«Согретые солнцем»

Согретые солнцем (fb2) - Согретые солнцем 1024K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Светлана Талан

Светлана Талан Согретые солнцем

© Талан С., 2018

© DepositPhotos.com / TTstudio, sliper84, AlexLipa, VitalikRadko, Steevy84, обложка, 2018

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2019

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2019

Согретые их теплом

Светла, чиста… Который год Ей счастья, кажется, не надо, И никого она не ждет, И на лице ее отрада. Летает мыслью в мир другой — Где нет обиды, зла и мести, И между этой суетой Не ждет – ни похвалы, ни лести. Все дни сливаются в один, И календарь листать устала. И в небе журавлиный клин Глазами грустными достала. Не станет пить с любым вино — С единственным ей лишь хотелось… Так уж в душе заведено, Что в мудрость женщина оделась. Погладит ветер ее прядь, А ночь луну вплетает в косы, Не всем, увы, дано понять, Что крик сильней у безголосых! Подводных много есть камней — Но черное не побелеет! И Богу с высоты видней: В ком есть огонь, а кто лишь тлеет! Танюша Алексийчук

2018 год

От родительского дома в Липовом до соседнего районного центра Ангелина и Злата ехали молча. Всего-то тридцать километров по ухабистой дороге, но путь казался им бесконечным. «Рено» Ангелины цвета мокрого асфальта раскачивался из стороны в сторону, как откормленная по осени жирная утка. Вспыльчивая Геля, как все ее звали, не имела сил возмущаться дорогой, похожей на полигон для танков. Она всматривалась вперед, чтобы не «поймать» очередную яму. Рядом с ней, яркой брюнеткой, сидела, погрузившись в свои мысли, ее сестра Злата. Природа не наградила ее такими роскошными, ровными и блестящими длинными волосами, как у Гели. Сестре достались темно-русые волосы, не столь густые и без естественного блеска. Поэтому Злата предпочитала коротко стричься и красить волосы в белый цвет, хотя чаще всего после этого они приобретали желтовато-пшеничный оттенок.

Обе сестры погрузились в печальные размышления. Они так давно не были близки душевно и даже физически, что ни одна из них не могла вспомнить, когда они сидели рядом в машине. Если бы не горе, которое обрушилось на них нежданно-негаданно, то, возможно, они увиделись бы еще нескоро.

Тридцать километров ужасной дороги, а воспоминания о прожитой жизни успели уложиться в такой короткий промежуток времени. По выражению лица Ангелины трудно было догадаться, о чем именно она сейчас думает. Она всегда, с самого детства отличалась не только дерзким и напористым характером, но и умением при необходимости скрывать свои чувства. Злата имела более спокойный, уравновешенный характер. Она могла расплакаться из-за обидного слова, брошенного кем-то в ее адрес, но и отходила быстро, не копя злость. Мысленно сестры уносились в прошлое, но каждая из них знала, что думают они о разном. Единственная их общая мысль была о том, что они давно не виделись и не сближались, как сейчас, в трудную минуту жизни. Ангелина и Злата помнили, что их объединяло только несчастье, а почему так, они не знали. Впрочем, сейчас был не тот случай, чтобы искать ответ на такой сложный вопрос.

– Наконец-то! – с облегчением произнесла Ангелина, увидев знак с надписью «Храповка». – Ну и название у райцентра! Прочти мне еще раз адрес, – попросила она сестру.

Открыв сумочку, Злата достала паспорт и вынула из него обрывок тетрадного листа в клеточку.

– Улица Переездная, дом одиннадцать, квартира четвертая, – прочла она и снова аккуратно сложила все в сумочку. – Скорее всего, это второй этаж.

«Все такая же педантичная и аккуратная», – подумала Ангелина, покосившись на Злату.

Остановив машину, Ангелина расспросила прохожих, как найти улицу Переездную, и «рено» снова тронулся с места.

– Вот она! – указала Злата на перекошенную табличку с названием нужной им улицы на двухэтажном доме из белого кирпича, который со временем приобрел грязновато-серый оттенок.

– Вижу! – буркнула Ангелина и изящным жестом поправила волосы, откинув их на спину.

Она припарковала машину у первого подъезда старой хрущевки.

– Кажется, здесь, – вздохнула она и вышла из салона.

Злата всерьез разволновалась. Она остановилась у подъезда дома, прислонилась к стене.

– Тебе плохо? – спросила ее Геля.

– Сейчас пройдет, – тихо ответила сестра. Она сделала глубокий вдох, выдохнула и сказала: – Я готова. Пойдем.

Сестры медленно поднимались по ступенькам вверх, будто их неспешность могла отложить предстоящую встречу. Они остановились на площадке второго этажа в размышлениях, в какую дверь позвонить сначала: под номером четыре или пять, где жила Валерия. Ангелина нажала на кнопку звонка квартиры номер четыре, и сразу же послышался басовитый лай крупной собаки. За дверью женский голос что-то сказал животному, и лай сразу же прекратился. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и сестры увидели светловолосую женщину лет тридцати.

– Здравствуйте, – сказала Злата. – Мы…

– Я знаю: вы Ангелина и Злата.

– Я – Ангелина, а это – Злата, – Геля сделала шаг вперед, но переступить порог не решилась.

– Я Валерия, – представилась женщина. – Можете звать просто Лерой. Проходите, они вас уже ждут.

Увидев замешательство на лицах сестер, Лера сказала, что они могут смело входить, собака их не тронет. Ангелина не решилась зайти в помещение первой, она побаивалась собак, а судя по лаю, который она слышала, собака была не маленькой. Злата последовала за Лерой по узкому коридорчику. Слева была кухонька, впереди – комната. Сестры вошли в нее и замерли на месте. На коврике сидел ребенок, а рядом с ним – огромный пес.

– Дэм, это свои, – сказала ему Лера.

Пес настороженно смотрел на незнакомок. Он подтянул и сжал губы, готовый мгновенно встать на защиту ребенка.

– Демирчик, это свои, – повторила Лера. – Вы обратитесь к нему, чтобы он понял, что вы не причините вреда мальчику, – посоветовала она сестрам.

– Обратиться… к кому? – негромко спросила Ангелина.

– К Демиру! – улыбнулась Лера.

– Вы хотите сказать, что я должна… разговаривать с псом? – недовольно произнесла Ангелина.

– Именно так!

– Можно подумать, что собака понимает человеческий язык, – буркнула Геля. – Ну здравствуй, Демир!

– Демирчик, мы свои, – вслед за сестрой произнесла Злата.

Пес, услышав свою кличку, взглянул на Леру, словно прося подтверждения слов незнакомых людей.

– Они свои, Дэмчик, свои, – повторила Лера и погладила собаку.

Похоже, что пес понял: он открыл рот, растянув губы в улыбке и обнажив крепкие белые зубы.

– Боже, какой ужас! – прошептала Ангелина.

Лера отошла в сторону, и сестры переключили внимание на мальчика, который сидел рядом с собакой. У него были светлые, как у его матери, волосы, раскосые глаза и широкая искренняя улыбка.

– Тетя? – спросил он, взглянув на Леру.

– Да, тетя, – ответила она.

Мальчик указал пальчиком на незнакомых женщин.

– Тетя и тетя, – произнес он, улыбаясь.

– Да, малыш, это твои тети, – подтвердила Валерия. – Это тетя Геля, а это – тетя Злата. А это наш мальчик! Скажи тетям, как тебя зовут.

– Дэн! – сказал ребенок и, показав на пса, произнес: – Дэм!

– Умница! – похвалила его Валерия. – Вот и познакомились. Нашего мальчика зовут Денис, а собачку – Демир. А теперь проходите, присаживайтесь, нам предстоит решить судьбу Дэна и Дэма. – И она тяжело вздохнула.

Часть первая 1994–1998 годы

Романия была на кухне, когда случайно услышала разговор родителей в соседней комнате, дверь в которую осталась приоткрытой. Сперва отец долго не мог откашляться, а потом сказал, что в доме нет хлеба на ужин.

– Может быть, девочек послать в магазин? – спросила его жена.

– Не надо, обойдемся. Там такой ветер и гололед, что еще упадут и сломают себе ногу или руку, – ответил отец. – Нам только этого не хватало.

– И то верно, – согласилась с ним женщина.

Отец с матерью заболели одновременно. Когда на занятия в их класс не пришла половина учеников, в школе объявили карантин, а на следующий день грипп свалил родителей Романии. Они вызвали фельдшера на дом, тот прописал множество лекарств, но болезнь не отступала, и уже третий день подряд они лежали с высокой температурой. Романия, или, как ее чаще называли домашние, Рома, сделала для родителей чай с калиной и медом.

– Я вам чаек принесла, – сказала девочка, поставив на тумбочку у кровати две чашки на блюдцах.

– Спасибо, Ромочка, – хрипло произнесла мать. – Ты иди отсюда, чтобы не заразиться.

– Хорошо. Вы не голодны?

– Ничего не хочется, – ответила мать и снова попросила ее уйти из комнаты.

Романия вернулась на кухню. В хлебнице действительно оставался лишь один небольшой кусок хлеба. Девочка направилась к сестрам, которые увлеченно шили куклам платья.

– Всё шьете? – спросила их Романия.

– Ну да! – ответила Геля, не отрываясь от работы. – Это ты у нас взрослая, а мы, по-твоему, еще дети.

Романия различила иронию в голосе Гели, но не обиделась – она привыкла к тому, что они, все трое, были совсем разными, хоть и родились в один день.

– Ромка, а как ты считаешь, одиннадцать лет – это еще дети или уже подростки? – взглянула на сестру Злата, вдевая нитку в иголку.

– Откуда я знаю? – пожала плечами Романия. – Но шить куклам одежку с вами не собираюсь.

– А что делать будешь?

– Папа и мама лежат с температурой, а в доме нет хлеба, – сказала Романия.

– Ну и что?

– Может быть, сходим все вместе?

– С ума сошла?! – возмутилась Ангелина. – Там такое на улице творится, что нос из дому неохота высовывать!

– Можно подумать, без хлеба с голоду умрем! – поддержала сестру Злата. – Завтра непогода утихнет и сходим в магазин.

– Да! Завтра пойдем! – согласилась Ангелина.

Романия взглянула в окно. Ветер раскачивал деревья так, словно пытался вырвать их с корнем из мерзлой земли, но снег не шел, хотя небо нависло сплошным темным облаком. Девочка тихонько открыла дверь и вышла на просторную летнюю веранду. Ее зимой не отапливали, и Рома поежилась от холода. Ветер выл, как голодный зверь в лесу, но она смело распахнула дверь на улицу. Силы были неравны, и худенькая невысокая девочка, вцепившись в дверную ручку, чуть не вылетела на крыльцо с порывом ветра. Скользя на бетоне крылечка, сплошь покрытого льдом, она кое-как сумела вернуться в дом и закрыть дверь.

Романия зашла в свою спальню. В большом доме Фоменко была одна большая комната для девочек, где каждая из них имела свой стол для занятий, полочку для книг и шкаф для одежды, а вот спальня у каждой была собственная. Романия очень любила свою комнату, свое небольшое личное пространство, где она занималась своими делами. Никто не мог ворваться в ее маленький мир, так как отец поставил на двери спален дочерей замки. Девочка любила уединяться в своей комнатке и просто мечтать о чем-то хорошем.

Запершись в спальне, Рома подумала, что сходить в магазин за хлебом кому-то придется. Маме хлеба требовалось немного, а вот папа мог съесть за обедом полбуханки, даже пельмени без хлеба не ел. Девочка знала, что родители не пойдут сегодня в магазин, поскольку лежат с высокой температурой, сестры отказались, значит, надо идти ей. Романия представила себе, как принесет в дом хлеб и как обрадуется отец.

«Папа скажет: “Какая у меня хорошая дочь Рома! Никто в такую непогоду не вышел из дома, а Ромашка решилась!”» – мечтала девочка, доставая из шкафа теплую одежду.

Заметно хромая на правую ногу, она присела на невысокий стульчик и поверх колготок надела шерстяные вязаные носки. В ее правой ноге, которая была короче левой с рождения, стояла металлическая пластина, и при малейшем морозе эта нога у нее сильно мерзла. Девочка тихонько вышла из своей спальни, на кухне достала деньги на хлеб из шкатулки. Доступ к этой шкатулке имели все в доме – там всегда лежала определенная сумма на продукты. Поэтому Романия со спокойной душой отсчитала, сколько нужно, взяла пакет для хлеба, в коридоре натянула на голову вязаную шапочку, не забыла и про шарфик, а рукавички лежали в кармане куртки. Тихо, чтобы не потревожить больных родителей, девочка вышла на улицу.

Морозный ветер сразу же безжалостно набросился на нее, ударил в лицо невидимыми колючками. Романия подняла воротник куртки и, прихрамывая, смело двинулась навстречу ветру.

По земле, ставшей похожей на сплошной каток, идти было трудно. Она хромала и все время скользила по льду. Рома перешла на обочину дороги, где лежало хоть немного снега. Так идти стало легче, и, довольная, она ускорила шаг. На улице не было никого, будто из поселка исчезли все жители, даже собаки спрятались в будки и не лаяли.

Девочка преодолела половину пути, когда заметила мужчину, идущего ей навстречу. Она узнала своего соседа дядю Гришу.

– Ромашка, куда это ты собралась? – спросил он, поравнявшись с девочкой.

– В магазин за хлебом, – ответила Рома и потерла варежкой кончик носа.

– Тебя родители в такую непогоду погнали за хлебом?

– Нет, я сама пошла.

– Детонька, возвращайся домой, магазин закрыт, продавщица заболела, да и хлеб по такому гололеду в наше Липовое никто не повезет. Автобусы рейсовые и те сегодня не пустили.

– Да? – переспросила девочка.

– Довести тебя домой?

– Нет-нет! Я сама дойду! – ответила Романия.

Ей нередко казалось, что помощь предлагают из-за ее хромоты, и в таких случаях Рома всегда отказывалась ее принимать.

– Ну, смотри сама, – сказал сосед, – а то ветром унесет!

Романии ничего не оставалось, как вернуться домой. Дядя Гриша быстро ее опередил, потом повернулся и помахал рукой. Девочка добралась до трассы, которая вела в райцентр. До соседнего села Яблоньского было не так уж и далеко. Летом Романия с сестрами несколько раз ходила туда в магазин пешком.

«В Яблоньском мог остаться вчерашний хлеб, – подумала Романия. – Пока не метет снег, а только ветер, я успею сходить туда и вернуться».

Девочка повернула в сторону соседней деревни. Она ускорила шаг, но сразу же поскользнулась и растянулась на льду так, что шапочка слетела с головы. Рома оглянулась: никто не видел, как она упала? Вокруг – ни души, только унылый вой ветра. Ей пришлось снова идти по обочине дороги, где можно было зацепиться подошвами сапожек за лежалый снег. Ветер дул ей в спину, подгоняя вперед. Казалось, что он пронизывает холодом до самих костей, но Романия не собиралась отступать: она решила сходить в магазин и принести хлеб, значит, так и сделает.

Дорога до соседнего села летом казалась девочке короткой, а сейчас у нее появилось ощущение, что она не двигается вперед, а топчется на месте.

«Неправда! Я иду вперед, и, чтобы дорога показалась короче, буду считать свои шаги, – решила она. – Один, два, три, четыре, пять…»

Романия успела досчитать до трехсот, когда услышала позади гул машины. Она обернулась и увидела на дороге грузовик.

«Если там незнакомый водитель и он будет предлагать подвезти, я не сяду», – мелькнула мысль.

Девочке стало страшно. А вдруг в грузовике маньяк-насильник? Ей некуда было спрятаться, некого позвать на помощь, и она решила идти, не оглядываясь. Гул машины приближался. Вот она уже позади Романии, совсем близко! Девочка сделала неосторожный шаг, поскользнулась и перед тем, как провалиться в темную пропасть, успела увидеть перед собой большой грузовик.

Романия открыла глаза и не поняла, где она и что произошло. Она резко подняла голову, но дикая боль пронзила все тело, и она снова провалилась в темноту. Через некоторое время девочка снова открыла глаза, теперь стараясь не делать резких движений. Над собой она увидела небо, темное, зловещее и ужасно холодное. Что-то жидкое потекло по лицу, попало в глаза, окрасив темно-синее небо в красный цвет. Она медленно поднесла правую руку к глазам, протерла их и на ладонях увидела кровь. Болели висок и правая нога. Романия попыталась пошевелить ногой, но снова резкая боль пронзила все ее тело от пятки до головы, и девочка потеряла сознание.

Сколько времени Романия пролежала теперь, она не знала. Придя в себя, она уже не пыталась шевелиться. Глаза не открывались – они были залиты чем-то теплым. Девочка вспомнила, как услышала позади шум грузовика, потом поскользнулась и упала. А затем в одно мгновение пришла боль и она провалилась в темноту.

«Меня сбила машина, – внезапно осознала она. – Но где она? Где водитель грузовика?»

Ей стало страшно. Романия предположила, что пластина в ее ноге лопнула и теперь она не сможет идти, а на улице ветер и мороз. Девочка протерла глаза холодной ладонью и сразу же зажмурилась – с неба сыпал густой снег. Она дотронулась до лба и нашла там рану, которая болела и кровоточила. Романия потихоньку повернулась на бок и увидела, что ее шапочка валяется в нескольких метрах от нее на дороге, уже припорошенная снегом. Неподалеку от головного убора лежала ее варежка.

«Надо доползти до них, иначе я замерзну», – подумала она.

Перекатываясь с боку на бок, теряя сознание, Романия сумела добраться до своей одежды. Она натянула вязаную шапочку на голову, надела варежку, но это не спасло ее от холода. Ее знобило так, что стучали зубы. Дальше двигаться она не могла, поэтому свернулась клубком посреди дороги в надежде, что ее заметит проезжающий мимо автомобиль и довезет домой. Романия приложила варежку к ране на голове, но кровь не останавливалась, и вскоре ледяная корка дороги окрасилась в красный цвет. Девочке стало страшно так, как никогда в жизни. Она была одна-одинешенька, вокруг – только поля и заунывный вой разгулявшейся на просторе вьюги. Романии хотелось плакать от отчаяния и беспомощности, и наконец слезы хлынули у нее из глаз. Никто не услышал ее призывов о помощи, и Романия, спрятав под себя ладони, улеглась поудобнее и закрыла глаза – ее клонило в сон.

Романия не могла понять, не снится ли ей это, когда ощутила теплое и нежное прикосновение к ране на голове. Ей хотелось снова уснуть, но любопытство победило – она с трудом подняла тяжелые веки. Прямо перед своим лицом она увидела что-то непонятное – большие зубы, шерсть… И только когда «чудовище» лизнуло ей рану, она поняла, что это собака. Обыкновенная дворняжка почти сплошного черного окраса, с вислыми ушами. Собака, увидев, что девочка смотрит на нее, радостно вильнула хвостом и облизала ей лицо. Ее язык был мягким, не шероховатым, как у котов, и теплым.

– Боня! – произнесла Рома хрипловатым голосом. – Бонечка, не бросай меня!

Почему именно Боня, девочка не знала. Такая кличка пришла ей на ум сразу, когда она увидела рядом с собой дворняжку. Шерсть собаки была тоже припорошена снегом, который повалил с неба сплошной белой массой, но Боня, в отличие от Ромы, периодически от него отряхивалась. Романии стало не так страшно и одиноко, когда Боня, лизнув девочку в кончик носа, легла на дорогу рядом, прижавшись к ней всем телом. Рома чувствовала, как Боня дрожит от холода, поэтому обняла ее, прижала к себе. И ее снова сморил сон.

Мать и отец отказались ужинать, когда Ангелина накрыла на стол.

– Молока теплого попью на ночь, и все, – сказала Любовь Валентиновна.

– А мне чай принеси, дочка, – попросил Павел Тихонович. – Придавил грипп меня неслабо.

Ангелина принесла напитки родителям, и они попросили ее уйти, чтобы она не подхватила инфекцию.

– Сами ужинайте, – сказала девочке мать.

– Хорошо, – ответила Геля.

– И не забудьте о Ромашке, – напомнил отец.

– Не забудем, – пообещала Ангелина.

Злата уже сидела за столом на кухне и уминала тушеный картофель с утятиной. Геля присоединилась к ней, и, когда девочки поели, Злата сказала, что надо бы позвать Рому.

– Можно подумать, что она не слышит, как мы тут звеним посудой! – недовольно произнесла Геля. – Как королеве, нужно особое приглашение на ужин!

– Может, она уснула в своей комнате? Пойду позову, а ты мне чаю налей.

– Сходи, пусть соизволит подняться с постели и прийти на все готовое.

– Не злись, – улыбнулась Злата, выходя из кухни.

Девочка постучала в комнату сестры, но никто не ответил. Она толкнула дверь – было не заперто, кровать Ромы аккуратно заправлена, но самой ее в спальне не оказалось.

– Ромашка! – позвала она. – Ты где?

Никто ей не ответил. Злата заглянула во все комнаты, даже проверила туалет и ванную, но сестры нигде не нашла.

– Ромки нигде нет, – сказала она Геле, вернувшись на кухню.

– Как это нет? – Сестра удивленно вскинула брови и взглянула в окно. – Может, пошла дорожки во дворе от снега чистить?

– По такой метели?

– А что? Она ведь у нас не от мира сего, – заметила Геля. – От нее можно чего угодно ожидать.

– Я выйду из дома, посмотрю, – сказала Злата.

Она обула мамины большие резиновые калоши, закуталась в ее пуховый платок и вышла на крыльцо. Снег сыпал с такой силой, что вокруг ничего не было видно, к тому же на улице уже стемнело.

– Ромашка! Ты где? – крикнула девочка в темноту.

Дорожки явно никто не чистил, и Злата прошла по двору до калитки, проваливаясь по колени в снег. Она выглянула на улицу – нигде ни души, словно люди в поселке вымерли, дав возможность разгуляться и вовсю хозяйничать метели. Поеживаясь от холода, Злата вернулась в дом.

– Ее нигде нет, – сказала она сестре.

– А ты хорошо в доме искала? – спросила Геля.

Злата кивнула, но Ангелина решила сама проверить все комнаты. Вернувшись на кухню, она застала Злату за мытьем посуды, только миска Романии стояла нетронутая на столе.

– Ромки действительно нет в доме, – сказала Геля. – Я заметила, что нет ее сапожек, шапки и куртки.

– И что… это значит? – растерянно произнесла Злата.

– Она куда-то ушла из дому. Наверное, к своей крестной! – после паузы воскликнула Ангелина. – Точно! Она у нее! Как мы сразу не догадались?

– Тогда почему крестная не позвонила нам?

– Может, и звонила, но мы не услышали, – предположила Геля.

– Надо маме и папе все рассказать.

– Давай подождем до девяти вечера. Если не объявится, тогда и скажем родителям!

– Нам может влететь за это, – тихо произнесла Злата. – Лучше сразу сказать.

– Мы не нанимались ей в няньки! – недовольным тоном пробурчала Ангелина. – В конце концов, она не маленький ребенок.

– И родились мы все трое в один день, – добавила Злата в знак согласия с сестрой.

Девочки включили телевизор, чтобы отвлечься, но время все равно тянулось ужасно медленно. Они прислушивались к каждому звуку, доносящемуся с улицы, но слышали только завывание ветра, да еще ветвь старой яблони била в окно. Сестры посматривали на настенные часы, и, как только они показали девять, девочки вздохнули и отправились в комнату родителей.

– Можно? – постучав в дверь, спросила Злата.

– Да! Заходи, – ответила мать. – Что там у вас? Все нормально?

– Да, у нас все хорошо… – запинаясь от волнения, сказала Ангелина. – Только вот… Ромашка…

– Что с ней? – с тревогой спросил отец.

– Не знаем, – промямлила Злата.

– Не понял. – Отец приподнялся на кровати и посмотрел на Злату. – Как это «не знаем»? Вы не знаете, что с вашей сестрой?

– Не знаем, потому что ее нет дома. – Геля пришла на выручку Злате.

– Нет дома? В такую непогоду?! – Мать вскочила с постели и накинула халат. – Куда она пошла?

– Мы же говорим, что не знаем, – ответила Злата. – Рома нам не докладывала.

– И давно ее нет дома?

– Не знаем, – опустив голову, ответила Злата.

– Когда вы заметили, что Ромашки нет? – спросил Павел Тихонович.

– Часа полтора назад, – призналась Геля. – Она не пришла на ужин, и мы…

– И вы до этого времени молчали?! – вскипел отец. – Почему нам с матерью не сказали сразу, что сестры нет дома?!

Злата с Гелей переглянулись, и Ангелина ответила, что они решили не тревожить родителей, предположив, что Рома ушла к своей крестной. Павел Тихонович бросился к телефону в коридоре, но, приложив ухо к трубке, сказал, что нет связи. Он принялся поспешно одеваться.

– Я с тобой! – сказала ему жена.

– Вы все, – он взглянул каждой из присутствующих в глаза, – остаетесь дома. Ясно?

Никто перечить не стал, и Павел Тихонович, подняв воротник дубленки, вышел из дома. Он вернулся через полчаса, весь засыпанный снегом. Сняв дубленку и шапку, отряхнул их, повесил на вешалку и сказал:

– Ромашки у крестной не было. Я прошелся по улицам, но ее нигде нет.

– Надо идти к участковому, – дрогнувшим от волнения голосом произнесла Любовь Валентиновна.

– Не дурак, сам знаю, – пробурчал Павел Тихонович. – Был я у него. Телефон и у него не работает, так что в район сообщить нет возможности.

– Но… Мы же не будем сидеть дома, в тепле, когда на улице наступает ночь и такая метель. – Любовь Валентиновна закусила нижнюю губу от волнения. – Надо организовать поиски Ромашки.

– Как? – спросила Ангелина и сразу же пожалела, что подала голос. Отец исподлобья бросил на нее осуждающий взгляд.

– Сидите дома, а я пойду подымать мужиков, будем искать дочь с фонарями, – сказал он и снова стал одеваться.

Павел Тихонович ушел, а Любовь Валентиновна расплакалась.

– Как вы могли?! Почему молчали? Неужели вам безразлично, что случилось с Ромашкой?! – упрекнула она девочек.

– Мы не думали… Мы же не знали, – тихо произнесла Злата.

– Идите в свои спальни и носа оттуда не высовывайте! – в сердцах бросила мать и пошла на кухню выпить успокоительное.

Отец вернулся в три часа ночи, усталый и хмурый.

– Нигде нет, обошли все улицы, – сказал он жене.

– О боже! – заплакала та. – Неужели ее никто не видел?

– Гришка, наш сосед, встретил ее еще засветло, – проговорил Павел Тихонович, раздеваясь. – Рома шла в магазин за хлебом, он ей сказал, что там закрыто, и она, по его словам, повернула домой.

– Я пойду ее искать, сама пойду, я найду мою девочку, – взволнованно повторяла женщина, ища свой платок.

Павел Тихонович взял ее за плечи, слегка встряхнул и посмотрел прямо в глаза.

– Люба, поверь мне, мы все обошли, все холмики осмотрели – нигде Ромашки нет.

– Тогда где она?! – воскликнула в истерике его жена. – Скажи мне, где наша дочь?! Что с ней случилось?!

Он обнял ее, прижал к себе, погладил по спине, вздрагивающей в рыданиях.

– Нам остается только ждать утра, когда рассветет и будут чистить дороги, появится связь… Все будет хорошо. Поверь мне.

Любовь Валентиновна сидела у кровати Романии, накинув на плечи белый халат. После того как девочку нашли на дороге, почти замерзшую, окровавленную, ее прооперировали, и три дня она находилась в реанимации районной больницы. На четвертый день, когда Романия стала ненадолго приходить в себя и ее состояние более-менее стабилизировалось, больную перевели в общую палату и разрешили матери с ней увидеться.

– Боня, Бонечка, ноги… Мерзнут ноги… Ложись к моей спине… Больно… Голова болит… Боня, мы же не замерзнем? Нас не занесет снегом? – металась девочка в бреду.

Мать смочила марлю в воде и приложила ее к растрескавшимся губам дочери. Та немного успокоилась и только тихо повторяла: «Боня, Бонечка, не уходи от меня, не бросай одну».

Кто такая Боня, Любовь Валентиновна могла только догадываться. Утром из района выслали бульдозер для расчистки дорог и грузовик с песком, чтобы посыпать скользкую трассу. Водитель бульдозера увидел посреди дороги холмик, но решил, что это сугроб, и, возможно, наехал бы транспортом на девочку, если бы из этого сугроба не выскочила дворняга, которая начала лаять, время от времени поглядывая на снежный холм.

Водитель вышел из бульдозера и, подойдя ближе, заметил лежащую на дороге Романию. Ее сразу же отправили в районную больницу. Когда восстановили телефонную связь, в милиции узнали, что накануне вечером пропала девочка одиннадцати лет из Липового. Сразу же сообщили родителям, и они приехали в больницу, где в едва не замерзшем ребенке узнали свою дочь Фоменко Романию. Медсестра, которая принимала больную в приемном покое, рассказала, как ее нашел бульдозерист благодаря собаке. Поэтому Любовь Валентиновна предположила, что дворняжку зовут Боней, но как Ромашка оказалась на дороге с собакой, она не знала.

– Боня, согрей меня, – просила девочка, кого-то ища руками.

Мать взяла ее руки в свои – они пылали жаром. Она ничем не могла помочь дочери – врачи кололи ей антибиотики, ставили капельницы два раза в день. Иногда Романия открывала глаза и смотрела на мать, но взгляд ее был лишен сознания. Только к вечеру девочка тихонько произнесла:

– Мама? Это ты?

– Да, Ромашка, это я, твоя мама.

– А где Боня? – взволнованно спросила Рома.

– Боня? Кто это?

– Это… Это моя Боня… Мы с ней провели ночь на дороге. Где она? Она замерзла?

– Я не знаю, где она, – призналась женщина.

– Эта Боня спасла ей жизнь, – сказала медсестра, которая пришла ставить капельницу и услышала разговор. – Собака зализала ей рану на голове, остановив кровотечение, а потом теплом своего тела согревала до утра.

– Это не опасно? – спросила ее Любовь Валентиновна.

– Что именно?

– То, что собака лизала рану.

– А лучше бы девочка к утру истекла кровью? – проворчала медсестра, ища на руке Романии вену.

Когда она ушла, мать спросила Рому, как та оказалась на дороге.

– Наш магазин был закрыт, и тогда я решила сходить в Яблоньское за хлебом.

– Зачем?! В такую непогоду!

– Я хотела порадовать тебя, а особенно папу, – объяснила Романия. – Он ведь все любит есть с хлебом. Если бы я не поскользнулась и не упала, машина меня не сбила бы и я бы до темноты вернулась домой.

– Ладно, отдыхай, набирайся сил.

– Мама, я сломала в ноге пластину?

– Сломана нога выше пластины, теперь их будет у тебя две.

– И я буду еще больше хромать?

– Наоборот. Врач сказал, что нога немного удлинится. Так что все будет хорошо.

– А как же Боня?

– Ты сегодня отдохни, а завтра поговорим о ней. Договорились?

– Боня жива?

Женщине пришлось сказать, что Боня жива, чтобы дочь успокоилась и уснула.

Павел Тихонович зашел на кухню, открыл холодильник и сразу же его закрыл. Он давно не ел: сначала не было аппетита из-за болезни, потом – от переживаний за Романию. Коварный грипп все еще не хотел отступать, хотя температура уже понизилась. Под ложечкой сосало, но запах пищи вызывал отвращение, и он решил обойтись кружкой молока на ночь.

Его жена Люба уже несколько дней находилась в районной больнице рядом с дочерью и не хотела уступать свое место мужу. Сегодня днем она позвонила домой и сказала Павлу, что Ромашка пришла в себя. Он сразу же пожелал приехать на своем «москвиче» в больницу, но жена попросила его не торопиться. Павел подогрел на газовой плите кружку молока, добавил туда чайную ложку меда, поставил на стол и принялся помешивать напиток.

Он погрузился в воспоминания и уже машинально двигал ложкой в кружке с молоком. Почему-то вспомнилась молодость, когда он, высокий и плечистый брюнет, всегда находился в центре внимания местных девушек. Он встречался то с одной, то с другой, забывая о предыдущих, выбирал новую пассию. Ему было двадцать пять лет, а он и не думал о женитьбе. Все изменилось за один месяц. От рака легких умер его отец, а мать ушла за ним через две недели – сердечный приступ. Когда юноша остался совсем один, без родителей, братьев и сестер, он впервые задумался о будущей судьбе.

И то ли так совпало, то ли было предназначено свыше, но он, заведующий гаражами в колхозе, впервые другими глазами посмотрел на бухгалтершу Любу. Он и раньше видел ее не раз, но почему-то не обращал внимания на скромную девушку-ровесницу. Может быть, потому, что Люба ни разу не посмотрела на него влюбленным взглядом, не флиртовала, а вела себя с ним так, как со всеми остальными рабочими.

Павел был в конторе колхоза по делам, когда Люба прошла мимо него, бросив на ходу тихое: «Доброе утро». Он посмотрел ей вслед и только тогда заметил, какая у нее красивая фигура, тоненькая талия и стройные ноги. Ни минуты не мешкая, Павел забежал в бухгалтерию, чтобы еще раз увидеть Любу. Она сидела за столом, склонив голову над бумагами. Павел замер, глядя, как Люба поправляет светло-русую челку короткой стрижки, как сосредоточенно всматривается в записи и иногда покусывает нижнюю губу.

На ней не было слоя косметики, даже губной помады, и казалось, что подобные ухищрения были бы лишними, испортили бы ее свежесть и естественную красоту. Впервые при виде девушки сердце Павла готово было вырваться из груди. Он не замечал, что стоит как истукан у двери уже минут пять, уставившись на Любу.

– Глаз положил на бухгалтершу? – Голос председателя колхоза вынудил Павла оторвать взгляд от Любы. – Тебе других девок в поселке мало?

– Да… я… вот… – растерянно промямлил Павел, застигнутый врасплох.

– Не вздумай портить девку, – тихо сказал председатель. – Она не из тех, кто в первый же день к тебе в постель прыгнет. Ясно?

– Ясно, – вздохнул Павел.

С того дня мысль о Любе его не отпускала ни днем, ни ночью. Он впервые не знал, как подойти к девушке, пригласить ее в клуб на танцы. Несколько раз подступал к ней, но терялся, и слова застревали в горле.

«Может, меня тянет к ней, потому что она недоступна?» – думал он по вечерам, но Люба являлась к нему в снах каждую ночь.

Через десять дней терзаний Павел решился дождаться девушку после работы и пригласить в субботу в клуб.

– Я подумаю, – ответила Люба, едва взглянув на него.

В ту ночь Павел вовсе не мог уснуть, а с самого утра побрился, критически осмотрел свое лицо в зеркале и принялся искать подходящую рубашку.

Люба пришла в клуб, и в тот вечер Павел впервые пригласил ее на танец. Больше всего он боялся, что девушка почувствует, как мелко дрожат его пальцы от волнения, когда он прикоснулся к ее талии и руке. На миг их взгляды встретились, и ее васильковые, широко распахнутые глаза окончательно покорили Павла.

С того времени они начали встречаться каждый вечер, но у юноши даже мысли не было затащить Любу в постель – он дорожил ею больше всего на свете и боялся ее потерять. Спустя месяц Павел сделал ей предложение, и Люба его приняла.

– Отгуляем такую свадьбу, чтобы весь поселок гудел! – на радостях пообещал он невесте.

– Свадьбы не будет, – категорически заявила девушка. – Не прошло и полгода после смерти твоих родителей. Просто распишемся в сельсовете, посидим дома с близкими, и все.

Павел до сих пор не знал, почему Люба приняла такое решение: действительно потому, что недавно умерли его родители, или потому, что его девушка была сиротой, ее воспитывала бабушка и у них не было лишних денег на свадьбу. Впрочем, все на свете казалось ему не важным, кроме того, что любимая будет рядом с ним, уже навсегда.

Только после заключения брака в сельсовете и скромной домашней вечеринки они очутились в одной постели. Избранница Павла оказалась девственницей в свои двадцать пять лет, и из-за этого Павел стал относиться к ней еще более бережно и нежно. Молодожены поселились в доме родителей Павла. Еще при жизни его отец наметил расширить дом, перекрыть крышу и достроить летнюю веранду, но не успел, хотя все стройматериалы были заготовлены. Задумки отца решил воплотить в жизнь Павел сразу же после женитьбы.

– Дети пойдут, а у нас дом небольшой, – сказал он жене. – Хочется, чтобы они жили в просторных комнатах.

Люба была не против. Дом строился, а она никак не могла забеременеть. Супруги прошли обследование, врачи сказали, что они оба здоровы.

– Тогда почему у нас нет детей? – спросила Люба.

– Значит, еще не пришло время, – ответила врач.

Шли годы. Большой дом уже был выстроен, а дети у них так и не появились. Они еще несколько раз прошли медицинское обследование, и каждый раз врачи разводили руками: они не могли объяснить, почему у здоровой пары нет детей. Павел потерял надежду, когда им было уже за сорок, и предложил взять ребенка из детдома.

– Давай подождем еще года три, – сказала ему жена, и он согласился.

Люба забеременела, когда им обоим исполнилось сорок четыре года. Супруги не верили в такое долгожданное счастье, поэтому, когда врач подтвердила беременность, они решили никому об этом не рассказывать.

В связи с возрастом беременной ее записали в категорию пациентов с риском, и Любе приходилось время от времени ложиться в больницу. Когда Павла спрашивали, где его жена, он отвечал, что в санатории. Лишь тогда, когда выпирающий округлый живот Любы красноречиво засвидетельствовал беременность, в поселке узнали эту новость. Вскоре жена обрадовала мужа: врачи предполагают, что у них будет двойня. Эта новость привела Павла в еще больший восторг.

– Вот и дождались! – воскликнул он. – Всевышний смилостивился и вознаградил наши ожидания двойной радостью.

– Не спеши, – сказала Люба, – надо еще благополучно родить.

– Все у нас будет хорошо, я это чувствую, – успокоил он жену.

Роды начались преждевременно, но женщина была готова к такому развитию событий. Рожала Люба трудно и долго. Сначала у нее приняли первую девочку, которая весила почти два килограмма. Через полчаса родилась вторая – весом кило семьсот грамм. Люба вздохнула с облегчением, но схватки продолжались.

– Похоже, что у вас еще один ребеночек будет, – сказала ей акушер-гинеколог.

Действительно, через полчаса Люба родила третью девочку, совсем маленькую.

– Ровно килограмм и сто грамм, – сказали ей.

– С ней все в порядке? – спросила роженица.

Что-то тревожно екнуло в ее груди, когда она увидела третью дочь. Медсестра с акушеркой переглянулись и заверили Любу, что ребенок нормальный, но сердце матери не обманешь – она почувствовала, что это не так. Она не ошиблась. При выписке ей сообщили, что у малышки небольшие проблемы с сердцем, но ребенок может это перерасти, а кроме того, ее правая ножка заметно короче левой.

– Вы особенно не расстраивайтесь. Когда девочка подрастет, ей сделают операцию на ножке и все исправят, – заверила Любу врач.

Павел вспомнил, как впервые взял на руки новорожденных, когда забирал жену из роддома. От счастья у него перехватило дыхание. Ему до последнего не верилось, что у них с Любой не один, а сразу три ребенка. Дома они распеленали девочек. Первая была с темными волосами, у второй они оказались посветлее, а у третьей на головке виднелся белый пушок.

– Как мы их назовем? – полушепотом спросил Павел.

– Раз они родились неожиданно и поздно, то давай подберем им редкие имена, – предложила Люба.

– Как скажешь, – согласился счастливый отец.

– Пусть черненькая будет Ангелиной, Гелей, – говорила женщина. – Вторая – Златой, у нее золотистые волосики. А эта, маленькая, беленькая, как ромашечка… Твоя очередь называть, – улыбнулась Люба.

– Ромашка, говоришь? Пусть будет Ромашкой!

– Такого имени нет.

– У нас будет Романия, Рома, Ромашка. Тебе нравится?

– Да! – кивнула жена. – Вот только как быть с ее здоровьем?

– Все у нее будет хорошо! – уверенно произнес Павел. Он обнял жену, нежно поцеловал в губы. – Спасибо тебе, любимая, за дочерей!

Две девочки росли здоровенькими и крепкими, а вот с Ромашкой им пришлось нелегко. Два раза в год девочку клали на обследование в кардиологию, потом подлечивали. Затем были две операции на ноге с перерывом в несколько лет. Ей распиливали кость, вставляли металлическую пластину и загипсовывали на несколько месяцев, чтобы нарастал хрящ, потом ей приходилось ходить на костылях.

– Мы не должны к Роме относиться как к больной, – сказала однажды Люба. – Девочки должны чувствовать себя одинаковыми.

– Предлагаешь не показывать, что мы ее больше любим? – удивился Павел.

– Нет, что мы ее жалеем. Так она не будет чувствовать себя ущербной, – объяснила Люба.

Ромашка, несмотря на две операции, все равно сильно хромала, но родители не делали ей никаких поблажек. Они относились ко всем девочкам одинаково, но Павел видел, что они растут совершенно разными – и внешне, и по характеру.

А теперь Ромашка снова оказалась в больнице.

Павел перестал помешивать ложкой молоко, попробовал его – оно совсем остыло. И он выпил его залпом до дна.

– А про таблетки забыл! – спохватился он, когда помыл чашку.

В это время кто-то открыл ключом входную дверь.

– Люба? – удивился он. – Что с Ромашкой?!

– Все в порядке, – выдохнула женщина. – Ей вкололи на ночь обезболивающее и снотворное и сказали, что мне нет надобности сидеть возле дочери.

Павел помог ей раздеться и попросил рассказать, как дела у Ромы.

– Оказывается, ее сбила машина, – сообщила Люба.

– Водитель сбил ее и не оказал помощь?! Вот тварь! Я сам найду этого водилу! – возмутился Павел Тихонович. – Она ведь могла истечь кровью до утра и замерзнуть! То, что этого не произошло, просто везение!

– Так бы и случилось, если бы не дворняжка, которая зализала ей на голове рану, остановив кровотечение, а потом целую ночь согревала Рому своим теплом. Когда бульдозер расчищал утром дорогу, эта собака лаем привела машиниста к нашей девочке, – объяснила Люба.

– Надо же! Бездомное животное оказалось более чувствительным и благородным, чем человек в машине. Рома не запомнила машину или ее номер?

– Давай поговорим завтра, – попросила женщина. – Я просто валюсь с ног от усталости. Я – в душ и спать.

Павел метнулся в ванную, включил воду, достал свежее полотенце, затем снял покрывало с кровати.

– Любаня, поешь что-нибудь? – крикнул он жене под дверью, за которой шумела вода.

– Спасибо. Я ничего не хочу, – ответила она. – Только ужасно хочу спать.

Павел все-таки подогрел ей молока и принес в постель.

– Попей, будешь лучше спать, – сказал он, протягивая ей чашку.

Люба слабо улыбнулась, послушно взяла из его рук чашку и выпила молоко. Павел забрал пустую посуду, а его жена тут же упала на подушку.

– Спасибо тебе, – тихо произнесла она, проваливаясь в глубокий сон.

Когда Любовь Валентиновна проснулась утром, ее муж уже хлопотал по хозяйству. Она чувствовала себя отдохнувшей, но полностью усталость ее еще не отпустила. Женщина взглянула на часы, и сон как ветром сдуло. Было семь утра, и она уже опоздала на первый автобус, который шел из поселка в районный центр. Недовольная собой, она собралась уже упрекнуть мужа, что не разбудил ее, но тут увидела улыбающуюся мордашку Ангелины в дверном проеме.

– Мамуля, мы со Златой приготовили завтрак! – сообщила девочка. – Злата пошла позвать папу, а я ждала, когда ты проснешься.

Геля казалась такой беззаботной и смешной с заколотыми над ушами волосами, что мать перестала сердиться и улыбнулась. Она сказала дочери, что через пять минут будет за столом.

«Поеду вторым рейсом», – решила она и, нащупав ногами у кровати тапочки, обулась и прошла в ванную комнату.

«Как хорошо, что Павел отстроил дом, сделал ванную и туалет, – подумала она, открывая кран с горячей водой. – Не надо каждое утро греть воду в ведре или бежать по морозу на улицу».

Любовь Валентиновна встретила мужа в коридоре, когда шла из ванной на кухню.

– Почему ты меня не разбудил? – спросила она Павла.

– Ты хоть немного отдохнула за ночь? – ответил он вопросом на вопрос.

– Немного, но проспала первый рейс автобуса.

– Я специально не стал тебя будить – поедем вдвоем на своей машине. Я тоже скучаю по нашей Ромашке. Кстати, ты мне вчера так и не сказала, как наша дочь оказалась на той трассе.

– Ты не поверишь, – вздохнула жена. – Она решила сходить в Яблоньское, чтобы купить там хлеба и порадовать тебя.

– Боже мой! Бедная девочка! Хотя бы сказала мне, я б ее не отпустил!

– Ты же знаешь нашу Рому. Если что ей в голову взбрело, то обязательно сделает, – сказала его жена и пошла завтракать.

«Я должен был догадаться, где искать Ромашку, – подумал Павел. – После того как сосед Гришка сказал, что видел, как она шла в магазин, не трудно было догадаться, куда она направилась».

С чувством вины он сел за стол и принялся медленно хлебать суп. Он отвлекся и не слушал болтовню дочерей с матерью – мысленно он был в прошлом, когда они узнали, что у Ромашки проблемы со здоровьем. Тогда они с женой приняли, по их мнению, единственно правильное решение: относиться ко всем дочерям одинаково и не делать поблажек Ромашке. В семье девочек приучали к работе с раннего детства, и ему было жаль Рому, которая пыталась ни в чем не отставать от сестер, но не всегда получалось. Они не баловали детей, а поддерживали с ними определенную дистанцию, чтобы они выросли трудолюбивыми и самостоятельными.

«Почему именно сейчас я засомневался, правильно ли мы все делаем? – думал отец, вперив в миску невидящий взгляд. – Сколько раз мне хотелось побыть для малышей «лошадкой», катая их на спине по очереди? А я так не поступал – держал дистанцию. Как иногда хотелось обхватить их всех руками и каждую расцеловать в розовые щечки – не мог, боялся избаловать девочек».

В прошлом году они с женой решили взять кредит, чтобы купить трактор, комбайн и грузовик у разваливающегося колхоза. У них имелись арендованные земельные паи, а брать в аренду технику для обработки земли было невыгодно. Павел решил стать настоящим фермером, побольше заработать. Для чего? Не для себя, а чтобы обеспечить безбедную жизнь дочерям. Никого дороже их в его жизни не было, и ради них он пахал бы с утра до ночи, но и девочек привлекал к работе. Они высаживали на своих землях подсолнечник, и Павел решил после продажи нового урожая построить свою маслобойню – так получилось бы намного выгоднее, чем продавать семечки задешево другим. Павел сажал и сахарную свеклу, а затем сдавал ее на переработку сахарозаводу.

Но вырастить свеклу было не так-то просто, поэтому дочерям приходилось пропалывать ее вручную, проходя в день длинные ряды до самого горизонта. Родители давали девочкам задание на один или несколько дней, обещая, что купят что-нибудь из одежды той, кто первая справится. Отец видел, как старалась Рома, но ей из-за хромоты было тяжелее всех, и она никогда не оказывалась первой. Павел только сейчас задумался о том, что Романия больше всех сестер нуждалась во внимании. Об этом стоило поговорить с женой.

«Только не в ближайшие дни, – подумал он. – Пусть Ромашка поправляется, а потом и поговорю».

– Папа, ты уснул над тарелкой? – Голос Златы отвлек его от размышлений.

– Спасибо, я уже наелся, – ответил он, отодвигая миску.

– Папа, мы тоже хотим увидеться с Ромой! – заявила Ангелина.

Мать строго взглянула на дочь, а Павел ответил, что возьмет их с собой.

Обрадовавшись, девочки бросились убирать со стола и мыть посуду.

В больнице с Романией сначала увиделись родители и только потом, выйдя из палаты, разрешили сестрам зайти к Роме. Девочки с опаской зашли, но, увидев улыбку на лице сестры, осмелели.

– Ничего себе! – кивнула на перебинтованную голову Романии Ангелина. – Тебе делали операцию? Зашивали рану?

– Да, было такое, – ответила Романия, – но уже почти не болит.

– А шрам-то останется, – вздохнула Геля.

– На всю жизнь, – поддержала Гелю Злата. – И на таком видном месте! Всю красоту портить будет.

Романия не задумывалась над тем, что останется шрам. А теперь она поникла, как увядший цветок. Но затем ее осенило:

– А я буду прикрывать шрам челкой!

– И всю жизнь ходить, как школьница, с челкой? – Геля криво усмехнулась.

– Не обязательно! – с воодушевлением произнесла Романия. – С челкой много всяких причесок. Что-нибудь подберу подходящее.

– Рома, а куда ты пошла… той ночью? – осторожно спросила Злата.

– А вам родители не рассказали? – Девочка посмотрела по очереди на обеих сестер. Похоже, они и вправду не знали. – В поселке магазин был закрыт, тогда я решила пойти в Яблоньское, чтобы порадовать папу свежим хлебом!

– Значит, хотела показать, что мы плохие дочери, а ты одна у нас такая хорошая и благородная? – съязвила Геля.

– Я просто хотела его порадовать, – повторила Романия.

– Ты просто подлиза, – склонившись над сестрой, сказала Злата. – Стало завидно, что ты всегда пасешь задних и все подарки достаются нам?

– Зачем ты так? – дрогнувшим от обиды голосом спросила Романия. – Я же хотела как лучше…

– Ты не такая, как мы, – вполголоса произнесла Геля. – И никогда такой не станешь, как ни старайся. Ты не только кривоножка, но и криворучка.

– А теперь мы знаем, что ты еще и подлиза! – добавила Злата.

– Девочки, зачем вы так? Я вас чем-то обидела? Мы же сестры, а вы… – Романия замолчала. Горло сжалось, нахлынули слезы, но она сдержалась и только повернулась к сестрам спиной.

Рома слышала, как они ушли, как зашел попрощаться отец.

– Ромашечка, что-то случилось? Они тебя обидели? – спросил он, увидев, как помрачнела дочь.

– Нет, папа, все нормально, – ответила девочка с натянутой улыбкой.

– Если даже ляпнули что-то неприятное, не обращай внимания. – Отец погладил ее по голове.

Такая ласка взволновала Романию не меньше, чем слова сестер, и она готова была вновь расплакаться, только уже от нахлынувших чувств.

– Рома, я оценил твое желание порадовать меня свежим хлебом, – сказал отец.

– Я же его так и не принесла, – виновато улыбнулась девочка. – Только волнений и хлопот вам добавила.

– Наши желания не всегда совпадают с возможностями. Что бы ты хотела за свое рвение?

– Мне ничего не надо, кроме одного, – сказала девочка и смутилась. Она никогда и ничего не просила у родителей для себя.

– Выполню твой любой каприз, – сказал отец и добавил: – А ты, в свою очередь, пообещай мне быстренько выздороветь и вернуться домой.

– Обещаю!

– Так чего ты хочешь?

– Я хочу… Я… Папа, я не только хочу, я просто обязана найти Боню и забрать ее к себе!

– Боню? Кто это?

– Это та бездомная дворняжка, которая согревала меня целую ночь своим теплом. И рану мою она зализала.

– Ромашка, ты же знаешь, что содержать домашнее животное нелегко. Это и время, и большая ответственность. А я не уверен, что ты будешь успевать ухаживать за этой дворняжкой. К тому же у нас много кур, уток, которые гуляют по двору, и еще неизвестно, не порвет ли их эта бездомная собака.

Романия сразу опечалилась. Она давно мечтала о собаке, но родители не хотели даже слышать ее слабые намеки. Сейчас зима, на улице – трескучий мороз, а бедной Боне некуда спрятаться от ветра и снега. Рома была уверена, что наступил удобный момент, чтобы уговорить отца приютить Боню, которая спасла ей жизнь.

– Можно сделать для нее вольер и будку, а в свободное время я буду водить ее гулять на поводке, – сказала девочка.

– Рома, скажу тебе откровенно: я не уверен, что эта дворняжка, которая тебя спасла, существовала на самом деле. Это не твои фантазии? Или от мороза ты бредила, и тебе все это померещилось? – Мужчина внимательно посмотрел в глаза дочери.

– Папа, я не жалею о том, что пошла за хлебом, – произнесла Романия, сдерживая непрошеные слезы, – жалею о том, что не дошла до магазина и принесла вам столько волнений. А еще я очень сожалею, что у меня такие бездушные сестры… и вы с мамой такие же. Не приезжайте больше ко мне, не надо, – сказала она и укрылась одеялом, натянув его на голову.

Романия отказалась от еды и до вечера тихонько плакала. Девочка вспоминала ту ночь, которую ей пришлось пережить на дороге, когда мела метель, было холодно, на обочине дороги зловеще гудели и скрипели деревья, раскачиваемые ветром. Ей было страшно, одиноко и больно. Рома понимала, что добраться домой своими силами она не сможет, транспорт не ходит; она просто истечет кровью и замерзнет. Девочке было жаль себя, а также своих родных, которые будут безутешно рыдать у ее гроба. А потом ее просто закопают в землю, навсегда.

Девочка обрадовалась Боне так, как никому ранее. Она поцеловала собаку в холодный и мокрый нос, и Боня уже без опаски принялась зализывать ее кровоточащую рану. Когда глаза слипались и Рома на короткое время погружалась в сон, Боня лизала ей веки и Рома просыпалась.

– Бонечка, ноги, – указывала она пальцем, – ножки замерзают, я их не чувствую.

Собака послушно ложилась в ногах девочки, согревая их.

– Бонечка, милая, моя хорошая, только не бросай меня, – просила Романия. – Если мы с тобой переживем эту ночь, то будем вместе, всегда. Тогда тебе не придется ходить голодной целыми днями в поисках еды – я своей порцией буду делиться с тобой, а если надо будет, то наймусь к какой-нибудь старушке ухаживать за огородом. Мы же вдвоем не пропадем, Боня? Главное, не замерзнуть и дожить до утра.

Когда у Ромы замерзала спина, собака ложилась позади и обнимала ее лапами.

– Боня, тебя, наверное, никто не любил? Меня тоже не особенно любят и родители, и сестры, хотя я их люблю, но тебя я буду любить больше всех! Ты мне веришь? Попрошу папу сделать тебе теплую и уютную будку, постелю тебе свою старую курточку – я уже выросла из нее. Ты будешь моим верным другом и забудешь, что такое одиночество.

Романия представила, как Боня одна-одинешенька бродит на морозе у дороги, пытаясь найти место, чтобы согреться, вспоминает ее и провожает взглядом все проезжающие мимо машины. Девочка снова заплакала. Она чувствовала себя такой же ненужной, как бездомная собака.

«Я же ей пообещала, что заберу к себе домой, – думала Романия. – Выходит, что она меня спасла, а я ее предала? Нет, так нельзя поступать, так нечестно по отношению к Боне, и нужно что-то придумать».

На ужин Роме принесли манную кашу, и, чтобы ей не мешали искать выход из положения, она быстро ее съела и снова натянула одеяло на голову…

Утром Романия тоже не стала отказываться от завтрака. Затем ей сделали перевязку пальцев ног, которые она слегка отморозила. Рома лежала под капельницей, когда услышала разговор, доносившийся из коридора. Женщина и мужчина просили пустить их к Фоменко Романии на десять минут.

– Зачем вам это нужно? – прозвучал голос дежурной медсестры. – Ей только что поставили капельницу.

– Мы с районного телевидения, – ответил мужской голос. – Вот наши удостоверения.

– Понятно. А Фоменко вам зачем?

– Нам стало известно, что эту девочку целую ночь согревала своим телом бездомная собака, и мы хотели бы сделать об этой истории небольшой репортаж.

– Делайте. А девочка вам зачем? – нервно переспросила медсестра.

– Чтобы зрители увидели ее своими глазами и услышали ее рассказ о тех событиях.

– Я… Я даже не знаю, – неуверенно произнесла та. – Фоменко – несовершеннолетняя. Можно ли вам с ней общаться без разрешения родителей?

– Мы поговорим с ней, а потом спросим у родителей разрешения, – сказала девушка. – Если они будут против, то мы не пустим эти кадры в эфир, и все дела! Так можно нам войти в палату?

– Сейчас спрошу Фоменко, захочет ли она с вами общаться, – сказала медсестра.

– Я все слышала, – сказала Романия, едва та открыла дверь. – Я согласна!

Медсестра пригласила телевизионщиков войти. Увидев камеру, Романия разволновалась – она и не думала о том, что когда-нибудь попадет на телевидение. Пока оператор устанавливал камеру, девушка подошла к Роме и обменялась с ней несколькими фразами. Ее голос немного успокоил Романию, и она уже была готова говорить. Начала свой рассказ с того, как пошла за хлебом в магазин в своем поселке, как встретила дядю Гришу… И вот уже девочка совсем успокоилась и увлеченно описала ту ночь, которую провела с Боней.

– Романия, вы хотите еще что-то добавить к своему рассказу? – спросила девушка с микрофоном в руках.

– Да, хочу, – уверенно кивнула та. – Вернее, я хотела бы обратиться к людям. Иногда собаки добрее и преданнее людей. Даже близкие могут вас не понять, а собака поймет и никогда не предаст. Заберите домой бездомное животное, и оно станет вам верным другом на всю жизнь!

– Просто супер! – восхищенно произнес оператор. – Умничка! Теперь нужно согласовать запись с твоими родителями.

– Возьмите номер нашего телефона и обязательно поговорите с папой, – попросила девочка. – Именно с ним, а не с мамой. Его зовут Фоменко Павел Тихонович.

Они ушли, и Романия стала размышлять: «Если папа даст добро на запись, то он увидит и услышит меня. Он догадается, что я имела в виду в своем обращении к людям, и поверит, что я не соврала про Боню. Если он и после этого не согласится забрать домой мою спасительницу, тогда я уйду из дома к ней. Построю за лето шалаш, буду ходить на работу и жить вместе с Боней, а папа с мамой пусть живут со своими любимыми Гелей и Златой».

Романия знала, что при согласии папы репортаж выйдет в местных новостях сегодня вечером. Родители обещали приезжать через день, значит, они будут завтра утром.

«Вот и посмотрим, какое решение примет папа, – думала Романия. – Если откажет после этого, значит, у него вместо сердца камень».

Утром Любовь Валентиновна и Павел Тихонович первым делом пошли в кабинет лечащего врача Романии, чтобы узнать о состоянии ее здоровья. Геля и Злата отправились в палату к сестре. Рома, увидев их, недовольно нахмурила брови.

– Гелечка и Златочка, вы немножко опоздали, – произнесла Романия с иронией, которой сестры не заметили.

– Как это опоздали? – Ангелина в недоумении переглянулась со Златой.

– Опоздали на перевязку и упустили возможность рассмотреть мой ужасный шрам на лбу, – сказала Рома и усмехнулась.

– Зачем ты так? – с обидой произнесла Злата. – Мы же, как-никак, сестры.

– Вот я и говорю вам, мои дорогие сестрички, что вы сегодня многое потеряли. – Романия демонстративно отвернулась от них.

– Ну конечно! Ты же у нас теперь телезвезда, которую спасла бродячая блохастая собака! – съязвила Геля.

Романию прямо-таки обожгли эти слова сестры. Она резко повернулась и бросила гневный взгляд на Гелю.

– Пошла вон отсюда! – сквозь зубы прошипела Романия. – И чтобы больше ко мне сюда не приезжала! Поняла?!

– Больно надо! Ты думаешь, я так жаждала с тобой увидеться? Не угадала! Просто захотелось покататься на машине. – Геля не полезла за словом в карман.

– А я хотела с тобой встретиться и извиниться за вчерашнее, – негромко произнесла Злата, покосившись на Гелю.

– Надо сначала думать, а потом говорить, чтобы не приходилось просить прощения, – уже спокойно ответила ей Романия. – А теперь идите. Обе.

Романия не видела, как Геля, уходя, показала ей язык, а Злата толкнула ее в бок.

Вскоре в палату зашли родители Романии. Мама принесла ей домашний творог со сметаной и сахаром, отварную курятину, моченые яблоки, конфеты.

– Ешь, а то я знаю, как кормят в больнице, – сказала она. – Понимаю, что настали трудные времена, и хорошо, что хоть горячий супчик дают, пусть даже и прозрачный, как стекло.

– Спасибо, я наедаюсь, – ответила дочь, взглянув на отца пытливым взглядом.

– Ромашка, ты не капризничай, а ешь хорошо. Ты ведь хочешь быстрее выздороветь и вернуться домой? – спросил отец, присаживаясь на стул у кровати.

На него смотрели большие, выразительные глаза василькового цвета – глаза любимой дочери. Да, именно любимой, хотя он ни разу не показал, что любит Романию больше всех, – он считал, что просто жалеет самую слабую из своих дочерей. В глазах девочки застыл вопрос, и он знал, какой именно.

– Вернуться домой? – переспросила она. – Не особенно хочу, мне и здесь неплохо.

Павел понял – это вызов. Или, возможно, протест? Он молча сунул руку в свою сумку, переброшенную через плечо, и достал поводок с ошейником. Выражение лица Романии вмиг изменилось. Теперь она смотрела на отца с такой надеждой, что если бы она попросила в этот миг достать звезду с неба, он бы и это сделал, чтобы еще раз увидеть огонек радости в ее глазах.

– Это?.. – дрогнувшим голосом спросила дочь, не отрывая взгляда от отца.

– Да! Это то, о чем ты думаешь! – улыбнулся он.

– Мне… я смогу забрать Боню? – все еще не веря, спросила Романия.

– Конечно! Я уже купил сетку-рабицу, чтобы сделать ей вольер, а доски для будки у нас найдутся!

В широко распахнутых глазах Романии было столько благодарности и счастья, что они едва не выплеснулись слезами. Ей хотелось обнять отца за шею, прижаться к нему и поцеловать в щетинистую колючую бороду, но в их семье не принято было «сюсюкаться», как выражалась мама, поэтому девочка только радостно воскликнула:

– Спасибо, папа! Ты… Ты очень хороший! Мама, спасибо за передачку – я все-все съем, чтобы быстрее вернуться домой.

– Ромашка, а ты уверена, что сможешь найти эту собаку? – спросил отец.

– Конечно! Я же ей пообещала! – радостно ответила девочка. – Она меня ждет – я это знаю!

Романия была вне себя от счастья из-за того, что родители разрешили ей забрать домой Боню. И все-таки ее тревожило: удастся ли найти собаку, не замерзла ли та, пока стоял трескучий мороз? Каждый день на обходе она спрашивала врача, когда ее выпишут.

– Скоро! – всегда одинаково отвечал он.

Для Романии это его «скоро» тянулось бесконечно долго. Девочка старалась съедать все, что ей приносили, чтобы быстрее выздороветь и выписаться из отделения.

– Сегодня мы тебя выпишем, – наконец сказал врач, – но тебе придется еще долечиваться дома, а главное – не переохлаждаться.

– Правда?! – не веря услышанному, воскликнула девочка. – Доктор, вы позвоните моему папе, чтобы он меня сегодня забрал?

– Уже.

– Что уже?

– Уже позвонил, – пояснил доктор. – Пока он доедет, я подготовлю эпикриз, а ты давай, собирай свои вещи!

Романия уже могла передвигаться с одним костылем, нога еще была закована в гипс, но это не помешало ей застелить постель и собраться. Усевшись на стул у кровати, она с нетерпением ждала приезда отца. Время тянулось ужасно долго, и Романия волновалась в предвкушении встречи со своей спасительницей.

Наконец-то пришел отец Романии с ее курткой и сапожками.

– Здравствуй, Ромашка! – улыбнулся он с порога. – Уже собралась?

– Давно собралась!

– Тогда пойдем!

– Ты один приехал?

– Да, один. Давай я тебе помогу.

– Не надо, я сама! – настойчиво произнесла девочка.

Сидя на заднем сиденье легковушки, Романия вертела головой во все стороны, ища глазами собаку.

– Папа, можешь ехать медленнее? – попросила она.

– Боишься ее не увидеть?

– Еще как боюсь! – призналась девочка.

Павел снизил скорость автомобиля. Романия смотрела на расчищенную дорогу, на обочинах которой все еще лежали холмики снега.

– Из-за них я не увижу Боню, – разволновалась Рома.

Возле того места, где она провела ночь с собакой, девочка попросила отца остановиться.

– Чего ты хочешь? В туалет?

– Нет. Хочу пройтись пешком по дороге, – объяснила Рома. – Может быть, увижу ее следы.

– Что ты надумала?! Нога в гипсе, дорога скользкая. Хочешь и вторую ногу сломать?

– Папа, пожалуйста, – тихо произнесла Романия.

– Даже не проси! Если не увидим твою Боню, значит, она нашла себе где-то приют, и нечего морочить мне голову!

– Папа, если ты не остановишься, то я на ходу выпрыгну, встречусь с Боней и никогда, слышишь, никогда не вернусь домой! Вы меня больше не увидите! – сквозь слезы прокричала дочь.

Отец тяжело вздохнул и нажал на педаль тормоза. Романия с трудом выбралась из салона и огляделась по сторонам. Вокруг – заснеженные поля, словно зима набросила на землю огромное белое покрывало; тихо, глухо, даже ветер не подает голос.

Отец подошел к дочери и сказал:

– Я тебя одну не отпущу. Будем вдвоем идти потихоньку, а я стану тебя поддерживать.

– Я не калека и сама могу ходить. У меня есть помощник – костыль. Я пойду по обочине, где не скользко, а ты поезжай потихоньку, – ответила Романия.

Хромая и опираясь на своего «помощника», девочка медленно двинулась вперед. Отцу ничего не оставалось, как сесть в машину.

Романии было больно ступать на поврежденную ногу, но она, сцепив зубы, шла и шла. Ей было не привыкать и к физической боли, и душевной. В школе она часто слышала за спиной насмешки, обидные слова: «кривенькая уточка», а то и просто «утка», «хромоножка», «кривая» или «уродка». От таких слов ее обдавало жаром, но она никогда не огрызалась, зная, что это вызовет у обидчиков желание еще больше ее дразнить. Эту свою боль она прятала глубоко в душе, как и физическую.

Девочка дошла до того места, где встретила Боню. Сейчас здесь никого не было.

– Боня! Бонечка! Боня! Это я, Романия! Ты где?! – опираясь на костыль и сложив ладони рупором, кричала она в разные стороны.

Девочку охватило отчаяние, и она уже была готова расплакаться, как вдруг услышала позади веселый лай собаки. Она повернулась и увидела Боню, мчавшуюся по дороге к ней.

– Боня! – радостно закричала Романия. – Моя хорошая! Ты меня ждала?

Подбежав к девочке, собака заливисто залаяла, виляя хвостом и улыбаясь. Рома, присев на снежный холм, обнимала собаку, целовала ее в прохладный и мокрый нос, почесывала шею и за ушками.

– Как я по тебе соскучилась! – говорила девочка. – Ты меня спасла, и я тебе пообещала, что заберу тебя. Так же было? Бонечка, не обижайся, что так долго к тебе не приходила, – я была в больнице. Вот, я еду домой и тебя заберу! Скажи, ты ждала меня?

Лицо Романии стало мокрым, после того как ее несколько раз облизала собака, и, расчувствовавшись, девочка невольно расплакалась. Ее никто не целовал, никто ей так не радовался, как эта дворняжка. Наверное, впервые в жизни Рома почувствовала, каково это – быть любимой. Конечно, родители ее тоже любили, но сдержанно, по-своему, воспитывая девочек в строгости, а ей так иногда хотелось, чтобы мама ее обняла и поцеловала хотя бы в макушку!

Романия увидела, что Боня насторожилась и подняла вверх уши.

– Это свои, свои, Боня! Это – мой папа, – спокойным голосом произнесла девочка и погладила собаку. – Его трогать нельзя!

Собака по ее интонации поняла, что мужчина, идущий к ним, не опасен, и прижалась всем телом к девочке. Отец со стороны наблюдал за этой встречей. Он видел неподдельную, искреннюю радость обеих, и ему стало неловко за то, что при первом разговоре с дочерью он отказал ей в просьбе забрать собаку домой.

«Она так счастлива, а я хотел лишить ее этого счастья, – подумал он и двинулся к дочери, которая сидела на снегу. – Надо ее забрать, а то еще простудится».

Павел подошел ближе и, с довольным видом улыбнувшись, протянул руку Романии.

– Вставай со снега, а то заболеешь, – сказал он.

На него внимательно смотрела собака.

– Боня, пойдем со мной, – сказала ей девочка, поднимаясь.

Собака, вмиг опечалившись, перевела взгляд на Рому.

– Идем, не бойся! Мы теперь всегда будем вместе!

Боня молча смотрела, как Романия с трудом забралась в машину на заднее сиденье. Собака подбежала к ней и, не желая расставаться, залаяла.

– Садись рядом со мной! – сказала ей девочка и похлопала ладонью по сиденью рядом с собой.

Собака подошла ближе и с опаской взглянула на мужчину.

– Не бойся, я никому тебя не дам в обиду, – ласково приговаривала Романия. – Ты ни разу не ездила в машине? Я это знаю, но ведь я с тобой! Иди ко мне!

Рома протянула к ней руки для объятий, и собака запрыгнула в салон. Она тесно прижалась к девочке, дрожа то ли от страха, то ли от холода, то ли от волнения. Отец закрыл дверь и сел на водительское сиденье. Романия прижала собаку к себе, поцеловала ее в голову и тихо шепнула на ухо:

– Все будет хорошо! Ты теперь будешь иметь дом, и я буду любить тебя, всегда-всегда! Ты мне веришь, Бонечка?

Романия обрадовалась вольеру и собачьей будке, как собственному дому. Она зашла за сетчатую ограду, за ней – Боня.

– Бонечка, ты будешь здесь жить, – объяснила девочка. Она заглянула в будку – пол был деревянный, никакой подстилки. – Это твой домик, я сейчас принесу тебе свою куртку и миску с едой.

Романия закрыла вольер и увидела в глазах собаки испуг.

– Не бойся, я с тобой! – ласково проговорила Рома и, опираясь на костыль, пошла в дом.

– Ромашка, с возвращением домой! – сказала ей мать.

– Мама, мне срочно нужна миска и еда для Бони! – быстро и взволнованно произнесла дочь.

– Нашла свою Боню? Теперь у нас забот прибавится, – холодно ответила женщина, но прошла на кухню. Она вынесла старую алюминиевую миску с остатками вчерашнего супа. – Давай я сама отнесу, тебе же неудобно, – предложила она.

– Нет-нет! – запротестовала дочь. – Боня моя, и я сама отнесу!

Мать, вздохнув, отдала Романии миску. Девочка и в самом деле расплескала немного супа по дороге. Боня, увидев на крыльце свою подругу, радостно запрыгала, завиляла хвостом и взвизгнула.

– Голодная? Ешь, моя радость! – сказала Рома и поставила миску перед собакой.

Боня набросилась на еду так, словно несколько дней ничего не ела. Она лакала взахлеб, разбрызгивая жидкость вокруг миски. Тщательно вылизав посуду, она принялась собирать мелкие остатки вокруг нее. Покормив животное, Романия нашла свою куртку, из которой уже выросла, постелила ее в будке, подозвала Боню.

– Это твой домик, – объяснила она, похлопав ладошкой по куртке. – Можешь смело залезать и спать здесь.

Собака недоверчиво подошла к будке, но зашла в нее только тогда, когда тщательно обнюхала куртку Романии. Запах девочки ее, похоже, успокоил, и она залезла в будку. Потоптавшись на месте, Боня с удовольствием улеглась. Только сейчас Романия почувствовала, как сильно болит от нагрузки прооперированная нога. Она сказала собаке, что придет к ней чуть позже, и вернулась в дом.

– Привет, Ромка! – сказала ей Злата.

– О! Кого я вижу? – За сестрой стояла Геля. – Наша собачница уже дома! Рада видеть!

– Не вижу ни капельки радости на твоем красивом личике, – ответила ей Романия, направляясь в свою комнату.

– А я вот слышу запах псины. Ромка, не от тебя ли так прет? – съехидничала Ангелина.

– Запах псины лучше и приятнее, чем твои вонючие слова! – сердито кинула ей Романия и громко хлопнула дверью.

За обедом мать сказала, что нужно бы Боне протравить глистов и вывести блох.

– Надо сводить ее к ветеринару, а я сама ее не доведу, – в растерянности сказала Романия. – И на поводке она ходить еще не умеет. Что теперь делать?

– Забери себе всех блох своей вонючки! – хихикнула Геля, но отец бросил на нее такой строгий и осуждающий взгляд, что девочка покраснела и опустила голову.

– Не проблема, – сказал отец. – Можно собаку никуда не вести, я сам зайду в ветбольницу и куплю в аптеке все, что нужно.

– Спасибо, папа! – В синих, как небо, глазах дочери отразилась благодарность.

– Не за что, – проговорил отец и добавил, что есть еще важное дело, которое надо немедленно решить.

– Какое? – спросила его жена.

– Об учебе Ромашки. Ей нужно поберечь ногу, а до школы ходить далеко, да и опасно: вдруг будет гололед или заметет дорогу снегом?

– Я смогу, папа, – тихо произнесла девочка. – Буду выходить из дому на час раньше и потихоньку идти. Если устану, то где-то на скамеечке отдохну.

– Сядешь на пенек, съешь пирожок, – пошутила Злата, но на ее слова никто не обратил внимания.

– Мне хотелось бы, чтобы наши дочери все вместе ходили в один класс и стали выпускницами тоже вместе, – заявила мать.

– Согласен! – кивнул отец. – Тем более что Ромашка почти полгода уже отучилась. Поэтому я предлагаю заняться этим вопросом.

– И что мы будем делать? – Любовь Валентиновна взглянула на мужа.

– Попытаюсь добиться обучения на дому, – ответил он. – А там уже и лето, каникулы три месяца. К осени, я уверен, Ромашка уже будет бегать.

– Хромать, – тихонько, себе под нос, буркнула Геля, и, на ее счастье, отец ее не услышал.

– Да, только так! – согласилась с мужем Любовь Валентиновна.

Отец Романии с трудом, но добился для дочери обучения на дому. После зимних каникул девочка долго сидела дома одна. Учителя приходили после занятий в школе, и у Ромы было много свободного времени. Утром она кормила Боню, возвращалась в дом и старалась побыстрее приготовить обед, чтобы подольше побыть со своей собакой. Хоть родители и запрещали ей гулять на улице, девочка их не слушалась. Она надевала на Боню ошейник и учила ее ходить рядом на поводке. Сначала собака боялась ошейника, но постепенно стала привыкать к нему.

Романию, как и других дочерей, родители учили быть честными и не обманывать, но девочке пришлось так поступить.

«Это не для меня, для Бони», – успокаивала она свою совесть, разбивая куриные яйца в собачью миску.

Собака мгновенно их съедала и снова смотрела на девочку умоляющим взглядом.

– Больше двух никак не могу! – объясняла ей Романия. – Мама сразу заметит, и тогда я вообще не смогу приносить тебе яйца.

Собака понимающе вздыхала. Когда Романию заходила проведать крестная, то приносила ей немного конфет, иногда – шоколадку. Девочка сама ее не ела: угощала сестер, а свою часть отдавала собаке. Иногда ей удавалось схитрить и незаметно отложить свою котлетку для Бони. Но однажды это заметила Геля и начала шантажировать сестру тем, что все расскажет родителям.

– Что ты хочешь за свое молчание? – хорошо ее зная, прямо спросила Романия.

– Когда тебе крестная принесет шоколадку, то я хочу ее всю!

– Завидно, что моя крестная добрая, а твоя жадина?

– Как хочешь! – произнесла Геля и демонстративно отвернулась. – Придется сдать тебя с потрохами родителям.

– Не надо. Отдам я тебе шоколадку, проглот! – сказала ей Романия.

С каждым днем Ромашка все больше сближалась с Боней. Она нашла в ней верного друга, который был рад ей в любое время суток. Девочка знала, что от собаки никогда нельзя ждать подлости или предательства, как от сестер. Боня была открытой, не умела хитрить или делать пакости. Романии теперь было с кем поговорить, кому пожаловаться, иногда поплакаться. Девочка душой чувствовала, что собака намного прямее, честнее и добрее людей.

Иногда сестры ныли, что Боня лает по ночам и мешает им спать.

– Она же не просто так лает, она нас всех защищает, – пыталась доказать им Рома.

– От кого? – кривилась в ухмылке Геля.

– От воров и бандитов.

– Ха-ха! Не смеши меня! Какие у нас тут бандиты и воры?

– Обыкновенные! У людей ни работы, ни денег, даже у своих соседей воруют! – не успокаивалась Романия.

– У нас нечего воровать, – вмешалась в разговор Злата.

– А вот представь себе, что к нам в дом забрались воры и украли все наши зимние вещи и обувь. В чем тогда нам ходить?

Это еще больше рассмешило сестер.

– Родители новую одежду купят! – сказала Злата.

– Конечно! Куда они денутся? – поддержала ее Геля.

– Вот вы думаете только о себе! – раскрасневшись, доказывала им Романия. – А то, что кредит им выплачивать, забыли? А если трактор или грузовик ночью угонят? Что тогда? Прощай урожай, и кредит гасить нечем. Вы этого хотите?

– Нет, мы просто хотим спокойно спать по ночам, – вздохнула Геля. – А ты слышишь только себя и гавканье своей псины!

– А ничего, что у наших соседей по обе стороны собаки тоже по ночам лают? – не сдавалась Романия. – Или вы слышите только голос Бони?

– Представь себе, что да! – сказала Геля.

– Ну почему ты такая злая? – со слезами на глазах спросила Рома. – Собака добрее тебя в тысячу раз!

– Ну да! Я, значит, хуже собаки?

– Что мы с Боней тебе сделали? В суп нагадили?

– Знала давно, что ты дурочка, но думала, что мозгов хоть как у курицы осталось. Увы, ошиблась!

– Девочки, давайте разойдемся по своим комнатам и все успокоимся, – спокойно произнесла Злата и подтолкнула сестер в разные стороны. – Надоели ваши ссоры!

– Можно подумать, что ты одна из нас святая! – Геля переключилась на Злату. – Никогда ни с кем не ссоришься, слова плохого от тебя не услышишь! Ну прям ангел и все! Дай пощупаю: крылышки на плечах еще не пробиваются?

– Лучше я пощупаю твою башку, – рассердилась Злата. – Рожки уже проклюнулись?

Романия молча ушла в свою комнату и заперлась на ключ. Она прилегла на кровать и пыталась понять, разобраться, почему они, сестры, так часто ссорятся? Ведь они в материнском лоне были вместе не один месяц, рядом спали и бодрствовали, в них течет одна и та же кровь, а понимания между ними нет. Родители относятся ко всем одинаково, одевают, поят и кормят, но с самого раннего возраста девочки не могли общаться мирно. И чем дальше, тем быстрее росло между ними расстояние.

Весной сестры Романии работали в поле, пололи свеклу, а с приходом летних каникул родители еще больше нагружали их заданиями. Платили им в десять раз меньше, чем наемным работникам.

– Ваша норма гораздо меньше, чем у взрослых, поэтому и заработок меньше, – объяснил Геле и Злате отец.

– Но мы ведь свои, – сказала Геля.

– К тому же ваши дети, – поддержала ее Злата.

– И поэтому тоже ваша зарплата меньше. Если по-честному, то вы эту работу, как свои, должны выполнять совсем бесплатно. Для кого мы с матерью стараемся? Для себя, что ли? Нужно погасить кредит, и тогда начнем откладывать деньги для вас, наших дочерей, – пояснил отец. – Вы уже сейчас должны понимать, что у нас осталось немного времени, чтобы обеспечить ваше будущее. Нам уже по пятьдесят семь стукнуло, а вы еще совсем пигалицы.

– Значит, мы будем горбатиться на солнцепеке, а Ромка дома отсиживаться? – спросила Геля.

– Этот вопрос не обсуждается, и вы сами прекрасно понимаете почему! – прогремел грозный голос отца.

Павел резко поднялся и вышел из комнаты.

– Я так и знала, что эта наша собачница ничего не будет делать, кроме как облизываться со своей Боней, – недовольно произнесла Ангелина.

– А как она может работать, когда нога в гипсе? Сама подумай! – сказала сестра. – Рома не просто лежит в постели, она готовит нам еду, моет посуду.

– А в основном сидит в вольере с собакой, – усмехнулась Геля. – Если уж дома без дела околачивается, то пусть стирает все наши вещи.

– Она не откажется, ты же ее хорошо знаешь.

– Лучше бы никогда не знала!

– Почему ты такая злая? – Злата взяла Гелю за руку, посмотрела в ее красивые карие глаза. – На ее месте могла быть и ты.

– Я не злая, – Ангелина отдернула руку, – я справедливая, что, как вижу, в этом доме никому не нравится.

В конце августа отец с матерью отправились в райцентр и привезли дочерям обновки к началу учебного года.

– Ну-ка, ласточки, слетайтесь ко мне! – веселым голосом произнесла мать.

Девочки мгновенно окружили ее и уставились на клетчатую полипропиленовую сумку. Они догадались, что там лежат подарки для них, но сумка была закрыта на «молнию», и ничего не было видно.

– Готовы? – улыбнулся отец и расстегнул сумку.

Он достал оттуда три добротных спортивных костюма и столько же футболок.

– Костюмчики?! – радостно воскликнула Геля. – Настоящий дефицит! Неужели импортные? Не подделка?

– Где вы их достали? – взглянула на родителей Злата, и глаза у нее сияли от радости. – А где чей?

– Смотрите по размерам, – ответила мать. – Чуть побольше – Гелин, средний – Злате и, соответственно, меньший – Роме.

Дочери разобрали костюмы и футболки, стали прикладывать их к телу, примеряя. Романия не отставала от сестер. Со счастливой улыбкой она приложила футболку к плечам, а затем и штаны к бедру, сложив их пополам.

– Угадали с размером! – весело произнесла она. – Спасибо!

– Минутку! – Ангелина подняла вверх указательный палец, и все посмотрели на нее. – Ромке скоро снимут гипс, но это не значит, что ее не освободят от уроков физкультуры.

– Конечно же, ей дадут освобождение, – сказала мать.

– Тогда зачем ей спортивный костюм? – Геля по очереди посмотрела на отца и на мать.

– Как зачем? У нас три дочери, значит, три костюма. А как иначе? – удивилась Любовь Валентиновна.

– Чтобы ходить в вольер к своей блохастой подружке, ей нужен импортный спортивный костюм? – не могла успокоиться Геля.

– Зачем ты так, дочь? – недовольно посмотрел на нее Павел. – Рома может его носить, когда захочет: в доме, во дворе, ходить в нем в магазин или вечерком прогуляться с собакой.

– Папа, ты говоришь, что надо экономить, пока не погасим кредит, мы со Златой все лето пахали как проклятые, а вы покупаете ей костюм, без которого она и так прекрасно обошлась бы! – воскликнула Геля.

– Забирай его! – С застывшими в глазах слезами Рома бросила Геле в лицо свой костюм.

Отец выхватил его из рук Ангелины.

– Разговор окончен! – крикнул он Геле, возвращая одежду Роме. – Решения родителей не обсуждаются! Ясно?!

– Да, яснее не бывает, – вздохнула Геля.

– Все. Инцидент исчерпан, – спокойно произнесла мать и потянулась к сумке.

Она извлекла оттуда три шерстяные кофточки.

– Это теплые кофты, – сказала она. – Можно будет надевать на школьную форму, когда по утрам станет холодно.

– Ух ты! – с восхищением воскликнула Злата. – Тоже дефицит!

– Сейчас чуть ли не все стало дефицитом, но вы – дочери фермера Фомы, как папу у нас называют, значит, должны хорошо выглядеть, пусть даже скромно, но не бедно, – сказала мать. – Эта, розовая, будет к лицу тебе, Геля. А вот эта, зелененькая – для Златы. Ромашке – синяя, под цвет ее глаз.

Разобрав подарки, девочки принялись их рассматривать и примерять. Ангелине досталась кофточка нежно-розового цвета, крупной вязки, с широким откидным воротником и вязаной красной розой на груди. Кофта Златы была скромнее: из гладкого трикотажа с двумя кармашками по бокам. Романии синий цвет был очень к лицу. У ее кофточки имелся небольшой стоячий воротничок, и застегивалась она не на пуговицы, а на «молнию».

– Мне так давно хотелось кофточку на «молнии»! – Глаза Романии сверкнули. – Спасибо вам за такую красоту!

– Рады, что тебе правится! – сказала мать.

– Ей-то угодили, и у Гели вон какая красота, а мне «на тебе, небоже, что мне негоже»? – пробурчала недовольная Злата. – Почему ей достается все лучшее?

– Думаю, что вы бы не обрадовались одинаковым кофтам, – сказала мать.

– Да лучше бы вы мне купили такую же, как у Гели! – расплакалась Злата. – Она, значит, красавица у нас, и ей все самое лучшее?! Я не виновата, что она, – Злата указала пальцем на Ангелину, – забрала у нас двоих красоту, и теперь ей такая красивая кофточка, а мне… бабская, старомодная, еще и с карманами, которые растянутся и будут отвисать, как пустые мешки!

Отец выхватил из рук Златы кофту.

– Не устраивает? – спросил он, еле сдерживая негодование.

– Не-е-т!

– Тогда ничего не получишь! – крикнул он. – Сейчас же разбежались по своим комнатам и чтоб до ужина не попадались мне на глаза!

Девочки быстро ушли. Хлопнула дверью своей комнаты недовольная Злата. Отец заглянул к ней – девочка плакала, уткнувшись в подушку. Он бросил на нее кофту.

– До завтра не передумаешь – отвезу назад и сдам, – сказал он, уже успокоившись, и закрыл за собой дверь.

За ужином никто не произнес ни слова, только тихонько позвякивала столовая посуда.

«Как на поминках», – подумала Романия.

После ужина все молча разошлись, а она осталась на кухне мыть посуду. Ей было не очень удобно с костылем собирать с большого стола тарелки, вилки и чашки, но она уже давно приспособилась. Рома передвигала все в одну сторону, поближе к мойке, потом опиралась на край раковины и доставала посуду со стола без особого труда. Перемыв ее, она садилась на стул и все тщательно вытирала.

После ужина Рома носила остатки пищи Боне. Ей она могла доверить любой свой секрет. Этот вечер не стал исключением – девочка рассказала о реакции сестер на то, что ей купили спортивную одежду. Боня все внимательно выслушала, лизнула Рому в губы и улыбнулась во весь рот, показав свои белые зубы. «Все будет хорошо!» – говорило выражение ее морды, и Романия обняла собаку за шею, прижала к себе.

– Спасибо, моя хорошая! – прошептала девочка и почесала ей шейку.

На следующее утро все уже немного успокоились и сели завтракать в хорошем настроении. День был солнечный, но не очень жаркий, и ничто не предвещало новый скандал. Все поели и уже собрались вставать из-за стола, как вдруг дочерей остановил отец.

– Задержитесь, – сказал он им, – сегодня день вашей зарплаты.

У девочек загорелись глаза. Они целое лето ждали этого момента, и каждая из них уже заранее знала, что себе купит. Павел Тихонович достал три конверта с деньгами, на которых были написаны имена дочерей. Геля схватила свой конверт, достала деньги, пересчитала их и с довольным видом улыбнулась.

– Классно! – сказала она.

Злата тоже осталась довольна – примерно на такую сумму она и рассчитывала. Романия заглянула в конверт и не стала считать деньги.

– Ну-ка, признавайтесь, что надумали себе прикупить? – спросил отец, глядя на счастливые лица девочек.

– Джинсы! – в один голос сообщили Геля и Злата.

– Джинсы? Это хорошо и модно, – согласился отец. – А ты чего молчишь? – Он взглянул на Романию.

– Пока не знаю, мне надо подумать.

– А ей за что зарплата? – Геля уставилась на конверт в руках Романии. – Мы, значит, лето пахали, она дома отсиживалась, и все получили одинаково?

– Не совсем, – ответила Любовь Валентиновна. – У Романии действительно была работа полегче, поэтому мы с отцом решили, что и зарплата у нее будет вдвое меньше. Рома была дома, но ведь с гипсом и на костыле она нам всем готовила обед и ужин, мыла посуду и стирала. Мне кажется, что мы поступили с вами по справедливости.

– Она не стирала, – заявила Злата.

– Как это?! – подала голос Романия. – А кто тогда вас обстирывал?

– Стиральная машинка, а не ты!

– Так нечестно! Все лучшее вы отдаете Ромашке! – возмутилась Ангелина.

– Да! Словно мы виноваты в том, что родились нормальными, а она нет, – сказала Злата.

Ее слова потрясли Павла Тихоновича до глубины души.

– Вы… Вы… Вы знаете, кто вы?! – загремел его голос. Геля и Злата опустили головы. – Вы – подлые и гнусные!

Павел Тихонович стукнул кулаком по столу так, что посуда жалобно задребезжала, а девочки подпрыгнули от неожиданности. Он вышел из кухни.

– Вчера скандал, сегодня скандал, – тихо, с печалью произнесла мать. – Вчера была плохой Геля из-за кофты, сегодня – Ромашка, завтра чья очередь? Неужели вы не понимаете, что мы с отцом вас любим одинаково? Неужели не чувствуете этого? Почему молчите?

– Сказать честно или соврать? – отозвалась Ангелина.

– Говори уже! – вздохнула ее мать.

– Скажу не только за себя, за всех нас, – начала Геля. – Да, мы не чувствуем, что вы нас любите одинаково.

– Какая глупость! Ты ошибаешься.

– Я сказала то, что мы все думаем.

– Почему ты за всех расписываешься? – взглянула на сестру Рома. – Я тебя не просила.

– А что? Я сказала что-то не то? – со злостью набросилась на нее Геля.

– Да перестаньте же вы наконец! – вспылила мать. – Отец собирался вас завтра свозить в город за покупками, а теперь вот не знаю, как оно будет. И вообще, разойдитесь в разные стороны, я сама уберу со стола.

– Я могу помочь, – сказала Злата.

– Идите отсюда, прошу вас! – в сердцах бросила Любовь Валентиновна.

Утром отец уже остыл и спокойно велел дочерям собираться в город. Девчонки, не сказав ни слова, поспешно принялись переодеваться. В райцентр они поехали всей семьей. Мать хотела найти кое-что из продуктов, а дочери – купить себе обновки.

– Вам полтора часа хватит? – спросил отец, закрывая машину.

– Конечно! – хором ответили девочки.

Злата с Гелей сразу же побежали на вещевой рынок, за ними, опираясь на костыль, медленно двинулась Романия. Через час Геля и Злата уже были у машины, счастливые оттого, что нашли такие джинсы, какие им хотелось. Подошли отец с матерью, а Ромы еще не было. Отец взглянул на часы.

– В принципе, нечего волноваться, в запасе еще полчаса, – сказал он, поглядывая по сторонам.

Минут через десять он увидел Рому и пошел ей навстречу. Девочка тащила в одной руке большой пакет, во второй – поменьше.

– Рома, что ты купила такое тяжелое? – спросила ее мать.

– Это корм для собак! – радостно ответила девочка. – А еще я купила Боне витаминные палочки! Уверена, что они ей понравятся!

– А себе хоть что-то приобрела? – вздохнув, спросила мать.

– Да, конечно! На новые туфли денег не хватило, – ответила Рома. – Да и зачем они мне сейчас? Прооперированная нога отечная, в туфли не влезает, поэтому я купила себе тряпочные кеды со шнурками и буду осенью в них ходить в школу!

– В школу в кедах? – округлила глаза Ангелина.

– Да, в школу в кедах.

– Ненормальная! Собаке жрачку покупает, а сама будет ходить в кедах!

– Геля, перестань! – остановил ее отец. – Ты меня знаешь: могу оставить тебя здесь, и добирайся тогда домой, как хочешь!

– Все-все! Молчу! – Ангелина прикрыла ладошкой рот.

В школу Романия пошла уже без гипса на ноге, но с палкой, без которой ей еще трудно было передвигаться. В классе она сидела на первой парте, так как была ниже всех ростом. В прошлом учебном году она сидела за одной партой с Женей. Девочки хорошо ладили между собой и даже успели подружиться. Женю родители на все лето отправили в другое село к дедушке и бабушке, и Рома уже соскучилась по ней. Зайдя в класс, Романия села на свое место, палку спрятала под парту. Вскоре прибежала Женя, радостная и загорелая до такой степени, что веснушки на ее лице стали почти незаметными.

– Ромашечка! – кинулась она в объятья подруги. – Как я рада тебя видеть!

– И я тебя, Женек! – искренне ответила Романия.

После торжественной линейки ученики вновь разошлись по своим классам. Все были взволнованы встречами с друзьями-подружками, любимыми учителями и даже классными комнатами, которые пахли свежей краской.

«Такое происходит каждый раз в начале учебного года, – подумала Романия, – а потом радость поглощают школьные будни и начинаются проблемы: кто-то не выучит нужный параграф, кто-то не справится с домашним заданием и будет нервно искать, у кого бы списать до начала урока».

Романия любила свою классную руководительницу Ольгу Степановну, молодую, красивую, с ярким маникюром, модно одетую. Наверное, каждая девочка в классе втайне мечтала быть похожей на нее, так же стильно одеваться, иметь густые, пышные, слегка вьющиеся русые волосы до плеч. Ольга Степановна всегда была спокойной и справедливой, поэтому ученики ее уважали, прислушивались к ее мнению.

Зайдя в класс, учительница приветливо улыбнулась, сказала, что все они за лето подросли, загорели и повзрослели.

– Смотрю, вы расселись на свои прежние места, – сказала Ольга Степановна. – Но мне придется сделать небольшие замены. Это не моя прихоть, а необходимость. Женечка, ты сядешь на вторую парту, а Андрюша – на заднюю. За лето вон как вымахал, будешь сидеть на месте Ростислава, а ты, Ростик, пересаживайся к Романии.

– Но почему? – недовольно оттопырила губу Женя.

– Женечка, видишь ли, у Ростика испортилось зрение. Врач ему рекомендовал год-два носить очки и, чтобы не напрягать глаза, сидеть за первой партой.

Женя с недовольным видом поволокла за собой портфель на новое место. Рома еще на линейке заметила, что Ростислав теперь в очках. На нем была белоснежная рубашка в мелкий темно-синий горошек, с воротничком тоже синего цвета, и галстук-бабочка. Ростик всегда хорошо одевался. Еще бы!

Отец Романии говорил, что папа его, Николай Еременко, которого в поселке звали не иначе как Бизнесмен Ерема, раньше был первым секретарем райкома, затем подмял под себя много полей, где хорошо росла пшеница, за копейки скупил у колхоза технику, которую и сам использовал, и другим давал в аренду. Затем Ерема построил на берегу большого озера базу отдыха, куда летом приезжали отдыхающие из города, а зимой она пустовала. Люди в поселке еще говорили, что у Бизнесмена в райцентре есть трехкомнатная квартира и магазин, где он продает привезенную из Польши подержанную бытовую технику.

Мальчик подошел к указанному месту и сел, почему-то буркнув Роме: «Привет!» Романия улыбнулась ему в ответ. На переменке одноклассники умчались на школьный двор и стадион, а Рома осталась в классе.

– А ты почему не идешь проветриться? – спросила она Ростика.

– Не хочу, – ответил мальчик.

Он достал из портфеля большое краснобокое яблоко и положил его перед ней.

– Это тебе, – произнес он тихо.

Рома достала свое желтое яблоко и положила перед ним.

– А это тебе!

Они рассмеялись и принялись вдвоем грызть сочные яблоки. Девочка догадалась, почему Ростик не пошел с ребятами на улицу: он стеснялся очков. Романия видела, как он склоняет голову, словно пытаясь спрятать их от посторонних глаз, как без конца их поправляет то на носу, то за ухом. Убеждение не подействовало бы на него так, как наглядный поступок. Рома вытащила из-под парты свою палку и, опираясь на нее, пошла вытирать доску. Она почувствовала на себе взгляд Ростика и сказала:

– Приходится ходить не только с палкой, но и в кедах.

– Почему?

– Одна нога еще отечная, не засунешь ни в какие туфли. А палка… Я рада, что уже могу обходиться без костылей, с палкой намного проще! – объяснила девочка.

– Рома, я хотел спросить, но не знаю, удобно ли?

– Спрашивай!

– Это правда, что ты зимой чуть не замерзла ночью на дороге, когда тебя сбила машина, и тебя спасла собака?

– Правда! Ее зовут Боня.

– Откуда ты знаешь? Она ведь бездомная.

– Уже нет! – радостно сказала Рома. – После выписки из больницы я ее нашла, и теперь она живет у меня!

– Правда?

– Хочешь увидеть мою спасительницу?

– Хочу. Но как и где?

– Часиков в семь вечера я вожу Боню на прогулку. Можем встретиться на бетонной аллейке у озера, – предложила девочка.

– Где наша база отдыха?

– Да. Там мне легче ходить, да и свежесть от озера идет… Значит, договорились?

– Я приду! – уверенно пообещал Ростик.

Вечером Романия, выполнив домашнее задание и покончив с делами, сказала родителям, что пойдет прогуляться с Боней.

– Как в поле работать – болит нога, как шляться со своей блохастой – ты здорова, – упрекнула ее Геля.

– Что за тон? – возмутился отец. – Пусть сестра подышит свежим воздухом.

– У нас и во дворе точно такой же воздух, – тихо добавила Злата.

– Я не поняла, – строго спросила мать, – вы обнаглели? Перечите родителям, огрызаетесь бесконечно. Что все это значит?

– У нас трудный переходный возраст, – с невозмутимым видом ответила Геля.

– Я вам сейчас устрою трудный возраст! – взорвался гневом отец. – Пигалицы еще, чтобы так разговаривать с родителями!

Он схватил Гелю и Злату за руки и потащил в их комнаты.

– Ромке так все можно! – обиженно проскулила Геля.

– Папа, прости их, – тихо произнесла Романия.

– Ты собралась идти гулять? Так иди, иди! – Закрыв двери за дочерьми, Павел Тихонович указал пальцем на выход.

Девочка боялась отца в гневе, хотя он ни разу не поднял руку на своих детей. Однако его басовитый голос, выпученные глаза и покрасневшее лицо наводили страх на Рому. Только что ее обидели сестры, а она сразу же попросила отца их простить.

Романия быстро схватила легкую куртку-ветровку, кеды и выскочила из дома. На крыльце она присела на ступеньки, обулась и взяла свою тросточку. Боня, увидев хозяйку, радостно гавкнула и заметалась по вольеру.

– Иду, Боня, иду! – сказала девочка, поднимаясь со ступеньки.

Поводок в руках Романии всегда приводил Боню в неудержимый восторг.

– Гулять пойдем?

Это был уже верный знак того, что собака отправится на улицу с хозяйкой, и Боня с удовольствием подставила голову для ошейника и поводка. Озеро было близко, по крайней мере, для здорового человека. Романии же преодолеть такое расстояние было непросто, но за прожитые годы она уже смирилась с тем, что каждый шаг – это боль, в лучшем случае неудобство при ходьбе. На этот раз она шла туда с необычным волнением. Такое с ней было впервые, и девочка не могла понять, отчего так волнуется и радуется. Ростика она видела в своем классе каждый день, но такого чувства, как сейчас, никогда не испытывала.

«Так, наверное, бывает, когда девушка идет на первое свидание, – подумала Рома, и ей стало стыдно за такие мысли. – Но я иду не на свидание, а на прогулку с другом. Тогда почему я так разволновалась?»

Боня с довольным видом шла рядом с девочкой. Она то посматривала на Рому, то крутила головой во все стороны, готовая в любой момент броситься на защиту своей хозяйки. Девочка дошла до озера, где начиналась бетонная дорожка, тянувшаяся вдоль берега до домиков отдыхающих. Здесь стоял знак с надписью «База отдыха “Озерная” – 300 м». Романия прошла по дорожке и на миг остановилась у мостика. Его смастерил отец Ростика, а местные жители сразу же дали ему название «Мост любви». Наверное, такой и была задумка Еремы, когда он его строил.

Мостик был небольшой, от берега вели два прохода с перилами до другого, перпендикулярного, и отсюда он выглядел как буква «П». Самое интересное было скрыто от людских глаз. На мостике с одной стороны стояли две отдельные скамейки, а напротив – одна на двоих. Если влюбленные садились на нее рядом, то оказывались под крыльями статуэтки ангела, державшего в руках красное сердечко.

Поговаривали, что если влюбленные подержатся вдвоем за это сердечко, то всегда будут вместе. Две отдельные скамейки располагались почти рядом друг с другом. К ним приходили те, кто поссорился. Они садились напротив ангела, смотрели на него, и он помогал им помириться и понять друг друга, и тогда они пересаживались на общую скамью.

«Когда-нибудь и я приду сюда с кем-то, – подумала Рома. – Хотя кому я такая нужна?»

– Да, Боня? – тихо спросила девочка и посмотрела на собаку. В ее глазах было столько преданности и любви, что Рома невольно улыбнулась. – Я нужна тебе, я знаю, – сказала она и услышала позади чьи-то приближающиеся шаги.

Романия обернулась и увидела Ростика.

– Похоже, что я немного опоздал, – сказал мальчик, тяжело дыша после быстрой ходьбы.

– Нет, все нормально. Мы только что пришли, – ответила ему Рома.

Ростик хотел приблизиться к девочке, но Боня грозно зарычала.

– Нельзя, Бонечка, это свои. – Девочка пригладила поднявшуюся на спине собаки шерсть. – Свои, свои, ясно?

Боня понимающим взглядом посмотрела на хозяйку. Увидев, что она не боится подошедшего человека и даже улыбается ему, собака успокоилась.

– Теперь можешь подойти к ней и даже погладить, – сказала Романия.

– Вот это да! – с восхищением произнес Ростик. – Похоже, она понимает, что ты ей говоришь.

– Не «похоже», а точно понимает!

– Ты, наверное, знаешь язык собак.

– Каждый может узнать его, если, конечно, захочет, – улыбнулась девочка.

Ростик попросил дать ему поводок, и они втроем двинулись вдоль берега. Солнце опускалось медленно, оно стало розовым, как мальвы в саду Романии, и тысячи его отблесков заиграли на едва покачивающейся глади водного зеркала. Одинокие желтые листья, упавшие с деревьев, которые, будто задумавшись, стояли на берегу, напоминали маленькие кораблики в большом океане.

– Вот смотри, – обратилась Романия к Ростику, – это огромный океан, – она указала на озеро, – а там плавают маленькие кораблики. Они кажутся такими беспомощными перед стихией, но все равно должны добраться до намеченной цели. Где твой кораблик?

– Вон тот! – Встав на цыпочки, Ростик указал на узкий и длинный лист вербы. – А твой где?

– Рядом с твоим, – не задумываясь, ответила Романия.

Она взглянула на Ростика, загадочно улыбнулась и тут же, смутившись, опустила глаза.

Романия сдружилась с Ростиком, и со временем эта дружба только крепла. Они не обращали внимания на завистливые взгляды одноклассников, когда, взявшись за руки, вместе шли из школы. Рома и Ростик не реагировали, когда им вслед выкрикивали «Жених и невеста колотили тесто!», и казалось, что их мир для двоих никто и никогда не сможет разрушить, потому что нет на земле такой силы.

После того как им исполнилось пятнадцать лет, они впервые поцеловались. Это случилось на берегу озера, весной, когда все пробудилось от зимней спячки и радовалось весне, зарождению всего нового, свежего и прекрасного. Романия и Ростик были недалеко от «Моста любви». Они уже не раз прохаживались по нему, но все не решались сесть на скамейку под крыльями ангела. Они позволяли себе лишь смотреть с моста в воду и разговаривать, опираясь на перила. Ангел молча слушал их разговоры, в которых не было ни слова лжи, а только планы на будущее, в котором они видели себя вместе.

Тот вечер, когда губы влюбленных соприкоснулись, был особенно тихим. Где-то неподалеку заливался трелью соловей, мелкие волны еле слышно плескались о берег, подгоняемые легким свежим ветерком. Пахло речной мятой и какими-то травами, и этот запах кружил голову. Ростик стоял так близко к Роме, как никогда раньше. Девушка ощущала его теплое дыхание, и сердцу ее стало тесно в груди. Она потянулась навстречу его губам, и они слились в первом робком и нежном, как сама весна, поцелуе. Рому обдало жаром, но непреодолимое желание заставило девушку обвить шею Ростика руками и еще раз ласково и несмело коснуться губами его горячих губ.

– Ромашечка, милая ты моя, – тихо произнес он, целуя ее снова, уже более уверенно и страстно.

– Мой Росточек, – прошептала она, задыхаясь от нахлынувших незнакомых и волнующих чувств.

– Как… Как ты сказала? – слегка дрогнувшим голосом переспросил Ростик.

– Росточек, – повторила она, сияя от счастья.

– Пожалуйста, повтори еще раз, – попросил он.

– Милый мой Росточек! Можно я тебя так всегда буду называть?

– Конечно! Это слово я не слышал почти десять лет. Меня так называла мама, а теперь… теперь ты.

Романия помнила, что мать его умерла, когда он еще ходил в садик. О том, что она так называла сына, девушка не знала, все вышло случайно, и она немного растерялась.

– Я сделала тебе больно? – осторожно спросила она. – Прости.

– Нет-нет! Что ты, Ромашечка! Я очень рад, что так меня называл один родной человек, а теперь будет другой. Рома, мы всегда будем вместе? – Он крепко прижал к себе девушку.

– Всегда-всегда, – ответила она.

– А знаешь, что я хочу для тебя сделать?

– Скажешь – буду знать.

– Сейчас не скажу, пусть это будет сюрпризом и нашей маленькой тайной. Согласна?

– Конечно!

Они стояли у озера почти до полуночи, пока Романия не спохватилась, что ее дома отругают за позднее возвращение. Ей не хотелось идти домой. Лучше бы эта их ночь под яркими звездами никогда не заканчивалась! Но Рома боялась гнева родителей. Они разрешали дочерям ходить в клуб, в кино, но при условии, что они будут дома не позже одиннадцати вечера.

Погладив на ночь Боню, Романия разулась на крыльце и тихо, как кошка, проскользнула в дом. Из своей комнаты вышла Ангелина. Она сладко зевнула и потянулась, хотя Рома догадалась, что сестра еще не спала.

«Ждала меня, чтобы сказать какую-нибудь гадость», – подумала Рома и не ошиблась.

– Пришла, гулена? – Сестра сложила руки на груди.

– Выбирай выражения.

– С Ростиком таскаешься до сих пор?

– А ты завидуешь?

– Было бы чему завидовать! Во-первых, он не твоего поля ягода.

– Это почему же?

– Ты что, совсем дурочка? – Она покрутила пальцем у виска. – Кто он и кто ты?

– Мы одноклассники.

– Ага! Только он красив, как Аполлон, а ты – хромая.

– Ну-ну! Что еще?

– Во-вторых, у тебя еще сиськи не выросли, чтобы с парнями гулять. Вон у меня какая грудь, и у Златы тоже, а у тебя два маленьких недоразвитых прыщика. И взяться не за что! – хихикнула Геля.

– А тебе, конечно, хочется, чтобы Ростик потискал тебя?

– Больно нужно! Я уеду учиться в большой город, где найду себе побогаче, чем твой Ростик!

– Тебе лишь бы деньги!

– Да-да, сестричка! Чувства на хлеб не намажешь!

– Как знаешь! – проворчала Рома и ушла к себе в комнату.

Романия не встречалась с Ростиком несколько дней. Он говорил, что занят, но и она не могла ходить на свидания ежедневно – было много домашней работы. Они с Ростиком договорились встретиться в субботу вечером у озера.

Романии казалось, что дорога до озера ужасно длинная. Она спешила, прихрамывая, к Ростику, которого каждый день видела в школе, но именно здесь их сердца могли биться в унисон. Наконец-то она вышла на бетонную дорожку и заметила знакомую фигуру. Ей хотелось побежать, помчаться ему навстречу, но хромота не позволяла. Ростик бросился к ней, и через миг их губы слились в страстном поцелуе.

– Росточек, я скучала по тебе! – прошептала Романия, целуя его щеки, губы, шею.

– А я как скучал! Все время думаю только о тебе, что бы ни делал!

– А чем ты был занят в эти дни?

– Готовил тебе сюрприз.

– Правда? И где же он?

– Идем, я покажу!

Ростик взял Рому за руку и повел за собой. Там, у берега, между двумя вербами, где они узнали вкус первого поцелуя, стояла деревянная лодка. Она была наполнена живыми цветами. Синели стройные ирисы, тихо покачивали головками на ветру распустившиеся желтые тюльпаны, возле бортиков виднелись широкие листья ландышей. У Романии дух перехватило от увиденного.

– Какая красота! – воскликнула она, не скрывая своего восторга.

– Я сделал все своими руками, – улыбался Ростик, – для тебя!

– Мне… Мне еще никто, слышишь, никто и никогда не делал таких подарков! – с чувством произнесла она и с благодарностью посмотрела ему в глаза.

– Ромашечка, обещаю, что буду делать тебе подарки часто-часто, лишь бы увидеть радость в твоих глазах! – сказал Ростик, обнимая Романию.

– Не обманешь?

– Нет, что ты! Ты – самое лучшее, что у меня есть.

– Росточек, ты правда меня не бросишь?

– Об этом не может быть и речи!

– Обещаешь?

– Обещаю. Никогда я тебя не брошу, потому что ты – лучшая в этом мире! Мы всегда будем вместе, и я постараюсь сделать твою жизнь такой же цветущей, как эта лодка! – с жаром и пафосом произнес Ростик.

– Лодка нашего первого поцелуя, – тихо, словно боясь спугнуть свое счастье, произнесла девушка.

Часть вторая 1999–2000 годы

Сестрам Фоменко предстояло немало попотеть над учебниками – оставался последний год учебы в школе, впереди – поступление в вузы и новая жизнь без родителей. Павел Тихонович собирался серьезно поговорить с дочерьми, но сначала хотел посоветоваться с женой. Он выбрал удобный день, когда они были свободны и отдохнули после работы. Возможно, им и не удалось бы уловить момент, когда не надо было спешить в поле или на огород, но в праздник Медового Спаса на селе работать не принято, и семья Фоменко могла насладиться долгожданным однодневным отдыхом.

Любовь Валентиновна вышла в сад, села на удобную скамью со спинкой, подставила лицо теплому ветерку, и он ласкал ее волосы, путался в слегка вьющихся седеющих прядях, успокаивал и убаюкивал. Пригревшись на солнце, женщина прикрыла глаза и наслаждалась, вдыхая пряный аромат спелых яблок в саду и дынь, которые важно разлеглись под забором, тоже с удовольствием подставив солнечным лучам свои бока – желтые, с мелкими трещинками-морщинками.

Благодатная погода позволила фермерам собрать неплохой урожай пшеницы, на славу уродилась сахарная свекла, не тяготил уже кредит, который удалось погасить досрочно, и радовала приличная сумма на счету, отложенная на учебу дочерей.

Все складывалось благополучно, кроме того, что сестры не ладили между собой. Любовь Валентиновна раньше списывала их неприязнь друг к другу на трудный переходный возраст, но с каждым днем ссоры случались все чаще. Женщина тяжело вздохнула, подумав о том, что даже в святой праздник Спаса девчонки с самого утра успели поссориться. И была бы для этого веская причина! Но Геля стала донимать Злату за то, что та якобы обувала ее босоножки.

В свою очередь Злата вспомнила, что Геля брала у нее без разрешения кофточку, а босоножки, скорее всего, надевала Рома. Она вполне могла сунуть ноги в босоножки Гели, когда шла во двор к своей Боне. Романия тоже за словом в карман не полезла и стала огрызаться. Дошло до того, что они все трое кричали, не слыша друг друга, размахивали обувью и кофтами и в конце концов вцепились друг другу в волосы.

– Перестаньте! – воскликнула Любовь Валентиновна, увидев драку, и бросила в дочерей мокрое полотенце, которое несла во двор. – Хотя бы сегодня Бога не гневили! Бессовестные вы! У меня слов нет!

Сестры, надувшись, молча разошлись по своим комнатам.

«Надо поговорить с мужем, – подумала женщина. – Так дальше продолжаться не может».

Ее настроение ухудшилось при мысли о ссорах дочерей. Любовь Валентиновна открыла глаза и засмотрелась на белокрылую бабочку, кружившую над цветком гвоздики. Она подлетала ближе к цветку, намереваясь сесть на него, но, наверное, резкий запах ее отпугивал. Женщина услышала позади приближающиеся шаги. Кто-то шел к ней – об этом говорил легкий шорох уже опавших сухих листьев под ногами человека. Она догадалась, что это муж. Павел Тихонович молча подошел к ней, тяжело опустился рядом с женой, обнял ее за плечи.

– О чем задумалась, родная? – нежно спросил он.

Любовь Валентиновна приятно удивилась такому проявлению нежности. В последние годы их с головой поглотила рутина работы и выживания, и на хорошие и теплые слова друг другу не хватало времени и сил.

– Мой дорогой муж, – в тон ему произнесла она, – я думаю о том, что мы быстро стареем, забывая говорить друг другу, что любим, как прежде, и с каждым днем взросления наших дочерей мы приближаемся к своей конечной точке.

– Ну что ты, Любонька?! Нам рано об этом думать, нужно еще девочек на ноги поставить!

– Знаю-знаю! – нараспев произнесла она. – А вот что с ними делать, чтобы прекратились эти скандалы, этого я не знаю. Казалось бы, мы поступаем правильно: не балуем их, как решили много лет назад, работают все на равных и поощрения получают в зависимости от выполненных работ.

– Все правильно! Сколько заработал – столько и получил! Дух соревнования ведет к лучшим результатам – это доказано не мною.

– Но почему тогда они все время скандалят?

– Не знаю, – пожал плечами Павел Тихонович. Он задумался, но ответ не приходил в голову. – Может быть, мы не правы в чем-то?

– В чем именно?

– Хотелось бы и мне знать, – вздохнул он. – Если логически рассуждать, то дочери ссорятся между собой из-за того, что мы что-то в их воспитании упустили. Согласна со мной?

– Да согласна я! Но неужели они не чувствуют родную кровь? Мы даже Романии никаких поблажек не даем, хотя ей намного труднее, чем Злате и Геле.

– И не надо давать. И так скандал за скандалом! Может быть, ввести систему штрафов за ссоры?

– И где они будут брать деньги на эти штрафы?

– Мы же им отдаем заработанное.

– А они сразу же тратят, – заметила Любовь Валентиновна, – двое – на одежду, а третья – на собаку.

– Ты права, как всегда, – сказал он и пообещал: – Но с девочками я сегодня сам поговорю.

За ужином в тот же день Павел Тихонович обратился к дочерям:

– Мои хорошие, мои красавицы! Скажите-ка мне, почему вы не можете мирно жить?

Дочери положили вилки на стол и внимательно посмотрели на отца. Они почувствовали, что разговор будет неприятный, и замерли в ожидании.

– Вы не любите друг друга? – Отец посмотрел в глаза каждой из них. – Неужели вы не чувствуете родства? Вы, как никто другой, должны жить дружно, поддерживать друг друга во всем, а вы? Не думали ли вы, мои сладкие, что мы с мамой не вечны, что вы – поздние дети и когда-нибудь останетесь в этом мире без родителей? И тогда не от кого будет ждать поддержки и помощи. Только вы сами сможете стать опорой друг для друга.

– Рано об этом говорить, – заметила Злата.

– Я хочу сказать о себе, – заявила Геля, и все взгляды устремились в ее сторону. – Я стану самостоятельной без чьей-либо помощи. Чем мне сможет помочь, к примеру, Рома? Или Злата? Это они будут просить меня о помощи!

– Ты это твердо знаешь? – Мать укоризненно посмотрела на Гелю. – Почему ты такая самоуверенная? А если приболеешь? Если в жизни столкнешься с неудачами? Кто тебя поддержит?

– Мне хватит сил, чтобы выстоять, – уверенно заявила Ангелина. – Как-нибудь обойдусь без того, чтобы сестры мне мандарины в больницу передавали!

– Обходись! – сказала Злата. – Если ты считаешь меня слабой, то глубоко ошибаешься! Я раньше тебя стану самостоятельной!

– Это как же? – усмехнулась Геля.

– Ты поедешь учиться в институт, который далеко от дома, а я – в райцентр, поэтому буду приезжать домой на выходные и брать из дома продукты!

– Ты станешь самостоятельной на банках с огурцами и соленым салом? – ухмыльнулась Геля. – Злата, это смешно! Но пусть тебе повезет! А вот самая неприспособленная к жизни у нас Ромашка. Не так ли? – Геля взглянула на сестру.

– Если я хромаю на одну ногу, то, значит, я слабачка? Ты ошибаешься, сестренка! – огрызнулась Романия.

– Жизнь покажет, – подвела итоги Геля и снова принялась за еду.

– Мои девчоночки, разговор еще не окончен, – сказал отец. – Я тут послушал вас и понял одно: на губах еще материнское молоко не обсохло, а все уже такие самостоятельные! Нет, мои красавицы! До взрослой жизни вам еще далеко, а пока я хочу услышать ваши пожелания относительно дальнейшей учебы. Никто не передумал?

– Я буду поступать в институт культуры, как и хотела, – сказала Романия.

– Станет наша сестренка библиотекарем, так что интересные книжки будем брать вне очереди, – съязвила Ангелина.

Рома не отреагировала на ее колкость и посмотрела на отца, ища поддержки, но он перевел взгляд на Злату.

– А ты, Злата, не передумала стать юристом? – спросил он дочь.

– Нет, буду поступать на юрфак, – ответила та.

– А я собираюсь стать менеджером по туризму, чтобы потом завести свой туристический и отельный бизнес, – сказала Геля и с вызовом бросила взгляд сначала на отца, потом на мать.

– Не понимаю я этого твоего желания, – сказала Любовь Валентиновна, – но если хочешь стать менеджером, то мы не против. Вопрос только в том, где ты возьмешь деньги на свой бизнес. Предполагаю, что наших с отцом капиталов не хватит. – Она улыбнулась уголками губ.

– Для этого мне нужно будет выйти замуж за бизнесмена, который прочно стоит на ногах! – уверенно произнесла Геля.

– Ты говоришь о деньгах, а о чувствах забыла, – заметила мать. – А вдруг влюбишься в простого работягу?

– Да, у меня на первом месте – удачно устроиться в жизни, а чувства… Это не так уж и важно.

– Зареклась свинья в болото не лазить… – тихо произнесла мать.

– А теперь еще об одном, – сказал отец. – Хочу, чтобы последний год проживания в одном доме прошел тихо и мирно. Через год вы будете учиться в разных городах и редко видеться…

– Поскорее бы! – перебила его Геля.

– Потом будете скучать по своим сестрам, – вставила мать.

– Никогда! – заявила Злата.

– Продолжаю! – Отец недовольно взглянул на дочерей, перебивших его речь. – Новые условия. Первое: если за три месяца не услышу ни одной ссоры, все получат неплохое денежное вознаграждение.

– А мама? – спросила Злата. – Она тоже не должна слышать?

– Конечно!

– То есть мы можем ссориться в ваше отсутствие? – уточнила Ангелина.

– Нет конечно! Никаких ссор! – сказал Павел Тихонович.

– Ябедничать нам тоже запрещено? – поинтересовалась Злата.

– И ябедничать тоже. В клуб ходить теперь будете раз в месяц, в последнее воскресенье месяца, – продолжил отец, – а тебе, Романия, мы категорически запрещаем встречаться с Ростиславом.

– Почему?! – в изумлении воскликнула Рома.

– Рано тебе еще, – ответила мать.

– Не нашего поля ягода этот Ростик, – вздохнул отец. – Мы – люди не бедные, но не чета Ереме, и ты это должна понимать. Не хотим, чтобы их семейка потом тебя же куском хлеба попрекала.

– Что… Что вы говорите? – На глаза Романии навернулись слезы. – Можно подумать, что я прямо сейчас выхожу за него замуж.

– Забудь его, дочь! – сказал отец и поднялся из-за стола.

– Потом еще спасибо нам скажешь, – добавила мать.

– Ты почему такая невеселая? – спросил Ростик, заметив подавленное настроение Романии.

Они шли из школы, как всегда, вместе, держась за руки. Роме было приятно чувствовать легкое пожатие руки друга, ловить на себе его нежные взгляды и краем глаза наблюдать за реакцией старшеклассниц. Она чувствовала, что ей завидуют многие девушки: она, хромая и ничем не примечательная, всегда ходит рядом со стройным красивым юношей, который не видит вокруг ничего и никого, кроме своей Романии.

И теперь Рому охватило отчаяние, страх потерять человека, который вошел в ее жизнь, который понимал ее с полуслова и всегда был готов встать на ее защиту. Родители запретили ей встречаться с Ростиком, и нужно было об этом как-то деликатно ему сказать, хотя она не очень понимала, почему отец с матерью против их дружбы.

Романии стало неловко, когда Ростик задал ей вопрос о настроении. Они встречались так давно, что малейшее изменение в поведении другого не только замечали, но и чувствовали интуитивно. У них не было тайн друг от друга – они поклялись, что так будет всегда, и Романия должна была честно ему все рассказать, что она и сделала.

– Но почему?! – возмутился Ростик.

Он остановился и посмотрел ей в глаза – в них застыли прозрачные слезы, готовые вот-вот хлынуть на щеки. Она смотрела на него с болью и нежностью.

– Я так боюсь тебя потерять! – произнесла она так искренне, с таким чувством, что он не удержался и поцеловал ее во влажные глаза.

– Ты что, Росточек?! На нас же смотрят! – прошептала Рома.

– Ну и пусть! Мне все равно, кто, когда и как на нас смотрит! Пусть все знают, что я люблю тебя! – выпалил он на одном дыхании.

Романия замерла, когда из его уст прозвучало признание в любви. Две слезинки превратились в тонкие ручейки на ее щеках, и она, не отводя взгляда, прошептала:

– Повтори, Росточек, что ты сказал.

– Я люблю тебя, Ромашечка! – повторил он.

– И я тебя люблю! – слегка смутившись, произнесла Романия, и ее горячие губы коснулись его губ. – Пойдем, а то вокруг нас скоро соберется сотня зевак.

До двора Романии они шли молча, не размыкая рук. Ростик, взглянув на дом Фоменко, сказал:

– Хорошо хоть, в один класс нам не запретили ходить.

– Мы все равно будем видеться, – пообещала Романия.

– Только в школе? Ты понимаешь, что я не могу без тебя?

– Я что-нибудь придумаю. Сегодня постараюсь быстренько справиться с делами и уроками и поведу гулять Боню. Ты придешь на наше место?

– Конечно приду! – сказал он.

Ростик пошел домой, а Романия какое-то время стояла у двора. Дождавшись, когда он обернется, она помахала ему рукой, и сердце ее накрыла теплая волна. Но едва Рома открыла калитку, она сразу же наткнулась на Ангелину.

– Ты шпионила за мной? Подслушивала? – нахмурившись, спросила Рома сестру.

– Больно нужно! – поджав губы, ответила Геля.

– Я не слепая, – сказала Рома, проходя мимо, – вижу, что ты тоже мне завидуешь.

– Хм! – услышала она за спиной.

Вечером, как и договаривались, Рома с Ростиком встретились у лодки своего первого поцелуя. Девушка пришла с Боней на поводке. Собака уже хорошо знала парня и встретила его, радостно поскуливая и виляя хвостом.

– Отпусти ее, пусть побегает, – предложил Ростик. – Гуси-утки уже пошлепали домой, освободив простор для Бони.

Романия отпустила собаку, и та помчалась по дорожке, но потом оглянулась и вернулась назад.

– Вспомнила, что нужно меня защищать? – улыбнулась Романия. – Молодец! Но я уже под надежной охраной. – Она взглянула на Ростика.

– Можно, Боня, можно! – сказал он. – Иди порезвись!

Собака, поняв его, побежала между кустами, потом – по дорожке впереди них, не забывая посматривать по сторонам. А Романия с Ростиком гуляли у озера, часто останавливаясь в уютном, скрытом от посторонних глаз месте, где подолгу целовались.

К девяти часам вечера Рома вернулась домой. Ей нравилось то, что она придумала, – встречаться с Ростиком тайно, выводя собаку на прогулку. За ужином она была слегка взволнована, но родители ни словом не обмолвились о ее встрече с парнем.

«Значит, они ничего не знают, – подумала довольная Романия. – Похоже, что сестры не проболтались. Они желают получить денежное вознаграждение от родителей, поэтому будут молчать и дальше».

Романии хотелось верить, что родители наложили запрет на встречи с Ростиком сгоряча, а теперь передумали. Эта мысль ее очень привлекала, и девушка утешала себя ею каждый раз, когда шла вечером на свидание. Рому больше беспокоило поведение Гели, которое она не могла понять. Каждый раз, когда Романия возвращалась домой, Геля бросала в ее сторону многозначительный взгляд и ехидно ухмылялась. Это означало, что сестра что-то задумала, и вряд ли хорошее, но что именно – Романия могла только строить догадки.

Однажды Злата заявила сестрам, что расскажет родителям о том, что Романия продолжает встречаться с Ростиком, несмотря на их запрет.

– Ты мне тоже завидуешь? – спросила ее Рома.

– Почему «тоже»? – Злата посмотрела на сестру.

– Сначала Геля, сейчас ты. Злата, ты злишься, что тебя твой Игорь бросил? – Романия нервным движением поправила волосы. – В этом нет моей вины. Зачем ты хочешь сделать мне подлость?

– Я хочу справедливости, – заявила Злата. – Никому с парнями нельзя встречаться, значит, никто не будет.

– И ты побежишь наушничать родителям? – спросила Геля, до этого молча наблюдавшая за перепалкой сестер.

– Еще раз повторяю для тупых и слабослышащих: я хочу справедливости! – с вызовом произнесла Злата.

– Беги хоть сейчас! – бросила ей Рома и хотела удалиться, но ее заставило остановиться заявление Гели:

– Если ты это сделаешь, я скажу родителям, что ты переспала с Игорем!

– Что?! Да ты в своем уме?! Этого не было! – возмутилась Злата.

– Мне поверят, а тебе нет! – торжествующе улыбалась Геля.

– Ты… Ты – подлая! – чуть не плача, крикнула ей в лицо Злата.

– Спасибо, Геля! – сказала Романия.

– А ты, Ромка, особенно не обольщайся, – сказала ей сестра, – я не тебя защищала.

– А кого? – в один голос спросили Романия и Злата.

– Свое денежное вознаграждение! – ответила им Геля. – И только попробуйте пикнуть до того дня, когда я получу свои деньги!

– А что нам будет? – Злата приложила ладонь к уху.

– Я вам обеим сначала кровь пущу, а потом заставлю выплатить мне эти деньги! – пригрозила Ангелина.

После этого разговора Романия не успокоилась. Она предчувствовала, что Геля вот-вот подложит ей свинью, и не ошиблась.

Через пару недель после скандала Романия рано утром вышла во двор, чтобы накормить Боню. Собаки не было видно в вольере, и Рома подумала, что та спряталась в будку, чтобы погреться.

– Бонечка! – позвала она, но ее любимица не ответила привычным радостным визгом. – Ты где? – встревожилась девушка.

Она нашла Боню за будкой, лежащей на боку и с пеной у рта. Собака тяжело дышала, и рядом с ней Рома увидела рвотные массы.

– Бонечка! Что с тобой?! – кинулась к ней Романия.

Боня смотрела на нее молча, с мольбой о помощи. Рома побежала в дом, позвала родителей.

– Что ты кричишь с самого утра? – спросила мать, выходя из спальни. – Не дадите отцу в выходной день лишний часик поспать.

– Там… там Боня! – рыдая, выдавила из себя Романия.

– Что с ней?

– Она заболела! Она умирает!

На крики дочери вышел заспанный отец.

– Не кричи, Ромашка, – сказал он, – не устраивай панику! Сейчас посмотрим, что с твоей Боней. – И затем сделал вывод: – Похоже, ее отравили.

Он вызвал ветеринара, а Романия не отходила от собаки. Она присела возле нее, положила ее голову себе на колени и утешала:

– Бонечка, милая, моя хорошая, потерпи немножко! Я тебя очень прошу: не умирай! Сейчас тебе врач поможет, и все будет хорошо. Ты мне веришь?

Собака посмотрела на свою спасительницу воспаленными глазами, и Романия поняла: Боня знала, что Рома ее не обманет. Девушка гладила ее горячую от высокой температуры голову, трогала ушки и сухой нос. Когда пришел ветеринар, Боне надели намордник, и она не сопротивлялась.

– Этот человек тебе поможет, – сказала ей Романия и поцеловала в нос, – пожалуйста, лежи спокойно.

Врач констатировал, что собаку отравили, и заметил, что она не будет спокойно лежать, если ей поставить капельницу.

– Будет! – заверила его Романия. – Я ей все объяснила, и она поняла.

– Кто будет держать собаку?

– Я буду рядом с ней, – ответила Рома.

Действительно, собака вела себя совершенно спокойно, не огрызалась на незнакомого человека, не дергала лапой, когда толстая игла впилась в вену, и покорно ждала, пока содержимое флакона поступит в ее организм. Мужчина сделал ей еще два укола в холку, и Боня даже не пискнула.

– Если до завтра доживет, то все будет в порядке, – сказал ветврач. – Тогда утром мне позвоните, я приду и сделаю ей пару уколов, а сейчас оставьте ее на несколько часов в покое, пусть поспит и наберется сил.

Романии не хотелось оставлять Боню одну, но собака тяжело поднялась и, пошатываясь, пошла в будку. Рома собиралась заплатить ветврачу из своих денег, хотя и боялась, что ей не хватит, но отец отдал деньги сам.

– Вот видишь, – сказал дочери Павел Тихонович, – все хорошо, а ты запаниковала.

– Еще неизвестно, помогут ли ей уколы, – вздохнула Рома.

– Никогда не теряй надежду! – наставительно произнес отец. – Запомни: утратишь веру в лучшее, и оно тебя покинет. Поняла? – Он улыбнулся, и Рома кивнула. – Одного не могу понять: кому помешала собака в вольере? У кого поднялась рука?

– Калитку на ночь мы запираем… – сказала Рома и вдруг догадалась, кто это сделал.

Она еле сдержала себя за завтраком, а когда родители вышли из дому хлопотать в коровнике, Романия подбежала к Ангелине.

– Ты! Это сделала ты! – закричала она, тыча пальцем ей в грудь.

– Что я сделала?!

– Ты отравила Боню!

– Ты совсем того? – Геля покрутила пальцем у виска и отступила на шаг.

Она никогда не видела сестру в такой ярости. Романия наступала на нее, выкрикивая обвинения, и готова была вцепиться ногтями ей в лицо.

– Ты видела? – вмешалась Злата.

– А мне и видеть не надо! – Романия схватила сестру за плечи и, хотя та была выше и сильнее, с такой силой встряхнула ее, что Геля испугалась. – Я уверена, что это ты отравила Боню! Запомни, сестричка: если Боня не выживет или еще раз повторится такое, я знаешь что с тобой сделаю?!

– Чт-то? – запинаясь и отступая, испуганно промычала Геля.

– Я твою рожу подпорчу кислотой! И тогда ты запомнишь на всю жизнь и меня, и Боню! – прошипела ей в лицо Романия.

Злата подошла сзади, осторожно взяла Рому за плечи, отстраняя от сестры. Было видно, что Романия в полном отчаянии и, похоже, не шутит.

– Оставь ее, – тихо попросила Злата.

– Живи, сволочь! – в ярости бросила Рома сестре и отпустила ее плечи.

Затем она передернулась всем телом, освобождаясь из рук Златы.

– Ты закончишь свою жизнь в психушке! – огрызнулась ей вслед Геля.

– Никто из нас не знает, где закончит свою жизнь, – тихо, еле слышно произнесла Романия, выходя из комнаты.

Целую ночь Романия не сомкнула глаз, сидя возле Бони. Когда отец во второй раз вышел во двор и увидел дочь на скамейке возле собаки, он подошел ближе и попросил ее идти спать.

– Нет, папа, я ее не оставлю, – твердо ответила Романия. – Она же меня не бросила в мороз одну, не убежала искать теплое место.

– Но Боне уже лучше.

– Я не хочу быть предательницей, – совсем по- взрослому сказала Романия. – Предательство – это невыносимая боль, это муки и разочарование.

– Откуда тебе это знать? Ты ведь жизни еще не видела, – заметил отец.

– Иногда нужно не только видеть, но и чувствовать, – задумчиво произнесла девушка.

Романия вернулась в дом только после того, как ветеринар осмотрел собаку, сделал ей уколы и ушел, сказав, что отравление было серьезное, но собаке повезло.

– И Ангелине тоже! – сказала Рома, проходя мимо сестры.

Романия легла спать, не выключая ночника. Розовый цветок лампы слабо освещал небольшую комнату, но вполне были видны очертания предметов, штора на окне, дверь, коврик на полу, и Рома не испытывала страха. В детстве ее никогда не закрывали в темном помещении одну, да она почти никогда и не оставалась в одиночестве, но почему-то до сих пор боялась темноты. Почему так, Романия и сама не знала. Этот вопрос она часто задавала себе, но ответа не находила. Рома даже толком не понимала, чего боится, когда вокруг становится темно. Что-то определенное ее не страшило, поэтому Романия сделала вывод, что ее пугает именно сама темнота.

«Но почему? – снова и снова задавала она себе этот вопрос. – Не потому ли, что не видно привычных предметов, которые окружают нас каждый день? К ним привыкаешь, они становятся частью жизни, а с наступлением темноты эта часть из жизни исчезает. Становится страшно потерять то, к чему привык, что любишь и что обязательно должно быть с тобой рядом с наступлением утра».

Еще до появления в ее жизни Бони Романия мечтала завести собаку, чтобы та всегда была рядом с ней, особенно ночью, когда тьма пожирает все видимое. Девочка не раз говорила родителям о своей мечте, но каждый раз слышала категорическое: «Нет!» Однако Роме не хотелось расставаться со своей мечтой, и она знала, что во взрослой самостоятельной жизни ее мечта станет реальностью. А пока ее успокаивал маленький светильник в изголовье на стене. Рядом, в ящике столика, всегда лежали толстая парафиновая свечка и коробка со спичками, на случай отключения света. О веерном отключении электричества население уже давно перестали предупреждать, и свет мог погаснуть в любое время. Тогда на выручку Романии приходил огонек свечи.

Мысли Ромы снова вернулись к Боне. У кого-то поднялась рука дать ей яд. Девушка была уверена, что это дело рук ее сестры Ангелины. Оставалось только добиться ее признания. О раскаянии сестры в содеянном не могло быть и речи – Рома знала, что Геля всегда добивается своего любыми путями, чаще всего подлостью и хитростью.

«А вдруг это не она? – мелькнула мысль. – Если не Геля, то выходит, что я ее обвинила напрасно, и мне будет стыдно. Но как разоблачить Ангелину? Может быть, что-то узнать через Злату? Надежды мало, ведь Злата интуитивно чувствует власть сестры над собой и часто просто ей подыгрывает, подстраивается под нее, чтобы угодить ей и быть на нее похожей, хотя Злата не такая злюка, как Геля».

Романии не спалось. Мысли ее устремились к Ростику. Сейчас она уже не представляла свою дальнейшую судьбу без него. Этому юноше в ее будущем было отведено немаловажное место. Рома знала, что он вошел в ее жизнь навсегда и никакие запреты не смогут их разлучить. Рома задумалась о том, почему Геля до сих пор молчит, хотя прекрасно знает, что она продолжает встречаться с Ростиком.

«Для нее материальное всегда было выше духовного, – пришла к выводу Рома. – Молчит только из-за того, что хочет получить от родителей денежное вознаграждение. Ну и пусть! По крайней мере у нас с Ростиком есть почти три месяца в запасе».

В комнате стало светлее – в окно заглянул молодой месяц, осветил серебром узкое помещение, заставил блестеть волосы девушки. Романии стало спокойнее, и она почувствовала, как сон мягко принимает ее в свои объятия.

«Надо завтра поговорить со Златой, она должна знать, давала ли Геля яд Боне», – такой была последняя мысль Романии перед тем, как она полностью погрузилась в глубокий сон…

На переменке Рома подошла к Злате, протянула ей яблоко:

– Будешь?

Злата оглянулась, нет ли поблизости Гели, и взяла яблоко.

– Спасибо! – сказала она сестре. – Я сегодня забыла взять перекусить, – призналась Злата, откусив от сочного красного бочка.

– Мне тоже эти яблоки нравятся, – сказала Рома, чтобы поддержать разговор. – У них один недостаток – это толстая кожица.

– Угу! – кивнула сестра.

– Злата, ты можешь честно ответить на один вопрос?

– Валяй!

– Это Геля хотела отравить Боню?

– Хотела – еще не значит, что отравила, – уклончиво ответила сестра.

– Я четко поставила вопрос, – твердо сказала Рома.

– Во-первых, ты сама у нее об этом спроси.

– Спрошу, а сейчас я у тебя спрашиваю.

– Я не видела, поэтому сказать точно ничего не могу. Понимаешь? – Злата проглотила очередной кусок яблока. – Во-вторых, я думаю, что это не она сделала. Геля, конечно, не подарок, но отравить животное? Думаю, что не она.

Злата бросила огрызок в корзину для мусора и ушла к своим подругам. Романия поняла, почему сестра так быстро двинулась прочь, – в конце коридора появилась Геля. Рома сама зашагала ей навстречу. Она встала на ее пути и, глядя ей прямо в глаза, уверенно произнесла:

– Только что Злата мне рассказала, как ты отравила мою собаку.

– Что-о-о?! – ухмыльнулась Геля. – Это тебе сказала дурочка-сестричка? Она это видела?

– Говорит, что да.

– Ну, я ей после уроков устрою! Выдерну все патлы до последней волосинки! – пригрозила Геля, и было видно, что она не шутит.

– Остынь! – Рома взяла ее за руки, но сестра высвободилась резким рывком. – Если тронешь Злату, я все расскажу родителям, и тогда никто из нас не получит ни копейки.

– Да иди ты знаешь куда?! Достали обе!

Геля обошла сестру, умышленно зацепив ее плечом, но Рома никак не отреагировала, только чуть заметно улыбнулась.

Каждый день, уходя на свидание с Ростиком, Рома боялась, что оно может стать последним. Было ясно, что обман рано или поздно откроется и родители ужесточат контроль над ней. Она не совсем понимала отца и мать, запретивших ей встречаться с ним. Если бы они поставили условие «хорошо учишься – можешь ходить на свидания, попустила учебу – наложен запрет», то она бы их поняла, но родители были категорически против их встреч. Романию успокаивало лишь то, что осталось немного потерпеть до того дня, когда она покинет родительский дом и избавится от всех запретов. Она хотела спросить отца, почему он не желает их отношений, но решила не трогать эту тему и жить сегодняшним днем.

Романия действительно так влюбилась, что ей казалось: без Ростика она не сможет жить, даже сделать вдох не сумеет, задохнется без него и мгновенно умрет. В школе она ловила на себе его восхищенные взгляды, и от этого по телу расплывалась теплая волна нежности.

– Я тебя люблю, – часто говорил ей Ростик, беззвучно шевеля губами.

– И я тебя люблю! – отвечали губы Романии.

Боясь разоблачения, Рома встречалась с ним не каждый день. Вечер, проведенный без него, становился для девушки невыносимо долгим и тоскливым, как лето без тепла и солнца. При одном воспоминании о Ростике в голове у Романии приятно шумело, кровь согревалась и быстрее бежала по телу, наполняла нежностью каждую его клетку, заставляя сердце трепетать. О том, что ей придется уехать на учебу в город и подолгу не видеться с любимым, Рома предпочитала не думать.

«Счастье – сегодня, а не в будущем», – сказала она себе и наслаждалась им при каждой их встрече.

Также Рома гнала от себя мысль о том, что Ангелина, получив деньги от родителей, в тот же день донесет о ее свиданиях с парнем. В том, что сестра способна на такую подлость, Романия ни капельки не сомневалась, но пока было ее время, и девушка чувствовала себя по-настоящему счастливой. Она поверила в себя, в то, что ее хромота – не помеха для настоящей любви. Рома перестала завидовать красоте Ангелины и Златы, поняв, что не в ней счастье, а в чувствах и отношениях.

Пришла золотая осенняя пора, когда еще не задождило. Лето ходило по лесам в обнимку с ранней осенью, а октябрь разрисовывал деревья изумительными золотисто-желтыми, оранжевыми, красными и багряными оттенками. Было воскресенье, то единственное в месяц, когда родители разрешали дочерям сходить в клуб – в кино и на танцы. Сестры Романии тайком от родителей пытались сделать губы поярче с помощью помады и слегка подкрашивали тушью ресницы. Мать ругала их за то, что «портят естественную красоту юности», поэтому девчонкам приходилось прятать косметику. Романия ею не пользовалась. Если появлялись карманные деньги, она не тратила их на «французские» тени, но предпочитала купить корм для собаки или побаловать ее сахарной косточкой.

Из дома сестры вышли вместе, демонстрируя родителям свою дружбу, а потом их пути разошлись. Злату ждал сосед Ванька, который недавно вернулся из армии и теперь ухаживал за ней, Ангелина помчалась в клуб – ей обязательно нужно было оказаться в центре внимания, а Романия поспешила к озеру. Ростик уже ждал ее неподалеку от их лодки. На ней все еще цвели бессмертники, виднелись разноцветные головки пушистых астр, разносили над озером свой резковатый запах низкорослые бархатцы. Забыв о хромоте, Романия почти бегом бросилась навстречу Ростику и вмиг очутилась в его нежных объятиях.

– Милая моя, хорошая, любимая, – говорил Ростик, покрывая ее лицо поцелуями.

– Ты… Ты – мой, мой, мой! Самый лучший в мире! – задыхаясь от нахлынувших чувств, повторяла Романия. – Люблю! Люблю и еще миллион раз люблю тебя!

Ростик обнимал девушку, страстно целуя ее в губы и шею, потом расстегнул пуговицы кофточки, обнажил ее маленькую упругую грудь и коснулся губами набухших светлых сосков, похожих на маленькие весенние почки деревьев. Рома откинула голову и прикрыла глаза. Она издала легкий стон удовольствия, когда он поочередно коснулся теплым языком обеих ее грудей. Когда она чувствовала прикосновения к соскам, то кровь приливала к низу живота, вызывая приятное возбуждение.

– Еще, еще, пожалуйста! – прошептала она с жаром, испытывая новые волнующие ощущения во всем теле.

Ростик дарил ей ласки, целуя ее грудь, а рука Романии сама потянулась к его брюкам, коснулась набухшей твердой плоти.

– У меня есть ключ от домика для отдыха, – прошептал он, задыхаясь от возбуждения. – Пойдем туда!

– Я… я боюсь, – прошептала Романия, покрывая его лицо поцелуями.

– Я тебя не обижу, – пообещал Ростик. – Пойдем?

Рома верила ему, а потому согласилась. В деревянном домике было темно, когда они вошли туда.

– Ничего не вижу, – прошептала девушка, не отпуская его руку.

– Сейчас глаза привыкнут к темноте. Может быть, включить свет?

– Нет! Не надо! – поспешно ответила Рома.

Вскоре она увидела две односпальные кровати, сдвинутые вплотную друг к другу и покрытые клетчатым пледом. Юноша привлек к себе Романию и, припав поцелуем к ее губам, повлек за собой на кровать. Охваченные неистовой страстью, они расстегивали одежду, обнажая свои разгоряченные тела. Их руки и губы изучали каждый сантиметр тела возлюбленного, и этот мир существовал только для них двоих. Все исчезло для Ромы: и ссоры с сестрами, и зависть одноклассниц, и запреты родителей. В огромной вселенной остались только двое влюбленных, которые наслаждались друг другом, таяли от прикосновений, и их тела растворялись в нежности.

– Мы всегда будем вместе, – горячо прошептал он.

– Конечно! – соглашалась она.

Его рука, дрожащая от возбуждения, опустила вниз резинку ее трусиков, лаская ей низ живота. Девушка застонала от удовольствия и прикусила губы, чтобы не вскрикнуть. Горячие пальцы парня оказались у нее между ног, стали влажными и коснулись маленького холмика. И кровь хлынула к этому месту, и внутри девушки будто что-то взорвалось, запульсировало, оторвало ее от земли. Рома вскрикнула, испытав незнакомые ощущения, теряя связь с реальностью. Ее рука продолжала ласкать его твердую плоть до тех пор, пока Рома не почувствовала, как содрогнулось все его тело. Ее ладонь стала мокрой и липкой.

– Это?.. – задыхаясь, спросила она.

– Да, это то, что ты подумала, – ответил он, целуя ее горячие пересохшие губы.

Ростик опустил руку между ног девушки и прошептал:

– Ты моя?

– Да… Но не сейчас… Ты же обещал, – напомнила она.

– Как скажешь.

– Ты не обиделся?

– Нет, что ты.

Они долго лежали, успокоившись, обнявшись, прижимаясь разгоряченными телами друг к другу, и мечтали о будущем.

– Отец отправляет меня учиться за границу, – сказал Ростик, поглаживая волосы Романии.

– На кого?

– На экономиста.

– А как же я?

– Ты тоже будешь учиться и ждать меня. Я буду приезжать домой два раза в год.

– Шесть месяцев без тебя? Это же целая вечность! Ты хочешь, чтобы я умерла от тоски?

– Я хочу прожить с тобой одну жизнь на двоих до глубокой старости.

Романия улыбнулась.

– Я что-то смешное сказал?

– Просто хотела представить нас старыми и не смогла, – сказала Рома. – Перед глазами появился какой-то старик с палочкой и седой бородой. Фу!

– Почему именно с бородой? Может быть, я буду без бороды? – шутливо спросил он.

– Мы будем вечно молодыми, – мечтательно произнесла девушка.

– Так не бывает, – возразил Ростик.

– Молодыми душой, а это главное, – серьезно сказала она.

– Да что ты говоришь, моя старушка? – Ростик прижал к себе Рому.

И оба рассмеялись.

Ангелина вышла из дома, чтобы накормить свиней, а Злата подвинулась ближе к Романии. Сестры чистили картофель, сидя на низеньких табуретах вокруг мешка. Злата прислушалась, не вернулась ли Геля, и, убедившись в том, что сестра на улице, вполголоса произнесла:

– Ромашка, ты знаешь, что Геля готовит тебе подлость?

– Тоже мне новость! – хмыкнула Рома. – Первый раз, что ли?

– На этот раз новую. Ты же любишь своего Ростика?

– Во-первых, он не мой, мы просто встречаемся. Во-вторых, при чем здесь Ростик?

– Геля хочет не просто донести родителям о ваших свиданиях, – перешла на шепот Злата.

– Не надо большого ума, чтобы догадаться: твоя любимая сестричка доложит папе и маме о наших встречах. И произойдет это в тот же день, когда она получит свои деньги, – сказала Рома и замерла в раздумьях. – А я ей отдам свое вознаграждение! Как ты думаешь, она пойдет на это? Предложу ей сделку: она получает деньги и молчит еще три месяца!

– Думаю, что Геля не согласится.

– Почему? Для нее нет ничего святого, кроме денег.

– Она вас выследила.

Романия замерла с ножом в руках. Сначала ее обдало холодом, а потом жаром.

– Ты… Ты о чем? – запинаясь от волнения, спросила она.

– Геля следила за вами, – повторила сестра, с опаской бросив взгляд на входную дверь.

– И что? – стараясь подавить волнение, спросила Рома.

– Она слушала под дверью, чем вы там занимаетесь.

– Чем же? – растерянно и глухо произнесла девушка.

– Сама знаешь чем, – шепотом сказала Злата и вновь оглянулась. – Теперь она хочет не только рассказать родителям об этом, но и отвести их туда.

– Зачем? – отрешенно спросила Рома.

– Чтобы вас поймали на горячем! Так что вряд ли Геля согласится взять у тебя деньги. Для нее полный кайф – застать вас за этим делом!

– Ты все это выдумала?

– Ага! Выдумала! – с иронией произнесла Злата. – Откуда мне было знать, что вы в домике на базе отдыха тусуетесь?

– Вот подлая! – сказала Рома, осознав всю опасность своего положения. – Слушай, Злата, а почему это ты решила мне все рассказать? Откуда мне знать, что это Геля, а не ты за нами шпионила? Вы ведь с Гелей не разлей вода всегда были, а теперь ты мне все это рассказала. Может, все-таки выложишь всю правду?

– Не веришь – не надо, – с обидой произнесла девушка и взяла из мешка самую крупную картофелину.

– Допустим, я тебе поверила. Тогда признавайся, что тебя побудило мне все доложить?

– Она без спроса взяла мои новые колготки и порвала их, а когда я это обнаружила, то даже не призналась.

– Хорошие же у меня сестрички, добрые! – усмехнулась Рома. – Одна готова мать родную продать за деньги, а другая продешевила! Цену дружбы измерила в колготках!

– Если честно, то дело не в колготках, хотя мне действительно жаль, – вздохнула сестра, – теперь у меня остались только заштопанные. Как в них в клуб идти?

– Выторгуешь у сестрички новые.

– Понимаешь, Рома, мне не с кем поговорить по душам, – призналась Злата.

– А как же Геля?

– Что ты заладила: «Геля, Геля»? Может быть, я влюбилась!

– В который раз?

– Это уже по-настоящему! – горячо прошептала сестра. – Он… Он самый лучший!

– И кто же это, если не секрет?

– Секрет, но именно тебе я хотела его открыть.

– Очень даже странно! Но я тебя слушаю, Злата.

Та замолчала, о чем-то размышляя. Романия подумала, что ей нелегко начать разговор, и не торопила сестру. Бросив очищенную картофелину в большую алюминиевую кастрюлю с водой, Злата положила нож на стол и взглянула на Рому.

– Это останется между нами? – спросила Злата.

– Конечно.

– Ты видела парня, который переехал в наш поселок и работает киномехаником в клубе?

– Его Ромкой зовут?

– Да. У нас живет его старший брат со своей семьей. Антоновы, знаешь таких?

– Ну да. Муж инвалид, он еле ходит с костылями, а жена его работает продавщицей в хозяйственном магазине. Так этот Роман его родной брат?

– Именно! – взволнованно произнесла Злата. – У нас уже было одно свидание. Вернее, он меня проводил до дома.

– Естественно! Вам же по пути. Но, Злата, мне показалось, что он гораздо старше нас.

– Да! На шесть лет, но это ничего! Мне нравятся парни постарше!

– Он тебя один раз провел, и ты в него уже успела влюбиться? А как же Ванька? Он-то влюблен в тебя по уши!

– Знаю, но сердцу не прикажешь! Я когда впервые его увидела, у меня земля из-под ног ушла! Веришь?

– Верю. Любовь с первого взгляда?

– Именно! У меня в голове никаких мыслей не осталось – только он! Я теряю голову! Что мне делать, Ромашка? Посоветуй, ты ведь имеешь какой-то опыт! – Злата схватила сестру за руку, с мольбой посмотрела ей в глаза.

Романия улыбнулась.

– Если любишь – люби! Не надо давить в себе это чувство, – задумчиво произнесла она. – Кто знает, придет ли еще когда-нибудь любовь. Может, только и будет единственная в жизни.

– Спасибо! – произнесла растроганная Злата.

Скрипнула входная дверь, и вошла Ангелина. Злата сразу же изменилась в лице, напустив на себя безразличие. Она подняла тяжелую кастрюлю и понесла ее к раковине.

– Давай помогу! – бросилась к ней на помощь Рома.

– Не надо! Я сама! – грубовато ответила ей сестра.

Романия снова засомневалась в искренности Златы.

Рома продолжала тайком встречаться с Ростиком. Они были осторожны, но все равно не могли отказаться от свиданий в домике у озера, от того, чтобы наслаждаться взаимными ласками. Они изучали свои тела, дарили нежность, удовлетворяли друг друга в необузданной страсти, когда тело переставало слушаться разума. Оставили только один запрет – на более близкие отношения. Влюбленные подолгу ходили по улицам, запутывая следы, когда им казалось, что по пятам следует вездесущая Ангелина. Только убедившись, что оторвались от преследовательницы, они уединялись. Там, в холодном домике, им было тепло и уютно, там был их маленький тайный мир, куда никто, кроме любопытной луны, не мог проникнуть.

Романия помнила о том, что осталось несколько дней до того, как они все получат от родителей денежное вознаграждение за то, что не ссорились, но ее интересовали не деньги. Нужно было перехитрить, переиграть Ангелину и сделать все возможное, чтобы их с Ростиком не разоблачили и они снова могли приходить в свое тайное гнездышко. Девушка рассказала Ростику о разговоре со Златой. Она считала, что между ними не может быть тайн и в первую очередь они должны полностью доверять друг другу. Ростик, как и Рома, испытывал огромное желание заняться «взрослым» сексом, но он пообещал девушке этого не делать, и она ему доверялась каждый раз, когда шла в деревянный домик. Им приходилось постоянно сдерживать свой безумный порыв раствориться друг в друге, и Романия была готова отдаться ему полностью, но ее сдерживал страх забеременеть. Здравый смысл помогал влюбленным держать себя в руках: они оба понимали, что могут совершить ошибку, а им ведь нужно было сначала выучиться и получить профессию.

Пришел тот день, когда родители похвалили дочерей за то, что они прожили дружно три месяца, ни разу не поссорившись.

– Дочурки, ведь можете же жить дружно? – радостно воскликнул Павел Тихонович. – Три месяца тишины в доме! Это же прекрасно!

«Слышал бы ты, что творилось в ваше отсутствие!» – подумала каждая из дочерей, но промолчала.

– У меня просто нет слов! – поддержала мужа Любовь Валентиновна. – Что я могу сказать? Только пожелать, чтобы вы и дальше жили так же мирно, как эти три месяца!

Отец сдержал свое слово и выдал дочерям конверты с солидными суммами. Девушки поблагодарили его и разошлись по своим комнатам, чтобы обдумать, на что их потратить.

В тот вечер Романия, как обычно, взяла на поводок Боню и сказала, что пойдет с ней прогуляться.

– Иди, дочь, иди! – как-то загадочно произнесла Любовь Валентиновна.

Романия гуляла по улицам, прошлась до магазина, потом вдоль длинного двухэтажного дома – единственного общежития в поселке. Где-то здесь жил Роман – тот, в кого влюбилась Злата. Рома намеренно не оглядывалась, хотя несколько раз ей казалось, что за ней кто-то следует. Нагулявшись, она вернулась домой, сходила в ванную и легла спать.

Несколько дней она не выводила собаку на улицу, а когда все же отправилась, то снова бродила по поселку, но к озеру не приближалась. Так она поступала целый месяц. Романия виделась с Ростиком только в школе – это был их совместный план и, как говорила Рома, «первое испытание временем». Спустя месяц девушка поняла, что слежка прекратилась и они снова могут встретиться в домике у озера.

– Я представляю, как себя чувствовала Ангелина! – смеясь, говорила Рома своему парню. – Уверена, что она каждый раз таскала за собой маму, чтобы доказать свою правоту, а оказалась лгуньей в ее глазах.

– Ура! Наш план сработал! – Ростик радостно обнял девушку. – Теперь мы снова вместе!

– Мы можем сменить домик?

– Зачем?

– Для перестраховки.

– Конечно! Но не сегодня! Я так соскучился по тебе! – Он схватил Рому в объятия и крепко прижал к себе.

– Сумасшедший! Ты меня задушишь! – засмеялась Романия, обвив руками его шею. – Целуй меня! – горячо прошептала она. – Много-много раз! Повторяй, что любишь, – мне это очень важно!

– Люблю! Люблю! Люблю! – разносилось над гладью озера. – И буду любить вечно!

Романия видела, что Злата все чаще общается с ней, а не с Гелей, и знала, почему так происходит. Похоже, Злата впервые по-настоящему влюбилась, но Роман старался ее избегать. Злате было нелегко, и она искала у младшей сестры поддержки, зная, что Ангелина только посмеется над ее душевными муками. Как-то Романия сказала Злате, что ее парень ходит как-то странно.

– Я не замечала, – призналась та.

– Неужели ты не видишь, что походка у него «уточкой»?

– Как это? – изумилась сестра.

– Он при ходьбе переваливается с боку на бок, – пояснила Рома, – и походка у него какая-то неустойчивая.

– Какая разница, как он ходит? Главное, что он мне безумно нравится, и мне все равно, как он ходит, «уточкой» или «гусочкой»! – возмутилась Злата.

– Ты не психуй, а послушай меня, – настаивала Рома. – У него есть старший брат, он инвалид. Я была еще маленькой, когда он мог ходить по улицам, и походка у него была почти такая же.

– Ты хочешь сказать?.. – в глазах Златы заблестели слезы. – Нет! Я в это не верю!

Романия села рядом, обняла сестру за плечи.

– В магазине я случайно услышала разговор о том, что у Романа такое же заболевание, как и у его старшего брата. Это – прогрессирующая мышечная дистрофия.

– И… она не лечится? – дрогнувшим голосом спросила Злата.

– Я не доктор. Просто рассказала, что услышала от людей. Возможно, я бы решила, что это сельские сплетни, но потом присмотрелась к Роману и заметила первые признаки болезни.

– Даже если Рома болен, я все равно не перестану его любить, – тихо произнесла сестра. – Напротив, я буду еще больше стремиться быть с ним вместе.

– Ты сама должна сделать выбор, решить, нужен ли он тебе. А может, придет твое время и ты встретишь здорового парня, – сказала ей Романия.

– Мое время пришло, я его встретила, – упрямо покачала головой Злата. – Не я его выбрала – мое сердце.

– Подумай хорошенько, чтобы потом не сожалеть.

– Сердцу не прикажешь. Банально звучит, но так оно и есть, – вздохнув, сказала Злата. – А как у тебя дела на любовном фронте?

– У нас с Ростиком все нормально, но вот боюсь, что узнают родители и будут запирать меня в комнате.

– Ну и что? Есть окно, через которое можно входить и выходить, – улыбнулась Злата.

– Злата! Да ты прелесть! – радостно воскликнула Романия. – Я бы никогда до такого не додумалась! Даже будет лучше, если меня запрут снаружи в комнате и будут спокойны, что я сплю дома!

– Ты еще с сестричкой будь поосторожнее, – посоветовала Злата. – Она завидует тебе.

– Я это вижу, – согласилась Рома, – и не она одна такая.

– Ростик ей и даром не нужен, но ее изнутри точит зависть, и я уверена, что Геля постарается его у тебя отбить.

– Пусть попробует! – улыбнулась Романия.

– Я тебя предупредила, – сказала сестра и замолчала, увидев Ангелину, которая шла к ним.

Злата заговорщически подмигнула сестре и незаметно для Гели приложила палец к губам.

– Пойдем в дом, – поднимаясь со скамейки, сказала ей Романия.

Романия сама не знала, когда у нее появилось желание иметь облегающее красное платье. Она просто заболела этой навязчивой идеей. Когда выпадало свободное время, она делала в блокноте эскизы. В ее представлении оно было обязательно красным, с кокеткой под грудью, а кроме того коротким, облегающим, подчеркивающим все формы ее тела, чтобы маленькая грудь казалась больше. Ее воображение рисовало это заветное платье из ткани с отливом, а дополнять его должны были красные лакированные туфли на небольшом каблучке. Романии оставалось только определиться с рукавами. Часто к платью своей мечты она добавляла разные рукава: то «крылышками», то совсем короткие, то в три четверти, а то и полной длины. В конце концов Рома решила, что все будет зависеть от ткани.

«Когда появится на руках материал для пошива, тогда пойду к крестной и вместе решим этот вопрос», – подвела итог Романия.

Туфли, о которых мечтала девушка, ей подарили родители на Рождество. Отец с матерью взяли дочерей с собой в райцентр и купили им подарки по их желанию. Ангелина выбрала белые туфли на высоком каблуке, которые нашла в свадебном салоне.

– И куда ты их будешь обувать? – поинтересовалась Любовь Валентиновна у дочери, рассматривая обновку.

– Весной в клуб на танцы, а потом на выпускной вечер, – ответила Ангелина.

– Может быть, и правильное решение, – согласилась мать.

– Лучше бы о поступлении в институт думала, а не о танцах, – беззлобно заметил отец.

Злата выбрала на рынке трикотажное зеленое платье. Длиной до колен, с кожаным пояском, оно красиво облегало ее фигуру, подчеркивая тонкую талию.

– А теперь когда нам ждать очередную обновку? – спросила Ангелина родителей, когда они возвращались домой.

– Конечно же, к Восьмому марта! – ответил отец.

– И снова мы сами будем выбирать себе подарки? – поинтересовалась Злата.

– Мы с отцом решили купить вам по отрезу ткани для платьев, – сказала мать.

– Как хорошо! – обрадовалась Романия. – У нас будет вечер, посвященный Женскому дню! А цвет и ткань какие будут?

– Цвета – на ваш заказ! – объявил отец.

– Тогда это просто замечательно! – воскликнула Романия. – Я уже определилась!

Девушка была так возбуждена, что не заметила хитрый взгляд Гели, которая, посмотрев на сестру, скривилась в ехидной ухмылке.

– Не спеши, Ромашка, – сказал отец. – Время подумать еще есть.

– Снова три месяца ожидания! – вздохнула Ангелина.

– А тебе обновки каждый день подавать надо? – вмешалась в разговор Злата.

– У меня так и будет! – ответила ей Геля. – Может быть, не каждый день, но я не буду ни в чем нуждаться!

– Откуда такая уверенность? – Мать обернулась и взглянула на дочь, сидящую на заднем сиденье машины.

– Я уже говорила, что выйду замуж по расчету за обеспеченного мужчину! – с вызовом произнесла Ангелина.

– Геля, не неси чушь! – недовольным тоном сказал отец. – Тебе нужно думать не о замужестве, а об учебе. Замуж она выйдет! Да еще по расчету и за мужчину! Нет бы сказать «по любви за парня», а то за мужчину. Старика беззубого хочешь подцепить?

– А хотя бы и так!

– Дура! – сказала Злата.

– Этой дуре ты еще позавидуешь! – огрызнулась Ангелина.

– Я?! Да никогда в жизни!

– Девчонки, перестаньте ссориться! – прикрикнула на них Любовь Валентиновна.

– А мы не ссоримся, – весело ответила Ангелина. – Просто размышляем о своем будущем!

– Твое ближайшее будущее – это поступление в институт, – напомнил отец.

– Папа, не волнуйся! Я прекрасно об этом помню и неучем не останусь – будь уверен в этом!

Весь остаток пути в салоне машины было тихо – только гудел двигатель и шуршали колеса по асфальту…

Романия теперь просто бредила новым красным платьем. На ее эскизах был уже другой фасон – приспущенная талия продолжалась длинной оборкой с густыми мелкими складками, которые, по мнению девушки, должны были переливаться на свету, делать ее изящней и привлекательней. По вечерам, оставшись одна в своей комнате, Романия доставала туфли, примеряла их перед зеркалом. Иногда она подкрашивала губы помадой, которую специально подобрала под цвет воображаемого платья, еле заметно наводила косметическим черным карандашом «стрелки» у глаз и красила ресницы тушью. Не хватало одного предмета – красного платья.

Рома прохаживалась по комнате, стараясь, чтобы никто не слышал стук каблучков. Ей нужно было научиться ходить в обуви с каблуками, а это было непросто – даже невысокий каблук заставлял ее тело еще больше раскачиваться. Сняв обувь, она тщательно вытирала косметику с лица и прятала тушь и губную помаду в ящик стола. Рома ложилась спать каждый раз с одной и той же мыслью: она представляла, как Ростик увидит ее в таком необычном наряде, какой у него будет восхищенный взгляд, как он скажет: «Ромашечка! Ты необыкновенно красивая!» А она ему скромно улыбнется и повернется так, чтобы оборка воздушного платья расправилась, обнажив ноги. Где это произойдет, Рома уже знала. В обновке она придет в школу на вечер, посвященный Женскому дню. Ей будут завидовать все девчонки, когда Ростик пригласит ее на танец. Такие мысли успокаивали Романию, и она засыпала в предвкушении счастья.

У Романии не было ни малейшего предчувствия того, что скоро грянет гром. Наверное, Ангелина снова шпионила за ними, и родители узнали, что их дочь продолжает встречаться с Ростиком.

За ужином отец был молчалив, как никогда, и все дочери ожидали неприятностей. Поев, отец выпрямился и по очереди посмотрел каждой в глаза. Девушки замерли в ожидании.

– Рома, ты продолжаешь встречаться с сыном Еремы? – наконец сурово спросил он.

Его взгляд исподлобья не предвещал ничего хорошего, и Романия залилась краской. Врать в таких случаях было бесполезно, и она молча кивнула.

– Почему? – прогремело грозно.

– Потому что…

Романия была растеряна. Она не знала, что хочет от нее услышать отец, и боялась вызвать еще больший его гнев.

– Объясни мне, дочь, почему ты не слушаешь родителей?

– Я… Я думала, что имею право сделать свой выбор, – испуганно пролепетала она.

Рома опустила глаза, готовая вот-вот расплакаться от обиды, но отец потребовал, чтобы она смотрела на него.

– Когда ты научилась обманывать, Рома? – уже немного мягче спросил отец.

На самом деле Павлу Тихоновичу было безумно жаль дочь. Взглянув в ее невинные испуганные глаза, он почувствовал, как его сердце обливается кровью. Ему хотелось подойти к любимой дочурке, обнять ее, поцеловать в макушку и успокоить, но он запрещал себе это. Нельзя было открыто показывать свою любовь к одной из дочерей, да и к другим тоже. Таким было их с женой решение, и он не имел права его нарушить. Была еще одна причина, почему он категорически возражал против встреч Ромашки с Ростиком.

– Папа… мама… – Романия растерянно посмотрела на родителей, ища поддержки. – Я… Я не могу не встречаться с Ростиком.

– Но есть такое слово – «нельзя»! – сказал отец. – Ты это понимаешь?

– Не понимаю, папа, – тихо произнесла девушка.

– Что тут непонятного?!

– Объясни мне, пожалуйста, чтобы я знала, почему ты против наших встреч? – попросила Рома.

«Я должен был сказать это гораздо раньше, пока дело не зашло так далеко», – подумал Павел Тихонович.

– Какая разница почему? – пришла на выручку мать. – Сказано, что нельзя, значит, нельзя.

– Без объяснений говорить «нельзя» можно лишь ребенку, когда он начинает познавать окружающий мир, да и то желательно все ему растолковывать, – возразила Рома. – Я уже не ребенок…

– Но и не самостоятельный взрослый человек! – нервно перебила ее мать.

– Кто-нибудь мне объяснит, что в нашей семье происходит? – Рома обвела всех взглядом. – Чем вам не угодил Ростик? Он бандит какой-то?

– Не он, а его отец! – невольно вырвалось у Павла Тихоновича.

Он поймал на себе осуждающий взгляд жены, но было уже поздно, и он решил идти до конца.

– Видишь ли, Рома, – сказал он, тяжело вздохнув, – отец Ростислава, Еременко Николай, состоял в одной из банд, которые занимались рэкетом. Я знал, что все предприниматели, рыночники, фермеры – все должны были платить за «крышу» таким бандитам. Я тоже готов был отдавать им часть дохода, чтобы жить спокойно, но никак не ожидал, что именно Николай, мой земляк, придет ко мне с таким предложением.

Было заметно, что ему нелегко дается этот разговор. Павел Тихонович сцепил пальцы рук и сжал их так, что побелели косточки.

– Папа, но ты же сам сказал, что готов был платить бандитам, – осторожно поинтересовалась Рома, – так почему же ты обиделся на отца Ростика? Не он, так другой пришел бы.

– Так-то оно так, Ромашка, но Ерема загнул непомерную плату за свою «крышу», – продолжил он. – Я попробовал поторговаться – он не шел на уступки. Тогда я сказал, что обращусь к другой группировке.

– Правильно! – вырвалось у Ромы.

– И знаешь, что он мне ответил? – Отец взглянул на дочерей, затаивших дыхание. – Он приехал с тремя бритоголовыми лбами и, указав на каждого из них, заявил, что они изнасилуют моих дочерей, которых потом сожгут в моем доме, чтобы не осталось доказательств их вины. И я уверен, что те бездушные лбы свое слово сдержали бы! – Отец так стукнул кулаком по столу, что задребезжала посуда и дочери подпрыгнули от испуга.

– Мы вынуждены были занимать, потом перезанимать деньги, чтобы вовремя заплатить бандитам, – продолжила Любовь Валентиновна. – И это невзирая на то, что мы только начинали, что у нас трое детей.

Павел Тихонович положил свою ладонь на руку жены.

– Мне пришлось сделать вид, что все у нас нормально, – продолжил отец. – Я общался с Николаем так, словно не было этих угроз, унижался порой, когда брал у него в аренду технику. Со стороны казалось, что мы даже друзья, но тот разговор я не забуду до самой смерти. И теперь, когда ты, Рома, выросла, по воле судьбы выбрала именно сына Еремы. Пока не поздно, дочь, прошу тебя: не связывайся с его сыном.

– Не могу, папа, – почти шепотом произнесла девушка.

– А ты не подумала, что сам Николай подсылает своего сына к тебе, чтобы тот поиграл с тобой и бросил, опозорив нас всех?

– Это исключено, – рассеянно произнесла Рома. – Ростик любит меня!

– Пусть он любит кого угодно, но не моих дочерей! – снова вспылил отец. – Мое последнее слово: я запрещаю тебе с ним встречаться, и баста! Разговор окончен!

Он резко поднялся, отодвигая стул, и быстро вышел из кухни. Романия расплакалась и убежала к себе. Злата, после того как помыла с Гелей посуду, хотела зайти в комнату Ромы, но та крикнула, что не хочет никого видеть.

Романия заметила, что в последние дни Злата прямо-таки светится от счастья. Она не стала приставать к сестре с расспросами, по себе зная, как неприятно, когда кто-то пытается лезть в душу. Но у Златы хватило сил хранить тайну всего несколько дней. Ее просто распирало от желания поделиться своей радостью с сестрами. Она попыталась начать разговор о Романе с Ангелиной, но та только рассмеялась.

– Ой, Злата! Я тебя умоляю! – сказала Геля. – Я не хочу ничего слышать об этом инвалиде! Он твоего мизинца не стоит, а ты пялишься на него, как дурочка!

– Сама ты дурочка! – кинула ей Злата, которой мгновенно расхотелось откровенничать с Ангелиной.

Романия пошла доить корову, когда в коровник зашла Злата с ведром и села на табуретку рядом.

– Решила тебе помочь, – сказала она.

– Помогай!

Зазвенели струйки молока в ведрах, и Злата решилась начать разговор.

– Ромка, а я на танец пригласила Романа, и он не отказался! – радостно сообщила девушка. – Представляешь?!

– Ты довольна?

– Еще бы! Ты знаешь, Рома, когда я коснулась его, мне показалось, что земля под ногами набрала бешеные обороты и куда-то понеслась с огромной скоростью, – с воодушевлением произнесла Злата. – А сердце… Я думала, оно разорвет грудную клетку и выпрыгнет наружу! У тебя такое было?

– Было и есть, – улыбнулась Романия.

– Это и есть первая любовь?

– Почему ты меня спрашиваешь? Наверное.

– Говорят, что первая любовь не вечна. Ты тоже так думаешь?

– Злата, ты мне такие вопросы задаешь! Можно подумать, что я старше тебя.

– Ты – мудрее, рассудительнее и уже давно встречаешься с парнем, – сказала Злата.

– Первая любовь… – задумчиво произнесла Романия. – Думаю, что все зависит от пары. Одни не смогут ее сберечь и будут всю жизнь вспоминать как самое светлое чувство в своей жизни, у других она перерастет в долгую и крепкую любовь, третьи эти самые светлые чувства растопчут грязными ногами, чтобы потом сожалеть…

Повисло молчание, и слышно было только, как струйки молока падают в ведро, уже не звеня, а тихо шипя и поднимаясь белой пенкой.

– Как-то грустно стало, – вздохнула Злата.

– Ты с ним танцевала, – напомнила Рома. – И как?

– У Ромки и правда слабые мышцы ног, – сказала Злата. – Я долго присматривалась к нему, видела, как иногда ему тяжело подняться с места, как он руками опирается о поручни кресла или ждет, когда кто-то из парней поможет ему встать. Когда он поднимался в кинобудку по ступенькам, было заметно, как тяжело ему дается каждый шаг. И знаешь, Рома, он почему-то не вызывает жалости. Всегда веселый, дружелюбный, он своим внутренним светом привлекает к себе друзей. Я и заметила, как парни ему помогают. Со стороны это выглядит как игра – они подходят, по-дружески хлопают его по плечу и в это время другой рукой помогают встать на ноги. Рома совсем недавно живет в поселке, но никто над ним не насмехается, напротив, он сумел заслужить уважение… Я в восторге от его мужества и силы воли!

– Злата, я тебя понимаю, но ты же представляешь, что с ним будет дальше?

– Что?

– Болезнь будет прогрессировать.

– Наверное… Но я ведь буду рядом!

– А он сам хочет этого?

– Не знаю. Когда я пригласила его на медленный танец, то его глаза сначала вспыхнули радостью, потом он смутился, и мне показалось, что он готов отказать, но я не позволила ему этого сделать. – Злата заговорила быстро и горячо. – Незаметно для других я крепко взяла его за руку и помогла подняться, а потом сразу же обхватила за талию. Его глаза… Ты бы видела их! В них были восторг, восхищение и благодарность!

– И как вы танцевали?

– Я его придерживала за талию, чтобы он сохранял равновесие… Я чувствовала его запах, на щеке – его теплое дыхание… Казалось, мы в такой гармонии, что дышим в унисон и сердца наши бьются на одной ноте… Это любовь?

– Нельзя словами дать четкое определение любви, – по-взрослому ответила ей Романия. – Думаю, что любовь – это состояние души, когда ты понимаешь, что в этом мире больше никого нет, только вы вдвоем. И этот мир существует, и земля кружится, и солнце светит только для вас двоих, а все остальное – лишь дополнение к вашему счастью.

– Значит, я не ошиблась, – сказала Злата, отодвигая ведро, – и ко мне пришла любовь!

– И ко мне пришла любовь! – Сестры услышали насмешливый голос Ангелины.

Она стояла в дверном проеме сарая, грызла яблоко и улыбалась.

– Ты подслушивала? – спросила Рома. – Не кажется ли тебе, что это подло?

– Я? Подслушивала? Да никогда! Просто случайно уловила пару фраз, когда пришла сюда. И в кого же ты, сестричка, влюблена? Случайно не в хромого калеку Ромочку? В поселке не нашлось ни одной девушки, которая пожалела бы его, а вот наша Злата – золотой человек! Недаром у нее такое имя! На жалость пробило, да?

Злата взяла ведро и пошла к двери. Она намеренно толкнула плечом сестру, стоящую на высоком пороге, успев при этом сказать, что жалость здесь ни при чем. Ангелина покачнулась, схватилась за дверной косяк, но не удержалась и упала на спину.

– Ай! – вскрикнула она, схватившись за голову.

Романия подбежала к ней, протянула руку.

– Вставай, – сказала она и спросила, все ли с ней в порядке.

– А ты слепая совсем?! – скривившись от боли, злобно спросила Геля. – Эта сучка меня чуть не убила!

– Вставай уже! И она не сучка, а твоя сестра, – заметила Романия.

– Да вы с ней сговорились! Вы меня ненавидите! И я знаю почему! Я всегда говорю правду, а вы… Вы льстите друг дружке, стараясь показать, какие вы хорошие, но теперь я знаю, как с вами поквитаться!

Ангелина поднялась с земли, отряхнула вязаную шапку, надела ее на голову.

– Что ты несешь? – возмутилась Романия. – Какой сговор? Совсем мозги отшибло!

Романия понесла ведро с молоком в дом. Она хорошо знала сестру и сразу поняла, что в ближайшее время следует ждать от нее какой-то подлости. И не ошиблась.

В тот же вечер родители попросили дочерей собраться в общей комнате. Девушки сели рядом на диване, напротив них – отец с матерью.

– Расскажи-ка нам, Злата, как ты сегодня чуть не убила Гелю, – начала Любовь Валентиновна.

– Это вышло случайно, я не хотела, чтобы Геля упала, – тихо произнесла Злата.

– А вот Геля утверждает противоположное, – покачал головой Павел Тихонович. – Она нам рассказала, что это была ваша с Романией месть.

– Это неправда! – сказала Рома, почувствовав, как вспыхнуло ее лицо от волнения, вызванного такой несправедливостью.

– Значит, сестра врет? – Мать внимательно посмотрела Роме в глаза.

– Да, врет, – сказала Рома.

– И о том, что ты продолжаешь встречаться с сыном подонка, тоже врет? – громко спросил отец.

У Романии перехватило дыхание от этой лжи. После неприятного разговора с родителями они с Ростиком решили пока не встречаться, чтобы дома всё успокоилось.

– Зачем?! – Голос Ромы дрогнул, когда она влажными от слез глазами посмотрела на Гелю. – Зачем ты сочиняешь?

– И о том, что Злата встречается с киномехаником, Ангелина тоже врет? – прогремел голос отца.

– Это ложь! – вскрикнула Злата. – Мы не встречаемся! Я только один раз с ним потанцевала, и все!

– Она в него втрескалась! Я сама слышала, как Злата говорила Роме, что любит этого Ромку! – сказала Ангелина.

Злата залилась краской, опустила голову. Ей казалось, что она только что вышла из душа, чистая, освеженная, а на нее сразу же вылили ведро помоев. Она хотела что-то сказать в свое оправдание, но все слова и мысли забылись, осталась только обида на сестру.

– Предательница, – тихо, так, что услышала только Геля, произнесла Злата.

– Злата, подними голову! – попросила девушку мать.

Она посмотрела на мать, потом на отца. В ее глазах была просьба или даже мольба поддержать ее, не лить грязь на ее светлые чувства.

– Да, мне нравится Роман, это правда, – выдавила она из себя. – Что в этом плохого?

– Я вижу, что ранние вы у нас, – сказала дочерям Любовь Валентиновна. – Еще не поступили в вузы, а уже на уме одно гулянье.

– Мы учимся хорошо, – заметила Злата.

– Но это пока, – сказал отец. – А что будет дальше, если парни вам мозги уже сейчас запудрили? Забросите учебу и будете сидеть дома и стирать пеленки? Впрочем, Злата, тебе не придется сидеть дома сложа руки. Этому Роману будет нужен постоянный уход, он не сможет зарабатывать деньги, и все ляжет на твои плечи. В свои тридцать ты поймешь, что жизнь прошла мимо, твои силы иссякли, и ты горько пожалеешь о том, что связалась с инвалидом. Вот тогда ты станешь упрекать нас с матерью, что вовремя тебя не остановили, не все объяснили, что по нашей вине ты рано превратилась в немощную старуху.

– Что вы такое говорите? – дрогнувшим голосом спросила Злата.

– Я говорю так, как есть, дочка, – продолжил отец. – Сегодня наша с матерью задача – направить вас троих на верный путь. И не перечьте мне! Не надо говорить, что вы уже выросли и вправе сами выбирать свою дорогу. Родители своим детям никогда не желают плохого – это истина. Злата, если ты свою жизнь свяжешь с Романом, то ваши дети могут унаследовать болезнь отца, и тогда на твои плечи ляжет забота не только о больном муже, который вскоре окажется прикован к постели, но и о таких же детях. Ты этого хочешь?

Злата опустила голову, и крупные слезы закапали на подол ее халата.

– А ты, Ромашка, учти, если мы узнаем о твоих встречах с этим Ростиком, запрем тебя в комнате, – пригрозила дочери Любовь Валентиновна.

– Тогда я сам буду водить тебя в школу, забирать домой и даже сопровождать в уличный туалет! – добавил отец. – Пойми, дочь, сыну этого подонка ты не нужна. Как только он овладеет тобой, а не приведи Господи, еще и ребенка заделает, сразу же тебя бросит!

– Почему вы так думаете? – спросила Рома.

– Я уже объяснял и не собираюсь повторяться, – проворчал мужчина. – Кто лучше меня знает семейство Еремы? Подлее людей в нашем поселке нет.

– Но Ростик не такой, – возразила Романия.

– Разговор окончен! – бросил отец и вышел из комнаты.

В тот же день Павел Тихонович заколотил гвоздями окна в комнатах всех трех дочерей, словно разгадав план Златы, собиравшейся вылезать в окно и бегать на свидания. Романия поняла, что не надо злить родителей.

– Нам осталось потерпеть совсем немного, – сказала она Ростику в школе. – Скоро мы закончим учебу, и тогда я стану свободной.

– Это ужасно! – сказал парень. – Но ради тебя я готов на все.

– Спасибо, Росточек! – Рома пожала ему руку.

В последнее время Боня стала малоподвижной и не такой веселой и игривой, как раньше. Ее состояние обеспокоило Романию, и она повела собаку к ветеринару. Осмотрев животное, тот сказал, что Боня не больна.

– Тогда почему она такая стала? – поинтересовалась Рома.

– Когда приходит старость, все становятся другими; и люди, и животные. Сколько лет она живет у вас?

– Восемь лет.

– И до этого ей было года два. Так что возраст у Бони почтенный.

Домой Романия возвращалась в подавленном настроении. Она шла медленно, ведя на поводке Боню, но собака все равно плелась позади. Мысли о том, что Бони когда-нибудь не станет, приходили Романии в голову и раньше, но она сразу же их гнала, успокаивая себя тем, что собака еще не старая. Реальность настигла ее внезапно. Она не могла себе представить, как будет жить без своей любимицы. К ней она приходила, когда на душе было тоскливо, и собака очень тонко улавливала ее состояние. Боня пыталась не быть надоедливой и с сочувствием смотрела в глаза хозяйке. Она подходила и осторожно клала голову девушке на колени, при этом успев хотя бы раз лизнуть ее в щеку.

С Боней Романия делилась не только печалью, но и радостью, рассказывала ей свои девичьи секреты. Только с ней Рома могла быть полностью откровенной, не боясь подлости или подвоха, как от людей, которые были рядом. Слезы душили Романию, но она, как могла, сдерживала себя, не показывая Боне своего состояния.

По дороге домой Рома встретила Ростика.

– Что-то случилось? – спросил он, сразу заметив грусть на лице девушки.

Романия рассказала о визите к ветеринару.

– Давай сегодня встретимся, – предложил он, – этот разговор не стоит вести посреди дороги.

Романия согласилась. Вечером она взяла с собой Боню и пошла к озеру. Мысль о предстоящей разлуке с любимицей не шла у нее из головы, и ей хотелось проводить больше времени с собакой. У озера девушка отпустила Боню, освободив ее от поводка и ошейника, но собака не помчалась в кусты, как обычно, а медленно двинулась к ним, словно потеряв интерес к жизни. У Романии сердце облилось кровью, когда она это увидела. Словно почуяв настроение своей хозяйки, Боня, сделав свои дела под кустиком, вернулась к Роме, посмотрела на нее и раскрыла пасть в улыбке.

«Все хорошо! – говорило выражение ее морды. – Не вешай нос! Я тебя люблю!»

– Бонечка, я тоже тебя люблю, – сказала Рома и поцеловала Боню в мокрый и прохладный нос.

Вскоре появился Ростик, чмокнул Романию в щеку, погладил Боню по голове и ушам.

– Бонечка, ты будешь умницей? – Ростик присел возле собаки, провел рукой по ее шее, и собака подняла морду вверх от удовольствия. – Конечно же будешь! Мы с тобой любим Ромашечку? Поэтому не должны ее огорчать.

– Мне холодно, – поежилась Рома и подняла воротник куртки, защищаясь от пронзительного северного ветра. – Может, пойдем в домик погреемся?

– Не вопрос! – ответил он.

Рома с Ростиком забрали Боню с собой в домик, постелили ей на полу плед.

– Когда я стану самостоятельной, заведу большую собаку, – мечтательно произнесла Романия, прижимаясь к любимому. – Она всегда будет со мной: в доме, на улице, на отдыхе – везде!

– Так и будет! – сказал Ростик, целуя ее в шею. – Почему именно собака, а не кот, например? – прошептал он ей на ухо.

– Если близкие люди предадут меня, то собака останется верной. Они не умеют лгать и притворяться, в отличие от людей, – ответила Романия. – А кошка… Она живет сама по себе и привязана больше к дому, чем к хозяину.

– А моя кошка меня любит.

– Как? Тебя кроме меня еще кто-то любит? – шутливо произнесла Рома. – Это безобразие!

Она прильнула губами к его губам, и он быстро расстегнул пуговицы на ее одежде. Романия ощутила его нежные руки на своем обнаженном теле и, уже не стесняясь, покрывала поцелуями его грудь, опускаясь все ниже. Ей безумно хотелось раствориться без остатка в любимом человеке.

– Я хочу тебя, по-настоящему, – горячо прошептала она.

Безграничная радость и нежность затопили сердце Ростика горячей волной после этих слов.

– Моя Ромашечка, любимая, самая желанная! – Он покрывал все ее тело поцелуями. – Ты хорошо подумала? Не пожалеешь потом?

– Никогда! – сказала она.

Романия хотела еще что-то добавить, но последние мысли растворились в нахлынувшей страсти, захлестнувшей их жаждущие сближения тела. Ростик был нежен и осторожен, и они слились в одно целое. Романия успела только коротко и тихо вскрикнуть, а затем его горячие губы накрыли ее рот.

Ее лицо исказилось в сладкой муке, и она ощутила внутри взрывы новых вселенных; пронзительное блаженство переполнило их обоих. Окутанные нежностью, они некоторое время лежали тихо, прислушиваясь к своим ощущениям, которые все еще пульсировали в их телах. Постепенно они успокаивались, лежа в объятиях друг друга, пока жар их остывал. Наконец Рома сказала, что ей холодно.

– Моя любимая, мы всегда будем вместе?

– Конечно!

– Тебе было со мной хорошо?

– Это было неземное блаженство, – улыбнувшись, ответила она.

Она облизнула свои пересохшие губы и пожаловалась, что ужасно хочется пить.

– Воду на зиму отключили, – сказал Ростик.

– Пора домой, – заметила девушка, – иначе неприятностей не миновать.

– Так не хочется тебя отпускать! – воскликнул Ростик. – Слушай, Ромашечка, у меня есть предложение!

– Какое? Попить воды из озера?

– Нет! Пойдем сейчас к моему отцу, все ему расскажем, и ты останешься жить у нас!

Эти слова вернули Романию в реальность. Она вспомнила, как ее отец говорил о том, что Ерема подлый человек, и невольно ей в голову закралась мысль о том, что Ростик теперь ее бросит, добившись своего.

– Ты думаешь, что твой отец будет не против меня?

– Я уверен, что папа одобрит мой выбор!

– Росточек, нам еще рано жить вместе, – сказала Романия, одеваясь. – Впереди у нас учеба… Давай пока оставим все, как есть.

– Если ты так хочешь…

– Да, я так хочу. Зайдем на «Мост любви»?

Они сидели на скамейке под сердечком, которое держал над ними ангел, и клялись друг другу в верности. Влюбленные не знали ничего о своем будущем, и только их воображение рисовало его яркими неземными красками…

В последний день февраля Романии стало плохо, и матери пришлось вызвать «скорую». Врач, осмотрев пациентку, сказал, что девушку нужно обследовать в стационаре, так как она стоит на учете у кардиолога и долгое время не обращалась за помощью.

– Я не хочу в больницу, – запротестовала Рома.

– Это ненадолго, за недельку подлечим, и домой! – успокоил ее врач.

Романия с большой неохотой собрала вещи и попросила мать позаботиться о Боне.

– Не переживай, все с ней будет хорошо, – сказала Любовь Валентиновна. – Лучше бы о своем здоровье побеспокоилась.

– Со мной ничего не случится, а вот Боня стала совсем слаба, ей нужно внимание и хорошее питание.

– Я не дам Боню в обиду, – пообещала Злата.

В отделении Романия не находила себе места. Она чувствовала, что именно сейчас Боня нуждается в ее любви, а она отлеживается в больнице. В первую очередь Роме сделали кардиограмму, затем – УЗИ сердца на новом, только полученном аппарате. После осмотра педиатра Рому направили к гинекологу.

– А это зачем? – испугалась она.

– Таков порядок, – ответили ей, – ничего страшного тут нет. Ты ведь чуть не потеряла сознание, а это… В общем, иди, там все объяснят.

Санитарка завела Рому в кабинет гинеколога, а сама вышла. Крупная, плечистая, похожая на мужчину доктор оценивающе оглядела Романию с головы до ног.

– Сколько лет? – спросила она грубым хрипловатым голосом.

– Шестнадцать, скоро семнадцать, – ответила Рома.

– Половой жизнью уже живешь?

– Нет… Да… Один раз, – растерянно пролепетала Рома.

– Ясно, – протянула врач, что-то записав в карточке пациентки. – И куда вы все спешите? Успеете еще нажиться и настрадаться. Ладно, раздевайся за шторой и ложись в кресло.

Романия зашла за ширму. Там стояло гинекологическое кресло, один вид которого сразу же привел ее в ужас.

– Не спи, раздевайся! – поторопила ее доктор.

Девушка быстро разделась, оставшись в одних трусах и майке. Зашла доктор и, взглянув на растерянную и испуганную девушку, ухмыльнулась.

– Трусы снимай! – скомандовала она.

Сгорая от стыда, Романия сняла белье и легла в кресло.

– Ноги сюда! – продолжала распоряжаться доктор. – И широко раздвинь! Перед парнями-то раздвигать умеешь, а тут сжалась, как ежик!

Романии казалось, что она сейчас провалится сквозь землю от унижения вместе с этим ужасным креслом. Она закрыла глаза и раздвинула ноги. Холодный металл коснулся ее тела, руки доктора прощупали низ ее живота, и девушка ощутила, как чужие пальцы вошли внутрь.

– Можешь одеваться! – сказала доктор, сняв резиновые перчатки.

Так быстро Романия еще никогда не одевалась. Только натянув на себя всю одежду, она почувствовала себя спокойнее. Рома подошла к доктору и спросила, может ли она идти. Сделав запись в карточке, врач протянула ее девушке и велела отдать санитарке. С румянцем на щеках от пережитого волнения Рома вышла в коридор и с облегчением закрыла за собой дверь кабинета.

Родители приехали навестить Романию без сестер. Рому это не огорчило, хотя в глубине души ей было неприятно безразличие Златы и Гели.

– Меня скоро выпишут? – поинтересовалась она у отца с матерью после их разговора с лечащим врачом.

– Шестого марта сможем тебя забрать долечиваться дома, – ответила Любовь Валентиновна.

– А три отреза вам на подарки мы уже купили! – сообщил отец.

– Правда?! – радостно воскликнула Романия и тут же нахмурилась. – Я не успею сшить платье к празднику.

– Успеешь. Пойдешь к крестной, она тебе за ночь такое платьице сошьет, какого ни у кого не будет! – успокоил ее отец.

Романия повеселела. Да, ее крестная такая! Если надо, то и ночью будет шить. Рома попросила показать отрез, предназначенный ей в подарок.

– Он остался в машине, – ответила мать. – Пусть будет сюрпризом.

– Моя ткань красная? Красивая? – не успокаивалась Романия.

– Очень красивая! – сказал отец. – Вот только непонятно, почему ты выбрала такой цвет?

– Чем он плох?

– Как-то вызывающе, – ответил он, – не такой, как у всех.

– Папа, ты сам ответил на свой вопрос, – улыбнулась Рома. – Красный цвет – чтобы не быть в серой массе, чтобы не как у всех, а только у меня.

Отец в недоумении пожал плечами.

Шестого марта врач выписал Романию из больницы. Он с самого утра подготовил эпикриз, выписал рецепты для дальнейшего амбулаторного лечения. Рома быстро собралась, и вскоре за ней в палату зашла Любовь Валентиновна. Романия не сразу заметила недовольство на ее лице.

– Собирайся! – с порога сказала женщина.

– Я уже готова! – радостно сообщила Рома.

И только тогда она обратила внимание, что мать хмурится и не смотрит ей в глаза.

– Что-то случилось, мама? – спросила Романия.

– Дома поговорим.

– С Боней?!

– Твоя Боня в последние дни плохо ела. Ты бы о другом лучше думала! – В голосе матери прозвучал упрек.

Всю дорогу домой ехали молча. Романия терялась в догадках, что же могло произойти, – мать только обещала дома «серьезный разговор». Девушка начала нервничать. Она думала о том, что, возможно, с Боней случилась беда, но мама не хочет говорить. Эта мысль вытеснила все другие, в том числе и о платье к празднику. Чем ближе они подъезжали к дому, тем сильнее Романию охватывала тревога.

Едва машина притормозила у ворот, как Рома выскочила из салона и побежала к Боне.

– Бонечка! Моя хорошая! – приговаривала девушка, спеша к своей любимице.

Боня лежала возле будки. Ее глаза засветились радостью, когда она услышала голос хозяйки, собака завиляла хвостом, но не поднялась. Девушка присела рядом, и Боня облизала ее лицо, но не с азартом и радостью, как раньше, а вяло и спокойно.

– Бонечка, что с тобой? – едва не плача, говорила девушка. Она гладила ее по шее, и собака прикрыла глаза от удовольствия. – Я сейчас приведу к тебе врача. У нас все будет хорошо! Ты же не бросишь меня?

– Я позвоню ветврачу, – сказал отец, загнав машину во двор.

– Спасибо, папа!

Рома не пошла в дом – она оставалась с Боней до прихода ветеринара. Он осмотрел собаку, сделал ей укол в холку.

– Я вколол ей витамин, – сказал он. – Это все, что я могу сделать. От старости нет лекарств.

Романии хотелось плакать, но она сдержала себя, проглотив комок, застрявший в горле. Она принесла собаке молока и котлету, Боня лизнула молоко несколько раз и поплелась в будку.

– Отдыхай, моя хорошая, – сказала Романия, поцеловав собаку в мокрый нос. – Я еще к тебе приду, не скучай!

Романия поспешила в дом. Она решила забрать ткань и свои эскизы и отнести к крестной, чтобы та успела сшить платье к Восьмому марта, хотя настроение было вовсе не праздничное. Зайдя в дом, она застала сестер за уроками в общей комнате.

– Приветик всем! – поздоровалась Романия.

– С возвращением! – в один голос ответили ей сестры.

– Спасибо! А где моя… – сказала Романия и застыла на полуслове.

На вешалке в углу комнаты она увидела красное платье, сшитое по ее эскизам. Оно выглядело великолепно! С большой и пышной оборкой на спущенной талии, с рукавами фонариком и запахом на груди.

– Но… Как же размер? – в недоумении произнесла она.

– Это мое платье! – заявила Ангелина.

– Как… твое? – в растерянности переспросила Рома.

– Я передумала шить себе синее платье. Почему-то захотелось именно красное. Ты не против, Рома? А тебе я отдам свою ткань, – невозмутимо сказала Геля.

Она подошла к вешалке и бережно провела рукой по платью, словно издеваясь над сестрой.

– Ты… Ты понимаешь, что ты наделала?! – закричала вмиг побледневшая Романия.

– Что я наделала? – Геля вызывающе уперлась руками в бока и посмотрела на Рому.

– Ты убила мою мечту! – медленно произнесла Романия. И вдруг ее лицо изменилось. Девушка покраснела от гнева, и ее глаза нехорошо заблестели. – А я… Теперь я убью тебя!

Романия так быстро набросилась на Гелю, что та не успела увернуться. Рома била ее кулаками куда придется, потом вцепилась ей в волосы, и Ангелина дико завизжала. На ее крик прибежали родители и с трудом оттащили Романию от сестры.

– Я все равно ее убью! – в гневе кричала Рома, которую держал отец.

– Ты еще пожалеешь! Я тебе обещаю! – отвечала ей сестра.

– Все! Успокоились! – грозно сказал отец.

Сестры всхлипывали, но уже не кричали.

– Можете объяснить, что у вас произошло? – спросила Любовь Валентиновна.

– Рома первая полезла драться, – сказала Злата.

– А ты скажи почему! – повернулась к ней Романия.

– Из-за платья, – ответила Злата. – Геля себе сшила красное платье, а такое хотела Рома.

– Дурдом! – с возмущением сказал отец. – Устроить драку из-за какого-то куска тряпки!

– Это был не кусок тряпки, – со слезами на глазах произнесла Романия. – Это была моя мечта, а Геля ее украла.

– Я тебе свою ткань отдаю, – сказала в свое оправдание сестра.

– Засунь ее себе в задницу! – вспылила Рома. – Мне она не нужна!

– Хватит! – Отец стукнул кулаком по столу. – Сядьте все! Есть разговор.

Сестры сели по отдельности. Геля и Рома вытерли слезы, насторожились, в очередной раз предчувствуя неприятный разговор.

– Мои дочери! – начал отец, сев напротив. – Мы с матерью очень долго ждали вашего появления на свет. Ваша мать бредила детьми, она чуть с ума не сошла, осознав, что надеяться не на что… Но Бог услышал наши молитвы, увидел наши страдания и послал нам сразу троих. С тех пор мы перестали жить для себя – нашей целью стало ваше воспитание. Мы работали, как проклятые, не жалея ни сил, ни нервов… Мы были уверены, что воспитываем хороших, умных девочек, которым нужно дать достойное образование, чтобы им не пришлось горбатиться, как нам с матерью, на земле. Мы тешились тем, что во взрослой жизни вы не будете одиноки, что всегда будете поддерживать друг друга. А что вышло? Вы – как собаки! Нет, собаки живут дружнее! Вам не стыдно?

Павел Тихонович посмотрел каждой дочери в глаза, но они выдержали его взгляд, из чего он сделал вывод, что сейчас каждая из них считает себя правой.

– Вижу, что совести у вас нет, – сказала Любовь Валентиновна. – Мало того что ненавидите друг друга, да еще так рано увлеклись парнями. Злата, тебя проводил домой Роман?

– Да, – тихо ответила девушка. – Это Геля успела вам доложить?

– Какая разница кто? – нахмурилась ее мать. – Мы тебе запретили с ним встречаться. Не буду еще раз пояснять почему, но скажу одно: придет время, и ты будешь нас за это благодарить.

– Но…

– Никаких «но»! – сказал отец. – Если еще раз узнаем, что ты с ним общаешься, пеняй на себя!

Злата опустила голову.

– Одна уже догулялась! – продолжила мать. У Ромы все замерло внутри. – Романии тоже было запрещено встречаться с Ростиславом, но слова родителей для нее – пустой звук! Парень добился своей цели! Об этом предупреждал отец, но наша Рома никого не слушает. Пусть теперь радуется старший Ерема!

Рома опустила голову – она поняла, о чем идет речь.

– Это не… – пролепетала девушка.

– Нет! Это правда! Мне в больнице все рассказали! – негодовала женщина. – И не смей оправдываться и говорить, что это не так!

– Рома беременна? – Геля округлила глаза.

– Нет, но успела переспать с сыном того негодяя! – пояснил отец.

– А вы говорите, что я подлая, плохая, на меня все шишки сыплются! – оживилась Геля. – А на самом деле я оказалась самой порядочной?

– Да, только вороватой очень, – не поднимая головы, пробормотала Рома.

– Все трое хороши! С этого дня вы все будете находиться под моим строгим надзором! – сказал отец. Дочери понимали, что он не шутит. – Я лично буду контролировать каждый ваш шаг: забирать из школы, проверять домашние задания и укладывать спать. Всем ясно?

Дочери молча кивнули.

– И еще одно. Не приведи господи я услышу ссоры! Пеняйте тогда на себя! – добавил он.

– Я могу раз в месяц ходить в клуб? – спросила Ангелина.

– Никто никуда ходить не будет! – ответила ей мать.

– Но я же ни с кем не сплю!

– Только этого нам не хватало! И так позора не оберемся, если по поселку пойдут слухи о Роме, – сказала мать.

Как только родители вышли, Злата сразу же прошипела Ангелине:

– Ну ты и сучка! Стукачка!

– А ты докажи, что это я донесла, – негромко огрызнулась Геля. – Вас все видели вместе: и как целовались за клубом, и как вы вместе шли домой.

– А кто же, Рома, на тебя настучал? – Злата взглянула на сестру. – Тоже Геля?

– Да какая теперь разница, – тихо ответила Романия и отправилась к себе в комнату.

Любовь Валентиновна подошла к Романии, когда та мыла посуду. Женщина присела на стул и невольно залюбовалась, как дочь быстро и умело справляется с горой грязных тарелок, оставшихся после завтрака.

– Рома, отбрось обиды, – сказала она, – возьми отрез и пойди к крестной. До завтра она успеет сшить тебе платье.

– У меня его нет, – сказала девушка, продолжая ополаскивать тарелки.

– Геля тебе свой отрез отдала. Как это нет?

– Моего нет, – повторила Рома, сделав ударение на первом слове.

– Твой, ее… Какая разница? К тому же Геле очень идет красный цвет. Ты не находишь?

Рома промолчала, только стала яростнее тереть мочалкой посуду.

– Геля – брюнетка, а им идет красное, – продолжила Любовь Валентиновна. – К тому же она высокая, стройная, и подобранный ею фасон подошел как никак лучше. Ты подумай, как нелепо ты выглядела бы в таком платье!

– Это была моя задумка, мое желание и мною выбранный фасон, – нервно произнесла Рома. Она поставила последнюю тарелку так резко, что та громко и жалобно звякнула. – Как бы я выглядела? Конечно же нелепо! Я же калека, а Геля у нас красавица-брюнетка! – вскрикнула Рома с обидой и села напротив матери. – Мне не нужен другой отрез, и платье новое тоже. Я не пойду на праздничный вечер. Так что нелепо я выглядеть не буду.

– Это один из последних праздников в школе.

– Но не в жизни! – отрезала Романия.

Она быстро встала и вышла из кухни во двор. Там Романия поспешила к Боне. Собака лежала в будке, положив морду на передние лапы. Она с грустью посмотрела на Рому.

«Прости, что огорчаю, но я тебя по-прежнему люблю», – говорил ее преданный взгляд.

Рома села на низкую табуретку, которая всегда находилась в вольере, погладила Боню по голове.

– Может быть, съешь? – Девушка протянула собаке еще теплую котлету.

Боня расширила ноздри, вдыхая запах мяса, но сразу же потеряла к нему интерес.

«Не хочу, прости», – говорил ее взгляд.

– Боня, я тебя очень люблю, очень-очень, – сказала Романия, сдерживая слезы. – Мне сейчас плохо… Ты всегда меня понимала, поэтому не имеешь права покинуть меня сейчас, когда мне тяжело. Бонечка, ты меня не бросишь?

Собака, внимательно выслушав девушку, тяжело, по-человечески вздохнула.

– Я знаю, что ты меня понимаешь, – продолжила Романия. – Только ты меня всегда понимала. Ты – моя спасительница, ты – мой лучший друг. Боня, поправляйся, и мы с тобой пойдем гулять к озеру, там встретимся с Ростиком. Ты же знаешь, как мы любим друг друга. А сейчас крепись! Отдыхай, мое солнышко!

Рома поцеловала Боню в нос и поднялась. Собака сразу же устало прикрыла глаза.

Решение не идти на школьный праздник Романия приняла сразу, как только увидела красное платье Ангелины. Девушка слишком долго мечтала о таком платье, живо представляла себе, как она в таком наряде пойдет навстречу Ростику, как он будет смотреть на нее восхищенным взглядом, и иначе представить себе события просто не могла. Романия поняла, что нужно научиться вычеркивать из жизни несбывшиеся мечты, и потому не собиралась идти на вечеринку, хотя душа ее рвалась к Ростику.

Она скучала по нему, в больнице считала не только дни, но и часы до их встречи, а потом добровольно отложила свидание. Она не знала, как теперь обманывать родителей, чтобы хоть изредка встречаться с Ростиком наедине. В школе они будут видеться каждый день, но это совсем другое. Рома жаждала снова прикоснуться пальцами к его обнаженному телу, изучать его, как музыкант новый инструмент, чтобы найти ту струну, которая будет звучать и громче, и нежнее одновременно. Роме безумно хотелось снова припасть губами к его губам и почувствовать сладкое возбуждение во всем теле. Она не могла даже представить, когда это будет возможно, но знала точно, что на этот школьный праздник она не пойдет.

К тому же она никогда себе не простила бы, если бы с Боней что-то случилось, пока она развлекалась бы на вечеринке. Каждый час девушка выходила к Боне, сидела рядом с ней, подолгу говорила, словно спешила поделиться сокровенным, пока ее любимица была рядом.

Вечером, когда Злата и Геля собирались на праздник, Романия закрылась в своей комнате, чтобы их не видеть. Больнее всего было смотреть на Гелю в красном платье – ее платье, – поэтому Рома сидела в комнате до тех пор, пока сестры не вышли из дома. Только после этого Романия накинула куртку и снова отправилась к Боне. Она сидела возле собаки, пока не продрогла. Поцеловав Боню в нос на прощание, Рома вернулась в дом. Она долго не могла уснуть. В голове роились разные мысли, одна печальнее другой, на душе было столько тоски, что она придавливала прессом ее тело. Не выдержав такой нагрузки, Романия забылась тревожным сном…

Рано утром Рома проснулась от тихого стука в дверь.

– Кто? – сонным голосом спросила она.

– Это я, Геля, – услышала она вкрадчивый голос сестры. – Открой, надо поговорить.

Романия нехотя поднялась с постели, повернула ключ в замке.

– Что тебе нужно? – спросила Рома, сев на постель.

Геля с сияющим лицом опустилась на краешек кровати, прислушалась, нет ли кого за дверью.

– Ой, Ромка, что я тебе расскажу! – тихо сказала Геля. – Ты только дай слово, что на меня не обидишься.

– Рассказывай уже!

– Я, конечно, виновата перед тобой, но сердцу ведь не прикажешь. Разве не так?

У Романии сон как ветром сдуло. Она вдруг почувствовала что-то нехорошее, и тревога холодком пробежала по ее спине. Девушка смотрела сестре прямо в глаза, ожидая услышать нечто скверное.

– Ты же, Рома, догадывалась, что мне давно нравится Ростик? – выдержав паузу, спросила Геля.

– И что?

– На празднике его ошеломил мой вид! И это платье… Я получила титул «Мисс Весна 2000»! – радостно сообщила Ангелина.

– И как? Корона не жмет?

– Представь себе, что нет! Я танцевала с Ростиком, потому что он был признан лучшим парнем весны!

– Ты это хотела мне сказать?

– Это еще не все! – перешла на шепот Геля. – Потом мы с Ростиком за школой целовались…

– Врешь! – выпалила возмущенная Романия.

– Спросишь у него сама. – Геля демонстративно поджала губы. – Дальше рассказывать?

– Валяй!

– Потом мы пошли вдвоем к озеру. Ростик сказал, что у него есть ключи от домика для отдыхающих, – рассказывала Геля.

Романии показалось, что она проваливается в темную бездну, но как-то она смогла себя удержать наверху и попросила сестру продолжить.

– В общем, мы в том домике занимались сексом! – на одном дыхании выпалила Геля.

– Врешь! – дрожащим голосом произнесла Рома. – Ты все это выдумала!

– Могу рассказать, какое в домике одеяло, как стоит кровать, – возразила та. – А еще Ростик сказал, что в постели ты никакая, как бревно, и сиськи у тебя, как у твоей сучки Бони!

Не помня себя от ярости, Романия с криками набросилась на сестру и вцепилась ей в волосы. Она плакала и била ее, колотила по спине кулаками. На крик прибежали родители и Злата, и только отец смог разнять сестер.

– Гадина! Я тебя все равно убью! – кричала в истерике Рома.

– Сучка! Ты еще пожалеешь! – не унималась Ангелина.

– Да прекратите вы наконец! – еще громче прозвучал голос отца. – Можете объяснить, что у вас произошло?

– Она… – Рома показала на Гелю пальцем. – Эта тварь переспала с моим Ростиком!

– Геля, это правда? – спросила мать.

– Да! Да! Да! И что теперь?! Вы меня за это убьете?! Давайте! Я же вам не нужна! – вопила Ангелина.

– То, чего следовало ожидать! – сказал отец. – Этот малолетний ублюдок добился своего: опозорил наш род! Я так и знал, что это случится!

– Пустите меня! – Рома вырвалась из рук, державших ее, и выбежала во двор.

Она еще с крыльца увидела, что Боня неподвижно лежит в вольере. Собака умерла возле будки, вытянув лапы и устремив навеки замерший взгляд на дом.

– Нет! Нет! Нет! – неистово закричала Рома и кинулась к собаке. – Боня! Бонечка! Ну зачем ты так со мной?! Ты ждала меня, а я спала… Прости, солнышко, прости!

Девушка сидела на земле рядом с умершей собакой и выла по-звериному. На ее крики вышел Павел Тихонович, приблизился к дочери, взял ее за плечи. Ее худенькое тельце вздрогнуло, она посмотрела на отца. В глазах застыли отчаяние и беспомощность, взгляд вопрошал: «Почему так? Почему жизнь так несправедлива?»

– Ромашка, пойдем в дом, – сказал Павел Тихонович, поднимая дочь с земли. – Ей уже ничем не поможешь.

– Она меня ждала, – произнесла Романия, которая не могла сейчас связно мыслить. – Она меня всегда ждала.

– Успокойся. Пойдем в дом, ты вся дрожишь.

Словно под гипнозом, Романия тихо и безропотно последовала за отцом в дом. Он провел ее в комнату, уложил в постель. Мать принесла ей стакан с каплями валерианы, дала выпить. Романия будто окаменела. Она молча лежала, устремив безучастный взгляд в одну точку. Отец с матерью вышли из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Спустя час после этого «скорая» увезла Павла Тихоновича в райбольницу с инфарктом.

Вечером Любовь Валентиновна собрала дочерей вместе, чтобы поговорить с ними. Пришла и Романия, тихая и печальная.

– Сядьте так, чтобы я могла всех вас видеть, – попросила мать, и девушки молча повиновались, хотя сели все порознь. – Когда-то я была безмерно счастлива… Это было почти семнадцать лет назад, – задумчиво произнесла она. – Мы с отцом были на седьмом небе от счастья, когда после долгих лет ожидания на свет появились три прекрасные девочки… Тогда мы решили дать вам редкие и самые красивые имена. Первой на свет появилась Геля… Ангелочек, которого мы так и назвали – Ангелина. Затем – Злата, золотая девочка, наконец, самая маленькая – Романия, нежная белая Ромашечка. В тот день мы перестали жить для себя, решив все оставшиеся годы посвятить своим крошкам… И что теперь эти крошки сделали с отцом? Довели его до реанимации.

– Как папа? – осторожно спросила Злата.

– Верю, что он вернется к нормальной жизни после перенесенного инфаркта, – ответила Любовь Валентиновна. – По крайней мере, так прогнозируют врачи. Сами понимаете, что отцу понадобится длительное лечение, и не из дешевых. У нас есть накопления, которые мы планировали пустить на ваше обучение, и так и будет, несмотря на непредвиденные расходы… Тогда я думала, что я – самая счастливая женщина на земле, а сейчас… Я уже не знаю, было ли ваше рождение счастьем или наоборот, – вздохнула она.

– То есть мы сможем поступить в вузы? – спросила Геля.

– Да, – кивнула головой мать.

– Я не буду поступать в институт, – заявила Злата, и все взгляды устремились на нее. – Я передумала. Хочу пойти учиться в училище на повара-кондитера.

– Ты… Ты что такое говоришь?! – Любовь Валентиновна непонимающе смотрела на дочь. – Для чего мы все трудились? Чтобы ты осталась неучем?

– После училища пойду работать, а при желании можно будет поступить в институт на заочную форму обучения.

– Я тоже не буду поступать, – не дав матери прийти в себя, заявила Романия. – Хочу закончить курсы маникюра и визажа. Потом… Потом видно будет.

– Рома, да ты что?! – Теперь мать в изумлении смотрела на Романию. – Всю жизнь чистить чужие ногти?! Для этого мы корячились с отцом столько лет?!

– На заочное отделение поступить никогда не поздно.

– А я буду поступать в вуз! – с вызовом заявила Геля. – Даже если вы мне не оплатите учебу, я все равно поступлю! Неучам нет места в этом мире!

– Думайте и делайте, что хотите! Я устала от всего! – сказала Любовь Валентиновна.

Она вышла из комнаты, дав возможность дочерям еще раз хорошо подумать. Девушки молча разбрелись по своим спальням. Каждая из них утешала себя мыслью, что вскоре они разъедутся и не будут видеть друг друга.

Часть третья 2008–2009 годы

Наступила самая долгая и тяжелая ночь в жизни Любови Валентиновны. За окном разыгралась вьюга, тоскливо завывал ветер за окном, но еще печальнее было у нее на душе. Ей предстояло провести эту ночь в одиночестве в собственном доме, где, казалось, только вчера звенели голоса их дочерей и царило ощущение полного счастья.

«Неужели все позади? Не верится, что все хорошее осталось в прошлом», – думала она, кутаясь в теплый плед.

Трудно было осознать, что теперь она совсем одна. Большой дом, в котором отныне не будет ничего, кроме ее одиночества. Не с кем перемолвиться словом, посоветоваться или пошутить. Ее Павел ушел в иной мир, устав за восемь лет бороться за свою жизнь. Где они только не были! К каким профессорам не обращались! Два раза ездили на лечение за границу, сделали две операции, что продлило жизнь Павла, но не спасло от неминуемой смерти. Любовь Валентиновна не считала траты на лечение – деньги таяли, как снег весной, но она не задумывалась об этом. После того как дочери разлетелись из родительского дома в разные стороны, она поняла, как дорог ей муж, который был рядом и в трудную минуту, и в радости.

Теперь она осталась совсем одна. У дочерей была своя взрослая жизнь. Восемь лет назад они довели отца до инфаркта, а после этого ни разу не виделись. Каждая из них пошла своим путем, стараясь, чтобы эти пути не пересекались. Дочери даже в родительский дом приезжали в разное время, чтобы не встретиться друг с другом. Видеть это было больно. Особенно Павлу, который всячески пытался помирить дочерей, но они были упрямы настолько, что за восемь лет ничего не изменилось. Любовь Валентиновна чувствовала, как от этого непонимания и раздора между дочерьми страдает ее муж, но ничего изменить не могла.

Злата так и не поступила в институт. Она пошла учиться на повара-кондитера и еще до получения диплома вышла замуж за Романа. Любовь Валентиновна с мужем не одобрили ее выбор, но Злата их не послушала. Они не пришли на свадьбу дочери и ни разу так и не встретились со своим зятем. Им казалось, что они поступали правильно, стараясь уберечь дочь от тяжелой судьбы рядом с мужем-инвалидом, но это не остановило Злату. Поначалу молодожены ютились в маленькой комнатке общежития в райцентре, потом Роману дали двухкомнатную квартиру на первом этаже пятиэтажной «сталинки». Родители Романа помогли сделать ремонт, купили мебель. Злата работала поваром в школьной столовой, а Роман к этому времени уже не мог самостоятельно передвигаться, поэтому все время сидел дома. Злата ходила на курсы водителей по выходным дням. Как-то отец поинтересовался, зачем ей права, если нет машины.

– Купим и будем вдвоем таксовать, – ответила Злата.

Любовь Валентиновна предполагала, что у них нет денег на авто, но Павел Тихонович сказал, что поможет дочери с покупкой. Тогда они дали на машину три тысячи долларов, недостающую сумму пообещали доплатить родственники Романа.

У Златы и Романа до сих пор не было детей. Как-то при случае Любовь Валентиновна спросила, почему они до сих пор живут одни.

– Ребенок вам нужен, как никому другому, – сказала она Злате. – С годами тебе станет еще тяжелее ухаживать за больным мужем, а ребенок… Он вырастет и станет вам помощником.

– Знаю, – ответила Злата. – Не складывается у нас с ребеночком.

– Он не способен?..

– Да нет, с этим все нормально, забеременеть не получается, – пояснила Злата.

«Неужели дочери повторяют мою судьбу?» – подумала тогда Любовь Валентиновна и сказала, что не стоит отчаиваться: они ведь еще молоды, главное – не потерять веру.

– Я знаю, – ответила Злата.

Романия окончила курсы и работала в салоне красоты в маленьком городке, районном центре Храповка. Как она туда попала, дочь не объяснила, но Любовь Валентиновна догадалась, что не случайно. У Валентины, крестной Ромы, в том поселке жила родная сестра, которая занимала невысокую должность в райадминистрации города. Скорее всего, эта женщина помогла Романии устроиться там на работу и даже получить маленькую комнату в общежитии. После ссоры с сестрами и смерти Бони Романия замкнулась в себе, стала неразговорчивой и невеселой. Мать с отцом догадывались, что главной причиной печали дочери стала ее неудачная первая любовь. Восемь лет назад они даже радовались тому, что дочь навсегда порвала с этим Ростиком, но после уже не знали, к лучшему это или к худшему.

Рома не пошла на выпускной вечер в школу, чтобы не видеть Ростика, и родители подумали, что вскоре ее первая любовь забудется и дочь встретит другого юношу. Но этого не случилось. Романия никуда не выходила, ни с кем не встречалась. Она будто бы отгородила себя от жизни, оставшись наедине с собой в своем маленьком мирке, куда не было входа посторонним. Ростислав после окончания школы уехал учиться за границу и где-то там, вдалеке от родины, остался работать.

Самой удачливой из дочерей оказалась Ангелина. Судьба была благосклонна к ней с самого рождения, когда на свет появился крепыш с ангельским выражением личика. Геля выросла настоящей красавицей: стройная, с тонкой талией и шеей, с блестящими длинными прямыми волосами и выразительными карими глазами. Она поступила в институт, успешно его окончила и устроилась на работу менеджером по туризму в большом городе. Она постоянно заявляла, что выйдет замуж за состоятельного мужчину, чтобы иметь свой бизнес и, как она говорила, «работать на себя, а не пахать на чужого дядю». Так и случилось.

На последнем курсе учебы в институте Ангелина вышла замуж за успешного предпринимателя. Геннадий был владельцем нескольких кафе в большом городе, куда приезжало множество туристов. Он был молод, всего на несколько лет старше Ангелины, настоящий красавец, имевший дорогую машину и двухэтажный особняк. Геля решила не устраивать пышную свадьбу, а ограничиться скромным ужином в ресторане с ближайшими родственниками. Тогда она и познакомила родителей с женихом и его родней. Свекрови и свекру невестка сразу понравилась: красивая, аккуратная, к тому же не расточительная. Они сделали ей свадебный подарок – автомобиль «ауди», не новый, но в очень хорошем состоянии, а Любовь Валентиновна с мужем оплатили молодоженам путешествие во Францию.

Ангелина не собиралась останавливаться на достигнутом – ее целью было приобретение подходящего помещения под отель, чтобы заняться еще и гостиничным бизнесом. Пока у них с мужем не хватало денег на такую покупку, а в аренду Ангелина брать помещение не хотела. Но не это тревожило Любовь Валентиновну. Ангелина, как и Злата, не могла забеременеть. Супруги обращались не в одну престижную частную клинику, но напрасно – оба они были здоровы, но детей зачать не могли.

«Как Божья кара», – подумала Любовь Валентиновна, вспоминая по очереди своих дочерей.

На душе у нее лежал камень. Она до сих пор не могла осознать, что уже никогда не услышит голос Павла и остаток своей жизни проведет в одиночестве.

«Если бы у меня были внуки, то я бы их воспитывала, – размышляла она под тоскливую песню ветра за окном, – а так… Только я в пустом доме».

От таких мыслей становилось еще холоднее. Днем она позвонила дочерям и сообщила о смерти их отца. Все они пообещали приехать на похороны.

«Может быть, хоть смерть отца их сблизит, – думала Любовь Валентиновна. – Говорят, что горе сближает. Завтра посмотрим, а сейчас надо постараться хотя бы несколько часов поспать».

Любовь Валентиновна, не выключая света, легла на кровать. Рядом с ней лежала подушка мужа, которая еще хранила его запах. Обняв ее, женщина уткнулась лицом в подушку и дала волю слезам.

Они стояли рядом, три сестры у темной пропасти могилы отца, и плакали навзрыд. Сестер собрало в родительском доме горе, и в нем они стали поддержкой друг для друга. Простившись с отцом, молодые женщины едва устояли на ногах, когда крышка гроба навсегда закрыла родное лицо.

Стук молотка, забивавшего гвозди в гроб, болью отдавался в сердце каждой из них. Рядом с ними стояла мать, бледная, застывшая, словно ледяная статуя. Каждая бросила горсть земли на гроб, когда его опустили в яму, и все они заплакали еще громче.

– Всё. Нет у вас отца, – глухим голосом произнесла их мать. – Теперь вы наполовину сироты.

После поминального обеда в столовой дочери с матерью вернулись домой. Они устали, измучались. Дом без отца казался им опустевшим, холодным, словно из него убрали то, что создавало уют и согревало стены. Ангелина, Злата и Романия уложили мать в постель, напоив на ночь теплым молоком с медом и дав снотворное.

– Мама уснула? – спросила Злата.

– Похоже, что да, – ответила Геля.

Сестры собрались в общей комнате, где когда-то за отдельными столиками выполняли домашние задания. После того как они разлетелись в разные стороны, родители ничего в комнате не меняли. Только новые обои и плотные ночные занавески освежили старый интерьер.

– Девочки, сейчас мне кажется, что мы вернулись в детство, – сказала Геля.

– У меня тоже такое ощущение, – призналась Романия. – Кажется, что сейчас зайдет папа, улыбнется, и тут же прогремит его голос: «Ну что, дочурки, справились с домашним заданием?»

– А потом с кухни донесется запах молочной каши и мама позовет нас на ужин, – добавила Злата.

– Этого никогда уже не будет, – с грустью проговорила Романия. – Как жаль папу! Он мог бы еще пожить – ему недавно исполнилось семьдесят лет.

– Мы все понемногу его убивали, – растягивая слова, произнесла Геля.

– Это так, – согласилась Злата.

– Но уже ничего нельзя изменить, – сказала Рома. – Остается только просить у него прощения.

– И помнить папу всегда, – добавила Геля.

– Геля, расскажи, как ты живешь, – попросила Романия. Ангелина удивленно вскинула брови и посмотрела на сестру. – Что так смотришь? Пришло время забыть старые обиды. Если хорошо подумать, они были детскими, а мы давно уже выросли. Не так ли, Геля?

– Ты права, – вздохнула Ангелина. – Кто старое помянет, тому глаз вон. Так ведь в народе говорят?

– Да, девчонки, нам нужно забыть старые обиды, – согласилась Злата. – Живем, как чужие… Так не должно быть!

– Как же тебе живется, Геля? – повторила свой вопрос Романия.

– Нормально я живу. С Геной у нас свой бизнес, хотя заниматься им ой как непросто! Не видим ни выходных, ни проходных! Но мы не ропщем, напротив, хотим расшириться и заняться гостиничным бизнесом. Поднакопим денег и купим свой отель в центре города, это будет прибыльнее и менее хлопотно.

– Какие у вас отношения?

– Ты имеешь в виду – с мужем? – уточнила Ангелина. – Хорошие. Он красив, привлекателен, не стар и не беден. Что мне еще нужно?

– А любовь? – Романия посмотрела сестре в глаза. – Ты любишь его?

– Если честно, то я не задумывалась об этом. По моему мнению, если муж тебе не отвратителен, то это уже хорошо.

– А дети? Почему их у вас нет?

– Пока нет, но думаю, что все у нас впереди, – без особой радости сказала Геля. – А ты, Злата, как живешь со своим мужем?

– Я? – Злата улыбнулась уголками губ. – Что именно вас интересует?

– Мне хотелось бы узнать, счастлива ты с ним или пожалела о своем выборе? – сказала Ангелина.

– Ни капельки не жалею! – не задумываясь, ответила Злата. – Наверное, вам, как и многим другим, трудно понять, как можно любить человека, который не в состоянии самостоятельно передвигаться. Мои вы хорошие! Поймите: любят не тело, не внешность, а душу человека. Не могу сказать, что мне легко, но все равно я счастлива с Ромой.

– Это же… За ним нужен уход, как за ребенком, – осторожно заметила Геля.

– Да, нужен, но не как за ребенком, а как за человеком, которого ты любишь, – сказала Злата. – И поверьте, что движет мною совсем не жалость, а самые что ни есть светлые чувства. Знаете, сначала Роман оглядывался, не смотрит ли кто на него, стеснялся, чувствовал себя неполноценным, но я смогла реально оценить его физические возможности и помочь ему ощутить себя полноправным членом общества, не стесняться своего состояния. Я делала это постепенно, непринужденно, уверенно и смело, не прячась, до того момента, когда Рома почувствовал себя уверенно и уже не оглядывался по сторонам. Ему стало безразлично, видят его посторонние или нет.

– Ты научила его принимать себя таким, какой он есть, – задумчиво произнесла Романия. – Злата, ты – мужественная женщина!

– Я – обычная и очень влюбленная, – улыбнулась Злата. – А как ты, Ромашка, живешь?

– Нормально. Работаю, но в небольшом городке мало клиентов, поэтому и заработки не очень, – ответила Романия. – Но мне на жизнь хватает. Плохо, что своего жилья нет, а все остальное хо-ро-шо!

– Парень у тебя есть? – спросила Геля.

– Нет.

– Почему?

– Я – однолюб. Кстати, Злата, есть нескромный к тебе вопрос. – Романия перевела разговор в другое русло.

– Спрашивай.

– У вас с Ромой… ну, секс есть?

– Да. А почему ты спросила?

– Потому что детей у вас нет, – ответила Рома.

– Да, с этим есть проблемка, – вздохнула Злата. – Копим деньги, чтобы купить машину и на ней вдвоем таксовать, но часто сомневаемся, что нам нужнее: автомобиль или попытка сделать ЭКО.

– Искусственное оплодотворение дорого стоит? – спросила Геля.

– Очень. У нас таких денег пока нет, – ответила Злата. – А вы с мужем не думали об этом методе?

– Пока нет.

– Ничего, сестрички, все у вас будет хорошо, – сказала Романия. – И детки будут тоже. Наша мама тоже долго не могла забеременеть, а потом тройное счастье привалило!

– У нас у всех все будет хорошо! – сказала Геля.

Она подошла к сестрам, обняла их за плечи, каждую поцеловала в щеку. Рома коснулась губами руки сестры в знак благодарности.

– Неужели смерть папы положила конец нашим ссорам? – тихо спросила Злата. – Неужели он должен был от нас уйти, чтобы мы вот так обнялись и простили друг другу все обиды?

Рома расплакалась. Сестры обнялись и долго и безутешно рыдали, вспоминая строгого, но такого доброго отца, которого они никогда больше не увидят. Выплакав все слезы, сестры разбрелись по своим спальням, пожелав друг другу спокойной ночи.

Злата зашла в спальню, где все оставалось по-прежнему. Как-то она сказала матери, что можно было бы переделать комнаты дочерей.

– Зачем? Нам с отцом хватает одной спальни, а в ваших будут спать ваши дети, – ответила тогда мать.

«Твои слова да Богу в уши», – подумала Злата.

Она погасила свет и, не раздеваясь, прилегла на кровать, накрылась пледом. День был тяжелым, но вечерний разговор с сестрами немного ее успокоил. Злата была довольна, что лед между ними начал таять, медленно, но уже пошла первая вода. Каждая из сестер вкратце рассказала о своей жизни. Конечно, о Геле и Роме Злата кое-что знала от родителей, но сегодня они впервые раскрылись друг другу.

«Раскрылись – сильно сказано, – думала Злата. – Пока что сделали первый шаг, и это уже здорово».

Злата понимала, что в двух словах не опишешь все то, что произошло с ними за последние восемь лет. Она тоже рассказала о своей жизни поверхностно. Злата искала себе оправдание: почему она первой не стала откровенничать с сестрами?

«У Романа – миопатия. Что изменилось бы, если бы я начала рассказывать о том, что эта болезнь имеет двенадцать форм, а у мужа – та, которая называется “болезнь Эрба – Рота”? – размышляла Злата, кутаясь в плед. – Кому это интересно, кроме меня и Романа?»

Закружились в ее голове воспоминания. Она влюбилась в Романа так, словно больше никаких парней на земле не существовало. Многие обращали внимание на привлекательную девушку, но она видела только одного Романа. Ее почти никто не понимал, часто ее пытались вразумить, настоятельно рекомендуя бросить мужа, пока не поздно, но Злата не могла. Она порой задавала себе вопрос, не движет ли ею жалость, и каждый раз находила один и тот же ответ: она прикипела к этому человеку всей душой и сердцем. Им никогда не было скучно вдвоем. Были общие интересы, мечты, планы, даже вкусы в музыке и книгах у них совпадали. Злата сама научилась воспринимать Романа таким, какой он есть, и его научила этому.

Ей было нелегко, но Злата чувствовала любимого частью себя, а значит, все трудности следовало преодолевать вместе. У Романа в связи с мышечной дистрофией могли внезапно подкоситься ноги, и Злата должна была успеть его поддержать. Но это были только цветочки, ягодки «созрели» года через два их совместной жизни. Ни лечение, ни интенсивные физические упражнения Роману не помогали, наоборот, переутомление ускоряло прогресс болезни, и его перегруженные мышцы уже не восстанавливались. И снова больницы… Два курса лечения каждый год сдерживали процесс, но почти незаметно.

Роман рассказал Злате, что первые проявления болезни у него возникли еще в детстве, когда ему было лет десять: он начал ходить как-то странно, опираясь больше на пальцы ног. При этом он делал заметные движения тазом, помогая себе при ходьбе, и его одноклассники подшучивали, что он ходит, как утка.

После женитьбы Роман старался быть настоящим мужчиной, защитником и надежной опорой. Для этого он даже одолжил в местном спортзале велоэргометр на подставке и каждый день крутил педали, все время увеличивая физическую нагрузку. Результат был неутешительным: добавились проблемы с сердцем, бессонница. Затем они получили квартиру, и радость от этого придала им обоим оптимизма. Вечерами они вдвоем выходили на прогулку. Роман держал ее под руку, чтобы подстраховаться от падения, и даже тогда они были счастливы от того, что вместе. Хуже становилось, когда наступала зима и холод сковывал и без того слабые мышцы Романа. Они вместе ждали прихода лета, а с ним – тепла и улучшения его состояния. Несмотря на все старания, болезнь прогрессировала, и постепенно Роман перестал ходить.

В доме появилось инвалидное кресло, в которое он не мог сесть без помощи. Он получал пенсию, а работала одна Злата. Тогда пришло время искать выход: как и на что жить. Нужно было что-то менять, чтобы иметь возможность зарабатывать и в то же время быть вместе. И тогда им пришла мысль купить автомобиль и работать в службе такси. Супруги начали откладывать деньги на покупку, экономя на всем.

Они вдвоем мечтали о ребенке. Злате хотелось родить его, пока Роман был еще на ногах, но она не могла забеременеть. Оставался один выход – попробовать ЭКО, но, все хорошо обдумав, они приняли общее решение: сначала купить автомобиль, чтобы была возможность заработать, а потом использовать последний шанс.

Окунувшись в воспоминания, Злата не смогла уснуть до утра.

Ангелина расстегнула «молнию» дорожной сумки и достала свою пижаму.

«Как хорошо, что не забыла прихватить с собой и пижаму, и сменное белье, и косметичку, и даже маникюрный набор», – подумала она, переодеваясь.

Погасив свет в своей спальне, Геля нырнула под одеяло. Только сейчас она почувствовала ужасную моральную и физическую усталость. Улегшись поудобнее, она прикрыла глаза.

«Мне нужно отдохнуть», – повторяла она себе, но сон не приходил.

Перед глазами все еще стоял гроб с телом отца, потом – могильная яма.

«Надо думать о чем-то другом, иначе не уснуть», – решила Геля.

Она переключила свои мысли на мужа, которому пришлось остаться дома, чтобы заниматься бизнесом. Сегодня сестры поинтересовались, любит ли она Геннадия. Она честно ответила, что не думает об этом. На самом деле она не могла сказать им всю правду, как и не хотела самой себе признаваться в том, что Гену она никогда не любила. Пыталась полюбить всеми силами, но не получалось. Он был красив, хорошо сложен, жили они в достатке, почти не ссорились, но искренними чистыми чувствами тут и не пахло. Ангелина старалась быть примерной женой, сама готовила мужу завтрак, во всем помогала по работе, и со стороны казалось, что они живут в полной гармонии, но в ней не хватало одного звена – любви. Иногда Ангелина думала, что не может забеременеть из-за того, что хоть они относятся с уважением друг к другу, но любви как таковой нет.

Геннадий тоже старался быть примерным семьянином. Большую часть работы он взваливал на свои плечи, давая жене возможность иногда отдохнуть, посетить салон красоты или устроить посиделки с подругами. Он дарил ей дорогие украшения, но Ангелина знала, почему и когда именно он преподносит ей подарки. Гена иногда исчезал на пару дней, якобы уезжал в другой город по делам. Ангелина провожала его, желая удачи, хотя прекрасно знала, куда и зачем он отправляется. Женщину трудно обмануть, а такую, как Геля, – практически невозможно. Геннадий никогда не приходил с запахом чужих женских духов, и на его рубашках не было следов губной помады, но Ангелина была уверена, что он ей изменяет.

Когда она это почувствовала впервые, то решила откровенно поговорить с мужем, но разговор закончился, не успев толком начаться. Гена сразу же намекнул, что если он ее не устраивает, то она знает, где выход. Вечером того же дня муж подарил ей дорогое кольцо из белого золота с небольшим бриллиантом. Все взвесив в течение дня, Ангелина решила больше не возвращаться к этой теме, так как ее в такой жизни все устраивало. Супруги заключили молчаливое соглашение: он изменяет жене, она его ни о чем не спрашивает, и в знак благодарности Гена дарит ей подарки.

Ангелина понимала, что в один прекрасный день Геннадий может привести в дом другую женщину, указав жене на дверь. И она вспомнила о своем желании заняться гостиничным бизнесом. Этой идеей Ангелина постепенно заразила мужа, и они начали откладывать деньги. Также Геля предложила оформить бизнес на нее, аргументировав это тем, что если возникнут проблемы с кафе, то они не коснутся отеля, так как он будет оформлен на другого супруга. Геннадий поддался на эту женскую хитрость, оставалось только собрать нужную сумму, и тогда она почувствует себя независимой от прихотей мужа.

Обо всем этом Ангелина не смогла рассказать сестрам, хотя сегодня они были откровенны друг с другом.

«Не так ли откровенны, как я с ними?» – улыбнулась Геля и повернулась на другой бок.

Романия зашла в свою спальню и сразу включила ночник. Она до сих пор так и не научилась спать в полной темноте. Открыв шкаф, она нашла свою ночную рубашку, переоделась и улеглась в постель. Разговор с сестрами не выходил из головы. Сегодня они сделали первый шаг к сближению, рассказав о себе. Конечно, было заметно, что большая часть их жизни осталась за кадром, но то, что они обнялись, поплакали вместе и простили друг другу прежние обиды, уже стало прогрессом в их сложных отношениях.

Ангелина ни словом не обмолвилась о Ростике. Было непонятно, сожалела ли она о том, что поставила крест на отношениях сестры с ним. Рома вспомнила тот страшный день, когда на нее свалились все беды. Ей тогда не хотелось жить, но удержало от необдуманных поступков желание доказать всем, что она может быть счастлива.

Рома пошла к директору школы и попросила перевести ее в параллельный класс. Директор очень удивилась такой просьбе – ведь до конца учебного года оставались считаные месяцы. Но, увидев в каком состоянии ученица, она удовлетворила ее просьбу. Больше всего Романия боялась встреч с Ростиком. Она всячески избегала его, а он все искал ее, чтобы узнать причину такого поведения. От этого ей было еще труднее, но Рома нашла в себе силы закончить учебу. Она так ни разу и не поговорила с Ростиком, хотя однажды он ее догнал по дороге из школы домой, схватил за руки и сказал, что не отпустит, пока Рома не объяснится.

– Ты понимаешь, что я люблю тебя! – воскликнул он. – Я не могу жить без тебя!

– Сможешь, – холодно ответила ему Романия.

– Что случилось, Ромашечка? Чем я тебя обидел? Что сделал не так?

– Ты все сделал, как надо. Добился своего – радуйся! – Рома отдернула руки. – И прошу тебя: не подходи больше ко мне! Все кончено!

– Ты сможешь забыть все, что было между нами?

– Смогу! Я сильная, – ответила Романия.

Она не пошла на выпускной вечер, чтобы не встретиться там с Ростиком. Он уехал учиться за границу и домой после учебы уже не вернулся. До сих пор Романия не знала, как сложилась его судьба, женат ли он, есть ли у него дети. Отец Ростика уехал из поселка в город, и о семье Еременко ничего не было известно.

Рома закончила курсы, устроилась на работу, жила в маленькой комнате в общежитии. Она не смогла вычеркнуть из памяти встречи с Ростиком, как ни пыталась. Со временем она сделала вывод, что больше никого не сможет полюбить, никогда не перестанет жалеть о тех днях, когда по-настоящему была счастлива. Она жила воспоминаниями о нем.

Часто по ночам Романия клала рядом с собой подушку и представляла, что на ней лежит голова Ростика. Ее пальцы касались воображаемых черт милого лица, нежно ласкали его тело. Она помнила все его складки, все родинки, каждую деталь, и годы были не в силах стереть их из памяти. Рома понимала, что прошлым жить нельзя, что его вернуть невозможно, но в ее новой жизни не находилось даже маленького местечка для кого-то другого. Иногда она думала, что застряла в прошлом и не может вырваться оттуда, а потом успокаивала себя тем, что раз самое прекрасное в ее жизни случилось тогда, то не стоит от него избавляться.

Рома никак не могла уснуть. Воспоминания оживали, когда она приезжала в родительский дом. Ее как магнитом тянуло к озеру, чтобы хоть издали увидеть деревянный домик, где они с Ростиком встречались, но она так ни разу и не сходила к тому месту. Романии казалось, что если она придет к озеру, то обязательно увидит там Ростика и Боню, снова вернется в те дни, когда была так молода, наивна и… безмерно счастлива. Несколько раз она порывалась туда сходить, потом останавливалась и возвращалась домой. Рома понимала, что там нет ни Ростика, ни Бони, а второго такого удара она уже не переживет.

Кода Романия уезжала из дома, ей казалось, что она оставляет прошлое здесь, чтобы на новом месте начать новую жизнь, но оказалось, что оно навсегда приклеилось к ней и не отпускает.

«Нам кажется, что мы будем счастливы, если переедем в другое место, – думала Романия, кутаясь в одеяло. – А на новом месте оказывается, что от себя не убежишь, и мы всегда берем себя с собой, если даже едем на край света».

На третий день после похорон Павла Тихоновича Любовь Валентиновна созвала дочерей для разговора.

– Мои хорошие, – сказала им мать, – вы знаете, как мы с отцом всю жизнь старались для вас, чтобы вы не знали нужды, чтобы оплатить вам образование и обеспечить будущее. Но жизнь внесла свои коррективы. Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает… Случилось так, что большая часть наших накоплений ушла на лечение отца.

– Иначе быть не могло, – сказала Романия. – Папу нужно было спасать, а не думать о деньгах, и ты, мама, сделала для него все, что могла. Спасибо тебе.

– Сделала все, но не спасла, – вздохнула женщина.

– Папа прожил восемь лет после инфаркта, – сказала Ангелина. – Восемь лет для здорового человека мало, а для больного…

– Случилось то, что случилось, и уже ничего не изменишь, папу не вернуть, – тихо произнесла Злата.

– Да-а-а! – протянула мать. – Жизнь продолжается… Сегодня я собрала вас, чтобы исполнить волю вашего отца. Он лично разложил деньги в три одинаковых конверта и подписал их. Этот, – Любовь Валентиновна взглянула на надпись верхнего конверта, – Злате, этот – Геле, этот – Роме. В каждом конверте по десять тысяч долларов. Каждая из этих купюр досталась нам нелегко, поэтому прошу вас потратить их с умом, чтобы отцу на том свете не было обидно. Пусть эти деньги пойдут на самое важное для вас!

Мать отдала дочерям конверты, они ее поблагодарили.

– Подумайте хорошенько, куда пойдут деньги отца, – еще раз попросила Любовь Валентиновна.

Сославшись на плохое самочувствие, она ушла в свою спальню, а дочери остались сидеть на своих местах с конвертами в руках.

– Не густо, – произнесла Ангелина. – Наследство мы получили слабенькое.

– И за то папе спасибо, – сказала Романия.

– И куда, сестрички, потратим свои денежки? – Геля улыбнулась, взглянула на сестер и потрясла в воздухе конвертом с надписью «Ангелине», сделанной рукой отца.

– А ты куда их пустишь? – спросила Злата.

– Мне нужно купить помещение для отеля, – ответила та. – Если сложить мои накопления и эти деньги, немного не хватит.

– То был ваш отель, теперь будет твой? – Злата, вскинув брови, взглянула на Гелю.

– Да, не все я вам рассказала, – вздохнула Ангелина и откинула назад блестящие ухоженные волосы. – Я и новый отель хочу оформить на себя, чтобы иметь свой бизнес и не зависеть от мужа, не бояться, что он в любой момент может со мной развестись и оставить меня на улице голой и босой.

– Для этого есть предпосылки? – поинтересовалась Романия.

– Пока нет, но я из тех, кто смотрит не под ноги, а вперед, – ответила сестра. – Жаль, что денег маловато. А ты, Злата, куда потратишь свое наследство? На лечение мужа?

– К сожалению, его болезнь неизлечима, и она прогрессирует, – сказала Злата. – Я, конечно, посоветуюсь с мужем, но думаю, что деньги пойдут на покупку автомобиля. Плохо, что не останется на искусственное оплодотворение. Годы идут, а с ними уходит последняя надежда.

– Купите автомобиль, заработаете на ЭКО, – сказала Романия.

– Рома, не спеши давать советы, – сказала ей Геля. – Вот тебе зачем деньги? Тем более такая сумма.

– Не знаю еще. Возможно, смогу купить себе жилье.

– Ты считаешь, что этой суммы будет достаточно?

– Пока не интересовалась, не знаю, – пожала плечами Романия.

Ангелина встала, подошла к Роме и положила ей руки на плечи.

– Рома, а ты могла бы еще один год пожить в общежитии? – спросила Геля.

– Ну да. А что?

– Ты же понимаешь, как мне важно иметь свой бизнес?

– Понимаю.

– Ты не могла бы мне одолжить свои деньги на один год?

Романия подняла голову и посмотрела на сестру.

– Мне могут понадобиться деньги на лечение, – заметила Рома. – Где мне тогда их брать? Ты же знаешь, что у меня небольшие проблемы с сердцем.

– Если понадобятся, то я найду их. Ромка, в беде я тебя не оставлю!

– Геля, а почему ты решила, что покупка отеля важнее рождения ребенка? – вмешалась в разговор Злата.

– Не поняла. – Геля с удивлением посмотрела на Злату. – Какое отношение имеет ребенок к отелю?

– Для тебя – никакого, а для меня очень важно родить ребенка. Пока врачи дают нам шанс, – пояснила Злата. – Почему это Рома должна одолжить деньги тебе на отель, а не мне на ЭКО? Ты думаешь только о себе! Рома, ты сможешь мне одолжить деньги на год? Мы начнем таксовать и за год все тебе вернем.

– Злата, мне не совсем удобно задавать тебе такой вопрос, но я просто вынуждена, – сказала Ангелина.

– Спрашивай!

– Твой Роман болен, его болезнь передастся вашим детям. Ты собираешься рожать инвалидов?

– Почему ты так думаешь?

– Да потому что тебе одного неходячего достаточно! Хочешь на руках носить Романа и ребенка? Извини меня, но это по меньшей мере эгоистично с твоей стороны! – взволнованно произнесла Геля.

– Не поняла, – упорствовала Злата.

– Что здесь понимать? Ребенок – это не кукла, которую можно купить в магазине, поиграть и отложить в сторону. Дети – это ответственность! А ты сейчас думаешь только о своих желаниях! «Хочу ребенка!» Все хотят, не ты одна, но рожать инвалидов из-за своих прихотей – это просто эгоизм! На что ты обречешь его? На вечные страдания? А тебя не станет – куда потом его девать? В дом инвалидов? Ты этого хочешь?! – почти кричала Геля.

– Успокойся, сестричка! – спокойно сказала Злата, выслушав гневный монолог сестры. – Теперь буду говорить я. Да, эта болезнь относится к наследственным.

– Вот и я об этом! – вставила Геля.

– Болеют миопатией почти всегда мальчики, девочки – крайне редко. Так как болезнь передается генетически, ученые выяснили, что передают ее женщины. В одной семье может быть несколько братьев с таким заболеванием, как, например, Роман и его брат, и в то же время сестры будут здоровы. Так же и у больных братьев дети будут рождаться здоровыми, а вот здоровая сестра больных братьев может передать эту болезнь наследнику, – пояснила Злата. – Делаем вывод, Геля: наш ребенок будет здоров!

– Это еще вилами по воде писано! – не согласилась та. – Даже если он будет здоров, то в следующем поколении могут появиться инвалиды.

– А вот это уже не твоя забота! – нервно отрезала Злата. – Рома, так ты сможешь мне одолжить денег?

– А мне? Я ведь первая попросила! – вспыхнула Геля. – Мои цели более благородны, чем у сестры, которая хочет обзавестись сломанной игрушкой!

– Как… как ты можешь?! – вскрикнула Злата.

– Да вот так и могу! – огрызнулась сестра. – По крайней мере это честно!

– Еще неизвестно, кого ты родишь. – Злата не полезла за словом в карман. – Если ты вообще способна когда-то родить! Таким, как ты, моральным уродам, дети не нужны!

Романия сидела молча, слушая перепалку сестер. Недавнее перемирие было сорвано, и сейчас сестры вернулись к прошлому, словно не было восьми лет разлуки. Злата и Геля снова обратились с тем же вопросом к Романии.

– Мне надо подумать, – ответила Романия и пошла в свою комнату.

Она положила конверт на тумбочку, засмотрелась в окно. Вьюга насыпала снега вдоволь, превратив сад в сказочный мир, в котором не было ни грязи, ни мусора – все только чистое, белоснежное, нежное и нетронутое.

«И почему в нашей семье не так? – подумала Рома. – Все мы обросли мусором сплетен, ненависти, непонимания настолько, что долго еще придется отмываться от этого. Недавняя попытка простить друг друга, забыть ненужные обиды потерпела крах, а будет ли еще одна? И когда?»

Романии предстояло решить, что делать с деньгами отца. Она готова была простить и Злату, и Гелю за все прошлые проступки, лишь бы между ними воцарилось взаимопонимание. Геля, которая стала виновницей ее разрыва с Ростиком, хотела стать независимой от мужа. Романия это понимала и в этом решении поддерживала сестру. Таить в душе обиду на Гелю Романия не хотела, хотя это давалось ей нелегко. Рома подумала, что если она одолжит Геле денег, ей станет проще и легче отпустить прошлое, и это поможет ей наладить отношения с сестрой. Злата хочет сделать ЭКО, и это тоже было понятно Романии. Она подумала, что на месте сестры поступила бы так же. Деньги помогли бы Злате в осуществлении ее мечты, а Роме – наладить отношения, сгладив острые углы.

Рома мечтала о своем жилье. Она даже встала на очередь в Храповке, но в маленьком районном центре уже давно не вводились в эксплуатацию новые дома, а получить в старом освободившееся жилье было практически невозможно. На полученные деньги она приобрела бы скромную однокомнатную квартирку без ремонта, и это было бы здорово. Рома подумала, что в общежитии она сможет прожить еще один год, ведь уже привыкла к общей кухне и душу, а сестры за год решат свои проблемы. Но кому отдать предпочтение? Злате или Геле?

Решение вопроса пришло к Романии мгновенно. Она поделит деньги пополам! Никому не будет обидно, а себе она оставит долларов пятьсот на всякий случай.

Рома взяла конверт и отправилась к сестрам. У двери она остановилась в сомнении, правильно ли поступает, и тут услышала их разговор:

– Зачем ты вмешалась? Она дала бы мне деньги, я занялась бы своим бизнесом и вскоре смогла бы тебе одолжить нужную сумму на ЭКО, – тихо говорила Геля.

– Сейчас я уже не знаю, правильно ли поступила, что попросила у нее денег. У Ромы больное сердце, – сказала Злата.

– И что? У нее и нога больная! Мы-то тут при чем?

– Ей могут понадобиться деньги на лечение, как папе.

– Вот когда понадобятся, тогда и поможем! А сейчас зачем они ей? Живет себе тихо-мирно в общаге, тепло, на голову не капает. Что ей одной еще нужно? У нее даже парня нет! Наверное, не нашлось в Храповке ни одного пьянчужки, чтобы хотя бы спать с ней!

Дальше слушать Романия не могла. Она резко распахнула дверь, и сестры уставились на Рому.

– Я все слышала, – сказала Рома спокойно. – Вот вам деньги! Себе я оставила пятьсот долларов, остальную сумму разделите поровну между собой. Долг вернете через год, когда приедем сюда на годовщину отца. Все! Ничего больше не говорите мне!

Рома положила конверт на стол и вышла. Она собрала свои вещи и зашла в спальню матери.

– Ромашка, ты куда собралась? – Мать с удивлением посмотрела на нее.

Романия села на краешек кровати, посмотрела на Любовь Валентиновну. Та за несколько дней постарела на годы, лицо ее было бледным, осунувшимся, безучастным.

– Мама, я уезжаю. Прости, – тихо произнесла Романия.

– Как уезжаешь? Вы обещали побыть со мной девять дней.

– Да, я знаю. Злата и Геля остаются здесь.

– А ты?

– Мне надо уехать. Понимаешь, так надо, мама, – ласково произнесла Рома.

– Тебя там дети голодные ждут?

– Я должна срочно уехать, – повторила Рома.

– Вы снова поссорились?

– Нет, все нормально.

– Значит, тебе наплевать на мать, на то, что я остаюсь здесь одна, – проворчала Любовь Валентиновна.

– Мама, ты в любой момент можешь приехать ко мне и жить сколько захочешь, но сейчас я уезжаю.

– Счастливо! – сказала та и отвернулась лицом к стене.

Романия вышла из дома. Она на миг остановилась и посмотрела в конец сада, где виднелся небольшой холмик, покрытый снегом, – место захоронения Бони.

– Вот такие дела, Бонечка! – тихо произнесла Романия и быстро вытерла набежавшие слезы.

Романия познакомилась с Валерией в салоне, когда та пришла устраиваться к ним на работу. Девушка была моложе Ромы лет на пять, но уже имела горький опыт семейной жизни. Валерия вернулась в родной город после развода с мужем. Она пребывала в подавленном состоянии и смотрела на жизнь потухшим взглядом. Рома пригласила новую парикмахершу к себе домой на чай, и они быстро подружились. Валерия открылась ей, и Рома сумела поддержать ее и вернуть радость жизни.

Лера рассказала, как муж издевался над ней, избивал, когда приходил пьяный, как запирал ее в комнате, оставляя на целые сутки без еды и питья. Девушке пришлось спасаться бегством от такого мужа, и, приехав к матери, она подала на развод. Лера устроилась на работу и сняла однокомнатную квартиру, так как с матерью проживали еще две ее сестры.

– Потянешь оплату? – поинтересовалась Романия.

– Думаю, что справлюсь. Беру подработку на дом, – ответила Лера и добавила: – После семейной жизни мне все по плечу. А ты не хочешь снять нормальное жилье?

Романия объяснила, что через год сестры отдадут ей долг и тогда она купит собственное жилье. Вскоре девушки не могли обходиться друг без друга ни дня, они стали близкими, как родные. За полгода до дня возвращения долга подруги принялись подыскивать подходящую квартиру. Они покупали газеты с объявлениями и шли смотреть однокомнатные квартиры, выставленные на продажу. Было ясно, что за десять тысяч долларов вполне реально купить такую, и Лера предложила заняться поиском подходящих обоев.

– Зачем заранее покупать? – удивилась Романия.

– Сразу все не купишь, надо заранее все подготовить.

– Нет, не хочу, – возразила Романия. – Нужно будет ориентироваться по квартире: будет ли солнечная светлая сторона или затемненная деревьями, нужно ли комнате добавить или убавить света.

– Ты права, – согласилась Лера. – Тогда давай потихоньку покупать тебе посуду.

– Много ли мне одной надо?

– А ты не рассчитывай на себя одну, у тебя будет муж, ты нарожаешь деток, – сказала Лера.

– Не верю в то, что когда-то такое время придет, – печально произнесла Рома и добавила: – А вот у тебя еще будет счастливая семья – ты такая красивая!

– Мне кажется, что я никогда не приду в себя после такой «семейной» жизни.

– Говорят, что время лечит.

– А тебя после расставания с Ростиком вылечило время?

– Нет. Только притупило боль, – созналась Романия.

Лера провела подругу до автовокзала, дождалась на платформе ее автобуса.

– Ты не переживай, – сказала она Роме. – Я тебя встречу на вокзале, мы сядем в такси и спокойно приедем домой с деньгами.

– Спасибо тебе, а то с такой большой суммой я еще никогда не ездила в транспорте.

– А пешком с такой суммой ходила? – засмеялась Лера.

– Да ну тебя! – сказала ей Романия и поспешила в салон автобуса.

Рома сидела у окна, думая о предстоящей встрече с сестрами. За прошедший год ни одна из них не связалась с ней, не написала, не позвонила. Романия чувствовала себя виноватой перед матерью, к которой приезжала всего два раза за год. Первый раз она была в родительском доме на сороковой день после смерти отца. Сестры тогда не приехали: муж Златы в очередной раз попал в больницу, а муж Гели сломал ногу, и все дела легли на ее плечи.

Во второй раз Рома отправилась к матери через два месяца, чтобы ее навестить и поддержать. Любовь Валентиновна часть техники продала, другую сдала в аренду, земли тоже были сданы, хозяйство мать уже не держала. У нее остался только легковой автомобиль, наследство отца – старый «москвич», на котором она иногда выезжала в райцентр на рынок.

Романия засмотрелась в окно, сравнивая пейзаж за окном с тем, который она видела год назад. Тогда была вьюга и лежало много снега, сейчас виднелась голая черная земля на полях. Снег почти весь сошел за несколько дней оттепели, и теперь обнаженные озимые выглядели жалко.

Рому встретила одна мать.

– Мама, а где Злата? Где Геля? Завтра поминки, а их еще нет, – сказала Романия. – Нужны рабочие руки сегодня, а не завтра.

– Да не надо, Рома, никаких рук, – устало ответила Любовь Валентиновна. – Я заказала поминальный обед в столовой, чтобы не морочить себе голову. Сейчас так многие делают, и я тоже решила.

– Ну и правильно! Так когда приедут сестры?

– Пойдем чайку попьем, поговорим, – предложила мать. – Ты с дороги, голодная небось, а у меня есть борщ с фасолью.

Они сидели на кухне за большим столом, где когда-то собирались все вместе три раза в день. Теперь стол казался огромным и неуклюжим на небольшой кухне, куда он совсем не вписывался.

– Мама, зачем тебе такой большой стол? – задумчиво произнесла Рома. – Может, его убрать и купить удобный, поменьше?

– Зачем? Когда-нибудь у вас будут дети, приедете с мужьями и детьми, и тогда этот стол покажется маленьким. – Она печально улыбнулась.

– Дай-то Боже, – тихо произнесла Романия. – Мама, расскажи мне о сестрах.

– Что рассказывать? Начну с Гели. Она купила помещение под отель в центре города, говорила, что очень дорого, – рассказала мать. – Ей пришлось еще взять кредит, чтобы сделать подобающий ремонт и закупить для отеля все необходимое. Ей и правда сейчас нелегко. Пока о новом отеле узнают, пока наберут своих клиентов… Это все очень сложно и требует времени и вложений.

– Геля приедет? – упавшим голосом спросила Романия.

– Зачем ей ехать и на что? Пусть ее бизнес начнет приносить хоть какую-то прибыль, а отец… Я думаю, что он все видит, знает и не обидится на Ангелину.

У Романии зашумело в голове от волнения, зазвенело в ушах, все вокруг покачнулось.

– Рома, тебе плохо? Ты стала бледной как мел! – встревожилась мать. – Может, таблетку?

– Все нормально, – выдохнула Рома. – Злата хотя бы приедет?

– Нет, – покачала головой Любовь Валентиновна.

– Как она там?

– Нормально. Купили машину, теперь она работает в службе такси, – сказала мать. – Романа соседи утром выносят на плечах, сажают в машину возле Златы, и они работают вдвоем, а вечером кто-то из мужчин заносит Романа в квартиру. Так и живут.

– Ты не знаешь, Злата делала ЭКО?

– Знаю. Делала, но ничего не вышло.

– Почему?

– У Златы обнаружили кисту в брюшной полости, ее прооперировали, и потребовалось время для восстановления организма. Только через несколько месяцев можно было попробовать снова… Знаешь, Злата очень страдала от того, что не может забеременеть и родить, чувствовала себя неполноценной. Впрочем, я через все это проходила и прекрасно ее понимаю.

Она замолчала, и Романия ее не торопила, сознавая, что коснулась самой больной темы их семьи.

– Злате назначили курс гормонов, потом в клинике создали несколько эмбрионов, два из которых подсадили Злате, а остальные на случай неудачи заморозили. На следующий день ей сообщили, что замороженные эмбрионы погибли. У Златы начались сильные боли внизу живота, но врачи ее успокаивали: мол, такое иногда происходит, когда стимулируют развитие яйцеклеток. Злате предложили перейти на белковую диету и пройти курс капельниц. Она сразу не поехала, а через две недели попала в отделение с кровотечением. Вот такие дела у нашей Златы.

– Значит, и Злата не приедет?

Мать отрицательно покачала головой.

– Они мне ничего не передавали? – спросила Романия.

– Нет. А что они должны были передать?

– Я просто спросила. Можно я пойду в свою спальню и немного отдохну?

– Конечно! Зачем ты меня спрашиваешь? Твоя комната так и осталась твоей.

После поминок Романия вернулась в Храповку. На вокзале ее встречала Лера. Подруга сразу заметила потухшие глаза Романии и все поняла.

– Поехали ко мне, – предложила Лера.

– Я хочу побыть одна.

– А вот этого я не допущу! – Валерия взяла подругу под руку. – Ко мне, и точка!

– Уговорила! – Романия улыбнулась уголками рта.

Лера напоила ее чаем с мятой и медом, и тогда Романия рассказала, как ее обманули сестры.

– Да, у них форс-мажорные обстоятельства, но почему они не связались со мной, не объяснились? Я не понимаю! – сказала Рома.

– Может, они и не собирались возвращать долги?

– Я так не думаю. Какая-то доля порядочности есть даже у Гели. Мне непонятно, почему они мне ничего не сказали? Почему не перезаняли? Разве я бы их не поняла? Не вошла в их положение?

– И что ты теперь будешь делать? Расписки ты у них взяла?

– Расписки? У родных сестер? – Рома передернула плечами. – У меня и мысли такой не было!

– А теперь нет денег, – констатировала Лера. – Возможно, еще вернут? Поезжай к ним сама, поговори, потребуй вернуть долг. Совесть у них есть?

– Никуда я не поеду, – вздохнула Романия. – Вернут – спасибо, не вернут…

– Надо, чтобы вернули! Потребуй с них расписку с указанием даты возвращения долга, чтобы можно было потом обратиться в суд, – настаивала Лера.

– Я сама заработаю себе на квартиру, – уверенно заявила Романия.

– На маникюрах?

– Нет. Я знаю, как и где заработать деньги. Поедешь со мной?

– Да хоть на край света! – улыбнулась Валерия и обняла подругу за плечи. – Вот такой ты мне нравишься!

Часть четвертая 2012 год

– Все! Конец нашим страданиям! – сказала Романия и растянулась на только что расстеленной ковровой дорожке.

– Мы это сделали! – радостно произнесла Лера и улеглась рядом.

Подруги смотрели на потолок, оклеенный белыми обоями в мелкую серую клетку, на люстру с тремя плафонами. В квартире приятно пахло свежей краской и новой мебелью. Три года в Польше – и в итоге Лера и Романия смогли заработать на собственное жилье. Им очень повезло, когда они, вернувшись на родину, увидели объявление, сообщавшее о продаже двух однокомнатных квартир в одном доме и даже на одной лестничной площадке. Подруг ни капельки не смутило запущенное состояние квартир, они сразу же решили их приобрести. Им пришлось немало потрудиться, чтобы привести жилье в нормальное состояние. Девушки сами обдирали стены, шпаклевали, грунтовали и клеили обои, постепенно превращая комнаты в светлые и уютные. Затем купили необходимую мебель, а последним штрихом стала ковровая дорожка, на которой они теперь лежали, усталые до безумия и безмерно счастливые.

– Я эти огурцы буду помнить до конца своих дней, – сказала Лера.

– Да, огурчики-корнишоны, упакованные в банке плотно-плотно, – это еще та работа! – согласилась Романия. – Помнишь, как мы перед сменой обрабатывали растрескавшиеся до крови большие пальцы, потом обматывали их скотчем, прежде чем надеть рукавички?

– И все равно это не спасало – болело ужасно, – вспоминала Лера. – Но у нас была цель, и мы дошли до финиша! Это было нелегко, но мы молодцы! Теперь можно и отдохнуть.

– Можно, но недолго, – улыбнулась Романия. – Денег у нас почти не осталось. Нужно будет искать работу, или снова укатим в Польшу?

– Ты как хочешь, а я сейчас не могу думать об этом. Хочу просто отдохнуть и хотя бы немного насладиться жизнью. Что мы видели за эти три года? Работа по двенадцать часов в день без выходных. Мне иногда казалось, что я уже не живу, а делаю все автоматически, как робот. И только то, что ты была рядом, не роптала, не ныла, не плакала, придавало мне сил. Если бы не ты, я бы одна не выдержала. Спасибо тебе!

– За что? Я же за тебя не выполняла работу. Это тебе спасибо за поддержку!

– Ну вот, поблагодарили друг друга и довольны! – засмеялась Лера. – Я иду спать! И буду валяться на новом диване сколько захочу, пока не заболят бока. А ты?

– Мне тоже надо отдохнуть и набраться сил, – сказала Романия.

Лера ушла к себе домой, а Романия еще раз осмотрела свою квартиру. Ей даже не верилось, что теперь у нее есть собственное жилье, не выделенное кем-то, а купленное на заработанные деньги. Там, в Польше, в душу часто закрадывалась обида на сестер, которые ее так обманули. Рома думала о том, что все могло сложиться иначе, не будь она такой наивной и доверчивой. Ни Геля, ни Злата до сих пор не связались с ней и не вспоминали о возвращении долга.

Сейчас, когда Романия приобрела жилье за свой счет, обида на сестер немного отступила. Рома смирилась с тем, что они не собираются возвращать долг, так же, как и сближаться друг с другом. Она сделала вывод, что в этом мире не стоит ни на кого надеяться – рассчитывать нужно только на свои силы.

Романия спала до вечера. Сон ее был глубоким и спокойным, как никогда. Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. Она привыкла видеть над собой второй ярус кровати, где спала Лера, а сейчас Рома находилась в просторной комнате со светлыми новыми обоями.

«Моя квартира!» – подумала Романия и быстро поднялась с постели. Она выглянула в окно, которое выходило во двор. Напротив дома протянулся ряд гаражей, возле которых постоянно собирались небольшими компаниями люди. Вечером они разводили костры, жарили шашлыки, варили полевую кашу. Затем из гаражей доставали столики и стульчики, чтобы допоздна сидеть за трапезой со спиртным. Вокруг них бегали неугомонные дети, которые катались на велосипедах и самокатах, визжали, кричали, иногда ссорились и жаловались родителям, но тем было не до детей. Они что-то бурно обсуждали, разогретые алкоголем. Когда дети особенно надоедали, им давали кусок шашлыка и отсылали играть дальше, велев не мешать взрослым. Романия не понимала, как они могут устраивать попойки на глазах у детей, в подпитии материться во весь голос, не стесняясь ни своих отпрысков, ни старушек на скамейках у дома. Занимаясь ремонтом квартиры, Рома иногда отдыхала, сидя на балконе, и каждый раз наблюдала одну и ту же картину.

Рано утром, похоже, на первой маршрутке приезжал мужчина лет пятидесяти. Рома догадалась, что он не живет в этом доме, но он являлся сюда каждый день и, как лось сквозь кусты, проламывался к своему гаражу. Открыв одну половинку металлической двери, он садился на стул возле стола, где лежала амбарная книга. Как только кто-то выходил из подъезда, мужчина выглядывал из своего укрытия. И так он сидел до самого вечера, дожидаясь друзей по гаражному братству. У Романии сложилось впечатление, что этот человек приходит сюда ежедневно с одной целью – следить за всеми жильцами. Зачем это ему нужно? Романия никак не могла этого понять. Вот и сейчас наблюдатель находился на своем посту, и, как только кто-то проходил по двору, он высовывался из-за двери, чтобы ничего не пропустить.

«Он записывает все, что видит, в свой журнал?» – предположила Романия, вспомнив о толстой желтой амбарной книге, которая всегда лежала у него на столе.

Рома взяла пакет с мусором и направилась к баку. Она не осталась незамеченной гаражным стражем – мужчина увидел ее и снова поспешно спрятался.

«Записал?» – хотелось ей спросить, но ей предстояло жить в этом доме, и портить отношения с людьми она не имела желания.

Когда Романия выбросила мусор, ее остановили две старушки у подъезда.

– Садись, девонька, посиди минутку с нами, – предложили они.

Роме было неудобно отказаться, и она присела рядом.

– Ты новенькая в нашем доме? – поинтересовалась одна из женщин.

– Да, я теперь живу в четвертой квартире, а моя подруга Валерия – в пятой. Меня зовут Романия, можно просто Рома, – сказала она.

Старушки расспросили подробнее, а потом посетовали на «гаражников», которые постоянно дымили своими кострами.

– А этот Бора хуже любой бабы-сплетницы, – понизив голос, сообщила старушка, искоса бросив взгляд на мужчину, который время от времени выглядывал из своего гаража. – Устроил наблюдательный пункт!

– Чтобы собирать все сплетни и разносить по ветру! – добавила вторая старушка.

– Его зовут Бора? Странное имя, – сказала Романия.

– Да нет, его зовут Боря, это мы его так прозвали! – улыбнулась та. – Да и товарищи его не лучше! Вечные пьянки, крики, сплетни. Куда нашему поколению до них!

– Держись от таких людей подальше, детка, – посоветовала пожилая женщина. – И не трогай их, а то наживешь врагов на всю жизнь – они очень скандальные.

– Рядом с гаражом Боры – гараж семейной пары, – стала рассказывать вторая старушка. – Они скупают поросят, режут их и торгуют мясом на рынке. Бизнес у них такой! А в наше время, если ты бизнесмен, то все тебе позволено: и пьянствовать под гаражами на глазах у детей, и старух травить дымом, и пожаловаться участковому на них нельзя.

– Почему? – спросила Рома.

– Уже пробовали жаловаться, так участковый пришел к ним, они ему сунули хороший кусок мяса и бутылку водки, он и пошел себе, а нам эти «красноштанные» пригрозили, что, если еще раз пойдем жаловаться, ночью подпалят двери.

Романия улыбнулась, когда женщины назвали торговцев мясом «красноштанными». Она и сама обратила внимание, что супруги всегда носили красные брюки. Складывалось такое впечатление, что они или носили одни и те же не снимая, или имели несколько одинаковых пар. Тайна раскрылась неожиданно. Рома заметила на одном из балконов две пары красных брюк, висящих на бельевой веревке. Вечером их там уже не было, а супруги сидели под гаражом, оба в любимых нарядах.

Романия поблагодарила старушек за приятную беседу, сказала, чтобы обращались к ней, если будут нуждаться в помощи, и вернулась домой.

В тот же вечер «красноштанные» были на месте. Они расселись вокруг столика на маленьких низеньких скамейках. Рядом с ними вовсю дымил костер, пахло жареным мясом. К «красноштанным» подтянулся Бора, а затем трое его друзей, которые пришли не с пустыми руками – выставили на столик бутылку водки. Сразу же воцарилось оживление, разговоры становились все громче, дети, как обычно, носились по двору, по клумбам у дома, затаптывая цветы, но никто из взрослых не обращал на них внимания.

Немного отдохнув после ремонта, Романия отправилась навестить мать. Она привезла ей из Польши подарки: теплую шаль, новое трикотажное платье, зимние сапоги и махровый халат. Любовь Валентиновна, не избалованная подарками дочерей, растрогалась до слез.

– Зачем ты, доченька, тратилась? – сказала она. – Лучше бы себе что-нибудь купила.

– То, что я хотела приобрести, уже имею, – сказала Рома и похвасталась новым жильем.

– Какая ты у меня молодец! Жаль, что отец не дожил до этого времени, – с чувством произнесла мать и поинтересовалась: – Деньги отца ты на что потратила?

– На покупку квартиры добавила, мебель купила, сделала ремонт, – сказала Романия то, что придумала заранее.

– Вот и хорошо, что не впустую потратила. А теперь расскажи мне подробнее, как тебе жилось и работалось в Польше, – попросила мать.

Романия, не вдаваясь в детали, рассказала о работе на консервном заводе, где она укладывала огурцы-корнишоны в банки для дальнейшей консервации.

– Тяжело было? – поинтересовалась мать.

– Не тяжелее, чем другим, – улыбнулась Рома.

– А как на личном фронте?

– На личном фронте без перемен, – уклонилась она от прямого ответа. И сразу предложила: – Мама, давай сходим к папе на могилку.

– Можем поехать на машине, идти не близко.

– Я хочу прогуляться по родной земле, – объяснила Рома.

По дороге обе женщины молчали. Романия не хотела рассказывать матери о своих отношениях с Петей. С этим мужчиной она познакомилась на консервном заводе за границей, где он работал грузчиком. Веселый, он всегда сыпал шутками, когда было тяжело. Петр сразу же начал уделять Роме много внимания. Сначала она думала, что он помогает ей лишь из жалости, но он проявил настойчивость и начал ее провожать до дома. По дороге Петр покупал Роме мороженое, иногда цветы, приглашал зайти в кафе на чашку кофе. Романии нравилось проводить с ним время, хотя свободных дней у нее почти не было. Сначала она относилась к Петру как к другу, но незаметно дело зашло еще дальше. В какой-то миг Рома почувствовала, что Петя ей нужен как воздух.

Она долго не желала признаться себе в том, что влюбилась, после разочарований первой любви. Их отношения были теплыми, но совершенно не такими, как с Ростиком. Не было той эйфории и желания не отпускать друг друга, наслаждаться каждой секундой, проведенной вместе, запомнить все, что было, до мелочей, вслушиваться в родной голос и желать, чтобы это длилось вечно. Петя был обходителен, не наглел, напротив, делал все, чтобы понравиться Романии и ничем ее не обидеть. Сердце Ромы растаяло, и они стали встречаться раз в неделю.

Они оставались вдвоем в комнате Петра, когда его соседи уходили на ночную смену. Романия не сопротивлялась, когда он впервые попытался увлечь ее в постель. После секса Петя любил помечтать, лежа рядом. Он говорил ей, что после того, как они вернутся домой, он поможет матери отремонтировать дом, и тогда они с Романией поженятся. Хочет ли этого Рома, он не спрашивал, просто мечтал о совместной жизни. Нельзя сказать, что Романия вдохновилась такой идеей, она лишь молча слушала Петю. Когда Романия купила квартиру, а затем делала ремонт, она звонила Пете, иногда советовалась с ним. Вскоре Петр сказал, что будет сам звонить ей по вечерам, поскольку днем был занят ремонтом дома, и держал свое слово.

Как-то Лера намекнула Роме, что Петр может быть несвободен. Романия, которая привыкла доверять людям, сначала только посмеялась над опасениями подруги, но потом при первой возможности заглянула в паспорт Петра. Там не было никаких отметок о браке, и она успокоилась. Рома проверила и адрес прописки. Он совпадал с тем, который назвал ей Петя.

Вчера вечером Петр впервые ей не позвонил, и Рома встревожилась, не случилось ли что-нибудь с ним. Она решила дождаться конца следующего дня и, если он не позвонит, попытаться связаться с ним. Рома шла по знакомым улицам родного поселка, вспоминая прожитые здесь годы, но необъяснимая тревога из-за молчания друга не позволяла ей сосредоточиться.

Рома с матерью остановились у могилы отца. Он смотрел с холодной гранитной плиты на своих родных с едва заметной улыбкой.

– Эх, папа, папа! – вздохнула Романия и положила цветы на могилу. – Мог бы и не спешить от нас уходить.

– С ним в могилу ушла часть меня, – тихо произнесла Любовь Валентиновна. – Иногда мне так хочется скорее попасть к нему, чтобы больше никогда не расставаться.

– Не говори так, мама. Все мы уйдем туда, только не когда захотим, а когда придет наше время.

Женщины постояли у могилы, потом поцеловали плиту с изображением мужчины, простились и молча пошли обратно. По дороге домой кто-то окликнул Рому у магазина. Обернувшись, она увидела женщину – тучную, безобразную, в домашнем замызганном халате и комнатных тапочках. Женщина качала коляску и улыбалась Романии во весь рот.

– Ромка, ты что, не узнала меня? – спросила она.

Роме стало неловко, она внимательно вглядывалась в смутно знакомые черты лица, но не могла понять, что это за неухоженная женщина с лоснящимися рыжими волосами, подстриженными домашними ножницами.

– Женя?! – Рома удивленно вскинула брови.

– А кто же еще? Твоя рыжая Женька! – засмеялась школьная подруга. – А ты меня не узнала! Конечно, я изменилась, немного поправилась, как тут говорят, подобрела. Еще бы! Это мой четвертый ребенок! Представляешь?! Тяну на мать-героиню.

– Так ты тут живешь?

– Да, осталась в поселке. Муж ездит на заработки, а как приезжает, так ребенка и делаем! – хихикнула Женя. – А ты как? Замужем? Есть детки?

– Не замужем и детей нет, – ответила Романия. – Заходи вечерком, поболтаем.

– Спасибо, но вечером никак – надо детей купать, кормить, спать укладывать, а когда все это сделаю, сама без задних ног падаю на кровать. Ты лучше забегай ко мне!

– Хорошо, если получится, заскочу, – ответила Романия.

После Рома спросила мать:

– Как ты думаешь, почему Женя не следит за собой? Немытая, в этом халате и тапочках… Это потому, что осталась в поселке?

– Мы с отцом всю жизнь прожили в поселке, работали на земле много и допоздна, но никогда не позволили бы себе в таком виде выйти на люди. Все зависит от человека: один любит все чистое, светлое, а другой чувствует себя неплохо и в грязи, – ответила Любовь Валентиновна.

Романия снова понесла мусор к бакам за гаражами. Возле них уже сидели «гаражники», как окрестила их девушка, дымился костер, над которым на треноге висел котел с кашей. Подойдя ближе, Рома поздоровалась с людьми, и резкий запах варева ударил ей в нос так, что ее моментально затошнило. Романия зажала ладонью рот и побежала, сильно хромая. Позади она услышала смех, но ей было не до того. Рому вырвало возле мусорного бака, и сразу же стало легче.

«Чем я могла отравиться? – подумала она. – Ела только овощной суп, который недавно сварила, пила чай, а больше ничего в рот не брала».

Она постояла еще несколько минут, прислушиваясь к своему организму, – рвотных позывов больше не было. Рома подумала, что ей не хочется видеть «гаражников», которые открыто смеялись над ее хромотой, и она обошла дом с другой стороны. Зайдя в квартиру, она умылась холодной водой и вышла на балкон подышать свежим воздухом. Возле гаражей собирались любители каши, шашлыков и водки. Рома подумала, что так проводить каждый вечер у гаражей могут только больные люди.

«Их диагноз – “гаражная болезнь”, – подумала Романия. – Иначе это явление никак не назовешь. Интересно, будут ли они собираться у гаражей зимой, когда ударят морозы?»

Ветер сменил направление, и дым от костра потянулся в сторону Романии. Почуяв запах каши, она опять ощутила тошноту и бросилась в туалет, где ее снова вырвало.

«Нужно позвать Леру», – решила она.

– Что с тобой? Ты вся позеленела! – всплеснула руками Лера, открыв ей дверь. – А ну-ка пойдем со мной!

Они зашли в квартиру, и Романия рассказала о внезапных приступах тошноты.

– Наверное, надо желудок промыть, – сказала Рома. – У тебя случайно нет марганцовки?

– Тебе, дорогая моя, не марганцовка нужна, – ответила Лера.

– А что?

– Тест на беременность! – со знанием дела ответила та. – Задержка есть?

– Да, но иногда такое бывало и раньше.

– Я так понимаю, что ты не предохранялась?

– Нет. Но я же и не беременела.

– Всему свое время. Ладно, ты попей водички, а я смотаюсь в аптеку за тестом, – сказала Лера и быстро ушла.

Подруга принесла два теста.

– Зачем два? – спросила Романия.

– Для надежности. Один сделаешь сейчас, второй – завтра с самого утра.

Романия смотрела на тест, испытывая одновременно страх и радость. На нем появились две полоски. С растерянной улыбкой Романия вышла из ванной комнаты и протянула тест подруге.

– Ну что? – спросила Рома.

– Что-что? Поздравляю, вы беременны! – развела руками Лера.

– Это же здорово! Как ты думаешь?

– Это и правда классно, Ромка! Поздравляю! – Лера обняла подругу. – Я как-то сразу растерялась… Все так неожиданно. А Петр знает?

– Он несколько дней подряд мне не звонит.

– А самой слабо набрать его номер?

– Не отвечает. С ним что-то случилось, я это чувствую.

– Ага! Случилось! Небось загулял кобелина! Зачем ему сейчас Рома? Рома далеко, а баб рядом море! – Лера нервно расхаживала по комнате. – На таких смазливых, как твой Петя, бабы западают сразу. Да что я тут переживаю? Он тебе нужен?

– Да… Наверное, – растерянно пролепетала Романия. – Ты как думаешь?

– Что мне думать? Это ты теперь должна решать сама: быть матерью-одиночкой или попробовать разыскать папочку. Ты хоть знаешь его адрес?

– Конечно!

– Значит, так, подруга, я тебе даю бесплатный дельный совет, а ты решай сама, что делать. – Лера остановилась и присела рядом с Ромой.

– Мне важен твой совет, – сказала та.

– Сначала ты иди в больницу и становись на учет. Затем возьми у врача справку и поезжай искать сбежавшего папочку – он должен быть в курсе. Согласна со мной?

– Полностью!

– Но учти, что тебя одну в дорогу я не отпущу!

– Мне нужна твоя поддержка, – сказала Романия и поцеловала подругу в щеку.

Романия постоянно откладывала посещение врача. День ото дня она пыталась дозвониться Петру, вызов шел, но он не брал трубку. А потом стали раздаваться короткие гудки. Она снова и снова набирала номер Петра, но все время было занято.

– Он занес тебя в черный список, – догадалась Лера.

– Но почему? – недоумевала Романия. – Я ведь не собираюсь ему себя силой навязывать! Он должен знать о ребенке, а там уже как решит, так и будет.

– Следуй моему совету – иди к гинекологу, – напомнила Лера и добавила: – Потом видно будет, что делать дальше.

Романия все-таки собралась к гинекологу на прием, и врач подтвердил ее беременность.

– Вот вам направление на исследование УЗИ, – сказала доктор. – После этого с заключением придете еще раз ко мне.

– А это не повредит ребенку? – поинтересовалась Романия.

Она, конечно, знала, что ультразвуковое исследование безопасно для взрослого человека, но переживала за плод. Врач заверила ее, что тут нет никакой угрозы для ребенка и матери, и сказала, что в дальнейшем ее направят на повторное УЗИ.

После обследования Романия снова зашла в кабинет к гинекологу. Врач долго рассматривала снимок, несколько раз прочитала заключение.

– Что-то не так? – встревожилась Рома.

– Срок тринадцать недель, – сообщила врач. – Хорошо, что вы вовремя пришли на консультацию. Судя по УЗИ, я могу предположить, что есть небольшая проблема.

– Какая? – спросила Романия, чувствуя, что проваливается в бездну.

– Вы попадаете в группу риска. – Было заметно, что врач тянет время, и у Ромы замерло сердце в предчувствии беды.

– Я? Да ничего со мной не случится. Что с ребенком? – хриплым голосом спросила она.

– С помощью УЗИ я не могу поставить точный диагноз, – сказала врач, взглянув на пациентку. – Есть предположение, что ваш ребенок может родиться с синдромом Дауна, но, повторюсь, это только предположение, поэтому не надо заранее расстраиваться.

– Когда и как можно точно все узнать? – выдавила из себя Романия.

– Может быть, об этом мы поговорим в другой раз, когда вы успокоитесь и сможете адекватно воспринимать информацию?

– Нет! Я готова вас выслушать! – уже уверенно произнесла Романия.

– Первое, что вы должны уяснить: во многих случаях беременным ставили такой же диагноз, они не избавлялись от плода и рожали вполне здоровых детей, – пояснила врач. – То есть у женщины есть выбор: рискнуть родить ребенка с синдромом Дауна, избавиться от него на ранней стадии беременности или надеяться на чудо.

– Аборт? Никогда! – сразу же сказала Романия. – Моя мать не могла забеременеть очень долго, родила в сорок пять лет нас троих, но до сих пор никто из сестер не смог стать матерью.

– Да-а-а, – протянула женщина. – Сложный случай.

– Теперь вы понимаете, почему я так или иначе буду рожать?

– Не спешите с решением, – предостерегла ее врач. – Для уточнения диагноза мы иногда рекомендуем беременным пройти инвазивное исследование. Слышали о таком?

– Нет. Что это?

– Это специальная пункция, которую берут через переднюю брюшную стенку под контролем звуковых волн. Целью ее проведения является получение материала для дальнейшего исследования набора хромосом. Вы же, наверное, знаете, что причиной синдрома Дауна является лишняя копия двадцать первой хромосомы. Но следует учесть, что такое исследование может привести к выкидышу.

– Другой способ диагностики есть?

– Есть. Это амниоцентез, но и он не дает стопроцентных гарантий. Неинвазивная диагностика позволяет только предположить развитие синдрома Дауна.

– И как это исследование проводится?

– Амниоцентез – это исследование околоплодных вод. Для этого беременной женщине прокалывают живот, чтобы взять амниотическую жидкость на биопсию.

– Я так понимаю, что этот метод менее опасен?

– Сделать амниоцентез можно не ранее восемнадцатой недели, но результаты придут через две-три недели, а это уже срок в пять месяцев, когда внутри вас живет человек. Иногда женщины в таких случаях прибегают к искусственным родам, но сами понимаете, что это опасно для здоровья, а еще тяжелее в психологическом плане.

– Я все поняла, – сдавленным голосом произнесла Романия. – Убивать ребенка я не собираюсь, рисковать тоже, поэтому я отказываюсь от всех этих исследований.

– Я просила вас не делать поспешных выводов, – сказала врач. – У вас есть время успокоиться и все хорошенько обдумать. Пока это только предположения, а не факт, что у вашего ребенка будет синдром Дауна, – помните об этом.

– Я буду надеяться на лучшее. – Романия встала, поблагодарила доктора и вышла из кабинета.

Ей не хотелось возвращаться домой. Это случилось с Романией впервые с того дня, как она приобрела свое жилье. Холодный, пронизывающий осенний ветер рвал полы ее пальто, трепал шарфик, концы которого били ее по лицу. Романия не замечала холода, она шла по улицам без цели, погрузившись в размышления. Ей придется принять то, что ее ребенок может быть не таким, как остальные дети. Сделать это сразу же и быстро было невозможно. Мысль о материнстве была навязчивой, как, наверное, и у ее матери в свое время, а теперь и у сестер. Однако Рома умела все свои чувства и мечты прятать в глубине души, куда не было доступа посторонним.

Только она одна знала, как ей хотелось иметь ребеночка, как она по ночам мечтала приложить новорожденного к груди, потом – ощутить на своей шее нежные ручки и услышать первое слово «мама». И теперь, когда счастье ей улыбнулось, какая-то хромосома может навсегда изменить ее жизнь и жизнь малыша!

– Нет! Врачи ошиблись! – сказала Романия вслух и сделала шаг на проезжую часть.

Взвизгнули тормоза, и Романия ощутила толчок. Она упала на капот легковушки, затем резко выпрямилась. Испуганный молодой водитель выскочил из машины.

– Что творишь, дура?! – закричал он, подбегая к Романии.

Перед ним стояла бледная худенькая девушка с посиневшими губами и дрожала как осиновый лист. Только сейчас Рома очнулась, и ее всю трясло от холода, страха и неожиданности.

– Мне очень плохо, – стуча зубами, произнесла она. – Отвезите меня, пожалуйста, домой.

– Садись! – Водитель открыл ей дверь.

Рома села, плохо соображая, что с ней происходит.

– Куда едем? – спросил молодой человек уже спокойно.

– Домой, – тихо ответила Романия.

Несколько дней понадобилось Романии, чтобы вернуться в адекватное состояние. Она плохо помнила, как попала домой после посещения гинеколога, как сняла в коридоре пальто и сапоги, как упала на диван. Плакать она не могла – внутри все словно застыло. Романия долго лежала, свернувшись калачиком. Очнулась она, когда было уже темно, достала мобильник из сумочки и только тогда вспомнила, что на телефоне до сих пор стоит беззвучный режим. Двенадцать раз звонила Лера, один раз мать. Рома подумала, что нехорошо отмалчиваться, когда за нее так волнуется подруга, но она не была готова к общению. «Зайди ко мне завтра утром», – написала она сообщение Лере.

Рома не включала свет и не стала ужинать. Ей ничего не хотелось, и она снова легла на диван, закутавшись в одеяло. Она пребывала в оцепенении, мысли не приходили в голову, а перед глазами мелькало то лицо новорожденного малыша, то ребеночка с явными признаками синдрома Дауна. До утра Романия так и не уснула, пребывая в полной прострации.

Когда Рома открыла глаза, было уже светло. Рядом с ней на кухонной табуретке сидела Лера.

– Привет, соня! – улыбнулась подруга. – Ну ты и спишь! Я тебя караулю с семи утра!

– Который час? – Рома подняла тяжелую голову.

– Десять часов. Подымайся, я тебя накормлю завтраком, – сказала Валерия и отправилась на кухню, прихватив с собой табуретку.

Эта ненавязчивость Леры всегда нравилась Романии. Подруга явно поняла, что у нее возникли проблемы, но не стала сразу же приставать с расспросами, встретила с улыбкой, предложила позавтракать. Романия прошла в ванную комнату, взглянула на себя в зеркало и ужаснулась. На нее смотрела непричесанная женщина со слипшимися от дождя волосами, с темными кругами под глазами и опухшим лицом. Рома нехотя сняла с себя одежду, встала под душ. Теплые струйки воды приятно щекотали спину, сбегая вниз, успокаивали, ласкали. Она вымыла голову, затем растерла тело махровым полотенцем, высушила им волосы и тщательно их расчесала. Накинув халат, она направилась на кухню.

– Класс! – Лера подняла вверх большой палец. – Такой ты мне больше нравишься!

– И себе тоже. Что у нас на завтрак?

– Оладьи с домашней сметаной! – торжественно объявила Лера. – Я уже с утра успела смотаться на рынок.

– Спасибо тебе!

– Ага! Спасибо мне! – улыбнулась Валерия, запихивая в рот оладьи.

– Я была у гинеколога, сделала УЗИ, – сообщила Романия.

– Это я поняла. Еще не известно, кого мы ждем – мальчика или девочку?

– Ребенка с синдромом Дауна.

Эти слова словно молнией ударили Леру. Она поперхнулась оладьей и закашлялась.

– Ты не ослышалась, – вздохнула Рома.

– Это уже точно? Врачи не ошиблись? – тихо спросила подруга.

Романия вкратце передала вчерашнее объяснение врача. Лера долго молчала, обдумывая услышанное.

– Ну, это только ее предположение, – сказала Лера, отодвинув от себя тарелку с оладьями. – Врачи часто ставят неверные диагнозы.

– Согласна. Надо надеяться на лучшее, но быть готовой к худшему.

– Рома, прости за прямоту, но я хочу спросить: что ты будешь делать?

– В смысле?

– С ребенком?

– Однозначно рожать!

– Даже если…

– Даже если! Ребенок уже есть! Пусть он не полностью сформирован, не может еще думать, но он уже чувствует и мое тепло, и любовь. Мы вместе едим и спим, у нас уже одна жизнь на двоих, – взволнованно говорила Рома. – Мой малыш еще не может за себя постоять, но он верит мне, знает, что я его буду любить таким, какой он есть. Он же не виноват, что какая-то невидимая глазу хромосома испортилась в его организме, так ведь?

– Не знаю, – пожала плечами подруга. – Честно, Рома, не знаю, что сказать. Особенные дети… Они требуют столько внимания и заботы!

– У него есть я, его мама, и я позабочусь о нем. Кстати, ты не нашла работу?

– То, что обещают здесь платить, кажется насмешкой, – поморщилась Лера. – Я понимаю, что здесь не Польша, но и за «спасибо» работать не хочется. А почему ты спросила?

– Мне тоже нужна работа. Срочно!

– Зачем? Деньги еще не закончились?

– Затем, чтобы получать выплаты на ребенка, – объяснила Рома. – Для этого мне надо уйти в декретный отпуск официально трудоустроенной, поэтому придется соглашаться на любую работу.

– Не гони лошадей, Рома! Сначала реши вопрос с отцом ребенка. Ты ему так и не дозвонилась?

Романия отрицательно покачала головой.

– И что будешь делать? – спросила Валерия.

– Завтра же поеду к нему.

– Одна?! Ага! Так я тебя и отпустила! – улыбнулась подруга.

Три области пришлось пересечь Романии с Валерией, пока они добрались до села Горное, где на улице Новой был прописан Петр Лукашов. Маршрутка остановилась в центре села, и водитель громко крикнул:

– Конечная! Все выходим!

Рома подошла к водителю и спросила, когда его машина будет отправляться назад.

– Через сорок минут, – сказал он, зевнув.

– Пойдем быстрее. – Романия взяла подругу за руку. – Может, придется сразу возвращаться назад, и мы успеем на эту маршрутку.

Они спросили у прохожего, как пройти на улицу Новую. Оказалось, что они уже находятся на ней. Оставалось найти нужный дом.

– Что-то мне страшно! – призналась Рома.

– Идем уже! Чего тебе бояться? Хуже не будет, а лучше… Посмотрим! – сказала ей Лера и ускорила шаг.

На доме желтого цвета под красной металлочерепицей виднелась табличка с номером десять.

– Здесь! – Романия остановилась. – Похоже, что Петя отремонтировал матери дом.

– Нас это не должно волновать, – сказала Лера и постучала кулаком в железные ворота.

Во дворе залаяла собака и скрипнула дверь.

– Шарик, помолчи! Я все слышу, – послышался женский голос.

Романия с Лерой переглянулись, но не успели и словом перемолвиться, как дверь резко открылась и они увидели перед собой молодую привлекательную женщину.

– Вам кого? – спросила она, оглядев незнакомок с ног до головы.

– Скажите, здесь живет Петр Лукашов? – спросила Лера.

– Да, а вы кто будете?

– Это – его девушка. – Лера указала пальцем на застывшую Романию. – Мы не знаем, кто вы и что здесь делаете, но вот она ждет от Пети ребенка!

– Ребенка? От Пети? – ухмыльнулась женщина.

– Именно так! Можем мы его увидеть?

Из-за дома выскочили двое детей и подбежали к женщине.

– Мама, а Сережа меня снова толкал в плечо! – пожаловалась девочка, прижимаясь к матери.

– Мама, она первая начала!

– Нет, ты! – не успокаивалась та.

– Ты первая показала мне язык! – не уступал сестре мальчик.

– Тихо! – сказала им женщина. – Где там наш папа?

– Деревья в саду обрезает! – ответил сын.

– Позовите его сюда! – скомандовала женщина.

Рома словно окаменела. Она плохо понимала, что происходит, хотя в глубине души уже догадывалась, что перед ней – жена Петра, а он все время обманывал ее.

«А может быть, они были тогда в разводе?» – мелькнула у нее спасительная мысль.

Романия увидела Петра, шедшего к ним, и едва не лишилась чувств. Сделав глубокий вдох, она взяла себя в руки.

– Что здесь происходит? – спросил он, не поздоровавшись, не задержав на Роме взгляд.

– Эта барышня утверждает, что беременна от тебя. – Женщина указала пальцем на Романию.

– Что-о-о? – нахмурил брови Петр. – Да я ее впервые в жизни вижу!

Романию словно обдало кипятком.

– Впервые, говоришь?! – сказала она, вспыхнув от такой несправедливости. – А работу на консервном заводе в Польше забыл? Не припоминаешь, как говорил, что любишь, что поженимся по возвращении домой, вот только мамин домик надо подремонтировать?

– Что ты несешь, малахольная?! – закричал Петр. – Мало ли кто меня там знал! Шалава! Нагуляла где-то и решила мне своего ублюдка приписать?!

– Потише, а то я могу и милицию вызвать! – Лера встала между разгневанным Петром и растерянной Ромой.

– Да пожалуйста! Я сам могу милицию вызвать! – огрызнулся Петр.

– Так домик маме уже отремонтировал? – усмехнулась Лера.

Мужчина что-то хотел сказать, но жена прикрыла ему рот рукой.

– Петька, это правда? – спросила она, взглянув на мужа.

– Ты им веришь? Да ты посмотри на нее! Она же калека! Ты думаешь, я бы на такую полез? Нет, я столько не выпью!

Роме хотелось провалиться сквозь землю от такого унижения. Она чувствовала себя глупой и растерянной, так, словно на нее прилюдно вылили ведро помоев. Она дернула подругу за руку.

– Так, значит, вот какая у тебя «мама»! – возмутилась Лера. – Неплохо кобель устроился? Тут – жена и дети, там – в постели любовница. Ай да герой! Да что б твой сучок отсох раз и навсегда! Тьфу! – сплюнула Лера и повернулась к Роме: – Пойдем отсюда! Пусть эта кодла между собой разбирается!

– Петька, иди немедленно в дом! Я буду говорить! – приказала Петру жена, и тот, опустив плечи, повиновался. – А вы, детки, идите погуляйте!

Рома быстро, почти бегом, шла к автобусной стоянке.

– Успеем, не спеши так! – сказала ей подруга.

– Я хочу быстрее уехать отсюда и все забыть! Забыть, как страшный сон! – задыхаясь, говорила Романия.

– Не волнуйся ты так! Он того не стоит! Да он мизинца твоего не достоин!

Заняв место у окна, Романия отдышалась и немного успокоилась.

– Лера, мне так стыдно, если бы ты знала, как мне стыдно! – сказала она тихо.

– Тебе? За что? Этому кобелю должно быть стыдно, а не тебе.

– Я такая глупая! Доверчивая и тупая! Как я не сумела в нем разглядеть такого низкого человека?!

– Кобели очень умело маскируются под холостяков, – сказала, улыбнувшись, Лера. – Не вини себя ни в чем. Тебе нужно научиться отбрасывать негативные эмоции и во всем находить хорошее, ради ребенка!

– И где сегодняшний мой позитив?

– Теперь ты точно знаешь, что будешь матерью-одиночкой, а это, я тебе скажу, гораздо лучше, чем мать-кукушка!

Романия улыбнулась и пожала подруге руку. Автобус тронулся с места, оставляя позади и любовь Романии, и ее разочарование.

Часть пятая 2013 год

Любовь Валентиновна открыла глаза и сразу же ощутила боль во всем теле. Она попыталась поднять голову, но все вокруг мгновенно потемнело, и ее сознание поглотил мрак. Когда она в следующий раз открыла глаза и посмотрела вокруг себя, то поняла, что находится в больничной палате. Ей нужно было вспомнить, что случилось накануне, чтобы понять, почему она здесь очутилась. Боль не позволяла сосредоточиться, и она закрыла глаза. Память постепенно возвращала ее в прошлое.

Накануне годовщины смерти мужа Любовь Валентиновна позвонила дочерям и поинтересовалась, смогут ли они приехать в поселок. Геля ответила, что никак не получится, – бизнес не отпускает. Затем и Злата сообщила, что не сможет приехать. Ближе всех жила Романия, и мать была уверена, что любимая дочь Павла Тихоновича обязательно приедет и навестит его могилу, но Рома сказала, что она теперь официально трудоустроена и ее некем заменить.

– Ну что ж, наши дорогие дочери, – сказала вслух Любовь Валентиновна, хотя была в полном одиночестве среди молчаливых стен родного дома, – отца вам не вернешь, и я думаю, что он все видит оттуда и простит вас.

В день смерти мужа она решила одна сходить к нему на кладбище. Утром Любовь Валентиновна вышла из дома и обнаружила, что оттепель резко сменили заморозки, превратив дорогу в сплошной каток. Она сделала несколько шагов по двору, поскользнулась и пошла в сарай за песком, чтобы посыпать дорожки.

«Если я пойду на кладбище пешком, то потеряю полдня, пока доберусь, а то и упаду по дороге, – размышляла она, рассыпая песок веером. – На «москвиче» новая зимняя резина с шипами. Может быть, поехать на машине?»

Любовь Валентиновна вывела машину из гаража, а затем и со двора. Решив, что потихоньку доберется, она закрыла ворота и села в автомобиль. Но путь оказался гораздо сложнее, чем она предполагала, – не спасали даже новые шипованные шины. «Москвич» скользил по дороге, как по катку, иногда его разворачивало поперек, но Любовь Валентиновна была умелым водителем и двигалась дальше.

Чтобы попасть на кладбище, нужно было подняться вверх на холм. Летом он не казался таким высоким и недосягаемым, как сейчас, на скользкой и нетронутой дороге. Любовь Валентиновна решила проехать вперед еще метров двадцать, развернуться и дальше пойти пешком. Ей удалось достичь намеченной цели, и она начала разворачивать автомобиль. Она вспомнила, как «москвич» потерял управление и его с ускорением понесло задом вниз. Дальше были только удар и темнота.

«Я пострадала в автокатастрофе», – сделала она вывод, восстановив в памяти случившееся с ней.

– Доброе утро! – услышала она рядом и открыла глаза.

Девушка в белом халате стояла у кровати и смотрела на пациентку.

– Доброе, если, конечно, оно доброе, – ответила ей Любовь Валентиновна.

– Как вы себя чувствуете?

– Так, как будто по мне проехал дорожный каток. Что со мной?

– Я позову доктора, и вы с ним сами поговорите, – сказала медсестра и, мило улыбнувшись, вышла.

Через несколько минут пришел врач. Он представился Олегом Сергеевичем и сказал, что пациентка получила серьезные травмы головы и внутренних органов. Ей уже сделали несколько операций, и предстоит еще одна.

– Сколько я уже здесь нахожусь? – спросила Любовь Валентиновна.

– Пятый день, – ответил Олег Сергеевич. – Только сегодня вас перевели в палату из реанимации.

– Я поправлюсь?

– Мы делаем все возможное, – уклончиво ответил доктор. – Вы же сами понимаете, что организм не молодой, вам семьдесят пять лет…

– Я понимаю, – перебила его женщина.

– Ваш телефон звонил, пока не села батарея, – сказал Олег Сергеевич, положив на тумбочку ее мобильный. – Думаю, вам следует сообщить о своем здоровье родственникам. Да, зарядное устройство наши девчонки нашли, телефон готов к работе.

– Спасибо.

– И нужны деньги на медикаменты. Может кто- нибудь принести?

– Да, конечно, – ответила Любовь Валентиновна.

– Помните, что у вас постельный режим и вам нельзя подниматься даже в туалет. Если что нужно, зовите сестричку или санитарку. Вам все ясно?

– Да. Спасибо, доктор, – ответила она.

Любовь Валентиновна снова осталась в палате одна. Рядом стояла пустая койка, на которой лежал свернутый ватный матрас, старый, полосатый, с бурыми пятнами засохшей крови. Любовь Валентиновна взяла в руки мобильник, чтобы позвонить дочерям, но передумала. Ей нужно было хорошенько поразмыслить, она никогда не принимала решения сгоряча. Сперва ей следовало подвести итоги прожитого. Почему такая мысль пришла в голову именно сейчас, женщина не могла объяснить даже себе. Она просто почувствовала, что время ее пришло.

«Наверное, свой уход чувствуют все люди, но каждый по-разному, – размышляла Любовь Валентиновна, закрыв глаза. – Одни воспринимают такое предчувствие как излишнюю нервозность, другие не желают прислушиваться к внутреннему голосу, третьи – принимают всю реальность ситуации. Я отношусь к последним, поэтому мне надо все хорошо обдумать».

Воспоминания вернули ее к тому времени, когда они с мужем договорились воспитывать дочерей в строгости, открыто не показывать им свою родительскую любовь, а когда дети подрастут, приучать их к работе. Для поощрения они с мужем решили использовать соревновательный метод. С самого детства они определили путь девочек, который для каждой создавал необходимость доказывать свое превосходство над сестрами. И дочери усвоили этот урок. Неосознанно они постоянно пытались выделиться, и это было бы неплохо, если бы при достижении своей цели они не пытались показать, что другие сестры хуже, а для усиления эффекта очерняли друг друга.

С годами сестры не сближались, напротив, отдалялись друг от друга, между ними росло непонимание, а они с мужем думали, что во всем виноват переходный возраст, что, повзрослев, девочки успокоятся и помирятся. Не случилось! Пропасть между сестрами увеличивалась, а почему так происходило, она долго не могла понять. Лишь теперь кусочки мозаики сложились и Любовь Валентиновна сумела все расставить по местам и осознать причину неприязни дочерей. Увы, стало ясно, что они с мужем всерьез просчитались и в воспитании детей допустили фатальные ошибки.

Любовь Валентиновна в большей мере винила себя в случившемся. Она вспомнила, как сдержанно вела себя, когда хотелось обнять девочек, прижать их к себе, поцеловать. Иногда Павел намеревался приласкать кого-то из девочек, но она его вовремя останавливала. Они с мужем рассчитывали, что дочери и так почувствуют, что родители их любят, а на самом деле они росли недолюбленными. Если бы можно было повернуть время вспять, она обняла бы своих девочек, расцеловала и попросила прощения за себя и за мужа. Больно было осознавать, что потеряно самое дорогое, что не вернуть и не исправить, – то есть время.

Ей вспомнилось, как Романия мечтала завести собаку, а они с мужем всегда были против и лишь после спасения дочери Боней пошли на маленькую уступку, разрешив собаке жить во дворе. Сейчас Любовь Валентиновна ясно представила, как была бы счастлива их дочь, если бы они позволили ей держать в доме маленькую собачку. Разве она помешала бы им? Или не нашлось бы миски супа для животного? Они могли бы осчастливить Рому, но не сделали этого. Одни запреты, запреты и еще раз запреты. И среди главных – не показывать свою любовь к детям. Сейчас такое решение выглядело ужасным, и даже то, что каждый человек имеет право ошибиться, не утешало.

«Выходит, что мы с Павлом совершили ошибку длиной в целую жизнь и исправить ее уже нет возможности», – думала женщина, и от этой мысли душа болела больше, чем травмированное тело.

Любовь Валентиновна отвлеклась от воспоминаний только к вечеру, когда ей принесли ужин. Она поблагодарила санитарку и съела несколько ложек манной каши. Та была холодной, не сладкой и скорее на воде, чем на молоке, но выбора не было. Поев, женщина выпила чай и поднесла к глазам мобильник. Она листала список абонентов, и буквы расплывались перед глазами.

«Лишь бы сейчас все успеть», – подумала она и нашла нужный номер.

– Валя, моя ты кумушка и надежда, как ты? – спросила она, когда услышала знакомый голос в трубке.

– Любочка, я так рада тебя слышать! – обрадовалась кума. – Как ты? Уже лучше?

– Да, все нормально. Валя, у меня к тебе будет огромная просьба.

– Да, конечно! Говори!

– Завтра с самого утра привези, пожалуйста, сюда все мои документы и деньги, – сказала она быстро, словно боясь, что связь прервется. – Где все лежит, я сейчас тебе расскажу.

– Хорошо, сделаю! – пообещала Валя.

– И еще одна просьба: приведи ко мне нотариуса, я оплачу его услуги, – сказала Любовь Валентиновна.

Она объяснила Вале, где найти в доме необходимые бумаги, и отключила телефон. На душе немного полегчало.

«Лишь бы дожить до утра, – подумала она и закрыла глаза. – Я не имею права уйти до того, как дети меня простят».

Они зашли в палату все трое – ее дочери, такие близкие и родные, как никогда. Любовь Валентиновна поздоровалась и попросила их присесть.

– Садитесь на кровать, не бойтесь, хуже, чем есть, вы мне не сделаете, – улыбнулась она.

Мать задержала взгляд на каждой из дочерей. Геля. Она первой увидела свет, и это лидерство осталось в ней на всю жизнь. Она знала себе цену, ее утонченная красота бросалась в глаза, и посторонние не могли оторвать взгляд от ее привлекательного лица. Казалось, что природа одарила ее всем, чем могла, но забыла добавить тепла в ее сердце.

Злата. Она увидела этот мир второй. Короткая стрижка, крашеные волосы, правильные черты лица, заметная усталость. Злата тоже была недурна собой, но рядом с Гелей блекла. Эта дочь была мягче, нежнее, но неправильное воспитание родителей испортило ее внутренний мир, породило зависть и враждебность к сестрам.

Романия. Симпатичное личико с большими выразительными голубыми глазами. Про таких говорят: «Не красавица, но милая». Она казалась ничем не примечательной, и только присмотревшись к ней, узнав получше, можно было понять, что красота ее нежной и ранимой души отражается в ее глазах, глубоких, как чистейшее озеро или весеннее небо. Рома была худенькой, похожей на подростка с небольшой, едва оформившейся грудью, но ее взгляд был открыт навстречу людям, как и душа, доверчивая, добрая, уступчивая. Портил Рому только физический недостаток – хромота. Любовь Валентиновна лишь сейчас осознала, что этой дочери могло сегодня не быть рядом с ней, если бы ее случайно не нашла дворняжка, которую ее мать не хотела брать домой и согласилась, уступив мужу. Сейчас Любовь Валентиновна чувствовала себя не только преступницей, испортившей жизнь детям своим воспитанием, но и жестокой по отношению к животным. Она была виновата перед дочерьми, окружившими ее в этот последний день на земле, и должна была сказать им самое главное: она поняла свои ошибки, раскаивается и просит прощения, прежде чем уйти.

Любовь Валентиновна говорила долго. Она впервые была искренней со своими девочками. Женщина вспоминала прожитую жизнь, раскаивалась, извинялась, просила ее не перебивать. Дочери слушали ее молча, и по их щекам бежали слезы раскаяния и прощения.

– Вы не можете меня отпустить, не простив, мои хорошие, – сказала Любовь Валентиновна. – Я хочу услышать эти слова.

Они говорили наперебой, что не обижаются ни на мать, ни на отца, что все уже давно простили и отпустили обиды.

– Спасибо вам, мои дорогие, – сказала женщина. Она обняла каждую из дочерей, расцеловала их мокрые от слез лица. Они впервые целовали свою мать и плакали, не стыдясь своих слез. – Мне хотелось бы быть спокойной там, зная, что вы не ссоритесь, не держите друг на друга зло. Вы должны простить друг друга сейчас, чтобы я знала, – попросила она.

Дочери плакали, обнимались и прощали всё. Глядя на них, Любовь Валентиновна поняла, что они это делают искренне, и ей стало спокойнее на душе.

– Мои дочурки, спасибо, что вы меня поняли, – сказала она, утерев слезы. – Идите домой, отдохните, успокойтесь, поговорите еще, а мне… Я устала и хочу отдохнуть.

Каждая из женщин поцеловала мать, и они ушли. У Любови Валентиновны словно камень с души упал. Физическая боль притупилась, и она уснула спокойным сном.

– Девочки, какие мы были дуры! – сказала Злата сестрам, когда они собрались за обеденным столом в родительском доме.

– Действительно, – согласилась Геля, – делали ошибки одна за другой, ссорились, держали в душе обиды, захламляли свои души ненужным. Пришло время отпустить все это и общаться, как положено родным сестрам.

– Я всегда была за хорошие отношения, – отметила Романия.

– Да, Ромашка, ты действительно всегда была мудрее и умнее нас, – согласилась Злата.

– Прости, что не прислушивались к тебе, – сказала Геля.

– Или просто не слышали, – улыбнулась Рома. – Иногда глухие лучше слышат, чем мы друг друга.

– Мы были слепы, глухи и бессердечны, – кивнула Злата. – Сегодня мама нам открыла глаза, и мы впервые посмотрели на знакомые вещи совсем по-другому.

– Теперь все будет иначе, – уверенно произнесла Геля. – Кстати, Рома, извини за задержку, возвращаю долг, правда, не четыре с половиной тысячи, а всего лишь три, но это пока!

Она вручила Романии стопку зеленых купюр. Сестра молча положила их в свою сумочку. Следовало бы сказать, что можно было хотя бы предупредить по телефону, что не получается вовремя вернуть долг, но Рома не собиралась портить сегодняшнюю идиллию. Ей хотелось верить, что так будет и в дальнейшем, но трезвый рассудок подсказывал, что скоро все вернется на круги своя.

– Да, Ромашка, чуть не забыла, – спохватилась Злата, – я тоже привезла тебе долг. Возвращаю две тысячи, остальные – чуть позже. Не обидишься?

– Да нет, – пожала плечами Романия и незаметно улыбнулась.

Сестры засиделись допоздна. Царила атмосфера понимания и прощения. Все было так, как когда-то, пять лет назад, после смерти отца. Они разошлись по комнатам, чтобы отдохнуть и рано утром снова отправиться к матери в больницу. Молодые женщины крепко спали, когда в четыре часа утра перестало биться сердце их матери…

После похорон сестры приняли решение пожить в родительском доме девять дней и только после поминок разъехаться по домам. Все дни они были подавлены, говорили тихо, словно покойница все еще находилась в доме. Горе сблизило сестер, и они каждый день обнимались и подолгу плакали, осознавая, что теперь остались сиротами.

– Никогда не думала, что будет так тяжело без родителей, – призналась Злата. – В глубине души понимала, что рано или поздно это случится, но к таким потерям невозможно себя подготовить заранее.

– Мы остаемся детьми до тех пор, пока живы родители, – добавила Романия. – Теперь уже мы не дети.

– Мы – сироты, – тихо произнесла Геля. – И это уже навсегда.

После поминок на девятый день сестры решили переночевать в родительском доме, чтобы утром разъехаться.

– Тетя Валя сказала, что вечером к нам зайдет, – сказала сестрам Романия. – Она хочет что-то передать от мамы.

– От мамы? – Геля удивленно посмотрела на Рому.

– Да, – кивнула Романия. – Я так понимаю, что моя крестная встречалась с мамой перед нашим приездом.

– Странно, – пожала плечами Злата.

Крестная Ромы действительно зашла к ним ближе к вечеру. Они предложили ей поужинать вместе. Женщина ответила, что не голодна, но от чашки горячего чая не отказалась. Геля заварила чай в большом чайнике, который много лет служил семье Фоменко. Теперь ему придется пылиться в шкафу в полном одиночестве.

– Девчонки, – сказала Валентина, хлебнув чая. – Ваша мать Любовь, моя кума, попросила приехать к ней в больницу. Наверное, она чувствовала, что пришло ее время уходить, поэтому попросила меня привести нотариуса.

– Для чего? – спросила Геля.

– Чтобы написать завещание, – ответила Валентина. – Эти конверты Люба попросила передать вам, каждой по отдельности.

Она достала конверты, точно такие же, какие когда-то оставил им отец, с написанными на них именами дочерей.

– Они запечатаны, и я не знаю, какая сумма в конвертах, – сказала Валя и добавила: – Впрочем, это не мое дело. Я так поняла, что денег у Любы оставалось немного, поскольку она говорила, что ей очень неловко перед дочерьми за то, что оставила после себя так мало. Но, сами понимаете, с собой на тот свет ваша мать ничего не забрала.

– У мамы были банковские карточки? – спросила Геля.

– Она не доверяла банкам после того, как советские деньги пропали на сберкнижках, – пояснила Валентина, – поэтому все хранила в наличке. Вот сумма, которую Люба оставила на свои похороны.

Женщина положила на стол пачку денег, перетянутую красной резинкой. Затем достала еще один запечатанный конверт.

– Здесь деньги на гранитный памятник, – сказала она. – Ваша мать хотела, чтобы он был таким же, как у Павла, а вокруг могил просила выложить все тротуарной плиткой, чтобы не зарастало травой. Как видите, даже после своего ухода Люба позаботилась о вас, чтобы особенно не утруждать вас уходом за захоронениями.

– Хорошо, мы все сделаем, как хотела мама, – сказала Ангелина и протянула руку к конверту, но Валентина придвинула его к себе.

– Здесь написано, кому Люба оставляет деньги и на что, – сказала женщина, повернув конверт надписью к ним.

– «Вале на памятник и плитку», – прочла Злата. – Мама нам не доверила?

– Это была ее воля, – сказала Валентина, – и я обязана ее выполнить. Теперь о доме и земельных паях Любы. На недвижимое имущество ваша мать составила и нотариально заверила завещание, которое вступит в силу через шесть месяцев. Вот ключ от ящика стола, где оно лежит. Найдете и сами ознакомитесь. – Она положила на стол маленький ключик. – Все, мои девочки! Мне пора!

Злата провела ее до порога и заперла за ней дверь.

– Ну что, девочки, открываем свои конверты? – Геля окинула взглядом сестер и аккуратно вскрыла свой конверт.

Сестры достали содержимое и пересчитали купюры.

– У меня шесть тысяч зеленых, – сказала Злата.

– У меня столько же, – сказала Романия.

– Аналогично! Не густо, – вздохнула Геля. – Знаете, о чем я подумала? Стоило ли нам всем и нашим родителям так много сил тратить, чтобы заработать такой мизер?

– Другие и столько не смогли заработать, – тихо произнесла Романия и обратилась к сестрам: – Девочки, теперь вы можете вернуть мне долг?

Геля недовольно поморщилась, но отсчитала деньги и молча положила их на стол перед Романией.

– Остаюсь должна полтысячи, – сказала она. – Потерпишь немного?

– Куда мне деваться, – ответила Рома и взглянула на Злату.

– Я хотела бы попробовать еще раз, уже последний, сделать ЭКО, – сказала она. – Рома, я тебе все до копеечки верну, обещаю!

– Я поняла, – вздохнула Романия.

– Геля, ты не смогла бы мне одолжить пару тысяч? – Злата с мольбой в глазах посмотрела на сестру. – Пойми, это мой последний шанс стать матерью.

– Я так и знала! – пробормотала Ангелина себе под нос, но отсчитала одну тысячу. – Больше не могу! И так муж будет грызть за то, что дочь фермеров осталась без наследства. Хоть немного прибавлю к семейному бюджету.

– Спасибо и за это, – сказала ей Злата.

– Дай Бог, чтобы на этот раз все у вас вышло! – произнесла Романия и напомнила о завещании.

– Пойдем почитаем? – Геля взяла в руки ключик.

Сестры зашли в спальню родителей, и их взгляды задержались на пустой, аккуратно заправленной широкой кровати с двумя подушками. Любовь Валентиновна так и не убрала подушку мужа – они лежали рядом, только уже ни мать, ни отец никогда на них не лягут. Сестры замерли возле кровати родителей, и у каждой сжалось сердце.

– Так и будем молча стоять? – нарушила тишину Ангелина.

Она устремилась к прикроватной тумбочке, стоявшей с той стороны, где спала их мать. В ней был ящик, запертый на замок. Геля вставила ключ в отверстие, и в это время невесть откуда взявшийся сквозняк хлопнул за их спинами дверью спальни. Романия от неожиданности вскрикнула, Геля вздрогнула, а Злата вцепилась Роме в руку.

– Это… Это мама, – дрожащим голосом пролепетала Злата. – Она здесь! Это к беде!

– Не болтай глупостей! – произнесла Геля.

Она быстрым движением открыла ящик, вынула папку на шнурке, и сестры поспешно вернулись на кухню, закрыв спальню родителей на замок.

На столе лежало завещание. Прочитав его, сестры какое-то время сидели молча, осознавая его смысл.

– И это написала наша мама? – усмехнувшись, произнесла Геля.

– Она так решила, и это ее право, – сказала Злата. – Мы не можем ее осуждать.

– Конечно, это право нашей матери, – согласилась Ангелина. – Оставить дом и паи своему первому внуку или внучке и их родителям.

– Думаю, что мама беспокоилась о своих наследниках, чтобы они не остались на улице без крыши над головой, – заметила Рома, которая до сих пор сидела молча. – Мы все знаем, как она хотела иметь внуков.

– Но она же знала о наших проблемах, – напомнила Геля. – Она не подумала о том, что у нас может никогда не быть детей. Что тогда? Будет дом стоять, пока не развалится?

– Да, покинутые дома умирают от грусти, – прошептала Романия.

– Вот и я о том же! – не могла успокоиться Ангелина.

– Мама не запретила нам жить в этом доме до рождения первого внука или внучки, – напомнила Романия.

– Жить, содержать этот дом, вкладывать деньги в его текущий ремонт, чтобы потом отдать другому? – Геля пожала плечами. – Кому это надо?

– И что мы теперь будем делать с домом? – спросила Злата. – Нельзя допустить, чтобы он развалился.

– Скидываться ежемесячно, чтобы поддерживать его в нормальном состоянии? – Геля явно нервничала. – Допустим, мы пойдем на это. Но кто знает, сколько лет мы будем содержать это жилье, которое, возможно, никому из нас никогда не достанется.

– Может быть, оставить его под дачу? – предложила Злата. – Летом можно будет приезжать и отдыхать от суеты городов.

– А зимой? Его нужно протапливать, чтобы не завелась плесень, охранять, чтобы «добрые» соседи не растащили все, что можно, – сказала Геля. – Да-а-а! Нам надо думать! Если бы дом был в городе, то можно было бы на время сдать его в аренду, а в поселке кому он нужен?

– Возможно, нам понадобится, – неуверенно произнесла Злата.

– Ты про ЭКО? – Геля взглянула на сестру.

– Да.

– Возможно. Тогда вопрос решен – в этом доме будешь жить ты со своим ребенком и мужем. А нам с Генкой – шиш с маком! Да, Злата, знала бы я о таком завещании, то не спешила бы тебе одалживать деньги.

– Это почему же?

– А вдруг я первая забеременею и рожу?

– Поздно, сестричка, – сказала ей Злата. – Деньги ты мне одолжила, и сейчас я их тебе не верну.

– Это, кстати, мои деньги, – напомнила Геля.

– Я помню и не отказываюсь возвращать долг, но не сейчас, сестренка! Рома вон сколько времени ждала, и ей еще придется подождать, а ты только дала и требуешь назад?

– Я не требую, а говорю, что ввиду сложившихся обстоятельств я передумала давать тебе деньги в долг, так что прошу вернуть их мне сейчас же!

– Этого не будет! – заявила Злата. – Геля, ты давно ни с кем не ссорилась?

– А я не собираюсь ссориться. – Ангелина натянуто улыбнулась.

– А что ты собираешься делать? Обниматься со мной? – с иронией спросила Злата.

– Нет! Я собираюсь забеременеть, родить ребенка первой, чтобы этот дом использовать под дачу и, кстати, получать прибыль от земельных паев.

– Это еще вилами по воде писано! – хихикнула Злата. – А ты, Рома, почему сидишь молча, словно тебя совсем не волнует судьба родительского дома?

– И паев! – добавила Геля.

– Вы правы, сестрички, – сказала Романия, загадочно улыбнувшись. – Меня действительно не волнует судьба этого дома.

– Это почему же? – взглянула на сестру Геля.

– Потому что я уже знаю, чей будет дом, – сказала Романия и расстегнула меховую жилетку.

Сестры уставились на ее круглый живот.

– Ты… ждешь ребенка?! – после затянувшейся паузы произнесла Геля.

– Разве не заметно? – улыбнулась Романия.

– Вот тихоня! Переплюнула нас всех! – произнесла Злата. – И какой уже срок?

– Пять месяцев, – ответила Романия.

– И ты молчала?! Рома, тебе нравилось наблюдать, как мы снова едва не поссорились? – упрекнула ее Геля.

– Я вас вовремя остановила, пока вы не выцарапали друг другу глаза, – пошутила Рома. – Теперь все успокоились? Может быть, хоть кто-то из вас скажет: «Поздравляю, Ромка»?

– Это было так неожиданно! – растерянно произнесла Злата.

– Ты нас просто ошарашила такой новостью! – сказала Геля. – Поздравляем, Ромашка! Это же здорово! А кто отец малыша?

– У него нет отца, – ответила Романия. – Так бывает!

– Но он хоть знает, что ты ждешь ребенка? – поинтересовалась Злата.

– Знает, но мы его знать не хотим, впрочем, он нас тоже, – сказала Романия.

– Ничего, Рома, мы тебя в беде не оставим, будем помогать. Так ведь, Злата?

– Конечно! – согласилась сестра и спросила, кого ждет Романия.

– Мальчика! – радостно сообщила Рома. – Девочки, у вас будет племянник!

Сестры по очереди обняли Романию, расцеловали в щеки.

– Мы так рады за тебя, правда! – расчувствовавшись, сказала Злата. – У нашего рода будет продолжение.

– Это здорово! Молодец, Ромашка! – сказала Геля.

– Спасибо, девочки! – Романия застегнула жилетку и села за стол. – Я должна вам еще кое-что сообщить.

– У тебя двойня? – засмеялась Ангелина. – Давай, удивляй нас дальше!

– Мой ребенок… У него синдром Дауна, – произнесла Романия.

Сестры замерли с открытыми ртами. Первой очнулась Геля:

– Что ты сказала? Ты уверена?

– Врачи, наверное, ошиблись, – сказала Злата. – Они уже точно сказали, что…

– На прошлой неделе они подтвердили свое предположение, – покачала головой Романия.

– Еще не поздно вызвать искусственные роды! – взволнованно произнесла Геля. – У моей знакомой обнаружили какое-то генетическое отклонение у плода, и она вовремя сумела от него избавиться. Помню, что у нее тогда было пять месяцев беременности.

– У меня не плод, а ребенок, который уже шевелится, – уточнила Рома.

– Извини, что не то слово подобрала, но ты же понимаешь, что такие дети не должны появляться на свет? – Геля смотрела прямо в глаза сестре.

– Почему? Только из-за того, что имеют сорок седьмую хромосому? – спокойно спросила Романия. – Тогда скажи мне, Геля, ребенок, в организме которого растут раковые клетки, имеет право на жизнь?

– Конечно имеет!

– То есть если у ребенка рак, то он должен бороться за свою жизнь, а тот, у которого лишняя хромосома, не должен?

– Раком может заболеть нормальный ребенок, – ответила Ангелина. – И такого ребенка нужно вылечить и спасти.

– А почему ребенок с синдромом Дауна ненормальный? Объясни мне, в чем его ненормальность?

– Хотя бы во внешнем виде: плоский затылок, плоское лицо, широкая переносица, челюсть неестественно выступает вперед, маленькие ушки, раскосые глаза. Да все ненормальное во внешности!

– У людей существуют стандарты, как у породистых собак? Тогда покажи мне, где записано, как должен выглядеть нормальный, а как ненормальный человек, – потребовала Романия.

– Хорошо, допустим, я переборщила со внешностью, – согласилась Геля. – Но это же дети-инвалиды! У одних – глухота, у других – слепота, умственная отсталость. Да и вообще они не могут самостоятельно существовать. Ты согласна?

– Да, но у моего ребенка есть я, его мама.

– Все матери не вечны. Ты подумала, кому будет нужен твой ребенок, если он останется один? Соцслужбы сдадут его в интернат для инвалидов, где над ним сможет издеваться любая нянечка!

– Я не собираюсь умирать, – улыбнулась Романия. – Мне есть для кого жить. Ты это понимаешь?

– Злата, скажи ей! Что ты молчишь?! – Геля взглянула на сестру.

– Рома, я тоже считаю, что таким детям очень трудно в этом мире, поэтому… – Злата замолчала, не договорив.

– Что «поэтому», Злата? – спросила Романия. – Ты хочешь сказать, что такие дети не имеют права на жизнь?

– Именно так! – кивнула Злата. – Зачем обрекать на вечные мучения и себя, и ребенка?

– Мои дорогие сестрички! А слышали ли вы, что таких детей называют «солнечными»? – с чувством спросила Романия. – Или вам это не интересно? Главное, чтобы ушки были посажены высоко и глазки не раскосые? Это для вас главное? Если так рассуждать, то и мне нет места в этой жизни!

– При чем здесь ты? – Геля в недоумении посмотрела на Рому.

– Я тоже не соответствую стандартам со дня рождения и до сих пор, – ответила Романия. – У меня ноги разной длины.

– Не передергивай, Рома, – нахмурилась Злата. – Мы не желаем тебе зла, просто даем советы.

– Кажется, я не просила вас об этом, – уже ровным тоном произнесла Романия.

– Надо бы выслушать сестер, – заметила Геля.

– Я слушаю.

– Похоже, что ты руководствуешься чувствами, а не разумом, – сказала ей Геля. – Тебе хочется ребенка – это понятно, но родить его – это одно, а воспитать – совсем другое. Это, в первую очередь, большая ответственность.

– Я знаю об этом уже пять месяцев. У меня было время все обдумать и принять трезвое решение.

– Нет, девочки, я остаюсь при своем мнении, – сказала Злата. – Рожать такого ребенка крайне глупо.

– А вы в курсе, что дети с синдромом Дауна – очень теплые в эмоциональном плане? – сказала Романия, и ее глаза засветились радостью. – Все они очень открытые, трогательные, добрые и наивные. «Солнечными детьми» их называют неспроста – они абсолютно открыты всему миру.

– И беззащитны из-за этого, – добавила Геля.

– Психологи утверждают, что доверие к миру – это самая первая и главная вещь, которую необходимо приобрести любому человеку, родившемуся на этом свете, – продолжила Романия, не обратив внимания на реплику сестры. – Дети с синдромом Дауна изначально рождаются с доверием к миру, они контактные и рады каждому человеку!

– И всем улыбаются, – добавила Геля.

– Да! Именно так! Они всем улыбаются, потому что природа их наградила тем, чего всем нам не хватает сегодня! Только дети с синдромом Дауна могут так искренне проявлять свои чувства и эмоции, они доброжелательны ко всем, потому что видят в людях только хорошее.

– Это ненормально, – возразила Злата, – что бы ты ни говорила.

– Такие дети, Злата, восполняют дефицит того, чего не хватает так называемым «нормальным» людям, – настаивала Романия. – Солнечные дети… Они как солнышко, возле них тепло и уютно, потому что они не видят зла, не знают, что такое зависть, жажда наживы, подлость, предательство. И вы хотите, чтобы такой солнечный ребенок не увидел этот мир? Вы несправедливы!

– О господи! – взмолилась Геля. – Мы хотим как лучше, а ты снова за свое! Пойми, такие дети не должны жить, ты же сама признала, что они не приспособлены к этому жестокому миру, где надо за жизнь бороться, цепляться за нее зубами и ногтями. А что он сможет? Смотреть на мир и улыбаться? Этот мир жесток, он не принимает особенных! Пойми ты это наконец!

– Мне сейчас показалось или вы правда мне завидуете? – Романия посмотрела на сестер.

– Завидуем? – переспросила Злата. – Ты в своем уме?! Я хочу снова сделать ЭКО, но если узнаю, что, не дай бог, у меня будет такой ребенок, я сразу же избавлюсь от него, как бы мне ни было обидно и жалко его.

– Ты права, Злата, – сказала Геля. – Чем иметь ребенка с синдромом Дауна, так уж лучше остаться и вовсе без детей.

– Глупые вы, мои сестрички! – вздохнула Романия. – Вы так ничего и не поняли. А жаль!

– А ты нам, тупицам, разъясни все подробно, – съехидничала Геля.

– Карен Гаффни. Вам что-нибудь известно об этой женщине? – Рома сделала паузу и посмотрела на сестер. По их лицам было ясно, что им незнакома эта фамилия. – Так вот, это первый человек с синдромом Дауна, который переплыл Ла-Манш, а еще Карен имеет диплом почетного доктора университета Портленда, штат Орегон. Сейчас эта сильная женщина руководит некоммерческой организацией, помогающей адаптировать в обществе таких же детей.

– Тебе она ничем не поможет, и у нас не Америка, – отметила Геля.

– Пабло Пинеда – испанец, имеет три высших образования, получил главную награду за лучшую мужскую роль на кинофестивале в Сан-Себастьяне, – продолжила Романия. – Далее. Паула Саж – успешный адвокат и актриса. Рональд Дженкинс – музыкант и композитор с синдромом Дауна. Мигель Томасин – барабанщик, имеет собственную группу, а Раймонд Ху – художник из Калифорнии, который пишет картины акварелью и тушью на рисовой бумаге по старинной китайской методике. Список можно продолжать, но я хочу вам рассказать об одном удивительном человеке с синдромом Дауна. Тим Харрис – успешный ресторатор, которому принадлежит Tim’s Place – «Самый дружелюбный ресторан в мире». Там предлагают посетителям традиционные блюда и бесплатные объятья Тима. Ресторан был открыт в 2010 году, и с тех пор Тим обнял более двадцати двух тысяч человек! Представьте, как вас обнимает такой милый солнечный парень! Сколько от него идет позитивной энергии и света!

– Похоже, что наша Романия слишком долго сидела в Интернете, – вздохнула Ангелина. – Неужели ты такая наивная и веришь в то, что твой ребенок станет известным актером?

– Или ресторатором, – добавила Злата.

– Вы меня не поняли, – сказала Романия. – Я пыталась вам доказать, что такие люди тоже могут быть успешными.

– Только мы живем не в Америке, – сказала Злата. – И такие дети чаще всего живут в специнтернатах, где их выводят на прогулку в лучшем случае раз в неделю, чтобы они увидели солнце.

– Зачем им солнце? – хмыкнула Геля. – Они ведь сами «солнечные дети».

– Вижу, что дальше у нас разговор не сложится, – сказала Романия и поднялась со стула. – Вы так ничегошеньки не поняли! Доброй всем ночи!

Часть шестая 2017 год

Романия подошла к детской кроватке и убедилась, что мальчик уснул. Она включила ночник над его постелью и посмотрела себе под ноги, чтобы ненароком не наступить на лапу алабая Демира, мирно спавшего у кроватки Дениски. На цыпочках она прошла по комнате и тихонько легла на диван. В приоткрытое окно врывались запахи ранней весны, четвертой весны в жизни ее сына. В холодильнике стоял готовый торт с четырьмя свечами, который Романия испекла днем вместе с Лерой. Свежий воздух в комнате должен был помочь Роме быстро заснуть, но вышло наоборот – тихая весенняя ночь проникла в комнату, отняв у нее сон.

Романия окунулась в воспоминания, решив, что таким образом сможет быстрее уснуть. Ей вспомнился последний разговор с сестрами в родительском доме на девятый день после смерти матери. Они так и не поняли друг друга, как и не понимали раньше. После того Романия несколько раз звонила им, но каждый раз разговор получался сухим и казался ненужным. Она искала у сестер хотя бы малейшей поддержки, но не нашла и в конце концов перестала им звонить, а они даже не поинтересовались, родила ли она ребенка и как живет сейчас. Тогда Роме показалось, что дело вовсе не в том, что она сообщила о своем будущем ребенке с синдромом Дауна, а, скорее всего, в доме, который хотели иметь Геля и Злата. После разговора с сестрами Рома сказала им, что в этом доме жить не будет, а где лежит ключ, они обе знают.

– Приезжайте, когда надумаете, – пригласила их тогда Романия. – Это не мой, а наш общий родительский дом, и двери для вас всегда открыты.

Рома видела недовольство сестер, но ей тогда было не до этого. Вернувшись в Храповку, Рома вышла на работу, а на выходных ходила на курсы водителей. Она была уже в декретном отпуске, когда получила права, и инструктор по вождению помог ей приобрести недорогой автомобиль, подержанный, но в хорошем состоянии. Уже тогда, глядя вперед, она понимала, что с особенным ребенком без авто ей не обойтись, и не ошиблась.

Романия настроила себя на рождение этого особенного ребенка, хотя в душе до последнего надеялась, что врачи поставили неправильный диагноз. Мальчик появился на свет в срок и здоровеньким. Рома только взглянула на новорожденного и сразу же поняла по внешнему виду, что у ее сына синдром Дауна.

«Хорошо, что я была заранее к этому готова», – подумала она тогда.

Генетик подтвердил диагноз, и ребенка сразу же тщательно обследовали. Больше всего Романия боялась, что у него будут какие-то физические отклонения. К счастью, кардиолог отметила, что сердечко у малыша в порядке, отоларинголог сказал, что новорожденный не страдает глухотой, а окулист заявил, что малыш видит, но остроту зрения определить в таком возрасте еще невозможно. Романия знала, что такие дети в первом полугодии развиваются с задержкой, и при этом от физического развития в раннем возрасте очень зависит психическое. Ей уже было известно, что ребенку необходима специальная гимнастика.

Романия вспомнила, как впервые приложила малыша к груди и он с удовольствием начал ее сосать. Она помнила все так, словно Дениска родился месяц назад. Она радовалась каждому его движению, тому, как он сжимал кулачки, как научился удерживать погремушку. Она навсегда запомнила его первую улыбку и реакцию на голос мамы. В полгода Дениска радостно смеялся, когда она брала его на руки или когда видел Леру. Романия вспомнила, как готова была разрыдаться от счастья, когда малыш пролепетал слово «мама».

Рома знала, что дети с синдромом Дауна часто отстают в умственном развитии, и ни на минуту не переставала заниматься с ребенком. Она много с ним разговаривала, а Дениска вслушивался в мамин голос и улыбался. Она играла с его пальчиками, напевая песенки и читая стишки, покупала ему развивающие игрушки и не просто оставляла их возле ребенка, а играла вместе с ним. И так продолжалось без перерыва: массаж, водные процедуры, гимнастика, развивающие занятия, песенки, прибаутки…

Романия слышала о пользе канистерапии[1], но центров, где применяли бы такую методику, не было ни в их городе, ни в соседнем районе. Посмотрев видеоролики в Интернете на эту тему, она поняла, что пришло время сбыться другой мечте – мечте о собаке. Романия начала поиски щенка. Она звонила по объявлениям и вместе с ребенком ездила смотреть щенков. Каждый раз щенки ласкались к ней, словно дети, казались симпатичными и милыми, но Романия чувствовала, что то были не ее собаки.

Однажды она нашла объявление о продаже щенков среднеазиатской овчарки, или, как их чаще называли, алабая. Она зашла в частный дом с Дениской на руках. Посреди большой прихожей стоял детский манеж, а в нем копошились семь толстеньких щенков. Они играли друг с другом, эти живые комочки, падали и вновь поднимались на коротенькие лапки. Только один из щенков сразу же обратил внимание на незнакомцев. Пока он смотрел на Романию и мальчика, его толкнули играющие щенки. Он упал на бок, поднялся, сел и снова уставился на незнакомых людей.

– Можно мне взглянуть на того щенка? – спросила она.

Хозяйка взяла на руки малыша, а он по-прежнему смотрел не на нее, а на Романию. Рома взяла на руки щеночка и услышала, как тревожно бьется его сердечко.

– Не бойся, малыш, – сказала она ласково, – я тебя не обижу.

Дениска, который до этого никак не реагировал на щенков, улыбнулся во весь рот и прижался щекой к теплой шерстке.

– Я покупаю его, – сразу же сказала Романия.

– Вы даже не поинтересовались, девочка это или мальчик, – удивилась хозяйка.

– Мне все равно, я почувствовала, что это моя собака, – ответила Рома.

– Это мальчик, – сказала женщина.

Так в их доме появился новый жилец – Демир. Тогда ему не было и трех месяцев. Рома отвела щенку место для сна у кроватки сына, постелив для него коврик, кормила же его на кухне, у газовой плиты. К счастью, щенок оказался смышленым и добрым. Ей не пришлось обучать Демира командам, достаточно было один раз сказать, чтобы он все понял. В первый же день Рома вывела щенка на улицу, и тот сразу сообразил, что дома делать лужи нельзя, а только во время прогулок. С Демирчиком не было никаких проблем, и сын Ромы сразу же полюбил щенка.

Она могла подолгу наблюдать, как малыши играют, без слов понимая друг друга. Дениска часто обнимал щенка, не таскал его за шерсть, любил, когда Демир тыкался ему в щеку холодным носом. Ребенок заливался смехом, когда щенок пытался лизнуть его в губы. Они вместе ползали по полу, барахтались, словно два пса, и часто засыпали на коврике в обнимку. Дэм и Дэн росли вместе, и казалось, что они счастливы вдвоем. Со временем мальчик научился отзываться, когда мама звала его по имени, а когда он слышал «Дэм», то указывал пальчиком на щенка.

К двум годам Дениска уже сам выбирал книги, которые читала ему мама. Он любил ходить на цыпочках и играть с Демиром в футбол: бил ногой по мячу, и за ним сразу же несся пес под радостный смех мальчика. Разговаривать полными предложениями мальчик не мог до трех лет и только в четыре года научился не только четко произносить отдельные слова, но и строить из них небольшие предложения.

Узнав, что для побуждения активности ребенка очень полезны музыкальные занятия, Романия нашла такого специалиста. Два раза в неделю она возила сына к нему. Дети с синдромом Дауна очень восприимчивы к музыке, и Романия сама убедилась в этом, наблюдая, с каким удовольствием ребенок двигается под нее, хлопает в ладоши и даже подпевает.

Романии было нелегко, но она ни разу не пожалела о том, что решила родить такого ребенка, которого нужно постоянно учить, с момента пробуждения и до отхода ко сну. То, что просто и понятно для всех, для него представляло сложность.

Утром Романия тихонько поднялась с постели. Дениска еще спал, но Демир сразу же поднял голову и затем следил за каждым движением хозяйки. Рома была уверена в том, что пес не будет шуметь, лаять и проситься на улицу, хотя его никто этому не учил. Она часто удивлялась чуткой интуиции Демира, который порой понимал все лучше, чем некоторые люди. Он знал, что нельзя шуметь, когда ребенок спит, а играя с ним, ни разу не поцарапал мальчика, ни разу не придавил своим шестидесятипятикилограммовым телом. Часто Демир ложился на спину, запрокидывал голову и открывал рот. В его большую пасть мальчик клал резиновый мячик с пищалкой и руками сжимал челюсти собаки. Мячик издавал забавные звуки, и Дениска весело смеялся. Романия видела, что они хорошо чувствуют друг друга и между ними царит полное взаимопонимание. Она ловила себя на мысли, что идея воспитывать сына вместе с собакой пришла ей не просто так. Не очень общительный ребенок теперь имел верного друга.

Романия отправилась в ванную, а когда вышла оттуда, собака уже сидела в коридоре.

– Сейчас пойдем, Демирчик, – шепотом произнесла она, и тот завилял коротким толстым хвостом.

Стоило Романии взять поводок в руки, как тут же подал сонный голос ее сын.

– Мама, мама! Дэма! – позвал он.

Романии пришлось положить поводок на тумбочку и вернуться в комнату. Каждый раз, когда она собиралась вывести гулять Демира, сын просыпался и шел с ними. Ей было непонятно, каким образом Дениска чувствует, что она собирается выводить собаку.

Рома зашла в комнату и увидела, что сын уже выбрался из кроватки и надевает кофточку. Его светлые мягкие волосы торчали во все стороны, но мальчика мало беспокоила его внешность – он улыбался новому дню, маме, своему другу и спешил одеться. Романия помогла ему, причесала волосики.

– Ну что, неумывайка, идем с нами? – обратилась она к сыну.

Демир, увидев друга, радостно заскулил, подпрыгнул на лапах и растянул пасть в широкой улыбке. Рома взяла Дениску за руку, подхватила поводок, и они втроем спустились вниз. На улице было по-весеннему свежо и тепло. Птицы весело щебетали, радуясь весне и восходу солнца. Небесное светило уже согрело своими яркими лучами все вокруг, пробудив от ночного сна все живое.

Они втроем спокойно прошли вдоль ряда гаражей во дворе, где еще не собрались «красноштанные», и только вездесущий Бора восседал на своем посту. Он выглянул из гаража, и Романия улыбнулась, заметив, как блеснули на солнце стеклышки его очков.

«У Боры день начался удачно, – подумала Романия, – первая запись в амбарной книге сделана вовремя».

Они отправились в небольшой скверик, где обычно гуляли. От проезжей части его отделял заборчик, и Романия отпустила руку сына, а собаку подвела к ближайшему кусту сирени. Демир подошел к нему вплотную и только тогда задрал заднюю лапу и оросил куст. Он был очень аккуратен даже на улице, никогда не садился посреди дорожки, чтобы наложить кучку, обязательно забирался в кусты, чтобы его не видели. Иногда, гуляя в сквере, Романия наблюдала, как мужчины отворачивались от нее и без всякого стыда пускали струйки мочи куда придется. В такие моменты ей хотелось подойти к ним и сказать, что им бы поучиться культуре поведения у собаки, которая лучше воспитана, чем они, люди.

Романия заметила птичку с красными перышками на крыльях, которая сидела на ветке дерева и заливалась пением. Она подвела Дениску ближе и указала на дерево.

– Сыночек, смотри, там птичка!

Но ребенок не понимал, чего от него хотят, и только улыбался, прищурив глаза из-за яркого света. Сколько ни пыталась Романия переключить внимание ребенка на птицу, ничего не получалось. Демир важно и медленно сел на травку рядом с мальчиком и внимательно посмотрел на птичку. Он вслушивался в ее голос, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую. Увидев, как Дэм за чем-то наблюдает, Дениска тоже повернулся в ту сторону и посмотрел на дерево. Похоже, что пение птицы произвело на него не меньшее впечатление, чем на собаку, и они долго слушали эти нежные звуки.

«Что бы я делала без Демира? – подумала Романия. – Если у меня не получается, он приходит на помощь».

После прогулки они втроем вернулись домой, где соседка Валерия уже накрыла праздничный стол. Дениска, увидев торт с горящими свечками, радостно захлопал в ладоши.

– Моем ручки, и за стол! – скомандовала Лера.

Ребенок зашел в ванную и протянул руки под кран.

– Надо открыть краник, – напомнила ему Романия.

Мальчик взял мыло.

– Нет, сначала надо открыть воду, – спокойно сказала Романия.

Ей пришлось несколько раз повторить одно и то же, пока ребенок не выполнил то, что ему велела мама. Так бывало всегда, но Романия уже научилась объяснять все подолгу и терпеливо. Да, проще самой пустить воду и помыть ребенку руки, но он должен был научиться элементарным навыкам самообслуживания, а для этого приходилось ежедневно повторять ему одно и то же.

– У Дениски сегодня день рождения! – сказала Лера, когда все уселись за стол.

– День? – спросил мальчик, взглянув на Леру.

– День рождения Дениски! – повторила она.

– Рождения день, – эхом отозвался мальчик.

– День рождения Дениски, – сказала Романия.

– День… рождения Дениски! – произнес наконец ребенок и расплылся в улыбке.

– Правильно! Умничка! – похвалила его мать. – А теперь надо подуть на свечки! Делай так: фух!

Мальчик сделал вдох и подул на огоньки свечек, но сразу не вышло, и пришлось попробовать еще раз. Свечи, испустив тоненькую струйку дыма, погасли, к радости ребенка. Все захлопали в ладоши, и женщины, пропев традиционное «С днем рожденья тебя, с днем рожденья, Дениска!», разрезали торт. Романия положила по кусочку торта на тарелки, но именинник не спешил есть.

– День рождения Демирчика! – сказал он, взглянув на собаку.

Демир тихо сидел рядом со столом, и с его губ стекали тонкие струйки слюны.

– Нет, сынок, – сказала Романия, – сегодня твой день рождения, а не Демира.

– Не буду! – Мальчик отодвинул от себя тарелку.

– Почему?!

– Хочу день рождения Демирчика! – упрямо повторил ребенок.

– Кажется, я поняла, – сказала Рома подруге. – Он решил, что торт – это и есть день рождения.

– То есть Дениска хочет, чтобы тортом угостили и Демира?

– Совершенно верно! – сказала Рома и взяла собачью миску.

Она положила в нее кусок торта, и Дениска радостно засмеялся.

– День рождения Демирчика! – произнес он с довольным видом и взял в руки чайную ложку.

После этого Рома с Лерой вручили мальчику подарок – радиоуправляемую машинку «скорой помощи». Дениска сразу же уселся посреди комнаты и запустил машинку. Она замигала, завыла сиреной и покатила по коврику. Демир с интересом рассматривал незнакомую вещь. Когда машинка подъехала к нему, он предусмотрительно поднял переднюю лапу, пропуская транспорт, что вызвало у мальчика неподдельную радость.

– Теперь можно оставить их вдвоем, – сказала Романия. – И похоже, что надолго.

Женщины вышли на балкон. Во дворе у гаражей еще никого не было.

– Скоро начнут собираться поросята красноштанные, – словно угадав мысли подруги, сказала Лера. – Как я их не переношу! Так хорошо жили зимой, когда их здесь не было.

– Ты жестокая, Лера! Представь себе, как они мучились зимой, маялись, крестиком зачеркивали в настенном календаре прожитые дни и считали оставшиеся до весны. По-твоему, им легко?

– Да, я не подумала, что «гаражная болезнь» мучительна и неизлечима, – рассмеялась Лера.

– Для меня видеть их и слышать – настоящая пытка, – тихо произнесла Романия.

– Поражаюсь твоему терпению, – сказала Лера. – Терпеть такие издевательства… Я бы не смогла!

– Не хочу опускаться до их уровня. Они только и ждут того, чтобы я разозлилась и они смогли бы на мне отыграться. Эти людишки не стоят того, чтобы реагировать на них.

– Может быть, ты и права, – согласилась Лера. – Недаром ведь говорят: «Не мечи бисер перед свиньями», а они натуральные свиньи. Ты видела, какой нос у красноштанного дядьки?

– Какой?

– В точности как рыло у поросенка! Приплюснутый, и кончик носа торчит вверх! Присмотрись, он – вылитый поросенок!

Романия улыбнулась.

– Я не хочу даже смотреть в их сторону, – сказала она.

– Что-то ты сегодня грустная какая-то, – заметила Лера.

– Почему-то все время думаю о сестрах, – призналась Романия. – Давно не слышала их голоса, не видела их. Соседи, которые присматривают за домом, говорили, что зимой приезжала на несколько дней Ангелина, а на Рождество там была Злата со своим мужем.

– Значит, у них все нормально. Это им должно быть стыдно, что они даже не знают, когда день рождения у их единственного племянника.

– Да, единственного. Наверное, у Златы и второе ЭКО было неудачным, раз детей нет.

– Скучаешь по сестрам?

– А ты как думаешь?

– Не хочешь сама им позвонить?

Романия пожала плечами.

– Знаешь, Рома, я где-то прочла мудрое изречение, – сказала ей подруга. – Оно звучит примерно так: «Наберись смелости, если хочешь что-то изменить. Наберись терпения, если что-то изменить невозможно. Будь мудрым, чтобы знать, когда потребуется смелость, а когда терпение». Мне кажется, что сейчас тебе стоит попробовать что-то изменить.

– Я наберусь смелости и позвоню, – сказала ей Романия.

Действительно, ближе к вечеру Романия решила позвонить сестрам. Внутренний голос подсказал, что сначала нужно связаться со Златой. Она набрала ее номер, но в трубке услышала, что он уже не обслуживается. Ангелине она намеревалась позвонить на днях, но что-то стало тревожно на душе, и ничего не оставалось, как связаться с Гелей.

– Алло! – сразу же ответила та. – Это ты, Рома?

– Да, я. Привет!

– Рада тебя слышать! Как дела у тебя?

– Нормально.

– Мне в поселке сказали, что ты все-таки родила больного ребенка.

– Он не болен, и зовут его Денис.

– Хорошее имя! Справляешься? Говорят, с такими детьми нужно постоянно заниматься. Рома, я и правда тебе искренне сочувствую.

– Могла бы порадоваться, – тихо произнесла Романия и заговорила о другом: – Я звоню узнать, как там Злата.

– А я подумала, что тебя интересует, как у меня дела, – с обидой сказала сестра.

– Прости, что сразу не поинтересовалась. Как у тебя дела?

– У меня все замечательно, в отличие от тебя, – ответила сестра, – а Злата потеряла свой телефон и не стала восстанавливать номер.

– У тебя есть ее новый номер?

– Да, вот он. Пиши. – Геля продиктовала цифры. – Ой, Рома, извини, меня зовет Геннадий. Орет, как потерпевший! Пока-пока!

В телефоне раздались частые гудки. Романия набрала номер Златы. Долго никто не отвечал, но потом сестра подала голос.

– Это я, Романия, – сказала Рома. – Мне твой номер дала Геля.

– Да, я потеряла свой телефон, – подтвердила Злата. – Рассказывай, как ты.

– Мы живем нормально.

– Мы – это ты и ребенок? Ты его родила? Я думала, мы с Гелей тебя переубедили.

– Я же вам сказала, что этот ребенок имеет право на жизнь.

– Живете вдвоем?

– Нет, втроем, – сказала Рома. – С нами живет еще и собака.

– Тебе мало инвалида? Так и ищешь себе лишние заботы, – упрекнула ее сестра.

Романия поняла, что Злате бесполезно объяснять, как помогает Демир мальчику, и спросила, делала ли она повторное ЭКО.

– Делала, но нет результата. Это больная тема для меня, давай ее закроем, – попросила сестра.

– Хорошо. Как муж?

– Болезнь прогрессирует, – вздохнула Злата. – Мышцы словно спрессовались, и Рома стал маленьким, как ребенок. Руки и те толком не действуют, рабочие только кисти. Мне приходится его сажать на унитаз и поднимать с него, но я ни о чем не жалею. Я люблю его, как раньше. О чем мы оба сожалеем, так только о том, что у нас нет детей, но, извини, Рома, чем иметь такого ребенка, как у тебя, то лучше никакого.

– Если бы ты увидела моего Дениску, ты бы мне позавидовала!

– Боже упаси! Никогда! Рома, я вынуждена отключиться – впереди перекресток, а я за рулем. Пока!

– Вот и поговорила с сестрами, – покачала головой Романия. – Лучше бы не слышала их.

Она посмотрела на сына, который целый день не расставался с новой игрушкой. Он ее запускал, а Демир наблюдал за ней, и когда машинка приближалась к нему, он отходил в сторону, а ребенок радостно смеялся.

– Гулять пойдем?

Эти два слова, произнесенные Романией, были волшебными для них обоих. Мальчик сразу же отключил машинку и поспешно направился к двери. За ним последовал Демир, широко улыбаясь. Романия уже увидела в окно, что «гаражники» заняли свои привычные места, усевшись на низкие стульчики, которые стояли вокруг стола со спиртными напитками.

«Вечерние прогулки нелегкие», – подумала Романия, надевая собаке намордник.

Они втроем вышли из подъезда. «Красноштанные», завидев их, сразу же заорали: «Собака! Собака! Дети, все прячемся!» Так случалось всегда, когда Романия выводила Демира. Пес ни разу ни на кого не гавкнул, а тем более никого не тронул, он, как и его хозяйка, просто игнорировал людей, больных «гаражной болезнью». Люди у гаражей прекрасно видели, что собака не агрессивна, что на ней намордник, ведут ее на поводке, но каждый раз кричали детям, чтобы те прятались. Детвора, визжа, скрывалась за кустами и оттуда дразнила собаку своими «Гав-гав!». Романия никак не реагировала на это, она молча прошла мимо людей за столиком и уже за спиной услышала обычное:

– Сама калека и родила такого же!

– Ага! Еще и собаку размером с бычка завела!

– Не собака, а теленок!

– А чего вы хотите? Видать, она больная не только на ногу, а и на всю голову.

– Оно заметно!

– И как их не сожрет такой пес?

Эти обидные слова Романия слышала неоднократно, но «гаражникам», наверное, доставляло огромное удовольствие издеваться над беззащитной одинокой женщиной и ее ребенком. И эти люди получали такое удовольствие всякий раз, когда Романия проходила мимо с сыном и собакой. Иногда ей казалось, что эти люди настолько привязаны к своим гаражам, что, случись там пожар, они не пережили бы этого и умерли от тоски.

Вернувшись домой, Романия позвала Леру, чтобы вместе доесть торт.

– Праздник продолжается? – весело спросила она, погладив мальчика по голове.

– День рождения Дениски, – сказал он, улыбаясь искренней открытой улыбкой. – День рождения Демирчика.

Романия разложила куски торта по тарелкам, не забыв дать Демиру, но мальчик все требовал: «День рождения!»

– Я поняла! – сказала Лера.

Она сходила к себе и вернулась с четырьмя свечками. Дениска радостно захлопал в ладоши.

– С кем это ты болтала по телефону? – спросил Геннадий жену.

– Звонила сестра, – ответила Геля.

– Злата?

– Нет, Рома. А что?

– Зову тебя, а ты не слышишь, – упрекнул муж.

– Извини. Чего ты хотел?

Мужчина привлек к себе Ангелину, поцеловал в щеку и усадил рядом с собой. Она удивилась этому внезапному проявлению нежности средь бела дня.

– Секса не будет, я спешу, – сказала она мужу, отстраняясь от него.

– Да подожди ты! Надо поговорить. – Он обнял ее за плечи.

– Хорошо, только быстро, у меня в отеле сегодня не вышла на работу одна горничная, надо искать замену.

– У меня есть хорошее предложение, – начал издалека Геннадий. – Только прошу тебя выслушать до конца и не спешить говорить «нет».

– Ты меня заинтриговал! – улыбнулась Геля. – Я вся внимание!

– Сегодня мы с тобой идем…

– В ресторан?

– Мимо! На свинг-вечеринку!

– Куда?! – Ангелина в изумлении посмотрела на мужа. – Ты в своем уме?! Иди куда хочешь, а я остаюсь дома!

– Не будь такой категоричной! – Он удержал Гелю, которая порывалась уйти. – Я же попросил тебя выслушать меня до конца.

– Хорошо, говори.

– Сначала ответь мне на один вопрос: ты меня любишь?

Геля снова с удивлением взглянула на мужа – он не был пьян. Они никогда не говорили о любви и старались не касаться этой темы, достаточно было того, что они ладили друг с другом и ссорились крайне редко.

– Это что-то меняет? – Геля попыталась ускользнуть от ответа.

– Отвечай! – потребовал Геннадий.

– Ну допустим, что люблю. И что дальше?

– Бытует мнение, что свинг-вечеринка – это разнузданная оргия, где все имеют всех. Для многих «свинг» и «групповуха» – синонимы. Но это не так!

– Откуда ты это знаешь? Уже бывал на таких мероприятиях?

– Вовсе нет, туда пускают только семейные пары. Поэтому я и предлагаю тебе сходить на такую тусовку.

– Ты сошел с ума!

– Пойми, эта вечеринка чем-то похожа на встречу одноклассников, только вместо них или сослуживцев собираются свинг-пары.

– И никакого секса не будет? – с иронией спросила Ангелина.

– Все только по желанию.

– А вот у меня такого желания нет! – отрезала она.

– Свинг – это в первую очередь свобода, – продолжил Геннадий. – Это направление, которое позволяет внутренне раскрепоститься, легко раздвигая общепринятые границы и нормы, не подстраиваясь под них. Свинг дает возможность снять любые ограничения с обычного человеческого общения, продолжив его в более интимной обстановке. Поверь, ничего страшного с тобой не произойдет, все будет просто и непринужденно.

– Гена, ты меня не переубедил, – сказала Геля, отталкивая мужа.

Он резко схватил ее за руку, крепко сжал запястье.

– Мне больно! – поморщилась она.

– Будет еще больнее, если будешь так себя вести!

Ангелина испугалась. Она никогда не видела мужа таким.

– Отпусти, – попросила она спокойно, хотя в груди ее бешено билось сердце.

– В общем так, моя дорогая женушка, – совсем другим тоном произнес Геннадий. – Или ты сегодня идешь со мной на свинг-вечеринку, или этим же вечером собираешь свои шмотки и возвращаешься к себе в колхоз!

Он отпустил ее руку, и Ангелина потерла больное место.

– Да, и оденься прилично, – сказал он ей.

– Это как?

– Эротично. Свободна!

После этого Ангелина отправилась в отель. Целый день она нервничала, кричала на подчиненных без всякого повода и хотела, чтобы день не заканчивался, но вечер приближался, и она была вынуждена вернуться домой.

Геннадий заехал за женой и увидел, что она уже одета. Короткое облегающее платье из тонкого трикотажа дополняли лакированные туфли на высоком каблуке.

– Ничего так, – оглядев Гелю с ног до головы, сказал Геннадий. – А вот с личиком не все в порядке.

– Что не так? – Геля повернулась к зеркалу.

– Не спеши. Улыбку изобрази, пожалуйста, а то у тебя выражение приговоренной к смерти.

Ангелина ничего не ответила, взяла свою сумочку и направилась к машине. Они ехали довольно долго, пока шумный город не остался позади. Потянулись частные дома и коттеджи. Было заметно, что здесь живут далеко не бедные люди, об этом красноречиво свидетельствовали и усиленная охрана при въезде, и размеры домов, и видеокамеры на каждом заборе.

Машина остановилась возле большого коттеджа за высокой кирпичной оградой. Геннадий нажал кнопку звонка, и к ним вышел охранник.

– Добрый день! У вас есть заявка? – спросил он.

– Да, конечно, – ответил муж и назвал не свою фамилию.

Ангелина с удивлением взглянула на него, но промолчала. Охранник проверил по журналу и сказал, что они могут проходить.

– А ты хотела, чтобы наша фамилия стала известна всем? – сказал муж, поняв Гелю. – Здесь все под вымышленными именами.

– Мне как-то все равно, – нервно ответила Ангелина.

Они вошли в дом, где их встретила девушка в откровенном купальнике.

– Добро пожаловать в наш клуб! – пропела она с наигранной веселостью. – Дорогие гости, я покажу вам наши апартаменты. Прошу следовать за мной. Здесь будет общий стол, где вы сможете познакомиться с другими посетителями. Там – туалеты, женские и мужские, там – ванные комнаты, где в шкафчиках есть чистые полотенца, – рассказывала девушка, указывая пальцем с длинным ногтем в разные стороны. – Секс в общем зале у нас не приветствуется, для этого есть приват-места. Есть приваты закрытые, которые, как вы сами понимаете, запираются на замок, и открытые, которые отделены шторой. Если кто-то из посетителей захочет к вам присоединиться, он должен спросить вашего разрешения. Вы вправе ему отказать без объяснений, и он обязан уйти. Есть обычные комнаты и несколько тематических, они находятся в конце коридора.

Ангелина невнимательно слушала этого «экскурсовода». Ее все сильнее охватывала тревога. Она не знала, что с ней случится в этом доме, где, по ее мнению, собирались сексуальные извращенцы, и эта неопределенность заставляла ее нервничать.

– У нас есть определенные правила, которые обязаны соблюдать посетители, – продолжила девушка, – а в остальном – никаких табу.

– И какие же это правила? – поинтересовался Геннадий.

– Пройдемте за мной, – предложила девушка и провела их в отдельную узкую комнату, похожую на раздевалку в спортзале. – Вот два ключа от шкафчиков. – Она подала им ключи. – Вы обязаны положить сюда все свои личные вещи и желательно ценности. Не разрешается брать с собой телефоны, сумки, кошельки и фотоаппараты – все это оставляйте здесь при мне.

– А оплата как? – Гена взглянул на девушку.

– Оплата на выходе, – ответила она.

Геля молча швырнула сумочку в шкафчик и заявила, что сережки снимать не станет.

– Это ваше право, – сказала ей девушка.

Они вышли из комнатушки и снова оказались в большом холле. Геля подошла к окну и осмотрела все вокруг. Барная стойка, танцпол, подиум с шестом для стриптиза и большой общий стол.

Она взглянула в окно. Там во дворе мужчины жарили шашлык, попивали вино, которое подносили им в бокалах, и громко смеялись. Девушки в основном находились в доме, на кухне, резали овощи на салаты, тоже не отказываясь от вина, и накрывали на стол. Ангелина обернулась – мужа рядом не было. К ней подошла одна из девиц и спросила:

– Ты новенькая?

– Старенькая, – недружелюбно ответила Геля.

– Я понимаю, что ты чувствуешь себя неловко, но через это мы все проходили, когда попадали сюда впервые, а теперь все по-другому, мы как одна большая семья. Поможешь нам на кухне?

– Нет.

– Хм! – Девица презрительно скривилась и удалилась, виляя задом.

Ангелине захотелось пить, и она подошла к барной стойке, попросила стакан воды. Выпив ее залпом, Геля увидела краем глаза, что за ней наблюдает мужчина. Рядом с ним поначалу была девушка, но вскоре она ушла на кухню, а мужчина все сверлил Гелю взглядом.

– Вы здесь впервые? – спросил он ее.

– Это так заметно? – спросила она, мельком взглянув на незнакомца.

– Я тоже впервые.

– И как вас сюда занесло?

– Вот пришел и увидел вас.

– Хорошее место для знакомства. Не так ли?

– А почему бы и нет? – сказал он, не уловив в ее голосе иронии. – Хотите вина?

– Не откажусь!

Они пили вино у барной стойки. Ангелине хотелось напиться вдрызг, чтобы отключиться и ничего не помнить об этом свинг-клубе, но ее организм как мог сопротивлялся, не позволяя ей опьянеть. За это время стол уже накрыли, пахло жареным мясом, свежими огурцами и вином. Холл наполнился оживленными голосами.

– Пойдем за стол, – предложил Геле мужчина, и она согласилась.

Геля много пила и мало ела. В полумраке под музыку кружилась у шеста стриптизерша, обнажаясь и возбуждая мужчин. Они куда-то уходили и возвращались уже без одежды, закутанные в простыни, как в бане. Некоторые девушки тоже разделись, оставшись в кружевных трусиках и бюстгальтерах. С бокалами вина они садились мужчинам на колени, кокетничали, что-то шептали, целовали их в шею. Некоторые пары тихонько удалялись в отдельные приват-комнаты. Ангелина видела, что ее муж тоже ушел, увлекая за собой хохочущую блондинку, но ей все было безразлично. Ее раздражали эти полуобнаженные люди, охваченные похотью, забывшие о приличиях в своем желании секса. Геле хотелось одного: чтобы побыстрее закончилась эта оргия и она смогла вернуться домой, смыть запах секса, которым пропиталось окружающее ее пространство, вместе с запахами спиртного, мяса и разгоряченных тел. Слышались стоны, смех, негромкие крики. От всего этого Гелю затошнило.

– Туалет там, – указал ей незнакомец, и Геля помчалась в том направлении.

Ее вырвало, и хмель прошел. Ангелина умылась холодной водой и вернулась к незнакомцу. За столом уже никого не было – все разделились и разбрелись удовлетворять свою страсть. Незнакомец взял ее за руку, куда-то повел. Геля была так измучена нервным напряжением, что безропотно последовала за ним. Они оказались вдвоем в закрытой полутемной комнате, и мужчина, схватив ее в объятия, принялся целовать.

– Пустите! – Геля начала вырываться. – Я сейчас закричу!

– Сколько угодно! Все подумают, что у нас такая игра, – сказал он, продолжая целовать ее в шею.

– Да отпустите же вы меня! – Геля, собрав все силы, смогла оттолкнуть его от себя. – Послушайте, у меня там, в шкафчике, есть деньги, – быстро заговорила она. – Я вам заплачу, сколько захотите, только не трогайте меня, пожалуйста!

– А вы разве не за этим сюда пришли? – Мужчина ослабил хватку, и Геля отскочила в сторону.

– Нет-нет! Это было желание моего мужа, а не мое! Не трогайте меня, прошу вас!

– Да не трону я вас, – сказал мужчина, сев на диван. – Я же не какой-нибудь сексуальный маньяк.

– Тогда зачем вы сюда пришли? Только не надо говорить, что вас заставила жена, как меня муж.

– Не жена, просто знакомая пригласила развлечься, и я согласился.

– А где жена? Осталась дома?

– Она умерла. Три года назад.

– Простите. Я не знала.

– Проехали. Вы не возражаете, если я закурю?

– Нет. Вон там стоит пепельница.

– Вы не курите?

– Нет.

– Почему? Сейчас многие женщины курят.

– Надеюсь когда-нибудь забеременеть и родить ребенка.

– У вас до сих пор нет детей? – спросил мужчина, затянувшись дымом.

– Не получается у нас, – вздохнула Геля и села рядом. – Вам не кажется, что нам пора уже познакомиться?

– Меня зовут Андрей, – представился он.

– А я – Ангелина.

– Какое красивое и редкое имя! Кем же вы работаете, Ангелина?

– В магазине продавцом… нижнего женского белья, – солгала Геля. – А вы?

– А я грузчик… на рынке.

– Тяжело?

– Не тяжелее, чем другим. Ангелина, я вижу, как вы устали, – сказал Андрей. – Может, приляжете? Обещаю, что не трону, – улыбнулся он.

Геля легла, мужчина подвинулся и положил ее голову себе на колени.

– Так вам удобно?

– Поговорите со мной, – попросила Геля.

Они долго беседовали на отвлеченные темы, не пытаясь сблизиться. Далеко за полночь Геля почувствовала, что ее клонит в сон.

– Можете спокойно спать до утра, – сказал Андрей.

– Прилягте рядом, – предложила Геля. – Не будете же вы до утра сидеть?

Андрей лег, погладил ее по волосам.

– У вас такие роскошные волосы! – сказал он. – Хотите, я вам расскажу сказку о девушке с красивыми волосами?

– Я не слышала такую.

– Вы будете первой, кто ее услышит, – сказал Андрей. – Я эту сказку сам сочинил.

– Да вы что? Сказка от автора? Это интересно!

Геля чувствовала себя рядом с этим малознакомым мужчиной спокойно и уверенно, как будто она защищена от всех жизненных невзгод. Такое с ней случилось впервые, и Геля вслушивалась в каждую нотку его приятного успокаивающего голоса, пока не провалилась в глубокий сон…

По дороге домой она молчала. Геле было противно смотреть на мужа, видеть его довольное лицо.

– Вижу, тебе вчера понравилось? – спросил он, когда они уже подъезжали к дому.

– Тебе уж точно понравилось!

– Ты угадала! Ночь была чудесной, просто сказочной! Так признайся, тебе ночью было хорошо?

– Представь себе, что да! – ответила Геля. И она не лгала.

Злата придвинула инвалидную коляску ближе к столу, чтобы Роман мог нарезать овощи на салат. Она видела, как ему тяжело, но старалась давать ему какую-нибудь посильную работу, чтобы он чувствовал себя необходимым. Роман попытался дотянуться до стола, наклонившись, но мышцы спины бездействовали, и у него ничего не получилось. Злата молча согнула его туловище, подложив под спину небольшую подушку, придвинула ближе к краю стола разделочную доску и овощи.

– Огурцы порежь кружочками, – сказала она, – а лук мелко покроши и не смешивай с огурцами.

– Хорошо, – сказал Роман и принялся за работу. Он резал огурцы медленно, но аккуратно, а затем спросил: – Злата, у меня есть к тебе несколько вопросов.

– Я слушаю, Ромчик, – сказала она, не отходя от плиты, где в кастрюльке булькала пшеничная каша с тушенкой.

– Ты не передумала усыновить ребенка с особенными потребностями? Или ты это сказала сгоряча?

– Нет, это было обдуманное решение. А почему ты вернулся к этому разговору? – Злата взглянула на мужа. – Мы же вдвоем определились с выбором. Здоровые дети нарасхват, а больные остаются. Кому они нужны? Или ты уже не хочешь?

– Дело не в этом, – сказал Роман. – У меня из головы не идет твой разговор с Романией. Помнишь его?

– Конечно. Что тебя беспокоит? Я что-то не так сказала?

– Ты сказала так, как думала. Злата, согласись, что нельзя было говорить ей, матери, такие слова о ребенке. Ты понимаешь, что сделала ей больно?

– Чем же?

– Вместо того чтобы поинтересоваться состоянием племянника, спросить, не нуждается ли она в помощи, ты грубо заявила, что она родила инвалида.

– Но разве это не так?

– Для любой матери ребенок – это самое дорогое, что у нее есть, каким бы он ни был, даже наоборот, больные дети еще дороже. Услышав твои слова, я подумал, что если мы усыновим ребенка с физическими недостатками, ты тоже будешь называть его инвалидом и считать, что не стоило ему появляться на свет. Злата, я впервые засомневался в твоей искренности, – сказал Роман и отложил нож в сторону. – Я всегда тебе верил, знал, что твои чувства ко мне настоящие, несмотря на то, что я превратился из человека в неподвижное нечто, у которого даже голова в стороны не может поворачиваться. Я не меньше инвалид, чем ребенок Романии, наоборот, даже больше. Ты мне помогаешь во всем, за что я тебе благодарен, но до этого я считал, что ты это делаешь по любви, а теперь у меня есть сомнения. Любовь кончается там, где начинается жалость. Ты пересекла эту грань? Скажи мне честно, – попросил он.

– Ты говоришь чушь! Я всегда тебя любила и люблю, и ты это знаешь.

– Почему ты ребенка сестры назвала инвалидом?

– А как иначе называют детей с синдромом Дауна? Они умственно отсталые, физически недоразвитые.

– Я тоже физически недоразвит, – отметил Роман.

– Ты стал таким из-за болезни. Это совсем разные вещи.

– Это одно и то же. Обидев ребенка сестры, ты точно так же обидела и меня.

– Прости, я не хотела.

– А я не хочу, чтобы мы усыновили ребенка, которого ты станешь называть инвалидом.

– Да не получится у нас усыновить ни больного, ни здорового ребенка, – вздохнула Злата и отключила плиту. – Я ходила консультироваться. Шансов у нас нет – у тебя группа инвалидности, я ухаживаю за тобой и не имею дохода, чтобы содержать ребенка. Как мне сказали, у нас неполноценная семья.

– Это я неполноценный, все из-за меня! – сказал Роман дрогнувшим от волнения голосом. – Злата, ты еще молода, можешь найти себе здорового мужчину и жить счастливо. Если ты меня бросишь, я все пойму.

– Ромка, что ты такое говоришь?! – У Златы из глаз брызнули слезы. Она присела на пол, положила ему голову на колени. – Как ты можешь? Ты понимаешь, что делаешь мне больно?

– Прости, моя хорошая. – Роман опустил руки и ладонями коснулся ее волос. – Я не хотел тебя ранить, но и ты неправа по отношению к своей сестре и ее ребенку.

– Возможно, – сказала сквозь слезы Злата. – Прости, любимый, прости меня, глупую! Я люблю тебя так же сильно, как в тот день, когда впервые тебя увидела!

– Дебилка ведет за руку дебиленка! – услышала Романия голос позади. Внутри все закипело, но она сдержала себя.

«Я не должна поддаваться на провокации этих низких людей», – сказала она себе и только крепче сжала поводок.

– Гав! Гав! – дразнили дети собаку из-за деревьев.

Демир взглянул на хозяйку.

– Демирчик, не надо, – тихо попросила Романия, и пес ее понял, пошел дальше, игнорируя детей.

«Быстрее бы наступили холода, чтобы эти гаражники разбежались по домам», – подумала Романия.

На прогулке она почувствовала покалывание в груди, дыхание стало затрудненным. Романия испугалась, но не за себя. От одной мысли, что ей может стать плохо и сын с собакой останутся на улице одни, беспомощные, она почувствовала еще большую дурноту. Она села на траву и сделала несколько глубоких вдохов. Через несколько минут ее состояние улучшилось, Рома поднялась и двинулась дальше. Ей предстояло снова пройти этот круг ада, в котором подпившие мужчины и женщины кричат: «Собака! Собака! Все прячьтесь!», и от этой мысли опять кольнуло в сердце.

«Не надо обращать внимания, они недостойны даже этого», – успокаивала она себя по дороге домой.

Романия не ошиблась – все повторилось, как обычно. Кричали «красноштанные», к ним присоединился, повизгивая, Бора, дети верещали, взрослые обзывали ее ненормальной. Романия зашла в подъезд и с облегчением вздохнула. Она поднялась с сыном и собакой на свой этаж и почувствовала, как в груди снова стало тесно. Рома смогла дотянуться до кнопки звонка у двери соседки и нажать на нее, и сразу же все вокруг потемнело. Она сползла по стене вниз.

Романия очнулась в комнате и с удивлением посмотрела вокруг. Рядом с ней стоял мужчина в белом халате, за ним – Лера.

– Где Дениска и Демир? – Романия искала их глазами.

– Не волнуйся, они на кухне, ужинают, – сказала Валерия. – Тебе стало плохо, и я вызвала «скорую».

Врач посмотрел на пациентку, проверил ее пульс.

– Кажется, все худшее позади, – сказал он и принялся выписывать рецепты. – Я бы вам советовал немедленно обратиться к кардиологу, пройти обследование и курс лечения.

– Да, конечно, – ответила Романия.

– Сделайте это как можно быстрее, не затягивайте, а вот эти таблетки принимайте перед приближающимся приступом. – Он подал Роме бланк рецепта. – Запомните, что это не лечение, и постарайтесь не волноваться по пустякам.

– Спасибо, я постараюсь, мне нельзя болеть, – сказала Романия.

Когда врач ушел, Лера заявила подруге, что ей действительно надо позаботиться о своем здоровье.

– Я понимаю, – согласилась с ней Романия.

– Я могу взять отпуск, побуду с Дениской, а ты подлечишься, – предложила Лера.

– Для начала надо мне обследоваться, а потом видно будет.

– Не затягивай, – попросила ее Лера. – Ты прекрасно понимаешь, что просто обязана быть здоровой.

– Спасибо тебе, Лерочка! – сказала Романия.

В тот же день Рома начала учить сына называть свою фамилию, имя и домашний адрес. Это было нелегко, но она знала, что только настойчивость и терпение помогут ей добиться результата.

Утром следующего дня Романия забрала со стоянки машину, взяла с собой сына и поехала в поликлинику. За два дня она прошла необходимое обследование и с новыми записями в карте явилась на прием к кардиологу. Доктор сказал, что ей необходимо срочно лечь в стационар.

– Можно на дому? – поинтересовалась Романия.

– Как вы себе это представляете? – взглянул на нее врач.

– Вы же видите, что у меня особенный ребенок. Вы назначите мне курс лечения, а я найму медсестру, которая будет приходить ко мне на дом и делать уколы, – сказала Романия. – Поймите, у меня никого из родственников нет рядом.

– Я все понимаю, но брать на себя ответственность не только за ваше здоровье, но даже за жизнь я не могу, – сказал доктор. – Минимум десять дней пролечитесь в стационаре, а потом посмотрим. Скажу вам честно: дела у вас неважные.

– Хорошо, – вздохнула Романия, – пишите направление в стационар. Завтра утром я буду в отделении.

Романии пришлось просить подругу взять отпуск, чтобы присматривать за ребенком.

– Без проблем! – сразу же ответила Валерия. – Главное, чтобы ты вылечилась.

– По вечерам я буду прибегать домой хоть на часик, – пообещала Рома.

– И не думай об этом! Мы с Дениской будем навещать тебя ежедневно, – сказала Лера.

– А как же Демир? – Рома взглянула на собаку.

– Справимся! Так ведь, Демирчик?

Пес улыбнулся и взглянул на Рому, словно давал обещание вести себя прилично.

Геннадий очень удивился, когда через несколько недель его жена сразу же согласилась снова пойти на свинг-вечеринку. Он уже подготовил убедительную речь, чтобы уговорить Гелю, а она, ни капельки не удивившись, тут же ответила, что пойдет. Это немного задело Геннадия и даже пробудило в нем ревность, но желание как следует провести время с новой пассией взяло верх.

Вернувшись с той вечеринки, Ангелина решила, что нужно забыть ее, как кошмарный сон, и полностью окунулась в работу. Но как только она оставалась наедине со своими мыслями, воспоминания одолевали ее. Когда Геннадий предложил ей снова посетить такую вечеринку, она рассердилась на него и сразу же ответила «да», но не потому, что ей хотелось снова увидеть этих сексуально озабоченных людей, а чтобы удивить и позлить мужа. И она не ошиблась – Геннадий так изумился, что потерял дар речи. Не дав ему прийти в себя, Геля уточнила дату и время и быстро ушла в свою комнату.

И Ангелина с Геннадием снова оказались в том же коттедже. Все тут шло, как и в прошлый раз. Ангелина осмотрела присутствующих, отметив про себя, что появились и новые лица. Но не они ее интересовали – она искала Андрея. Геля не представляла, что будет делать, если он не придет, но он появился одним из последних. Геля помахала ему рукой, и мужчина сразу же подошел к ней, оставив свою спутницу.

– И снова здравствуйте, продавец нижнего белья Ангелина! – сказал Андрей, присаживаясь рядом с Гелей.

– Здравствуйте, грузчик с рынка Андрей! – улыбнулась она. – Не ожидали меня снова здесь встретить?

– Честно?

– Конечно!

– Ожидал.

– Но почему?!

– Просто хотел еще раз вас увидеть.

– Значит, мы можем считать себя старыми знакомыми, – то ли спросила, то ли констатировала факт Ангелина. – Если так, то время перейти на «ты».

– Я только «за»!

Они пили вино, ели овощи и грибы, поджаренные на открытом огне, неспешно обсуждали вкус салатов и говорили о прочих незначительных вещах. Ангелина совершенно забыла о присутствии мужа и не заметила, когда и с кем он удалился в приват-комнату. Она настолько увлеклась беседой с Андреем, что происходящее вокруг не раздражало ее, как прежде, – она просто не замечала людей. Андрей спросил, не хочет ли Геля посетить их комнату, если та еще не занята другими, и она согласилась.

В знакомой комнате, как и раньше, царил полумрак.

– Обычно я не цепляюсь за прошлое и не люблю возвращаться в те места, где уже бывала, – сказала Ангелина. – Сейчас я захотела снова вернуться в ту ночь, в эту комнату, где занимались сексом сотни пар. Странно, не так ли?

Андрей сел на диван, Ангелина легла и положила голову ему на колени.

– Ты совсем не похожа на продавщицу нижнего белья, – заметил Андрей.

– Судя по твоей машине, грузчики хорошо зарабатывают, – в тон ему ответила Ангелина, и они оба рассмеялись. – Расскажи о своей жизни, – попросила она.

Андрей начал рассказ со своего детства, с того момента, как он помнил себя.

– Я жил в интернате и ничего другого не знал, – сказал он. – Тогда мне казалось, что так все живут, и до определенного момента я был почти счастлив.

– Когда все изменилось?

– Когда я понял, что есть семьи, где ребенка любят родители, где отец берет сына с собой на рыбалку, а мама перед сном целует его и читает ему сказки. Это было мое первое большое разочарование в жизни. С тобой случалось что-то подобное?

Не задумываясь, Геля начала рассказывать Андрею о своем детстве, о сестрах, их ссорах и вечном соревновании, которое устроили для них родители.

– Только став взрослой, я поняла, как мне не хватало родительской любви, – сказала Ангелина. – У нас было все, мы отнюдь не голодали, но хотелось объятий мамы, ее ласковых слов. Хотелось прижаться к ней, почувствовать ее тепло, а нас держали на расстоянии, мы всегда должны были соблюдать определенную дистанцию, хотя не могу сказать, что родители нас не любили. Нам хотелось другой любви. Ты меня понимаешь?

– Да, понимаю и стараюсь своему сыну дать любовь и за мать, и за отца, – сказал Андрей.

– У тебя есть сын?

– Да, есть. Его зовут Сережа, ему пятый год.

– С кем он живет?

– Конечно же со мной!

– Я бы хотела с ним познакомиться, – заявила Ангелина и тут же спохватилась: – Я же совсем не умею общаться с детьми, не знаю, как с ними говорить и о чем, как себя вести.

– Приходи к нам с книжкой, а общению тебя Сережа сам научит. Придешь? Или это пустой разговор?

– Разумеется, приду! – пообещала Ангелина и попросила Андрея побольше рассказать о сыне.

Они говорили до утра, затем Андрей продиктовал ей свой адрес, и она пообещала навестить их в ближайшую субботу.

Геля волновалась, как никогда. Все дни после встречи с Андреем она думала о нем и о его ребенке. Она сама не могла понять, почему одно воспоминание о малознакомом мужчине вызывает такое внутреннее волнение, так что сердце начинает учащенно биться, а в голове шумит. Для Ангелины Андрей был просто хорошим собеседником и, наверное, другом, если она смогла ему довериться. Но при воспоминании о друзьях такого возбуждения у нее никогда не возникало.

«Что-то со мной не так, – думала она. – Что происходит?»

Поразмыслив, Геля решила, что ее волнение вызвано не мыслями об Андрее, а предстоящей встречей с его сыном. Она ходила по книжным магазинам, в каждом покупала новую детскую книжку, советовалась с продавцами-консультантами, что будет интересно мальчику пяти лет. Дома она критически перечитывала все книги, рассматривала все мелкие детали иллюстраций, а на следующий день снова шла в магазин. К субботе у нее накопилось с десяток книжек, и какие из них взять с собой, она не знала, поэтому сложила все в одну подарочную сумку, села в свой автомобиль и поехала к Андрею.

Ангелина остановилась у дома № 145 и вышла из машины. Перед ней стояло большое добротное здание, и Геля подумала, что неправильно записала адрес, который назвал ей Андрей.

Андрей, наверное, уже ждал ее, потому что сразу же после ее звонка вышел из дома и двинулся к калитке.

– Привет, Ангелина! – сказал он, открыв дверцу. – Прошу!

– Не думала, что у грузчиков на рынке такие высокие зарплаты, – сказала Ангелина, окинув взглядом дом.

– Я тоже считал, что продавщицы нижнего белья не в состоянии заработать себе на иномарку, – улыбнулся Андрей.

Они зашли внутрь, и Геля увидела светловолосого мальчика, который сидел в глубоком кресле с книжкой в руках.

– Знакомься, это мой сын Сережа, – сказал Андрей, – а это тетя Ангелина.

Мальчик подошел к Геле, посмотрел на нее и протянул худенькую ручку.

– Очень приятно, – сказал он. – Я – Сергей.

– А я – тетя Ангелина.

Геля ощутила теплую, мягкую и хрупкую руку мальчика в своей. Она невольно задержала ее, а поняв, что совершила оплошность, переключила внимание на подарки для Сережи.

– Ты любишь листать книги? Рассматривать рисунки? – спросила она, протягивая подарок.

– Я умею читать, – серьезно ответил мальчик.

– Но тебе же только пять лет! – удивилась Геля.

– Скоро будет, – уточнил он.

– Конечно, не все книги ему под силу, но несколько он и правда сам прочитал, – подтвердил Андрей.

– Надеюсь, что эти книжки тебе тоже понравятся, – вновь обратилась к мальчику Ангелина. – Какие ты больше всего любишь?

– Разные. Больше всего – энциклопедии. – Он четко, хоть и не без труда, выговорил это слово.

– А я думала, что сказки.

– Я уже большой, чтобы в сказки верить, и в чудеса тоже, – сказал мальчик. – Хочу знать про настоящий мир.

– Покажи мне книги, которые тебе больше всего понравились, – попросила Ангелина.

– Давай! – с явным удовольствием ответил Сережа.

Андрей молча наблюдал, как Ангелина, которая утверждала, что не знает, о чем и как говорить с детьми, быстро завязала с Сережей непринужденный разговор. Чтобы им не мешать, он пошел готовить чай и кофе. Андрей несколько раз возвращался к сыну, но тот настолько был увлечен общением с Ангелиной, что его отцу ничего не оставалось, кроме как тихонько удалиться.

Через некоторое время он позвал сына и гостью выпить чаю.

– Пойдем? – Геля протянула ребенку руку.

– Да, пора перекусить, – сказал он, хватаясь за ее ладонь.

Ангелина пробыла в гостях до позднего вечера. Сережа попросил почитать ему книжку перед сном, и она согласилась. Геля впервые так долго общалась с ребенком, и она поняла, как несчастна из-за того, что не испытала радость материнства.

Когда мальчик уснул, она еще долго сидела у его кроватки, глядя на его личико.

Андрей поблагодарил Ангелину за прекрасный день, проведенный вместе, и поинтересовался, приедет ли она к ним еще.

– В это же время в следующую субботу, – пообещала Геля.

Она вернулась домой поздно. Геннадий уже был дома.

– Почему не спишь? – спросила Геля.

– Тебя жду.

– Меня? С каких пор ты начал ждать меня? Что-то случилось?

– Ничего не случилось. Хочу знать, где ты была, – сказал Гена, отложив в сторону журнал.

– Много работы.

– Какой? Не с тем ли мужчиной, с которым ты удалялась в приват с таким удовольствием?

– Кажется, это ты меня притащил на свинг-вечеринку, а не я тебя, – напомнила Геля.

– Там можно все, больше нельзя нигде, – четко выговаривая каждое слово, сказал Геннадий. – Ты меня поняла?

– Почему ты так завелся? То сам меня тянешь в это сомнительное заведение, то психуешь.

– Больше мы туда не пойдем! – заявил муж.

– Вот и чудесно! – улыбнулась Геля. – Дурь прошла? Успокоился?

Геннадий резко поднялся, подошел к Геле, подхватил ее на руки.

– Дурочка, я хочу тебя! – горячо прошептал он ей на ухо и начал страстно целовать в шею и грудь.

– Что с тобой?

– Мы удаляемся в спальню, – прошептал он, – и учти, что до утра я тебя никуда не отпущу!

Романия с трудом выдержала десятидневный курс лечения в стационаре и попросила ее выписать, пообещав врачу продолжить курс дома. Он неохотно согласился, сказав, что через месяц ждет ее на повторное обследование.

– Если почувствуете себя хуже, сразу же вызывайте «скорую» – и к нам, на больничную койку! – сказал он пациентке.

– Постараюсь к вам не попадать, – улыбнулась Рома.

Дома Демир радостно приседал на лапы, подпрыгивал, игриво рычал и «разговаривал» с хозяйкой. Сын на радостях носился по комнате, приговаривая: «Мама, мамочка пришла! Моя мамочка пришла!»

– Мои дорогие, как я соскучилась по вам! – Романия готова была расплакаться от счастья. – Вижу, и вы по мне скучали!

– Еще как! – сказала Лера. – Я пыталась их развлекать, веселить, а они все равно были не такие, как при тебе.

– Лерочка, я так тебе благодарна! Что бы я без тебя делала? – Романия обняла подругу. – Я тебе должна буду век!

– Сто грамм и пончик! – улыбнулась Лера. – Ты лучше больничный запах с себя смой, а то Демир, нюхнув тебя, уже три раза подряд чихнул. А я пока на стол накрою.

За столом волнение немного улеглось, и все стали спокойно есть борщ, который соседка сварила специально к возвращению Романии. Демир тщательно вылизал свою миску, оставив только несколько фасолинок. Пока женщины разговаривали, Дениска слез со стула, сел на пол возле миски Демира и принялся есть фасоль.

– Сынок, это же нельзя! – убрала его руку Романия.

– Вкусно! – ответил мальчик, отправив в рот очередную фасолинку.

– Это… Это еда для Демира, – пояснила мать. – Чужое есть нельзя. Ты помнишь это?

– Да, чужое есть нельзя, – повторил мальчик.

– Оставь это Демирчику, а то он будет плакать, если ты все съешь.

Мальчик задумался.

– Не будет плакать? – спросил он, поднявшись с пола и обняв собаку за шею.

– Уже не будет, – сказала Лера. – Видишь, он уже улыбается?

– И Дениска улыбается! – Мальчик и правда расплылся в улыбке.

– Какое счастье быть дома! – сказала Романия, когда сын с собакой ушли играть в комнату.

– А еще большое счастье – быть здоровой, – заметила Валерия. – Давай, рассказывай, что тебе говорят врачи.

Романия продолжила принимать препараты, но через полтора месяца приступы участились, и она снова попала в отделение. Толком не долечившись, она поспешила вернуться домой и вскоре снова оказалась в стационаре. Ее направили на обследование в областную больницу. Заключение врачей было неутешительным – Романии нужно было сделать операцию на сердце. Услышав, какая сумма для этого требуется, Романия едва не лишилась чувств.

– У меня нет таких денег и никогда не было, – в растерянности сказала Рома.

– Просите о помощи, обратитесь в благотворительные организации, – посоветовали ей врачи. – Мир не без добрых людей, хотя ясно, что собрать такую сумму почти нереально.

– Я могу встать в очередь на бесплатную операцию? – поинтересовалась Рома.

– Это ваше право, но дело в том, что очередь расписана наперед на три года.

– Я согласна подождать.

– Но ваше сердце столько ждать не сможет.

– Сколько времени у меня есть, если не сделаю операцию? – спросила Романия.

– Вы забыли, что мы – врачи, а не боги.

– Я вам задала конкретный вопрос и хочу услышать на него ответ.

– Не больше шести месяцев. Увы!

– Я все поняла, – сказала Романия.

Она вернулась домой и не смогла рассказать такую новость даже своей лучшей подруге. Роме нужно было прийти в себя и все обдумать. Она не спала всю ночь, но ей так и не пришла в голову спасательная мысль.

«Надо успокоиться, а потом все решится само собой, – пришла она к выводу. – Чаще всего решение находится тогда, когда кажется, что уже все варианты рассмотрены и выхода нет. Выход есть всегда, нужно только его найти».

Геля стала навещать Андрея и его сына регулярно, раз в неделю. В их доме она не чувствовала себя чужой. Иногда ей казалось, что Сережа – ее сын, что она живет здесь уже много лет. С Андреем ей было спокойно, просто и уютно. Два месяца общения сблизили их как друзей, но Ангелина все чаще ловила себя на мысли, что он нравится ей как мужчина.

Когда у Гели началась задержка, она не придала этому особого значения – она знала, что не может забеременеть, но через два месяца все-таки решила сходить к гинекологу.

– Поздравляю, вы беременны!

Эти слова врача заставили Гелю сесть на кушетку. Ей показалось, что это сон или ей просто послышалось, и она переспросила:

– Что вы сказали?

– То, что вы станете мамой!

– Не может быть… Это ошибка, – проговорила она в замешательстве. – Это невозможно! Столько лет… А теперь…

– Значит, пришло ваше время, – сказал врач.

– Вы не ошиблись? – все еще не веря, спросила Геля.

– Вот направление на УЗИ. Можете идти прямо сейчас.

Увидев на экране маленький комочек, она тут же расплакалась.

– Не обращайте внимания, – сказала она врачу, – это от счастья.

Ей хотелось кричать от радости на весь мир, сообщить новость каждому прохожему, чтобы ей говорили: «Поздравляем!», но первым эту весть должен был услышать ее муж. Геля представила, как Гена обрадуется, узнав, что станет отцом. Она набрала его номер и поинтересовалась, когда он будет дома.

– Как всегда, вечером после восьми, – ответил он.

По дороге домой Ангелина заехала в супермаркет, купила курицу и поспешила запечь ее в духовке до прихода мужа. Пока курица томилась, Геля приготовила три разных салата, достала бутылку красного французского вина, поставила на стол две розовые свечки.

«Этот вечер мы запомним на всю жизнь», – подумала Геля.

Она зашла в спальню, сняла одежду и остановилась перед большим зеркалом, в котором отражалась лучащаяся счастьем женщина в расцвете сил. Ангелина обнажила живот и нежно провела по нему ладонью. Ей показалось, что живот уже немножко округлился, изменил свою обычную форму. Она представила, как он будет незаметно, совсем понемногу увеличиваться день ото дня, как в один прекрасный день она услышит первые робкие толчки внутри. Нахлынувшая радость заставила Ангелину закружиться в легком танце, бросая взгляды на свое отражение в зеркале.

– Надо поторопиться, а то скоро придет домой Гена, а я не готова! – спохватилась она и достала любимое облегающее черное платье из трикотажа.

«Скоро я в него не помещусь», – подумала Геля и улыбнулась.

Счастье переполняло ее и словно било фонтаном изнутри, излучая свет, когда пришел домой муж.

– Опа! – с удивлением произнес он, увидев накрытый стол. – У нас сегодня праздник?

– Мой руки и за стол! – сказала ему Ангелина. – Сейчас ты все узнаешь!

Они сидели за столом вдвоем. Тихо потрескивало пламя розовых свечей, и в полумраке колыхались тени на стенах.

– Я положу тебе курочку, а ты налей вина, – попросила Геля. – Какой тебе салатик? Я возьму себе сладкий, с авокадо.

– Мне любой, я голоден как волк, – ответил Геннадий, наполняя бокалы. – Так ты мне объяснишь, по какому поводу у нас торжество? – спросил он, поднимая бокал.

– Конечно, милый! – Ангелина загадочно улыбнулась. – Люди бывают безмерно счастливы, когда их желания сбываются.

– Я так понимаю, что сбылось твое желание, – сказал Гена, сделав глоток вина. – И какое именно?

– А ты, Геночка, догадайся! – предложила Геля, пригубив вино.

– Ты же знаешь, что у меня фантазия не работает. Не томи, говори уже!

– У нас будет ребенок! – радостно сообщила Геля.

Геннадий поперхнулся вином, поставил на стол бокал и в изумлении посмотрел на жену.

– Не понял, – растерянно произнес он.

– Что тут непонятного? Я беременна!

– Как это? – Мужчина удивленно заморгал. – Почти пятнадцать лет ты не могла забеременеть, а теперь…

– А теперь пришло наше время! – улыбнулась Геля.

– Ты меня за дурака держишь?! – Лицо Геннадия внезапно исказила злость.

– Что ты говоришь, Гена? – Ангелина поставила бокал и подошла к мужу. – Я ничего не понимаю!

– Зато я все понял!

Геннадий поднялся так резко, что отодвинутый им стул упал с глухим стуком. Он стоял перед ней с перекошенным от гнева лицом. Таким Геля мужа еще не видела; она в страхе сделала шаг назад.

– Ты хотела на меня повесить чужого ребенка?! – закричал он, брызгая слюной. – Не выйдет!

– Что ты несешь?! Это твой, наш ребенок!

– Переспала один раз с тем мужиком, второй раз сама побежала к нему вприпрыжку, а потом решила сделать меня рогатым лосем?! – Он схватил Гелю за плечи и сильно ее встряхнул.

– Пусти! Мне больно! – испуганно воскликнула она.

– Признавайся, понравилось с ним скакать в постели?!

– Да не было у меня с ним ничего!

Геннадий оттолкнул жену, и она, не удержавшись на ногах, упала навзничь.

– Сучка! Ты еще смеешь мне врать?! – заорал он в бешенстве.

– Я не вру, – дрожа от страха, произнесла Геля.

Она попыталась встать, но тут же получила мощный удар ногой в живот, заставивший ее скорчиться от боли.

– Нет! Не надо! – взмолилась она. – Прошу тебя, не надо!

Но Геннадий, потеряв самообладание, бил ее снова и снова. Ангелина стонала, катаясь по полу и прикрывая то голову, то живот.

– Сука! Я убью тебя за вранье! Нагулялась и мне хотела приписать своего ублюдка?! – кричал он.

…Геля лежала на полу, не в силах пошевелиться. Малейшее движение вызывало дикую боль во всем теле, но особенно болел низ живота. Геннадия в комнате не было, на столе все еще горели с тихим потрескиванием две розовые свечи. Когда боль немного утихла, Геля попыталась подняться с пола, но резкая боль внизу живота заставила ее снова лечь и свернуться клубком. Она потеряла счет времени. Казалось, что прошла целая вечность, пока она смогла ползком добраться до входной двери. Она взяла свою сумочку с телефоном и ключами от машины и кое-как забралась в автомобиль.

Андрей укладывал сына спать, когда услышал звонок.

«Кто бы это мог быть?» – подумал он и вышел из дома.

Звонок не смолкал даже тогда, когда он открыл калитку и вышел на улицу. Он увидел Ангелину, которая, опершись о столб и склонив голову, отчаянно жала на кнопку.

– О господи! – бросился он к ней, увидев, что она вся в крови. – Ангелина, что с тобой? Ты попала в аварию?

Он успел подхватить ее на руки, прежде чем Гелю покинули последние силы.

– Ан… дрюша, спаси… меня, – прошептала она и лишилась чувств.

– Ангелина! Да у тебя кровотечение! – сказал он, взглянув на струйки крови, бегущие по ее ногам. – Телефон!

Его мобильник остался в доме, но на земле валялась сумочка Ангелины. Расстегнув ее, Андрей достал телефон и вызвал «скорую помощь».

Дениска уснул, и Демир улегся поудобнее возле его кроватки. Он потянулся и сладко зевнул.

– Один мальчик уснул, и другому пора, – улыбнулась Романия. – Пойдем выпьем по сто грамм чая, – предложила она Лере.

Подруги устроились на кухне, и Романия передала Лере то, что ей сказал областной кардиолог.

– Мне никогда не собрать нужную сумму, а времени ждать бесплатную операцию у меня нет, – закончила Рома. – Что делать – я не знаю. Голова кругом идет! Не могу даже представить, что будет с моим Дениской, если меня не станет. Я просто в отчаянии!

– Рома, подожди! Не гони лошадей, – спокойно сказала Лера. – Мы что-нибудь обязательно придумаем.

– Это все слова. Реальность гораздо сложнее.

– Жизнь не такая уж сложная штука, если человек сам ее не усложняет. Одна голова – хорошо, а две – в два раза лучше. Давай посидим и прикинем, что мы можем сделать.

– В голове нет ни одной толковой мысли, – призналась Романия. – Такого со мной еще не было.

– Начнем с того, что я пойду по благотворительным организациям просить о помощи. У тебя есть заключение врачей?

– Конечно. Я не думаю, что таким образом можно собрать огромную сумму.

– Пусть какую-то часть, но должны дать. Думаем дальше. Вот! – Лера подняла указательный палец вверх. – Тебе надо обратиться за помощью к сестрам!

– Не могу. Они мне даже долг не весь вернули.

– Тем более! Не ради себя, ради своего сына ты должна переступить через все обиды, унижаться, просить, делать что угодно, лишь бы помогли! Кажется, у одной из сестер есть свой бизнес?

– Да, у Гели.

– Бери, звони немедленно! – Лера протянула Роме мобильник.

– Скоро уже десять вечера, – заметила Рома.

– Ничего страшного! Это не полночь, а здоровье важнее всего. Звони! – настаивала подруга.

Романия набрала номер сестры. Шли гудки, но никто не брал трубку.

– Да! – услышала она мужской голос, когда уже намеревалась прервать вызов.

– Мне нужна Геля, – сказала Романия.

– Она сейчас не может ответить.

– Почему?

– Не могу говорить, извините!

– Передайте ей, чтобы перезвонила сестре, – попросила Рома.

– Да, конечно! – ответил мужчина, и в трубке послышались короткие гудки.

– Ну что? – спросила Лера.

– Похоже, что ответил Геннадий, муж Гели. Я попросила передать, чтобы она перезвонила, – сказала Романия.

– Ясно. Теперь звони другой сестре! – настаивала Валерия.

Романия набрала номер Златы. Та ответила сразу.

– Злата, как у вас дела? – поинтересовалась Рома.

– Как всегда, – ответила Злата. – Не хуже, но и не лучше. А ты как?

Романия вкратце рассказала о своем положении и поинтересовалась, когда Злата сможет вернуть долг.

– Ой, ты знаешь, полностью сумму мы еще не собрали, но сбрось мне в сообщении номер своей карточки, я перечислю сколько есть, – пообещала сестра.

– Злата, я бы никогда не обратилась с просьбой вернуть долг, но ты же понимаешь, что у меня безвыходное положение?

– Рома, да не тупая же я! Все понимаю, с удовольствием дала бы тебе свои деньги, если бы они были.

– Можешь у кого-то перезанять на время?

– Даже не знаю. Ты же в курсе, что мы не имеем большого дохода, а таким, как мы, неохотно одалживают, – сказала Злата, но пообещала подумать.

– Я звонила Геле, но ответил ее муж, – говорила дальше Романия. – Сможешь завтра перезвонить Ангелине и попросить ее связаться со мной?

– Конечно! Обязательно ей позвоню, – сказала сестра. – У Гели сложный характер, но я уверена, что она тебя не оставит в беде!

– Спасибо! – поблагодарила ее Рома. – Тогда завтра буду ждать от Гели звонка. Может быть, Геннадий не хотел, чтобы я общалась с сестрой, и не дал ей трубку?

– Не переживай, я с ней поговорю! – заверила ее Злата, и они попрощались.

– Ну что? – спросила Лера.

– Скинет мне на карточку какую-то сумму, – вздохнула Рома.

– Это уже начало. Что-нибудь придумаем!

– Давай отдыхать, – предложила Романия. – У меня голова трещит, как спелый арбуз.

– Да, согласна. Как говорят в народе, утро вечера мудренее, – сказала Лера и простилась с подругой.

Ангелина лежала, устремив взгляд в потолок. В больничной палате пахло лекарствами, здесь был тяжелый, спертый воздух. На соседней койке женщина тихо стонала – ее недавно прооперировали. При других обстоятельствах Ангелина выразила бы ей сочувствие, но сейчас ей было безразлично все вокруг: и стоны больной, и запах еды, которую принесли и оставили на тумбочке, и жужжание мухи, бьющейся в оконное стекло.

Казалось, что женщину с ссадинами на лице интересуют лишь трещины на потолке, похожие на контурные карты. Она не сводила глаз с этих трещин уже часа два. Ее безучастное лицо не выражало ни страдания, ни боли. Геле казалось, что с потерей ребенка внутри образовалась пустота, которую никогда ничем не заполнить. Возникло ощущение, что вместе с маленькой жизнью из нее вырвали частичку ее души, и теперь ей было невероятно одиноко. Ангелина не плакала. Все в ней умерло и застыло в тот миг, когда ей сообщили, что ребенка спасти не удалось.

– Лучше бы вы меня не спасали! – сказала она глухим, незнакомым голосом.

Геле не хотелось вспоминать то, что случилось вчера вечером, но воспоминания приходили сами. Она пыталась остановить их на том моменте, когда была так счастлива, что хотелось обнять весь мир, и она кружилась в танце. Но жестокость Геннадия перечеркнула все. Геля плохо помнила, как на своем «рено» добралась до дома Андрея. Несколько раз ей приходилось сворачивать на обочину, чтобы переждать сильный приступ боли, а потом она снова ехала дальше.

Когда Ангелину привезли из операционной в палату, ее уже ждал Андрей. Он помог уложить ее на кровать, затем отправился со списком лекарств в аптеку, а вернувшись в палату, ждал, пока Геле поставят капельницу.

– Андрей, оставь меня, пожалуйста, одну, – попросила она.

– Я подожду в коридоре, – сказал он.

– Иди домой к Сереже.

– Я буду здесь, тебе может что-нибудь понадобиться.

– А как же Сережка?

– Он с няней.

– Я хочу побыть одна, – повторила Геля.

Андрей молча вышел из палаты, а она уставилась на паутину трещин на потолке и не могла оторвать от нее взгляд, словно не желала возвращаться в жестокую реальность, где была она, пустая внутри, без ребенка, который так недолго существовал в ее теле.

«Мне бы выплакаться, по-женски излить горе в слезах, а плакать не выходит, словно душа превратилась в камень и давит изнутри так, что все болит», – думала она, рассматривая трещины.

– Вы бы поели немножко, – услышала Геля женский голос и оторвала взгляд от потолка.

Она увидела женщину в белом халате с миской в руках.

– Спасибо. Я не хочу есть.

– Так вы долго будете выздоравливать.

– Я не хочу этого, – сказала Геля и закрыла глаза, дав понять, что ни есть, ни разговаривать она не намерена.

Ангелина не заметила, как уснула и проспала до самого вечера. Открыв глаза, она увидела рядом Андрея.

– Привет, спящая красавица! – улыбнулся он.

– Ты пришел?

– Я еще не уходил. Как ты себя чувствуешь?

– Наверное, могло быть и хуже, но, кажется, что дальше уже некуда. – Геля растянула губы в горькой улыбке.

Андрей нежно взял ее руку, приложил к своей щеке.

– Все будет хорошо, Ангелинка! – сказал он ласково. – Ты мне веришь?

– Не знаю.

– Тебе станет лучше, и я заберу тебя к нам. Ты согласна? Сережка все спрашивает, когда ты к нам приедешь. Представь, как он будет рад, когда узнает, что ты будешь с нами жить!

– А ты? Будешь рад?

– Я буду просто счастлив! – сказал он и поцеловал ее тонкие изящные пальцы.

В палату зашла медсестра и сказала, что с больной хочет поговорить следователь.

– Поезжай домой, – сказала Андрею Геля. – Ты должен быть с сыном.

– Ты не ответила на мое предложение, – напомнил он, не отпуская ее руку.

– Я перееду к вам, – кивнула Геля. – А теперь иди.

Ангелина не стала рассказывать следователю, что случилось с ней на самом деле.

– Упала со ступенек, когда спускалась со второго этажа дома, – солгала она.

Опытный следователь сразу понял, что женщина говорит неправду, но ему проще было оформить происшествие как несчастный случай, что он и сделал.

Прошла неделя, но Ангелина так и не позвонила Романии. Злата перевела ей на карточку небольшую сумму, которая казалась каплей в море по сравнению с тем, что требовалось для операции. Валерия целыми днями ходила по офисам благотворительных фондов, писала заявления с просьбой о материальной помощи, возвращалась к Романии, чтобы она поставила свою подпись, и снова убегала. Ей обещали помочь, но пока никаких поступлений на счет не было. Лера кинула клич в соцсетях, но люди мало верили подобным крикам о помощи, так как мошенники часто таким способом выманивали деньги у доверчивых людей.

– Главное – не паниковать! – подбадривала Валерия подругу. – Все будет, но не сразу.

– Что-то мне не верится, – вздыхала Романия, но Лера оставалась оптимисткой.

– Позвони еще раз сестрам! – настояла она, и Рома согласилась.

Ангелина не брала трубку.

– Она не хочет меня слышать, – сказала Романия. – Наверное, Злата с ней поговорила, рассказала о моей проблеме, и Геля решила отстраниться и вообще не отвечать.

– Никаких «наверное»! Позвони Злате и все узнай! – настаивала подруга.

Злата тоже сказала, что Геля не берет трубку.

– Что я могу поделать, если она не хочет со мной общаться? – пожаловалась Злата. – Если даже была занята, то увидела потом мой номер на мобильнике, но не перезвонила.

– Злата, ты меня не обманываешь? Ты точно не говорила с сестрой? Не сказала, что мне нужны деньги? – спросила Романия.

– Ты мне не веришь? – В голосе Златы звучала обида. – Зачем мне врать?

– Я не знаю! Я уже ничего не знаю! – в отчаянии произнесла Рома.

– Удалось собрать хоть немного денег? – спросила Злата.

– Нет.

– Я постараюсь взять кредит, но не уверена, что мне его в банке дадут, – пообещала Злата.

– Не надо никаких кредитов, – сказала Рома.

– А что ты будешь делать?

– Что-нибудь придумаю.

– Ну что? – спросила Лера, когда Рома нажала на «отбой».

– Бесполезно, – ответила та и положила телефон на стол.

– Ничего, прорвемся! Даже после самой темной ночи наступает рассвет.

И снова Лера принялась ходить по организациям и фондам. За пару недель ей удалось кое-что собрать, совсем немного, но и это давало надежду.

– Мир не без добрых людей! – радовалась каждой небольшой сумме Валерия. – По одной капельке… Океан тоже состоит из крошечных капелек, а какой он огромный! Кстати, от сестер ничего нового нет?

– Злате не дали кредит, а Геля не отвечает. Больше я их просить не буду, – категорично заявила Романия.

– Никогда не говори «никогда», – заметила Валерия. – Знаешь, Рома, сейчас в твоей голове сплошь негативные мысли. Сами по себе они безвредны, но только до того момента, пока ты не поверишь в них. Тебе нельзя подпускать негатив к себе! Только позитив!

– Я постараюсь! – улыбнулась Романия.

Ангелина уже могла подниматься и осторожно прохаживаться по длинному больничному коридору. Андрей взял ее под руку, и они медленно двинулись вдоль палат.

– Может, выйдем в вестибюль? – предложила Ангелина. – На меня больница действует подавляюще.

– Пойдем, – согласился Андрей и накинул ей на плечи свой пиджак.

Они вышли в фойе, где было много растений в горшках, а за большими стеклянными окнами открывался осенний пейзаж.

– Скоро ударят морозы, – сказала Ангелина.

– И придет зима, – добавил Андрей, и Геля улыбнулась.

– Я какая-то вся разбалансированная, что ли, – сказала Геля, склонив голову ему на плечо. – Нет во мне внутренней гармонии. И что с этим делать, я не знаю.

– Все в этом мире создается дважды. Первый раз в нашем сознании, второй – в реальной жизни, – сказал Андрей, поглаживая ее по волосам.

– Это понятно: сначала план, цель, а потом – действия для ее достижения.

– «Будущее зависит от того, что вы делаете сегодня», – говорил мудрый Махатма Ганди. Жизнь полна как радостей, так и невзгод и неприятностей, и мы не можем избежать ни того, ни другого, – продолжил Андрей, склонившись к женщине. – Но есть одна вещь, которую мы в силах контролировать: сколько усилий и воли мы вкладываем в то, чтобы преодолеть все преграды на своем пути. Все необходимое для счастья человека находится у него внутри. «Никто нас не спасет, кроме нас самих. Этого никто не сделает, да и не сможет, даже если захочет. Мы должны пройти по этому пути сами». Это не мои слова, так сказал Будда. Так что, моя дорогая продавщица женского нижнего белья, все в твоих руках, а я буду тебе помощником и опорой.

– Спасибо тебе.

– Да, в тот день, когда ты приехала ко мне, тебе позвонили, я ответил, что ты не можешь говорить, просили перезвонить. Твой телефон у меня, он заряжен и звонит не умолкая.

Андрей отдал Ангелине мобильник, и она просмотрела входящие звонки.

– Это сестры, – сказала она, положив телефон в карман.

– Не хочешь им перезвонить?

– Сейчас? Нет-нет! Я еще не готова с ними общаться! – нервно произнесла Геля.

– Тогда не надо. Отложи разговор на потом, – посоветовал Андрей и добавил, что с ними тоже могло что-нибудь случиться.

– Если они звонят, значит, живы, а остальное подождет, – сказала Ангелина и попросила довести ее до палаты.

Первый снег выпал рано. Утром в начале ноября Романия проснулась оттого, что в комнате было необычно светло. Она выглянула в окно и улыбнулась. Первый снег шел ночью, тихо, незаметно для людей, словно пожелав преподнести им ярко-белый сюрприз. Снег завис на ветках деревьев, украсив их своими гирляндами, освежил землю, небрежно бросив на нее чистое покрывало, и все вокруг посветлело.

«Похоже, что гаражники сегодня будут в трауре», – подумала Романия.

Но первый снег пролежал недолго. Уже через сутки потеплело, и белое покрывало быстро исчезло. Романии ужасно захотелось побывать в родительском доме. Она не могла себе объяснить, с чем связано такое желание, но ее тянула в родной поселок некая сила. Хотелось проведать родителей на кладбище, полежать в своей комнате на кровати, пройтись по знакомым улицам. Романия боролась со своим желанием, но оно было сильнее ее. Вечером она спросила у Леры, когда у нее ближайший выходной.

– Завтра, – сказала подруга. – Нужна помощь?

– Мне уже неудобно тебя просить, но… Да, нужна. Сможешь побыть с Дениской один день?

– Не вопрос!

– Хочу поехать на родину, а брать ребенка в холодный нетопленый дом не стоит.

– Я с ним побуду, а ты поезжай, если надо, – сказала Лера и попросила периодически звонить ей, чтобы она не волновалась.

– Обещаю звонить часто! – сказала Романия и поцеловала подругу в щеку.

На следующий день Романия снова проснулась рано. Демир сразу же поднял голову и посмотрел на хозяйку.

«Что, уже пора? – говорил его взгляд. – Еще нет».

– Спите еще, – сказала шепотом Рома.

Демир зевнул, почмокал губами и снова улегся на коврик. Рома зашла к Лере, предупредила, что уезжает.

– Счастливо! – сказала ей подруга, кутаясь в халат. – Я пойду досыпать к тебе.

…Романия вошла в дом и поежилась от холода. Холодные стены, пустые молчаливые комнаты – без человеческого тепла все казалось безмолвным и неуютным.

«Покинутые дома умирают от тоски, – подумала Рома, обходя комнаты. – И наш дом без жильцов – тоже».

Она включила отопление, вскипятила на плите чайник, нашла в навесном шкафчике несколько одноразовых пакетиков чая и сахар на дне хрустальной сахарницы. Выпив горячий напиток, Романия немного согрелась. Она отправилась на местный рынок, купила два букета роз и поехала с ними на кладбище.

Роме казалось, что мать и отец смотрят на нее с гранитной плиты, словно долго не виделись и теперь дождались.

– Мама, папа! Здравствуйте, мои дорогие! – сказала Романия. – Простите, если я была не такой хорошей дочерью, какую вы хотели бы иметь, но я вас искренне любила и люблю. Очень плохо, что вы не дождались внука, но, вполне возможно, скоро дождетесь меня там, – она взглянула на небо, – и тогда я вам расскажу, какой у вас милый и добрый внучек.

Роме стало грустно, по ее щекам потекли слезы. Она положила цветы на могилы, дотронулась губами до портретов на граните.

– Еще раз простите, если что делала не так, – сказала на прощание Рома.

Она вытерла слезы и быстро, не оглядываясь, ушла с кладбища.

Романии не хотелось возвращаться домой, и она бесцельно ездила по знакомым улицам. Ей нужно было свернуть влево и преодолеть какие-то пятьсот метров, чтобы оказаться у озера. Там, на его берегу, на «Мосту любви» осталось ее прошлое.

«Прошлое – как иллюзия, его уже нет и вернуться в него невозможно, – размышляла Романия, повернув влево. – Будущее не наступило, и оно у меня туманное и неопределенное. Есть только настоящее, оно реальное, и оно всегда здесь, со мной».

Романия остановилась, не доехав до дорожки у берега озера. Ей захотелось пройтись, как когда-то, вспомнить, как она летала на свидания к единственной любви своей жизни – к Ростику. Почти всегда была с ней верная подруга Боня, добрая, доверчивая, такая родная. Тоска сжала сердце, когда Романия увидела мостик. Там они поклялись любить друг друга и всегда быть вместе. Ей захотелось увидеть ангела с сердечком в руках и скамейки возле него. Она ускорила шаг, и вскоре доски старого мостика заскрипели под ее ногами.

Ангел был на прежнем месте, потрескавшийся, потемневший от времени, но он был! В протянутых руках он держал остатки отвалившегося сердечка. Романия села на скамейку под ним, взглянула направо, где когда-то стояла лодка с цветами, которую подарил ей Ростик. Из воды торчали полусгнившие деревянные бортики.

«Все проходит и не возвращается», – подумала Рома и тяжело вздохнула.

Почему-то ей вспомнилось известное высказывание Будды: «Не задерживаться в прошлом, не мечтать о будущем, сосредоточить ум полностью на настоящем моменте». Она уже не строила планы, прошлое давно отпустила и только на миг вернулась к своей юности, чтобы вспомнить еще раз и снова забыть. Роме было грустно покидать это место, с которым было связано столько приятных воспоминаний, но холодный ветер, разогнавшись на озере, налетал на нее, забирался за ворот, щипал за лицо. Она поежилась, подняла воротник куртки и собралась уходить, как вдруг услышала скрип досок. Кто-то шел на мостик, и Романия решила подождать. На миг ей показалось, что прошлое все-таки вернулось к ней, она даже слышит его шаги… Рома повернула голову и обомлела – перед ней стоял Ростик!

– Ты? – Она поднялась с места и растерянно смотрела на мужчину. – Не может быть!

– Ромашечка?! – произнес он.

Это был его голос! Она запомнила его на всю жизнь, он снился ей ночами, и пусть годы изменили внешность, но так произнести это слово, «Ромашечка», мог только он, Ростик – взрослый, возмужавший, в очках, но с такой же милой и доброй улыбкой.

– Росточек! – невольно вырвалось у нее. – Как ты здесь оказался? Или это сон?

– Это не сон, это судьба, – сказал он дрогнувшим от волнения голосом.

Его притяжение действовало на Романию сильнее земного. Она не стала раздумывать, женат ли он, помнит ли он все, что между ними было, – ее охватило непреодолимое желание оказаться хоть на миг в его теплых объятиях, прижаться к его груди, закрыть глаза и слушать, как бьется его сердце, а потом будь что будет! Она сделала шаг навстречу и мгновенно оказалась в его руках.

– Ромашка! Моя милая Ромашечка! – повторял Ростик, прижимая к себе вздрагивающее от рыданий худенькое тело. – Моя девочка, моя славная, все хорошо, все хорошо, только не плачь.

– Это я… от радости, что встретила тебя, – всхлипывая, произнесла она.

– Пойдем отсюда, здесь так холодно, а нам нужно поговорить, – сказал он, утирая росинки слез с ее лица.

– Там моя машина, – указала она.

– И моя рядом, – улыбнулся Ростик.

– Поедем ко мне домой, – предложила Романия. – Я включила отопление, наверное, в доме уже тепло.

Они зашли в дом, где воздух уже немного прогрелся. Романия вскипятила чайник, заварила чай.

– Извини, но тут нет никаких продуктов, – сказала Романия. – Я приехала сюда на один день. А как ты оказался в поселке?

– Вернулся в страну из Лондона, потянуло в родные края. И, как я вижу, не напрасно! Даже не надеялся встретить тебя здесь, просто хотелось вспомнить, как все было.

– Не надеялась и я, но мы встретились случайно.

– Все в этой жизни не случайно, и эта встреча – не исключение. Расскажи, как ты жила все это время, – попросил Ростик.

– Расскажи ты мне, почему так со мной поступил, – потребовала Романия. – Я ведь тебя так любила!

– Как я поступил? – удивился Ростик.

– На вечеринке в честь Восьмого марта ты пошел с моей сестрой в наш домик. Зачем? Почему ты с ней тогда переспал? Объясни мне хоть сейчас, когда это уже не имеет никакого значения.

Романия смотрела ему прямо в глаза и увидела, что Ростислава действительно очень удивило услышанное.

– С сестрой? С какой?

– С Ангелиной. Она утром мне все рассказала.

– Это ложь! Наглая ложь! Я никогда не позволил бы себе такое!

– Геля рассказала, какое одеяло было в нашем домике. Откуда она могла это знать?

– Это нетрудно узнать, заглянув днем в окно домика. Рома, я клянусь тебе, что у меня даже в мыслях не было с ней встречаться! Я был влюблен в тебя так, что вообще никого в этом мире не видел, кроме тебя одной. Я не знаю, зачем Геля все это сочинила, но теперь догадываюсь, почему ты меня тогда начала избегать.

– Да, именно после того, как…

– Если ты мне не веришь, дай мне номер Гели, я при тебе ей позвоню и попрошу объясниться.

– Не надо. Это унизительно.

– Прости. Я не хотел тебя обидеть. Ты мне веришь, Ромашечка?

– Выходит, что мы расстались из-за моей глупости? – Романия печально улыбнулась.

– И из-за моей тоже, – вздохнул Ростислав. – Я не был достаточно настойчив, не смог добиться от тебя объяснений. Просто рано сдался, уехал учиться. Мы сами растеряли то, что не всем дано, – любовь.

– Что теперь кусать локти? Росточек, расскажи о себе, – попросила Романия.

Он рассказал, как после окончания школы уехал учиться за границу, там и остался работать.

– Отец нашел себе женщину, у них родился сын, теперь у меня есть брат, – сказал Ростислав.

– А у тебя есть семья?

– Не сложилось как-то. Да и не могло быть иначе.

– Почему? – удивилась Рома.

– Я, оказывается, однолюб. Пытался тебя забыть – не вышло. Всех девушек сравнивал с тобой, но они были не такие, как ты. Тогда я понял, что другой такой мне не найти, вспомнил все наши встречи до мельчайших деталей и вынужден был поднять руки вверх и сознаться самому себе, что люблю тебя, Ромашечка, так же сильно, как и тогда. Я понимал, что прошлого не вернуть, но чтобы от него оторваться, нужно было на миг вернуться к нему. Вот я и приехал сюда, пошел на мостик и встретил тебя.

Он смотрел на Романию так ласково, с такой любовью, как и тогда, когда они были совсем юными. У Ромы сердце наполнилось нежностью и теплом, так что защипало в глазах, словно в них насыпали песка. Она понимала, что теперь ее очередь говорить о себе, но не знала, с чего начать. Она рассказала о разрыве с сестрами, о смерти родителей, о том, как не пошла учиться в институт и осталась без высшего образования.

– В отличие от тебя, я делала ошибки, – призналась Романия.

– Все люди ошибаются, главное – это вовремя понять и остановиться, – сказал он. – Признать свои ошибки может только достойный человек, попросить прощения – мужественный, восстановить отношения – сильный.

– Мне казалось, что я смогла тебя забыть, вычеркнуть из своей жизни, оставив только воспоминания, но и те я спрятала на самое дно души, чтобы в холодные будни доставать оттуда и ими согреваться, – тихо говорила Романия. – Это было моей маленькой тайной, к которой не было хода посторонним, и только я одна могла жить этими воспоминаниями о наших встречах. Затем я поехала в Польшу на заработки, где встретила одного мужчину. Тогда мне показалось, что он действительно меня любит, он многое обещал, и мы даже строили планы на совместное будущее.

– Если тебе неприятно вспоминать, то не надо, – сказал Ростислав, заметив волнение Ромы.

– Нет, все нормально, – ответила она и продолжила: – Тогда я решила, что наша связь сможет стать той основой, которая поможет навсегда зацементировать воспоминания о тебе, но так случилось, что мой избранник просто использовал меня. Он был женат, имел двоих детей, и мне пришлось заливать бетоном неприятные воспоминания уже о нем.

Романия поднялась и поставила чайник на плиту.

– Что-то меня знобит, – сказала она.

– Ты не простыла?

– Нет. Это, наверное, нервное. – Она виновато улыбнулась. – Я должна рассказать о том, что было дальше.

– Ты ничего не должна, – сказал он. – Если не хочешь, не говори, расскажешь потом, у нас ведь вся жизнь впереди.

Ростислав заметил, как тень грусти мелькнула на ее лице, но Романия умело переключила его внимание на рассказ о своей жизни. Она поведала о том, как узнала о своей беременности и поехала с подругой к отцу ребенка, как он ее унизил и она осталась в одиночестве.

– Ты знаешь, кто такие «солнечные дети»? – внезапно спросила Рома, прервав свой рассказ об отце ребенка.

Вопрос Романии застал его врасплох, и Ростислав замешкался с ответом.

– «Солнечные дети» – особенные, – сказал он, обдумывая каждое слово. – Они рождаются с синдромом Дауна, чтобы научить людей любить все вокруг. Так ведь?

– Да, так. Они как маленькие солнышки! Такие дети очень добрые, в них нет ни капельки злости, они не помнят обиды и неспособны обидеть других, – вдохновенно объясняла Романия, и Ростислав сразу же предположил, что она говорит о своем ребенке. – «Солнечные дети» уязвимы в этом мире, их надо развивать, вкладывать в них много сил и души. Дети с синдромом Дауна – это не наказание для родителей, это – дар Божий нам, людям, чтобы мы научились доброте, искренности, непосредственности, а главное – любви! К сожалению, мои сестры не поняли меня, когда я им пыталась это доказать… Они до сих пор не видели моего Дениску.

– Сколько ему сейчас?

– Почти пять лет, – сказала Романия. – Он и правда славный.

– Ты нас познакомишь?

– Конечно! Дениска не очень контактный с незнакомыми мужчинами, но при твоем желании вы сможете подружиться.

– Я постараюсь.

– Тебе придется подружиться еще с одним членом нашей семьи, – улыбнулась Романия и рассказала о канистерапии и о том, как появился в их доме щенок алабая. – Теперь я даже не могу представить, как мы жили бы без Демира. Он мне как второй сынок, – улыбнулась Романия. – Его тоже не любить невозможно.

– Я люблю собак, – сказал Ростислав. – Еще с тех пор, как мы встречались и ты часто приходила с Боней.

– Да-а-а, было такое. Боня похоронена в конце сада. Из окна моей комнаты могу показать, где это, – предложила Романия.

Она провела Ростислава в свою комнату, отодвинула штору. Он стоял позади нее, и они вдвоем молча смотрели на невысокий холмик. Казалось, что там похоронена не Боня, а их счастливое прошлое, которое они погубили своими руками. Ростислав ощущал запах Романии. Он не изменился за эти годы, которые стояли между ними. Ростислав наклонился и легонько коснулся губами тонкой пульсирующей жилки на ее шее.

Романия на миг замерла, почувствовав нежное, такое желанное прикосновение, затем резко повернулась к нему лицом. Глаза смотрели в глаза, а в них видели прощение и понимание. Губы мгновенно слились в поцелуе.

– Люблю тебя, Ромашечка! – прошептал он страстно.

– Росточек, милый, единственный! – успела сказать она до того, как эта страсть охватила обоих.

На пол падала одежда, обнажая их тела, они без устали целовались, словно желая наверстать все упущенное. Они любили друг друга долго, то безумно и страстно, то нежно. Когда, успокоившись и утомившись, они лежали рядом, Ростислав сказал:

– Теперь мы никогда не расстанемся.

– Ты же скоро уедешь?

– Сначала мы поедем к тебе.

– Сколько у нас времени?

– Вся жизнь.

– А если серьезно?

– Я буду здесь еще с неделю, потом уеду на месяц, чтобы снова вернуться, – сказал он. – За это время тебе нужно будет получить загранпаспорт. Сможешь?

– Постараюсь. Неужели это не сон? – Романия посмотрела на Ростика.

– Нет, это не сон, хотя я сам боюсь проснуться и понять, что мне все это приснилось. Такое уже бывало не раз, когда во сне я видел тебя так четко, словно наяву, а потом наступало утро, я просыпался… Нет, так уже не будет! Я хочу каждый раз просыпаться и видеть тебя рядом.

– Я тоже, – сказала Романия и поцеловала его в плечо.

После выписки из больницы Ангелина попросила Андрея завезти ее домой, чтобы забрать личные вещи. Она знала, что Геннадия в это время обычно нет дома, – с ним встречаться она не хотела.

Зайдя в дом, Геля со страхом взглянула на то место, где лежала на полу, избитая и окровавленная. Коврик был чист, и Геля подумала, что Геннадий успел его забрать из химчистки. Она прошла в спальню, открыла шкаф, достала самый большой чемодан на колесиках и стала быстро складывать в него вещи. Ангелина знала, что уже никогда не вернется в этот дом ни под каким предлогом. Если раньше она не задумывалась о том, любит она своего мужа или просто терпит его, то сейчас знала точно, что после случившегося ненавидит Геннадия всей душой. Он не только избил ее, он убил их долгожданного ребенка, а такое не забывается, это невозможно простить.

Из вещей Ангелина выбирала самые необходимые и дорогие. За несколькими шубами в чемодан отправилась обувь, затем – теплые вещи, несколько выходных платьев и нижнее белье. Большая часть одежды не поместилась в чемодан, но Геля не жалела об этом. Она присела на кровать и подумала, что до последнего времени ей казалось, будто она все в своей жизни держит под контролем. Как любой человек, она хотела стабильности и комфорта, и вроде бы все это у нее было, но сейчас она поняла, что, по иронии судьбы, она ничего не контролировала, а комфорт и материальное благополучие, к которым она всегда стремилась, оказались не такими уж важными.

Ангелина в последний раз окинула взглядом комнату, где воображала себя счастливой, а по сути была несчастной. Ей казалось, что она богата, а на самом деле была беднее многих. Она подошла к зеркалу, взяла флакон любимых французских духов. Ее взгляд остановился на шкатулке с украшениями, которые ей дарил муж после своих похождений. Геля, еще будучи в больнице, приняла решение не забирать драгоценности, но сейчас засомневалась в этом.

«Это будет компенсацией за то, что я не посадила его за решетку», – подумала она и засунула шкатулку в чемодан.

Геля быстро вышла из дома, бросила на ступеньки связку своих ключей. Андрей помог ей поставить чемодан в машину, и они поехали к нему. Только теперь Ангелина вздохнула с облегчением.

– Знаешь, что я сейчас чувствую? – спросила она.

– Скажешь – буду знать.

– Как гора с плеч свалилась!

– Это хорошо. Теперь можно начинать новую жизнь. Ты не против того, чтобы жить под одной крышей с рыночным грузчиком? – Андрей улыбнулся и мельком взглянул на Ангелину.

– С грузчиком так с грузчиком, – ответила она. – В конце концов, я не продавщица женского нижнего белья.

– Да и я не грузчик.

– У меня есть свой бизнес, – призналась Геля.

– Может быть, ты мой конкурент, который подобрался, чтобы выведать производственные тайны? – шутя спросил Андрей.

– И что же ты производишь?

– Мужскую обувь. А ты?

– У меня есть отель в центре города, – сказала Геля. – Так что мы не конкуренты.

– Как хорошо! А то я так волновался! – сказал Андрей, и они оба рассмеялись.

Сережа радостно встретил тетю Ангелину, но был, как всегда, сдержан. Он увидел синяки на ее лице и спросил, откуда они.

– Упала на ступеньках, когда спускалась в доме со второго этажа, – объяснила она ребенку.

– Вам больно?

– Уже не очень. Сережа, ты не против, если я поживу у вас некоторое время?

– Нет, не против. Вот, лягте на диванчик, – указал он рукой.

Ангелина прилегла, положив голову на маленькую диванную подушку.

Сережа принес свой плед, накрыл им ее.

– Так лучше? – заботливо спросил он. – Надо полежать и отдохнуть! Тогда быстрее выздоровеете!

– Спасибо.

Но Сережа на этом не успокоился. С озабоченным видом он повернулся к отцу.

– Папа, растопи камин! Тете Геле станет лучше.

– Ах да! – спохватился Андрей. – Сынок, ты прав! Я не совсем гостеприимный хозяин. Хорошо, что ты это заметил. Сейчас я принесу дров и мы растопим камин.

– Хорошо. И молока с медом не забудь подогреть, – продолжал распоряжаться мальчик, видимо вспоминая, как хлопотали вокруг него, когда он был болен. – Чтобы тете спалось лучше.

– Спасибо, Сережка! – снова сказала Геля и проглотила комок, застрявший в горле, – о ней давно никто так не заботился.

Романия не ходила, а летала, так неожиданно нахлынуло на нее счастье. С ней рядом был Ростик, милый, желанный, однажды потерянный и вновь появившийся в ее жизни. К ее удивлению, он быстро нашел общий язык с Дениской. Ростик привез ему массу игрушек, и они вдвоем распаковывали коробки, рассматривали их, ползали вместе по полу, играя машинками. Демир всегда хорошо чувствовал добрых людей. Сначала он насторожился при виде незнакомца на своей территории, сел перед мальчиком, показывая всем своим грозным видом, что не даст ребенка в обиду. Увидев, что Дениска не боится этого мужчины и даже играет с ним, Демир успокоился и сам включился в игру. Он приседал, подпрыгивал на радостях, когда мальчик смеялся и хлопал в ладоши, запустив по полу очередную машинку. Романия смотрела на них, и ей казалось, что так было всегда и еще долго-долго они все вместе будут счастливы.

Вечером они пошли гулять. Первым их заметил вездесущий Бора. Он выглянул из гаража, и голова его быстро исчезла за дверью. «Красноштанных поросят» и их друзей не было возле гаражей, когда они вчетвером шли на прогулку, но, когда возвращались домой, Романия увидела компанию в полном составе.

«Наверное, Бора успел им позвонить и сообщить новость, – подумала Романия, – которую они никак не могли пропустить».

Ростислав держал Рому за руку, в другой у него был собачий поводок, женщина вела ребенка, когда они проходили мимо «гаражников». За столом воцарилась полная тишина – все взгляды устремились на незнакомого мужчину. Они прошли мимо, и вслед не прозвучало ни слова.

– Кто эти любопытные люди? – поинтересовался Ростислав, когда они вернулись домой.

– Жестокие глупые люди, – коротко объяснила Рома.

– Они тебя обижали?

– Они ниже меня, поэтому не могут обидеть, – уклончиво ответила Романия.

Вечером, когда Дениска с Демиром уснули, Ростислав застал Рому на кухне – она принимала таблетки.

– Ромашка, ты болеешь? – спросил он.

– Мне не хотелось пока огорчать тебя плохой новостью, но вижу, что придется, раз уж ты меня поймал на горячем, – улыбнулась Романия.

– Что с тобой, моя хорошая? – спросил он, взяв ее за плечи и глядя в глаза.

– Мне нужна операция на сердце, – проговорила она.

– На сердце?!

– Да. Сейчас мы с соседкой пытаемся собрать нужную сумму.

– Сколько нужно денег?

Романия достала из сумочки справку от врача, развернула ее, молча подала Ростиславу.

– Не надо ничего собирать, – сказал он. – Я сам могу оплатить операцию.

Ростислав поинтересовался, где и когда ее должны делать. Романия объяснила, что это будет в областном центре, когда деньги поступят на счет.

– Тогда мне придется уехать на день раньше, – сказал он.

– Но почему?! Я столько лет ждала этого, а теперь ты хочешь лишить меня еще одного дня счастья? – спросила она, и в глазах ее заблестели слезы.

Ростик поцеловал ее влажные веки, обнял, прижал к себе.

– Ромашка, моя белая, самая лучшая! – сказал он нежно. – Мы всю жизнь будем вместе. У нас столько хорошего впереди! Но мне нужно будет поехать с твоими заключениями в областную больницу, найти самого лучшего врача, перечислить деньги на счет, и тогда я тебе позвоню и скажу, на какой день будет назначена операция.

– Мне страшно, – призналась она, прижимаясь к его телу.

– Я приеду и буду с тобой.

– Обещаешь?

– Обещаю! Обещаю! Обещаю, что всегда буду рядом! Даже если ты меня будешь гнать, я уже не сдамся так просто, как когда-то по юношеской глупости. Я буду жить в подъезде под твоей дверью, не есть, не пить, пока ты меня не пустишь к себе.

– Дурашка ты мой! Я так счастлива, что мы вместе!

– Я тоже, мое ты потерянное и вновь найденное счастье! – сказал он и поцеловал ее в макушку.

Несколько дней, проведенных с Ростиславом, для Романии стали прекрасной сказкой. Она просыпалась и видела рядом любимого мужчину, засыпая, чувствовала рядом его теплое тело, вслушивалась в его дыхание.

«Как мало человеку нужно для счастья, – думала Романия. – Те, у кого есть дети и любимые супруги, часто не задумываются, что уже счастливы, когда рядом с ними здоровые родные люди, они просто проживают дни, а нужно научиться наслаждаться этим счастьем, пока оно есть».

Самые счастливые дни в жизни Романии пролетели очень быстро. Она вышла из подъезда, чтобы проводить Ростислава, прижалась к нему, словно желая слиться с ним в одно целое, чтобы никогда уже не расставаться.

– Все будет хорошо, моя Ромашечка, – гладил он ее по плечам. – Осталось потерпеть совсем немножко, и мы снова будем вместе, уже навсегда.

– Повтори еще раз, – попросила она.

– Мы будем вместе. Всегда!

– Я буду ждать тебя, мой Росточек! – сказала Романия и поцеловала его в губы.

Романия побежала наверх, не в силах смотреть, как Ростислав уходит. Она не находила себе места, пока он не позвонил ей из областного центра.

– Все нормально, Ромашечка! – сказал он. – Нашел хорошего опытного врача, который будет тебя оперировать, перечислил нужную сумму.

– И когда операция? – спросила Романия.

– Это будет плановая, не срочная операция, – сказал Ростислав. – В ближайшие две недели все дни заняты, – объяснил он и назвал назначенную дату. – Я заеду за тобой перед операцией.

– Зачем? Я доберусь сама, прямой автобус ходит регулярно. Приезжай в клинику за день до операции, и я тоже подъеду, там и встретимся, – предложила Романия и попросила обязательно позвонить ей из Лондона.

Ростислав звонил Романии несколько раз в день. Она чувствовала себя счастливой и была уверена, что ее время пришло и теперь уже ничто не помешает им быть вместе.

Часть седьмая 2018 год

Валерия долго качала на руках Дениску, пока тот, покапризничав, наконец не уснул. Она осторожно перенесла ребенка в кроватку, уложила, мальчик всхлипнул во сне, но не проснулся. Лера укрыла его одеяльцем, погладила по головке.

– Ма-ма, – сквозь сон тихо проговорил ребенок.

Валерия вздохнула и отошла от постели, осторожно переступив через лежащего у кроватки алабая. Она решила еще раз поискать блокнот или какие-то записи Романии с номерами телефонов. Лера тихонько подошла к платяному шкафу, открыла его, просунула руку под аккуратно сложенные детские вещи на верхней полке. Ее рука наткнулась на какую-то бумагу, и она извлекла оттуда запечатанный конверт.

«Неужели это то, что я искала?» – подумала Валерия.

Она взглянула на мальчика – он спал, лежа на боку, засунув большой пальчик в рот. Лера осторожно отвела ручку Дениски в сторону, и он снова всхлипнул во сне.

«Бедный малыш!» – мелькнуло в голове у Валерии, и она поспешила на кухню.

Там она села за стол и увидела на конверте надпись: «Валерии». Она быстро распечатала его и извлекла оттуда короткое письмо Романии, адресованное ей.

Дорогая моя Лерочка!

Если ты сейчас читаешь мое послание, то мне уже спокойнее, раз ты нашла этот конверт. Моя дорогая подруга, верная и единственная! Спасибо тебе за то, что ты была в моей жизни. Завтра утром я уеду на операцию. Я так и не смогла тебе признаться, что врачи дают мне только пятьдесят процентов гарантии благоприятного исхода. Конечно, я надеюсь на лучшее, но в моих правилах готовиться к худшему. Именно поэтому я решила подстраховаться и написать письма: тебе, Ростику и сестрам. Больше всего я волнуюсь за своего Дениса. Он настолько особенный ребенок, что с ним никто не захочет оставаться. Поэтому-то я написала сестрам – они моя последняя надежда на то, что мой солнечный мальчик не окажется в доме инвалидов. Лерочка, если со мной случится что-то плохое, прошу тебя: сообщи об этом Злате и Ангелине, а также передай им мое письмо. И еще одно отдай при случае Ростику. Обнимаю тебя, моя хорошая Лерочка!

Твоя Ромка

Письма сестрам и Ростиславу были не запечатаны, и Лера прочла их в надежде, что предусмотрительная Романия записала там телефонные номера.

Мои дорогие сестрички Злата и Геля!

Пришло время отпустить нелепые обиды, и я прощаю вас и сама прошу прощения. Мы были такими глупыми, когда ссорились, а все могло обернуться иначе. Я не упрекаю вас в том, что вы не смогли понять меня, когда я приняла решение рожать, хотя и знала, что у меня будет «солнечный ребенок». Мне очень жаль, что вы не познакомились с ним, Дениска – очень позитивный, добрый и доверчивый мальчик. Он любит всех и все вокруг, не зная, что в мире есть предательство, ложь, обман и зло. Для него все заслуживают его объятий, любви и улыбки. Прошу вас исполнить мою огромную просьбу: если со мной что-нибудь случится, не спешите оформлять моего сына в дом инвалидов. Заберите его, поезжайте с ним в дом наших родителей и проживите с ним пару недель. Я уверена, что за это время вы полюбите его, а он – вас. Мой солнечный мальчик умеет любить без притворства, и вы это почувствуете, не захотите оставлять его наедине с жестоким миром. Возможно, приедет Ростислав, который захочет взять малыша к себе, но вам должно быть известно: это не его ребенок, и по закону ему Дениску не отдадут. У него есть вы – две родные тети, которые (я уверена!) полюбят своего солнечного племянника. И еще одно. С Дениской должен остаться Демир – среднеазиатская овчарка, без которого мой сын не сможет жить. Денис и Демир – как единое целое, их ни в коем случае нельзя разлучать. Люблю вас, мои дорогие Геля и Злата!

Ваша Ромка

В конце письма Рома написала два номера мобильных телефонов.

«Слава богу!» – подумала Лера и вздохнула с облегчением.

Оставалось одно короткое письмо, адресованное Ростиславу. Надеясь найти в нем и его номер телефона, Лера прочла:

Дорогой мой Росточек!

Единственная любовь всей моей жизни! Спасибо тебе за то, что ты был со мной. Может случиться так, что нам придется расстаться, уже навсегда. Не вини себя ни в чем, продолжай жить за нас двоих. Не впадай в тоску, иначе мне будет там плохо. Живи полноценно, женись, воспитывай детей, а о моем сыночке позаботятся мои сестры. Не знаю почему, но я уверена, что они его полюбят и будут с ним. Люблю тебя!

Твоя Ромашка

В конце письма тоже значился номер телефона Ростислава. Лера взглянула на часы – было десять вечера. Она не стала откладывать звонок до утра. Валерия плотно прикрыла кухонную дверь и первым набрала номер Златы.

– Слушаю вас! – услышала она женский голос.

– Вы Злата? – уточнила Лера.

– Да. А вы кто?

– Я – соседка и подруга вашей сестры Романии.

– А где Рома? – упавшим голосом спросила Злата. – Что с ней?!

– Ее уже нет.

Злата вскрикнула и разрыдалась.

– Что вы говорите?! Как это нет?

– Она умерла.

– Когда? Как? Не выдержала операцию? – сквозь слезы спросила Злата.

– Она не доехала до клиники. Рома не дожила до операции один день, – пояснила Лера.

– Нет, не может быть! Как такое могло случиться?!

– Рома вышла из дома, чтобы ехать в областную клинику, но в подъезде случился сердечный приступ… И все.

– Господи! Какое несчастье! Когда похороны?

– Ее уже похоронили.

– Когда? Почему мне никто не сообщил?

– Вчера были похороны, – сказала Лера. – Дело в том, что, когда это случилось, кто-то украл у Ромы телефон, а я не знала ваш номер. Сегодня вечером случайно нашла письма Романии, адресованные мне и вам, и там были указаны номера ваших телефонов. Я вам первой позвонила, теперь сообщу эту печальную новость Ангелине.

– Где ребенок Ромы?

– Я пока с ним, – сказала ей Лера и назвала домашний адрес.

Валерия набрала номер Ангелины и рассказала то же, что и Злате. Та пообещала приехать утром вместе с сестрой.

Сестры решили отправиться в Храповку вдвоем на «рено» Ангелины. Но сначала они заехали в родительский дом, включили отопление. Заглянув в шкафчики, увидели, что продуктов в доме нет, поэтому сходили в магазин и купили все необходимое.

– Никогда не думала, что наша Рома не доживет до своего тридцатипятилетия, – сказала Геля, включив в сеть холодильник.

– Мы не знаем, сколько нам отведено, но Рома… Она была такая молодая! – согласилась Злата.

Сестры разложили продукты по полочкам холодильника, выпили кофе и снова отправились в путь.

От родительского дома в Липовом до соседнего районного центра Ангелина и Злата ехали молча. Всего-то тридцать километров по ухабистой дороге, но путь казался им бесконечным. «Рено» Ангелины цвета мокрого асфальта раскачивался из стороны в сторону, как откормленная по осени жирная утка. Вспыльчивая Геля не имела сил возмущаться дорогой, похожей на полигон для танков. Она всматривалась вперед, чтобы не «поймать» очередную яму. Рядом с ней, яркой брюнеткой, сидела, погрузившись в свои мысли, ее сестра Злата. Природа не наградила ее такими роскошными, ровными и блестящими длинными волосами, как у Гели. Сестре достались темно-русые волосы, не столь густые и без естественного блеска. Поэтому Злата предпочитала коротко стричься и красить волосы в белый цвет, хотя чаще всего после этого они приобретали желтовато-пшеничный оттенок.

Обе сестры погрузились в печальные размышления. Они так давно не были близки душевно и даже физически, что ни одна из них не могла вспомнить, когда они сидели рядом в машине. Если бы не горе, которое обрушилось на них нежданно-негаданно, то, возможно, они увиделись бы еще нескоро.

Тридцать километров ужасной дороги, а воспоминания о прожитой жизни успели уложиться в такой короткий промежуток времени. По выражению лица Ангелины трудно было догадаться, о чем именно она сейчас думает. Она всегда, с самого детства отличалась не только дерзким и напористым характером, но и умением при необходимости скрывать свои чувства. Злата имела более спокойный, уравновешенный характер. Она могла расплакаться из-за обидного слова, брошенного кем-то в ее адрес, но и отходила быстро, не копя злость. Мысленно сестры уносились в прошлое, но каждая из них знала, что думают они о разном. Единственная их общая мысль была о том, что они давно не виделись и не сближались, как сейчас, в трудную минуту жизни. Ангелина и Злата помнили, что их объединяло только несчастье, а почему так, они не знали. Впрочем, сейчас был не тот случай, чтобы искать ответ на такой сложный вопрос.

– Наконец-то! – с облегчением произнесла Ангелина, увидев знак с надписью «Храповка». – Ну и название у райцентра! Прочти мне еще раз адрес, – попросила она сестру.

Открыв сумочку, Злата достала паспорт и вынула из него обрывок тетрадного листа в клеточку.

– Улица Переездная, дом одиннадцать, квартира четвертая, – прочла она и снова аккуратно сложила все в сумочку. – Скорее всего, это второй этаж.

«Все такая же педантичная и аккуратная», – подумала Ангелина, покосившись на Злату.

Остановив машину, Ангелина расспросила прохожих, как найти улицу Переездную, и «рено» снова тронулся с места.

– Вот она! – указала Злата на перекошенную табличку с названием нужной им улицы на двухэтажном доме из белого кирпича, который со временем приобрел грязновато-серый оттенок.

– Вижу! – буркнула Ангелина и изящным жестом поправила волосы, откинув их на спину.

Она припарковала машину у первого подъезда старой «хрущевки».

– Кажется, здесь, – вздохнула она и вышла из салона.

Злата всерьез разволновалась. Она остановилась у подъезда дома, прислонилась к стене.

– Тебе плохо? – спросила ее Геля.

– Сейчас пройдет, – тихо ответила сестра. Она сделала глубокий вдох, выдохнула и сказала: – Я готова. Пойдем.

Сестры медленно поднимались по ступенькам вверх, будто их неспешность могла отложить предстоящую встречу. Они остановились на площадке второго этажа в размышлениях, в какую дверь позвонить сначала: под номером четыре или пять, где жила Валерия. Ангелина нажала на кнопку звонка квартиры номер четыре, и сразу же послышался басовитый лай крупной собаки. За дверью женский голос что-то сказал животному, и лай сразу же прекратился. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и сестры увидели светловолосую женщину лет тридцати.

– Здравствуйте, – сказала Злата. – Мы…

– Я знаю: вы Ангелина и Злата.

– Я – Ангелина, а это – Злата, – Геля сделала шаг вперед, но переступить порог не решилась.

– Я Валерия, – представилась женщина. – Можете звать просто Лерой. Проходите, они вас уже ждут.

Увидев замешательство на лицах сестер, Лера сказала, что они могут смело входить, собака их не тронет. Ангелина не решилась зайти в помещение первой, она побаивалась собак, а судя по лаю, который она слышала, собака была не маленькой. Злата последовала за Лерой по узкому коридорчику. Слева была кухонька, впереди – комната. Сестры вошли в нее и замерли на месте. На коврике сидел ребенок, а рядом с ним – огромный пес.

– Дэм, это свои, – сказала ему Лера.

Пес настороженно смотрел на незнакомок. Он подтянул и сжал губы, готовый мгновенно встать на защиту ребенка.

– Демирчик, это свои, – повторила Лера. – Вы обратитесь к нему, чтобы он понял, что вы не причините вреда мальчику, – посоветовала она сестрам.

– Обратиться… к кому? – негромко спросила Ангелина.

– К Демиру! – улыбнулась Лера.

– Вы хотите сказать, что я должна… разговаривать с псом? – недовольно произнесла Ангелина.

– Именно так!

– Можно подумать, что собака понимает человеческий язык, – буркнула Геля. – Ну здравствуй, Демир!

– Демирчик, мы свои, – вслед за сестрой произнесла Злата.

Пес, услышав свою кличку, взглянул на Леру, словно прося подтверждения слов незнакомых людей.

– Они свои, Дэмчик, свои, – повторила Лера и погладила собаку.

Похоже, что пес понял: он открыл рот, растянув губы в улыбке и обнажив крепкие белые зубы.

– Боже, какой ужас! – прошептала Ангелина.

Лера отошла в сторону, и сестры переключили внимание на мальчика, который сидел рядом с собакой. У него были светлые, как у его матери, волосы, раскосые глаза и широкая искренняя улыбка.

– Тетя? – спросил он, взглянув на Леру.

– Да, тетя, – ответила она.

Мальчик указал пальчиком на незнакомых женщин.

– Тетя и тетя, – произнес он, улыбаясь.

– Да, малыш, это твои тети, – подтвердила Валерия. – Это тетя Геля, а это – тетя Злата. А это наш мальчик! Скажи тетям, как тебя зовут.

– Дэн! – сказал ребенок и, показав на пса, произнес: – Дэм!

– Умница! – похвалила его Валерия. – Вот и познакомились. Нашего мальчика зовут Денис, а собачку – Демир. А теперь проходите, присаживайтесь, нам предстоит решить судьбу Дэна и Дэма. – И она тяжело вздохнула.

– Может, мы все обсудим там, на кухне? – сказала Геля, делая шаг назад.

Она не сводила глаз с собаки, которая казалась ей огромным монстром, готовым в любой момент прыгнуть вперед и вонзить свои огромные клыки ей в горло.

– Хорошо, пройдемте туда! – согласилась Лера и провела сестер на маленькую кухню. – Это письмо вам двоим. – Она подала им лист бумаги, сложенный вчетверо. – Вы почитайте его, а я побуду с ребенком. Мальчик очень скучает по маме.

Валерия вышла, и Геля прикрыла за ней дверь.

– Читай уже! – поторопила сестру Злата.

Ангелина вслух прочла письмо Романии, положила его на стол, прикрыла ладонью и нервно постучала пальцами по столу.

– И что ты думаешь по этому поводу? – Геля взглянула на сестру.

– Я… Я не знаю. Все еще в шоке, не могу прийти в себя и поверить, что все это случилось, – растерянно произнесла Злата. – Голова не работает.

– Бедная Ромка! Такая у нее тяжелая судьба! – сказала Геля.

– Мы даже не провели ее в последний путь.

– И что мы теперь будем делать? – Ангелина взглянула на сестру.

– Думаю, что надо сделать так, как хотела Рома.

– То есть?

– Забрать их и пожить некоторое время в родительском доме.

– Кого это «их»? Ты думаешь, что я буду жить в доме с собакой?!

– Как хочешь, а я поживу. Сейчас возьмем вещи ребенка, его игрушки и поедем в Липовое. Ты побудешь с мальчиком, а я съезжу к себе на твоей машине и заберу Романа.

Ангелина задумалась.

– Хорошо, – сказала она, выдержав долгую паузу. – Поступим, как ты предлагаешь, но сначала надо съездить на могилку Ромы.

– Так и сделаем, – согласилась Злата.

Ангелина осталась одна в доме с собакой и мальчиком. Пока собрали вещи и игрушки ребенка, пока съездили на могилу сестры и там наплакались от души, пока добрались в поселок и приготовили поесть, наступил вечер. Злата уехала к себе домой и пообещала вернуться на следующий день, а Геле предстояло уложить мальчика спать. Денис был растерян, он не понимал, что происходит, почему его увезли куда-то чужие тетки и где его мама. Ангелина попыталась поиграть с ним в машинки, но мальчик спрятался за собаку и лишь испуганно выглядывал из-за нее. Он без конца обнимал пса, прижимался к нему, словно ища защиты от мира, который ему был непонятен.

– Где мама? – спрашивал ребенок время от времени, а Геля не знала, как ему объяснить, что его мамы уже нет.

– Мама придет через месяц, – сказала она, но ребенок не понимал ее слов и снова спрашивал, где мама.

– Господи, что же мне с тобой делать?! – сказала в отчаянии Геля. – Я так долго не выдержу!

Она ушла на кухню, подогрела гречневую кашу, сваренную на молоке, разложила ее в две тарелки.

– Дениска, пойдем есть, – позвала она ребенка.

– Демирчик, пойдем есть, – сказал мальчик, и пес облизнулся.

Дениска пошел на кухню только тогда, когда туда направился Демир.

– Садись за стол, сейчас мы с тобой будем ужинать, – сказала Геля, подвинув к мальчику тарелку и ложку.

– Демирка будет ужинать. – Ребенок показал пальчиком на собаку.

– Мы с тобой поедим, а потом Демир, – сказала ему Геля.

– Демирка будет ужинать! – повторил мальчик.

Ангелина вздохнула, нашла железную миску, наполнила ее кашей и отнесла в коридор. За миской пошел Демир, а за ним – Денис.

– Куда же ты? – окликнула Геля мальчика.

Дениска сел на пол рядом с собакой и взял рукой кашу из миски.

– Что ты делаешь?! – кинулась к нему Геля. – Нельзя!

Мальчик удивленно посмотрел на тетю, отправил в рот кашу и улыбнулся.

– Дениска и Демирка едят! – радостно сообщил ребенок.

– Ну что мне с тобой делать? – Геля была в отчаянии.

Она хотела забрать мальчика, но боялась подойти к огромной собаке, которая уплетала кашу с большим аппетитом. Ангелине ничего не оставалось, кроме как дождаться, пока Демир доест. Собака, вылизав миску до блеска, вернулась на кухню, где на столе стояли две нетронутые тарелки с кашей. Демир сел рядом, и, раздувая ноздри, шумно втянул в себя воздух и облизнулся.

– Ну ты и проглот! – сказала ему Геля.

Дениска сел на свое место и повторил:

– Демирка будет есть!

– Да Демирка твой уже целую миску умял, как за себя кинул! – сказала Геля, но ребенок все не ел и только повторял то же самое.

«Надо дать псу еще каши», – догадалась она.

Геля принесла миску, из которой ела собака, наполнила ее кашей и поставила рядом со стулом Дениски. Мальчик с довольным видом улыбнулся и взял в руки ложку. Геля, понаблюдав, как он не совсем умело и аккуратно орудует ложкой, хотела покормить его, но он поморщился и сказал:

– Я сам!

– Сам так сам, – согласилась Геля и принялась за еду.

После ужина на столе вокруг тарелки мальчика остался круг из каши. Геля молча убрала со стола.

– Спасибо, тетя! – сказал ребенок, улыбаясь.

– Чудо ты! Пойдем умываться! Вон как перепачкался!

Дениска пошел за Гелей в ванную комнату. Она открыла кран и хотела умыть его, но он недовольно затопал ногами.

– Я сам! – сказал он и закрыл кран.

– Ну хорошо, умывайся! – сказала Геля и отошла в сторону.

Она наблюдала за тем, как мальчик сам пустил воду, подставил под струю ручки и потер их, затем мокрыми руками поводил по лицу, снова сполоснул руки и, не закрыв кран, вытер лицо полотенцем. Она молча закрыла воду и показала Дениске, где туалет.

– Я сам! – заявил мальчик.

– Вот и чудненько! – согласилась Геля.

Она очень устала за день и хотела поскорее лечь отдохнуть, но нужно было уложить ребенка спать. Геля провела его в свою комнату, положила на кровать, но ребенок тут же вскочил с постели.

– Где моя мама? – спросил он и пошел искать мать по всему дому.

Сердце Гели сжалось от боли. Она не знала, как обращаться с таким ребенком и как его уложить спать. Мальчик, заглянув во все комнаты, вернулся к ней.

– Мамы нет? – спросил он, глядя на Гелю раскосыми глазками.

– Мамы нет, – ответила она.

– Тетя есть?

– Да, есть тетя. Пойдем со мной!

Геля взяла мальчика за руку и повела в спальню родителей, где стояла широкая двуспальная кровать. Ребенок послушно шел с ней, но все время оглядывался, идет ли за ними собака.

– Будешь спать с тетей? – спросила она, расстилая постель.

– Тетя хорошая? – спросил мальчик, глядя на Гелю.

– Иди ложись, – сказала она, растерявшись и не зная, что ему ответить.

Дениска забрался в постель, Геля легла рядом. Мальчик обнял ее за шею, крепко прижался и поцеловал в щеку.

– Моя тетя! Тетя хорошая!

Эти прикосновения нежных детских ручек заставили ее сердце бешено биться в груди. Мальчик закрыл глаза, но руки не разжал, и Ангелина боялась пошевелиться, чтобы он не разомкнул объятия. Ребенок быстро уснул – Геля поняла это по его спокойному размеренному дыханию. Рядом с кроватью улегся Демир, зевнул и притих. Ангелина лежала, чуть дыша. Она смотрела, как безмятежно спит ребенок, как порозовели его щечки, а на лобике выступило несколько капель пота. Ее тело затекло в неудобной позе, но она не шевелилась, наслаждаясь ощущением детских объятий. Нужно было встать, чтобы погасить свет, но она не поднималась. Во сне мальчик открыл рот, и по его щечке потекла тоненькая струйка слюны. У Ангелины уже болела шея, но она терпела до тех пор, пока ребенок не пошевелился во сне. Он убрал руки и тихо позвал: «Мамочка!»

Геля выключила свет, легла рядом.

– Мама! – снова позвал ребенок.

– Я здесь, сынок, – прошептала она. – Спи, малыш!

Ребенок успокоился, потрогав ее лицо рукой. Геля теперь не могла уснуть. Она нежно поцеловала каждый пальчик ребенка, его ладошки, щечки. Она беззвучно плакала, вспоминая, как потеряла своего ребенка, представляя, что рядом с ней мог быть ее малыш, но не случилось…

Утром приехали Злата с мужем. Они вдвоем занесли Романа в дом, затем вкатили его инвалидную коляску. За ними молча наблюдал Денис. Когда Романа усадили в коляску, он подошел к нему, осмотрел со всех сторон.

– Ты дядя? – спросил мальчик.

– Да, я твой дядя. Меня зовут Роман. А тебя?

– Денис. Это у тебя машина? – Мальчик дотронулся до коляски.

– Да, это моя машина.

– Где руль?

– У меня машина без руля, – сказал ему мужчина.

Мальчика озадачил такой ответ. Он помолчал в раздумьях, затем спросил:

– Дядя, ты хороший?

Роман в свою очередь растерялся.

– Ты хороший? – повторил ребенок.

– Да, я хороший! – ответил Роман.

– Ребята, вы тут располагайтесь, а я поеду в отдел соцзащиты, – сказала Ангелина.

Злата взглянула на нее, и Геля позвала ее в другую комнату.

– Зачем ты туда едешь? – спросила Злата.

– Хочу узнать адрес ближайшего дома-интерната для таких детей и посмотреть, какие там условия, – сказала Геля и, не дав сестре открыть рот, добавила: – Окончательное решение мы еще не приняли, но предполагаю, что нам придется-таки сдать ребенка в дом инвалидов, а собаку усыпить.

Не дав Злате опомниться, Геля поспешила уйти, сказав, что вернется через несколько дней.

Ростислав нервно расхаживал по коридору, ожидая прибытия Романии. Она должна была приехать первым рейсом и явиться в клинику еще до обеда. Было уже три часа дня, а она еще не пришла. Ростислав много раз набирал ее номер, но абонент находился вне зоны доступа. Он подумал, что мобильник мог выйти из строя в самый неподходящий момент, потом понял, что сам себя обманывает, чтобы успокоиться. Он еще раз заглянул к доктору, который должен был оперировать Романию, но и там ее не было.

– Вы напрасно волнуетесь, – убеждал его врач. – Страх пациентов перед операцией никто не отменял. Иногда они прибывают в отделение позже обычного, пытаясь таким образом тянуть время, хотя это просто самообман.

– Это я обманываю себя, пытаясь поверить в то, что у Романии сломался телефон, – сказал Ростислав. – На душе у меня неспокойно.

– Советую вам лишний раз не нервничать и дождаться последнего рейса автобуса.

– Может быть, мне поехать за ней?

– Чтобы разминуться? – Врач взглянул на него исподлобья.

– Хорошо, я подожду ее до вечера, – согласился Ростислав. – Последний автобус приходит в восемь.

– Правильное решение! – сказал врач.

Ростислав с самого утра ничего не ел и не пил. Взглянув на часы, он вышел из больничного корпуса и отыскал неподалеку кафе. Ростислав заказал круассан и чашку кофе. Сидя у окна, он наблюдал за прохожими, надеясь среди них увидеть Романию. На душе у него было так тревожно, как никогда раньше. Тревога не покидала его ни на миг. Он без аппетита съел круассан, не заметил, как выпил кофе, но плохое предчувствие не отступило, и он снова вернулся в клинику.

Вечером Романия не появилась, и доктор предложил Ростиславу переночевать в комнате для гостей, чтобы отдохнуть, и, если Романия завтра не приедет первым рейсом, отправиться к ней.

– Правда, нужно оплатить ночлег, – заметил доктор.

– Не вопрос, – сказал ему Ростислав.

Утром, когда Романия снова не приехала, он сел в свою машину и отправился в Храповку. К двум часам дня он уже был у квартиры Романии. Ростислав долго звонил в дверь, но там было тихо, только лаял Демир. Он позвонил соседке, но той тоже не было дома. Постояв несколько минут, Ростислав быстро спустился вниз и уехал к отцу. Оттуда он позвонил врачу и поинтересовался, не появилась ли Романия.

– Пациентки не было, – ответил доктор. – Телефон ее вне зоны доступа.

– И дома ее нет, – сказал Ростислав.

У отца он пробыл два дня, больше не выдержал и снова поехал в Храповку. Он понимал: что-то произошло, и должен был все разузнать, чтобы потом не пришлось жалеть.

Ростислав позвонил в дверь квартиры Романии – было тихо, даже собака не подала голос.

«Может быть, вышли прогуляться?» – подумал он и на всякий случай позвонил в соседскую дверь.

Ему открыла Валерия, поздоровалась, пригласила войти в комнату.

– Я, собственно говоря, приехал к Роме, – сказал он, топчась у порога. – Лера, вы не знаете, где они все?

– Пройдите, я все вам расскажу, – сказала она. – Присаживайтесь, я сейчас.

Ростислав присел на стул, и его снова охватила тревога. Лера вернулась с листком бумаги, села напротив.

– Не думала, что мне придется сообщать вам такую новость, – сказала она.

Ростислав заметил, как мелко дрожат ее пальцы и листок бумаги в руке, и его прошиб холодный пот.

– Что с ней? – глухим голосом спросил он.

– Романия… Ее больше нет.

– Что?! Что вы сказали?! – спросил он, побледнев.

– Она умерла.

– Не может этого быть! Как?! Почему? Когда?!

Ростислав склонил голову, до боли сжал ее руками, застонал, как раненый зверь. Валерия подождала, пока он справится с эмоциями, и только тогда рассказала, что случилось с Ромой. И Ростислав понял, что он приезжал в прошлый раз именно тогда, когда ее хоронили.

Выслушав соседку, он спросил, где Дениска.

– Его забрали сестры Ромы, – сказала она.

– Я должен взять к себе этого ребенка, – заявил он.

– Не торопитесь, – остановила его Валерия. – Вот это письмо Рома оставила вам.

Ростислав несколько раз перечитал короткое послание и застыл с ним в руке, не шевелясь.

– Я все равно хочу забрать ребенка моей Ромы, – повторил он.

– Понимаете, у Дениски есть две родные тети. Сейчас они все вместе будут жить в родительском доме две недели, как просила их Романия. За это время они определятся со своим решением, поэтому я советую вам не мешать им, но позже приехать и все разузнать, – посоветовала Лера.

– Наверное, так будет правильно, – согласился Ростислав. – Вы позволите мне переночевать в комнате Ромы?

– Пойдемте, я открою квартиру, – сказала Лера.

Ростислав зашел в комнату, где навсегда осталось его счастье. На диване лежала подушка Ромы. Он обнял ее, уткнулся в нее лицом – она еще хранила запах Романии.

– Ромашка, моя Ромашечка, ну почему?! Почему так все случилось? – вырвалось стоном из его груди.

Он обнял подушку и безутешно разрыдался.

Ангелина побывала в одном из домов для детей-инвалидов. У работника соцзащиты она без труда узнала адрес этого специального учреждения и сразу же направилась туда. Здание было неприглядным, серым, выглядело крайне удручающе.

– Вы к кому? – остановил ее охранник, пожилой мужчина.

– К Фоменко Денису, – ответила она, назвав фамилию и имя племянника.

– Ясно. Проходите, – сказал ей мужчина.

«Да уж! – подумала Геля. – С тем же успехом сюда может зайти кто угодно».

Она прошла по коридору, где было темно, как в туннеле, двигаясь на звук детских голосов. Геля приоткрыла одну из дверей, заглянула внутрь. Она увидела игровую комнату, где по расстеленному на полу ковру ползали дети. У одного ребенка не было обеих ножек, у другой девочки ноги были такие тоненькие, что она не могла стоять самостоятельно и держалась за спинку стульчика. Еще один ребенок имел явные признаки детского церебрального паралича, а еще один лежал на коврике навзничь. Похоже, что он был полностью парализован, и дети порой заползали на него, отчего лицо ребенка искажалось и он кричал от боли. Ангелина сперва решила, что здесь нет взрослых, но заметила в конце комнаты двух женщин, которые сидели за детским столиком, что-то пили и ели, мило беседовали и иногда с места покрикивали на детей. Ангелина прикрыла дверь и поспешила выйти на улицу.

– Уже проведали? Так быстро? – удивился охранник. – Да что там с ними делать? Они же ничего толком не понимают!

Ангелина выбежала на свежий воздух, сделала глубокий вдох и быстро зашагала к машине. Она не хотела возвращаться домой. Ей нужно было побыть в одиночестве, все хорошенько обдумать, но перед глазами стоял парализованный ребенок, который лежал, беспомощный и неподвижный, на полу, а по нему ползали другие дети. Ангелина до вечера ездила по улицам города, пока не почувствовала ужасную усталость. Она свернула в сторону дома Андрея и вскоре оказалась у него.

– Здравствуй, Ангелина, – сказал Андрей, увидев на пороге измученную женщину. – Проходи, я тебя покормлю.

– Где Сережка? – спросила она, снимая обувь.

– Уже спит.

– Я в душ, – сказала Геля.

Она отказалась от ужина, выпила несколько глотков чая и не легла, как обычно, на диванчик у камина, а упала на кровать рядом с Андреем и расплакалась.

– Андрюша, мне так плохо, так плохо! Не бросай меня! Обними, пожалуйста, мне очень плохо!

Он прижал ее к себе и дал возможность поплакать. Андрей попросил все ему рассказать, чтобы ей стало легче на душе. И она говорила, долго, иногда сбивчиво, эмоционально, иногда плакала, а потом снова говорила, изливая душу. Высказав все, что наболело, она почувствовала, что ей стало легче. Ангелина подумала о том, что приучила себя все держать внутри, никогда ни с кем не откровенничать, не делиться, и это было ее большой ошибкой.

Андрей ее успокаивал, а Геля вслушивалась в его голос и понимала, что жила столько лет не с тем человеком, что материальное благополучие не может сравниться с душевным спокойствием, которое она испытывала рядом с Андреем.

– Не бросай меня, Андрюша, – шепотом сказала она.

– Глупышка! Как я могу тебя бросить? Я же люблю тебя!

– Ты меня не обманываешь? – Геля оперлась на локоть, чтобы лучше видеть его лицо.

– Не обманываю, – сказал он, привлекая Гелю к себе.

– Тогда повтори еще раз, – попросила она. – Мне еще никто не говорил такие слова.

Две недели прошло с того дня, когда сестры привезли в родительский дом осиротевшего ребенка и его друга Демира. С ними все время были Злата и Роман, и ребенок привязался к ним. Он часто подходил то к Злате, то к Роману, обнимал их, целовал, говорил, что любит их. Геля с Андреем приезжали часто, и Дениска был им рад. До этого сестры ни разу не заводили разговор о дальнейшей судьбе мальчика, но пришло время сесть за стол и прийти к какому-то определенному решению.

Мальчику Геля привезла новую пожарную машинку. Ребенок радостно засмеялся и пошел играть на коврике в другой комнате, а Демир, как всегда, следовал за ним.

– Ну что, поговорим? – спросила Геля, окинув взглядом всех присутствующих.

– Да, надо что-то решать, – согласилась Злата.

– Какие есть предложения? – задала вопрос Ангелина.

– Без вариантов, – сказал Роман. – Мальчик будет жить с нами.

– Да, мы посоветовались и приняли решение, – сказала Злата.

– Вот как? – Геля посмотрела на Романа, потом – на сестру.

– Да, именно так. Не место Дениске в интернате, – сказал Роман.

– Но ведь решение должно быть общим, – напомнила Геля об уговоре.

– Мы уже слышали твое предложение, – сказала Злата, – мальчика сдать в дом инвалидов, а собаку усыпить.

– Оно было поспешным, сейчас я думаю иначе, – заявила Геля.

– И что ты предлагаешь? – произнесла Злата с легкой иронией в голосе.

– Мне кажется, что вам будет слишком тяжело. Во-первых, Злата, у тебя на руках муж, которому нужен постоянный уход, и тебе не позволят усыновить ребенка с особыми потребностями.

– Я знаю, – сказала Злата. – Мы можем оформить опекунство.

– И как ты собираешься справляться с двумя?

– Не твоя забота, справлюсь! – недовольным тоном ответила Злата.

– У меня есть другое предложение, – заявила Ангелина. – Мы с Андреем посоветовались и пришли к выводу, что где один, там и второй не помешает.

– Не поняла. – Злата удивленно взглянула на сестру.

– Мы сможем усыновить ребенка! – сказал Андрей.

– У вас есть ребенок, – заявил Роман, – а у нас со Златой нет и уже не будет.

– Мы Дениску вам не отдадим! – чеканя каждое слово, произнесла Злата.

– Тогда мы его усыновим через суд! – вспыхнула Геля. – Я потеряла своего ребенка! Вы знаете, как это тяжело? Нет, вы этого не можете знать, потому что не были в моем положении! Когда я осталась с Дениской ночевать и он обнял меня за шею, я думала, что мое сердце не выдержит и разорвется на части! Я впервые почувствовала, что такое быть матерью и какое это счастье, но вам меня никогда не понять!

– Это тебе не понять, когда ты принимаешь лекарства, идешь на ЭКО с последней надеждой и получаешь нулевой результат! – Злата перешла на крик. – Тебе кажется, что ты уже чувствуешь внутри себя зародившуюся новую жизнь, но оказывается, что ты – пустая! Пустоцвет!

– Злата, прекрати, успокойся. – Роман взял ее за руку.

– А я не пустоцвет по-твоему?! – возмутилась Геля.

– Девчонки, прекратите ссориться и разговаривать на повышенных тонах, – сказал Андрей. – Хоть я и новый человек у вас, но позвольте мне вставить свое слово.

– Говори, – сказал Роман.

– Нам всем нужно успокоиться, а потом уже обсуждать вопрос. Никогда правильный выход не находится в ссоре, поэтому я предлагаю на сегодня закрыть эту тему, всем отдохнуть до завтра и на свежую голову принять трезвое и единственно правильное решение.

С Андреем согласились все присутствующие и разбрелись по отдельным комнатам. Ночью Ангелине стало плохо. Ее рвало до самого утра.

– Наверное, чем-то отравилась, – сказала она утром сестре.

Злата достала из сумочки тест на беременность.

– Бери, я каждый месяц их покупаю, и все без толку.

– Ты думаешь…

– Иди в туалет, проверь, потом думать будешь.

Ангелина вернулась растерянная и удивленная. С тестом в руках она медленно подошла к сестре.

– Что это? – проговорила она, как завороженная.

– Это значит, что у тебя будет ребенок, – сказала Злата, увидев две полоски.

– Тогда…

– Тогда мы все идем завтракать, а затем вернемся к обсуждению вчерашней темы, – сказала Злата и добавила: – Да спрячь ты его! Держишь, как какую-то драгоценность!

Спустя две недели Ростислав приехал в поселок, чтобы узнать о судьбе Дениски. Он зашел в дом, когда все семейство сидело за столом на кухне.

– Здравствуйте! – сказал он, снимая куртку.

– Ты?! – удивилась Геля. – Что ты здесь делаешь?

– Приехал поинтересоваться, как дела у Дениски, – ответил он.

– А какое отношение ты к нему имеешь? – с тревогой в голосе спросила Злата.

– Самое что ни есть прямое. Да, Дениска?

Мальчик, узнав знакомого дядю, слез со стула, подбежал к нему, обнял за шею и поцеловал.

– Ты мой! – сказал он. – Я тебя люблю!

– И я тебя люблю, Дениска! Смотри, я тебе привез робота! У тебя есть такой?

– Не-а. – Мальчик отрицательно помотал головой.

– Тогда забирай робота и иди поиграй в той комнате с Демирчиком.

– Спасибо! – сказал ребенок и убежал, за ним поспешил Демир.

– Ну, что вы решили по поводу ребенка моей Ромы? – спросил Ростислав.

– Твоей Ромы? – Геля ехидно улыбнулась.

– Да, моей.

– Пока думаем, – сказала Ангелина. – Я хочу его усыновить, но Злата с Романом против.

– И я того же мнения, – сказал Ростислав.

– Это почему же? – спросила Геля.

– Много лет назад ты сделала все, чтобы нас с Романией разлучить. Ты поступила подло и низко по отношению к своей сестре, а теперь хочешь воспитывать ее ребенка. Ты не имеешь на это никакого морального права! – сказал Ростислав. – Мне вот только непонятно, зачем ты нас разлучила? Можешь хоть сейчас объясниться?

– Это правда, Ангелина? – Андрей посмотрел ей в глаза.

– Правда! Пусть расскажет, зачем она это сделала! – взволнованно произнес Ростислав. – Мы ведь могли быть вместе все эти годы, быть счастливы, растить своих детей. Ты, Геля, сломала нам жизнь.

– Да, это правда, – глухо произнесла Ангелина. Она склонила голову и продолжила после небольшой паузы: – Я солгала Роме, что переспала с тобой, потому, что завидовала вам обоим. Да не смотрите вы все на меня такими глазами! Я всю жизнь живу с тяжестью своей вины! Вы думаете, это легко?

– Мне тебя пожалеть после всего этого? – возмутился Ростислав.

Геля опустила голову еще ниже и тихо произнесла:

– Я знаю, что поступила подло, но сегодня я прошу тебя, Ростик, простить меня, а у Ромы я каждый вечер вымаливаю прощение. Я каюсь и буду каяться до конца своих дней.

– Я догадываюсь, что отравление Бони – тоже дело твоих рук? – допытывался Ростислав.

– Да! Да! Я была молодая и глупая! Все мы делали ошибки. Признаюсь, что иногда я вела себя подло! – сказала Ангелина.

– Вот поэтому я считаю, что ты не имеешь никакого права воспитывать ребенка той, кому ты сломала жизнь.

– Ты меня простишь? – Ангелина подняла глаза на Ростислава.

– Не знаю.

– Сегодня у меня особенный день, – сказала Ангелина. – Если ты меня простишь, тогда… В общем, сегодня я узнала, что жду ребенка, и хочу выносить его со спокойной душой, – заявила она. Андрей замер с открытым ртом.

– Это… Неужели?.. – произнес он растерянно.

– Есть подтверждение – тест с двумя полосками.

– Поздравляю, милая! – Андрей обнял ее и поцеловал.

– Выходит, что вопрос с Дениской решился? – спросила Злата.

– Если что, то я могу забрать ребенка, – заявил Ростислав.

– У Гели с Андреем будет двое детей, а у нас с Романом ни одного? – в сердцах спросила Злата. – Нет, это неправильно, несправедливо! Мальчика мы никому не отдадим! Все! Точка!

– Я понимаю, что у нас мало денег для того, чтобы поднять на ноги Дениску, но мы сделаем все возможное, чтобы он ни в чем не нуждался, а нерастраченной любви у нас со Златой ой как много! – сказал Роман. – Мы ее всю до остатка отдадим этому светлому солнечному ребенку, которого невозможно не любить!

– Он, как солнышко, согрел всех нас, – произнесла Ангелина и добавила: – Дениска и его друг Демир.

– Значит, мальчик останется здесь со Златой и Романом? – спросил Ростислав.

– Конечно! – в один голос заявили Роман, Злата и Геля.

– Ребята, мне вернули деньги за операцию Ромы, – сказал Ростик. – Я теперь не смогу прикоснуться к ним, поэтому положу эту приличную сумму на депозит для ребенка Ромашки, а вы, как опекуны, сможете снимать с нее проценты.

– Было бы очень хорошо, чтобы Злате не приходилось таксовать, – сказала Ангелина. – Такому ребенку требуется постоянное внимание.

– Мы с Ангелиной обязуемся ежемесячно перечислять определенную сумму денег, чтобы вы, Злата и Рома, могли нанять работницу, которая помогала бы вам по хозяйству и на огороде. Ребенку нужны свежие овощи без всяких нитратов. Так ведь, Геля? – Андрей обнял ее за плечи.

– Конечно! – согласилась Ангелина. – И за паи будете ежегодно получать какую-то сумму, так что материально вам будет легче.

– Спасибо вам всем! – сказала растроганная Злата и утерла непрошеную слезу.

– Кто знает, успела ли Рома окрестить ребенка? – поинтересовался Ростислав.

– Я знаю точно, что собиралась, но не успела, – сказала Злата. – Она мне сама об этом говорила.

– Общество не будет против, чтобы я стал для Дениски крестным отцом? – спросил Ростислав. – Если нет, то позвольте мне самому выбрать для него крестную.

– Я бы хотела, – тихо произнесла Геля.

– Сиди уже! Забыла, что беременная? – улыбнулась Злата. – Ростик, твое право определиться с кумой. Когда окрестим нашего ребенка?

– Зачем откладывать? Можно завтра, – предложил Ростислав, и все согласились.

Ростислав заехал в церковь и договорился со священником о времени крещения ребенка. На следующий день он привез Валерию и сказал, что именно она, лучшая подруга Романии, будет ребенку крестной мамой.

В назначенное время они все явились в местную церковь и совершили обряд. После этого вернулись домой, накрыли стол, немного выпили, посидели, и Ростислав сказал, что ему нужно завтра возвращаться в Лондон, а до этого успеть оформить в банке депозит и отвезти домой Валерию. Он взял на руки мальчика, поцеловал и сказал:

– Дениска, ты – наше солнышко!

Мальчик улыбнулся и поцеловал его в щеку.

– Демирка солнышко? – спросил ребенок, взглянув на своего друга.

– И Дениска, и Демирка – солнышки! – сказал Ростислав, после чего попрощался.

Он отвез Валерию домой. Машина остановилась у самого подъезда. Валерия спросила:

– Ты мне позвонишь?

– Конечно позвоню! – пообещал он.

Лера посмотрела ему прямо в глаза, и он увидел в них надежду, которую сейчас не мог ей дать.

– Я позвоню! Обещаю! – сказал он на прощание и улыбнулся. – Все будет хорошо, Лера!

2018

Примечания

1

Канистерапия – метод лечения и реабилитации с использованием специально отобранных и обученных собак. (Примеч. авт.)

(обратно)

Оглавление

Согретые их теплом

2018 год

Часть первая 1994–1998 годы

Часть вторая 1999–2000 годы

Часть третья 2008–2009 годы

Часть четвертая 2012 год

Часть пятая 2013 год

Часть шестая 2017 год

Часть седьмая 2018 год Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg