«Санта–Барбара IV. Книга 1»

Санта–Барбара IV. Книга 1 (fb2) - Санта–Барбара IV. Книга 1 (пер. Л. Файнбер,Т. Семенов,А. Бушкат) (Санта–Барбара - 9) 1109K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Генри Крейн - Александра Полстон

Генри Крейн, Александра Полстон Санта–Барбара IV. Книга 1

ГЛАВА 1

Мексиканская полиция интересуется неизвестной яхтой. Разочарование Круза. Сантана проводит на свободе последние минуты. Джина торопит события.

Когда солнце перевалило через экватор, возвещая о наступлении второй половины дня, воздух над заливом стал густым и липким, словно растаявшее масло. Вода в заливе выглядела сверкающей и глянцевой, как глазурь. Облаков на небе было очень мало, а на юге вообще ни одного. Прямые лучи солнца раскаляли любой попадавшийся им на пути предмет, словно в печи.

Перл чувствовал себя, как выброшенная на берег из воды рыба. Захваченные с собой на яхту запасы кока–колы были уничтожены, а больше спасаться было нечем. К сожалению, покинуть яхту беглецы не могли, поскольку весьма вероятная встреча с полицией могла свести на нет все их усилия. Оставалось только терпеливо пережидать жару, надеясь на то, что к вечеру станет прохладнее. Даже купание вряд ли могло принести облегчение — вода залива была слишком соленой.

После пребывания в такой воде нужно, по меньшей мере, сполоснуться под душем, иначе соль станет разъедать кожу.

Перл лежал на диване в каюте, пытаясь извлечь из гитары какие‑нибудь звуки. Но, то ли вдохновение покинуло его, то ли жара заставила забыть о музыкальных способностях, но вместо мелодичного перебора, как того хотелось Перлу, у него получалось какое‑то жалкое пиликанье.

Когда, в конце концов, все это надоело Келли, и она уже намеревалась сказать Перлу об этом, он мгновенно отбросил гитару в сторону.

— Не надо слов, — улыбнулся он. — Я уже и сам понял, что эти опыты не принесут никакого положительного результата. Теперь ты и сама понимаешь, почему мексиканцы не работают с двенадцати до трех пополудни.

Келли кивнула.

— Я даже думать не могу. Такое ощущение, что у меня в голове все плавится.

Решительным жестом Перл откинул назад спадавшие на глаза густые темные волосы, а потом с таким недоумением посмотрел на ладонь, словно она была покрыта не потом, а мазью против загара.

— Вот черт! — выругался он. — Давненько моему организму не приходилось испарять столько жидкости. Еще полдня и я, наверное, высохну и сморщусь, как мумия. Ты знаешь, Келли, что индейцы в этих местах никогда не закапывали своих умерших в землю. Во–первых, здесь слишком каменистая почва. А во–вторых, среди сухого песка и камней они не разлагаются…

— А как же поступали в таком случае индейцы? — спросила Келли.

Перл, чтобы хоть немного развеяться, встал с дивана и начал медленно прохаживаться по каюте.

— Они находили какую‑нибудь пещеру неподалеку от своего селения и, завернув покойника в большие дубленые куски кожи, оставляли его там. В общем, это было бы то же самое, как если бы они закапывали их в землю.

— В чем же смысл? — удивленно спросила Келли.

— Смысл состоит в том, что пещеру можно было завалить камнями, и тогда ни один шакал не смог бы подобраться к умершим, которые нетронутыми попадали в Небесное Царство Бога Солнца. Когда белые пришли сюда и стали хоронить покойников по своему образцу, они очень быстро столкнулись с тем, что кладбища превращались в место набегов стай шакалов, которые без особого труда разрывали землю и, извини уж за такие подробности, оставляли от умерших только обглоданные кости.

Келли с прищуром посмотрела на Перла.

— Откуда ты все это знаешь? У меня такое ощущение, что тебе известно обо всем на свете…

Перл вытер тыльной стороной ладони потный лоб, и кисло усмехнулся.

— В общем, конечно, не все, Келли. Ты переоцениваешь мои умственные способности. Однако в своей жизни я повидал немало умных и невероятно интересных людей.

Келли на мгновение задумалась.

— Старый китаец, еще какой‑нибудь индеец, да?..

Перл кивнул.

— И еще многие, многие другие, кто попадался на недолгом жизненном пути Майкла Болдуина Брэдфорда–младшего. Среди них были и такие занимательные личности, как доктор Роулингс, о знакомстве с которым я не могу сказать ничего хорошего. Правда, я должен признать, что именно благодаря ему, я совершаю это весьма любопытное и в высшей степени поучительное путешествие в Мексику. Однажды я уже был возле границы, но с противоположной стороны. Если хочешь — могу подробнее рассказать об этом.

Келли без тени сомнения кивнула.

— Да. Я долго пыталась вспомнить, что же произошло со мной в отеле, когда пришел Дилан. Но пока в памяти у меня проявляются только отдельные кусочки, какие‑то несвязанные между собой картинки. Я не могу восстановить всю цепь событий, происшедших тогда. Мне надо отвлечься…

Перл снова уселся на диван.

— Ну, что ж. Вот и хорошо. Я думаю, что мой рассказ не будет для тебя бесполезным развлечением. Возможно, он поможет тебе вспомнить события того вечера.

Келли сидела в противоположном углу каюты, прислонившись спиной к стене. Хотя губы ее высохли, и она тоже ощущала жажду, она ни единым словом даже не намекнула на это Перлу. Меньше всего Келли хотелось сейчас жаловаться.

— Однажды я познакомился с одним весьма любопытным типом. Это было еще в те времена, когда я жил в Лос–Анджелесе. Был такой короткий период в моей жизни. Не буду рассказывать, чем я там занимался, поскольку это не слишком интересно. В двух словах это можно выразить так: экспериментировал с настроениями, ощущениями и видениями… Один приятель, с которым мы вместе снимали квартиру, притащил меня в маленькое местечко под названием «Сонора». Это было что‑то вроде жилища шамана. Хотя вывеска, которая висела над этим домиком, гласила: «Вы имели честь посетить магазин оккультных индейских наук». Среди высохших амулетов, корней кактусов и прочих подобных предметов сидел весьма живописный пожилой индеец, которого мой друг назвал Рамоном. Мой приятель подошел к нему и пожал руку. Поговорив с минуту, он жестом подозвал меня и исчез, предоставив мне самому выпутываться из положения. Дело в том, что я давно просил его познакомить меня с каким‑нибудь знатоком индейской магии и всяких оккультных штук. Ну, и мой приятель сказал мне, что знает одного старика, который является знатоком лекарственных растений и пейота…

— Ты имеешь в виду этот кактус, из которого мексиканцы и индейцы готовят какие‑то снадобья? — перебила его Келли.

— Да, именно об этом я и говорю. Меня интересовала магия, а, прочитав, одну книжку, я считал себя специалистом в этой области. Если бы ты увидела меня в то время, ты бы не поверила своим глазам. Я вел жизнь разгильдяя. Внешне я был самонадеян и напорист почти до агрессивности. Однако внутри у меня преобладала нерешительность и неуверенность в себе. Жизнь проходила в постоянных поисках самооправдания. Мне даже сказали однажды, что я весь соткан из самосожалений. Я был тогда, как лист на ветру… Да, я немного отвлекся от темы. В общем, когда я остался наедине с этим стариком, он совершенно невозмутимо сидел у маленького окна. Я представился. Он сказал, что его зовут Рамой и что он к моим услугам. По–испански это было сказано с большой учтивостью. По моей инициативе мы обменялись рукопожатиями и снова замолчали. Но это молчание, как ни странно, нельзя было назвать натянутым. Оно было спокойным и естественным. У меня было такое ощущение, что уже давно знаю этого человека и сейчас мы встретились с ним после совсем недолгой разлуки.

Хотя морщины, покрывавшие его смуглое лицо и шею, свидетельствовали о почтенном возрасте, меня поразило его тело — поджарое и мускулистое. Я сказал ему, что хочу узнать что‑нибудь о магии, связанной с древними верованиями индейцев. Потом я брякнул, что хорошо разбираюсь в пейоте, и мы могли бы поговорить на эту тему. Вообще‑то я практически ничего не знал об этом кактусе, однако, получилось так, будто я дал понять, что в пейоте я просто настоящий эксперт, что ему вообще стоит сойтись со мной поближе. Пока я нес эту чушь, он медленно кивал и взглянул на меня, не говоря ни слова. Я невольно отвел глаза, и сцена закончилась гробовым молчанием. Я почувствовал, что сделал что‑то не так, и поспешно выскочил из этой лавки. Я шел по улице, чувствуя себя невероятно раздраженным. Я нес эту дурацкую чушь под его необычным взглядом. Казалось, что этот Рамон видел меня насквозь. Когда я вернулся домой, приятель, узнав о моей неудачной попытке выведать что‑нибудь от Рамона, постарался меня утешить — старик, мол, вообще неразговорчив и замкнут. Однако тягостное впечатление от этой первой встречи было не так‑то легко рассеять.

Я потом набрался смелости и снова стал приходить к Рамону. При каждой встрече я пытался навести разговор на тему пейота, но безуспешно. Потом приятель мне сказал, что Рамон не был уроженцем Соединенных Штатов. Он родился в мексиканском штате Сонора, поэтому и назвал таким именем свою лавочку. Сначала он был для меня просто занятным стариком, который очень хорошо говорил по–испански и превосходно разбирался в лекарственных растениях. Однако мой приятель утверждал, что он настоящий колдун. Старик со временем доверял мне все больше и больше, и однажды мы отправились с ним в скалистые холмы Невады. Нам пришлось проехать на машине пару часов, прежде чем мы достигли этого места. Честно говоря, я бы сейчас даже не нашел его. Километров через семьдесят мы свернули с шоссе на север и поехали по мощенной гравием дороге. Мы ехали по ней около часа и за все это время никого не встретили. Мне казалось, что моя машина единственная на всей дороге. Лобовое стекло постепенно покрывалось разбившимися об него насекомыми и пылью. В конце концов, наступил момент, когда стало почти невозможно различать дорогу. Я сказал Рамону, что нужно остановиться и протереть лобовое стекло. А он велел ехать, не останавливаясь, даже если придется тащиться со скоростью пешехода, высунув голову в окно, чтобы смотреть вперед. Он сказал, что пока мы не прибудем на место, нам нельзя останавливаться.

В каком‑то месте он велел мне свернуть направо. Мы поднимали такую тучу пыли, что даже фары не особенно помогали.

С дороги я съехал с содроганием, я боялся, что на обочине глубокий песок. Но она оказалась глинистой и хорошо утрамбованной. Потом метров сто я ехал на самой низкой скорости, на которую только способна машина, высунувшись наружу и рукой придерживая открытую дверцу.

Наконец, Рамон велел остановиться. Он сказал, что мы приехали и что сейчас машина не будет видна с дороги.

Я выбрался из машины и прошел вперед, чтобы хоть немного осмотреть местность. Я не имел ни малейшего представления о том, где мы находимся. Но Рамон сказал, что у нас нет времени и нужно отправляться в путь.

Мы прошли несколько сот метров по каменистой пустыне и остановились возле большого холма. Когда через несколько минут мы забрались наверх, я почувствовал, что прихожу в состояние восторга.

Был вечер и панорама, открывавшаяся с вершины холма, выглядела потрясающе. Ее вид пробудил во мне ощущение величественного страха и отчаянья, и воспоминания о картинах, которые я видел в детстве.

Мы забрались на самую высокую точку холма, вершину заостренной скалы, поднимавшуюся над площадкой. Там мы сели лицом к югу и устроились поудобнее, прислонившись к камню. Представляешь, Келли, перед нами простиралась поистине величественная картина!.. Холмы, холмы без конца и края…

Рамон улыбнулся и сказал: «Вся эта земля твоя. Вся, сколько видит глаз. Не для того, чтобы использовать, но для того, чтобы запомнить». Я засмеялся, однако Рамон, казалось, был очень серьезен. Он улыбался, но было похоже, что он действительно дарит мне всю эту землю. «Действительно, почему бы и нет?» спросил он, словно читая мои мысли. А я наполовину в шутку ответил: «Я принимаю подарок». Потом мы несколько минут молчали. Мыслей у меня в голове, честно говоря, вообще никаких не было. Я смутно чувствовал, что вскоре со мной что‑то должно произойти и разговаривать мне не хотелось. Слова мне казались не точными, а их значения слишком расплывчатыми. Никогда прежде у меня такого чувства не возникало, но стоило мне осознать необычность своего настроения, как я поспешно заговорил: «Что мне делать с этим холмом, Рамон?»

Рамон по–прежнему улыбался: «Запечатлей каждую деталь в своей памяти. Сюда ты будешь приходить в сновидениях». Тогда я полностью предался созерцанию.

Медные отсветы заходящего солнца ложились на все вокруг. Камни, трава, кусты — все словно было залито золотом.

Потом Рамон вдруг неожиданно заговорил о моих сновидениях. «Что ты видишь во сне?» — спросил он. Я сказал, что бывает по–разному. Иногда я — у себя дома, иногда — со своими друзьями. В общем, каждый раз по–разному. «А какое время дня тебе чаще является во снах? День или ночь?» — спросил Рамон. Я сказал, что это каждый раз бывает по–разному. Тогда он вдруг предложил: «Я могу научить тебя попадать во сне в любое место и в любое время. Ты будешь видеть все это так отчетливо, словно все происходит наяву. Тебе просто нужно избрать вполне определенный объект, который должен находиться в том месте, куда ты хочешь попасть. На этом объекте нужно сосредоточить внимание. Например, ты можешь выбрать на этой вершине какой‑нибудь вполне конкретный камень и смотреть на него до тех пор, пока он прочно не отпечатается в твоей памяти. И потом ты сможешь попадать сюда в сновидениях, просто вызвав образ этого камня или, скажем, какого‑нибудь куста, или чего угодно другого. Задача путешествий в сновидениях значительно упрощается, если вызываешь образ. Если тебе не хочется по каким‑либо причинам попадать именно сюда, можешь воспользоваться каким‑нибудь другим местом. Нужно сначала сосредоточиться на каком‑то объекте, а потом мозг сам отыщет этот объект».

Я попробовал поступать, как он мне советовал. И оказалось, что таким образом действительно можно вернуться в любое место и любое время. Правда, как ни странно, это получилось у меня только несколько раз, пока я все еще поддерживал отношения с Рамоном.

Наше общение принесло мне немало познаний. Но об этом я расскажу как‑нибудь попозже.

Келли слушала его рассказ с любопытством.

— А чем же закончился этот вечер в пустыне?

Перл пожал плечами.

— В общем, больше ничего особенного не произошло. Просто я почувствовал невероятный прилив сил. Как будто это место было напоено какой‑то целебной магией. Я чувствовал такую невероятную бодрость и легкость, словно выпил чудодейственного эликсира. Я чувствовал себя обновленным и счастливым. Меня не беспокоил холодный вечерний ветер. Мне не было холодно. Я просто сидел и смотрел. Вершина холма находилась на довольно приличной высоте. На западе, с той стороны, откуда мы приехали, открывался впечатляющий вид. Я видел огромное пространство: низкие огромные холмы, постепенно переходившие в плоскую поверхность пустыни, протянувшейся до самого горизонта. С севера на восток пролегали хребты коричневых горных вершин. На юге лежали какие‑то бесконечные цепи холмов и низин, а вдали виднелся синеватый горный массив. Меня охватило невероятное чувство покоя. Я испытал изумительное ощущение прекрасного самочувствия и совершенно новое для себя состояние: мой мозг словно отключился, я был счастлив, я чувствовал себя совершенно здоровым, меня буквально затопило странное спокойствие. Мягкий ветерок, который дул с запада, волной пробегал вдоль моего тела, но холодно от этого не становилось. Я чувствовал его дуновение на лице. Это было похоже на мягкие волны прибоя, который окатывал меня, отступал и снова окатывал. Я пребывал тогда в странном состоянии. Оно не походило ни на одно из состояний, знакомых мне по моей прежней жизни. Тогда я заплакал. Но не от печали и не от жалости к себе. Я заплакал от радости, от какой‑то неизъяснимой и невыразимой радости… Мне хотелось остаться в этом месте навсегда. Я, наверное, так бы и поступил, но в это время явился Рамон и, взяв меня за руку, поднял меня с земли. «Ну, ладно, хватит. Ты достаточно отдохнул», — сказал он, весело улыбаясь. Потом мы спустились с вершины холма и шли к машине медленно и молча. Ничего подобного я с тех пор ни разу не испытывал. Думаю, что вряд ли мне придется испытать что‑либо подобное и в будущем. К моему великому сожалению, из Лос–Анджелеса мне пришлось уехать, и с тех пор я больше не встречался с Рамоном. Когда‑нибудь я тебе еще расскажу о том, чему он меня научил. Ну, что? Помог тебе мой рассказ немного отвлечься?

Лицо Келли прояснилось.

— Да. Ты натолкнул меня на важную мысль. Я сейчас тоже попробую сосредоточиться и вызвать в памяти какой‑нибудь образ того вечера. Может быть, это поможет мне вспомнить о тех событиях, которые случились в тот злополучный вечер.

Перл кивнул.

— Правильно. Только постарайся не вспоминать цепь событий, а сконцентрироваться на чем‑то одном, конкретном. Тогда мозг сам вызовет в памяти цепочку ассоциаций. И не пугайся, если тебе не удастся сделать этого сразу. Постепенно, одну маленькую цепочку за другой, ты сможешь вытащить всю картину. Я верю в то, что тебе удастся это сделать. Попробуй сосредоточиться, у тебя все должно получиться.

Несколько минут Келли молчала, мучительно пытаясь вызвать в памяти хоть что‑нибудь, что позволило бы ей вспомнить происшедшее в президентском номере отеля «Кэпвелл». Наконец, с выражением мучительного бессилия она помотала головой.

— Нет. Не знаю, не помню, не могу… Я только уверена в том, что это было нечто ужасное. По–моему, он угрожал мне.

Перл вскочил с дивана.

— Вот–вот. Постарайся вспомнить об этом. Чего он хотел от тебя? Может быть, у него было какое‑то оружие? Ты помнишь о чем‑нибудь подобном?

Келли наморщила лоб.

— Не знаю.

Перл расхаживал по каюте, забыв об изнурительной жаре. В тоне его голоса звучала озабоченность.

— Может быть, если бы тебе удалось вспомнить, что Дилан угрожал тебе оружием, или нашлись свидетели, которые подтвердили бы это, на суде тебе удалось бы подтвердить свою невиновность.

Келли тоже поднялась.

— Такое, конечно, возможно. Однако это вряд ли поможет вернуть мне память. А это самое главное.

— Да, — задумчиво произнес Перл. — Память — это самое главное. Жаль, что меня не было тогда рядом с Брайаном… Именно поэтому мне тоже нужны свидетели. Может быть, жена доктора Роулингса поможет мне.

Келли сочувственно взглянула на него.

— Знаешь, наши ситуации чем‑то похожи. Ведь ты разыскиваешь бывшую супругу Роулингса, несмотря на то, что Брайан давно мертв. Тебе нужно узнать, что же с ним тогда случилось, чтобы не обвинять себя в его смерти.

Перл мягко улыбнулся.

— Что ж, наверное, ты права. Может быть, если мы сможем остаться вместе подольше, мы поможем друг другу логически мыслить…

Ирония, прозвучавшая в его словах, не осталась для Келли незамеченной.

— Перестань, Перл!.. — рассмеялась она. — Вряд ли я смогу чему‑то научить тебя. Это я должна быть благодарна тебе за то, что ты пытаешься прийти ко мне на помощь.

Перл покачал головой.

— Келли, ты не меньше помогаешь мне.

Неизвестно, сколько бы еще продолжался этот обмен взаимными признаниями, если бы наверху, на палубе, не раздались шаги.

— Что там такое? — встревоженно спросила Келли. Перл направился к двери.

— Не знаю, по–моему, это Оуэн.

Словно в подтверждение его слов, через несколько секунд дверь каюты распахнулась, и по лестнице сбежал насмерть перепуганный Мур. Казалось, что ему только что явился призрак доктора Роулингса.

— Что случилось, Оуэн? — воскликнул Перл. — За тобой гонятся?

Тот замахал руками.

— Пока еще нет, но боюсь, что скоро и это произойдет.

Перл попытался успокоить его.

— Не надо так трястись, Оуэн. Нас ведь еще не посадили в мексиканскую тюрьму. По–моему, вокруг все тихо и спокойно. Что может произойти, когда вокруг стоит такая жара?

— Нет, нет… — побелевшими от страха губами проговорил Мур. — За нами уже наблюдают…

Лицо Перла озабоченно вы тянулось.

— Кто?

Мур ткнул рукой в сторону маленького иллюминатора на стене.

— Посмотри сам.

Перл осторожно выглянул в окошко.

— Да, кажется, мы попали в неприятную ситуацию… Что ж, этого следовало ожидать. Наивно было бы думать, что такой яхтой не заинтересуются.

Келли подошла к нему и испуганно спросила:

— А что там такое?

— В нашу сторону направляется патрульный катер. Похоже, что это береговая охрана, — сказал Перл. — Надо приготовиться к встрече с властями.

Оуэн стал метаться по каюте, жалобно причитая:

— Что мы будем делать? У нас даже нет никаких документов… Нас обязательно отправят в тюрьму… Перл, придумай что‑нибудь…

Тот схватил девушку за руку.

— Келли, пошли со мной! Надо устроить этим парням в форме радушную встречу. У них не должно быть на наш счет никаких излишних подозрений…

Полицейский, дежуривший в зале суда, вывел Сантану из общей комнаты и направился с ней по коридору.

Увидев их, окружной прокурор, который сидел на стуле в большом холле, тут же вскочил.

— Джулия разговаривала с тобой? — обратился он к Сантане. — Ты знаешь о том, что тебя ожидает?

Она демонстративно отвернулась.

— Я не хочу с тобой разговаривать. Не думаю, что от этого была бы хоть какая‑то польза. Полисмен, делайте свое дело.

Полицейский взял ее под локоть, и попытался было пройти дальше, однако Тиммонс загородил ему дорогу и предостерегающе поднял руку.

— Эл… — посмотрел он на полицейского. — Ты не мог бы оставить нас на несколько минут? Мне нужно поговорить с обвиняемой.

Полицейский попытался было что‑то сказать, но Тиммонс столь решительно кивнул головой, что ему не оставалось ничего иного, как оставить окружного прокурора и Сантану наедине.

— Хорошо. Я подожду за углом, — сказал он, удаляясь. — Вот и отлично.

Окружной прокурор подождал, пока фигура полицейского исчезнет за поворотом, и натянуто улыбнулся.

— Ну, что ж, Сантана. Я думаю, что ты не слишком обидишься на меня за эту минуту.

Она с презрением посмотрела на него.

— Кейт, а ты не боишься оставаться наедине со мной? По–моему, ты слишком быстро забыл о том, что произошло всего лишь несколько минут назад.

Он развел руками.

— Извини, мне очень жаль, что так получилось. Я не хотел, чтобы дело повернулось таким образом. Ты же об этом знаешь.

Сантана медленно покачала головой.

— Ты — дьявол!..

Тиммонс тяжело вздохнул, изображая на лице глубокое сочувствие и раскаяние.

— Я еще раз повторяю — мне очень жаль, что так произошло. Ты не должна обвинять меня в этом.

Сантана нервно усмехнулась.

— Интересно, а кого же мне обвинять?

Тиммонс пожал плечами.

— Ты сама во всем виновата. К сожалению, тебе не хватило самообладания и выдержки. Ты все испортила.

Не обращая внимания на его слова, она смерила Кейта ненавидящим взглядом.

Тиммонс почувствовал, как его пробирает дрожь.

— Нет, — холодно сказала Сантана. — Ты заранее это знал. Могу поклясться перед богом, что ты именно на это и надеялся. А, может быть… Может быть, даже так и задумал. Зачем ты подставил меня?

Неубедительность оправданий окружного прокурора была столь очевидна и для него самого, что ему не оставалось ничего иного, как развести руками.

— Сантана, давай не будем заниматься взаимными обвинениями. Я не для этого встретился с тобой. Меньше всего мне хотелось бы сейчас устраивать здесь сцену. Мне кажется, что у нас есть более важная тема для разговора.

Она горько рассмеялась.

— Ты подтверждаешь самые худшие мои опасения. Кейт, неужели ты не способен даже вот так, наедине со мной, посмотреть правде в глаза? Признайся, что ты струсил. А может быть, ты и не мог поступить как‑то иначе? Тебе не давал покоя Круз. За что ты его так ненавидишь?

Окружной прокурор поморщился.

— Это старая история. Я сейчас не хочу вспоминать об этом. Да, в общем, сейчас это не имеет особого значения.

— Ну, разумеется! — язвительно воскликнула она. — Сейчас тебе, наверное, куда приятнее вспоминать о том, как ты соблазнил меня, а потом подставил и бросил. И теперь я сама, в одиночку, должна выкарабкиваться из всего этого…

Сантана снова начала терять контроль над собой.

— Потише, потише… — успокоил ее Тиммонс. — Не надо привлекать к себе излишнего внимания. У нас есть всего лишь несколько минут. Лучше поговорим о том, как ты использовала меня.

Сантана оторопела от возмущения.

— Что? Я использовала тебя? После того, что случилось здесь, в суде, ты имеешь наглость утверждать, что это я во всем виновата?

Тиммонс криво улыбнулся.

— Я искренне относился к тебе. А ты ко мне — нет. Ты хотела с моей помощью вернуть внимание собственного мужа. Это опасный способ. Он чреват самыми непредсказуемыми последствиями. Надеюсь, что теперь‑то ты получила возможность убедиться в этом.

Сантана гордо вскинула голову.

— А я и не скрывала этого! По–моему, я говорила тебе об этом тысячу раз. Если бы ты напряг свой убогий умишко, то мог бы вспомнить об этом. Заводя роман с тобой, я надеялась на то, что Круз, вечно озабоченный какими‑то делами на службе, обратит внимание на собственную жену. Я делала это столь демонстративно, что лишь слепой не мог бы этого заметить.

— Но, похоже, что твой муж оказался слепым… — с неуместной здесь иронией заметил окружной прокурор. — Мне очень жаль, что оказалось именно так. И еще мне очень жаль, что я был последним средством, к которому ты прибегла в этой попытке завоевать ускользавшее внимание мужа. По–моему, это с самого начала было обречено на провал. Твой муж думал не о служебных делах, а об Иден Кэпвелл.

Сантана взбешенно воскликнула:

— Это ты сбил Иден!

Тиммонс протестующе вскинул руку.

— Ничего подобного! За рулем сидела ты. Попробуй ты утверждать такое даже перед божьим судом, тебя подняли бы на смех.

Но Сантана не унималась.

— Это ты повернул машину в ее сторону! Ты дергал за руль, и поэтому машина съехала на обочину! Что, может быть, ты и теперь скажешь, что это неправда?

Но Тиммонс выглядел, как и прежде, самоуверенным и убежденным в собственной правоте. Казалось, что горячие слова Сантаны не произвели на него ни малейшего впечатления.

— Если бы я не съехал на обочину, — сухо ответил он, — то мы бы разбились. Вспомни, в каком состоянии ты была в тот вечер. По–моему, у тебя было что‑то с нервами… Ты гнала машину, не разбирая дороги.

Сантана сокрушенно взмахнула рукой.

— Да лучше бы мы разбились!..

Окружной прокурор на мгновение умолк.

В этом разговоре Сантана была, конечно, выше его. Тиммонс и сам это прекрасно понимал. А потому, ему приходилось изворачиваться.

— Знаешь, Сантана, упреки тебе сейчас не помогут. Они бесполезны, — сказал он, кротко глядя в глаза Сантане. — Они бесполезны… Все, что ты сейчас сможешь добиться, это только ухудшить свое положение.

Сантана горько рассмеялась.

— Да. Ничего другого я от тебя и не ожидала. Конечно, ты предпочел бы сейчас увидеть мое раскаяние. Наверное, тебе хотелось бы, чтобы я ползала у тебя в ногах, умоляла о снисхождении… Нет уж, спасибо! Такое уже было… Я, как дура, бегала к тебе, пытаясь найти помощь. А ты уверял меня в том, что сделаешь все, чтобы дело ограничилось лишь одним единственным судебным разбирательством. Что, ты уже забыл свои слова о том, как я должна поверить тебе, должна немного потерпеть?.. Я поверила!.. Я подписала это идиотское признание, эту вонючую бумажку, которой место лишь в общественном туалете! Ведь там нет ни единого слова правды! Что, разве я во всем виновата? Это я сделала так, что Иден осталась лежать на обочине? Ты же говорил мне, что все будет хорошо! А теперь? Я уже одной ногой нахожусь в тюрьме… Ах, извините, я ошиблась!.. — она перешла на более едкий тон. — Ведь я же настоящая преступница… К тому же еще и полусумасшедшая. Меня ведь должны обследовать у психиатра, и еще неизвестно, что он скажет. Ты, наверное, ожидал, что я начну каяться? Особенно после того, как ты выставил меня в суде настоящей убийцей… У вас с Джиной это очень хорошо получилось. У вас, вообще, все стало хорошо получаться. Я смотрю — вы спелись. Да, я была глупа. Чего же иного можно было ожидать? Ведь вы с Джиной — самые гнусные интриганы в этом городе. Жаль, что я не поняла этого раньше!

Тиммонс попытался сохранить хорошую мину.

— Ты несправедлива, Сантана. Но я готов извинить тебя. В твоем состоянии немудрено проявлять такую горячность. Я совершенно не виноват в том, что произошло сегодня на судебном заседании.

Сантана побледнела.

— Ах, вот как! — со злостью воскликнула она. — Как интересно получается! Ты никогда, ни в чем и нигде не виноват!.. Все время ошибки и глупости совершают другие, а ты останешься чистеньким.

Тиммонс усмехнулся.

— Да я говорю совершенно не о том. Просто у Джины сегодня слишком сильно разыгралось воображение. А я, увы, не мог помешать ей в этом.

Сантана всплеснула руками.

— Тебе ничего не стоило остановить ее. По–моему, еще никто не лишал тебя должности окружного прокурора. Это было вполне в твоих силах.

Тиммонс понял, что наступил благоприятный момент для перехода в контрнаступление. Выдержав чувствительную паузу, он сказал:

— А зачем мне нужно было делать это? Может быть, вы с Джиной заранее сговорились?

Сантана на мгновение замерла.

— Ты — выродок! — с ненавистью проговорила она. — Ни в одном твоем слове нет ни крупицы правды. Ты лжешь на каждом шагу. Неужели ты думаешь, что это останется безнаказанным? Клянусь, что я запомню это до конца жизни! Молись, чтобы я не вышла из тюрьмы!

Тиммонс едва заметно вздрогнул.

Несмотря на то, что он был сейчас стороной победившей, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что когда‑нибудь в один прекрасный момент все может измениться.

— Не забывай о том, что я пока еще окружной прокурор, — сквозь зубы процедил он. — Я позабочусь о том, чтобы ты оставалась в тюрьме подольше. Можешь не беспокоиться, мне это удастся.

После этого он отвернулся, чтобы дать понять, что разговор закончен.

— Эл!.. — крикнул Тиммонс — Можешь уводить ее. Миссис Кастильо с нетерпением ожидают в полицейском участке.

Когда окружной прокурор зашагал по коридору в противоположную сторону, Сантана бросила вслед ему беглый взгляд и едва слышно сказала:

— Ты напрасно на это надеешься. Я еще устрою и тебе, и Джине веселую жизнь. Вы будете знать о том, кто такая Сантана…

Круз молча стоял у окна в кабинете судьи Уайли, после того, как участники судебного заседания покинули комнату. Вместе с ним осталась лишь Иден.

Он выглядел каким‑то по–особенному беспомощным, из‑за чего сердце Иден разрывалось на части.

Она тихо подошла к нему сзади и остановилась за его спиной.

Круз оглянулся.

— Ты еще здесь?

В его голосе не было тепла, которое он обычно не скрывал в разговорах с Иден.

— Отправляйся домой. Тебе здесь нечего делать.

Иден чуть заметно подалась вперед.

— Может быть, тебе тоже не стоит оставаться здесь? Судебное заседание закончилось. Все разошлись. Ты уже ничего не сможешь изменить.

Круз хмуро посмотрел на Иден и отвернулся. Барабаня пальцами по подоконнику, он медленно произнес:

— Я должен быть рядом с ней. Сейчас Сантане предстоит очень трудный момент. Это трудно для любого человека, а для нее вдвойне.

— Почему?

— У нее слишком слабая психика. Не знаю, как скажется на ней первое знакомство с тюрьмой.

Иден тяжело вздохнула и опустила голову.

— Ты хочешь увидеть, как ее будут отводить в камеру? Я думаю, что тебе не стоит это делать. Это не пойдет на пользу ни тебе, ни ей.

— Нет. Я должен быть рядом с Сантаной, — упрямо повторил Круз. — Так ей будет легче.

Иден робко попыталась возразить.

— Я думаю, что Пол вполне может позаботиться о ней. Навести ее вечером. Может быть, пойдем отсюда?

Круз отрицательно покачал головой. Иден не сводила с него взгляда.

— Хорошо, — сказала она. — Через минуту меня не будет…

Она намеренно не договорила фразу до конца, давая понять, что хочет как можно дольше побыть с ним вместе.

После несколько затянувшейся паузы Круз повернулся к Иден.

— Я знаю, что ты хочешь мне сказать, — глухо произнес Кастильо. — Тебя удивляет мое поведение. Да, я не ошибся?

Она покачала головой.

— Круз, разве ты в состоянии ей помочь? Решение вынесено, все уже происходит помимо твоей воли. Ты не сможешь ничего сделать, даже если захочешь. Ты уже не в силах…

В глазах Круза было столько боли и унижения, что Иден осеклась на полуслове.

— Вот именно, — едва слышно произнес он. — Какой я после этого мужчина? Я не могу помочь даже собственной жене…

Иден не скрывала своей любви. Ей казалось, что сейчас наступил именно тот момент, когда необходимо продемонстрировать свои чувства.

— Ты же знаешь, каким мужчиной я считаю тебя, — выразительно сказала она. — И не нужно заниматься самобичеванием.

Круз расстроенно махнул рукой.

— Я должен был предвидеть это, должен! Нельзя было этого допустить!

На глазах Иден проступили слезы.

— Скажи, как?

Круз возбужденно воскликнул:

— Ты считаешь меня хорошим человеком! Иден, я не совершал ошибок! Но я не мешал другим запутаться в них!.. Чем мне гордиться? Равнодушием? Как я мог так жить? — он снова обернулся к Иден. — Как мне объяснить все происшедшее самому себе? Я бездействовал тогда, когда нужно было принимать самые решительные меры!.. Я все время чего‑то ждал, пытался решить все мирно и тихо. Разве это достойно мужчины?

Иден порывисто шагнула вперед.

— Я прощаю тебе все.

Но Круза эти слова ничуть не успокоили.

— Ты думаешь, что я ничего не знал насчет любовных отношений, существовавших между Сантаной и Кейтом?

Иден ошеломленно молчала.

— Как? — наконец, смогла вымолвить она. — Тебе было известно?

Кастильо обреченно махнул рукой.

— Да. Я же не полный идиот. Ведь все это происходило на глазах всего города. Мне все говорили о том, что моя жена и окружной прокурор отнюдь не скрывают своих отношений. Да я и сам все это прекрасно видел. Как можно было не видеть такое? Но я предпочитал не замечать неловкую ложь с ее стороны и даже то, что она не ночует дома. Все ее объяснения были шиты белыми нитками. Для того чтобы убедиться в этом, не стоило даже предпринимать каких‑либо усилий. Достаточно было один раз заглянуть ей в глаза. Сантана никогда не выдерживала прямого взгляда. Но вся нелепица и чушь, которую она несла, устраивала меня. Так мне было проще. Сантана считала, что мне все безразлично, но это было не так. Просто я не мог допустить и мысли о том, что такому мужу, как я, изменяет жена, — он на мгновение задумался. — А, кроме того, я постоянно чувствовал себя виноватым перед ней. Сколько раз я приходил домой и сообщал, что сегодня я видел Иден, теперь мы друзья, у нас все в порядке, мы спокойно разговаривали… Представляешь, каково ей было выслушивать от меня такое? Теперь‑то я понимаю, что она ревновала. Но раньше я надеялся на то, что все уладится само собой.

Иден виновато потупила глаза.

— Но ведь ты не изменял ей. Ты можешь упрекать себя в чем угодно, но только не в этом. У Сантаны ни разу не было повода обвинить тебя в супружеской неверности.

Лицо Кастильо исказила болезненная гримаса.

— Да. На деле я ей никогда не изменял. Но в мыслях — всегда… В жизни все, конечно, было по–другому. Как будто мне могли дать медаль за формальную верность жене.

Он расстроенно умолк.

Иден почувствовала такой прилив жалости, что ей захотелось крепко обнять Круза и прижаться к его груди. Однако она вовремя удержалась.

— Ты напрасно упрекаешь себя, — дрожащим голосом сказала Иден. — Все люди время от времени совершают ошибки, за которые не дают медалей.

Кастильо безнадежно покачал головой.

— Я помню, какой она была в семнадцать лет: ужасно наивной, даже не по годам. Она ловила каждое мое слово, безоговорочно верила мне. Я всегда желал ей только добра. Я так хотел сделать ее счастливой…

Тиммонс вышел в холл здания Верховного Суда. Увидев медленно шагавшего окружного прокурора, к нему направились Ник Хартли и Роза Андрейд. Роза выглядела бледнее обычного. Это было и не удивительно после того, что ей удалось только что услышать в кабинете судьи Уайли.

— Мистер Тиммонс, — обратилась она к окружному прокурору, — что теперь будет с Сантаной? Ее отвезут в тюрьму?

Он сделал озабоченное лицо.

— Ей предъявят формальное обвинение, и затем мы заберем ее для психиатрического обследования.

Ник удрученно покачал головой.

— А нельзя ли сделать так, чтобы ее выпустили под залог? Ведь еще не доказано, что Сантана — преступница. Это было лишь предварительное слушание. Никакого обвинительного приговора не вынесено.

Тиммонс пожал плечами.

— Судья Уайли отказывалась обсуждать это, пока не получено подтверждение о том, что она не опасна для окружающих.

Роза неожиданно резко спросила:

— И для вас, сэр?

Окружной прокурор недоуменно поднял брови.

— Прошу прощения, мэм.

Роза гордо вскинула голову.

— Я хочу убедиться в том, что вы не станете вмешиваться в дела моей дочери.

Тиммонс едва подавил мстительную улыбку.

— Я окружной прокурор, мэм, и не хочу ничего обещать. Вы сами понимаете, что как государственный обвинитель, я должен требовать точного соблюдения закона. В противном случае, я не заслуживаю того места, на котором сижу.

Стоявшая неподалеку Джина Кэпвелл, ухмыльнулась. Ей, знавшей об этом деле больше других, была хорошо известна цена этим высокопарным словам окружного прокурора. Роза с горечью отвернулась.

— А где Круз? — спросила она у Ника.

Он успокаивающе положил руку ей на плечо.

— Я думаю, что нам не стоит сейчас трогать Круза. В первую очередь, мы должны поговорить с адвокатом Сантаны — Джулией Уэйнрайт.

В их разговор вмешался Кейт Тиммонс.

— Джулия сейчас в участке, — сказал он.

Роза посмотрела на него с плохо скрытым недоверием.

— Мистер Тиммонс, насколько я понимаю, судебное заседание по делу моей дочери состоится спустя несколько дней. Я бы хотела знать, кто будет выступать на нем от имени стороны обвинения?

Тиммонс надменно посмотрел на нее.

— По–моему, вы не расслышали, мэм. Об этом уже говорила судья Уайли. Государственный обвинитель еще не назначен. Это будет решаться в ближайшие несколько дней. У меня же по этому поводу нет твердой уверенности. Дело повернулось так, что я вынужден выступать в качестве свидетеля. Поэтому вам придется немного потерпеть. Все будет зависеть от судьи Уайли.

Роза отнюдь не собиралась сдаваться на милость окружного прокурора.

— Моя дочь никого не собиралась убивать, — уверенно сказала она. — Вина Сантаны отнюдь не доказана. То, что ее обвиняют в умышленном наезде, это всего лишь предположение, которое, по–моему мнению, не имеет под собой никаких оснований. Я прекрасно знаю свою дочь, она на это не способна. Если же вы думаете по–другому, то вам придется иметь дело со мной.

Ее жесткий тон заставил Тиммонса умолкнуть. Однако в разговор на сей раз вмешалась Джина Кэпвелл.

— Как бы то ни было, однако у судьи Уайли на этот счет свое мнение, — многозначительно сказала Джина. — Насколько мне удалось заметить, она уверена в том, что Сантана совершила наезд умышленно. К тому же, показания свидетелей говорят о том, что Сантана была в невменяемом состоянии. Так что, ей еще надо пройти обследование у психиатра.

Роза уже намеревалась дать решительный отпор этим, по ее убеждению, наговорам, однако в этот момент в холле появилась Сантана. Сопровождаемая полицейским, который крепко держал ее под локоть, она медленно вышла из коридора. Роза тут же бросилась к ней.

— Доченька, как ты себя чувствуешь?

Не отвечая ни слова, та с ненавистью смотрела на Джину. Бывшая супруга СиСи Кэпвелла высокомерно отвернулась. Сантана на мгновение остановилась, а затем, резко толкнув от себя полицейского, бросилась к Джине. Схватив ее за плечи, она принялась разъяренно кричать:

— Мерзавка, тебе даром это не пройдет! Я еще доберусь до тебя! Что ты наболтала судье? Гнусная тварь, я знаю, чего ты добиваешься!

Джина хоть и выглядела перепуганной до смерти, стала отбиваться.

— Уберите от меня эту психопатку! Куда смотрит полиция? Почему убийцам позволяют бросаться на свидетелей? На помощь! — визжала она, размахивая руками.

Сантана пыталась дотянуться до ее горла.

— Я тебя задушу. Тебе никогда не удастся овладеть Брэндоном. Пусть меня посадят в тюрьму до конца моих дней, однако тебе не придется радоваться.

Ник бросился разнимать дерущихся женщин, однако Сантана вцепилась в Джину, как клещ. Она прижала ее к стене, стараясь сомкнуть пальцы рук на ее глотке.

Круз и Иден вышли из кабинета судьи Уайли и медленно шагали по коридору, когда из холла донеслись отчаянные вопли Джины:

— Помогите, на помощь!

— Что там такое? — обеспокоенно воскликнула Иден. — Круз, по–моему, там что‑то неладное с Сантаной.

Он бросился в холл. Нику, наконец, удалось схватить Сантану за руки и оттащить от Джины. Брыкаясь и размахивая кулаками, она пыталась вырваться и снова добраться до ненавистной соперницы.

— Я не отдам тебе Брэндона! — кричала она. — Я отдала своему сыну столько, что имею на него полное право. Он обязан своей жизнью только мне. А ты не имеешь на него никакого права. Ты ничего не получишь! Я доберусь до тебя даже из тюрьмы!

Круз влетел в холл и, бросившись к Джине, оттащил ее в сторону.

— Я прошу зафиксировать, — оскорбленно верещала та, — Сантана напала на свидетельницу. Она уже вообще с ума сошла.

Ник крепко держал Санталу.

— Не надо, не надо, — уговаривал он ее, — успокойся. Сейчас ты можешь только повредить себе этим. Она не заслуживает того.

Поправив платье, Джина снова возмущенно воскликнула:

— Она набросилась на меня! Все, кто здесь присутствует, были свидетелями этого. Ее надо держать подальше от людей. Сумасшедшая.

Тяжело дыша. Круз смотрел на жену. Ее глаза по–прежнему сверкали ненавистью.

— Джина, ты еще пожалеешь о том, что сказала судье, — злобно проговорила Сантана.

Сантана еще раз попыталась дернуться, однако Ник и пришедший ему на помощь полицейский, крепко держали се под руки. Почувствовав, что на этот раз у нее ничего не получится, Сантана как‑то бессильно обмякла и опустила голову. Роза со слезами на глазах успокаивала ее.

— Не обращай внимания на слова Джины, — говорила она. — Тебе сейчас нужно взять себя в руки. Ты слышишь меня, Сантана?

Словно опомнившись, та кивнула головой. Иден, которая вслед за Крузом вбежала в холл, замерла, увидев, как Сантана перевела на нее полный злобной ненависти взгляд. Стало ясно, что Сантана считает виновной в своих бедах не только Джину, но и ее, Иден. Окружной прокурор так внимательно посмотрел на Джину, словно боялся, что Сантана оторвала у нее кусок.

— Ты в порядке? — с неожиданной заботливостью спросил он.

Джина недовольно дернула плечами.

— Я ничего такого не делала. Эта сумасшедшая бросилась на меня. Все это видели. Я прошу, чтобы меня оградили от подобных выходок.

— Помолчи! — рявкнул Круз. Повернувшись к жене, он сказал:

— Не беспокойся насчет Джины. Ты ее больше никогда не увидишь. А Брэндон будет жить с нами, и дожидаться тебя.

Но эти слова ничуть не успокоили Сантану. Она возбужденно воскликнула:

— С кем это с нами? Ты имеешь в виду Иден? В чьем доме теперь будет жить Брэндон?

Круз растерянно умолк, а Иден едва не разрыдалась. Закрыв лицо руками, она отвернулась. Воцарилось такое неловкое молчание, что прозвучавшие в этой тишине слова окружного прокурора, все восприняли с облегчением.

— Уведите ее.

Полицейский потащил Сантану к выходу, однако она резко выкрикнула:

— А тебе, Круз, никого не жаль! Ты всегда был таким холодным и погруженным в себя. Ну, что ж, теперь ты сможешь делать свои дела спокойно.

Роза бросилась к дочери.

— Сантана, прошу тебя, не надо. Твои слова несправедливы. Тебе сейчас не стоит вообще об этом думать. Суд присяжных еще не вынес никакого приговора. Ты не должна себя преждевременно хоронить.

— Не нужно, мама. Может быть, когда я буду в могиле, Круз проклянет свое чувство долга.

С этими словами она быстро зашагала к двери под бдительным присмотром полицейского. Роза бросилась за ней.

— Сантана, я не покину тебя!

Круз ошеломленно смотрел вслед жене. Немного постояв, он направился за ней. В холле остались Иден, Джина Кэпвелл и Кейт Тиммонс.

— М–да, — криво усмехнувшись, сказал окружной прокурор, — печальное зрелище. Пожалуй, мне здесь больше нечего делать.

Когда он исчез, Джина, после недолгих раздумий, направилась к выходу. Однако Иден схватила ее за рукав платья.

— Нет, ты никуда не пойдешь.

Джина недоуменно подняла брови.

— Ты о чем?

Но Иден смотрела на нее с такой решимостью, что Джина мгновенно переменила тон.

— Ты неверно меня поняла, — с притворным миролюбием сказала она. — Я никуда и не собиралась уходить. Я просто хотела… Иди сюда.

Она схватила Иден за руку и втащила в открытую дверь ближайшего кабинета. Здесь было пусто. Теперь настал черед удивляться Иден.

— Что тебе нужно от меня?

Та захлопнула дверь. На лице ее появилась лучезарная улыбка.

— Я хочу сказать, что счастлива. Я сдержала свое обещание.

Иден поморщилась.

— Какое обещание?

Джина развела руками.

— Не строй мне глазки, Иден. Я же прекрасно знаю, что ты ненавидишь Сантану не меньше, чем я.

Иден растерянно отступила на шаг назад.

— Я просто не могла ей простить такого отношения к Крузу. После того, что он сделал для нее и для Брэндона, она не имела права совершать по отношению к нему такую гнусность. Но у меня не было повода для личной ненависти к Сантане.

Джина ничуть не смутилась.

— Но ведь это же одно и то же. Что в лоб, что по лбу. Мыс тобой отлично понимаем друг друга, — с энтузиазмом заявила она. — Наконец‑то наступила расплата за то, что Сантана вытворяла в последнее время. Когда‑нибудь она должна была поплатиться за это. И я очень рада, что имею к этому непосредственное отношение. Теперь моя совесть спокойна. Я сдержала свое обещание.

Иден недоуменно покачала головой.

— Я никак не могу понять, о каком обещании ты говоришь?

— Когда ты спасла меня, я сказала, что ты не пожалеешь об этом. Ты уговорила СиСи отпустить меня, это определило мое отношение к тебе и перемену в твоей жизни.

Иден повернулась к Джине боком.

— Я в этом совсем не уверена. По–моему, ты пытаешься выдать желаемое за действительное. Мне от тебя никогда ничего не было нужно.

Джина недовольно поморщилась.

— Иден, а ты, по–моему, пытаешься закрыть глаза на все происходящее. Но я тебя не осуждаю за это, — торопливо добавила она. — И вообще, я очень рада, что смогла помочь правосудию.

Иден едва не застонала от изнеможения.

— О чем ты говоришь? Я абсолютно ничего не понимаю. Ты затащила меня в этот кабинет для того, чтобы выразить свою радость?

Джина с сожалением вздохнула.

— Ты еще не осознаешь…

— Нет, по–моему, мне уже все ясно, — перебила ее Иден. — Что я напрасно скрывала Крузу измену Сантаны. Мне давно следовало рассказать ему обо всем, ему было бы сейчас значительно легче. Он уверяет меня, что и сам обо всем догадывался раньше, но, я думаю, что он, как настоящий мужчина, пытается сейчас взять на себя основную часть вины за то, что произошло. Возможно, кто‑то раньше ему об этом и говорил, но ведь одно дело сплетни и пересуды на работе, а другое дело, если бы ему об этом сказала я. Мне бы он наверняка поверил. Я чувствую, что часть вины падает и на меня — из‑за того, что я не решилась раскрыть ему глаза на происходящее тогда, когда это было бы ко времени. Возможно, ничего этого вообще не произошло бы. Точнее, этого бы наверняка не произошло. Круз — сильный мужчина. Он бы смог найти способ, как справиться с этим. А вот теперь мы имеем то, что имеем.

Растерянность, с которой она произнесла свои последние слова, была тем более удивительной, в сравнении с жарким энтузиазмом, который едва не испугал Джину в начале этого монолога. Джина изобразила на лице притворное сожаление.

— Конечно, очень тяжело терять семью, — вздохнула она. — Но мы всегда помогаем тем, кто нуждается к нашей помощи.

Иден похолодела от пронзившей ее догадки.

— О ком ты говоришь?

Словно прочитав ее мысли, Джина горячо воскликнула:

— Правильно, правильно, я говорю о Крузе. Он сломлен. Сантана столько времени лгала ему, изменяла на виду у всего города, что вряд ли он сможет ей все это простить. Я очень сомневаюсь. У него же есть принципы, Иден.

Иден побледнела.

— Не трогай Круза, — с плохо скрытым раздражением воскликнула она. — Ты вообще ничего не знаешь о его чувствах и не тебе судить об этом.

Джина нахмурилась.

— Возможно. Но дело не только в нем. Как это перенесет Брэндон? Наверное, он уже знает. Как он отнесется к тому, что Сантана пыталась уничтожить тебя? Он же возненавидит ее. Да и Круз не сможет один воспитать его. Работа в полиции отнимает столько времени. Кто будет присматривать за мальчиком? Мне кажется, что настала пора поговорить о Брэндоне с СиСи.

Иден едва не потеряла самообладание. Она чувствовала, как ее охватывает непреодолимое желание уйти.

— Что тебе еще нужно от Сантаны? — мрачно сказала она. — Может быть, тебе нужны ее побрякушки или ее одежда? За этим ты тоже будешь обращаться к СиСи?

Джина сделала оскорбленный вид.

— Иден, ты неверно меня поняла, — шмыгнув носом, сказала она. — Посмотри, что происходит вокруг. Сантану сейчас упекут в психушку. Еще неизвестно, что определят врачи. И потом, ей наверняка грозит тюрьма. Круз останется один с мальчиком на руках. Ему будет очень тяжело присматривать за ним, потому что служба отнимает много времени и сил. Ты же не думаешь, что Роза сможет вырастить из Брэндона нормального полноценного человека? Представь себе, что такое воспитание бабушки. Тем более, если учесть, что у нее нет собственного дома. О Брэндоне нужно заботиться. Ему уже столько пришлось перенести. Если мы не позаботимся об этом сейчас, то потом будет поздно. И потом, подумай сама, ведь мы с тобой самые близкие для Круза и Брэндона люди…

Иден упрямо мотнула головой.

— Нужно дождаться окончания судебного процесса, прежде чем делить наследство Сантаны.

Джина на мгновение умолкла. Ей стало ясно, что этот разговор с Иден был несколько преждевременным. Она отступила на шаг назад и с мстительной улыбкой на устах сказала:

— Я‑то подожду, а вот ты?..

Иден растерянно опустила глаза и, повернувшись, молча вышла из кабинета. Джина проводила ее самодовольным взглядом.

Приближавшийся к яхте с белоснежными парусами патрульный катер Перл и Келли встретили с распростертыми объятиями.

— Буэнос диас! — радостно воскликнул Перл. — Мы ужасно рады вас видеть!

Двое офицеров мексиканской береговой охраны недоуменно переглянулись между собой. Наверное, впервые в жизни им приходилось видеть гостей с Севера, которые встречали бы их с таким энтузиазмом. Перл даже подал руку одному из офицеров, помогая ему подняться на борт яхты.

— Проходите, господа, — сказал он на хорошем испанском. — Мы давно ждали вашего появления. Нам как раз нужна помощь.

Офицеры спустились в каюту, с любопытством разглядывая ее богатое убранство. Келли, спустившаяся следом за ними, прошла в дальний угол каюты, где, испуганно съежившись, стоял Оуэн Мур.

— Как вы оказались на территории мексиканских соединенных штатов? — спросил один из офицеров — высокий парень с тонкой щеточкой усов на верхней губе.

Перл сделал озабоченное лицо.

— Вообще‑то, мы не планировали попасть в Мексику, — пояснил он. — Вчера вечером мы с друзьями решили совершить прогулку на яхте, однако минут через сорок после того, как мы отчалили, мотор яхты забарахлил и остановился. К сожалению, ветра совсем не было, и нам пришлось дрейфовать. Ко всем прочим неприятностям, аккумуляторная батарея для радиостанции оказалась разряженной, и мы не могли сообщить о своем местонахождении американским береговым службам. Приходилось надеяться только на волю случая. Как видите, мы оказались у вас.

Офицер с сомнением посмотрел на Перла.

— Когда, вы говорите, у вас отказал мотор?

— Прошлой ночью, — повторил Перл. — Я не смог ничего починить.

Оуэн, который ни слова не понимал по–испански, испуганно тронул Келли за рукав.

— О чем они говорят? Они хотят арестовать нас? — дрожащим голосом спросил он.

Келли внимательно прислушалась к разговору. Вспомнив уроки испанского языка, которые когда‑то давала ей Роза, Келли стала понемногу вникать в смысл разговора.

— Кажется, он говорит, что у нас сломался мотор, и нас отнесло к югу, — объяснила она Оуэну. — А Перл не смог починить двигатель.

Мур недоуменно посмотрел на девушку.

— По–моему, Перл говорил, что хорошо разбирается в двигателях. Вчера он обещал мне, что у нас все будет в порядке. Мне кажется, что здесь что‑то не так.

Келли пожала плечами.

— Не знаю. По–моему, сейчас для нас главное не это. Пусть Перл объясняется с офицерами, а мы должны помалкивать.

Она повернулась боком и искоса посмотрела на Перла, который по–прежнему горячо рассказывал о чем‑то, пытаясь помогать себе руками.

— Ну, вот, мы дрейфовали целую ночь. Конечно, все чертовски устали и легли спать. А утром мы проснулись и увидели, что находимся неподалеку от берега. К сожалению, во время этого неудачного путешествия на нашем пути ни разу не попался катер береговой охраны Соединенных Штатов. Иначе, они наверняка отбуксировали бы нас назад в Санта–Барбару.

Офицер понимающе кивнул.

— Ну, что ж, мы должны проверить ваш двигатель, чтобы убедиться в том, что вы говорите правду. Если же это не так, то боюсь, что вам, синьор, вместе с вашими спутниками, придется проследовать в наш участок для дачи более подробных объяснений.

С этими словами офицер выразительно похлопал себя по кобуре, из которой торчала ручка револьвера.

Келли, внимательно следившая за их разговором, внезапно вспомнила о такой же штуке, которую она видела в руках у Дилана. Пистолет! Эта мысль молнией пронеслась у нее в голове. Да, действительно, у Дилана Хартли был в тот вечер пистолет…

— Повторяю вам, синьор, — продолжал Перл, — все получилось случайно. Сейчас вы сможете убедиться в этом сами. Двигатель не работает. Ветра прошлой ночью не было, а потому нам пришлось положиться на волю судьбы. Если бы смогли отыскать где‑нибудь механика, нас бы здесь уже давно не было. К сожалению, никто из нас не разбирается в моторах настолько, чтобы понять, что произошло с нашим двигателем. Кроме того, из‑за этой треклятой рации мы даже не могли связаться с берегом. Сами представляете, что нам пришлось пережить за эту ночь. Ну, слава Богу, все обошлось, и мы благополучно прибыли на территорию нашего гостеприимного южного соседа.

Очевидно, эти льстивые слова подействовали на офицера береговой охраны Мексики, потому что он милостиво улыбнулся и убрал руку с кобуры пистолета.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Пока оставайтесь здесь, не выходите из каюты. А мы все проверим. Ожидайте наших дальнейших распоряжений.

Перл улыбнулся так сладко, как будто слова офицера доставили ему неизъяснимое наслаждение.

— Благодарю вас, благодарю! — с латиноамериканской экспрессивностью воскликнул он. — Мы уже не знали, что делать.

Тот офицер, с которым разговаривал Перл, вышел из каюты и направился на мостик. Второй, постарше, достал из заднего кармана форменных брюк блокнот и уселся за столик в каюте.

— Назовите, пожалуйста, ваши имена, — сказал он.

Беглецы перекинулись взглядами. Пауза несколько затягивалась, и офицер с некоторым недоумением взглянул на Мура.

— Итак, синьор? — вопросительно сказал он.

Перл молил бога, чтобы Мур не ударился в панику и не сделал какую‑нибудь глупость. Чтобы подбодрить приятеля, Перл, незаметно для офицера береговой охраны, мигнул Муру. Тот, слава Богу, сообразил, что нужно делать.

— Меня, меня зовут, — запинающимся голосом сказал он, — Оуэн Коэн.

Офицер испытывающе посмотрел на Мура, но, ничего не сказав, принялся записывать его имя и фамилию в блокнот.

— Мне не нравится мое имя, — добавил Мур ни с того ни с сего, — я хочу его поменять.

Перл сделал страшное лицо, и Оуэн тут же умолк. Офицер перевел взгляд на Перла. Тот с широкой улыбкой ткнул себя пальцем в грудь, как это делали индейцы при первых встречах с белым человеком.

— Леонард Келли, — представился он. — Таково мое имя.

Чтобы не было никаких неожиданностей с Келли. Перл сам представил ее:

— А это моя младшая сестренка, — ласково улыбаясь, сказал он. — У нее несколько необычное имя. Наверное, вы немного знакомы с английским языком, ее зовут Перл. Что в переводе означает «жемчужина». Она действительно настоящая жемчужина. Я ее очень люблю.

Офицер с улыбкой посмотрел на девушку и понимающе протянул:

— О да, я готов с вами согласиться. К сожалению, у меня никогда не было такой симпатичной сестры.

Но Келли даже не слышала, о чем идет речь. Перед глазами ее неотступно стояла одна и та же картина — пистолет в руке Дилана Хартли. Он достает его из кармана и направляет на Келли. Она пытается кричать, но крик застревает у нее в горле…

— Ну, что ж, господа, благодарю вас, — сказал офицер, закрывая блокнот. — Сейчас я присоединюсь к своему коллеге, и мы вместе осмотрим яхту. Я прошу вас не подниматься на мостик до тех пор, пока мы не закончим осмотр.

Перл лучезарно улыбнулся.

— Пожалуйста, синьор, яхта в полном вашем распоряжении. Вы можете делать с ней, что угодно. Мы будем находиться здесь, в каюте.

Офицер козырнул и направился к выходу из каюты. Когда офицер береговой охраны вышел на мостик, Перл повернулся к своим спутникам.

— Да, — озабоченно сказал он, — похоже, здесь мы застряли надолго. Эти ребята вряд ли упустят такую приятную возможность. Наверняка, им давно уже не приходилось копаться в таких шикарных яхтах. Тем более что места для поисков здесь вполне достаточно. Хотя, честно говоря, я надеюсь, что они все‑таки нам поверили. Ведь мы обошлись без документов, — улыбнулся он. — Будь у них какие‑нибудь серьезные подозрения, они бы мгновенно потребовали наши паспорта. Ну, ладно, будем надеяться на добрососедские отношения Мексики и Соединенных Штатов и благосклонное отношение их береговой охраны к нарушителям морской границы Мексики. Слава Богу, никакой контрабанды у нас нет.

Келли неподвижно смотрела куда‑то в сторону, а потом внезапно сказала:

— У Дилана был револьвер.

Перл ошеломленно умолк.

— Что?

Келли возбужденно взмахнула рукой.

— Я вспомнила, у Дилана был револьвер. Он достал его из кармана и начал угрожать мне. Ты понимаешь, что это означает? Я вспомнила, я вспомнила, почему я испугалась его. Он направил на меня револьвер и угрожал.

ГЛАВА 2

Сантана проявляет норов. Келли восстанавливает цепь событий. Неоправданный гнев Розы может лишь ухудшить ситуацию. Джина вновь вспоминает ремесло соблазнительницы. Доктор Роулингс направляется в Мексику.

Офицер привез Сантану в полицейский участок.

— Зачем вы меня сюда ведете? — нервно спросила она, поднимаясь по лестнице.

— Здесь вас должен осмотреть полицейский психолог, а потом уже, после его заключения, мы решим, что с вами делать.

Сантана умолкла. Полицейский офицер проводил ее в небольшую комнату, где на дощатом столе лежал сложенный пополам синий халат из грубой хлопчатобумажной ткани наподобие больничного.

— Вы можете переодеться здесь, — сказал полисмен.

Через несколько минут она вышла из комнаты, держа в руках свои вещи. Полицейский, который терпеливо дожидался ее в коридоре, в ответ на вопросительный взгляд Сантаны, махнул рукой куда‑то вправо.

— Идемте по коридору, мы должны сдать вашу одежду на хранение.

Дежурный сержант — каптенармус, высунувшись из окошечка в двери, удивленно посмотрел на арестованную.

— Миссис Кастильо? — протянул он. — Ах, ну да, конечно… Давайте ваши вещи сюда.

Пока полицейский делал опись принятого на хранение имущества, Сантана стояла возле двери, низко опустив голову. Из‑за стеклянной перегородки на нее внимательно смотрел Круз. На его лице было написано такое сожаление и раскаяние, что взглянувший на него полицейский офицер поежился. Глаза Круза были полны слез.

Он не услышал, как в коридоре, позади него раздались шаги. Рядом с ним остановился окружной прокурор и несколько секунд молча наблюдал за происходящим. Каптенармус протянул Сантане протокол и ручку. Она подняла голову и увидела Круза и стоявшего рядом с ним окружного прокурора.

— Если хочешь, зайди, — неожиданно сказал Тиммонс.

Круз не удостоил окружного прокурора даже взглядом.

— Я виноват перед тобой, — после небольшой паузы сказал Тиммонс. — Я должен был заранее предвидеть, как обернутся события. Хотя, честно признаюсь, я не ожидал, что все повернется именно таким образом. Я рассчитывал, что мне удастся помочь Сантане. Однако новые обстоятельства и упрямая позиция судьи Уайли помешали мне сделать это.

Круз по–прежнему пристально смотрел на жену, не обращая внимания на слова окружного прокурора.

— Кастильо, — тихо произнес тот, — я не спал с Сантаной.

Круз едва заметно повернул голову.

— Ты можешь говорить все, что угодно, — с мрачной решимостью сказал он. — Однако если ты лгал, я убью тебя. По–моему, ты уже слышал об этом. Надеюсь, что смысл моих слов дошел до тебя.

Окружной прокурор усмехнулся и отступил на шаг. Возможно, он бы принялся уверять Кастильо в своей невиновности, доказывать, что во всем виновата сама Сантана, однако появление в участке Иден Кэпвелл прервало их «теплый» разговор. Бросив беглый взгляд на Сантану, она озабоченно повернулась к окружному прокурору.

— Нам нужно поговорить. Где мы можем это сделать?

Тиммонс сделал удивленные глаза.

— Ты настаиваешь?

— Да, я настаиваю.

Она выглядела решительно. Тиммонс развел руками.

— Что ж, если не возражаешь, мы могли бы пройти в мой кабинет.

— Но я предупреждаю тебя, — заявила Иден, — что есть некоторые вещи, о которых я говорить не буду.

Она сделала недвусмысленный жест в сторону стоявшего к ней спиной Круза. Тиммонс криво усмехнулся.

— Я тоже с удовольствием не буду разговаривать на эти же темы. Меня уже тошнит от всего этого.

Тиммонс направился к выходу, а Иден на мгновение задержалась рядом с Крузом. Увидев его полные от слез глаза, она сочувственно положила руку ему на плечо.

— Почему ты не умерла? — завизжала Сантана и, схватив стоявшую на окошке стальную коробку с печатью, швырнула ее в стеклянную перегородку, за которой стояли Круз и Иден.

Иден даже не успела вскрикнуть от страха, когда Круз схватил ее за плечи и оттащил в сторону. На пол брызнули осколки стекла.

— Тебе давно уже пора было сдохнуть! — вне себя от ярости кричала Сантана, бросаясь к разбитому стеклу.

Метнувшийся следом за ней полицейский пытался оттащить ее в сторону, однако Сантана с такой силой ударила его по коленной чашечке, что он, охнув, согнулся.

— Я всегда знала, что нам нет места под одним небом!

Круз бросился на помощь к безуспешно пытавшемуся сладить с Сантаной полисмену.

— Успокойся, успокойся!

Вдвоем они смогли, наконец, оттащить рвавшуюся к выходу Сантану и немного утихомирить ее. Она уже не вырывалась, а только бессильно кричала:

— У тебя все было с пеленок! Но тебе было этого мало! Тебе нужно было чужое! Ты меня ненавидишь, признайся, ненавидишь! Ты вся в папочку, в своего любимого папочку!

— Сантана, Сантана, сядь! — кричал Круз. — Что ты делаешь? Не надо, успокойся!

— Почему она все время перебегает мне дорогу? Что я ей сделала? Она выросла, купаясь в роскоши, у нее всегда все было, она никогда не могла ничего добиться сама. Все только благодаря папочке и мамочке. Она даже замуж не могла выйти без их разрешения. Кто виноват в том, что у нее в жизни ничего не получается? Я? Я ей никогда ничего плохого не делала. А она меня ненавидела. Ненавидела так, как будто я отобрала у нее все самое дорогое. Кто ей мешал жить нормальной жизнью? Алкоголичка, наркоманка! Сначала чуть не подавилась от излишества, а потом, когда из нее хотели сделать человека, начала зариться на чужое. Ну, конечно, она у нас аристократка, голубая кровь! А я кто? Дочь прислуги, почти нищая. Ты завидовала нашему счастью. Теперь все ее желания исполнятся.

Крузу и дежурному полицейскому, наконец, удалось усадить ее в кресло в дальнем углу коридора. Но она все еще никак не могла угомониться. С ненавистью оттолкнув мужа, она воскликнула:

— Не трогай меня! Я знаю, о чем ты мечтал все это время. Ты всегда хотел избавиться от меня, чтобы остаться с этой шлюхой. Теперь она заберется в мою постель, хотя она из нее и не вылезала, правда же?

Сантана вдруг умолкла и, закрыв лицо руками, стала вздрагивать от рыданий.

Ну, почему она не умерла? Она должна была умереть. Почему? Почему?

Окружной прокурор, который тоже не оставил Сантану без внимания, зло закричал:

— Да замолчи ты! Тебе нельзя говорить такие вещи! Особенно здесь. Ты что, забыла, где находишься?

Она униженно умолкла, и лишь едва заметно вздрагивающие плечи говорили о том, какие чувства сейчас испытывает Сантана.

Иден полными ужаса глазами смотрела на Сантану из коридора. Она поняла, что эти слова Сантаны были не простой угрозой или истеричным срывом. Их действительно разделяла огромная пропасть. Они никогда не смогут поделить между собой Круза. Кто‑то из них обречен на проигрыш.

Но Иден не хотела победу любой ценой. Точнее говоря, раньше она никогда не думала об этом. Да, конечно, она мечтала о том, чтобы всегда быть с Крузом, чтобы у них была счастливая семья. Но Круз достался Сантане, и Иден приходилось смириться с этим. Она могла лишь мечтать о том, чтобы все было, как прежде, как несколько лет назад, когда Круз целиком принадлежал ей, хотя и не был ее мужем. Однако эти времена давно прошли, и Иден лишь втайне могла надеяться на какое‑то возобновление отношений с Крузом.

Однако Иден все‑таки нельзя было назвать абсолютно безупречной в моральном отношении. Часто, проливая по ночам слезы в подушку, она мечтала о каком‑нибудь случае, который бы позволил Крузу оставить Сантану и вернуться к ней, Иден. Самым подходящим случаем такого рода была бы супружеская неверность Сантаны. Иден, зная характер Круза, не без оснований надеялась на то, что, узнав о ее измене, он бросит Сантану и вернется к Иден. Появление ее на мысе Инспирейшн в тот роковой вечер объяснялось именно желанием уличить Сантану в измене мужу и путем шантажа вставить ее отречься от Круза. Она уже пыталась однажды выполнить эту угрозу. У нее ничего не получилось, но от этой мысли Иден не отказалась.

В общем, как бы то ни было, Сантана сейчас оказалась за решеткой, и Иден не могла не признаться себе в том, что это положение ее устраивает.

— Келли, успокойся, не надо так нервничать. Скажи мне лучше, что было, когда ты увидела в руках Дилана пистолет. Он пытался угрожать тебе?

Она вдруг умолкла.

— Я… Я не помню. Нет, я сейчас не могу сказать, что он пытался сделать. Он говорил что‑то очень плохое. Но я пока не вспомнила. Мне надо еще немного подумать.

Он ободряюще погладил ее по руке.

— Келли, постарайся не напрягаться. Видишь, у тебя все получается. Только не надо торопить события. Еще немного, и ты вспомнишь обо всем.

В каюте воцарилась тяжелая тишина, нарушаемая лишь звуками шагов на мостике.

— Интересно, — хитро сказал Перл, — что они пытаются там обнаружить? Насколько я разбираюсь в двигателях, без специалистов им не обойтись.

Словно в подтверждение его слов, спустя несколько минут в каюту спустился молодой офицер береговой охраны вместе с одетым в рабочую спецовку полноватым мужчиной лет сорока.

— Это наш механик Хуан, — сказал офицер, — он должен помочь нам разобраться с вашим двигателем. Похоже, там какая‑то серьезная поломка.

Перл изобразил безумную радость по поводу появления на борту яхты механика. Он бросился к офицеру и, пожимая ему руку, сказал:

— Огромное, огромное вам спасибо. Наконец‑то мы смогли найти человека, который разбирается в технике. Нам его так не хватало.

Офицер польщенно улыбнулся.

— О, синьор, не надо благодарности. Мы и сами заинтересованы в том, чтобы вы поскорее разобрались с двигателем и отправились назад, в Штаты.

Перл бросился пожимать руку Хуану.

— Я буду очень рад, если вам удастся починить наш двигатель. Честно говоря, я уже потерял всякую надежду на то, что хоть кому‑то удастся с ним справиться. Надеюсь, у вас все получится.

Он снова повернулся к офицеру.

— Может быть, вам требуется моя помощь? Я готов оказать всяческое содействие. Я могу спуститься в трюм.

Офицер поднял руку.

— Нет–нет, мистер Келли, мы сами посмотрим, в чем там дело.

Перл предупредительно кивнул.

— Конечно, конечно, хорошо. Моя яхта к вашим услугам.

Когда офицер вместе с механиком вышли из каюты. Перл озадаченно почесал затылок.

— Не думаю, что у них что‑нибудь получится, — пробормотал он. — Ну, да ладно, сейчас не это главное. Пусть пыхтят над двигателем, лишь бы нас не трогали.

Мур, который озабоченно бродил по каюте, выглянул в иллюминатор и нервно воскликнул:

— Перл, скорей иди сюда!

Тот поморщился.

— Ну, что там еще? К нам следует очередной патрульный катер? Или, может быть, доктор Роулингс настиг нас?

Оуэн скривился в недовольной гримасе.

— Не надо говорить мне о докторе Роулингсе. Я его очень боюсь. Если он поймает нас, меня обязательно посадят в изолятор. А я не хочу возвращаться в клинику.

— Ну, так что там?

— На пристани стоит полицейская машина.

Перл беспечно махнул рукой.

— Успокойся, Оуэн, не надо паниковать. Появление на пристани полицейской машины еще не означает, что нас собираются посадить в тюрьму. Наверняка, эти офицеры береговой охраны сами вызвали ее. У них, наверное, есть рация или что‑нибудь в этом роде. Дай‑ка я взгляну.

Он подошел к иллюминатору и сунул голову в окошко.

— Да ничего страшного. Видишь, там даже полицейских не видно. Они наверняка шляются где‑нибудь по пирсу. Может быть, они вообще здесь так, для профилактики.

Оуэн озабоченно грыз ногти.

— Ты думаешь, что эти двое офицеров с патрульного катера нам поверили? Ты думаешь, что нам не грозит ничего опасного?

Перл уверенно кивнул.

— Думаю, да. Может быть, они не сумеют нас вычислить. Мы не сообщили своих имен. Ты же не сказал им, что тебя зовут Мур.

Оуэн вдруг схватился за голову.

— Какой же я дурак! Я же сказал им настоящее свое имя! Я им сказал, что меня зовут Оуэн.

— Ну–ну, ничего страшного, — успокоил его Перл. — В конце концов, на территории Соединенных Штатов людей, которых зовут Оуэн, наверное, несколько тысяч.

Перл подошел к Муру и дружески похлопал его по плечу:

— Поверь, они и звонить никуда не собираются. Они просто хотят удостовериться в том, что мы не везем контрабанду.

Мур испуганно вздрагивал:

— А что они будут делать?

— Да ничего страшного, — беспечно ответил Перл. — Покопаются немного в нашей яхте, осмотрят двигатель, убедятся в том, что он не работает и отпустят нас.

Мур немного успокоился:

— А сколько мы еще здесь пробудем? Как долго будут они там копаться? Я очень боюсь.

Перл пожал плечами:

— Ну, я не знаю. Сейчас трудно сказать. Все будет зависеть оттого, насколько высокая квалификация у их механика.

Мур непонимающе посмотрел на него:

— Что ты имеешь в виду? Ты что‑нибудь сделал с мотором?

Не отвечая ни слова. Перл полез в карман пиджака и достал оттуда маленькую железную деталь с пружинкой. Он продемонстрировал ее Муру, который изумленно спросил:

— А что это такое?

Перл удовлетворенно улыбнулся:

— Это называется клапан.

— Может мне где‑нибудь спрятать его?

— Нет. Будет слишком явно. Я немного подожду, а потом спущусь вниз и, о чудо, обнаружу пропажу, — заговорщицким тоном сказал он. — Так что, Оуэн, можешь не беспокоиться, у нас все будет в порядке. Даже если им удастся что‑нибудь выяснить, я всегда смогу найти объяснение. Положись на меня, Оуэн.

Мур радостно захихикал:

— Ты просто молодец, я бы никогда в жизни не догадался.

Перл предостерегающе поднес палец к губам:

— Тсс, тише, не надо так бурно выражать свою радость. Я думаю тоже, что они ни о чем не догадаются. Хотя, кто знает, на что способен их механик. Как его там зовут? Хуан? Ладно, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, мы будем сидеть тихо, как мышки. Договорились, Оуэн?

Тот стал так оживленно грясти головой, что Перлу пришлось остановить его:

— Ну, вот и хорошо. Ступай к окошку и следи за тем, что происходит на причале. Хотя, я надеюсь, что ничего страшного в присутствии там этой полицейской машины нет, но все же бдительность нам не помешает. Как только увидишь что‑то подозрительное, сразу дай нам знать. А мне пока нужно поговорить с Келли. Договорились?

В знак согласия Мур туг же направился к окну. Перл сначала с усмешкой похлопал его по спине, а затем направился к Келли, которая одиноко сидела на диване, прислонившись спиной к стене каюты. На лице ее была написана такая глубокая озабоченность, что Перл не сразу решился заговорить с ней. Выждав некоторое время, он сказал:

— Ну, что, ты что‑нибудь вспомнила? Вспомнила еще что‑нибудь об этом револьвере?

Она тяжело вздохнула:

— Да, вспомнила. И про револьвер и кое‑что еще.

Перед ее глазами стремительно, как в быстро меняющемся калейдоскопе, пробегали картины того, что произошло с ней в тот вечер, когда погиб Дилан. Вот он приближается к ней с пистолетом в руке. Его лицо искажено злобной гримасой. Потом он бросается к ней и пытается зажать рукой рот. Келли отбивается и кричит. Он пытается повалить ее на кровать. Он размахивает револьвером, пытаясь ударить ее рукояткой…

— Да, у Дилана был револьвер. Теперь я знаю это абсолютно точно, — тихо сказала она. — Но он не сразу достал его. Вначале мы о чем‑то разговаривали. Я пока еще не вспомнила о чем. Наверное, это было что‑нибудь касавшееся наших отношений. Хотя я не помню, были ли у нас какие‑нибудь отношения с ним. В общем, это сейчас неважно. Я точно помню, что мне неприятен был этот разговор и вообще его визит. По–моему я пришла туда за чем‑то другим. В общем, я этого тоже сейчас не помню. Я сказала ему, чтобы он уходил, но он не хотел. Потом мы начали спорить, а уже после этого я увидела у него в руке небольшой револьвер.

Голос ее, и так не отличавшийся уверенностью, умолк.

— А что это был за револьвер? — спросил у нее Перл. — Ты помнишь, как он выглядел? Он был маленький, с коротким стволом или такой как у полицейских?

Она напрягла лоб:

— Да, кажется, я начинаю вспоминать. Это был такой маленький блестящий револьвер…

— Никелированный, — подсказал Перл.

— Да, да, никелированный. Он еще так сверкал, когда на него падали лучи. Я помню, что этот блеск слепил мне глаза. У него был такой короткий ствол. И вообще, он выглядел, как игрушка. Его, наверное, можно было спрятать в дамскую сумочку.

— А откуда он его достал? Ты не помнишь?

Она на мгновение задумалась:

— Нет. Из‑за пазухи или, может быть, он торчал у него за поясом.

Келли умолкла и через мгновение воскликнула:

— Вспомнила! Он достал его из кармана куртки. Он был одет в легкую куртку с двумя карманами снаружи. Знаешь, такие разрезные сбоку. Пистолет был в одном из этих карманов.

Перл кивнул:

— Да, понимаю. Это, наверно, действительно был маленький кольт. Я такие уже раньше видел. Они свободно помещаются в кармане пиджака или брюк. Для них не надо даже носить кобуру. Маленькая и довольно удобная штука. И что было потом?

Келли с сомнением покачала головой:

— Кажется, мы начали драться. Точнее, он пытался повалить меня, зажав рукой рот, а я размахивала руками и отбивалась. Мы боролись, и, кажется, он уронил пистолет. Но мне сложно сейчас восстановить целую картину. Револьвер упал на пол. Да, да я стала бороться с Диланом, и револьвер упал.

Она снова умолкла и отвернулась. Перл понял, что сейчас самое главное не торопить ее и не заставлять делать бесполезную работу. То, что она должна вспомнить, она сама вспомнит. Однако пауза затягивалась.

— А потом, что было потом? — осторожно спросил Перл. — Ты подобрала револьвер или это сделал Дилан?

Она начала хмуриться, из чего Перл понял, что эти усилия бесполезны.

— Хорошо, хорошо, — торопливо сказал он. — Если не можешь вспомнить, то лучше не напрягайся. Давай поговорим об этом как‑нибудь потом. Такие события тяжело переживать заново. Тем более что главное мы уже выяснили. Ты знаешь, что там произошло. Дилан был виновен в случившемся. Ты защищала свою жизнь.

Она грустно улыбнулась:

— Так‑то оно так, но как это доказать. Ведь мои слова не могут быть уликой, которую примет во внимание суд присяжных. Нужно какое‑нибудь более весомое свидетельство. А у нас пока ничего такого нет. К сожалению, я еще не смогла вспомнить всего целиком. Может быть, если мне удастся восстановить всю картину, мы узнаем, что случилось с этим револьвером.

Перл согласно кивнул:

— Мы должны найти способ. Постарайся все вспомнить.

Она порывисто подалась вперед:

— Мне кажется, что я могу вспомнить.

— Ну, разумеется, — поддержал он ее. — У тебя все отлично получается. Ты молодец. Смотри, прошло совсем немного времени, а ты уже почти полностью восстановила картину того вечера. Я думаю, теперь нам уже ничто не сможет помешать. Знаешь, почему я так уверен в этом? Все дело в том, что ты одолела свой страх. Помнишь, как раньше ты боялась даже думать, что произошло с тобой в тот вечер. Ты лишь знала, что совершила что‑то ужасное, что‑то такое, что запечатлелось в твоей памяти как какое‑то преступление. Но ты не могла преодолеть этого невидимого барьера в себе.

Келли тяжело вздохнула:

— Но я все‑таки до сих пор не знаю, что нужно, чтобы преодолеть страх. Я сделала что‑то с твоей помощью, но сама пока еще не понимаю, что я сделала. Одно мне известно точно — мы движемся вперед.

Перл улыбнулся:

— Все очень просто. На самом деле не существует никаких сложных рецептов. Нужно лишь не убегать. Человек должен победить свой страх, и вопреки ему сделать свой шаг. А потом еще и еще. Ты знаешь, что тебя что‑то пугает, и не останавливаешься. Таков закон. Значит, ты преодолеваешь себя, и это становится тем, что помогает тебе двигаться дальше. И наступает такой момент, когда страх отступает. Человек чувствует уверенность в себе. Его устремленность крепнет. Воспоминания не становятся для тебя пугающей задачей. Этот момент наступил, и ты можешь сказать не колеблясь, что ты победила своего извечного врага.

Келли вскинула на него полные надежды глаза.

— Это происходит сразу или постепенно?

Перл как‑то неопределенно пожал плечами:

— Постепенно. И все же страх исчезает внезапно и сразу же.

— А может человек вновь испытать его, если с ним случится что‑нибудь непредвиденное?

Перл широко улыбнулся:

— Нет. Тот, кто однажды преодолел страх, свободен от него до конца своих дней. Потому, что вместо страха приходит ясность, которая рассеивает страх. К этому времени человек знает все свои желания. Он знает, что с ними делать. Он может открывать для себя что‑то новое или идти куда‑то вперед. И уже ничто не пугает его. Человек чувствует, что для него не существует никаких препятствий. Но тут встречается другой враг.

— Какой?

— Ясность. Эта ясность, столь трудно достижимая, рассеивает страх, но она же и ослепляет. В этом есть громадная опасность. Когда‑то я на собственной шкуре убедился в этом. Ясность заставляет человека никогда не сомневаться в себе. Она дает уверенность, что он ясно видит все насквозь. Да и мужество приходит благодаря ясности. И тогда человек не останавливается ни перед чем. Но все это заблуждение. Здесь есть что‑то не то. Если человек поддастся своему мнимому могуществу, значит, он побежден этим своим новым врагом — ясностью. Человек будет бросаться вперед, когда надо будет выжидать или будет выжидать, когда нельзя медлить. И так он будет топтаться, пока не выдохнется.

— Что же случается с человеком после такого поражения? — со страхом спросила Келли. — Он что, в результате умрет?

Перл рассмеялся:

— Да нет же, конечно, не умрет. Просто этот новый враг перекрыл ему путь. Он может стать веселым и отважным человеком, однако ясность, за которую он так дорого заплатил, никогда не сменится тьмой и страхом. Все навсегда будет для него ясным. Только он больше никогда ничему не научится, ни к чему не будет стремиться. Это меня пугает не меньше, чем все остальное.

— Так что же ему делать, чтобы избежать такого поражения?

— То же, что и со страхом. Победить ясность и пользоваться ею лишь для того, чтобы видеть. Я думаю, Келли, что тебе удастся это сделать. Во всяком случае, страх ты уже победила. Сейчас мы стоим с тобой на пороге прекрасного будущего. Все зависит только от тебя, все сейчас в твоих руках. Если ты сможешь смело шагнуть вперед, не боясь никого и ничего, то я могу быть за тебя спокоен.

После того, как полицейский увез Сантану в участок, Роза Андрейд отправилась домой. Точнее, в дом Кэпвеллов, потому что уже долгие годы она жила именно там. Войдя в гостиную, она застала там Софию. Увидев Розу, София тут же забросала ее вопросами:

— Чем закончилось предварительное слушание? Как вела себя Сантана? Ее невиновность подтвердили?

Роза обреченно покачала головой:

— Нет. Хотя никаких фактов против Сантаны не было, судья на основании показания свидетелей, решила предъявить ей обвинение в умышленном наезде.

— А где Сантана сейчас?

Роза тяжело вздохнула:

— Она в полицейском участке. Они забрали ее вещи.

София прикрыла глаза рукой.

— Не может быть. Неужели они думают, что она сделала это намеренно? Роза, а что ты сама думаешь по этому поводу?

Та сокрушенно покачала головой:

— Ведь Сантана росла у тебя на глазах, София. Неужели ты допускаешь, что она могла что‑нибудь замышлять против Иден? Хотела убить ее?

София удрученно развела руками:

— Мне очень жаль, Роза, но разве мое мнение имеет сейчас какое‑нибудь значение. К сожалению, мы с тобой ничего не можем поделать.

— Но это только слова, София, — горячо воскликнула Роза. — А мне нужна помощь. Если мы сейчас не сможем выручить Сантану, я буду винить себя в этом весь остаток жизни. Ведь ты тоже мать, София, ты должна поставить себя на мое место. Я хочу помочь Сантане.

София мерила гостиную нервными шагами:

— А что я могу сделать?

Роза бросилась к ней:

— Поговори с СиСи. Джулия отличный адвокат, но она не сможет противостоять окружному прокурору, который боится скандала.

София с сомнением взглянула на Розу:

— Ты хочешь поменять адвоката? Ты думаешь, что это чем‑то поможет? Честно говоря, я не знаю, кто кроме Джулии Уэйнрайт, способен помочь твоей дочери.

Та отрицательно покачала головой:

— Нет, я не это имела в виду. Ведь СиСи один из самых могущественных людей в городе. Он сможет уладить это дело без всяких адвокатов. Надо устранить Кейта Тиммонса. СиСи легко добьется его перевода, если конечно захочет заняться этим.

София опустила голову:

— Боюсь, что это невозможно. СиСи пока не умеет творить чудеса. Кейт Тиммонс занимает выборную должность и, каким бы могущественным не был СиСи, он не сможет добиться ни его снятия, ни перевода на другую работу. Это не в его власти. Этого не смог бы сделать даже губернатор штата. Мы ничем не можем тебе помочь.

Роза прослезилась:

— София, я давно работаю в вашем доме. Ты прекрасно знаешь о том, что я никогда не просила его ни о чем, но сейчас у меня нет другого выхода…

Она умолкла и, достав из сумочки носовой платок, стала промакивать уголки глаз. София взяла ее за руку:

— Не надо плакать, Роза, я попробую тебе помочь. Не знаю, что из этого получится, но я поговорю с СиСи. Мне очень жаль, что все так произошло. Я буду только рада, если мы сможем что‑то сделать для тебя.

Звуки шагов в прихожей заставили Софию обернуться. С каким‑то отрешенным видом Иден вошла в гостиную и увидела рядом с матерью Розу. Торопливо скомкав в руке платок, та вытерла слезы и, кивнув Софии, направилась к выходу из гостиной. Она прошла мимо Иден, даже не повернув к ней голову.

— Роза, — тихо сказала Иден.

Служанка обернулась и, гордо вскинув голову, посмотрела на Иден.

— Мне очень жаль, что так вышло, — растерянно сказала девушка. — Я и не предполагала, что такое может случиться.

Роза и не скрывала своей неприязни:

— Ты с Крузом? — резко спросила она.

— Нет, он остался в участке с Сантаной. Ей сейчас очень тяжело, и он решил хотя бы своим присутствием успокоить ее.

Роза грустно покачала головой:

— Это, конечно, прекрасно, только я не понимаю, зачем он это делает. По–моему, ему нужно было позаботиться о моей дочери раньше.

— Ты считаешь, что это я виновата во всех бедах Сантаны? — неожиданно спросила Иден. — Только скажи честно, Роза.

Роза, едва сдерживая слезы, ответила:

— Я считаю огромной удачей, что ты не пострадала при аварии. Слава Богу, что так произошло. В противном случае мне даже трудно предсказать, что бы могло случиться.

София решила вступиться за дочь:

— Этого разговора следовало ожидать. Слишком многое накопилось за последнее время в наших отношениях. Но тебе не следует во всем обвинять мою дочь. По–моему она виновата меньше всех. А если и была виновата, то уже достаточно пострадала за это. Иден жестом попросила мать умолкнуть:

— Роза, я просила судью закрыть дело. Я написала просьбу об этом и передала ее через адвоката Сантаны Джулию.

Роза едва сдерживалась, чтобы не расплакаться:

— Жаль только, что твоя просьба попала к судье уже после твоего же заявления, — оскорбленно заявила она и тут же добавила: — Ты всегда была сообразительной, Иден. Таким как ты, палец в рот не клади.

Иден растерянно развела руками:

— Ну, погоди минуточку, Роза. Не нужно делать столь поспешных выводов. Почему ты во всем обвиняешь только меня? Ведь никто не предполагал, что дело Сантаны будет так раздуто. И потом, я же не виновата в том, что Сантана завела себе любовника. Неужели я виновата в том, что Сантана оказалась за рулем того автомобиля, который сбил меня? Хорошо еще, что мне так повезло. А если бы случилось по–другому? Чтобы вы говорили тогда в свое оправдание?

Роза горделиво мотнула головой:

— Наверное, Круз поручил тебе наблюдать за женой. Ты ответственный человек, и он мог быть уверен, что тебе известен каждый шаг Сантаны. Ты терпеливо ждала, когда она забудет об осторожности, чтобы толкнуть ее в пропасть.

София шагнула вперед и возмущенно воскликнула:

— Роза, что ты такое говоришь!

Та вдруг опомнилась и, сглатывая слезы, сказала:

— Простите меня, однако я не могу лицемерить. С этими словами она резко развернулась и покинула гостиную.

Этот день выдался жарким не только в Мексике. Окружной прокурор после судебного заседания и посещения полицейского участка, где Сантана устроила очередную истерику, чувствовал себя совершенно изможденным. Он в буквальном смысле слова приплелся в свою квартиру и, рухнув на диван, провалялся так, не снимая верхней одежды. Состояние, в котором он находился, нельзя было даже назвать сном. Это было нечто среднее между забытьём и оцепенением.

Он очнулся оттого, что ему не хватало воздуха. В квартире было невероятно душно. Тиммонс чертыхнулся, и, устало поднявшись с дивана, направился к окну. По пути он остановился возле большого зеркала и критически осмотрел свой измятый пиджак и потерявшие форму брюки.

— М–да, — буркнул он. — Кейт, где твоя обычная элегантность. Ладно, посмотрим, что там у нас с кондиционером.

Да, так оно и было. В самый нужный момент кондиционер сломался. Тиммонс почувствовал, как воздух начинает раскаляться. Лето в этом году было жарким как никогда — ив прямом, и в переносном смысле.

— Да, как ни крути, а переодеться придется, — пробормотал окружной прокурор, стаскивая с себя измятый пиджак и развязывая узел галстука. На брюки и рубашку у него сил уже не хватило.

И в таком виде он стал стаскивать кондиционер из окна.

— Черт, тяжелый.

Оставив кондиционер на полу, возле окна, Тиммонс сходил за инструментами и принялся за ремонт. Чтобы было не так скучно, он включил свою любимую «Девятую симфонию» Бетховена и без особой охоты стал копаться во внутренностях кондиционера.

За этим увлекательным занятием его застал звонок в дверь. Громко выражая свое неудовольствие в форме ругательств, Тиммонс бросил на пол отвертку и гаечный ключ, поднялся и, кряхтя при каждом движении, потащился к двери.

Открыв дверь, он едва удержался от желания тут же захлопнуть ее. На пороге, торжествующе помахивая обвязанной розовой ленточкой бутылкой шампанского, стояла Джина Кэпвелл. На ней был одет летний костюм свободного покроя, по обыкновению Джины, перехваченный в поясе ремнем.

— Привет, любовничек, — радостно воскликнула она, помахивая бутылкой.

Лицо Тиммонса перекосило так, будто он внезапно перенес паралич нижней челюсти. Когда Джина уверенно шагнула через порог, он еще попытался что‑то сказать, однако было похоже, что дар речи был им безнадежно утерян. Тиммонс просто отвернулся и уныло опустил глаза, стараясь не смотреть на Джину. Это никоим образом не привело ее в смущение. Она выглядела так, словно и не было этого изнурительного жаркого дня, затянувшегося судебного заседания, и будто никакие неприятности на свете не могли испортить ей настроение.

Небрежно помахивая бутылкой шампанского, она вошла в прихожую и, скептически оценив внешний вид окружного прокурора, спросила:

— Что у тебя с лицом?

Тот, наконец, нашел в себе силы буркнуть:

— Чего тебе надо?

Джина игриво пожала плечами:

— Да, в общем, ничего особенного, — сказала она, прижимая к себе бутылку шампанского. — Я не думала, что это тебя так напугает. Не беспокойся, я не стану устраивать никаких скандалов, выясняя твое отношение ко мне. Я же не Сантана. Мне не нужно выискивать в твоих слонах и поступках какой‑то скрытый тайный смысл. Я прекрасно знаю всю твою подноготную. Просто после того, что я сегодня заявила в суде, мне показалось, было бы неплохо узнать, где ты живешь. Кстати, твои соседи видели, как я вошла сюда. Не забывай о том, что и у стен есть уши. Может быть, нам стоит погромче выразить бурную радость от нашей долгожданной встречи.

Тиммонс с безрадостной физиономией вновь погрузился в чрево кондиционера. Когда Джина поставила бутылку шампанского на стол и направилась к окружному прокурору, он посмотрел на нее с плохо скрытой яростью.

— Ну, так что ты молчишь? — все так же радостно поинтересовалась она. — Обниматься будем?

Тиммонс угрюмо отвернулся:

— Знаешь, Джина, я не ожидал, что наш договор предполагает столь тесное сотрудничество. Так что обойдемся без этого.

Она сделала недоуменный вид:

— А почему бы и нет? Мне непонятно твое равнодушие. Или ты думаешь, что это может как‑то повредить тебе?

— О, Бог мой, — застонал окружной прокурор, швыряя на пол инструменты. — Да делай ты все, что хочешь, только отстань от меня.

Джина снова взяла со стола бутылку шампанского и многозначительно поднесла ее к глазам окружного прокурора. Кстати, это был один из самых дорогих французских сортов, который можно было найти в магазинах Санта–Барбары. Окружной прокурор, бегло взглянув на бутылку, тут же отметил это в памяти:

— Что ты мне тычешь в лицо этой бутылкой, — недовольно пробурчал Тиммонс. — Я не собираюсь бросаться на нее, словно голодный зверь, и зубами разгрызать пробку.

Джина снисходительно улыбнулась:

— Я просто напоминаю тебе о том, что шампанское с каждой минутой нагревается все сильнее и сильнее, хотя еще десять минут назад оно было в холодильнике. Если ты хочешь попробовать нормального напитка, а не теплой пены, я советую тебе побыстрее заканчивать со своими делами.

Тиммонс молча отвернулся, сделав вид, что всецело поглощен ремонтными работами. Хмыкнув, Джина вернула бутылку на стол и по–хозяйски уселась на диване.

— Сломал что‑нибудь? — поинтересовалась она.

Окружной прокурор всем своим видом демонстрировал крайнее неудовольствие в связи с пребыванием в его доме Джины Кэпвелл. На сей раз он стал театрально кривляться.

— Это кондиционер, если, конечно, ты понимаешь, о чем я говорю, — с шутовской ухмылкой заявил он. — Могу повторить по слогам. Кон–ди–ци–о-нер. Штука, которая предназначена для охлаждения и очистки воздуха.

Джина фыркнула:

— Вот как. Никогда не подозревала о том, что воздух в твоем доме настолько грязей и горяч, что его приходится чистить и охлаждать.

— Да, вот представь себе, — продолжал фиглярничать окружной прокурор. — Может быть, это только в твоей квартире такой чистый и свежий воздух. Ты же у нас живешь на первом этаже, возле садика, если не ошибаюсь. А здесь, между прочим, почти центр города.

Джина равнодушно пожала плечами:

— Неужели. Впрочем, это не имеет никакого значения. Несмотря на стоящую у тебя жару, я могу абсолютно точно сказать, что ты холоден как лед и способен своим телом остудить эту бутылку шампанского.

Тиммонс почувствовал себя уязвленным. Он понимал, что своими вызывающими заявлениями Джина просто пытается провоцировать его. А потому пытался хоть как‑то реагировать на это.

— Знаешь, — кисло сказал он. — Если тебе очень захочется повеселиться, я тебе посоветую вот что. Приходи ко мне на Новый год. Я подарю тебе огромную шляпу с блестками, у меня там завалялась в шкафу, по–моему, осталась от старых хозяев квартиры. И вдобавок ко всему, я напою тебя вином. По–моему этого будет вполне достаточно. А твои походы ко мне в вечерний час, меня пока что мало интересуют. Да и вообще, у меня не то настроение.

Джина игриво повела плечами:

— Смотрю я на тебя и не понимаю, что с тобой происходит? Что‑то не видно счастья в твоих глазах?

Копаясь в каких‑то проводах Тиммонс отреагировал чисто механически:

— А чему я должен радоваться? Уж не намекаешь ли ты на то, что своим приходом осчастливила меня?

Джина вскочила с дивана и, разглядывая обстановку в квартире, прошлась по гостиной.

— Кейт, по–моему, или ты слишком устал, или пытаешься таковым выглядеть, — все с той же счастливой улыбкой сообщила она. — По–моему, у тебя сегодня был крайне удачный день. Насколько я понимаю, он не принес тебе ни единого разочарования.

Тиммонс вяло отреагировал на это бурное проявление энтузиазма:

— А откуда ты знаешь, чем для меня ознаменовался этот день? — пробормотал он, не отрывая взгляда от сломанной техники.

Джина широко улыбнулась:

— А что тут знать. Все факты на лицо. По–моему, судебное заседание окончилось для тебя, как нельзя более, удачно. От тюрьмы отмазался, скандал предотвратил. Хватит дуться. Или, может быть, ты сожалеешь о том, что все так произошло с Сантаной?

Тиммонс уныло посмотрел на Джину:

— Послушай, дорогая, — с нажимом произнес он. — Ты меня очень обяжешь, если удалишься в ближайшую же минуту. Я абсолютно не горю желанием видеть тебя в своей квартире. По–моему, это можно было понять сразу.

Джина остановилась рядом с окружным прокурором и смерила его снисходительным взглядом:

— Да я в сто раз темпераментнее, чем Сантана. Забудь об этой фригидной женщине, — радостно сказала она. — И перестань корчить из себя недотрогу. Ты еще не знаешь, на что я способна. И совершенно напрасно настраиваешь себя против меня. Тебе бы наоборот следовало бы обратить на меня самое пристальное внимание. Обещаю, что ты не будешь разочарован. Со мной вряд ли сможет сравниться какая‑нибудь женщина в этом городе. Возможно, где‑нибудь в Лос–Анджелесе или Нью–Йорке найдется еще одна–две таких, кто может приблизиться ко мне по темпераменту, но здесь, уверяю, ты не найдешь ничего лучшего.

Тиммонс презрительно фыркнул:

— По–моему, ты слишком много о себе думаешь. На твоем месте я бы не стал себя вести так самонадеянно.

Она тут же уцепилась за его последние слова:

— Самонадеянно? Уж не должна ли я понимать это так, что от тебя мне нужно ожидать чего‑то плохого.

Окружной прокурор снова обратил свой взор к развороченным внутренностям кондиционера, лишь глухо буркнув:

— Ты меня совсем не знаешь.

Джина рассмеялась:

— Я знаю тебя достаточно. Я не стала трепаться в суде. Тебя ведь могли выгнать с работы, завести уголовное дело и посадить за решетку. Где твоя благодарность?

Тиммонс вдруг поймал себя на мысли, что она абсолютно права. Конечно, если бы не се заявления, ему бы грозили весьма крупные неприятности. Лишь вмешательство Джины и ее изворотливость спасли его от совершенно ненужных осложнений. Тем не менее, он продолжал сопротивляться:

— Когда ты выступала с заявлением в суде, ты просто спасала свою шкуру, — пробурчал он, впрочем, без всякой убежденности в голосе.

Джина поморщилась:

— Что с тобой, Кейт? Я за тобой такого раньше не замечала. Что, запоздалые угрызения совести? Или может, ты остался что‑то должен этой женщине? Ах, ну да, конечно, не сдержал свои обещания на ней жениться. Ха–ха–ха. Представляю себе вашу дивную семейную пару. Вечно хнычущая, ноющая и закатывающая скандалы Сантана и угрюмый, поседевший и обрюзгший Кейт Тиммонс, заштатный адвокат в каком‑нибудь ведомстве. Это была бы замечательная картина. Представляю себе, как бы вы каждый день грызлись. А еще у тебя были бы огромные ветвистые рога. Она наставляла бы тебе и при каждом удобном случае. Но не из‑за того, что у нее такой бурный сексуальный темперамент, а из‑за того, что этой неврастеничке просто нужно иметь почву для скандалов.

Тиммонс бросил на Джину осуждающий взгляд. Встретившись с ним взглядом, она на мгновение умолкла.

— Что, тебе не нравятся мои слова? — наконец придя в себя, заявила она. — Можно подумать, что я говорю неправду.

Он криво усмехнулся:

— Дело не в этом.

— А в чем же?

— Просто все это, — он кивнул головой в сторону столика. — И шампанское, и твоя радость напоминают мне пир во время чумы.

Лицо Джины мгновенно потемнело. Яростно сверкнув глазами, она тихо выговорила:

— Благодари Бога, что сейчас я выгляжу так хорошо. Тебя просто не было рядом в тот день, когда я за одну минуту лишилась мужа и сына. Ты не видел ликования Сантаны. Сегодня она потерпела полный крах. И я не собираюсь плакать и жалеть эту психопатку.

Тиммонс окончательно потерял всякий интерес к сломавшемуся кондиционеру и, швырнув на пол инструменты, сел, обхватив руками колени. На лице его было написано такое кислое выражение, будто одно лишь созерцание Джины приносит ему неисчислимые душевные страдания. Она же ничуть не переживала по этому поводу. Склонившись над ним, Джина доверительно сказала:

— Кейт, тебе выпал может быть один шанс из тысячи, воспользуйся им. Ты не пожалеешь.

Тиммонс воспринял эту идею весьма прохладно:

— А почему ты так уверена в том, что мне понравится? — с абсолютно безразличным видом спросил он.

Джина села на корточки рядом с ним.

— Потому, что я изысканная женщина, — многозначительно сказала она. — Таких ты еще не встречал. А ты знаешь мое определение воли?

— Да, любопытно будет послушать, — кисло бросил Тиммонс. — Никогда еще не встречал в Санта–Барбаре человека, который желает разумом сравниться с Фридрихом Ницше. У тебя, оказывается, есть собственное определение воли. Что ж, давай углубимся в философские дебри. Излагай.

Джина, словно получила дополнительный импульс, быстро заговорила:

— Человек может уважать себя только тогда, когда добивается поставленной перед собой цели. Наслаждения, любви, власти. Вот цели, которые преследуют сильные мира всего.

Тиммонс брезгливо поморщился:

— Твое определение не блещет оригинальностью. Так думает половина человечества. Правда, я не могу сказать, что я не разделяю этих убеждений. Скорее я склонен с этим согласиться. Хотя это и выглядит весьма примитивно.

Джина ободренно воскликнула:

— Как бы это не выглядело, Кейт, однако ты из числа тех, кто должен быть наверху.

Тиммонс скептически хмыкнул:

— Интересно, как ты до этого додумалась?

Джина на корточках подобралась еще ближе к окружному прокурору:

— Интересно, как, по–твоему, я должна думать? Ведь ты победил Круза, не оставив ему никаких шансов. Вспомни судебное заседание. Вспомни, как судья Уайли затаила дыхание. Вспомни, как все затаили дыхание, когда я рассказывала о твоих сексуальных подвигах.

Тиммонс не удержался от смеха:

— Да, теперь я понимаю истинную сторону одной восточной мудрости — мужчину делает женщина, так говорили они. Думаю, что в твоем лице я получил стопроцентное подтверждение этой мудрости. По–моему, ты действительно делаешь мужчин такими, какими хочешь их видеть. Мне, кажется, что именно в этом смысле ты упоминала о моих сексуальных возможностях.

Джина смотрела на него, как голодная, изнемогающая от любви кошка. Она и похожа была сейчас на кошку. Ее осторожные плавные движения, тихий завораживающий голос, служили лишь одной цели — затащить Кейта в постель. Она ничуть не скрывала этого.

— Так, может быть, перейдем от слов к делу? — предложила Джина. — Я отнюдь не страдаю от излишней скромности. Думаю, что нам будет хорошо вдвоем.

Разумеется, Тиммонс не мог вот так сразу откликнуться на подобное предложение. Нужно было продемонстрировать хотя бы какой‑то элемент мужской гордости.

— А, по–моему, ты просто боишься, что тебя привлекут к суду за дачу ложных показаний. И именно этим объясняются все твои желания, — с улыбкой сказал он.

Она рассмеялась и, потеряв при этом координацию, шлепнулась на пол.

— Вот видишь, Кейт, до чего ты доводишь меня, — сквозь хохот сказала она. — Я даже на ногах не могу перед тобой устоять. Неужели для тебя это ничего не значит? Другой мужчина на твоем месте уже давно набросился бы на меня с жадным урчанием. А ты зачем‑то пытаешься быть похожим на глыбу льда. Перестань. Кейт, тебе это не идет. Ты же темпераментный мужчина, я вижу это по твоим глазам. Есть ли смысл наступать на горло собственной песни. Кому и что ты хочешь доказать? Здесь же кроме меня никого нет. Не бойся, я не выдам твоих тайн. Это было бы с моей стороны, по меньшей мере, опрометчиво.

— Ты что, боишься меня?

Джина ответила уклончиво:

— Опасаюсь. До тех пор пока ты опасаешься меня. Мы оба взрослые люди и не можем полагаться на волю слепого случая. Нам нужно добиваться всего собственными силами. А чтобы быть уверенными в собственных силах, нужно относиться с уважением к любому сопернику.

Тиммонс надул губы:

— Ну, Джина, здесь ты, по–моему, противоречишь сама себе.

— Почему же это?

— Сегодня в суде я видел твое отношение к Сантане. Ты ее просто презирала. О каком уважении к противнику после этого ты можешь говорить.

Джина сделала брезгливую мину.

— Послушай, я совершенно не желаю разговаривать сейчас о Сантане. Я пришла сюда совершенно не за этим. Меня интересуешь ты. Если ты предпочитаешь не затрагивать эту тему, то мы можем поговорить о чем‑нибудь другом. Кстати, по–моему, мое шампанское скоро превратиться в иену. Его нужно побыстрее разлить по бокалам. Надеюсь, ты не возражаешь?

Окружной прокурор безразлично махнул рукой:

— Ладно, бог с ним. Сейчас я принесу бокалы. Но предупреждаю, если ты рассчитываешь на то, что я быстро поддамся, ты ошибаешься. Честно говоря, у меня сегодня нет особого желания шалить. Я делаю это исключительно из уважения к женщинам.

Джина поднялась с пола:

— По–твоему, я должна быть польщена или оскорблена этим?

Тиммонс, копаясь в баре, сказал:

— А уж это зависит от твоих собственных вкусов. Можешь считать, как хочешь. Хотя, на твоем месте я бы не обижался.

Поправляя слегка измявшийся на коленках костюм. Джина сказала:

— А я и не обижаюсь. Тех, кто обижается, в конце концов, ожидает участь Сантаны. Может быть, одним из самых важных моих достоинств всегда было то, что я не обижалась. Точнее, я не могу сказать то, что мне всегда хотелось простить своих врагов, нет, отнюдь. Даже наоборот, я всегда очень тверда в своих чувствах. Однако я научилась не обращать внимания на такие мелочи, как оскорбительные высказывания и всякие прочие мелкие уколы. Это имеет для меня слишком небольшое значение. Если бы я расстраивалась по поводу всякого обидного слова или глупого оскорбления, то сейчас бы наверно сидела в ближайшем баре и глушила виски двойными порциями. Но, как видишь, я в гостях у тебя с бутылкой шампанскою за пятьдесят пять долларов. Надеюсь, тебе это о чем‑то говорит?

Тиммонс промолчал.

— Ладно, Кейт, не забудь про лед.

Окружной прокурор брезгливо поморщился:

— Он же ухудшает вкус шампанского.

— Зато охлаждает его, — возразила Джина. — В твоем доме, напоминающем сейчас, что такое ад земной, лучше пить шампанское со льдом, чем довольствоваться теплой пеной.

— Ладно, — буркнул Тиммонс и направился на кухню. — Джина шлепнулась на мягкое сидение дивана и, сладко потянувшись, опустилась на подушки.

Когда Роза покинула гостиную Кэпвеллов, Иден несколько минут молчала. София сочла благоразумным не приставать к ней с расспросами. Наконец, после продолжительной паузы, у Иден вырвалось:

— Боже мой, почему люди бывают так несправедливы! Казалось бы, всем все вокруг понятно. Однако на самом деле оказывается все не так.

— Что ты имеешь в виду? — тактично спросила мать. — Ты о поведении Розы?

Иден стояла, отвернувшись к окну.

— Мне кажется, я начинаю понимать положение, в котором находится Джина. Волей–неволей начнешь испытывать к ней сочувствие.

София осторожно заметила:

— Джина даже из такого положения умудряется извлекать выгоду. Хотя, вполне возможно, что ей хотелось бы иного отношения к себе.

Иден задумчиво постукивала пальцами по оконному стеклу.

— Окружающие считают меня прокаженной, — с горечью сказала она. — У меня складывается такое впечатление, будто больше всех виновата в этом деле я. Я постоянно вмешивалась в семейную жизнь Круза, я мешала наладить ему отношения с Сантаной, я порчу все одним только своим присутствием. Даже в тот злополучный вечер я умудрилась как‑то угодить под машину, которую вела Сантана. Мама, — она повернулась к Софии, — неужели все выглядит так на самом деле? Может быть, только я ошибаюсь? Может быть, действительно всему городу кажется, что я виновата во всех несчастьях, обрушившихся на семью Круза?

София не смогла найти прямого ответа.

— Все, что я могу посоветовать, дочка — будь готова ко всему. События могут повернуться самым неожиданным образом.

Иден ошеломленно посмотрела на мать.

— Неужели ты считаешь, что все настолько серьезно?

София не выдержала ее испытующего взгляда и отвернулась.

— Не знаю, но на твоем месте я бы приготовилась к самому худшему.

— А что может быть хуже?

Иден выглядела подавленной.

— Семейная жизнь Круза уже нарушена, а о том, что чувствую я, тебе хорошо известно, мама. Не знаю, вряд ли я смогу просто сидеть, сложа руки, и ждать, как будут развиваться события. Это не в моих правилах. Я и так уже слишком много ждала и терпела.

Она медленно зашагала через всю гостиную к выходу из дома.

— Ты куда? — встревоженно окликнула ее София. Иден остановилась на полпути.

— Сегодня очень жарко. Пожалуй, я пойду, искупаюсь в бассейне и переоденусь. Мне надо освежиться.

София недоверчиво покачала головой.

— А мне показалось, что ты уходишь.

Иден хмуро покачала головой.

— Нет. А что?

София тяжело вздохнула.

— Мне кажется, что тебе лучше было бы остаться дома.

Иден удивленно повела головой.

— Почему?

София выглядела смущенной.

— В твоем положении это было бы вполне естественно, — неопределенно ответила она. — Я думаю, что тебе сейчас не стоит показываться на людях.

Иден не скрывала своего разочарования.

— Ты заодно со всеми? — с горечью спросила она. — Ради бога, мама, ведь не я затеяла этот процесс, чтобы завладеть Крузом Кастильо. Я не собираюсь переезжать к нему, как только его жена окажется в тюрьме. Неужели ты подозреваешь меня во всех смертных грехах? Подумай сама, зачем мне это нужно? Я не скрываю своих чувств к Крузу, но это совершенно не значит, что я собираюсь мгновенно броситься ему на шею. У меня есть собственное чувство гордости.

София выглядела по–прежнему сомневающейся.

— Ну, хорошо. Допустим, сегодня ты этого не сделаешь. А завтра? Ты напрасно собираешься скрыть от меня свои настроения.

Иден ошеломленно отступила назад.

— Это нечестно, — со слезами на глазах произнесла она. — Мама, ты должна быть на моей стороне. У меня достаточно врагов в этом городе. Если еще и близкие начнут клевать меня, то неизвестно, что со мной будет.

София вдруг почти физически ощутила острое чувство жалости по отношению к дочери.

Иден, словно прочитав ее мысли, тут же воскликнула:

— Мне как‑то странно говорить об этом. Не надо жалеть меня. Все думают, что я гоняюсь за Крузом, и забывают, что меня едва не убили.

София с досадой взмахнула рукой.

— Да, я помню об этом, помню, Иден. Поверь, я целиком на твоей стороне. Но мне непонятно другое — как ты оказалась на этом шоссе в столь поздний час. Что ты там вообще делала?

Иден принялась горячо объяснять.

— Мама, я думала… Или мне показалось, что между Сантаной и Кейтом…

Она вдруг осеклась на полуслове, увидев, как мать, пытаясь смахнуть проступившие на глазах слезы, расстроенно отвернулась.

— Хорошо, — дрогнувшим голосом сказала Иден, — я поняла тебя. Больше не нужно никаких объяснений. Но и ты должна понять меня, мама. Я никогда не скрывала и не говорила, что мне безразличен Круз Кастильо. Но я не собираюсь разрушать его брак. В ту ночь я хотела удостовериться, что Круз больше не интересует Сантану.

София вытерла слезы.

— Да, это был, конечно, неплохой ход с твоей стороны, — сокрушенно промолвила она. — Мне очень жаль, что ты кое–чего не понимаешь, Иден. Я люблю тебя, я тебя очень люблю. Ты моя дочь, и я желаю тебе только добра. Но посмотри, в какой ситуации ты оказалась. Ведь ты фактически выслеживала Сантану. Я, конечно, не вправе осуждать тебя за это. Но ты никогда не должна забывать о том, что такое собственное достоинство. Нельзя терять его и нельзя им жертвовать ни при каких обстоятельствах. Сейчас Круз будет еще сильнее привязан к Сантане. После того, что произошло, он наверняка посчитает своим долгом остаться с ней и морально помочь ей. Ты же знаешь, как сильно у Круза развито чувство долга. Пусть даже жена изменяла ему, однако теперь, когда она попала в такую тяжелую ситуацию, он не оставит ее одну. Ты должна была бы понимать это лучше других. Никто другой в этом городе не знает характер Круза так, как ты. Но мне показалось, что ты предпочитаешь закрыть на это глаза. Иден отрицательно покачала головой.

— Ты напрасно так думаешь обо мне, мама. Я прекрасно понимаю, что он останется верен клятвам, которые дал самому себе. Неверная жена будет за решеткой, горечь измены пройдет. Останутся лишь приятные иллюзии.

София тяжело вздохнула.

— Это звучит цинично. Ты могла бы подобрать и другие слова.

Иден на мгновение задумалась.

— Да, кажется, я начинаю понимать, что поступаю не очень умно.

С этими словами она развернулась и вышла из дома.

София вернулась к окну. Хотя сейчас никого вокруг не было, она не могла дать волю своим чувствам. София пыталась сдерживать слезы, но они непослушно текли из ее глаз…

— Ну, что там? — озабоченно спросил Перл. — Полицейская машина по–прежнему стоит на пирсе?

Оуэн, который внимательно вглядывался в происходящее за окошком иллюминатора, на мгновение оторвался от наблюдения.

— Полицейская машина на минуту отъехала и вернулась, — встревоженно сказал он.

Затем, снова взглянув в окно, добавил:

— Нет, нет, они опять уезжают.

Перл едва заметно улыбнулся.

— Ну, ладно, Оуэн, продолжай нести свою службу у иллюминатора, у тебя очень хорошо получается.

Перл повернулся к Келли, которая сидела рядом с ним на диване.

— Ну, что ж, давай попробуем вспоминать дальше, — сказал он. — Он уронил револьвер. Это произошло, когда вы начали бороться, так?

— Так. Я ударила его по груди, и револьвер упал на пол.

— Очень хорошо, — сказал Перл. — Мы постепенно приближаемся к выяснению самых важных деталей. А что было потом? Ты подняла револьвер?

Она на мгновение задумалась.

— Нет.

— Хорошо. Значит, ты не поднимала револьвер? В таком случае, очевидно, его поднял Дилан?

Келли снова уверенно сказала:

— Нет. И Дилан его не поднимал.

— Почему?

— Потому что я мешала ему сделать это. Мы по–прежнему боролись.

Перл на мгновение умолк.

— Так, ну хорошо. Тогда поставим вопрос по–другому. Допустим, ты не помнишь, поднял Дилан пистолет или нет, но был ли он вооружен, когда выпал из окна?

Келли как‑то устало покачала головой.

— Нет, я помню, что в руках у него ничего не было. Не знаю, что случилось с этим револьвером? Наверное, он остался лежать на полу.

Перл озабоченно потер подбородок.

— Хорошо. В таком случае, почему полиция не нашла оружие на месте преступления? Ведь если ни ты, ни Дилан револьвер не поднимали, значит, он должен был остаться в комнате. Как такое могло произойти? Я думаю, что они не могли упустить такой важной детали. Все‑таки, револьвер — это весьма существенная улика.

Келли молчала.

Перед глазами ее снова и снова вставала картина происшедшего с ней в тот вечер в президентском номере отеля «Кэпвелл». Вот Дилан входит в комнату. Он как‑то недобро улыбается… Он чего‑то добивается от Келли… Он пытается ее обнять… Он чем‑то обозлен… Она отбивается, пытается кричать… Он зажимает ей рукой рот, хочет повалить на диван… Она отталкивает его… Он торопливо лезет в карман куртки и достает оттуда револьвер… Он направляет револьвер на Келли… Он чего‑то пытается от нее добиться под угрозой оружия… Она снова отбивается… Револьвер падает на пол… Темнота… Провал в памяти… Потом она толкает его в грудь… Толчок столь силен, что Дилан падает спиной на оконное стекло. Оно разбивается… Дилан пытается удержаться руками за острые осколки, но они ломаются, и он летит вниз…

Келли разочарованно покачала головой.

— Не знаю, Перл. Многие детали выпали из моей памяти. Я стараюсь восстановить всю картину, но пока мне это не удается. Я лишь очень хорошо помню, что пистолета в руках Дилана не было, когда он падал из окна.

Перл минуту помолчал.

— Да, перед нами стоит довольно нелегкая задача. Возможно, оружие было подобрано кем‑то гораздо позднее.

Келли взволнованно мотнула головой.

— Что ты имеешь в виду? По–твоему, в номере был неизвестный? И он поднял пистолет?

Перл уверенно кивнул.

— Да, это весьма вероятно. Этот неизвестный вполне мог уничтожить вещественное доказательство, улику. Ясно?

Она замолчала, пытаясь снова и снова прокрутить в памяти картину происшедшего. Да, теперь она очень хорошо вспомнила самые последние секунды. Она толкала Дилана не в окно. Рядом с подоконником стоял небольшой столик на колесах, уставленный тарелками и бокалами. Дилан как‑то неловко пошатнулся, упал на столик. Столик покатился к окну… Потом раздался звон разбитого стекла, и…

Мысли Келли были прерваны появлением в каюте офицера береговой охраны.

Перл тут же вскочил с дивана и с радостной улыбкой на устах бросился встречать его.

— О, синьор! — воскликнул он. — Надеюсь, все в полном порядке?

Мексиканец тоже улыбался, хотя то, что он сообщил Перлу, несколько поубавило его энтузиазм.

— Нет, к сожалению, мы не смогли починить двигатель, — сказал офицер. — Механик уехал в город за запасными частями. Он сказал, что не хватает какой‑то маленькой штучки. Тем временем, если вы, конечно, не возражаете, я свяжусь с властями штата Калифорния.

Разумеется, Перл не показал и виду, что огорчен. Однако это было весьма и весьма тревожно.

— Да, конечно, — продолжая улыбаться, сказал Перл. — Вы можете делать все, что угодно. Мы совершенно чисты перед законом. Думаю, что то же самое вам скажут и представители наших властей.

— Мы обязаны получить подтверждение от полиции штата, — сказал офицер береговой охраны. — Кстати, мы созвонились с одним из родственников мистера Коэна.

Мур упавшим голосом спросил:

— Это моя сестра?

— Нет, — снова улыбнулся офицер.

— Значит, все улажено, синьор? — воскликнул Перл, пока офицер еще не успел ответить.

Мексиканец как‑то неопределенно пожал плечами.

— Нет, я бы так не сказал. Родственник мистера Коэна — это мужчина. Он очень беспокоится. Он сказал, что скоро приедет сюда.

Оставив беглецов пребывать в растерянности, офицер береговой охраны вышел из каюты.

Перл шумно вздохнул.

— Это Роулингс. Роулингс, черт побери, — выругался он. — Ну, ладно, не надо расстраиваться. Подумайте, как нам можно добраться до Энсенадо.

И вдруг Оуэн проявил несвойственную для него решительность.

— Нет, нет, — он бросился к Перлу. — Полиции известно все. Они просто пытаются отвлечь наше внимание. Ты видишь, Перл, они делают вид, что ничего не происходит, а сами наверняка поехали за Роулингсом. Меня будут разыскивать. Уходите, а я останусь здесь и попытаюсь задержать Роулингса.

Келли нерешительно возразила:

— Нет, Оуэн, мы не бросим тебя.

Мур снова замахал руками.

— Нет, нет, уходите. Втроем нам не спастись. Неужели вы не понимаете, что кто‑то должен отвлекать их внимание. Я попробую взять все на себя. Спасайтесь, иначе всем будет хуже.

Келли и Перл обменялись понимающими взглядами.

— Да, Оуэн, пожалуй, ты прав.

Перл похлопал его по плечу.

— Спасибо, я не забуду этого. Я тебе уже обещал и теперь торжественно повторяю снова — ты обязательно будешь упомянут в моих мемуарах.

Но Мур на сей раз был не склонен воспринимать шутки.

— Скорее, я попробую как‑нибудь справиться с Роулингсом один.

Келли испуганно посмотрела на Перла.

— Но как же мы покинем яхту? Ведь здесь офицеры береговой охраны?

— Я думаю, они не станут возражать, если мы с тобой попросим их отвезти нас на берег, в ближайший бар. В конце концов, мы же не можем здесь умирать от голода в ожидании того, как починят наш двигатель. Они сами нас довезут до причала. В общем, не бойся, все будет нормально. Мы справимся.

Он снова повернулся к Оуэну.

— Ну, что ж, друг, прощай. Думаю, что мы еще увидимся. Надеюсь, что он не причинит тебе вреда. В любом случае, морально мы с тобой.

Оуэн снова отчаянно замахал руками.

— Торопитесь! Иначе скоро здесь будет Роулингс. Если он схватит всех нас, то изолятора нам не избежать.

— О'кей.

Перл взял Келли за руку.

— Пошли. Нам действительно нужно торопиться. Хорошо еще, что я захватил с собой кое–какие деньги. Иначе, нам пришлось бы здесь туго.

ГЛАВА 3

Круз навещает жену в полицейском участке. Иден пытается найти поддержку у матери. София встает на ее сторону. Роулингс не оставляет своих намерений.

Было уже десять часов вечера, когда Круз осторожно вошел в комнату, где на деревянной тахте, накрывшись с головой одеялом, лежала Сантана. Дежуривший рядом с ней полицейский предупредительно встал, увидев инспектора Кастильо.

— Ваша жена спит, инспектор, — сказал он.

Словно в опровержение его слов, Сантана приоткрыла краешек одеяла и выглянула. Увидев мужа, она снова откинулась на подушку.

Круз наклонился поближе к полицейскому и шепнул ему на ухо:

— Я хотел бы поговорить с ней. Ты не мог бы оставить нас наедине на несколько минут?

Полисмен кивнул.

— Да, конечно. Никаких проблем. Думаю, что сейчас она не будет бить окна и бросаться с кулаками. После посещения доктора она выглядит гораздо спокойней.

Когда полицейский вышел, Круз подошел к тахте и участливо спросил у Сантаны:

— Как ты?

Она устало перевернулась на другой бок, не ответив ни слова.

Круз осторожно присел на краешек тахты в ногах у Сантаны. Он посмотрел на нее так, словно ему хотелось сказать что‑то важное, но он не знал с чего начать.

Сантана тоже взглянула на него, не говоря ни слова.

Наконец, Круз сказал:

— Доктор говорит, что скоро тебя переведут в больницу. Он должен провести обследование. Ты в состоянии передвигаться или надо немного отдохнуть?

Она слабо улыбнулась.

— Поедем.

Сантана выбралась из‑под одеяла и уселась, опершись спиной на подушку.

Только сейчас Круз заметил, что у нее забинтованы обе ладони.

Она сдавленным голосом ответила:

— Ничего страшного. Это я порезалась об осколки стекла.

Круз удрученно покачал головой.

— Ты вела себя очень несдержанно.

Сантана промолчала.

— Врач сделал тебе инъекцию?

Сантана облегченно вздохнула.

— Да. Он накачал меня транквилизаторами. Странно, что ты до сих пор сам не упек меня в больницу.

Круз почувствовал себя неловко.

— Я буду помогать тебе, Сантана. Обязательно. Ты не останешься одна, можешь поверить моему слову.

Она стала теребить бинты.

— Мне всегда нравилась твоя сильная воля, — еле слышно проговорила Сантана. — Моя жизнь превратилась в кошмар. Может быть, тебе лучше уйти?

Круз решительно покачал головой.

— Нет, я не могу.

Она поправила подушку за спиной.

— Хорошо. Если можешь, ответь мне на несколько вопросов.

Она говорила медленно, тщательно подбирая слова, а глаза ее при этом были полуприкрыты. Сантана словно находилась в каком‑то летаргическом состоянии, что, впрочем, было легко объяснимо большой дозой успокаивающих средств, которые, разумеется, не могли добавить ей бодрости.

— Да, я тебя слушаю.

Она медленно поправила волосы.

— Скажи мне, Круз, сколько мы уже женаты?

Вопрос оказался для Круза совершенно неожиданным.

— А почему ты?.. — попытался было спросить он, но затем, спохватившись, ответил: — Больше года.

Сантана вяло усмехнулась.

— Отец мне когда‑то рассказывал, что если животное посадить на цепь, то через полчаса оно забудет о свободе и будет считать цепь нормой. Нечто подобное произошло со мной. Я привыкла к тебе, я не представляю своего существования без тебя. Все остальное было вторично. Тюрьма или больница покажутся мне раем.

Круз с несчастным видом посмотрел на нее.

— Почему ты не доверяешь мне? В каждом твоем взгляде я ощущаю недоверие. Почему ты подозреваешь меня в злом умысле? Я твой муж и желаю тебе только добра.

Сантана отрешенно опустила голову.

— Не надо слов. Ты, как всегда, окажешься прав. А я, как всегда, ошиблась, — равнодушно сказала она. — А впрочем, наверное, такова моя участь. Я ненавижу тебя и не хочу жить с тобой. Ты мне противен.

Круз поморщился.

— К сожалению, мне приходится говорить тебе об этом, — продолжила Сантана. — Разве ты не понимаешь, что медленно убиваешь меня? Поверь, мне было нелегко решиться на этот шаг. Я боялась этого момента. Но вот черта преодолена. А боли нет. Я чувствую себя превосходно. Наконец‑то я свободна. Свободна. Свободна…

Она умолкла и, словно увядший цветок, опустила голову.

Круз понял, что под действием транквилизаторов Сантана просто отключилась. Он осторожно поднялся и, тяжело вздохнув, вышел из комнаты.

Иден вышла во двор дома и, сняв толстый махровый халат, осталась в одном купальнике. Вечер был таким же жарким, как и весь день. Но купаться ей почему‑то расхотелось. После разговора с матерью Иден чувствовала себя подавленно. Ей казалось, что весь мир вокруг ополчился против нее. Даже вечернее солнце не радовало. Просидев на бортике бассейна с четверть часа, Иден, наконец, поднялась и, перекинув халат через руку, вернулась в дом. Навстречу ей из коридора вышла София. Увидев расстроенную дочь, она сказала:

— Извини, Иден, наверное, наш разговор испортил тебе настроение.

Иден смущенно опустила глаза.

— Мама, можно я задам тебе один вопрос? Но предупреждаю сразу, он может тебе не понравиться. Ты, конечно, вправе не отвечать, но мне хотелось бы услышать твой ответ.

София вопросительно подняла голову.

— Ну, что ж, задавай.

— Мама, когда ты познакомилась с отцом, он был женат на Памелле?

София немного помолчала.

— К тому времени они уже разошлись.

Иден покачала головой.

— Но, насколько мне известно, они разводиться не собирались.

София почувствовала смущение.

— Не надо искать аналоги. Возможно, ты в какой‑то мере пытаешься себя оправдать. Иден, поверь, мне неловко вспоминать те годы. Я уверена, что в те годы наделала много ошибок, а потому не могу быть абсолютно спокойной. За многое мне больно. Я уверена, что будь у меня еще одна возможность прожить жизнь сначала, я бы этого не допустила. Множество решений наших проблем лежало на поверхности, но, к сожалению, я была недостаточно опытна и умна для того, чтобы ухватить нужную ниточку. Мне очень жаль, что получилось именно так, но уже ничего нельзя изменить.

Иден понимающе кивнула.

— Жизненный опыт — это анализ своих и чужих ошибок, — сказала она. — Опыт приобретается болезненно, с большим трудом. Мама, мы пытаемся исправить прошлое. Возможно, поэтому ты снова выходишь замуж за отца.

София некоторое время молчала.

— Да, возможно, ты права, — наконец сказала она. — Хотя порой в этом нелегко бывает признаться даже самому себе.

Иден подхватила:

— Вот именно. Я пытаюсь быть честной сама с собой, мама. Мне известна причина, по которой Круз не может жить со мной. Он чувствует себя опустошенным, он несет тяжелейшее бремя вины, ответственности и катастрофической безысходности. Никто не может ему помочь. Круз женат на женщине, которая его отвергла.

Она стала говорить медленнее:

— Я пыталась помочь ему, однако это было ошибкой с моей стороны. Все мои поступки не приносят ему ничего, кроме вреда. Я и сама догадывалась об этом, но каждый раз закрывала глаза и думала, что вот сейчас вот все получится, все выйдет. Я хотела заставить Сантану отказаться от Круза. Я даже пыталась шантажировать ее. Мне было известно о ее любовном романе с Кейтом Тиммонсом, но ни разу ничего хорошего из этого не получилось. Мне вообще не стоило вмешиваться в их дела.

Чуть не плача, София произнесла:

— Я не исключаю возможность счастливой развязки, однако здесь все зависит только от Круза.

Иден гордо вскинула голову.

— Хорошо, я согласна ждать хоть целую вечность. Мама, а если Круз ждет, что первый шаг навстречу сделаю я?

Перл и Келли вышли на мостик яхты и осмотрелись. Молодой офицер береговой охраны стоял на носу корабля, переговариваясь с кем‑то по переносному радиопередатчику.

— Эй, синьор! — обратился к нему Перл, когда офицер закончил разговор. — Нам нужно отправиться на берег. К сожалению, у нас кончились все запасы еды, а, как вы сами понимаете, на голодный желудок даже в Мексике не очень‑то приятно.

Офицер подозрительно посмотрел на Перла.

— Мы могли бы заглянуть в ближайший бар, — продолжил тот. — А потом вы отвезете нас обратно на яхту.

Мексиканец неохотно кивнул.

— Хорошо.

Они спустились в патрульный катер и спустя несколько минут уже были на причале. Когда Перл и Келли выбрались на берег, радиопередатчик на груди офицера стал тонко пищать.

— По–моему, вас вызывают, — весело сказал Перл, показывая пальцем на передатчик.

Офицер улыбнулся.

— Да, да.

Приложив к уху микрофон, он выслушал сообщение, затем что‑то коротко бросил.

— К сожалению, господа, — обратился он затем к Перлу и Келли, — я не смогу вас обождать. Вам придется добираться на яхту самим. Рекомендую обратиться к ближайшему лодочнику. Мне же необходимо дождаться здесь полицейский наряд.

Перл постарался не демонстрировать излишнего любопытства.

— Я надеюсь, нас не собираются отправлять в тюрьму? — с веселой, беззаботной улыбкой сказал он.

Офицер отрицательно покачал головой.

— Нет. Но вместе с полицейскими должен приехать родственник мистера Коэна. Он очень беспокоился.

Перл не подал виду.

— А, наверное, я догадываюсь, о ком идет речь, — понимающе протянул он. — Ну, что ж, к моменту его появления мы тоже вернемся. Если, конечно, мексиканские угощения не задержат нас. Ну, что ж, офицер, желаю удачи.

Перл махнул рукой и вместе с Келли отправился вверх по берегу.

Спустя несколько минут после того, как они растворились в вечернем полумраке, к пирсу подъехала полицейская машина. Из нее с удовлетворенным видом выбрался доктор Роулингс и, отряхивая немного измявшийся и запылившийся пиджак, подошел к патрульному катеру.

— Моя фамилия мистер Роулингс, — сказал он с гордым видом. — Господа полицейские сказали мне, что где‑то здесь находится яхта, на которой прибыл в Мексику мой родственник.

Офицер береговой охраны утвердительно кивнул.

— Да. Вон она стоит на рейде, — ответил он на птичьем английском. — А ваш родственник как раз находится сейчас там. Мы можем отправиться туда немедленно.

Если бы рядом был Перл, то он наверняка бы назвал улыбку доктора Роулингса омерзительной.

Дождавшись, пока из патрульной машины выйдут еще двое полицейских, Роулингс вместе с ними перебрался на катер. Заревев мотором, посудина развернулась у пирса и направилась к яхте.

Спустя несколько минут доктор Роулингс спустился в каюту, где, дрожа от страха, его ожидал Оуэн Мур.

— Здравствуй, Оуэн, — ядовито улыбаясь, произнес Роулингс. — Признаться, я уже не чаял увидеть и услышать тебя. Мне очень приятна эта встреча. Почему же ты не радуешься?

Мур выглядел так, словно его должны были с минуты на минуту посадить на электрический стул.

— 3–здравствуйте, доктор Р–роулингс, — запинаясь, произнес он. — Я–я т–тоже н–не ожидал вас увидеть.

Роулингс не удержался от смеха.

— Да, я вижу, что наша встреча доставляет тебе неизъяснимое удовольствие. Ну, ничего. Очевидно, мое появление послужило для тебя сюрпризом. Ничего, Оуэн, твое душевное смятение скоро пройдет, и мы сможем поговорить по душам. Кстати, чтобы успокоить тебя, скажу, что я прибыл на эту яхту вместе с двумя полицейскими, которые дожидаются меня наверху. Если у нас возникнут какие‑то непредвиденные сложности, я думаю, они смогут нам помочь.

Эта недвусмысленная угроза подействовала на Мура сокрушительно. Чуть не плача, он пробормотал:

— Я готов с вами разговаривать, доктор Роулингс. Думаю, что вы не разочаруетесь во мне.

Роулингс по–хозяйски прошелся по каюте.

— А где наши друзья Перл и Келли? — тоном полицейского осведомился он.

— Их, их нет, — запинаясь, произнес Мур. — Они ушли.

Роулингс недоуменно посмотрел на него.

— Как это ушли? Куда?

— Леонард, то есть, Перл, — поправился Оуэн, — собирался заняться инспектированием зоны Панамского канала. Он сказал, что первая леди должна отправиться вместе с ним. Я думаю, что сейчас они где‑нибудь там.

Мур растерянно умолк, увидев обращенный на него строгий взгляд доктора Роулингса.

— Оуэн, — осуждающе сказал он, — зачем ты пытаешься меня обмануть?

— Это правда, доктор Роулингс! — воскликнул Мур. — Я рассказал им, что вам все известно. Келли перепугалась до смерти и попросила Перла зафрахтовать корабль прямо до Бостона.

Роулингс посмотрел на него свысока.

— Оуэн, допустим, я тебе поверю. А почему ты не отправился вместе с ними? Почему ты остался один? Нехорошо, Оуэн, — он покачал головой. — Похоже, ты проявил благородство, и решил, во что бы то ни стало, сбить меня со следу. Зачем ты лжешь мне?

Мур взмолился:

— Доктор Роулингс, не надо отправлять меня обратно в больницу. Я больше не хочу туда возвращаться. Ведь это так просто, забудьте обо мне. Забудьте о моем существовании и все. Сделайте вид, будто меня не существует на свете, ведь вам это ничего не стоит.

Роулингс мстительно прищурился.

— Нет, Оуэн, так дело не пойдет.

Он направился к выходу из каюты.

— Полиция, полиция!

Мур, обливаясь холодным потом, забился в угол и стал трястись от страха, ожидая решения своей участи.

Звонок в дверь прервал разговор Софии и Иден.

— Извини, дорогая, я открою.

София отправилась в прихожую. На пороге стоял Круз.

— Добрый вечер, — хмуро сказал он.

София от удивления долго не могла вымолвить ни слова. Они с Иден только что разговаривали о нем, и вот он уже здесь. Это было действительно неожиданностью.

— Круз? — только и смогла выговорить она. Он выглядел очень мрачно.

— А где Брэндон?

Он по–прежнему стоял на пороге, не осмеливаясь войти в дом.

— Брэндона здесь нет, — ответила София. — Он отправился в кино вместе с Рубеном. Они вернутся с минуты на минуту.

Круз опустил голову.

— Понятно. Если вы не возражаете, я хотел бы подождать его. Кроме того, мне хотелось бы поговорить с мистером Си.

— Его нет дома.

Круз понимающе кивнул.

— Ясно. Очень жаль, потому что я не хотел бы откладывать этот разговор надолго.

София обеспокоенно отступила назад.

— А в чем дело?

— Мне обязательно нужно поговорить с мистером Си. Это касается Брэндона. София, я хотел бы попросить тебя гоже подумать об этом.

— Да, конечно, — как‑то отрешенно ответила она. — Послушай, Круз, мне очень жаль, что так случилось с Сатаной.

Он рассеянно кивнул.

— Да, конечно. Спасибо, София.

— Нет, мне действительно очень жаль. Вы — прекрасные люди, ты и Сантана. Я искренне желала вам счастья, но после того, что случилось, мне не остается ничего иного, как выразить свое сожаление.

У нее складывалось такое впечатление, что Круз приехал в такой поздний час в дом Кэпвеллов не только для того, чтобы забрать Брэндона. Но он не осмеливался высказать то, что его волновало, а София не знала, как вызвать его на такую откровенность.

Забыв о том, что собирался подождать Брэндона, Круз немного потоптался на пороге и уже собрался уходить. Однако в этот момент в прихожей появилась Иден.

— Подожди! — воскликнула она. Круз нерешительно взглянул на нее.

— Иден?

Она смущенно взглянула на мать.

— Я думала, может быть, ты зайдешь? — предложила она со смущением.

София поняла, что именно этого и хотел Круз. Ничего не говоря, он перешагнул через порог и вошел в прихожую.

Иден с облегчением вздохнула.

— Как Сантана?

— Нормально, — ответил Круз. — Сегодня ее должны положить на обследование в больницу. Наверное, она уже там.

Иден непонимающе тряхнула головой.

— Что значит, наверное? Ты не отвозил ее?

Круз не осмеливался поднять на нее взгляд.

— Нет, я не поехал с ней. Нет, нет, — запинаясь, ответил он.

Наступила неловкая пауза.

— Может быть, Брэндон будет ночевать у нас? — предложила она. — Однако если ты настаиваешь, то Рубен может отвести его к тебе домой.

— Нет, нет, — торопливо ответил он, — пусть останется здесь. Я не знаю, что мне сказать мальчику.

После этих слов в прихожей снова воцарилось молчание. Иден, не сводя взгляда, смотрела на Круза, а он растерянно водил носком по полу.

— Ну, ладно, я, пожалуй, лучше поеду, — наконец не выдержал Круз.

Он направился к двери, провожаемый бессильным взглядом Иден. Когда он вышел на порог, она бросилась за ним, но София удержала ее.

— Не надо, — осторожно сказала София, — он сейчас выглядит очень усталым. Его не стоит трогать.

Иден безнадежно кивнула.

— Да, ты права.

Они вернулись в дом, закрыв за собой дверь.

— Мама, пожалуй, я пойду, полежу немного у себя, пока не придет отец.

Обреченно опустив плечи, Иден медленно побрела к лестнице.

София долго колебалась, прежде чем обратиться к дочери, но, наконец, решилась.

— Иден, подожди! — воскликнула она. Та удивленно обернулась.

— Мама, по–моему, мы обо всем поговорили.

София решительно подошла к дочери.

— Нет, Иден, я наблюдала за тобой и видела твои мучения. Ты хотела обнять Круза и признаться ему в любви. Ты сдержала свои эмоции. Ты поступила правильно.

Эти слова матери стали словно последней каплей, переполнившей чашу терпения Иден.

— Нет, я так не считаю! — горячо воскликнула она и, бросившись к столу, схватила свою сумочку.

— Куда ты?

Иден растерянно застыла у стола.

— А ты как думаешь, мама?

Та отрицательно покачала головой.

— Не надо, не ходи. Ты совсем забыла мои слова. Я ведь тебе уже говорила, ты не должна терять своего собственного достоинства. Если ты сейчас отправишься за ним, ты только унизишь себя.

Иден выглядела совершенно расстроенной. Невпопад размахивая руками, она закричала:

— Мама, неужели ты думаешь, что он не знает, где Брэндон в такой поздний час? Какое кино? Этими баснями можно накормить кого угодно, но только не Круза. И о том, что отец дома, он прекрасно знает.

София решительно преградила ей путь.

— Иден, не смей. Ты совершаешь глупость.

— Это не глупость, мама! — горячо воскликнула та. — Сейчас решается моя судьба. Он — моя жизнь, все остальное — это мелочи. Мама, я нужна Крузу. У него кроме меня никого нет, как ты не понимаешь?

София не уступала.

— Но совсем недавно ты не была настроена так решительно. Что с тобой произошло? Почему ты вдруг бросаешься следом за ним?

— Бессмысленно сидеть, сложа руки. Уже многие годы я люблю Круза. Наша любовь выдержала испытание временем. Неужели, находясь рядом с любимым человеком, я должна молчать и отводить в сторону свой взгляд? Безропотность и смирение — это удел слабых. Я должна оказать ему поддержку. Мама, я не скрываю свою любовь и не стыжусь ее. Я не стыжусь своей любви!

Ее горячий тон убедил мать. Смахивая слезы, София воскликнула:

— Ну, тогда не теряй ни секунды! Догоняй его! Он еще здесь, рядом.

Иден метнулась к двери и выскочила на улицу.

София проводила ее полным любви и сожаления взглядом. Она понимала, что ее дочь поступает опрометчиво, что все это может закончиться совершенно непредсказуемо, однако ничего не могла поделать ни с Иден, ни с собой. Она желала дочери только счастья. А в таких случаях долго выбирать не приходилось. В жизни Иден, действительно, наступил решающий момент. Она так долго ждала этой возможности, что не могла не воспользоваться ею.

— Господи, сделай так, чтобы у них все было хорошо, — прошептала София. — Иден заслужила того.

В баре с символическим названием «Эсперансо» — «Надежда» — Перл и Келли нашли временный приют. Перл договорился с хозяином заведения, и тот принес им несколько собственных поношенных вещей, а также кое‑что для Келли. Она примерила перед зеркалом расшитое экзотическими мексиканскими узорами летнее платье и цветастый платок. Перл нахлобучил на себя широкополую шляпу, и также сменил рубашку и брюки.

Келли стояла перед зеркалом, примеряя обновки, и вдруг с невероятной ясностью увидела еще одну картину из событий, происшедших с ней в президентском номере отеля «Кэпвелл». Там тоже было зеркало на стене, и она вспомнила, как спустя несколько минут после того, как Дилан выпал из окна, она увидела в зеркале отражение Джины, которая вошла в номер. Точно, это была Джина. Она была так взволнована, словно уже знала, что здесь произошло. Келли тогда резко обернулась и долгим, непонимающим взглядом смотрела на Джину. Потрясение от того, что произошло между ней и Диланом, было так велико, что Келли потеряла дар речи. Джина начала что‑то говорить. Кажется, она успокаивала Келли. Но вот что произошло потом? Что было потом?..

В квартире окружного прокурора громко играла музыка. На полу, возле окна, лежал забытый хозяином распотрошенный кондиционер. Сам Кейт Тиммонс, закинув ноги на журнальный столик, лежал на диване в гостиной. Рядом с ним, небрежно развалившись, возлежала Джина. Опустевшая бутылка шампанского сиротливо стояла на полу, однако бокалы в их руках были еще полны прозрачной, искрящейся жидкостью.

— Остатки шампанского ты выпьешь из моей туфельки, — лениво протянула Джина. — Думаю, что тебе это должно понравиться.

Тиммонс, так же лениво, как объевшийся кот, покачал головой.

— Нет, это не гигиенично.

Джина усмехнулась.

— Бог ты мой, какие мы нежные! Не пугайся, благородное французское шампанское продезинфицирует мою обувь. Можешь не бояться, ничего с твоим желудком не случится.

Тиммонс скривился.

— А если случится? Потом всю ночь придется мучаться с животом. Неужели ты пришла ради того только, чтобы удостоить меня такой награды? Мне этого совсем не хочется.

Джина засмеялась.

— Наверное, в старости ты будешь вести себя, как миллионер Говард Хьюз. Он каждый час мылся, ни к чему не притрагивался и ел только стерилизованную пищу. Наверное, тебе не дает покоя его слава.

Тиммонс лениво хмыкнул.

— А тебе, наверное, не дает покоя слава самых знаменитых преступниц мира.

Она кокетливо повела плечом.

— Фу, Кейт, как тебе не стыдно оскорблять невинную женщину? А я‑то думала, что ты отличаешься от этих жалких бумагомарак, которые называют меня отравительницей.

Тиммонс сделал глоток шампанского.

— Да я не об этом, Джина.

— А о чем же?

— Из тебя получилась бы весьма неплохая воровка.

Джина оскорбленно вскинула голову.

— Ну, вот, теперь уже и воровкой меня называешь. С чего это ты?

Тиммонс ехидно улыбнулся.

— А что ты делала в тот вечер в моем кабинете? Тебя привело туда желание поближе познакомиться с атмосферой на моем рабочем месте?

— Нет, меня привела туда любовь к приключениям.

— И любовь к чтению? — добавил Тиммонс. — Правда, насколько я понял, ты любишь читать не книги, а чужие письма и документы? Весьма своеобразная страсть.

Джина поправила его:

— Никаких чужих писем я не читала, а если ты имеешь в виду это заключение экспертов, которое лежало у тебя на столе, то я все равно там ничего не поняла.

Она встала с дивана и с бокалом шампанского в руке прошлась по гостиной.

— А я понял из этого заключения, — с глубокомысленным видом заявил окружной прокурор, — что это именно ты подменила лекарство от аллергии, которое было прописано Сантане, на нечто более сильное.

Джина самодовольно рассмеялась.

— Да, бедняжка очень страдала. Я просто пожалела ее.

На сей раз окружной прокурор не улыбался.

— Джина, хочу предупредить тебя, что это наверняка всплывет во время расследования. Если твое имя начнут упоминать на судебном заседании в связи с этими таблетками, тебе не поздоровится.

Джина махнула рукой и со смехом сказала:

— Вздор! Сантана ни о чем таком сказать не сможет просто потому, что даже не подозревает. Я ни капельки не боюсь.

Тиммонс с сомнением покачал головой.

— Но это еще ничего не значит. Опытный врач сразу же поймет, в чем дело. Симптомы наркотического отравления налицо. Сантана, разумеется, будет отрицать употребление наркотиков. Сразу же встанет вопрос об экспертизе, и они неминуемо обнаружат, что препарат, прописанный Сантане, ничем даже и близко не напоминает то, что она употребляла.

Джина равнодушно махнула рукой.

— Я тоже буду отрицать, что имею к этому какое‑либо отношение. Кто сможет доказать, что я виновна? Не смеши меня, Кейт.

Тиммонс сморщился так, словно только что выпил не глоток превосходного французского шампанского, а прокисшее вино из погребов какого‑нибудь захудалого фермера.

— Но ведь Сантана привыкла к наркотикам, — с сожалением сказал он. — Меня это весьма удручает.

Джина с удобством расположилась в кресле напротив дивана.

— А ты не грусти, Кейт, — наслаждаясь шампанским, сказала она. — Впрочем, ты особо и не переживал, когда узнал состав этих милых таблеточек. Не исключено, что тебе на все наплевать. Но я склоняюсь к другой версии. Ты накачиваешь женщину наркотиками, а потом затаскиваешь ее к себе в постель.

Она так лукаво взглянула на окружного прокурора, что тот не выдержал и рассмеялся.

— Ты умна. Но почему ты, в таком случае, не богата? — въедливо заметил он.

Джина фыркнула.

— Очень странный переход. По–моему, ты стараешься уйти от основной темы.

Тиммонс со стойким упорством повторял:

— Ну, все‑таки, почему ты не богата?

Джина отпила еще немного шампанского и серьезно сказала:

— Вообще‑то я не имею дурной привычки доверять людям, но для тебя, так и быть, я сделаю исключение. Через две недели я буду миллионершей.

Тиммонс почти не отреагировал на это смелое признание.

— Неужели? У тебя купят оптом сразу три коробки печенья? — со скептической улыбкой поинтересовался он.

Джина оскорбленно отвернулась.

— Смейся, смейся, Кейт. Но это будет совсем не смешно, когда я добьюсь успеха. Присоединяйся, если хочешь заработать большие деньги, а не потертые штаны государственного служащего и крохотную пенсию.

Улыбка окружного прокурора приобрела кислый оттенок. Очевидно, замечание о протертых штанах государственного служащего попало в точку. Перспектива провести свои лучшие годы на конторском стуле не слишком‑то прельщала его. Однако жизнь приучила Тиммонса к тому, что к своей цели лучше подбираться осторожно, мелкими шагами, не пытаясь прибегать к тактике больших скачков. Он уже твердо уяснил, что чем выше и сильнее прыжок, тем больнее падать.

— Джина, ты строишь неосуществимые планы, — с некоторым сожалением сказал он, поднимаясь с дивана. Кстати, а как ты собираешься вернуть себе Брэндона? У тебя есть какие‑нибудь идеи? Мне очень хотелось бы узнать.

Джина, ничуть не смутившись, тут же ответила:

— Это решение будет принимать СиСи, хотя мне уже и сегодня известно, что он ответит. В общем, эта проблема меня уже не интересует. Я думаю, она будет сразу же решена. Никаких препятствий на этом пути возникнуть не должно.

Тиммонса это сообщение почему‑то не обрадовало. Он прохаживался по гостиной с довольно унылым видом.

— Насколько я понимаю, СиСи не отдаст тебе ребенка.

Джина самонадеянно махнула рукой.

— СиСи посоветуется с Брэндоном. И я уверена, что мальчик вернется ко мне, когда узнает, что Сантана — наркоманка и преступница.

Тиммонс посмотрел на нее как на сумасшедшую.

— Ты собираешься рассказать ему правду?

Джина гордо вскинула голову.

— А почему бы и нет? Брэндон имеет право знать обо всем, что происходит за его спиной.

Тиммонс отрицательно покачал головой.

— Но Сантана была хорошей матерью.

Джина едва не задохнулась от возмущения.

— Сантана — не его мать, — резко заявила она. — Я вырастила и воспитала мальчика. Именно мне он обязан всем.

Тиммонс осторожно заметил:

— Не забывай о том, что и после тебя в его жизни было много событий. Сантана и Круз стали ему настоящими родителями.

Джина брезгливо поморщилась.

— Неужели мы будем целый вечер говорить о Сантане? Я — деловая женщина и пришла сюда совершенно не за этим. Я совершенно не намерена попусту терять время.

Окружной прокурор шумно вздохнул.

— Я не сторонник силового воздействия, — заметил он.

Джина скептически взглянула на него.

— Кейт, только не надо вкручивать мне мозги, — своенравно заявила она.

Тиммонс посмотрел на нее с таким изумлением, что Джине волей–неволей пришлось объясняться.

— Я имею в виду, что ты не агнец Божий, а зубастая акула. Ладно, завязывай трепаться о Сантане и давай перейдем к делу.

Тиммонс игриво улыбнулся.

— Ты ведешь себя так, как будто ревнуешь меня к ней. Или я ошибаюсь?

Джина без особого сожаления признала:

— Возможно, твои вздохи и сожаления о сумасшедшей Сантане ранят мою нежную душу.

Тиммонс вызывающе вскинул голову.

— Она даст фору в сто очков и с легкостью выиграет у тебя.

Джина удивленно подняла брови.

— Ах, вот как? Ну, что ж, посмотрим.

С этими словами она поставила бокал с шампанским на журнальный столик, подошла к окружному прокурору и, нагло глядя ему прямо в глаза, расстегнула рубашку на его груди.

Тиммонс не сопротивлялся. Затем Джина толкнула его на диван и, словно изнемогающая от сексуальной похоти кошка, бросилась ему на шею. Одарив Тиммонса жадным поцелуем, она толкнула его на диван и, горделиво подбоченясь, заявила:

— А сейчас ты получишь возможность сравнить, кто лучше — я или Сантана. Клянусь своим нижним бельем, ты еще не встречался с такой секс–бомбой. Тебя ожидает настоящая Хиросима.

Тяжело дыша, Тиммонс ошалело смотрел на Джину.

— Судя по твоему взгляду, — победоносно заявила она, — ты меня просто боишься. У тебя руки дрожат.

Дабы опровергнуть это наглое утверждение, Тиммонс схватил Джину и повалил на диван.

— О–хо–хо, — рассмеялась она. — Да ты настоящий зверь!

Ничего не отвечая, он принялся расстегивать пуговицы на ее блузке.

— Ну, держись, — мстительно засмеялся он. Джина бесстыдно раскинула руки.

— А сил у тебя хватит?

Он стал торопливо расстегивать лифчик на ее спине.

— Кейт, Кейт, успокойся. Ты сейчас все на мне разорвешь.

— Я саму тебя на части разорву, — прорычал он, не скрывая сексуального пыла.

Он с такой жадностью набросился на нее, что спустя минуту они упали с дивана и стали кататься в объятиях по толстому ворсистому ковру.

Иден стояла у двери дома Кастильо в нерешительности раздумывая, что делать дальше. Да, она хотела этой встречи с Крузом, она жаждала ее. Но она сомневалась и опасалась — как примет ее Круз. Она не сомневалась в его чувствах по отношению к ней, но сможет ли Круз именно сегодня принять ее, она не знала. Немного поколебавшись, она осторожно постучала в дверь.

Спустя несколько секунд Круз открыл ей. Когда их взгляды встретились, он не выдержал и отвел глаза. Молча махнув рукой, он жестом пригласил ее войти. Иден прошла в гостиную, где уже горел камин. Круз стоял, молча отвернувшись к огню. Иден увидела небрежно брошенную на стул рубашку и, не зная, куда деть руки от смущения, принялась аккуратно расправлять и укладывать ее. Круз, не оглядываясь, сказал:

— А я вот никак не могу заснуть.

Иден положила рубашку на стол и тут заметила стоявшую на подоконнике бутылку вина.

— Ты ел? — озабоченно спросила она.

Круз отрицательно покачал головой и ничего не ответил.

— Может быть, ты хочешь выпить? — предложила Иден.

Он снова покачал головой и, все также не осмеливаясь поднять глаза на Иден, прошел через гостиную к окну. Иден шагнула к нему. Круз открыл ставни, пуская в дом долгожданную прохладу. Иден остановилась за его спиной, подставляя лицо порывам свежего вечернего ветра.

— Я не могу видеть, как ты мучаешься, — наконец вымолвила она. — Тебе сейчас тяжело. Я люблю тебя.

Он молчал, и потому она снова повторила:

— Я люблю тебя.

Круз стоял не шелохнувшись. Иден не выдержала и обняла его за плечи.

— Люблю, — снова сказала она.

Наконец он набрался храбрости и повернулся к ней, чтобы что‑то сказать.

— Иден, — начал Круз.

Но она не дала ему договорить. Она бросилась на шею Круза и, крепко прижавшись к нему, стала снова и снова повторять:

— Люблю тебя, люблю.

Он шумно вздохнул. Не желая слышать никаких слов, Иден запечатала губы поцелуем. И тогда он сдался. На мгновение оторвавшись от губ Круза, она снова произнесла:

— Я люблю тебя.

— Тихо, не надо слов, — шептал он, еще крепче прижимая ее к себе. — Я знаю, я все знаю.

Он снова и снова обнимал ее, покрывая поцелуями лицо, шею, руки и плечи. Иден не смогла совладать с собой. По щекам ее покатились горячие крупные слезы.

— Я люблю тебя, люблю, — в исступлении повторяла она, погружая пальцы в его густые волосы.

Сейчас они были счастливы…

ГЛАВА 4

Круз не принимает любовь Иден. Джина строит амбициозные планы. Келли и Перл на пути в Энсенадо.

Иден не помнила, сколько прошло времени, пока они стояли, обнявшись у окна. Может, пять минут, может быть, час. А может быть, целая вечность. Она забыла о том, что такое время. Ей хотелось снова и снова целовать и обнимать его. Ей хотелось быть рядом с ним. Ей хотелось бросить все и раствориться в нем, в любимом. Эти минуты блаженства были так редки в ее жизни. После того, как им пришлось расстаться с Крузом, Иден даже и не допускала мысли о том, что у нее мог появиться какой‑то другой мужчина. Она по–прежнему преданно ждала его и только его. Иден надеялась, что когда‑нибудь судьба вновь повернется к ней лицом, и они смогут навсегда остаться вдвоем. Возможно, этот момент наступил именно сейчас. По крайней мере, так казалось Иден.

Вдруг Круз опустил руки и молча отвернулся. Иден поняла, что ее самые худшие опасения сбываются.

— Ты не виноват в том, что случилось с Сантаной, — с горечью сказала она.

Круз дышал так тяжело, словно свежий морской воздух не приносил ему облегчения.

— Но я должен помочь ей.

Иден кивнула.

— Понимаю. Но ты должен подумать и о себе.

Круз повернулся к ней и с какой‑то безнадежной тоской посмотрел ей в глаза.

— Я люблю тебя, — торопливо сказала Иден.

— Я тоже люблю тебя.

Но в его словах было больше горечи, чем осознания счастья. Конечно же, она не могла не заметить этого.

— Но? — вопросительно сказала Иден. Круз горько покачал головой.

— Нет.

У нее на глазах проступили слезы.

— Если хочешь, я могу уйти. Только скажи.

Круз подавленно молчал.

— Как там мое шампанское? — в сладкой истоме простонала Джина.

Нащупав рукой стоявший на журнальном столике рядом с диваном бокал шампанского, она немного отпила.

Кейт Тиммонс, едва прикрытый одеялом, поглаживал ее по обнаженному бедру.

— По–моему, у тебя какая‑то нездоровая страсть к шампанскому, — меланхолично сказал он.

Джина хитро улыбнулась.

— Да, жизнь в семействе Кэпвеллов избаловала меня.

Тиммонс наклонился и стал целовать ее бедро. Джина засмеялась.

— Перестань, мне щекотно.

Он снова откинулся на подушку.

— Кстати, о Кэпвеллах. По–моему, ты не слишком долго находилась в их семье.

Джина поставила бокал на место и откинулась на подушку.

— Этого было вполне достаточно.

Тиммонс все никак не мог насладиться ее телом. Жадно обняв ее, он пробормотал:

— Эх, Джина, Джина, ты родилась для великих дел.

Она серьезно посмотрела ему в глаза.

— Я давно знала об этом.

Тиммонс с сожалением покачал головой.

— Видишь ли, остальным такого не дано.

Джина с томным удовлетворением протянула:

— Для начала я правильно вышла замуж. И я сделаю это еще раз.

Тиммонс ползал по ней, как котенок.

— За кого же ты выйдешь замуж на этот раз? — на секунду оторвавшись от ее тела, спросил он.

Она рассмеялась.

— За того же, кого и прежде. За СиСи Кэпвелла.

— О, опять этот Кэпвелл. По–моему, ему вполне достаточно было одного раза.

Джина игриво оттолкнула его.

— Кейт, тут дело не в СиСи, а во мне. Он пока и не подозревает о том, что ему предстоит в ближайшем будущем. У меня получилось это один раз, получится и во второй.

Тиммонс пожирал ее жадным взглядом.

— Ох, какое у тебя тело, какое шикарное тело. Слушай, я возбуждаю тебя?

Джина прыснула со смеха.

— Интересно, а как ты думаешь? Пришла бы я к тебе в противном случае или нет?

Окружной прокурор задрожал всем телом.

— Ох, как приятно это слышать. Джина, ты не представляешь, как ты меня заводишь. Я готов быть здесь с тобою до утра.

Джина кокетливо высвободилась из‑под его объятий.

— Слушай, я обожаю секс, но мне нужно думать о своем будущем и о будущем сына.

Но Тиммонс никак не мог успокоиться. Он снова и снова начинал ласкать ее. Джине даже пришлось приложить некоторое усилие, чтобы остудить его пыл. Когда она ущипнула его за ягодицу, он немного успокоился.

— Ты говорила что‑то о СиСи Кэпвелле? — рассеянно спросил он.

— Да, я хочу с триумфом вернуться в его дом, — медленно и веско сказала Джина.

Тиммонс снова возобновил свои попытки овладеть Джиной. Уткнувшись ей носом в шею, он пробормотал:

— Но ведь СиСи выгнал тебя. Как ты собираешься вернуться? По–моему, это то же самое, что пытаться дважды войти в одну и ту же реку.

Джина уверенно заявила:

— Не пугайся, у меня есть то, что его несомненно заинтересует.

— Что это? — произнес он, отрываясь от шеи Джины. — Брэндон? Ты хочешь заинтересовать его Брэндоном? Но ведь мальчик и так живет у него.

— Нет, — решительно заявила Джина. — Я ему нужна.

Тиммонс ревниво вскочил.

— Ты нужна не только СиСи Кэпвеллу, но и мне. Я хочу владеть тобой. И вообще, давай не будем о будущем. Давай подумаем о том, что случится в ближайшие полчаса.

Он натянул на голову одеяло и бросился на Джину, как изголодавшийся матрос, который три месяца был в плавании.

— Ну, Джина, какое наслаждение ты мне доставляешь, — сладостно пробормотал он.

Но Джина резко оттолкнула его и выбралась из‑под одеяла.

— Да не торопись ты так. Похоже, Сантана держала тебя на голодном пайке.

Тиммонс беспечно махнул рукой.

— Да забудь ты о Сантане. Она — давно пройденный этап. Ты в сто раз лучше ее.

— А–а, — лукаво улыбнулась она. — Что ты говорил еще час назад? Помнишь?

Она передразнила его:

— Сантана даст тебе сто очков вперед. Что, уже забыл?

Тиммонс развел руками.

— Ну, должен же был я как‑то раззадорить тебя.

— А меня не надо было раззадоривать, — скривилась Джина. — Я сама к тебе за этим пришла. Но ты, дурачок, не сразу это понял.

Тиммонс был вынужден признать это.

— Ну, ладно, что было, то прошло, — торопливо сказал он. — Не стоит вспоминать худшие моменты нашей жизни.

— Нет, стоит, — возразила Джина. — Между прочим, я недвусмысленно намекала тебе на свое заинтересованное отношение еще пару месяцев назад, но, по–моему, ты тогда был слишком увлечен Сантаной и не мог по достоинству оценить все блестящие перспективы, которые открывались бы перед тобой, прими ты мое предложение.

Тиммонс с сожалением причмокнул.

— Ну, все мы иногда совершаем ошибки. Что поделаешь. Но зато теперь, клянусь, этого не повторится. Ты просто очаровала меня, Джина. Такой сексуальной женщины я еще никогда в своей жизни не встречал. Хотя, уверяю тебя, мне пришлось познакомиться со многими.

— Не сомневаюсь, — рассмеялась она. — Ты — мужчина видный. К тому же, холостой. Мало кто мог бы устоять перед твоими чарами. Впрочем, я знаю одну женщину, которая не поддалась на твои уговоры.

Тиммонс скривился.

— Кто же это? Я что‑то не припоминаю. По–моему, в этой постели побывало уже половина Санта–Барбары. Во всяком случае, те, по отношению к кому я проявлял заинтересованность.

Джина кокетливо помахала пальчиком перед его глазами.

— Нет, не все. Вспомни Иден Кэпвелл.

Тиммонс громко застонал и откинулся на подушку.

— О Боже, ты и об этом знаешь. Джина, есть ли что‑нибудь на этом свете, мимо чего ты могла бы пройти, не обратив на это внимания?

Джина сладко потянулась.

— Если бы я оставляла без внимания многие важные вещи, меня бы здесь сейчас не было. Я бы наверняка б пыхтела над очередной порцией печенья в своей пекарне, мучаясь вопросом: сколько туда положить соли, корицы и масла.

Тиммонс понимающе кивнул.

— Да, похоже, что и для СиСи Кэпвелла ты приготовила какой‑то сюрприз. Даю голову на отсечение, что в один прекрасный момент ты прижмешь его к стене в одном укромном уголке, и тогда у него не будет другого выхода, кроме как принять твое предложение.

Джина удовлетворенно улыбнулась.

— Да, у меня есть для него парочка тузов в рукаве. Я их всех опережу на сто очков. В конце концов, есть только одна миссис Кэпвелл, и это я. Я изменю обстановку в доме.

— Ты думаешь, что обстановка в доме Кэпвеллов не соответствует твоим вкусам? — полюбопытствовал Тиммонс.

— О, да, — уверенно ответила Джина. — Иден разбирается в интерьерах ресторанов, но она не знает, как обустроить дом. О Боже, ты не представляешь, как мне нравится это слово — дом. Я возвращаюсь домой.

Тиммонс снова полез обниматься. Она со смехом отодвинула его в сторону.

— Ну, перестань, ты мешаешь мне рассуждать. Знаешь, какая это приятная материя — обсуждать планы на будущее.

— Да, да, — с напускной серьезностью сказал он, — будущее — это прекрасно, но настоящее — еще лучше. А в настоящем я вижу перед собой великолепное тело, которое наверняка страдает без мужчины. Я готов стать твоим мужчиной.

Он театрально взмахнул рукой и снова накинулся на Джину. Она настойчиво отодвинула его в сторону.

— Да погоди же ты. Дай мне высказаться.

— Ну, хорошо, хорошо, — он насупился.

— Ну, так вот, — продолжила Джина, — ты знаешь, что самое чудесное в этом всем? Ни один идиот в мире не может мне помешать. Можно считать, что все подписано, запечатано и доставлено.

— О Боже мой, — не выдержал Тиммонс и набросился на Джину. — Я уже не могу больше терпеть.

Она, наконец, сдалась.

— Боже мой, какой ты нетерпеливый. Ну, хорошо, иди ко мне,

— Джина, — уверенно повторила Келли, — это была именно она. Я помню, как она входила в номер, я теперь все вспомнила. Ты знаешь, это как пробуждение после ночного кошмара.

— Но кошмар еще не закончился, — серьезно сказал Перл. — Нам нужно добраться до Макинтош, если мы хотим вывести Роулингса на чистую воду.

Они сидели в баре, дожидаясь темноты. За дальним столиком в углу бара сидел толстый мексиканец, который весьма активно поглощал пахучий дымящийся рис с острыми приправами.

— Я уверена, что мы найдем Макинтош, — сказала Келли, — ведь мы знаем, где ее искать.

Перл усмехнулся и кивком головы показал на толстяка в дальнем углу бара.

— Эта гора за нашими спинами притворилась человеком. Он мне сказал, что подвезет нас, когда закончит свою трапезу. Как я понимаю, мы выберемся отсюда до зари.

Келли серьезно кивнула.

— И тогда нас ничто не остановит.

Перл не удержался от радостного смеха.

— Да ты у меня совсем молодцом, Келли! Ты знаешь об этом? Глядя па тебя, я радуюсь с каждым днем все больше и больше. Ты — молодчина.

Она поправила цветастый платок на голове.

— Да, я знаю, что я молодец. В ее глазах блеснула хитринка.

— Для того чтобы прийти в себя, мне не понадобились пилюли Роулингса. Я вполне справилась сама.

Перл потрясенно покачал головой.

— Поверь мне, ты меня сильно удивляешь. Это какая‑то настоящая сенсация. Я даже не думал, что это возможно.

Келли с чувством собственного достоинства посмотрела на Перла.

— Да, мне даже не верится самой, что я смогла все вспомнить. Я ведь теперь вспомнила все — и эти угрозы Дилана, и даже его ревность. И даже Ника. По–моему, он пострадал от Дилана не меньше, чем я.

Перл едва заметно нахмурился. Чтобы скрыть свою озабоченность от Келли, он отвернулся и с притворным равнодушием сказал:

— Ты так думаешь?

— Да, — она горячо кивнула. — Наконец‑то все встало на свои места. Я знаю, что в моей памяти много ужасного, но я все же рада, что мне удалось все вспомнить. Я теперь смогу в этом разобраться и смогу смотреть в будущее с уверенностью.

Он по–прежнему сидел отвернувшись.

— Ты знаешь, я уверена в том, что у меня все будет хорошо, — с энтузиазмом продолжила Келли. — Сейчас нужно побыстрее закончить все дела здесь и вернуться домой. Ты не представляешь, как я соскучилась по родным.

Он выглядел как‑то мрачно.

— Да, все это хорошо. Но сначала нужно добраться до Макинтош, а потом уже отправляться домой.

Келли обратила внимание на его состояние.

— Перл, что с тобой? В чем дело? Ты обеспокоен тем, сумеем ли мы добраться до Макинтош и тем, что мы сможем выяснить?

Он тяжело вздохнул.

— Проблем хватает и кроме этого. Я думаю и об этом и том, что я должен отвезти тебя обратно в Санта–Барбару.

Она мягко улыбнулась и пожала плечами.

— Ну, и что? Почему это пугает тебя?

Перл устало прикрыл глаза рукой.

— Проблема состоит в том, что ты, Келли, возвращаешься домой не только к хорошему. Ты столкнешься с обвинением в убийстве. Возможно, тебе предстоит суд. А это очень нелегко, поверь мне.

— Я не о чем не прошу, — тихо сказала Иден, — я только хочу тебе помочь.

Круз немного помолчал.

— Сегодня вечером я должен еще навестить ее в больнице.

Иден с сомнением взглянула на него.

— Ты думаешь, стоит это делать? Она не хотела, чтобы ты приходил.

Круз отвернулся и глухо произнес:

— Она сама не знает, чего хочет. Она находится в шоке с тех пор, как все узнала.

Иден осторожно положила руку ему на плечо.

— Может быть, она просто поняла правду? Круз, ты был самым лучшим мужем. Но этого оказалось недостаточно. Ты пытался построить вашу совместную жизнь на взаимном доверии, однако Сантане, похоже, было нужно не это. Она ожидала от тебя чего‑то другого. Сейчас ты пытаешься обвинять себя, но, уверяю тебя, это неверный путь.

Круз тяжело вздохнул.

— Нет, это не так. Я обманул ее и ее ожидания.

Но Иден упрямо стояла на своем.

— Нет, я не это хотела сказать. Ты не виноват, ты сделал все, что мог.

Он повернулся к Иден и с болью посмотрел ей в глаза.

— Не знаю, как можно было наладить нашу семейную жизнь, если я не любил ее? А только это ей и было нужно. Она ждала от меня единственного — ей хотелось стать для меня тем, чем была ты. Но я не смог этого сделать. Я не смог переступить через себя. Увы, но это правда.

Она постаралась ободрить его.

— Но ты пытался. Я знаю, что ты хотел полюбить ее. Это было видно каждому.

Круз обреченно покачал головой.

— Но я так и не дал ей счастья. Я не переставал думать о тебе. Несмотря на то, что прошло столько времени, ты по–прежнему оставалась для меня единственной женщиной, которую я любил.

Губы ее задрожали. Она опустила голову и едва слышно произнесла:

— Тогда, может быть, тебе стоит признаться Сантане в этом? Но она и сама знает об этом. Она знала, что мы были любовниками, что мы собирались пожениться, что папа купил этот дом для меня. Мы должны были быть вместе.

Круз не выдержал.

— Я знаю, знаю, — раздраженно бросил он. — Но я не могу оставить ее одну. Я должен быть с ней.

Иден попыталась убедить его в обратном.

— Но все кончено, Круз. Как ты этого не понимаешь? Она больше не желает видеть тебя рядом с собой. Вспомни, что она говорила, как себя вела. Тебе не стоит обольщать себя надеждой.

Но Кастильо упрямо мотнул головой.

— Иден, я слышал все, что она сказала, и видел все, что она делала. Но сейчас я не могу ее оставить. Это было бы против моих правил. Я дал себе слово, понимаешь?

Чуть не плача, она кивнула.

— Я пытаюсь.

Круз почувствовал, что не способен больше разрываться между двумя женщинами. Он долго смотрел на Иден, не зная, как сказать ей об этом.

— Послушай, — устало произнес он. Она отрицательно покачала головой.

— Не надо. Я попробую сама разобраться.

Едва не разрыдавшись, она бросилась к выходу. Крузу оставалось лишь проводить ее взглядом. Когда хлопнула дверь, он устало прислонился спиной к стене. Как ни старался, он не мог перебороть себя. В борьбе между любовью и супружеским долгом победил долг. Круз был человеком слова, и он не мог нарушить данного себе обещания…

— Ну, что? На этот раз ты насытился? — насмешливо сказала Джина, поднимаясь с постели.

Тиммонс лежал, в сладком изнеможении раскинув руки.

— О, да, — простонал он. — Ты просто неповторима, ты неподражаема. Я никогда еще не чувствовал себя таким удовлетворенным. Послушай, где ты всему этому научилась? Я даже не подозревал, что женщины могут вытворять такие штуки.

Джина посмотрела на него свысока.

— Ты еще о многом не знаешь, глупыш. Ничего, будешь рядом со мной, я тебя быстро обучу всему, что зияю сама. Ты об этом не пожалеешь, уверяю тебя.

После этого она быстро встала с постели и оделась.

— Ты куда? — полусонно пробормотал окружной прокурор.

— Мальчик мой, — улыбнулась она, — у меня еще дела.

Тиммонс раздраженно произнес:

— Какие могут быть дела после того, что мы с тобой здесь вытворяли? Сейчас нужно отдыхать и восстанавливать силы. Ты что, собираешься оставить меня одного? Да я замерзну в холодной постели.

Джина небрежно махнула рукой.

— Не замерзнешь, я тебя достаточно разогрела. Тепла, полученного от меня, тебе хватит до утра. А если не хватит, подойди к бару, у тебя там богатый выбор напитков, согреешься чем‑нибудь высокоградусным.

Тиммонс обиженно буркнул:

— Ну, вот, сначала все, а потом ничего. Как после этого жить?

Вертясь у зеркала, Джина беззаботно бросила:

— А как же ты жил до этого без меня? По–моему, тебе вполне хватало Сантаны. Что, неужели у вас с ней было то же самое?

Тиммонс развел руками.

— Ну, как ты можешь сравнивать себя с ней? Тебя просто невозможно превзойти. Ты настоящая термоядерная секс–бомба. Если бы я знал об этом раньше, я бы никогда в жизни не обратил внимания на Сантану.

Тиммонс неохотно поднялся с постели и, набросив себе на плечи махровый ночной халат, поежился.

— Ох, черт, как холодно. Ну, а все‑таки, Джина, расскажи мне, куда ты так торопишься? Я только успел подняться, а ты уже серьги нацепила.

Она жеманно улыбнулась.

— Ну, ладно. Хочу повидать Брэндона, пока он не лег спать.

Осторожно ступая босыми ногами по ковру, словно боясь наткнуться на гвоздь, Тиммонс подошел к Джине и обхватил ее за плечи.

— О, Боже мой, что я слышу. Ты говоришь о материнской любви? — насмешливо сказал он, впиваясь ей губами в шею.

— Кейт, прекрати, — засмеялась она. — И вообще, не трогай материнскую любовь. Это святое. Любовь бывает еще и такой, уж я‑то знаю. И потом, я хочу поговорить с ним о Сантане, пока этого не сделал кто‑нибудь другой.

Тиммонс ехидно улыбнулся.

— Что, хочешь изложить собственную версию?

Джина театрально напыжилась.

— Я собираюсь сообщить ему правду, пока ее кто‑нибудь не исказил.

Тиммонс иронически заметил:

— Неужели? Ты не шутишь?

Джина с оскорбленным видом сунула себе под локоть сумочку и проследовала к двери.

— Кейт, я говорю серьезно.

Тиммонс поморщился.

— Ну, хорошо, хорошо, я охотно тебе верю. Но сегодня уже слишком поздно, посмотри на часы. Куда ты потащишься? Брэндон уже спит. Тем более, СиСи не пустит тебя в дом. Не лучше ли остаться и продолжить этот приятный вечер?

Фиглярничая, он приблизился к Джине и, сдернув халат с плеча, игриво воскликнул:

— Тебе нравится мое тело, а?

Она скептически взглянула на окружного прокурора и, достав из сумочки губную помаду, стала подкрашивать лицо.

— Ну, Джина, — умоляюще протянул он, — ты меня обижаешь. У нас все так азартно начиналось, а теперь ты меня бросила и неизвестно ради чего.

Она смилостивилась.

— Ну, ладно, если будешь хорошо себя вести, мой мальчик, то возможно, я вернусь еще сегодня к тебе.

Тиммонс обиженно надул губы.

— По–моему, я вел себя достаточно хорошо. Ты могла бы обратить внимание на то, что я исполнял все твои прихоти.

Она, с некоторой тенью сомнения в голосе, сказала:

— Так‑то уж и все? Ты еще просто не познакомился с моими прихотями. Ну, ничего, у нас будет время.

Тиммонс обиженно скривил губы.

— По–моему, я уже слышал, как ты говорила о том, что я вел себя на десять баллов.

Она не выдержала и рассмеялась.

— Ну, что ты смеешься, что ты смеешься?

Он стал щипать ее за бока.

— Успокойся, Кейт, — сказала она снисходительным тоном. — Этот смех не относится к тебе. Если бы твои планы были близки к успешному завершению, ты бы тоже смеялся.

Окружной прокурор обхватил ее за талию и, притянув к себе, ревниво сказал:

— Ты никогда не вернешься в этом дом в качестве жены СиСи. Даже не думай об этом.

Джина высокомерно усмехнулась.

— Хочешь, поспорим. Он будет умолять меня надеть обручальное кольцо, и я могу рассчитывать на огромный перстень с бриллиантом, рядом с которым кольцо Софии будет выглядеть, как комочек пыли.

Тиммонс восхищенно покачал головой.

— Но мог ли кто‑нибудь говорить, что ты не прелесть? Ты потрясающая женщина. Я никак не могу нарадоваться, глядя на тебя. Каждую минуту своего тесного знакомства с тобой я делаю для себя какие‑то невероятные открытия. Ты — женщина с очень большими достоинствами. Интересно только, почему другие этого не замечают. Понять не могу, что происходит с людьми вокруг.

Джина усмехнулась.

— Ты и сам был таким, что, уже не помнишь?

Пока он молчал, она добавила:

— Слава Богу, что ты хоть сейчас понял, кто перед тобой на самом деле. Ну, ладно.

Она выразительно посмотрела на руки окружного прокурора, которые лежали на ее талии. Тиммонс тут же все понял и отошел в сторону. Она поправила свой золотисто–желтый костюм и, словно манекенщица, повертелась перед Тиммонсом.

— Ну, как я выгляжу?

Он на мгновение задумался, а затем, тщательно выговаривая слова, произнес:

— Ты выглядишь, как золотая хромая тигрица, притаившаяся перед смертельным прыжком.

Подыгрывая ему, Джина взмахнула рукой.

— Смотри, как бы тигрица не оцарапала тебе физиономию своими коготками.

Для пущей убедительности она пошевелила пальцами с ярко накрашенными длинными ногтями. Тиммонс в притворном ужасе закрыл лицо руками.

— Боже мой, Джина, неужели ты смогла бы сделать такое? Представляешь, как ты изуродовала бы мою внешность?

Даже не улыбнувшись, она сказала:

— С удовольствием. Ты не представляешь, какое наслаждение это мне доставило бы. Я очень люблю оставлять свои следы на мужчинах.

Он шаловливо подбежал к Джине, и осторожно положил руку ей на плечо.

— О, дружочек, — выразительно шевеля бровями, произнес он. — Ты меня так интригуешь, я просто сгораю от нетерпения.

Она широко улыбнулась.

— Мне бы хотелось, чтобы ты остался цел до моего прихода. И, смотри, не забудь оставить дверь открытой, чтобы я могла, вернувшись, впрыгнуть обратно.

Он елейно улыбнулся.

— О, какая приятная перспектива для нас обоих. Разреши, я на прощание положу голову тебе на грудь.

Она кивнула.

— Разрешаю.

Тиммонс на мгновение приложился ухом к ее весьма убедительному бюсту, а затем, оторвавшись, преданно посмотрел Джине в глаза.

— Я надеюсь, что минута нашей встречи наступит так скоро, что я не успею даже об этом подумать.

Джина ласково погладила его по растрепанной голове.

— Я тоже на это надеюсь. Мне не хотелось бы долго заниматься неприятными делами. Я слишком люблю секс. Кстати, возможно, при нашей следующей встрече мы сможем сделать все лучше, чем в последний раз.

Тиммонс отпрянул от нее в показном ужасе.

— Как? Еще лучше? А что может быть еще лучше? По–моему, то, что мы делали в последний раз, было просто верхом возможного. Мне, честно говоря, показалось, что дальше некуда.

Джина снисходительно чмокнула его в лоб, как несмышленого младенца.

— Кейт, ты забываешь о том, что только практика позволяет достигнуть совершенства. Мы же с тобой еще, если можно так выразиться, проходим дошкольную подготовку.

— О–о, — застонал он и шлепнулся на диван. — Я просто поверить в это не могу. Джина, ты делаешь меня счастливым человеком.

Она покачала головой.

— Ты еще не знаешь о том, что такое настоящее счастье. Ну, ничего, у тебя еще все впереди. По крайней мере, пара недель в запасе у тебя есть.

Он недовольно скривился.

— А почему только пара недель?

Она снова рассмеялась и потрепала его по щеке.

— Какой ты глупый, я ведь тебе уже говорила. Через две недели я буду законной супругой СиСи Кэпвелла. После этого, как ты сам понимаешь, времени для занятий с тобой у меня будет совсем немного. Деловые приемы, светские рауты, прогулки на лошадях, океанские путешествия на яхте. Ну, и потом, ты не забывай, что у нас будет очень большой дом. В нашем доме всегда будут гости. Я же должна буду о них позаботиться. Это сейчас СиСи сидит в своем доме, как лесной отшельник. Когда я вернусь туда, там все сразу изменится. Там начнет бурлить жизнь. Санта–Барбара вздрогнет, когда я начну жить по–настоящему. Это вам не какие‑нибудь жалкие вечеринки у Софии. Я буду устраивать настоящие приемы. А знаешь, как я сама буду являться гостям?

Тиммонс пожал плечами.

— Просвети.

Она сделала величественное движение рукой.

— Я буду спускаться на лужайку перед домом на вертолете. До сих пор СиСи использовал эту штуку лишь для того, чтобы вылетать по своим делам, но теперь все изменится. Все увидят, что такое настоящая жизнь. Так что, милый мой мальчик, приготовься к тому, что ты будешь видеть меня только на почтительном расстоянии в окружении сильных мира сего. Тебя, в твоем двухсотдолларовом костюмчике, туда даже за версту не подпустят. Так что, советую тебе призадуматься о своем будущем.

Тиммонс комично вытянул лицо.

— И что, по–твоему, у меня нет никаких шансов?

Джина кокетливо поправила прическу.

— Нет, некоторые шансы у тебя есть. Если ты правильно поймешь, как себя следует вести, я обещаю, что не забуду о тебе. К тому же, у тебя есть кое‑что, что мне нравится.

Она многозначительно посмотрела на нижнюю половину тела окружного прокурора.

— Думаю, ты должен благодарить природу за то, что она тебе дала.

— А как же мой ум? — с наигранной улыбкой спросил Тиммонс. — Ты думаешь, у меня нет никаких иных достоинств, кроме физических?

Джина сделала озабоченное лицо.

— Возможно, и эти твои способности нам удастся как‑нибудь использовать. Во всяком случае, я не собираюсь уже заранее тебе отказывать во всем. Шансы у тебя есть. Можешь продолжать надеяться.

С этими словами она вышла из комнаты, заставив окружного прокурора ошеломленно почесать в затылке.

— Ну, что ж, Джина, желаю удачи, — негромко произнес он. — Удачи тебе и мне…

ГЛАВА 3

Круз навещает Сантану в больнице. Тяжелый разговор. Джина проявляет напористость. Перл и Келли вынуждены спасаться бегством.

Круз остановил машину возле здания городской больницы и тяжелым шагом направился к двери. После встречи с Иден он чувствовал себя удрученно. Разговор с возлюбленной не принес ему ничего кроме разочарования. Разочарование вообще было главным чувством, которое Кастильо испытывал на протяжении последних нескольких дней. Боль не бывает вечной, проходят горечь и досада, а вот разочарование остается. После того, что случилось с Сантаной, после того, что случилось в суде, после того, как выяснилась правда, у Круза в душе не осталось ничего иного кроме опустошенности и неопределенности. Он ощущал себя словно выпотрошенным изнутри. Все его надежды и ожидания, планы и устремления оказались никому не нужным и бессмысленным хламом. Внутренняя выжженность, отсутствие опоры в жизни сделали из Круза только оболочку того, чем он был раньше. Уверенность в своих принципах и внутренняя убежденность куда‑то исчезли. Вместо них появились страх, сомнения и колебания. Единственное, за что он сейчас мог держаться, была его непоколебимая устремленность следовать долгу — служебному ли, супружескому ли.

Именно это привело его в столь поздний час сюда, в больницу, куда привезли Сантану. Он подошел к дежурной медсестре:

— Добрый вечер. Скажите, где я могу увидеть Сантану Кастильо?

Медсестра махнула рукой в сторону коридора:

— Двенадцатая палата. Это прямо и направо. Вы легко найдете.

Он медленно шагал по коридору, пожираемый острым чувством неудовлетворенности самим собой. Постояв немного перед дверью с табличкой «12», Круз потянул на себя ручку.

Это было большое помещение с белыми стенами, небольшой стеклянной перегородкой разделенное пополам. В комнате поменьше, где оказался Круз, уже находилась Роза. Она стояла возле стеклянной перегородки, глядя на свернувшуюся калачиком под одеялом Сантану. Роза не слышала, как Круз вошел в комнату и остановился рядом с ней, глядя на жену.

— Как поживаешь, Роза? — спросил он.

Его слова застали ее врасплох. Изумленно обернувшись, она несколько секунд не могла ничего ответить. А затем с непривычной для него враждебной холодностью сказала:

— Что ты здесь делаешь, Круз?

Он недоуменно махнул рукой:

— Вообще‑то я хотел повидать Сантану. Я думаю, что мое присутствие сейчас поможет ей.

Роза порывисто тряхнула головой:

— Сантана не хочет тебя видеть. Она отдыхает. Она сама говорила тебе об этом.

Круз нахмурился:

— Я не оставлю ее одну.

Не скрывая своей неприязни, Роза ответила:

— Это будет неправильно, а инспектор Кастильо всегда поступает правильно.

Круз оставил это замечание без ответа.

— Как она себя чувствует?

Роза молча отвернулась к стеклу, и Круз слышал только ее тяжелое дыхание.

— Не отворачивайся, — настойчиво сказал он. — Я все равно не уйду отсюда. Меня ничто не может заставить сделать это.

Не поворачиваясь, она сказала:

— Ты делаешь ей больно.

Круз вспылил:

— Возможно, я делаю ей больно, но я ее муж. Этого еще никто не отменял.

Роза резко повернулась к нему и прошила его ненавидящим взглядом:

— Ты никогда не был Сантане настоящем мужем! — гневно воскликнула она. — Настоящий муж любит свою жену, а ты никогда ее не любил. Не стоит тебе брать на себя то, что тебе не под силу.

Круз ошеломленно умолк. Такое поведение матери Сатаны было для него тем более удивительным, что она раньше всегда находила у него поддержку и понимание. Когда в их семейной жизни возникали какие‑то проблемы, Роза всегда обращалась к Крузу, не надеясь на собственную дочь. А теперь она готова обвинять его в чем угодно. Круз понимал, что любая мать вправе поступать именно таким образом, однако элементарное желание справедливости не позволяло ему согласиться с этим. Несколько мгновений он хватал ртом воздух, словно оказавшись в безвоздушной атмосфере. Наконец, обретя дар речи, он с оскорбленным видом произнес:

— Я не верю своим ушам. Разве я не делал все, что мог? Разве я не был рядом с ней, когда она нуждалась в помощи? Я же всегда первым протягивал ей руку. И ты. Роза, знаешь об этом лучше других. Может быть, даже ты единственный человек, кто об этом знает. Потому что все это происходило только на твоих глазах. Ты же видела, что я всегда пытался понять Сантану и наладить нашу семейную жизнь. А сколько нам пришлось пережить из‑за Брэндона?

— Вот именно, — резко воскликнула Роза. — Единственное, что осталось у нее теперь — это Брэндон. Большое спасибо, Круз, но теперь оставь ее в покое. Твое вмешательство может только навредить ей. Ты же видишь, в каком она состоянии. Уходи, ты ничем не можешь ей помочь.

Круз снова потерял самообладание, размахивая руками, он закричал:

— Послушай, что ты говоришь, Роза. Как ты не понимаешь, ее ждет суд, она может оказаться в тюрьме, но я не могу оставить ее в такой трудный момент.

Роза упрямо повторила:

— Я знаю, что ты ей сейчас ничем не можешь помочь. Только ты виноват во всем. Она дошла до такого только благодаря тебе. А теперь ты же пытаешься делать вид, что Сантана виновата во всем сама. Это попросту нечестно с твоей стороны.

Круз потерял терпение. Чувствуя, что этот бесплодный разговор так ничем и не завершится, он предостерегающе поднял руку и, гневно сверкая глазами, произнес:

— Извини, Роза, но я хочу видеть свою жену. Это мое дело и я не собираюсь пререкаться здесь с тобой до изнеможения.

Не дожидаясь ответа, он решительно направился к двери в комнату за стеклянной перегородкой. Роза безнадежно бросилась за ним.

— Круз, чем ты сможешь ей помочь? Я прошу тебя, я знаю, что тебе больно, но ведь больно и ей. Это убивает ее, и я не могу тебя простить.

В ее голосе слышались одновременно боль, горечь и отчуждение.

— Извини, Роза, — сухо ответил Круз и, толкнув дверь, вошел в палату.

Роза по–прежнему стояла за стеклом, наблюдая за Сантаной. Круз остановился рядом с ее постелью и тихо позвал:

— Сантана.

Она не откликалась.

— Сантана, — еще раз, теперь уже громче сказал Круз. — Нам нужно поговорить.

Он взял стоявшую в углу табуретку и сел рядом с кроватью, на которой неподвижно лежала Сантана. Глаза ее были прикрыты. Очевидно, она спала. Несколько мгновений Круз не знал, как поступить. Может быть, действительно не стоило ее будить и перенести этот разговор на завтрашнее утро. Однако Круз чувствовал, что, не поговорив с женой, он не сможет уснуть до утра. Ему нужна была хоть какая‑нибудь определенность. Последние поступки Сантаны говорили о том, что она находится на грани крайнего нервного истощения. Ему необходимо было успокоить ее. Убедить в том, что он не собирается бросать ее, а хочет ей только добра. Ему нужно было предложить Сантане свою помощь и убедиться в том, что она ее примет. Без этого он не мог дальше жить.

— Сантана, ты слышишь меня, — еще раз повторил он и положил руку ей на плечо.

По едва заметному движению головы он понял, что Сантана проснулась.

— Я беспокоюсь о тебе, — тут же произнес он. — Я знаю, что ты на самом деле не имела в виду того, что сказала.

Она молчала, отвернувшись к нему спиной.

— Сантана, посмотри на меня, пожалуйста, — попросил Круз. — Мне нужно видеть твои глаза, иначе этот разговор не имеет смысла. Я уверен в том, что ты погорячилась сегодня в суде. Я знаю, что ты не это имела в виду.

Не оборачиваясь, Сантана еле слышно произнесла:

— Я сказала то, что сказала.

Он едва не застонал от досады:

— Но нельзя же так. Зачем ты так говоришь, Сантана. Сейчас, когда нам обоим так тяжело, нам нужно быть ближе друг к другу.

Она натянула одеяло на голову, словно пыталась укрыться от мужа:

— Я не собираюсь все приглаживать только ради тебя.

Он нервно взмахнул рукой:

— Это неправильно. Мы муж и жена.

Она спокойно возразила:

— Люди часто меняют подобные вещи. Это называется развод.

В стоявшей вокруг вечерней тишине каждое, даже едва различимое, слово Сантаны звучало невыносимо громко, словно оглашаемый в суде приговор.

— Я требую развода.

Она поднялась на локти и посмотрела в глаза Крузу. Он смело выдержал ее взгляд:

— Сейчас не время так говорить.

Казалось, действие успокаивающих таблеток снова прошло, и Сантана проявила свою обычную истерическую натуру.

— Ты уйдешь? — возбужденно спросила она. — Давай уходи. Зачем ты сидишь, я не хочу с тобой разговаривать. Когда ты, наконец, оставишь меня в покое? Теперь тебе не нужно моего разрешения, чтобы пойти к Иден? Тебе нужно, чтобы я сказала, что все в порядке, что я тебя ни в чем не виню? Ты пришел за этим, чтобы отправиться к любовнице с чистой совестью? Ты пришел за этим, правда?

Круз чувствовал себя словно на скамье подсудимых. Кровь стучала у него в висках. В мозгу вихрем проносилась одна единственная мысль — «Она права, права! Я действительно пришел, чтобы услышать из ее уст оправдание. И насчет Иден она права. Я сегодня чуть было не совершил это…»

— Ну, что ты молчишь, — все сильнее и громче повторяла Сантана. — Скажи хоть что‑нибудь. Или ты даже оправдаться не можешь?

У него был такой саморазоблачающий вид, что спустя несколько мгновений, Сантана с непонятным злорадством воскликнула:

— Ага, видишь, на этот раз я оказалась права!

Он, наконец, обрел дар речи:

— Нет, я пришел поговорить о нас.

Сантана устало откинулась на подушку.

— Нас больше нет. Нет, понимаешь? — чуть не плача сказала она. — Есть только ты и Иден. Итак, мне все равно. Можешь делать сегодня ночью все, что хочешь. Приведи ее в наш дом.

Круз поморщился, как от зубной боли:

— Ну, что ты такое говоришь, Сантана! Ради Бога, умоляю, перестань. Я приехал не за тем, чтобы в очередной раз выслушивать от тебя упреки и не заслуженные оскорбления.

— Ты слишком льстишь себе, — выходя из себя, сказала Сантана. — Кто бы мог поверить, что ты практически умолял меня выйти за тебя замуж — «Сантана у нас будет все так хорошо, мы дадим Брэндону семью, у нас все будет основано на взаимной любви».

Круз набрался храбрости и возразил:

— Но ведь долгое время все в нашей семье было именно так.

Но она даже не слышала его оправданий:

— Это ты заставил меня поверить в это. Я ведь никогда не была достаточно богата. Не так ли? Я никогда не была достаточно красива и никогда не была достаточно испорчена. Ведь, правда? Я никогда не была Иден.

Он опустил глаза не в силах больше найти оправдании. Круз ощущал сейчас моральную правоту Сатаны. Несмотря на свое возбужденное состояние, она тоже очень хорошо понимала это. И каждая ее последующая фраза как бы углубляла и расширяла пропасть между ними.

— Теперь меня волнует только судьба Брэндона, — быстро продолжала она. — Я не хочу, чтобы он страдал, если меня посадят в тюрьму.

Круз хмуро поднял глаза;

— Этого не случится.

— Случится, — упрямо повторила она. — Именно так все и будет. А что будет с Брэндоном?

Круз ухватился за эту спасительную тему:

— Если даже такое и случится, я позабочусь о мальчике. Можешь о нем не беспокоиться.

Но Сантана предостерегающе подняла руку:

— Нет, нет, даже и не думай об этом. Держись от него подальше. Я не для того столько лет боролась за свои родительские права, чтобы Брэндона воспитывали вы с Иден.

Круз тоже попытался повысить голос:

— Брэндон мне не безразличен, как и тебе. Ты знаешь это лучше других.

Но страсть помутила разум Сантаны. Она уже ничего не слышала:

— Нет, в твоем сердце есть место только для Иден, — обвинительным тоном сказала она. — И потом, я не хочу, чтобы Брэндон рос на правах пасынка.

Круз непонимающе мотнул головой:

— Что это значит?

Сантана на мгновение умолкла, а затем снова собравшись с силами, выпалила:

— Когда‑нибудь у вас с Иден будет свой ребенок и тогда Брэндон окажется лишним, станет обузой, дурным напоминанием. Но я не хочу, чтобы им завладела и Джина. О, Боже, как я этого не хочу!

Круз в отчаянии всплеснул руками:

— Джина и близко не подойдет к Брэндону. Я тебе это обещаю.

Сантана продолжала кричать, даже не обращая внимания на слова Круза:

— Если со мной случится самое худшее, если меня посадят в тюрьму, то лучше пусть Брэндона воспитывает моя мама. Так, по крайней мере, я буду уверена, что ни Иден, ни Джина не будут принимать участия в судьбе мост мальчика. Мама позаботится о нем. Я не хочу, чтобы вы с Иден сломали ему судьбу.

Терпение Круза кончилось. Кипя от негодования, он стал рубить рукой воздух после каждого произнесенного слова:

— Сантана, послушай меня, тебя не посадят в тюрьму. Мы будем бороться вместе — ты и я, и мы вырвемся.

Она вот–вот готова была разрыдаться:

— Круз, прекрати. Тебе было бы лучше, если бы меня посадили в тюрьму, убрав с твоего пути. Почему ты не хочешь признать это? Ведь это же правда! Чистая правда!

Круз обессиленно поднялся со стула. Расстроенно покачан головой, он сказал:

— Да, с моей стороны было ошибкой приходить к тебе сегодня сюда. Я вижу, что ты по–прежнему пребываешь в дурном расположении духа. Наверное, нам стоит перенести этот разговор на завтра. Ты отдохнешь, и мы сможем спокойно все обсудить.

Он повернулся, чтобы направиться к двери, однако Сантана бросила ему в спину:

— Ты что, не видишь, что я не хочу больше тебя видеть! Ни завтра, ни послезавтра, никогда!

Круз разочарованно махнул рукой:

— Я не слушаю тебя, потому что ты сейчас сама не знаешь что говоришь. Ты слишком устала и перевозбудились за день. Тебе нужно восстановить силы и прийти в себя. Тогда ты поймешь, что совершила глупость. Ты пытаешься вот так, одним махом, разорвать все, что было между нами. Но это же ерунда. — Он снова начал распаляться. — Из‑за того, что так неудачно завершилось судебное разбирательство, ты готова обвинять в своих грехах кого угодно. Ты подозреваешь меня и Иден в каких‑то коварных планах. Да у меня и в голове не было мысли о том, чтобы бросить тебя, оставить одну. Мы должны вместе выкарабкаться из всего этого. И я уверен, что мы сможем это сделать, если только ты доверишься мне, и тебе не нужно предпринимать для этого никаких сверхусилий. Я ведь не заставляю тебя лгать, что‑то придумывать, изменять самой себе. Ты должна лишь довериться мне. Только довериться и все. Мы же семья, мы до сих пор муж и жена. А ты несешь какую‑то чушь о том, что собираешься разводиться. Тебе что, мало неприятностей? Кроме того, что случилось, ты хочешь еще и семью разрушить? Неужели в нашей совместной жизни для тебя не осталось ничего ценного? Ты думаешь, что кто‑нибудь кроме нас сможет воспитать Брэндона? Ничего подобного. Я не хочу сказать ничего дурного о Розе, но ведь его родители мы, и Брэндона я считаю своим родным сыном. Похоже, ты предпочитаешь думать наоборот. Я не понимаю, зачем тебе все это нужно? Я до сих пор не могу понять, для чего тебе вообще нужно оставаться одной. Я не могу это объяснить ничем иным кроме твоей ужасной усталости на этот день. Наверняка, завтра, отдохнув, ты посчитаешь все свои слова и поступки несерьезными. Это же просто глупость какая‑то.

Он умолк тяжело дыша. Сантана обвиняюще ткнула в него пальцем:

— Я говорю серьезно. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Меня и моего сына.

Круз закрыл глаза рукой, словно не в силах видеть перед собой жену. Сантана откинулась на подушку, и устало сказала:

— С меня хватит пустых обещаний. Я больше не желаю их слышать. Уходи.

СиСи разговаривал с кем‑то по телефону в гостиной, когда дверь прихожей отворилась и в дом вошла Иден. Быстро завершив разговор, СиСи положил трубку и направился к дочери. Заключив ее в объятия, он поцеловал Иден в лоб.

— Дорогая, с тобой все в порядке?

Иден положила голову ему на плечо.

— Да, папа, — еле слышно выговорила она. — Можешь не беспокоиться. Все хорошо.

СиСи нежно гладил ее по голове, как маленького ребенка.

— Я только сейчас узнал о том, что случилось сегодня в суде, — произнес он сочувственным тоном. — Они собираются обвинить Сантану в умышленном наезде. Как ты думаешь, они собираются осудить ее? Иден мрачно покачала головой:

— Не знаю, у меня из‑за нее очень нехорошо на душе. Я думаю, что ей угрожают крупные неприятности. Судья Уайли настроена очень решительно, и Джулия вряд ли сможет что‑то сделать. Она конечно хороший адвокат, однако, сейчас козыри не на ее стороне. И потом. Сантала в суде сорвалась, устроила несколько диких сцен. Боюсь, что это послужит для судьи дополнительным аргументом отнюдь не в пользу Сантаны. Судья наверняка подумала, что это является косвенным подтверждением ее вины.

СиСи тяжело вздохнул:

— Не знаю, я до сих пор не могу поверить в то, что Сантана так отчаянно пыталась уничтожить тебя. Разве у нее был к этому какой‑нибудь повод? Для чего нужно было так вести себя? Она ведь этим только ухудшит свое положение. А еще я очень беспокоюсь относительно Розы. Мне непонятно ее поведение. Она просит у нас помощи и, в то же время винит во всем тебя. Разве это справедливо? Уж от кого, а от Розы такого я не ожидал. Похоже, она готова выдать черное за белое, лишь бы доказать, что Сантана не в чем не виновата.

Иден, нахмурившись, отошла в сторону.

— Может быть, она действительно ни в чем не виновата, — с сомнением произнесла она. — Может быть, это, в конце концов, все‑таки был несчастный случай? Папа, право, я не знаю, что и думать. Все‑таки что‑то подсказывает мне, что Сантана не виновата в наезде.

СиСи не скрывал своих сомнений, пожав плечами, он уверенно сказал:

— Пусть даже и так, однако, как бы то ни было, она оставила тебя лежать одну на дороге в нескольких километрах от города, где тебе наверняка никто не мог помочь. Ты считаешь это благородным поступком с ее стороны? Я думаю, что за это Сантана должна понести наказание. Иначе, черт побери, что же такое справедливость?

Иден кусала губы:

— Папа, не надо судить столь категорично.

СиСи возмущенно всплеснул руками:

— Причем тут категоричность. Я говорю об элементарной справедливости. Если один человек сбивает другого и уезжает на машине, не оказав своей жертве никакой помощи, то он должен, обязан быть, наказан, иначе рано или поздно что‑нибудь подобное снова повторится. Никаких гарантий против этого не существует.

Но Иден стояла на своем:

— Папа, разумеется, ты говоришь правильные слова, однако не забывай о том, что Сантана в последнее время выглядела крайне утомленной. Я не уверена в том, что она вообще понимала что делает. Может быть, она была в таком состоянии, когда не способна была осознать, что делает.

СиСи отвел глаза в сторону и, выражая явное несогласие со словами дочери, сказал:

— Никогда не перестану удивляться — до чего глупая, бессмысленная ревность может довести людей. Ведь это же так очевидно. Все ее поступки были продиктованы именно этим. И именно этим объяснялось все ее повеление в последнее время. Надеюсь, что хоть против этого ты не станешь возражать?

Иден с горечью махнула рукой:

— Папа, но в результате она оказалась проигравшей. Она пострадала больше всех.

СиСи с сожалением посмотрел на дочь и провел ладонью по ее щеке:

— Иден, дорогая, я благодарен Богу за то, что ты не пострадала. Тебе не стоит все прощать, ведь в конце концов, она оставила тебя лежать на дороге без сознания и неизвестно, что бы с тобой случилось, если бы тебя не нашел этот человек. Может быть, если бы ты пролежала там до утра, последствия этого были бы куда более трагичными. Подумай над этим. Мне кажется, что ты проявляешь излишнее мягкосердечие по отношению к Сантане. Может быть ты права, и все получилось ненамеренно, может быть, она была больна, но это никоим образом не извиняем ее поступка. Мы ведь должны судить людей не за их намерения, а за то, что они совершают. Везде, в любом деле важен результат. А результат оказался весьма печальным для нее.

Почувствовав отцовскую правоту, Иден низко опустила голову:

— Папа, давай поговорим об этом в другой раз. Я сегодня очень устала.

Провидение словно услышало ее мысли, и спасительный звонок в дверь как бы сам собой послужил окончанием разговора.

— Папа, открой, пожалуйста, дверь. А я пойду к себе, немного отдохну. Слишком много произошло за этот день, и я чувствую себя прямо‑таки изможденной.

СиСи кивнул:

— Конечно, дочка, не беспокойся, я открою.

Иден быстро исчезла в коридоре. СиСи неспешным шагом направился в прихожую и, открыв дверь, тут же потерял свой уравновешенный вид.

— О, Господи! Боже мой, за что же ты так несправедлив ко мне! Ты снова пришла. Что тебе здесь нужно?

На пороге, разумеется, стояла Джина. Именно ее появление в доме Кэпвеллов вызывало у СиСи ощутимые приступы истерики. Без особых церемоний Джина вошла в дом, небрежно помахивая сумочкой.

Смерив СиСи загадочным взглядом, в котором было перемешано множество чувств, она привычным тоном спросила:

— Почему ты со мной всегда так нелюбезен? У меня складывается такое впечатление, что за маской вульгарности и грубости но отношению ко мне, ты прячешь совсем иные чувства. Возможно, конечно, я ошибаюсь, но интуиция никогда не подводила меня. А, СиСи, вспомни, как мы с тобой приятно проводили время.

Он побагровел:

— А вот сейчас у меня для тебя нет времени. Я не желаю ни слышать, ни видеть тебя.

Джина задумчиво улыбнулась:

— А раньше, бывало, мы разговаривали перед сном. Помнишь? И нам всегда было о чем поговорить. Ты вел себя совершенно по–другому, и это было так приятно.

СиСи брезгливо поморщился:

— Я не расположен к воспоминаниям, Джина. Слава Богу, здесь целая дюжина дверей.

Милая улыбка на лице сменилась маской невинно оскорбленной женщины:

— СиСи, ты всегда пытаешься задеть мои чувства. Осмелюсь напомнить тебе, что я тоже человек и у меня тоже есть сердце. А в нем — огромная зияющая рана. Почему ты отказываешь мне в праве на чувства?

СиСи скептически воспринял этот душещипательный монолог; небрежно махнув рукой, он сказал:

— Да знаю я, какие у тебя внутри чувства. Жадность, жадность и еще раз жадность.

Джина снова сменила маску. Теперь она пыталась предстать перед СиСи страдающей от неразделенной любви.

— Ты забываешь еще об одном, — чуть подавшись вперед, проникновенно заговорила она. — У меня, кроме всего прочего, есть еще и страсть. Помнится, когда‑то она и у тебя была.

Заметив ее движение. СиСи тут же отступил на шаг назад к двери.

— У меня когда‑то и корь была, — резонно заметил он. — Мне совершенно неинтересно вспоминать о тех ошибках, которые я совершал в своей жизни. Ладно, Джина, надоело мне все это. Убирайся отсюда.

Он схватил ее за локоть и потащил к двери. Однако Джина резким движением высвободилась из его рук.

— Погоди, погоди минутку, — просительным тоном воскликнула она. — Ты ведь даже не спросил, зачем я приходила.

— Это меня не интересует, — рявкнул он. — Я не желаю видеть тебя в своем доме.

— Но мне не безразлично, что здесь происходит, — торопливо воскликнула она.

СиСи от изумления едва не потерял дар речи. Вытаращив глаза, он произнес:

— Вот как, неужели я что‑то забыл. Джина возмущенно взмахнула рукой:

— Ты забыл о том, что Брэндон все еще мой сын и мне необходимо обсудить с тобой кое‑что важное, что касается его судьбы. Так что закрой дверь своей золотой мышеловки и послушай меня.

Без особых церемоний Ченнинг–старший схватил Джину за руку и швырнул ее к порогу.

— У тебя есть тридцать секунд, — с ненавистью произнес он. — Убирайся, и чем быстрее, тем лучше, пока я совершенно не потерял контроль над собой. В таком случае тебе придется значительно хуже.

Джина судорожно сглотнула.

Вечер плавно перерос в ночь, а Келли с Перлом все еще сидели за столиком в небольшом баре под названием «Эсперансо». Ужин явно затягивался, однако другого выхода у беглецов не было. Они продолжали терпеливо ждать своего провожатого, коротая время за разговором.

— Я очень рада, что мне удалось все вспомнить, — Келли выглядела несколько излишне возбужденной. — Единственное темное пятно в моей памяти это все, что связано с Джиной. Я помню, как она входила в номер, но больше в моей памяти не запечатлелось ничего. Кажется, мы с ней о чем‑то разговаривали. Похоже, она успокаивала меня. Наверное, она должна знать все детали того вечера. Она была в президентском номере, ей наверняка должно быть что‑то известно. Да, теперь я совершенно уверена, что Джина единственная оставшаяся тайна из моего прошлого. Все остальное мне известно.

Перл невесело усмехнулся:

— Да, в отношении Джины, это звучит более чем вежливо, — констатировал он. — Я думаю, что Джина не просто так замешана в этом деле. Скорее всего, ее появление рядом с тобой в тот вечер было не случайным.

— Но я пока не могу понять, что она там делала? — озабоченно произнесла Келли. — Ведь зачем‑то она приходила? Как было бы здорово, если бы я могла вспомнить еще и это.

Перл снял свою широкополую шляпу и задумчиво повертел ее в руках.

— Знаешь, я могу тебе назвать сотню причин, по которым Джина оказалась в твоем номере. Но все это сейчас не имеет особенного значения.

Келли недоуменно посмотрела на него:

— Почему ты так думаешь?

— Твой отец, конечно, очень хороший человек, — несколько уклончиво ответил Перл. — Но, как он влип в эту историю. Я никогда не поверю, что он, будучи в здравом уме, мог связаться с такой женщиной как Джина. Наверняка у него было какое‑то временное помутнение рассудка. Как его угораздило связаться с Джиной?

Келли услышала какой‑то шум за соседним столиком и оглянулась. На лице ее выразилась крайняя степень изумления.

— Перл, Перл, — она потянула своего спутника за рукав. — Посмотри.

— Что там такое, — он тоже обернулся.

Место, где совсем недавно сидел толстый мексиканец, оказалось пустым. На столе осталась лишь огромная тарелка и разбросанные вокруг нее остатки вареного риса говорили о том, что толстяк успешно закончил свою трапезу и покинул бар.

— Что мы будем делать? — перепуганно спросила Келли. — Куда делся наш водитель? О нет!

Перл всплеснул руками:

— Черт побери! Как же мы так опростоволосились? Парень, должно быть, смылся, пока мы занимались выяснением личности Джины. Черт побери, я не ожидал от него такого. Он же обещал подвезти нас. Черт возьми, ума не приложу, как можно было упустить из виду такую гору мяса. Не представляю, как он мог просочиться мимо нас. Может быть, он прополз по полу.

Они быстро вскочили из‑за стола.

— Ну, что будем делать. Перл, — она выглядела весьма обеспокоенной, то и дело теребя повязанный на голове платок.

— Думаю, что у нас не слишком большой выбор.

Перл поглубже нахлобучил шляпу и задумчиво потер кончик носа.

— Так, что делать, что делать, — пробормотал он. — Что нам нужно предпринять? Так, духовными очами я прозреваю голубой микроавтобус, припаркованный на другой стороне улицы. Думаю, что нам нужно немедленно подчиниться велениям моего астрального тела. Моя душа лучше знает, что предпринять.

Келли недоуменно воззрилась на него:

— Ты что, собираешься украсть машину? Здесь, в Мексике? Так тебя же здесь за это повесят! Надеюсь, ты помнишь, какие здесь строгие законы?

— Да, я знаю, — Перл беззаботно махнул рукой. — У нас, к сожалению, нет другого выхода. Мы сейчас находимся в безнадежном положении, когда не принято выбирать пути для спасения. И потом, я же не собираюсь его угонять к себе в Соединенные Штаты. Я его всего лишь на время займу, чтобы доехать до Энсенадо, а потом машина вернется к своему владельцу, и ничего страшного не произойдет.

Келли осуждающе покачала головой:

— Перл, подумай, что нас ожидает, если попытка не удастся.

Он скривился:

— Неужели ты хочешь вернуться назад, в лапы доктора Роулингса. Ну, что ж, если так, то, пожалуйста, можешь отправляться в Санта–Барбару. Я же займусь тем, чем должен заниматься, один. Мне будет очень не хватать тебя. Но, что поделаешь, — он, театрально кривляясь, смахнул слезу со щеки.

Она растерянно посмотрела вокруг.

— Но ведь мы находимся посреди чужой страны. У нас нет денег, у нас нет друзей, мы не знаем, куда мы идем, конечно, я боюсь.

Перл снова стал гримасничать:

— Я повторяю свой вопрос. Ты хочешь вернуться?

Келли шумно вздохнула.

— Нет, — нетерпеливо ответила она. — Возвращаться я не хочу, потому что не знаю, что меня там ждет. С тобой я хоть уверена в том, что мы к чему‑то идем. Точнее, я даже знаю, куда мы идем. Мы направляемся в исследовательскую лабораторию, где работает бывшая жена доктора Роулингса по фамилии Макинтош.

Перл ласково улыбнулся и потрепал ее по щеке.

— Вот, хорошая девочка, — одобрительно сказал он. — Молодец, ты все правильно решила. А насчет исследовательской лаборатории не беспокойся, я изучил всю документацию, которая нашлась на нашей яхте, и выяснил, где находится это заведение. Через двадцать миль вороньего полета, — загадочно сказал он. — Мы окажемся у миссис Макинтош. Нам осталось подождать совсем немного. Согласись, что это отнюдь не то расстояние, которого нужно бояться.

Келли согласно кивнула:

— Интересно, какая она, эта миссис Макинтош? Хотелось бы поскорее увидеть ее.

Перл улыбнулся еще шире:

— Терпение, друг мой, еще раз терпение. Скоро нам все будет ясно. Хотя, честно говоря, одно мне известно и сейчас.

— Что же?

Перл выразительно покрутил пальцем у виска. Даже такое простое движение он сделал с таким комизмом, что Келли не удержалась и прыснула со смеху.

— Что это значит, Перл, объясни.

— Ну, тут же все и так понятно, — снисходительно сказал он. — Если эта дамочка вышла замуж за доктора Роулингса, то у нее явно сдвиг по фазе. Правда, у нее все‑таки хватило ума развестись с ним.

Келли пожала плечами:

— Да, вес мы время от времени совершаем ошибки. Главное найти в себе мужество признать их и исправить.

Перл понимающе кивнул:

— Да, все‑таки эта дамочка смогла найти в себе силы и оставить этого негодяя. Хорошо, что она отважилась хоть на это. В любом случае она единственная, кроме Роулингса, кто может рассказать мне о моем брате Брайане.

Келли на секунду задумалась:

— Возможно, конечно, еще кто‑нибудь знает об этом, но знаем ли мы о том, кто это знает.

Перл сдвинул брови:

— Ты сказала какую‑то очень сложную фразу. В общем, я даже не смог тебя понять. Но это неважно. Сейчас нас ждет трудная дорога в таинственный и недоступный, он наклонился ближе к Келли и уточнил, — пока недоступный нам, город Энсенадо. Ты готова присоединиться ко мне в этом путешествии, Бонни.

С этими словами Перл галантно, по–джентльменски, подставил Келли свой локоть. Она не скрывала своей радости.

— Я с тобой, Клайд.

— Ты знаешь, что говорит мой папа в таких случаях.

Перл поправил воображаемый галстук и стряхнул пылинку с заношенного пиджака.

— Твой папа очень мудрый, наверняка он имеет по этому поводу какое‑нибудь веское суждение.

Келли улыбнулась:

— Мой папа говорит, что если ты что‑нибудь делаешь, то лучше не останавливайся на полпути. Так что вперед. Перл.

Они уже было направились к двери, но в этот момент в бар вошли двое высоких, широкоплечих полицейских, которые, взглянув на какие‑то фотографии, стали присматриваться к многочисленным посетителям бара.

— О, — встревоженно произнес Перл. — С этими ребятами нам ни в коем случае нельзя встречаться. Я почти не сомневаюсь, что они разыскивают нас. Вполне возможно, что на наш след их навел этот жирный боров, на которого мы так надеялись. Эх, добрался бы я до него, если б у меня было побольше времени. Ладно, Келли, осторожно разворачиваемся и идем назад в дальний угол.

Келли перепуганно наклонила голову, чтобы не быть замеченной полицейскими.

— А что мы там будем делать? Дожидаться, пока они доберутся и опознают нас?

— Да нет же, — тихо сказал Перл. — Там просто есть окно. Сейчас мы смотаемся отсюда.

Они остановились возле открытого окна и, воспользовавшись моментом, когда полицейские находились к ним спиной, стали выбираться из бара. Перл помог сначала выбраться Келли, а затем направился следом за ней. Один из полисменов, бросив случайный взгляд в дальний угол бара, увидел мелькнувшую в окне фигуру высокого молодого мужчины в широкополой коричневой шляпе и потертом светлом пиджаке.

— Эй, Диас, потянул он за рукав напарника. — Посмотри. Давай быстро за ними.

Полицейские бросились к окну, однако Перл уже растворился во мраке.

Выхватив револьверы, полицейские метнулись к выходу из бара.

— Они не могли далеко уйти, — воскликнул один. — Бежим к машине.

— СиСи, но почему ты не хочешь меня выслушать, — захныкала Джина. — Это очень важно для меня и для тебя тоже.

СиСи рассерженно бросил:

— Для тебя все весьма важно. Каждый раз ты врываешься в этот дом, заявляя, что у тебя припасено для нас какое‑то весьма важное сообщение.

— Но ты ведь не можешь не признать, что я всегда сообщала вам нечто весьма интересное.

У СиСи стал немного менее свирепый вид:

— Ладно, выкладывай, что тебе надо и поскорее. Я не хочу стоять здесь с тобой до завтрашнего утра.

Джина осмелела:

— Да ты просто не можешь этого вынести.

СиСи поморщился:

— Чего вынести?

— Того, что я оказалась права, а ты и вся твоя семья были не правы, — торопливо сказала она. — Я же тебе говорила, что Сантана будет Брэндону никудышней матерью, а ты мне не верил. Ну, что, теперь получил возможность убедиться в правоте моих слов? Отпусти же меня. Мне больно.

СиСи грубо оттолкнул от себя Джину, которая с обиженным видом принялась поправлять прическу и блузку.

— Тогда Сантана была ему хорошей матерью, — холодно сказал СиСи. — Вспомни, как она заботилась о мальчике, когда он болел.

Джина возмущенно взмахнула рукой:

— Ты был просто невнимателен или не желал видеть того, что не вписывалось бы в твои представления о Сантане. Ты хотел видеть только то, что хотел видеть. Ты так хотел покарать меня, что даже не подумал о Брэндоне. И ты отнял его у единственной матери, которую он знал. И отдал его в семью, которой не было.

— И что в этом такого? — хмуро спросил Ченнинг–старший.

Джина запальчиво вскричала:

— Это то же самое, что бросить ребенка в зону боевых действий!

СиСи неохотно выслушал эти горькие слова.

— Но не у всех же такая глубокая интуиция, как у тебя, — попытался защищаться он. — К сожалению, мы оказались не такими провидцами.

Джипа приняла гордый вид.

— Вот именно! Вы все! — веско сказала она. — Кроме меня.

СиСи мрачно усмехнулся.

— Джина, ты приписываешь себе несуществующие добродетели.

— Зато я не претендую на чужие лавры, — мгновенно парировала она. — Ладно, если ты настаиваешь, то я готова признать, что еще кое‑кто, кроме меня, знал о том, что случится между Крузом и Сантаной.

СиСи нахмурился.

— Кто же это?

Джина ткнула пальцем в сторону коридора.

— Ты бы спросил у Иден. Она была уверена в том, что этот брак недолговечен. Тебе, СиСи, хоть иногда следовало бы интересоваться мнением своих близких.

Ченнинг–старший выпрямился так, словно проглотил аршин.

— Иден здесь не при чем, — медленно произнес он. — Это было личное дело Сантаны и Круза.

Джина ядовито рассмеялась.

— Ну, конечно! Если судить по твоим словам, то и гравитация не должна заставлять предметы падать на землю. СиСи, у меня иногда складывается такое впечатление, что ты считаешь себя Моисеем, каждое слово которого должно служить законом для твоего мини–народа, в данном случае твоей семьи. Ты или ничего не видишь вокруг себя или не хочешь видеть.

СиСи поморщился.

— Джина, роль проповедника, взывающего к нравственным ценностям — это не твое амплуа. Если ты хочешь сказать что‑нибудь конкретное, то лучше поскорее говори, иначе я не стану задерживать тебя здесь.

Без тени смущения Джина тут же заявила:

— Это все видят окружающие. Чернила еще не успели высохнуть на бумаге, объявлявшей о браке Круза и Сантаны, как Иден устремилась за ним!..

СиСи свирепо насупил брови.

— Не болтай чепухи. Не все действуют так, как ты, в попытках вернуть себе упущенное.

Джина не отказала себе в удовольствии возразить:

— То‑то я вижу, что ты никак не пытаешься вернуть прошлое в своих отношениях с Софией.

— А этого ты вообще не трогай! — рявкнул СиСи. — Я не об этом сейчас говорю. Как бы Иден ни относилась к Крузу, она не стала бы делать ничего, чтобы разрушить его брак.

Джина язвительно прокомментировала:

— Очень жаль, что твоего мнения не разделяет Сантана. Потому что Иден едва не осталась убитой из‑за своего вмешательства.

Джине показалось, что моральная победа на ее стороне, и она уверенно шагнула по направлению к гостиной.

Однако СиСи спустя мгновение, опомнившись, крепко схватил ее за локоть и довольно резко рванул на себя.

— Джина, мне противно слушать твои измышления! У тебя всегда отлично получается предполагать самое худшее, — прошипел он. — Вина Сантаны еще не доказана, и потому ни ты и ни я не имеем права раньше времени выносить свои суждения.

Джина вытаращила на него глаза.

— Ты что, собираешься защищать Сантану?

СиСи, чувствуя свое полное бессилие, отшвырнул Джину от себя и со злобой произнес:

— Ты хотела что‑то сказать? Так говори и убирайся к черту.

Джина посмотрела на него злобным взглядом.

— Я хотела сказать, что мне нужен Брэндон.

СиСи в изнеможении схватился за голову и со стоном отвернулся.

— О, Боже! Джина, по–моему, ты пытаешься проломить головой стену. И, вообще, мне непонятно, что за спешка?

Джина поспешно принялась объяснять:

— Никакой спешки в этом нет. Сатана сейчас находится в больнице. Она не может заботиться о ребенке. И Крузу тоже некогда, он всегда занят на работе. Мальчик фактически остался без родителей. Почему ты считаешь, что я должна спокойно на это смотреть? К тому же, своей матерью он считает именно меня, а не какую‑то там Сантану.

СиСи обернулся и строго посмотрел на нее.

— Джина, не бери на себя слишком многого. Прошло достаточно времени с тех пор, как ты воспитывала Брэндона. Вместе с Крузом и Сантаной он пережил уже слишком многое, а ты по–прежнему пытаешься цепляться за остатки прошлого.

— Ничего подобного! — решительно заявила Джина. — Если не веришь, то обратись к самому Брэндону и спроси, кто его мать. Он сразу же укажет на меня, а не на Сантану. Я считаю, что имею полное моральное право воспитывать его.

— Ты не имеешь никакого права! — взбешенно заорал СиСи. — Ты была с позором изгнана из этого дома и можешь даже не надеяться на то, что тебе удастся вернуть хотя бы частичку прошлого. Брэндон останется в этом доме! О нем прекрасно позаботится Роза.

Джина судорожно сглотнула.

— Ты что, хочешь, чтобы и он кончил, как Сантана? — подавленно сказала она. — Мальчик мой! Я воспитывала его и хочу вернуть его себе!

СиСи охватил приступ бешенства. Он схватил Джину за руку и вытолкнул в открытую дверь.

— Ты попросила и получила отказ. Теперь — убирайся! — заорал он.

Джина, тем не менее, не потеряла рассудка. Гордо вскинув голову, она поправила слегка измятую блузку и с какой‑то недоброй улыбкой сказала:

— Мне нравится, когда ты прибегаешь к силе. Это придает тебе дополнительное очарование.

СиСи едва мог подавить в себе острое желание пинком вышвырнуть Джину с лестницы.

— Боже мой!.. — только и смог выговорить он.

Джина продолжила:

— Когда‑то и тебе нравилось это качество во мне… Помнишь, когда мы были женаты… Я помню, я даже думаю об этом иногда. Я была так счастлива…

Словно забыв о том, что ее несколько секунд назад вышвырнули за порог, Джина снова вошла в дом и, соблазнительно улыбаясь, приблизилась к Ченнингу–старшему.

Пока СиСи, онемев от такой наглости, молчал, Джина положила ему руку на плечо и медленно погладила его.

— Мне было очень хорошо, когда я жила с тобой в этом доме. Я чувствовала себя такой желанной, и Брэндон был такой нежный…

Когда рука ее стала приближаться к шее СиСи, он резко оттолкнул Джину от себя. От неожиданности она даже вскрикнула.

С ненавистью глядя в глаза бывшей супруге, Ченнинг–старший сквозь зубы процедил:

— Из всего, что у нас было, только он чего‑то и стоил.

Джина продолжала храбриться.

— Брэндон был счастлив потому, что у него было двое родителей, — сказала она. — И я действительно была счастлива с тобой, СиСи.

Она опять шагнула навстречу ему, однако, на сей раз СиСи даже не подпустил ее к себе, предостерегающе выставив руки.

— Ты сказала, что хотела, — сухо промолвил он. — Теперь уходи.

Но от Джины не так‑то легко было избавиться. Она немного потопталась на пороге, словно собираясь уходить, а потом неожиданно спросила:

— СиСи, а ты мог бы представить себе обстоятельства, при которых ты простил бы меня и пригласил вернуться в твой дом?

СиСи снисходительно улыбнулся.

— Нет, не мог бы.

Он уже собирался закрыть дверь, но Джина выставила вперед ногу, мешая ему сделать это.

— Ну, так вот, а я могу! — с победоносной улыбкой закончила она. — Скоро увидимся.

Горделиво подбоченясь, она вышла из дому и стала спускаться по лестнице.

СиСи с облегчением захлопнул дверь и направился в гостиную.

Однако тяжелые мысли не отпускали его. Что задумала Джина? На что она намекала? Если она хочет вернуть его расположение, то у нее это вряд ли получится. Но, очевидно, у нее есть в запасе какие‑то козыри, иначе она не стала бы с такой настойчивостью предлагать свои услуги СиСи. В любом случае СиСи чувствовал тревогу. Джина просто так все это не затевала бы. Нужно быть с ней настороже. Не стоит оставлять без внимания ее намеки.

ГЛАВА 6

Ник Хартли пытается поддержать Сантану. Джина опередила всех. СиСи поучает Круза. Беглецы прибыли в Энсенадо. Круз пытается объяснить Брэндону, что происходит.

Когда Ник Хартли пришел в больницу, в палате Сантаны уже не было ни Розы, ни Круза.

Увидев через стеклянную перегородку, что она не спит, Ник постучал в дверь и вошел.

Сантана сидела, прислонившись спиной к подушке.

— Ник? Ты? — удивленно спросила она. — Вот уж кого не ожидала увидеть здесь, так это тебя!.. Зачем ты принес цветы?

Ник смущенно достал из‑за спины букет и положил его на столик рядом с кроватью.

— Это тебе…

Сантана хмуро отвернулась.

— Тебе не обязательно было приходить с цветами.

Ник пожал плечами. Не зная, с чего начать разговор, он задал стандартный вопрос:

— Ну, как ты себя чувствуешь?

Она равнодушно ответила:

— Все отлично.

Тон ее речи не оставлял сомнений в том, что чувствует она себя отвратительно. Ник шумно вздохнул.

— Да, глупый вопрос. Честно говоря, я просто не знаю, как мне обратиться к тебе.

Сантана по–прежнему не поднимала на него взгляд.

— Да ладно. Ник…

Ник осторожно присел рядом с ней на краешек кровати.

— Сантана, я пришел к тебе, чтобы ты знала — ты не одна, я с тобой и готов оказать тебе любую помощь.

Она возбужденно мотнула головой.

— Ничего не осталось! Я все потеряла! И сама в этом виновата… Так что ты напрасно пытаешься продемонстрировать мне свою поддержку. В этом нет никакого смысла. Меня все бросили. И я не хочу принимать ничью помощь. Понимаешь, я осталась в одиночестве. Никому не интересны мои проблемы — ни Крузу, ни тем более остальным.

Ник с горечью возразил:

— Нет! Ты ошибаешься — это не так! И ты должна понять это. У тебя есть многое, у тебя есть Брэндон…

Она с болью покачала головой.

Я не знаю. Я, правда, не знаю. Я не уверена теперь даже в этом. Когда меня посадят в тюрьму, он, наверняка, забудет меня.

Ник развел руками.

— Ну, как он может тебя забыть? Ведь ты — его мать. Не стоит рисовать все в черном цвете. Ведь ты нужна ему! И Круз…

Сантана резко вскинула голову.

— А что Круз?

— Я только что видел его, — объяснил Ник. — Он сильно огорчен, поверь мне…

Она разочарованно усмехнулась.

— Так вот почему ты здесь… Значит, Круз попросил тебя зайти?

Ник покачал головой.

— Нет. Но он был рад услышать, что я собираюсь это сделать.

Сантана не скрывала недоверия.

— Да. Круз всем хочет показать свою обеспокоенность. Мол, смотрите, какой я верный муж!.. Конечно, ему хотелось бы, чтобы все вокруг думали, что он верен своему супружескому долгу. Как же… Самый известный полицейский города… Ни в одной газете не найдешь о нем плохого слова, он образец во всем и для всех… Только… — она на мгновение умолкла, а затем с горячностью воскликнула. — Держу пари, что сейчас он валяется в постели с Иден!

Ник ошалело посмотрел на нее.

— Сантана, что ты говоришь? Я только что видел Круза, он и думать не собирается ни о ком другом. Единственное, что его волнует — как помочь тебе. Не нужно наговаривать на него!..

Сантана горько улыбнулась.

— Вот и ты. Ник, обвиняешь меня. Хорошо, возможно я ошибаюсь. Но, скорее всего, так оно и есть. Ты знаешь, ведь он любил ее все это время. Такая мелочь, как женитьба на мне, ничего не могла изменить.

Ник терпеливо повторил:

— Это не так. Достаточно было один раз взглянуть на него, чтобы понять, что он очень переживает за тебя. Ведь ты — его жена. И никто не отменял ваш брак. Просто сейчас ты оказалась в такой тяжелой ситуации, что тебе кажется, что все вокруг настроены против тебя. Поверь мне, на самом деле все обстоит совершенно по–иному. И Круз, и я — все мы на твоей стороне.

— Да! — ядовито воскликнула она. — Все вы очень переживаете за меня, особенно Круз! Именно поэтому он попросил тебя прийти в больницу и успокоить его ненормальную жену.

Ник начал терять терпение.

— Да он ни о чем меня не просил! Зачем ты пытаешься выставить его в дурном свете?

Казалось, что Сантана не слышит ничего из того, что ей говорит Ник. Она по–прежнему упрямо повторяла одно и то же, при этом в голосе ее появился истерический надрыв.

— Я знаю, что всем будет лучше без меня! Я стала для всех обузой! Ну, конечно, кому может понравиться сумасшедшая дамочка с явно выраженной манией преследования?

Ник не выдержал:

— Да замолчи ты! — крикнул он. Затем, уже немного потише, повторил. — Давай прекратим пока этот разговор. Хорошо, если ты так считаешь, я не стану спорить с тобой. Однако мне хотелось бы, чтобы ты выслушала меня.

Сантана умолкла и недоверчиво смотрела на него. После некоторой паузы Ник сказал:

— Ты помнишь, как Келли пришлось уйти, и я остался один? Помнишь, когда и при каких обстоятельствах это произошло?

Сантана мрачно кивнула.

— Помню.

Ник продолжил:

— Очень хорошо. А ты помнишь, что ты одной из первых навестила меня после этого? И мне стало полегче. Я хочу сделать теперь для тебя то же самое. Ты слишком хороший человек, чтобы позволить себе так падать духом, — голос его обрел убежденность. — Все будет хорошо. Я обещаю тебе. Нужно только подождать. Все обязательно образуется. Ты не должна так быстро ставить на себе крест. Подумай, ведь еще ничего страшного не произошло. Да, судебное заседание прошло неудачно. Ты сильно нервничала и этим вызвала подозрения судьи Уайли, но ведь на этом еще не все закончено. Ты пройдешь обследование в больнице, тебя немного подлечат, нервы твои успокоятся. Потом ты возьмешь себя в руки, и никакой суд присяжных не сможет доказать твою виновность, если только ты сама не убедишь их в этом. Я уверен в том, что ты совершила наезд на Иден непреднамеренно. Все это получилось случайно. Таково было стечение обстоятельств. Ты ни в чем не виновата. Возможно, ты наделала ошибок. Но ведь ошибки еще не означают безусловную вину. Я знаю, что у тебя есть силы для того, чтобы защитить себя! Помни и о том, что с тобой друзья. Мы целиком на твоей стороне. Мы убеждены в том, что все для тебя закончится благополучно. Ты должна только верить и ждать.

Этот страстный монолог произвел на Сантану впечатление. Она надолго умолкла. Затем, с надеждой взглянув в глаза Нику, попросила:

— Ты мог бы сделать для меня кое‑что?

Он еще не успел ничего ответить, как она добавила:

— Это не обременит тебя. Так, совсем маленькая просьба.

Ник убежденно кивнул.

— Да, конечно, проси все, что хочешь. Только скажи…

Сантана криво улыбнулась.

— Ты мог бы навестить Брэндона хотя бы раз?

— Конечно. Я буду очень рад. Что мне для него передать?

У Сантаны на глазах проступили слезы.

— Передай ему… — медленно сказала она. — Передай ему привет от меня. Ник. Я не хочу, чтобы он меня забывал.

Ник ободряюще погладил ее по забинтованной руке.

— Он не сможет тебя забыть, Сантана… Брэндон любит тебя. И вообще, ты можешь не беспокоиться о своем сыне. Ведь столько людей заботятся о нем! И о тебе тоже… Ты не должна подвести нас. Когда ты почувствуешь, что сдаешься, то лучше думай о Брэндоне и всех нас. Думай о том, как ты будешь счастлива, когда вернешься к нему. И если это не стоит борьбы, то я не знаю, что ее стоит!

Джина все‑таки не оставила своих попыток встретиться с Брэндоном.

Подождав в машине минут пятнадцать, она снова вернулась к дому Кэпвеллов. Позвонив в дверь, она со страхом ожидала появления Ченнинга–старшего или Софии.

Однако на сей раз ей повезло. Дверь открыл Рубен. Джина не скрывала своей невероятной радости.

— Добрый вечер, Рубен! — с энтузиазмом воскликнула она.

Отец Сантаны не разделял ее оптимистического настроения.

— Вероятно, для кого‑то он добрый. Вы что‑то хотели? — Джина поняла, что сморозила глупость и мгновенно спрятала улыбку.

— Да, Рубен. Я очень сочувствую тебе. Мне хотелось бы увидеть Брэндона.

Тот хмуро отступил в сторону, пропуская Джину в дом.

— Вам повезло, он еще не спит. Сейчас я позову мальчика.

Опасливо озираясь по сторонам. Джина вошла в гостиную. Ей повезло и на этот раз. Здесь не было никого из семейства Кэпвеллов.

Оставшись в гостиной одна. Джина с любопытством развернула лежавшую на журнальном столике газету.

Первая страница «Санта–Барбара Экспресс» пестрела сенсационными заголовками, один из которых гласил: «В результате предварительного слушания в суде Сантана Кастильо помещена на принудительное лечение. Просьба адвоката об изменении меры пресечения оставлена без внимания».

Джина с любопытством развернула газету и пробежалась глазами по строчкам статьи.

— Наконец‑то, о ней написали правду, — пробормотала она, уяснив из статьи, что жители Санта–Барбары не сомневаются в том, что наезд на Иден Кэпвелл был хорошо скрытой попыткой убийства.

В холле раздался звук шагов.

Джина опустила газету и увидела бежавшего к ней Брэндона.

— Здравствуй, мама! — весело крикнул он. Джина торопливо отложила в сторону газету и крепко обняла мальчика.

— Здравствуй, мой дорогой! Господи, как я рада тебя видеть!

На сей раз тон ее речи был совершенно искренним. Мальчик чмокнул ее в щеку и спросил:

— А где Роза или папа?

Зная, что папой он называет СиСи, Джина ответила:

— Папа занят сейчас какими‑то важными делами, а Розу я не видела. Но, наверное, это и лучше, потому что мы сможем спокойно поговорить с тобой.

Джина посадила Брэндона к себе на колени и ласково погладила по голове.

— Тебе нравится в этом доме? — спросила она у мальчика. — Как ты себя чувствуешь?

Он пожал плечами.

— Хорошо. А что?

— Ты знаешь, почему ты сегодня находишься здесь, а не с Крузом и Сантаной?

Брэндон улыбнулся.

— Наверное, Круз опять на работе, поэтому меня забрала бабушка.

Джина покачала головой.

— Это не совсем так. Сегодня кое‑что случилось.

Мальчик наморщил лоб.

— А Роза сказала мне, что все по мне соскучились и хотят повидать меня.

— Джина с нежностью поглаживала его по волосам.

— Отчасти, ты находишься здесь и поэтому. Я хочу, чтобы ты выслушал меня. Сможешь?

Брэндон пожал плечами.

— Я постараюсь.

— Сантаны некоторое время здесь не будет, — тихо сказала Джина.

— Почему?

— Потому, что она сделала что‑то очень–очень плохое.

Джина потянулась за газетой, которая лежала на столике.

— Видишь, вот здесь напечатана ее фотография? — сказала она, разворачивая газету перед мальчиком.

Он внимательно посмотрел на снимок и стал внимательно водить пальцем по строкам заголовка.

— Что означает это слово? У–б-и, уби… — начал читать он.

— Здесь написано о том, что Сантана обвиняется в покушении на убийство, — сказала Джина. — Это значит, что кто‑то пытался навредить другому человеку…

Брэндон отрицательно помотал головой.

— Но это неправда! Сантана никому не стала бы вредить!

Джина опустила глаза.

— А полиция считает, что она могла сделать это.

Брэндон недоверчиво посмотрел на Джину.

— Что, и Круз так думает?

Она убежденно кивнула.

— Да, конечно.

Мальчик вдруг посерьезнел.

— Круз на нее злится?

Джина сочувственно кивнула.

— Думаю, да. Им сейчас нелегко. Брэндон, я хочу, чтобы ты знал, что на тебя никто не сердится. Мы все тебя любим. Просто ты должен знать, что Сантаны здесь некоторое время не будет.

Брэндон поморщился.

— Но она все‑таки должна вернуться? Ведь это так?

Джина неопределенно покачала головой.

— Я не знаю, — она перевела разговор на другую тему. — Тебе ведь нравится, как о тебе заботится Роза? Скоро и я буду рядом с тобой. Помнишь, как нам было весело, когда мы все жили вместе? Скоро все будет по–старому. Не пора ли тебе спать — если мы будем вести себя тихо, то нас никто не будет ругать.

Брэндон потянулся рукой к газете.

— А можно мне взять эту фотографию?

— Ты имеешь в виду газету? Да, конечно, возьми ее в свою комнату, только не говори никому о том, кто ее тебе дал. Ну, что, пойдем на второй этаж?

Мальчик грустно кивнул.

— Да. Ты можешь проводить меня?

— Ну, конечно.

Она взяла Брэндона за руку и повела его к лестнице, ведущей на второй этаж, но замерла, услышав грозный окрик из прихожей.

— Джина! Что ты делаешь с мальчиком?

Это была Роза.

— Ничего. Все в порядке, — с любезной улыбкой, обернувшись к Розе, затараторила она. — Мы с Брэндоном просто разговаривали. А сейчас он идет отдыхать. Правда, милый?

— Да.

— Ну, что ж, ступай один. Я думаю, что Роза хочет поговорить со мной.

Брэндон неохотно согласился.

— Ладно. Роза, спокойной ночи. Я иду спать.

Роза выглядела рассерженной, но, увидев обращенный на нее взгляд мальчика, смягчилась.

— Дорогой, иди в свою комнату. Мне еще надо немного задержаться.

Брэндон поднялся по лестнице и исчез в коридоре. Роза повернулась к Джине.

— По–моему, тебя уже не один раз выставляли из этого дома, — холодно сказала она. — Что привело тебя сюда на этот раз? Только не говори мне, что ты хотела пожелать Брэндону спокойной ночи. Я тебе все равно не поверю.

Джина пожала плечами и криво усмехнулась.

— А что в этом странного? Сегодня не совсем обычный день. И мне захотелось своими глазами убедиться в том, что с мальчиком все в порядке.

Роза сверкнула глазами.

— Почему ты решила, что в этом доме с ним может что‑то случиться? Здесь за ним очень внимательно присматривают.

Джина умолкла, не находя ответа.

Звонок в дверь спас ситуацию.

Когда Роза открыла, в дверь вошел Круз.

— Что здесь происходит? — хмуро взглянув на Джину, спросил он. — Для такого позднего часа, здесь что‑то очень многолюдно.

Роза гордо отвернулась.

— Мне нечего вам сказать.

Круз, стараясь держать себя в руках, сказал:

— Хорошо. Ты не могла бы сказать мистеру Си, что я хочу поговорить с ним? Это очень важно. Разговор не требует отлагательств.

— СиСи в кабинете. Ты знаешь дорогу, — сказала она. С этими словами Роза развернулась и, гордо подняв голову, вышла из гостиной. Круз проводил ее мрачным взглядом.

Само собой. Джина не упустила удачной возможности поехидничать.

— Похоже, что твоя звезда здесь померкла!.. — едко заметила она. — Да, в жизни каждого человека бывают свои взлеты и падения.

Круз пропустил ее замечания мимо ушей.

— Я рад, что встретил тебя, Джина, — в его голосе слышалась неприкрытая угроза. — У меня есть к тебе несколько вопросов. Думаю, что на этот раз тебе не удастся увильнуть.

Джина снисходительно улыбнулась.

— Мне кажется, что ты что‑то перепутал, Круз. Насколько мне известно, ты сейчас находишься не на службе, а я — не подследственная. Разумеется, в другой ситуации я была бы рада тебе помочь. Однако, если это — не официальное дело, то извини, тебе придется обойтись своими собственными силами.

Кастильо угрюмо взглянул на нее.

— Куда же ты так торопишься? По–моему, еще пару минут назад ты никуда не собиралась уходить.

Джина тут же ответила любезностью на любезность:

— Твое появление здесь заставило меня вспомнить о собственных планах. Извини, Круз, меня ждет Кейт.

Кастильо заскрипел зубами.

— Ах, вот как! — с неприязнью сказал он. — В последнее время вы часто видитесь…

Джина мечтательно заулыбалась.

— Можно сказать и так. Однако я не думаю, что мы будем обсуждать эту тему с тобой. Это — мое личное дело, и оно никого не касается! Я думаю, что у тебя, Круз, немало собственных проблем. А потому, не стоит беспокоиться обо мне. Я уж как‑нибудь со своими делами справлюсь сама. Мне, конечно, очень жаль, что приходится огорчать тебя, но если ты помнишь, и в моей жизни были подобные моменты. К сожалению, тогда никто не пришел мне на помощь. Я была вынуждена выкарабкиваться сама. Но теперь, я думаю, эти времена позади.

Круз мрачно усмехнулся.

— Меня радует твой оптимизм.

Она улыбнулась еще шире.

— Оптимизм помогает жить. Нельзя всю жизнь носить в себе ощущение вины, это только мешает. Но, разумеется, каждый волен поступать так, как ему хочется. А сейчас, извини. Мне пора идти. Я и так слишком задержалась с тобой. Мы могли бы встретиться позже, скажем, через миллион лет…

Круз прошил ее взглядом.

— А ведь ты боишься, Джина, — уверенно сказал он. — И, по–моему, я даже догадываюсь из‑за чего.

Этот милый обмен мнениями был прерван появлением на лестнице СиСи Кепвелла.

Увидев свою бывшую супругу, он взбешенно заорал:

— Я же не далее как полчаса назад вышвырнул тебя отсюда! Ты снова намерена трепать мне нервы?

Джина перепуганно попятилась к двери.

— Я уже ухожу, ухожу… — плаксивым тоном сказала она. — Столовое серебро можешь не проверять, я ничего не брала.

СиСи спустился в прихожую и остановился рядом с Джиной, гневно сверкая глазами.

— Насчет столового серебра… Это ты хорошо сказала. Я обязательно проверю. А теперь — убирайся! Какого черта тебе здесь нужно?

— Я только пришла повидать Брэндона. Ладно, до скорой встречи.

— И не надейся! — рявкнул СиСи, захлопывая за ней дверь.

СиСи повернулся к терпеливо дожидавшемуся его Крузу.

— Извини. Честно говоря, я всегда стараюсь сдерживаться, когда разговариваю с Джиной, но у меня это слабо получается. В конце концов, все это заканчивается тем, что я вышвыриваю ее из дома. Она просто действует мне на нервы. Те, кто присутствуют при таких сценах, могут подумать, что я психически неуравновешен. Но думаю, что ты и сам все прекрасно понимаешь.

Круз кивнул.

— Конечно. Мне тоже редко удается сдержаться в разговорах с Джиной. Она обладает какой‑то невероятной способностью мгновенно раздражать.

СиСи хмуро покачал головой.

— Может быть, оттого, что она знает все наши слабые места? Ну, да ладно. Я думаю, что ты пришел сюда не для того, чтобы выслушивать мое мнение о Джине. Итак, чем могу служить?

Круз тяжело вздохнул.

— Я пришел сюда, чтобы поговорить с вами о Брэндоне. Меня принуждают к этому последние события.

СиСи с сомнением покачал головой.

— Да, я уже слышал о том, что сегодня произошло в суде. Честно говоря, еще несколько часов назад я был уверен в полной невиновности Сантаны. Однако теперь уже и не знаю чему верить. В газетах пишут такое, что тут поневоле засомневаешься.

Круз резко вскинул руку.

— Мистер Си, здесь многое еще неизвестно. Поэтому давайте не будем делать поспешных выводов.

СиСи пожал плечами.

— Но я еще не делал никаких выводов. Просто информация о том, что произошло в тот вечер на мысе Инспирейшн, столь противоречива, что я пока не готов разговаривать на эту тему. К тому же, не могу не признать, что я в какой‑то степени лицо заинтересованное, а потому… Сам понимаешь, — он растерянно развел руками.

Круз задумчиво прошелся по гостиной.

— Я не верю, что Сантана намеренно пыталась сбить Иден! Но, похоже, что судья Уайли с этим не согласна. Не нравится мне все это… — задумчиво произнес он. — Как вы правильно заметили, показания свидетелей и материальные улики крайне противоречивы. Я сам вел расследование и обладаю наиболее полной информацией, но не могу до конца быть уверенным в том, что судья Уайли приняла верное решение. Мне кажется, что это был опрометчивый шаг с ее стороны. Хотя ее тоже, в общем, можно понять. Сантана вела себя на судебном заседании очень возбужденно. Поначалу она утверждала одно, а потом, когда стали выясняться некоторые подробности, резко изменила показания. Конечно, это не могло не вызвать подозрений у судьи Уайли. И все‑таки, повторяю — я уверен в невиновности своей жены. Хотя, возможно, это — ошибка. Точной картины того, что произошло на мысе Инспирейшн, до сих пор нет. Я сомневаюсь в том, что и суду присяжных до конца удастся это выяснить. Я не знаю, что там делала Иден, но она оказалась там в недобрый час.

СиСи не сводил взгляда с Круза.

— Так что, Сантана оказалась права насчет тебя и Иден? — осуждающим тоном спросил он.

Круз на мгновение умолк. Похоже, СиСи намерен разговаривать с ним не о судьбе Брэндона, а о его взаимоотношениях с Иден. Это совершенно не устраивало Кастильо.

После такого водоворота событий выслушивать моральные поучения Ченнинга–старшего Крузу совершенно не хотелось.

— Послушайте, — устало сказал он. — Я приехал сюда для того, чтобы поговорить с вами о судьбе мальчика. Я хочу забрать его домой.

СиСи отрезал:

— Брэндон останется здесь.

Круз попробовал возражать:

— Но Брэндон должен быть рядом с Сантаной.

СиСи был непоколебим.

— Сантана в больнице, мальчик должен оставаться в этом доме.

Круз продолжал настаивать:

— Тогда я заберу его домой. Я сам о нем позабочусь. Мы все‑таки одна семья.

СиСи упрямо покачал головой.

— Нет. Послушай, Круз, ему здесь нравится, он готов здесь остаться. С ним будет Роза. Ты хочешь вытащить его из постели? Пожалуйста, иди. Забирай…

Круз внимательно посмотрел на Ченнинга–старшего.

— Ну, хорошо. Допустим, я не буду его забирать сегодня. Но вы же не станете возражать против того, чтобы я поговорил с ним?

СиСи чуть смягчился.

— Ладно. Я не возражаю, — после некоторого раздумья сказал он. — Пойдем. Я его позову.

Они шагали через гостиную к лестнице, однако, спустя несколько мгновений СиСи вдруг резко остановился и повернулся к Кастильо.

— Круз, — взволнованно сказал он.

— Я слушаю вас, мистер Си.

Кэпвелл–старший некоторое время помолчал, словно не зная: с чего начать. Круз понял, что он хочет сказать нечто важное.

Наконец, СиСи произнес:

— Я не хочу, чтобы пострадали Брэндон и Иден.

Круз сокрушенно покачал головой.

— Но ведь Иден — взрослая женщина. Она совершенно не нуждается в вашем присмотре, мистер Си. А вы, по–моему, до сих пор считаете ее несмышленой девочкой, которой нужно каждый раз вытирать нос и наставлять ее на путь истинный. Мне кажется, что это просто недостойно ее.

СиСи помрачнел.

— Между прочим, — играя желваками на щеках, сказал СиСи, — ты — семейный человек и у тебя есть обязанности перед супругой и Брэндоном. Думаю, что тебе было бы лучше позаботиться о них, а не обращать внимание на Иден.

Сильное нервное напряжение и усталость, накопившиеся за день, стали причиной того, что Кастильо потерял самообладание и вспыльчиво воскликнул:

— Во–первых, мне не нужны ничьи напоминания о моих обязанностях! А, во–вторых, мои чувства по отношению к Иден вообще никого не должны касаться! И нечего совать свой нос в мои дела!

СиСи побледнел.

— Может быть, Сантана не возненавидела бы мою дочь, — дрожащим голосом сказал он, — если бы ты, Круз, не спровоцировал такую ситуацию.

У Круза возбужденно блестели глаза.

— О чем вы говорите? — вызывающе сказал он. — Я не понимаю! Что это за намеки?

Лицо СиСи посерело. Было видно, что этот разговор крайне неприятен для него. Однако он считал, что рано или поздно должен был высказать Крузу все, что думает.

— Я ни на что не намекаю! Я говорю, что этот так называемый несчастный случай мог бы и не произойти, если бы ты держался подальше от Иден. Сантана не была бы в таком отчаянии. Я думаю, что именно твое поведение привело к тому, что Сантана начала сначала нервничать, а потом и вовсе сорвалась с тормозов. Кто как не ты своими действиями подталкивал ее к этому? Отчасти даже я могу понять ее. У нее не было другого выхода. Ты, вместо того, чтобы думать об исполнении своих супружеских обязанностей, демонстрировал недвусмысленные знаки внимания по отношению к Иден. Что, по–твоему, Сантана этого не замечала? Конечно, ей хотелось, чтобы думал только о ней. А что она получала в результате? Мне очень жаль, что я раньше не обратил на это внимание, мне уже давно намекали на то, что между тобой и моей дочерью продолжается роман. А я не придавал этому значения. Я думал, что между вами все давно закончилось. Очень жаль, что я ошибался.

Глаза Кастильо наливались кровью.

— Что касается моих отношений с Иден, то это совершенно отдельная тема, на которую я ни с кем не желаю разговаривать. А относительно ваших намеков о так называемом несчастном случае, то они абсолютно не имеют под собой никаких оснований, никто не знает наверняка, что произошло в тот вечер на мысе Инспирейшн. Никакие подробности и детали нам не известны. А потому, — с нажимом продолжил он, — вы напрасно пытаетесь внушить мне чувство вины. Я не собираюсь взваливать на себя чужие грехи, но и от своих не отказываюсь.

СиСи обвиняюще ткнул в него пальцем.

— Вот видишь. Ты сам подтверждаешь мои слова. Я не пытаюсь внушать тебе чувство вины. Ты сам его ощущаешь.

Уверенный в своей правоте, СиСи развернулся и зашагал по коридору.

Круз в растерянности стоял посреди гостиной, чувствуя собственное бессилие перед несправедливостью происходящего вокруг. Откровенно говоря, он не ожидал такого от Кэпвелла–старшего. И вообще, вся складывающаяся вокруг ситуация не могла не беспокоить Круза: сначала Роза, теперь СиСи… Кто будет следующим? Почему все обвиняют именно его? Может быть действительно СиСи прав? Может быть действительно он, Круз, спровоцировал Сантану на нервный срыв? Возможно это так. Но что из этого следует? Круз был убежден в том, что сейчас он поступает верно. Он обязан прийти на помощь Сантане и позаботиться о Брэндоне. Если в последнее время им не хватало его внимания, то в такой тяжелый для семьи момент он поступает верно, решив до конца остаться с Сантаной. Но сомнения и колебания не покидали его.

Попытка беглецов овладеть микроавтобусом увенчалась успехом. К счастью, в этот момент на улице никого не было. А потому Перл и Келли беспрепятственно уселись в машину.

Девушка озадаченно взглянула на спутника.

— А как же мы ее заведем?

Перл радостно улыбнулся.

— Не беспокойся. Я — мастер на все руки. У тебя есть шпилька?

— Что? — непонимающе спросила Келли.

— Ну… Заколка для волос…

Вместо ответа она полезла под платок и протянула Перлу необходимую вещь.

Тот замысловатым образом согнул шпильку и сунул ее в замок зажигания. После нескольких попыток автомобиль завелся.

Урча мотором, автобус медленно тронулся по каменистой мостовой. Келли радостно захлопала в ладоши.

— Великолепно! Перл, ты просто бесценный спутник! Не знаю, чтобы мы делали, если бы не твои многочисленные таланты!

Он рассмеялся.

— Ты еще не знаешь, на что я способен! Богатый жизненный опыт — это еще не главное мое достоинство! Ладно, ехать нам еще довольно долго. Так что, я рекомендовал бы тебе немного отдохнуть. К тому же скоро рассвет. Тебе нужно немного поспать.

— Хорошо.

Келли устроилась калачиком в кресле, и спустя несколько минут уже спала крепким сном.

К счастью, за несколько часов, которые потребовались, чтобы преодолеть расстояние до Энсенадо, на дороге не попалось ни одной полицейской машины.

Уже совсем рассвело, когда микроавтобус проехал мимо таблички с надписью «Энсенадо».

По улицам туда–сюда сновали маленькие потрепанные грузовички, развозившие зелень и продукты в лавки.

Перл остановил машину в тихом переулке и разбудил Келли.

— Поднимайся, мы уже приехали.

Она сонно протерла глаза и огляделась.

— Где мы?

Перл, радостно улыбаясь, развел руками.

— Мы на месте. Это тот городишко, в котором нам надо встретиться с мадам Макинтош. Насколько я помню, где‑то неподалеку должна быть психиатрическая лечебница, в которой она сейчас работает. Думаю, что остальной путь мы должны проделать пешком. Пошли.

Оставив микроавтобус на тротуаре, они отправились вверх по брусчатой мостовой. Миновав несколько кварталов, Перл удовлетворенно потер руки.

— Смотри, Келли. Видишь вот это белое здание за высокой оградой? Не будь я Перлом, если это не наш пункт назначения.

Келли испуганно посмотрела на своего спутника.

— Но как же мы туда проникнем?

Перл беспечно махнул рукой.

— Ничего, положись на меня. Я специалист в таких делах. Надо сначала подобраться поближе, а там — посмотрим. Знаешь, как говорил Наполеон? Сначала нужно ввязаться в драку, а потом будет видно.

Они осторожно пробирались вдоль окруженной кустами деревянной ограды. Перл ощупывал каждую доску забора и, наконец, радостно воскликнул:

— А вот и оно! Келли, следуй за мной.

Правда, ему пришлось приложить еще немало усилий, прежде чем слабо приколоченная доска со скрипом оторвалась от ограды. Перл нырнул в освободившийся проход, держа за руку Келли. Они оказались в густых зарослях какого‑то экзотического кустарника, росшего с противоположной стороны забора. Келли радостно прошептала:

— Просто не верится, что у нас все получилось!.. Перл, где ты всему этому научился?

Он снял шляпу и вытер рукавом пиджака выступивший на лбу пот.

— Это еще ерунда, — сказал он. — Сейчас главное — пробраться внутрь. Видишь вот этот знак?

Он показал на стоявший неподалеку столбик со стрелочным указателем.

— Что это такое? — спросила Келли.

— Судя по надписи внизу, это — дорога, которая ведет к главному корпусу. Ого! — вдруг присвистнул он и резко присел.

— Что такое? — испуганно прошептала Келли.

— Там — охранники, — ответил Перл. — Сейчас нам нужно придумать, как проскочить мимо них.

Келли осторожно высунулась из‑за куста.

— А что они охраняют? Неужели это — какой‑то важный объект? Для чего здесь вооруженные автоматами люди?

Перл задумчиво покачал головой.

— Они это уже знают, а мы это еще должны выяснить, — философски заметил он.

Келли выглядела обескуражено.

— По–моему, это будет труднее, чем удрать от доктора Роулингса, — констатировала она.

Перл улыбнулся и ободряюще похлопал ее по плечу.

— Ты очень резонно рассуждаешь. Мы очень долго учились убегать. Теперь нам нужно научиться прибежать…

Он умолк и, спустя некоторое время, радостно поднял вверх палец.

— Келли, у меня есть идея!

В глазах девушки загорелся огонек надежды.

— Ты придумал, как нам пробраться туда?

— Ага… — кивнул он. — Нет ничего проще. Тебе нужно лишь во всем подчиняться моим указаниям. Договорились?

Она улыбнулась.

— Перл, ты — мой царь и господин. Каждое твое пожелание будет в точности исполнено.

Он был готов расцеловать ее, однако, сдержался от неуместного в такой обстановке проявления нежности.

— Ты молодчина, Келли. Я все больше и больше убеждаюсь в том, ты — один из самых лучших моих друзей. Так, а сейчас немного передохнем, и займемся делом.

Келли осторожно высунулась из‑за своего укрытия.

— Интересно, а Макинтош сейчас там?

Перл пожал плечами.

— Возможно, да, а возможно, нет. Кто знает, как у них там обстоит дело с дежурствами… В любом случае, у нас нет другого выхода. Нужно пробраться туда и найти ее. А если нам не удастся сделать это сразу, то придется спрятаться где‑нибудь внутри и подождать, пока она появится. Хорошо бы, чтобы миссис Макинтош не оказалась сейчас в отпуске, — тихо засмеялся он. — Представляешь, какое разочарование ожидает нас в таком случае?

Келли шутливо прикрыла ему рот рукой.

— Не говори так, Перл. Если нам действительно не повезет, я, наверное, брошусь от отчаяния в океан.

Перл ласково погладил ее по руке.

— Я, конечно, понимаю, что ты шутишь, но эти слова меня пугают. Ты не должна беспокоиться, у нас все будет хорошо. Смотри, мы проделали такой огромный путь от Санта–Барбары до Энсенадо… Неужели все это было сделано лишь для того, чтобы ни с чем вернуться обратно? Представь себе, как будет смеяться над нами доктор Роулингс!

Келли задумчиво покачала головой.

— Интересно, как там наш друг Оуэн? Я надеюсь, что Роулингс не причинит ему вреда.

Перл тяжело вздохнул.

— Не знаю. Думаю, что Оуэн знал, на что идет. В любом случае, у нас не было другой возможности спастись. Мы еще должны быть благодарны Оуэну за то, что он взял на себя тяжелое бремя прикрывать наш отход. Ничего, я еще найду возможность отблагодарить его…

Келли грустно сказала:

— Если доктор Роулингс посадил его в изолятор, то вряд ли ты сможешь это сделать.

— В таком случае, я последую за ним в изолятор, — засмеялся Перл. — Думаю, что после такого путешествия мне не составит никакого труда проникнуть в клинику Роулингса. Ну, ладно.

С этими словами он поглубже нахлобучил на голову шляпу и, осторожно пригнувшись, стал пробираться между кустов.

— Келли, следуй за мной.

Через несколько шагов он вдруг остановился и, резко обернувшись к Келли, неожиданно сказал:

— Странная мысль меня только что посетила…

Девушка обеспокоенно заглянула ему в глаза.

— Что‑то не так? Ты боишься?

Перл действительно выглядел как‑то странно, словно что‑то, глубоко сидевшее в его душе, вдруг выплыло наружу и физически мучило его.

— Ты очень проницательна, — заметил он. — Кажется, до меня, наконец, дошло. Вот ведь как бывает! После всей этой борьбы за правду, после всего этого изнурительного путешествия, после многих дней мучительных размышлений я, наконец, все выясню о своем брате. Но я не знаю, понравится ли мне то, что я услышу… Черт! Стыдно быть трусом! Ну, ладно, сейчас уже некогда сомневаться и пугаться. Идем.

Круз стоял в гостиной дома Кэпвеллов, прислонившись плечом к дверному косяку.

Спустя несколько минут по лестнице второго этажа к нему спустился Брэндон. Мальчик выглядел немного вялым и расстроенным.

— Здравствуй, Круз, — без особой радости сказал он. Кастильо зашагал ему навстречу.

— Здравствуй, дружище. Извини, что пришлось тебя разбудить, но мне нужно было поговорить с тобой.

Брэндон махнул рукой.

— Ничего, я еще не спал.

Круз огляделся по сторонам.

— Может быть, пройдем во внутренний дворик? — предложил он. — Там никто не помешает нам спокойно поговорить.

— Хорошо.

Они вышли в ярко освещенный внутренний двор дома и уселись на бортик фонтана.

Здесь было так тихо и умиротворяюще — едва слышно журчала вода, в кустах роз неподалеку начинали трещать цикады.

Круз погладил мальчика по светлым волосам.

— Похоже, что ты устал.

Брэндон вяло пожал плечами.

— Да нет. Со мной все в порядке.

Круз шумно вздохнул.

— Ну, вот и хорошо. Потому что нам нужно поговорить с тобой о важных вещах.

Мальчик вскинул голову и с какой‑то невыразимой тоской посмотрел на Круза.

— Я знаю, о чем ты хочешь поговорить со мной, — сказал он. — Сантана сегодня не придет домой.

Брови Кастильо удивленно приподнялись.

— Откуда ты знаешь? — спросил он. — Мистер Си рассказал тебе об этом?

Брэндон сидел, свесив ноги с бортика фонтана и низко опустив голову.

— Нет, — тихо сказал он. — Мама говорила… Она показывала мне газеты. Почему они говорят такое о Сантане? Ведь это же неправда!..

Круз испытывал одновременно и тяжесть, и облегчение. Облегчение — потому что Джина уже успела рассказать Брэндону обо всем, что произошло. А тяжесть — от того, что его задача оставалась не менее сложной. Ему нужно было объяснить не только, что произошло, но и как они будут поступать дальше. А этого он и сам не знал.

— Да, друг мой, — после несколько затянувшейся паузы сказал он. — Все это довольно сложно объяснить.

Когда Круз вновь растерянно умолк, Брэндон сам ответил за него:

— Я не думаю, что Сантана действительно кому‑то навредила. Она ведь никогда такого раньше не делала.

Круз устало прикрыл глаза рукой.

— Да, ты прав. Все это произошло случайно. Она ехала на машине по дороге, был сильный туман… А Иден оказалась на пути и Сантана ее сбила. Но это произошло нечаянно. Сантана совсем не хотела делать этого. Просто, так получилось…

Круз увидел, как на глазах у мальчика проступили слезы.

— Но если это произошло случайно, — чуть не плача, произнес Брэндон, — то почему она не может вернуться домой?

Круз замялся.

— Ну, во–первых, ей нужно немного отдохнуть. Она плохо себя чувствует, — не слишком убедительно произнес он. — А, во–вторых, ей придется дать объяснения по поводу этого дела, хотя все произошло случайно.

Брэндон не выдержал и расплакался. Слезы текли по его пухлым щекам, словно маленькие ручейки.

— Но я ведь вел себя хорошо… — всхлипывая, сказам он. — Я был в летнем лагере, слушался воспитателей, ни с кем не дрался… Почему Сантана на меня сердится? Она обиделась на меня и поэтому не приходит домой?

Круз постарался как мог успокоить мальчика.

— Нет, дружок, — он гладил Брэндона по голове. — Она совсем не сердится на тебя. Почему ты так подумал? Все знают, что ты хороший, послушный мальчик. У Сантаны нет причин обижаться на тебя.

Он вытер слезы, стекавшие по лицу Брэндона, рукавом пиджака.

— Тебе совсем не нужно плакать. Ну, ты же мужчина!.. — Брэндон немного успокоился.

— Значит, она злится на тебя, — уже более серьезным тоном сказал он. — Иногда я слышу, как она на тебя кричит, и я просыпаюсь…

Круз почувствовал глубокую вину перед этим маленьким, тонко чувствующим человечком. Он прижал к себе мальчика, положив руку ему на плечо.

— Извини, дружок, — с сожалением произнес Круз. — Но так бывает в жизни. Взрослые довольно часто бывают такими несдержанными. Когда мы не соглашаемся друг с другом, мы спорим, но в этом, совершенно, нет никакой твоей вины. Понимаешь, Брэндон? Это касается только наших взаимоотношений с Сантаной. Ты здесь совершенно не при чем. Ты молодец, ты очень хорошо себя ведешь и только радуешь нас.

Брэндон, ничего не отвечая, спрыгнул с бортика и зашагал к двери, в дом.

— Подожди, Брэндон, подожди.

Круз бросился за ним и, присев на корточки перед мальчиком, доверительно произнес:

— Послушай меня, Брэндон. Я очень рад, что женился на Сантане и теперь у меня есть ты.

Мальчик взглянул на него полными слез глазами и Круз почувствовал, как его сердце дрогнуло.

— Тогда почему же я должен оставаться здесь? — слабым голосом произнес Брэндон.

Круз осторожно обнял его и прижал к себе.

— Просто мистер Си хочет, чтобы ты сегодня переночевал в его доме. Но от этого ничего не изменилось. Я по–прежнему буду заботиться о тебе, и у нас все будет хорошо.

Брэндон всхлипнул.

— А как же Сантана?

— И Сантана будет с тобой, — успокаивал его Круз. — Когда она вернется, она обязательно придет к тебе. Сразу же, не задерживаясь нигде ни на минуту…

Брэндон поднял голову.

— А когда это произойдет? Когда она будет со мной? Я по ней очень соскучился…

Круз немного замялся.

— Через некоторое время, — наконец, ответил он. — Тебе придется всего лишь немножко подождать. Но я думаю, что это будет нетрудно. Ведь вокруг, рядом с тобой столько людей, готовых о тебе позаботиться. С тобой все будет в порядке. Я обещаю. Нам нужно дать Сантане время, чтобы поправиться. Вот и все. Помни, что я тебя не брошу. Я всегда буду здесь, если понадоблюсь тебе. Ты понял?

Брэндон молчал, не замечая скатывавшихся по щекам

— Ну, что ты молчишь? — с нежностью спросил Круз. — Я обещаю тебе, что всегда буду рядом с тобой. Давай я тебя обниму.

Брэндон прижался к Крузу, положив голову ему на плечо. Его маленькое хрупкое тельце больше не содрогалось от плача. Но Круз чувствовал, как расстроен мальчик.

Так они стояли во дворе дома, не замечая, что, прислонившись к косяку открытой двери, за ними наблюдает Иден. Ее глаза тоже были полны слез. Однако она думала сейчас о другом. «Круз никогда не будет моим. Он будет верен данному им обещанию», — стучало в ее висках…

ГЛАВА 7

Иден приносит свои извинения Брэндону. Круз разгневан. Роза намерена покинуть дом Кепвеллов. Иден в отчаянии.

Круз ласково потрепал малыша по голове.

— Ну, а теперь иди в свою комнату. Тебе пора спать. Сегодня переночуешь у мистера Си, а завтра я заберу тебя.

Брэндон упрямо мотнул головой.

— Нет. Я не хочу спать.

Круз беспомощно опустил руки.

— Ты расстроился после разговора со мной?

Мальчик промолчал.

— Может быть, ты хочешь, чтобы я позвал Розу?

После некоторых колебаний Брэндон кивнул.

— Хорошо, пусть она побудет со мной, пока я не усну.

Круз облегченно вздохнул.

— Ну, вот и договорились. Пойдем в дом.

Но Брэндон вдруг неожиданно вернулся к фонтану и снова уселся на бортик.

— Нет. Я посижу здесь.

Круз пожал плечами.

— Ну, хорошо. Я уже не буду возвращаться и попрощаюсь с тобой до завтра. Скоро сюда придет Роза.

Он поцеловал Брэндона в щеку и быстро покинул дворик. Когда Кастильо исчез в гостиной, из другой двери, расположенной на противоположной стороне, вышла Иден. Осторожно ступая по выложенному мрамором полу, она подошла к Брэндону.

Мальчик поднял голову и, как‑то безучастно взглянув на нее, отвернулся.

— Может быть, ты хочешь, чтобы я тебе почитала что‑нибудь на ночь? — предложила Иден.

Брэндон по–прежнему молчал.

Тогда Иден присела рядом с ним, так же, как несколько минут назад, это сделал Круз.

— Брэндон, мне очень жаль, что так получилось с Сантаной, — извиняющимся тоном сказала она. — Но я очень рада, что ты находишься в нашем доме. В последнее время мы очень редко бывали вместе.

Брэндон вдруг поднял голову и посмотрел в глаза Иден не по–детски серьезным взглядом.

— Я прочитал заголовок в газете. Там было написано, что Сантана пыталась тебя убить. Это правда?

Иден потрясенно молчала. Она не находила слов, чтобы объясниться.

Брэндон отвернулся и каким‑то обреченным голосом сказал:

— И теперь Сантана больше не придет домой.

— Пока не придет… — уточнила Иден. Брэндон отрицательно покачал головой.

— Ведь Сантана не нравится тебе, да?

Иден горячо воскликнула:

— Нет! Она мне нравится! Очень нра… — она осеклась, увидев проницательный взгляд маленьких темных глаз.

Иден мгновенно поняла, что соврать не удастся. Брэндон слишком умен, чтобы его можно было обмануть как грудного ребенка.

Голос Брэндона звучал как напоминание об ошибках, наделанных самой Иден.

— Ты ведь не хочешь, чтобы Сантана вернулась домой? Правда? — спросил он.

На этот раз Иден совершенно искренне ответила:

— Нет, почему же? Хочу. Я очень хочу этого. Я хотела бы, чтобы она сейчас была здесь. Но, к сожалению, это от меня не зависит.

Брэндон непонимающе пожал плечами.

— А от кого зависит?

Иден попыталась успокоить его:

— Не волнуйся, она скоро вернется. Круз делает все, что может. Никто ее у тебя не отнимет. Сантана очень любит тебя.

Однако совершенно неожиданно для Иден эти слова возымели обратный эффект. Из глаз мальчика брызнули слезы, и сквозь рыдания он произнес:

— Тогда почему меня все бросают? Мама и папа, Круз и Сантана? Я никому не нужен!..

С этими словами он спрыгнул с бортика и, захлебываясь от слез, убежал в дом.

Иден осталась сидеть, безнадежно обхватив руками голову…

Было уже около одиннадцати, когда звонок в дверь квартиры Кейта Тиммонса, заставил его подняться с дивана. Открыв дверь, он радостно распростер объятия.

— Джина! Я уже не чаял, что ты вернешься! — воскликнул он с энтузиазмом. — Я чувствую, что сегодня меня ожидает весьма приятная ночь…

Она по–хозяйски вошла в дом. Бросила сумочку на маленький столик в прихожей и царственно махнула рукой.

— Твоя квартира — это единственное место, где меня сегодня встречают с радостью. Ну, что, ты приготовил мне какое‑нибудь угощение?

Тиммонс, засуетившись, бросился к бару.

— Что ты будешь пить? Виски, водка, джин?..

Она капризно надула губы.

— У тебя что, в доме нет шампанского? Ты же знаешь, как я люблю этот божественный напиток!

Тиммонс разочарованно развел руками.

— Извини, я сделал глупость, что не отправился за шампанским. Но сейчас уже довольно поздно… Может быть, ты выберешь что‑нибудь другое?

Она скривилась.

— Ну, ладно. Я надеюсь джин‑то хоть у тебя с тоником?

— Конечно! — радостно воскликнул Тиммонс. — Сейчас, моя королева!

Джина опустилась на мягкий диван и, сбросив туфли, с наслаждением вытянула ноги.

— Наконец‑то, можно отдохнуть!.. У меня уже пятки горят от этих каблуков.

Тиммонс поднес ей стакан с джином и протянул напиток, опустившись перед ней на колени.

— Джина пьет джин! — торжественно провозгласил он. — Какое символическое совпадение!

Она лениво отхлебнула из высокого стакана и, поставив его на пол рядом с диваном, вяло махнула рукой.

— Ничего символического в этом нет. Потому что Джина, на самом деле, любит шампанское…

Окружной прокурор, демонстрируя разгорающийся сексуальный пыл, дрожащей от возбуждения рукой начал гладить ее по бедру.

— О, как я ждал ноной встречи с тобой, Джина!.. — напыщенно произнес он. — Если бы на твоем месте была бы какая‑нибудь другая женщина, то после такого бурного вечера мне хотелось бы только поскорее уснуть.

Джина засмеялась.

— Я не дам тебе этого сделать. Ты должен оправдывать характеристику, которую я дала нашей любовной связи на сегодняшнем судебном заседании. Предупреждаю, быть моим любовником — весьма тяжкое бремя. Меня интересуют только выносливые мужчины.

Тиммонс вертелся вокруг Джины как мартовский кот.

— О!.. — сладострастно простонал он, запуская руку ей под блузку.

Джина хихикнула.

— Ну, зачем же так сразу? Мог бы поначалу развлечь меня какими‑нибудь разговорами.

Тиммонс на мгновение оторвался от своего занятия, чтобы торопливо сказать:

— Джина, о чем ты? Какие разговоры? Нужно поскорее заниматься делом. Черт побери! Ты что, поменяла нижнее белье? Я что‑то не могу справиться с твоим лифчиком…

Джина лениво оттолкнула его.

— Ты бы для начала потренировался на манекенах. Или все твои предыдущие женщины были настолько бедны, что у них не хватало денег на хорошее белье?

Тиммонс в изнеможении застонал.

— О, черт!.. У меня руки дрожат от возбуждения. Джина, в сравнении со всеми женщинами, которых я знал прежде — ты просто богиня!

Она милостиво похлопала его по плечу.

— Вот–вот. Ты находишься на правильном пути… Продолжай льстить мне. Я это очень люблю.

Окружной прокурор облизнул пересохшие от возбуждения губы.

— Я сейчас не склонен к красноречию, — торопливо проговорил он и уткнулся ей лицом в грудь.

— Да подожди же ты, подожди, — недовольно сказала Джина. — Куда ты торопишься? Ты мне все пуговицы вырвешь! Эта любовная игра была прервана громким стуком в дверь.

Тиммонс неохотно оторвался от целиком поглотившего его занятия и, скривившись, пробурчал:

— Кто там еще? Если это опять по служебным делам… Клянусь, я завтра же добьюсь, чтобы его уволили с работы! — на всякий случай он крикнул. — Я занят!

Стук повторился снова. На этот раз громче и настойчивее.

— Тиммонс, открывай!

Окружной прокурор узнал голос инспектора Кастильо.

— Вот черт! Только его нам не хватало! — выругался он. — Кастильо что, специально выбрал такое время?

Круз снова начал греметь в дверь кулаком.

— Тиммонс! Открывай же!.. — заорал он. Окружной прокурор неохотно потащился к двери.

— Какого черта тебе нужно, Кастильо? — недовольно крикнул он, выходя в прихожую.

— Мне нужно поговорить с твоей подружкой.

Тиммонс распахнул дверь и недоуменно посмотрел на Кастильо, который стоял, хлопая себя по колену газетой.

Не дожидаясь приглашения войти, Круз решительно перешагнул через порог.

Тиммонс попытался пошутить:

— Большое спасибо за газету, но, вообще‑то, их здесь разносят мальчишки по утрам.

Круз оставил без внимания это едкое замечание.

— Где она? — возбужденно спросил он. Тиммонс недоуменно пожал плечами.

— Кто — она? Ты о ком говоришь?

Кастильо бросил на него пронизывающий взгляд.

— Я говорю о Джине! Она должна быть у тебя.

Тиммонс поморщился.

— Ты что, не мог выбрать для этого другое время?

Услышав, что разговор идет о ней, Джина поспешно вскочила с дивана и стала торопливо застегивать на груди блузку.

— Кейт, не надо пудрить мне мозги! — рассерженно сказал Круз. — Я сейчас в плохом настроении.

Тиммонс отступил в сторону.

— Ну, что ж, проходи. Джина в гостиной.

Круз так решительно направился к ней, что она испуганно отступила на шаг назад, прижавшись спиной к висевшему на стене ковру.

Круз молча размахивал перед ее лицом газетой.

— Ну, что? Что такое? — обиженным тоном сказала Джина. — Что ты тычешь в меня этой бумажкой?

Кастильо, наконец, обрел дар речи.

— Это ты рассказала Брэндону о Сантане? — возмущенно спросил Круз. — Зачем ты это сделала? Зачем ты принесла газету?

Джина с видом несчастной, оскорбленной женщины заявила:

— Ну, почему все думают обо мне так плохо? Я вовсе не приносила эту газету в дом СиСи. Когда я вечером пришла навестить Брэндона, газета уже лежала на столике в гостиной. Ну, то есть рано или поздно Брэндон бы ее заметил. Он ее сам читал, можешь спросить у Брэндона.

Желваки перекатывались по щекам Круза.

— Ты ему все рассказала? — угрюмо спросил он. Джина пыталась оправдаться.

— Но ведь кто‑то должен был ему все объяснить? Ты ведь, наверняка, не говорил с ним об этом.

Круз стал возбужденно размахивать газетой.

— А ты не учи меня, что мне нужно делать! Я сам знаю, когда и с кем разговаривать! Ты что, не понимаешь, что ты наделала? В этой статье полно домыслов и вранья. Ему совсем не надо было видеть этого!

Окружной прокурор подошел к Крузу и ткнул пальцем в газету.

— По–моему, здесь все написано точно. Между прочим, судебный репортер записал все это по результатам заседания. Так что ты напрасно нервничаешь.

Круз резко дернул рукой.

— А ты вообще не лезь не в свое дело, парень!

Тиммонс ошеломленно отступил назад.

— Что здесь такое, вообще, происходит? Что за чертовщина?.. — возмущенным тоном воскликнул он. — Кастильо, что ты себе позволяешь? Ты вламываешься в мой дом, запугиваешь мою гостью и командуешь мной!.. Я сейчас вызову полицию, и тебя арестуют! Тогда ты тоже окажешься в газете рядом со своей женой.

Круз возмущенно подался вперед.

— Здесь что‑то не так! — закричал он. — Я не знаю, в чем тут дело, но я чувствую это! И я буду рыть, пока не найду. И тогда, я закопаю вас обоих! — угрожающе закончил он.

Не дожидаясь ответа, Кастильо отправился к двери.

— Копай, копай! — насмешливо крикнул ему вслед окружной прокурор. — Поглубже копай… А потом прыгай вниз.

Круз в расстроенных чувствах покинул квартиру окружного прокурора, хлопнув дверью.

Иден с двумя чемоданами в руках вышла из своей комнаты и спустилась вниз, в гостиную. Поставив чемоданы на пол, она подошла к телефону и набрала номер.

Когда спустя несколько мгновений в трубке раздался голос Круза, Иден сказала:

— Это я.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил Кастильо. Судя по тону ее голоса, настроение у Иден было не самое блестящее.

— Я много думала о том, что ты сказал, — грустно произнесла она. — И поняла, что ты сделал выбор и останешься с Сантаной. И это правильно, потому что ты сейчас ей очень нужен. Ты всегда был верен однажды данному тобой слову. Ты все правильно делаешь…

Круз нахмурился.

— Иден, зачем ты звонишь?

Она немного помолчала.

— Наверное, я просто поняла, что ничего не могу изменить. Я не могу изменить тебя, но могу измениться сама… так что, пожалуй, я лучше уеду из города.

— Надолго? — ошеломленно спросил он.

Из трубки снова доносилась тишина. Круз понял, что Иден еще сама ничего не решила. Когда он снова собирался повторить свой вопрос, Иден тихо ответила:

— Я еще не знаю. Может быть, надолго… Все будет зависеть от того, как сложатся обстоятельства.

— Но… — растерянно пролепетал он. — Куда же ты поедешь?

— Я не знаю. Наверное, я просто сяду за руль, и поеду, куда глаза глядят. Мне кажется, что сейчас нет особого смысла строить какие‑то конкретные планы.

Круз не скрывая своей растерянности и недоумения.

— Послушай, дорогая, тебе совсем необязательно сейчас уезжать. Это же глупо.

Но, судя по всему, Иден уже решилась.

— Нет. Я все‑таки уеду. Понимаешь, ты принял решение, и твое место рядом с Сантаной. Это принципы. И я их понимаю. Но легче от этого мне не становится. Я должна что‑то решать. Потому что, пока я здесь, моя жизнь, моя любовь — это ты. И я должна изменить это. Я просто хотела попрощаться.

Иден бросила трубку.

Круз безнадежно держал трубку у уха, пытаясь услышать еще что‑нибудь, однако, оттуда доносились только короткие гудки. Его постигло еще одно разочарование.

— Черт возьми! Что происходит вокруг? — выругался он вполголоса. — Они все с ума посходили, что ли?

Скрипнув зубами, он взял валявшийся на спинке дивана пиджак и, забыв погасить свет, быстро выбежал наружу.

Осторожно пробравшись по пустому полутемному коридору психиатрической лечебницы, Перл толкнул первую попавшуюся дверь. Как ни странно, она оказалась открытой.

Он сунул голову внутрь и, убедившись, что здесь никого нет, махнул рукой прятавшейся за углом Келли.

— Быстрее сюда.

Через несколько мгновений они уже закрыли за собой дверь и осмотрелись.

— Черт возьми! — рассмеялся Перл. — Снаружи было похоже, что перед нами Форт Нокс. А внутри оказалось, что здесь сегодня день открытых дверей.

Келли озабоченно смотрела на строгую рабочую обстановку кабинета, в котором они оказались.

Помимо большого письменного стола с пишущей машинкой и пачкой документов, вся комната была уставлена большими железными шкафами, в каких обычно хранят архивы.

— По–моему, это — обыкновенный офис, — неуверенно сказала она. — Не знаю, сможем ли мы найти что‑либо, интересующее нас…

Перл подошел к одному из шкафов и выдвинул наружу широкий стальной ящик.

— Ого! — присвистнул он. — Сколько здесь документов! Похоже, здесь собрана информация обо всех психических больных Латинской Америки. Видно, кто‑то основательно потрудился. Пожалуй, даже доктор Роулингс мог бы позавидовать такому богатому архиву. Интересно, здесь есть какая‑нибудь информация о моих старых знакомых? — в ответ на недоуменный взгляд Келли он пояснил. — Ты знаешь, наверное, половина парней, с которыми я когда‑то учился в университете, были такими же ненормальными как и я. Некоторые из них потом уехали в Мексику, Аргентину, Бразилию… Вот я и думаю, не стали ли они пациентами подобного заведения?

Когда у Келли от недоумения вытянулось лицо, Перл радостно засмеялся и похлопал ее по плечу.

— Не пугайся. Я просто пошутил. Хотя, надо признать, юмор после столь дальнего путешествия стал у меня несколько натужным. Но ничего. Вот решим все наши дела, немного отдохнем, и я опять наберу нужную форму.

— Тихо, — шепнула Келли. — Кажется, кто‑то идет.

В коридоре раздались шаги, и беглецы вынуждены были спрятаться в один из шкафов. Однако, к счастью, шум за дверью быстро умолк. Очевидно, кто‑то просто прошел мимо.

— Все в порядке, — шепнул Перл, когда опасность миновала.

Он стал поочередно выдвигать один ящик за другим, наугад выхватывая папки с документами и бегло просматривая их содержимое.

— Да, тут попадается весьма любопытная информация, — пробормотал он.

Келли выглядела крайне встревоженной.

— Как ты думаешь, Макинтош здесь? — спросила она.

— Не знаю, — рассеянно пробормотал Перл. — Возможно… Хотелось бы надеяться, что это так. Иначе нас ожидает большое разочарование.

Перл на мгновение оторвался от созерцания документов и спросил у Келли:

— А ты не хочешь познакомиться с этими прелюбопытнейшими отчетами? Здесь можно найти много интересного.

Келли в нерешительности стояла посреди кабинета, не зная, что предпринять.

— Ну, хорошо, — наконец, сказала она. — Сейчас, я только проверю, что там, в коридоре, и присоединюсь к тебе.

Она осторожно приоткрыла дверь и высунула голову наружу.

В коридоре было тихо.

— Келли, оставь дверь открытой, — шепнул Перл. — Так нам будет проще прятаться в случае опасности.

Это оказалось ошибкой.

Когда Келли направилась к Перлу, дверь, очевидно, из‑за сквозняка, захлопнулась.

— Перл! Дверь! — вскрикнула Келли.

Но было уже поздно. Замок защелкнулся, и все попытки Перла открыть его оказались безуспешными.

— Черт! — выругался он. — Только этого не хватало!

Келли перепуганно взмолилась.

— Перл, попробуй еще! Может быть, у тебя что‑нибудь получится!..

Он еще несколько раз попробовал справиться с замком, однако, никакого результата это не принесло. Перл обессиленно привалился спиной к двери.

— Черт побери! Мы заперты!..

— Что же делать? — оцепенело спросила Келли. Перл съехал по стене спиной на пол.

— Я знаю, куда мы попали, — обреченно сказал он. — Это не офис, это — могила.

Положение казалось безвыходным. Действительно, оказаться запертыми в какой‑то малюсенькой комнатке в психиатрической лечебнице маленького мексиканского городка — что могло быть хуже в их положении? Мало того, что они незаконно пробрались на территорию Мексики, и у них не было никаких документов, им теперь грозила смерть от голода и удушья. Ведь неизвестно, как долго здесь не будет людей. Может быть, в этой комнате вообще никто и никогда не появляется, а врачи заходят сюда раз в месяц, чтобы извлечь какой‑нибудь запылившийся документ из архива… Если это так, то шансов на спасение у них было крайне мало.

Конечно, можно было стучать в дверь руками и ногами, взывая о помощи. Но в любом случае ничего хорошего им это не сулило.

Кто мог дать гарантию, что из этого кабинета их не переведут в соседнюю палату, теперь уже в качестве пациентов? А возможно, им грозила тюрьма…

— Да, приятная перспектива, — буркнул Перл, устало откидывая голову назад. — Интересно, как долго нам придется здесь просидеть?

Поправляя и без того гладко выглаженную блузку, Роза вышла из своей комнаты и решительным шагом направилась по коридору к ярко освещенной гостиной.

Пока СиСи Кэпвелл разговаривал с кем‑то по телефону, Роза терпеливо дожидалась у двери. Когда он, наконец, положил трубку, она направилась к нему.

СиСи занятый выбором напитка, он перебирал бутылки в баре, рассеянно взглянул на служанку.

— Брэндон спит? — спросил он.

— Да.

Роза выглядела очень взволнованной, однако, СиСи пока не обратил на это внимания.

— Можешь не беспокоиться, — сказал он. — Я присмотрю за ним ночью.

Роза не слишком охотно согласилась.

— Хорошо.

СиСи достал из бара большую квадратную бутылку с темно–коричневой жидкостью и налил в широкий стакан.

— Роза, может быть, ты хочешь выпить? — предложил он. — Это очень хороший старый немецкий ликер. Он настоян на горных травах.

Роза решительно подняла руку.

— Нет. Благодарю.

СиСи шумно вздохнул.

— А я вот выпью. Сегодняшние события что‑то выбили меня из колеи.

Роза хмуро посмотрела на него.

— Да. Это что‑то не похоже на вас.

Он развел руками.

— Что поделаешь… Часто все происходит помимо нашей воли. Но больше всего в этой ситуации мне жаль Брэндона. Бедный мальчик. Сколько ему уже довелось перенести!

Роза опустила глаза.

— Завтра я пойду в дом Круза и заберу вещи Брэндона. Их не стоит оставлять там.

— Да, — уверенно кивнул СиСи, отпив немного из стакана. — Роза, принеси их сюда. Они должны быть в нашем доме.

Роза отрицательно покачала головой.

— Нет. Мы с Брэндоном будем жить отдельно. Сантана не хочет, чтобы он оставался в твоем доме, СиСи.

Тот отмахнулся.

— Мне кажется, что Сантана сейчас не очень хорошо понимает, что говорит. Ей следовало бы для начала позаботиться о себе, а потом уже думать о других.

Самоуверенность Ченнинга–старшего покоробила Розу.

— В том, что касается Брэндона, Сантана знает, чего хочет, — решительно возразила она.

СиСи остановился посреди гостиной и, снова обернувшись к Розе, резко сказал:

— Извини, но я забираю мальчика к себе. С сегодняшнего дня он будет жить в моем доме. Не беспокойся, я сумею вырастить его, с ним все будет в порядке.

Роза ошеломленно отступила назад.

— СиСи, но ты не можешь этого сделать! Так нельзя! Ты обещал Сантане, что отдашь мальчика мне.

СиСи насупился.

— Что, по–твоему, важнее — обещание или будущее мальчика? Посмотри, как он живет. То со мной, то с тобой, то в лагере… Брэндону нужен дом!

Роза протестующе воскликнула:

— У Брэндона будет дом, как только Сантана вернется!

СиСи поджал губы.

— Сантане предъявлено уголовное обвинение, — сухо сказал он.

Роза потрясенно покачала головой. Широко открытыми глазами она смотрела на СиСи.

— Так вот в чем дело? — осуждающе сказала она. — Ты поверил в эти обвинения? Ты поверил в то, что она хотела сбить Иден… И теперь ты собираешься отомстить… Я не позволю тебе сделать этого!

СиСи уверенно заявил:

— Я не знаю, что она сделала или собиралась сделать. Меня это не волнует. Меня интересует сейчас только Брэндон. Настало время мне взять ответственность за него. Теперь он будет жить со мной. Я и София дадим ему хороший дом. Он получит настоящее образование, и за его будущее можно будет не беспокоиться.

Тон голоса СиСи не оставлял сомнений в том, что он намерен в точности исполнить принятое им решение. Но Роза все еще пыталась сопротивляться.

— Для того чтобы вырастить и воспитать ребенка, недостаточно денег и дорогих школ! Нужно еще…

СиСи не дал ей договорить. Предостерегающе подняв палец, он громко произнес:

— Роза, не говори о том, о чем ты можешь потом пожалеть.

Роза все еще не теряла надежды переубедить Ченнинга–старшего.

— Ты не можешь отнять Брэндона у Сантаны. Это ее последняя надежда. Ей нужно иметь хоть какой‑то, хоть маленький шанс вернуться.

СиСи, пытаясь раздавить слабые возражения Розы всей тяжестью своих аргументов, резко сказал:

— А мальчику нужен дом! Ему нужен всего лишь один дом и люди, на которых он может положиться. Все это он получит у меня, здесь, в моем доме.

Роза со стойким упорством произнесла:

— Мы будем бороться с тобой, СиСи. Я клянусь, что не оставлю этого просто так!

— Отлично, Роза, — сухо ответил Ченнинг–старший. — Для мальчика ничего лучшего не придумаешь. Но я одержу победу, и ты это прекрасно знаешь. Я не понимаю, почему ты упорствуешь? Ты пытаешься это сделать ради Сантаны или ради себя? А, ладно, — он разочарованно махнул рукой. — Это неважно. В любом случае вы забываете о самом Брэндоне. Он становится для вас какой‑то разменной монетой. Вы что, пытаетесь выторговать за него что‑то для себя?

Роза побледнела.

— Как ты можешь быть таким черствым, СиСи? — гневно бросила она. — Ты же знаешь, что мальчик нуждается в матери. Как у тебя хватило наглости утверждать, что мы торгуемся из‑за него? Его мать — Сантана. И он должен быть вместе с ней.

— Мальчику нужен дом, — упрямо повторил СиСи. — Он не может быть с Сантаной, по крайней мере, некоторое время.

Роза гордо вскинула голову.

— Если ты отнимешь Брэндона у моей дочери, то я не смогу больше оставаться в этом доме! — вызывающе заявила она.

СиСи тяжело вздохнул.

— Что ты этим хочешь сказать?

Едва сдерживая слезы, Роза дрожащим голосом сказала:

— Я работала на тебя в течение двадцати пяти лет. Это немалый срок. Если теперь ты заберешь у Сантаны Брэндона, то я уйду из этого дома, СиСи.

Кэпвелл–старший разнервничался, невпопад размахивая руками, он воскликнул:

— Что за глупости! Как ты можешь уйти отсюда? Ведь ты — бабушка Брэндона! Ты ему нужна!.. Ты не можешь уйти!

Роза также потеряла самообладание.

— Почему это я не могу уйти? — запальчиво выкрикнула она. — Неужели ты думаешь, что все в этом доме трясутся при каждом твоем слове и жадно ловят твои взгляды лишь бы увидеть в твоих глазах одобрение? Ничего подобного! У меня есть собственная гордость! Что, СиСи, ты и меня отдашь под суд? Ты привык распоряжаться чужими жизнями! Ты забираешь у моей дочери единственное, что у нее есть и ждешь, что я останусь? Ты меня не знаешь! Ты меня совсем не знаешь!.. Я больше не собираюсь подносить тебе тарелки… Прощай!..

С этими словами Роза развернулась и решительно зашагала к выходу.

СиСи молча проводил ее взглядом и, когда дверь за Розой захлопнулась, одним глотком осушил стакан с ликером. Неужели этот день еще не закончился?

Иден гнала машину по освещенным улицам Санта–Барбары. Она действительно не знала, куда едет. В общем, ей было все равно. Главное побыстрее покинуть этот город, чтобы больше ничто не напоминало о потерянной любви и загубленной жизни.

Сейчас никто не мог ей помочь: ни отец, ни мать, ни друзья… Она и сама не могла помочь себе.

Иден бежала не от Круза, не от СиСи, не от Софии… Она бежала от Иден. Она бежала от самой себя… Иден не останавливало даже то, что она прекрасно понимала — еще никому не удавалось убежать от самого себя. Ты сам — твой вечный спутник, ты никогда и нигде не сможешь укрыться от себя. Ты обречен на вечное соседство с самим собой, как сиамские близнецы навечно обречены проживать в одном теле.

Но, даже смутно осознавая это, Иден не могла ничего с собой поделать. Ей хотелось просто убежать. Она гнала машину, не замечая ничего вокруг. И лишь вой полицейской сирены позади ее автомобиля заставил Иден вспомнить, где она находится.

Иден резко нажала на педаль. Заскрипели тормоза, и машина остановилась. Она устало откинулась в кресле и, услышав, как в нескольких метрах позади нее, притормозила полицейская машина, устало полезла в сумочку.

— Водительские права, удостоверение личности… — огорченно промолвила она. — Что там еще нужно для этих полицейских?

Не выходя из машины, она терпеливо дожидалась полицейского. Наконец в лицо ей ударил яркий луч света.

— Будьте добры, — раздраженно бросила Иден. — Выключите это… Если хотите наказать меня — наказывайте, но я не выношу, когда надо мной издеваются.

И тут она услышала знакомый голос.

— Ты не понимаешь, в чем дело? — сказал Круз. — Может быть, ты выйдешь из машины? Так нам удобнее будет разговаривать.

Не говоря ни слова, она повиновалась.

Да, это действительно был Круз. Он дышал так тяжело, словно ему пришлось гнаться за автомобилем Иден на велосипеде.

— Ты думала, что я позволю тебе уехать? — возмущенно сказал он. — Нам нужно где‑то поговорить. Вряд ли ты будешь откровенна со мной, находясь рядом с полицейской машиной.

Она решительно помотала головой.

— Нет.

Круз недоуменно посмотрел на Иден.

— Как нет?

Она снова упрямо повторила:

— Нет.

Круз несколько мгновений молчал.

— Ты не поняла, о чем я говорил.

Иден вскинула голову.

— Поняла. В этом‑то и есть проблема. Мы никогда не сможем быть счастливы, если ты будешь чувствовать ответственность за Сантану. А так и есть. Так и должно быть.

Круз с сожалением посмотрел на нее.

— Иден, глупо уезжать из этого города. Здесь твой дом, здесь твоя семья, здесь ты выросла… Здесь ты оставляешь все самое дорогое для тебя… Как ты вообще можешь уехать отсюда? Ты взрослая женщина, и никто не может осуждать тебя за твои поступки, если они касаются твоих личных дел. Если что‑то не складывается в наших взаимоотношениях, то для этого совершенно не обязательно решать свои проблемы таким радикальным способом.

Круз протянул Иден руку, но она отступила на шаг, словно опасаясь его.

— Это было бы вполне естественно, если бы нам было с тобой по семнадцать лет, — с горечью добавил он. — Знаешь, так поступают подростки в школе. Но ведь ты взрослый человек, ты должна понимать, что так поступать нельзя. Прошу тебя, Иден, подумай об этом. Ведь от этого ничего не изменится.

Однако его горячая речь оставила Иден равнодушной. Она устало покачала головой:

— Нет, Круз, ведь ты же знаешь, что Сантана права. Я всегда стояла между тобой и ею. Хотела я этого или нет, но так было. Есть еще одна причина.

— Какая?

— Я видела Брэндона, — на глазах у нее проступили слезы. — Мальчик считает, что Сантана пострадала из‑за меня. Ты представляешь, как обидно мне было слышать такое.

Круз ошеломленно помотал головой.

— Я не понимаю, что за чушь! Как он вообще мог такое подумать.

Иден украдкой смахнула слезу.

— Вот так и в чем‑то он прав, — уверенно сказала она. — Я действительно виновата. Мне нужно уехать, потому что я не верю сама себе. Мне хочется ехать к тебе, — она вдруг сменила тон. В ее голосе появилась какая‑то обреченность. — Я всегда хочу быть с тобой. Мне это просто необходимо. Я хочу всегда быть вместе с тобой, где бы ты не был.

Круз болезненно нахмурился:

— Так уж вышло. Хорошо. Скажи мне, где ты будешь.

Она смело выдержала взгляд его глаз.

— Нет, я люблю тебя, но ничего хорошего из этого не выходит. Когда‑то ты был моим, но это было давно. И я не буду грустить. Разве можно грустить, думая о тебе? Конечно, нет.

Она направилась к машине, а Крузу оставалось лишь сжимать кулаки в бессильном желании хоть что‑то сделать…

ГЛАВА 8

Встреча с Присциллой Макинтош. Возвращение Августы не приносит радости Лайонеллу Локриджу. У Сантаны началась ломка. Иден вернулась. Доктор Роулингс настиг беглецов.

К счастью Перлу и Келли пришлось ждать не долю. Они даже не успели свыкнуться с мыслью, что попали в ловушку, как за дверью раздались едва слышные шаги и в замке начал поворачиваться ключ. Перл мгновенно вскочил с пола, где они с Келли дожидались своей участи, и потащил девушку за руку.

— Быстрее, прячемся за шкаф.

К счастью места в углу хватало для двоих. Перл и Келли замерли, ожидая самого худшего.

Наконец дверь распахнулась и в комнату вошла высокая женщина в белом халате. На вид ей было около сорока. Гладкие, чуть рыжеватые волосы, были плотным узлом уложены на затылке. Начинавшая увядать кожа была начисто лишена всяких следов косметики. Лишь уголки глаз были едва заметно обведены черным карандашом. Ее нельзя было назвать красавицей, но по–своему она была достаточно привлекательна — не слишком выразительное лицо украшали большие миндалевидные глаза, и узкие дугообразные брови. Не нужно было быть особенным провидцем, чтобы догадаться, что женщина не была мексиканкой — это был совершенно очевидный ирландский типаж. Поскольку, только ирландская кожа способна выносить такой напор солнечных лучей и, при этом, оставаться тонкой и прозрачной, словно кисейная ткань.

Вместе с собой женщина внесла в кабинет терпкий слегка горьковатый запах дорогого одеколона, что для Перла, довольно неплохо разбиравшегося в дамских ароматах, было весьма и весьма удивительно. Келли даже не знала плакать ей или смеяться, когда Перл, вместо того чтобы позаботиться об их спасении, начал комично водить носом. Но это продолжалось недолго. Женщина уверенно вошла в кабинет и сразу направилась к окну открывать жалюзи. Когда яркий свет залил комнату, она обернулась и чуть не вскрикнула от страха. Согласитесь, довольно странно было бы прийти на работу в запертый кабинет и обнаружить там двух чудаковатых типов в странных одеяниях.

— Кто вы такие? Что вам нужно? — упавшим голосом спросила она. — Что вы делаете в моем кабинете?

Перл, который даже в такой обстановке не забывал о хороших манерах, одним рывком сорвал с головы измятую шляпу.

— Мы ищем одну даму, — извиняющимся тоном сказал он.

Хозяйка кабинета недоуменно пожала плечами:

— Ваше объяснение выглядит довольно странно. Как можно искать человека в запертом кабинете.

После первоначального испуга она довольно быстро пришла в себя и выглядела уже не такой напуганной. Перл, тщательно подбирая слова, принялся объяснять:

— К сожалению, мы попали сюда слишком рано. Это был единственный кабинет, где оказалась открытой дверь.

Женщина удивленно взглянула на дверной замок.

— Странно, по–моему, вечером, после дежурства я запирала кабинет. А, кажется, я догадалась — наверно сюда заходил уборщик. Он у нас парень довольно рассеянный, наверно он забыл закрыть. Так кого же вы здесь разыскиваете?

— Нам нужна женщина по имени Макинтош, — сказал Перл. — Ее зовут Присцилла Макинтош–Роулингс.

Женщина пожала плечами:

— Я Присцилла Роулингс, — спокойно ответила она. — Но с вами не знакома. Чем я вам могу помочь?

Перл готов был от счастья прыгать до потолка, однако, сдержав свои чувства, он только и смог выговорить:

— Правда?

Она уверенно кивнула:

— Конечно, к чему мне обманывать вас.

Перл обменялся радостным взглядом с Келли.

— Вы не представляете, как приятно это слышать, — радостно сказал он. — У нас есть несколько вопросов о вашем бывшем муже, известном докторе Роулингсе.

Упоминание имени Роулингса заставило его бывшую супругу побледнеть.

— А почему вы не обратились к нему самому? — дрогнувшим голосом сказала она. — Мы уже давно не живем с ним вместе. И вообще, эта тема мне не приятна.

Перл с надеждой шагнул вперед.

— На те вопросы, которые собираюсь задать вам я, доктор Роулингс никогда не даст ответов. Можете помочь только вы.

По ее лицу было видно, что она испытывает сильные душевные волнения.

— Право не знаю, что вам ответить. А кто вы такие?

Перл негромко, но уверенно ответил:

— Я Майкл Болдуин Брэдфорд Третий, брат Брайена Брэдфорда, миссис Роулингс. Мне кажется, что вам известно это имя.

На сей раз ее и без того прозрачное лицо залилось мертвенной краской бледности. Она потрясенно отступила назад и прошептала:

— О, Боже.

Этим утром каждый, кто был знаком с Лайонеллом Локриджем, готов был поклясться, что с ним что‑то стряслось. Обычно веселый, разговорчивый и чуточку ироничный Лайонелл, сейчас озабоченно расхаживал по холлу ресторана «Ориент–Экспресс», ежесекундно выглядывая за дверь. При этом он то и дело поглядывал на висевшие на стене часы с электронным циферблатом.

— Черт побери, — бормотал Локридж. — Где ее носит?

Проболтавшись четверть часа в холле, Локридж вернулся в зал. За столиком под огромной хрустальной люстрой задумчиво сидела сестра Августы Джулия. С беззаботным видом она поглядывала по сторонам и попивала из высокого бокала минеральную воду. Лайонелл уселся рядом с ней с таким озадаченным видом, словно перед ним встала какая‑то неразрешимая задача. Джулия сочувственно взглянула на него.

— Не надо так переживать, Лайонелл. Она не слишком сильно опаздывает. Ты же знаешь, это в традициях Августы.

Лайонелл кисло усмехнулся:

— По–твоему на четыре часа это не так уж сильно? По–моему ты слишком оптимистично смотришь на вещи.

Джулия спокойно поставила бокал на стол.

— Для Августы это совершенно нормально, — успокаивающе ответила она. — Я уже привыкла к этому.

Лайонелл шумно вздохнул:

— Для Августы, даже для Августы, четыре часа это многовато. Я уже начинаю беспокоиться.

Судя по всему, Джулия не склонна была преувеличивать важность такого события, как опоздание своей сестры на завтрак в ресторан.

Она вяло махнула рукой:

— Ради Бога, Лайонелл, успокойся. Наверное, есть какая‑то причина — может быть, самолет опоздал, изменились какие‑то обстоятельства. Ведь могло произойти все что угодно. Я не имею в виду, конечно, ничего дурного. С Августой бывает всякое. Я видала и не такое.

Лайонелл сокрушенно покачал головой:

— Нет, я уже все проверял. Самолет приземлился точно по расписанию. Никаких изменений с расписанием не происходило. Во всяком случае, так меня заверили в справочной службе.

Джулия пожала плечами:

— Ну, не знаю, может быть, она заехала домой переодеться, привести себя в порядок. Все‑таки это было такое долгое путешествие. Один перелет из Тибета, наверное, занял часов пять.

Локридж никак не мог успокоиться:

— Да нет ее дома, — в сердцах произнес он. — Я звонил, никто не поднимает трубку.

Схватив со стола салфетку, он стал бесцельно вертеть ее в руках. Джулия задумчиво барабанила пальцами по высокой ножке бокала.

— Лайонелл, по–моему, ты придаешь слишком большое значение мелочам. Ну, и что из того, что она не подходила к телефону, может быть, она была в душе.

Локридж мрачно улыбнулся.

— Четыре часа в душе! По–моему это многовато.

— Ну, хорошо, — Джулия несколько мгновений раздумывала. — Возможно, она передумала или забыла. Это вполне в ее духе.

Локридж немного замялся.

— Понимаешь, Джулия, — уклончиво стал объяснять он. — Сегодня у нас назначено совершенно особое свидание. Она мне поклялась, что прямо из самолета из Тибета приедет сюда, в ресторан «Ориент–Экспресс».

Джулия заинтересованно подалась вперед:

— Лайонелл, ты что‑то темнишь. Давай‑ка быстро выкладывай. А не то я от тебя не отстану, пока ты мне все не расскажешь.

Локридж рассмеялся:

— В этом вы с Августой абсолютно схожи. Это у вас, наверное, семейное — повышенное любопытство.

— Ну, ну выкладывай.

Он смущенно опустил глаза.

— Понимаешь, Джулия, сегодня я должен был сделать ей предложение.

Джулия вытаращила глаза:

— Да неужели, Лайонелл! Что это вдруг на тебя нашло? Ты снова ощутил прилив сил?

Локридж польщенно захихикал:

— Ты хочешь сказать, что влюбиться могут только один раз в жизни, будучи совсем глупыми и несмышлеными.

Джулия чуть умерила свою любознательность.

— Ну, хорошо, охотно верю, что ты мне говоришь правду. А теперь скажи, она знала об этом?

Локридж лукаво прищурил глаза:

— Не знаю, знала или нет, но уверен — догадывалась. Августа всегда нутром чувствует такие штуки. Да и вообще, ты же прекрасно знаешь свою сестру — разве можно от нее что‑нибудь скрыть? Тем более, если это касается наших личных дел. В любом случае, я делал ей настолько прозрачные намеки, что ей не трудно было догадаться обо всем.

Джулия чуть посерьезнела:

— Ты думаешь, она могла испугаться?

Лайонелл мягко улыбнулся:

— Да нет, думаю, она не меньше меня хочет снова быть вместе. Подумай, ведь это в ее интересах.

Джулия надолго задумалась. В разговоре наступила пауза. Лайонелл беспокойно оглядывался по сторонам. Августы в ресторане по–прежнему не было.

— Да, ты прав, — отрывая взгляд от стола, сказала Джулия. — Ей не было смысла скрываться. Теперь уже и я сама начинаю беспокоиться — где же она.

Локридж покачал головой:

— Не знаю. Я уже не знаю, что думать.

В этот момент в зале ресторана появился метрдотель и, увидев Лайонелла Локриджа, подошел к нему.

— Мистер Локридж, — обратился он к посетителю. — Вас просят к телефону.

— Ну, вот, — обрадовано воскликнула Джулия. — Это Августа. Значит, мы беспокоились напрасно. Слава Богу! Я уверена, что она представит интересные и правдоподобные оправдания.

Метрдотель снова обратился к Лайонеллу:

— Может быть, я принесу трубку сюда?

Тот поспешно вскочил со стула:

— Нет, нет. Я подойду к телефону у стойки бара.

— Хорошо.

Метрдотель откланялся и ушел. Джулия двинулась следом за Локриджем.

— Я с тобой.

Однако она не успела сделать и нескольких шагов, как ее схватил за руку сидевший за одним из соседних столиков Ник Хартли:

— Джулия, послушай. Я хотел…

Она состроила недовольную мину.

— Ник, извини, я сейчас очень занята. Давай поговорим попозже.

— Да, когда ты освободишься, я хотел поговорить с тобой о деле Сантаны.

— А что ты имеешь в виду?

— У меня есть к тебе кое–какие предложения. Может быть, я смогу помочь Сантане. Договорились?

Джулия беспокойно оглянулась:

— Да, да, конечно, — рассеянно ответила она. — Я буду очень рада выслушать тебя. Ну, извини, мне пора идти.

Тем временем Локридж подошел к стойке бара и снял трубку стоявшего там старомодного черного телефона.

— Августа, ты где? — тут же произнес он в трубку. — Я уже соскучился по тебе.

Однако вместо знакомого скрипучего голоса своей бывшей супруги он услышал грубый хрипловатый мужской бас, который сообщил ему нечто интересное:

— Слушайте внимательно, мистер Локридж, потому что я повторять не буду. Ваша жена у нас. Мы ждем за нее выкуп.

Лицо Лайонелла медленно вытянулось. Он на мгновение потерял дар речи.

— Что? Кто это говорит?

Разумеется, на другом конце провода никто не собирался представляться. Прежде чем положить трубку преступник сказал:

— Никуда не отлучайтесь из ресторана. Через некоторое время вы получите конкретные указания.

Лайонелл еще некоторое время смотрел на трубку, из которой доносились короткие гудки. В его жизни бывало всякое, но с таким он столкнулся впервые. Если только это не дурацкая шутка, то Августу похитили с целью получения выкупа. Локридж растерянно положил трубку на рычаг, и, как‑то сразу ссутулившись, побрел назад к столику.

Роза в ужасе смотрела на дочь. Сантана металась по кровати, словно в горячечном бреду. Со лба ее стекали крупные капли пота, глаза лихорадочно метались из стороны в сторону, ее била крупная дрожь. В общем, в этом не было ничего удивительного, потому что именно так выглядят люди, испытывающие муки постнаркотической ломки. Сантана уже больше половины суток не принимала свои таблетки — ей было просто запрещено это делать. Врачи прописали ей лишь успокаивающие. Последствия этого не замедлили сказаться. Если ночь под воздействием транквилизаторов прошла для Сантаны достаточно спокойно, то утром ее охватила ужасная боль в суставах, которые словно жгло и выворачивало наружу.

Роза направилась к двери:

— Я пойду, позову доктора.

Но Сантана схватила ее за руку:

— Нет, нет. Не надо.

— Но тебе же больно, — расстроенно произнесла мать.

— Не нужно, — упрямо повторяла Сантана. — Я не хочу никого видеть. Я не хочу, чтобы мне кто‑нибудь помогал.

Роза стояла рядом с кроватью Сантаны в нерешительности:

— Но тебе сейчас может помочь только доктор. Почему ты отказываешься?

— Я не хочу, чтобы меня видели, — в полубреду ответила Сантана. — Мама, где моя сумочка? Она здесь?

— Что тебе нужно?

Сантана по–прежнему металась по подушке полуприкрыв глаза:

— Мои таблетки. Мама посмотри, пожалуйста. Там должны быть мои таблетки от аллергии. Осталось ли что‑нибудь в пузырьке.

Роза нерешительно возразила:

— Нет, милая, ты не должна принимать ничего кроме тех лекарств, которые тебе дает врач. Помни, что ты должна его слушаться.

Сантана облизнула пересохшие губы:

— Мама, ты не могла бы дать мне воды? У меня просто все горит во рту.

Роза бросилась к столу, на котором стоял небольшой графин. Он был пуст.

— Здесь ничего нет. — Роза схватила со стола графин и бросилась к выходу. — Сантана, здесь ничего нет, я быстро вернусь. Потерпи немного.

Она выскочила в коридор и тут же наткнулась на СиСи Кэпвелла и Софию Армонти. Они шли к палате, в которой лежала Сантана.

— СиСи, — удивленно спросила Роза. — Что ты здесь делаешь?

СиСи преисполненный величавым, полного достоинства голосом ответил:

— Я приехал навестить Сантану.

Роза неприветливо нахмурилась:

— Зря ехал, — отрывисто бросила она. — Я не пущу тебя к ней.

София укоризненно покачала головой:

— Роза, нам не стоит снова ссориться.

Но мать Сантаны не уступала и даже повысила голос:

— Нет, — упрямо повторила она. — Сантана слаба, ей сейчас очень плохо. Я не позволю вам сейчас воспользоваться ее слабостью и отобрать родительские права на Брэндона.

СиСи рассердился.

— Я хочу не чем‑то воспользоваться, а защитить мальчика, — не совсем вежливо сказал он.

Роза тоже не проявляла особой сдержанности.

— Ему не нужна защита от собственной матери, — вспыльчиво воскликнула она.

Лицо СиСи стало наливаться кровью.

— Если Сантана не отдаст Брэндона добровольно, я отберу права на мальчика у нее через суд, — угрожающе произнес он. — Ты хорошо меня знаешь. Я никогда не бросаю слов на ветер. Она проиграет.

Роза упрямо мотнула головой:

— Не проиграет.

СиСи с сожалением покачал головой.

— Роза, возможно, Сантана скоро отправится в тюрьму. Неужели ты хочешь, чтобы на ней осталось еще и клеймо негодной матери. Мало того, что она замешана в преступлении, зачем давать газетам дополнительный повод для злословий.

Мать Сантаны несколько секунд неподвижно смотрела на Ченнинга–старшего. Этот немигающий взгляд говорил о многом. Наконец губы ее задрожали, она резко отвернулась и зашагала по коридору. София пыталась задержать ее, схватив за локоть, однако та резким движением высвободилась и спустя несколько секунд исчезла за углом.

Запоздалые слова Софии ничего не могли изменить:

— Роза, подожди. Ты не правильно нас поняла. Послушай…!

СиСи покачал головой:

— София, не надо. Ты же видишь, это совершенно излишне.

Она бросила на него полный сожаления взгляд:

— А ты, по–моему, не видишь, что делаешь ей больно. Она страдает.

СиСи стараясь сдерживаться заявил:

— Я знаю, что ей тяжело и неприятно это слушать, однако не это меня волнует. Сейчас главное — судьба Брэндона. Мальчик столько перенес в этой жизни, и теперь новый удар. Он главная жертва в этой истории.

Разумеется, после того, что ему пришлось перенести накануне, Круз не мог сосредоточиться на служебных делах. Без особого успеха, попытавшись разобраться в накопившихся за несколько предыдущих дней папок с документами, он махнул рукой и встал из‑за стола.

— Пол, — обратился он к помощнику. — Пожалуй, сегодня у меня вряд ли что‑нибудь получится. Придется тебе обойтись без меня. Если возникнет что‑нибудь неотложное, то звони. Я буду дома.

Уитни пожал плечами.

— Никаких проблем, Круз. Ты же знаешь, я всегда готов выручить тебя.

Кастильо с благодарностью посмотрел на помощника.

— Мне чертовски повезло с партнером, — сказал он. — Не знаю, что бы я без тебя делал. Вот тут документы по последним делам. Разберись с ними.

— Хорошо. Мне поставить в известность начальство или ты сам сообщишь.

Круз тяжело вздохнул:

— Не хочется мне сейчас встречаться с капитаном. Скажи ему, что я заболел.

— Ладно, думаю, что никаких сложностей не возникнет. Все же вокруг понимают, в какой непростой ситуации ты оказался. Поезжай домой, тебе нужно отдохнуть. Честно говоря, ты не слишком хорошо выглядишь.

Круз хмуро взглянул на помощника:

— Посмотрел бы я на тебя, если бы тебе пришлось не спать несколько ночей подряд. У тебя тоже был бы не самый блестящий вид.

Уитни, извиняясь, поднял руки:

— Прости, я не хотел тебя обидеть.

Круз махнул рукой:

— Ладно, что‑то я в последнее время сдал. Все, ухожу. Пока.

— Пока.

Кастильо взял пиджак со спинки стула и, перекинув его через руку, направился к выходу.

Несколько минут, которые заняла дорога до дома, пролетели совершенно не заметно. Круз был так глубоко погружен в размышления, что даже не замечал, как его машина минует перекрестки. Он сейчас действовал, как самый обыкновенный робот. Тормозил на красный свет, отпускал педаль сцепления и давил на акселератор, трогаясь у светофора. Запрограммированными движениями он поворачивал руль и газовал. Мысли его были всецело заняты мучительными поисками выхода из положения. Он пытался убедить себя, что поступает правильно, но червь сомнения точил душу. Да он остается верен однажды им данному слову — не покидать Сантану. Он намерен позаботиться о Брэндоне, он отказал Иден. Но именно Иден и служила причиной его беспокойства.

Да, возможно с моральной точки зрения он поступает правильно, но при этом ему приходится отказаться от своей личной жизни. Фактически от самого себя. Хотя женой его была Сантана, но сердцем он был целиком предан Иден. Никто не мог осуждать его за это, но и никто не собирался выносить ему поощрение.

В любом случае сейчас все зависело от того, сможет ли холодный разум побороть горячее сердце.

Он мучительно искал и не находил ответа на этот вопрос. Страх перед будущим, вот что сейчас терзало его. С чувством вины за происшедшее Круз уже как‑то смирился, однако оно же, это чувство, постоянно преследовало его лишь только он начинал думать об Иден. Она уехала из города, даже не сказав, куда направляется. Может быть, если бы Иден осталась, и Круз мог почаще видеть ее, ему было бы не так тяжело переживать происшедшее. Однако теперь, когда она разорвала все их отношения и покинула Санта–Барбару, он чувствовал себя каким‑то беспомощным и брошенным…

Он остановил машину возле дома, вышел из кабины и стал медленно подниматься по ступенькам крыльца. Сунув ключ в отверстие замка, он открыл дверь и устало шагнул через порог.

В ту же минуту Круз почувствовал, что в его доме кто‑то есть. Но долго на этот счет ему гадать не пришлось. Из кухни, смущенно теребя пуговицу на блузке, вышла Иден. Круз едва не онемел.

— Ты, — еле слышно выговорил он.

Сердце его шумно застучало. В висках забилась кровь. Словно не веря своим глазам, Круз подошел к ней и пристально посмотрел в глаза. Она опустила голову, не осмеливаясь поднять на него взгляд. Глядя на нее как на призрак, Круз пробормотал:

— Ты так стремительно умчалась вчера вечером, что я не надеялся увидеть тебя скоро.

Он даже намеревался потрогать ее, чтобы убедиться в том, что перед ним действительно настоящая живая Иден, а не бесплотный фантом. Однако, вовремя опомнившись, он опустил руку. Иден по–прежнему молчала.

— С тобой все в порядке? — чуть обеспокоенно спросил Круз.

Охватившее ее оцепенение, наконец, спало. Она подняла голову, и Круз увидел, что лицо ее посерело, а глаза были красными как у кролика.

— Да, — слабым голосом сказала она. — Я просто устала — не спала всю ночь.

Круз вопросительно взглянул на нее:

— За рулем?

Она чуть заметно покачала головой:

— Я думала о тебе. О нас. Я вернулась потому, что хотела тебя увидеть. Вчера вечером ты хотел мне что‑то сказать. Теперь ты можешь сказать мне все. Я очень хочу тебя выслушать.

Она не сводила с него влюбленного взгляда. Круз мгновение помолчал.

— Я думаю, что вчера я тебе высказал все, что хотел. Может быть, ты просто не хотела слушать.

— А теперь хочу. Он кивнул:

— Хорошо. Иден, я не знаю, что будет между мной и Сантаной после того, как она выберется из этой истории, но на данный момент мне нужно было сделать выбор, и я сделал его, как считал правильным. Возможно, когда‑нибудь, с течением времени окажется, что я поступил неправильно. Возможно, все вокруг считают, что я ошибаюсь, однако я так решил и этим все сказано.

Он отвернулся, не в силах выдержать пронизывавший его до глубины души, полный тоски взгляд Иден. Она все еще не теряла надежды.

— Но у тебя пока еще есть время сделать другой выбор. Еще не поздно, — тихо сказала она.

— Ты имеешь в виду мое решение остаться с Сантаной?

— Да.

Круз набрался храбрости и снова повернулся к Иден:

— Сейчас я нужен Сантане как ни кто другой и больше чем когда‑либо. У нас уже бывали трудные моменты в жизни, но мы смогли преодолеть их только потому, что были вместе. Теперь она осталась одна и кроме меня ей некому помочь.

Иден удрученно покачала головой:

— Я тебе не верю, по–моему, ты не нужен ей сейчас. Как бы ты не хотел, ты не сможешь ей дать то, чего бы ей хотелось, — она на мгновение умолкла и, сглотнув слезы, сказала. — Я ухожу.

Круз поспешно воскликнул:

— Подожди, подожди!

Она обернулась и с мрачной решимостью сказала:

— Я еду на пляж в Харбер–Коув. Остаток дня я проведу там.

Круз осторожно спросил:

— Ты хочешь, чтобы я туда приехал?

— Я понимаю, что тебе трудно принять тот факт, что ты свободен и не можешь сам понять, где твое счастье. Ты не должен чувствовать себя виноватым за это. Ты ни в чем не виноват. Я уверена в том, что ты примешь правильное решение.

Едва она сказала последнее слово, как звонок в дверь возвестил о том, что Крузом сейчас интересуется не только Иден. Кастильо вышел в прихожую и открыл дверь.

— Здравствуй Круз, — сказал Ник Хартли.

— Здравствуй, — не слишком приветливо отозвался Кастильо. — Честно говоря, Ник, я не ожидал тебя увидеть.

Не дожидаясь приглашения, Хартли вошел в дом и, увидев Иден, недоуменно замер на месте.

— О, я не знал, что у тебя гости. Я увидел твою машину возле дома и решил, что ты дома.

Иден с некоторым смущением посмотрела на Хартли:

— Привет, Ник.

— Привет, — растерянно сказал он.

Трубка радиотелефона лежала на столике перед Лайонеллом Локриджем. Пытаясь унять нервную дрожь в руках, он барабанил пальцами по столу. Джулия сидела рядом. Она нервничала не меньше Лайонелла.

— Когда он собирался перезвонить? — спросила она.

Лайонелл дышал так тяжело, словно ему пришлось пробежать марафонскую дистанцию.

— Я не знаю, — сказал он. — Этот человек сказал только, чтобы я никуда не уходил отсюда. Вот все, что я знаю.

— Тогда, наверное, скоро.

— Надеюсь.

Локридж ослабил узел галстука, словно он душил его.

— Черт, тебе не кажется, что здесь слишком жарко? — рассеянно произнес он. — Я чувствую себя как загнанная лошадь.

В этот момент телефон на столе перед Лайонеллом издал мелодичную трель. Локридж тут же схватил трубку:

— Алло, я слушаю. — После этого он начал кивать головой. — Да, да, я понимаю. Да. Что?

Джулия увидела, как глаза его удивленно полезли на лоб.

— Но, но… Послушайте… Э…

Локридж умолк и снова положил трубку перед собой.

— Ну, что? Что? — нервно воскликнула Джулия. — Это был он?

Локридж кивнул:

— Да.

— И что он сказал?

— Мало радостного.

Джулия возбужденно покачала головой:

— Нет, Лайонелл, скажи мне в точности, какими были его слова?

Локридж обреченно махнул рукой:

— Зачем тебе это знать.

Она набросилась на него с возмущенным воплем:

— Да ты что! Это же моя сестра! Кому как не мне это знать. И, пожалуйста, точно передай мне его слова. Может быть, были какие‑то важные нюансы.

Локридж налил себе в бокал минеральной воды и трясущейся рукой поднес его ко рту. Отпив немного, он поставил бокал на место и, чуть отдышавшись, сказал:

— Да это был какой‑то ненормальный. Судя по его голосу, он просто спятил. Он сказал, что похитил Августу.

— Да какая к черту разница, какими словами он это сказал! Они держат ее. Им нужны деньги. Иначе они ее не отпустят. Вот и все, что имеет значение. Не так ли.

Джулия с подозрением посмотрела на Лайонелла:

— Если ты что‑то скрываешь от меня, то хуже от этого будет только Августе. Пойми. Скажи мне все точно.

Локридж умиротворяюще поднял руку:

— Да нет же, Джулия, я тебе все сказал.

Но Джулия не унималась:

— В таком случае, почему ты не сообщаешь обо всем в полицию? Чего ты ждешь? Или ты надеешься, что все образуется само собой.

Локридж скривился, как от зубной боли:

— Не торопи события, Джулия. Мне кажется, что нам нужно время для принятия решения. Ведь мы даже не знаем наверняка, что она у них.

Джулия решительно взмахнула рукой:

— Августа исчезла. Разве этого не достаточно, чтобы заявить в полицию? Чего ты выжидаешь?

Локридж снова поморщился:

— Джулия, успокойся, умоляю тебя. Не вздумай предпринимать какие‑то действия на свой страх и риск. Не нужно. Я прошу тебя.

Джулия недовольно покачала головой:

— Я не могу обещать тебе этого, если ты будешь от меня что‑то скрывать. Я чувствую, что ты не договариваешь. Неужели ты испугался этих гнусных похитителей?

Локридж после некоторых колебаний сказал:

— Тот, кто звонил, особо предупреждал, чтобы мы не сообщали в полицию. Понятно? Вот поэтому я и сижу здесь, ожидая его очередного звонка.

От ярости у нее едва не вылезли из орбит глаза:

— И ты молчишь, Лайонелл, почему ты не сказал мне об этом?!

Он растерянно промямлил:

— Джулия, я…

Она свирепо таращила на него глаза:

— Но ведь я имею полное право все знать.

Боязливо оглянувшись по сторонам, Локридж умоляюще произнес:

— Прошу тебя, Джулия, не надо нервничать. Мы и так слишком возбуждены. К тому же ты привлекаешь к нам излишнее внимание окружающих. Сейчас это отнюдь не в наших интересах.

— Ну, разумеется, — гневно бросила она. — Ты уже всего на свете боишься. Немедленно звони в полицию.

Он умиротворяюще поднял руки:

— Тише, тише, Джулия, не нужно звонить в полицию. Этот похититель сказал, что если я сообщу властям о пропаже Августы, то она умрет.

Джулия умолкла. Растерянно хлопая глазами, она некоторое время молчала, а потом сдавленно произнесла:

— Ну, ты мог мне сказать?

Локридж в унынии развел руками:

— Я не осмеливался даже заикнуться об этом. Теперь ты понимаешь, насколько все это серьезно. Я боюсь, что их угрозы не беспочвенны. Если Августа, действительно находится в их руках, то мы должны быть предельно осторожны и осмотрительны. Мало, что мы не должны ни о чем сообщать полиции, но мы еще должны быть совершенно уверены в том, что никому кроме нас это не известно. Ни единого слова. Поняла, Джулия? Никому, даже самым близким людям.

Она мрачно усмехнулась:

— Интересно, кого это ты имеешь в виду?

Локридж удрученно махнул рукой:

— Да ладно, какая разница. Пока нам нужно сидеть тихо и ждать их указаний.

В это время в ресторан вошел СиСи Кэпвелл и, увидев Локриджа и Джулию, решительно направился к ним.

— Прошу прощения, — сказал он, останавливаясь возле их столика. — Джулия, я хотел бы поговорить с тобой о Сантане.

Она отрицательно мотнула головой:

— Не сейчас, СиСи.

— Почему? Есть какие‑то проблемы?

СиСи наклонился к сидевшему с растерянным видом Локриджу и, скептически улыбнувшись, спросил:

— Что опять опаздывает?

Локридж не успел ответить на въедливое замечание СиСи. Лежавший перед ним на столике телефон зазвонил и Лайонелл торопливо схватил трубку.

— Алло. Локридж слушает, — беспокойно сказал он. СиСи не удержался от еще одной колкости:

— Что, Лайонелл устроил здесь свой офис?

Джулия возбужденно взмахнула руками:

— Прошу тебя, СиСи, уходи.

Ченнинг–старший недовольно скривился

— Джулия, ты так же груба, как и твоя сестра вчера вечером. Должно быть это генетическое. Уж не близнецы ли вы?

Поначалу она пропустила его слова мимо ушей, а затем удивленно вскинула голову:

— Вчера вечером? — Джулия вскочила из‑за стола и бросилась вслед за покидавшим зал Кэпвеллом.

— Подожди, подожди.

Тем временем Локридж нахмурив брови, сказал в трубку:

— Да, я постараюсь сделать все возможное…

Джулия подскочила к СиСи и схватила его за рукав:

— Постой, что ты говорил об Августе?

Он рассерженно махнул рукой:

— Какая разница, от вас никогда не услышишь ничего хорошего.

Джулия настойчиво заглядывала ему в глаза:

— Ты говоришь, что видел вчера вечером мою сестру?

Он изобразил на лице такую брезгливость, как будто ему вчера пришлось повстречаться в ресторане «Ориент Экспресс» с только что вылупившимся крокодилом.

— Вот именно, — подтвердил СиСи.

— Где?

— Здесь. В этом зале.

Джулия переспросила:

— Ты уверен?

Он с удивлением взглянул на нее:

— Да, уверен, а что? Ты думаешь, я не отвечаю за собственные слова? А что?

Она потрясенно умолкла.

— Нет, ничего, — с этими словами Джулия вернулась за свой столик.

СиСи проводил ее таким взглядом, будто прямо на его глазах человек сошел с ума.

Лицо Локриджа, который сидел приложив трубку к уху, выражало крайнюю степень изумления.

— Но вы не понимаете, — растерянно промямлил он. — У меня нет таких денег. И мне негде их взять. Это такая огромная сумма. Я не знаю, как мне ответить вам. Послушайте, вы же должны знать, в какой ситуации я сейчас нахожусь. С тех пор, как меня разорил СиСи Кэпвелл, я почти не вылезаю из долгов. Мне негде взять необходимую сумму. Но… Нет, вы должны мне поверить… Послушайте…

Присцилла Макинтош–Роулингс потрясение» отступила в угол кабинета, опустив голову. Перл настойчиво повторил:

— Вы же знаете Брайена. Он когда‑нибудь говорил обо мне, О своем брате Майкле.

Она отрицательно покачала головой. Перл шагнул ей навстречу.

— Вы что, меня боитесь? Послушайте, но ведь это же глупо. Вам нечего пугаться. Мы не хотим вам ничего дурного. Мы только хотим поговорить, мэм.

Миссис Макинтош отчужденно взглянула на него и отвернулась к окну, по–прежнему не говоря ни слова. Это молчание приводило Перла в состояние, близкое к отчаянию.

— Послушайте, — снова обратился он к ней. — Вот видите, рядом со мной стоит девушка, ее зовут Келли Перкинс. Она бывшая пациентка вашего бывшего муженька. В общем‑то, я тоже был его пациентом. Разница только состоит в том, что я добровольно отправился в клинику доктора Роулингса для того, чтобы присмотреть за ней. Я сделал это, когда узнал, что ее лечит тот же подозрительный тип, который отвечал за лечение моего брата. Не могу вам сказать, как я перепугался, когда узнал, что он будет лечить Келли, и я был прав. Ну, короче говоря, мы сбежали из этого проклятого места. Да, сбежали. Но перед этим я успел столковаться с одним из пациентов, который сообщил мне, что есть некто Макинтош, от которой я сумею узнать кое‑что о моем брате Брайане. Миссис Роулингс, вы понимаете, в какой сложной ситуации я оказался? Я ведь так и не узнал, от чего умер мой брат. По версии доктора Роулингса это было самоубийство, но я ему не верю. Мой брат Брайан всегда был жизнерадостным, энергичным парнем. До тех пор пока не попал в больницу Роулингса, и я подозревать не мог о том, что с ним что‑то не ладно. Да, между нами были проблемы и, честно говоря, я только потом понял, что во многом, что случилось с Брайаном, виноват только я. Однако это еще не было основанием для того, чтобы он покончил с собой. Я хотел бы выяснить все о своем брате, однако мое расследование зашло в тупик. Никто не мог мне сказать ничего определенного. Осталась только одна надежда — вы.

Она по–прежнему стояла у окна, не произнося ни слова. Похоже, что все красноречие Перла было напрасно. Ему никак не удавалось расшевелить бывшую супругу Роулингса. Возможно, она знала о Брайане нечто такое, что пугало и останавливало ее.

Келли решил помочь Перлу. Она подошла к миссис Роулингс и горячо сказала:

— Мы приехали сюда только для того, чтобы найти вас, миссис Роулингс. Нам нужна ваша помощь.

Присцилла Макинтош–Роулингс снова покачала головой и прикрыла рукой рот, словно боялась проговориться.

Перл в отчаянии воскликнул:

— Ну, же, я знаю, что вам было нелегко. Вы им запуганы. Это понятно. Вы жили с ним. Вы были за ним замужем. День за днем вы видели его в больнице.

Он на мгновение умолк и, не в силах продолжать, прикрыл рукой глаза. Затем, болезненно поморщившись, он воскликнул:

— Дело в том, что доктор Роулингс изымал некоторые письма ко мне. Но я сумел прочесть их, заглянув в его досье. Это были прекрасные письма, полные любви и надежды на будущее. Но мы не получили их. Мы узнали только, что он покончил с собой, и мы навсегда его потеряли. Понимаете, если вы знали его, то вы должны были чувствовать, какая это должна быть страшная для нас потеря. Ведь, наверняка, вы соприкоснулись с ним как‑то по особенному. Так было со всеми, кто оказывался рядом с ним. Ради Брайана мы просим вас рассказать то, что нам действительно нужно знать о докторе Роулингсе. Чтобы по–настоящему отгородить от него пациентов клиники. Вы сами врач, вы психиатр, вы должны понимать, как они страдают. Доктор Роулингс ужасный человек. Вам известно это, может быть, лучше, чем кому‑либо иному. Я не хочу давить на вас, я просто прошу — помогите. Сейчас в ваших руках судьба пациентов. Я уже не говорю о себе. У меня нет никакого другого выхода, кроме как обратиться к вам. Если вы не поможете, мне остается только уповать на волю всевышнего. Но он, как всем известно, парень молчаливый и редко выдает свои секреты. Кроме него только вам известно, что случилось с моим братом Брайаном. Прошу вас, помогите. Похоже, на сей раз, ему удалось добиться своей цели.

На лице миссис Роулингс отразились мучительные сомнения. Наконец, после долгих колебаний, она покачала головой и сдавленным голосом произнесла:

— Извините, я не смогу вам помочь, — он потрясенно отступил на шаг назад.

— Как не сможете? Неужели у вас нет сердца?

Она с болью покачала головой.

— Это невозможно, мистер Брэдфорд! Послушайте, мне нужно идти, — она смущенно отвернулась. — Я уйду. Дверь кабинета останется открытой. Вы сможете потихоньку исчезнуть, пока вас никто не видел. Поверьте, так будет лучше и для вас, и для меня. Давайте сделаем вид, что этого разговора не было.

Но тут Келли проявила характер — она решительно преградила дорогу бывшей супруге доктора Роулингса и громко воскликнула:

— Нет! Вы никуда не уйдете!

Миссис Роулингс попыталась пройти, однако Келли довольно бесцеремонно оттолкнула ее.

— Позвольте мне выйти, — слабым голосом попросила миссис Роулингс.

Келли отрицательно покачала головой:

— Нет, вы не можете отказать нам в помощи. Мы найдем другой способ, но вы не выйдете отсюда до тех пор, пока не расскажете Перлу все о его брате.

От изумления миссис Роулингс застыла на месте. Медленно повернувшись, она сказала:

— «Перл»? Я не ослышалась?

Он кивнул:

— Теперь меня зовут так.

Она слегка пошатнулась, словно у нее подогнулись колени. С горечью взглянув на Перла, она уже совсем тихо сказала:

— Я ничего не знаю.

Келли возмущенно взмахнула рукой:

— Зачем вы лжете? Ведь по нашим глазам видно, что вы говорите неправду. Когда вы услышали имя Перла, вас едва не сразил удар. Я все видела. Вам не удастся нас обмануть. Вы не можете отрицать, что он что‑то для вас значил.

Наконец, миссис Роулингс сломалась. Из глаз ее брызнули слезы, и, размазывая соленую влагу по щекам, она еле слышно произнесла:

— Ну, хорошо, я не стану этого отрицать. Вы даже не представляете, как много он для меня значил. Память о нем преследует меня все эти годы. Не проходит и дня, чтобы я о нем не думала, — всхлипывая, она умолкла.

Перл немного подождал, пока миссис Макинтош–Роулингс успокоится и осторожно, чтобы не напугать ее, спросил:

— Единственное, чего я не понимаю — какие у вас были отношения с Брайаном? Расскажите мне об этом поподробнее.

Она чуть помолчала:

— Я…

Но Перлу не довелось услышать ее объяснений. В тот же момент с порога кабинета донесся хорошо знакомый ему голос доктора Роулингса:

— Замолчи, Мак! — воскликнул он. — Ты и так уже слишком много сказала!

Появление Роулингса для всех, находившихся в кабинете, было такой неожиданностью, что никто не мог вымолвить ни слова. Роулингс по–хозяйски вошел в кабинет в сопровождении громилы–санитара из его клиники.

— Что, мистер Брэдфорд, — издевательским тоном сказал он, — не ожидали меня увидеть так скоро?

ГЛАВА 9

Утренний визит Ника к Крузу. Перед Лайонеллом Локриджем встает неразрешимая проблема. София пытается убедить Розу отдать Брэндона в дом Кэпвеллов. Перл узнает о предательстве. Нелогичное поведение доктора Роулингса. Сантана отказывается от прав на сына.

Увидев Иден Кэпвелл в доме Круза Кастильо в такой ранний час, Ник Хартли, разумеется, сделал для себя определенные выводы, и они были не в пользу Круза. Изумление Ника было столь велико, что даже если бы он попытался его скрыть, ему бы это не удалось. Круз и Иден чувствовали это, а потому на несколько мгновений в прихожей дома Кастильо воцарилось неловкое молчание. Наконец Ник решился прервать паузу:

— Кажется, я не вовремя, — разведя руками, сказал он. — Лучше я зайду попозже. Честно говоря, я не подозревал…

Иден мгновенно схватила свою сумочку, которая лежала на столике в прихожей, и бросилась к выходу:

— Нет, Ник, оставайся, — сказала она. — Я все равно уже собиралась уходить. Круз, ты знаешь, где меня найти. Пока!

Спустя мгновение ее уже не было. Закрыв за Иден дверь, Круз вопросительно посмотрел на Хартли:

— Ник, ты хотел о чем‑то поговорить. Я слушаю тебя.

Тот немного помолчал, словно подбирая слова:

— Пожалуй, я должен подчиниться своему первому порыву и уйти. Очевидно, расхожее мнение о том, что первая мысль самая правильная, все‑таки верно.

Круз непонимающе посмотрел на Ника:

— Ты говоришь загадками. Почему мы не можем поговорить с тобой?

Ник немного замялся:

— Мне кажется, что ты не захочешь услышать то, что мне придется сказать. Это мало тебя обрадует.

Кастильо хмуро покачал головой:

— Наверное, ты хочешь поговорить о Сантане.

— Да, я навещал ее вчера вечером.

Ни секунды не сомневаясь, Круз сказал:

— Тогда я хочу это слышать. Ты прекрасно знаешь, что сейчас меня интересует все, что связано с Сантаной.

Они по–прежнему стояли в прихожей и, видя нерешительность Ника, Круз жестом пригласил его пройти в гостиную.

— Здесь не слишком удобно разговаривать, — сказал он, — не ощущаешь серьезности сказанного. Такое ощущение, будто мы разговариваем на ходу.

Немного поколебавшись, Ник проследовал за Крузом в гостиную. Хартли остановился у окна и некоторое время задумчиво смотрел на пляж. Наконец, повернувшись, сказал:

— У тебя открывается прекрасный вид из окна. Честно говоря, я часто сожалею о том, что мне сейчас приходится жить в квартире, а не в собственном доме. — В голосе его была какая‑то отрешенность.

Круз растерянно посмотрел на него:

— Может быть, мы все‑таки вернемся к теме нашего разговора? Мне кажется, о пляже можно поговорить и в другой раз.

Ник шумно вздохнул:

— Да–да, ты прав. Ну, а что касается Сантаны… — он немного помолчал, словно собираясь с силами. — Круз, то, что я увидел вчера в больнице, потрясло меня. Мне никогда раньше не приходилось встречать столь подавленного человека. Передо мной была просто какая‑то бледная тень, а не прежняя задорная и энергичная женщина. Честно говоря, я даже испугался. Сейчас она не должна быть одна. Ты собираешься навестить ее?

Круз сейчас выглядел не лучше. Низко опустив голову, он глухо произнес:

— Она не хочет, чтобы я приходил к ней. Наверняка она сказала тебе то же самое. Сантана редко умела скрывать свои чувства.

Ник кивнул:

— Я все это слышал. Она обвинила меня в том, что я шпионил для тебя. И она абсолютно уверена в том, что у тебя связь с Иден. Более того, она была уверена в том, что сегодняшнюю ночь ты проведешь в постели вместе с Иден.

Ник повернулся и недвусмысленно показал глазами на дверь, за которой недавно исчезла Иден. Круз выпрямился, и смело посмотрел Нику в глаза:

— Это неправда, — веско произнес он.

Ник несколько секунд изучающим взглядом смотрел в глаза Крузу, но тот выдержал это испытание.

— Да, я так ей и сказал, — растягивая слова, произнес Ник. По тону его голоса видно, что он все‑таки сомневается в искренности Кастильо.

— Сантана, конечно, тебе не поверила, — мрачно сказал Круз. — В этом я абсолютно уверен.

— Да, — подтвердил Ник.

Круз отвернулся и упавшим голосом сказал:

— Ты знаешь, а ведь она права. Я не должен был жениться на Сантане. Вероятно, это было самой крупной моей ошибкой. К сожалению, я причинил боль всем…

Он умолк и медленно прошелся по гостиной. Ник сочувственно посмотрел ему вслед:

— Я знаю, почему ты это сделал. Ты просто хотел помочь ей вернуть Брэндона. После смерти Ченнинга–младшего СиСи хотел воспитывать Брэндона сам, как своего внука. И тебе пришлось пойти на этот шаг, чтобы помочь Сантане заново обрести сына.

Круз кивнул:

— Да, верно, это официальная версия. Благородная жертва, — с горькой иронией произнес он. — Я думаю, что ты, Ник, знаешь, где в этой игре слабое место.

Ник покачал головой:

— Да, я тоже знаю правила этой игры. Когда‑то приходилось знакомиться. Но думаю, что сейчас ты пытаешься просто найти для себя какое‑то оправдание. Уверяю тебя, не стоит этого делать. Я уверен в том, что это не была бесплодная благородная жертва. Ты поступил так еще и потому, что брак с Сантаной был нужен самому тебе.

Круз устало потер лицо:

— Да, мне это было нужно не меньше, чем ей и Брэндону. Когда Иден вышла замуж за Керка, я растерялся и не знал, что делать, а брак с Сантаной гарантировал какое‑то постоянство и равновесие в жизни. Понимаешь, мне очень нужен был дом. Мне не за что было зацепиться в этой жизни. Кстати, — он повернулся к Нику, — у нас с тобой чем‑то схожее положение. Наши профессии настолько сильно отнимают нервы и энергию, что без какой‑то твердой опоры в нашей жизни нельзя, иначе ты постоянно рискуешь сорваться с катушек.

Круз немного помолчал:

— Я давно знал Сантану, еще со школьных лет. Потом я познакомился с ее сыном. Поверь, я испытывал к ним самые добрые чувства. Мне даже не верилось, что все так удачно складывается. Я ждал какого‑то подвоха. Первое время мы жили очень хорошо. Потом, когда заболел Брэндон, наши отношения были такими теплыми, как никогда ни до, ни после этого. А потом, когда все пришло в норму, когда можно было уже не бояться за мальчика, все пошло насмарку.

Ник сокрушенно покачал головой:

— Но если ты так нуждался в хорошей семье, Круз, то, пожалуйста, объясни мне, почему же ты не добился своего? Ведь у вас же были все шансы сделать это, не нужно было прикладывать никаких особых усилий. Честно говоря, я совершенно этого не понимаю. Между вами пробежала какая‑то кошка, что‑то случилось? Но почему об этом никто не знает?

Круз сейчас чувствовал себя, как на свидетельском кресле:

— Может быть, — задумчиво произнес он, — в душе я вовсе и не хотел, чтобы у нас все было хорошо. Может быть, мне этого и не надо было. Я и сам не знаю…

Ник шумно вздохнул:

— Того, что случилось, уже не изменишь. Но теперь ты должен найти новый путь. За тебя это никто не сделает.

Круз поморщился:

— То есть?

— То есть, — ответил Ник, — тебе нужно разобраться, к чему ты идешь, и кто рядом с тобой.

Круз низко опустил голову и медленно сел на диван. Он и сам прекрасно понимал, что ему необходимо окончательно решить этот вопрос. Напоминание Ника только усилило боль. Иден, Сантана, Брэндон… Как быть?

Прошло уже больше двух часов с тех пор, как Лайонелл Локридж получил сообщение о том, что его бывшая супруга Августа похищена. Из случайного разговора с СиСи Кэпвеллом Джулии удалось узнать, что Августа была в ресторане «Ориент Экспресс» еще вчера вечером. Здесь ее видели многие. Однако это не уменьшало, а только увеличивало количество загадок в связи с возвращением Августы.

В течение часа Джулия и Лайонелл обзванивали знакомых и друзей Августы, пытаясь выяснить хоть что‑нибудь о ее судьбе. Однако все было безуспешно.

— Похоже, что во всей Санта–Барбаре только мы двое ее не видели, — растерянно произнес Лайонелл, усаживаясь за столик рядом с Джулией. — Сколько мы уже насчитали? Брик, Эми…

Джулия сидела, низко опустив голову, и оцепенело смотрела в одну точку.

— София, — спустя мгновение добавила она. Локридж устало протер глаза:

— Да, и София, и Макс — все ее видели. Причем, они видели ее после возвращения. Странно, что она ничего не сообщила мне, когда вернулась.

Джулия выглядела совершенно растерянной. Она то и дело принималась растирать себе виски, словно пыталась избавиться от мучительной головной боли.

— Все они видели ее вчера, — как заведенная повторила она, — но никто не видел ее сегодня. Что все это означает?

Локридж на мгновение задумался:

— Похоже, она и дома после вчерашнего вечера не появлялась. Я ведь звонил ей сегодня целое утро. Она, конечно, любит поспать, но не до такой же степени.

Джулия кивнула:

— Я заезжала к ней сегодня в половине восьмого утра. Мне никто не открыл. Не думаю, чтобы она скрывалась от своей собственной сестры. Значит, Августа исчезла раньше.

Локридж расстроенно махнул рукой:

— Ладно, я думаю, что все‑таки нам удастся выяснить, куда она исчезла. Но дело не в этом. Сейчас меня интересует другое. Она отправлялась в отпуск с огромным количеством багажа. Ну, сама понимаешь, Августа не могла упустить случая покрасоваться перед нашими друзьями в новенькой горной экипировке. И потом, она же всегда надеется на светскую жизнь, ее не останавливают ни горы Непала, ни океанские просторы. Августа везде чувствует себя, как на празднике. Она тащила с собой целую кучу платьев и прочего добра. Так вот, я не понимаю, куда она девала свой багаж? Если она прилетела с Тибета со всей своей коллекцией одежды, то не могли же похитители утащить все это с собой? Им нужна была сама Августа, а не ее платья и колготки, — даже в такой ситуации Лайонеллу не изменяло чувство юмора, пусть даже оно и приобрело несколько черноватый оттенок. — И потом, она обещала позвонить мне немедленно, как только вернется.

Джулия уныло покачала головой:

— Да, это на нее не похоже. Обычно она делает все так, что об этом знает целый город.

Локридж подхватил:

— Вот именно! Но она вернулась на день раньше, ничего не сообщив мне об этом. Ради чего она вернулась?

Джулия безнадежно пролепетала:

— Может быть, она хотела как следует выспаться после этого долгого и утомительного путешествия, чтобы встретиться с тобой как следует отдохнувшей? А эти негодяи добрались до нее первыми.

Она тут же умолкла, поняв, каким нелепым и смехотворным выглядит это объяснение. Лайонелл с таким унынием взглянул на нее, что она опустила глаза и снова уставилась в одну точку. Они сидели в молчаливом оцепенении еще несколько минут. В ресторане гремела музыка, оживленно сновали туда–сюда посетители, после полудня наполнившие зал. Но ни Лайонелл, ни Джулия не замечали этого. Они были погружены в свои невеселые мысли, и лишь низкий голос метрдотеля заставил Лайонелла встрепенуться:

— Мистер Локридж, — сказал Том, — вам тут кое‑что передали.

Он протянул Лайонеллу небольшой желтый конверт с надписью неровным почерком: Л. Локриджу. Лайонелл схватил конверт с такой поспешностью, как будто от этого зависела его собственная жизнь:

— Кто передал? — быстро спросил он. Том пожал плечами:

— Не знаю. Я отлучился в зал, а когда вернулся, на моем столе лежало вот это.

Локридж разочарованно опустил голову:

— Понятно. Ну, что ж, спасибо, Том.

Едва метрдотель удалился, Локридж стал торопливо разрывать заклеенный конверт. Джулия перегнулась через стол:

— Ну, скорее, читай! Что там?

Локридж уставился на обнаруженную в конверте записку так, словно нашел там рецепт приготовления философского камня. Будто не веря своим глазам, он еще несколько раз пробежался глазами по строчкам послания, не обращая внимания на настойчивые понукания Джулии.

— Ну, что там, что? Говори же, Лайонелл!

Наконец, он поднял глаза и потрясенно взглянул на Джулию:

— Они требуют два миллиона!

Ее лицо приобрело то же самое выражение, что и у Локриджа:

— Что? Я не ослышалась?

Лайонелл схватился за голову:

— Да они просто с ума сошли!

— А что, что там еще написано?

Он снова поднес к глазам листок:

— Подготовьте два миллиона долларов купюрами без пометок, или следующая посылка придет на кладбище.

В ярости Локридж смял листок с наклеенными на нем кусочками вырезанных из газет слов и швырнул его на стол. Он уже собирался выбросить конверт, но вдруг обнаружил, что в нем что‑то еще есть. Он сунул туда дрожащую руку и обомлел — это было украшенное маленькими бриллиантами платиновое обручальное кольцо. Лицо Лайонелла покрылось испариной.

— Что это такое? — спросила Джулия.

Он не сводил взгляда с маленького изящного предмета:

— Это обручальное кольцо Августы, — сдавленным голосом прохрипел он.

Джулия потрясенно закрыла глаза и снова принялась растирать пальцами виски. Лайонелл выглядел не лучше. Закатив глаза, он негромко простонал:

— О боже, что они собираются с ней сделать?

Доктор Франклин вышел из палаты, где лежала Сантана Кастильо, и собирался уже уйти, как к нему бросилась Роза:

— Скажите, доктор, что с ней?

— Ну, в общем, это довольно неприятное явление, которое связано с отвыканием человека от определенного рода препаратов. К сожалению, организм сам должен справиться с этим. Врачебное вмешательство здесь редко помогает. Я дал ей успокаивающее, надеюсь, что это поможет. Пока она заснула. Думаю, что в ближайшее время вам не стоит беспокоить ее. Если не ошибаюсь, вы мать Сантаны?

Роза кивнула:

— Я нахожусь здесь с самого утра.

— Ну, что ж, — сказал доктор Франклин, — в таком случае я рекомендовал бы вам набраться терпения. Такое тяжелое состояние может продлиться еще несколько дней. Было бы очень неплохо, если бы вы могли — конечно, по мере возможности — все это время находиться рядом с ней. Ей сейчас особенно необходима поддержка. Предупреждаю вас, процесс отвыкания очень болезнен, она будет испытывать сильные боли в области позвоночника и в суставах.

Роза мужественно выслушала эти слова:

— Благодарю вас, доктор. Я не покину свою дочь, если только она сама не захочет этого. Сантана у меня очень гордая, она не хочет показывать свои страдания другим, в ней течет моя кровь, — она гордо подняла голову. — Я буду помогать ей, чем смогу.

Франклин удовлетворенно кивнул и зашагал по коридору, оставив Розу возле двери в палату Сантаны. Она стояла там несколько минут, внимательно вглядываясь через окошко в фигуру раскинувшейся на кровати в состоянии полусонного забытья Сантаны.

Услышав за своей спиной осторожные шаги, Роза обернулась — рядом с ней стояла София. У нее был несколько виноватый вид. Роза тут же возмущенно воскликнула:

— Это СиСи подослал тебя сюда, чтобы попробовать уговорить меня! У вас ничего не получится.

София спокойно выслушала ее возбужденные слова:

— Нет, Роза, ты ошибаешься. Я пришла сюда для того, чтобы извиниться перед тобой за СиСи. Он был слишком груб, ему нельзя было так вести себя.

Роза хмыкнула:

— В этом нет ничего удивительного. СиСи всегда так обращается с людьми, которые встают на его пути. Я уже давно должна была уйти из этого дома.

София укоризненно покачала головой:

— Не надо так говорить, Роза. Я понимаю твои чувства, но мне кажется, что ты излишне горячишься.

Роза отвернулась:

— Нет, это правда. Меня удерживали только дети. Я не могла оставить их одних.

София с сожалением взглянула на служанку:

— Ты очень долго работала в этом доме. Нам всем будет не хватать тебя. Может быть, ты все‑таки передумаешь?

Роза решительно мотнула головой:

— Нет. У меня уже есть собственный дом. Если я так решила, значит этого уже не изменить.

— Но дети… — робко сказала София. Роза была непреклонна:

— Если они захотят увидеть меня, пусть приходят — я всегда с удовольствием приму их. Они всегда будут для меня желанными гостями. Однако обратно в ваш дом я не вернусь.

София все еще не теряла надежды переубедить Розу:

— Я понимаю твои чувства, но, возможно, мы сможем вместе что‑то придумать, как‑то помочь друг другу.

Роза выглядела непреклонной:

— Нет, мы этого не можем, пока СиСи угрожает нам, пытаясь отобрать все у Сантаны. Ведь ты с ним согласна, София, ты тоже считаешь, что моя дочь — негодная мать.

София некоторое время раздумывала, а затем, тщательно подбирая слова, сказала:

— Честно говоря, я и не знаю что думать. Я испытываю множество противоречивых чувств по этому поводу. Последнее время у Сантаны были трудности, и ты знаешь об этом не хуже, чем я. Она все чаще приводила к нам домой Брэндона, все позднее его забирала. Что‑то происходило с Сантаной еще до этого несчастного случая. Ты ведь наверняка видела все это. Этого нельзя было оставлять без внимания.

Роза надменно вскинула голову:

— Вини в этом СиСи. Если бы он не заставил ее выйти замуж, чтобы вернуть сына, ничего не случилось бы. Теперь он хочет ее наказать. Это его месть за то, что случилось с Иден. И теперь в этом слепом желании отомстить он готов растоптать Сантану, снова отнять у нее Брэндона, а ее саму сгноить в тюрьме.

София удрученно покачала головой:

— Роза, я понимаю, какие чувства ты сейчас испытываешь, однако ты должна отдавать себе отчет в том, что это происшествие было не таким уж безобидным. Иден была сбита машиной. После этого она осталась на обочине, а твоя дочь уехала, не оказав ей помощи. Иден могла погибнуть. Разве тебе не понятны наши чувства? Мы точно так же переживаем за близкого нам человека.

Роза возбужденно воскликнула:

— Я знаю, я прекрасно понимаю все это! Я всегда об этом думаю и ужасно себя чувствую из‑за этого. Разве ты не знаешь, что я люблю Иден, как свою родную дочь?

— Да, я знаю, — согласилась София, — ты всегда любила моих детей, и я никогда не перестану быть благодарной тебе за это.

Роза, демонстрируя свое доверие к Софии, шагнула навстречу ей и горячо заговорила:

— Пожалуйста, София, останови СиСи! Ты же не веришь, что Сантана намеренно сбила Иден!

София отрицательно тряхнула головой:

— Нет, конечно, нет. Однако, Роза, ты не должна забывать о том, что Сантану будут судить, возможно, ей предстоит развод. Вряд ли она сумеет при этом должным образом заботиться о Брэндоне. Пойми, Роза.

— Но я его бабушка! — запальчиво воскликнула Роза, — и я сумею о нем позаботиться. У Вас не должно возникать на этот счет никаких сомнений. Ведь мне не один раз уже приходилось присматривать за Брэндоном.

Чтобы продемонстрировать свою поддержку, София взяла ее за руку:

— Да, и он любит тебя. Он всегда вспоминает тебя именно как бабушку, но своим отцом он считает СиСи. Если Брэндон вернется к нам, то ощутит это, как возвращение домой. У него будет своя комната, он пойдет в школу. Для Брэндона эта перемена будет легкой, сейчас ребенку нужна стабильность. Мы с СиСи можем ему ее дать. Мальчик прекрасно относится к нам, он не будет сильно переживать по этому поводу, я уверена.

Роза отступила к окну и надолго задумалась. Было видно, что она пытается преодолеть возникшее в ее душе сомнение. София молчала, стараясь не мешать ей.

— Роза, — наконец тихо сказала София, — я хочу, чтобы ты очень хорошо подумала прежде, чем говорить нам «нет». Твой отказ только ухудшит ситуацию, вот и все! Подумай о том, что лучше для Брэндона: его интересы для нас прежде всего.

Роза по–прежнему молчала.

Гордо подбоченясь, Роулингс прохаживался по кабинету.

— Ну, что, молодые умники, — злорадно воскликнул он, — кто из вас может догадаться, каким образом я вас нашел, причем так легко и быстро?

Перл и Келли подавленно молчали. Появление в этом кабинете доктора Роулингса действительно было для них неприятной неожиданностью. Пока они раздумывали, Роулингс обратился к своей бывшей жене:

— Присцилла, тебе здесь больше нечего делать, оставь нас наедине с молодыми людьми. Мне нужно окончательно разобраться с ними, а то, похоже, что они вообразили себя самыми хитрыми и изворотливыми.

Экс–супруга Роулингса молча повиновалась. Когда дверь за ней закрылась, доктор снова воскликнул:

— Ну, что, что вы молчите? У вас нет никакого ответа, и даже догадки? — он удовлетворенно рассмеялся, — ну что ж, я могу вам сейчас все рассказать. И в этом конкретном деле Оуэн мне больше не понадобится.

Перл нахмурился:

— Что? При чем здесь Оуэн?

Роулингс истерично расхохотался. Немного успокоившись, он воскликнул:

— Как, вы до сих пор не догадываетесь? Боже мой, где же ваша проницательность? Или вы даже не можете допустить мысли о таком?

Перл мрачно бросил:

— Я не понимаю, о чем вы говорите. Если вы намекаете на то, что именно Оуэн…

— Вот–вот, — радостно констатировал доктор Роулингс, — именно Оуэн Мур. Конечно, это был он.

Перл потрясенно отступил назад:

— Нет, только не он, мистер Роулингс!

Роулингс елейно улыбался:

— Ну, а кто же еще? Подумайте об этом, мистер Брэдфорд. Ваш поверенный в делах, ваш — как вы его там называли? — вице–президент сообщал мне о каждом вашем шаге. Вы думаете, он бы сам осмелился отправиться с вами в столь долгое и трудное путешествие? Нет, ничего подобного! — Роулингс поучительно помахал пальцем. — Ваше самое доверенное лицо — Оуэн Мур — всю дорогу продавал вас. Разве вам никогда не говорили, что нельзя доверять сумасшедшим?

Перл брезгливо поморщился:

— Ваши слова отвратительны. Единственный сумасшедший здесь — это вы!

Роулингс скривился от удовольствия:

— Но–но, полегче, молодой человек! Выбирайте выражения. Я вам не слуга, чтобы так со мной обращаться, — угрожающе произнес он.

Перл обвиняюще ткнул в него пальцем:

— Я знаю, что вы с ним сделали. Вы запугали этого беднягу до смерти. Он, наверняка, до сих пор боится вас, как огня.

Роулингс мстительно прищурил глаза:

— Нет, я соблазнил его обещанием свободы, вот и все. Для этого не требовалось прилагать никаких особых усилий. Ведь вы, увы, вместе с этими людьми находились в моей клинике и как никто другой должны отдавать себе отчет в том, что эти люди абсолютно управляемы. Мне стоило лишь посулить ему свободу, как он и купился.

Перл удрученно опустил голову:

— Неужели он вам поверил?

Роулингс усмехнулся:

— А я всерьез намерен выполнить свое обещание. Я действительно хочу выпустить Мура на свободу. Он уже совершенно не опасен. К тому же я не смогу больше воспользоваться его услугами, они мне просто не нужны, так что пусть отдыхает. Я вполне достаточно потрудился над ним. Теперь Оуэн Мур будет достойным членом общества.

Перл хмыкнул:

— Да уж, конечно.

Роулингс бросил на Перла победоносный взгляд и повернулся к Келли:

— Кстати, молодая леди, я могу и вам гарантировать свободу, но только в том случае, если вы согласитесь сотрудничать со мной. Это не составит вам никакого труда, уверяю вас.

Но Келли поступила мужественно:

— Доктор, вы мне больше не нужны, — спокойно сказала она. — Мне не потребуется ваша помощь и ваше, так называемое, лечение. Я и без вас смогла вспомнить все, что произошло со мной. Я теперь все точно знаю.

Роулингс побагровел:

— Ты знаешь только то, что тебе рассказал мистер Брэдфорд, — сухо заметил он. — Сама ты ни до чего не могла бы додуматься.

Она столь же спокойно возразила:

— Нет, я вспомнила всю ту ночь. Память полностью вернулась ко мне. Я помню, как погиб Дилан, и я знаю, что в этом не было моей вины.

Роулингс противно улыбнулся:

— А кто же в этом виноват? Что, Дилан сам выпал из окна? Может быть, он был самоубийцей?

Келли оставила ядовитый тон доктора Роулингса без внимания:

— Ничего подобного, — таким же ровным тоном возразила она, — это была самооборона.

Перл осторожно положил на плечо девушке свою руку:

— Я тебя прошу, дорогая, не разговаривай больше с ним. Этот человек мне отвратителен. Никогда в жизни не встречал более гнусного типа. Меня просто коробит от одного взгляда на него.

Роулингс потерял самообладание:

— Мисс Перкинс! — ядовито воскликнул он. — Нет никаких доказательств того, что вы говорите правду. Кто может подтвердить, что вашей жизни грозила опасность? Полиция не нашла никаких улик. Присяжные будут решать, можно ли оправдать твои действия, и теперь для тебя лучшая защита — утверждать, что ты не отвечала за свои действия в тот момент, потому что уже страдала от той болезни, которая привела тебя в мою больницу. — На лице его появилась змеиная улыбка. — И только я могу подтвердить это! Ты рискуешь попасть в тюрьму.

Келли, ни секунды не задумываясь, решительно ответила:

— Я рискну. Думаю, что вряд ли это хуже вашей больницы.

Роулингс натужно рассмеялся:

— Ты всерьез считаешь, что готова предстать перед судом? Ты думаешь, что тебе удастся оправдаться?

— Да, — уверенно заявила она. — Я не верю, что меня признают виновной. Я расскажу все и надеюсь на лучшее. Я выложу все, включая и пребывание в вашей больнице.

Роулингс на мгновение умолк. Глаза его налились кровью и постепенно все больше вылезали из орбит. Очевидно, именно так выглядят маньяки в момент нападения на свою жертву. Увидев его лицо. Перл решительно заслонил собой девушку:

— Келли, прошу тебя, не заводи его. Этот тип крайне опасен. Достаточно только посмотреть на его лицо.

Наверное, если бы у Роулингса была такая возможность, он разорвал бы Перла на куски.

— Вы меня разочаровываете, молодые люди, — процедил Роулингс сквозь сжатые зубы. — Но если от мистера Брэдфорда можно было ожидать чего‑то подобного, то от вас, мисс Перкинс, я надеялся услышать иное. С вашей стороны, конечно, очень любезно предупреждать меня заранее, но не очень умно. На этот раз я советую вам прислушаться к пожеланию вашего молодого друга. Может быть вы, мистер Брэдфорд, сумеете ее вразумить?

Перл взглянул на Роулингса исподлобья:

— Знаете, если бы я был уверен в том, что вы отпустите ее на свободу, я бы постарался убедить Келли пойти к вам. Но ведь она оттуда не выйдет, не правда ли? Как и мой брат! Наверняка ее ожидает та же самая участь. Я сильно сомневаюсь, что вы сможете во второй раз отпустить от себя столь ценную пациентку. Роулингс бросил на Перла надменный взгляд:

— У вас нет никаких шансов, мистер Брэдфорд. Вы вмешались в мою жизнь и работу, и это причинило мне массу неприятностей. С этим нужно покончить немедленно, здесь и сейчас.

Глаза Роулингса словно остекленели. Перл мгновенно понял все его намерения.

— О чем вы говорите? — недоуменно спросила Келли.

— Он говорит, милая, что сейчас убьет меня, — сказал Перл с улыбкой. — Так что же вы собираетесь сделать со мной, доктор Роулингс? Воспользоваться смертельной дозой одного из своих чудо–лекарств? Или у вас наготове какой‑нибудь другой способ, который вы приберегли специально для меня? Я полагаю, что это будет нечто по–садистски изощренное. Наверное, вы захотите сделать так, чтобы я умер не сразу, а помучился как можно дольше. Зная вашу натуру, я практически не сомневаюсь в этом. Судя по тому, с каким упорством вы меня преследовали, мне не стоит ждать снисхождения. Вряд ли вы упустите такой удобный шанс. Ну, что вы молчите? Выкладывайте.

— Нет, Перл, он тебя не тронет! — воскликнула Келли.

Она воинственно шагнула вперед и гневно бросила в лицо Роулингсу:

— Вам придется избавиться от нас обоих!

Роулингс вышел из себя:

— У меня нет времени объясняться с вами, жалкие щенки! В общем, я закрываю это дело.

Перл мрачно усмехнулся:

— Так же, как и в случае с моим братом? Как вы там сказали: он покончил жизнь самоубийством? Наверное, нас ожидает нечто в этом же роде.

Роулингс хихикнул:

— Ваше вмешательство не могло вернуть сто. И вы преуспели только в продвижении по его же пути, да еще и вместе с Келли.

С этими словами Роулингс развернулся и быстро зашагал к выходу из кабинета. Перл бросился за ним, но бдительный санитар тут же преградил ему дорогу. Перл отступил на шаг назад:

— О'кей, парень, все нормально, — успокаивающе сказал он. — Я не собираюсь душить твоего друга Роулингса. Я хотел только задать ему один единственный вопрос, последний вопрос.

Роулингс снисходительно обернулся:

— А почему вы решили, что я буду вас слушать, мистер Брэдфорд? Я больше не собираюсь терять ни одной лишней минуты.

— Прошу вас, доктор, — как можно более мягко сказал Перл, — ведь каждый осужденный на смерть имеет право на последнюю просьбу.

Роулингс растянул губы в улыбке палача:

— Мне не хочется делать вам такое одолжение. Великодушие — не в моих правилах.

— Пожалуйста, доктор! — повторил Перл. — Ведь вы ничего не потеряете. Я отсюда уже никуда не смогу уйти. Вы не выпустите меня из этого кабинета живым, я это уже понял.

Роулингс сухо засмеялся:

— Вы очень проницательны. Наконец‑то разум вернулся к вам, мистер Брэдфорд. Однако это уже слишком поздно, думать нужно было раньше.

— И все‑таки, — воскликнул Перл, — скажите мне правду о моем брате! Хорошо? Пожалуйста, он был очень близким для меня человеком.

Однако все это было бесполезно.

— Нет, — издав короткий смешок, ответил Роулингс. — Я думаю, что нам не стоит тратить на это драгоценное время. Мне не терпится закончить поскорее это дело. Оно стоило мне слишком больших затрат нервной и физической энергии. Посудите сами, я вынужден был бросить все дела в своей клинике, сломя голову мчаться через границу, преследован, вас чуть ли не по всей Мексике. Как вы думаете, могло мне это понравиться? Разумеется, нет. К тому же, вы меня постоянно разочаровывали. Я думал, что вам, мистер Брэдфорд, с вашей хваленой изобретательностью и большими способностями в иных областях не составит труда придумать что‑нибудь более хитрое, чем просто ломиться в эту лечебницу, разыскивая мою бывшую супругу. В конце концов, вы могли бы выяснить, где она живет, и там у вас было бы больше шансов выяснить правду о вашем брате. Но вы предпочли делать все напрямую. Не знаю, известно ли это вам, мистер Брэдфорд, однако кратчайший путь между двумя точками не всегда прямая линия. Разумеется, вы можете воспользоваться этим моим советом, однако, думаю, он вам уже больше никогда не пригодится. Вряд ли вы когда‑нибудь сможете выбраться из этого кабинета. Здесь надежная, обитая железом дверь, весьма крепкий замок и очень внимательная охрана, которая подчиняется каждому моему слову. Если вы даже и сделаете попытку выбраться отсюда, чего я вам настоятельно не рекомендую делать, они изрешетят вас прямо под окнами этого милого заведения. И поверьте, я ни на секунду не пожалею об этом. Правда, — он на мгновение умолк, — некоторое чувство досады будет преследовать меня в связи со смертью вашей спутницы. С вами, мисс Перкинс, мы еще могли бы весьма плодотворно пообщаться. У вас был такой шанс, однако вы не воспользовались им. Не знаю, чем вы руководствовались, совершая такой опрометчивый поступок, но раз уж вы решили — я не стану вам перечить. Я давал вам шанс спастись, вы не пожелали им воспользоваться. Ну, что ж, возможно мы еще когда‑нибудь с вами встретимся, правда, не думаю, что это будет в нынешней жизни. Прощайте, моя дорогая! Всего хорошего, мистер Брэдфорд!

Противно хихикнув, Роулингс вышел за дверь кабинета. Санитар последовал за ним.

Спустя несколько мгновений беглецы услышали, как в двери щелкнул замок. Затем шаги в коридоре стихли, и наступила полная тишина. Перл обреченно опустил голову. Чтобы подбодрить его, Келли обняла его сзади и положила ему голову на плечо. Хотя слов не находилось ни у того, ни у другого, они понимали друг друга и без этого. Сейчас их ждала неизвестность, точнее, голодная смерть в каменном мешке.

СиСи снова появился в коридоре больницы, где лежала Сантана, после полудня. Держа в руке сложенную пополам бумагу, он уверенным шагом направлялся к двери палаты, у которой стояла София.

— Ты не слишком торопился, — с укоризной сказала она.

СиСи хмуро покачал головой.

— Потребовалось уладить кое–какие дополнительные дела с адвокатами. Зато теперь текст договора готов. Осталось только поставить подпись Сантаны и законные права на воспитание Брэндона переходят в наши руки. Кстати, как там Сантана? Как она себя чувствует?

София неопределенно покачала головой.

— С ней сейчас Роза, — столь же неопределенно ответила она.

СиСи нахмурился.

— Ты что, не можешь ответить по–человечески? Меня интересует, в состоянии ли Сантана подписать документы?

На сей раз София уверенно кивнула.

— Да.

СиСи потянулся к дверной ручке.

— Ну, что ж, тогда пойдем.

Они вошли в палату, где возле постели, на которой лежала Сантана, суетилась Роза.

— Дочка, выпей воды, тебе станет лучше.

Хотя отдых в больнице должен был восстановить ее силы, Сантана выглядела сейчас так, как будто ее измучила тяжелая болезнь — мешки под глазами, пересохшие и потрескавшиеся губы, горящие болезненным румянцем щеки.

— Здравствуй, Сантана, — громко сказал СиСи. — Как ты себя чувствуешь?

Она не удостоила Ченнинга–старшего даже взглядом. Вместо нее ответила Роза.

— Ей уже лучше, но доктор сказал, что приступ может повториться в любой момент. Так что, если можно, побыстрее решайте все дела.

СиСи согласно кивнул.

— Что ж, не будем зря тратить время. Сантана, я пришел поговорить с тобой об усыновлении Брэндона.

Сантана тут же резко повернула голову. В ее глазах и следа не осталось от апатии и безразличия, царивших в них лишь несколько мгновений назад.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, мистер Кэпвелл? — вспыльчиво воскликнула она. — Что это за чушь? Как можно усыновлять моего сына?

СиСи немного замялся.

— Извини, я не так выразился. Речь идет о том, чтобы ты передала свои родительские права нам. Вот текст договора на установление над ним нашей опеки. Брэндон останется жить в нашем доме. Мы возьмем на себя все обязанности по его воспитанию и дадим ему образование, наш дом станет его домом. Вот, взгляни.

СиСи протянул бумагу Сантане. Она быстро пробежалась глазами по строчкам документа, при этом руки ее дрожали, не дожидаясь, пока она что‑нибудь ответит, СиСи произнес:

— Сантана, так будет лучше для тебя и для Брэндона. Я знаю, как ты любишь его. Однако поверь мне, в данной ситуации это наиболее безболезненный вариант. Мы должны в первую очередь позаботиться о мальчике. Не забывай о том, сколько ему уже пришлось пережить. Еще одного такого нервного потрясения он не перенесет. Ты должна согласиться с нами, если ты по–настоящему заботишься о его будущем.

Лицо ее исказила гримаса ярости.

— Чего вы от меня хотите? Это угроза? Вы хотите заставить меня признаться в том, что я хотела убить Иден? Я этого не хотела.

СиСи умиротворяюще поднял руки.

— Сантана, успокойся. Здесь речь идет не об этом. Не обращай внимания на то, что пишут газеты. Журналисты есть журналисты. Они во всем ищут только сенсации. Им хочется расшевелить сонную жизнь нашего городка и потому они готовы ухватиться за любое, пусть даже самое незначительное событие и раздуть из мухи слона. Тебе не стоит так переживать по поводу того, что они там навыдумывали. Главное, не верь досужим сплетням. Если ты чувствуешь себя невиновной, значит, так оно и ее п. на самом деле. Я не собираюсь сейчас касаться этой темы. Ты же видишь, что об Иден я вообще не говорю. Я думаю только о маленьком мальчике, которому нужны сейчас спокойствие и безопасность, хотя бы впервые в жизни.

Пораженная его словами, Сантана повернулась к Розе.

— Мама, ты слышишь, что он говорит, — дрожащим голосом промолвила она. — Ты понимаешь, чего они хотят от меня? Они хотят, чтобы я отказалась от своего сына, от моего Брэндона. Это в точности, как семь лет назад, когда в Мексике, в больнице, он заставил письменно отказаться от ребенка. Он снова пытается сделать это.

СиСи наклонился к ней и примирительно произнес:

— Ты заблуждаешься, я вовсе не хотел этого сделать, сейчас мы находимся совершенно в иной ситуации. Ты просто неверно меня поняла.

Сантана смяла документ и швырнула его на пол.

— Я не стану подписывать эту поганую бумажку. СиСи, если ты думаешь, что по–прежнему можешь распоряжаться чужими жизнями, то ошибаешься. Я уже не та глупая и несмышленая девочка, с которой ты имел дело еще несколько лет назад. Мне уже больше тридцати, и я сама знаю, как поступить. Тебе не удастся заставить меня плясать под твою дудку. Здесь не дом Кэпвеллов, а я не твоя дочь. Ты напрасно сюда пришел. Убирайся! Нам не о чем разговаривать!

Роза нагнулась, чтобы поднять измятый документ.

— Мама, не поднимай! — завизжала Сантана. — Не трогай! Ты что, с ними заодно?

Тяжело вздохнув, Роза все‑таки подняла документ и аккуратно расправила его.

Сантана отвернулась от Ченнинга–старшего и теперь обращалась только к Розе:

— Мама, скажи ему, скажи. Мы не позволим ему снова сделать это, мы будем бороться!

Ее вызывающая возбужденная улыбка вдруг сменилась выражением крайнего недоумения.

— Мама, что такое? Почему ты молчишь? Что случилось? Зачем ты снова взяла эту бумагу? Я не понимаю, отвечай мне.

Роза умоляюще посмотрела в глаза дочери.

— Я думаю, дорогая, что тебе нужно очень серьезно подумать, прежде чем принять решение, — слабым голосом сказала она.

Сантана порывисто взмахнула рукой.

— Тут не о чем думать и нечего решать! — резко выкрикнула она. — Я не собираюсь больше продолжать этот разговор.

Роза с сомнением покачала головой.

— Ты сейчас очень плохо себя чувствуешь, Сантана. Ты больна.

Роза осторожно присела на краешек кровати рядом с дочерью. Но та продолжала выкрикивать:

— За кого вы меня здесь все принимаете? Я не больна! Я просто устала. Я немного отдохну, и со мной все будет в порядке. Вы же никак не можете оставить меня в покое. Вы все постоянно пытаетесь внушить мне чувство вины, как будто я намеренно сделала все это. Роза попыталась утихомирить ее.

— Не нужно так нервничать, дочка. Если ты хочешь, чтобы все побыстрее закончилось, тебе надо прислушаться к моим советам. Я тебе никогда не желала ничего дурного. Послушай меня и на этот раз. Все будет хорошо. Только тебе нужно собрать все силы для полного выздоровления. Брэндон не перенесет новых перемен в жизни, он уже достаточно намучился с Джиной.

На глазах ее проступили слезы. Роза умолкла и, торопливо достав носовой платок, промокнула уголки глаз.

Сантана ошеломленно посмотрела на мать.

— Что ты такое говоришь? Как ты можешь сравнивать меня с Джиной? Разве я была такой же плохой матерью?

Всхлипывая, Роза ответила:

— Нет.

СиСи взял в углу комнаты небольшую табуретку и, поставив ее рядом с кроватью Сантаны, уселся у изголовья.

— Разумеется, нет, — следом за Розой повторил он. — Твоя мать говорит о том, что Брэндону нужен надежный и спокойный дом.

Сантана в изнеможении откинула голову на подушку.

— Я в состоянии сделать это, — еле слышно проговорила она. — Почему вы думаете, что у меня ничего не получится?

СиСи всплеснул руками.

— Но как? Как? Расскажи мне, каким образом? Не говоря уже о твоих юридических проблемах, ведь твой брак распадается. Посмотри, вы с Крузом находитесь на грани развода. Ты отвергаешь его, и ему ничего не остается сделать, как подчиниться естественному ходу событий. Он не в силах восстановить разрушенное, если к этому не будет желания с твоей стороны. Насколько я вижу, ты не хочешь этого делать.

Сантана отвернулась и, едва сдерживая рыдания, произнесла:

— Вы хотите убедиться в том, что у меня, действительно, ничего не осталось? Не отнимайте Брэндона у меня! Ведь вы обещали, что больше никогда этого не сделаете.

Ченнинг–старший тяжело вздохнул.

— Я не знал, до чего ты способна себя довести, — низко опустив голову, с сожалением сказал он. — Но я уже решил, Сантана, если ты откажешься подписать договор об усыновлении, мы будем судиться, и ты проиграешь.

С этими словами он поднялся и отошел в сторону. Сантана протянула трясущуюся руку к матери.

— Помоги мне, мама, — униженно прошептала она. — Он хочет… Он хочет…

Сантана умолкла, хватая ртом воздух, как будто ей не хватало воздуха.

Роза мрачно покачала головой.

— СиСи сделает твою жизнь еще невыносимей, если ты откажешься подписать этот документ.

Сантана судорожно сглотнула.

— Но это еще не основание уступать ему. Моя жизнь станет невыносимой, если я второй раз уступлю ему. Вспомни, что было тогда, семь лет назад, когда родился Брэндон. Он отнял у меня мальчика, считая его своим внуком. Вспомни, сколько лет мне пришлось бороться за то, чтобы Брэндона вернули мне. Я не хотела ничего, кроме нормальной семейной жизни. Но они постоянно мешали мне. Они вмешивались в мою жизнь, они отнимали у меня право распоряжаться тем, что всегда принадлежало мне — моим ребенком. Это может повториться снова, если ты не встанешь на мою сторону. Мама, почему ты не смотришь мне в глаза? Ты встала на их сторону?

Роза тяжело дышала.

— Нет, но я тоже думаю о мальчике. Я думаю, что так для него будет лучше. А мы сейчас должны думать только о нем.

Сантана возбужденно подскочила на кровати.

— Мама, как ты можешь идти против меня? — в истерике закричала она. — Почему ты так жестоко поступаешь со мной? Неужели я всегда была для тебя плохой дочерью? Неужели я никогда не прислушивалась к твоим советам? Что с тобой произошло? Ты испугалась и отступила? Ты решила подчиниться воле СиСи? Ты забыла о том, что в твоих жилах течет мексиканская кровь? Где твоя гордость, мама? Как ты можешь выступать против своей дочери на стороне этого напыщенного жирного кота?

СиСи скрипнул зубами. Он стоял, отвернувшись к стене в дальнем углу палаты, стараясь не вмешиваться в разговор между матерью и дочерью. Роза, действительно, выступала на его стороне. Но он знал, что она поступает так не из‑за трусости, а потому что так же, как и он, думает о судьбе Брэндона.

— Я не выступаю против тебя, — Роза продолжала уговаривать Сантану. — Ты совершенно напрасно разнервничалась. Гебе нужно успокоиться.

— Ты такая же, как и остальные! — глотая слезы, закричала Сантана. — Вы все меня ненавидите! Все! Что я вам сделала? За что вы так обращаетесь со мной? — всхлипывая, она закрыла глаза рукой. — Дай мне бумагу.

Роза протянула ей измятый документ. СиСи быстро подошел к постели Сантаны и, достав из кармана ручку, терпеливо ждал, пока Сантана решится. Когда она полными слез глазами, наконец, взглянула на СиСи, он протянул ей ручку и отвернулся. Трясущейся рукой она поставила на документе свою подпись. Затем она швырнула бумагу и ручку па пол, а потом пронзила мать уничтожающим взглядом.

— Боже мой, как я ненавижу вас всех, — с глухой злобой в голосе сказала она. — А тебя, мама, я ненавижу больше всех. Я никогда ни на кого так не надеялась, как на тебя. Я думала, что только ты веришь мне и будешь всегда и во всем поддерживать меня, лишь твоя помощь могла бы помочь мне снова вернуться к нормальной жизни. Я уже никому не доверяла, никому кроме тебя. Но ты предала меня. В самый нужный момент ты испугалась и отступила в сторону. Теперь я осталась одна. Мне не на кого больше положиться. Я никогда этого не забуду.

Она повернулась на бок и с головой накрылась одеялом.

Роза стояла, низко опустив голову. Из глаз ее на пол падали горячие слезы, величиной с горошины. Беззвучно рыдая, она повернулась и вышла из палаты.

ГЛАВА 10

Бывают случаи, когда миллион долларов — не деньги. Круз не может побороть себя. Присцилла Макинтош–Роулингс приходит на помощь Перлу и Келли. Лайонелл Локридж вынужден стать на колени перед своим злейшим врагом.

Пляж Харбер–Коув одно из самых любимых мест отдыха многих жителей Санта Барбары — сейчас, несмотря на полуденную жару, был пуст. Место это располагалось недалеко за городом, и обычно основная масса отдыхающих собиралась на этом пляже в выходные дни. К тому же, Иден выбрала довольно уединенное место за высоким утесом. Здесь почти никогда не бывало народу, а сейчас Иден нуждалась как раз в том, чтобы остаться одной. Она задумчиво ходила по океанскому берегу, теребя в руке переливающуюся перламутром ракушку.

Тихий шум накатывающихся на песчаный берег волн подействовал на Иден успокаивающе. Она почувствовала, как все ее дурные мысли улетучиваются, а в душе остается лишь умиротворенный покой, именно за это она любила океан; его безбрежные просторы, его невозмутимое спокойствие в тихие солнечные дни и бушующий норов во время шторма оказывали на Иден какое‑то магическое воздействие. Она всегда преклонялась перед океаном, словно перед огромным непостижимым живым существом со своим разумом, своими законами, своей волей. Ей часто хотелось отдаться в распоряжение волн и плыть все дальше и дальше от берега.

Особенно сильно такое желание охватывало ее в периоды сильных душевных потрясений, как, например, сегодня.

Всю ночь она бесцельно гнала машину куда глаза глядят. Поначалу ею владело лишь одно желание — уехать подальше, все равно куда, лишь бы не оставаться здесь, лишь бы не видеть и не слышать его. Но потом, постепенно, к ней приходило осознание того, что она рвет по–живому. Это было так больно, словно она собственными руками пыталась раскрыть себе грудную клетку и достать оттуда кровоточащее, трепещущее сердце.

У нее ничего не вышло. Она не смогла справиться с собой, с собственными чувствами. Она вернулась в Санта–Барбару и пришла в дом Круза. Иден испытала громадное облегчение, увидев и услышав его. Может быть, если бы она была другой, более сильной женщиной, ей удалось бы побороть себя. Однако, вернувшись назад, Иден не чувствовала угрызений совести. Она просто знала, что снова находится рядом с ним. Как бы то ни было, она по–прежнему любила его. Ей важно было даже случайно встретиться с ним взглядом, пройти мимо него и услышать его такой знакомый, родной запах. Нет, она не может поступить иначе. Она остается. Что‑то подсказывало ей, что и Круз испытывает те же чувства. Наверняка, он захочет увидеть ее, и она будет ждать его, чего бы ей это ни стоило.

Иден не обманулась в своих ожиданиях. Солнце уже начало клониться к срезу воды, когда Иден услышала доносящиеся из‑за утеса странные звуки. Спустя несколько секунд она поняла, что это было.

По берегу, верхом па статной гнедой лошади, скакал Круз. Это было словно в сказке, словно в каком‑то средневековом рыцарском романс, — седая лошадиная грива развевалась на ветру, Круз махал ей рукой, и все это было неестественно красивым.

Иден даже представить себе не могла, что такое может случиться в ее жизни. Она неотрывно смотрела на приближающегося к ней Круза, стараясь навсегда запомнить эту сказочную картинку. Он не забыл о ней. Он по–прежнему любит ее…

СиСи и София сидели за столиком в ресторане «Ориент Экспресс», как в зале появилась Джулия Уэйнрайт. Она выглядела совершенно потерянной. Окинув зал рассеянным взглядом, она вдруг замерла и, резко развернувшись, вышла за дверь в бар.

Здесь, за стойкой возле телефона, устало положив голову на ладонь, в глубоком раздумье, сидел Лайонелл Локридж. Он был до того глубоко погружен в свои тяжкие думы, что не услышал шагов Джулии. Когда она положила руку ему на плечо, Лайонелл даже вздрогнул.

— О, бог мой, — пробормотал он, увидев перед собой сестру Августы. — Скоро я начну бояться даже собственной тени.

Она сочувственно погладила его по плечу.

— Извини, я не хотела тебя напугать. Я понимаю, как тебе сейчас тяжело.

Он шумно вздохнул.

— Да. Есть какие‑нибудь новости?

Джулия устроилась рядом с ним на высокий стул.

— Да, я звонила Лейкен.

Локридж обеспокоенно взглянул на Джулию.

— Надеюсь, моя дочь в порядке? Если что‑нибудь случится еще и с ней, я этого не переживу.

Джулия поторопилась успокоить его.

— Нет, нет, все хорошо. Ну, я хотела сказать, что у нее все хорошо со здоровьем. Но вообще‑то она очень сильно переживает из‑за матери. Она потрясена и готова помогать во всем.

— Как всегда, — грустно улыбнулся Локридж. — Лейкен никогда не подводила меня, она молодчина.

— Я велела ей быть наготове, сказала, что мы с ней свяжемся. Я договорилась с ней о том, чтобы через ее адвоката добраться до денег, а это почти миллион долларов, — быстро сказала Джулия. — Это хоть как‑то нам поможет. Конечно, этих денег еще недостаточно для того, чтобы выплатить выкуп, однако хотя бы на половину суммы мы сможем рассчитывать. Я думаю, что это все‑таки немало.

Локриджа, однако, это сообщение не слишком обрадовало.

— Миллион? — с сомнением произнес он. — Я должен был проследить, чтобы она получила от СиСи за свои картины, которые она ему продала, намного больше. Да, похоже, он и здесь не преминул поиздеваться над нашей семьей. Некоторые из этих картин стоят, как минимум, в два раза больше. М–да, — он низко опустил голову.

Джулия тоже выглядела расстроенной.

— В любом случае, миллион — это лишь половина требуемой суммы, — сказала она.

Локридж уныло махнул рукой.

— Ты не представляешь, Джулия, сколько денег я напрасно потратил за всю свою жизнь. Одной сотой части, наверное, хватило бы для того, чтобы расплатиться с похитителями. А вот теперь я вынужден сожалеть о каждом истраченном центе. Да, — тяжело вздохнул он, — к сожалению, опыт приходит к нам порой слишком поздно. Почему мы вынуждены платить за него такую дорогую цену?

Джулия поняла этот философский монолог по–своему. Надо признать, что сделала она это с весьма неженской проницательностью.

— Лайонелл, ты хочешь сказать, что тебе не удалось достать больше ни единого доллара? — подозрительно спросила она.

Лайонелл растерянно развел руками.

— Я говорил со всеми, кто должен мне деньги, включая тех, кто должен мне большие деньги, — сокрушенно сказал он. — Ни один из них не выручил меня. Должен признать, что некоторые отговорились поразительно оригинально и изобретательно. Этого у них не отнимешь.

Джулия ошеломленно воскликнула:

— О, боже мой! А как же насчет банков?

Локридж мрачно усмехнулся.

— Фамилия Локриджей больше не имеет прежней силы. Мне кажется, что я с таким же успехом мог бы назваться каким‑нибудь Джоном Смитом.

Джулия высказала спасительную, как ей показалось, мысль:

— Я бы могла получить в банке небольшой займ. Ну, не знаю, несколько сот тысяч долларов. Возможно, это не слишком большие деньги, но они помогли бы нам. Остальное было бы легче найти.

Лайонелл угрюмо покачал головой.

— Нет. Я… Я просто… Даже не верится, что я сейчас оказался в такой ситуации. Я никогда не думал о деньгах, точнее, они были для меня только средством разнообразить и улучшить жизнь. Я никогда не делал из них культа. И когда я потерял все свое состояние и дом, это для меня было только неудобством, но не трагедией. Но теперь… Теперь я отдал бы все, что угодно, только чтобы вернуть часть того, что я всю жизнь считал чем‑то обычным и к чему так привык.

Джулия с кислым видом теребила в руках соломинку для коктейлей.

— Надо что‑то придумать, — растерянно протянула она. — Все‑таки безвыходных ситуаций не существует, всегда есть какая‑то возможность.

Она некоторое время молчала, а йотом, словно вспомнив что‑то, хлопнула себя ладонью по лбу.

— Черт побери, у меня есть идея!

При этом она оглянулась и через открытую дверь бара посмотрела в зал, где за столиком сидели СиСи и София.

Разговор за обедом СиСи и Софии не клеился. Ченнинг–старший несколько раз пытался обратиться к ней, однако она каждый раз уклонялась от ответа. Наконец, СиСи не выдержал и впрямую спросил:

— Ты злишься на меня?

Она отрицательно покачала головой.

— Я злюсь на жизнь.

СиСи теребил в руках салфетку.

— Ля подумал, что тебе не понравилось, что я так жестко обошелся с Сантаной, — сказал он. — Извини, если ты считаешь, что я не прав. Но у меня не было другого выхода. Ты же сама видела, как она упорствовала. К сожалению, Сантана сейчас находится не в том состоянии, когда с ней можно было вести переговоры. Мне пришлось пойти на это вынужденно.

София тяжело вздохнула.

— В конце концов, я сама помогла тебе в этом.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Вот как? А почему я об этом ничего не знаю? Ты разговаривала с Сантаной?

София грустно улыбнулась.

— Нет, я обратилась к Розе. Честно говоря, мне очень жаль Сантану.

СиСи в раздумье замолчал.

— Да, — наконец сказал он. — Роза сильно удивила меня. Ведь мы были знакомы с ней практически всю нашу жизнь, однако, как оказалось, мы ее до конца не знали, ни ты, ни я. А это очень печально. По–моему, то же самое относится и к Сантане. Вот уж, казалось, от кого нельзя было ничего ожидать. Однако на самом деле все вышло наоборот.

София не согласилась с ним.

— Мы не можем осуждать ее. У нас нет никаких фактов, свидетельствующих о том, что она хотела совершить умышленный наезд.

СиСи поморщился.

— Да знаю я, знаю. Но, подумай сама, разве это что‑то меняет? Теперь, в той ситуации, в которой она оказалась, мы уже ничем не можем ей помочь.

София сделала обиженное лицо и отвернулась.

— Ну, что, что? — нетерпеливо спросил Си См.

— Ничего, — буркнула София. — Просто мы с ней очень похожи.

СиСи вытаращил на нее удивленные глаза.

— Интересно, в чем же? По–моему, более несхожих людей, чем ты и Сантана, в этом городе не найти.

София усмехнулась.

— А вот здесь ты ошибаешься. Она потеряла все и сразу, точно также как произошло со мной несколько лет назад. Я знаю, что это такое. И знаю не понаслышке.

СиСи вяло махнул рукой.

— Перестань, это старая, давно забытая история. Не стоит даже вспоминать о ней.

София вспыльчиво воскликнула:

— Надо учиться на ошибках истории! Иначе есть опасность повторить их.

СиСи удовлетворенно кивнул.

— Ну, вот, мы и учимся. Мы так и сделали, и отыграли все потерянное, и даже больше.

Он ласково погладил ее по руке и, доверительно заглядывая в глаза, предложил:

— Не уйти ли нам отсюда?

Услышав предложение Джулии, Лайонелл так отпрянул от нее, что, казалось, он вот–вот потеряет равновесие и упадет со стула.

— Ну, почему, почему? — упрямо повторила она. Локридж развел руками.

— Да ты с ума сошла, Джулия. Я не могу, я этого никогда не сделаю.

Она сокрушенно покачала головой.

— Лайонелл, неужели ты забыл, в каком безвыходном положении мы оказались? Нищим не приходится выбирать. Сейчас нам нужно то, что есть только у СиСи.

Локридж сморщил лицо.

— Ну, почему ты решила, что это есть только у СиСи? Вокруг много разных мест, где мы можем найти деньги. Необязательно для этого обращаться к Кэпвеллу. Ты что, забыла, как он обошелся со мной? Он ведь лишил меня всего состояния, забрал дом и все мои деньги. И теперь, после этого, я должен к нему обратиться за деньгами? Да ты что? Я никогда в жизни не сделаю этого. Мы сможем обойтись и без СиСи. Мало ли кто сможет нам помочь.

Джулия въедливо спросила:

— Ну, хорошо, а ты можешь назвать мне хоть одного из таких людей?

Он растерянно пожал плечами.

— Ну, не знаю. Всегда можно найти какой‑то выход. Ну, какой, какой? — упорствовала Джулия. — По–моему, ты просто пытаешься найти отговорку, а на самом деле, у тебя нет никакого конкретного предложения.

Локридж возмутился.

— Почему же? Похоже, ты совсем не доверяешь мне. Есть, например, Джози Эннджейсон.

Теперь настал черед Джулии пожимать плечами.

— Кто это? Я никогда не слышала такого имени.

Локридж махнул рукой.

— Да слышала, слышала, просто не обращала внимания. Это одна из самых богатых женщин города. Она обожает археологию, мы с ней вместе были на раскопках. Она могла бы помочь мне.

Джулия решительно схватила телефонную трубку и протянула ее Локриджу.

— Звони этой своей знакомой.

Локридж растерянно хлопал глазами.

— Положи трубку, — неохотно сказал он. — Я уже звонил Джози.

Джулия мстительно улыбнулась.

— Ага, и она тебе, конечно, отказала.

Локридж кисло скривился.

— Да нет, не отказала. Ее просто нет в городе. Она вернется в Санта–Барбару на следующей неделе. Сейчас она где‑то на Сахаре, в Африке.

Джулия разочарованно бросила трубку.

— Вот так всегда. А что, больше ты не знаешь ни одной богатой женщины?

Локридж молча отвернулся. Джулия в отчаянии хлопнула ладонью по стойке бара.

— Ну, вот и все. Похоже, у нас больше нет никаких других возможностей. Сейчас все дело во времени. Застать человека для нас важнее всего.

Локридж устало поднял голову.

— Джулия, Джулия, постарайся меня понять. Я бы отдал за Августу жизнь, но я не могу приползти на коленях к СиСи. Это не подлежит обсуждению. Ладно?

Она запальчиво взмахнула руками.

— Ладно. Тогда к нему приползу я. Надеюсь, ты не станешь возражать против этого?

Он застонал, как от зубной боли.

— Нет, не надо, Джулия. Только не это.

Она уже соскочила со стула.

— Ну, почему, почему? У нас нет выбора, больше никаких идей у меня нет.

Локридж поспешно воскликнул:

— Но я могу пойти к ростовщику! Лучше одолжить деньги под большие проценты, чем униженно молить СиСи о пощаде.

Джулия не скрывала своего скепсиса.

— Отличная мысль! — с язвительной улыбкой воскликнула она. — Я предпочитаю СиСи. Во всяком случае, он не переломает тебе ноги, если ты задержишь выплату.

Локридж уныло отвернулся.

— Джулия, не обманывай себя, — тоскливо сказал он. — Не думай, что СиСи неспособен на такое. Ты его еще не знаешь. Поверь мне, если ему не отдать долг вовремя, он вытянет из тебя все кишки и намотает их на ближайшую пальму.

Джулия в растерянности застыла на месте.

— Но что же нам делать, Лайонелл? Подумай, что может произойти с Августой, если мы вовремя не выплатим деньги? Я боюсь, что случится так, как было с наследником миллионов Жан Полем Гетте. Ему прислали по почте отрезанное ухо своего семнадцатилетнего отпрыска. Ты же не хочешь, чтобы Августа осталась без уха?

Лайонелл оценил черный юмор Джулии.

— Да, тогда ей будет очень трудно постоянно находиться в курсе всех происходящих в Санта–Барбаре событий.

Он безнадежно махнул рукой.

— Ладно, дай мне еще немного подумать. Я должен перебрать все возможные варианты и, поверь мне, деньги СиСи Кэпвелла — это последний, наименее вероятный из них. Я выберу его, только если окажусь в абсолютно безвыходной ситуации. Может быть, я еще кого‑то забыл. Может быть, кто‑то все‑таки вернет мне долги. Нельзя так сразу отвергать все возможное.

Круз резко потянул на себя уздечку, и лошадь, захрапев, остановилась в метре от Иден. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Круз нагнулся и протянул ей руку.

— Ну, что, ты едешь со мной?

Иден мягко улыбнулась и шагнула навстречу. С помощью Круза она села на лошадь и крепко обхватила своего любимого. Гнедая медленно зашагала по мокрому песку пляжа.

— Может быть, не все так безнадежно? — сказала Келли. — Давай попробуем открыть замок. Он же, наверняка, должен как‑то открываться изнутри. Поищи, может быть, в кабинете что‑нибудь найдется.

Перл стал рыться в ящиках столов, но безуспешно. В конце концов, взгляд его упал на лежавший в углу кусок тонкой стальной проволоки.

— Может быть, это сгодится? — пробормотал он.

Однако его надежды были напрасны. Проволока лишь погнулась, а замок так и остался неприступным. Келли разочарованно отвернулась.

— Похоже, нас может спасти только чудо, — безнадежно сказала она.

Перл усмехнулся.

— Или кусок динамита, — добавил он.

Келли подошла к нему сзади и любовно погладила по пышной темноволосой шевелюре.

— Перл, ты когда‑нибудь молишься? — доверительно спросила она.

Он покачал головой.

— Нет, не молюсь. С тех пор, как потерял брата.

Келли сочувственно провела по его плечу рукой.

— Ты потерял веру.

Он на некоторое время замолчал.

— Да, я, наверное, потерял веру в себя. Смерть брата для меня была очень тяжелой потерей. Ведь мы расстались с ним почти что врагами. А потом я узнал, что он погиб. Никого, кроме себя, я, конечно, не винил в этом. Правда, — он повернулся к Келли, — это было до тех пор, пока я не встретил доктора Роулингса.

Она опустила глаза.

— А я молилась.

Перл кисло усмехнулся.

— Можешь помолиться за меня?

Она кивнула.

— Да, я уже это сделала.

Несмотря на безнадежность ситуации, Перл не терял расположения духа. Он почувствовал, что и Келли полна мужества и веры в то, что они выберутся отсюда.

— Да? — засмеялся он. — Неужели это правда?

Она спокойно взглянула ему в глаза.

— Правда.

Его лицо расплылось в широченной улыбке.

— Спасибо тебе, родная.

Перл даже не заметил, как в общении с Келли перешел на такой доверительный тон, который бывает только между двумя влюбленными. Все происходило как‑то само собой. И порой они даже не замечали обращенных друг на друга нежных взглядов, ласковых прикосновений и жестов, в другой обстановке недвусмысленно говоривших о зарождении настоящей большой любви. Если быть точнее, то это можно было бы назвать перерастанием большой дружбы в большое чувство. Правда, оно еще не было столь страстным и жгучим, как это бывает у обычных влюбленных. Но и объяснение этому найти было не трудно — просто обстоятельства не позволяли их переживаниям вырываться наружу. Грубо говоря, они были слишком заняты борьбой за выживание, чтобы любовь всецело овладела ими. Но, уверяю вас, мои читатели, все это впереди…

Келли прошлась по комнате и, тяжело вздохнув, сказала:

— Это ожидание ужасно.

Перл снова стал рыться в ящиках письменного стола.

— Но это ожидание намного лучше, чем его альтернатива, — рассеянно сказал он. — Черт побери, неужели здесь нет никакого ключа?

Келли тоже подошла к столу и стала задумчиво вертеть в руках лежавший там карандаш.

— Как ты думаешь, что он собирается сделать с нами, Перл?

Тот пожал плечами.

— Да черт его знает. Честно говоря, я еще пока не разобрался в темной душонке Роулингса. Может быть, он захочет, чтобы мы подольше помучились, а может быть, у него на уме что‑нибудь другое.

Келли положила карандаш назад и озабоченно посмотрела на Перла.

— А может быть, он убьет нас, прежде чем вернется в Штаты?

Перл бросил свое бесплодное занятие и уселся на угол стола. Он промолчал.

— Я знаю, как он поступит, — ответила вместо него Келли. — Он оставит нас запертыми в этой комнате. А это, кстати говоря, дает нам еще один шанс на спасение.

Он не слишком весело улыбнулся.

— В данном случае меня бы это устроило.

Келли немного помолчала, как будто собиралась с силами. Наконец, прямо посмотрев в глаза Перлу, она сказала:

— А если все‑таки нам не суждено выбраться отсюда, то я бы хотела, чтобы ты кое о чем знал.

Перл комично закатил глаза.

— Только прошу тебя, Келли, не говори мне ничего такого, о чем ты сможешь пожалеть потом, когда мы сумеем выбраться отсюда, — с легкой улыбкой сказал он. — Знаешь, мой дядюшка признался в супружеской неверности своей жене, которая тяжело заболела и, по словам врачей, готова была вот–вот отойти в мир иной. А она взяла и выздоровела.

Даже не улыбнувшись, Келли сказала:

— Перл, я серьезно.

Он тут же сменил шутливый тон:

— Я очень внимательно тебя слушаю.

Келли смущенно опустила глаза.

— Я благодарю тебя за ту помощь, какую ты оказал мне.

Перл не удержался и вновь пошутил:

— Особенно есть смысл благодарить меня за то, что ты оказалась запертой в этом кабинете.

Она убежденно покачала головой.

— Нет. Если выбирать между этим местом и больницей, я выбрала бы это.

Он кисло усмехнулся.

— Да, небогатый выбор.

У Келли на глазах выступили слезы.

— Как бы там ни было, я все равно тебе благодарна, — прочувствованно сказала она. — Ты не представляешь, как ты помог мне.

Перл неожиданно для себя ощутил, как у него на глаза тоже наворачиваются слезы. Они давно должны были сказать друг другу что‑то важное. И вот, наконец, этот момент наступил. Конечно, печально, что приходилось объясняться в такой обстановке. Но, С другой стороны, когда‑то это надо было сделать.

— Келли, — стараясь скрыть от нее слезы, произнес он, — я тоже очень благодарен тебе за то, что твое доверие позволило мне тебе помочь. Вряд ли мне удастся быть полезным еще для кого‑то.

Она облизнула пересохшие от волнения губы.

— Ты мой единственный настоящий друг. Ты знаешь об этом?

Он нежно улыбнулся.

— Ну, ладно, этот момент не хуже других. У меня тоже есть, что сказать тебе. Помнишь, когда‑то мы говорили о том, что хотя мы пока просто друзья, со временем мы сможем полюбить друг друга?

Она едва заметно подалась вперед, и Перл почувствовал, как дыхание девушки участилось. Они были на пороге взаимного признания.

— Ну, так вот, — начал Перл, — сейчас я могу смело сказать, что уже…

К сожалению для них обоих, он не успел договорить. С противоположной стороны тяжелой, обитой металлом двери, раздался какой‑то шум, затем послышался звук поворачиваемого в замке ключа, и дверь распахнулась. На пороге стояла Присцилла Макинтош–Роулингс. Перл и Келли только успели недоуменно посмотреть на нее, как она торопливо поднесла палец к губам.

— Тихо, не говорите ни слова, — шепотом сказала она. — Пожалуйста, тише, я очень рискую, придя сюда снова.

Перл и Келли обрадованно переглянулись. Это было спасение.

Ник Хартли вошел в палату Сантаны и поразился увиденному. Даже в сравнении с тем, что представляла собой Сантана вчера вечером, перемена на сей раз была еще более разительной. Она сидела на кровати, завернувшись одеялом, и тряслась, словно в лихорадке. Глаза ее были полны слез. Ник обеспокоенно опустился рядом с ней на постель.

— Что с тобой, Сантана? Что‑то случилось? Кто к тебе приходил? Круз был здесь?

Она пыталась что‑то сказать, но от бившей ее нервной дрожи долго не могла вымолвить ни единого слова. Наконец, ей удалось выговорить:

— Я потеряла Брэндона, Ник!.. — ее сотрясали рыдания. — Я потеряла моего мальчика. Понимаешь? Они отняли у меня сына.

Ник подсел поближе и обнял ее за плечи.

— Я так хотела создать хорошую семью, любить их… — Сантана умолкла.

Ник проникновенно посмотрел ей в глаза.

— Я знаю, что ты хотела этого, — мягко сказал он. — И знаю, каково бывает, когда это не получается…

Мокрыми от слез глазами Сантана посмотрела на него.

— Ты понимаешь? Правда? Я тебе верю, Ник. Ты потерял Келли и своего брата Дилана. Ты знаешь, что такое одиночество…

Ник грустно кивнул.

— Да. Я знаю. Но ведь ты, Сантана, не одинока.

Сантана в запальчивости бросила:

— Нет, одинока!

Ник успокаивающе гладил ее по плечу.

— Но ведь столько людей заботятся о тебе: твоя семья, Роза, Рубен!..

Сантана вдруг отшатнулась от Ника, словно услышала из его уст ужасное проклятие.

— Сантана, что с тобой? — испуганно спросил он. — Что случилось?

Сантана тряслась как в лихорадке.

— Нет! Нет, только не мать! — истерично выкрикнула она. — Я не хочу слышать даже ее имя!

Ник побледнел.

— Что случилось? Что с тобой?

Сантана стала заламывать руки.

— Моя мать меня предала! Я ее ненавижу! Я никогда не ожидала от нее такой подлости!..

Ник медленно покачал головой.

— Боже мой! Но это же невозможно! Роза всегда так любила тебя и заботилась о тебе. Вспомни, сколько раз ты сама говорила мне, что мать — это твоя единственная опора и поддержка! Она всегда безоговорочно доверяла тебе. Вспомни, что вчера произошло в зале суда!.. Почему ты говоришь, что она тебя предала?

Сантана продолжала упрямо повторять:

— Она предательница! Она бросила меня…

Ник непонимающе смотрел на Сантану.

— Ты можешь сказать мне, что произошло?

Она вытерла слезы и оскорбленным тоном заявила:

— СиСи заставил мою мать сделать это. Они оба запугивали меня. У меня не было сил бороться. Но у меня еще будут силы! — голос ее приобрел угрожающий оттенок, и она мстительно сжала кулаки. — Они еще узнают, кто такая Сантана! Я им всем покажу! Они надеялись, что справились со мной, воспользовавшись тем, что я нахожусь в больнице. Да, я устала, но я не сумасшедшая! Почему они относятся ко мне как к полной идиотке? Никто не верит в то, что я могу дать Брэндону спокойную семейную жизнь и настоящий дом! Они все уже уверены в моей виновности. Но ведь суд присяжных еще ничего не доказал. Как они могут судить человека до того, как вынесен приговор? Меня оговорили, меня оклеветали… Я ни в чем не виновата! Я выйду из этой больницы и верну себе сына! Так просто СиСи со мной не справится. А мать?.. Мать… — Сантана умолкла, сокрушенно качая головой. — Она испугалась. Она уступила давлению со стороны СиСи. Я никогда не прощу ей этого! Она бросила меня в самую трудную минуту моей жизни!

После этого страстного монолога Сантана умолкла, как будто ее вновь покинули силы. Тяжело дыша, она сидела на кровати с низко опущенной головой.

Чтобы еще больше не усугублять положение, Ник немного выждал, пока Сантана успокоится.

Когда она, наконец, снова подняла голову, Хартли осторожно сказал:

— Сантана, прошу тебя, выслушай меня внимательно. Пожалуйста, обрати внимание на мои слова. Я знаю, что сейчас все рисуется тебе в черном свете. Да, ты попала в очень трудную ситуацию. Поверь мне, никто не обвиняет тебя в том, что ты совершила наезд на Иден умышленно. Напротив, мы все ждем, что суд присяжных заседателей разберется во всех не до конца выясненных обстоятельствах дела, и ты будешь оправдана и выпущена на свободу. Мы, твои друзья верим в го, что ты не виновна. Ты должна знать о том, что мы поддерживаем тебя, — тут Ник сделал тактическую ошибку, снова вернувшись к разговору о Розе. — Да, СиСи воспользовался трудным положением, в которое ты попала. Может быть, у него были на это свои причины. Но твоя мать никогда бы не отступила перед его давлением. Я хорошо знаю Розу, она очень стойкий и мужественный человек. У нее крепкий характер. Я думаю, что…

Ник не успел договорить. Сантана резким движением отбросила в сторону прикрывавшее ее колени одеяло, спрыгнула с кровати и в истерике завизжала:

— Не говори мне ничего о матери! Я даже не желаю слышать ее имени! С ней все кончено раз и навсегда! Я ненавижу ее, я буду ненавидеть ее до конца своей жизни! Я никогда ее не прощу! Она оставила меня…

Но ее запальчивость быстро исчезла.

Продолжавшаяся наркотическая ломка дала о себе знать. Сантана схватилась за живот и резко согнулась, застонав от боли.

Ник бросился к ней на помощь.

— Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?

На лице Сантаны была написана такая болезненная мука, что Ник понял все без слов. Он осторожно обнял ее за плечи.

— Идем. Тебе нужно прилечь.

Несмотря на свое болезненное состояние, она отрицательно покачала головой.

— Нет. Подожди… Не трогай меня. Сейчас все пройдет… Нужно только немножко переждать. Сейчас, сейчас…

Хартли на некоторое время оставил ее в покое. Спустя несколько мгновений Сантана снова, забыв о боли, вернулась к разговору о Розе.

— Я ведь так верила ей!.. Она всегда была для меня единственным другом и советчиком. Когда в жизни бывало трудно, я всегда обращалась за советом к ней. Но теперь… Даже не знаю…

Сантана растерянно озиралась вокруг, словно пытаясь найти хоть какую‑то поддержку и опору. Ник мягко возразил:

— Но ведь это же неправда. Такого просто не может быть. Я очень хорошо знаю Розу. Она на это не способна. Тебе не нужно так думать о ней.

Сантана снова завелась.

— Нет! Это — правда! Люди, которым больше всего доверяешь, всегда больнее всего бьют!

Хартли тяжело вздохнул.

— Сантана, уверяю тебя, не все так плохо на этом свете. Не нужно так думать обо всех. Взгляни на меня. Вот я стою перед тобой. Ты доверяешь мне?

Она угрюмо кивнула.

— Да. Тебе доверяю. Но больше — никому. Раньше я безоговорочно верила одному человеку. Крузу…

Ник доверительно заглянул ей в глаза.

— Но ведь Круз очень беспокоится о тебе. Я совсем недавно разговаривал с ним о тебе. Он ужасно волнуется за тебя и очень хочет тебе помочь. Ты же встречалась с ним вчера вечером…

Сантана с несчастным видом воскликнула:

— Он не любит меня! И никогда не любил… Ему всегда хотелось жить с Иден…

Ник обнял ее за плечи.

— Сантана, успокойся. Ты напрасно нервничаешь. По глазам Круза я видел, что он не спал целую ночь. Он, наверняка, думал о тебе, поверь моим словам.

Чуть не плача, она опустила голову.

— Круз женился на мне только из жалости. А на самом деле его сердце никогда не принадлежало мне. А теперь, когда на меня обрушились все эти несчастья, он обязательно воспользуется случаем и уйдет. Он был бы счастлив никогда не слышать моего имени. Он, наверное, хотел бы, чтобы я умерла…

Несмотря на то, что Нику было очень обидно слышать из уст Сантаны такие слова о ее муже, он старался не терять самообладания и терпеливо повторял:

— Нет. Крузу так же больно, как и тебе. Он очень хочет сохранить семью. Он очень хотел бы быть рядом с тобой, если ты только позволишь.

Сантана нервно метнулась в сторону.

— Нет! Нет!.. — закричала она. — Круз больше ничего не сможет для меня сделать! Он ничего не мог сделать для меня во время судебного заседания. Я даже не слышала ни единого слова из его уст! Он струсил и бросил меня!..

Ник продолжал убеждать Сантану.

— У него просто не было такой возможности. Ты ведь должна прекрасно понимать, что в суде от нас уже мало что зависит.

Она обернулась и с горькой усмешкой сказала:

— По–моему, от него нигде ничего не зависит! Терпению и упорству Ника можно было только позавидовать.

— Сантана, тебе нельзя отвергать руку помощи, которую протягивает Круз. В конце концов, он еще твой муж и никто этого не отменял!..

Она подавленно умолкла.

Воспользовавшись благоприятным моментом, Ник попытался уговорить Сантану на встречу с мужем.

— Круз придет сюда в любой момент. Стоит тебе только попросить, — доверительно сказал он. — Ты не представляешь, как он переживает из‑за того, что случилось с тобой! Поверь, стоит тебе только попросить, и он будет здесь, через две минуты…

Сантана упрямо мотнула головой.

— Нет, я не хочу! Я не буду его ни о чем просить!..

Ник осторожно сменил тактику.

— Я понимаю, тебе сейчас очень тяжело. Ты вчера вечером поссорилась с Крузом. Мне это понятно. Может быть, тебе сейчас просто неловко просить о том, чтобы он пришел. Не беспокойся, я сделаю все за тебя. Я сам его попрошу об этом. Хочешь, я пойду и позвоню ему прямо сейчас?

Ее молчание Ник принял за знак согласия, и уже было направился к двери, но она одернула его.

— Нет! Не проси!.. Не нужно!.. Я не хочу с ним разговаривать! Что он мне может сказать? Опять пустые слова сожаления о том, что он бросил меня в беде, извинения за его безвольное поведение? Ничего не значащие слова и только!.. Я не хочу его видеть…

После того, как столько времени было потрачено впустую на уговоры. Ник уже начал выходить из себя. Он подошел к Сантане и, обхватив за плечи, пристально посмотрел ей в глаза.

— Я не верю, я не верю, что ты так думаешь!.. Это неправда, ты просто устала. Тебе сейчас просто необходимо поговорить с ним! Тебе нужно повидать Круза. Пойми, в вашей жизни сейчас наступил критический, переломный момент. Если вы не будете разговаривать и даже встречаться, то вашему браку угрожает серьезная опасность. Подумай сама, в каком положении оказался Круз. Газеты разносят по всему городу слух о том, что ты в состоянии наркотического опьянения целый вечер разъезжала по улицам Санта–Барбары, и только по воле Божьей никто не пострадал. Однако, несмотря на все это, некоторые нечистоплотные журналисты утверждают, что ты преднамеренно наехала на Иден, пытаясь ее убить. Причиной всему этому называется твоя безумная ревность. Имя Круза полощется в газетных публикациях на разные лады. Другой на его месте уже давно отступился бы от тебя, бросил в одиночестве, стал бы тебя избегать. Круз мужественно переносит всю эту свистопляску, а ты не доверяешь ему и даже не хочешь его видеть… Что ему останется думать? Прошу тебя, поразмысли над этим. Ты можешь навредить только себе, если не захочешь с ним встречаться. Круз, конечно, человек слова, но и у него есть предел терпения.

Круз привез Иден на то место, где они обычно встречались, когда были любовниками.

Среди скалистых, обрывистых берегов, которые сменили собой пляжи Харбл–Коув, высился опаленный ветром, выгоревший под лучами жаркого солнца Калифорнии поросший мхом утес.

Это место напоминало декорации к какой‑то невероятно величественной онере: прибрежные скалы и пещеры поросли травой и кустарником, их вид навевал любовную истому.

Утес высотой примерно сорок футов нельзя было не заметить. Хотя издалека, со стороны океана, он почти сливался с обрывистой береговой кромкой. Он не был как другие утесы остроконечным, а, наоборот, отличался какой‑то округлой, плавной формой.

Как‑то давно Круз рассказал Иден старую испанскую легенду об этом утесе.

— Ты знаешь, в разных вариантах ее рассказывают мексиканцы и жители Санта–Барбары. Но все сходятся в одном — много–много лет назад на этом месте ничего не было. А потом один старик превратился в утес.

— Расскажи, — попросила Иден.

В тот вечер они сидели у костра. Падавшие на лицо Иден отблески пламени, делали рассказанную Крузом историю еще более таинственной.

— В прошлом веке, рядом с испанской миссией в Санта–Барбаре поселился человек. Он жил прямо на берегу моря. У него был свой рыбачий баркас. Его сын, еще совсем юноша, жить не мог без океана и часто уходил с рыбаками на промысел. Отец одновременно и гордился им, и тревожился за него.

Однажды ночью, когда разразился жестокий шторм, его сын на рыбацкой лодке возвращался из плаванья, неподалеку от этого мыса всего в нескольких десятках метров, волной юношу смыло в море. Его тело так и не нашли.

Обезумевший от горя отец переселился на остров и каждое утро, если позволяла погода, подплывал на лодке к тому месту, где погиб его сын. Он сидел там в одиночестве часами, громко звал сына, о чем‑то с ним говорил.

После этого прошло много лет. Отец юноши овдовел и состарился. Теперь он мог предаваться своей безумной затее только в дни полного штиля. И вот однажды вечером его долго ждали, а он не вернулся.

Рыбаки поплыли туда, нашли пустую лодку, она плавно покачивалась на волнах.

Однако, к великому своему изумлению, рыбаки, которые знали эту местность как свои пять пальцев, увидели, что на берегу вырос утес, прежде его не было. И все решили: неутешное горе превратило старика в камень. В плохую погоду с этого места доносятся мольбы, всхлипы, крики и стоны несчастного отца.

Рыбаки, которые жили здесь еще в прошлом веке, боялись ночью заплывать в эти места…

Иден, которая сидела у костра рядом с Крузом, покрепче прижалась к нему.

— Ты думаешь, это — правда? — испуганно спросила она.

Круз рассмеялся.

— Да нет, конечно. Идем со мной, я тебе кое‑что покажу.

Иден оглянулась по сторонам и боязливо спросила:

— Ведь кругом ночь, куда ты меня ведешь?

— Не бойся, ведь это всего лишь на несколько шагов в сторону от костра…

Когда Иден пошла следом за Крузом, он остановился в нескольких метрах от подножия утеса и показал пальцем туда, где утес врезался в океанский берег.

— Смотри. Вон видишь, там, где волны оставляют полосу пены, — сказал он, — есть небольшая щель. Даже когда океан спокоен, из нее доносится клокотание волн, похожее на всхлипы. Наверное, именно этих звуков боялись жившие здесь рыбаки.

— Да, — почти беззвучно прошептала Иден. — Красивая легенда…

Они снова были рядом со старым утесом.

Круз спрыгнул с лошади и помог спуститься Иден. Легкий ветер шевелил ее волосы, делая ее сейчас похожей на русалку.

Они стояли и пристально смотрели в глаза друг другу. Наконец, Иден не выдержала и бросилась на шею любимого. Круз крепко держал ее в своих объятиях, нежно целуя в пахнувшие морской волной волосы…

СиСи сидел у фонтана во внутреннем дворике своего дома. Держа в руке бокал с шампанским, он рассказывал Софии о своей недавней встрече с одной прекрасной незнакомкой.

София сидела за столиком неподалеку и с улыбкой вслушивалась в его слова.

— Это было на одном из приемов. Сейчас не могу припомнить где… Возможно даже в этом самом дворике. Ты не поверишь, но после всего, что было в моей жизни, я не видел ничего подобного. У меня прямо сердце остановилось, когда я встретился взглядом с ее необыкновенными глазами. А какая это была улыбка!.. До этого она была обыкновенной женщиной, с которой меня познакомили на обычной, скучной вечеринке. А здесь… Кровь ударила мне в голову. Я ходил за ней словно привязанный. Меня невозможно было оттащить от нее. Я болтал без умолку, рассказывал какие‑то анекдоты, я острил изо всех сил, только бы она рассмеялась или улыбнулась…

СиСи умолк и пристально посмотрел на Софию, по лицу которой блуждала загадочная улыбка.

— Это было так прекрасно! Я сразу же вспомнил о том, как мне уже доводилось встречаться с этой женщиной. Но тогда я еще не понимал, что она для меня значит…

София сделала, не без усилия, серьезное лицо.

— Ну, и что же случилось с вами дальше? — полюбопытствовала она.

СиСи мягко улыбнулся.

— Наверное, мой запас анекдотов иссяк, потому что она перестала улыбаться.

София не смогла сдержаться и рассмеялась.

— Вот! — радостно воскликнул СиСи. — Вот она — эта улыбка!.. Я всегда мечтаю ее увидеть!.. Но в последнее время это происходит не слишком часто… Какая у тебя очаровательная улыбка…

— Надеюсь, я не напоминаю тебе ту женщину? — шутливо спросила София.

СиСи поднялся и с бокалом в руке подошел к столику.

— В целом мире нет такой как ты! — проникновенно сказал он, наклоняясь над Софией. — И поверь мне, я так долго искал, искал, искал…

Он потянулся к ней губами и стал покрывать ее лицо нежными поцелуями.

— Я искал, искал… — ласково шептал СиСи.

Даже звонок в дверь не мог помешать ему наслаждаться этой близостью с Софией. Прошло уже несколько минут, а в дверь продолжали звонить.

Наконец, СиСи с недовольным видом поднял голову.

— О… Я забыл. Розы уже нет.

Крепко обняв его за шею, София не отпускала СиСи.

— Ну, неужели в целом доме больше некому открыть? Не ходи туда, — жарко шептала она, прильнув к нему в порыве страсти.

Он состроил кислое лицо.

— Нет. В целом доме никого сейчас нет. Один только я. Придется открыть. Может быть это что‑то срочное…

— О, нет… — сладко простонала она.

Но СиСи уже поднялся и, поправляя костюм, направился к двери в дом.

— Извини, дорогая. Я вынужден это сделать.

Звонок повторился снова.

— Иду! Иду! — крикнул СиСи, быстрым шагом пересекая гостиную.

Наконец, он добрался до прихожей и распахнул дверь. Сказать, что он испытал чувство изумления, значит, ничего не сказать. СиСи просто остолбенел. Он ожидал увидеть на пороге своего дома кого угодно — Джину, Кинг Конга, инопланетянина в сверкающем космическом скафандре, но не Лайонелла Локриджа, своего злейшего врага.

Немая сцена продолжалась несколько мгновений, затем СиСи, наконец, взял себя в руки.

— Что тебе нужно? — неприветливо спросил он. Лицо Лайонелла тоже не выражало особого энтузиазма по поводу встречи с СиСи.

— Извини, — хмуро сказал он. — Я уже собирался уходить. Думал, что никого нет дома.

Они даже не заметили, что обошлись без приветствий. И в этом не было ничего удивительного, если вспомнить, какие взаимоотношения связывали СиСи Кэпвелла и Лайонелла Локриджа. Если быть совершенно точным, то их не связывали вообще никакие отношения. После того, как СиСи разорил компанию Локриджа, а его самого лишил состояния и дома, ни о каком знакомстве больше не могло быть и речи.

СиСи после несколько затянувшегося молчания отрывисто бросил:

— Так что тебе нужно? А, впрочем… — он махнул рукой. — Я все равно занят.

Он уже собирался захлопнуть перед носом непрошенного гостя дверь, однако Локридж поднял руку, словно призывая Кэпвелла выслушать его.

— Мне доставляет не больше удовольствия находиться здесь, — мрачно сказал Лайонелл, — чем тебе видеть меня на пороге своего дома.

СиСи пожал плечами.

— Тогда зачем ты здесь?

Локридж не долго боролся с собой.

— Я пришел просить о милости, — сухо сказал он и опустил голову.

Перл и Келли с удивлением взирали на бывшую супругу доктора Роулингса, которая, прислушиваясь к шуму в коридоре, стояла у обитой стальным листом двери.

Наконец, шум за дверью утих и она, неслышно ступая по полу, подошла к пленникам Роулингса, своего бывшего мужа. Келли радостно заулыбалась.

— Мы думали, что вам плохо и что вас ожидают большие неприятности из‑за того, что вы встретились с нами, — тихо сказала Келли. — Поверьте, мы очень испугались за вас.

Присцилла Макинтош выглядела очень напуганной, ее и без того бледное лицо казалось, лишилось последней кровинки. Руки дрожали.

— Вы должны немедленно уходить отсюда, — торопливо сказала она. — Вам нельзя терять ни минуты. Если он поймет, что меня нет, и вернется, то вам не поздоровится.

Перл кивнул.

— Да–да, конечно, мы готовы. Как нам отсюда выйти?

— Одну секунду…

Миссис Макинтош высунулась за дверь и, убедившись, что в коридоре никого нет, махнула рукой.

— Идемте за мной. Сейчас здесь тихо. Старайтесь издавать как можно меньше шума. Если мы привлечем к себе внимание, то будет плохо и вам, и мне.

Они быстро миновали коридор и через черный ход вышли в окружавшие лечебницу заросли экзотических кустарников.

— Там есть выход, — быстро сказала миссис Макинтош, показывая рукой на маленькую, едва заметную калитку в заборе. — Там — выход, который не охраняется. Остановитесь в тени здания, осмотритесь и бегите к нему, но только тогда, когда убедитесь, что за вами никто не следит.

Перл взволнованно взмахнул рукой.

— Я не могу уйти отсюда, не узнав от вас правды о моем брате. Хотя бы несколько слов…

Миссис Макинтош взмолилась:

— Бегите же скорее!.. У нас совершенно нет времени. Вы должны выбраться отсюда и побыстрее!..

Перл в сердцах всплеснул руками.

— Ну, пожалуйста, дайте мне хоть какую‑нибудь зацепку… Ведь у меня кроме вас никого больше нет! Вы так ничего мне не рассказали. А теперь я не смогу встретиться с вами. Ведь Роулингс, наверняка, организует за вами наблюдение. Что мне делать?

Она с сожалением покачала головой.

— Я не могу… Я хотела бы, но вам нужно немедленно уходить. Послушайте, я вам позвоню. Прошу вас, только идите…

Перл растерянно развел руками.

— Но где вы меня найдете? Где? У вас нет никаких сведений обо мне.

— Я найду способ, как добраться до вас. Я вам позвоню. Пожалуйста, возвращайтесь в Санта–Барбару. У нас нет ни одной лишней секунды!..

Перл бросил на нее последний благодарный взгляд. Едва дверь за беглецами захлопнулась, в коридоре появился доктор Роулингс.

— Присцилла!.. — угрожающе произнес он. — Что ты сделала?

Беглецы уже миновали опасный участок и выбрались на улицу, когда из‑за двери черного хода лечебницы раздался ужасающий женский крик.

Этот день Круз и Иден решили посвятить друг другу.

Нежное солнце ласкало океан, волны одна за другой тихо накатывались на берег. Ласковый ветер овевал скалы и утесы…

Влюбленные даже не замечали этого. Они видели только друг друга. Они были погружены словно в океан любви, и ничто не могло помешать им.

Нежные поцелуи и объятия сменялись долгими, глубокими взглядами.

Круз чувствовал тепло ее тела, его запах. Он почувствовал, как глубокая страсть охватывает его. Он снова прижался губами к ее губам и целовал их так долго, безудержно, неистово, как будто одним этим пытался охладить глубокое испепеляющее желание. Круз прижался всем телом к горячему бархату ее кожи, чувствуя, как все сильнее бьется его сердце.

Его возбуждение передалось Иден. Не отрываясь от его губ, она стала торопливо расстегивать на нем рубашку…

Спустя минуту они уже лежали на горячем песке пляжа, разбросав одежду в разные стороны.

Иден ласкала его сильные руки, плечи, грудь…

ГЛАВА 11

СиСи узнает о похищении Августы. Улыбка, улыбка, улыбка. Джина строит наполеоновские планы. Сладкие слова любви.

СиСи недоуменно уставился на Локриджа.

— Ты просишь у меня милости?.. — насмешливо спросил он. — Может быть, я ослышался?

Локридж уныло покачал головой.

— Нет. Ты услышал то, что я сказал. Мне действительно сейчас нужна твоя помощь. Иначе я бы к тебе не пришел.

СиСи не захлопывал перед гостем дверь, но и не пускал его в дом. Локриджу приходилось неловко топтаться у порога.

— Да. После такого и снегу в Санта–Барбаре не удивишься, — ядовито заметил Ченнинг–старший. — Видно, что‑то сильно меняется в этом мире, если даже такие люди как ты приходят в мой дом. Надо бы мне почаще читать газеты, а то, боюсь, скоро произойдет нечто такое, от чего меня удар хватит. Причем я узнаю об этом последним.

Хотя Лайонелл Локридж обратился к СиСи, находясь в исключительно трудной ситуации, он старался не терять лица и не поддаваться на провокации. Колкости и издевательские шутки Ченнинга–старшего он пропускал мимо ушей.

Его сейчас волновало другое.

— Мне нужны деньги, — медленно сказал Локридж. — А у тебя они есть. Только поэтому я пришел сюда.

СиСи стоял у двери, надменно подняв голову и сунув руки в карманы брюк.

— Лайонелл, да ты, наверное, шутишь? — высокомерно заявил он.

Локридж угрюмо покачал головой.

— Нет. Я не шучу. Мне нужен долг в миллион долларов и как можно скорее. Я готов даже повысить процентную ставку, но деньги мне необходимы немедленно. В этом городе мне больше не к кому обратиться.

СиСи оторопело посмотрел на Локриджа. Настойчивость его давнего соперника поневоле заставляла его, Ченнинга–старшего, защищаться.

— Что с тобой произошло, Лайонелл? — с издевкой спросил он. — Неужели ты вступил в один из этих мужских клубов, где носят эдакие смешные шляпы и проходят обряд посвящения? Единственно, что я не могу понять, зачем вступающим в подобное заведение нужно тратить огромную кучу денег? Они оплачивают какие‑то дурацкие обеды, воскресные поездки на яхтах и аренду инвентаря в гольф–клубе. В результате, это все выглядит таким же идиотизмом, как и любая богадельня. Лайонелл, кто тебя подбил на такое? Надеюсь не твоя бывшая супруга?

Локридж побледнел, но сдержал нервы. Гордо вскинув голову, он сказал:

— У меня нет времени на шутки, СиСи. Как‑нибудь в другой раз я бы и уделил этому внимание, однако, сейчас я очень сильно тороплюсь. Мне нужны деньги. Я прошу тебя дать мне их в долг. Если нужно, я готов тебя молить об этом.

Обеспокоенная тем, что СиСи долго не возвращается, София покинула внутренний дворик и, пройдя через гостиную, присоединилась к СиСи.

— Что здесь происходит? — взволнованно спросила она. — Лайонелл?..

Тот чуть заметно кивнул.

— Здравствуй, София.

СиСи с ядовитой ухмылкой сказал:

— София, как тебе нравится такое? Лайонелл пришел ко мне просить в долг. Ему нужен не больше не меньше миллион долларов… — он обратился к Локриджу. — Тебе наличными или может быть чек выписать?

Локридж снова терпеливо перенес издевательскую тональность речи Кэпвелла–старшего, сочтя необходимым никак не реагировать на нее.

— Мне нужен миллион долларов наличными, — стоически повторил он.

СиСи снова усмехнулся.

— А, может быть, ты проигрался в рулетку? Признайся, Лайонелл. Ты провел свой отпуск в Лас–Вегасе?..

Не в силах больше выносить эти издевательства, Локридж воскликнул:

— На карту поставлена жизнь! Жизнь Августы… Ее похитили, и за нее требуют выкуп!

— Что?.. — ошеломленно воскликнула София.

— Ты говоришь серьезно? — спросил СиСи. Локридж судорожно сглотнул.

— Куда уж серьезнее… Сегодня утром она должна была вернуться на самолете из отпуска. Она была в горах, в Тибете. Мы с ней с договорились встретиться в ресторане «Ориент Экспресс». Однако она не пришла. Мы с Джулией ждали ее четыре часа. А потом позвонил какой‑то незнакомец и сообщил мне, что моя жена похищена, и что я должен выплатить им два миллиона долларов наличными, если я хочу увидеть Августу живой и невредимой.

София непонимающе смотрела на него.

— Почему ты не обратишься в полицию?

Локридж отрицательно покачал головой.

— Нет. Похитители пригрозили расправиться над Августой, если я сообщу об этом в полицию. Честно говоря, сначала я был уверен в том, что это чья‑то дурацкая шутка или неудачный розыгрыш. Я вообще не верил в то, что Августу могли похитить. Но потом они прислали мне в конверте се обручальное кольцо, с которым, насколько мне известно, она никогда не расставалась. Очевидно, она действительно попала в лапы каких‑то негодяев, и их намерения вполне серьезны. Серьезны настолько, что я сразу же отбросил мысль о том, чтобы попробовать поставить об этом в известность полицию.

София потрясенно отступила назад.

— Боже мой, что за время? Я думала, что времена вымогательств и похищений с целью получения выкупа уже давно прошли. Но, как оказалось, я ошибалась…

Охраняя сон Сантаны, Роза терпеливо сидела в коридоре больницы.

Несмотря на то, что дочь больше не пожелала ее видеть, Роза по–прежнему оставалась возле нее.

Появление Джины стало для Розы неожиданностью. Как только бывшая супруга Кэпвелла–старшего подошла к двери палаты, в которой находилась Сантана, Роза тут же вскочила со стула и преградила ей дорогу.

— Джина, что тебе здесь нужно?

Та, как обычно в таких случаях, растянула рот в широкой улыбке.

— Я хочу поговорить с Сантаной насчет Брэндона.

Роза гневно сверкнула глазами.

— Вы все слетаетесь как воронье на добычу. Если человек не может сопротивляться, вы считаете своим долгом вырвать у него из рук последнее.

Джина поморщилась.

— О чем ты говоришь? Я не собираюсь претендовать на чужое. Меня интересует только собственный сын.

— Он тебе не сын! — рявкнула Роза. — Ты не имеешь права называть себя его матерью. Он принадлежит Сантане и по праву рождения, и по тому, сколько сил она отдала ради него. То, что ты когда‑то воспитывала Брэндона, еще ничего не означает. Ты потеряла все права на него и не можешь претендовать ни на что. Тебе здесь нечего делать! Убирайся!

Джина по своему обыкновению не обратила на слова Розы ни малейшего внимания.

— А вы спросите, кого мальчик считает своей мамой. Брэндон сразу укажет на меня, — мстительно сказала Джина. — Это лучшее доказательство того, кто и что для него значит.

Роза дышала так тяжело, словно этот разговор отнимал у нее все силы.

— Ты думаешь, что тебе удастся заполучить Брэндона? Ничего подобного! Ты в любом случае просчиталась!

Джина ухмыльнулась.

— Он вернется ко мне! — уверенно сказала она. — Может быть не сразу, со временем, но это обязательно произойдет.

Роза решительно рубанула воздух рукой.

— Никогда! СиСи об этом позаботится…

Джина еще не знала о том, что двумя часами раньше в этой же палате Сантана поставила подпись под документом, лишающим ее родительских прав на Брэндона.

— Ты так говоришь, как будто здесь все зависит от СиСи, — заносчиво сказала Джина. — То, что он для кого‑то авторитет, еще не означает, что я буду трепетать только при одном упоминании его имени! Роза, не забывай о том, что я немало прожила в его доме, и ты была моей служанкой! Так что сейчас не стоит пугать меня моим бывшим мужем. Я уж как‑нибудь сама разберусь с ним. Кстати, насколько я знаю, он тоже не равнодушен к Брэндону.

Роза едва заметно поморщилась.

— Вот именно, — подтвердила она. — Сантана подписала бумаги и Брэндон снова находится под опекой СиСи Кэпвелла. Мальчик будет жить в его доме, ему отведут собственную комнату, и он сможет получить хорошее образование. СиСи этого очень хотелось.

Джина изумленно вытаращила глаза.

— Сантана подписала бумаги? Это что‑то просто невероятное!.. Не понимаю, как СиСи удалось сделать это?

Роза с достоинством подняла голову.

— У Сантаны разбито сердце. Она, конечно, этого не хотела, но… Сантана больна, весь мир сейчас ополчился против нее, ей ничего не оставалось делать… Ей приходится действовать в интересах Брэндона. Мальчик считает своим отцом СиСи, вот мы и решили, что так будет лучше. Не говоря уже о том, что СиСи сможет уберечь его от тебя.

Джина укоризненно покачала головой.

— Роза, ничто не вечно в этом мире.

Обменявшись ненавидящими взглядами, женщины замолчали. В коридоре раздались шаги и. обернувшись, Джина увидела, как к палате, в которой находилась Сантана, приближается окружной прокурор, вместе с высоким мужчиной лет тридцати в белом халате врача.

Увидев Розу, Кейт Тиммонс обрадованно воскликнул:

— Миссис Андрейд! Очень хорошо, что вы еще здесь. Мне нужно с вами поговорить.

Джина, которая обладала способностью присутствовать в самых интересных местах, тут же навострила уши.

Тиммонс и врач подошли к Розе.

Окружной прокурор представил своего спутника:

— Это доктор Соркин.

Роза встревоженно взглянула на врача.

— А что случилось?

Тиммонс едва скрывал свое злорадство.

— Я только что разговаривал с доктором Сэркином о состоянии здоровья Сантаны. Боюсь, что у него для вас неважные новости.

Окружной прокурор опустил голову, пряча злую ухмылку в уголках губ.

Роза почувствовала, что Сантане грозят очередные неприятности.

— Что случилось?

Доктор достал из кармана вчетверо сложенный листок и, развернув его, показал Розе.

— Мы только что получили результаты анализа крови вашей дочери. Они указывают на длительное употребление наркотиков. Концентрация барбитуратов в крови оказалась выше предельной нормы в одиннадцать раз.

Роза непонимающе мотнула головой.

— Что это означает?

— Это означает, — пояснил доктор. — Что во многих видах лекарственных препаратов содержится в качестве успокаивающих элементов так называемые барбитураты, вещества, обладающие наркотическим действием. Если человек принимает какие‑то таблетки или микстуры, то в его крови всегда будет содержаться определенное количество подобных веществ. Однако их повышенная концентрация указывает на то, что, либо была допущена ошибка в дозировке, либо человек принимал эти препараты намеренно. Л такая повышенная концентрация, которая была обнаружена при анализе крови Сантаны Кастильо, говорит о том, что наркотические препараты принимались уже долгое время. Именно поэтому она страдает от болей в суставах и позвоночнике. Барбитураты разрушают нервную систему и в первую очередь действуют на нервные окончания и опорно–двигательную систему.

Роза потрясенно отступила на шаг назад.

— Но я… Я ничего не знаю об этом…

Тиммонс не без удовлетворения подытожил:

— Сантана уже давно употребляла наркотики. Она — наркоманка со стажем. Удивительно, что вы этого не замечали. Ведь ее постоянная повышенная возбудимость и нервные срывы объяснялись именно этим. Стоило ей не принять вовремя очередную дозу, как она тут же срывалась, устраивала истерики, совершала бессмысленные и часто необъяснимые поступки.

Иден и Круз по–прежнему лежали на пляже, крепко обнимая друг друга. Сексуальный экстаз остался позади, и теперь они просто наслаждались жизнью.

Круз задумчиво поглаживал ее по волосам.

— Никак не верится, что это, наконец, случилось, — тихо произнес он. — После всех переживаний и страданий мы встретились. И все у нас хорошо…

Она провела рукой по его щеке.

— Ты помнишь, что ты мне однажды говорил? Это наш мир, и именно из него мы берем силы для того, чтобы бороться с бедами и несчастьями. Ты мне это часто говорил. Помнишь?

Он улыбнулся.

— А помнишь наш плавучий дом? Помнишь, как нам было хорошо в нем? Я никогда не забуду те удивительные дни и ночи, которые мы провели там, в уединении…

Иден лежала, положив ему голову на грудь, и теребила его густые черные волосы.

— Да, там было здорово, — мечтательно промолвила она. — Мы были там счастливы. Мы, только ты и я… Больше никого… С тобой я чувствовала себя в безопасности. Хотела бы я отплатить тебе тем же.

В его глазах блеснули слезы. Но это были не слезы разочарования, не слезы отчаяния, не слезы бессилия, а слезы радости.

— Ты не представляешь, что для меня значишь, сколько ты для меня уже сделала. Я тебе столь многим обязан в своей жизни, что никогда не смогу этого забыть.

Они немного помолчали.

— Могу я спросить тебя кое о чем? — наконец, робко промолвила Иден. — Но если не хочешь, можешь не отвечать.

Он поцеловал ее в лоб.

— Можешь спросить.

Она снова помолчала.

— На твоем месте я бы не торопилась с ответом. Может быть, для тебя это будет не так просто.

Круз усмехнулся.

— Иден, ты можешь спрашивать о чем угодно и что угодно без всякого разрешения. Что я должен сделать?

Она лукаво прищурила глаза.

— Я хочу, чтобы ты мне улыбнулся.

Круз сдвинул брови.

— Улыбнулся? Как улыбнулся?.. По–моему, я и так не слишком хмуро выгляжу.

— Я знаю, что это выглядит странно, однако, мне хочется, чтобы ты по–настоящему улыбнулся так, как умеешь это делать только ты, когда чувствуешь себя абсолютно счастливым. Я уже давно не видела этой твоей улыбки. Правда, и сама тоже не слишком часто улыбаюсь.

Круз задумчиво потер лоб.

— Наверное, ты права.

— Я хочу, чтобы мы думали только о том, что происходит только сейчас. А обо всем остальном забыли… Улыбка Круза получилась какой‑то печальной.

Заметив это, Иден сказала:

— Еще многое нужно уладить, я знаю. Я так люблю тебя!.. Я так хочу, чтобы ты улыбнулся…

Она подняла голову и пристально посмотрела на него.

Не выдержав испытующего взгляда небесно–голубых глаз Иден, Круз рассмеялся.

— Ты лучше посмотри на свою улыбку. Разве я могу с ней соперничать. У меня никогда не получится так, как у тебя. Ты сейчас выглядишь как маленький ребенок, которому подарили новую игрушку. Я уже так не могу. Наверное, я стал слишком стар…

Иден задумчиво провела рукой по его лицу, а потом неожиданно вскочила и побежала к воде.

— Эй! Ты куда? — крикнул ей вслед Круз. — Погоди, я с тобой!..

Словно шаловливые дети, они бегали по мокрому песку, гоняясь друг за другом. Выражение беззаботного счастья не сходило с их лиц. Они действительно были счастливы, потому что сейчас никто не мешал им наслаждаться друг другом. Это беззаботное ощущение свободы было прекрасным.

Они забежали в воду и стали брызгаться. Потом они снова упали на нагретый песок и целовались, целовались, целовались…

Роза ошеломленно покачала головой.

— Я этому не верю.

Доктор Сэркин попытался что‑то сказать, но окружной прокурор жестом остановил его и сам принялся объясняться с Розой.

— Подумайте над этим хорошенько, миссис Андрейд. Не думайте, что я пытаюсь оговорить вашу дочь. Вспомните, как вела себя Сантана — непонятные перепады настроения, странность в поведении…

Роза решительно взмахнула рукой.

— Это еще ничего не значит! Она была в состоянии сильного нервного напряжения из‑за проблем в личной жизни. Так что, все это вполне объяснимо. Вы все равно мне ничего не докажете!

На сей раз окружной прокурор предоставил честь объясняться доктору Сэркину.

— Миссис Андрейд, — терпеливо произнес тот. — Концентрация барбитуратов в крови нашей дочери однозначно. Говорит о том, что она вполне осознанно и часто прибегала к употреблению наркотиков. Результаты анализов однозначно свидетельствуют о том, что это не может быть объяснено лишь однократным употреблением подобного рода препаратов.

Роза немного помолчала, а потом решительно сказала:

— Я хочу услышать это от самой Сантаны. Мы должны пойти к ней и узнать правду.

Тиммонс усмехнулся.

— А почему вы решили, что она вам все расскажет?

Роза сверкнула глазами.

— Моя дочь никогда раньше не лгала мне!

Тиммонс рассмеялся.

— Миссис Андрейд, по–моему, вы пытаетесь выдать желаемое за действительное. Вспомните, сколько раз Сантана привозила к вам сына, объясняя это занятостью на работе либо какими‑то другими важными делами, а на самом деле все было не так.

Роза проигнорировала это недоброе замечание и, гордо подняв голову, направилась к двери.

Тиммонс многозначительно поднял брови, а затем, повернувшись к врачу, сказал:

— Доктор Сэркин, я думаю, что вам так же необходимо было бы поговорить с пациенткой.

Тот кивнул.

— Разумеется.

Он направился в палату следом за Розой, а окружной прокурор и Джина Кэпвелл остались в коридоре.

— Бедняжка Сантана! — издевательским тоном воскликнула Джина. — Какие несчастья обрушились на ее голову! Подумать только… Все это злобные происки рока.

Тиммонс подхватил ее скептический тон.

— Я вижу, у тебя прямо сердце разрывается на части… Джина, ты всегда у нас сочувствовала слабым и униженным.

Она ничего не успела ответить, потому что, не успев войти в палату, доктор Сэркин снова появился в коридоре. Тиммонс с удивлением посмотрел на него.

— Что‑то не так, доктор?

— Нет–нет, просто миссис Кастильо еще спит. Я не хотел будить ее. Пожалуй, придется зайти попозже.

Тиммонс пожал плечами.

— Ну, как знаете.

Когда врач исчез за углом. Джина снова обратилась к Тиммонсу.

— Как все удачно складывается!.. — с ехидной улыбочкой сказала она. — Все считают, что Сантана все время врала. Теперь они все узнают, что она наркоманка. Что тут будет! Держись!.. Все складывается превосходно!.. Одна удача следует за другой…

Тиммонс с интересом смотрел на Джину.

— А ну‑ка, объясни, что ты имеешь в виду? Как‑то уж слишком сильно ты радуешься… Похоже, что ты задумала нечто невероятное.

Джина удовлетворенно улыбнулась.

— Прежде всего, мои планы касаются Брэндона.

Тиммонс не скрывал своего повышенного любопытства.

— Ну–ну, давай рассказывай… Что ты там задумала насчет Брэндона?

Она удивленно подняла брови.

— Как? Разве ты не слышал?

Тиммонс пожал плечами.

— А что я должен был слышать?

Джина снисходительно похлопала его по плечу.

— Кейт, ты пропустил самое главное! Сантана отказалась от родительских прав на Брэндона, передав их СиСи Кэпвеллу.

Окружной прокурор едва не потерял дар речи.

— Джина, ты не шутишь?

Она с победоносным видом объяснила.

— Днем СиСи был здесь. Он вынудил Сантану подписать документ об отказе от Брэндона.

Тиммонс присвистнул.

— Вот это да!.. Честно говоря, я даже не ожидал такого!.. Ведь Сантана все время заявляла о том, что будет биться за сына до конца, и Роза в этом ее активно поддерживала.

— Похоже, Роза решила уступить давлению со стороны СиСи. Возможно, они сделали это добровольно. Вполне возможно, что Брэндон был перепоручен СиСи самой Сантаной. Это мне на руку, это как раз то, что мне нужно… Остается только сделать еще один маленький шаг вперед. И в моей семейной жизни все будет в порядке.

Тиммонс нахмурился.

— А что ты подразумеваешь под своей семейной жизнью? По–моему, у тебя с этим делом существуют весьма большие проблемы. Пели ты, конечно, не имеешь в виду те сеансы любви, которые время от времени случаются в твоей жизни. Или, может быть, ты снова вознамерилась выйти замуж за СиСи? Честно говоря, я думал, что ты шутишь…

Джина уверенно кивнула.

— Вот именно. Осталось совсем немного подождать, и я снова стану женой СиСи и, соответственно, матерью Брэндона.

Тиммонс демонстративно зевнул.

— Знаешь, Джина, ты не перестаешь меня удивлять. В твоей жизни и так было уже достаточно много разнообразных приключений. Но ты с непостижимым упрямством лезешь к черту на рога.

Горделиво подбоченясь, она фыркнула.

— Теперь я научилась точно рассчитывать свои силы. Можешь за меня не бояться, Кейт. Я добьюсь своего!

Он укоризненно покачал головой.

— Джина, Джина… Иногда ты говоришь такие вещи, что просто волосы дыбом встают. Ничего удивительного нет в том, что люди не воспринимают тебя всерьез.

Джина снова снисходительно рассмеялась.

— Очень жаль, что они не воспринимают меня всерьез. Я за прошедшие годы научилась многому. Знаешь, жизненный опыт — важная вещь! Он позволяет тебе делать такие ходы, которые в будущем могут принести весьма неплохие дивиденды. Я научилась планировать свое будущее. Вот увидишь, все, что я спланировала, у меня получится! Сейчас для меня главное — продвигаться к своей цели пусть небольшими, но верными шагами. Я полагаю, что никто другой в этом городе не способен ни спланировать, ни совершить такое, на что способна я.

Тиммонс разочарованно махнул рукой.

— Да брось ты! Кэпвеллы презирают тебя. Особенно СиСи… Они же пытались выжить тебя из города, милочка.

Джине доставляло удовольствие пикироваться с окружным прокурором. Он все время пытался выжать из нее признание в собственных ошибках и слабостях, а она, словно сосунка его, ставила на место.

— То, что семейство Кэпвеллов демонстрировало пренебрежительное отношение ко мне, отнюдь не является их заслугой. Они просто не подозревали с кем имеют дело. А теперь я смогу отплатить им за все. Главное, что у меня есть план.

Тиммонс тут же уцепился за ее последние слова.

— Какой план? Было бы любопытно услышать.

Джина кокетливо помахала пальчиком перед его лицом.

— Много будешь знать — скоро состаришься.

— Да брось ты, Джина! Мы же свои люди, сочтемся. Не бойся, я не собираюсь встревать в твои дела, у меня и своих вполне достаточно. Одно дело Сантаны чего стоит!

Джина вытянула губы.

— Ух! Ты все еще собираешься заниматься ее делом? А я‑то думала, что после столь тесного знакомства со мной, ты потерял к ней всякий интерес.

Тиммонс пожал плечами.

— В определенном смысле, да. Но кое‑что мне в этом деле все‑таки любопытно. Думаю, что я даже смогу из него вытянуть нечто.

Джина жеманно повернула голову.

— Уж не собираешься ли ты вернуть себе расположение Сантаны? А, может быть, ты даже рассчитываешь на ее любовь?

Окружной прокурор города гордо выпятил грудь.

— Нельзя судить обо всем так прямолинейно. Джина. Если я занимаюсь этим делом, значит, у меня есть какой‑то интерес. Но тебе об этом я ничего не скажу.

Она снова фыркнула.

— Очень надо… Теперь Сантана меня абсолютно не интересует. Хотя еще несколько часов назад я бы не могла сказать такое. Но после того как СиСи добился от нее подписи на документе об усыновлении Брэндона, Сантана для меня перестала существовать. Впрочем, чисто по–человечески, я бы еще смогла обратить на нее внимание, но не забывай, Кейт, что я — деловая женщина. Меня мало волнует такой отработанный материал как Сантана. Она сыграла свою роль и теперь может уйти. На сцену выхожу я!

Тиммонс выразил свой глубокий скепсис.

— Джина, ты переоцениваешь себя. Думаю, что ни один человек в этом городе не поставил бы на тебя и ломаного гроша в схватке между тобой и СиСи. Нет, конечно, есть сумасшедшие, которые всегда рискуют, но в данном случае ты — дохлая лошадка.

Джина надменно подняла голову.

— Посмотрим, что ты скажешь через две недели, когда осуществится мой план.

Тиммонс скривился.

— Ты снова и снова повторяешь мне о своем таинственном плане, но я еще ничего не знаю о нем…

— А тебе и не следует о нем ничего знать! — съехидничала Джина. — Это слишком интимно. Мои планы касаются только меня. И я не хотела бы раньше времени распространяться о них. У меня уже был один неприятный опыт такого рода!..

Кейт на мгновение задумался.

— А! Ты говоришь, наверное, о неудачной попытке шантажировать меня этой идиотской видеокассетой? Что ж, недооценка противника ведет к поражению.

Она кротко улыбнулась.

— Я это уже поняла. С тобой, Кейт, надо держать ухо востро. Ты — парень хоть куда…

Окружной прокурор выглядел явно польщенным.

— Все это потому, — сказал он, — что я знаю, как обходиться с разными типами женщин. Поэтому, наверное, они и относятся ко мне благосклонно.

Джина достала из сумочки сигареты.

Окружной прокурор неодобрительно посмотрел на нее.

— Ты забываешь о том, что находишься в больнице. Здесь запрещено курить.

— Вот еще!.. — фыркнула Джина. — Здесь же никого нет… Неужели ты думаешь, что я буду следовать каким‑то глупым указаниям, когда нет смысла этого делать?

Тиммонс покачал головой.

— Нет, думаю, что здесь ты курить не будешь! Если тебя так тянет к никотину, то мы можем пройти на лестницу.

— Ну, что ж, это меня устраивает, — сказала Джина. — Пойдем. А то я чувствую себя как охранник возле палаты Сантаны. Я думаю, что ей вполне достаточно одной Розы.

Они вышли на лестницу и Джипа, щелкнув зажигалкой, прикурила ментоловую сигарету.

— По поводу благосклонного отношения женщин к мужчинам я могла бы прочитать тебе целую лекцию, — лучезарно улыбаясь, сказала она.

Тиммонс махнул рукой.

— Не стоит. Я и сам все это прекрасно знаю.

Джина пустила ему в лицо целую струю дыма, из‑за чего Тиммонс закашлялся и стал размахивать руками.

— Прекрати! На твоем месте, я бы уже давно отказался от столь вредной привычки. Ты находишься уже не в том возрасте, чтобы легкомысленно относиться к собственному здоровью. Тебе надо заботиться о свежести кожи и чистоте дыхания.

Джина сделала обиженный вид.

— Когда ты трясущимися руками сдирал с меня лифчик и трусики, тебя это совершенно не заботило. А теперь ты почему‑то начинаешь учить меня жить. Не стоит напрасно тратить душевные силы! Они тебе еще пригодятся, Кейт. А вот мне не терпится преподать тебе некоторые уроки.

Тиммонс комично наморщил нос.

— Интересно, чему ты можешь меня научить?

— А ты думаешь, что уже все постиг на этом свете? — Думаю, что в вопросах любви я дам тебе сто очков вперед, — самоуверенно заявила она.

Хвастливый тон Джины задел окружного прокурора.

— Ну–ну…

Он вдруг бесцеремонно схватил ее за талию и притянул к себе.

— Джина, мы можем заняться обучением прямо здесь и сейчас!..

Она аккуратно отстранила его свободной рукой.

— Не шалить!

Тиммонс хихикнул.

— Ну, а что же тогда делать?

Джина снова затянулась сигаретой.

— Все вы одинаковы

Тиммонс нахмурился.

— Кто это, вы?

— Мужчины… Неужели вы не можете иначе обращаться с женщиной?

Тиммонс недоуменно посмотрел на нее.

— Как это, иначе?

— Ну, хотя бы повежливее… Я пока еще не твоя рабыня и не намерена спокойно взирать на то, как ты распускаешь руки в совершенно неподходящем для этого месте.

Кейт усмехнулся.

— А что тебя смущает?

Джина неожиданно громко рассмеялась.

— Да, в общем, ничего. Просто ты своим поведением подтверждаешь мою теорию о том, как мужчины в разном возрасте относятся к женщинам, — предупреждая его вопрос, она продолжала говорить назидательным тоном. — Типы лет восемнадцати–девятнадцати относятся к женщине с благоговением, как к божеству. Они испытывают больше прелести в том, чтобы видеть ее, чем чувствовать. Они всегда нерешительны и ждут от женщины чего‑то необыкновенного…

Окружной прокурор вдруг заржал, хлопая себя ладонями по ляжкам.

— Что? Что ты так смеешься?

Он умолк лишь спустя несколько мгновений.

— Да просто я вспомнил себя в том же возрасте!.. — объяснил Кейт. — Надо сказать, что ты оказалась недалека от истины.

— Ну, вот видишь, — наставительно сказала Джина. — Слушайся меня, и в твоей личной жизни все пойдет как по маслу.

Тиммонс пожал плечами.

— А я и не жалуюсь на личную жизнь. Ты мне лучше расскажи, что там у тебя дальше про мужчин.

Джина докурила сигарету и бросила окурок прямо на лестницу.

Тиммонс поморщился.

— Ну, что ты делаешь? Зачем же мусорить в таком стерильном месте?

Она небрежно махнула рукой.

— Для этого здесь есть уборщики. Если они не ставят пепельниц, то это их проблемы. Ну, ладно, это неважно. На чем мы там остановились?

— На пацанах… — ответил Тиммонс. — Пора переходить к мужчинам постарше.

Джина на мгновение задумалась.

— Да, молодые люди в возрасте лет двадцати пяти еще восторженно влюбчивы и стремятся как можно больше почувствовать и увидеть. Они уже более развязны, но еще сумасбродны и смешны…

Тиммонс вспомнил свои первые послеуниверситетские годы, когда он работал адвокатом на фирме и мысленно отметил, что Джина права. Однако вслух он ничего не произнес, продолжая внимательно слушать ее.

— Мужчины лет двадцати восьми — тридцати пяти, — продолжала Джина, — это — сама страстность!.. Они забывают посмотреть на женщину, с которой живут и упиваются только одним ее ощущением. Они гасят свет прежде, чем лечь в кровать, потому что сами стесняются своих диких порывов страсти, делающих их порой безобразными и пошлыми.

Тиммонс наморщил лоб.

— Это что, относится ко мне? Ничего подобного! Вот тут ты, Джина, ошибаешься. Я никогда не выключаю свет, прежде чем лечь в кровать… Наоборот, я очень даже люблю заниматься этим при свете. Между прочим, ты сама имела возможность убедиться в этом. Но, что касается того, будто бы я забываю посмотреть на женщину… Это тоже полнейшая чушь!.. Я обожаю смотреть.

Джина махнула рукой.

— Ну, ладно–ладно. Я ведь говорю о любви, а не о занятиях сексом. В занятиях сексом вы все одинаковы. Вам все нравится смотреть и ощущать. Тебе все‑таки стоит послушать о том, что я думаю о любви, а не о плоти. С плотью мы как‑нибудь разберемся при более удобном случае…

Тиммонс махнул рукой.

— Ну, ладно, продолжай. Что ты там надумала о любви?

— В зрелом возрасте, — продолжила Джина, — рассудок мужчины уже властвует над плотью. Они долго и тщательно выбирают предмет своей любви и поклоняются ему, как будто живут не видением, а ощущением. Они создают такие утонченные формы своих отношений с женщиной, что порой очаровывают молодых и неопытных девушек. Они не позволяют себе ничего грубого и непристойного по отношению к женщине. Между прочим, таким в нашей совместной жизни был СиСи. У него во всем был лоск и вежливость, достойные подражания.

Тиммонс вновь не удержался от смеха.

— Ну, это ты загнула!.. Я пару раз видел, как СиСи обращается с тобой! По–моему, он всегда испытывает острое желание разорвать тебя на части или задушить, на худой конец.

Джина презрительно поджала губы.

— Ты ничего не понимаешь, Кейт. Ты еще слишком молод и порывист. СиСи по отношению ко мне испытывал страсть. Да, возможно, сейчас у него кое–какие чувства и поугасли. Но основа, заложенная несколько лет назад, наверняка, осталась. Он просто нервничает из‑за того, что еще не решился на возобновление своих отношений со мной. Вот и все, — Джина махнула рукой. — Ладно, Кейт, прекратим этот бесплодный разговор. Я смотрю, ты ничему не хочешь учиться. Но я еще отыграюсь на тебе… в постели…

Джина уже собиралась, было, уйти, но Кейт схватил ее за руку.

— Погоди, мне все‑таки интересно, как же ты собираешься вернуть себе СиСи? Этого вежливого и галантного мужчину… — с издевкой произнес он.

Джина несколько утратила бдительность.

— Я не хочу говорить тебе обо всех деталях моего плана, могу только сказать, что он касается Келли.

Тиммонс сделал недоуменную гримасу.

— Келли? А чем она может тебе помочь? По–моему, она только что убежала из психиатрической лечебницы. Мне кажется, что на ее поддержку тебе рассчитывать бесполезно. Во–первых, ее, наверняка, скоро поймают и водворят назад. Во–вторых, насколько мне известно, она страдает сильными расстройствами психики и, даже если бы ты добралась до нее, она бы ничем не смогла помочь тебе. И вообще, какое отношение Келли имеет к вашей предстоящей женитьбе? Если, конечно, таковая состоится… Я лично в этом сильно сомневаюсь.

Джина с таким сожалением посмотрела на Кейта Тиммонса, словно перед ней стоял глупый ребенок, а не крепкий тридцатилетний мужчина с достаточно большим жизненным опытом.

— Насчет Келли ты ошибаешься, — сказала она. — Я думаю, что все правильно рассчитала. Подождем, пока Келли наберется сил и вернется в город. А тогда — все будет иначе. Ты даже не успеешь заметить, как все радикальным образом изменится. То, что сейчас кажется абсолютно недостижимым и фантастическим, обретет свои реальные черты. Я все сделаю так, что комар носа не подточит. СиСи еще не подозревает, какой сюрприз я ему приготовила. Однако уверяю тебя, Кейт, я его не разочарую!.. Для меня сейчас главное — немного подождать. Келли обязательно вернется сюда. Она просто не может не сделать этого. Ведь здесь ее дом и ее родители. Думаю, что они с Перлом будут недолго разгуливать. У Келли еще есть здесь нерешенные дела. Когда она вернется в Санта–Барбару, мы с ней столкуемся. Она мне поможет.

Тиммонс пожал плечами.

— Но как? Как? — недоуменно спросил он. — У вас же с ней ничего общего…

Джина растянула рот в блаженной улыбке.

— Кейт, ты проявляешь слишком большое любопытство.

— Это — моя работа, — возразил он.

— Вот именно из‑за того, что это твоя работа, я больше ничего тебе не скажу. Я и так слишком много тебе наговорила. Думаю, что ты получил вполне достаточную информацию для того, чтобы иметь представление о моих планах.

Она на мгновение умолкла, словно наслаждаясь мечтаниями наяву.

— Я чувствую, что Фортуна повернулась ко мне лицом, — она вдруг замерла, а затем решительно подняла палец. — Кстати говоря, все‑таки наш разговор с тобой оказался не слишком бесполезным. Ты натолкнул меня на одну мысль, — весьма удачную мысль, хочу заметить.

Тиммонс шумно вздохнул.

— Надеюсь, ты не собираешься использовать в своих играх меня? Предупреждаю — я этого не позволю.

Джина кокетливо покачала головой.

— Нет, не пугайся. Впрочем, что тут скрывать? Я очень рада, что Сантана оказалась у меня на крючке. Ее судьба будет другим наукой.

С глубокомысленным видом окружной прокурор заметил:

— Когда люди начнут догадываться, что она попалась на крючок, я бы не хотел оказаться с этой удочкой в руке.

Джина хмыкнула.

— Не волнуйся.

Тиммонс покачал головой.

— А вот на твоем месте я бы волновался. Тебе стоит задуматься над тем, что ты совершила.

Она пожала плечами.

— А что я совершила? Ничего особенного… Сантана сама наделала кучу глупостей.

Тиммонс угрожающе помахал перед ее носом пальцем.

— Джина, ты слишком много на себя ваяла. Думаешь, Круз не догадается о таблетках? Имей в виду, что и она, и он сумеют вычислить, что каждый раз, когда Сантане нужна была новая порция таблеток, ты оказывалась под рукой.

Джина равнодушно отмахнулась.

— Это еще ничего не доказывает. И вообще, подумай сам, почему они должны вспоминать именно обо мне? Все это выглядит слишком неубедительно. Такие доводы ты можешь приводить на своих судебных заседаниях. На меня эта ерунда не действует.

Тиммонс взглянул на Джину с укоризной.

— А я бы на твоем месте подстраховался. Все‑таки еще неизвестно, как могут повернуться дела в будущем… Вдруг выплывет что‑нибудь неожиданное? И тогда тебе придется плохо.

Все‑таки кое в чем Джине нельзя было отказать, а именно, в предусмотрительности. Она недолго размышляла над словами окружного прокурора.

— Интересно, а как, по–твоему, я могу подстраховаться?

Тиммонс закатил глаза и с каким‑то отсутствующим видом принялся объяснять:

— Сантана привыкла к таблеткам, а значит, для этого ей нужно было постоянно пополнять их запасы. На твоем месте, я бы сделал так, чтобы все были бы уверены — Сантана самостоятельно пополняла свои запасы, значит, она где‑то сама раздобывала наркотики и постоянно увеличивала дозы.

Джина подозрительно посмотрела на него.

— Интересно, а каким же способом я смогу сделать так, чтобы вся вина пала на саму Сантану?

Теперь пришел черед Тиммонса поучать Джину.

— Вот! — назидательно подняв палец, произнес он. — Что бы ты без меня делала? Джина, я думаю, что нам нужно постоянно держаться вместе. Мы поставим этот город на уши…

Она поморщилась.

— Наши совместные планы я хотела бы обсудить в какой‑либо другой обстановке. Что ты хотел предложить насчет Сантаны?

Он полез в карман брюк и достал небольшой пластиковый пакетик с несколькими десятками пилюль. Это были точно такие же пилюли, какие Джина использовала для того, чтобы приучить Сантану к наркотикам.

— Я думаю, что тебе пригодится вот это, — пряча улыбку в уголках рта, сказал Тиммонс. — Подумай, как с этим можно поступить.

Джина открыла сумочку, и Тиммонс бросил пакетик с пилюлями рядом с косметичкой.

— Я надеюсь, что ты сама справишься, — с улыбкой сказал он. — По–моему, таким вещам тебя учить не нужно.

Джина самодовольно хихикнула.

— Разумеется. Кое–какой опыт в таких делах у меня имеется. Главное, чтобы мне никто не помешал.

— Ничего, я позабочусь об этом. Когда все закончишь, сообщи мне. Но только немедленно… Иначе, не исключены всякие случайности.

София потянула СиСи за рукав.

— Может быть, ты впустишь Лайонелла в дом? Как‑то неудобно разговаривать па пороге.

СиСи нахмурился.

— Мне вообще не нравится этот разговор. Ну, хорошо, если ты, София, настаиваешь…

Он отступил в сторону, пропуская Локриджа в дом.

— Проходи в гостиную, там будет удобнее.

Локридж, тяжело ступая по мраморному полу, проследовал за Кэпвеллом.

СиСи остановился возле столика в углу и с сомнением посмотрел на Лайонелла.

— Что тебе удалось выяснить еще о похищении Августы? Кто эти люди? Они называли себя?

Локридж растерянно развел руками.

— Я и понятия не имею о том, кто они. Но если они требуют два миллиона долларов, то они их получат. Клянусь богом!

СиСи нахмурил брови.

— А почему ты просишь у меня один миллион?

Локридж не слишком охотно ответил.

— Мы уже набрали один миллион из денег Августы. И моя дочь Лейкен подписала все нужные бумаги. Мы воспользовались опекунством над имуществом Уоррена, но набрали всего лишь половину нужной суммы.

СиСи в раздумье прошелся по гостиной.

— Это отнюдь не упрощает дела, — хмуро сказал он. — Миллион долларов — большие деньги. Сам понимаешь, что одно дело банковский чек, а другое — чемодан с наличностью. Тем более, они наверняка, будут проверять, чтобы купюры были не помечены.

Локридж кивнул.

— Да. Ты прав. Это сложный вопрос. Поэтому я и пришел к тебе… Клянусь, что верну тебе деньги! Как бы ни складывались обстоятельства, я верну тебе долг, поверь мне.

Кэпвелл–старший свысока посмотрел на суетливо размахивающего руками Локриджа.

— Интересно, каким это образом ты собираешься вернуть мне деньги? — недоверчиво спросил он. — Насколько мне известно, у тебя своих денег нет.

Почувствовав, что разговор заходит в тупик, вмешалась София.

— СиСи, прошу тебя, не нужно. Лайонеллу сейчас не до того. Я думаю, что вы сможете разобраться с этим позднее.

СиСи, скрепя сердце, вынужден был согласиться.

— Ну, хорошо, — он снова обратился к Локриджу. — Ты уже заявил в полицию?

Лайонелл покачал головой.

— Да нет же, СиСи. Я ведь тебе уже говорил, что Августе угрожает смертельная опасность. Я не имею права рисковать ее жизнью. Августа для меня слишком дорога, чтобы я провоцировал преступников на крайние меры.

СиСи упрямо гнул свою линию.

— Об этом необязательно было звонить на всю Санта–Барбару. Можно было обратиться в полицию конфиденциально. Они, наверняка, могли бы помочь тебе. Или ты не доверяешь нашим службам охраны порядка?

Лайонелл сокрушенно отступил назад.

— А если бы они узнали? Что, если в полиции у них есть осведомитель? Это ведь никто не может гарантировать…

— Когда имеешь дело с преступниками обязательно нужно обращаться в полицию, — упрямо талдычил Ченнинг–старший.

Локридж выглядел подавленным.

— Они сказали, что убьют ее!..

СиСи успокаивающе поднял руку.

— Похитители всегда так говорят. А на самом деле это обычно оказывается не что иное, как самый примитивный блеф.

София испуганно взглянула на СиСи.

— Ты рассуждаешь так, словно прекрасно изучил психологию похитителей и вымогателей, — осуждающим тоном сказала она. — Разве можно знать, что этим людям придет в голову в следующий момент? Может быть, они сумасшедшие? Может быть, это какие‑нибудь отчаянные головорезы, и любой неверный шаг Лайонелла заставит их пойти на крайности… Все‑таки два миллиона долларов — это немалая сумма. И риск здесь слишком велик… Меня удивляет твое хладнокровие!

СиСи сделал вид, что не обратил внимания на эти слова.

— Они блефуют, — упрямо повторил он. — Так поступают все похитители. Для этого необязательно изучать их психологию. У них просто нет другого выхода, если они хотят выудить деньги.

Локридж растерянно потер лоб.

— Ты думаешь, стоит рискнуть? — неуверенно спросил он.

Но София не собиралась уступать.

— Не дави на Лайонелла, СиСи, — укоризненно сказала она. — Разве ты не видишь, что ему самому придется принимать решение?

— Вот–вот! — в сердцах воскликнул Ченнинг–старший. — Именно так! Но при чем тут я? И потом, если идти на поводу у подобных типов, они сделают то же самое и с другими. Это же самый настоящий терроризм!

София в отчаянии всплеснула руками.

— Но ведь речь идет об Августе!

СиСи в свою очередь рассерженно воскликнул:

— Я не собираюсь отдавать миллион долларов наличными террористам!

После этого в комнате воцарилась неловкая тишина. Лицо Локриджа постепенно наливалось кровью и, наконец, он не выдержал.

— Хорошо, СиСи. Мне не нужны твои деньги! Я вообще жалею, что пришел к тебе и попросил тебя о милости! — вызывающе заявил он. — Когда‑нибудь подобная беда настигнет и тебя… И когда ты окажешься в безвыходной ситуации, то я буду не сочувствовать тебе, а смеяться над тобой! Будь ты проклят!

С этими словами он быстро покинул дом Кэпвеллов. Когда дверь за ним с грохотом захлопнулась, София с сожалением посмотрела на СиСи.

Он тут же состроил недовольную мину.

— Я знаю, что ты хочешь от меня услышать. Позволь мне объяснить свою позицию.

София запальчиво взмахнула рукой.

— Дело здесь не просто в различии мнений… Это гораздо более серьезно. Поверь, я этого так не оставлю.

СиСи не ожидал такой резкости от Софии.

— Ты считаешь, что я не прав, — с неудовольствием произнес он. — Ну, что ж, это — твое право. Однако я ничего не собираюсь делать! Сама вспомни о том, кто такой Лайонелл Локридж и подумай, почему я так поступаю.

София так разволновалась, что стала ходить по гостиной из угла в угол.

— СиСи, я не понимаю, что с тобой происходит! Сначала ты говоришь мне, что изменился, что смотришь на мир по–другому, рассказываешь о том, как ты пытаешься наладить отношения с сотрудниками своей корпорации, пытаешься делать какие‑то шаги к примирению с детьми… Что же тебе мешает пойти дальше? Почему ты забываешь о том, что такое христианское милосердие? Или, может быть, ты стал жаден и скуп? Тебе жалко денег?

СиСи нахмурился.

— София, о чем ты говоришь? Разве я когда‑нибудь был диккенсовским Скруджем?

— Вот именно! — вскричала София. — Так почему же ты отказываешь Лайонеллу? Он ведь просит у тебя денег не для того, чтобы купить себе новую машину!.. Он оказался в безвыходной ситуации. Он тонет и просит протянуть ему руку. А ты, вместо того, чтобы вытащить его из воды, только подталкиваешь его вниз. В опасности жизнь Августы! А ты, как упрямый баран, повторяешь одно и то же!.. Звони в полицию… Звони в полицию… Неужели это выход из положения? Даже если этим делом займется полиция, Лайонеллу не станет легче. Ты должен поддержать его, ты просто обязан сделать это! Я настаиваю!

Для пущей убедительности она даже топнула ногой.

Однако СиСи стоял на своем.

— Нет! Я не буду отдавать деньги террористам! И дело здесь не в том, что я не могу проявить христианское милосердие по отношению к своему давнему врагу… Мне не жалко денег, мне не жалко их для Локриджа. Но на уступки негодяям и похитителям я не пойду… Это против моих правил.

София застыла посреди гостиной, сверля его неотрывным взглядом.

— Ах, вот как? — воскликнула она с возмущением. — Ну, так вот, если ты не дашь ему денег, то я сама дам ему их! В любом случае, это нельзя оставить без внимания!.. Но учти, что тебе это обойдется куда дороже… Ты рискуешь упасть в моих глазах так низко, что никто потом не сможет тебе помочь подняться.

Над Санта–Барбарой спустился вечер.

Круз и Иден, забыв обо всем на свете, по–прежнему сидели на отдаленном пляже, задумчиво глядя на океан, и одаривая друг друга влюбленными взглядами, объятиями и поцелуями.

Ветер со стороны океана стал уже довольно прохладным. Иден начала ежиться.

— Может быть, разложим костер? — предложила она.

— Конечно! — обрадованно воскликнул Круз. — Вспомним прежние времена!.. У меня, между прочим, всегда неплохо получалось жарить крабов на горячих камнях.

Иден радостно улыбнулась.

— А потом мы ели их, запивая белым сладким вином. Помнишь?

— Конечно…

Пока Круз ходил за дровами для костра, Иден лежала на все еще теплом песке, глядя на сверкавшие в темном небе звезды.

Наконец все было готово. Языки пламени весело лизали сухие сучья, и потрескивание костра напоминало о тех, казалось, уже непостижимо далеких годах, когда Круз и Иден принадлежали только друг другу.

Несмотря на поздний вечер, из всей одежды на Крузе были только плавки. Когда он поправил костер и снова вернулся к Иден, она спросила:

— Ты не замерз? Иди ко мне, я согрею тебя.

Круз улыбнулся.

— Нет, мне не холодно, но от твоих объятий я не могу отказаться.

Гак они и сидели еще несколько минут, крепко прижавшись друг к другу.

— Малышка… — нежно произнес Круз, гладя ее по волосам. — О чем ты задумалась?

Иден смотрела на огонь.

— Не хочу, чтобы костер погас. Он напоминает мне о прошлом. А еще, — она мягко улыбнулась, — он греет… Между прочим, уже не так тепло.

Круз поцеловал ее в щеку.

— Костер только начал разгораться, — заметил он. Иден меланхолично покачала головой.

— Да. Но со временем он начнет угасать. Что нам тогда останется делать?

— А ты как думаешь?

Она вдруг загрустила.

— Тогда нам придется ехать домой.

Круз нежно поцеловал ее в губы.

— Не думай об этом, — успокаивающе сказал он. Иден с надеждой взглянула ему в глаза.

— А что будет, когда мы уйдем отсюда?

Круз немного помолчал.

— Мы будем приезжать сюда снова время от времени. И у нас все будет хорошо.

На лице Иден появилась какая‑то неуверенность.

— А вдруг ты понадобишься Сантане? Что ты станешь делать? Уйдешь? — со страхом спросила она.

Круз отрицательно покачал головой.

— Нет. Я останусь с ней, и буду делать для нее все, что смогу. Мне нужно помочь ей, — медленно произнес он. — Это мой долг, я буду ей другом. Я просто больше не смогу быть ей мужем…

Иден опустила глаза.

— Но ей‑то нужно именно это, — глухо сказала она. — Сантана не хочет, чтобы ты был для нее просто другом, она хочет делить с тобой супружеское ложе.

Круз уверенно возразил:

— Нет, сейчас ей нужно не это. Она сказала, что больше не хочет меня видеть.

В глазах Иден блеснули слезы.

— Тебе пришлось для этого сильно потрудиться, — сказала она.

Он отвернулся.

— Наверное, это так. Думаю, что я просто обманывал себя, дорогая. Я так тосковал по тебе, малышка.

Улыбка снова озарила ее лицо.

— Мы не можем друг без друга.

Он кивнул.

— Не можем. И не сможем никогда. Ты не представляешь, как много значат для меня пи слова… Я знаю, что ты любишь меня. Я тоже люблю тебя. Мы никогда не должны расставаться, правда?

Он немного помолчал.

— Я не говорю, что между нами все снова будет прекрасно. Придется подождать еще немного, пока мы сможем целиком принадлежать друг другу.

Она опустила глаза.

— Знаю. Но я готова ждать тебя сколько угодно, только бы знать, что ты меня любишь.

Он широко улыбнулся, и Иден тут же воскликнула:

— Вот! Вот она, эта улыбка. Наконец‑то я ее увидела!

— Я люблю тебя больше жизни и никогда не стану этого отрицать! У меня нет никого, кроме тебя. Я никогда не забывал о тебе, я всегда помнил о том, что между нами было, и всегда надеялся на то, что это вернется. Теперь я могу твердо сказать — мы будем вместе, и мы снова будем счастливы! Иден, родная моя, как я обожаю тебя! Как я ждал этой минуты, когда смогу сказать эти слова!.. Теперь мы не будем мучить друг друга и мучить других. Я люблю тебя…

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 3

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg