«Продажные ангелы»

Продажные ангелы (fb2) - Продажные ангелы 752K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Миа Лобутич

Миа Лобутич ПРОДАЖНЫЕ АНГЕЛЫ

Имена героев я по понятным причинам изменила. Потому что они существуют на самом деле, где-то совсем рядом с нами, и я очень сомневаюсь в том, что им придется по душе это повествование…

Давно известно — где деньги, там и шлюхи. Шлюхи всегда крутятся вокруг мужчин с деньгами. И разве все они достойны презрения?

В конце концов, не зря ведь существуют французские куртизанки, греческие гетеры, японские гейши, чье мастерство возведено в ранг искусства. А чем наши хуже японок? Уж красивее-то точно!

Как бы вы отнеслись к возможности узнать о жизни настоящих московских куртизанок? Причем, с самыми интимными подробностями, поведанными непосредственно участниками событий. Думаю, очень неплохо. Из откровений жриц любви вы сможете узнать много такого, о чем даже не подозревали. И даже, возможно, взять на вооружение их секреты обольщения.

Это уникальная возможность. Тем более что речь пойдет не о тех голодных и холодных, что каждый божий день вдоль трассы на Шереметьево караулят незнакомого «принца» на разбитой девятке. И не тех, что в ночном сигаретном тумане второразрядного клуба улыбаются клиенту в надежде заработать за ночь так необходимые им 200–500 баксов.

Существует и другая, правда, очень редкая, категория так называемых жриц любви. Не всем доступная, не всем понятная. Крайне разборчивая и опытная. Понятное дело, что когда-то они тоже были молоденькими дурочками. Но, в отличие от остальных, умудрились многого добиться и остаться на плаву.

Основная их масса сейчас тихо наслаждается жизнью в роскошных загородных домах своих экс-спонсоров, ныне мужей, и счастливо воспитывает подрастающее поколение. Другие продолжают вращаться в прежних кругах баловней судьбы, которые не прочь поделиться с ними своими благами. И еще далеко не всем почтенным мужам достается такая роскошь. Эти сеньориты привыкли выбирать. Они могут себе это позволить. Если они не замужем, то лишь потому, что чувствуют себя абсолютно комфортно в своем положении.

Для большинства из них такой образ жизни — не только способ быстрого легкого заработка (хотя едва ли его можно назвать легким). Они уже просто не представляют своего существования без постоянного кайфа господства над сильными мира сего.

Способные подчиняться и подчинять, умеющие удивлять и удивляться. Им известно все, что может сделать мужчину счастливым, и они мастерски пользуются своей силой.

— Меня не волнует власть мужчин надо мной — сказала как-то одна из них, моя подруга Машка. — Меня будоражит моя власть над ними!

У этих необычных женщин все налажено, как часы. Они давно не беспокоятся о будущем. Они не перемещаются со скоростью реактивного самолета из пятничного «Кабаре» в субботний «First». Не отсиживают себе часами попы в уютных креслах кафе «Прадо», выискивая тоскливыми глазами потенциального кавалера на следующие восемь часов. Не сидят на безуглеводной, безсолевой, безпродуктовой диете. Эти дамы лишены предрассудков, а потому запросто могут коротать свободные от постоянных клиентов вечера в компании хиппующих, вечно голодных студентов.

Они давно не девочки. Да и быть ими не желают.

— Таких уже не делают, — сказала как-то Машка. — А ведь мы можем быть мощнейшим оружием в правильных руках. Любую войну выиграем!

Еще она говорит, что шлюхами не только рождаются. Ими становятся. И делают это абсолютно осознанно. Думаю, ни для кого не секрет, что быть шлюхой иногда очень и очень выгодно.

Но давайте сразу расставим все точки над «i». Речь идет о шлюхах высокого полета, можно сказать, о Женщинах с большой буквы. Они были во все времена. Имена известнейших остались в истории. Чем не успешно прожитая жизнь?

«В войне женщин с мужчинами последние обладают немалым перевесом: у них в запасе девки» — так написал французский писатель Никола Шамфор.

Если бы я не знала, что эти слова принадлежат мужчине, была бы уверена, что их произнесла женщина.

Эти самые девки очень неплохо устроились. Не мучая себя особенно вопросами вроде «Быть или не быть?» или «Кто виноват?», они преспокойненько улаживают свои жизненные проблемы при помощи мужчин. И при этом даже не думают корить себя за безнравственность.

А другие, так сказать, настоящие женщины, продолжают влачить жалкое существование, оправдываясь врожденной гордостью и самолюбием. Хотя, на мой взгляд, это просто трусость, несчетное количество комплексов и абсолютная неуверенность в своих женских чарах.

Все правильно, все так и должно быть. Должен происходить естественный отбор. Топ-мужчин не так уж и много, и они должны достаться тем самым счастливицам, прошедшим этот, с позволения сказать, биологический отсев.

Кто бы что ни говорил, настоящей стопроцентной женщиной себя может называть лишь та, которая готова полностью подчиниться мужчине. Но только теоретически! Потому что ни в коем случае нельзя понимать эти слова буквально. Все просто: нужно быть хорошей актрисой и поступать по обстоятельствам. Сегодня ты верная раба, а завтра богиня. От таких женщин не уходят! И если ты способна так мастерски менять лица, то могу тебя поздравить — ты готовая куртизанка!

Шокирована? Ничего страшного — это пройдет. А пока можешь радоваться своему нечаянному счастью! Ты — стопроцентная женщина, или, по словам несчастных феминисток: шлюха, самка, сучка. Не обращай внимания. Это от зависти. Полагаешь, умей они так же ловко, как ты, вертеть мужчинами, не пользовались бы этим? Как бы не так! Все дело в том, что в силу неких детских комплексов и кучи других известных только им факторов, они скованы таким количеством страхов перед реальностью, что не находят для себя ничего лучше, чем банальная ненависть к источнику этих самых страхов — мужчине. Таких, с позволения сказать, женщин можно только пожалеть и от всего сердца пожелать примкнуть к рядам самых обыкновенных самок.

Ведь именно самки, благодаря своей притягательной, очаровательной слабости, творят самые настоящие чудеса в этом жестком мужском мире.

Довольно уже вести эту бессмысленную войну! Они всегда будут сильнее! И слава богу! Так было, и так будет. Мужчина — голова, женщина — шея. Не хочешь смириться с участью этой не самой заметной части тела? Значит, ею станет другая, которая чуть умнее тебя. А ты так навсегда и останешься на своем удобном теплом месте чуть ниже спины!

Если последнее тебя не прельщает, могу дать подсказку. Кто сейчас живет лучше остальных? Кем заполнена эта уже набившая оскомину Рублевка? С кем проводят свой отпуск на жарких пляжах Сардинии пресловутые русские нувориши-олигархи? Кому дарятся желтые бриллианты Graft? (Лично у меня при виде этой красоты просто мурашки по коже!) Кто ни с того ни с сего появляется на обложках глянцевых журналов? Кто, в конце концов, объект зависти каждой второй, ничем особо не блещущей особи женского пола? Ответ очевиден — шлюхи!

Так не пора ли наконец взять на вооружение их методы выживания? Именно выживания! А ты думала, им это так просто с неба свалилось? Ничего подобного! Каждая из них когда-то тоже стояла перед выбором. И сделала шаг. Не мне судить, правильный или нет. Правда, я все же считаю, что не все цели оправдывают средства. Но если нельзя, а очень хочется, то как быть?

Да, мужчины владеют миром — это факт. Да, все деньги мира уже давно осели в их карманы. Да, — хорошая новость — они готовы ими поделиться с теми, кто им симпатичен. Да, — новость похуже — ничего не поделаешь, они любят шлюх. Значит, надо стать шлюхой?

Отвечаю — только отчасти. Надо усвоить главные аспекты. Научиться тем же методам и уловкам. Речь не о банальном «перепихнуться». Это совсем другое. Это наука! Попробуй — и результат не заставит себя долго ждать. Вот возьмем, к примеру, работягу Мадонну (ту, которая Луиза Чикконе). Нельзя не уважать невероятную работоспособность и недюжинный (если верить критикам) талант этой певицы, умудрившейся за пару десятков лет сменить дыры в спальных районах на замки ценой в миллионы по всему миру.

При чем тут Мадонна, спросишь ты? Связь на самом деле очевидная. Или, ты думаешь, для того, чтобы стать признанной мировой королевой музыкального Олимпа, достаточно одного лишь таланта и работоспособности? К сожалению, нет. Все намного сложнее. Хотя почему сложнее? Лучше сказать — интереснее. Ты ведь не забыла, что это только игра? Вот Мадонна, судя по всему, этого никогда не забывала. Она сделала ставки — и получила Джек Пот.

Что за ставки, спросишь ты. Кто-то опытный и умный рассказал ей о харизме. Такую интересную штуку, которая с легкостью открывает перед своим хозяином кучу полезных для него дверей. Вариантов море — выбирай, не хочу. Какой же выбор сделала певица? (Или ее продюсер — что в принципе одно и то же.) Она поставила на образ шлюхи. Результат известен. Ну чем не пример? Всего лишь грамотно сыгранная роль. А дальше — сплошное удовольствие. Думаешь, она терзается чувством вины? Да с какой стати?!

Но мой тебе совет — не продавайся!

Ведь если ты все сделаешь правильно, этого не понадобится. Он сам принесет тебе все на блюдечке. Не уподобляйся тем несчастным бесхребетным созданиям, позволяющим вытирать о себя ноги в одночасье разбогатевшим на воздухе озабоченным извращенцам. Ведь многие из них просто больны. Причем на всю голову.

Ну не бывает у психически здорового человека потребности без устали менять одного сексуального партнера на другого. Те так называемые олигархи, скупающие «под ключ» модельные агентства, устраивающие некоторое подобие кастингов девочек-лимитчиц (хотя москвички тоже не отстают) для себя и им подобных психов, тратящие безумные деньги на удовлетворение своих больных фантазий, — все они потенциальные клиенты психиатрических клиник. Можно только представить, какой кайф они испытывают, заполучив абсолютную власть над какой-нибудь очередной дурочкой-нимфеткой.

Причем каждый изгаляется по-своему. Кто-то покупает длинноногих моделей, связывает по ногам и рукам и наслаждается их полной беспомощностью в своей гостиной на Остоженке. Кто-то устраивает групповухи с целой армией валютных проституток на белоснежных яхтах посреди Карибского моря. Кто-то готов выложить миллион долларов за ночь с новоявленной топ-моделью только ради возможности потом трубить об этом на каждом шагу.

Ну не долюбили их в детстве. Отсюда и все проблемы. Вот они и мстят всему женскому полу. Даже миллионы свои зарабатывают, движимые этим сильнейшим стимулом. Тебе попался один из них? Позволь же себе немного покуражиться!

Пусть, крепко насаженный на твой крючок, он будет уверен, что ты не пошевелила ни одним пальчиком, ни одной извилиной для того, чтобы полностью привязать его к себе. Пусть он считает тебя святой грешницей, приручившей его грязную душонку. Пусть, в конце концов, забьет на тощих страждущих моделек, так долго скрашивающих его досуг. Пусть научится говорить не только о тусовках в Лужках и кастингах в Морозовке. Пусть, к своему собственному удивлению, начнет чувствовать что-то большее, чем пульсацию своего лучшего друга между ног. Пусть однажды посмотрит в глаза. Пусть поймет, что ты тоже человек!

Пусть! Ну разве это не стоит небольших усилий в постижении науки вертихвостства?

А вдруг у тебя получится сделать из него того самого, настоящего?

Один знакомый толстосум, чуть ли не ежедневно меняющий подружек-моделей и даже по бутикам гуляющий не иначе как с тремя пассиями сразу — обычно брюнеткой, блондинкой и рыжей (и это не мои больные фантазии), — иногда впадает в депрессию и, обзванивая по ночам всех своих знакомых, плачется, как ему тяжело, тоскливо одному, просит подыскать (цитирую) «добрую, умную, не стерву», с которой он начнет новую жизнь с ближайшего понедельника. Правда, есть подозрения, что он слишком перебарщивает с кокаином.

Другой, переимев добрую половину звездочек нашего отечественного шоу-бизнеса, недавно официально оформил брак с самой обыкновенной девушкой «из народа» (правда, довольно симпатичной) и думать забыл о веселухе холостяцкой жизни, без которой еще не так давно и жизни своей не представлял.

— Каждый мечтает о том, чтобы его приручила та единственная, которую он ждет всю жизнь. И ничего больше не надо. Ничего, — будучи в несильном подпитии, сказал он мне незадолго до встречи с женщиной своей мечты. Сказать по правде, я была немного шокирована таким признанием. С его-то репутацией!

Так что дерзай. Ворота открыты. Сделай из этого прожженного циника свое любимое домашнее животное. Только не перестарайся!

К слову сказать, любимая подруга Машка, самая настоящая куртизанка местного разлива. Или, если хотите, шлюха. Нет, нет, она не обидится. Выбранный еще в юности древнейший способ заработка обеспечил ей отличное безбедное существование. Поэтому подружка и не думала никогда делать тайну из своего образа жизни. Не уверена, правда, что абсолютная искренность в этом вопросе так уж необходима. Разумеется, Машка не рассказывает каждому встречному прямо с порога все подробности своей жизни. Но и не врет, если получает вопрос в лоб. Имя ее я по понятным причинам изменила, как, впрочем, и имена почти всех остальных героев. Потому что они существуют на самом деле, где-то совсем рядом с нами, и я очень сомневаюсь в том, что им придется по душе дальнейшее повествование.

Машка

Мы с Машкой знакомы очень давно. Мне всегда было интересно общаться с ней, в нас вообще много общего. Но если я шумной тусовке предпочитала посиделки на домашнем диване, то подруга моя на этих самых тусовках появлялась довольно часто. «Кабаре», «Галерея», «Пушкин»… сменяли друг друга с завидной скоростью. И вовсе не потому, что страшно было пропустить что-то новое, важное, например очередного свеженького олигарха. С ними-то у нее дела и так обстояли очень даже неплохо. Просто ей всегда нравилось быть на виду, ловить на себе восхищенные мужские и оценивающие женские взгляды. К тому же Машке не нравится это модное холодное слово «олигарх». Она называет их «барашками» — словом не менее модным, но гораздо более приятным, на ее взгляд.

Машка очень любит мясо, предпочитает баранину, причем желательно зажаренную до хрустящей корочки, с лучком да с картошечкой. Ест она это «безобразие» по два раза на день, непременно закусывая соленым огурчиком и хлебушком. И при этом совершенно не беспокоится о лишних килограммах, которые у нее, безусловно, имеются, но абсолютно ее не портят, даже наоборот.

Она давно поняла скрытую страсть мужчин к пышным женщинам и потому никогда не утруждала себя подсчетом калорий. Аппетитное тело, длинные темные волосы, белоснежная кожа, яркие пухлые губы, влажный блеск в глазах — ну кто устоит?

Заприметив Машку, худосочные девицы-охотницы срочно меняли место дислокации, прекрасно осознавая, что сильно проигрывают по всем параметрам. Машка наслаждалась триумфом. Она тоже была «охотницей», просто более удачливой, чем остальные.

Есть несколько грубых определений, соответствующих тому образу жизни, который вела моя подружка. Каждый из вас наверняка уже дал этому свое название. Впрочем, Машка никогда не скрывала того, что она проститутка, и совсем не стыдилась этого.

— Даже наоборот, — говорила она. — Так я еще больше ощущаю себя женщиной. Шлюха — это не профессия, а состояние души. Мне нравится заниматься этим делом. Иногда кажется, что я всегда стремилась к нему. Я — настоящая, стопроцентная женщина, или самка, если хотите. Я не хочу делать деньги, чтобы иметь мужчину. Пусть мужчина делает деньги, чтобы иметь меня.

Вольтер сказал: «Женщина — это человеческое существо, которое одевается, болтает и раздевается». Машка жила именно по этому принципу — и прекрасно себя чувствовала. Такая позиция просто грамотное прикрытие, обман зрения.

Природа хорошо постаралась над Машкиной внешностью. Но она не была просто красивой куклой — мозги у нее тоже присутствовали. С интеллектом все было в порядке. Правда, Машка не любила выставлять его напоказ, зная, что это не очень выгодно в ее положении. Она, так сказать, держала его про запас, на экстренный случай. И при необходимости могла так искусно поддержать светскую беседу, что ее часто приглашали просто для компании, причем платили за это совсем не маленькие деньги.

Вообще, с деньгами у нее все было отлично. Французский писатель Альфонс Карр как-то сказал великую вещь: «Чтобы заработать на жизнь, надо работать. Но чтобы разбогатеть, надо придумать что-то другое!» Здорово, правда? Кстати, имя у мудреца Карра тоже очень подходящее…

Моя подруга отлично умела ладить с мужчинами. Всегда знала, что и как надо сказать, а когда промолчать.

— Нужно уметь ВОВРЕМЯ промолчать, — говорила Машка. — Иногда этого бывает достаточно, чтобы получить то, что тебе нужно.

Она виртуозно подстраивалась под нрав господина, ощущая себя в эти моменты оскароносной актрисой.

«Степень ума, необходимая, чтобы нам понравиться, является довольно точной мерой степени нашего собственного ума», — сказал французский философ Гельвеций. Мария же подгоняла степень своего ума под степень ума мужчины — и получала дивиденды. Кстати, к своему удивлению, она осознала, что далеко не все олигархи блещут умом, встречаются среди них туповатые особи. От последних предпочитала держаться подальше, так как не получала никакого удовольствия от общения с ними.

Машка могла себе позволить выбирать, успехом она пользовалась огромным. Ничего похожего на романтические переживания она уже давно не испытывала, совершенно не терзаясь по этому поводу. Просто использовала своих «барашков», как они использовали ее. Будучи неплохим психологом, она находила к каждому особый, отдельный подход.

Всем известно, что сильный пол хочет видеть в нас не просто женщину, — ему нужно, чтобы мы могли быть ему сразу и любовницей, и мамой, и другом. Или чем-то одним (хотя это уже должно насторожить).

— Каждый мужчина в своих мечтах видит женщину, способную сочетать в себе одновременно шлюху и мать, — так недавно сказала мне Машка. Что же, в этом с ней трудно не согласиться. Следовательно, шлюхи будут существовать вечно. Так вот моя подруга безошибочно определяла, кого хочет видеть в ней каждый новый «барашек», и давала ему именно то, чего он хотел. И поверьте мне, она редко ошибалась.

У Машки была цель — во что бы то ни стало выбиться в люди, получить от этой жизни все. Пусть даже и не сразу — ради этого она готова была и потерпеть. Как женщина неглупая, она понимала, что быстро такие дела не делаются. А если и делаются, то ненадолго. «Мир принадлежит терпеливым, — провозглашала она, усмехаясь. — Главное — найти подходящего Короля — и у меня будет Корона. Даже если ради этого мне придется пройти через ад!»

И она упрямо шла к цели. Один мужчина сменял другого, это был чистый бизнес. Машка не верила в любовь, то есть нет, верила, но не ждала. Любовь могла помешать ее планам. Но полюбить мужчину своей мечты она была совсем не против…

Стоял апрель. Солнце светило, как в последний раз. Москвичи наконец сбросили с себя опостылевшую зимнюю одежду. Происходила тотальная выработка эндорфинов.

Мы облюбовали симпатичный ресторанчик в Камергерском и чувствовали себя настоящими француженками. Хотя, с другой стороны, чем мы хуже?

По поводу весны мы устроили себе забойный шопинг. Машка любовалась изящными лодочками от Гуччи, которые, не удержавшись, обула сразу же в магазине. Я тоже красовалась в приобретенной каких-нибудь пару часов назад убийственно декольтированной черной вещице от любимой итальянской парочки. Машка сияла. Через неделю она собиралась в Лондон на свадьбу дочери одного хорошо известного в Москве престарелого ловеласа с очень большим счетом в банке, и, думаю, не в одном. Уж не знаю, который из ухажеров подружки устроил ей это приглашение, но лондонской невесте вряд ли понравилось бы, узнай она краткую биографию некоторых гостей, приглашенных на самое, надеюсь, светлое событие в ее жизни.

— Меня редко подводит интуиция. Я точно знаю, там произойдет что-то интересное, — сказала мне тогда Машка.

Я была живым свидетелем того, как несколько раз «предсказания» моей подруги сбывались, причем до мельчайших подробностей. У Машки вообще было много талантов, но один из них привлекал к ней повышенное внимание знакомых женского пола — она гениально гадала на кофейной гуще. Именно так началась наша дружба с этой ветреной и одновременно расчетливой особой — с гадания. Впервые мы встретились в популярном клубе одного жаркого курортного городка Испании. По просьбе знакомой девочки — дизайнера я пару-тройку раз прошлась по подиуму, демонстрируя ее первую, довольно интересную, на мой взгляд, коллекцию. Моделей катастрофически не хватало, было всего несколько девушек, среди которых Машка выделялась какой-то неординарностью. Она сразу мне понравилась.

После непродолжительного общения я поняла, чем новая знакомая зарабатывает себе на жизнь. Мне было наплевать, ханжой я никогда не была. В наше время каждый имеет право выбора, каждый идет своей дорогой. «И пусть кинет в меня камень тот, кто без греха…» Так ведь в сказано в Библии?

Я в первую очередь фаталистка, и верю в судьбу, в Божье предназначение? Каждый из нас приходит в этот мир с определенной целью. Да, я верю, что мы становимся теми, кто мы есть, совсем не по собственной воле. Хорошо это или плохо? Однозначно ответить невозможно. Если у вас все хорошо, вы благодарите Бога за счастливую судьбу. А если не очень хорошо, то что?

Так вот, после показа, уже под утро, когда почти все разошлись, я заметила Машку, сидящую за столиком. Она «смотрела» в чашку с остатками кофе и что-то тихо нашептывая себе под нос. Я попросила погадать мне.

— Ладно, — сказала она, — сегодня можно.

Я не стала спрашивать, почему можно именно сегодня, и быстро, без удовольствия выпила кофе. Моя гадалка перевернула чашку — и принялась выдавать один за другим такие факты из моей жизни, что мне даже как-то нехорошо стало. Она видела меня впервые в жизни и просто не могла знать таких подробностей обо мне. Как человек довольно скрытный, я сохранила хладнокровие и не выдала удивления, но в очередной раз убедилась в том, что есть все-таки вокруг нас что-то, чему нет объяснения.

Я слышала о том, что гадать грешно, что это приносит неприятности, и убедилась на собственном опыте. За свою сознательную жизнь я гадала всего три раза — и каждый раз буквально сразу же со мной начинали происходить неприятности. Тот случай не был исключением, но сейчас не об этом. Мы проговорили тогда несколько часов. Машка рассказала мне о своей жизни, о детстве…

В ее истории не было ничего удивительного: отец-алкоголик, мама, окончившая свои дни в психиатрической лечебнице, пьяные драки, побои, страх, слезы, отчаяние… В нашей стране так живут тысячи девочек и мальчиков. Брошенные на произвол судьбы, они всеми своими жалкими силенками пытаются выжить в этом страшном мире, уже осознавая в свои годы, что помощи ждать неоткуда. И выживают. Правда, не всегда.

В детстве Машке тоже пришлось выживать. Были и помойки, и воровство, и наркотики. Но она выкарабкалась. Выкарабкалась, потому что был в ее жизни кто-то, кто ждал ее — маленький братик Сашка. Машка любила его больше жизни, готова была идти за него в огонь. А Саня считал Машку мамой и был по-своему счастлив. Разница в возрасте у них была большая — Саня родился, когда Машке было уже десять. Через несколько лет их мама умотала из дома восвояси, и в пятнадцать лет Машка осталась с пятилетним ребенком на руках. Беды закаляют волю и умножают мудрость.

«Мудрость уменьшает жалобы, но не страдания», — написал когда-то Козьма Прутков. Старшая сестра поклялась себе, что вырастит Сашку и даст ему все, чего была лишена сама. Именно тогда Машка начала писать новую страничку своей жизни.

— О том, какую власть женщина может иметь над мужчиной, я поняла еще будучи ребенком, — рассказывала Машка. — Всегда любила наблюдать за людьми, за их жестами, взглядами, привычками — это было чем-то вроде хобби для меня. Обычно, встречаясь с новым человеком, пыталась угадать, чем, как он живет, что из себя представляет. И часто попадала в точку. К семнадцати годам я успела прочитать все книжки по психологии, которые возможно было купить в магазине в те годы. Мне было жутко интересно, совпадают ли в чем-то мои собственные выводы о таинствах человеческой души с мнением асов психологии. Иногда просто поражалась, насколько мало «светила» знают о нас, о простых людях. Такое впечатление, что они специально все запутывают, дабы потешить свое самолюбие. Нет, не сомневаюсь, что когда речь идет о психах, без них не обойтись. Но в отношении нормальных людей они явно перегибают палку. Так и предвижу их вопрос: что вы имеете в виду под термином «нормальные люди»? Отвечаю: нормальные люди поймут!

Сейчас, сидя рядом с Машкой на полу в своей гостиной, я с улыбкой слушала подругу, перелистывая последний номер известного модного женского журнала. Многим моим знакомым в таких журналах нравится страница с гороскопом (Понятно почему), а я лично терпеть не могу страничку, где напечатано приветствие от главного редактора. Сколько в нем пафоса, надуманных эмоций и показного цинизма! Госпожа редактор, вспоминайте иногда, что вы не в Париже. А если и там, то в российском журнале вы пишете для российских читательниц. И в следующий раз будьте помилосерднее к нашим весьма ограниченным в средствах женщинам, в очередной раз взахлеб рассказывая о ваших купаниях в шоколадных ваннах швейцарских спа, вечеринках в Куршавеле или покупке в Милане нового платья must-have за «какие-то» три тысячи долларов. В нашей стране более восьмидесяти процентов женщин, не имея возможности даже увидеть весь этот шик, воспринимают ваши «скромные» советы как откровенное издевательство. Поверьте, эго не зависть. Просто примите как совет со стороны. Ну да ладно, я отвлеклась…

Машка отпила глоток вина, купленного нами по дороге.

— Давай сварим спагетти, я соус сделаю, — неожиданно сказала она.

Уже далеко заполночь, наевшись макарон, мы сидели и курили перед окном.

— Ка-айф, — протянула Машка. — Обожаю состояние сытости. Сразу так хорошо, спокойно становится, никуда и ничего не хочется. Ну чем мы отличаемся от животных? Поел, поспал, брачные игры на досуге, дележ власти, размножение, самки, самцы — все то же самое. Единственное, что у нас есть «неживотного» — то, что мы можем размышлять, а это дорогого стоит. Лев выбирает львицу, руководствуясь исключительно инстинктом. Мы же, женщины, если постараться, можем повлиять на выбор мужчины и получить его, даже если изначально ему совершенно не нужны. Что значит «постараться»? Скажем, хорошенько подумать, поразмышлять. Послушать, наконец, совет элитной шлюхи.

— Ты сегодня в ударе, Машка, — засмеялась я. — Хочешь поделиться своими секретами с девицами-неудачницами? С чего это вдруг? Собралась на пенсию? А конкуренции не боишься?

— Не боюсь, — совершенно серьезно ответила Машка. — Я хочу жить в счастливом обществе. Ну не можем мы, Адамы и Евы, быть счастливыми друг без друга. Это в принципе, по природе, невозможно. Даже я, со всеми своими грехами, тайно мечтаю встретить того самого, единственного человека, которому буду нужна вопреки всему.

— И, разумеется, чтобы был с деньгами? — съязвила я.

— Разумеется, — засмеялась Машка.

— В общем, хочешь всего и сразу.

— Ну да.

— А так бывает?

— Все бывает, если очень захотеть.

— Получается, ты хочешь замуж? — спросила я.

— Ну, штамп в паспорте не обязателен, хотя с ним мне было бы спокойнее, если ты меня понимаешь.

— Так за чем дело стало? Тебе ведь столько раз предлагали под венец.

— Понимаешь, солнышко. — Машка устало улыбнулась. — Я ведь все-таки в первую очередь женщина, а уже потом шлюха. Не хочу обжигаться, брак — это слишком серьезно для меня. И потом, разве те, кто предлагали мне свою руку, сердце и кошелек впридачу, — разве они любили меня? Ну конечно, нет. Они в принципе не знают, что такое любовь, и знать этого не хотят. Скажу честно, мне они крайне неприятны. Хорошо я уже достигла верхушки своей «карьеры», могу выбирать и отсеивать. Думаю, именно это их и раззадоривает. Я ведь наперед знаю, что из этого выйдет — так зачем мне лишняя нервотрепка? У меня есть все, чтобы прекрасно обходиться одной. — Машка грациозно убрала пальчиком со лба выбившуюся прядь волос, сверкнув огромным бриллиантом, недавним подарком старого «друга». «Старого» в прямом и в переносном смысле — неделю назад он уже в третий раз стал дедушкой. — Тем более что у меня уже был такой опыт, — подытожила она и потянулась за очередной сигаретой.

Машка не любила вспоминать об этом. Дело было десять лет назад. Мы тогда еще не были знакомы. Стоял конец октября. Машке исполнилось двадцать пять лет, и она отмечала свой день рождения в «Метелице». Собрались только несколько лучших подруг, вечер удался на славу, все были довольны и немного пьяны.

В разгар веселья к столику подошел Вадим, недавний знакомый Машки, умудряющийся удачно совмещать предпринимательскую деятельность с политикой. Заработав кучу денег и врагов на лесном бизнесе, он решил сменить Тюмень на Москву. Благодарные московские соратники по бизнесу подобрали ему огромную квартиру на Арбате, и он благополучно в нее перебрался.

«Агентура» донесла Машке, что живет он один, недавно развелся с женой, а сейчас как раз подыскивает себе новую постоянную пассию. Одним словом, идеальный вариант для прекрасной охотницы. Они часто встречались, причем в совершенно разных местах, в разных компаниях. Машка шутила, что он преследует ее. Ей нравился Вадим. Он никогда не позволял себе ничего лишнего по отношению к ней, всегда был сдержан и довольно скромен. Она даже иногда задавалась вопросом, что он делает в таких злачных местах.

Надо признать, Вадим, стройный, подтянутый, ростом под два метра, с густой русой шевелюрой и с невероятно загадочными зелеными глазами, выделялся на фоне других «барашков». Машке льстило его внимание. Она давно заметила, что небезразлична ему, но не предпринимала ничего, чтобы сблизиться.

Ей даже нравилась эта игра, внезапные встречи, случайные взгляды. Нравилось странное ощущение где-то в животе, возникающее всякий раз при встрече с Вадимом. Особенно притягивали его глаза, было в них что-то необъяснимое.

Машка знала, что не влюблена, просто интуитивно догадывалась, что когда-нибудь, и скорее всего очень скоро, их дорожки пересекутся. Поэтому, когда Вадим появился у их столика, Машка поняла: сегодня между ними что-то случится. Он попросил ее отойти поговорить и, даже не особо подбирая слова, совершенно просто и коротко предложил… как можно скорее переехать к нему, в новую, только что отремонтированную квартиру. Сказать по правде, девушка была ошарашена предложением и, конечно, немного разочарована. Романтика закончилась, еще не успев начаться. Все сразу встало на свои места. Вадим говорил, что Машка подходит ему по всем параметрам, что нуждаться она ни в чем не будет, что в случае ее согласия, она ежемесячно будет получать крупную сумму, которую может назначить сама, что он со своей стороны обещает уважать ее и исполнять любые ее капризы, если она, в свою очередь, будет вести себя подобающим образом. Также она должна была появляться с ним в обществе, встречать гостей в качестве хозяйки дома, по возможности поддерживать уют в их квартире.

— Если я выбираю, то это навсегда. Никуда ты теперь от меня не денешься, — сказал ей тогда Вадим.

Машка не придала тогда значения этим словам.

Quidquid agis, prudenter agas et respice finem. Что означает: «Что бы ты ни делая, делай разумно и предусматривай результат». Таков один из принципов Машки.

Она обещала подумать. «А вдруг это именно то, что мне нужно? — думала она. — Именно тот случай, за который надо цепляться?» Не было никаких очевидных преград для этого шага. Саня учился в английской спецшколе, находился под присмотром «тети Тани», пенсионерки-домработницы, — о нем Машка не беспокоилась. А что еще могло ее держать? Неделю подруга промучилась в размышлениях. Что-то неосознанное беспокоило ее. Наконец она решилась. Встретившись снова, молодые люди еще раз все подробно обсудили. А еще через неделю, собрав все самое необходимое, Машка переехала в роскошную квартиру Вадима.

Сначала все шло хорошо. Вадим был доволен, спокоен — все было именно так, как ему хотелось. Они проводили много времени вместе. Машка просыпалась пораньше, готовила вкусные завтраки, сервировала стол. Они вместе завтракали часов в десять утра, сразу после завтрака за Вадимом поднималась охрана, и он уезжал в офис.

Через месяц под окном Машку ждал новенький BMW последней модели. А еще через месяц ей было предложено выбрать себе ювелирные украшения в лучшем магазине Москвы на сумму, в два раза превышающую стоимость ее новой машины.

Когда-то Машка читала статью об арабских шейхах, которые раз в месяц преподносят подарки свои женам, тратя немыслимые деньги, дабы порадовать их, причем всех сразу. Машка чувствовала себя настоящей восточной принцессой. Иногда радовала новоявленного мужа своим коронным «блюдом» — исполняла для него танец живота, а делает она это прекрасно (я видела). Машка знала, как осчастливить мужчину, она владела многими секретами соблазнения.

Так прошло несколько месяцев. Машка успела немного разочароваться в «семейной жизни», но воспринимала ее как работу или удачное вложение в собственное будущее. Почти каждый день она навещала Сашку, ездила с ним в музеи, на выставки, иногда забирала брата к себе, в их с Вадимом квартиру. Очень много читала, впрочем, как всегда. Записалась на курсы испанского, поскольку давно об этом мечтала, но никак не хватало времени. У Маши с детства была страсть к иностранным языкам, они давались ей очень легко. Подружка в совершенстве владеет английским, легко изъясняется по-итальянски, но любимым считает французский, иногда общаясь на этом языке, как барышня-дворянка XIX века, приводя в восторженный трепет тех, на кого этот прием был рассчитан.

А что касается барышень-дворянок, то тут я не далеко ушла от истины. Дело в том, что Машка по линии матери — прямой потомок одной из старейших фамилий царской России. Когда-то, в детстве, мама рассказывала девочке, что, оказавшись в крайне тяжелом финансовом положении, ее прапрабабка, светская красавица Мария Алексеевна Н-ская, умудрилась сохранить полученные в наследование поместья и огромный дом в Питере, позволив сразу нескольким особо важным государственным мужам оказывать ей знаки внимания. Причем так у нее все ладно получалось, что ни один из них даже не догадывался о существовании остальных. Дамы в обществе Марию Алексеевну ненавидели и откровенно игнорировали, мужчины же боялись, предпочитая держать язык за зубами. Многие списывали «плохое поведение» прелестницы на турецкие корни ее деда, когда-то прославившегося при дворе как неутомимый бабник.

Шел шестой месяц «добровольного заточения» Машки. Привыкшая все и всегда делать сама, она уже тяготилась постоянной заботой Вадима о ее персоне и даже подумывала дать обратный ход. Очень не хватало прежней неспокойной, неуравновешенной жизни, постоянного драйва новых, подчас опасных приключений. Нет, у них с Вадимом все было хорошо, может, даже слишком хорошо. Они часто выходили «в люди», и, как прежде, внимание всех мужчин было приковано к Машке. Перед ними выступали самые популярные артисты, они пили самое дорогое вино… Но ее это уже не грело. Однажды, в один из привычных совместных вечеров, Машка, решившись, собиралась намекнуть Вадиму о возможно скором уходе, когда он поднял на нее свои красивые холодные глаза.

— Я хочу жениться на тебе, — сказал он. — Что ты об это думаешь?

От неожиданности девушка вытаращилась на него, совершенно не зная, что ответить.

— Интересная реакция, — усмехнулся Вадим. — И как сие понимать?

— А сие понимать так: я только что собиралась сказать тебе, что решила уйти, — сказала Машка твердо. — Ты прости, ты очень хороший человек, но эта жизнь не по мне. Все было бы по-другому, наверное, если бы я любила тебя, но у меня не получилось. Прости, — еще раз произнесла Машка.

Вадим медленно поднялся, и, ничего не говоря, вышел из комнаты. Машка продолжала сидеть, думая, что, наверное, пора идти собирать вещи.

— Вадик, — крикнула она, — все когда-нибудь кончается, давай останемся друзья…

Машка не успела договорить — большая, тяжелая мужская рука со всего размаха въехала ей в затылок. Она хотела крикнуть, но не смогла — Вадим тут же ударил еще, потом еще и еще раз. Бил он толково, со знанием дела. Его, когда-то казавшиеся Машке красивыми глаза горели дикой ненавистью.

Все было как в тумане. Машке казалось, что это длилось вечно: удары не прекращались. Разбив руки в кровь, он стал бить ногами. Несколько раз поднимал ее полуживую и бил об стену лицом. Она уже не чувствовала тела, мысли путались и сопротивляться почему-то совсем не хотелось. Девушка и не подозревала, что можно так бить, хотя ей уже было все равно. А перед глазами стоял Сашка — единственный любимый человечек, который так ее ждал. Машка потеряла сознание.

Очнувшись, она попыталась открыть глаза. Вокруг все расплывалось, тело одеревенело, ужасно болела голова. Машка не сразу вспомнила, что случилось. Постепенно появлялось ощущение реальности. Откуда-то изнутри вырвался приглушенный стон:

— Мамочка, забери меня отсюда, мамочка… — Ей стало так невыносимо жаль себя!

— Ну что, жива? — услышала она голос Вадима.

Машка попробовала обернуться, но почувствовала резкую боль и снова беспомощно упала на пол. Мужчина подошел ближе и стал осторожно вытирать кровь с ее лица. Его белый джемпер от Brioni был весь забрызган кровью.

— Ты сама виновата. Сидела бы себе на месте… Ну чего тебе не хватало? — Он нагнулся к ней. — Ну куда ты теперь от меня денешься?

Машка посмотрела в его холодные зеленые глаза — в них уже не было никакой тайны. Так, обыкновенные глаза садиста.

Потом приходил врач, совсем сопливый мальчишка. Осторожно осмотрев Машку, он что-то написал на листочке и отдал его Вадиму.

— Сотрясение мозга точно, и это как минимум, — сказал он тихо. — Надо везти в больницу, и как можно скорее.

Вадим замотал головой:

— Сами разберемся.

Несколько дней Машка не поднималась с кровати. То приходила в себя, то снова проваливалась в забытье. Вадим не отлучался от нее ни на шаг, кормил с ложечки, носил в туалет, менял постель. Она не говорила ни слова, даже не смотрела на него. Постепенно начала вставать сама. Силы возвращались, мысли выстраивались в привычном порядке. Вадим в буквальном смысле на коленях просил простить его, клялся, что больше это никогда не повторится, умолял остаться, не оставлять его. Как-то ночью, дождавшись пока опостылевший любовник уснет, Машка тихо подошла к нему, спящему, и, ни секунды не медля, обыкновенным ножом из его собственной кухни полоснула Вадима по щеке, быстро и абсолютно хладнокровно. Почти как у Тарантино. Удивлены? Я, честно говоря, очень. Такого способа мести можно ожидать от какой-нибудь строптивой кавказской княжны. Но чтобы так поступила русская Маша?! Хотя в каком русском нет восточной крови?

Неважно, что было после, можно только себе представить. Но одно я знаю точно: живая и невредимая, Машка вскоре покинула квартиру на Арбате, а через несколько месяцев вместе с Сашкой и «тетей Таней» вселилась в симпатичный коттедж пресловутой Рублевки, подаренный ей Вадимом.

Он еще какое-то время прожил в Москве. Женился, у него родился сын. Потом уехал в Бельгию, и с тех пор Машка о нем больше ничего не слышала — чему, впрочем, очень рада.

Признаюсь, мне отчасти жаль Вадима. Он по-своему любил ее. А Машка всего лишь отлично справлялась со своими «профессиональными» обязанностями. Она не обещала любить и была честна.

Да, физически мужчины гораздо сильнее нас, но не надо обманываться относительно их чувств. Я ни в коем случае не оправдываю подобный садизм по отношению к женщине, это непростительно. Но в данном случае это был единственный для Вадима способ разрядиться.

А еще, честно говоря, хотела бы я знать, что отвечает Вадим, когда ему задают вопросы о происхождении шрама на щеке, оставленного на память моей Машкой. Вряд ли мужчина говорит правду…

— Он всегда будет помнить обо мне. Я оставила ему свой автограф. «Курица — не птица, женщина — не человек?» Как бы не так! — будто читая мои мысли, сказала Машка. — Не знаю, может, дело в восточной крови, но меня легче сразу убить, чем заставить покориться против собственной воли. Слишком уж я свободный человек. Никогда и никому нельзя позволять унижать себя, бить, топтать. Женщины годами терпят скотское обращение от своих благоверных. Зачем? Да лучше до конца дней оставаться одной, чем добровольно превращаться в тряпку. Нельзя позволять вытирать о себя ноги, все равно ничем хорошим это не закончится. Еще никогда не заканчивалось. Я не феминистка, но в этом с ними солидарна. У нас всего одна жизнь. Драгоценная жизнь. Мы просто не имеем права растрачивать ее попусту. И неважно, кто ты — скромная домохозяйка или акула-куртизанка — мы все имеем право на счастье.

Потом мы почему-то плавно перешли к рассуждению о нелегкой участи жен алкоголиков.

— Вот им уже давно пора поставить памятник за благородство и терпение, — сказала Машка. — Этого никогда не сможет понять тот, кто через это не прошел. Только вот бесполезно все, никому такой героизм не нужен. Это — замкнутый круг. Алкоголик — больной человек, и излечиться он может только если САМ очень этого желает, и никак иначе. Конечно, жалко, но здесь приходится выбирать. Или твоя жизнь, или его.

Светало, а спать совсем не хотелось. Машка подошла к трюмо и стала внимательно разглядывать свое отражение. Совсем без косметики, с чуть по-детски припухлыми глазами и едва заметно вздернутым носиком, сейчас она была похожа на ребенка. Да, мужчинам было от чего терять голову.

Машка заплела волосы в косу и обернулась ко мне:

— Ты думаешь, я грешница? — спросила она вдруг. Мне не надо было искать ответ, я всегда его знала:

— Ты — просто хороший человек, Машка, — сказала я. — А для меня это главное, остальное меня не интересует.

Она довольно улыбнулась.

— А мне ведь почти 35, — снова сказала она невпопад.

Надо сказать, что я чуть ли не единственный человек, которому известен ее возраст. Подруга часами умасливает себя всевозможными кремами, сыворотками, желе. Выглядит она лет на 25–27, и под расстрелом никогда не проболтается о возрасте. «Легче спросить старика о том, когда он умрет, нежели женщину о том, когда она родилась», — верно подметил французский писатель Жан Лабрюйер.

Кстати, господа депутаты, подумайте на досуге: может, стоит вовсе отменить графу о возрасте в паспорте? Хотя бы у женщин, если вам, мужчинам, это совершенно безразлично. Ведь наука не стоит на месте — пятидесятилетние выглядят на тридцать, и за это мы готовы целовать руки докторам age-технологий. Так осчастливьте и вы нас со своей стороны, господа законодатели-заседатели. А то не хочу даже думать, как в будущем, выглядя на 35 в свои 70, буду униженно себя чувствовать, предъявляя молоденькой сотруднице на таможне свой паспорт…

— Ты это к чему? — удивилась я неожиданному приступу откровенности подруги.

— Когда-то давным-давно мама сказала мне, что это число изменит все в моей жизни — ей то ли приснилось, то ли еще что-то. Как думаешь, правда?

— Не знаю, я в отличие от тебя гадать не умею.

— Что бы там ни было, а мне нравится жить, — зевнув, сказала Машка. — Нравится пробовать, побеждать, даже ошибаться. Каждый новый день — это новая жизнь. И проживать его нужно как последний. Жизнь так часто бывает жестока, она испытывает нас на прочность. Но сдаваться нельзя. Чтобы наступила весна, надо пережить зиму. Смысл в том, что именно тогда, когда начинает казаться, что хуже уже быть не может, наступает тот самый момент истины, которого так долго ждешь — и в результате, зачастую абсолютно неожиданно для себя, получаешь даже больше, чем мечтал. Но если мы на попытки жизни потрепать нам нервы начинаем жаловаться и жалеть себя, то удача пройдет мимо, не удостоив нас вниманием. Не проиграв, не одержишь победу. Когда Бог закрывает одну дверь, он открывает другую. Надо научиться жертвовать, отказываться от чего-то нужного в пользу более важного. Я научилась этому, и моя жизнь очень изменилась с тех пор.

Я во многом была согласна с Машкой. Не раз убеждалась в справедливости ее теории. Английский политик Уильям Пенн как-то сказал: «Нет страдания — нет спокойствия; нет шипов — нет трона; нет наглости — нет славы; нет креста — нет короны». Вся Машкина жизнь в этой фразе.

— Мы, люди, можем все, — продолжала моя подруга. — Главное, верить в свою мечту. Если мы чего-то очень хотим, это обязательно сбудется. И почему бы умной женщине не достигать своих целей с помощью мужчины или даже разных мужчин? Зачем тогда, скажите на милость, мы созданы красивыми и соблазнительными, если не для того, чтобы использовать их? Я так думаю: если они претендуют на самое дорогое, что есть у нас — красоту и молодость, почему мы не можем претендовать на самое дорогое, что есть у них — деньги? В моих словах нет цинизма. Ну, если только чуть-чуть… — Машка потянулась и хитро улыбнулась. — Мы все по природе своей шлюхи, и это настоящий дар в умелых руках. Я хотя бы не стесняюсь в этом признаться. Покажите мне хоть одну женщину, которая добилась чего-то без помощи мужчин! Таких нет. А если и найдется такая, могу точно сказать, что она — гораздо больше мужчина, чем женщина, эдакий психологический гермафродит. Или просто врет.

Тут я почти полностью с Машкой согласна — в каждой из нас живет колдунья. Так отчего же тогда, если все мы обладает таким даром, только у некоторых получается хорошо устроиться в жизни? А потому же, почему мы все можем петь, но великими певцами становятся только единицы! Кроме дара надо еще иметь талант этим самым даром грамотно пользоваться. И самые способные из нас это уже сделали. Не имеет значения, в какой сфере ты захочешь добиться успеха: иметь возможность купить «Мерседес» у официального дилера, путешествовать по миру в люксе или просто стать счастливой матерью семейства — метод достижения цели всегда примерно одинаков.

И совсем не обязательно для этого даже менять себя внутренне или внешне. Главное — смотреть на все через призму супер-увлекательной игры. Мы ведь, женщины, все в душе немного актрисы. И каждая из нас может добиться в этой жизни всего, чего пожелает, но надо приложить усилия. Особенно если вам не посчастливилось родиться красавицей.

Я знакома с женщинами настолько на первый взгляд страшненькими, что просто диву даешься, когда узнаешь, чего они добились в жизни. Просто они гениально умеют пользоваться даже теми крохами, которыми их наградила природа.

Поверьте, научиться этому можно. Соблазнительницами не рождаются, ими становятся. Главное здесь — опыт, но если найдется кто-то, готовый поделиться своими секретами соблазнения, то стать супер-женщиной можно за очень короткий срок! Совсем на самом деле неважно, как Машка получила такой опыт (вполне возможно, у нее это еще и в генах). Важно то, что теперь я могу вам о нем рассказать.

Кстати, узнав о моем намерении написать книжку, где будет говориться в том числе о самых настоящих Машкиных похождениях, она отнеслась к этой идее скептически, но не протестовала.

Что же касается приключений… Думаю, стоит рассказать эпизод из жизни моей подруги, который перевернул ее судьбу. Я не раз говорила Машке, что это настоящий захватывающий сюжет для американского кино, эдакого крутого боевика или психологического триллера. Но если учесть, что все это происходило на самом деле, в реальной жизни, то становится даже немного не по себе.

Я вообще уверена, что если бы Машка решила написать автобиографию, она в кратчайшие сроки разошлась бы многомиллионным тиражом. Но пока, насколько я знаю, писать она не собирается. Так что за нее это частично сделаю я.

Итак, центр города, разгар рабочего дня. Нечто, распространяя вокруг себя жуткую вонь, лежит свесившись со скамейки. Разбитая губа, синяк под глазом. Бабульки на соседней скамейке бодро обсуждают сие местечковое событие дня.

— Здоровенный детина, а работать не хочет.

— Ему и сорока еще нет, а посмотрите до чего дошел.

— Да Любка небось домой его не пускает. И правильно делает! — сверкает праведный гнев в глазах маленькой, юркой старушки в белом платочке на седых волосах.

Тут вступает оппозиция в лице грузной сердитой соседки:

— Какой-никакой, а мужик. Другого-то у нее, поди, нет, а деньги ей Сережка приносит. Вот пускай и терпит, за мужиком-то спокойнее.

— Тьфу ты! — в сердцах бросает божий одуванчик в платочке. — Где мужик-то, этот, что ли? Да лучше никакой, чем такое сокровище!

Сидя в прохладном зеленом скверике обычного московского двора, Машка с интересом наблюдала эту картину. Сергей Валерьевич Голин, джентльмен со скамейки, был, как ни удивительно, единственной причиной ее здесь появления. Он приходился законным супругом некой Любови Голиной, чья судьба с недавних пор причудливо сплелась с судьбой Машки, и отцом девочки Дашеньки, трех лет от роду. В данный момент Дашенька находилась в загородном Машкином доме под неусыпным надзором незаменимой «тети Тани», которая, отметив недавно семидесятилетний юбилей, тем не менее оставалась «правой рукой» моей подруги.

Даше была отведена отдельная комната с большой взрослой кроватью, заваленной горой только что купленных мягких игрушек. Машка специально выделила день для покупки всевозможных детских радостей. Ей были приятны эти хлопоты. Редко проявляющая интерес к чужим детям, Машка, неожиданно для себя, почувствовала почти материнскую нежность к девочке, таким странным образом оказавшуюся в ее доме.

Но начнем по порядку…

Машкино утро всегда начинается приятно. Ей жуть как нравится просыпаться в своей просторной, недавно отремонтированной комнате. Особенно когда она вся насквозь залита солнцем, и неважно, зима на дворе или лето. Комната ее находится, как принято, на втором этаже, за неимением третьего. Машка хотела именно двухэтажный дом — такой, как на картинке, которую она когда-то вырезала из журнала (какая-то рок-звезда позировала на фоне своего особняка в Калифорнии).

— В Америку меня совершенно не тянет, — говорила она. — Я найду себе точно такой же здесь, в Москве.

И нашла. Может, не точную копию, но тоже очень ничего. На Рублевке. Правда, именно этот факт не особо радовал мою подружку.

— У них там нездоровая, темная аура, — рассуждала Машка. — Не очень-то приятно жить среди несчастливых людей, из кожи вон лезущих, чтобы ни в чем не отстать друг от друга. А эти женщины? Ходячие мертвецы, разряженные по последней моде. До них же дотронуться страшно — вдруг ноготь отвалится или имплант какой из попы выскочит? Несчастные существа, мающиеся от безделья, от бесконечных диет и ненавидящие за это весь мир, включая своих бедолаг-мужей, редко упускающих возможность тихо увильнуть от вечно голодных жен-скелетов к более земным, сытым женщинам… Вчера в «Седьмом континенте» случайно столкнулась с тощей хозяйкой одного из жуковских дворцов. Водит за собой втайне ее ненавидящего здоровяка-охранника, заставляет его собирать сумки с продуктами. Ну скажите мне на милость, какая связь между bodyguardom и пакетом молока? Бедняга раскладывает еду по пакетам, а она демонстративно, на весь магазин, орет на него за нерасторопность. Понятно, все дело в культуре. То есть, если быть точнее, в ее полном отсутствии. «Из грязи в князи». Но на этой Рублевке же почти все такие!

Машка проснулась часов в 12 дня. Она всегда просыпается примерно в это время. Может, она и выглядит на десять лет младше своего возраста, оттого что спит не меньше десяти часов в сутки. Машка сладко потянулась, посмотрела в окно и, как всегда, подумала, что жизнь все-таки хорошая штука.

Каждое утро начиналось по одному и тому же сценарию. Сначала Машка шла в свою шикарную ванную, закалывала волосы и долго с удовольствием умывалась.

Машка — настоящая ароматоманка, вся ее ванная заставлена всевозможными тюбиками, баночками, бутылочками с любимыми ароматами. Один из главных фаворитов — сандал. Когда бы я ни приходила к ней в дом, в нем неизменно витал этот аромат. Сандаловые палочки подружка каждый вечер зажигает в гостиной. Кажется, каждая комната в этом доме, как, впрочем, и его хозяйка, насквозь пропитались сладким восточным ароматом. Если кто еще не пробовал, очень рекомендую, не пожалеете. Необыкновенный запах! Может, отчасти поэтому я так люблю бывать у Машки в гостях. При этом она, наверное, единственная знакомая мне женщина (кроме моей мамы), которая умеет грамотно пользоваться запахами. И когда наконец наши девушки научатся правильно применять духи? Ну зачем выливать на себя по полфлакона в день? Иногда в буквальном смысле невыносимо стоять рядом (простите, у меня очень чувствительный нос).

Вопреки здоровому образу жизни, Машка душ по утрам не принимает, потому как считает запах собственного тела (особенно после сна) самым действующим афродизиаком.

Умывшись, она сбрызгивает лицо водой «Avene» и только после этого начинает тщательно изучать его в маленьком увеличительном зеркале на стене, разумеется, на предмет появления морщин. Чаще всего увиденное ее радует, и, послав зеркалу воздушный поцелуй, Мария, довольная, принимается за волосы, причем редко пользуется расческой, предпочитая просто взбивать их пальцами. Между прочим, отличный прием!

А затем начинается самое интересное — завтрак. Машка обожает завтракать, долго, с расстановкой. Она заваривает себе имбирный чай в миниатюрном китайском чайнике, намазывает на хлеб любимый черносливовый джем, открывает очередную книжку… Завтрак затягивается часа на полтора. Это настолько важный для Машки ежедневный ритуал, что даже телефоны на это время отключаются. Подружке нравится завтракать в уединении. И если раньше абсолютную идиллию нарушал брат Санька, то сейчас, он живет в пригороде Парижа, куда его отправила на учебу любящая сестра, никак не может помешать ее излюбленному ритуалу.

В то воскресное утро Машка, как всегда, не торопясь, завтракала в своей светлой, недавно выбеленной кухне, когда услышала звонок в дверь. Послышались голоса «тети Тани» и давней знакомой Люции, в девичестве Люськи, которая никак не могла смириться с немодным именем, и к своему двадцатилетию, не долго думая, нарекла себя новым, куда более подходящим, на ее взгляд, к ее «божественному» образу. Правда, по паспорту она до сих пор значилась Людмилой (никак до этого руки не доходили).

А еще у Люськи, как у очень стильной девушки, имелось не менее стильное прозвище, или, если пожелаете, кликуха: Люська — «золотая ручка». Вероятно, кликуха эта взялась у нашей знакомой по аналогии с другой «золотой ручкой» — Сонькой, известным историческим персонажем. Дело в том, что кроме модных сумочек и туфелек от Moschino у Люськи было еще одно модное увлечение, или, лучше сказать, мания — где бы она ни появлялась, в роскошном ресторане или в гостях у собственной тетки, она обязательно брала себе что-то на память: серебряную ложку, например, или изящную коллекционную перечницу. Ну, у всех нас свои тараканы в голове. Каждый развлекается по-своему.

Одним словом, Люське было за что не любить свое имя.

И все же я, если позволите, буду именовать ее именем настоящим, оно ей подходит гораздо больше.

Люська считала себя красавицей, вернее, говорила, что так считает. Только вот другие ее точку зрения не разделяли, что Люську крайне злило. Девушка она была очень высокая (183 см) и худая, даже слишком худая. Причем никаких усилий Людмила к этому не прикладывала, а даже наоборот, время от времени пыталась набрать вес.

Люське всегда казалось, что у нее много общего с Софи Лорен, и очень этим гордилась. Расстраивало одно: если параметры прекрасной итальянки — 100–60-100 (если ошиблась, не обессудьте, это я на глаз), то Люсины не дотягивали до 80–60–80 (это тоже на глаз). Чтобы успокоить себя, наша девушка вспоминала о своем модельном прошлом, уверенная, что Софи Лорен с ее нестандартными параметрами туда бы точно не пустили.

При всей своей неординарной внешности, Люська была очень даже ничего. Самым примечательным в ней были огромные, просто невероятно огромные губы, причем натуральные. Она ими очень гордилась. И красила исключительно в красный цвет, отчего напоминала экзотическую рыбу.

Люське было лет тридцать, выглядела она тоже лет на тридцать, но говорила всем, что ей только что исполнился 21 год. Мужчины верили или просто делали вид. А еще она совершенно не могла терпеть рядом с собой симпатичных девушек, и общаться предпочитала только с теми, кто, на ее взгляд, не годился ей в конкурентки. Исключением была Машка, которую Люська действительно искренне любила и была ей по-настоящему преданна. Моя подруга была для нее кем-то вроде наставницы, так как многому научила бывшую модель за годы знакомства.

Люська, должна сказать, несмотря на все ее недостатки, была довольно приятной, порой уморительно смешной девчонкой, хотя, признаюсь, немного глуповатой. Ее непосредственность притягивала. Из-за этого барышне многое сходило с рук, кроме одного — пьяных выходок.

Люська пошла в отца-алкоголика. Пьянела буквально от запаха спиртного. А уж если выпивала, так просто впадала в бессознательное состояние, из которого ее зачастую выводили с использованием грубой физической силы. Поскольку по-другому остановить словно идущую на таран и одновременно гавкающую двухметровую девицу, вооруженную наточенными розовыми ногтями и острыми выступающими костями, не имелось никакой возможности.

Совладать с пьяной Люськой решались только самые отчаянные. Самые нетерпеливые из них не находили ничего лучшего, чем просто «выключить» неуправляемую девицу метким ударом по голове. Не раз она дралась с охраной в клубах, ругалась с милицейскими патрулями, отсиживалась в «обезьяннике».

Однажды на почве этой слабости с Люськой произошла история, вспоминая о которой Машка до сих пор готова символически придушить подругу. Хотя и рассказывает теперь обо всем произошедшем со смехом. Но тогда ей было совсем не до смеха.

А случилось вот что. В один из голодных, так сказать, «неурожайных» периодов своей жизни Люська обратилась за помощью к Машке. Та, как настоящая подруга, проявила отзывчивость. Как раз в этот момент один из постоянных клиентов, назовем его Павел, пригласил ее к себе домой как украшение стола, за которым должны были собраться очень важные для него партнеры по бизнесу из Германии. Машка взяла с собой Люську.

Начиналось все очень хорошо, не было никаких предпосылок для неприятностей. Машка по просьбе хозяина дома все внимание сосредоточила на одном из гостей, пузатом весельчаке Клаусе. От его расположения духа зависело очень много. Именно его настроением Машка и занималась.

Потом была баня. Люську, рвавшуюся попариться вместе с мужчинами, Машка заставила остаться с ней, так сказать, под присмотром. Та, бурча, подчинилась.

Клаус, пребывающий в приятном предвкушении от обещанного массажа, намотав на свой шарообразный живот простыню, вышел из парилки и, причмокнув языком, ущипнул за зад подвернувшуюся под руку Люську, взвизгнувшую от неожиданности.

— У, фриц — прошипела она себе под нос. — Еще руки распускает.

Машка подозрительно покосилась на подругу.

— Ну-ка дыхни, — потребовала она.

Люська послушно дунула ей в нос. Машку аж передернуло:

— Когда ты успела?

Но Люська и не думала каяться.

— У меня дед воевал. И прадед, — ни с того ни с сего заявила она гордо. — Чего им здесь надо, этим фашистам?

Тут Машка поняла, что пора ставить подругу на место.

— Слушай, — серьезно начала она, — ты что это мне тут устраиваешь? Умоляла подбросить тебе правильного мужика — пожалуйста, бери, не хочу. Любого. Но Клауса обрабатываю я. Так что не мешай мне работать. Я на работе, понятно?

Люська уже с меньшим апломбом кивнула головой.

— И чтобы больше ни одного глотка! Ни одного! Или прямо сейчас отправляйся отсюда!

— Хорошо, хорошо, не психуй, — надула щеки Люська. — Я все сделаю, как ты скажешь.

— Вот и ладно, — успокоилась Машка. Достала из сумки бутылочку с маслом иланг-иланга и протянула ее Люське. — На, подогрей его немного.

Люська без возражений отправилась на кухню. Она не в первый раз исполняла подобные просьбы своей подруги.

Клаус же был препровожден в одну из гостевых комнат. Машка приглушила свет, уложила немца на кровать и стала осторожно массировать ему голову. Вскоре он уже сладко посапывал под ее руками.

— Пусть дрыхнет, — тихо сказала она подоспевшей с маслом Люське.

— Гитлер капут! — провозгласила Люська и нетвердой походкой подошла к тумбочке рядом с изголовьем кровати.

— Что, еще добавила? — спросила Машка строго. — Ты уже еле на ногах держишься.

— Да нормально все, — отозвалась Люська. — Что, спать с ним будешь? — спросила она с иронией. — Или обойдешься одним массажем?

— А ты хочешь меня заменить? — отрезала Машка.

— Нет, он не в моем вкусе, — хихикнула бывшая модель.

— Какие мы разборчивые! — Машка стянула с притихшего немца простыню. — Иди давай, тоже поработай, обслужи кого-нибудь из гостей! Зря, что ли, я тебя с собой тащила?!

— Да и пожалуйста, хоть всех сразу, — важно сказала Люська. — Тут любой будет получше твоего Клауса.

В этот момент, то ли услышав свое имя, то ли еще от чего-то, Клаус закряхтел и открыл глаза. Увидев рядом с собой обтянутый узенькой кожаной юбкой Люськин зад, он смачно хлопнул ее по попе.

Люська возмущенно повернулась лицом к немцу:

— Ты что руки распускаешь, фашист проклятый?!

— Цыц! — прикрикнула на нее Машка и, мило улыбаясь, по-английски обратилась к немцу. — Я помассирую вам спину?

Тот одобрительно кивнул головой.

Машка указала Люське глазами на масло, запахом которого уже успела наполниться вся комната.

Люська взяла бутылочку из маленькой кастрюльки с водой и стала откручивать крышку…

В тот момент, когда Машка заметила пар, исходящий от воды, в которой грелось масло, ее подруга уже поливала им спину несчастного Клауса. Машка в ужасе зажала рукой рот. Люська же в недоумении уставилась на спину немца, которая за мгновение поменяла свой поросяче-розовый оттенок на ярко-красный цвет корриды.

— Ой, — сказала Люська.

В ту же секунду уже абсолютно трезвый Клаус заорал таким благим матом, что неудивительно, если его услышали в родном Дюссельдорфе.

Машка подлетела к Люське и хорошенько заехала ей по лицу. Та, видимо желая немедленно оправдаться, схватила с тумбочки кастрюльку, но споткнулась о ножку кровати и со всей высоты своего гигантского роста грохнулась на беднягу Клауса. Кастрюля пришлась ему аккурат по голове.

Неизвестно, чем бы окончился этот день для Люськи, если бы не ее более опытная подруга. Машка умудрилась довольно быстро привести Клауса в чувство. И он все-таки получил обещанный массаж (и даже с «процентами»). Под конец встречи немец уже пребывал в таком благодушном расположении духа, будто ничего катастрофического и не случилось. Правда, ради заглаживания вины Машке все же пришлось и дальше ублажать гостя, навещая его все остальные дни пребывания в столице.

Зато произошедшее в «массажном кабинете» осталось тайной для Павла. И он очень удивлялся каждый раз, когда при упоминании о Люське, немец начинал заикаться и хвататься за спину.

Желанный контракт Павел получил. А Машка получила совсем не скромные комиссионные. Люська же до сих пор уверяет всех, что горячее масло стало для Клауса дополнительным возбуждающим.

И вот в то спокойное расслабленное утро как всегда бодрая, сияющая Люська ураганом ворвалась на кухню и бросилась Машке на шею. Затем, даже не думая спрашивать позволения, налила себе чаю и в секунду проглотила сразу два Машкиных бутерброда. Машка уже внутренне смирилась с тем, что тихий завтрак отменяется.

— И как ты умудряешься каждый раз проезжать мимо охраны без пропуска? — поинтересовалась она.

— Ты еще спрашиваешь? — хихикнула Люська. — Твоя школа!

— Ну, не льсти себе, — буркнула Машка, вставая из-за стола. — Что в такую рань?

— Рань? Да уже час дня! — Люська заталкивала в рот третий бутерброд.

— Поразительно! Ешь, как лошадь, а худая, как щепка. Не в коня корм. Я, конечно, тоже плохим аппетитом не страдаю, но вешу куда приличнее тебя.

— Оно и хорошо. Мне так даже завидно. Я вон сколько ни ем, а сплошные кости. Одни извращенцы на меня и клюют.

— Пиво со сметаной пробовала? — Машка начала убирать со стола.

— Да пробовала, все пробовала. Бывало, в день по торту съедала, и ничего.

— Ладно, говори, зачем пожаловала. Или деньги опять нужны? — прервала ее Машка.

На самом деле с финансами у Люськи на сей момент все обстояло совсем не плохо, даже более чем хорошо. В месяц она имела около тридцати тысяч долларов, которые получала сразу от двух своих любовников — Бориса, женатого толстенького рыженького сотрудника некой очень серьезной спец-организации, и Майкла, представителя крупной американской партнерской юридической фирмы.

С Борисом она познакомилась, когда уже пару лет встречалась с Майклом, и, изначально понимая, что с новым любовником лучше не шутить, сразу поставила его в известность. Майкл же о сопернике не подозревал — Люська, как-никак, считала себя профессионалом. Большую половину своей «зарплаты» Люська получала от американца — и может, только поэтому уже третий год оставалась ему «верна». Их первую встречу в ресторане Смоленского пассажа нельзя было назвать случайной: добрые московские знакомые Майкла, зная о его одинокой жизни в столице, решили познакомить его с настоящей русской умницей, красавицей, блондинкой (ничего, что немного шлюхой) — нашей Люськой.

Люська не любила иностранцев, всегда предпочитала простых родных русских ребят. Но особенно ей не нравились американцы — «инопланетяне и тупицы», как часто она о них отзывалась. Уж не знаю, чем они не угодили именно Люське. Узнав, кому ее «сватают», девушка, мягко говоря, расстроилась, но материальное положение ее в тот момент было столь плачевным, что пришлось американца горячо полюбить.

Майкл и впрямь оказался не жуть как умен, и принял вспыхнувшую страсть красавицы за чистую монету. Через некоторое время он уже не представлял жизни без тощей русской бестии. Правда, Люське пришлось немало потрудиться, чтобы заставить любовника выделить ей достойное содержание.

Хотя есть и другая версия их «любовной истории». Поговаривают, что Майкл, храня верность американской подруге, никак не соглашался на уговоры и долго «русскую умницу» даже знать не хотел; что, вопреки Люськиным рассказам, ее «сказочная» красота совсем его не впечатлила и что жить он с ней стал только благодаря почти криминальной уловке… хотя, что греха таить, не почти, а точно криминальной.

Люська ведь профессионал. Но если ее не менее профессиональная коллега Машка предпочитала «работать чисто», то бывшая модель Нелидова Людмила Анатольевна, не брезговала ничем. В общем, по словам незаинтересованного источника (хотя кто его знает, может, даже очень заинтересованного), Люська, добившись все-таки каким-то образом уединенного свидания с Майклом, сначала просто банально напоила его и уложила с собой в постель.

Но все бы ничего, если бы не одно обстоятельство: русская модель, девушка с самыми разными связями, заранее позаботилась достать небольшую дозу наркотического препарата (не скажу, какого именно). И вот теперь начинается самое интересное. Что, думаете, она с ним сделала? В смысле, с препаратом. Она (внимание!) ввела его себе в детородный орган. И только после этого сыграла в любовь с несчастным пьяным американцем. И что, выдумаете, случилось дальше? Буквально за пару встречь американец, испытавший небывалые ощущения, в буквальном смысле слова «подсел» на русскую красавицу.

Нью-йоркская невеста была забыта, как, впрочем, и сам Нью-Йорк. Теперь все его мысли были только о Люське.

Да, голь на выдумки хитра! Как говорится, где русский прошел, там янки делать нечего. Простите за янки, товарищи американцы, но с Ираком — это вы зря! Как, впрочем, и в других странах вы сгоряча немало напортачили.

Но вернемся к Люське. Ее методы соблазнения мужчин я, разумеется, не одобряю. Если, конечно, они на самом деле имели место. Однако…

Мужчины! Будьте бдительны!

Зато Люська наконец-то поправила свое финансовое положение, хоть и давалось ей все это с большими усилиями. Позже свою лепту стал вносить еще и Борис.

Только вот кроме модной клептомании имелась у бывшей модели еще одна болезнь — шопинг. Каждый божий день с утра до вечера она, как полоумная, носилась по Москве в поисках новых маечек, туфелек, трусиков и прочего барахла. Понятно, деньги у нее не задерживались, и время от времени она наведывалась за ними к Машке.

— Так ты за деньгами опять? — повторила Машка.

— Вообще-то нет, но, если предложишь, отказываться не буду. А если серьезно, у меня к тебе очень важное дело. — Люська залезла в холодильник.

— Ой, арбу-у-у-зик, — пропела она. — Обожаю!

— Бери свой арбузик и пойдем ко мне в спальню. — Машка протянула ей блюдо.

Машкина спальня — это что-то! Роскошная кровать с балдахином, невероятной красоты антикварный столик с зеркалом, привезенный из Марокко, заставленный безумным количеством милых дамскому сердцу баночек, скляночек, кисточек, шкатулочек. С первого взгляда как будто беспорядок, но, мне представляется, будуар настоящей красавицы должен выглядеть именно так.

На полу множество маленьких, больших и средних ковриков, преимущественно иранских — тонких, как бумага. Один пестрит леопардом, другой бирюзой, третий сплошь вышит чуть потускневшими розовыми цветами необычной формы. В этой комнате даже, казалось бы, несочетаемое сочетается великолепно. Что говорить, вкус у Машки отменный!

С восточными коврами у моей подруги отношения прямо-таки интимные, по-другому не скажешь. Все давно уже наслышаны об этой ее страсти. Большинство экземпляров коллекции презентованы Машке верными почитателями ее красоты. Один из них, частый гость в ее доме, ну очень колоритный дяденька родом из солнечного Узбекистана, С не менее колоритным именем Бахтияр Бахтиярович, балует свою любимицу чаще других обожателей.

К слову сказать, всего пару месяцев назад гостиная Машки пополнилась двумя изумительными столетними коврами ручной работы, сопоставимыми по цене «всего лишь навсего» с однокомнатной квартирой где-нибудь в Митине. Понятное дело, Машка в своем восточном ухажере просто души не чаяла. И даже одно время подумывала над предложением переехать поближе к нему, в Ташкент.

Дело, конечно, было совсем не в исключительной привлекательности кавалера. А в том, что он предложил подруге настоящий дворец, с фонтанами на прилегающей территории и массой прислуги, готовой исполнять каждую прихоть хозяйки. Ни дать, ни взять — оазис в пустыне.

Даже давно привыкшей к некоторым радостям жизни Машке предложение показалось весьма интересным. Останавливало одно: Бахтияр Бахтиярович, уже лет десять как вдовец, любящий отец и заботливый дед, всегда был, есть и будет, как бы это потактичнее выразиться, отчаянным бабником. И по сведениям разведки, Машка была далеко не единственным светом его очей, а примерно одной из пятнадцати (и это по самым обнадеживающим подсчетам) чаровниц, которых ему денно и нощно по всему свету ищут специально оплачиваемые люди.

Есть у Бахи (как его ласково зовет Машка) и знойная красавица испанка, и белозубая хохотушка американка, и длинноногая серьезная бельгийка, и… В общем, абсолютно разные, на любой вкус! Их объединяет только одно: среди них нет худышек. Ни в коем случае! По мнению весьма разборчивого Бахтияра Бахтияровича, иметь худую попу и совершенно плоский животик, по крайней мере, неприлично.

— Вай-дод! — скорбно восклицает разочарованный Бахтияр Бахтиярович при виде грустных девушек-скелетов с широких просторов Fashion TV. — Тьфуй! Совсем худой! Больной, наверно. Бедный девочка!

Только не надо обманываться — все как одна, без исключения, девочки Бахтияра Бахтияровича — актрисы и модели супер-класса (за исключением моей Машки). Просто ни одна из них еще не смогла отказаться от «неприличного предложения» некрасивого дяди с красивым банковским счетом. В срочном порядке красавицы садились на «изматывающую» диету фаст-фуда — и уже через пару месяцев в полной красе представали перед новым повелителем.

Каждую из своих девочек дедушка Баха любит по-своему, трогательно и нежно. И не важно, что у себя дома этот улыбчивый престарелый ловелас в пестром чапане и веселой тюбетейке слывет кровожадным бесчеловечным баем. Для своих любимых девочек он всегда остается милашкой Бахой. «Золота-брильянтов» у Бахтияра Бахтияровича хватит на всех.

Почему он предложил именно моей подруге жить рядом с ним во дворце — неизвестно. Возможно, лишь потому, что другие его пассии отказались от столь выгодного предложения (Машка не склонна была переоценивать себя), предпочтя пусть и менее царственную, но свободу. А может, он и впрямь выделял ее среди других женщин…

Надо заметить, несмотря на столь разнообразные вкусы и активность в поиске новых пассий, интерес к женщинам у Бахтияра Бахтияровича проявлялся уже не столько в стремлении к интимным радостям, сколько в желании всегда иметь поблизости красивое женское тело. То есть любовью он бы, откровенно говоря, не замучил. В общении с женщинами он настоящий джентльмен!

Тем не менее Машка предпочла отказаться от заманчивого предложения Бахи. Хотя она и любит джентльменов, все же не до такой степени, чтобы становиться практически собственностью старого ловеласа-импотента, пусть даже и во дворце.

Конечно, своим отказом девушка очень расстроила Бахтияра Бахтияровича, вызвав у него массу вай-ваев и вай-додов. Тем не менее она по-прежнему продолжает регулярно получать дорогущие подарки от благодарного поклонника ее красоты, милашки Бахи.

Люська, с тарелкой арбуза в руках, уселась в огромное уютное кресло, обитое бархатом, и на некоторое время затихла, поедая сочную мякоть полосатой ягоды. Машка же подсела к столику, подушилась любимыми «Nina Ricci». Пододвинула к себе прозрачную чашку с большой кистью белого винограда и стала растирать его ладонями. Спиной она чувствовала, что Люська наблюдает за ней.

Машка уже привыкла к тому, что ее часто копировали: манеру одеваться, жесты, привычки (даже вредные). К примеру, она с самого детства, в задумчивости, теребила мочку уха. Некоторые очень мнительные особы, посчитав это за эротичный прием, срочно хватались за уши. Интересно, помогало?

Машка знала, что производит неизгладимое впечатление как на мужчин, так и на женщин, и подруги не были исключением. Легким движением скинув с плеч роскошный пеньюар, хозяйка дома стала медленно намазывать тело только что выжатым виноградным соком. Это был еще один важный утренний ритуал, которым Машка частенько баловала себя. Попробуйте, не пожалеете! Хоть и липкое занятие, но для кожи — просто божественный нектар!

Люська внимательно рассматривала подругу. В который раз она подумала, что ей бы тоже хотелось иметь такие округлые плечи, роскошную грудь, обалденные бедра…

— Нет, — сказала она вслух, — зад все-таки у тебя великоват, надо его подкачать.

— Портить главное свое оружие? — усмехнулась Машка. — Чтобы пополнить ваши ряды неудачниц? Ну что за баба без зада?

— Ага, — сморщилась Люська, — еще скажи, что за баба без целлюлита!

— Баба без целлюлита — это мужик, — не задумываясь, парировала Машка.

Люська прикусила губу — спорить ей совсем не хотелось. Что ни говори, подружка неизменно пользовалась спросом у лучших представителей мужской половины человечества. Тогда как самой Люське, по ее словам, приходилась иметь дело только с идиотами. Не везло, что тут скажешь…

— Ну рассказывай, что там у тебя. — Машка повесила на шею аметистовый амулет, накинула пеньюар и присела на кровать.

— Знаешь, подруга, дело серьезное, мне нужна твоя помощь, — вмиг посерьезнев, начала Люська. — Можно заработать кучу денег.

— А если точнее? — поинтересовалась Машка.

— Тысяч пятьсот баксов, не меньше. — Голос Люськи задрожал. — Понимаешь, я таких денег даже не видела никогда. Если только по телевизору. Я не могу упустить такой шанс. Тем более что и делать ничего особенного не надо.

— Да, конечно, — усмехнулась Машка, — делать ничего не надо, однако, как всегда, требуется моя помощь.

Машке действительно не раз приходилось помогать своей менее опытной подруге. Будучи от природы человеком осторожным, она была не в восторге, когда Люська втягивала ее в очередную историю.

Вот и теперь она нахмурилась и настороженно посмотрела на подругу.

Люська нервно теребила в руке розовый кожаный ремешок босоножки. Она вся была в розовом. Узкие бедра обтягивали розовые укороченные джинсы, буквально трескающиеся на попе. Густо напомаженный розовый рот вообще жил своей собственной жизнью. Картину завершали пышно завитые и идеально уложенные в форме башни светлые волосы. Машке стало жаль Люську. «Нет, — подумала она, — эта далеко не уйдет. Примитив. Учишь ее, учишь…»

— Вот зачем ты снова так вырядилась? — сказала она вслух. — Ну вылитая болонка!

— А мне так нравится! — гордо заявила Люська. — И вообще, я особенно не старалась. Надела первое, что под руку попалось.

— Ну да. И этот «белый дом» на голове тоже сама соорудила?

— «Дом» мне сделали в «Дессанже», и он мне очень даже нравится! — Голос Люськи задрожал. — Что бы я ни делала, тебе не нравится. Да, такая вот я колхозница! Разве есть кто-то лучше прекрасной Марии?

Бывшая модель стала тереть покрасневший нос. Машка рассмеялась. Она была отомщена за прерванный завтрак и теперь готова выслушать подругу. Подошла, обняла и даже поцеловала в щеку.

— Ладно, не дуйся, — сказала ласково. — Ну, похожа ты на болонку, и что? Очень положительное животное.

Люська всхлипнула:

— Не дуюсь я. Просто полоса какая-то неудачная. Навалилось со всех сторон. Вчера в «Якитории» какая-то малолетка нахамила, пенсионеркой обозвала. Ну, пришлось ей показать, кто тут главный. Повыдергивала ей ее нарощенные космы.

— Так прямо и повыдергивала? — заинтересовалась Машка.

— Ну да. — Люська даже порозовела от гордости. — Она теперь долго из дому не вылезет… Дальше — еще хуже. Борис… — Тут Люська выматерилась — это она всегда умела. — Лютует, сволочь, денег не дает.

— Я тебе давно говорила, — серьезно сказала Машка. — С ним тебе ничего не светит. Пора уже понять.

— Машка, помоги. В последний раз. Просто вопрос жизни и смерти.

— Да что случилось-то?

— Живешь с человеком, живешь, привыкаешь даже, и тут бац! — Люська вдруг вскочила с кресла и стала кружить по комнате. — Ненавижу его, ненавижу! Говорит, выкинет меня из Москвы, представляешь?

— Кто? Борис? За что? — Машка определенно ничего не могла понять.

Люська снова стала всхлипывать.

— Да ни за что! Гад он просто! Связывайся с этими ментами… Ему выслужиться надо, а я тут при чем? — Люська обняла Машку: — Заинька, кисонька, помоги. В последний раз, обещаю!

— Не тарахти! Скажи по существу, чего ты от меня-то хочешь? — Машка толкнула Люську обратно в кресло, а сама уселась по-турецки на пол. В шикарном ярко-бирюзовом пеньюаре, с черными, распущенными по плечам волосами, с загадочным амулетом-аметистом на шее, она была вылитая принцесса… ну или на худой конец королева.

Люська вздохнула, в очередной раз подумав, как же ей не повезло родиться такой тощей.

— У моего придурка Майкла, — начала она, — есть знакомый, тоже американец, то ли Рональд, то ли Эдвард. Не сказала бы, что они так уж дружны, но время от времени встречаются, ходят куда-то вместе. Я его видела пару раз — так себе, ничего особенного, хотя получше моего, это точно. Он в России давно, намного дольше Майкла, по-русски говорит лучше меня! Так вот, насколько я поняла, он дяденька непростой, чуть ли не разведчик, представляешь? Мне, если честно, абсолютно все равно, будь он хоть Папа Римский. Их здесь вокруг пруд пруди, этих разведчиков. Думаешь, о них никто не знает? Так вот Борьке позарез надо покопаться у него дома. Говорит, если найти то, что нужно, на всю жизнь хватит.

— Он что, шантажировать его хочет? Или продать то, что найдет? — спросила Машка.

— Точно не знаю. Я поняла, у Эдварда дома должны быть бумаги. Что-то связанное с экономическим шпионажем. Эти бумаги нужно забрать или скопировать, я сама толком не поняла.

— Погоди, — перебила ее Машка. — А я-то тут при чем? Какой помощи ты от меня ждешь?

— Главное ведь, оказаться у него дома, понимаешь? Все должно быть тихо, незаметно, никакого криминала. Ну вот я и подумала о тебе.

— Да почему обо мне? — возмутилась Машка. — Почему именно я? Кто я по-твоему, вор-рецидивист? И с чего ты взяла, что я ввяжусь в эту авантюру? Разбирайтесь там сами со своим Бориком. Неужели ты не понимаешь, что это слишком серьезно?

— А что мне делать? — запричитала Люська. — Борька грозится из города выкинуть, если я ему все сорву. Для него это пара пустяков, Ты же знаешь, из какой он конторы. Он сразу, как узнал об Эдварде, придумал, чтобы я этого американца соблазнила… ну и покопалась потом у него. Я ведь особенно и не против, тем более что такие деньги, да только тут есть одно громадное НО: я банально не в его вкусе.

Машка уже поняла, о чем речь.

— А я, значит, в его вкусе? — с иронией спросила она.

— А ты — да. Мне Майкл рассказывал, какие женщины нравятся его другу. К примеру, этот Рональд в восторге от Дженнифер Лопес. В общем, это про тебя.

— Ты во что меня втягиваешь, девочка? — Машка закурила сигарету. — Думаешь, мне больше заняться нечем, кроме как по твоей просьбе играть в шпионские игры? Значит, так, я окончательно говорю «нет»! Понятно?

Люська обхватила руками голову.

— А что же мне делать? — запричитала она. — Собирать вещи? И потом, я уже и Борьке про тебя рассказала.

— И что же ты ему рассказала, — холодным голосом спросила Машка.

Люська заколебалась и даже покраснела.

— Ну, сказала, что ты мне, как сестра, что тебе можно доверять. И что красивая очень, сказала…

— Он знает, как меня зовут, где я живу, чем занимаюсь? — перебила ее Машка.

Люська, боясь поймать взгляд Машки, что-то очень внимательно рассматривала на потолке. Потом, не выдержав этого взгляда, виновато закивала головой.

— Уже знает, — сказала она. — Ты же понимаешь, как это просто для них.

— Да, ты настоящая подруга, — сверкнула глазами Машка. — Как бы то ни было, я в это влезать не собираюсь. И точка.

Люська зарыдала в голос. Черная тушь ручьем потекла по щекам, по розовым губам, нос покраснел. Теперь это была не розовая болонка, а был точь в точь розовый клоун.

Машка внимательно смотрела на бывшую модель. Наконец, вздохнула.

— Ты есть-то хочешь? — уже более дружелюбным тоном спросила она, чтобы снять напряжение.

Люська, зная отходчивый характер подруги, подумала, что еще не все потеряно.

— Еще бы! — обрадовалась она. — Ты же знаешь, я когда нервничаю, слона могу съесть.

— Тетя Танечка вчера на Дорогомиловский ездила. Разных вкусностей накупила. Соленья всякие, баранина классная, парная. Давай нажарим мяса, устроим праздник живота!

У Люськи даже слюнки потекли. Все знают, что Машка потрясающе готовит. Когда она собирает у себя избранных друзей, стол просто ломится от вкусностей. Здесь тебе и хачапури, и кутабы, и долма. Но, на мой взгляд, король блюд Машкиного стола плов, настоящий узбекский плов. Она владеет искусством его приготовления. Именно искусством. Плов — это для профессионалов. Всего один лишний миллилитрик воды может погубить старания.

Чтобы приготовить плов, подружка сама ездит на рынок, берет специальный рис, особую желтую морковь и, конечно, очень серьезно подходит к выбору мяса.

Подруги отправились на кухню. Машка, не торопясь, приступила к любимому процессу.

Она вообще все всегда делает не торопясь.

За ней приятно наблюдать — как будто впадаешь в транс.

Часов около четырех дня они, сытые и довольные, расположились на веранде. День выдался на удивление жаркий. Майское солнце палило что есть силы. Люська стирала с ногтей розовый лак, время от времени украдкой поглядывая на подругу.

— Сколько, говоришь, мне причитается при благополучном исходе дела? — неожиданно спросила Машка.

Люська радостно вскинула глаза:

— Йес! Отличный вопрос! Значит, не только к мужскому сердцу путь лежит через желудок…

Машка встала и потянулась.

— Подумываю купить квартиру в центре города, — сказала она. — Поэтому деньги мне сейчас не помешают.

— Зачем тебе квартира? — удивилась Люська. — У тебя уже есть одна, так ты в ней не живешь. Лучше бы купила домик где-нибудь на юге Италии.

— Дурочка, да как же можно сравнивать какую-то Италию и Россию? Все деньги мира сейчас здесь. И потом, что мне помешает иметь этот самый домик в Италии? Просто не все сразу. И тебе советую: хватит тратить все на тряпки, пора уже и повзрослеть.

Около месяца прошло с тех пор, как Машка впервые услышала о Роберте (его имя я тоже, понятное дело, изменила, с вашего позволения). Уже была оговорена сумма вознаграждения — с пятью нулями, в баксах. Машка несколько раз встретилась с Борисом, получила от него инструкции. Ничего особенного делать ей не придется. Только попасть к Роберту домой, найти нужные бумаги и предельно осторожно, так, чтобы никто ничего не заметил, сделать копии.

Машка поняла, что Борис в данном случае работает отнюдь не на свою родную организацию. Потому как иначе о выдачи ей такой суммы и речи не было бы. И, кроме того, кто бы позволил ей, «человеку с улицы», принимать в этом участие? На сей раз Борис оказывал услуги лицам менее официальным, но не менее крутым.

Сама того не замечая, Машка очень втянулась в авантюру, предложенную подругой. За свою жизнь девушка не один раз попадала в щекотливые ситуации, но сейчас все было по-другому, намного серьезнее. И от этого она испытывала особый необычный подъем, прилив адреналина.

Позже Маша рассказывала мне, что несколько раз подумывала отказаться, потому что внутреннее чутье подсказывало, что ничем хорошим это не кончится. Но не отказалась. И вовсе не из-за страха перед Борисом — его она совершенно не боялась, так как у нее были довольно прочные связи с людьми куда более важными, чем Люськин любовник. Довести дело до конца Машка решила только потому, что ее всегда подсознательно привлекала опасность. По выражению подруги, так она чувствовала себя живой.

В «Марио», как обычно, было людно, несмотря на довольно раннее время, но не все столики пока были заняты. Официанты, в ожидании смены блюд, бодро обсуждали посетителей. (Московские официанты — это отдельная тема для разговоров. Нет, нет, не подумайте ничего плохого, месье гарсоны, я вас очень уважаю и даже считаю, что качество поданного блюда — отчасти ваша заслуга. Хотя бы потому, что вы можете смилостивиться и не плюнуть в тарелку по пути из кухни к столику. Но скажите на милость, почему вы так и норовите поскорее отобрать у нас посуду, даже если на ней еще полно еды? Или весь вечер напряженно следите за нами, глядя нам в рот? Одна моя знакомая, к примеру, наученная горьким опытом, как только видит приближающегося к ее столику официанта, хватает тарелку двумя руками и громко заявляет, что не отдаст, вызывая дружный хохот окружающих.)

За столиками сидели все те же лица. Здесь редко встретишь человека среднего класса, (цены, извините, кусаются) — все больше олигархи, их жены и дети, богатые иностранцы с русскими любовницами, продюсеры со своими «жертвами». За несколькими столиками маленькими компаниями сидели и скучали девушки, так сказать, на посту. Публика, в общем, пестрая. Как, впрочем, везде.

Машка заранее позаботилась и заказала столик. Выглядела подруга сногсшибательно. Это она умеет. На ней была белоснежная рубашка мужского покроя, расстегнутая до максимально позволенной точки декольте, черные классические брюки и безумные каблуки.

С каблуками Машка дружит. Это даже можно назвать любовью. Обувь ей нравится разная, главное, чтобы каблук был не менее двенадцати сантиметров. Иначе, как бы модель Машке ни нравилась, она ее не возьмет. И такое пристрастие было бы понятно, если бы в ней было метр пятьдесят. Но ведь все 175! В лучших экземплярах своей коллекции она возвышается даже над каланчой Люськой.

Машка блистала. Где бы она ни появлялась, везде производила фурор. Тот раз не был исключением. Мужчины сворачивали головы, рискуя быть съеденными заживо своими спутницами. Знаете, что особенно привлекает в Машке? Она, при всей своей ухоженности и «идеальности», невероятно естественна. Вы, конечно, знаете, что мужчины терпеть не могут манерных девиц? Если не знали, то имейте в виду.

Машка умеет вести себя очень свободно. Или, лучше сказать, спокойно. Это не значит, что ей ничего не стоит прыгнуть на стол и сплясать (хотя и танцы на столе для нее — пара пустяков). Просто в ней самой, в ее манере сидеть, двигаться, говорить всегда присутствует такое спокойствие, такая уверенность в себе, что это просто не может не притягивать. «Главное, никакой суеты, — говорит подружка. — Абсолютная расслабленность — и к тебе потянутся!»

Компанию Машке составляла Лера — хорошенькая блондинка непонятного возраста. Непонятного — это когда можно с легкостью дать как 20, так и тридцать восемь.

Лера не так давно удачно вышла замуж и даже успела открыть собственную французскую кондитерскую. Но, как говорят ученые, среднестатистический человек сохраняет живой интерес к тому или иному занятию всего какие-то три-четыре недели. С момента открытия кондитерской три недели уже прошли, да и Лера, как это ни прискорбно, оказалась человеком среднестатистическим. Так что она была просто счастлива, когда Машка позвонила ей и предложила встретиться.

Проследить за ходом Лериных мыслей практически нереально. Только что она Шекспиром расхваливает лапочку-мужа, а уже через минуту вспоминает, что забыла выкупить сорочку от «Дольче энд Габанна» на Кутузовском для юного любовника-стриптизера. Сначала настойчиво рекомендует уставшему официанту не переборщить с маслом в овощном салате, а потом отчитывает его за то, что этот самый салат на редкость постный и несъедобный.

Лера делилась с Машкой своими впечатлениями от замужней жизни. Надо сказать, их трудно было назвать приятными. Домработница — дура, водитель — идиот, даже любимый британский кот мужа — старый ревнивый извращенец. Свекровь звонит слишком часто, за границу ездить можно слишком редко, да и муж-негодяй почему-то не дает истратить все свои деньги сразу. Одним словом, все не то, все не так. Кроме, разумеется, крохотного слезливого друга-йоркшира. Сладкий — так звали песика — и сейчас был с хозяйкой. Его костюмчик почти полностью совпадал с нарядом Леры: джинсовая курточка со стразами и белые бриджи в обтяжку. Совершенно безучастно, без малейшего аппетита, Сладкий обнюхивал нежнейшее филе сибаса, приготовленное для его «мамочки». Лера в двадцатый раз чмокнула своего мальчика в мохнатую мордочку. Тот брезгливо сморщил нос. Они были очень похожи друг на друга, Сладкий и его хозяйка.

— Совсем ничего не хочет есть, — жаловалась Лера Машке. — Только сникерс, представляешь?

Она снова чмокнула пса, тот снова сморщился.

— Как мама? — спросила Машка.

— Мама? Да все так же. Давление, говорит.

— Ты к ней часто ездишь?

— Бываю иногда. С днем рождения заезжала поздравить. Она такая счастливая была, как будто год меня не видела.

— Может, так оно и есть? — подсказала Машка.

— Да у меня времени ни на что не хватает! Верчусь как белка в колесе.

— Ну да, между Столешниковым и Третьяковкой, — улыбнулась Машка.

Лера недовольно скривила рот.

Они были знакомы очень давно, чуть ли не со школы. Теплых чувств Машка к Лере не испытывала, потому как слишком хорошо ее знала. Лера была из той породы людей, для которых нет практически ничего святого. Даже собственная мать, живущая на жалкую пенсию при живой и здоровой, купающейся в роскоши дочке, не значит для нее ничего. Она из тех, что идут по трупам с совершенно невинной улыбкой на губах.

Это, быть может, самый опасный тип людей. Потому что нет ничего опаснее тупости в совокупности с завистью. Всю свою жизнь Лера ненавидела каждого, кому удавалось устроиться в жизни лучше ее. Она даже не пыталась скрыть свою ненависть, во всеуслышание «предрекая» скорый крах объекту завистничества. При этом общаться Лера предпочитала с людьми успешными, бедность считала худшим из пороков и, по ее собственному признанию, брезговала даже приближаться к людям простым, «не ее класса».

Что касается класса, то справедливости ради нужно заметить, что родилась Лера где-то на отшибе тогда еще советской Украины, в крохотной, никому не известной деревеньке. Когда ей было 15, маме, доброй, отзывчивой женщине, посчастливилось выйти замуж за москвича — и таким образом девочка Лера тоже стала москвичкой. Теперь сей факт своей биографии она тщательно скрывает. Почему? Одному Богу известно.

В общем, Лера была не самым приятным человеком из Машкиных знакомых. И все же она привлекала некоторых особей мужского пола. Когда было нужно, умела прятать свою сущность за милым беззащитным взглядом и глуповатой улыбкой на хорошеньком личике. Некоторые бедолаги с деньгами, в поиске удобной легкой женщины, принимали все за чистую монету, далее делали ей предложение. Но, к своему счастью, успев вовремя разобраться в невесте, в срочном порядке спасались бегством. И все же один, видимо, самый «умный» из всех, дошел-таки с Лерой до венца. Посему приношу ему свои искренние соболезнования.

Тем не менее, как обычно бывает, имелся все же на этом свете человек, которого Лера искренне любила — ее младшая сестра Люба. Люба была девушка серьезная, начитанная, не чета старшей сестренке. В свои двадцать с небольшим она уже имела два высших образования, подрабатывала переводчицей от случая к случаю, часто появлялась то в «Славянке», то еще в каком-нибудь месте скопления иностранного делового люда.

Внешне Люба не сильно выделялась на общем фоне. Симпатичная шатенка, с хрупкой фигуркой и стройными ногами, она пользовалась успехом у мужчин, но коротким связям предпочитала более длительные отношения. Лера души в сестре не чаяла, гордилась ей, предвещала большое будущее. Когда-то она сама вывела младшую сестренку «в свет» и считала, что у той мало конкуренток. В чем-то она была права.

Люба категорически не общалась с русскими «нуворишами», предпочитая людей более высокого полета — политиков высшего звена, к примеру, или особо важных иностранных гостей столицы. И в данный момент она уже довольно продолжительное время встречалась с симпатичным сорокалетним гражданином Америки, Робертом N.

Как вы, наверное, догадались, именно этот факт являлся настоящей причиной встречи Машки с Лерой.

Когда, при проведении «расследования», Машка узнала с кем проживает загадочный американец, она не особенно удивилась. В конце концов, в том обществе, в котором ей приходилось вращаться, все знают друг друга, и подобным совпадениям уже никто не удивляется. Машка со своей стороны только обрадовалась новым, облегченным условиям «работы» и… позвонила Лере, разумеется.

— Вам не понравилось? — глядя на полную тарелку Леры, спросил лощеный официант.

— Не очень, — скорчив брезгливую гримаску, заявила Лера. — Суховато, знаете ли…

Покорно улыбнувшись, тот спокойно стал собирать со стола. Несложно было догадаться, глядя на истощенную фигурку девушки, что нормально ест она только по праздникам, и то не всегда. Лера с тоской проводила взглядом свой сибас.

— Надоело все это. Есть хочу, — заныла Лера. — Я всю жизнь голодная. Из одной диеты в другую. — Она жадно посмотрела на уплетаемый Машкой кусок яблочного штруделя.

— Присоединяйся. — Машка подтолкнула ей тарелку. — Просто бесподобный!

Лере показалось, что сейчас с ней случится голодный обморок. Она судорожно схватила стакан с водой и выпила его залпом.

— Вода потрясающе отбивает аппетит, — сказала она, стоически пытаясь не смотреть в сторону такого манящего пирога.

— Ваши профитроли, пожалуйста, — официант поставил на стол очередной десерт для Машки.

— Ты сумасшедшая! — с ужасом в глазах произнесла Лера.

— Чем ныть, лучше попробуй, какая прелесть, — предложила Машка. — Ну куда тебе еще худеть? Ты и так прозрачная. — Она протянула ей ложку.

Черный горячий шоколад томно стекал в лужицу крем-брюле. Лера из последних сил пыталась не замечать его приторно-сладкого запаха. В животе у нее вдруг очень громко и настойчиво заурчало.

— Это знак, — шепнула Лера и схватила ложку.

Буквально через секунду от десерта не осталось и следа.

— Как думаешь, — Лера заговорщически пригнулась к Машке. — Если я закажу еще блинчиков с клубничным сиропом, это не будет слишком?

— Солнышко, — повела плечом Машка, — даже если ты сейчас разом съешь все, что у них есть на кухне, тебе это будет только на пользу. Ты же похожа на бездомного, которого полжизни не кормили. И потом, если уж начала, то добей по полной, чтобы надолго хватило. Хочешь, я тоже еще чего-нибудь закажу, для компании?

Лера обреченно кивнула головой. Машка взглядом подозвала официанта.

«Да, провокация чистой воды, — подумала Машка. — Но что не сделаешь ради „друга“».

Было около одиннадцати. Зал ресторана уже был полон. Гости, дошедшие до кондиции, становились все веселее и шумнее. Дамы, еще недавно сидящие в одиночестве, теперь не скучали. Чае пик, господа!

Несчастная, недовольная Лера, отпустив наконец свою «заплаканную» собачку на пол, тянула через трубочку пинаколаду (гулять так гулять!).

— Я ей говорю: ну что ты вцепилась в этого американца? Это же пустой вариант! — вещала она, дойдя, наконец, до нужной Машке темы. — Молчит, дура. Это, говорит, мое личное дело. Так, говорит, надо. Надо ей, видите ли. Да влюбилась, дура, вот и надо! Она довлюбляется так до еще одного ублюдка.

— Какого ублюдка? О чем ты говоришь? — спросила Машка.

— А ты что, не знаешь? Все знают. Связалась с нищим, ребенка родила. Ну не идиотка? А у меня такие планы на нее были!

Ослепительно улыбаясь, к ним приближался официант.

— Вам просили передать. — Он протянул Машке маленький листочек бумаги.

— Кто просил? — спросила она, разворачивая записку.

Как Машка и предполагала, их просили присоединиться к веселой компании молодых людей, в числе которых был жгучий «итальянец», уже битых два часа не сводивший с нее глаз.

От кого записка? — без особого возбуждения поинтересовалась Лера.

— От пары молодых людей за три столика от нас, — ответила Машка, не поднимая головы. — Нас приглашают в гости. Но нам, по-моему, и так неплохо.

— Так что мне им передать? — не сдавался официант.

— Передайте им привет, — наконец подняв глаза, улыбнулась Машка, и официант удалился относить «передачку».

Привет молодым людям понравился, они дружно просияли, послав девушкам воздушные поцелуи. Машка, как воспитанная леди, ответила тем же и сразу же вернулась к «работе».

— И давно Люба родила? — спросила она.

— Да уже года три назад. — Лера ножкой нащупывала под столом Сладкого.

— Что ты там делаешь, свинья такая? — вскрикнула она, заглянув под стол, отчего все резко обернулись в их сторону. Набриолиненный джентльмен, внешне напоминающий итальянца, со своего места кокетливо подмигнул Машке. Та приветливо улыбнулась в ответ.

— Так Люба живет с ним? — вернулась к разговору Машка.

— С кем — Робертом или с этим алкоголиком?

— Он еще и алкоголик? — удивилась Машка. Ей было трудно поверить в то, что умница Любочка имеет такой необычный вкус.

— Конечно, алкоголик! — во весь голос крикнула она, отчего все снова обернулись в их сторону. — А за кого еще можно выйти замуж по любви, если не за алкоголика? Пьет сутками, гад, денег ни копейки не дает. Да какие деньги, ты бы видела его!

— Но что-то она ведь в нем нашла, — возразила Машка.

— Так я ведь говорю — дура! Он видите ли ее любит. И кому она нужна, такая любовь!

Машка подумала, что Лере любовь не нужна никакая, в принципе.

— И как она сейчас с ними разбирается, со своими мужчинами? — спросила она.

— Да никак, — уже немного успокоившись, зевнула Лера.

— А ребенок с кем? Кстати, это мальчик или девочка? — Машка пока ходила вокруг, не форсируя события.

— Девочка, Дашка, — снова зевнув, сказала Лера.

— Очень милое имя, — улыбнулась Машка.

Лера достала пудреницу и стала тщательно намазывать губы перламутровым блеском.

— Дашка всегда при ней. Если Любка у себя дома, она тоже там. Если у Роберта, то и она там же. Американец вроде не возражает, даже наоборот. Своих детей нет, вот он с ней и возится.

— Что, хороший мужик? — спросила Машка.

— Да полный придурок, — махнула рукой Лера.

Машка другого ответа и не ожидала.

В этот момент, наконец решившись, к их столику модельной походкой подошел «итальянец». Он, как будто ища поддержки, то и дело оборачивался к своей компании, внимательно за ним наблюдающей. «Итальянец» улыбнулся белозубой улыбкой, представился и при ближайшем рассмотрении оказался армянином Артуром.

Лера, жутко недовольная тем обстоятельством, что ее явно не замечают на фоне Машки, казалось, готова была уже треснуть настырного ухажера по его смуглой наглой физиономии. Чтобы компенсировать недостаток внимания, она принялась яростно мять в руках свою несчастную псину. Сладкому это явно не нравилось. Он глухо рычал и пытался укусить хозяйку. Но она всякий раз предусмотрительно отдергивала руку.

Последовал яркий поток слов и метафор — что было сразу же Машкой оценено. Но сегодня ей было совсем не до новых знакомств, еще много предстояло узнать у Леры, и «итальянец» Артур в блестящих ботинках совершенно не входил в ее планы.

Пообещав подумать над его предложением куда нибудь сходить вместе, Машка позволила ему поцеловать руку, чему он был явно очень рад. Удовлетворенный исполненной миссией (как ему думалось), «итальянец» вернулся к своей компании.

— Понаехали, куда ни глянь — они! — зашипела Лера.

— Давно ли ты, солнышко, сама стала москвичкой? — с иронией произнесла Машка. Та прикусила губу.

Ночь выдалась очень приятная, теплая. Легкий ветерок, небо усыпано звездами. Машке не спалось. Она сидела на крыльце своего дома и курила.

Прошло уже около двух недель с момента встречи с Лерой в ресторане. Они тогда досидели до поздней ночи. Машка терпеливо слушала привычные жалобы Леры на жизнь. Но и как бы между делом узнала много интересного о господине Роберте N.

Большей частью это были всякие мелочи: например, что по утрам американец непременно съедает пару хрустящих, подогретых в духовке круассанов с камамбером, принципиально не носит костюмов, предпочитая джинсы и джемперы, не выносит запаха духов, и сам ими не пользуется, совершенно не пьет спиртного и не терпит беспорядка в доме. Но также она узнала (вот это уже более важная информация), что женщин он предпочитает исключительно умных, желательно со знанием языков, высшим образованием и с природной харизмой.

«Здесь все просто, — подумала Машка. — С ним проблем не будет. Главное, чтобы усилия не оказались напрасными. Вдруг этих пресловутых бумаг у него нет? И что вообще это за бумаги?»

Завтра Машка собиралась наконец познакомиться с Робертом. Ей хотелось, чтобы весь этот цирк, похожий на мыльную оперу с налетом детектива, быстрее закончился. Ее беспокоили побочные элементы аферы: дней десять тому назад, поздно вечером, в районе Чистых прудов (недалеко, как оказалось, от дома Роберта), новенький «Лексус», которым рулила Люба, остановил патруль. Но, к большому Любиному удивлению, проверкой документов люди в форме не ограничились — вежливо предложили Любе выйти из машины и провели незатейливый обыск. В результате которого почти сразу же «обнаружили» внушительного размера пакет с белым порошком. Естественно, Люба порошка этого в глаза никогда не видела, о чем тут же заявила. Но, как бы то ни было, ее задержали, и с тех пор она находилась в следственном изоляторе.

Также Машке было известно, что любовник-американец давно в курсе происходящего. Но, как и предполагал Борис и его коллеги, устроившие эту комедию, он не предпринимал никаких действий и судьбой подруги не интересовался. Машка, конечно, понимала, что американец просто напуган. Может, он и был когда-то удивлен полным отсутствием медведей на московских улицах, но в том, что на этих самых улицах в любой момент с ним, добропорядочным американским гражданином, может случиться что-нибудь гораздо неприятнее встречи с косолапым мишкой, он давно не сомневался. Русские правоохранительные органы всегда были чем-то вроде ночной страшилки для американцев.

Машка, отчасти понимающая положение американского любовника Любы, внутренне все же согласилась с мнением Леры о нем.

Ей не нравилось такое положение дел. Едва узнав о идее Бориса вывести Любу из игры таким неприглядным способом, подруга сразу же попыталась ему объяснить, что в этом нет никакой необходимости, что она и сама сможет справиться с ситуацией, потому как затруднения с завоеванием мужчин у нее случаются крайне редко.

Борис же попросил в его дела не вмешиваться. И напомнил Машке, что от нее требуется только максимально быстро и незаметно найти интересующие его бумаги.

Сегодня Машка снова беседовала с Борисом и предположила, что, даже если Люба будет на свободе, осторожный американец едва ли и на пушечный выстрел к ней приблизится. На что Борис ответил, что и сам того же мнения, и уже позаботился о том, чтобы утром следующего дня Любу отпустили.

«Придумают что-нибудь, — сказал он, — извинения принесут. В конце концов, с ней все в полном порядке — живая, здоровая. Дочка находится с отцом».

Машке было жаль Любу, но… «Надо ложиться спать, — подумала она, — утро вечера мудренее».

Как и было задумано, Машка без проблем, сумела привлечь внимание Роберта. Она даже была немного разочарована тем, насколько это оказалось просто.

В просторном лобби гостиницы N, что находится в самом центре Москвы, по причине ежегодно устраиваемого в эти дни пати, собралось изысканнейшее общество. Господа угощали дам шампанским, дамы целовали друг друга в щечки. Все как всегда. Ничего особенного.

Когда все заняли свои места в конференц-зале и первый оратор уже произносил свою речь, за дверью послышался звонкий смех. Через несколько мгновений дверь резко распахнулась и появилась Машка во всей красе. На ней было красное в пол платье с перетягивающим в поясе цыганским платком. Растрепанные волосы были распущены по плечам. И все. Никаких украшений, буен ко в, браслетиков, сумочек. Только платье и платок. Машка была босая!

По залу прокатился гул. Послышались восхищенные мужские возгласы. Все головы были обращены к красавице в красном. Докладчика уже никто не слушал.

Машка, будто опешив на секунду, удивленно обвела взглядом присутствующих. Тут в дверях показался запыхавшийся паренек (по-видимому, сотрудник отеля). В руке он держал Машкины босоножки. Девушка взглянула на него, снова рассмеялась и выпорхнула за дверь как ни в чем не бывало.

Гости с недоуменными улыбками перешептывались друг с другом по поводу прекрасной незнакомки. В число гостей, как вы догадались, входил Роберт — стройный, высокий блондин сорока с лишним лет, внешне достаточно интересный. Как и другие представители его пола в зале, он также находился под впечатлением от босоногой прелестницы.

Каково же было его удивление, когда, устало усаживаясь в свой серебристый «Мерседес», поданный к выходу пожилым водителем, он заметил знакомое красное платье.

Это была все та же незнакомка, только уже не босая.

Прелестница рассеянно смотрела куда-то вдаль. В губах у нее была неприкуренная сигарета. Помедлив мгновение, Роберт взял у водителя зажигалку, вышел из машины и направился прямиком к Машке.

Сказав что-то на чистом русском о вреде курения, он дал Машке прикурить. Та отстраненно поблагодарила. Затем, взглянув на него влажными карими глазами уже с гораздо большим интересом, совершенно неожиданно для американца взяла двумя руками его лицо, приблизила к себе и сочно поцеловала в щеку. Потом развернулась и пошла к лифту. Она немного пошатывалась, как будто была не трезва. Роберт двинулся за ней.

Лифт двигался медленно. Машка стояла спиной к мужчине, как будто его и не было. Он следил за лифтом, раздумывая о целесообразности продолжения знакомства. Когда лифт прошел уже третий этаж, бархатная сумочка Машки «неожиданно» выпрыгнула из рук. Девушка ахнула, и грациозно наклонилась, чтобы поднять ее. Как вдруг тоненькая бретелька красного платья «совершенно случайно» скатилась с плеча, обнажив безупречную Машкину грудь. Проходивший мимо постоялец гостиницы при виде такой красоты застыл как вкопанный, за что получил внушительный пинок в спину от своей немолодой дражайшей половины. Машка же как ни в чем не бывало водрузила на место непослушную бретельку и, заметив Роберта, без тени смущения подарила ему один из своих коронных тщательно отрепетированных взглядов.

Короче говоря, в эту ночь Машка ночевала не у себя дома. И не в снятом заранее номере престижной гостиницы N. Ночь эту она провела в роскошной пятикомнатной квартире американца на Чистых прудах.

Дверь им открыла приятного вида домработница. Появление поздней гостьи ее совершенно не удивило. По просьбе хозяина она быстро накрыла на стол и скрылась в одной из комнат. Минут через пять, уже переодевшись, появилась снова и, испросив позволения, отправилась домой.

Машка проснулась около полудня. Откуда-то доносился аппетитный запах яичницы. Она обвела взглядом комнату, обставленную немного скучной, на ее взгляд, мебелью. На дверце шифоньера висело красное платье. Оно было единственным ярким пятном в этой комнате. Девушка улыбнулась своему платью.

Тяжелые бархатные шторы были задвинуты, отчего в комнате стоял полумрак, с детства внушающий Машке страх. Она подошла к окну и раздвинула шторы. Яркое летнее солнце ворвалось в комнату. Но ощущение опасности не проходило. «К чему бы это?» — подумала она, но решила не обращать внимания.

Машка села на кровать и стала вспоминать весь вчерашний вечер. Она еще раз похвалила себя за проделанную работу. Роберт оказался довольно легкой добычей. Клюнул на первую наживку, отчего Машке снова стало жаль Любу. Ее успокаивало лишь то, что по крайней мере уже сутки Люба находится на свободе, вместе со своей маленькой дочкой.

Запах из кухни становился все настойчивее. Почему-то Машке не хотелось сейчас видеть Роберта. Но желудок требовал обильного сытного завтрака, и она стала искать глазами свою шаль. Обнаружив ее прямо под ногами, встала, обернула платок вокруг тела на манер полотенца и отправилась на запах.

На огромной, оборудованной по последнему слову техники кухне, за чашкой кофе сидела вчерашняя невозмутимая домработница Роберта, представившаяся Наташей. Она тут же вскочила и поинтересовалась у Машки, не желает ли та что-нибудь на завтрак. Машка с сожалением подумала, что, по-видимому, так аппетитно пахнущую яичницу домработница Наташа готовила для себя. Однако попросила себе такую же. И еще поджаренных тостов с маслом. Наташа посмотрела на нее с нескрываемым уважением.

Машка поинтересовалась, когда ждать Роберта.

Домработница ответила, что обычно по субботам он уезжает часа на два-три. А гостье просил передать, что, если есть возможность, пусть его дождется. Машка размышляла, как же это ей удастся — полазить по квартире при Наташе. Решила для начала просто совершить экскурсию по комнатам.

Но, по-видимому решив сделать исключение для новой знакомой, американец неожиданно вернулся, когда Машка только собиралась встать из-за стола. «Дело затягивается», — подумала она и с милой улыбкой встала навстречу Роберту. Они, как старые друзья, сели пить зеленый чай. Машка вспомнила, что у нее закончились сигареты, и домработница была отправлена в ближайший магазин. (Только из-за Машкиного пристрастия к сигаретам домработница Наташа тогда осталась в живых.)

Роберт сидел рядом и гладил Машкину коленку, что ей почему-то совсем не нравилось. Необъяснимое чувство тревоги не проходило. Раздался короткий деликатный звонок в дверь. Но Машка все равно вздрогнула. Когда мужчина неохотно пошел взглянуть, кто там, она на всякий случай шмыгнула обратно в спальню. Тихо прикрыла дверь, оставив небольшую щелочку, и прислушалась.

Говорила женщина, молодая. Машка узнала голос Любы. Она что-то объясняла Роберту на английском. Машка не могла расслышать, что именно, хотя и догадывалась о чем речь. Она сбросила с себя шаль и уже надевала платье, когда дверь медленно приоткрылась. Через небольшую щель в комнату проникла хорошенькая краснощекая девчушка с густой челкой каштановых волос. Она была еще совсем малышка. Машка поняла, что Люба пришла не одна, а с трехлетней дочкой Дашей. Девчушка удивленно уставилась на незнакомку. Она явно не ожидала увидеть ее в этой комнате.

Машка присела перед ней на корточки:

— Привет, — сказала она. — Ты кто?

Девочка смущенно потупила глаза:

— Дася, — ответила она еле слышно.

Машка с нежностью улыбнулась:

— Какое красивое имя. Кто же тебя так назвал?

— Мама, — гордо ответила девочка и еще крепче прижала к себе игрушку, которую держала в руках, — плюшевого щенка, похожего на лабрадора.

— Ого, — сказала Машка, — какая у тебя собака! А у нее есть имя?

— Буся, — с удовольствием произнесла девочка.

— Ты, наверное, очень любишь собак? — спросила Машка.

Девочка кивнула и для пущей убедительности поцеловала Бусю в черный глаз-пуговицу.

— Может, у тебя есть и настоящая собака? — спросила Машка.

Девочка с сожалением покачала головой.

— Обязательно будет! — сказала Машка с уверенностью.

Взгляд Даши сразу же повеселел. Она доверчиво приблизила мордочку Буси прямо к Машкиному лицу, как бы предлагая ей поцеловать любимую игрушку. Машка с удовольствием чмокнула щенка в нос.

— А тебя поцеловать можно? — спросила она.

Утвердительно кивнув, Даша подставила румяную щечку. Машка обняла девочку и прижала к себе. Никогда еще она не испытывала этого странного чувства. Раньше всегда абсолютно равнодушная к детям, сейчас она чувствовала такую невероятную нежность к этой совершенно незнакомой девочке, что из глаз совершенно неожиданно брызнули слезы. «Что это еще за новости? — подумала Машка. — Старею, наверное».

Девочка, увидев на глазах незнакомой тети слезы, погладила Машку по голове пухленькой ладошкой.

— Не пачь, — сказала она не по-детски серьезным голосом. — Не пачь, ты касивая!

Машка тихо рассмеялась сквозь слезы и еще крепче прижала малышку к груди.

Дальше все происходило как в бреду. Раздался еще один звонок в дверь. «Наташа, наверное, — подумала Машка. — Хотя зачем ей звонить, у нее наверняка есть ключи».

Звонок прозвенел еще и еще раз. Но дверь не открывали. К Машке снова вернулось ощущение опасности.

«Не нравится мне это», — подумала она.

Даша хотела было вернуться в прихожую, но Машка почему-то остановила ее. Девочка удивленно посмотрела на нее карими глазами.

— Я хочу к маме, — сказала она, наморщив маленький лобик.

— Сейчас пойдешь, малыш, — сказала шепотом Машка и, зачем-то плотнее прикрыв дверь, прислонилась к ней ухом.

Звонок смолк, на мгновение стало очень тихо. Машка прижала руку к животу. Стало страшно. Она знала, что сейчас что-то произойдет. Она с самого детства, как кошка, чувствовала опасность…

Через мгновение раздался страшный грохот, как если бы на дом сбросили бомбу. Машка инстинктивно пригнулась и повалила Дашу на пол. Стали слышны крики, мат, топот ног, Машка взглянула на девочку. Та, к большому удивлению, не плакала, а только сжавшись в комочек, с ужасом смотрела на нее. Машка прижала палец к губам, призывая ребенка к молчанию.

Почти беззвучно, по-кошачьи она подошла к шифоньеру. Это было единственное место в комнате, где можно было спрятаться. Машка потянула дверцу на себя, и она предательски заскрипела. Внутри, на счастье, было полно одежды. Сверху висело штук пятьдесят, не меньше, всевозможных рубашек, батников, джемперов, а также многочисленные, в основном темные, классические, идеально отглаженные джинсы Роберта. Внизу лежало огромное пестрое одеяло, и несколько маленьких подушек.

Снова прижав палец к губам, Машка жестом показала девочке, чтобы она подошла к ней. Та послушно поднялась с пола, как завороженная, приблизилась к Машке и взяла ее за руку. Машка подняла с пола свои босоножки, сунула под мышку бархатную сумочку, закинула на плечо шаль и вместе с Дашей залезла в шкаф. Тот предательски заскрипел. Машка в первый раз в жизни пожалела, что не весит килограмм эдак сорок пять, как большинство знакомых ей девушек. Она накинула одеяло на себя и на Дашу и обложилась вокруг подушками. Чувствуя, как девочка дрожит всем телом, положила руку ей на голову и услышала всхлип.

— Нельзя, малыш, — прошептала Машка. — Потерпи, скоро все закончится.

В этот момент где-то у них за спиной, по-видимому, в соседней комнате, раздался оглушительный хлопок, потом еще несколько. А еще через пару секунд где-то совсем рядом послышались шаги. Внутри у Машки все похолодело — она поняла, что в комнате они не одни…

С самого детства ей время от времени снился сон, как, теряя равновесие на крутой лестнице, у которой нет конца и края, она с дикой скоростью летит вниз. И всякий раз испытывала при этом такой ужас, что просыпалась в испарине. Сейчас, в этом шкафу, она впервые наяву ощутила животный страх, очень напоминающий по ощущениям ночной кошмар.

Машка зажала девочке рот ладонью. Чьи-то ноги быстро прошли по комнате мимо их убежища. Ей показалось, что сейчас она потеряет сознание.

Мария не знала, сколько времени они с Дашей провели в шкафу. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она наконец позволила себе пошевелиться. Девочка уже не дрожала. Машке даже на секунду показалось, что ребенок спит. Но, приглядевшись, она увидела два карих глаза, устремленных на нее.

— Потерпи, малыш, — хрипло сказала Машка и удивилась собственному голосу. Она снова прислушалась. Интуиция подсказывала, что опасность миновала. Голоса давно смолкли, стояла абсолютная тишина. Машка осторожно приоткрыла дверцу шкафа и выглянула наружу. Мысли постепенно вставали на места. Они и подсказали, как можно быстрее покинуть эту квартиру. Девушка спешно обула босоножки.

«Точно как в дешевом боевике», — подумала она. Помедлив еще мгновение, вылезла наружу, взяла на руки Дашу и двинулась к двери. В этот момент раздался истошный вопль, по-видимому, вернувшейся с сигаретами Наташи. Машка выглянула в коридор. Домработница, застыв в шоке, стояла в соседней комнате к ней спиной.

Воспользовавшись моментом, Машка проскочила к двери и молнией вылетела за порог. Она, как безумная, неслась вниз по ступенькам с маленькой Дашей на руках. Ей повезло — ни одна душа ей не встретилась, и уже через несколько секунд шикарная дама с розовощекой девочкой на руках спешно ловила машину у станции метро Чистые пруды.

Потом были длительные объяснения с Борисом, который, по его словам, не имел никакого представления о том, что случилось, и сам терялся в догадках, кому же мог так помешать американец. Машка со своей стороны в искренности его слов не сомневалась. Потому как не видела никакого смысла в том, чтобы ее засылали зачем-то в дом иностранца, устраивали потом в нем погром, убивали хозяина и его неожиданно нагрянувшую любовницу, а ей, засланной шпионке, позволили просто отсидеться в шкафу.

Понятно, что денег она никаких не получила, да и не ждала. Машка и сама бы охотно отдала все, что имела, чтобы повернуть время вспять. Правда, когда она думала об этом, в голову приходила мысль, что именно ее присутствие в злополучной квартире на Чистых прудах спасло жизнь маленькой Даше.

Приезжала Люська, взахлеб рассказывала о загадочной смерти американца, о внезапном отъезде в Америку ее любовника Майкла, о попавшей в больницу на нервной почве Лере. Пролистывала привезенные с собой последние газеты, расписывающие загадочное убийство иностранного гражданина. Интересовалась, не успела ли Машка все-таки встретиться с Робертом. Та терпеливо отвечала, что Борька давно все договоренности с ней отменил, чему она была очень рада ввиду появления неотложных дел.

Потом еще долго Машка не могла засыпать без снотворного, часами ворочалась в кровати, вставала и ходила по комнате. Она не могла выкинуть из головы ту картину, которую, убегая, успела все-таки заметить и которая заставила так истошно кричать домработницу Наташу.

Примерно через неделю после всех событий Машка и оказалась на скамейке в скверике, высматривая отца Даши, Сергея Валерьевича Голина. Увиденное убедило ее в правильности принятого решения. Теперь она точно знала, что Дашка останется с ней, и была, неожиданно для себя, безумно этому рада. В чем-то она считала себя причастной к гибели Любы. Но понимала, что все случилось так, как должно было случиться.

Машке удалось узнать, где проживают родители отца Даши. Бабушка и дедушка девочки жили в почти развалившейся хрущевке недалеко от центра. Машка оставила на пороге их квартиры конверт с десятью тысячами долларов, позвонила в дверь и сбежала вниз по лестнице.

Убедившись в том, что деньги попали по назначению, она с более или менее спокойной совестью села в свою машину и отправилась домой. Там ее ждала маленькая девочка с карими глазами. Машка пока объяснила Даше, что маме пришлось уехать, и скоро она вернется. Малышка очень привязалась к тетеньке за эти дни — ходила за ней повсюду, как хвост, и расстраивалась, когда та собиралась в город.

Тетя Таня была уверена, что Дашка на самом деле родная Машкина дочь, которую та почему-то до трех лет где-то скрывала. На ироничные вопросы Машки, как же ей тогда в свое время удалось скрыть свой живот, тетя Таня отвечала, что ей всегда были подозрительны длительные поездки Машки за границу. Подруга смеялась и просила объяснить, зачем же ей было где-то прятать ребенка. На что почтенная старушка поджимала губы и отказывалась разговаривать с матерью-кукушкой.

На самом деле уверенность тети Тани в происхождении Дашки в первую очередь заключалась в том, что новоявленные «мама с дочкой» были прямо-таки на одно лицо. Те же влажные загадочные глаза, тот же точеный носик, те же пухлые яркие губы. Просто мистика какая-то.

Машка и не думала спорить с разочаровавшейся в ней тетей Таней. Ей даже казалось, что Дашка на самом деле ее дочь, просто встретиться им было суждено таким непривычным, страшным образом. Машка без конца просила Бога о прощении и благодарила за нежданное трехлетнее чудо, поселившееся в ее доме.

Если говорить откровенно, подружка не могла иметь детей. Сказалось бурное прошлое, когда у нее не было возможности проявлять такую разборчивость, как сейчас. Так что Дашка была для нее чем-то вроде подарка небес.

Сейчас девочка уже официально приходится Машке родной дочерью (полезные связи сделали свое благое дело). И даже с недавних пор зовет ее мамой.

Вичка

— Ну, еще ложечку, — пропела молоденькая медсестра Марина. В одной руке держа тарелку с овсянкой, другой она пыталась накормить сидящую перед окном девушку. Марина была хорошенькая, молодым людям нравилась и поэтому очень не любила задерживаться на работе. А эта Вика, как всегда, отказывается есть — ну что за напасть! «Одно слово, зажрались», — подумала медсестра, одновременно весело подмигнув девушке. Та отвела взгляд.

— Мариш, я есть не буду, ты иди, — произнесла она вяло. — Лучше мне чаю принеси. «Снова доктор ругать будет», — простонала мысленно Маринка, унося поднос с едой. Ей не нравилась Вика, не нравилась ее манера говорить, растягивая звуки, не нравилась ее медлительность, ее вечно застывший, задумчивый взгляд. Но Вика была важной пациенткой — только за сутки ее пребывания в лечебнице платили гораздо больше, чем Маринка получала за месяц.

— Сорок кило, и это при росте сто семьдесят пять, и как она еще живет? — в который раз пробурчала себе под нос медсестра, закрывая дверь палаты.

За день до отъезда Машки в Лондон мы решили навестить нашу общую знакомую Вику. Она уже несколько месяцев находилась в этой престижной частной клинике. Лечебница располагалась в закрытом от посторонних глаз участке соснового леса с собственным небольшим ухоженным прудом, в котором плавали совсем ручные утки.

Здесь имелись и спортивный центр, и спа, и ресторан, и даже маленький кинотеатр для пациентов. Чаше всего на территории этого медицинского учреждения можно было встретить жен и любовниц сильных мира сего, приходящих в себя после очередной пластики, наших родных псевдозвезд эстрады и кино, находящихся здесь для того, чтобы в кратчайшие сроки сбросить двадцать-тридцать лишних килограммов, накопившихся в их «измученных» телах за зиму («лечили» их, как вы уже, наверное, догадались при помощи банальной голодовки и, пардон, жутких травяных клизм сразу после пробуждения. Бр-р-р!)

Также принимали здесь и родителей наших отечественных олигархов. Светила науки обещали любящим сыновьям в два, а то и в три раза улучшить состояние здоровья их мам и пап. Надо отдать должное, иногда у них это получалось.

Мы заранее предупредили Вику о своем визите. Не уверена, что новость вызвала у нее особый восторг, да мы на это и не рассчитывали. Уже очень давно Вика ничего не ела. То есть почти ничего.

Три года назад Виктория, девочка из интеллигентной питерской семьи, за компанию с лучшей подружкой Лялькой, нагрянула в Москву в поисках лучшей жизни. (Хотя, по-моему, может, качество московской жизни и отличается выгодно от питерской, но люди в экс-Ленинграде точно гораздо приятнее москвичей.)

Вика всегда была очень яркой девочкой. Она никогда не испытывала недостатка в поклонниках, и комплексами по этой причине не страдала. За веселый, отзывчивый характер Вику любили все знакомые. Трудно не любить человека, который в любую минуту готов прийти тебе на помощь. Вика на самом деле принадлежала к тому редкому типу людей, которые способны совершенно от чистого сердца сопереживать близкому. Была у нее и еще одна особенность: Вике нравились как мальчики, так и девочки. Впрочем, не то чтобы девочки вообще, а, скажем так, выборочные персонажи. Может быть даже, это было совершенно единичный, эксклюзивный интерес. Однако интерес настолько сильный, что он наложил отпечаток на всю ее последующую жизнь.

Не хочу никого обидеть, но раньше я всегда считала, что девочки, неравнодушные к девочкам, далеко не самые приятные личности, и, когда узнала о вкусах Вики, была очень удивлена. Она вся насквозь была женщина, каких поискать. С внешностью у нее все было очень даже неплохо: светло-русые волосы до плеч с необыкновенным рыжим отливом (с тех пор как мы знаем Вичку, наверное, мало кто из нас не попробовал обзавестись таким же цветом волос, но, увы, безуспешно; Вика же волосы не красила, уникальный цвет получила от природы), чуть раскосые зеленые глаза, маленький, аккуратно очерченный рот, с роскошной родинкой над левой губой.

Одевалась Вика не так, как все. Вещи, которые она надевала, нельзя было назвать модными. При этом казалось, что в искусстве подачи себя она давно обошла всех авторов модных страничек, вместе взятых. И это не значит, что девчонка ежедневно штурмовала лучшие московские бутики. Совсем нет.

Чаще всего ее можно было увидеть в простых, незатейливого кроя платьях, преимущественно серых и коричневых тонов, которые, по мнению модных журналов, отталкивают большинство мужчин. Но, судя по популярности Вики, далее эксперты модных журналов иногда ошибаются.

А мужчин Вика привлекала в основном самых что ни на есть настоящих — так сказать, со стержнем. В этом вопросе она могла бы даже посоперничать с Машкой. Может, поэтому Машка особенно выделяла Вичку из числа остальных.

Познакомила нас с Викой Лялька, бывшая модель, девушка куда менее интересная, чем ее подруга. Хотя внешность Ляльки неинтересной можно назвать с трудом. Ростом она со среднестатистического нападающего сборной NBA. При этом вес ее едва ли превышал в то время отметку в пятьдесят килограммов. Завершал образ огненно-рыжий цвет волос, который каждые две недели она обновляла в салоне. Лялька носила исключительно мини, которые издали можно было принять за причудливого вида трусы.

Что примечательно, вкусу своему Лялька не изменяла никогда. Как я увидела ее впервые года три назад в этих «трусах», так и по сей день она хранит верность своему стилю, если это можно назвать столь банальным словом. Так или иначе, цель оправдывала средства: охотников на сердце или, вернее, попу Ляльки тоже было предостаточно.

Она же считала себя самой неотразимой девушкой в мире, и в принципе не думала, что у нее могут быть соперницы. В отличие от своей подруги, Лялька к девочкам была совершенно равнодушна. Но и не осуждала Вику. Ей просто было все равно.

Вообще Лялька была, наверное, наибольшим пофигистом из всех, что встречались мне в жизни. Если дело не касалось ее лично, она относилась к нему с полным равнодушием — касалось ли это умирающих от голода детей стран третьего мира или крепко сидящего на игле родного брата. Ей было абсолютно, как говорят, по фигу. Прямо как в моем любимом фильме: «А мне один хрен. Хотите, пойдем мусоров резать, хотите — сразу разбежимся». Признаю, не самый приятный пример, зато самый убедительный.

Понятно, что и подругу свою она не особенно жаловала. Так, комси-комса. В столице, в отличие от Вики, у Ляльки была масса знакомых, посему всегда было место, где перекантоваться первое время. Вику же не очень прельщал вариант слоняться по чужим квартирам, и она сразу принялась за дело.

С шести лет Вика занималась танцами, и очень в этом деле преуспела. Когда в каком-нибудь клубе она начинала танцевать, то сразу же становилась центром всеобщего внимания. Причем показать она могла все, что угодно — от аргентинского танго до лезгинки. (В этом случае кавказские джигиты в прямом смысле слова доходили до исступления. Один из них даже попытался однажды красавицу украсть, но что-то там у него не заладилось, и Вика даже испугаться толком не успела.)

Так что долго думать о выборе первого заработка ей не пришлось. Лялькины знакомые помогли питерской принцессе устроиться в стриптиз-клуб. Но Вика долго там не задержалась, сразу поняв, в какую кабалу попала. Девочки-стриптизерши работали как лошади, выкладывались на всю катушку, а получали за это гроши, которых едва хватало на средней руки гардероб с рынка ЦСКА и выплату кредита за семилетнюю иномарку.

Вику же манили совсем другие горизонты, и она выбрала самый быстрый способ их достижения. По совету знающих людей она умудрялась попадать на некоторые закрытые вечеринки, где собирались самые жирные сливки столичного общества, то есть те же банкиры, продюсеры, политики и, безусловно, Викины «подруги по несчастью» (ну какая без них тусовка?). Большинство этих девочек числилось в разных модельных агентствах. Попадались как хорошенькие, так и… как бы поточнее сказать… страшнее атомной войны. Причем чем страшнее была девица, тем более нагло и развязно она себя вела. (Это вопрос к психологам.) Но примечательно то, что чем страшнее, кривоножее и наглее была так называемая «модель», тем большим пользовалась спросом! (А это вопрос уже, наверное, к сексопатологам.)

Иногда Вике попадались на глаза совсем молоденькие девочки, так сказать, на любителя. На вид она не дала бы некоторым из них и семнадцати. Эти вели себя скромнее. Хотя Вика искренне сомневалась в том, что они на самом деле такие скромные, просто в большинстве случаев им пока еще совсем нечего было сказать.

Богатенькие дяди бывали здесь без своих благоверных или, по крайней мере, с любовницами. Так что девчонкам было где развернуться. Главным принципом Вики было в любой ситуации, в любом обществе сохранять чувство собственного достоинства (ну или хотя бы делать вид, что у нее неплохо получалось). И эти новые для нее вылазки не были исключением. Имея от природы дар привлекать к себе людей, Вика очень скоро стала своей на этом празднике жизни. (Хотя я скорее назвала бы это пиром во время чумы.)

В своих скромных платьях девушка выгодно выделялась на остальном, стразово-розовом фоне. На нее обращали внимание именно те, простите за Машкино слово, жертвы, которых она себе намечала. Вычурно-дорогие пиджаки или остроносые ботинки, а точнее, их до самозабвения влюбленные в себя хозяева сразу же отсеивались.

В один из таких вечеров к Вике и подошел невзрачный на вид, в скромном синем батнике и туфлях «Ecco», господин. То есть сам лично он не подходил, а прислал человека, чтобы тот пригласил девушку присоединиться к их обществу. Впрочем, общества никакого и не было. Господин сидел один в укромном уголке, откуда, по всей видимости, ему было удобно наблюдать за гостями. Вот наша Вика и попалась ему на глаза.

— Герман, — представился скромный дядечка и протянул Вике руку.

— Присаживайтесь, — снова сказал он и жестом отпустил своего человека, который, как потом выяснилось, его родной племянник и правая рука, Игорь.

— Вика, — в свою очередь представилась девушка. После чего поинтересовалась: — Вам здесь не скучно?

— Уже нет, — ответил новый знакомый и улыбнулся, отчего его маленькие бесцветные глазки превратились в щелочки, и он оказался похож на змею. Вике почему-то стало не по себе.

— Сколько тебе лет? — Герман решил не тянуть резину и сразу перешел на «ты».

— Двадцать три, — ответила Вика просто. — А вам?

Герман снова прищурил глаза и усмехнулся. Он оценивающе рассматривал Викторию. Глазки-буравчики тщательно ощупывали ее тело.

— Годишься! — сказал он вдруг.

Вике не нравилась такая манера общения и очень захотелось уйти. Она приподнялась с кресла и собралась просто удалиться, но Герман уверенным движением взял ее за запястье.

— Ладно, без обид, — сказал он уже более дружелюбно. — Хотел посмотреть, насколько ты уже гнилая.

— Вам еще никто не говорил, что у вас очень своеобразная манера общения? — сказала Вика нарочито официальным тоном. — И мне она не нравится. Если мы с вами собираемся дружить, то давайте это будет обоюдно вежливая дружба.

Герман рассмеялся. Таким он нравился Вичке гораздо больше.

— Дружба? — Он прикурил сигарету. — Это теперь так называется?

— Я вообще люблю дружить, — в том же официальном тоне объявила Вика. — Дружба — это хорошо! Разве вы так не считаете?

Герман снова рассмеялся.

— Наверное, ты права, — сказал он. — Как насчет дружить у меня дома?

У входа их ждали два черных блестящих джипа. Из одного, заприметив хозяина, вышли сразу три внушительного вида охранника. Герману не нравилось повсюду появляться с хвостом, поэтому охрана обычно ожидала его на улице.

— Мой друг, — ухмыльнувшись глазами-щелочками, представил он охране Вику.

Добродушного вида крепкий мужичок где-то под пятьдесят, по-видимому, начальник охраны, кивнул головой в знак приветствия. Два молодых человека отрешенного вида, были, казалось, увлечены изучением обстановки. Дабы не выглядеть бездельниками, зря получающими зарплату, они что было мочи вертели накачанными шеями с такими сосредоточенными лицами, что со стороны все выглядело ну очень эффектно.

Вика почувствовала себя настоящей звездой — Дженнифер Лопес, например, ну или Бритни Спирс на худой конец (хотя последняя телохранителей предпочитает исключительно черных и по крайней мере вдвое толще).

Вика еще не очень хорошо ориентировалась в Москве. Но, когда их машина с Пресненской набережной свернула вверх на Кутузовский, ей показалось, что она знает, куда они держат путь. И не ошиблась — следующим был поворот на Рублевку.

Вика до этого дня только слышала об этой отдельной, автономной планете и ее «неземных» обитателях. Знакомые девчонки считали верхом успеха закончить свою нелегкую молодую жизнь на мягком ковре рядом с мраморным камином в одном из домов Жуковки, пусть даже не самом шикарном.

Всю дорогу новый знакомый не произнес ни слова, а только беспрерывно курил сигарету за сигаретой. «Кто его знает, что ему от меня нужно», — рассуждала Вичка сама с собой. — «На извращенца вроде не похож. Или похож?» От этих мыслей ее руки покрылись гусиной кожей. С извращенцами она еще никогда дела не имела, и перспектива такая ей совсем не улыбалась.

У ресторана «Царская охота» машину остановил молоденький гаишник в новенькой фуражке. Водитель протянул ему документы. Через секунду, откуда ни возьмись, появился старший коллега — майор. Он бесцеремонно забрал из рук удивленного новичка-лейтенанта документы и поспешно вернул их водителю. Затем нагнулся и заглянул в салон. Герман молча кивнул майору. Машина тронулась, гаишник-майор по стойке смирно отдал ей честь.

«Важный, видать, дяденька, этот Герман», — подумала Вика и немного успокоилась.

Скоро они подъехали к ничем не примечательным на вид зеленым воротам. Водитель открыл перед Викой дверь машины, и она огляделась вокруг. Было уже довольно поздно, но дом ярко освещали причудливой формы фонари. Вернее, дом был не один, их было несколько: самый большой стоял как бы особняком от других, а за ним, чуть левее, расположились еще два дома поменьше.

Архитектура, надо сказать, оставляла желать лучшего. «С такими деньгами, — подумала Вичка, — могли бы придумать что-нибудь поинтереснее. Какие-то деревенские избы, только что не деревянные».

— Что, нравится? — спросил Герман, как будто услышав ее мысли.

— Честно говоря, не очень, — ответила Вика. — Простовато как-то.

— Да, — неожиданно подтвердил Герман, — мне тоже не нравится. Здесь еще дед мой жил. Знаешь, сколько лет уже этому дому?!

«Да уж, наверное, немало», — подумала Вика и оценивающе посмотрела на Германа. Ему можно было с легкостью дать как пятьдесят, так и шестьдесят… а то и больше.

— Это же не Жуковка какая-нибудь. Это Горки! Здесь и так сгодится. Мы только слегка здесь кое-что подправили, и все. Времени ни на что не хватает.

Вика кивнула головой. Честно говоря, ее совершенно не интересовало, что и где здесь подправил Герман. На дворе стоял ноябрь, и было, мягко говоря, немного холодно. Но главное, Вика ну очень хотела в туалет! Всю дорогу она ругала себя, что не зашла перед выходом в дамскую комнату, как ее всегда учила мама. Так что сейчас она была почти готова сходить под себя. «А что, убью сразу двух зайцев, заодно и согреюсь», — невесело подумала девушка.

— Герман, — не выдержала Вика. — Вы не против, если мы зайдем в дом?

— Ты что, замерзла? — с удивлением спросил он.

— И замерзла, и, честно говоря, писать очень хочется, — заявила Вика и тут же подумала, как она стала похожа на своих московских подружек.

— Ну, писать так писать, — захохотал Герман. — Я бы тоже не отказался.

Где-то залаяла собака. Вика от неожиданности вздрогнула.

— Не бойся, это Дюк, — улыбнулся Герман, — моего брата пес. Это он так меня встречает, когда я возвращаюсь. Хорошая псина. Ты с ним подружишься.

— Я собак не боюсь, — гордо заявила Вика. А сама подумала: когда это она успеет познакомиться с Дюком?

Дверь им открыла старенькая женщина в пестром халатике. Она с интересом уставилась на Вику.

— Баб Надя, — почти в самое ее ухо сказал Герман. — Это Вика. Она сегодня у нас останется. Покажи ей комнату.

— Нет, нет, — почти прокричала Вичка, буквально теряя сознание, — комнату потом, сначала туалет, пожалуйста!

— Пойдем, милая, пойдем, там и туалет есть, и душ, все есть. — Баб Надя взяла за руку, и повела за собой.

Вика обернулась на Германа. Тот ободряюще кивнул головой.

«Чепуха какая-то, — думала Вика, идя за старушкой. — Ничего не понимаю. Что интересно ему от меня надо? Зачем мне, спрашивается, отдельная комната? Может, ему просто нужен партнер в шашки, и я ему показалась подходящим вариантом? Или все-таки извращенец? Тогда при чем тут баб Надя?»

В Вичкиной головке почему-то никак не умещались вместе почтенная старушка и развратный Герман в кожаном ошейнике с шипами. Нет, даже без старушки Германа в ошейнике она себе представить никак не могла.

«Ага, — подумала она, — сюда бы еще майора-гаишника с Рублевки да его коллегу прыщавого лейтенанта. Тарантино отдыхает! Где, кстати, старина Дюк?»

— Сюда, милая, — прервала ее размышления баб Надя. — Там стелено, ложись, милая, отдыхай.

Вичка зашла в небольшую скромно меблированную комнату. У изголовья высокой деревянной кровати, выкрашенной белой краской, стоял видавший виды торшер. Свет от него, как-то необыкновенно гламурно рассеиваясь по всей комнате, создавал неповторимый уют. Белые стены были вручную расписаны сказочными синими птицами, причем глазки у птиц были декорированы едва заметными хрусталиками Сваровски. На прикроватной тумбочке лежала пачка парламента и рядом стояла шикарная яркая пепельница от Версаче с горой окурков.

В апартаментах действительно была собственная ванная комната, куда мученица и рванула без промедления.

Вика в задумчивости стояла у умывальника, размышляя, что ей делать дальше. Действительно ложиться спать? Тогда, скажите на милость, зачем ее сюда привезли? Чтобы хорошо выспаться? Чушь какая-то. Вика на всякий случай посмотрела в окно. «Хорошо, хоть первый этаж, — подумала она. — Если что, сбегу. Только вот далеко ли?»

Из задумчивости ее вывел стук в дверь.

— У тебя там все нормально? — спросил молодой женский голос.

— Э… все в порядке, сейчас выхожу, — пробормотала Вичка и закрыла воду. Она вышла в комнату.

На кровати сидела девушка. Ее можно было назвать красавицей. Правда, совсем не канонической. Первое, что бросалось в глаза в ее внешности — необычно смуглый цвет кожи. К тому же было понятно, что это совсем не проявление автозагара или солярия. Девушка явно родилась с таким цветом кожи, и он ей очень шел. Черты лица были довольно тонкими и четко прорисованными. Из-под широких темных бровей блестели смеющиеся синие глаза (именно синие, а не голубые). Длинная густая челка иссиня-черных волос делала ее похожей на сказочную охотницу из древнего индейского племени. Вичке показалось, что она впервые видит такую необычную красотку.

— Будешь? — девушка протянула ей сигарету. Вика отрицательно покачала головой.

— Не курю.

— И это правильно, — сделав глубокую затяжку, сказала девушка. — Вредно! Да, на всякий случай, я тоже не курю. Ну, на тот случай, если мой принц спросит.

— А твой принц — это кто? Так, тоже на всякий случай, — почти искренне поинтересовалась Вика.

— Герман, конечно. Разве это не он тебя привез? — Девушка вскинула на Вичку свои волшебные глаза.

Вика решительно ничего не понимала. В голову закралась неприятная мысль, отчего она даже вздрогнула. «Только не групповуха! — подумала она. — Этого мне еще не хватало!»

— Послушай, — обратилась она к девушке, — я что-то запуталась. Не можешь ли ты мне объяснить, что я здесь делаю?

— Да не пугайся ты, Виктория, — махнула рукой девушка. Пепел с сигареты слетел на покрывало, и она привычным жестом стряхнула его на пол. — У Германа к тебе предложение есть. Если что-то не понравится, завтра тебя отвезут домой или туда, куда скажешь. О’кей?

— Можно вопрос? — не сдержалась Вичка. — Ты мулатка или что-то вроде того? Просто у тебя такая необычная внешность. Кожа темная, а черты лица, как у белой.

— А это как тебе больше нравится. — Девушка затушила сигарету и растянулась на кровати. — Мама у меня русская, папа араб, а я что-то среднее. Негров, насколько я знаю, у меня в роду нет, хотя я бы не отказалась. Предрассудками не страдаю. У меня есть друзья-черные, классные ребята. Да, кстати, я — Дана, — представилась она.

— Редкое имя, красивое, — сказала Вика. А ты случайно не знаешь, что за дело ко мне у твоего принца? Просто как-то все это странно.

Дана длинными тонкими пальцами взлохматила себе челку. Она пристально посмотрела на Вику.

— Знать-то я знаю, — ответила она своим чуть хрипловатым голосом. — Но сомневаюсь, что из этого что-нибудь получится. Герик говорит, когда тебя увидел, ему показалось…

Дана рассказала, что у Романа, младшего брата Герика, год назад умерла жена. Даже не жена, они не успели расписаться. Два года прожили вместе, а когда решили наконец зарегистрироваться, за несколько дней до свадьбы она разбилась. Поехала в Клин, свой родной город. Навестить маму. Рома за неделю до этого подарил невесте новую долгожданную машину. Раньше у Алены была старенькая неказистая «Шкода», а тут новенький «Мерседес» за сумасшедшие деньги. Хотелось похвастаться, вот и рванула на нем домой. Хотя в любом случае увиделась бы с родными на свадьбе. Навезла родственникам полную машину подарков, которые помогал выбирать жених, погостила пару дней и, в последний раз поцеловав маму на прощание, поехала обратно. Алена, как потом вспоминали, была неописуемо счастлива — глаза все время светились, улыбка с лица не сходила.

«Да ты сейчас взлетишь от счастья», — говорили ей соседские тетушки, а девушка только отмахивалась. Вот и взлетела. На подъезде к Москве выскочила на встречную полосу, и… сразу насмерть. Что ее потянуло на встречку? Какие только версии ни рассматривались потом, но главной неофициальной версией было то, что Аленку банально сглазили.

Что тут скажешь, причины для зависти, конечно, были. Аленка всегда было симпатичной, видной девушкой. В школе училась на одни пятерки, уводила у подруг лучших парней. Сама поступила в престижный московский вуз, устроилась на высокооплачиваемую работу и в конце концов обзавелась богатым любовником, который даже позвал замуж.

Впрочем, сейчас уже не важно, что стало причиной такого жестокого конца Аленкиной жизни: зависть, несоблюдение правил дорожного движения или просто судьба. У Аленки осталось двое любимых людей: мама, Роман и еще немецкая овчара Дюк, которого они с любимым завели почти сразу, как стали жить вместе. Эти трое остались совсем одни, когда она ушла… Роман регулярно навещал маму Алены, помогал деньгами, недавно даже купил ей хорошую однокомнатную квартиру в Москве. Только она, мама его любимой женщины, могла понять его горе, только она могла сказать ему то, что он хотел слышать, только с ней он не отказывался общаться последние несколько месяцев. Ну, не считая разве немецкого овчара Дюка, который тоже оплакивал хозяйку по-своему, по-собачьи.

Герман не мог не видеть страданий брата, много раз пытался поговорить с ним, но каждый раз наталкивался на стену. Друзья не раз то ли в шутку, то ли всерьез советовали Герману познакомить брата с миленькой заботливой девушкой, и он, подумав, решил воспользоваться их советом. И буквально в тот же вечер заметил Вику. У нее с Аленой было что-то общее. Похожие черты лица, фигура, даже необычная манера одеваться. Правда, Алена была блондинкой, а Вика на несколько тонов темнее. «Ничего, исправим», — подумал Герман и сразу принял решение.

Вика должна была постараться понравиться Роме и, в случае благоприятного стечения обстоятельств, получила бы крупное вознаграждение.

— Если у тебя получится, — объясняла Дана, — Гера палки в колеса вставлять не будет. Даже в том случае, если все зайдет дальше, чем нужно.

Вика слушала, как завороженная. Роман уже нарисовался в ее голове рыцарем печального образа, вечно оплакивающим свою любимую. Только вот спасать его ей совсем не хотелось. Но самое неприятное было в том, что ей, как она догадалась из слов Даны, скорее всего придется перекраситься в блондинку для окончательного сходства с Аленой. И дело даже не в том, что Вика что-то имела против белокурых красавиц. Просто она была абсолютно уверена, что никогда не изменит свой натуральный цвет волос, всегда гордилась им, а тут…

— Неужели же я на самом деле так на нее похожа? — спросила Вичка.

— Честно говоря, — на секунду задумавшись ответила Дана, — лично я особенного сходства не вижу. Да, есть некоторые моменты. Ну например, когда я впервые увидела Алену, она мне показалась похожей на какую-нибудь стильную французскую учительницу. С тобой… — Дана подошла к окну, и стала что-то искать за занавеской. — С тобой то же самое. Слушай, — она понизила голос до шепота, — ты не балуешься случаем?

— Балуюсь? Балуюсь чем? — не поняла Вика.

— Травку куришь? — нетерпеливо спросила Дана и, тихо подойдя к двери, проверила, нет ли кого рядом.

— Я вообще не курю, и тебе не советую, — ответила Вичка, присев на край тумбочки.

— Еще одна, — скорчив гримасу, прогнусавила Дана. — Вы с Гериком очень подходите друг другу. Хочешь, уступлю?

— Нет, спасибо, — прогнусавила ей в ответ Вичка. — Чужого мне не надо.

— Да кто тебе даст? Тоже мне обрадовалась, — Дана зачем-то залезла под кровать и, пыхтя, вытащила оттуда одну самокрутку. — Вот она, моя хорошая, — пропела она и чиркнула зажигалкой.

— Ты их что, по всему дому разбрасываешь? — спросила Вичка.

— Не-а, — хихикнула Дана, — по всему нельзя. Если Герик узнает, убьет. Он думает, что я курить бросила, но как видишь, ошибается. А если узнает, что дома есть травка, пиши пропало.

Дана с разбегу прыгнула на кровать с сигаретой во рту и с хулиганской усмешкой уставилась на Вичку.

— Ну, что думаешь делать? — спросила она.

— Я вот только не понимаю, он что, сам не мог себе кого-нибудь подыскать? — осторожно поинтересовалась Вичка.

— Тут такое дело… — нехотя начала Дана. — В общем Ромчик с детства не совсем здоров, понимаешь? С девушками у него всегда были проблемы. Богатые ведь тоже плачут.

— Что же это у него за болезнь такая? — забеспокоилась Вика.

— Это ты у него как-нибудь сама спросишь, — ответила девушка с хитрой усмешкой. — Да ты не бойся, не заразно это.

Вика немного успокоилась.

— Как думаешь, — поинтересовалась она, — перекрашиваться обязательно?

— А мне вообще по барабану, — заявила Дана. — Это ты у Германа спрашивай. Как он тебе, кстати?

— Герман? — Вика на секунду задумалась — Мутный какой-то. Я его еще не поняла.

— Мутный-то, может, он и мутный, здесь ты права. Ему по службе положено. Правда, сейчас он вроде как на пенсии. Но вообще он классный, хоть и старенький немножко. — На секунду ее голос стал серьезным. — Иногда мне кажется, что я даже его люблю. Правда-правда. — Она прижала палец к губам и снова хихикнула. — Только никому не говори!

— Не скажу, — кивнула Вичка. — А как ты с ним познакомилась, если не секрет? — поинтересовалась она.

Дана, как кошка, потянулась на кровати.

— Секрет, — отрезала она. — Скажу одно, это было совсем не гламурно. Ну а если серьезно, он вытащил меня из такой грязи, что лучше не вспоминать. И за это я ему буду благодарна до конца своих дней… Наверное, — добавила она после секундной паузы.

— И долго ты уже с ним? — спросила Вика.

— В январе будет четыре года, — не задумываясь, ответила Дана. — Слушай, оставайся, — вдруг сказала она. — В конце концов, вряд ли тебе скоро представится вариант получше. Или тебе есть что терять? Может, все у вас и получится. Хотя, по правде говоря, Ромка мне никогда не нравился, скучный до жути. Не то что его брат.

Вика посмотрела на часы.

— Уже третий час, — как бы между прочим заметила она. — Ты всегда так поздно ложишься?

— Я редко ложусь раньше пяти утра, — ответила Дана. — Герик ложится, а я слоняюсь по дому, как вампирша, баб Надю пугаю. Рисую, музыку слушаю, танцую тут сама с собой, как чокнутая. У меня вообще вся жизнь ночью начинается. Сплю-то я до обеда, а то и дольше. Чаще всего здесь, в этой комнате прячусь. Она моя любимая.

— Красивая комната, — подтвердила Вика.

— Моя работа, — гордо заявила Дана. — Здесь все я сама сделала. Стены расписала, кровать отреставрировала немного, даже кафель в ванной сама выкладывала.

— Значит, птицы — это твоя работа? — удивилась Вика.

— Конечно, я ведь чуточку художник, — почему-то с грустью ответила Дана. — А теперь, значит, здесь будешь жить ты? Или нет?

Вика молчала. Происходящее казалось ей не очень-то и реальным. Поэтому никак не получалось отнестись к этому серьезно. «Может, — подумала она, — если то же самое мне повторит Герман, все станет по-другому? Во всяком случае, он хотя бы не будет обкуренным анашой».

— Ты случайно есть не хочешь? — спросила Дана.

— Да нет, я хорошо пообедала, — ответила Вика. — Мы, питерские, вообще едим немного. Говорят, дело в блокадных генах.

— Да, я слышала, — кивнула Дана. — Тогда ложись. Ты, наверное, спать хочешь, — добавила она с явной надеждой на Вичкин отрицательный ответ.

— Не очень, — помотала головой Вичка. — Можем еще поболтать.

Они просидели до самого утра. Вике было так удивительно спокойно в этом старом уютном доме, что совсем не хотелось никуда уходить. Ноябрьский холодный ветер шевелил за окном ветви деревьев, но здесь, внутри, было совсем тепло. Вике казалось, что она уже очень давно в этом доме, что давно знакома с Даной и баб Надей. Даже невидимый немецкий овчар Дюк уже не казался ей чужим. Девушке вдруг так до боли захотелось быть частью этого мира! Дана лежала рядом и чуть слышно посапывала.

Вика приняла решение…

Она проснулась от диких завываний «Aerosmith» прямо у себя над ухом. Дана носилась по комнате и вполне профессионально помогала солисту тянуть его «Crazy».

— Хорошо поешь, — сказала Вика и села, свесив ноги на пол. — Только очень громко.

— Давай просыпайся! — оторвавшись от песни бодро крикнула Дана. — Тоже мне белая медведица! Знаешь, сколько сейчас времени? Третий час дня!

— Ну, если учесть, что мы с тобой заснули где-то около шести утра, то не вижу в этом ничего странного, — отозвалась Вика.

Уже через двадцать минут они сидели на кухне за накрытым столом. Баб Надя разливала по тарелкам ароматный, почти прозрачный бульон. Из кухни пахло жареными котлетами.

Все было довольно просто, без изысков: тарелка с нарезанным бородинским хлебом, баночка домашней протертой аджики, пряные малосольные огурчики.

— Баб Надя нас на убой кормит. — Дана отломила кусочек хлеба и положила себе в рот. — Я каждый понедельник собираюсь питаться по Монтеньяку, но, как только она начинает творить на кухне, Монтеньяк не выдерживает конкуренции.

Они обедали втроем: Герман, Дана и Вичка. Герман, несмотря на воскресенье, проснулся ни свет ни заря и, как обычно, проведя все утро у себя в кабинете, спустился только к обеду. Он был не в духе и почти не разговаривал.

Дана подмигнула Вичке.

— Герунчик, — капризным тоном протянула она, — не возражаешь, если мы с Викусей прокатимся по магазинам?

Герман не отвечал. Казалось, он даже не слышал, что рядом кто-то говорит.

— Герман Иммануилович, — понизив голос продолжала девушка, — вы меня не слышите?

— Тебе чего-то не хватает? — наконец отозвался Герман. — Ты только вчера скупила пол-Москвы, еле все в машину запихнули. Это что, болезнь? Тогда надо лечиться! Или ты думаешь, у меня в кармане все деньги мира? Иногда, девочка, надо себя сдерживать. Всего все равно не купишь. — Герман явно подсел на свою излюбленную тему, и Дана с улыбкой глядела на него, даже и не думая перебивать.

— Сейчас выговорится, — шепнула она на ухо Вичке, — и даст добро. Это у него ритуал такой.

И на самом деле, голос Германа постепенно смягчился. Он даже начал улыбаться. Вдруг его взгляд остановился на Вичке. Он несколько секунд смотрел на нее, как будто пытаясь вспомнить.

«Нестарый вроде еще мужик, — подумала Вика, — а на лицо явные признаки маразма».

Дана перехватила взгляд Германа и рассмеялась.

— Что, не признаешь? — спросила она. — До чего же вы докатились, Герман Иммануилович!

— Я понимаю, красавица, — не обращая внимания на Дану, обратился он к Вике, — если ты еще здесь, значит, остаешься?

— Вика хотела услышать от тебя подтверждение моих слов, — вставила Дана и показала Вике язык. — Я ей не внушаю искреннего доверия.

— Все так, — медленно проговорил Герман, сверкнув глазами на Вичку. — Человека надо отвлечь, только и всего. Он тормозит мне работу. Я отменяю одно дело за другим по его вине. Он — мозг, без него мне трудно. Если бы мне год назад сказали, что я буду заниматься такой ерундой, как поиски подходящей кандидатуры на роль невестки, я бы ни за что не поверил. — Герман смачно выматерился. — Я уже не помню, когда он в последний раз заходил в этот дом, а ведь живет в метре от нас. Почти не разговаривает со мной. Устал я.

— А если у меня не получится? — тихо спросила Вика.

— Значит, не получится, — хмуро буркнул в ответ Герман и встал из-за стола.

— Герик, — крикнула вдогонку Дана. — Так мы погуляем с Викой?

— Погуляйте, — ответил он, — кто вас держит-то? Тебе что, деньги нужны?

— До чего же вы сообразительны, мой принц! — прощебетала Дана.

— Возьми сколько нужно, — чуть раздраженно сказал Герман и стал подниматься наверх по узкой деревянной лестнице.

— А охрану можно? — не отставала Дана.

Герман обернулся и смерил девушку угрожающим взглядом.

— Когда ты наконец успокоишься?! Ей палец даешь, так она норовит всю руку откусить. Зачем тебе охрана? Гулять с ней по твоим гучам-мучам? Сумочки, тряпочки просто так, без антуража уже не котируются. Теперь им охрану подавай — чем больше, тем лучше. Без охраны обойдешься, она мне нужна. — Сказав все это, он с чувством исполненного долга, отправился дальше.

— Ладно, поехали, — совершенно не расстроившись, сказала Дана. — Тебе ведь, наверное, надо домой заехать, вещи забрать.

— Хотелось бы, — ответила Вика. — А то там на них быстренько найдутся охотники. Я ведь не одна живу. Мы с девчонками квартиру снимаем.

Они сели в Данин «Ленд Крузер» и рванули в город. Уже через минут пять езды Вика пообещала себе больше ни за что не ездить в машине с Даной, если она за рулем. Такой экстремальной езды девушка не переживала еще никогда. И дело не в том, что ее новая подруга плохо водила машину. Наоборот, она настолько уверенно чувствовала себя на дороге, что становилось жутко. Машина с огромной скоростью шныряла из стороны в сторону, распугивая водителей. Когда же они замечали за рулем автомобиля-агрессора очаровательное существо женского пола, удивлялись еще больше.

Девушки до ночи катались по Москве. Сначала они заехали на Ленинский, где жила Вика. Им навстречу вышла заспанная Лялька в шикарном шелковом халате. Ее рыжие волосы были причудливо закручены на затылке, а под глазами размазана тушь, которую она пыталась оттереть кусочком замызганной бумажки.

— Чего звонишь-то? — недовольно буркнула она Вичке вместо здрасте. — У тебя же ключи есть.

— Ты только проснулась или еще не ложилась? — спросила Вика, разуваясь.

— Не ложилась еще, только зашла. — Лялька заметила Дану в проеме двери за спиной Вики.

— Дверь закрой, холод собачий, — рявкнула она.

Дана послушно закрыла дверь и зашла в квартиру.

— Что так не в духе, подруга? — спросила она. — Тяжелая ночка?

Лялька не обратила на нее никакого внимания. Она, зевая, проковыляла к туалету. Даже не думая прикрыть дверь, совершенно без всякого смущения спустила трусы и села на унитаз.

— Дура! Ну сколько раз нужно говорить, что это отвратительно?! — Вика с грохотом захлопнула дверь туалета. Оттуда послышалось что-то неразборчиво нецензурное.

— Она всегда такая? — усмехнувшись, спросила Дана.

— Вообще-то она ничего, только долбанутая слегка, — отмахнулась Вичка.

Как выяснилось позже из рассказа Ляльки, настроение ей подпортил Гарик, страшненький коротконогий пижон из «First», который, наврав с три короба, привез ее к себе домой в старую хрущевку в Тушино «познакомиться поближе». А через несколько минут нагрянула его жена, да еще с мамой.

Они колотили в дверь, как сумасшедшие, требуя впустить их в квартиру. Здорово перетрухнув, верный муж сначала решил было, засунуть Ляльку под кровать, но вовремя передумал и решил просто не открывать. Воинственно настроенные женщины ломились еще не менее часа. Когда они наконец ушли, Гарику уже было совсем не до новой подружки. Он выпроводил ее за дверь и остался в одиночестве.

Ляльке это было не впервой, но все равно противно. Она сидела на стуле, поджав под себя длиннющие ноги. Это был явно не ее день. Вика еще никогда не видела Ляльку плачущей. Она даже не представляла, что ее рыжая подруга может ЧУВСТВОВАТЬ.

— Мне скоро тридцать, — ревела Лялька, размазывая по щекам тушь. — А я никто, дерьмо, пустое место. Если даже такой порожняк, как этот кривоногий лилипут, вытирает об меня ноги.

Вика протянула ей салфетку. Лялька громко высморкалась и посмотрела на Дану, которая все это время тихо листала какой-то листаный-перелистаный журнал, не обращая никакого внимания на длинную, тощую Вичкину соседку.

— А ты кто такая? — еще раз смачно высморкавшись, спросила у нее Лялька.

— Человек, — с иронией ответила Дана. — И очень, надо сказать, неплохой человек.

Лялька, уже почти успокоившись, бесцеремонно, оценивающе разглядывала незнакомку. Вика уже знала, какой будет ее следующий вопрос. Она не ошиблась.

— Тебе сапоги нужны? — совершенно неожиданно для Даны спросила у нее Лялька.

— Какие сапоги? — осторожно переспросила Дана.

— Итальянские, — коротко сказала Лялька, — у тебя размер какой? 39-й?

Дана утвердительно кивнула.

Лялька вскочила и исчезла в соседней комнате. Дана вопросительно посмотрела на Вику. Та только развела руками. Послышался хруст бумаги, хлопанье выдвижных шкафов. Через минуту появилась Лялька с грудой всевозможных коробок, пакетов и свертков.

— На, выбирай. — Она скинула все на пол перед Даной.

— Я не поняла, ты что, продаешь это? — удивленно спросила Дана.

— Нет, конечно, я занимаюсь благотворительностью и хочу тебе все это подарить, — раздраженно ответила Лялька. — Чисто по доброте душевной. Ну конечно, продаю!

— А что, такое еще бывает? — Дана развернула тоненький серый шерстяной свитер и приложила его к себе. — Я думала на дому уже давно ничем не торгуют. Все ведь и так есть. Магазины ломятся.

— Вот неправильно думала, — буркнула Лялька и стала натягивать на ногу рыжий замшевый ботфорт на огромном каблуке. — Какая красота! — Она вытянула свою длинную худую ногу.

— Что, рабочая обувь? — сострила Дана.

— Не без этого, — абсолютно серьезно ответила Лялька.

— Ну как, берешь? — Она воззрилась на Дану с сердитой миной.

Вика нервно заерзала на стуле.

— Да не надо ей ничего, — сказала она и показала Ляльке кулак. — Прямо вымогательница какая-то!

Дана между тем уже увлеченно разворачивала какой-то пакет.

— Не-е, — протянула она. — Сапоги не возьму, а вот эту кофточку — да, и эту тоже давай.

— Восемьсот евро, — хладнокровно заявила Лялька.

— Да ты совсем взбесилась? — вскочила Вичка. — За что восемьсот? За эту фигню? Ты совесть-то имей! И при чем тут евро?

Дана спокойно вынула из сумки 1000 долларов и протянула их Ляльке.

— А идите вы обе, знаете куда? — сказала Вичка и вышла из комнаты.

Лялька, воспользовавшись моментом, поинтересовалась у Даны, не согласится ли она поменяться своей сумочкой от Луи Витона на рыжие ботфорты. Спросила так, на всякий случай. И, чего совсем не ожидала, Дана молча переложила свои вещи из любимого Луи в пакет от купленной кофточки и отдала сумку Ляльке.

Лялька же, услышав Вичкины шаги, быстро сунула Луи под стол. Зайдя на кухню, Вичка подозрительно посмотрела на девушек. Дана улыбнулась ей самой своей невинной улыбкой. Лялька, демонстративно отвернувшись от Вички, ногой предусмотрительно запихнула Луи поглубже.

Только минут через двадцать Вика заметила отсутствие у Даны ее сумки. Когда же она узнала о «честном обмене», была вне себя от злости и хотела немедленно вернуться, чтобы показать Ляльке, где раки зимуют. Но Дана ее остановила. Она объяснила, что чувствует необъяснимую жалость и даже вину перед девушками, подобными Ляльке. Вика же задумалась, какое прошлое было у Даны, если она чувствует вину перед самой обыкновенной шлюхой?

Потом они заехали в уютное кафе на Малой Бронной, где съели по вкуснейшему десерту и запили его ароматным капуччино. Здесь, как всегда, можно было встретить не одну девушку «на выданье», как называет их Машка. Этих молодых особ вычислить очень несложно. Они никогда не заказывают толком. Перед ними вечная чашечка кофе или совсем на худой конец чая. Им не до глупостей, они на работе! Каждая мало-мальски симпатичная девушка в радиусе одного метра записывается ими в ранг кровного врага. Их взгляд сосредоточен, движения выверены, они нюхом чувствуют добычу и сделают все, чтобы ее не упустить.

Конечно, когда девушки появились на пороге кафе, их смерила подозрительным взглядом не одна пара глаз. Несколько минут за ними внимательно наблюдали, выверяя потенциальных соперниц. Когда же стало понятно, что новые гостьи никакой опасности не представляют, так как заказали дорого и вкусно и поедали это, увлеченно болтая друг с другом, они стали не интересны. Мужчин в этот час еще было немного. Да и те, что были, совсем не обращали ни на кого внимания.

Чудесно перекусив, девушки отправились в любимый Даной, да и не только ею одной, супербутик на Кутузовском. Не долго думая, Дана свернула направо и стала набирать вешалки с топиками и платьицами от великолепнейшего представителя мужского пола, но, к сожалению, не совсем мужчины — главного дизайнера Гуччи. Она очень быстро мерила одну вещь за другой, и каждый раз выходила из примерочной показаться Вичке. Дана была одной из тех немногих женщин, которой шло все. Абсолютно все. Мерила ли она обыкновенные синие джинсы или платье необычного покроя, она во всем была хороша. И Вичке, к ее удивлению, это было как-то странно приятно.

Перемерив, наконец, полмагазина и выбрав лучшие обновки, Дана затолкнула в примерочную Вику и заставила ее выбрать себе пару понравившихся кофточек. Вичка сразу предупредила Дану, что карманы ее пусты, на что та только отмахнулась.

За Гуччи последовало Шанель, где Дане понравились сразу две сумочки на золотой цепочке и с заветной символикой — одна бледно-розовая, другая цвета слоновой кости. Розовую она оставила себе, вторую подарила новой подружке.

Обойдя весь магазин, напоследок они ненадолго задержались в Бриони. Дана всегда прикупала что-нибудь Герману. Так она обеспечивала себе меньшую вероятность его плохого настроения по поводу «в который раз выброшенных на ветер денег».

На этот раз ей приглянулся элегантный серый галстук в тонкую сиреневую полоску. По словам Даны, галстук был любимой деталью гардероба Германа. Поэтому она никогда не мучилась в раздумьях при выборе подарка для него.

За два часа, проведенных в бутике, Дана потратила около восьми тысяч долларов, что, впрочем, ее совсем не беспокоило.

Когда девушки, загруженные покупками, садились в машину, рядом с ними припарковалась немолодая уже 940-я «Вольво», и из нее выскочила хорошенькая блондиночка лет семнадцати. Заметив Дану, она изобразила на лице острый токсикоз и, сморща свой наштукатуренный нос, произнесла совсем не радостное «здрасьте».

— Привет, солнышко, — куда более благожелательно отозвалась Дана. — Как твои дела?

— Минуту назад все было в порядке, — послышался жесткий высокий голос из «Вольво».

— Ой, и вы тут, Елена Владимировна! — по-прежнему радостно воскликнула Дана, и заглянула в машину. — Очень рада вас видеть!

— Да, ты рада. — Дама вышла из машины и смерила Дану высокомерным взглядом. — Все тратишь, никак не остановишься. Купил себе игрушку. А про родную дочь забыл. Одно я могу сказать тебе точно, девочка, скоро это закончится, и окажешься ты там, откуда пришла.

— Мам, — капризно позвала девушка, — пойдем, мне холодно.

— Сейчас иду! — холодно отрезала дама. Она была уже в возрасте и даже не пыталась выглядеть моложе. На ней было аккуратное темно-коричневое норковое пальто, светлая норковая шляпка а-ля Наина Ельцина, простые кожаные полуботинки с противными отворотами. Рядом со стоящей перед ней красавицей Даной в шикарной кожаной косухе от Донны Каран и потертых джинсах на стройных ногах она выглядела почти бабушкой. Но ее это совершенно не волновало.

Елене Владимировне было под шестьдесят. Она родилась в Москве, в глубокоуважаемой семье члена политбюро. С детства была окружена вниманием бабушек, дедушек, нянь и учителей. Школу закончила с золотой медалью, поступила в МГИМО на факультет иностранных языков, где и встретилась с Германом — бедным молодым студентом из еврейской профессорской семьи. В институт он поступил сам, без какой-либо помощи. Лену буквально сразила его жажда деятельности. Надо сказать, она никогда не слыла красавицей, и рой поклонников вокруг нее не вился. Поэтому она вовсе не возражала против ухаживаний молодого человека.

В институте Германа вскоре прозвали Чичиковым за тщательное продумывание каждого шага, удивительный талант добиваться задуманного и за редкостное скупердяйство, разумеется. Копейка рубль бережет. (Справедливости ради стоит уточнить, что для свои родных он никогда не жадничал. Наоборот, любил одаривать их сверх меры.)

Общаться Гера предпочитал исключительно с ребятами из богатых семей. Нет, он был довольно приятным человеком. Просто никогда не позволял себе тратить время на людей, на его взгляд, бесполезных. У него никогда не просили одолжить денег. Впрочем, и он сам в долг брать не любил. Зато если кто-то нуждался в хорошем совете, то его непременно направляли к Герману. Он знал все обо всем и в совете никому не отказывал. Наоборот, получал огромное удовольствие от честно приобретенного статуса умного и незаменимого человека. Молодой Герман пользовался любой возможностью заработать денег, не брезговал ничем. Хотя не совсем так. Он свято чтил уголовный кодекс. И, если дело хотя бы на пять процентов было сомнительным, он о нем благоразумно забывал.

Лично Герману сравнение с Чичиковым не очень льстило. Ему больше нравился Бендер. Поэтому, познакомившись на втором курсе с толстенькой, не особо привлекательной Леночкой, он сразу же стал называть ее «мадам Грицацуева». Такая аналогия Леночку жутко злила, но не настолько, чтобы отказаться от ухаживаний «Бендера».

Конечно, никто не удивился, когда Герман сделал Лене предложение. Скорее, было бы удивительно, если бы он этого не сделал. Все знали, какой пост занимал Леночкин папа, и Чичиков был бы не Чичиков, если бы упустил такую возможность. Сама Елена ни минуту не сомневалась в истинных помыслах суженого, но ее это почему-то не остановило.

Как бы то ни было, они прожили вместе двадцать с лишним далеко не ужасных лет. По московским меркам они даже были счастливы. Лена не мешала супругу зарабатывать его первые миллионы, которые после ближайшего знакомства с тестем не заставили себя долго ждать. Они родили миленькую девочку Аню и даже собирались завести второго ребенка.

За все годы Герман ни разу не обидел жену, даже словом. Лена, как и прежде, ни в чем не нуждалась. Как самый нормальный еврейский мужчина, он жену свою очень уважал и ничем не утруждал. Так что Лена о своем выборе никогда не жалела.

Не в пример Бендеру, Герман стал-таки очень большим человеком. Не буду вдаваться в подробности его профессиональной деятельности. Думаю, о многом говорит хотя бы тот факт, что он скорее всего пожизненно будет пользоваться спецсигналом на своей машине или, к примеру, легко может позволить себе послать куда подальше полковника-гаишника со спецтрассы.

Вообще, никогда не перестаю удивляться невероятному потенциалу этой нации. Вы видели когда-нибудь бедного еврея? А глупого? Такое встречается довольно редко. (Без обид, но я в основном имею в виду мужчин.) Одно из двух: или, когда они бедны, они шифруются под русских, или, что более вероятно, они действительно уникальны. Мне вообще кажется, что в этом есть какая-то мистика. Но должна заметить, что это касается именно наших, русских евреев. К примеру, те же израильтяне уже куда проще: обычные иностранцы — ни больше ни меньше. Простите, отвлеклась.

Когда же немолодой уже Герман Иммануилович совершенно случайно познакомился с красавицей Даной и начал жить с ней, Елена сразу почувствовала неладное. Она прижала его к стенке, и он во всем признался. Надо сказать, это был не первый раз, когда Герман «сходил налево» от жены. Но в этот раз, и Елена сразу это почувствовала, все было по-другому. Герман действительно увлекся. В Дане сочеталось так много абсолютно противоположных качеств, что невозможно было от нее оторваться. При этом она, казалось, не предпринимала совсем никаких усилий, чтобы нравиться, и это привлекало в первую очередь.

Елена Владимировна не упрекала мужа и особенно не переживала. Она всегда была готова к такому повороту событий, прекрасно понимая, что их брак изначально базировался не на любви. Она даже иногда удивлялась тому, как долго они сумели прожить друг с другом.

К счастью, Елена Владимировна в первую очередь была женщина умная. Она просто и ясно выставила перед мужем условия, при исполнении которых, она готова была дать развод. И Герман, ни секунды не раздумывая, пошел ей навстречу. Елена и после развода спокойно могла называться очень богатой женщиной. Но она еще скучала по Герману и далее надеялась, что все еще может вернуться на круги своя.

Надо ли говорить, что Дану Елена Владимировна на дух не переносила.

— Я уезжаю на несколько дней, — в приказном тоне сказала Елена Владимировна. — Передай Герману, что ребенок эти дни поживет у него. — Она развернулась и пошла к дочери. Елена Владимировна намеренно сделала ударение на «него», дабы эта «прохиндейка» в очередной раз почувствовала себя абсолютно бесправным существом.

Самое интересное, что Дана ясно понимала всю шаткость своего положения в доме Германа. Во-первых, он и не собирался на ней жениться. Вернее, иногда, в хорошем расположении духа, намекал на то, что, возможно, им не плохо бы узаконить отношения. Но делать это не торопился. Дана даже была уверена, что этого никогда не произойдет, потому что, во-вторых, он безумно любил свою единственную дочь Аню и никогда не скрывал, что все, чем он владеет, перейдет прямиком к ней. Иногда, тоже в хорошем настроении, он прямо заявлял Дане, что, если они когда-нибудь расстанутся, она получит хорошие отпускные для того, чтобы безбедно прожить ближайшие лет тридцать.

Дана была признательна своему благодетелю за все. Ее устраивал такой расклад. Ведь идти сейчас ей все равно некуда. Она была сиротой, абсолютно одна на этом свете.

Герман знал об этом и по-своему жалел Дану. Он сам порой не мог объяснить себе, что его так притягивает к этой гуттаперчевой дикой девушке с оленьими глазами.

— Это его жена? — спросила Вика, когда дама скрылась за стеклянной дверью магазина.

Дана кивнула и села за руль.

— А почему машина такая?

— Какая такая? — задумчиво спросила девушка.

— Старая. Вот-вот рассыплется. Он что, не помогает ей?

— Да она нас с тобой купит и продаст, — почему-то весело сказала Дана. — Откуда я знаю, почему такая машина. Может, «светиться» не хочет. У нее, наверное, это в генах.

Они сразу же отправились домой, в Жуковку, где их ждал Герман. Настроение у Даны заметно ухудшилось. Приезд Анн на несколько дней не мог ее обрадовать. Она прекрасно понимала, как относится к ней девочка, и сомневалась в том, что конфликта удастся избежать. К тому же она знала наверняка истинную причину Аниного приезда. Как мудрая мать, Елена не упускала ни единой возможности приблизить дочь к отцу. Поэтому ее неотложные отъезды из города становились все чаще и чаще.

Когда Аня появлялась в доме, Герман был сам не свой от счастья. Он закидывал ее подарками, лично водил по лучшим магазинам Москвы, торопился домой по вечерам, даже дарил дочери нереальные букеты цветов — прямо как любимой женщине. Во время пребывания Ани в доме существовало одно негласное правило: любовнице отца желательно было не показываться ей на глаза, так как «это может ранить девочку». В такие дни Дане даже позволялось оставаться с ночевкой у подружек, дабы не смущать своим присутствием «малышку Анюту».

Едва девушки подъехали к дому, Вика заметила на лужайке, у заднего входа симпатичного высокого брюнета. Он говорил по сотовому телефону. Рядом сидел шикарный немецкий овчар. Он давно заметил девушек, но, будучи идеально воспитан, от хозяина не отходил.

— Это и есть Дюк? — спросила Вика.

— Ну да. — Дана кинула на девушку хитрый взгляд. — А это, как понимаешь, Рома.

Вике стало немного не по себе. Она нервно, до боли, вонзила ногти в ладони. Дана рукой потрепала ее по волосам:

— Что ты вся сжалась? Тоже мне скромница! Нашла кого бояться! Да он вообще никакой!

Вичке стало холодно. Она запахнула воротник своего не по сезону легкого пальто.

— Так, завтра поедем купим тебе что-нибудь посерьезнее, — тоном учительницы сказала Дана. Она подтолкнула Вику в сторону мужчины с собакой.

— Пойдем знакомиться. Все-таки ты здесь по делу! Хотя руку даю, ничего из этого не выйдет.

Вичке очень захотелось сказать, что она с ней согласна, что скорее всего так и есть и что, может, не стоит знакомиться почем зря.

Дана взяла Вику за руку, и они направились к Роману. Он только что закончил разговор и безучастно смотрел на приближающихся девушек.

— Привет, Ром. — Дана чмокнула его в щеку. — Как твои ничего?

Дюк радостно ткнулся носом в ее ладонь.

Мужчина буркнул в ответ что-то неразборчивое. Ему явно было неприятно, что его побеспокоили. Дана за спиной незаметно положила в руку Вики «Мишку на севере», показав глазами на пса.

Вичка присела перед Дюком на корточки и очень оперативно сунула ему в рот конфету. Пес мгновенно проглотил вкуснятину и благодарно лизнул девушке руку. Дана хитро подмигнула подруге.

— Герика видел сегодня? — как ни в чем не бывало продолжала она.

Роман недовольно мотнул головой.

— Ой, — как будто опомнившись, сказала Дана. — Знакомься, Вика, моя подруга.

Вика подумала, что неплохо было бы исполнить реверанс, но вовремя передумала. Она приветливо улыбнулась грустному рыцарю. Но тот даже не удостоил ее взглядом.

— Она художница, — неожиданно нагло соврала Дана. Потом, подумав немного, важно добавила: — Очень талантливая художница.

Роман недоверчиво посмотрел на Вику.

— Ужинать придешь? — спросила у него Дана.

— Не знаю, — вяло произнес Роман и, не говоря ни слова, двинулся прочь. Его собака, все это время радостно виляя хвостом в знак расположения к девушкам, неохотно засеменила за хозяином.

— Приходи, — на всякий случай крикнула вслед Роману Дана.

— Слушай, чего это ты ему наговорила про художницу? — нервно спросила Вичка. — Я рисовать вообще не умею!

— Да какая разница! — отмахнулась Дана. — Надо же мне было как-то тебя ему представить!

— Ну что, — заговорщически зашептала она, — Дюк конфету съел? Теперь будешь для него лучшим другом. Он конфеты обожает! Я его тоже в свое время так подкупила. Это я в какой-то мере назло Ромику делаю. Он этого терпеть не может. Но у нас с Дюком договор. Теперь ты тоже в сговоре.

— Да уж, — улыбнулась Вика. — Судя по всему, подружиться мне удастся только с псом, никак не с хозяином.

— А ну и фиг с ним, — махнула рукой Дана. — Нужен тебе такой придурок! Я так давно подозреваю, что дело там не чисто. У него с Аленкиной мамой то есть. Я их на днях случайно встретила в «Киш-миш» на «Баррикадной». Сидят, воркуют, как голубки. Он на нее не как на мать смотрел. Там другое, понимаешь? Другая улыбка, другой взгляд. Герику я не стала ничего говорить. В конце концов, это не мое дело.

— Так ты думаешь, у них роман? — оживилась Вика.

— Честно говоря, я не думаю — я просто уверена, — тихо сказала Дана. — Ой, Герик, солнышко, — радостно вскрикнула она, завидя на пороге Германа.

— Ты дома? А я была уверена, что тебя нет. — Она за руку потащила Вику в дом.

— Посмотри, в чем она ходит, Герик, — показала она на Вичку. — Еле живая от холода!

Герман по-отечески поцеловал Дану в подставленную щеку.

— Купите ей что-нибудь потеплее, — сказал он бодро. — Есть будете?

— Что-нибудь по Монтеньяку? — спросила Дана весело.

— Ага, точно по Монтеньяку — пирожки с картошкой и фасолевый суп на сальце, — пошутил Герман.

Он явно был в приподнятом настроении. Весь ужин острил и подшучивал над девушками. Роман так и не появился, но сегодня о нем никто не вспоминал. Герман распечатал особенную бутылку сухого красного вина (подношение благодарного чиновника) и разлил его по бокалам.

— Лена звонила, — со счастливой улыбкой произнес он. — Она дней на десять уезжает по делам, так что Анюта поживет у нас.

— Знаю, — спокойно сказала Дана. — Мы сегодня виделись. Случайно. Когда ждать, кстати?

— Я уже послал за ней, скоро будут, — ответил счастливый отец.

Баб Надя поставила на стол блюдо с заморской клубникой. В этот момент дверь открылась, и зашла Аня. Сейчас ей уже даже при большом желании никак нельзя было дать меньше двадцати пяти.

«Малышка», видимо, чтобы позлить «мачеху» была при полном параде. На ней красовался алый кружевной корсет от Дольче энд Габанна и алая же парчовая юбка до колен. На груди сверкала золотая божья коровка с камнями Сваровски. По-детски худенькие ножки были обтянуты черными в сеточку колготками, которые плавно переходили в черные бархатные лодочки со сверкающей брошью. Макияж тоже, мягко говоря, удивлял. Аня явно чувствовала себя настоящей королевой.

Вичка сразу вспомнила, что ей напоминает экстравагантный наряд: свежие журналы «Вог», «Базар» и типа того пестрели абсолютно идентичными картинками последней коллекции славной итальянской пары. Далее волосы были уложены так же, как на картинках. Когда Вика невольно представила себе, с каким старанием юная Афродита превращала себя в полную копию модели с рекламы, ей так невыносимо захотелось рассмеяться, что она со всей силы ущипнула себя за бедро. Дана под столом пнула Вичку ногой и сделала страшные глаза.

Прихватив с собой часть клубники, девушки почти сразу отправились в теперь уже Викину комнату, осчастливив тем самым Анечку.

Так прошло несколько дней. Подруги проводили друг с другом целый день. Роман избегал каких-либо встреч, но пару раз Вике удалось все-таки же привлечь его внимание. Наконец, она сумела даже уговорить Романа подвезти ее по пути в город, и, что более важно, вечером они договорились встретиться в «Грине», где, по мнению Ромы, подавали самое вкусное сушеное мясо по испанскому рецепту. Совершенно случайно оказалось, что «талантливая художница» тоже просто жить не может без этого блюда.

В течение дня Роман несколько раз перезванивал на Викин мобильный и по разным причинам пытался отменить ужин. Но, задействовав всю свою женскую смекалку, ей удалось переубедить мужчину, и они встретились в ресторане.

Ужин прошел на удивление приятно. Если сначала Вике приходилось практически щипцами вытягивать из Романа каждое слово, то позже она уже слушала его непрекращающийся монолог. Через час с небольшим Вика знала почти всю биографию своего собеседника, его взлеты и падения, первую и последнюю любовь. Не могу не заметить, что искусству грамотного общения с мужчинами Вика по большому счету обязана Машке, но сейчас речь не об этом.

Вике нравилось, как она выглядит. Она чувствовала себя достаточно комфортно в своей роли. Ей даже начинала нравиться ее миссия. Дана нарядила подругу в свое любимое платье. Тончайший бледно-лиловый кашемир выгодно подчеркивал идеальный цвет лица. Отливающие золотом волосы были собраны на затылке в беспорядочный узел, что придавало девушке особый неуловимый шарм. По совету Даны макияж был почти незаметен, и Вика отметила, что Роман это оценил.

Единственное, чего боялась девушка, что молодой человек начнет задавать вопросы, касающиеся ее творческой деятельности. Художественной то есть. Вика небезосновательно считала себя тонкой образованной питерской девушкой. И все же в живописи она была не сильна. То есть могла отличить абстракцию от реализма. Но объяснить, чем отличаются друг от друга импрессионизм, экспрессионизм в живописи или, к примеру, кубизм, она бы точно не смогла.

Выдумка Даны была, как издевка. В школе по рисованию Вика имела твердую тройку. И то подозревала, что учителя ее просто жалели. В последний раз рисовать пришлось года три назад, пытаясь угодить трехлетней дочери подруги, Вика по просьбе малышки нарисовала щеночка. Щеночек получился больше похож на беременную кенгуру, чем на собаку. Девочка даже расплакалась, и Вичка поклялась себе, больше никогда не брать в руки карандаш. Поэтому, когда Дана представила ее как подающую надежды художницу, она даже икнула от неожиданности.

Но в тот вечер ей повезло. Роман был так увлечен собственной персоной, что и не думал интересоваться увлечениями новой знакомой.

Обратно они ехали вместе. Обоз охраны Вика уже воспринимала как само собой разумеющееся. Она получала невероятное удовольствие от этих приятных, совсем новых «побочных элементов» жизни.

На следующее утро Роман далее спокойно поговорил с братом, отчего тот так расчувствовался, что сгоряча выдал прибавку к зарплате водителям. Почему именно водителям? Кто его знает!

Вика же после того вечера уже точно знала, на какой крючок она подцепит «грустного рыцаря» Рому. И потихоньку, не форсируя события, приступила к реализации своего плана…

Повышение зарплаты водителям стало случайным поводом для появления еще одной проблемы. Началось с того, что один из водителей на радостях так крепко отметил это событие, что попал в реанимацию с сильнейшим отравлением. На его место тут же был подобран новый работник — смышленый, симпатичный паренек лет двадцати с небольшим. Несмотря на юный возраст, Леша сразу показал себя как толковый, полезный работник и стал пользоваться у хозяина особым доверием.

Герман и на должность водителя принимал только профессионально подготовленных ребят с лицензией на оружие. Искать таковых ему долго не приходилось.

Леша разительно отличался от своих коллег «по цеху». С ним всегда можно было перекинуться парой слов. Он много чего знал, был на редкость начитан и, главное, что особенно ценил в нем Герман, умел четко и быстро реагировать в разных ситуациях.

А Вика все чаще и чаще стала замечать, что Дана смотрит на новичка не как на простого водителя. И Вике это не нравилось. Она настолько успела привязаться к подруге, что появление в ее жизни нового персонажа никак не вписывалось в планы. В один из вечеров Герман заявил, что приближается совершеннолетие Ани, и он собирается очень ярко его отпраздновать. Торжество было назначено на будущее воскресенье. Дане поручено вплотную заняться всеми приготовлениями. Правда, потом Герман передумал, решив взвалить все заботы по подготовке на Игоря, своего помощника. При этом Дана заранее была предупреждена, что ее присутствие на празднике нежелательно, так как, разумеется, приглашена мама Ани.

Во время подготовки к «большому торжеству» Герман, поручив все дела Игорю, на несколько дней улетел в Лондон. Аня всю неделю, как угорелая, носилась по магазинам с папиным водителем Лешей. Дане это сразу не понравилось, но она старалась не подавать вида. Анечка о симпатиях Даны даже не догадывалась. Хотя если бы и догадалась, вряд ли ее бы это остановило. Скорее наоборот, только подстегнуло. Она денно и нощно кокетничала с молодым шофером, вызывая тем самым рвотные позывы у своей «мачехи».

Вичка пыталась поговорить с подругой, втолковать, что не стоит терять голову из-за шофера, рискуя своим и без того шатким положением. На самом деле девушка понимала, что дело было, конечно, не в водителе Леше. Просто Дана, молодая двадцатипятилетняя девчонка, элементарно маялась от скуки и неудовлетворенности. Все чаще в ее разговорах с подругой проскальзывало недовольство пожилым партнером — его, как бы это помягче сказать, частичной несостоятельностью в интимных вопросах. Она рассказывала, что однажды даже предложила Герману воспользоваться парочкой-выручалочкой под названием виагра, но получила такой от ворот поворот, что думала уже собирать свои пожитки. Впрочем, в тот раз обошлось.

В последнее время Дана была сама не своя. Запиралась в туалете с бутылкой любимого «Джек Дениелс» — и выходила оттуда уже еле держась на ногах. Вичка укладывала пьяную подругу у себя в комнате и засыпала рядом с ней.

Как то ночью, уложив подружку спать, Вичка отправилась принять горячую ванну. Долго нежилась, а войдя в комнату, остановилась, как парализованная. Дана спала, сидя на полу. Прямо перед ней горел ковер, и пламя было уже довольно пугающего размера. Вичкины глаза расширились от ужаса. Первое, что пришло на ум — закричать, но она сдержалась и решила попробовать затушить огонь сама. Схватила шерстяное одеяло с кровати, кинулась с ним в ванную, намочила в воде и бросила на горящий ковер.

Пожар был затушен. В доме по-прежнему царила тишина. Аня и баб Надя легли около двенадцати и, должно быть, уже давно спали. Дана, ничего не ведая, продолжала спокойно сопеть на полу. Вика умудрилась уложить ее на кровать и только утром рассказала о ночном происшествии. Та потом долго ворчала на подругу, почему ей не пришло в голову заснять всю эту прелесть на видеопленку.

С самого утра Дана уже успела накачаться виски, и сейчас, практически в неадекватном состоянии, сидела перед Викой с косячком в зубах.

— Будешь? — в который раз предложила она, протягивая самокрутку.

Вика заметила, что у подруги трясутся руки.

— Я за здоровый образ жизни, — жестко сказала она.

— Тогда тебе точно надо попробовать. — Дана сделала последнюю затяжку и затушила бычок о полог кровати.

Вика отчаянно схватила ее за плечи и стала трясти со всей силы. Из глаз у нее брызнули слезы.

— Что ты делаешь? Что ты с собой делаешь? — кричала она. Потом, вспомнив, что ее не должны слышать, прикрыла рот рукой. И продолжала уже шепотом: — Ты же убиваешь себя, дура! Не понимаешь? Это же плохо кончится!

Дана смотрела на нее стеклянными глазами. Потом молча развернулась и, покачиваясь, вышла из комнаты.

Вика давно от самой Даны знала о ее проблемах с алкоголем, но до поры до времени даже не представляла, насколько это серьезно. Сейчас же она все поняла. Теряясь в догадках, в чем была причина такого жесткого кризиса, девушка даже прочитала несколько серьезных книжек по этой теме. И поняла точно одно — Дана больна, и больна безвозвратно. Потому что болезнь под названием алкоголизм практически не поддается лечению. А у женщин, говорят, особенно. Есть всего один способ выздороветь — самому захотеть этого.

Забегу немного вперед. Просто вспомнила, насколько я была шокирована той переменой, которая произошла с Даной всего за несколько месяцев. Впервые я познакомилась с ней через пару недель после того, как Вика переселилась в дом Германа. Дана тогда показалась мне очень красивой девушкой. Когда же я увидела ее во второй раз, сначала просто не узнала. А потом долго не могла поверить, что передо мной тот же самый человек…

Я была свидетелем некоторых историй алкоголиков. Это больные люди, и мне искренне их жаль. Но это только их выбор.

В один из тех дней пьяная Дана рассказала Вике о своих родителях. Сколько раз до этого, когда Вика расспрашивала ее о матери и об отце, Дана отмалчивалась, отшучивалась, всячески уходила от ответа. Эта тема, очевидно, была ей неприятна. Но Вичка могла только предполагать причину.

Теперь многое стало понятно. Надо сказать, к маме своей Дана относилась с большой нежностью, потому что иначе как «мамочка» ее не называла. О папе же она знала очень немного. Только то, что он был арабом, временно работал в консульстве, и Маргариту, Данину маму, очень любил. По крайней мере один раз он ее любил точно.

Марго была самой что ни на есть настоящей московской валютной проституткой. То есть не какой-то там, простите, «дешевкой», а настоящей жрицей любви советского формата. Дело иметь она предпочитала исключительно с иностранцами, обходя стороной соотечественников. Неважно, являлся ли родной директором магазина «Океан», начальником шинного завода или председателем комитета комсомола, красавица Марго для них была недоступна. Советскими гражданами она не интересовалась.

Как и многие ее «коллеги», Марго поддерживала дружественную связь с КГБ (и это не шутки, несмотря на всю невероятность такого утверждения). Время от времени она встречалась с представителями «опекающего» ее почтенного заведения и делилась с ними кое-какой информацией. Благодаря деловому сотрудничеству с органами, она беспрепятственно могла заниматься тем, чем занималась, и особых проблем не испытывала. Она всегда могла позволить себе лучшие наряды, французские духи и красную икру.

Марго вообще очень трепетно относилась к своей внешности. Регулярно посещала косметолога, массажиста и парикмахера. То, что не получалось купить, она заказывала у лучших портних. Редко кому удавалось выглядеть эффектнее. Маргарита часто наведывалась в «Березку» и, не скупясь, выбирала себе все, что душе угодно. Правда, чаще всего только выбирала, а платили, разумеется, иностранные кавалеры.

Ее квартира была похожа на музей. Здесь был и цветной импортный телевизор, и магнитола «Панасоник», и лучший винил. Такой квартирке мог позавидовать даже член политбюро. Ни для кого из ее соседей по дому не было секретом, чем занимается красавица. Но, несмотря на это, претензий к ней никто не имел. Наверное, потому, что, когда бы к ней ни обращались за помощью, она никому не отказывала.

Особенно Марго гордилась своей коллекцией украшений, которую презентовали ей клиенты. Постоянные клиенты, зная о слабости девушки к побрякушкам, привозили их из-за границы. Да и сама Марго предпочитала в пору своего расцвета брать «гонорар» камушками, а не наличными…

К сожалению, ничего из ее коллекции ко времени совершеннолетия Даны не сохранилось. А ведь там были и довольно ценные экземпляры!

Потом Марго встретила Даниного папу и неожиданно забеременела. Правда, к тому моменту, когда она узнала об этом, симпатичный араб Джалил уже покинул СССР. Впрочем, кто на самом деле отец малышки, Марго узнала, только когда та родилась, — по цвету кожи.

Что-либо выяснить о Джалиле, Марго даже не пыталась. Она не особенно тяготилась дочерью. Наоборот, любила ее, одевала, как принцессу, нанимала нянек и учителей.

Даночка росла очень смышленой девочкой, все схватывала на лету. В три с половиной года она уже начала читать. Марго не могла нарадоваться на дочь. Она совсем не стеснялась своего материнства и охотно приводила мужчин домой. Она сразу заметила, что кавалеры были в полном восторге от Даночки. Впервые увидев ее, потом они даже заранее беспокоились о покупке коробки шоколада или нарядной куклы в «Детском мире». Плюс к этому ребенок в доме в какой-то степени расслаблял их, и они становились более податливыми.

Олимпиада 1980 года ворвалась в Москву ураганом. И для Марго настала горячая пора. Все второразрядные проститутки силами КГБ были в срочном порядке высланы из столицы на периферию. Обслуживать иностранного брата осталась только настоящая элита жриц любви. И среди них, конечно, была Марго.

Дела шли отлично, ничто не предвещало беды, даже наоборот. Во время олимпиады Марго почти влюбилась. В шикарного немца. Он был на два года младше, у него были богатые родители и собственный бизнес. Йоган, как сумасшедший, клялся в любви синеокой русской красавице, был в восторге от ее смугленькой дочурки, без конца заваливал их дорогими подарками. Марго уже дала согласие на женитьбу, и далее начала при помощи своих связей собирать бумаги на выезд.

Но случилось непредвиденное. Уже после олимпиады, но в самый разгар любви, Маргарите приснился страшный сон. Там, во сне, ее старый дед по маминой линии, ветеран войны, ныне покойный Илья Федорович, мрачно грозил ей сморщенным крючковатым пальцем и материл последними словами. Говорил, что «ни в жисть» не потерпит в роду «немецкого шпика» и благословения своего не даст. А еще обвинял внучку во всех земных грехах и обещал не оказать поддержки в кастинге на получение билета в рай.

Марго проснулась в поту, в ожидании неприятностей. И они не заставили себя долго ждать.

Йоган исчез. Он больше никогда не позвонил, не написал, никак не дал о себе знать.

Марго просто не знала, что делать. Не находила себе места, месяц не могла спать. Она полностью замкнулась в себе, не отвечала на звонки, отказывала даже постоянным клиентам. И, что совсем плохо, стала прикладываться к бутылке.

Маленькая Даночка была отправлена к бабушке в Краснодар — и больше она маму не видела. Уже когда Дана выросла, она узнала, что ее синеглазая красавица мама спилась. Что постепенно распродала все свое добро, в конце концов лишилась квартиры и закончила свои дни дешевой шлюхой на Казанском вокзале.

Видимо, страсть к «огненной воде» была роковой в семье Даны. И это очень пугало Вику.

В последние дни Дана всего несколько раз покидала «берлогу», как она называла их любимую комнату с райскими птицами. Баб Надя уже не раз видела Дану пьяной. Она искренне любила девушку и никогда бы и словом не обмолвилась. Но в доме постоянно присутствовал Игорь, который обязан был докладывать обстановку хозяину.

Герман не раз предупреждал Дану, что, если она будет позволять себе лишнее с алкоголем, он отправит ее обратно на улицу. И если первое время она почти безболезненно справлялась со своей проблемой, то сейчас ситуация приобретала нерадостный оттенок.

Накануне приезда Германа Вике удалось все же привести подругу в чувство. Она заставила ее принять душ, надеть красивое белье и даже дать обещание не притрагиваться к выпивке.

Герман приехал довольный. Привез Дане роскошный браслет с бриллиантами, купленный в магазине отеля. А Анечке подарил дорогущую антикварную заколку в виде стрекозы с глазками из изумрудов.

Пока Герман отсутствовал, Вика время от времени виделась с Ромой. И потихоньку к нему приближалась. Хотя он по-прежнему был погружен в свои переживания, но постепенно его перестало раздражать присутствие Вики где-то неподалеку.

Она потом рассказывала, что Роман не привлекал ее как мужчина. Но, зная как это важно в искусстве обольщения, занималась самовнушением, чтобы почувствовать к нему хоть какое-нибудь притяжение.

Забегая вперед скажу, что Вика медленно, но верно добилась своего и попала в постель к Роме. Даже не один раз. И было это совсем не сложно. Во всяком случае, не так сложно, как она это себе представляла.

Ей всего лишь пришлось много часов подряд, стиснув зубы, слушать исповедь его жизни. Сотни раз вскидывать глаза к небу и «в ужасе» закрывать рукой рот. Потом с грустной нежностью проводить рукой по его волосам и временами пускать слезу в нужный момент. На большинство мужчин, а особенно на тех, кто лелеял какое-то свое горе, это действовало безотказно. Вот и Роман не стал исключением. И однажды от умиления этой идиллией, в знак благодарности предложил провести ночь вместе.

В тот холодный зимний вечер, когда вернувшийся из города, явно пребывающий в приподнятом настроении Рома позвал Вичку к себе «просто посидеть», девушка поняла, что пора действовать. Действительно, пора было заканчивать с этой затянувшейся прелюдией и установить, наконец, те отношения, ради которых ее пригласили обосноваться в этом доме.

Вичка собралась за считанные минуты. Уютная бежевая кофточка из очень мягкой шерсти, синие классические джинсы, еле заметный блеск на губах — ничто не должно было отпугнуть столь чувствительного кавалера.

Рома был не большим любителем выпить. Но сегодня сам предложил «по бокальчику» коньяка. Вичка с готовностью глотнула горькую жидкость. По телу разлилось приятное тепло. Она огляделась. Обычно расставленных на каждом квадратном сантиметре фотографий Алены сейчас нигде не было видно.

«Ага, клиент созрел», — подумала Вичка, улыбнувшись.

Говорящий в этот момент по телефону Рома поймал ее взгляд и подмигнул.

— Ну, что? — спросил он, закончив разговор. — Над чем сейчас работаешь?

Вичка уловила в его вопросе иронию.

— Много всего, — не моргнув глазом, ответила она. — Идей масса!

— Понятно, — улыбнулся Рома. — Покажешь?

— Конечно, — согласилась Вичка. — Потом.

Она с вызовом посмотрела в глаза Ромы. Тот отвел взгляд.

— Ну, что делать будем? — вдруг спросил он.

«Наконец-то! — чуть не вырвалось у Вички. — Разродился!»

— Все, что хочешь, — продолжая смотреть противнику в глаза, медленно произнесла она.

Рома промолчал. Вичка подошла к нему и осторожно провела рукой по его волосам.

— Иди ко мне, — сказала она тихо и привлекла его к себе. Он не сопротивлялся.

Правда, наутро Роман как будто даже удивился, что, собственно, девушка делает в его постели. И снова установил дистанцию. Потом снова сдавал позиции — и наутро вновь делал вид, что это было ошибкой… И так раз за разом.

Впрочем, Вика по этому поводу даже не думала расстраиваться. Она была спокойна — укрощение строптивого состоялось!

По случаю дня рождения был заказан модный ресторан в центре города, приглашены важные гости.

Праздник удался на славу. Стол ломился от деликатесов. Лучшее шампанское, лучшая икра, лучшие эстрадные звезды. Знаете, сколько стоит одно выступление отечественной супер-пупер поп-звезды? Десятки тысяч долларов! А что, думаете, они выступают на частных вечеринках просто по доброте душевной?

А теперь представьте, что на Анином «празднике жизни» звезд было несколько. Причем выступали они, мягко говоря, не лучшим образом, чтобы не сказать грубее (именно поэтому я придержу в тайне их имена). Но какая была разница довольной подвыпившей публике?

Аня радовалась, как малый ребенок. Папа исполнил все ее мечты. Мало того, что он позволил ей пригласить всех ее главных друзей, так еще сам Степа Мараев, красавец-спортсмен с четвертого курса, пригласил ее на танец.

Как рассказывал позднее сам Степа, туповатую Анюту он и на дух не воспринимал, пока не увидел собственными глазами, сколько может выложить ее папаша за празднование восемнадцатилетия любимой дочурки. И с этого дня Аня стала рассматриваться молодым человеком, как вариант номер два. (Первой шла страшненькая дочка другого, еще более крутого дяденьки.)

Но главный подарок для Анечки ее папа приберег. В самый разгар вечера он подвел к дочери для более близкого знакомства небезызвестного продюсера — и тот торжественно пообещал юному дарованию сделать ее настоящей певицей.

Дело в том, что Анечка страстно желала петь, причем считала себя куда талантливее многих звезд не только российского, но и западного эстрадного небосклона. А между тем в элитном доме в Лялином переулке, где она проживала вместе с мамой, Еленой Владимировной, и волнистым попугайчиком Питом, соседи не раз стучали по трубам, когда Анюта начинала «заливаться соловьем».

Знакомство со знаменитым продюсером так необыкновенно вдохновило девочку, что под конец торжества, уже довольно накачанная шипучкой, она вздумала порадовать гостей мягким стриптизом и эксклюзивным исполнением песни собственного сочинения, подозрительно смахивающую на композицию из репертуара Бритни Спирс. В ней она эротично грозила неизвестному молодому человеку показать ему, что такое страсть настоящей женщины. При этом нервически дергала попой и зачем-то постоянно хваталась руками за свою грудь. Начинающей «поп-диве» казалось, что она божественна.

Однако в это самое время Анин любимый Степа Мараев куда-то тихо вышел из зала. Причем вместе с подругой-одноклассницей именинницы.

Анечке стало обидно. До такой степени, что она бросила петь где-то на середине, вернулась за стол, прямо на глазах у мамы и папы достала из сумочки пачку «Вог», и с удовольствием затянулась. Елена Владимировна среагировала мгновенно. Понимая, что вид курящей дочери неминуемо вызовет в Германе приступ ярости, она стремглав подлетела к ней, выхватила сигарету и быстро затолкала обратно в сумку.

— Не кури при отце, дура, — ласково шепнула любящая мать на ушко дочери и, поцеловав ее в макушку, спокойно отправилась на свое место.

Анечку все это окончательно достало. Она накинула на худенькие плечи шиншилловый полушубок, подарок папы, и выбежала на улицу, где долго целовалась на холоде с обворожительным папиным водителем Лешей. За этим занятием была поймана мамой и получила парочку крепких оплеух.

Шофер Леша отделался серьезным предупреждением и решил забыть о хозяйской дочке… до завтрашнего утра.

Вскоре после пышного дня рождения Анечка вернулась к матери, и Герман теперь постоянно находился в дурном расположении духа — он считал, что в этом есть доля вины Даны, ее присутствия в доме. На самом же деле, Ане наконец-то надоел шофер Леша и торчать постоянно в отцовском доме стало скучно.

Роман же, напротив, как-то встрепенулся, ожил. Как-то даже пригласил Вику сходить вместе на премьеру модного мюзикла.

Так продолжалось еще несколько месяцев. Вика с Романом периодически куда-нибудь выбирались вместе, причем по его инициативе. Не сказать, чтобы она так уж радовалась этим встречам и совместным выходам, но она прекрасно понимала, что это была единственная возможность по-прежнему оставаться в доме Германа.

Девушка не могла даже представить себе расставания с Даной. За эти пол года они так привязались друг к другу, что близость подруги для Вики стала куда важнее, чем близость любого мужчины. И еще она понимала: без нее с Даной может случиться что-то нехорошее. И очень боялась за подругу.

Герман уже устал предупреждать разгулявшуюся любовницу о последствиях ее пристрастия к алкоголю. И, по мнению Вики, он был по-своему прав. Но Дана продолжала пить. Скорее всего это было уже не в ее власти.

Она сильно изменилась. Похудела. Ее уже не радовали поездки по магазинам. Она редко выбиралась из дому. Вика понимала, что добром это не кончится, и предчувствовала неприятности.

Первая неприятность не заставила себя ждать. Правда, это было совсем не то, чего ожидала Вика. Вернее, такого она вообще не ожидала. Виктория забеременела.

Надо сказать, Вичка с детства мечтала о детях, даже шутила, что это ее навязчивая идея. Но в данном случае такой расклад был совсем некстати. Ведь детей она хотела только от любимого человека. А Рома к ним точно не относился. (Кстати, иногда Вика шутила с Даной, что не отказалась бы иметь ребенка от нее. Та была не против.)

Небольшие задержки были нормой для Вички Поэтому она забила тревогу только тогда, когда месячные не появлялись уже третью неделю.

Первым делом они с Даной купили в аптеке тест на беременность. Вике так не терпелось провести экспертизу, что она сделала ее прямо в кафе, в которое они по привычке зашли перекусить. Первым делом заказала воды, и, когда через минуту официант принес бутылку «Виттель» со стаканами, Вика скрылась с одним из них (стаканов, а не официантов) в дамской комнате.

Дана, пообещавшая ждать, не вытерпела и минуты и отправилась в том же направлении. Она все поняла, когда через дверь услышала стон отчаяния. Приговор был вынесен.

Девушки вернулись за стол вместе. Вика не знала, что делать. Не хотелось плакать, не хотелось говорить. Вообще ничего не хотелось. Кроме одного. Прямо сейчас, сию же минуту оказаться дома, в Питере, с родителями.

Она всегда точно знала одно — что никогда, ни при каких обстоятельствах аборт делать не будет. И все это время ей очень везло. Хотя трудно назвать везением педантичный непрерывный прием противозачаточных таблеток с восемнадцатилетнего возраста.

Судьба посмеялась над Викой, преподнеся свой неожиданный сюрприз.

На следующий день все еще продолжавшая надеяться девушка отправилась сдавать анализы. Результат был тот же.

Дана, несмотря на настроение подруги, радовалась, как ребенок. Вику это одновременно и злило, и веселило. Она все никак до конца не могла осознать происходящее. Невозможно было поверить в то, что теперь все по-другому. Совсем по-другому. Что внутри нее живет кто-то другой, часть ее самой, но не она. Вика без конца трогала живот, пытаясь уловить новые ощущения. Но ничего не чувствовала. Кроме одного. Она уже точно знала, что этот ребенок родится, и с каждым днем желала этого все больше и больше.

Девушки решили в первую очередь все рассказать Герману. Хотя Вика даже примерно не представляла, понравится ему новость или нет.

Спокойно выслушав девушку, Герман отправил ее с этим известием к отцу ребенка.

Тем же вечером в доме Романа состоялся долгий, неприятный для Вики разговор. Она хотела во все горло кричать, что ей нечего решать, что ее не интересует чужое мнение, что она сама знает, что делать. Но, сдерживая слезы, мягко говорила Роме, что на все его воля и что она примет любое его решение. Да, это была ложь. Но ложь необходимая.

Как Вика и предполагала, Роман согласился признать ребенка. Обещал дать ему свою фамилию, как полагается. С одной оговоркой. Сначала они пройдут ДНК-тест на отцовство. Вике было нечего опасаться. С момента ее появления в доме Германа, она жила практически как монашка, за исключением редких встреч с Романом.

В образе жизни Вики с этого момента почти ничего не поменялось. Она, как и прежде, продолжала жить в их «берлоге», так же целый день проводила в обществе Даны. Роман и не думал предлагать ей переехать к нему в дом, чему Вика была, надо признать, даже рада.

Герман иногда расспрашивал ее о самочувствии, интересовался не нужно ли чего, предлагал любую помощь. У него в последнее время очень успешно шли дела, и зачастую он возвращался домой не раньше часа ночи. Хотя были ли эти поздние возвращения связаны с работой? Вика давно подозревала, что у Германа есть еще одна пассия. И даже не раз предупреждала об этом Дану. Но та только отмахивалась, говоря, что ей все равно.

Вскоре под предлогом того, что он хочет, чтобы дочь провела начало летних каникул с ним, Герман щедро спонсировал Дане, а вместе с ней и Вике заграничную поездку.

— Заодно и мир посмотришь, — говорил он Вичке. — А то после рождения ребенка, когда еще удастся съездить?

И буквально через неделю неразлучные подружки Дана и Вика летели в Европу. Первым делом направились в Милан…

Вика в первый раз летала первым классом, и ей это очень понравилось. Теперь она узнала, какими милыми могут быть стюардессы.

— Я вот что думаю, — сказала она, намазывая на теплую булочку масло. — Смог бы тот же миллиардер влюбиться в стюардессу, если бы инкогнито летел в экономе? Думаю, что нет!

— Это точно, — охотно подтвердила Дана и блаженно закурила неизменный «Парламент». Она успела выкурить половину сигареты, когда к ней подбежала беспокойная бортпроводница и попросила срочно погасить сигарету.

— Это невозможно! — твердила она. — Курить на борту запрещено.

— А мне, знаете ли, все равно, — медленно протянула Дана. — Я пьяная, и хочу курить. Я вообще всегда хочу курить, когда пьяная.

Она залпом выпила то, что еще оставалось в ее бокале, и посмотрела на женщину своими волшебными синими глазами.

— Это невозможно! — опять повторила та. — Но… если вы и вправду не можете терпеть, пойдемте, я покажу вам одно укромное местечко.

Дана неуверенным шагом отправилась за стюардессой. Они спустились на этаж ниже, и женщина указала Дане на кресло. Минут через тридцать, так и не дождавшись подругу, Вика решила сходить за ней и спасти ее из никотинового плена.

Когда же она спустилась вниз, увидела, что Дана мирно спит. Молоденький бортпроводник тщетно пытался ее разбудить.

«Знали бы они о ее страсти устраивать пожары», — подумала Вика.

Она уговорила паренька-стюарда не будить пьяную подругу и позволить ей здесь выспаться. После чего, предусмотрительно забрав у нее зажигалку, вернулась на свое место.

В остальном, если не считать косых взглядов команды, полет прошел нормально.

Очередной казус случился уже в Милане, при заселении в гостиницу. Не совсем протрезвевшая Дана оступилась на лестнице и рухнула на отполированный мраморный пол. Холл лучшей миланской гостиницы Милана «Four Seasons» был забит до отказа. Поэтому желающих поглазеть на не очень трезвую русскую, во весь голос матерящую сам Милан, его гостиницы и собственно гостей на русском, английском и итальянском (ругаться Дана отлично могла на многих языках), оказалось немало. Однако, несмотря на недостойное поведение, стриженная под мальчика синеокая брюнетка удостоилась одобрительного цоканья и возгласов «bellisima!».

Мальчик-портье спешно помог Дане подняться и усадил в кресло. Пока Вика занималась размещением, Дана безуспешно пыталась снять с себя черные кожаные сапоги. То ли с молнией было что-то не в порядке, то ли с самой Даной, но у нее ничего не получалось. На помощь пришел несимпатичный немолодой джентльмен, уже давно пожиравший ее глазами.

Когда Вика обернулась к подруге, на месте ее уже не было. Только черные сапоги одиноко лежали на полу в ожидании хозяйки.

Мальчик-портье на ломаном английском объяснил Вике, что сеньорита прошла в туалет в конце холла. Дана и в самом деле нашлась в туалете, где абсолютно спокойно мыла ноги в раковине. Вика такое зрелище видела однажды на вокзале. Только на месте Даны был старик-бомж с распухшей физиономией.

Понимая, что, если их застанут за этим занятием, придется искать новый ночлег, Вичка оттащила Дану от раковины, запихнула ее в кабинку туалета и, изодрав целый рулон туалетной бумаги, вытерла ей ноги. После чего неспешной походкой они отправились в номер. Там Вика сразу уложила подругу спать. Правда, Дана, требуя «продолжения банкета», еще долго сопротивлялась и норовила спуститься поужинать.

А назавтра она в очередной раз клялась подруге, что отныне будет вести себя хорошо. Вике оставалось только надеяться, что слово она сдержит.

Следующие несколько дней девушки просыпались около одиннадцати часов утра, завтракали в номере, приводили себя в порядок (вернее, только Вика, потому что Дану заставить накраситься было невозможно) и выходили в город.

Их отель располагался в Мекке всех шопогол и ко в мира, на главной улице миланской моды виа Монтенаполеоне. Поэтому основным занятием были прогулки по магазинам. Однако миланский шопинг явно не доставлял Дане удовольствия. Казалось, она уже просто по привычке, машинально заходит в магазины и рассматривает витрины. Сам процесс ее совсем не вдохновлял. В итоге покупок было сделано не так уж и много, и то в основном все было куплено Вике. Дана, не скупясь, выбирала подруге дорогие обновки. Золотые туфли от Гуччи, фисташковый палантин от Фенди, кожаные перчатки от Прада. Но больше всего Вичка радовалась идеально скроенному костюму-двойке из светлой шерсти от Валентино. О таком она мечтала всю сознательную жизнь, и, наконец, ее мечта сбылась. Дана, правда, выбор подруги не одобрила. На ее взгляд, так Вика еще больше стала походить на «училку старших классов в пятом поколении».

По вечерам они бродили по городу, заходили в ресторанчики, заказывали пасту. После ужина усаживались в лобби отеля и, медленно потягивая отменный капуччино, подолгу болтали обо всем на свете. Время от времени к ним подходили знакомиться молодые люди, среди которых попадались даже очень симпатичные. Но девушки не проявляли к ним благосклонности, предпочитая общество друг друга.

Иногда, когда Вика говорила, что скорее всего ей в ближайшем будущем придется покинуть дом на Рублевке, Дана вполне серьезно заявляла, что никуда ее не отпустит или в крайнем случае уйдет следом за ней.

После Милана подруги отправились во Францию. Это была давняя мечта Вики. Прилетели в Париж, поселились в «Ритце», как всегда, в одном номере. Ритц потряс воображение Вики. Такой роскоши она еще никогда не видела. Их номер больше походил на королевские покои, чем на обыкновенную комнату в отеле. Воспитание не позволяло Вике стащить что-нибудь из предметов обихода, но так трудно было прощаться с бесподобным банным халатом цвета кофе с молоком, теплыми мягкими тапочками с вышивкой ручной работы и другими атрибутами настоящей французской жизни.

Таких вкусных блюд, которые творили волшебники лучшего отеля мира, Вика не пробовала нигде и никогда. В первый же вечер в Париже, устав от дороги, девушки решили воспользоваться рум-сервисом, но даже не ожидали, что ужин в отеле может быть приготовлен настолько гениально. Правда, и стоил он раза в три больше, чем ужин в любом другом хорошем ресторане. Но это стоило того! А на фирменное ритцевское пирожное «Наполеон» подруги так просто подсели и потом заказывали его по два раза в день: на завтрак и на ужин!

Дана знала Париж прекрасно и по просьбе Вики водила ее по всем главным достопримечательностям самого знаменитого города на планете. В их личном путеводителе по очереди обозначились: Парижская опера, Триумфальная арка, Эйфелева башня, Дворец правосудия, собор Парижской Богоматери, Лувр и, конечно же, Булонский лес, побывать в котором Вика мечтала с самого детства. В то же время, как и любые нормальные женщины, они не забывали о магазинах. Весьма результативно посетили «Le bon Marche», «Le Printemps», «Colette», ну и, естественно, галерею «Лафайет».

По вечерам они ужинали в знаменитом «Le Cortes», «Le Coeur Fou» на Монмартре или в одном из самых любимых Даной «Le Fumoir», неподалеку от Лувра. Один раз даже успели отдохнуть в ночном клубе, откуда, впрочем, Вика вскоре сбежала, почувствовав себя нехорошо. Все же беременность сказывалась. Дана же вернулась в номер под утро, под шафе и в прекрасном настроении. Она решила в это утро вовсе не ложиться спать и долго рассказывала Вике, как чудесно провела время и с какими интересными ребятами познакомилась.

Ребята, как оказалось, были успешными молодыми дельцами из Москвы. Они отдыхали без девушек, и не без удовольствия знакомились с красавицами вроде Даны. У них, как и у наших знакомых, в планах этого заграничного турне значился отдых в Сен-Тропе. Где они и договорились встретиться через несколько дней.

В Париже девушки пробыли неделю. На очереди был Лазурный Берег. В Ницце — Негреско, В Каннах — Мартинез, в Сен-Тропе — Библос. Английская набережная сменялась boulevard de la Croisette. За авеню Jean-Medecin следовали улица de Antibes и площадь de la Garonne.

Каждое утро Вика просыпалась самым счастливым человеком на свете. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. У нее уже начал расти живот, и это обстоятельство особенно приводило ее в восторг. Она не хотела думать о будущем, предпочитая жить настоящим.

Дана тоже была в постоянно приподнятом настроении, без конца шутила и смеялась. И от этого Вика ощущала себя еще более счастливой.

В Сен-Тропе, в первый же выход в город они встретились с компанией из Москвы. Но молодые люди уже были не одни. К ним примкнули две эффектные девушки. Что интересно, с одной из них, Женечкой, была знакома Дана, а вторую, Натали, не понаслышке знала Вика.

С яркой блондинкой Натали всегда надо было быть начеку. В кругу знакомых Вички она слыла самой успешной «девушкой на выданье». В какой-то степени ее даже побаивались — говорили, что она… дружит с нечистью. Вернее, она сама распускала эти слухи, когда рассказывала об очередном трофее мужского пола, выигранном «с помощью магии». Ей нравилось напускать вокруг себя туман, рассказывать о необыкновенных мистических способностях, полученных от прабабки. Это настолько не вязалось с ее ангельской внешностью, что, не зная ее достаточно близко, поверить в неординарное хобби девушки было довольно тяжело.

Натали, судя по ее внешности, была горячей поклонницей Мерилин Монро. Правда, если кому-то приходило в голову намекнуть ей на это, она впадала в ярость — кричала, что эго ее собственный натуральный образ, а «несчастная американская толстуха» Монро и в подметки ей не годится. Фигура у нее и впрямь была отменная: длинные стройные ноги, зад орехом, талия Людмилы Гурченко. И она страсть как гордилась всем этим модельным набором.

Моделью она тоже успела побывать. Правда, не долго — вскоре ее выкинули из плотного строя «подруг по несчастью» за абсолютно невыносимый характер. Поговаривают, что хозяйка того не ахти какого модельного агентства буквально в считанные дни лишилась всего, что имела, включая квартиру на Садово-Кудринской, дачный участок по Киевскому направлению и молодого мужа-стриптизера. Именно Натали, вернее, ее «дурной глаз» посчитали причиной всех несчастий злополучной хозяйки агентства. Натали же своей причастности к подобному злодейству отрицать и не думала. Наоборот, воспользовавшись моментом, месяца три держала в страхе всех знакомых девушек, даже сумела занять у каждой из них по кругленькой сумме (кстати, так и не вернула).

Одевалась Натали очень экстравагантно. Она прекрасно умела шить. Поэтому ее гардероб был забит платьями, юбками и кофточками собственного изготовления. Правда, далеко не всем понравились бы эти странные наряды, представляющие собой нечто среднее между платьем средневековой принцессы и рыболовной сетью. Но доморощенную модельершу это ничуть не смущало. Более того, она издевалась даже над вещами, которые стоили кучу денег, — покупала дорогущие Дольчи, Кавалли, немного с ними работала, то есть где-то отрезала, куда-то что-то пришивала и получалось именно то, что надо. Конечно, то, что надо, на ее взгляд. Обычно в своих исковерканных нарядах она выглядела довольно нелепо, и при взгляде на нее трудно было поверить, что она отъезжает хоть немного в сторону Москвы от Химок.

Но тем не менее у Натали всегда водились денежки, перепадающие ей от богатеньких Буратино (в основном почему-то выходцев с нашего славного Кавказа). И это именно она сейчас отдыхала в Сен-Тропе на белоснежной яхте со своим новым ухажером (правда, на этот раз не кавказцем).

Ее светлые воздушные кудри с образом колдуньи вязались не очень, но в холодных зеленых глазах и впрямь было что-то эдакое. Реалистка Вика в подобную чушь никогда не верила, но вредину Натали никогда особо не жаловала. Впрочем, их чувства были взаимны. Натали, в свою очередь, мягкую, тихую Вичку терпеть не могла и вообще считала, что девчонка ей не чета.

Что связывало истеричку Натали с глупышкой Женечкой, было вообще загадкой; Но общались эти две особы друг с другом, как добрые старые подружки.

Что касается Женечки, то глупой ее назвать можно было только на первый, непредвзятый взгляд. Хорошо знающие ее люди понимали, что так охарактеризовать эту девушку можно лишь очень с большой натяжкой. Потому что Женечка была не глупой, нет, она была по-настоящему тупой! Впрочем, почему была? Она и сейчас очень даже прекрасно себя чувствует.

По моим наблюдениям, тупой человек намного опаснее глупого. В чем отличие первого от второго? Первый может быть очень хитер! И при этом тупо идти к своей цели, не обращая внимания ни на что святое и сметая всех на своем пути. Его, как ни странно, гораздо труднее распознать, чем просто глупого. Ну кто, в конце концов, заподозрит дурака в игре? Только очень бывалый человек.

Женечка, к сожалению, принадлежала именно к первой категории. Ей хватало умения скрывать свое истинное лицо под маской наивной простушки. И этот талант обеспечивал очень неплохое существование.

Но, как часто бывает, Женечка обладала не одним талантом, а сразу несколькими. Например, даром торговли. О, об этом ходят целые легенды!

Взять хотя бы ее первую умопомрачительную сделку, просто сделку века. В четырнадцать лет маленькая и не очень хорошенькая девочка Женечка приглядела себе модную турецкую кожаную куртку в супер-продвинутом ларьке у станции метро «Сухаревская». Но денег на покупку вожделенной иностранной красоты, что вполне естественно, у ученицы восьмого класса «А» не было. Мама, молодая еще женщина, со своими собственными интересами по жизни, денег на куртку подрастающей наследнице дать отказалась. Что, должна сказать, несколько странно при наличии двух иномарок (дело было в начале девяностых!), огромной квартиры на Соколе, двухэтажной дачи под Москвой и четвертого по счету законного мужа, владельца одного из первых в столице автосервисов.

Ну конечно, маме Женечки было совсем не до подрастающей дочери. Она была очень занята. Большей частью удержанием своего четвертого, самого удачного трофея.

Женечка же и не подумала долго дуться на мамочку. Она нашла другой способ осуществить свою мечту. Сидя поутру в туалете и пролистывая одну из газет, оставленных отчимом, она наткнулась на маленький незаметный заголовок, цитирующий слова известного западного финансиста. Что-то вроде: «Чтобы что-нибудь купить, сначала надо что-нибудь продать».

Женечка обрадовалась и стала тщательно вспоминать, что же ей такое продать. О том, чтобы унести что-нибудь из дому, не было и речи — маму Женечки вряд ли можно было назвать женщиной мягкой и милосердной.

Почему-то пришли на память рассказы подружек о первых поцелуях «по-настоящему», первых «взрослых» свиданиях с прыщавыми поклонниками, о других, более интересных и закрытых аспектах жизни подрастающих организмов. В общем, не буду вас долго томить — Женечка придумала свой вариант купли-продажи. Она решила продать свою… девственность.

Конечно, нельзя сказать, что это — ноу-хау но, поверьте мне на слово, Женечка «изобрела» этот способ обогащения действительно сама, без всяких подсказок со стороны. Вот такой парадокс: по изобретательности тупость иногда граничит с гениальностью.

А что удивляет еще больше: впоследствии, уже повзрослев, Женечка и не думала скрывать от окружения этот, мягко говоря, оригинальный фрагмент собственной биографии. Напротив, она просто гордилась им! Возбужденно рассказывала, как собственноручно изготовила несколько загадочных записочек-посланий с недвусмысленным предложением отведать ее юное тело и указанием места встречи. Записки эти в день итогового полугодового школьного собрания она подложила в карманы глав семейств самых обеспеченных своих однокашников. И как ни фантастически это звучит, «добрый дяденька» нашелся. И даже несколько! Хотя, наверное, были среди них и те, кто руководствовался простым любопытством или даже праведным гневом, приходя к месту «свидания».

Предприимчивая школьница и не думала сразу, без оглядки, показываться на глаза. Видимо, пользуясь собачьим чутьем, она удачно отсеяла всех, на ее взгляд, неподходящих претендентов, оставив только одного. Какую она назначила цену? По ее собственным словам, 1000 рублей — немалые деньги по тем временам. И, как вы уже догадались, вскоре малышка Женечка красовалась в вожделенной турецкой курточке.

Мама девочки, совершенно случайно проснувшаяся как-то утром, когда Женечка собиралась в школу, обновку заметила и одобрила. Даже сонно поинтересовалась, откуда она у дочери. Женечка, не задумываясь, выдала заранее заготовленный ответ о доброй подружке-однокласснице, давшей ей на время поносить одну из пятнадцати своих курточек. Эта версия маму абсолютно устроила, и больше она к этому вопросу не возвращалась. Все задуманное девочкой оказалось настолько легко осуществимо, что она всерьез задумалась о продолжении эксперимента. С каждым разом организация маленького «бизнеса» становилась все проще. Появились уже и постоянные клиенты. Женечка никому не рассказывала о своей тайной жизни. Мама больше не интересовалась, откуда у дочери новые дорогие вещи и украшения. Такой расклад ее устраивал.

К восемнадцати годам Женечка была уже знаменита в злачных местах Москвы. Говорят, огромным успехом у мужчин она не пользовалась. Выдавать себя за девственницу уже не было смысла, и строй клиентов редел на глазах.

Сейчас Женечка, впрочем, от бедности тоже не страдает. Перебивается, как большинство ее коллег…

Судя по довольным лицам Женечки и Натали, на «рабочем фронте» у них все было в порядке.

В данный момент они собирались прогуляться по живописным улочкам Сен-Тропе. Конечно, их мало интересовали пейзажи. Зато что за наслаждение эти маленькие магазинчики в лучшей деревне на свете! Да, там есть на что посмотреть.

Но сначала все решили немного посидеть перекусить в одном из многочисленных ресторанов на побережье. Выбрали центральный, с видом на самую роскошную пришвартованную яхту. На ее палубе за столиком сидела красивая женщина средних лет, по-видимому, итальянка. Несмотря на изнуряющую жару, она накинула на плечи кружевную черную шаль ручной работы и медленно потягивала охлажденное шампанское, время от времени доставая бутылку из ведерка со льдом, чтобы наполнить бокал. Рядом под ее ногами без остановки носился неугомонный джек-рассел-терьер. Он без конца лаял, пытаясь привлечь внимание симпатичной блондиночки-болонки с соседней яхты. Наконец, даме надоел этот лай, она изящно повела длинными пальцами с огромным бриллиантом и томно попросила стюарда унести надоедливого.

Вичка с восхищением наблюдала эту картину и даже в глубине души понадеялась, что когда-нибудь будет также сидеть на корме своей собственной яхты, в накинутой на плечи черной кружевной шали. Впрочем, можно и белой.

Любезный хозяин ресторана усадил компанию молодых гостей на лучшее место на улице, сразу принес поднос с напитками и бутылкой холодной воды. С кухни доносился такой невероятный запах жареных вкусностей, что у всех присутствующих началось обильное слюновыделение. Был уже вечер, гости постепенно заполняли ресторан. Официанты с неизменной улыбкой бодро носились между столиками. На их подносах красовались зажаренные до хрустящей корочки ребрышки ягненка, убийственно ароматные креветки под чесночным соусом, каждая размером с ладонь, изысканно приготовленная рыба с веточками спаржи, под сладким карамельным сиропом. Ну а десерты — это было просто нечто! Но какой смысл говорить о французских десертах? Их надо пробовать!

В результате неожиданной встречи за столиком оказалась компания из шести человек: Вичка и Дана, Женечка и Натали и двое друзей-бизнесменов Саша и Глеб.

Женечка доедала дополнительную порцию макарон. Сначала она заказала себе огромный стейк под соусом из шампиньонов и очень быстро с ним расправилась. Но когда Дане с небольшим опозданием принесли ее пасту с копченым лососем под сливочным соусом, Женечка, округлив глаза, заставила своего кавалера Глеба срочно заказать для нее то же самое. Надо сказать, обаятельный пожилой официант долго потом еще косился на их столик, наблюдая, как худенькая Женечка со сноровкой хищницы доедает второе горячее блюдо. И это после горшочка с ухой, тарелки свежайшего салата из помидоров, рукколы и жареных кедровых орешков, а также корзинки свежеиспеченного хлеба.

Вслед за основным пиршеством последовал десерт — роскошное сливочное крем-брюле, сладкий розовый арбуз и чашка ароматного кофе. Судя по выражению лица Женечки, чувствовала она себя после всего этого изобилия совсем не плохо. Вичка, будучи прилично воспитанной девушкой, никогда не позволяла себе смотреть в рот соседа, высчитывая количество съеденной им пищи. Но в этот раз ее так и распирало спросить, как же это возможно — такой миниатюрной девушке запихать в себя столько съестного. Она еще не успела корректно, чтобы не обидеть Женечку, мысленно сформулировать вопрос, когда Дана, в своем репертуаре, хлопнула по плечу Глеба и с хохотом спросила, как же ему удается прокормить столь прожорливую подругу, да еще при этом умудряться отдыхать на Лазурном Берегу.

— Вот, думаю, придется скоро последнюю машину продавать, — хмыкнул Глеб, покосившись на мило улыбающуюся Женечку. — Все деньги на рестораны спускаю. Я ведь ем раза в три меньше ее. В общем, никакой экономии. Да уж ладно. — Он пристально посмотрел на Дану. — Еще недельку потусуемся, и разбежимся.

— Тоже мне жмот! — Женечка брезгливо сморщила носик. — Сводил два раза в ресторан, и уже банкрот! А кто недавно себе «Porshe» приглядел?

— Да ты за мной следишь, девочка. — Глеб чуть прищурил глаза. Особенно странен был факт осведомленности Женечки при тех обстоятельствах, что знакомы они были чуть больше двух недель. — И откуда же ты это знаешь?

— Наталь! — Женечка стукнула локтем подругу. — Ты ведь мне рассказывала?

Натали от неожиданности чуть не поперхнулась. Она сделала страшные глаза и высоким голосом заорала:

— Вот, дура! Ну что ты мелешь-то? Язык чешется?

Далее последовал такой трехэтажный мат, пересказывать который культурным людям (таким, как мы с вами) категорически не пристало.

Все присутствующие были поражены реакцией белокурой принцессы на совершенно невинный вопрос подруги. Но именно в этот момент пухленький голубоглазый Саша окончательно определился относительно вопроса продолжения близкого знакомства с Натали в Москве. Решил воздержаться. Он так громко облегченно вздохнул, что теперь все головы обернулись в его сторону.

Натали, поняв, что немного перестаралась, решила как-то разрядить обстановку.

— Ну, ты как всегда путаешь, солнышко, — прощебетала она и умиленно улыбнулась подруге.

— Откуда мне знать, что и когда покупает себе Глебушка? Кто я, по-твоему, ФНС?

Натали внутренне похвалила себя за умное слово, которое специально выучила для подобного случая.

— Ну как же? — хотела было возмутиться Женечка. — Ведь ты сама…

Досказать ей не дали. Она получила качественный удар каблуком по ноге.

— Заткнись, дура, — прошипела ей в ухо Мерилин Монро.

Женечка покорно сдалась, отложив отмщение на потом.

— Кто вас, мужчин, поймет? — сказала она как ни в чем не бывало. — Сначала говорят на каждом углу, что терпеть не могут девушек на диетах, а как только попадается одна со здоровым аппетитом, у вас тоже что-то не видно никакой радости.

— А кто тебе сказал, что у тебя здоровый аппетит? — серьезно отозвался Глеб. — Ты же ешь, как кокер-спаниель, до последнего куска. Я каждый раз невольно себе представляю, что у тебя происходит внутри после подобных ужинов. Откровенно говоря, всякое желание пропадает.

Глеб снова многозначительно посмотрел на Дану. Вичка уже в который раз про себя послала его подальше. Дана кокетливо ответила на взгляд молодого человека.

Женечка театрально надула щечки и цокнула язычком.

С другой стороны стола сквозь запотевшие окуляры на Вичку уже с интересом поглядывал тихий Саша. И это не укрылось от внимания его подруги Натали.

Вичка решила, что пора и честь знать, и попробовала увести Дану домой, в гостиницу то есть. Да не тут-то было. Девушка только разгулялась и желала «продолжения банкета». Воспользовавшись этим, Глеб пригласил Дану и Вику в гости на яхту к своему хорошему знакомому. Саша же вынужден был, чтобы немного успокоить обиженных подружек-стервочек, отправиться с ними на променад по знойной деревеньке.

Как оказалось, яхта, на которую были так неожиданно приглашены Дана с Викой, принадлежала одному супервсемогущему, по московским меркам, магнату, известному только посвященному кругу людей. Глеб время от времени оказывал ему некие очень важные услуги и получал за это баснословные гонорары.

Профессия Глеба не слишком хорошо известна широкой массе людей. Он, как и немногочисленные его коллеги, всегда остается немного в тени. Так называемая скрытая акула большого бизнеса, рейдер. Глеб, в отличие от некоторых неудачников, считался рейдером «белым» — говоря простым языком, крутым рейдером. При всей своей «белизне», он не гнушался никакими методами, помогая своим работодателям-олигархам становиться еще более могущественными за счет чьих-то бед и несчастий.

Одетый с иголочки по последней моде, надушенный с ног до головы, с налаченными перстами и свежим педикюром под крокодиловой кожей ботинок от Dior, Глеб с чистой совестью мог гордо нести знамя первого метросексуала своего района. Мужчина был настолько увлечен собственной персоной, что у него никогда не хватало времени на три минуты глубокого пилинга души на досуге. Но, как и принято в нашем обществе, Именно эти незавидные качества позволили Глебу обзавестись домом на пресловутой Рублевке, солидным счетом в банке и возможностью щипать за попы длинноногих моделей в «First».

Так вот, по словам Глеба, почтенный магнат после удачно проведенной сделки, пригласил его с помощником Сашей погостить на яхте. Но если бы они знали, что им придется терпеть его «больную на всю голову» психопатку-любовницу, то определенно позаботились бы о бронировании отеля. В данный момент, в самый пик сезона, это было абсолютно исключено.

Да, не вздумайте влюбиться в метросексуала. Эти любят только самих себя. И потом, они далеко не самые искусные любовники на свете. За острыми ощущениями лучше обратиться в народ!

Глеб, Дана и Вика поднялись по трапу пришвартованной к берегу массивной лодки. Кстати, знаете ли вы, во сколько обходится удовольствие получить разрешение на стоянку судна у набережной Сен-Тропеза? Не знаете? Тогда, для сохранения спокойного сна, лучше вам оставаться в неведении.

На палубе молоденькая девушка-стюард собирала со стола чайные чашки и крохотные вазочки с вареньем. Она приветливо улыбнулась гостям. Глеб подошел к ней сзади и обнял за талию. Девушка что-то прощебетала по-английски, взяла со стола поднос с посудой и поспешно удалилась. Вика случайно заметила, как, повернувшись спиной к Глебу, девушка презрительно сморщила носик и оттопырила средний палец руки под подносом. Судя по всему, Глеб явно не входил в круг симпатичных ей личностей, и его фамильярность совсем не вдохновляла девушку. Хотя, учитывая то, что она была то ли англичанкой, то ли австралийкой, удивляться здесь было нечему. Эти девушки слишком высоко себя ценят, чтобы позволять какому-то нетрезвому русскому щупать себя за разные части тела, пусть даже и не самые интимные. Вот чему бы стоило нашим девицам у них поучиться.

Из просторной комнаты за стеклянной дверью были слышны голоса. Женский, не особо приятного тембра голос что-то визгливо требовал. Мужской спокойный бас деловито поучал ее в ответ. Глеб тихонько постучал в дверь. Бас предложил войти.

В тот момент, когда Вика, пропущенная вперед Глебом, переступала порог комнаты, прямо мимо ее уха со свистом пролетел неопознанный предмет. Совершенно случайно не задев стеклянную дверь, предмет перелетел через порог и с грохотом разбился об отполированный до блеска стол на корме. Как оказалось, это была дорогая эксклюзивная пепельница Daume, которой в избытке чувств запустила в стену обладательница визгливого голоса — не особо добродушная, но достаточно эффектная девушка.

Впрочем, здесь оказалось прямо как в известной фразе: «Молодая была уже не молода». При ближайшем рассмотрении Вика поняла, что перед ней вовсе не юная нимфа, а ухоженная мамзель лет этак давно под сорок.

Было около десяти вечера, и море уже погрузилось в темноту, но дама красовалась в темных солнечных очках. К тому же в пеньюаре и на высоченных каблуках. Ее длинные русые волосы, судя по всему нарощенные, не очень аккуратными локонами струились по плечам. Она то и дело запахивала халатик, который так и норовил обнажить грудь прямо-таки огромных размеров.

Дама выкрикнула еще пару совсем не литературных слов, когда вдруг наконец заметила Вику, стоявшую за ней Дану и скрывшегося за их спинами Глеба. Она театрально ахнула и прижала ладони к губам. И когда снова заговорила, от ее противного визжащего голоса не осталось и следа.

— Ой, кто это к нам? — защебетала она, вглядываясь в гостей. — А у нас тут пепельница разбилась, представляете? — не краснея, заявила она, ласково погладив по спине своего собеседника — высокого мужчину сорока с лишним лет, с мужественным широкоскулым лицом, обожженным солнцем. Мужчина с улыбкой покачал головой.

Мамзель приблизилась к гостям, вглядываясь в лица:

— Что-то я не узнаю… Мальчики, это вы с кем пришли? — внимательно разглядывая, она подошла почти вплотную.

«Слепая, что ли?» — подумала Вичка, и ей даже на секунду стало жалко странную даму в очках.

Тут мамзель наконец сняла очки, и девушки едва не отшатнулись от ужаса. Под широкими стеклами от Chanel скрывались кровоподтеки, страшные синяки и отечности. Более того, веки были прошиты черными нитками, узелки которых встречались где-то около переносицы, А при более пристальном рассмотрении оказалось еще, что нитки были не только на глазах, а еще и на лбу, за ушами и в… но, думаю, достаточно!

Такого Вике и Дане не приходилось видеть еще никогда.

— Сонечка, это наши новые друзья, — чтобы быстрее прервать эту ужасную паузу, подал голос Глеб. — Познакомься, вот Дана, а вот Вика.

— Ой, здрасьте, проходите! — гостеприимно проворковала мамзель, разобравшись, кто есть кто, и снова надевая очки. — А остальные где?

— Сашка с девчонками пошел прогуляться по округе, — пояснил Глеб.

Через минуту они уже сидели на корме лодки и пили горячий душистый зеленый чай с жасмином. Мужчины удалились поговорить по делам.

Сонечка без всякого смущения рассказывала гостьям о тяжелой жизни девушки-перфекционистки, то есть ее собственной жизни… Казалось, ей даже доставляло какое-то странное удовольствие делиться тайнами своей «неземной» красоты. Сонечку совершенно не смущал факт ее увлечения пластикой. Она даже не собиралась делать из этого тайну, и красочно во всех подробностях рассказывала о своей последней операции в Париже.

Ей выпала честь сделать лифтинг у светила французской, а то и мировой пластической хирургии. По словам Сонечки, на тот момент, когда она надумала устроить себе первую подтяжку, попасть на операцию к звездному хирургу не представлялось никакой возможности. Но деньги и связи (именно в этом порядке) сделали свое дело — и уже через пару недель Сонечка ехала в элитную парижскую клинику.

Невысокого роста, худой, как жердь, добродушный доктор-француз появился в своем кабинете раньше первой утренней пациентки и прождал Сонечку еще битых два часа. Это было так ново для пунктуального доктора, что он даже не сердился, когда Сонечка появилась в дверях его стильного кабинета. Вспомнив, что клиентка русская, он окончательно расслабился, поняв, что все идет именно так, как нужно, и отправил ее готовиться к операции. На самом деле, как Сонечка намеревалась объяснить лапочке-доктору, причина ее столь значительного опоздания была достаточно важной: проснувшись по утру в своем номере рядом с Рустамом (лицо, обожженное солнцем и все такое…), она, как всегда, первым делом набрала номер рум-сервиса и заказала «Парижский завтрак» на одну персону, для Рустама. Сонечка всю свою сознательную жизнь сидела на диетах и редко баловала себя чем-то более калорийным, чем веточка рукколы, поэтому она принципиально не завтракала, оставляя свои пятьсот калорий про запас.

Времени до выхода в клинику было еще предостаточно, и, пока несли завтрак, Сонечка опять задремала. Когда гарсон поставил поднос с завтраком на кофейный столик рядом с кроватью, Рустам уже принимал душ в ванной. Свежеиспеченные круассаны в дуэте с горячим шоколадом издавали такой невероятный сногсшибательный аромат, что Сонечка спросонья не удержалась и отломила хрустящий краешек божественной сдобы. (Иногда с ней случались такие ужасные, на ее взгляд, казусы, за которые она нещадно бичевала себя неделями поедания мерзкого капустно-овощного супа на завтрак, обед и ужин.) Волшебный кусочек незаметно растаял во рту, убедив Сонечку «разобраться» со всем круассаном сразу. Короче, через пару минут в плетеной корзинке не осталось и следа от всех этих соблазнительных бриошей и круассанов. Только расправившись с завтраком и в отчаянии от своей минутной слабости с головой спрятавшись под одеяло, Сонечка, к своему ужасу, вдруг вспомнила о назначенной операции, есть перед которой воспрещается категорически.

Бедняжка, как ужаленная, взлетела с кровати и с леденящим душу криком бросилась в ванную. Ничего не понимающий Рустам был в срочном порядке выдворен из душа. Сонечка привычным жестом сунула в рот два пальца… Фигура и операция были спасены.

Когда начался уже хорошо знакомый предоперационный ритуал, Сонечка, наконец, расслабилась. Услужливая медсестра сделала ей укол, переодела в больничный халат и наказала считать слонов. Слоны у Сонечки никогда хорошо не получались, поэтому она с нежностью принялась за лошадок. Больших таких красивых лошадок, с большими такими красивыми ковбоями на них. Сонечке нравились ковбои, и она решила посчитать и их тоже. Остановилась на пятом, в самой симпатичной шляпе. Потом был off.

Вика, еще не привыкшая к внешности своей собеседницы, старалась, насколько было прилично, не смотреть на нее, но это ей плохо удавалось. Каждый раз, как она встречалась взглядом с глазами Сонечки, ее зрачки резко расширялись раза в полтора. Только за первую чашку чая она успела по крайней мере раз пять пообещать себе никогда не стареть в принципе, а если и стареть, то точно без пластики.

Шел уже первый час ночи. Они все еще сидели за столом, и Сонечка продолжала увлеченно рассказывать о своих пластических метаморфозах, когда к берегу подкатил красный кабриолет «Феррари», и из него вышли две девушки. Одна коротко стриженная, подтянутая блондинка со следами пластики, такого же неопределенного возраста, как Сонечка. Вторая — откровенно некрасивая брюнетка лет тридцати с гладко зализанными в непривлекательный хвост волосами и пухлым неопрятным животом, вызывающе торчащим из-под короткой маечки.

Сонечка радостно бросилась им навстречу. Она явно была рада их появлению.

— Мои любимые девочки, — представила она Дане и Вике очередных гостей. — Милочка, — указала она на блондинку. — И Анжела, — на брюнетку.

Мила и впрямь оказалась девушкой довольно милой. В знак знакомства она сразу же чмокнула Дану и Вику в щеки и, сбросив простенькие сланцы, уселась рядом с ними в кресло.

Анжела же в сторону девчонок даже не посмотрела, сразу набрала полную ладонь глазированных орешков со стола и принялась сосредоточенно их поедать. Остальные многозначительно переглянулись.

— Вы кто, чем занимаетесь? — бодро спросила Мила.

Девчонки от такого неожиданно прямого вопроса чуть растерялись. Наконец Дана нашлась за двоих:

— Думаю, мы свободные художницы, — уверенно ответила она.

— На это и живете? — не отставала Мила.

— На самом деле я веду отвратительную жизнь удачливого паразита общества, — немного грустно сказала Дана. — И иногда это бывает приятно.

— Ну, ты сильно не расстраивайся, — хохотнула Мила. — Мы тут все немного паразиты… Взять, к примеру, меня. Начинала моделью, списалась на пенсию в экскорт-услуги. Когда одному чудаку вздумалось по пьянке залезть на меня, не заплатив, чуть не откусила ему ухо (прямо как Майк Тайсон). За что через неделю он благополучно взял меня в жены. Тоже, кстати, по пьянке. Да ничего, здесь все свои, — успокоила она посылающую ей красноречивые взгляды Сонечку. — Теперь целыми днями катаюсь по шарику в поисках приключений. Просыпаюсь не раньше полудня, завтракаю в лучших отелях мира, знакома с первыми людьми общества, дожигаю в самых горячих стрип-клубах. Вот с этой толстухой, кстати. — Она кивнула в сторону Анжелы, которая молча хрустела орешками.

«Толстуха» равнодушно посмотрела на подругу и отхлебнула вина из оставленного Рустамом бокала.

— Не обращай на нее внимания, — махнула рукой Мила. — Эго наш большой хомяк. Если она прекращает есть, то начинает умничать. А этого мы ей позволить никак не можем. Вот она и ест сутками.

— Зато в отличие от некоторых знаю пять языков и собрание Рубаи в совершенстве, — с вызовом буркнула Анжела.

— Против правды не попрешь, — согласилась Мила. — Это она точно может. Недаром же ее папаша угрохал столько на дочкино обучение в Англии!

— А тебе, видать, завидно, — так же равнодушно буркнула Анжела. — Какая эстетка! Лучшие отели, лучшие клубы! Расскажи лучше, как в гостях у мамочки своего благоверного, перенюхав в туалете кокса, облевала ее любимого кокера и сходила под себя на новенький диван от Baxter!

— Что было, то было, — даже не думая смущаться, согласилась Мила. — Это я так развлекаюсь. Ну, с кем не бывает? Зато теперь я уже не пустое место для его мамы. Она даже запомнила, как меня зовут! А что насчет зависти, так я и не скрываю, что завидую. Я бы тоже не отказалась, как ты, лопать пряники с кофием вместо того, чтобы раздвигать ноги перед каждым старым козлом с деньгами. Ну нет у меня богатого папы! Каждый выживает как может.

— А кто у нас папа? — осторожно спросила Вичка.

— А папа у нас волшебник, — ответила Анжела, скорчив противную мину.

— О-очень выгодный папа, — усмехнулась Дана.

— Да, папа-то у нее волшебник. Только дочка получилась не пойми что. Я ежедневно таскаю ее с собой на лучшие тусовки, знакомлю с лучшими женихами — и ничего! Никто ей, видите ли, не нравится. А ведь встречаются такие экземпляры! Пальчики оближешь. И ухаживают за ней, и повстречаться не прочь.

— Они не прочь повстречаться с деньгами и заводами моего папы, — мрачно отрезала Анжела. — И ты это знаешь!

— А тебе, значит, хочется по любви? — хитро улыбнулась Мила.

— Думаю, так же, как и тебе, — серьезно отрезала девушка. — Или я ошибаюсь?

— Не хочу тебя расстраивать, дорогая, но ошибаешься! Мне эта любовь даром не нужна. С меня хватит. Пообжигалась на своем веку. Для меня теперь есть только два варианта: или большая любовь, или большие деньги. Поэтому надо выбирать. Хотя нет, есть еще один вариант: ни первого, ни второго. Но этот вариант я вообще не рассматриваю — он для неудачников.

— Ну неужели для того, чтобы испытывать в жизни счастье, нужно обязательно быть олигархом? — с сомнением покачала головой Вика.

— Знаешь, солнышко, — задумчиво проговорила Мила, — я как-то читала, что цель нашей жизни в том, чтобы найти цель нашей жизни. Ни больше ни меньше. Понимаешь? Есть у меня теория, — продолжала она. — Мы все приходим в этот мир с определенной схемой существования. Такой крошечный, невидимый чип. И в каждом чипе своя, ни на что не похожая информация. С нами играют в виртуальные игры. Мы — всего лишь игрушки. Изначально, как в любой игре, каждая ее деталь имеет свое предназначение — свой класс. Есть избранные, а есть все остальные. К избранным, естественно, относятся сильные мира сего: известные политики, звезды шоу-бизнеса и кино (не нашего, отечественного, разумеется), знаменитые дизайнеры, топ-модели. У них все хорошо, даже слишком. Ну а все остальные тупо влачат свое существование. И что самое неприятное, изменить что-то не во власти самих игрушек. Им не остается ничего, кроме как смириться со своей участью. С судьбой то есть. Но что самое интересное, они даже не особенно желают лучшей участи и довольно быстро привыкают довольствоваться малым — и это еще одно правило игры. Нет, не правило, скорее — условие. Именно оно, думаю, дает возможность игре продолжаться. Show must go on!

— А себя ты, позволь спросить, к какому классу относишь: к избранным или ко всем остальным? — с иронией спросила Анжела.

— К первым, разумеется, — не задумываясь, ответила Мила.

— Ну разумеется, — насмешливо фыркнула Анжела. — Ты вообще девушка скромная!

— Ты спросила, я ответила, — отозвалась Мила. — Это только моя точка зрения. К тому же каждая, даже самая интересная игра имеет свой конец. И в другой, новой игре все будет уже совсем по-другому. Новые правила, новые игроки. Сегодняшний царь мира станет нищим рабом, а раб займет его теплый трон. Я знаю правила игры. Для меня существует только один способ жить — не останавливаться, не думать о будущем, не создавать себе проблем, радоваться каждому утру — пасмурному, солнечному, без разницы. Жить одним днем, понимаете? — Она весело подмигнула Дане и Вике. — И все же, что бы там ни было, жизнь — штука непредсказуемая. А это классно!

Сонечка устало зевнула на другом конце стола. Она давно не вступала в беседу и уже утомилась молчать…

— Легко тебе говорить, прелесть моя, — поправив на носу очки, сказала Сонечка. — В трусах от Missoni и в новеньком «Феррари» за четыреста тысяч бакинских. Посмотрела бы я, как ты запела на месте так называемых «неизбранных»!

— В том, что ты бы с удовольствием на это посмотрела, я даже не сомневаюсь, — усмехнулась Мила. Но я тебе такого удовольствия не доставлю. Не в этой жизни!

— Лично мне твоя теория не нравится. — Сонечка отхлебнула глоток давно холодного чая и поморщилась. — Может, фруктов? — оживившись, спросила она.

Все одобрительно закивали.

Через несколько минут на столе красовалось огромное блюдо с нарезанным ананасом и целыми манго.

— Так вот меня твоя теория не устраивает, — повторила Сонечка, отламывая вилкой кусочек свежайшего плода. — По-твоему, мне в следующей жизни уже точно не светит иметь роту прислуги, собственного массажиста и «Бентли» в гараже?

— Да, моя хорошая, — весело заключила Мила. — А главное, и, наверное, самое для тебя неприятное, полное отсутствие денег на пластические операции!

— Маленькая дрянь! — совсем незлобно заявила Сонечка. — Ничего, ничего, у тебя еще все впереди. Поверь мне на слово.

— А хоть бы и так, — спокойно отозвалась Мила. — Но я хотя бы точно не буду вставлять себе в задницу протезы и ежемесячно восстанавливать девственность, как хорошо тебе известная Женечка. Или взять, к примеру, многострадальную грудь твоей любимой племянницы Леночки. Чего ей только не пришлось перенести, бедняжке. И как это только приходит в голову — так измываться над собственным телом!

— А что, очень даже красивая получилась грудь, — вступилась Сонечка. Она любовно пощупала свой роскошный бюст в изысканном кружевном бюстгальтере. — Почти как у меня.

— Ну да, только раза в три больше. Вы не слышали историю о том, как Леночка делала себе новую грудь? — обратилась Мила к Вике и Дане.

Те отрицательно покачали головой.

— Слушайте, — продолжила Мила. — Девочке Леночке только что исполнилось двадцать, но она уже трижды успела сделать себе грудь. О других операциях я не говорю, их не сосчитать. Самое интересное в Леночке — это ее бюст!

История Леночки действительно оказалась забавной, так что подруги выслушали ее с интересом. Начиналось все со второго размера, которым «бедная» девочка закамуфлировала свою родную грудь-невидимку. За год Леночка вошла во вкус и легла под нож лучшего московского специалиста, чтобы сменить 70B на 70D. Результат превзошел все ее ожидания. Популярность Леночки росла на глазах. Худенькая голубоглазая девочка 40-го размера с арбузными грудями Памелы. Андерсон не оставляла равнодушными никого. Выстроилась целая очередь перспективных претендентов на… нет, не на руку Леночки — на ее грудь. Малышка не могла нарадоваться тому, что теперь молодые люди стали обращать на нее внимание не как на обыкновенную папенькину дочку, а, как ей казалось, на личность — эдакую женщину-вамп!

Но и этого Леночке показалось мало. Она решилась на третью операцию и записалась на прием все к тому же бедолаге-хирургу. Услышав пожелание пышногрудой красавицы, дяденька чуть не поседел. Девушка настоятельно требовала вставить ей грудь… седьмого размера! Тот ни в какую. Хоть режьте меня, говорит, делать этого не буду!

Малышка Леночка рассердилась не на шутку. За «режь», говорит, дело не заржавеет, и все, говорит, возможно. Короче, выбросили девочку Леночку за порог, пригрозив неприятностями. Та в слезах отправилась домой. Неделю штудировала журналы и опрашивала подруг в поиске не менее профессионального, но более сговорчивого доктора. Главным критерием в выборе хирурга Леночка считала его «цену». Если за операцию доктор брал меньше десяти тысяч долларов, его кандидатуру Леночка сразу же отметала.

Наконец, она определилась с выбором и пришла встретиться со своим новым доктором. О нем рассказывали настоящие чудеса, а их Леночка страсть как любила.

Но как бы не так — и этот доктор отказывался делать грудь седьмого размера девушке с явными признаками дистрофии. Леночка плакала и настаивала. Говорила, что 7 — это ее любимое число, и грудь ей эта просто необходима. Доктор стоял на своем. Леночка предложила двойную цену. Доктор отказался. Леночка ввела тяжелую артиллерию и пообещала тридцать пять тысяч за операцию. Тут доктор решил, что здоровье Леночки ему, если честно, до одного места, взял с особо опасной пациентки подписку и сделал свою работу.

Закончив рассказ, Мила посмотрела на Сонечку, вяло ковыряющую вилкой в тарелке.

— А девочка-то у вас, тетенька, с прибабахом, — хихикнула она. — Лечить надо девочку!

— Только ты, милая, ей этого, пожалуйста, не говори. Мне неприятности не нужны. Она ведь у нас истеричка.

— Совсем как ее тетя, — подтвердила Мила. — И как вы с ней уживаетесь? Она, кстати, еще здесь?

— На неделю в Канны укатила. Ей, видите ли, с нами скучно. — Сонечка опять сняла свои огромные очки. Сейчас, уставшая и немного расстроенная, она выглядела старой и измученной, и Вике снова стало ее жалко.

— Честно говоря, не очень-то и хотелось ее здесь видеть. Приезжает, когда вздумается, привозит с собой своих невменяемых друзей. А у нас здесь и так места не так уж и много. — Сонечка нервно постукивала вилкой по столу. — А если откровенно, девочки, она, по-моему, решила заняться моим Рустиком, представляете?

— Что значит «заняться»? Окучивает его, что ли? — повеселела Анжела.

— Вот именно! Моя любимая дорогая племянница положила глаз на своего собственного дядю!

— Да какой он ей дядя! Не смеши народ! Ты сама-то в это веришь? — Мила изогнула руку и стала внимательно изучать комариный укус на ней.

— Вот, дрянь, Россия тебе, Франция, а комары везде одинаковые! — Она смочила палец слюной и потерла покрасневшую шишечку у локтя.

— А чем он ей не дядя? — возмутилась Сонечка. — С десяти лет ее закидывает подарками, лекции нравоучительные читает, кормит с ложечки…

— Вот-вот, — с иронией подтвердила Мила. — Скоро она его будет с ложечки кормить, помяни мое слово.

— Типун тебе на язык! — Сонечка забыла о корректности и грубо выматерилась в адрес собственной племянницы. — Пусть только посмеет! Я ей все космы повыдергиваю. Она у меня доиграется, соплячка!

— Посмотреть позовешь? — хохотнула Мила, потирая ладони.

— Д-да, — поддакнула Анжела. — А то в последнее время такая скука!

— Позову, позову, не сомневайтесь. — Сонечка захихикала, хотя ей явно было не до смеха. — Девочки, а если серьезно, что я против нее? Ей всего двадцать!

— Вот именно, всего! — повторила Мила. — В ней мозгов не больше, чем в моем вьетнамском сланце! Или ты этого не знаешь? Мозгами она явно не в своего папашу-капиталиста, а, уж ты извини, дорогая, вся в мамочку, твою дуру-сестрицу.

Сонечка утвердительно кивнула головой.

— Это точно. Ирка у меня дура дурой. Хотя это не помешало ей выйти замуж за миллионера.

— Что за чепуху ты несешь! Себе-то не ври! Когда она выходила за него, он был нищим челноком, а она, вместе с младшей сестренкой Сонечкой, мыла тарелки в каком-то левом кафе Нижнего Новгорода.

— А ты откуда знаешь? — Сонечка от удивления открыла рот.

Вообще-то Сонечка уже давно прикупила себе сертификат о принадлежности к знатному российскому роду, и всегда делала вид, что очень гордится своим якобы супер-благородным происхождением. Очень уж хотелось правнучке простого крепостного Егора Кузьмича почувствовать себя княгиней Юсуповой. Потому некоторые не самые завидные, на ее взгляд, фрагменты своей биографии, она тщательно скрывала. Например, тот факт, что, будучи гостьей в доме своей уже начинающей богатеть сестры Иры, соблазнила ее совсем несимпатичного мужа и уже через некоторое время удачно обзавелась новой квартиркой в центре.

Когда Ирка с мужем решили перебираться в столицу, «бедняжку» сестру было решено взять с собой.

В Москве Сонечка решила больше не утруждать себя отношениями с родственником и пустилась во все тяжкие. Надо сказать, это у нее получалось очень даже недурно — и совсем скоро она праздновала новоселье в центре Москвы!

С уже очень разбогатевшим мужем сестры Сонечка больше не заигрывала. Только время от времени обращалась к нему с той или иной просьбой. Как, например, одолжить денег на постройку небольшого домика на Истре, помочь разобраться с надоедливым поклонником с Севера или познакомить с красавцем Рустамом, за которым охотились лучшие кадры столицы.

Рустам поразил Сонечку с первого взгляда. Это был самый красивый мужчина, которого ей когда-либо приходилось видеть. Не так даже красив, как невероятно притягателен. От него исходила такая мощнейшая мужская энергетика, что женщины готовы были буквально на все, чтобы заполучить его. Сонечка скромностью никогда не отличалась, но, к собственному удивлению, подойти к двухметровому великану так и не решилась. Никто даже и подумать не мог, как много комплексов скрывалось в ее милой головке. Это уже гораздо позже она станет настоящей маньячкой пластической хирургии (хотя большинство ее комплексов все же останутся при ней). Ей всегда казалось, что мужчину, который все-таки чуть красивее обезьяны, очаровать слишком трудно. Поэтому предпочитала иметь дело с боровами вроде мужа сестры.

Если же ей встречался хоть мало-мальски симпатичный молодой человек, она сейчас же вспоминала о своих чересчур, по ее мнению, пухлых щеках, тонких губах и ненавистном курносом носе, доставшемся по наследству от мамы.

В этот раз все было так же. Кроме одного. Широкоплечий красавец никак не выходил из ее головы. В течение часа она раз десять забежала в туалет подправить макияж и взбить волосы. Каждый раз, когда Сонечка смотрела в зеркало, ей казалось, что выглядит она великолепно: щеки заметно впали от волнения, а нос даже очень неплохо вписывается в общий образ взволнованной барышни. Но только она выходила в гостиную (дело было, если не ошибаюсь, в доме у одного из знакомых сестриного мужа, куда Сонечку притащила с собой заботливая Ирина), как щеки снова начинали предательски толстеть, талия расширяться, а нос — этот так просто был сущим наказанием!

Впрочем, красавец Рустам, как оказалось, был далеко не нарцисс, легко находил общий язык с людьми и охотно любезничал с дамами.

На Сонечку, честно говоря, он сначала вообще никакого внимания не обратил или просто не заметил. Ей же это очень не понравилось, и она решила действовать.

Для начала через Ирку разузнала о нем все подробности. Позже с помощью мужа сестры познакомилась с ним лично и, к удивлению подружек, уже очень скоро переехала к нему жить. Сонечка сразу поняла, что для того, чтобы удержать горячего кавказского джигита, ей придется распрощаться со многими своими привычками. Но желание быть вместе с этим мужчиной перевешивало все остальные, вместе взятые. И, сама от себя такого не ожидая, она очень быстро превратилась в этакую классическую домохозяйку из дурацкого американского кино. По нескольку раз на день накрывала на стол, баловала любимого готовкой всевозможных вкусностей, о существовании которых еще совсем недавно даже не подозревала, так как раньше ей и в голову не приходило приблизиться к плите на небезопасное расстояние. Правда, с приготовлением любимых Рустамом национальных разносолов дело обстояло немного сложнее.

Рустам со своей стороны тоже быстро привязался к Сонечке и даже познакомил ее с Тагиром, младшим братом. Тот отношений женатого любимого родственника с Сонечкой не одобрял, но свои мысли по этому поводу предпочитал держать при себе.

Сонечка же, отлично понимая, что ей гораздо выгоднее не вступать в конфронтацию с младшим братом, старалась как можно реже попадаться ему на глаза и не показывать вида, что она в курсе, как тот к ней относится. Тем не менее все знали о ее нелюбви к Тагиру. Ни для кого не было секретом, как сильно боялась Сонечка помех со стороны младшего брата в выстраиваемых ею планах относительно Рустама. На тот момент, впрочем, братья уже жили отдельно друг от друга, и потому проблем в общем особенно не возникало.

Главным же негативом в их с Рустамом житье-бытье была безграничная, иногда доходящая до абсурда ревность Сонечки. Она готова была вцепиться в лицо каждой встречной, посмевшей бросить на Рустама даже мимолетный взгляд. Девушки знали о дикой ревности Сонечки, а некоторые были не понаслышке знакомы и с ее острыми ухоженными коготками. Связываться с этой стервозиной никому не хотелось, и потому девочки держались подальше от ее красавца-мужчины. И, если честно, Рустаму такое положение дел очень даже льстило. Хотя, как ему казалось, он не давал своей женщине никаких поводов для ревности. (Справедливости ради, надо заметить, это было только его мнение.)

Несмотря ни на что, время от времени Сонечка устраивала такие сумасшедшие сцены ревности с битьем посуды и выкидыванием личных вещей в окно, что неконфликтному, добродушному Рустаму не оставалось ничего, как срочно покидать квартиру минимум часа на три-четыре. Каждый раз после подобного скандала Сонечка клялась, что это был последний раз, и каждый раз получала благородное прощение.

Хотя, откровенно говоря, дыма без огня не бывает, и ревность Сонечки не всегда была так уж беспочвенна. О любвеобильности Рустама ходили легенды. Мало какая более или менее симпатичная девушка не попала в его сети. Но он был настолько обаятелен и полон харизмы, что ни одна из них не оставалась обиженной на него дольше одного дня.

Но именно Сонечка, несмотря на все ее комплексы, сумела приручить этого гиганта. «Ах, если бы можно было оказаться в объятиях женщины, не оказавшись в ее руках», — любил повторять начитанный красавец. С годами он уже так привязался к Сонечке, что сам удивлялся длительности их отношений. (Хотя, что тут говорить, изменял он ей направо и налево, и сомневаюсь, что Сонечка была не в курсе.) Он уже более спокойно переносил ее регулярные нервные срывы. Несколько раз даже обмолвился перед приятелями, что уже не представляет жизни без своей истерички.

Но кое-что все же могло вывести терпеливого Рустама из себя: ни при каких условиях Сонечка не должна была поднимать разговор о его законной жене. Правда, иногда она все-таки нарушала это правило. После чего каждый раз Рустам пропадал в неизвестном направлении минимум недели на две. Таких стрессов Сонечке хватало надолго, потому повторялось это не часто.

Она действительно в первый раз в своей жизни дорожила отношениями с мужчиной. И на этот раз дело было не только в деньгах.

Рустам родился и вырос в Дагестане, в семье известного своим непростым, дерзким характером аварца Расула и славящейся волшебной красотой лачки благородного происхождения с не менее благородным по здешним меркам именем Бика. Рустам был старшим сыном, младшим — Тагир. Мальчики внешне походили на отца, разбившего в свое время не одно девичье сердце. А характером больше напоминали мать, хотя старший позаимствовал многое у папы (в частности, его плейбойские замашки). Младший был в этом плане куда разборчивее.

Как со временем узнала Сонечка, Рустам был давно женат. Жену ему подобрала мать, решившая покончить с затянувшейся свободой старшего сына. Будучи послушным сыном, Рустам согласился на брак, даже не успев толком разглядеть невесту. К молодой жене относился хорошо, даже любил по-своему. Родились дети. Если точнее, два мальчика.

А тут друзья как раз начинали собственный бизнес, позвали толкового парня с собой в Москву. Дела почти сразу пошли в гору. Приезжие успели занять пустующую нишу, оказавшуюся золотой жилой. Деньги потекли ручьем. В Махачкале строились роскошные особняки для родителей, жены, и дети ни в чем не знали нужды.

Богатыря-аварца Москва встретила на ура. Жизнь била через край и сулила бескрайние возможности. Рустам редко навещал родной город. Купил огромную квартиру на Тверской для родителей и умолял их переехать к нему. Те наотрез отказались. Но выслали к сыну младшего брата, внешне очень похожего на Рустама. Те же слегка вьющиеся волосы, те же широкие мужественные скулы, те же выразительные глаза.

Тагир был лет на десять младше брата, но ни в чем не уступал ему. Где-то даже наоборот — если говорить о физической силе, то чаще он брал верх.

Мне рассказывали, что в Дагестане мужчины тренируют силу прямо на улице. Им даже не надо специально для этого ходить в какие-нибудь клубы или секции. Повсюду, тут и там, можно наблюдать, как ребята соревнуются друг с другом в борьбе. Недаром лучшие борцы родом именно оттуда.

Там, на улице, братья учились постоять за себя. И оба славились в округе как сильные противники. Рустам в брате души не чаял и буквально с младенчества повсюду таскал его за собой. Мать была уверена в старшем сыне и со спокойной душой доверяла ему младшего.

Когда Рустам уезжал в Москву, он порывался сразу взять брата с собой. Но было решено, что сначала он попробует устроиться сам, а потом уже заберет к себе Тагира.

Рустам не мог дождаться приезда брата. Купил ему новенькую иномарку, вплотную занялся подбором подходящего вуза для него. Вопреки ожиданиям старшего, Тагир не торопился погружаться в полную соблазнов жизнь Москвы. Он поступил в юридический, целыми днями корпел над учебниками, никогда не являлся на лекции неподготовленным.

Главным увлечением молодого человека были книги по истории. Он мог часами рассказывать о великих полководцах и диктаторах. И получалось у него это очень складно. Друзья Рустама, как и он сам, не переставали удивляться толковости парня. Рустам гордился братом и пророчил ему большое будущее.

Рустам не жаловал политику и, хотя любил быть на виду, совсем не стремился в это болото. Но, давно приметив в младшем брате задатки лидера, начал серьезно подумывать о возможности продвижения Тагира в большую политику. Когда он впервые заговорил об этом с братом, то даже не ожидал, насколько попал в точку.

По словам Тагира, смысл своей жизни он видел в том, чтобы поднять свою Родину на ноги. Его целью было очистить Дагестан от «грязи»: от предателей, сеющих раздор, от продажных доброжелателей, которых везде хватает, от лгунов-политиканов, во всем преследующих только свои собственные корыстные интересы.

Тагир сплотил вокруг себя довольно крупную команду единомышленников, среди которых были далеко не только «лица кавказской национальности». Страна-то одна! Рустам, вдохновленный идеями Тагира, не жалея ни денег, ни усилий, чем мог помогал брату в их уже общем деле. Кроме местных спецслужб удалось наладить связи и с иностранными единомышленниками.

Все шло как нельзя лучше. Братья проводили очень много времени вместе. Мечтали, строили планы. (Несмотря на явное недовольство Сонечки, которая плохо умела делить своего мужчину с кем-то другим. Даже если речь шла о родном брате.)

У Тагира появилась постоянная девушка. Правильнее сказать, невеста, которую ему тоже подыскала мама. Но, в отличие от своего старшего брата, младший собирался жениться на хорошенькой, как принцесса из мультика, зеленоглазой брюнетке Амине, по любви.

В Москве стояло жаркое цветущее лето. Вернее, его конец. Приближалась дата свадьбы, намеченной на начало сентября. Долгожданное торжество было решено праздновать в Москве. Ожидалось огромное количество приглашенных. Наконец-то должны были приехать родители со своей старшей невесткой, женой Рустама, и двумя внуками, его детьми. Рустам особенно нервничал по этому поводу. Загодя отправил Сонечку погостить у общих друзей в Америке. Он страшно скучал по мальчикам и, накупив для них массу всякой всячины, волнуясь, ждал их приезда.

А дальше произошло то, чего не мог предугадать никто. Перед самым выездом в аэропорт, чтобы встречать родителей, у выхода из дома в Тагира в упор стреляли двое неизвестных. Он умер в реанимации, не приходя в сознание.

Рустам потом долго рвал на себе волосы, проклинал себя за то, что послушал брата и не нанял для него охрану. Но казниться было слишком поздно.

Версий убийства имелось несколько. Поговаривали о том, что смерть молодого человека никак не была связана с его политической деятельностью и даже о причастности к убийству милашки Сонечки. Здесь я пас — чего не знаю, того не знаю.

Родители вернулись на родину, где, не выдержав горя, Бика вскоре ушла за любимым младшим сыном. Расул, вмиг постаревший лет на десять, сразу же покинул город, в котором прожил с женой последние лет сорок и вернулся в родной аул в скалистых горах Дагестана.

Амина долго страдала. Только спустя несколько лет пошли слухи о ее романе с богатым сыном какого-то промышленного короля. Что не удивительно с такой внешностью.

Рустам тоже очень изменился. Отрастил бороду, похудел. Редко выходил из дому, не хотел общаться даже с самыми близкими друзьями. Все это время рядом всегда была Сонечка. Она ни на шаг не отходила от мужчины. Угадывала каждое его желание, выполняла любую просьбу.

Так продолжалось довольно долго, пока однажды солнечным апрельским утром Рустам не проснулся с желанием жить. Он подыскал себе дом на юге Франции, прикупил белоснежную яхту и пустился на в самое длинное путешествие в своей жизни. Разумеется, со своей немного чокнутой благоверной Сонечкой.

Произошло все эго около пяти лет назад, и сейчас Рустам, кажется, полностью оправился от потерь. Снова делает деньги и засматривается на девиц. Но это только на первый взгляд. Только Сонечка знает по-настоящему, насколько сильно изменился Рустам с тех пор. Как, к примеру, время от времени замыкается в себе и не выходит из этого состояния неделями. Как часто стал заговаривать с ней о своих уже давно подросших сыновьях. Об их успехах в учебе, о перспективах будущего.

С этим Сонечка еще могла смириться. Но когда он стал позволять себе заговаривать с ней об их матери, которая, кстати, уже давно благополучно проживает вместе с детьми в спокойном невозмутимом Брюсселе, Сонечка начала серьезно беспокоиться.

Только за последний год, по ее словам на нервной почве, она сделала себе четыре пластических операции. Одну из них совсем недавно. Странный способ избавления от стрессов, вы не находите? А еще, наверное, вдохновленная «Людьми в черном», она стала подолгу зависать в Интернете в надежде «откопать» какой-нибудь новый супермощный препарат, с помощью которого можно было бы на время вводить человека в некое состояние транса, после которого он бы абсолютно ничего не помнил.

Таким образом, Сонечка собиралась сначала официально женить на себе начинающего беспокоить ее любовника, потом преспокойненько перевести на себя все имеющиеся на его счету активы, а дальше уже долго и счастливо продолжать жить с мужем — «овощем».

Лично мне это кажется просто смешным. Но в ухоженной головке Сонечки вся эта дребедень укладывалась совершенно спокойно. Мало того, ей далее пришло в голову поделиться своими соображениями с несколькими доверенными подружками.

Шутки шутками, дорогие мои, но, когда спустя несколько лет я узнала о намечающейся свадьбе Сонечки и Рустама, мне стало уже не смешно. Даже я бы сказала, как-то не по себе…

В общем, «светское общение» на яхте закончилась под утро. Дана нашла утомившуюся от всей этой бесполезной болтовни Вичку спящей на каком-то диване и, отказавшись от провожатого в лице Глеба, повела ее в гостиницу.

Потусив еще неделю на солнечном побережье Франции, девушки, наконец, вернулись домой. Вичка первым делом встретилась со случайно оказавшимся дома Ромой. Терпеливо выслушала долгие, скучные нотации относительно здорового образа жизни беременной женщины и крайней чувствительности плода к всевозможным внешним и внутренним факторам, окружающих будущую мать. После чего была отпущена поужинать «чем-нибудь полезным для ребенка». Вичка в очередной раз подумала, что они явно не рождены друг для друга. Но, уже по привычке одернув себя, подумала, что от добра добра не ищут.

Подъехала машина Германа. Он благосклонно кивнул шагающей ему навстречу Вичке, и они вместе вошли в дом.

Их взгляду предстала впечатляющая картина. Перед огромным, во всю стену, телевизором практически голая танцевала Дана. На экране в «программе по заявкам» MTV ритмично подергиваясь, что-то спевал Дима Билан. Правда, звук телевизора был выключен. Зато Дана, кружась по комнате, вполне профессионально пела за Билана. Ее глаза были прикрыты, она улыбалась. Сейчас девушка смахивала на красавицу-умалишенную из какого-то старого не то французского, не то голливудского кино. Ей явно было хорошо и без музыки. Впрочем, судя по ее состоянию, не факт, что она смогла бы сейчас самостоятельно воспользоваться пультом.

Вичка была в шоке. С полуоткрытым ртом она застыла в дверях, как вкопанная, и не могла оторвать глаз от подруги. Не прошло и часа, как она оставила Дану в доме абсолютно трезвую, без какого-либо намека на желание выпить. И что она видит сейчас?!

Вичка наконец глубоко вздохнула и с опаской перевела взгляд на хозяина дома. Герман, очевидно, был поражен не меньше. Такой встречи он явно не ожидал.

Дана приоткрыла свои влажные синие глаза и удивленно уставилась на Германа.

— Мусье, — она с усилием попыталась присесть в реверансе. — Вы кто?

Герман презрительно хмыкнул и, развернувшись, решительным шагом вышел вон. А Дана с глуповатой улыбкой на губах, словно волшебная фея из сказки, совершенно не смущаясь, продолжила свои странные танцы.

На следующее утро Герман почти в официальной форме предупредил девушку о том, что, если подобное повторится еще хотя бы раз, ей придется искать себе новое место жительства. Угроза на нее подействовала (правда, ненадолго).

Вичке приходилось следить за подругой. Однажды она поймала Дану, о чем-то тихо мурлыкающую с водителем Лешей. В доме в данный момент никого не было, но строгая «воспитательница», не думая церемониться, все-таки оттащила подругу от сексапильного шофера. Тот еще долго бегал за Вичкой и умолял ее не рассказывать ни о чем хозяину. Плакался, что Дана сама не дает ему прохода, всевозможными способами его домогается и, вообще, от нее никакого житья нет.

Вичка сурово напомнила ему о его месте и даже пригрозила увольнением. А на следующий день, неожиданно вернувшись домой за паспортом, который у нее потребовали в женской консультации, застала подругу в собственной постели в объятиях противного мальчишки. Причем Дана снова была пьяна в стельку и с трудом ворочала языком.

У Вички появилось непреодолимое желание дать этому проходимцу чем-нибудь тяжелым по голове. Она даже пожалела, что не родилась мужчиной. Так бы у нее хватило сил самой, без чьей либо помощи разделаться с «этим сопляком»! Во всяком случае, ее злости было бы достаточно.

Девушка понимала, что в ней играют не просто дружеские чувства. Дана была дорога ей куда больше, чем просто подруга. И то возмущение, бессильная ярость, которую пробудила интимная картинка, объяснялись самой настоящей ревностью. Подобной той, что испытывают друг к другу мужчина и женщина. Вичка ничего не могла поделать с собой. Хотя отчетливо понимала, что лучше свое чувство хранить в секрете. Потому как ничего хорошего из этого точно не выйдет.

Выпроводив молодого подонка из спальни, Вика налетела на Дану.

— Ты что, совсем сумасшедшая?! — орала она, не в силах совладать с эмоциями. — Неужели ты не понимаешь, куда катишься? Еще немного — и ты все потеряешь! Все! Ты этого добиваешься, идиотка?

— А тебе какое дело? — вдруг взвилась Дана и со всей силы толкнула Вику в грудь.

От неожиданности та отлетела к стенке и больно ударилась затылком. Вскрикнув и схватившись за голову, она ошарашенно смотрела на подругу. Но Дана и не думала извиняться. Напротив, завелась еще больше и сейчас, казалось, готова была вцепиться Вичке в лицо.

— Оставьте меня в покое, — орала она так, что у нее на шее вздулись вены. — Вы все! Оставьте меня в покое, уроды! Это моя жизнь! Живу как хочу! Ясно?

Она подскочила к Вике и, обхватив ладонями ее лицо, притянула подругу к себе.

— Ну а тебе… — зашептала она ей в ухо, — тебе-то что от меня нужно? Чего ты все рыскаешь, крутишься вокруг меня?

От Даны разило перегаром. Но Вика и не думала отстраняться. Она с наслаждением вдыхала запах своей любимой сумасшедшей, мечтая, чтобы этот миг продолжался как можно дольше.

Дана прижалась к подруге всем телом — так, что Вика могла слышать как бьется ее сердце.

— Ну давай, — шептала Дана. — Давай скажи, наконец. Ты ведь хочешь меня. Ведь хочешь!

Вичка продолжала молчать. Она не могла заставить себя даже посмотреть на подругу.

— Бедная девочка, — продолжала Дана, и ее голос, казалось, змеей заползал в голову. — Бедная скромная овечка…

И тут, совершенно неожиданно, она впилась ртом в губы Вики. Она поцеловала ее совершенно всерьез, как мужчина. Это длилось всего несколько секунд, но Вике показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Дана, оторвавшись от нее и издав противный смешок, потрепала подругу по щеке и с чувством полного удовлетворения, покачиваясь, вышла из комнаты.

— Да, нарочно не придумаешь, — спустя несколько минут рассуждала с собой Вичка, усевшись с ногами в глубокое кресло и обхватив руками колени. — И смех и грех. Беременная шлюха-лесбиянка! Расскажи кому, не поверят.

Дана уже полчаса не выходила из туалета. Ее долго рвало. Причем очень громко.

А Вичка тем временем молила всех святых, чтобы Герман ничего не узнал о том, что произошло между его официальной любовницей и его водителем. Но, как оказалось, неприятности только начинались.

Леша, маленький трусливый заяц, видимо испугавшись, что на этот раз его песенка точно спета, позвонил Игорю, помощнику Германа и во всех красках рассказал ему, как несносная сексуальная маньячка Дана, будучи в крайне нетрезвом состоянии, с помощью угроз буквально силой затащила его к себе в постель и, пригрозив лишением рабочего места, а также неминуемой местью Германа, наказала держать язык за зубами. Чего он, как честный и благодарный человек, ознакомленный с этикой профессионального персонального работника, сделать никак не может. И потому принял немедленное решение покаяться в минутном проявлении слабости.

В общем, далеко пойдет водитель Леша!

Не прошло и часа, как девушки услышали стук двери в коридоре и громкий резкий голос хозяина дома.

В комнату вбежала напуганная баб Надя и сказала Дане, что Герман немедленно хочет с ней поговорить. Дана, только что вышедшая из ванной, как была, в одном полотенце, пошла за ней.

Герман стоял посреди комнаты, широко расставив ноги. Уже немного пришедший в себя, он холодным тоном приказал любовнице собирать свои вещи и в срочном порядке покинуть его дом.

Дана, не проронив ни слова, пошла исполнять приказ. Вичка следовала за ней, как привидение. Она никак не могла поверить в реальность происходящего.

Она просто не могла представить, что Дана уйдет и оставит ее здесь одну. Даже после этой безобразной сцены, которая недавно случилась между ними.

Вичка решительно направилась к Герману.

Обхватив голову руками, он сидел за столом в своем кабинете. Его глаза равнодушно взглянули на Вичку.

— Ну, что? — устало произнес он.

— Герман, я просто хотела сказать… — начала Вичка. — В общем, спасибо за все. Но я тоже… ухожу, — еле слышно добавила она.

Герман отвел взгляд. Возникла минутная пауза.

— Ты никуда не пойдешь, — наконец мрачно проговорил он. — Тебе нельзя сейчас никуда идти. Не время.

За окном весело, как будто приветствуя кого-то, гавкнул Дюк. Хлопнула дверца автомобиля, послышался шум отъезжающей машины.

Герман медленно подошел к окну. По его лицу растянулось странное подобие улыбки.

В Вичкиной голове закружился целый вихрь неприятных мыслей. Она подскочила к окну. Внизу стояла только машина Германа. Любимого джипа Даны и след простыл.

— Да и не за кем тебе уже уходить, — голос Германа немного смягчился. — Бросила тебя твоя подружка. Даже не попрощалась.

Вичка в абсолютной растерянности стояла рядом с этим, ставшим вдруг таким ненавистным ей человеком. Она подняла глаза и в упор посмотрела на него.

— Она сделала свой выбор, — не выдержав ее взгляда, сказал Герман.

— Она всего лишь красивая беззащитная девчонка. — Вичка изо всех сил сдерживала подступившие к горлу рыдания.

— Она всего лишь грязная неблагодарная шлюха. Как и ее мать! — заорал Герман и вылетел из комнаты.

Вичка потом долго рыскала по своей комнате в надежде найти хотя бы маленькое послание от подруги. Но ничего не нашла.

Сначала она обвиняла во всем молокососа Лешу и сумела-таки настоять на его увольнении. Потом долго не могла избавиться от презрения к Герману. Наконец, заставила себя почти возненавидеть саму Дану, так подло, по ее мнению, поступившую с ней.

Хотя Вичка осознавала, что в тот роковой сентябрьский вечер Даной руководило не что иное, как желание лучшей жизни для своей подруги. И именно поэтому она уехала, даже не попрощавшись. После таких мыслей Вичка начинала сомневаться в слабости и беззащитности девушки.

С тех пор девушки больше не встречались. Но Вика так и не научилась жить без Даны.

Несколько раз то тут, то там кто-то говорил, что якобы видел Дану зажигающей в лучшем клубе Монте-Карло в компании с чернокожим денди, отчаянно смахивающим на P. Daddy. Кто-то клялся, что не раз встречал ее в роскошном «Millioners» в Москве, пьющей на брудершафт с залетной иностранной поп-звездой.

А «добрая» Лялька позвонила однажды Вичке в третьем часу ночи и заявила, что своими глазами видела пьяную, по крайней мере месяц не мывшуюся Дану, в обнимку с колоритным торговцем фруктов у выхода из метро «Сходненская».

Вичка в довольно грубой форме посоветовала Лерке отправляться куда подальше, а сама, еле дождавшись утра, отправилась в Тушино.

Как она и ожидала, найти Дану ей не удалось.

Девушка до темноты слонялась туда и обратно вдоль рядов прилавков и с надеждой всматривалась в каждое женское лицо. Пока, наконец, на нее не стали поглядывать с явным подозрением.

Еще по крайней мере несколько недель Вичка устраивала подобные рейды. Но совершать утомительные прогулки на восьмом месяце беременности становилось все тяжелее. И Вичка, наконец, смирилась.

Подходило время родов. По прогнозам врачей должна была родиться девочка. Уже была выбрана престижная клиника, в которую будущей маме предложили лечь за неделю до предполагаемых родов.

Иногда заходил Рома. Делал приятные подарки. В конце декабря на Вичкин день рождения преподнес ей крестик с бриллиантами от Тиффани. Еще пару раз подарил цветы без повода…

А однажды, задержавшись у Вички в комнате допоздна, неожиданно признался ей, что скоро собирается жениться на своей неудавшейся теще, матери Алены.

Вика не знала, что сказать. Растерявшись, даже поздравила Романа с будущим торжеством. Всю ночь потом не могла уснуть и думала, что же будет с ней дальше.

А наутро произошел разговор с Германом, в котором он предложил ей круглую сумму за отказ от ребенка после родов.

Вичка, стараясь держать себя в руках, твердо ответила, что сделки не будет. На что Герман, по-видимому предвидевший подобный ответ, предложил оставаться в его доме столько, сколько ее душе угодно. Но сразу же оговорился, вернее, предупредил, что в случае ее ухода, ребенок останется жить с отцом, то есть с Ромой. И что он настоятельно советует ей даже не пытаться сделать по-другому.

Вика сразу поняла, что провести с ней этот непростой разговор Германа попросил сам Рома. Сделав над собой усилие, она только молча кивнула в ответ.

Через неделю водитель отвез будущую маму в клинику.

А еще через несколько дней родилась Даша — вылитый Рома.

Из клиники Вику забирали оба брата. Рома не спускал малышку с рук. Искренне благодарил Вику за такой роскошный подарок.

Вика была сразу поставлена в известность, что первое время маленькая Даша будет жить в доме отца. Когда она попробовала было возразить, Герман кратко пояснил ей, что она не совсем еще оправилась после нелегких родов, посему пока ее обязанности будет выполнять специально нанятая профессиональная няня, точнее, даже две и что если она не забыла, у нее и молока-то в помине нет. Вичке было предложено наслаждаться жизнью, совершать набеги на магазины (благо после родов она даже не изменилась в параметрах) и почаще навещать родных в Питере.

Ребенка записали на фамилию отца.

Рома стал заметно приветливее с братом. Часто засиживался с ним по вечерам. Как в былые времена, по утрам братья вместе уезжали в офис.

Как-то Рома привел свою будущую жену познакомиться с Германом. Вичка случайно столкнулась с ней в коридоре и была смерена просто уничтожающим взглядом слишком живых и острых для возраста их обладательницы глаз.

Личная жизнь младшего брата налаживалась. Да и старший времени зря не терял.

Через месяц с небольшим в доме появилась новая хозяйка. Тихая худенькая простушка, выписанная, по-видимому, из одной из бывших союзных республик. Вичка терялась в догадках, где и как образованный джентльмен Герман встретился с этой девицей. Она давно подозревала о наличии у Германа еще одной женщины. Но не такой же!

«Хотя, — рассуждала она сама с собой, — кто знает, сколько их уже сменилось только за последний месяц!»

Первое, что приходило в голову, — экономическая сторона вопроса. Проще говоря, устав от транжиры Даны, на новой пассии Герман решил сэкономить. Второе, не менее важное в его уже немолодом возрасте, — кроме безотказного молодого тела он нуждался в тишине и покое. И на первый взгляд девушка идеально подходила и по этим параметрам.

Как оказалось позднее, юное создание даже читать по-русски толком не умела.

Первое время она вела себя очень тихо. Как говорится, тише воды, ниже травы. То и дело просила Вичку одолжить то тампакс, то тушь, то карандаш для глаз. Брала полистать толстые модные журналы.

Подруг в Москве, по-видимому, у девушки было немного. Она целые дни просиживала на диване перед телевизором, с полными тарелками всякой вкусной всячины. А по ночам отрабатывала свое сладкое ничегонеделание, честно ублажая благодетеля.

За пару месяцев такой жизни девочка заметно прибавила в весе. За что получила серьезное замечание от своего господина.

К этому времени, правда, новая наложница уже довольно освоилась и выглядела совсем по-другому. Деньги быстро сделали свое дело. Ее хотя бы не стыдно стало показывать людям. Еще недавно блеклые бесцветные волосы сейчас спадали на плечи блестящими белокурыми прядями. Пальцы тонких рук украшал идеальный маникюр.

По совету журнала способная ученица записалась на мастер-класс профессионального макияжа. Очень быстро все освоила, и теперь от нее просто невозможно было отвести глаз.

Вичка на своем веку не раз была свидетелем подобных метаморфоз. Но в этом случае она готова была снять шляпу перед толковой провинциалкой.

В общем, девочка стремительно менялась. Сначала она вдруг почему-то невзлюбила старушку баб Надю. Считала, что ее присутствие в доме очень угнетает. Жаловалась на избитую простоту ее готовки («Она даже не знает, как правильно подать молодую спаржу под соусом из трюфелей!»). В конце концов открыто попросила Германа дать этой надоевшей старухе пару тысяч долларов отступных и отправить на заслуженный отдых в какой-нибудь, желательно не близкий, дом престарелых.

Потом она жаловалась удивленному Герману на излишнюю скромность «их» дома, критиковала старую, много лет не менявшуюся мебель. Настаивала на срочном капитальном ремонте или в лучшем случае покупке нового дома в только что отстроенном коттеджном поселке неподалеку.

Вытаращив глаза от удивления, Герман говорил, что не готов к таким переменам и что вообще у него нет таких денег. На что девочка надувала свои, уже успевшие подкачаться волшебным рестилайном губки и гордо покидала обалдевшего то ли от неожиданности, то ли, что более вероятно, от ее наглости старика Германа.

Вскоре состоялось легендарное знакомство девушки с любимой папиной дочкой Анечкой (с которой, кстати, они были почти ровесницы). Девушки с первого взгляда так «понравились» друг другу, что пару раз на этой почве едва не лишились глаз методом взаимного выцарапывания. После чего начинающая певица Анечка заявила несчастному отцу, что пока «эта…» остается в его доме, ноги ее больше здесь не будет.

Надо отдать должное Герману, он ни разу ни коим образом не дал понять Вичке, что она нежелательный гость в его доме. Чего не скажешь о его резко поменявшейся пассии. Которая в последнее время только и искала момента побольнее уколоть соседку. Поэтому Вичка избегала общения с новой жительницей и старалась реже с ней сталкиваться.

Единственным стимулом для Вики была дочь. Она получала настоящее удовольствие от общения с этим маленьким человечком. Приходя в дом Ромы, отпускала няню отдохнуть и подолгу сидела возле кроватки спящей дочери.

А потом произошло то, чего Вика совершенно не ожидала. После свадьбы или, точнее, регистрации брака с бывшей тещей, так как настоящую свадьбу по собственным соображениям Роман решил не играть, «молодые» приобрели новое жилье в центре и перебрались жить туда. Дашу было решено взять с собой. Вику мягко попросили быть терпеливой. И она, в страхе потерять дочь окончательно, возражать не стала.

Во всяком случае, так было по словам самой Вички. Кто знает, что помешало ей с самого начала смело заявить о своих правах. Ну что, если подумать, мог сделать с ней всемогущий Герман?

Не было ли все дело в привычке к вольготной, спокойной, беззаботной жизни, которая с рождением дочери была ей обеспечена надолго? Чужая душа — потемки. Поэтому вряд ли мы когда-нибудь узнаем, как все было на самом деле.

Постепенно, день за днем, Вичка теряла вкус к жизни. Она все реже выходила из своей комнаты, почти ничего не ела. Целыми днями не вылезала из постели.

Герман со своей юной, разодетой в пух и прах жар-птицей отправился отдыхать в Европу. Судя по случайно услышанному Вичкой отрывку их разговора накануне отъезда, главной целью поездки было присмотреть себе небольшой уютный домик на берегу Средиземноморья.

Когда через пару-тройку недель только что вернувшийся из поездки Герман зашел к Вичке поздороваться, он был просто шокирован ее болезненным внешним видом и прямо-таки пугающей худобой.

Вызвали знакомого врача. Осмотрев больную, тот сразу же произнес про себя привычный в этом районе Москвы диагноз: «Зажрались!» Здесь же, на дому, взял у Вички полный набор анализов и пообещал как только, так сразу сообщить о результатах.

Как и ожидал смекалистый доктор, ничего подозрительного в Вичкиных анализах выявлено не было. Что, надо сказать, очень расстроило молодую пассию Германа. Она-то уже считала часы до того счастливого момента, когда наконец «эту зомби» вынесут из дома ее «папочки» вперед ногами.

На вопрос Германа о последующих рекомендациях на выздоровление, предприимчивый доктор настоятельно порекомендовал положить пациентку под присмотр врачей. В ту самую клинику, куда через некоторое время мы с Машкой и отправились навестить нашу давно исчезнувшую из вида подружку.

Месть Камиллы

Вика не была настроена разговаривать. Равнодушным взглядом она смотрела на экран телевизора. Транслировался дневной показ какого-то модного реалити-шоу.

Маринка, шустрая медсестренка, была тут же. Сама того не замечая, она, волнуясь, доедала уже второй Вичкин нектарин.

— Моя прелесть, мой красотулечка, — восторженно воскликнула она, послав воздушный поцелуй симпатичному мачо в телевизоре. Именно в этот момент мачо, видимо в порыве страсти, таскал за волосы худосочную, дико орущую брюнетку.

— Так это и есть те самые знаменитые кролики-свингеры? — Машка снисходительно уставилась на экран. — И кто из них «твоя красотулечка?» — с легкой иронией спросила она у Маринки…

— Мой Русик! Так бы и съела! — облизнулась медсестра. — А эту тощую стерву терпеть не могу!

— Ничего, — продолжала Маринка. — Скоро пойду на кастинг. Она у меня попляшет!

Вичка тяжело вздохнула. Машка покачала головой.

— Значит, кто-то все-таки это смотрит, — сказала она с сожалением.

— Да вся страна! — гордо подтвердила Маринка.

Мы еще немного посидели у Вички, пока ее не забрали на встречу с психотерапевтом.

Немного подавленные после встречи с потерявшей вкус к жизни подругой, мы молча шагали к машине, когда прямо перед воротами с визгом затормозила X-5, из которой, шелестя пакетами, выгрузилась Мила. Та самая приятельница Сонечки, на яхте которой как-то проводили время Дана и Вичка.

Завидев нас, Мила радостно помахала свободной рукой.

— Какими судьбами? — спросила она, хитро заглядывая в глаза. — Что, нездоровится? Или тоже решили отрезать себе что-нибудь лишнее?

Мы честно отнекивались. Машка же уверяла, что если ей когда нибудь и придется что-то у себя отрезать или, наоборот, пришивать, то об этом точно никто не узнает.

— Мы тут подругу одну навещали. Ну а сама что здесь потеряла? — сделала ответный удар Машка.

— Да тоже навещаю кое-кого. — Мила оглянулась по сторонам. Соньку знаете? Уже два месяца здесь.

— А что с ней? — поинтересовалась Машка.

— Длинная история. — Мила опустила пакеты на землю и полезла в свою маленькую розовую Chanel за сигаретами. (В сочетании с курткой-сафари цвета хаки и потертыми «дизелями» сумочка смотрелась особенно эффектно.)

— Ленка, ее племянница, умудрилась отбить мужика у своей родной тетки. Только Сонька добилась своего и женила-таки Рустама на себе, вот такой сюрприз! А я ведь ее предупреждала. Мне эта Ленка никогда не нравилась! Сонька, когда почуяла неладное, первое время делала вид, что ничего не происходит. Думала, поиграется муженек и успокоится. Сама целыми днями горстями ела успокоительные. А одна идиотка взяла и посоветовала ей кое-что покрепче. Короче, Сонька моя незаметно подсела на «сонники».

— Что за сонники? — перебила ее Машка.

— Да какая-то наркотическая дрянь. Я в этом не большой знаток. В общем, увидите Сонечку, не узнаете. — Мила состроила траурную мину.

— Ну а сейчас как она? — спросила Машка. — Что врачи-то говорят?

— Жалуются, что Сонька все время откуда-то достает таблетки. Еще и буянит, когда их хотят отобрать.

— Да что тут скажешь? — Мила с сожалением покачала головой. — Дура она, каких поискать. Лучше бы сидела себе спокойно на «прозаке». Я вот, к примеру, уже несколько лет его принимаю. Не жизнь, а сплошной оргазм! Нобелевскую бы дала тому, кто изобрел эту чудо-пилюлю!

Как оказалось, даже вечная оптимистка Мила сидела на своем собственном допинге.

— Да-а, вся Америка сидит на «прозаке». Может, потому и превратились в нацию дураков, — уже когда мы расстались с Милой, подвела итог Машка.

Завтра Машка улетала в Лондон на громкую роскошную свадьбу русских нуворишей. Но, несмотря на то что было уже довольно поздно, а моей подруге требовалось еще собраться в дорогу, мы не смогли отказать себе в том, чтобы заехать перекусить в какое-нибудь вкусное столичное местечко.

«Галерея» была забита до отказа. Мы с Машкой, усевшись в укромном местечке, расслабленно наблюдали за колоритной публикой одного из самых приятных, на мой взгляд, ресторанов Москвы.

Я доедала как всегда безупречную домашнюю пасту с лососем, а Машка с аппетитом трудилась над бараньей ногой с картофельным пюре.

Когда мы в приятной сытой неге рассматривали карту вин (на десерт), к нам с визгом подлетела Люська (та самая, которая «Золотая ручка»). На этот раз она была вся в белом — белое воздушное платье, белая сумочка, белые зубы. Две недели, проведенные в Эмиратах обеспечили ей безупречный бронзовый загар, который немедленно хотелось предъявить во всем великолепии. Как выяснилось, и в этот раз влюбить в себя шейха Люське не удалось. Но, судя по всему, она не очень расстраивалась по этому поводу.

Расцеловав нас, она уселась за наш столик.

Симпатичная девушка-официантка налила в бокалы вина. Люська нервно облизала губы. Мы с Машкой переглянулись. Машка пригрозила ей пальцем.

— Даже не думай, — сказала она. — Опять хочешь неприятностей? Тебя и так уже не пускают ни в одно приличное место.

— Не волнуйся, я завязала, — махнула рукой Люська. Она с видимым усилием оторвала взгляд от бокала и, очевидно, чтобы отвлечься, закинула в рот кусочек поджаристого хлеба. Уже через секунду она была готова к нормальному общению. И ей явно было чем похвастаться.

Ее глаза загорелись. Надо было плохо знать Люську, чтобы не догадаться сразу, что ей посчастливилось прибрать к рукам довольно ценный экземпляр кавалера.

— Вон сидит в голубом батнике, — пригнувшись к нам, зашептала она заговорщическим голосом. — Мой кошелечек дорогой!

— Сколько ему лет? — удивленно спросила Машка. — Пятнадцать? Это, если ты не в курсе, уголовно наказуемо, — улыбнулась она.

Люська надула свои гиперогромные губки.

— Ничего и не пятнадцать, — обиженно оправдывалась она. — Двадцать или двадцать один. Точно еще не выяснила. Но щедрый, как арабский шейх. Прямо не знаю, кому свечки ставить! Всю неделю у него зажигали. Не знаю, как живая осталась!

— Что, половой гигант? — засмеялась Машка. — Тогда знакомь срочно!

— Не в этом дело, — опять перейдя на шепот, сказала Люська. — Тут кое-что покруче! В общем, я теперь могу выдержать экзамен по ботанике.

— Как это? — не поняла Машка. — В смысле пестиков-тычинок?

— Да нет, — отмахнулась Люська. — У моего красавчика огромный дом в Жуковке. Он с матерью живет и с отчимом. Крутой такой мужик! Их по полгода в Москве не застать. Ну, он от нечего делать выращивает дома траву разную — шалфей там какой-то, то ли американский, то ли мексиканский, кактусы всякие. Вот это, скажу я вам, дурь так дурь! Повел меня к себе домой на экскурсию в воскресенье, а очухалась я только в пятницу. Представляете?

— Погружаешься в нирвану, прелесть моя? — усмехнулась Машка. — Не поздновато?

Юный Люськин друг приветственно помахал нам рукой. Мы помахали в ответ.

— Прямо сладкая парочка, — заключила Машка. — «Укуренные-2»! Где познакомились, кстати?

— На заправке, — немного смутившись, сказала Люська. И потянулась за недопитым бокалом вина.

Машка стукнула ее по руке.

— Это что-то новенькое, — сказала она. — На какой еще заправке?

— На «БиПи», — ответила Люська и поведала нам о своем собственном ноу-хау выслеживания подходящих жертв на автозаправках в районе Рублевского направления. — Получше клуба одиноких сердец, — гордо откровенничала Люська. — Этот у меня уже третий «заправочный».

Так мы узнали о новом модном московском термине. Век живи, век учись!

Также Люська рассказала, что уже давно рассталась со своим Борькой («Терпеть не могу, как он по полчаса сморкается утром в ванной!»). Что некоторое время жила в выставленной на продажу квартире сестры, перебравшейся на ПМЖ к мужу в Сидней. Что два месяца назад квартиру эту, наконец, успешно продали одной довольно известной актрисе.

Люська буквально плевалась от отвращения, рассказывая нам о том, как выглядела эта, с позволения сказать, служительница Мельпомены в мирской жизни.

— Девчонки! — сделав страшные глаза, ужасалась Люська. — Волосы жирные, немытые. Подмышки небритые. А пятки! Это что-то! Руку даю, она про педикюр даже не слышала!

— Ну а тебе-то какая разница? — поинтересовалась Машка.

— А чего это она с немытыми пятками да актриса? — с неподдельным негодованием восклицала Люська. — Может, я тоже всегда мечтала в кино сниматься!

— Ого, — удивилась Машка. — Это что-то новенькое! Хотя, конечно, без тебя там никак! Сидят горюют: чего это Люська не идет в актрисы?

— Между прочим, многое потеряли, — фыркнула Люська. — Со мной могли бы на мировой уровень выйти! Знаете же, какой я мастер импровизации! Всех бы сделала!

— Точно, — хохотнули мы. — В главных ролях — Люсьен Нелидова и ее Губы!

Сытые и уже хорошо уставшие, сквозь веселые шумные столики мы пробирались к выходу, когда совершенно отчетливо, буквально кожей я почувствовала пристальный взгляд в спину. Не сдержавшись, я обернулась и даже вздрогнула от удивления.

Сквозь сигаретный туман на меня смотрели, наверное, самые красивые голубые глаза, которые мне приходилось видеть в жизни. Ошибки быть не могло — это были те самые глаза.

Свернув немного в сторону за колонну, я рассказала подруге о неожиданной встрече. Машка остолбенела и, чтобы удостовериться в моих словах, вернулась в зал.

Несколько мгновений ее взгляд беспокойно метался по столикам, пока, наконец, не застыл на том лице, которое она ожидала увидеть меньше всего. Вернее, видеть его она не желала вовсе. Никогда.

Близкие Машке люди знали, что у нее был только один враг, причем настоящий. И у него было очень красивое лицо.

Камилле (или просто Каме, как называли ее приближенные лица) было далеко за пятьдесят, но никто и не думал называть ее по отчеству. Это была высокая, статная женщина, которая и в свои уже давно не молодые годы продолжала привлекать к себе массу не самых захудалых поклонников.

Ее лицо не было тронуто скальпелем хирурга. Казалось, она совершенно не стеснялась своих морщин, опутавших сплошной паутинкой когда-то невероятно красивое лицо своей хозяйки. Впрочем, наличие морщин и тусклый цвет лица каким-то неуловимым образом даже добавляли изюминку в совершенно законченный образ этой шикарной женщины.

Камилла никогда не брезговала макияжем. Вот и сегодня ее глаза были густо подведены иссиня-черным карандашом. Она знала, как обратить внимание на свое, наверное, самое главное достоинство. Повторюсь, глаза у Камиллы и впрямь бесподобные. Ей повезло — время ничуть не убавило их красоты. И сейчас, как и в ранней молодости, встретив Камиллу, люди в первую очередь обращают внимание на ее глаза.

Они особенно эффектно выделяются на вечно загорелой коже их обладательницы. Уж не знаю, откуда у нее этот загар: из солярия или натуральный, с курортов. Но я никогда не видела Камиллу со светлым цветом кожи. Я бы даже сказала, это уже стало ее фирменным знаком.

Хотя, надо сказать, таких знаков у нее было пруд пруди.

К примеру, лично мне ни разу не приходилось видеть ее в одежде какого либо цвета, кроме черного. Интересно было бы взглянуть на ее гардероб. В черной-черной комнате, в черном-черном шкафу… Извините!

Хотя, по правде говоря, тут не до шуток. Нет в этой красивой загадочной женщине ничего смешного. Даже ее непонятный иностранный акцент, который, как мне кажется, на самом деле один из пунктов ее тщательно продуманного образа.

Камилла сидела в компании двух молодых людей, годящихся ей по возрасту в сыновья. Молодым поколением она никогда не гнушалась, даже наоборот. Но на сей раз это была всего лишь деловая встреча. Девушка-официантка меняла уже пятую пепельницу. Камилла всегда курила, как в последний раз, — одну за другой. И ее совершенно не пугали журнальные страшилки о вреде курения. Думаю, она и журналы-то никогда не читала. В особенности женские. Она не боялась постареть и подурнеть.

«Если на то пошло, — говорила она, — то я стала старой уже добрый десяток лет назад. Но это не мешает мне менять молодых любовников, как любимые атласные перчатки из своей коллекции». Перчаток у Камиллы и впрямь был целый вагон и маленькая тележка: длинные, короткие, средние, разные — главное, черные.

Она обожала брючные костюмы. Только от Дольче и Габанна в ее гардеробе, по самым скромным подсчетам, было не менее пятидесяти. Благо фигура позволяла ей носить все. Тело Камиллы вообще было притчей во языцах. Не каждая юная особа может позволить себе носить такие открытые обтягивающие платья, которые носит эта, извините, бабушка, (Рискую быть съеденной заживо!) Но факт есть факт. Камилла на самом деле бабушка. И очень, надо заметить, заботливая. Хотя, глядя на ее длинные ноги и ярко накрашенные губы, это последнее, что приходит в голову.

Вот и сегодня она была вся в черном. Ее гладкие прямые волосы, которые от природы шатенка Камилла всю жизнь красила в цвет вороного крыла, были разделены на пробор и идеально уложены в плотный узел на затылке. На этот раз она выбрала костюм-тройку и ненавистную членам общества борьбы за права животных черную крокодиловую «Birkin».

Завершали этот криминально-драматический образ шикарные серьги в ушах — просто огромного размера голубые топазы, обрамленные чистейшей воды бриллиантами, нереально совпадающие по цвету с ее фантастическими глазами, — и такой же, только раза в два больше, топаз на пальце.

Эта картина стоила пера гения. Две красивейшие женщины испепеляли друг друга долгим красноречивым взглядом. И если в глазах Машки был молчаливый упрек, то холодный взгляд Камиллы источал такую пугающую животную ненависть, что, мягко говоря, становилось не по себе.

Через мгновение Машка развернулась и пошла мне навстречу.

— Не будем об этом говорить, о’кей? — тихо сказала она.

Я только кивнула.

В этой истории очень много непонятного. Когда-то, давным-давно, Камилла была лучшей подругой моей Машки. Даже в каком-то смысле ее наставницей. Большая разница в возрасте (15 лет) не мешала им находить общий язык. Не кто иной, как Кама, обучила юную подругу азам своей «профессии». Именно она приютила ее, брошенную на произвол судьбы, посвятила во многие секреты. И именно она «открыла ей двери в большую политику», предоставив в качестве первого крутого клиента жирного борова из верхушки власти. Машку тогда чуть не стошнило. Но проверку боем она все же прошла успешно. После этого, по ее словам, подруга научилась «закрывать душу» и «уходить в работу» с головой. Независимо от того, противен ей был клиент или нет, он всегда оставался доволен.

Подруги были неразлучны, понимали друг друга с полуслова. Кама относилась к Машке, как к любимой младшей сестре.

Машка часто повторяла, что даже со всей той неизменной популярностью, которой она пользуется у сильного пола, она никогда не решилась бы посостязаться в женской хитрости со своей старшей подругой.

— Таких женщин больше нет, — твердила она. — Жаль только, что весь свой драгоценный потенциал она использует для темных дел.

В жизни Камы было много мужчин. Может, даже слишком много. Неизвестно, как ее дела обстояли в юности, но за то долгое время, которое провела рядом с ней Машка, это были птицы самого высокого полета. Те, о ком не принято говорить вслух. Поэтому, что бы ни взбрело в голову роковой красавице, она всегда была под надежной защитой. В непробиваемом панцире.

А в голову ей приходили не самые созидательные мысли. Какие только слухи не ходили о ней. Поговаривали даже, что она водила тесную дружбу с неким криминальным авторитетом, главарем банды, которая долгое время держала москвичей в постоянном страхе.

Но Камилле все было нипочем. Ее ничуть не трогало чужое горе. Ведь у нее все было в ажуре! Она была неприкасаемая. Как пчелиная матка в улье. Сегодня она чинно отдыхала в обществе вновь назначенного министра одного из самых прибыльных отраслей нашего государства, а завтра на всю катушку зажигала в компании душегубов и воров.

Ну что тут скажешь? Как в танке, не иначе!

Когда Машка уже жила своей собственной жизнью, она продолжала встречаться с подругой. Часто Кама знакомила свою протеже с очень «полезными», на ее взгляд, мужчинами. В подавляющем большинстве случаев это не были случайные знакомства. Машка знала давно, что если Кама сватает ей нового навороченного кавалера, то ей точно от него что-нибудь нужно. И Машка никогда не отказывалась подсобить любимой подруге.

Была у Камиллы и другая, закрытая от посторонних глаз жизнь. У нее был сын — добрый, ласковый парень Никита, смазливый просто до неприличия. Машка не знала, кто был отцом Никиты. Камилла только часто говорила, что ребенок не был для нее случайным залетом, ошибкой. Что она намеренно «понесла» от мужчины, которого считала единственной любовью своей жизни. Как будто предчувствовала беду. Рассказывала, что человек он был отчаянный, смелый. На чем скоро и погорел.

Камилла была уверена, что сын пойдет в отца и станет достойной заменой своей матери. Но у природы свои причуды.

Уже с первых месяцев жизни мальчика стало понятно, что от родного папы-уркагана, как, впрочем, и от своей матери он не взял абсолютно ничего. Кроме внешности, разумеется.

Несмотря ни на что, Камилла в сыне души не чаяла. Окружала его красивыми вещами, без устали дарила самую последнюю технику и модные тряпки. Впрочем, мальчик не особо интересовался забавами своих сверстников. Он все больше сидел дома с любимыми книгами или рисовал на стареньком, подаренном ему школьной учительницей мольберте. Мать со временем смирилась со странностями сына и даже устроила его в Академию художеств.

Когда Машка впервые увидела Никиту, он был еще ребенком. Мальчик всегда радовался приходу маминой подруги и даже спрашивал о ней у мамы, если та долго не объявлялась.

Чуткая мать быстро заподозрила неладное. В то время как Машка продолжала относиться к Никите, как к ребенку.

— Чего в жизни не бывает? — говорила она. — Ну чувствовала я, что он ко мне не ровно дышит. Списывала на детство. Кто же его знал, что вот так все закончится? Если бы знала, давно бы дорогу забыла. Он ведь для меня, как сын, был!

К восемнадцати годам Никита стал уже по настоящему привлекательным молодым человеком. Девушки провожали его томными взглядами, спорили на него. Но ни одна так и не сумела обратить на себя его внимание.

К этому времени уже мало кто не знал о тайной любви юноши. И однажды, решившись, он признался наконец в своих чувствах Машке.

Подруга моя парня выслушала, попросила не спешить с выводами и громкими заявлениями и, не долго думая, рассказала обо всем подруге.

— Наверное в этом была моя ошибка, — ругала себя Машка. — Надо было оставить все как есть и исчезнуть. Может, и прошла бы у него эта блажь со временем. Так нет, захотелось быть честной, верной. Говорят же: «Дорога в ад вымощена благими намерениями»!

Того, что произошло дальше, Машка не могла себе представить даже в страшном сне. Камилла впала в дикую ярость. Такой свою подругу Машке не приходилось видеть еще никогда. Она, как раненый зверь, металась по комнате, била вдребезги дорогую посуду, орала истошным криком. Объяснять ей что-то было бесполезно. Когда после очередного оскорбления Машка решила, что с нее хватит, и пошла к выходу, Камилла прошипела ей вслед, что ей это так просто не пройдет, и она ответит за то, что «трясла своими голыми сиськами» перед ее мальчиком!

Этого было для Машки более чем достаточно. Крикнув в ответ что-то из ненорматива, она хлопнула дверью.

Камилла еще долго проклинала свою когда-то лучшую подругу. Видя состояние сына, который только и делал, что расспрашивал ее о Машке, она в первый раз не знала, что ей предпринять. Никита вскоре сам поделился с матерью своими переживаниями. У Камиллы хватило выдержки, сцепив зубы, шутливо пожурить сына за «юношеский максимализм». И, выждав недельку, она не нашла ничего лучшего, как прислать к нему профессиональную проститутку, свою хорошую знакомую. Девушка эта славилась своим собственным индивидуальным подходом к каждому клиенту. Да и за здоровьем своим (если понимаете, о чем речь) следила очень внимательно. Но если бы Камилла только могла предположить, к чему приведет этот ее «жест доброй воли».

Девица эта, как потом оказалось, была законченной наркоманкой. И не опустилась до банальной панели только благодаря успешному финансовому положению, которое ей обеспечивали важные клиенты, попадающие к ней, между прочим, с доброй руки «мамочки» Камы. Что немаловажно, наркотики к девушке попадали тоже не без участия Камиллы. Та никогда не брезговала никакими видами крупного заработка, и, если заскучавший клиент требовал «остренького», он немедленно получал все, что пожелает. Эта девица являлась одним из универсальных супердорогих экспресс-курьеров для подобных случаев. Полезное с очень приятным, проще говоря.

Так вот, «засланная» действительно оказалась профессионалкой. Соблазнить мальчика ей таки удалось. В чем, надо сказать, Камилла изначально даже не сомневалась. Но случилось непредвиденное. Матерая жрица любви, сама от себя не ожидая, серьезно увлеклась сказочным принцем Никитой и даже умудрилась добиться взаимности. Что тут скажешь, какие мозги у парня в восемнадцать лет?

К тому моменту, когда только успокоившаяся было мать заподозрила неладное, было уже поздно. Тихий, ласковый, любимый сын успел быстро втянуться в гиблую забаву своей новой «любови»… А новоявленная невеста уже благополучно вынашивала под сердцем его сына.

Скоро Камилла нашла Никиту мертвым в собственном доме. Причиной смерти, как вы уже, наверное, догадались, была передозировка.

Той самой девушки уже давно нет в живых. Она умерла сразу после родов. И ни для кого не секрет, что, вернее, кто стал причиной ее столь раннего ухода из жизни. Камилла никогда этого не скрывала. А внук, на удивление здоровый мальчик, остался при Камилле. (Говорят, что вот он-то растет достойной заменой своей бабушке. Таким, каким она всегда мечтала видеть сына.)

После смерти Никиты эта и прежде никогда не отличающаяся мягкостью женщина стала просто пугать своей жесткостью. Для нее уже не существовало никаких преград и законов. Она сама была для себя законом. Заинтересовавшись жутко прибыльным в то время маклерским делом (кто не в курсе, маклер — то же, что риэлтор по-современному, только частный), вскоре прослыла как маклерша-душегубка. Ходили слухи, что при расселении квартир при ее содействии слишком часто случались внезапные смерти жильцов — одиноких стариков-пенсионеров и конченых алкоголиков. В нескольких расселенных ею квартирах, по неофициальным сведениям, она устроила самые что ни на есть настоящие бордели и делала на этом огромные деньги. И делает до сих пор. Во всяком случае, достаточные для того, чтобы регулярно наведываться в третьяковский «Graff».

Что же касается Машки, то Кама и не думала о ней забывать.

Как-то поздно вечером, чуть позже тех ужасных событий, связанных с гибелью Никиты, Маше позвонил один ее старый знакомый, которого с ней когда-то познакомила Камилла. Он предложил как можно скорее встретиться. Сказал, что дело крайне важное, и наотрез отказался что-либо обсуждать по телефону. Назначил встречу в укромном подвальном кафе «для своих». Заинтригованная Машка, теряясь в догадках, наспех привела себя в порядок и отправилась в назначенное место.

Вышколенная охрана Валеры Н. встретила Машку у входа и проводила вниз. Полутемное помещение, вычурно обставленное в стиле, издали напоминающем арт-деко, имело некую форму лабиринта. Из центральной залы во все стороны расходились короткие коридоры, каждый из которых вел в отдельную комнату. Откуда-то сверху рассеивалась приглушенная музыка Энигмы. Машку подвели к одной из дверей. За ней слышались мужские голоса и пьяный смех женщины. Охранник постучал. Из-за двери откликнулись: «Входите».

Комната представляла собой что-то вроде покоев средневекового замка. Дизайнер, судя по всему, отличался не самым лучшим вкусом. На выкрашенных в серый цвет стенах была вывешена целая коллекция бутафорского холодного оружия. Причем совершенно разного времени и места происхождения. На полу был расстелен просто невероятного уродства ярко-красный ковер. Рядом «красовались» с десяток чучел несчастных, замученных животных. (Каждый раз, когда мне попадается на глаза эта гадость, думаю: а что, если так же поступить с теми, кто эти самые чучела заказывает?) Машку даже передернуло.

В центре комнаты на том самом ковре довольно неплохо танцевала практически голая стриптизерша. Причем девушка была не то чтобы юной — ей явно уже исполнилось тридцать, и довольно давно. И худой она тоже не была. При этом ее не измученное диетами аппетитное тело вполне профессионально изгибалось в такт музыки. Машка мысленно одобрила танцовщицу.

В новеньких кожаных креслах сидели двое мужчин и одна дама средних лет. Дама была пьяна. Причем очень. Развалившись в кресле в непонятной брутальной позе, она уже совсем по инерции подносила ко рту горлышко давно пустой бутылки пива и даже не замечала его отсутствия. Во второй руке на последнем издыхании тлела какая-то жуткая папироса неизвестного происхождения (как оказалось, «Беломор»). Судя по блаженной улыбке дамы, она была довольна представлением. А может, ей уже было все равно. Она даже не заметила появления Машки. Что, впрочем, совсем не расстроило мою подругу.

Навстречу гостье из кресла поднялся один из мужчин, Валера Н. Последний раз Машка видела его лет пять назад, и тогда у него не было такой охраны. Он не раз безрезультатно пытался добиться «отдельного свидания» с пышногрудой чаровницей, но каждый раз натыкался на вежливый завуалированный отказ. У Машки и без него было достаточно «дел». Да и не нравился ей никогда этот «тихушник» с хитрыми бегающими глазками.

— Вот, собрались тут по случаю, — сладко протянул Валера. Его взгляд, как противная наглая муха, липко пробежался по всему Машкиному телу. Он улыбнулся, обнажив маленькие желтые зубки, с застрявшими в них кусочками еды.

Машка улыбнулась ему в ответ самой благосклонной улыбкой. «Кто его знает, что ему понадобилось от меня в этом бункере», — лучезарно улыбаясь, подумала она и с тоской вспомнила о забытом, как всегда, в машине мобильнике.

— День рождения у меня, — с подозрительной улыбкой добавил Валера.

— А-а, — протянула Машка, совершенно не представляя, что из этого следует. — Поздравляю!

— Спасибо, спасибо, — поблагодарил Валера. — Как тебе, кстати, мой новый офис? — Он обвел руками эту ужасную комнату.

— Шикарно! — нагло соврала Машка и даже закатила глаза для пущей убедительности.

— Недавно ремонт закончили. Дизайнер попался — гений! Это — моя любимая комната! А там, — кивнул он в сторону лосиной головы, — даже спальня есть. Если захочешь, можешь потом посмотреть. — Валера провел маленькими кривыми пальцами по своей плеши. На висках у него появилась испарина.

Еще минуту назад этой самой испарины не было, и Машка заволновалась. «Перевозбудился, что ли, старая сволочь?» — подумала она и уже с куда меньшей симпатией посмотрела на танцовщицу.

Та, наконец, перестала танцевать и в нерешительности переминалась с ноги на ногу под плотоядным взглядом молодого человека, до боли напоминающего Тома Круза в его лучшие годы.

Но сейчас Машке было не до Голливуда. Ей вообще все это начинало очень не нравиться.

— А что вас так мало? — спросила она как можно более беззаботным тоном. — Или все уже разошлись?

— Праздновать завтра будем. — Валера подошел к маленькому журнальному столику, заваленному бутылками. — А сегодня так, прелюдия… Что будет пить моя королева? — спросил он у Машки.

— Спасибо, Валер, но пить не буду, — отказалась Машка, и неожиданно добавила: — Месячные у меня!

Валера от неожиданности поставил на место рюмку с коньяком, которую собирался было опрокинуть, и уставился на Машку округлившимися глазами.

Том Круз был удивлен не меньше. Несчастная стриптизерша его больше не интересовала. Даже пьяная дама вдруг открыла свои уже минут десять полузакрытые глаза и с удивлением разглядывала гостью. Правда, у нее это плохо получалось. Стриптизерша незаметно выскользнула за дверь.

— Когда у меня месячные, мне пить нельзя, — добавила Машка. — Приступ может случиться. Эпилептический!

Пьяная дама икнула. Валера нервно почесал затылок.

«Думаю, достаточно, — подумала удовлетворенная Машка. — Вряд ли ему захочется теперь со мной связываться. С припадочной-то!» Но ее уже понесло.

— В последний раз в прошлом месяце случился, — видимо, решив добить присутствующих окончательно, добавила она. — Как раз выходила из КВД. Еле откачали!

Сказать, что романтический настрой плешивого кавалера после Машкиных слов сошел на «нет», — значит не сказать ничего. Машка сразу почуяла спад уровня тестостерона в комнате. Дышать стало гораздо легче.

— Я вот чего звал, — чуть позже, оставшись с Машкой наедине, уже гораздо серьезнее начал Валера. — Ты в курсах, что на тебя заказ?

Машка не ответила. Где-то с минуту она пыталась по-своему интерпретировать слова Валеры, чтобы понять их смысл. Ничего не получалось.

— Валер, ты меня прости, — наконец сказала она. — Не поняла, о чем ты спрашивал. Я что-то себя сегодня неважно чувствую.

— Да, я помню, у тебя месячные, — недовольно буркнул Валера. — Я говорю, заказали тебя!

— Как заказали? Кому заказали? Когда заказали? — заволновалась Машка.

— Кому, когда, — передразнивая, повторил Валера. — Спроси лучше: кто!

— Да в чем дело-то? Ты нормально, по-человечески скажи! — Машка уже начала понемногу догонять, о чем речь.

— Ну а если по-человечески, то мне велено тебя предупредить, чтобы ты как можно быстрее собрала вещи и срочно улетела отдыхать на какой-нибудь самый крутой курорт. Ну, или совсем некрутой. Главное — срочно! Поняла? — Валера внимательно смотрел на Машку.

— Поняла. — Машка кивнула головой. Ей вдруг действительно стало нехорошо. Подступила тошнота.

— Проще говоря, меня хотят убить? — тихо спросила она. — Я правильно тебя поняла?

— Так и есть, — подтвердил Валера. — Поэтому уехать тебе надо срочно! Могу помочь с билетами.

— Не надо, — покачала головой Машка. — Я сама.

— И кто этот неизвестный благодетель, который попросил тебя предупредить меня? — чуть помедлив, спросила она.

— Не могу сказать. Не велено, — ответил Валера. — Но пока ты под надежной защитой, не сомневайся.

— Спасибо, Валер, — уже в дверях поблагодарила Машка.

— Заказала Кама? — после короткой паузы, ничуть не сомневаясь в ответе, задала она свой последний вопрос.

Валера утвердительно кивнул головой.

Машка послушала совета. И уже утром летела в самолете в теплую Испанию.

В первый раз в жизни она отдыхала в одиночестве. И получала от этого несказанное удовольствие. Все, что случилось и чуть было не случилось в Москве, здесь казалось каким-то далеким и нереальным.

Залитая солнцем Барселона, как всегда, радовала глаз. Машка целыми днями разъезжала по городу на арендованном «Фольксвагене». Открывала любимый город заново. Обедала в отеле. Пару раз поужинала в любимом портовом ресторане. На «профессиональном» поприще также было затишье Машка сознательно устроила себе отдых от сильного пола. Случалось, кто-нибудь пытался помешать этой гармонии и предлагал хорошо провести время вместе, но Машка оставалась холодна.

Проведя в Барселоне две великолепные недели, подружка отправилась в Париж. С легкостью и огромным удовольствием проехала за рулем почти тысячу километров пути. Правда, пришлось остановиться на денек в придорожном мотеле, где-то около Тулузы. Машка чувствовала себя настоящей первооткрывательницей. Странно, но эта вынужденная спонтанная поездка запомнилась ей как одно из самых увлекательных приключений в жизни. Хотя, когда она вспоминала о своей бывшей лучшей подруге, настроение резко ухудшалось.

Машка сняла самый что ни на есть простой номер на первом этаже. Едва светало, но некоторые постояльцы мотеля уже собирались в путь. Машка поняла, что это были в основном шоферы-дальнобойщики. Один из них, симпатичный розовощекий блондин, проходя мимо курящей в открытое окно Машки, озорно подмигнул ей и весело пропел куплет какой-то малоизвестной песенки. Машка улыбнулась ему в ответ.

«Француз», — определила она и почему-то улыбнулась еще приветливее. Мужчина был явно польщен проявленной к нему заинтересованностью красавицы. Он на секунду задумался, затем быстро подскочил к окну и протянул Машке маленькую цветную фотографию. На ней счастливо улыбались очаровательная молодая девушка с короткой задорной стрижкой и маленький белокурый мальчик, точная копия розовощекого шофера.

Машка взяла из его рук фотографию.

— Ваша семья? — спросила она по-французски?

— Да! — гордо подтвердил француз. — А ты одна? — с какой-то неподдельной жалостью спросил он.

— Одна, — сказала Машка.

— И у тебя никого нет? — снова спросил француз.

Машка на мгновение задумалась.

— Есть, — сказала она, вспомнив о брате Сашке, в то время оставленном на попечение тети Тани (девочки Даши в ее жизни тогда еще не было).

— У тебя все будет хорошо, — уверенно сказал шофер, взял в руку ее ладонь и галантно, как это умеют делать только французы, поцеловал ее. Затем повернулся и, замурлыкав себе под нос ту же самую песенку, отправился дальше.

Париж был, как всегда, прекрасен. Машка обожала этот город. Здесь у нее будто вырастали крылья. Хотелось мечтать, начинать жизнь заново, наслаждаться каждым мгновением.

Поселилась она в небольшом уютном отеле на Haussman, в котором останавливалась уже не первый раз. Спросила свой любимый 308 помер, и наудачу он как раз оказался свободен. Потом она бродила по городу, заказывала великолепный ароматный кофе в уличных кафе, неспешно прогуливалась по маленьким, известным только парижанам магазинам.

Один день полностью посвятила посещению лучшей улицы Парижа, авеню Монтень. Прохожие принимали ее за кинозвезду. Скорее всего итальянскую. Когда она проходила мимо бутика Chanel, женоподобный продавец, с кем-то болтающий на входе, принял ее за актрису и упорно пытался обратить на себя ее внимание. Впрочем, безуспешно (Машка никогда не любила Chanel.)

Рядом с роскошным «Bristol» ее пытался остановить какой-то арабский принц, подъехавший к отелю на «Феррари». Машка реактивно взвесила в уме все за и против и… прошла мимо. Оскорбленный в лучших своих чувствах повеса еще долго шел за красавицей и умолял ее уделить ему хоть немного времени.

У Машки в жизни уже имел место быть не самый удачный опыт общения с самым что ни на есть восточным шейхом. И даже, сказать по правде, не с одним. Но опыт этот был не самый приятный. Ну не везло ей с шейхами, и все тут! Поэтому по некоторым соображениям она предпочитает не заводить близких отношений с подобной экзотикой. Хотя, что тут скажешь, подарки они и в самом деле дарят великолепные.

Прошел почти целый месяц, когда Машка, уже начиная понемногу сходить с ума от скуки, набрала номер Валеры и спросила его совета насчет ее возвращения в Москву. Тот ответил, что если ее интересует лично его мнение, то он бы ей этого пока не советовал. Машка положила трубку и сразу же заказала такси в аэропорт. Ей повезло. Нашлось свободное отказное место в экономе. Машка вернулась в отель, спешно собрала вещи, которых уже оказалось на две сумки больше, и отправилась в дорогу.

Москва вообще обладает мистической способностью притягивать к себе. Машка больше не могла противиться этому притяжению. Почему-то ее совсем не пугали страшилки Валеры и его тайных осведомителей. Она даже немного корила себя за то, что необдуманно поддалась панике и поверила во все, что наговорил ей Валера.

В ожидании посадки на рейс Машка прошлась по Duty Free, купила себе блоков десять «Marlboro»-lite и плитку черного швейцарского шоколада. Сразу же с блаженством съела ее. Настроение резко подпрыгнуло вверх. Захотелось чего-нибудь особенного. Особенным оказался ювелирный, где Машка долго, с удовольствием примеряла все эти крошечные радости жизни с отнюдь не крошечными, надо сказать, ценами. Остановилась на изящном кулончике с бриллиантами от Bulgari. И, удовлетворенная, отправилась на уже объявленную посадку.

Москва встретила проливным дождем. Но Машке это даже понравилось. Угрюмый носильщик, оставив ее наедине с чемоданами, отправился на поиски такси. Стоя посреди полупустого зала Шереметьево-2, Машка мысленно предвкушала скорую встречу со всеми, по кому она так успела соскучиться.

— Такси нужно, красавица? — прервал приятные мысли непонятно откуда появившийся мужичок средних лет. Он радушно улыбнулся ей. Его загорелые крепкие руки уже потянулись к сумкам.

Машка огляделась в поиске носильщика. Его нигде не было видно.

— Ну так что, едем? — так же благожелательно спросил мужичок.

— Поехали, — нерешительно согласилась Машка.

Таксист ловко подхватил весь ее багаж и враскачку двинулся к выходу. Машка сидела в не первой свежести зеленом «Daewoo», насквозь пропахшим чем-то средним между жирной соленой рыбой и человеческим потом, и раздумывала, куда ей лучше поехать сначала: домой или к тете Тане за Сашкой. Решила для начала заехать за Сашкой и переночевать там. Тетя Таня жила недалеко от Ленинградки.

— Улица 8-го марта, дом 5, — сказала она.

Машина тронулась. И в этот момент Машка почувствовала странное знакомое ей ощущение, которое сейчас принято называть интуицией. Стало не по себе. Машка попробовала разобраться, с чем связано это внезапно нахлынувшее волнение. Стало трудно дышать. Она попыталась открыть окно. То не поддавалось. Машка яростно нажимала на заевший рычаг. Бесполезно. Появилось только маленькое отверстие.

— Дождь ведь льет. — Мужичок сверкнул на Машку своими маленькими глазками в водительское зеркало.

Та не ответила. Со всей силы нажала руками на стекло — и свежий, прохладный воздух вместе с брызгами дождя ударил ей в лицо. Машка судорожно глотнула воздуха. Стало немного лучше. Но чувство тревоги не покидало ее. Напрягая зрение, она стала всматриваться в темные очертания дороги. Все казалось чужим и незнакомым.

«Кажется, наверное», — подумала она, и попыталась поймать взгляд водителя в зеркале. Тот, заметив это, оголил свои прокуренные зубы в некоем подобии улыбки. Только сейчас эта улыбка показалась Машке довольно зловещей.

— Куда мы едем? — спросила Машка как можно более спокойным тоном. — Какая-то новая дорога?

— Новая, новая, — повторил за ней противным голосом мужичок.

— И долго еще ехать? — не унималась Машка.

— Скоро приедем, красавица, скоро приедем, — монотонно повторил таксист.

Машина вильнула в сторону и поехала вдоль бесконечных рядов старых гаражей.

— Если вас это не затруднит, я хотела бы вернуться на главную дорогу, — твердо сказала Машка.

— Не затруднит, красавица, не затруднит, — все тем же до противного благожелательным голосом отозвался мужичок.

Машка уже не сомневалась в том, что влипла в неприятность. Она лихорадочно перебирала в уме все возможные и невозможные варианты последующих событий и своего дальнейшего поведения. Ясно было одно: действовать надо как можно скорее.

— Остановите машину, пожалуйста, — изо всех сил старясь владеть собой, сказала Машка. Голос предательски задрожал. — Мне что-то нехорошо. Как бы не стошнило.

Мужичок повернул к ней свое улыбчивое лицо. Его глаза мгновение изучали ее.

— Сейчас, красавица, потерпи, — сказал он, и не думая тормозить. — Уже почти приехали.

Машка поняла, что времени у нее в обрез. И что ей очень страшно.

«Надо открыть дверь, и выпрыгнуть, — подумала она. — Или схватить его сзади за горло? Нет, за горло нельзя. Он потеряет сознание, и что тогда будет со мной? Значит, прыгать!»

Окоченевшими от страха пальцами Машка схватилась за ручку двери, секунду помедлила и, наконец решившись, потянула ее на себя. Дверь и не подумала открыться. Зато водитель, как будто прочитав ее мысли, поднажал на газ, и машина понеслась, как бешеная. Прыгать было уже слишком опасно.

— Ну ты, гад, останови машину, — уже не думая держать себя в руках, крикнула Машка. — Я тебе говорю: сейчас же останови!

— Веди себя хорошо, красавица, и тогда все будет в порядке, — жестко резанул в ответ водитель.

— Конечно, я буду вести себя хорошо, — нервно ухмыльнулась Машка. — Только потом! А сначала покажу тебе, сволочь, как надо обращаться с женщинами.

Весь страх вдруг куда-то подевался. Машку уже била другая дрожь — безумно хотелось заехать чем нибудь тяжелым по этой улыбчивой физиономии. Она схватила с сиденья свою любимую сумочку от Fendi и стала что было силы молотить ею о голову водителя. И ладно бы, если это была крошка-багетка с ее классическим наполнением из пары кредиток, пудреницы и блеска для губ. Нет, это был самый что ни на есть большущий баул, набитый таким огромным количеством «всего на свете», включая десяток компакт-дисков «A-ha» и Mylene Farmer, бутылку термальной воды «Avian» и пухлый томик «Мастера и Маргариты», что при «творческом» подходе ею можно было бы легко завалить какого-нибудь чахленького, долго хворавшего индийского слона.

Водитель, не ожидавший такого напора, успел-таки пропустить несколько неплохих с профессиональной точки зрения ударов. Один из них пришелся по носу, из которого хлынула кровь. Fendi была безнадежно загублена. Но Машку это, понятное дело, интересовало мало. Вернее, совсем не интересовало.

Она была в настоящем исступлении. Слабые попытки водителя отмахнуться от страшной сумки-убийцы ни к чему не приводили. Все его лицо уже было залито кровью.

Неизвестно, сколько длилась эта кровавая сцена, когда с диким визгом тормозов машина наконец остановилась. Машка еще не успела осознать это, как дверь распахнулась и чья-то сильная рука за волосы выволокла ее наружу. Дождя уже не было, только какая-то влажная морось. Зато Машка увидела перед собой смуглого сморчка с жестокими, напрочь лишенными интеллекта глазами и набухшим, будто смазанным кровью ртом. Сморчок был, как минимум, на две головы ее ниже. Ей показалось, что, если постараться, она смогла бы легко наступить на него. Правда, маленький рост совершенно не умалял физических способностей этого «малыша». От его коротенького тела отходили такие большие, мощные руки, что на ум сразу же приходило сравнение с обезьяной. Точнее, с гориллой. И эти руки сейчас крепко сжимали Машку в своих тисках.

Машке вдруг стало смешно. Она прыснула от смеха. Водитель, матерясь на чем свет стоит, тоже вылез из машины. Он вытирал рукавом кровь с лица. Вид у него был не самый презентабельный.

— Сейчас вот как наступлю на тебя, тля ты болотная! — хохотала Машка в лицо Горилле. — Так я ж тебя просто затопчу!

Горилла и водитель в недоумении переглянулись между собой. Жертва вела себе, мягко говоря, неадекватно.

Машке мешали слезы. Любимая диоровская тушь расползлась по всему лицу и даже попала в рот. «Надо было пользоваться водостойкой», — сказала про себя Машка и, удивившись таким глупым, несвоевременным мыслям, снова расхохоталась.

— Да, какой мужчина! — произнесла она сквозь смех. — Как великолепно сложен! Какой мощный торс! А какие сочные губы! Вы сегодня уже кого-нибудь съели?

Горилла заскрипел зубами.

— Чего лыбишься, шлюха? — зашипел уже совсем нерадостным тоном мужичок-водила. — Типа смелая, да? Ничего, скоро будет не смешно, — добавил он мрачно.

— И что ты собираешься со мной делать? — спросила Машка, немного совладав с истеричным смехом.

— Ну а ты как думаешь? — Мужичок многозначительно провел рукой по ее плечу.

— Ну-у, и стоило за этим везти меня в такую даль? — грациозно изогнув спину, замурлыкала Машка. — Мог бы просто меня об этом попросить. Какие проблемы? — Машка встряхнула волосами и через плечо бросила влажный взгляд на Гориллу. Тот облизал свои красные губы.

— Так какие проблемы? — повторила Машка, продолжая буквально пожирать глазами красноротого.

— Она меня предупреждала про твои штучки, — заволновался мужичок. — Со мной не пройдет! Так что лучше замолкни!

Машка приблизила свое лицо прямо к небритой щеке Гориллы, отчего у него резко расширились зрачки.

— Руки отпусти. Больно, — с интимным придыханием прошептала она ему в ухо. И тут же почувствовала, как его буквально затрясло от удовольствия.

Горилла немного ослабил хватку. Машка подарила ему восхищенный благодарный взгляд.

— Кто это «она»? — спросила она у мужичка. — Камилка, что ли?

— Не твое дело, — огрызнулся тот. — Давай топай!

— Куда? — спросила Машка.

— Тут недалеко, — ответил Горилла и прищелкнул языком. — Жалко. Такая красота! — Он с вожделением окинул взглядом девушку.

— Пошли давай! — водила подтолкнул Гориллу в спину, и они двинулись по абсолютно темной тропинке в сторону леса.

Мужичок шел впереди и время от времени оборачивался назад.

— И долго вы меня ждали? Неужто каждый день дежурили в аэропорт? — поинтересовалась у него Машка.

— Зачем каждый день? — ухмыльнулся тот. — Один звонок — и вся нужная информация на руках.

Где-то неподалеку за деревьями блеснул свет. Машка поняла, что они находятся недалеко от трассы. Попробовала подсчитать, сколько сейчас может быть времени. Получилось — около часа ночи. Значит, машин совсем немного. Тем более в такой глуши.

«Тут все зависит уже только от удачи, — подумала Машка. — И от меня», — заключила она.

В ту же секунду, неловко оступившись, она с вскриком выскользнула из ослабивших хватку обезьяньих рук красноротого на землю.

— Ой мамочка, нога… как больно, — застонала она и, подняв голову, жалостливо посмотрела на Гориллу.

Тот, пробубнив что-то невнятное себе под нос, наклонился к девушке. Машка больше не думала. Сняв с ноги бархатную Christian Louboutin на тринадцатисантиметровой шпильке, она со всего размаха заехала ею по лицу (если можно было это так назвать) Гориллы. Тот прямо-таки подлетел в воздух и заорал нечеловеческим голосом. Схватившись за лицо, он, как раненый зверь, метался среди деревьев. Потом упал и стал биться в конвульсиях.

Его напарник от неожиданности на несколько мгновений будто прирос к земле. Расширенными от ужаса глазами он смотрел на своего распластавшегося по мокрой траве подельника. Наконец придя в себя, с диким криком кинулся на Машку. Она попыталась бежать, но поскользнулась на грязной жиже и плюхнулась на живот. Что-то острое больно впилось в щеку. «Только не лицо, только не лицо», — взмолилась про себя Машка.

Крепкая рука схватила ее за горло и стала душить.

«Вот так просто? И все? — подумала Машка, чувствуя, что начинает терять сознание. — Нет, это не наяву. Со мной такое произойти просто не может!»

Откуда-то вдруг появились силы. (Теперь Машка не понаслышке знает, что такое второе дыхание.) Она собрала все свои силы и, резко развернувшись, вцепилась зубами обидчику в живот. Машка потом рассказывала, что на тот момент это было самое доступное место на его теле. Тот просто взвыл от боли, вцепился рукой ей в волосы и безуспешно пытался оторвать от себя. Машка не чувствовала боли. Напротив, она еще сильнее сжала челюсти и почувствовала, как теплая соленая жидкость стекает ей в лифчик, и так уже мокрый от грязи.

Последующие секунды, по словам Машки, стерлись из ее памяти. Она запомнила лишь то, как потом, какое-то время спустя, босая бежала навстречу приближающемуся свету фар. И, будто по волшебству, автомобиль оказалась милицейским патрулем.

Она сидела в теплой машине и пыталась согреться. Со страхом рассматривала свое опухшее от слез и ссадин лицо в зеркале. (И, к счастью, не нашла ни одного серьезного повреждения.)

С тех пор родная русская милиция ей стала очень дорога! (Попробуйте сейчас при Машке покритиковать правоохранительные органы — ей это точно не понравится!)

— Всякое бывает, — говорила она. — Но моя милиция меня действительно сберегла. Это факт! Пусть всего один, зато какой!

Когда я бесконечное количество раз просила свою подругу рассказать, каким образом ей удалось практически обезвредить двух крепких и агрессивных мужиков, она отвечает, что ей просто повезло. В силу самых разных обстоятельств.

— Как мне, дилетанту, кажется, — рассуждала Машка, — ребята просто не были профессионалами. В ином случае мне бы вряд ли удалось спастись. Хотя я до сих пор не знаю точно, какие именно распоряжения у них были на мой счет. Может, задача была покалечить, изуродовать. А может, что более вероятно, убить… Одно я теперь знаю точно, — добавляла Машка в заключение. — Бог помогает даже шлюхам! И от этого жизнь становится еще приятнее!

Тех головорезов, кстати, не нашли. Как, впрочем, и их машину с Машкиными чемоданами. Да ее это особенно и не беспокоило. Она была счастлива уже оттого, что осталась в живых. Хотя ей и пришлось проваляться в кровати добрый десяток дней, прежде чем почувствовать в себе достаточно сил для разговора с Валерой. Но в этот раз она попросила его встретиться с ней у нее дома.

Надо ли говорить, что он был совсем не против. Приехал с огромной корзиной фруктов и коробочкой пирожных. Сказал, что все удалось уладить и что Машку больше никто не побеспокоит.

Удобно расположившись на диване, он всем своим видом давал понять, что уходить не торопится. Даже позвонил ожидающей его во дворе охране и приказал по-быстрому привезти суши. Суши Машка не особенно жалует, но за компанию проглотила пару штучек. Таким образом они засиделись до темноты. Валера все это время пытался, как мог, развлечь красавицу. Сыпал анекдотами и прибаутками, что у него выходило не самым лучшим образом. Машка изо всех сил боролась с зевотой, которая прямо-таки замучила ее с появлением старого знакомого.

Когда Валера, так и не увидев Машкиной инициативы в желании продолжить приятный вечер, уже было собрался откровенно намекнуть ей об этом, зазвонил его мобильник. Машка слышала, как немолодой визгливый женский голос что-то выговаривал в трубку. Валера то краснел, то бледнел. То вставал, то снова садился.

— Жена, — наконец договорив, сказал он, не глядя Машке в глаза.

Машка участливо кивнула головой.

— Ладно, мне уже надо идти. — Валера нехотя поднялся с дивана. — Наверное… — добавил он, с сомнением посмотрев на Машку.

Она с сожалением вздохнула и развела руками:

— Ну, раз надо, значит, надо. Дела — это святое.

Валера направился к выходу.

— Я еще заеду, — сказал он. — Ты не против? Посидим там, туда-сюда…

— Ну конечно, — радостно отозвалась Машка. — Ты звони, хорошо?

Машка знала, чей звонок обломал Валере его планы на сегодняшний вечер. И в душе поблагодарила своего «спасителя».

Все знали, что Валера живет за счет своей уже не молодой супруги, которая старше его, как минимум, лет на десять. Что давно тяготится этой участью и прочно прицепившимся к нему прозвищем Альфонсо. Но, как говорится, овчинка выделки стоила.

Все-таки женская логика непостижима. Можно еще понять, когда на обеспечение берется юный свежий Апполон, но когда речь идет о таком Квазимодо, как Валерчик…

После этих событий прошел уже не один год.

Машка больше не видела Камиллу и не получала от нее никаких «сюрпризов». Она слышала, что старая подружка успела несколько раз «сходить» замуж. («Как с цепи сорвалась!» — говорили их общие знакомые.) Но все было не так просто. Двое из ее мужей при совершенно загадочных обстоятельствах умирали в течение года после свадьбы.

Поговаривали, что Кама, никогда не отличавшаяся излишней разборчивостью в способах удовлетворения своих финансовых запросов, банально отравила обоих своих зажиточных супругов. Да и банальным-то эти отравления можно назвать только с большой натяжкой — если учесть, что в их организмах не было найдено абсолютно ничего, что могло бы навести подозрение на «несчастную, убитую горем» Камиллу. Прямо доктор Майрановский в юбке!

Конечно, не пойман — не вор, но, как говорится: сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок!

От второго мужа Камилла получила хорошо раскрученное к тому моменту риэлторское агентство, которое и возглавляет благополучно до сих пор. Плюс ко всему по всей Москве у нее разбросаны благоустроенные бордели. Неизвестно, сколько их всего, но, говорят, немало. И спросом они пользуются непреходящим. Потому как, не будь спроса, не было бы и предложения! А если ко всему этому добавить еще и удобный сервис мелкого наркоснабжения, так к бабке не ходи — понятно, что с деньгами у «мамы» Камы дела обстояли ну очень неплохо!

А знаете, сколько вокруг нас вот таких Камилл? Вы бы удивились! И они прекрасно себя чувствуют. По мне, так закон о легализации проституции просто необходим. Если уже все давно поняли, что нравственность не спасти, то хотя бы пенсии народу увеличить за счет налогов на этот доходный бизнес! И вовсе я не утрирую. Ну как это возможно, чтобы такой богатейший ресурс выходил за рамки государственного надзора?! Бред, да и только. Примите к сведению, господа законодатели.

Впрочем, Машку мою совсем не интересовало, какими способами Камилла зарабатывает себе на жизнь. Единственное, что ее волновало в этом деле до сих пор, — с какой стати ее бывшая подруга во всем винила именно ее? Почему посчитала Машку причастной к смерти любимого сына? Может, элементарно приревновала своего малыша к подруге, а потом уже сама поверила в собственные больные фантазии? Чужая душа — потемки.

Я отвезла Машку домой. Мы пили чай, одним глазком глядя в телевизор. Потом мы еще немного посидели на веранде. Машка смазывала лодыжки кокосовым маслом. Потом то же самое сделала с волосами. Это у нее такой своеобразный ритуал перед сном.

В первом часу ночи, оставив подругу в ее рублевском гнездышке заниматься последними приготовлениями к отъезду, я отправилась домой.

Конечно же, перед этим я пожелала Машке удачи. Хотя какая удача может быть на чужой свадьбе, непонятно…

Уже через неделю Машка позвонила мне из Лондона, довольная, и поделилась свежей новостью. А именно тем, что ей удалось охмурить ни больше ни меньше настоящего английского лорда с многомиллионным состоянием — делового партнера отца невесты.

По словам Машки, лорд был настолько впечатлен ее как всегда эффектным появлением, что ей даже не понадобилось пользоваться ни одной из своих проверенных временем и практикой штучек. Кроме, пожалуй, одной — она позволила новому поклоннику провести с ней ночь в первый же день знакомства. Ночь, после которой свежеиспеченная жертва не могла уже думать ни о ком, кроме роскошной полногрудой красотки из России. (Правда, по мнению Машки, если ты не уверена в своих способностях похитительницы мужских сердец на 100, а то и на 300 %, то отдаваться в первые 24 часа будет твоей самой большой ошибкой).

Машка предупредила, что задерживается на неопределенный срок, и настаивала на моем приезде. Все бы хорошо, но английское посольство не особенно настроено выдавать визы в свою страну российским гражданам.

Как бы там ни было, скоро мы с Машкой увидимся. И я искренне надеюсь, что ее новый бойфренд — это именно тот счастливый билетик, вытянуть который так мечтала моя подруга.

Хотя, зная неуемный характер Машки, очень сомневаюсь в том, что это надолго. И даже если что-то пойдет не так, вряд ли Машка будет очень расстраиваться. Это не в ее правилах. Она всегда идет вперед. Несмотря ни на что. И потому всякий раз одерживает победу. Ведь дело вовсе не в том, на какие средства она существует. А в том, что она слишком любит себя для того, чтобы позволить обстоятельствам подпортить себе жизнь!

«Как бы плохо мужчины не думали о женщинах, любая женщина думает о них еще хуже».

Никола Шамфор, французский писатель

Мужчины и женщины — вечная борьба и вечное притяжение. Разве может быть что-то более красивым и загадочным, чем эта связь? Хотя порой она так жестока! Меняются времена, меняются люди, и отнюдь не в лучшую сторону. Что же происходит с нами? К чему мы идем? И где, скажите на милость, наши Добрыни Никитичи и Василисы Премудрые? Куда они все пропали?

Падение железного занавеса открыло нам массу новых заманчивых перспектив. Но так ли нужна нам была эта свобода, в одночасье сумевшая опошлить все и вся?

У каждого есть свой ответ.

Рассуждать бессмысленно. Имеются вполне очевидные аргументы, однако точных ответов нет и не будет.

И какая в принципе разница, кто ты — шлюха или работник культуры? (Впрочем, одно другое не исключает.) Ты в первую очередь женщина — мать, дочь, сестра, наконец, любовница. А они, мужчины — наши отцы, сыновья, братья, мужья… И кем бы они ни были по профессии или по жизни, им всем хочется быть любимыми. А значит, счастливыми они могут быть лишь до тех пор, пока этого хочется нам! Это ли не сила? Это ли не власть?

А времена — они всегда одинаковые!

Оглавление

Машка

Вичка

Месть Камиллы Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg