me!” Some solid thing, encapsulated in plastic, “There it is me, my body.”

Словно бы существовала некоторая сущность, подобная мячику для настольного тенниса, чётко очерченная, заключённая в какую-то пластиковую оболочку – упакованное и проштампованное «я» находилось бы здесь.

This is the object to be refuted.

Итак, это тот объект, от которого нам необходимо избавиться, который необходимо опровергнуть.

Now, when we are actually doing the tantric practice, that’s not the time to do the analytical meditation, we need to have done this before,

И если мы выполняем тантрическую садхану, тантрическую практику, то это не тот момент, когда нам необходимо заниматься аналитической медитацией. Подразумевается, что это проводилось нами заблаговременно, раньше.

so that we are convinced through logical reasoning that “This is absurd that there is something existing solidly, from its own side, me and my body,”

Посредством предшествующих логических исследований, анализов мы уже убедились в абсурдности этой идеи, в абсурдности существования такого «я», очерченного, единого, неделимого и так далее. Мы уже убеждены в этом.

and then you just -- with your understanding -- cut that off, very forcefully. This is how His Holiness always describes it, very forcefully, just “RAH! There is no such thing! This concept that I have that is like some sort of ping-pong ball is not referring to anything that’s real, this is absurd!”

И уже обладая таким убеждением, в этот момент мы просто тотчас решительно, мощно отсекаем, отбрасываем этот мячик для настольного тенниса, представляющий моё «я», и избавляемся от него.

And we focus on “there is no such thing.”

И мы фокусируемся на том, что остаётся, когда оно исчезает.

Then the dissolution process is dissolving this appearance of solidity in stages. It gets more and more subtle so that there is no appearance of solidity.

Тогда мы растворяем и явление этого подлинного, истинного бытия, поэтапно переходя на более тонкие и тонкие уровни растворения.

But I believe we have a morning on the Kalachakra practice, in which the discussion of this topic would be more appropriate.

Но мне кажется, у нас запланировано утреннее учение во вторник, где мы поговорим о визуализациях, медитациях в контексте практик «Тантры Калачакры», где подобная дискуссия будет более уместна.

Часть четвёртая: ничто обнаружимое со стороны «я» не определяет «я» как «я»

We have been talking about the self or “me,” which is imputed onto the stream of continuity of our aggregate factors that make up each moment of our experience.

Итак, мы говорили о нас, или о нашем «я», персоне, личности, эго, которые ментально обозначаются нами на основе для обозначения – потоке пяти психофизических совокупностей-скандх, которые образуют наш опыт, наши переживания действительности.

That conventional “me” is what the word or label or concept of “me” refers to on the basis of these ever-changing aggregates that form continuity according to individual karma.

К функционированию потока этих пяти психофизических совокупностей, или скандх, под воздействием индивидуальной кармы, в рамках закона причины и следствия, обозначенное поверх них, или на основе них, «я», условно существующее, условно, или относительно, реальное «я», функционирующее, – вот именно о нём мы и говорим.

When we talk about the voidness of a self of a person, we are talking about the absence of various impossible ways of existing that our minds, out of the habits of confusion, project onto that conventionally existent “me.”

Говоря о пустоте «я», или, иными словами, в других терминах, о бессамостности индивида, личности, мы говорим об отсутствии в этом «я», в этом относительно, условно существующем «я» – каким мы его позиционируем – каких-либо невозможных способов существования.

There are many levels of this and we need to refute, and stop thinking, stop projecting, or stop believing in these projections, step by step.

Так мы проецируем, или мы наделяем это «я», относительно существующее, условное «я», всеми этими невозможными способами существования в силу нашего неведения, в силу того, что в уме нашем сильно неведение. Итак, эти уровни невозможного существования бывают совершенно разных уровней, или слоёв, тонкости и грубости. И нам необходимо поэтапно, постепенно, снимая один слой за другим, расставаться с ними и обнажать наше подлинное «я», каким оно существует действительно.

First, we need to refute, or get rid of, what is known as doctrinally based awareness, doctrinally based confusion, about how the self exists.

Итак, прежде всего нам необходимо избавиться – то есть мы избавляемся в процессе этого от различных слоёв: грубых, всё тоньше и тоньше и тоньше – неведения. Итак, нам необходимо избавиться от неведения. Прежде всего нам необходимо избавиться от определённого типа неведения, который можно обозначить как доктринально привнесённое неведение.

We may think that, “I exist in certain ways” that we have learnt through a certain doctrine. This is referring specifically here to the doctrines of non-Buddhist Indian schools of philosophy.

Такая доктринально привнесённая, или обретённая, или, проще, выученная модель неведения, форма неведения, верит в некий невозможный способ существования нас как личностей, или нашего «я». Здесь буддийская философская доктрина совершенно чётко указывает на те видения «я», которые проповедовались, которые излагались в различных индийских небуддийских философских школах.

These are views that we needed to learn; somebody had to teach them to us. These weren’t things that anybody would naturally believe.

Почему они именуются обретёнными или доктринально привнесёнными видами, формами неведения? Потому что для того чтобы обрести их нам необходимо им у кого-то научиться, кто-то должен нам преподать их. Какая-то систематизированная доктрина, школа и так далее – философские воззрения – должно внести, вложить в наши умы подобное видение реальности, «я».

Although the various non-Buddhist Indian schools of philosophy have different assertions concerning the self or the atman, we call it; nevertheless there are certain features, which are agreed upon in common by all of them.

Итак, прежде всего нам необходимо расстаться с этой формой неведения – доктринально привнесённой, или выученной. И хотя различные индийские небуддийские философские школы излагают, или описывают, классифицируют, различные способы, невозможные для нас, существования «я», во всех них, проведя такой общий анализ, мы можем выявить некоторые закономерности и общности.

What are these characteristics? There are three characteristics of this impossible self.

У такого невозможного, или нереального, – невозможно, чтобы оно существовало таким образом – «я» мы выявляем три характеристики.

Whether we call it a self or we call it a soul, which is bringing in, perhaps, a non-Indian scheme, that’s really hard to say how we would actually translate what we are talking about here; but there are many features of it that are similar to our Western idea of a soul.

Да, я забыл упомянуть, что в санскритской и в индийской терминологии этих философских школ речь шла о атмане – или как «эго» в нашем понимании, – так же мы можем говорить здесь о душе. Если мы привлекаем сюда, в общем-то, во многом христианское, из нашего культурного фона, понятие «душа», и оно естественно не использовалось бы в таком виде в санскритской, в индийской философской терминологической базе, но мы обнаружим, что более близкое нам понятие «душа» обладает рядом характеристик, схожим с теми характеристиками, которые приписывали атману различные индийские философские школы, небуддийские.

But let’s leave it just as a self or a “me.”

Давайте ограничимся просто термином «я» или «личность».

Please keep in mind that we always have to make the difference between the conventionally existent “me” and what is known as the “false me.” The “false me” doesn’t exist at all.

Итак, давайте также держать постоянно в памяти то, что мы говорим о двух вещах: о «я», которое условно, относительно существует, оно условно, относительно реально, оно функционирует; и «я», которое существует невозможным образом, – такого феномена в природе нет.

We are refuting that the conventional “me” exists in the manner of a “false me.”

И отрицанием чего мы здесь занимаемся – мы занимаемся отрицанием того, что это условно существующее, относительно реальное «я» существует одним из этих невозможных способов. Это мы как раз и устраняем.

By the way, the conventional “me” and the “false me” are not equivalent to what we have in our Western psychology of an “ego” and an “inflated ego,” a “healthy ego,” and an “inflated ego,” those are different.

И также необходимо понимать, что то, что мы именуем здесь этим относительно истинным «я» и ложным «я», не совпадает с позицией, с дефинициями, пониманием западной психологии, которая говорит о нормальном, или о здоровом эго, и о раздутом эго, или о эго нездоровом, – это не одно и то же.

A “healthy ego” is a sense, or a feeling, or an identification with the conventionally existent “me.” An “inflated ego” is an identification, or a feeling of being the “false me.”What I’m saying is that a “conventional me” and a “false me” are one set. And in the West we talk about a “healthy ego,” and a “healthy ego” is a state of mind. The “conventional me” and the “false me” are not states of mind, and are not ways of being aware of anything; whereas a “healthy” and an “inflated ego” are ways of being aware of something. So “healthy ego” is identified with the “healthy me,” the “conventional me” that does exist. On that basis we get up in the morning, we dress ourselves, and we go to work; otherwise you don’t take care of yourself. An “inflated ego” is identifying with a “false me” -- it doesn’t exist at all: “I am the center of the universe. I am the most important one.”

Итак, здоровое эго и гипертрофированное эго, или раздутое эго, являются формами сознания, то есть это способы восприятия, видения чего-то. В то время как «я» – как реально существующее на относительном уровне «я», функционирующее «я», так и нереальное, ложное «я» – формами сознания, или формами восприятия, не являются. Они не есть сознание. Итак, мы можем говорить, что здоровое эго – это есть видение себя в ключе этого условно реального, относительно существующего, функционирующего «я». Как мы просыпаемся утром, мы умываемся, чистим зубы, одеваемся, идём на работу, заботимся о себе, поддерживаем себя должным образом, функционируем – это здоровое эго. А раздутое, или гипертрофированное, эго можно ассоциировать с нашим видением себя как некоего пупа земли, центра вселенной и так далее, в каком-то невозможном ключе, в нереальном ключе, то есть видение себя как одного из этих ложных «я».

The doctrinally based impossible “me” has three characteristics, as asserted by these non-Buddhist Indian schools. The first is that it is a static phenomenon. You have to understand what “static” means.

Прежде всего, первая характеристика, о которой следует упомянуть у такого доктринально привнесённого, существующего невозможным способом «я», которое позиционируется небуддийскими индийскими философскими школами, первая его характеристика – это статичность. И здесь необходимо разобраться, что понимается под словом «статичный» в этом контексте.

We have to be careful not to translate this word just as “permanent,” because what it is referring to here is not that the self is eternal, no beginning and no end. Buddhism says that as well.

Здесь необходимо не проводить параллель между терминами, или не уравнивать термины, «статичный» и «постоянный». Потому что «постоянство» и заявление о том, что эго, или «я», или личность, постоянны, то есть они пришли из бесконечности и до бесконечности длятся, – об этом будет говорить и буддизм.

Buddhism says that the mental continuum, these aggregate factors, has no beginning, and the mental continuum itself, the mind, has no end. It won’t continue, once we’re a Buddha, to have these aggregate factors that are mixed with confusion; we’ll have the pure aggregates of a Buddha. But still the mental continuum has no beginning and no end and you can impute “me” on that whole thing. No beginning, no end to “me,” the conventional “me,”

Буддизм также утверждает, что в этом контексте это относительное «я» – оно постоянно, оно бесконечно, и оно безначально. Оно приходит к нам из безначальных времён, не имея никакой отправной точки, оно длится до бесконечности, как и длится до бесконечности поток нашего сознания, поток нашего ментального осознания, в том числе и поток наших скандх – наших психофизических совокупностей. И этим мы достигаем состояния просветления. Они перестают существовать в форме омрачённых ядами психофизических совокупностей живых существ, страдающих живых существ, и становятся очищенными формами будды, но, тем не менее, индивидуальный поток сознания живого существа [который может стать потоком сознания] будды длится с безначальных времён и переходит в бесконечность. Соответственно, и обозначение «я», или персона, личность, допустимо делать на основе этого бесконечного и безначального потока совокупностей.

and of course the “me” is always individual,

И всякий раз, и всегда, во все времена, это «я» будет индивидуально.

including the “me” of a Buddha. Buddha Shakyamuni is not Maitreya Buddha -- they’re different.

Включая и «я», личность будд. Будда Шакьямуни не идентичен Будде Майтрейе – он не есть Будда Майтрейя, он Будда Шакьямуни.

They are individual.

Они – индивидуумы.

A static “me” would be a “me” that doesn’t change from moment to moment; it is not affected by anything.

Они постоянны в том смысле, что они безначальны и бесконечны, но они не статичны. Статика здесь подразумевает отсутствие и неналичие ежемоментных, ежесекундных перемен и изменений.

So that’s the first characteristic that, “I never change, it’s still ‘me.’ I went to sleep last night, got up this morning – here I am again.” Same “me” -- it didn’t change.

Совершенно идентичный «я, лёгший спать вчера вечером», «вставший, проснувшийся сегодня утром», – ничуть не изменившийся, совершенно статичный, неизменный я. Вера в такую характеристику атмана.

The second characteristic is that the “me” is a monolith. It is monolithic; it has no parts; it’s partless. It’s usually translated just as “one,” but that’s too vague. And either some of the Indian schools say, “It’s as big as the universe,” and others say, “It’s like a tiny little spark,” but in either case, it doesn’t have any parts; it’s a monolith.

Итак, вторая характеристика переводится по-разному, но, так или иначе, она подразумевает некоторую монолитность. Монолитность подразумевает отсутствие составных частей, то есть унитарность и неделимость. Это может быть в каких-то там описаниях всей вселенной, которая неделима, или какой-то маленькой частички, какой-то искорки, но, так или иначе, монолитность – это неделимость, это единичность, унитарность, отсутствие составных частей.

The third characteristic is that it is something totally separate from the aggregates. To put it simply, totally separate from the body and mind.

И третья характеристика – это полная отличность, независимость, от психофизических совокупностей – скандх, и сознания, то есть это независимо ни от формы, ни от сознания.

So, it’s like, for instance, if we just make it into a simplistic view, it would be like, “Who am I? What is the ‘me?’” It’s like a little spark, a monolithic spark of life, or soul, or whatever, that never changes and just comes into the body like going into a house, and stays there, and then leaves, and goes to another body, and it’s always the same.

Итак, перефразируя это в простую терминологию, в бытовые выражения, мы говорим о том, что это некая искра, это некая частица, это некий такой орешек, который живёт где-то в нас, в нашем теле, – им не является, сознанием не является. Он никак не изменяется, он совершенно статичен, не претерпевает никаких изменений. Он монолитен, не состоит из каких-то составляющих его частей, компонентов. Он вселяется в тело, не являясь им, не становясь его частью, выселяется из него, переселяется в другое тело и так далее.

So this is the type of “me” that we would have to be taught about. It’s not something that we would naturally just sort of feel that that’s what we are, like a soul that goes from one lifetime to another.

Представлять себе такое «я», такой атман, или такую душу, не является присущей нам по рождению тенденцией. Представлять такое «я» нас учат определённые доктрины, и поэтому оно именуется доктринально обретённым, или наученным, или выученным, видением «я».

So when we first get nonconceptual cognition of voidness, in terms of, “there is no such thing,” that “this concept is not referring to anything that is actually true or real,” we get rid of this. We get rid of this belief in this doctrinally based “false me.”

И подобное обретённое, или выученное, доктринальное неведение, оно исчезает безвозвратно в момент переживания нами первого момента, первого опыта неопосредованного, прямого видения пустотности, бессамостности. А что такое бессамостность, или пустотность, в этом контексте – это понимание отсутствия существования и прямое переживание отсутствия какого бы то ни было существования такого «я».

An interesting question of course is, “What about us, as Westerners who never studied any of the Indian non-Buddhist philosophical systems? Do we get rid of this when we achieve the path of seeing?”

Итак, что же происходит в случае с нами, с западными людьми, – интересный вопрос. Если мы достигаем пути видения – третьего пути на пути бодхисаттвы, – пути видения, то есть мы достигаем прямого, неопосредованного переживания пустотности, от чего мы избавляемся? Ведь мы в своей жизни никогда не изучали, не попадали под воздействие, влияние, индоктринацию этих индийских философских систем. Мы о них не знали.

I think it was Kaydrubjey, one of Tsongkhapa’s disciples, although I’m not a hundred percent positive that I remember correctly where it comes from, but he had said that everybody has this, whether or not you have studied Indian schools of non-Buddhist philosophy in this lifetime or not. In a previous life you must have studied it. That gets into a very strange concept of, you know, these Indian schools of philosophy have been going from beginningless time as well. But everybody has this, including animals.

На что один из учеников ламы Цонкапы, если я не ошибаюсь, это Кхедруб Дже, сказал в одном из своих трудов, что все мы обладаем подобным видением «я» и даже животные обладают им. Оно присуще нам с безначальных времён, оно присуще нам из прошлых рождений, и это наводит нас на странную мысль, что индийские философские системы существовали с безначальных времён, раз все мы ими обладаем из прошлой жизни.

So concepts of an impossible “me” that we might have learned from other philosophical and religious systems, let’s says Christianity, or other systems like that, wouldn’t be, what’s known as, the definitional type of this unawareness, this type of confusion. But you would have to say that it is something perhaps similar to it, because we certainly could be indoctrinated from other systems besides the Indian Hindu systems that have some sort of belief that, from a Buddhist point of view, is incorrect.

Строго говоря, по определению, мы не можем утверждать, что те индоктринированные, может быть, в нас, как-то это проникшие в наше сознание такие моменты, выученные из какой-то философской системы, в том числе христианской, поскольку она там не обсуждалась, и восприятие души, те самые характеристики души, как она видится в различных школах христианства, не были известны в этих доктринах, то есть она не может быть туда включена, но мы, видимо, по расширительному толкованию можем включить её как одну из разновидностей, или как подвид, индоктринированных ложных воззрений, видений «я», атмана, или эго, или души.

This doesn’t even have to come from a system of religion. It could be from a system of psychology as well.

И вовсе необязательно, чтобы данное приобретённое, или выученное, неведение происходило из какой-то религиозной, или духовной, системы взглядов. Оно может также происходить из совершенно светской системы, такой как психология.

Let me add as well that there are disturbing emotions, disturbing attitudes, that are doctrinally based, that are based on this misbelief.

Затем также необходимо знать, что существует то, что именуется тревожащими эмоциями, или «клеши», которые базируются на, или зиждутся на таком доктринально обретённом неведении.

We are very attached to our beliefs. We get angry with anybody else that thinks differently. We think, “They are stupid.” We become very arrogant and proud, in terms of “I am correct. I have the correct way.” Many disturbing emotions and attitudes that could be based on this -- what’s known as the doctrinally based unawareness.

Итак, это доктринально обоснованное, или доктринально обретённое, выученное неведение порождает целый курс каких-то омрачённых эмоций, негативных состояний сознания. Так, например, придерживаясь своей философской системы, своего омрачённого видения «я», души, или атмана, мы гневаемся когда кто-то бросает вызов этой системе, критикует её. Мы сильно привязаны к ней, и испытываем такую привязанность или вожделение по отношению к ней. Следуя ей и считая, что она единственно верная философская система, мы возносимся, мы культивируем гордыню, то есть всевозможные негативные эмоции возникают здесь.

People go out and fight holy wars based on doctrinal beliefs, don’t they?

Люди даже отправляются в крестовые походы и затевают священные войны, отстаивая свои видения омрачённого «я».

So firstly we get rid of these.

Итак, прежде всего нам надлежит избавиться от подобного неведения.

But then, on a deeper level, we have what is known as “automatically arising unawareness.”

Затем, на более глубоком уровне существует во всех нас то, что принято именовать «спонтанно возникающее», или «врождённое», неведение.

So, we would say, “Yes, I understand that the self is something that changes from moment to moment, and it has parts over time, and these sorts of things, and it’s not separate from the aggregates;

Итак, мы говорим: «Да, конечно, это так. Я понимаю, что «я» моё, моя личность, не является чем-то монолитным, чем-то унитарным. Да, она зависит от тех или иных составляющих частей. Да, я знаю, что она не является чем-то статичным и постоянным. Да, она изменяется от мгновения к мгновению. Я признаю, что она не является независимой от моих психофизических совокупностей, но зависит от них. Да, я всё это приемлю.

it is just imputed on the aggregates. Yes, yes, I understand that.”

Да, я понимаю, что это лишь обозначение, сделанное поверх этих потоков, этих [психо]физических совокупностей».

This is what we are left with, after we have refuted the doctrinally based false belief.

Это именно то, с чем мы остаёмся, устранив, отбросив все эти доктринально приобретённые ложные воззрения. Мы остаёмся именно с таким пониманием.

That’s the point, we have to see, well, what is still incorrect with what’s left over after you have done the first refutation.

И здесь очень важно разобраться, что же не в порядке с тем, что у нас осталось. Что ещё осталось, с чем необходимо работать, после того как мы устранили первое – доктринально приобретённые типы неведения, слои неведения.

So, this would be the belief that this changing “me” etc that is imputed on the aggregates, nevertheless is self-sufficiently knowable: “I can know it just by itself.”

И следующим уровнем неведения будет вера в то, что такое нестатичное, делимое, составное, зависящее от психофизических совокупностей «я» существует в виде «self-sufficiently knowable»,

It could be known on its own, without having to know something else, or cognize something else, at the same time.

познаваемо само по себе, то есть познаваемо, верно познаваемо, без необходимости познавать одновременно с этим нечто иное, нечто ещё.

“I know Sasha.”

Я знаю Сашу.

Right? That automatically arises, “I think I know Sasha.”

Я думаю, что знаю Сашу.

How can I know “Sasha” without thinking of, at the same time, a body or a mind or a voice? “I hear Sasha on the telephone.” Am I hearing Sasha on the telephone, or am I hearing a voice that “Sasha” is imputed on? But it seems to me that “I am hearing Sasha, and I am seeing Sasha and I know Sasha.” That is this deceptive appearance that the self, or a person, is self-sufficiently knowable. That’s incorrect.

Самостоятельно, или самодостаточно, познаваемое «я» кажется нам существующим априори. Я думаю, что я знаю Сашу, но как я знаю его? Вне какого-либо контекста – не зная его внешний вид, формы, очертания, не зная его голос, который я могу услышать по телефону? Я думаю, что я говорю и слышу Сашу, на самом деле я слышу лишь его голос. Итак, безотносительно чего-то ещё познаваемый Саша – вот вера, которая у нас есть, – существующий таким образом.

We think like that in terms of “me.” We can’t think of “me” without thinking of at least the word “me,” but we think “me.” And this is a “me” that needs to express its individuality, and be unique, and all these things. “Yeah, I know that it’s changing from moment to moment and all these other things.”

Итак, даже зная, что «я» существует, что оно нестатично, оно составно, оно зависит от совокупностей и так далее, мы продолжаем думать, что это «я» уникально, оно самодостаточно, оно познаваемо само по себе, что моё «я» является именно таковым. Хотя даже слово «я», даже чтобы подумать о нём или произнести его, мы уже делаем его зависимым от самого слова, или термина, «я», или личность, или персона.

We think, “Who am I?” “What is my identity?” “What should I do now?” and it seems as though we are just thinking about… even though I understand, “Yeah, sure, the “me” is imputed,” but still it automatically appears as though I can just think about “me” and what I should do, without having to think also of a body, or the mind, or these other things.

И даже зная все эти доктринальные неверности, все эти доктринально обретённые виды незнания, и заменив их знанием, мы по-прежнему думаем спонтанно, совершенно естественно о своём «я», что вот оно – уникальное моё «я»: самодостаточное, самосущее, познаваемое само по себе, познаваемое вне зависимости от моего голоса, тела, вида и так далее, которое необходимо выражать, которое необходимо поддерживать, как-то проявлять в мире и так далее.

Or we could just identify that self-sufficiently knowable “me” with something, let’s say, the voice that goes on in our heads, and we think that is “me” talking, “What should I do now?” -- the one that is worrying inside our heads.

Или мы можем заменить идентификацию этого «я» на отождествление его с неким голосом, или внутренним монологом, который происходит у нас в голове, мы думаем так: «Что я теперь делаю?» И кто-то там говорит, что мне надо сделать. Вот этот говорящий, или этот голос, – это есть моё «я».

The “me,” I understand, is not separate from the aggregates; it’s sort of in there, part of the whole thing. But it’s like the boss, “What should I do now?” Well, “I’ll say this,” “I’ll do that,” as if there was a little “me” inside, sitting behind the control panel, pressing the buttons, taking the information from the eyes on a screen, a computer screen.

Итак, мы воспринимаем это «я» как некую такую малую сущность, какого-то босса внутри нас, который как бы уже не представляется нам статичным и неделимым, то есть мы устранили первые три аспекта заблуждения, – и не представляется нам независимым: он как-то там, где-то в моей голове, в моём сознании, то есть он часть какой-то моей психофизической совокупности. Поэтому мы уже не заблуждаемся в этих трёх ключах, но по-прежнему видим его как босса в голове, который тянет за ниточки, нажимает кнопочки, получает информацию из внешнего мира через органы чувств, принимает решения. Мы спрашиваем его: «Ну что же я буду делать?» – «А, я сделаю вот это», – как бы говорит он. И такое у нас самоотождествление.

Then, we have all the automatically arising disturbing emotions and disturbing attitudes that are based on this automatically arising unawareness of how “I” exist or how “you” exist.

Опять же, как и в первом случае, на базе, на основе этого присущего нам, или спонтанно возникающего, неведения мы имеем целый курс спонтанно возникающих, или присущих нам по рождению, отрицательных, негативных, тревожащих эмоций.

So, I think that in order to make that “me,” that I can know just by itself, secure, I have to get a lot of things around me; so we have greed and attachment, and then we don’t want to let go of them, because we think it’s going to make that “me” secure. Or there are certain things we don’t want to be part of us, so we get anger, “I want to get rid of that!” and anger, so that somehow we can make this “me,” this self-sufficiently knowable “me,” secure. All these disturbing emotions just automatically come up.

Итак, это самодостаточное «я», которое мы себе воображаем, оно нуждается в защите. Пытаясь оберегать его, мы устремляемся к обретению различных условий, различных предметов и так далее – стремимся чем-то обладать, обезопасить его. И это возбуждает в нас жажду, вожделение и так далее – алчность. Затем мы пытаемся сохранить всё это, и это всё порождает привязанность: мы пытаемся удержать все эти благоприятствующие для такого «я» факторы. Затем, существуют постоянно какие-то угрозы для этого «я» – то, что приносит ему страдание, дискомфорт. В нас возникает гнев, ненависть, ярость, желание причинения вреда по отношению ко всем этим факторам и явлениям, персонам и так далее, которые ставят это «я» под угрозу.

We can recognize these syndromes very easily and then they’re quite funny, if you think about them,

И все эти синдромы можно распознать довольно легко. И это довольно смешно и забавно наблюдать за ними, как они работают.

They are funny, because they are true. It’s that

И смешно это, и забавно, потому что это правда, потому что именно так оно и происходит.

“I don’t want people to love me just because of my good looks, or just because of my money, or just because of my fame,” and so on. “I want people to love me for ‘me.”” Think of that.

Во всех нас есть подобный резон: «Я не хочу, чтобы люди любили меня за мою внешность. Я не хочу, чтобы люди любили меня за мои деньги. Я не хочу, чтобы люди любили и тянулись ко мне в силу моей славы. Я хочу, чтобы они любили меня просто за то, что я – это я», – все мы мыслим в какой-то степени одинаково.

As if there was a “me” that could be known separately from all these other things.

Будто есть такое «я», которое может быть познаваемо и утверждено безотносительно каких-либо из этих основных факторов, элементов.

And that could be loved. How sweet.

И оно достойно того, это сладкое «я», чтобы его любили.

So, these things, we all just feel like that, and nobody had to teach us that.

Итак, все мы чувствуем это естественным образом, никто не должен нас учить этому.

“Love me for me.”

«Любите меня за то, что я есть» – никто этому не учит.

So let’s take a few moments to think about how this is true. Also, there are many logical lines of reasoning to show the absurdity of believing like this, that this can’t possibly be the case. We don’t need to go into all of that here; we don’t have so much time.

Итак, давайте подумаем несколько мгновений об абсурдности этого, об абсурдности подобной веры, которая также может быть разрушена и другими методами логического анализа, другими верными умозаключениями. Мы не можем рассмотреть их все сейчас, поскольку временные рамки нам этого не позволяют, достаточно и этого. Давайте немножко об этом поразмыслим.

[pause]

пауза

Although it feels like this… this is the thing that’s so terrible, it feels like this, that “there is a ‘me’ that can be known on its own, that I can express creatively, and then everybody will know ‘me,’” -- this sort of thing, and we try to find our unique individuality and all this sort of stuff. Although it feels like that, that’s not referring to anything real. That’s what’s absent is the actual referent of that.

Хотя мы склонны думать и чувствовать, что именно таким образом мы и существуем, что существует некое уникальное, самодостаточное, познаваемое само по себе «я», которое необходимо выразить, которое может творить и, выразив себя, оно сможет представить себя всем и все смогут познать его, – хотя мы и склонны так думать, сильна тенденция именно таким его и видеть, это полная фикция и такового «я» не существует в природе.

Then we have to see what is left over after that, after that refutation.

Итак, давайте посмотрим, что останется после отрицания такого «я».

So, I know “me” is changing all the time, it has parts, and is not separate from the aggregates. It’s imputed on them and can’t be known by itself. I know all of that. OK,

Итак, мы принимаем все эти позиции, мы говорим: «Хорошо, я согласен: нет «я», которое монолитно, неделимо; нет «я», которое статично; нет «я», которое независимо от психофизических совокупностей – оно действительно от них зависит». Мы не позиционируем, не утверждаем более такого «я», которое было бы самопознаваемо, самодостаточно. Итак, что же остаётся? Согласившись со всем этим, что мы имеем?

but for that imputation to be correct, of “me,” on this stream of continuity of aggregates, for that to be correct, there’s got to be something unique and findable on the side of “me” that makes “me” “me,” and not you.

Приняв всё это, по-прежнему мы нуждаемся в чём-то таком уникальном, исключительно нашем, внутри нас, поверх чего, или что можно было бы обозначить этим «я» и что делало бы меня отличным от вас, и уникальным, и неповторимым.

This is a more subtle level of what automatically arises

Это приводит нас к ещё более тонкому, ещё более глубинному, уровню веры в невозможно существующее «я».

within the context of all this mental labeling, everything that we’ve discussed -- still there is something on the side of “me,” on the side of the referent object of the word “me” that makes me uniquely “me,” a unique individual, that establishes “me” as “me.” That impossible way of existing, of establishing the existence, is what Prasangika is refuting.

Итак, по-прежнему мы имеем на стороне объекта, на стороне подразумеваемого объекта, или познаваемого объекта, который скрывается за термином, за понятием «я», что-то существующее в нём самом: что-то уникальное, что-то, делающее его уникальным и не схожим, отличным от всех других «я». Именно такое «я» – уникальное, существующее со стороны объекта, подразумеваемого объекта, – является объектом отрицания, тем, с чем расправляется своим анализом прасангика-мадхьямака.

So, often we think like that, “I have to find the real ‘me,’” don’t we? I have to find this uniqueness, this is especially in the West where we want to assert that uniqueness, that individuality, something that makes “me” “me.” And we think that it’s somewhere findable inside, even though it’s a little bit vague where we could possibly find it.

Зачастую мы действительно движимы и мотивируемы желанием найти такое уникальное, моё, неповторимое «я». Особенно в западной культуре это всячески поощряется – поиск такого «я», своей уникальности, своей неповторимости: мы чувствуем, что оно где-то должно быть внутри нас. Где – идея довольно расплывчата, но где-то там оно должно быть.

Then we have all sorts of strange notions, “Last night I was drunk, I was not ‘myself.’”

И у нас существуют различные, самые порой чудные понятия на этот счёт, самые странные понятия на этот счёт, и мы заканчиваем такими убеждениями, как: «Ах, вчера я был пьян – я был не собой, я был вне себя, это был не я», – подобного рода видения.

To bring in now what we have been discussing this afternoon, this is the Prasangika view of voidness, that the self, or anything, is established merely in terms of a label, a concept “me.” There is nothing on the side of the referent object that establishes or makes it a knowable, unique item that can be known.

Здесь мы подходим как раз к воззрению мадхьямаки-прасангики – высшей школы буддийской философской мысли, которая утверждает, что не существует ничего самопознаваемого, проецируемого вовне со стороны подразумеваемого объекта, – этого «я», – и оно утверждается лишь благодаря ментальному обозначению, навешиванию ярлыка, который выполняет наш ум поверх основы для обозначения.

There is nothing on the side of the object that establishes sort of a perimeter, like a coating of plastic that makes this thing an item, unique item that can be known, in this case, “me.”

В этом «я» нет никакой самости, нет никакой самодостаточности и самоочевидности, словно оформленности в какую-то упаковку, упакованности в какой-то пластик, которая была бы надписана и свидетельствовала бы само о себе, что вот оно – это «я», и оно только этим «я» быть и может.

Often, we think of that in terms of defining characteristics: there is defining characteristics on the side of the object that makes it what it is, defines it as “me.” “This is what makes “me” “me.””

Зачастую мы объясняем это в терминах дефинитивной характеристики, или определяющей характеристики. Мы говорим, что в этом «я» существует некоторая определяющая характеристика, которая безошибочно позиционирует его, утверждает его как «я», и иным это быть не может. И существуют они в самом объекте, с его стороны, не со стороны обозначающего ума.

But when we refute that, it’s not that we’re left with no “me.” This is the very important “nevertheless I am here. I’m talking; I feel happy; I feel unhappy.

Но проведя подобное отрицание, успешно выполнив подобное отрицание, которое совершается в прасангике – высшей школе буддийской мысли, мы по-прежнему не остаёмся ни с чем, то есть мы не остаёмся без какого бы то ни было «я». Мы остаёмся с чем-то, и опять же работает та же формулировка: такого «я» нет, но, в то же самое время, «я» есть, «я» существую, «я» функционирую.

I still need to get up in the morning, and get dressed and go to work or go to school.”

Мне по-прежнему предстоит проснуться утром, привести себя в порядок, отправиться на учёбу или на работу.

But all of that can function and work, because there’s nothing on the side of the object establishing it. If there was something on the side of an object establishing it, it would be like a ping-pong ball, that’s how I described it. It couldn’t interact with anything. It would just sort of sit there.

Но именно поэтому, именно в силу того, что такого «я» не существует, – оно лишь обозначено умом, – именно поэтому всё, что происходит с нами, начиная с утра и всю нашу жизнь: все наши переживания и наше функционирование – и возможно. Ибо, если бы мы обладали таким «я», если бы существовало такое чётко очерченное, подобно мячику для настольного тенниса, «я»: самосущее, самопознаваемое, самодостаточное и так далее, то никакие эти действия были бы невозможны, потому что оно было бы полностью дистинктным и не могло бы ни в чём участвовать, не могла бы входить в контакт ни с чем, не изменяться никаким образом, взаимодействовать с чем бы то ни было.

How can I learn anything? If I learned anything from somebody else or from a book, I would no longer be “me,” because that’s something in addition to “me.” It becomes really weird if you really check out all the absurd consequences of believing these impossible ways of existing.

Вера в подобные невозможные способы существования повлечёт за собой множество абсурдных заключений. Так, например: «Как я смогу измениться? Как я смогу что-то узнать новое? Как смогу я почерпнуть что-то новое из книги или услышав от кого-то? Если я узнаю что-то новое, то это уже будет не тот я, который этого не знал, а это уже будет новый я, который это знает, значит – другой я», – а это невозможно при вере в такое «я».

So we always have to bear in mind this clause, “nevertheless.” Nevertheless, despite the self being devoid of all these impossible ways of existing, nevertheless I still function, I still do things, and I can still reach enlightenment.

Итак, нам необходимо помнить эту формулировку: «Я или предметы и явления не существуют таким-то и таким-то образом, но, в то же самое время, они существуют, я существую, они функционируют, я функционирую. И более того, я могу достичь просветления благодаря этому».

So we just work, we work to accumulate positive force, to understand, to study, to think, to meditate, to help others, etcetera, without worrying about, “Oh! I have to be unique ‘me,’ and I have to express my individuality,” and “Is this one going to like me?” and “What are they going to think of me?” and all this sort of stuff. We don’t need any of that. That’s what I call garbage, mental garbage. We don’t need that. That’s based on a false idea of, you know, “there is a little me inside that I have to protect.”

Итак, какой вывод нам предстоит сделать из этого? Нам предстоит прежде всего расстаться со всем этим внутренним, душевным мусором, который отягощает нашу жизнь, омрачая её. Это забота об этом маленьком «я», которое находится под угрозой, живёт внутри нас, которое мы должны опекать, которое мы должны как-то проявлять, показывать его во вне, реализовывать его, оно уникально, необходимо его проявить, необходимо, чтобы оно творило и так далее, и так далее. Вместо этого мы сможем расслабиться и, не утруждая себя заботами об этом несуществующем «я», не впадая в такую зависимость от него, мы сможем накапливать позитивную энергию, кармическую позитивную энергию, которая позволит нам преуспеть в медитации, в постижении бессамостности, или в постижении пустотности; так сказать, спокойно, без всей этой эгоистической истерики заниматься саморазвитием.

The same analysis applies to other people as well. We have so much difficulty with other people, because of this mistaken view of thinking there is something special, unique, on the side of the other person that makes them who they are. So, “a lot of people are out there,” and so on, “and they might like me and love me, but that doesn’t count, I want you to love me. Now you, that’s the one that really makes a difference to me.” Why? “Because there must be something special on the side of you that makes you you, the one,” and “I have to have you, that one, on your side, love ‘me.’” And of course we get very upset when that doesn’t happen.

И та же самая линия рассуждения, тот же самый анализ, он верен и для окружающих нас людей, не только для нас самих. И вера в такие истинно существующие, самодостаточные и самопознаваемые, уникальные «я», существующие вокруг нас, также причиняет нам массу проблем, эмоциональных проблем, страданий и так далее – сложностей в жизни. Так мы хотим только одного человека, мы видим, что это уникальный человек, и что кто-то иной нас может любить – нас уже не так волнует: мы хотим добиться любви именно вот этого человека, чтобы именно это уникальное, неповторимое, индивидуальное «я» любило моё индивидуальное, уникальное, неповторимое «я»; и только на этом мы успокоимся, и ничто иное нас не удовлетворит – и подобного рода.

The same thing in terms of objects. “My computer,” and “there is something on the side of this that makes it mine,” or, “I bought it, after all.” We think in terms of objects as well having the same false identity, something on the side of the object that makes it -- as I was using the example before -- a watch, and so the child that looks at it as a toy is stupid, or dangerous, is going to break it. Now, they might break it. That’s true, but you get so upset, “This is my precious object and this person thinks it’s a piece of junk. They can clearly see that there is value on the side of the object that makes it beautiful, and expensive,” and so on. You can get all sorts of disturbing emotions.

То же самое верно, точно такой же шлейф негативных эмоций возникает и в отношении внешних объектов, каких-то неодушевлённых объектов, которые мы наделяем подобными невозможными способами существования, делая их какими-то самосущими, делая их какими-то уникальными, ценными или дорогими, нужными нам, привлекательными для нас с их собственной стороны. Не наш ум делает их такими, обозначает их такими, но в них заключено, имманентно присуще им это качество. Это могут быть какие-то объекты, которые мы вожделеем: это может быть наш компьютер, мой компьютер, особенный компьютер. Хотя он и мой, потому что я его купил, но с ним связаны совершенно другие эмоции, чем с каким-либо иным компьютером. И также те часы, например, которыми может забавляться ребёнок, воспринимая как игрушку, – он может действительно их сломать, это может произойти, но мы эмоционируем по поводу этих часов, потому что это наши часы, они дороги нам, это часы, с которыми у нас что-то связано, это часы, которые для нас особенно ценны, которые нам нравятся, которые дороги нам тем-то, тем-то и тем-то. И возникает опять же целый веер всевозможных эмоций, связанных с внешними предметами.

Or we think in terms of a problem, “I have a problem,” and then we think that there is something on the side of the problem that makes it a problem, like it’s this big, horrible ball sitting out there. If it were like that, it should be a problem for everybody and there would be no way to get rid of this problem, because “There it is, sitting!” There is something on its side that makes it a problem. This problem, in terms of, “Yes, there are these difficulties,” and so on, “I label it “a problem,” but it has arisen from causes and circumstances that can be affected and can be changed, so, “no big deal!” There is nothing inherent, findable in it, sitting there, making it a solid problem all by itself, by its own power.

То же самое верно и для таких абстрактных понятий, как проблема или беда. Мы столкнулись с какой-то проблемой, и опять же в нас сильна тенденция овеществлять эту проблему, делать её некой самодостаточной, самобытной сущностью, проблемой в себе. Не проблемой осознанной, или обозначенной, нашим умом, но проблемой как таковой, проблемой в себе. И опять же мы начинаем заботиться этой проблемой, страдать, переживать по поводу этой проблемы точно таким же образом, как будто это какой-то каменный шар: недвижимый, статичный, неизменный, обозначенный как проблема и существующий как проблема. Вместо этого же нам необходимо понимать, что проблема – это тоже нестатичная, переменчивая, совокупность, какая-то сущность, которая во многом порождена нашим умом; явилась в результате взаимодействия каких-то причин, последствий, условий, сопутствующих её появлению; также она может и исчезнуть; и она лишь существует как сущность, обозначенная нашим умом поверх какой-то основы для обозначения.

When we focus on voidness, what we are focusing on is “there is no such thing. There never was; there never will be.” Although it might feel as though there is this impossible “me,” that feeling doesn’t refer to anything actual, anything real. “There is no such thing.” and then we cut off this belief, we cut off any idea of there being such a thing.

Медитируя на пустоте, фокусируясь на пустоте, или созерцая пустотность, необходимо помнить о том, что никогда не было, нет и не будет такой вещи, как «я», внешние феномены, явления и предметы либо иные живые существа, существующие одним из этих невозможных способов: это фантом, это фикция, это иллюзия. Мы могли чувствовать, что они таковы или я таков, мы могли думать об этом, мы могли как-то это подспудно ощущать, но в реальности никогда ничего из этого не было. И понимая это, мы без какого-либо сожаления, решительно, энергично, расстаёмся, отсекая все эти ложные концепции из мышления.

You have Santa Claus here, or Father Christmas? I saw somebody out in the street, dressed like that with a red suit and a funny hat. Oh, you have a Father Frost here? Good example! Here is somebody, a man who is dressed as Father Frost and looks like Father Frost, and I think it’s Father Frost, but then after thinking and thinking, I discover that, “Hey, there isn’t any Father Frost.” So what am I left with? I am left with a man who looks like Father Frost, but who isn’t Father Frost. So I’m left with something, the basis. The basis is the man. We are not negating the man. What we are negating is the deceptive appearance. “It looks as though this is really Father Frost!” Then, with the understanding of voidness, we understand not only is he not Father Frost, but the one over at the other corner is Father Frost, it’s not that. We understand, “There is no such thing as Father Frost.” So this is a deceptive appearance.

Итак, на таком повседневном, или бытовом, примере можно это хорошо проиллюстрировать историей о Деде Морозе. Когда мы видим Деда Мороза, изначально мы думаем: «Вот он – Дед Мороз, он существует!» – видим наряженного человека в Деда Мороза. Затем мы разбираемся, анализируем и понимаем: «Да нет, никакого Деда Мороза не существует – это просто актёр, это просто человек, одетый в Деда Мороза и выступающий в качестве Деда Мороза в каких-то целях». И что у нас остаётся? Мы разуверились в существовании Деда Мороза, но мы что, остались ни с чем? Нет, у нас остался человек, какая-то основа, человек одетый в Деда Мороза, то есть что-то у нас осталось, но Деда Мороза – этой фикции, которой никогда не было, – её не существует более, и мы в ней разуверились. И также мы разуверились в том, что на следующем углу тот человек –Дед Мороз и за тем углом человек – Дед Мороз. Мы одновременно поняли, как проецировать на другие предметы и явления, других людей, что Дедов Морозов не существует. Но мы остались с какими-то людьми, казавшимися нам ранее в силу каких-то факторов Дедами Морозами.

That is exactly the same thing.

И точно так же функционирует и этот процесс.

There is a conventional “me” that appears as though it exists as the “false me,” but there is no such thing as the “false me.” It doesn’t refer to anything real. And so we are left with the conventional “me” that looks like the “false me,” that feels like the “false me,” and eventually, the more we become familiar with this, and habituate ourselves to this understanding that, “there is no such thing,” eventually the mind will stop projecting this deceptive appearance.

И ситуация здесь в точности такова, по аналогии: мы имели дело с какой-то проекцией омрачённого ума, неведения, которая представляла наше «я» как существующее невозможным способом, – этого Деда Мороза, – затем мы в ней разуверились, проведя исследование, остались с нашим реально существующим на относительном уровне, условно реальным «я» – с этим человеком, одетым Дедом Морозом; мы перестали верить в эту фикцию; мы всё больше и больше привыкаем видеть самих себя в качестве человека, одетого Дедом Морозом, нежели верить, что мы есть Дед Мороз. И со временем привычка видеть себя таковыми, какие мы на самом деле в относительной реальности есть, перерастёт в то, или создаст основу для того, чтобы ум наш перестал проецировать, создавать, все эти омрачённые видимости, образы.

So let’s think about that for a moment.

Давайте подумаем об этом несколько мгновений.

OK, what questions do you have?

[Хорошо, какие у вас есть вопросы?]

Вопрос: Какую роль вообще играет эта индивидуальность, то есть всё-таки я это не ты или Будда Майтрейя – это не Будда Шакьямуни. Или есть различие между индивидуальностью и уникальностью на самом тончайшем уровне.

Question: What is the role of that uniqueness or individuality, because you said there’s no unique self, because you just mentioned that Buddha Maitreya is not Buddha Shakyamuni, and so forth. And so various selves are unique; they do function as individuals with beginningless consciousness. So, what’s the boundary between not being unique, but being individual? Alex: We are all individuals, but there is nothing on the side of each of us that makes us that individual. Nothing findable.

Алекс: Мы все индивиды, мы индивидуальны, но в нас самих нет ничего, что делало бы нас таковыми со стороны нас самих.

Even if you think in terms of genes, and chromosomes, and that sort of thing, when you look deeply into that, then there are the various chemicals, and then that’s made up of the various atoms, and then that’s made up of the various electrons, and quarks, and so on. You can’t find anything.

И даже если вы смотрите на это с генетической точки зрения: хромосомы – вы изучаете, идёте глубже и глубже, и эта уникальность, эта неповторимость растворяется, переходя в одинаковые молекулы; затем совершенно одинаковые атомы, электроны, ядра, фотоны, протоны, кварки, кванты, квантовую энергию и так далее; и растворяется опять же во что-то не обнаруживаемое, не находимое.

in terms of karma and the continuity of cause and effect, and so on. So one’s mental continuum is a continuum based on cause and effect. You go on through cause and effect, and another one is based on a different stream of continuity of cause and effect. But it’s not that this cause and effect sequence is sitting there, somewhere on the side of the object. Habits, and karmic tendencies, and so on – that as well is mentally labeled.

И потоки наших сознаний, потоки наших умов, они также действительны, они отличны, и они различно оформлены, они существуют в различном качестве, в силу опять же тех кармических тенденций, которые определяют это. Мы все, создавая различные причины, пожинаем различные плоды, результаты, и разные кармы оперируют в разных потоках, накопленные обладателями этих потоков. И опять же те кармические отпечатки, и те плоды, которые созревают, и те отличия, которые мы обозреваем, мы наблюдаем, в нас как в индивидах, в нас как в индивидуальностях, они также лишь ментально обозначены.

Look at cause and effect. A simple example that is always used in Buddhism is “a seed and a sprout.”

Взгляните на действие закона причины и следствия. Взгляните на самый простой пример, который обычно приводится в тибетском буддийском изложении, а именно на семя и росток.

A sprout is the result of the seed. A seed is the cause of the sprout.

Итак, росток – это плод, или результат, семени. Семя – это причина, или основополагающая причина, ростка.

Is there something on the side of the sprout that you can find that says, “I came from that seed?” Is there something on the side of the seed that says, “I am going to give rise to that sprout?” No, obviously not.

Исследовав зерно, исследовав семя или росток, обнаружите ли вы что-то в семени в самом или кричащее из самого семени, что «я стану ростком». Или в ростке что-то, говорящее само за себя, самодостаточно, что «я произошёл из семени».

So, what establishes that the seed is the cause of the sprout and the sprout is the result of the seed? What establishes that? What proves that? How is that established? It’s established in terms of, we mentally label, “this is cause and effect,”

Что обозначает одно как причину, другое – как следствие? Что обозначает одно как семя, другое – как его росток? Это ментальное обозначение: одного – как семени-причины, другого – как ростка-плода.

based on the concept of cause and effect.

И всё это опять же восприятие базируется на нашей концепции причинно-следственной связи.

Was the seed the cause of the sprout? Yes.

Было ли семя причиной ростка? Да.

The “nevertheless factor.”

И опять же – здесь должна быть запятая – но, в то же самое время, семя действительно причина ростка.

Did it matter whether or not I knew that this seed was the cause of the sprout? No, it makes no difference at all.

И зависит ли это от того, знал ли я о том, что семя явилось причиной ростка? Нет, это от этого не зависит.

That requires a lot of thought.

Это требует изрядной доли размышления.

Вопрос: Вчера упоминался очень тонкий уровень работы ума, который присутствует в каждый момент осознавания, связывает их между собой и продолжается от момента смерти и после просветления. Вот он по своим характеристикам очень похож на то уникальное «я», которое находится с нами. Можно прокомментировать как-то...

Question: Yesterday, you spoke about the subtlest level of mind, apparently the clear light mind, which connects all our experiences and has different lifetimes, taking rebirth and so forth, and underlies all types of experiences we are having. So that sounds pretty much like something you’re talking about now, the “true self,” what is an underlying self, which is uniquely ours. So how would that correspond? Alex: No! If we ask, “What is it that has continuity with no beginning and no end?” we could say, “the subtlest mind, with the subtlest energy that’s the basis of it.”

Алекс: Нет, не вполне, но если мы зададимся вопросом: «Что существует безначально и бесконечно?» - то ответом на этот вопрос будет: «Да, это этот наитончайший ум. Можно называть его умом ясного света в неразрывном единстве с тончайшей энергией, на которой он как бы едет, которую он “оседлал”».

And that’s the basis upon which the conventional “me” can be labeled,

И это действительно достойная основа, или подходящая основа, поверх которой может быть сделано обозначение «я».

as well as karmic tendencies, habits, and so on.

Также как и кармические тенденции, кармические стереотипы, привычки и так далее.

But the basis of designation is not the same as what the designation refers to. That is why I said to really understand voidness, one really has to understand mental labeling correctly -- all the components involved in the labeling.

Но опять же здесь мы приходим к тому же моменту, который освещался ранее, что достойная, или подходящая, основа, верная основа для обозначения, не является самим познаваемым объектом, или подразумеваемым объектом. И для этого, чтобы это принимать и не делать эти ошибки, нам необходимо разобраться в механизме: в том, как именно ум наш осуществляет это ментальное обозначение.

Remember the example, an orange is not a colored shape; it’s not a smell; it’s not a taste. Those were the basis for designation,

И помнить о том примере, который мы разбирали: апельсин не является оранжевым шаром, запахом, вкусом или текстурой. Апельсин является понятием, апельсин является тем, что скрыто за лейблом, за этим ярлыком «апельсин», навешенным на подходящую основу для обозначения – оранжевую сферу со вкусом, запахом.

and an orange is not the word “orange.” It’s not a meaningless acoustic pattern that some group of people decided to use to represent this object, this conventional object, that now they are going to call “an orange.”

Помнить, что апельсин также не является этой бессмысленной совершенно акустической схемой – «апельсин», или «orange», – которую люди, собравшись когда-то где-то, какие-то люди приняли как конвенцию, обозначающую апельсин.

You know, it’s really weird: we also have a convention that certain lines on a piece of paper also represent this object. That’s really weird, if you think about it.

Что ещё более странно и удивительно: если вы задумаетесь о том, что и определённая последовательность чёрточек на бумаге будет также обозначать апельсин.

Вопрос: В случаях ряженых Дедами Морозами нам понятно, зачем поддерживается эта идея о Деде Морозе: можно сказать, это бизнес. В случае конвенционного «я» не очень понятно, за счёт чего продуцируется фальшивое «я», поскольку оно причиняет исключительно вред.

Question: Because we see those men dressed as if there was a Santa Claus or Father Frost, it is clear who wants it and who’s benefiting. It’s a business; it sells. So to whom is it beneficial to produce this fake “me?” To whom it sells? Who is profiting from it? Alex: Oh! We think -- this is the deception, this really is ignorance -- we think that, because we are this solid “me,” something on its own side, we think that that’s going to benefit “me.” We identify with it and think that that’s going to benefit “me.” So, “If I can get as much possessions as possible that will make this ‘me’ bigger and more secure.” “If I can get things away from it that I feel are threatening it; that will also make “me” feel secure.” We think that, “If I can establish this findable, self-sufficiently knowable ‘me,’ I will benefit from it.”

That of course is incorrect, because when we think like that, what it does is produce more problems for ourselves.

Алекс: В силу нашего неведения мы думаем – и безусловно, это изначально заблуждение, – но мы думаем, что мы, поддерживая, веря в такое самосущее, «вещь в себе», как вещь в себе, «я», существующее само по себе, со своей собственной стороны, обладающее этими имманентно присущими характеристиками и так далее; веря в него, поддерживая его, питая его, защищая его, охраняя, холя и лелея, мы будем становиться счастливее, пребывать в большей безопасности, мы обезопасим это «я», доставим ему радость и так далее, и тому подобное. Хотя на деле будет происходить совершенно противоположное. То есть мы сами в силу своего врождённого неведения, думая что, подпитывая это «я», мы получаем от этого пользу. И мы запускаем, «подкармливаем» и «подпитываем» этот процесс, веря в его для нас полезность.

Thinking in terms of this solid “me,” and wanting to always prove it, and so on, that is what makes samsara. Because of that, we continue to go on from moment to moment to moment to moment, with this all-pervasive suffering that is going to bring the ups and downs of samsara.

Наша вера в это «я» и наше желание постоянно утверждать это «я», думая, что это нас обезопасит и доставит нам какую-то радость – утверждая это «я» вновь и вновь, мы сами и вращаем колесо сансары, создавая то, что мы называли ранее всепроникающим страданием обусловленности – самым базовым, основополагающим страданием сансары; сами мы её и вращаем.

Вопрос: А откуда возникает вот эта изначально врождённая как бы мазохистическая тенденция ошибочная?

Question: But this inborn, the original, this masochistic ignorance, where does it come from in the first place? Whose end does it serve? Alex: Well, this is a very difficult thing for us as Westerners to really understand and be able to work with. But we speak in terms of beginningless continuity. So there is a beginningless mind, a beginningless mental continuum, and beginningless confusion, beginningless unawareness, automatically arising unawareness -- no beginning. It wasn’t created by anybody. It doesn’t serve somebody’s purpose. Nobody put it in us as a test or anything like that, or as a nasty trick, a bad joke.

Алекс: Итак, для нас как для людей западного склада мышления сложно принять саму идею безначальности, в первую очередь, поскольку мы не привыкли мыслить такими категориями; мы не привыкли мыслить и нам трудно постичь, что сансара безначальна, что поток нашего ума безначален, что безначально и неведение, которое присутствует в потоке нашего ума, что это не чья-то глупая шутка над нами, чья-то издёвка или какой-то тест, вызов, который кто-то нам бросил и смотрит, как мы с ним справимся, что это не чья-то креатура, какого-то иного существа, что всё это не имеет никакого начала, никакой отправной точки.

What is so nasty is that automatically it just feels like that, because of our limited bodies and our limited minds. It feels like that: it feels as though “I am separate, self-sufficiently knowable, findable ‘me,’” and that’s not just the case when that mental continuum with the label “me” happens to, for various karmic reasons, be associated with a human body. It’s also when it’s associated with the body of an insect, with the body of – whatever.

И такова ситуация, и более того, в нас сильна склонность, и внешние обстоятельства подталкивают нас к тому, чтобы воспринимать мир именно таким и себя в нём именно такими. Наши тела, все эти тенденции кармические, которые столь сильны и инертны в нас, подводят нас к тому, чтобы воспринимать себя именно такими: самодостаточными, независимыми, самопознаваемыми «я» – такими личностями в себе. Наши тела подталкивают нас также к этому, к такому же самоотождествлению, и не только человеческие тела, но и тела любых живых существ, включая и насекомых, мельчайших насекомых, – в них уже заложена эта тенденция, продолжающая и поддерживающая эту ложную идентичность.

Put your finger down to stop an ant from moving and the ant will run away in another direction. Put a piece of paper down to try to get the ant to go up on the paper and the ant will run away. Why? It’s thinking in terms of “me.” It might not have the word “me,” but it certainly has a concept of “me” and is trying to defend it.

Попробуйте провести эксперимент с насекомым – с муравьём. Прижмите его пальцем – он будет пытаться выбраться, оградите его путь бумажкой – он будет пытаться убежать, оббежать её как-то. Всё это происходит из-за того же понятия, той же концепции «я», веры в своё «я» угрожающему опасности, желания обезопасить это «я». И, может быть, он не мыслит вербальными концепциями: «я», личность, атман и так далее, но он на каком-то своём уровне также осознаёт свою уникальность, своё «я» и пытается его, соответственно, обезопасить.

No beginning – that’s a difficult one to really understand.

И сама эта концепция, или само положение, сансары как безначального явления, бытия вообще как безначального – весьма сложно для нас принять, осмыслить и вообще представить как-то себе.

If you look at things in terms of cause and effect, then every cause is an effect, a result, of the previous cause. So, if you look, “Here is the cause and here is the effect,” and you want to find the ultimate, first cause, you can’t find the ultimate, first cause, because every cause is the result of something else. So, maybe that is a helpful way of getting to “no beginning,”

Может быть, для того чтобы осмыслить безначальность, как-то постичь это, нам поможет размышление о каждой причине как в свою очередь о плоде, или о результате, чего-то. Ведь для того чтобы послужить причиной чего-то, эта вещь или этот факт должен был сам появиться в результате взаимодействия каких-то причин и условий, ему предшествующих. Итак, каждый результат – это причина чего-то следующего, каждая причина какого-то ныне существующего результата – это, в свою очередь, результат предыдущей причины. И так мы получаем бесконечный регресс – цепь причин. Может быть, это поможет осознать.

because that’s always the problem with a creator, you have the first cause, a creator. Where did the creator come from? You would have to say that the creator either was always there, or the creator came from nothing.

И та же проблема возникает и с попытками обоснования существования некоего творца, бога-творца или какого-то иного творца. Раз он послужил причиной всего или почти всего, то что послужило причиной ему? Если он был причинён чем-то, или создан какими-то причинами и условиями, какой-то причинностью, то, значит, он не изначальный творец всего, а у него есть творец. И тогда нам остаётся два варианта: либо он был всегда, существовал во все времена, но не творил, потом творил; либо он возник без причин, или из ничего.

This discussion can go very, very deep, very quickly, as we get into the whole discussion of time, and these sort of things. Especially if you want to look at it from the point of view of the Big Bang, and time and space starting with the Big Bang, then it doesn’t make any sense to speak of somebody creating the Big Bang, because the same creation implies time. And if time was what was created, how can you have a time variant of what created it. So the whole thing starts to become very, very metaphysically problematic.

Дискуссия, если в неё углубляться, тотчас становится весьма такой метафизичной, глубокой и неопределённой. Мы дойдём с вами неминуемо до Большого взрыва – из чего возникла по нынешней теории вселенная, – до того, что называется «Big Bang» – Большой взрыв. И дойдя до него, мы коснёмся проблемы исчезновения времени как категории. А любое творение – каков был творец: сотворил ли он Большой взрыв, или он был его творением, или он существовал до него, он и до него по этим теориям времени существовал; а как возможно творение, поскольку творение именно и разворачивается во времени и так далее.

So the problem put very simply is, “How can you have a beginning of the beginning?” “How can you create a beginning?” To create a beginning implies that there was something before the beginning.

Как можно создать начало начал? Чтобы начать начало, с каждого начала, должно быть что-то ещё. Проблема причины без посредствующей ей причины встаёт тот час.

One must understand this in the context of “cycles,” and so a universe, and there are multiple universes, countless universes, but any specific universe is going to go through a cycle. Within that cycle of evolving, maintaining, falling apart, and then being empty, there is a certain period when that world system will be able to support life, sentient beings, sentient life, and so then you get, basically, the Buddha’s version of evolution, of which life-forms are available within that world system into which mental continuums could incarnate.

Читая подобного рода изложения, необходимо иметь в виду, или помнить о том, что это всё подобное объяснение существует в рамках видения множественности вселенной – прежде всего, и цикличности их развития: их схлопывания и развёртывания. Итак, раз вселенная развивается, она проходит различные циклы развития и в какой-то период она становится пригодным местом для инкарнации каких-то потоков сознания, каких-то сущностей определённого уровня, затем, прогрессируя, прогрессируя всё более плотные и плотные, так сказать, плотские слои и способы инкарнации. Именно в этом контексте здесь ведётся разговор о цикличности – а), о множественности – б) и о инкарнации, поэтапной готовности вселенной служить вместилищем для сознаний, для воплощения сознаний определённого уровня.

So, any individual universe will have a beginning, in terms of its cycle,

Каждая индивидуальная вселенная имеет начало. Конечно, у неё будет цикл запуска её.

but there is no beginning to the cycles in general, there is no first cycle.

Но в целом циклам как таковым в их общности и совокупности начала нет. Нет того, что именуется первым циклом.

And there are countless universes and they are all going through the cycle, and not in a synchronous way. So there is always someplace where sentient beings are going to be reborn. And it isn’t that the sentient beings of one world system or one universe, will always be born in that world system or universe.

Вселенных бесчисленное множество, и все они проходят этими циклами: исчезают, возрастают, пребывают, угасают, исчезают, разрушаются. Их бесчисленное множество, и циклы эти они асинхронны, то есть всё это происходит в разных фазах. И всегда бывают живые существа, которых бесчисленное множество и которые опять-таки трансмигрируют между этими вселенными, рождаясь там-сям. Это не значит, что кто-то из них приписан к одной вселенной и определённым образом эволюционирует там и исчезает затем. Это всё взаимосвязано.

Вопрос: Чогьям Трунгпа Ринпоче в «Преодолении духовного материализма» сказал, что если вы хотите познать пустоту, то вы должны бросить пытаться познать пустоту. Комментарии какие-то...

Question: To quote the words of Chogyam Trungpa Rinpoche in his Cutting through Spiritual Materialism book, when he said that the reason we don’t realize emptiness is the fact that we are attempting to realize emptiness. So how does that work? Alex: This is referring to how you go from a conceptual to a nonconceptual understanding of voidness. The point is that if you are making a thing out of voidness and a thing out of the understanding of voidness, then that is based on misconception.

Алекс: Итак, это может относиться к двум вещам: это может относиться либо к переходу от концептуального, опосредованного постижения пустотности к неконцептуальному, неопосредованному постижению пустотности; а также это может относиться и к более ранней фазе, где подобное отношение может служить препятствием, а именно к восприятию пустотности к какой-то вещи, которую необходимо постичь, и к постижению пустотности как к некоему достижению – вещи, которую нам необходимо обрести. Когда мы с таким материализмом подходим к этому, это может быть препятствием.

We conceive of “me” as a “ping-pong ball” here, and voidness as a ping-pong ball over there, and my understanding of it is another ping-pong ball, which I’ve got to connect to that ping-pong ball. And then you are working really very hard for “me” to get that. Then, of course, we’re never going to get it, because we have a misconception of the whole process. That doesn’t mean that we don’t apply continuing effort to understand voidness. We are not going to understand voidness by just sitting in our lounge chair in the sun and drinking lemonade, it’s not going to happen.

Это не означает, что нам надо отказаться от сознательных усилий, от волевых усилий по постижению пустотности. Это не означает, что, сидя в шезлонге со стаканом лимонада, постижение пустотности придёт к нам само по себе. Это означает, что нам необходимо избавиться от видения себя как такого мячика для пинг-понга, пустотности как такого мячика для пинг-понга и нашей реализации, или постижения, пустотности как такого мячика для пинг-понга. И как-то хочется нам обрести все их, свести их воедино – вот от такого видения нам необходимо избавиться и оно является препятствием.

We know this from our experience, if we conceive of the idea, “Now I’m going to have a good time!” Have you had that concept? “Now I am going to try and have a good time”!” It doesn’t work, does it?

Фатальность подобного подхода, безуспешность подобного подхода вполне очевидна, когда мы пытаемся – и мы на самом деле проходили через это, – когда мы решаем: «Ну теперь-то я повеселюсь, теперь-то я отдохну». И мы на это настроены, мы создали такую фиксированную концепцию отдыха и веселья. И вряд ли когда-то нам удавалось с таким подходом расслабиться и отдохнуть.

Then, half an hour before I have to go, I can tell them, “Yes, I’m going to have a good time now,” better do it quickly, because time is running out.

«У меня осталось полчаса. Давайте поторопимся: мне осталось полчаса, и сейчас я буду безудержным в веселье».

That always ruins it, you are with somebody and then you say, “Aren’t we having a good time?”

Нам надо перемигнуться обычно с кем-то и подтвердить своё ощущение: «Не правда ли, как здорово мы оттягиваемся?»

as if there was something on the side of the “good time,” making it into a good time

Словно в этом прекрасном времяпровождении существует что-то такое с его стороны кричащее, гласящее: «Я – прекрасное времяпровождение».

and there it is, sitting out there, this ping-pong ball, A Good Time, and we’ve got to find it, and maybe it’s at that disco over there, or at that party over there.

В виде такого мячика для настольного тенниса, надписанного: «приятное времяпровождение» или «веселье». И находится оно где-то, и мы должны его искать, достать, обрести – на той дискотеке или в том клубе.

Any other questions?

Ещё какие-нибудь вопросы?

Вопрос: Такой, общий достаточно вопрос: для меня совершенно не ясна интенция, почему развивалась буддийская философия. Если мы относимся к Дхарме как к лекарству и мы знаем, что в предыдущий период это лекарство помогало и люди достигали состояния будды и так далее, то отчего она развивается? Какова, скажем, интенция Дже Цонкапы реформировать буддийскую философию в большой степени, если раньше всё работало.

Question: So, it’s not clear for me what the basic intention, what was the intent behind the development of Buddhist philosophy? Because it’s usually said that all those things, all those teachings apply to us as remedies and they are to help sentient beings. And they are for us and they treat us and help us to reach liberation or enlightenment for countless beings before. And with all these high philosophical schools of Mahayana Buddhism, all of them that rear all beings and help all beings and many beings gained enlightenment using them as their ultimate views. So what is the intent behind the whole development thing and behind Lama Tsongkhapa for example, reinventing the whole thing and rewriting the whole thing if a great number of beings before Lama Tsongkhapa reached, with that understanding, enlightenment, and in Tibet and outside of Tibet. What’s the point behind the evolution of this philosophic, from the beginnings from the way it was given by Buddha or by Nagarjuna? Alex: The way in which teachings were presented by Buddha might have been clear to some arhats in the early days, who were able to understand it directly from what Buddha said. But for most others, particularly after the passage of time, it became very unclear and confusing, what was said in the sutras, and so you have Indian commentaries. Then later on, it was unclear to people what that meant, even though in the beginning maybe it was clear, and then you have further commentaries. And so the reason for writing further and further commentaries over time is to make things more clear for people of that present time, for whom earlier presentations were no longer terribly clear.

Алекс: Ситуация такова, что учения, данные Буддой в том формате, в каком они были даны им при его жизни для его реальных, окружавших его последователей были доступны для них, воспринимались ими и действительно служили противоядием и средством достижения состояния архата, просветления и так далее. Затем, по прошествии некоего времени, доступность их для восприятия следующих поколений через столетия становилась всё слабее и слабее, доступность их для грядущих поколений становилась всё более и более под вопросом. И возникала необходимость в шастрах, то есть в комментариях индийских мастеров, реализованных мастеров того времени, которые делали бы их доступными, давали им доступную форму, объясняли бы их, толковали, растолковывали для поколения, жившего в те годы. Со временем опять эта доступность стиралась. Для следующих поколений требовались новые комментарии на комментарии. И так оно постоянно освежалось, истолковывалось, придавалась ему форма, доступная для людей-практикующих конкретного времени исторического.

Also, as His Holiness the Dalai Lama has pointed out, there are many masters in the past who are really highly, highly developed practitioners and achieved very, very high attainments -- whether enlightenment or not is irrelevant -- but achieved very high attainments. But they weren’t very good at expressing themselves. So the texts that they wrote were confusing. They weren’t very clear. That doesn’t mean they didn’t gain very high realizations; they did. Just because you’ve achieved high realizations doesn’t mean that you can explain it to others and write texts that are clear.

Также Его Святейшество Далай-лама часто указывает на то, что порой ситуация была такова, что великие мастера прошлого, достигая высоких духовных реализаций, действительно достигая их, не всегда могли ясно и доступно изложить для аудитории свои реализации, свои достижения, изложить то, что они постигли. То есть высокая духовная реализация, высокое какое-то духовное достижение или постижение не влечёт за собой автоматически ясности изложения. Поэтому, и обладая этими реализациями, но создавая неясные, или требующие толкования тексты, – эта ситуация также порождала необходимость дальнейших толкований, объяснений и комментариев.

Also, times change and ways of thinking change, and it is necessary to explain things in a way that people of your own age -- world age I am talking about -- and culture can understand.

И времена меняются, и меняются культуры, меняются подходы, умы людей. Необходимо адаптировать учения под реалии сегодняшнего дня. Для людей нашей эры определённые вещи доступны в одном формате, в одном ключе, но не доступны в другом. Поэтому необходима также подобная корректировка и...

We hear the teachings explained from Tibetans with examples from yaks and donkeys, and maybe that doesn’t make terribly much sense to us; but if we have it explained in terms of working with a computer, it might be more easy for us to understand.

Мы слушаем учения, даваемые в традиционном тибетском контексте и формате ламами, которые изобилуют примерами о яках и ослах. Может быть, для нас это не столь актуально и не столь близко, но, если мы послушаем те же примеры, оформленные через метафору компьютера или какой-то техники и так далее, для нас это будет гораздо релевантнее, гораздо ближе и понятнее.

You know, “Don’t be like the donkey, that when gold is poured into its ear, it shakes it out.” OK, very nice example, we can understand it, but, “Don’t be like somebody who gets a file onto their computer and then forgets to save it, and then it’s gone.” Which example can we relate to? Some people can relate to one example, some to the other example.

Кому-то ближе и доходчивее один пример, кому-то – другой. Если тибетцы говорят друг другу: «Не будь подобен ослу, которому сыпят в ухо золотой песок, а он вытряхивает его судорожно оттуда, рассыпая по земле», – или нам говорят: «Создав файл в компьютере, набрав какой-то текст, не забудь сохранить его, иначе ты можешь его потерять». Может быть, для нас это будет более доступно и впечатлит нас больше.

“I own a computer; I don’t own a donkey. So I can relate to the example of the computer.”

«Я владею компьютером и пользуюсь компьютером. Я не владею ослом. Поэтому мне это ближе и доступнее, впечатляет меня больше пример с компьютером, нежели с ослом».

That’s a good place to end.

Это хорошая мысль, на которой можно остановиться.

I hope that through this weekend, we’ve gotten some general idea of what voidness is speaking about.

Я надеюсь, что в течение этого воскресного семинара, семинара двух выходных дней мы смогли в какой-то мере приблизиться и получить какое-то поверхностное понимание того, что же такое пустотность и о чём вообще идёт речь.

Very difficult to really understand.

Трудно постичь это в полной мере.

And even if we understand it, it is difficult to really have a deep, gut-level conviction that this is so.

И даже если мы в полной мере действительно это поняли, разобрались, постигли, также трудно перевести это на уровень действительно внутреннего ощущения, на уровень нашего чрева.

So, in order to understand, it is not sufficient merely to listen, and think about it, and try to meditate, and so on. It is not sufficient to just do it on the side of gaining the knowledge side. That’s not sufficient.

Недостаточно лишь слушать какую-то информацию, получать какую-то информацию о пустотности, необходимо изучать её: систематически получать эту информацию, изучать, осмысливать, анализировать это самостоятельно и затем применять полученные знания, фокусируясь на них в медитации, созерцать. Только тогда можно действительно извлечь полную пользу из этого.

Because, you know, we have a lot of, what we would call in the West, “mental blocks,” that “I just don’t understand and there is sort of a block that’s preventing me from really understanding this.”

У нас существует масса того, что в западных терминах принято называть какими-то ментальными блоками, какими-то ступорами: мы ограничены ими, мы не можем понять, мы никак не можем пробиться через это.

So to cut through these mental blocks what we need is a great deal of positive force.

И чтобы пробиться через эти ментальные блоки в восприятии, в понимании, нам необходима огромная благая, позитивная энергия, которая разрушит их.

That’s why we need to do a lot of very constructive things, helping others, and prostration, or whatever it might be, to build up this network of positive force, that is sometimes translated as “collection of merit,” but that sounds as though you have to collect enough stamps to win a prize. You have to build up enough positive force. It’s like putting enough charge into a battery so that it lights up. So, we’ve got to put enough energy into it, enough positive force, so that we can break through the mental block and understand something. This is really, really true.

Поэтому нам необходимо зарядить свои внутренние «аккумуляторы», свои «батареи», этой позитивной энергией: энергией благих дел, энергией помощи другим, то, что принято называть благой заслугой или положительной заслугой. Итак, благая заслуга – это неудачный, на мой взгляд, термин. «Накопление благой заслуги» напоминает мне собирание марок, когда мы соберём нужное количество в наших альбомах, нам достанет [мы выиграем приз]. Необходимо накапливать эту благую энергию, благой потенциал, который позволит усилить наши способности и разрушить те ментальные блоки, которые преграждают для нас восприятие пустотности, преграждают все эти духовные постижения.

So, this image of putting a charge into a battery so that it will work, I think is very helpful. It’s not that we have to do certain things and then we earn, it’s like almost buying understanding, or we earn it, that’s merit, by being deserving. This type of way of understanding, of conceiving of the process is quite false.

Мне кажется, неправильно воспринимать этот процесс как некое накопление: что-то я сделал – что-то я получил. Накапливаем какие-то очки, потом их достаточно и я получаю какое-то постижение, какую-то духовную реализацию. Скорее воспринимайте это как, действительно, зарядку наших «батарей», наших внутренних «аккумуляторов», куда мы отправляем всю эту позитивную энергию наших добрых дел, которая в результате накапливает необходимую критическую массу и разрушает все эти блоки в нашем восприятии.

Just doing positive actions isn’t enough; it needs to be with the proper motivation. And the dedication of that positive force, “May it contribute to gaining bodhichitta, gaining the understanding of voidness, and so on, so that it acts as a cause for reaching enlightenment for the benefit of all.”

И одного лишь потенциала благих дел, одного лишь совершения благих дел недостаточно. Необходимо также, чтобы оно сопровождалось верной мотивацией, верным настроем, то есть пониманием того, зачем мы это делаем, с какой целью, и также верным, уверенным посвящением благой заслуги. То есть направлением её в правильные батареи, в правильные аккумуляторы, и тогда в нас достанет этого внутреннего потенциала, силы, для того чтобы свершить всё задуманное: обрести, породить ум бодхичитты, устремлённость к просветлению, постичь пустоту и так далее.

Without that proper dedication, we’re just building up a positive charge on the battery to run some stupid toy car go around in a circle over and over and over again, and make a nice, pleasant samsara.

Если мы не выполняем верного, корректного посвящения заслуг, то энергия, которую мы будем направлять в эти батареи, будет расходоваться просто на какое-то круговращение какого-то паровозика с электрическим, цилиндрическим приводом в нашей жизни. И фактически мы энергию эту будем распылять впустую, пуская на функционирование этого круга смертей и рождений сансары, на обретение какого-то малого удовольствия внутри этого большого круга страданий.

So, we think, “Whatever positive force has come from this, whatever understanding has come from this, may it act as a cause for really understanding voidness with full bodhichitta, so that we can really reach enlightenment for the benefit of all.

Давайте скажем себе, что пусть вся та благая энергия, позитивная энергия, которая могла возникнуть в результате того, чем мы здесь занимались, пусть всё то понимание, которое могло родиться в нас в результате проведённых здесь часов, направятся на обретение мною просветления во благо всех живых существ.

Thank you very much.

Спасибо большое.

Оглавление

Пустотность, или полное отсутствие невозможного «я»

  Часть первая: контекст постижения пустотности

  Часть вторая: утончающиеся слои невозможного «я»

  Часть третья: взаимозависимое возникновение с точки зрения умственного обозначения

  Часть четвёртая: ничто обнаружимое со стороны «я» не определяет «я» как «я»

Реклама на сайте