«Когда часы двенадцать бьют»

Когда часы двенадцать бьют (fb2) - Когда часы двенадцать бьют 1533K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алиса Лунина

Алиса Лунина Когда часы двенадцать бьют

© Лунина А., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Когда часы двенадцать бьют

Пролог

Декабрь заканчивался долгим, сказочным снегопадом. До Нового года оставалось несколько часов.

Аля стояла за кулисами театра и смотрела на сцену, где актеры играли последний в этом году спектакль. Скоро великолепная Ангелина – заслуженная артистка России Ангелина Ткаченко – выдаст завершающий монолог «на разрыв», потом юная актриса Женька Скочкина тоже скажет «свое слово», покорив зал искренностью и талантом, а в финале пойдет снег (согласно пьесе, снег в спектакле – важное действующее лицо), и все – спектакль закончится.

Аля вышла в коридор и поглядела в окно на крупный, прямо-таки постановочный – как в их спектакле – снег. О том, что ей делать, когда театр опустеет, и как встречать Новый год, Аля старалась не думать, хотя эти мысли то и дело лезли в голову. Скорее всего, попрощавшись с коллегами по театру и придя домой, она откроет бутылку шампанского и сама себя поздравит с наступающим Новым годом. Потом посидит в тишине и вспомнит все, что случилось с ней в уходящем году. Переберет в памяти все его двенадцать месяцев – горьких, сложных, полных испытаний, а все-таки – самых счастливых в ее жизни…

Но это будет потом – до Нового года еще несколько часов. И спектакль продолжается.

Глава 1

Двенадцать месяцев и три недели назад

Уже сильно хотелось снега – какая без него зима?! Уже декабрь, а снега и в помине нет, словно в небесной диспетчерской произошел какой-то сбой. Поэтому когда однажды утром, выглянув в окно, Аля увидела, что пошел снег, она прямо закричала от радости:

– Ура!

Ее муж Влад в это время пил крепкий утренний кофе и читал деловую газету, совершая свой обычный ритуал, перед тем как уйти на службу.

– Алевтина, что ты кричишь? – спросил он, на мгновение отвлекшись от газеты.

– Снег! – улыбнулась Аля.

Влад пожал плечами – ну снег, что в этом такого необычайного?! – и, озабоченно сказав «акции падают», опять уткнулся в газету. А Аля еще и так и этак крутилась у окна, рассматривая снег, даже окно приоткрыла.

– Закрой окно! – не поднимая головы от газеты, попросил Влад. – Дует!

Ладно, Аля закрыла окно. Она тоже налила себе кофе и села за стол рядом с мужем. Некоторое время она ждала, что он наконец обратит на нее внимание (все же неприятно видеть перед собой не лицо, а газету), потом не выдержала и напомнила о себе:

– Влад, хочешь, покажу тебе мои новые винтажные вещички?

Он глянул поверх газеты и промычал:

– Может, потом?

Аля вздохнула и решила сделать еще одну попытку завязать разговор – она стала рассказывать мужу, как у нее идут дела с поиском работы: «Вчера в одном журнале я получила тестовое задание, и, если все будет хорошо, меня возьмут!», но Влад только раздраженно заметил, что вообще не понимает, зачем ей нужно работать: «Сидела бы дома, денег вроде хватает!»

Да, тех денег, что зарабатывает Влад – ведущий специалист по фондовым бумагам, – им и впрямь хватает. Дело в другом: с некоторых пор Але не хватает ощущения собственной значимости. Ей кажется, что она, Аля Серебрякова, тридцати лет от роду, художник-оформитель по образованию, теперь только «жена своего мужа» и живет исключительно жизнью Влада, состоит при нем: подать-принести, выгладить рубашки, выслушать последние экономические сводки. Кстати, Влада это полностью устраивает. Он сразу после свадьбы сказал ей, что не хочет, чтобы она работала. Аля последовала желанию мужа и стала домашней хозяйкой, но с некоторых пор ее это стало тяготить. Мысли о том, что она не смогла реализоваться в любимой профессии, не давали покоя, и Аля решила устроиться на работу. И вот вчера, после месяца поисков, ей наконец попалась интересная вакансия. Но Влада это, конечно, не интересует – он так вцепился в газету, что, кажется, сейчас прямо проглотит ее вместо десерта. Влад вообще относится с неким снисхождением к ее специальности, не отказывая себе в удовольствии при случае подчеркнуть, что никаких особенных художественных талантов у Али нет.

Решив, что просто так сидеть, дожидаясь внимания мужа, уже даже унизительно, Аля взяла лежащий на столе женский журнал. Пролистав его, она остановилась на статье, в которой автор рассуждала о «мерцающей сексуальности» современных мужчин, дескать, мужчины нынче стали какие-то усталые и расслабленные, все-то им лень: не ходят в походы, не завоевывают царства, не добывают шкур мамонтов, не сражаются за женщин, а полеживают себе на диване с телевизионным пультом в руках.

Прочитав статью, Аля сочла, что в рассуждениях автора определенно есть какая-то правда. Ей вот тоже с некоторых пор кажется, что ее Влад… нет, не обленился, конечно, но сильно изменился. Когда они с ним встретились шесть лет назад, Влад был другим – заводным, увлеченным, ярким, тогда у него были мечты и цели, а теперь только планы в ежедневнике. Да и заводным и увлеченным его сейчас, увы, не назовешь. Нынче он увлечен разве что фондовым рынком. Але остается только вздыхать: куда исчез тот худой, взлохмаченный парень, в которого она когда-то влюбилась так, что крышу снесло?! Да и сексуальность у Влада, как говорится в статье, хм… мерцающая. Мерцает раз в три месяца, а потом угасает, потому что Влад очень устает на работе (а когда акции падают, ему вообще не до секса).

Аля отложила журнал и, глядя на мужа, читающего деловую газету (ну правильно, а что ему еще читать, не поэзию же Серебряного века!), вздохнула. Она вдруг подумала: а что их связывает в последнее время?! И пришла к выводу, что они с Владом, в сущности, параллельные прямые, в смысле, что вообще не пересекаются. У них совершенно разные вкусы и интересы. К примеру, они любят разные заведения. Аля обожает зависнуть где-нибудь в кофейне с книжкой, а Влад предпочитает либо дорогие пафосные рестораны, где он проводит переговоры, либо пивные, в которых по выходным «отрывается с парнями». С его «парнями» Аля, кстати, не дружит – ее не допускают в сугубо мужской клуб. Кинематографические пристрастия у них с мужем тоже разные. Алино увлечение театром Влад не разделяет, а совместный поход на концерт классической музыки как-то едва не закончился разводом. Увидев, что Влад задремал на Рахманинове, Аля натурально схватилась за голову – как можно задремать на такой музыке, когда она буквально пробуждает человека к жизни?! С тех пор на подобные концерты Аля мужа не приглашает.

Итак, досуг они проводят отдельно. А с некоторых пор и отпуск тоже. Два года назад Аля сказала, что мечтает поехать в Европу, а Владу в то же время захотелось чего-то восточного, экзотического. В итоге, приняв во внимание, что отпуск у них один и хочется провести его ярко, каждый отправился по своему маршруту. В следующем году история повторилась. И с тех пор это стало «доброй семейной традицией». В прошлом году они и Новый год встречали раздельно: Аля – у своих родителей, Влад – в компании друзей.

– Этот Новый год мы тоже будем встречать по отдельности? – спросила Аля.

– Не знаю, я еще не думал об этом, – сказал Влад.

Ответ мужа Але не понравился. Ей вдруг нестерпимо захотелось взять и вырвать чертову газету из его рук. И она это сделала – шмяк, газета полетела на пол. Ох, как Влад удивился!

– Алевтина, ты что?!

Аля сморщилась, она не любит, когда ее называют Алевтиной (еще в детстве она выбрала милую, домашнюю «Алю», оставив «Алевтину» для различных учреждений).

– Что с тобой? – повторил Влад.

Аля расценила его вопрос как приглашение к разговору и честно сказала мужу о том, что ее смущает.

– В последнее время мы словно чужие… Отдыхаем раздельно и вообще перестали разговаривать друг с другом. Как думаешь, почему? Может, мы просто очень разные?

А Влад, вот удивительно, с готовностью, будто давно ждал этого разговора, сказал, что – да, конечно, они – разные люди и при такой разности характеров и взглядов на жизнь даже не имеет смысла это обсуждать.

– Не имеет? – Аля пристально посмотрела на мужа. Ведь когда-то все, решительно все имело смысл: и цвет глаз Влада, и интонации его голоса – все, что имело отношение к нему и их любви. И вот через шесть лет семейной жизни они пришли к такому финалу.

– Ну, значит, и впрямь ничто не имеет смысла! – подытожила Аля. – Тогда зачем мы вместе?

– А ты предлагаешь разойтись?

Аля молчала.

– Хорошо, давай разведемся, я не против! – буднично сказал Влад.

Аля задохнулась от боли – может быть, сейчас все еще можно вернуть, дать им шанс, попробовать все сначала?! Только бы Влад показал глазами, голосом, что ему важны их отношения, что он не хочет ее потерять. Она с надеждой смотрела на мужа.

– Может, разойдемся после Нового года? Не будем портить праздники? – Вид у Влада был абсолютно невозмутимый.

И тогда Аля выдохнула:

– А зачем ждать? Раз уж решили – сделаем это сейчас!

– Ну давай! – с готовностью согласился Влад. А потом спокойно собрался и поехал на работу.

А вы говорите «мерцающая сексуальность»! Да современный мужчина вообще особенно ни о чем волноваться не станет.

* * *

– Обидно и больно – вся жизнь коту под хвост! – пожаловалась Аля сестре Насте, рассказав о своем разводе с мужем.

– А имущество как будете делить? – поинтересовалась практичная Настя.

– Да кто его знает! – пожала плечами Аля.

Как вскоре выяснилось, это знал адвокат Влада, позвонивший Але и предупредивший ее о том, что все имущество Влада записано на его родителей: квартира – на маму, дача – на папу, вот разве что машина…

«Разве что машина?!» – доброжелательно сказал Але Влад при встрече. Аля усмехнулась: «Да что ты… От души ведь отрываешь! Оставь себе!» И лицо Влада прояснилось.

…Итак, в сухом остатке у Али остались ее личные вещи: шмотки и ноутбук. Ну, еще маленькая квартирка, доставшаяся от бабушки, в которую Аля и переехала, прихватив с собой свой скромный багаж и кота Василия.

«Алевтина, ты дура!» – сказала сестра, приехавшая помогать Але разбирать вещи. Оценив имущество тридцатилетней Али, Настя вынесла категоричный вердикт: «Ты же на бобах осталась!» С точки зрения Насти, плачевную картину «полных бобов» не спасал даже Алин любимец Вася – серый котик с поразительно умными, «человеческими» глазами, когда-то подобранный Алей на помойке. Вспомнив о коллекции винтажа, которую Аля собирала уже несколько лет, Настя с надеждой спросила: «Может, твое старье чего-то стоит?» Аля улыбнулась: «В денежном эквиваленте не особенно»…Да она никогда и не станет распродавать вещи, которые собирала с такой любовью.

…Несколько лет назад Аля начала собирать коллекцию винтажа: бижутерию, кружева, шитье, игрушки, статуэтки, посуду. Она отыскивала свои «вещички с историей» на блошиных рынках, заказывала их через заграничные интернет-сайты. Постепенно коллекция разрасталась. Настя с иронией относилась к увлечению сестры, считая эти вещи «нафталином из бабушкиного сундука», на что Аля, смеясь, отвечала, что с детства обожала порыться в бабушкином сундуке.

Особенно Аля любила фантазийные винтажные украшения невероятной красоты: колье, кулоны, серьги, браслеты, кольца, камеи и, конечно, броши. Относясь к разным временным периодам, все эти украшения были штучного производства, что отличало их от современной бижутерии. У каждого украшения была своя история, судьба; порой Аля пыталась представить женщину, которой оно прежде принадлежало: какой она была, как сложилась ее жизнь?

Однажды Настя спросила: «Алька, а тебе не страшно? Говорят, что старые вещи сохраняют энергию прежних владельцев, а большинство из них, наверное, умерло?! Может, эти вещи несут в себе отрицательный заряд?» Аля улыбнулась: «Нет, не страшно! Знаешь, если так подумать, мы всем обязаны мертвым. Говорим на их языке, живем в их городах, читаем их книги! Мне кажется, эти украшения, напротив, заряжены хорошей энергией любви, воспоминаний, и мне приятно, что они не исчезли, а продолжают жить и хранить память о своих владельцах».

…Наблюдая за тем, как Аля любовно раскладывает коробочки со своими винтажными вещичками, Настя усмехнулась: «Тоже мне – бриллианты! Ох, Алька, на что ты будешь жить?»

Аля пожала плечами:

– Найду работу. Я сейчас делаю тестовое задание для одного журнала. Если все получится, буду работать по специальности – художником-оформителем. Главное – заниматься чем-то интересным, а деньги – второй вопрос.

Настя скептически покачала головой и, как бывало уже не раз, отчитала сестру за ее непрактичность. Настя, которая была младше Али на четыре года, с детства старалась опекать ее и всегда отчаянно хотела доминировать.

Глядя на сестер, можно было только подивиться причудам генетики – просто невероятно, как у одних родителей могли появиться на свет столь разные дети: миниатюрная, светловолосая, сероглазая Аля, предпочитающая естественный макияж и сдержанную «скучную классику» в одежде, и крупная рыжеволосая красавица Настя – яркий макияж, красная помада и приверженность стилю «все немножко с перебором». Сестры и по характеру были разными: Аля – мечтательная, мягкая, витающая в облаках, Настя – практичная, резковатая, знающая, чего хочет от жизни, и твердо стоящая на ногах. В детстве сестры часто ссорились, но потом, в юности, напряженность в их отношениях исчезла, все как-то выровнялось, они подружились.

Алю в хорошем смысле удивляет практичность сестры и ее деловые качества – кажется, Настя может сделать прибыль на чем угодно. У нее свой салон красоты для животных и несколько точек с автоматами для изготовления сладкой ваты («Я продаю детям мечту!» – гордо говорит Настя). В общем, за Настю Аля спокойна – та нигде не пропадет. А вот Настя за Алю…

– Может, пойдешь ко мне в салон администратором? Будешь собак-кошек записывать на стрижки и процедуры? – предложила Настя. – Или попробуй к лету открыть свою точку со сладкой ватой, я помогу. Бизнес сезонный – летний, но что-то заработаешь.

Аля обняла сестру:

– Спасибо, Настена, но я бы хотела заниматься чем-то творческим…

Между тем Настя была права – Але требовалось срочно искать какую-то точку опоры, как-то осваиваться в этой новой реальности, обустраивать свой остров, как потерпевшему кораблекрушение Робинзону Крузо, и просто зарабатывать на жизнь, чтобы прокормить себя с Васей. Весь декабрь Аля с удвоенной энергией искала работу, а в промежутках между собеседованиями в качестве художника выполняла разовые заказы для различных журналов и делала ремонт в бабушкиной квартире.

С ремонтом она, конечно, погорячилась. В первый же день, въехав в свою новую (по сути – старую) квартиру, Аля решила здесь кое-что изменить и затеяла небольшой косметический ремонт. Так сказать, символически – в новую жизнь в обновленной квартире!

Она была уверена, что обойдется малыми деньгами и к Новому году успеет все закончить, но на деле оказалось совсем не так. Не зря в народе говорят, что, затевая ремонт, нужно все умножать как минимум на два, потому что и финансовые, и временные затраты окажутся больше, чем предполагалось. У Али именно так и вышло… В середине декабря она наняла бригаду рабочих и по их просьбе заплатила им половину денег вперед – авансом. Бригадир, шустрый молодой человек, получая аванс, клятвенно заверил Алю, что через десять дней она свою квартиру не узнает. И, в общем-то, он оказался прав – вскоре Аля действительно перестала узнавать свою квартиру. Трое рабочих, выходцев из южной дружественной республики, мастерски сумели организовать в этом небольшом пространстве большой хаос. Старые обои со стен были содраны, паркет на полу разобран, плинтусы и электропроводка вырваны с корнем, старые раковина, ванна и газовая плита сняты и вывезены в неизвестном направлении. Алина квартира была похожа на декорации к какому-нибудь военному фильму о бесчинствах фашистов.

Но главное, что восстановлением этого тотального разгрома никто заниматься не собирался. Разрушив Алин мир «до основания», рабочие во главе со своим шустрым бригадиром куда-то таинственным образом исчезли. Вместе с авансом. На Алины звонки бригадир упрямо не отвечал, возможно, он отправился инвестировать аванс на историческую родину или же сеял хаос и мерзость запустения в очередной квартире.

Даже пробивная Настя в этот раз ничем не сумела помочь. Выслушав Алю, сестра лишь пожала плечами:

– Дала им аванс вперед? А они сбежали? Ну, правильно – дураков надо учить!

– Знаешь, этот разгром – абсолютно точная метафора моей жизни! – печально сказала сестре Аля из самого эпицентра развала.

Печально было еще и то, что эта история приключилась накануне Нового года. Алины попытки найти других рабочих для борьбы с воцарившимся в ее квартире хаосом ни к чему не привели – все ремонтники уже были нацелены на долгие новогодние каникулы и просили перезвонить «после праздников». Помня о том, что новогодние праздники в России отмечают примерно до февраля, Аля изрядно приуныла. К тому же она была стеснена в деньгах, которые вдруг как-то быстро закончились (хотя Аля предпочла бы оптимистически думать, что они еще «не начинались»).

«Что же делать?» – думала Аля, разглядывая свое оскверненное жилище. На потолке большой комнаты, когда-то гордо именовавшейся гостиной, висел кусок вырванной с мясом электропроводки, рождая у хозяйки суицидальные мысли; в центре комнаты, на смотанных кусках грязного полиэтилена, сидел кот Вася (судя по его грустной мордочке, ему это все тоже не нравилось). В итоге Але не оставалось ничего другого (действительно, ну не повеситься же ей теперь!), как взяться за ремонт самой, по крайней мере, за ту его часть, которую она в состоянии осилить – покрасить потолки, наклеить обои. Аля решила, что в новогодние каникулы этим и займется, а со всеми прочими ремонтными сложностями будет разбираться уже в феврале, пригласив специалистов. Пока же ей нужно было сосредоточиться на важном задании из журнала, потому что от результатов ее работы зависело, получит она штатную должность в этом уважаемом издании или нет.

* * *

В суете и житейских хлопотах Аля и не заметила, как закончился декабрь. «Завтра тридцать первое, – напомнила Настя. – Где будешь отмечать Новый год?» Аля призадумалась: ну где, вариантов не так много… Родители улетали на Новый год к друзьям в Петербург, а Настя отмечала праздник со своим женихом Арсеном. «Да я вообще отмечать не буду! Просто лягу спать, и все!» – подумала Аля, но, желая успокоить сестру, заверила Настю, что проведет новогоднюю ночь в веселой компании.

Честно говоря, Але было совсем не до Нового года. Она и тридцатого декабря просидела над своим заданием, от которого зависело ее будущее, и намеревалась проработать весь день тридцать первого.

Поскольку дома, учитывая полный разгром, работать было невозможно, Аля приспособилась делать это в расположенной неподалеку кофейне. Аля брала с собой ноутбук и, поглощая кофе литрами, трудилась до самого вечера.

…Днем тридцать первого, прихватив ноутбук, Аля, как всегда, отправилась в знакомую кофейню. В зале было уютно и тихо, ненавязчивым фоном звучал старенький французский шансон. Аля села за любимый столик у окна, заказала большую кружку капучино и эклер с заварным кремом и заставила себя погрузиться в работу. Лишь иногда, прихлебывая горячий кофе, она отвлекалась от задания и смотрела в окно на зарядивший с утра снег.

В этот час посетителей в кофейне было немного: слева за соседним столиком сидел уткнувшийся в планшет парень в черной шапочке, справа – влюбленная парочка и за столиком чуть поодаль – двое подростков.

Выпив кофе, Аля заказала еще одну чашку, чтобы взбодриться. Работалось ей сегодня с трудом – то ли несколько сбивал общий праздничный настрой, то ли сказывалась усталость последних дней. Аля подолгу застревала над пунктами своего задания и все чаще поглядывала в окно. Ей к тому же досаждали посторонние звуки – парень в черной шапочке постоянно кашлял. Сначала Аля старалась не обращать внимания на его противный надсадный кашель, но через полчаса ее это стало раздражать. «Больной, так и сидел бы дома!» – рассудила Аля, неодобрительно взглянув на кашляющего доходягу. Тот и ухом не повел, что-то увлеченно разглядывая в своем планшете. Аля собрала волю в кулак и заставила себя сосредоточиться на работе: «Ну же, давай, нужно сегодня с этим закончить!»

Немного погодя, захотев в туалет, Аля (не тащиться же туда с ноутбуком) посмотрела на кашляющего парня в шапочке, который сидел к ней ближе всех, и обратилась к нему, показав глазами на свой ноутбук: «Я сейчас приду!», что для нормальных людей подразумевало следующее: «Я скоро вернусь, а вы пока, пожалуйста, приглядите за моим ноутбуком, если вдруг что…»

Кашляющий посмотрел на Алю каким-то мутным взглядом и кивнул в ответ. Успокоенная, Аля пошла себе в туалет, а когда вскоре вернулась в зал, то увидела, что ее ноутбука на столике нет. Алю аж зашатало. Она кинулась к кашляющему:

– Где мой ноутбук?!

Тот посмотрел на нее как баран на новые ворота:

– Какой ноутбук?

– Да здесь же стоял! Белый такой!

Парень пожал плечами:

– А я откуда знаю!

К Алиному отчаянию добавилась злость на этого барана.

– Я же вас попросила, как человека?!

– О чем попросили? – не понял незнакомец.

– Я пошла в туалет и кивнула вам: дескать, присмотрите за моим ноутбуком!

– И что? – хмыкнул парень в шапочке.

– А вы мне кивнули в ответ: дескать, присмотрю!

– Девушка, вы в своем уме? – не выдержал он. – Во-первых, когда вы там что-то промычали себе под нос, я вообще ничего не понял. А во-вторых, извините, я не обязан присматривать за вашими вещами. У меня своих дел хватает!

«Идиот! – поняла Аля. – И я идиотка!» Она быстро оглядела зал – ну конечно, подростков не было. Небось они и спионерили одиноко стоящий ноутбук.

– А не надо было оставлять! – глубокомысленно заметил кашляющий.

Аля метнула в него тяжелый взгляд и опрометью бросилась из зала – может, воришек еще можно догнать?!

Ага! Как бы не так! Улица была пустынна. Аля глупо постояла пару минут на улице, потом вернулась в кофейню. Ее переполняли отчаяние и злость. Злость и отчаяние. И неизвестно, какое чувство было сильнее… Злость усилилась, когда Аля увидела, что этот, в шапочке, сидит и как ни в чем не бывало просматривает свой планшет. Жаждущая расправы и справедливости, она подлетела к его столику:

– А зачем вы мне кивали, когда я попросила присмотреть за моим ноутбуком?!

– Я вам кивал? – удивился «шапочка». – Ничего я не кивал. Это, может, вы не так поняли… Я вообще в это время думал о другом. Слушайте, с какой стати я должен перед вами оправдываться?! У меня и своих дел хватает! – И кашляющий снова уткнулся в планшет.

«Эгоистичная сволочь!» – подумала Аля и взвилась:

– А до других вам, значит, дела нет?!

«Шапочка» оторвался от своего драгоценного планшета и устало посмотрел на Алю. Во взгляде его ясно читалось: «Хоть бы у тебя отобрали все, что есть, включая честь, жизнь и душу, мне на это наплевать». И тут Аля почувствовала, как все, что накопилось у нее в душе за этот трудный месяц: обида на Влада, боль от их разрыва, переживания из-за бытовой неустроенности, усталость и неудачи последних дней, – прорывается наружу. Украденный ноутбук стал последней каплей отчаяния, ударившей Алю по темечку.

– Может, этот ноутбук – единственное, что у меня было! – разревелась Аля.

– Ладно вам, – прокашлял незнакомец, кажется, смутившись. – Не надо так переживать. Ну, неприятно, конечно, но не смертельно. В конце концов, можно купить другой компьютер!

Но Аля, оплакивая свой ноутбук (да что там – жизнь!), была безутешна. Осознав масштаб утраты, «шапочка» занервничал:

– Да перестаньте… Чем вас успокоить?! Хотите, куплю вам эклер?

Вот этим эклером он Алю добил, можно сказать, окончательно. Уж лучше бы вообще молчал.

– Да я сама себе могу эклер купить! – рявкнула Аля сквозь слезы, чувствуя непреодолимое желание его ударить.

Парень, видимо, уловил ее тайное желание и неодобрительно заметил:

– Надо же, какая вы нервная!

Аля, жалуясь неизвестно кому, скорее – мирозданию, со слезами сказала, что в этом ноутбуке, между прочим, было ее тестовое задание, большую часть которого она уже сделала! А теперь вся работа пропала, труд многих дней пошел насмарку!

– А копировать информацию не пробовали? – спросил «шапочка».

Аля разозлилась – все-таки какой неприятный тип! – и отрезала:

– Не пробовала! Просто не подумала об этом…

– А зря! – веско заметил доходяга в шапке.

«Убивать надо таких умников!» – подумала Аля и почувствовала, что надвигается новый прилив слез. Точно – в ту же секунду они хлынули потоком.

– Вот только не надо реветь! – взмолился «шапочка». – Я женских слез терпеть не могу!

Аля обиделась и от этого мгновенно перестала плакать:

– Не любит он! Скажите пожалуйста! Я уже заметила, что вы думаете только о себе. А я, между прочим, не какая-нибудь плакса. Тридцать лет не плакала, последний раз, наверное, ревела в роддоме, когда родилась!

– А зачем вдруг начала? – миролюбиво спросил незнакомец.

– Накопилось! – честно призналась Аля. – Когда-нибудь терпение заканчивается! А еще когда видишь себя, как сейчас, со стороны, тридцать первого декабря, в канун Нового года, препирающейся с каким-то малосимпатичным субъектом, то понимаешь, что вся твоя жизнь не удалась, и начинаешь реветь. За все тридцать лет, в течение которых ты еще на что-то надеялась!

– Ну спасибо! – хмыкнул незнакомец и закашлялся.

– Ну пожалуйста! – парировала Аля. Как он уже достал со своим кашлем!

Она развернулась и пошла к выходу. На улице Аля остановилась, слезы застилали глаза, в носу хлюпало. Она порылась в сумке в поисках носового платка.

– Держите! – сказал ей кто-то и протянул белый платок. Аля подняла глаза и увидела перед собой этого… в шапочке. Она машинально взяла платок, с чувством высморкалась и побрела по улице.

– Девушка, подождите! – прокашлял ей вслед незнакомец.

Аля обернулась:

– Что еще?

– Вас как зовут? – поинтересовался «шапочка».

– Аля, – прохлюпала она, чувствуя потребность вновь воспользоваться носовым платком.

– А меня – Никита. Будем знакомы! Слушайте, Аля, может, вас подвезти? Вон моя машина! – Он кивнул на припаркованную неподалеку черную иномарку.

Аля усмехнулась:

– А куда меня подвозить, если я живу в соседнем доме?!

– Может, вам куда-нибудь нужно? – спросил Никита и зачем-то добавил: – Все-таки через несколько часов Новый год…

– Не знаю, – задумалась Аля. А она, правда, не знала. До Нового года в самом деле оставалось несколько часов, и нельзя сказать, что ее это радовало. Пойти домой? Она представила свою разрушенную квартиру – сомнительная радость… Отправиться куда-нибудь еще?

– Ну, так что? – напомнил о себе Никита. – Разве у вас нет планов на новогоднюю ночь?

– Почему это? – вскинулась Аля. – Конечно, есть!

– Понятно, а у меня – нет. Раз так сложилось, может, поедем куда-нибудь? – Никита закашлялся.

Аля посмотрела на него с иронией – завидный компаньон для новогоднего вечера, ничего не скажешь! – и пожала плечами:

– Да мне, в сущности, все равно.

Глава 2

«Бред, конечно», – она сидела в чужой машине рядом с совершенно незнакомым мужчиной и ехала неизвестно куда… Впрочем, за последнее время в ее жизни случилось столько всего бредового, что этот эпизод – не самое странное из того, что с ней уже приключилось.

Между тем город светился тысячей огней, нетерпеливо ожидая Нового года. Прохожие спешили по улицам, торопясь подготовиться к празднику: поздравить знакомых, накрыть стол, загадать желание и непременно – хоть краешком своего существа – почувствовать ту самую, пропитанную ароматом ели атмосферу волшебства. Когда-то она и сама так спешила: сделать салаты, охладить шампанское, вручить подарок Владу, обзвонить по списку знакомых, чтобы обязательно всех поздравить… А теперь вот спешить некуда.

Ее новый знакомец всю дорогу молчал, правда, часто кашлял. В какой-то миг, особенно сильно закашлявшись, он виновато пояснил:

– Извините, я недавно простыл. Вот привязался какой-то кашель…

Аля пожала плечами: ничего, бывает.

– Куда едем? – спросил Никита.

Аля подумала и предложила пройтись по Александровскому саду.

…Вечер был морозным и пронзительно синим. Шел снег. Аля брела по снежному саду, думая о своем. Никита молча плелся за ней, о его присутствии напоминал лишь сдавленный кашель. Впрочем, Аля уже как-то притерпелась к этому. Озябнув, они вернулись к машине. Никита предложил поехать на Воробьевы горы.

– Почему туда? – удивилась Аля.

Никита сказал, что, когда не знает, куда ехать, всегда отправляется на Воробьевы горы. Аля только пожала плечами – ладно, пусть так.

…Они смотрели на новогодний город со смотровой площадки. Декабрь отлетал последним снегом.

– А я в детстве любила Новый год! – вздохнула Аля. – Ждала его.

– В детстве все любили Новый год, – философски заметил Никита.

Аля усмехнулась – ценное замечание! Ее мобильный телефон запищал – звонила сестра. Настя поздравила Алю с наступающим и поинтересовалась, как там она проводит новогодний вечер. Поскольку Але не хотелось портить сестре праздник своими проблемами, она нарочито бодрым голосом заверила Настю, что у нее все в порядке. Не признается же она, что проводит новогодний вечер с первым попавшимся типом, к тому же довольно сомнительным!

– У тебя точно все хорошо? – уточнила совестливая Настя, чувствуя смутную вину за собственное благополучие и счастье.

– Точно! – отрапортовала Аля. – У нас тут веселая компания! Песни, танцы… Может быть, ты даже слышишь?

Как нарочно в этот миг Никита разразился особенно сильным кашлем, просто заклокотал.

– Что это за звуки? – испугалась Настя.

– Я в гостях, тут лает собака, – соврала Аля и поймала укоризненный взгляд Никиты.

Закончив разговор с сестрой, Аля отвернулась – ей вдруг стало так грустно и одиноко…

– Поедем еще куда-нибудь? – предложил Никита.

Аля повернулась к нему:

– Слушайте, а скажите честно, зачем вы пошли за мной из кафе?

– Честно? Да просто стало вас жалко.

Аля в который раз за вечер почувствовала сильное раздражение.

– А почему тебе меня жалко? Я что – какая-нибудь убогая? – Она даже не заметила, как соскочила на «ты».

– Вовсе нет, – улыбнулся Никита, – просто было видно, что… – он замялся, – у тебя нет планов на новогоднюю ночь.

– Это у меня на лбу написано? – огрызнулась Аля. Потом махнула рукой – ладно, чего она на него злится?!

– Ну так что, едем еще куда-то? – повторил Никита.

Аля присмотрелась к нему – невысокий, худой, черная шапочка надвинута на самые глаза, отчего о лице сложно составить какое-то впечатление. В целом, наверное, его можно назвать симпатичным, если не быть слишком придирчивой… Но в этот вечер, тем более учитывая все обстоятельства, Аля была придирчивой, а потому никакого интереса Никита у нее не вызывал, и гулять ей больше не хотелось. Аля вздохнула и попросила его отвезти ее к той самой злополучной кофейне. «Приду домой, выпью сонного и проснусь уже в Новом году!» – решила она.

…Никита остановился возле кофейни. Аля вышла из машины.

– Ну что, с наступающим! Можешь считать свою миссию выполненной, перестать меня жалеть и идти по своим делам! – Она попыталась улыбнуться, но, кажется, не получилось.

– Нет у меня никаких дел, – вдруг сказал Никита.

– А как же Новый год?

Никита как-то неопределенно пожал плечами, и Аля поняла, что и его этот праздник тоже не особенно радует. Она вдруг заметила, что Никита замерз – подрагивает и лицо покраснело.

– Давай зайдем, выпьем кофе, – попросил Никита. – Что-то меня морозит…

Они зашли в кофейню, но оказалось, что тут уже готовятся закрывать. «Ребята, через два часа Новый год!» – улыбнулся бармен.

– Жаль, – сник Никита.

Две минуты на раздумье, а потом Аля сказала:

– Ну, идем, что ли, ко мне в гости. Только сразу предупреждаю… – Она строго посмотрела на Никиту.

Тот аж закашлялся:

– Ты что… и в мыслях не было!

– Да я не об этом, – смутилась Аля. – Предупреждаю о ремонте! У меня дома совершенный развал из-за ремонта!

– Ну, это ерунда! – махнул рукой Никита и вдруг вскинулся: – Подожди, я куплю что-нибудь к чаю!

Здесь же, в кофейне, он купил пирожные и эклеры. Когда вышли на улицу, Никита предложил зайти в гастроном, расположенный через дорогу: «Купим что-нибудь выпить!»

Аля испугалась:

– Надеюсь, ты не алкоголик?!

Никита рассмеялся:

– Нет. Я имел в виду шампанское. Все-таки Новый год.

В супермаркете, пока Никита покупал шампанское и какие-то закуски, Аля стояла у окна и смотрела на улицу. Косяком, как рыбы, мимо магазина шли счастливые, веселые люди. А они с Никитой оба были… «Неудачники! – усмехнулась Аля. – Вот что нас объединяет».

* * *

– Ну вот! – сказала Аля, когда они пришли к ней домой. – Я тебя предупреждала!

Никита обвел глазами разрушенную гостиную и спросил, что здесь случилось. Аля мрачно усмехнулась:

– Крушение жизни! Да, жизнь съехала с рельсов и покатилась прямо под откос!

– Бывает! – кивнул Никита и протянул Але пакет с пирожными и шампанское.

Он снял куртку и шапку. Аля внимательно посмотрела на своего нового знакомого: темно-каштановые волосы зачесаны назад, крупноватый нос с небольшой горбинкой, четко очерченные губы (больше подошли бы девушке), подвижная мимика лица. Внешность Никиты можно было бы назвать заурядной, если бы не его глаза то ли темно-зеленого, то ли бутылочного цвета, умные, живые, и какая-то странная улыбка – задумчивая, мечтательная, преображающая лицо. Одет Никита был буднично просто: джинсы, свитер – обычный парень из толпы.

Аля тоже не стала мудрить с праздничным нарядом, осталась, как была, в водолазке и черной прямой юбке (ее повседневный стиль). Она поставила бутылку шампанского на застеленный полиэтиленом стол и достала одноразовые пластиковые стаканчики.

– Извини, не очень изысканно…

Никита невозмутимо сказал, что на счет бытовых вопросов он вообще не заморачивается, и начал открывать шампанское. В следующий миг пробка, выстрелив со страшным треском (кота Васю куда-то как ветром сдуло), ударила вверх, и потолок залило шампанским. Никита растерянно застыл с пустой бутылкой в руках. Аля взглянула на залитый потолок и усмехнулась: а хорошо, что она еще не успела его покрасить! Никита смущенно извинился и разразился усиленным приступом кашля.

– Ничего страшного, – махнула рукой Аля, – думаю, эту квартиру уже ничто не испортит! Однако что-то тебе сегодня тоже не везет!

– Мне всегда не везет. Все дело в дне моего рождения! – непонятно к чему, но с нескрываемой печалью сказал Никита.

Аля удивленно посмотрела на него, ожидая подробностей. Почувствовав ее интерес, Никита пояснил:

– Просто я родился двадцать девятого февраля. Думаю, что это в каком-то смысле определило мою жизнь. У меня все не как у нормальных людей.

Аля заинтересовалась таким феноменом:

– Ой, а как же ты отмечаешь свой день рождения?

Никита пожал плечами:

– Раз в четыре года. Кстати, наступающий год – високосный, так что в феврале приглашаю тебя на день рождения!

Аля вежливо, но холодно кивнула: спасибо; ей казалось маловероятным, что после этого вечера они с Никитой продолжат знакомство.

Никита убрал пустую бутылку, протер стол. Из-за дивана, крадучись, вышел кот Вася, проверить, закончили ли палить в потолок.

– Хорошо, что я купил две бутылки шампанского! – сказал Никита.

Аля предусмотрительно предложила охладить шампанское и, отнеся его на кухню, сама открыла бутылку. Хотя ей впервые в жизни пришлось открывать шампанское самой (обычно для этого всегда находился какой-нибудь умелый мужчина), у нее все же получилось лучше, чем у Никиты. Вернувшись в комнату, Аля разлила шампанское по стаканчикам.

– Ну что, проводим старый год? – предложил Никита.

Аля кивнула и застыла со стаканчиком, забыв про шампанское: в голову полезли грустные мысли – уходящий год оказался таким сложным, и еще неизвестно, каким будет наступающий… Очнувшись от раздумий, она перевела взгляд на Никиту – тот тоже застыл со своим стаканом, и, судя по всему, мысли у него были невеселые.

– Ну, а ты чего такой… – Аля запнулась.

– Какой? – усмехнулся Никита.

– Как будто из-за угла кирпичом огрели?

– Так тоже с рельсов съехал, – ответил Никита и залпом, как водку, выпил шампанское.

– Рассказывай! – предложила Аля.

И Никита стал рассказывать.

…До двадцати семи лет у Никиты Румянцева была жизнь как жизнь – со своими радостями, горестями, победами, поражениями, а потом что-то у Никиты в голове щелкнуло, и он понял: это не его жизнь. Дело в том, что, когда Никите было двенадцать, родители все решили за него, выбрав для сына другую родину и другую судьбу. На дворе тогда стояли лихие девяностые, и родители Никиты решили найти страну «поспокойнее» – эмигрировали во Францию, где жили родственники отца. Отец Никиты, открывший там свою юридическую контору, видел в сыне продолжателя семейного дела. Для Никиты была составлена целая жизненная программа, подразумевающая обучение в престижном колледже, работу на юридическом поприще, четкие цели и исключительно респектабельные интересы. И до поры до времени он ей следовал: окончил университет, получил образование, стал работать в фирме отца. Но вдруг программа по непонятным причинам дала сбой.

Однажды, находясь у себя в конторе, Никита представил, что проведет в этих стенах большую часть жизни, и на следующий день бросил свою стабильную, высокооплачиваемую, но такую скучную работу. Разумеется, дома разразился жуткий скандал. В итоге Никита ушел из дома и поселился в мастерской у приятеля. Запершись от мира, он думал и пил водку. Думал и пил (очень русское занятие!). И когда вся водка была выпита, он понял, что ему надо полностью поменять жизнь.

…Никита налил себе еще шампанского и продолжил рассказ:

– И тогда я решил все бросить и вернуться в Россию. Подумал: когда, если не сейчас? И все в своей жизни изменил.

– Знакомая ситуация! – улыбнулась Аля. – Вот эти самые слова «когда, если не сейчас?!» обычно и пускают жизни под откос.

– Так что полгода назад я послал адвокатскую практику к чертовой матери, купил билет в Россию и приехал на родину. Заниматься творчеством.

– Типа, перевернуть мир силой своего таланта? – хмыкнула Аля.

– Типа, да, – совершенно серьезно сказал Никита, и в его бутылочных глазах мелькнуло что-то такое, от чего Аля перестала улыбаться и подумала: «Чокнутый или и впрямь незаурядный?»

В этот миг Никита, посмотрев на часы, заметил, что уже без пяти двенадцать. Аля включила телевизор. Вспыхнул голубой огонек экрана, и московские куранты пробили двенадцать раз, возвестив о начале нового года. Аля протянула Никите пластиковый стаканчик с шампанским, и они чокнулись.

– Да, такого ужасного Нового года у меня еще не было! – вздохнула Аля, допив шампанское. Заметив обиду на лице Никиты, она спохватилась:

– Извини, я не о тебе. Я, так сказать, в общем и целом… Кстати, подожди, я сейчас…

Аля пошла в спальню, где в картонных коробках лежали экспонаты ее винтажной коллекции, дожидаясь, когда хозяйка наконец закончит ремонт и разместит их на черном бархате – горделиво сиять в специальных стеклянных витринах. Порывшись в любимых вещичках, Аля нашла брошь в форме лягушки. Этой изящной, забавной броши было больше ста лет. Вернувшись в комнату, Аля вручила ее Никите:

– Держи, это тебе!

Никита удивился, погладил лягушку:

– Спасибо… Но с чего вдруг?

– Все-таки Новый год. Считай, что это мой подарок. Пусть принесет тебе удачу!

Никита улыбнулся и заметил, что ему, как человеку, рожденному двадцать девятого февраля, удача точно не помешает.

Они еще раз выпили за Новый год и исполнение желаний. Потом Никита спросил Алю, чего она хочет от наступившего года.

Аля отшутилась – сказала, что мечтает закончить ремонт, и поделилась своими планами на новогодние праздники: покрасить потолки и поклеить обои. «Правда, с какими-то сложными ремонтными работами мне не разобраться. Вот, к примеру, с проводкой». Никита заверил ее, что это не проблема и что, если Аля хочет, он может зайти к ней на днях и заменить всю проводку. Аля неопределенно пожала плечами, ей было неловко обременять постороннего человека.

– Ну ладно, про ремонт я понял, – сказал Никита, – а если серьезно: о чем ты мечтаешь?

Подумав, Аля призналась (и, наверное, в первую очередь себе самой), что с некоторых пор, оказавшись в состоянии полной турбулентности, когда все, что раньше составляло ее жизнь, потеряло всякий смысл, она мечтает о том, чтобы найти в этой новой реальности хоть какую-то точку опоры, новые цели, задачи и смыслы. «Но это так сложно, – вздохнула Аля, – потому что в зоне турбулентности здорово трясет. Я пытаюсь за что-то зацепиться, но у меня пока ничего не получается».

– Между прочим, турбулентность, ты только представь, также наблюдается при взрыве звезд! Это вообще невероятно интересное явление! – заметил Никита, поглаживая забравшегося к нему на колени кота. – И, кстати, ее можно использовать в своих целях!

– Это как? – удивилась Аля.

Никита рассказал, что, к примеру, животные умеют пользоваться турбулентностью, они управляют ее структурой, извлекают энергию из набегающего потока. Скажем, птицы и насекомые используют машущий полет, меняя направление движения крыльев, они создают вихри, что позволяет им достичь большей подъемной силы. «Так что учись жить в этом состоянии, раз уж ты в нем оказалась, и извлекать из него пользу! – улыбнулся Никита. – Желаю тебе скорее «встать на крыло».

– При взрывах звезд… – задумчиво повторила Аля. Ей почему-то казалось, что звезды взрываются такими яркими вспышками, сродни новогодним салютам, которые в это время запускали во дворе, отчего небо расцвечивалось всеми цветами.

– Ну а ты чего хочешь от Нового года? – в свою очередь, спросила Аля гостя.

– Максимовскую! – сказал Никита.

– Чего? Кого?! – опешила Аля.

– Актрису Эльвиру Максимовскую! – невозмутимо ответил Никита. – Знаешь такую?

Аля кивнула – артистку Максимовскую она знала. А вместе с Алей ее знало еще примерно полстраны. Эльвира Максимовская, что и говорить, была красивой и талантливой актрисой, но мысль о том, что кто-то может рассматривать ее в качестве новогоднего желания или подарка под елку как-то не приходила Але в голову. Она буквально потеряла дар речи, а обретя его вновь, поинтересовалась:

– И зачем она тебе? Ты что, ее фанат?

– Нет, дело не в этом, – махнул рукой Никита. – Она нужна мне как актриса. Только она может сыграть роль в моем спектакле.

– Каком спектакле? – не поняла Аля.

…Оказалось, что в Россию Никита приехал не просто так, а с определенной целью. Вернее, он решил в какой-то миг сделать целью свою давнюю мечту. А мечтой Никиты Румянцева с юности был театр. «Мой дед по материнской линии был театральным режиссером, а бабушка – актрисой, так что в моем случае, возможно, сыграла свою роль генетика. Знаешь, я даже одно время думал стать актером, но потом, к счастью, понял, что это не мое… Режиссура – вот мое призвание». Полгода назад, приехав в Россию, Никита решил организовать собственную театральную студию. «На первых порах – небольшую, со скромным репертуаром и очень скромным бюджетом. А потом посмотрим, как пойдет дело!» Пока что он с помощью знакомых сумел только «выбить помещение» для будущего театра (полуподвальное, неотремонтированное, в спальном районе), ну и найти пьесу для постановки. А непосредственно постановкой спектакля он собирается заняться в этом году.

– И о чем же пьеса? – из вежливости поинтересовалась Аля.

– О любви, о жизни, – прокашлял Никита (с какой-то особенной важностью и значением).

Аля деликатно кивнула – как интересно! – хотя про себя подумала, что Никита, вероятнее всего, просто пустой мечтатель, уж больно бредово звучали его фантазии. Тем не менее ей захотелось поговорить о театральном искусстве, которое она тоже любила. Никита с удовольствием поддержал тему – о театре говорили битый час. Аля с удивлением открыла в Никите интересного собеседника: он разбирался в истории театра, видел многие известные постановки, учился драматургии. Потом Аля призналась, что она по образованию художник-оформитель и что ей хотелось бы как-нибудь поработать театральным художником. Ее слова вызвали у Никиты странную реакцию – он вдруг невероятно обрадовался и схватил Алю за рукав:

– Вот ты-то мне и нужна!

Аля даже отшатнулась от неожиданности.

Никита объяснил, что ему для постановки пьесы позарез нужен художник. «Слушай, а может, ты сделаешь нам декорации? И костюмы?»

Аля замялась. Видя ее замешательство, Никита предложил ей прочесть пьесу, которую он собирался ставить, и в том случае, если пьеса ей понравится, подумать об участии в постановке. Аля вздохнула: «Почитать пьесу?» Честно говоря, ей не особенно хотелось тратить время непонятно на что, но поскольку прямо отказать Никите ей было неудобно (у нее вообще всегда была проблема с тем, чтобы отказывать людям – она органически не могла сказать «нет»), она осторожно выдавила:

– Э… может, как-нибудь потом?

– Потом так потом! Спасибо, что вообще согласилась! – обрадовался Никита. – Давай завтра я позвоню тебе и мы обо всем договоримся?

– Ну, звони, – пожала плечами Аля, втайне надеясь на то, что завтра это все как-то забудется. Ей очень хотелось спать. Новогодняя ночь заканчивалась. Во дворе было тихо – уже и самые неугомонные граждане успокоились и перестали салютовать в честь Нового года. Город засыпал. Не в силах сдержаться, Аля широко зевнула.

Никита счел ее откровенное зевание сигналом и вопросительно сказал:

– Наверное, уже поздно? Мне пора идти?

И хотя Аля видела, что он спросил это просто из вежливости, явно рассчитывая на то, что его остановят: «Да ничего не поздно, что ты! Четыре утра – детское время», она радостно воскликнула:

– Да? Тебе пора? Ну что же, всего доброго! Спасибо за компанию!

Никита уныло поплелся к дверям.

Проводив гостя, Аля как подкошенная рухнула в кровать, успев подумать, что сегодня будет спать до самого вечера. И пусть весь мир подождет!

* * *

Но мир не хотел ждать. Утром, часов в одиннадцать, кто-то позвонил в дверь. Аля натянула подушку на голову, уговаривая себя не реагировать на это и продолжать спать, спать…

В дверь звонили. Снова и снова. Со стоном Аля вылезла из кровати и поплелась в прихожую. Чувствуя боль в горле и нестерпимое желание раскашляться, она мысленно чертыхнулась, понимая, что новый знакомый все-таки успел ее заразить.

– Кто там? – просипела Аля.

– Это Никита! – из-за двери донеслось знакомое кашлянье.

Аля вздрогнула и даже отпрянула от двери – зачем Никита, почему Никита?!

– Я пришел сделать тебе проводку! – сообщил он.

Але нестерпимо хотелось сказать, что она не принимает гостей, но, вздохнув («Ну как-то неловко перед человеком!»), она открыла дверь и впустила его в квартиру.

Никита пришел не с пустыми руками, он принес моток проводов. Пройдя в комнату и погладив безмятежно лежащего на диване Васю, новый знакомый заверил Алю, что сейчас быстро наладит проводку, а потом они смогут поговорить о пьесе. Аля угрюмо зевнула и ушла приводить себя в порядок.

Умывшись и переодевшись, она вернулась в комнату. Никита уже поставил стремянку и полез под потолок. Аля хотела было спросить у Никиты, есть ли у него опыт работы с электричеством (в ее представлении электричество было чем-то невероятно опасным), но постеснялась. «Небось знает, что делает!» – успокоила себя Аля. И как оказалось – зря. Когда Никита зацепил плоскогубцами торчащий из потолка шнур старой электропроводки, что-то вдруг заискрилось. В тот же миг Никита вскрикнул, стремянка зашаталась, и он полетел вниз. Увидев летящего Никиту, Аля закричала что есть мочи.

Никита приземлился посреди комнаты и остался лежать, не подавая признаков жизни. Аля бросилась к нему. «Ты жив?!» Он молчал и не двигался. Аля похолодела от ужаса и стала ощупывать его руки, голову… Наконец Никита зашевелился.

– Живой! – обрадовалась Аля. – Как же тебя угораздило?!

– Я же говорил, что родился двадцать девятого февраля! – грустно сказал Никита, поднимаясь. – Мне во всем не везет.

Лицо и руки у него были разбиты. Аля помогла ему поднять стремянку и смотать провод.

– Ладно, с проводкой что-нибудь потом придумаем, – вздохнул Никита, – наверное, я что-то делал неправильно. Займемся пока чем-нибудь другим. Точно! Завтра приду к тебе клеить обои!

Аля мысленно охнула: «Нет-нет, спасибо, я как-нибудь сама!»

– Слушай, а пойдем пить кофе в нашу кофейню, – предложил Никита, потирая ушибленную спину. – Там и пьесу почитаешь!

Никита выложил на кофейный столик кипу листов, пояснив, что это текст пьесы, которую он хочет поставить в своем будущем театре.

– А кто автор? – спросила Аля.

– Я, – скромно сказал Никита. – Понимаешь, я решил для первой постановки написать свою пьесу. Заодно и сэкономить на гонораре для автора. Ну, читай…

И Аля стала читать. За следующий час она успела выпить три большие чашки кофе, съесть несколько эклеров (Никита приносил ей кофе с пирожными, как заботливая птица-мать своему птенцу), а главное, поверить в придуманный Никитой мир. Перевернув последний лист, Аля застыла и какое-то время провела в совершенном ступоре. Никита даже забеспокоился:

– Что? Тебе не понравилось? Так плохо?

Но это было совсем не плохо. Пьеса, написанная Никитой, оказалась на удивление хороша – с живым нервом, силой искренности и пронзительным, бьющим наотмашь финалом. Никита создал целый мир: среди героев были вздорная красавица, сложный герой с «метаниями», острый, талантливый подросток, великолепная, слегка безумная старуха и много конфликтов и противоречий, затянутых в тугой узел (как же было интересно следить за тем, как он затягивается на шеях героев!). А еще пьеса блистала светлой печалью и тонким, первоклассным юмором. Последнее особенно удивило Алю – в обычной жизни Никита не производил впечатления веселого человека.

– Ну что, согласна поработать вместе со мной? – спросил он. – Правда, не знаю, насколько коммерчески выгодным будет этот проект…

– Мне надо подумать, – серьезно ответила Аля.

Она была так взволнована, что, придя домой, позвонила Насте и принялась пересказывать ей содержание пьесы: «…Героиня приезжает, а герой ей во всем признается, но выясняется, что это еще не финал! В истории есть второй поворот, а потом – третий! А потом вообще такой финт ушами, что диву даешься! И главное, до самого конца непонятно, чем все закончится!»

– Ну? – удивилась Настя. – И что ты хочешь сказать? Что у этого твоего драматурга талант?

– Несомненно! – заверила Аля.

Она никак не могла успокоиться. Похоже, Никита заразил ее не только простудой, но и своей увлеченностью. Новый знакомый оказался одним из самых странных людей, которых она когда-либо встречала. Он был одержимым – своей идеей и призванием. В нем горело пламя его таланта, и Але хотелось лететь на это пламя. Она желала приобщиться к чему-то большому, яркому, необычному.

Наутро Аля позвонила Никите и сказала, что готова помочь ему в постановке спектакля.

Глава 3

Никита обрадовался и предложил Але прямо сейчас посмотреть помещение, выделенное под театральную студию.

…Аля растерянно озиралась по сторонам. И это – будущий театр?!

Увы, в сыром подвале царил хаос похлеще, чем в ее квартире. Эти стены годились лишь для декораций исторического фильма, скажем, к сценам полностью разрушенной Трои. Полный мрак и мерзость запустения. Представить, что сюда (за свои деньги!) будут приходить зрители, мог только такой человек не от мира сего, как Никита Румянцев.

– Ну как, очень плохо? – тоскливо спросил он.

– Да почему, более-менее… – из жалости соврала Аля.

Ей было ясно, что здесь необходимо все, как говорится, отстраивать по кирпичику. И это требовало больших финансовых вложений.

– У тебя есть деньги? – прямо спросила Аля.

Никита задумался. Обдумав Алин вопрос, он ответил, что денег у него нет. Тогда Аля попробовала уговорить Никиту отказаться от этой затеи – дураку ясно, что во всем этом есть что-то суицидальное. «Ник, ты просто не представляешь, в какую пускаешься авантюру! Создать театр с нуля, не имея никаких ресурсов?! Это безумие! Самоубийство!» Она посоветовала ему другой вариант: предложить пьесу к постановке в других театрах. «Твоя пьеса талантлива, вот увидишь, ее где-нибудь обязательно поставят!» Но Никита с ослиным упрямством говорил, что на «где-нибудь» он не согласен, что дело вообще не в пьесе и что его мечта – собственный театр. «Ну, хорошо, скажем скромнее, не театр, а театральная студия!»

Поняв, что он не уступит, Аля смирилась: что ж, значит, надо помочь человеку осуществить его мечту. По сути – сделать невозможное.

За советом Аля обратилась к своей практичной сестре. Позвонив Насте, она честно обрисовала состояние дел. «Что делать, Настена? С чего начинать?»

– С курса лечения в дурдоме! – невозмутимо ответила Настя. – И тебе, и этому твоему непризнанному гению явно не помешает вставить отвинтившиеся шарики на место.

– А если серьезно? – вздохнула Аля.

Настя фыркнула:

– Ну я не знаю… Иди на прием к чиновникам. Кроме сумасшедшего дома, гениями еще занимается Минкульт. Выбивай деньги.

– А дадут? – печально спросила Аля.

…Нет, денег не дали. Хотя Аля на приеме в одном уважаемом учреждении битый час убеждала чиновника в том, что Никита Румянцев невероятно талантлив и что вот таким-то талантам и нужно помогать (поскольку бездарности, что мы повсеместно и наблюдаем, пробиваются сами). Но бездушный чиновник – голова-два уха – остался безучастен к Алиным доводам и сказал гражданке Серебряковой следующее:

– Новый театр? Но театров в Москве и так много, нужен ли еще один? Тем более, как вы говорите, маленькая театральная студия…

– И что с того, что театр маленький?! – Аля почувствовала, что вот-вот сорвется. – Между прочим, еще Чехов говорил, что наличие больших собак не должно смущать маленьких!

Но чиновника и авторитетом Чехова было не задавить, он только пожал плечами и ни к селу ни к городу ляпнул:

– Не знаю, не знаю… Лично я вообще предпочитаю ходить во МХАТ.

– А при чем тут МХАТ? – взорвалась Аля. – Это две большие разницы!

Короче, денег на ремонт помещения не дали. И больше не ходите и не досаждайте просьбами!

В тот же день они с Никитой встретились в будущей студии, и Аля грустно сообщила, что ей не удалось раздобыть денег. «Значит, с ремонтом мы пролетаем!» «Ничего не пролетаем!» – рассмеялся Никита и с гордым видом раскрыл «молнию» на своей спортивной сумке. Сумка была набита денежными пачками.

– Можно встречаться с дизайнером, а потом начинать ремонт! – подмигнул Никита.

– Откуда деньги? – Аля с подозрением уставилась на своего компаньона. – Ты ограбил банк?

Никита промычал что-то неопределенное, по какой-то причине не желая отвечать на Алин вопрос.

Все выяснилось, когда они вышли на улицу. Никита смущенно признался Але, что сегодня не сможет подвезти ее до дома. И завтра тоже. И вообще он теперь ездит на метро.

– Ты продал машину? – догадалась Аля.

– А знаешь, на метро, оказывается, очень даже удобно! – выпалил Никита.

– Исключительно! – вздохнула Аля. – Но что мы будем делать, когда эти деньги закончатся?

Никита поспешил заверить ее, что в их распоряжении немаленькая сумма. Он признался, что, кроме денег, вырученных от продажи машины, есть еще и другие средства, так как вчера он взял кредит в банке. Аля покачала головой (чем все это закончится?!) и заметила, что эти деньги не решают проблему в целом. Никита беспечно пообещал придумать что-нибудь еще.

По дороге домой Аля размышляла о том, что в ближайшие дни ей нужно встретиться с дизайнером, чтобы согласовать дизайн-проект будущей студии, потом заняться ремонтом их подвала (уж теперь-то она не повторит своих прошлых ошибок!), а главное, попытаться каким-то образом уговорить актрису Эльвиру Максимовскую сыграть в спектакле.

* * *

На следующий день Аля встретилась с Настей в кафе и рассказала ей о своих проблемах.

– Охота тебе возиться с этим театром? – искренне недоумевала Настя.

Аля кивнула – охота. А почему охота, как объяснить… Во-первых, Никита – талант, а талантам нужно помогать, во-вторых… Кто еще поддержит человека, родившегося двадцать девятого февраля?!

– Ну и в чем проблема? – не поняла Настя. – Деньги на ремонт нашли, помещение есть. Теперь-то что?

– Теперь нужна Максимовская!

– Эльвира Максимовская? – удивилась Настя. – Зачем она вам?

Аля объяснила, что Никита, как автор пьесы и режиссер спектакля, видит в главной роли только Эльвиру Максимовскую. «Собственно, он и писал эту роль для Эльвиры. Никита говорит, что если она не будет играть – спектакля не будет».

– Какой он у тебя капризулька! – усмехнулась Настя. – Максимовскую ему подавай!

Аля печально вздохнула:

– Да, это непросто. Я вот даже не представляю, как на нее выйти и хотя бы просто попросить прочесть пьесу! Я отправила на ее мейл два письма – глухо. Звонила ее агенту – никакой реакции. Тут необходим личный разговор, нужно убедить Эльвиру, что это ее роль! Вот если бы с ней поговорить… Но как?!

– Можно попробовать устроить это через Моню! – выпалила Настя.

– Какую еще Моню?!

– Какого! – поправила Настя. – Моня – это собака Максимовской, породы чихуа.

– Ты знакома с собакой Максимовской? – хмыкнула Аля.

– Моня – завсегдатай моего салона! А приводит его к нам сама Эльвира! И следующая запись у нее назначена на эту субботу!

И Настя предложила свой план.

…Когда Аля изложила Настин план Никите, он посмотрел на нее как на сумасшедшую.

– Что?! Ты предлагаешь мне устроить какое-то дурацкое цирковое представление с дрессированными пуделями и таким идиотским способом познакомиться с Эльвирой?! Да еще рассчитывать, что после этого шоу она всерьез воспримет мое предложение?!

– Я всего лишь советую тебе прийти в Настин салон под видом посетителя и в очереди, оказавшись рядом с Эльвирой, завязать с ней непринужденную беседу. А уже потом, как бы невзначай, обмолвиться о своей пьесе и упомянуть, что для Эльвиры есть чудесная роль! – мягко сказала Аля. – Никита, соглашайся, других вариантов заполучить Эльвиру у нас нет.

Никита схватился за голову.

– Считай, что мы просто устроим такой… театр! – нашлась Аля. – Разыграем своеобразный спектакль?!

– Спектакль? – вздохнул Никита. – Ладно… Можно попробовать. А как мне завести с ней беседу?

– Начни разговор на какую-нибудь «собачью» тему! – предложила Аля. – Собаководы это любят.

Настя подготовилась к операции основательно и даже задействовала статиста – рыжего нахального мопса по кличке Филя. Никита и возразить не успел, как Настя всучила ему в руки собаку (она взяла мопса «напрокат» у одной из своих клиенток) и посадила их вдвоем на диванчике под пальмой. Аля устроилась неподалеку – наблюдать за развитием событий. Никита заметно нервничал, чужой мопс тоже волновался: он беспокойно ерзал, недоуменно выпучивал круглые глаза и забавно похрюкивал. И вот наконец в холле появилась эффектная Эльвира Максимовская. Она шла с крохотной белой собачкой на руках, прямо-таки озаряя мир своей красотой.

Аля даже вздохнула – красивая! – и невольно подумала, что у Никиты хороший вкус. Эльвира обладала не той обезличенной, глянцевой красотой девушек с подиума – в ее красоте чувствовалась индивидуальность. Ко всему прочему Эльвира была больше чем красива – она была талантлива. Накануне Аля пересмотрела фильмы и записи театральных спектаклей с участием Максимовской и поняла, что Эльвира и впрямь незаурядная актриса.

Настя усадила Эльвиру рядом с Никитой и попросила актрису немного подождать, объяснив, что мастер заканчивает стрижку другой собаки. Эльвира недовольно надула губы – ждать она не привыкла – и стала листать какой-то глянцевый журнал.

Аля послала Никите знак глазами, дескать, давай действуй, подходящий момент! Но Никита сидел как истукан, судорожно сжимая мопса в руках. Аля забеспокоилась: время шло, Настя не могла долго «держать оборону». Она начала подмигивать Никите так, словно у нее был нервный тик. Увы, Никита был столь же бессловесен, как его рыжий подопечный, и имел такой же глупый вид. Вдобавок вздорный мопс, потеряв терпение, изловчился и укусил парня за палец. «Вот тварь!» – вскрикнул Никита.

Эльвира отвлеклась от журнала и хмуро посмотрела на Никиту: дескать, как ты разговариваешь с собакой, живодер?! Нервы у Никиты сдали, и, подхватив визжащего мопса, он ринулся прочь. Аля устремилась за ним. Она догнала его уже у самого выхода. «Никита, вернись!» Но он, всучив Але разозленного мопса и заявив, что не будет больше участвовать в этом абсурде, ушел. Притом весьма расстроенный.

Аля с ужасом поняла, что все пропало. Вот сейчас Эльвира уйдет из салона, и когда потом еще представится возможность поговорить с ней?! Аля бросилась к сестре:

– Настя, давай я подстригу этого ее… Моню!

– Ты что? – ошалела Настя.

– А чего? В процессе стрижки я ненавязчиво заговорю с Эльвирой, глядишь, завяжется беседа и…

– Ты же не умеешь стричь собак?!

– Да подумаешь, делов-то! У хвоста немного сниму, уши подровняю! – затараторила Аля.

– Ну уж нет! – ужаснулась Настя. – Даже не думай!

Аля в отчаянии наблюдала, как Эльвира Максимовская со своей стриженой собачкой покидает салон. Вот она направляется к припаркованной у салона машине, вот садится в машину… Надо было что-то сделать, остановить ее, задержать!

Но на Алю словно ступор напал. Для нее вообще всегда было проблемой заговорить с незнакомым человеком, тем более обратиться к кому-то с просьбой. А тут речь шла об известной артистке! «Но ведь это нужно Никите!» Аля вспомнила, какое лицо было у Никиты, когда он уходил из салона, и бросилась на улицу.

А дальше Аля даже не поняла, что произошло. Она только словно увидела себя «в полете» и… приземлилась под колеса отъезжающей машины Максимовской.

– Девушка-а-а! Вы живы? – раздалось у Али над ухом. Она открыла глаза и увидела над собой Эльвиру. Аля цепко схватила ее за руку. Эльвира вздрогнула и попыталась высвободиться. Но Аля держала актрису мертвой хваткой. Эльвира взвизгнула. Из ее машины доносилось истошное тявканье Мони. Вокруг барышень стали собираться зеваки. В окне салона торчала Настя, лицо у нее было совершенно белое.

– Отпусти меня! – почему-то шепотом попросила Максимовская.

– Мне надо с вами поговорить! – тоже шепотом сказала Аля.

…Они сидели в кафе напротив салона. В одной руке Эльвира держала нервного Моню, в другой – чашку кофе. Аля рассказывала про пьесу Никиты, в которой Эльвира непременно должна сыграть.

– Ты что – дурная? – строго спросила Эльвира, выслушав Алю. – Из-за такого под машину бросаться? Я думала, у меня инфаркт случится!

– Извини, – вздохнула Аля, – у меня не было выбора.

Эльвира задумчиво поглаживала Моню; с одной стороны, ей хотелось отчитать Алю за выходку с машиной, с другой – что-то в этой блаженной было такое, что невольно к ней располагало. В итоге Эльвира на Алину искренность ответила взаимностью. Актриса призналась, что ей теперь в принципе не до театральных постановок, потому что все, чего она сейчас хочет, – это получить главную роль в экранизации ее любимого романа «Удивительная судьба».

– Это моя роль! – с чувством воскликнула Эльвира, стискивая Моню в объятиях. – Я давно о ней мечтала! И пока я ее не получу – ни о чем другом даже думать не смогу!

Аля растерялась. Она была настроена на то, что Эльвиру придется уговаривать (Никита был готов отдать все имеющиеся у него деньги на выплату гонорара), но такого поворота событий не ожидала. Тем не менее Аля уточнила, согласится ли Эльвира сыграть в их спектакле, если ее утвердят на роль в «фильме мечты».

Максимовская с минуту удивленно смотрела на Алю, потом усмехнулась:

– Ну, если меня утвердят, то я на радостях сыграю в этом вашем любительском спектакле!

– Обещаешь? – спросила Аля.

Эльвира опять посмотрела на Алю как на сумасшедшую и, подхватив Моню, ушла восвояси. Но Аля все-таки успела всучить ей свой номер телефона.

* * *

Да, перед Алей стояла сложная задача – ей нужно было «добыть» Эльвиру Максимовскую для спектакля, а для этого заполучить для Эльвиры роль в фильме. Прямо как в сказке, где у героя по дороге к заветной цели из одного испытания немедленно вырастает другое. Поначалу Аля сильно приуныла, но затем… Она нашла информацию о будущем фильме и узнала, что главным продюсером этого проекта является некто Владимир Фельман – человек невысокого роста и больших возможностей. Подумав, Аля решила каким-то образом поговорить с этим самым Фельманом и убедить его в том, что на главную роль ему нужна только Эльвира Максимовская.

Но легко решить, что ей нужно встретиться с Фельманом и в непринужденной обстановке, за чашечкой чая, дать ему дружеский совет на счет подходящей актрисы, а как осуществить это на деле? Фельман с ней и разговаривать не станет. Проблема, как и в случае с Эльвирой, заключалась также в том, что Але, вообще довольно стеснительной от природы, было сложно обратиться к незнакомому человеку с какой-либо просьбой. И лично для себя она никогда бы не стала никого ни о чем просить, но ради Никиты…

Аля нашла кинопродюсера Фельмана в известной социальной сети и послала ему запрос на добавление в друзья. Номер сработал, Фельман подтвердил Алин запрос. Изучив психологический портрет продюсера, Аля нашла его уязвимое место. У этого сильного в мире киноиндустрии человека была одна слабость – любовь к своему коту по имени Макс. Этого самого Макса продюсер любил так, как, видимо, не любил ни одну из своих жен (по слухам, Фельман был женат семь раз). Поняв, что путь к сердцу продюсера лежит через его кота, Аля принялась преданно ставить лайки под фотографиями Макса, которые усиленно публиковал продюсер. Затем Аля разместила в хронике Фельмана снимок кота, удивительно похожего на Макса (пусть человек порадуется). Потом отправила продюсеру сообщение с просьбой о встрече. Однако он ей ничего не ответил. Аля разместила еще пару котов на его странице и лайкнула все фотографии продюсерского любимца за все годы существования кота и аккаунта. Она снова написала Фельману, добиваясь аудиенции. Но и на этот раз толку было ноль, продюсер реагировал только на своего кота и денежные кинопроекты – Аля и прочие обитатели земного шара его не интересовали.

Тогда Аля решила подкараулить его где-нибудь на улице, чтобы поговорить о роли для Максимовской. Смущаясь и робея (и в глубине души презирая себя за неподобающее поведение: «Боже, до чего я дошла!»), она устроила на Фельмана «засаду» у здания, где находился офис его кинокомпании.

Ждать пришлось долго – не меньше часа. В этот день был мороз, и Аля, карауля киношного босса, успела закоченеть. Наконец Фельман вышел из здания. Аля бросилась к нему наперерез: «Здравствуйте!»

Фельман отшатнулся:

– Что вам?

– Я – Аля Серебрякова! – сказала Аля, переминаясь с ноги на ногу.

Продюсер смотрел на нее как на пустое место.

– Мы с вами друзья! – напомнила Аля.

Холодный взгляд Фельмана не говорил о том, что он считает ее своим другом.

– Помните, ваш кот Макс?! – Аля попыталась улыбнуться, но губы свело от холода.

– Я знаю, что моего кота зовут Максом! – ледяным тоном сказал продюсер. Судя по выражению лица Фельмана, в его душе царил холод еще более сильный, чем в этот день в городе.

Фельман прошел мимо Али и направился к машине. Аля бросилась за ним:

– Подождите!

– Что вам нужно? – Теперь он смотрел на нее как на городскую сумасшедшую.

– Речь идет о роли в «Удивительной судьбе», – потупилась Аля. – О роли Марии!

– Вы хотите получить роль Марии? – брезгливо спросил продюсер.

– Ой, что вы, я – не актриса! – залепетала Аля, чувствуя, что от холода начинает стучать зубами. – Я вообще не для себя стараюсь. Я хочу вам посоветовать актрису на эту роль!

– Да что вы говорите? Ха-ха, это даже смешно! – сказал Фельман без тени улыбки на лице. – Если мне будут давать советы все, кому не лень… И кого же вы посоветуете?!

– Эльвиру Максимовскую! – выпалила Аля.

– Не понял, вы – агент Максимовской? – удивился Фельман.

Аля покачала головой:

– Нет, я вообще не имею отношения к миру кино.

– Тогда чего ради вы о ней печетесь?!

Аля разразилась хвалебной одой в адрес Максимовской: «Это гениальная актриса! Вам нужна только она! С ее участием ваш фильм станет бомбой!»

Фельман, совершенно ошалев от Алиной непосредственности, с нескрываемой иронией поинтересовался, с чего вдруг она считает, что Максимовская сможет сыграть эту роль.

– Потому что она и не такое может! – убежденно сказала Аля и клацнула зубами. Все, она окончательно промерзла!

Продюсер усмехнулся:

– Идите домой, девушка, и выпейте горячего чаю, не то заболеете. Считайте, что вы выполнили свою миссию.

– Вы возьмете Максимовскую? – возликовала Аля.

– Мы предложим ей пройти кастинг на общих основаниях! – сказал Фельман и сел в машину, дав понять, что аудиенция закончена.

А через неделю Але позвонила Эльвира:

– Привет! Я прошла кастинг и получила роль в «Удивительной судьбе». Готова прочесть вашу пьесу, и если мне понравится…

«Тебе понравится!» – чуть не крикнула Аля.

* * *

С Максимовской договорились, что весной она начнет репетировать в спектакле. Никита просто сиял от радости, расчувствовавшись, он сказал Але: «Алька, какая же ты молодец! Чтобы я без тебя делал?!»

После этих слов Аля ощутила прилив сил и с еще большей энергией включилась в работу: она контролировала ремонт студии (забросив ремонт собственной квартиры), придумывала декорации для будущего спектакля и даже принимала участие в подборе актеров.

Актрису на роль старухи Але посоветовала Эльвира. «Эту роль могла бы сыграть гениальная артистка Ангелина Ткаченко. Правда, она теперь не снимается в кино и почти не задействована в театре…»

Аля, видевшая спектакли с участием Ткаченко, тут же мысленно согласилась с Эльвирой – конечно, Ангелина идеально подойдет на эту роль. Аля в тот же день связалась с театром, где долгое время работала Ткаченко, и, узнав ее телефонный номер, позвонила Ангелине.

…Выслушав Алино предложение, Ангелина Ткаченко высокомерно ответила, что она теперь редко играет в театре. «Возраст, моя дорогая…» Зная, что в прошлом году актрисе исполнилось семьдесят, Аля с пониманием отнеслась к ее словам, но все же заметила, что эта роль словно создана для Ангелины. «Может быть, вы хотя бы прочитаете текст пьесы?» Сказав, что текст можно оставить в доме, где она живет, у консьержки, Ангелина закончила разговор.

Через неделю Аля перезвонила актрисе – узнать, прочла ли та пьесу.

– Прочла, – сказала Ангелина, – что удивительно – даже без особенного отвращения. Написано недурно… Только это ничего не меняет в моем решении. Вам нужно искать другую артистку.

– Может быть, встретимся? – робко предложила Аля. – Мы готовы обсудить любые ваши условия!

Ангелина усмехнулась:

– Ладно, давайте поговорим. К себе не приглашаю, но, если хотите, можем вместе прогуляться. У меня моцион – каждый день в двенадцать часов я иду на прогулку в сквер рядом с моим домом.

Ангелина Ткаченко – артистка Божьей милостью. Темные, как уголья, глаза, низкий голос, царственность в каждом жесте, посмотрит – рублем одарит, войдет – все встанут. Королева! Ангелина и в лучшие годы не была милочкой и душкой, а с годами и вовсе стала невозможной – прямая, резкая, говорит что думает, рубит сплеча.

Серый февральский денек, идет мягкий снег, на ветках застыли вороны. В сквере дремотно и тихо. До весны еще далеко.

Ангелина холодна и надменна, Аля терпелива и искренна (она считает, что артистка имеет право на любое поведение, ибо ее талант оправдывает все).

…Они пересекают сквер, прогулка закончена. На Алины уговоры Ангелина отвечает коротко: «Зачем мне это?!» Аля буквально сует ей листок со своим телефонным номером: «Вы говорите, зачем вам это? Вам, может, и незачем… А другим людям – вашим зрителям – нужно! Подумайте. Я буду ждать вашего звонка…» Ангелина молчит, лишь снисходительно кивает на прощание, но листок с телефоном берет, заронив в Алину душу надежду.

…Звонок раздался через три дня. Аля замерла, услышав суховатый голос Ткаченко: «Приезжайте ко мне. Но предупреждаю, я еще ничего не решила. Нужно все обсудить…»

Седовласая пожилая женщина с лучистыми глазами, которую Ангелина представила как свою компаньонку, принесла в гостиную поднос с чайным сервизом и бисквиты.

– Спасибо, Вера! – поблагодарила Ангелина.

Разливая чай в чашки тончайшего фарфора, актриса призналась Але, что ее семья сейчас – Вера и кот Филипп. Ангелина рассказала, что с Верой они познакомились целую вечность назад: когда-то та была ее поклонницей – приходила на все спектакли, дарила цветы, потом стала работать у нее помощницей по хозяйству. «А сейчас Вера для меня и компаньонка, и все равно что близкая родственница. Теперь уж за давностью лет совершенно сроднились, – улыбнулась Ангелина. – Ругаемся не чаще раза в неделю, что удивительно, учитывая мой сволочной характер. Вероятно, все компенсирует Верин ангельский».

В комнату вошел огромный вальяжный котище, черный, как самая зловещая ночь, и с какими-то удивительными оранжевыми глазами. Аля взглянула на кота с уважением – масштаб его размеров впечатлял, в сравнении с Филиппом ее кот Вася казался жалким заморышем. Кот невозмутимо прошествовал к столу и запрыгнул на пустующий третий стул, словно намеревался принять участие в чаепитии.

На стенах в гостиной висели театральные фотографии Ангелины Ткаченко. Ее лучшие роли, ее лучшие годы… Огромный шкаф (Аля мысленно назвала его «чеховским») был доверху уставлен книгами, в углу в ожидании дремал рояль. Высокие потолки, тишина и размеренность старого московского дома, повидавшего на своем веку всякое.

Чай просвечивал в тонких чашках, в вазочке застыли вишни («Попробуйте, Вера варит отменное варенье!»). Ангелина разломала нежный бисквит длинными нервными пальцами, и Аля обратила внимание на ее кольцо – первоклассный изумруд, настоящее сокровище. Внимание привлекла и брошь в виде золотого тюльпана, приколотая к жакету Ангелины. Это было винтажное украшение известного ювелирного дома.

– У вас редкая, патентная брошь, – не сдержалась Аля. – Такие были выпущены ограниченным тиражом, а сохранилось их совсем мало.

– Откуда вы знаете? – удивилась Ангелина.

Аля рассказала о своей коллекции. Актриса и, кажется, даже кот Филипп взглянули на Алю с уважением.

После чая Ангелина сама заговорила о пьесе, признавшись, что текст незнакомого ей автора Никиты Румянцева – единственное стоящее произведение, которое она прочла за последнее время.

– То, что мне обычно присылают, просто невозможно читать! Не говоря уже о том, чтобы сниматься в таком дерьме. А здесь, – Ангелина потрясла папкой, в которой лежала пьеса Никиты, – все же литература! Слушайте, а этот самый Румянцев – он вам кто? Любовник? Брат, сват?

Аля ответила, что Никита ей, в сущности, никем не приходится, и рассказала историю их знакомства.

Выслушав, Ангелина удивленно спросила:

– А почему вы ему помогаете?

– Потому что он – талантливый человек.

Ангелина буркнула что-то об Алином идиотизме, но беззлобно, напротив, даже с каким-то одобрением. Потом она надолго о чем-то задумалась. Аля терпеливо ждала, не решаясь вспугнуть тишину.

– Знаете, этот ваш Никита напомнил мне одного моего знакомого – минус сорок лет назад! В нем тоже горело пламя таланта. – В темных глазах актрисы мелькнула дымка светлейшей печали. Помолчав, Ангелина добавила: – Но хочу предупредить вас, моя дорогая, что с этими гениями опасно долго находиться рядом! Я согласна с одной весьма талантливой дамой, утверждавшей, что поэты – самые скверные любовники и что лучшие любовники – коммивояжеры. Мой вам совет – найдите себе коммивояжера.

Аля улыбнулась:

– Я уже была замужем за коммивояжером.

– И что? – прищурилась Ангелина.

– Сбежала от скуки. Так вы сыграете в нашем спектакле?

Ангелина усмехнулась:

– Ну и как вы себе это представляете?! Как я буду добираться до вашей дыры в моем-то возрасте?

Аля твердо сказала, что за актрисой будет приезжать такси и каждый раз после репетиции или спектакля отвозить ее обратно.

– Великая радость – трястись в такси! – проворчала Ангелина и обратилась к вошедшей в комнату Вере: – Верочка, меня в театр зовут. Как думаешь, идти?

– Иди, матушка! – улыбнулась Вера. – А то совсем ты дома засиделась. Оттого и характер испортился!

Кот Филипп прыгнул Ангелине на колени и потерся головой о ее руку.

Погладив любимца, актриса вздохнула:

– Ладно, я согласна. Давайте попробуем. Только так – играть буду пока до Нового года, а там посмотрим.

– Конечно, – кивнула Аля, готовая от радости расцеловать и саму актрису, и ее кота, и компаньонку Веру.

– Еще пожалеете, что я согласилась! – пообещала Ангелина. – Я там наведу у вас порядок! Буду изображать королеву в изгнании и казнить всех своим несносным характером!

* * *

В конце февраля Аля вспомнила, что у Никиты скоро день рождения. Она спросила его, собирается ли он отмечать этот праздник. Никита только рукой махнул:

– Вряд ли. Я практически никогда не отмечаю свой день рождения. Вообще не люблю этот день.

– Почему?

Никита пожал плечами:

– Не знаю… Мне с детства казалось, что это какой-то неправильный день. Лишний. И потому что я родился в лишний день, и сам я какой-то… лишний.

– Перестань, Никита, не говори так, – огорчилась Аля.

Она была с ним категорически не согласна. Пусть двадцать девятое февраля – «лишний» день, но ведь это-то и прекрасно! Раз в четыре года у нас есть еще один, так сказать, дополнительный день! Ведь для чего-то он нам дан?! Можно прожить его как-то особенно – взять и осуществить свое давнее желание, на исполнение которого раньше не хватало времени, или вдруг завалиться в гости к старым друзьям, которых сто лет не видел, или засесть дома и за день проглотить прекрасный роман, о котором давно мечтал… Да мало ли что еще можно придумать?! Но у Али была другая задача – ей хотелось подарить этот день Никите. Все-таки это его день рождения…

Двадцать восьмого февраля Аля взяла с Никиты обещание, что он поступает в ее полное распоряжение на весь завтрашний день.

– Что ты задумала? – проворчал Никита. – Надеюсь, это не подразумевает сексуальное рабство?

– Дурак, – огрызнулась Аля. – Значит так, завтра ты должен быть готов к… шести утра!

– К чему готов? – испугался Никита, который вообще не вставал раньше десяти.

– Завтра узнаешь. В шесть утра я заеду за тобой. Чтобы был умыт, одет, причесан!

На следующее утро Аля заехала за Никитой на такси и вытянула его, ошалевшего, сонного, из дома.

– Куда мы едем? – обреченно спросил Никита, садясь в машину.

– Отмечать твой день рождения! – улыбнулась Аля.

…Суета вокзала, поезда… Никита шел за Алей, ничего не понимая, и только когда она подвела его к поезду и достала билеты, воскликнул:

– Алька, зачем нам в Питер? Ты с ума сошла!

Но у Али было другое мнение. И к тому же билеты на руках.

Уже в «Сапсане» Никита спросил: а почему Петербург? Аля показала ему язык:

– А почему бы и нет? Ты давно там был?

И Никита, рассудив, что он и впрямь много лет не был в Петербурге, успокоился. Тем более что все равно день-то «лишний».

…В Петербурге жемчужное небо, ветрено, сыро, Нева еще скована льдом – никакого намека на весну, но почему-то именно в зимнем Питере Аля впервые почувствовала, что весна скоро. Что-то такое уже было в воздухе, уже изо всех сил пробивалось, спешило жить.

Невский бесконечной стрелой, замерзшая Фонтанка с вечной своей подругой Мойкой, рассекающий небо Александрийский столп с Ангелом – хранителем города, шпиль Петропавловского собора, глухие колодцы петербургских двориков – все мелькало в этом последнем зимнем дне, как в волшебном калейдоскопе.

Набродившись по городу, отогревались кофе и пирожными в очередной уютной кофейне, потом снова кружили по набережным и площадям. Оказалось, что и в один день можно вместить очень много событий, впечатлений, радости.

Ночью в поезде, когда возвращались в Москву, Никита шепнул Але:

– Спасибо, Алька, это лучший день рождения в моей жизни! Ради этого стоило ждать четыре года! Кстати, поздравляю тебя! Зима-то закончилась! Завтра – весна!

Глава 4

Никита нашел двух ярких актеров на мужские роли: Илью – выпускника института кинематографии и Петра – первокурсника театрального училища. Ремонт в студии еще не закончился, но репетировать уже было можно. Работать начали в первых числах марта, договорившись с артистами пока о двух репетициях в неделю.

…Несмотря на то что этого события Аля так долго ждала, особенной радости во время первой репетиции она не ощутила. Оказалось, что Никита (не только к удивлению всех присутствующих, но и к своему собственному) как-то не очень знает, с чего нужно начинать режиссеру. Никита будто оцепенел – он смотрел на актеров, осветителя дядю Колю, звукорежиссера Сергея и молчал. В свою очередь, те растерянно таращились на него. Время шло, из этого молчания ничего не рождалось. Аля переживала за Никиту, но не знала, как его выручить. На помощь неожиданно пришла Ангелина Ткаченко, которая выкрикнула своим хриплым пиратским голосом:

– Ну что застыли как истуканы? Чего ждем? Работаем!

Тут Аля вышла из ступора (спасибо, Ангелина!) и быстро включилась в процесс: стала раздавать указания направо и налево. И вот что странно – все вдруг обрадовались, засуетились и быстро стали выполнять команды, словно сами устали от своего бездействия. Никита молча наблюдал за происходящим.

После репетиции, видя, что он расстроен, Аля его ободрила:

– Ну что ты, Ник, это же первый раз… Ты привыкнешь, вот увидишь! Все будет хорошо!

Но не все разделяли ее уверенность в этом. Уже после следующей репетиции, когда Аля с Ангелиной в перерыве пили кофе, Ткаченко сказала:

– Детка, можете списать все на мой несносный характер, но я вам скажу одну вещь: этот ваш Никита не режиссер. Из него, уж простите, режиссер, как пуля, сами знаете, из чего. Вот писать он умеет… Его пьеса, бесспорно, хороша! Он литератор, а не режиссер.

– Но Никита всю жизнь мечтал о своей театральной студии! – вздохнула Аля.

– А я всю жизнь мечтала быть английской королевой и носить изящные шляпки. Кроме желания, неплохо бы еще иметь способности. Дорогая, даже вы более убедительны в роли режиссера, чем ваш протеже.

– Ой, что вы, – махнула рукой Аля, – у меня вообще нет никаких способностей.

– Кто вам это сказал?

Аля улыбнулась:

– Мой бывший муж всегда говорил.

– Вот сволочь! – возмутилась Ангелина и, спустя профессионально выдержанную паузу, добавила: – Мужья любят внушать женам такие мысли… Очевидно, им это зачем-то нужно.

Ангелина Ткаченко знала, что говорит: она трижды была замужем.

* * *

В Москве творилось что-то невозможное: зима то пыталась разгуляться, обрушиваясь на город снегами и морозом, то отступала, сдаваясь весне.

Восьмого марта Настя пригласила Алю к себе домой отметить «праздник расцветающих женщин и еще одно важное событие». По дороге к сестре, увидев, что на улице продают мимозу и тюльпаны, Аля поняла, что наступила весна, и купила охапку свежих разноцветных тюльпанов.

…Поправляя тюльпаны в вазе, Настя сообщила, что в скором времени выходит замуж за своего парня Арсена. Зная Арсена как умного, интеллигентного человека, Аля от души поздравила сестру. Настя сказала, что свадьбу решили сыграть осенью. «Даже две: одну – в Москве, для моих родных и друзей, и вторую – в Армении, на родине жениха, для родных Арсена».

Але казалось, что Настя рассеивает счастье во все стороны и его лучи согревают даже ее.

– Ну а что там с твоим театром? – поинтересовалась Настя. – Лицо у тебя какое-то усталое?!

Аля поделилась с сестрой своими переживаниями. С некоторых пор у нее из головы не шли слова Ангелины, сказавшей, что у Никиты есть несомненный литературный талант, но нет способностей к театральной режиссуре. Аля и сама видела, что Никита и впрямь теряется, когда речь идет о любых организационных вопросах и о работе с актерами. Чтобы помочь ему, Аля с некоторых пор стала многое брать на себя и неожиданно поняла, что ей нравится то, чем она занимается.

– Как все-таки сложно найти себя, угадать, исполнить свое предназначение! – задумчиво сказала Аля.

– Ну, – кивнула Настя, открывая бутылку вина.

– А ты уверена, что собачий салон – это твое предназначение? – вдруг спросила Аля.

Настя пожала плечами:

– Это приносит мне деньги!

* * *

Солнцем и зеленью пробивался апрель. Шли репетиции, в студии заканчивался ремонт, казалось, что все хорошо, но однажды…

Заехав рано утром по делам в театр, Аля обнаружила там Никиту. Он спал в кабинете на раскладушке.

– Что ты здесь делаешь? – удивилась Аля.

Взлохмаченный, сонный Никита ответил, что вчера вечером он задержался в театре и, поскольку возвращаться домой было уже поздно, решил заночевать в студии.

– Не ври! – строго сказала Аля и вдруг все поняла. – Ты что… продал квартиру?!

Никита невозмутимо повел плечом:

– Ну, продал, что такого… Когда деньги появятся, куплю другую. Пока можно жить здесь. Много ли мне надо?

Аля ахнула – конечно, их театральный проект требовал все больших затрат, вот Никита и вынужден был продать квартиру.

– Ты сегодня же переезжаешь ко мне! И никаких возражений. Понял?!

…В один из дней этой странной весны Аля поймала себя на мысли, что сейчас она полностью довольна своей жизнью, а пожалуй, даже счастлива.

Ей нравилось жить с Никитой в одной квартире, пить с ним по утрам кофе, потом вместе идти в театр и работать над спектаклем, решать сотни творческих вопросов: придумывать, переделывать, улучшать, – а вечером возвращаться домой. По вечерам они готовили ужин, соревнуясь друг с другом в кулинарном мастерстве («твое ризотто против моего гаспачо – как битва на шпагах!»), обсуждали прошедший день и репетицию, после, попивая вино, смотрели фильмы или записи известных театральных постановок в обществе мурчащего кота Васи.

Однажды Аля подумала, что в браке с Владом у нее не было ощущения того, что они – семья; с Владом они жили каждый сам по себе, а с Никитой у нее, при всей разности их характеров, общие интересы, желания, цели. И в какой-то миг Аля поняла, что все, что ей нужно в этой жизни, – театр и… Никита.

…Это случилось так неожиданно, что Аля сама удивилась. Как-то во время репетиции, заметив, что Никита смотрит на Эльвиру с нескрываемым обожанием, она почувствовала смутную обиду. Аля тут же постаралась прогнать неизвестно из-за чего возникшую досаду: «Ну, пусть смотрит, мне-то что? Мы с ним просто друзья. И он имеет право на свою личную жизнь… Имеет право, имеет», – как мантру, повторяла Аля, глядя, как Никита с Эльвирой заливисто смеются, о чем-то разговаривая, при этом никого вокруг не замечая.

– Никита, ты слышишь меня? – не выдержала Аля.

– А? – рассеянно откликнулся Никита и снова переключился на Эльвиру.

У Али что-то закололо в левом боку.

– Известно что! – сказала Настя, когда Аля пожаловалась сестре на неведомые фантомные боли. – Это ревность!

– Нет! – так яростно возмутилась Аля, что Настя только покачала головой: ой-ой, все еще хуже, чем я думала!

Аля вздохнула:

– Мне просто обидно, что Никита никого, кроме нее, не замечает. Хотя, в сущности, его можно понять – Эльвира такая красавица!

– Ты тоже красивая! – дипломатично сказала добрая Настя.

Аля сникла. Она знала, что ее многие считают красивой, но также догадывалась о том, что на фоне Эльвиры Максимовской выглядит в лучшем случае… симпатичной. Потому что Эльвира – настоящая красавица, рядом с которой лучше вообще не светиться.

– Ладно тебе, – сказала Настя, – таких, как Эльвира, – единицы. Небожительница, что с нее взять! А тысячи женщин мечтают о такой внешности, как у тебя!

Аля усмехнулась – слова сестры нельзя брать в расчет. Потому что Настя необъективно к ней относится, и вообще свидетельские показания близких родственников в суде не принимаются.

Вскоре Аля уже не могла скрывать свое раздражение. Взяла и высказала Никите, что она думала, будто Эльвира была нужна ему как актриса, а оказывается, он хотел заполучить ее в спектакль, потому что та нравится ему как женщина! Никита обдал Алю холодом, сказав, что не обязан перед ней отчитываться. В тот вечер они поссорились. И в этот же вечер Никита съехал от Али, объяснив ей, что снял квартиру.

Назавтра Аля, сказавшись больной, не пошла в студию. Просидев дома три дня, она и в самом деле чуть не заболела – такая вдруг одолела тоска. На четвертый день она пришла в театр, но тут же поняла, что лучше бы этого не делала. Ей было больно видеть радостные лица Никиты и Эльвиры, которые никого, кроме друг друга, не замечали. «Я так не смогу, – подумала Аля, – ревность тут или что другое, но это чувство причиняет мне боль. Лучше уйти, не видеть, не слышать, все забыть».

И она объявила Никите, что больше не может заниматься театром и уходит.

– Почему? – поразился тот.

Аля соврала, что нашла другую работу и не успевает все совмещать.

Никита растерялся:

– Ты не можешь так со мной поступить! Алька, мы вместе начинали, пожалуйста, не бросай меня… Не отвечай сейчас ничего – подумай!

Она промолчала.

Встретившись в гримерке с Ангелиной, Аля призналась ей, что решила уйти из театра. Ангелина спокойно сказала, что в таком случае она тоже уйдет.

– Да вы что? – испугалась Аля. – Вы не можете уйти, без вас все заглохнет! Вы – нерв этого спектакля!

– И вы не можете, – усмехнулась Ангелина. – Иначе, как вы говорите, все заглохнет.

– Так что же мне делать? – вздохнула Аля. Ей почему-то казалось, что Ангелина догадывается, по какой причине она решила уйти.

– Терпеть, ждать, – мягко сказала та. – Все еще может измениться. Жизнь долгая… Поверьте мне.

* * *

Но не только Аля страдала от обиды и ревности – вскоре та же сердечная напасть настигла младшую сестру. Услышав в трубке плачущий Настин голос, Аля не на шутку перепугалась:

– Что случилось?!

– Это конец! – прорыдала Настя.

Все бросив, Аля взяла такси и полетела к Насте.

…Оказалось, что Настя чем-то обидела своего жениха Арсена, он вспылил, Настя не сдержалась – поссорились.

– Ну, поссорились – помиритесь! – Аля с облегчением выдохнула. Уж чего она только не успела передумать, пока ехала к Насте.

Настя посмотрела на Алю с укоризной, как на бесчувственного человека, не сознающего масштаб чужого горя, в то время как оно было безмерно! В своем отчаянии Настя дошла до самого дна и, судя по всему, возвращаться оттуда не собиралась. Аля растерялась, она не ожидала, что ее прагматичная сестра может так страдать из-за мужчины.

– Не из-за мужчины! – покачала головой Настя. – Из-за любви!

Она призналась Але, что забросила все дела, потому что без Арсена ей ничего не нужно.

– А как же твой салон, собаки?

Настя махнула рукой:

– А, все псу под хвост!

– А сахарная вата? Скоро ведь лето! – напомнила Аля, стараясь переключить Настю с любви на что-то другое. Раньше в отношении Насти неплохо срабатывали «денежные» темы, но теперь она не проявляла к ним никакого интереса. Аля поняла, что дело действительно плохо (если уж сестре плевать на собственный бизнес!), и осторожно сказала:

– Настенька, не отчаивайся!

Настя ответила ей продолжительным ревом, напоминающим вой сирены.

– Его нужно вернуть! – подсказала Аля безутешной сестре.

Настя мгновенно выключила сирену:

– А как? Это невозможно! Он и слышать не хочет! Не отвечает на мои звонки! Он вообще уехал в свою Армению! И отгородился от меня Араратом!

– На что ты готова ради своей любви?

– На все!

– Тогда надо ехать в Армению. За ним!

Настя сжалась:

– Ну как я поеду одна… Чужая страна, в которой я никого не знаю… А если Арсен откажется со мной встретиться? Что я буду делать?

Аля поразилась: ее решительная, прагматичная сестра сейчас была похожа на маленькую девочку, какой была в детстве, – и поняла, что должна ехать с Настей.

…На следующий день, забежав в студию, Аля подошла к Никите и, стараясь не смотреть на него, нарочито спокойно сказала, что ей необходим отпуск. На десять дней. Просто отдохнуть от всего. Подумать.

– Хорошо, – сказал Никита, – возвращайся скорее.

В самолете Аля провела с Настей (так, на всякий случай) сеанс поддерживающей психотерапии, но, как вскоре выяснилось, переживать было не о чем. Когда Арсен узнал, что Настя прилетела в Ереван, он мгновенно простил ей все на свете, и они тут же помирились. Аля даже подумала, что приехала напрасно – и без нее бы все устроилось. Но оказалось – не зря. Так как Арсен снова сделал Насте предложение руки и сердца, Аля познакомилась со своими будущими родственниками.

Арсен привез барышень в свой дом, представил их родителям и многочисленной родне. Аля была поражена теплотой и радушием, с которыми их приняли в Армении. Над этой страной светило доброе солнце, здесь жили приветливые, гостеприимные люди. Где бы Аля ни появлялась, она всюду слышала: «Барев!», что переводится как: «Желаю доброго солнца!»

В сравнении с весенней Москвой здесь уже было настоящее лето – все цвело и радовало глаз. Арсен показал сестрам свою Армению – «музей под открытым небом»: древние храмы, замки, монастыри, водопады, озера.

Завораживающие звуки дудука с его светлой печалью, седой Арарат, который здесь был виден отовсюду, красота, своеобразие, история этой удивительной страны поражали.

Все вокруг было таким ярким и необычным, что порой Аля даже начинала воспринимать происходящее отчасти отстраненно, словно бы она смотрела красочный, яркий фильм об Армении. Вот семейство жениха (все невероятно колоритные, красивые, улыбчивые), проникающие в самую душу армянские песни (оказалось, что мама и сестра Арсена прекрасно поют), вкуснейшая армянская кухня (гранатовое вино, горячий лаваш, овечий сыр и, разумеется, густой черный кофе – без него в Армении не могут жить!). И конечно, прекрасные, вечные горы.

Аля провела здесь девять радостных, наполненных дней, и однажды утром, на веранде дома Арсена, разбирая гранат на зернышки, она вдруг подумала, что могла бы здесь остаться и прожить счастливую жизнь…

Но у нее была своя жизнь, в которую пора было возвращаться. Отпуск заканчивался.

…Незадолго до отъезда Аля получила тревожное смс-сообщение от Ангелины Ткаченко: «Алевтина, возвращайся скорее. Без тебя тут все развалилось. Никита хочет отказаться от спектакля». Растерянная Аля попыталась позвонить Ангелине, чтобы выяснить подробности, но почему-то дозвониться не получилось.

В тот же день Аля простилась с Настей (та решила задержаться в Ереване еще на пару недель) и своими будущими родственниками (на самом деле уже ставшими родными) и полетела в Москву.

* * *

Уже в Москве из аэропорта Аля снова позвонила Ангелине и на сей раз дозвонилась. Ангелина рассказала о том, что случилось в театре в последние дни. Оказалось, Эльвира сообщила Никите о том, что не будет играть в спектакле.

– Но почему?! – Аля была потрясена.

Ангелина усмехнулась:

– По слухам, у Эльвиры роман с продюсером Фельманом, и ей сейчас не до репетиций. Ее уход настолько подкосил Никиту, что он распустил всех актеров, объявив, что спектакля не будет.

Аля замерла с телефоном в руках – как же так?! Столько сил, нервов, времени, жизни вложено в эту постановку, и – не будет?!

– Из-за такого идиотизма срывается хороший спектакль! – словно в унисон Алиным мыслям, с горечью сказала Ангелина. – Из-за каприза мальчишки! И я, старая дура, зачем-то с вами связалась, только время потеряла!

Аля растерянно попросила Ангелину пока повременить с выводами. «Подождите, может, Никита еще передумает». Взяв такси, прямо из аэропорта, не заезжая домой, Аля поехала в студию, ей почему-то казалось, что Никита должен быть там.

…Так и вышло. Взъерошенный Никита сидел в пустом зрительном зале и пил коньяк. Увидев Алю, он только равнодушно кивнул: привет! У него было лицо оставленного ребенка. И вот, казалось бы, Аля должна радоваться тому, что ее соперница самоустранилась, но радости почему-то не было… Была горечь. И боль за Никиту.

Она терпеливо, снова и снова убеждала его в том, что все можно исправить, отыскать другое решение. В конце концов, найти другую актрису. «Другую?! – возмутился Никита. – Кто может заменить Максимовскую?!» Аля вздохнула: «А я все-таки попробую что-то придумать!»

И придумала. Аля нашла Эльвире замену. Увидев выпускницу театрального училища Женю Скочкину в дипломном спектакле, Аля поняла, что это – та актриса, которая справится с ролью. Конечно, в сравнении с Эльвирой на первый взгляд Женя проигрывала – маленькая, тоненькая, совсем юная… Но ее энергии и драйва хватало, чтобы взорвать любой зал. Про себя Аля назвала Женьку «Пиаф» – маленький воробушек (но этот воробушек дорогого стоил, превращаясь в спектакле в настоящую жар-птицу).

Однако Никита не поддержал Алин выбор. Увидев Женю на репетиции, он, усмехнувшись, бросил Але:

– Алевтина, ты надо мной издеваешься? После Максимовской эта девочка?!

А вот Ангелина Ткаченко Алю поддержала и сказала, что у юной Жени потенциал – о-го-го! «Вы еще про эту девочку услышите!»

Услышав реплику Ткаченко, Никита махнул рукой:

– А, сговорились! Ну и делайте что хотите!

Аля разозлилась: ладно, будем делать что хотим. И утвердила Женю Скочкину на роль.

Узнав о том, что ее взяли, Женя пообещала Але, сжав кулаки: «Вы не пожалеете! Вот увидите!» И впрямь – ни разу не пожалели. Впоследствии Женька стала душой спектакля. Вдвоем с Ангелиной они играли спектакль на два голоса – взрослая Ангелина со своей печалью и опытом и юная порывистая Женька.

Але пришлось полностью взять театр на себя. Ей хотелось доказать Никите, что у них все получится, вернее, у него все получится!

Присутствуя на репетициях, Никита большей частью молчал, лишь наблюдая за Алей, взявшей на себя роль режиссера и идейного вдохновителя, а иногда вообще не приходил на репетиции. Аля не обижалась, понимая, что он до сих пор переживает из-за Эльвиры.

Еще как переживает… Казалось, Никита вообще утратил интерес и к студии, и к спектаклю, стал замкнутым, колючим, мог сказать что-нибудь резкое. Однажды он не сдержался и с укором заметил Але, что это благодаря ей Эльвира познакомилась со злополучным Фельманом, из-за которого потом ушла из спектакля. Аля задохнулась от очевидной несправедливости его упреков:

– Я хотела как лучше, ведь я… – с губ срывалось: делала это ради тебя, а ты…

Никита махнул рукой:

– Зачем ты во все вмешиваешься? Живи своей жизнью!

Аля ушла в гримерку и расплакалась: неужели он не понимает, что ее жизнь с некоторых пор связана с его жизнью?! В гримерку вошла Ангелина. Аля смахнула слезы, но Ангелина давно обо всем догадывалась. С ее-то опытом и знанием жизни! Глазами она спросила Алю: что стряслось? И та, не выдержав, пожаловалась ей, что с тех пор, как она встретилась с Никитой, ее жизнь напоминает сказку «Двенадцать месяцев»: достань денег, заполучи Максимовскую, поставь спектакль – раз от раза задача усложняется. «Я чувствую себя героиней сказки, которой зимой нужно было раздобыть подснежники. И все ради чего?!» – «Полагаю, ради любви?!» – подмигнула Ангелина. Аля только улыбнулась сквозь слезы.

* * *

В середине мая из Еревана вернулась Настя – привезла гранатовое вино, сувениры и отличное настроение. Узнав, что Аля днями пропадает в театре, Настя уговорила ее вместе провести выходные: поездить по паркам, отдохнуть, развеяться.

…Москва расцветала. В парках цвели яблони, вишни, сирень. Любуясь этим пенно-облачным дивом, Аля подумала, что в это время радости и цветения так просто быть счастливой… Настя рассказывала об Армении и делилась своими планами на будущее, в которые входило как минимум безоговорочное счастье.

Сестры купили по пломбиру в вафельном стаканчике и радовались как дети: цветущий парк, мороженое, а впереди – лето!

Перебрав все ереванские впечатления и истории, Настя спросила сестру про Никиту (с той встречи в ее салоне она почему-то относилась к нему с иронией, за что Аля на нее неизменно обижалась). Вот и сейчас Настя не сдержалась и, усмехнувшись, заметила:

– И не надоело тебе ему сопли подтирать?!

– Никогда больше так не говори! – вспыхнула Аля. – Ты ничего не понимаешь. Он… гений!

Настя удивленно посмотрела на сестру:

– Вот я действительно не понимаю… Я думала, у тебя это быстро пройдет, рассосется, а гляжу – не проходит. Ты в него влюбилась, что ли?

Аля перестала есть мороженое и замерла. Небо стало темнеть. Потянул свежий ветер.

– Ты его любишь – это же очевидно! – заключила Настя. – Ради постороннего человека не будешь так стараться!

Аля остановилась посреди аллеи как вкопанная. Где-то вдали сверкнула молния. Хлынул оглушительный, веселый ливень. Настя вздрогнула:

– Бежим под навес!

Но Аля и не пошевелилась. Она сосредоточенно вслушивалась в себя, стараясь услышать нечто важное, что до сих пор скрывала от себя самой. «Да, я его люблю. И кроме Никиты, мне никто не нужен».

Аля вдруг обрадовалась, как девчонка, и понеслась, чуть не бегом, по лужам.

* * *

Белым тополиным снегом опустился на Москву июнь.

В театре все как-то наладилось, но безмятежности не было – появились новые проблемы. Деньги таяли, Никите приходилось выплачивать проценты по кредитам. Он даже отказался от съемной квартиры и снова переехал к Але.

Видя, что Никита переживает из-за долгов, Аля задумалась: чем она может ему помочь? Увы, она тоже была стеснена в средствах. С зимы Аля сотрудничала с несколькими изданиями как дизайнер, но из-за большой загруженности в театре работать где-то серьезно, на постоянной основе, у нее не получалось, а потому и заработки были скромными. Если бы у нее имелись какие-то накопления или фамильные бриллианты, она бы не задумываясь с ними рассталась, чтобы помочь Никите, но, увы, ничего такого не было. Поразмыслив, Аля решила продать свою коллекцию винтажа – хоть какая-то помощь…

Она спросила у Ангелины, не знает ли та, кому можно продать коллекцию. Ангелина, покачав головой («Неужели все так плохо, детка?»), дала телефонный номер своего знакомого, собиравшего винтаж. «Но больших денег не выручите, Алевтина, это же так… стекляшки, хотя и весьма симпатичные».

– Ну, хоть что-то, – вздохнула Аля.

Узнав о том, что Аля продала коллекцию, Настя сказала, что она всегда знала, что Аля – дура. «Давай еще квартиру продай и будешь бомжевать на пару со своим непризнанным гением!» Аля сникла:

«Спасибо за сочувствие!»

Но ее сестра была своеобразным человеком – через пару дней Настя приехала к Але и протянула ей пачку денег: «Вот, держи. Считай, что это мой вклад в ваш театр. Хочу быть как этот… Савва Морозов!» Оказалось, Настя продала свои ларьки с сахарной ватой.

Аля обняла сестру:

– Спасибо, Настюша. Вот только не знаю, когда смогу отдать.

Настя махнула рукой:

– Не к спеху. Да, кстати, хотела осенью пригласить твоего Никиту на нашу с Арсеном свадьбу…

Аля улыбнулась – ей казалось, что до осени еще так далеко. Впереди было целое лето. А лето, как поется в одной хорошей песне, – это маленькая жизнь.

Глава 5

Громом и ливнями отшумел июль. На сцену вышел август.

Никита по-прежнему жил у Али, и ей казалось, что вернулись старые добрые времена. Они вместе гуляли в парках, читали друг другу вслух любимые книги, обсуждали свою будущую премьеру, которая была намечена на октябрь, строили новые планы. Все было хорошо, но иногда Аля замечала, что Никита хандрит, словно бы его что-то печалит. Она всеми силами пыталась поддержать его, растормошить.

Как-то Никита обмолвился о том, что хотел бы попробовать себя в кинематографе. «Я всегда мечтал снимать фильмы».

Аля тут же загорелась:

– Конечно, надо попробовать, ты такой талантливый, у тебя все получится!

Никита вздохнул:

– Да, хотелось бы… Но мне уже поздно начинать что-то новое. Да и ресурсов для этого нет.

В ответ Аля разразилась целым монологом:

– Поздно?! Я тебя умоляю! Многие художники начинали творить и куда в более серьезном возрасте! Ник, никогда ничего не поздно! Чего ты ждешь? Прямо за этими окнами – жизнь! И тысячи историй ждут тебя! Бери камеру и иди снимать фильм! Пока нет профессиональной камеры, снимай хотя бы на камеру своего телефона. Главное, уже начать что-то делать! Слушай, Ник, нельзя же всю жизнь ждать подходящего момента!

В ответ Никита с иронией заметил, что, если ей кажется, будто все так просто, пусть она и докажет на деле – пойдет и снимет фильм. «Пойти и снять фильм?» – усмехнулась Аля и вновь вспомнила сказку «Двенадцать месяцев». Ей опять нужно было искать подснежники под снегом. Что ж – ладно.

На следующий день она решила снять небольшой документальный фильм (скажем скромнее – ролик), а идею для него попросила придумать Никиту. «Вот о чем бы ты снял свой фильм?» Никита сказал, что в своем фильме он бы показал один летний московский день – просто один день из жизни большого мегаполиса со всем прекрасным, ужасным, трагичным, смешным, что в нем есть. Это был бы бесхитростный и наивный рассказ от лица автора, который видит этот город – в первый раз, словно только сегодня приехал в Москву откуда-то издалека, и рассматривает все как ребенок, удивляясь жизни «на другой планете».

Аля поделилась идеей с ребятами из театра – Женей, Петром, Ильей, и те ее поддержали. Илья одолжил профессиональную камеру у своего друга-оператора, и в выходные Аля с ребятами махнули снимать кино. С их стороны это, конечно, была настоящая дерзость – если учесть, что у них, не имеющих ни специального образования, ни опыта, может что-то получиться, но они просто взяли и стали снимать свой фильм. Кстати, Аля, затевая все это ради Никиты, до последнего надеялась, что он тоже будет участвовать в съемках, но Никита отказался: «Какой еще фильм? Полный бред!»

Одним днем съемки, разумеется, не ограничились – снимали две недели, потом месяц «сводили» фильм (тут Але здорово помогли друзья Ильи – профессиональные киношники). Они-то и посоветовали ей, когда работа над фильмом была завершена, отправить его на фестиваль документальных фильмов.

Никита, посмотрев фильм, дал свою сдержанную оценку: «Неплохо».

Аля предложила отправить ролик на фестиваль, поместив в титрах его имя как автора идеи. Никита отказался: «Ну уж нет. Я к этому отношения не имею». Особенно не надеясь на результат, Аля отправила заявку с фильмом на фестиваль да и забыла об этом.

* * *

Несмотря на хандру Никиты и накопившуюся усталость, Аля была счастлива. Однажды, вернувшись домой и увидев в прихожей на вешалке плащ Никиты, пропахший его табаком, она подумала, что одна пуговица на этом плаще для нее дороже всех богатств мира.

…Яркий, зеленый хвост лета мелькнул за поворотом и исчез. За делами и рабочей суетой Аля даже не успела заметить, что наступила осень. До премьеры оставалось всего ничего. Между тем Никита как будто и не радовался скорому исполнению своей мечты – замкнулся в себе, выглядел мрачным, подавленным. Аля, все замечая, переживала, конечно, но старалась не лезть к Никите с расспросами – в конце концов, кто этих гениев поймет, кто сможет разобраться в их сложном внутреннем мире?

В начале сентября Аля на выходные уехала к родителям на дачу – отмечали Настин день рождения. Вернувшись домой в понедельник утром, она еще в прихожей увидела, что на вешалке нет плаща Никиты, и встревожилась. Она окликнула Никиту – тишина. А потом на кухонном столе Аля увидела записку. Сердце сжалось от недоброго предчувствия.

«Дорогая Аля, я решил вернуться во Францию. Со студией поступай как знаешь. Уверен, если ты решишь продолжить наш театральный проект, у тебя все получится. Искренне желаю успехов. Спасибо тебе за все! Ник».

Аля бросилась в его комнату. Там было непривычно пусто – никаких вещей Никиты. Из-за распахнутого окна в комнате не осталось даже запаха его табака. Аля опустилась на диван и заплакала. В открытое окно стучал уже не летний, а осенний унылый дождь.

* * *

Осенью Аля поняла, что у нее больше нет сил. «Все! Я ведь тоже живой человек, я больше не могу постоянно что-то устраивать, добиваться невозможного, искать подснежники там, где их нет…»

К театральной премьере в студии все было готово, но без Никиты ничто не имело смысла. «Если это не нужно ему, то значит, вообще не нужно!» – решила Аля. В какой-то миг она просто легла на диван у себя дома и пролежала так три дня лицом к стене, отвернувшись от мира.

В чувство ее привела Настя. Приехав к Але, она увидела картину полного распада личности – ее старшая сестра лежала на диване, вялая и безучастная.

– Давно так лежишь? – поинтересовалась Настя.

– Три дня, – честно сказала Аля.

– А почему?

– Потому что ничто не имеет смысла! – ответила Аля таким угасающим голосом, что Настя схватилась за сердце.

– А я заказала афиши, – грустно проговорила она. – Вложила кучу денег в рекламу спектакля.

Аля молчала, чувствуя неподъемный груз вины перед ребятами, Ангелиной, Настей.

– Это же свинство! – не выдержала Настя. – Один взял и свалил – кинул людей, теперь ты… А другие-то при чем?! Взбаламутили людей, заморочили им головы, а теперь, видите ли, всем спасибо, все свободны! А ну, давай вставай! Лежит тут как колода… Жертва несчастной любви!

Настя подлетела к Але и столкнула ее с дивана. Упав, Аля заплакала, а потом поднялась, умылась, причесалась и поехала в театр. Как ни странно, не самый гуманный Настин метод исцеления от хандры оказался весьма действенным.

И что-то постепенно стало налаживаться. Аля вообще считала уныние грехом и старалась к бедам и неудачам относиться так, как к ним относятся дети (в детстве все беды переживаются отчаянно, но недолго, потому что тебя словно поддерживает какая-то сила – подставляет два крыла). Кстати, о детстве… Однажды, будучи ребенком, она решила взять баллончик с краской и пойти в метрополитен, чтобы исправить там надпись «выхода нет» на другой, оптимистичный вариант – «выход есть». Потому что выход действительно есть, она в этом была убеждена, нужно просто его поискать. Надпись она тогда, конечно, не замазала (не пустили родители, узнавшие о ее намерении), но вот эта убежденность в том, что выход всегда есть, осталась у нее навсегда. И нынешней грустной осенью Аля старалась чаще себе об этом напоминать: есть! Всегда есть.

…В конце сентября она узнала, что их документальный фильм получил приз на фестивале как лучшая дебютная работа.

А в октябре состоялось открытие театральной студии и премьера спектакля по пьесе Никиты Румянцева. Зал оказался полон. И пусть во время первого прогона были отдельные шероховатости, и не все прошло как задумывалось, зрители тепло приняли спектакль, поверив в придуманный Никитой мир, с любовью воссозданный Алей и актерами.

После премьеры Ангелина Ткаченко – звезда, прима этой постановки – обняла Алю: «Ты молодец, девочка, большая молодец! Все получилось. Этому спектаклю – быть! Поверь моему опыту!»

Премьеру отмечали в студии – весело, шумно. Аля праздновала вместе со всеми, и все-таки к ее радости примешивалась и горечь – ей бы хотелось, чтобы Никита знал об их успехе и о том, что свеча, которую он зажег, не погасла.

* * *

Как-то в конце октября, после спектакля, Алю за кулисами встретила Эльвира Максимовская. Эльвира, сказав, что она пришла на премьеру как зритель – посмотреть, что в итоге получилось, – поздравила Алю с успехом и призналась, что спектакль ей очень понравился (сумасбродная, капризная и очень талантливая Эльвира могла позволить себе все, даже искренность!).

– Ты, молодец, Алька, все-таки добила эту идею! Но что дальше? Что еще будете ставить?

Аля улыбнулась:

– Посмотрим. Жизнь покажет. Знаешь, я теперь убеждена в том, что любые желания даются человеку с силами для их осуществления.

Эльвира вытащила из сумки шампанское:

– Ну что, выпьем за твой успех?

Барышни выпили и за успех, и за театральное искусство, и отдельно за искусство вообще. Эльвира похвалила юную Женю Скочкину, заменившую ее в спектакле, и восхитилась игрой Ангелины Ткаченко: «Гениальная старуха! Знаешь, Алька, я мечтаю хотя бы когда-нибудь дотянуться до ее мастерства!» Кроме прочих оценок спектакля, Эльвира сказала, что пьеса Никиты кинематографична и что ее можно переделать в киносценарий.

– Думаешь? – растерялась Аля.

– Конечно, – кивнула Эльвира. – Получился бы отличный фильм. Надо предложить эту историю киношникам. О, обратись к Фельману. Он, конечно, сволочной тип, но в профессии – один из лучших. Точно, подкинь ему идею снять фильм по вашей истории.

– К Фельману? Ох! – вздрогнула Аля, вспомнив холодные глаза продюсера.

– Я бы тебе помогла – замолвила слово, но мы с ним расстались! – призналась Эльвира. – Представляешь, у нас оказалась полная несовместимость во всем! А мой Моня не ужился с его котом Максом! Теперь, когда мы с Фельманом встречаемся по необходимости, он, завидев меня, делает такое лицо, будто у него болят все зубы! Так что извини, протекцию оказать не смогу. Действуй сама, а вдруг что получится?! Кстати, передавай привет его коту Максу! – Эльвира хихикнула. – Знаешь, Алька, я отныне вообще зареклась заводить романы с людьми творческой профессии. Уж больно с ними тяжело. Их талант нужно обслуживать, поклоняться ему, а у меня, извините, у самой талант!

Уже собираясь уходить, Эльвира обняла Алю (невиданное проявление теплоты, учитывая ее сложный характер) и сказала:

– Слушай, Алька, а ты ведь такая… Золушка! Всем помогаешь, за всех выполняешь их работу, но вот сказка какая-то получается неправильная. Потому что принц неправильный – сбежал, испугался трудностей. Хочешь знать, почему я ушла от Никиты? Потому что он – слабак. И всегда будет таким!

Аля яростно запротестовала:

– Ну что ты! Это неправда! Он – гений, талант. А талантливые люди – сложные. К Никите нужен особенный подход!

Эльвира взглянула на Алю с удивлением:

– Ну правильно! Особенный подход! А в идеале – посвятить ему всю жизнь! Ты тетешкаешься с ним как с ребенком! Зачем тебе это?

– Затем, что я его люблю, – сказала Аля.

Эльвира сочувственно кивнула:

– Бывает… Не повезло тебе, подруга.

Аля улыбнулась – нет, она так не считала. Встреча с Никитой оказалась самым удивительным, странным, прекрасным событием в ее жизни, благодаря которому она нашла себя.

Обдумав совет Эльвиры, Аля решила и в самом деле предложить продюсеру Фельману пьесу Никиты как идею художественного фильма.

Она действовала по старому сценарию – ждала Фельмана у продюсерского центра. Увидев, что продюсер наконец-то вышел из здания, Аля отделилась от стены и тихо сказала:

– Здравствуйте!

Акула киноиндустрии вздрогнула от неожиданности. Фельман определенно узнал Алю.

– Что опять? – вместо приветствия мрачно поинтересовался продюсер. – Какую дрянь вы подсунете мне на этот раз?

Из сей фразы Аля заключила, что у Фельмана с Эльвирой и впрямь напряженные отношения, и несколько растерялась. Однако она быстро собралась и принялась убеждать Фельмана в том, что тот непременно должен снять фильм по пьесе Никиты Румянцева. «По сути, пьеса и есть готовая киноистория!»

– Чего ради я должен это делать? – усмехнулся продюсер.

– Потому что это гениальная история! – сказала Аля и по сморщившемуся лицу Фельмана поняла, что дала «неправильный ответ». Вспомнив Настину школу, она быстро поправилась: – Потому что это принесет вам деньги.

Фельман покачал головой:

– Ладно. У вас есть пять минут. Расскажите свою историю.

– За пять минут? – ахнула Аля.

– Этого достаточно, чтобы понять, стоящая ваша идея или унылое, сами знаете что. Время пошло! – хмыкнул Фельман.

Аля выдохнула и, представив, что она пересказывает историю Никиты, к примеру, сестре Насте, затараторила.

Выслушав, Фельман пожал плечами:

– Ладно. Оформите вашу идею в заявку и пришлите мне в письменном виде. Не мой жанр, но что-то в этом есть…

Проводив отъезжающую машину Фельмана глазами, Аля улыбнулась: «Ничего, Никита, у нас с тобой получится и это, вот увидишь! Еще все узнают, какой ты талантливый!»

* * *

Никита сварил себе кофе и подошел к окну, из которого была видна белая базилика Сакре-Кёр. Монпарнас еще спал. Тишину маленькой, узкой улочки, где он с недавних пор поселился, нарушали только звуки дождя.

Воспоминания горчили, как горький запах осенней палой листвы, как этот утренний слишком крепкий кофе.

…В последнее время в Москве он и сам не знал, что с ним происходит. Легла на душу какая-то печаль и отравляла все ядом сомнений, горечью уязвленного самолюбия. Поначалу он переживал из-за Эльвиры, чувствовал обиду, ревность… Потом те же чувства, но в несколько ином смысле стал испытывать по отношению к Але, когда понял, что она со всем справляется лучше него. Да, оказалось, все, за что бы ни бралась эта тоненькая светловолосая девушка с высокими скулами, чуть раскосыми серыми глазами и легчайшим именем, получалось удачно и талантливо. Он был искренне благодарен ей за поддержку и помощь, но при этом чувствовал некую досаду на себя, стыд за то, что в то время как он только мечтает о чем-то, Аля делает его мечты реальностью. Все осложнилось еще больше, когда летом он понял, что с некоторых пор видит в Але не только друга.

Ее отзывчивость и готовность всегда прийти на помощь, подставить свое хрупкое плечо нельзя было не оценить, в нее саму невозможно было не влюбиться – в эти серые глаза, открытую улыбку, присущую ей легкость и любопытство к миру. Поняв, что он влюбился в свою верную помощницу, Никита растерялся. Он не стал признаваться Але в своих чувствах, боясь, что это может что-то испортить, разрушить их дружбу. А еще он боялся, что однажды, догадавшись о его сомнениях, его слабости, она разочаруется в нем. Да и что он мог ей дать – бездарный режиссер, мужчина, запутавшийся в сомнениях, как в паутине?! Кроме всего прочего, его изрядно тяготили проблемы с неоплаченными долгами; нужно было как-то решать этот вопрос. И если в Москве у него больше не было никакого имущества, то в Париже осталась маленькая квартирка-студия в районе Маре – приобретение из прошлой благополучной жизни. Подумав, он решил поехать во Францию, чтобы продать квартиру, но главное – взять паузу, разобраться в себе.

На самом деле он, конечно, сбежал. Да, сбежал из Москвы – от Али, от себя самого.

…Отвергнув предложение отца вернуться в семейный бизнес (это было бы полной капитуляцией!), Никита устроился барменом в небольшой ресторанчик. Эта незамысловатая работа отлично подходила для человека, который стремится понять, чего он хочет на самом деле.

Выставив собственную квартиру на продажу, Никита поселился в квартале Монпарнас, в мастерской своего приятеля, где уже жил год назад. Это была комната, из окон которой открывался потрясающий вид на католический храм – белую базилику Сакре-Кёр, что означает Святое Сердце.

…Храм Святого Сердца плыл в сером парижском небе. По-прежнему моросил дождь. Никита закрыл окно. Пора было идти на работу. Монпарнас просыпался.

По вечерам и в свободные от работы дни Никита любил гулять по осеннему Парижу, бесцельно кружа по городу, наблюдая за тем, как он все вернее погружается в осень. В кармане Никитиного плаща всегда лежала брошь в виде изумрудной лягушки – Алин новогодний подарок «наудачу».

По выходным он иногда заходил на блошиный рынок. Ему нравилась особенная атмосфера этого невообразимо пестрого места, где, казалось, жил дух настоящего Парижа. Среди пыли времен и гор хлама здесь можно было отыскать что-то по-настоящему ценное – редкие, антикварные вещи. Никита давно хотел найти тут что-то для Али. Узнав однажды от Ангелины, что Аля продала свою коллекцию винтажных украшений, желая помочь ему, он решил со временем хоть как-то восполнить ее потерю.

В тот день его внимание привлек развал с винтажной бижутерией. Здесь были медальоны и броши, подобные той, что он носил в своем кармане. Среди прочих Никите особенно понравилась брошь в виде ветки сирени – трогательная, нежная. Он поинтересовался у продавца – колоритного старика, похожего на постаревшего Дон Кихота, – о цене украшения. Тот назвал цену и заметил, что вещь редкая – броши больше ста лет. Получив от Никиты деньги, торговец протянул ему брошь и к ней – старинную дамскую сумочку из гобелена. Старик сказал, что брошь долгое время хранилась в этой сумке и эти вещи «неразлучны».

Вечером, вернувшись домой, Никита рассмотрел брошь. Вещица и впрямь была изящной. Подумав, что когда-нибудь он подарит ее Але, Никита раскрыл сумку, чтобы положить туда брошь. Коснувшись подкладки – старого, вытертого бархата, – он вдруг нащупал рукой какую-то бумагу, скрывавшуюся под разорвавшейся материей. Никита развернул пожелтевший от времени лист бумаги. Размашистым неровным почерком на французском языке там было написано: «Мария, я буду любить тебя всю жизнь. Любить после жизни. Всегда. Поль». И дата – двадцать четвертое декабря тысяча девятьсот четырнадцатого года.

«Надо же, сто лет назад! – подумал Никита. – Интересно, какой была женщина, которой клялись в вечной любви? Как она выглядела, какие у нее были привычки, любила ли она человека, написавшего эти слова?»

* * *

Поезд, на котором Поль уезжал на фронт, уходил в сочельник.

Поль и Мария прощались. На перроне было суетно и людно. Казалось, сам воздух этого серого холодного вечера был пропитан напряжением; оно проявлялось по-разному: у кого – слезами, у кого – нарочитым весельем. А Мария просто застыла, окаменев от беды, коей стала скорая разлука с Полем. До отправления поезда оставалось всего несколько минут, нужно было успеть сказать самое важное. Поль, гладя волосы Марии, прошептал, что в ее рыжих волосах запуталось солнце, а эти глаза Мария не иначе как украла у кошки. «Да, конечно, Мари, эти зеленые звезды предназначались какой-нибудь кошке, но шутка Творца – достались тебе!»

Как бы ей теперь ни было грустно, она не могла не улыбнуться. Они ведь с Полем и познакомились с этих слов…

…Мария шла по залитому солнцем Монмартру, радуясь лету, своему новому, зеленому, в тон глазам, платью, собственной красоте. Мужчины бросали ей вслед восхищенные взгляды, но Мария никого не замечала – она была помолвлена, а это все равно что замужем. И когда за ней увязался высокий незнакомец в темном пиджаке, она даже не взглянула на него.

Тот, однако, оказался настойчив – прошагал за ней полквартала, а потом, забежав вперед, заявил, что не может так просто отпустить женщину с необыкновенными глазами, должно быть, украденными у кошки. «Пошляк!» – разгневалась Мария. Незнакомец ничуть не смутился, сказав, что он – художник и просто обязан ее нарисовать. Мария задохнулась от возмущения: «Да как вы смеете?!» Но в незнакомце – в выражении его глаз, в его улыбке, манере держаться – было что-то особенное, такое, что заставило ее взять протянутый им обрывок газеты, на котором он карандашом написал адрес своей мастерской.

А назавтра что-то заставило ее прийти в эту мастерскую и с вызовом сказать:

– Рисуй меня!

Он улыбнулся (как-будто знал, что она придет!), вытащил шпильки из ее волос, отчего волосы упали на плечи, снял с нее блузку и на стене своей обшарпанной комнаты углем нарисовал Марию: водопад волос, нежная шея, выпуклые соски.

…А дальше все было очень по-парижски – старая мансарда, вино в бокалах, закат, тающий вечер… В тот вечер Мария стала его музой, подругой, женой. И с того вечера она каждый день приходила в мастерскую Поля на Монпарнасе, из окон которой была видна белая базилика Сакре-Кёр.

Рядом с Полем, в этой убогой, маленькой комнате, Мария провела лучшие дни своей жизни. Она забыла все, чем жила раньше, забыла, что вскоре выходит замуж – прошлое потускнело, износилось, стерлось. Значение теперь имели только талант Поля, его картины, их любовь.

Поль был совершенной противоположностью ее серьезному, красивому, богатому жениху Жану – беспечный, неказистый, без гроша в кармане. В первый же вечер Поль сказал ей: «Милая моя, да, я нищий бродяга! И вряд ли когда-то стану другим! Приличной девушке лучше держаться подальше от такого, как я!» Он считал живопись своим призванием и впрямь имел незаурядный художественный талант, но его картины никто не покупал, и Поль бедствовал. Впрочем, Марию это ничуть не волновало, она убеждала любимого, что вскоре все наладится и его талант, в котором она не сомневается, оценят по достоинству.

Они не строили планов на будущее, просто радовались настоящему, проживая каждый день как последний. Поль, зная о предстоящем замужестве Марии, ничего от нее не требовал – они вообще не говорили о ее скорой свадьбе. В своей любви и страсти они существовали как в коконе, не замечая ничего вокруг. Между тем мир менялся – вызревало что-то темное, страшное, вскоре разразившееся войной.

В декабре, узнав о том, что Поля отправляют на фронт, Мария разорвала помолвку и рассталась с женихом. Она хотела быть честной с Полем.

Поль ее поступок не одобрил:

– Зачем?! Это война, Мария, я могу не вернуться…

Она улыбнулась:

– Я хочу ждать тебя с войны невестой, а не чужой женой! И… ты вернешься!

…Поезд тронется через пару минут. Мария вглядывалась в лицо Поля, стараясь запомнить каждую черточку, каждую дорогую сердцу деталь: его характерные жесты, вихры непослушных волос на макушке (у нее никогда не получалось пригладить ему волосы), его манеру прищуривать глаза, когда он тревожится или злится.

Как странно, еще недавно она думала, что их с Полем счастье зависит от нее, ей нужно только принять решение и разорвать помолвку с Жаном, но сегодня оказалось, что от нее ничего не зависит, что в их жизнь вмешались какие-то темные, роковые силы, которые хотят отнять у нее Поля. Абсурд! Она не отпустит его! Вцепится в него руками, неужели кто-то посмеет ее от него оторвать?!

– Ну что ты, – тихо сказал Поль, – прошу тебя, мы не сможем ничего изменить. – Он что-то вложил в ее руку. – Это тебе, Мария. Подарок на Рождество.

Она раскрыла ладонь и увидела записочку от Поля и брошь – веточку сирени.

– Видишь, сирень! Значит, скоро весна! – улыбнулся Поль. – А весной я уже буду дома!

Она закусила губы, чтобы не разрыдаться. Так и запомнила: серый промозглый день, свинцовое небо, бледное лицо Поля, в воздухе запах отчаяния и долгой – длиною в жизнь – разлуки. Когда поезд тронулся, Мария подумала, что ее жизнь закончилась.

В марте ей сообщили, что Поль погиб.

И не осталось ничего: ни той мастерской, где они жили, ни его картин.

Только эта брошь, его прощальное письмецо и тысяча дорогих сердцу воспоминаний.

* * *

Никите было неловко, словно он прикоснулся к чужой тайне, стал свидетелем чужой любовной сцены. Что, однако, делать с этим письмом? Бумага такая ветхая, того и гляди рассыплется на глазах. Выбросить – невозможно. Тогда что?

Ночью он дошел до Сены и на набережной сжег письмо – осталась почти невидимая горстка пепла, которую мгновенно унесло ветром. Ветер времени подхватил письмо Поля, и оно полетело над Парижем через годы, земные пределы, расстояния – к той, кому предназначалось: юной, любящей, любимой… Живой.

Над Парижем сияли огромные звезды…

На следующий день Никита начал писать роман о девушке с легким характером и легким именем, которая как магнит притягивает неудачников, чтобы помочь им осуществить мечты и поверить в себя, о противоречивом герое, которому предстоит пройти долгий путь, прежде чем он поймет, что мечты даются нам вместе с силами для их осуществления, о старой актрисе со вздорным характером и невероятным талантом, о жизни, весь смысл которой – в поисках своего предназначения и любви.

Да, конечно, он писал книгу о любви. Об Алиной любви к нему, которую он разглядел только сейчас – через масштаб разлуки и расстояния, любви, поддерживающей его, как два сильных крыла; о своей любви к Але, пересилившей все прочие чувства; о любви Поля и Марии. О любви, которая никогда не кончается, над которой не властны ни смерть, ни время.

* * *

Пришла зима, и снова город зажегся белым снежным огнем. В один из вечеров, на исходе декабря, Аля зашла в ту самую кофейню, где они с Никитой когда-то познакомились.

Она сидела за столиком, за которым впервые прочла пьесу Никиты, и вспоминала вечер их знакомства. Вспомнив, как они с Никитой вдвоем встречали Новый год (шампанское в пластиковых стаканчиках, разгромленная комната), Аля подумала, что это была лучшая новогодняя ночь в ее жизни и что она бы сейчас отдала все, чтобы вернуться в ту ночь.

От воспоминаний ее отвлек телефонный звонок.

– Говорит Фельман! – весомо сказал голос в трубке. – Значит так, после праздников жду вас у себя в офисе вместе с вашим автором. Надо обсудить детали будущего проекта. С наступающим!

Фельман давно отсоединился, а Аля еще какое-то время продолжала сидеть, приложив трубку к уху, потом опомнилась, убрала телефон и вздохнула: где же я найду автора?

* * *

Никита закончил роман к концу декабря, в сочельник. Поставив в романе последнюю точку (вернее, многоточие, потому что финал его книги оставался открытым), он вышел в город.

Он бродил по праздничному Парижу, украшенному к Рождеству, расцвеченному тысячей огней, а потом ноги сами привели его к тому месту на набережной, где два месяца назад он отпустил в вечность письмо Поля.

Никита закурил. Сигарета в руке чуть подрагивала – он чувствовал себя усталым, но это была приятная усталость человека, завершившего важное дело, ни больше ни меньше – открывшего себя. Теперь он знал, что его предназначение – придумывать и рассказывать людям истории, которые носит над землей ветер времени, и уже думал, о чем будет его новая история (роман или пьеса – неважно).

А еще он подумал о том, что этот уходящий год оказался очень важным в его жизни – многое случилось, многое сбылось, но оставалось еще нечто (самое важное!), что он должен был успеть сделать до Нового года.

Эпилог

Последний в этом году спектакль отыграли. Аплодисменты! Занавес закрывается!

Аля вручила подарки коллегам, поздравив всех с Новым годом.

Постепенно театр опустел, стало тихо. Ей пора было ехать домой – до Нового года оставалось всего ничего. А дома ее ждали кот, шампанское и воспоминания. А то, что Новый год придется встречать в одиночестве, – это ничего… Ничего…

Она вышла из театра. Декабрь, как метроном, мерил время, засыпая снегом последние часы, минуты…

– Аля! – окликнул ее знакомый голос.

Аля обернулась, не веря, что и впрямь слышит голос Никиты и что там, напротив театра, под фонарем, стоит он, приехавший – она эта сразу почувствовала всем сердцем – теперь уже только ради нее.

Так двенадцать месяцев Али, как в старой доброй сказке, где зимой расцветали подснежники, тоже закончились обыкновенным чудом.

Хотя в неожиданном появлении Никиты не было ничего удивительного. Самолеты из Парижа в Москву летают часто, и люди часто влюбляются друг в друга, и совершают глупости, и рожают детей (благодаря чему и существует этот мир), и чудеса в мире случаются часто. А под Новый год так вообще чудеса – самое обычное дело.

Новый год по-русски

Пролог

Екатеринбург. Середина девяностых годов. Новогодняя ночь

Новый год ученики десятого «А» решили встречать у Гены Куропаткина. У него для этого были все условия: пустая трехкомнатная квартира, новый видеомагнитофон и много продуктов – перед тем как уехать в соседний Челябинск к родственникам на праздники, Генкины родители заботливо затарили сыну холодильник. Гена сказал одноклассникам, что продуктов у него достаточно, но, чтобы встретить Новый год «по-взрослому», выпивку гостям нужно будет принести с собой. После недолгого обсуждения парни скинулись на алкоголь, а девчонки распределили, кто испечет торт, а кто принесет салаты и фрукты.

Вечером тридцать первого декабря все шестнадцать человек из десятого «А» собрались у Куропаткина дома. Градус веселья одноклассники стали повышать практически сразу, благо Серега Померанцев и Никита Фомин принесли с собой много пойла с загадочным названием «Портвейн номер 72». Компания весело проводила старый год, а потом народ разделился на группы «по интересам»: на кухне Никита Фомин со своей тусовкой под гитару пели песни «Наутилусов» («Гуд-бай, Америка, оууу!»), в большой комнате Серега Померанцев мастерски смешил одноклассников пародиями на известных людей, в коридоре устроили танцы, а в двух других комнатах уединились влюбленные пары (ибо таковые в десятом «А», как в любом другом выпускном классе любой школы, безусловно, были). Но за пять минут до Нового года Гена Куропаткин, на правах хозяина квартиры, созвал всех гостей в большую комнату (не пожалев даже уединившихся влюбленных), и под бой курантов, взметнув бокалы (мальчишки с портвейном, девчонки с шампанским), десятый «А» встретил Новый год. Когда дружно оторали положенное «ура», Гена вдруг предложил:

– Народ, а давайте встретимся в новогоднюю ночь здесь же… скажем, через двадцать лет!

– Как нормальные королевские мушкетеры?! – хохотнул Гоша Бородин. – Посмотреть, что с нами стало и не заржавели ли наши шпаги?!

– Так точно! – Гена отсалютовал в воздухе бокалом с портвейном.

– А интересно было бы узнать через двадцать лет, кто кем стал! – сказала голубоглазая отличница Катя Куликова.

Никита Фомин тут же заявил, что лично он все про себя знает уже сейчас: он будет рокером, потому что рок-музыка – единственное, чем стоит заниматься в этой жизни, Маша Сазонова подхватила тему и сказала, что станет модельером, Гоша Бородин сказал, что с профессией он пока не определился, зато знает, что точно будет мужем Маши Сазоновой, Лешка Баранкин поделился мечтой стать космонавтом, Вова Новиков признался, что видит себя через двадцать лет состоявшимся ученым, например, исследователем Севера, но дальше всех замахнулся Серега Померанцев, который объявил, что станет известным человеком, звездой экрана, и через двадцать лет его будут показывать по всем каналам. После Серегиной шутки Лева Стариков заключил, что его в таком случае ждет карьера римского папы.

– Ну вот и посмотрим через двадцать лет, у кого что сбылось! – улыбнулся Гена. – Так что, встретимся?

И все дружно заорали: «А давайте!»

– Значит, решено, – подытожил Гена, – встречаемся у меня тридцать первого декабря через двадцать лет. И давайте так… – Он на минуту задумался и продолжил: – Заключим пари, что каждый из присутствующих непременно придет на эту встречу, а тот, кто не придет, проигрывает и должен будет выплатить нам…

– Миллион! – выкрикнул Леша Баранкин.

– О! Точно! – обрадовался Гена. – Миллион!

– А если кто-то будет жить в другом городе? – спросил Вова Новиков.

– Расстояние в расчет не принимается! – сказал Гена. – Хоть с Луны, но прилететь на нашу встречу! Иначе – проиграл пари, и пожалуйста – миллион на бочку!

Все согласились и ударили по рукам.

Катя Куликова вздохнула:

– Встреча через двадцать лет?! С ума сойти! Нам будет по тридцать семь! Даже не верится!

– Нам никогда не будет по тридцать семь! – крикнул уже хорошо поддатый Серега Померанцев. – Потому что это уже практически загробная жизнь!

Его одноклассники дружно заржали. В ту новогоднюю ночь они все были счастливые, шальные и пьяные. Как и положено в семнадцать лет.

Прошло двадцать лет…

Глава 1

Наше время. За неделю до Нового года

На Крайнем Севере, куда жизнь занесла Владимира Новикова, Новый год можно было отмечать хоть каждый день, поскольку сложно было представить более подходящие «зимние декорации»: кругом льды, белые медведи, а вместо новогодних лампочек – северное сияние. Да, далеко судьба забросила Новикова. Вот уже пятнадцать лет он работал полярником на северной станции. Коллектив ее составляли всего десять человек, и мало кто из Володиных сослуживцев смог проработать здесь так же долго, как он: многие через пару лет сдавались и уезжали на Большую землю, к семьям, или наоборот, чтобы наконец обзавестись семьей. А Володя вот задержался на Севере, то ли потому, что на Большой земле его никто не ждал, то ли он уже настолько привык здесь… Последние пять лет он даже отказывался от положенного отпуска: а куда ехать? Родители Володи умерли, а больше его никто нигде не ждал. Хотя…

Две недели назад Володя вдруг занервничал и неожиданно для самого себя попросил начальника станции, которого все здесь звали просто Петровичем, отпустить его в конце декабря в двухнедельный отпуск. Володя попросил, и Петрович согласился, казалось бы, все хорошо, но через несколько дней Володя засомневался – а надо ли ему уезжать? Может, остаться, встретить Новый год с мужиками?! Вот они сядут в столовой, выпьют водки, и под бой московских курантов посерьезнеют их лица, потому что каждый подумает о своих близких, которые сейчас так далеко…

«Ехать или не ехать?» – в сотый раз задавался вопросом Володя и снова выходил в ночь, на мороз, курил, думал… Его внутренние сомнения не остались не замеченными для окружающих. Тем более что Володя медлил с отъездом – один день пропустил, второй… Наконец начальник станции не выдержал:

– Слушай, Новиков, я так и не понял, едешь ты в отпуск на Новый год или нет? Вот странный человек! Две недели назад ты попросил отпустить тебя на Урал – встретить Новый год на родине. Ну, я подумал, парень все-таки пять лет не отдыхал по-настоящему, и вошел в положение – одобрил отпуск, а ты теперь что-то непонятное творишь! Ты прямо скажи: поедешь?!

Володя виновато вздохнул:

– Да я и сам не знаю, Петрович. Вроде хочется, а вроде… – Он запнулся и замолчал. Да, всего не расскажешь… И как объяснить кому бы то ни было, почему он боится поездки на Большую землю и не представляет, как это вообще возможно – приехать в родной город и, выполняя условия заключенного двадцать лет назад пари, прийти в ту самую квартиру… А если она тоже придет?! Что тогда?!

Петрович, видя его замешательство, только плечами пожал: ну дела! – и заметил, что Новиков должен определиться с поездкой, потому что завтра утром на станцию прилетит последний в этом году вертолет, который может забрать Володю с базы, и если Новиков на нем не улетит, то все, Новый год он будет отмечать с товарищами-полярниками и белыми медведями. «Понятно, товарищ Новиков?» Володя кивнул.

Придя к себе в комнату, он налил сто грамм водки и махом осушил рюмку. Потом снял со стены гитару и запел: «Я спросил у ясеня, где моя любимая…» Пел полярник Новиков так проникновенно и прочувствованно, может, еще и потому, что кругом на сотни километров ни тополей, ни ясеней не было – только Северный Ледовитый океан и медведи. И любимая Новикова была далеко-далеко… За горами, за лесами – в маленькой уральской деревне.

* * *

В маленькой уральской деревне, как и во всей стране, тоже ждали Новый год, хотя вариантов, как провести новогоднюю ночь, у ее жителей было, конечно, меньше, чем у жителей какого-нибудь большого города. Как правило, праздничный сценарий сводился к следующему: в сто пятьдесят восьмой раз посмотреть «Иронию судьбы» и вместе с героями фильма сходить в баню, с ними же побывать в городе на Неве, а после обзвонить родных и друзей, чтобы непременно успеть всех поздравить, затем накрыть праздничный стол, дождаться поздравления президента («А наш-то хорошо сказал, душевно и по делу!») и, загадав желание под бой курантов в далекой Москве, встретить Новый год. А потом хочешь – смотри до утра концерт по телевизору, хочешь – отправляйся в гости к соседям или запускай на улице фейерверки. Но были и такие, кто обходился без всего этого. К примеру, тридцатисемилетняя учительница сельской школы Катя Куликова сразу после поздравления президента, шампанского и загаданного желания собиралась лечь спать, потому что какая же радость сидеть за столом в одиночестве и пялиться в телевизор или одной запускать фейерверки исключительно для себя, любимой?!

Увы, Катя давно поняла, что праздники вообще и Новый год в частности – радость не для одиноких женщин в возрасте «изрядно за тридцать». А посему с некоторых пор гораздо больше, чем сам Новый год, Катю радовали приготовления к нему. Уже с осени Катя, преподававшая в школе русский язык и литературу, вместе со своими учениками начинала готовиться к школьной новогодней елке. Ребята выбирали пьесу для постановки (зачастую Катя писала ее сама), ставили спектакль, увлеченно репетировали, с начала декабря рисовали афишу и пригласительные билеты.

Накануне Нового года в актовом зале школы устраивали целое представление. Именно в этот день, заряжаясь от детей радостью и весельем, Катя переживала свой полноценный Новый год с его особенной праздничной атмосферой, а вот в саму новогоднюю ночь какого-то особенного счастья она не испытывала, где-то в глубине души даже желая, чтобы длинные новогодние праздники (в ее случае череда пустых, одиноких дней) закончились побыстрее.

В общем, особенных «праздничных» планов на Новый год у Кати Куликовой не было, разве что тридцатого декабря она решила позвать к себе в гости двух подруг, учителей этой же школы, и устроить свой скромный праздник. «Посидим с девчонками, выпьем шампанского, посмотрим телевизор! – думала Катя, возвращаясь домой из школы. – Сделаю салат, испеку пирог или лучше «Наполеон»? Ладно, до Нового года еще пять дней, успею решить!»

Придя домой, она взяла лопату и принялась чистить двор от снега; декабрь в этом году выдался снежным, сегодня раскидаешь снег, завтра опять все крыльцо заметет, так что и в дом не войти. Устав (все-таки не женская это работа – лопатой махать!), Катя вернулась в дом, налила себе горячего чая и включила телевизор. Экран зажегся голубым светом, и в ту же минуту Катя вздрогнула, словно ее ударило током, – с ТВ-экрана улыбался ее бывший одноклассник, а ныне известный телеведущий популярного на всю страну шоу Сергей Померанцев.

«Как я могла забыть, что его шоу идет в это время!» – вспыхнула Катя и с такой силой нажала на кнопку пульта, словно это был спусковой курок пистолета. Она принялась перебирать каналы (пусть будет что угодно, только бы не видеть улыбающуюся физиономию Померанцева!) и наконец остановилась на милом семейном канале, где шел какой-то мыльный фильм о превратностях судьбы. Катя отложила пульт в сторону и, прильнув к экрану, погрузилась в мелодраматическую историю (уж кто-кто, а Катя знала, что такое превратности судьбы).

На середине просмотра вдруг зазвонил телефон. Ответив на вызов, Катя с удивлением услышала голос бывшего одноклассника Гены Куропаткина.

– Привет, Гена, ну почему я тебя сразу узнала, – сказала Катя, – и тебя с наступающим! Какое пари? А, то, что мы заключили двадцать лет назад… Как же, помню… Но извини, Гена, я не приеду на встречу. Увы, не смогу. Да, можно считать, что я проиграла пари. Конечно, про условие не забыла. Только вот, ребята, проигранного миллиона вы, учитывая мою нищенскую учительскую зарплату, будете ждать миллион лет. Ладно, Ген, с наступающим! Поздравь от меня ребят. Скажи, я всех и все помню…

Гена давно отсоединился, но Катя так и стояла с телефоном в руках. Да, она действительно все помнила. Да и как забыть, если та новогодняя ночь роковым образом изменила всю ее жизнь?! Этот звонок из прошлого взволновал ее, разбередил старые раны. «И зачем он позвонил?! – вздохнула Катя. – Да еще накануне Нового года?! Только настроение испортил».

Она подошла к окну. Снег, снег… Опять метет с самого утра… Так пойдет – с лопатой тут не справишься. И деревню, и единственную дорогу к трассе заметет, придется вызывать спасателей со снегоуборочниками, как уже было несколько лет назад.

* * *

В это дежурство первым пациентом у врача пермской ветеринарной клиники Ольги Смородиной был пожилой пудель, а за пуделем нескончаемой чередой потянулись другие пациенты: попугай, хорек, три кота разной степени откормленности и разных расцветок, вальяжный мопс, нервный шпиц и другие божьи твари. Несмотря на то что до Нового года оставалось несколько дней, пациентов было так же много, как в обычные дни, и, судя по записи на прием, это суточное дежурство не обещало быть легким. «Ладно, скоро отдохну!» – подумала Смородина. Сегодняшняя смена была у нее последней в этом году – завтра Ольга уходила в отпуск, что оказалось весьма кстати: в последнее время она здорово уставала на работе, но главное, ей требовалось решить кое-какие личные проблемы.

Кстати, о личном… В разгар рабочего дня Ольге позвонил ее муж Игорь и сообщил, что соревнования в Новосибирске, где он сейчас находится со своей командой, продлили еще на два дня и, стало быть, он вернется домой только тридцатого декабря. «Защищаем честь нашего клуба, ты же понимаешь, дорогая…»

«Дорогая» понимала даже больше, чем предполагал Игорь, – Ольга знала, что ее муж сейчас вовсе не в Новосибирске, а в Перми, и что никаких соревнований на самом деле нет, а есть только бесконечная, бесстыдная ложь. Однако Ольга не стала устраивать сцен, лишь сказала мужу с иронией: «Не сомневаюсь, что в этом виде спорта ты давно стал чемпионом», – и закончила разговор.

Об изменах мужа Ольга стала догадываться полгода назад, но старалась гнать эти мысли, уговаривая себя, что, возможно, ее предположения ошибочны, однако не далее как вчера днем она увидела своего мужа (якобы уехавшего в Новосибирск на соревнования!) в обществе совершенно посторонней, но, надо признать, весьма привлекательной блондинистой гражданки. Главное, так глупо вышло – перед дежурством в клинике Ольга подъехала к торговому центру, чтобы выбрать родным (в том числе Игорю!) новогодние подарки, и уже собиралась выйти из своей машины и отправиться в магазин, как вдруг – опа! – сама получила от судьбы «новогодний подарок». «А красивая пара, – горько усмехнулась Ольга, наблюдая из машины, как они, держась за руки, входят в торговый центр. – Просто созданы друг для друга!»

Когда прекрасная пара вошла в магазин, Ольга подумала: а не учинить ли ей сейчас что-нибудь разрушительное, к примеру, разнести половину этого торгового центра, включая свержение пальмы на первом этаже и битье витрин в дорогих бутиках?! Или хоть столкнуть подружку Игоря в помпезный фонтан в центре зала – пусть поплавает, а Игорь проявит себя, спасая возлюбленную! – или… махнуть на все рукой и сказать: а катись все к такой-то матери?! Минута на размышление… А потом Ольга резко ударила по газам и уехала «с места происшествия». Ага. Тем более что ей пора было в клинику – заступать на суточное дежурство. Итак, вчера она получила неоспоримое доказательство измены мужа, а если точнее – доказательство того, что их с Игорем семейная жизнь полетела в тартарары или псу под хвост, можно сказать как угодно, даже не особо стесняясь в выражениях, суть все равно не изменится. А суть в том, что у них с Игорем все кончено. И главное, ничего нельзя исправить, ничего… Они давно перестали быть близкими людьми, да и были ли ими когда-нибудь?

…Ольга с Игорем поженились десять лет назад, когда обоим было по двадцать. «Какая семейная жизнь? Вы же еще дети!» – вздохнула Ольгина мама, когда дочь сообщила ей о том, что выходит замуж. В маминых словах была правда: молодожены плохо представляли, что такое семейная жизнь, и оказались совершенно к ней не готовы. А позже «дети», естественно, стали взрослеть и к тридцати годам переросли себя и этот брак. Повзрослев, Ольга с удивлением обнаружила рядом с собой абсолютно чужого человека с совершенно другой системой ценностей. В последние годы они с Игорем жили каждый своей жизнью: разные интересы и увлечения, разный круг общения. А кроме всего прочего, оба были чрезвычайно занятыми людьми и проводили дома очень мало времени: Ольга дни напролет пропадала в клинике, а Игорь (известный в городе тренер по боксу) часто уезжал с учениками на соревнования и сборы. Стоит ли удивляться, что их брак развалился?!

После звонка мужа, по-прежнему настаивавшего на версии с соревнованиями в Новосибирске, Ольга подумала, что ей нужно решиться на последнее, самое жесткое, но честное решение: уйти от Игоря. От бессонной ночи и беспокойных мыслей у нее слегка кружилась голова и подрагивали руки. «Совсем нервы ни к черту!» – вздохнула доктор Смородина и пригласила в кабинет следующего пациента.

Пациент – роскошный белый перс с глазами цвета неба – показался Смородиной сущим ангелом. «Добряк, каких свет не видывал! Просто агнец!» – подтвердила хозяйка. Доктор Смородина, все еще прокручивая в голове недавний разговор с мужем, принялась осматривать кота, нисколько не ожидая подвоха. Однако за ангельской внешностью скрывалась коварная сущность – кот лишь притворялся смирным, а когда тетя-доктор на минуту расслабилась (проблемы в личной жизни несколько выбивают человека из колеи!), вдруг изловчился и впился всеми зубами и когтями в Ольгину руку. Завороженно глядя, как с ладони доктора театрально капает кровь, хозяйка кота-добряка принялась уверять Ольгу, что произошло какое-то недоразумение и что ее насквозь положительный кот «на это решительно неспособен».

– Совсем как мой муж! – вдруг ни с того ни с сего брякнула Ольга и замолчала, недосказав, что вот ее Игорь с виду тоже весь из себя положительный голубоглазый блондин, а на самом деле (кто бы мог подумать!) сущность имеет самую что ни на есть подлую и коварную! Смородина только махнула прокушенной рукой и тяжело вздохнула, не замечая, с каким удивлением на нее смотрит хозяйка перса.

А потом доктор Смородина собралась с силами и вернулась к своим обязанностям, продолжив обследование норовистого пациента. Закончив осмотр кота, Ольга обработала царапины и укусы и запретила себе «распускаться и думать о личных проблемах во время работы». Когда в ее кабинет ввели следующего пациента – огромного мастифа с малоподходящей ему нежной кличкой Душка, ощерившегося на нее прямо с порога, Смородина гаркнула на пса так, что и он, и его хозяин сразу присели: «Молчать! Погавкай тут еще у меня!»

После обеда, закончив дежурство, Ольга Смородина наконец поехала домой, где ее ждала только любимая собака.

В этой квартире, принадлежавшей родителям Игоря, молодожены поселились вскоре после свадьбы. Ольга тогда переехала в Пермь из Екатеринбурга, оставив родителей и друзей. Ей тогда казалось, что ради любви она способна на все…

Ольга сидела на кухне, наблюдая в окно за разыгравшимся к вечеру снегопадом. Под столом дремал ее пес по кличке Мишка. Пару лет назад в Ольгину ветклинику подбросили двух щенят-подростков, умиравших от тяжелого инфекционного заболевания. Смородина тогда выходила собачат, но пристроить их так и не смогла. В результате одного щенка она оставила себе (столкнувшись с яростным сопротивлением мужа), а второго отдала младшей сестре Марине. Из нескладного тощего щенка Мишка вырос в огромного, несколько дураковатого, но веселого и дружелюбного пса самой благородной дворовой породы. Игорь его, кстати сказать, так и не полюбил, а вот Ольга привязалась к собаке всем сердцем.

Ольга подумала о том, что вот так, вдвоем с верным Мишкой, ей, вероятно, и придется провести новогоднюю ночь, потому что Игорь вряд ли вернется со своих «соревнований в Новосибирске» до Нового года. Да, спустя десять лет после счастья – одиночество, пустая квартира, оглушающая тишина и невеселые мысли. Самое время, чтобы поставить точку в этой истории.

Уже собирая вещи, Ольга знала, куда поедет.

…Она вышла во двор, очистила машину от снега, посадила в салон собаку, уложила чемоданы в багажник. Нужно было спешить – к вечеру на город обрушился снегопад, угрожая вскоре обернуться настоящей метелью. «В конце концов, в такую погоду и уходят из дома навсегда, – улыбнулась Ольга, заводя двигатель. – Ничего, скоро буду в Екатеринбурге, увижу родных, встречу с ними Новый год! А со всем остальным как-нибудь со временем разберемся!» И она поехала навстречу новой жизни.

* * *

Сергей Померанцев был оригинальным человеком – он не любил Новый год. Возможно, потому, что Сергей принадлежал не к тем людям, для кого Новый год является праздником со всеми ему сопутствующими приятностями: весельем, чудесами, особенной атмосферой, оливье, шампанским, запахом мандаринов и хвои, а к тем скромным труженикам новогодней индустрии, которые обслуживают Новый год, в поте лица стараясь для той, первой половины человечества (но, разумеется, не задаром, а за гонорары, и, между прочим, внушительные!). Кстати, о гонорарах!

– Ты что, офонарел? – воскликнул Гриша, импресарио Сергея, когда Сергей озвучил сумму гонорара, за какую он готов выступить в новогоднюю ночь.

– Звезда я или не звезда? – усмехнулся Сергей.

В ту же минуту, словно отвечая на его вопрос, проходившие мимо девушки всполошились и заохали: «Смотри, это же Померанцев!» Сергей, подмигнув Грише, сказал:

– Извини, старик, но надо все-таки себя уважать! А потом, меня даже Кристина не поймет, если я соглашусь работать в Новый год за меньшую сумму. Она, кстати, думает, что мы встретим Новый год вместе… Наверное, сцену закатит, когда узнает!

– Серега, может, все же снизим ценник? – тоскливо забормотал Гриша.

– Ни на копейку! – отрезал Померанцев.

– Знаешь, Серега, иногда мне кажется, что я с тобой того… устал, – признался Гриша.

– Да я сам устал, – ничуть не смутился Померанцев и подхватил свой чемодан. – Эти съемки в Питере меня совсем вымотали, давай вези меня домой.

Гриша, приехавший в аэропорт специально, чтобы встретить Сергея, прилетевшего из Петербурга со съемок новогодней программы, обреченно вздохнул – спорить с Померанцевым не имело никакого смысла. Уже в машине Гриша сообщил Сергею новость о том, что Померанцева утвердили на роль ведущего нового шоу, которое запускают в начале следующего года. Сергей, хотя и не считал себя эмоциональным человеком, сейчас не мог сдержать радость – об этом проекте он мечтал с того момента, когда о нем услышал. Что ж, теперь, подбивая итоги уходящего года, Померанцев мог быть доволен собой – год удался! Его шоу на центральном канале бьет рекорды популярности, скоро стартует его новая программа, и, наконец, в этом году он купил новую квартиру, соответствующую его статусу. Сергей самодовольно вздохнул – а неплохо для скромного уральского парня, особенно если учесть, что он добился успеха без всякой протекции.

Увы, самоуверенный Сергей Померанцев забыл истину, которую часто повторяла его тетка Тоня (правда, в интерпретации тети Тони, большой любительницы забористых выражений, это звучало несколько иначе), заключавшуюся в том, что если вам кажется, будто судьба осыпает ваш путь лепестками роз, то впереди вас ждут большие неприятности. Да, судьба уже подготовила Сергею на его усыпанном розовыми лепестками пути несколько персональных банановых корок, но Померанцев пока об этом не знал.

…Прощаясь с Гришей у своего подъезда, Сергей покровительственно похлопал приятеля по плечу:

– Ну бывай, старик! Спасибо, что встретил. Сейчас приду домой, упаду мордой в диван и спать!

Чувствуя усталость после сложных съемок и перелета, Сергей действительно намеревался, придя домой, сразу лечь спать, однако, когда он вошел в свою квартиру и включил в прихожей свет, его сонливость и общую расслабленность как рукой сняло. Сначала Померанцеву даже показалось, что он вообще не туда попал: четыре дня назад он уезжал в Петербург из одной квартиры – уютной и чистой, а вернулся в другую, где царил полный разгром. Повсюду стояли какие-то стремянки, ведра с краской, а посреди гостиной валялись строительные мешки. «Да какого черта?!» – воскликнул Померанцев, в общем-то, в пустоту, но, как ни странно, пустота отозвалась милым женским голосом и даже дала ответ: «Это ремонт, Сережа!»

Оглянувшись, Сергей увидел вошедшего в прихожую золотоволосого ангела (ибо только ангелы обладают столь совершенной внешностью). Ангела в его земном воплощении звали Кристиной. Она работала моделью в известном агентстве и имела довольно скверный для ангела характер (именно к такому выводу пришел Померанцев после двух лет близких отношений с Кристиной).

– Привет, – улыбнулась она. – Извини, что не смогла заехать за тобой в аэропорт. Столько дел с этим ремонтом!

Померанцев хмуро заметил любовнице, что, вручая ей ключи от своих апартаментов, он не предполагал такого развития событий, и спросил, почему она не посоветовалась насчет ремонта с ним (этак можно было бы и продать квартиру без ведома хозяина?!). Кристина с очаровательной непосредственностью ответила, что просто не хотела досаждать ему такими пустяками и отрывать от съемок. Померанцев, еще раз обведя царящий вокруг хаос угрюмым взором, не смог согласиться с тем, что это такие уж «пустяки». Видя его недовольство, Кристина поспешила заверить Сергея, что ремонт не затянется надолго:

– Подумаешь, три-четыре месяца!

– Сколько? – взревел Померанцев. – А четыре месяца ты предлагаешь мне жить в таком разгроме?

И тут Кристина милостиво предложила Померанцеву перекантоваться в ее прекрасно отремонтированной квартире. Она предложила это столь поспешно и с такой готовностью, что у Померанцева даже возникли некоторые недобрые мысли по поводу того, не затеяла ли Кристина всю эту историю с ремонтом для того, чтобы он наконец переехал к ней, как она давно предлагала. Померанцев посмотрел на любовницу так внимательно, что она с вызовом воскликнула:

– Что-то случилось, Сережа?!

Сергей махнул рукой (в конце концов, он слишком устал для того, чтобы сейчас выяснять отношения):

– Ладно, никуда переезжать я не собираюсь. Ремонт так ремонт. Только, надеюсь, ты сама этим займешься, раз уж все разворошила! Потому что у меня на это дурацкое занятие совершенно нет времени!

Кристина кивнула – дескать, не проблема – и, улыбаясь, спросила, решил ли он, как они будут встречать Новый год.

Померанцев, конечно, предполагал, что известие о том, что в новогоднюю ночь он будет работать, не слишком обрадует Кристину, но такой реакции все же не ожидал: после его слов девушка вспыхнула, как будто к ней поднесли огненный факел.

– Значит, ты опять будешь работать в Новый год? А как же я? Нет, это просто черт знает что такое! – От переполнявших ее чувств Кристина нервно начала ходить по гостиной взад-вперед.

Померанцев молчал, глядя на раздраженную, кружащую по комнате любовницу. Наконец она остановилась и буквально влепила ему в лоб следующую фразу:

– Да, кстати, Сережа, а ты вообще собираешься на мне жениться?

Сергей сморщился – с его точки зрения, этот вопрос был совсем некстати.

– Просто мы договаривались обсудить это в конце года. Ну и? – отчеканила Кристина. – Вот я, вот ты, вот конец года…

– Слушай, я только что вернулся, у меня были сложные съемки, перелет, неужели нужно именно сейчас что-то обсуждать?! – взмолился Померанцев.

– А у тебя всегда сложные съемки и бесконечные перелеты! И тебе всегда не до меня! – Кристина снова заметалась по комнате и вдруг случайно задела ногой ведро с краской, отчего оно опрокинулось и краска растеклась по полу. – Вот черт! – разозлилась Кристина и крикнула Померанцеву: – Да ты меня просто используешь! Для чего я тебе нужна? Делать ремонт?!

На это Померанцев совершенно справедливо заметил, что он вообще-то не просил затевать его.

– Правильно! – подхватила Кристина. – Потому что тебе вообще ничего не нужно! Ни ремонта, ни жены, ни детей, ты даже кошку завести не хочешь!

– Кошку не хочу, – подтвердил Померанцев, – потому что у меня аллергия на шерсть.

– У тебя аллергия на все, кроме денег и славы, – усмехнулась Кристина. – Знаешь, недавно я поняла, что просто теряю с тобой время! А мне, между прочим, уже двадцать три! Лучшие годы уходят… Короче, Померанцев, с сегодняшнего дня ты можешь считать себя совершенно свободным!

– Это что значит? – переспросил Сергей.

– То, что я от тебя ухожу!

Померанцев невозмутимо предложил ей не быть столь категоричной, а лучше успокоиться и выбрать, куда бы им вместе поехать в начале января.

– Отель пять звезд, океан, я и ты, ты и я, разве не прекрасно?

Но Кристина только покачала головой – нет!

Померанцев удивился:

– Ну и почему?

– Потому что надоело! – честно призналась Кристина.

– А что тебе надоело?

– Все! Твоя долбаная работа, наши отношения, твой эгоизм, короче – все! Я бросаю тебя, Сережа, если ты еще этого не понял!

– Бросаешь? – сильно озадачился Померанцев такой формулировкой.

– Именно! А ты продолжай любить себя! Ты же больше ничего не умеешь! Тебе никто не нужен! Только твои слава и деньги, короче – ты сам!

– Значит, уходишь? – возмутился Померанцев. – А вот этот полный разгром ты кому оставляешь?

– Тебе! – издевательски рассмеялась Кристина. – Доделаешь ремонт сам, все-таки взрослый мальчик!

Она накинула шубку, подхватила свою сумку и действительно ушла, покачиваясь на идеально стройных длинных ногах. А Померанцев остался стоять «соляным столпом» посреди разгромленной гостиной.

Не успел в подъезде стихнуть цокот каблуков Кристины, как у Сергея зазвонил телефон.

– Серега, такое дело… Короче, клиенты отказались от новогоднего корпоратива с твоим участием! – сообщил импресарио Гриша.

– Не понял?! – действительно не понял Сергей.

– А что непонятного? Говорят, мы цену ломим! Ценник на тебя просто конский! А на дворе кризис, то се, все снижают цены.

– Но я не все! – заметил Сергей.

Гриша только грустно вздохнул и отсоединился.

«Интересный расклад! – усмехнулся Померанцев. – Еще час назад у меня были вполне определенные планы на ближайшие дни: поработать в Новый год и на честно заработанные деньги поехать с красивой девушкой к морю, как вдруг все полетело к чертям – ни работы, ни девушки. А что мы имеем? Да ничего!» Программа, нацеленная на успех, почему-то дала сбой, и Померанцев не понимал почему.

Подумав, что в этой ситуации будет уместно выпить рюмку-другую коньяка, Сергей потянулся к дверце бара, но тут его мобильный снова зазвонил. Померанцеву звонили из продюсерского центра, чтобы сообщить премилое известие: продюсеры предпочли ему другого ведущего, и новое шоу (в котором Померанцев так хотел участвовать) стартует в наступающем году без его участия. Короче, это был вежливый отказ: «Всем спасибо, все свободны!» Померанцев застыл с телефоном в руках, осмысливая только что услышанное. После этого известия ему бы и коньяк вряд ли помог. Сергей чувствовал примерно то, что может испытывать человек, забравшийся на вершину Эвереста и уже стоящий с флажком победителя в руках (осталось только его торжественно воткнуть!), у которого судьба вдруг безжалостно вырывает этот флажок из рук.

От злости Сергей с чувством пнул стоящий посреди гостиной большой мешок с какой-то строительной дрянью. «Дрянь» оказалась тяжелая – Померанцев сильно ушиб пальцы и от боли запрыгал на одной ноге. В этот момент телефон Сергея снова зазвонил.

– Здравствуй, Серега! – сказал незнакомый мужской голос.

– Привет! – буркнул Померанцев, мысленно добавив: извини, старичок, кто бы ты ни был – не вовремя!

– Не узнаешь, да? – подсказал голос.

Сергею эта игра в «угадай мелодию» не понравилась, и он строго спросил, с кем, собственно, говорит.

– Это Гена! – назвался голос.

– Какой Гена?!

– Не помнишь, значит? Забурел?! – грустно-грустно сказал некий Гена. – А я так и думал! Я – Гена Куропаткин из Екатеринбурга. Твой одноклассник!

Померанцев даже закашлялся от удивления; а, ну да, Екатеринбург, одноклассники, Куропаткин. Да какого хрена ему надо?

– Генка Куропаткин? Помню, конечно! – осторожно сказал Сергей. – А чего звонишь?

– Дело есть! Помнишь наше новогоднее пари? Ну, двадцать лет назад мы договорились…

Померанцев потер ушибленную ногу и охнул: Екатеринбург, двадцать лет назад, мать честная! Новогодняя ночь у Куропаткина дома! Сколько они тогда выпили, елки зеленые?! Еще пили такую дрянь, семьдесят второй портвейн, ужасное пойло! Сергей содрогнулся, вспомнив, как наутро его корежило в Генкиной ванной. Да, тогда казалось, что двадцать лет спустя – это будет просто загробная жизнь. Все равно что назначить встречу через век-полтора! Встретимся через двадцать лет – ага, встретимся! Сказали ради хохмы, поржали, присягнули на портвейне, а оно вдруг – спустя вечность – всплыло! И на том конце провода Гена Куропаткин – человек из другой жизни, к которой ты уже не имеешь никакого отношения. Ну дела!

– Ты серьезно, что ли? – усмехнулся Сергей.

– Абсолютно! – заверил Гена.

«А точно, у Куропаткина никогда не было чувства юмора, он всегда оставался предельно серьезным», – вспомнил Сергей и вяло запротестовал: – Геныч, это же шутка была!

– А остальные думают иначе, – возразил Гена, – вообще-то все наши собираются тридцать первого декабря!

– Где?

– В Екатеринбурге, в моей квартире. Все, как было тогда!

– Ну ладно, я рад за вас! – Сергей пожал плечами. – Передавай одноклассникам привет и наилучшие пожелания. Скажи, что всех помню, что не забурел и мысленно с вами! Всех благ!

– Ладно, я передам, – сказал Гена. – Кстати, деньги нужно перевести на счет Маши Сазоновой! У нее болеет ребенок, нужны деньги на лечение.

– Какие деньги? – удивился Сергей.

– Миллион, как договаривались. Ты же не приедешь – стало быть, проиграл пари. А если отказываешься, то, извини, завтра весь Екатеринбург будет знать, что ты забурел, ну и вообще поступил непорядочно.

Сергей нахмурился – эта перспектива ему как-то не нравилась.

– Да подожди, Геныч, я готов помочь Маше в пределах возможностей, но, согласись, миллион сегодня – это не те деньги, что были в девяностых, сейчас это все-таки большая сумма.

– Тогда приезжай, ждем. Я рад, старик, что ты встретишь Новый год с нами, – усмехнулся Гена. – Кстати, помнишь Лену Дементьеву? Она у нас журналист местного телевидения, звезда! Лена собирается сделать сюжет о нашем пари «Встреча сквозь годы».

«Вот я попал!» – ужаснулся Сергей.

– Ты должен появиться до двенадцати! С наступающим, Серега! – сказал милейший Гена Куропаткин и отсоединился.

«Во Куропаткин дает! Неужели действительно верит, что все вот так возьмут, бросят дела и семьи и попрутся на историческую родину? А главное, ради чего?! – хмыкнул Сергей. – Чтобы встретить Новый год в компании одноклассников?! Однако же вот мне теперь и бросать, получается, нечего – ни дел, ни семьи… – Он обвел глазами свою разгромленную тотальным ремонтом гостиную и вдруг подумал: – А может, чем черт не шутит, взять да и поехать?!»

* * *

В этом американском южном штате и в конце декабря было тепло – никакого намека на Новый год. Сидя в своем салоне по продаже подержанных автомобилей (впрочем, салоном эту скромную забегаловку можно было назвать, лишь желая польстить хозяину), Гоша Бородин потягивал виски. Ввиду отсутствия покупателей свободного времени у Гоши было хоть отбавляй, и он откровенно скучал: смотрел на вереницу старых, плохо продающихся лимузинов, и собственная жизнь казалась ему тоскливой и длинной, как эти никому не нужные развалюхи.

В Америку бывший житель Екатеринбурга Гоша Бородин отправился за мечтой, ему почему-то казалось, что за океаном его ждет необыкновенная жизнь. Приехав в Штаты, автомеханик Гоша десять лет вкалывал как проклятый, чтобы его «американская мечта» стала реальностью: наконец ему удалось скопить денег на собственный бизнес и открыть вот этот самый салон подержанных автомобилей. Но то ли Бородин в чем-то просчитался, то ли мировой экономический кризис так негативно на все повлиял, а только дела у Гоши шли ни шатко ни валко – впору было признать себя банкротом, да и вообще признаться (хотя бы себе) в том, что его мечта как была недостижимой, так ею и осталась.

К финансовым неприятностям (а возможно, именно из-за них) добавилось еще одно досадное событие: от Бородина полгода назад ушла жена. Она оказалась американкой до мозга костей, и, в общем, это было то немногое, что Гоша о ней понял за пять лет совместной жизни. В один прекрасный день жена-американка спокойно и буднично сообщила Гоше, что уходит от него. «Куда?» – несколько удивился Гоша. «К дантисту!» – ответила жена. Гоша сначала подумал, что она идет лечить зубы, но оказалось, она уходит от него к другому мужчине, который имеет профессию дантиста и значительно больший доход, чем неудачник Бородин со своими дурацкими лимузинами. «Крысы всегда бегут с корабля!» – рассудил Гоша и помахал вслед бывшей жене: ну и пусть! Все равно любовь у них давно закончилась, наверное, сказалась разница менталитетов, такие дела…

Иногда Гоша подумывал о том, чтобы бросить все и вернуться в родной Екатеринбург, но это означало бы, что он официально признает себя лузером, расписываясь в собственных неудачах. А как он будет выглядеть в глазах своих знакомых, бывших одноклассников, к примеру?! Кстати, про одноклассников… Как там они пели в юности? «Гуд-бай, Америка, оуууу!» Да… Вот тебе и оууу… Гоша налил еще виски и горько усмехнулся: «Там хорошо, где нас нет! И чего ради я сюда приперся?!» Он представил, что в России, на его родном Урале, сейчас холодно, должно быть, идет снег, и миллионы людей готовятся к Новому году. «Эх, – подумал Гоша, – сейчас перенестись бы в Екатеринбург хотя бы на часок, пройтись по заснеженным улицам, увидеть елку на главной городской площади, зачерпнуть снег в ладони и до боли растереть им лицо… А потом отважиться и пойти к той, кто его, конечно, давно не ждет, но кого он все эти годы, вот видит бог, дорогая Маша Сазонова, любит!» Но не было вокруг ни снега, ни елок, только нестерпимое южное солнце, свалка с пыльными машинами и почти выпитая бутылка виски. «Вот если бы какое-нибудь чудо… – вздохнул Гоша. – Все-таки Новый год!»

* * *

Гоша Бородин был прав: в России миллионы людей действительно готовились к Новому году и, подобно Гоше, надеялись, что в новогоднюю ночь непременно произойдет какое-нибудь чудо. Собственно, эта несокрушимая вера в то, что у русских в Новый год чудеса сбываются, и объединяла самых разных людей и на Севере, и на Урале, и в Москве, и в Петербурге, и в Крыму, и на Дальнем Востоке – во всей России. Наша история, которая могла произойти «исключительно в новогоднюю ночь», как раз об этом.

Глава 2

«В конце концов, в этом будет даже что-то забавное! – хмыкнул Сергей. – Встретиться с бывшими одноклассниками через двадцать лет – это же прикол века! Да и тетю Тоню проведаю, давно не виделись…»

И Померанцев надумал отправиться в Екатеринбург.

Он решил вылететь туда заранее, за пару дней до Нового года. «Пошатаюсь по родному городу, заеду к тете Тоне, тридцать первого отмечусь у Куропаткина и первого января вернусь в Москву. А второго улечу куда-нибудь в теплые страны! Жаль, конечно, что без Кристины, но, с другой стороны, на свете, слава творцу, много красивых девушек, в одиночестве не останусь!»

Ну и все, самым сложным было принять решение, а все остальное: купить билет, приехать в аэропорт, сесть в самолет и полететь на родину – второстепенные, технические вопросы.

В самолете, ожидая взлета, Померанцев глядел в окно иллюминатора на зарядивший с утра сумасшедший снег и зевал, после вчерашних ночных съемок ему нестерпимо хотелось спать; в какой-то момент, подумав, что теперь проснется он уже на родине, Сергей провалился в сон. Проснулся он от того, что его кто-то потряс за плечо. Открыв глаза, Сергей увидел склонившуюся над ним стюардессу – милую девушку в кудряшках (узнав его еще на посадке, она все время ему улыбалась).

– Ну что, сели? – спросил Сергей.

– Сели! – не прекращая улыбаться, подтвердила стюардесса.

– Ну, здравствуй, родина! – сказал Сергей темноте за окнами. Он потянулся, расправляя затекшие ноги, и благосклонно подумал, что надо бы дать этой милой девушке в кудряшках на прощание календарик со своей фотографией.

– Только это не Екатеринбург! – неожиданно сказала стюардесса, улыбнувшись еще шире.

– В смысле? – удивился Сергей.

– Екатеринбург закрыт. Плохие условия, снег! – жизнерадостно сообщила стюардесса. – Мы приземлились в другом городе!

Сергей мгновенно забыл о календарике.

– А в каком?

– Мы сели в Перми! – Девушка просто сияла от радости.

Однако сонный и взъерошенный Померанцев ее чувств отнюдь не разделял. Пермь! Зачем Пермь, почему Пермь?! Черт знает что такое! Это полное безобразие! У него вдруг возникло недоброе ощущение, что его неприятности продолжаются, сыплют и сыплют, как этот снег, безостановочно и густо, практически метелью. Если бы Сергей Померанцев тогда знал, что все случившиеся с ним за последние дни неприятности можно считать только цветочками и что сбор отборных ягод ждет его впереди! Но он не знал этого, а потому подхватил свой саквояж и потопал из самолета. Навстречу судьбе.

В здании пермского аэропорта Сергей разыскал администратора. До Померанцева эту бедную женщину изводили аналогичными вопросами остальные сто пассажиров московского рейса, посаженного в Перми, потому вид у нее был изрядно помятый.

– Да, екатеринбургский аэропорт «Кольцово» закрыт, и на сколько – неизвестно, все вопросы к природе и Господу Богу, – устало сказала администратор. – Нужно ждать. Наберитесь терпения.

Вот терпения у Померанцева совсем не было, и ждать, особенно «неизвестно сколько», он не хотел; тем более что снегопад вполне мог зарядить до самого Нового года. Сергей набрал номер Гены Куропаткина и спросил, что там у них в Екатеринбурге с погодой. Гена, узнав о злоключениях Сергея, поохал и подтвердил, что местный аэропорт действительно закрыт из-за сильного снегопада и никто не знает, когда его откроют. Померанцев вздохнул, уже начиная жалеть о том, что вообще прилетел на Урал и во все это ввязался. Неожиданно Гена спросил: а почему бы Померанцеву не поехать в Екатеринбург на машине? Тем более что расстояние между Екатеринбургом и Пермью – каких-то триста пятьдесят километров. «А это идея! Всего пять-шесть часов в пути! – обрадовался Сергей. – Сейчас найду машину и утром буду в Ебурге!» Он уже собирался попрощаться с Куропаткиным и пойти искать такси, но тут Гена сказал, что как раз сегодня вечером из Перми в Екатеринбург на новогодние праздники на своей машине едет его двоюродная сестра Ольга Смородина, которая может захватить с собой Сергея.

– Да ладно, зачем девушку напрягать?! – пожал плечами Померанцев. – Я сейчас найду такси и спокойно поеду.

– Ну что ты, Серега, зачем такси?! – загорячился Гена. – Во-первых, у Ольги хорошая машина, «Мерседес», так что поедешь с комфортом, а во-вторых, ей будет приятно тебя отвезти, приобщиться к легенде, пообщаться со знаменитостью!

Сергей представил милую девушку, взирающую на него с обожанием («Может, будет потом вспоминать эти несколько часов как самое яркое событие своей жизни?!»), и улыбнулся:

– Ладно, присылай свою сестру. Надеюсь, она хорошенькая?

Гена как-то странно поперхнулся.

– Что такое? Я что-то не то сказал? – удивился Померанцев.

– Нуу, ты сам увидишь… – замялся Гена. – Ладно, жди, она скоро приедет за тобой.

И Померанцев стал ждать некую Смородину на «Мерседесе».

* * *

Уже сидя в машине, Ольга позвонила родителям в Екатеринбург и предупредила их о том, что скоро приедет. Их радость была для нее лучшим утешением в сегодняшнем исключительно паршивом дне. «Вот и прекрасно, в кои-то веки встретим Новый год вместе!» – улыбнулась Ольга.

Подумав, что будет здорово, если вместе с ней к родителям в Екатеринбург поедет младшая сестра Марина, которая жила в небольшом городке по соседству, Ольга тут же позвонила ей и предложила вместе навестить родителей. Но Марина, хоть и обрадовалась такому предложению, ехать вместе с Ольгой отказалась – она собиралась встречать Новый год с родителями мужа. Тем не менее Марина попросила сестру заскочить к ней хотя бы на пару часов для того, чтобы передать в Екатеринбург новогодние подарки. Ольга пообещала заехать и двинулась в путь.

Она уже выехала из Перми, когда ей вдруг позвонил двоюродный брат Гена. Ольга была рада его звонку, их с братом связывали очень теплые отношения, однако его просьба ей совсем не понравилась.

– Кого подвезти? – удивилась Ольга. – Твоего одноклассника Померанцева? Эту телевизионную звездючку?

Собственно, этого самого Померанцева Ольга видела лишь однажды в жизни – в глубоком детстве, когда родители оставили ее, шестилетнюю, под присмотром тринадцатилетнего старшего брата, а Померанцев тогда пришел к Гене в гости. Кому из подростков пришла в голову идея высовывать маленького ребенка в форточку (между прочим, это был пятый этаж!), Ольга уже не помнит, зато она прекрасно запомнила, как весело ржали эти два дебила, слушая, как она, поверившая в то, что ее действительно выбросят из окна, вопит от ужаса. Особенно, кстати, старался Померанцев, придумывая для нее все новые, отнюдь не безобидные розыгрыши. В общем, еще с тех самых пор она укрепилась во мнении, что Сережа Померанцев – кретин, каких свет не видывал. Все, что Ольга давно простила старшему брату, она не собиралась прощать чужому человеку. И уж точно она никогда не простит Померанцеву одной истории с его участием, о которой недавно узнала. «Отвратительный тип! Самовлюбленный красавчик! Смазливая физиономия и слишком много понтов! А его телевизионное шоу просто омерзительно! – Ольгу невольно передернуло. – Такое ощущение, что для Померанцева нет ничего святого и он намеренно провоцирует героев своей программы на скандалы, а потом потирает руки от радости – ведь рейтинги растут!»

– А что, столичная телезвезда не может оплатить себе проезд на такси? – Ольга не могла скрыть иронии.

– Ну чего ты на него взъелась? – миролюбиво заметил Гена. – Он, в сущности, неплохой парень.

Ольга фыркнула:

– Да уж, только эта сущность глубоко запрятана!

– Оль, человек едет на встречу одноклассников, застрял в аэропорту, неужели тебе сложно его забрать? – В голосе Гены зазвучала обида. – Всего несколько часов в пути?!

«Всего несколько часов в пути?! – подумала Ольга. – Ладно. Как-нибудь перетерплю». Она вздохнула:

– Хорошо, я подвезу его. Только потому, что ты меня об этом просишь. Но сразу предупреждаю, по дороге я должна буду заехать к Марине – забрать у нее вещи.

Гена заверил сестру, что это не проблема, и пожелал им с Померанцевым «счастливого пути».

Когда Ольга уже подъезжала к зданию аэропорта, ее мобильный телефон зазвонил. Увидев вызов мужа, Ольга сморщилась: «Ах-ха! Стоит только порвать с прошлым, как оно тут же бросится за тобой вдогонку, кусая за пятки!» Один звонок, второй, третий. «Нам не о чем говорить!» – решительно заявила Смородина в пустоту, решив не отвечать на звонки мужа, который все звонил и звонил. «Однако что ему там, «в Новосибирске», неймется?!» – подумала она с раздражением.

Видимо, отчаявшись дозвониться, Игорь прислал ей эсэмэс. «Оля, ты где?» – прочла Ольга и с горечью усмехнулась: «Где?! Там, где тебе меня не достать!» Она яростно нажала на газ. Прочь из прошлого!

Ольга не могла знать, что некоторое время назад ее неверный муж в пух и прах рассорился со своей блондинкой и решил вернуться к жене.

* * *

О незнакомой ему сестре Куропаткина Померанцев думал с неким снисхождением, представляя эту самую Ольгу Смородину своей восторженной поклонницей – милой, приветливой девушкой (Сергей даже решил, что надо бы как-то ободрить барышню, чтобы не смущалась перед столичной знаменитостью, и подарить ей календарик с его фотографией), поэтому, когда в зале ожидания к нему подошла несколько угрюмая, «на взводе» женщина, без тени улыбки на довольно красивом, но мрачном лице и недружелюбно, будто сделав над собой усилие, выдавила «здрасте», Померанцев весьма удивился. Он даже переспросил, действительно ли эта хмурая особа – Генина сестра.

Взъерошенная незнакомка только мотнула головой, подтверждая степень родства с Куропаткиным. Сергей задержался на ней взглядом: высокая, кучерявые рыжие волосы (такие густые, что их обладательница вполне могла обойтись без шапки даже в крепкие уральские морозы), одета без особого лоска – джинсы, дубленка, грубоватые ботинки, в общем, своеобразная барышня. Померанцев тем не менее улыбнулся («Ну, может, она – хороший, добрый человек с легким характером?!») и любезно протянул ей календарик со своей фотографией. Смородина взяла календарик и почему-то фыркнула. Померанцев невольно обратил внимание на ее руки, которые украшали длинные, багровые царапины, и остолбенел: «У них в Перми в моде такой маникюр?»

Ольга проследила за его взглядом и хмыкнула:

– А, это… клиент поцарапал!

Померанцев еще больше удивился и постеснялся спросить Смородину о роде ее деятельности.

– Идемте! Надо ехать. Может начаться метель! – отрывисто бросила Смородина. Она развернулась и потопала к выходу.

«Ну и дела!» – усмехнулся Померанцев, у которого уже возникли сомнения на счет какой-то особенной человечности Смородиной и ее легкого характера. Если честно, она показалась ему очень хмурой и колючей. Этакий крупный уральский еж с гривой рыжих волос. Плетясь за странноватой Смородиной, растерянный Померанцев увидел, как, выходя из здания аэропорта, она выбросила календарик с его изображением в урну.

Вторым неприятным открытием для Сергея стало нечто несусветное, которое чудаковатой девицей с поцарапанными руками предлагалось в качестве средства передвижения, – собственно, ее автомобиль. Надо сказать, за свою журналистскую деятельность Померанцеву пришлось повидать всякое (он даже считал, что его уже в принципе сложно чем-либо удивить), однако то, что он увидел на автостоянке, повергло его в шок. Машина, к которой Сергея подвела недобрая девица, выглядела совсем не пригодной для поездок. Это действительно был «Мерседес» (Гена не соврал), но «Мерседес» годов восьмидесятых, можно сказать, мерседесный прадедушка. Взглянув на эту старую развалюху, которая того и гляди могла рассыпаться на части, Померанцев замер: мы поедем на такой колымаге?!

– Ну что стоите?! Садитесь! – буркнула рыжая обладательница раритетного «Мерседеса».

Скрипя зубами, Сергей решил сесть в эту ржавую железяку, уговаривая себя, что несколько часов можно перетерпеть даже в такой машине и в обществе этакой малоприятной спутницы. Не желая садиться рядом с этой необаятельной женщиной, он попытался пристроиться на заднем сиденье, о чем в то же мгновение пожалел – с сиденья вдруг, откуда ни возьмись, взметнулась огромная черная тень и с воем бросилась на Померанцева. Сергей охнул и от неожиданности едва не упал.

– Мишка, фу! – крикнула Смородина.

Огромный пес (настоящее чудовище гримпенских трясин!) прыгнул на Померанцева с радостным лаем и принялся лизать ему лицо, доброжелательно пуская обильные слюни.

– С ума сошли, что ли?! Хоть бы предупредили о собаке! – взревел Сергей, отмахиваясь от любвеобильного слюнявого пса.

Смородина только пожала плечами – а что такого? Сочтя, что лучше держаться от этой страшной псины подальше (хотя рыжая девица тоже могла покусать в случае чего – уж больно злющая!), Сергей пересел вперед. Вытерев лицо салфеткой, он нервно принюхался – теперь ему казалось, что от него пахнет собачатиной. Смородина при этом смерила попутчика насмешливым взглядом. «Вот тебе и дама с собачкой!» – хмыкнул про себя Померанцев.

Когда выехали из города, Сергей успокоился и решил наладить с уральской барышней хоть какой-то контакт; тем более что он-то умел расположить к себе любого (необходимое качество для телеведущего!). Сергей посмотрел на «уралочку» – Ольга молчала и хмуро глядела исключительно на дорогу. «Еще цигарку в зубы и будет вылитый тракторист!» – с иронией подумал Померанцев, а вслух сказал:

– Значит, вы младшая сестра моего одноклассника?! Ну как же, помню, помню… Что-то такое маленькое, очаровательное крутилось рядом с Геной…

Смородина на секунду отвлеклась от дороги и кинула на Померанцева выразительный взгляд:

– Угу! Скажите еще – ползало!

Померанцев, который на самом деле никакой младшей сестры, конечно, не помнил, осекся – м-да, вышла осечка, контакта не получилось. Ладно, попробуем со второй попытки!

Сергей принялся рассказывать попутчице про их с Геной школьные шалости, потом перешел на телевизионные байки. При этом он постарался «включить» свое фирменное обаяние. В сущности, для него это был давно отработанный номер, практически сведенный до уровня автоматизма, – выходя к камерам, он тут же включал обаяние и белозубую улыбку, а когда шоу заканчивалось, запросто мог превратиться в неулыбчивого, циничного типа, когда же было нужно – снова доставал свое обаяние из кармана, как фокусник кролика из шляпы. Такая у него завелась привычка. Вот и сейчас он постарался использовать свои обычные трюки, но, странное дело, на эту рыжую злобную фурию ни его обаяние, ни ослепительная белозубая улыбка, кажется, не производили никакого впечатления. И когда Сергей это понял, его улыбка растаяла в воздухе – медленно, как улыбка Чеширского Кота.

– Можете расслабиться, – вдруг фыркнула Смородина, – здесь нет камер и благодарной аудитории, а ради меня не стоит стараться, на меня это не действует!

– А что на вас действует? – поинтересовался Сергей.

– В вашем исполнении – ничего! – отрезала Смородина, продолжая глядеть прямо перед собой – на дорогу.

Сергей попробовал все перевести в шутку и спросил Ольгу, почему она такая суровая. На это Смородина мрачно ответила, что она родилась в Челябинске, а там все такие. В конце концов, Померанцев на нее обиделся («Да и бог с тобой, какой-то просто челябинский медведь, не иначе, метеоритом по башке стукнуло!») и отвернулся.

Он смотрел в окно: снег, бесконечные леса… Красиво! Давно он не был на Урале, давно… Лет десять уже собирался навестить тетю Тоню, да так и не вышло. Правда, он часто звонит ей и регулярно посылает деньги (за что та неизменно его костерит), а вот приехать не получалось – все дела, дела… Стыдно, конечно, все-таки единственная тетка; к тому же именно тетя Тоня заменила ему мать, когда его родная мать оставила их с отцом и ушла к другому мужчине. «Ничего, скоро свидимся!» – улыбнулся Сергей.

Он задумался и стал вспоминать прошлое, но тут его «очаровательная попутчица» неожиданно сообщила, что по дороге они должны будут заехать к ее сестре Марине. «Ну, начинается!» – с тихой тоской подумал Сергей.

– Я Гену об этом сразу предупредила! – рявкнула Смородина.

«Ох уж этот Гена со своими медвежьими услугами! – вспылил Сергей. – Надо было его убить еще тогда, в детстве, из рогатки!» Он мрачно спросил у Ольги, сколько времени займет этот визит.

– Не больше получаса. Я только заберу вещи для мамы! – отрезала Смородина.

«Вещи для мамы?! Твою мать! – мысленно ругнулся Померанцев. – Вот зачем я связался с этим уральским то ли ежом, то ли медведем?! Ехал бы сейчас спокойно на такси!» Но делать было нечего (где он теперь найдет такси на трассе?!), и Померанцев постарался подавить приступ раздражения.

Оставшуюся дорогу до городка, где жила сестра Ольги, оба молчали. В затылок Померанцеву жарко дышал страшноватый Мишка.

* * *

Младшая сестра Смородиной жила в маленьком областном городке – таких в России тысячи. Остановив машину у одного из пятиэтажных домов, Смородина объявила, что они приехали.

– Давайте я вас тут подожду, – предложил Померанцев, втайне надеясь на то, что, если он останется в машине, Ольге будет неудобно надолго задерживаться у сестры, и, возможно, дело с передачей вещей для мамы удастся обтяпать побыстрее.

– Идемте, – скомандовала Смородина. – Поможете мне поднести кое-какие вещи.

Померанцев вылез из машины. Следом за ним выскочил неугомонный смородинский пес и принялся весело прыгать на Померанцева, угрожая сшибить его с ног.

Открыв багажник, Ольга кивнула Сергею:

– Берите!

Заглянув в багажник и увидев там компьютер в коробке и два чемодана, Померанцев несколько удивился: «И чего они вещи туда-сюда из городов таскают?!» Поморщившись (все-таки он ей не нанимался вещи носить!), Сергей, однако, взял коробку с компьютером и пошел вслед за Ольгой, которая вела на поводке своего пса.

Дверь им открыла Смородина дубль два. Выяснилось, что младшая сестра практически копия старшей – разве что чуть пониже ростом и не такая рыжая, и даже пес у нее был клоном Ольгиного Мишки (только Маринин питомец казался, пожалуй, еще дурнее!). Псы ринулись друг к другу, словно давно не видевшиеся близкие родственники, но это была единственная радостная встреча. Померанцеву показалось, что младшая сестра встретила старшую довольно странно. Увидев Ольгу, Марина изменилась в лице и стала подавать ей непонятные знаки, а заметив Померанцева, совсем растерялась.

– Здрасте, – буркнул тот, расшвыривая псов и протискиваясь в тесную прихожую.

– Добрый вечер! – пролепетала Марина и повернулась к сестре: – Оля, прости, я же не знала, что ты не одна… – У нее были большие и очень виноватые глаза.

– Ты о чем? – не поняла Ольга.

Марина выразительно посмотрела на Померанцева.

– А… Это так, случайный попутчик! – Ольга махнула рукой. – Слушай, Марин, я тебе вещи привезла, просто они мне пока не понадобятся, пусть побудут у тебя. Вот мой компьютер, сумка с одеждой… – Она смолкла, потому что в этот момент в прихожую из комнаты вышел коренастый светловолосый мужчина.

И тут Померанцев увидел, как Смородина на его глазах превратилась в разъяренную кошку: рыжие волосы встали дыбом, глаза загорелись ярким бешеным огнем – ух, спасайся, кто может, сейчас всех искусает!

– Игорь?! – заорала Смородина. – А ты тут что делаешь?

– Оля, я все сейчас объясню! – сказал блондин.

Померанцев, который был согласен на скандалы, только если они проходили в его студии, решил напомнить о себе и нетерпеливо спросил:

– Так мы скоро поедем или нет?

И тут блондин его заметил и с какой-то странной интонацией, не предвещающей ничего хорошего, спросил, ткнув пальцем в направлении Померанцева:

– А это еще кто?!

– Неважно, – отмахнулась Ольга. – Мы просто едем вместе!

– Ах вот как?! – возопил нервный Игорь. – Значит, вы вместе?! Так вот почему ты от меня ушла?

Померанцев сморщился: этот-то уральский мавр откуда взялся? Прямо выскочил как черт из табакерки! Сергей даже заподозрил, не подстроила ли Смородина все это специально – заманила его к своей сестре под предлогом «забрать вещи для мамы» и устроила сцену с каким-то невменяемым Игорем?! Померанцев с подозрением посмотрел на Смородину, но, увидев ее возмущенное, буквально пышущее негодованием лицо, счел, что, пожалуй, сцена не была продумана заранее, и тут налицо, вернее, на лице действительно чистый экспромт. Вряд ли Ольга такая прекрасная актриса, что может столь убедительно изобразить изумление, ярость и еще сотню эмоций, которые сейчас читались в ее глазах.

– Ты бросаешь меня из-за этого типа? – уточнил Игорь.

Померанцев невольно пожал плечами, с его точки зрения, любой нормальный мужчина должен был радоваться тому, что эта хмурая рыжая стерва ушла от него.

– Не твое дело! Между нами все кончено! – с каменным лицом Медузы горгоны сообщила Игорю Ольга.

«Скажите, пожалуйста, какие страсти, – усмехнулся Померанцев, – а еще говорят, что мы на телевидении сгущаем краски!»

– А если я ему сейчас наваляю? – спросил Игорь.

Померанцев нахмурился – его порядком начал раздражать этот спектакль – и буркнул:

– Что за шекспировские страсти уральского розлива?! Чего вы мавром прикидываетесь? Молодой человек, вы вообще кто?

– Вообще я – мастер спорта по боксу! – нехорошо ухмыляясь, ответил Игорь.

Померанцев повернулся к застывшей Марине (из всех присутствующих она выглядела наиболее вменяемым человеком) и спросил, указывая на Игоря:

– Он – кто?

– Ольгин муж! – пискнула перепуганная Марина.

– Бывший! – хрипло уточнила Ольга.

От этого дополнения Игорь окончательно рассвирепел и подскочил к Померанцеву:

– Так это из-за тебя, гад, она от меня ушла?

– Чего-о-о? – переспросил Померанцев. – Что за ахинея?

Ответом ему был сокрушительный удар в челюсть такой мощи, что Померанцев выпустил компьютер из рук и тот с грохотом упал на пол. Собаки кинулись врассыпную.

Померанцев еще не успел очухаться (в принципе нокаут можно было засчитать сразу после первого удара), как Игорь снова подскочил к Сергею и принялся молотить его, словно тот был боксерской грушей, при этом, судя по всему, про правила ведения боя мастер спорта по боксу, ввиду переполняющих его эмоций, как-то позабыл.

– Убьет! – крикнула Марина, схватившись за голову.

Собаки тревожно завыли.

Увы, дать противнику достойный отпор Сергей Померанцев не мог – силы, понятное дело, были неравные, и неизвестно какими тяжелыми увечьями закончилось бы для Померанцева это избиение, если бы не Ольга. Как только ее муж бросился на Сергея, Ольга метнулась на кухню, где у Марины стояли пятилитровые банки с водой и, вернувшись в прихожую, окатила сцепившихся мужчин холодной водой. Как ни странно, это средство подействовало как отличное успокоительное. Ошеломленный Игорь отпустил Померанцева.

– Правильно, Оля, – обрадовалась Марина, – именно так разнимают дерущихся кобелей!

Мокрый Померанцев еле держался на ногах, во рту у него было солоно от крови – этот бешеный Отелло, похоже, разбил ему губу.

– Игорь, прекрати! – резко сказала Ольга мужу. – Этот человек здесь ни при чем. Я ушла от тебя, потому что знаю все про Новосибирск! Вчера я видела тебя с твоей любовницей!

Игорь вытаращился на жену и растерянно переспросил:

– Видела?! – С минуту помолчав, он кисло, с видом нашкодившего школьника, промолвил: – Идем, я тебе все объясню! – и увел Ольгу за собой в комнату.

Померанцев коснулся рукой разбитого лица и застонал – какая дурацкая ситуация! Вот тебе, идиот, родина, вечер встречи одноклассников и ностальгические воспоминания! Уж лучше бы он заплатил миллион отступного по этому пари, будь оно проклято, и остался на Новый год в Москве!

– Вам больно? – спросила Смородина-младшая.

Померанцев только рукой махнул, дескать, оставьте меня уже со всем вашим семейством в покое… Что, однако, ему делать? Вызвать полицию, чтобы этого ревнивого мавра забрали? Да как-то связываться неохота…

– Идемте, я вам лицо промою, – тихо сказала Марина.

– Не надо, я сам, – отрезал Сергей. – Где тут у вас ванная? И вот что: скажите, как вызвать такси до Екатеринбурга?!

* * *

Покидая Пермь, Ольга не знала, что они с Игорем разминулись на каких-то двадцать минут. Рассорившись со своей любовницей, Игорь решил «вернуться из Новосибирска» и поехал домой, но там его ждала только прощальная записка, в которой жена сообщала о том, что уходит от него. Игорь занервничал – у него были определенные подозрения насчет того, что Ольга могла каким-то образом узнать о его романе на стороне. Он стал названивать жене, но та на звонки не отвечала. Тогда Игорь позвонил ее сестре и, узнав о планах Ольги, поехал к Марине, рассчитывая застать там жену и поговорить с ней.

Неожиданная встреча с мужем несказанно удивила Ольгу, не меньше этого ее изумило и поведение Игоря. Она недоумевала: а зачем, собственно, он теперь пытается выяснить отношения и вернуть ее?! Ольга смотрела на Игоря и сознавала, что нет такой силы, которая бы могла заставить ее изменить свое решение. Их больше ничего не связывает. Ни-че-го! Но Игорь все говорил и говорил ей о том, что не стоит разрушать их брак («мы женаты десять лет, и нас многое связывает!»), уверяя, что на самом деле отношения с той девушкой не имели для него серьезного значения.

Вот как раз эта корявая фраза ее покоробила – как так не имели серьезного значения? Ольга допускала, что женатый мужчина или замужняя женщина могут потерять голову от любви (в конце концов, любовь – стихийное явление!), но несерьезных отношений она не понимала. Как не понимала лжи и фальши, которые казались Игорю чем-то естественным. Его ложь, придуманные поездки «на соревнования», с ее точки зрения, были унизительны для них обоих и лишали их отношения смысла. Подобно тому, как у некоторых людей бывает аллергия на растения или отдельные продукты, у Ольги Смородиной была аллергия на фальшь – она физически не переносила любую ложь и компромиссы. Да, она была вот такая – честная, прямая, возможно, в чем-то наивная.

Ольга слушала уговоры и упреки Игоря, все больше убеждаясь в том, что они чужие люди и абсолютно разные – как представители разных планет. В конце концов, она сказала ему, что в их случае невозможно что-либо вернуть и что лучше – да, да, Игорь, именно так – расстаться теперь и не мучить друг друга. «Нет, другой мужчина здесь вообще ни при чем. В отличие от тебя, дорогой, я всегда была честна в наших отношениях. А теперь хочу быть честной по отношению к себе. Пожалуйста, Игорь, не надо мне угрожать, не надо меня уговаривать – и то и другое бессмысленно. Да, никаких имущественных претензий у меня к тебе нет. На квартиру твоих родителей я, разумеется, не претендую. Я взяла то, что принадлежит мне: компьютер и личные вещи. Еще собаку. Как я буду жить? Не беспокойся – не пропаду. Останусь в Екатеринбурге, устроюсь работать в местный филиал своей ветклиники, на первых порах буду снимать квартиру… И – да, Игорь, я желаю тебе счастья. Несмотря ни на что. Прощай!»

Игорь ушел, крикнув на прощание, что она еще пожалеет.

Ольга стояла среди руин своей жизни и чувствовала ужасную, просто невероятную усталость.

– Так мы поедем или нет? – раздался рядом чей-то голос.

Ольга очнулась и увидела перед собой Померанцева. «Этому-то что надо?! Как он надоел!» Она в сердцах выпалила:

– Ну что вам нужно?

– Что мне нужно?! – возмутился Померанцев. – Вы еще спрашиваете?! Да если бы не ваш братец со своими дурацкими услугами, я бы сейчас уже был в Екатеринбурге! А вместо этого торчу неизвестно где, в обществе неизвестно кого, с разбитой неизвестно за что рожей!

– Так и ехали бы на такси! – фыркнула Ольга. – В чем проблема? Сами же навязались на мою голову!

– Да нужна мне ваша буйная голова вместе с вами! – не выдержал Померанцев. – Я хотел взять такси в Перми, более того, я хотел из этой дыры уехать на такси, плюнув на вашу драгоценную компанию, но я не виноват, что здесь никто не соглашается ехать в Екатеринбург на ночь глядя! Вот хоть у нее спросите! – Померанцев кивнул на Марину.

Марина тут же подтвердила, что она только что звонила в единственный в их маленьком городке таксопарк, но там ответили, что заказать такси сейчас невозможно.

– И я вам не навязывался, не смейте так говорить! – потребовал Померанцев.

Марина, потрясенно наблюдавшая за перепалкой Сергея и Ольги, растерянно заметила:

– Надо же… А я думала – вы вместе…

– Мы вместе? Ну уж нет! – почти одновременно крикнули Ольга и Сергей. А Померанцев еще добавил:

– Вместе?! Да я лучше пешком до Екатеринбурга пойду.

– Ну и идите! – крикнула Ольга.

Померанцев нахлобучил шапку и пошел к дверям.

В Ольге проснулась совесть: да куда он пойдет, ночь на дворе?! Она догнала Померанцева:

– Сергей, подождите… Не обижайтесь. Просто у меня вся жизнь полетела псу под хвост…

Глава 3

Померанцев раздраженно усмехнулся, но остановился, сочтя, что аргумент «вся жизнь псу под хвост» все же можно с известной натяжкой принять в качестве оправдания.

– Ладно, – буркнул он и снял шапку.

– Надо же! Как он вас отделал! – покачала головой Ольга, разглядывая его лицо.

В ее голосе, впрочем, особого сочувствия Померанцев не услышал, ну подумаешь, поставили человеку фонарь под глазом – хоть улицу освещай, ну губу разбили – пустяки, дело житейское! «А еще говорят, что уральцы сердечные люди, – хмыкнул Померанцев. – Эта девица вообще из железобетона сделана, ничем ее не проймешь!»

– Давайте я вас накормлю! – всполошилась Марина.

Померанцев вдруг вспомнил, что не ел с самого утра, и кивнул: давайте.

Марина усадила его за большой стол, стоявший рядом с наряженной елкой. Померанцев одобрительно наблюдал за хлопотами Марины, которая приговаривала, собирая на стол: «Вот соленые груздочки, огурчики, домашний борщ, картошечка, селедочка, пироги сытные, пироги сладкие…» Через пять минут стол, как волшебная скатерть-самобранка, был уставлен яствами.

Марина пододвинула к Сергею полную тарелку горячего наваристого борща и, увидев, что сестры нет поблизости, шепнула:

– Вы не думайте… Ольга – очень хорошая! Она знаете какая добрая?! И вообще душевная, искренняя!

Померанцев невольно поперхнулся борщом.

– Добрая?! Душевная?! Ох, не верю, не верю! – и перевел разговор на другую тему, спросив Марину, как ее занесло в такую глушь.

Марина с некоторой обидой ответила Померанцеву, что на самом деле этот городок – не глушь и не дыра: «Вот вы у нас летом не были! Знаете, какие тут места красивые?! Леса, реки, грибы, ягоды!» Она рассказала, что переехала сюда, когда вышла замуж. «Мой муж родился в этом городе. А познакомились мы в Екатеринбурге, когда Юра там учился…» На вопрос Сергея о том, где сейчас ее муж, Марина ответила, что он – врач «Скорой помощи» – до утра на дежурстве.

Когда Сергей беседовал с Мариной, в комнату в сопровождении собак вернулась старшая Смородина. Ольга спросила сестру:

– Мариш, можно я Мишку на праздники у тебя оставлю? Неудобно его к родителям везти, у них и так тесно. Они, конечно, не откажут, примут, но мне неловко. А после Нового года я постараюсь снять квартиру и приеду за ним.

– Конечно, оставляй, – легко согласилась Марина. – Да и Венику веселее будет!

Пока сестры беседовали на «собачьи» темы, Померанцев расправился с борщом, который был вполне себе – честь и хвала хозяйке! – и взялся за пироги. Надо признать, что и пироги в исполнении Марины были отменными. Вообще у нее было как-то хорошо, уютно. На стене висела гитара, в углу переливалась фонариками новогодняя елка. Задержавшись взглядом на елке, Померанцев вдруг вспомнил, что через три дня – даже не верится! – Новый год…

– Скажите, а вы, правда, тот самый Померанцев? – неожиданно спросила Марина.

Сергей кивнул.

– Надо же! – обрадовалась младшая Смородина. – А вы знаете, я люблю вашу программу! – Марине явно хотелось еще о чем-то его спросить, но старшая сестра бросила на нее такой взгляд, что Марина спохватилась: – Ну ладно, я пойду. Вам, наверное, нужно поговорить…

Ольга сидела с непроницаемым видом и смотрела мимо Померанцева. Сергею показалось, что в ней что-то изменилось, присмотревшись, он заметил, что она забрала волосы назад, в хвост, отчего ее лицо стало открытым. «А ничего так, – машинально подумал Сергей. – Красивая… Лицо такое славянское, высокий лоб, выразительные, живые глаза… Ей бы поменять эту рыжую гриву на льняную косу до зада, и получилась бы русская женщина, как ее представляют иностранцы».

– Что такое? – холодно спросила Ольга, заметив его оценивающий взгляд.

– Да вот смотрю, куда подевалась ваша буйная грива, – улыбнулся Сергей. – Прическа у вас давеча была уж больно интересная. Какая-то… дыбом. Вместо шапки так носите?

– Просто природная особенность, – пробурчала Ольга. – У меня с детства такие волосы, ничем их уложить не могу, ни одно средство не берет – непослушные!

– Все в хозяйку! – не выдержал Сергей и рассмеялся.

– Ну и что смешного?! Прическа вам моя не нравится? И маникюр, помню, вас удивил?! – возмутилась Ольга. – Да, представьте, я вообще не гламурная, не наращиваю волосы и грудь и не езжу в Милан за последней коллекцией одежды. Мне, знаете ли, некогда заниматься всякой ерундой и посещать спа-салоны, я много работаю, бывает, сутками пропадаю в клинике!

Сергей примиряюще спросил, где она работает. Ответ Смородиной его почему-то изрядно развеселил:

– Значит, доктор Айболит? Зверушек всяких лечите?

– Ага, зверушек, – хмыкнула Смородина, – все лучше, чем народ зомбировать в дурацких телешоу.

Сергей перестал улыбаться и отвернулся. Через пару минуту он сухо напомнил ей, что пора бы уже и ехать.

– Слушайте, а может, останемся у Марины до утра? – неожиданно предложила Ольга. – Переночуем, а утром двинемся в путь?

Померанцев насторожился – зачем до утра? С какой стати она заманивает его на ночлег?

– Уже поздно, полночь на дворе. И, если честно, я очень устала! – призналась Ольга. – У меня сегодня была ночная смена, теперь так хочется спать…

Но Померанцев твердо сказал, что так они не договаривались и что ему нужно к утру быть в Екатеринбурге. Да! Тем более что он и так уже потерял много времени!

– Ладно, воля ваша, – раздраженно махнула рукой Ольга, – сейчас поедем!

На прощание Марина собрала им с собой пирогов в дорогу, поздравила Сергея с наступающим Новым годом, пригласила приезжать в гости. Померанцев любезно простился с Мариной – в отличие от старшей сестры она была милой и обаятельной.

Уже стоя в дверях, Померанцев оглянулся и увидел, как Ольга прощается со своим ненаглядным псом. Смородина склонилась над собакой (едва на колени не встала) и обняла Мишку. «Я обязательно скоро за тобой вернусь!» – пообещала она псу серьезно, как человеку. Сергей усмехнулся: о, надо же! Оказывается, у железобетонной женщины есть свои слабости – собаки! К ним она относится явно лучше, чем к людям.

Смородина поднялась с колен и бросила Померанцеву:

– Идемте!

Сергей всмотрелся в ее лицо, и ему показалось, что глаза Ольги подозрительно блестят. «Плачет, что ли?» – подумал Померанцев, и на миг ему даже стало ее жалко. Захотелось спросить, что у нее все-таки стряслось, почему она оставила собаку сестре и отчего собирается снимать квартиру. Но спрашивать было неловко, и Померанцев промолчал. Когда вышли во двор, он предложил сам повести машину. «А вы пока можете отдохнуть, выспаться». Смородина кивнула, отдала ему ключи и свернулась на заднем сиденье калачиком. Вскоре, взглянув в зеркало, Померанцев увидел, что она спит.

* * *

Сергею тоже хотелось спать, но он отчаянно боролся со сном и усталостью – путь впереди был долгий. В это позднее время на дороге почти не встречалось машин, старенький автомобиль Смородиной летел сквозь ночь мимо густых уральских лесов, широких, щедро покрытых снегом полей, мимо деревень, изредка вспыхивающих в темноте огоньками окон.

Длинная дорога – многое можно обдумать, многое вспомнить, чему-то порадоваться, о чем-то пожалеть… В голову Померанцеву лезли всякие мысли, в том числе не очень приятные; где-то внутри больно кольнула мысль о том, что ему предпочли другого ведущего, да еще в проекте, о котором он давно мечтал. Померанцев поежился – проигрывать он не любил, всегда был до крайности амбициозен, и вдруг такой щелчок по носу… За что, почему? Хотя, может, он просто неправильно ставит вопрос?! Его тетка Тоня – средоточие народной мудрости – любила говаривать, что ежели судьба посылает неприятности, то надо в первую очередь думать не «за что» тебе эти испытания, а «зачем». «Ну и зачем мне этот щелчок по носу? – усмехнулся Сергей. – Чтобы не зазнавался? Не расслаблялся и был в тонусе? А «зачем» ушла Кристина? Хотя с Кристиной, может, и к лучшему, что так получилось. Что нас связывало? В сущности, ничего…»

Так, за размышлениями Сергей проехал несколько часов, но в какой-то миг у него вдруг возникли некие смутные подозрения: вот странное дело, по всем подсчетам они должны были бы уже приближаться к точке назначения, однако Екатеринбурга на горизонте и в помине не было. Померанцев свернул на обочину и остановил машину, чтобы включить навигатор в своем телефоне.

– Что, приехали? – С заднего сиденья показалась заспанная физиономия Смородиной. – А чего стоим? Где мы?

Сергей пожал плечами – он бы и сам был не прочь знать это.

Смородина выглянула в окно – они стояли посреди трассы, кругом только снега, леса и поля.

– Что-то навигатор не ловит, – растерянно заметил Сергей.

Смородина поглядела на него как на идиота и с иронией спросила, не пробовал ли он смотреть на дорожные указатели, когда вел машину, поскольку иногда на них пишут полезную информацию?! Сергей сделал вид, что не понял ее убийственной иронии и назвал последний населенный пункт, который он запомнил из тех, что они проезжали. Это вполне безобидное название вызвало у Ольги странную реакцию. Она закричала:

– Что-о-о? Да ведь это в противоположной стороне от Екатеринбурга! Куда мы вообще едем?

Померанцев заерзал, его недавние недобрые предчувствия, похоже, сбылись. Он, однако, не понимал, как мог сбиться с пути и где свернул не туда.

Ольга в ужасе схватилась за голову:

– Господи, каким кретином надо быть, чтобы заблудиться на этой трассе!

– С каждым может случиться! Ну, подумаешь, ошибся человек, так что же его за это – с землей смешать?! – проворчал Померанцев, обидевшись на Ольгу. А он еще давеча проникся к ней сочувствием, поверил, что в ней есть что-то человеческое! Да она только к собакам хорошо относится.

– Я смотрю, вы особой сердобольностью не отличаетесь, да?! Вам вообще на людей наплевать, так?! – озвучил свое мнение вслух Сергей.

– Ага! Вы прямо читаете мои мысли! – раздраженно фыркнула Ольга.

Померанцев не выдержал:

– А ты не думала, – от негодования он даже не заметил, что соскочил на «ты», – что все твои проблемы от твоего несносного характера?! Может, потому и с мужем не сложилось?

Ольга аж булькнула от возмущения и зыркнула на него так, что, если бы взглядом можно было испепелить человека, сгореть бы Померанцеву за пару секунд вместе с его модельными ботинками.

– Это не твое дело! – зашипела Смородина, как яичница на сковороде. – И не смей так говорить!

А, кстати, она тоже не заметила, как перешла на «ты».

– Ладно, – пожал плечами Померанцев, – не мое так не мое. Хорошо хотя бы то, что мы перешли на «ты».

– Пересаживайся! – скомандовала Ольга. – Я сама поведу машину! Зачем я вообще доверила тебе ее вести?! Мы потеряли столько времени!

Померанцеву очень хотелось высказать все, что он о ней думал, но он сдержался и переместился на заднее сиденье, твердо решив до самого Екатеринбурга не разговаривать с этой несносной женщиной.

– Снег повалил! – через какое-то время сказала Смородина. – Как бы метель не началась! Этого нам только не хватало!

Померанцев ответил ей ледяным, презрительным молчанием. Вскоре он почувствовал, что засыпает.

…Сергею снилось, будто он бежит по бескрайнему полю, проваливаясь в снег, а за ним гонится дюжина мужиков, которые кричат, что все они – мастера спорта по боксу. Наконец, совершенно обессилев, он падает в снег, а над ним с криком «Да что за чертовщина?!» склоняется самый дикий мужик.

– Что за чертовщина? – снова услышал Сергей недовольный возглас и, проснувшись, понял, что на самом деле это говорит Смородина.

Сергей сухо поинтересовался у нее, что, собственно, стряслось.

Ольга сказала, что автомобильный двигатель как-то подозрительно стучит. Померанцев усмехнулся: ну-ну, двигатель этого транспортного средства барахлит, видимо, последние сто лет. Ольга остановила машину, а потом снова попыталась ее завести, но бесполезно – та не двинулась с места. Померанцев занервничал:

– Это что еще за фокусы?

Смородина ничего не ответила, но, судя по ее озабоченной физиономии, происходящее ей тоже не нравилось. Наконец она нашла «изящное решение», заявив Сергею, что надо попробовать завести машину «с толкача».

– Чего? – удивился Померанцев. – С какого еще толкача? И кому, собственно, предлагается быть толкачом?!

– Ну, естественно, тебе! Я все-таки женщина! – отрезала Смородина.

«Вот именно что все-таки!» – хмыкнул про себя Померанцев, но делать нечего – пришлось вылезать из машины и толкать ее. Надо сказать, быть «толкачом» ему не понравилось – минут двадцать он, пыжась и корячась, толкал эту развалюху, но все без толку: двигатель не заводился. Поняв тщетность своих усилий, измотанный и взмокший Померанцев остановился, чтобы перевести дух. Ему казалось, что толкать дальше – все равно что пытаться реанимировать умершего год назад человека. Вдобавок ко всему, выступая «тягловой силой», он порвал свою модную куртку; увидев порванный рукав, Сергей окончательно обозлился. А Смородина между тем свято верила в это восьмое чудо света – в то, что ее ретроавтомобиль сейчас прекрасно заведется и на нем можно будет ездить еще лет семьдесят.

– Надо опять попробовать! – крикнула она Померанцеву.

Сергея аж зашатало от ее оптимизма.

– Да не заведется она, разве непонятно?! – в сердцах бросил он.

Но Смородиной было «непонятно», и она настаивала на «толкаче», доказывая Сергею, что с ее машиной такое уже случалось несколько раз и чудодейственный «толкач» неизменно помогал.

– И раньше случалось? – застонал Сергей. – Ну как вообще можно ездить на такой развалюхе? Купила бы нормальную машину…

Ольга вспыхнула:

– У нас тут не Москва! Нет у меня денег на новую машину! И не надо мне давать идиотские советы. Лучше возьми да почини двигатель! Мужик ты или кто?

– Мужик! – отрезал Сергей. – Но машину мне чинит автосервис!

– Вот послал Бог попутчика! – фыркнула Ольга и вылезла из машины.

Она открыла капот и застыла над ним с глубокомысленным видом. Померанцев скептически наблюдал за ее действиями. Очень скоро не только Померанцеву, но и самой Смородиной стало ясно, что ее подергивания, постукивания и прочие незамысловатые манипуляции ни к чему не привели. Сергей не удержался и въедливо пробурчал, что с нормальными машинами такого не случается. Ольга огрызнулась, заметив, что, если бы он не заблудился и не свернул с трассы, они бы уже были в Екатеринбурге, а даже если бы застряли на трассе, а не на этой безлюдной дороге, у них имелось бы больше шансов найти помощь. Померанцев махнул рукой – что проку теперь искать виноватых, если бы да кабы – и мрачно изрек:

– Боюсь, что эта лошадь окончательно сдохла!

– Вот если бы какой-нибудь эвакуатор? – жалобно сказала Ольга и с тоской посмотрела вдаль.

Померанцев усмехнулся – шансы встретить эвакуатор в этой глуши были столь же невелики, как вероятность увидеть здесь Емелю на печи.

– Где мы тут возьмем эвакуатор? – Сергей попытался воззвать к разуму Смородиной.

– Может, позвонить в Екатеринбург, вызвать эвакуатор? – Вид у нее был очень растерянный.

– Ладно, – вздохнул Сергей, – сейчас позвоню ребятам в Москву, пусть придумают что-нибудь. Может, кого пришлют за нами. – Он достал мобильный телефон и тут же чертыхнулся. – И это называется «надежный оператор»?! Связи нет! Вообще не ловит! Слышь, Смородина, а у тебя ловит?

Она взглянула на свой телефон и покачала головой:

– Не-а, у меня тоже «надежный оператор»!

– И что же делать? – Сергей едва не схватился за голову.

– Посылать сигнал в космос! – съязвила Смородина.

– Я бы послал сигнал твоему брату! И заодно горячую благодарность за то, что он организовал нашу с тобой совместную поездку!

– Полегчало? – Ольга смерила его презрительным взглядом.

Нет, конечно, Померанцеву не полегчало – хоть все выскажи, что он о ней думает, это не изменит нелепой и, между прочим, опасной ситуации, в которой они оказались: застряли ночью! зимой! в какой-то лесной глуши!

При этом – ни связи, ни машины! Весело!

Подумав, Сергей сказал, что единственный выход в сложившейся ситуации – идти за помощью до ближайшей деревни, потому что оставаться здесь нет никакого смысла: людей тут можно ждать до второго пришествия. Но Ольга молчала, печально глядя на машину.

– Может, уже закончим трагическое прощание с этой рухлядью и пойдем искать признаки цивилизации? – усмехнулся Померанцев. – Или ты предпочитаешь остаться здесь и погибнуть от холода?

Смородина и на это ничего не ответила.

– Ну так что?! – теряя терпение, крикнул Сергей.

– Я не могу уйти и оставить свою машину, – сказала Ольга. – Она не просто железо, она – часть моей жизни. Тебе этого, конечно, не понять?!

– Разумеется! Купишь себе нормальную машину, какие проблемы?

– Это для тебя нет проблем! Ты вообще представляешь, как живет большая часть людей в России?

– Смутно, – пожал плечами Сергей. – Нет денег – можно взять машину в кредит…

– Можно. Только я в будущем году собираюсь брать ипотеку на квартиру! – призналась Ольга. Вид у нее был такой, словно она оставляет на произвол судьбы любимого коня.

Померанцев хмуро заметил, что если они останутся здесь, то в этой машине их потом и найдут по весне, а вот ежели дойдут до какой-нибудь деревни и разживутся там, скажем, «Газелью», то потом можно будет вернуться за столь дорогим ее сердцу «Мерседесом». Вздохнув, Ольга согласилась. Порывшись в багажнике, она достала большой чемодан на колесиках. Померанцев содрогнулся, представив, что с этим барахлом им придется тащиться по снежной дороге, но, поскольку Смородина категорически не хотела оставлять его в машине, Сергею пришлось, кляня все на свете, поступить по-джентльменски: взяться тащить этот чемоданище.

Первое время, пока они шли, Померанцеву казалось, что он участвует в съемках нового телешоу о жизни российской глубинки и что, согласно сценарию, должен идти по занесенной снегом дороге (а для пущего киношного эффекта ему всучили идиотский розовый чемодан и дали в попутчицы очень странную женщину), но вскоре усталость и холод заставили Сергея поверить в реальность происходящего.

Светало. При иных обстоятельствах Сергей оценил бы красоту местной природы, но сейчас ему было не до лирики. Его модельные ботинки, актуальные для столичной гламурной жизни, не были предназначены для экстремального туризма, да и шапка с курткой тоже годились больше для понта, чем для обогрева. Померанцев с унынием подумал, что таким макаром он до вожделенной деревни может и не дойти. Между тем Смородина шла, как Амундсен на Север – решительно и целеустремленно. Сергей отметил, что и экипирована она оказалась не в пример лучше него: ее грубые мужские ботинки, напоминавшие копыта, не страшились сугробов, а простоватая дубленка, в которой Ольга походила на медведя, по всей видимости, была весьма теплой.

Попутчики шли молча, но в какой-то миг Сергей поинтересовался, точно ли Ольга знает, куда они идут. Смородина ответила, что у нее в отличие от некоторых нет привычки «сбиваться с маршрута», а потом взяла да и некстати добавила, что ей вообще кажется, что все неприятности посыпались на нее после встречи с ним!

От этих слов Померанцев прямо подскочил на месте и едва не швырнул в нее чемоданом:

– Да если бы не ты и Гена со своей дурацкой медвежьей услугой, я бы давно доехал до Екатеринбурга в комфортном автомобиле! Сама навязалась на мою голову!

– Я навязалась?! – Смородина, похоже, тоже «дошла до ручки» – кулаки сжаты, глаза метают молнии. Не выдержав, она толкнула Сергея.

Он усмехнулся:

– Ну, давай еще подеремся здесь, на дороге!

– Иди ты знаешь куда? – вспыхнула Ольга.

– Знаю! В Екатеринбург. Но своим путем! – Померанцев бросил чемодан на снег.

– Вот именно! Давай каждый пойдет сам по себе! – Ольга подхватила чемодан и гордо поволокла его вперед.

Померанцев сплюнул – вот дура какая! – и, демонстративно перейдя на противоположную сторону дороги, потопал «по своей стороне». Он даже немного приотстал – пусть она пойдет вперед и скроется за горизонтом (глаза бы на нее не смотрели!), – но потом не выдержал и посмотрел в ее сторону: Смородина тащилась с огромным чемоданом уже не столь браво, можно сказать, ковыляла. Душераздирающее зрелище! «Жалко эту дуреху, – подумал Сергей, – собьется с пути, замерзнет!» Он перешел дорогу и побежал за ней.

– А ну стой! – Он догнал Ольгу и выхватил у нее чемодан. – Вместе пойдем! Я за тебя отвечаю!

Но вместо благодарности эта зараза буркнула:

– Отвечаешь?! Спасибо, не нуждаюсь! Ладно, пойду с тобой, а то еще опять перепутаешь указатели! Только пообещай, что будешь молчать всю дорогу, иначе тут же уйду!

– Хорошо, – пожал плечами Сергей.

…Они шли и шли. Померанцеву казалось, что так идут они уже очень долго. Окружающий пейзаж хоть и был красивым, разнообразием не радовал: заснеженный густой лес иногда сменяло поле, а потом снова продолжались дремучие уральские чащобы.

– Слушай, как ты думаешь, здесь волки водятся? – неожиданно спросила Смородина.

– А как же?! Наверняка! – мстительно сказал Померанцев.

Ольга поежилась:

– И что делать, если они нам повстречаются?

– А что делать? Будешь с ними договариваться, ты же у нас специалист по животным! – хмыкнул Сергей. – Кстати, как тебя в ветеринары занесло?

Как занесло? А она с детства спасала и лечила животных: больного котенка, бродячую собаку, стрижа с поврежденным крылом… Еще в детстве Ольга и ее двоюродный брат Гена решили связать жизнь с медициной; так и случилось, только Гена стал детским врачом, а Ольга – звериным.

– Тяжелая небось работа? – спросил Померанцев.

Смородина вздохнула – эту профессию нужно любить, иначе долго в ней не продержишься. Игорь, кстати, ее выбора никогда не понимал и не одобрял: «Сидишь в этой клинике сутками, а получаешь копейки!» Но Ольга не представляла своей жизни без этой тяжелой, а все же благодарной работы, потому что любила животных; она чувствовала моральное удовлетворение, спасая, буквально вытаскивая с того света своих бессловесных пациентов. Ни разу за эти годы у нее не было мысли бросить профессию и заняться чем-то другим. Но разве московский пижон Сергей Померанцев сможет это понять?! Для него ее специальность – всего лишь повод для иронии…

Ольга ответила Померанцеву, что работу свою любит, хотя бывает, что ей приходится нелегко: случается и сутками дежурить, да и пациенты попадаются разные. Затем, не удержавшись, она прибавила, что это все же не на телевидении работать – стоять в студии с важным видом в модельном костюме и перемывать косточки своим героям.

Ее выпад неожиданно больно задел Померанцева.

Сергей привык к тому, что окружающие считают его везунчиком и баловнем судьбы, хотя и не мог взять в толк, почему все думают, что он с наскока взял да и попал на центральный канал или вообще на нем родился (ага – сразу в модельном костюме и с микрофоном в руках!).

На самом деле все, конечно, было не так… После окончания школы простой уральский парень Серега Померанцев поехал в Москву, куда приезжают миллионы таких, как он (большинство из этих слетевшихся в столицу амбициозных молодых людей жестко и скоро перемалывают столичные жернова). Серега был парнем «с улицы», у которого за спиной не имелось влиятельных родителей и всяких там протеже (у него за спиной только родной Урал и воспитавшая его тетя Тоня!), но отсутствие связей он старался компенсировать обаянием, природной смекалкой и рвением. Именно благодаря этим качествам Сергей сам поступил в институт и, между прочим, окончил его с отличием.

Первые годы его «московской одиссеи» были тяжелыми: жил в общежитии на одну стипендию, по ночам подрабатывал, отказывал себе во всем, голодал. А Москва, как ей и положено, не верила ни слезам, ни способностям, ни амбициям: ей надо было каждый день доказывать, что ты чего-то стоишь и что в своей профессии – ты лучший. Много лет Сергей старался изо всех сил, работал на износ, и постепенно что-то стало меняться, Москва, поморщившись, потихоньку начала к нему приглядываться: может, и правда, этот провинциал особенный? Окончив институт, Сергей попал на телевидение. Сначала занимал смешную должность, что-то вроде ассистента помощника заместителя редактора, по сути, был мальчиком на побегушках – выполнял мелкие поручения, подносил кофе редакторам. Потом кто-то заметил проворного смышленого парня, ему поручили написать крохотный новостной текст, потом взяли в новостную редакцию, спустя время наконец он стал вести выпуски новостей. Одним словом, это была длинная карьерная лестница, и Померанцев честно прошел все ее ступени. Иногда спотыкаясь, иногда опускаясь вниз, он, несмотря ни на что, работал как заведенный, прорывался как танк – к цели. И наконец мечты сбылись – модельный костюм, собственное шоу, узнаваемость, приличные гонорары. Кажется, что теперь можно выдохнуть и успокоиться, но у него почему-то не получается – с некоторых пор он начал ощущать смутную неудовлетворенность происходящим и тосковать о чем-то большем, в какой-то миг поняв, что вырос из развлекательного формата и устал повторяться. Сергей захотел сменить амплуа, чувствуя, что дорос до настоящей журналистики, до серьезных программ, острых тем. Он считал, что наступающий год должен стать переломным в его карьере.

Сергей взглянул на Ольгу и с горечью спросил:

– Думаешь, у меня такая легкая работа? И на меня все падает с неба?!

Ольга ответила ему выразительным взглядом, в котором читалось, что именно так она и думает.

– А можно узнать, почему ты ко мне так относишься? – не выдержал Сергей. – У тебя ко мне что-то личное? Может, прояснишь, чем я тебя обидел?

– Ничего личного у меня к тебе нет. Но я не люблю таких, как ты! – отрезала Ольга.

– Каких – таких?

– Тех, кто ради забавы, походя, ломает жизнь другим людям!

– Ты о чем? – не понял Сергей.

– Двадцать лет назад! Новогодняя ночь у Гены дома! Не помнишь?! – Ольга смотрела на Померанцева как на злодея.

Он пожал плечами:

– И что такого страшного я совершил двадцать лет назад «у Гены дома»? Что-то не припомню…

– Ты действительно хочешь это услышать? – усмехнулась Смородина.

Глава 4

Померанцев не верил своим ушам: оказывается, двадцать лет назад он стал причиной разлуки влюбленных друг в друга Володи Новикова и Кати Куликовой. Якобы именно после разговора с ним Володя рассорился с Катей и ушел с новогодней вечеринки, а вскоре Катя и Володя расстались. Со слов Смородиной выходило, что именно Сергей был виноват в их разрыве.

Выслушав Ольгу, растерянный Померанцев начал вспоминать события новогодней ночи двадцатилетней давности, в частности, свой разговор с Новиковым, и, кое-что вспомнив, вздохнул: ну да, он и впрямь тогда сболтнул Вовке лишнее. Возможно, потому, что немного захмелел, перепив портвейна… В ту новогоднюю ночь ему хотелось шутить, разыгрывать одноклассников… Помнится, он пристал к Куликовой, уговаривая ее выпить с ним на брудершафт (честно говоря, ему всегда было интересно, что Вовка нашел в этой девчонке). Он так достал ее своими уговорами, что Катя наконец согласилась: «Ладно, давай выпьем, чтобы ты уже от меня отвязался!» Они с Катей уединились в комнате, а в самый разгар их братания туда заглянул Вова Новиков и сильно расстроился, увидев свою Куликову целующейся с другим. Новиков тогда сильно распсиховался – натуральный Отелло! – вызвал Сергея в коридор, начал хватать за грудки: «Признавайся, что у вас с Катей!» А Сергей возьми да и ляпни: «Все! У нас с Катей натурально уже все было! И вообще Катька от меня без ума!» А зачем он так сказал – и сам не знал. Вовка его после этих слов сразу отпустил и ушел. Вот, собственно, что тогда случилось. Сергей про это и думать забыл в ту же ночь, а оно вон, значит, как вышло…

Спустя двадцать лет Сергей узнал подробности той истории от Ольги Смородиной. «Сразу после школы Володя уехал из Екатеринбурга в Мурманск, где жил его отец. Окончив институт, Новиков стал метеорологом и завербовался на Север, где работает уже много лет среди льдов и белых медведей. Кстати, он до сих пор не женился, потому что всю жизнь любит Катю. И не спрашивай, Померанцев: а разве так бывает?! У нормальных людей только так и бывает: если любят человека, то всю жизнь!»

Сергей поежился – то, о чем рассказала Смородина, не укладывалось у него в голове. Романтическая и вдребезги трагическая история Вовки Новикова произвела на него сильное впечатление. Ему почему-то представился Север и дрейфующие на льдинах папанинцы, среди которых был Новиков.

– Прямо Ромео и Джульетта! – попробовал пошутить Померанцев, но тут же осекся, потому что Ольга, как ножом, полоснула его резким взглядом, дескать, только идиот может смеяться над этой историей!

– А Катя? – с надеждой спросил Сергей, рассчитывая услышать, что хотя бы у Куликовой все прекрасно: положительный муж, детишки-отличники и прочие блага – и тут же по кислому выражению лица Смородиной понял, что у Кати ничего подобного нет.

Узнав о том, что Володя Новиков уехал, Катя через год назло ему вышла замуж – буквально за первого встречного. Увы, это замужество продлилось недолго, через три года она с мужем развелась и с того времени живет одна.

– А чего так? – спросил Померанцев и тут же почувствовал себя бестактной свиньей.

Смородина зашипела как взбешенная кошка:

– Да потому что она по-прежнему любит Новикова!

Такие дела – Новиков дрейфует во льдах и любит Куликову, Куликова любит Новикова, который дрейфует во льдах, а разлучил их когда-то, получается, он, Померанцев! Сергей приуныл – неприятно вдруг осознать себя водевильным злодеем.

– Ну пошутил, не со зла ведь… – пробормотал Сергей. – Плохого-то не хотел.

Смородина жгла его ледяным огнем голубых глаз и молчала. И это молчание звучало как самый строгий обвинительный приговор.

– Дурак был! – смутился Померанцев.

– Скажи лучше – подонок! – закатила ему словесную плюху Смородина.

Сергей смолчал. А что скажешь? Ему жаль, что так вышло. Если бы можно было отмотать жизненную пленку назад, как в его телешоу, он бы с удовольствием это сделал. Единственное, что Сергей мог сказать Смородиной, так это то, что сожалеет о случившемся. Искренне сожалеет.

Ольга внимательно посмотрела на него и ничего не ответила.

* * *

Катя Куликова погладила любимую кошку Маруську, та благодарно отозвалась, заурчала. Кошка у Кати, получается (бывает и так!), самое близкое существо. Когда в прошлом году Маруська заболела, Катя с ног сбилась, разыскивая ветеринара. К счастью, потом вспомнила, что у Гены Куропаткина сестра – опытный ветврач. Она позвонила Гене и объяснила ему ситуацию: кошка старая, случай тяжелый, нужен хороший специалист. Гена дал ей координаты своей сестры Ольги, и Катя повезла кошку в Пермь.

Душевная, искренняя Ольга Смородина Кате сразу понравилась. Ольга долго возилась с кошкой, сделав все, чтобы ей помочь. И приняла Катю очень хорошо, настояла на том, чтобы та остановилась у нее дома (ее муж Игорь как раз был в отъезде).

В первый же вечер они затеяли ужин с пирогами, выпили вина и как-то легко разговорились. Ольга с грустью призналась, что у них с мужем есть проблемы, что они давно живут как чужие люди, каждый сам по себе. Катя тоже рассказала новой подруге о наболевшем: о том, как любила своего одноклассника Володю Новикова и как они с ним хотели пожениться после школы, но потом глупо поссорились во время новогодней вечеринки у Гены дома. «Знаешь, Оль, я даже не поняла, что тогда случилось, почему Володя взял и ушел, ничего мне не сказав?! И все из-за чего? Из-за того, что я поцеловала Померанцева? Да зачем он мне нужен?! А ребята потом говорили, что Володя, перед тем как уйти, о чем-то разговаривал с Померанцевым, и тот ему что-то такое сказал, отчего Володя вспыхнул, схватил куртку и побежал на улицу. Я думаю, он Володе сболтнул что-то гадкое, с него станется! Я с тех пор этого Померанцева прямо видеть не могу!»

Они со Смородиной выпили еще вина, и Катя призналась Ольге, что замуж она вышла назло Володе. Володя, конечно, не мог этого знать, но все же… «Пусть Володе будет хуже!» В итоге хуже, конечно, было ей. Вслед за мужем, с которым они вместе окончили педагогический институт, Катя поехала в деревню. Они работали в сельской школе: она преподавала русский язык и литературу, он – историю. А потом ее муж решил вернуться в город («там перспектив больше!») и уехал. А она осталась – привыкла к школе, к ученикам, да и жаль было бросать дом. Такой вот финт судьбы – бывает! Но если честно, Катя даже радовалась, что муж уехал – тяжело жить с нелюбимым человеком. Любила-то она всегда только Володю.

Уезжала Катя из Перми с просветленной душой. Она, между прочим, только с Ольгой и поделилась своей историей – деревенским подругам никогда не рассказывала о прошлом. Кстати, Ольга тогда спросила ее: а может, стоит найти Володю Новикова, поговорить с ним? Катя лишь вздохнула – если бы это было возможно!

…Посмотрев в заиндевевшее окно, Катя внезапно, как Герда о Кае, вспомнила о Володе. Она подошла к столу, на котором стоял глобус. Вот – Россия: горы, моря, реки, города и маленькие деревни, подобные той, в которой живет Катя, которых нет не то что на глобусе – на многих картах! – и где-то там – край земли, Север! О Севере Катя знает только то, что там очень холодно и, наверное, одиноко… Да, ей почему-то кажется, что человеку в том краю одиноко и холодно. И вновь Катино сердце сжала тоска, как бывало всякий раз, когда она думала о Володе. Двадцать лет назад, после той нелепой ссоры, она хотела сказать ему, что, кроме него, ей никто не нужен… Хотела, но не смогла, потому что Володя вдруг стал ее избегать, а потом и вовсе уехал из города. Вот бы когда-нибудь высказать ему то потаенное, важное, что она носит в себе двадцать лет… Пробиться к Володе на его Крайний Север. Но до края земли далеко, не добраться, не достучаться. Остается разве что уповать на чудо…

* * *

А в это время Володя Новиков сидел на станции в своей комнате и ждал вертолета, чтобы лететь на Большую землю. До вертолета оставалось всего ничего – каких-то полчаса, но и за эти полчаса Новиков успел уже несколько раз поменять решение: ехать – не ехать?! Рядом с ним на кровати лежал рюкзак, собранный в дорогу еще с вечера, и альбом со старыми фотографиями.

Не выдержав, Новиков снова открыл альбом и всмотрелся в любимое лицо. Большие глаза, длиннющие ресницы, ямочки на щеках – Катя Куликова. Вот в эти самые глаза и ямочки он влюбился еще в первом классе, как только увидел Куликову. А в десятом классе предложил ей выйти за него замуж – ну, потом, когда им исполнится восемнадцать… Катя тогда так серьезно на него посмотрела и сказала: «Да». Он был уверен, что они с Катей всегда будут вместе. Так должно было быть… Но случилось иначе. Все изменила одна новогодняя ночь, которую они с Катей отмечали с одноклассниками.

…Встретив Новый год со всеми в гостиной, они с Катей переместились на кухню и вместе с Никитой Фоминым пели там песни «Наутилусов», а потом Новиков вдруг увидел, что Кати нет, и пошел ее искать. Увидев девушку с Сергеем Померанцевым, он почувствовал, как кровь прихлынула к лицу и стало трудно дышать от ревности, ярости, обиды. Володя выволок Померанцева в коридор и спросил, что у него с Катей. Сергей, улыбаясь, сказал, что у них все серьезно. Володе захотелось ударить Сергея в его улыбающееся лицо, но он сдержался и ушел, ни с кем не попрощавшись. Потом долго брел по зимним заснеженным улицам, куда глаза глядят, купил в ларьке водку, напился, плакал, потерял шапку – едва не замерз… Это была ужасная новогодняя ночь. Собственно, с тех самых пор он не любит этот праздник и никогда его по-настоящему не отмечает. В ту ночь в нем словно что-то сломалось…

Позже Катя несколько раз звонила ему, предлагала поговорить, но он не хотел с ней разговаривать. А потом уехал из этого города, фактически сбежал – от Кати, от самого себя; решил начать все сначала, забыть прошлое. Сначала махнул в Мурманск к отцу, затем жил в Петербурге, а после отправился на Север – хотелось уехать как можно дальше: на самый край земли.

Ему понадобилось двадцать лет, чтобы понять, что нет такого места, куда можно было бы убежать от самого себя. И на то, чтобы понять другие вещи, ему тоже потребовалось время… Многое он теперь видит иначе и понимает, что поступил тогда по-мальчишески глупо, что нельзя было вот так просто взять и отказаться от своей любви, от своего счастья – фактически сдаться без боя. Надо было бороться за счастье, а он смалодушничал, струсил. К сожалению, по молодости он этого не понимал, а потом уже стало поздно – он узнал, что Катя вышла замуж, и запретил себе думать о ней.

Володя коснулся ладонью фотографии и вздохнул: увидеть бы Катю наяву хотя бы на минуту, а там будь что будет!

– Эй, Новиков, – в комнату заглянул начальник станции, – вертолет приземлился… Ну что, полетишь?

* * *

Сергей с Ольгой шли молча. По всем подсчетам они должны были вот-вот подойти к деревне, но эти последние метры давались Сергею уже с большим трудом. Смородинский чемодан становился все тяжелее, словно с каждым метром туда добавляли новые камни.

Неприятную мысль о разлученных по его вине Куликовой и Новикове Сергей постарался выбросить из головы (как с удовольствием выбросил бы и Ольгин чемодан) – жаль, что так вышло, но теперь уже ничего не вернешь!

А вскоре у него вообще в голове осталась только одна мысль – как бы добраться живым до этой проклятой деревни. Померанцеву казалось, что холод пробирает его до самых костей.

– Эй, ты замерз, что ли? – пригляделась к нему Смородина.

Сергей только рукой махнул. Ольга скептически оглядела его модный столичный прикид:

– М-да, жертва стиля! Померанцев, ну ты же сам с Урала, вроде должен понимать, что здесь зимой так не ходят?!

– Так я не ожидал, что буду рассекать по уральским лесам среди снегов, как заяц! – Сергей не удержался и съерничал: – А тебе тепло, да? И шапка не нужна? Твоя буйная грива небось греет лучше любой шапки?!

– Да что ты меня все время этим подкалываешь? – разозлилась Ольга.

– Шучу! Помирать так с юмором! – Сергей хотел улыбнуться, но не вышло – замерзшие губы свело так, что не разжать.

Ольга вдруг всполошилась:

– Ой, Сережа, у меня в чемодане есть теплая шуба! Давай я достану, набросишь?

Померанцев изумленно воззрился на Ольгу:

– Ты это серьезно?!

– Все лучше, чем мерзнуть! – пожала плечами Смородина. – Могу еще предложить пуховый платок. Если замотаешься – станет гораздо теплее!

– Хорош же я буду в женском платке и шубе! – хмыкнул Сергей. – Спасибо, Оля, я ценю твою заботу, и мне приятно, что ты меня впервые назвала Сережей, но, право, все еще не столь плохо.

Но тут Померанцев погорячился, ох, погорячился! Урал – это вам не шутки! Вскоре от холода Сергей дрожал как лист, даже зубы отбивали чечетку.

– Ну и физиономия у тебя, Померанцев, красная, как свекла! Слушай, а что это за звуки? – прислушалась Ольга. – Вроде дятлы по дереву стучат?

– Это у меня зубы стучат от холода!

– Бери шубу, кому говорю! Заболеешь – тебе это надо? Будешь на Новый год валяться с простудой!

– У меня большие сомнения насчет того, что этот Новый год для меня вообще настанет! – Сергей так клацнул зубами, что Смородина вздрогнула.

– Оденься теплее! Нас все равно здесь никто не видит, кроме ворон! – взмолилась она.

– А как же ты?

– Мне абсолютно все равно, как ты выглядишь! – честно сказала Ольга. – В моих глазах, боюсь, тебя уже ничто не приукрасит и не скомпрометирует.

– Вот спасибо! – отбил степ зубами Сергей. Он поставил чемодан и сел в сугроб. – Слышь, Смородина, извини, я больше не могу… Если хочешь – иди одна!

– Слушай, нежный московский фраер, я тебя что, на себе понесу? – заорала Смородина зычным голосом. – Это вообще-то ты должен был бы меня нести…

– Не, – попробовал отшутиться Померанцев, – летом – с радостью! А теперь мне достаточно твоего неподъемного чемодана!

– Ладно, брось этот чемодан, бог с ним, пойдем налегке! Вставай, нельзя так сидеть, замерзнешь! Надо идти! – Ольга толкнула Сергея. – Вставай, я сказала! Мужик ты или телеведущий?!

И вот после этих слов Померанцев встал, несмотря на протесты Смородиной, подхватил чемодан и поплелся вперед.

* * *

Когда на горизонте показались дома, Смородина с Померанцевым закричали от радости, как орали моряки Колумба, увидев землю, или как вопил Робинзон Крузо, увидевший корабль. «Люди, люди!» – повторяли Сергей с Ольгой. Эта радость даже как-то объединила их, во всяком случае, они дружно и слаженно, забыв о прежних разногласиях, устремились к деревне и затарабанили в ворота первого от леса дома.

Во дворе залаяла собака, послышались голоса. Из приоткрывшейся калитки выглянул хмурый хозяин и коротко спросил:

– Ну?

Померанцев радостно приветствовал селянина (все-таки первый повстречавшийся человек – брат по разуму!), но тот его чувств не разделил. Вместо того чтобы ответить на приветствие, он почему-то спросил:

– Опять бензин будете просить?

Сергей удивился, но виду не показал.

– А почему вы думаете, что мы будем просить бензин? – поинтересовалась Смородина.

Селянин раздраженно ответил, что тут частенько шляются всякие сомнительные типы и клянчат бензин.

Тогда Померанцев, по-прежнему машинально улыбаясь, ответил:

– Нет, бензин нам не нужен. Нам вообще-то машина нужна!

Селянин вылупил глаза – ну уж это наглость так наглость! – и захлопнул калитку. Улыбка слетела с лица Померанцева, и он мрачно предложил спутнице:

– Ну что, идем дальше развенчивать миф о сердечных уральцах?

Они дошли до соседнего дома и постучались. Открывшему ворота рыжему парню в тельняшке Сергей сказал, что готов заплатить любые деньги, если тот довезет их до Екатеринбурга. В глазах парня появился интерес, и он вежливо осведомился, сколько это будет в переводе на рубли.

– А сколько тебе надо? – ласково спросил Сергей, готовый на любые финансовые издержки, лишь бы его дорожные мытарства закончились.

– Скажем, шесть тысяч? – обрадовался рыжий и тут же поправился: – Семь!

Сергей удивился (однако повадки и расценки у местных, как у самых алчных московских таксистов!), но возражать не стал – а ладно, пейте мою кровь! – и, сказав «по рукам!», полез в карман за бумажником. И вот тут Сергея ждало весьма неприятное открытие – его карман был пуст. И второй! И внутренний карман куртки тоже! Померанцев выплясывал «цыганочку», хлопая себя по карманам, при этом вид у него был исключительно глупый и растерянный. Смородина и рыжий парень во все глаза смотрели на него, ничего не понимая. Наконец, осознав, что денег нет и не будет, пляши – не пляши, Сергей остановился и застонал. Еще недавно он был уверен в том, что заварушка, в которую он попал, хуже не бывает, но, оказывается, может быть еще паршивее! Гаже! Безысходнее! Он потерял бумажник, в котором были все его наличные деньги, банковские карты и документы! Добро пожаловать в маргиналы, уважаемый Сергей Анатольевич! Померанцева аж замутило – что же теперь делать? Вот он стоит под забором какого-то селянина в какой-то деревне у черта на куличках, и у него нет ни копейки, а значит, и возможности выбраться отсюда! Сергей лихорадочно соображал, где он мог потерять бумажник, вариантов было немного: то ли вытряс, когда работал «толкачом» на дороге, то ли вытряхнул из кармана штанов в лесу, когда отлучался «до ветру».

– Слышь, Смородина, у тебя есть деньги? – Сергей смотрел на Ольгу как на последнюю надежду и от волнения даже схватил ее за рукав.

– Есть! – кивнула та, осторожно высвобождая рукав.

– Сколько?! – хрипло крикнул Сергей.

– Тысяча! – сказала Ольга.

– Чего? – испугался Померанцев.

Ольга удивилась:

– Как чего?! Рублей, конечно! Але, Померанцев, мы не в Париже!

Померанцев натурально схватился за сердце:

– А кроме этого?

– А кроме этого – фиг с маслом! – хмуро отрезала Смородина.

– Как же можно выезжать из дома в дальний путь с тысячей в кармане?! – взбеленился Сергей. – Какая несусветная глупость!

– Да потому что у меня получка только завтра, мне клиника деньги на карту переведет! Что ты глаза вылупил? А представь, люди так и живут – от зарплаты до зарплаты! Тебе не понять, конечно! И вообще… с какой стати тебя интересуют мои деньги? – возмутилась Ольга.

Сергей опять схватил ее за рукав:

– А на банковской карточке у тебя есть деньги?

– Конечно! – кивнула Ольга.

Померанцев облегченно выдохнул:

– Слава богу!

– Пятьсот рублей, – добавила Смородина, – специально оставила, чтобы мобильный оплачивать.

– Так есть у вас деньги или нет? – Рыжий парень начал терять терпение.

– Выходит, что нет! – Померанцев развел руками.

– А на нет, так и суда нет! – отрезал рыжий и уже хотел закрыть калитку, но Померанцев ухватился за ее ручку, как утопающий за соломинку, и буквально повис на калитке.

– Эй, чего хулиганишь? – крикнул рыжий. – Слезь с моей калитки! Сейчас собаку спущу.

– Да подожди ты! – взмолился Сергей. – Ну нет у нас денег, но можно же отнестись как-то… по-человечески! Ты нам поможешь, и мы тебе когда-нибудь поможем!

– Ага, щас! – ухмыльнулся парень. – Нашли дурака! Ищи вас потом…

– Ладно, пусть не мы поможем, но добро обязательно вернется к тебе бумерангом! – заверил Сергей.

– А мне без надобности! – Рыжий селянин был непреклонен.

Внезапно Померанцеву пришло в голову изящное решение проблемы – почему бы не использовать собственную популярность в корыстных целях?

Сергей приосанился и предложил рыжему парню взглянуть на него:

– Узнаешь меня?

Рыжий покачал головой:

– Не-а.

– Я – Померанцев! – не выдержал Сергей.

– Ну и на здоровье! А я – Бобышев! – отрезал рыжий и снова попытался закрыть калитку.

– Ты не смотришь главный канал страны?! – Померанцев тоже подналег на калитку Бобышева, грозя оторвать ее напрочь.

– Я только «Матч ТВ» смотрю! – рявкнул Бобышев.

Померанцев услышал, как Смородина за его спиной хихикнула. «Ладно, этот номер не прошел, попробуем иначе!» – подумал Сергей и строго спросил:

– Послушайте, Бобышев, а как же христианское сострадание к ближним, попавшим в беду?

Парень задумался, почесал рыжую голову и сказал:

– Ну, это вам тогда надо к Федорычу!

– Федорыч – это местный священник? – не понял Померанцев.

Рыжий объяснил, что Федорыч – председатель и по всем сложным вопросам надо к нему.

– Председатель? – удивился Сергей. Ему казалось, что председатели повывелись вместе с колхозами много лет назад…

– Федорыч – председатель сельсовета! – пояснил Бобышев. – И к тому же в деревне только у него есть внедорожник, а дороги сейчас так замело, что без внедорожника делать нечего.

– А ты на чем нас собирался везти? – спросила Ольга.

– На тракторе! – усмехнулся Бобышев. Он объяснил им, где живет Федорыч, и захлопнул калитку.

Сергей с Ольгой отправились искать дом Федорыча. По дороге Ольга сказала Сергею:

– Я что-то не понимаю… А чего ты свои деньги не хочешь платить за проезд? Жмешься или из принципа? Так я тебе потом верну, ты не думай!

Тут у Сергея сдали нервы, и он расхохотался.

Смородина посмотрела на него с удивлением:

– Эй, ты чего? Мозги отморозило, пока шли?

– Хуже! Пока шли – случилась другая неприятность. Видишь ли, любезная Смородина, я потерял бумажник с деньгами и документами.

Смородина даже остановилась:

– Да ну?!

«Палки гну!» – хотел сказать Сергей, но сдержался.

– Очень плохо! – заключила Смородина.

– Да уж чего хорошего! – Сейчас был тот редкий случай, когда Померанцев согласился со Смородиной. – Представляешь, а я думал, что это только в фильмах герой попадает в сложную ситуацию и оказывается без денег и документов.

– Только обычно у него их крадут, а ты сам потерял!

– Может, бумажник еще можно найти, как думаешь?

Ольга присвистнула:

– Ага! Леса большие, до весны будешь искать!

– Значит, у нас один выход: идти на поклон к этому таинственному Федорычу! А кстати, мы, похоже, пришли. Вот его дом…

Глава 5

Дом Федорыча резко выбивался из общей сельской картины: он был основательнее, больше, важнее прочих домов. Глянешь на дом и сразу ясно – Федорыч мужик зажиточный.

Сергей нажал на дверной звонок, чувствуя волнение, какого в последние годы не испытывал даже во время прямого эфира.

Ворота долго не открывали. Причем у Померанцева было ощущение, что за ним и Ольгой кто-то наблюдает. Наконец ворота приоткрылись, и к путникам вышел крепкий мужичок среднего роста. Померанцев поздоровался и сказал, что им нужен председатель. Мужичок склонил голову, подтверждая, что они пришли по адресу. Голова у него была лысая, как бильярдный шар. Померанцев также отметил хитроватую улыбку и цепкие карие глаза, мгновенно оценивающие собеседника.

– Нам в Екатеринбург надо! – признался Сергей.

– Ну, – кивнул Федорыч, – вчера там был! – В глазах у него плясали лукавые огоньки.

Сергей вновь повторил, что им нужно в Екатеринбург. Федорыч хмыкнул, удивляясь непонятливости пришельца:

– А мне не надо! Говорю же, я там вчера был.

– Так за деньги! – пояснил Померанцев.

Федорыч пожал плечами, не проявляя к этой новости никакого интереса.

– Мы вам тысячу дадим! – вступила в разговор доселе молчавшая Смородина. Для пущей убедительности она достала из кошелька купюру и помахала ею перед лицом Федорыча. Тот аж закудахтал от смеха, выражая полное презрение к Ольгиной бумажке. Обиженная Смородина спрятала свою тысячу.

– Подумай, хозяин, – взмолился Померанцев. – Нам очень надо!

– Нет, мил-человек! – отрезал Федорыч, перестав смеяться. – Нет у меня нужды нынче в такую даль ехать. Тем более запросто так!

– А если не за просто?! Может, тебе чего надо? – Сергей был готов ухватиться за что угодно. Если бы Федорыч попросил его наколоть дров или подоить корову, он бы с энтузиазмом согласился.

– Так что ж с вас взять-то, странники дорогие? – усмехнулся Федорыч и пригляделся к Померанцеву: – Что-то мне, парень, твоя физиономия вроде как знакома… А ну, заходите в дом! Что на пороге разговаривать?!

Внутреннее убранство дома также подтверждало зажиточность Федорыча – во всем чувствовался размах, но дизайнерское решение интерьера изрядно удивило Померанцева. Ничего более пестрого и эклектичного, чем комната, в которую Федорыч провел гостей, и представить было нельзя. Любой дизайнер просто помер бы, не сходя с места, если хотя бы одним глазком взглянул на это. Ампир, классицизм, барокко, модерн – все смешалось в доме председателя Федорыча, отдельные вкрапления хай-тека завершали сие стилистическое безумие.

Федорыч усадил Сергея с Ольгой за большой стол, стоявший в центре комнаты, и ласково спросил, не желают ли гости дорогие отведать горячего чая. Померанцев с радостью закивал (чуть голова не отвалилась!), потому что горячего чая хотелось очень.

– Ну, будет вам чай, – кивнул Федорыч. – Я – за самоваром!

Пока ждали председателя с обещанным самоваром, Сергей рассматривал причудливый интерьер. Услышав какое-то шуршание, Померанцев взглянул на Ольгу и поразился – она не отводила неимоверно расширившихся глаз с того, что, похоже, только сейчас появилось за его спиной. Поняв, что происходит что-то недоброе, Сергей резко повернулся и увидел стоящего в метре от них Федорыча, но не с самоваром, а с ружьем в руках.

– Сиди, мил-человек, – ласково проговорил председатель. – Сейчас разбираться будем! Ну рассказывай, откель мне твоя рожа знакома?! Говори, где чалил?

Померанцев растерялся, не зная, что сказать. Наведенное на него ружьишко не способствовало красноречию, скорее – наоборот. В голове шалым табуном пронеслись мысли, из многих зафиксировалась одна: Сергею вспомнились страшилки про то, как путники останавливаются на каком-нибудь постоялом дворе, а «гостеприимный» хозяин этого самого двора ночью их убивает. Померанцев поежился – все сходится! Вот они со Смородиной – путники, а вот кровожадный председатель с ружьем. Сейчас небось еще рыжий Бобышев заявится пособить хозяину расправиться с пришельцами. А возможно, и вся деревня сбежится, вдруг они все тут упыри да разбойники.

– Где чалил? – грозно повторил Федорыч.

Померанцев хрипло выдавил название канала, на котором работал, подумав, что «чалил», вероятно, на уральском сленге означает «работал». Но по глазам Федорыча Сергей догадался, что ошибся с ответом, потому что председатель его явно не понял.

– Какой такой канал? – взъярился Федорыч. – Разве сейчас каналы роют?!

Сергей перевел взгляд на Смородину – может, она подскажет, все же местная, с Урала?! Но Ольга сидела молча, как каменный идол, глаза блюдцами, рыжая грива, наверное, от страха, вздыбилась веером.

– Небось в Тагиле? Или в Магадане дело было? – допытывался Федорыч.

Померанцев скорбно покачал головой – ни в Тагиле, ни в Магадане «дела» у него не было.

– Слушайте, мы просто идем в Екатеринбург! – вдруг сказала Смородина.

– Тоже мне, калики перехожие! – хмыкнул Федорыч. – Ну, рассказывайте о своих странствиях!

Выслушав историю их злоключений, Федорыч рассмеялся:

– Стало быть, ты тот самый ведущий Померанцев из телеящика? Ну?! А я смотрю – физиономия знакомая! Сначала, грешным делом, подумал, что сидели вместе – был такой эпизод в моей биографии, а оно вот, значит, что! М-да, чего только в жизни не случается!

Померанцев воспрянул духом, уже предвкушая, что скоро их с почетом довезут до Екатеринбурга, но не тут-то было! При всем уважении к популярному телеведущему Федорыч выполнить его просьбу все-таки не спешил.

– В Екатеринбург?! Далеко… – Федорыч покачал лысой головой. – Да и некогда мне. У нас сегодня в клубе новогодний корпоратив для сельчан. Я обязательно должен присутствовать. О, слушай, Померанцев, давай так: ты вечером проводишь нашим ребятам корпоратив, а утром я вас с барышней в лучшем виде доставлю в Екатеринбург!

– Нам бы сегодня выехать! – заметил Сергей.

– А сегодня никак нельзя! – В голосе Федорыча зазвучал металл, и Померанцев понял, что тема закрыта.

Сергей с Ольгой переглянулись – что делать?

– Соглашайся! – улыбнулся Федорыч. – Отметишь с людьми Новый год, им приятно будет, что такая столичная шишка разделит с ними праздник. Ребята у нас хорошие! Трактористы, комбайнеры! На таких страна держится! Не то что эта твоя телевизионная братия! Так что, порешили?

Померанцев кивнул (он бы на что угодно согласился, кроме очередного марш-броска по зимним полям) и спросил:

– А что я должен делать на вашей новогодней елке?

Федорыч задумался и вдруг просветлел:

– Ты песню «У леса на опушке жила зима в избушке» знаешь?

Померанцев кивнул.

– Споешь ее нашим ребятам! – Федорыч похлопал Сергея по плечу.

Померанцев поразмыслил и, сочтя, что исполнить комбайнерам хит «У леса на опушке» – не самая большая мзда за проезд до Екатеринбурга, согласился быть ведущим новогоднего вечера. Федорыч обрадовался и клятвенно заверил гостей в том, что утром отвезет их в Екатеринбург. «Как только рассветет, так и поедем!» Пока же он предложил Сергею с Ольгой отдохнуть в его доме.

– Ну, а уж теперь чай! Правда, извините, самовара не держим! – подмигнул Федорыч и включил современный сенсорный чайник.

* * *

Накормив гостей обедом, Федорыч предложил Ольге отдохнуть в гостевой комнате. Смородина с готовностью согласилась и поднялась на второй этаж. Когда Смородина ушла, Сергей попросил Федорыча проехаться с ним до той самой лесной развилки, где они с Ольгой оставили ее «Мерседес». «Заберем машину? А то Смородина прямо убивается! Этот «Мерседес» дорог ей как память, он принадлежал еще ее прадедушке!» «Поехали!» – кивнул Федорыч.

…Обернулись быстро. Мчаться на внедорожнике Федорыча было куда приятнее, чем тащиться по снежной дороге с чемоданом. Кстати, Федорыч оказался патриотически настроенным гражданином, ибо ездил на «УАЗе Патриот».

Увидев Ольгин «Мерседес», Федорыч усмехнулся и спросил Померанцева, точно ли ей эта машина пригодится. Сергей заверил председателя, что Смородина еще собирается выиграть на ней «Формулу один». Пока Федорыч возился с тросом, Померанцев резво, как заяц, обскакал ближайшие окрестности в поисках своего бумажника, но, увы, удача Сергею не улыбнулась. Померанцев опять приуныл, вспомнив, сколько наличных денег у него было в бумажнике и какая волокита ему теперь предстоит с восстановлением документов.

– Можно запрягать! – крикнул Федорыч.

…Сложно передать словами, какое выражение лица было у Смородиной, когда она увидела во дворе Федорыча свой «Мерседес». Ее лицо светилось радостью, восторгом и, между прочим, благодарностью. Ольга бросилась к Померанцеву:

– Сережа! Спасибо! Я так тронута!

Померанцев снисходительно махнул рукой, дескать, пустяки, право, не стоит…

– Ты сделал это ради меня?! – улыбнулась Ольга.

– Нет, – честно сказал Померанцев. – Я думал, что, может, там, у машины, найду свой бумажник с деньгами и документами.

Смородина мгновенно помрачнела:

– Вот это больше на тебя похоже! Ну и как? Нашел?!

Померанцев развел руками. В глазах Смородиной отразилось удовлетворение и скрытое торжество – так-то! Поделом!

Ольга спросила Федорыча, можно ли пока оставить «Мерседес» у него, и пообещала, что заберет машину в самое ближайшее время.

– Неужели на этом транспорте еще можно ездить? – усмехнулся Федорыч.

Смородина обиженно фыркнула:

– Отличная машина! Еще побегает!

Федорыч пожал плечами, но согласился оставить ретроавтомобиль у себя в гараже.

Гараж у Федорыча был похож на ангар для самолетов.

– Зачем такой большой? – удивилась Ольга.

– А шоб було! – хитро прищурился Федорыч. – Вдруг война? Третья мировая?!

Председатель рассказал Сергею с Ольгой, что подготовился на случай войны и мировых катаклизмов – у него, если что, и бункер имеется, и собственная скважина, и своя электростанция. Короче, Федорыча голыми руками не ухватишь!

Федорыч вообще оказался занятным человеком. Коротая время до корпоратива, за чаем, он много чего гостям о себе поведал. Признался, что «жизнью битый» и за свои сорок лет повидал немало: жил когда-то в городе, имел собственный бизнес, затем все потерял, потому что компаньоны его подставили. В результате он отсидел несколько лет на зоне, а когда вышел, снова занялся коммерческой деятельностью. Потом прогорел, потом опять что-то организовал. «Мне просто так жить скучно…» Четыре года назад он переехал из города в деревню, потому что «устал от городской суеты». Решил быть хозяином на своей земле. Когда он сюда приехал, эта деревня загибалась: ни работы, ни перспектив, но Федорыч всего за несколько лет сумел исправить ситуацию, открыл здесь линию по производству кваса и пива, а пару лет назад – молочное производство. И представьте – дела идут хорошо, сельский бизнес приносит доход.

«Вот говорят: санкции, санкции! Да плевали мы на них! Русский народ никакими санкциями не прищучишь!» Федорыч с гордостью рассказал, какие сыры делают на его ферме – закачаешься! «Не то что эта французская вонь! Вот сами оцените!»

Председатель метнулся к огромному холодильнику, рванул дверцу – оттуда полился голубой, космический свет. Федорыч нырнул в просторы холодильника и вскоре вернулся оттуда с головкой сыра размером с бычью голову.

– Пробуйте! – хлебосольно предложил Федорыч.

Для гурманов он нашел в холодильнике еще сыр с голубой и зеленой плесенью.

Померанцев, считавший себя гурманом, соблазнился уральской плесенью и удивленно отметил, что это действительно вкусно.

– А то! – крякнул Федорыч. – Скоро весь Урал завалим деликатесными сырами!

Сергей спросил, почему Федорыча кличут председателем, тот рассказал, что возглавляет местный поселковый совет и, кроме всего прочего, его здесь чтут за старшего деревни. «Дело у меня такое – следить за порядком!»

– А хорошо у вас тут, – заметил Померанцев, – красиво!

– Еще бы! – согласился Федорыч. – Тишина! Воздух! Летом – рыбалка: щуки вот такие! Поляны белых грибов! Я тебе так скажу, Серега, человек только тогда счастлив, когда он на своей земле живет! Меня теперь в город и калачом не заманишь!

– А что ж хозяйки у тебя нет? – спросил Померанцев.

Федорыч заметно погрустнел:

– Да была жена… В город сбежала! С тех пор я один. Но, как говорится, надежды не теряю. Мечтаю встретить свою половину. – Он подмигнул Сергею, указывая на дверь, в которую как раз вышла Смородина. – Она незамужняя? Нет? Интересная женщина!

Померанцев ужаснулся и тихо шепнул председателю:

– Не советую. Уж больно характер дурной!

Федорыч с пониманием кивнул:

– Это плохо!

Заслушавшись председателя, Сергей и не заметил, как стемнело.

Взглянув на часы, Федорыч сказал, что пора идти в клуб. Ольга спросила, где он находится, и предупредила, что придет чуть позже, поскольку ей нужно привести себя в порядок.

* * *

До начала праздника оставалось полчаса, и за это время Федорыч успел показать Сергею клуб. Оценив зал, освещение, аппаратуру, Сергей остался доволен – для районного клуба все было очень прилично. Федорыч с гордостью рассказал, что вложил в оснащение клуба много средств.

Сергей с Федорычем стояли за сценой и наблюдали, как зал наполняется людьми.

– Ну, будет им сюрприз! – радостно потер руки Федорыч. – Представляю, как они удивятся, когда увидят, какую им диковину из Москвы выписали!

Померанцев даже не понял, что речь идет о нем, поскольку его вниманием в этот миг завладела красивая женщина, только что вошедшая в зал.

– Мать честная! – ахнул Померанцев. – Смородина! Сама на себя не похожа! – Он так удивился, что ткнул Федорыча в бок: – Смотри, это ж Ольга!

– Красивая! – выдохнул Федорыч. – Если бы не ее характер, я бы за ней приударил!

Смородина действительно была не похожа на саму себя. Она сменила джинсы и свитер на черное вечернее платье в пол и уложила волосы в эффектную прическу. Образ вдребезги красивой женщины завершали туфли на высоченных каблуках и макияж (красная помада и подведенные глаза превратили ветврача Ольгу Смородину в демоническую красавицу). Померанцев остолбенел – оказывается, под грубыми ботинками прятались очаровательные женские ножки!

Сергей высунулся из-за сцены и замахал Смородиной рукой, приглашая подойти к ним. Когда Ольга пришла, он не вытерпел и поинтересовался, где она разжилась вечерним платьем и туфлями.

– В чемодане лежали, который ты нес… Я их с собой на Новый год везла. – Ольга смутилась. – Решила надеть, все-таки у людей праздник… А что? Что-то не так?

– Ну, я просто не ожидал, что ты – красивая! – честно признался Померанцев.

Смородина фыркнула – это расценивать как комплимент или хамство?! – и ушла в зал.

Федорыч с сожалением поглядел Ольге вслед и спросил Померанцева: а если ее характер все-таки еще возможно исправить? Тот покачал головой – увы!

– Жаль! – сказал Федорыч и подмигнул Сергею: – Ну что, начинаем? Иду тебя объявлять!

И понеслось! По просьбе Федорыча Сергей три раза спел «У леса на опушке жила зима в избушке». Кроме исполнения «на бис» любимой песни председателя, Померанцев объявлял номера концертной программы.

Надо сказать, что программа вечера была столь же пестрая, как интерьер в доме председателя. Смешалось все: старые советские песни, залихватские, немного скабрезные частушки, игра на клубном рояле. Не обошлось на празднике и без Стаса – куда ж без него? – Михайлова и сотоварища его Лепса Григория (они на русских корпоративах выступают в одной связке, как Маркс с Энгельсом). А заведующая клубом Тамара Захаровна – корпулентная дама лет пятидесяти – оказалась поклонницей бардовской песни. Прижав гитару к могучей груди, она проникновенно исполнила песню «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Вкусы у сельчан были разные, но абсолютно все жители деревни любили песню Игоря Растеряева «Комбайнеры». Ее прокрутили караоке несколько раз, сельчане подпевали Игорю с воодушевлением и чуть ли не стоя (если бы Игорь узнал, как его любят на Урале, он, верно бы, обрадовался).

Кроме застолья и песен, были еще танцы. Тут, впрочем, без эклектики тоже не обошлось: кто-то предпочитал медленные «белые», под сладострастный шансон (даже Тамара Захаровна пригласила Померанцева на танец, и отказаться у него не было никакой возможности), молодежь выбирала что-нибудь современное, а пожилые сельчане предпочитали пляски под «Бурановских бабушек». Но, несмотря на такое смешение жанров, сама атмосфера в зале была теплой и душевной. Чувствовалось, что мероприятие это не казенное, люди собрались, потому что душа просит.

Померанцев был вполне доволен происходящим, тем не менее что-то мешало ему раствориться в общем веселье, угнетало, печалило. Мысль о разлученных из-за него Кате и Володе не выходила у Сергея из головы. Мучаясь чувством вины, он убеждал себя, что Смородина все преувеличивает, драматизирует и что, если бы Новиков с Куликовой действительно хотели быть вместе, их бы никто не смог разлучить! И все же легче ему не делалось. Наоборот, стало вдруг так паршиво… А что делает русский человек, когда ему паршиво? Правильно! Еще и комбайнеры на него насели: выпей да выпей! А водка у них отличная, крепкая – высший сорт! Померанцев выпил с одним, уважил другого, и как-то так вышло, что первую часть корпоратива он провел в сознании, а потом сознание его начало мутиться. Иногда он поглядывал в сторону Ольги и даже хотел к ней подойти, но та все время была окружена поклонниками. Видя, каким успехом пользуется Смородина у мужского пола, Сергей почему-то злился.

В какой-то миг Померанцев понял, что очень устал; музыка и голоса слились в один протяжный гул. Среди гула Сергей различил лишь голос Федорыча, вновь потребовавшего исполнить «У леса на опушке».

«Заклинило его, что ли?!» – подумал Сергей, но взял микрофон и затянул:

– Потолок ледяной, дверь скрипучая…

И тут потолок поплыл у него перед глазами, и Померанцев упал, как настоящий профессионал, не выпуская микрофона из рук.

За кулисами, куда Сергея принесли комбайнеры, его встретил Федорыч и пригласил посидеть с ним за его столиком. Померанцев, как человек вежливый, не смог отказать председателю, пил с ним много, поддерживая сплошь «патриотические» тосты. А потом свет померк, и тьма объяла Померанцева.

Очнулся он только утром, в неизвестной комнате.

* * *

Сергей попытался открыть глаза, но поначалу не смог. Веки у него были тяжелые, как у Вия. Наконец ему удалось разлепить глаза и оглядеться, но он так и не понял, где находится. Он лежал на диване в незнакомой комнате. На стене, прямо напротив него, висел коврик с оленем.

– Где я? – спросил Померанцев оленя. Но тот безмолвствовал.

Сергей поморщился, голова у него трещала так, словно олень ударил в нее копытом. Такого бодуна у Сергея давно не было. В дверь постучали, и в комнату вошла сказочная фея – голубоглазая, огненноволосая.

«Ангел!» – улыбнулся Сергей.

– Ну что? Нажрался как свинья? – недобро спросил ангел, превращаясь в Ольгу Смородину с ее обычной хмурой физиономией.

Сергей попытался сказать что-нибудь красноречивое, типа «мороз и солнце – день чудесный!», но вместо этого издал нечленораздельное «ы-ы-ы». Смородина посмотрела на него с брезгливостью и презрением. Тогда Сергей постарался сконцентрироваться, зашевелил губами и выдал протяжное «а-а-а». Смородина неодобрительно покачала головой и ушла. Однако вскоре вернулась со стаканом и заставила Померанцева выпить какую-то жидкость.

– Что это? – крякнул Сергей, глотнув забористого пойла.

Ольга пояснила, что нашла у Федорыча огуречный рассол, а рассол при похмелье – незаменимая вещь. От смородинского зелья Сергею и впрямь стало легче, в голове прояснялось, руки-ноги зашевелились, а самое главное, к нему вернулся дар речи. Как только Сергей это понял, он тут же спросил Смородину, что вчера было на корпоративе во второй его части – той, о которой он ничего не помнит. Ольга рассказала, что он напился и вел себя непристойно, весь вечер приставал к заведующей клуба Тамаре Захаровне, а под конец сделал ей предложение.

– Какое предложение? – обмер Сергей. – Непристойное?

– Хуже! – пожала плечами Ольга. – Руки и сердца! – Она не выдержала и расхохоталась.

– Да ты врешь! – Сергей облегченно выдохнул. – Ну а если серьезно?

Ольга успокоила его, сказав, что вечер прошел хорошо и душевно и что люди остались довольны праздником.

– Ну и отлично! – кивнул Померанцев. – Значит, мы можем рассчитывать на машину Федорыча! Заслужили!

– Пора бы его будить! Как думаешь? Лучше выехать пораньше… – Ольга повернулась к дверям, но Сергей остановил ее.

– Подожди… Такое дело… – замялся Померанцев. – Я хотел спросить тебя про Куликову с Новиковым… Не идет у меня из головы эта история. Надо бы их как-то помирить!

– Мы тоже надеялись сделать это на новогодней встрече одноклассников, – вздохнула Ольга. – Гена даже пытался найти Володю, чтобы уговорить его приехать, но связаться с ним не удалось. Хотя есть надежда, что он все-таки приедет. Он ведь помнит о пари!

– Ну, – обрадовался Сергей, – может, правда приедет?!

– Он то, наверное, а вот Катя – точно нет. Гена звонил ей, она отказалась.

Подумав, Сергей выпалил:

– Я должен ее увидеть!

– Кого? – удивилась Смородина.

– Куликову. Я поеду к ней сегодня и все расскажу!

– Поедешь? – испугалась Ольга. – Так она живет в Челябинской области! Это знаешь какой надо будет сделать крюк от Екатеринбурга?! Попробуй позвонить ей! Я могу взять ее телефон у Гены.

Сергей представил, как это будет выглядеть: вот он звонит Куликовой и говорит: «Катя, такое дело, двадцать лет назад я сказал Вовке, что у нас с тобой все было… Извини, сам не знаю, как это вырвалось. Ну все, бывай…»

– Нет, – он покачал головой, – заварил кашу – теперь надо расхлебывать. И звонком тут не отделаешься, надо ехать к Куликовой и просить прощения. Я поеду к ней! Я должен все исправить.

– Исправить! – с сомнением протянула Смородина. – Как будто это так просто! Может, вообще уже нельзя ничего исправить!

– Может быть, – согласился Сергей, – но я должен попробовать.

Тогда Ольга предупредила его о том, что если сейчас он поедет к Кате, то потеряет много времени и может не поспеть в Екатеринбург к Новому году, а значит, проиграет пари.

– Я понимаю, – улыбнулся Сергей. – Постараюсь все успеть.

Он предложил Ольге вместе доехать до трассы и там разделиться: она поедет в Екатеринбург на машине Федорыча, а он попытается поймать на трассе попутку до района, где живет Катя. Но, к удивлению Сергея, Смородина отказалась.

– Я поеду с тобой, – проговорила Ольга.

И Сергей не стал ее отговаривать. Ему почему-то было приятно, что Ольга едет с ним.

* * *

Они спустились на первый этаж, но Федорыча в зале не было. И на кухне не было. И в других комнатах.

– Сквозь землю провалился, что ли?! – буркнул Померанцев и покричал в глубь дома: – Эй, Федорыч, пора ехать!

Ответом ему была лишь мертвая тишина. Померанцев забеспокоился, выглянул во двор, проверил машину – джип Федорыча стоял во дворе. Тогда Сергей спросил у Ольги, когда она в последний раз видела председателя. Та сказала, что вчера вечером вернулась в дом раньше всех и легла спать в гостевой комнате. «А вы с Федорычем, между прочим, еще оставались в клубе, когда я уходила! Я видела, как вы с ним пили! Так что это у тебя надо спросить, где твой собутыльник!»

Померанцев почесал голову, но мыслей в ней от этого не прибавилось. Он решительно не помнил, чем закончился вечер. Сергей помнил только, как они пили с Федорычем за Новый год, потом за Победу, потом за мир во всем мире, за детей, за женщин, за русских людей и отдельно за Россию, и еще за Россию (потому что разве наша прекрасная страна недостойна того, чтобы за нее два раза поднять тост?!), и за русскую деревню. «Вот это обязательно!» – крякнул Федорыч. А сразу после «русской деревни» Померанцев вырубился.

Сергей с Ольгой вышли во двор, поискали хозяина, выглянули за ворота, покричали потеряшку Федорыча и в итоге совсем отчаялись – нет человека! А стало быть, куковать им в этой деревне еще бог весть сколько.

Неожиданно ворота приоткрылись, и во двор Федорыча вошел Бобышев. По его помятой физиономии было видно, что он тоже мучается похмельем.

– Чего орете? – строго спросил Бобышев.

Узнав, в чем сыр-бор, он понимающе улыбнулся и повел Сергея с Ольгой на задворки дома председателя – в его баню.

Там и нашли председателя, находившегося в абсолютно невменяемом состоянии. Федорыч лежал на диванчике в своем вчерашнем парадном костюме и ботинках и безмятежно спал, от его богатырского храпа стены бани сотрясались. Пахло здесь так, словно бы кто-то нечаянно разлил по всему полу бочку сивухи.

– Доброе утро, Федорыч! – обрадовался Сергей. – Пора вставать, ехать в Екатеринбург!

Председатель и не пошевелился. Храп усилился.

– Ну, будет шутить, не смешно! – уже без улыбки добавил Сергей. – Дорога дальняя, пора собираться!

Федорыч и ухом не повел. Сергей занервничал и потряс председателя за плечо, сначала осторожно, потом с большим раздражением, переходящим в бешенство. – А ну вставай!

– Бесполезно! – ввернул наблюдавший за сценой оживления пьяного председателя Бобышев. – Он не проснется. По опыту знаю!

– По какому такому опыту? – встревожился Сергей.

И Бобышев рассказал, что с председателем всегда так: он месяцами не пьет – держится, но под Новый год почему-то уходит в запой. Причем надолго: примерно с тридцатого декабря до старого Нового года. Все праздники Федорыч обычно проводит в состоянии пьяного угара.

На такой расклад Померанцев был не согласен, он схватил Федорыча и принялся трясти его, как мешок с картошкой. Никакой реакции, кроме густого храпа, не последовало.

– Говорю же, он теперь очухается только к старому Новому году! – улыбнулся Бобышев.

– А что же нам делать? – с отчаянием спросил Померанцев.

– Оставайтесь! – доброжелательно сказал Бобышев. – Живите пока тут. Дом большой, в погребе припасов много. Три телевизора! Живи да радуйся!

– Нам на Новый год нужно быть в Екатеринбурге! – строго заметила Смородина.

– Тут справляйте! – предложил Бобышев. – Салюты будем пускать! С горки кататься!

– Нет уж, спасибо! – отрезал Померанцев.

– Ну как хотите! Все же подумайте! – сказал Бобышев и засобирался домой.

Сергей с Ольгой стояли над неподвижным телом председателя. От отчаяния Ольга брякнула:

– Может, ему тоже рассола дать?

– Да какого рассола? Тут хоть литрами закачивай – не поможет!

Посмотрев на огорченное Ольгино лицо, Сергей понял, что обязательно должен что-то придумать, найти какой-нибудь выход… Как там она говорила: «Мужчина ты или телеведущий?!» Первым делом он позвонил в Екатеринбург и попытался вызвать оттуда такси, однако за тысячу рублей в такую даль никто не хотел ехать. Потом попробовал связаться с Геной Куропаткиным, но тот почему-то не отвечал. Ольга подтвердила, что тоже не может дозвониться до брата. Ну и все – на этом фантазия Померанцева исчерпалась, других вариантов спасения у него не было. Он с ненавистью взглянул на безмятежно храпящего Федорыча, чувствуя непреодолимое желание ударить его по лысой голове чем-нибудь тяжелым, вон хоть тем железным ведром…

Усмехнувшись, Ольга предложила идти в соседнюю деревню, которая находилась в пяти километрах отсюда. «Одно удовольствие пройтись пешком».

– Вот спасибо! – хмыкнул Сергей. – Уже ходили! Это летом пройтись пешком пять километров – одно удовольствие, а зимой, по заснеженным полям и лесам… В общем, Оля, я бы пошел, но мне неохота.

– Тогда я позвоню сестре Марине и попрошу ее мужа приехать за нами, – вздохнула Ольга. – Только когда это будет? Разве что к ночи!

– Не надо никуда звонить. Есть другая идея! – вдруг просиял Померанцев. – Нам обещали машину, если я отработаю корпоратив?! Я отработал? Отработал! Значит, мы просто возьмем обещанное. Предлагаю взять председательский «УАЗ Патриот» напрокат!

Ольга смотрела на него как на сумасшедшего.

Сергей пожал плечами:

– А что такого? Федорычу машина до старого Нового года все равно не понадобится. Сказали же, что он теперь только после праздников очухается!

– Подожди, а доверенность? – ахнула Ольга. – Нас на любом посту ГАИ остановят!

Померанцев ткнул пальцем в спящего Федорыча:

– А вот наша доверенность! Погрузим его в машину, пусть едет с нами. Ему не все ли равно, где спать, в бане или в машине на заднем сиденье? А первого января мы его вернем обратно. Довезем до дома и положим вот на этот самый диванчик…

– Но ведь это похищение человека!

– Посмотри на него – он в глубоком гипнозе! – хмыкнул Померанцев. – Его хоть в тундру на оленях вези – он не заметит!

Ольга взглянула на храпящего Федорыча и махнула рукой – ладно!

…Совестливая Смородина собирала Федорыча в дорогу как родного, позаботилась о его комфорте. Сходила в дом, принесла подушку, одеяло, одежду. Сергей приподнял председателя, а Ольга набросила на него дубленку и даже повязала ему шарф. В миг, когда она напяливала на Федорыча шапку, в баню заглянул неугомонный Бобышев. В руках у него была бутылка водки и банка соленых огурцов. Глядя на сборы Федорыча, Бобышев забеспокоился:

– Куда это вы нашего председателя?!

– Председатель твой с нами в дорогу напросился! – нашелся Померанцев. – Сказал, чтобы мы сами машину вели, а он будет отдыхать на заднем сиденье!

Бобышев склонился к Федорычу:

– Правда, председатель?!

Тот посмотрел вокруг мутным взглядом и захрипел.

– Видишь, подтверждает! – сказал Померанцев и скомандовал Бобышеву: – Давай помоги мне его погрузить!

Вдвоем они вынесли председателя из бани и уложили на заднем сиденье внедорожника. Бобышев заботливо укрыл Федорыча одеялом. Ольга закрыла входную дверь и ворота и положила ключи в карман дубленки председателя.

– Берегите его! – крикнул Бобышев на прощание.

– А то как же! – усмехнулся Померанцев и завел мотор.

«УАЗ Патриот» рванул на просторы Урала.

Глава 6

«Хорошая машина, – отметил Померанцев, – мотор – зверь! Этак еще до вечера будем у Куликовой! Если, конечно, в дороге не случится каких-нибудь непредвиденных обстоятельств». Да, Померанцев уже понял, что в пути может произойти всякое, ты предполагаешь одно, а судьба – другое, и порой дорога из точки А в точку Б увеличивается в разы, если судьба готовит путешественникам приключения и испытания. «Ну, на нашу долю приключений и так хватило! Теперь бы уж обойтись без них!» – подумал Сергей, и только он успел это подумать, как Смородина крикнула:

– Смотри – впереди полицейская машина!

Померанцев вздохнул: а хорошо было бы полицейских проскочить – от греха подальше! – и на всякий случай попросил Ольгу накрыть Федорыча одеялом. «Проскочить», однако, не удалось. Завидев внедорожник, полицейский замахал жезлом так, словно уже сто лет ждал именно эту машину. Померанцеву пришлось остановиться.

Полицейских было двое: один, в звании капитана, приземистый и невысокий, второй – длинный и худой. Померанцев машинально отметил, что парням можно играть в кино напарников, так здорово они «работают» на контрастах. Но, опровергая распространенное мнение о том, что «полный человек – добрый человек», плотный полицейский оказался как раз более сердитым и въедливым, чем его напарник «худая жердь». Именно он настойчиво попросил Сергея предъявить документы.

Услышав просьбу, Померанцев несколько напрягся и широко улыбнулся полицейскому, потому что, кроме лучезарной улыбки, предъявить ему было нечего.

– С наступающим! – сказал Сергей.

Капитан и его поздравил, но про документы тем не менее опять спросил. Померанцев, храня на лице доброжелательную глупую улыбку, мучительно соображал, что же делать. С заднего сиденья вдруг раздались какие-то странные звуки. Капитан сразу заинтересовался:

– Что там у вас?

– Собаку везем! – выпалил Померанцев. Краем глаза он заметил, что одеяло под Федорычем ходит ходуном. Сергей чувствовал сильнейшее желание пнуть председателя, чтобы тот затих, но, не имея такой возможности, он продолжал улыбаться как китайский болванчик.

– Собака, значит? – переспросил капитан и заглянул в глубь салона.

И в этот миг Федорыч сорвал одеяло и явил миру свою похмельную, дикую физиономию. Капитан в ужасе отшатнулся.

– Это ж какой породы ваша собака? – заволновался он и рявкнул напарнику: – Прохоров, сдается мне, тут дело нечистое!

«Ну все, пропали!» – вздохнул Померанцев. Словно подтверждая его мрачные предчувствия, Федорыч заголосил на всю округу:

– Люди-и-и! Меня похитили!

Обоих полицейских это весьма заинтересовало.

– Да не слушайте вы его, – забормотал Померанцев, – видите, перебрал человек… Новый год ведь! – Он ткнул Смородину в бок, призывая ее тоже включиться в диалог. Сергей надеялся, что Ольга применит женские чары, ласково и вкрадчиво объяснит стражам порядка, что произошло недоразумение, и попросит ребят их отпустить, потому что завтра все-таки Новый год, а значит, все должны быть добрее друг к другу! Но Смородина сидела как остолбеневшая и вдруг невпопад и с отчаянием зачастила:

– Ну что вы к нам прицепились? Какие-то просто оборотни в погонах! Ничего человеческого!

Сергей едва не схватился за голову – она опять все испортила!

– Это мы оборотни?! – рассвирепел капитан, и даже его невозмутимый напарник недовольно загудел. В итоге полицейские приказали Померанцеву следовать за ними в отделение. «Там и разберемся!» – тоном, не предвещающим ничего хорошего, пообещал капитан.

Полицейские ехали медленно и торжественно, как похоронный катафалк, только оркестра не хватало; Померанцеву, который тащился за ними, пришлось вести «Патриот» согласно заданному стилю вождения.

– Не могла их уговорить?! – в сердцах бросил Сергей Ольге.

– А как я должна была уговаривать? – фыркнула она.

– Померанцев, ты, что ли? – раздался сзади голос Федорыча, который, похоже, начал приходить в себя.

– А, очухался! – недобро отозвался Померанцев. – Что же ты, Федорыч, полицейским нас сдал, сказал, что мы тебя похитили?! А я еще пил с тобой за русскую деревню! Эх ты!

Федорыч пробормотал, что давеча, очнувшись, он не понял, где находится и куда его везут. «А потому, извиняйте, подумал о плохом!»

Сергей усмехнулся:

– Ну зато теперь нас ждет хорошее!

– Нет, я что-то не понимаю, в натуре, – напрягся Федорыч, – а куда мы едем? И почему ты ведешь мою машину? Что за дела?

Сергей с Ольгой переглянулись.

– А ты вообще ничего не помнишь? – спросил Померанцев.

Председатель пьяненько икнул:

– Нет.

– Ты же сам нам предложил поехать в Екатеринбург! И попросил меня повести машину, прямо умолял! – и глазом не моргнув соврал Сергей. Это была чистейшая импровизация, придуманная только что, но Померанцев, выдрессированный прямыми эфирами, вообще считал себя мастером импровизаций.

– Да? Сам просил? – удивился председатель.

Сергей ткнул Ольгу в бок, и она кивнула: да-да, так и было.

– Вот говорили мне умные люди: не пей, Федорыч! – вздохнул председатель. – А я не слушал… Куда едем-то?

– В Екатеринбург, на встречу одноклассников! – ответил Померанцев.

– Чьих? – опять икнул Федорыч. Узнав, что речь идет об одноклассниках Померанцева, он пожал плечами: – Ну ладно! Все равно.

Полицейская машина остановилась у старого двухэтажного здания.

– Выходите! Приехали! – крикнул капитан.

Первое, что поразило Померанцева в местном отделении полиции, была новогодняя елка, украшенная игрушками и щедро сдобренная «дождиком» и мишурой. Видно было, что наряжали ее с любовью, под елкой даже стоял картонный Дед Мороз со Снегуркой. Поначалу Сергей удивился: надо же, елка в полиции! – а потом подумал: ну а что, полицейские тоже обычные люди и тоже собираются встречать Новый год. Также Померанцев обратил внимание на то, что, кроме них, в отделении задержанных не было. «Может, граждане преступники уже вышли на новогодние каникулы?» – усмехнулся Сергей.

– Куда их? – спросил высокий полицейский у капитана.

В глазах того ясно читалось желание засадить задержанных в «обезьянник» и продержать там до полного осознания вины, но все же он приказал им пока разместиться в кабинете. «Только чтоб смирно у меня!» Однако команду «смирно» усвоили не все: Федорыч, увидев в кабинете кулер с водой, метнулся к нему, мигом свинтил крышку и на глазах изумленного стража порядка вылил воду себе на голову. Отряхнувшись, как тюлень, председатель с удовлетворением заметил, что холодная вода завсегда помогает при похмелье.

– Гражданин, сядьте! – строго произнес капитан. – И расскажите, кто вас похитил!

– Мужики, извините, такие дела – мы на Новый год едем! – смущенно пробормотал Федорыч.

– Вы же говорили, что вас похитили? – удивился капитан.

– Да это я пошутил! – ласково улыбнулся Федорыч.

Капитан не менее ласково улыбнулся в ответ:

– Сейчас в камеру посадим на пятнадцать суток, будешь там шутить!

– Не надо, ребята! – судорожно сглотнул Федорыч. – Отпустите, мы дальше поедем! Нас это… одноклассники ждут.

– Подождут! – отрезал капитан. – Сейчас будем оформлять протокол!

– Ну и на каком основании вы нас задерживаете? – поинтересовался Сергей. – Неужели челябинские полицейские столь суровы, что хватают добропорядочных граждан за просто так?!

– Вот мы и разберемся, какие вы добропорядочные! – буркнул суровый челябинский капитан.

В этот миг возмущенная Смородина набрала в грудь побольше воздуха и стала закипать, как чайник. Померанцев испугался, поняв, что после ее выступления их точно посадят в камеру, и торопливо начал:

– Ребята, в самом деле отпустите нас…

– А у вас, гражданин, документы-то есть?! Так ведь и не предъявили! – хитро прищурился капитан.

Сергей склонил голову:

– Нет. Я их потерял.

– Да ну? Потерял?! – с притворным сочувствием вздохнул капитан и пригляделся к Сергею: – Вроде лицо мне твое знакомо, гражданин без документов! Слышь, Прохоров, проверь по базе – может, ориентировки на этого деятеля были? Где-то я его видел…

– По телику видел! – не выдержал Сергей. – Я – Померанцев!

– Какой Померанцев? – не понял капитан.

Сергей назвал свое шоу.

– Ага! А я – Дмитрий Нагиев! – хохотнул высокий полицейский.

И тут Смородина «включилась в реальность» и на повышенных тонах заявила, что перед ними – глаза разуйте! – действительно Померанцев! Тот самый! Сергей даже приосанился, он давно хотел услышать от нее что-то лестное. И вот – свершилось!

– А откуда здесь взялся Померанцев? – усомнился капитан. – Чай, у нас тут Челябинская область, а не Рублевка!

– Точно Померанцев. Он самый! С корпоратива едем! – весомо сказал Федорыч. – Померанцев проводил у нас в районе праздник для комбайнеров!

– А я думал, такие, как он, только для «Газпрома» стараются! – удивился полицейский «худая жердь» и уважительно посмотрел на Сергея. – Какой вы молодец, товарищ Померанцев!

– Мать честная, какие люди! – прозрел капитан и как-то смутился. – А хотите чаю, гости дорогие?!

Пока полицейские суетились, собирая на стол (капитан пояснил, что чай и угощение положены вместо оформления протокола, и не вздумайте отказываться, дорогой вы наш, товарищ Померанцев!), Сергей от нечего делать рассматривал плакаты на стенах. Среди прочих там были ориентировки на преступников, объявленных в розыск. Ольга, проследив за его взглядом, спросила, не помнит ли он своего одноклассника Лешу Баранкина.

Померанцев кивнул:

– Лешку? Конечно, помню! А что такое?

– Да вот в тюрягу попал ваш Леша, три года еще ему сидеть. Попал-то по глупости, просто оступился человек. Гена говорит, что его вообще подставили…

Сергей искренне расстроился:

– Лешка?! Эх… Хороший ведь парень. Космонавтом хотел быть…

Смородина только руками развела.

Подумав, Сергей достал телефон и набрал номер своего знакомого – известного московского адвоката. «Слышь, Михалыч, помоги по старой дружбе. Нужно поднять дело одного парня, посмотреть, что можно сделать, чем помочь – подать апелляцию, добиться пересмотра… Спасибо, Михалыч! Держи меня в курсе! С наступающим!»

Заметив, что Ольга смотрит на него с нескрываемым удивлением, Сергей смутился:

– Ну? Что такое? Неужто у меня на носу бородавка?!

– Да просто я думала, что тебя, кроме собственной драгоценной персоны, никто больше не интересует! – призналась Ольга.

– Ну правильно думала, – усмехнулся Сергей. – Так и есть.

Загремели стаканы, зашуршали пакеты. Капитан быстро собрал приличный стол – чай с лимоном, пироги, варенье. «Ну, чем богаты! Просим к столу!» Челябинские полицейские, несмотря на внешнюю суровость, оказались людьми хлебосольными и радушными.

Померанцев оценил пироги, испеченные тещей капитана, отведал малиновое варенье, сваренное его женой, и сорок минут рассматривал в его телефоне фотографии многочисленных родственников и особый предмет гордости – огромного вальяжного кота. В это же время высокий полицейский увлеченно рассказывал Сергею о различных спецоперациях, в которых ему якобы приходилось участвовать (отчасти его рассказы смахивали на шпионские байки или на краткое содержание голливудского сериала о работе каких-нибудь агентов ФБР). Сергею было неловко прервать ни того, ни другого, между тем время шло. Федорыч с Ольгой скучали. Наконец Смородина взмолилась:

– Ребята, можно мы уже поедем?!

Капитан пожелал им легкой дороги и попросил у Сергея автограф. Померанцев поставил свою подпись на дежурном плакате «Их разыскивает полиция». Они сердечно поздравили друг друга с наступающим Новым годом и простились.

– Славные парни! – улыбнулся Померанцев, выезжая на трассу.

– Хорошо, что все так благополучно закончилось! Правда, мы потеряли много времени! – вздохнула Ольга.

* * *

И снова дорога снежной лентой неслась вдаль. В пути разговаривали – Федорыч травил «уральские байки», Сергей рассказывал о телевидении. Смородина слушала, улыбалась. Вскоре Ольге позвонил брат. Гена удивился, узнав, что они с Сергеем так пока и не доехали до Екатеринбурга. Ольга туманно ответила, что в пути у них были кое-какие приключения, и сказала, что сегодня ночью они рассчитывают быть на месте. О том, что они едут к Кате Куликовой, Ольга говорить не стала («Если удастся уговорить Катю и привезти ее на завтрашнюю встречу, пусть это станет сюрпризом!»). Гена пожелал им с Померанцевым счастливого пути и попросил передать Сергею, что уже все одноклассники знают о его приезде и ждут встречи.

Когда Ольга простилась с братом, Сергей спросил ее, не хочет ли она вместе с ним и Федорычем пойти на новогоднюю вечеринку к Гене при условии, что они, конечно, все-таки доберутся до Екатеринбурга (в чем уже, кажется, никто не уверен). Смородина обещала подумать над его предложением, многих одноклассников брата она знала и была бы рада их увидеть. Сергей поспрашивал ее о том, как сложилась судьба их общих знакомых, и спросил, не знает ли она, что случилось с дочерью Маши Сазоновой. «Гена говорил, она чем-то болеет?»

Ольга вздохнула:

– Болеет. Серьезно все. Нужны деньги на операцию, но у Маши, понятное дело, столько нет. Она одна растит дочь.

– А что отец девочки? – заинтересовался Федорыч.

– Так нет отца! – пожала плечами Смородина.

– Надо же, как в жизни бывает! – озадачился Сергей. – А я думал, Маша выйдет замуж за Гошу Бородина, они родят много детей и умрут в один день!

– Все так думали, – улыбнулась Ольга. – Но жизнь решила иначе… Кстати, девочка-то – Гошина дочь. Только он о ней не знает.

Померанцев на минуту даже отвлекся от дороги:

– Ну?! Какая бразильская мелодрама!

– Что ж он, сволочь, не поможет своему ребенку?! – не выдержал Федорыч. – В отказку пошел?

– Да нет, – Смородина махнула рукой, – там сложнее все… Маша не сказала Гоше о ребенке. Она узнала о том, что беременна, уже после того, как он в Америку уехал. Он с детства об Америке мечтал, предлагал Маше поехать с ним, но та отказалась. На этой почве они и поссорились. Гоша вспылил: тогда прощай, поеду один! И уехал. А Маша вскоре узнала о ребенке. Но Гоше сообщать не стала. Гордая! Сказала, что раз он так – из сердца вон! А полгода назад ее дочка заболела… На операцию нужны большие деньги.

Сергей подивился – прямо сериал про дона Педро! – и заметил, что надо бы сообщить Гоше, что у него на родине растет дочь и, между прочим, нуждается в помощи.

Ольга пожала плечами:

– Как сообщить?! Где мы его найдем?! Никто не знает его американского адреса.

– Не знает адреса? – задумчиво повторил Сергей и вдруг резко остановил машину.

– Ты чего? – удивилась Смородина.

– Нужно сделать звонок другу, – сказал Померанцев. – Слышь, Федорыч, я позвоню с твоего? У меня опять «надежный оператор» не ловит! Надо звякнуть в Америку!

Федорыч протянул Померанцеву телефон:

– Валяй!

* * *

Гоша Бородин топил тоску в очередной банке пива. Перед Гошей выстроилось уже много пустых банок, но веселее ему от этого не становилось. Одуряющее солнце, пыльные лимузины, пустой день – тоска-а-а…

Неожиданно к его мастерской подъехала крутая тачка. «Реально крутая! – удивился Гоша. – А чего, интересно, надо?!» Из тачки вылез весьма уверенный в себе американец и подошел к Гоше:

– Мистер Бородин?

Он кивнул, мол, я-то Бородин, а вы чьих будете, и бросил на незнакомца оценивающий взгляд. Тот, по всему видно, был в полном порядке – отличный прикид, белозубая улыбка от дорогого дантиста и абсолютная уверенность в завтрашнем дне. «Неужто такому понадобилась моя рухлядь?» – усмехнулся Гоша.

Но оказалось, что Гошины лимузины господина не интересовали. Он, собственно, приехал по другому вопросу, так, на минутку поработать добрым волшебником – у богатых свои причуды! Американец, дружелюбно улыбаясь, вдруг сообщил Гоше нечто, что поделило Гошину жизнь ровно пополам: до этого известия и непосредственно после.

Новость о том, что в России, на далеком Урале, в городе Екатеринбурге, у него растет дочь от любимой женщины Маши Сазоновой и что его дочь болеет и ей сейчас нужна помощь, ознаменовала для Гоши начало новой эры. Гоша смотрел на американца и почему-то не мигал. Он словно впал в какой-то ступор. Американец даже растерялся: рад – не рад? И только увидев слезы на глазах этого странного русского, американец выдохнул: хорошо, значит, свою миссию он может считать выполненной.

– Мне надо лететь в Россию! – Гоша вдруг вышел из ступора и сильно заволновался. – Надо успеть на Новый год, тогда все будет хорошо, понимаешь?

Американец не очень понимал и смотрел на Гошу вопрошающе.

– Новый год, чудеса сбываются, понимаешь?! – в отчаянии крикнул Гоша.

И тут американец его понял – да, в Новый год чудеса сбываются, на то он и Новый год.

– А билеты? – схватился за голову Гоша. – Смогу ли купить? До Нового года один день!

Американец дружески похлопал его по плечу:

– Я помогу! Все будет хорошо, мистер Бородин. Поехали!

* * *

Устав в долгом пути, Сергей предложил своим спутникам ненадолго остановиться и выпить чаю в придорожном кафе. Федорыч отказался, решив лучше в это время поспать в машине, а Ольга пошла вместе с Сергеем.

Кафе было маленькое, скромное, но уютное. Сергей с Ольгой сели за столик у окна – отогреваться крепким чаем с лимоном. Вскоре приятная девушка-официантка принесла им суп и горячие пирожки. Сергей ел с аппетитом, какого давно не знал в лучших московских ресторанах. Ольга, посмеиваясь, сказала, что он может позволить себе все, что угодно, – она угощает его на свою тысячу! Вспомнив, что у него нет денег, Сергей смутился:

– Первый раз в жизни мой ужин в ресторане оплачивает женщина! До чего я дошел!

– Ешь давай, альфонс несчастный! – улыбнулась Смородина.

Глядя на улыбающуюся Ольгу – лицо с мороза раскраснелось, глаза горят, – Сергей вдруг подумал, что Смородина, конечно, своеобразная женщина, но что-то в ней есть такое… настоящее! Она не похожа на многих его знакомых барышень из московской тусовки, в ней нет истеричности, изломанной манерности, она искренняя, естественная, говорит что думает, она – такая, как есть. И это замечательно. А еще Сергей никак не мог отделаться от ощущения, что прежде он уже встречал Ольгу и с ней было связано что-то важное… На миг ему отчетливо вспомнилась картина из юности: жаркий летний день, он, скучая, смотрит в окно и вдруг видит, как двор пересекает девчонка в красном сарафане. Волосы у нее огненно-рыжие и такие взлохмаченные, словно она ими двор мела, а глаза синие-синие, будто небо. Забавная девчонка остановилась посреди двора и неизвестно чему рассмеялась так искренне и громко, что с ветки взлетела недовольная ворона. Сергей не удержался и тоже расхохотался. А рыжая незнакомка увидела его и показала язык. Когда ее красный сарафан скрылся за углом, Сергей подумал, что это самая красивая девчонка, какую он когда-либо видел…

Сергей подозрительно посмотрел на Ольгу:

– Слышь, Смородина, а ты в какой школе училась?

– В той же, что и ты! – усмехнулась Ольга.

Сергею захотелось пошутить и немного ее поддеть.

– Небось в детстве была в меня влюблена?!

– Что?! – зарычала Ольга и замахнулась на него пирожком. – Да я тебя терпеть не могла! Самовлюбленный идиот! Ты всегда таким был! Если хочешь знать – я тебя тогда просто ненавидела.

– А сейчас?

– А сейчас ты мне безразличен! – огрызнулась Ольга.

Померанцев покачал головой – эх, ничего-то ты, Смородина, не понимаешь в психологии! Какая самовлюбленность? В подростковом возрасте у него вообще были одни сплошные комплексы и дикая неуверенность в себе, которую он скрывал под разными масками.

– Ты же ничего обо мне не знаешь! – в сердцах бросил Сергей.

– А ты расскажи! – попросила Ольга. И в голосе ее не было никакой иронии, серьезно так попросила, как о чем-то важном.

Померанцев вздохнул – расскажи… Не так-то просто…

…Ему было тринадцать, когда мать ушла от отца; обычно отцы уходят от матерей, и это еще как-то можно понять, но в их случае именно мать подала на развод. Незадолго до этого она поехала отдохнуть на южный курорт, где у нее случился роман с каким-то бравым моряком. И прошлая жизнь полетела под откос. Вскоре мать переехала из Екатеринбурга на юг к своему моряку, оставив Сергея на попечение отца. Так они и жили вдвоем с батей. Мать первое время звонила Сергею, а потом пропала…

– Нет, я все понимаю – у нее любовь, новая жизнь, новая семья, но как же мы?! – И спустя много лет Сергей чувствовал горечь от этого предательства. – Она уехала, мы остались с батей вдвоем. Он тогда запил по-черному, а меня взяла к себе его сестра – тетя Тоня. Я жил у тетки несколько лет, потом окончил школу и уехал в Москву. Учился, работал, нестерпимо хотел доказать себе, миру, а главное – матери, что чего-то стою. Решил стать лучше всех, чтобы меня узнавали, любили. Думал, вот стану известным – приду к ней и посмотрю в глаза… Но потом повзрослел и как-то отлегло… Пережил в себе эти подростковые обиды и уже никуда не собирался идти и что-то доказывать. Возможно, мы бы с ней вообще никогда не встретились, если бы не Лиза…

Сергей рассказал, что несколько лет назад в социальной сети к нему «постучалась» девчушка, утверждавшая, что она – его сестра. По матери. Он удивился, но, конечно, ответил. Спросил, чего она хочет. А она хотела «дружить» – все же близкие родственники. Так он узнал о сестре Лизе, а от Лизы – новости о матери. Оказалось, что тот моряк давно куда-то «уплыл», оставив мать с двумя детьми. Живут они в маленьком городишке на юге, денег отчаянно не хватает.

– Ну, я подумал-подумал и решил, что надо съездить к ним… – Сергей замолчал, вдруг заметив, что глаза у Ольги голубые-голубые, как уральские озера, и какие-то бездонные – утонуть можно.

А Смородина вылупила на Сергея свои голубые озера и как будто даже перестала дышать. Ей почему-то было важно знать, как он поступил.

Ну, как он поступил… Как он мог поступить, выбор, что ли, был? Сергей приехал в этот городок, встретился с матерью, познакомился с Лизой и своим десятилетним братом. Потом купил им дом и открыл в банке счет на имя Лизы (она скоро школу окончит, нужны будут деньги на обучение!). А старые обиды… Какие обиды, столько лет прошло…

– Такая вот жизнь, Оля! – вздохнул Сергей и опустил голову.

Ольга поймала себя на мысли, что в этот миг ей захотелось погладить его по голове, как любимого Мишку.

…Они сидели за столиком. Темнело. За окнами шел снег. А они разговаривали, забыв про время, дорогу, спящего в машине Федорыча…

Тем временем Федорыч проснулся и пошел их искать. Войдя в кафе, он внимательно поглядел на увлеченных разговором и, что уж там, друг другом Сергея с Ольгой, улыбаясь, сказал:

– Ну что сидите, как засватанные? Пора ехать!

* * *

В этот морозный снежный вечер Катя Куликова ждала в гости подруг, Люсю Синицыну и Свету Михайлову, чтобы вместе с ними отметить наступающий Новый год. И хотя сегодня на календаре значилось только тридцатое декабря, Катя хлопотала так, словно Новый год был уже сегодня: поставила в зале большой стол, приготовила оливье, испекла торт «Наполеон», отправила в духовку индейку с яблоками – все, как положено для праздника. Собирая на стол и наводя красоту перед приходом подруг, Катя напевала песню, которую недавно сочинила.

…Два года назад Катя неожиданно стала писать стихи – сначала для школьных спектаклей, а потом уже для себя самой. Творчество было для нее отдушиной, радостью, смыслом. А в этом году для новогоднего концерта она впервые написала песню, сочтя, что ее новые стихи неплохо ложатся на музыку. Катя и музыку к песне сочинила сама – помогло музыкальное образование, которое она получила в юности. Сегодня дети исполнили эту песню во время новогоднего концерта в школе. Зрители песню приняли тепло, вместе с ребятами подхватывали припев, где рефреном звучали слова: «Ведь у русских в Новый год чудеса сбываются!» Кстати, эта песня так понравилась Люсе, что та еще месяц назад попросила у Кати разрешения отправить ее «куда-нибудь на телевидение». «Да отправляй куда хочешь! – улыбнулась Катя. – Зря только время потратишь!»

…Эта мелодия и сегодня с самого утра крутилась у Кати в голове. Мурлыкая себе под нос припев, Катя поставила на стол блюдо с мандаринами, но вдруг замерла, позабыв и про песню, и про фрукты, потому что во дворе раздался дикий грохот. От этого шума Катин пес Урал протяжно завыл, а дремавшую кошку Маруську как ветром сдуло с дивана. «Не иначе опять метеорит упал!» – испугалась Катя и выглянула в окно. Но это упал не метеорит, это упала, поскользнувшись на крыльце, Катина подруга Люся Синицына.

Через минуту дверь распахнулась, и в комнату влетела большая, пышная, яркая Люся. Она и так всегда была «громкая» (громко говорила, громко смеялась, умела свистеть, как Соловей-разбойник), но в этот вечер, судя по всему, эмоции у Люси просто зашкаливали.

– Что случилось?! – крикнула Катя.

Вместо ответа Люся нелепо взмахнула руками, а затем неожиданно пустилась в пляс. Честно говоря, выглядело это довольно странно, как будто бы Люся повредилась в уме.

– Люсенька, – осторожно сказала Катя, – что с тобой? Такое ощущение, будто за тобой волки гонятся от самого леса…

– Да что волки, – хихикнула Люся, – стала бы я из-за них такой шум поднимать!

И отдышавшись, Люся рассказала Кате, что две недели назад она таки послала ее песню одному музыкальному продюсеру. «Вот вам с Урала – хорошая песня. Урал талантами славен! С наступающим!»

– Да откуда ты взяла этого продюсера? – удивилась Катя.

– В «Фейсбуке» нашла! – Люся опять заплясала. – Я там специально зарегистрировалась и стала всем певцам и продюсерам в друзья набиваться. Один меня добавил, наверное, спутал с кем-то. Ну, я ему песню и послала!

– И что?

– А то, что ему понравилось! – расхохоталась Люся. – Сегодня сообщение прислал, он хочет купить права на эту песню! Ну, представляешь? У русских в Новый год чудеса сбываются! Нормально, да?

Катя заплакала.

– Катюх, ты чего? – испугалась Люся. – Не рада, что ли?

– Рада! – кивнула Катя.

– А чего ж плачешь?

– Просто давно не верю в то, что чудеса сбываются, – улыбнулась Катя сквозь слезы. – Хотя бы и в Новый год…

Дождавшись третью подругу – Свету Михайлову, барышни сели за стол. Люся открыла шампанское и торжественно провозгласила тост:

– Выпьем за Катюшин успех, чтобы скоро Катюшкину песню пела вся страна! А еще за то, чтобы чудеса и впрямь сбывались!

Шампанское разлилось внутри радостью. Люся со Светой смеялись, делились с Катей планами на будущий год… А вот она наряду с радостью чувствовала и некую грусть, словно радость чуть-чуть горчила.

– Катюша, давай споем! – попросила Света.

Катя взяла в руки гитару и запела. И что-то такое было в этих в общем-то не самых складных строчках, что волновало, брало за душу. «У русских в Новый год чудеса сбываются!» – подпевали Люся со Светой.

Потом подруги выпили еще шампанского, поговорили о своем, о девичьем, потом Люся предложила включить телевизор. Голубым огоньком зажегся экран – по ТВ показывали новогодний концерт.

– А скоро и нашу песню будут исполнять во всех концертах! – рассмеялась Люся.

Концерт закончился. Люся переключила канал. Увидев на экране улыбающуюся физиономию своего одноклассника Сергея Померанцева, Катя вздрогнула, словно увидела омерзительную жабу, и, выхватив у подруги пульт, с раздражением нажала на кнопку.

– Ты чего, Кать? – удивилась Люся. – Тебе не нравится шоу Померанцева? Он такая душка, и шоу отличное!

– Ненавижу его! – буркнула Катя.

Подруги посмотрели на нее с удивлением. Люся покачала головой:

– Ты так говоришь о нем, будто вас связывает что-то личное!

– Меня с ним? – вспыхнула Катя. – Ничего подобного!

В этот миг дремавший под столом пес Урал вскочил и залаял. Кто-то стучал в ворота.

– Это соседка тетя Вера! – сказала Катя. – Она обещала зайти… Люсь, иди открой ей, а то у меня в духовке индейка подгорает!

Люся накинула шубу и вышла на улицу.

…Когда Люся Синицына вернулась в комнату, по выражению ее лица было видно, что от переполняющих эмоций ее сейчас разорвет на части. Катя застыла с подносом в руках:

– Люсь, ты чего?

Люся махнула рукой кому-то в коридор:

– Входите!

Увидев нежданного гостя, Катя Куликова покачнулась и уронила поднос с индейкой на пол. Она не верила своим глазам:

– Померанцев?!

Глава 7

Сергей, конечно, предчувствовал, что встреча с Катей Куликовой будет напряженной, но, признаться, такого приема не ожидал. Она смотрела на него как на серийного убийцу. Померанцев попятился назад, к двери, но отступать было некуда – за ним стояли Смородина с Федорычем.

В комнате воцарилась недобрая тишина. Лишь где-то под столом раздавалось довольное чавканье: в этот вечер персональный собачий Дед Мороз позаботился о псе Урале и послал ему новогодний подарок, солидный даже по собачьим меркам, – ломоть сочной индейки в яблоках. Стараясь разрядить напряжение, Сергей нарочито приветливо поздоровался с Катей и ее подругами. Люся со Светой потрясенно выдохнули «Здрасте!» – на лицах обеих женщин застыло такое удивление, словно перед ними материализовался не телеведущий Померанцев, а джинн из кувшина.

– Ты? Да как ты посмел прийти ко мне? – воскликнула Катя. – Убирайся вон!

– Катя, позволь, я все объясню! – попросил Сергей. – Я за тем и приехал, чтобы извиниться перед тобой!

– Я тебя видеть не могу! И говорить нам не о чем! – отрезала Катя.

Люся со Светой во все глаза наблюдали за происходящим, таких сцен они не видели даже в самом захватывающем телешоу!

– Убирайся! – повторила Катя.

Сергей повернулся к дверям. Группа поддержки, Смородина с Федорычем, молча расступились и пропустили его.

– А ты, Катя, могла бы и выслушать Сергея! – не выдержала Ольга, когда Померанцев вышел из дома. – Все-таки это жестоко! Мы очень долго к тебе ехали!

Катя усмехнулась:

– А я его в гости не приглашала!

– Может, человек осознал вину! – с укором заметила Ольга. – И ему надо протянуть руку!

– Руку?! – взъярилась Катя. – Пусть скажет спасибо, что я его лопатой не огрела за все его фокусы!

– Кать, да что он сделал такого? – зашептала Люся.

– Что он сделал? Да он мне всю жизнь испортил! – заплакала Катя.

…Сергей выскочил во двор и вдохнул холодный воздух – где-то в груди больно кольнуло, то ли от мороза, то ли еще по какой причине. Из-за переполнявших его чувств он и не заметил, что в этот миг в открытые ворота во двор прошел человек. Сергей заметил незнакомца, лишь когда столкнулся с ним нос к носу.

– Ты?! – ахнул незнакомец так, словно узрел привидение.

Сергей вздрогнул от неожиданности и пригляделся к этому похожему на папанинца со льдины бородатому гражданину в красном пуховике, но в темноте не узнал его.

– Померанцев, а ты что здесь делаешь?! А-а-а… Хотя и так понятно! – Мужчина в сердцах махнул рукой и выскочил за ворота.

Ошеломленный Померанцев смотрел ему вслед: местный сумасшедший или… Внезапно Сергея как током стукнуло – да ведь это…

– Вова! Новиков! Вернись! – крикнул он что есть мочи и бросился вслед за как снег на голову упавшим и столь же стремительно исчезающим в ночи полярником.

Выбежав на улицу, Сергей увидел, что тот уезжает на красном, в тон пуховику, такси. Померанцев вскочил в «Патриот» Федорыча и ударил по газам – догнать во что бы то ни стало!

– Сергей! – позвала его выскочившая на улицу Ольга. – Куда ты?

Но Померанцеву было не до нее, он выполнял операцию «Перехват» – по обочине, едва не опрокинувшись в канаву, уже со злостью и отчаянием он вырвался вперед, подрезал красное такси и стал посреди дороги. Вот так!

Из автомобиля высунулся взбешенный водитель:

– Ты что, с ума сошел? Жить надоело?

Сергей выскочил из машины и бросился к такси, у него было такое выражение лица, что таксист быстро захлопнул дверцу.

– А ну, выходи, – потребовал Сергей, тарабаня в стекло. – Выходи, Вова! Разговор есть!

Володя Новиков вышел из машины и хмуро бросил:

– Не о чем нам с тобой разговаривать, Померанцев!

– Ошибаешься! Есть о чем! Я должен сказать тебе… Помнишь ту новогоднюю ночь у Генки дома? Так вот, я тогда наврал тебе про нас с Катей. Не было у нас ничего… Я просто пошутил, понимаешь? Сам не знаю… – договорить Сергей не успел, потому что Володя бросился на бывшего одноклассника и повалил его в снег.

В отличие от мужа Смородиной метеоролог Новиков не был мастером спорта по боксу, и, пожалуй, при желании Сергей мог бы его хорошо отделать, вот только такого желания у Померанцева не возникло. Он считал, что Новиков имеет право набить ему морду, потому и не защищался. А Володя сыпал и сыпал тумаки ненавистному сопернику (даром, что всю жизнь его считали добрым и уравновешенным).

– Ты что делаешь? – закричала подбежавшая Смородина, пытаясь оттащить Новикова от Померанцева. – Ты кто такой? Ты зачем на людей бросаешься?

– Я его убью! – прохрипел Володя, отпихивая Ольгу.

Но отцепить Смородину было не так-то просто. Поскольку драться с женщиной джентльмен Новиков не стал бы ни при каких обстоятельствах, ему пришлось остановиться. Ольга, встав между Новиковым и Померанцевым, потребовала объяснить, что происходит.

Узнав от Сергея, что перед ней тот самый Володя Новиков, она ахнула:

– Володя? Ой, как хорошо, что вы приехали!

Новиков что-то зло пробурчал в ответ, явно считая, что в его приезде нет ничего хорошего.

– Вовка, я виноват, – примиряюще сказал Сергей. – Ты не держи на меня зла… Извини, если можешь…

Володя угрюмо молчал.

– Ну, пошутил человек, так ведь он извинился. Осознал! – не выдержала Ольга.

– Я и вижу, как пошутил! – с горечью бросил Володя и с ненавистью спросил Померанцева: – До сих пор к Кате вяжешься?

И тут Сергей понял, о чем, собственно, подумал Новиков, когда увидел его во дворе Катиного дома. Он схватил Володю за рукав куртки:

– Идем в дом, я тебе все объясню!

– Отвали. Никуда я с тобой не пойду! – отрезал Володя. – Я вообще хочу уехать отсюда. Меня машина ждет.

Сергей бросился к таксисту:

– Слышь, товарищ, ехай отсюда!

Таксист с ужасом взглянул на Померанцева и охотно выполнил его пожелание – быстро дал газу.

– Я тебя никуда не отпущу, пока с Катей не объяснитесь! – заявил Сергей.

Ольга взяла Володю за второй рукав и серьезно сказала:

– Идемте! Катя вас ждет! Уже двадцать лет.

И Володя пошел к Кате.

* * *

Померанцев, одолеваемый чувством стыда и раскаяния, повинился перед одноклассниками, попросил у обоих прощения и вышел из комнаты, оставив их наедине.

Потрепанный – и физически и морально, но вместе с тем словно обновленный, как камень с души упал, – он вернулся в гостиную, где драматической развязки ждали Ольга, Федорыч и Катины подруги. Смородина рассказала Сергею о недавнем звонке брата, который и сообщил ей о том, как развивались события: когда Новиков прилетел в Екатеринбург, он позвонил Гене и, узнав от него, что Катя не приедет на встречу одноклассников, решил сам ехать к ней.

– Представляю, как тяжело было Володе решиться на этот шаг! – вздохнула Ольга и встревоженно прислушалась к голосам, доносившимся из соседней комнаты. – Надеюсь, они помирятся!

Как это иногда бывает с теми, кто долго ждал – джиннами и женщинами, – Катина любовь и нежность к Володе вдруг обернулись ревностью и обидой. Катя с болью и слезами высказывала Володе все, что накопилось у нее в душе: «Как ты мог уехать? Оставить меня? Где ты был все это время?!» – доносилось из-за стены.

– Ну, я этому парню не завидую! – хмыкнул Федорыч.

А потом за стеной вдруг стало тихо-тихо.

– Ой, что там у них?! – испугалась Люся. – Может, пойти посмотреть?

– Да, поди, целуются! – предположил Федорыч. Он вслушался в тишину и уверенно подтвердил: – Точно целуются!

…Тишина, что бы она ни скрывала, была долгой. Наконец Катя с Володей вошли в гостиную, и по их просветленным лицам всем стало ясно, что они помирились.

Сергей выдохнул: ну, теперь уж точно – всё! Он еще раз попросил у Кати с Володей прощения и сказал, что ему и его спутникам пора ехать.

– Куда вы? – всполошилась Катя. – Ночь на дворе! Да и метель поднялась. Оставайтесь. Переночуете у меня, а утром решим, что и как…

Сергей застыл, не зная, как быть, – ехать в метель и впрямь не хотелось. Тут к нему метнулся Федорыч и жарко зашептал: «Слышь, Серега, раз такое дело – давай останемся!» Померанцев улыбнулся – он уже понял, что председатель не на шутку заинтересовался Люсей.

Да-да, в тот миг, когда Федорыч увидел Люсю, над ним разверзлись небеса, и оттуда на не ожидавшего такого подвоха председателя рухнула самая настоящая, без подделки, любовь. Федорыч смотрел на милую незнакомку, открывшую им ворота, Люсю Синицыну, скромную незамужнюю учительницу математики, и видел иное – свою судьбу. Пока Катя с Володей объяснялись, он не сводил с нее глаз, онемев от восторга. В общем, Федорыч очень даже хотел остаться в доме у Кати.

Смородина тоже поддержала его, сочтя, что будет разумнее отправиться в дорогу утром.

Сергей взглянул на Новикова:

– А ты что скажешь?

Володя улыбнулся:

– Оставайтесь!

Хозяйка дома усадила всех за стол (вот когда кстати пришлись новогодние блюда – за вычетом собачьей порции праздничной индейки). Выпили шампанского за уходящий год и за наступающий. А потом Люся попросила Катю спеть песню, в которой («Совсем как в жизни, видишь, Кать!») чудеса сбываются.

За окнами мела метель, а в доме было тепло и уютно. Потрескивал огонь в камине, светилась огнями новогодняя елка. Щедрым снегом отлетали последние часы декабря.

Ближе к полуночи, проводив подругу Свету, Катя засуетилась, размещая гостей на ночлег. Задача оказалась не из легких, так как в доме было всего три комнаты. В зале прочно обосновались Федорыч с Люсей (доселе молчавший Федорыч вдруг обрел дар речи и как заведенный принялся рассказывать новой знакомой и о своем извилистом жизненном пути, и о технологии изготовления сыров с плесенью, и о многом другом, лишь бы Люся не заскучала и не ушла! Люся благосклонно слушала его, явно не собираясь никуда уходить). Во второй комнате Катя постелила Володе, а в третьей – мансарде на втором этаже – предложила разместиться Сергею с Ольгой. «Переночуете тут, ничего?» Померанцев хмыкнул: «Если Смородина не кусается – ничего!»

* * *

Перед тем как отправиться спать, Сергей вышел во двор – покурить. К ночи ударил легкий мороз, метель усилилась. Зябко поводя плечами, Сергей невольно подумал: как все же хорошо, что они остались ночевать у Кати. «В дороге сейчас было бы ох как неспокойно!»

Вокруг стояла удивительная тишина, лишь из дома доносились приглушенные голоса Федорыча и Люси. И тут внезапно раздался звонок телефона. Увидев на дисплее высветившийся номер, Сергей изрядно удивился: «Кристина?» Даже услышав знакомый голос, он не сразу поверил в то, что это на самом деле его бывшая подруга (может, потому, что по его ощущениям они расстались не четыре дня назад, а давным-давно).

Между тем Кристина разговаривала как ни в чем не бывало, словно их ссоры и в помине не было. Она спросила Померанцева, как у него дела. Сергей озадачился («дел» за последние дни было столько, что обо всех и не расскажешь) и выдавил дежурное «все хорошо». Кристина поинтересовалась, где он сейчас, при этом в ее голосе звучали нотки недовольства – ей, наверное, хотелось, чтобы без нее дела Померанцева шли исключительно плохо (в идеале после их разрыва он должен был бы тяжело заболеть, сгодилась бы также и его мучительная смерть). Сергей честно ответил, что он теперь – далеко, очень далеко, и сообщил название Катиной деревни. Кристина с негодованием сказала, что это дурацкая шутка и что он мог бы придумать что-нибудь другое. Сергей не стал спорить и промолчал. Он ждал, когда Кристина прояснит, зачем, собственно, звонит. Ждать пришлось недолго. Оказывается, Кристина решила «дать ему еще один шанс» и помириться.

– Сережа, завтра Новый год… Давай попробуем все сначала?

Сергей вздохнул и, осторожно подбирая слова (он не хотел ее обидеть), ответил, что вряд ли у них получится.

– Померанцев, ты серьезно? – фыркнула Кристина. – А не пожалеешь потом?

– С наступающим, Крис! – мягко сказал Сергей. – Пусть у тебя все будет лучше всех!

После этого Кристина отсоединилась – наверное, бросила трубку.

Сергей положил телефон в карман, достал сигареты, закурил. Странное дело – отсюда, с крыльца дома Кати Куликовой, его московская жизнь казалась ему очень далекой. Тихо… И звезды так низко, словно вот-вот коснутся крыши.

Он вдруг заметил в освещенном окне на втором этаже женский силуэт. «Это же Смородина!» – улыбнулся Сергей и вдруг, сам не зная чему, обрадовался. Ольгино окно светило ему в ночи, как маяк. Сергей докурил и пошел в дом. К Ольге.

…Когда он вошел в комнату, Ольга быстро выключила свет и отошла от окна.

– Эй, ты спишь? – не понял Сергей.

Вместо ответа Смородина хлюпнула носом. Потом еще…

– Ты плачешь, что ли? – испугался Сергей.

А она и впрямь плакала. Так, со слезами, и пересказала Сергею свои грустные новости. Выяснилось, что недавно она позвонила сестре, узнать, как там ее собака, и услышала от Марины, что Мишка тоскует, сидит все время у порога и скулит. «Он меня-а-а ждет!» – проревела Смородина.

– И это все? – выдохнул Сергей. – А я-то уж думал, какая-то беда случилась?!

– Все! – вздохнула Ольга. О том, что вскоре после разговора с Мариной ей позвонил муж и, не стесняясь в выражениях, высказал все, что о ней думает, она говорить не стала.

Глядя на плачущую Ольгу, Сергей растрогался: надо же – плачет! Вот вам и суровая уральская женщина!

– Ну что ты, Оля… Завтра наступит Новый год, и тогда все-все будет хорошо! А пса твоего, хочешь, заберем? Вот повезем Федорыча первого января и заедем за Мишкой? – Он обнял ее и погладил по голове, как маленькую.

Смородина всхлипнула и положила голову ему на плечо.

Волосы Смородиной пахли летом и луговыми травами. Длинные, густые, заблудиться в них можно… А губы такие горячие…

…В маленькой мансарде до самого утра горела свеча, и Ольга и Сергей любили друг друга, словно это была не последняя ночь уходящего года, а последняя ночь на земле.

…Утром, проснувшись, он увидел ее рыжие кудри на подушке – река рыжих волос, – вдохнул тот вскруживший ему голову цветочный запах, коснулся ее груди… Ольга вздрогнула. Огромные голубые глазищи распахнулись, но нежности или радости Сергей в них не увидел – скорее смущение… И это смущение несносная Смородина тут же постаралась скрыть под своей обычной маской холодности.

Она встала и поспешно оделась, не глядя на Сергея.

Он потянулся к ней и губами, и всем сердцем, но Ольга отстранилась, сказав, что им пора ехать.

– Оль, эта ночь для тебя ничего не значит? – спросил Сергей.

– Значит, – коротко ответила Ольга и, усмехнувшись, добавила: – Еще вопросы будут?

– Будут, – улыбнулся Сергей. – Почему у тебя волосы пахнут луговыми травами?

– Шампунь такой! – отрезала Ольга и вышла из комнаты.

Сергей вздохнул: неужели ее страсть, нежность, женственность, поразившие его этой ночью, ему только приснились?

…Спустившись на первый этаж, в зал, где Катя уже хлопотала, собирая завтрак, Сергей обнаружил за столом поразительно бодрого Федорыча. Председатель так же увлеченно, как и накануне, что-то рассказывал сидящей рядом Люсе (может, они провели так всю ночь?). В глазах его читалось, что он хотел бы припасть к Люсиным коленям и провести в этой позе целую вечность.

– Может, останешься, Федорыч? – спросил Сергей, почувствовав тайные желания и настроение председателя.

И всегда во всем уверенный Федорыч с замиранием сердца и отчаянной надеждой, совсем как школьник, перевел взгляд на Люсю – вот он, момент истины! Одно твое слово, и участь моя будет решена!

– Оставайтесь! – застенчиво сказала Люся. – Приглашаю вас к себе встречать Новый год.

И участь Федорыча была решена.

– Серега, вы с Ольгой поезжайте в Екатеринбург на «Патриоте», а второго января возвращайтесь за мной! Тогда и машину отдадите! – предложил Федорыч.

На том и порешили.

…Прощаясь с председателем, Померанцев сердечно хлопнул его по плечу:

– Хороший ты мужик, Федорыч, только бросай пить!

Он кивнул:

– Женюсь – брошу!

Судя по всему, намерения в отношении Люси у него были самые серьезные.

…Прощаясь с Катей и Володей, глядя на их лица, Сергей и сам засиял, словно внутри него нажали на какую-то кнопочку, от которой заработал мощный генератор радости. Теплые слова на прощание, поздравления с наступающим праздником, и наконец Сергей с Ольгой сели в машину.

Теперь курс был на Екатеринбург и на Новый год!

* * *

И снова снежные километры, леса, поля, деревеньки… На радиоволне, настроенной в автомобильной магнитоле, транслировали в эфир новогодние песни и поздравляли слушателей с наступающим Новым годом. Много-много хороших старых песен и добрых пожеланий… После своей любимой «Со мною вот что происходит» Сергей расчувствовался – что-то такое теплое, дорогое всколыхнулось в душе…

Он посмотрел на Ольгу – с самого утра она молчала, скрываясь за маской отчуждения. «Снежная уральская королева! Того и гляди – заморозит холодом!» Он попытался разговорить ее, старался и так и этак, готовый на что угодно ради ее улыбки. Но быстро понял, что телевизионные байки Ольгу не интересуют, и переключился на другие темы – стал вспоминать детство, их с Геной школьные шалости… И вот надо же, сам так увлекся, что неожиданно вспомнил и какие-то, казалось бы, давно забытые вещи, образы и даже запахи. Ему вспомнился вдруг запах новогодних подарков – запах мандаринов и шоколадных конфет – запах праздника! И обжигающе-ледяной вкус сосулек, которые они детьми любили облизывать за неимением мороженого, и ощущение абсолютного счастья в первый день наступивших каникул…

И Ольга постепенно стала оттаивать – заулыбалась и тоже поделилась своими воспоминаниями. На пару вспомнили школьные елки и новогодние представления в местном Дворце культуры. «А я на какой-то елке изображала зайца, и вот, представляешь, у меня одно ухо оторвалось. Все вокруг ржали, не только дети, но даже родители!» – грустно сказала Смородина. Сергей не выдержал и тоже заржал, а Ольга разозлилась и легонько стукнула его.

– Ой, Смородина, ну ты даешь, – сказал Сергей, просмеявшись, – знаешь, я тут подумал, что мы с тобой и недели вместе бы не прожили, наверное, поубивали бы друг друга!

– Не сомневаюсь! – огрызнулась Смородина.

Сергей внезапно с грустью подумал, что ему будет не хватать ее колкостей и… ее самой. Скоро их дорожное путешествие закончится, и он потеряет Ольгу. Ему захотелось хоть немного оттянуть миг прощания, еще побыть с ней, посмотреть в ее голубые глазищи. Да и повод по дороге подвернулся…

– О! Смотри – столб «Европа-Азия»! Граница! Надо выйти!

…Странное место Урал – здесь все смешалось: Европа, Азия. Сергей с Ольгой постояли с одной стороны разделительной стелы – в Европе, потом махнули на другую – в Азию! Где еще такое увидишь?!

В «Азии» задержались и решили немного прогуляться по лесу.

…Вековые сосны подпирают небо, снег искрится от солнца, а воздух такой чистый, что, кажется, звенит, и абсолютная тишина на сотни верст. Померанцев всегда любил свой «синий Урал», этот колоритный край с его своеобразием и гордой, спокойной красотой, все в себя вобравший: и горы, и степи, и бескрайние леса, и сильные реки, и бездонные озера. Недаром про Урал говорят, что это – хребет России, силой которого она и держится. Сергей всегда с гордостью признавался, что он родом из Екатеринбурга, даже в самых эстетских столичных тусовках говорил с вызывающим прищуром: «Я – с Урала!» А еще у него давно была мечта снять документальный фильм об Урале, и этим утром он решил обязательно осуществить ее в наступающем году – найти деньги и время.

Они шли по снежному лесу, и Сергей рассказывал Ольге о детстве, каникулах у тетки в деревне, о том, как летом спозаранку бежали на рыбалку, собирали белые грибы ведрами, искали самоцветы на старых копях, начитавшись Бажова, и о том, как много для него значит вся эта уральская матрица.

Потом они остановились и просто стояли, слушая тишину. Раздавшийся телефонный звонок прозвучал слишком резко и неестественно, нарушив эту снежную сказку. Увидев высветившийся номер своего импресарио Гриши, Сергей неохотно ответил.

– Серега, такое дело – они передумали! – с места в карьер начал Гриша.

Сергей лениво поинтересовался, о чем речь. Выяснилось, что организаторы новогоднего корпоратива, отказавшие Померанцеву несколько дней назад, теперь передумали и согласились заплатить сколько он и просил сначала.

– Давай, Серега, сегодня выступаешь! – возбужденно заявил Гриша.

Сергей рассмеялся:

– Э нет, сегодня никак не получится. Скажи им, что я не могу.

– Да ты чего, Серега? От таких денег не отказываются!

– Гриша, во-первых, я сейчас не в Москве!

– Ты что, в Европе? А где? – испугался Гриша.

Сергей хмыкнул, оглядывая берендеевскую чащу, посреди которой они сейчас стояли.

– О, это странное место! То ли Европа, то ли Азия. Хотя нет, вовсе никакая не Европа и не Азия! Кругом заколдованный, дикий лес!

Гриша ответил долгой паузой, видимо, осмысливал услышанное, потом робко предположил:

– Серега, ты пьяный?

– Скорее хмельной и счастливый. Третий день в таком состоянии блуждаю среди уральских лесов! – улыбнулся Сергей.

– Садись в самолет, ты еще можешь успеть в Москву до полуночи! Отработаем корпоратив, и пожалуйста – возвращайся в свои леса! – взмолился Гриша.

– Нет, Гриша, не получится! – твердо сказал Сергей. – Сегодня я очень занят!

– Чем? – буркнул Гриша.

– Счастьем! – Сергей глянул на Ольгу. – Кстати… – Он тихо спросил Ольгу, с собой ли у нее ее банковская карта и может ли он ею воспользоваться для денежного перевода, потом продиктовал номер Ольгиной карты Грише. – Гриша, мне срочно нужны деньги. Сегодня, да. Миллион. А меня не волнует, где возьмешь. Чтобы к вечеру деньги были на карте. Спасибо, Гриша, я в тебе не сомневался. С наступающим!

– Кто звонил? – поинтересовалась Смородина.

Померанцев пожал плечами:

– Так, пустяки…

Это и впрямь были пустяки, потому что все важное происходило здесь и сейчас.

Смородина махнула в него снежком – промазала! Он не удержался и качнул ветку – ей мигом за шиворот насыпало пригоршню снега. О, разозлилась! Кулаком машет! Сергей вдруг подумал с какой-то внезапно проснувшейся нежностью, что в Ольге определенно есть что-то детское. Даже странно – маленькой и хрупкой ее не назовешь, а вот тем не менее сохранилось в ней что-то девчоночье! «А какие у нее все-таки глазищи! В них посмотреть – все равно что в небо!»

– Оль, – Сергей взял ее за руку, – у меня к тебе просьба: давай перед Екатеринбургом заедем в гости к моей тетке! Я хочу вас познакомить.

* * *

Тетя Тоня жила на маленькой железнодорожной станции, здесь даже не останавливались большие поезда. Звонить и предупреждать родных о своем приезде Сергей не стал, объяснив, что хочет избавить их от лишних хлопот. «Нагрянем неожиданно – тихо, скромно!»

Сельская улочка – в три дома – утопает в сугробах; дом с зеленой крышей, на крылечке сидит серая кошка, лапкой намывает гостей.

Открывшая дверь пожилая женщина, увидев Сергея, заголосила:

– Сережка, неужто ты?!

Сергей поднял тетку и закружил ее.

У невысокой, седовласой, полноватой тети Тони все же было что-то общее с племянником – такие же темные «бедовые» глаза, замершая в уголках губ улыбка и неистребимое чувство юмора. Тетя Тоня всегда любила племянника, как родного сына, все стены в ее доме были увешаны фотографиями Сергея и вырезками из журналов с его интервью.

Знакомя Смородину с теткой, Сергей подчеркнул, что тетя Тоня – его вторая мать. А представляя Ольгу, сказал:

– Теть Тонь, это – моя невеста!

Услышав эти слова, Ольга буквально утратила дар речи – так и застыла, как остолбеневшая, только хлопала глазами.

– С Москвы взял? – поинтересовалась тетя Тоня.

– Не, наша, уральская, – улыбнулся Сергей.

– Вот это правильно, Сереженька! – одобрила тетя Тоня. – И девка, видно, справная! Не то что эти облезлые столичные кошки! А такая детей тебе нарожает!

Смородина зарделась, как образцовая красна девица и невеста, открыла рот и хотела что-то сказать, но Сергей сильно сжал ее руку, и она промолчала.

В это время с работы вернулся теткин муж, дядя Миша, работавший путевым обходчиком. Увидев Сергея, он несказанно обрадовался и, подмигнув племяннику, принес из соседней комнаты аккордеон и бутылку с белесым пойлом – самогон собственного, на травах, производства. Жене, пытавшейся протестовать, дядя Миша весомо заметил:

– Ты что, мать?! Такой человек к нам приехал! Надо его уважить!

На это тетя Тоня не нашлась что возразить: «Да ладно уж – пейте!» А дядя Миша прочувствованно добавил, утерев скупую слезу:

– Серега – он же нас всех прославил! Всю эту станцию, как есть! Весь Урал!

И тетя Тоня согласно закивала – это была и ее излюбленная тема.

…Поставили чайник и тесто на пироги, завели разговоры. Узнав, что Ольга – ветеринар, тетя Тоня обрадовалась так, как, вероятно, не обрадовалась бы, даже если бы Смородина оказалась председателем земного шара.

– Врач! Звериный?! Доча, помоги моей Меркель! – взмолилась тетя Тоня. – Анжела с вечера захворала!

Сергей с Ольгой изумленно поглядели на тетю Тоню, ожидая разъяснений. Оказалось, что Меркель – прозвище любимой теткиной козы, а назвали ее так за характерную внешность и манеру постоянно мемекать. Тетка рассказала, что ее любимица давеча заболела – даже мемекать перестала! – а ветеринара у них в поселке нет. «В общем, одна надежда, Сережа, на твою невесту! Пусть поможет моей Анжеле! Уж больно хорошая коза, правда, маленько непутевая, но это ничего, я к ней привыкла, все равно что к дяде Мише!»

Ольга растерялась (таких пациентов у нее до сих пор не было), но пошла в сарайчик вслед за теткой Сергея.

…«А твоя-то – молодец!» – расхваливала затем Ольгу тетя Тоня, повествуя, как быстро и ловко Смородина справилась с задачей: поставила диагноз, назначила лечение. Пока тетя Тоня собирала на стол, дядя Миша съездил в соседний поселок и купил для козы лекарства, которые выписала Ольга.

Дождавшись дядю Мишу, сели обедать. Тетя Тоня с ног сбилась, чтобы накормить дорогих гостей от души: сделала тазик салата оливье («час нарезала!»), испекла «любимые Сережины пирожки с капустой». Во время обеда тетя Тоня, невзирая на протесты Сергея, заливалась соловьем, рассказывая Ольге о том, какой Сережа хороший и как он ей помогает. «Да не только мне – считай, всей деревне! Вот бабе Зое глаза надо было оперировать, к кому обратиться? Я Сереже позвонила, он сразу деньгами помог! Он и братьев своих выучил, благодаря ему все институт окончили!»

Улучив минуту, Смородина прошептала Сергею:

– Померанцев, а ты, оказывается, приличный человек?

– Брехня! – рассмеялся Сергей.

Дядя Миша налил племяннику самогона из запотевшей прохладной бутылки.

– Можно? – почему-то спросил Смородину Сергей, перед тем как выпить.

– Одну рюмку! – строго сказала Смородина.

Ну, рюмку так рюмку, но эта рюмка странным образом вдруг все прояснила в сознании Сергея. Вот в этом маленьком домике, на забытой богом станции он неожиданно понял что-то важное…

– Слышь, Смородина, выйдем, разговор есть! – попросил Сергей Ольгу.

* * *

Они стояли на крылечке. Из трубы маленького дома тети Тони, как на детской картинке, вился дымок. Из-за низкого забора были видны железнодорожные пути, убегающие в снежную даль.

Вечерело. Накрапывал снежок. По двору, проваливаясь в снег лапками, пробежала серая кошка. Запрыгнув на крыльцо, она, мурлыча, потерлась об Ольгины ноги. По путям, грохоча, проехал товарный состав. Из дома послышалась музыка – это дядя Миша развернул свой любимый аккордеон. У Сергея что-то защемило внутри, ему захотелось сберечь в памяти этот синий зимний вечер во всех его милых сердцу подробностях. А еще захотелось сказать Смородиной то, что он на самом деле собирался сказать ей сегодня утром.

Правда, сделать это оказалось не так-то просто: у мастера прямого эфира неожиданно пропало красноречие и, кстати, спокойствие и выдержка – кто бы мог подумать! Слегка запинаясь и не на шутку волнуясь, Сергей произнес:

– Слушай, Оля, переезжай ко мне в Москву… Хочу на тебе жениться и усыновить этого твоего придурочного Мишку. Такое дело, Смородина, я тебя люблю!

– Да ну? – насмешливо спросила Ольга, но голос ее почему-то дрогнул, и улыбка сползла с лица.

Сергей взял ее за плечи и повторил, глядя в ее побледневшее лицо:

– Слышишь, Оля, я люблю тебя…

– Давно? – попробовала отшутиться она.

– С самого начала.

– То есть уже три дня?

– Гораздо раньше, – улыбнулся Сергей. – С самого начала – значит, с самого Начала.

…За время, пока они целовались, успел проехать поезд. Очень длинный поезд.

Собирались в Екатеринбург уже в сумерках. Сергей все переживал, что приехал к тетке без подарков, но потом успокоился, подумав, что послезавтра утром (по дороге за Федорычем) они с Ольгой снова заглянут к ней в гости, и уж тогда не с пустыми руками.

Провожая племянника, тетя Тоня шепнула ему, указав глазами на Ольгу: «Хорошая дивчина! Береги ее!» Сергей серьезно кивнул. На прощание обнялись, тетя Тоня вручила племяннику пакет с пирожками и, смахнув слезу, сказала:

– С Новым годом, Сереженька! С новым счастьем!

Верный конь «УАЗ Патриот» рванул с места и помчался сквозь снег и последние часы декабря.

* * *

Город вспыхнул тысячей огней. Снежные улицы, праздничные елки на площадях, дома, сугробы, спешащие прохожие…

Когда проезжали мимо здания школы, в которой они оба учились, Сергей не удержался – остановил машину. Вместе с Ольгой подошел к старой школьной ограде, вдохнул морозный воздух. Они смотрели на темные окна и вспоминали: «Вон там был наш класс!» – «А там актовый зал!» – «А вон кабинет директора, куда меня частенько вызывали из-за отчаянного хулиганства!»

Потом Ольга поторопила Сергея: «До Нового года всего ничего… Не успеем!»

– Успеем! – заверил Сергей.

Когда отъехали от школы, у Ольги пискнул телефон – пришло сообщение. Эсэмэс от Сбербанка извещало Смородину, что на ее счет зачислены денежные средства в размере одного миллиона. Ольга ахнула:

– Померанцев, ты спрашивал мой номер карты? Ну вот, тебе пришел перевод… Но зачем столько?

– Пригодятся! – улыбнулся Сергей и мысленно поблагодарил Гришу за помощь.

По пути к Гене заехали в банкомат: снять сколько можно, а потом – в магазин. «Не идти же в гости с пустыми руками!» – улыбнулся Сергей, сметая с прилавков деликатесы и шампанское.

…Когда Ольга с Сергеем оказались перед Гениной дверью, на часах было без пяти двенадцать. Смородина уже собиралась нажать кнопку звонка, но Сергей отвел ее руку и привлек Ольгу к себе: «Подожди!» Он целовал ее волосы, губы, глаза.

Ольга удивилась:

– Ты что? Опоздаешь! Ты ведь должен появиться до боя курантов!

Сергей ответил ей долгим поцелуем.

А в это время миллионы людей застыли в ожидании Нового года. Президент большой и великой страны строго и прочувствованно уже говорил какие-то правильные слова с телеэкранов, и будущее входило в двери. И пока часы били двенадцать, и на Крайнем Севере, и на Дальнем Востоке, и на Урале, и в Москве, и в Петербурге – во всей России люди смеялись, радовались, кричали «ура», надеялись на чудо, загадывали желания и хотели быть счастливыми.

А Сергей с Ольгой целовались.

…Сергей решил, что теперь можно идти, когда на часах было пять минут первого. «О! Вот сейчас пора!»

– Ты что, специально так сделал? – поняла Ольга. – Чтобы проиграть пари и отдать деньги девочке Маши Сазоновой?!

Сергей ничего не ответил и постучал в дверь.

Эпилог

Екатеринбург. Наши годы. Новогодняя ночь

И была неподдельная радость встречи, воспоминания и разговоры… Жизнь здорово разметала по свету бывших одноклассников, уготовив каждому свои испытания, неудачи и достижения. Но у них у всех была общая память – общее детство, общая юность, а это – совсем немало…

…Лева Стариков аж из Крыма приехал – привез с собой жену, детей и крымские вина, рассказывал, что работает в знаменитой «Массандре», угощал одноклассников вином со вкусом лета, моря и гор. Модная Света Коростылева появилась, «дыша духами и туманами», из столичного Петербурга, Олег Данилов прилетел с края света – Дальнего Востока, а Таня Маврина приехала на рейсовом автобусе из соседнего Челябинска. Но самое большое перемещение в пространстве совершил, конечно, Гоша Бородин: пересечь океан – это не шутка! Маша Сазонова все время держала Гошу за руку, наверное, боялась, что, если выпустит его руку, Гоша исчезнет, а она больше не хотела его терять.

Разные города, разные судьбы… Олег Фомичев стал краеведом, пишет историю родного Урала, Никита Фомин осуществил свою мечту (никто и не сомневался!) и посвятил жизнь музыке, Гена Куропаткин работает детским врачом, а Леша Баранкин (ребята, как жаль Лешку, надо ему помочь!), увы, не стал космонавтом…

Разговаривали, вспоминали, делились планами на будущее, а потом Никита Фомин достал гитару, и повзрослевшие одноклассники, как и двадцать лет назад, пели песни «Наутилусов» и группы «Чайф».

А Померанцев со Смородиной целовались на кухне, как будто им было семнадцать лет, до тех пор, пока туда не заглянули смущенные Маша с Гошей; тогда Ольга шепнула Сергею: «Пойдем, им о многом надо поговорить!» – и увела его в гостиную, где за столом уже встречали Новый год по московскому времени.

– Ребята, все-таки здорово, что мы собрались! – сказала Таня Маврина. – Как будто вернулись в юность!

– А давайте здесь же через двадцать лет! – подмигнул Гена Куропаткин.

Все переглянулись, предчувствуя эту немыслимую и неотвратимо надвигающуюся глыбу жизни и времени и… просто стали жить в новом году. Но это уже новая история со своими новыми радостями, горестями и незамысловатыми приключениями.

Оглавление

Когда часы двенадцать бьют

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Эпилог

Новый год по-русски

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg