«Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 2»

Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 2 (fb2) - Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 2 (Прапорщик Кантемиров - 2) 1023K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Роман Тагиров

Роман Тагиров Кто сильней — боксёр или самбист? Часть 2

«Российская школа бокса всегда считалась одной из лучших в мире. А в России, наверное, одной из самых авторитетных школ по праву считается челябинская. А дальше начинается что-то непонятное. Получается, что самый богатый урожай чемпионов дают всё-таки не города-гиганты Челябинск и Магнитогорск, а многочисленные шахтёрские посёлки, облепившие город Копейск. Именно эти населённые пункты негласно соревнуются между собой, чей представитель на этот раз поднимется выше всех в мировом боксерском первенстве. Есть что-то такое, что придаёт копейским мальчишкам из этих богом забытых мест необычайную силу духа, выдержку и упорство»

(Статья «Ясная голова и крепкие кулаки» про чемпиона мира среди профессионалов WBC в молодёжной весовой категории Антона Новикова из шахтёрского посёлка «Имени Бажова». Газета «Вечерний Челябинск» от 10.07.2009 г.).

«В ночь с 24 на 25 августа 2019 года в Челябинске прошло спортивное событие мирового уровня — боксёрский поединок за титул чемпиона мира, в котором встретились россиянин Сергей Ковалёв и британец Энтони Ярд. На бой прилетели звёзды всех мастей, и слетелся местный бомонд.

Сергей Александрович Ковалёв, уроженец города Копейска (посёлок Горняк) Челябинской области — российский боксёр-профессионал, выступающий в полутяжёлой весовой категории. Чемпион России среди любителей (2005). Чемпион мира среди военнослужащих (2005).

Первый и единственный россиянин, признанный боксёром года по версии журнала «Ринг». Лидер рейтинга лучших боксеров полутяжёлого веса по версии журнала Ринг (2015-2016). В 2013 году вошёл в список Гатти по версии HBO (пять самых достойных и зрелищных боксёров), где занял третье место.

Дело было в Челябинске, родная для спортсмена земля. Вся многотысячная арена болела за своего. И Сергей шёл вперед. Более того, в тяжелый момент выстоял, удержался на ногах, сумел переломить ход поединка в свою пользу, а потом уверенно добил молодого и мощного соперника, отправив того в нокаут. Недаром прозвище у Ковалёва — «крушитель».

Казалось, не спал весь Челябинск. У себя на родине Сергей Ковалёв в одиннадцатом раунде отправляет своего оппонента в нокаут. Хотя всё могло закончиться иначе. Бой года для многих любителей бокса и уж точно главное спортивное событие недели. Сергей Ковалёв защитил титул чемпиона мира...» (Статья 1 телевизионного канала России 25.08.2019 г.)

P.S. Горжусь своими земляками…

Глава 1 Спортрота

На Челябинском областном призывном сборном пункте новобранец с шахтёрского посёлка Тимур Кантемиров пробыл всего один день. Буквально провалялся до вечера на траве под весенним солнцем, разглядывая вооруженного часового у металлических ворот с красной звездой и думая о своей дальнейшей судьбе. Вроде всё ясно и понятно со спортивной карьерой молодого боксёра. Спортсмен знал от тренера, что есть договорённость руководства ДЮСШ с военкоматом о призыве боксёра в спортроту воинской учебной части, расположенной недалеко от дома. Поэтому к армейской службе относился спокойно, зная, что и в армии не оставит занятия боксом. Будущий защитник Отечества решил за эти два года постараться выполнить разряд Мастера спорта СССР.

От старших пацанов посёлка Тимур слышал много армейских историй, только вот рассказывали они в основном о последнем периоде своей службы. О первых днях в войсках местные дембеля вспоминали как-то редко и весьма неохотно. Призывник не боялся армии, знал, что сможет постоять за себя и на этом этапе своей жизни. Такого понятия, как откосить от армии, в уральских шахтёрских посёлках не существовало в принципе. Но, какое-то непонятное и смутное чувство тревоги в глубине души парня не давало возможности полностью расслабиться и насладиться последним днём на гражданке.

Спортсмен не раз слышал от тренера, что настоящего боксера отличают не только хорошая физическая подготовка и техника. В первую очередь это думающий спортсмен, способный читать и предвидеть действия противника. Не случайно бой мастеров ринга иногда сравнивают с шахматной партией. Борис Степанович на полном серьёзе рассказывал своим воспитанникам, что мозги боксёра от постоянных ударов по голове начинают работать на опережение действий противника гораздо быстрей, чем у простого спортсмена. Боксёр всегда чувствует опасность...

Днём стало жарко. Новобранец снял куртку, свернул вместо подушки и решил немного вздремнуть в тени бетонного забора. Солдат спит — служба идёт... Молодой солдат пока не мог знать, что когда он будет бегать с автоматом за плечом — служба так и останется идти себе потихоньку. Парень провалился в короткое забытье, которое едва ли можно было назвать полноценным сном.

И вдруг Тимур почувствовал себя не на траве призывного пункта, а в какой-то небольшой комнате, увешанной солдатскими шинелями. Боксёрский нос чутко уловил запах хозяйственного мыла. Кроме призывника в форме в этой комнате находились ещё трое солдат, которые вначале что-то спросили у него, а затем сбили с ног и начали пинать лежачего прямо на полу. От такой непонятной картины спортсмен резко открыл глаза и несколько секунд не мог понять — где он находится, и почему его били втроём на одного? Тимур присел и оглянулся вокруг. Всё было тихо и мирно на Челябинском областном призывном пункте. И часовой с автоматом стоял на месте, охраняя покой защитников Родины.

К чему этот сон? Юный гражданин страны Советов не верил ни в бога, ни в чёрта. И тем более, не верил в вещие сны. У Тимура был друг Валера Збоев, не боксёр, а профессиональный художник с тонкой душевной натурой, который твёрдо уверял товарища, что именно через сны люди Земли получают информацию из других измерений и цивилизаций. У Тимура с Валерой всегда находились темы для спора. Пацаны выросли в одном доме и дружили с детства. И призывник Збоев ждал свою крайнюю повестку в военкомат со дня на день. Может быть даже сегодня. Будет здорово, если друзья пересекутся на призывном пункте и ещё раз поспорят о вещих снах. И всё же это был очень необычный сон...

Ближе к вечеру небо заволокло тучами, которые тут же начали истекать мелким дождём. Призывники уныло потянулись от бетонных заборов к казарме. Уже перед самым отбоем в расположении появился здоровый майор с петличками танкиста и со значком мастера спорта СССР. Дневальный выкрикнул фамилии Тимура и ещё двух парней. Офицер с папками личных дел призывников под мышкой приказал всем садиться в свой уазик и через два часа привёз новобранцев в расположение танкового училища — ЧВТКУ (Челябинское высшее танковое командное училище). Было уже поздно. Майор представился как старший тренер спортивной роты Литвиненко и оставил парней до утра в спортзале.

Единственное, что знал призывник про это ЧВТКУ что в нём, на втором курсе учится пацан с его дома, друг детства, Сергей Баженов. Надо бы встретиться с земляком. Боксёр познакомился с ребятами. Оказалось, оба тоже выполнили на гражданке разряд КМС, но по лёгкой атлетике. Спортсмены, рассказывая друг другу байки из своей ещё гражданской жизни, поужинали остатками домашней пищи. На ночь улеглись, как могли, там же, в зале — на матах.

Первое утро в армии выдалось пасмурным. Призывников вызвали в клуб части, в кабинет старшего тренера. Майор, сидя за столом и поглаживая свой круглый живот, объяснил, что служить они будут в спортивной роте, которая здесь так и называется — подразделение майора Литвиненко. Спортрота располагается на последнем, четвёртом этаже казармы батальона обеспечения. В подвале и на чердаке здания тоже есть спортзалы, где в основном тренируются борцы и боксёры. Главный спортсмен части важно сообщил, что окончил в своё время военный факультет Ленинградского института физической культуры им. П. Ф. Лесгафта, является мастером спорта по вольной борьбе, и целых два года он будет из них делать нормальных военных спортсменов, а не сопливых гражданских физкультурников. В конце короткой лекции добавил, что выступать придётся за училище и округ не только по своим видам спорта, но и по военному троеборью: бег на три километра, стрельба и метание гранат. А пока до присяги им необходимо будет пройти курс молодого бойца в батальоне обеспечения, где они и будут постоянно приписаны по штату военного училища. После чего майор сам лично привёл их в казарму и радостно представил прапорщику, старшине роты:

— Вот мои засранцы-бегунцы! Отдаю до присяги, комбат знает.

Кантемиров тут же хотел сказать, что он, во-первых, не засранец, а во-вторых, совсем не «бегунец», а КМС по боксу. Но решил пока молчать и разбираться, что к чему. Почувствовать, так сказать, атмосферу солдатской жизни и её дух. Прочувствовал. Но немного позже. Особенно дух...

Старшина спросил размер обуви, на глаз прикинул одежду и повел в баню, вернее в душ с едва тёплой водой, а сам отправился на вещевой склад за формой. В предбаннике призывники оставили свою гражданскую одежду, которую тут же осмотрел с брезгливым видом местный солдат-банщик. Помылись быстро, хотя на троих был всего один кусок мыла.

Странно, но вся новая военная форма и обувь хорошо подошли призывникам, хотя Тимур слышал, что в начале службы всем выдают на размер больше. Прапорщик привёл всех в казарму и выдал каждому по паре чёрных погон, петличек, нитки и иголки. Затем вызвал дежурного по роте и приказал отвести пополнение в бытовку и научить молодых солдат оборудовать форму. Дежурный представился младшим сержантом Смирновым и сказал:

— Показываю только один раз.

Взял ХБ (повседневная форма) у одного из молодых солдат и быстро пришил только с одной стороны погон и петличку. Затем остальные уже сами на этом наглядном примере, исколов все пальцы, оборудовали свою форму. После обеда собрали всех призывников в ленинской комнате и приказали учить устав. А перед ужином на плацу прошли занятия по строевой подготовке. Пока учились стойке смирно и вольно, а также отдаче чести старшим по званию.

Это уже была настоящая воинская служба. В общем и целом, первый день в армии прошёл хорошо. Вот только непонятное предчувствие опасности никак не покидало призывника Кантемирова...

* * *

Наступила вечерняя поверка перед отбоем. В одной огромной казарме размещался весь батальон обеспечения. Спальное помещение было просторным, двухъярусные кровати стояли вдоль стен и окон, освободив середину зала, где и построили новобранцев. Молодой солдат оказался в строю самый низким по росту и самым худым, поэтому стоял крайним слева.

Надо было, услышав свою фамилию, громко ответить: «Я!» Перед службой Тимуру говорили и про лычки, и про звания, но он их особо не запоминал, просто знал, что все солдаты с лычками — это сержанты. Боксёр ещё с гражданки твёрдо знал, что сержантов бить никак нельзя. Сержант с двумя лычками, дежурный по роте, зачитывал список, а второй, высокий и сутулый с прыщавым лицом и с одной лычкой на погоне, ходил за спинами строя и ударял каждого отвечающего сапогом под колено. Это занятие доставляло прыщавому большую радость. Когда молодой боец приседал от удара, он громко ржал и повторял:

— Не нарушать строй, солдат.

Было видно, что младшему сержанту Смирнову, зачитывающему список подразделения, эти действия сослуживца не очень-то и нравятся. Но дежурный по роте промолчал и дочитал список до конца. Последовала команда «Отбой!», солдаты начали быстро снимать сапоги и форму. Прыщавый вдруг схватил Тимура за шиворот:

— Здесь стой!

И обратился к дежурному:

— Я заберу этого салабона в каптёрку, пусть сапоги дедам почистит, пока они в ленкомнате телик смотрят.

Младший сержант только кивнул. Вдвоём с прыщавым зашли в небольшую комнату, где во всю стену висели шинели и бушлаты, а сверху были установлены закрытые стеллажи. На полу лежали тюки с бельём. Пахло мылом и молью. Ближе к окну стоял стол со стульями, в углу комнаты — огромный металлический сейф. Призывник с интересом огляделся. Вроде эту комнату с запахом мыла он где-то видел? Солдат с одной лычкой на погоне прервал размышления призывника и спросил:

— Знаешь, кто я? — И сам же важно ответил: — Я каптёр, меня зовут Станислав Нетребко. А это моя каптёрка, — с довольным видом обвёл руками вокруг. — А ты просто салабон. И звать тебя — никак. И сейчас нам будешь сапоги чистить.

Тимур только пожал плечами. Ещё с гражданки знал, что первые полгода службы ему придётся подшивать подворотнички и начищать сапоги дедам. И это в армии — нормально. Не западло. Каптёр вытащил из стеллажа щётку и металлическую банку ваксы и показал на три пары сапог в углу каптёрки. Затем, немного подумав, снял свои сапоги и поставил рядом. Сам обул резиновые тапочки.

— Умеешь чистить сапоги?

Тимур кивнул, хотя ему никто и никогда не показывал, как надо начищать сапоги. Отец учил только наматывать портянки. Длинный заржал.

— Вот и началась твоя служба, солдат. Чтобы через полчаса блестели, как у кота яйца. Я захожу в каптёрку, и мои глаза слепнут от блеска моих сапог. Всё понял, салабон?

Каптёр вытащил из ящика стола мыло, зубную щётку и пасту, захватил полотенце, перекинул через плечо и вышел. Молодой солдат только вздохнул и, логично рассуждая, что чем больше он намажет ваксы на сапог, тем он будет ярче блестеть, сел на тюк с бельём и принялся с усердием, не жалея ваксы, выполнять своё первое поручение. Он уже почти закончил, оставался только один сапог. Но и вакса в банке также быстро подошла к концу. Тимур принялся терпеливо ждать каптёра, чтобы попросить ещё одну банку. Через некоторое время он вошёл с мокрой головой и с зубной щёткой в зубах:

— Встань с белья, чмошник. Расселся тут своим грязным задом. Где сапоги?

Тимур показал рукой на выстроенные для наглядности в ряд сапоги и пустую банку ваксы.

— Ты чё наделал?! Где вакса, нах? Всю банку истратил!

Каптёр схватил за голенище начищенный сапог, потряс прямо перед лицом призывника и неожиданно заехал этим сапогом Тимура по щеке.

- Оборзел вконец, салабон. Упал — отжался!

Тимур провёл рукой по измазанному лицу, посмотрел на следы ваксы на пальцах, встал, сделал шаг к каптёру и спокойно сказал:

— Я не салабон.

Сделал ещё один шаг, приблизился на расстояние удара и спокойно спросил:

— А вот вы, товарищ каптёр, — сержант?

У каптёра вытянулось лицо, прыщи стали ещё крупней.

— Я — ефрейтор! Солдат, я не понял, я тебе чё, нах, сказал: «Упал — отжался».

— Так ты ефрейтор? А мне все пацаны говорили: «Сержантов не бить...» И про ефрейторов никто и слова не сказал.

И Тимур спокойно, как на тренировках по груше, чётко провёл двоечку: левой в челюсть сбоку, правой в челюсть снизу. Челюсть каптёра только дважды щёлкнула в ответ, а сам хозяин этой жизненно важной части головы начал медленно, удивлённо глядя на своего оппонента, спадать на тюки с бельём...

«Вот и ладушки, — подумал боксёр, аккуратно прикрывая за собой дверь каптёрки. — Всё по чесноку. Один на один. А не надо было бить сапогом по лицу». И сразу пошёл в умывальную комнату. Из кранов текла только холодная вода, солдат тщетно пытался смыть следы чёрной ваксы, но только размазывал по лицу. Вспомнив, что в его тумбочке есть мыло, тихонько прошёл в угол расположения к своей кровати. Со стороны каптёрки послышался шум. Тимур в темноте сквозь двойной ряд металлических кроватей увидел, как двое бойцов провели третьего к выходу. «Может, каптёра? — прикинул спортсмен. — Делов-то, блин. Подумаешь, в челюсть получил. Вон, в холодную водичку окунули бы, и все дела...»

С мылом вакса оттёрлась. Призывник заодно сполоснул зубы, затем разделся, запрыгнул на второй ярус и укрылся одеялом. Новобранец только задремал в свою вторую армейскую ночь, как снизу, с первого яруса, почувствовал удар ногой по спине через кровать и матрас. Тимур подскочил и сел. У кровати стоял здоровый солдат с усами и тремя лычками на погонах.

— Прыгай вниз! Быстро оделся и бегом в каптёрку. Минуту даю. Время пошло.

Когда Кантемиров зашёл в каптёрку, там было уже трое: один, самый здоровый, с одной сплошной широкой лычкой, сидел за столом, второй, чернявый и с горбатым носом, прислонился к стеллажам у окна сбоку. Тот, который разбудил пинком, оказался сзади призывника. Каптёра в комнате не было. Тимур оглянулся и только сейчас заметил, что последний был рыжий, даже усы были ярко рыжими. Усатые были все трое. У здоровяка за столом усы немного свисали. А у кавказца были чёрные и пушистые.

«Хохол, рыжий и кавказец. Верняк — все сержанты. Да уж, попал в компанию» — прикинул молодой солдат. Сержант с широкой лычкой посмотрел на рядового с криво пришитыми погонами и медленно произнёс:

— Я замкомвзвода старший сержант Шевченко. А как тебя звать, я даже спрашивать не буду. Потому что ты — салабон. И ты поднял руку на старшего по званию. Ты с первых дней в моём взводе сделал большую ошибку, боец. И тебе пришёл — пиздец!

Стоявший у окна кавказец кивнул и ухмыльнулся. А поселковский парнишка понял, что его сейчас будут банально бить втроём прямо здесь, в каптёрке. И эта экзекуция для местных сержантов — дело будничное и простое. Боксёр прикинул, что окружён с трёх сторон в тесной комнате противниками явно здоровее его. Что он сможет сделать со своими сорока восьми килограммами против трёх здоровяков в ограниченном пространстве? Да и запаса по времени у него уже не было. Опыт поселковских драк подсказывал, что не стоит даже дёргаться. Надо будет просто после первых же ударов постараться упасть на тюки с бельём. Призывник тяжело вздохнул, посмотрел на сложенное постельное бельё, перевёл взгляд на собеседника и постарался также спокойно ответить сержанту:

— А может, один на один? С любым из вас?

Кавказец оторвался от стены и сделал шаг вперёд.

— Мыкола, сматри какиэ призывники борзые пашли, нах. Адын на адын сэржанту прэдлагаэт.

И коротко, без замаха, ударил Тимура сапогом в живот. Резко перехватило дух, в глазах тут же потемнело. Тимур согнулся, развернулся на месте и смог упасть на тюк лицом вниз. Рыжий подскочил ближе, приподнял его за шиворот и отпустил ударом кулака сзади по печени. Кавказец с разворота добавил пяткой в бок. Старший сержант так и остался сидеть за столом, только быстро сказал:

— По голове не бить!

Уже лежачего, пинали ещё с минуту. Парень чувствовал, что бьют вполсилы, без злобы. На посёлке бывало и жестче. Хотя удары сапогами по бокам были резкие и больно отдавались по всему телу. Замкомвзвода поднялся из-за стола.

— Всё, харэ, хлопцы. Поднимите салабона, погутарим трошки.

Солдата резко приподняли (всего-то сорок восемь кг) и усадили на стул. Кантемиров пошатнулся, удержался, упёрся спиной о спинку стула, вытянул согнутые ноги как в перерыве между раундами и часто задышал. Дыхание пришло в норму, но бока сильно болели. «Дня два буду отходить, если не больше, — про себя прикинул боксёр. — Ну, падлы, поймать бы вас по одному на посёлке...»

Шевченко вышел из-за стола, схватил правой рукой рядового за грудки, приподнял и спокойно спросил:

— Ну шо, душара, всё уразумел? Шо, гутарить бум старшему по званию?

Младший по званию посмотрел старшему сержанту в глаза и ответил:

— А то ты сам не знаешь, что я про вас всех сейчас думаю?

Здоровяк только улыбнулся.

— Тю-ю, який борзый хлопец! — И вдруг сказал на чистом русском: — А что, молодой человек, разве мы с вами уже перешли на «ты»?

Поставил Тимура на место, одернул его форму, сделал шаг назад и резко, кулаком правой, со всего размаху ударил его в грудь. Стоявший сзади Рыжий только успел отскочить. Тимур пролетел пару метров, остановился спиной и затылком об сейф и, отключившись, медленно съехал на пол.

Кавказец только сказал:

— Бах, Мыкола! Так и в дысбат можем загрэмэть. Пакалэчишь пацана.

— Такие, блин, живучие, — ответил старший сержант. — Это за земляка моего, за каптёра. Кстати, где он? Ушёл в санчасть и исчез.

И попросил Рыжего:

— Сходи, узнай там, куда он пропал. Рыжий, выходя из каптёрки, отчётливо произнёс:

— Да чмошник твой зёма, в натуре. Гнать такого с каптёрки надо!

Замкомвзвода только тяжело вздохнул, взял графин со стола, набрал в ладошку воды и пару раз плеснул на лицо лежащего солдата. Тимур фыркнул, открыл глаза, перевернулся на живот, вытер рукавом лицо и так остался лежать. Он понимал, что больше уже бить не будут, но так просто не хотел сдаваться. Кавказец снял с вешалки бушлат и сунул пацану под голову. Прошло минут десять, молодой человек полностью пришёл в себя, только сильно болела грудь и немного кружилась голова. Призывник привстал, уселся спиной к сейфу и обвёл взглядом всех присутствующих. Где-то он уже видел эту картину? Хохол спросил:

— Очухался, призывник? Смотри, кому заложишь — мы тебя до своего дембеля чмырить будем. Усекаешь политику партии и правительства? Чего молчишь, салабон?

Новобранец впервые услышал слово «чмырить», но понимал, что оно ничего хорошего для него не сулит. Посмотрел снизу на старшего сержанта и тихо ответил:

— Закладывать — западло.

Тут Шевченко впервые улыбнулся.

— Правильно мыслишь, хлопчик. Вот только в моём взводе больше борзеть не надо.

В каптёрку быстро вошёл взволнованный Рыжий.

— Пиздец, бойцы! ЧП в роте. Дух каптёру челюсть сломал. В двух местах. В санчасти его оставили.

Замкомвзвода удивлённо посмотрел на своего нового подчинённого.

—А с виду не скажешь. Хотя земляку ещё на гражданке челюсть ломали. Сам рассказывал. Видно, дух добавил. Как смог-то, солдат? Каптёр-то здоровей тебя будет.

Тимур встал. Сильно болели бока, и ныла грудь. Но голова пришла в порядок, только во рту всё пересохло. Подошёл к столу, налил себе из графина воды в стакан, залпом выпил и коротко сказал:

— Бокс. КМС.

Старший сержант удивлённо посмотрел на рядового:

— Вот это звиздец! Приплыли. Так это ты, салабон, будешь после присяги в спортроте служить? А почему старшина сегодня только про бегунов сказал? Чего молчал, что боксёр?

Солдат пожал плечами.

— Так никто и не спрашивал. Я же предложил один на один махнуться. Так нет, сразу пиздить начали.

Молчавший до этого Рыжий вдруг протянул руку и сказал:

— Обиды не держи на нас, сам виноват. Как ты ещё из этого говна выкарабкаешься — вот вопрос. Меня Андреем зовут, замкомвзвода — Николай, — показал на кавказца, — а это Георгий.

Тимур представился сам и пожал всем руки. Шевченко опять сел за стол, вытащил снизу огромный кофейник и протянул Кантемирову.

— Всё нормально? Идти сможешь? Иди, умойся и воды набери.

Когда солдат ушёл, Николай обвёл всех тяжёлым взглядом, вздохнул и сказал:

— Мало того, что ЧП в роте, так нам сейчас только разборок с боксёрами не хватало. Они же за своего по-любому впишутся. Гришаня, друг, не в службу, подымись в спортроту, позови Рината на чай. Скажи — я зову. Объясни, что к нам в роту непонятный боксёр попал. Проблемы у него и у нас.

Георгий только улыбнулся, кивнул, взял пилотку и вышел из каптёрки. Рыжий Андрей спросил у Хохла:

— А с зёмой своим, что делать будешь? Говорили же тебе, гнилой он. После сломанной челюсти верняк стуканёт замполиту. Дух-то, кажись, нормальный пацанчик, правильно держится.

Шевченко опять вздохнул.

— Со спортсменами перетрём, пусть сначала пацана пробьют. Кто его знает, что за боксёр такой? Хотя Стасика он, видимо, знатно зацепил. Андрей, у нас булочки остались?

Зашёл Тимур с кофейником. Николай подключил электроприбор, затем открыл сейф, вытащил банку сгущёнки. Андрей принёс кулёк с булочками. Тимура постоянно мучила жажда, есть не хотелось. И клонило ко сну, время было уже к полуночи. Послышались шаги, и в каптёрку вошёл вначале Георгий, за ним невысокий черноволосый крепыш в кедах и синем спортивном костюме. Последним, можно сказать, вплыл, наклонив голову вперёд, громадный парень, стриженный наголо. Одет он был в солдатские штаны и майку, на ногах простые резиновые тапки, но руки были перетянуты боксёрскими бинтами. Великан был весь в поту и тяжело дышал. В каптёрке сразу стало тесно.

«Этот — больше, чем тяж», — едва взглянув, Тимур прикинул вес боксёра.

Гости по очереди поздоровались и обнялись с сержантами. Затем спортсмен в гражданке взглянул на Тимура и сказал сержантам:

— Отрываете нас от тренировок. Скоро чемпионат округа, а вы тут чаи с булочками гоняете. Ещё бы нам картофан предложили. Этот, что ли, боксёр? Чёта ни хрена не похож. «Мухач», что ли? Откуда сам будешь? Почему здесь? Почему сидим перед старшим по званию?

Вопросы сыпались один за другим. Спортсмен замолчал. Молодой солдат так и сидел на корточках между сейфом и стеллажами. Поднялся, вышел в центр комнаты и сказал:

— Я с области, с шахтёрских посёлков. Зовут Тимур Кантемиров, КМС до сорока восьми килограмм. Вчера в зале взвешивался, уже был сорок девять.

— Местная шахтёрская школа бокса, — улыбнулся спортсмен. — А как там Вершок поживает?

— Витя Вершков этой зимой победил кубинца в финале в Болгарии и стал международником (мастер спорта международного класса).

Спортсмен обернулся к здоровяку, который за столом уплетал булочки со сгущёнкой, и коротко сказал:

— Свой!

Затем протянул руку Тимуру:

— Меня зовут Ринат, я из Караганды. Малыша нашего Олегом кличут. Москвич он. Ну, здорово, боксёр!

И крепко обнял Тимура. А тот только успел охнуть. Ринат опустил руки и отошёл от солдата.

— Что с тобой? А ну, расстёгивай гимнастёрку. Снимай майку. Быстро, я сказал, салабон.

Тимур с трудом, медленно снял куртку, майку и остался в одних армейских штанах. Вся грудь, левый бок и спина покрылись красными пятнами от ударов сапогами. Боксёр спортроты привычно осмотрел следы от ударов, затем медленно повернулся к замкомвзвода Николаю и тихо спросил:

— Что за дела, Старый? Это — мой салабон. Это я должен ему «фанеру гнуть». Какого хрена?

Затем резко притянул ладонью за шею молодого солдата к себе и, глядя прямо в глаза, быстро сказал:

— Говори, кто бил? Тимур, если ты мне сейчас начнёшь пиздеть, что ты упал с верхнего яруса кровати прямо на табурет, я тебе нос сломаю. Веришь — нет? Кто из этих сержантов тебя бил?

Всем было видно, как сильно разозлился Ринат. Здоровяк Олег тут же отодвинул стакан с чаем и развернулся на табурете к оппонентам. В тесной каптёрке образовался явный паритет — трое боксёров спортроты против трёх сержантов батальона обеспечения... Кто кого? Тимур обвёл всех взглядом, выдохнул и медленно произнёс:

— Я сегодня ночью во сне упал с верхней кровати прямо на табурет. Ударился сильно. Ничего не сломал. Завтра всё пройдёт.

А Ринат ладонью хлопнул молодого солдата по спине.

— Наш человек! Микола, ну что тут у вас случилось? Давай, Старина, колись.

— Пусть твой боксёр сам всё и расскажет. Молчит как партизан. Представляешь, один на один с нами биться предложил. Ну и поучили его немного жизни армейской. Ринат, он нашему каптёру челюсть сломал. В санчасти сейчас лежит.

Вновь уплетающий булочки москвич Олег усмехнулся и посмотрел на Тимура.

— Вот это уже по-нашему. Давай, говори, что и как было с каптёром? Завтра будешь офицерам лапшу на уши вешать.

Тимур медленно оделся, вздохнул и начал объяснять:

— Каптёр Станислав привёл меня сюда, дал банку ваксы и щётку, показал на сапоги и сказал — надо начистить так, чтобы блестели, как у кота яйца.

Рыжий Андрей тут же нетерпеливо перебил:

— Ну и что тут такого? За что ты ему челюсть-то вывернул?

Ринат прыжком уселся на стол и поднял руку.

— Подожди, кореш! Пусть дальше сам говорит.

Тимур продолжил:

— Банки ваксы только на три пары и один сапог хватило, последний я не успел. Каптёр пришёл, обозлился за ваксу и мне по лицу сапогом заехал. Всю щеку и глаз измазал. Ну, я ему вполсилы «двоечку» в челюсть и отработал.

Тут замкомвзвода посмотрел на своего подчинённого и спросил:

— Подожди, салабон. Не трынди так быстро. Почему четыре пары сапог? Нас же только трое дедов в роте? Откуда четвёртая пара взялась?

Салабон недоуменно пожал плечами.

— Так каптёр свои сапоги снял и в один ряд поставил, а сам в тапках мыться пошёл.

Ринат звонко хлопнул себя по ляжкам и рассмеялся на всю каптёрку.

— Ну, ни фига себе, Старый! Твои молодые уже дают духам свои сапоги чистить и сами же за это в челюсть получают. Что в вашей роте творится, товарищи сержанты? Да у вас тут молодые всей ротой управляют?

Все в каптёрке враз замолчали. Тимур увидел, что слова спортсмена по-настоящему задели сержантов роты. Все трое стояли понурые и недобро переглядывались. Ринат тоже заметил, что немного перегнул.

— Ладно, кореша! Проехали. Сами у себя в роте разберётесь. Давайте сейчас прикинем, что с салабоном делать.

Спортсмен повернулся к рядовому:

— Понимаешь, ты ударил и сломал челюсть ефрейтору, то есть старшему по званию. А это даже не залёт. Это — дисбат! Попал ты по-крупному, Тимурка.

— Так он ещё присяги не принял, — перебил старший сержант. — И в дисбат никак не попадёт.

— Тогда — уголовное дело. И что ещё будет хуже, хрен его знает, — ответил задумчиво боксёр спортроты.

Рядовой Кантемиров устало присел на тюк с бельём, слушал старших и ничего не понимал. Мысли вихрем крутились в голове: «Как же так! Каптёр же первый начал бить меня сапогом по лицу. И не мог я знать, что этому Станиславу уже ломали челюсть на гражданке». Правильно говорил тренер: «Пацаны, берегите честь и челюсть смолоду». Молодой боксёр хорошо знал, что стоит всего один раз сломать человеку челюсть, как потом будет очень легко повторить у него этот перелом. Тимур нутром чувствовал, что только Ринат с Олегом могут ему реально помочь, и с надеждой смотрел на обоих. Но все молчали и только с тоской в глазах рассматривали молодого солдата. Каждый примерял себя к дальнейшей судьбе Тимура. Тут Ринат соскочил со стола, жестом поднял его и спросил:

— Слышь, боксёр, а на ринге тебе, случаем, бровь не рассекали?

Тимур отрицательно покачал головой.

— Вес же лёгкий. Удары слабей. И бровь не рассекали ни разу, и нос с челюстью не ломали. Обошлось.

Ринат улыбнулся и обвёл всех взглядом.

— И это замечательно. Они оба подрались в каптёрке. А первый, конечно, ударил ваш каптёр. Примерно вот так!

И Ринат вдруг резко правой сбоку заехал Тимуру прямо в глаз. В голове вспыхнуло и загудело. Боксёр качнулся, сделал шаг назад, но устоял. Левый глаз стал видеть только лампочку на потолке. Тимур опять опустился на тюки и замотал головой, ничего не понимая. Тут замкомвзвода задумчиво произнёс:

— Так, Ринат, пока усекаю твою мысль. А дальше-то что? Челюсть сломана у каптёра, а не у салабона?

— А призывник никого и не бил, — сказал Ринат. — Он только отталкивался и пытался убежать от вконец озверевшего каптёра, который уже пинал его вовсю ногами. И следы от сапог остались на теле молодого солдата...

Тут все, и даже Тимур, заулыбались. Вконец озверевшим Стасика никто из присутствующих даже представить себе не мог. А вот образ лежащего в санчасти с перебинтованной головой каптёра почему-то легко представлялся всем. Николай только покачал головой.

— Что будем делать со сломанной челюстью?

Ринат успокоил:

— Не ссыте кипятком, коллеги деды. Объясняю на раз: салабон отчаянно пытается выбраться из каптёрки и сильно толкает каптёра в грудь. Каптёр падает и ударяется головой, а конкретно челюстью, об этот красивый металлический шкафчик, — и махнул рукой в сторону сейфа. — Картина маслом! Челюсть у него была уже сломана на гражданке. Много не надо. Все поняли?

И повернулся к Тимуру.

— Слушай внимательно: никаких сержантских сапог не было, ты поссорился с каптёром, он тебя ударил первым и начал пинать. А ты просто хотел убежать из каптёрки. Никаких ударов с твоей стороны. Только толкнул и ушёл. Всё усекаешь, боец?

Тимур кивнул. Спортсмен перевёл взгляд на сержантов.

— А каптёр, братаны, это будет ваша проблема! Базарьте с ним сами, как хотите. Но если он, чмошник, нашего боксёра заложит... — боксёр недобро ухмыльнулся. — Думаю, не надо вам говорить, что мы с ним будем делать примерно раз в неделю. Для начала зачмырим и нассым в сапоги. Затем...

— Я всё понял. Сам с ним погутарю, — перебил Николай, встал из-за стола и подошёл к Ринату. — Мой земляк — мой косяк! Никуда он, на хрен, не денется. Так всё и будет. Я сказал.

— Лады, Микола. Слышь, Старый, я заберу у тебя духа на часок? Сам обратно приведу. Надо ещё раз проинструктировать на завтра. Про жизнь нашу, армейскую, расскажу. Да и просто послушаем его за гражданку и новости боксёрские.

Замкомвзвода только кивнул. На выходе из каптёрки Тимур посмотрел на старшего сержанта и сказал:

— Дуже дякую, добра людына.

У Хохла вытянулось лицо.

— Звидкиля знаеш мою ридну мову?

Призывник улыбнулся и ответил:

— В наших посёлках много украинцев живет. Ещё перед войной по комсомольским путёвкам приехали из Донбасса уральские шахты поднимать. Вот и остались, уже дети выросли. У отца соседи по гаражу — одни украинцы. А у меня друг по технарю — Вовка Андросенко. А сосед по лестничной площадке — Лёнька Понамарчук. Вот так и живём!

Николай только развёл руками.

— Значит, ты мой зёма с Урала будешь!

Все в каптёрке сразу расслабились и рассмеялись. Для всех участников этой встречи появился план выхода из этой ситуёвины. И возможно — без особых потерь...

* * *

Втроём со спортсменами Тимур поднялся на последний этаж казармы, который представлял из себя высокий чердак, переоборудованный в спортзал. Повсюду висели боксёрские мешки и груши, в одном углу стоял ринг, а в противоположном были сложены в квадрат маты. Пахло кожей и потом. Тимур перешагнул порог, остановился и вдохнул до боли знакомый запах... Семь лет в боксе — это вам не фунт изюма скушать...

И вдруг у молодого человека после пережитых волнений защипало в глазах, особенно в левом, который уже начал заплывать. Боксёр, сделав вид, что дотронулся до побитого глаза, быстро смахнул слезу. Сзади в спину легонько подтолкнул Олег.

— Да проходи ты, не стесняйся.

— Давай-давай, комсомолец и спортсмен, — добавил, улыбаясь, Ринат. — Родной запах почуял? Сдаётся мне, что ты, Тимур, ещё пару лет в спортзал точно не зайдёшь.

Они прошли в дальний угол, и попали в небольшую комнату, где тоже стояли стол, стулья и небольшой металлический сейф. Но здесь по стенам висели боксёрские перчатки, лапы, скакалки, борцовские куртки и другая спортивная форма. Олег с усмешкой сказал:

— А вот это — наша каптёрка. Присаживайся, сейчас чай организуем.

И так же, как в роте, достал из-под стола электрический чайник, а из сейфа — кружки, ложки, чай в пачке и сахар. Олег на правах хозяина сам пошёл за водой, а Ринат снова уселся прямо на стол.

— Вот сейчас, Тимур, очень внимательно слушай. А потом чаи погоняем, и ты расскажешь нам все новости из боксёрского мира. Олег принёс чайник, подключил и сел за стол. Ринат продолжил:

— Смотри, Тимур, после вечерней проверки ты поругался с каптёром. Кстати, а как ты с ним поссорился?

— Так он ходил и всех молодых в строю сзади по ногам пинал.

— Вот чмошник! — воскликнул Олег. — Только и может сзади салабона ткнуть.

— Подожди, братан, — Ринат опять поднял руку. — Об этом чмыре отдельный базар будет, без Тимура. Так, дальше: каптёр тебя пинает по ногам, ты ему вежливо — запомни, Тимур, — вежливо делаешь замечание. Он тебя хватает и затаскивает в каптёрку, где тут же без слов бьёт тебя в глаз. Кстати, покажи глаз.

Ринат спрыгнул со стола, подвёл Тимура ближе к настольной лампе и оценил свою работу.

— Так, хорошо. В глаза смотреть, салабон! Очень хорошо. Завтра классный синяк будет. Голова не болит?

Тимур вздохнул и посмотрел на боксёра.

— Нет. Плохо вижу только. Да не впервой фингалы получать.

— И то верно, Тимур, — Ринат поднял палец. — Всё для дела, всё для пользы и всё для тебя стараемся. Ещё отблагодаришь потом, на гражданке. Верняк, пересечёмся где-нибудь, если Аллах даст. Дальше пошли: после удара каптёр тебя несколько раз бьёт ногами по корпусу. Тебе удаётся встать, ты толкаешь — запомни, Тимур — только толкаешь каптёра в грудь, он падает в сторону сейфа, а ты убегаешь. Всё! Завтра утром тебя сначала ротный будет спрашивать, пару раз скажи, что ничего не было, ничего не знаешь про каптёра. А потом офицер на тебя насядет. Не бойся, этот бить точно не будет. Может только за шкварник схватить и потрясти немного. Может спиной к стене приложить. Это он любит. Вот тогда и расколись и объясни ротному, как мы договорились. А потом всё повторишь замполиту. А с батей мы сами поговорим. Всё усёк, боец Тимурка?

Тимур слушал внимательно и спросил:

— А зачем мудрить так: вначале молчать, а потом колоться? А кто такой батя?

Олег уже разливал чай по кружкам.

— Батя — это майор Литвиненко, который тебя привёз. А мудрить, как ты сказал, надо. Пусть ротный думает, что сам тебя расколол. Правдивей будет.

— Нормально продумано, — Тимур улыбнулся. — Что, товарищи спортсмены, уже приходилось самим отмазываться?

— Было дело, потом расскажем, — Ринат опять махнул рукой. — Теперь службу просекай: в нашей армии четыре периода службы по шесть месяцев. Первый период в нашей части включает духов и салабонов. Салабон — это ты, Тимур. Все салабоны сейчас находятся в карантине в отдельном взводе вашей роты, это наподобие отстойника для обкатки новобранцев. Там за полтора месяца они проходят курс молодого бойца: учат уставы, осваивают строевой шаг, бегут кросс и стреляют три выстрела из автомата Калашникова. В конце этого курса принимается присяга, и салабоны становятся духами. Тимур, это самая бесправная категория в армии, на которой лежит вся грязная работа по службе. Духи заправляют дедам кровати, подшивают ХБ или ПШ и чистят их сапоги. Но только старослужащим. За духами смотрят молодые, которые уже отслужили полгода. Некоторые из них становятся ефрейторами и младшими сержантами. Молодые напрямую воспитывают духов и обучают их службе. После года службы ты уже черпак. Черпаки живут почти без напрягов и только следят за молодыми. Последние полгода службы — деды. Это самая полновластная структура! Если дедам что-нибудь не нравится в поведении духов, они сами об них редко когда руки марают. Деды вставляют черпакам, а те уже через молодых разбираются с духами. Иначе говоря, военнослужащий имеет тем больше прав и тем меньше обязанностей, чем больше он служит. Как говорится: «Полгода — бегом, полгода — пешком, полгода — сидя, полгода — лёжа».

Ринат уже ходил по каптёрке.

— Твой случай, Тимур, исключение из общих правил. Ты не только оказался борзым духом, но и принёс ЧП в роту. С завтрашнего дня плохо будет всем: перечисленным солдатам, сержантам и даже офицерам роты. Поэтому деды решили сами разобраться с тобой. Главное сейчас, Тимур, под уголовное дело не попасть. ЧП в батальоне никому не нужно. И если всё пройдёт, как мы договорились, считай, что тебе крупно повезло в жизни. Дело замнут, а тебя, скорей всего, отправят служить в другую часть.

Олег уже разлил чай по кружкам и вдруг сказал, улыбаясь:

— Остывает. Ну, вот надо же, блин! Я, черпак, и чай салабону наливаю. Кто бы мог подумать.

Ринат рассмеялся.

— Смотри, Тимур, потом в войсках не хвастайся тем, что только для тебя дед с черпаком стол накрывали. Никто не поймёт. Всё понял про службу?

Тимур кивнул, глотнул крепкого чая и спросил старослужащих:

— А кто такой ЧМО? И что означает «чмырить»?

— Как бы тебе, прослужившему всего один день популярно объяснить-то? — Ринат задумчиво застыл с кружкой в руке. — ЧМО — это человек морально опущенный.

— Как на зоне, что ли?

— Это — крайняк! Чмошник, он же чухан, он же чмырь, он же чушок — это небритый, немытый солдат в грязной форме, постоянно вкалывающий за других. Всегда готовый питаться объедками и вечно в нарядах. Чмошник после первого же тычка валится на пол и плачет. В войсках бытует мнение, что в армии чмошники в основном получаются из москвичей или интеллигентов. Вот сидит за столом простой паренёк Олежка родом из города-героя Москвы, между прочим — столицы нашей Родины. Тимур, ты можешь про него сказать, что он ЧМО?

Тимур с интересом взглянул на живой пример градации солдат в Советской Армии. Москвич Олег только задумчиво разглядывая свои кулаки на столе размером с электрический чайник. Тимур быстро прикинул силу удара этого «простого паренька», помноженную на технику боксёра, и тут же отрицательно закачал головой.

— Продолжаем дальше наши сравнения! — Ринат вновь заходил по комнате. — Твой заместитель командира взвода старший сержант Николай Шевченко до армии, у себя на Украине окончил сельскохозяйственный институт. А я вот закончил педагогический. Да, Тимур, нам уже за двадцать лет. И мы служим только полтора года. Так получилось! Мы с ним друзья и вроде как местная «интеллиххенция», понимаешь. А тебя мы просто на понт брали. И ты — молоток! Вот и ответь нам теперь, правильный боец Тимурка, мы с твоим замкомвзвода похожи на чушков или чмырей?

— Совсем не похожи! — бодро сказал Тимур и подумал: «Так вот откуда привычка руку поднимать и лекцию читать. Наверное, Ринат после армии тренером или учителем физкультуры будет».

— И это правильно, солдат! В каждом человеке должен быть стержень. Каждый солдат должен уважать сам себя. И не важно, откуда ты родом: из Москвы, Украины, Казахстана или других мест. Если есть у тебя стержень, значит ты бурый, или пофигист. Если нет стержня — ты ЧМО. Если просто половинка на половинку - ты середнячок.

Ринат промочил горло чаем и продолжил:

— Теперь на твоём примере: был бы ты сегодня простой салабон, совсем не боксёр, вышел бы из каптёрки, размазывая ваксу и слёзы на лице — первый маленький шажок стать чмырём. Побежал бы жаловаться офицерам — большой шаг буквально через день оказаться чуханом. Видишь, Тимур, как легко зачмыреть в армии?

— Закладывать — западло, — молодой солдат повторил прописную истину.

— Верной дорогой идёшь, товарищ! Но это не означает, что ты в дальнейшей службе должен ломать челюсти направо и налево. Бить — в самом крайнем случае. Особенно старшего по сроку службы и званию. Старший всегда прав! В нашем случае каптёр оказался совсем не прав, приписав себе привилегии дедов. А со своим периодом службы — только ответ ударом на удар. У тебя это хорошо получается. Слабых не обижать, ткнуть лишний раз чухана и без тебя найдутся охотники. Поверь на слово. Хотя бы этим себя не унижай. Да и вписываться лишний раз за чмыря тоже не стоит. Всё понял?

Тимур кивнул головой. Ринат допил чай.

— Дальше поехали! Тимур, всегда следи за своей формой. Форма должна быть всегда чистой и выглаженной, где бы ты ни был. На грязных работах дают подменку. В армии всегда встречают по одёжке. А уж провожают по такой одёжке! Ладно, это тебе ещё рано знать. Солдат, меньше спи и меньше ешь, но форму свою постирай, высуши и погладь. Особенно береги ноги: сапоги и портянки должны быть всегда сухие. Усёк, боец? Дальше: не ищи лёгкой службы, но если есть возможность сачкануть — вальтуй! Никогда не ешь в одиночку или «спрятавшись под одеялом». Делись со всеми. Не ешь из грязной посуды или немытыми руками. Научись искусству быстрого поглощения пищи. Офицерам особо не доверяй, у них в армии свои задачи. Постарайся быстро запомнить должности и фамилии своих сержантов и офицеров. Присмотрись к их характерам, все мы люди разные. Никогда с ними не спорь! Вот такая, Тимурка, вкратце тебе наша армейская «се ля ви».

Тимур вздохнул. Он уже начал уставать от этой лекции. Но, в первый же день столкнувшись с суровой реальностью армейской жизни, молодой солдат Кантемиров хорошо понимал, что от усвоения этих азов службы зависит вся его дальнейшая судьба в армии. Вдруг в каптёрку один за другим зашли два совершенно одинаковых коренастых солдата. Тимур помотал головой и подумал, что от усталости и от удара Рината у него уже двоится в голове. Ринат с Олегом рассмеялись от произведённого эффекта. Один из вошедших улыбнулся и спросил:

— Этот, что ли, салабон каптёру челюсть сломал?

— Вот и полетела слава по батальону впереди нашего героя, — кивнул головой Ринат и повернулся к Тимуру. — Знакомься, это наши братья-дзюдоисты Хлебодаровы: Пётр и Павел. Оба КМС.

Тимур встал, представился и пожал борцам руки. Оба с одинаковой кошачьей грацией прошли к столу. И только сейчас Тимур заметил, что у одного было три лычки на погоне, а у второго только две. Один из братьев хлебнул предложенный чай и весело спросил:

— Боксёр, ну как там сейчас на гражданке?

Теперь пришла пора Тимуру рассказывать. Призывник поделился всеми новостями, которые знал сам и которые успел прочитать в спортивных газетах и журналах. Рассказал братьям-близнецам о борцах из области, с которыми часто пересекался на спортивной базе «Юность». Затем вспомнил свою историю о последних соревнованиях на всесоюзном турнире по боксу в Самарканде, где они вчетвером с Урала подрались на рынке с местными продавцами. В Самарканде одновременно проходил турнир по боксу имени местного лётчика, дважды Героя Советского Союза (фамилию Тимур уже подзабыл), и были выступления приезжего цирка. Боксёры, одетые в синие спортивные костюмы и старые красные боксёрки (высший шик в шахтёрских посёлках), пошли на рынок за дынями после вечерней тренировки. Вечером жара немного спала. Но всё равно в этом старом городе было душно и пыльно. Торговля уже закрывалась, часть лотков пустовали, а молодые торговцы стояли группами по три-пять человек. Из одной группы раздался смех, на боксёров стали показывать пальцами и обзывать клоунами. Тут Тимур встряхнулся, дотронулся до подбитого глаза и уже возбуждённо продолжил рассказ:

— Пацаны, я первый раз в жизни видел обдолбанных парней. Не пьяных, а именно обкуренных. Ладно бы просто смеялись и обзывали. Хрен с ними! Парни стали материться по-русски. А один из них, самый толстый, сказал, показывая на нас пальцем: «Пидарасы». Ну, кто из нормальных пацанов такое выдержит?

Олег с Ринатом и братья-борцы слушали внимательно и только покачали головой. Тимур ещё больше воодушевился:

— Были два международника — Витя Вершков и Петя Галкин (кстати, чемпион Союза), мастер спорта Серёга Рыжиков и я, самый лёгкий. Драки не хотели. В чужом городе, да ещё при такой жаре! Просто Вершок очень аккуратно ответил тому здоровяку на оскорбление. Узбек как стоял, так и медленно присел на жопу с удивлёнными глазами.

Боксёры с пониманием заулыбались. Ринат добавил:

— Вершок — классный боксёр, на сборах пересекались.

Тимур продолжил:

— Местные начали нас окружать, а из-под прилавков вдруг стала выскакивать подмога. Торговцы там уже спать ложились. Ну и понеслась карусель! Старшие втроём по кругу встали, а я по центру, чтобы со спины не прыгнули. Успели ещё где-то пятерых отщёлкать, как менты местные прикатили. Торговцы о чём-то погалдели с ними, нас в «луноход» — и в отдел, в цугундер. Но тренера быстро приехали. И наши, и организаторы турнира. Та ещё мафия, блин! В итоге договорились, что никакого дела не будет. И… никто из наших не попадает в финал.

— Вот с-с-суки! — Ринат опять вскочил и начал ходить по комнате. — Я сам не русский. Чистокровный казах. Но как я не люблю этих узбеков. Та ещё мафия!

Тимур хотел спросить у Рината про «вечную дружбу народов», но передумал. И так было слишком много вопросов и ответов за один вечер, да и со сном становилось всё трудней бороться. Ринат посмотрел на него, всё понял и отвёл его в расположение роты, а сам зашёл в каптёрку к сержантам. Тимур уснул мгновенно...

* * *

Утром прозвучала команда «Рота, подъём!» Призывники вскочили с кроватей и начали быстро одеваться и строиться. Затем прозвучала команда: «Отбой» Все опять разделись и улеглись. И так повторилось несколько раз.

У Тимура глаз совсем затёк, а тело ныло после вчерашних ударов. Ещё он обратил внимание, что все молодые солдаты взвода его сторонятся, а вчерашние приятели легкоатлеты даже стараются не смотреть в его сторону. «Ну и фиг с вами» — подумал боксёр, умываясь спокойно один за раковиной. Также, рядом умывался младший сержант Смирнов. В остальных местах для умывания теснились и толкались по двое и по трое остальные солдаты взвода, стараясь успеть привести себя в порядок до построения.

После завтрака всё произошло так, как сказал Ринат. Тимур видел, как по расположению роты быстро прошли два офицера. Потом раздалась команда дневального: «Все сержанты — к командиру роты!» Через полчаса дневальный прокричал: «Рядовой Кантемиров — к командиру роты!» Тимур быстро подошёл к большому зеркалу в коридоре, как мог, поправил форму и постучал в дверь с табличкой: «Командир роты капитан Нелюбов». Немного подождал, зашёл в комнату и спросил:

— Можно, товарищ капитан?

В комнате находились два офицера: один постарше, с четырьмя звёздочками на погонах и с залысиной, сидел за столом, второй, высокий и молодой, стоял у окна. Молодой тут же сказал:

— Можно — Машку за ляжку. А в армии — разрешите!

Капитан только махнул рукой, приглашая пройти в кабинет. Затем вышел из-за стола и оказался ростом чуть выше Тимура, но шире его практически в два раза и с мощной шеей.

«Штангист или борец?» — успел подумать Тимур.

Ротный внимательно разглядел синяк под глазом у своего солдата и попросил молодого офицера:

— Товарищ лейтенант, оставьте, пожалуйста, нас вдвоём с рядовым. Мы с ним сейчас по душам поговорим. И Кантемиров мне расскажет всё, что сегодня ночью произошло в моей роте. Ведь так, призывник?

— Я сегодня ночью с кровати упал. Прямо на табурет, — с готовностью ответил Тимур. — Ушибся немного, ничего страшного, всё пройдёт.

— Одно и то же! Как дети малые, — выходя из кабинета, произнёс лейтенант.

Тимур с ротным остались в кабинете вдвоём. Офицер подошёл вплотную и резко выкрикнул:

— Вот и я говорю: детсад! Откуда синяк под глазом, солдат? Кто тебя бил этой ночью?

Тимур хотел сделать шаг назад, но капитан схватил его за шиворот, притянул к себе и одной правой приподнял над полом. Тимур смог только вдохнуть, дыханье опять перехватило. Тимур закашлял. Ротный поставил его на пол.

— Так, солдат. Снимай быстро гимнастёрку и майку.

«И что их всех постоянно меня раздевать тянет» — думал Тимур, аккуратно складывая на стул форму. Вся грудь, и особенно правый бок, были в синяках.

— Упал, значит? С кровати прямо на табурет, говоришь? — ротный посмотрел в глаза Тимуру. — А вот каптёр со сломанной челюстью сейчас в санчасти лежит. Что скажешь?

И Тимур, следуя чётким инструкциям спортсменов, выдал капитану свою версию событий, случившихся этой ночью. Ротный задумался.

— Ладно слагаешь, призывник. Сейчас с каптёром поговорю, а ты — никуда из расположения роты. Сержантам и дежурному я скажу. Точно ничего не болит? Может, со мной в санчасть сходишь? Пусть фельдшер проверит.

Тимур отрицательно закачал головой и оделся. Они вместе вышли из кабинета. Ротный подвёл его к новому дежурному по роте.

— Акульшин, этого призывника никуда из расположения не выпускать! Никаких занятий на сегодня. Сержантам скажи — мой приказ!

Капитан ушёл. Тимур остался стоять рядом с дежурным, который вдруг тихо произнёс:

— Солдат, быстро, за мной, шагом марш в бытовку.

И пошёл, не оборачиваясь в направлении каптёрки. Тимур уже знал, что рядом с каптёркой находится бытовка, где стояли столы для глажки формы и табуреты.

«Опять, что ли, бить будут? — с тоской подумал Тимур и оценивающе посмотрел на спортивного сержанта. — Вроде не должны. Ринат говорил, что больше точно никто не дёрнется. Хотя кто его знает, эти младшие сержанты одного призыва с каптёром. Могут запросто вписаться за своего кореша и дать ответку»

Боксёр отстал от сержанта на расстояние удара и с опаской зашёл вслед за ним в бытовку. В помещении больше никого не было. Сержант обернулся и спокойно протянул руку.

— Не бойся, солдат. Давай краба. Тебя как зовут?

Ничего не понимающий призывник представился и пожал ладонь.

— Спасибо тебе, Тимур, от молодых сержантов роты за челюсть каптёра. Классно ты его сделал. Чмошник он конкретный! Он вместе с нами полгода назад призвался, каптёром стал только благодаря земляку своему Шевченко. И думал, что стал круче всех.

— Так это. Каптёр сам об сейф ударился головой, — присаживаясь на табурет, доверительно сообщил рядовой и, немного подумав, добавил: — А челюсть ему ещё на гражданке ломали.

— Не бзди, боец! Мы всё знаем. Никто тебя закладывать не собирается. Мы ему сами хотели «тёмную» сделать сразу после дембеля его земляка замкомвзвода. Да вот ты опередил нас. Думаю, выкинут его с каптёрки. А может, и с батальона куда подальше отправят.

Дежурный присел рядом.

— Меня зовут Саня Акульшин. Тимур, слушай сюда: не вздумай дёргать сейчас из части. Мы знаем, что ты местный пацан, недалеко живёшь. Ещё хуже себе сделаешь.

— Даже в мыслях не было, — удивился молодой солдат. — Да и куда я побегу? Домой? Отец меня сам прибьёт, нафиг! Да весь посёлок смеяться будет. Скажут, в первый же день службы пиздюлей получил, зассал и смылся. Всю жизнь потом от позора не отмоешься.

— Вот это правильно! Может чего надо сейчас? Спрашивай.

Кантемиров показал на свою форму.

— Мне бы утюг, форму погладить. А то выгляжу как ЧМО.

Акульшин взглянул на новобранца.

— Для духа нормально выглядишь. Но погладить хэбэшку не мешает. Да и погоны заново надо перешить. Криво сидят. Перешей вначале, потом погладишь куртку и штаны. Давай покажу.

Сержант, уже подробней, рассказал, как пришивать погоны относительно шва на рукаве куртки. Затем объяснил, как удобней и быстрей выгладить форму. И в самом конце этого урока показал на своём примере, как надо начищать сапоги, чтобы они «блестели, как у кота яйца».

Тимур только закончил начищать свои сапоги, оделся в выглаженную форму, как его опять вызвали к командиру роты. Ротный с удивлением посмотрел на изменившийся внешний вид молодого солдата. Одобряюще хмыкнул, дал чистый лист бумаги и сказал:

— Давай, призывник, садись за стол и пиши всё, как было. Уточняю — как ты мне рассказывал. Может быть, ты и вообще не при делах. Но, солдат, совсем невиноватых в нашей армии просто не бывает. Усекаешь?

Кантемиров вздохнул и вспомнил, как совсем недавно, на гражданке, уже приходилось описывать свои поступки. Написал всё быстро, чётко следуя инструкции спортсменов. И опять всё объяснение вошло в одну страницу. Капитан взял исписанный лист, внимательно прочитал. Затем сравнил с другим объяснением, лежащим на столе, и даже улыбнулся.

— Ладно! Я даже знать не хочу, что этой ночью на самом деле произошло в каптёрке. Но вы с каптёром очень уж складно всё поёте. Остальные тоже. Сейчас идём к замполиту батальона, и если ты всё повторишь майору так же, как здесь написал, считай, что тебе сегодня очень повезло. Усекаешь, солдат?

Рядовой молча кивнул, и они вдвоём вышли из расположения роты. Штаб батальона находился в отдельном здании. Ротный зашёл первый в кабинет и доложил:

— Товарищ майор, командир третьей роты капитан Нелюбов с призывником Кантемировым по Вашему приказанию прибыл!

Рядовой стоял за широкой спиной капитана и не знал, что ему говорить. Но на всякий случай встал но стойке «смирно», как показывали ещё вчера на плацу. Замполит поднялся, поздоровался за руку с ротным и сказал:

— Ну, показывай своего «героя сегодняшней ночи». Весь батальон с утра гудит. Призывник челюсть каптёру сломал! Объяснения у всех взял?

Нелюбов положил на стол пачку листов.

«Ни фига себе, — подумал Тимур. — Когда успел?»

Майор посмотрел на Кантемирова и, надев очки, стал внимательно читать объяснения. Ротный с призывником застыли молча. Минут через пятнадцать замполит поднял глаза от исписанных листов и сказал:

— Подрались, значит. И первым молодого солдата ударил каптёр. А потом сам при падении ударился головой об сейф? Я так и предполагал.

Затем офицер ласково посмотрел на новобранца.

— Надеюсь, товарищ призывник, вы понимаете, что командование батальона не может оставить эту обоюдную драку без наказания?

Тимур, конечно, всё понимал и снова молча кивнул.

— Вот и хорошо, - протянул майор.

И обратился к ротному:

— Мы уже всё обсудили с комбатом и начальником штаба. Есть решение отправить обоих хулиганов дослуживать в Еланскую учебную дивизию. Но, конечно, в разные части: ефрейтора Нетребко разжаловать до рядового — и в танковый учебный полк, а призывника Кантемирова — в мотострелковый.

Призывник тут же представил себя бегущим по полю с автоматом и в каске на голове, а каптёра — сидящим на броне движущегося танка. И остался сильно огорчён таким несправедливым армейским распределением. Но молодой защитник Родины уже знал, что «обязан стойко переносить тяготы и лишения воинской службы» и, конечно же, промолчал...

* * *

Вечером, после ужина, в роту спустились Ринат с Олегом и прошли в каптёрку. Затем дневальный вызвал рядового Кантемирова к сержантам. В каптёрке собралась та же компания. Тимур поздоровался со всеми, подробно рассказал все события прошедшего дня и добавил:

— Нас обоих с каптёром переводят служить в какую-то учебную часть. Меня уже завтра утром, сегодня ещё форму выдали и сухпай на сутки. Вот только название части забыл. Что-то с елью связано...

— Елань! — тут же ответил замкомвзвода Шевченко. — Сам не был, но говорят, гиблые места. И курсантов там дрючат по полной программе.

— Да и ладно! — Ринат хлопнул по плечу боксёра. — Это лучше, чем дисбат или зона. Не пропадёшь! Пацанчик ты правильный, так и держись до дембеля.

Тимур попрощался со всеми и пошёл впервые в жизни укладывать свой армейский вещевой мешок. После разговора с сержантами и спортсменами служить стало легче, даже немного веселей. Появилась надежда... Жаль только, что с товарищем детства так и не удалось встретиться.

Ровно через сутки молодой солдат оказался в четвёртой учебной роте мотострелкового полка Еланской учебной дивизии. Вот так и закончилась спортивная карьера начинающего боксёра. Эти два удара в челюсть каптёра полностью изменят судьбу молодого человека. Предчувствия не обманули Тимура. И сон на призывном пункте оказался вещим. А улыбнулась ли новобранцу армейская фортуна в момент ответной «двоечки» ефрейтору — покажет время.

Через полгода оператор-наводчик БМП-2, рядовой Кантемиров прибудет в Группу Советских войск в Германии. И ещё через полгода получит звание прапорщика Советской Армии и должность начальника войскового стрельбища Помсен в 67-м гвардейском мотострелковом полку.

Глава 2 Фуражка

Дрезденский гарнизон состоял из танкового полка, мотострелкового полка и полка связи, медсанбата и госпиталя, штаба 1-й Гвардейской танковой армии и приданного к нему батальона охраны и обеспечения штаба. Большую территорию в городе занимали армейские бронетанковые, вещевые и продовольственные склады и полевой армейский хлебозавод (ПАХ). Была своя комендатура и гауптвахта. Куда же без них? Ближайшим полигоном к Дрездену было войсковое стрельбище Помсен, где стреляли все воинские части гарнизона и сдавались итоговые проверки.

Тимур Кантемиров после трёх лет службы в Советской Армии (один год рядовым и два года прапорщиком) стал вполне зрелым человеком. Когда в двадцать лет получаешь в командование войсковое стрельбище мотострелкового полка и отвечаешь за дисциплину, быт и здоровье более двадцати солдат, то, хочешь — не хочешь, взрослеешь быстрее своих гражданских сверстников. И когда в двадцать два года тебя изолируют на сутки от приличного общества в камере гарнизонной гауптвахты — у тебя появляется время поразмыслить над вечными вопросами: «Кто виноват?» и «Что делать?».

И если ты избегаешь реального срока уголовного наказания и начинаешь работать на особый отдел — к тебе, как ни крути Уголовный Кодекс, приходит полезный жизненный опыт. А если тобой вдруг заинтересовались сотрудники КГБ, то сам бог подсказал (или аллах надоумил) применять свой приобретённый опыт каждый божий день. Молодой человек научился заранее продумывать и контролировать свои действия и по службе, и по своим личным делам. Да ещё прибавились дела контрразведчиков полка и штаба армии. При этом прапорщик старался не афишировать свой спортивный статус, в гарнизоне мало кто знал о его боксёрском прошлом. Спортсмену уже хватило и на гражданке, и в армии этих «боксёрских штучек».

Бокс, как вид спорта, предъявляет высокие требования к психике спортсмена, и с этим у Тимура был полный порядок. И боксёр, по мере возможности, постоянно поддерживал свой уровень физической и моральной подготовки. Понятное дело, что для ринга надо было бы заниматься буквально каждый день. То есть, как пианисту надо ежедневно играть, а мотострелку постоянно стрелять. Но, со спортивной карьерой молодой человек распрощался ещё в спортроте танкового училища, а сейчас занимался просто для своего здоровья и для души.

Служба на стрельбище Помсен шла полным ходом. Впрочем, как всегда. Сразу после окончания проверки в рабочий период пригнали грейдер и бульдозер, а в землянках разместили взвод сборной рабочей команды из пехоты, которые поднимали и засыпали разбитые дорожки для стрельбы из орудия БМП с ходу. Полигонная команда в это время занималась заменой всех подъёмников и пусковых установок лебёдок больших мишеней. Операторы и пехота работали в поле с раннего утра и до наступления темноты, благо погода стояла солнечная, тёплая и сухая. Начальник стрельбища работал наравне со всеми, приходилось самому рассчитывать мощности силовых кабелей, проверять схемы подсоединения новых подъёмников и пультов управления.

Солдаты работали охотно и с огоньком, так как сам командир полка, подполковник Григорьев пообещал в случае успешной сдачи осенней проверки отличившимся солдатам предоставить краткосрочный отпуск на Родину. После предыдущей проверки из состава полигонной команды четверо бойцов побывали дома. Операторы уже знали, что комполка слов на ветер не бросает, и трудились на совесть. Повсюду слышался смех и мат — верный признак здоровой армии.

В один из таких дней прапорщик Кантемиров зашёл во двор казармы для выдачи со склада партии новых лёгких подъёмников. Навстречу выбежал дежурный по стрельбищу с ключами в руках и, взглянув на своего командира, весело доложил:

— Товарищ прапорщик, а вы снова без фуражки!

Кантемиров провёл рукой по голове:

— Вот блин... Опять! Вставай на тумбочку и пошли дневального на четвёртое направление, стрельба со снайперской винтовки СВД, рубеж восемьсот метров, там, наверное, и оставил.

У дежурного и дневальных по стрельбищу была обязанность, не прописанная ни в уставе, ни в инструкции по стрельбищу — следить за наличием фуражки на голове своего непосредственного командира. Не сказать, что Тимур был рассеянным человеком. Нет, даже наоборот. Начальник стрельбища, хотя и не был кадровым военным, хорошо помня заветы армейских спортсменов, всегда следил за своей формой: постоянно стирал, гладил и подшивал ХБ и ПШ. А в чём ещё постоянно ходить по полигону?

После двух лет сверхсрочной службы начальник стрельбища сшил себе на заказ всю форму, а изготовленную для него фуражку (аэродром!) привёз ему из Москвы его друг старший лейтенант Чубарев. Это был предмет постоянной зависти всех прапорщиков полка. И эти фуражки, особенно полевые, держались на голове Кантемирова недолго. Да и причёска у военнослужащего, мягко скажем, была не очень уставная, за что он постоянно получал лёгкий втык от командиров при каждом прибытии в полк. А на полигоне всё сходило с рук, вернее с головы. Стоило молодому человеку остановиться на рубеже стрельбы, присесть около подъёмника или распределительного щитка и положить рядом свою фуражку, всё — кранты! Тимур уходил без головного убора, но со светлыми мыслями в голове, так как оставлял он свои фуражки без злого умысла.

Обычно фуражки находились, но бывали и бесследные пропажи. Не просто было найти летом полевую фуражку зелёного цвета на поле огромного полигона. И тут начальника стрельбища всегда выручал, конечно, за пузырь «Кёрна», его дружок, начальник вещевого склада, прапорщик Анатолий Тоцкий. А вот зимние шапки стойко держались на голове военнослужащего, так как зимой даже в «солнечной» Саксонии голова без шапки мёрзла. Бойцов, нашедших головной убор своего командира, Кантемиров постоянно награждал чем-то, так по мелочи: то молоком с булочками угостит в чипке соседнего батальона, то в город с собой возьмёт, пока остальные бойцы получали бельё и продукты на полковых складах. В общем: «Приз — в студию!».

Однажды прапорщик посеял новую, сшитую на заказ фуражку. Искали долго, надо было срочно ехать в полк, получать продукты и менять бельё. Начальник стрельбища поднял по боевой тревоге практически весь личный состав полигонной команды, так как машина ждать не могла. А куда поедешь без фуражки? Это нарушение формы одежды! Командование боевого мотострелкового полка отнесётся к такой вольности, мягко говоря, с непониманием.

И тут молодой боец по имени Сергей Клейнос (коренной москвич, между прочим), радостно улыбаясь и бережно прижимая к груди «аэродром» своего командира, появляется из пилорамы стрельбища. Кантемиров в запарке успел забыть, что давал там размеры новых мишеней и как обычно снял и положил фуражку рядом. Гвардии рядовой Клейнос служил на стрельбище первые дни после учебки в Союзе. На радостях и в благодарность прапорщик приказал расторопному бойцу быстро переодеться в парадку и прыгать в машину. По прибытии в полк оставил повара с каптёром и с двумя молодыми бойцами получать продукты и менять бельё. Солдаты сами чётко знали, что и где получать, а с начальниками складов налажены самые дружественные и взаимовыгодные отношения.

Спешить теперь некуда, появилась пара свободных часов. И надо было эти драгоценные свободные часы и минуты провести с толком и расстановкой. То есть прогуляться по городу, на девчонок немецких посмотреть, да и себя показать. И по ходу этого лёгкого променада сделать некоторые полезные покупки, благо у прапорщика в то время с дензнаками было уже очень даже ничего. И, если имеются марки в кармане, то это не так уж и плохо на сегодняшний день...

Даже можно было аккуратно заскочить в какой-нибудь гаштет и употребить во время служебного дня немецкое пиво. Но, во-первых, Тимур был не один, а со своим молодым солдатом. Какой пример подаст начальник войскового стрельбища Помсен? А, во-вторых, гвардии прапорщик Кантемиров не любил пиво. Совсем. Абсолютно. Ни немецкое, ни чешское, ни тем более — советское. Из лёгких алкогольных напитков больше предпочитал вино.

И больше всего молодого человека удивлял сам факт непонятной жажды офицеров и прапорщиков при возвращении из СССР в ГДР. После отпусков, при пересечении польско-немецкой границы (по территории Польши поезд практически не останавливался, и выходить советским военнослужащим было категорически запрещено) вся мужская часть пассажиров поезда «Брест-Дрезден» на первой же немецкой станции тут же устремлялась на перрон и оккупировала привокзальный гаштет. В вагонах оставались только женщины и дети, да и редкие парни вроде начальника войскового стрельбища Помсен...

* * *

А у бойца Серёги произошёл «первый выход в свет». Идут молодой прапорщик со своим довольным солдатом по центру старого саксонского города вниз к набережной реки под названием Эльба. Солнышко светит, рядовой головой крутит, всё ему в новинку и в радость. Прапорщик периодически останавливается и по-местному приветствует симпатичных немо чек. А они в ответ только смеются. Красота! Заграница! Саксония!

Вдруг навстречу комендантский патруль — прапорщик с соседнего танкового полка в сопровождении двух сержантов, да со штык-ножами на ремнях. А Тимур с Серёгой ррраз им так — и честь отдали! Потому что, фуражки на головах! И молодой прапор знакомый оказался. Постояли немного, обменялись свежими впечатлениями о юных немочках вокруг и пошли дальше. Хорошо на душе у Тимура...

Смотрит он на молодого солдата и вспоминает, как первый раз сам сходил в город со старшиной. Впечатлений масса. На всю жизнь запомнил. И захотелось вдруг прапорщику, как-то особенно отблагодарить своего солдата за найденную фуражку. Так, чтобы этот день он надолго запомнил. И вот проходят они мимо парка, и у телефона-автомата начальник стрельбища даёт чёткую команду:

— Стой, солдат! Раз, два. А теперь скажи-ка, братец, номер своего домашнего телефона?

Удивлённый Сергей, родом из города-героя Москвы, чётко и быстро назвал ряд цифр. Начальник стрельбища командует дальше:

— За мной! Шнель, шнель. Шагом марш.

Заходят советские военнослужащие в ближайший немецкий магазин, где Тимур разменял пятьдесят марок на монеты. Вернулись в телефонную будку, улыбающийся прапорщик набрал код Москвы. И боец Серёга, уже запинаясь, повторил домашний номер. Родители оказались дома, первый ответил отец. Слышимость — как будто из соседнего дома звонишь. Начальник стрельбища представился, как положено и войсках, и быстро сказал, какого хорошего сына воспитали родители. А затем командирским голосом сообщил, что командование части решило поощрить отличника боевой и политической подготовки рядового Клейнос пятиминутным разговором с Родиной. И попросил к телефону маму. После чего протянул трубку солдату, а у того уже испарина на лбу и руки трясутся. «Молодой» — чего возьмёшь...

Серёга берёт трубку и… молчит. А телефон глотает марки с периодичностью стрельбы из АГС-17. И пришлось боевому командиру, применив свои спортивные навыки, легонько ткнуть своего бойца левой снизу в печень. И тут Серёга заговорил со скоростью стрельбы из ПКТ. Тимур, дабы не мешать разговору солдата с родителями, культурно вышел из будки и интеллигентно встал рядом.

Вдруг справа от дороги к телефонной будке резко подъехала полицейская машина ВАЗ-2106, из которой выпрыгнули два здоровых немецких полицейских, один быстро подошёл к прапорщику Кантемирову, а второй распахнул дверь кабины. Гвардии рядовой Клейнос, ещё крепче сжимая телефонную трубку, с удивлением смотрел на местного стража порядка и продолжал быстро говорить с Родиной. Даже таким двум здоровякам было бы невозможно в этот момент прекратить разговор советского солдата с мамой.

Тимур спокойно поздоровался на местном наречии и спросил: «В чём дело, камрады?». Видимо, с полицаями на их родном языке, да ещё на саксонском диалекте, разговаривали только представители комендатуры. Поэтому старший наряда тут же радостно воскликнул: «O, Komendatur! Kein problem!» И начал доверительно объяснять молодому офицеру, что у них тут мобильный патруль, так как некоторые недобросовестные советские военнослужащие из нашего гарнизона звонят в Советский Союз с помощью монеты и приклеенной к ней клеем «Рапид» ниткой. Всё гениальное просто! Монета приклеивается к нитке, а нитка наматывается на указательный пальчик, остаётся только чётко один раз в пять секунд подымать и отпускать монету. Экономия социалистической валюты получалось колоссальная...

Тимур знал более радикальный и дешёвый способ общения с некоторыми советскими городами через этот телефон-автомат — с помощью пружины от офицерской фуражки. Пружина от фуражки вставлялась в окно приема денег автомата, и после нехитрых манипуляций совершалось соединение. Правда, после такого общения многие телефонные аппараты просто выходили из строя. Естественно, советский прапорщик не стал выдавать немецким полицейским нашу Большую Военную Тайну. И Кантемиров невозмутимо ответил на приличном немецком: «По приказу коменданта я стою здесь — контролирую». Вот она — армейская смекалка!

Немцы обрадовались ещё больше и доверительно сообщили, что им, офицерам полиции, совместно с офицерами комендатуры будет легче следить за переговорами жителей гарнизона. Старший полицейский добросовестно записал в свой блокнотик со слов младшего офицера его имя и фамилию — Василий Соколов. Служители немецкого правопорядка также слаженно прыгнули в автомобиль советского производства и укатили по своим неотложным полицейским делам.

Гвардии рядовой Клейнос вышел из телефонной будки с блуждающей улыбкой на лице и несколько отрешенным взглядом. В общем и целом, успел он поговорить минут пять, и сдаётся Тимуру, что боец запомнил эти минуты на всю жизнь. Конечно, Сергей рассказал об этом операторам стрельбища, а те — своим землякам в полку, и ещё долго среди солдат ближайших частей ходила байка о новом виде поощрения отличившихся бойцов.

А гвардии прапорщик Кантемиров при возвращении в полк тут же пошёл в семейное общежитие молодых офицеров и прапорщиков на общую кухню, чтобы через этот верный и проверенный источник информации через жён советских военнослужащих предупредить всех жителей нашего гарнизона о коварных немецких засадах у телефона-автомата...

Глава 3 Генерал

Этой осенью на полигоне ждали с проверкой нового командующего Первой гвардейской танковой армии, гвардии генерал-лейтенанта Потапова Михаила Петровича. Начальник войскового стрельбища Помсен услышал о непростом характере командарма от знакомого майора с Лейпцигского ОДШБ, служившего с генералом ещё на Дальнем Востоке, до замены в ГСВГ. Десантник коротко охарактеризовал генерала: «Нормальный мужик, боевой. Но достанет всех…» Майор поведал историю, как Потапов на каком-то полигоне вздрючил по полной одного командира полка, который подъехал к нему для доклада на своём УАЗе. Генерал приказал ему вернуться и прибыть к нему на доклад на своих двоих. Так и сказал: «Если солдат с оружием передвигается по полигону бегом, то и командир тоже должен бегать. Товарищ полковник, где ваше табельное оружие?»

На всякий случай прапорщик рассказал эту историю своему командиру полка, подполковнику Григорьеву. И как покажет дальнейшая история — попал в «десятку». Как и перед всяким приездом больших командиров, солдаты полигонной команды вместе со своим прапорщиком не спали почти сутки. Полигон был вычищен, выглажен и блестел как у кота яйца. Генералы периодически появлялись на стрельбище с различными проверками, опыт встреч уже был. И как мы все знаем: «Опыт не пропьёшь!»

В день прибытия проверяющих подполковник Григорьев вместе со своим заместителем по огневой подготовке, майором Ивашкиным, оба в полевой форме и при пистолетах, уже с утра дежурили на центральной вышке. И ещё на крышу этой же вышки посадили наблюдателя с биноклем, следить за появлением генеральской «Волги» на немецкой дороге. Дневная стрельба началась строго по графику. Полигон загрохотал автоматными очередями и выстрелами РПГ. Но армейский закон подлости сработал и здесь…

На директрисе БМП один из операторов-наводчиков БМП-1 с первого же заезда умудрился попасть снарядом пушки «Гром» точно в перекладину мишени «Танк», движущейся по диагонали вглубь полигона. Обычное дело у девятой роты. И ещё — у разведроты полка. В полку так метко и так постоянно стреляли наводчики-операторы 9МСР и разведчики. Эти два подразделения негласно соревновались между собой за звание лучшей роты мотострелкового полка.

И оба эти подразделения были постоянной головной болью начальника стрельбища и операторов директрисы БМП. Так как подбитая намертво большая мишень, собранная на пилораме стрельбища из мощных перекладин и специальной мишенной плотной бумаги, просто разваливалась по ходу движения. И хорошо, если разбитые перекладины не попадали под колёса тележки с подъёмником. Иначе движущаяся тележка съезжала с рельса, подъёмник заваливался на бок, а соединяющиеся кабели рвались и выскакивали из гнёзд. А это работа на час и прекращение стрельбы на всём полигоне. Плюс разбитая мишень под замену. И минус — отцы-командиры очень нервничали в такие ремонтные паузы, особенно во время проверок.

С одной стороны, вроде как показатель снайперской стрельбы с основного вооружения мотострелкового полка БМП-1, а с другой стороны — команда «отбой» по всему полигону и гневный вопрос проверяющего: «Почему нет стрельб?» И надо же было такому случиться, что именно в эту паузу наблюдатель с биноклем доложил, что видит кортеж генерала.

Григорьев с Ивашкиным тоже заметили «Волгу» с двумя «УАЗиками›› следом. Но генерал вдруг повернул на первом повороте, направляющим к казарме стрельбища и к мастерским с пилорамой. А второй поворот на полигон вёл прямо к Центральной вышке стрельбища, где имелась специальная асфальтированная площадка для доклада проверяющим офицерам. Ещё была специальная вертолётная площадка для прибытия высоких особ. А между этими поворотами расстояние примерно с километр. Ну, сами посудите, приятно же целому генерал-лейтенанту ступить на сухой асфальт и встретить строй офицеров полка и подполковника, шагающего к нему строевым шагом по ровной площадке? А тут гравий у казармы стрельбища и всего лишь один выбегающий навстречу сержант с красной повязкой на правой руке...

Гвардии сержант Басалаев Виталий служил уже третий период, был опытным бойцом и знал себе цену. Поэтому свиту командующего из генералов и полковников встретил спокойно и доложил чётко, грамотно и громко. После чего протянул руку командующему 1 Гвардейской Танковой Армии. Целый генерал-лейтенант ответил доложившему сержанту воинским приветствием и с улыбкой поздоровался с ним. Жаль, Кантемиров не видел этой «картины маслом» — толпа проверяющих о-очень старших офицеров во главе с целым генерал-лейтенантом и один сержант полигонной команды. Прапорщик в это время находился в поле стрельбища и вместе с оператором подключал новый кабель. А так бы начальнику стрельбища пришлось докладывать лично и иметь честь пожать ручку генеральскую. Не получилось...

Конечно, операторы директрисы БМП и сами смогли бы спокойно и быстро поменять в поле мишень и кабель. Просто на тот период Тимур начал осваивать вождение боевой техники. На «УАЗе» майора Ивашкина и на «ГАЗ-66» полигонной команды прапорщик уже накатался вдоль и поперёк стрельбища. Очередь пришла за штурвалами БМП мотострелков и БМД десантников. Если кто ещё не знает — движением БМП и БМД управляет именно штурвал, а не руль. То есть сидишь почти как в самолёте. И можно сказать — летаешь по полигону. Техническую сторону боевых машин прапорщик уже знал хорошо от своих механиков-водителей боевых машин, стоящих на качалках в боксах директрисы.

Пришла пора заниматься практическим вождением. И прапорщик старался использовать любую возможность прокатиться на боевой машине. Обычно командиры рот пехоты, разведчиков и десантников не могли отказать начальнику стрельбища. Прапорщик Кантемиров, пользуясь своим служебным положением, прилежно постигал азы вождения бронированной техники. И в этот раз он не смог себе отказать в удовольствии вождения, а старший лейтенант Чубарев просто не мог отказать прапорщику, так как именно его бойцы только что, в самый ответственный момент, расстреляли мишень. За всё в этом сложном армейском мире приходилось расплачиваться.

Тимур быстро поменялся со штатным механиком-водителем своей фуражкой на шлемофон, уселся за штурвал, механик сел сзади на место командира отделения, а оператор директрисы прыгнул в башню боевого отсека. И боевая машина пехоты аккуратно двинулась вглубь полигона. В этот момент и прибыл новый командарм, который уже успел познакомиться с сержантом Басалаевым, узнать, откуда он родом и сообщить солдату, что генерал-лейтенант тоже с Урала, а значит — они земляки и сержант будет постоянно сопровождать его по полигону и честно докладывать обстановку вокруг. Как земляк — земляку...

И, конечно же, первым делом Потапов задал конкретный вопрос: «Почему не стреляем?» Сержант не успел ответить, так как к казарме стрельбища, запыхавшись, подбежали с докладом командир полка со своим заместителем. Генерал-лейтенант принял доклад, пожал руки и поинтересовался, как зовут офицеров по имени-отчеству. А это уже был сигнал нормального отношения к командованию ь мотострелкового полка. И командарм повторил свой вопрос

— Смотрю, Иван Васильевич, порядок у вас тут. Это хорошо! Вот только почему нет стрельб?

Григорьев доложил, что прямым попаданием снаряда с первого заезда БМП была разбита мишень во время движения и что в данный момент начальник стрельбища с операторами уже в поле и устраняют неисправность. А сержант Басалаев, на правах первого доложившего и земляка командующего армией, добавил:

— Товарищ генерал, да это девятая рота стреляет. У них постоянно так.

Потапов быстро повернулся к сержанту и с улыбкой спросил:

— Вот так прямо с пушки БМП и мишени разбивают? А кто ещё так в полку стреляет?

Григорьев с Ивашкиным переглянулись и строго посмотрели на сержанта. Да уже вся генеральская свита обступила докладчика. Виталий, довольный таким всеобщим вниманием, продолжил:

— Ещё разведрота, товарищ генерал. За ними мы вообще не успеваем мишени колотить.

Генерал-лейтенант уже по-отечески взглянул на земляка с Урала:

— Так, сержант! А остальные роты что, вообще не попадают?

Басалаев задумался немного и доложил честно:

— Ещё полгода назад у нас стрельба была днём и ночью, почти каждый день. Сейчас роты стреляют меньше.

Положение мотострелкового полка и словоохотливого сержанта полигонной команды спас сигнал с центральной вышки стрельбища, извещавший о подготовке к началу стрельбы. Все разом повернули головы в сторону боевой части полигона и увидели облако пыли приближающего БМП.

— Уже справились? — ухмыльнулся генерал.

— Так мы в бункере всегда запасные кабели оставляем и прямо за рвом мишени складируем, — доложил сержант. — Это наш прапорщик придумал.

Командующий армии повернулся к командиру полка:

— Иван Васильевич, а кто у вас тут всем хозяйством рулит?

— Прапорщик Кантемиров, уже третий год служит. Рядовым тоже здесь отслужил, на директрисе БМП.

Сержант Басалаев опять грубо нарушил субординацию и вмешался в разговор старших по званию и возрасту:

— Товарищ генерал, прапорщик Кантемиров тоже наш земляк будет. Он родом с Челябинской области.

Командующий армией усмехнулся:

— Ну, надо же! Смотрю, сержант, наше землячество скоро расцветёт тут махровым цветом.

Все вокруг рассмеялись, и командир полка понял, что замкомвзвода полигонной команды уже является «особой, приближённой к генералу». А командарм уже принял волевое решение:

— Начнём проверку с директрисы БМП. Сержант, за мной!

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите дневального предупредить и повязку ему оставить.

— Смотрю, у вас тут не забалуешь. Догоняй, земляк!

На директрисе БМП многочисленную делегацию встретил с докладом командир девятой роты старший лейтенант Чубарев. Потапов ответил на приветствие, пожал руку ротному и, глядя в огромные окна вышки директрисы, спросил:

— Старлей, это твои орлы тут мишени в щепки бьют?

— Бывает, и попадаем, — скромно заметил старший лейтенант.

— Сейчас и проверим, — с улыбкой ответил генерал. — Ротный, готовь своих к заезду.

К самой вышке, на первую дорожку, подъехала БМП под управлением прапорщика. Тимур аккуратно поставил боевую машину вровень с остальными машинами, стоявшими на дорожках. Дождался, пока осядет пыль, затем высунулся по пояс из люка механика-водителя, заглянул вправо-влево от машины, убедился, что его БМП стоит ровно посредине дорожки, вздохнул запах отработанной соляры и выпрыгнул на капот двигателя. Боевая машина пехоты стояла правильно!

А вот вы пробовали припарковать БМП или танк? Да это целое искусство вождения... Специальные датчики парковки у боевой техники в те былинные времена предусмотрены не были. Хотя нет! Вот, пожалуйста — остановился кормой боевой машины об дерево — вот тебе первый датчик парковки. Задел на повороте забор немецкий — вот тебе ещё один сигнал. Ну, а про снесённые ворота и стены в боксах парка боевых машин мы лучше деликатно умолчим. Боевая машина пехоты — очень сложная техника! Это вам не подводная лодка, ибо у неё есть не только штурвал и корма, ну ещё орудие «Гром» или автоматическая вертолётная пушка.

И только поэтому от успешного управления многотонной боевой машиной молодому человеку вдруг захотелось выплеснуть полученный адреналин и от восторга станцевать прямо на броне. Прапорщик в шлемофоне механика-водителя начал танцевать короткий и очень энергичный танец — что-то среднее между цыганочкой с выходом и лезгинкой. А сам механик-водитель в прапорщицкой фуражке Кантемирова, поддавшись общему настроению, запрыгнул прямо на башню БМП, захлопнул ногой люк и замаршировал, отдавая честь направо и налево.

Стоявшие внизу операторы-наводчики пришли в восторг от такой мизансцены. Поднялся гвалт, и раздались одобряющие хлопки в ладоши. И за всей этой картиной за бронебойными стёклами вышки молча и внимательно наблюдала вся тёплая компания проверяющих о-о-очень старших офицеров во главе с самим командующим армией. А командир девятой роты вдруг осознал, что зря поддался на уговоры своего товарища и разрешил сегодня начальнику стрельбища лишний раз прокатиться на БМП. Генерал-лейтенант оторвал взгляд от этой разухабистой веселухи во время боевых стрельб, хмуро посмотрел на командира роты и сказал командиру полка:

— Быстро этого танцора на вышку!

Подполковник Григорьев взял в руки микрофон, включил на полную громкость и приказал прекрасно разработанным командирским голосом:

— Прапорщик Кантемиров, бегом марш на вышку!

Оба громкоговорителя директрисы оказались прямо над головами весельчаков. От неожиданного рыка командира полка механик-водитель кубарем слетел с башни, а прапорщик инстинктивно пригнулся по-боксёрски, повернулся и от вида зрителей на верхнем ряду понял, что аплодисментов сегодня больше не сорвёт. И на бис не станцует...

Прапорщик спрыгнул вслед за механиком, на лету сдёрнул шлемофон, уже на земле стянул с солдата свою фуражку и рванул на вышку. На первом этаже успел заскочить в небольшую каптёрку под металлической лестницей, за секунды почистил свои сапоги и вбежал на второй этаж. Постучал в дверь, не стал ждать ответа, резко зашёл, перевёл дух, оглянулся, мотнул головой и вполголоса быстро произнёс: «От лампасов в глазах рябит...»

Командарм только набрал воздух для ответа, как прапорщик сделал чёткий шаг строевым в его сторону, отдал честь и доложил:

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к подполковнику Григорьеву. Докладывает начальник стрельбища, гвардии прапорщик Кантемиров!

Потапов выдохнул, перевёл взгляд на сапоги прапорщика, затем посмотрел на свои сапоги в пыли и на такие же сапоги командира полка, хмыкнул, ответил на воинское приветствие и всё же разрешил:

— Докладывайте! И с тобой, танцор, я разберусь обязательно...

Прапорщик повернулся в сторону подполковника:

— Товарищ полковник, опять прямым попаданием в перекладину была разбита мишень «Танк». Мишень заменили, кабель тоже пошёл под замену. Товарищ полковник, надо обязательно менять конструкцию этих мишеней, иначе перерывы в стрельбах будут постоянно. Мы уже вам показывали свои эскизы, там надо всего лишь заменить пару перекладин. Общая конструкция и размер мишени останется та же. Мы подготовили чертёж новой мишени, он здесь на вышке.

Тут в доклад вмешался генерал-лейтенант:

— Подожди прапорщик, не так быстро! Кто такие «мы» и показывай свои чертежи.

Начальник стрельбища подошёл к пульту управления мишенями, открыл внизу выдвижной ящик, вытащил папку с документами и разложил на столе большой лист ватмана. Все сгрудились вокруг стола. Кантемиров по ходу лекции показывал карандашом основные узлы мишени.

— Вот. Сами с сержантом рассчитали и начертили. В основном выстрелы разбивают эти два длинных основных бруса, идущих от «лап» мишени. И если ещё добавить для усиления два других коротких бруска по бокам и вот тут поперечину, даже разбитая мишень не сможет упасть, а тележка продолжит движение. Всё просто, вот расчёт.

Потапов внимательно изучил чертёж и расчёты, прикинул что-то про себя и сказал:

—Так. Чертёж и расчёты забираю с собой в штаб. Пусть там спецы посмотрят. И что, прапорщик, вот так сами всё придумали?

Кантемиров пожал плечами:

— Так надоело же, товарищ генерал-лейтенант, постоянно менять мишени, кабели и подъёмники. Да ладно с этими мишенями — наколотим! А сколько уже движков сожгли в подъёмниках и на лебёдках?

И прапорщик вдруг ещё раз обратился к командиру полка:

— Товарищ полковник, у нас ещё просьба — прикажите, пожалуйста, старшему лейтенанту Чубареву выделить нам двух солдат на пилораму.

Командир роты от возмущения задохнулся и совсем не по-уставному ответил:

— Прапорщик, побойся бога! Я уже дал тебе солдата на пилораму.

Начальник стрельбища спокойно возразил:

— Товарищ старший лейтенант, как расстреливаете мишени, так и колотите. Затем повернулся к командующему армии и пояснил:

— Товарищ генерал-лейтенант, мы за девятой ротой просто не успеваем мишени колотить.

Командующий улыбнулся:

— Ладно, танцор. Пусть тебя твои отцы-командиры за твои «пляски на броне» накажут. А сейчас займёмся воинским делом и приступим к своим обязанностям, — и кивнул на ротного. — Пусть ваш Чубарев своих снайперов покажет.

Начальник полигона подошёл к селектору и дал приказ на Центральную вышку открыть стрельбу. С первого же заезда два экипажа отстрелялись на «отлично», один на «хорошо». Следующие заезды тоже не подкачали перед проверяющими. Командующий армией приказал командиру роты построить все экипажи внизу перед вышкой. Группа проверяющих с командованием полка спустилась вниз. Прапорщик с сержантом не стали отставать от такой делегации. При построении генерал успел заметить, как один из наводчиков-операторов показал прапорщику четыре пальца, а тот мотнул головой и ответил тремя. Шеренга выровнялась, Чубарев скомандовал: «Рота, смирно!» и доложил командарму. Командующий Первой танковой армии генерал-лейтенант Потапов произнёс:

— Молодцы! Долго говорить не буду. Наводчик-оператор, который сегодня с утра разнёс мишень, выйти из строя.

Вышел и сделал два шага вперёд тот самый солдат, сигнализировавший пальцами прапорщику. Генерал подошёл к бойцу ближе и заявил:

— Объявляю тебе отпуск, сынок. Так и стреляй, чтобы только щепки летели! — перевёл взгляд на остальные экипажи и добавил. — Объявляю лично от меня ещё три отпуска с выездом на Родину. Командир роты сегодня же подаст список командиру полка.

На весь полигон раздалось:

— Служим Советскому Союзу!

А потом генерал-лейтенант Потапов внимательно посмотрел на командира 67 гвардейского мотострелкового полка и просто предложил подполковнику Григорьеву:

— А теперь и нам можно пострелять. Где тут у вас тир?

Начальнику стрельбища часто приходилось видеть проверяющих генералов у себя на полигоне. Как-то гвардейский 67 Мотострелковый полк сдавал московскую проверку. Приехал проверять стрельбу штатными снарядами с БМП-1 целый генерал-майор. Импозантный весь такой, внешне очень был похож на маршала Буденного. А сапоги были у него шикарные, тянутые в московском специальном ателье из одного куска кожи. А тут саксонский дождик пошёл. Съездил раз генерал в поле, рулеткой мишени померил. Походил москвич по полигону как кот по мокрой траве, брезгливо одёргивая ноги, и приказал принести ему солдатские сапоги.

В каптёрке полигонной команды всегда были в запасе сапоги. Переобулся генерал, а свои сапоги оставил в помещении директрисы под лестницей. Рота отстрелялась на отлично и по доброй старой традиции пригласили проверяющего за стол. Пил он как настоящий генерал! Где-то с литр немецкой пшеничной (Кёрн) точно скушал. Потом вдруг заспешил в штаб армии, сел в свой «УАЗик» и уехал сытый и пьяный, и в солдатских сапогах...

Через час «УАЗ» генерала прилетел на всех парах обратно на полигон и подъехал прямо к директрисе НМП. Взволнованный и отрезвевший москвич лично забежал в каптёрку Директрисы БМП. А шикарных сапог-то нет! И солдат пожимает плечами... Вроде только что были и начальник стрельбища уже домой в город укатил. Проверяющий с челобитной прямо к командиру полка. Так, мол, и так — умыкнули злодеи сапоги генеральские во время стрельбы. А он, добрая душа, оценку «отлично» роте поставил. За что, спрашивается?

Подполковник Григорьев, понимая политическую важность момента, совместно с генералом московским двинулись из штаба полка прямиком к прапорщику в гости в семейное общежитие. А прапорщик уже почивать изволили. А тут стук в дверь. Прям как по тревоге! Вот не спится генералам с подполковниками. Прапорщик халат махровый немецкий только накинул (в «Экскьюзите» покупал — фирма) и с вопросом «Кто?» дверь открыл. И услышал резкий ответ подполковника: «Конь в пальто!» и резонный вопрос: «Где сапоги генеральские?»

А нам чужого не надо! Гвардии прапорщик Кантемиров по-хозяйски после отъезда генерала прибрал-таки его сапожки, аккуратно сложил в пакет фирменный и занёс обувь по дороге домой в гостиницу специальную, для генералов рассеянных. Тимур потом рассказывал, что в этот момент генерал-майор был сам готов бежать за бутылкой прапорщику. Да вот так и не сбегал...

В общем, насмотрелся прапорщик Кантемиров на генералов разных. Бывало даже, генералы приезжали в полевой форме и в сапогах. Но целого генерал-лейтенанта в полевой форме и со своим табельным пистолетом на боку прапорщик видел впервые. И ещё Тимур успел заметить на генеральской груди небольшой значок мастера спорта СССР. Шагая по дороге в тир, Потапов подозвал к себе Кантемирова и спросил:

— Прапорщик, а что вы там с солдатом на пальцах тайно сигнализировали друг другу?

— Товарищ генерал, личный счёт у меня с операторами девятой роты, — улыбнулся Тимур и продолжил: — Поспорил с ними на «Вита-колу» на количество попаданий и промахов в мишень. Пока общий счёт три — ноль в пользу солдат.

Командарм весело посмотрел на начальника стрельбища:

— Да они же тебя скоро без зарплаты оставят прапорщик.

— Я рассчитаюсь, товарищ генерал-лейтенант. Дело чести! Лишь бы стреляли хорошо. Я сам по солдатской специальности оператор-наводчик.

Все участники этой делегации тоже развеселились, а командир полка вместе с замом выдохнули. Проверка прошла успешно. Дальше, по другим направлениям стрельб, командарм даже проверять не стал. В тире генерал-лейтенант, получая патроны от прапорщика, вдруг предложил:

— Кантемиров, раз ты такой азартный человек, может быть, и со мной на спор стрельнёшь?

Прапорщик с готовностью ответил:

— Тогда разрешите стрелять с пистолета командира полка. Оружие пристреляно, сам проверял.

Уже на рубеже стрельбы Потапов уточнил:

- Стреляем не на лимонад, а по взрослому — на пиво. Разницу в попадании переводим на бутылки. Идёт, прапорщик?

Кантемиров кивнул. Подполковник Григорьев дал команду к стрельбе. Из пяти выстрелов генерал выбил сорок шесть очков, прапорщик сорок четыре и остался должен командующему армией две бутылки пива. Очень хотелось Тимуру перестрелять своего соперника, но, видимо, значок мастера спорта генерал носил не зря. Довольный командарм убрал свой пистолет в кобуру и вдруг предложил Тимуру:

— Прапорщик, поступай в военное училище! Лично дам рекомендацию.

—Товарищ генерал-лейтенант, я уже учусь. Заочно на юридическом факультете ЛГУ.

Командующий армией удивлённо посмотрел на начальника стрельбища, перевёл взгляд на командира полка. Григорьев коротко подтвердил:

— Студент.

Потапов вздохнул:

— Умеешь ты удивлять, прапорщик. А у меня дочь в этом году в Ленинграде педагогический закончила.

Затем командарм проверил, как отстреляются его подчинённые, взглянул на часы и приказал свите выдвигаться в штаб армии. На прощанье пожал руки Григорьеву с Ивашкиным, махнул рукой прапорщику и напомнил ему о «деле чести». А сержант Басалаев был удостоен земляческого хлопка по плечу. Когда улеглась пыль за генеральской «Волгой», командир полка вдруг спросил у начальника стрельбища:

— Кантемиров, а у тебя водка есть?

— Товарищ полковник, у меня к водке ещё пельмени стоят в холодильнике. Вчера с поваром налепили.

Подполковник Григорьев с улыбкой обратился к своему заместителю:

— Товарищ майор, может быть, мы сегодня не будем наказывать прапорщика за его «танцы на броне»?

Майор Ивашкин рассмеялся:

— Кантемиров, а что ж ты пельмени своему земляку-генералу не предложил?

Прапорщик ответил с улыбкой:

— Так был бы генерал один — и предложил бы. А так за ним целая орава за стол потянется. Самим, ничего не останется.

Все рассмеялись и пошли отобедать, чем армейский бог послал. А послал он в этот раз в самом деле пельмени с мясом молодого кабанчика, который попался в силок разведроты, поставленный на зайцев в лесу полигона. Вот и обменяли разведчики часть своей добычи в столовой стрельбища на котелок, лук, соль, хлеб и сигареты «Охотничьи». Обмен был выгоден и произошёл на радость обеим сторонам. Поэтому сегодня на второе у полигонной команды были пельмени.

А у прапорщика Кантемирова появилась отличная возможность избежать наказания за несанкционированное вождение боевой машины и угостить своих уважаемых отцов-командиров. И ещё оставить пару порций на совместный ужин с командиром девятой роты Михаилом Чубаревым в качестве моральной компенсации за пережитый им армейский стресс.

И в далеком будущем Тимуру ещё долго будут сниться сны с вождением БМП и танка. И эти яркие картины будут с запахом грунта и травы, раздавленной гусеницами, и духом выхлопа соляры от боевых машин...

* * *

На следующий день начальник войскового стрельбища Помсен вместе с пилорамщиком стояли у продовольственного склада полка. Повар с молодыми бойцами получали продукты. Вдруг со стороны солдатской столовой в спину бойцов полигонной команды раздался крик:

— Ромас! Товарищ прапорщик!

Прапорщик Кантемиров с рядовым Драугялисом обернулись и с удивлением заметили бегущего прямо к ним рядового Патрикеева. Кого-кого, а увидеть разведчика Патю в родном мотострелковом полку, громко и быстро топающего к ним по брусчатке в своих огромных сапогах, ни Тимур, ни Ромас никак не ожидали. Кузьма бежал с фуражкой в руке, радостно улыбаясь и протягивая руки. Так обычно бегут дети впереди мамы к лотку с мороженным. Сзади солдата быстро шёл капитан в чёрных погонах. Рядовые тепло обнялись. Им было, что вспомнить. Сколько дней и ночей оба, ещё молодыми солдатами, колотили мишени на пилораме. Гвардии рядовой Патрикеев отстранился от товарища, поправил форму и поздоровался с начальником стрельбища:

— Здравия желаю, товарищ прапорщик!

— Здорово, Кузьма! Ты ли это?

Гвардии рядового Патрикеева, стрелка РПГ, больше известного как «разведчик Патя», было действительно не узнать...

Глава 4 Разведчик Патя

Внимательно наблюдая за зигзагами воинской службы гвардии прапорщика Кантемирова, мы совсем забыли про его однополчанина, гвардии рядового Патрикеева, стрелка ручного пулемёта мотострелкового полка. А мы своих — не бросаем! И тем более — однополчан...

Шесть месяцев в армейском госпитале Группы Советских войск в Германии в городе Тойпиц для Кузьмы пролетели как одно мгновение весны. После визита нашего разведчика со шпионским псевдонимом «Патя» в американское посольство в Восточном Берлине по иронии судьбы он оказался прямиком в этом медицинском учреждении со специализированным уклоном. Рядовому Советской Армии после положенной бани выдали госпитальный халат и штаны, но мотострелок тут же потребовал родной комплект армейской формы с красными погонами и петлицами. Патя даже был готов рассекретить и выдать место схрона своей формы в немецком лесу недалеко от расположения гвардейского 67 мотострелкового полка. Суровые медбратья не вняли голосу разума и решили сами переодеть непокорного пехотинца. Кузьма и так от природы был сильным деревенским парнем, а тут ещё полгода службы в пехоте и факт разведки в тылу вероятного противника не прошли даром.

Из рядового Патрикеева стал получаться отличный и волевой солдат. Патя легко раскидал и затем скрутил обоих сотрудников медицинского учреждения с таким навязчивым сервисом. На шум прибежали медсестрички и растопили лёд в сердце Кузьмы. Патя тяготел к прекрасному полу… А вдали от Родины все свои девчата были как никогда красивыми и такими родными. Солдат успокоился, дал себя переодеть и накормить, за что и получил обещанный поцелуй в щёчку. Жизнь наладилась...

Армейский госпиталь Тойпиц начал готовиться к глобальной московской итоговой осенней проверке. Командование медицинской войсковой части решило не ударить в грязь лицом перед москвичами, и во всех корпусах шёл ремонт, переустановка оборудования и перепланировка палат. Поэтому рядовой Патрикеев оказался к этому событию как нельзя кстати. И если в полку солдат чётко и быстро выполнял приказы командиров типа: «копать» или «не копать»; то здесь, в госпитале, нашего пехотинца тут же загрузили командами типа: «таскать» или «не таскать».

До этого рядовой Патрикеев легко и непринуждённо таскал свой ручной пулемёт Калашникова туда и обратно за одиннадцать километров на войсковое стрельбище Помсен, а тут только территория госпиталя, лёгкая поклажа по сравнению с пехотным снаряжением и улыбчивые медсёстры вокруг. У старшин различных отделений госпиталя этот новичок-мотострелок стал пользоваться большим спросом, как верблюд в пустыне. Патя начал потихоньку забывать свою родную часть. О диагнозе солдата тоже пока подзабыли, только выписали витамины и успокоительные таблетки. Впереди маячила итоговая московская проверка...

И совершенно случайно у солдата кроме возможности проникновения во вражеские посольства открылся ещё один талант. Кузьма с детства любил рисовать гражданские самолёты…

И, может быть, если бы рядового Патрикеева научили, он бы в лётчики пошёл. Тягу к небу в виде рисунка с ТУ-154 заметил местный дембель, фельдшер стоматологического отделения по имени Василий. А мы все знаем, что на любом дембельском чемодане каждого уважающего себя дембеля ГСВГ важным элементом является рисунок гражданского самолёта с поясняющей крупной надписью: «DDR — SSSR», который и перенесёт этого дембеля с земли германской на Родину-мать. И чем этот самолёт нарисован красивей и изящней, тем быстрее отслуживший своё боец окажется дома. Вася сравнил творение Кузьмы с рисунком местного художника на своём дембельском чемодане и загрустил. На самолёте мотострелка фельдшер уже давно был бы дома и кушал мамины пирожки.

Дантист Вася был человеком предприимчивым и быстро переговорил с фельдшерами психиатрического отделения. Согласно договорённости, рядовому Патрикееву выделили уголок с настольной лампой в каптёрке отделения, а дембель Василий снабдил самородка карандашами, кисточкой, латексной краской и лаком. И потянулись томными вечерами к новому художнику госпиталя истинные ценители прекрасного с дембельскими чемоданами в руках.

Информация о новом художественном таланте дошла и до замполитов госпиталя. Пациента лёгкого психиатрического отделения (были ещё и тяжёлые больные) решили переключить с неквалифицированного труда носильщика на более прогрессивный и нужный госпиталю — покраску стен. Но Патя, как человек творческий, имел очень узкую специализацию, он мог рисовать только самолёты. После осмотра сюрреалистических работ новоиспечённого маляра на стенах палаты замполиты приняли твёрдое решение свернуть малярные работы этого мастера и вернуть пациента старшинам отделений.

Мы не знаем цены Патиных творений за вычетом доли фельдшеров отделения и Василия, но на походы в солдатскую чайную госпиталя рядовому вполне хватало. Даже хватило на свой личный дембельский чемодан и альбом. Практически все эти полгода Кузьма протаскал строительные материалы и рисовал самолёты старослужащим госпиталя. Поэтому обследовать и комиссовать рядового Патрикеева до осенней проверки никто в воинской медицинской части не торопился. Нужным человеком и в нужном месте в очередной раз после американского посольства оказался Кузьма Фёдорович...

Как уже было сказано, гвардии рядовой Патрикеев тяготел к прекрасному полу. И если в голове парня чего-то вроде бы как не хватало, то с остальным делом у солдата всё было в порядке. Патя имел очень даже правильно ориентированный организм и развитый инстинкт продолжения рода своего. Кузьма был воспитан в деревенских традициях, поэтому чтил народные манеры и начал ухаживать за несколькими медсёстрами одновременно. Благо они постоянно менялись согласно графику дежурств.

Юный разведчик, как настоящий рыцарь плаща и кинжала, первым делом привёл в порядок свой внешний вид: подстригся в настоящей парикмахерской госпиталя за три марки, состриг ногти, стал бриться дважды в день и купил себе в солдатском магазине одеколон «Тет-а-тет», а не какой-нибудь там «Шипр» или «Тройной одеколон». Срок службы рядового Патрикеева подходил к логическому году и солдат решил соответствовать своему будущему рангу «Черпак Советской Армии». Старания пехотинца не прошли даром. Вдобавок к внештатным обязанностям носильщика и художника Патю назначили старшиной отделения, в обязанность которого входило получать на складе табачное довольствие на всё родное отделение.

И как мы знаем, рядовой Патрикеев придерживался здорового образа жизни — не курил, а из алкоголя за последний год выпил только виски «Bourbon Jim Beam» в американском посольстве Восточного Берлина, который ему не очень то и понравился. Кузьма был равнодушен к спиртному и с детства рос справедливым пацаном. Поэтому мотострелок ещё на складе потребовал, чтобы для его отделения выдавали только сухие сигареты. В ответ на смех местных солдат-кладовщиков родом из солнечного Еревана Патя просто перекатил огромную бочку из угла склада в проём входной двери. Бойцам из Армении пришлось вызывать ещё двух земляков, чтобы вчетвером перекатить эту бочку обратно на место. Таким образом, вопрос о качестве сигарет для лёгкого психиатрического отделения был снят с повестки дня. Ещё оставался животрепещущий вопрос о дедовщине в родном отделении Кузьмы...

В отделении лёгкой психиатрии армейского госпиталя Тойпиц проходили обследование трое старослужащих с танкового полка в городе Риза. Попали они в госпиталь после залёта по самоволке и неудачной попытки коллективного суицида. Один из них, главарь танкистской шайки-лейки по имени Коля, смог пронести в камеру местной гауптвахты, служившей ещё вытрезвителем части, лезвие бритвы «Спутник». Коля по пьяни уже не помнил, как этот «Спутник» оказался у него в кармане, но после того, как в камеру неразлучной троицы добавили ведро воды с хлоркой для скорейшего отрезвления и осознания сути их проступка, вожак предложил жёстко наказать своих отцов-командиров и для этой мести всем разом уйти в мир иной.

В самоволке отчаянные танкисты, совсем не чтившие воинские уставы и своё командование, смогли купить в немецком хозяйственном магазине две бутылки «бремспирта» за три марки литр и успели до своей поимки нажраться дёшево и сердито. В камере гауптвахты пары хозяйственного немецкого спирта для розжига брикетов перемешались с ароматом русской хлорки и ударили в неокрепшие умы юных бойцов. Лютая обида на своих сослуживцев и командиров, а также отчаяние от безысходности своего жалкого существования в этой камере с хлоркой полностью завладели тройкой лихих ребят.

Губари встали в кружок, и каждый из них по очереди полоснул себя бритвой по венам левой руки. Понятно, что это был первый опыт добровольного ухода из жизни, и как бы не старались совмещённые пары немецкого спирта и русской хлорки в мозгах самоубийц, инстинкт самосохранения в этот раз победил. Вожак Коля первым стал цепляться за жизнь и дубасить в дверь камеры. Первым прибежал начкар и от увиденной картины маслом после сдачи караула сам ушёл в суточный запой. Командование части с пониманием отнеслись к душевным переживаниям офицера, а сплочённую совместным суицидом тройку солдат Советской Армии быстро решили отправить от греха подальше в специализированным армейский госпиталь Тойпиц.

Танкисты во главе с Колей появились в госпитале за месяц до прибытия мотострелка Кузьмы, быстро освоились, и так как они были единственными солдатами четвёртого периода, с первых же дней в отделении лёгкой психиатрии установили твёрдую дедовщину. По большому счёту эти трое солдат с одной части были самыми здоровыми в отделении и в психическом, и в физическом плане. Главаря старослужащих Колю практически с первых дней назначили старшиной отделения. Неудавшимся самоубийцам повезло и здесь. Земляком одного из танкистов оказался местный фельдшер, недоучившийся студент ростовского медицинского института по имени Руслан.

Будущий психиатр был отчислен с престижного института после практики на третьем курсе, где его поймали за махинации со специальными медикаментами. Благодаря стараниям родителей уголовное дело удалось замять, а сыночка быстро отправили защищать Родину-мать на самых дальних рубежах отчизны. Фельдшер-земеля недаром грыз гранит психиатрической науки и за долю малую в виде сигарет и бутербродов с маслом постоянно консультировал старослужащих пациентов по поводу симптомов специфических заболеваний своего отделения.

Три танкиста, три весёлых друга прекрасно зажили в армейском медицинском учреждении. Солдат лежит в госпитале, а служба идёт! Мысли о мести офицерам и загробной жизни больше не посещали просветлённые головы бойцов. Они даже немного выпивали периодически по ночам вместе с дежурными медсёстрами, а потом самоутверждались поздними построениями «духов» и «молодых» отделениях. Всё же пребывать в госпитале было намного интересней, чем танки водить, уголь разгружать, да и танкодром выстилать бетонными шпалами. Танкисты свято поверили в народную мудрость о том что: «Всё что не делается, всё к лучшему!»

Вера старослужащих отделения лёгкой психиатрии развеялась с появлением новичка, гвардии рядового Патрикеева Кузьмы Фёдоровича. И если танкистов и остальных пациентов госпиталя доставляли в сопровождении медицинских работников своей части; то этот пехотинец прибыл в сопровождении двух особистов: особиста мотострелкового полка и особиста госпиталя. Личное дело пациента Патрикеева под грифом «секретно» хранилось у самого начальника госпиталя. Шлейф таинственности и секретности так и витал над головой странного мотострелка. А после того, как фельдшер-земляк поделился с танкистами о случае с переодеванием в больничный халат этого новичка, старослужащие отделения посовещались и насторожились...

Да и между пациентами всего отделения зрело недовольство установленной диктатурой танкистов. Ладно бы ночные построения и вождения, молодые солдаты и не такое видели в своих частях. Старшина отделения Коля постоянно зажимал табачное довольствие раза в два. Пациентам доставались только «Гуцульские» (Смерть в горах) и «Донские» (Смерть в степи), да и то пачки были обычно сырыми. Своим сослуживцам и фельдшеру старшина всегда оставлял «Охотничьи» или «Северные», вроде того же класса и той же фабрики, но всё же табак был намного качественней.

Сигареты были включены в довольствие каждого солдата ГСВГ. Некурящим было положено 750гр. сахара-рафинад в месяц. Некурящие в отделении своей доли положенного сахара не видели вообще. Многие ранее некурящие втягивались в это не совсем здоровое дело именно в армии, даже в медицинских частях. В магазинах и чайных, на территории частей и гарнизонов, и в госпитале тоже, можно было купить практически любые ходовые советские сигареты и папиросы, которые часто продавали поштучно. Цена была в среднем от полутора марок за пачку. В общем и целом, в глубине лёгкого психиатрического отделения армейского госпиталя Тойпиц стихийно возник и потихоньку зрел табачно-сахарный бунт. Для активных действий не хватало только лидера. Как там, у Владимира Высоцкого: «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков…»

Появление нового пациента не на шутку взволновало «молодых» и «духов» отделения лёгкой психиатрии армейского госпиталя Тойпиц. Сопровождение двух особистов и конфликт с медбратьями подняли рейтинг новичка на высоту старослужащих, которые уже достали не только всё отделение, но и старшую медицинскую сестру по имени Оксана. Старшая медсестра отделения оказалась очень эффектной блондинкой, высокой со стройной фигурой, с красивыми утончёнными чертами лица и с огромными синими глазами, которые смотрели на всех, моргая длинными густыми ресницами. Как с обложки французского журнала. Многие в отделении, и пациенты, и медперсонал, пытались ей понравиться и познакомиться с ней поближе, но напрасно. Она не оставляла никому ни единого шанса, была со всеми в меру строга и сурова. Красивая девушка тут же тактично и умело отрезала любой намёк на флирт.

Кузьма по своей натуре и так был влюбчивым молодым человеком, а тут, как истинный ценитель женской красоты, просто влюбился в Оксану с первого взгляда. Как впрочем, и во всех медсестёр отделения. Но, в старшую медсестру больше остальных. Девушка почувствовала страсть солдата, не стала его быстро разочаровывать и к ревности всего отделения, особенно старослужащих пациентов, с благодарностью приняла от Кузьмы листок с рисунком самолёта ТУ-154.

Старшая медсестра профессионально заметила изменения в характере и внешнем виде гвардии рядового Патрикеева и выделила для себя его выздоровление из числа остальных, обычно неряшливых пациентов своего отделения. И однажды после очередной жалобы молодых солдат на нехватку табачного довольствия сама назначила Кузьму новым старшиной отделения взамен танкиста Коли. В отделении возник серьёзный конфликт интересов...

Танкисты решили посоветоваться со своим приятелем фельдшером Русланом. Медбрат-земляк, уже имея печальный опыт соприкосновения с уголовным кодексом, принял благоразумное решение остаться в стороне от этих разборок с непонятным пехотинцем и посоветовал старослужащим оставить рядового в покое и спокойно дослуживать в госпитале. Деды Советской Армии не вняли жизненному опыту земляка и принялись разрабатывать план мести. Первым делом решили вбить клин между мотострелком и старшей медсестрой. Ревность затмила глаза танкистам...

Каждому солдату ГСВГ были положены восемнадцать пачек сигарет в месяц, выдавались два раза по девять пачек. Это были сигареты самого низкого класса, в основном четырех марок, «Северные», «Донские», «Охотничьи» и «Гуцульские». При таком выборе лучшими казались «Северные» и «Охотничьи», а «Гуцульские» были самыми термоядерными. И после положенного по довольствию курева, купленные поштучно в чипке госпиталя сигареты цивильного «Беломорканал» за пять фенюшек (пачка «Беломорканал» стоила одну марку двадцать пфеннигов) или «Столичные» и «Ява-дукат» по десять фенюшек — уже казались сигаретами с ментолом.

Ещё солдату были положены два коробка спичек в месяц, которые были в постоянном дефиците и выдавались через раз, а то и через два. После того, как Кузьма в первый раз своего старшинства раздал положенные по довольствию сигареты, все благодарные пациенты отделения собрались в курилке. Курящие разом затянулись, некурящие просто стояли за компанию, благо осенний день выдался тёплым и солнечным.

Старослужащие танкисты по заранее подготовленному сценарию стали между собой громко обсуждать свои ночные посиделки с медсёстрами особенно — якобы со старшей медсестрой Оксаной. Представители бронетанковых войск так увлеклись своими любовными фантазиями, что не заметили, как всё больше и больше багровеет лицо старшины отделения, гвардии рядового Патрикеева. Откуда этим танкистам было знать, что однажды однополчане Кузьмы, тоже дедушки Советской Армии, как-то раз уже пытались подшутить над романтическими чувствами молодого солдата. Тот печальный случай закончился двумя разбитыми в щепки армейскими табуретами.

В этот раз Патя просто подошёл к вожаку старослужащих и с резонным вопросом: «Коля, ты дурак?» и просто опустил кулак на голову танкиста. Удар получился как молотом по наковальне. Сослуживцы Николая успели подхватить обмякшее тело оглушённого бойца и потащили его к беседке в глубине парка госпиталя. Как назло, за всей этой сценой наблюдал из окна своего кабинета дежурный доктор, который и сообщил об этом ЧП начальнику отделения, майору Корнееву.

Хотя рядовой Патрикеев успел показать себя с наилучшей стороны за время своего пребывания в госпитале, драки в психиатрическом отделении всегда пресекались со всей строгостью. Как не пытались выяснить военные доктора отделения причину столь неожиданного и агрессивного проступка Кузьмы, так и не смогли докопаться до истинной сути произошедшего. Солдат был наказан тремя нарядами вне очереди, и начал стойко переносить тяготы и лишения воинской службы.

Бывший разведчик (а мы все знаем, что бывших разведчиков не бывает) Патя молчал как партизан. Молодой человек из своего жизненного и армейского опыта хорошо понимал, что здесь замешана женщина, и он будет последнее ЧМО, если расскажет офицерам отделения о своих истинных чувствах к Оксане. Старшая медсестра сама провела своё дознание и вытянула из пациентов все нюансы конфликта старшины отделения со старослужащими. Затем в своё дежурство поздно вечером вызвала тройку танкистов к себе в кабинет, где солдаты впервые увидели свою медсестру в неподдельном гневе и услышали о себе много нового на исконно русском языке. Мат Оксаны разносился по всему отделению, и практически все пациенты, со всеми своими отклонениями, именно в этот вечер глубоко осознали одну простую, но очень важную истину — что никогда, даже в мыслях, не надо флиртовать со старшей медсестрой по имени Оксана.

* * *

Армейский госпиталь Тойпиц представлял собой несколько красивых зданий с элементами готики и с привлекательными сказочными башенками. В центре госпиталя красовалась самая высокая башня. Пациент госпиталя Патрикеев уже знал, что подвалы всех отделений и административных зданий госпиталя всегда закрыты на замок. А в его родном отделении, в подвале под лестницей был железный люк, который запирался на огромный засов. Рядовой слышал рассказы от фельдшеров и медсестёр о том, что все здания госпиталя соединены подземными ходами между собой и через которые можно было выйти далеко в город, за несколько километров.

Кузьма стоял в наряде дневальным около тумбочки с телефоном у окна и любовался архитектурой зданий госпиталя, когда к нему с улыбкой подошла старшая медсестра отделения:

— Что, Кузьма, домики наши нравятся?

Дневальный только печально кивнул головой. Какой бы не был солдат по своему развитию, но он уже понимал, что вся эта красота закончится, когда его комиссуют и отправят в Союз. Оксана, да и другие медсёстры отделения прониклись к Кузьме уважением, угощали сладким, иногда делали поблажки и освобождали его от тихого часа или отбоя. Робость молодого человека прошла, он подружился с Оксаной, но уже чувствовал себя с ней как брат со старшей сестрой. Кузьма был единственным поздним сыном в семье, вырос с тремя старшими сёстрами и сейчас с медицинскими сёстрами отделения вёл себя довольно уверенно. Старшая медсестра подошла к окну:

— Кузьма, а ты знаешь, что наш госпиталь во время войны входил в ставку самого Гитлера? И сейчас под нашими ногами большая сеть подземных ходов и помещений?

Рядовому Патрикееву стоять дневальным было очень скучно, и он с удовольствием начал слушать рассказ Оксаны об истории этого госпиталя ГСВГ, которую она услышала от знакомых офицеров из комендатуры. Например, что было ЧП в каком-то году. Караул подняли в ружьё, так как в этих потайных ходах и комнатах не с того и не с сего вдруг загорелся свет сразу в разных зданиях и на чердаке. Туда тоже из подвала можно было только попасть по тайной лестнице, как и на вышку, которая примыкала к зданию отделения. Попытались выключить свет. Не получилось, провода терялись где-то в бесконечных ходах подземелья, куда можно было попасть, спустившись в подвал. А там ходов море... Попасть можно было опять только через подвал подземелья, а помещения находились на втором и третьем этажах. Из здания не попадёшь и не догадаешься, что рядом находится потайная комната. Вокруг дверей нет, разве что окно на улицу, вход только с подземелья по крутой лестнице.

Старшая медсестра показала дневальному пару комнат из окна мансарды. Рассказывали, что подземные ходы выходили за территорию леса, к реке и в другие районы города, и даже возможно, в другой ближайший город. Что полностью все ходы даже не обследовали из-за сложности и опасности, так как после бомбёжек многие проходы завалило, только где-то остались узкие проёмы, по которым можно было передвигаться только ползком. Комендатура в целях безопасности некоторые коридоры и проходы закрыла решетками, где-то даже замуровали. А подвалы всех отделений и зданий приказали закрыть на замок, чтоб наши солдаты в самоволку не бегали. Ну и диверсий западных немцев тоже опасались. Оксана рассказывала очень убедительно, а у впечатлительного и расчётливого Кузьмы именно в этот момент созрел план мести старослужащим-танкистам…

Мы все помним, что гвардии рядовой Патрикеев мотострелкового полка ГСВГ в некоторых житейских вопросах был как ребёнок, а в некоторых делах — хитрован ещё тот. Патя по-простому, по-деревенски решил сдать танкистов-старослужащих особому отделу госпиталя. Кузьма ещё с детства знал, что закладывать своих — это совсем не по-октябрятски и не по-пионерски. Но, после того как старослужащие перешли красную черту и стали прилюдно насмехаться над старшей медсестрой, мотострелок логично перевёл танкистов в стан своих личных врагов. А тут уже было не до деревенских понятий. В армии — как в армии! На войне — как на войне!

И хотя Оксана сама быстро и беспощадно разобралась с наглецами отделения, Кузьма уже не раз слышал от пациентов об истинном здоровье танкистов, тем более они сами постоянно хвастались своим знакомством с фельдшером Русланом и его консультациями. Молодой солдат принял волевое решение наказать негодяев и навсегда избавить своё отделение от этих старослужащих-симулянтов. Ещё по прибытии в госпиталь, особист мотострелкового полка представил гвардии рядового Патрикеева особисту медицинской части, который уже слышал историю о проникновении в американское посольство в Восточном Берлине и с интересом познакомился с легендарным разведчиком. Новый особист-майор предложил Пате по всем вопросам обращаться к нему напрямую, и если солдат не желает встречаться с ним прилюдно, то можно оставить записочку в специальном почтовом ящике у двери солдатского магазина.

И если разведчик Патрикеев проник однажды к американцам в Восточном Берлине без особого плана, надеясь на авось и удачу; то сейчас хитрован Патя решил тщательно подготовиться к проведению секретной операции, которую сам и обозначил кодовым словом «Бункер Гитлера». Во-первых, Кузьма в свой ночной наряд дневальным отделения тщательно изучил засов от металлического люка в стене подвала здания и понял, что он легко взломает хлипкий замок засова. Дело только оставалось за инструментом в виде фомки. Во-вторых, на полученные марки от художественных работ пехотинец купил себе длинный немецкий фонарь на пять батареек. И, в-третьих, на продовольственном складе старшина отделения лёгкой психиатрии купил у кладовщиков-армян две банки тушёнки по три марки за штуку. Ради общего дела пришлось идти на финансовые затраты. В следующее ночное дежурство Кузьма аккуратно взломал висячий замок арматуриной, капнул на дужку замка клеем «Рапид» и вернул обратно. Первая часть подготовки к сверхсекретной операции «Бункер Гитлера» была завершена.

Вечером, после просмотра программы «Время», молодой мотострелок подошёл к старослужащим танкистам в угол палаты, где они обычно кучковались до поверки. Деды Советской Армии насторожились. Но, Кузьма, широко улыбаясь, вытащил из своих госпитальных штанин три пачки «Охотничьих» из своей доли табачного довольствия, протянул коллегам по отделению и предложил:

— Разговор есть. Секретный. Только не здесь.

В последнее время у старослужащих лафа с никотином резко закончилась, и танкисты опустились до того, что в тяжелые дни перед выдачей очередных пачек сигарет сами постоянно стреляли покурить и даже тайком собирали бычки. Заинтригованные оппоненты потянулись за пехотинцем на лестничную площадку, где одновременно закурили и уставились на молодого. И только теперь танкисты обратили внимание, что старшина отделения что-то прячет и прижимает рукой под халатом. На всякий случай Коля со товарищи спустились на ступеньку вниз по лестнице. Кузьма заулыбался и с ловкостью фокусника вынул из кармана халата банку тушёнки:

— Не ссыте, пацаны! Махаться не будем. Предлагаю мировую.

Предложение было щедрым и неопасным, танкисты вновь приблизились к пехотинцу.

— Берите, пацаны, не жалко! У меня сейчас этого добра до хрена: и тушёнки, и сгущёнки. Вот только я один не смогу всё вытащить.

— Ты что, склад грабанул? — восхитился вожак старослужащих.

— Какой склад? Да у нас сейчас под ногами этого добра хоть жопой ешь, — Кузьма постепенно подводил старослужащих к основной идее своей секретной операции. — Никто не знает, а я знаю. Пошли за мной!

Все вчетвером спустились к загадочной стене подвала. Рядовой Патрикеев с хитрым выражением своего веснушчатого лица вытащил из-под мышки новый фонарик и протянул одному из танкистов:

— Посвети.

Кузьма ловко открыл замок, тихонько опустил засов и со скрипом открыл широкий люк в стене. Из проёма резко пахнуло сыростью, холодом и приключениями на свою жопу. А перед юными искателями возник чёрный туннель, уходящий в темноту. Ватага, затаив дыхание, перешагнула люк, немного спустилась по ступенькам из жжёного кирпича и попыталась разглядеть, что творится в конце туннеля. Даже свет мощного фонарика не смог пробить плотную пелену сплошной темноты, уходящую вниз. Мотострелок махнул рукой танкистам:

— Возвращаемся. Я там уже был. Метров через пятьсот будет огромный продсклад. Видимо, ещё с войны остался.

— Да ты пиздишь, пехота! — не поверил Коля.

Но, по глазам представителей бронетанковых войск уже было видно, что им всем очень хочется верить в огромный продовольственный склад под землёй со сгущёнкой и тушёнкой. Про который, никто, кроме одного пехотинца и трёх танкистов, не знает. Рядовой Патрикеев, закрывая круглую дверь стены и устанавливая замок на место, резонно заметил сомневающемуся старослужащему:

— Коля, а ты посмотри на дату банки внимательно.

Троица дедов Советской Армии сгрудились вокруг тушёнки. Патя подсветил банку. Вожак воскликнул:

— Ну, ни хрена себе! 1945 год.

Довольный Кузьма подвёл свою логическую цепь к завершающей фазе:

— А я что вам говорил! Так, пацаны, никому о нашем деле не звездим. Сами знаете, сколько стукачей вокруг и на молодых надежды нет. Тут же заложат офицерам. Надо достать вещмешков побольше и масла машинного, эту дверь смазать. Ещё один фонарик надо будет купить. Там темно. Вытаскивать будем постепенно. Я работал у немцев и знаю, что банка тушёнки стоит пять марок, а банка сгущёнки — три марки. А я даже не знаю, сколько ящиков этого добра осталось под землёй.

В темноте подвала глаза искателей продовольственных сокровищ вспыхнули так, что и без фонариков были готовы освещать путь к быстрому обогащению перед самым дембелем. А как мы все знаем: «Дембель был неизбежен, как крах капитализма!» В головах танкистов постоянно защёлкали цифры стоимости тушёнки и сгущёнки в банках, потом — в ящиках, а потом — в штабелях этих ящиков в огромном подземном складе. Головы новоявленных коммерсантов от открывшихся в темноте подземелья перспектив пошли кругом...

Компания поисковиков возвратилась из подземелья в отделение, и уже перед палатой Кузьма, хорошо зная, что аппетит приходит во время еды, всучил танкистам ещё одну банку тушёнки. Мол, всё равно под землёй этого добра навалом, зачем экономить? Хавать — так хавать! Завтра будет ещё больше. Дедушки Советской Армии с воодушевлением приняли тонкий намёк на тесное сотрудничество по поиску тайных схронов и дальнейшей реализации находок. В недалёком светлом будущем трое танкистов видели себя крутыми диггерами. Впрочем, этого слова они ещё не знали, но уже мнили себя тёртыми исследователями подземных объектов и, следовательно — состоятельными дембелями ГСВГ.

Первый акт секретной операции «Бункер Гитлера» был сыгран рядовым Патрикеевым чисто и безупречно. Помог опыт разведки в американском посольстве. Разведчик Патя начал подготовку ко второй части своего марлезонского балета, который был гораздо сложнее пройденного этапа. Кузьме не давал покоя единственный вопрос — как подставить старослужащих под выписку из госпиталя, а самому остаться в стороне? С этой глубокой по содержанию мыслью и от пережитых сегодня эмоций старшина отделения лёгкой психиатрии быстро уснул.

Утро оказалось мудренее вечера. Рядовому Патрикееву приснился яркий и запоминающийся сон. Как будто, он с танкистами спустился в подвал отделения и через тайный подземный ход вдруг вышел наверх в американском посольстве Восточного Берлина. Уже знакомые американцы очень обрадовались неожиданному появлению разведчика Пати, но настороженно отнеслись к незнакомым танкистам. Кузьма через переводчика объяснил, что эти солдаты свои, буржуинские, и очень хотят бочку варенья и коробку печенья, и ещё хотят виски с кока-колой. Самый главный американец через переводчика задал гвардии рядовому Советской Армии резонный вопрос с тонким намёком: «А не хотят ли эти товарищи свою Родину продать?» Разведчик Патя хотел объяснить всем присутствующим, что: «Тамбовский волк товарищ этим танкистам», но не успел и проснулся от волненья. И спросонья даже не мог понять, где он находится, и где американцы с танкистами?

Тут в голове старшины отделения лёгкой психиатрии что-то щёлкнуло, и сложился чёткий план дальнейших действий. Рядовой быстро привёл себя порядок, присел на своей кровати у тумбочки и, сделав вид, что рисует очередной самолёт, стал писать донос в особый отдел госпиталя. Разведчик Патя, чтобы не оставлять отпечатков своих пальцев, хотел было натянуть медицинские перчатки, хранившиеся у него в тумбочке на всякий случай, но вовремя догадался, что перчатки вызовут нездоровое внимание не совсем здоровых соседей по палате. Кузьма прикрыл лист бумаги правой рукой и начал писать левой, чтобы изменить свой и так всем непонятный почерк. Опыт разведчика не пропьёшь! Тем более с виски «Bourbon Jim Beam».

Мотострелок успел написать свою кляузу до завтрака, аккуратно сложил листок в новый почтовый конверт с рисунком «Белки и Стрелки» и для ценности послания подписал: «тАварищу Асабисту».

Всё же в своё время школьник Кузя не особо жаловал уроки русского языка. Даже за то, что на нём разговаривал сам Ленин Владимир Ильич. Сейчас, в непростой разведческой обстановке наверстывать упущенное было просто некогда. Рядовой Патрикеев хорошо помнил из разговора с особистом госпиталя, что все послания из специального ящика доставляют ему каждый вечер. В запасе ещё был целый день, но и дел у разведчика было более чем достаточно. И все дела приходилось делать самому...

На завтраке три танкиста тайно переглянулись сокровенными взглядами со своим подельником пехотинцем, но не стали садиться за один стол, чтобы лишний раз не будоражить общественность отделения лёгкой психиатрии. После завтрака в курилке Патя с танкистами отошли в сторонку, и старшина отделения для усиления установившегося контакта вновь повторил процедуру вознаграждения страждущих своими пачками сигарет. Благодарные старослужащие с удовольствием затянулись и приготовились внимательно слушать нового командира. Патя оглядел свою команду подземных поисковиков и строго спросил:

— Никому не пизданули про наше дело?

Три товарища одновременно завертели головой; мол, нам лишние дольщики не нужны, сами всё вытащим, продадим и поделим по-братски. Командир отряда распределил задачу на сегодняшний день:

— Достаньте сегодня вещмешки, хотя бы по одному на каждого. Больше за раз не утащим, консервы тяжёлые.

— Так давай пару раз сходим! — воодушевился танкист Коля.

— А складывать консервы у себя под кроватью будешь? И нам ещё немца надо найти, чтобы постоянно у нас покупал, — остудил Кузьма подельника.

Тройка согласно закивала головой. Жадность фраера погубит! Надо всё делать осторожно и аккуратно. Как в разведке! Старшина отделения закончил свой развод:

— Встречаемся после ужина в подвале. Вы ищете мешки, а я попробую добыть второй фонарик.

Танкисты докурили, переглянулись и пошли осмысливать поставленную мудреную задачу. Рядовой Патрикеев пересчитал свою наличность — в заначке осталось одиннадцать марок с фенюшками. Нелегальные дела требовали постоянных финансовых вливаний. Патя вздохнул, подошёл к старшей медсестре и отпросился сходить на продсклад, якобы для согласования для выдачи следующего табачного довольствия. Девушка спокойно отпустила своего любимчика отделения. Если бы Оксана знала, какие волнения кипят сейчас в душе солдата и к чему всё это приведёт в итоге, старшая медсестра сама бы тут же заперла своего пациента в палате и никуда бы не отпустила.

Но, Кузьма был спокоен как опытный разведчик-нелегал, а сердце девичье даже не ёкнуло. На продскладе знакомые кладовщики-армяне сразу заулыбались своему постоянному клиенту. Патя сходу предложил тыловикам продать ему оптом пять банок тушёнки за десять марок, то есть уже по две марки за банку. Коренные жители солнечного Еревана долго не думали: «Две марки пятьдесят фенюшек!» Старшина отделения лёгкой психиатрии повернулся и сделал вид, что уходит. Кладовщики загалдели разом:

— Падажди дарагой! Какой ты горячий человек, а? Тебе как другу — забирай свои пять банок за десять марок, а?

И тут взгляд опытного разведчика упал на полку рядом с пожарным щитом, где за стеклом лежали аптечка и фонарик. Патя указал пальцем на полку:

— За десять марок четыре банки тушёнки и этот фонарик.

Предложение озадачило представителей тыловой службы госпиталя, но терять постоянного клиента им не хотелось. Дерзить тоже не хотелось после той истории с бочкой на складе. И тем более все успели перезнакомиться, и были почти друзьями. Даже земляками... Главный кладовщик по имени Серик опять заулыбался:

— Зачем тебэ этот фонарь. Там батарэйки давно сдохли. Что мы своему прапору скажем?

Кузьма решил не отвечать на риторический вопрос и резко поднял ставки:

— Одиннадцать марок за четыре тушёнки и фонарь. Или я ухожу!

Это было предложение, от которого благоразумные торговцы никогда не отказываются. Сделка состоялась. И как постоянному и желанному клиенту благодарные тыловики подарили Кузьме старый солдатский вещмешок, куда с дежурной улыбкой сложили все покупки. Сервис на продскладе армейского госпиталя Тойпиц вполне соответствовал мировым стандартам. На обратном пути старшина отделения зашёл в предбанник солдатского магазина, который был закрыт и работал только с обеда. Но, секретный почтовый ящик был на месте, куда Патя и скинул своё тайное послание секретной службе госпиталя. Полдела было сделано!

На входе своего отделения, разведчик внимательно огляделся, быстро спустился в подвал и спрятал свои покупки в нише стены. Затем поднялся на свой этаж, отметился у старшей медсестры и начал ждать обеда. За эти полдня разведчик выполнил намеченные цели и нагулял отличный аппетит. За обедом танкист Коля тайно показал Кузьме большой палец правой руки. Остальные танкисты просто заулыбались. Дело сделано, товарищ!

После обеда все опять собрались недалеко от курилки. Колян с загадочным видом вытащил из-за пазухи госпитального халата небольшой свёрток, развернул и гордо продемонстрировал Кузьме два огромных картофельных мешка. Патя опешил:

— Меньше не было? Договорились же о солдатских вещмешках с лямками. Как потащим?

— Нас же четверо! Один мешок на двоих, в эти мешки войдёт больше, чем в солдатский рюкзак, парировал танкист.

Крыть было нечем, да и незачем. Командир тайного подразделения только вздохнул и начал инструктировать дальше:

— Я добыл второй фонарь. После ужина я поговорю с Оксаной и заберу вас на уборку территории, собирать листья с газонов. Быстро сходим, притащим и спрячем мешки в этих же листьях.

План был простой как солдатский сапог. Да и осенние деньки стояли тёплые и солнечные, убирать опавшие листья было одно удовольствие, и многие пациенты отделения стремились попасть в команду старшины. А тут получилось совместить приятное с полезным: и консервы притащить с подземного продсклада, и вечер провести под солнышком в предвкушении большого куша. Танкисты заулыбались, а командир тайного отряда строго добавил:

— И перед подземельем обязательно накуритесь. Спички и сигареты сдадите мне. Про газ — метан слышали? Ещё кому-нибудь там закурить вдруг захочется. Бабахнет так, что и от госпиталя ничего не останется.

Замечание было справедливым. Перед самым дембелем и внезапным обогащением никто не хотел умирать. Да и вообще уходить в мир иной этим бывшим самоубийцам уже очень не хотелось. А хотелось быть просто молодыми, здоровыми и богатыми. И каждый из старослужащих твёрдо верил в своё недалёкое светлое будущее. Впереди маячил богатый дембель.

Перед положенным послеобеденным отдыхом Кузьма подошёл к Оксане и попросил освободить его от этого пустого времяпровождения. Мол, просто посижу в Ленкомнате, письма домой напишу и самолёты порисую. Ничего не подозревающая старшая медсестра спокойно согласилась. Разведчик Патя засунул в карман один из своих карандашей, захватил из бытовки катушку ниток и спустился в подвал. Клей «Рапид», флакончик машинного масла и фонарик уже были с собой. Первым делом кладоискатель смазал засов люка, затем аккуратно открыл замок, захватил свой заныканный вещмешок и, закрыв за собой люк, спустился в подземелье. Под светом работающего фонаря привязал нитку к люку, воткнул в катушку карандаш, вздохнул и нырнул в глубокую темноту туннеля.

Кузьма шёл медленно, освещая себе путь под ногами и разматывая катушку. Дошёл до первого поворота и оставил там банку тушёнки. На четвёртом повороте тушёнка закончилась, и Патя решил, что пройденного расстояния будет вполне достаточно. Самим танкистам в этой кромешной темноте уже никогда не повторить этот замысловатый путь: один поворот направо и три налево. Над последней банкой, на стене, примерно на высоте своей груди пехотинец закрепил карандаш с ниткой, аккуратно захватил нитку в ладонь, выключил фонарь и попробовал повторить свой путь в темноте по проложенной нитке.

Обратная дорога домой увенчалась успехом. С помощью клея замок вернулся на место, а опустевший вещмешок с неработающим фонариком был вновь заныкан в стене подвала. После ужина искатели продовольственных сокровищ традиционно собрались возле курилки. Танкисты выкурили по две сигареты и спокойно отдали пачки и спички мотострелку. Что там какие-то «Охотничьи», если уже совсем скоро каждый из них будет курить только «Кабинет». В подвале к удивлению подельников Патя вытащил из ниши стены свой вещмешок с фонариком с продсклада. В вещмешок сложили картофельные мешки и закинули за спину одному из танкистов. Второй фонарь пехотинец протянул Коле:

— Засунь в карман. Будет запасным, когда консервы грузить начнём.

Хозяйственная хватка командира приятно удивила подельников, и великолепная четверка смельчаков спустилась в подземелье. Пока первым шёл вожак диггеров. Луч фонарика выхватил отсвечивающую банку тушёнки на бетонном полу.

— Опаньки, тушёнка! — радостно воскликнул Колян и вырвался вперёд.

— Это я обронил, когда обратно шёл. Сдуру захватил штук десять банок и ронял по дороге. Три штуки только донёс. Одну сам съел и две вам отдал, — спокойно объяснил находку Патя и добавил. — Там по дороге ещё должны валяться.

Азарт собирательства полностью захватил старослужащих. Каждая найденная банка тушёнки оповещалась криком и всё больше и больше приближала их к заветной цели. Танкисты вырвались вперёд. Предводитель поисков шёл последним и освещал всем путь. На четвёртой банке рядовой Патрикеев аккуратно снял со стены карандаш с ниткой и выключил свой фонарь. Внезапно упавшая кромешная темнота разом пригнула танкистов к полу.

— Кузьма, ёшкин-кот, ты чего? — воскликнул из наступившего мрака танкист Коля.

— Да чего-то фонарь забарахлил, — спокойно ответил разведчик Патя, двигаясь назад по нитке, и добавил вслед. — Колян, попробуй свой включить.

Пока танкист вытаскивал свой фонарь из кармана и искал в темноте кнопку включения, мотострелок уже прошёл первый поворот в обратную сторону. Когда танкисты включили запасной фонарь, то поняли, что этим лучом света можно было разглядеть только свою ладонь, приблизив её вплотную к стеклу осветительного прибора. Через минуту этот луч надежды окончательно погас и неудачливые искатели приключений на свою жопу остались в густой темноте. Пациенты отделения лёгкой психиатрии запаниковали. Навсегда оставаться глубоко под германской землёй никому не хотелось. Хотелось домой, на дембель.

Кузьма уже прошёл последний правый поворот, включил свой фонарь, открыл люк и выбрался наружу. За всё про всё финал секретной операции под кодовым названием «Бункер Гитлера» занял всего пятнадцать минут. Дело оставалось за особым отделом госпиталя. Разведчик Патя, уничтожая следы операции, выбросил карандаш, моток ниток, сигареты и спички танкистов в урну, а свой фонарь спрятал глубоко под входной лестницей отделения. Старшина отделения вышел на свежий воздух и принялся добросовестно убирать листья под окнами своей палаты, чтобы больше свидетелей зафиксировали его старания.

* * *

В это время на стол начальника особого отдела госпиталя, майора Скворцова, легло письмо анонима. Где-то уже майор видел эту надпись «таварищу асабисту», но вспоминать было некогда, так как из тайного послания следовало, что трое пациентов отделения лёгкой психиатрии, находясь в сговоре с фельдшером отделения по имени Руслан, симулируют свои болезни с единственной целью — покинуть сегодня вечером госпиталь через подземный ход и удрать в ФРГ. Особист с трудом разобрал каракули доносчика и понял, что побег зреет давно, а беглецы уже запаслись сухпаем на дорогу в виде четырёх банок тушёнки. Скворцову сразу стало понятно, что вот оно — конкретное оперативное донесение, которое срочно следует реализовать в оперативное дело. Майору светило очередное звание только через год, но начальнику особого отдела госпиталя Тойпиц вдруг почудилось, как в тёмном углу его кабинета мелькнула внеочередная звезда на его погон.

Майор Скворцов слышал историю про то, как якобы в давние времена по подземному ходу в госпиталь пробрались диверсанты и убили всех пациентов отделения лёгкой психиатрии ударом шомпола в ухо. И якобы, в живых осталась одна санитарка, которая в это время спала в подсобке. И когда она проснулась, то от увиденного сразу поседела и сошла с ума. Но, контрразведчик особо не верил в эту легенду ГСВГ. Хотя и не исключал, что такие факты могли быть сразу после войны.

Раздумывать было некогда. Особист доложил коменданту гарнизона, вызвал дежурную группу с караула и проверил фонарик с дежурки. Фонарь еле горел. Майор Скворцов был решительным офицером, быстро сбегал в солдатский магазин и купил самый большой фонарь с запасным комплектом батареек. Контрразведчикам, как и разведчикам, иногда приходилось идти на личные финансовые траты ради общего дела. Позднее майор компенсирует свою наличность из оперативных расходов, чего не скажешь о разведчике Пате.

Летучий отряд в составе свободного караула, начкара и во главе с начальником особого отдела, гремя пристёгнутыми к автоматам штык-ножами, галопом пронеслись мимо рядового Патрикеева с листопёром в руках. Майора на бегу кольнула какая-то мимолетная догадка от вида этого особого пациента, но размышлять было совсем некогда, оперативный азарт полностью завладел старшим офицером. И в награду всему отряду был первый приз — сломанный и лежащий на полу замок от входного люка в тоннель. А дальше было всё делом техники. Напуганные танкисты так орали на всё подземелье, что эхо от этих криков отчаянья доносилось до самой границы с Западной Германией. И было непонятно, кто больше обрадовался поимке танкистов - охотники или сами беглецы?

В армейском госпитале Тойпиц не было своей гауптвахты. Злостных нарушителей воинской дисциплины и всяких там «бурых» и «отрицал» обычно отправляли в ближайший мотострелковый полк, где госпитальные губари под чутким руководством местных караульных азиатов и кавказцев в полной мере испытывали на себе все тяготы и лишения воинской службы. И желающих на вторую ходку к соседям в это армейское пенитенциарное учреждение обычно не находилось. Для осмысления своего неправильного поведения и укрепления внутренней дисциплины солдата вполне хватало первой отсидки.

Перед неудавшимися беглецами замаячила перспектива вновь очутиться в тесных стенах с ненавязчивым сервисом, но уже не в своём полку, а в гостях у мотострелков. Об условиях губы в пехоте наши танкисты были наслышаны, в негостеприимные камеры не хотели и с удовольствием начали сотрудничать с армейским дознанием в виде начальника особого отдела госпиталя майором Скворцовым и его замом капитаном Орловым. Вы не подумайте, что в особый отдел госпиталя офицеров отбирали строго по птичьим фамилиям. Нет, конечно! Просто так совпало у майора с капитаном по времени и в пространстве. Беглецов распределили по разным углам штаба госпиталя и приставили охрану.

Намётанным взглядом майор чётко определил вожака этой кодлы и вызвал к себе в кабинет. Остальных оставил капитану. Танкист Коля всё ещё дрожал от холода каземата, страха и неизвестности. Впервые его допрашивал оперативный сотрудник особого отдела. Скворцов ласково посмотрел на испуганного бойца:

— Присаживайтесь. Товарищ солдат желает что-то мне сообщить? — особист вдруг резко перешёл на «ты» и добавил строго: — А, может быть, ты мне вообще и не товарищ совсем? Родину-мать решил покинуть?

Танкисту Коле в этот момент очень захотелось стать не только верным товарищем этому майору, но и добросовестным гражданином своей родины. Задержанный вскочил со стула:

— Товарищ майор, это всё Кузьма придумал!

— Сидеть, солдат! Кто такой Кузьма?

— Наш старшина отделения, с пехоты он, фамилия Патрикеев.

В голове начальника особого отдела сразу сложились все пазлы мозаики этого непростого вечера. Майор приказал вывести задержанного к капитану и взять с него показания. Затем вытащил из сейфа недавно полученное письмо и поднялся в кабинет секретной части штаба госпиталя. В секретке получил под роспись личное дело гвардии рядового Патрикеева, тут же полистал и нашёл листки лично написанного объяснения особистам мотострелкового полка. На каждом листке бумаги сверху было старательно выведено: «таварищу асабисту». И ещё майор Скворцов заметил, что рядовой Патрикеев очень увлечён знаком препинания в виде точки с запятой. Видимо школьнику Кузьме на уроках русского языка больше всех понравился именно этот отделительный непарный знак препинания. Точка с запятой присутствовала в каждом предложении пехотинца, даже в коротком из двух слов.

Вообще рядовой Патрикеев не любил сложные предложения, а вот точку с запятой, как знак препинания, очень уважал и ставил её везде, где мог. Начальнику особого отдела госпиталя Тойпиц даже не надо было назначать и проводить почерковедческую экспертизу. Автором сегодняшнего секретного сообщения был не кто иной, как боец 67 мотострелкового полка гвардии рядовой Патрикеев, больше известный из личного дела, как «разведчик Патя». Особист крепко задумался. Дело принимало неожиданный секретный оборот.

После посещения этим разведчиком Патей американского посольства в Восточном Берлине рядового Патрикеева изолировали от нормального армейского общества и оставили под надзор особого отдела госпиталя. Майор Скворцов лично принял под роспись и свою ответственность из рук в руки этого рядового от своего коллеги пехотинца. А сейчас получается, что этот поднадзорник разрабатывает и проводит целые оперативные операции прямо под носом у контрразведчиков госпиталя. Тут было о чём подумать... Майор Скворцов вначале решил по нормальному поговорить с рядовым Патрикеевым. Да и вообще, чем-то этот непростой солдат импонировал офицеру. Поэтому начальник особого отдела сам отправился в отделение лёгкой психиатрии.

Хотя время уже приближалось к отбою, всё отделение находилось в радостном, но нездоровом возбуждении. Конец дедовщине! Медсёстры тщетно пытались утихомирить своих пациентов успокаивающими таблетками и уговорами готовиться ко сну. Да куда там... Такие события, как побег старослужащих через подземелье и стремительный захват беглецов не каждый день возбуждали и так не совсем здоровую психику постояльцев этой лечебницы.

Один только старшина отделения был совершенно спокоен, и совсем не удивился, когда в палату зашла старшая медсестра Оксана в сопровождении начальника особого отдела госпиталя. Авторитет старшей медсестры был гораздо выше положения особиста в этом непростом обществе, и после её короткой команды: «Отбой» все разбрелись по кроватям. Особист только добавил к приказу старшей медсестры:

— А вас, Патрикеев, я попрошу остаться и пройти с нами.

В кабинете старшей медсестры контрразведчик вначале поинтересовался, не будет ли Кузьма против, если Оксана Олеговна изволит присутствовать при их разговоре. Рядовой с благодарностью взглянул на свою возлюбленную и согласно закивал головой. И тут майор Скворцов задал конкретный вопрос:

— Кузьма, и какой чёрт тебя понёс с танкистами в этот гитлеровский бункер?

Разведчик Патя сразу догадался, что от особого отдела госпиталя ничего не скрыть. Даже кодовое название своей сверхсекретной операции: «Бункер Гитлера». Вот так майор, совершенно не подозревая, попал прямо в глубину непростого подсознания юного разведчика. Гвардии рядовой Патрикеев всхлипнул, ещё раз посмотрел на старшую медсестру и принялся изливать душу матёрому контрразведчику. Вот только Кузьма ничего не сказал о своих чувствах к Оксане Олеговне и, как бы его не спрашивал особист госпиталя, рядовой так и не выдал место получения четырёх банок тушёнки.

Кузьма никогда не стучал на своих и умел хранить чужие тайны. Да и майор Скворцов особо не настаивал. Картина неудавшегося побега и так прояснилась. И ещё начальник особого отдела госпиталя ГСВГ окончательно убедился, что кроме него и начальника спецлечебницы никто не знает о прошлом разведчика Пати. Гвардии рядовой Патрикеев никому, даже Оксане, не выдал государственную тайну.

Особист ещё больше зауважал солдата и начал просчитывать дальнейший ход событий.

Дело в том, что как раз в эти дни в Особом отделе штаба армии проводилась московская проверка. И это оперативное дело с попыткой побега из части через фашистское подземелье было как нельзя кстати. Майор Скворцов был обязан доложить об этом ЧП своим командирам, и тем более одним из фигурантов оказался тот самый боец, посетивший американское посольство в Восточном Берлине. Ну что ещё можно было продемонстрировать московским проверяющим? И начальник Особого отдела штаба армии в это время ждал звонка и отмашку майора на завтрашнее прибытие в госпиталь вместе с проверяющими. Контрразведчик принял волевое решение и задал рядовому ещё один конкретный вопрос:

— Кузьма, а сам-то чего хочешь?

Ответ был продуманным и быстрым:

— Хочу, чтобы меня не комиссовали как дурачка, а оставили служить. Мне ещё один год остался.

— Кузя, ты же сам понимаешь, что это невозможно, — мягко ответила старшая медсестра Оксана Олеговна, взглянула на особиста своими синими глазищами и добавила: — А может быть, мы с товарищем майором что-то другое сможем придумать?

Хотя майор Скворцов и был женатым человеком и очень любил свою жену, но, как все нормальные мужики госпиталя всё же был немножко влюблён в красавицу Оксану, поэтому с готовностью окунулся в её глаза и поддержал разговор:

— Если медицина нам поможет, то и мы поддержим все начинания.

Старшая медсестра задумчиво продолжила:

—У рядового можно легко обнаружить плоскостопие и просто отправить его в запас как ограниченно годного к воинской службе. Тем более, Кузьма уже год прослужил.

Начальник особого отдела задумался:

— Оксана Олеговна, если вы не возражаете, я заберу у вас пациента к себе. Попробуем решить этот вопрос с начальником госпиталя.

Из-за чрезвычайных событий и по настойчивой просьбе особистов части командование госпиталя были все на местах. Кто же, находясь в своём уме и добром здравии, откажет особому отделу в такой милой просьбе? Потенциальных перебежчиков на запад успели накормить и держали пока под надзором в предбаннике дежурной части. Первый испуг от заточения в каземате уже прошёл, танкисты очистили душу письменными показаниями и терпеливо ждали финала своей судьбы в армейском госпитале Тойпиц.

В это время капитан Орлов вёл плотный разговор под запись с фельдшером Русланом, который уже давал объяснения не только про себя, но и про всех своих коллег в госпитале. Беседа получилась содержательной и долгой, так как, учитывая неординарность событий, Русланчик принял единственное верное для себя решение — топить вокруг всех, чтобы выплыть самому. И если надо было сказать, что его земляк-танкист вместе со своими друзьями решили дёрнуть на Запад, то фельдшер вдруг вспомнил такие подробности предательских намерений своих друзей, что даже особист удивился и предупредил говоруна об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Под занавес этого рандеву капитан вытащил из сейфа специальные бланки вербовки и незатейливо сделал фельдшеру такое предложение, от которого Руслан ну никак не мог отказаться и подписал все документы. Вот так в воинской медицинской части одним стукачом стало больше. Ничего личного! Только служба...

Майор Скворцов просмотрел всю работу своего зама, удовлетворительно хмыкнул, попросил рядового Патрикеева подождать в коридоре, а сам вместе с капитаном Орловым и личным делом солдата зашёл в кабинет начальника госпиталя. Офицеры совещались недолго. Всем было понятно, что оставлять этого «разведчика Патю» в госпитале никак нельзя, если он уже смог попасть в американское посольство в Берлине и провести успешную операцию по отстранению своих конкурентов по отделению в фашистском подземелье, то логически следовало ждать от этого солдата всё, что угодно.

Кузьма с таким же успехом мог вполне собрать и летучий отряд из своего отделения лёгкой психиатрии и отправиться через уже знакомые подземные ходы партизанить в Западную Германию. И опять же особисты и начальник госпиталя хорошо понимали, что всё же гвардии рядовой Патрикеев в доску свой, советский человек, который только думает и действует не совсем ординарно. Нормальные взрослые мужики начали искать выход из этой ситуёвины.

Вскоре рядового вызвали в кабинет. Седой полковник медицинской службы вышел из-за стола и пожал руку рядовому и по-отечески спросил, как он себя чувствует. Кузьма чувствовал себя не очень-то и хорошо, молодой солдат сильно волновался и понимал, что именно сейчас решается его судьба, и не знал, что ответить военному доктору. На помощь пришёл майор Скворцов:

— Кузьма, скажу прямо — мы посовещались и решили, что есть возможность не комиссовать тебя, а отправить в запас в виду обострения твоего плоскостопия. — Голос особиста затвердел. — Но, и от тебя, гвардии рядовой Патрикеев, требуется никогда и никому не говорить о том, что случилось в американском посольстве и в нашем госпитале. Ты всё понял?

— Товарищ майор, это же военная тайна! Как я могу рассказать и выдать тайну? — удивился советский солдат и тем самым ещё раз закрепил верное решение своих офицеров.

— Это правильный ответ, — задумчиво произнёс полковник медицинской службы и добавил: — Рядовой Патрикеев, можете быть свободным.

Солдат вышел. А полковник, майор и капитан принялись решать судьбы трёх танкистов, трёх весёлых друзей. Из показаний фельдшера Руслана выяснилось, что эти пациенты всех водили за нос, пока весь госпиталь готовился к московской проверке. Сейчас проверка прошла успешно, медицинская воинская часть выдохнула и пришла пора заняться текущими делами. Офицеры приняли решение — завтра прямо с утра быстро собрать консилиум, коллективно проверить танкистов на симптомы предполагаемых заболеваний и отправить всех троих дослуживать в родную часть: водить танки, разгружать уголь и укладывать бетонные шпалы на танкодроме. Отдохнули ребята после неудавшегося суицида, подлечили таблеточками свои слабые нервишки и хватит. Пора и честь знать!

* * *

Своим вечерним докладом майор Скворцов вначале немного огорчил начальника особого отдела штаба армии сообщением о том, что никакой попытки побега солдат на Запад не было. Только было несанкционированное проникновение в фашистский подземный ход в поисках несуществующего продовольственного склада. Но, затем особист военно-медицинской части настойчиво порекомендовал своему командиру всё же прибыть завтра вместе с московскими проверяющими в госпиталь и разложил по полочкам программу посещения: во-первых, знакомство с легендой разведки и контрразведки — гвардии рядовым Патрикеевым. Во-вторых, лёгкая экскурсия по немецким катакомбам, где майор сам лично сегодня видел пару барельефов фашистской свастики. В-третьих, капитан Орлов сегодня провёл удачную вербовку по всем правилам и канонам нашей конторы. То есть московским проверяющим у нас есть что показать, и с оперативной документацией в особом отделе госпиталя всегда был порядок.

Начальник особого отдела штаба армии и сам был не прочь взглянуть на легенду ГСВГ, никогда не был в гитлеровском подземелье и ещё слышал про новую офицерскую баню, специально построенную в госпитале для проверяющих. Подполковник знал, что проверка прошла успешно, и баня пока пустует. Майор Скворцов понял тонкий намёк командира и доложил, что к завтрашнему приезду всё будет готово. А кто же из нормальных мужиков, даже московских контрразведчиков, откажется от русской бани после германского подземелья? А в кабинете начальника особого отдела госпиталя, в самом тёмном углу вдруг опять мелькнула внеочередная звезда на погон майора.

Начальник Особого отдела штаба армии подполковник Галкин (так совпало) вместе с проверяющими москвичами прибыли в медицинскую воинскую часть к одиннадцати утра. За это время в госпитале уже успели обследовать танкистов, вынести вердикт о полном соответствии тонкой душевной натуры этих солдат к несению строевой службы и от греха подальше (подальше от московских проверяющих) отправить всех троих в свой танковый полк через гауптвахту мотострелкового полка. Три танкиста были просто ошарашены такой скоростью смены обстановки. Ещё вчера утром они застраивали молодых в своей палате, а вечером гуляли по немецким катакомбам. Сегодняшний вечер они уже проведут в стеснённых условиях гауптвахты пехоты. Жить становилось всё сложней и сложней. Бойцы даже не подозревали, что вся эта оперативность сыграет только в их пользу. При остром желании особисты госпиталя могли спокойно дать ход показаниям фельдшера Руслана, немного поработать с показаниями разведчика Пати, всё согласовать, закрепить вещдоками в виде фонарика и четырёх банок тушёнки и отправить материал проверки в прокуратуру для возбуждения уголовного дела. А там уже — как карта ляжет...

Гвардии рядовой Патрикеев с утра не терял времени даром. Зная, что его вновь вызовут в особый отдел, привёл себя в полный порядок, благоухал ароматом одеколона «Тет-а-тет» и попросил у старшей медсестры новый госпитальный халат, который аккуратно выгладил и подшил. Оксана Олеговна, тоже зная, что прибудут москвичи, решила сама сопроводить пациента в штаб госпиталя. Для чего принесла из дома новый набор французской парфюмерии, купленный у поляков, и принялась наводить боевую раскраску. Именно для таких служебных выходов в свет в шкафчике старшей медсестры хранился специальный импортный медицинский халат, ушитый строго по её стройной фигуре.

Майор Скворцов, после прибытия своего начальника и московских проверяющих в виде полковника и капитана, приступил к первой части своего марлезонского балета и через дежурную часть вызвал рядового Патрикеева в штаб госпиталя. Прибывшие офицеры с нетерпением ждали живую легенду Группы войск, лично побывавшую в самом логове вероятного противника. Когда в кабинет вошли рядовой и сопровождающая его старшая медсестра, живая легенда сразу ушла в тень.

Офицеры при виде девушки все как один быстро вскочили с мест. А всех резвей оказался молодой капитан-москвич. Что опять подтвердило вековую мудрость: «Я человек и ничто человеческое мне не чуждо» По латыни звучит так: «Homo sum, humani nihil a me alienum puto» Особисты тоже были людьми и имели такие же слабости перед женскими чарами, как все нормальные мужики...

Молодой контрразведчик был так сражён красотой внезапно появившейся старшей медицинской сестры отделения лёгкой психиатрии по имени Оксана Олеговна, как не нашёл ничего лучшего, как вдруг заявить девушке:

— А у нас сегодня вечером банька! Вы тоже придёте?

Все офицеры разом повернули головы к приезжему капитану, а в кабинете начальника госпиталя, полковника медицинской службы Кулманова стало слышно только тиканье огромных немецких напольных часов. Оксана взглядом своих глазищ метнула в капитана такую молнию, что тот сразу сник, уселся обратно и опустил голову. Затем внимательно посмотрела по очереди на остальных мужчин и остановилась на начальнике госпиталя:

— Эрнест Эдуардович, пока любители бани поговорят с нашим пациентом; думаю, лучше будет для всех, если я в дежурной части подожду.

Полковник медслужбы только кивнул, а старшая медсестра добила чужого капитана контрольным взглядом, ободряюще улыбнулась Кузьме и вышла из кабинета. Полковник-москвич с удивлением спросил у коллеги:

— Серёга, ты чего? Ты контрразведчик или где?

Капитан всё ещё находился в лёгкой прострации и, вставая, только смог пожать плечами. Сам, мол, не понимаю, как такое отчебучил. Было видно, что молодой офицер искренне переживает за своё предложение здорового образа жизни незнакомой красавице. Только мудрый полковник медицинской службы, психиатр по образованию, всё понял и обратился к капитану Серёге:

— Молодой человек, девушка очень понравилась? Понимаю! Такую, как наша Оксана Олеговна редко встретишь. Между прочим, Оксана с отличием закончила медучилище, затем поступила в медицинский институт, отучилась три курса на отлично, взяла академический отпуск и сама завербовалась в армию, чтобы помочь своей младшей сестре и престарелым родителям. И мы её здесь все очень любим и уважаем, и в обиду никому не дадим. И вдруг полковник Кулманов обратился к рядовому Патрикееву, одиноко стоявшему в центре кабинета:

— Кузьма, я прав?

Разведчик Патя с интересом разглядывал контрразведчика Серёгу. И что удивительно, солдату интуитивно нравился это молодой капитан с лёгкой сединой на голове. Поэтому рядовой с улыбкой ответил начальнику госпиталя:

— Так точно, товарищ полковник! Никому не дадим в обиду. — Затем сделал шаг в сторону капитана. — Товарищ капитан, а наша Оксана очень любит белые розы. Подарите ей сегодня, и она вас простит.

Все офицеры вдруг вспомнили причину сегодняшнего сбора в кабинете начальника госпиталя и пригласили к столу неординарного пациента. Первым протянул руку проштрафившийся капитан:

— Капитан Сергеев! Рядовой, расскажи нам, как ты там американцев с Днём Победы поздравил и сними виски пил?

И если весь путь рядового от своей части в Дрездене и до американского посольства в Восточном Берлине был тщательно отображён в объяснениях Кузьмы и отчётах особого отдела и КГБ; то фактов поздравления с общей Победой и совместного употребления спиртных напитков с вероятным противником в личном деле рядового практически не было. И этот вопрос очень интересовал собравшихся в этом кабинете.

— Это же военная тайна! Я подписку давал, — присаживаясь за огромный стол, удивился разведчик Патя.

— Кузьма, это офицеры контрразведки из Москвы, у них есть допуск к секретным документам, — объяснил майор Скворцов и добавил: — Здесь все свои.

К своим гвардии рядовой Патрикеев проникся доверием, снова встал и начал рассказывать:

— У меня один дед погиб на фронте в Польше, а второй дед пропал без вести.

— Да садись ты, Кузьма, за стол. Здесь все свои и на равных, — перебил рядового майор.

— Товарищ майор, про своих дедов я всегда только стоя рассказываю, — сообщил солдат и добродушно объяснил: — Меня так отец научил.

Офицеры переглянулись за столом, и опытный полковник-психиатр предложил:

— Кузьма, а давай мы про твоих дедов тоже стоя послушаем?

Рядовой не возражал, и внимательные слушатели встали и расположились полукругом. Кузьма продолжил:

— У нас в роте на политзанятиях наш замполит, лейтенант Олейников рассказывал о встрече наших и американцев на реке Эльбе. В ленкомнате замполит большую фотку повесил про эту встречу, у него там дед тоже воевал и его ранили. Около города Торгау. Олейников сам нам рассказал. У американцев я сначала про праздник вспомнил, у нас в полку в праздничные дни всегда добавочное масло дают и два яйца вкрутую. А потом я вспомнил про День Победы и фотку вспомнил на стене ленкомнаты. Вот встал и поздравил их всех с праздником, — Кузьма перевёл дух от нахлынувших воспоминаний и посмотрел на капитана Сергеева. — У американского переводчика, его Майкл зовут, Миша по-нашему, оказалось тоже в эту войну дед погиб. Но, только где-то в Италии, Миша мне сам рассказал, и мы потом ещё с ним виски выпили.

— Кузьма, как тебе виски, понравился? — задал свой вопрос капитан Орлов, который про этот благородный напиток только читал в зарубежных детективах, впрочем, как и все остальные офицеры в этом кабинете.

— Самогонкой воняет, но очень крепкий, зараза!— поделился своими впечатлениями разведчик Патя и добавил: — Американцы в стаканы постоянно лёд добавляют. А лёд — это же вода! Вот дурачки. Мы же самогонку водой не разбавляем? Мне больше у них кока-кола понравилась. Сладкая!

Больше вопросов к рядовому Патрикееву не было, да и наступило время спуститься во вражеское подземелье. Кузьме велели быть проводником и ждать всех около отделения. Начальник особого отдела части с разрешения начальника госпиталя установил около входа в подземелье временный пост караула и договорился с начкаром, поставить туда перед обедом самого толкового бойца. Когда делегация во главе с майором Скворцовым, размахивающим своим длинным фонарём, подошла к отделению лёгкой психиатрии, у дверей здания уже ждал гвардии рядовой Патрикеев с таким же фонарём, как у особиста. Отряд только начал спускаться вниз по лестнице в подвал, как все вдруг услышали снизу из темноты звук передёргивания затвора и резкий окрик часового:

— Вер ист да? (Кто здесь?) Хальт! (Стоять) Ферботен! (Запрещено)

Начальник караула (сосед по лестничной площадке семьи Скворцовых) спускался первым и по заранее разработанному плану остановился, поднял правую руку для остальных и прокричал в темноту:

— Начальник караула, старший лейтенант Обухов.

— Начальник караула ко мне. Остальным оставаться на месте. Стреляю без предупреждения.

На всякий случай автомат этого часового был без патронов. Старлей Обухов по просьбе соседа проверил лично. Начкар спустился, зажёг свет в подвале и пригласил остальных. Последним шёл капитан Сергей Сергеев, который постоянно крутил головой и выискивал взглядом в окнах отделения и на лестничной площадке старшую медсестру отделения по имени Оксана. В этот раз капитану не повезло. Около открытого люка стоял часовой по стойке смирно. Полковник тревожно шепнул майору:

— Он нас обратно выпустит?

— Начкар с нами пойдёт, — успокоил москвича Скворцов.

В тоннеле Кузьма вытащил из кармана катушку ниток и карандаш и уже заученным движением закрепил к люку. Офицеры с удивлением наблюдали за манипуляциями рядового. Солдат встал первым, включил свой фонарь и приказал:

— Двигайтесь за мной. Один поворот направо, и три налево. Только нитку не прицепите. Вдруг фонари погаснут, по нитке и придём к выходу.

Рядовой Патрикеев и майор Скворцов двинулись первыми, освещая путь остальным. И, если рядовой Советской Армии уже в третий раз совершал подземное путешествие, то все офицеры оказались в подземелье впервые в жизни. Подземных туристов ошеломил высокий и длинный тоннель, постепенно уходящий по наклонной вниз. Советские офицеры долго простояли под барельефами фашистской свастики и орла. Когда подошли к уходящей в темноту и отсвечивающей от фонариков глади мутной воды, стало понятно, что дальше пути нет. Майор Скворцов объяснил, что сапёры уже пытались откачать воду, но безрезультатно. Вода прибывала каждый раз. Вроде бы дальше по этому туннелю был подземный завод по изготовлению ракет «ФАУ-1» и «ФАУ-2». И фашисты перед отступлением взорвали и затопили весь завод вместе с пленными рабочими и своими инженерами. После этой небольшой лекции всем стало несколько дискомфортно, и группа выдвинулась обратно.

Под землёй ни один фонарь не погас, часовой по приказу начкара быстро открыл люк и выпустил всех наверх. Под окнами отделения все с удовольствием вдохнули бодрящий воздух, сильно приправленный ароматом созревших каштанов и пожухлой травы. А капитан-москвич всё вертел головой, пока к нему не подошёл старшина отделения и заговорщическим шёпотом не сообщил, что в данный момент Оксана Олеговна находится на процедурах с пациентами в главном корпусе, и что смена у Оксаны заканчивается ровно в 17.00., и она обязательно выйдет с этой лестницы и пойдёт домой. За эту ценную информацию Сергей крепко, по-мужски, пожал ладонь Кузьме.

После обеда москвичи проверили учёт оперативной документации, затем полковник приказал капитану Орлову срочно организовать тайную явку с новым осведомителем, проходящим под кодовым именем «Сорока». Фельдшер Руслан был предупреждён о возможной секретной встрече и, хорошо зная сложные перипетии судьбы своих друзей танкистов, очень не хотел повторить их бесславный армейский путь. Обычно из госпиталя переводили только в пехоту. Поэтому «юный барабанщик» («барабан» — по сленгу оперативных работников — осведомитель на связи) с нетерпением дождался сигнала о встрече, прибыл секунда в секунду и выдал своему куратору вместе с московским полковником всю добытую им за прошедшие сутки информацию о жизни госпиталя. Новости не были полезными для особого отдела, но у свежего стукача было всё ещё впереди. И главное, проверяющий полковник остался доволен секретным рандеву. Из распорядка дня по проводимой проверке оставалась только баня...

* * *

Старшая медсестра отделения лёгкой психиатрии армейского специализированного госпиталя ГСВГ под конец рабочего дня тихо грустила в гордом одиночестве у окна своего кабинета. За стеклом начал густо накрапывать саксонский дождь. Делить свою грусть Оксане было не с кем, и её печальный взгляд был просто устремлён вдаль, сквозь стекло и падающие капли. В кои свои девичьи веки ей, можно сказать с первого взгляда, вдруг понравился парень, и тут на тебе — оказался москвичом, да к тому же ещё, судя по его двусмысленному предложению, активным бабником. В баню с собой, видите ли, он пригласил. Ловелас московский! Эххх, показала бы я тебе баньку, останься мы вдвоём в кабинете. Легко отделался, капитан столичный. Но, положа руку на сердце, девушка признавалась сама себе, что и от интимной баньки с этим сероглазым капитаном она бы совсем не отказалась. Тайные девичьи грёзы прервал требовательный стук в дверь. Оксана вздрогнула:

— Войдите!

В дверь просунулась рыжая голова пациента Патрикеева:

— Оксана Олеговна, вас на улице Серёга ждёт!

— Подожди, Кузьма. Какой Серёга?

— Сергеев!

— Кузьма, говори толком!

— Оксана Олеговна, я лучше вам покажу. Пойдёмте со мной.

Заинтригованная старшая медсестра прошла вместе со старшиной отделения в его палату, где уже практически все пациенты повисли на окнах и рассматривали мокнувшего под дождём московского капитана с букетом белых роз в руке. Офицер стоял не шелохнувшись, как оловянный солдат, и его взгляд из-под козырька фуражки был чётко устремлён на выход из здания. Оксана аккуратно выглянула из-за штор, быстро оценила эту картину маслом, которая ей ну очень уж понравилась, и спросила у своего любимчика:

— Кузьма, белые розы ты капитану посоветовал?

— Никак нет! — чётко, по-военному ответил гвардии рядовой, честно глядя в глаза старшему сержанту медицинской сверхсрочной службы.

А девушка усмехнулась и вдруг решила особо не спешить, вернулась к себе, вытащила свой новый парфюмерный набор и уселась перед зеркалом: «Значит Сергей Сергеев. И никуда ты, Серёжа, теперь от меня не денешься...» Но, затем вдруг заторопилась, быстро переоделась, накинула плащ и захватила зонтик. Сбегая вниз, девушка пожалела, что для полной картины не захватила с собой новые туфли. Ладно, и так сойдёт! На выходе Оксана остановилась, перевела дух, спокойно открыла входную дверь и на виду всего отделения подошла к офицеру и укрыла обоих открывшимся зонтом.

Зрители на окнах недовольно загудели, а старшина отделения Патрикеев скомандовал всем пациентам строиться в коридоре. Нечего лишку глазеть на хороших людей. Под зонтом девушка сама приняла букет у впавшего в ступор молодого человека, вздохнула аромат цветов и, хитро улыбаясь, поприветствовала:

— С лёгким паром вас, товарищ капитан!

Капитан Сергеев всё же был боевым офицером, в секунду отошёл от неожиданного девичьего натиска, схватился за зонт, как утопающий за соломинку и принялся исправлять свою оплошность и наводить мосты мира, дружбы и любви:

— Оксана Олеговна, я старый солдат и у меня сейчас в запасе просто нет слов, чтобы выразить вашу красоту и моё восхищение.

— А вы, товарищ капитан, рискните ещё раз и пригласите меня в баньку, — медленно сдавала свои позиции девушка.

— Виноват! И готов искупить свою вину кровью, — пошёл напролом капитан Сергеев.

— А вашей крови мне даром не нужно! Вы, Сергей Сергеев, кроме бани можете ещё куда-нибудь пригласить приличную девушку?

— Оксана Олеговна, откуда вы знаете, как меня зовут? — вначале не въехал москвич, затем вспомнил про рядового Патрикеева, ещё раз мысленно поблагодарил солдата и вздохнул. — Признаюсь честно, свои последние командировочные я потратил на этот букет. И сейчас я гол, как сокол!

— Сергей, а родителям успели купить подарки с заграничной командировки?

— Оксана, какие подарки? Мы так вчера посидели в штабе армии, а затем в каком-то маленьком немецком кафе. Забыл, как называется.

— Гаштет. Товарищ капитан, так вы что — любитель закладывать за воротник? — с усмешкой спросила правильная девушка Оксана.

— Я не любитель пить на халяву, — смущённо ответил правильный парень Сергей и выглянул из-под зонта. — А вот и дождь закончился!

Старший сержант сверхсрочной службы внимательно смотрела в серые глаза капитана и о чём-то напряжённо думала о своём, о девичьем. Офицер выдержал взгляд девушки, терпеливо ждал и просто молчал. Оксана решилась, стряхнула последние капли дождя с зонта и сказала твёрдо:

— Сейчас я вам дам сто марок. Молчать, товарищ капитан! Подарков вам здесь никто делать не собирается. Деньги даю в долг. У меня через две недели отпуск, поеду к сестре в Москву, она там учится в медицинском. Вот и вернёте там должок строго по курсу, получается тридцать три рубля и тридцать три копейки. А долг платежом красен! Вы согласны со мной, нежданный гость столичный?

Капитан Сергеев Сергей Петрович с малых лет вместе с мамой мотался по гарнизонам вслед за новым местом службы своего папы. И только семь лет назад вместе с родителями переехал в столицу нашей необъятной Родины на новое место службы отца, генерал-лейтенанта бронетанковых войск. Из этих семи лет Сергеев успел прослужить два года в Краснознамённом Туркестанском военном округе и ещё два года выполнял свой интернациональный долг в Афганистане. Сергеев имел несколько боевых наград, получил внеочередное звание капитана, был ранен и смог вернуться в строй, но уже только в особый отдел. Поэтому Серёга особо себя москвичом не ощущал, выбора в ответе строгой девушке у него не было, зато появилась возможность приятно провести время с этой красавицей где-нибудь в немецком ресторанчике и затем вновь встретиться в своем городе. Тем более, Оксана сама предоставляет ему такой реальный шанс. Капитан согласно кивнул: — Оксана, будете у нас на Москве-реке, обязательно получите свои деньги, да ещё и с процентами.

— Нет уж, Сергей! Лучше вы к нам, на Эльбу, — рассмеялась Оксана и добавила: — А теперь быстрей в магазин, а то скоро закроется.

— Какой магазин, Оксана?

— А подарки родителям кто покупать будет? — девушка тянула парня за руку в центр города. — А на оставшиеся марки гульнём в айс-баре.

Слово «айс-бар» немного успокоили московского капитана, и он послушно отправился выбирать покупки. Сергей ещё не знал, что после магазина они с Оксаной кутнут на последние марки в обычном кафе-мороженое. По совету девушки выбрали халат для мамы, немного подумали над подарком для папы, и Сергей вдруг вспомнил про немецкий длинный фонарь майора Скворцова и рядового Патрикеева. Очень будет кстати для отца-рыбака. Молодые люди долго не могли наговориться, но так как оба были людьми военными, всё же распрощались и перед расставанием обменялись телефонами и адресами.

Уже в Москве мама капитана Сергеева приятно удивится подарку своего сына. Раньше Сергей особо не баловал своих родителей. Халат окажется впору и очень понравится жене генерала. Ещё больше удивит маму отрешённый взгляд сынишки с какой-то непонятной блуждающей улыбкой на лице. Мудрая женщина догадается, что её сын окончательно отошёл от войны и своих ран, и, наконец-то, влюбился. Мама поделится своими наблюдениями с отцом — генералом. У этой пары не было цели женить своего единственного сына только на генеральской дочке, поэтому оба родителя примутся терпеливо ждать свою будущую невестку. А ждать то осталось всего две недели... И всё будет у Сергея с Оксаной хорошо...

На следующий день по вопросу здоровья гвардии рядового Патрикеева собрался небольшой консилиум. В принципе, все вопросы были решены, оставалось только оформить необходимые документы. После обеда Кузьма получил свой военный билет с надписью о том, что он ограниченно годный к службе в армии на основании определенной военно-медицинской статьи. В мирное время воинская служба гвардии рядового Патрикеева закончилась, и он подлежит теперь очередному призыву только в случае объявления военного положения в стране. Очередной осенний призыв молодых солдат и демобилизация отслуживших свои два года шли полным ходом.

По всем правилам гвардии рядовой Патрикеев мог дембельнуться только со своей части — гвардейского 67 мотострелкового полка. И сопровождать комиссованного до полка, а затем и до военкомата в Союзе был обязан один из офицеров госпиталя. Капитан Орлов, родом из Воронежа, лично вызвался в командировку — проводить рядового Патрикеева к отчему дому через родную воинскую часть. Заодно капитан и к своим родителям успеет заскочить.

У Кузьмы уже были пустой дембельский чемодан и дембельский альбом без фоток. Свои финансовые накопления разведчик потратил на проведённую спецоперацию. Старшая медсестра отделения лёгкой психиатрии армейского специализированного госпиталя ГСВГ, едва взглянув на порожний чемодан своего старшины отделения, отпросилась на час у начальника отделения, сбегала в город и купила точно такой же халат для матери Кузьмы, какой был куплен московскому капитану. В благодарность за Серёжу...

* * *

В родном 67 мотострелковом полку, все, кто ранее знал гвардии рядового Патрикеева или слышал о подвиге разведчике Пати, удивились сильно. Даже невооруженным и немедицинским взглядом было видно, что молодой человек изменился. Кузьма уже не был тем отсталым в развитии солдатом, которому в начале службы доверили таскать ручной пулемёт на полигон и колотить мишени. При случайной встрече у продовольственного склада перед начальником войскового стрельбища Помсен стоял вполне обычный боец третьего периода службы — уверенный в себе черпак. Психическое расстройство, которое родители заметили ещё в детстве Кузьмы, отступило со временем службы в армии. Полгода в мотострелковом полку и полгода в специализированном госпитале Тойпиц не прошли мимо этого солдата. И этот случай не был чудесным божественным исцелением молодого советского человека.

Во-первых, отсталый в развитии призывник Патрикеев по ошибке тамбовского военкомата попал служить в нормальную боевую часть Группы Советских войск в Германии, где был сильный офицерский и сержантский состав. А командир полка, подполковник Григорьев был в этой части и царь, и бог, и отец родной. У Кузьмы не было конфликтов ни с сослуживцами, ни с офицерами. Все его понимали и даже сочувствовали. Никто молодого солдата не обижал — ни свой период службы, ни старослужащие. Что поделаешь, раз призвали по ошибке?

Наоборот, все старались поддержать Кузьму. Даже доверили ручной пулемёт Калашникова (РПК). И так оказалось, что в 67-м гвардейском мотострелковом полку у рядового Патрикеева не было проблем по службе, которые могли бы обострить его болезнь.

Во-вторых, молодой человек не по своей воле резко изменил свой деревенский образ жизни. И если в его родной деревне с самого детства могли оскорбить или посмеяться над отсталым пацаном, то в воинской части уже не было никаких условий и отношений, питающих заболевание молодого солдата. Постоянные занятия, марш-броски и стрельбы в сплочённом воинском коллективе сыграли свою роль в адаптации Кузьмы в этом непростом армейском обществе и не вызывали у парня никакого психического напряжения.

Ну и ладно, что рядового Патрикеева отстранили от стрельб на войсковом стрельбище Помсен. Солдату больше нравилось колотить мишени вместе с полигонным пилорамщиком Ромасом, а затем обедать и ужинать в столовой стрельбища. Патя всегда был при общем деле защиты своего Отечества...

И в третьих, самое главное — по сути своей Кузьма Патрикеев всё же совершил свой личный подвиг. Молодой человек искренне желал быть таким, как все солдаты его воинской части. Патя хорошо понимал, что он отличается от бойцов полка, но не хотел этим воспользоваться и быстрей вернуться на гражданку. Наоборот, рядовой мечтал стать разведчиком, и даже смог немного погостить в американском посольстве Восточного Берлина. Кузьма воспользовался своим шансом, который ему дал призыв в армию, и начал восстанавливать свой организм. И результаты были налицо.

Конечно, в выздоровлении рядового приняли активное участие специалисты психиатры армейского госпиталя Тойпиц вместе со старшей медсестрой по имени Оксана. Большую роль в эмоциональном состоянии молодого человека сыграли изображения самолётов на дембельских чемоданах (арт-терапия). И, конечно же, постоянная работа мозга разведчика Пати — вначале при проникновении в американское посольство и затем при проведении спецоперации в фашистском подземелье госпиталя. И так получилось, что все мысли и действия рядового Патрикеева были направлены на излечение, чего он в итоге и почти добился. У каждого человека есть выбор...

К прапорщику и солдатам подошёл незнакомый капитан. Рядовой Патрикеев представил офицеру госпиталя своих коллег по полку:

— Товарищ капитан, это мои друзья с полигона, — и обратился к прапорщику Кантемирову: — Товарищ прапорщик, а меня отправляют в запас.

— Что случилось, рядовой? — задал правильный вопрос начальник стрельбища, так как ни у него, ни у его солдат даже не было тени сомнений по поводу психической полноценности бойца Патрикеева. Кузьма сокрушенно ответил:

— В госпитале у меня обострилось плоскостопие.

— Солдат, сколько раз вам ротный, капитан Фертиков говорил, чтобы вы все берегли ноги? — деланно возмутился прапорщик и взглянул на сопровождающего офицера. Капитан Орлов только согласно кивнул. Ноги пехота должна беречь всегда… Рядовой Патрикеев вздохнул:

—Так точно, товарищ прапорщик. Видимо, не уберёг. Товарищ прапорщик, вы не волнуйтесь, меня опять призовут, если у нас объявят военное положение.

Офицер отвернулся и аккуратно сплюнул через левое плечо. Кантемиров улыбнулся:

— Кузьма, после того, как ты побывал в американском посольстве, думаю, вряд ли кто к нам сунется.

Рядовой и сопровождающий его капитан получили сухпай на дорогу и выдвинулись в сторону штаба — получать причитающую Кузьме зарплату пехотинца за последние шесть месяцев. Специально для рядового Патрикеева был на час раньше открыт солдатский магазин, и вынужденный дембель Патя упаковал свой чемодан, как и подобает старослужащему ГСВГ.

Орлову было необходимо сделать отметки в своём командировочном удостоверении в комендатуре гарнизона. Утром вместе с очередной партией дембелей полка гвардии рядовой Патрикеев в сопровождении особиста госпиталя убыл на пересыльный пункт Темплин. А ещё через сутки уже был на родной тамбовщине.

Примерно через пятилетку судьба вновь сведёт гвардии рядового запаса Кузьму Патрикеева и гвардии прапорщика запаса Тимура Кантемирова в городе Санкт-Петербурге. И в это время термин «тамбовские» только начнёт входить в обиход жителей культурной столицы разваливающейся на куски нашей необъятной Родины…

Глава 5 Стрельбы

67-й гвардейский мотострелковый полк Группы Советских войск в Германии наконец-то дождался перевооружения основной военной техники на БМП-2. В боксы войскового стрельбища Помсен впервые пригнали две новенькие боевые машины. Хотя Советская Армия ещё с 1980 года исправно обучала и направляла в мотострелковые части Группы войск операторов-наводчиков БМП-2, которые затем в ходе постоянной боевой подготовки вновь переобучались на стрельбу с БМП-1. А это, скажу я вам, большая разница.

И теперь молодые операторы-наводчики, уже вкусившие всю прелесть и азарт стрельб из автоматической пушки БМП-2 на полигонах Елани и Чебаркуля, с тоской наблюдали в прицел за полётом гранаты из гладкоствольной пушки «Гром» БМП-1. Примерно так: если бы вас вначале научили стрелять из автомата Калашникова, а затем послали в атаку с охотничьим ружьём. А может быть, это был хитрый ход наших высокопоставленных отцов-командиров? Чтобы сбить с толку все разведки войск НАТО?

Начальник стрельбища лично принимал эти боевые машины у своего друга, техника девятой МСР, прапорщика Алиева Адама. Друг Тимура, аварец по национальности, был родом из солнечного Дагестана, из города Каспийска. И можно сказать — они были земляки... Так как чем дальше от своей малой родины служил боец Советской Армии, тем шире становился радиус его землячества. Ну, сами посудите: город Копейск Челябинской области и город Каспийск Дагестанской АССР? Да по-любому земляки, получается!

Да и потом, Тимур неоднократно, ещё школьником и студентом, боксировал на юношеских соревнованиях в этом чудном приморском городе. И дагестанские боксёры были частыми гостями на Южном Урале. Поэтому, сдачу-приёмку новых боевых машин в боксы стрельбища друзья-земляки закончили буквально за один час. Да ещё успели обмыть это дело.

К началу ночной стрельбы на директрису БМП зашёл сам командир полка подполковник Григорьев. За свои короткие четыре года службы в армии прапорщик Кантемиров пока таких командиров не встречал. К сожалению... Кому-то Григорьев нравился, кого-то подполковник постоянно и периодически вздрючивал за службу. Но в полку КП уважали все. Подполковник, с восхищением разглядывая новую боевую единицу, вдруг запрыгнул на башню (именно запрыгнул, как опытный курсант учебной части) и по-дружески так, улыбаясь, предлагает начальнику стрельбища:

— Слышь, прапорщик, а давай стрельнём из автоматической пушки? Ты же по солдатской специальности вроде как оператор-наводчик БМП-2? А я вот, целый подполковник, и ни разу не стрелял. Непорядок в пехоте!

— Тварщ полковник, да у неё дальность стрельбы до четырёх километров. Никак нельзя! Можем и в немецкую деревеньку засадить.

Подполковник, уже по пояс в башне:

— А мы аккуратно — прямо в кромку леса. Да не ссы ты, прапорщик, я из пушки БМП-1 на спор в ростовую мишень попадал. Давай показывай все кнопки боевому командиру. Это приказ!

С одной стороны инструкция по стрельбищу, с другой стороны приказ уважаемого командира. И с третьей стороны, прапорщик Кантемиров уже три года не стрелял с автоматической пушки БПМ-2. А было время — постоянная стрельба днём и ночью. Даже прицельная сетка снилась. Начальник полигона быстро принял волевое решение и марш — в люк командира отделения. Подполковник уже рядом сидит, слева, за пультом оператора-наводчика. Оба надели шлемофоны и подключились к рации. Кантемиров врубил шестнадцать тумблеров боевой части машины, проверил башню и пушку на движение и прикинул, если стрельнём ОФЗ (осколочно-фугасно-зажигательные) — можем и поле немецкое поджечь. Затем перевёл тумблер на боевую ленту БТ (бронебойно-трассирующие) и на своём пульте показал командиру полка кнопки пушки и пулемёта. Объяснил подполковнику хитрости прицельной сетки. Но вначале навёл сам.

По рации получили разрешение на стрельбу. Прапорщик дал две короткие очереди по три выстрела прямо перед лесом. По ходу трассеров и по следам разрывов зафиксировал, что снаряды идут куда надо. Переключил управление стрельбой на оператора и кулаком аккуратно стукнул по шлему подполковника. Никакой субординации. На войне — как на войне! Старший офицер также даёт две короткие очереди аккуратно в лес. По его смеху и мату Тимур понял, что «целый подполковник» стреляет из автоматической пушки БМП-2 не последний раз. Разгорячённый стрельбой командир полка стянул шлем, двинул прапорщику кулаком в плечо (На войне — как на войне!) и радостно сказал:

— Кантемиров, а давай поднимем пару дальних мишеней?

— Тварщ полковник, так раздолбаем же все подъёмники! Да и лента на бронебойно-трассирующие подключена.

— Железо жалеешь своему боевому командиру! Приказываю — поднять мишень.

Делать нечего. Начальник стрельбища по рации приказал поднять дальнюю ростовую мишень для стрельбы из СВД. Наступали сумерки, но цель была видна хорошо. Офицер даёт первую короткую очередь. Трассеры впиваются в землю перед мишенью. Недолёт! Поднимается пыль от разрывов. Ждём пару секунд. Вторая очередь! Но слишком длинная. Разошёлся командир. Выстрелов пять. Первые снаряды ложатся в цель, видно, как разлетается бруствер, а сама мишень вместе с подъёмником подпрыгивает и заваливается в сторону. Следующие чуть выше. А трассер последнего выстрела улетает далеко над лесом... Довольный стрельбой Григорьев уехал в полк, а Кантемиров остался ночевать на полигоне. Шла подготовка к сдаче весенней проверки. Стрельба днём и ночью, не успевали мишени колотить.

Ранним утром раздался стук дежурного по стрельбищу в дверь отдельного домика: «Товарищ прапорщик, комендант гарнизона!». Во дворе был слышен его мат. Без смеха. Тимур вскочил, быстро привёл себя в порядок, вышел и пожелал здоровья хмурому майору без доклада. С комендантом гарнизона у начальника стрельбища со временем сложились самые дружественные отношения. Майор был заядлым охотником, часто охотился в лесу полигона.

Жалоб со стороны жителей близлежащих деревень на солдат войскового стрельбища не было. За исключением дней, когда на нашем полигоне стоял на полевом выходе ДШБ из Лейпцига. Но, комендант относился к десантникам более чем лояльно. На груди майора красовался значок с количеством парашютных прыжков. И практически всегда с помощью прапорщика, в роли переводчика, удавалось решать все возникшие в эти дни проблемы с аборигенами. В таких случаях комендантского переводчика к решению вопроса старались не привлекать. Майор сухо поздоровался, переложил свою кожаную папку из рук в руки и достал из кармана галифе небольшие металлические осколки.

— Так, Кантемиров, знаешь, что это?

— Это не пули и не разорванные гранаты. Впервые вижу.

— Не звезди, прапорщик! Кто стрелял вчера на ночной?

— Обычные стрельбы. Как всегда. Скоро проверка.

Комендант пристально смотрел в глаза прапорщика. Начальник стрельбища выдержал взгляд, хотя, конечно, узнал эти осколки. Не раз видел на полях полигона Еланской учебной дивизии. Такие осколки даёт бронебойно-трассирующий снаряд при попадании в металл или камень. Ноги как-то сразу ватными стали, по спине пот потёк. Офицер продолжал пытливо разглядывать прапорщика. Кантемиров молчал и уже начал прикидывать: «А если прибило кого из гражданских?» Видимо, все его мысли отразились на лице. Кузнецов усмехнулся:

— Жертв нет! Но, снаряд прилетел с твоего стрельбища и упал во дворе дома. Стены только посекло осколками. Везёт же тебе, прапорщик. Сейчас позавтракаем и вместе поедем в полк. С самой ночи, ёшкин кот, ни крошки во рту. Чаю-то нальёшь гостю?

Хотелось в этот момент начальнику стрельбища напомнить офицеру одну народную мудрость про свою национальность и ранних незваных гостей, но он деликатно сдержался. Не тот случай. За завтраком майор вдруг спросил:

— А у тебя случайно лишних брёвен нет на пилораме? Комендатуру, понимаешь ли, надо отремонтировать, а тут не то, что досок, даже фанеры с рейками нет. И ещё краску надо искать.

Хозяин домика, подливая незваному гостю чай, быстро прикинул и предложил:

— Товарищ майор, думаю, по поводу досок, фанеры и реек вам надо будет обратиться непосредственно к командиру полка. Что-то мне подсказывает, что в этот раз он не сможет вам отказать. А мы с превеликим удовольствием выполним любой приказ командования — и брёвна распилим как надо, и избытки фанеры найдём для любимой комендатуры. И краску тоже.

Майор усмехнулся:

— Так, говоришь, прямо к Григорьеву обратиться?

— Так точно!

Подъехали в полк, дождались окончания развода. В кабинет командира полка комендант гарнизона с осколками в кулаке зашёл один. Кантемиров постоял у двери с полчаса, слышит — зовут(с). Прапорщик зашёл и доложил о прибытии. Оба старших офицера взглянули на прапорщика и улыбнулись. Вроде пронесло? Григорьев и говорит:

— Так, Кантемиров, что там у тебя на ночной стрельбе случилось? Докладывай как есть.

— Товарищ полковник, вчера днём пригнали две новые БМП-2 в боксы стрельбища. Одна из них оказалась с боекомплектом, с лентой бронебойно-трассирующих снарядов. Что не положено по инструкции. Вот мы с техником роты, прапорщиком Алиевым, решили разрядить боекомплект. Разряжать «Двойку» очень сложно и долго. Провозились до ночи. В последний момент раздался случайный выстрел в сторону боевой части стрельбища. На поле никого из операторов не было.

Подполковник с майором удивлённо переглянулись, а комполка быстро спросил:

— Алиев всё знает?

— Что значит, Алиев уже знает? Да он всё помнит отлично, товарищ полковник! Разрешите, я за ним сам в батальон сбегаю?

Комендант довольно захлопнул свою папку с документами и поднялся из-за стола:

— Вот и ладненько! А мы тут сидим, гадаем — и что же это такое могло произойти на стрельбище у прапорщика Кантемирова? А тут, оказывается, случайный выстрел. Вот же, как бывает! Не надо никуда бегать. Пусть оба прапорщика рапорта напишут, а результаты служебной проверки завтра ко мне на стол.

Майор схватил свою папку подмышку, улыбнулся и добавил:

— Думаю, сами своих же гвардейцев и накажете строго — «по законам военного времени».

Подполковник тоже встал:

— Наказать — это обязательно! Я сейчас комбата вызову, пусть проверку организует. А тебе, прапорщик, приказ — возьмёшь машину, строительный материал и шнель, шнель к немцам в деревню. Починишь там со своими бойцами стены и забор. И успокой там местных. Скажи, случайность, мол, больше такого никогда не повторится. Да и ещё — комендатура к нам за помощью обратилась. Ремонт у них. Надо помочь, чем сможем. Да и не жадничай там, прапорщик. Комендатура у нас одна. Уважать надо. И ещё, Кантемиров!

Командир полка посмотрел прямо в глаза начальнику стрельбища:

— Спасибо, Тимур!

Ответив коротко «Есть!», прапорщик улыбнулся, отдал честь, развернулся и вышел. По результатам служебной проверки прапорщикам гвардейского 67 мотострелкового полка Кантемирову и Алиеву были объявлены по выговору без занесения в личное дело. Позднее, после успешной сдачи итоговой проверки, наказания с обоих прапорщиков были сняты отдельным приказом командира полка...

Глава 6 Гауптвахта

«Гауптвахта (от нем. Hauptwache, буквально — главный караул) — первоначально — главный караул, позже в Русской армии — караульный дом, то есть место для размещения караула. Теперь специальное здание с помещениями для содержания арестованных военнослужащих вооружённых сил своей страны. «Губа» — разговорно-жаргонное название гауптвахты.

Комендатуры ГСВГ, кроме решения обычных военно-полицейских задач, ещё выполняли представительскую функцию — связь с немецкой гражданской администрацией, криминальной и дорожной полицией ГДР и госстрахом. Комендатура проверяла счета, выставленные немецкими предприятиями и гражданами за ДТП, за потравы посевов при выдвижении гусеничной техники на полигоны, за изготовление и опайку цинковых гробов, в которых некоторые советские военнослужащие, не выдержавшие тягот и лишений военной службы на чужбине, возвращались в Союз. Также вели учет и контроль состояния воинских захоронений и захоронений граждан СССР умерших на принудительных работах во время Второй Мировой и участвовали в работе различных охотничьих обществ. Дрезденская комендатура также осуществляла взаимодействие с криминальной полицией в случае совершения советскими военнослужащими уголовных преступлений на территории гарнизона и дезертирства из частей наших солдат с оружием.

Гвардии ефрейторы Эльчиев Эмин и Сергей Толстиков служили водителями-механиками сверхсекретного танка Т-80 в танковом полку дрезденского гарнизона и были не просто друзьями, они были земляками. Оба солдата оказались родом из города Нахичевань, родины Первого Секретаря Компартии Азербайджанской ССР Гейдара Алиева, чем страшно гордились и относились к остальным своим соплеменникам с лёгким презрением. Оба ефрейтора знали и любили технику, поэтому к концу срочной службы совместно приняли волевое решение остаться на сверхсрочную службу и подали документы в школу прапорщиков в Форст-Цинне (нем. Forst-Zinna) на должность командиров танка Т-80.

Вот так и появились два хулигана в дрезденском гарнизоне. В каждом уважающем себя крупном гарнизоне обязательно должны быть свои хулиганы. Противовес сил в природе. Чтобы для комендатуры с гауптвахтой служба мёдом не казалась. Должно же быть какое-то равновесие в этом непростом армейском мире? Без прапорщиков Эльчиева и Толстикова теперь не обходилась ни одна молодецкая драка на танцах в ГДО.

Однажды прапорщики-танкисты не поделили с прапорщиками-мотострелками нехороших немочек. Горячие советские парни выскочили гурьбой на улицу, а прапорщик Толстиков вызвал любого из пехоты один на один прямо в парке, около очага культуры и отдыха советской молодёжи. Вызвался прапорщик Кантемиров, был короткий обмен ударами, прибежали немецкие подружки и помирили гвардейцев различных родов войск Советской Армии. С тех пор прапорщики-танкисты старались больше не враждовать со своим коллегой с войскового стрельбища Помсен, а наоборот — постоянно просили Тимура поучаствовать в своих посиделках в качестве переводчика. Зачем драться ещё раз с боксёром, если вокруг полно прекрасных возможностей биться с менее подготовленными товарищами?

На немецких дискотеках при появлении Эмина и Серёги поляки и кубинцы старались по одному не ходить. А местные немецкие хулиганы тут же покупали в баре бутылку водки для советских прапорщиков, чтобы заручиться поддержкой этих варягов для драки с приезжими немецкими хулиганами. Друзья-земляки благосклонно принимали спиртные дары, но драться с немцами им было неинтересно. То ли дело — с кубинцами или поляками...

Советские военнослужащие драться умели и искренне любили кулачный бой. Земляки прошли суровую школу нахичеванских улиц, затем укрепили свои навыки выживания в Чебаркульской учебке и закрепили волю к победе в школе прапорщиков Форст-Цины. Свежеиспечённые прапорщики не жаждали крови. Нет, конечно! Им был важен сам процесс драки, победа, затем братание и угощение со стороны побеждённых. Круг интернациональных друзей у наших хулиганов постоянно рос.

И ещё гвардии прапорщики Эльчиев и Толстиков любили скорость! Ну, какой же русский с азербайджанцем не любит быстрой езды? На службе эта тяга к впрыску адреналина в кровь вполне компенсировалась на различных танкодромах и учениях вождением своих танков с газотурбинной силовой установкой. А что делать молодым людям со своей страстью в мирное время, в редкие часы армейского досуга? Друзья недолго размышляли над этой проблемой. Земляки нашли выход — они стали угонять немецкие мопеды «Симсон». И угоняли-то не с целью завладения чужим имуществом, а только покататься с ветерком.

Со временем Эмин с Серёгой стали кумирами у нехороших немецких девушек, особенно в первые дни зарплаты. А мы уже знаем, что недостаток красоты и стройности некоторых немочек вполне компенсировала немецкая водка с пивом. Меры в женщинах и в пиве земляки Гейдара Алиева не знали, знать не хотели и угощали своих подруг со всей широтой загадочной русско-азербайджанской души. Бывали случаи, когда простые немецкие девчата даже дрались между собой из-за расположения этих двух «совьетише фройнд». Что ещё больше подымало хулиганский авторитет советских прапорщиков в глазах местного населения...

* * *

А для коменданта дрезденского гарнизона эти два прапорщика-танкиста становились бельмом на глазу. Всё чаще и чаще комендатура получала тревожные сигналы от своих немецких коллег по охране правопорядка о драках одних и тех же двух советских военнослужащих по имени Amin und Sergei с немцами, кубинцами и поляками. И что удивительно, число угонов «Симсонов» в эти же дни тоже резко возрастали. Комендант служил третий год на своей должности, на днях получил очередное звание подполковника, сопоставил всю полученную информацию с днями получения заработной платы в частях и принял волевое решение лично выезжать по каждому сигналу о краже мопедов. Подполковник Кузнецов вышел на охоту...

Поимка советских хулиганов стала делом чести комендатуры и была лишь вопросом времени. Пока Эмину и Серёге везло по-крупному. Комендант со своей резиновой палкой, подарком немецких коллег, успевал только на «разбор полётов». Драки уже заканчивались, участники разбегались, а угнанные мопеды находились недалеко от холостяцкого общежития с гордым именем «Ледокол», где жили молодые прапорщики и офицеры. И всё же подполковник вместе с полицейскими скрупулёзно собирал информацию о таинственных русских. Комендант уже знал, что один из них — невысокий плотный блондин, а его товарищ — высокий сухопарый жгучий брюнет.

Все мы знаем, что армейская фортуна — дама непостоянная и рано или поздно капризно повернётся задом. В гости к нашим прапорщикам аккурат после получки приехали из соседней деревни Оттервиш две закадычные подружки по имени Симона и Рената. Девчата были даже симпатичными и в меру стройными, но уже в возрасте, обеим было немного за двадцать. И в отличие от многих нехороших немок эти подружки отличались завидным постоянством. До Эмина с Сергеем немочки длительное время имели отношения с военнослужащими отдельного танкового батальона, стоящего рядом с их деревней. Рената даже успела родить мальчика, что ускорило встречу отца ребёнка со своей Родиной. Советский друг Симоны заменился по истечении трёх лет холостяцкой службы.

Немочки недолго горевали по своим, как бы сейчас сказали, бойфрендам. На горизонте появились два свежих, весёлых, компанейских и нежадных советских прапорщика с танкового полка. Тянуло девчат к танкистам... Рената с Симоной, как более опытные в любовных утехах с русскими, отшили всех молоденьких конкуренток и стали постоянными подружками наших хулиганов. Девчата приехали на мопеде «Симсон», и сама жизненная ситуация подсказывала, что для полного счастья молодым людям не хватает второго мопеда.

У здания молодёжного клуба, где проходила субботняя дискотека, стояли на выбор несколько «Симсонов». И как бы немцы ни старались обезопасить своих железных коней цепями с мощными замками и хитрыми кнопочками зажигания, для двух бывших мехводов и нынешних командиров суперсовременного танка угон мопеда был делом буквально двух минут. Как два пальца «об асфальт»! Джигиты с хохотом оседлали мопед и рванули в ночь догонять своих подруг. Вот оно — эфемерное ощущение свободы, любви и скорости...

На беду нашим хулиганам в этот момент владельцу мопеда приспичило банально поссать. Деревенский парнишка, гулявший на городской дискотеке, не пошёл в туалет, а по привычке решил освежиться прямо на улице и успел увидеть до боли знакомые мерцающие огни задних фонарей своего «Симсона». Ссать тут же перехотелось, и немец рванул к телефону-автомату у входа в клуб. Началась местная полицейская операция «Перехват». Подполковник Кузнецов был прогрессивным офицером, и кроме резиновой дубинки в УАЗике коменданта теперь постоянно работала немецкая полицейская рация. Основы немецкого языка комендант уже знал и тут же подключил к погоне свои оперативные силы.

Друзья догнали своих подружек и предложили продолжить этот по-своему прекрасный вечер на танцах в ГДО. Немочки охотно согласились, но благоразумно не стали пересаживаться по парам на угнанный мопед. Даже нехорошие немецкие девушки, привыкшие к порядку и дисциплине, просто не понимали, как можно взять чужое. Ordnung und Disziplin!

Поэтому мальчики поехали отдельно и быстро, а девочки следом и медленней. В этот раз полиция и комендатура сработали чётко и слаженно. Подполковник Кузнецов верно просчитал возможные варианты мест появления советских угонщиков. Да у них и особого выбора-то не было: ГДО или «Ледокол». Где ещё можно появиться на угнанном немецком мопеде в немецком городе? Разве ещё не сгонять в баню на войсковое стрельбище Помсен к своему товарищу, не самому законопослушному прапорщику Кантемирову?

У входа в ГДО советских военнослужащих уже ждала коварная засада в виде УАЗа комендатуры. Военный автомобиль комендатуры был оборудован спецсигналами, надписями по борту и метко прозван народом «попугайчиком» от производного слова «пугать». Прапорщик Толстиков, сидевший в этот раз за рулем мопеда, гнал во всю мощь и поздно заметил автомобиль стражей армейского правопорядка. Прапорщик Эльчиев при такой скорости вообще старался спрятать свою голову от встречного ветра за спиной товарища.

УАЗ выехал из-за укрытия, и смело перекрыл узкую дорогу. За спиной угонщиков послышалась сирена советского автомобиля ВАЗ-2103 местной полиции. Капкан захлопнулся! Справа немецкие дома, слева ограда крутого спуска к парку, ведущему к Эльбе и госпиталю. Но мы же знаем, что «русские не сдаются!». Тем более, не сдаются советские прапорщики ГСВГ… Серёга на полной скорости делает резкий вираж влево и ныряет по пешеходной каменной лестнице вниз, в парк. Вот тут наших отчаянных парней подвела немецкая техника. «Симсон» от скачков по ступеням с двумя взрослыми пассажирами резко заглох, и движок заклинило. Мопед и ездоки, описав приличную дугу, приземлились в парке врозь. Был бы под прапорами наш мопед «Верховина-Спорт», мечта любого пацана Советского Союза, мы бы ещё посмотрели — кто кого?

Адреналина и алкоголя в крови наших прапорщиков было вполне достаточно для пары кувырков по земле с возгласом: «блядь!» и «ёб!», быстрого осмысления оперативной обстановки вокруг и моментального принятия волевого решения для скрытного побега в темноту леса парковой зоны. Разбитый трофей был оставлен на радость загонщикам.

* * *

От советского госпиталя через весь парк вела небольшая народная тропа к холостяцкому общежитию. И комендант дрезденского гарнизона не был бы комендантом, если бы не знал этот секретный путь и не расположил своих сержантов комендантской роты в засаде на выходе из парка. Прапорщики успели умыться и почистить одежду на Эльбе и шли к «Ледоколу», делясь свежими впечатлениями от погони. Сергей радостно докладывал товарищу:

— Бля, лечу как в танке. Тут «попугайчик» прямо передо мной на дорогу выползает. Пиздец! Приплыли! Засада!

Водитель мопеда от возбуждения остановился и начал на руках показывать собрату по погоне всю крутизну заложенного виража и нырок по лестнице в парк. Эмин с восхищением следил за движениями рук земляка:

— Серёга, а я чё-та кемарнул слегка по дороге. Укачало меня, даже голые бабы приснились. Тут удар под жопу, и я лечу! Рядом ты пролетаешь. Ни хрена не понимаю, а где бабы? И по ходу думаю: «Мы же танкисты, а не лётчики». Тут со всей высоты как ёпс об землю! И я проснулся.

Советские прапорщики неконспиративно заржали на весь саксонский парк и продолжили этот нелёгкий путь домой. Вторая засада коменданта увенчалась успехом. Прапорщиков быстро скрутили, и каждый был удостоен чести весьма ощутимого удара резиновой дубинкой по заднице. В недалёком будущем, примерно через пятилетку, эти спецсредства под названием «Аргумент» будут широко применяться у патрульно-постовой службы (ППС) советской милиции. В наше время в дрезденском гарнизоне такая резиновая палка была только у коменданта. И редкие правонарушители гарнизона, перенёсшие эти «эксклюзивные удары от Кузнеца», охотно делились с коллегами по службе непередаваемыми ощущениями после соприкосновений своей пятой точки организма с немецкой резиновой палкой.

Старший офицер мастерски владел данным спецсредством, но применял только в исключительных случаях. Прапорщики Толстиков и Эльчиев относили себя к «бурым» военнослужащим и после стойко перенесённых ударов заявили коменданту:

— Товарищ полковник, а что, в парке уже нельзя погулять в свободное от службы время?

Подполковник Кузнецов, хотя и слыл в гарнизоне суровым офицером, был мужиком отходчивым. Комендант через два года уходил на заслуженный пенсион, поэтому особо не рвал по службе. Кто-то видел подполковника в парадной форме с медалями и орденом Красного Знамени на груди, старший офицер слегка прихрамывал и в особо пасмурную погоду ходил с тростью. И все знали особую лояльность коменданта гарнизона к разведчикам и десантникам. В общем, комендант дрезденского гарнизона оказался нормальным мужиком, обладал хорошим чувством юмора и поэтому деликатно, с улыбкой уточнил:

— Товарищи прапорщики предпочитают ночные прогулки по парку?

Прапорщик Эльчиев, хотя и был по натуре хулиганом, в детстве успел почитать книжки и знал много умных слов:

— Товарищ полковник, мы флору любим, — Эмин немного задумался, вспомнил второе умное слово и добавил: — И фауну очень любим.

Прапорщик Толстиков, хотя и окончил с отличием школу прапорщиков, таких слов не знал и начал судорожно анализировать версию своего товарища. Подсказку прапорщику дал подполковник:

— Так говорите, нравится цветочки по ночам собирать?

— Так точно, товарищ полковник! Решили прогуляться перед сном в парке и букет набрать, — заулыбался жгучий брюнет Эльчиев. Вслед лучезарной улыбкой озарил коменданта блондин Толстиков:

— Товарищ полковник, завтра выходной день, почему бы и не прогуляться перед сном?

Подполковник Кузнецов перестал улыбаться и приказал:

— Так, флористы, руки к осмотру!

Эти руки, руки танкистов, и выдали наших прапорщиков с головой. Ладони и пальцы хотя и были тщательно умыты речной водой, были в свежих кровоподтёках и ссадинах. Взгляд коменданта под светом фонарика опустился ниже на порванные в коленях джинсы друзей. И вся верхняя одежда беглецов пропахла вылившимся из бака мопеда бензином. Доказательств для временного задержания вполне хватало. Оставалось только снять отпечатки пальцев земляков с «Симсона» и допросить подруг угонщиков. Но это была уже работа немецкой полиции. Комендант приказал доставить задержанных в комендатуру для дачи объяснений и оформления под стражу.

Беглецов доставили прямо в кабинет коменданта, где подполковник решил лично допросить прапорщиков. Картина происшествия была ясна как божий день, и доказательств вины вполне хватало. Просто Кузнецова, как нормального мужика, очень интересовал только один риторический вопрос: «Ну, на хрена?» Комендант не стал заморачиваться на ночь отдельными допросами каждого подозреваемого, чтобы потом устроить им очную ставку. Зачем? Итак, всё понятно. Вот только: «На хрена, мопеды угонять?» Симсоны были в свободной продаже и стоили примерно как две месячные зарплаты прапорщика. Покупай, регистрируй в полиции и получай адреналин в кровь, сколько твой организм выдержит.

Но, у наших гвардии прапорщиков была своя внутренняя философия жизни. Так просто жить скучно, они не хотели и не умели. И у Серёги с Эмином уже был опыт дачи показаний в нахичеванской милиции. Поэтому их версия звучала вполне правдоподобно: выпили после тяжёлого трудового дня и пошли освежиться по парку перед сном. Спьяну решили искупаться в Эльбе, стали спускаться к реке, споткнулись в темноте об корни деревьев и кубарем скатились в воду. Отсюда и ссадины на руках. Вот и вся ситуёвина! И за что задержали добросовестных прапорщиков?

Эльчиев и Толстиков давали показания чётко и слаженно, и уже сами начали верить, что, действительно, всё так и было. Вот тут комендант задал коварный вопрос:

— Так, любители ночных прогулок, а почему ваша гражданка вся бензином пропахла? Я бы ещё понимал, если бы товарищи прапорщики решили в своих танкачах (танковые комбинезоны) в речке окунуться.

Товарищи прапорщики мило улыбнулись на этот детский вопрос подполковника. Любитель флоры и фауны Эльчиев к тому же решил стать защитником природы:

— Товарищ полковник, да вы даже не представляете, какая грязная вода в Эльбе! Там же везде по берегу плакаты на немецком и русском: «Купаться запрещено!» А мы-то с дуру и окунулись. Да там вся вода бензином пропахла. Товарищ полковник, надо немедленно сообщать в их «Зеленый патруль».

Кузнецов только расхохотался на всю комендатуру, вытер слёзы от умиления, велел расписаться в протоколах и сообщил, что завтра утром полиция откатает их пальчики и сравнит рисунки с отпечатками на мопеде. А там заодно и поговорим с немцами о загрязнении окружающей среды. И ещё почитаем, что подружки прапорщиков напели полиции. Записки об аресте оформили быстро, и вот так наши любители женщин, свободы и скорости оказались в гостинице с ненавязчивым сервисом под названием: «Гауптвахта»...

* * *

Каземат дрезденской гауптвахты был построен в 1900-1904 годах и представлял собой мощное красивое кирпичное здание в несколько этажей. По внешнему виду никогда не подумаешь, что это историческое сооружение было в своё время тюрьмой для всей земли Саксонии. В 1943 году здесь содержался до отправки в Бухенвальд самый известный заключённый нацисткой империи, один из главных политических оппонентов Гитлера, коммунист Эрнст Тельман. После Победы в Великой Отечественной войне советская администрация Дрездена логично переоборудовала здание каземата в гауптвахту. Саксонские архитекторы и строители этого изолятора даже в самом страшном сне не могли представить, что в недалёком будущем однажды в одной из камер их неприступной тюрьмы окажутся одновременно два поддатых советских прапорщика.

Остановимся на особенностях дрезденской гауптвахты, одно крыло которой занимала гарнизонная комендатура. Поэтому жизненный путь арестанта от оформления наказания и до места своего отбытия был как никогда коротким. Оставалось лишь пересечь под конвоем небольшой тюремный дворик. Комендант на тот период времени был офицером суровым, и даже солдаты комендантской роты, чем-то не угодившие своему начальству, могли запросто видеть из зарешечённого окна своё подразделение, идущее строем и с песней на обед в столовую.

Бессменный и опытный начальник губы капитан Аргудаев хотя и был философом по жизни, держал своё хозяйство в ежовых рукавицах. В камерах узницы всегда была чистота, вот только ощущения уюта не было, так как стены были выкрашены давящей серой мышиной краской. Почему? Наверное, интерьер подбирался лично капитаном-философом, чтобы и эта палитра красок помогала встать на путь исправления.

Стол и лавки в номерах были забетонированы в пол на таком расстоянии, что сидеть больше получаса на них было невозможно, так как затекали и ноги, и руки, и спина. Кровати были ещё кайзеровские из откидных металлических рам, к которым каждый вечер перед отбоем выдавались деревянные щиты, которые назывались почему-то «макинтошами». Эти пресловутые «макинтоши» были заботливо сколочены местными умельцами из досок разной толщины, чтобы у постояльцев не возникало ощущения курортного отдыха на лежаках у берега Чёрного моря. Офицерам и прапорщикам, угодившим в эту гостиницу с ненавязчивым сервисом, по велению капитана Аргудаева выдавали матрас и подушку. Во всех номерах всегда был постоянный порядок, малейшее замечание грозило дополнительным наказанием.

Кто хоть раз сидел на гауптвахте, знает, что ГУБА — это такое интересное место, где есть время задуматься о содеянном проступке и почувствовать себя в роли арестанта. Отказ от выполнения требований и приказов конвойных и начальника караула также грозил большими неприятностями вплоть до увеличения срока на одни сутки. Начкар или начгуб своих требований два раза не повторял. Конвойные тоже не церемонились.

В караул на гауптвахту приезжали и заступали бойцы из частей, дислоцировавшихся за Дрезденом, чтобы исключить возможность встречи бывшего заключенного и его охранника, иначе бы встреча была не из самых приятных для караульного. Караул вечно был набран из азиатов и очень злых непонятно на что — то ли на свою судьбу, то ль на службу собачью. Один аллах их знал...

При «посадке» все личные вещи изымались, и, тем не менее, раз в день проводились обыски с полным осмотром камеры. Шмонали всё, вплоть до трусов и кальсон. Во время отсидки на ГУБЕ запрещалось курить, разговаривать и днем спать в камерах. Все передвижения вне помещения камеры только под контролем конвоя, двух автоматчиков. Умывание, приём пищи, туалет осуществлялись под непрерывным контролем конвоиров, что создавало не совсем приятные ощущения постоянного присутствия посторонних людей в твоей личной жизни. Спустя сутки или двое у постояльцев этого казённого дома возникало подавленное состояние. Тоска и отчуждение посещали отступившие души. Хотелось выть и плакать от несправедливости. В горле стоял комок. Ещё очень хотелось немедленно учинить расправу над своим личным врагом — тем, кто, конечно же, несправедливо и влепил эти сутки гауптвахты.

В дрезденском изоляторе были четыре самые холодные камеры, так называемые «холодильники», в которых даже летом было довольно холодно. И чтобы новый губарь почувствовал разницу в арестантской жизни, обычно первые сутки он немного остужал свой пыл в этих прохладных номерах и проникался духом исправления в гордом одиночестве. Если за первые сутки узник не получал никаких замечаний от караула, его переводили в более тёплые места в общие камеры к сотоварищам по несчастью.

И для особо буйных один номер из указанных четырёх был с двойной решёткой, но без стекла. Нары в этой камере были приварены наглухо к стене, стола с лавкой не было в принципе. И каждый вечер перед отбоем для разнообразия тюремного существования наряд выливал на бетонный пол ведро воды с хлоркой...

Хватало максимум двух суток в этом особом номере для полного осознания постояльцем содеянного проступка и объективной оценки своего поведения. Обычно уже следующим утром борзый арестант, дрожа от холода и страха, громко докладывал очередному начальнику караула, какой он плохой солдат и как его необходимо срочно перевоспитать. Зимой шинель на ночь выдавалась по разрешению начкара, и зависело это только от его совести. Например, при вечерней поверке уже порядком уставший офицер пехоты задаёт риторический вопрос арестованным танкистам:

— Почему на петлицах танки смотрят в разные стороны?

Строй загнанных губарей начинает переглядываться и многозначительно молчит. Начкар дружелюбно улыбается:

— Ну что, не знаете? Ответ прост: «По своим не стреляем!» Танкистам шинели не выдавать!

В эту ночь для сугрева страдальцы танковых войск столько не отжимались как за всю свою службу ратную. Были ещё «чудики», в основном с Северного Кавказа, разделяющие армейскую службу на работы «мужскую» и «женскую». Несколько раз по три-четыре часа усиленной строевой подготовки строго по Уставу вперемешку с очисткой канализации гауптвахты, и тендерные стереотипы больше не волновали этих странных детей гор.

Капитан Аргудаев искренне приравнивал строевую подготовку к балету и очень уважал этот вид воинского искусства. Внутренний двор изолятора, который ещё выполнял роль плаца, был из саксонской брусчатки, поэтому каблуков и пяток солдатских там было стерто просто немерено. Начальник гауптвахты философски смотрел на окружающий мир и считал, что солдат на губе — это спасённый от тюрьмы чей-то сын. Армейский философ часто задавал сам себе вопросы, почему плохо спит солдат Советской Армии четвёртого периода службы. Понятно было, что им очень хочется чего-то такого этакого. А о чем солдат мечтает в армии больше всего? Правильно, о двух вещах: о девушках на гражданке, ну и, конечно же, о воле вольной, не подконтрольной армейскому начальству. А где воля, там и пиво с водкой.

Поэтому любимым изречением капитана было: «Водка в Советской Армии пахнет гауптвахтой...» Поэтому арестантские сутки в изоляторе были насыщенными и плотными. Приводим для примера этот здоровый распорядок жизни дрезденской гауптвахты:

06.00 — общий подъём; уборка всей ГУБЬІ и камер;

07.00 — утренние мероприятия (умывание, туалет);

08.00 — приём пищи, завтрак;

09.00-10.00 — изучение Дисциплинарного устава в камере (и не дай Бог закемарить — плюс сутки!);

10.00-13.00 — строевая подготовка на плацу;

14.00 - приём пищи, обед;

15.00-19.00 — различные работы (уборка камеры, помещений гауптвахты, работы по очистке свинарника и канализации гарнизона);

19.00 — общее построение - перекличка;

20.00 — приём пищи, ужин;

21.40 — подготовка к отбою — получение «макинтоша» и шинели (если повезёт);

22.00 — отбой.

Для отдельных личностей с тонкой душевной натурой распорядок дня по велению начкара или начгуба мог легко измениться. И всегда не в лучшую сторону для особого арестанта. В общем приятного было мало, но не критично! Суровую и серую жизнь дрезденской гауптвахты вполне мог разнообразить только арест какого-нибудь пьянющего вдрыбадан майора или подполковника, который орал на всю ГУБУ: «Начкар — пидарас…, ко мне..., строиться!»

Таких буйных офицеров, которые уже перед посадкой успели послать на хрен дежурного по полку, весь штаб и всех рядом стоящих, могли запросто запереть в гарнизонный цугундер. И начкар, как правило, еще только командир взвода, хорошо понимал, что вечером сдаст наряд и будет простым взводным и этого старшего офицера, какого-нибудь комбата, утром один чёрт выпустят. Камеры таким постояльцам не закрывались, и неадекватный арестант блудил всю ночь по этажу под ободряющие снизу крики солдат-губарей и успокаивался только под утро...

* * *

Вот теперь мы все представили дрезденскую гауптвахту и понимаем, что два свободолюбивых советских прапорщика просто не могли долго вынести такие стеснённые жизненные условия армейской пенитенциарной системы. И всё же армейская фортуна хоть и повернулась задом к прапорщикам, но всё же не отпускала танкистов и продолжала с ними флиртовать.

Этой поздней осенью начальник гауптвахты капитан Аргудаев вместе с семьёй находился в очередном отпуске. Обязанности начгуба временно исполнял заместитель коменданта гарнизона, старший лейтенант со звучной фамилией Скрипка. Звали молодого офицера Александр Юльевич (папу звали Юлий), он был холостяком, проживал на «Ледоколе» и был не прочь повеселиться на танцах в ГДО и на немецких дискотеках. Старлея Скрипку даже видели в ночных барах Дрездена вместе с прапорщиком Кантемировым. Саня по молодости занимался самбо и даже как-то раз на танцах в ГДО тоже успел подраться с Серёгой Толстиковым из-за местной буфетчицы. Самбист победил. Ревнивцы после драки, конечно же, помирились и напились до положения риз, чем глубоко обидели буфетчицу Светлану. В тот памятный вечер она осталась одна-одинёшенька...

Оставшись одни без караула в кабинете начальника губы, прапорщики и старший лейтенант тепло обнялись. Кто хотя бы раз подерётся, а потом помирится и вместе напьётся, автоматически переходит в разряд братанов и корешей. Офицер предложил друзьям присесть на диване, а сам занял стол начгуба:

— Ну, вы, прапора, отмочили сегодня! Вся комендатура на ушах стоит. Завтра с утра ещё немцы прикатят.

— Пиздярики подкрались незаметно... — вздохнул Серёга и замолчал.

Оба арестанты и надзиратель ушли в себя и задумались о вечном. Потом вернулись в реальный мир и одновременно втроём тяжело вздохнули. Прапор Толстиков посмотрел на старлея Скрипку:

— Санёк, а тебя тут ничего вмазать нет? Нам бы сейчас по стопарю и на боковую. Завтра день тяжёлый будет...

— С собой на службу не ношу. Может у Аргудаева какая нычка осталась? — временно исполняющий должность начальника гауптвахты начал аккуратно и умело шмонать кабинет. — Есть! Капитан бутылку «Кёрна» припрятал.

Старший лейтенант быстро сообразил три стакана и свои бутерброды на стол. Друзья чокнулись и без тоста засадили немецкую пшеничную водку. Задумчиво пожевали закуску. Эмин с Серёгой одновременно посмотрели на бутылку, переглянулись и по глазам друг друга поняли, что пить сегодня больше не надо. Сергей встал и улыбнулся офицеру:

— Всё, гражданин начальник, в хату веди. Спать хочу!

Понятно, что никакого личного досмотра перед посадкой в камеру у задержанных не было. Да и что там было изымать? Брючные ремни и шнурки от кроссовок? Саня точно знал, что Сергей с Эмином явно не страдают депрессией и не склонны к суициду. Если бы прапора были в форме, то их бы обязательно «разоружили» — сняли портупею. Прапорщиков поместили в одну камеру, притащили каждому «макинтош» и выдали матрас с подушкой. Дверь камеры с металлическим лязгом захлопнулась за спиной друзей. Было уже поздно, старший лейтенант принял волевое решение остаться на службе и переночевать на диване в кабинете. Офицер только предупредил дежурного поднять его на полчаса раньше подъёма, чтобы лично разбудить прапорщиков.

У земляков уже был опыт изоляции от общества на трое суток по одному делу на малой Родине. Нахичеванские следователи тогда так и не смогли ничего нарыть на пацанов, и правонарушителей пришлось выпустить. А садиться во второй раз всегда легче, чем в первый. Поэтому серые стены и унылый антураж камеры не произвели никакого впечатления на новых арестантов. Вставать на путь исправления прапорщики явно не стремились. Всё их внимание привлекла решётка на окне.

Эмин, как высокий узник, немного подтянулся и открыл оконную раму. Свежий воздух свободы принёс в узницу запах увядающих каштанов и шум деревьев. Губари вздохнули полной грудью и окончательно осознали, что долго находиться в замкнутом пространстве они не смогут. Прапорщики Эльчиев и Толстиков не страдали клаустрофобией, у них была другая зависимость. Земляки Гейдара Алиева уже не могли жить без свободы передвижения и скорости. Мозги командиров секретного танка, немного подогретые немецкой пшеничной водкой, начали усиленно искать путь к побегу. Цейтнот был жёсткий, в запасе у прапорщиков оставалось всего пять часов до подъёма. До чего же удивительно, как наши военнослужащие в экстремальных ситуациях становятся рационализаторами и рукодельниками.

Один «макинтош» был положен на пол к укреплённому в камере столу в сторону окна, второе спальное место твёрдо закрепилось под углом сорок пять градусов к стене перед решёткой. Вот тебе и первый шаг к свободе. Серёга, как самый сильный из пары, забрался и попробовал расшатать решётку. Уже минуло более восьмидесяти лет после строительства каземата, и историческое время было на стороне беглецов. Металлическая преграда на пути к свободе немного поддалась. Для дальнейших действий нужен был какой-никакой инструмент. Взоры прапорщиков пробежали по камере и остановились на откидных металлических рамах кроватей. Понятно, что даже немузыкальными пальцами механиков-водителей танка такие кровати не разобрать. Друзья попробовали пряжками своих брючных ремней и только выгнули фурнитуру. Были бы в руках солдатские ремни, вопрос в инструменте отпал бы сам собой. Солдатских блях не было, земляки судорожно пошарили в карманах.

Кто был туристом в ГДР должны помнить такие толстенькие тёмные монетки из латуни номиналом в двадцать пфеннигов. Восточные немцы их использовали для телефонов-автоматов, все остальные монеты в ГДР были белого цвета. Советские прапорщики нашли этим двадцатчикам совсем другое применение. Используя металлическую денюшку как отвёртку, губари разобрали одну кровать. И вот в руках рационализаторов два длинных металлических рычага. Осталось только по Архимеду найти точку опоры и перевернуть земной шарик.

Сергей с Эмином не стремились к таким глобальным целям, а просто стали с двух сторон аккуратно расшатывать решётку. Законы физики никто не отменял, и на всякое действие со стороны арестантов было противодействие от стен и решётки, но все мы знаем, что: «вода камень точит». Два часа кропотливой работы и решётка поддалась. И вот металлическая преграда лежит себе смирно рядом с «макинтошем» на полу камеры, а друзья любуются полной луной в свободном проёме окна дрезденской гауптвахты.

Прапорщиков «поселили» на втором этаже каземата, по высоте стены камера беглецов оказалась примерно чуть выше третьего этажа советского панельного дома. Прыгать высоковато! Что делать? Беглецы изучили оставшиеся крюки в стенах от решётки и вновь вспомнили о своих брючных ремнях. Выручай прапорщицкая смекалка! Ремни были связаны между собой и закреплены к одному из «макинтошев». Деревянный настил немного сузили теми же уголками.

Этот переоборудованный «макинтош» вывесили наружу и закрепили за крюк в проёме. Если считать расстояние настила вместе с опущенными вниз ремнями, высота побега сократилась вдвое. Выше, конечно, по сравнению с танком, но прыгать уже можно. Первым попробовал более лёгкий Эмин, который аккуратно сполз вниз по «макинтошу», затем перебирая в руках ремни, свесился на уровне первого этажа гауптвахты, оттолкнулся от стены и прыгнул. Эксперимент повторил Серёга и друзья, как пишут в шпиёнских книжках: «растворились во мраке саксонской ночи…»

Старшего лейтенанта Скрипку разбудили, как он приказал, И офицер решил сам поднять друзей-арестантов пораньше, чтобы они смогли спокойно умыться и привести себя в порядок. Сержант караула открыл дверь камеры прапорщиков, пропустил вперёд и.о. начальника гауптвахты и хотел войти за ним следом, но упёрся в спину офицера...

Александр не вошёл в ступор и его не схватил кондратий. Нет! Старший лейтенант стоял, быстро анализировал пустую камеру, свободное от решётки окно и принимал единственно правильное решение. Ещё вчера вечером из-за молчаливых переглядов прапорщиков он интуитивно почувствовал, что сегодня что-то должно было пойти не так, как надо. Офицер не предполагал, что всё произойдёт так быстро. И вот на тебе — рывок! Саня быстро пробежал глазами по разобранной раме кровати, остаткам «макинтоша» и решётке на полу, обернулся к сержанту и приказал:

— Объявляй тревогу, побег из гауптвахты!

— Да ну нах! — сержант попытался протиснуться мимо офицера и заглянуть в камеру.

— Я сказал — тревога! Бегом марш!

Для ускорения Скрипка просто двинул локтем в грудину сержанта. Сапоги караульного застучали по металлической лестнице вниз. Старший лейтенант быстро приставил оставшийся «макинтош» к проёму окна, выглянул, затащил в камеру сооружение прапорщиков, отстегнул ремни, скрутил и засунул в карманы галифе. Как только и.о. начгуба успел вернуть и обратно закрепить остатки «макинтоша», прибежал заспанный начальник караула, старлей с отдельного противотанкового дивизиона. Александр высунулся из окна по пояс и сделал вид, что осматривает окрестности в поисках беглецов. Затем спрыгнул, отряхнулся, посмотрел на артиллериста и спокойно заявил:

— Пиздец! Ушли.

— Быть не может.

Начкар залез на подставку и для очистки совести тоже внимательно обозрел окрестности. От прапорщиков не осталось и следа... Старший лейтенант Скрипка вздохнул и сообщил собрату по несчастью:

— Пора докладывать, пойду коменданту позвоню.

Оба молодые офицеры хорошо понимали, что виноватыми сегодня окажутся оба. Вот только в какой степени каждый из них? Вот в чём вопрос! И.о. начгуба приказал закрыть камеру, забрал ключи, вернулся в кабинет, быстро вытер ремни прапорщиков от пыли и закинул в сейф. И только затем поднял трубку и приказал соединить его с домашним номером подполковника Кузнецова.

* * *

А в это время гвардии прапорщики Эльчиев и Толстиков отсыпались в немецкой электричке «Дрезден-Котбус», которая шла по направлению к немецко-польской границе. И если из ГСВГ бежали в основном на западном направлении, а гвардии рядовой Патрикеев рванул на север, в Западный Берлин; то наши друзья приняли политически верное решение — они двинули строго на восток. Натиск на Восток! (нем. Drang nach Osten!)

План земляков был прост как фуражка прапорщика: пересечь немецко-польскую границу на нашем пассажирском поезде «Дрезден-Брест», который шёл через Котбус, а затем попытаться тайно пробраться в Советский Союз через польско-советскую границу. А там уже — как бог даст или аллах подскажет. Эмин с Сергеем после исторического прыжка успели забежать в общагу, в свою комнату, в которой жили вместе ещё с двумя прапорщиками с танкового полка, родом из Украинской ССР. Пришлось поднять коллег по части и сообщить о побеге с гауптвахты:

— Хлопцы, подъём! Запрягай коней, мы с губы рванули.

— Да ну нах! Скрипка, наверно, выпустил, — один из прапоров сел на кровать и потянулся к столу за пивом. Постояльцы холостяцкого общежития «Ледокол» только что отметили святой армейский праздник — День зарплаты. Второй танкист с интересом разглядывал порванную и грязную одежду соседей по общаге:

— Не. Не похоже! Вы что, братцы, по пьяни в полковой свинарник забрели? Вроде не воняете.

Беглецы быстро переоделись, схватили спортивную сумку и под удивлённые взоры танкистов начали заполнять её пивом и закуской со стола. Эмин обратился к соседям по комнате:

— Пацаны, мы в самом деле сняли решётку с окна гауптвахты, спрыгнули и сдёрнули. Куда поедем дальше, говорить не буду. Уже сегодня вас к особистам вызовут. Лучше не знать, скажите как есть: прибежали, переоделись, схватили сумки и убежали. Парни, нам бы только марок на дорогу добавить. В долг не прошу, сами не знаем, когда отдадим. И сможем ли вообще отдать...

Прапорщики танкового полка были нормальными советскими пацанами, и в нашей стране к сидельцам и беглецам всегда исторически относились с пониманием. Соседи пошарили по карманам, скинулись по сотне, а один из танкистов добавил ещё три червонца, недавно привезённые с отпуска. Серёга порылся в шкафу и вытащил из своих вещей две бутылки армянского коньяка «Арарат»:

— Вот, с Союза привёз, на День танкиста берёг. Одна бутылка ваша, вторую Скрипке втихаря подгоните, только чтобы никто не знал, — прапорщик Толстиков улыбнулся. — А Саня Скрипка — Человек! Так ему и скажите. И пусть не поминает лихом. Нам теперь удача очень нужна.

Товарищи по комнате холостяцкого общежития офицеров и прапорщиков маханули по стопарю «на ход ноги», быстро закусили, тепло обнялись и пожали руки на прощанье. Прапорщики больше никогда не встретятся, останутся нормальными людьми, окажутся в разных государствах и о судьбах друг друга узнают только через четверть века.

* * *

Старший лейтенант Скрипка имел опыт общения с особым отделом по поводу его посещений ночных баров Дрездена и ничего хорошего от контрразведчиков не ждал. Офицер хорошо понимал, что, учитывая должности беглецов, командиров секретного танка Т-80, шухер поднимется на всю Группу войск. И обязательно во всей этой ситуёвине найдут самого виноватого, которого и накажут по полной программе. Александр не только занимался самбо в своё время, но и неплохо играл в шахматы. До прихода коменданта старлей начал продумывать дальнейший ход сбора доказательств своей защиты. Первый шаг он уже сделал — закинул в сейф якобы изъятые ремни прапорщиков. Оставался вопрос личных взаимоотношений вне службы офицера с прапорщиками-беглецами. А вопрос наверняка будет: «Не офицер ли помог бежать своим корешам?»

Подполковник Кузнецов появился на гауптвахте уже через полчаса после звонка, хмуро поздоровался со своим замом:

— Давай, Юльич, веди на место преступления. Сам-то, где ночевал?

«Началось!» мелькнуло в голове Скрипки. Старший лейтенант ответил спокойно:

— Пока с задержанными разобрался, поговорили, ремни изъял, то сё, поздно уже было. Решил в кабинете переночевать. Да ещё дежурного предупредил, чтобы пораньше поднял. Вот, прям, товарищ полковник, как в воду глядел!

Комендант вздохнул:

— Да и меня эти прапорщики вчера совсем некстати рассмешили. Ну, надо же! Кто бы мог подумать. Особистам и командиру полка сообщили?

— Так точно! — доложил Скрипка и подумал: «Вот и ещё один виноватый у нас появился…»

Ключи от камеры беглецов сейчас были только у исполняющего обязанности начальника гауптвахты. Комендант внимательно всё осмотрел, выглянул наружу и спросил:

— Может, у прапоров с собой какой инструмент был?

— При личном досмотре не обнаружил.

— Вот так прямо и обыскал? Не звезди, Скрипка! Ты же с ними в одной общаге живёшь? Небось, бухаете вместе и одних и тех же баб ебёте?

— По карманам похлопал, — возразил заместитель и добавил. — Да я с одним из них из-за подруги подрался на танцах в ГДО. С Толстиковым, это который блондинистый.

— Да ну! Бабу не поделили? И кто кого? — искренне заинтересовался вопросом Кузнецов.

— Киданул пару раз прапора через бедро, потом на захват с удушением вышел. Товарищ полковник, вы же знаете, у меня разряд по самбо.

— Молодец! Не подвёл комендатуру. Вот так сегодня и особистам расскажешь. Мол, такие личные неприязненные отношения были с этими прапорщиками, что «кушать не мог». А что ремни изъял, тоже правильно. Надо было ещё шнурки с кроссовок снять. В карманах больше точно ничего не было?

Старший лейтенант отрицательно покачал головой и подумал: «Опыт не пропьёшь! Быстро Кузнец (так назвали между собой шефа в комендатуре) тему просёк». Комендант внимательно посмотрел на своего заместителя и добавил:

— Ещё особистам скажешь, что я сам буквально через пару дней узнал об этой драке в ГДО и наказал тебя за самоуправство. Всё понял?

— Пётр Филиппович, так контрики тогда обязательно спросят: «Как наказал»? — офицер впервые назвал своего шефа по имени-отчеству.

— Хули думать! Скажешь: «Дал разок своей палкой по заднице». Делов-то!

Старший лейтенант Скрипка вскинул свой подбородок и резко взглянул на подполковника, который мягко улыбнулся и спокойно произнёс:

— Саня, я всё понимаю. Но, ты сейчас свою офицерскую гордость себе же в жопу и засунь. Сегодня и завтра твоя судьба будет решаться: в Группе дальше останешься служить и по ночным барам к немкам ходить, или пошлют тебя, такого гордого и красивого, к ебеням дальним нашей необъятной Родины. Усёк?

Александр Юльевич был неглупым человеком и хорошо осознавал всю важность ситуации. Офицер сам решил ковать своё счастье, быстро прикинул что-то про себя и отпросился у шефа сбегать на «Ледокол» и переодеться в чистую форму. Комендант критично осмотрел вымазанные красной кирпичной пылью китель и галифе своего зама и одобрительно кивнул головой:

— Только смотри, сам в ФРГ не сбеги.

— Есть, не сбежать! - улыбнулся старлей и быстрым шагом выдвинулся приводить себя в порядок.

Тут прибежал дежурный сержант и доложил подполковнику, что прибыли криминалисты немецкой полиции. Комендант вздохнул:

— Сегодня только немцев для полного счастья не хватало!

Двое полицейских на улице с удивлением рассматривали окно проёма без решётки и с висевшим до сих пор остатками «макинтоша». Подполковник Кузнецов подошёл с переводчиком и сообщил стражам правопорядка, что из изолятора сбежали те самые угонщики мопеда по имени Amin und Sergei. Один из немцев был вооружён советским фотоаппаратом «Зенит-ЕТ» и попросил разрешения сделать несколько кадров для истории. Второй полицейский через переводчика объяснил коменданту, что за всю историю этой тюрьмы до вчерашней ночи не было совершено ни одного побега. Ни в кайзеровской Германии, ни в фашистской, ни в демократической республике. И сегодня получается исторический день — первый побег за всё существование этой саксонской тюрьмы.

Комендант про себя подумал: «Конечно, нам есть, чем гордится...», но вслух ничего не сказал, только разрешил сфотографировать стены саксонского изолятора и распрощался с немецкими коллегами. Подполковнику надо было готовиться к другим встречам и проводам. Пётр Филиппович понимал, что сегодня, в этот исторический день, его комендатура и гауптвахта побьют все рейтинги славы в дрезденском гарнизоне.

Заместитель коменданта и временно исполняющий обязанности начальника гауптвахты столкнулся на лестнице в общежитии с двумя командирами танков Т-80, соседями беглецов. Один из прапорщиков, увидев офицера, громко воскликнул:

— Здорово, Скрипка! Это ты ночью подогнал нашим корешам батон с напильником?

Видавший виды «Ледокол» вздрогнул от хохота прапорщицкого. А старшему лейтенанту было не до веселья, и уже везде мерещились особисткие уши:

— Здорово, парни! Давай сегодня без подъёбок, меня уже с утра комендант раком поставил. Вот приказал быстро домой сгонять, переодеться. Да и вас сегодня с командиром полка и комбатом обязательно в особый отдел выдернут.

Соседи беглецов смутились. В самом деле, сегодня день непростой намечается. За ними уже посыльный с утра пораньше прибежал с приказом от комбата: «Срочно прибыть в парк боевых машин!» Один из прапоров, который поделился червонцами, передал привет от Эмина с Сергеем:

— Сказали, что ты Человек и просили не поминать лихом. А куда они рванули, даже не спрашивай, сами не знаем.

Второй прапорщик вдруг перешёл на шёпот и сделал предложение, от которого офицеру сложно было отказаться:

— Слышь, Саня, а давай мы особистам скажем, что Толстиков в нашей комнате после побега назвал тебя мудаком и козлом?

Старший лейтенант задумался:

— Было бы неплохо! Парни, если всё пройдёт, с меня пузырь.

В эту рисковую игру с контрразведкой решил подключиться второй командир секретного танка:

— Санёк, а давай скажем, что он тебя пидором обозвал!

И если советский офицер уже смирился с версией коменданта о пропущенном ударе резиновой палкой по своей жопе и готов был согласиться на «мудака» и «козла» ради своей карьеры в ГСВГ; то в подозрении гомосексуальных наклонностей старший лейтенант был категорически против:

— Да ну, на хрен! И «мудака» вполне достаточно будет. Всё, парни, разбежались.

Александр быстро привёл себя в надлежащий вид и для утверждения своего алиби со стороны гражданских лиц забежал в гости с утра пораньше к буфетчице Светлане. Буфет гарнизонного дома офицеров открывался с обеда, поэтому девушка ещё спала и очень удивилась визиту раннего незваного гостя. Да и отношения вольнонаёмной буфетчицы с офицером комендатуры довольно охладились после той обиды на танцах.

Вообще у холостячек вольнонаёмных ГСВГ, а их было подавляющее большинство по сравнению с замужними служащими, в настоящий момент были две цели в жизни: первая и основная — использовать шанс соотношения советских холостых мужчин к женщинам в гарнизонах примерно как десять самцов к одной самке и удачно выскочить замуж. Если повезёт — за офицера, на крайняк — за прапорщика, в самом худшем случае — за сверхсрочника или такого же вольнонаёмного. Но, обязательно вернуться в Союз уважаемой замужней женщиной. Второй целью было приодеться, приобуться, набрать заграничного барахла и подкопить деньжат для дальнейшей счастливой семейной жизни. Поэтому гарнизонные свадьбы были нередким явлением в ГСВГ. В основном пары женились по большой и чистой любви, но были нередки случаи, когда ячейки советского общества создавались банально по залёту.

Буфетчица Светлана была девушкой приличной, начитанной дамскими романами и очень романтичной особой с прекрасным воображением. И по большому счёту Света всегда была рада гостям мужского пола, даже нежданным. Старший лейтенант с порога ошарашил вопросом подругу:

— Тебя в особый отдел не вызывали?

В сферу деятельности особых отделов в ГСВГ входил ещё надзор за торгово-бытовыми предприятиями гарнизонов (ТБП). В частях особисты выполняли роль ОБХСС и следили за растратами и обманом покупателей со стороны продавцов. Поэтому впечатлительная буфетчица даже спросонья искренне испугалась:

— Ой, нет! Саша, а что случилось?

— Серёга Толстиков этой ночью с гауптвахты сбежал, — Александр протиснулся мимо хозяйки в комнату и уселся за стол.

— Ой, а я-то здесь причём? — Светлана от неожиданной новости присела напротив.

— Светик, так он из-за тебя сбежал, — офицер многозначительно посмотрел в глаза буфетчице. — Сам мне ещё вчера при аресте сказал. Люблю Свету, говорит, и жить без неё не могу. Вот и сбежал.

— А за что его арестовали? — работница ТБП была девушкой умной и так просто не поверила в отчаянную любовь прапорщика.

— Так он к тебе и ехал в ГДО на угнанном мопеде.

— Ха! Небось, со своей немкой то и ехал, — не сдавалась гордая советская служащая.

— Нет, Света! С Эльчиевым он ехал, и они оба разобраться со мной хотели. Мы же тогда с Толстиковым из-за тебя подрались.

— Из-за меня? — Светлана резко привстала.

От такого признания её короткий халатик чуточку распахнулся. Приличная девушка была так обескуражена, что ничего и не заметила. Или не захотела замечать. Как же так? Мимо неё проносятся такие события, а она ни сном, ни духом. Всё как в любимых книжках: большая любовь, драка, погоня, арест и побег из тюрьмы. И всё только из-за неё! И она ничего не знала? Света представила себе картину, как она мчит на скором поезде сквозь сибирские морозы к своему любимому Серёже, но тут же отогнала эту глупую мысль. Она что, дура, что ли? Из Саксонии в Сибирь! Когда тут рядом стоит вполне любимый Саша. Девушка вздохнула, и свободная от бюстгальтера упругая грудь так и закачалась под тонкой материей.

Здоровый организм офицера был очень даже правильно ориентирован на подсознательный сигнал почти раздетой молодой женщины. Скрипка интуитивно поднялся и приблизился к подруге:

— Светик, а я тебя всё равно люблю! И драться за тебя буду.

Одна рука молодого человека оказалась чуть ниже талии подруги, вторая рука начала подниматься к груди. Хотя всё происходило не совсем так, как написано в дамских романах, девушка не выдержала такого морального и физического натиска, закатила глазки и прильнула всем телом к мужчине. И дальше всё пошло совсем не по-книжному.

Пылкий офицер развернул подругу к себе спиной, наклонил к столу, задёрнул на спину халатик, сам быстро освободился от нижней части формы и прямо в кителе, с придыханием вошёл в буфетчицу. Ещё никогда в своей жизни старший лейтенант Скрипка не снимал стресс так яростно, и так успешно. Стол выдержал, и для следующего акта этой жизненной пьесы пара всё же перебралась на кровать. Удовлетворённая морально и физически Светлана ещё раз получила от своего любовника подробные инструкции к беседам с особистами и довольная уснула. Старшему лейтенанту покой только снился. Впереди намечался тяжёлый длинный день.

Толпу старших офицеров во главе с командующим 1-й гвардейской танковой армии под уже известным на весь гарнизон окном гауптвахты заместитель коменданта срисовал ещё в начале улицы. Было хорошо слышно, как генерал-лейтенант Потапов отчитывает командира дивизии и командира танкового полка. Поэтому Скрипка благоразумно обогнул немецкие дома и зашёл в комендатуру с другой стороны. Навстречу выбежал дежурный сержант:

— Товарищ старший лейтенант, а вас комендант спрашивал! И в кабинете вместе с ним особисты сидят, с начкаром разговаривают.

«Артиллерист первый под раздачу пошёл» — подумал Александр и постучал в дверь коменданта. Начкара с трёх сторон обрабатывали подполковник и два майора-особиста.

— Явился, не запылился? — Кузнецов встал из-за стола. — Вот товарищи поговорить с тобой очень хотят. Расскажи всё как есть. Юльич, не юли! А я на стрельбище поехал. У Потапова версия, что беглецы могли там спрятаться, у кореша своего — Кантемирова.

Подполковнику быстрей хотелось смыться от всей этой братии проверяющих и особистов на свежий воздух войскового стрельбища Помсен. Опять же имелся разговор давний к прапорщику. Да и душу надо было отвести и пострелять с пистолета в тире. Всяк приятней, чем здесь который раз докладывать одно и то же. Комендант понимал, что начальник стрельбища при особом желании мог запросто спрятать у себя на полигоне роту таких же прапоров, и никто бы не нашел.

* * *

Бледному начкару всучили пачку чистой бумаги, велели хорошенько подумать над своей дальнейшей судьбой и писать правду. И только правду! Исполняющего обязанности начальника гауптвахты особисты посадили в центре, а сами уселись с двух сторон. И учитывая, важность момента — бегство с изолятора двух носителей секретной информации — контрразведчики не стали исполнять роли плохого и хорошего следователя. Сегодня они оба были очень плохими сотрудниками особого отдела. Первый майор предложил с ходу:

— Старлей, не будем долго «ебать муму» и отнимать у друг друга время, а быстро расскажем, как ты сегодня ночью помог бежать своим товарищам. Даю слово офицера, в армии останешься, но служить продолжишь далеко за Уралом. Тем более, тебе давно уже пора на севера, учитывая твои походы по ночным барам. Говори!

В отличии от начкара, замкоменданта успел подготовиться и имел кое-какой опыт общения с оперативными сотрудниками этой специфической службы. Старший лейтенант был готов к вопросам и ответам. Тем более по прошлым беседам особисты так ничего не смогли накопать по его несанкционированным посещениям злачных мест Дрездена. Допрашиваемый спокойно возразил:

— Кавказский волк им товарищ, товарищ майор.

Такой каламбур слегка смутил первого майора. Если он и мог считать себя волком, то никак не кавказским. Второй майор усмехнулся:

— Борзый ты, старлей! Так, Скрипка, а теперь подробно с момента доставки задержанных в твой кабинет. И почему ты караул оставил за дверью и о чём вы втроём договорились?

— Караул оставил, так как мог сам с обоими справиться, и не хотел при солдатах прапорщиков обыскивать, всё же в одном общежитии живём. Разговоры потом пойдут...

— Разговоров он испугался! — майор не отставал. — О чём говорили примерно с полчаса? Скрипка, у нас все твои ходы записаны! Сейчас ещё начкар показания добавит. Давай колись, как помог прапорам бежать?

— Разговор у меня к ним был, не спорю. С неделю назад с Толстиковым на танцах в ГДО подрались. Придушил я его слегка. От других прапоров слышал, что оба с Эльчиевым разобраться со мной хотят. Вот и поговорили отдельно и по-мужски.

— Почему подрались? Ты же офицер, целый помощник коменданта, ёшкин-кот!

— Там женщина замешана. Имени не скажу! — вскинул подбородок советский офицер. Конечно, Саня понимал, что обязательно скажет — из-за кого подрался, но немного позже.

— Скажешь! Ты, старлей, нам сегодня всё расскажешь. А мы всё проверим, и даже якобы тобой изъятые ремни соседям по общаге предъявим для опознания. Действительно изъял или туфту тут нам подсунул, — подключился первый особист. Второй быстро спросил:

— Почему шнурки с кроссовок не снял?

— Товарищ майор, вы в самом деле думаете, что беглецы на шнурках спустились? — теперь усмехнулся старший лейтенант.

— Здесь мы вопросы задаём. Отвечай!

— Подумал, что будет лишним. Оба прапорщика явно вешаться не собирались.

Допрос продолжался больше часа, и когда вопросы и ответы пошли по третьему кругу, один из майоров предложил допрашиваемому самому изложить весь ход событий на бумаге. На том и порешили. Майоры спешили в танковый полк, захватили ремни прапорщиков, и один на выходе сказал Александру:

— Пишите, Шура, пишите.

Заместитель коменданта придвинул к себе лист бумаги и задумался... А в это время сам комендант гарнизона всё же решил лично подключиться к поискам беглецов, получил в оружейке пистолет, переобулся в сапоги и выехал на войсковое стрельбище Помсен.

* * *

Прапорщик Кантемиров узнал о ночном побеге своих приятелей-прапорщиков танкового полка от старшины стреляющей роты и, хорошо понимая важность сегодняшнего политического момента в жизни дрезденского гарнизона, принял волевое решение — не высовываться со стрельбища. Услышав от дневального о скором приезде коменданта (предупредили по телефону), ещё раз укрепился в своём твёрдом решении — сегодня из полигона ни шагу! Тем более Тимур видел последний раз Кузнецова ещё при майорских погонах. Есть повод. Начальник стрельбища лично встретил коменданта гарнизона у ворот расположения полигонной команды:

— Товарищ подполковник, разрешите от всей души и чистого сердца поздравить вас с очередным воинским званием и пригласить вас на товарищеский обед.

— Не борзей, прапорщик! Не до тебя сейчас. А обед готовь. Водка и патроны есть?

Кантемиров взглянул на кобуру с заметной ручкой ПМ.

— Так точно!

— Это правильный ответ. Пойдём вначале постреляем, разговор к тебе есть.

Тимур отдал распоряжение повару насчёт обеда, захватил из своего домика зелёный лист грудной мишени, пачку патронов из личных запасов и догнал коменданта у тира стрельбища. Прапорщик сам закрепил мишень и выдал патроны. Свежеиспеченный подполковник отстрелялся на отлично. Впрочем, как всегда. У старшего офицера явно был боевой опыт. Где Кузнецов успел повоевать — оставалось загадкой для всех. А сам комендант рассказывать о своих подвигах никому не спешил. Отстреляв пару магазинов, подполковник с прапорщиком рассмотрели мишень. Удовлетворённый старший офицер протянул свой пистолет начальнику стрельбища:

— Стрелять будешь?

— Спасибо, товарищ полковник. Чего-то не хочется сегодня. Нет настроения. Да и вас мне не перестрелять.

— Вот это хорошо. Тогда поговорим, — комендант внимательно посмотрел на начальника стрельбища. — Как там твои дружки поживают?

— Какие дружки? — хотя Тимур сразу догадался, о ком сегодня будет идти речь, но всё же решил потянуть с ответом.

— Кантемиров, да у тебя такие друзья, что можно прямо сейчас вместе с тобой тащить в комендатуру, а оттуда прямиком, без суда и следствия, на гауптвахту. Суток на пять для начала. Один прапорщик Тоцкий чего стоит! Да и сбежавшие Эльчиев с Толстиковым, разве не из одной банды с тобой будут? Где их спрятал?

— Товарищ полковник, однажды я один на один подрался с этим Толстиковым на танцах в ГДО. Ну, какие они мне друзья?

— И ты успел! — Кузнецов был искренне удивлён таким поворотом событий. — И кто кого?

— Боевая ничья, — пожал плечами боксёр. — Да и не успели мы толком помахаться, немки прибежали и разняли нас.

— Вот! И опять немки. Вам что, своих баб мало? — комендант был женатым человеком и воспитывал двух дочерей.

— Товарищ полковник, конечно, мало, — как на духу признался холостяк и добавил: — Если бы не было немок, мы бы все точно передрались между собой. Хотя, этих тоже не всегда хватает...

Комендант решил вернуться к актуальной теме текущих суток:

— Кантемиров, ты точно у себя на стрельбище беглецов не спрятал?

— Никак нет, товарищ полковник, не спрятал. Могу дать честное слово прапорщика ГСВГ.

— И твое слово — кремень? — усмехнулся офицер.

Прапорщик посмотрел на подполковника и на полном серьёзе ответил:

— Товарищ полковник, у нас в гарнизоне вы не найдёте ни одного человека, который бы сказал, что я нарушил своё слово. Ни одного. И если я даю вам своё слово, что не спрятал беглецов у себя на полигоне — значит, не прятал. А если бы и спрятал, то никакого разговора у нас с вами сейчас бы не получилось.

— Да ладно, Кантемиров, успокойся! — Кузнецов перестал улыбаться и посмотрел на парня. — А теперь слушай меня внимательно и мотай на ус. Тебя же Тимур зовут? Так вот, Тимурка, я хорошо помню, как ты со своим другом, прапорщиком Алиевым, недавно своего командира полка прикрыли. И с дисциплиной у твоих бойцов полный порядок. Во всяком случае, пока ни один твой солдат не попался в самоволке, хотя живёте вы тут все одни и практически без особого контроля. И твои шуры-муры с особым отделом меня мало касаются. Но, вот какое дело — слышал о новом директоре Дома советско-германской дружбы в городе?

— Почему слышал? Я с ним знаком — Виктор Викторович. Вместе в спортзал ходим при ГДО. Самбист, мастер спорта.

— Вот видишь, прапорщик! И я с ним знаком. Частенько он к нам в комендатуру по своим делам служебным заглядывает. А знаешь, какие у него дела?

— Догадываюсь, — вздохнул прапорщик.

— И как он тебе?

— Кто?

— Конь в пальто! Знакомец твой из спортзала.

— Да вроде нормальный мужик. Не выёживается своей должностью и званием. Приёмы показывает, броскам учит.

— Тогда почему этот борец о тебе расспрашивает? — комендант пристально смотрел на начальника стрельбища. — Ты хотя бы подумай о том, что с какого это хрена целый комитетчик интересуется простым прапорщиком.

— Не знаю! Товарищ полковник, разрешите вопрос. Хотя, можете и не отвечать.

— Задавай.

— Что вы ему про меня рассказали?

— А про тебя ничего и придумывать не надо, — вновь усмехнулся комендант. — Сказал, что немецким владеешь хорошо. Ещё рассказал про этот случай с твоим командиром полка. Время уже прошло и проблему с немцами решили. Всё равно никто и ничего не докажет. А случай показательный.

— В смысле?

— Ты же не вложил своего командира? И всю вину с Алиевым взяли на себя. Правильный был ход. Да и с БРДМом разведки помог мне тогда на пашне. И только поэтому, Тимур, я с тобой стою здесь и разговариваю. И ещё, прапорщик, если меня кто-то вдруг спросит про сегодняшний разговор с тобой — не было у нас тобой никакого разговора. Да и как может целый подполковник говорить по душам с прапорщиком? Вот не было и всё!

— Товарищ полковник, конечно не было! Я что, похож на идиота? — возмутился целый прапорщик.

— Не похож, Тимур. Поэтому и говорим сейчас тобой. Пойми, я по службе был в таких переделках, в таких джунглях и ебенях, что тебе лучше и не знать. Поверь на слово! Меня уже сложно чем-то напугать, но иметь проблемы с этой конторой я не хочу и тебе, прапорщик, искренне не советую. Тот же Виктор Викторович, если ему будет надо, спокойно пережует тебя, выплюнет и не подавится. Даже не заметит. А потом про тебя и не вспомнит. Потому что – КГБ! Ладно, прапорщик, хватит о грустном. Пойдём обедать, в город пора. Огребать очередных пиздюлей. Рюмку-то нальёшь подполковнику?

Комендант с начальником стрельбища отобедали, чем армейский бог послал на кухню войскового стрельбища Помсен в этот непростой для всех день, маханули для аппетита по рюмке «Кёрна», и больше пить не стали. Офицер с прапорщиком хорошо понимали, что проблемы у обоих только начинаются...

* * *

Командир танкового полка, подполковник Фаюстов успел отдать интернациональный долг в Афганистане, был мужиком резким и обычно говорил то, что думает. Поэтому приказ генерал-лейтенанта Потапова с подачи начальника особого отдела о том, чтобы перекрыть бетонными блоками выезды из парка, считал не самым умным. И если командир полка молча выслушал тираду командующего армией под окном гарнизонной гауптвахты, то только из-за личного уважения к генералу Потапову.

Особистов подполковник уважал гораздо меньше, усадил обоих за свой стол, сам встал и произнёс речь, которая вкратце и без лишних слов сводилась к следующему: во-первых, никаких претензий по службе к прапорщикам Эльчиеву и Толстикову у него нет, и не было. Этих прапорщиков он знает ещё по их срочной службе. Во-вторых, он сам по молодости дрался и как-то взял без спроса покататься соседский велик. И это не означает, что его надо было тогда сажать в камеру и ломать судьбу. И в-третьих, Эльчиев и Толстиков, если бы захотели угнать секретный танк на Запад, то они просто ночью завели бы машину и выехали задним ходом сквозь стену бокса прямиком в поле танкодрома. И никакой караул не остановит Т-80. И гоняться за танком весом в сорок две тонны с газотурбинным двигателем — это вам не «Симсон» на «Жигулях» догонять. И искать надо этих распиздяев не на территории парка боевых секретных машин, а в постелях их же подруг. Адреса подружек особисты сами должны знать, если секут свою службу.

Оба майора внимательно выслушали подполковника, поблагодарили за открытость и сотрудничество и попросили доставить им для беседы двух прапорщиков, соседей беглецов по общежитию. В кабине особиста танкового полка для чистоты следственного эксперимента к разложенным ремням беглецов были добавлены брючные ремни майоров и ремень начальника штаба полка, который присутствовал здесь же. В качестве понятых пригласили вольнонаёмных машинисток штаба.

Прапорщиков вызывали по одному, брали объяснение и предъявляли вещдоки для осмотра. Оба командира танка вполне уверенно опознали ремни своих соседей по комнате. Единственно в чём разнились их показания, это в том, что один из прапорщиков сказал, что прапорщик Толстиков обозвал старшего лейтенанта Скрипку «козлом», а второй вспомнил только про «мудака». Впрочем, общую картину показаний эти разногласия не меняли. Время подошло к обеду, особисты решили, совместив приятное с полезным, поговорить с буфетчицей Светой прямо в кафе ГДО. Всё же майоры считали себя профессионалами и раскололи старлея Скрипку по поводу имени и места работы подруги уже на втором витке перекрестного допроса.

Светлана ради любимого была готова к встрече с мущ-щинами из особого отдела. Она была одета в самое лучшее платье с глубоким вырезом и сегодня потратила уйму времени и денег в гарнизонной парикмахерской. И как бы её друг не уговаривал никому не говорить о предстоящей беседе — в кафе, начиная от директрисы и заканчивая уборщицей, все гражданские служащие знали об этой Большой Военной Тайне. Для особистов даже было приготовлено особое меню и зарезервирован особый отдельный столик. Оба ничего не подозревающих майора, как только взглянули на субъект допроса, тут же приняли волевое решение в этот раз быть «хорошими следователями». По большому счёту оба старших офицера были нормальными, здоровыми мужиками и с хорошим аппетитом.

Разговор получился, алиби помощника коменданта о сложных взаимоотношениях со сбежавшими командирами секретных танков подтвердилось полностью. Светлана была в ударе. Это был её звёздный час! Девушка спасла своего любимого. Совсем как в одной недавно прочитанной печальной повести про любовь. Сытые и довольные контрразведчики коротенько взяли объяснение с буфетчицы, расплатились, поблагодарили за прекрасный обед директора кафе, прошли сквозь строй официанток и удалились по своим секретным особым делам.

* * *

А виновники всех произошедших событий вокруг дрезденской гауптвахты в это время на вокзале города Котбус вели секретные переговоры с проводницей поезда «Дрезден-Брест››. Случайно встретившись за границей, советские люди первым делом выясняют — кто, откуда родом. Девушка, хотя и оказалась русской по национальности, родилась в Ташкенте и лишь недавно перебралась в Москву. Поэтому переговоры вёл обаятельный блондин Серёга, который аккуратно показал сотруднику железных дорог одну купюру достоинством в сто социалистических марок и с улыбкой попросил подкинуть друзей в Польшу, в Северную Группу войск (СГВ) к своим землякам. Проводница сомневалась, хотя понятие землячество не было для неё пустым звуком. Все сомнения развеял не менее обаятельный Эмин, тоже аккуратно продемонстрировавший девушке бутылку вишнёвого ликёра. Сделка состоялась.

Вот так, в то время, когда все силы дрезденского гарнизона были брошены на перехват беглецов в западном направлении, наши прапорщики под пиво и вагонные разговоры спокойно пересекли государственную немецко-польскую границу. Восточные немцы не стремились бежать на восток, поэтому проверка документов в советских поездах была простой формальностью. Для беглых прапорщиков оставался только Железный Занавес границы Советского Союза.

Комендант со своим заместителем смогли встретиться только вечером. Старший лейтенант успел заскочить в кафе к Светлане, где под многозначительные взгляды директора кафе, официанток и поварих пошептался за столиком с подругой и дал слово офицера заскочить вечером на огонёк. И при слове «огонёк» Саша положил свою руку под столом на коленку девушки и так посмотрел на Свету, что та смогла только ойкнуть. Затем забежал в общагу к командирам танка, где и вручил им договоренную бутылку «Лунникофф» и неожиданно взамен получил бутылку «Арарата 5 звёзд» от Серёги. Невиданную роскошь по тем временам. К такому подарку Скрипка докупил лимон и шоколадку. Вечер с подругой обещался быть просто шикарным…

Коменданта после обеда вызвали в политотдел штаба армии. Ради этого приглашения, от которого было невозможно отказаться, подполковник Кузнецов зашёл по дороге в гарнизонный магазин и купил бутылку водки «Столичная» за восемнадцать марок, что было небывалым расточительством. За эту же сумму можно было легко купить у немцев 0,7 «Кёрна», и ещё бы остались марки на закуску. Два приятеля, подполковники Кузнецов и Лащ, хорошенько посидели и обсудили сложившуюся политическую обстановку в гарнизоне, в ГСВГ и во всём мире в целом. Везде было непросто. Особенно в гарнизоне после побега двух командиров секретного танка. Надо было готовиться к неминуемым санкциям.

В кабинете коменданта его заместитель подробно рассказал шефу о своих показаниях, полностью подтверждённых прапорщиками, соседями беглецов по общежитию. Кузнецов внимательно выслушал и спросил:

— Подругу твою допрашивали по поводу драки в ГДО?

— Конечно, товарищ полковник! Так я к ней ещё утром успел забежать, — старший лейтенант непроизвольно улыбнулся так, что мудрый подполковник всё сразу понял:

— Подожди, подожди, Скрипка! Так получается, что в тот самый момент, когда меня в моём же кабинете генерал со своей свитой ставили раком, заметь старлей, это я образно говорю, а ты в это время с буфетчицей в натуре кувыркался?

— Так получилось само собой. Я не хотел!

— Не хотел он! — от волнения Кузнецов встал и зашагал по кабинету. — И чего же ты, такой ушлый, хотел? Может быть, вместе со мной здесь стоять в разных позах перед толпой проверяющих? Повторюсь, это я образно говорю. Нет, вы только посмотрите: меня здесь генерал…, а он в это время там буфетчицу...

Старший лейтенант вскочил со стула и не мог понять, восхищается им шеф или возмущается? Подполковник остановился:

— Юльич, вот ты мой заместитель, сам-то хотя бы понимаешь, какую душевную рану ты мне сегодня нанёс? Да ты мне всё сердце исполосовал! И этот моральный ущерб я твёрдо оцениваю в одну бутылку «Белого Аиста». Не больше, и не меньше! И даю тебе ровно сутки до завтрашнего вечера для компенсации ущерба моей тонкой душевной натуры.

— Пётр Филиппович, а для вашей тонкой душевной натуры подойдёт «Арарат 5 звёзд»? Прямо здесь и прямо сейчас! У меня ещё лимон с шоколадкой есть.

— Да ну нах! Откуда?

— Товарищ полковник, разрешите не отвечать на этот вопрос.

— Да и хрен с тобой! Тащи свои дары, старлей. Будем залечивать раны душевные.

В этот вечер старший лейтенант Скрипка немного припозднился к буфетчице Светлане. Она его быстро простила и молодые люди долго не могли уснуть...

* * *

В тот же вечер беглые командиры секретного танка Т-80 спрыгнули с советского поезда на каком-то польском полустанке недалеко от польско-советской границы. Армейская фортуна улыбнулась беглецам в крайний раз и вывела их к команде советских солдат, разгружающих угольный брикет на станции. Прапорщику, старшему команды, коллеги представились просто:

— Здорово, пехота! Мы прапорщики, танкисты, забухали с вчера, блин, уснули в электричке и уехали не в ту сторону.

Представитель мотострелков Северной Группы войск понимающе улыбнулся:

— С отдельного танкового батальона? Ну, вы, прапора, махнули не глядя! Считай, уже на границе с Союзом оказались. Надо меньше пить.

Словоохотливый коллега скорректировал друзей на местности и показал верное направление к отдельному танковому батальону СГВ. Танкисты угостили мотострелка сигаретами и из-за чисто спортивного интереса заодно поспрашивали про государственную границу Советского Союза. Старший рабочей команды так и не понял, что он курит какие-то не польские сигареты и зачем этим прапорщикам были нужны подробности охраны госграниц. Друзья искренне поблагодарили разговорчивого прапорщика и выдвинулись в городок. Для перехода границы им нужен был инструмент. В этот раз монетками в двадцать фенюшек было не обойтись, нужны были топор и пила.

Государственная граница шла по реке Западный Буг, притоку Вислы. Речка была неширокая, но наши прапорщики Эльчиев и Толстиков, дети Кавказских гор, не умели плавать. Беглецы решили сколотить плот, под покровом ночи переплыть речку и оказаться на родной земле. В Польше наши червонцы ценились как доллары, и друзья спокойно в ближайшем магазине прикупили инструмент, верёвку, вещевой мешок, бутылку польской водки и закуску. Вот только продавец очень удивился этим странным военным — у русских в части уже закончились топоры и пилы?

Прапорщики смогли обойти польские пограничные наряды и контрольные системы, ночью аккуратно соорудили небольшой плот, поверху сложили одежду, зацепились за своё плавсредство с двух сторон и начали вплавь пересекать запретную зону. Речка хотя и была небольшая, но с быстрым течением. Беглецов стало относить на буйки государственной границы. В темноте Эмин принял их за лодки пограничников, попытался спрятаться за плот, окунулся с головой, хлебнул холодной водички, запаниковал и стал звать на помощь. Нарушители государственной границы были уже на советской территории, и пограничный наряд на катере поспешил на задержание. Вот так советские прапорщики оказались на долгожданной Родине.

Толстикова и Эльчиева этапировали в город Потсдам в полевой следственный изолятор, который находился в отдельном специальном крыле на территории Потсдамской гауптвахты, там же в этом комплексе зданий располагались военный суд и прокуратура. Друзьям вменили угон мопеда, оставление части, побег из изолятора и незаконное пересечение государственной границы.

Судили прапорщиков по советским законам, но так как одно из преступлений было совершено против гражданина ГДР, за процессом наблюдал немецкий прокурор и он должен был вместе с потерпевшим согласиться с приговором. Ещё на предварительном следствии по совету адвоката Сергей и Эмин уточнили, что угнали мопед только с целью доехать до ГДО. Затем у следователя и в суде полностью признали свою вину и раскаялись в содеянном. За всё, про всё, им обоим влепили по три года колонии общего режима. Уже бывшие советские прапорщики после вступления приговора в законную силу были отправлены по этапу за Урал, в город Нижний Тагил.

Многие должностные лица дрезденского гарнизона вздохнули с облегчением. Всё же наши прапорщики-хулиганы, хотя и самовольно оставили свою часть, не оказались предателями Родины, не выдали военную тайну и не продались империалистам. Иначе санкции в гарнизоне были бы жестче.

Начальник караула в этот злосчастный день побега, старший лейтенант артиллерии, для дальнейшего несения воинской службы отправился в Забайкальский военный округ. А заместителя коменданта и временно исполняющего обязанности начальника гауптвахты всё же решили оставить в ГСВГ, но придержали получение очередного звания «капитан» до лучших времён.

Командиру танкового полка и коменданту гарнизона влепили по выговору с занесением в личное дело. И чихал подполковник Фаюстов на свой выговор; впрочем, так же, как и комендант дрезденского гарнизона, подполковник Кузнецов. Обоим офицерам до заслуженного пенсиона оставалось всего — ничего...

Глава 7 Драка

В жизни начальника войскового стрельбища Помсен, прапорщика Кантемирова, практически одновременно, одно за другим, произошли два глобальных события вне армейской службы — он серьёзно подрался и крепко влюбился. И помахался-то Тимур не с пьяными советскими офицерами или прапорщиками до первой крови на танцах в ГДО, а с матёрыми немецкими уголовниками за дрезденским вокзалом до ножевого ранения. И влюбился-то наш прапорщик не в немецкую красавицу, а в дочь целого советского генерала. Начнём по порядку, и начнём с плохого. Ибо, нехорошие события в нашей жизни настигают нас быстро и неожиданно. И всё хорошо, что хорошо заканчивается...

Тимур возвращался поздно вечером из Лейпцига, где в одном из ночных баров договорился с вьетнамцами о сбыте им одной тысячи западногерманских марок за шесть тысяч восточных. Оставалось в следующие выходные дни, в ночь выехать в Берлин, обменять у югославов деньги в расчёте один к пяти, затем сгонять в Лейпциг и следующей ночью вернуться в Дрезден с доходом в две прапорщицкие зарплаты. Деньги для этой сделки у валютного спекулянта были уже свои.

При выходе с вокзала советский военнослужащий решил сократить путь домой и двинулся в сторону железнодорожных путей, прямо к армейским складам, а оттуда уже было рукой подать до семейного общежития. Из надписи специальной таблички на тёмно-серой стене прапорщик знал, что это здание главного дрезденского вокзала (нем. Dresden Hauptbahnhof) со стеклянным куполом и статуей древнеримской богини было построено в конце 18 века.

Гораздо позднее, в последние месяцы Второй мировой войны, союзная авиация британских ВВС и ВВС США провели несколько крупных бомбардировок Дрездена и практически превратили город в груду дымящего щебня, включая и железнодорожный вокзал. Восстановление стен и путей длилось до 1980 года, фактически вокзал был отстроен заново. Сейчас главный железнодорожный вокзал Дрездена представлял собой центральное здание с примыкающими к нему по бокам крытыми рядами платформ: South Hall и North Hall.

Ночью пассажиры практически разъехались, народу было мало. За основным зданием, в свете фонарей платформы русский заметил группу немцев: парня с девушкой в окружении трёх мужиков, явно немирно настроенных. Этого молодого немца, высокого спортивного блондина, Тимур часто видел в ночных барах Дрездена. Немец постоянно сорил деньгами и принадлежал к местной «золотой молодёжи». Это было очень необычно для молодого немецкого парня — угощать всех вокруг водкой и сигаретами.

Кантемиров тоже был в состоянии за раз просадить кучу марок в приличной компании. И эти два молодых человека просто успели примелькаться друг другу. Но, знакомиться никто не спешил. Да и зачем? Кто такой простой советский прапорщик, и где находится эта Дрезденская богема? Советский гражданин и прошёл бы мимо, пусть эти немецкие товарищи сами между собой разбираются. Зачем нам вмешиваться в дела аборигенов? Своих проблем хватает.

Вдруг один из мужичков схватил девчонку за руку, а двое других стали отталкивать парня в сторону. Немка стала кричать и звать на помощь. А это уже не по-нашему. Даже в родном шахтёрском посёлке Тимура было крайне западло нападать на чужака, если пацан был один и с тёлкой. И тем более, втроём на одного.

Прохожий не стал проходить мимо, а резко свернул и быстрым шагом двинулся к месту конфликта. Советский военнослужащий предполагал просто и спокойно разрулить ситуацию на месте. Одно дело — втроём на одного, и всё будет совсем по-другому, если двое против трёх. Договоримся уж как-нибудь без мордобития... Один из троицы тут же развернулся и выдвинулся навстречу миротворцу, выкрикивая на ходу абсолютно незнакомые слова. Это было нетипично для немцев. Тут даже не было вопроса, аналогичного нашему: «Ты кто такой?» Были только явные угрозы на непонятном сленге...

Анализировать услышанное и отвечать на угрозы — было уже некогда. Немец размахнулся и с ходу попытался ударить кулаком прапорщика в голову. Боксёр контролировал расстояние удара, сделал шаг назад и немного в сторону, и через руку своего оппонента встретил своим кулаком челюсть противника. И в этот короткий миг обоюдного касания кулака и челюсти постарался максимально вложить свой вес в точку соприкосновения. Встречный удар получился, челюсть хрустнула, а противник пролетел по инерции мимо и рухнул на платформу. Стопроцентный нокаут. Немецкий паренёк оказался не из робкого десятка и, увидев такое качественное подкрепление со стороны, просто влепил второму мужику по уху, схватившего его девушку. Немочка освободила руку и побежала на вокзал.

Немецкие сограждане сцепились между собой. Тимур остался один на один с самым здоровым противником, который уже стоял напротив. Мужик был высокий и жилистый, медленно подходил к Тимуру и держал левую руку за спиной. Боксёр встал в стойку и стал заходить с правой стороны. В голове мелькнуло: «Правша или левша? Надо было этого первым валить...»

При свете фонаря русский заметил, что правая рука и шея противника были в разноцветных татуировках. Советскому прапорщику уже приходилось сталкиваться на улице и на пляже с местными уголовниками с разноцветными татуировками по всему телу. У наших блатных тело было расписано только синими картинками и надписями. И Тимур с детства неплохо разбирался в татуировках и мог с ходу определить уголовный статус владельца этих нательных рисунков и обозначений. Здесь же всё было непонятно для загадочной русской души. И времени для разгадывания не было.

Кантемиров всем своим нутром чуял опасного противника, который медленно приближался и немигающим взглядом смотрел на руки боксёра. Немец дёрнулся вправо, занёс свободную руку для удара и вдруг левой, снизу, провёл дугу по направлению живота русского. В свете фонаря мелькнул клинок небольшого ножа. Тимур успел среагировать и закрыться блоком локтя правой руки. Руку обожгла резкая боль, и в голове мелькнуло: «Левша!»

Противник раскрылся, и боксёр просто и быстро двумя боковыми ударами левой заехал ему в глаз. Немец оказался мужик здоровый, мотнул головой, но всё же от неожиданности и резкости ударов выронил нож. Клинок со звоном упал на мостовую. Тимур быстро зашёл слева и, прекрасно понимая, что с этой стороны противник уже ничего не видит, ещё раз провёл «двоечку левой сбоку». На этот раз постарался достать челюсть. Мужик был высокий, нормального хука не получилось, был только лёгкий нокдаун. Здоровяк опять помотал головой, сделал шаг назад и отпустил руки. Ещё один удар, с широким шагом вперёд, левой прямой в челюсть. Взгляд немца поплыл, противник пошатнулся и опустился на одно колено. А Тимуру уже было не до дворовых этикетов, типа лежачего и сидячего не бьют. И уже было не до джентльменского бокса. А не хрен было ножом размахивать...

И советский боксёр раненой правой рукой от души, с шагом вперёд, на выдохе и со словами: «На, ссука!» провёл прямой удар сверху вниз в переносицу своего сидячего оппонента. Этот удар получился нормально. Нос хрустнул, брызнула кровь на мостовую и смешалась с кровью русского. А представитель немецкого уголовного мира с протяжным выдохом рухнул головой вперёд. «Ещё кровью истечёт...» — подумал Тимур и перевернул немца на спину. Отдышался, быстро оглянулся вокруг и, заметив выроненный нож, подобрал оружие за клинок и положил во внутренний карман куртки. Зачем прапорщик захватил с собой этот трофей, на тот момент он не думал. Эти действия были интуитивными и, как нам покажет время, правильными.

В этот момент напарник русского наконец-то одолел противника и погнал его в сторону вокзала, откуда уже показались полицейские с девушкой. Первый нокаутированный пришёл в себя, перевернулся, заметил полицию, быстро поднялся и рванул по путям в темноту ночи. Парень подошёл к Тимуру, снял с себя куртку и рубашку, зубами разорвал майку, скоро и толково перевязал раненную руку. Во время этой процедуры молодые люди успели познакомиться. Парня звали Пауль, а прапорщик на всякий случай и по привычке представился Васей.

Полицейские защёлкнули наручники на задержанных и вызвали по рации подмогу и скорую помощь. Прибывший второй полицейский патруль оказался знакомым советскому прапорщику ещё по инциденту у телефонной будки. Один из полицейских узнал Тимура и тут же воскликнул: «О, комендатур! Соколофф». Молодой немец рассказал сотрудникам правопорядка о нападении на него с девушкой. Полицейские после проверки документов у задержанных вдруг обрадовались и стали докладывать руководству по рации о захвате опасных преступников, находящихся в розыске. Тут прапорщику ещё раз повезло, так как довольные задержанием опасных преступников немцы не стали проверять документы у советского военнослужащего и оформлять протоколы на месте, а с благодарностью усадили его в карету скорой помощи и пообещали сами сообщить о конфликте в комендатуру.

Тимур не хотел такой огласки. Придётся объяснять командованию и особистам полка причину нахождения в столь поздний час у немецкого вокзала. И опять же челюсть и сломанный нос противников? Вдруг немцы сами на него в суд подадут? Нет, такой бокс нам не нужен…

Раненный русский попросил доктора немецкой скорой доставить его в советский госпиталь, в надежде, что сегодня ночью там будут дежурить кто-то из знакомых медиков. И в этот раз прапорщику вновь улыбнулась фортуна. На дежурстве оказался военврач родом из Челябинска. С доктором дежурил старослужащий сержант-фельдшер, который моментально врубился в тему. Рана оказалась неглубокой, обработали и зашили быстро. Тимур знал, что его будут искать и в госпитале, и в медсанбате. «Конспирация и ещё раз — конспирация!» Поэтому за риск и молчание дал твёрдое слово прапорщика ГСВГ подогнать под дембель фельдшеру часы «7 мелодий» а земляку — французские духи на Восьмое марта.

Хотя фельдшер и доктор сразу стали отнекиваться от такого шикарного предложения — мол, мы же здесь все свои, мы же всё понимаем, и будем молчать как рыбы в Эльбе. Но, по блестящим глазам медицины раненный пациент видел, что с таким подгоном он не прогадал и попал в десятку. А фельдшер от своего доктора знал, что начальник полигона слов на ветер не бросает, и предложил Тимуру заходить на перевязку без особого риска.

Прошли уже две недели после событий у Дрезденского вокзала, рука Тимура заживала хорошо, только чесалась постоянно, и фельдшер госпиталя обещал к концу сентября снять бинты. Активный поиск советского офицера по имени Вася Соколов, уложившего нокаутом трёх матёрых и здоровых немецких преступников и сдавшего уголовников прямо в городское управление полиции (именно так гласила молва в советском гарнизоне) постепенно прекратился. Так думал начальник войскового стрельбища Помсен. Он знал, что на построениях в частях гарнизона присутствовала полиция с тем немецким парнем по имени Пауль. И ещё Тимур узнал, что этот Пауль оказался сыном главного прокурора Дрездена.

Но, о чём не мог знать гвардии прапорщик Кантемиров, так это о том, что немецкая делегация вместе с представителями политотдела штаба армии периодически искали на построениях нашего офицера, которого руководство города решило наградить медалью и денежной премией. Сына местного прокурора тоже ждали медаль и премия, но все понимали, что награждать парня без советского офицера будет неправильно. Не по-советски. Поэтому Васья Соколофф был очень нужен немцам и замполитам, которые сильно желали поставить жирную галочку в своих отчётах. Поиск скромного советского офицера продолжался.

К концу месяца рука зажила, швы сняли, и, хотя бинты ещё оставались, боксёр после длительной паузы из-за ранения решил возобновить свои тренировки в спортзале ГДО. В самом начале тренировки к Тимуру подошёл улыбающийся Виктор Викторович:

— Здорово, товарищ боксёр! Где пропадал? А мы тут с Лёвой скучали без тебя.

— И вам не хворать, товарищ самбист. Некогда было. Служба!

— А с рукой что?

— Солдатам помогал на пилораме, зацепило слегка пилой. Швы уже сняли, всё нормально.

— Тимур, надо соблюдать технику безопасности. Да и не только технику безопасности соблюдать, но и приказы там всякие надо выполнять. — Ещё раз улыбнулся сотрудник госбезопасности и добавил: — В самом деле, пилой зацепило?

— Виктор Викторович, нашего пилорамщика зовут Ромас Драугялис. Можете заехать к нам на стрельбище и всё уточнить у него, если так интересно. Солдат всё подтвердит.

Самбист, разминая пальцы, спокойно посмотрел в глаза боксёру и спросил:

— Тимур, слышал про историю у вокзала? Это случайно не ты хулиганил там с немецкими уголовниками?

— Да куда там, Виктор Викторович, с моим весом-то? — спортсмен пожал плечами. — Говорят, там наш офицер троих здоровяков вырубил. Наверняка тяж какой-нибудь с немцами сработал.

Капитан госбезопасности улыбнулся:

— Да и как раз в это время поезд с Лейпцига пришёл?

Прапорщик насторожился:

— А что там, в Лейпциге, мне делать?

— Вот и я думаю — с какого хрена нашему законопослушному прапорщику нарушать приказы и покидать родной гарнизон?

Путилов усмехнулся и пошёл разминаться дальше. А начальник стрельбища, присел на скамейку, взял в руки боксёрские бинты и вновь задумался о бытие своём…

А ведь ещё пару месяцев назад предупреждал его комендант в тире стрельбища. Ох, не зря, Кузнецов тогда затеял этот разговор, которого не было. Значит, в самом деле, интересуются им в комитете. И с чего бы это вдруг? И про драку что-то знают. Тогда почему не докладывают наверх? И, хотя у молодого гражданина социалистического государства уже имелся кое-какой опыт общения с армейскими правоохранительными органами, в этот раз Тимур не находил ответов на свои вопросы. Прапорщику пока не хватало оперативного опыта для противостояния сотрудникам контрразведки. Да и вообще, жизненного опыта в двадцать три года для этой конфронтации будет явно маловато.

Опыт — дело наживное; но, в нашем случае — лучше бы его приобрести заочно. А Тимура, кроме посиделок с операми ленинградского уголовного розыска во время учебных сессий в университете, никто не учил азам оперативной работы. Всё приходилось постигать самому. Начальник войскового стрельбища Помсен даже не подозревал, какой печальный жизненный опыт он вскоре приобретёт после тесного общения с контрразведчиком Комитета государственной безопасности...

Глава 8 Любовь

А теперь поговорим о хорошем. Про новую молодую учительницу немецкого языка в советской школе дрезденского гарнизона Тимур услышал ещё с начала школьного учебного года от холостых офицеров и прапорщиков. Юная особа впервые появилась на танцах в ГДО. И холостяки мотострелкового полка в перерывах между стрельбами наперебой и взахлёб рассказывали холостому начальнику полигона о красоте и всех остальных прелестях нового педагога. Особенно старались делиться яркими впечатлениями ми наши лейтенанты. Не сказать, что молодые офицеры были такими уж впечатлительными людьми с тонкой натурой и легко ранимой душой. Нет, конечно. Ларчик открывался просто...

Новая красавица по имени Дарья Михайловна была единственной дочерью командующего Первой танковой армии, генерал-лейтенанта Потапова. И после окончания педагогического института, конечно же, по папиной протекции смогла завербоваться вольнонаемным преподавателем немецкого языка в русскую школу ГСВГ. Хорошо быть дочкой генерала.

Согласитесь, а это уже уважительная причина для внутреннего душевного волнения и бессонной мечтательной ночи молодых лейтенантов. И такой шанс женитьбы на дочери генерала и последующего стремительного взлёта офицерской карьеры даётся только один раз за всю службу. Тимур не был обделён женским вниманием, да и своих проблем у него на тот период времени вполне хватало. И всё же молодой человек поддался общему холостяцкому движению охмурения генеральской дочки и решил как-нибудь при случае посетить танцы в ГДО и оценить эту таинственную красотку по своей внутренней пятибалльной шкале.

С подготовкой к итоговой осенней проверке и частыми наездами на полигон самого папы-генерала такой случай никак не представлялся. И все мы хорошо знаем, что «если Магомед не идёт к горе, то гора сама вдруг перемещается к Магомеду». Жизнь снова подтвердила эту прописную истину.

В один погожий осенний день на войсковом стрельбище Помсен не было стрельб. Гвардейский 67-й мотострелковый полк стрелял в полном составе, «из всех стволов», на армейском полигоне Лейберроза. На Помсене дальность максимальной стрельбы позволяла стрелять только пушке «Гром» БМП-1 и РПГ. На тот момент на вооружении полка уже стояли по одной роте каждого батальона на БМП-2 и танковый батальон на танках Т-80. Зенитчики полка стреляли отдельно на полигоне малой зенитной артиллерии «Балтика» на полуострове Вустров Балтийского моря.

Самым большим полигоном Группы Советских войск в Германии считался Магдебургский, где проводились большие стрельбы и ученья, в том числе ученья войск стран Варшавского договора. Затем шёл Виттштокский полигон, где тоже могла работать авиация. Вслед шли армейские полигоны: Лейберрёза, Ютерборгский, Хайдеховский и Ордруфский, где кроме БМП-2 и танков стреляла артиллерия. И потом по значимости вниз шли многочисленные небольшие полигоны и войсковые стрельбища вроде нашего стрельбища Помсен. Это было небольшое лирическое отступление о советских полигонах на германской земле. А теперь пойдёт суровая проза жизни про встречу, ссору и любовь.

Итак, на полигоне Помсен была пауза в стрельбах. Редкая тишина... И этот мирный период времени надо было заполнить с чувством и с толком служению Отечеству. Начальник стрельбища приказал операторам директрис и направлений стрельб проверить все силовые кабели в поле, остальных просто отправил на пилораму колотить мишени про запас. А сам вместе с псом полигонной команды по кличке Абрек решил пробежаться по полигону километров пять, заодно проверяя своих солдат в боевой части стрельбища, а затем попрыгать на скакалке и постучать по боксёрскому мешку в боксах самой дальней танковой директрисы, где танкисты стреляли вкладным стволиком.

Тимур бежал вместе с Абреком обратно к казарме стрельбища. Щенка особой пастушьей породы чёрного окраса солдатам полигонной команды подарил немецкий пастух Отто, который по договорённости с администрацией деревни Помсен пас своих овец на полигоне в больших перерывах между стрельбами. Но, только в тех районах, где пехота отрабатывала наступление. Дальше, куда ложились гранаты и снаряды, пастись было запрещено. Ходить по грибы и ягоды тоже. «Ферботтен», понимаешь ли! «Хальт», «Цурюк» и — «Их верде шиссен!» («Запрещено», «Стой», «Назад» и — «Я буду стрелять!» Пишем, сохраняя орфографию и прочее. Всё, как написано в обязанностях часового)

Пасли немецкую отару один пастух и тройка выученных собак специальной пастушьей породы. Таких умных и красивых псин Тимур ещё не встречал. Отто свистнет потихоньку (прапорщик рядом стоит, еле слышит) что-то своё немецкое, одна собачка тут же вскакивает, но остаётся на месте, вторая огибает стадо, третья несётся прямо на овец. И стадо перебирается на новое место пастбища, а собаки вновь ложатся с трёх сторон. Один из этих псов рос и воспитывался в полигонной команде.

В ответ бойцы подарили немцу пару солдатских сапог и с пяток банок ваксы. Пастух был добродушный и словоохотливый немец, с которым начальник стрельбища постоянно практиковал язык страны пребывания. Абрек, внешне похожий на кавказскую овчарку, вырос в молодого, сильного самца и признавал за своих только людей в форме Советской Армии. Тимур сам занимался дрессировкой пса на немецком языке (немецкий язык просто создан для подачи таких команд), был для него вожаком стаи и единственным человеком в гражданке, которого Абрек спокойно подпускал к себе.

* * *

В этот прекрасный солнечный осенний день два сильных и молодых самца бежали домой на запах пищи. Начальник стрельбища издали приметил несколько школьных автобусов «Прогресс» у центральной вышки, большую группу молодёжи и отдельно стоявшую девушку в окружении двух офицеров и своего старшего оператора, сержанта Басалаева. Раз в полгода на полигоне стреляли жёны служащих и ученики старших классов. Женщины стреляли в тире из пистолета Макарова, а школьники в боевой части стрельбища по ближним ростовым мишеням из автомата Калашникова. И обычно о таких стрельбах прапорщика Кантемирова предупреждали заранее. И если в тире можно было стрелять в любой день и в любое время суток, то стрельба по мишеням в поле разрешалась только при наличии оцепления вокруг полигона, санитара и наблюдателей с рациями на центральной вышке стрельбища.

В этот раз о стрельбе школьников никто не предупредил. Кантемиров тут же вспомнил рассказы холостяков гарнизона о новой учительнице, прикинул, что именно её могли послать за старшего на стрельбы. Видимо в школе среди преподавателей была своя дедовщина. И было не важно, чья ты дочь. Молодой, он и в гарнизонной школе — молодой...

Прапорщик сбавил шаг, скинул футболку, вытерся по ходу движения, приказал Абреку бежать красиво и сам побежал как в кино, подняв подбородок и широко размахивая руками. Лёгкий саксонский ветерок ласкал неуставную причёску начальника стрельбища. Весь эффект живописного появления на сцене полигонного амфитеатра смазал инстинкт немецкого пса. Абрек заметил чужаков в гражданке, оскалил зубы и, защищая своего хозяина, вырвался с рычанием на полкорпуса вперёд прапорщика.

Советская молодёжь с визгом бросилась врассыпную от такого неожиданного, чёрного и лохматого представления, а перед учительницей вдруг появился сержант Басалаев. Стоявшие рядом с ней два лейтенанта вообще оказались на пару шагов позади. Если бы мы не знали, что Виталий вместе с другими солдатами полигонной команды выкормил и вырастил этого пса, то можно было с уверенностью сказать, что сержант закрыл своей грудью мирное гражданское население в виде очень даже красивой и статной училки.

Тимур на бегу успел схватить пса за ошейник, развернул по инерции вокруг себя, пару раз хлестнул Абрека скакалкой по горбине, резко приказал на немецком сесть и лечь, и вдруг услышал со спины звонкий девичий голос: «Что вы делаете? Отставить немедленно!»

Прапорщик повернулся, встретился взглядом с зелёными глазищами и понял, что пропал. Совсем... Навсегда! Тимур стоял как истукан и не знал, что и как ответить этой необычной девушке. Дочь русского генерала оказалась по-настоящему восточной красавицей с огромными раскосыми глазами, с чёрными как смоль кудрями волос до плеч и стройной фигурой спортсменки. И этот бескрайний океан бирюзовых глаз смотрел на прапорщика требовательно и холодно.

Ученики с опаской стали подтягиваться к вышке, а юный преподаватель подошла вплотную к псу, присела рядом и со словами «бедненький малыш» спокойно погладила немецкого пса по спине и почесала за ухом. Абрек только лежал, высунув язык, и с благодарностью смотрел на своего спасителя. А затем вообще в знак признания взял да и лизнул девушке руку. Это было невероятно...

Как-то раз командир полка, подполковник Григорьев приехал поохотиться на полигон в гражданке и по привычке хотел погладить Абрека и угостить его сахаром. Хорошо прапорщик Кантемиров рядом оказался. Иначе вместо охоты командир полка сам бы дичью оказался. С тех пор все офицеры подходили к сторожевому псу полигонной команды только в форме. Дарья Михайловна ещё раз потрепала пса по холке, привстала, стрельнула взглядом в сторону начальника стрельбища и спросила строго, совсем как в школе:

— Почему не разрешаете нам стрелять? На вашем полигоне творится такой бардак!

Это был удар ниже пояса. Тимур окончательно убедился, чья именно дочь стоит перед ним, и как её зовут. Дарья Михайловна, собственной персоной. Один из лейтенантов вслед за дочерью генерала решил проявить офицерскую волю и строгость:

— Товарищ прапорщик, почему вы не в форме? Немедленно переоденьтесь и приступайте к своим служебным обязанностям, — молодой офицер взглянул на часы. — Через пятнадцать минут мы должны начать стрельбу!

Кантемиров посмотрел на туфли лейтенанта и форму одежды под названием «брюки об пол», понял, что лейтенант недавно из училища и служит, скорее всего, в политотделе штаба армии. Начальник стрельбища спокойно возразил:

— Товарищ лейтенант, у полигонной команды по графику учебных занятий сейчас спортивная подготовка. Мои солдаты немного отстали, скоро подбегут. А вот вы, в самом деле, решили стрелять без оцепления на дорогах к полигону, санитаров и связистов на центральной вышке?

Лейтенанты переглянулись и посмотрели на дочь командующего. Девушка только пожала плечиками. Тимур повернулся к красавице и хорошо понимая, что ругаться с учителем в присутствии учеников будет не по-нашему, не по-армейски, перешёл на немецкий язык с лёгким саксонским диалектом:

— Sprechen Sie Deutsch? (Вы говорите по-немецки?)

— Natürlich, (Конечно) — удивлённо взглянула на советского прапорщика преподаватель немецкого языка.

— Mir wurde gesagt, dass Sie ein sehr schönes Mädchen sind. (Мне говорили, что вы очень красивая девушка), — вначале поделился чужими впечатлениями холостяк дрезденского гарнизона. Девушка усмехнулась. Затем прапорщик спокойно добавил: — Heute bin ich von dir enttäuscht (Сегодня я разочарован в вас)

— Warum? (почему?) — Дарья Михайловна с интересом шагнула навстречу. Класс сгрудился вокруг учительницы. Ученицы лет семнадцати оживлённо перешёптывались и пытались коллективным разумом перевести диалог взрослых. Ученикам было по барабану. Быстрей бы отстреляться и домой.

— Ihre Schönheit zu dritt mit minus (Ваша красота тянет на тройку с минусом), — молодой человек спокойно поделился своей субъективной оценкой степени привлекательности дочери генерала. Это был ответный удар за «бардак на полигоне». Учительские глазища сразу приобрели фантастически фиолетовый оттенок, а ямочки на щёчках углубились до невозможности. В этот момент парень понял, что влюбился окончательно и бесповоротно. Девушка фыркнула:

- Und Sie haben scih fünf gesetzt? (А вы себе пятёрку поставили?)

— Natürlich, (конечно), — деликатно улыбнулся прапорщик.

— Самовлюблённый павиан! — резко перешла на русский язык преподаватель немецкого языка и отвернулась в сторону класса. Старшеклассницы сразу проявили женскую солидарность и с возмущением рассматривали наглеца. Ох, уж эти мужчины… Старшеклассникам было всё по барабану…

Прапорщик перестал улыбаться и тоскливо подумал: «Вот и познакомились. Вот и славненько...». Затем обратился на родном и могучем к растерянным лейтенантам:

— Товарищи офицеры, предлагаю от нашего дневального дозвониться до дежурного по штабу армии и объяснить ситуацию со школьниками и дочерью генерала Потапова. Думаю, наверняка поступит быстрый приказ в ближайший танковый батальон и вам срочно выделят и солдат для оцепления, И санитаров со связистами на центральную вышку стрельбища. А я дам приказ разрешить стрельбу, — прапорщик улыбнулся. — Есть и второй вариант. Я сейчас докладываю адъютанту командующего о нарушении инструкции по стрельбе офицерами политотдела штаба армии, и догадайтесь сами — кого именно поставит сегодня генерал-лейтенант Потапов в оцепление? И кто сегодня будет кормить немецких комаров?

Офицеры вновь переглянулись, и один из лейтенантов в сопровождении сержанта Басалаева быстро выдвинулись к телефону. Второй офицер гневно взглянул на прапорщика и, взяв под локоток учительницу, стал ей что-то говорить на ушко и отвёл девушку в сторону.

А Кантемиров подошёл к группе старшеклассниц, мило улыбнулся, представился по имени и извинился за Абрека и за свой непотребный внешний вид, так сказать — за голый торс. Сплочённый женский коллектив сразу изменил внутреннее убеждение о мужчинах вообще и про Тимура в частности. Девчата обрадовались вниманию такого вполне симпатичного парня со скакалкой в руке и весело загалдели:

— Ой, что вы, что вы! Нам так нравятся мускулистые парни. А вы придёте к нам на дискотеку?

Молодой человек, конечно же, согласился. Он сейчас был готов на всё, даже на школьную дискотеку, лишь бы ещё раз встретиться с молодой учительницей. И юноша обратился к девчатам:

— Барышни, а кто из вас умеет прыгать на скакалке? Хочу научиться, бегаю вот со скакалкой по всему полигону как дурачок. И никто так и не показал, как надо правильно прыгать.

Старшеклассницы развеселились ещё больше, а самая бойкая подошла к молодому человеку, представилась Оксаной, взяла у него скакалку, встала на асфальт и сделала несколько прыжков. Тимур, улыбаясь, попросил:

— Помедленней, пожалуйста, Оксана. Покажите ещё раз.

Девушка улыбнулась и прыгнула ещё пару раз. Молодой человек воскликнул:

— Так! Оксана, милая, я всё понял. Надо одновременно прыгать ногами и махать руками.

Раздался громкий девчачий смех. Вокруг такого развлечения собрались все ученики. Преподаватель и лейтенант стояли невдалеке и что-то обсуждали. Дарья Михайловна изредка бросала гневные взгляды на прапорщика. Абрек успокоился, не отходил от своей спасительницы и вилял хвостом.

«Вот предатель!» — подумал про своего верного пса Тимур. Ещё прапорщик заметил пристальное внимание двух парней, которые стояли отдельно от всех. Старшеклассники уж очень внимательно рассматривали его руки в боксёрских бинтах и повязку на правой руке. Эти двое переговаривались, иногда посматривали в сторону своей учительницы и громко смеялись. Тимур вышел на площадку, натянул скакалку и сказал:

— Барышни, только не смеяться! Иногда что-то в этой жизни происходит в первый раз.

В ответ раздался возглас одобрения и девичье хихиканье в кулачок. Никто из девчонок даже представить себе не мог, что Тимур хорошо знаком с этим спортивным инвентарём ещё с пятого класса. И боксёр запрыгал... Спортсмен поочерёдно менял ноги, скрещивал их при прыжке, бежал под скакалку, затем так нарастил темп прыжков, что успевал сделать мах скакалкой два-три раза при одном касании ногами асфальта. Скакалка только свистела на весь полигон.

Шум и смех школьников сразу прекратился, а удивлённая преподаватель с молодыми офицерами подошли ближе к такому неожиданному цирковому представлению. Во время привычных прыжков Тимур успокоился и спланировал свои дальнейшие действия по завоеванию сердца красавицы. Спортсмен, остановился, выдохнул и сказал:

— Вот! Научили. Спасибо.

Затем уточнил у лейтенантов, вызвали ли оцепление, прикинул по времени и предложил всем:

—Так, народ! У нас ещё до стрельбы примерно час в запасе. Предлагаю передислоцироваться ближе к первому направлению, будем стрелять оттуда. Там и трава мягче будет. А мы для вас песенки споём.

Школьники радостно загудели и двинулись в заданном направлении. Преподавателю с офицерами ничего не оставалось, как пойти вслед за учениками. Только двое парней отстали от всех и хотели подойти к прапорщику, но учитель властным голосом назвала обоих по фамилии и потребовала присоединиться к остальным. Старшеклассники, глядя на преподавателя, опять что-то сказали друг другу и демонстративно заржали во весь голос. Тимур догадался, что эти два парня были местными школьными хулиганами и у них конфликт со своей новой учительницей. Обычное дело...

* * *

И всё же стратегическая инициатива была перехвачена! Надо закреплять успех. Для этой цели начальник стрельбища решил привлечь своего бойца, обмотчика электродвигателей, по имени Шурик. Его все так и звали, не по званию или фамилии, а просто — Шурик. Этого солдата по фамилии Иванов, родом из Удмуртии и окончившего до призыва электромеханический техникум в городе Воткинске (родины Петра Чайковского, между прочим) сосватали на полигон прапорщики из строевой части полка. Со строевиками был заключен взаимовыгодный и долгосрочный договор — за каждого поставленного специалиста с электротехническим образованием Кантемиров выставлял бутылку «Лунникоф». Шурик же сам, добровольно не хотел идти служить на полигоне. Молодой солдат желал пройти воинскую службу как положено: со стрельбой, ученьями и строевой подготовкой. Вот такой был наш Шурик! И только после уговоров прапорщика Кантемирова и клятвенных обещаний стрельбы из всех видов стрелкового оружия днём и ночью гвардии рядовой Иванов согласился продолжить службу в полигонной команде.

Начальник стрельбища не прогадал. Боец получился грамотный и ответственный, а стрельба ему уже надоела через пару месяцев службы на Помсене. И самое главное, вдруг выяснилось, что Шурик в своё время окончил музыкальное училище по классу гитары и пел в вокально-инструментальном ансамбле техникума. И как этот рядовой смог пройти сквозь сито естественного отбора различными замполитами музыкально одарённых солдат — оставалось загадкой.

В первый же день рождения Шурика прапорщик взял его с собой в город, угостил мороженным в кафе и выбрал вместе с музыкантом новую гитару в подарок полигонной команде. И для солдат войскового стрельбища Помсен периодически наступили редкие свободные музыкальные вечера. Шурик, в самом деле, играл и пел почти профессионально и в благодарность решил приобщить своего боевого командира к высокому и прекрасному — умению играть на гитаре. Но, дальше мелодии «В траве сидел кузнечик...» дело не пошло. После нескольких бесполезных попыток Тимур осознал, что тонкое искусство — это не его стихия. Каждому своё! Эхх, как бы сейчас пригодилась прапорщику способность томно музицировать и петь песенки про любовь... Это вам не на скакалке прыгать...

Поэтому, Тимуру пришлось на передний край наступления на девичье сердце Дарьи Михайловны выдвинуть Шурика с гитарой. Это была ещё не тяжёлая артиллерия, но за разведку боем вполне могло сойти. Прапорщик честно, как пацан пацану, объяснил своему солдату непростую задачу охмурения учительницы вместе с её ученицами до кучи. Посоветовал музыканту самому продумать и выбрать репертуар для этой наступательной операции. Шурик, как творческая личность, тонко осознал важность момента личной жизни своего командира, сходил в каптёрку, переоделся в чистое ХБ, нацепил все свои солдатские значки, начистил сапоги и принялся настраивать гитару.

Начальник стрельбища решил не отставать от обмотчика электродвигателей — переоделся в новое ПШ, нацепил Гвардию, затем свой значок средне-технического образования (в народе — «Я тоже не дурак») и закончил свой иконостас знаком кандидата в мастера спорта СССР. Комсомольский значок и так ранее висел. Встречают у нас по одёжке, а провожают по значкам... Затем прапорщик зашёл в Ленкомнату, выбрал самый крепкий стул, приказал музыканту захватить для себя табурет и идти за ним. А Шурик попросил Тимура захватить для него бутылку минералки, только не холодной. Да прапорщик был готов в этот момент и стопарь налить солдату. Лишь бы всё прошло удачно.

Так и выдвинулись навстречу школьникам — начальник полигона, нежно обнимая стул, и его боец Шурик с гитарой за плечом и табуретом в руках. Эту делегацию уже заскучавшие старшеклассники встретили радостным гулом и аплодисментами. Дарья Михайловна впервые с интересом взглянула на подошедшего прапорщика в форме, который прямо перед ней аккуратно вдавил стул в грунт полигона и сказал:

— Это для вас.

Генеральская дочь присела и усмехнулась:

— И не надо строить из себя воспитанного человека. Даже не пытайтесь. Мне про вас всё понятно.

— Что вы, Дарья Михайловна. Ни в коем разе. Просто, у меня с первого класса лёгкий трепет ко всем учителям в мире. И меня Тимур зовут.

Начальник стрельбища отошёл от дочери генерала с её кавалерами и объявил начало концерта, специально подготовленного для дорогих и любимых гостей. Школьники расселись полукругом на траве, Дарья Михайловна гордо возвышалась в центре своих учеников. Светило солнышко, дул лёгкий ветерок, Шурик, сидевший прямо напротив генеральской дочери, в наступившей тишине советского полигона начал с классических мелодий, по которым защищал диплом в музыкальном училище. Аудитория вместе со своим преподавателем просто замерли...

Глядя на тонкое и вдохновлённое лицо девушки, Тимур и сам проникся на короткое время большой любовью к классике. Хотя, на самом деле, парень больше уважал рок. Но, надо было соответствовать моменту. А когда Шурик запел русские романсы, молодая учительница вдруг оглянулась, нашла взглядом прапорщика, улыбнулась и кивнула головой. А у менее молодого интеллигентного человека в этот момент тут же появилось острое желание, не смотря на свою музыкальную глухоту, всё же научиться играть на гитаре и петь романсы.

Тимур так замечтался под музыкальные произведения, что не сразу заметил, как его окликают те самые двое старшеклассников-хулиганов. Прапорщик аккуратно отошёл, махнул парням в сторону пилорамы и удалился вместе с ними от импровизированной концертной площадки. Парни были дети военных, всю жизнь мотавшихся по гарнизонам, поэтому хорошо знали, что на гражданке «можно Машку за ляжку», а в армии — «разрешите», и с ходу начали:

— Товарищ прапорщик, разрешите с вами поговорить?

Кантемиров сухо ответил:

— Так, пацаны, давай без «вы» и по имени. У меня тоже к вам обоим базар имеется.

Молодые люди представились друг другу. Парней звали Саня и Андрей, Саня Безбородов оказался сыном начальника госпиталя, а Андрей Паклин — сын старшины этого же военно-медицинского учреждения. Начал говорить Александр, как сын старшего по званию:

— Тимур, тут такое дело. С неделю назад мы с пацанами вчетвером шли домой из школы и сократили путь через дворы в районе площади Единства, чтобы выйти к трамвайной остановке. Шли быстро и негромко говорили между собой. И в одном из дворов у детской площадки нам преградили путь семь-восемь немецких парней. Примерно нашего возраста и чуть постарше. Один из них был только лет двадцати и с татуировками. Эти парни пили пиво, что-то говорили между собой и смеялись. Мы не хотели ввязываться, но эти пацаны поняли, что мы русские и повели себя агрессивно: стали хватать за одежду, кричать и ругаться. Была быстрая драка, но их было больше, и они были старше. Силы были неравны, нам пришлось убежать. Досталось нам прилично, одежду порвали, «фонарей» наставили.

— Ну, ни хрена себе! Вот тебе и дружба-фройндшафт, — прервал и искренне удивился Тимур. Андрей только усмехнулся. Саня продолжил свой доклад:

— На следующий день мы с пацанами решили провести акцию возмездия. Заранее направили пацанят в тот двор на разведку. Те проверили и доложили, что эта компания сидят в том же дворе и пиво пьют. Мы разделились на две группы по семь человек, и зашли с двух сторон. В школе есть один пацан, восьмиклассник, раньше боксом занимался, так он двоих с ходу уложил. Мы их месили минут десять, после чего разбежались в разные стороны и встретились потом у полка связи.

Безбородов немного помолчал, вздохнул и посмотрел на Тимура:

— А вчера у школы к нам подошёл тот немец с татуировками и назначил нам стрелку в пятницу за кирхой на поляне у Пионер-плаце. Сказал, чтобы мы все приходили в 18.00, иначе немцы будут нас ловить по одиночке и жёстко мстить. Этот немец хорошо по-русски говорит, вроде у него бабушка русская была.

Старшеклассник опять замолчал. А молодой человек на тот момент забыл и про свой полигон, и про классическую музыку и даже немного подзабыл про Дарью Михайловну. Для Тимура прозвучала до боли родная и немного подзабытая поселковская тема про свой район, про махач и про «наших бьют». Воспоминания оказались на уровне инстинкта…

Внешне пацаны-старшеклассники не отличались от своих сверстников-немцев: те же причёски, те же потёртые джинсы, те же кроссовки или туфли, да и слушали все одну и ту же музыку. Правда, по немецким законам лицам до восемнадцати лет можно было находиться на улицах только до 23.00. Отношения между русскими и немцами в реальности и повседневной жизни были не совсем гладкими.

И если в отдалённых от крупных немецких городов небольших русских гарнизонах и военных городках советские военнослужащие редко сталкивались с недружелюбным отношением, или вообще не сталкивались, как например, в деревеньках Помсен и Оттервиш, где Тимура все знали; то в крупных городах эта проблема стояла остро. Часто в магазинах или в общественном транспорте можно было услышать шипящее «русишь швайн», когда немцы слышали русскую речь. И почему-то, в основном от пожилых немцев или от молодёжи. Немцы среднего возраста были к нам более-менее лояльны. Но, о драках среди молодёжи прапорщик слышал впервые. И вдруг Андрей продолжил:

— Тимур, а теперь главное. Они знают про тебя. Знают, что это ты вырубил уголовников у вокзала. Тот немец там так и сказал – Offizier aus Schiesplatz (офицер с полигона). Только они тебя Васей называют и хотят, чтобы ты тоже пришёл с нами.

Тимур от неожиданности присел на бревно у пилорамы и посмотрел на парней:

— Откуда они могли узнать про меня?

Парни заговорили наперебой:

— Да мы сами только сегодня убедились, что это ты, когда увидели кулаки в бинтах боксерских и руку марлей забинтованную. Может быть, раньше с ними махался?

Боксёр задумался, прикинул что-то про себя и сказал твёрдо:

— Не было с ними у меня махача. Так, только пару раз с кубинцами схлестнулись на дискотеке. Видно, кто-то из немцев и запомнил меня. Кто я, да откуда. Да чего теперь тереть-то лишнего. Слушайте, пацаны, сюда внимательно.

Старшеклассники пододвинулись к прапорщику ближе. Тимур посмотрел обоим в глаза:

— Я вписываюсь в ваш махач. Базара нет! Но, вначале попробуем нормально с этими пацанами разойтись. Пока не понимаю, чего им от меня надо. Похоже, эти в полицию точно заявлять не будут.

Парни выдохнули и заулыбались. А Саня развернулся по направлению к городу, согнул правую руку с кулаком и характерным жестом хлопнул левой себе по бицепсу. Тимур, вспомнив свою молодость, улыбнулся и сказал:

— Но, парни, я же сказал в самом начале базара, что у меня есть встречное предложение. Слушаем внимательно!

Школьники уставились на прапорщика, который вдруг сердито спросил:

— Какого хрена вы оба достаёте учительницу?

Саня с Андреем никак не ожидали такого поворота в разговоре и опять заговорили, перебивая друг друга:

— Да чё она только в школу пришла, классной стала и ставит из себя крутую! Подумаешь, дочь генерала. Видали мы таких! Чуть старше нас, а всё туда же — застроить нас решила.

Тимур дал выговориться и продолжил:

— Так, пацаны, в вашем возрасте у меня тоже детство в жопе играло. Мне сложно это вам объяснить, но сейчас мне, в самом деле, стыдно за некоторые подвиги в своё время. Долго базарить не будем. Я вписываюсь в вашу ситуёвину, а вы оба оставляете в покое Дарью Михайловну. И сегодня же извинитесь перед ней.

Безбородов удивлённо спросил:

— Тимур, а тебе-то какой резон за училку так вписываться?

—Так, она моя девушка, — прапорщик улыбнулся и добавил. — Будет.

Паклин рассмеялся:

— Чё-та непохоже на твою девчонку. Вот как отшила тебя и до сих пор глазами зыркает.

— Пацаны, вы помогаете мне, я помогаю вам. Всё! Больше базара не будет.

— Да ладно, Тимур, — Сане явно не хотелось упускать такое подкрепление. — Извинимся мы прямо сегодня после стрельбы. Базара нет! Тимур, правда, что ты трёх немцев в нокаут отправил и в полицию сдал?

Боксёр усмехнулся:

— Только двух. Но, один с ножом был. С третьим тот немецкий паренёк справился. А полиция сами приехали, — и тут спортсмен снова задумался и продолжил: — Пацаны, я чего тут подумал. Я на самом деле КМС по боксу и попробую договориться с руководством ГДО по поводу спортзала для вас постоянно на выходные, а вы подтяните ещё нормальных пацанов с вашим боксёром. Будем с ним учить всех боксу. Может ещё и Лёва подключится со своим каратэ.

Школьники только переглянулись от удивления. Это было чисто мужское предложение. Перед десятиклассниками сидел парень не намного старше их, но уже доказавший себе и им своими действиями правильность выбранной позиции по жизни. И парни уже понимали, что Тимур нормальный пацан и отвечает за свой базар. Саня тут же заявил с улыбкой:

— Тимур, да за это мы прямо сейчас перед училкой при всех на колени встанем.

— Не надо! Извинитесь после стрельбы. Пусть концерт дослушает. И ещё — на махач захватите все лыжные шапочки. Чем плотней — тем лучше.

— На хрена?

— Головы будем беречь. И чтобы случайно не ёбнуть своего в атаке.

Парни пожали руки друг другу и вместе втроём подошли к группе одноклассников, что не осталось незамеченным от зоркой и строгой учительницы немецкого языка. А Шурик уже перешёл на репертуар популярной группы «Машина времени», и все зрители вместе со своим классным руководителем подпевали маэстро на весь полигон про лодки под названием Вера, Надежда, Любовь и про птицу цвета ультрамарин. Концерт удался на славу. Вторым ударом по неприступному пока бастиону по имени Даша должны были быть извинения хулиганистых пацанов. Тимур был уверен в парнях, в том, что они выполнят свои условия договора.

И ещё советский прапорщик хорошо понимал, на какой риск он идёт ради малознакомых старшеклассников и их преподавателя. Тут уже не обойдёшься гауптвахтой, могут запросто и в 24 часа в Союз отправить. И особый отдел уже ничем не поможет. Но, Тимур уже принял решение и просчитывал различные варианты развития событий. А пока быстро договорился с водителями автобусов не уезжать в город без него. Затем подозвал своего повара Расима и попросил его помыть пару кастрюль яблок, запас которых постоянно пополнялся из немецкого сада и хранился на чердаке казармы. И ещё попросил выбрать лично для него самое крупное и красивое яблоко. Бойцы полигонной команды уже были в курсе о стычке их командира с дочерью генерала. Поэтому Расим понимающе взглянул на начальника стрельбища, приготовил чистый колпак и фартук и пошёл мыть и выбирать фрукт.

* * *

К центральной вышке подъехал ГАЗ-66, развозивший оцепление, и над полигоном поплыл сигнал о подготовке к стрельбе. С боевой части полигона быстро потянулись работавшие в поле операторы. А Кантемиров решил лично угостить школьников яблоками и, разумеется, Дарью Михайловну. Сам взял одну кастрюлю с яблоками, самое крупное зажал отдельно в руке; вторую нёс Расим в своём белоснежном колпаке и фартуке.

Это был второй продуманный выход прапорщика со своим поваром. Ибо после пищи духовной обязательно требуется пища телесная. И этот выход вновь был встречен звонкими, но непродолжительными аплодисментами. На свежем воздухе молодой организм просто требовал подкрепления, и хлопать в ладоши было некогда. Прапорщик подошёл к преподавателю, демонстративно вытер огромное яблоко своим белоснежным платочком (такие хлопчатобумажные платки входили в вещевое довольствие офицеров и прапорщиков ГСВГ) и молча протянул Дарье Михайловне, которая со словами: «Даже не пытайтесь...» приняла угощенье и с хрустом откусила изрядный кусок витаминов. Тимур спокойно ответил:

— А я не пытаюсь! Но у меня к вам профессиональный вопрос по поводу стрельбы. Разрешите спросить?

Генеральская дочь, с аппетитом прожёвывая очередную порцию, просто кивнула. И прапорщик спросил на полном серьёзе:

— Дарья Михайловна, а вы тоже стрелять собираетесь?

Преподаватель доела дольку яблока и ответила с улыбкой:

— Обязательно!

У парня мелькнула мысль: «Вся в папу», и он сказал:

— Ну, тогда вам ни пуха и ни пера.

А девушка рассмеялась:

— Пошёл ты к чёрту, Тимур!

— Есть, пойти к чёрту.

Прапорщик зафиксировал в памяти обращение на «ты» и по имени, улыбнулся, отдал честь, развернулся кругом и зашагал к казарме стрельбища. Молодому человеку очень хотелось повернуться, чтобы «...посмотреть, не повернулась ли она», но Тимур, выдержал и скрылся за забором расположения полигонной команды. Где-то на бессознательном уровне молодой мужчина всё же уловил возможную симпатию девушки. А над полигоном резко прозвучал сигнал к стрельбе.

Пока школьники стреляли вместе со своим очаровательным преподавателем, начальник стрельбища решил не терять времени даром, вначале приказал дневальному нагреть для него воды в бане и затем аккуратно, особо не высовываясь во время стрельбы, на склоне бруствера тира со стороны немецкого кукурузного поля собрал букет ромашек. Когда вода нагрелась, тщательно помыл голову, сполоснулся и переоделся в гражданку. Затем сменил батарейки на своём портативном аудиоплеере «Сони Уокмен», которые только появились в продаже на чёрном рынке Дрездена. Это был наимоднейший аппарат и мечта всех молодых офицеров и прапорщиков гарнизона. Ещё у прапорщика Кантемирова на полигоне в домике и в комнате семейного общежития хранилось по флакону настоящего французского одеколона «Cacharel pour L'Homme» с металлическим подстаканником, купленные уже за западные марки в Интершопе.

Отвлечёмся немного за парфюмерию. И вначале уточним, что прежде чем заиметь настоящий французский ОдЭколон, крутому советскому прапорщику ГСВГ просто необходимо было вначале достать не менее крутые джинсы. И не какие-нибудь там местные ГДРовские штаны фирмы «Боксер» за сто марок, а настоящую американскую джинсу «Монтану» или «Левис страус» за триста марок. Затем надо было надеть импортный батник (рубашку) и обуть настоящие кроссовки «Адидас».

Как утверждал в те времена народный фольклор: «Если носишь Адидас — тебе любая девка даст!» А на руках у клёвого пацана должны были быть обязательно импортные часы, лучше японские, но на худой конец подойдут и «7 мелодий». И только после этого, когда ты упакован и готов внутренне и морально к приобретению настоящего парфюма, необходимо было обратиться к специалисту.

В 67-м гвардейском мотострелковом полку таким спецом был начальник вещевого склада, прапорщик Тоцкий, который до призыва в армию профессионально фарцевал парфюмом у себя на родине, в городе Сумы Украинской ССР. Ареста за спекуляцию удалось избежать только благодаря призыву на действительную военную службу. К начальнику склада обращались все, и в первую очередь жёны офицеров и прапорщиков. Прапорщик Тоцкий даже имел честь проконсультировать по этому жизненно важному вопросу жену командира полка и супругу начальника штаба. Толик и посоветовал своему коллеге по службе приобрести именно этот французский одеколон, добавив при этом, что бабы будут вешаться на шею Тимура только от одного запаха.

В те далёкие былинные годы ещё не было компромиссов в парфюмерии, никакого унисекса и непонятной гендерной принадлежности. И если одеколон был для мужчин — значит, был только для мужиков! И в те времена ещё не умели делать паскудный парфюм. От любого одеколона шёл правильный, долгий шлейф, а запах был просто несмываем. И в любом приличном обществе с ходу могли определить, что на тебе именно французская туалетная вода, а не советский ширпотреб.

Хотя молодому мужчине доставляло истинное удовольствие после бритья набрать в ладошку «Шипра» и окунуть свой свежевыбритый подбородок в родной одеколон с возгласом: «Бляха-муха!» Совсем как отец в Тимуркином детстве. И эта ежедневная процедура по утрам сильно поднимала парня в собственных глазах. Он был мужиком! И ещё однажды прапорщика удивила просьба соседки по семейному общежитию, жены лейтенанта, не выбрасывать пустой флакон от импортной парфюмерии. Новые хозяева затем налили в освободившуюся тару польский одеколон и поставили на видное место в стенку, перед корешками подписных изданий. И это тоже было круто...

В глубинке Советского Союза в свободной продаже были в основном одеколоны «Русский лес», «Тройной», «Шипр» и от комаров очень годилась «Красная гвоздика». Конечно, при очень большом желании можно было «достать» и настоящую французскую парфюмерию, которую периодически «выкидывали» в продажу в центральных магазинах Москвы и Ленинграда. С применением мер предосторожности можно было и надыбать «чеков» по чёрному курсу и купить парфюмерию в инвалютных магазинах «Берёзка». Французские духи доставались советским женщинам всякими правдами и неправдами и стоили больших усилий: узнать, достать, урвать и простоять в очереди. Поэтому тема парфюма в Советском Союзе была всегда актуальна.

Следующей задачей для влюблённого молодого человека был выбор аудиокассеты для плеера. Тимур в основном слушал рок — русский и английский. А вдруг Дарья Михайловна в автобусе соизволит музыку послушать? А вот нате вам с нашим превеликим удовольствием! Но не станешь же предлагать целому преподавателю «Black Sabbath», например, или там ту же «Машину времени».

Тимур представлял свои дальнейшие действия так: заходит он, значит, в школьный автобус, весь красавец такой ультрамодный, с наушниками на шее, и салон тут же заполняется ароматом Кашарель. Зелёные глазища генеральской дочери сразу загораются, а римский носик по запаху начинает инстинктивно и хищно искать добычу в виде простого советского прапорщика. А вот затем приходит очередь прекрасных ушек. И для этого надо было подобрать соответствующую музыку. Не Шурика же с гитарой тащить за собой в салон автобуса? Хорошо в домике хранилась одна кассета «Биттлз». Классика всегда останется классикой...

Начальник стрельбища так размечтался о следующей встрече с генеральской дочкой, что чуть не прослушал сигнал с центральной вышки об окончании стрельб. Быстро нацепил на бок свой портативный музыкальный аппарат, наушники закинул на шею, схватил букет, выскочил во двор и, подозвав к себе сержанта Басалаева, дал ему вводную по работам на стрельбище в своё отсутствие.

Полигонная команда собиралась к обеду, и со стороны старослужащих послышались различные смехуёчки по поводу букета и внешнего вида их боевого командира. Прапорщик Кантемиров только шутливо пригрозил солдатам кулаком и свистнул Абрека. Пёс подошёл с виноватым видом и поджатым хвостом. Тимур вначале почесал собаку за ухом, затем погладил по спине и сказал: «Ну что, предатель? Прощаю тебя. Остаёшься здесь за старшего. Смотри у меня!»

Начальник войскового стрельбища Помсен немного обогнул дорожку к центральной вышке так, чтобы его сразу не было заметно из окон автобуса, и заскочил в салон вместе с последними учениками. Погода менялась, советский полигон начал укутывать плотный саксонский туман. Молодая учительница сидела у окна и задумчиво смотрела на домик казармы полигонной команды, поэтому не сразу заметила появления прапорщика Кантемирова во всей свой красе. А он так старался... Да и рядом с ней были два верных лейтенанта политотдела штаба армии, которые пытались развеселить девушку анекдотами про курсантов и их подруг.

Зато на прибытие молодого человека сразу обратили свое женское внимание несколько старшеклассниц с передних сидений. Послышались возгласы: «Тимур, садитесь к нам!», «А какая у вас музыка в наушниках?» и «Ах, французский одеколон. Да я сейчас отдамся!» И раздался громкий девичий смех.

Вообще дети военных взрослели раньше своих гражданских сверстников. На это влияли и постоянная смена места жительства, и частая смена школ, и новые одноклассники, иногда не совсем дружелюбные. Многим парням и девчатам часто приходилось доказывать своё место под солнцем в этом непростом школьном мире. Особенно раньше взрослели старшеклассницы. Выпускников гарнизонных школ родители должны были отправить в Советский Союз в обязательном порядке. Тимур неоднократно видел надпись на стене дрезденской школы: «Ни одной целки в Союз!» Этот крик девичьей души постоянно стирали, но лозунг свободной любви появлялся вновь и вновь. Прапорщик Кантемиров знал о многих любовных историях со старшеклассницами от своих сослуживцев, да и солдат в том числе. Иногда эти «лав стори» заканчивались весьма печально. А Тимуру вполне хватало Ангелики Шмидт и вольнонаёмных женщин вокруг.

В личную жизнь советского прапорщика и правильной немецкой девушки Ангелики Шмидт вмешалась, как это ни странно, — политика. Если в Советском Союзе везде бушевала перестройка, громыхала гласность, а впереди намечалось якобы ускорение с демократией, то в Германской Демократической Республике был везде орднунг (нем. Ordnung — порядок) и были Штази (нем. Stasi — министерство государственной безопасности ГДР).

Поэтому, когда студент Кантемиров, окрылённый вольным духом Ленинградского государственного университета, как-то в перерыве между сексом заявил своей подружке, что произведение «Капитал» Карла Маркса — полный отстой и Ангелике пора выкинуть эту книжку со своей полки на свалку, то получил достойный отпор в духе марксизма-ленинизма. Правильная немецкая девушка заявила своему другу, что он поддался на провокации империалистов и пусть Тимур считает, что этими словами он сейчас дал ей пощечину. Правильный советский юноша возмутился и сказал, что он в жизни не ударил ни одной девчонки и не ударит никогда. И вообще, никого не ударит открытой перчаткой, а только кулаком.

Ссора в этот день была нешуточной. Летом Гели окончила свой техникум и поступила в Лейпцигский университет. Тимур не видел свою подружку ещё с весны и считал себя свободным человеком. Да и расстался парень со своей немецкой девушкой с лёгким сердцем, так как от такой сексуальной жизни просто устал. Напомню, что у советского прапорщика была ещё армейская служба на полигоне со стрельбой днём и ночью. И ещё были некоторые свои дела. За этот период любовных утех Тимур похудел на несколько килограмм и вновь вернулся в свою родную весовую категорию — веса «мухи».

А теперь нам пора вернуться в школьный автобус на войсковом стрельбище Помсен, где наш юный прапорщик просто смутился от неожиданных откровений старшеклассниц в присутствии своего преподавателя. Тимура после Ангелики уже сложно было удивить чем-то таким откровенным, но рядом была Дарья Михайловна, и всё пошло не по задуманному сценарию. Прапорщик Кантемиров пошёл на экспромт и опять со словами: «Я даже не пытаюсь!» вручил дочери генерала свой букет, собранный под обстрелом с минимальным риском для жизни. Глаза девушки вспыхнули, но не будь Даша генеральской дочкой и учителем, если бы не взяла себя в руки, спокойно приняла букет, вдохнула аромат полевых цветов и сухо произнесла:

— И это всё! А извинения?

Вдруг учителя немецкого языка совсем не интеллигентно перебил один из лейтенантов, который неожиданно перешёл с Тимуром на «ты»:

— Ни хрена себе! «Сони Уокмен». Дай послушать?

Тщательно разработанный план менялся по ходу движения школьного автобуса. Тимур охотно снял с себя аппарат и вручил офицеру, который тут же нацепил наушники, включил музыку и прямо под ушком Даши громко воскликнул:

— Ну, ни хрена себе. Биттлз!

Дочь генерала сморщила свой носик и косо посмотрела на лейтенанта. Одним конкурентом стало меньше. А Тимур знаком показал офицеру, что в наушниках надо говорить тише, и вновь повернулся к девушке:

— Извинения будут обязательно, но немного позже. Дарья Михайловна, вот даже саксонским ёжикам в этом тумане понятно, что мы с вами абсолютно разные люди и у нас никогда не будет романтических встреч с поцелуями и вздохами под луной.

Тут генеральская дочь возмутилась:

— А это потому, что вы оценили себя на пять с плюсом, а меня на три с минусом?

— Конечно же, нет, — вздохнул Тимур и впервые назвал учителя по имени. — Даша, вы очень красивая девушка, но мы, в самом деле, очень разные человеки. И только поэтому у меня к вам будет предложение в виде двухстороннего взаимовыгодного договора.

Всё же студент Кантемиров учился на юридическом факультете ЛГУ и заранее потренировался с этой фразой. Тут, главное, зацепить интерес девушки, а потом уж как пойдёт. Даша клюнула:

— Это какой ещё договор?

Прапорщик Кантемиров вновь перешёл на официоз:

— Дарья Михайловна, я с вашим папой недавно стрелял на спор из пистолета Макарова и остался должен генералу две бутылки пива. Согласитесь, это дело чести и долги надо отдавать.

— А мой папа мастер спорта по стрельбе! — радостно доложила генеральская дочь.

— Об этом я немного догадывался, — улыбнулся Тимур. — Но, прошу вас заметить, сударыня, что я кандидат в мастера спорта по боксу и вашего папу на ринг пока не приглашал.

— Так, понятно! А дальше, — уже с нетерпеньем спросила «сударыня».

— Вот! Вы, со своей стороны, приглашаете меня домой в выходные, и я возвращаю долг генералу. И, может быть, ужином накормите, — успел произнести Тимур, как его резко перебил звонкий девичий голос с глубины салона автобуса:

— И спать уложите!

И опять весь класс грохнул от смеха.

— Нет! Сегодня спать каждый будет в своей постели, — улыбнулся прапорщик. Учитель тоже развеселилась и спросила:

— Так, с моей стороной договора мне всё понятно, — и вновь обратилась на «ты» к молодому человеку:

— А с твоей стороны, какие будут действия?

— В эту субботу в ночном баре «Эспланада» у немцев начинается праздник для молодёжи Erntedankfest (Праздник благодарения). Этот праздник проходит раз в году, и в этот бар билетов уже не достать. Но у меня есть два билета, и я приглашаю вас, Дарья Михайловна, поучаствовать в этом мероприятии.

И если для дочери генерала выход в местный свет на танцах в ГДО уже состоялся, то это приглашение было заманчивой возможностью показать себя для местной богемы и попрактиковаться в своих знаниях немецкого языка. На этот праздник в ночном баре билеты практически не продавались, а расходились только по специальным приглашениям. И пропускали на это мероприятие или в национальных немецких костюмах, или в классических платьях для девушек и в костюмах-тройках для парней. Вот такой был дресс-код.

Начальник полигона, мягко говоря, слукавил. Не было у него никаких пригласительных билетов, а был только знакомый хозяин этого заведения по имени Эрик; и как запасной вариант оставался сын прокурора города по имени Пауль. Прокурорский сынок наверняка сможет организовать билеты для Тимура с девушкой. Но, в этом случае советскому прапорщику придётся раскрыться и выйти из подполья. Что не сделаешь ради дочери командующего первой гвардейской танковой армии?

В салоне автобуса тут же раздались требовательные голоса: «Ой, возьмите нас с собой!», «Дарья Михайловна, отдайте нам прапорщика Тимура!» и тому подобные девичьи пожелания. Даша приняла волевое решение:

— Я согласна! — и протянула Тимуру свою ладошку.

Молодой человек быстро и резко сжал ручку учительницы так, что та только ойкнула, и торжественно произнёс:

— Стороны скрепили двухсторонний договор крепким рукопожатием!

Девушка тряхнула рукой и вдруг с улыбкой сказала:

— И у меня в субботу день рождения! Вот и будет для меня такой подарок.

— Ёшкин кот! — воскликнул Тимур и обратился к старшеклассникам: — Народ, у вашего учителя скоро день рождения, а мы ни сном, ни духом? Будьте готовы!

— Всегда готовы!

И школьный автобуса вздрогнул от поздравления своему учителю. Начальник стрельбища пока не знал, что до этого момента у классного руководителя со своими учениками за первый месяц обучения возникли напряжённые отношения. В классе организовалась группировка парней и девчат под предводительством уже знакомых нам Безбородова и Паклина, которые ни в какую не хотели воспринимать всерьёз свою молодую учительницу и по всякому доставали её. И весьма успешно. А Дарья Михайловна уже начала задумываться об ошибке в выборе профессии...

Сегодня, после стрельбы, вожаки сами отозвали своего преподавателя в сторону и извинились перед ней. И это был нормальный пацанский поступок. Затем парни рассказали сверстникам об участии Тимура в дальнейших разборках с немцами, и, учитывая неподдельный интерес прапорщика к учительнице, старшеклассники решили больше с ней не связываться.

Ещё утром в одном автобусе находились две конфликтующие стороны, а с войскового стрельбища Помсен в сторону дома выдвинулся дружный класс во главе с юной училкой. А информация об участнике драки за дрезденским вокзалом стала распространяться со скоростью передвижения этого школьного автобуса. Поэтому вопрос раскрытия инкогнито участника драки у вокзала оставался только вопросом нескольких дней. Тимур задумался и спросил Дашу:

— Так у вас, наверное, в субботу будет полон дом гостей?

— Нет! Только дядя Толик придёт с женой. Мы же здесь пока никого не знаем, — печально вздохнула генеральская дочь.

Это был второй удар со стороны Дарьи Михайловны. Начальник войскового стрельбища уже был наслышан про дядю Толика — друга генерал-лейтенанта Потапова, начальника Особого отдела штаба первой танковой армии, полковника Полянского Анатолия Жановича. Этот контрразведчик с непонятным французским отчеством появился в гарнизоне зимой этого года, немного раньше своего товарища. От своего особиста полка прапорщик знал, что Потапов и Полянский дружат с молодых лет, и что главный контрразведчик армии воевал в Афганистане и имеет награды.

С кем, с кем, а с этим полковником Кантемиров никак не ожидал встретиться. Но, отступать было уже некуда, позади оставался только полигон Помсен. Молодой человек ещё раз напомнил Дарье Михайловне про форму одежды для девушек в этот день: платье, туфли, шляпка и корзиночка в руке. Затем уточнил время своего прибытия в назначенный день — ровно в 16.00., кивнул парням, улыбнулся девчатам и вышел у общежития немного раньше школьников. До встречи оставалось два дня...

Глава 9 Стрелка

В пятницу, ближе к вечеру, начальник войскового стрельбища Помсен оставил за себя старшего оператора, сержанта Басалаева, и свинтил с полигона пораньше. На выходе из домика Тимур захватил с собой ручную гранату с книжной полки. Да, вы не подумайте ничего плохого. Это была учебно-имитационная граната РГД-5 чёрного цвета. И все мы знаем, что боевые наступательные ручные гранаты РГД-5 окрашены в благородный оливковый цвет. И, хотя наш бронепоезд стоит на запасном пути, мы люди мирные. Но, осторожные...

Эту гранату прапорщик нашёл прямо возле казармы стрельбища в густой траве. Рядом с казармой пролегала небольшая железная дорога метров сто с большой электролебёдкой в конце, которая по рельсам тянула туда-сюда здоровый металлический макет танка. А пехота, перед обкаткой боевыми танками, училась метать из окопов вслед громыхающего на весь полигон «танка» имитационные гранаты с боевыми запалами. Прапорщик достал у пехоты упаковку запалов и придумал применение этому армейскому инвентарю.

В глубине полигона, в лесу был вырыт песчаный карьер, который со временем наполнился водой. Песок с этого карьера постоянно брали для засыпки дорожек, по которым стреляли с ходу боевые машины пехоты. Перед каждой проверкой по договорённости с немцами пригоняли экскаватор, и два КАМАЗа с автобата несколько дней возили песок равнять дорожное покрытие. Карьер постепенно расширялся и со временем превратился в пруд. Солдаты полигонной команды наловили карасей на дальнем немецком озере за лесом стрельбища и запустили рыбу в свой водоём. Немецкие караси прижились и развелись. А чего же не прижиться, если их постоянно подкармливали остатками русского хлеба с ПАХа (полевой армейский хлебозавод).

Кантемиров не был ни охотником, ни рыбаком. Поэтому, сидеть на зорьке с удочкой на лесном бережку и зачарованно смотреть на водную гладь с замершим поплавком, прапорщика совсем не тянуло. Да и некогда. И тут выручила армейская смекалка. К учебной гранате привязывалась парашютная стропа (десантники подогнали), вставлялся боевой запал, в карьер вначале закидывали несколько горбушек, немного погодя — точный бросок учебной гранаты, тихий «бульк» и затем небольшой «бум» с фонтанчиком. И на поверхности шевелят плавниками несколько легко контуженных немецких карасей. Несколько бросков и полведра рыбы на ужин. Конечно, те же полведра можно было добыть и одним метким броском боевой гранатой оливкового цвета. Во-первых, это нехорошо! Во-вторых, это опасно. А в- третьих, мы же не браконьеры, а советские прапорщики...

Надо было ещё успеть обследовать место встречи, изменить которое было никак нельзя. Провести, так сказать, рекогносцировку (лат. Recognosco — осматриваю) на местности за кирхой на поляне у Пионер-плац.

Старшеклассники ждали своего предводителя недалеко от полка связи. Тимур окликнул Саню и Андрея, и вся ватага, бойцов пятнадцать, ринулась на место сбора с немцами. Этот район Дрездена назывался «Weißer Hirsch», что в переводе означает — «Белый Олень». К территории госпиталя примыкала обширная лесопарковая зона, это был настоящий парк, при входе в который стоял памятник последнему белому оленю, убитому здесь ещё в девятнадцатом веке. Жители гарнизона часто ходили сюда, либо просто гулять, либо катались на велосипедах или собирали грибы. Летом в парке работал летний кинотеатр, где показывали вестерны с участием легендарного Гойко Митича. В этих фильмах наших краснокожих индейцев угнетали плохие белые американские колонизаторы. Наши побеждали всегда.

И самое великолепие лесного парка возникало ранней осенью. Золото красок, в которые наряжались деревья, представляло собой особое незабываемое зрелище, особенно в свете заката. Шуршащая под ногами листва, падающие с глухим треском каштаны, многочисленные белки под цвет опавшей листвы, прыгающие с ветки на ветку. И этот упоительно-горьковатый запах осеннего леса... Во всём было какое-то особое очарование в этот тёплый и тихий сентябрьский вечер. Только не для школьников советского гарнизона...

На поляне прапорщик приказал всем построиться. Эта команда не удивила сыновей военных, парни быстро встали в строй. Командир внимательно всех осмотрел и спросил:

— Пацаны, что самое главное в драке? — и сам же ответил: — Главное в драке не бздеть и не сломать себе пальцы. Делимся на два отделения, командирами назначаю Андрея и Саню. Старшие групп, выйти из строя!

Довольные неожиданным и резким взлётом пацанской карьеры парни вышли вперёд. Тимур решил сам вычислить боксёра, уложившего в городской драке двух немецких парней. Спортсмен прошёл вдоль строя, внимательно разглядывая фигуры и лица парней. Остановился у невысокого белобрысого крепыша, явно моложе всех в строю. Пацан спокойно смотрел на своего командира. Тимур спросил:

— Боксёр? Как зовут?

— Эдуард. Второй юношеский, с четвёртого класса занимаюсь.

— Правша или левша?

— Левша.

— Эдик, и это гут. Пока я переговорю с командирами, проведи разминку с личным составом.

Затем последовала следующая команда:

— Одеть шапочки!

Старшеклассники вытащили из карманов зимние головные уборы и натянули на головы. Лыжные шапочки оказались разных цветов и фасона. Довольный боксёр вышел из строя и приказал всем растянуться на расстояние вытянутой руки. Затем спортсмен показал несколько упражнений для разминки рук, пальцев и шейных мышц. Бойцы начали готовиться к бою. Всех охватил лёгкий мандраж...

Тимур отошёл с командирами в сторону и поставил задачу: делимся на две группы, в одной оставляем с десяток бойцов в тёмных шапочках во главе с сыном начальника госпиталя для встречи противника стенка — на стенку. Остальных, в светлых и пёстрых шапочках, во главе с сыном старшины госпиталя отправляем в засаду, в ближайший кустарник. Андрею объяснил, что его группа вступает в бой только после начала драки и неожиданно атакует противника со спины. В первой группе остаются Тимур с Эдиком. Ударная сила. За полчаса до назначенного времени группы разделились.

Немцы появились минута в минуту. Их было человек двадцать и у некоторых в руках были палки. Такими палками на малой родине Тимура детвора сражаются на саблях. А в драках, если и применялось такое холодное оружие, то оно больше подходит к определению: «Жердь» или «Дрын». Немцы оказались внизу склона горы и стали рассыпаться цепью. Вперёд вышел их вожак. Тимур оглядел своё войско. Парни побледнели, глаза сузились. Ни один не дрогнул, только Эдик спокойно произнёс вполголоса: «Суки…»

Их командира тоже немного трясло, но боксёр знал, что это волнение пройдёт тут же с первым твоим ударом или пропущенным в твою голову. Дальше будут только инстинкты, выучка и опыт. Прапорщик оглянулся, посмотрел на солнце за спиной, ещё раз оценил правильность выбранной позиции и быстро сказал:

— Саня, пацаны, слушай сюда! Если сейчас базар нормально не пойдёт, я вырубаю на хрен этого уголовника и бегу к вам. Немцы рванут за мной, я буду бежать медленно. Саня, все стоят и ждут меня! Я не добегаю до вас и разворачиваюсь, — Тимур посмотрел на старшего и перевёл взгляд на боксёра.

— Эдик, первый, рванёшь ко мне слева. Твоя левая сторона, моя правая. Первые удары только в челюсть. Остальные за нами. Друг другу не мешать. Резко атакуем и скидываем немцев с горы. На горе им палки не помогут. А там Андрюха со своей ватагой закончат дело. Всё ясно?

Парни закивали, и предводитель русских стал спускаться вниз навстречу немцу. Договаривающиеся стороны встретились в центре поляны, Тимур протянул руку первым и представился. Немец был примерно одного возраста, на руках красовались наколки. Парня звали Ян. Иван, по-нашему. Ян в самом деле сносно говорил по-русски и с лёгким акцентом спросил:

— Тимур, ты дрался у вокзала? Покажи руку.

Прапорщик аккуратно снял куртку, положил рядом с собой и молча закатал рукав рубашки. Парламентёр утвердительно кивнул и спросил:

— Тимур, тебя в полицию вызывали?

— Ян, а ты чё — прокурор мне такие вопросы здесь задавать? — спросил с усмешкой правильный пацан, надевая куртку, и сам же ответил: — Пока не вызывали. Пойду на следующей неделе. А теперь у меня вопрос — откуда вы узнали про меня? Кто стуканул?

Вначале Ян не понял суть вопроса про «стуканул». Пришлось объяснить. Немец заулыбался и ответил:

— Ты дрался с кубинцами в баре из-за немки. Она в деревне Помсен живёт и знает тебя. Видела тебя в рубашке с перебинтованной рукой. Так и узнали.

«Как тесен этот саксонский мир» — подумал Тимур и успокоился. Никто на него не стучал. Всё нормально. Ян оглядел русское войско и, нагло улыбаясь, заявил:

— Тимур, вас в два раза меньше и мы с палками. Никаких шансов.

И, если до появления немцев с палками, у советского прапорщика ещё оставались мысли по поводу боевого применения учебной РГД-5, то сейчас все сомнения отпали. Тимур спокойно вытащил гранату из кармана, крепко сжал в правой руке, левой выдернул чеку и со словами: «Щас уровняем!» всучил кольцо в ладонь своего оппонента. Ян побледнел и сделал шаг назад. Опытный уличный боец Тимурка решил «базаром» завершить дело и продолжал «кошмарить» противника:

— Стоять на месте! Разлёт осколков двадцать пять метров. Ян, лучше стой, где стоишь. В живых останешься! Мы тебя в плен возьмём. А остальных до Берлина гнать будем.

Немецкий уголовник встал как вкопанный, весь побледнел; но, продолжал быстро говорить, путая немецкие слова с русскими:

—Тимур, сегодня драки не будет! Нам старшие товарищи запретили. Так вот и сказал по-немецки: «старшие товарищи». Ещё бы своих братанов «партайгеноссе» назвал. Гарнизонный вожак удивился:

— А с какого это хрена махача не будет? Сами же стрелку назначили?

— Они сказали, тебя проверить и договориться о встрече. Хотят с тобой поговорить по поводу драки у вокзала. Не бойся, Тимур. Только разговор. У нас есть хорошее предложение для тебя. Встреча будет через два часа в гаштете в Оберлошвиц.

Прапорщик прикинул. Вроде пока всё складывается нормально? Тимур для убедительности сжал гранату двумя руками:

— Давай, Ян, вставляй кольцо.

Немец протянул чеку дрожащими руками. Кантемиров вздохнул, оглянулся и крикнул:

— Эдик! Один. Бегом ко мне.

Подбежавший восьмиклассник увидел гранату в руках прапорщика и воскликнул:

— Класс! — затем заметил цвет РГД-5 и шепнул Тимуру: — Учебная?

Командир только кивнул и попросил боксёра забрать чеку у немца и вставить в гранату. И если старшеклассники гарнизона на уроках НВП за школой бросали деревянные гранаты, то на игре «Зарница», проводимой на стрельбище Помсен каждый год, парни бросали такие же учебно-имитационные РГД-5 чёрного цвета. Советский школьник привычным движением сдвинул усики кольца гранаты и вставил в боеприпас. Тимур деланно выдохнул, убрал РГД-5 обратно в куртку и сказал:

— Хорошо! Буду вовремя, но не один. Со мной будут ещё двое наших.

Ян вытер пот со лба и попросил:

— Тимур, приходите без гранаты и оружия. У нас будет только разговор.

Прапорщик кивнул, немец махнул своим и пошёл к кромке леса. Немецкая ватага с палками потянулись за старшим. А юный боксёр вдруг предложил своему старшему коллеге:

— Тимур, давай метнём гранату!

— На хрена? — удивился вожак.

— Да, чтоб обоссались! — школьник оглянулся и зло сплюнул немцам вслед.

Тимур посмотрел на спины удаляющегося противника и прикинул:

— Не, Эдик, добазарились же о стрелке в гаштете. Там дальше посмотрим. Свистни Сане и Андрею с группой. Разбор полётов проведём.

Прапорщик вновь построил пацанов, поблагодарил всех за стойкость и предупредил о тайне сегодняшних событий. Иначе, советского военнослужащего в 24 часа отправят на Родину, и тренировать боевой отряд будет некому. Командир пожал руку каждому парню, перебросился парой боксёрских фраз с Эдиком и отвёл двух своих заместителей в сторону. Втроём отошли к опушке леса. Довольные результатом дня Саня и Андрей заинтересованно смотрели на вожака. Какие ещё будут указания? Тимур вздохнул и тяжёлым взглядом согнал улыбки с лица пацанов:

— Парни, у нас всё серьёзно. Расслабляться не будем. Завтра все снова встречаемся здесь с утра. Поделюсь разговором с немцами. Один не пойду. Со мной будут ещё двое. Они бойцы по жизни.

— Тимур, мы вдвоём тоже подтянемся, — школьные хулиганы решили быть со своим атаманом до конца.

— Нет, парни. Думаю, в этот раз точно драки не будет, — возразил прапорщик. — Немцам что-то надо от меня после тех событий у вокзала. Пока не знаю. Но, Андрей, Саня, у меня к вам обоим просьба.

Парни переглянулись и с готовностью посмотрели на своего предводителя. Да всё что угодно! Конечно, если только не Родину продать. Готовы на любой кипиш... Тимур огорошил:

— Я за Дарью волнуюсь.

— Мы же извинились, — снова переглянулись старшеклассники.

— Я знаю. С этими уголовниками всё может быть.

— Да у неё папа — генерал, — ответил Саня. Парни не понимали, к чему клонит командир. Прапорщик пояснил:

— Отец не сможет быть постоянно при ней. А вы оба всегда рядом. И можете, если надо, аккуратно и незаметно проводить до дома. И за домом проследить.

Андрей с Саней снова переглянулись и заулыбались. Защита слабых — это про них! Андрей солидно ответил:

— Не бзди, Тимур. Если надо будет — защитим училку.

Кантемиров ещё раз пожал руки командирам отделений. Вот и решил вопрос с занятостью пацанов. В самом деле — ещё попрутся в Оберлошвиц. С этих пацанов станется. А тут, вроде как при деле...

* * *

Гаштет — так назывались небольшие питейные заведения в Германии, и они были частные. Хозяева, как правило, жили в этом же доме, на верхних этажах. Указанный немцем гаштет находился в пригороде Дрездена под названием Оберлошвиц. Тимур знал про это заведение с самого начала своей сверхсрочной службы и ничего хорошего, кроме фирменного блюда, не слышал от своих коллег. Сейчас это место назвали бы байкерским клубом. По вечерам там постоянно стояли мотоциклы и мопеды. Русские там бывали редко и посещали этот гаштет разве, что в целях поиска приключений на свою жопу.

И если, такие мирные профессиональные праздники, как «День танкиста» или «День разведчика» заканчивались в этом заведении, то на следующий день в частях гарнизона обязательно доводились приказы до личного состава о наказании советских военнослужащих за драки с немцами. Обычными посетителями этого гаштета были не самые законопослушные граждане ГДР, поэтому там часто бывали полиция и комендатура. Этим питейным заведением владел вставший на путь исправления здоровый мужик с редким немецким именем Ганс. Гаштет так и назывался: «у Ганса».

Ещё этот пригород Оберлошвиц был известен тем, что в нём с 1953 года до своей смерти проживал фельдмаршал вермахта Паулюс, где ему предоставили виллу, автомобиль, охрану и обслугу. Фельдмаршалу даже разрешили ношение оружия. Фридрих Паулюс вёл замкнутый образ жизни, и его любимым развлечением было разбирать и чистить свой пистолет. Фельдмаршал работал начальником Военно-исторического центра Дрездена и читал лекции в Высшей школе народной полиции ГДР, где хвалил социалистический строй и часто повторял, что Россию никому не победить. Умер Паулюс в феврале 1957 года.

И в этот гаштет Тимур решил позвать своих друзей: Лёву Грибова и Адама Алиева. И если с Лёвой всё было понятно, чёрный пояс по каратэ, это вам не разряд по русским шашкам; то техник девятой МСР прапорщик Алиев был просто самым сильным человеком в полку. Адам до призыва был «вольником» (вольная борьба), и только один человек в части мог потягаться с ним борьбой на руках. Сейчас этот вид спорта называется «армрестлинг», и соперником Адама был старшина автороты, прапорщик Иванов, более известен в гарнизоне как Витя-Шкаф. Тимур буквально в двух словах обрисовал друзьям ситуёвину с собой, старшеклассниками и немецкими уголовниками. Серьёзный парень Лёва задумался, горячий парень Адам тут же предложил:

— Надо по «Ксюше» с собой взять!

«Ксюша», то есть автомат АКСУ-74 с укороченным стволом был недавно принят на вооружение механиков-водителей БМП вместо пистолетов ПМ. Солдаты вначале обрадовались новинке, а потом загрустили. Всё же с ПМ было легче залезать на боевую машину и прыгать в люк. Хотя, как-то на пристрелке в тире заместитель командира полка майор Ивашкин любовно погладил свой автомат и загадочно произнёс: «Верный кусок хлеба на гражданке...» На предложение техника роты начальник стрельбища улыбнулся и сказал:

— Адам, давай ещё десантуру с собой пригласим и разнесём этот гаштет на хрен. Как раз у меня на полевом выходе стоят. Этим только намекни, что Родина в опасности. Нет, дорогой товарищ Алиев, пойдём без оружия. Так с немцами договорились.

Техник мотострелковой роты только пожал плечами. Было бы предложено. На том и порешили. Тимур по дороге заскочил к себе в общагу, оставил гранату и взял с собой трофейный нож с вокзала. Ровно в назначенный час еврей, аварец и татарин вошли в немецкий гаштет «у Ганса». Это было большое заведение с освещенной танцевальной площадкой в центре. Вокруг танцпола стояли большие деревянные столы, царил полумрак, перемешанный запахом пива и мяса.

По всему залу разнеслось: «Русские идут» и «Русские пришли». А из одного угла наша интернациональная бригада ясно услышали: «Руссиш швайн!». Тимур оглянулся, внимательно посмотрел, взглядом вычислил и зафиксировал молодого немца с татуировками, внешне похожего на мужика с ножом у вокзала. Отвлечёмся немного о национальных отличиях наших военнослужащих для немцев. Да не было никаких отличий! Все мы были там «руссиш». Абсолютно все. И это правильно. Это хорошо! Пусть у них май 1945 года сидит в печёнках и в сознании, передаётся по ДНК из поколения в поколение и никогда не стирается...

Со стороны барной стойки раздался громкий и властный крик, буквально из двух букв. Тимур не знал перевод этого ёмкого и короткого слова, но понял, что оно обозначает что-то вроде нашего: «Ша!». Зал затих, и в центр вышел сам хозяин гаштета. Ганс оказался лысым, высоким и здоровым мужиком лет под сорок. Немец первым представился, пожал всем руки и указал в глубину заведения, где стоял отдельный пустой стол. Напротив гостей сел сам хозяин, за переводчика присел Ян и вдруг из полумрака появился первый нокаутированный соперник у дрезденского вокзала, который тоже присел за стол, подержался за свою челюсть и шутливо погрозил Тимуру пальцем. Русский боксёр только улыбнулся в ответ. Ганс задал вопрос, Ян перевёл:

— В мой гаштет пришли без гранаты?

— Без оружия. В парке была учебная граната. Не настоящая, — советский прапорщик спокойно смотрел немцу в глаза.

После перевода Ганс хохотнул, посмотрел на своего молодого коллегу и покачал головой:

— Эти русские...

Потом Ганс ещё добавил пару слов, которые Ян не стал переводить; но все поняли, что эти слова хоть и были нехорошими, но сказаны в знак восхищения. А Тимур со спортивным интересом спросил у своего бывшего соперника:

— Челюсть не сломана?

— Перелома нет, только ем одну кашу.

— Сильная челюсть! — искренне восхитился боксёр, а все после перевода рассмеялись. Напряжение спало. Главное слово взял хозяин заведения:

— Тимур, мы понимаем, что ты дрался честно, и тебя ранили. У нашего арестованного друга есть дела с полицией, по которым скоро истекает срок давности. Если ты сейчас дашь показания против него, он сядет надолго. Ян сказал, что тебя будут допрашивать на следующей неделе. Тимур, если на допросе у следователя скажешь, что тебя ударил ножом другой человек, у нашего друга есть шанс выйти через месяц. А мы тебе за это приготовили деньги — тысячу марок. Скажешь больше, приготовим ещё. За деньги не волнуйся, я отвечаю лично.

После перевода все задумались. Ганс положил на стол пачку денег, перетянутую резинкой. Тимур переглянулся с друзьями и кивнул переводчику:

— Кореша с кичи выдернуть — благое дело, поэтому общак дербанить не будем. Это западло. Я возвращаю пику, отказываюсь от бабок и колюсь следаку на первом скачке, как братва шепнёт. И у меня к твоей братве свой базар будет.

Ян растерянно смотрел на Тимура:

— Я ничего не понял!

Русские переглянулись и усмехнулись. А Тимур только произнёс: «У вас свой базар, а у нас свой базар» и сам на немецком объяснил Гансу, что сейчас он возвращает нож, отказывается от денег, так как это неправильно, и даст показания полиции, как надо. Но, у русских есть свои условия. Первое: больше никто не конфликтует с нашими школьниками, кто хочет подраться — пусть приходят в спортзал к Тимуру с Лёвой. Второе: Ганс вместе с Яном научат Тимура своему языку и если они захотят, то русский тоже может поделиться некоторыми выражениями. И третье — парень, который сегодня сказал: «Русиш швайн» пусть сейчас извинится или выйдет за гаштет с любым из них. Один на один.

При этом Тимур аккуратно за лезвие вытащил нож из внутреннего кармана куртки и протянул Гансу ручкой вперёд. Немец быстро взял холодное оружие и показал нокаутированному. Тот утвердительно кивнул. Хозяин гаштета положил нож с деньгами в карман, кивнул русским и прокричал в зал имя того парня: «Манфред!» и добавил ещё пару непонятных слов.

Парень подошёл с хмурым видом, дёрнул подбородком в сторону Тимура и посмотрел на старшего. Ганс произнёс короткую, но эмоциональную речь, которую Тимур понял так — этот русский, в отличие от Манфреда, делает для его брата больше, чем он сам. Русский вернул нож, отказался от денег и готов дать правильные показания в полиции. А младший брат только и может много говорить и ничего не делать. Сейчас у него есть выбор: или извиниться перед русскими, или выйти с ними один на один, как его старший брат попытался однажды. Молодой немец стоял, слушал внимательно, что-то прикинул про себя, вполголоса произнёс непонятное Тимуру короткое слово и протянул руку. Тимур на слух уловил произношение и интонацию этого ёмкого слова, встал, и, протянув ладонь, ответил тем же. Все вокруг опять рассмеялись.

Конечно, советский гражданин уже знал несколько нехороших немецких слов, например, такие как: «manömeter!» — аналог нашего «блин!» или «ёпрст!», и еще: «Mist! Scheisse!» — «Дерьмо!». Тимур даже мог послать интеллигентно: «Du kannst mich mal!» — «Да пошёл ты!». Но, как оказалось, прапорщик ещё многого чего не знал. Век живи, век учись...

После удачных переговоров хозяин заведения пригласил гостей на своё фирменное блюдо — местное жаркое из маринованной говядины с картофелем и квашеной капустой. И, конечно же, пиво! За совместным ужином Ганс попросил своего официанта принести пару маленьких профессиональных блокнотов и, не теряя времени, по ходу трапезы начал обмениваться с Тимуром крылатыми выражениями на двух языках. Еврей с аварцем тоже подключились к изучению не совсем хороших слов и добавили свою лепту в знании «родного и могучего».

В этот раз совместный ужин немцев и русских в этом гаштете прошёл мирно и спокойно. В итоге договорились, что Тимура в тот вечер у вокзала полоснул ножом первый напавший. Всё равно, его уже никогда не установят и не найдут. Да и орудие преступления больше никто не увидит. А после дачи показания полиции Тимура с друзьями вновь приглашают отужинать к Гансу, чем саксонский бог пошлёт. На том и расстались... На следующий день прапорщика Кантемирова ждал генеральский дом...

Глава 10 Генеральский дом

По субботам у начальника войскового стрельбища Помсен всегда дел по горло. Во-первых, парко-хозяйственный день (ПХД). Суббота в Советской армии значилась официальным рабочим днём. И если вы думаете, что в этот прекрасный субботний день личный состав вместе с офицерами и прапорщиками только и делают, что хозяйственно разгуливают по местному парку, то вы глубоко ошибаетесь. Это был день глобальной чистки всего вокруг: личного оружия, военной техники и парка боевых машин, казармы, территории вокруг казармы и территории вокруг части. В этот день все приказы командования, начиная от командиров отделений и заканчивая командиром полка, умещались в одно ёмкое слово: «Отпидарасить!». И к концу этого суматошного дня в любой нормальной воинской части обычно всё и вся блестели «как у кота яйца».

На полигоне в этот славный день тоже хватало работы: навести порядок в мастерских и на пилораме, убрать территорию вокруг директрис и направлений стрельб. Зимой постоянно убирали снег, которого было не так уж и много в солнечной Саксонии. Зато летом полигонную команду доставала трава, которая в этом тёплом и дождливом климате активно росла до глубокой осени. Траву надо было обязательно выкашивать, иначе все мишени скрывались и прятались в густой растительности. Поэтому этим солнечным субботним днём на войсковом стрельбище царила летняя пасторальная идиллия под названием: «Сенокос». А городской житель Кантемиров ещё в первое лето службы научился у своих деревенских солдат профессиональной косьбе. Обычно ПХД заканчивался баней.

Во-вторых, сегодня Тимур планировал договориться с хозяином ночного бара Эриком о пропускных билетах на праздник. И, в-третьих, на это мероприятие молодому человеку был просто необходим костюм-тройка, который продавался в единственном работающем по субботам магазине «Консумент». В воскресенье магазины в Германии не работали. Прапорщик, оставив за старшего на полигоне сержанта Басалаева, даже не пообедал, чтобы не терять время, выехал в город и двинулся прямиком в ночной бар «Эспланада». Днём бар ещё был закрыт, и Тимур зашёл с чёрного входа двора исторического дома.

Эрик был на месте, гонял своих официантов, поваров и жену, с которой обычно работал в паре за барной стойкой. Многие работники уже знали русского парня и на бегу здоровались с ним. Кто же забудет вкус килек в томате? Пообщаться с Эриком тоже пришлось по ходу этого броуновского движения по тёмному и пустому залу бара, в ходе которого Тимур успел рассказать про свою новую советскую подружку и помощь камрада Эрика, необходимую в завоевании её сердца. И победа может быть только в этом прекрасном ночном баре и именно сегодня, в такой весёлый праздник. Тимур использовал всё свое красноречие и знание немецкого языка, вот только о папе новой подруги советский военнослужащий ничего не сказал. Это была военная тайна...

Бармен неожиданно остановился в конце зала, внимательно осмотрелся и сказал, что все билеты и пригласительные давно распределены и проданы; но, если в этом углу зала Эрик поставит для своего камрада небольшой столик с двумя стульями, то у Тимура появится великолепный шанс для этой большой победы над девичьим сердцем и скромного вознаграждения камрада Эрика в виде тех же «Килек в томате». Камрад ответил камраду, что за эту победу он за ценой не постоит. Хозяин бара посоветовал русским приходить ровно в 19.00., швейцар на входе знает Тимура и будет предупреждён. Окрылённый успехом молодой человек забежал в «Консумент» и выбрал себе стильный костюм-тройку тёмно-синего цвета и бордовый галстук.

В своей комнате семейного общежития Тимур переоделся в новый костюм на белую рубашку, с трудом перед зеркалом повязал галстук, вынул из тайника сто западных марок, добавил к ним пару сотен социалистических денег, захватил новый пакет из-под джинсов и отправился за подарком для именинницы.

Советский военнослужащий, впервые в жизни облачившийся в костюм-тройку с жилеткой, аккуратно, сохраняя меры предосторожности, зашёл в Интершоп гостиницы «Меркурий», где в основном останавливались западные туристы, быстро приобрёл две самые большие и дорогие банки пива и маленький флакон французских духов.

На днях молодой человек успел поделиться со своим товарищем Толиком Тоцким сногсшибательной новостью о своём случайном знакомстве с дочерью генерала и заодно проконсультироваться по поводу духов для девушки. Тимур получил короткий и исчерпывающий ответ: «Только Chanel No.5». Покупатель попросил симпатичную продавщицу убрать с купленного товара все фирменные бирки магазина и сложить покупки только в его пакет. Конспирация, и ещё раз — конспирация…

Все покупки обошлись в чуть больше тридцати дойчмарок. И если взять курс валюты один к шести, за который сбывал деньги Тимур, то это сумма была равна примерно половине его среднемесячной зарплаты. Затем прапорщик зашёл на вокзал и уже за социалистические деньги купил три самые красивые розы разных цветов: бордовую, красную и белую. У человека же день рождения! Готовый и упакованный молодой человек, не спеша, двинулся в сторону набережной реки Эльба, благо время ещё позволяло.

Семьи военнослужащих дрезденского гарнизона жили в основном на обычных городских улицах немецкого города. Жилые советские дома делились на благоустроенные ДОСы — это были обычные современные панельные пятиэтажки с центральным отоплением. В основном такие дома стояли по улице Курт-Фишер-Аллее, недалеко от Эльбы. В таких домах, в отдельных квартирах, жили офицерские семьи. А семьи прапорщиков и сверхсрочников обитали в трёхэтажных неблагоустроенных семейных общежитиях, перестроенных из бывших кайзеровских казарм под жилые комнаты. Некоторые из них ещё оставались с печным отоплением.

В таких общагах даже мансарды были приспособлены под отдельные небольшие комнаты. Как правило, там селились холостые офицеры, не желающие жить в общежитиях на территории части. В частном секторе по улице Клараштрассе стояли коттеджи для командования Первой гвардейской танковой армии. По этой же улице жили в отдельных коттеджах руководители города Дрезден. Это была так называемая «нижняя территория», где находились штаб армии, ГДО и школа.

* * *

Семья командарма занимала самый красивый двухэтажный коттедж по элитной улице. Дом с остроконечной крышей, покрытой бордовой черепицей, стоял в глубине сада. И пока начальник стрельбища подходил к «нижней территории», в доме генерала, на огромной кухне происходил большой семейный совет. Сам Потапов во главе стола, его супруга Рената Рашидовна и супруги Полянские, которые, можно было сказать, были частью этой семьи, так как дружили ещё с молодых лет и их дети выросли на глазах друг у друга.

Причиной сбора была дочь генерала. Семьи решили вместе отметить её день рождения и обсудить проблемы двадцатидвухлетней дочери в школе. Конечно, генерал-лейтенант Потапов хотел как лучше: и чтобы единственная дочь была рядом, и чтобы смогла проверить себя в выбранной профессии, да и социалистической валюты подзаработать. А получилось как всегда.

По большому счёту, не надо было молодого специалиста без педагогического опыта работы сразу бросать к старшеклассникам и назначать классным руководителем. Поработала бы пока с малышами, приобрела опыт, а там, глядишь, и втянулась бы в работу. Но классный руководитель старшеклассников получал намного больше, чем при работе с первоклашками. Миром правят деньги... За первый месяц работы выпускник Ленинградского педагогического института столкнулась с такими трудностями, которым никто и никогда не учил её в альма-матер. Тем более, при работе с детьми военнослужащих. А это особый контингент. Дарья плакала, жаловалась маме, что не знает, как справиться со своими учениками. Жена вечерами пересказывала генералу, а он только морщился от этой семейной проблемы и не знал, как помочь дочери.

Генерал-лейтенант Потапов мог в этой жизни многое, раз прошёл путь от командира танкового взвода до командующего Первой гвардейской танковой армии. Но опытный офицер не мог даже представить, что можно сделать с детьми в школе, чтобы они слушались его дочь-учителя? Вызвать родителей обормотов к себе и вставить им по «самое не балуй»? А они передадут это послание своим деткам через офицерский ремень. А толку? Только школу рассмешишь... Друг семьи, главный контрразведчик гарнизона, тоже был не в силах помочь в этом щекотливом вопросе. Четверо умудрённых жизненным опытом взрослых людей уже битый час сидели на кухне, пили чай и обсуждали различные варианты решения из этой непростой школьной задачи.

Рената Рашидовна обратила внимание, что последние два дня дочь ходит сама не своя. Не плачет, не жалуется на своих учеников, у девочки появился аппетит и какая-то непонятная улыбка на лице. Может быть, наконец-то помирилась со своими старшеклассниками? Анастасия Петровна, яркая блондинка и одновременно жена полковника Полянского, наклонилась над столом и заговорщицки выдвинула свою версию:

— А может быть, наша Даша просто влюбилась?

— В кого? — отодвинул от себя чашку папа.

— Мало лейтенантов вокруг? — уцепилась за красивую идею мама и добавила: — Себя вспомни...

Миша Потапов родился и вырос в городе Каменск-Уральском на окраине Свердловской области, поступил в Челябинское высшее танковое командное училище (ЧВТКУ) и познакомился со своей будущей супругой на выпускных танцах. Ренаточка Каримова была родом из солнечного Узбекистана, училась на последнем курсе Ташкентского государственного университета и оказалась на Южном Урале в командировке по делам ЦК ВЛКСМ республики. Пройти мимо восточной красавицы и не сделать отчаянную попытку пригласить её на танец новоиспечённый лейтенант бронетанковых войск просто не смог. Миша бросился в атаку по всем правилам военного искусства…

Закрутилась, завертелась такая интернациональная любовь, что даже целый год разлуки и расстояние в пять тысяч километров не смогли охладить влюблённые сердца. Лейтенанта Потапова, как закончившего обучение военному ремеслу с отличием, направили в Группу Советских войск в Германии. Офицер попал служить командиром взвода в гвардейский танковый полк, дислоцировавший в городе Дрезден.

Строго раз в неделю студентка Каримова получала письмо из далёкой и туманной Саксонии. Отец Ринаты, профессор университета, искренне желал дочери совсем другую жизнь. Мама, преподаватель русского языка и литературы, старалась не перечить мужу. После года службы, в свой первый очередной отпуск гвардии лейтенант Потапов появился на пороге дома преподавателей узбекского университета в тёмно-синем гражданском костюме с букетом алых роз и с твёрдым намерением предложить свою руку и сердце.

Девушка оказалась с характером, родителей не слушала и над предложением советского офицера долго не думала. Предки Ренаты смирились и благословили молодых. Через год молодая семья пополнилась доченькой, которую назвали Дарья, и у которой в свидетельстве о рождении стояла надпись — «место рождения: город Дрезден, ГДР». И через двадцать лет жизни и службы по различным гарнизонам нашей необъятной страны крепкая семья Потаповых вернулась в столицу земли Саксония.

Друзья за столом заулыбались и вспомнили свою молодость. Тут все услышали щелчок открывающегося замка, в дом влетела раскрасневшаяся Дарья и затараторила с ходу:

— Дядя Толик, здрасьте! Тётя Настя, привет! Мама, папа, а у нас сегодня будет гость.

Тётя Настя с улыбкой кивнула и победно посмотрела на хозяев. Генерал с генеральшей уставились на дочь. Даша взглянула на огромные напольные часы в углу большой комнаты и со словами: «Так мало времени осталось» побежала по ступенькам к себе наверх переодеваться. Ещё пару дней назад с работы приходил подавленный и растерянный ребёнок, а сейчас домой вернулся радостный и уверенный в себе человек. Дарья переоделась в халат, спустилась и спросила участников тайного собрания:

— Всё ещё сидите? Я же сказала — у нас будет гость. А стол ещё не накрыт.

— Перспективного лейтенанта себе подцепила? — первым пришёл в себя отец. — И как твои дела в школе?

— Папа, бери выше. Прапорщика с полигона! — рассмеялась дочка и добавила. — А на работе всё отлично.

— Прапорщик? — разочарованно протянула мама и удивлённо посмотрела на подругу. Отец переглянулся с товарищем и спросил:

— Подожди, Даша! А как же твои старшеклассники-хулиганы?

— Папа, а я разве ничего не говорила? Два дня назад у нас были стрельбы на Помсене, там я и познакомилась с прапорщиком, его Тимур зовут. Вот Тимур сам отозвал парней, они поговорили, пожали руки, а потом Безбородов с Паклиным подошли ко мне и извинились за всё. А ещё сегодня сказали, — Дарья на секунду задумалась и рассмеялась. — Сказали, что если меня будет кто-то доставать, они ему рыло начистят. Да, папа, так и сказали — начистят рыло.

Отец помотал головой:

— Ничего не понимаю! Кто такой Тимур?

— Папа, вот ты уже целый генерал-лейтенант, а такой непонятливый. Прапорщик с полигона Помсен. Я его пригласила на день рожденья, и мы сегодня идём с ним в ночной бар к немцам. Мы так договорились. Папа, да знаешь ты его, он тебе две бутылки пива должен. Сегодня принесёт.

— Кантемиров, что ли? — улыбнувшись, догадался генерал. — Студент. Я его недавно чуть на гауптвахту не посадил. Нормальный парень.

— Почему студент? — удивилась дочь. — За что чуть не посадил?

— В Ленинградском университете учится. Заочно на юридическом. А посадить хотел за его танцы на БМП, — командующий победно обвёл взглядом гостей. Полковник Полянский посмотрел удивлённо на товарища, а жёны офицеров заулыбались. Студент-прапорщик? Интересно...

В тот момент генерал-лейтенант был готов хоть чёрта рогатого к себе в дом пустить, не только прапорщика Советской армии, лишь бы снять с себя эту головную боль с проблемами дочери в школе. А Дарья удивилась:

— А Тимур мне ничего не говорил про учёбу. Да, папа, у меня к тебе серьёзный разговор. Вот ты, мастер спорта по стрельбе, вызвал простого прапорщика стрелять на спор, победил и выиграл две бутылки пива, — дочь внимательно посмотрела на отца. — Папа, как тебе не стыдно? А ты знаешь, что Тимур КМС по боксу? А если он тебя на ринг сегодня вызовет? Вот смеху-то будет.

Генерал-лейтенант с полковником быстро переглянулись и уставились на девушку:

— Стоп, дочь! А с этого момента подробней. Кто КМС по боксу? Кантемиров?

Даша, довольная произведённым эффектом, пожала плечиками:

— Ну, конечно, папа! Ты бы видел, как он на скакалке красиво прыгает.

В разговор отца с дочерью вмешался дядя Толик:

— Дарья, а перевязку у прапорщика на руках, случайно, не заметила?

Девушка задумалась:

— Так он в своих боксёрских бинтах бегал и со скакалкой в левой руке. Ой, дядя Толик, точно! У него же правая рука перевязана марлевым бинтом чуть ниже локтя.

Даша улыбнулась, довольная своей внимательностью и зоркостью. А командарм добавил задумчиво:

— И немецкий хорошо знает, сам слышал.

Контрразведчик заметил:

— Вроде всё в цвет бьёт. Точно он! И сам к нам идёт. На ловца и зверь бежит.

И тут генерал-лейтенанта Потапова понесло:

— Ну, надо же, а? Ядрён-батон! Целый месяц весь гарнизон ищет этого «лёйтнант Васья Соколофф», а этот боксёр со мной на спор стреляет, на броне танцует и на скакалке прыгает. И ни слова о себе. Вот партизан, а? И сейчас в мой дом заявится. Ну, погоди, прапорщик!

Генерала распирала буря чувств: это была радость за родную дочь и гордость за своего подчинённого, справившегося с немецкими уголовниками; и генеральский гнев за то, что он узнал-то о прапорщике только сейчас и только от своей дочери. И, конечно же, генеральский гнев преобладал над всеми остальными чувствами. А куда без генеральского гнева в Советской Армии? А папина дочь упёрла руки в боки и спросила строго:

— Папа, что вы с дядей Толей собираетесь сделать с Тимуром?

— Не мешало бы его вначале хорошенько выпороть, — отдышался генерал и предложил своему товарищу. — Жаныч, давай вмажем с тобой по стопарю для храбрости. А то этот боксёр сейчас придёт и нас с тобой ещё и поколотит. Ну, надо же, а! Вроде такой щупленький паренёк, с виду-то и не скажешь, что спортсмен.

Потапов подошёл к столу, разлил две стопки водки, чокнулся с полковником и лихо засадил стопарь под солёный немецкий огурчик. Затем обратился к дочери:

— Да успокойся ты. Ничего плохого твоему Тимуру не будет. Немцы хотят его даже медалью и премией наградить. А мы твоего прапорщика немного пожурим по-отечески.

— Знаю я ваши «пожурим»! — дочь решила стоять за своего гостя до конца. — Папа, дядя Толик, дайте мне сейчас слово офицера, что Тимуру ничего плохого не будет. А то я сейчас сама поеду на полигон и расскажу ему всё про вас.

— Поедет она! Декабристка нашлась. Сядь, дочь, к маме и слушайте все внимательно.

Дарья присела на диван к маме и тёте Насте, и все услышали гарнизонную версию драки на вокзале советского военнослужащего и сына прокурора города с местными уголовниками и про безуспешный поиск советского офицера-боксёра по имени Василий Соколов. Генерал добавил в конце этой криминальной драмы:

— Этот боксёр ранен в руку ножом и теперь оказался дружком нашей дочери. Это он, больше некому!

Возмущённая Дарья вскочила с дивана:

— Папа, никакой он мне не дружок! Мы с Тимуром вначале поссорились, а потом помирились.

— Ну, с тебя станется, — усмехнулась мама. А довольный своей речью генерал предложил полковнику:

— Жаныч, а давай ещё по сто?

— Всё! Хватит. Гостя дождитесь, а мы пока стол накроем, — строго сказала генеральша, и женщины пошли готовиться к встрече Тимура. А сам генерал только развёл руками:

— Ну вот! Дожили! Теперь генерал с полковником будут сидеть и целого прапорщика ждать. И ведь ничего не поделаешь, товарищ полковник, сказали ждать — будем ждать.

Генерал с полковником, как нормальные мужики, всё же договорились не наезжать с ходу на Кантемирова, а попробовать нормально выйти из этого дела. Всё же Тимур помог Дарье справиться с её учениками. Интересно, о чём он с ними так быстро договорился? Командующий армией с главным контрразведчиком даже не знали, что делать, а начальник стрельбища только поговорил один раз и решил вопрос. Ну, может быть, заочно влепить этому борзому прапору суток пять гауптвахты для профилактики? Пусть отрабатывает на своём полигоне. Совсем невиновных в Советской Армии не может быть в принципе, и без наказания никак.

Праздничный стол был накрыт, именинница переоделась в парадное платье и получила подарки от родителей и друзей семьи. Даша по секрету успела рассказать маме и тёте Насте историю своего знакомства с Тимуром и о том, в какой именно ночной бар они пойдут завтра. Тётя Настя, как прожившая в Дрездене дольше генеральской семьи, удивилась и сообщила товаркам, что русским в этот праздник в ночной бар «Эспланада» попасть практически невозможно, чем ещё больше подняла планку парня в глазах девушки.

* * *

А прапорщик Кантемиров, совсем не подозревая о бурных событиях в генеральском доме и насвистывая от волнения: «Как хорошо быть генералом!», подошёл к заветному адресу. Тимур после трёх лет сверхсрочной службы в ГДР перенял у немцев очень важное качество — советский гражданин старался всегда быть пунктуальным, как немецкий автобус, и прибывать точно в срок. Конечно, на службе в Советской Армии быть пунктуальным человеком очень сложно, практически невозможно, но молодой человек очень старался. Парень остановился перед домом, перевёл дух и вздохнул, как перед прыжком в воду. Не каждый день простой прапорщик заходил в дом командующего армией. И, перед тем, как нажать кнопку звонка, Тимур на всякий случай переложил духи из пакета во внутренний карман пиджака.

В этот самый момент Даша взглянула на свои часики и сказала с грустью:

— Уже четыре часа, а Тимура всё нет.

— У твоего прапорщика ещё тридцать секунд в запасе, — генерал приблизил к глазам свои точные «Командирские». И как только дочь успела возмущённо ответить: «Папа, он такой же мой, как и твой», раздался звонок входной двери дома.

— Нет, Анатоль, ты только посмотри. Секунда в секунду! — Потапов показал часы товарищу. — Да этот полигонщик просто издевается над нами. Щас я его!

Генерала Советской Армии опять охватила буря чувств от предвкушения праздничного стола и нормального разговора с парнем его дочери. И, конечно же, над всеми чувствами опять преобладал генеральский гнев. А дочь, подпрыгнув по-девчачьи на одной ножке, закричала: «Ура!» и побежала открывать дверь своему гостю. Взрослые посмотрели ей вслед и заулыбались. Через минуту из прихожей в большую комнату вслед за Дашей зашёл улыбающийся Тимур в своём новом костюме с бордовым галстуком и с пакетом в руке.

— Ну, заходи, студент! — Генерал-лейтенант встал со стула, протянул прапорщику ладонь и представил жену и друзей. — Знакомься: Анатолий Жанович со своей супругой Анастасией Петровной. А это моя вторая половина — Рената Рашидовна.

Тимур крепко пожал руки мужчинам, с удивлением посмотрел в лицо полковнику Полянскому и подошёл к маме Дарьи, яркой восточной женщине, больше похожей на сестру девушки, чем на её маму, и со словами: «Вот теперь я понял, в кого именно такая красивая ваша дочь» вручил ей бордовую розу. И в ответ услышал: «Мерси, молодой человек». Затем повернулся к жене контрразведчика и с ловкостью фокусника выловил из пакета красную розу и протянул симпатичной женщине:

— Мимо вас сложно пройти мимо и не оглянуться!

— Учитесь у прапорщика, мужчины! — воскликнула «тётя Настя», посмотрела на старших офицеров и демонстративно вдохнула аромат цветка. Дарья рассмеялась и воскликнула:

— А почему маме розу, а имениннице ромашки с полигона?

— А характер весь в папу, — Тимур протянул девушке оставшуюся белую розу.

— О, папина дочка! — подтвердила, улыбаясь, мама.

И тут хозяин дома возмутился своим праведным генеральским гневом:

— Подожди, прапорщик! А чем тебе мой характер не угодил? — Потапов сделал шаг в сторону, приглашая гостя в комнату, и многозначительно сообщил. — Кантемиров, а у нас к тебе ещё вопросы будут.

Кантемиров прошёл в центр комнаты и по переглядам генерала с полковником догадался, что его тайна раскрыта. По большому счёту, молодой человек понимал, что после встречи русских школьников с немцами на поляне у Пионер-плац рано или поздно информация просочится по гарнизону. Кто-нибудь, да и сболтнёт ненароком. Но, прапорщик не был готов к такому быстрому раскрытию и начал лихорадочно соображать: «Кто успел так быстро проболтаться, и что могут знать Потапов с Полянским?» И ещё Тимур был поражён удивительной схожестью на лица восьмиклассника Эдика и полковника Полянского. Пауза затянулась, хозяин дома требовательно смотрел на гостя. Тимур ответил:

— Да что вы, что вы, товарищ генерал-лейтенант! Да от вашего характера вся Первая танковая армия в восторге. А что касается лично меня? Вот когда вы, Михаил Петрович, прибываете ко мне на полигон и стоите вот так и молчите, — начальник стрельбища прошёл в центр комнаты, встал, широко раздвинув ноги, сцепил руки за спиной и стал строго осматривать всех вокруг. — Всё! Лично мне больше счастья не надо. Вы стоите и молчите, а я в тот момент самый счастливый прапорщик во всей Советской Армии!

Гость так точно изобразил генеральский взгляд, что все гости и хозяева заулыбались. Полянский согнал улыбку с лица и заявил:

— Кантемиров, ты нам зубы не заговаривай. Отвечай быстро — ты дрался с немцами за вокзалом?

— Так точно, товарищ полковник, — сразу ответил прапорщик в штатском, повернувшись к Полянскому. — И я хорошо понимаю, что вы здесь задаёте вопросы. Но, и у меня к вам, Анатолий Жанович, имеется встречный вопрос — Вашего сына зовут Эдуард?

Тимур стоял около стола в центре огромной гостиной. Напротив прапорщика остались генерал с полковником. Жёны офицеров и Дарья успели присесть на диван у окна. Все опешили от вопроса, мужчины переглянулись, а хозяин дома тихо спросил:

— Прапорщик, какое твое дело до сына полковника?

— Товарищ генерал-лейтенант, я честно ответил на вопрос и хорошо представляю все последствия. Скорее всего, уже сегодня я переночую на гауптвахте и через пару суток отправлюсь дослуживать в Союз. И я просто прошу ответить на мой вопрос.

Анастасия Петровна быстро встала с дивана, подошла вплотную к мужу, посмотрела на молодого человека и чётко произнесла:

— Нашего сына зовут Эдик. Что случилось, Тимур?

— Ваш сын учится в восьмом классе и раньше занимался боксом?

— Да. Что с ним произошло? — ответил Полянский и сделал шаг в сторону прапорщика. Дарья с мамой тревожно переглянулись, встали и подошли ближе. Тимур осмотрел всех по кругу, вздохнул и сказал:

— Пока ничего. И ваш сын — молодец. Я с Эдиком только вчера познакомился.

— Почему — «пока», Тимур? — почуяв неладное, заволновалась мама школьника. — И почему «молодец»?

— Анастасия Петровна, при всём уважении, не могу сказать. Иначе, ваш сын меня сам не поймёт.

— Отвечай, прапорщик, — Полянский подошёл вплотную к парню и смотрел на него сверху вниз.

— Бить будете, товарищ полковник? — Кантемиров сделал шаг назад.

— Прапорщик, не борзей. С тобой пока нормально разговаривают, — хозяин дома повернулся к гостю.

— На гауптвахту отправите, товарищ генерал?

— Надо будет, и посажу за все твои художества, — Михаил Петрович спокойно рассматривал Тимура. Женщины молчали и тревожно переглядывались. Парень посмотрел в огромные испуганные глаза девушки, почувствовал, как по спине потёк пот и понял, что если он сейчас будет продолжать сопротивляться дальше, ни к чему хорошему его упрямство не приведёт. И не видать ему Даши, как своих ушей. И, скорее всего, совсем скоро, служить он будет на какой-нибудь дальней точке Советского Союза. Надо искать выход из этого накала вопросов и ответов. Прапорщик повернулся к полковнику:

— Анатолий Жанович, до сегодняшнего дня я не знал, что Эдик ваш сын. И, если бы даже знал, уже ничего не смог бы изменить. Честное слово. И я готов ответить за свою драку с немцами на вокзале. Там, на самом деле, был я, — Тимур замолчал, ещё раз обвёл всех взглядом. Молодой человек только сейчас почувствовал невероятную усталость после всех событий за последние три дня. Прапорщик вздохнул, собрался с мыслями и продолжил: — Эта история не закончилась на той драке… Я присяду… Ноги не держат...

Кантемиров устало опустился на диван. Остальные так и остались стоять и выжидающе смотрели на парня. Через пару секунд Даша вдруг подошла, села рядом и положила ладонь на колено гостя. Мама с папой удивлённо переглянулись. Тимур благодарно улыбнулся девушке, положил свою ладонь сверху и сказал:

— Михаил Петрович, история продолжилась, и я вписался в эту бодягу только из-за вашей дочери.

Здесь прапорщик, конечно, немного слукавил. Кантемиров и без Даши не оставил бы пацанов одних против немецких хулиганов. Дочь генерала ничего не понимала и переводила взгляд с отца на парня. Тимур посмотрел на главного особиста Первой танковой армии и сказал:

— И потом в этой истории появился ваш сын. Нормальный парень, не ссыкун. Стоял, как штык.

— Где стоял? — профессионально спросил контрразведчик и с улыбкой присел с другой стороны. Вот такой вот «добрый следователь». Прапорщик усмехнулся:

— Товарищ полковник, если я отвечу на ваш вопрос, то так и останусь для Эдика стукачом.

— Всё, прапорщик, — командарм всё же решил проявить свой генеральский гнев. — Считай, что десять суток гауптвахты тебе обеспечены. Сейчас вызову конвой.

— Костюм жалко, только сегодня купил, — вздохнул Тимур, поднялся, подошёл к своему пакету, вытащил две литровые банки заморского пива и со стуком поставил обе на стол. — Ваш приз, товарищ генерал-лейтенант.

Если бы сейчас начальник войскового стрельбища Помсен поставил бы с таким же стуком на этот же стол пару ручных наступательных гранат РГД-5 — эффекта было бы намного меньше. В те былинные годы жестяная банка пива была такой же редкостью, как и японские часы «Сейко» на руке Тимура. Потапов с Полянским подошли к столу и начали разглядывать капиталистические диковины. Хозяин дома задумчиво произнёс:

— Кантемиров, я даже спрашивать не буду, откуда у тебя эти банки. Иначе, мне ещё придётся суток пять тебе добавить…

Прапорщик печально улыбнулся и подошёл к генеральской дочери:

— Дарья Михайловна, вы уж извините, что так получилось. Боюсь, не сходить нам сегодня, да и вообще, в ночной бар. С днём рождения, Даша.

Тимур спокойно вынул из внутреннего кармана пиджака упаковку духов и протянул девушке. И без того огромные глаза девушки расширились ещё более и вспыхнули таким фантастическим оттенком морской волны, что сама хозяйка восхитительного взгляда только смогла произнести:

— Мамочки мои!

Анастасия Петровна, стоявшая ближе к Дарье, воскликнула: «Да это же Шанель номер пять!». С другого конца стола супруг оторвался от изучения банки пива и решил уточнить:

— Какая шинель?

Жена контрразведчика только махнула рукой и обратилась к Даше:

— Так, подруга! Давай делись подарком.

— Секунду, тётя Настя, — Даша сделала шаг вперёд и звонко поцеловала обалдевшего Тимура в щёку, вернулась к столу и аккуратно распечатала упаковку. Дамы нанесли себе по микродозе французского парфюма, и по дому поплыл такой аромат, что даже генерал с полковником получили лёгкий ольфакторный шок (лат. Olffactorius — обонятельный). После перенесённого шока Потапов принял следующее генеральское решение — пока не сажать парня своей дочери на губу. Но, виду не подал и только строго смотрел на гостя. Мама Дарьи сказала:

— Тимур, это же так дорого. Зачем такие траты?

— Не дороже русской матрёшки, которую, я обменял на эти духи в общежитии Лейпцигского университета, — опять слукавил прапорщик Советской Армии и добавил: — Рената Рашидовна, у меня к вам большая просьба — я сегодня остался без обеда. И меня в вашем доме обещали накормить. Может быть, пока прибудет конвой, я успею быстро перекусить?

Генерал-лейтенант со словами: «Успеешь поужинать на гауптвахте» задумчиво посмотрел вначале на часы, а затем на своего товарища. Полковник с улыбкой утвердительно кивнул. Дочь генерала взяла руки в боки и гневно посмотрела на отца. Накормить гостя — это святое. А жена генерала напомнила всем, кто хозяин в этом доме:

— Так, суровые дяденьки, оставьте мальчика в покое. Тимур хочет кушать! — и обратилась к парню. — Садитесь, Тимур, и не обращайте внимания на этих мужланов. Начните с салата, потом я горячее подам.

Жена особиста только посмотрела на своего супруга и фыркнула. Женская половина полностью перешла на сторону прапорщика. Генерал первым сел во главе стола и только молча поднял руки вверх. «Хенде хох!» Полковник уселся вслед за другом и с усмешкой спросил у Кантемирова:

— Прапорщик решил за юбками спрятаться?

В доме наступила неловкая пауза. Парень внимательно посмотрел на двух матёрых и вполне нормальных мужиков, вздохнул, приблизил к себе тарелку, начал есть и одновременно говорить. Семь бед — один ответ. Говорил подробно, ровно и спокойно. Начал с позднего возвращения на вокзал и закончил прибытием полицейских к железнодорожным путям. За столом ел и говорил только один прапорщик. Хозяева и гости сидели и внимательно слушали. Тимур доел салат и закончил первую историю про драку у вокзала. Затем взглянул на хозяина дома:

— Михаил Петрович, я бы сейчас с вашего разрешения немного водки выпил. И у кого-то сегодня день рождения?

— Согласен, Тимур. Может быть, и останешься сегодня на свободе. Дочка, с днём рожденья! — довольный отец встал и поднял рюмку.

— Спасибо, папа! И за Тимура спасибо, — Дарья вскочила, подбежала к отцу, обняла и ткнулась носом в щеку. Тимур встал и чокнулся с генералом и полковником. За столом сразу все загалдели и стали накладывать угощение. А Потапов добавил:

— Кстати, прокурор Дрездена здесь рядом живёт, вниз по улице. Завтра заскочу, обрадую. Нашли, мол, мы наконец-то этого «Васья Соколофф». Слушаем тебя дальше, Тимур.

— Дальше, Михаил Петрович, в моей жизни появилась ваша дочь со своими учениками, — вздохнул прапорщик и посмотрел на генерала. — И у меня две просьбы. Первая, не отправляйте меня сегодня на гауптвахту. Утром в понедельник приду сам и сяду добровольно. Отсижу, сколько прикажите. Сегодня вечером мне надо сводить Дарью Михайловну в ночной бар на праздник благодарения. А в воскресенье я встречаюсь со старшеклассниками и с вашим сыном, Анатолий Жанович.

Начальник войскового стрельбища Помсен перевёл взгляд на начальника особого отдела штаба Первой гвардейской танковой армии.

— Вторая просьба будет к вам. Перенесите ваш разговор с сыном на завтрашний вечер. Эдик сам заговорит с вами и расскажет всё, как было. А я не останусь стукачом в глазах наших пацанов.

Полковник Полянский посмотрел на генерал-лейтенанта Потапова. Командарм кивнул. Контрразведчик добавил:

— Договорились.

Кантемиров выдохнул, рассказал историю старшеклассников, поделился впечатлениями от неудавшейся драки на поляне и остановился на моменте встречи с немцами в гаштете. Тимур как раз доел узбекский плов и посмотрел на бутылку немецкой водки:

— Ещё по одной, товарищ генерал?

Отец боксёра, услышав правдивую историю, успокоился, втайне загордился сыном и быстро разлил водку. Генерал ухаживал за дамами. Все ждали окончания рассказа. Мужчины не стали вставать, быстро сдвинули рюмки, выпили и закусили. Тимур подробно рассказал, как вернул нож авторитетному немцу, отказался от денег и заключил с уголовниками пакт о ненападении. Рассказывал только про себя. И, конечно, прапорщик деликатно умолчал про учебную гранату РГД-5 в своём кармане джинсовой куртки. Начальник войскового стрельбища Помсен выговорился, поел, выпил. Жить стало легче, жить стало немного веселей…

Когда молодой человек замолчал, за столом наступила тишина. Только слышно было тиканье огромных часов. Дарья во все свои зелёные глазища рассматривала своего спасителя. Анастасия Петровна начала размышлять о сложном переходном возрасте сына. Рената Рашидовна благодарила судьбу, которая привела к её дочери этого парня. Начальник особого отдела штаба армии прокручивал в голове только что полученную оперативную информацию. Командующий гвардейской Первой танковой армии анализировал возникший калейдоскоп — советский прапорщик, немецкие уголовники, русские школьники, сын друга и собственная дочь. Затем внимательно посмотрел на гостя, перевёл взгляд на Дарью и тихо спросил:

— Где ты его нашла?

— Папа, Тимур сам ко мне прибежал вместе с Абреком, — рассмеялась дочь генерала.

— Кто такой Абрек? — проявил профессиональный интерес Анатолий Жанович.

— Пёс полигонной команды, — показал осведомлённость жизни своих подразделений командарм и добавил: — Немецкий пастух им подарил. Ещё недавно щенком был.

— Кантемиров, неужели, в гаштет к немцам на переговоры один пошёл? — решил проявить озабоченность судьбой прапорщика начальник особого отдела.

— Товарищ полковник, разрешите не отвечать на этот вопрос, — устало произнёс Тимур и придвинул к себе чашку с чаем.

— Жаныч, не дави на парня. Не сегодня. Успеем ещё. Нам с тобой надо всё отдельно переварить, — вдруг попросил хозяин дома и посмотрел на жену. Генеральша кивнула и положила гостю кусок пирога:

— Кушайте, Тимур.

— Спасибо, Рената Рашидовна, — гость улыбнулся хозяйке дома, посмотрел на хозяина и спросил: — Михаил Петрович, если решили пока не закрывать меня в камере гауптвахты, может быть, я всё же свожу сегодня вашу дочь в ночной бар? И потом, я дал ей слово прапорщика ГСВГ.

Дочь с мамой требовательно посмотрели на отца и мужа. Генерал усмехнулся:

— Ну, если дал слово прапорщика, то разрешаю.

— Ой, я побежала переодеваться, — Дарья вскочила со стола, чмокнула папу в макушку и быстро затопала наверх по деревянной лестнице. Отец повернулся к её парню и впервые назвал по имени:

— Тимур, только без приключений. Во сколько придёте?

— В час.

— Не поздно?

— Нормально. Это ночной бар. И так уйдём в самый разгар праздника.

— Тимур, расскажите нам про День Благодарения, — попросила мама. Подруга семьи придвинула свой стул ближе к рассказчику. Мужчины тоже заинтересовались этим необычным днём.

Молодой человек, проживший в ГДР больше всех присутствующих в этом доме, рассказал что, сам праздник будет завтра — первое воскресенье октября. В ночном баре «Эспланада» праздник благодарения начнётся уже сегодня с небольшой торжественной части, а затем наступит основное веселье, танцы и конкурсы, где будут избираться победители различных номинаций: лучшая танцевальная пара, самый стильный парень, самая красивая девушка и другие. По окончании праздника обычно выдаются призы и подарки. Также Тимур объяснил про форму одежды на этом мероприятии: парни в костюмах-тройках, а девушки в платьях и в шляпках, и в руке должна быть корзиночка. Или же пара должны прийти в национальном костюме. Гости и хозяева так заслушались лектора, что не сразу заметили именинницу.

Дарья Михайловна появилась в классическом белом платье в горошек, подобранными под цвет туфлями и шляпкой и крутнулась перед большим зеркалом и гостями. В руках черноволосая красавица держала корзиночку. Рената Рашидовна спросила, улыбаясь:

— Ну, как, Тимур? Пустят нашу фройлян в ночной бар?

— Класс! — восхищённо ответил Тимур. Довольная эффектом Даша по секрету сообщила всем, что это мамино платье, просто пришлось немного подшить. А туфли, шляпку и корзиночку она ещё вчера купила в «Консументе» после занятий. Серьёзный подход к делу…

Командарм сидел молча и размышлял о своём, генеральском. Немного подумал и задал вопрос с намёком:

— Тимур, ты же не куришь?

— Никак нет, — удивился гость.

— Вот, товарищ полковник у нас тоже не курит, и я не курю. Пойдём, прапорщик, выйдем в сад, покурим.

Кантемиров быстро встал. Когда тебе целый генерал-лейтенант говорит — выйдем, прапорщик, покурим — значит, выйдем и покурим. Женщины переглянулись, а Даша с тревогой посмотрела на отца. Папа улыбнулся:

— Не волнуйся, дочь. Вернём мы твоего прапорщика целым и невредимым.

В этот раз Дарья Михайловна не стала спорить с папой по поводу принадлежности ей молодого человека. Только кивнула и улыбнулась Тимуру. Не бойся...

Мужчины вышли на крыльцо. В это время в конце сентября было ещё светло. В Саксонии установилась тёплая и солнечная погода. Настоящее бабье лето. А женщин дома оставили... Кантемиров догадался, что вывели его на свежий воздух для конкретного мужского разговора. Вечер вопросов и ответов ещё не закончился. Первый вопрос последовал от генерала:

— Тимур, всё будет в порядке с нашими школьниками? Этот Ганс своё слово сдержит?

Начальник стрельбища ответил быстро:

— Михаил Петрович, у этого Ганса должность и звание в своём мире примерно равна вашей. Если даже что-то произойдёт, его подчинённые разберутся быстро. Я вырос среди блатных, знаю точно. Да и наши пацаны по одному ходить не будут. Я ещё раз завтра проинструктирую. На всякий случай.

— Хозяин гаштета пойдёт с нами на разговор? — профессионально поинтересовался полковник. Тимур немного задумался и сказал:

— Нет! Я же говорю — вырос среди таких. Но, если что-то с нашими случится, я смогу договориться с Гансом о срочной встрече с вами, товарищ полковник.

Полянский кивнул. От генерала последовал следующий вопрос:

— Надеюсь, сегодня в этом баре всё будет спокойно?

— Русских, кроме нас с Дашей, там точно не будет.

Полковник снова кивнул, подтверждая оперативную информацию об отсутствии советских военнослужащих на этом празднике немецкой жизни. Да и самим немцам было очень сложно попасть в ночной бар «Эспланада» в праздник благодарения (нем. Erntedankfest). Анатолий Жанович поинтересовался:

— Билеты как достал?

— Нет у меня билетов, — улыбнулся Тимур и добавил: — Но, в бар мы с Дашей точно попадём. Хозяин бара мой знакомый. Эрик зовут. Вот и договорился с ним.

— Прапорщик, что-то много у тебя знакомых.

— Я общительный, товарищ полковник, — начальник стрельбища спокойно смотрел на начальника особого отдела. Полковник посмотрел на генерал-лейтенанта, который махнул в сторону крыльца немецкого дома. Пора закругляться, девушки ждут. Полянский перевёл взгляд на Кантемирова и сказал:

— В понедельник в 10.00. у меня в кабинете.

Прапорщик понял, что на гауптвахту не сядет даже в понедельник, и в Союз его пока не отправят.

— Товарищ полковник, разрешите прибыть к вам в 11.00. Я с утра привезу своих солдат в полк — получать продукты и менять бельё. Пока бойцы займутся делом, я успею к этому времени добежать до штаба армии.

— Договорились, прапорщик. В 11.00. Без опозданий.

— Есть, товарищ полковник!

Мужчины вернулись в дом, где их уже заждались верные жёны и красавица дочь, которая быстро схватила своего парня под руку и со смехом потащила навстречу празднику и веселью в ночном баре «Эспланада». Всё хорошо, что хорошо кончается... Ende gut — alles gut…

В этот прекрасный осенний саксонский вечер начальник войскового стрельбища Помсен оказался самым счастливым военнослужащим Советской Армии. И никакие предчувствия тревоги не волновали молодого человека. Боксёр не чувствовал опасности. Тимур пока не знал, да и не мог знать — в какой водоворот событий он поневоле втянет дочь командующего Первой гвардейской танковой армии. И как непросто будет молодому человеку защитить свою подругу от спецслужб дрезденского гарнизона и одновременно не предать товарища. Всё ещё впереди у прапорщика Группы Советских войск в Германии...

И, как говорят в таких историях — продолжение следует...

Оглавление

Роман Тагиров Кто сильней — боксёр или самбист? Часть 2

Глава 1 Спортрота

Глава 2 Фуражка

Глава 3 Генерал

Глава 4 Разведчик Патя

Глава 5 Стрельбы

Глава 6 Гауптвахта

Глава 7 Драка

Глава 8 Любовь

Глава 9 Стрелка

Глава 10 Генеральский дом Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg