«Призрачная дорога»

Призрачная дорога (fb2) - Призрачная дорога 633K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Снегирев

Александр Снегирёв Призрачная дорога

Кисоньке, соавтору и этой книжки, и всей моей жизни.

Олегу Жданову, который очень хотел это прочитать.

Предисловие

Дом творения

Благодаря предыдущему роману Александр Снегирёв выиграл премию «Русский Букер», а в новом романе обыграл самого себя.

Букероносную «Веру» Дмитрий Быков назвал «конспектом романа». Что тогда сказать о новом тексте? Это романа прообраз, завязь, это роман, вспоминающий, чем он был до рождения.

Если «Вера» позволяла говорить о том, что писатель модернизирует большой русский роман, то новый текст показывает наиболее радикальное направление этой модернизации.

Снегирёв ищет новое, отматывая время литературы назад, в архаику.

И это при том, что внешне его роман современно, даже модно прикинут. В нём есть всё, без чего трудно представить текущую литературу.

Семейная травма – действие закручивается вокруг конфликта мужа и жены, не согласных в том, как обойти приговор бездетности. Социальная драма в подсветке психологии – ребёнка, которого есть шанс удочерить, изводят выбором и двойными стандартами родные бабки. Меланхолия внутренней эмиграции – действие разворачивается в деревне недалеко от Москвы, где даже при наплыве гостей неизбежно уединение со своими страхами, проекциями и страстями. Исповедь и компенсаторные механизмы лузера – роман написан от лица писателя, который нарывается на подвиг, сбегая от неудачи, и не находит слов, чтобы прямо поговорить с женой о том, что их мучает. Сатира и вызов – то и дело в романе продёргиваются обмусоленной ниткой образы беженцев и гастарбайтеров, воцерковленных по моде и патриотов на словах, блогерской показухи и самодовольной социофобии.

Но это напряжение актуального времени – подчёркнутое тем, что автор включает нас в своё настоящее, постепенно разворачивая один свой день в деревне от утра к следующему утру, – это выпяченное «здесь и сейчас» становится в романе объектом полемики.

«Почему ты не рассказал правду?» – требовательно обращается к мужу-писателю та, кто в романе под безличным именем Кисонька служит проекцией его реальной жены. Кисонька в романе играет против писателя – тянет одеяло супружеской, общей вроде как жизни на себя, врывается в текст с поправками, куда более существенными, чем у любого редактора. Кисонька перекраивает мир романа – и его жанр: она упорно возвращает писателя к документальной реальности.

Писатель придумывает – Кисонька обдирает образы до фактов. Писатель закручивает сюжет – Кисонька рассказывает, как было на самом деле. Писатель «так видит» – Кисонька просит разуть глаза.

Роман движется за счёт ритма созидания и разрушения, как сам мир, в котором чередования рождения и смерти, роста и убыли, расцвета и угасания бессчетно репетируют акты Творения и Конца, между которыми, будто в подкладку вселенной, завалилась и копошится вся наша жизнь.

В этой ритмичной смене художественных концепций – источник нового эксперимента Александра Снегирёва в жанре романа.

Стоит вспомнить, что его букероносная «Вера» была своего рода вызовом набравшему тогда широкую популярность в литературе жанру большого исторического романа. «Вера» вышла на фоне оглушительного успеха книг о репрессиях, гражданской войне, семейных саг о двадцатом веке. Вышла – и возмутила несоответствием общему ряду: в маленьком романе «Вера» есть следы и саг, и эпопей, и цепь поколений, и великая война, и связь современности с началом прошлого века, и историческая травма, и взаимоисключающие пути России – весь набор модного романа, только свёрнутого в тугую трубу, из которой автор подглядывает за совсем частными травмами своей героини Веры и представителями разных слоёв современного общества, с которыми она, как сама Россия, ищет единственно верный путь – к своему женскому счастью. Роман выглядел ехидной пародией на большой исторический жанр и в то же время опасно глубоким путешествием в подсознание современности, где коллективная память так же спутана, причудлива и тревожна, как повествование Снегирёва.

Новый роман выходит на фоне нарастающей востребованности документальных свидетельств о личных и социальных травмах. Стоит ли говорить, как угловато, вертляво и шутовски встраивается он в этот новый ряд актуальной литературы и как опасно порой замирает на самом краю пародийной исповеди?

Документальность – это рассказ об опыте, неотъемлемом и неповторимом, как имя. Это сага о том, что, в силу личного переживания, стало принадлежностью конкретно этого человека. Это попытка поделиться тем, чем на самом деле поделиться нельзя.

Лев Толстой говорил, что, возьмись он ответить на вопрос, о чём его роман, ему пришлось бы написать его целиком заново.

Так и понять документальное свидетельство по-настоящему возможно, только пережив его лично и заново.

Жизнь и литература не поддаются окончательной интерпретации.

Вот почему в документальной прозе жить – значит сталкиваться с достоверным и неизбежным. А в романе Снегирёва жить – значит попытаться забуриться в почву и натолкнуться на слежавшиеся презервативы.

Резиновая земля – отличная аллегория жизни, которая выдает ответы не по запросу.

Вспоминается камень, который, как сказано в Евангелии, человек никогда не предложит сыну, попросившему хлеб.

Кисонька требует от писателя напитать публику хлебом документального свидетельства. Но он во всем пережитом чувствует привкус резины, фейка, самообмана.

Что литература – лучшее средство терапии травмы, известно давно. Однако в новом романе Снегирёва литература становится антропологическим законом.

Человек литературен по природе – потому что не может не вжевывать резину в почву опыта.

В этом его уязвимость перед жизнью, которую он никогда не видит такой, как есть. Но и власть над ней.

Литература – способ отступить, переиграть и навязать жизни свои правила.

Неслучайно рассказчик в воображении охотно включается в полуисторическое-полумаскарадное шествие наполеоновской армии, отступающей из Москвы по дороге от ближайшего «Ашана» к его деревенскому дому.

Отступление в романе – больше, чем метафора. Это художественная стратегия торжества над фактами.

Пришла пора вспомнить произведение, с которым новый роман Снегирёва незримо связан. Его ранний роман «Нефтяная Венера», в сердце которого – тоже история семейной травмы. Этот ранний роман совсем другой, чем новый, сейчашний. Он полон сухих наблюдений за собой, суровых фактов жизни, необратимых выборов, столкновений, предательств, сокрытий. В отличие от нового романа, ранний – отчаянный, утыкающийся в неизбежность. Читая его, чувствуешь достоверность пережитого на сто процентов.

Но вот я перечитала его теперь, в свете новой вещи – и что же? Да, моя включённость в острые переживания и стыдные мысли героя, мечтающего освободиться от свалившейся на него ответственности за больного и плохо социализируемого сына, заработала снова. Но поверх неё, будто шипящей волной перекиси по кровящему порезу, – чудесное, лёгкое, утоляющее, отпускающее с миром чувство игры. Только сейчас я поняла: тот болючий и достоверно захватывающий роман – на сто процентов фантазия. Писатель Снегирёв смог передать мне достоверные переживания, не раскрывая действительно пережитого.

Писатель – он такой. Никогда не обнажается до конца, остаётся загадкой.

Но такая же загадка в новом романе Снегирёва – любой человек. Вечно ищущий путь отступления от судьбы и выпадающий из своего сейчас в то всегдашнее, спасительное, игровое, чудесное пространство, которое мы называем немного скучным словом «культура».

Человек сам – литература. Писатель себя. Созидатель, соревнующийся с силами разрушения.

Новый роман Александра Снегирёва – о том, как раскочегарить в себе творящую энергию. И быть готовым пересоздать мир после разрушающей встречи с самим собой.

Александр Снегирёв написал не исповедь, не сатиру, не семейную драму, не монолог-doc – хотя всем этим жанрам находится место в его новой книге.

Он написал роман-обряд.

Это не магический реализм, а реальность магии.

Это жанр-действо, в котором конкретное «здесь и сейчас» вытесняется вечным, всегдашним, а люди выступают под бирочными именами: богиня, плотник, печник, сосед, сиротка, бабки, Кисонька.

Это замыкание времени в магический круг, где точка смычки – мистическая встреча с тем, кто только на первый взгляд кажется рассказчику незнакомцем.

И растяжение пространства, обрастающего карманами подземелий, сараев, мерцающих комнат, срабатывающих как лаз для инициации, куда рассказчик попадает будто мальчиком, не знающим себя и своих сил, а выходит, как признаёт хотя бы одна из вечно предающих его женщин, «другим человеком».

Это проза базовых ритмов и сущностных рифм, когда явления повседневной жизни притягиваются друг к другу, как женское к мужскому.

Это танец поворота, в котором дом кружится вокруг хозяина, благодетель – вокруг сиротки, соперники – вокруг верной жены, сладости жизни – вокруг случайной смерти, вдохновение вокруг утраты.

Редкий пример писательского шаманизма, возвращающего литературе её доисторический смысл – ритуала, в круге которого смыкаются точки выхода и входа, смерти и зачатия, горя и надежды, слова и жизни.

Валерия Пустовая

Пролог

1

Перекладина прогнулась под ногой.

Его шатнуло назад и вниз.

Мгновенный ужас бултыхнулся в нём.

◆

Трап, идущий по крутому скату крыши, оказался дохловат.

Он сам купил железные уголки для перекладин, и эти уголки теперь норовили обломиться.

2

Всему причиной – желание заинтересовать, понравиться.

Потому и начал с напряжённой сцены.

Да ещё и пишет о себе в третьем лице.

◆

Чтоб в жанре.

Типа, как Хичкок завещал: землетрясение на Манхэттене и – по нарастающей.

Поди обеспечь эту нарастающую!

Cтупеньки хилые, а дальше что?

◆

Ненадолго же меня хватило. Срываюсь на третьем абзаце.

Не могу притворяться.

Ясно же, что он – это я.

Я купил злосчастные уголки, и подгибаются они под моим весьма умеренным весом.

◆

Да, я пытаюсь привлечь внимание.

Да, я люблю, когда меня хвалят.

Меня раньше часто хвалили: хорошо покушал, хорошо покакал.

Хороший мальчик.

И то и другое я и теперь делаю безупречно.

Достиг совершенства.

Но никто меня больше за это не хвалит. Вот и вынужден изощряться.

◆

Куда я лезу?

◆

На крышу собственного дома.

◆

Всё потому, что Кисонька решила, будто печная труба не в порядке.

Была гроза.

Мы сидели в гостиной.

Раздались грохот и треск.

Мелькнула яркая вспышка.

Электричество погасло.

И тотчас вспыхнуло.

◆

Кисонька утверждает, что это была молния.

Даже целых две: одна ударила в трубу, другая влетела в гостиную.

Шаровая молния влетела в гостиную неизвестно каким образом.

Окна закрыты, двери заперты, а молния влетела.

Или возникла сама собой.

◆

Дочитав до этого места, Кисонька возмутилась: как же так, совершенно проигнорирована шаровая молния, а она, между прочим, летала по нашей гостиной.

Очень по-мужски: яркое символическое явление пропустил, зато своего персонажа, то есть себя, с первой строки вознёс, с первой строки.

◆

Если слушать Кисоньку, дело было так.

Молния искрится и трещит, а мы смотрим на неё, застывшие, не в силах произнести ни слова.

Молния полетала по гостиной, поводила жалом, как любопытная сплетница, ничего, к счастью, не воспламенила и юркнула в камин.

И в дымоходе взорвалась.

Бабах, и только облако из топки плюс запах озона.

3

Реальность раскололась.

То ли одна молния расщепила её, то ли целых две.

То ли одна и две одновременно, то ли вовсе не было никакой молнии.

4

Для осмотра трубы Кисонька пригласила печника.

Заодно пускай камин переделает.

Камин давно дымит, а теперь ещё молния.

◆

Печник прибыл, заселился, разобрал камин, развёл грязь, а до трубы всё никак не мог добраться.

Вот я и решил взять дело в свои руки.

5

Приставил к стене раздвижную лестницу.

Крепко в неё вцепился, чтоб не шелохнулась, пока печник будет преодолевать два этажа до самой крыши.

◆

Печник принялся карабкаться, лестница скрипела и не думала двигаться – печник очень грузный.

◆

Недаром он откладывал восхождение.

◆

С таким-то весом.

◆

Едва печник ступил на первую перекладину трапа, идущего по скату крыши, злосчастные уголки согнулись и стало ясно: дальнейший подъём невозможен.

Печник и раньше не был худосочным, а женитьба это только усугубила.

6

Жена у печника замечательная.

Но постоянно готовит.

И всё с изыском.

У неё даже есть домашняя коптильня.

Мультиварка,

яйцеварка,

кофеварка,

аэрогриль,

агрегатик для изготовления колбасок,

хлебопечка и коптильня.

Не считая духовки, микроволновки, соковыжималки, миксера и ещё какой-то херни.

◆

Недавно она приезжала навестить печника и рассказала, что в домашней коптильне предусмотрена ёмкость для жирка.

Мяско коптится, жирок стекает.

Жирок.

Я мысленно поблагодарил судьбу за то, что у Кисоньки нет склонности к копчению.

◆

Возможно, однако, я ошибаюсь.

Возможно, Кисонька тайно вожделеет коптильню.

Листает по ночам каталоги, перебирает украдкой ольховую щепу, придающую копчёностям неповторимый аромат, посещает специализированные магазины, гладит сверкающие корпуса, забирается пальчиком в отверстие для стока жирка.

Жирок, жирок, жирок.

◆

А что, если Кисонька, чего доброго, давно в секрете от меня сняла уютную квартирку и там коптит?

Что если…

…страшно представить…

Кисонька завела шашни с каким-нибудь обладателем домашней коптильни?

Посещает его тайно.

Cмотрит в истоме, как на вертеле крутятся куски плоти.

Шипят и оплывают пресловутым жирком.

Смотрит, любуется и, нет-нет, макнёт пальчик в жирок и оближет.

◆

Печник попробовал ногой подгибающуюся перекладину и покачал бородой.

Пришлось мне лезть на крышу самому.

На этот раз лестницу держал печник.

Не держал, а просто привалился.

7

До крыши я добрался мгновенно.

Cловно матрос по вантам.

По крайней мере, мне так показалось.

◆

До крыши добрался, а дальше началось – перекладины прогибались и подо мной тоже.

Выходит, дело не в тучности печника.

И не в коптильне.

А в моей

жад-

нос-

ти.

◆

Следовало брать уголки подороже и покрепче.

◆

Оставалось победить силу притяжения скоростью.

Стремительно перебирая всеми четырьмя конечностями, как мультипликационный кот, я преодолел рискованное расстояние и благополучно достиг трубы.

8

Труба в полном порядке.

◆

Аккуратная кладка, жестяной колпак.

◆

Почувствовав себя героем, который имеет право на отдых, я решил осмотреться.

Обозрение с крыши не похоже на вид из окон: с крыши оно широкоугольное и головокружительное.

Мне даже показалось, что я вроде как лечу, настолько всё вокруг было неограниченно.

Поляна перед фасадом далеко внизу, вершины деревьев вровень.

Поразила не высота моего теперешнего положения, а то, что я вынырнул на поверхность леса, оказался на уровне его верхушек.

◆

По дороге, идущей неподалёку, в обоих направлениях беззвучно сновали автомобили.

Я давно обратил внимание на этот необычный факт:

дорога рядом, а её не слыхать.

Таинственное явление.

Из-за этого у меня к дороге особое отношение; вроде как она не дорога, а мираж.

А вон и сосед.

Такой маленький отсюда.

9

У соседа ларёк.

Ассортимент лаконичный:

консервы, алкашка, мороженое.

Плюс саженцы весной и летом.

Плюс контрафактная стеклоомывательная жидкость зимой.

◆

Помимо ларька, у соседа жена.

Когда он уезжает подавать жалобы (он очень любит жаловаться), жена принимает поставщиков и болтает с продавщицей.

А иногда с рыжим мотоциклистом.

Я видел, как она на него смотрит.

Вот где и молнии, и все мыслимые атмосферные явления.

Когда жена уезжает к доктору, ставить пиявок, или на курорт, или куда там она уезжает, сосед вызывает проститутку.

Очень похожую на жену, только новее.

В остальное время он интересуется историей.

◆

Как-то раз я шёл мимо пруда – на скамейке сосед.

Забыл сказать, у нас тут ещё овальный пруд.

На зеркало в туалете похож.

А за прудом уже дорога.

Короче, сидит сосед на скамейке, в одной руке бутылка водки, в другой – стаканчик пива.

Сидит, и про историю с экрана читает.

И отхлёбывает то из горлышка, то из стаканчика.

10

– Надо знать свою историю, – сказал сосед, протягивая мне бутылку.

– Спасибо, рановато, – ответил я.

– Надо знать историю, – повторил сосед.

– У меня с утра в боку ноет, – сказал я.

– Тогда без запивки, – строго сказал сосед и отодвинул стаканчик.

Я вздохнул, глотнул и потянулся к пиву.

Без пива нельзя.

◆

– Вот ты знал, что по нашей дороге сам Наполеон из Москвы отступал? – спросил сосед, наблюдая, как гримаса страдания на моём лице с каждым глотком сменяется благостью.

– Из города он вышел возле АШАНА, – сосед махнул рукой в сторону Калужского шоссе. – Но Кутузов вынудил его сменить направление, тут-то наша дорога ему и подвернулась.

◆

Сидя на крыше, я вспоминал, как мы с соседом смотрели на дорогу и вся Великая Армия двигалась перед нами.

В четыре ряда.

Впереди император на белом коне.

Позади него свита со страусиными перьями.

Следом гвардия: на головах, вместо медвежьих шапок, тюрбаны из пёстрых платков,

на плечах боярские наряды из допетровских сундуков, на пальцах кольца из малахитовых шкатулок.

Любой величественный поход оборачивается грабежом.

Любой грабёж – маскарадом.

В ранцах часы тик-так, проложенный тканями фарфор звяк-звяк, ювелирка по карманам бряк-бряк.

◆

Скоро они станут избавляться от ноши.

Коней съедят, а на себе тащить тяжко.

Cейчас по обочинам – сигаретные пачки и целлофан, а двести лет назад – канделябры и книги.

11

По пути из Москвы в Европу можно было неплохо подтянуть знание, к примеру, французской философии.

Поднимаешь Руссо,

прочитываешь,

бросаешь,

поднимаешь Вольтера,

листаешь,

бросаешь.

Трудно угадать, когда и как получишь дополнительное образование.

◆

Разве, проходя мимо нас с соседом, могли они представить, какой печальный поход им предстоит?

Разве могли они представить, что скоро начнут пить кровь своих боевых четвероногих друзей?

Вороных, гнедых, буланых?

И лица их будут перемазаны кровью вороных, гнедых и буланых. А потом они этих вороных, гнедых и буланых сожрут, друг за друга возьмутся.

Разве таким они представляли ближайшее своё будущее?

А более отдалённые перспективы и вовсе были от них скрыты.

Например, то, что их ноги, конские копыта, колёса повозок и орудийных лафетов месят грязь неподалёку от места, где спустя почти сто пятнадцать лет,

в июне тысяча девятьсот двадцать восьмого года,

состоится

шестой

съезд

коммунистической

партии

Китая?

◆

Единственный, проведённый за пределами Поднебесной.

12

Съезд прошёл вон в той усадьбе за водокачкой.

Присутствовало более ста кандидатов.

Они сформулировали основные задачи предстоящей китайской революции.

Среди почётных гостей был Бухарин.

Спустя девять лет он писал Сталину из тюрьмы:

«У меня сердце обливается горячей струёю крови,

когда я подумаю,

что ты

можешь верить в мои преступления

и

в глубине души сам думаешь,

что я

во всех

ужасах

действительно

виновен».

◆

Струя крови…

Интересно, когда солдаты отступающей Великой Армии перерезали коням вены, кровь текла ручейком или хлестала струёй? Голодные присасывались к ранкам или подставляли рты под фонтанчики?

Интересно, что бы я сам писал другу и соратнику, если бы по его приказу меня приговорили к смерти?

◆

Я бы пожелал ему счастья. Это ж каким грустным надо быть, чтобы забавляться казнями товарищей!

◆

Ещё несколько лет назад усадебный дом был разгорожен на убогие жилища.

Провалившийся пол, кособокая лестница, облезлые стены.

Теперь усадьба – сущее загляденье.

Правительственным распоряжением её передали китайцам, те высадили газон, а дом отделали до неузнаваемости.

На балконах красные бумажные фонари, на крыше шпиль.

По периметру решётка, у ворот табличка с иероглифами, очень похожими на те, что на банках тушёнки «Великая стена».

У китайцев на все случаи жизни одни иероглифы, одно название и одно мировоззрение – «Великая стена».

13

Дочитав до этого места, Кисонька снова возмутилась.

– Надоела история, хватит уже.

Давай уже чего-нибудь свежего.

Увидь уже что-нибудь кроме занудства.

Увидь то, что можно увидеть и чего нельзя.

Например, как сосед подглядывает через забор за богиней, которая загорает с голыми сиськами, или как я трахаюсь с плотником.

– Но здесь ещё ни слова нет про богиню и плотника, – возразил я. – Они ещё не существуют.

– Не существуют? – Кисонька сделала такие глаза, какие делают взрослые, услышав от детей наивное утверждение. – Если ты про них не написал, это не значит, что они не существуют. У тебя полный дом людей, а ты копошишься в старье.

– Если ты собираешься трахаться с плотником, я вообще его вычеркну, – твёрдо сказал я, мысленно вернулся на крышу и снова стал многозначительно вглядываться в даль.

◆

На повороте дороги заработал копёр – машина, забивающая сваи.

Копёр принялся мерно долбить – идёт строительство развязки.

◆

Рядом с ларьком урчит жёлтый экскаватор.

Сосед разравнивает площадку на опушке.

Там, где у него обычно саженцы.

Его подручные выкопали крупномеры и отволокли в сторону, вытащили из ларька холодильники.

Товары вывезли вчера.

Позавчера отковыряли и сложили на обочине тротуарную плитку.

◆

Дорога взбунтовалась.

Тихий просёлок между деревнями, принявший на себя однажды сотни тысяч ног и копыт, не пропускавший с тех пор ничего серьёзнее грузовиков с пиломатериалами для дач, вдруг заявил о себе.

Надоело дороге быть тонкой чёрточкой на карте, захотелось сольного проекта, захотелось стать шоссе с индивидуальным номером.

Напитавшись растущими потребностями новых жилых кварталов, дорога раздулась, как прожорливый питон.

◆

И придавила соседский участок.

◆

Землю под ларьком изъяли. Велели переезжать в сторону, туда, где саженцы.

И вот экскаватор равняет борозды с прикопанными деревцами. Крупномеры сберегли, а мелочь поленились.

14

Поставив ногу на хилую перекладину, я что-то заметил.

Блестит. Подполз – монета.

◆

Два крыла, две лапы, две башки.

И другие чеканные красивости с обратной стороны.

И тяжёленькая.

Ай да находка, сороки, что ли, обронили?

Сунул в карман, поставил на лесенку обе ноги, гляжу – череп.

◆

C крупную сливу.

Лежит в жёлобе кровельного покрытия.

Я взял череп.

Челюсть с остренькими клыками забавно щёлкает.

Я устроил сам себе кукольный театр – цапнул сам себя за палец.

◆

На пальце выступила красная капля.

Выдавил для дезинфекции, а глаз оторвать не могу.

Капля мерцает и притягивает.

◆

И тут у меня закружилась голова.

От вида крови.

Реально замутило.

◆

Как бы не кувырнуться.

Совершенно незапланированная тема.

Упал с крыши от вида капли крови на собственном пальце.

А кровь откуда?

Сам себя укусил крысиным черепком.

Величественная смерть, что и говорить.

Нет уж, у меня ещё вся книжка впереди.

◆

Я крепко схватился за лесенку, прижался к ней, зажмурился.

Копёр забивает сваи уже не на повороте, а внутри меня.

Стучит гулко, с низкими басами, и весь окружающий мир долбит в такт.

Лес,

дома,

заборы,

колокольня

и колокольчики.

Плюс дачные кооперативы.

Плюс сельскохозяйственные угодья.

Плюс участки под ИЖС.

Плюс колодцы-скважины.

И растревоженные сваями мертвецы вторят из-под земли.

◆

Стук начал удаляться и вернулся на стройплощадку.

Я растёр кровь по ладони, положил черепок на место и пополз вниз.

Глава 1

1

Спускаясь, я наступил на голову печника, который залип в телефоне.

Голова оказалась покатой и скользкой, такой же ненадёжной, как и перекладины лесенки.

Вернувшись на твёрдую почву, я взял лопату и поспешил туда, где сосед орудовал на экскаваторе.

◆

Экскаватор многое успел: вместо борозд с нераспроданными деревцами теперь плоскость, им изъезженная.

Все деревца были с изъянами, несимметричные, неразвившиеся, вот сосед и не стал с ними церемониться.

Я стоял как на месте казни инвалидов. Здесь и там виднелись останки калек.

Хотя нет.

Вон что-то жизнеспособное. Кора ободрана, веточки обломаны, но жизнь ещё теплится.

2

Вблизи сосед оказался таким же, каким я увидел его с крыши, – маленьким.

И экскаватор маленький. Маленький и жёлтый.

Впрочем, а какой же ещё? Не синим же ему быть, в самом деле.

– Классная машинка. – Я похлопал разогретую крышу кабины и постучал ногой по гусенице.

Желая всего лишь ухарски похвалить экскаватор, я не рассчитал силы. От дружественного пинка маленький жёлтый экскаватор повалился на бок. Сосед матерно выругался.

◆

Принося извинения, я немедленно поставил машину как была. Сосед, к счастью, не пострадал, только слегка ушиб локоть.

Отношения с соседями – хрупкая вещь.

– Можно я её заберу? – спросил я, указав лопатой на деревце.

– Нормальную покупай, – кивнул сосед на пышные саженцы в горшках.

Чтобы загладить инцидент с опрокинутым экскаватором, я должен был бы у соседа что-нибудь приобрести.

И я бы приобрёл.

Только денег у меня нет.

Я так соседу и сказал. Денег нет. Беру то деревце, которое он всё равно раздавил.

По маленькому лицу соседа, как по электронному табло, пробежала мысль, что за раздавленное деревце надо бы заплатить. Но мысль эту он не озвучил, а я сделал вид, что ничего на его лице не прочёл.

◆

Лопата плохо вонзается в грунт.

Мало того, что укатанный, так ещё повсюду камни и куски резины.

Раньше тут свалка была.

Сюда свозили отходы резинового завода.

Потом завод закрыли, свалку присы́пали, размежевали и продали.

Так деревня и получилась.

Всё как бы ничего: лес, пруд, инфраструктура – только вглубь особо не копнёшь.

Когда засыпа́ли, обломки с городских строек использовали вперемешку с глиной.

О камни инструмент тупится, от резины отскакивает.

3

Я выковырял деревце вместе с колтуном почвы и понёс.

Будет Кисоньке сюрприз – она любит деревья.

Сама любит и меня приучила.

Раньше я любил только вещи, любил умерщвлённое для моей пользы, превращённое в искусные изделия и красивые предметы. А теперь люблю живое.

Вот, например, деревце. Его тоже люблю. Не успел выкопать, уже полюбил.

Глава 2

1

От ворот до самого нашего дома тянется лужайка.

Кое-где кустарник и цветы.

На противоположной стороне лужайки дом с флигелем.

◆

Перед крыльцом, в кресле, полулежит богиня Инста.

Убрана богиня сдержанно. На лице очки от солнца, на бёдрах лоскут от взглядов. Ногти богини покрывает лак, губы – помада.

◆

Из кустов выскочила собака и бросилась мне навстречу.

Я не боюсь собак, тем более это моя собака. Она существовала с самого начала, просто ползала под террасой в поисках ящериц, поэтому я её не упомянул.

Собака преданно заглянула мне в глаза, обнюхала клок корней и успокоилась – дерево ей не конкурент.

◆

Я оставил ношу в тени у забора, помыл руки под краном и подошёл к богине.

Собака бежала впереди, изображая дозор.

Собака облизала богине ноги, и та захихикала.

Так хихикают те, кто не прочь, но всё равно артачатся.

2

Я склонился к богине, чтобы поприветствовать её поцелуем, но меня остановил и даже заставил вздрогнуть звук удара.

◆

Десятилетний мальчишка, сын богини, пнул футбольный мяч в стену дома.

– Ты с ума сошёл? – спросила богиня сына.

– Мне скучно! – крикнул мальчишка.

– А ну-ка, повтори по-немецки! – велела богиня.

Сын богини изучает немецкий, и она не упускает возможности заставить его практиковаться.

– Их вермиссе! – гаркнул мальчишка и, пиная мяч, побежал по лужайке. Собака с лаем бросилась следом.

◆

Ни богиня, ни тем более я не знаем немецкого, но звуки, которые издал её сын, показались вполне немецкими. И неудивительно, ведь слова он произнёс с гавкающей интонацией, а в конце выбросил вперёд правую руку на манер Гитлера. Речи последнего сын богини непрерывно смотрит в интернете и уже научился неплохо подражать кумиру. Богиня не осуждает привязанность мальчишки к тирану – иностранный язык лучше всего усваивается в игровой форме.

◆

Не успели мы с богиней налюбоваться резвящимся малюткой, как он издал истошный вопль, которым подкрепил попытки пнуть собаку. Собака уворачивалась, не выпуская из пасти мяч, утративший круглую форму.

– Она его прокусила! Прокусила своими мерзкими зубами!

Непреклонная богиня даже не повернула голову.

– Я понимаю только по-немецки.

– Дерхундбисдинбаль! Дер хунд бисс дин баль! – проорал маленький фюрер сквозь слёзы.

– Скажи это папе, пусть купит тебе новый, – посоветовала богиня ласково. – А сейчас отойди, ты заслоняешь мне солнце.

3

Сын скрылся во флигеле, громко хлопнув дверью.

Собака улеглась среди пионов и, положив передние лапы на комок мяча, принялась его жевать.

– Открой, будь добр.

Богиня пошарила позади шезлонга и выволокла за горлышко здоровенную бутыль литров на пять-шесть.

– Спонсоры подогнали.

– Не рановато с утра? – спросил я, срывая фольгу и сворачивая проволочную клеть с пробки.

– Не отвлекайся, – улыбнулась богиня и жеманно ахнула от хлопка.

– Бокал… – Я огляделся по сторонам, сообразив, что не понимаю, куда, собственно, лить.

– Сюда, – богиня подвинула тару.

– Прямо сюда?

– Лей.

Что ж, по крайней мере не расплескаю. Я наклонил бутыль и золотистая струя ударилась о дно ярко-зелёного пластмассового тазика. Когда угол наклона бутыли сообщил, что остались последние глотки, богиня скомандовала «стоп».

Она опустила в тазик ноги, подставила рот.

– Только чтоб ни капли мимо.

Я поднёс горлышко бутыли к её губам и аккуратно влил.

– Тонизирует и, одновременно, расслабляет, – сказала богиня, проглотив. Она откинулась в шезлонге и пошевелила педикюром. От её ступней бежали пузырьки.

Богиня навела на себя смартфон, поправила волосы, сложила красиво губы и запечатлелась.

Затем я запечатлел её в полный рост с тазиком.

Из получившегося богиня выбрала самое подходящее, объединила в иконостасик и отправила в мир.

#шикарнаяжизнь, #купаюногившампанском, #летоэтомаленькаяжизнь, #летоэтомаленькаяшикарнаяжизнь, #солнечныйдень, #здесьисейчас, #лавюфорэва, #безфильтров, #фэшн, #лакшери, #отдыхаемхорошо, #инста, #муд, #инстамуд, #инстагёрл, #инсталеди, #инстастар, #инстабогиня, #инстагаднесс, #инстатоплесс, #инстабади, #инстами.

Жить надо так, чтобы было что запостить.

– Пятьдесят за то, что я напишу, как всё славно в нашем королевстве, – улыбнулась богиня.

Я уважительно покачал головой.

Богиня привирает, ей максимум платят двадцатку, но и то хорошо, мне вообще никто таких предложений не делает.

Я немного ревную, что она никогда не выкладывает автопортреты со мной.

– В следующий раз удвою ценник, – нахмурилась богиня. – Вот тогда на самом деле будет хорошо.

После слова «хорошо» она рыгнула.

◆

Как и я, богиня любит быть обласканной.

Только ей удаётся извлекать из этого барыш. Она умеет вкушать сладость интерактивности и одновременно зарабатывать.

Обратила адикшн себе на пользу, утверждая, что посредством селфи дарит радость своим подписчикам.

Все мы любим объяснить собственные слабости стремлением к общему благу.

◆

Отправляя в мир изображения своего лица и тела, богиня создала культ.

Ей подражают, её вожделеют, производители и распространители косметики, парфюмерии, нарядов и средств от насекомых платят ей за автопортреты с их товаром.

Она делает ставку на картинки. Пишет по-минимуму – грамотность не её конек.

Придирчивый наблюдатель заметит, что богиня далеко не единственная, что она во многом уступает другим многочисленным богиням и культ её не так уж значителен, но всё же она занимает устойчивую позицию в обширном пантеоне нашей скоротечной эпохи.

Этим летом богиня вместе с сыном поселилась у нас во флигеле.

Глава 3

1

Я вернулся к дереву, окинул взглядом лужайку и выбрал место.

В это место я воткнул лопату.

Лопата воткнулась плохо.

Я стал втыкать снова и снова, выворачивая сухую глину. Скоро попался битый кирпич, затем, разумеется, резина.

Копать всё труднее.

Слежавшиеся презервативы. Брак, когда-то вывезенный сюда с завода.

Копнул в стороне. И там презервативы.

Копнул в другом месте – презервативы.

Свившиеся, спрессованные, утрамбованные, как солёные кильки.

Залежи.

◆

На террасу вышел печник.

Вальяжный.

Вольготный.

Я опёрся на лопату, чтобы отдышаться.

– А не попить ли нам чаю? – произнёс печник, как бы ни к кому не обращаясь.

Он погладил ус и подмигнул богине.

Богиня засмеялась.

– У тебя тут отливы под окнами неправильно установлены, – заметил печник.

– Что не так? – спросил я.

– Угла не хватает, вода стекает плохо.

Я вздохнул.

– И дверь скрипит, ты б её смазал, что ли.

Печник медленно закрыл дверь, открыл и снова закрыл-открыл.

Раздался противный визг.

Богиня лениво потянулась.

Я снова взялся ковыряться в гондонах.

– Хозяин, работа есть? – донеслось из-за калитки.

2

Почтительно склонившись, на меня смотрят двое среднеазиатских работяг.

В калитку без приглашения не суются, знают правила.

Я пригласил их войти.

Вошли и отшатнулись.

А я и забыл совсем. Богиня по-прежнему топлес.

Уж извините, ребята, у нас такое бывает. И не надо отвечать своим ИГИЛом на нашу раскрепощённость.

Вот презики, вот лопата.

Символично, ничего не скажешь: ковырять слежавшиеся контрацептивы на глазах у полуголой бесстыдницы.

Не отвлекайтесь. Вот тут надо разрыть, углубить, расширить.

Насыпать плодородной почвы.

И воткнуть вот это дерево.

◆

– Сколько дашь, хозяин?

◆

И тут я вспомнил, что денег у меня нет.

Семья на мели.

Что-то я, конечно, наскребу, но это гроши, отложенные до следующих поступлений, которые ещё неизвестно когда произойдут.

Посадка дерева не планировалась.

Сейчас не сезон посадки деревьев.

Вряд ли оно приживётся.

Спонтанное неосмотрительное вложение.

Может, отдать им богиню?

Не насовсем, конечно. Просто потискать.

Она, возможно, не прочь.

Я огляделся.

– Отдам вам её.

Работяги посмотрели туда, куда и я.

Не молодка, зато тяжёлая.

3

Возле дровника под навесом стоит старая сломанная стиральная машина.

Барабан из нержавейки, вся целиком килограмм на пятьдесят потянет.

В пункте приёма металла за неё дадут больше, чем я заплачу наличными.

◆

Подошли, подвигали, посовещались.

Так совещаются дети, когда проворачивают сделку.

А стали бы они осматривать богиню, если бы я всё-таки предложил им её?

Стали бы трогать, проверять зубы и плоскостопие?

◆

Работяги заспорили на своём языке.

Замковыми камнями в нехитрой архитектуре их фраз звучат русские слова: лес, менты и молодой.

Видимо, они обсуждают, как потащат стиралку через лес, чтоб не попасться на глаза полиции, и основной груз ляжет на плечи самого молодого и крепкого из них.

Молодой хмурит красивые брови и грызёт травинку.

◆

По рукам.

Согласились и взялись за лопаты, подстёгивая самих себя словечком «айда».

Айда, айда, айда.

Штыки вонзились в неподатливую русскую землю.

Айда, айда, айда.

Полетели во все стороны бракованные резиновые изделия.

Айда, айда, айда.

4

Забыл про собаку.

Она, конечно, облаяла работяг. Но не со зла, а для порядка.

Чтоб знали своё место.

Собака у меня немного наци.

На славян не лает.

Сразу хочу предупредить, что я её взгляды не разделяю.

Глава 4

1

Оставив работяг трудиться под присмотром голой богини и собаки-расистки, я вернулся в дом.

Только вошёл, слышу:

– Не попить ли нам чайку.

Печник никогда не говорит напрямую. Выходит, он ни о чём не просил, ему всё сами предложили.

Я поставил чайник.

Печник уселся на стул с высокой спинкой и огладил бороду. Потом провёл по ней пальцами, словно гребнем, пропустил через кулак.

Ногти у него холёные. Ногти печник бережёт и содержит в блистательном состоянии. После каждого сеанса труда, которые случаются лишь изредка, он в два раза дольше заботится о ногтях.

◆

Лаская бороду, печник принялся рассуждать.

Он любит мемуары и не любит современную литературу.

Зачем нужна выдумка, если реальность, особенно минувшая, намного изящнее и увлекательнее.

– Я давно не читаю романы, – в который раз повторил печник.

Я вздохнул и зачем-то согласился; мемуары и в самом деле бывают очень занимательны.

– Писатели не могут выдумать ничего интересного, – сообщил печник.

Я опять вздохнул.

Что-то часто я вздыхаю в последнее время.

2

Позади печника тенью притаился наполовину разобранный камин.

Все предметы вокруг покрыты пылью.

Мини-Помпеи перед потухшим мини-Везувием.

Печник работает вдумчиво и неторопливо. Согласно замыслу обновлённый камин должен стать изящнее прежнего, но пока он, наоборот, занимает всё больше пространства.

◆

Едва дождавшись кипения, я заварил чай и, пожелав приятного аппетита, сбежал.

Пора уже проведать Кисоньку.

Глава 5

1

Кисонька раскинулась, как пьяное хамло, поперёк кровати.

С одного конца ножка с красивыми пальцами, с другого – горячая и симметричная розовая голова c закрытыми глазами.

Из-под наваленных как попало кудрей торчит ушко.

Какое чудо эта голова и это ушко из-под волос!

Губки приоткрылись, веко со вчерашней подводкой скомкалось.

Кисонька прислушивается к чему-то во сне. Пытается что-то понять.

Такие лица бывают у жертв терактов или, наоборот, у застреленных террористов.

Как-будто тайна вот-вот должна открыться, но всё никак не открывается.

◆

Кисонька перечёркивает собой кровать, образуя запрещающий знак.

Яркий луч проникает через щель между ставнями и рассекает Кисоньку пополам. Так иллюзионисты распиливают на арене улыбающихся женщин.

◆

Кисонька распространяет жар и аромат. Вот бы весь окружающий кислород пах как она.

Я вдохнул и залыбился, как дурак.

Посмотрел на ножку. Ножка так и напрашивается.

Я склонился и поцеловал.

2

На полу валяются лосины тропической расцветки.

Я поднял их и прижал к лицу.

Северокорейские агенты отравили брата Председателя Трудовой партии Кореи Ким Чен Ына похожим способом.

Не в том смысле, что прижали к его лицу кисонькины лосины.

От лосин он бы наоборот воспрял.

Они поднесли к его носу лоскут, пропитанный ядовитым дурманом.

Через несколько часов бедняга скончался.

◆

Я от Кисонькиного запаха теряю разум.

Начинаю её обожать настолько, что хочу скомкать, запихнуть под одежду, прижать к сердцу и всегда там носить.

Главное – никогда этого не делать.

Подобного скомкивания её организм не выдержит.

Но есть у меня и менее опасные желания – я хочу ею стать.

Хочу немножечко побыть Кисонькой.

3

Недолго думая, я натянул на себя её лосины.

Эластичная ткань позволяет.

У Наполеона вся армия в лосинах ходила.

Не в леопардовых, правда, а в белых. Тогда это было нормой. Сотни тысяч мужчин в лосинах.

И все возле моего дома.

◆

Вы только не подумайте, что для меня женские лосины натянуть – обычное дело.

Просто никого нет, мы с Кисонькой одни. Тем более она спит.

А ведь ещё недавно рядом спала сиротка.

Её разобранная кроватка стоит в сарае.

Не выкидываем, авось пригодится.

Глава 6

1

Сиротка была самая настоящая. У неё из родителей только бабушка.

И бабушкина сестра.

Бабушек две, а родителей нет.

Познакомились мы на Новый год.

◆

Перед тем как позвонить в железную дверь сироткиной квартиры, мы с Кисонькой задержались этажом ниже – прямо на лестнице я преобразился в Деда Мороза.

Всё необходимое было у меня с собой.

Я надел красный тулуп, шапку с белым отворотом и бороду. (Дети нынче пошли наблюдательные, вычисляют самозванцев по башмакам.) Так вот, чтобы избежать провала, я всунул ноги в горнолыжные ботинки.

Походка моя сделалась словно у штурмовика из «Звёздных войн», из-под пяток вылетал пластмассовый стук.

Укутанный синтетикой, скрытый под курчавым забралом бороды, я вспотел, не успев взять в руки мешок с подарками.

Из квартир высунулись любопытные, весь подъезд был в курсе – к сиротке сегодня придёт праздник. На лицах переливалось удовольствие от предстоящих пересудов, будто я – жених, явившийся свататься.

◆

Дверь передо мной приоткрыла худощавая, даже костлявая, высокая старушка в платье с большим кружевным воротником, который двумя белыми крыльями спускался ей на грудь.

Это была, как после выяснилось, родная бабушка.

– Вы к кому? – спросила она через щель.

– Я Дед Мороз, – забыв о всякой величавости, почему-то виноватым шёпотом ответил я.

– Что вам нужно? – спросила бабушка.

– Я принёс подарки, – ответил я растерянно и показал мешок.

– Ну проходите, – милостиво позволила бабушка, сняла цепочку и открыла дверь пошире.

◆

Из глубины жилища, переваливаясь с одной ноги на другую, приближалась другая старушка – бабка номер два. Ноги у неё были кривые, как у кавалериста. Одета она была в застиранные мужские трусы спортивного кроя и громадную несвежую футболку.

Сама cиротка выглядывала из комнаты. Любопытство на её личике сменялось испугом, а кокетство – осторожностью.

◆

Мы с сироткой в тот момент были чем-то похожи. Я – чудо переодетое, она – почти настоящее.

В ней было понимание всего на свете. Понимание того, что перестают понимать взрослые. Понимание того, что понимать ничего не надо – всё и так понятно. Например, что я – реальный Дед Мороз, а не ряженый.

Готовность радоваться ещё преобладала в ней над желанием разоблачать.

Подозрительность и боязнь подвоха ещё не восторжествовали.

Доверчивость, эта божественная черта, была в сиротке.

Но конец уже виднелся. В её припухших, всегда как бы заспанных глазах была усталость. Причастность к неземному тяготила её, инстинкт торопил поскорее вылупиться, опериться и вовсю зажить обычным человеческим существом.

◆

Родная бабуся принялась поправлять сиротке волосы, а неродная подтянула на малышке сползающие колготки.

– Поздоровайся с Дедом Морозом, – сказали обе пенсионерки хором.

Сиротка смущалась, прятала глаза и не соглашалась меня приветствовать. Наконец она быстро произнесла: «Здравствуй, Дед Мороз», и я поклонился ей. Когда я посмотрел на старушек снова, то невольно застукал их лица. Они переглядывались с такой усмешкой, будто с наслаждением наблюдали, как девственника привели в публичный дом.

2

Стараясь говорить басом, избегая глупых смешков, к которым приводит смущение, я принял приглашение пройти вглубь жилища, где, усевшись на диван, принялся одаривать обитательниц квартиры.

Ни одна не осталась обделённой.

Совершенно не помню самих подарков, помню только, что вручил малышке маленькое боа из розовых перьев. Увидев заранее её фотографии в разных нарядах, я решил, что боа окажется кстати.

◆

Когда я вынул боа из мешка, несколько пёрышек упали на пол.

– Что за странная вещь, столько мусора! – заквохтала бабуся, как если бы в курятник забрался лис. – Мы это уберём.

Сиротка подхватила:

– Мы это уберём! Уберём! От этого беспорядок!

Та, что в мужских трусах, наблюдала со стороны, скрестив на груди руки.

Корявые клешни и нежные пальчики слаженно скомкали розовые перья и затолкали в далёкие закрома.

Теперь мне иногда кажется, что однажды, спустя много лет, во время генеральной уборки, то несчастное боа попадётся сиротке на глаза и она с нежностью вспомнит Деда Мороза и новогоднюю ночь.

Мне хочется, чтобы так случилось.

3

Я опять почувствовал себя женихом.

Моей скудной хитрости хватало лишь на то, чтобы кое-как притворяться Дедом Морозом, но охмурить двух мегер и сиротку, в которой пробудилась подозрительность…

Это было выше моих сил.

Я совершенно взмок и покинул квартиру, чтобы избавиться от ставшего ненавистным костюма.

◆

На лестнице поджидала Кисонька.

Она спросила, как всё прошло, и я ответил, что нормально.

Вообще, я не понимаю, зачем спрашивать, как прошло, если здесь и так всё написано.

Не видно разве, как прошло?

Кисонька помогла мне убрать костюм в сумку и потянулась салфеткой к моему мокрому лбу.

Я оттолкнул её руку:

– Я сам. Извини. Просто я сам.

Я утёрся рукавом, и мы вместе отправились в гости к сиротке.

Глава 7

1

Сиротка встретила нас возбуждённая, рассказала про Деда Мороза.

За пять лет жизни она впервые увидела его.

На ёлки её не водили, на дом Дед Мороз не приходил.

◆

Захлёбываясь словами, она утверждала, что щедрый гость был ростом до потолка. Это мне, признаюсь, польстило.

Что ни говори, а униформа, даже дедморозовская, придаёт мужчине вес.

◆

Рассказывая про подарки, сиротка не упомянула боа.

2

Пригласили за стол.

В шкафу напротив помещался хрусталь, цветные фотографии женщины в белом халате и чёрно-белые – мужчины в костюме-тройке, а также телевизор.

Телевизор показывал балет. Накрашенные красавцы в белых лосинах с набухшими гульфиками ходили на цыпочках.

◆

Старушки рассказали, что отец их, петербуржец с высшим образованием, в пору расстрелов по сталинским квотам почуял опасность и отбыл в Москву.

Система репрессий была массовой, но не дотошной, никто не стал его разыскивать.

Женился родитель поздно, но на молодой.

Насладиться отцовством ему не довелось: инфаркт, обеих дочерей воспитала мать.

Позже одна из сестёр, то есть бабуся сиротки, родила дочь. Мужем при этом не обзавелась.

Да вот, собственно, они оба: отец чёрно-белый, дочь цветная.

Посмотрев ещё раз на женщину в белом халате, я подумал, что доктора тоже смертны.

◆

В довершении бабка поведала о природе сироткиного имени.

Ушедшая в иной мир мать назвала её в свою честь.

А сама она носила имя собственной матери. То есть бабки.

Третье женское поколение с одним именем.

Ничего особенного, имя как имя, но дамочки явно испытывали к нему слабость. После кончины дочери старушка отношение к имени изменила.

– Пришла в годовщину на могилку, прочитала и всё поняла, – призналась она.

◆

Вскоре имя сиротки было официально изменено – исправили одну букву.

Любопытный метод избавления от проклятия. А именно проклятие, по мнению пенсионерок, нависло над их семьёй.

3

Мы с Кисонькой молчали. У меня даже аппетит пропал, что оказалось кстати – на столе было шаром покати.

Кроме пирога.

Надо отдать должное Кисоньке – она принесла большой пирог.

Несли мы вместе, но идея её.

По Кисонькиной инициативе мы испекли пирог с сыром и шпинатом, разместили его аккуратно на досточке, чтобы не разломить, и принесли.

Не успела Кисонька раскрыть свёрток, как бабка в трусах оторвала кусок и запихнула в рот.

– Можно я только попробую? – спросила она с набитым ртом.

Мы с Кисонькой действовали наперегонки с бабкой: она отъедала от пирога с одной стороны, а мы аккуратно нарезали его с другой. Нас было двое и действовали мы слаженно, на стороне бабки была только прожорливость. В итоге получилось что-то вроде ничьей – половину удалось спасти.

4

– Не вы одни к нам сватаетесь, – сообщила наевшаяся старушка. – У нас и другая пара претендентов есть. Крепкая семья, состоятельные люди, свой повар, на море возили.

Сиротка принялась вертеться на стуле. На неё посыпались вопросы о море, о медузах и ракушках, но она ничего не могла вспомнить.

– Жаль, они кошку завели. Кошка хоть и лысая, но у нашей всё равно аллергия. Чихает, сопливит. А они такие хорошие, солидные, икрой угощают.

◆

Старушки переглянулись.

После молчаливого обмена взглядами и внутренней борьбы бабка сиротки пошарила под подолом и выкатила железную дальневосточную шайбу.

◆

Мне, как единственному мужчине, доверили вскрывать.

Я справился, соорудил сразу несколько расточительных бутербродов и, не откладывая, впился в один из них зубами.

Кисонька отказалась. Она только и делала что смотрела то туда, то сюда, что возвещало о мыслительном процессе.

– Мы кого попало не берём, – сказала та, что в трусах. – Вот вы, например, лауреат.

Я кивнул.

– Вам ведь и деньги дали?

– Дали.

– Много?

Я назвал сумму, уточнив, что она не облагается налогом. Старушки многозначительно переглянулись.

Сиротка бросила на меня благосклонный взгляд.

Cлушая о претендентах на своё драгоценное величество, она даже внешне поменялась.

Превратилась в маленькую предпринимательницу, дерзкую и бескомпромиссную: деньги есть – подходи, денег нет – следующий!

Её готовность, её неизвестно откуда взявшаяся деловитость ужасали, как разверзшийся террариум. Она была то чрезвычайно резва и весела, то делалась мрачной.

Скоро она пришла в столь сильное возбуждение, что потребовала выпить.

Все мы принялись как можно искреннее ругать алкоголь, между делом пытаясь подсунуть ей лимонадик.

Оказалось, сиротку не так просто провести.

Поднялся невообразимый ор. Не умилительный детский скандал, а некрасивая, с искрами безумия истерика.

Залить пламя удалось лишь рюмкой ликёра из бутылочки, к которой то и дело прикладывались обе бабуси.

◆

Налить доверили мне.

Я попробовал ограничиться самой малостью, но сиротка взвизгнула, чтоб до краёв, и мне пришлось подчиниться. Не успел я выполнить приказ, как она схватила рюмку и, расплёскивая, хлебнула.

◆

Скривилась и отшвырнула.

◆

И плюнула.

◆

И заревела.

Посыпались увещевания, облитым и оплёванным вручили салфетки. Кисонька покраснела.

Заткнуть разбушевавшуюся сиротку удалось только шоколадным зефиром.

За несколько минут до этого она выпрашивала хотя бы одну зефирку. Стоило поднять крик – и она заполучила всю коробку.

5

Воспользовавшись затишьем, разомлев от ликёра и пирога, бабка в трусах завела душевный разговор. Вспомнила юность, рассказала, как в институте занималась боксом, что было дикой редкостью, и как однажды после травмы у неё так ломило позвоночник, что она ходила по-маленькому стоя.

– Она у нас певица, – встряла другая бабка, которую смутило столь откровенное признание сестры.

– Музыкант, – поправила рассказчица.

– И блогер! – выкрикнула сиротка, и все почему-то смутились.

– Покажи свой клип! – не унималась сиротка.

◆

После недолгих уговоров старушка в трусах продемонстрировала музыкальное видео.

Затем ещё одно.

И ещё.

А некоторые говорят, у нас пенсионеры не включены в актуальную реальность.

Какие образы населяли её клипы?

Крепкие объятия.

Подмосковные вечера.

Уважение к старикам.

Душевная близость.

◆

Кисонька боялась пошевелиться, бабуся в платье смотрела с благоговением, автор смотрела с достоинством, сиротка время от времени поворачивала к нам лицо и кричала: «это я!» – когда видела на экране себя.

◆

После показа нам намекнули, что хорошо бы поставить клипам по лайку.

Мы тотчас выполнили просьбу.

Наши лайки оказались пятым и шестым по счёту.

◆

Cиротка пожелала мороженого.

– Тебе хватит, – строго сказала родная бабка.

– У тебя сахар повышенный, – сообщила вторая.

– Вы какашки! – завопила сиротка. – Какашки и говно!

Её выволокли из-за стола, но крик не унимался. Тогда сиротку вернули и вывалили перед ней целый кирпич пломбира.

6

– Почему ты не написал правду? – спросила Кисонька, когда ехала с Дедом Морозом домой.

– Какую правду?

Дед Мороз сделал вид, что не понял вопрос, хотя понял всё очень хорошо.

– Почему ты не написал, как мы познакомились с сироткой и зачем она нам вообще понадобилась?

Дед Мороз тянул с ответом не случайно, не хотелось обо всём этом говорить, особенно при водителе такси.

– Почему ты не написал, что мы много лет пытаемся завести ребёнка и ничего не получается? Почему ты не написал, что мы ходим по разным врачам, сдаём анализы, я колю гормоны, и всё без толку? Почему ты не написал, что сам постоянно меняешь мнение: то хочешь ребёнка, то не хочешь? Почему ты не написал, что тебе сказал доктор?

Деду Морозу показалось, что он стал увеличиваться, что сейчас подомнёт Кисоньку, спинки сидений и водителя, выдавит собою окна, а затем разорвёт автомобиль и сам потом разорвётся.

– Почему ты не написал, что усыновление – единственный для нас вариант завести ребёнка? – спросила Кисонька.

Дед Мороз занимал прежнее пространство, его не разорвало, скорее, он стал похож на замёрзший кабачок: снаружи вполне, а внутри пустой и бессмысленный.

Глава 8

1

Пока я тут рисовал картины прошлого, Кисонька пробудилась. Горячая, как печка.

Наши расписания состыкованы со смещением: я засыпаю – Кисонька курит, я проснулся – Кисонька спит.

Небольшой зигзаг во взаимном тайминге обеспечивает крепость отношений.

◆

Я обнюхиваю Кисоньку, как пёс обнюхивает съедобное сокровище.

Я берусь за неё, как повар берётся за тесто.

Глажу, шлёпаю и валяю.

И тогда она воскресает ото сна, а я, наоборот, вырубаюсь.

◆

Но иногда требуется другой подход.

Вот и теперь, едва я собрался её воскресить по привычной схеме, как получил отпор.

– Ты груб и тороплив, – сказала Кисонька. – Я ничего не чувствую.

Лицо её напоминало тучу, из которой вот-вот ливанёт.

– Совсем не хочется просыпаться. Не хочется жить. Зачем жить? Я никому не нужна. Я мёртвая, не различаю ни запахов, ни цветов. Я нужна тебе только для того, чтобы трахать по утрам и пользоваться моими идеями. Ты не заботишься обо мне. Я чувствую себя кольцом, завалившимся за диван…

Омрачённый таким поворотом дела, я всё же отметил про себя великолепие метафоры.

Я потянулся за телефоном, чтобы записать, но передумал. Записывать в такой момент – это уж слишком.

Постараюсь запомнить методом ассоциаций.

Кольцо.

Кольцо, как у Толкина.

Диван… у бабушки был диван, обтянутый зелёной материей. Зелёный колючий диван, за который завалилась Кисонька…

– По утрам мне кажется, будто жизнь держит меня под водой. Держит насильно и смотрит, как я захлёбываюсь. И ждёт, когда я захлебнусь.

Снова метафора! И опять прекрасная, яркая, сочная, говорящая!

Толкин, диван, вода…

Я схватил телефон и начал вбивать в него слова.

– Я живу будто не с тобой, – сказала Кисонька. – Будто одна. Я чувствую, что ты здесь и не здесь. Ты всегда в своих мыслях, в своём телефоне, что-то записываешь. Я живу не с тобой, а с целой толпой чужих мне персонажей. Они торчат в нашем доме, едят нашу еду, спят в нашей спальне. Иногда я не знаю точно, с кем занимаюсь любовью, с тобой или с кем-то другим.

2

Существует ещё один способ утреннего воскрешения Кисоньки.

Срабатывает в любых ситуациях.

Достаю свёрнутый в рулон электрический мат-расик, раскатываю на кровати рядом с Кисонькой, включаю.

◆

Личико Кисоньки перестаёт расплываться и обретает отчётливость.

◆

Поверх матрасика расстилаю плёнку на манер маньяка-чистоплюя.

Говорить ничего не приходится, Кисонька сама переползает на плёнку.

Личико оживляется.

◆

Открываю большую зелёную банку, насыпаю из неё в миску, разбавляю тёплой водой, перемешиваю.

По комнате расползается таинственная вонь.

◆

Так пахнут могилы древних королев.

◆

– Ты такой вонючий, – говорит Кисонька, потягиваясь.

Губки её образуют озорную улыбку.

◆

Черпая из миски, обмазываю Кисоньку получившейся жижей.

Жижа обладает чудодейственными свойствами.

Кисонька приятно скользит под ладонями.

Всё выглядит так аппетитно, что хочется лизнуть.

Украдкой пробую с пальца.

Кисло и на зубах хрустит. Наверное, мощи одной из тех самых древних королев.

Кисонька переворачивается на спину, смотрит на меня нежно.

– Ну разве можно ходить в салон, чтобы это делал другой мужик, да ещё за пять тысяч?

– А что, в салоне мужики?

– Бывает, что и мужики, – Кисонька блаженно закрыла глаза, демонстративно предавшись воспоминаниям.

Везёт же некоторым с работой. Обмазываешь голых баб зелёной жижей и за каждую получаешь пятёрку.

◆

Заляпав Кисоньку со всех сторон, я плотно обмотал её полиэтиленом и накрыл одеялом.

Можно подумать, Кисонька приготовлена в последний путь.

Если электрический матрасик коротнёт, чудодейственное ложе вполне может превратиться в погребальный костёр.

И откуда только подобные мысли?

3

На воскрешение Кисоньки уйдёт полчаса.

Надо их чем-то занять. Например, посмотреться в зеркало.

Увидев отражение, я не стал мыть руки.

Остатками жижи я нарисовал вокруг глаз круги, а через лоб, нос и подбородок провёл вертикальную линию.

И натыкал точек тут и там.

Не то чтобы я любил играть в дикаря, просто жижу жалко, она довольно дорогая, даже если по интернету покупать.

Плюс стоимость самой процедуры.

◆

Пока мы возились с сироткой, то порядочно на неё тратились.

Аттракционы, контактные зоопарки, катание на пони, развивающие игры, цена на которые равна прожиточному минимуму. В те дни мы начали экономить на себе, Кисонька частично перешла на домашнюю косметологию и пристрастилась.

Мне тоже нравится, чувствую себя повелителем.

Плюс семейное единение.

◆

Издалека донёсся звук лобзика.

Довольный собственной рачительностью, предвкушая встречу с плотником, я спустился вниз.

Глава 9

1

Печник шевелил толстыми пальцами ног и пил чай.

За его спиной разверзся камин.

Как лучше сказать: недоразобранный или недостроенный?

Разгромленный.

◆

Напустив на себя озабоченный вид, будто у меня важное дело, я быстро прошёл к задней двери.

И вот я уже на крыльце, выходящем на лес.

2

Взору открылась лужайка в пятнах светотени. За лужайкой – хвойно-лиственный вал.

Выйдя на крыльцо, я оказался у подножья вала. Берёзы, обёрнутые в будущие берестяные грамоты, и сосны, шелушащиеся золотой поталью.

На краю леса, возле сарая, орудует плотник. Лужайка припорошена стружкой хлебного цвета. Поблизости валяется несколько деревянных ломтей и множество пустых пятилитровых канистр от растительного масла.

На кирпичах стоит наполненный железный чан.

Под чан подведены восемь горелок, над каждой трепыхается синий газовый огонь.

Плотник возится с большущим пнём.

3

– Ты настоящий зверь, мой малыш, – сказал мне плотник.

– Зверь, который пишет этот текст, – уточнил я.

– Ты настоящий сатир: низ звериный, верх дикарский.

– Трудно найти слова слаще для уха тихого и пугливого интеллигента, – ответил я, не будучи в силах скрыть восторг от элегантной похвалы плотника.

Мы заключили друг друга в крепкие мужские объятия. Давно не виделись.

– Варишь? – спросил я.

– Вывариваю, – ответил плотник. – Ты как раз вовремя.

◆

Пыхтя и неловко переступая, мы вместе доволокли до чана здоровый пень.

Плоскость спиленного ствола обширна и своими причудливыми очертаниями напоминает континент. Внутренние карманы, образовавшиеся в теле дерева в течение долгой жизни, кажутся озёрами, трещины – ущельями, глубоко простирающиеся от внешнего края витиеватые ложбинки – устьями рек. Годовые кольца, расходящиеся широкими волнами, концентрируются посередине густым затемнением столицы.

Мы погрузили пень в масло, и он выбросил на поверхность три цепочки быстрых пузырьков – масло начало вытеснять кислород.

– Сколько тут? – спросил я.

– Сто пятьдесят литров, – гордо ответил плотник.

4

Плотник – молодой мужчина с лицом актёра и густой шевелюрой.

Он красиво курит, костюмы на нём сидят безупречно, в чужие дела нос не суёт.

Не из хорошего воспитания, просто ему плевать.

Идеальный набор качеств для успешной карьеры. Она у плотника до недавнего времени и была.

◆

Плотнику можно было только позавидовать – помощник одного из первых сановников континента.

Одного из семи царей.

В обязанности плотника входила организация торжеств, коих было немало.

5

Причина карьерного вознесения плотника заключалась ещё и в том, что рядом с ним хозяин чувствовал себя как бы европейцем.

Уж больно светское впечатление производил плотник на фоне прочих холопов в пиджаках различных оттенков синего.

Шеф его даже немного стыдился и при себе держал для стимула, для личностного роста.

Чтоб не срываться и в дикое русское барство не впадать.

А если и срывался, а срывался он постоянно, то хотя бы осознавал это и от искреннего и глубокого раскаяния особое наслаждение испытывал.

Русское раскаяние сродни русской же бане: сначала раскаляешься докрасна, а потом сразу в ледяную купель, чтобы пар и шипение, чтобы от раскаяния убеждения только окрепли.

Сам плотник хоть и не был образцом чувствительности, но природу имел противную природе хозяина и критический порог пересёк неожиданно для самого себя.

6

Однажды верховный правитель собрал всех своих семерых царей.

Точнее, хозяин нашего героя всех собрал, но под эгидой верховного.

Надо было ему, хозяину, что-то обстряпать.

Дело происходило в степном сердце державы, в зоне месторождений, после саммита.

◆

Немолодые, с лицами, выделанными продолжительным пребыванием у власти, цари расселись за столом, пустой трон во главе которого предвещал появление верховного.

Каждый из семи был наместником в одной из стратегических отраслей, строго следил за соблюдением интересов верховного, приравненных к интересам империи, и о себе, в разумных пределах, не забывал.

Верховный задерживался, цари молчали, один задремал.

◆

Если бы в том зале имелись часы, было бы слышно, как они тикают.

Но часов не наблюдалось, а потому не было и времени.

Часы, кстати, отсутствовали неслучайно. Зал, в котором проводилось собрание, раньше служил для нужд казино, а после запрета на азартные игры использовался для торжественных мероприятий.

Многое тут было переделано, в том числе и перед приездом верховного, но часы по традиции не приживались.

Кроме того, по какой-то необъяснимой причине в помещении царил холод.

Отопление работало исправно, но оно не в силах было победить стабильно низкую температуру бывшего игорного чертога.

Гости поёживались, у наместника в сфере технологий будущего, тонко взвыло в животе.

Подали горячие напитки, что привело к предательски громкому бурчанию в брюхе у наместника над северными путями.

Задремавший всхрапнул.

Привыкшие ждать уже начали маяться, но тут явился адъютант.

◆

Было доложено, что визит верховного отменяется, а вместо этого прибыло приветственное слово.

Хозяин вечера был хоть и расстроен, но принял бумагу с трепетом, будто скрижали какие.

◆

Все семеро встали.

◆

Хозяин вечера начал читать со слезами на глазах.

Что именно заставило его прослезиться: неявка верховного или честь озвучить священные слова.

◆

Традиции гостеприимства.

Взаимовыгодное сотрудничество.

Сердце радуется.

Героические страницы.

Победоносная и непобедимая.

Традиции и культура.

Победа над фашизмом.

Подмосковные вечера.

Уважение к старикам.

Укрепление боеготовности.

Патриотическое воспитание.

Душевная близость.

Традиции и культура.

Сердце радуется.

Ни пяди своего не отдадим.

Подмосковные вечера.

Героические страницы.

Сакральное место.

Уважение к старикам.

Победа над фашизмом.

Взаимовыгодное сотрудничество.

Геополитическая катастрофа.

Победоносная и непобедимая.

Подмосковные вечера.

◆

Когда стало ясно, что конец, все семеро устроили овацию.

Наместник по технологиям будущего больше других старался.

Он с самого начала ладоши держал наготове и разок хлопнул преждевременно.

А по окончании захлопал радостно ещё и оттого, что угадал.

Ещё и оттого, что чуял: близится обед.

7

Cлуги принесли закуски и прохладительные напитки, а затем и главное угощение – разваренные куски на подносе.

– Присаживайтесь.

Редчайшее блюдо, старинный рецепт, а не какая-то херня.

В древние времена подавали только на пирах императоров.

Гостеприимный хозяин поклонился пустому трону.

В нашу эпоху отведать кушанье невозможно, потому что данный зверь, из которого блюдо, истреблён.

◆

Практически.

◆

Глядя на пустой трон, гостеприимный хозяин выдержал выразительную паузу. Молчание затягивалось, и хозяин, окинув всех лукавым взглядом, спросил:

– Где же этого редчайшего зверя раздобыли, если он истреблён?.. Практически.

◆

Наместник по технологиям осмелился предположить, что блюдо – результат новейшего научного эксперимента, осуществлённый специалистами его ведомства.

– Нет и ещё раз нет, при всём уважении, – клокотал от гордости хозяин. – И не охота, нет! Не экспедиция в Африку или в Хакассию, – он подмигнул одному из царей, но каменный лик того даже не дрогнул.

– Вы не поверите, – хозяин ликовал из-за собственной смекалки.

Все, даже самые безразличные, сосредоточились.

– В местном зоопарке. Последняя особь.

◆

По лицам, видавшим виды, пробежала мгновенная рябь с нюансами.

Храпевший недавно силовик покачал головой, отдавая должное смекалке, а начальник технологий будущего брезгливо поджал губы, эту грубую смекалку презирая и одновременно ей завидуя.

◆

Не успели цари вонзить свои искусственные и натуральные клыки в кушанье, как обнаружилось, что оно несъедобно.

То ли в старинный, чудом дошедший до нас рецепт вкралась ошибка. То ли редкий зверь был слишком стар и утратил на зоопарковом корме деликатесные качества.

А может быть, избалованные современные рты оказались не готовы к кулинарному величию прошлого.

А может, история происхождения блюда лишила всех аппетита.

И даже окружающий холод не помогал.

Цари налегали на гарнир, рвали хлеб, а один знаток единоборств даже позволил себе шутку, мол, его супруга и та мягче.

◆

Скоро все умолкли. Остывающий последний зверь удостоился минуты молчания.

◆

Жестом хозяин подозвал нашего героя, будущего плотника.

Общение между ними давно не нуждалось в вербальном переводе.

Хозяин взглядом приказал избавиться от неудачного блюда.

◆

Цари расставались с тарелками без сожаления, и лишь один, тот, который по технологиям, одними губами спросил: «Не против ли папа? Одобрит ли он тот факт, что не доели?»

И едва слышный этот вопрос был, однако, услышан всеми, и тяжёлые лица обратились к хозяину.

И в самом деле, папа не против?

Хозяин варварского пира поглядел осторожно на пустующий трон, затем по-отечески на коллег и подчёркнуто выразительно, но беззвучно, как для глухих, артикулировал:

– Папа разрешает.

◆

Остывшие куски редкого зверя скормили учёным собакам, распознающим по запаху коварные помыслы.

Только одну порцию упаковали и передали свите самого бережливого из царей.

Тот пожелал разогреть и ещё раз вдумчиво отведать в домашней обстановке.

Да и мать его, блокадница, с детства приучила еду беречь.

8

Этот странный авторитарный ланч воспламенил в будущем плотнике накопившийся негатив.

Он подал заявление.

Спустя два дня его жилище бегло обыскали, проверили ноутбук – не насобирал ли компрометирующих сведений?

На банковский счёт поступили щедрые отступные.

Хозяин не уговаривал остаться, но и впечатления самодура о себе оставлять не хотел.

◆

Не теряя времени, нынешний плотник занялся психологическим самолечением.

Перебрался к нам с Кисонькой и принялся рыскать по чаще в поисках упавших деревьев.

Сделать такой выбор ему помогла жена – вы-гнала.

Она познакомилась с лоботрясом из соседнего подъезда, и торчащий дома плотник мешал её личной жизни.

◆

Плотник выискивал пни, волок на лужайку, обдирал, вываривал в масле, шлифовал, полировал и приделывал ножки.

Получившиеся низкие столы уже загромоздили изрядную часть гостиной.

Пробираясь между камином и поделками плотника, Кисонька то и дело стукалась ногой о замысловатый край дубового массива.

Она проклинала и пень и плотника, но гнев её был скоротечен и сменялся благосклонностью – в любой момент плотник готов сгонять в садовый питомник за каким-нибудь растением.

Растения Кисонька любит.

Дерево на лужайке должно её обрадовать.

Глава 10

1

Собака залаяла на сарай.

Глядя на виляющий хвост и мохнатые лапы, я испытал прилив нежности. Я подошёл к собаке и подхватил её на руки.

Она трогательно закряхтела и принялась терпеливо висеть в моих руках.

Оказываясь в таком положении, собака всегда делается покорной. Я ткнулся носом в её макушку. Поворошил, чтобы почувствовать тёплый запах.

Люблю сунуть нос в её макушку. Когда она стоит лапами на земле, это сделать непросто – собака вертит головой, норовя меня лизнуть. В висячем состоянии она смирная.

2

Что, если бросить её в чан?

Туда, где пень и сто пятьдесят литров растительного греются на восьми синих цветках.

Нежность к собаке так распирает, что хочется что-то с ней вытворить.

А чан тут как тут.

◆

Я мотнул головой, чтобы стряхнуть мыслишку.

И поскорее поставил собаку на землю.

От греха.

Едва обретя под лапами твёрдую почву, собака снова залаяла на сарай.

Её привлекло окошко.

Обычно собака облаивает стрекоз или мух, на сарай она никогда прежде голос не поднимала.

3

Подойдя ближе, я увидел птицу.

Залетев в сарай через распахнутую дверь, она бьётся в стекло.

◆

Я решил совершить доброе дело и вошёл в сарай.

Я принялся шугать птицу к выходу.

Пернатое истерично заметалось, выбирая любые направления, кроме ведущего к свободе.

Разок птица даже уцепилась за притолоку, но, вместо того чтобы выпорхнуть вон, рванулась обратно вглубь помещения.

Рванулась… ещё есть слово «метнуться».

Я мог бы написать «птица метнулась».

В старомодной советской прозе такие слова любили. Там все постоянно норовили куда-нибудь рвануться или метнуться. Будто нельзя передвигаться степенно и с достоинством.

◆

И всё-таки однокоренной глагол от «метнуться» мне пригодится.

Проявив неожиданную сметливость и хлопая крыльями, птица… та-дам… метнула из-под хвоста кляксу и была такова.

Я скосил глаза, чтобы увидеть, как от плеча и до самого леопарда меня рассекла белая зловонная жижа.

Благодарность божьей твари. Отплатила как могла. Теперь разбогатею.

◆

Я покинул сарай со смесью светлого удовлетворения и гадливости.

Обычное чувство после благородного поступка.

4

Я посмотрел на дом.

Дом был очень красив.

Лучи светила, восходящего с обратной его стороны, разбиваясь о него, превращались в нимб.

Дом возвышался, и очертания его дрожали в зыбком ореоле.

◆

Поплескав на себя из бочки, я отёр руку о леопарда, взял телефон, оставленный на ступенях террасы, и стал ходить туда-сюда вдоль опушки, примериваясь.

Так, чтобы крышу не зарезать.

И чтобы флигель поместился.

Пришлось шагнуть под берёзы и сосны.

Ещё шаг.

Вот.

Всё помещается. Раз, два…

А это ещё кто?

На террасе.

Не плотник.

Плотник – вон он.

И не печник…

◆

Я убрал телефон и посмотрел на дом и террасу невооружённым взглядом.

Всё на месте, никого лишнего.

Солнце поднималось над крышей, лучи слепили.

◆

Снова навёл телефон.

Опять на террасе какой-то тип.

Против света не разобрать.

Да ещё и собака рядом.

Моя собака.

Увидела меня.

Увидела и залаяла.

◆

Я убрал телефон.

Пустая терраса, плотник копошится, собака лежит на террасе.

5

Я зачем-то обернулся. Посмотрел во все стороны. Никто надо мной не подшучивает? Впрочем, как?

Решился подойти к террасе.

К тому месту, где только что видел неизвестного.

Телефон тем временем уснул.

Я разбудил его четырёхзначным кодом.

Год войны с Наполеоном.

Опять посмотрел через телефон на то место.

И увидел.

Прямо перед собой.

А чего я ждал?

◆

Подошёл плотник.

– Ты чего, малыш?

Я поднял телефон, выпавший из рук.

– Так… что-то.

Глава 11

1

Пора раскутывать Кисоньку.

Я снова в доме.

Печник куда-то подевался.

А чашку оставил на столе. Нет, чтоб помыть или хотя бы убрать в раковину.

Поднимаюсь по лестнице.

Лестница цвета Кисонькиных губ – коралловая.

Запылённый каменный пол отражает глянцевые блики, массивный музыкальный инструмент кокетливо мерцает из-под полиэтиленового покрывала.

Деревянные балки поддерживают далёкий потолок.

Потолок поделён на жёлтые кессоны, в каждом белый лепной цветок.

Из центрального свисает раскидистая люстра с цветными леденчатыми плафонами.

Несколько столиков-пней, словно пучок грибов, торчат на балконе перед спальнями второго этажа. Другие пни, отваренные в масле и отполированные, дублёные и ярко-жёлтые, самодовольно поблёскивают в углах обеденного зала.

◆

Вдоль спален тянется балкон.

Стена увешана картинами.

На картинах лес, лиственно-хвойные валы.

За перилами балкона провал обеденного зала.

В провале люстра с леденчатыми плафонами.

Внизу стол с грязной чашкой печника.

2

Послышался скрип.

Я остановился.

Прислушался.

Снова скрипнуло, но в другой стороне.

Я тронул стену.

Деревянные брусы явно не прочь вырваться, но их крепко приколотили.

Брусы поскрипывают, но сбежать не могут.

В трубах вода. Воду гонит давление и удерживают краны. Давят со всех сторон. Вода томится сразу во всех трубах, перед всеми закрытыми кранами, как бык в загоне перед ареной.

В трубах отопления по кругу бегает тосол.

Ему некуда деться.

Тосол отчаянно пульсирует в трубах, ухает в батареях.

Поперечные балки, штыри и гвозди скрепляют брусы.

Трубы направляют жидкости.

Муфты закрепляют трубы.

Сосед караулит соседа.

Красные фонари караулят усадьбу, обочины караулят дорогу, муж – жену.

По отдельности мы бы разбежались, но нас организовали в порядок, обрекли на вечное томление и пользу.

3

Перед Кисонькиной дверью на полу борода.

Прямо на полу, а дверь полуоткрыта.

Когда я уходил, то плотно затворил её.

И бороды никакой не было.

Чья борода?

Печника.

◆

Страшно входить, когда знаешь, что тебя ждёт.

Встречи с пугающим – это всегда встреча с Богом.

Ну что, Господь, встречай.

4

На полу нашей спальни валяются штаны печника, сам печник стоит возле Кисоньки.

Без штанов

и

без

бороды.

◆

Грузный амур.

Мальчонка в рубашонке.

Из-под которой что-то высовывается.

◆

Печник стоит возле плёночного червяка, проглотившего Кисоньку.

Кольчатый полиэтиленовый червяк заглотнул Кисоньку – одна голова торчит.

Торчит и моргает.

◆

Печник водит собой по кольчатому полиэтиленовому телу.

Полиэтилен издаёт полиэтиленовый скрип.

Печник водит собой по ободу Кисонькиного рта.

Кисонька издаёт нарастающий звук.

4

Я вышел.

Она, конечно, не может пошевелиться. Бессильная игрушка в руках вероломного злодея. Однако по ней не скажешь, что она очень страдает.

Я снова вошёл в спальню.

◆

Печник водит собой по Кисоньке, Кисонька издаёт нарастающий звук.

Перед ними, спиной ко мне, стоит некто в леопардовых лосинах.

◆

Теперь их трое!

Я снова вышел и сразу вернулся.

◆

Она на кровати, печник как ни в чём не бывало резвится, тот, что в лосинах, стоит как истукан, а рядом сиротка прыгает, на меня обернулась, смеётся похотливо и на всю троицу пальчиком показывает.

5

Когда я вернулся в спальню в четвёртый раз, там было пусто.

Кровать так аккуратно застелена, что сразу понятно: ни Кисоньки, ни печника, ни фигуры в лосинах, ни, тем более, сиротки здесь никогда не было и никогда не будет.

6

Я вышел и плотно затворил дверь.

Я ткнулся лбом в дверной наличник.

Я закрыл глаза.

◆

Дверь в спальню – прямо передо мной.

Кисонька там одна, дожидается моего прихода.

Ждёт, когда я размотаю её и омою под струями.

◆

Я уже собрался войти, как увидел, что борода по-прежнему лежит у порога.

Печник скинул её перед тем, как проникнуть в нашу спальню.

Кисонька не любит, когда колется.

7

Какая гнусность – чужая борода!

Даже двумя пальцами касаться противно.

Хозяин бороды перешёл все границы.

Пора его устранить, доигрался.

Моя книжка, что хочу, то и делаю.

Больше ноги его здесь не будет.

Ни ноги, ни бороды.

С печной трубой и так всё в порядке, а камин как-нибудь без него достроим.

Харэ, баста, нет его больше.

8

Упразднил, а отомстить не успел.

Обидно.

Отыграюсь на бороде.

◆

И я обоссал бороду печника.

То есть помочился на бороду печника.

Хотя, чего уж там, не помочился, а обоссал.

Нассал гаду прямо в бороду.

Так полил, что хоть выжимай.

◆

Давно хотел это сделать.

Но не очень-то просто нассать говнюку в бороду.

Нельзя упускать такой шанс.

Глава 12

1

После того как в такси Кисонька выдала все наши секреты, вас не удивит, что спустя несколько дней после Нового года мы снова отправились к сиротке.

Узнав о ней от одной доброжелательницы незадолго до праздников, мы твёрдо решили попытать счастья.

◆

Пришли мы не с пустыми руками.

Апельсины, кусок говядины и бутылка сладкого вина, особенно любимого пожилыми мегерами.

Для сиротки – увлекательный конструктор.

Бабки тут же засунули мясо в духовку, два апельсина положили на стол, остальные убрали в закрома.

Апельсины аллергичные, от них диатез.

◆

Вино тоже убрали.

◆

Пока мясо превращалось из сочного в пересушенное, мы сели в комнате сиротки, поиграть в конструктор.

Бабуся-блогер разместилась рядом – как бы между невестой и сватьями чего не вышло.

Невеста, впрочем, была не из застенчивых: очень быстро забралась ко мне на колени, а потом и на шею.

Старушенция решила выступить комментатором – пустилась в рассказ о выдающейся гибкости сиротки.

Гибкость проявляется не только в быту, но и на занятиях художественной гимнастикой.

Сиротка потребовала держать её за руки на весу. В таком положении она легко коснулась пальчиками ног собственного лба.

В конструктор так и не поиграли.

2

За обедом, пока я давился мясом, родная бабуся сиротки сказала:

– А я всё-таки решилась.

Мы с Кисонькой посмотрели на неё вопросительно, сестра бабуси вздохнула, а сиротка таинственно заулыбалась.

– Я решилась, и не отговаривайте, – продолжила бабка.

Я подумал: уж не о нас ли она говорит?

О нас и сиротке.

Мол, решилась передать нам бразды воспитания, потому что мы хорошие, приличные люди.

– На следующей неделе операция, – торжественно заявила бабка, разрушив мои дерзкие надежды.

– Что-то серьёзное? – осторожно спросила Кисонька.

– Да, – ответила бабка.

– Мы чем-то можем помочь? – спросил я. – Может быть, поискать хороших врачей?

– Да что врачи… – трагически сообщила бабка и уставилась в пустоту.

Мы с Кисонькой тревожно переглянулись.

Сиротка вся извертелась от восторга, ей явно не терпелось, и она выпалила:

– Бабушка решила вырезать жировик!

Слова эти были произнесены так, будто бабушка отправлялась в короткий полёт на Марс.

– Вот он, жировик! – сиротка указала пальчиком на шишку, размером с перепелиное яичко, украшающую лоб бабки. В слово «жировик» сиротка вложила столько благолепия, точно это был редкостной красоты зверь.

– Прекрати обо всяких гадостях за столом болтать! – одёрнула её бабка, и все послушно склонились над тарелками.

3

После обеда мы снарядили сиротку и отбыли.

Наблюдая из окна нашу погрузку, бабуся-блогер громко кричала, что детское сиденье следует пристёгивать как можно надёжнее.

И чтобы ни в коем случае не покупали ей мороженое.

◆

Перед тем как усесться, сиротка дёрнула детское сиденье – хорошо ли закреплено – и обнаружила, что недостаточно хорошо.

– Он плохо застегнул ремень, – оценила сиротка работу таксиста. – Надо туже.

Я затянул потуже.

Сиротка позволила всунуть себя в сиденье и пристегнуть.

– Туже, – попросила она, оттягивая ремень на груди. – Не хватало мне покалечиться.

Я затянул потуже.

– Ещё туже.

Затянул ещё туже.

– Ещё туже! – потребовала сиротка.

Было слышно, что ей тяжело дышать, так она притянута.

– Ещё туже! – повторяла она и смеялась.

◆

Мы направились в цирк больших зверей, но добрались туда не сразу.

– Я задыхаюсь! – захрипела сиротка.

Я отстегнул её.

Она долго не могла отдышаться, как будто долго находилась под водой.

Когда нормальное дыхание вернулось к ней, она сказала мне с укором:

– Во время движения автомобиля нельзя быть непристёгнутым. Застегни меня.

Я ослабил ремень, перекинул через неё и защёлкнул карабин.

Сиротка сказала что-то ещё, но я перестал слушать.

4

На подступах к цирку нас поджидал Винни-Пух.

– Сто рублей, – напевал Винни-Пух. – Селфи с Винни-Пухом всего сто рублей.

Сиротка верещала от восторга, но подойти близко к Винни-Пуху не решалась.

Как мы ни уговаривали её, всё тщетно. Я жалел о такой её пугливости, а ещё об уплаченных ста рублях, которые исчезли в недрах синтетической шкуры оборотистого медвежонка.

◆

Страх не оставлял сиротку и в самом цирке.

Проворный бегемот, умная свинья, белый конь и жираф с чёрным, длинным, непристойным языком вызывали в ней любопытство и страх.

◆

Кисонька смотрела на арену с интересом.

Особенно её привлекала наездница – красотка в чёрном купальнике. На голове у неё был цилиндр, на щеке – шрам.

Соскочив с коня, она принялась помыкать бегемотом, свиньёй и жирафом с помощью хлыстика.

Кисонька призналась, что и сама бы не прочь стоять вот так с хлыстиком и гонять бегемота кругами.

Вот только щёчку жалко.

◆

Представление было забавным, но я совершенно не могу его описать интересными словами.

Например, была какая-то обезьянка, которую вроде как похитил злодей.

Обезьянку искали.

То и дело между рядами пробегал таинственный мужчина в блестящей рубахе, расстёгнутой до волосатого живота.

Одного взгляда на этот живот было достаточно – вот он, злодей. Играла громкая музыка, умелые звери показывали трюки, сиротка обмирала.

5

Она не просто обмирала.

Она схватила меня за руку и стала шептать на ухо непонятные слова.

Слова выдуманного языка.

Ею выдуманного языка.

Языка, который её бабуси называют древнеегипетским.

◆

Обе старухи убеждены, что сиротка обладает даром ясновидения, в прошлом воплощении жила в Древнем Египте и не забыла свой родной язык.

Родной язык прошлого воплощения.

У нас, если что-то таинственное, сразу Древний Египет.

Или нацисты.

А лучше Древний Египет и нацисты разом.

И вот сиротка шепчет мне на древнеегипетском, и я понимаю, что соприкасаюсь с чудом.

– Переведи, пожалуйста, – попросил я. – Переведи на русский.

– Это я, это я.

– Что ты?

– Обезьянка!

– Что обезьянка?

– Я – обезьянка!

– Как это? – спросил я. – Ты же девочка.

– Я девочка и обезьянка.

– Одновременно?

– Да!

6

В антракте маленьких зрителей пригласили на аттракционы.

Оказавшись в толпе, сиротка стала испуганно озираться.

Глаза её, судя по фотографиям, с самого детства обладают странным свойством: кажется, что малышка только что очнулась либо от рыданий, либо от пьянки, либо и от того и от другого разом.

Жизнь с двумя старушенциями научила её бояться людей.

Просто потому, что она их не так уж часто видела: в цирк её не водили – далеко, в театр не водили – дорого, в детский сад не водили – в детском саду инфекции.

Бедняжка боялась даже шаг ступить без нашего сопровождения, но всё же поддалась на увещевания и принялась боязливо вкушать радости антракта.

◆

Скатилась с надувной горки.

Горку сторожил деловитый ребёнок. Он принял у меня купюру и сказал, что сдачи нет.

Скатываться на сдачу сиротка отказалась и деловитый ребёнок пожал плечами.

◆

После горки сиротка пожелала подняться под купол цирка.

Деловитый юноша прицепил её к тросу и мгновенно вознёс в вышину.

Сиротка покорно свисала, не выражая никаких эмоций.

◆

У деловитого юноши тоже не нашлось сдачи.

Повторный подъём сиротку не заинтересовал, о нас с Кисонькой не могло быть и речи – трос рассчитан на маленькое тельце.

◆

Личико сиротки так и не озарилось улыбкой, но она пожелала фотографию с Дедом Морозом.

Испытывая некоторую ревность к конкуренту, я подвёл сиротку к очереди – фотографию с Дедом Морозом желали многие.

◆

Дед Мороз вкалывал как известный артист: «Раз, два, следующий».

На кнопку жала Снегурочка. Румянец у Снегурочки был диатезный, как у пьющей тётки возле магазина.

Сдачи у них тоже не нашлось.

7

После представления сиротка потребовала мороженое.

Напоминание о том, что мороженое запрещено бабушками, не помогло. Поднялся крик. На нас стали оборачиваться. Пришлось пойти на компромисс – мы покупаем маленькое мороженое, а она сохранит это в тайне.

◆

Лизала и дулась.

Кисонька спросила, можно ли и ей лизнуть.

Сиротка молча отошла в сторону.

По фойе ходил Дед Мороз, он собирал деньги у распорядителей аттракционов.

Принял котлету от хозяйки пони, от хранителя батута, от деловитого юноши и от деловитого ребёнка.

Дед Мороз сунул деньги за пазуху, а у деловитого ребёнка проверил карманы, что-то оттуда извлёк и наградил расхитителя подзатыльником.

◆

Мороженое тем временем растаяло, сиротка бросила его в урну и протянула мне ручки:

– Вытри.

Она осталась у нас ночевать.

Спать одной в специально купленной для неё кроватке не захотела, легла с нами.

Между мной и Кисонькой.

Во сне вертелась и звала маму.

8

Когда на следующий день мы вернули её бабкам, она с восторгом сообщила, что видела жирафа, Деда Мороза и ела мороженое.

– А ещё меня чуть не задушили ремнём! – заявила она бабкам, с любопытством наблюдая за выражениями наших лиц.

Глава 13

1

Расправившись с ненавистной бородой, я вошёл к Кисоньке.

Она дремлет, как будто никто ничем по ней только что не водил.

С хрустом.

Дремлет, не ведая, какие страсти из-за неё разгорелись.

◆

– От тебя воняет, – сказала Кисонька.

– Ты уже говорила.

– Теперь воняет по-другому.

– В самом деле?

– Да, – она зевнула. – Воняет чем-то диким. Развяжи меня. Почему ты в моих лосинах?

Такая смешная: замотана с ног до головы, а выделывается.

Ишь, воняет от меня.

Сама-то…

– На меня насрала птица.

– Повезло. Хорошая примета, но воняет.

– Я выпустил птицу из сарая, вот она на меня и насрала.

– Отблагодарила.

– Да.

– Кто запер птицу в сарае?

– Она сама туда залетела и не могла выбраться.

– А дверь была открыта?

– Да.

– Птицы живут в другой реальности.

– Реальность одна, но видим мы её по-разному.

– Ты меня размотаешь или философствовать будешь?

Я подошёл к ней близко.

Провёл по телу и по лицу.

Вроде, всё это должно ей нравиться.

Мы же только что видели, как она реагировала на подобное с печником.

◆

Даже я завёлся.

◆

А она нет.

Лежит и смотрит, не моргая. И губы поджала, вместо того чтобы распахнуть в истоме.

И никакого нарастающего звука.

– У меня нос чешется.

– Здесь? – я почесал ей нос.

– Левее.

– Здесь?

– Выше.

– Голова чешется.

– Здесь?

– Не здесь.

– А где?

– Размотай меня!

– Что ещё чешется?

– Размотай, я сама почешу!

– Скажи, я почешу.

Я начал вести себя как-то странно. Даже для самого себя.

Реально странно, но мне понравилось.

– А здесь не чешется? – я прорвал червяка.

Кисонька посмотрела на меня с ненавистью.

– Вот здесь не чешется?

Я разодрал плёнку между её ногами и, пачкаясь в целебной грязи, крепко схватил её.

Прежде, чем она начала брыкаться.

Я уже готов наброситься на неё, но ненависть на её лице сменилась безразличием.

Она снова зевнула.

– Что-то не так? – спросил я, чувствуя, как пружина страсти в моём теле ослабевает.

– Хочется романтики, выдумки, – произнесла Кисонька.

– Выдумки?! А это что, не выдумка? Плёнка, грязь, томление! Я что, плохо пишу? Какую ещё тебе надо выдумку?

– Пишешь ты нормально. Но женщине нужно увлечься. Женщину каждый раз нужно завоёвывать. Удивлять. Хочется экспромта. Интриги. Ты такой смешной сейчас, глаза испуганные, как у оленёнка.

2

Немалое мужество требуется мужчине, пусть даже оленёнку, одетому в обосранные леопардовые лосины и отвергнутому собственной неверной супругой.

Немалое мужество нужно для того, чтобы не придушить падлу прямо вот тут и не бросить писать всю эту херню с призрачной надеждой на публикацию.

– Оленёнок? – переспросил я, чтобы совладать с сюжетным поворотом.

– Я бы тебя сфотографировала, но у меня руки связаны.

Перепачканными пальцами я взял телефон и обратил его на себя.

И в самом деле оленёнок.

Олень.

◆

Я обратил телефон на Кисоньку.

Кисонька и есть.

Ушки, глазки, носик.

Экспромта, значит, хочется.

Романтики.

– Смотри, что у меня есть. – Я показал монету.

– Деньги? – оживилась Кисонька.

– Не деньги, а старинная монета. Золотая.

– Покажи.

Я поднёс монету к её мордочке.

– Какая жёлтая, – сказала Кисонька с аппетитом.

Я провёл монетой по её ушку, коснулся носика.

Губы её приоткрылись.

Я едва успел отдёрнуть руку, Кисонькины зубки клацнули мимо.

– Ишь, резвая.

Кисонька отправила мне чмок.

Я подразнил её монетой издалека, а затем провёл ею по лапке снизу вверх.

– Могу подарить её тебе.

– Подари.

– Попроси.

– Прошу.

◆

Кисонькиной холодности и след простыл. Всю холодность растопило жёлтое светило с двухголовой птицей, короной и прочими чеканными красотами.

Вот что значит выдумка!

Вот что значит романтика и экспромт!

Кисонька раскалилась.

Из моих пальцев монета закатилась за крылья её занавеса, и занавес открылся мне.

3

Тут вроде как должно произойти что-то необычное.

Какой-то сюрприз.

А какие в этом деле сюрпризы? Только если облом. Не получилось, вот и сюрприз.

Сорри, но в этот раз у меня получилось, так что никаких сюрпризов. Жизнь иногда ужасно предсказуема.

Предсказуема настолько, что если бы все мы в те мгновения могли посмотреть на происходящее, то увидели бы, как оленёнок натягивает Ки-соньку.

◆

Здесь отсутствует страница.

Пропали сцены полные первобытной страсти и пылающего эротизма. Пропали нежные и вместе с тем властные прикосновения к шелковистой коже, пропали тела, распалённые желанием.

Наверняка украл какой-нибудь завистник, который не мог спокойно смотреть, как раскрепощённо я срываю плоды наслаждения.

Жаль, написано было недурно.

Все были как живые, особенно главный герой.

То есть я.

Живой, привлекающий к себе персонаж.

Собака тоже отличилась, бегала вокруг, стуча когтями, и норовила лизнуть чью-нибудь ногу. Хотела поучаствовать, хотела быть полезной.

◆

Последовав за двухголовой птицей, оленёнок отпер Кисоньку.

Она преобразилась в существо, неизвестное учёным и себе самой.

Пока она внимала каждому его движению, по стене прыгала ветвистая тень.

Тень от его рогов.

Потому что рога у оленёнка как у взрослого.

Глава 14

1

Нас разбросало среди простыней, полиэтилена и чёрной пыли.

Мы голые и грязные, не то что американские актёры после секса – в отутюженных пижамах, каждый на своей половине кровати.

Кисонька, так до конца и не освобождённая от полиэтилена, вся в чёрной коросте и разводах, поджимала колени к подбородку и стонала от неги. Она пахла водорослями и пучиной. Словно побывавшая в брюхе морского чудовища и теперь приведённая в чувство, она огляделась по сторонам с опаской и радостью.

– Я люблю тебя.

– А я тебя.

Кисонька задрала ноги.

– Здравствуйте, ножки.

Кисонька прижала подбородок к груди и скосила глаза.

– Здравствуйте, грудки… – Помешкав, она добавила: – Только не надо сейчас меня поправлять. Я знаю, что слово «грудки» больше относится к куриным полуфабрикатам, но мне хочется так сказать. Грудки, грудки, грудки!

Я поцеловал её плечо, мне не хочется её поправлять.

– Здравствуй, животик. – Кисонька помяла свой животик.

– Здравствуй, родинка. – Она тронула родинку на крае пупка.

– Здравствуйте, ручки. – Кисонька стала загибать пальцы, подсчитывая часы сна. Достаточно ли проспала?

Обнаружилось, что проспала меньше средней нормы и следует поспать ещё. Но разве теперь уснёшь?

– Как же хорошо. Как мне хорошо. Обожаю тебя! – Кисонька отправила мне взгляд, полный любви.

Я молчу, сердце моё колотится, как обдолбанный рейвер.

– Ты покосишь газон? Уже три недели не косил.

Луч из щели между ставнями подобрался к моей шее.

– Обязательно сейчас об это говорить?

– Я просто спросила.

– Почему нельзя просто насладиться мгновениями счастья? – И откуда у меня в голове такие словосочетания…

– Мне кажется, что как раз в такие мгновения и хорошо поговорить о нашем доме.

– Даже в такие минуты ты не можешь просто полежать, – произнёс я с откуда-то взявшейся ненавистью.

– На самом деле ты не любишь меня, – сказала Кисонька. – Ты любишь, когда я зашиваю твои штаны или стою раком. А ещё лучше, чтобы я спала. Недаром я у тебя постоянно дрыхну, а ты мной любуешься. Добренький какой, любуется спящей женой, а только жена становится собой, сразу начинает её ненавидеть. Ты бережёшь себя от настоящих эмоций. Как только требуется эмоциональная вовлечённость, ты сразу устраняешься.

– Неужели надо сейчас об этом говорить? – взмолился я.

– А когда об этом говорить? Днём ты сядешь писать, тебя нельзя будет беспокоить, потом ты устанешь и ляжешь спать, потом ты снова будешь писать, потом будешь злой, потому что ничего не получается, и так всегда. С тобой никогда нельзя поговорить. Ты нас обоих задал какими-то недоразвитыми личностями. Второстепенные персонажи кое-как вырисовываются, а вместо нас – какие-то размытые пятна.

Кто мы?

Чем мы заняты?

Зачем живём?

Почему ты не написал, как преподаёшь, читаешь свои рассказы на радио, выступаешь в театре? Почему не написал, как ты психуешь перед этим, пьёшь, а потом у тебя депрессия неделю, потому что ты совершенно истраченный после этого?

Кисонька встала с кровати и продолжила обрушивать на меня новые абзацы.

– Почему ты представил меня мнительной бабой, которая погнала мужа на крышу из-за выдуманной молнии? Почему ты не пишешь, что я пытаюсь сдать наш летний домик, который ты манерно назвал флигелем, чтобы нам было на что жить, потому что твоя литература ничего не приносит?

Почему ты не пишешь, что десять лет я старалась родить тебе ребёнка, отказалась от карьеры, ходила по врачам, ездила за границу, но ничего так и не получилось, а ты ещё постоянно сомневался, нужен тебе ребёнок или не нужен? Без всего этого вообще не понятно, зачем нам сиротка. Кажется, будто сытые лентяи от скуки решили поиграть в благотворительность!

– Ты уже про это говорила! – перебил я.

– Услышал правду и сразу злишься, – бросила Кисонька.

– Я злюсь потому, что у нас дом полон чужих людей.

– А я тут при чём? Печь надо ремонтировать. Подруга попросилась пожить. Подруга, которую ты называешь богиней, а меня описываешь как сонную нюшу. Плотник, вообще, по твоему приглашению приехал.

– Я их всех вышвырну! – зашипел я. – Я из-за них работать не могу.

– Ты работать не можешь потому, что выдумываешь много.

– Что я выдумываю?

– Всё! Дом, например. Зачем вся эта роскошь? Картины на балконе. Три этажа. Люстра с какими-то леденчатыми плафонами, свисающая в провал обеденного зала. – Кисонька издевательски процитировала мои строчки. – Сначала про историю начал, потом барахло это во всех подробностях описал. – Кисонька схватила край грязной плёнки и встряхнула. Чёрная пыль осыпала меня. – Надоело, я в душ.

Роняя шелуху, Кисонька выскочила вон.

Я смотрел на ком грязной плёнки, на разбросанные перепачканные простыни. Вот тебе и кокон, образ притянул событие, вылупилась не просто обновлённая Кисонька, а сама Святая Правда.

Ничего, скоро придёт служанка и всё уберёт.

Глава 15

1

Я решил проведать работяг.

За время предыдущих глав яма приобрела нужные размеры.

Работяги отдыхали рядом подле груды слежавшихся окаменевших контрацептивов.

– Хорошо, хозяин?

◆

Я сел на корточки над раскопом.

Ломти земли выглядели аппетитно.

Срезы были масляно-гладкими или, наоборот, крошились, словно шербет.

Срезы были начинены жирными сокращающимися червями.

Цельными и рассечёными.

Черви двигались замысловато, как танцоры футуристического театра.

В нос шибануло почему-то красным вином. Понеслись ароматы чёрной смородины, ежевики, сухих трав и специй. Мелькнула мысль о бархатистых танинах и дубовых нотках в послевкусии.

2

Вдруг на дне ямы земля стала осыпаться.

Я такое видел в фильме про космических пришельцев «Враг мой». За подобным осыпанием почвы следовало появление щупальца подземной твари, которая затаскивала к себе всё живое и сжирала.

Не успел я испугаться, как на дне образовался тёмный провал, но никакое щупальце оттуда не высунулось.

– Это не мы, хозяин, – сказал старший из двух работяг. – Мы копали где ты сказал.

3

Я спрыгнул в яму.

Довольно опрометчивый поступок – а что, если бы подо мной провалилась почва и я бы ухнул в неизвестное подземелье?

Я стоял на краю провала, почему-то захотелось сунуть в образовавшуюся черноту руку.

Я потянулся, но передумал. Решил сначала посветить телефоном.

4

Луч проявил ржавую лестницу, ведущую вниз.

Чего-либо ещё разглядеть не удалось, своими размерами подземелье превосходило способности телефонного фонарика.

◆

Ударами лопаты я обломил края провала, расширив его.

Теперь лестница была видна отчётливо.

Взяв телефон в зубы и велев работягам в случае чего спасать хозяина, я ступил на перекладину.

◆

Быстро накопившаяся слюна полилась изо рта. Фонарик суматошно выхватывал пустоту.

◆

Скоро лестница закончилась, я встал на твёрдую поверхность, взял телефон в руку, смог утереться и сглотнуть.

Под ногами хрустел пол из терракотовой плитки.

Такие полы часто встречаются в подъездах старых домов.

Сверху, в дыре, были небо и любопытные головы работяг.

– Не заслоняйте свет! – крикнул я.

5

Страшновато.

Полез я только потому, что сначала делаю, а потом думаю.

Будь я устроен наоборот, не полез бы.

Наличие недалёкого неба и продолжающих подглядывать работяг ободряло.

Я посветил по сторонам.

Стена, дверь, коридор.

На стене обои, на дверном косяке отметки детского роста.

Одна комната, другая.

Фонарь выхватил календарь.

Календарь свежий.

◆

Спину одновременно пронзили острия сотен массажных аппликаторов Кузнецова.

Все мои собственные и подсмотренные демоны мигом заполнили темноту вокруг.

Только понимание позволило мне удержать себя в руках, а не кинуться прочь, суматошно перебирая перекладины.

Понимание того, что в темноте нет ничего такого, чего нет во мне.

Убавив пламя страха усилием воли, я вернулся к лестнице и, не торопясь, взялся за перекладину.

И тут я кое-что услышал.

Как будто кто-то клюёт.

Птица.

Маленькая подземная птица прыгает по полу и клюёт.

Клюнет и на меня посмотрит, клюнет и на меня.

◆

Загипнотизированный жутью, я не мог оторвать от птицы глаз.

Что же она клюёт?

Приглядевшись я разглядел – маленькие улитки. На полу, на стенах повсюду полно маленьких улиток.

Так вот что хрустит под ногами.

◆

Прыг-скок. Птица упрыгала в сторону, покинула пятно света.

Я не решился шарить фонарём, повернулся обратно к лестнице, а птица тут как тут.

Что-то держит в клюве.

Бросила передо мной и упорхнула в темноту.

7

Я нагнулся.

Карманов нет, в руке телефон…

Я сунул находку за щёку и выбрался обратно на лужайку перед домом.

– Ну что? – спросил старший работяга.

Я высунул язык.

◆

Работяга вгляделся, и жёлтый свет озарил его тёмные черты.

Свет исходил с кончика моего языка, на котором подрагивала золотая монета.

Монета с двуглавой птицей, короной и прочими чеканными штучками.

Глава 16

1

В следующий раз мы навестили сиротку через две недели. Просились раньше, но бабуся-блогер, взявшая на себя функции семейного управделами, отсрочила наш визит, отгородившись туманным, явно фальшивым предлогом.

Родная бабка успела удалить себе жировик и красовалась с пластырем.

Что с пластырем, что без него, она по-прежнему напоминала курицу, свалившуюся с насеста.

Особенно в профиль.

◆

Она подала мне нож – нарезать снова купленное нами и снова пересушенное в духовке мясо. Одновременно её сестра-напарница сделала заявление.

Те самые благодетели, от которых икра.

Про которых рассказывали.

У которых повар.

И лысая кошка.

Так вот, они

хотят

снова

помогать

си

рот

ке.

◆

Ну и мы тоже иногда можем.

Если хотим.

В любом деле полезен тендер.

◆

Мой нож никак не вонзался в иссушенную говяжью плоть. Хозяйки боялись бактерий, всё живое представлялось им опасным.

Сообщив про других благодетелей, пенсионерка улыбнулась. Впрочем, возможно, я принял за улыбку непроизвольную игру складок на её лице. Другая повертела головой, и в её разбавленных глазах мелькнула синька моющего вещества.

2

Наперебой бабуси стали расписывать достоинства тех супругов.

Она – москвичка из хорошей интеллигентной семьи. Занимается недвижимостью, многого добилась.

Он – спортсмен с Украины. Сначала был простым тренером, потом она подарила ему боксёрский клуб.

Состоятельные и деловые.

Водили сиротку в торговый центр.

Настроены серьёзно.

– У него такие крепкие руки, – сладострастно добавила родная бабка, как-будто разомлев, а на самом деле чиркнув по мне пристальным взглядом.

◆

Кисонька порозовела, её температура подскочила. Она перебрасывала взгляд с одной собеседницы на другую, с сиротки на меня.

Сиротка выкрикнула, что да,

с другими ей очень понравилось,

а теперь она желает сладкого.

◆

В сладком было отказано, после чего она обрушила на старушек ворох ругательств, среди которых сверкнуло новое словечко.

Жопка.

– Вы какашки и жопки! – вопила сиротка.

3

Одеваясь перед прогулкой, сиротка натянула новую яркую шапочку, расшитую блестящими цветными камушками, – подарок наших конкурентов.

◆

Какое гнусное предательство!

Ведь бабки строго запретили нам покупать сиротке обновки.

Мол, у неё и так всего достаточно.

И так шкафы ломятся.

Мы, дураки, послушались, а эти цинично купили ей шапочку с камушками и обошли нас минимум на круг.

3

На этот раз мы отправились смотреть ледяные скульптуры.

Сказочные существа со сверкающими рогами и прозрачными телами заполнили площадь на том самом месте, откуда император французов смотрел на Москву.

Ещё одно призрачное воинство, грозное до первой оттепели.

Раньше здесь была гора, теперь высится компактный обустроенный холмик, сохранённый городскими властями из милости.

Как старый гардеробщик, оставленный на своём месте при новых хозяевах.

Никакой Москвы вдалеке не видно – она повсюду.

Наступление французской армии спустя двести лет обернулось контрнаступлением города.

◆

Неподалёку располагается знаменитая панорама Бородинского сражения.

Круговая реалистическая картина с подлинными предметами на переднем плане.

Обгорелые брёвна, разбитые орудия, вытоптанная трава.

Как бы попадаешь в эпицентр сражения.

Я предложил зайти, раз уж оказались поблизости.

Мальчуковая забава. Сиротка не очень стремилась, но я всё очень привлекательно обосновал.

А что? Мы часто покупаем детям те игрушки, в которые не наигрались сами.

4

Желающих соприкоснуться со славным прошлым было немало – нас присоединили к экскурсии.

Проводник недолго рассказывал об истории создания панорамы, быстро перескочив на тему исторического костюма. Страстный любитель истории, он сетовал на неумелость современных портных.

Медвежью шапку французского гвардейца с грехом пополам соорудить могут, а вот генеральские золотые эполеты уже не под силу.

Отсутствуют во всей России руки, способные на эполеты.

Не могут тут справиться с золотой канителью и пряжей, не могут оплести круглое поле двойным золотым жгутом, свесить бахрому и обшить галуном.

Ни это не могут, ни многое другое.

Шлемы из лакированной кожи с чешуйчатыми медными наушниками и плюмажами из конского волоса,

фетровые треугольные шляпы, укреплённые китовым усом, украшенные султанами из петушиных перьев,

кивера,

сёдла,

кушаки,

ленты,

нагрудные знаки из золочёной латуни,

шитьё.

◆

Всё это у нас невозможно.

◆

У нас нет, а в Китае – пожалуйста.

Там мастеров миллионы.

Восток сегодня единственный способен дёшево, достоверно и массово имитировать Запад.

Даже двухсотлетней давности.

◆

Могло ли такое прийти в голову французскому императору?

Кутузову?

Александру Первому?

Маршалу Нею и всем вот этим нарисованным человечкам?

5

Сиротка скуксилась.

Экспозиция показалась громоздкой и пыльной.

Свесившись через ограждения и рассматривая атакующих друг друга солдат, кирасир, смело скачущих через ручей, ещё только горящие избы и избы, от которых остались обугленные брёвна, видя настоящие пушки и ядра, слушая причитания экскурсовода по поводу неспособности сегодняшних россиян к имитации, я подумал, что всё это сплошное надувательство.

Вся история придумана взрослыми, чтобы морочить голову детям. Не чужим детям и даже не собственным, а внутренним детям, которые томятся в каждом из нас.

Глава 17

1

Громкий крик и последовавшие за ним стоны и проклятия заставили меня закрыть рот.

Едва не подавившись монетой на языке, я очнулся в собственной постели, среди останков нашей с Кисонькой страсти.

◆

Крики принадлежали Кисоньке и возвещали о её столкновении c очередным полированным пнём.

◆

Проглотив монету, я закашлялся.

Какое всё-таки классное изобретение – карманы.

И как только раньше несчастные крестьяне таскали монеты за щекой?

2

Утерев рот, я огляделся.

Комната стала как будто теснее, окна сузились, потолок опустился.

Заподозрив неладное, я вскочил с кровати и тихонько приоткрыл дверь…

Так и есть!

От прежней пышности остались только многочисленные полированные пни.

Никакого балкона, увешанного картинами, никакой люстры с леденчатыми плафонами. Спальня располагается на первом этаже и выходит прямо в тесную кухню, выполняющую роль столовой, гостиной и библиотеки. За старым круглым столом разместилась шумная компания.

Плотник, богиня, Кисонька верховодит, конечно, печник.

◆

Камин по-прежнему не достроен, но сохранил прежний объём.

Относительно уменьшившегося дома камин и его строитель стали в разы больше. Ведь печник, разумеется, ни капли не похудел.

3

Прикрыв дверь, я со вздохом посмотрел на разгромленную кровать – никакая служанка теперь не придёт.

Спасибо Кисоньке, её почерк.

Всё перекроила – вернула окружающему миру чёртову правдивость.

В поисках одежды я открыл шкаф.

4

Морская ракушка.

И откуда взялась привычка тащить в дом ракушки?

Нашивка от пионерской рубашки.

Полыхающая красная звезда на жёлтом фоне.

Сколько страсти, прямо эскиз для татуировки в латино-американском стиле.

Я вспомнил, как спорол нашивку, когда вырос из рубашки.

Хотелось сохранить.

5

Недавно видел клип: знаменитый командир восточно-украинских повстанцев наводит страх на пленных солдат правительственных войск.

Он стащил пленных с танка, на котором их привезли, большим ножом спорол с рукава одного из них нашивку и сунул тому в рот.

Мол, жуй.

◆

Я положил пионерскую нашивку в рот.

Пресный вкус ниток, жёстко, невкусно.

Стал бы я жевать нашивку, стоя на коленях в осенней грязи перед командиром с печальными глазами?

Как бы я повёл себя на месте того командира?

А что бы сделал сам командир, окажись он без ножа, связанный, на коленях среди врагов?

Стал бы есть хлопчатобумажные изделия с примесью синтетики?

Или сохранил бы мужество, которым блистал перед связанными пленными?

Откуда он взял тот большой и блестящий нож?

Зачем он ему понадобился?

Такой большой.

Он подражал любимому киноперсонажу?

Проводил зримую параллель преемственности?

Объявив себя наследником, подпёрся реквизитом?

◆

Богине очень нравится этот командир. Его печальные глаза, его смелость и его нож.

Богиня говорит: «Вот это мужик. Не то, что реальные вокруг».

Интересно, она искренне или за гонорар?

Думаю, искренне, но деньги не помешают.

◆

Переложив нашивку изо рта обратно в ящик, я надел футболку и шорты, собрался с духом и вышел из комнаты.

Глава 18

1

Все сидели за столом и перебирали иван-чай.

Появление моё встретили всеобщим восторгом, по большей части выраженным печником.

Он кинулся меня обнимать, спросил, хорошо ли я спал, и даже одарил троекратным русским поцелуем.

Я морщился от тыкающейся в меня бороды, но она, вопреки ожиданиям, не воняла, а напротив, благоухала чем-то импортным.

◆

– Садись, не стой, как чужой! – пригласил меня за стол печник.

В моём-то доме.

Впрочем, мой ли это дом теперь?

Моя ли реальность?

Страшно в окно посмотреть.

◆

Исподтишка я ещё раз оглядел присутствующих.

В целом все узнаваемы. Печник с нашего последнего свидания даже расцвёл, а вот богиня, напротив, пожухла.

Даже не уверен, что теперь ей подходит имя богиня Инста. Она напоминает вишню, залежавшуюся на прилавке, переспелую и слегка уже тронувшуюся.

Но не переименовывать же её по ходу повествования.

2

– Садись, в ногах правды нет! – повторил печник. – Тем более тут у тебя пол гуляет. – Он с силой топнул по доске, в буфете задрожала посуда.

Захотелось не просто вычеркнуть этого прохвоста, а избить, зарезать, размозжить.

– Сяду, сяду, – ответил я, пряча глаза, а с ними и нахлынувшую злобу.

– Тебе налить кофе? – ласково спросила Кисонька.

– Ты же знаешь, я не пью кофе, – ответил я раздражённо.

Кисонька и в самом деле знает, что я не любитель кофе.

– Всё-таки не выспался, – богатым басом произнёс печник и усмехнулся в бороду. – Налей-ка мне, хозяюшка.

Кисонька подошла к нему и склонившись так, что глубоко открылся вырез на груди, наполнила его чашку.

◆

Я достал из холодильника еду и стал есть.

Взял бутылку и стал пить.

3

Моё появление почему-то внесло тягостность.

Оживлённая болтовня сменилась долгими паузами; понимая свою причастность к этому, я разозлился ещё больше.

– Пока ты спал, я набрала иван-чая, сейчас мы оборвём листья, помоем и насушим на целый год.

– Тут столько улиток, – заметила богиня, сметая очередную улитку с листа.

– Иван-чай содержит витамина С больше, чем лимон, и полезен мужчинам, – подмигнул мне плотник.

– Улитки едят листья, а жуки просто трахаются, – сладострастно заметил печник. – Под каждым листочком парочка.

Он продемонстрировал двух совокупляющихся насекомых.

– Такое чувство, будто бордель накрыли, – заметила Кисонька.

– Не могут разлепиться, – улыбнулся печник, разглядывая жуков.

Плотник сбил щелбаном очередную улитку.

Печник склонился над жуками и вдруг охнул.

◆

– Что такое? – воскликнула Кисонька.

– Спина стрельнула, – пожаловался печник.

Услышав про страдания печника, Кисонька оставила иван-чай и положила руки ему на спину.

– У тебя зажимы.

Кисонька встала позади печника и принялась разминать его спину.

Печник прикрыл глаза и принялся кряхтеть, положив свои пухлые пальцы с блестящими длинными ногтями на стол.

Богиня посмотрела на меня и вздохнула.

Плотник подмигнул мне и помешал сахар в сахарнице.

– Надо вам домашнюю коптильню купить, – сказал печник голосом, полным истомы. – Коптишь что хочешь, а жирок в специальную ёмкость стекает.

– У нас продукты кончаются, – сказала Кисонька.

– Я съезжу, – произнёс печник со стоном.

– Я сам съезжу, – встрял я.

– У тебя же нет машины, – напомнила Кисонька.

– На автобусе съезжу.

– Надо много купить, ты дотащишь?

– Дотащу, – ответил я гордо.

– Я всё куплю, не волнуйся, – по-хозяйски сказал печник и похлопал Кисоньку по руке массирующей его полечо. Мол, он способен разрешить любую неурядицу. – Кстати, что у вас с сироткой?

– Да как-то… – начала было Кисонька, но печник перебил её.

– Чего вы сами-то не заделаете?

– Не заделаем что? – уточнила Кисонька.

– Мелкого! Зачем морочиться, чпок – и готово! Помощь нужна?

В его усмешке и бороде сосредоточились все неурядицы моей жизни и все огрехи моего текста.

Старухи и сиротка плясали и кривлялись в его бороде.

Плечи плотника тряслись от смеха, богиня прятала издевательскую улыбку.

Глава 19

1

Меня часто упрекают в том, что я избегаю трудностей.

Это абсолютная правда.

Но я делаю это не из лени или страха, просто трудности проявляют во мне дремлющую половину меня, которую лучше не тревожить. Когда всё гладко, я кроток, но если что-то идёт не так, я делаюсь вспыльчивым.

Вот и теперь что-то тяжёлое и густое колыхнулось во мне, как масло в чане, и я сам не понял, как оказался возле печника.

Только что был тут, а потом вдруг сразу там.

◆

Стремительно переместившись, мой персонаж принялся молотить по мерзкой густой бороде.

Печник упал, ударившись затылком о сложенные возле камина кирпичи.

Мой персонаж вскочил на него верхом и начал терзать, как терзают подушку, в которой зашиты драгоценности.

2

Бешенство не иссякало.

Бешенства хватило на то, чтобы схватить один из кирпичей и несколько раз крепко ударить ненавистную бороду.

◆

Я зажмурился.

◆

Боялся потерять сознание, увидев что творю.

А я не хотел терять сознание, не хотел останавливаться.

◆

Под моими ударами голова печника издавала звуки.

Борода пружинила, как резиновая почва нашего края.

Как говядина в вакуумной упаковке.

Никто не вис на моих руках и не препятствовал.

Глава 20

1

Когда я почувствовал избыточность, то осторожно посмотрел.

Лицо печника стало напоминать раздавленную ягоду, рот сделался дырой, как у знаменитой римской скульптуры «Уста истины».

Ассоциация оказалась так сильна, что я, продолжая сидеть на груди у поверженного врага, потянулся к его рту.

◆

Что там в этой черноте?

◆

Наконец вмешались окружающие.

Меня взяли под локти и помогли подняться, ноги мои скользили в образовавшейся луже, хрустнула очередная улитка.

– Надо сразу солью посыпать, иначе потом не отстираешь, – богиня засуетилась, посыпая солью пятна на моих шортах.

– Я сама, – сказала Кисонька, намекая, что нечего трогать чужого мужа за шорты.

Богиня с шумом поставила солонку на стол, она мол просто хотела помочь, но если в её помощи не нуждаются, то и не больно-то надо.

2

Мы стояли, не произнося ни слова.

У меня дёргался подбородок.

Со стороны дороги доносился шум автомобилей.

Во рту у печника надулся и лопнул пузырь.

◆

– Я увидел вас вместе. Там. А теперь тут. И ты массируешь ему плечи.

Скороговоркой я начал обосновывать произошедшее.

– Я сделал это ради нашей семьи. Ради нашей любви.

Никто мне даже не поддакивал. Полная тишина.

– Я убил человека.

По небу летит самолёт.

– Я убил человека.

На дороге стучит копёр.

– Я убил человека…

– Ты убил человека, – подтвердила Кисонька.

◆

Спасибо тебе, любимая, за эти слова!

Они вытянут меня из небытия.

Они разобьют скорлупу отчуждения.

Твои слова объяснят мне всё заново.

Твои слова отстроят мой мир из праха.

– Что я наделал? – спросил я.

– Ты убил человека.

Одно за другим Кисонька посолила все пятна на моей одежде.

– Это ты виновата, не надо было его возвращать.

– Я?

– Зачем он тут так долго торчал? Зачем лез в нашу спальню? Обязательно было массировать ему спину?

Кисонькины губы затвердели от злости.

– Я делала это ради нас! Я хотела, чтобы он побыстрее тут всё закончил! Чтобы в нашем доме был порядок и уют!

– Не надо было его возвращать, – с тоской сказал я.

– Ты сам его вернул!

– Я?!

– Да, ты! Нассал на его бороду, и он опять родился. Как Персей из золотого дождя.

– Херня какая-то. Сама его вписала обратно и на меня валишь.

– Я его не вписывала! От него даже пахнет как от тебя.

– Приятно слышать!

– Я даже его немного перепутала с тобой. Поэтому и стала массировать. Видимо, причина в твоём ДНК! – Кисонька развила свою теорию как-то совсем уж запредельно.

– Послушай себя! – закричал я. – Это какое-то безумие!

3

Я увидел испуганную, забившуюся в угол собаку.

Подскочил и пнул.

А потому что нечего поджавши хвост в угол забиваться.

Ишь чего, хозяина боится!

Боишься? Получай.

Собака шарахнулась в сторону Кисоньки и спряталась за неё.

– Совсем с ума сошёл? У неё сердце колотится, как будто сейчас выскочит.

Кисонька взяла из вазочки вафлю и дала собаке. Та не стала есть.

– Бедняжка, даже вафлю не ест, – сказала Кисонька.

◆

До чего я докатился?

Убил печника, пнул собаку, она теперь даже вафлю не ест.

Собака быстро дышала и смотрела на меня глазами глубоко шокированной порядочной женщины, которая отдала себя всю, а её чувства растоптали.

Мне стало так горько, что я схватил вафлю прямо с пола и откусил.

Почувствовал во рту что-то инородное, достал.

Улитка.

Осмотрев вторую половину вафли на предмет улиток, я отдал её собаке.

Вложил в пасть.

Собака не сжала челюсти и вафля выпала из них.

– Ну прости меня! – сказал я. – Прости меня, пожалуйста.

Я поднял обслюнявленную вафлю и снова сунул собаке в морду.

Догадавшись, что от меня так просто не отделаешься, собака принялась жевать, бросая на меня взгляды, полные оскорблённого достоинства.

4

– Кто камин будет достраивать? Тебе не надоело в этом бардаке жить? – обратилась ко мне Кисонька, удовлетворённая собачьим аппетитом.

– Другого найдём, – сокрушённо возразил я.

– Другого… мы ему аванс дали.

– Я сделал это ради нас! – взвизгнул я. – Ради нашей семьи!

– Нашей семье не помешает, если камин будет побыстрее достроен, – отрезала Кисонька.

Я смотрел на ужасную картину, причиной которой стал, и глубокое раскаяние охватило меня.

И в самом деле, разве стоит недостроенный камин его хамства, высокомерия и притязаний на Кисоньку?

Конечно камин дороже!

Камин – это уют, это порядок, это семейный очаг.

Да и аванс жалко.

Захотелось обхватить голову руками, как в кино, и воскликнуть: «Что же я натворил?!»

Захотелось закрыть глаза и чтобы всё исчезло.

◆

Ни говоря ни слова, я лёг над диван и подтянул колени к подбородку.

Я снова маленький мальчик, я ничего не должен решать.

– Хороший мой, счастье моё. – Кисонька погладила мою голову. – Прости меня, я виновата, не создала тебе нормальных условия для работы. Дом тесный, камин этот… Надо научиться справляться с приступами агрессии. Если хочется кого-то убить, просто поприседай.

– Ты права, милая. Как ты права, – ответил я, едва не плача.

Мне вдруг стало очень жалко себя. И Кисоньку, и печника, и собаку, и вообще всех. Благородная печаль переполняла меня.

– Ты ни в чём не виновата. Обещаю тебе в следующий раз приседать. Обещаю найти другого печника, который быстро всё доделает, – говорил я, будто прощаясь навеки. Будто я лежу на смертном одре и Кисонька выслушивает мою последнюю волю. – И не печалься об авансе, пусть у него останется в качестве компенсации.

◆

До наших ушей донеслись странные звуки.

Склонившись над печником, богиня быстро орудовала большим ножом.

Вспоров горло под бородой, она засунула руку глубоко внутрь печника и шарила там.

Пока мы, скованные ужасом и любопытством, смотрели, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хоть слово, она вытащила через рану что-то красное, округлое и скользкое.

Облизала и ощерилась.

– Кошкам пожарю, не пропадать же.

Глава 21

1

– Привет, мамант!

– Привет, – ответили мы с Кисонькой хором, хотя приветствие было адресовано только ей.

– Привет… – Дочь не закончила фразу, но смею надеяться, что она хотела произнести «папант». Очаровательная игра слов. Как в детстве.

Должен признать, я нисколько не в обиде на дочь из-за того, что она так и не произнесла это «папант».

Я бы на её месте тоже не произнёс.

Ещё неизвестно, смог бы я вообще говорить, окажись на её месте. Представьте сами: приезжаешь домой, а там родительская подруга с ножом в одной руке и человеческим сердцем в другой.

И труп печника на полу.

◆

– Мы тебя не ждали, – сказала Кисонька.

– Но мы рады тебя видеть, – добавил я.

Что-то шлёпнулось.

Все обернулись на богиню.

– Не обращайте внимания, я вытру. – Богиня пыталась поднять с пола выскальзывающее из пальцев сердце.

– Я хотела на следующей неделе приехать, – сообщила дочь. – А потом решила не откладывать. Меня Цыпочка подбросила.

Вошла Цыпочка, дочкина подруга.

Всегда, когда вижу её, любуюсь. Настоящая красавица и такая уже взрослая. Наша-то ещё совсем ребёнок.

2

Не успев поздороваться, Цыпочка упала.

Даже не вскрикнула, просто бух и всё.

Впечатлительное поколение.

– Надо смочить ей лоб, – нашлась Кисонька.

Я приподнял голову Цыпочки и плюнул ей в лицо.

И одновременно чихнул.

По правде говоря, чихнул и плюнул разом.

В носу щиплет с того момента, как вышел к столу.

◆

Цыпочка раскрыла глаза.

– Что это у меня на лице? – спросила она слабым голосом.

– Это я плюнул, – ответил я смущённо.

– О, спасибо. Это лучший способ меня воскресить. – Цыпочка тоже смутилась, и её бледные щёки порозовели.

– Как самочувствие?

– Я в полуобмороке, – прошептала Цыпочка и покраснела ещё гуще.

3

– Забанили так забанили, – сказала дочь, присев на корточки рядом с печником. – Мы не рано появились?

– Как сказать… – заметил я.

– Мы всегда тебе рады, – вмешалась Кисонька.

– Я не в том смысле!.. – запротестовал я. – Конечно, мы тебе рады, я уже говорил, просто сама видишь… – Я снова закончил многоточием.

– Ты сам решил, что настал наш черёд, – подала реплику дочь, разглядывая мёртвого печника.

– Сцену твоего приезда написал я, но это не значит, что решил тоже я.

– А кто, если не ты?

– Учёные доказали, что в голове каждого из нас живут целые колонии микробов. Они воздействуют на мозговые центры в собственных интересах, – произнёс я с обречённостью мудреца. Я не уверен, что точно цитирую статью про обитателей черепной коробки, но сама идея мне нравится.

– Какой ужас, получается, за меня решают какие-то насекомые? – расстроилась Цыпочка.

– Я давно догадывалась, – вставила дочь.

– Я очень exited[1]. – Цыпочка училась в Англии, ей свойственно спонтанное англоязычие. – Но я не могу принять, что я – это не я… – Цыпочка обвела руками свои соблазнительные очертания, – …а какие-то мерзкие микробы. Какой-то вирус, болезнь.

– Мы одновременно и тело, и организмы, его уничтожающие, – заявил я тоном проповедника. – Нас учат, что каждый человек – индивидуальность, но это иллюзия. Индивидуальность наша определяется зрением. Если всех нас разглядывать под микроскопом, окажется, что между нами и остальным миром нет границ, молекулы и атомы бегают туда-сюда, постоянно размывая границы, мы – часть единого целого, и микробы, которых мы так боимся, которые убивают нас, как бы лишая индивидуальности, на самом деле приближают нас к единению с этим общим великим целым.

– Надо руки мыть перед едой, особенно если в доме питомцы, тогда и микробы меньше тревожить будут. – Дочь бросила выразительный взгляд на тело печника и погладила собаку.

– Дело не в гигиене, – не унимался я. – Просто каждый из нас – это вместилище других миров. И мы, в свою очередь, тоже живём в чьём-то организме.

– Вот следователю и скажешь, что не ты хотел его завалить, а банда микробов из левого полушария, – высказалась богиня.

4

– Пора что-то решать, – перебила Кисонька. – В тюрьму никто не хочет. Там плохо кормят и нет Вайфая.

– Я понимаю, что моё мнение никого не интересует, но мякоть можно провернуть через мясорубку, а кости разбить на мелкие кусочки и закопать, – предложила богиня. – Я кошек буду целый год фаршем кормить.

Говоря это, она пытается удержать сердце поблизости от собственного лица. В другой руке телефон, она улыбается экрану. Она то подносит сочащийся потрох к губам, то держит на ладони, как туземцы держат экзотический плод. Меняя улыбки от чувственной и покорной до бойкой и дерзкой, богиня фиксирует автопортреты.

◆

Пора уже отметить, что вмешательство Кисоньки в данное повествование хорошенько коснулось богини.

Она лишилась не только внешнего блеска, но и сына.

◆

То есть с ним как бы всё нормально.

Он не пострадал.

Просто исчез.

Исчез с этих страниц.

А если уж совсем на чистоту, то никого Кисонька сына не лишала.

Его никогда не существовало, это я его придумал.

Придумал богине сына, вместо кошек.

Придумал ей тысячи подписчиков вместо нескольких десятков.

Теперь всё стало правдиво.

Одинокая девушка не первой молодости приехала когда-то с Украины с одним чемоданом и с тех пор ничего не нажила.

Обитает у нас по дружбе.

Хотя кого я обманываю?!

Не по дружбе, а просто напросилась.

И вот теперь эта горе-богиня предлагает разделать труп на фарш для своих питомцев.

Ох уж эта Кисонькина правдивость. Хотя бы кошек могла не возвращать, знает же, у меня аллергия.

5

– Кости найдут, – вмешался плотник, который молчал с самого убийства. – Надо залить его серной кислотой и подождать два дня. Получится однородная кашка. Кислота свободно продаётся.

– А где его растворять? – спросила Кисонька.

– В ванне, – со знанием дела ответил плотник. – Я с кислотой работаю, протравливаю текстуру. Кислота – великая вещь. А здесь всё протереть нашатырём, чтобы следов не осталось.

– Это только в сериалах такое, – возразила дочь. – У нас в итоге и ванна растворится, и трубы засорятся, и труп останется. От нашатыря вонь по всей деревне пойдёт. Да и где его столько взять? Лучше хлоргексидин – и запаха нет, и надёжнее. Но, если честно, стопроцентного средства уничтожения человеческого ДНК не существует. Даже через несколько месяцев после уборки его смогут определить.

– По-моему, надо просто в лесу закопать, и всё. У нас лес по границе участка, а мы думаем, – нашлась Кисонька.

– Звери разроют, – возразила дочь.

– Глубоко закопать.

– Соседи увидят.

– А если сжечь?

– Запах… да и всё равно не сгорит до конца.

Все задумались. Успевший ужасно надоесть при жизни, мёртвый печник доставлял ещё больше хлопот.

– Надо подвесить его за ноги, спустить кровь, вырвать зубы, потому что они не растворяются, и обсыпать его негашёной известью. Трёх вёдер должно хватить.

Все повернулись к Цыпочке, это были её слова. Её голова ещё покачивалась после обморока, но мыслила она конструктивно.

– Или обернуть полиэтиленом, у вас же есть?

– Откуда знаешь? – спросил я.

– Сделала research[2], – ответила Цыпочка. – Вот, пожалуйста.

Она что-то кликнула на тачскрине и выставила телефон так, чтобы всем было слышно. Приятный голос произнёс:

– Обматываете его полиэтиленом. Я знаю, у вас есть.

Мы с Кисонькой переглянулись, голос продолжил:

– Затем привязываете к ногам батарею и топите в водоёме.

Все слушали, не перебивая.

– Можно проще, – пустился в рассуждения телефон. – Отрезать голову, отпилить руки и растворить в кислоте, остальное просто бросить подальше в лесу. Без головы и рук тело не опознают. А значит, никого искать не будут. Главное – помните: выпустить душу из смрадного кокона плоти – высшее благо.

6

Мы ещё подождали некоторое время, но телефон молчал.

Не могу сказать, что меня заинтересовало сильнее: познания средства связи в столь щекотливом вопросе или его же рассуждение о душе. Следует признать, что оба эти явления заслуживают внимания.

Я посмотрел на проводника телефонных откровений.

Собранная и одновременно хрупкая, знающая и наивная. Перед Цыпочкой мне всегда хочется себя показать. Я ощущаю себя немного старым козлом.

Старым козлом с оленьими рогами.

Именно в таких ситуациях себя и проявляешь.

Не только в таких, но и в таких тоже.

Выслушав собравшихся, я пришёл к выводу, что настал мой черёд.

Глава 22

1

Я подвернул коротенькие рукавчики футболки, встал над печником, вытянул руку и сосредоточился.

Пусть все взгляды и прикованы ко мне, но обстановка всё равно кажется недостаточно торжественной. Не хватает тёмного каменного пола, смутно отражающего происходящее, не хватает далёкого потолка с пресловутой люстрой и леденчатыми плафонами.

Мне бы хотелось совершить поступок в более торжественном интерьере, а не под тусклой лампочкой, но выбирать не приходится.

Мелькнула мысль: а не обоссать ли печника снова?

На этот раз не одну только бороду, а всего целиком.

Раз Кисонька уверяет, что его повторное появление – результат моего золотого дождя, то и орошу его этим самым животворящим дождём повторно.

◆

Но как-то это нечистоплотно.

Гости смотрят, да и не принял я сегодня столько мочегонного, чтобы подобные чудеса с такой частотой творить.

◆

Стоя над печником с вытянутой рукой, я собрался произнести слова.

Я мог бы провернуть всё в полной тишине, но не по-людски это.

Нельзя же такие вещи молча делать.

А поговорить?

Я повернулся к Кисоньке и сказал:

– Я делаю это ради семьи.

А затем произнёс как можно более торжественно:

– Встань и иди.

Едва слова слетели с моих губ, как Цыпочка свалилась со стула.

Бедняжка снова потеряла сознание.

На этот раз оттого, что печник зашевелился.

2

Лестно! Не каждый умеет за столь краткий отрезок времени довести девушку до обморока, вернуть в сознание и снова отключить.

◆

Разлепляя заплывшие от моего кровожадного усердия веки, печник приподнял голову. Из-за раны в горле голова держалась плохо.

Да и головой-то это нельзя было назвать в полной мере: нос свернут набок, глаза едва видны, вместо бороды – изгвазданная тёмными сгустками мочалка.

Скользя ладонями в собственной крови, печник сел.

◆

Собака лает, гости смотрят почтительно.

◆

– Шею перевяжи, а то менты заберут, – посоветовала богиня, оставила сердце в раковине и протянула печнику переброшенную через спинку кресла шаль.

Печник неловко взял шаль обеими руками, не понимая, что следует делать.

Увидев такую неспособность управляться с собственными конечностями, богиня сама повязала ему шаль, отчего печник стал похож на франта.

◆

Глядя на шаль, Кисонька стала теребить пальцы – шаль принадлежит ей, шаль почти новая, непонятно, с какой стати богиня взялась шалью распоряжаться. Сама вспорола бедняге горло, а теперь ещё и шаль извела.

◆

Заботливая гостья кое-как утёрла воскрешённому бороду и лицо. На прощание нахлобучила на него бейсболку и тёмные очки.

Что под руку попались.

На этот раз из моего гардероба.

3

Опираясь на руку богини, печник поднялся на ноги, из полураскрытого рта свисала слюна.

– Иди, – сказала ему Кисонька и повторила со вздохом: – Иди.

Непонятно, от чего она вздыхает больше: от утраты печника или шали?

◆

Печник послушно пошёл.

Но не туда.

Опять в нашу спальню завернул.

Такой шок пережил, фактически умер, а инстинкты остались.

Я его поймал за шкирку и перенаправил.

– Иди к жене и домашней коптильне, – раздельно произнёс я, и печник пошёл к жене и домашней коптильне.

Под ногой его хрустнула улитка.

Глава 23

1

Вслед за жировиком тощая бабка избавилась от кисты.

Выгуливая сиротку, мы чередовались с состоятельными конкурентами.

Нам с Кисонькой начали звонить с неизвестных номеров и молчать в трубку. В редакцию стали поступать танственные запросы о моём расписании. Вспомнив слова бабки о «серьёзом» настроении наших соперников, я стал озираться на тёмных улицах.

Сиротка смеялась всё громче, истерики её сделались громогласнее.

Её словарный запас обогатился словом «ёба», и не я её этому научил.

Кисонька предложила бабкам пообщаться с детским психологом.

2

Детский психолог принимал в детской библиотеке.

Обсудив все насущные дела за половину отведённого нам времени, остаток сеанса детский психолог посвятил рассказу о своей приёмной дочери, девочке-подростке.

– Такие дети страдают дефицитом внимания и постоянно вас проверяют, – сказал психолог. – Моя, например, лежит под одеялом, а ножки наружу торчат.

Мы слушали молча. Кисонька старалась сосредоточиться на ножках приёмной дочери психолога. Это давалось ей непросто.

– Я подхожу и ножки её укутываю, – продолжил психолог, показывая руками, как именно он укутывает голые ножки своей приёмной дочери-подростка. – А недавно она с уроками не могла справиться, – вспомнил психолог. – Я-то знаю, что могла, это она моё внимание хотела привлечь.

Психолог хитро улыбнулся.

– Разбросала тетрадки, сидит, плачет. Я подошёл, спросил, что случилось, она ревёт. Я тетрадки собрал, положил с ней рядом, встал на колени и слёзы ей утираю. Это она специально плакала, чтобы моё внимание привлечь. Хотите?

Психолог предложил Кисоньке лимонад, она отказалась. Кисонька старается избегать напитков, включающих в себя консерванты группы Е и всякую химию.

– Или на днях выходит из душа вся мокрая, волосы, всё мокрое, и садится чай пить, а у нас на кухне окно открыто. Я побежал за полотенцем и хорошенько её вытер. Она специально мокрая, чтобы моё внимание привлечь.

За тройную почасовую оплату психолог согласился нанести старушкам визит.

3

В квартире происходили сборы – дом подлежал сносу по программе реновации, близилась дата переезда.

Диван был завален тюками, психолога посадили на кровать сиротки, обе старушки устроились перед ним на табуретках.

– Ребёнку вредно раздвоение внимания, – сказал психолог. – У неё не сформируется навык привязанности.

– А как же страховка? – спросила бабка-блогер. – Нельзя складывать яйца в одну корзину.

– У нас тендер, – вставила родная бабка. Ей явно нравилось это слово.

Сама сиротка в это время была со мной на детской площадке во дворе и не услышала, что является предметом тендера.

Она устроилась на железной карусели и потребовала крутить её как можно быстрее.

◆

Услышав про тендер, психолог поводил ступнями в тапках, скрестил их, захотел завести под кровать, но ему помешал какой-то предмет, лежащий под этой самой кроватью.

– Моя дочь иногда спрашивает про маму. Где её мама, почему она от неё отказалась, – завёл психолог про свою приёмную. – Я честно рассказываю, что у мамы проблемы с алкоголем, что органы опеки решили забрать дочь, чтобы не подвергать её опасности. Ваша внучка знает про свою маму?

– Мы ей не говорили, – ответила родная бабка, а бабка-блогер ничего не смогла сказать, из её глаз потекли слёзы.

– Мне страшно ей это сказать, – сглотнув, пояснила бабка. – Мне кажется, если я ей скажу, то это будет уже окончательно. Моя дочь, её мама, уже точно будет… мёртвой. Когда я навещаю её, читаю её имя на камне… – бабка всхипнула, – …протираю портрет, я не воспринимаю это как факт. А если я ей скажу, то всё.

◆

Пятки психолога опять стали тыкаться под кровать, и снова что-то помешало им.

– Девочке опасно такое раздвоение. – Психолог не знал, куда деть ноги. – Она всю жизнь будет метаться, ей всегда будет трудно сделать выбор. Вы должны позаботиться о её будущем.

– Разве мы не заботимся? – возразила бабка-блогер. – Мы специально придерживаем две семейные пары, чтобы всегда были варианты.

– Вы нас поймите, – вмешалась родная бабка. – Мы уже немолодые, с нами вдруг что случится, а одна пара вильнёт в сторону, откажется, тогда другая подстрахует.

– Ей нельзя в детский дом, – перебила бабка-блогер. – У неё аллергия, она там сразу умрёт.

– Мы по краю ходим, мне только что кисту вырезали, – сказала родная бабка.

– А я поскользнулась и упала. – Бабка-блогер задрала майку на боку и продемонстрировала внушительный синяк.

– Она очень плохо себя ведёт, – сокрушалась родная.

– Кричит, ругается, – поддакнула блогер.

– Это она пытается обратить на себя внимание, – подытожил психолог. – Вот моя, например, высунет ножки из-под одеяла и лежит специально, ждёт, когда я подойду и укутаю. – Надо сказать правду. – Психолог встал и подошёл к одной из фотографий матери сиротки.

Девушка в белом халате врача.

Психолог взял фотографию обеими руками.

– Надо сказать ребёнку правду.

– Отдайте! – строго произнесла бабка.

– Это надо убрать и сказать девочке правду, – повторил психолог.

– Отдайте мне! – крикнула бабка.

– Вы обязаны сказать ей правду!

– Отдайте! Я милицию вызову! Караул! – закричала родная бабка сиротки, и на лице бабки-блогера отразился неподдельный страх.

Родная бабка вырвала фотографию у психолога, отёрла стекло и рамку рукавом.

– Вы ничего не понимаете! Я всё для неё делаю! Я её страхую от неприятностей. Берегу её психику, говорю, что мама в больнице. Я её от всего берегу, вон железный щит сделала.

– Вы подменяете понятия… – начал было психолог, не обратив внимания на «железный щит». Между тем родная бабка передала сестре фотографию своей покойной дочери, согнулась перед кроватью и выдвинула из-под неё старую автомобильную дверцу.

– Здесь геопатогенный разлом идёт. – Бабка обозначила рукой направление геопатогенного разлома. Согласно её жесту, разлом пересекал комнату сиротки как раз в зоне кровати. – Металл защищает от излучения.

Не мешкая, родная бабка вытащила из-за пазухи гирьку на нитке и, намотав конец нитки на палец, стала медленно перемещаться по комнате.

Психолог наблюдал молча.

Гирька то колыхалась, то зависала неподвижно. Рот вершительницы таинства приоткрылся, пожилая сестрица наблюдала, опершись о поставленные друг на друга коробки.

Когда, обойдя комнату, родная бабка добралась до кровати сиротки, «маятник» в её руке потихоньку начал мотаться и скоро уже крутился весьма энергично.

◆

– Ещё быстрее! – тем временем кричала мне сиротка, и я, упершись о железную перекладину карусели, бежал вокруг скрипучей железной оси, и окна домов мелькали вокруг нас.

Глава 24

1

Избавившись от печника, мы принялись обхаживать дочь с подругой.

Богиня предложила пожарить свежее сердце, но гости вежливо отказались.

Я вытер пятна на полу, и только тут мы обратили внимание, что и дочь, и Цыпочка приволокли с собой по чемодану.

– Куда это вы собрались? – спросили мы.

– Просто я привезла свои вещи. Временно, – ответила дочь.

– Вы что, расстались? – ахнули мы.

– Ну… временно, – уклончиво ответила дочь, и вопросов не осталось – она ушла от своего парня навсегда.

– Что случилось?! – воскликнули мы.

Дочь не любит, когда её донимают.

А кто любит?

Однако она была готова к расспросам.

Заранее настроилась.

И на уход, и на расспросы.

Её решения всегда взвешенны и необратимы.

2

Это началось в первую активную фазу украинской войны. Все тогда следили за событиями чрезвычайно пристально и горячо болели за одну из сторон.

Появились беженцы: одни направились на запад, в сторону Киева, другие – на восток, в Россию.

По углам опустевших городов жались перепуганные породистые собаки, искательно заглядывающие в глаза заезжим авантюристам.

Происходящее сильно взволновало парня нашей дочери. Они тогда только съехались.

Парень был хозяйственным: самостоятельно положил ламинат, возил нашу на море и копил на автомобиль, но геополитические подвижки его изменили. Он погрузился в военный иммерсивный спектакль.

◆

Молодые жили в пригороде, в доме, который наш герой ремонтировал своими руками. В дни описываемых событий была закончена кухня, и нас позвали на новоселье.

Он встретил нас на станции, от которой мы пошли к дому.

Едва на холме подпрыгнула колокольня, он перекрестился.

Показалось, будто они с колокольней противоборствующие снайперы: ему жизненно важно было перекреститься на миг раньше, чем покажется крест на куполе.

Замешкаешься – конец.

◆

Провожатый отрекомендовал строение: церковь такой-то преподобной великомученицы.

Он прилежный прихожанин и нашу склоняет. Батюшка славный, на иконостас они уже пожертвовали.

Его страничка полна пасхальных изображений: яйца, свечи, женщины в косынках. Под каждым хештеги: #благость, #разговелись, #отстоялислужбуотстоимироссию.

3

Кухня ослепила.

Блестящая яркая мебель из современных полимеров отражала восседающую за столом крепкую женщину.

Мощные щёки, соперничающие размером с её же грудями, подпирали тяжёлые глаза.

◆

Всегда, когда вижу женщину, думаю: я бы с ней да или я бы с ней нет? Тогда я сразу подумал, что с этой я бы точно нет.

Существенно менее упитанная женщина хлопотала у плиты. Одной рукой она держала младенца, другой орудовала половником в кастрюле.

Рядом стояла юная девица в маленьких шортах и с пышными волосами на красивой голове. Я поспешил отвести от неё взгляд; больно уж отчётливо он сообщал: с ней я бы да.

Мы озирались в поисках дочери. Она убежала в магазин, чтобы срочно купить позабытый ингредиент для соуса.

Пока смотрели дом, повсюду нас сопровождал тяжёлый аппетитный запах борща.

4

Крепкая женщина оказалась мамой нашего молодого человека.

Дети съехались, родители решили познакомиться.

Увлекшись заботой о беженцах, мама не отрывалась от телефона.

Беженцам требовались тонны подгузников.

Точнее, их детям.

Пока мама организовывала получение и доставку этого дефицитного товара, сын читал новости и тут же пересказывал самые яркие

Украинский пилот вместе со своей боевой крылатой машиной перелетел на сторону повстанцев.

Правительственный карательный батальон окружён и уничтожен.

Российские военные сохраняют нейтралитет.

Аэропорт вновь подвергся обстрелу.

Украинские военные бомбят мирные кварталы.

Сообщение про украинского пилота опровергнуто заявлением главнокомандующего.

◆

Новости поступали одна страшнее другой, подгузников не хватало, из кастрюли валил пар, младенец орал, кудлатая красотка позёвывала, откуда-то из коридора явилась семейная пара луганчан, дочь, вернувшаяся из магазина с пустыми руками, виновато улыбалась.

5

Мы с Кисонькой знали, что ребята принимают нуждающихся, но не знали масштаба этой благотворительности.

Мама Эвелина Владимировна, дочь и внучка офицеров, не понаслышке знает, что такое честь и совесть.

Первым делом она нашла Галю, женщину у плиты. Галя готовит и убирает.

Потом она нашла Оксану с Петром, луганчане поклонились. Пётр помогает с ремонтом, Оксана ищет работу.

Снежана, кудлатая красотка, старшая дочь Гали, готовится к поступлению в парикмахерский колледж, а пока стрижёт всех домашних.

Я подумал, что избыточное увлечение парня сводками с полей сражений вызвано ещё и тем, что надо хоть как-то отвлечься от этой крали с гривой и губищами.

◆

Эвелина Владимировна то и дело отнимала трубку от уха и бросала Гале очередное ц/у.

Прежде обжарь.

Масло не то.

Другая бутылка.

Приправу расходуй экономно.

Галя держала младенца одной левой, и я подумал, что у неё быстро разовьётся несимметричный бицепс.

Оксана с Петром жаловались на фашистов и говорили, что война, конечно, плохо, зато повод в Москву перебраться.

Кудлатая накручивала локон на палец.

Глава 25

1

И вот теперь наша дочь вернулась с вещами.

Мы знали, что жизнь их складывается по-разному, что Эвелина Владимировна подолгу гостит и от её заботы не скрыться. Мы понимали, что однажды этому настанет конец, но когда это произошло, всё равно стало грустно.

◆

Собака разлеглась у ног дочери, но дочь не хотела её гладить.

Дочь не любит, когда собака причмокивает и смачно облизывается, а она обязательно начинает причмокивать и облизываться, когда гладишь ей пузо.

Вместо дочери гладить собаку принялась Цыпочка.

– Она у вас розовая! – воскликнула Цыпочка, раздвигая пальцами густой мех.

◆

Первой это подметила сиротка.

Она очень любила собаку.

Собака была, пожалуй, единственным, в чём мы превосходили семейную пару конкурирующих усыновителей.

Дом у них был просторнее и богаче, у каждого по машине, в то время как у нас ни одной.

Зато собака оказалась вне конкуренции. Сиротка с собакой общалась на разные темы, они бегали друг за другом, и всё это заканчивалось тем, что сиротка чесала собаке пузо, раздвигала мех и каждый раз с восторгом обнаруживала, что собака на самом деле розовая.

◆

– Да, с нами живёт розовая собака, – кивнул я.

– Это так эротично, – сказала Цыпочка мечтательно.

– Возможно, вы помиритесь, – обратилась Кисонька к дочери.

– Не думаю, – покачала головой дочь.

Она рассказала, что гостеприимство её парня приобрело пугающий размах.

Бывало, приходилось спать на полу, лишь бы разместить очередных нуждающихся.

Когда бои утихли и многие другие беженцы вернулись в свои дома, их гости никуда не делись.

Разве что Снежана поступила в парикмахерский колледж и съехала в общагу, но появилась другая. Менее яркая и более нахальная.

Жених дочери долго ходил вокруг да около и в итоге предложил им жить втроём.

Ладно бы с кем-то из знакомых.

Кроме того, она совсем некрасивая.

2

Тем временем у Снежаны в парикмахерском колледже не сложилось. На пути её таланта возник бухгалтер колледжа.

Коренастый мужчина в расцвете духовных сил соблазнил Снежану.

Сначала угощал сухофруктами, которые ему с собой на работу собирала супруга.

Потом начал поить кофе-латте в картонных стаканчиках, чем и склонил к близости.

◆

Надо ли говорить, что добротная южнорусская фертильность, встретившая бухгалтерский напор, подкреплённый ежедневным употреблением сухофруктов, принесла результат – на двадцать четвёртой неделе было уже сильно заметно, а в положенный срок на свет появился новый член российского общества весом три килограмма шестьсот шестьдесят шесть граммов.

Можно было бы, конечно, естественный ход событий прервать, но бухгалтер выступил категорически против: грех – убивать невинное дитя.

3

Учёбу пришлось бросить, из общаги вытурили, Снежана вернулась в гостеприимный дом нашей дочери и несостоявшегося зятя.

Появление нового москвича было встречено неоднозначно. Эвелина Владимировна оперативно подыскала комнату в тихом уголке Подмосковья, достаточно удалённом. Галю с мелким отселили туда же.

◆

Сославшись на низкий доход и взлетевший прожиточный минимум, бухгалтер от финансовой поддержки отказался.

Юная беженка осталась наедине с плодом своей запретной любви. Плюс мама Галя с собственным малышом.

Устроилась в местный салон и очень скоро подметила, что её тело пользуется куда большим спросом, чем парикмахерский талант.

Мужчин принимала, пока Галя мыла полы в ближайшей «Пятёрочке», а дети спали.

Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы не Нурсултан.

4

Одинокий таджикский паренёк. Бедный, но честный.

Учился у себя в таджикском ханстве, но вынужден был учёбу оставить ради заработка.

Потребовалось содержать пятерых сестёр.

Отец скоропостижно скончался.

Отец тоже был бедный, но честный.

Это у них наследственное.

Отец был образован и начитан.

Привил сыну любовь к культуре великой, таинственной, громадной и сказочной России.

И вот юный таджикский интеллигент прибыл в столицу сказочной державы, в Москву.

◆

В Москве он сразу попал в сказку со сказочными персонажами.

Сначала его обобрали сказочные полицейские.

Потом он угодил в лапы рабовладельцев из коммунальных служб. По ведомости расписывался за двадцать тысяч, на руки получал восемь.

Половину отнимали мафиози-соплеменники.

Однажды хорошенько схлопотал от хранителей чистоты сказочной русской расы.

В больнице подлатали, но пришлось потом белить потолок в коридоре – иначе не возвращали паспорт.

В один прекрасный день провидение и вознаградило его за духовную стойкость – он встретил женщину.

5

Пускай существенно старше себя, пускай разведёнку со взрослой дочерью, пускай работницу сферы ЖКХ, а не скрипачку.

Зато добрая и с квартирой.

Она договаривалась о ремонтных работах, он осуществлял.

Прибыль пополам.

К пятерым сёстрам, прозябающим в родном ауле, был проложен финансовый арык.

Сёстры оживились и стали возделывать огород.

И тут Нурсултан случайно полюбил Снежану.

Снежана ответила взаимностью.

◆

Нет чтобы втихаря крутить с малолетней матерью-одиночкой и жить себе припеваючи под крылом у пожилой благодетельницы. Хвалёная честность не давала Нурсултану покоя.

Он терзался, а потом взял да и раскрыл душу своей сожительнице.

И поник головой.

Моя судьба в твоих руках.

◆

Добрая москвичка прослезилась, всё поняла и простила.

И отпустила возлюбленного.

На прощание вручила Нурсултану ведёрко для льда и выписала из казённых денег премию.

Через полгода Снежана родила Нурсултану двойню, мальчиков-близнецов, богатырей.

Потом девочку-красавицу.

Потом ещё кого-то.

Вся эта компания весело верещит и теребит счастливых родителей, мама Галя нянчится с малышами, а Снежана продолжает рожать.

Недавно в гости к молодой семье приехала съёмочная группа, и пока у Нурсултана брали интервью, Снежана родила ещё троих.

Глава 26

1

– Что это за херня?

– Как будто не может быть другого взгляда, – возразила мне Кисонька. – Не всем нравится то, что ты пишешь. Мягко говоря.

– Какая-то сусальная пошлость про беженцев; бедных, блять, но честных.

– Вы сами говорили, что история должна быть связной, – сказала Цыпочка. – Вы дали задание искренне написать про тех, кого мы боимся. И я написала. Я боюсь беженцев, всех этих… как это по-русски… приезжих. Боюсь и хочу с ними подружиться. У меня позитивный настрой.

Я смотрел на Цыпочку, и до меня медленно начало доходить. Цыпочка посещает литературные курсы, где я провожу занятия. Недавно я дал задание написать про тех, кого боишься. Искренне написать. И вот, пожалуйста, результат. Неловко, что я на неё наехал. Если бы я знал, что она автор, выбрал бы слова помягче.

– В отличие от твоего, скажем так, экспериментального повествования, здесь есть и сюжет, и посыл, – продолжила заступаться Кисонька. – Узнаваемые реалии, трудности, которые герои преодолевают порознь и сообща, доброта, светлые человеческие качества. У читателей возникнет контакт с прочитанным, эта история их не отпугивает, она членораздельная и поучительная.

– От этой истории исходят лучики добра, – встряла богиня.

– Социально значимый сюжет, – с важным видом произнёс плотник.

– Такая книга прозвучит, – кивнула дочь.

Наверняка именно так доктора кивают обречённым пациентам перед эвтаназией.

В их глазах я видел сочувствие, какое испытывают к тому, кто утратил нюх. Больше других сочувствие излучала Цыпочка.

– Успокойся, – сказала мне Кисонька. – Зачем сразу так резко реагировать? Хороший учитель учится у своего ученика.

Цыпочка скромно потупила взор. Услышав столько аргументов за, я решил бороться:

– Какой-то, блять, сопливый сериал для дневного эфира, чтоб жирные тётки обрыдались!

Собака на всякий случай отошла подальше. – Я что, матерюсь?

– Да, ты материшься, – подтвердила Кисонька.

– Что же теперь будет? – спросил я, опомнившись.

– Ты слишком нервно реагируешь. Можно просто выслушать, принять к сведению, заимствовать лучшее. А теперь твою книжку пристукнут клеймом «Содержит нецензурную брань», закатают в полиэтилен и запретят детям к ней прикасаться.

– То есть я потеряю покупателей, издатели потеряют продажи, и все мы потеряем деньги?

– Да.

– То есть кто-то, блять, хочет меня обобрать потому, что я матерюсь?!

– Чего ты так разгорячился? Воспринимай всё философски.

– Кто посмел запретить мне материться?!

– Кто-кто, депутаты Государственной Думы Российской Федерации, представляющие весь многонациональный народ Российской Федерации, – сказала Кисонька с достоинством.

– Нецензурная брань… И где они только слова такие выискали, бабьи… Лицемеры, упыри, хотите заткнуть мне рот своим ебучим полиэтиленом?!

Кисонька, дочь, Цыпочка и плотник притихли. Богиня наконец-то перестала полоскать сердце печника, но кран так и не выключила. Вода продолжает течь.

– Значит, маленькие читатели этого не увидят?

– Не увидят, – подтвердила Кисонька.

– Тогда я позволю себе метафору. – Я расправил плечи и громко произнёс: – Хуй вам! Идите на хуй! В смысле, не вы, – уточнил я. – А эти все пусть идут.

Я встал из-за стола.

– Идите на хуй, я вас не боюсь.

– Тебя обвинят в возбуждении.

– В возбуждении чего?

– В возбуждении вообще, в возбуждении ненависти и вражды, а заодно и в перевозбуждении.

– Идите на хуй!

– А ещё тебя в обвинят в разжигании.

– Какое, на хуй, разжигание? Я ничего не разжигаю!

– Ох милый, как бы тебя благочестивые читатели не отпиздили, – сказала Кисонька, подперев щёку рукой на манер деревенской простушки.

Я бесстрашно продолжил:

– Кто я: таракан с писькой или гражданин Российской Федерации?! Ступайте на хуй, старые бляди! От вас несёт аптекой и могилой.

Последние слова прозвучали патетически.

И поэтично.

Во мне много нерастраченной поэтичности.

Дочь захлопала, Цыпочка смотрела с восторгом.

2

Что-то я разволновался. Натуральный приступ отчаяния. Жизнерадостные эскапады висельника. Впрочем, все мы висельники в этом мире. Весь наш земной путь – это попытка выжить, которая однажды неизбежно терпит неудачу.

А если серьёзно, то прошу прощения. Никого не хотел обидеть. Психанул, бывает.

Сами понимаете, не каждый день лишаешь жизни и даришь её обратно.

После всего этого просто необходимо снять стресс.

Убрать зажимчики.

Смысла захотелось.

Я же, блять, писатель, мне, блять, нужен смысл.

– С каких это пор сквернословие считается смыслом?

Не знаю, кто подал эту реплику. Тем более вслух я ничего не сказал. Да и какая разница, в тот момент я был один против всех.

– Сквернословие – это бой, который я даю ханжеству и старью!

3

– Малыш, ты ещё не знаешь, какую фамилию мы придумали для Снежаны.

Плотника так и распирало.

– Нам всем очень понравилось сочинение Цыпочки, и мы подали ей пару идей.

– И она, в отличие от некоторых, приняла их с благодарностью, – назидательно сказала Кисонька.

– И какую же вы придумали фамилию для Снежаны? – спросил я.

– Койко-Место! – едва скрывая восторг, сказала Цыпочка.

– В этой фамилии есть и намёк на украинские корни Снежаны, и тонкая горечь по поводу её кратковременного опыта в сфере интимных услуг, и акцент на обретении новой родины и собственного места в жизни, – обосновал плотник.

Кисонька смотрела на него благосклонно.

– Ай да разбор! – я вытаращил глаза. – Ты просто мастер подтекста!

Плотник скромно опустил ресницы. Цыпочка тоже смотрела на него с интересом.

– Мы ещё не сказали про злую свекровь, мачеху Нурсултана, – деликатно сообщил плотник.

– В самом деле? – от всей души удивился я. – И что же эта фурия, эта злобная старуха?

– Она будет строить молодым козни, а зовут её угадай как! – Просто какой-то апофеоз плотника. Его денёк.

– Самса Тандырная небось, – фыркнул я.

– Ты читаешь мои мысли! – воскликнул плотник. – У лучших друзей такое бывает, единение душ! Именно – Самса Тандырная.

Глава 27

1

Сам виноват. Развёл тут лицемерный плюрализм.

Роман ещё не написан, а его уже переписывают.

Между тем давно ничего не слышно про сиротку.

А она здесь, в нашей гостиной.

Пусть это уже и осталось в прошлом, но мы проводим очередные совместные выходные. Она дёргает меня за уши и прижимается к моему лицу.

– Теперь ты меня не видишь! – вопит сиротка, крепко прильнув ко мне.

– А теперь видишь! – Она с хохотом отстраняется.

◆

Разыгравшись, она задела блюдо с печеньем.

Блюдо разбилось на куски.

Сиротка замерла, как будто не блюдо разбилось, а она сама и теперь никакой хвалёной гибкости – только хрустящие осколки.

◆

Мне было жаль блюдо, но не стану же я третировать ребёнка из-за фарфора.

Детям следует подавать пример, не хотелось бы подталкивать сиротку к вещизму.

2

– Ничего страшного. Пусть с разбитой посудой уйдёт всё плохое, – сказал я тоном самозваного проповедника.

– Это как? – неожиданно заинтересовалась сиротка.

Пока я собирал осколки и печенья, одно из которых незаметно съел, то поведал сиротке известный научный факт: вместе с разбитыми тарелками нас покидают неприятности.

◆

– Какие неприятности? – уточнила сиротка.

– Любые. Если у тебя есть какие-то неприятности, теперь они тебя обязательно оставят, – провозгласил я.

– А какие конкретно? – не отставала сиротка.

– Чтобы тебя наверняка покинули какие-то конкретные неприятности, их следует указать на осколках, – нашёлся я.

3

Само собой, у меня незамедлительно потребовали фломастер и осколок покрупнее.

В то время сиротка как раз осваивала буквы и принялась под моим присмотром выводить каляки на самом крупном осколке. Изучать букварь по учебнику с картинками она не особенно любила, и я очень обрадовался её интересу к русскому языку. Рука не очень-то её слушалась, места на осколке не хватало.

– Не получается! – крикнула сиротка, бросив осколок в сторону.

– Можем на другой тарелке попробовать, – произнёс мой рот, и мозгу оставалось лишь удивляться вдогонку.

4

Сказанного не воротишь – я достал икеевскую тарелку с трещиной.

◆

Сиротка принялась что-то выводить на ней, прикрывая от меня надпись.

Когда она закончила, я попросил посмотреть.

Она отвернулась, как когда-то с мороженым в цирке больших зверей, но всё же показала.

◆

На тарелке было написано «баба».

Не очень понимая, педагогично ли поощрять пусть виртуальное, но всё же уничтожение родной бабуси, я позволил сиротке грохнуть «бабу» о пол.

Она сначала протянула тарелку мне, но я отказался: её «баба» – пусть сама и бьёт.

Удар вышел не слишком сильным, но достаточным, чтобы «баба» раскололась пополам.

5

Полагая, что этим дело ограничится, я сильно ошибся.

Страсть сиротки к швырянию предметов нашла выход.

Она не успокоилась, пока не расправилась со второй «бабой», а затем с Пелагеей с четвёртого этажа. Последнюю пришлось в буквальном смысле добивать.

Добивала сиротка с озорным неистовством.

◆

Понимая, что познакомил малышку со счастьем разрушения, я встревожился.

Но не слишком.

Мне всё нравилось.

Звон на весь дом, собака забилась в угол, а мы знай себе колотим посуду, превращаем надоевшее в прошлое.

Хорошо, Кисонька была на работе, не видела.

◆

Как же я хотел чтобы сиротка заодно расколотила других своих благодетелей.

Интеллигентную москвичку и статного украинского спортсмена.

Но она такого желания не изъявила.

Когда я всё же многозначительно спросил, не хочет ли она избавиться ещё от кого-нибудь, она задумалась и кивнула.

Я поискал в буфете очередную тарелку и, не найдя дешёвой, скрепя сердце предоставил китайскую с драконом.

Сам напросился, никто меня за язык не тянул.

Сиротка долго карябала, а потом, не показывая мне, швырнула.

◆

Собирая осколки, я не смог удержаться от составления дракона воедино.

Вместе с драконом сложилось слово «мама».

6

После разгрома сиротка помрачнела.

– Не подходи ко мне, – сказала она.

– Почему?

– Я воняю бабкой.

– Ты приятно пахнешь, – возразил я.

– Убери от меня руки!

– Я и не собираюсь тебя трогать.

– Подкачался бы, что ль, – сказала сиротка ехидно. – Ручки тонкие.

– Нормальные руки…

После шабаша с битьём посуды непросто сразу переключиться на обсуждение собственной физической формы.

– Вот у него руки сильные, крепкие, – сиротка обхватила саму себя и мечтательно прикрыла глазки.

– У кого?

– У него, – с многозначительной назидательностью произнесла сиротка и отвернулась.

– Он тебе больше нравится?! – Я схватил её за плечи и повернул к себе.

Она смотрела на меня с вызовом, будто ждала удара и торжествовала от этого.

– Зачем ты к нам приезжаешь, если он тебе нравится больше?

– Ты сам ко мне приезжаешь. Ты и твоя жена. Вы привозите меня к себе, играете со мной, реализуете родительский инстинкт. Вы сами всё это затеяли!

7

Неправдоподобные слова для маленькой девочки.

Я и сам не верил своим ушам.

Не поверил, что слышу это.

Не поверил, что она это говорит.

– Я пахну бабкой! – зло улыбнулась сиротка.

Она понюхала себя и сморщила носик.

– Бабка! – крикнула она и сбросила кофточку. – Бабка! – Она стащила юбочку и осталась в колготках.

Я боялся, что она наступит на маленький, незамеченный мною осколок.

Я хотел, чтобы она порезалась и заплакала. Чтобы устроила истерику, а я бы ей ещё наподдал.

Она схватила чашку с остывшим чаем и вылила себе на голову.

◆

Она лежала и плакала, а я говорил ласковые слова.

Её блестящую мокрую спинку покрывали тёмные волосики. Волосики лежали витиеватым узором. Я вытер её полотенцем и волосики встали дыбом.

Глава 28

1

Мы с плотником вышли на крыльцо помочь выгрузить вещи дочери.

За нами последовали остальные – всем хочется проветриться.

◆

Кисонькино вмешательство коснулось не только устройства дома, но и окружающей местности.

Далёкий забор существенно придвинулся, превратившись из ладного и нового в старый и щелястый, как штрихкод.

Обширный газон с куртинами сменился заросшей полянкой.

На полянке…

◆

Работяг, которым я поручил выкопать яму под деревце, Кисонька пощадила. Всё это время они усердно трудились и погрузились в землю по плечи.

– Ребята, стоп! – торопливо кричу я, как будто пара лишних комков почвы может что-то изменить.

Со всеми утренними перипетиями забыл их вовремя остановить.

◆

Работяги послушно опёрлись о лопаты.

С волнением искоса смотрю на их лица.

Они тоже бедные, но честные?

С какими целями приехали в нашу сказочную страну?

◆

Разглядеть ничего не удаётся. Лица у работяг как у сувенирных фигурок – упрощённые и хитроватые.

2

Яма оказалась впору не хилому саженцу, а рослому крупномеру.

По краям комья глины вперемешку с пластами контрацептивов и бракованных резиновых игрушек.

◆

Спрыгиваю на дно.

Без этого вполне можно было обойтись.

Зачем лезть в яму, когда и так всё понятно?

Но нет, мужчина обязан испытать, пощупать, удостовериться.

Своими руками, на своём опыте.

Кроме того, я хочу проверить, нет ли там хода в подземелье с птицей и золотыми монетами.

3

Прыжок вышел неудачный – я подвернул ногу.

А может, не подвернул, но всё равно больно.

Услышав, как я непроизвольно охнул, сверху спросили: не вызвать ли врача? Я крикнул, что это пустяк и врач не требуется.

Изображая на лице беззаботную улыбку, я догадался, в чём дело.

Нет, не Кисонька.

Моя потускневшая физическая форма не её рук дело. Кисонька бы, наоборот, приписала мне какой-нибудь приятный физиологический пустячок.

Причина в другом.

Воскрешение.

Такие вещи без последствий не остаются.

Воскресив печника, я отказался от своего же решения его убить, а значит, отказался от себя.

От себя крепкого, лихо взбегающего по лестнице на верхушку крыши и бойко прыгающего в ямы.

Смотрю на свой живот. Так и есть: вместо мышц мягкое пузико.

Оглядел руки: вместо крепких – хилые.

На этом решил инспекцию тела прекратить, сплошное расстройство.

4

Потыкав ногой в глину, потоптав её и даже помяв в руке комок, словно земледелец, я никакого лаза не обнаружил.

Отовсюду торчат осколки человеческой жизнедеятельности.

Вот гнутый обрезок арматуры, вот фрагмент старинной мраморной сантехнической формы, вот ржавая четырёхпалая колючка.

Так называемый чеснок.

Давным-давно такие использовали против кавалерии.

Всё это вперемешку с мелким сором, грунтом и отходами резинового производства свозили отовсюду.

Засыпа́ли овраг мусором.

Засыпа́ли и засы́пали.

Вся русская история под нашей лужайкой.

Слой за слоем.

И призрачная армия марширует за поворотом.

5

– А зачем тут яма? – спросила Кисонька.

– Я дерево достал. Смотри. – Оглядываюсь по сторонам в поисках многострадального саженца.

– Ребят, вы дерево не видели? – спросил у работяг.

Они вертят головами, шарят в поисках ростка, который я для важности называю деревом.

◆

Обнаружили под ногами у Цыпочки. Она не заметила и наступила. Вид у деревца ещё более жалкий.

– Красивое растение, – сказала Кисонька, поправляя единственную надломанную веточку. – И яма в самый раз, на дно насыплем дренаж. Надо собрать разный мусор, бутылки, железки.

– Бутылки у меня есть, – сообщила дочь.

◆

Слова дочери пришлись весьма кстати, все повернулись к ней и никто не видел, с каким трудом я выбираюсь из ямы.

Глава 29

1

Машина Цыпочки завалена вещами дочери.

Стекло, бумага, железки.

Среди железок выделяется чугунная батарея.

◆

– Откуда всё это?! – спросил плотник.

– Это моё, не по помойкам же я собирала! – удивилась дочь.

Плотник притих.

– А зачем ты это сюда привезла? – поинтересовалась Кисонька.

– А куда ещё мне это везти? Я переехала к вам со всеми своими вещами.

– Почему ты просто не оставила это у него?

– Я разделяю мусор, а он бы выбросил всё вперемешку. В городе нет раздельных контейнеров, я вожу отходы на завод «Флакон» к хипстерам. Собираю у себя, а когда накопится достаточный объём, отвожу, – ответила дочь, продемонстрировав разумное, рациональное отношение и к мусору, и к жизни. – Иногда друзья кое-что ко мне привозят. Они знают, я просто так не выброшу.

– Ты всё это хранила у него? – спросила богиня, которой давно хотелось высказаться, но я не давал ей реплик.

– Да.

2

– Вываливаем бутылки в яму, – скомандовала Кисонька.

– Вперемешку прозрачное стекло и цветное?! – возмутилась дочь.

– Да, вперемешку. Бутылки сдержат почву и отведут лишнюю воду.

– Не переживай, – успокоил я дочь. – Это не будет считаться перемешиванием раздельного мусора. Это просто дренаж.

◆

Мы принялись кидать бутылки на дно ямы.

Дочь смотрит с болью и ужасом.

Цыпочка затаила дыхание от восторга.

– Железки очень пригодятся, они будут выделять полезные для дерева вещества, – сказала Кисонька.

– Надо его крепко закрепить, чтоб не спёрли, – сказал я про деревце.

– Кому оно нужно?

– Утром две дачницы выкапывали у нас возле ворот анютины глазки.

– Мои анютины глазки?! – ахнула Кисонька.

– Твои. Не хотел об этом сообщать, чтобы тебя не расстраивать, – ответил я.

– Что, прямо выкопали и украли?

– Именно так. Совершили настоящий набег, вооружившись совочком и пакетиком. А когда меня увидели, смылись, весьма резво, несмотря на свои объёмы.

– Хорошо. То есть плохо. Но анютины глазки по ту сторону забора, вдоль улицы, а дерево по эту сторону забора, – нашлась Кисонька.

– Забор у нас теперь такой, – сказал я, намекая на её вмешательство в наше благополучие, – что любой пролезет.

– И что ты предлагаешь?

– Сейчас покажу.

Мы с плотником вытащили из багажника батарею.

Мои худшие ожидания оправдались, я сдал. Заныла спина. Вот она, цена отказа от собственных решений. Теперь будет только хуже: сначала спина, потом ноги, а потом перестану узнавать близких.

3

Мы пропустили между рёбрами батареи колодезную цепь и бросили её на усыпанное бутылками дно ямы. Раздался хруст. Концы цепи мы держим в руках.

Дочь отвернулась, она не может вынести зрелища варварского перемешивания мусора.

– Хозяин, отдай лучше нам батарею, – попросили работяги. – Мы её в металлолом сдадим.

– Я вам плиту отдам, – я указал на старую газовую плиту.

Работяги повеселели.

Все, кроме молодого. Тащить ему.

Я дёрнул конец цепи, оставшийся у меня в руках. Крепко.

Сверху набросали земли, гнилых овощей, протухшего пюре, золы из камина и прочей дряни, которую так любит флора.

– Где тот голубиный помёт? – спросила Кисонька.

Ну конечно, голубиный помёт!

В сарае хранится мешочек голубиного помёта, припасённый для особого случая. Незаменимое натуральное удобрение.

4

Дверь в сарай снова не захлопнута.

Я прошёл в угол, где сложены удобрения.

За спиной раздалось знакомое трепыхание.

◆

На этот раз зрелище куда более жалкое – птица свалилась между листами фанеры, прислонёнными к стенке.

Я снова принялся освобождать бедолагу.

Чтобы отодвинуть фанеру, пришлось сначала отодвинуть спинку детской кроватки.

Потом давно пустующую клетку для попугайчика.

Потом нужные в хозяйстве деревяшки, затем какую-то херню.

◆

Понадобились немалые усилия, чтобы сдвинуть фанеру. Вместо того чтобы взлететь ввысь, птица свалилась вниз.

Проклиная своё сочувствие никчемной пташке, которых вон полный лес, я начал с новым усердием разгребать завалы.

Путь для полёта расчищен.

Несчастная вспорхнула и уцепилась за балку. Тельце пульсирует, клюв разинут.

К счастью, шмакодявка не стала метаться по сараю, а сразу спланировала в открытую дверь и устроилась на ближайшей ветке.

Пролетая надо мной, она сбросила белую кляксу.

5

– На тебя опять птица накакала, – сказала Кисонька.

– Знаю, – буркнул я и почему-то обиделся.

Я ссыпал мешочек в яму.

Поверх мы воткнули деревце. Обмотали ствол цепью возле самого корня, а конец цепи зарыли поглубже.

Сверху хорошенько полили водой и утоптали, как будто всё так и было.

Глава 30

1

– Почему ты пишешь о вещах больше, чем о людях?

– Это детская психологическая травма: когда я был маленьким, у меня было очень мало вещей.

– Разве можно писать про какой-то сарай, набитый хламом, про мусор, когда твоя дочь рассталась с парнем? Разве можно такое делать в середине книги?

– Я пишу не только про мусор, я про дерево написал.

– Дерево – не человек. Ты избегаешь и боишься людей. У дочери семья распалась, а ты про мусор, про голубиный помёт. Кому всё это интересно? Людям интересны люди, отношения. Про сиротку интересно, а ты, как ненормальный, в мусоре роешься.

– Мне ужасно жаль, что они расстались. Честно. Я пишу про мусор, потому что не знаю, как быть. Я бессилен. Я перебираю барахло, чтобы успокоиться.

– Пока они были вместе, ты над ним подтрунивал, над его домовитостью, над его увлечением политикой, а он хороший парень, заботился о ней.

– Я часто вижу хорошее только на расстоянии. Ты плачешь? Ну что ты, моя милая, не плачь.

– Мне теперь и поплакать нельзя?! Ты меня тут выводишь как ленивую квашню, которая дрыхнет до полудня, а мне поплакать нельзя?!

– Можно, можно, поплачь, если хочется.

– Не указывай мне, что делать.

Кисонька зарыдала. Я обнял её. Она сначала оттолкнула меня, а затем прижалась.

– Я плачу, – всхлипнула Кисонька. – Даже не потому, что они расстались. Хотя это ужасно грустно. А потому, что я ничего не могу поделать. Раньше я давала ей советы, могла в чём-то помочь, где-то подстраховать, а теперь она сама всё решает. Это целиком её решение и её жизнь. Это значит, что она взрослая, а я старая.

Мы стояли рядом с деревцем. Оно торчало из не успевшей высохнуть утоптанной земли и больше походило на случайный прутик, чем на что-то, имеющее перспективу. Но если приглядеться, становилось понятно, что деревце окрепнет, пустит корни, опутает корнями недра, осколки, резинки, железяки и останки.

– Ты вырастешь, раскинешь ветви, будешь отбрасывать огромную тень, станешь домом для насекомых и птиц.

2

Дом сиротки был похож на тёрку для сыра – каркас с дырками.

Подъезды заколочены.

Все, кроме крайнего.

Мы вошли.

◆

Нас встретили вечные дворецкие таких мест – запахи гари и разложения. Они не впускали нас, но мы вошли, и тогда они взялись сопровождать нас повсюду.

◆

Перед нами предстал мир без железа.

Перила, трубы, отопительные батареи, электрические щитки вместе со счётчиками, железные двери вместе с коробками, чугунные ванны, оконные ручки, замки, все металлические предметы были спилены, свинчены, вырваны и увезены.

Дом обезоружился прежде, чем пройти в рамку последнего металлоискателя.

Повсюду было влажно. Едва люди покинули это место, как крыша протекла, а дождь стал заливать в окна.

Лестница была завалена обломками и рухлядью.

Под ногами хрустело.

◆

Мы заглянули в случайную квартиру.

На стене ещё действующий календарь.

Дверной наличник испещряют зарубки детского роста, жирные пятна на обоях сообщают, что недавно здесь спали.

Мы поднялись на чердак и прошли к нужному подъезду.

Чтобы не ошибиться я загибал пальцы.

Я плохо считаю, но хорошо ориентируюсь.

А вот и её подъезд.

3

Вскоре после избиения тарелок мы с Кисонькой получили отставку.

Бабуси сделали выбор в пользу другой пары.

Нас попросили не приходить и не звонить.

От помощи при переезде в новую квартиру отказались.

Я повторял подхваченное у сиротки слово.

Ёба, ёба, ёба.

◆

Кисонька урезонивала меня.

Те богаче нас, они смогут больше дать малышке.

У нас дочь, а у тех никого.

Она подвижная, а он спортсмен. С ним ей веселее, чем с тобой. В смысле, со мной.

Да и звонков непонятных больше не будет.

◆

Мы благородно отошли в сторону, но однажды, оказавшись неподалёку, не смогли удержаться, решили хотя бы посмотреть издалека.

Дом мы застали покинутым, ожидающим сноса.

Неведомая сила, та, что заставляет заглянуть в гроб, что подталкивает к краю вокзального перрона, повлекла нас внутрь покинутого дома.

Пробравшись через чердак, мы спустились на её этаж и вошли в квартиру.

4

Мы чувствовали, что можем сказать друг другу что-то душераздирающее, и воздерживались от слов.

Мы разглядывали знакомые помещения, лишённые обстановки.

Полированную «стенку» вывезли, телевизор вывезли, пианино оставили.

Мерцающий музыкальный инструмент стоял наискось у стены.

Двигали, двигали и решили бросить.

Зато автомобильной дверцы, защищающей от излучения энергетического разлома, не обнаружилось. Ржавую дверцу увезли, а пианино оставили.

Шучу.

Пианино тоже увезли, это я соврал, не знаю зачем.

◆

На полу в комнате сиротки зияла угольная клякса кострища.

Среди головешек угадывались детали кроватки.

Энергетический разлом дал о себе знать.

Или бомжи переночевали.

Угли навеяли мысли.

Решил на месте свериться с телефоном.

Ну не удивительно?

Дом сиротки построен вдоль улицы, бывшей некогда частью Старой Калужской дороги, по которой император французов дошёл от Москвы до нашей деревни и дальше до самого Парижа.

5

На стенах виднелись тёмные точки.

Я подошёл ближе.

Улитки.

Привлечённые влажностью, они наползли в квартиру.

По углам валялась одежда.

Одежда сиротки.

Бабки твердили, что добрые люди дарят им слишком много одежды.

Сандалия, листок клетчатой бумаги, пакеты.

Что в пакетах?..

◆

Спустя годы сиротка не найдёт и меня не вспомнит.

В пакете боа.

То самое, подаренное мною в бытность Дедом Морозом.

◆

Шуршание полиэтиленовой упаковки смутило. Будто окружающая тишина вот-вот сменится симфоническим концертом и любой шорох неуместен.

Я сунул находку в карман.

Какое-то неприятное постыдное чувство торжества было во мне.

Меня отсюда выставили, а я вот пришёл сам и никто теперь мне не указ. Расхаживаю барином.

– Можешь помочь? – спросила Кисонька.

– Что делать?

– Плинтус можешь оторвать?

– Ты хочешь разрушить дом раньше Собянина? – пошутил я.

Не ожидая бурной реакции на свой юмор, я порыскал среди хлама, нашёл старый кухонный нож, загнал в щель между плинтусом и стеной и принялся отгибать. Повторив это в нескольких местах, я скоро полностью снял старую длинную деревяшку. Мог бы грубо вырвать, всё равно пропадёт, но почему-то сделал всё бережно.

Пока я ставил плинтус в угол, гвоздями внутрь, Кисонька подняла что-то с пола.

– Тайник?

– Мы с ней играли и спрятали тут. Лучше заберу, жаль, что пропадёт.

На ладони у Кисоньки лежал её крестик.

6

До ушей донёсся звук шагов.

Когда слышишь шаги в заброшенном доме, настроение меняется.

Страх лучше всего отогнать движением на-встречу.

Я вышел в коридор и увидел женщину с полным ведром.

– Хорошая примета, здравствуйте! – улыбнулся я женщине.

Того и гляди, начну с чёрными кошками здороваться: «Привет, плохая примета».

Женщина не ответила. Она подошла к окну, отжала тряпку и принялась тереть.

Кисонька взяла меня под руку. Мы смотрели на то, как отчётливый и сухой мир по ту сторону становился расплывчатым и мокрым.

Протерев окна во всех комнатах, женщина, не говоря ни слова, скрылась в квартире напротив.

Мы расслышали плеск и скрип тряпки о стекло.

7

Когда мы пробирались обратно через чердак, я кое-что вспомнил.

Я вынул боа из пакета, сунул в карман, а в пакет нагрёб того, что лежало под ногами.

– Зачем? – спросила Кисонька.

– Количество азота в голубином помёте превышает аналогичный показатель в лошадином навозе в четыре раза, а фосфора – в восемь раз.

Больше Кисонька ни о чём меня не спрашивала.

Обернувшись на дом в последний раз, мы увидели приближающиеся к нему вырвавшиеся из преисподней энергетического разлома жёлтые экскаваторы.

Идя сюда, мы рассчитывали увидеть знакомые окна, попасть в прошлое, а вместо этого угодили в будущее, и жёлтые экскаваторы уже занесли ковши, чтобы это будущее поскорее наступило.

◆

Последнее, что мы видели, – молодой каштан, растущий под стеной.

Непрестанно оборачиваясь, Кисонька пожелала каштану выжить.

– Каштан,

желаю

тебе

выжить.

Глава 31

1

Работяги позвонили приятелю, чтобы тот привёз тачку для транспортировки вознаграждения – стиральной машины и чаевых – газовой плиты.

Силами одного молодого не обойтись.

В ожидании работяги устроились в тени под навесом.

Я вынес им яичницу и бутылку воды, после чего мы с Кисонькой вышли за ворота, привлечённые шумом.

◆

На нашу улицу один за другим заезжали оранжевые грузовики и ссыпали на проезжую часть кучи асфальтовой крошки.

Маленький жёлтый экскаватор под управлением соседа набрасывался на эти кучи, как плюгавый кобелёк на задумчивую гигантскую сучку, и выгрызал немного, чтобы рассыпать слоем по дороге.

Таким образом сосед решил улучшить качество дорожного покрытия, временно сделав улицу непроезжей.

◆

Налюбовавшись на эмоциональные действия маленького жёлтого экскаватора, Кисонька вернулась в дом, а я сел отдохнуть на ступеньках.

Однако обрести умиротворение в одиночестве мне не удалось, Кисонька вскоре прибежала, держа в руках телефон. Лицо её выражало волнение и работу мысли.

– Что делать? – она протянула мне телефон.

2

Я посмотрел на экран.

Я пожал плечами, выразив на лице смирение перед неизбежностью.

Мы почему-то выражались жестами, хотя телефон продолжал звонить и настойчивый абонент никак не мог нас услышать.

Мы заговорили только, когда телефон умолк.

◆

– Она же тебе звонит, решай сама, – сказал я.

– Это наше общее дело.

– Значит, надо ответить. То есть перезвонить.

– Я не хочу перезванивать.

– Я тоже не хочу.

– Нельзя так просто взять и не ответить.

Раздался новый звонок от того же абонента.

Мы обменялись взглядами, будто собирались вырвать чеку из гранаты, героически покончив с собой ради общего блага. Кисонька собралась с духом и ответила:

– Здравствуйте.

3

До меня доносились обрывки фраз из трубки.

Скоро я начал гримасничать и жестикулировать, подавая Кисоньке знаки, как следует вести беседу.

Кисонька от меня отмахнулась и отошла в сторону.

Я тоже ушёл подальше, чтобы не слышать диалога, приносящего столько волнений.

Я подошёл к плотнику.

Железной кочергой он помешивал масло по краям чана, большую часть которого занимал пень.

– Вот и мы наматываемся поколение за поколением на земной шар, как годовые кольца. Ложимся культурными слоями. Если кто-нибудь однажды решит сделать из земного шара стол, то распилит пополам и все эти кольца обнаружит.

4

Я принялся мыть грязную посуду.

В моём мире была посудомойка, а здесь…

Чем меня не устраивает этот мир? Чем не нравится правда Кисоньки?

Как будто в посудомойке и люстре всё счастье сосредоточено.

Я недоволен собой. Вижу свои фотографии и печалюсь.

Я хочу быть другим. Каким-то не таким, каким-то… не знаю каким.

Благополучным, стрессоустойчивым, обеспеченным.

Чтобы на всё хватало, чтобы ни в чём не нуждаться, чтобы сиротка не могла сказать, что у того, другого, дом больше и красивее, что он её на блестящей машине катает и подарками заваливает, а я всего этого себе позволить не могу.

Труднее всего свыкнуться с самим собой.

◆

Я подёргал кухонные ящики и за одним из них обнаружил посудомоечную машину.

Вот так сюрприз! Оказывается, её Кисонька не тронула.

А мне и не надо. Не нужны мне эти подачки судьбы. Просто это – обязательный атрибут сытой жизни, а сам я вообще-то люблю мыть посуду руками – лучший способ успокоить нервы.

Я принялся мылить тарелки и ставить их в стопку, стараясь получить от процесса максимальную психологическую отдачу.

Не прошло и пары минут, как набежали остальные и принялись совать мне под руки кто чашку, кто ложку, кто пепельницу.

Вот сволочи. У меня тут такая гармония была, а эти всё порушили.

5

Пришла Кисонька:

– Они сегодня приедут.

На лице моём выразился вздох. Хоть я и не вздыхал.

– Им нужна наша помощь.

Я опять как бы вздохнул. В моём представлении так вздыхают супергерои в отставке, когда их зовут в очередной раз спасать мир.

– Нам нечем их угостить, – сказала Кисонька.

– Я съезжу, – сказал я голосом капризули, обречённой на подвиг.

Глава 32

1

Миновав вонючие груды асфальтовой крошки, которые обкусывал настырный экскаватор, я вышел к остановке.

На остановке было накурено. С тех пор, как запретили курить внутри, снаружи всегда накурено.

◆

У меня нет своей машины. Та, что стоит перед домом, не моя, а плотника. Он бы мог меня подбросить, но дорога завалена.

Потоптавшись, я справился в специальном приложении о времени прибытия автобуса.

Приложение сообщило: через семь минут.

Я стою на прокуренной остановке в полном одиночестве и думаю о гостях.

Думаю, что для них купить. Кисонька, разумеется, снабдила меня списком, но у меня своя голова на плечах.

◆

Своя голова ничего к списку прибавить не может.

Мимо проезжают различные автомобили российской, японской и европейской сборки.

Непостижимо, но прямо тут, перед этой остановкой, между нашей деревней и дачами Большого Театра, когда-то шла Великая Армия.

Одно название – Великая, а на деле длинная колонна мужчин, нагруженных оружием и предметами быта.

◆

Говорят, у нас тут дорог нет, а по-моему, не страна, а одна тотальная дорога.

И все по ней бродят туда-сюда.

Большая дорога, на которой всегда есть чем поживиться.

Поживиться есть чем, но раздолбано всё ужасно.

Да и дороги как таковой всё-таки нет.

Ни разметки, ни знаков, ни покрытия.

Повсюду топь и перекати-поле.

Но всё равно по этой топи постоянно кто-то хлюпает.

Иногда в одиночку, иногда толпами.

Западные соседи время от времени хотят всё это если не наладить, то хотя бы как-то отформатировать, снаряжают Великую Армию, но дело всегда заканчивается одинаково – гости не встречают здесь ничего, кроме самих себя.

Русская бедность будит в них высокомерие, русское богатство – жадность, русское варварство толкает на жестокость, русское отчаяние приводит в действие страх.

Всё вместе погружает в апатию.

Россия – спичка, воспламеняющая в каждом скрытые черты. Воры превращаются в пророков, утончённые аристократы – в каннибалов.

А дорога эта вьётся вокруг планеты, обматывает её слоями. Никакой планеты, если разобраться, нет, а есть клубок из одной бесконечной дороги.

2

Вот что значит – творческий человек на автобусную остановку вышел: сразу прорва мыслей.

И не каких-нибудь, а о родине.

Может быть, тут до меня не табак курили, а что поинтереснее?

Я надышался, и фантазия включилась.

Кстати, а где автобус?

Я заглянул в приложение.

Значок транспортного средства приближался из-за поворота.

◆

Я вытянул шею, желая не пропустить встречу виртуального с реальным.

Сейчас условный автобус на электронной карте сменится осязаемым автобусом прямо передо мной.

Из-за поворота выкатываются всё новые ТС, и среди них ни одного автобуса.

Снова открываю приложение.

Оказалось, пока я высматривал настоящий автобус, электронный подъехал к моей остановке и затормозил, чтобы высадить и принять пассажиров.

На всякий случай поднимаю глаза и внимательно смотрю прямо перед собой. Не хватало ещё проморгать транспорт, стоящий перед носом.

Я даже сошёл с тротуара на край дорожного полотна и, немного стесняясь, как бы невзначай пошарил рукой в пустом воздухе – ничего похожего на автобус.

Тем временем виртуальный автобус, нагруженный невидимыми пассажирами, которые, очевидно, толклись всё это время рядом со мной отчалил и покатил дальше.

◆

Нечто подобное в наших краях время от времени происходит.

Теперь судят начальство целого театра за спектакль, которого как бы не было.

Помню, начитавшись рецензий, хотел его посмотреть, но не получилось – билеты кончились.

Прокурор утверждает, что спектакля не было, а деньги, на него выделенные, похитил режиссёр на пару с директором.

Довольно любопытная, с философской точки зрения, ситуация.

Напоминает мою с автобусом: официально автобус как бы проехал, а фактически – как бы не очень.

И ведь наверняка найдутся те, кто его собрал на заводе, купил для автопарка, ремонтирует, моет, водит и заправляет.

Я смотрел вслед удаляющемуся невидимке – мне пока рано. Ещё не выписан на меня нужный билетик.

3

Получив от призрачной дороги столь недвусмысленный намёк, я решил добираться пешком.

Средства передвижения совсем нас развратили – идти минут пятнадцать.

Пока я шагаю по благоустроенному тротуару, между велодорожкой и полосами автомобильного движения, вернёмся в дом.

Не всё же следовать за мной по пятам. В этом повествовании, так и лезущем за жанровую рампу, есть и другие сцены, достойные нашего внимания.

◆

Перед приездом гостей Кисонька решила навести в доме порядок и призвала на помощь богиню.

Они ходили по веранде и гостиной, убирая с глаз лишние предметы, расставляя по местам то, что валялось кое-как, протирая пыль там, где она образовала покров.

Особенностью их совместных действий было то, что осуществляла их одна Кисонька, богиня просто ходила следом и без умолку болтала.

Звуки, которые она издавала, нельзя было назвать разговором в полной мере, это была скорее цепь лирических размышлений вслух.

– А вот здесь я сделаю зону для йоги, – сказала богиня, ожидая, пока Кисонька расправит подушки на диване. – Изображения твоих предков надо будет убрать. Зачем держать в доме портреты мертвецов со всем их негативом? – посетовала богиня, пока Кисонька протирала стекло на фотографии прабабки. – Занавески лучше сменить, эти какие-то легкомысленные, – поделилась богиня, брезгливо трогая занавески. – А куда мне поставить книги… Куда поставить книги? – строго спросила богиня у Кисоньки.

– Не знаю, – честно ответила Кисонька.

– Разве я тебе не рассказывала, что скоро ко мне приедет мой любимый? – удивилась богиня.

Кисонька покачала головой.

– Ты просто невнимательно меня слушала, – упрекнула богиня.

– О ком ты говоришь?

– Мой любимый, он сделал мне предложение.

– Это замечательно! – обрадовалась Кисонька и смолкла в надежде понять, о ком всё-таки идёт речь.

– Он нашёл меня в этом, как его, в интернете, – богиня стала путаться в терминологии современности.

Будто она вся из себя аристократка, не знает точно, как называется интернет и, тем более, приложения для знакомств. Это с её-то селфи на каждом шагу. Относительно того, кто кого нашёл, она тоже приврала: это она его нашла и сама ему написала.

Кисонька продолжала вопросительно смотреть на богиню.

– Он сейчас за границей. Во Франции, – протянула богиня, перейдя на какой-то чрезвычайно манерный московский говор, каким его себе представляют девушки из отдалённых уголков. С носовыми согласными и чрезвычайно затяжными «а». – Переезжает сюда налаживать бизнес. Ищет дом и жену. Я ему предложила пожить у меня.

Кисонька не проронила ни слова.

– Он поживёт здесь. Мы снимем ваш дом целиком. Или даже купим. Если нам понравится.

Богиня добавила, что в нижнем углу двери в туалет пора прорезать отверстие для кошек.

И детская! Наверняка потребуется детская! Где её обустроить? Надо решать, и поживее.

◆

Убирая в шкафы или, наоборот, вытаскивая из шкафов, протирая, складывая и разглаживая, выбирая и расставляя, Кисонька осуществила любопытное наблюдение.

Вот, например, кроссовки, забытые одной гостьей, а вот ваза, подаренная подруге и возвращённая ею перед переездом в далёкую страну.

Вот нечитаные книги, подобранные возле мусорного бака, потому что жалко, это же книги.

Дверь в спальню – приятель отдал после ремонта.

Икона – семейная реликвия.

Плед – автор текста стащил из самолёта.

Автомобильный знак «Стоп» – сохранился со времён увлечения дочери автомобильными знаками. В сарае ещё семь разных.

Светильник в форме красной стеклянной звезды – память о Марракеше.

Кокос с надписью «Bali» – плотник привёз с острова Бали.

Мебель, посуда, бытовые приборы, картины, аксессуары, предметы декора, купленные, привезённые, полученные в качестве наследства или в дар, украденные, забытые, взявшиеся невесть откуда, как, например, почти новый мужской пиджак Armani.

Весь дом – одна большая арба с трофеями, застрявшая у дороги. Нахватали и увязли.

Увязли, укоренились, обжились.

Корнями вбуравились в резиновую землю.

Давно никуда не едем, а тащим.

Не тащим даже, само прибывает.

Дарят, привозят, жалко выбросить.

Вся жизнь – обретение новых и новых трофеев.

◆

Слушая вполуха трескотню богини, Кисонька решила, что непременно поделится этим образом с автором книжки.

4

Тем временем автор, то есть я, добрался до рынка, а заодно и до церкви с усадьбой, которые находились поблизости.

Возле церкви, под сводами старинных ветвей, толпился народ.

Я подошёл поближе.

Оказалось, привезли святыню.

Чудодейственную реликвию.

Я не стал вдаваться в подробности и занял очередь.

Время позволяло, захотелось прикоснуться к тайне. Здоровье в норме, но профилактика не повредит.

Глава 33

1

То ли прибытие раритета не особенно афишировалось, то ли в наших краях преобладают скептики, но людей собралось не слишком много.

Как в школе после родительского собрания.

Предметом поклонения оказался деревянный крест.

Он установлен на площадке перед храмом.

◆

Крест требуется кусать.

Потому что это самый настоящий зубной крест.

◆

Даже странно, что людей так мало.

Стоматологи, что ли, у нас какие-то особенные? Или граждане самостоятельно содержат свои зубы в опрятности и здравии?

Взрослые разевают рот, цапают одну из двух горизонтальных перекладин и отходят, утираясь.

Детям сложнее. Детские рты не открываются на необходимую ширину. Дети обкусывают углы.

2

Численность паломников оказалась обманчивой – очередь умеренная, но постоянно возникают льготники.

Из тёмного сундука на колёсах выгрузился выводок цветастых женщин.

Их сопровождает дяденька, запакованный в пиджак, как в конвертик.

В качестве почтовой марки на лацкане поблёскивает значок ведомства.

Дяденька предъявил удостоверение, и полицейский пропустил всю шоблу без очереди.

Цветастые, хихикая, как перед баней, процокали к кресту и по очереди приладили к нему свои ротики.

Дяденька в конвертике держался в стороне, но откусавшиеся женщины принялись его уговаривать:

– А вы что же, Павел Андреевич? Давайте, давайте, а то как-то не по-людски получается.

Пока Павел Андреевич мялся, очередь топталась в ожидании. Цветастые так сочно уговаривали, что захотелось, как на свадьбе закричать: «Горько, горько, Павел Андреевич!»

Павел Андреевич одёрнул пиджак, коснулся значка на счастье и пошёл.

Возле святыни замешкался, хотел было встать на одно колено, как на присяге, но пожалел брюки, приобнял крест, нежно, словно выпускницу за талию, и прихватил легонько за воображаемую шейку.

◆

Очередь двинулась, но привезли бабушек с пригласительными от администрации района.

Дело приняло затяжной оборот, водитель микроавтобуса подводит бабушек по одной, держа под руки.

Бабушки ведут себя организованно, лишь одна потеряла челюсть.

Доковыляв до сакрального предмета, она вонзила в него искусственные зубы столь сильно, что челюсть выскользнула изо рта и осталась висеть.

Возникло замешательство, полицейский смотрел индифферентно, водитель не торопился марать руки. Пока старушка справлялась сама, в очереди поднялся ропот. Кто-то съязвил, мол, в ад все эти небось торопиться не будут. Дальше философствования дело не пошло.

Полицейский скучает и рисует дубинкой в пыли какую-то херню.

Слепая девушка сетует на безвкусицу нынешних художников.

Слепая ожидает своего череда в сопровождении елейной особы в косынке.

Обе будто сошли с открытки про Русь, которую мы потеряли.

Уставив в пустоту невидящие глаза, слепая ругает современное искусство, сеющее в умах смуту.

3

Пошёл дождь.

Вера и упорство удержали большую часть очереди от бегства.

Лишь несколько малодушных удалилось.

Я решил плюнуть и уйти, но вспомнил дедушку-ветерана.

Дедушку я никогда не видел, но, по слухам, он был настырный.

◆

Подумав о героическом дедушке, я надел на голову синтетическую авоську, припасённую для покупок.

Под дождём дело пошло быстрее.

Цап – следующий.

Не без исключений, конечно.

Когда впереди осталось всего двое, подъехал ещё один минивэн.

Я не увидел, что именно на этот раз предъявили в качестве аргумента, но пришлось снова уступить. Клиентку несли четверо.

◆

Покойницу, с виду какую-то ненастоящую, подтащили к кресту.

Я подумал, что вот сейчас ей в гроб натечёт и будет мокро. Стоков для воды в гробе небось нет. Чай, не душевая кабина.

◆

Покойница, впрочем, оказалась не ахти, такой всё равно, в луже она лежит или на сухом: лицо сползло к ушам, рот приоткрылся.

Гроб поставили возле креста и, пытаясь соблюдать деликатность в отношении усопшей, стали её за плечи, за уши из гроба выворачивать и к кресту прикладывать.

Двое держали за плечи, один за голову, а четвёртый долго колдовал с челюстью, сначала разжимая её, а затем, надавив на темечко и на подбородок одновременно, прокомпостировал крест мёртвыми резцами.

4

Подошёл мой черёд.

Я шагнул к кресту и приблизил лицо.

Я – убийца.

Какой-то час-полтора назад я убил человека.

Забил кирпичом насмерть.

Отуманенный злобой.

Погубил свою бессмертную душу.

Правда, он изрядно мне надоел.

Вёл себя подло, намеренно разжигал.

Сами видели, какая мразь.

Но всё это меня не оправдывает.

Оправдывает меня лишь то, что я его воскресил.

Собственноручно.

◆

Обслюнявленные истерзанные культурные слои двоятся перед глазами.

Изглоданный крест терпеливо и монотонно подставляет свою плоть страждущим.

Крест знает, что он – удила, закушенные несчастными, кляп во ртах страдальцев.

5

Младшим школьником я уступил место тёте в трамвае.

Тётя долго отнекивалась, потом села и принялась меня хвалить. Какой я воспитанный и ладный.

И зубки у меня просто чудо. Настоящий прикус, а не чёрт-те что.

Потом, когда мой прикус неудачно встретился с деревянным сиденьем дворовых качелей, я вспомнил ту тётю.

◆

Я вырос, зубы исправили.

Я стал жить обычной жизнью. Как-то раз наводил у себя в комнате порядок и наткнулся на кассету с фильмом «Мертвец».

Подумал: «Вот блин. Я же эту кассету у друга полтора года назад взял на недельку!»

Позвонил другу, сказал, через час приеду.

Надел штаны с карманами, дедовскую дублёнку, взял кассету и погнал.

Приезжаю, а друг не один.

Сам валяется на диване с сигаретой, а на подоконнике девушка сидит с иголкой. Иголку в чернила макает и между большим и указательным пальцем левой руки себе тыкает.

– Заходи, малыш, – пригласил друг.

◆

– Можно посмотреть? – спросил я робко у девушки.

Она взглянула на меня, подумала, тратить ли русские слова или не тратить, и, так ничего и не решив, вернулась к своему занятию.

Я помыкался немного и всё-таки посмотрел.

– Почему «П»? – задал я тупой вопрос, увидев, что девушка накалывает себе букву «П».

Тупые вопросы – мой конёк.

◆

Плотник выдул колечко. Это он валялся на диване с сигаретой.

А девушка опять на меня посмотрела и сказала:

– Семнадцатая буква алфавита. Полтаблетки хочешь?

Она указала взглядом на полтаблетки, лежащую рядом на подоконнике.

Может, не стоило мне тогда так торопиться, но нечто смутное вошло в меня и принялось управлять мной, как куклой. Своей – не своей рукой я сунул предложенное в рот и разгрыз своим – не своим ртом.

Хрусть.

Оказалось, коронки не такая крепкая штука, как реклама обещала.

Или половинка попалась крепкая.

Так мы с Кисонькой и познакомились.

Глава 34

1

Одухотворённый, я решил зайти в церковь.

На пороге стояла гордая женщина. Она оперлась о швабру, как богиня Афина опирается на копьё.

– Я полы только помыла, – сказала женщина, закрывая своим телом вход.

Я вытер ноги о коврик. Женщина не двинулась с места.

– Пустите меня, пожалуйста, – попросил я.

– Больно тебя много, сынок. Тесно тебе у нас будет. Иди куда шёл.

◆

Я посмотрел на церковь и не стал спорить. Она и в самом деле маленькая. Такая, какой я её с крыши видел. Я в неё не вмещусь, только попорчу.

Я направился к усадьбе.

Путь мой пролегал по липовой аллее.

Высокий дырявый свод над головой, дырявая тень под ногами.

На торжественной площадке в центре аллеи мемориал – имитация куска кремлёвской стены.

У подножья вянут цветы, золотом выведены слова:

Героические страницы.

Победоносная и непобедимая.

Победа над фашизмом.

Подмосковные вечера.

◆

Хоть Афины с копьём на входе в усадьбу и нет, но мне от этого не легче – совершенно непригодный для меня размер.

Ни с какой стороны не протиснуться.

Неужели это потому, что я с крыши увидел и церковь, и усадьбу?

Жаль, я теперь не могу посмотреть сам на себя со своей же крыши. Если бы мог, то оказался бы соответствующего размера, а так великоват.

◆

И как в этот домик целый съезд китайских коммунистов поместился?

Здесь тоже памятная табличка имеется.

Сакральное место.

Героические страницы.

Взаимовыгодное сотрудничество.

Подмосковные вечера.

◆

Увидев девушку с раскосыми глазами и значком сотрудника музея, я обратился к ней:

– Можно посмотреть усадьбу?

Девушка обратила ко мне лицо, моргнула и произнесла:

– Имение основано во второй половине семнадцатого века боярином Ртищевым-Большим Ф.М., – инициалы боярина девушка выговорила старательно, но всё равно получилось смешно.

– С конца восемнадцатого века имение принадлежит Мусину-Пушкину И. П. – Буква «П» вышла у девушки так, будто она была ёжиком, который пыхтит от того, что его застали врасплох за чем-то интимным.

С восемнадцатого июня по одиннадцатое июля тысяча девятьсот двадцать восьмого года здесь проходил шестой съезд Коммунистической партии Китая. Единственный съезд, состоявшийся за пределами Китая.

Выговорив всё это, девушка моргнула.

– Спасибо, очень интересно. – А как можно попасть внутрь, чтобы посмотреть музей?

Девушка моргнула.

– Хочу экспозицию посмотреть, – раскрыл я свои намерения.

– Имение основано во второй половине семнадцатого века, – сказала девушка. – С конца восемнадцатого века имение принадлежит Мусину-Пушкину И. П.

Она самоотверженно пыхнула буквой «П» и моргнула.

◆

Двери усадьбы распахнулись, из них вышла свадебная процессия.

Китайцы, наряженные по европейской моде начала девятнадцатого века.

Засмотревшись на это пышное зрелище, я не сразу заметил, что мимо прошёл печник.

Горло его было всё ещё перевязано шалью, зато моих очков и бейсболки и след простыл.

Печник выглядел куда лучше, чем недавно, когда он нас покинул, отправившись к жене и домашней коптильне.

До жены он явно не добрался, зато, по всем признакам, шёл на поправку: отёк почти спал, гематомы и ссадины выглядели совсем не зловеще. Печник смотрелся обычным человеком, который слегка помахался с товарищами за свадебным столом. Более того, лицо печника приобрело какое-то новое выражение, какое бывает у посвящённых в великую тайну: ему было известно, чем всё закончится.

◆

Печник подошёл к воротам усадьбы, посмотрел на табличку с иероглифами и даже как будто прочитал их, а затем повернул обратно и увидел меня.

– Здравствуй, – сказал мне печник, протягивая руку.

– Здравствуй, – ответил я, пожимая его ладонь с опаской.

Ладонь горячая, крепкая.

– Ты как? – спросил печник.

– Нормально, – ответил я.

Он кивнул, всем видом показывая, что понимает: я лгу, всё совсем не нормально, и ему это видно.

– Ты должен меня понять… – не удержался я.

– Я понимаю, – миролюбиво перебил печник.

– Ты меня довёл, что мне оставалось?

– Легче стало? – с улыбкой спросил печник.

– Стало. Даже очень. Намного легче стало! – заявил я и добавил: – Ты ещё должен быть мне благодарен.

– За что? – полюбопытствовал печник.

– Я не только тебя убил, я тебя воскресил к новой жизни, не каждому даётся шанс такое испытать.

Печник задумался.

– В самом деле, чувство обновления присутствует.

– Ещё бы.

– Я пойду, – сказал печник после паузы. – Мне ещё в церковь надо.

Я смотрел, как он удаляется по липовой аллее, подходит к церкви и без всякого труда входит в неё.

◆

Почуяв запах курева, я осмотрелся.

Увидев на тротуаре тлеющий окурок, я подобрал его.

Неодолимое желание повлекло меня – я поднёс окурок к губам и жадно затянулся.

2

Дотянув табачный дымок, я отправился на рынок.

Тележки стояли в стороне, и, чтобы взять одну, требовалось сунуть монетку в разъём замочка.

Обычное дело, кому я объясняю.

Неподалёку топтались бродяги, они парковали тележки ленивых покупателей и забирали монетки себе.

Я нашарил монетку, отстегнул тележку и вкатился в мир потребительского изобилия. Выросший во времена дефицита, я каждый раз поражаюсь наличию товаров на полках, озираюсь восхищённо, как новенький в раю.

◆

При входе высятся пирамиды гранатов, готовых быть заряженными в воронки сокодавилок. Черноусые азербайджанцы вкрадчиво предлагают отведать питьё.

В отделе мяса подвешены освежёванные тела.

Медальоны на крюках, как награды.

Розовые свиные головы кривятся коварными улыбками, коровьи – взирают печально.

Мясники в белых халатах напоминают кровожадных нацистских учёных.

В рыбном отделе камуфляжные скумбрии, кровавые поленья пеленгасов, золотые вязанки копчёных ставрид, мёрзлые извивы минтая, ледяные кубы мелкой мороженой кильки.

Кубы напоминают камни Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге.

Не удивлюсь, если собор построен из кубов мороженой кильки.

Цветные порошки специй расфасованы по маленьким драгдилерским пакетикам.

Из-за белых творожных валов выглядывают румяные женщины. Моло́чка – не мужская сфера.

Кондитерская сдоба поражает пышностью и размером.

Кажется, что целая стена распятых лифчиков в отделе тряпья предназначена для хранения именно этих разнообразных булок.

Лифчики агрессивно выпячивают чашки, халаты растопыривают рукава на манер огородных пугал.

У первого же прилавка вскрылось позорное обстоятельство – я забыл деньги.

3

На самом деле ситуация даже сложнее.

Я не забыл деньги, у меня их вообще нет.

Сейчас такой период.

Непростой.

Чаще одалживаю, чем получаю.

Поглощённый мыслями об уже случившихся событиях этого дня и о тех, которым только предстоит произойти, я отправился в магазин с пустыми карманами.

Банковская карточка при мне, но на счету пусто.

Совсем без карточки тоскливо, а с карточкой всегда теплится надежда.

◆

Я позвонил, но Кисонька не подошла.

Она как раз выслушивала пожелания богини по усовершенствованию дома к приезду жениха.

◆

Я позвонил снова.

Кисонька не ответила.

Нет никаких гарантий, что она с богиней. Я это только предполагаю, что происходит на самом деле – мне не известно.

Я стою одинокий на парковке, а Кисонька не отвечает.

Оставайтесь на линии, ваш звонок очень важен для вас.

Да.

Мой звонок очень важен прежде всего для меня.

Мне нужен её голос, её ответ.

Нет ответа.

◆

Надоело мне уже пожинать правду, приписал бы себе полный кошелёк, проблем бы не было.

– Слушай, не могу до неё дозвониться, – сказал я плотнику, который ответил после второго гудка.

– Сейчас передам ей трубку.

– Алло, – сказала она.

– Я забыл деньги, – сказал я.

– И что теперь?

– Ничего страшного, просто переведи мне на карту.

– Я не умею это делать, там всё такое мелкое, ничего не видно.

– Попроси кого-нибудь.

В трубке послышалось обсуждение сложившейся ситуации.

– Сейчас я переведу, – сказал Кисоньке плотник, и я услышал его слова.

◆

Рядом говорили про творог.

Я стал думать о твороге.

Об этой белой рассыпчатой субстанции, которая производится из молока и бывает разной жирности.

Бывает девять процентов, а бывает ноль.

А ведь я ошибся.

Ошибся насчёт рассыпчатости.

Есть творог не рассыпчатый, а такой, как бы слипшийся. Он продаётся в пачках, как масло. Они всегда мокрые, эти пачки.

Интересно, какой творог приобретут те, кто его обсуждает.

Заговорили про шашлык. Какое мясо брать, парное или замаринованное. Поговаривают, что маринуют то, которое уже начало портиться. Маринад скрывает изъяны природного вкуса.

Какое странное слово по отношению к мясу – парное.

Я понимаю, молоко.

Но мясо.

Какая-то плотоядная жуть таится в этом словосочетании.

От тела ещё поднимается пар, а ты уже его жрёшь.

Парное мясо, парное мясо, парное мясо.

Жирок, жирок, жирок.

Освежители воздуха нужны, чтобы создать в пространстве свою ароматическую вселенную.

Резиновые перчатки нужны, чтобы сберечь кожу рук.

Домашняя коптильня нужна, чтобы коптить на дому.

Треньк.

Вот и деньги.

4

Когда я выкатил с рынка, бродяги-парковщики куда-то запропастились.

Видимо, набрали нужную сумму и отправились на шопинг.

Что ж, останутся без подаяния.

Собравшись поставить тележку в хвост к остальным, я заметил телефон.

◆

Обратить внимание можно было на многое.

Например, на цыганку, наблюдающую за выводком хищных малышей и лузгающую подсолнух. Кажется, что золото у неё во рту – это не коронки, а шелуха драгоценных зёрен. На отказ в подачке цыганята отвечают шипением.

Место, выделенное для инвалидов, заняли сыны южных колоний. Они заперты в чёрном автомобиле, содрогающемся и дребезжащем от нагнетаемых изнутри магнитольных звуков. Южане от грохота не страдают и водят по сторонам своими заросшими лицами.

Обладай я социальной иронией, заметил бы огорчительное состояние тротуаров, бордюров и газона вблизи рынка. С ними со всеми случилось какое-то несчастье, тяжеловесная необратимость прокатилась по ним, не оставив живого места. Тротуары напоминают кашу с комками, кажется, что асфальт лепили голыми руками. Бордюрные камни кренятся, газоны исполосованы колёсами и усыпаны окурками так густо, что у гостя из далёкого края может сложиться впечатление, будто здесь недавно прошла посевная какой-то нововыведенной сигаретной культуры, которая вот-вот даст всходы и заколосится урожаем с фильтром.

◆

Из всего этого великолепия моё зрение выбрало телефон.

На дне второй от края тележки из числа закованных в длинную тележечную гусеницу лежит телефон в коробке.

Новенький.

Кто-то купил и забыл.

С одной стороны – невероятно, такого просто не может быть. Здесь столько страждущих, что телефон, тем более в коробке, не залежался бы. Тот, кто задвинул последнюю тележку, увидел бы его. С другой стороны – почему бы не проверить, надо только найти ещё одну монетку и отпереть тележку.

◆

Мною овладела жажда наживы.

Дело за монеткой.

Но её-то как раз я найти не мог. Ощупал карманы – нет десяти рублей.

Почти вышедшая из употребления купюра этого номинала есть, две монетки по пять есть, а одной десятирублёвой нет.

Можно вернуться в рыночный павильон и разменять. Но нельзя же оставить находку. Кто-нибудь другой перехватит.

Попросить кого-то посторожить, пока я сбегаю на кассу?

Попросить одного из бродяг разменять в обмен на вознаграждение?

И сделать всё это хитро, чтоб никто не догадался и не завладел моим трофеем.

◆

Я сел на корточки рядом с сетчатым корпусом тележки и смотрел на коробку внутри неё, как кошка смотрит на хомячка в клетке.

Оставив собственную тележку, изогнувшись и просовывая пальцы сквозь прутья, я принялся подталкивать коробку к краю железной корзины,

Вот все удивятся, когда я скажу, что нашёл новый телефон.

Тщетно, коробочка лежит плашмя, прижатая сверху и никак не хочет поворачиваться узкой стороной.

Со вздохом я встал, чтобы размяться.

И надо же, заметил разменный аппарат.

Стоит себе у стены, как я его сразу не увидел.

5

Усмехаясь собственной рассеянности, неожиданно сменившейся зоркостью, я подошёл к автомату, закинул в него обе свои пятирублёвые и получил одну номиналом в десять.

Вернувшись к тележке, я без труда высвободил её и схватил коробочку с телефоном.

◆

Коробочка с телефоном оказалась коробочкой без телефона, а отчётливо просвечивающий сквозь прозрачную крышку гаджет – упаковочным муляжом.

И в самом деле, что на меня нашло?

Кто же оставит в тележке новый телефон?

Разве что та слепая девушка из очереди, которой современное искусство не по нраву.

◆

Повертев коробку в руках, как будто на обратной её стороне могло быть что-то интересное, я отнёс её в урну.

Рядом урны не было, пришлось пройтись.

К своей тележке я вернулся с туманным чувством утраты и, вместе с тем, выполненного гражданского долга – донёс мусор до урны.

Тут бы взять пакеты и пойти домой – только пакетов нет.

Туда посмотрел, сюда.

Тележка есть, а пакетов нет.

И вообще никого нет. Ни цыган, ни южан. Только тётка из рядов бродяг-парковщиков приближается.

6

– Вы тут пакеты не видели? – спрашиваю.

– Что за тон, мужчина? Сначала надо познакомиться, – ответила тётка.

– Как вас зовут? – спросил я, только для того, чтобы не сказать что-нибудь грубое.

– Моё имя вам ничего не скажет, – ответила тётка. – Дай-ка я лучше, тележки отгоню.

Румянец на её щеках диатезный, точь-в-точь как у Снегурочки.

И голос такой же хриплый. И глаза горят огнём наживы, она претендует не только на мою тележку, но и на ту тележку, ради которой я только что осуществил размен. А поодаль какой-то хрен топчется, на Деда Мороза похож.

– Так всё-таки пакеты с продуктами не попадались? – спросил я, не убирая рук с обеих тележек. – Белые такие, полиэтиленовые?..

– Я здесь недавно, – ответила тётка, как будто мои пакеты не первый месяц в розыске.

Глава 35

1

Сначала я ликвидировал печника, которому был выдан аванс, теперь профукал покупки. Материальный крах, который совершенно не ясно как восполнить. Деньги истрачены, заработков в ближайшие пару часов не предвидится.

Я стал водить губами, как наркоман.

Захотелось обхватить голову и принять позу эмбриона. Типа, я не при делах, типа, меня не беспокоить.

◆

Вернувшись под крышу рынка, я принялся считать оставшиеся средства.

Сбивался, пересчитывал, потел и клял судьбу.

Как бы я ни изворачивался, выходит, что я могу себе позволить или один маленький уценённый тортик «Наполеон», или упаковку куриных грудок и бутылку ткемали.

Ситуация сложилась предельно простая.

Остаётся либо вернуться с жалкими грудками тире тортиком, либо снова попросить денег, признавшись, что меня обокрали.

Скажу, что напали разбойники.

Гастарбайтеры на велосипедах окружили, вырвали сумку, скрылись с улюлюканьем.

Айда, айда, айда.

◆

– Слушай, мне тут немного не хватает, – сказал я в трубку, после мучительных раздумий.

– Сейчас кину.

– Ты знаешь, сколько мне надо? – поинтересовался я с язвительностью просителя, который дерзостью хочет компенсировать собственную униженность.

– Я отправлю столько же, малыш, – ласково сказал плотник.

2

Сколько бы я ни слонялся по округе, невольно собирая пыльцу смыслов, но пора возвращаться.

Деньги от плотника приветливо тренькнули, и я осуществил повторные покупки: приобрёл полкило белкового продукта, коробку углеводов, три выпотрошенных существа, выловленных из глубин, и два куска задней части существа, забитого на суше.

И ещё овощей с фруктами.

И хлеба.

◆

Подошёл автобус.

Хоть автобус и кажется вполне осязаемым, смотрю на него с недоверием.

Дверь открылась прямо напротив меня.

Нечасто бывает такое везенье.

Я тронул борт автобуса – вроде настоящий. Не исчезнет вместе со мной и продуктами, доставшимися с таким трудом.

– На следующей остановите, пожалуйста, – попросил я водителя.

Пассажиров в наших краях немного, водитель может проскочить остановку по забывчивости.

Люблю ехать в автобусе и смотреть в окно – всё остаётся позади так быстро.

Вот и моя остановка промелькнула.

– Стойте! Стойте!

Болтаясь в проходе, как моряк на тонущей подводной лодке, хватаясь за поручни и крича, я приблизился к водителю.

Когда нас разделял один шаг, он обернулся.

– Ну ошибся! С кем не бывает?! – воскликнул водитель, повернув ко мне лицо.

Автобус шёл на поворот, водитель смотрел на меня в то время, как его руки поворачивали руль.

– Что, водитель автобуса не имеет права на ошибку? Что я – робот? – чуть не плакал водитель. – Вот заменят нас скоро на роботов, которые будут и расписание соблюдать, и на всех остановках останавливаться, так вы ещё вспоминать нас будете.

Водитель причитал, я смотрел на дорогу. Автобус шатало из стороны в сторону.

– Нет… что вы… – промямлил я и полетел вперёд, едва успев загородиться рукой и кое-как уберечь пакеты со снедью.

– Выходите, если очень надо, – водитель отвернулся, нога его упёрлась в педаль тормоза.

◆

Я встал на ноги, поднял выпавший огурец и спустился из автобуса на обочину.

Дверь с шипением задвинулась, подрезав несколько автомобилей, сопровождаемый истошными гудками автобус покатил дальше.

3

Я решил не возвращаться вдоль дороги, а срезать через лес.

Перешагнув через ограждение, перепрыгнув, я сбежал с насыпи, перешагнул через водичку на дне кювета, поднялся и вступил в царство флоры и фауны.

◆

Скоро отдельные деревья превратились в густые заросли.

Лес у нас маленький, но глухой.

Пробираясь среди вертикально стоящих стволов, перескакивая через лежащие горизонтально, я шёл и думал, что вот, как забавно: несколько часов назад я смотрел на верхушки деревьев, был на поверхности, а теперь брожу по дну.

Забавляясь мыслями о переменчивости бытия, я уверенно двигался в сторону дома и скоро вышел на опушку.

Только не к дому, а к дачам, которые расположены в противоположной стороне леса.

◆

Попеняв на своё «мастерство» ориентирования на местности, которому я безоговорочно доверяю, я выбрал новое, на этот раз верное направление.

Лес мне знаком, и я немного удивился, когда оказался в густых зарослях осины, на месте вырубки.

По моим расчётам, заросли эти должны были оказаться сильно левее. Теперь получалось, что надо делать большой крюк либо продираться сквозь молодые осины, выросшие, как специально, чрезвычайно густо.

◆

Прижав к груди пакеты, которые уже начали рваться, я выбрал короткий путь.

Закрывая пакеты и лицо от веток, я увидел кое-что необычное, когда почти столкнулся с ним.

Мне показалось вполне обычное в целом, но необычное конкретно тут. В конце концов, любая необычность необычна в контексте.

Среди осин лежала катушка от электрического кабеля.

Новая деревянная катушка, попавшая в эти заросли неизвестно как.

Никаких следов того, как её катили, вокруг не было.

Катушка как будто упала с неба.

◆

Необычный предмет в лесу напомнил первые минуты знаменитого сериала «Остаться в живых», только там роль катушки выполнил мужчина в пиджаке и белой рубашке. Лежит такой в лесу, а мы думаем, как он туда попал.

Пока эти мысли сменяли одна другую в моей голове, случилась вторая неожиданность – зазвонил телефон.

◆

Не мой.

◆

Звонок моего телефона мне известен.

Впрочем, для верности, похолодевшей рукой я достал свой телефон из кармана и увидел собственное отражение в чёрном экране.

Звонил не мой телефон.

Звонил какой-то другой телефон.

Звук раздавался со стороны катушки.

◆

Температура моего тела упала ещё ниже. Я крепко обнимал пакеты, за сохранность продуктов можно было не тревожиться, лишь бы не заморозились.

Я обошёл катушку вокруг, но ничего не заметил рядом с ней. Подойти ближе не решился. Вместо этого ломанулся через осины, не оглядываясь.

4

Ветки цеплялись за меня и мстительно хлестали, обдавая брызгами.

Я пёрся напролом.

Заросли всё не кончались, я спотыкался о старые пни, упал, оцарапал колено и локоть.

Вскочил на ноги и замер.

Прямо передо мной стоял Господь Бог.

5

Господь выглядел дружелюбно.

Он помахал хвостом и лизнул мне руку.

Я хотел потрепать Бога за ухом, но Он отстранился.

Мы смотрели друг на друга, а потом я достал из пакета вкусный кусочек и предложил Ему.

Бог расставил передние лапы и не спешил подходить. Он ждал подвоха, жизнь научила Его не доверять людям.

Я положил кусочек на пень и отошёл в сторону.

Бог приблизился, обнюхал кусочек, осторожно взял в пасть и понёс в заросли.

Я смотрел Ему вслед и думал, что вот я Тебе сейчас помог, а потом когда-нибудь Ты мне не поможешь. И правильно, жизнь – это не «ты мне, я тебе».

Глава 36

1

Выбравшись из леса, я увидел брошенный в траву старый полосатый матрас.

На матрасе двое: дочь и Цыпочка.

Дочь закинула руки за голову, Цыпочка что-то карябает в журнале.

◆

Вообще-то, я хотел здесь написать что-нибудь важное.

Что-нибудь оригинальное и мудрое.

Но забыл что.

Забыл, что хотел написать.

Схватил уже карандаш, но засмотрелся на Цыпочку и потерял мысль.

Сколько ни возвращался обратно в воспоминаниях, сколько ни рыскал по обочинам дороги времени, никаких следов.

Поэтому перейду к тривиальному вопросу, который задал бы любой обычный человек.

– Мокрая трава не беспокоит? – спросил я потому, что хотелось что-нибудь спросить.

– Нам нравится, – ответила Цыпочка.

Мне тоже нравилось. Даже очень. Приятно посмотреть на двух загорающих студенток, одна из которых без лифчика.

К счастью, не дочь.

Цыпочка.

◆

Что скажет Кисонька?

Богиню она исправила, больше богиня топлесс в шезлонге не валяется, зато ей на смену явилась другая, которую попробуй исправь. Добро пожаловать в реальность – здравствуй, молодое поколение. Феминизм, равноправие, все имеют право ходить голыми по пояс.

◆

– Что делаешь? – спросил я Цыпочку.

– Буквы обвожу.

Я всмотрелся, она и в самом деле обводила буквы на журнальной странице.

– Какое милое детское занятие, – сказал я.

– Вы тоже обводите буквы, когда пишете.

– В каком смысле? – удивился я.

– Вы обводите невидимые буквы. Все слова давно написаны, остаётся их только обвести.

– Красивая мысль. Твоя?

– Ваша. – Это вы нам сказали на занятиях.

Глядя на Цыпочку, я подумал, что с ней я бы не просто да, а ещё как да.

Вообще, тему флирта в книжке надо проработать.

В целом и в частности.

2

– Корм купил? – спросила богиня.

– Какой корм?

– Для кошек. Что у тебя в кульке? – Она заглянула в пакеты.

– Ты же не просила, – твёрдо, но всё же виновато ответил я.

– А сам не мог догадаться? – Богиня поджала губы. – Мы тут не первый день живём!

– Это точно.

– Что ты хочешь сказать? – подступила ко мне богиня. – Куском хлеба попрекаешь?

– У меня денег не было на корм, – взял и выложил я без всякого стеснения.

– Кредит бы взял, – нашлась богиня. – Моментальный потребительский кредит.

– Сейчас не до ссор, – вмешалась Кисонька.

– Мне так тяжело сейчас, так нужна поддержка, а вы мне даже лайк поставить не можете, – всхлипнула богиня.

– Я всегда ставлю тебе лайки! – запротестовала Кисонька.

– А сегодня не поставила!

– Пропустила. Видишь, сколько дел? Хочешь, прямо сейчас поставлю?!

– Хочу! – едва не навзрыд потребовала богиня.

Кисонька вытерла руки, надела очки, взяла телефон.

– Так, чему ставить?

– Моему селфи.

– Поставила. Всем твоим сегодняшним автопортретам поставила лайки, – отчиталась Кисонька и посмотрела на меня.

Сквозь очки её глаза выглядели больше обычного, из-за чего взгляд получался весьма выразительным.

На меня подействовало.

– Я тоже сейчас поставлю. Просто я ещё не заходил в ленту, – соврал я и тут же понял, что неубедительно.

Богиня достала из холодильника миску.

– Всё-таки придётся жарить. – Она шмякнула сердце на доску и принялась кромсать ножом.

– Может быть, после? – деликатно спросила Кисонька. – Когда гости уйдут?

– Во-первых, они ещё не пришли, ваши гости, – ответила богиня. – А во-вторых, не морить же кошечек голодом.

Она вывалила куски на сковородку. Куски зашипели и запрыгали. Распространился соблазнительный запах.

Рассовывая покупки по закоулкам холодильника, я думал о собственной животной природе, которая позволяет мне наслаждаться ароматом жаренного мяса, зная, откуда оно взялось.

– Попробуй. – Богиня выловила ароматный кусочек вилкой.

– Спасибо, я попозже.

– Брезгуешь?

– Нет, ни в коем случае. Просто аппетита нет.

– А ну вiдкривай рот! – Богиня поднесла к моему лицу большой хлебный нож.

– Да ты что, недавно же ели, я не успел проголодаться, – воскликнул я, прижавшись спиной к холодильнику.

Кисонька, будто специально, куда-то подевалась, мы с богиней остались наедине.

– Жуй, кому говорю! – Я почувствовал острие у себя на шее, одновременно к моему рту приблизился аппетитный кусок.

Не веря в реальность происходящего, подумав, что всё равно никто не видит и запах приятный, я взял тычущуюся горячую плоть губами.

– А ничего, – признался я, жуя.

– Глотай, – велела богиня.

Я проглотил.

– А ты не хотел, – рассмеялась богиня, играючи стукнув меня вилкой по кончику носа. – Добавки хочешь?

– Хочу.

– Не заслужил. – Богиня подула на другой кусочек и принялась жевать.

После нескольких жевательных движений она выплюнула. Собака, дремавшая неподалёку, тут же набросилась на исторгнутый комок.

– Нет уж, человечина не по мне, – сказала богиня, морщась и полоща рот.

Затем она запечатлела своё кулинарное произведение на телефон.

– Не забудь про лайк.

– Хорошо, – пролепетал я.

– Сейчас же, – строго потребовала богиня.

Я покорно лайкнул её селфи.

– О, второй лайк! – воскликнула богиня.

Раздался удар, кто-то сильно пнул о стену дома мячом.

3

Надо срочно снять напряжение.

Я заперся в туалете.

◆

Я снял майку и посмотрелся в зеркало.

Меня возбуждает собственное тело.

Не само тело, а мысли о том, как его можно использовать.

◆

Я расстегнул молнию и открыл кран – струя воды отвлечёт подозрения.

Я представил себе Цыпочку.

Я касался её рукой и она дрожала от моих прикосновений.

Другой рукой я касался себя.

Изнемогая от неги, Цыпочка приняла услужливую позу.

Я так её раскочегарил, что непроизвольный стон вырвался из её губ.

◆

Я сделал большие глаза.

Тссс!

Услышат.

Я зажал Цыпочке рот, и она бесновалась в моих руках.

4

Дверь дёрнули.

– Сейчас! – ответил я.

– Заперся, – сказала по ту сторону двери богиня.

Цыпочка вопросительно повернула ко мне голову.

Я послал ей твёрдый взгляд, подтверждающий серьёзность намерений.

Сейчас я с блеском закончу то, что так горячо начал.

Цыпочка закрыла глаза, а меня охватило отчаяние.

Твёрдость взгляда никак не соотносилась с твёрдостью моего тела.

Твёрдость тела, которой только что можно было позавидовать, в одно мгновение сменилась вялостью.

Я зажмурился, суматошно перебирая подходящие воспоминания.

– Значит, меня тебе мало?

Я вздрогнул и открыл глаза. Оказывается, что свидетельница моего бессилия никакая не Цыпочка, а Кисонька. Смотрит на меня с ласковой материнской улыбкой.

– Ах ты шалун, – проворковала Кисонька и принялась действовать весьма эффективно.

Не то что бы я был не рад её видеть, но всё-таки шок. Однако вопреки многочисленным стрессам, которым я тут подвергся, тело моё воспрянуло.

– Я всё про тебя знаю, – сказала Кисонька ласково. – Знаю твои мысли раньше, чем ты сам их осознаешь. Ты хотел её? Пожалуйста. Я притворилась ею. Справилась на пятёрку. Не моя вина в том, что ты не справился.

– Ты не виновата, – согласился я.

– Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Вот я и вернула себе собственный облик. Я же знаю, что ты всегда меня хочешь.

– Хочу, – повторил я за Кисонькой.

Пока слова и ухищрения Кисоньки погружали меня в истому, освобождённая вода хлестала из крана в своё удовольствие.

Глава 37

1

– Пора накрывать на стол, – крикнула Кисонька с кухни.

Я очнулся в туалете наедине с открытым краном. Опять прервали, придётся завершить дело в другой раз.

Со злостью я остановил все процессы: запер себя в одежде, а воду – в трубах.

– Уже в туалет сходить нельзя, – посетовал я, вернувшись на кухню.

– Я одна не успеваю.

– Я только из магазина.

– Они повсюду, – сказала Кисонька, стирая с оконного стекла кровавый ошмёток. – Тебе надо поговорить с психотерапевтом. Однажды ты и меня пришибёшь.

– Я тебя воскрешу.

– Открой оливки, пожалуйста, – Кисонька протянула мне банку, с которой сорвалось открывающее колечко.

Я принялся искать нож.

– Сейчас они приедут, а у нас ничего не готово. Ты так долго ходил за покупками.

Я чихнул.

– У тебя уже на меня аллергия, – сказала Кисонька.

Я нашёл нож, вогнал его в банку.

– Стол не накрыт, дом не убран, я одна ничего не успеваю. Никто мне не помогает, как будто мы существуем в разных мирах: я в одном, а ты и остальные в другом. Как будто мы персонажи из разных историй. Ты и я.

Я подал Кисоньке открытую банку. Она взяла маленькую вилочку и принялась извлекать ягоды.

Я стоял за её спиной, смотрел на её шею в завитках и думал, не воткнуть ли в эту шею нож.

Лезвие в оливковом рассоле.

◆

– А ну пшёл! – шуганул я сам себя.

– Дай сюда! – я отнял сам у себя нож, повернул кран и пустил воду, чтобы долго полоскать под струёй орудие несостоявшегося убийства.

◆

В это время другой, гонимый, Я схватился за ручку двери и почувствовал под ладонью улитку.

Чуть прижму – хрустнет. Чуть двину – размажется.

Неприязнь от собственного всесилия заставила отнять ладонь – в самом деле улитка.

Я аккуратно взял её, повернул ручку и оказался на террасе.

2

Здесь хозяйничал плотник.

При его непосредственном участии круги тарелок, цилиндры стаканов, дроби ножей и вилок образовали таинственный шифр.

– Я верну на днях, – сказал я плотнику, выпуская улитку в траву.

– Когда захочешь, малыш.

Лучше бы назвал срок.

Сказал бы, чтоб к первому числу и ни днём позже. А то какая-то снисходительность. Он что, думает, я не способен погасить долг вовремя? Думает, милость мне оказал своим «когда захочешь»?

Ещё немного – и я буду готов воткнуть консервный нож в глотку каждого в этом доме.

◆

Я начал тоже что-то резать, переставлять, участвовать.

Потом я вернулся на веранду за каким-то предметом, не помню каким, и увидел Цыпочку.

За окнами раздался её смех, и я посмотрел на неё через стекло.

Ноги, волосы, грудь.

Волосы, ноги, грудь.

Грудь, грудь, грудь.

Так и хочется схватить её за эти волосы, за ноги и за грудь.

Хочется схватить и…

◆

Надо держать себя в руках, Кисонька может прочесть.

Прочтёт и спросит: «Так, так, что значит “хочется схватить?» Что за многоточие? Схватить и…? Чего молчим?»

Припомнит замыслы проработать тему флирта, томные взгляды, развратные грёзы.

Лучше убрать всё это подальше. Нет флирта, нет проблемы. Одна ровная супружеская верность.

Ну нет. Это уже совсем какая-то несвобода. Предательство творческих идеалов и отказ от самого себя.

Попробую втюхать компромисс. Типа, я не думаю о том, чтобы воспользоваться Цыпочкой старым-добрым способом, а просто размышляю.

Как бы беспредметно. Как бы абстрактно.

Как бы хочу, но чисто в художественном смысле.

◆

Я дыхнул на Цыпочку.

Её поглотил туман.

Я провёл пальцем, получилась черта.

Малышом я играл с другими детками в песочнице.

Однажды мы обнаружили большие следы.

Это мог быть великан или даже цыгане.

Детки перепугались, и я предложил решение: великана, цыган и другие напасти можно отвадить страшным знаком.

Я начертил прутиком свастику.

Ничего о свастике не знал, кроме того, что это ужас-ужас-ужас и жуткая каракатица.

Детки воодушевились и всю песочницу плюс прилегающую территорию исчеркали свастонами.

Чья-то бабушка, увидев столь бурное процветание национал-социализма, приняла жёсткие меры. Стремительный допрос выявил зачинщика.

Донесли родителям, на неделю отлучили от мультиков.

◆

Увидев, сколь стремительно совершается предательство, как быстро рушится союз единомышленников, я не утратил веру в силу свастики.

Пальцем на замутнённом стекле я вывел заветный знак.

Сквозь свастику Цыпочка просматривалась гораздо лучше.

◆

И не одна она.

За забором показались знакомые фигуры.

Общим числом три.

Повозившись с калиткой, они проникли на лужайку.

Дочь и Цыпочка поднялись навстречу.

Цыпочка-таки накинула майку.

Обменялись приветствиями.

Приближаются к моей свастике.

Скорчив несколько гримас, чтобы размять мышцы лица, я широко улыбнулся и распахнул дверь.

– Добро пожаловать!

Я хотел назвать гостей по именам, но не смог.

Их имена оказались мне неведомы.

Только что помнил прекрасно, а теперь забыл.

Во мраке памяти зажигалось то одно, то другое имя, но едва я собирался его выбрать, оно гасло и поодаль зажигалось другое, не менее заманчивое. Мой разум метался, микробы в моём мозгу очумели и, ничего не выбрав, решили обойтись безымянным приветствием.

– Ой какой беспорядок, – вместо здрасте сказала родная бабка.

– А что это там за девушка в неглиже? – спросила бабка-блогер. – Слишком много у вас эротических мотивов.

Выглянувшая из-за них сиротка игриво мне улыбнулась.

Глава 38

1

Перед тем как рассесться за столом на задней террасе, мы традиционно потопали ногами.

Кисонька пританцовывала, богиня топала одной ногой, будто заводила мотоцикл, плотник маршировал, высоко поднимая колени, дочь с Цыпочкой топали, усевшись на стулья, родная бабка топала, как топают в гневе, бабка-блогер топала, точно хотела всех затоптать, а сиротка прыгала, точно играла в классики.

– Благодарю за усердие, мы наверняка отогнали всех духов, которые могли прятаться под столом, – похвалил я топотунов.

– Так прикольно, с детства этого не делала! – сказала порозовевшая Цыпочка и отбила дробь кроссовками по доске.

– Мы чтим традиции, – произнесла Кисонька с такой многозначительностью, что сразу стало непонятно, шутит она или говорит серьёзно.

◆

Гости расселись и принялись совать носы и ложки в блюда и чаши.

– Готовишься к школе? – спросила Кисонька у сиротки.

– Да, – ответила родная бабка.

– Что учишь? – спросила дочь.

– Правила дорожного движения, – ответила бабка-блогер.

– И что вы уже выучили? – спросил плотник.

– Что мы выучили? Что мы выучили? – насела на сиротку родная бабка.

От такого напора бедняжка смутилась и проглотила язык.

– Мы выучили, что надо соблюдать правила дорожного движения, – прокудахтали обе бабки хором, и сиротка покраснела.

Я сидел как истукан. Сил моих хватало только на улыбку, да и та уже начинала сползать куда-то вниз, как у покойника.

– А вы не боитесь жить у леса? – спросила родная бабка.

– Я нет, – ответила Кисонька. – А он немножко.

– Неправда! Я тоже не боюсь, – вмешался я, потому что Кисонька имела в виду именно меня.

◆

Наступила пауза, вызванная голодом. Все принялись за еду.

Неразумно игнорировать в книжке кулинарные подробности. Многие читатели только ради них и читают.

Читателей можно понять, они наверняка бы оценили салат из нарезанных лоскутами узбекских помидоров, рукколы, рваных листьев зелёного салата двух сортов, в том числе сорта «Кейл», столь любимого нынче за океаном и набирающего популярность у нас.

В деле приготовления салата важна асимметричность: ничто нельзя резать кубиками, ровными дольками и одинаковыми полосками. Овощи надо кромсать, зелень рвать, лимон давить.

Иначе страсти нет.

Деликатными деталями в салате попадаются оливки и каперсы, заправкой служит соус, изготовленный Кисонькой собственноручно.

О, этот Кисонькин соус!

Волшебная субстанция, в которую что ни обмакни, хоть палец, тут же хочется облизать.

Некоторые составляющие соуса мне известны: греческое оливковое масло холодного отжима, рассол от маринованных оливок, но уже испанских, остатки отечественного майонеза, смытые этим самым рассолом со стенок разрезанной пластиковой упаковки, ложечка дижонской горчицы, щепотка сушёной морской капусты, крупинка того, грамчик этого и что-то ещё мелкое и незначительное, попадающееся под руку и неизменно превращающее соус в вожделенную жижу.

Если учесть, что салат сам по себе уже весьма аппетитен, то под соусом он делается настоящим уничтожителем времени – его съели так быстро, что пауза, не успев начаться, сразу закончилась.

2

Первой после салатного блаженства очнулась дочь. Наша воспитанная девочка вернулась к прерванному разговору и поинтересовалась у бабки:

– А вы бы боялись жить у леса?

– Я бы боялась, – ответила родная бабка сиротки.

– А чего бы вы боялись? – удивилась Цыпочка.

– Как чего? Леса!

– Разве лес страшный?

– В лесу разное водится. Вы слышали про Чёрного Грибника?

– Чёрный Грибник! – оживилась сиротка, и глаза её засверкали. – Он живёт в лесу.

– А потом люди пропадают, – многозначительно добавила бабка-блогер.

– В нашем лесу есть норы, – сказал плотник. – Я их нюхал.

– Чем пахнет? – взволнованно спросила Цыпочка.

– Зверем, – ответил плотник.

С каких это пор он называет наш лес своим?

То есть нашим.

Что значит «наш лес»? Думает, деньжат мне подкинул и теперь всё ему принадлежит?

3

Я посмотрел на плотника внимательнее.

Он сидел рядом с Цыпочкой.

То и дело он что-то говорил ей тихим голосом, а она смеялась и краснела.

Так часто краснела, что стала совсем красной.

Плотник держал на столе только одну руку.

Где же гуляет другая его рука?

Другая рука играет с Цыпочкой.

Её лицо тут, а сама она где-то.

Как же такое возможно?

◆

– С ним бывает, ничего вокруг не слышит, – сказала Кисонька.

– Я слушаю, – очнулся я. – Слушаю внимательно.

– Мы очень соскучились, – повторила родная бабка.

Я кивнул. Чертовски важная информация.

– Вы, ваш дом, атмосфера.

– Понимаю, – сказал я.

Пока я слушаю чушь, которую порет старая карга, он своими пальцами пользуется ею.

Разрабатывает тему интима вместо меня.

И что, никто, кроме меня, не видит?!

Почему они ему позволяют?

Почему она позволяет?

Куда подевался весь её феминизм?

Как такое возможно вообще? Как такое возможно?!

– Простите, что мы пропали. – Бабка никак не решалась приступить. – У нас столько всего произошло.

4

Она сказала про то, что их переселили, а дом снесли.

Подъехали жёлтые экскаваторы и давай грызть его со всех сторон.

Ну а как иначе? Геопатогенная зона.

Сейчас на том же месте строят новый, и зря, тоже придётся сносить.

Ну да им-то что. У них новая квартира. На двадцать девятом этаже.

Такой вид.

Ничего, правда, не видно, внизу всё какое-то мелкое, не разглядишь.

◆

Я не сразу уловил, когда бабка перешла к делу.

Заговорила о тех, других.

Другая пара претендентов: он, она плюс лысая кошка.

Богачи с поваром, которых бабки предпочли нам.

Они щедрые, всё такое, бабка начала было хвалить тех других, но осеклась. В общем, они сказали, что хотят себя целиком посвятить сиротке. То есть взять её себе.

Насовсем.

– Разве это плохо? – спросила Кисонька. – Девочке нужна полноценная семья с молодыми родителями. Она у вас активная.

Сиротка громко стукнула коленкой по столу, подтвердив тем самым свою активность.

– Они могли бы заниматься ею всю неделю, а на выходных привозить к вам, – закончила Кисонька, и я поразился её доброжелательной рациональности.

– Они хотят отжать её целиком, без всяких выходных, – трагически сказала бабка.

5

Оказалось, что усыновители насобирали толстенную папку кассовых чеков и фотографий, подтверждающих собственную заботу о сиротке и безответственность старух. Папка эта была передана в полицию, где теперь рассматривается вопрос об изъятии сиротки у бабок и передаче в заботливые руки четы с кошкой и поваром.

К нам они приехали не случайно.

Мы – ключевые свидетели. В той папке о нас многое сообщается. Главная улика против старух – вот эта фотография. Она доказывает, что бабуси неразборчивы, дают внучку совершенно непотребным людям.

То есть мне.

Родная бабка вытащила из сумочки сложенный вчетверо лист.

Глава 39

1

Это случилось, когда мне предложили сфотографироваться для журнала.

Девушка-организатор пригласила меня на заброшенную фабрику.

В холодный нетопленый цех.

У нас если организатор, то непременно девушка, а если живописный фон, то обязательно руины великого прошлого.

Девушка эта была почти как в стихотворении Бродского: миловидная, но с полными ногами.

Не люблю этот фрагмент у Иосифа Александровича, какую-то гадкую наблюдательность проявляет в нём поэт.

◆

Гадкую, но точную.

◆

Отметив про себя красоту лица девушки и её будто от другой доставшиеся ноги, я сообщил, что прибыл в её распоряжение.

Она потупилась и робко спросила, могу ли я раздеться.

Не до трусов, а так, чтоб вообще без трусов.

Я только этого и ждал, снял трусы и столкнулся с удивительным явлением: все вокруг застеснялись.

Фотограф, ассистент фотографа, гримёр и сама девушка-организатор.

То есть я стою перед ними голый, а они стесняются. Отворачиваются, как жители сожжённого города отворачиваются от развалин.

Чтобы эту сцену не сочли проявлением бахвальства, поясню: смущение вызвали не какие-то мои анатомические особенности, а сам факт наготы.

Смутило их то, чего они сами хотели.

Обычный голый человек.

◆

Голый человек опасен. Голый человек непредсказуем и настолько правдив, что делается не по себе.

В тот день сделали много фотографий, из которых выбрали всего одну.

Одну, но какую.

Литературный мир изрядно переполошился, писатели-ровесники, претендующие на первую роль, разволновались.

И вот эту самую фотографию извлекли из беспроводных виртуальных глубин и увенчали ею невысокую стопку компромата. Теперь старуха хныкала, что их лишат прав, а сиротку отберут. Коварные опекуны увезут сиротку за границу, где она обязательно помрёт от аллер-гии.

– Ну и пособие… – вырвалось у родной бабки.

Бабка-блогер часто заморгала.

– Пособие? – вцепился я в слово «пособие».

– Я получаю за потерю кормилицы, от мэра… – деловито принялась загибать пальцы сиротка.

– Не так уж много ты получаешь! – перебила бабка-блогер.

– Ты говорила, что хорошо вложила мои деньги! – возразила сиротка.

Глаза бабки-блогера забегали.

– Ты сказала, что обязательно получишь приз! – не затыкалась сиротка.

Бабка-блогер оказалась в центре внимания, и выбраться из этого центра было уже невозможно.

– А что нам делать с излишками? – пришла на помощь сестре родная бабка. – Не в кубышку же складывать. Вот мы клипы и продюсируем.

2

Не знаю, во что бы вылился разговор о том, что старухи спускают деньги внучки на собственные музыкальные видео, но тут раздался всхлип.

◆

– Простите! – Цыпочка прикрыла ладонью губы. – Это такая drama!

Все облегчённо закивали, а я сразу перестал что либо видеть перед собой.

Пропало зрение, и всё.

Цыпочка стала как распакованная кукла. Полиэтилен содрали, и она расцвела.

Сделалась ещё прекраснее.

◆

Руки.

Именно наличие рук отличает нас от животных. Мозги у многих есть, микробы в мозгах и подавно, а вот руки… С их помощью мы такие изощрённости выделываем, которые и зверям не под силу.

◆

Я заставил себя посмотреть на сиротку.

Перед глазами маячила какая-то размытая пляшущая невнятица. Если бы я видел отчётливо, то разглядел бы, что сиротка выглядит так, что не ясно, хочет она, чтобы её у старух отобрали, или не хочет. Могло даже показаться, что она не прочь.

– Нужна ваша помощь, – взмолилась бабуся, хотя можно было и нормальным голосом попросить.

– Что мы должны сделать? – самоотверженно уточнила Кисонька.

– Надо дать показания. Вы порядочные люди, а фотография эта поганая – фотошоп. Я вся извелась, последние дни доживаю, думаю желчный пузырь удалить.

Глава 40

1

Про фотошоп я промолчал, а в полицию пошёл.

Не в тот же день, но позже. Здесь напишу так, что получится, будто я сразу в полиции оказался.

Мне помогут ангелы времени.

Не ждать же читателям, пока я реально доберусь до отделения.

У читателей нет времени.

Времени вообще нет, а у читателей и подавно.

Чтобы не продолжать эту демагогию, предлагаю сразу перенестись за другой стол, за стол уполномоченной по делам несовершеннолетних.

◆

– Имя, фамилия.

Я назвал имя и фамилию.

– Возраст?

Назвал возраст.

– Чем занимаетесь?

– Писатель, – ответил я.

– Никогда не слышала.

Я отправил уполномоченной улыбку, полную соболезнования.

– Судимы?

– Нет.

– Алкоголем, наркотиками злоупотребляете?

– Нет.

– Употребляете?

– По праздникам.

Уполномоченная посмотрела на меня внимательно.

– Наркотики по праздникам употребляете?

– По большим.

– На учёте состоите?

– Шучу.

– Так да или нет?

– Не употребляю, не состою, – соврал я, поняв, что в этом разговоре полутона неуместны.

И вовремя, следующий вопрос требовал куда большей однозначности.

– Пол не меняли?

– Нет.

– Женаты?

– Да.

Своевременный вопрос. А то в этой сцене я выгляжу эгоцентриком: явился с Кисонькой, а о ней ни слова, будто она – персонаж из другой истории.

А Кисонька не из другой истории, вот она, рядом сидит.

– Вы знаете этого писателя? – уточнила уполномоченная у Кисоньки.

– Да, я читала его ранние произведения, – ответила Кисонька.

– В тоталитарных сектах состоите? – спросила нас обоих уполномоченная.

– Нет.

– В период с одна тысяча девятьсот тридцать третьего по одна тысяча девятьсот сорок пятый годы сотрудничали с национал-социалистической партией Германии?

– Нет.

Уполномоченная посмотрела на нас пристально.

– Кровь в моче есть?

– Нет.

– Аппетит хороший?

– Да.

– По утрам просыпаетесь свежим и отдохнувшим?

– По разному бывает, – замялся я и почувствовал, что Кисонька наступила мне на ногу.

– Большую нужду справляете регулярно?

– Да.

– Раздражаетесь легко?

– Нет, – солгал я и, вспомнив печника, повторил: – Нет.

– Если бы вы были художником, что бы рисовали?

– Цветы, – ответил я и удивился собственному ответу.

– Вас легко рассердить?

– Всякое бывает… – промямлил я и снова ощутил нажим Кисонькиной туфли.

– Отрыжка беспокоит?

– Нет, – сказал я, подумав, как бы не рыгнуть.

– Кто-нибудь пытается повлиять на ваши мысли посредством гипноза?

Я подумал о всех тех, кто встревал в эти вот абзацы и строчки, но решил не распространяться.

– Число пи? – продолжила уполномоченная.

– Три запятая четырнадцать, сто пятьдесят, девять двести шестьдесят пять, триста пятьдесят восемь…

– Отметьте изображения с печной трубой, – уполномоченная поднесла ко мне тачскрин. Дом. разлинованный на квадраты. Печная труба проходила через два верхних. Я коснулся одного, затем другого. Уполномоченная посмотрела на тачскрин и задала последний вопрос:

– Кто вы?

– Писатель, – ответил я, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.

– Я не о профессии.

– Это призвание.

– Меня не интересует ваше призвание, я спрашиваю, кто вы.

Я повторно назвал собственное имя, возраст и место рождения.

– Я не спрашиваю как вас зовут и сколько вам лет, я спрашиваю кто вы.

Я посмотрел на Кисоньку, затем на уполномоченную, затем на свои руки, лежащие на коленях. Я вспомнил, что в майские дни, одурманенный цветением яблони, я чувствую себя яблоней и даже её корнями, уходящими в глубь земли и всякой дряни, которая в земле закопана. Иногда я чувствовал себя чем-то неотделимым от Кисоньки, иногда самой Кисонькой, а иногда – и Кисонькой, и яблоней, и землёй, и всем остальным, что видно и не видно.

Глава 41

1

Я собрал у гостей тарелки и принёс чай.

Не все успели покончить с блюдами, но я не церемонился. Хотелось сбежать, хотелось чего-то.

Тарелки Цыпочки и плотника я взял особенно деликатно.

◆

На кухне рыскала богиня.

– Ты сковородку не видел?

– Какую?

– Ту, на которой я жарила.

– Не видел.

◆

Заручившись нашим согласием выступить свидетелями, бабка повеселела. Не ожидала получить помощь, думала, после того как дала нам отставку, мы не захотим с ней знаться.

Она принялась рассказывать о многочисленных талантах сиротки. Например, её гибкость оказалась востребована в кружке танцев.

– Покажи, как ты танцуешь, всем интересно.

Все подтвердили, что им интересно.

Сиротка не заставила себя упрашивать, вышла на лужайку и принялась танцевать, напевая при этом какую-то абракадабру.

◆

Сиротка настолько отдалась танцу и пению, что перестала замечать окружающий мир. Я даже стал опасаться, как бы она не бултыхнулась в котёл с горячим маслом, и собрался было аккуратно отстранить её подальше, но она сама, будто подслушав мои мысли, отпрыгнула от котла на безопасную дистанцию.

Танец её не был каким-то особенно изящным или замысловатым.

Пение тоже не ахти.

Но задирание ног, прыжки и звуки быстро перестали казаться детской импровизацией и всё больше напоминали ритуал.

Может, потому что сиротка время от времени воздевала ручки к небу.

А может, из-за того, что мы выпили вина.

Всё это, впрочем, скоро стало выглядеть несколько навязчивым. Я переглянулся с Кисонькой, одними глазами она призвала меня к терпению. Надо нести свой крест достойно. А заодно снять происходящее на телефон.

Кисонька подала мне знак.

Я достал телефон и навёл на сиротку.

К её человеческой внешности телефон приложил уши, усы и хвост.

Документировался танец не сиротки, а какого-то другого, не поддающегося классификации существа.

2

Второй раз за день начал накрапывать дождь.

Я обрадовался, появление новоявленной Саломеи меня почему-то тревожило.

Мы бросились убирать со стола недоеденные кушанья, и не зря – вечернее солнце скрылось, и не успели хозяева и гости спрятаться в дом, как со страшным грохотом ударила молния.

За окнами сверкнуло.

Электричество погасло.

В топке недостроенного камина осыпался нагар.

– Ну вот, опять, – прошептала Кисонька.

– Молния, – хриплым голоском сказала сиротка.

Плотник чиркнул зажигалкой, зажглась свеча.

В прыгающем свете я увидел, что сиротка возится с каким-то здоровым чёрным болтом.

Кто же его оставил на видном месте?

Я сам и оставил.

– Аккуратно, пожалуйста! – сказал я дрожащим голосом.

Сиротка любознательно вертела болт.

Я протянул к ней руку.

Хрясть.

3

– Всё, что я делаю, причиняет тебе боль.

Эти слова принадлежали сиротке. Она произнесла их, склонившись надо мной.

Пахло озоном.

Всё тело было как рука, которую отлежал. Одно дело рука, другое – весь целиком.

Фонарик, совмещённый с электрошокером, – полезная вещь, главное – кнопки не перепутать.

◆

Плотник помог мне подняться, Кисонька спросила, в порядке ли я.

Ёмкая фраза из американского рациона.

Ты в порядке?

Едва я собрался ответить, словно герой детектива-нуар, мол, да, в порядке, как сиротка закричала со смехом:

– Ой, что это?!

Глядя на меня, она смеялась и прикрывала ладошкой ротик.

Тут до меня дошло, что я совершенно голый.

Глава 42

1

В будущем, которое сейчас уже стало прошлым, а тогда представлялось будущим, короче, в тот самый момент, когда мы с Кисонькой сидели напротив уполномоченной, она выложила передо мной фотографию.

«А всё-таки неплохо получилось, будет чем в старости самолюбие потешить, – подумал я. – И ведь ни капли фотошопа».

Та самая фотография, компрометирующая меня в глазах благонравной общественности, подтверждающая якобы, что родная бабка даёт сиротку совершенно конченым голым людям.

Но я был подготовлен.

Вытащив из специально принесённой папки плотный лист, я покрыл им полицейский аргумент.

Свои действия я сопроводил доброжелательной улыбкой. Словно торжествующий картёжник.

Уполномоченная присмотрелась, и не зря.

◆

Фотография была сделана на Красной площади.

Древнее пространство принимало книжную ярмарку, и я был одним из гостей.

Все ждали явления.

Накануне шептались в строжайшем секрете, а в назначенный день вся площадь только об этом и говорила.

Ждали верховного.

И вот стою я, прислонившись к стендам с книгами.

С чужими книгами, между прочим.

Стою и жду. А всё потому, что мне наказали явиться, типа, мне окажут честь – представят верховному. Вот я и пришёл, интересно же. А самочувствие неважное – накануне читал с театральной сцены собственные рассказы. Перед началом выпил для храбрости, по ходу дела отхлёбывал от жажды, а после отметил успех.

Стою, короче, помятый, а рядом сотрудницы издательства, словно сурикаты – застыли и вдаль всматриваются.

Солнце захлебнулось в густых тучах; только что они клубились далеко за башнями, и вдруг раз – потопили светило. Тут-то повсюду и зашелестело: «Идут, идут».

2

На меня надвигался рой: суетливые мужчины и красивые женщины. Рой клубился вокруг чего-то, и нельзя было различить, вокруг чего.

Крутящие грубыми головами цепкоглазые телохранители, сотрудники службы протокола в пиджаках всех оттенков синего, с портфелями и зонтами, журналисты с блокнотами и записывающими устройствами. Все они толкались, шикали, гудели, внимали.

Кто-то из роя представил меня.

Бодигард посмотрел с недоверием и угрозой. Предупредил взглядом, чтоб без фокусов.

Рой умолк, и я не сразу решился перевести взгляд в его эпицентр, а когда решился, то ничего не смог разглядеть.

◆

Сплошные завихрения.

◆

Мускулы телохранителей, синие пиджаки, белые воротнички, дорогие часы, эрегированные микрофоны и пульсирующие объективы.

И треск, треск, треск фотографических затворов.

◆

Из недр клубка появилась фотография на память.

С автографом.

Писателю такому-то от верховного.

Я благословлял судьбу за то, что не удостоился рукопожатия – рука моя была мокра и холодна.

◆

Порыв ветра метнул россыпь капель и едва не вырвал фотографию из моих рук.

Рой загудел и понёсся прочь. Вместе с пухом и пылью на раскрытых зонтах полетела свита. На площадь обрушился ливень.

Спрятавшись в шатёр, я вгляделся в подпись на обратной стороне.

Традиции и культура.

Творческие успехи.

Победа над фашизмом.

Патриотическое воспитание.

Уважение к старикам.

Укрепление боеготовности.

Отпор внешним вызовам.

Подмосковные вечера.

Глава 43

1

– Вижу, вы достойный писатель. Аж сердце радуется, – произнесла уполномоченная, рассматривая фотографию на свет. – Смотрите, какая на вас папочка. – Она придвинула ко мне кипу подшитых листов.

– Разрешите взглянуть? – попросил я.

– Извольте, – на старинный лад ответила она.

Уполномоченная преувеличила, сказав, что папка посвящена целиком мне.

Помимо скриншотов с моих постов, которые враждебные опекуны сочли компрометирующими, всё то же самое имелось и на Кисоньку. Безобидные картинки и слова трактовались с поражающей воображение фантазией.

В изобилии прилагались кассовые чеки, подтверждающие траты конкурентов на сиротку, плюс фотографии самих конкурентов.

Женщина с ярким ртом, глаза спрятаны под тёмными очками, через лицо чёрная прядь. Не хотелось бы иметь с этим ртом дело. Будь я крестом, который такой рот желает прикусить, ожил бы и убежал.

Мужчина с широкими плечами и крепкими скулами.

А вот они втроём с сироткой.

Сиротка в его крепких руках,

сиротка в её цепких объятиях,

сиротка с лысой кошкой.

– Шикарный мужик, – уполномоченная мечтательно улыбнулась, кивнув на боксёра. – Я, кстати, тоже пишу.

– Это прекрасно! – очнулся я.

– Песни. – Уполномоченная поднялась из-за стола, отперла сейф и достала из него маленькую, будто детскую, гитарку.

Усевшись обратно в своё крутящееся кресло, она сделала печальное лицо, перебрала струны и запела низким голосом женщины с судьбой:

– Я выросла у зоомагазина, – пропела она игриво, словно Кармен. – Рыбкой золотой меня не удивишь. – Кармен сменилась бывалой куртизанкой бальзаковского возраста. – Ленинский проспект, Ленинский проспект, под окнами моими ты шумишь, – закончила уполномоченная, намекая как бы на то, что вот под её окнами шумит река жизни, из которой она каждое утро зачерпывает ведром житейскую мудрость.

Мы захлопали в ладоши.

– Ленинский проспект – моя родина. Родилась там и до сих пор живу, – гордо сказала уполномоченная.

Мы продолжали смотреть на неё с таким восторгом, что ей стало неловко. Уполномоченная стала думать, что бы такое сказать.

– Вы слышали, что часть Ленинского проспекта проложена по Старой Калужской дороге?

– Впервые слышим! – восхищённо откликнулись мы.

– Да. По ней, прямо мимо моего дома, Наполеон отступал из Москвы. – Можно я дам вам совет? – неожиданно спросила меня уполномоченная.

– Извольте, – с поклоном вернул я ей старомодное словечко.

– Пишите как эта папочка устроена. – Она похлопала по собранному на нас компромату.

– В каком смысле? – растерялся я.

– Пишите так, как если бы вы тайно следили за своими персонажами, включая себя самого. Выискивайте самые неудобные, неловкие, болезненные точки и бейте. – Она щипнула струну, и гитарка протяжно зазвенела. – Только, чур, никаких исключений. – Уполномоченная погрозила мне пальцем. – Подглядывайте за собой через камеру ноутбука, прочитывайте свою интимную переписку, подсматривайте за собой в неловкие моменты. О парадной стороне тоже не стоит забывать, но ответов там не найдёшь, все ответы на задворках. Зачем вам всем эта сиротка? Почему вы не заведёте своих детей?

2

На Красной площади, после того как рой удалился, а дождь ещё не ливанул, я увидел свежий росток между булыжниками мостовой.

Я склонился к нему – среди жёлтых стружек, оставшихся после сборки шатра, пробивался сорнячок.

Ярко-зелёный, как в итальянском салате.

Приглядевшись, я увидел, что повсюду между камнями торчат такие же.

Ярко-зелёные сорнячки среди серых камней.

Глава 44

1

– Простите, – буркнул я, торопливо прикрываясь.

В голове сразу возникло много мыслей.

То ни одной, а то столько, что не знаешь, какую выбрать.

Может, сказать, что я из будущего?

Если внимательно прочитать предыдущие страницы, понимаешь – это чистая правда. Я перенёсся на машине времени, а в машину времени одетых не пускают. Только голышом, это всем известно со времён «Терминатора».

Сохраняя достоинство и демонстрируя природную грацию, я кинулся к спальне.

Успел подумать: «Как я со спины?»

Нормально выгляжу?

Нет ли прыща?

Задница крепкая или дряблая?

Как я Цыпочке? Хотя какая теперь разница…

И вообще, что случилось?

◆

Закрываясь одной рукой, другой я дёрнул дверь.

А за дверью сиротка.

Стоит перед раскрытым шкафом, жуёт мою пионерскую нашивку.

– Ой, что это?! – прочавкала она, обернувшись ко мне.

Я захлопнул эту дверь и подскочил к другой.

За другой тоже сиротка, сидит на толчке.

Увидев меня, громко пукнула.

– Ой, что это?! – воскликнула она гнусаво, зажав нос.

Ужас какой-то, чужой в собственном доме! С этой Кисонькиной перепланировкой не знаешь, за какой дверью на что напорешься. Как можно более непринуждённо я стал подниматься на чердак.

2

Ступенька, вторая… к чёрту самообладание: три прыжка – и я наверху.

Вслед – собачий лай и детский смех.

Заливистый.

Я тронул очередную дверь.

Неуверенно.

Приоткрыл.

Шире.

Вроде никого.

Никто не лыбится и не пердит.

◆

Вошёл, стою, перевожу дух.

Как такое могло произойти?

У меня провалы в памяти?

Ранний Альцгеймер?

Видимо, я просто забыл одеться в угаре подготовки к приходу гостей. Сначала никто не обратил внимания, а во время грозы всё проявилось…

Кисонька, богиня, старухи, сиротка, плотник, дочь и Цыпочка… все видели.

Стыдоба.

Я прислонился к столбу, переводя дух.

Чердак похож на трюм перевёрнутого парусника. Везли меня в трюме, словно раба, потом налетела буря, корабль потерпел крушение, и теперь я в западне.

◆

Со стороны кровати донеслось сопение.

◆

Я подошёл ближе.

На полу сковородка.

Та самая, на которой богиня жарила страшно вспомнить что.

Сковородка почти пуста, только один прилипший кусочек.

Нахватавшись у оппонирующих нам опекунов новых слов, сиротка особенно удивила одним выражением.

Грубым и одновременно трогательным.

Когда она злилась, то сжимала кулачки и кричала: «Срать, срать, срать!»

Срать, срать, срать.

Толстые пальцы ног, торчащие из-под одеяла, шевельнулись.

Накрытая до половины бороды голова всхрапнула.

3

Я согнул ноги в коленях, руки вытянул вперёд для равновесия.

Разогнул, встал в полный рост.

Мало того, что он умудрился снова проникнуть в дом, так ещё и съел изжаренное для кошек собственное сердце.

Я поднял сковородку. Взвесил в руке. Тяжёленькая, опыт уже есть.

Снова согнул ноги.

Снова разогнул.

Приседаю, сковородку держу на отлёте для равновесия.

Сердце для кошек, сердце для кошек.

А где, собственно, кошки?

Где те самые, принадлежащие богине кошки, скрашивающие её одиночество, благородно позволяющие заботиться о себе?

Где эти пушистые аллергенные существа? Почему я их до сих пор ни разу не видел?

◆

Почему?

Присел – встал, присел – встал.

Потому что их нет.

Никаких кошек нет в природе.

Одни разговоры.

И такие убедительные, что у меня даже насморк.

◆

Кошек нет, а этот есть.

Бородатый лазутчик.

Может, повторить?

Прямо под деревцем и зарою.

Лежи, милый, далёко.

Лежи, милый, глубо́ко.

Встал, присел.

Присел, встал.

Сковородка в вытянутой руке.

Hа стуле паспорт.

Присев ещё раз, отставил сковородку, взял паспорт.

Из паспорта выпала фотография девушки.

Фотография старая, девушка смотрит в сторону.

Мечтательный взгляд, как будто её сковородкой треснули.

С обратной стороны подпись: «Мама. Фото на памятник».

4

Я заполняю эти страницы то ровным, то скачущим почерком, иронизирую над прошлым, даже подвергаю его сомнению, а при этом думаю о будущем. Думаю, как моё сочинение встретит редактор, как оценят критики.

Меня упрекнут в пренебрежении адекватной композицией, вменят в вину то, что вывалил на читателей целый ворох обрезков своего лоскутного мышления. Настриг чего попало неровными кусками, набросал обрывков на манер салата.

Честно говоря, один и весьма строгий отзыв уже поступил.

От кого?

От богини.

«Роман напичкан сценами собственной нервозности и прочего, что принято тщательно скрывать. Если задачей написания романа является крушение писательского авторитета, то она решена блестяще».

И ведь не поспоришь.

◆

Заглянув в чулан, в который давно не заглядывал, увидел то, в чём нуждался.

Тёмная материя.

Пиджак и брюки.

Висят на гвоздике, дожидаются.

Плотная тёмная материя, пожелтевшая подкладка, истрепавшийся воротник. В одном кармане крошки табака, в другом – скомканный трамвайный билетик.

5

Прежде чем надеть дедовский костюм, я нежно погладил ткань рукой. В знак уважения к предку. А заодно и к портному.

В талии и плечах широковато, брюки коротковаты.

Коротковаты, но застегнулись надёжно.

Если сунуть одну руку в карман, то вполне.

◆

Я редко заглядываю в чулан, а когда заглядываю, всегда задираю голову.

Наверху, на стыке кровельных балок, находится ласточкино гнездо.

Когда дом только строили, птицы устроили гнездо, которое потом оказалось запертым в чулане.

Гнездо так и осталось внутри дома, в углу, на стыке балок, став чем-то вроде замкового камня, узла, на котором весь дом держится.

◆

Я подошёл к окну и прислонился горячим лбом к ледяному стеклу.

Захотелось успокоиться, захотелось стереотипа. Например, остудить горячий лоб о ледяное стекло.

Признаться, я часто так делаю, но никогда не могу придаться этому удовольствию до конца.

На то есть две причины: на стекле всегда остаётся жирный след. Едва заметно, но всё же. Испытываю неловкость неизвестно перед кем.

Даже если рядом ни души, всё равно неловко.

И ещё боюсь, стекло выпадет.

Под давлением моего раскалённого жирного лба стекло возьмёт да и вывалится, а я следом.

◆

Я осторожно приложил лоб к стеклу.

За окном пруд, похожий на зеркало, дорога и далёкая колокольня.

Я опёрся лбом о стекло.

Осторожно перенёс вес всей головы на стекло.

Отставил ноги так, что всё тело давит на стекло.

Я смотрю исподлобья на пруд, дорогу и колокольню и давлю на них лбом.

Я упёрся руками в стену и давлю на пруд, дорогу и колокольню с колокольчиками.

На сельхозугодья, на дачные кооперативы и прочее кадастровое межевание.

Я так напыжился, что планета даже немного провернулась вокруг своей оси.

Глава 45

1

Возвращение к гостям в подобных ситуациях напоминает детство.

Как если бы расплакался и убежал, а потом успокоился и вернулся.

Ещё с лестницы я увидел сиротку.

Развалилась на диване, на шее боа, то самое, и кончиком поигрывает непринуждённо.

– Нехорошо рыться в чужих вещах, – сказал я.

– Кто бы говорил, – ответила сиротка. – Сам тайно явился в мою покинутую детскую обитель, подобрал свой же давний, отвергнутый мною подарок, сберёг, а я нашла и теперь не могу поиграть? И вообще, голышом перед несовершеннолетними бегать можно, а боа потрогать не можно? Какие у вас тут порядки интересные!

Услышав всё это от маленькой девочки, я посмотрел на остальных, но никакого удивления на лицах не заметил. Напротив, Кисонька, плотник, дочь, Цыпочка и богиня выражали всеобщее согласие: нехорошо бегать голышом, а потом попрекать самых маленьких за какое-то там боа.

– Просто девочке стало скучно и она заглянула в твой шкаф, – Кисонька тронула меня за рукав. – Что это за костюм?

– Семейный винтаж.

– Нам пора, – сказали старухи.

– Не пора! – завопила сиротка. – Не пора! Не пора!

– Уже вечер. – Родная бабка повернулась к окну и охнула.

– Вам плохо? – подбежала к ней Кисонька.

– В спине стрельнуло.

Старуха сидела, наполовину развернувшись, и не могла принять прежнее положение.

Она напоминала заклинивший руль.

– Ой, не могу, – сказала она тревожно. – Ой, что делать?

Сиротка перестала вопить и посмотрела на бабушку испуганно.

– Где болит? – заботливо спросила бабка-блогер.

– Везде, – разъяснила старуха.

◆

Я подошёл к ней и положил руки на её плечи.

Тело, сковавшее само себя.

– Я могу вам помочь, хотите?

– Не знаю, лучше я к врачу, ой! – Старуха попыталась встать, но не смогла.

Боится попросить меня о помощи, чтобы не быть обязанной.

Прощупываю её позвоночник.

Кисонька говорит, у меня чудодейственные руки.

Так часто говорит, что я поверил.

2

Ощупывая старуху, я стал лучше понимать её.

Каждое моё прикосновение к костлявому телу создавало её заново.

По крайней мере, для меня.

Вместо отстранённой, ищущей выгоду бабки возникала новая, вызывающая понимание и сочувствие.

И всё-таки нечто тёмное и неясное оставалось в ней.

Нечто инородное.

Она и сама знает это, отсюда её страсть к удалениям частей самой себя.

◆

Я мну старуху всё сильнее, она кряхтит и охает, голос её делается каким-то чужим, крикливым, попугайным.

Мои ладони работают так, будто под пальцами замороженное тесто, я вспотел, и тут залаяла собака.

Она уже некоторое время пристально вглядывалась в пустоту над нами. Я стал волноваться, не свихнулась ли.

Когда собака залаяла, Цыпочка с дочерью воскликнули: «Смотрите!»

В воздухе проявились смутные очертания.

С каждым моим движением очертания делаются отчётливее.

И скоро окончательно проясняются – над старухой нависает демон.

3

Демона можно рассмотреть во всех подробностях. Он застенчиво улыбается, по всему видно, что устроился этот гад обстоятельно и сниматься с насиженного места не планирует.

Кисонька зажигает свечу, фитиль трещит, распространяя запах тропических фруктов.

Демон смеживает веки и кокетливо стонет, словно пожилой гомосексуалист, удостоившийся ласки волнительного эфеба. Я игнорирую такое издевательское поведение паразита, продолжая массировать плечевой пояс старухи.

Иронии хватает демону ненадолго, он хмурится и тявкает.

Сиротка, прижавшись к Кисоньке, комкает боа.

◆

Старуха повизгивает, демон дёргается. Происходящее ему явно не по вкусу.

Он подносит свой хвост прямо к моему носу и принимается щекотаться.

Я чихаю раз, другой, отнимаю руки от старухи, чтобы почесаться.

Демон радуется, но не тут-то было. Помощь неожиданно приходит от богини.

Она хорошенько затягивается сигаретой и выдыхает демону прямо в рыло.

Демон кашляет, давится слюной и гнусно рыгает в ответ.

– Что это за херня?! Откуда взялась эта херня? – лает демон и тут же возражает сам себе:

– Это не херня. Это история любви украинской беженки и бедного таджикского паренька.

– Какая-то сусальная пошлость! Чтобы жирные тётки обрыдались! Закатают в полиэтилен, запретят детям! – каркает демон и немедленно спрашивает у самого себя плаксивым голосом:

– Я потеряю покупателей? Лицемеры, упыри!

Гнусный пародист!

Я так сжимаю тело старухи, что демон хрипит.

– Хуй вам! – визжит он.

Сиротка подпрыгивает от восторга, Кисонька закрывает ей уши.

– Можно я выложу это в сториз? – спрашивает Цыпочка.

– Выкладывай, – разрешаю я, обрадовавшись, что она оценила мой подвиг.

Цыпочка селфится на фоне происходящего.

Собрав последние силы, демон надувается, разрастается, точно использованный гигиенический тампон, и орет:

– Кто я – таракан с писькой или гражданин Российской Федерации?!

Я переутомился.

Не может такое происходить на самом деле.

Рожа терзающей старуху твари что-то напоминает.

Рожа демона оказывается не гнусным рылом, а моим собственным, привлекательным, как мне кажется, лицом. Демон не просто выкрикивает моим голосом мои же слова, но и выглядит как я.

Я кошусь на Кисоньку, чтобы понять, только я это вижу или нет.

Ну надо же: видит и Кисонька, и все остальные тоже видят.

Над старухой, изворачиваясь и кривляясь, гонимый самим собой, кувыркается автор этих строк собственной персоной.

Мне становится страшно, не примут ли меня домашние за самозванца, не перепутают ли с коварным демоном, не выгонят ли из дома.

А не я ли это, в самом деле?

С чего я взял, что я – это я, а демон – это не я?

Может быть, я – это он, а он – это я. А может быть, нет никакого меня, а есть только он?

◆

Не известно, к чему привели бы эти размышления, если бы я прекратил работать руками.

В некоторых делах автоматизм имеет значение.

Тот я, который извивался над воющей старухой, потускнел.

Сходство утратилось на глазах.

Ненадолго демон превратился в печника, затем съёжился до сиротки.

Отчаянно сопротивляясь, демон пёрнул.

Меня перекосило от омерзения, но рук от старухи я не отнял.

И тут демон не выдержал.

С шипением он отлепился от своей жертвы.

Просвистев в опасной близости от моего лица, опалив ресницы правого глаза, он взвился под потолок и заметался вокруг люстры.

Угодив в один из плафонов, он долго бился там с истошным жужжанием.

Вырвавшись, ринулся к распахнутому окну и вылетел вон, в сторону заката, оставив в москитной сетке дымящуюся дырку.

Сиротка плюнула вслед.

– Никак не могу привыкнуть к этой стране, – сказала Цыпочка.

глава 46

1

Очищенная бабуся сделалась меньше и прозрачнее.

Чистить организм следует осторожно, иначе вовсе исчезнешь.

◆

Бабуся покрутила головой, повела плечами, шевельнулась.

Она смущённо поблагодарила меня, я сказал «пожалуйста» и пошёл мыть руки.

Цыпочка засобиралась и вызвалась подбросить гостей: сосед наконец-то разгрёб половину завалов на дороге – по краешку можно проехать.

2

Пока прощались на крыльце, сиротка резвилась с боа.

Собака восприняла это по-своему, выхватила игрушку и утащила под дом.

Все запричитали, особенно сиротка с родной бабусей. То нос воротили, а теперь переживают.

Вскоре собака вернулась.

Но боа не вынесла.

Мы с ней до конца команду «принеси» не выучили.

Уносить она умеет, а приносить нет.

Сиротка завопила так, что даже тупой бы сообразил – без боа она ни с места.

◆

Поминая добрыми словами час, когда мне пришло в голову купить этот злополучный аксессуар, я встал на карачки.

◆

И полез.

3

Земля была холодна, пол низок. Тесноту усугубляли гвозди, торчащие сверху из досок.

Поводив лучом, я обнаружил розовый комок. Боа выглядело будто улика на месте зловещего преступления.

◆

Я выключил свет – ничего не видно.

Посмотрел на свою руку – нет руки.

Ничего нет – сплошная тёмная материя.

Очень практичная ткань: никакая грязь на ней не заметна и самой её тоже не видно.

◆

Без света стало страшно. Со светом видишь всякие странные колыхания, жуткие тени, а без света ничего не видишь, и всё равно страшно.

Ничего нет, а страшно.

Потому что мерещится.

Микробы в голове рисуют образы. У них фантазия, а мне отдуваться.

4

Снова включив фонарь, я дополз до боа, собрался уже выбираться и тут кое-что заметил.

Знакомое, но забытое, не представляю как здесь оказавшееся.

◆

Конская нога.

◆

Передняя.

◆

Белая.

◆

Неужто она?

◆

Подполз – она.

Копыто и сустав до колена.

Этих ног когда-то было четыре.

5

Принадлежали ноги белому коню.

Настоящему белому коню.

Дедушка привёз из Германии.

Он рассказывал, как они заходили в дома и брали что нравится.

Ему ничего не нравилось: ни часы, ни фарфор, ни кольца. Платки шёлковые он на голову не повязывал, шубы бюргерские на плечи не накидывал. Сердце его было холодно, пока он не оказался в одной детской.

◆

В той детской стоял белый конь.

Белый конь, набитый соломой.

Немцы взяли коня, выпотрошили, обработали раствором, натянули на каркас, набили соломой и приспособили на радость маленькому арийцу. Хорошо, если конь скончался своей смертью, а не был умерщвлён ради нужд детской промышленности Тысячелетнего Рейха.

◆

Моё знакомство с конём состоялось спустя три с лишним десятка лет после описанных событий. Конь предстал передо мной уже весьма потрёпанным, побитым молью и навидавшимся.

Бабушка нет-нет, а упрекала дедушку в столь нелепом выборе трофея. Другие мебель привезли, картины, швейные машинки, а эта кляча на что?

Дедушка не унывал и подсаживал меня в седло.

Я обхватывал ножками шишковатые бока и кричал «ура», предпочитая, впрочем, ползать возле копыт.

Потом меня настигла взрослая жизнь, я много переезжал и забыл про коня. И тут такая встреча.

6

Я стал записывать в телефон.

Кратко пометил всё, что случилось за день, описал коня и его ногу.

Если не запишу, забуду непременно, а забывать не хочется. Из всего этого может получиться книжка.

◆

Что-то кольнуло в спину.

Гвоздь.

Я перевернулся, чтобы рассмотреть, откуда торчат гвозди и как выползти обратно не поранившись.

Прилетел суетливый мотылёк.

Мотылёк стал назойливо лепиться к экрану, мешая ставить буквы.

Прилетел и второй. Теперь они оба ползают по экрану.

Суматошные существа, напоминают взволнованных мамаш.

Мотыльки залепили экран, пора выбираться.

Пора, но не получается.

◆

То ли и без того низкий пол придавил, то ли меня опять стало много.

То ли старый дом со всеми его подлинными и выдуманными обитателями, вписанными и вычеркнутыми историями, с гостями и призраками, навалился на грудь, то ли меня распёрло.

◆

Я задышал часто, как птица в сарае.

Кисти рук выворачивает, ступни дёргает, голову трясёт, рот перекосило, подбородок ходит из стороны в сторону, будто я запрещённых препаратов перебрал.

Ко всему прочему из тёмной материи выскочил хер.

Непроизвольная реакция тела на стресс.

Хер одиноко горит во мраке и упирается в приседающий дом, становясь от этого крепче.

Мелькнула жуткая мысль, что дом с хером нарочно пристраиваются друг к другу.

Вдобавок хер облепили мотыльки. Ползают по нему, перебирая лапками, принося мне этой щекоткой невыразимые страдания.

◆

Ну что с ним делать, так и рвётся на волю, не даёт покоя, подталкивает к совершенной дьявольщине.

Когда он встаёт, в голову начинает лезть дикая непотребщина.

Такие эгоистичные штуки, и всё с женщинами.

И с Кисонькой, и с остальными.

◆

Тягостно быть заложником хера и своры мозговых микробов. Ему одно подавай, им другое, знали бы вы, как трудно нам всем договориться.

7

Малышом я колотил палкой по тихому ручейку с головастиками. Мне даже удалось зашибить одного. Сначала я рассматривал его с задорным любопытством, а после вдруг такая горечь охватила меня, такая печаль, такое пронзительное раскаяние. Так мне сделалось стыдно за свою бойкость, за палку эту, за желание настаивать на своём, за желание разрушить и воцариться. Так противно сделалось, что я, маленький, не знал, куда сам от себя деться.

Вот и теперь не знаю. Чувствую себя хером неприкаянным, и нет мне успокоения.

◆

Ко всему прочему произошло нечто вовсе немыслимое – я сначала ощутил, а затем и разглядел (в лучах собственного хера, пробивающихся из-под кишащих насекомых), что волосы мои и ногти стали расти. Борода закрыла грудь и поползла дальше, ногти ветвистыми спиралями пронизали темноту.

Я стал веткой, брошенной в питательную среду – отовсюду полезли побеги.

◆

Подкатила дурнота.

Либо голова закружилась, либо взаправду мой дом и мой же обособившийся орган, шевелящийся мотыльками, наконец приладились один к другому, и дом завертелся, будто юла, скрипя и громыхая.

◆

В горле закипело.

Всё вокруг укрупнилось.

Что это? Былинки на ресницах или пиксели окружающей среды?

Гранулы дома, тусклые отсветы воспоминаний, микрофибра надежд или молекулярная структура земной атмосферы?

Где что?

Где ещё я, а где уже не я?

Я увидел Прошлое.

Историю.

Необозримый труп – настоящая свалка твёрдых отходов, на который слетелись птицы-падальщики, сбежались шакалы, сползлись насекомые и люди, люди, люди.

Я и есть этот труп, и все они терзают меня.

Я бессилен, и они питаются мной, отгрызают куски, копошатся в моих потрохах, заползают повсюду, черпают мудрость и сюжеты, якобы учатся на моих ошибках, изучают, урчат и причмокивают, расталкивая друг на друга.

◆

Конвульсивной ладонью я сжал конскую ногу.

Такой и убить можно.

Убить.

Морок пеленал плотнее и плотнее.

Можно убить.

Малышом я ползал возле коня, трогал копыта, дёргал и гладил белую шерсть.

Дедушка любовался мной и приговаривал:

– Смотри, какая нога. Такой убить можно.

Детскими губками я повторял:

– Тякой убить мозна.

Этим копытом и шерстью убить мозна.

Мозна, мозна, мозна.

Дедушка вспоминал рукопашный бой на дороге. Ни о ком больше он не говорил с такой нежностью, как о своём первом противнике в штыковой атаке.

Насадил, перебросил. Насадил, перебросил.

Убить, убить, убить.

Зашибить головастика.

Из последних сил я завыл скособоченными губами.

8

– Эй, ты там как? – донёсся крик Кисоньки.

Крик Кисоньки сдул тошнотворный туман.

Мотыльков снесло, словно чихом великана.

◆

Я лежал свободный и прозрачный, как будто меня всего протёрли чистой тряпкой.

Я отчётливо понимал, кто я.

Я один из оставленных на обочине. Я давно здесь укоренился.

Живу в краю соблазнённых и покинутых. Из гнезда увлекли, но по пути бросили. И там никто не ждёт, и здесь всё не так. Томимся, мы каемся, юродствуем отчаянно, лишь бы заметили.

Примите нас, полюбите.

А они бы и рады, да больно рожи у нас страшные. Потому страшные, что знакомые черты угадываются. И боятся нас, и презирают за то, что самих себя в нас видят. Самих себя, только поражённых неизлечимо.

Руки у меня в стороны, хер торчком, вылитый канделябр. Ногами хожу, руками хватаю, глазами моргаю, ртом ем, хером тычусь и не пойму, что вокруг творится. А вокруг бедные, но честные лица нурсултанов и койко-мест.

Далёкая машина вгоняет в меня острые сваи.

Тук, тук, тук.

Слышите меня, мертвецы?

Слышите меня, грабители и убийцы, бедные, но честные, безвинно и заслуженно пострадавшие?

Я.

Желаю.

Вам.

Выжить.

◆

Меня переполнило возвышенное чувство.

Готов поспорить, если эту сцену ставить в театре, артист непременно начнёт орать.

По ходу монолога голос сделается всё громче и громче, и со слов «Слышите меня, мертвецы?» артиста уже не перекричишь.

А как ещё придать фразе вес? Как подчеркнуть, что близится кульминация?

Если не заорёшь, зритель не поймёт.

Слышите меня, грабители и убийцы???!!! – и непременно жест рукой. В духе русской театральной школы.

Слышите меня, бедные, но честные??? – глядя по сторонам вытаращенными, полными невыдуманной боли глазами.

Слышите меня, безвинно и заслуженно пострадавшие? – здесь имеется намёк на относительно недавний ГУЛАГ и все прочие бесчисленные русские страдания, приобретшие за тысячелетнюю историю экзистенциальный и одновременно сувенирный оттенок.

Да и сама вопрошающая интонация тоже очень русская. Этакий обличитель, не страшащийся задавать даже власть имущим, даже, может быть, царю острые, неудобные, злободневные вопросы.

Само положение распластанного по почве человека подтолкнуло меня к традиции.

Глава 47

1

Оставляя позади полный жути, но такой долгожданный оргазм, а вместе с ним и это непроизвольное театрально-философское отступление, я перешёл к пластическому этюду – работая локтями и коленями, выбрался на свободу.

– Господи, что это?! – спросила Кисонька про ногу.

– Конская нога.

– Какая гадость, – скорчилась сиротка.

Я протянул ей боа, она наградила меня прелестной улыбкой и сказала:

– Ты вернулся другим человеком.

◆

Наступило время расставаться.

Цыпочка осторожно посмотрела по сторонам, она искала плотника.

Я едва не позвал его специально для неё. Захотелось сделать ей что-нибудь хорошее. Единственное, что пришло в голову, – оставить в покое тему флирта.

– А ты хотел бы снова быть со мной? – спросила сиротка.

Старухи уже забрались на заднее сиденье и звали внучку. Место позади водителя самое безопасное. Вот и детское кресло приладили. С собой приволокли, не поленились.

Сиротка мешкает, я молчу.

Подошла собака с жёваным мячом в зубах. Собака ткнулась в ногу и разжала пасть.

Я развернулся и хорошенько пнул мяч.

Собака, размахивая хвостом, как гусар саблей, бросилась следом.

Я смотрю на неё, на её весёлый хвост и не хочу поворачиваться обратно.

Когда я повернулся, сиротка уже сидела в детском кресле и замок ремня надёжно защёлкнулся.

2

Пахнет мокрой травой, асфальтовой крошкой и костром.

Богиня убралась в свою комнату и сунула ноги в тазик с пузырящейся жидкостью, дочь закрылась с телефоном, плотник уединился с пеньком.

Мы с Кисонькой держимся за руки.

– Почему я чувствую пустоту? – спросила Кисонька.

– Пустота – результат усталости после приёма гостей, после новостей от дочери.

– Я неправильно её воспитала. Она не идёт на компромиссы.

– Сейчас многие озабочены сортировкой мусора.

– Ну гостеприимный мальчик, ну жили у них эти беженцы, и что? У нас вон тоже целая толпа. Людям надо помогать. А зачем она покрасила волосы?

– Это мода.

– Ей не идёт.

Я промолчал, не решив ещё, идут ли дочери зелёные волосы или не очень идут. Я поэтому раньше об этом не написал, не определился с оценкой.

– Ты не любишь меня, – сказала Кисонька. – Ты заглядываешься на малолетку, хочешь меня зарезать. Я тебе не нужна.

– Ты мне нужна, – возразил я, настраиваясь на продолжительный разговор по душам.

– А ты мне не нужен, – сказала Кисонька. – Дочь выросла, ей с нами скучно. Сиротку нам не отдадут даже после того, как мы явимся на беседу в полицию. С тобой я оказалась в полной пустоте. Это твой мир, и я в нём картонная фигурка, которую ты выдумываешь. Я больше так не хочу.

Кисонька открыла рот и начала издавать пронзительный нарастающий звук.

Громкий и долгий.

Я чувствую страх и зависть – я так не могу. Не могу на глазах другого человека взять и закричать.

Но очень хочется.

Хочется издавать пронзительный, громкий, оглушительный, нарастающий звук.

Я ходил в лес, но и там не решился.

Кисонька перевела дыхание и закричала снова, резче и протяжнее.

Она зажмурилась.

Сейчас кто-нибудь явится: плотник, богиня, дочь.

Сосед вызовет экстренные службы.

Печник проснётся.

3

Я закрыл глаза.

Ни крика, ни воспоминаний, ни надежд.

Только запах озона после грозы.

Взрослые и в самом деле обманывают детей: прошлого нет, оно исчезает сразу, едва закроешь глаза.

Я увидел гусеницу.

Выглядит она неважно, конвульсивно сокращается, кажется, сейчас блеванёт.

Вдруг из её головы полезла какая-то херня.

Типа дольки грейпфрута, только поменьше.

Прямо рождение Афины из головы Зевса.

Представляю, что бы со мной было на месте Зевса и на месте гусеницы.

Долька делается больше, а гусеница скомкалась гармошкой, как старая штанина.

Тут до меня дошло, что никакой гусеницы и не было, а есть бабочка, которая выбирается из гусеничной обёртки. Я думал, что смотрю за гусеницей, а оказалось, что с самого начала я смотрел за бабочкой.

4

Небесный кондуктор прокомпостировал черноту звёздами.

Полный космос гашёных билетов. То ли уже негодных, то ли бессрочных, с открытой датой.

Кисоньки нет, она сдержала слово – бросила меня.

Я вошёл в дом.

Каменный пол отражает глянцевые блики, музыкальный инструмент кокетливо мерцает.

Несколько столиков-пней, словно пучок грибов, торчат на балконе перед спальнями второго этажа. По стенам балкона развешаны картины, на балкон ведёт лестница цвета коралловых губ.

Деревянные балки поддерживают далёкий потолок.

Потолок поделён на жёлтые кессоны, в каждом – белый лепной цветок.

Из центрального кессона свисает раскидистая люстра с цветными леденчатыми плафонами.

В разинутой топке камина горят поленья.

◆

Я поднимаюсь по лестнице, захожу в спальню – кровать убрана, ни одной живой души.

Захожу в соседнюю – никого. Постель так аккуратно застелена, что сразу понятно: никого здесь нет и никогда не будет.

На третьем этаже, под крышей, похожей на трюм перевёрнутого парусника, чистота и безлюдье.

В кладовках никого, в чуланах никого, в санузлах никого, в бойлерной никого, на веранде, на кухне, в гостевых и хозяйских помещениях только я и трофеи.

Книги, картины, ткани, мебель, канделябры.

◆

Я вышел в сад и пошёл вокруг дома.

Стриженые газоны, цветущие клумбы, благородные деревья.

Мне понравилось, и я сделал ещё кружок.

И ещё.

Переставляю ноги, вдыхаю бархатистые танины с нотками послевкусия.

Прошлого нет, будущего нет, есть только одно неделимое вот это вот всё.

◆

Я поднял с пола террасы бутылку, оставшуюся после гостей, и допил с донышка.

Закусил салом с ветки.

Зимой насадил сало для синиц, а они побрезговали.

Не пропадать же.

◆

Старые журналы, буклеты и прочие бумажные отходы, привезённые дочерью, так и лежат у парадной двери.

В отдельном пакете собраны ядовитые ртутные лампочки, требующие специальной переработки.

Я отволок всё скопом на задворки, свалил в бочку для сожжения садового мусора и собрался уже чиркнуть, как вспомнил.

Пнул бочку несколько раз и подождал.

◆

Пусть жуки разбегутся.

◆

Когда жуки разбежались, я чиркнул.

Алый язычок стал усердно лизать бумажную груду снизу. Скоро он её так раскочегарил, что из бочки стало вырываться, как из сопла ракеты.

Ракеты, направленной не в небеса, а в недра, к самому сердцу Земли.

Бросил в пекло и конскую ногу. Надоела.

По ноге прошмыгнул быстрый треск и она заполыхала.

Скоро лампочки стали взрываться.

Слушаю хлопки с удовлетворением.

5

Сделал ещё кружок вокруг дома.

На следующем витке ускорился, а потом побежал.

◆

Во дворе я крутил сиротку вокруг себя на вытянутых руках.

Она жмурилась и хохотала.

И попросила раскрутить побыстрее.

◆

Мелькали чёрные окна, раскалившаяся, светящаяся изнутри бочка и личико сиротки. Чем быстрее я крутил, чем громче она верещала, тем сильнее центробежная сила вырывала её из моих рук.

Она просила быстрее, я крутил быстрее, она просила ещё быстрее, я делал ещё быстрее и знал, вот-вот она вырвется и навсегда улетит от меня в темноту с прокомпостированными билетами.

6

Я бегу вокруг дома, скольжу на поворотах, падаю и снова бегу, как будто дом крутит меня.

Я упал и поцарапался о мокрый розовый куст.

Мы с кустом похожи. Оба благоухающие и неблагодарные, цветём здесь и сейчас, забывая, что корнями уходим вглубь, питаемся перегноем и отходами.

◆

Передо мной хвойно-лиственный вал леса, позади дом.

И просторный, и тесный.

И ветхий, и крепкий.

Внутри люстра, пеньки, камин и прохлада.

Я лёг рядом с собакой, ткнулся в её затылок.

Честный, тёплый затылок.

Собака изловчилась лизнуть мою щёку, перевернулась на спину и закатила глаза.

Я принялся чесать её синтетическую шубу.

Чешу и думаю, какая же ты хорошая, собака.

Хорошая и розовая.

Храни тебя судьба от клещей и блох, от догхантеров, от меня.

Ты такая славная, собака. Такая славная, но я так мало о тебе знаю.

– Ты в бога веруешь? – спросил я собаку, но она вдруг вскочила и зарычала.

◆

Собака рычит на лес.

Я пригляделся.

По опушке вдоль забора пробирается тёмная фигура.

Тёмная фигура с палкой.

Такими палками грибники ворошат листья, а этот ведёт ею по прутьям решётки.

Прутья издают мелодичный перезвон.

В древности сказители подыгрывали себе на гуслях, теперь историями можно делиться под перезвон заборной решётки.

– Сосед, ты? – окликнул я.

7

Я так пристально вглядывался в темноту, что не заметил, как рассвело.

Так внимательно высматривал вдали, что не увидел прямо перед собой.

Вышедшая из леса фигура топчется совсем неподалёку.

Фигура фотографирует меня телефоном.

На всякий случай я принял благородный вид.

Говорят, у меня выразительный профиль.

Слева в три четверти выгоднее, чем справа.

Совсем другой человек.

Опять дверь в сарай не закрыли.

Птица спорхнула внутрь.

Снова придётся вызволять.

Птица выпорхнула.

И влетела обратно.

И вылетела.

Фигура прямо передо мной.

Буду стоять спокойно.

Мужчина должен уметь стоять спокойно.

Должен уметь стоять спокойно рядом со своим домом.

С домом и его обитателями.

С собакой и птицей.

С лужайкой, с деревом, с чугунной батареей под деревом, с подземельем под батареей, с подземной птицей в подземелье.

С маленьким соседом и с маленьким жёлтым экскаватором.

С сироткой и старухами.

С дочерью и Цыпочкой.

С Нурсултаном и Койко-Место.

С плотником, печником и Кисонькой.

С лесом, улитками, кадастровым межеванием, природоохранными зонами, победой над фашизмом, подмосковными вечерами, заборами, скважинами, колокольней и колокольчиками.

C мертвецами, которые вечно тут повсюду бродят.

С этими и другими несочтёнными душами.

В телефоне, в воздухе, на земле и в земле.

С прошлым и c будущим.

Со всеми вами во все дни и во все времена.

Примечания

1

Возбуждена (англ.).

(обратно)

2

Научное изыскание (англ.).

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

глава 46

Глава 47 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg